Зеркала и галактики Елена Ворон
        Книги прекрасной писательницы Елены Ворон не нуждаются в каких-либо дополнительных рекомендациях и рекламе. Нашим читателям уже давно знакомы их захватывающие сюжеты, полные увлекательных приключений и ошеломительных тайн. Обо всём этом писательница рассказывает прекрасным литературным слогом, и её великолепный авторский стиль узнаваем практически с первых же строк.

_Издательство Стрельбицкого радо сообщить, что произведения Елены Ворон достигли и нашей «Новой Библиотеки Фантастики». Искренне верим, что наши читатели по достоинству оценят её очередной том, посвящённый творчеству писательницы._
        Елена Ворон
        Зеркала и галактики
        Пробуждение Зеркала
        Часть 1. Дэсс
        Глава 1
        Когда вязкий туман в голове рассеялся, Дэсс Мат-Вэй сделал три открытия. Во-первых, он неизвестно где. Во-вторых, он совершенно голый. В-третьих, он покойник.
        Впрочем, лучше все по порядку.
        Очнувшись, Дэсс уставился в грязно-белый потолок с унылым рисунком потеков и трещин. Что за наваждение? В доме его отца, князя Росса Мат-Вэя, своды из черного камня, вырезанные лучшими мастерами СерИвов, и отливают синим, зеленым и фиолетовым. А в комнате Дэсса - еще и серебром, как его шерсть.
        Куда его занесло? Младший княжеский сын хотел почесать правое ухо - это помогало думать. Однако пальцы ощутили голую кожу, и желание чесаться испарилось. Он недоуменно ощупал ухо - странное оно стало, сморщенное. И без шерсти! Озадаченный Дэсс провел ладонью по шее. Голым-голо. Приподняв голову, он оглядел себя. И в первое мгновение перепугался до одури, вообразив, что его великолепная шерсть побелела от лунной лихорадки. Значит, он в больнице… Но князь Мат-Вэй не мог сдать сына в человеческую больницу. СерИвы уходят из жизни в Смертном Доме СерИвов, и никак иначе.
        Дэсс пригляделся. Обрадовался. Белое - вовсе не шерсть, а наброшенное сверху покрывало. У людей это зовется простыней. Дэсс откинул ее - и оторопело уставился на собственное безволосое тело. Зажмурился.
        «Великий Ханимун! Не обойди своей милостью самого ничтожного из СерИвов, Дэсса из рода Мат-Вэев: дай каплю своей мудрости, позволь ему понять, что к чему».
        Мысленно прочитав молитву, Дэсс с опаской посмотрел еще раз. Увы. Его серебряная, с переливами зеленого и алого, роскошная шерсть таинственным образом исчезла; остался лишь жалкий пучок внизу живота. К тому же это тело не было телом СерИва - оно было человеческим. Уж людей-то Дэсс навидался! Такие длинные мускулистые ноги, крепкие руки и жилистый живот могли быть только у человека. Он ощупал себя, чтобы окончательно убедиться. Гладкая загорелая кожа с редкими бесцветными волосками вызывала дрожь. Не удержавшись, Дэсс мяукнул, хотя княжичу из рода Мат-Вэев плакать не полагалось.
        Приструнив себя, он сел и огляделся. Пожалуй, он все-таки в больнице. По крайней мере, сидит на больничной каталке. Дэсс видел такие на экранах видео. Каталка была дорогущая, с большим пультом в изголовье. Сейчас пульт был отключен, не светилось ни одно табло. Кроме каталки, в комнате без окон были составлены какие-то шкафы, коробки и приборы. Всем этим добром явно давно не пользовались.
        Дэсс осторожно спустился. Пол оказался холодным, и босым ногам было неуютно. Да и голому, без шерсти, телу стало зябко. Дэсс удрученно оглядел себя снова. Все интимности на виду! За что?! Пусть даже правду говорят, что младший сын князя - самый бестолковый в семье, но разве Дэсс заслужил подобное наказание? Чтобы не замяукать, он свирепо закусил губу. К удивлению, зубы не прорезали кожу, и кровь не потекла, хотя было больно. Дэсс провел кончиком языка по зубам, изучая их. Тупые человеческие зубы не похожи на острые резцы СерИвов. Как люди ухитряются есть?
        Он завернулся в простыню. Менее ловко, чем заворачивался в шелка княжеских одеяний - непривычные к такому делу человеческие пальцы слушались неважно - однако простыня держалась крепко. Дэсс подошел к двери, ощупал ее и попытался открыть. Плотно сомкнутые створки не шелохнулись, как он ни старался.
        Тогда княжич прошел к составленным у стены шкафам и коробкам, сел на корточки возле притулившихся друг к дружке пыльных видеоэкранов. Многое из того, что Дэсс знал о людях, он почерпнул из видео: в последние дни отец заставлял его смотреть все подряд с утра до ночи. Дэссу не нравились эти странные истории - ему казалось, что в них полно лжи. Легенды СерИвов куда увлекательней. Однако отец велел, а с ним не поспоришь.
        Дэсс развернул один из экранов к себе и провел ладонью, стирая пыль. От его тепла экран ожил и засветился. Старая штука, но умная.
        - Последние новости, - проговорил Дэсс, не убирая рук.
        Звуки человеческой речи, вырвавшиеся из человеческой же глотки, заставили его вздрогнуть. Он с детства знал язык людей, и новый голос оказался недурной - в меру низкий, довольно мягкий. Но это не был голос СерИва! Вот же горе-то…
        Умное видео предложило несколько каналов на выбор, и Дэсс выбрал первый. В княжеском доме Мат-Вэев смотрели именно его. С экрана глянуло хорошенькое девичье личико в облаке рыжих волос; для СерИва человеческая красота не имела значения, но Дэсс знал, что такие лица у людей считаются хорошенькими.
        - В правительстве никто не озабочен необъяснимыми смертями серивов, - рассказывала девушка.
        Новости для Дэсса пошли не с начала, а Ханимун знает откуда. Со старыми видеоэкранами это обычная беда, когда передачу показывают в записи. К тому же СерИвов девица называла неправильно: без упора на «с» и «и», не подчеркивая заглавные буквы. Неуважительно у нее получалось.
        - Этот милый беззащитный народец вымирает у нас на глазах, но до них никому нет дела. Серивы гибнут в своих горных жилищах, молча хоронят своих любимых. Они не просят помощи! А люди делают вид, будто так и надо.
        Личико в рыжем облаке волос исчезло с экрана, и пораженный Дэсс увидел внутреннее помещение Смертного Дома СерИвов. Подземный зал был отделан камнем с лиловым отливом, в воздухе плавали дрожащие шары белого света, по каменному полу гуляли слабые тени. Тени замерших в немом горе СерИвов. Тени княжеского семейства Мат-Вэев! Дэсс узнал отца, мать, старшую сестру Лиссу, холодную и нелюбимую, узнал Дэссу - свою сестренку-двойняшку, которую обожал. Старшего брата среди них не было: Касс умер семнадцать дней назад. Умер именно так, как рассказывала девушка на экране - необъяснимо, без ран, без болезни. Просто однажды утром отец объявил, что Касса призвал к себе Великий Ханимун.
        Князь с княгиней и обе княжны были закутаны в лиловые шелка траура. В свете белых шаров их золотистая шерсть отливала алым и коричневым. У всех Мат-Вэев шерсть была золотистой; у одного лишь Дэсса - серебряной. Князь в свое время подыскал себе супругу в масть и затем не раз подозрительно косился на младшего сына. В кого он уродился серебряным? Уж не в соседнего ли князя, который родом менее знатен и скуден умом, зато богатством превосходит Мат-Вэя? Или, не приведи Ханимун, в безродного сладкоголосого бродягу, который очаровал глупую женщину песнями? Дэсс лишь недавно понял, что о нем думает отец.
        Но кого они оплакивают? Ведь все живы: отец, мать, две сестры. Да и вообще в Прощальный зал чужакам вход заказан. Или камеру тайно пронесли свои? Мало ли народу в доме! Вон они - толпятся у стен, блестят глазами. Советники, приближенные, дальние родственники, слуги. Наверняка кто-то польстился на человеческие деньги… Нет, но кто же у них умер-то?
        И тут Дэсс увидел покойника. Как полагается, мертвое тело было уложено на возвышение в центре Прощального зала и накрыто отрезом лилового шелка. Оставались видны только плечи, шея и голова. Серебряная шерсть с переливами алого и зеленого, знакомое лицо. Дэсс потрясенно вякнул и отшатнулся от экрана, затем снова приник к нему, вглядываясь и усиленно моргая.
        В Прощальном зале оплакивали Дэсса Мат-Вэя. Непутевого, бестолкового, ленивого сына. Сколько раз он видел свое отражение - в бронзовых зеркалах СерИвов, в простых зеркалах людей, в горном озере, в ручьях, что неспешно текут в долине, и даже в настоящих Зеркалах, которые порой просыпаются… Правда, в настоящих отражение немного другое.
        В белом свете висящих в воздухе шаров Дэсс несомненно узнал себя: слишком тонкие, не семейные черты - наверняка в бродягу-певца! - округлый подбородок, только ему свойственная линия рта, как будто младший княжич улыбался даже после смерти, черный треугольный нос с глубоко вырезанными ноздрями, пучки черных волосков над глазами и черные же полоски от глаз к вискам, алый перелив на покатом лбу, уши в густом пуху, как серебристые шарики.
        Как же так? Ведь вот он - княжич Дэсс Мат-Вэй, живой и здоровый… Только с ним что-то случилось. Что-то совсем непонятное.
        В Прощальном зале отец вскинул руки - и несколько белых огненных шаров устремились к лежащему на возвышении телу.
        - Прощальная церемония серивов коротка и стороннему глазу может показаться безжалостной, - зазвучал голос рыжеволосой девушки. - Этому юноше было пятнадцать стандартных лет. Серивы живут меньше людей, и по нашим меркам, ему чуть за двадцать. Больно думать, что смерть настигла его так рано. Смерть, которой могло бы не быть!
        Белые шары поцеловали траурное покрывало и отпрянули, оставив следы поцелуев - мелкие огоньки, которые побежали по шелку. Князь снова вскинул руки, повелевая вспыхнуть большому пламени. И оно полыхнуло: ослепительные языки взметнулись, окружив мертвое тело танцующей стеной; на лиловых каменных стенах заиграли белые блики. Сгорающие в огне благовония заглушали запах паленой шерсти и плоти. Так было, когда прощались со старшим братом. Дэсс тогда не скрываясь плакал, и его сестренка Дэсса - тоже. Отец был ими сильно недоволен. А сейчас… Дэсс изумленно моргал, уверенный, что его новые человеческие глаза бессовестно лгут. Мать, которая души не чаяла в своем среброшерстном сыне, стоит будто каменная, ни единый волосок на лице не дрогнет. Лисса, старшая сестра, вовсе не смотрит, думает о чем-то, перебирает шелка на груди. Да что с нее возьмешь? Она и по Кассу не убивалась. Но Дэсса, любимая сестренка! Она-то чему радуется?! Маленькая изящная княжна, златошерстная СерИвка, улыбалась, глядя, как пламя сжирает тело брата. Дэсс был ошарашен. И оскорблен. И обижен до пронзительного воя, потому что если твоя
смерть доставляет радость близким, значит, тебе и впрямь настало время умереть. Но Дэсс ничем не обидел сестру! За что она его так ненавидит?
        Он взвыл, не в силах сдержать чувства. Человеческая глотка породила вопль, который в другое время напугал бы его самого. Дэсс вскочил и ахнул экраном о ближайший шкаф, выплескивая свой гнев и горе. Экран разломился, как сухая щепка. Дэсс и не подозревал, что в человеческих руках может таиться эдакая мощь.
        Сомкнутые створки двери разъехались, и в комнату ворвались двое. Не СерИвы - люди.
        - Ты что?! - заорал один, широченный, как два сдвинутых вместе шкафа, с черными усами и в легкомысленном «детском» костюмчике - белом в зеленую полоску. Короткие штаны не доходили до колен, рукава едва прикрывали плечи. Зато на ногах были тяжелые ботинки, которыми удобно месить чужие ребра; видео нередко такое показывало.
        - Фффф-ууу, - шумно выдохнул второй, невеличка, черноусому по плечо, с крашенными в синий цвет волосами. Костюм у него был тоже синий, похожий на полицейскую форму. - Очнулся!
        Дэсс попятился. У него под рукой одна старая мебель, а эти двое вооружены. У каждого - штука, название которой он от волнения забыл, хотя видео смотрел внимательно.
        - Чего орешь, сволочь?! - потребовал черноусый, видимо, сердитый с перепугу.
        - Пусть лучше орет, чем спит, - рассудительно отозвался невеличка. - Как вы себя чувствуете, господин Домино? - осведомился он любезно, поигрывая блестящей грозной штукой.
        Дэсс прижался к стене. С людьми шутки плохи - это вам не СерИвы.
        - Отлично он себя чувствует, - объявил черноусый, рассматривая завернутого в простыню княжича. - Вон как нарядился! Годен для парада мод, не то что для дурного шоу.
        Они захохотали. Черноусый - басом, невеличка - с тонкими всхлипами, оскорбительными донельзя. Дэсс прикинул, как бы ему прорваться к двери. Увы: эти двое стояли между ним и вновь сомкнувшимися створками.
        - Твоему отцу уже сообщили, - доверительно поведал черноусый, притворяясь, будто готов убрать оружие в кобуру. - Как только он перешлет деньги, мы сейчас же отправим тебя домой.
        Дэсс усиленно соображал. Домой - это прекрасно. Только как он докажет отцу, что он и есть Дэсс Мат-Вэй, младший княжеский сын? Ведь тело Дэсса сожгли в Прощальном зале, а то, что у него осталось, не похоже на непутевого княжича.
        - Господин Домино, вы не рады? - с издевательской вежливостью поинтересовался невеличка. - Вы не желаете вернуться домой?
        Да ведь он толкует про чужой дом! Дэсса принимают за какого-то Домино, и с отца этого Домино хотят получить деньги. Чужой отец денег за Дэсса не даст. Впрочем, как он узнает, что Дэсс - не Домино? Пока не заговорит с ним, не догадается. Однако нечестно скрываться под чужим именем и спасаться из плена за чужие деньги. Княжеский сын не должен обманывать…
        Дэсс не успел додумать свою правильную и честную мысль. Створки двери снова разъехались, и черноусый с невеличкой без звука повалились на пол.
        Глава 2
        Через порог метнулся новый человек. Дэсс крепче вжался в стену - такая волна бешеной ярости его окатила. Губы чужака кривились в оскале, из-под светлой челки сверкали карие глаза. Только это и успел отметить княжич, когда чужак перепрыгнул через неподвижное тело невелички и оказался возле Дэсса.
        - Сукин сын! - рявкнул он, сгребая княжича в объятия. - Ур-род!
        Объятия означали привязанность, но при чем тут дурные слова? Чужак выпустил придушенного Дэсса, однако тут же сдавил ему железной лапой запястье и рванул за собой:
        - Идем!
        Дэсс запнулся о черноусого, ткань «детского» костюма затрещала под ногой. Чужак взвился в воздух, одновременно толкая Дэсса к двери и разворачиваясь назад. Ствол в его руке уставился на поверженных врагов. Враги в беспамятстве не замышляли дурного, поэтому спаситель княжича сунул оружие в карман. Затем без видимого усилия руками отжал створки двери в стороны.
        - Пошел! - велел он, и вслед за Дэссом выскользнул из комнаты.
        Дверь закрылась.
        Здесь была вторая комната. Кресла, стол с упаковками из-под еды, что-то показывающий видеоэкран. В креслах застыли люди - седой старик и молодой охранник. Правая рука охранника безвольно висела, а на грязном полу лежал карманный лучемет. Лучемет Дэсс узнал - из какого-то видео про бандитов.
        Его спаситель стащил с охранника куртку, рубашку, ботинки, брюки и даже носки.
        - Одевайся. Быстро!
        Княжич Мат-Вэй, хоть и обладал одной лишь простыней, не собирался натягивать чужую одежду. С голого тела! Он замялся, придумывая, как объяснить это своему спасителю, а тот ухватил простыню обеими руками и разодрал ее, бросил на пол.
        - Живее.
        Пришлось подчиниться. С брюками Дэсс кое-как сладил сам, с остальным помог спаситель. Бешеная ярость в его карих глазах погасла, и он уже не рычал, как в первую минуту.
        - Ты их убил? - спросил Дэсс, когда спаситель повлек его за дверь.
        - Чем? Плевком в затылок? - непонятно ответил тот. Железная лапа больно сжимала запястье княжича.
        Дэсс решил, что спаситель пошутил.
        Они долго бежали по пустым коридорам. На стенах горели тусклые лампы, под ногами хрустел мусор. В горных домах СерИвов никогда не бывало так грязно, как у людей.
        - Сюда, - спаситель втолкнул Дэсса в кабину лифта. - Седьмой этаж, - сказал он очень четко, как для тугого на ухо. После некоторого размышления лифт распознал голосовую команду и поехал вверх.
        В кабине было на удивление чисто, а заднюю стену занимало большое зеркало. Обычное человеческое зеркало отражало двух похожих людей. Одного роста, одинакового сложения, светловолосые и кареглазые. Братья? Дэсс вгляделся. Сначала в собственное новое лицо. Темные, четкие, как будто нарисованные брови, большие глаза с грустно опущенными уголками, ровный аккуратный нос, идеально соразмерный подбородок. Пожалуй, с этим лицом поработали врачи - вряд ли у людей от природы бывают столь правильные черты. Княжич нервно усмехнулся: красоту портила вспухшая губа, которую он недавно свирепо кусал.
        Его спаситель казался попроще; более естественный. И он был немного старше. И очень усталый. По крайней мере, насколько Дэсс мог судить по его впалым щекам и коричневым теням под глазами.
        Спаситель остановил лифт на пятом этаже, не доехав до названного седьмого.
        - Шевелись! - он выскочил из кабины и выдернул из нее Дэсса. - Шагай быстрей!
        Дэсс старался, как мог. Да только за таким стремительным человеком и бегом не угнаться, а княжичу велели шагать. Здесь под ногами был красивый ковер, на стенах - светильники, оправленные в желтый металл «под золото». Двери с надписями, которые Дэсс не успевал разбирать на ходу. Несколько раз встретились люди. Дэсс со спутником мало от них отличались.
        Его спаситель нырнул в другой лифт и назвал первый этаж. Поехали. Дэсс глянул в зеркало и похолодел: в самой его середине открывался кружок настоящего Зеркала. Кружок был мал, но он неотвратимо рос, и в нем отражался Дэсс Мат-Вэй во всем великолепии своей серебристой шерсти с алыми и зелеными переливами. Крошечный, но легко узнаваемый младший княжеский сын. Беда! Стоит человеку обернуться, он с одного взгляда все поймет. К счастью, он стоял спиной к зеркалу, лицом к двери. Дэсс заслонил предательское стекло своим телом. Они сейчас выйдут из лифта, и настоящее изображение исчезнет. Надо же было Зеркалу проснуться! Что его разбудило? Сказался пережитый Дэссом испуг?
        А ведь рано или поздно все равно придется сознаться. И что тогда? Лучше не думать.
        По первому этажу промчались, словно за спиной бушевал пожар. У Дэсса онемела рука, которую сжимал человек. Разве у людей бывает такая силища? Дэсс полагал, что это враки на видео.
        Выскочили в неприметную узкую дверь и очутились под неистовым ливнем. Вода хлестала с неба, будто все горные водопады собрались разом и хлынули на город. Под ногами бурлило, дома и деревья виднелись смутно. Дэсс наполовину ослеп: раньше глаза от воды защищала шерсть, а теперь? Его заставили нагнуться и куда-то втолкнули. Непривычно длинные ноги заплелись, он ткнулся коленями в мягкое. Огляделся, соображая, куда попал: в мобиль. Поспешно собрался на пассажирском сидении, угнездился. На водительское место скользнул мокрый спаситель, бросил руки на панель управления и послал мобиль куда-то сквозь неистовую воду.
        Дэсс не решался спросить, как человек видит дорогу. В дожде расплывались силуэты домов, растекались огни реклам. Сам княжич ни за что бы не справился.
        Мобиль вскоре остановился. Снаружи шумел дождь, глухо стучался в крышу, потоками катил по стеклам. Человек пошарил рукой под панелью управления и выудил салфетку. Вручил Дэссу:
        - Оботрись.
        Княжич покрутил ее так и сяк. Ткань была с пятнами грязи. Как можно приложить это к себе? Чтобы не обидеть спасителя, он сделал вид, будто промокнул лоб и щеки, и вернул салфетку. Человек не смущаясь обтер лицо, положил салфетку на голову и похлопал, подсушивая волосы. Затем резким движением скомкал ее и швырнул обратно, словно на что-то рассердившись.
        - Прости, - вымолвил он глуховато. Короткое слово далось с явным трудом.
        Простить? За что? Спаситель не сделал Дэссу ничего дурного. Разве что запястье саднит от его хватки. Княжич невольно потер помятую руку.
        - До, прости, - настойчиво повторил человек. СерИвы никогда не просят дважды, мелькнуло у Дэсса в голове. - Конечно, я виноват. Но я ведь тебя нашел?
        - Нашел, - согласился княжич, потому как отмалчиваться дальше было неприлично.
        Карие глаза под мокрой челкой сверкнули, словно человек был сердит, но в то же время с надеждой чего-то ожидал.
        Княжич молчал, опасаясь ляпнуть что-нибудь несуразное. Тогда спаситель со странной гримасой взял его руку и поднес к губам. Изумленный Дэсс лихорадочно соображал. Проявление любви? Не похоже. Плотно сомкнутые, напряженные губы не ласкали кожу. Кажется, человеку это вообще неприятно. Быть может, знак подчинения? Правильно: абсолютное подчинение, Дэсс в этом совершенно уверен. Не напрасно отец заставлял смотреть видео!
        Дэсс вежливо отнял руку.
        - Мне не нужен раб. - Помнится, так говорил кто-то из персонажей на экране.
        Кажется, ляпнул-таки не то. Человек стиснул зубы.
        - Ч-черт, - выдохнул он, помолчав. - Господин Домино, быть может, вы укажете, что мне сделать, чтоб вы смилостивились? На колени стать? Вон там, в луже?
        - Не надо. Я… - Дэсс хотел сознаться, что никакой он не Домино, а княжич Мат-Вэй и сам не знает, как оказался в чужом теле. Язык не повернулся. - Я ничего не понимаю, - пробормотал он убито.
        - Что тебе объяснить? - глухо спросил человек. - Что я, Мстислав Крашич, и есть твой раб?
        А это еще с какой стати? И как об этом расспросить? Дэсс вдруг нашел отличный выход.
        - Я ничего не помню, - объявил он.
        Мстислав повернулся к нему на сиденье, мрачно поглядел исподлобья. Затем вынул из нагрудного кармана маленький диагностер, обследовал Дэссу голову.
        - Травмы нет, - сообщил он. - Губу тебе кто разбил?
        - Сам.
        Мстислав недоверчиво приподнял брови.
        - Сам, - повторил Дэсс, смущаясь от собственной лжи: ведь не разбил, а искусал. - Мс… - он запнулся: сходу такое сложное имя и не выговоришь. - Слав, поверь: я ровным счетом ничего не понимаю. Не помню, не знаю, не… - он не придумал, что еще. - Кто я? Кто ты? Кто мой отец?
        Мстислав потер лоб, отчего-то поморщился. Под влажными светлыми прядями Дэсс разглядел узкий обруч телесного цвета. На украшение не похоже, и на других людях княжич таких штук не видел.
        - Мы живем на планете Беатриче, в городе Тэнканиока-ла, что значит «Замок падающих звезд». Тут все названия серивские; поначалу люди пытались строить, давая городам свои названия, но все стройки были снесены наводнениями или ураганом, - проговорил Мстислав скучным голосом и с выражением на лице, которое подразумевало: «Я знаю, что ты это знаешь и нарочно морочишь мне голову». - Есть лишь одно поселение со смешанным названием: академгородок Рассвет-Диа-ла. В нем живут ученые и исследователи. Дальше. Беатриче - космическое захолустье, с отсталой техникой, но удивительными природными явлениями. Здесь собирались создавать туристический рай для богатых любителей экстрима, однако дело заглохло. То ли денег не хватило, то ли туристов. К тому же тут невозможно пользоваться личными средствами связи - планета глушит маломощные устройства. Пробиться через помехи может только оборудование со здоровенной антенной, которую на себе не упрешь. Вот как у нас в мобиле.
        Он глянул на Дэсса, проверяя, не надоело ли валять дурака; княжич вежливо слушал. Мстислав пожал плечами и продолжил:
        - Тебя зовут НОрман МИдж ДОнахью, - он выделил первые слоги. - ДО-МИ-НО. И твоя программа на видео тоже называется «Домино».
        - Моя программа?!
        - Да. Дурацкие шутки, идиотские пляски и отвратительное пение.
        Упало сердце. Дэсс не сумеет заменить человека по кличке Домино в передаче на видео… Впрочем, Мстислав вот-вот распознает в нем самозванца.
        - А ты кто? - спросил княжич, не совладав с любопытством.
        Мстислава перекосило, губы растянулись в оскале. СерИвы не знают подобной ярости…
        - Я твой раб, - процедил человек. Перевел дыхание. Положил руку на саднящее запястье Дэсса, тихонько сжал - совсем не так, как раньше. - Слушай, давай договоримся. Прекращай дурачиться, и поедем домой. И ты… - он сглотнул, как будто слова царапали горло, - скажешь отцу, что не будешь разрывать наш контракт. Он требует… потому что я не доглядел и тебя похитили… но ты не соглашайся.
        Дэсс хотел отнять руку, однако Мстислав не отпустил.
        - До, - казалось, ему проще ворочать огромные камни, чем говорить, - прости. Ну, делай со мной что хочешь… только не рви контракт. Пожалуйста.
        Было невыносимо наблюдать, как унижается просьбами человек, который спас Дэсса из плена. Казалось, впалые щеки Мстислава запали еще больше, коричневые тени под глазами растеклись ниже, и он сидел, не в силах поднять взгляд.
        - Что за контракт? - осторожно поинтересовался княжич.
        Мстислав вскинулся, словно его укусили.
        - Да ты что?! В самом деле?… - он поперхнулся.
        - Не помню, - сокрушенно выдохнул Дэсс.
        У человека сделались огромные зрачки - расплылись чернотой во всю радужку. Лицо помертвело, губы стали пепельные.
        - Ты не врешь?!
        Дэсс закивал. Потом сообразил, что это неправильный жест, и помотал головой.
        - Слав, расскажи немного - а потом я, может быть, и сам вспомню. - Княжич схитрил, но это была невинная хитрость, а не ложь, позорящая славный род Мат-Вэев.
        Льющийся по стеклам поток воды вдруг пронизал мигающий синий свет, а в салоне сгустилось изображение человеческого лица. Оно висело над центральной консолью между Мстиславом и Дэссом и подергивалось, словно картинка на неисправном видеоэкране. Глаза смотрели мимо обоих, на заднее сидение мобиля.
        - Полицейский патруль, сержант Белов. Здравствуйте, - раздался искаженный, поскрипывающий голос. - Вы скоро поплывете - в таком-то ливне. У вас трудности?
        - Нет; все в порядке, - отозвался Мстислав, нажав одну из кнопок на консоли. Затем он извлек из кармана документ - сине-белую карточку - и мазнул ею возле той же кнопки.
        - А-а, господин Крашич, - подрагивающее изображение скривило губы в улыбке. - Как подвигаются ваши поиски?
        - Потихоньку.
        Мстислав солгал - ведь он уже нашел Дэсса - и княжичу это было неприятно. Конечно, Мстислав - не СерИв, а люди лгут друг дружке по множеству причин…
        - Удачи! - пожелал сержант.
        - Спасибо.
        Лицо полицейского исчезло, мигающий синий свет пропал, лишь вода бешено хлестала и клубилась на стеклах.
        Мстислав перевел дыхание и хрипловато заговорил:
        - Твой отец - господин Донахью, директор Института психологических исследований. Так зовется его контора. Не знаю, чем они занимаются… По-моему, сплошной криминал, но полиция смотрит сквозь пальцы. Все оплачено. - Он откашлялся, потер горло. - В один прекрасный день господин Донахью решил, что тебе нужен охранник. Телохранитель экстра-класса.
        - Зачем? - наивно поинтересовался княжич.
        - Чтоб не сперли. Ты дорого стоишь, сынок богатого папаши. Да еще с этим кривлянием на видео: ты известен. Похитители требовали за тебя три миллиона.
        - Поганые кэты! - с сердцем воскликнул Дэсс - и прикусил язык. Это ругательство СерИва, а не человека. Надо быть осторожней.
        К счастью, Мстислав не обратил внимания на сорвавшееся словцо.
        - Телохранителей создают в том же институте господина Донахью. Они абсолютно лояльны, неподкупны, сверх меры бдительны, неустрашимы и непобедимы. И стоят немалых денег.
        Княжич с тревогой поглядел на обруч телесного цвета у Мстислава на лбу.
        - Ты робот?
        - Почти, - с горечью ответил Мстислав. - Я работал в охране маленькой фирмы и горя не знал. Господин Донахью нашел меня в базе данных и пришел в восторг. Он желал дать тебе телохранителя-двойника, похожего внешне, который в случае чего может сбить противника с толку, отвлечь на себя… если надо, поймать смерть.
        - Вздор, - заявил Дэсс, убежденный, что жизнь телохранителя не менее ценна, чем жизнь богатого обормота.
        - Меня пригласили в институт, посулили отличное жалованье. Но я глянул на условия контракта - и отказался.
        Мстислав примолк, нахохлился. Затем продолжил:
        - Контракт предусматривает «незначительное», как сказано, вмешательство в организм. Слегка усиленные мышцы, улучшенное зрение, ускоренные реакции. Но не только. Доктора внедряют в мозг программу зависимости. Чтобы жизнь и здоровье клиента в прямом смысле означали жизнь и здоровье телохранителя. Лишь тогда он будет заботиться о клиенте, как о себе самом. Даже больше, чем о себе. В случае опасности в нем пробуждаются скрытые резервы, и он способен на подвиги, как настоящий супермен. Однако ему необходимо постоянно видеть клиента, знать, что с ним все в порядке. Иначе он делается сам не свой, начинает сходить с ума… А смерть клиента в сущности означает гибель телохранителя. В гробу я все это видел.
        Дэсс зашипел сквозь зубы. Только люди могли выдумать такую чудовищную штуку!
        - Но потом заболела моя жена, - сказал Мстислав. - Понадобились деньги… куча денег. Я пришел к твоему отцу на поклон.
        - И он тебя взял? - изумился Дэсс; князь Мат-Вэй не принял бы услуги того, кто один раз ему отказал.
        - На четверть сократил жалованье, но позволил работать.
        - Подлый кэт! - возмутился княжич.
        - Раньше ты считал, что господин Донахью поступил мудро, - напомнил Мстислав.
        - Я был дураком.
        Темные брови телохранителя сурово сдвинулись.
        - Ты был не дураком, дорогой мой. Ты был негодяем.
        Глава 3
        Несколько мгновений Дэсс переваривал услышанное. Он вселился в тело негодяя! За какие грехи Ханимун наслал на него эту кару?
        - Что я сделал?
        Мстислав задумчиво оглядел княжича:
        - Ума не приложу, что с тобой стряслось. Тебя подменили?
        - Наверное, - вымучил улыбку Дэсс.
        - Тогда слушай. Отец дал тебе огромную власть над другим человеком. И психологическая зависимость, предназначенная для работы, обернулась самой гадкой своей стороной. Вернее, ты ее так повернул. И пользовался своей властью от души. Можешь поверить: я бы тебя убил, если б мог.
        - Что я делал? - В горле Дэсса родилось хриплое рычание угрожающего СерИва. Попался бы ему кэт, который смел издеваться над преданным ему человеком!
        Мстислав провел пальцами по стеклу, по которому снаружи хлестал водопад. Казалось, злобная вода желает ворваться внутрь, затопить мобиль, погубить княжича с телохранителем.
        - Тебе нравилось от меня удирать. Чтобы я носился как очумелый, язык на плече - тебя разыскивал. До одурения твердил бы себе, что никакой беды не стряслось, ты всего-навсего развлекаешься. А чертова программа работает. И чем дольше ты прячешься, тем мне хреновей. Почему-то в контракте не предусмотрен пункт об ответственности клиента за эдакие выходки… Впрочем, в институте господина Донахью найдется отдел реабилитации памяти. Ты все вспомнишь, когда тобой займутся… гм… врачи.
        Дэсс живо представил, что будет, когда вскроется правда. Куда его переселят, чтобы освободить тело Домино? Да станут ли возиться? Решат, что он убил человека - то есть, уничтожил его сознание, чтобы занять чужое место. Его просто убьют - погасят сознание, и дело с концом. Ведь тело уже сожжено.
        - Мне нельзя в институт.
        - Нельзя, - согласился Мстислав с усмешкой. - Беспамятный ты куда симпатичней. Но нас с тобой не спросят. Тебя туда привезут и вылечат.
        - Нет!
        Княжескому сыну не пристало торговаться. Сжимаясь от стыда, Дэсс предложил сделку:
        - Давай так: я не порву… не позволю отцу порвать с тобой контракт, а ты мне поможешь. Хорошо?
        Мстислав молчал. А СерИвы не просят дважды.
        - Соглашайся, - прошептал Дэсс. - Тебе нужны деньги, твоя жена больна.
        Человек не отвечал и смотрел странно. СерИвы не просят дважды. Тем более - трижды.
        - Чем я могу загладить то, что натворил?
        - Черт, да за что мне это? - спросил человек. - До, ну подумай сам: как скрыть потерю памяти? Как запретить твоему отцу обратиться к врачам? Никак.
        Он положил ладонь Дэссу на руку.
        - Зачем ты это делаешь? - полюбопытствовал княжич.
        - Радуюсь ощущению, что с тобой все в порядке. Я тебя двое суток искал! С ума сходил, чуть не сдох.
        Дэсс пораскинул мозгами. Психологическая зависимость не позволит Мстиславу сделать что-нибудь ему во вред. Во всяком случае, пока человек уверен, что перед ним - его подопечный Домино. И это хорошо. С другой стороны, невозможно терпеть такое паскудство. Психологическое рабство! Что может быть гаже? Если помочь Мстиславу освободиться, он из благодарности может остаться Дэссу другом.
        - Слав, а если разрушить эту твою зависимость? Тайком, чтобы никто не узнал?
        - Как разрушить?
        - Магия СерИвов… - начал Дэсс, сознавая, что готов открыть человеку запретное знание, которым и СерИвы-то не все владеют; о том, что людям этого знать нельзя, и говорить нечего.
        - Никаких серивов! - отрезал Мстислав. - Убью любого.
        От изумления Дэсс на несколько мгновений позабыл язык людей. И не спросил, чем СерИвы провинились перед телохранителем. А потом спрашивать уже не хотелось. Он сидел и боялся, что Мстислав его раскусит. Сам не убьет, но отдаст господину Донахью на расправу.
        Надо бежать. Выбраться из города - и к горному замку князя Мат-Вэя. Дэсс не раз бывал в Тэнканиока-ла и знает дорогу домой. Он убедит охрану пропустить его в замок. Его приведут к князю. И… Что? Просить доступа к настоящему Зеркалу? В котором отразится не человек Домино, а младший княжич Мат-Вэй? Допустим, ему поверят. Но князь сжег тело сына в Прощальном зале, причем мать не горевала, а любимая сестренка чему-то радовалась. Разве они захотят принять Дэсса обратно, да еще в человеческом облике? И в тело другого СерИва он не сумеет вселиться: один Ханимун знает, как это делается, да и вообще пришлось бы погасить чужое сознание, а Дэсс не намерен никого убивать. Хватит того, что кэт Домино незнамо где. Скорее всего, Домино нет, сохранилось одно его тело. Но этого негодяя не жалко. А Мстислава жалко, потому что он останется без подопечного и будет искать, мучиться. Никуда Дэсс не побежит. Во всяком случае, пока.
        Мстислав устало потер лицо.
        - Надо сообщить, что я тебя нашел. Твой отец рвет и мечет, и полиция стоит на ушах. Да и наши бандюки скоро очнутся; полиция должна к ним успеть.
        - Сообщай, - с внутренней дрожью согласился Дэсс. Вот теперь оно все и завертится.
        Мстислав выдержал короткий, но чрезвычайно неприятный разговор с господином Донахью, затем сообщил полиции, где остались неудачливые похитители. Его обругали за то, что не поставил полицейских в известность сразу же, и Мстиславу пришлось оправдываться, доказывая, что действие парализатора еще не закончилось и бандиты спокойно дождутся полицию, лежа на своих местах.
        - Домой? - обреченно спросил Дэсс, когда его телохранитель снова повел мобиль по залитой водой улице. Тугие струи хлестали сверху, внизу бурлило и клубилось густыми брызгами.
        - Сперва заедем в одно место.
        Место оказалось магазином дорогой одежды. Посетителей здесь почти не было. Еще не просохшие Мстислав и Дэсс бродили среди манекенов и зеркальных стен и подбирали Дэссу костюм вместо снятой с бандита одежды. Княжич никак не мог взять в толк, зачем это нужно. Приехали бы «домой», там бы и нашлось одежды вдоволь. Поэтому он ничего не выбирал, а лишь глазел на манекены, очень похожие на людей. И старался не смотреться в зеркала. Быть может, если не глядеть и не тревожиться, то настоящее Зеркало не проснется? Возможно, его тут и вовсе нет: магазин новый, Зеркало могло еще не прорасти.
        Потом он увидел то, что его заинтересовало: манекен в безрукавке серебристого цвета, с искусственным мехом. Мех напомнил Дэссу его собственную утраченную шерсть. Не удержавшись, он протянул руку и пощупал. Мех был восхитителен - мягкий, шелковистый. А манекен вдруг повернул голову и с вежливым удивлением проговорил:
        - Простите?
        Человек! Дэсс отдернул руку и смущенно пояснил:
        - Мне понравилась эта вещь. Не продаются ли здесь такие?
        - К сожалению, нет. - Человек засмеялся и отошел.
        - Это служащий магазина в униформе, - пояснил Мстислав.
        Княжич понурился. Пожалуй, он еще не раз наглупит. И в конце концов попадется.
        Он без звука согласился на костюм, который выбрал за него телохранитель, и покорно принял врученное ему нижнее белье и ботинки. Только поинтересовался, как Мстислав расплачивается за все за это - неужели из своего урезанного жалованья?
        - У меня твоя кредитка. Та, что на мелкие расходы. Иди в кабинку и переоденься.
        Дэсс послушно отправился, прижимая к груди ворох одежды в шуршащих упаковках. Мстислав проводил его до сделанной «под старину» кабинки и остался снаружи. Оказавшись внутри, среди зеркал и синего бархата, княжич дернулся и выронил все, что принес. Центральное зеркало явило табличку, приглашающую включить видео, которое покажет клиенту, как выбранная одежда смотрится на нем в движении. А в боковом стекле стремительно проступало настоящее Зеркало, и оно безжалостно отражало помятого, усталого, пришибленного СерИва. Алые и зеленые переливы потускнели, шерсть на плечах взъерошилась, прозрачные зеленые глаза стали мутные. Именно так Дэсс себя и ощущал. Наверное, зеркало сюда вставили старое, оно уже где-то служило - и вот проросло…
        - Ты что там? - спросил из-за синей портьеры Мстислав.
        - Уронил. - Дэсс принялся собирать с пола шуршащие покупки. Руки дрожали.
        - Помочь?
        - Нет!
        Не хватало, чтобы он вошел и все увидел.
        Однако помощь знающего человека пришлась бы кстати. Дэсс замучился, пока сладил с модной курткой со множеством застежек, а стильный золотой шнурок на шею и вовсе прилаживать не стал. Удавка, а не украшение. Полностью одевшись, он обнаружил, что позабыл трусы. Пришлось начинать все заново, и стоило Дэссу раздеться, в кабинку заглянул потерявший терпение Мстислав:
        - Ты скоро? Тьфу! Чем ты занимаешься?!
        Княжич пытался выковырять из прозрачного пластика необходимую деталь туалета. Тут была какая-то хитрость, упаковка не поддавалась.
        - Дай сюда. - Мстислав ловко вскрыл клапан коробочки. - Все позабыл?
        - Все, - печально подтвердил Дэсс. - Спасибо.
        Мстислав снова скрылся за тяжелой портьерой, и княжич рискнул глянуть в боковое зеркало. В нем отражался голый человек. Настоящее Зеркало уснуло, пока Дэсс возился с одеждой. Слава Ханимуну!
        Во второй раз Дэсс оделся ловчее. Чужую одежду он сунул в пустые упаковки и оставил на полу кабинки. Наверное, эти тряпки бандиту уже не понадобятся.
        К удивлению, Мстислав и теперь не повез его домой, а прямо из магазина одежды по крытым переходам привел в небольшой ресторан. Княжич огляделся. Прозрачные перегородки, увешанные искусственными растениями, не укрывали посетителей от чужих глаз. Народу здесь было немало, почти все столики оказались заняты. Люди как будто собрались на маскарад: пестрые костюмы, крашенные в ослепительные цвета волосы, разрисованные лица. Играла музыка, и в глубине зала на маленькой эстраде танцевала худенькая девушка в черном, с радужным отливом, костюме. По совести говоря, танцем ее движения Дэсс бы не назвал: мерное покачивание на полусогнутых ногах, руки механически ходят вверх-вниз, лицо неподвижно, взгляд серых глаз пуст, на лбу раскрывает и складывает крылья черная бабочка. Разве так танцуют?
        Мстислав повел княжича к столику возле эстрады. Внезапно лицо девушки ожило, глаза вспыхнули: она заметила новых посетителей. Улыбнулась, не прекращая своего механического танца, приветственно взмахнула узкой, как у СерИвки, ладонью. Мстислав кивнул ей; Дэсс - на всякий случай - тоже. Когда уселись за столик, у княжича в груди похолодело: прозрачные перегородки оказались не совсем прозрачными и давали легкое зеркальное отражение. Великий Ханимун, не позволь тут проснуться Зеркалу!
        - Что будешь есть? - Мстислав коснулся кнопки меню на столешнице, и экран вывел списки блюд с цветными картинками.
        - Ничего. - Вид человеческой еды привел Дэсса в растерянность. Это все не для СерИва. - Поешь сам, и пойдем.
        Телохранитель сделал заказ, и с потолка на столик опустился поднос с едой и напитками. Перед Дэссом оказалась большая тарелка с чем-то красиво уложенным, но совершенно не съедобным. Почуяв резкий пряный запах, княжич откинулся на спинку кресла.
        - Я не могу это есть.
        Мстислав поглядел так пристально, что Дэссу стало не по себе. Пришлось постыдно лгать:
        - Меня мутит от лекарств, которые кололи бандиты.
        - Тебе ничего не кололи, - возразил Мстислав. - Диагностер показал: в крови - никаких следов химии.
        Княжич прикусил распухшую, болезненно отозвавшуюся губу. Лучше бы молчал и не позорил себя ложью. Он переставил тарелку поближе к человеку.
        - Будь добр, съешь это сам. - Он обшарил взглядом поднос, обнаружил стакан с водой перед Мстиславом. - А я выпью воды. Если не возражаешь. - Дэсс забрал стакан.
        - До сих пор, - проговорил человек, - бывало наоборот: ты сжирал деликатесы, а я хлебал воду. Это единственное, что мне тут по деньгам.
        - Я не сжирал… - начал Дэсс, но вовремя остановился. - Ешь на здоровье.
        Мстислав не стал ломаться и принялся за еду. Видно было, что он сильно голоден.
        Дэсс глотнул воды и опять огляделся. Девушка на эстраде не спускала с него взгляд и даже выбилась из музыкального ритма. Правда, ее движения стали менее механические - в них появилась плавность и грация. Стриженые темные волосы нежно льнули к щекам, а серые глаза были почти такие же красивые, как у СерИвки. Крылья черной бабочки на лбу трепетали, словно бабочка была живая. Засмотревшись на танцовщицу, Дэсс не сразу заметил троих людей, которые направлялись к их с Мстиславом столику, лавируя между прозрачными перегородками. Широкие улыбки и приветственные жесты княжичу не понравились. Слишком уж люди чему-то радовались. Нехорошо так предвкушали.
        Мстислав тоже заметил эту троицу и перестал есть. Лицо посуровело, губы крепко сжались.
        - Это что за народ? - осведомился Дэсс.
        - Твои друзья.
        Они вынырнули из-за ближайшей перегородки с завесой искусственных цветов. Модно одетые, с дорогими украшениями, лица не раскрашены, как у многих других; но глаза… Дэсс таких раньше не видел. Веселье и жестокость играли во взглядах и в блеске обнаженных в улыбке зубов.
        - Привет, До! - Парень с золотыми подвесками в длинных волосах плюхнулся за столик и дружески похлопал Дэсса по руке. - Давненько тебя не видали.
        - Где пропадал? - Рядом уселся второй, в алой, расстегнутой на груди рубашке; из-под нее виднелась сеточка золотого плетения с драгоценными камнями. - Прохлаждался с лапушкой?
        Третий пришелец взялся за спинку кресла, в котором сидел Мстислав, и попытался вытряхнуть его на пол.
        - Кто встанет и освободит мне место? - На нем был белый костюм с серебряным шитьем; замысловатые узоры сплетались в древние знаки СерИвов, которые все вместе означали нечто совершенно неприличное; Дэсс не стал всматриваться в подробности.
        Мстислав не намеревался вытряхиваться из кресла. Он вертел в пальцах вилку-трезубец и, казалось, вовсе не замечал нашествия «друзей».
        - А ну встань! - потребовал «друг» в неприличном костюме.
        Дэсс поднялся на ноги.
        - Садись, - предложил он. - Мы уходим. Слав!
        Парни уставились в изумлении.
        - Домино, ты какой дряни нанюхался? - спросил длинноволосый, встряхивая головой. Золотые подвески в его темных кудрях закачались.
        - До, ты чего это, а? - с укором протянул тот, что был в алой рубашке и с золотой сеточкой на груди. - Обижаешь старых друзей!
        - Встань, ты… - «Друг» в костюме с узорами назвал Мстислава словом, которого Дэсс не знал, но без труда догадался о смысле. - Встань, когда с тобой говорит человек!
        Княжич перехватил отчаянный взгляд танцовщицы. Девушка о чем-то умоляла - распахнутыми глазищами, протянутыми ладонями, каждым движением. Она по-прежнему танцевала и решительно не попадала в такт.
        - Убирайся! - «Друг» в алой рубашке сгреб со стола бокал с соком и плеснул на Мстислава. Желтые кляксы усеяли рукав; телохранитель не шелохнулся. - До, что ты ему позволяешь? Он совсем охренел!
        - Слав, пойдем отсюда, - сказал Дэсс.
        - Домино! Ты тоже охренел?! - Золотые подвески возмущенно дернулись. - Мы к тебе пришли. Со всей душой. Ждем цирк. А ты?!
        Дэсс ушел бы, но не оставлять же Мстислава с этими уродами. Ханимун знает, отчего он прирос к месту и терпит издевательства чужаков!
        - Отойди, - княжич хотел отстранить «друга» с узорами, но тот вцепился в кресло Мстислава мертвой хваткой и дурашливо заверещал:
        - Домино! Скажи ж ты ему! Пусть в лошадку сыграет хотя бы! Или лучше в грибок! Или в гробик! Да не как в прошлый раз, а по-настоящему!
        На них смотрели. На лицах - раскрашенных или без краски - отражалось удивление, брезгливость, любопытство. Танцовщица спрыгнула с эстрады и стояла, не решаясь подойти. Глазищи были в пол-лица, крылья бабочки мелко дрожали. «Друг» с золотыми подвесками развалился в кресле, закинул ногу на ногу и носком ботинка тыкал колено Мстислава.
        - Домино! Этот подлый раб, - с ленцой промолвил он, - намерен что-нибудь представлять? Или опять будет увиливать?
        - Если Слав возьмет тебя за горло, раздавит всмятку, - объявил Дэсс.
        «Друзья» радостно загоготали.
        - Скажи: пусть змейкой проползет! - голосил «друг» с узорами, все больше входя в раж. - Потом полает собачонкой! Затем прощения попросит! За то, что вовремя не встал! Да на колени станет и попросит!
        Мстислав сидел с каменным лицом. До Дэсса с опозданием дошло, что происходит: приятели мерзавца Домино явились на представление, которого не добились в прошлый раз. Княжич зашипел сквозь зубы.
        - Мстислав, встань! - рыкнул он - совсем как отец, князь Росс Мат-Вэй. От повелительного рыка князя, случалось, гасли белые шары освещения.
        Телохранитель встал. На лице жили только глаза - яркие, пронзительные, цепкие.
        Танцовщица сорвалась с места и бросилась к ним.
        - Домино! Ради Бога, не надо! - Она ведь не знала, что Дэсс - не Домино. Бабочка отчаянно захлопала крыльями и слетела со лба девушки.
        - Дорогу! - рявкнул Дэсс на «друга» с узорами. Сплошное неприличие, оскорбляющее СерИвов и их женщин. Впервые в жизни он почувствовал, как руки чешутся кого-нибудь ударить.
        «Друг» отступил, наглые глаза сощурились, губы искривились в усмешке.
        - Домино! - танцовщица упала княжичу на грудь, обхватила за шею. Тело было горячим, сердце отчаянно колотилось. - Пощади!
        - Карина, - Мстислав разомкнул ее руки, - перестань.
        Маленькая и хрупкая, удивительно похожая на СерИвку, танцовщица прильнула к телохранителю.
        - За что?! - вскрикнула она, пытаясь защитить его, прикрыть своим худеньким телом. - Ну за что вы все его терзаете?!
        - Домино, тебя подменили? - спросил «друг» с узорами, как недавно спрашивал Мстислав. Вернее, слова были те же, но в тоне звучало нечто иное. Дэсс испугался бы, не будь он взбешен.
        - Если кто-нибудь еще сунется к Мстиславу, запою до смерти, - посулил Дэсс; в горле клокотал хриплый княжеский рык. Угроза была нешуточной. Мужская магия - магия охотничьих песен - единственное, что освоил ленивый младший Мат-Вэй. Зато он освоил ее в совершенстве.
        - Не зарывайся, мальчик, - прозвучал тихий голос, почти заглушенный музыкой и голосами людей. Слова были сказаны на языке СерИвов.
        А в прозрачной перегородке княжич увидел свое отражение, какого отродясь не видал. СерИв - огромный, в рост человека - со вздыбленной шерстью на плечах и загривке, весь алый, без единого проблеска серебра, с горящими зелеными глазами. Куда более грозный, чем сам князь Мат-Вэй в приступе самого страшного гнева.
        Дэсс отвернулся. Кто заговорил с ним на его языке?
        Рядом не было никого, кроме Мстислава и «друзей». Неужели кто-то из них?
        Дэсс поглядел на озадаченного «друга» с подвесками, на сбитого с толку парня с золотой сеточкой на груди. Встретил взгляд прищуренных глаз «друга» в непристойном костюме. Это он сказал: «Не зарывайся». Больше некому. Но почему на языке СерИвов?
        - Мы едем домой? - спросил княжич у Мстислава.
        - Едем. Я увидел все, что хотел.
        От слов телохранителя Дэсс похолодел, как будто шерсть намокла на подтаявшем леднике. А после он долго-долго не мог согреться, потому что Мстислав долго-долго молчал.
        Глава 4
        Дождь кончился, тучи умчались. Желтое солнце висело в дымчато-синем небе, а внизу сияли похожие на ледяные горы дома. Белые, зеленоватые и голубые, с виду мокрые, как будто подтаявшие, а прорезанные вкривь и вкось окна забраны стеклами удивительного вида: то черно-прозрачные, то с белым налетом, точно в морозных узорах. Дэсс не уставал дивиться тому, как выстроен Тэнканиока-ла: один район состоял из таких вот «ледяных» глыб, среди которых Мстислав вел сейчас свой мобиль; другой был полон шаров-аквариумов, где в двойных стенах плавали искусственные рыбы и водоросли; в третьем районе дома были стеклянные и отражали небо так, что, казалось, таяли в нем, готовясь вот-вот раствориться. Остальные пять районов Дэсс еще не видал.
        По широкому путепроводу катило лишь несколько мобилей - водители не торопились в путь после дождя. Мстислав упорно молчал, и его каменное молчание тревожило княжича все больше. Человек видел отражение Дэсса в настоящем Зеркале и знает, что Дэсс - СерИв. Что он станет делать?
        - Слав, - начал княжич, с опаской глянув на суровый профиль своего телохранителя, - можно спросить?
        - Ну? - нелюбезно буркнул Мстислав.
        Для начала Дэсс задал самый невинный вопрос:
        - Кто такая Карина?
        - Твоя знакомая. Танцовщица в ресторане.
        - Она так хотела тебя защитить…
        - Ну да. После того, как ты со своими подонками уже пытался устраивать цирк.
        - Почему ты это терпел?
        - Светлана ум… - Мстислав запнулся и быстро поправился: - тяжело больна. Мне нужны деньги. - Его лицо посуровело еще больше.
        Княжич примолк. Как утешить? Ведь даже не спросишь, от чего умирает женщина Мстислава: Дэсс не смыслит в человеческих болезнях. Он и в хворях СерИвов разбирается скверно, даром что княжеский сын. Так и не знает до сих пор, что именно приключилось с Соной. Увидит ли Дэсс ее когда-нибудь? Воспоминание было мучительным, и княжич постарался его отогнать - сейчас были дела поважнее, чем страдать попусту.
        - Как тебя зовут? - вдруг спросил телохранитель, хмуро глядя на дорогу.
        - Домино, - сказал Дэсс.
        - Ладно. И кем ты себя вообразил, Домино?
        - Тебе это важно?
        - Если ты Дэсс Мат-Вэй… - Мстислав не договорил, губы искривились в яростном оскале.
        Убьет! Княжич замялся, не зная, на что решиться.
        - Ты - Мат-Вэй? - прямо спросил телохранитель.
        - Да. - Дэсс и рад был солгать, но не позволила княжеская гордость. Поскольку гром не грянул и молния не сверкнула, он полюбопытствовал: - Как ты догадался?
        - У нас перебывало множество женщин из вашего дома.
        Дэсс вздрогнул, словно его вытянули бичом, каким в легендах наказывали преступников; самого княжича никто в жизни и пальцем не тронул.
        - Кто? - вымолвил он охрипшим голосом.
        Телохранитель оторвал взгляд от дороги и повернул голову, недоверчиво приподняв брови. Он так долго рассматривал княжича, что можно было три раза потерять управление и вылететь с путепровода. Однако этого не случилось.
        - Пару раз бывала княгиня, - наконец сообщил он, - потом зачастили две княжны.
        - Зачем?
        Мстислав повел плечами и не ответил. Княжич сжался от нестерпимого стыда. Он и сам знал, зачем СерИвки ходят в человеческие дома. Подумать только! Мать, Лисса… Ну, со старшей сестры что возьмешь? Она даже Касса не оплакивала, когда он умер. Но мать! А Дэсса?! Любимая сестренка, подружка детских игр, советчица в любых делах. Она во всем разбиралась куда лучше брата - кроме мужской магии, конечно. Дэссу вспомнились ее недавние отлучки из дому. Возвратившись, она ничего не объясняла, лишь загадочно улыбалась. Дэсс полагал, что сестренка влюбилась и тайком навещает возлюбленного… Великий Ханимун, вразуми: как она могла?
        Княжич едва не застонал. Как могла? Очевидно, так же, как Сона.
        Нет! Неправда. Совсем по-другому.
        Сона была не княжеской крови, но и не из прислуги. Ее родители жили отдельным домом неподалеку от замка Мат-Вэев. В роскоши не купались, но и не бедствовали. Возделывали собственный красничник и продавали урожай в замок. Князь платил щедро: красника была превосходна, и вино из нее подавалось на стол по праздникам.
        Дэсс влюбился без памяти, когда на следующий день после своего совершеннолетия увидел Сону в красничнике. Последний раз он встречал ее восходов двадцать назад, а сейчас Сона показалась удивительно повзрослевшей, словно прошло две-три весны. Изящная голубовато-серая фигурка сновала среди ветвей с серебристыми листьями и гроздьями красных ягод. Синие глаза сперва глянули удивленно, а потом сделались испуганными: Сона узнала юного княжича. Лучше всего он запомнил ее торопливые руки, быстро наматывающие длинную ткань, которую девушка сняла, чтобы не запачкать ягодным соком. Дэсс забрался в чужой красничник, желая полакомиться горсткой поспевших ягод - это не считалось воровством и не было постыдно; а оказалось - пришел для того, чтобы найти Сону.
        Он ее обожал. Дарил подарки - всякую мелочь, чтобы не обидеть дорогими приношениями; рассказывал легенды, которых знал огромное множество; любовался голубыми переливами ее шерсти на ловких руках, вечно занятых какой-нибудь работой; даже помогал собирать поспевающую краснику, хотя это вовсе не подходящее занятие для мужчины из рода Мат-Вэев. Сона была единственной дочерью в семье, у нее не было ни брата, ни сестры, и Дэсс за это жалел ее и любил еще больше.
        Прошел целый год, прежде чем Дэсс решился набрать охапку люб-цветов. Полдня выискивал самые редкие, белые, с алой каймой на лепестках. С замирающим сердцем княжич сложил приношение у ног возлюбленной, в траву под кустами огневки, где они с Соной обычно встречались, и тоже опустился наземь, склонил голову, ожидая ответа. Сона не торопилась принять цветы. Сев на корточки, она придирчиво рассматривала душистые головки - нет ли увядших либо помятых. Очень важно понять, как мужчина отнесся к делу: если он принес избраннице негодные люб-цветы, стоит ли с таким знаться? Дэсс был уверен, что в охапке нет дурных цветков - перед тем, как явиться к Соне, он тщательно перебрал их и убедился, что в дороге не повредил ни единого лепестка. Что же она их разглядывает так долго? Хорошие ведь цветы!
        - Нет, - тихо промолвила Сона. Это был приговор, и княжичу оставалось лишь встать и уйти. Решение девушки не обсуждается, и вопросов ей мужчина не задает. Однако Сона грустно продолжила: - Взгляни: что ты принес?
        Дэсс изумленно уставился на распластанные в травке цветы. Белые, с алой каймой, лепестки необъяснимо поникли и посерели, словно Дэсс не озаботился кувшином с водой и тащил цветы по жаре прямо так. Отчего они умерли? Ведь только что были живые!
        - Сона… - растерявшийся княжич не находил слов. - Я… клянусь тебе…
        Княжеский сын клянется лишь раз в жизни - когда принимает сан князя и берет на себя груз забот о своем роде и доме. Сона не позволила Дэссу произнести негодные слова: узкая ладошка легла ему на рот.
        - Уходи, - прошептала девушка.
        И он ушел. Потрясенный, несчастный, с потускневшей от горя шерстью. За что покарал его Великий Ханимун? За какие проступки убил люб-цветы? Неужели за Дэссову лень и нежелание постигать нудную премудрость, обязательную для княжеского сына?
        За ответами он пошел к Дэссе. Наверняка сестренка растолкует, что к чему.
        Дэсса только что выкупалась в бассейне с ароматической солью и сидела на каменной скамье, сушила золотистую шерсть на солнце, небрежно прикрывшись отрезом желтого шелка. Сверху спускались цветущие лозы из висячего сада на стене, и среди этих цветов юная княжна казалась особенно красивой.
        Княжич понуро опустился на скамью рядом с Дэссой. Ощутил исходящий от нее аромат и не сдержался, горестно мяукнул. Сколько этой самой соли он перетаскал Соне! С Дэссой советовался, выбирал что получше…
        - Отвергла люб-цветы? - спросила сестренка, которой - вот счастье! - крайне редко приходилось что-нибудь объяснять.
        - Хуже. - Он рассказал о случившемся.
        У Дэссы на лице дрогнули черные полоски, идущие от глаз к ушам: сестренка несказанно удивилась.
        - Кэты меня забери! - выругалась она звонко, не стесняясь тем, что ее могут услышать домашние. - Только и сказала: «Уходи»? Больше ничего?
        Какая разница - сказала или нет? Люб-цветы погибли. Ни с того ни с сего! А второй раз их девушке не предлагают. Княжич мяукнул и до боли прикусил губу.
        - Дэсс, - сестренка с нежностью провела ладонью ему по щеке, - ну, ты как маленький. Она сама их убила, чтобы тебе отказать.
        - Как убила?! Зачем?
        Дэсса присвистнула сквозь зубы и, не вставая со скамьи, потянулась к ветке с цветками, похожими на розовые язычки. Небрежно накинутый шелк соскользнул, Дэсс наклонился его поднять. Когда он снова набросил ткань на золотистый сестренкин живот и глянул на ветку, розовые «язычки» уже висели поникшие, побуревшие. Убитые, как недавно - люб-цветы.
        - О Ханимун! Это еще что?
        - Женская магия, - объяснила сестрица, подтыкая шелк подмышки. - Мы все это умеем. Мало ли что - вдруг нужно отвадить надоедного ухажера? А он принес букет без изъяна, и придраться не к чему.
        «Отвадить ухажера»! Вот, значит, как… Солнце над стенами замка померкло. Дэсс встал, чтобы уйти и не размяукаться перед сестренкой.
        - Сядь, - Дэсса поймала его за руку и потянула назад. - Ты ничего не понял. Сона - умница и сознает, что ты не можешь взять ее в замок женой. А быть тебе просто любушкой она не хочет. Пусть даже ты княжеский сын.
        - Как это не могу взять женой? - рыкнул Дэсс, мгновенно ощетинясь. - Мне тут и отец не указ!
        - Наш отец ни при чем, - мягко возразила сестренка. - Сона - единственная дочь.
        - Ну и что?
        Дэсса повернула лицо к солнцу, прижмурила свои удивительно красивые зеленые глаза. Почти такие же красивые, как у Соны.
        - Единственная дочь не рожает собственных детей, - произнесла она тихо, словно стесняясь. - Ее род оборвется на ней. А ты ведь не оскорбишь Сону, взяв вторую жену, которая нарожает тебе детишек?
        - Нет, - подтвердил княжич. Он и раньше понимал, что Сона останется бездетной. Но неужели это так важно? - Дэсса, послушай. У нас есть ты и Лисса. И Касс, который скоро приведет в дом жену. На что нам мои дети? Я готов обойтись племянниками. Целой кучей замечательных дэссят, лиссят и кассят.
        Княжна засмеялась - точно зазвенели тающие льдинки на горном водопаде, который был схвачен суровым зимним морозом, а под весенним солнцем отогрелся.
        - Братец, - Дэсса любовно потрепала его по ушам, - к нам едет князь Вас-Лий с женой и дочками. Через три дня будут здесь. А дочки - красавицы, каких поискать. Загляденье! Одна постарше нас с тобой, но трое - ровесницы, и любая с радостью станет тебе жен… Ты что?
        Княжич встал со скамьи, выпрямился во весь рост. В горле родился угрожающий рык.
        - Вот увидишь, - проговорил Дэсс в гневе, - я приведу Сону в замок своей женой. Или уйду в ее дом.
        Дэсса поглядела очень серьезно, черные пучки волосков над глазами изогнулись вперед, отчего сестренка показалась на несколько лет старше.
        - Сона отказалась от люб-цветов. Она не станет твоей женой.
        - Я добуду ей Руби, - объявил Дэсс. - От Руби не отказываются.
        Дэсса в испуге вскочила, подхватила соскользнувший шелк. А ну как и впрямь брата понесет в Долину Черной Смерти, за страшным сокровищем? Если мужчина обманул Черную Смерть, он может взять себе любую женщину, будь она хоть княжеская невеста. Да только не много на свете охотников за Руби, кроваво-красным камнем поразительной красоты. Боятся СерИвы Черной Смерти. Один неверный шаг - и…
        - Ты с ума сошел, - сказала Дэсса.
        - Я люблю Сону.
        - Мужская любовь быстротечна, - заявила княжна, умудренная опытом всего женского населения замка. - Ты забудешь Сону, едва увидишь дочерей Вас-Лия.
        Оскорбленный Дэсс отшатнулся.
        - Сестра! Быстрая река унесла твои мысли, а глупый язык зацепился за корягу и остался болтать почем зря. - Младший княжич, хоть и не набрался мужской мудрости, перенял от старших кой-какие обороты речи.
        Дэсса возмущенно взвизгнула и побежала со двора, размахивая шелковым отрезом, словно отгоняла кусачих крыланов - гнала прочь обидные слова брата. Если правильно отгонять, слова не прилипнут к ней навсегда.
        - Я не позволю! - выкрикнула она, обернувшись в дверном проеме; свет от горящего внутри белого шара окружил сиянием ее золотистую фигурку. - Не пущу тебя, слышишь?!
        И не пустила. Дэсс был уверен: сестрица немало постаралась для того, чтобы князь рассердился на какую-то пустячную провинность младшего сына и распорядился три дня не выпускать его из замка. Дэсс мрачно слонялся по залам и коридорам, силой собственного гнева гасил светящие шары, а потом, когда поднимался крик, зажигал их снова. Князь приказал запереть Дэсса в темницу, куда, по легендам, сажали самых отпетых преступников. Здесь не было ни единого шара, и стояла кромешная тьма. И холод - сырой, леденящий, просачивающийся сквозь шерсть. Возмущенный наказанием Дэсс спел несколько охотничьих песен, и эти песни убийства неслись по воздуховодам, повергая в дрожь женщин и детей. Княжича выпустили и привели к князю, и Росс Мат-Вэй самолично наложил на непокорного сына заклятье, лишив голоса. Тут вмешалась мать, и Дэсса не отвели назад в темницу.
        Замечательно получилось! Отец подобного не ожидал. Когда прибыли дочки Вас-Лия, златошерстные красотки с белоснежными пятнами на плечах, младший княжич лишь хрипел да сипел, да разводил руками, показывая, что говорить с высокородными девицами он не может. Очень невежливо. Вас-Лий был сильно задет, княгиня едва сдерживала упреки, а дочки перекинулись на Касса, хотя было известно, что он уже выбрал себе невесту. Дэсса прогнали из пиршественного зала.
        Мать тут же принесла ему кувшин с горячим молоком и медом диких чиппелей, полагая, что наложенное отцом заклятье давно рассосалось, а любимый сын всего-навсего простудился в темнице. Княжич с удовольствием выпил целебное лакомство и улегся в постель, под пуховую перину. Однако едва мать вышла из комнаты, он выскользнул следом и под звуки праздника в честь благородных Вас-Лиев выбрался из замка.
        Он сходил в Долину Черной Смерти и добыл-таки Руби. Дэсс превосходно знал древние легенды и дал себе труд подумать, что и как сделать, где искать. А сколько СерИвов до него погибли, сунувшись за Руби наобум!.. Но потом Дэсс принес камень Соне, и вот тут-то его ожидал самый страшный удар.
        Глава 5
        Сона сидела на каменной скамеечке у входа в дом, под раскидистой пальцелисткой, и впервые на памяти Дэсса ничем не занималась. Она была закутана в отрез белого шелка - Дэсс прежде не видел на любимой такой красоты. Пальцелистка опустила одну ветку и тянулась к Соне резными листьями, которые и впрямь напоминали пальцы; одна веточка уже легонько оглаживала плечо прекрасной СерИвки.
        Когда княжич неслышно подошел и предъявил на ладони добытый Руби, Сона вскочила, широко распахнула свои синие глазищи и молча уставилась на кроваво-красный переливчатый камень. Дэсс даже подумал: а вдруг она и с Руби что-нибудь сотворит, убьет его, как люб-цветы? Он чуть не сжал пальцы в кулак, чтобы спрятать сокровище. Едва-едва удержался. Нет худшего оскорбления для девушки, чем вот так ее поманить, да в последний миг передумать.
        Дэсс ждал ответа. Должна же Сона сказать хоть слово.
        - Ты меня не любишь? - наконец спросил он, не дождавшись. Руби кроваво переливался и щедро выстреливал алыми искрами - рука у Дэсса дрожала.
        - Люблю, - прошептала Сона и подняла на княжича несчастные глаза. Они были синее самой яркой небесной синевы, глубже самого глубокого озера. Но на дне их таилось черное горе - чернее глухой ненастной ночи.
        - Ты пойдешь со мной в замок? - Дэсс не стал приказывать, хотя имел право, он лишь спросил.
        Сона испуганно отступила, и княжич ее не удержал. На мгновение опоздал схватить за руку - а Сона уже стянула с себя белый шелк и заслонилась им, держа ткань на вытянутых руках. Голубоватая фигурка сделалась тускло-серой - со вздыбленной шерсти ушли голубые переливы. У Дэсса был Руби, но даже Руби не давал права увести женщину, которая столь сильно противится. По крайней мере, Дэсс не мог так поступить.
        - Почему? - спросил он.
        - Я была в человеческом доме, - произнесла Сона, и княжич не узнал любимого голоса - такой он стал тоненький, ломкий. - Я любила человека.
        - Зачем?! - только и смог вымолвить потрясенный Дэсс.
        Она издала короткий яростный вой. Пальцелистка испуганно вздрогнула, листья начали отодвигаться от девушки.
        - Затем, что ты не увел меня в замок! - выкрикнула Сона, комкая дорогой белый шелк.
        - Ты же сказала… - начал Дэсс.
        - Я сказала! А ты хотел бы - увел! - В синих глазах вскипели слезы, что были страшнее прорвавшей плотину реки. - Я год ждала! Надеялась! А ты… подарочки носил, пустяки всякие! Родителям стыдно показывать. Не подарки, а… ошметки из княжеского дома.
        - Сона, - холодно проговорил оскорбленный княжич, - шальная птица клюнула тебя в маковку, и ум вылетел через уши. Привяжи свой осиротевший язык к двери родительской спальни и оставь его там навсегда.
        - Моего ума хватило, чтобы прийти к человеку. - Сона все комкала и комкала шелк, превратившийся в неприглядную тряпку. - Я ласкала его, а он подарил мне деньги. Настоящие деньги, не наши!
        Легенды гласят: от человека у СерИвки рождаются кэты - мерзкие твари, проклятие Ханимуна. Дэсса затошнило, когда он представил, как безволосое существо с убогой шерстью на голове и подмышками, огромное, грубое, лапает маленькую СерИвку. Да как она жива осталась после этих «ласк»?
        Ему перехватила горло жалость.
        - Пойдем в замок, - сказал Дэсс и снова протянул Соне Руби: - Это стоит дороже всех денег, что могут дать тебе люди.
        Она отпрыгнула, закуталась в измятый шелк. Выпрямилась высокомерно, будто настоящая княжна.
        - Поди прочь, младший княжеский сын, недоумок и лентяй. Проси дочек Вас-Лия показать тебе магию любви, они с радостью… хоть все разом. Убирайся! - закричала Сона, и на этот пронзительный крик из дома вышла ее мать.
        Она глянула на Дэсса очень странно, он не успел ничего сообразить, лишь заметил на ней алый шелк с серебряным шитьем - что-то очень знакомое, много раз виденное - и в ярости швырнул ей под ноги бесценный Руби. По каменной плите брызнули розовые осколки, а княжич повернулся и побежал, не разбирая дороги. За спиной бился отчаянный, страшный вой Соны, однако Дэсс его не слышал. Потому что сам захлебывался таким же отчаянным, но беззвучным воем, от которого рвалось горло и грозило остановиться сердце…
        Спустя несколько дней он вернулся. Чуть живой от горя, виноватый до кончиков ушей. Касс, старший брат, сжалился и разъяснил: пока Дэсса держали под замком, мать наведалась к родителям Соны. Она принесла дорогие подарки, подкупила-убедила-припугнула, а затем научила, что говорить и как обмануть доверчивого княжича, чтобы он отказался от не подходящей ему девушки. Обманули… о Ханимун, до чего же легко его провели!
        Какие слова нашла мать, чтобы они перевесили Руби? Представить себе невозможно. Разве что мать наложила на Сону тайное княжеское заклятие? Дэсс готов был отправиться за вторым Руби, но Касс пригрозил, что доложит отцу, а тот вышлет погоню. Смирившийся Дэсс обещал, что в Долину Черной Смерти не пойдет, и тогда Касс принес флакончик драгоценных заморских духов - один из подарков, приготовленных для будущей жены. С этим флакончиком Дэсс и двинулся к Соне.
        Ее не было под кустом огневки, где они прежде встречались. Ее не было и в опустевшем, подчистую выбранном красничнике - лишь пожилой отец возился, вырезал засыхающие ветки. Не оказалось Соны и на каменной скамеечке под пальцелисткой у дома. Раскидистые ветви с нежными «пальцами» затрепетали, почуяв присутствие Дэсса, и потянулись к нему, когда он застыл у входа с плетенной из травы занавеской. В доме было на удивление тихо - ни голосов, ни шагов занятых работой женщин, ни привычного посвиста домашней поскакушки. Она-то почему замолчала? Княжич не решился звать Сону и шагнул в прохладную полутьму чужого жилища. Поскакушка сидела, нахохлившись, в углу первой комнаты - жалкий пучок рыжих перьев, совсем не похожий на жизнерадостную домашнюю любимицу. Дэсс прислушался, пригляделся, принюхался. И безошибочно определил путь к комнатам Соны.
        Он пробрался каменным коридором, где на стенах не было обычной для СерИвов резьбы, но висели красивые вещи, плетенные из сухой травы и разноцветных прутьев. Казалось, они помнили прикосновение ловких Сониных пальцев, тепло ее узких ладоней. У одного из входов, что был завешен плотной тканью, в воздухе плавал светящийся красноватый шар. Дэсс отродясь таких красноватых не видел; в легендах говорилось, что шары краснеют к большому горю. Он приподнял тяжелую ткань и заглянул в комнату.
        У самого пола тлели два отяжелевших темно-красных шара. Сона лежала на постели, укрытая пуховой периной. Поверх нее виднелись тонкие руки, хрупкие плечи и запрокинутое к каменному своду лицо. От закрытых глаз тянулись вниз полоски мокрой шерсти - Сона плакала. Рядом стоял кувшин с водой, словно для того, чтобы Сона могла пить и плакать, плакать и снова пить.
        Легче ночного ветерка, княжич скользнул внутрь и опустился на плетеный коврик у постели.
        - Сона, - он положил ладонь на руку любимой, с испугом ощутил, какой горячей стала ее шерсть. - Я пришел. Прости меня.
        Она открыла глаза. Из них выкатились новые слезинки. Сона повернула голову и глянула на Дэсса, словно не узнавая.
        - Прости, - повторил он, хотя СерИвы никогда не просят дважды.
        Она дернулась, желая высвободить руку из-под его ладони. Дэсс не позволил, крепче сжал ее тонкие пальцы.
        - Сона, я был дураком и всему поверил. Но я хочу привести тебя в замок женой…
        - Уходи, - прошептала она. - Дэсс! Любимый мой… Уходи скорей!
        - Отчего ты меня гонишь?
        - Посмотри…
        Он не мог понять, на что смотреть. Сона тыкала подбородком себе в плечо, однако в красноватом свете придавленных горем, меркнущих шаров Дэсс ничего не мог разглядеть. Шерсть и шерсть - любимая, Сонина. Быть может, слегка потускневшая, но и только.
        - Видишь? - слабым голосом спрашивала Сона. - Ты видишь?
        - Нет, - признался он честно. - Подумаешь, хворь завелась! Я отнесу тебя в замок. Наш лекарь посмотрит и вылечит.
        - Дэсс… - из помутневших глаз катились слезы. - Не трогай меня… заразишься… Это лун… лунная лихорадка!
        Княжич не отшатнулся. Одному Ханимуну ведомо, чего ему стоило не отпрыгнуть и не кинуться вон. Он наконец разглядел-таки беловатые волоски на плече у любимой. И несколько светлых волосков над глазами, а левое ухо было ими покрыто сплошь. Да: это лунная лихорадка, от которой спасения нет. Вскоре Сона побелеет вся, потом шерсть осыплется, и Сона умрет.
        - Ханимун меня покарал, - прошептала она. - Уходи, я прошу. Дэсс, я любила тебя… как любят только бездетные… тебя и наших не рожденных детей… Уходи! Твоя мать… она хочет тебе добра. Ты найдешь другую женщину… пусть у нее будет серая шерсть… в память обо мне. Да уходи же наконец! Заболеешь! Счастье ты мое… быстрый горный ветер… звон серебряных звезд…
        - Уходи, - услышал Дэсс голос за спиной. - Не мучай ее.
        Он оглянулся. У входа стояла мать Соны - усталая, сильно постаревшая.
        - Иди домой, - повторила она. - И прости нас с Соной.
        Дэсс вынул припрятанный в складках одежды пузырек, поставил на каменную полочку в изголовье постели. Сам удивился, как вспомнил про флакон.
        - Лихорадка боится этого запаха. - Великий Ханимун, не наказывай за невинную ложь! - Сона, пока ты будешь нюхать это… эту… - он забыл, как называется пахучая жидкость, - этот дух, лихорадка не поползет дальше.
        - О-о, лекарь, - вздохнула мать Соны. - Беги отсюда, пока…
        Дэсс не слышал, что она сказала дальше: он сорвался с места и кинулся бежать, словно от лесного пожара. Он несся всю дорогу к замку, в воротах сшиб стражника и кинулся к матери, прервав ее дневную молитву о благополучии дома.
        - Сона умирает!
        Больше он ничего не помнил - как будто провалился в промытый дождями колодец в горах. Глухая чернота без малейшего проблеска света. Наверное, так же выглядело изнутри горе Соны.
        Потом, когда Дэсс очнулся от своего черного сна - если то был сон, а не смерть, - ему рассказали, что родители Соны ошиблись, у нее оказалась не лунная лихорадка, а снежный лишай. Приятного мало: от снежного лишая шерсть выцветает и осыпается, на коже появляются вонючие язвы, но через несколько лун они исчезают, и вырастает новая шерстка, лучше прежней. Снежно-белая, как у дочерей Вас-Лия. У них-то, конечно, не было никакого лишая, а вот Сона - да, подхватила где-то заразу. Не иначе как в городе отиралась по притонам. Да-да, все правда было, что она рассказывала про любившего ее человека. Многие СерИвки идут в город ловить удачу. Особенно такие бездетные, как Сона. Ну что за труд - поласкать немного человека? Женская магия любви действует и на СерИвов, и на людей одинаково. Люди платят за нее ой как дорого - им ведь в диковинку, их женщины такого не умеют. Вот и Сона подалась в Тэнканиока-ла, благо ходить недалеко. Богатые шелка откуда? Продали ей их, не подарили. Она же заработала на своих ласках - вот и заплатила. А подарками не взяла - слишком гордая. Дэсс, почему ты не веришь старшим? Тебе и
мать говорит, и отец подтверждает, и сестра клянется…
        Дэсс не верил. Он упрашивал Касса сказать правду, однако старший брат отмалчивался, уходил. Лгать не хотел, но и правда с уст не срывалась.
        Княжич снова сбежал из замка. Оказалось: за время беспамятства так ослабел, что к дому Соны пришлось подползать на локтях и коленях. Так и ввалился внутрь - перемазанный в земле, в драной одежде.
        Дом был полон княжеских вещей. Дэсс без труда узнавал знакомую с детства посуду, занавеси, ковры, безделушки. Шары ярко светили, поскакушка носилась по комнатам и звонко насвистывала, охорашивалась, приглаживала перья. Мать Соны выглядела довольной и жизнерадостной, отец поздоровался с княжичем, добродушно усмехаясь. Вот только своей любимой Дэсс не нашел.
        Он попросил сказать, где Сона, но отец и мать промолчали, чему-то улыбаясь. Княжич не стал просить дважды и приготовился уйти. Ведь можно и по другим домам поспрашивать - наверняка соседи что-нибудь знают.
        - Постой, - мать Соны вручила ему кусок шитого золотом шелка. - Дочка просила передать.
        Чувствуя, как забухало сердце, Дэсс впился глазами в Сонино рукоделие. Древние знаки СерИвов. Откуда Соне их знать? Быть может, ее научила княгиня?
        Знаки говорили о любви и скорой встрече. Выходит, и впрямь была не лунная лихорадка, а снежный лишай? Однако что-то шептало Дэссу: это все ложь, ложь…
        Впрочем, ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и ждать.
        Дэсс терпеливо ждал. Сона не возвращалась.
        Потом неожиданно умер Касс.
        А спустя семнадцать дней с Дэссом случилось не пойми что. Ни в одной легенде не говорилось о переселении СерИва в человеческое тело. Ханимун знает, что за напасть…
        Дэсс очнулся от воспоминаний, поглядел вокруг. Район со зданиями, похожими на ледяные глыбы, остался позади, мобиль Мстислава катил среди буйной зелени: стены, окна, крыши домов - все было зеленым и к тому же украшено висячими садами. Внизу под путепроводом росли деревья, в их кронах прыгали с ветки на ветку рыжие поскакушки и какие-то разноцветные инопланетные существа. Веселые поскакушки не ссорились с пришельцами; точно так же и СерИвы мирно ужились с явившимися на их планету людьми.
        Граница города оказалась совсем близко. Дэссу видна была желто-бурая незастроенная равнина, а за ней - горы, до половины срезанные нижним краем уходящих темных туч.
        - Скоро приедем, - сообщил Мстислав, не отрывая взгляд от дороги. Лицо телохранителя показалось княжичу еще более суровым, чем прежде. - До, скажи мне…
        - Я не Домино. Я Дэсс. - Неизвестно, какой кэт кусал его в задницу, но упрямые слова сорвались помимо воли.
        Мстислав прищурился. Дэссу сбоку видно было, как недобро сузился яркий карий глаз.
        - Послушай, дорогой мой, - начал телохранитель, и слова «дорогой мой» прозвучали, как будто он обругал княжича. - Для меня ты - Домино, возомнивший себя серивом. И для господина Донахью - тоже. Иначе, - Мстислав сделал паузу, во время которой княжичу стало порядком не по себе, - в полиции тебя назовут убийцей и узурпатором.
        - Кем? Каким патором?
        - Узорным, - непонятно объяснил человек. - Ты убил сознание Домино и самовольно занял его тело; разве нет?
        - Я не убивал, - возразил княжич. - Я не знаю, как это получилось.
        - Поклянись. Если ты в самом деле серив, поклянись - и я тебе поверю.
        - Не буду. Княжеский сын клянется только раз в жизни, когда…
        - У тебя нынче другая жизнь, - яростно перебил Мстислав. - В чужом теле. Ты и ее потеряешь, если будешь ломаться!
        - Нет.
        Человек неожиданно улыбнулся - едва заметно, углами губ.
        - Точно: княжеский сын. Верю.
        Дэсс не успел обрадоваться. В душе ворохнулось подозрение, перерастающее в уверенность. Ошеломившая княжича мысль заметалась в голове, вытесняя из нее все остальное. Касс! Ведь не мог он просто так умереть! В одночасье, безо всякой болезни. Быть может?…
        - Касс… - начал он - и поперхнулся. Уставился вперед, на приблизившийся край желто-бурой равнины. Там, недалеко от съезда с путепровода, по которому они ехали, лежал кроваво-красный Руби. Под солнцем отблескивали его мелкие ровные грани. Лишь несколько мгновений спустя княжич сообразил, каких чудовищных размеров этот Руби, если издалека показался камнем из Долины Черной Смерти.
        - Считай, ты уже дома, - сказал Мстислав.
        Глава 6
        Дом оказался большим поместьем. Когда прошло первое изумление, Дэсс его хорошо разглядел с высоты путепровода. Ограда из голубого материала была похожа на круговую волну, которая разбежалась от центра и вздыбилась, готовая обрушиться на сушу. Внутри нее был парк с дорожками, мощенными белым камнем. Посередине стоял трехэтажный дом - тоже белый, с колоннадами по трем сторонам. Красный «Руби» находился в стороне от главного дома, ближе к воротам. То есть, никаких ворот Дэсс не видел, но дорога была - до ограды с внешней стороны и после ограды - тоже, и она вела к дому с колоннами.
        Мобиль скатился с путепровода на равнину, и княжичу стала видна лишь ограда - высокая, полупрозрачная, с дымчато-белыми барашками наверху, как настоящая волна. Сплошная. Ни намека на въезд или вход.
        Мстислав сбавил скорость, и мобиль тихо подкатил к огромной голубой «волне».
        - Нас впустят? - спросил Дэсс.
        - Если признают тебя за своего.
        Признали. Та часть «волны», сквозь которую проходила дорога, истончилась и затем исчезла. Мобиль свободно въехал на территорию.
        - Поезжай к «Руби», - попросил княжич.
        - Куда?
        - К «Ру…» К красному дому.
        Мстислав свернул на боковую аллею. Деревья по ее краям стояли редкие, невысокие - в основном местные пальцелистки да лохматки, но Дэсс заметил и несколько чужаков: серебристо-зеленых, с длинными иглами вместо листьев. Интересно было бы их потрогать и понюхать…
        Мстислав остановил машину на площадке возле «Руби». Строение было невелико - размером с небольшой зал в замке Мат-Вэев. Его грани были ровные, гладкие, и красные блики отраженного света падали на белые плитки внизу. Ни окон, ни дверей Дэсс не увидел.
        - Зачем это?
        - Твой отец… - начал Мстислав. - Господин Донахью построил гнездышко для тебя… да, для тебя и… м-м… княжны… Короче, это место свиданий.
        Дэсс едва сдержал проклятье. Посидел, наливаясь неодолимым гневом. Не выдержал:
        - Пойдем, посмотрим, что внутри.
        - Я-то видел, - отозвался Мстислав, открывая дверцы мобиля.
        Княжич выпрыгнул наружу и зашагал к «Руби». Гнев туманил голову. «Место свиданий». Стыд какой! Которая из сестер приходила сюда к Домино? Лисса? Дэсса? Удушил бы обеих…
        «Руби» признал княжича за хозяина, в стене открылся проем. Внутри было светло, и прямо у входа рос куст красники. Ветви с серебристой листвой клонились под тяжестью спелых ягод, которые так и просились в рот.
        - Настоящая? - спросил Дэсс. - В горах красника уже отошла.
        - Из оранжереи. По спецзаказу, - объяснил Мстислав, однако Дэсс не слушал: протянув руку, он привычным движением сорвал гроздь тугих, налитых соком ягод.
        Руку стиснули железные пальцы телохранителя.
        - Ты спятил?
        - Я только попробую. Это не воровство. - Дэссу не хотелось никакой красники - он пытался успокоиться, чтобы осмотреть внутренность дома без гнева на сестру.
        - Ты попробуешь? - переспросил Мстислав. - И кто сдохнет в корчах, с воплями и пеной изо рта?
        - Я тысячу раз ее ел.
        - А в тысячу первый - сдохнешь. - Мстислав отнял у княжича пачкающиеся соком ягоды и бросил их под куст, на пятачок земли, окруженный ковром из белых с золотом нитей. - Ты не серив. Ты человек, запомни!
        - Не говори «серив». Это нехорошо. - Глаза уже увидели все, что было внутри чудовищного «Руби», но сознание Дэсса отказывалось это воспринимать, и княжич еще мог рассуждать о другом. - Надо говорить «СерИв», - он сделал ударение на заглавных буквах.
        - С-сери-ив, - повторил Мстислав. - Так вот: то, что едят с-сери-ивы, для тебя смертельно.
        Дэсс подумал, что умрет не от еды, а от стыда. Кроме куста красники, здесь была постель, сооруженная из множества перин и шелковых покрывал с узорами. Ханимун свидетель: Дэсс собственными глазами видел, как Дэсса со служанками вышивала эти самые узоры. Приданое благородной княжны в человеческом доме! Уму непостижимо. Постель была огромная, от одной стены «Руби» до другой. Рядом висело зеркало в серебряной раме. Широченное, способное отразить всю эту проклятую постель и тех, кто закатился в любой ее угол. Взбешенный княжич уставился на чистое, ничем не замутненное стекло, ожидая, что там проснется настоящее Зеркало. И отразит страшное, чего еще не бывало: СерИва, готового убивать себе подобных.
        - Есть видеозаписи, - сообщил Мстислав.
        Дэсс повернулся к телохранителю. Человек невольно отступил.
        - Заботиться о безопасности клиента - моя работа. Мне не нравилось, что к тебе… к моему клиенту пустили сер… с-сери-ивку, - Мстислав старался быть дипломатичным, - и я не мог оставить его… тебя без присмотра.
        Княжич зашипел сквозь зубы.
        - Я боялся за тебя.
        С диким воем, в котором смешались все охотничьи песни СерИвов, Дэсс кинулся к зеркалу, где так и не проступило настоящее Отражение. Саданул по стеклу кулаком - раз, другой, третий. Стекло гудело и отражало разъяренного человека. Дэсс вмазал по этому отражению обоими кулаками, ударил плечом, пнул со всей силы. Стена, к которой крепилось зеркало, хрустела и вздрагивала. Стеклу не делалось ничего! Дэсс молотил по нему, пока оно не замазалось кровью разбитых рук и пока Мстислав не схватил княжича за локти и не оттащил прочь.
        - Ну, будет тебе. Отвел душу - и хватит. - Он усадил Дэсса на край постели и придержал, чтобы княжич снова не бросился на ни в чем не повинное зеркало.
        Тяжело дыша, Дэсс порывался вскочить.
        - Тише, тише. Успокойся, - произнес Мстислав на языке СерИвов.
        Дэсс мгновенно утих. Его подозрение было верно? Старший брат не умер, а переселился в чужое тело, как Дэсс? Это он сейчас смотрит грустными глазами и не позволяет младшему наделать новых глупостей?
        - Касс?
        - Успокойся, - повторил телохранитель.
        Дэсс в изнеможении ткнулся лбом ему в грудь. Что бы ни вытворяли потерявшие стыд сестры, но старший брат - вот он, здесь. Дэсс не один в том ужасном положении, в котором оказался. От человеческих рук, лежащих у княжича на плечах, исходило ощущение силы и уверенности. Совсем как в прежние времена - от рук Касса.
        - Что с нами случилось? - спросил Дэсс, начиная оживать. Как хорошо найти среди людей утраченного брата!
        - Я не понимаю, что ты говоришь, - ответил Мстислав. - Я знаю по-вашему всего несколько слов.
        Княжич отстранился. Это не Касс… От разочарования хотелось мяукать.
        Телохранитель уселся рядом на постель, хлопнул Дэсса по спине.
        - Не переживай: могло быть хуже. Слушай. Я знаю о с-сери-ивах, - выговорил Мстислав с большим тщанием, - все, что смог выцедить из Инфо. То есть ни черта. Этот милейший народец, на чью планету нахально ввалились потомки землян, скрывает любые сведения о себе. И гонит прочь наших миссионеров, добровольцев, врачей, шпионов - всех. Ладно, это я могу понять. Однако наблюдатели и аналитики не спали, и за много лет собрали кой-какую информацию. Так вот: она была в Инфо. До недавнего времени. А теперь ее нет. У-нич-то-же-на. И я думаю, что ты - единственный, кто мог бы мне что-нибудь рассказать. Надо понять, что с тобой случилось и почему.
        - Я сам не знаю, - вздохнул Дэсс. - И рассказывать не о чем.
        - Кто-то недавно сболтнул мне словцо насчет магии с-сери-ивов. Не ты ли?
        - Ты опять неправильно говоришь, - сказал княжич, стараясь выиграть время, чтобы подумать. - СерИвы. Слышишь, как я произношу? СерИвы.
        - СерИвы, - безупречно повторил Мстислав. - Ты будешь мне помогать?
        - Слав, - сказал Дэсс, разглядывая белый с золотом ковер под ногами, - я это предложил сгоряча… хотел избавить тебя от рабской зависимости.
        - С перепугу ты предложил, - поправил Мстислав, усмехнувшись, - потому что хотел заручиться моей поддержкой. Так?
        - Да, - признал княжич. - Но одно дело - воспользоваться нашей магией, чтобы помочь тебе. И совсем другое - рассказывать о ней, чтобы ты помог мне.
        - Давай совместим два полезных дела.
        - Можно мне еще подумать?
        - Размышляй. Только быстро - у нас времени в обрез.
        Мстислав сходил к мобилю за аптечкой и обработал разбитые руки Дэсса; заодно предложил смазать кремом искусанную воспаленную губу. Подергиваясь от отвращения, княжич намазал на себя целебную пахучую гадость и вернул тюбик со словами:
        - Скажи, телохранитель экстра-класса, как получилось, что твоего подопечного сперли бандиты?
        Мстислав улыбнулся было, но тут же посерьезнел.
        - Скажу, если опять не кинешься что-нибудь крушить.
        - Не кинусь.
        - Господин Донахью увез тебя, когда меня отвлекла юная княжна.
        - Что? - Дэсс встал.
        Мстислав предупреждающе вскинул ладонь:
        - Ты обещал не кидаться. Так вот, пока я был занят с княжной, у господина Донахью похитили сына.
        Княжич подавил родившийся в горле рык. Человек не виноват: противиться женской магии невозможно, и если СерИвка задалась целью «отвлечь» Мстислава, устоять он не мог.
        Подумав, Дэсс задал разумный вопрос:
        - Зачем ей понадобилось тебя отвлекать?
        - Ну-у, видишь ли, - протянул Мстислав, довольный тем, что обошлось без драки, - она могла быть в сговоре с бандитами. И облегчила им похищение.
        - Не могла, - отмел несуразицу Дэсс.
        - Допустим, господин Донахью имел свои цели и попросил княжну занять телохранителя, чтобы тот выпустил объект из-под наблюдения.
        - Вздор!
        - Почему?
        Дэсс нервно прошелся вдоль огромной постели, сорвал с ветки несколько ягод красники и в сердцах бросил их под ноги, раздавил на ковре.
        - Слав, я смотрел видео. Много, разных. Ваши женщины могут… как это?… делить постель с нелюбимым ради чего-нибудь важного. Но СерИвки… - он запнулся, сообразив, что и СерИвки подаются в город ради человеческих денег. - Ваши деньги Дэссе не нужны. Она - княжна, у нее есть все.
        - Ты уверен? - тихо и как-то слишком спокойно поинтересовался Мстислав.
        Дэсс не успел ответить: в открытый проем в стене «Руби» стремительно шагнул новый человек. В темном дорогом костюме, ростом пониже Дэсса и Мстислава, но такой же белокурый, кареглазый и с очень правильными чертами лица. Не иначе как господин Донахью. Он впился взглядом в Дэсса, однако обратился к телохранителю:
        - Что вы себе позволяете? Почему я вынужден часами ждать, пока вы тут чешете языком? Извольте получить расчет, - он протянул Мстиславу кредитку. - В ваших услугах здесь больше не нуждаются!
        Телохранитель не шелохнулся.
        - Слав мне нужен, - проговорил Дэсс. - Я его не отпускаю.
        Господин Донахью пропустил эти слова мимо ушей.
        - Норман, пойдем, - он повелительно ткнул пальцем в сторону открытого входа.
        Норман? Ах да, это же настоящее имя Домино: НОрман МИдж ДОнахью.
        - Идем! - повторил директор института, где - Дэсс не забыл, что рассказывал Мстислав, - проводились какие-то противозаконные исследования. - У меня к тебе разговор. И из полиции звонили, скоро приедут спросить тебя кой о чем. - Он положил кредитку, которую так и не взял телохранитель, на постель: - Здесь ваше жалованье плюс деньги еще за два месяца. Мстислав, я не стану хлопотать о том, чтобы вас лишили разрешения на охранную деятельность. Хотя вы вели себя с непростительным легкомыслием! Вы свободны; вам ясно?
        - Слав остается со мной, - повторил Дэсс.
        На сей раз господин Донахью его услышал.
        - Это еще что за ерунда? Мстислав, с какой стати мой обормот вас полюбил?
        Дэсс не сказал бы, что господин директор чрезвычайно рад видеть возвращенного ему сына. Наверняка знает цену этому поганому кэту. И явно доверяет суждениям телохранителя больше, чем словам Домино.
        - Ваш сын потерял память, - объяснил Мстислав. - И вместе с памятью утратил свою прежнюю личность.
        - Амнезия? - переспросил господин Донахью. - Ну, за это вы ответите сполна! С лицензией можете прощаться. Норман! Марш домой! Надеюсь, ты помнишь, где дом?
        - Здесь, - Дэсс уселся на постель. - И не командуйте мной, пожалуйста.
        - Иди поговори с отцом, - внушительно сказал Мстислав. - Быть может, поймешь что-нибудь.
        Безобидные слова неожиданно взбесили господина Донахью. Мелькнула рука - и он влепил бы оплеуху, не успей телохранитель отшатнуться.
        - Вон отсюда, - велел отец Домино. - Чтоб через пять минут вас тут не было, или я вызову полицию.
        Дэсс не знал, как поступить: то ли последовать совету и выслушать господина Донахью, то ли бежать из поместья с телохранителем. Мстислав медленно двинулся к выходу. А отец Домино подошел совсем близко к Дэссу, наклонился над ним и прошептал на языке СерИвов:
        - Привет, братец. Тебя загодя не предупредили, но ты не пугайся; все будет хорошо.
        Дэссу хватило выдержки не отшатнуться от Соны, когда он услышал, что она больна лунной лихорадкой. Ему и сейчас хватило самообладания.
        - Простите, я не понимаю, - сказал княжич на человеческом языке.
        - Смеешься над старшим братом? Ай, Дэсс, как некрасиво! - Карие глаза, окруженные сеточкой морщин, улыбались.
        Дэсс отодвинулся.
        - Что вы от меня хотите? Слав!
        Телохранитель обернулся на пороге.
        - Господин Донахью, вы его пугаете. Не надо; ему и так досталось.
        Бывший отец Домино - а нынче старший княжич Касс Мат-Вэй - выпрямился. Поглядел на Дэсса - долго, пристально. В лице ничто не дрогнуло, но Дэсс понял, что старший брат несказанно разочарован.
        - Мстислав, я погорячился. Приношу свои извинения. Возьмите эту чертову кредитку и отведите Нормана домой. Если он доверяет только вам… что ж… - Касс обескураженно развел руками.
        Дэсс вышел из «Руби». Голова чуть кружилась, но мысли были ясные, холодные. Великий Ханимун отвернул свой лик от СерИвов, если Дэсса показывает магию любви мерзавцу Домино, а Касс - подумать только! - хотел ударить человека по лицу.
        СерИв! И - по лицу.
        Человека.
        Мир опрокинулся…
        Глава 7
        Мстислав не сел снова в мобиль, а повел княжича через парк пешком. Здесь было свежо после дождя, подсыхающие капли еще поблескивали на траве и листьях, и в воздухе стояли удивительные запахи. Инопланетные деревья тонко благоухали, а цветы как будто задались целью удушить ароматом не привычного к ним СерИва.
        Дэсс пытался найти оправдание брату. Касс понимал, что Мстислав успеет отпрянуть и не схлопочет затрещину. Он изображал господина Донахью: наверное, тому случалось распускать руки. Но Касс-то мог бы воздержаться!.. Переселившись в чужое тело, он великолепно справился с ролью человека. Почему? Скорей всего, он сохранил память отца Домино. А отчего Дэсс не сохранил чужую память? Загадка.
        Итак, Касс играет господина Донахью. Играет семнадцать дней - со дня своей «смерти». И никто не обнаружил подмены? Даже Мстислав?
        - Слав, сколько времени ты тут на службе?
        - М-м… сорок два дня.
        - Господин Донахью не казался в последнее время странным?
        - Казался, - подтвердил телохранитель, шагая рядом с Дэссом по дорожке. - И еще каким удивительным! Разговаривал учтиво, через слово не грозил погнать взашей. - Мстислав на ходу сорвал веточку, постучал ею по ладони. - СерИв Дэсс, ты мне сказал что-нибудь важное?
        - Нет.
        - Вот и ладно. Я совершенно не догадался, что господин Донахью тоже из ваших.
        Княжич невольно улыбнулся. Хорошо понимать друг дружку с полуслова.
        Вблизи дом с колоннами показался роскошным дворцом. Дорогой белый камень был ошлифован и мягко светился на солнце, окна отсвечивали золотисто-коричневым, а двери были сделаны из медового дерева и украшены тонкой резьбой, словно вышедшей из-под рук СерИвов.
        Внутри оказалось еще красивей: все тот же белый камень, шелк строгих цветов, резное дерево, ковры, позолоченное серебро. И много зеркал - Дэсс прямо-таки опешил, когда при входе его встретили множество Мстиславов и Домино. Это сколько же настоящих Зеркал тут могло прорасти?
        - Господин Донахью недавно распорядился поменять зеркала, - как бы между прочим заметил Мстислав.
        Дэсс приободрился и уверенно зашагал вслед за телохранителем через сквозные светлые залы.
        Навстречу не попадалось ни души. Совсем не похоже на княжеские замки, где полно прислуги и всяческой родни.
        - Почему никого нет?
        - Есть повар, уборщица и охранник. Повар на кухне, уборщица приходит по утрам, охранник сидит за пультом слежения. Раньше был шофер, он же садовник, но господин Донахью его рассчитал.
        - Когда?
        - Недели две назад. Чуть больше.
        Касс избавился от садовника, едва вселился в этот дом.
        - А когда начали приходить СерИвки?
        Телохранитель мысленно посчитал.
        - Тридцать шесть дней назад объявилась княгиня. На следующий день пришла старшая княжна…
        - К кому? - перебил Дэсс невежливо.
        - К господину Донахью. И после шастала к нему через день. Затем перестала. Шестнадцать дней назад впервые появилась младшая…
        - Довольно, - снова перебил княжич, не в силах слушать про похождения любимой сестренки. - Слав, извини, но…
        Мстислав крепко сжал его запястье.
        - Тише, тише, - пробормотал он на языке СерИвов, и Дэсс вспомнил, что их может слышать охранник.
        - Молчу, - сказал он послушно. И тут же спросил, впервые об этом задумавшись: - Слав, а где жена господина Донахью? То есть… э-э… моя мать?
        - Она здесь не живет. Рассталась с мужем много лет назад.
        - И чем занимается?
        - Линда Гейл - известная певица. Это она устроила тебя на видео с программой «Домино».
        Княжич с дрожью вспомнил про эту самую программу - как выразился Мстислав, «дурацкие шутки, идиотские пляски и отвратительное пение». Быть может, удастся от нее отвертеться? Как-никак, Домино похищали бандиты, и он утратил память. А впрочем, кэт с ней, с программой. Есть неприятности и похуже.
        Мстислав с особой торжественностью распахнул двустворчатую дверь, отделанную жатым шелком стального цвета.
        - Ваши покои, господин Домино. Прошу!
        За дверью оказался коридор с окнами по одну сторону и зеркалами напротив, с расписными стенами и потолком. Княжич скользнул взглядом по росписям. Обнаженные девушки были прекрасны; по человеческим меркам, разумеется. СерИву от их безволосой наготы не было никакой радости. К тому же девицы столь откровенно приглашали гостя заняться любовью, что княжич застеснялся, как подросток. Увидев ближайшую дверь, он взялся за рукоять, чтобы уйти от смущавших его картин. Дверь и не подумала открыться.
        Зато Мстислав легонько толкнул ладонью, и дверь отворилась.
        - Заходи, - телохранитель улыбнулся.
        Княжич был приятно удивлен. Ни откровенных картин, ни слишком вольных скульптур. Стены были затянуты коричневым шелком, стояла такая же коричневая постель, кресло, два стула, придвинутый к стене стол, рядом - погашенный видеоэкран.
        - Это моя комната, - пояснил Мстислав. - Что ценно - разговоры здесь не прослушиваются.
        Княжич еще раз огляделся.
        - А где изображение твоей жены? Портрет.
        Мстислав глянул так, словно его горько обидели. Затем в глазах блеснула знакомая ярость.
        Он стремительно подошел к видео, коснулся ладонью. Экран вспыхнул, и появилось какое-то страшилище. Дэсс едва признал женское лицо. По щекам расползались лиловые пятна, брови и ресницы осыпались, седые волосы на голове вылезли клочьями, и просвечивал обтянутый кожей череп. Под глазами висели черные мешки, водянистые глаза смотрели тускло и бессмысленно.
        - Появляется всякий раз, стоит включить экран, - проговорил Мстислав. - Ты сделал мне эту заставку, и убрать ее невозможно. Нарочно, чтобы я помнил, как будет выглядеть Светлана, если ее не лечить. - Он резко отвернулся от экрана, и страшное изображение медленно погасло.
        - Это не я сделал, - сказал расстроенный княжич. - Слав, поверь. СерИвы не лгут - Ханимун карает за ложь беспощадно.
        - От этого не легче. - Мстислав прошелся по комнате, постоял у окна, за которым лежал ухоженный газон; редкие кусты были усыпаны разноцветными листьями, будто праздничными флажками. - Дэсс, я правильно расслышал - «Ханимун»?
        - Так зовут нашего бога. - Княжич подумал, что человек в душе посмеется, ведь люди не верят в чужих богов.
        - Ханимун, - задумчиво повторил телохранитель. - На одном из наших языков это означает «медовый месяц»… Так что ты надумал - готов мне помогать?
        - Да.
        Княжич включил видео. Изображение Светланы - творение Домино - продержалось несколько мгновений и сменилось вечерним пейзажем: темно-лиловые горы, их вызолоченные солнцем снежные шапки, сиреневые тени.
        - Первый канал; последние новости о СерИвах, - сказал Дэсс.
        - Нет информации, - мягким женским голосом отозвался экран.
        Мстислав встал у Дэсса за спиной.
        - Первый канал; последние новости в записи, - настаивал княжич. - Два выпуска.
        Экран безропотно показал сводку новостей. Но того сюжета, отрывок из которого видел Дэсс в плену у бандитов, не было.
        - Уничтожен, как и сведения в Инфо, - заметил Мстислав.
        Княжич пересказал сюжет своими словами: что говорила журналистка, как сожгли тело Дэсса в Прощальном зале, как мать ничуть не горевала, а любимая сестренка радовалась.
        - Конечно, радехонька! - заявил телохранитель. - Ты успешно переселился в тело Домино, а твои останки родичи сожгли за ненадобностью.
        Пол у Дэсса под ногами качнулся, княжич плюхнулся на постель. Она оказалась гораздо жестче той, что стояла в «Руби» для утех Домино, и жалобно крякнула.
        Мстислав покружил по комнате и вдруг предложил:
        - Хочешь есть?
        - Хочу, - признался Дэсс. - Только не человеческую еду, а нашу.
        - Про вашу забудь навсегда. Я закажу что-нибудь попроще. - Мстислав поколдовал над панелью, вделанной в столешницу. - Минут через пять будет готово.
        - Я сдохну, - печально сообщил Дэсс, вспомнив пряные запахи еды в ресторане. Он не сможет такое есть.
        Однако телохранитель и повар не подвели: еда, что прибыла на стол из раскрывшейся ниши в стене, оказалась совершенно съедобной. Отварное мясо без специй, почти безвкусная зелень, кисловатый напиток. Мстислав ел то же, что и Дэсс. Он снова был голоден и с удовольствием умял свою порцию.
        - Спасибо, - поблагодарил княжич, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кажется, еда в желудке не собиралась бунтовать. - Что дальше?
        Телохранитель отослал назад грязную посуду и пристально поглядел на Дэсса. В карих глазах под светлой челкой было странное выражение. Жалость и одновременно что-то еще, чего Дэсс не понял.
        - Господин Донахью обмолвился, что скоро прибудет полиция. Они намерены расспросить тебя о похищении.
        Дэсс поежился. Иметь дело с полицией - невеликое удовольствие. Особенно когда ты - СерИв, пытающийся выдать себя за человека.
        - Я ничего не знаю о похищении. Уснул в своей комнате, в замке, а проснулся в плену. И ты сразу меня нашел и оттуда вытащил.
        - Когда уснул?
        - Вечером, как всегда. СерИвы ложатся спать вскоре после захода солнца.
        - Сегодня пятница; Домино похитили в среду около полудня. А ты когда лег в постель?
        Дэсс хотел почесать ухо, но пальцы наткнулись не на привычную шерсть, а на человеческие волосы и человеческое же ухо. Он отдернул руку, так и не вспомнив, каким дням СерИвов соответствуют пятница и среда.
        - Не могу сказать. Хотя… погоди… - Он порылся в памяти. - Мы смотрели ваши новости по видео; отец в последнее время заставлял меня смотреть всякую чепуху. В тот день мобиль потерял управление, разбил витрину и вкатился в магазин женского белья. - Дэсс остался очень собой доволен. Не зря он смотрел чепуху - вот и пригодилось.
        - Это случилось в понедельник.
        Изумленный Дэсс посчитал: выходило, что он проспал три дня и четыре ночи. За это время успел переселиться в тело похищенного Домино, а сам ничегошеньки не помнит!
        - Рядом кто-нибудь был, когда ты ложился спать? - продолжал спрашивать Мстислав.
        - Нет. СерИв спит только с женой, а я не… - Дэсс запнулся. Рассказывать о том, как он не сумел привести в замок Сону, было слишком больно. Да и не время.
        - Сколько тебе лет?
        - Пятнадцать стандартных. Но СерИвы живут меньше людей и взрослеют раньше. По-вашему, мне двадцать один. - Дэсс повторил слова журналистки из того сюжета, который не сумел отыскать.
        - Правда ли, что в день совершеннолетия СерИв может взять себе любую женщину?
        Дэсс зашипел сквозь зубы. Затем холодно ответил:
        - Во-первых, неправда. Во-вторых, ты солгал, сказав, что не знаешь о СерИвах ни черта. - Последнее особенно его обидело.
        Человек улыбнулся:
        - Не сердись. Я в самом деле не знаю ничего стоящего. Так, слухи, сплетни… Расскажи.
        Княжич смягчился. Совершеннолетие - дело серьезное, и есть отдельный ритуал, связанный с магией любви, но это касается лишь княжеских сыновей, а не кого попало. Мать с отцом выбирают среди женщин замка тринадцать самых достойных - молодых, замужних, не из близкой родни - и обязательно спрашивают их согласия. Они не отказываются, конечно, потому что княжич - это княжич, его любят все. «Или почти все», - мысленно поправился Дэсс, вспомнив старшую сестру Лиссу. Затем из этих тринадцати тайно выбирают одну. Княжич не знал, как это делается: какая-то особая женская магия, о которой мужчинам знать не положено. Ночью, в полной темноте, избранница приходит к княжичу; и даже если он наберется дерзости и спросит ее имя, она не ответит. До рассвета она будет петь ему песни любви, но с первым лучом солнца покинет его навсегда. И он до конца жизни не узнает имя той, что впервые показывала ему магию любви.
        Мстислав внимательно выслушал и уточнил:
        - Иными словами, ты в курсе, как поются настоящие песни?
        - Конечно.
        - Если я попрошу тебя посмотреть записи встреч Домино с младшей княжной, ты согласишься?
        - Нет! - отрезал Дэсс не задумываясь.
        - А если я очень попрошу? - настаивал Мстислав.
        - Нет.
        - Она пела ему совсем не те песни, что мне.
        Взбешенный княжич взвился со стула; стул с грохотом упал.
        - Как ты смеешь?! Хоть о себе молчал бы!
        Карие глаза Мстислава смотрели очень серьезно.
        - Можешь ударить меня, если хочешь. Но это ничего не изменит. Дэсс, мне нужно, чтоб ты послушал и объяснил, в чем разница. И не забудь: Домино убит, а ты занимаешь его место.
        Укрощенный его доводами Дэсс поставил на ножки опрокинутый стул и снова уселся.
        - Ладно. Давай свои записи.
        Телохранитель открыл небольшую, хорошо замаскированную панель в стене. Княжичу и в ум бы не пришло, что под шелком обивки скрыта дополнительная панель. Он мрачно смотрел, как Мстислав ввел код доступа и выбрал в меню нужный пункт. Человек и не думал скрывать от него свои действия; впрочем, Дэсс все равно их не запомнил.
        На экране появилась единственная комната «Руби»: огромная постель с вышитыми покрывалами, белый с золотом ковер, куст красники, гнущийся под тяжестью спелых гроздей. Ягод на ветках было заметно больше, чем видел сегодня княжич. Не иначе как сестрица угощалась - она великая охотница до красники. Во рту появился гадкий привкус, словно Дэсс наелся прихваченных морозом и подгнивших ягод.
        Открылась дверь. За ней был густой туман, подкрашенный розовым - свет фонарей отражался от кроваво-красных граней «Руби». Из этой розовой дымки явилась Дэсса - прекрасная, как никогда, закутанная в шелк цвета Руби. Княжича передернуло. В красное одевается невеста, которой мужчина принес настоящий камень из Долины Черной Смерти. А Дэссе подарили дом для свиданий - чудовищную насмешку над чувствами и обычаями СерИвов.
        За ней в комнату шагнул Домино. Вдвое выше маленькой княжны, по сравнению с ней громоздкий, неуклюжий. На нем был костюм из искусственного меха. Серебристый, с зелеными и алыми переливами; точь-в-точь роскошная шерсть Дэсса. Бывшая шерсть… Домино был навеселе: щеки покраснели, губы расползались в глупой улыбке, руки суетливо подрагивали и тянулись к Дэссе. Княжна ловко уклонялась. Домино ловил ее и никак не мог поймать, топтался у постели, бормотал что-то невразумительное.
        - Что он говорит? - спросил Дэсс, с острой неприязнью рассматривая человека, в чье тело его угораздило переселиться.
        - Торопит. Его ждут девушки - там, - Мстислав ткнул пальцем в сторону стены, за которой, насколько княжич понимал, находилась берлога Домино. - Целый полк красоток.
        Княжич стиснул зубы. Поганому кэту невдомек, что целый полк распущенных девиц не стоит и шерстинки с уха Дэссы. Благородная княжна снизошла до него и готова петь магические песни любви! А эта мразь суетится, мельтешит, велит поспешать. Наверно, Ханимун в тот день от стыда закрыл глаза и уши…
        Узкие ладошки Дэссы пробежались по груди Домино - по его искусственной шерсти. Он громко застонал, сгреб беззащитную княжну в охапку и с ней вместе рухнул на постель - прямо в своей шерсти и в ботинках. Дэсса барахталась, пытаясь вырваться, но ее сопротивление лишь распаляло пьяные желания человека.
        Вне себя от омерзения, княжич смотрел, как рвется под пальцами Домино драгоценный шелк цвета Руби; казалось, он слышит, как хрустят тонкие косточки Дэссы. Домино придушил ее, неловко прижав лицом к покрывалу, и княжна не могла даже вскрикнуть.
        Искусственный мех на человеческом теле переливался зеленым и алым. Одной рукой удерживая Дэссу, Домино пытался расстегнуть свою одежду. Это ему не удавалось, и он бранился, поминая «идиотов-портных», «дур-СерИвок» и почему-то Мстислава. Телохранителю особенно доставалось; княжич не выдержал и спросил, в чем дело.
        - Я ему одежду заклеил - чтоб спьяну не учудил чего-нибудь. Не хватало потом разбираться с княжеским семейством. Кстати, как СерИвы мстят за изнасилование?
        - Понятия не имею. - Дэсс не вспомнил ни одной соответствующей легенды. - Но я бы убил.
        - Вот видишь.
        На экране Дэсса наконец сумела вывернуться и села на постели, коленками уперлась Домино в грудь, а ладонями зажала ему рот. Он брыкнулся, но княжна произнесла несколько слов - высоким напряженным голосом, вкладывая в звуки всю силу таинственной женской магии - и человек притих, расслабленно вытянулся на постели. Его руки поглаживали Дэссу по бокам и спине, спуская на талию остатки разорванного шелка.
        Княжна запела. Дэсс и раньше знал, что у сестренки чудесный голос. Чистый и звонкий, как весенняя капель на ледниках, переливчатый, как радуга после дождя. Прозрачная мелодия наполнила комнату, взлетела к потолку, осыпалась тончайшими льдинками; закружилась первой осенней метелицей, растаяла на лету - и долго еще жила в чуть слышных отзвуках.
        Домино застонал - беспомощно и жалко. Дэсса провела кончиками пальцев по его побледневшим щекам; он поймал ее руку и прижал к губам, но на страстные поцелуи не хватило сил.
        - Детка… еще, - попросил человек, лаская руку СерИвки.
        Новая песня, похожая на холодный осенний ветер, что несет сорванные листья и капли дождя. Протяжная, зябкая, грустная и одновременно безжалостная песня; Домино бессильно уронил руки, и они лежали точно неживые, ладонями вверх. Дэсса пела, поглаживая его лицо, и оно менялось: делалось старше и строже.
        - Еще, - вымолвил Домино, чуть только СерИвка умолкла. Бледные, непослушные губы едва шевельнулись.
        Княжна склонилась к его лицу; по золотой шерсти прокатились алые переливы.
        - Ты скверный человек, - прошептала она, и он послушно повторил:
        - Скверный.
        Дэсса запела. В голосе звучали раскаты грома, блистали молнии, неслись черные тучи - гнев Ханимуна рокотал и обрушивался на виновного. Домино был кругом виноват и покорно принимал божественную кару.
        - Еще…
        В голосе Дэссы послышался грохот обвала в ущелье. Рушились каменные глыбы, стучали обломки, шипел сыплющийся песок.
        - Ты недостоин жить, - шептала княжна, и человек повторял:
        - Я недостоин… Еще! Детка, ласточка моя, давай…
        Горький плач заблудившегося ребенка, отчаянное мяуканье матери, завывание ночного ветра и хохот злорадствующих кэтов смешались в новой песне Дэссы. Княжна впилась ногтями в виски Домино, встряхнула его безвольно мотнувшуюся голову.
        - Ты не хочешь жить.
        - Не хочу… - стонал он. - Пой…
        Печально и торжественно текла река, уносящая надежды и горести несчастливых влюбленных и души их нерожденных детей, легко плескала вода на прибрежных камнях, неслышно умирала пена, что прибилась к листьям водяных растений. Дэсса шептала, шелестела, умолкала - и наконец умолкла совсем.
        У Домино были мокрые глаза; слезы скатывались по вискам, где темнели следы ногтей Дэссы.
        - Милая… Спасибо… Ты придешь еще? - бормотал он, а княжна деловито заворачивалась в обрывки шелкового отреза.
        - Приду, если позовешь.
        Она соскочила с постели и опрометью ринулась к кусту красники. Срывая спелые гроздья, Дэсса совала их в рот, глотала, давилась, и сок стекал по шерсти на подбородке, точно хлынувшая горлом кровь.
        Мстислав выключил запись; экран потух, но княжичу еще несколько мгновений виделась златошерстная сестра в изодранном наряде счастливой невесты и чуть живой человек на постели.
        - Что скажешь? - поинтересовался телохранитель.
        Усиленно размышляя, Дэсс почесал ухо и даже не заметил, насколько оно чужое и неприятное. Спросил в ответ:
        - Это повторялось каждый раз?
        - Да; практически одно и то же. Домино после их свиданий становился тихий, умиленно-восторженный. Золото, а не человек.
        - Почему ты ему не запретил? Не объяснил, что она делает?
        - Я не объяснил?! Я же тебя спрашиваю: что происходило?
        Княжич почесал другое ухо, однако это не помогло ему понять Мстислава.
        - Ты разве не слышал, что она говорила между песнями?
        - Слышал; да только она лопотала по-серивски. А вот как Домино разбирал, для меня загадка.
        - Это женская магия - СерИвки сами умеют понимать без слов и заставляют понимать других.
        - Допустим. Но ты скажешь наконец: что делала твоя магическая сестрица?
        - Она убивала Домино.
        Глава 8
        Мстислав обеими руками вцепился в свои белокурые волосы.
        - Будь я проклят… - Кровь отхлынула от лица, губы сделались пепельные. - У меня на глазах! А я-то дурак… телохранитель! Ч-черт!
        Дэсс виновато притих. Его родные сестры много дней готовили господина Донахью и его сына к смерти, убивали в них желание жить. Великий Ханимун, прости неразумных СерИвок!
        Мстислав ткнул кнопку на панели в стене.
        - Антонио, где господин Донахью?
        - Уехал, - ответил мужской голос.
        - Когда?
        - Чуть только вы вошли в дом. Взял глайдер и…
        - Ясно. Дьявол… - Мстислав развернулся к княжичу: - Ты обещал мне помочь.
        - Нет, - заявил Дэсс.
        У телохранителя удивленно вздернулись брови.
        - Это еще что за разговор?
        - Я не буду с тобой ловить Касса. Он мой брат.
        Мстислав неожиданно улыбнулся:
        - Послушай, СерИвская твоя душа. Господин Донахью, вероятно, ринулся к семье - сообщить, что фокус с твоим переселением не удался. А я хочу, чтоб ты потолковал с сестрой - спросил, зачем тебя переселили, даже не предупредив. Она сильно рисковала, являясь к Домино; полагаю, она тебя крепко любит. Наверное, она скажет, если ее спросишь ты, а не я.
        - Я сам знаю, отчего не предупредили: я бы не стал переселяться. Сбежал бы из замка - только меня там и видели.
        - Но зачем это? И еще: твои родичи убили Домино и его отца; кто следующий в очереди? Они выбирают самых отпетых или самых богатых?
        - Может, лучше идти в полицию? Рассказать все…
        - Кому? - перебил Мстислав. - Полицейскому, который еще вчера был СерИвом? Ты слышал, что сказали в новостях: СерИвы мрут как мухи. То бишь переселяются в людей. Значит, их здесь уже много - и мы со своими разоблачениями в два счета окажемся за решеткой… или на том свете, что еще вероятней.
        Дэсс в раздумье прошелся из угла в угол. За окнами подуставшее к вечеру солнце ласкало парк, густой желтый свет медом лежал на траве и на листьях. Чудовищного «Руби» из комнаты Мстислава было не видать.
        - Скорей всего, Дэсса в замке, - заговорил княжич. - Но ее не станут звать к воротам ради каких-то пришельцев. А внутрь нас тем более не пустят - сколько ни доказывай, что я СерИв, а не человек. Доложат князю, и тогда спаси нас Ханимун. Отец не любит, когда задуманное им идет вкривь и вкось.
        Мстислав достал из кармана кредитку, которую ему оставил господин Донахью - княжич Касс.
        - Деньгами стражу не подкупишь, - возразил Дэсс.
        - Еще бы, - горько усмехнулся телохранитель. - На что СерИвам жалкие гроши, когда они вскоре приберут к рукам состояния всех здешних богачей? Дэсс, твои родичи - убийцы. Как их остановить?
        Княжич усиленно размышлял, прикидывая так и эдак.
        - Нужно достать Руби. Начальник стражи два года как овдовел, а новую жену никак не найдет. Он может польститься на камень.
        …Маленький глайдер несся над городом. Дэсс никогда еще не видел Тэнканиока-ла сверху. Разноцветные городские районы казались странными человеческими игрушками. Взрослые понаделали одинаковые домики, дети поставили их кучками да и бросили, когда наскучило играть.
        Впереди подымались горы: внизу поросшие темным лесом, с серебристыми пятнами возделанных СерИвами красничников, выше зеленые от лугов, еще выше тускло-сизые от лишайников и наконец белые с золотом, сияющие в солнечных лучах. Снежные шапки были остроконечные, ровные, одна к одной. Словно горные боги в белых шлемах собрались в огромное войско, но почему-то медлили наступать на человеческий город. В той стороне находился замок князя Мат-Вэя, а дальше лежала Долина Черной Смерти.
        Княжичу было не по себе. Глайдер такой хрупкий, а падать ох как высоко… Только бы Ханимун не оставил Мстислава своей милостью и позволил ему благополучно приземлиться. Телохранитель хмурил брови и порой шепотом бранился. Не разгневался бы Великий да не наслал бы убийственную грозу.
        - Слав, не ругайся, - не выдержал Дэсс. - А то упадем.
        - Глайдеры не падают - они садятся. Аварийные системы абсолютно надежны. - Мстислав с видимым усилием взял себя в руки и неожиданно попросил: - Будь добр, расскажи про Ханимуна.
        Дэсс заколебался. Можно ли сообщать такое знание человеку? Впрочем, Мстислав - это Мстислав, а не абы кто. Княжич заговорил:
        - Ханимун создал мир и сильно о нем печется. А когда его дети нарушают высшие законы, Ханимун их карает - для их же пользы. Чтобы не зарывались и помнили, как надо жить. - Дэсс ощутил, что говорит о Великом без должной уважительности. Быть может, рассказывай он не человеку, а СерИву, верные слова бы нашлись? Он продолжил, досадуя на неловкость своего языка: - Однажды СерИвов постигла беда: напал мор на верхоскачей, из которых топили жир для светильников. Они мерли стадами - и дикие, и домашние. Светильники в горных жилищах погасли, стало темно и холодно. Жир верхоскачей пытались заменять другим, но пламя невыносимо чадило. В жилищах поселилась болезнь, от которой СерИвы начали умирать. Тогда Ханимун спустился с неба и принес звезды, и роздал тем, кто остался в живых. Эти звезды и сейчас горят в наших жилищах, тускнея лишь к большому горю. - Дэсс помолчал, вспомнив Сону, ее странную болезнь и исчезновение. - Однако СерИвы позабыли, что это звезды, и называют их белыми шарами.
        - А еще что благого сделал Ханимун?
        Дэссу не понравилось, как Мстислав задал вопрос. С затаенной насмешкой, что ли? Не верит рассказу? Еще бы! Люди не верят в чужих богов, это известно.
        - Ханимун одарил сокровищами самых достойных князей.
        - Ты видал те дары? - осведомился телохранитель.
        - Видел. Мы с Дэссой однажды забрались в хранилище и открыли большой сундук. Там оказались сафи. Невероятно красивые. Почти как Руби, только синие. Дэсса, дурочка еще была, прибрала к рукам два камня, а я не заметил. Зато увидели няньки, когда она стала играть. Крику было! Отец учинил разбирательство: как мы проникли в сокровищницу, отчего проворонила стража, да как вскрыли сундук. Он же на замке, железом окованный, не подступишься. А в сыром углу стоял; доска прогнила, мы и расковыряли. Столовыми ножами, - пояснил княжич, не сдержав улыбки.
        - Сильный был нагоняй?
        - Дэссе много дней не давали сладкого. Мы с Кассом тайком скармливали ей мед и пирожные.
        - А ты отделался испугом?
        - Знаешь, Слав… - Дэсс призадумался. - Я сказал отцу, что сам стащил камни и подарил сестре. Он был в ужасном гневе - аж белые шары гасли. Кричал, что я вор и что настоящий Мат-Вэй не может быть вором. Я по малолетству не понял, о чем речь. А по его словам выходило, что если вор, то не настоящий Мат-Вэй. Не его сын. К тому же у меня шерсть серебристая, а не золотая, как у всех… Была. Он и сейчас еще на мать косится, да и со мной суров.
        - А тогда что сделал?
        - Ничего, - медленно проговорил Дэсс, впервые осознав, какой каре подверг его князь. - Он вдруг стал снисходителен, перестал требовать, чтоб я учился, как проклятый чиппель. Раньше-то спуску не давал, с учителей спрашивал отчет каждый день. «Чему сегодня выучился младший княжич? Опять волынил, а вы попускали? Ну, берегитесь!» А тут как отрезало. Я и рад: никто не погоняет, не понукает. Сам-то был ленив и не тянулся к тайному знанию… Освоил одну лишь охотничью магию. Но это все умеют, и стыдно было бы не уметь.
        Мстислав хмыкнул.
        - Ясно. Второсортный сын не был допущен к премудрости истинных князей.
        - Выходит, так.
        Солнце клонилось к горизонту, и заснеженные вершины становились все краше. В их яркое золото вкрался розоватый оттенок, дымчато-синее небо начало лиловеть. Глайдер по широкой дуге обогнул замок князя Мат-Вэя, и Дэсс не увидел родное жилище. Зато мелькнул красничник, принадлежащий семье Соны, - серебряное пятно, вытянутое вверх по склону, среди темной зелени леса.
        Мстислав вернулся к разговору о полетах:
        - За всю историю твоей планеты тут угробилось лишь несколько глайдеров. Причем исключительно в тех самых поганых местах, над которыми летать запрещено.
        - Зачем же люди туда совались?
        - Сдуру. А кому-то нервишки пощекотать хотелось. Или дело было… вот как у нас с тобой. Один глайдер упал как раз в твоей Долине.
        - Там нет никакого глайдера, - возразил Дэсс, - я видел.
        - Их подобрали - и машину, и погибшего пилота. Это случилось, когда на планету прибыл первый земной корабль.
        Дэсс озадаченно почесал ухо. В легендах ни о чем таком не говорилось.
        - Слав, ты ничего не путаешь? Черная Смерть на земле, ей до глайдера не добраться.
        - Еще как добирается! - Мстислав вдохновился: - Вот послушай. Рядом с твоей Долиной есть плато. Ровная такая площадочка - чисто для пикника. Но на изрядной глубине там захоронена какая-то штуковина. Явно нездешняя и не наша - в смысле, неземного происхождения. Кто и зачем ее оставил, можно только гадать. Похоже на космический маяк, но это не факт. И каждые два часа двадцать пять минут семнадцать секунд она посылает мощный электромагнитный импульс. Понимаешь?
        - Нет, - откровенно признался княжич. Легенды рассказывали про Черную Смерть совершенно иное.
        - Ну, как бы подземная пушка выстреливает в небо чем-то невидимым, но паскудным. Если угодить под такой выстрел, электроника летит к чертям, люди теряют сознание. Как пилот глайдера, который там грохнулся.
        Дэсс промолчал, осмысляя услышанное. Черная Смерть не имеет отношения ни к каким импульсам с плато, это знает любой СерИв. Телохранитель продолжал:
        - Откапывать и изучать хреновину не стали - местным боязно, а у военных руки не дошли. Но чтобы всякие идиоты вроде нас не вляпались, место объявлено запретной зоной. Вокруг установлены датчики, и при появлении человека либо глайдера включается предупреждение, а затем - силовая защита. Ты можешь в нее ткнуться лбом, и тебя отбросит, можешь врезаться на глайдере - тряханет так, что небо с овчинку покажется. И тоже отбросит.
        - А как же мы проберемся?
        - Ты ведь туда проник?
        - Я тебе говорил: ползком. Через промытый дождями подземный ход.
        - Вот и мы просквозим.
        Дэсс оценивающе оглядел Мстислава: его длинные, согнутые в коленях ноги, сильные руки на панели управления, крепкий торс. Затем коснулся указательными пальцами собственных плеч и вынес руки перед собой, сохраняя замеренное расстояние между пальцами. Между ними умещалось множество горных вершин, видимых сквозь лобовое стекло.
        - Я раньше был гораздо мельче. Мы застрянем.
        - Сказано: прорвемся, - заявил телохранитель.
        - Ты разорвешь камни?
        - На счет «раз».
        Снежные шапки сияли, а у подножий залегли глубокие тени. Сверху, из солнечного поднебесья, они казались гуще и темней, чем на самом деле. Дэсс не на шутку обеспокоился. Импульсы там или что, а в сумерках в Долину Черной Смерти соваться нельзя. Наступишь ненароком, куда не след, - там и сгинешь…
        Он еще дома подробно объяснил, где начинается ход в Долину, и Мстислав безошибочно посадил глайдер на склоне в нужном месте. Машина укрепилась на каменном уступе, накренившись и задрав корму. Рядом была глубокая впадина - сейчас сухая, но в грозу наполнявшаяся водой. В ней чернела округлая нора, от которой кривыми лучами разбегались несколько трещин. Похоже было на черное солнце.
        Мстислав не спешил вылезать из салона. Он пробежался пальцами по центральной консоли, и на лобовом стекле возникло изображение склона, где стоял глайдер. Было оно не цветное, а серое, разных оттенков, и быстро менялось: Мстислав изучал окрестности.
        - Что ты ищешь?
        - Живую материю. - На экране появился и побежал красный комок; по очертаниям толстого тельца Дэсс узнал горного иглика - пугливую и безобидную тварь. - Вдруг твои сородичи засели где-то поблизости?
        - Караулить ход в Долину? К ночи?! Вздор.
        Мстислав проверил склон сверху донизу, затем обратился к соседнему. Ближние кустики и лес у подножия оказались полны всяческой живности, которой не было до двух пришельцев никакого дела.
        - Выходи, - разрешил телохранитель и коснулся кнопки на консоли; дверцы глайдера открылись.
        В салон влетел свежий ветер, пахнущий влажным камнем и лишайниками. Дэсс вылез наружу и поежился. Где его великолепная шерсть, защита от холода и жары?
        Мстислав открыл багажное отделение глайдера. Княжич заглянул ему через плечо; вроде бы маленькая кладовочка, а сколько там всякого разного! Телохранитель вытащил два темных костюма с капюшонами и перчатками, две пары сапог, страшноватого вида защитные очки с черными стеклами, пару зеленых намордников и нечто увесистое в чехле. Увесистую штуку он оставил у себя, а Дэссу вручил комплект снаряжения:
        - Одевайся.
        Княжич начал мучиться с застежками на куртке, Мстислав же выудил из багажника безглазое механическое существо с уймой суставчатых лапок. Лапки безжизненно торчали в разные стороны.
        - Это что за уродец? - заинтересовался княжич.
        - Робот-разведчик. - Мстислав активировал уродца; на спинке загорелись два зеленых глазка, лапки зашевелились в попытке за что-нибудь ухватиться. Телохранитель спрыгнул во впадину, прошел по захрустевшим под ногами камням и выпустил разведчика возле «черного солнца». Лапки стремительно заработали, и уродец нырнул в дыру. - Доложит обстановку - насколько там тесно и вообще.
        - Пока будем возиться, солнце сядет.
        Застежки на куртке никак не давались.
        - Пока ты будешь возиться, точно сядет. - Мстислав одним движением разнял проклятые застежки и стащил с Дэсса куртку. - Не перепутай: сначала снимаешь ботинки, затем надеваешь костюм, потом - сапоги.
        Он вернулся в салон: принимать отчет разведчика. Снаружи Дэсс видел на экране растущего в длину извилистого червяка - подземный ход, каким его воспринимал многолапый механический уродец. Тут и там у «червяка» тоже появлялись лапки - промытые дождевой водой ответвления, которые робот не обследовал, а лишь обозначал. «Червяк» был темно-серый, но кое-где контур рисовался красным. «Наверно, там ход слишком узок для человека», - решил Дэсс, влезая в плотный костюм. В нем оказалось на удивление удобно. Затем княжич натянул сапоги и почувствовал себя в них превосходно.
        Рост «червяка» на экране остановился; Мстислав выругался.
        - Что такое?
        - Разведчик сдох. Чуть-чуть не успел до конца обследовать.
        Экран на лобовом стекле давал замершее изображение с красными вкраплениями, будто «червяк» был ранен. Рядом выстроились в столбик не понятные Дэссу значки.
        - Отчего он сдох?
        - Импульсом шарахнуло. Мы-то за горой, а он - там. К черту! - телохранитель выключил экран и решительно вылез из глайдера. - Надо пошевеливаться.
        Он быстро переоделся, приладил Дэссу на лицо защитные очки и массивный намордник. Дышать стало тяжелее, а видно - лучше.
        - Ты всегда возишь с собой такую прорву вещей? - спросил княжич, пока Мстислав надевал очки и намордник на себя.
        - А как же. Мы с тобой только и знали, что по всяким закоулкам шастать - то в пещеры, то под воду.
        - Не со мной, - поправил огорченный Дэсс: опять Мстислав все перепутал! - С Домино. А это зачем? - изумился он, когда телохранитель вынул из чехла увесистую штуку, оказавшуюся боевым лучеметом. Такими сражались космодесантники в видео, которое княжич смотрел по приказу отца.
        - Двери будем открывать. Полезли!
        Телохранитель первым скользнул в похожую на черное солнце дыру. Дэсс протиснулся следом, стараясь не порвать защитный костюм. Ханимун свидетель: маленькому верткому СерИву тут ползать гораздо удобней. Одно хорошо - очки позволяли видеть в темноте. В черно-серых тонах, но совершенно отчетливо княжич различал стенки промытого водой хода и подошвы сапог Мстислава. Телохранитель быстро уползал вперед, менее ловкий Дэсс отставал. Ход повернул, и подошвы пропали.
        - Замри, - вдруг раздалось над ухом.
        Княжич остановился.
        Темноту прорезали тонкие бледные полоски - и тут же исчезли. За поворотом была вспышка света, сообразил Дэсс. Мстислав стрелял из лучемета?
        - Чуть остынет - и двинем дальше, - сообщил телохранитель.
        - Расширяешь ход?
        - Угадал. Теперь тут плясать можно.
        Немного выждав, Мстислав велел ползти.
        - Да смотри голову не поднимай, - предостерег он.
        Княжич заглянул за поворот. Там ярко алела длинная полоса - след луча, испарившего камень. Под этим алым языком, вжимаясь в неровный пол, продвигался Мстислав.
        - Осторожней, - предупредил он еще раз. - Не сожги затылок.
        Дэсс распластался, как мог, и пополз. Алая полоса надвинулась, голову и спину опалило жаром, горячий воздух обжег гортань.
        - Не задохнемся?
        - Нет, - успокоил телохранитель. - Подача кислорода увеличена.
        Благополучно миновали бывшее узкое место. Дэсс припомнил, сколько таких мест указал погибший робот-разведчик. Хватит ли в намордниках того самого кислорода? Княжич спросил.
        - Должно хватить, - отозвался Мстислав. - Замри.
        Дэссу хотелось посмотреть, как лучемет жжет камень, но он не рискнул глядеть. Не погубить бы глаза, хоть они и спрятаны за очками.
        Чуть выждали и снова поползли.
        - Поаккуратней там, - предупредил Мстислав.
        Затем ему опять пришлось стрелять, и опять он просил княжича быть осторожным, а потом снова, и снова. От раза к разу Мстислав беспокоился все больше, все настойчивей просил Дэсса поберечься.
        - Что ты дергаешься? Я очень осмотрительно ползу.
        - Я тебя не вижу. Оттого и дергаюсь, - неохотно пояснил телохранитель.
        - Тогда пропусти вперед, - предложил Дэсс, с великим трудом протискиваясь следом.
        Мстислав оценил шутку, усмехнулся.
        Ход заметно пошел под уклон, и встретилось подряд три колодца. Княжич их отлично помнил. Когда он одолевал этот путь в первый раз - безо всяких очков, ощупью, - в те колодцы едва не ухнулся. Сейчас, с куда более длинными руками и сильным телом, Дэсс миновал провалы играючи.
        - Вижу свет, - порадовал его Мстислав. - А вот и наш разведчик. Дохлый.
        В сознании Дэсса наконец переварилась информация об электромагнитных импульсах, которыми дарит плато возле Долины Черной Смерти. Что-то когда-то он об импульсах слышал. В видео они упоминались, не иначе. Однако СерИвам, видать, они не страшны, поскольку в легендах об этой напасти нет ни словечка.
        - Слав! - окликнул Дэсс тревожно. - А если этим импульсом тебя шарахнет? В смысле, твою электронику - ту, что в обруче?
        - Он бьет по расписанию, а мы не станем его дожидаться. Унесем ноги вовремя - и все дела.
        Это Мстислав так думает. А если Ханимун сочтет, что, явившись за Руби, человек совершил святотатство?
        «Великий, пощади Мстислава! - взмолился Дэсс. - У него нет дурного умысла. Он выручил меня из плена и хочет спасти свой народ…» Княжич оборвал молитву. А вдруг переселение СерИвов в людей - промысел Ханимуна? Мстислав желает этому помешать - тут-то Великий его и покарает. «Милосердный, сжалься!»
        Впереди завиднелся тусклый вечерний свет. У Дэсса похолодело в груди. А ну как прямо сейчас долбанет? «Великий Ханимун, накажи меня, если в чем виноват; не погуби Мстислава!»
        То ли Великий внял молитве, то ли СерИвы затеяли переселяться без божественной воли - как бы то ни было, Мстислав благополучно выкарабкался из лаза наружу. Следом высунулся Дэсс, огляделся.
        В Долине уже сгустились синеватые сумерки. Ее следовало бы назвать ущельем - такая она была узкая, с трех сторон замкнутая почти отвесными склонами. Эти мрачные стены вздымались к лиловому небу, тут и там в них виднелись черные норы - промытые водой ходы. Поверху, освещенные вечерним солнцем, стояли удивительные скульптуры - высеченные ветрами фигуры сказочных животных. С четвертой стороны из Долины открывался выход - там желтело плато с захороненной неизвестной штуковиной.
        Внизу, прямо под Дэссом, был не слишком высокий, но очень крутой скат; Мстислав стоял рядом, на выщербленном карнизе. Лучемет висел в чехле на поясе, а в руке был робот-разведчик с растопыренными лапками и погасшими «глазами» на спине.
        - Брось! - вскрикнул княжич в суеверном ужасе. - Нельзя держать смерть в руках!
        Мстислав разжал пальцы, и разведчик покатился вниз. Ударился оземь, подпрыгнул и затих, топорща лапки.
        - И бросать ничего нельзя, - спохватившись, виновато заметил Дэсс. Сам же надоумил! Счастье, что уродец не угодил Смерти на голову.
        Прижавшись к каменной стене, Мстислав глядел вбок - в сумрачный и самый опасный конец Долины. За его телом княжич не мог разглядеть, что там такое.
        - Что ты увидел?
        Мстислав отступил на пару шагов по карнизу, и Дэсс зашипел сквозь зубы. Крупный белый крылан, горный падальщик, топтался возле стены. Сложив свои широкие крылья, он деловито подергивал пятнистым, будто забрызганным грязью хвостом - и клевал труп СерИва.
        Глава 9
        Падальщик приступил к трапезе недавно: успел расклевать только горло. Светлая шерсть на груди и животе СерИва осталась нетронута; лица не было видно - на нем топтался крылан. Дэсс буквально слышал, как сильный клюв разрывает ткани, как прожорливая тварь глотает кусок за куском. Голова падальщика ходила вверх-вниз, снежно-белые перья над зобом подымались и опадали.
        - Вот еще один искатель Руби, - пробормотал Мстислав и протянул Дэссу руку: - Вылезай.
        Опираясь на его ладонь, княжич выкарабкался и стал на карнизе. В прошлый раз места ему вполне хватало; сегодня ступни едва поместились. Вжимаясь спиной в камень и мелко переступая, Дэсс и Мстислав боком двинулись по уступу - к безопасному краю Долины, к игравшему на желтом плато солнцу. Там, где карниз обрывался, пришлось спрыгнуть. К счастью, было уже невысоко.
        - С прибытием нас. - Мстислав настороженно оглядел землю: песок, мелкий щебень, камни покрупнее, убогие пучки полумертвой травы. - Ты уверен, что здесь нет подлянки?
        - Я уже говорил: Смерть в другой стороне. - Дэсс обернулся к пировавшему крылану. Очки позволяли различить каждое его перышко, каждое пятно на хвосте. - Почему силовая защита его пропустила?
        - Это всего-навсего птица. Датчики реагируют на что-нибудь более крупное - на глайдер, человека, СерИва.
        - Я убью его.
        Мстислав сжал запястье княжича, предостерегая от глупостей.
        - Как убьешь?
        - Магией. Или нет… Ну, хоть прогоню.
        - Не связывайся. Самим бы ноги унести. Пойдем; куда нам?
        Дэсс послушался. Мертвому СерИву уже не помочь, а белый крылан на то и падальщик, чтобы подчищать в горах за другими. О Ханимун, что же ты не уберег одного из своих детей? Куда же ты смотрел, Великий?
        Княжич поймал себя на неподобающих упреках и мысленно извинился перед богом.
        Они зашагали вдоль изъеденной дождевыми потоками стены; Дэсс шел первым, телохранитель ступал след в след. Княжич не пустил его вперед:
        - Если Смерть тут появилась, я ее узнаю издали. А ты сперва наступишь и только затем узнаешь.
        - Как она выглядит?
        - Покажу, если наткнемся, - уклончиво сказал Дэсс. Он ведь своими глазами не видел, лишь читал в легендах, какая она - Черная Смерть.
        Хвала Великому, не наткнулись.
        Мягкий вечерний свет вливался в Долину с плато, и с этого края она выглядела менее угрюмой. Здесь и травы росло больше, и даже сумели прижиться крохотные белые цветочки.
        - Вот, - княжич остановился возле промытого дождями колодца. - И вон еще, - он указал на дыру в земле подальше от стены; именно там он в прошлый раз добыл отвергнутый Соной камень. - Где-то была третья… - Он огляделся. - Ага! Вон, видишь? Длинный разлом. Когда хлещут осенние ливни, потоки мчатся через всю Долину. Они могут подхватить Руби на том конце, где Смерть, и принести сюда. Вода уходит в колодцы и просачивается вглубь, а Руби оседают. Я про это читал в одной нудной легенде. Такая скучища, что ее, наверное, больше никто не сумел одолеть.
        Мстислав стал на карачки и заглянул в колодец.
        - Хм. Похоже, не ты один читал ту занудь.
        Дэсс по его примеру тоже опустился на четвереньки и глянул в провал.
        Очки позволили увидеть то, чего он не рассмотрел в прошлый раз. Глубокий, сужающийся книзу колодец имел два яруса с подобием колонн - более твердая уцелевшая порода четко выделялась среди черных промоин. В самом низу кучкой лежали отполированные водой кости СерИва: видны были треугольный череп, ребра, рука. Вторая рука висела отдельно, намного выше - кисть застряла среди камней, да там и осталась. Дэсс передернулся, вообразив себя на месте погибшего.
        - Бедняга висел, пока не умер…
        - Или пока у живого рука не оторвалась, - добавил Мстислав, осматривая внутренность колодца. Затем он лег и перевесился через край, так что Дэсс в испуге схватил его за ноги. - Ну-ка, что тут у нас? Не видать твоих Руби; а лезть в самый низ не тянет. - Телохранитель поднялся. - Ладно, поглядим номер два.
        Снова пошли: княжич впереди, Мстислав следом. Вторая дыра была довольно далеко от стены ущелья - полсотни шагов, не меньше. На середине пути земля под Дэссом хрустнула и подалась. Мстислав дернул княжича на себя, и тут они провалились вдвоем - к счастью, всего лишь до колен. Оба опрокинулись набок и быстро отползли назад.
        - Чуяло мое сердце, что подлянки не миновать. - Мстислав оглядел свежий пролом. - Да там все размыто! Одна корка осталась, ее трава держит.
        Дэсс озадаченно уставился на пошедшую трещинами землю.
        - А в прошлый раз меня спокойно выдержала. - Княжич спохватился, что тогда он был намного легче, и пошутил: - Это все из-за тяжелого намордника.
        - Очки сильно давят, - поддержал его Мстислав. Приподнявшись, он вслушался, не хрустит ли ненадежная опора. - Вот что: отправлюсь-ка я один. Не возражать! В тебе весу больше на полкило: как пить дать ухнешься.
        - А ты таскаешь лучемет. Тяжеленный.
        Телохранитель повернул к Дэссу лицо, скрытое за страховидными очками и намордником.
        - Дорогой мой, запомни: мне в сто раз проще влезть в дерьмо самому, чем переживать за тебя.
        Насколько княжич понимал, обращение «дорогой мой» означало у Мстислава раздражение, поэтому он не стал пререкаться.
        Дэсс поднялся на ноги, изучая оставшееся расстояние до колодца. Трещины змеились повсюду, исчезая лишь под пятачками травы. Кое-где земля просела - особенно там, где лежали камни покрупнее. Приметных бугорков - светло-коричневых, с темными точками - в которых таилась Смерть, он не увидел, да и не место им здесь: Смерть не любит солнца, а в ясный полдень оно сюда так и льется.
        Княжич оторвал взгляд от частой сетки трещин.
        - Слав, ты не доберешься. Под коркой может оказаться кэт знает что: огромные пустоты, подземные озера… Не выкарабкаешься. Даже веревки нет, чтоб я тебя вытащил.
        - Веревкой не запаслись, - признал Мстислав. - Ну что ж… - Он вынул из чехла лучемет и примерился, целясь в растрескавшуюся землю.
        - Ты спятил! - княжич вцепился в короткий ствол, дернул вверх. Точнее, хотел дернуть, но лучемет в руках Мстислава не шелохнулся, словно и телохранитель, и его оружие были высечены из камня.
        - Что человек, что СерИв - один черт, - негромко произнес Мстислав. - Как был идиотом, так и остался. Я тебя чуть не сжег, сукин ты сын! - взорвался он. - Отойди!
        Дэсс отступил.
        Тонкий луч взрезал землю до заветной дыры, оставив раскаленный тлеющий след. Мстислав чуть сдвинул ствол и прочертил землю обратно, почти до самых своих ног. Вырезанный пласт осел и начал ломаться, сыпаться, из-под земли донесся стук падающих камней. По краю тут и там отваливались куски поврежденной корки; под ней была тьма тех самых пустот, о которых предупреждал Дэсс.
        Мстислав убрал оружие в чехол и распластался у края вырезанного участка.
        - Ну и кружева!
        Дэсс тоже глянул - и похолодел. Как он над этим расхаживал? Воистину каменные кружева: источенные водой колонны, арки, прорези, оконца, колодцы, дна которых он не мог различить даже в своих очках. Кое-где в вымоинах поблескивала вода.
        Мстислав подобрал камень покрупнее и запустил в одну из колонн. Раздался резкий стук, подземелье отозвалось дробным эхом. Колонна выдержала удар, но сверху что-то посыпалось. Затем с хрустом отвалилась перемычка между колонной и соседней аркой; конец арки повис в пустоте.
        - Твоя правда: здесь нам делать нечего, - подвел итог Мстислав. - Так как же выглядит Смерть?
        Подавленный, княжич проверенной дорогой возвратился к колодцу под стеной, а там повернул и двинулся в темный конец Долины. Насытившийся крылан тяжко поднялся в воздух и полетел, кругами набирая высоту, подымаясь к лиловому небу. Завтра, с первыми лучами солнца, сюда соберутся другие падальщики и станут пировать на расклеванных останках.
        Миновали начало карниза, ведущего к подземному ходу. Дэсс невольно прикинул: если в прошлый раз ему пришлось карабкаться к карнизу по стене, то теперь он смог бы уцепиться прямо за уступ, подтянуться и без труда забраться наверх. Он перевел взгляд на землю и больше уже не поднимал глаз. Не наступить бы на голову Смерти.
        - Дэсс, - подал голос шагавший позади телохранитель, - мы вошкаемся уже полтора часа. До следующего импульса - пятьдесят четыре минуты.
        Дэсс перевел человеческое времяисчисление в свое родное.
        - Мы не успеем. Найти Руби нелегко… а торопиться слишком опасно.
        Мстислав поймал его за локоть и придержал.
        - Смотри, - он указал на отвесную стену, замыкавшую Долину впереди. Сквозь очки она виделась в черно-серых тонах, но Дэсс различал на ней каждую выемку и каждый выступ. Промытые дождями ходы образовывали две ровные галереи - множество высоких проемов, разделенных как бы колоннами. - Глайдер с рубинами упал, врезавшись точно по центру стены, над верхней галереей. Груз рассыпался, и там больше всего камней и лежит. Если быстро пройдем по стеночке до угла, а потом вдоль второй стены…
        - Глайдер с Руби? - переспросил изумленный княжич.
        - Ну да. Он вез их… - Мстислав осекся. - Давай историю СерИвских сокровищ обсудим позже. Я хочу поискать в той стороне.
        - Там гуще всего гнездится Смерть.
        - У меня нет выбора.
        Дэсс быстрее зашагал к погибшему СерИву. Мимо него так или иначе надо было пройти.
        Истерзанное падальщиком, испятнанное кровью тело вытянулось под самой стеной. В темноте сквозь очки Дэсс не мог определить, какого цвета шерсть. Светлая - вот и все. Одежды на СерИве не было; изорванная в клочья ткань валялась на земле.
        В нескольких шагах от погибшего княжич остановился.
        - Гляди: вот головы Смерти.
        Среди камней виднелись лопнувшие, смятые оболочки, из которых вышла Смерть. Если бы княжич соединил в кольцо большой и указательный пальцы, головы оказались бы такого же размера. Их было много.
        - Он что - плясал тут? - спросил телохранитель. - Все кругом потоптал.
        - Плясал, - с горечью подтвердил Дэсс. - Наступил на одну - и Смерть вышла на волю. Он вдохнул ее и заметался, уже ничего не видя и не понимая. Срывал одежду… быть может, чтоб отмахнуться… прогнать ее. И еще через несколько вдохов упал. Навсегда.
        Телохранитель осторожно придвинулся и сел на корточки, разглядывая лопнувшую голову Смерти вблизи.
        - Это грибы. Пыхи. Если наступить на зрелый гриб, из него вылетят споры. То есть, уже вылетели.
        Грибы?! И верно: присмотревшись, княжич сообразил, что не раз видел похожие на лесных полянах. Им с Дэссой нравилось, озорничая, наступать на мягкие сухие головки, из которых летели желтые, белые, коричневые дымки. Потом ноги приходилось отмывать, и щипало в носу; Дэсс подолгу чихал, а сестренка хохотала и тоже чихала без остановки… Но те грибы совсем другие - смешные и безобидные. А у этих дымки черные. И они уже вылетели, тут Мстислав прав. Они всюду - на шерсти мертвого СерИва, на земле, в воздухе…
        Долго выжидавшая Смерть ринулась к Дэссу. Княжич увидел ее: дымки шустрыми змейками поднимались из прорванных оболочек и устремлялись к нему, вились у ног, возле рук, у лица. Они клубились, желая просочиться под очки, бились о намордник. Наконец отыскали вход - решетку в низу намордника, под которой было что-то мягкое, ненадежное, сквозь что Дэсс дышал. Каждый вдох втягивал Смерть ему в легкие. Он взмахнул руками, пытаясь отогнать ее, но дымки слились в черное облако, и оно затянуло глаза, забило рот и нос. Дышать стало нечем. Сердце бессильно трепыхалось, затихая…
        - Ты не можешь умереть, - донеслось едва различимое: в уши будто натолкали пух. - Ты же дышишь сквозь фильтры.
        Дэсс не понял, что это значит.
        - Не умирай! - взывал телохранитель и, кажется, тряс его. Зачем? Чтобы вытрясти пух из ушей? - Не умирай! - просил Мстислав. - У тебя чистый воздух, он безопасен. Ты слышишь меня? Не умирай…
        СерИвы никогда не просят дважды; тем более - трижды. А Мстиславу приходится унижаться. Но Дэсс не виноват - ему совсем худо, ноги подламываются…
        Мстислав не дал ему упасть, прижал к себе, укрыл от Смерти. Намордник уткнулся телохранителю в плечо, и черное облако закружилось, не в силах добраться до княжича.
        - Дыши, черт бы тебя побрал. Ох, бестолочь… Окочуриться готов с перепугу…
        Дыхание возвращалось, пух в ушах истончался, смертельное облако рассеивалось.
        - Урод шерстяной! - рычал Мстислав. - Фильтры поглощают любую гадость, ясно тебе? Дыши!
        Оживший Дэсс не знал, куда деваться от стыда. Перетрусил, как брюхатая кэтом старуха.
        Его поташнивало, и во рту был гадкий вкус.
        Княжич отстранился от телохранителя. Ноги держали скверно, однако держали.
        - Извини. Пойдем скорей.
        Мстислав помотал головой:
        - С тебя хватит. Возвращайся к нашему лазу и жди там. Времени в обрез.
        Он зашагал вдоль стены. Дэсс глядел вслед; он очень надеялся, что по самому краю опора под ногами крепкая - но кто может знать наверняка? Не угодил бы Мстислав в промытую дождями ловушку. Великий Ханимун, убереги его! Помоги добыть Руби и вернуться…
        «Глайдер с рубинами», - вспомнились слова телохранителя. Выходит, Руби здесь не от Ханимуна, а от людей? Значит, они вовсе они не столь драгоценны, как верят СерИвы? Плохо. Впрочем, начальник стражи этого не знает.
        Княжич осмотрелся. Камни, голая земля, лопнувшие головы Смерти, раскиданные клочья одежды. Простая некрашеная ткань - не княжеские шелка. Отыскал ли погибший СерИв свой Руби, или Черная Смерть подловила его раньше?
        - Я кому сказал: возвращайся? - долетел строгий голос. Обернувшийся Мстислав грозил кулаком.
        - Иду, - ответил Дэсс, чтобы не задерживать его пустым препирательством.
        Телохранитель двинулся дальше.
        Осторожно ступая между раздавленными пыхами, княжич собрал обрывки ткани, прикрыл ими расклеванное кровавое горло и живот СерИва. Хотел прикрыть и лицо, но задержал руку, вглядываясь в незнакомые обезображенные черты. Один глаз СерИва был закрыт, другой проткнут когтем крылана, глазница полна застывшей беловатой массы. Черный треугольник носа весь расцарапан, и темные полоски от уголков глаз к вискам тоже казались следами когтей падальщика. Рот был открыт, как будто умирающий СерИв до последнего мгновения кричал и звал на помощь, меж тонких губ белели зубы. Щеки… Дэсс ничего бы и не заметил, если бы не задавался вопросом, нашел ли незнакомец Руби. На одной щеке короткая шерстка слегка топорщилась.
        Невольно задержав дыхание, Дэсс коснулся мертвого лица. Под затянутыми в перчатку пальцами ощущалось нечто выпуклое и твердое. У каждого СерИва за щеками есть «тайнички» - кармашки, образованные тугими складками кожи. В легендах говорилось, что Ханимун дал эти кармашки своим детям в древние времена, когда СерИвы еще не умели ткать ни шелк, ни простую дерюжку, чтобы им было в чем носить самые ценные дары для своих любимых. Понятно, что мог прятать за щекой СерИв, забравшийся в Долину Черной Смерти…
        - Ты что там делаешь? - снова прозвучал далекий голос Мстислава.
        Княжич вздрогнул и поспешно накрыл лицо погибшего тканью.
        - Я дождусь тебя здесь.
        Телохранитель ругнулся, но уступил:
        - Ладно, жди.
        Дэсс уселся наземь, привалившись спиной к неровному камню, обхватил руками колени. Его все еще поташнивало, и хотелось лечь.
        Сквозь очки Долина выглядела серо-черной, лишь на освещенном последними лучами плато виднелись темно-медовые вечерние краски. Сверху молча наблюдали высеченные ветрами фигуры сказочных животных.
        Телохранитель добрался до середины замыкавшей Долину стены с двумя галереями и принялся искать. Дэсс видел, как он ходил туда-сюда, наклонялся, шарил по земле. Ох уж этот Мстислав… Ничуть не бережется, ступает прямо по головам Смерти. Наверняка бродит в сплошном черном облаке, по уши в ядовитых спорах. А раскиданные при падении глайдера камни найти ох как непросто - ведь они пролежали здесь… Сколько? Как давно прибыл на планету СерИвов первый земной корабль? Княжич с удивлением сообразил, что ни в одной легенде не указывалось точных дат. Надо будет Мстислава расспросить.
        - Слав, как ты там?
        - Нашел.
        - Ну так давай назад. Время!
        Телохранитель еще помедлил, роясь среди каменных осколков, затем вернулся к подножию стены и быстро зашагал обратно. Дэсс поднялся на ноги. На душе стало неуютно: отчего-то Мстислав не радовался своей находке.
        - Покажи, - сказал княжич, когда телохранитель вернулся.
        Тот выудил что-то из кармана и предъявил Дэссу. Это был Руби - но сильно поврежденный, с большим сколом. В темноте не было видно ни его цвета, ни переливов - просто граненый камень. К тому же битый.
        - Не пойдет? - спросил Мстислав.
        - Нет. Женщине такой не приносят.
        - Тогда уходим. Когда плато вдарит, мы будем глубоко под землей. Потом я тебя оставлю в глайдере и вернусь, еще покопаюсь. - Произнося это, Мстислав уже прошел с десяток шагов. Обернулся. - Что ты застрял?
        Княжич склонился над мертвым СерИвом, потянул с лица кусок ткани. Мертвец глянул на него застывшим беловатым месивом в глазнице.
        - Прости меня, - шепнул Дэсс и нажал на щеку с приподнятой шерсткой, снова ощутил под пальцами нечто твердое, выпуклое. Оно неохотно сдвинулось. Нажимая сбоку, Дэсс продвигал его вдоль нижней челюсти погибшего Серива. В уголке рта показалось темное, влажное. Передернувшись, Дэсс вынул находку из-под отвердевшей губы погибшего.
        - Руби? - спросил вернувшийся Мстислав.
        - Да.
        Великолепный, без малейшего скола, камень. Даже почудилось, будто в глубине его на миг вспыхнули кроваво-красные искры.
        Телохранитель забрал Руби, сунул в карман.
        - Ходу!
        Метнулись. Княжич мгновенно отстал: за стремительным Мстиславом невозможно было угнаться.
        Лаз находился неподалеку - но слишком уж высоко. До карниза под ним никому не допрыгнуть. Дэсс решил было, что придется бежать к плато, туда, где карниз обрывается и высота поменьше, а затем боком семенить обратно. Однако Мстислав присел, схватил Дэсса за щиколотки и распрямился, вскинув княжича до уровня груди. Поставил его себе на плечи.
        - Лезь. Можешь встать мне на голову.
        Пришлось встать: иначе до карниза было не добраться. Помня, что весу в его новом теле немало, и боясь сломать телохранителю шею, княжич быстро подтянулся, помогая себе ногами - подошвы словно сами цеплялись за камень и не скользили, - довольно ловко взобрался и растянулся на выщербленном уступе.
        - Подай в сторону, - велел Мстислав. С места, не разбегаясь, подпрыгнул - и взмыл на немыслимую для обычного человека высоту, повис, вцепившись пальцами в неровности камня. Миг - и он тоже распластался на карнизе, лицом к Дэссу. Вскочил на ноги, выхватил из чехла лучемет. - За мной! - И нырнул в лаз.
        Княжич устремился следом.
        Мстислав уползал так стремительно, что Дэсс тут же потерял его из виду. Сам он старался как мог, но он не был телохранителем - изделием господина Донахью.
        - Быстрее! - прозвучал тревожный голос. - Дэсс, ради бога!
        Опять Мстислав просит. Негоже это, хоть он и человек.
        - Слав, не проси меня ни о чем. Просто скажи, что делать…
        И тут смерть во второй раз приняла княжича в свои объятья. В голове у него зазвенело, мир бешено завертелся, и Дэсс рухнул в стылую мглу, где не было ни искры света, ни шороха, ни даже боли.
        Глава 10
        По коридорам и залам летели белые шары. Они плыли друг за дружкой, длинной-предлинной чередой, и гибельная темнота отступала, пряталась по углам, съеживалась за спинами стоящих в ряд СерИвов. Влажно блестели глаза тех, кто выжил в холоде и тьме. Там, где летели шары, на стенах и сводах проступала резьба, ошлифованный черный камень начинал отливать зеленью, синевой, серебром. Заиграли многоцветьем узоров богатые ковры, забелели напольные чаши из молочного камня, затлели бело-розовые безделушки из морских раковин, вспыхнули блестки на золоченой столовой утвари, желто засветились бронзовые зеркала. Белые шары величаво плыли по воздуху, словно бесконечные светящиеся бусы. С ними рядом шагал Великий Ханимун - голова его касалась сводов, плечи раздвигали стены; он был похож на человека, но тень отбрасывал, как СерИв. С приближением бога в бронзовых зеркалах торопливо проступали настоящие Зеркала, и все они отражали Ханимуна: огромного, выше всех СерИвов на свете, с пылающими зелеными глазами и алыми переливами шерсти. Белые шары начали разлетаться по залам, и каждый находил себе место - под сводами, над
столом, в уголке с постелями малышей. Уцелевшие во время мора СерИвы с благоговением принимали дар Ханимуна, и женщины пели Песнь Благодарности, и от их нежных и торжественных голосов белые шары разгорались все ярче, и свет их означал для СерИвов жизнь…
        Дэсс вздрогнул - судорога прошла по всему телу - и открыл глаза. Нежные голоса умолкли, а белые шары стали крохотные, очень далекие и неподвижные. Звезды в ночном небе, вот что это такое.
        Экая жалость, что замечательный сон оборвался. Если бы легенды СерИвов стали показывать на видео, историю пришествия Ханимуна Дэсс показал бы именно так…
        Он поглядел вокруг себя, соображая, где находится: в глайдере, на разложенном сидении, а звезды видит сквозь стекло. Ноют плечи и запястья. На сидении пилота спит Мстислав, вытянувшись на спине, прикрыв лицо согнутой в локте рукой. Припомнив, чем окончилось путешествие за Руби, Дэсс ощупал себя. Ни защитного костюма, ни очков, ни намордника. Даже сапог нет, и ноги в носках озябли.
        Он потер ноющие плечи, тихонько повернулся на бок, стараясь не разбудить Мстислава.
        - Как самочувствие? - спросил телохранитель. То ли мгновенно проснулся, то ли вовсе не спал.
        - Живой, - отозвался княжич. - Как ты меня вытащил?
        Мстислав долго молчал. Дэсс ощутил себя виноватым. «Смерть клиента фактически означает гибель телохранителя», - он отлично это помнил. А Дэсс дважды чуть не отправился в край вечного лета.
        - Я обсчитался в минутах, - проговорил Мстислав, не убирая руку от лица. - Мы слишком поздно нырнули в лаз, и тебя зацепило импульсом. Совсем чуток. Ничего бы не сделалось, но перед тем ты умудрился-таки надышаться спорами. Очевидно, респиратор с дефектом, плохо фильтрует. Одно к одному, и ты отрубился напрочь. Мне пришлось оставить тебя в норе, выползти на поверхность, развернуться и ползти назад. А потом всю дорогу пятился и тащил тебя за руки. Думал, оторву, как у того СерИва в колодце.
        Дэсс поежился, прижал к плечам ладони, пытаясь успокоить боль. Одно его обрадовало: на самом деле вдохнул Черной Смерти, а не с перепугу опозорился.
        - А тут я уже полевой госпиталь развернул, - продолжал Мстислав. - Счастье, что есть отличный диагностер и лекарства. Тебя накачал по самое не могу и себя не забыл. - Он умолк, потянулся, отвернулся от Дэсса.
        Княжич долго разглядывал смутно видимую в звездном свете спину телохранителя.
        - Почему ты назвал меня шерстяным уродом?
        - Когда я такое говорил?
        - В Долине.
        - Э-э… Я сгоряча. Не обижайся.
        - Но почему уродом? Большинство СерИвов - особенно СерИвки - очень красивые.
        Мстислав снова улегся на спину, и княжичу стал виден его профиль. Менее суровый, чем прежде.
        - У СерИвов свое понятие красоты, у людей - свое. Вот, к примеру, тебе наши девушки нравятся?
        - Не особенно.
        - Правильно. Они длинноногие, и шерсть растет только на голове. Справедливо и обратное: что хорошо для СерИва, человеку может быть неприятно.
        - Шерстяные уроды, - задумчиво повторил Дэсс.
        - Еще бы. Неказистые котоиды на кривеньких ножках… Да к тому же вздумали переселяться в людей. Ну как не уроды, а?
        Княжич смолчал. Сона была - загляденье. Дэсса тоже, и мать с Лиссой. И дочки князя Вас-Лия - глупые до икоты, но красавицы, каких поискать. Сменять эдакую красоту на безволосые человеческие тела? Ну кто до такого додумался? И зачем?
        - Надо лететь в замок. - Княжич сел, ногами пошарил на полу под сиденьем. - Где мои ботинки?
        - Остались снаружи.
        Дэсс нажал кнопку на центральной консоли, как делал Мстислав. Ошибся: дверцы не открылись, вместо этого зажегся свет в салоне. Взгляд скользнул по панели управления. На ней, среди клавиш и погашенных табло, лежал отнятый у мертвого СерИва Руби. Рука сама потянулась к великолепному камню - взять его, подержать на ладони, половить гранями свет.
        - Он с дефектом, - сказал Мстислав.
        - Где?! - Княжич не поверил собственным ушам. Схватил Руби, осмотрел со всех сторон. Глубокие переливы темно-красного цвета и яркие бегучие искры были безупречны. - Что тебе привиделось?
        Мстислав сел на своем сидении, вынул из кармана тонкий, как палочка, фонарик и направил луч на Руби снизу. Камень засиял, но это алое сияние было безнадежно испорчено темной полоской от края до края, словно кто-то продернул сквозь Руби нитку. У Дэсса упало сердце.
        Мстислав убрал фонарик, потер виски. Видно было, что он расстроен и смертельно устал.
        - До следующего импульса недолго осталось, - сказал он. - Я вернусь в Долину, поищу другой.
        Без подсветки Руби по-прежнему казался превосходен.
        - Не ходи - и этим обойдемся. Просто не будем давать его в руки, - предложил Дэсс. - Надо заманчиво покрутить перед носом и спрятать. Начальник стражи пошлет за Дэссой, а Руби отдадим после. Как ты считаешь?
        - Попробуем, - согласился телохранитель.
        Летать на глайдере ночью оказалось куда скучнее, чем днем. Мстислав включил «ночное видение», и на лобовое стекло выводилось черно-серое изображение, как сквозь очки. Горы со снежными шапками утратили всю свою красоту, а звезды на небе казались простыми белыми точками.
        К замку князя Мат-Вэя прилетели быстро. Погасив сигнальные огни, Мстислав покружил на большой высоте, к чему-то приглядываясь. Большая часть замка была скрыта в горе, поросшей лесом; однако превосходно были видны внутренние дворики с висячими садами и бассейнами, невысокие стены между ними, возведенные СерИвами, и огромная внешняя стена, которая была образована отдельно стоящей скалой и достроена, согласно легенде, самим Ханимуном. На внешней стене горели белые шары, и целая связка их пылала над воротами.
        - Отца в замке нет, - сообщил Дэсс, не зная, радоваться или тревожиться. С какой стати князю отсутствовать по ночам? Ведь, слава Милосердному, не война.
        - С чего ты взял? - пробормотал Мстислав, что-то высматривая на земле.
        - Белые шары над воротами. Их туда сгоняют, когда князь покидает замок. Это символ - они якобы освещают ему обратный путь.
        - Ясно. Твоего брата здесь тоже нет: глайдера господина Донахью не видать. Ладно, садимся.
        Глайдер пошел вниз и тихо опустился под одинокой скалой, недалеко от сияющей связки белых шаров. В их свете даже самые мелкие камешки отбрасывали густые, добротные тени. За полукругом освещенного пространства стояли редкие деревья с плоскими, закрученными в спираль кронами, похожими на огромные тарелки. Деревья эти - как говорилось в легендах - помнили пришествие Ханимуна и сохраняли удивительные кроны в память о великом событии.
        Мстислав просканировал окружающее пространство, отыскивая живую материю. Экран на лобовом стекле показал притаившегося носача - любопытного зверя, который вечно шляется возле СерИвского жилья и сует свой длинный мягкий нос в любую приоткрывшуюся щель, - и древесных мельтешанок, что носились и пронзительно верещали в спиральных кронах безо всякого уважения к Ханимуну. Стражи на стене замка не обнаружилось. Ночь - время сна.
        - Посиди, - велел княжичу телохранитель, а сам беззвучно выскользнул из салона. А хоть бы и топал, и хлопал дверцей - за верещанием мельтешанок его бы никто не услышал.
        Мстислав постоял, вернулся в салон, поднял машину в воздух и, едва не чиркая брюхом по камням, переставил глайдер по другую сторону от ворот.
        - Чем тебе первое место не понравилось? - полюбопытствовал Дэсс.
        - Ветер не так дует, - непонятно ответил Мстислав и полез в багажник, вынул какой-то плотно закрытый мешок.
        - Это что? - насторожился княжич. - Оставь. У нас ничего не должно быть в руках, когда подойдем к воротам.
        Мстислав неохотно положил мешок возле глайдера.
        - Идем.
        Они зашагали через освещенную площадку. Камни под ногами скрежетали, мельтешанки в кронах вопили так оглушительно, как Дэссу в жизни не доводилось слышать. Правда, он отродясь не приближался к отцовскому замку ночью и в человеческом теле. «Отличные сторожа, - мысленно усмехнулся княжич. - Своими воплями самого крепко заснувшего стража поднимут!»
        Деревянные, окованные железом ворота раньше казались Дэссу большими. Да вовсе не такие уж они и высокие - в сравнении с его новым ростом. Княжич подавил вздох. Не стать ему опять СерИвом, как бы ни хотелось.
        Поверх железных полос на воротах была бронзовая решетка с коваными листьями, плодами и древними знаками СерИвов. На листьях серебром были нанесены прожилки, плоды украшены вставками из разноцветных камней, а древние священные знаки сверкали осколками дорогих самоцветов. Дэссу пришло на ум, что для украшения знаков мастера использовали битые камни вроде того Руби, что нашел Мстислав. Ханимун велит своим детям быть бережливыми: да не пропадет никакое добро…
        У ворот к скале был прикреплен здоровенный бронзовый кругляш со вмятиной посередине. Рядом на цепях висело толстое бревно в металлической оплетке. Бревно было совершенно неподъемное; считалось, что лишь Ханимун сможет поднять его и ударить в гонг, оповещая о своем новом пришествии. Слуги усердно начищали бронзу каждую весну и осень, и она блестела как новенькая. Сам же гонг и колотушка были древние, и даже князь не знал, откуда взялась вмятина. Быть может, Ханимун уже приходил? Он остался чем-то недоволен, и его провинившиеся хитрые дети не записали это в легендах? У Дэсса мелькнула шальная мысль, не предложить ли Мстиславу ударить в гонг. Вот у кого достанет сил поднять толстенное бревно! Княжич прогнал дурацкое желание и стукнул по гонгу ладонью; металл отозвался коротким низким гулом. Мельтешанки на деревьях смолкли, будто по приказу.
        - Откройте, - произнес княжич на языке СерИвов. - Я пришел с миром и дарами и готов петь свои песни во время вашей охоты.
        Так полагалось говорить, явившись в чужой замок. В чужой! Отцовский замок больше не был для Дэсса своим.
        Снова раскричались мельтешанки, возмущенные явлением пришельцев.
        В каменной стене возле гонга открылось круглое оконце, и блеснули настороженные глаза. Дэссу пришлось нагнуться, чтобы оказаться лицом к лицу со стражником. Только так княжич его узнал: сам начальник стражи не поленился выйти к ночным гостям.
        - Будь счастлив и живи долго, почтенный Торр, да будет всегда свет в твоем жилище и радость в сердцах домочадцев, - с изысканной вежливостью поздоровался Дэсс. - Я - Дэсс Мат-Вэй, младший сын князя Мат-Вэя, хозяина этого замка и земли, на которой мы стоим. Дозволишь ли ты мне говорить?
        Цепкий взгляд Торра ощупал его лицо; серые глаза отсвечивали холодом горного озера в осеннее ненастье. Пучки черных волосков над ними сурово топорщились, шерсть на ушах недобро прилегла.
        - Сделай шаг назад, пришелец, назвавшийся именем Дэсса Мат-Вэя, и дай мне взглянуть на твоего спутника.
        Княжич отступил. Мстислав не стал нагибаться, уставился Торру в лицо с высоты своего роста. Начальник стражи отвел взгляд первым.
        - Мои глаза достаточно оскорблены. Я готов стерпеть и оскорбление моих ушей. Говори, пришелец, назвавшийся благородным именем княжьего сына.
        Он не проявил обычной для СерИва любезности; но что возьмешь с начальника замковой стражи?
        - Почтенный Торр, я не стану утомлять твой слух описанием моих злоключений, - начал Дэсс. - Скажу главное: мне потребен совет младшей княжны, ясноокой Дэссы, да принесут весенние ливни ей многое счастье. Не окажешь ли ты мне услугу, за которую я готов отблагодарить жаром своего сердца и драгоценным вещественным даром? Не пригласишь ли ты бесценную княжну к воротам? - Насчет «бесценной» княжны Дэсс от волнения напутал, надо было сказать иначе, однако Торр пропустил это мимо своих начальственных ушей.
        - Зачем ты пришел сюда, мальчик? - спросил он, отбросив лишние церемонии. Шерсть на ушах поднялась, и они стали похожи на два пуховых шарика.
        Поверил! Княжич склонился, чтобы стать одного роста с начальником стражи.
        - Мне нужно поговорить с Дэссой; я не знаю, как поступить.
        - Младшей княжны нет в замке, - ответил Торр.
        СерИвы не лгут. Значит, Дэссы здесь нет.
        - Позови мою мать.
        - Княгиня покинула замок вместе с князем, да осветит солнце их путь. А вот ты, мальчик, - отчего ты здесь, а не с братом? Днем ты отрекся от него, а ночью примчался просить совета. Пристало ли это княжьему сыну?
        Начальнику стражи было известно о разговоре с Кассом в поместье. Сам Касс рассказал, не иначе.
        - Я ничего не знал, - честно ответил Дэсс. - Я и сейчас не понимаю, что произошло и зачем. Объясни мне, почтенный Торр.
        - Спрашивай у брата и отца. Возвращайся в свой новый дом и жди там.
        Язык не повернулся просить второй раз. Княжич сунул руку в карман за своей «вещественной благодарностью». Начальник стражи прянул от оконца, готовый захлопнуть его при новом подозрительном движении.
        - Постой. - Дэсс вынул из кармана Руби; в свете белых шаров заиграли кровавые сполохи. - Я добыл этот камень в Долине Черной Смерти. Объясни, что к чему, и я отдам его тебе. - Горло перехватил стыд: торговаться с Торром - еще хуже, чем просить его дважды.
        Начальник стражи глянул на Руби с полным равнодушием. Он не был намерен искать себе жену согласно древним обычаям. И впрямь: на что СерИвам бесполезные красные камни, если они готовятся завладеть целым миром людей?
        - Я объясню тебе все, - сказал Торр неожиданно. - Взамен ты отдашь другую ценность, которой владеешь.
        Княжич поспешно перебрал в мыслях, что у него есть: одежда, ботинки, глайдер, лучемет Мстислава. На что нацелился Торр? Неужели на глайдер? Он им управлять не умеет. А лучемет как поднимет, так и уронит - не по его руке увесистая штука.
        - Отдай мне человека, - проговорил Торр. - Твоему отцу по-прежнему нужен хороший начальник стражи. - Торр улыбнулся, меж тонких губ на миг показались острые зубы. Улыбался он столь же редко, как проглядывало солнце во время страшных осенних ливней. - Мстислав силен и ловок, а моя сестра с радостью споет ему нужные песни. - Глаза блеснули холодным серым блеском, похожим на высверк занесенного кинжала.
        - Слав, беги! - крикнул Дэсс на языке людей.
        Прыгая в сторону глайдера, телохранитель рванул Дэсса за собой. Помчались. Миг, другой… Княжич знал, что им не уйти. СерИвы - охотники, которым нет равных в мире.
        Ноги подкосились, словно кто-то ударил под колени. Дэсс и Мстислав рухнули оба; руки и ноги показались набитыми пухом, голову было не поднять. Крикливые мельтешанки утихли, и на площадке стало тихо. Впрочем, тишина лишь почудилась после воплей древесных сторожей. Из открытого оконца, из-за ворот и со стены замка неслось ровное низкое гудение - Кеннивуата-ра, охотничья песня на самого крупного зверя. Обычно СерИвы пели ее для пещерной разрывалы; этот огромный ночной убийца с когтями длинней столового ножа являлся со склонов дальних гор и наводил ужас одним своим ревом. Стада верхоскачей неслись прочь, не разбирая дороги; вонючие ползуны забивались в норы и до капли выдавливали из тела запасы зловонной жидкости; иглики топорщили свои бесполезные мягкие иглы в надежде обмануть зверя и сойти за ядовитые шары-занозы. И только СерИвы шли на охоту, чтобы защитить своих женщин, детей и животных.
        Кеннивуата-ра настигала разрывалу мгновенно, даже в прыжке: в воздух взвивался полный сил кровожадный хищник, а наземь шлепался беспомощный вялый тюк. Когтистые лапы слабо подергивались, глаза тускнели, язык вываливался из пасти, а в горле вместо грозного рева рождался жалкий замирающий сип.
        В эту ночь СерИвы охотились на человека.
        Кеннивуата-ра, негромкая и беспощадная, не утихала. Ровный низкий звук, сопровождающий магию убийства, как будто бы шел отовсюду: со звездного неба, из связки белых шаров над воротами, из-под земли. Из плоских, закрученных в спираль древесных крон одна за другой выпадали безжизненные мельтешанки. Завтра принесут новых сторожей…
        Пальцы Мстислава, сжимавшие локоть Дэсса, разжались.
        «Беги! - хотел снова крикнуть княжич. - Тебя убьют!»
        - Беги, - выдохнул он и сам себя не услышал. Кеннивуата-ра заглушала все.
        Охотничья магия убивает любую дичь. Если хоть один из стражей повысит голос и прозвучит краткий пронзительный вой, которым добивают пещерную разрывалу, - это смерть. Если СерИвы будут петь еще сто сорок ударов сердца - тоже смерть. Но они замолчат - ведь Мстислав им нужен живой, да и за гибель Дэсса князь жестоко их покарает.
        Стражники пели.
        Княжич расслышал глухой стон телохранителя. Медленно, очень медленно Мстислав вынес вперед одну руку, подтянулся. Продвинулся на длину ладони. Вынес другую руку, продвинулся на пол-ладони. Еще раз. Еще. Под его телом хрустели камни. Гудела Кеннивуата-ра.
        - Беги, - беззвучно шептал княжич; губы не двигались, он едва дышал.
        Мстислав полз к глайдеру. Бесполезные, бессмысленные усилия. Ему не встать на ноги, не открыть дверцу, не забраться на место пилота.
        - Уходи, - безнадежно просил Дэсс. - Скорей…
        Открылись ворота. Кеннивуата-ра сделалась тише - смолкла половина голосов. Зашелестели камни под легкими ногами СерИва: начальник стражи вышел на площадку. Не задержавшись, прошагал мимо Дэсса; тихонько звенели нашитые на серебристый шелк обереги. За Торром проследовали еще четверо стражей, как и он, закутанные в парадный светлый шелк, окружили лежащего Мстислава. Пятерых СерИвов с лихвой хватит, чтобы утащить беспомощную добычу в замок. Они стояли с пустыми руками, уверенные в себе. Самое надежное оружие СерИва - Кеннивуата-ра.
        - Довольно, - приказал Торр, и стражники на стене замолчали. - Он уже не шевелится. Берите за руки, чтобы голову не побить.
        Что-то мелькнуло у самой земли - и СерИвы, что пришли с Торром, грянулись оземь. Бухнулся на спину начальник стражи, яростно взвыл. Не вставая, мгновенным броском Мстислав очутился возле глайдера, схватил оставленный там мешок - и вытряхнул из него защитные костюмы, побывавшие в Долине Черной Смерти. Подхватив их, телохранитель махнул в сторону подымающихся стражей.
        - Я принес Черную Смерть! - рявкнул он хрипло и вскинулся на колени. Снова взмахнул руками, стряхивая с костюмов осевшие ядовитые споры.
        «Ветер не туда дует», - сказал Мстислав, когда переставил глайдер. Сейчас ветер дул куда надо: легкое дыхание ночи несло Черную Смерть на СерИвов.
        Они кинулись наутек. Один запнулся, другой пошатнулся, третьего развернуло в сторону, четвертый упал и пополз. В ужасе, взвыли стражники на стене. Почтенный Торр, звеня оберегами, закружился на месте, бестолково размахивая руками.
        Мстислав поднялся. Ни одна пещерная разрывала после Кеннивуата-ра не могла бы и лапой шевельнуть. Телохранитель нагнал пятерых СерИвов и с яростью хлестнул костюмами по головам, вгоняя в глотки Черную Смерть. Никто не устоял на ногах, повалились все как один; тот, который уже полз по земле, опрокинулся на спину и задергался, подвывая. Мстислав сунул костюмы подмышку. Не удержавшись, пнул Торра в бок и подошел к Дэссу.
        - Жив?
        Дэсс попытался встать; тело не повиновалось.
        Телохранитель ухватил его за руку и поволок к глайдеру - поднять княжича не было сил. Истерзанное плечо пронзило такой болью, что Дэсс едва сдержал крик.
        Мстислав протащил его мимо хрипящего Торра, мимо скулящего стражника, который лежал и дергался. Третий вовремя отполз с дороги, иначе ему бы досталось ногой. Немного осело Черной Смерти на костюмах - все стражники были живы.
        Телохранитель затолкал Дэсса в глайдер, а защитные костюмы - в мешок, бросил в багажник. Повалился на сидение пилота.
        - Сволочи… Я ж говорил: шерстяные уроды…
        На панели управления зажглась подсветка, и глайдер взмыл к звездному небу. Снежные шапки на горных вершинах казались окутаны серебристым шелком, как вечная стража вокруг замка.
        - Впервые радуюсь, что в мозги всажена программа от господина Донахью, - сообщил Мстислав. - Не надо было б тебя спасать - черта с два я бы справился.
        Кеннивуата-ра отпускала. Дэсс прислушался к себе: не тошнит. А ведь наверняка опять глотнул Черной Смерти - грибные споры летели и к нему тоже. Очевидно, еще действуют лекарства, которые ему ввел телохранитель после приключения в Долине.
        - Как ты догадался приберечь Черную Смерть? Ожидал, что Торр нападет?
        - Не исключал возможность. - Мстислав зло усмехнулся: - Будь я СерИвским начальником стражи, дорого дал бы за такое завидное тело, как у меня. Твой братец наверняка ему расписал, на что способен телохранитель экстра-класса.
        Дэсс призадумался. Допустим, Торр получил бы усиленные мышцы и ускоренные реакции Мстислава - но тогда ему пришлось бы отказаться от охотничьей магии СерИвов. Как можно?
        Княжичу пришла новая мысль.
        - Слав, посади глайдер на краю леса. Поохотимся.
        Глава 11
        Мстислав не выпустил Дэсса из салона, пока не убедился, что вокруг нет опасных крупных тварей. Да откуда им взяться так близко к городу? Сияние в небе над Тэнканиока-ла было отчетливо видно, хотя сам город был скрыт за горой.
        Глайдер лежал на обширной поляне, во влажной от росы траве. Лес вокруг стоял тихий, темный; лишь по ветвям сладколистки ползали жуки-сладкоежки, светились зеленым. Множество ползучих зеленых огоньков. В детстве няньки стращали Дэссу, уверяя, что если она будет таскать с кухни вкусненькое и лопать его, как жук-сладкоежка, она тоже засветится и все узнают, какая Дэсса плутовка и воришка. Сколько меду и пирожных тайком съела младшая княжна - а до сих пор отчего-то не сияет! Княжич тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли.
        - Надень, - Мстислав, с лучеметом на поясе, подал ему очки.
        Дэсс надел; видно стало намного лучше, но зеленые огоньки на сладколистке сделались белыми.
        - Слав, ты лучше в глайдере посиди. - Княжич слышал от старших: человеческий глайдер - единственное, что может защитить от магии СерИвов. Отчего-то она не проникает сквозь его корпус.
        - Не учи меня жить. - Телохранитель прислонился к машине, настороженно поглядывая по сторонам. Над верхушками деревьев виднелись остроконечные снежные шапки, а понизу - трава да недвижная стена леса.
        Княжич сосредоточился, несколько раз глубоко вздохнул - и запел. Это не была убийственная Кеннивуата-ра; на что она здесь? Он пел Лавикуоно-ри - песню разведчика и наблюдателя. Мягкий, в меру низкий голос Домино отлично годился для охотничьих песен СерИвов, особенно для мирной, дружеской Лавикуоно-ри. Ровный, с редкими переливами звук растекся по широкой поляне, просочился сквозь полог листвы, волной покатился сквозь лес. Не хватило дыхания: Дэсс оборвал песню, с невольным всхлипом втянул в легкие воздух. Снова запел. Как трудно человеку держать этот напряженный, порой вибрирующий звук! А ведь Домино пел в передаче на видео, глотка у него тренированная.
        Княжич передохнул и опять завел песню-приманку, на которую собираются самые разные твари. Сбегаются, скачут, ползут издалека, привлеченные магическим пением. Лавикуоно-ри примиряет их всех и лишает страха, оставляя лишь желание найти источник звука.
        На поляну, припадая к земле, выскользнула осторожная водяница - черный зверек со смешными широкими лапами. Водяница живет в ручьях и речках и не любит выходить на сушу. Для Дэсса сделала исключение. Не всколыхнув ни листа, гордо выступил лысый хохотун - с ног до головы покрытый длинной шерстью, а лысым названный за крохотную проплешинку на лбу. Переваливаясь на кривых лапках, стайкой выбежали большеухие подкормыши - несуразные, недоделанные Ханимуном зверьки, которые побираются на пиру более крупных хищников. С хрустом проломился сквозь кусты шарообразный брюхан; ленивей зверя не сыскать, а тоже притащился, толстяк. В траве шныряла какая-то мелочь, которую было трудно узнать по мелькающим спинкам.
        Дэсс пел.
        Сильная рука вдруг пережала ему горло, Лавикуоно-ри оборвалась.
        - Я убью тебя, - рыкнул Мстислав.
        Дэсс рванулся; без толку.
        Зверье на поляне замерло: ушастыми столбиками встали подкормыши, застыл с поднятой задней лапой хохотун, тряпкой распласталась по земле водяница, похожий на шар брюхан поджался и стал меньше ростом.
        - Вот прямо сейчас и убью, со всей твоей магией!
        Прыснули под защиту деревьев подкормыши, с криком, похожим на гогот пьяной компании, метнулся прочь хохотун. Черной молнией ускользнула водяница, по ее следу заколыхался медлительный брюхан.
        Мстислав чуть ослабил хватку, позволив дышать.
        - Я - и без того - твой - раб, - раздельно проговорил он, встряхивая Дэсса при каждом слове, чтобы лучше дошло. - С меня - хватит! - Он оттолкнул княжича, бросив его во влажную холодную траву.
        Дэсс перекатился, вскочил. Мстислав держал лучемет стволом книзу и явно не собирался никого убивать.
        - Что тебе не так?
        - Твоя магия. Она подчиняет не только зверей.
        - Я советовал посидеть в глайдере; он бы тебя защитил. А ты что сказал?
        Мстислав понурил голову.
        - Я больше не буду петь при тебе, - пообещал Дэсс, видя, как он расстроен.
        Телохранитель махнул рукой, словно говоря: «Это ничему не поможет». Княжич обвел взглядом опустевшую поляну и снял очки. Сразу же будто наполовину ослеп, однако ночь вновь обрела привычные оттенки, и жуки-сладкоежки снова засветились зеленым.
        - Слав, я плохо пел. С большим трудом и с паузами. Наши песни - не для человеческой глотки.
        - Однако у тебя отменно получилось, - мрачно отозвался Мстислав. - Если все ставшие людьми СерИвы сохранили эти способности… это оружие… - Он примолк, поразмыслил. - Надеюсь, что нет. Смотри: пересадка личности в чужое тело подразумевает частичную перестройку мозга; человек приобретает чужую память и одновременно сохраняет свою. Своя оказывается подчиненной, поскольку в перестроенном мозге главенствует личность СерИва. Однако прежняя личность жива, сопротивляется захватчику и всячески ему вредит. Быть может, она не позволяет СерИву петь эти песни?
        - Я-то могу.
        - У тебя нет памяти Домино. И его память - его личность - тебе не мешает.
        Дэсс вдруг почувствовал, что продрог на сырой поляне, и забрался в салон глайдера.
        - Как по-твоему, - спросил он, когда Мстислав тоже занял свое место и поднял машину в воздух, - почему память Домино не сохранилась?
        - Твой бог услышал мои молитвы и прикончил гада, но сберег оболочку мне на радость.
        - А если серьезно?
        - Серьезно я знаю одно: во время переселения тебя похитили. Твои родичи что-то успели, а чего-то не смогли. Видимо, оттого и произошел сбой: твоя личность подавила Домино целиком и полностью.
        Дэсс посидел, разглядывая открывшийся взору Тэнканиока-ла - море буйных огней на равнине - и мерклые звезды над ним. Город приближался, разрастаясь.
        - Слав, мы так и не выяснили, зачем нужно это переселение. Может, поискать Касса? Или поговорить с приятелями Домино? Один из них - точно СерИв.
        - И близко не подпущу. Хватит нам стычки со стражей. Ты открыто встал на сторону людей, и тебя поторопятся убрать, чтоб не вредил.
        - Тогда что будем делать?
        - Ждать. Через три с небольшим часа в космопорт придет корабль «Адмирал Крашич» - частный рейсовик, носящий имя моего деда. Мы попросим помощи у капитана. Но до той поры надо поесть и поспать, - Мстислав не сдержал зевок, - а то никаких сил нет.
        Разноцветные городские районы внизу сияли каждый по-своему: синий, зеленый, желтый, голубовато-ледяной. Каждое здание светилось отдельно, словно Ханимун рассыпал по земле даренные СерИвам сокровища и вдохнул в них внутреннее пламя.
        Княжич собрался расспросить Мстислава насчет того глайдера с Руби, что упал в Долине Черной Смерти, но не успел: звякнул сигнал вызова.
        - Слушаю, - резко произнес телохранитель.
        - Господин Крашич? - прозвучал женский голос.
        - Да.
        - С вами говорят из клиники Элеоноры Брандт.
        - Слушаю, - повторил Мстислав и включил изображение; в углу лобового стекла засветился овал женского лица под светло-зеленой шапочкой. - Здравствуйте, Зоя.
        Из-под шапочки выбивались желтые кудряшки. Лицо Зои показалось Дэссу облепленным пеной - такие эти кудряшки были мелкие и пушистые. Женщина смотрела строго, а под глазами лежали темные круги усталости, почти как у Мстислава.
        - Вашей жене стало хуже, - сообщила она. - Она просит, чтоб вы - если, конечно, сочтете возможным, - ядовито уточнила Зоя, - ее навестили.
        - Что с ней?
        - Она тяжело больна. А вы были у нее всего раз - чуть не месяц назад. Как и положено заботливому супруг…
        - Что со Светланой?! - рявкнул Мстислав.
        Зоя вздрогнула, кудряшки колыхнулись.
        - Ей плохо. Вы приедете в клинику или нет?
        - Приеду. Через два часа. - Мстислав выключил связь.
        Глайдер бешено рванулся, меняя курс. По небу метнулись звезды, городские огни внизу поплыли вбок.
        - Почему через два часа? - спросил озадаченный Дэсс. - Где мы будем болтаться?
        - Мы явимся через десять минут. Но незачем сообщать об этом кому ни попадя.
        - А почему ты не навещал жену?
        - Отвяжись! - вскипел телохранитель.
        Княжич умолк. Что он такого сказал, отчего Мстислав взъелся?
        Чуть погодя тот заговорил:
        - Я не мог оставить без присмотра Домино. Однажды упросил его съездить со мной в клинику. Усадил в холле, рядом с палатой Светланы. Взял с него слово, что с места не стронется, из-под пригляда тамошней охраны - ни шагу. Я пробыл у Светы полчаса. Вернулся в холл - а Домино след простыл. Куда делся? Дежурная сестра глазами хлопает, охрана не в курсе. Он вышел из клиники, сел в мобиль - и привет. Как ты помнишь, средств индивидуальной связи тут нет, так просто до человека не докричишься. Я заметался. Спустя три часа нашел Домино у проституток, вдрызг пьяного и под наркотой. Ценности пропали, деньги с кредитки - тю-тю. Немалые деньги, кстати. Господин Донахью грозился вычесть эту сумму из моего жалованья, а Домино радостно хохотал. Шутка удалась! Больше я в клинику не ездил.
        Глайдер летел над краем города. Справа сиял Тэнканиока-ла, слева стояли горы в снежных шлемах; с той стороны не было ни единой искры света, кроме звезд на небе.
        - Чем больна Светлана? - осторожно поинтересовался княжич. Он ничего не смыслил в человеческих болезнях, но не спросить было нельзя.
        - Врачи не могут поставить диагноз. - Мстислав прикусил губу, помолчал. - Толкуют про то, что угнетены все функции организма; но из-за чего? Она как будто сама не хочет жить. Ослабела, исхудала, поседела… Ты не видел, какие были кудри! Огненные, до колен. Светка могла закутаться в них и ходить, как в платье. А теперь белые стали. И брови белые, и ресницы. Лежит, как Снегурочка, и тает. Волосы выпадают прядями…
        Дэсс поерзал на сидении. То, что он услышал, было странным.
        - Слав, это похоже на лунную лихорадку, какая бывает у СерИвов.
        - Да.
        - Но наши болезни не передаются людям.
        - Мне говорили. Пойми: я оплатил лучшую клинку, лучших докторов, лучшее всё! И без толку. Света умирает. А я то с Домино вошкаюсь, то… Ч-черт!
        Дэсс не придумал, что сказать. Пустыми словами не утешишь. Вспомнилась Сона. Куда она исчезла? Оставила полные надежд и обещаний письмена - и пропала. Княжич хотел посидеть молча, но вдруг само собой вырвалось:
        - У меня была невеста; она тоже заболела. Сначала думали на лунную лихорадку, но ошиблись, оказалось: снежный лишай.
        Мстислав бросил на Дэсса быстрый взгляд.
        - И что? Она поправилась?
        - Еще нет. Ее куда-то увезли выздоравливать… - Княжич сбился, неуверенный в том, что говорит правду. - Я ее с тех пор не видел.
        Телохранитель грустно покачал головой.
        - Дэсс, может, ваши лекари совсем безглазые. Но вообще-то лунную лихорадку со снежным лишаем перепутать трудно.
        - Почем ты знаешь?
        - Когда Светлану положили в клинику и заговорили о СерИвских болезнях, я кое-кому очень хорошо заплатил. Мне добыли двух больных СерИвов - мальчишку с лишаем и девушку с лихорадкой. Положили в ту же клинику. Даже профану было видно, что это совершенно разные болезни. А у Светланы - что-то третье, совсем непонятное.
        Дэсс напрягся.
        - Что сталось с девушкой?
        - Ее лечили, как могли. Но… умерла. А мальчишка поправился, и его отослали домой.
        - Какого цвета была ее шерсть?
        - Рыжая с черными подпалинами. А затем побелела… Дэсс?
        - Нет! - выдохнул княжич. Сердце бухало в груди, как будто он взобрался на ледник, поскользнулся и лишь чудом не сорвался в пропасть. - Не она. У Соны шерсть серая, с голубым отливом.
        - Слава богу. - Мстислав безрадостно улыбнулся. - Вот бы выяснилось, что я украл твою невесту!
        Дэсс прикрыл глаза, успокаивая сердце и дыхание. Хвала Милосердному, не о Соне речь.
        Глайдер снизился и лег на площадке возле огромного синевато-прозрачного купола. На его поверхности вспыхивали синие искры, внутри смутно белели несколько зданий, горели фонари, темнели кроны деревьев. Вокруг был парк - чернее черного, пронзенный лишь одной освещенной аллеей.
        - Прибыли. - Мстислав по своему обыкновению просканировал пространство. - Все чисто.
        Они вышли из глайдера и пересекли площадку, остановились возле купола. У Дэсса возникло ощущение, что из-за прозрачной синеватой дымки с искрами на него смотрят невидимые глаза, а по телу шарят такие же незримые пальцы.
        - Это силовая защита? - спросил княжич.
        - Она самая. У Элеоноры Брандт лечатся важные-преважные господа, которые боятся грабителей, журналистов и собственного чиха.
        Силовой купол снизу доверху прорезала черная щель, приглашая войти.
        - Проверка закончена, - сообщил Мстислав. - Идем.
        Зашагали по неярко освещенной аллее. Под ногами белела квадратная плитка с полосками травы по периметру, по сторонам благоухали лежащие прямо на земле цветы. Каждый был ростом с тарелку, и над ними вились ночные мотыльки.
        Телохранитель привел Дэсса к зданию, где, словно бдительные глаза, светились несколько окон, а на первом этаже сиял холл с прозрачными стенами. В холле стояло множество растений в кадках, между ними - мягкие диванчики.
        Двери открылись, изнутри пахнуло мокрой листвой и цветами. Мстислав прошел среди растений и диванов, поднялся по широким ступеням к стойке администратора; Дэсс приотстал, озираясь. Стены холла были отделаны зеркалами, в которых отражалась богатая листва ухоженных растений. Цветов было немного - две чаши возле стойки, за которой восседала строгая Зоя в зеленой шапочке и зеленом же халате. Желтая пена кудряшек обрамляла усталое лицо с темными подглазьями. Зеркальная стена позади отражала спинку кресла, напряженно развернутые плечи Зои и сползшую заколку в ее кудряшках.
        Мстислав оглянулся на княжича:
        - Не отставай.
        Дэсс поднялся по ступеням.
        - Госпожа Крашич просила, чтоб вы зашли к ней оба, - сухо проговорила Зоя.
        - Зачем? - сдвинул брови Мстислав.
        Зоя надменно вздернула подбородок.
        - Госпоже Крашич недолго осталось жить. Наверное, она хочет попросить, чтобы господин Домино не слишком донимал ее бесценного супруга.
        Мстислав подавился воздухом, сглотнул. Махнул Дэссу:
        - Пойдем.
        Княжич медлил, уставясь Зое за спину. Там, в зеркальной стене, проступало настоящее Зеркало.
        - Идите же! - раздраженно поторопила Зоя.
        Настоящее Зеркало - пока еще маленькое, но быстро разбегающееся вширь - пожирало Зою в кресле и являло напуганную СерИвку. Ее серая шерсть с черными пятнами стояла дыбом, вместо серебряных переливов - тусклый цвет дыма от сырых веток.
        Дэсс отвел глаза; встретил взгляд Мстислава. Телохранитель тоже все видел.
        - Идите быстрей! А то не застанете!
        СерИвка в настоящем Зеркале пугалась все больше.
        Княжич молча отошел и двинулся за Мстиславом к лифту.
        В кабине тоже было зеркало, но оно отражало двух потрепанных, встревоженных людей.
        - Нас заманили в ловушку? - спросил Дэсс.
        - Вряд ли. Это очень дорогая клиника; тут особо не разгуляешься. Разве что персонал теперь состоит из одних СерИвов.
        Они доехали до шестого этажа, огляделись и по узкой, скудно освещенной лесенке проскользнули на пятый. Стоя в конце полутемного коридора, Мстислав шепотом велел:
        - Замри.
        Княжич замер. Дежурной сестры на посту не было. Ничего удивительного, если она - СерИвка. Ночь - время сна, а Ханимун не велит растрачивать его попусту. Телохранитель долго прислушивался, затем дал знак двигаться дальше. Стеклянные двери палат были затянуты розовым шелком, за ними теплился свет ночников. По стенам горели светильники в виде красных ягод; проку от них было чуть - самих себя и то освещали неважно.
        Неслышно ступая по мягкому полу, Мстислав с Дэссом прошли из конца в конец весь коридор, миновав два затемненных холла, и повернули обратно.
        - Зачем мы ходим? - шепнул княжич.
        - Я посмотрел, нет ли в палатах засады. Но лишних никого, одни пациенты на постелях. Вряд ли СерИвы стали переселяться в безнадежно больных людей.
        - Как ты посмотрел? Сквозь стены?!
        Мстислав коснулся обруча на лбу:
        - У меня до черта разных приспособлений, а видеть можно по-разному. - Он помолчал, прикусив губу, и невольно замедлил шаг. - Здесь у каждого в палате видео; можно сутками с родней общаться. А Светлана попросила отключить. Чтоб ее увидеть, мне приходилось заказывать сеанс связи. За час, не меньше.
        - Почему?
        - Сестры накладывали ей макияж. Светка думает, что такая страшная… - Мстислав потряс головой, вымученно улыбнулся: - Уж не страшней меня.
        Княжич поглядел. Лицо телохранителя в полутьме коридора было совсем черным. И несчастным.
        - Слав, может, мне с тобой не ходить?
        - За дверью не оставлю, - отрезал Мстислав.
        Дэсс покорился.
        Мстислав легонько постучал в дверь под номером 7; княжичу припомнилось, что число 7 у людей считается счастливым. Из-за стекла и розового шелка донеслось испуганное «Ах!»
        Миг - и княжич остался в коридоре один, а его телохранитель уже был в палате.
        - Светка!
        Дэссу почудилось, будто в палате находится стеклянный дом, где стоит постель Светланы с какими-то приборами, стояками и трубками, и Мстислав разобьет этот дом вдребезги. Но нет - дом оказался из мягкого пластика с застежками, которые он в мгновение ока разнял и метнулся внутрь, упал на колени, обнял жену, ткнулся лицом ей в грудь.
        - Светка… девочка моя…
        Переступив порог, Дэсс тихонько прикрыл дверь и отступил в дальний угол, пригляделся к Светлане.
        Белые пряди волос разметались на постели, свесились на пол; на изможденном лице белели дужки бровей, а ресницы уже высыпались. Бесцветные губы вздрагивали, как будто Светлана едва сдерживала плач. Ее маленькое худое тело было прикрыто голубовато-серой пижамой, цветом похожей на шерсть Соны, а розовые носки напомнили Дэссу отмытые в ручье пятки его исчезнувшей невесты. Напоминание было мучительным.
        - Ну что ж ты, а? - спрашивал Мстислав. - Когда ты начнешь поправляться?
        Из обтянутых сухой кожей рук Светланы выпало зеркальце, скатилось на пол. На столике у постели, под переплетением разноцветных проводов, была выложена женская мелочевка; княжич всегда удивлялся, когда в видео женщины полностью преображались с помощью такой вот чепухи. Или это обычные людские враки?
        - Ты так быстро… я не успела… Страшная, хуже смерти, - прошептала Светлана. - Не смотри на меня.
        - Ты самая красивая. - Мстислав не поднимал головы. - Самая любимая. - Одной рукой он продолжал обнимать жену, другой погладил ее лоб и волосы, ниспадающие с постели и лежащие концами на полу. - Ты моя самая-самая. Только выздоравливай, ладно? Ты будешь стараться?
        - Буду, - прошелестела она; в больших, обведенных черными кругами глазах выступили слезы. - Обязательно. - Светлана с усилием приподняла руку, положила Мстиславу на затылок, зарылась пальцами в его белокурую шевелюру. Нащупала обруч. - Ты все еще… с этой гадостью… Слав… когда это кончится? - она смолкла, тяжело дыша. Даже шепот давался с трудом.
        - Как только поправишься. - Мстислав выпрямился на коленях; ее рука соскользнула.
        - Не смотри!
        - Ты моя Светлость. - Он наклонился к лицу жены, прильнул щекой к щеке. - Светлейшая из всех Светлан.
        Она попыталась улыбнуться.
        - Ты мой Славный. И Мстительный.
        - Ничуть не мстительный, не ври. Любому глотку за тебя порву, только и всего.
        - Не надо рвать. - Светлана все-таки улыбнулась: - Лучше грызть.
        - Как скажешь.
        - Домино пришел?
        Мстислав выпустил жену из объятий, оглянулся.
        - Вон он - забился в угол. - Телохранитель отстранился, позволяя Светлане увидеть Дэсса. - Но я не буду его загрызать. Он потерял память и стал вполне безобиден.
        Взгляд ее влажных измученных глаз не сразу нашел княжича.
        - Домино, - прошептала она отчетливо, - подойдите, пожалуйста.
        - Света, не проси его ни о чем, - Мстислав поднялся на ноги, отодвинул стояк с болтающимися, ни к чему не подсоединенными трубками. - Он беспамятный и… в сущности, это другой человек.
        - Домино, подойдите.
        В шелестящем голосе прорвалось нечто такое, от чего княжича бросило в жар. Он отлепился от стены и двинулся к прозрачному дому из пластика.
        Мстислав приподнял расстегнутую «дверь» и пропустил Дэсса внутрь.
        - Домино, я хочу вам сказать… - Светлана перевела дыхание, собралась с силами. - Я скоро умру. Я знаю.
        - Светка! Что ты несешь?!
        Она продолжала, словно не слышала вскрика мужа:
        - Я ничего не могу сделать… защитить… Слав не виноват в том, что… Я сама виновата - заболела, как последняя дура.
        - Света, не надо. Я тебя прошу. - Мстислав повернулся к Дэссу, и глаза кричали: «Уйди!»
        Княжич стоял у постели и не мог двинуться. Он хотел посмотреть Светлане в лицо, но взгляд упорно возвращался к ее маленьким ступням в розовых носках. Ступни подергивались, словно уходившая из Светланы жизнь билась в них, желая вырваться и покинуть ее тело.
        - Слав не заслужил, - шептала она, - этих мучений. За что вы его?… Ему и так больно. И мне… Я устала. Я умираю, потому что… сил не осталось.
        - Света! - у Мстислава сломался голос, лицо жалко дрогнуло.
        Она упрямо шептала:
        - Домино, пожалейте нас… его… ведь ему еще жить… после меня.
        Мстислав развернулся и вышел из прозрачного дома, едва его не опрокинув, когда слепо ткнулся в стенку рядом с «дверью». Светлана глубоко вздохнула, под голубовато-серой тканью поднялась и опала ее худая грудь.
        - Наклонитесь, - попросила она.
        Княжич склонился, заставив-таки себя поглядеть ей в лицо. Глаза у Светланы были синие. Почти как у Соны.
        - Здравствуй, - бесцветные губы едва шевельнулись, но слово на языке СерИвов прозвучало ясно. - Ты меня узнаешь?
        Еще бы Дэсс не узнал!
        - Болотные кусаки впились тебе в задницу и выпили ум до капли, - прошипел он, взбеленившись. - Зачем ты притворяешься больной?!
        - Я не…
        - Прошлогодний помет водяницы умнее твоей головы! - Ни в чем не повинный Мстислав страдал, а дурища, каких свет не видывал, прикидывалась, будто помирает. - Наши болезни не передаются людям, это знают все.
        - Дэсс, - взмолилась Сона, - выслушай. Ханимун меня покарал. За то, что солгала тебе - когда отказалась от Руби. Сказала, что пела песни любви человеку… что ласкала его и взяла деньги.
        - Ну и какой кэт дул тебе в уши и нашептывал поганые слова?
        - Твоя мать… княгиня… заставила солгать. Князь грозил, что если… ты возьмешь меня в жены… он наложит заклятье, чтоб я не смогла петь тебе песни любви… а ты не смог бы меня ласкать. Так и остались бы… два гнилых бревна на дне реки.
        Княжич обдумал услышанное. Пожалуй, отец выполнил бы, что посулил. И остались бы Сона с Дэссом, точно два бревна, не способные на любовь. Что за радость?
        - Не надо было лгать. Сказала бы как есть - мы б выждали время и сбежали.
        - Куда? - безнадежно всхлипнула Сона. - От стражи не убежишь.
        Она была права: почтенный Торр настигнет, куда ни подайся.
        - Ладно, ты солгала. Но лунная лихорадка - она-то откуда?
        - Я была больна. По-настоящему - лихорадкой, не лишаем. А твоя мать сказала… что готова помочь… Предложила выбор: то ли умереть… то ли стать человеком. Сказала, что ты тоже скоро станешь. Что мы сможем любить друг дружку, как люди…
        Дэсса передернуло. Он смотрел видео и знал, как люди любят своих женщин. Не так, как СерИвы.
        - Я по-прежнему могу петь песни любви, - умоляюще прошептала Сона. - Я их не забыла! Ты веришь?
        - Верю. - Княжичу не давало покоя иное. - Ты выбрала жизнь. Убила жену человека… любимую женщину хорошего человека. Ну и притворялась бы ею. Зачем тебе болезнь, клиника, смерть?
        - Дэсс, ну пойми же! - воззвала его бывшая невеста. - Ханимун покарал за ложь, и лихорадка не отпустила. Потянулась следом. Ты же видишь - волосы белые, выпадают… Дэсс, ты любил меня… обещал, что приведешь в дом женой.
        - Да, обещал.
        - Ты не нарушишь… - Сона задохнулась, еле выговорила: - слово?
        - Сейчас ты жена Мстислава.
        - О Ханимун! Вразуми его, Милосердный! Мне осталось жить… дней пять… шесть… Тело Светланы умрет. Понимаешь?
        - Чем я могу помочь?
        - Приведи сюда женщину. Любую. Здоровую. Не СерИвку; СерИвку я выселить не смогу. Нужна пустая - полностью человек. Я еще смогу перейти… я люблю тебя, и мне хватит сил. Это просто. Мужчине нужно много дней - Домино для тебя готовили долго… и необходима помощь жены или сестры. А я могу сама… Я хочу жить. Хочу быть с тобой. Я перейду! Ты только помоги. Добудь мне женщину.
        Сона взяла Дэсса за руки; в холодных пальцах совсем не было силы.
        - Ханимун не наказывает дважды. Милосердный отступится, если ты… его тоже попросишь. Ты ведь любишь меня? Дэсс? Ты любишь?
        - Да, - сказал он, потому что СерИвы не лгут.
        - Ты поможешь?
        Дэсс молчал.
        - Ты спасешь меня?
        Он отнял руки и оглянулся. Снаружи, из-за прозрачного пластика, на них потрясенно глядел Мстислав. А в головах постели, на гладком корпусе какого-то прибора, красовалось настоящее Зеркало. Оно являло СерИвку - перепуганную, несчастную, с ног до головы покрытую белой шерстью.
        - Дэсс! - взмолилась Сона, приподнялась было, но упала обратно. - Ты поможешь?!
        Хотелось завыть и расколотить проклятое Зеркало, разнести все, что есть в палате, но Дэсс лишь тихо произнес:
        - Я подумаю, что можно сделать.
        Глава 12
        - Светка - ты не знаешь, какая она. Веселая, умная. Готовить умеет. По-настоящему. И рыжие кудри… Распустит - глаз не отвести. Живое пламя.
        Мстислав сидел за столиком кафе, глядя в одну точку. Локти поставлены на стол, подбородок на сведенных вместе кулаках. На тарелке было пусто - телохранитель заставил себя съесть все, что заказал. Дэсс едва ковырялся в еде, не в силах жевать и мучительно сглатывая мелко нарезанное мясо.
        Маленький полутемный зал был почти пуст; зато из соседнего, большого и ярко освещенного, доносилось пение и крики. Княжич вздрогнул, когда за стеной пьяными голосами завели охотничью песнь СерИвов - изуродованную человеческими глотками, едва узнаваемую Милкусеашо-де. С этой песней ходят на водяную дичь, поднимают ее из глубины и гонят на берег. Звуки, что неслись из соседнего зала, не выманили бы из воды даже самых глупых и податливых тварей.
        - Она родом не с Беатриче - с Фелиани, - рассказывал Мстислав; голос был тусклый, мертвый. - Сюда прилетела погостить. И осталась. Говорит, ни разу не пожалела. Хотя Фелиани нам не чета, жизнь там другая. Роскошь, какая нам и не снилась. А ей тут хорошо.
        За соседним столиком перешептывались и вертелись три молоденькие девчушки. То оглядывались на дверь, ожидая, когда кто-то появится - некто запаздывал, они давно уже маялись - то пожирали глазами Дэсса, подмигивали ему и улыбались, потом вдруг смущались и утыкались в свои тарелки. Княжич подозревал, что девчонки узнали физиономию Домино - как-никак, он мелькал на видео.
        В кого из них захотела бы переселиться Сона? В пухленькую блондинку с родинкой в углу рта? Она то и дело трогает эту родинку мизинцем, стреляя глазами. Должно быть, полагает, что мужчинам это нравится. Или Сона предпочла бы худышку с локонами цвета пепла, со вплетенными искусственными цветами? У нее зеленые глаза и улыбчивый рот. Она дергает плечом, поглядывая на Дэсса, и с плеча каждый раз сваливается бретелька, платье сползает, приоткрывая грудь. Худышке невдомек, что ее бледное безволосое тело СерИву не интересно. Пожалуй, Сона выбрала бы третью, с голубыми волосами и длиннющими синими ресницами. Все-таки похоже на ее шерсть. Бывшую шерсть. На синих ресницах блестки, будто непросохшие слезы. Девчонка меньше всех вертится и реже других улыбается. И рот не расползается от уха до уха, а лишь чуть показываются ровные белые зубы. На шее и на пальцах - камни, похожие на сафи. Соне понравилось бы. Но если она переселится из тела Светланы в другое, жена Мстислава умрет.
        - Смешная - обхохочешься, - продолжал телохранитель, невидяще глядя в стену. - Воображает себя дурнушкой. Все порывается в клинику - лицо моделировать. Дескать, нос не такой и подбородок неправильный. Я за ноги хватаю, чтоб удержать. Твержу ей, что краше никого на свете нет. Не верит. - Телохранитель перевел взгляд на Дэсса; туман легкого безумия рассеялся. - Что можно сделать?
        - Не знаю.
        - Ты СерИв. Княжеский сын. Придумай.
        - Я могу спеть. Разом убить обеих - и Светлану, и СерИвку в ее теле. Ты этого хочешь?
        Мстислав отрицательно качнул головой. Глуховато спросил:
        - Кто она?
        - Девушка из нашего замка. Прислуга с кухни. - Ложь далась с немалым трудом, хотя Дэсс заранее готовился.
        Телохранитель покусал уже искусанную до крови губу.
        - Ты вроде говорил, что СерИвы не лгут.
        Не поверил. Как Дэсс умудрился себя выдать?
        Мстислав подался к нему через столик.
        - Светлана заболела полтора месяца назад. Значит, СерИвка переселилась раньше. Не прыгнула бы она в больное тело, верно? Но до твоего с братом переселения было еще далеко. С какой стати прислуге позволили опередить князей, а? Я бы скорей поверил, что она - из княжон.
        Сона не была княжеской крови. Дэсс так и сказал, не унижаясь ложью. И добавил сущую правду:
        - Ей позволили переселиться, потому что она умирала от лунной лихорадки. Надеялись спасти.
        - Но ваши болезни не передаются нам.
        - Нет.
        - Тогда почему?…
        Дэсс пару раз глубоко вздохнул, боясь, что выдержка ему изменит.
        - Она воображает, будто по-прежнему больна лихорадкой. Якобы Ханимун ее покарал… - княжич запнулся, но успешно солгал: - за это переселение. Тебе говорили врачи: «Светлана не хочет жить». СерИвка в ее теле сама себя убивает, оттого что ждет смерти. Вот и все.
        - Что можно сделать? - повторил Мстислав недавний вопрос.
        - Не знаю, - снова ответил Дэсс.
        - Придумай! - рявкнул человек, сорвавшись.
        Девчонки в углу вскинулись, уставились во все глаза.
        Телохранитель опустил голову.
        - Светлана еще жива. Она все помнит… Я вижу: это она, моя Светка. Она подчинена чужачке, но ведь это Светка. Ее тело, ее память. Как ее удержать?
        Дэсс не ответил. Чтобы спасти Светлану, надо как-то убить Сону. Чтобы спасти Сону, надо убить Светлану и новую женщину. Быть может, есть иной путь? Княжич глотнул воды, осторожно поставил стакан. Рука дрожала.
        - Слав, послушай. Всем известно, что лунная лихорадка неизлечима. Тем более, когда ее наслал Ханимун, как убеждена эта девушка. Если кто и способен ее разубедить, так это мой отец. Он мог бы наложить какое-нибудь заклятье. Я его попрошу…
        - К отцу не пущу, - отозвался Мстислав глухо, не подымая головы. - Тебя убьют. А в городе полно женщин, которые пока что не заселены СерИвками. Их еще можно спасти.
        Княжич сжался от боли, прикрыл глаза. Это приговор обеим - и Светлане, и Соне. За что? Обеих-то - за что?! Сона - убийца, готовая убивать снова, лишь бы выжить. Светлана ни в чем не повинна, и ее любит Мстислав… Но какое дело Дэссу до чужой жены? Ему надо, чтобы Сона осталась жить. Она так просила, надеялась на помощь! Это же совсем просто - всего лишь найти ей новое тело. Подозвать любую из дурех, что таращатся на «Домино», заморочить голову, привезти в клинику, втолкнуть в палату к Соне…
        О Ханимун, прости дурные мысли. Дэсс отдышался, поглядел вокруг. Мстислав сидел сгорбившись, прижав к губам ладонь. На столике блестели две мелкие капли. Вот упала еще одна. Девчонки в углу тянули шеи, изнемогая от любопытства. У светловолосой худышки свалились с плеч бретельки, розовая грудь наружу; она не замечает, а подружки не подскажут, им не до того.
        В соседнем зале затянули Рисаунтикаа-де - грянули во всю мощь пьяных глоток. Дэсс поднялся из-за стола.
        - Слав, пойдем отсюда.
        - Сейчас. - Телохранитель не шелохнулся.
        - Слав, - княжич положил руку ему на плечо.
        - Угм. - Никакого движения.
        Дэсс подвинул Мстиславу стакан с водой и отошел; у двери оглянулся. Девчонок разрывало между «Домино» и его плачущим телохранителем. Они привстали, но не знали, куда кидаться - то ли за княжичем, то ли к Мстиславу, утешать и расспрашивать.
        Шепотом помянув самых грязных болотных кэтов, Дэсс вышел из зала.
        Далеко не отправился, потому что куда же без Мстислава? Пересек холл с двумя грустными поскакушками в клетке - кому только в голову взбрело держать их в неволе?! - и заглянул в соседний зал.
        Здесь был в разгаре шумный праздник. Музыка, уставленные снедью и бутылками столы, снующие официантки в красных платьицах в облип, гости в несусветных нарядах. Каждая женщина - словно облако или раскидистое дерево, наряд, прическа и украшения занимают столько места, что мужчинам не подойти, не шепнуть на ушко комплимент или пошлость. У кого на голове чаша с фонтаном, у кого волосы навиты на жесткий каркас и торчат во все стороны рогами, у кого платье, будто водопад над озером - блестящая ткань растекается по полу, плещется под ногами неосторожного кавалера. Танцевать парами здесь, разумеется, не могут и оттого просто клубятся в конце зала - неуклюже топчутся, кружатся. Всем смешно. Хохочут, визжат. В воздухе сладкий запашок - «веселинка».
        Две стены зала были затянуты шелком с искусственными цветами, в третьей окна выходили в ночной сад: гирлянды фонарей, цветущие кусты, фонтаны с синей, зеленой и лиловой подсветкой. Четвертая стена была занята огромным видеоэкраном. Там тоже пели и плясали - но совсем не так, как на здешнем празднике.
        В мягкой, бархатной черноте пылал полукруг огня. Высокое пламя то распадалось на танцующие языки, то вновь смыкалось в сплошную подвижную стену. Перед этим могучим, но нестрашным огнем метался человек в золотом костюме, с золотыми крыльями за спиной и в черной с золотом маске, до половины закрывающей лицо. Приглядевшись, Дэсс понял, что крылья - не крылья вовсе, а широкий плащ, летящий за стремительным хозяином. Он неплохо танцевал, этот человек - то легко и изящно, то неистово, буйно и жестко. Опоры под ногами не было видно, все тонуло в бархатной тьме, а сгусток живого золота вихрем кружился, вился, летал на фоне прозрачного пламени, за которым появились женские фигурки - смутные силуэты чуть темнее огня. Вскинув руки, они вдруг ринулись в пламя, пробежали насквозь - и окружили танцора, сами охваченные огнем. Горели их платья, накидки на головах, горели перчатки и туфли - плавились и стекали горящими каплями, растекались у ног. Огненные женщины раскачивались, вертелись, бежали друг за дружкой, сжимая пламенный круг, подбираясь все ближе к золотому танцору, рассыпая огненные капли с пылающих
одежд. Стена огня на заднем плане съеживалась и меркла, бархатная чернота натекала на пламя.
        Сквозь прорези черной с золотом маски сверкали глаза: вспыхивали яркие блики, а самих глаз и не разглядишь. Высоко подпрыгнув, танцор закружился - и кружился долго-долго, медленно опускаясь в ожерелье из горящих женщин; они остановились и согнулись в поклоне, а длинные подолы развевались, как от ветра. Раскинув руки, человек в маске запел. Сильный страстный голос ворвался из динамиков в зал, перекрыл шум, хохот и крики. Шантариваа-но - песня усталых охотников, благодарящих Ханимуна за богатую добычу. Хмельные гости дружно подхватили, и голос, сделавший бы честь и СерИву, потонул в скверных воплях.
        Песня оказалась короткой; гости взревели на последних аккордах и смолкли. На экране танцор-певец сорвал с себя плащ, взмахнул им над спинами склоненных женщин. Их одежды полыхнули синим - и вмиг сгорели дотла. Нагие женщины неспешно распрямились и упорхнули в стороны, за пределы экрана. Танцор снова махнул плащом, и золото ударило в глаза, застлало экран - бегучее, переливчатое, похожее на солнечные блики на воде.
        Картинка видео сменилась. Тот же танцор, но в синей маске, полуголый, стоял на берегу озера с иссиня-зеленой водой. Под водой колыхались какие-то тени.
        - Что это? - спросил Дэсс у подошедшей официантки.
        - Лучшее из ваших песен сезона, господин Домино. Обычная передача в эфир не вышла, поэтому - вот… - Затянутая в короткое красное платье девушка улыбнулась и протянула ему поднос с бокалом: - Не отведаете ли вина?
        Дэсс не рискнул отказаться, но и пить не стал, лишь смочил в вине губы.
        - Спасибо. - Он поставил бокал обратно. К счастью, кроме официантки, никто не обратил на него внимания - гости были слишком заняты весельем.
        На экране Домино бросил в озеро горсть сверкающих самоцветов, и поднялись огромные волны. Иссиня-зеленая вода вздымалась и выносила на берег таких же, как он, полунагих женщин. Они оставались у ног своего повелителя, прикрытые лишь повязанными на бедрах шарфами да ожерельями из камней на груди.
        Официантка не уходила. Чего она ждет - чаевых или поцелуя? Наверняка Домино был славен нахальством с женщинами, и им это нравилось. Девушка вдруг подалась ближе к Дэссу, так что он невольно отступил.
        - Господин Домино, можно спросить? Зачем вы поете песни серивов?
        Она сказала «серивов» - не подчеркнув заглавные буквы, как говорили все люди, кроме Мстислава.
        Зачем Домино распевал охотничьи песни? Кэт его знает. Дэсс ляпнул первое, что пришло на ум:
        - Надо же петь что-то новенькое. И хоть этим отличаться от других.
        Сошло за вразумительный ответ. У девушки загорелись глаза.
        - А правда, что вы сами охотились за песнями? Караулили серивов в лесу, в горах? Тайком делали запись?
        Чтобы кэт Домино самолично добывал магические песни СерИвов? Смешно подумать!
        - Конечно, нет. - Княжич порылся в памяти, собирая необходимые знания о людях. - Кое-кому хорошо заплатили. Мне подыскали СерИва, который согласился спеть в студии.
        - Ах вот как… - Девушка была разочарована. - А говорили другое.
        - Мало ли чего наболтают, - раздался голос Мстислава у Дэсса за спиной. - До, нам пора.
        Княжич бросил последний взгляд на экран. Набегающие волны слизывали с полунагих женщин их скудный наряд, оставляя лишь ожерелья на груди. Домино наблюдал, стоя на камне над пенной водой. Потом он запел, хмельные поклонники его таланта тоже взревели и потопили в пьяных воплях сильный красивый голос. Дэсс поспешил убраться из зала.
        В холле его встретили поскакушки в клетке. Два взъерошенных пучка рыжих перьев прижались друг к дружке, круглые глаза смотрели обреченно; переспелые, уже подгнившие плоды в кормушке были нетронуты. Княжич задержался, разглядывая бедолаг. Он успел надышаться «веселинки», и ему полегчало.
        - Поскакушки умрут, - сообщил он Мстиславу. - Их нельзя держать в неволе.
        Телохранитель тоже остановился, мрачно взглянул на пленниц.
        - Им нужен простор, чтобы скакать, - продолжал Дэсс. - И летать хоть иногда.
        Мстислав решительно открыл клетку, выудил поскакушек и посадил на пол. Они повертели головами и заковыляли к выходу из кафе; с каждым шажком их коротким лапкам прибавлялось проворства. Дэсс обогнал их, дверь перед ним открылась. Поскакушки деловито прошагали мимо княжича и оказались за порогом. Уже совсем бодро они проскакали вниз по ступеням и ринулись вдоль стены здания к саду, который Дэсс видел в окна большого зала. Шумно захлопав крыльями, взлетели на ажурную ограду, перевалились на другую сторону и пропали в тени цветущих кустов.
        - Пусть хоть эти живут, - тихо произнес Мстислав.
        В глайдере он опустил спинку своего кресла, откинулся назад, прикрыл лицо согнутой в локте рукой.
        - У нас еще есть время; я посижу немного.
        Чтобы не сидеть впустую, Дэсс рассмотрел чужие глайдеры на площадке, деревья с фонариками на ветках, зеленые стены ближайших домов. Стены светились, а многие окна уже погасли. То ли там жили СерИвы, которым Ханимун велит ночью спать, то ли люди тоже наконец угомонились. Больше глядеть было не на что.
        - Слав, можно мне еще посмотреть программу Домино?
        Телохранитель со стоном потянулся к центральной консоли, потыкал клавиши. На лобовом стекле проступила картинка: Домино в ледяной пещере, жаркий огонь костров и нагие, изрисованные цветами и змеями женщины, которые танцевали сидя - руками, головой, поворотом плеч. Домино был в шкуре снежного игруна и в белых меховых сапогах; маска на нем была тоже белая, с серебром. Он пел Сакритаонта-но - песню прощания с вечно бегущими вслед за летом быстроногими тао. Живых тао во владениях князя Мат-Вэя давно не осталось, а песня жила. Домино пел ее на диво удачно: похоже было на настоящую Сакритаонта-но, и в то же время песня не принуждала куда-то мчаться, как вечно бегут легконогие тао. И голос был очень хорош.
        - Домино поет куда лучше, чем я, - подвел итог озадаченный Дэсс. - Почему?
        - Это студийная запись. Голос прошел компьютерную обработку, поэтому так звучит.
        - А ты говорил: «отвратительно».
        - Тебе сказали: это лучшие песни сезона - то, что содрали с СерИвов. А прочие песни доброго плевка не стоят. Когда Домино похитили, не с кем было готовить обычную программу, с шуточками и кривляньем; поэтому, чтобы не пропало эфирное время, пустили старые лучшие номера. - Мстислав выключил передачу. - Будь другом, дай отдохнуть.
        Княжич притих. В голову полезли всякие мысли. Сумеют ли они с Мстиславом остановить Серивов, чтобы не переселялись в людей? И что станется с теми, кто уже успел? Люди будут их преследовать и убивать?
        Как спасти Сону? Нет, иначе: как спасти Светлану?
        Ну почему Светлану, а не Сону?! Чем Сона хуже? И чем Дэсс, который любит свою невесту, хуже Мстислава, который любит жену?
        Простые ответы пришли сами собой. Сона - убийца, захватчица; Светлана - жертва. Мстислав ради своей жены продался в рабство к Домино, а что сделал Дэсс для невесты? Пальцем не пошевельнул и ухом не дернул. Сидел сиднем и ждал, когда Сона вернется.
        Расстроенный, он прижался щекой к боковому стеклу. Странное ощущение - прижаться к стеклу голой кожей, без шерсти. На видном ему кусочке неба с мерклыми звездами гуляли фиолетовые пятна - отголоски страшной бури на море, которое лежит далеко-далеко за горами и о котором Дэсс лишь читал в легендах.
        Уставший от переживаний этого дня, княжич задремал. А проснулся от вскрика Мстислава:
        - Ч-черт!
        Глайдер взмыл в ночное небо, понесся над светящимися домами.
        - Что такое? - Княжич заозирался, выискивая опасность.
        - Проспали. Корабль уже сел.
        Мстислав вызвал космопорт, потребовал срочную связь с капитаном «Адмирала Крашича». Ему отказали; он настаивал. Ему что-то невнятно объясняли; он свирепо обругал бестолковую девицу. Наконец добился связи со вторым помощником капитана; тот с ходу обругал его самого. Мстислав вежливо попросил, чтобы экипаж задержался на борту до его, Мстислава, прибытия на корабль. Его обложили такими словами, каких Дэсс не слышал даже в видео про бандитов. Мстислав осведомился, не желает ли его собеседник встретиться с сотрудниками из отдела по борьбе с контрабандой. Второй помощник сбавил тон и поинтересовался, какого же хрена, собственно, Мстиславу надо.
        - Я буду у вас через двадцать минут. Вместе с Норманом Миджем Донахью. Пусть капитан оформит нам разрешение подняться на борт и задержит ребят. Всех!
        - Ты спятил? - с беспомощным удивлением спросил космолетчик.
        - Прилечу - узнаешь, - отрезал телохранитель и выключил связь.
        - Отчего он такой бешеный? - поинтересовался Дэсс.
        - Посадка - дело нервное. Легенда такова. «Адмирал Крашич» - несерийная галоша, и у него якобы есть какой-то неисправимый дефект в системе балансировки. Она сбоит при спуске на планету, при быстром увеличении силы тяжести. Над самым космодромом «Адмирал» может завалиться на бок. Это не опасно - сработает наземная система силового захвата - но непорядок. Если вскроется, что «Адмирал» всю свою жизнь так летает, скандал будет отменный. Поэтому во время приземления они все на ушах, чуть не по небу бегают, корабль свой опускают в пригоршне. А едва сядут, экипаж мигом сваливает - праздновать. Это святая традиция, которую я им сегодня поломал. Но думаю, нам не откажутся помочь.
        - Погоди, я не понял. Ты сказал: «легенда»? То есть, это неправда?
        - Да просто бред. Но капитан уверяет в обратном, и экипаж дружно вторит… или верит; уж не знаю. - Телохранитель пожал плечами. - Очевидно, так им зачем-то нужно. Может, это сплачивает команду или, к примеру, отсеивает негодных членов экипажа.
        Дэсса охватило беспокойство. Он поерзал в кресле, поколебался и наконец осторожно спросил:
        - Слав, ты уверен, что среди них не окажется СерИвов?
        - Парни проводят тут слишком мало времени, чтоб их успели подготовить и заселить. Разве только в кого-нибудь прыгнули шустрые СерИвки? Эти-то раз - и там.
        Дэсс передернулся. Коли пошло массовое переселение, можно и такое допустить. Мало ли, что взбредет на ум самым юным искательницам приключений?
        Видимо, Мстислав размышлял о том же.
        - Это наш единственный шанс, - проговорил он жестко. - Кроме этих ребят, нам никто не поможет. К тому же капитан Крашич ни-ког-да, - подчеркнул телохранитель, - не покидает борт корабля здесь, на Беатриче. В капитане я уверен на все сто.
        Дэсс так встревожился, что даже не спросил, кем приходится его телохранителю капитан Крашич - отцом или дядей. Он лишь молил Ханимуна, чтобы не оставил своей милостью их троих - самого Дэсса, Мстислава и капитана корабля.
        Глава 13
        Створки двери в кабине подъемника сомкнулись, и серые стены обрели прозрачность. Стало видно взлетное поле с желто-белой разметкой, украсившей черноту ночи странным рисунком, два соседних корабля с красными сигнальными огнями, здание космопорта - приземистый многогранник, светящийся голубовато-зеленым. От него к городу тянулся путепровод, издали похожий на нитку драгоценных бус, а на горизонте россыпью пылающих самоцветов лежал Тэнканиока-ла. Княжич засмотрелся на эту красоту, затем потрогал стену, ощутил ее теплую шероховатость. Видеоэкран.
        - Почему капитан никогда не сходит здесь с корабля?
        Мстислав повел плечами.
        - У каждого из нас свои причуды.
        Изображение на экранах сменилось: появились стены красного дерева с зеркалами в тяжелых рамах. В зеркалах отражались светильники, которых в кабине подъемника не было; их мягкий свет ложился на экранные лица Дэсса и Мстислава и изменял черты. Княжич не был уверен насчет себя, но Мстислав точно казался другим - щеки не запавшие, кругов под глазами нет, и горькие складки у рта почти разгладились.
        Пока княжич соображал, зачем это нужно, подъемник остановился, дверь открылась. За ней оказался длинный темноватый коридор, отделанный тем самым красным деревом. Светильники на стенах горели через один, а зеркал вовсе не было.
        Мстислав подтолкнул Дэсса и вышел из кабины.
        По коридору к ним шагал человек в летной форме; ткань глубокого синего цвета искрилась, будто ночное небо в звездной пыли.
        - Ну? - заговорил космолетчик. - Ты приготовил оправдание? Тебя сейчас в клочья разорвут! - Он пожал руку Мстиславу и сухо поздоровался с Дэссом, представился: - Эрни Крейцар.
        Он был на голову ниже обоих. Княжич чуть ли не впервые в жизни увидал человеческую макушку: прежде его скромный рост этого не позволял. Короткие волосы космолетчика стояли дыбом, точно шерсть рассерженного СерИва.
        - Идемте. - Эрни зашагал по коридору в обратную сторону мимо редких светильников; под ногами стелились перебегающие тени.
        - Капитан в гневе? - осведомился Мстислав.
        - Нет. Но ребята в ярости. - Обтянутая искрящейся тканью спина выразила явное неодобрение. - Мечтали потоптать землю - а тут вдруг ты: нате вам, ждите незнамо чего. Как жена-то?
        Мстислав стиснул зубы. Эрни оглянулся, и ему ответил Дэсс:
        - Умирает.
        Космолетчик пробормотал нечто сочувственное. У княжича перехватило горло. Это ведь Сона умирает. Не Светлана, а Сона! А он, Дэсс, ее предал - солгал Мстиславу, не признавшись, что Сона - его невеста…
        Он шагал и ничего кругом себя не видел. Остановился, когда телохранитель его придержал:
        - Стой. Нам сюда.
        «Сюда» вела большая дверь с видеоэкранами. В их фальшивых зеркалах коридор был ярко освещен, невеличка Эрни казался выше ростом, Мстислав выглядел отдохнувшим и довольным, а у себя на щеке Дэсс обнаружил скатившуюся слезу - настоящую. Телохранитель сжал ему запястье, шепнул на языке СерИвов:
        - Успокойся, брат.
        Если СерИвы чужие по крови, то «брат» означает «друг».
        - …хрен знает что! - вылетел из открывшейся двери чей-то возмущенный вопль. - Капитан Крашич, вы превышаете…
        - Пилот Сайкс, - перебил странно высокий, несолидный голос, - вы вольны покинуть борт. Не забудьте получить расчет.
        Дэсс увидел зал, разделенный на две части стеной-аквариумом. Аквариум желто светился, в нем сновали рыбки, похожие на ожившие сокровища из княжеских кладовых. Большая часть зала была едва освещена; свет аквариума скупо отражался в полированном дереве пустых столиков, погашенные видеоэкраны на стенах темнели слепыми пятнами.
        В закутке по другую сторону рыбьего царства сиял богатый бар. Хитро устроенная подсветка притухала и разгоралась, по разноцветным бутылкам гуляли искристые сполохи. В этот закуток набился народ; переливалась звездной пылью синяя форма. К двери одно за другим повернулись лица - спокойные, выжидательные. Ни капли той ярости, что клокотала в вопле возмущенного пилота.
        - Вот он, злодей, - объявил Эрни, подталкивая Мстислава вперед. - Можете рвать на части.
        Княжич вежливо поздоровался, а его телохранитель нырнул в гущу плотно сбившихся космолетчиков. Кто-то дружески хлопнул его по спине, кто-то посторонился, давая дорогу, кто-то встал из-за столика.
        - Ну? - раздался уже слышанный несолидный голос. - В какую историю ты вляпался?
        - В препоганую.
        Мстислав выбрался из бара к Дэссу, а следом вышла женщина в белом костюме. Невысокая, гибкая, с тонкой талией и пышной грудью, на которой туго натягивался капитанский китель. Раскосые черные глаза смотрели внимательно и строго; черные, как осенняя ночь, волосы были сколоты на макушке. В серебряной заколке кроваво переливался Руби.
        Женщина улыбнулась и подала Дэссу маленькую ладонь:
        - Тереза Крашич.
        - Моя тетка, - добавил Мстислав.
        В растерянности, Дэсс едва сообразил, что нужно пожать протянутую руку. Вышло не очень неловко - он боялся покалечить тонкие косточки. Впрочем, пальцы у капитана оказались крепкие.
        - Прошу, - Тереза кивнула на темную часть зала. - Присядем, господа.
        Она обогнула светящуюся стену аквариума и села за столик спиной к рыбам, кораллам и водорослям. Лицо капитана оказалось в тени, Руби в волосах потух. Лишь раз вспыхнула красная искра, когда Тереза склонила голову набок, рассматривая Дэсса.
        Мстислав не торопился начать разговор - сидел с мрачным видом, сцепив пальцы.
        - Откуда у вас Руби? - не удержался княжич.
        Телохранитель вскинул удивленные глаза.
        - Рубин? - переспросила Тереза. Усмехнулась: - Ну, поскольку вы оба уже взрослые мальчики, я могу рассказать. Когда в прошлом рейсе некий пассажир сошел в порту назначения, я нашла эту вещицу в своей каюте. И оставила на память… - Тереза вздохнула с явно притворной печалью, - на память о том замечательном рейсе… и о чудесном пассажире… и о разных сказочных делах.
        - Это священный камень СерИвов, - проговорил Мстислав.
        Тереза коснулась ладонью середины стола, и в воздухе повисло облачко желтой дымки, в которой горели крупные золотые капли. Капитан вынула Руби из прически и поднесла к свету. Бесценный камень в серебряной оправе заиграл гранями, выстреливая красные блики.
        - Это стекло. Всего-навсего красивая стекляшка. Признаться, я даже слегка обиделась: не бедный вроде бы человек - а оставил мне такую чепуху.
        - Это настоящий Руби, - вымолвил Дэсс.
        - Их собирают в Долине Черной Смерти, - добавил Мстислав. - СерИвы из-за них рискуют, как… Я собственными глазами видел труп и скелет.
        Капитан подышала на Руби и потерла о рукав своего белого кителя.
        - СерИвы вообще странный народ. - Тереза вернула заколку на место. - Этого добра здесь уйма - поддельные рубины, сапфиры, изумруды, алмазы. Лежат у князей в сундуках, точно благородные сокровища.
        Дэсс буквально ощутил, как встала дыбом на плечах утраченная шерсть.
        - Вы хотите сказать, что Ханимун одарил СерИвов подделками?
        - Я хочу сказать, что надо знать историю своей планеты, - обрезала капитан Крашич. - «Ханимун одарил»! Вы в школе учились, господин Домино?
        - Нет, - ответил он сущую правду.
        Тереза холодно улыбнулась, как если бы княжич неудачно пошутил.
        - Да будет вам известно, «Ханимун» - название корабля. Первого земного корабля, который прибыл на планету СерИвов. В те времена они, разумеется, называли себя по-другому.
        Дэсс внутренне подобрался. Сам он лишь в одной легенде нашел упоминание о том, что в глубокой древности его народ назывался иначе.
        - Вы знаете, как они себя называли?
        - Нет, конечно, - ответила Тереза. - СерИвы свято хранят свои тайны.
        - А ты знаешь? - спросил Мстислав у княжича.
        - Я - да.
        - Скажи капитану.
        - Нет.
        - Дэсс! Я прошу.
        Княжич уже говорил Мстиславу, чтобы тот ни о чем его не просил. Если Мстислав все-таки просит, значит, это важно.
        - Миаридуонта-зи-шу - Дети Милосердного Бога.
        Тереза с присвистом выдохнула сквозь зубы - почти как Дэсс, когда сердился. Подалась вперед, вглядываясь княжичу в лицо.
        - Слав, кого ты привел? Это не ублюдок-Домино. Я права?
        - Да, к сожалению. Расскажи про «Ханимун»; потом я скажу, зачем мы пришли.
        Капитан Крашич откинулась на спинку кресла, сложила руки под обтянутой белым кителем грудью. Несколько мгновений ее раскосые черные глаза буквально ощупывали измученное лицо Мстислава, после чего Тереза с недоумением покачала головой.
        - Ладно; слушайте. Когда «Ханимун» прибыл, аборигены отчаянно бедствовали. На животных, из которых они топили жир для светильников, напал мор, жира не стало. Без света и тепла в их горных жилищах завелась какая-то плесень, от которой они болели и умирали. В первую очередь дети. О том, чтобы оставить пещеры и поселиться в местах поприличней, речи не шло; было ясно, что на огромной территории вскоре никого не останется. Капитан «Ханимуна» Сергей Иванченков взял на себя ответственность и вмешался. Экипаж вычистил жилища до последнего закутка; обработали все, куда смогли дотянуться. Одновременно синтезаторы работали с полной загрузкой, производили светильники Росса - те, что столетиями не гаснут и подпитываются энергией хозяев.
        - Белые шары? - уточнил Мстислав; не для себя спрашивал - для Дэсса.
        - Они самые, - подтвердила Тереза. - Затем пришло указание: планету считать пригодной для колонизации, а местных - подвинуть, освободив для начала пятьсот квадратных километров. Снова запустили синтезаторы; произвели горы фальшивых самоцветов. За них капитан Иванченков купил у князей несколько самых безопасных территорий…
        - Купил землю? - вырвалось у Дэсса. - За сафи?
        - За поддельные сапфиры и прочую дребедень. Позже капитан признавался, что со стыда сгорал, всучивая доверчивым аборигенам стекло, но производить стекло проще, чем камни, а он получил соответствующие инструкции.
        - Вот почему Руби такие хрупкие, - пробормотал княжич. Слушать Терезу было мучительно - как будто с тела сдирали шкуру, кусок за куском. Он верил этой черноглазой женщине, как безусловно верил Мстиславу; но до чего же больно! Все сплошная ложь: и то, что рассказывал отец, и чему учили наставники, и даже легенды. Священные легенды СерИвов. Бесконечная ложь…
        - Аборигены объявили капитана богом и взяли себе новое имя: СерИвы - дети Сергея Иванченкова, - закончила Тереза.
        - А богу присвоили звучное имя Ханимун, - добавил Мстислав. - Дэсс, ты не в обиде? Я мог и сам тебе рассказать, но не хотел огорчать прежде времени.
        Княжич заставил себя улыбнуться:
        - Огорчением больше, огорчением меньше - никакой разницы. Капитан, почему вы не покидаете корабль на нашей планете?
        Тереза нахмурилась:
        - Слав, я полагала, что уж ты-то языком попусту не метешь.
        - Не мету, - подтвердил телохранитель. - Тебе задан серьезный вопрос.
        - Надеюсь, последний. Видите ли, господин не-Домино, мой покойный отец, адмирал Крашич, был хорошо знаком с сыном капитана Иванченкова. И до моих, тогда еще детских, ушей порой доносились разные истории, сродни волшебным страшным сказкам. Про то, как женщины любовными песнями порабощают мужчин, а те, в свою очередь, песнями умеют убивать. Детские впечатления, знаете ли, - самые стойкие… к тому же из Иванченковского экипажа три человека погибли здесь при загадочных обстоятельствах. Короче говоря, не люблю я вашу планету. И котов здешних боюсь.
        - Кого боитесь? - переспросил Дэсс.
        - Котов - СерИвов.
        - Котов?!
        Мстислав положил ладонь княжичу на запястье:
        - Тише, тише. Тереза, они не коты.
        - Согласна: котоиды. Мальчики, я услышу наконец, зачем вы явились?
        За стеной-аквариумом грянул дружный хохот - космолетчики смирились с тем, что их лишили гулянки в ресторане, и праздновали благополучную посадку. Дэсс приготовился было услышать, как затянут изуродованную песню СерИвов, но сообразил, что песни местной звезды у сторонних людей не в почете.
        Из бара вышел невысокий темноглазый парень с тонкими чертами лица, из-за этой тонкости и нежного румянца явно кажущийся моложе своих лет. Принес бутылку вина и четыре бокала на подносе. Второй помощник капитана - тот самый, с которым пререкался Мстислав, требуя, чтобы экипаж дожидался его на борту. Дэсс не узнал бы в этом тихом человеке давешнего грубияна, если бы Мстислав не поддел:
        - За контрабанду ответишь.
        Космолетчик опустил поднос на столик, взялся за спинку кресла, желая сесть рядом с капитаном.
        - Йенс, ты тут пока не нужен, - безо всякой строгости заметила Тереза, и он молча отошел.
        Йенс не вернулся в бар к экипажу, а остался у торцевой стенки аквариума, прислонился к ней плечом, отрешенно глядя в темноту большого зала, мимо Терезы и ее гостей. Невысокий, худой, как подросток, но ладный. Дэссу подумалось, что парни на борту неспроста малорослые: капитан подбирает экипаж по своему росточку. А иначе как бы ей командовать громилами, которые выше на полторы головы?
        - Аронсийское красное полусухое, из «Королевских кладовых», - прочла Тереза на этикетке. - И откуда такая роскошь на нашем корыте? Будете пить?
        - Нет. Да, - одновременно ответили Дэсс и Мстислав.
        Телохранитель налил густое и красное, как Руби, вино в три бокала, пригубил.
        - Недурно. Тереза, какую контрабанду возит Йенс?
        - Не пори чушь. - Она тоже поднесла бокал к губам - скорее, символически. - Йенс контрабандой не балуется.
        - Возит, - стоял на своем Мстислав. - Он испугался, когда я пригрозил полицией.
        Капитан демонстративно поглядела на часы - зеленые цифры светились прямо в воздухе над витым серебряным браслетом.
        - Слав, у тебя ровно три минуты, чтобы изложить свое дело. Время пошло.
        Мстислав уложился в полторы. Еще две минуты Тереза сидела молча, переваривая услышанное. Наконец изрекла:
        - Чепуха.
        - Почему? - Телохранитель цедил вино, не показывая, что раздражен или обескуражен.
        - Представь, что ты - СерИв. Венец творенья, красы необычайной, в шкуре с переливами, умеешь петь магические песни. И вдруг - бац! - ты всего лишился. Ни шкуры, ни магии. Тебя бессовестно обобрали! А кого теперь любить? Бесшерстных женщин, в которых превратились СерИвки? Они тебе физически неприятны; это заложено природой: мы любим представителей своего вида, а чужаки, собаки, козы - удел извращенцев. Для СерИвов люди - что нам козы. Я права?
        - Не уверен, - возразил Мстислав. - Посмотри на Дэсса. Генетическая память человека вся при нем. Да, сейчас наши женщины ему не интересны, но со временем память проснется.
        Княжичу не нравился обсуждаемый вопрос, и смутил оценивающий взгляд капитана.
        - Подселившиеся к людям СерИвки по-прежнему могут петь песни любви, - заметил он сдержанно.
        - Ну, допустим, - уступила Тереза. - Но всякому биологическому виду нужно размножаться. И что в итоге? Кого переселенные СерИвки станут рожать вместо очаровательных шерстистых малышей?
        - Кэтов, - не задумываясь, ответил Дэсс. И пояснил: - По нашим поверьям, у СерИвки от человека рождаются кэты… это вроде ваших чертей.
        - Вроде Адьки, - поправил Мстислав и позвал: - Адька! Иди сюда. Кис-кис!
        Из темноты под пустыми столиками бесшумно явилось нечто - серое, пушистое, с длинным хвостом. Глазищи сверкнули зеленым, когда мохнатое «кис-кис» вспрыгнуло Мстиславу на колени и заурчало.
        - Это Адмирал, - представил Мстислав, почесывая его за ушами. - Настоящий корабельный кэт.
        Княжич внимательно рассмотрел «кис-киса». Это - кэт? Вздор! Редко встретишь зверя краше, даже в видео. Дэсс протянул руку и осторожно погладил длинную шелковистую шерсть. «Кис-кис» заурчал громче.
        - А многие пассажиры шарахаются, - сообщила Тереза. - Особенно в последних рейсах - разбегаются с визгом, как от… - она смолкла.
        - Как от кэта, - докончил за нее Мстислав. - Ты возишь СерИвов в человеческом облике.
        - Я не…
        - А почему на борту сняты все зеркала? По требованию пассажиров, не иначе. Чтобы СерИвы в них не отразились, верно?
        Тереза выругалась - забористо, точно старый космический волк. Мстислав усмехнулся; Йенс выпрямился, глядя на своего капитана, готовый прийти на помощь. В падающем из аквариума желтом свете его тонкое лицо казалось еще тоньше и моложе. Тереза махнула рукой: дескать, стой там, твое содействие пока не требуется. Второй помощник опять привалился к стенке аквариума, отвернул голову.
        - Йенс влюблен в тебя? - неожиданно спросил Мстислав.
        - Слегка, - помедлив, неохотно признала Тереза.
        - Будь с ним осторожна.
        - Я сама разберусь. - В похолодевшем голосе капитана скрежетнула досада. - Какой помощи ты ждешь?
        - Мне нужен ваш бортовой компьютер. Он достаточно мощный, чтобы подчинить здешнюю систему видеовещания. Мы поступим, как делает служба спасения: если надо, они вырубают передачи по всем каналам, автоматически включают все выключенные экраны и дают в эфир свое сообщение. Экранов здесь масса - в каждом доме, в каждой комнате, в любой пивнушке, на улицах. Если их задействовать, нас услышит вся планета.
        - И СерИвы в своих жилищах - тоже, - вставил Дэсс, мысленно подсчитывая, сколько экранов есть в замке его отца. Три? Или четыре?
        Тереза хмурилась, кончиками пальцев поворачивая бокал с вином на подносе.
        - Допустим, ты выйдешь в эфир. Что ты скажешь планете? СерИвам и людям, которые уже стали СерИвами?
        - Я обращусь к тем, кто СерИвами еще не стали. Предупрежу об опасности. В конце концов, нетрудно уберечься, если не иметь дела с СерИвками.
        - Слав, кто ты такой? Не Президент, не глава министерства внутренних дел или службы спасения, не посол хотя бы той же Летиции или еще какой планеты поважнее. Ты - сумасшедший охранник ненормального Домино, который горланит песни СерИвов и допелся до того, что слетел с катушек. И тебя заразил. Поверь мне: так тебя и воспримут. После твоих пламенных призывов выступит Президент - СерИв - с опровержением, и его речь будет точно так же звучать со всех экранов. Причем люди поверят куда охотней ему, чем тебе.
        - Ты не будешь мне помогать?
        Тереза протянула руки через стол, накрыла маленькими ладонями сильные пальцы телохранителя.
        - Я тебе верю. Я готова отдать в твое распоряжение бортовой мозг… хоть весь корабль с экипажем и котом. Но мальчик мой, подумай, чего ты добьешься. Еще не переселенные СерИвы хлынут в города; раз им это для чего-то надо, они поторопятся, пока дело не сорвалось окончательно. Люди - настоящие люди - встретят их с лучеметами, а то и поспешат навстречу, до самых горных жилищ. Начнется резня… и еще неизвестно, кто кого одолеет, с этой СерИвской магией.
        - Ты предлагаешь молчать? Сидеть и ждать, когда они переселятся все, до последнего СерИвенка?
        - Надо подумать. - Капитан оглянулась на аквариум, за которым в баре веселился экипаж. Сквозь толстое стекло и воду были видны фигуры в синей форме. - У меня есть несколько толковых парней. Я бы посоветовалась, прежде чем заваривать кашу. - И, не дожидаясь решения Мстислава, она позвала: - Йенс! Будь добр, подойди сюда.
        Тонкий, похожий на подростка, второй помощник подсел к столику.
        - Вы плохо пьете, господа. - Он взялся за бутылку, обвел вопросительным взглядом капитана и Мстислава с Дэссом: - Кому подлить?
        - Погоди, - остановила Тереза. - Тут не до пьянки - есть дела поважней.
        - Неужели? - темные глаза Йенса усмехнулись, и она улыбнулась в ответ.
        - Капитан, - Дэсс поднялся на ноги; Мстислав ссадил с колен прикорнувшего Адмирала и тоже встал, - я прошу у вас грузовой глайдер и пилота. И очень советую не обсуждать ни с кем наши дела.
        Глава 14
        В ангаре было темно и пахло плесенью. В темноте гуляли лучи закрепленных на лбу фонарей: княжич и телохранитель трудились внутри, пилот был снаружи, у глайдера. Тот самый пилот Сайкс, которому Тереза грозила расчетом. Сайкс тихо негодовал, бурчал нелестные слова - по большей части в адрес Мстислава, но и капитану доставалось.
        - Моча в голову ударила. Где это видано, чтоб на порядочный корабль тащить всякую помойку? Ночью, чисто воры! На груз никаких документов, уж это само собой. Нам контрабанду пришьют, а ему и дела нет. Охранничек, наказание за грехи…
        Дэсс и Мстислав таскали здоровенные листы металлизированного пластика - опасно гнущиеся, кое-где треснувшие, пролежавшие в ангаре не один год. Целые листы в глайдер не помещались, и Сайкс плазменным резаком снимал край шириной в две ладони. После этого листы укладывались в грузовой отсек, жалобно скрипели там и похрустывали.
        Глайдер стоял на окраине Тэнканиока-ла, среди заброшенных строек. В небе пылали звезды, и мерцали лиловые, с переходом в нежно-сиреневый, пятна - отголоски утихающей бури на далеком море за горами. Возле ангара, который Мстислав взломал в поисках панелей, приготовленных для отделки так и не достроенных домов, курганами высились еще три, уже кем-то взломанные и разграбленные. Дальше чернели остовы домов; кое-где сквозь оконные проемы светили звезды. А в некоторых окнах теплился розовый, домашний свет - в голых человеческих норах кто-то жил. Дэсс был уверен, что видит свечение родных с детства белых шаров. Судя по розовому оттенку, не очень-то счастливы были их хозяева, поселившиеся на заброшенной стройке.
        - Ты уверен, что не зря таскаем? - спросил Мстислав, заводя идущий волной скрипучий лист в щель приоткрытых ворот.
        - Надеюсь, - Дэсс подавал ему панель изнутри. Хотя он работал в перчатках, держать тяжеленную штуку было неудобно и больно.
        - Ты посмотрел бы. Вдруг ничего нет - а мы лишь время теряем?
        - Время терять - оно завсегда пожалуйста, - забурчал Сайкс. В темноте его было не разглядеть - синяя форма сливалась с корпусом глайдера; только лицо выделялось более светлым пятном. - Милое дело - время потерять да денежки пустить на ветер. Чужие.
        Княжич запнулся о металлический порожек, едва удержал панель. Тяжелый пластик изогнулся, крякнул - и переломился по диагонали. Верхний кусок шлепнулся наземь, громко заныл, заскрипел. Мстислав ругнулся, отбросил то, что осталось в руках.
        Умаявшийся Дэсс перевел дух, поправил фонарь на лбу.
        - Вот давай и посмотрим.
        Он взялся за осколок, что поменьше, поставил вертикально. Телохранитель придержал за край, глянул в металлизированную поверхность, как в зеркало. Луч его фонаря отразился от потускневшего, кое-где покореженного серебра декоративной панели, осветил усталое лицо.
        - Не надо так делать, - сказал княжич. - Настоящие Зеркала не любят людей.
        - А кто их любит, людей-то? - с готовностью подхватил пилот. - Телохранители? Или, может, капитаны космических кораблей?
        - Уймись, - не выдержал Мстислав. - Не то пришибу, ей-богу.
        Сайкс будто бы только и ждал, когда ему сделают замечание. Он отложил резак, демонстративно отряхнул с рук невидимую грязь и полез в кабину глайдера.
        - Как хотите, так живите. Режьте пакость на куски… - Дверца кабины стала на место, отсекла последние слова.
        Княжича разобрал смех. Он ничего не мог с собой поделать: стоял и смеялся, и луч его фонаря скакал по ржавым пятнам на воротах ангара, по земле с потоптанной травой, по лежащему осколку панели. Серебрёный пластик отсвечивал, над ним вспыхивали разноцветные искры - радужные крылья ночных мух.
        Мстислав терпеливо ждал, когда минует этот приступ нервного веселья.
        - Ну, будет тебе, - сказал он наконец. - Вон уже Зеркало проснулось.
        Дэсс подавил смех - сглотнул, будто воду. В неровном треугольнике, что он держал, расплывался кружок чистого, необычайно ясного изображения. Фигурка СерИва была с человеческий мизинец, но княжич отчетливо разглядел золотистую шерсть с роскошными переливами. Настоящее Зеркало никогда не показывает СерИвов одетыми - в одной лишь шерсти, как их сотворил Ханимун… ах нет, не Ханимун… В Зеркале отражался Касс. Он где-то поблизости. Совсем рядом!
        Мощный толчок швырнул Дэсса к глайдеру, под самый корпус; одновременно потухли оба фонаря. Уму непостижимо, как Мстислав ухитрился это сделать разом. В наступившей тьме княжич успел различить, как телохранитель молнией метнулся к ангару - и пропал за углом черной громады.
        Дэсс кинулся следом.
        Старший брат явился, чтобы убивать. Только слепой не заметил бы великолепие воинственных переливов его шерсти, распушенные пучки черных волосков над глазами и растянутые в характерном оскале губы. Зеркало отобразило воина; однако не подсказало, с каким оружием Касс пришел. Настоящее Зеркало не показывает одежду или оружие.
        Княжич мчался со всех ног.
        У дальнего конца ангара что-то мелькнуло - то ли черная ухмылка ночи, то ли сгусток чей-то злобы. То ли, быть может, человеческая фигура. Не успеть, понял Дэсс. Возможно, Мстислав еще бы послушался слов, но Касс - нет…
        Остановившись так резко, что его развернуло лицом к крутому боку ангара, княжич втянул в легкие воздух - и запел. Хриплое гудение обрушилось на землю, на заброшенную стройку, на Мстислава и Касса, скрытых от него за ангаром. Охотничья Кеннивуата-ра, которая может остановить любого хищника. Страшная Кеннивуата-ра, способная убить любое живое существо, кроме СерИва. Касс Мат-Вэй уже не был СерИвом. Переселенный в человеческое тело - не настоящий СерИв…
        Дэсс пел, зажмурясь от усилия на выдохе, всхлипывая на стремительном вдохе. Он тоже больше не был СерИвом, и песня давалась с трудом - с паузами и дрожью, хотя звучание непременно должно быть ровным. Сухое горло разрывала боль, сердце заходилось в попытках вырваться из груди, голова плыла, а перед глазами мерцали желто-синие кольца. И он понятия не имел, сколько времени прошло с начала песни.
        Не убить бы! Спохватившись, он смолк и побрел вдоль ангара, пошатываясь, придерживаясь за холодную рифленую стенку. Позвал в тревоге:
        - Слав!
        Телохранитель не откликнулся.
        - Касс?
        Молчание; лишь звон в ушах.
        Дэсс побежал.
        - Касс! Мстислав! Где вы?
        На бегу включил фонарь. Луч на миг выхватил из тьмы оскаленную мордочку какого-то зверька, распластанного на земле. Кеннивуата-ра останавливает всех без разбора…
        Княжич с разгону промахнул мимо угла, развернулся назад к ангару. На торцевой стене красными огоньками вспыхнули знаки - маркировка ангара, затем луч осветил плечи и белокурую шевелюру лежащего ничком человека, его вытянутую руку с оружием. Это Мстислав. Дэсс повернул голову, луч метнулся по траве, наткнулся на поджатые ноги другого человека. Черные брюки, черные ботинки - высокие, крепкие, почти как у Мстислава… Черная куртка, черные перчатки, черная голова - круглая, гладкая, без волос, ушей и даже без глаз. Разве это Касс? Это скорее робот… андроид из видео.
        Еще раз оглядевшись, Дэсс присел возле телохранителя.
        - Как ты?
        Мстислав не ответил, не шевельнулся. Дэсс перевернул его на спину. Свет ударил Мстиславу в лицо, в открытые глаза. Веки не дрогнули, глаза чернели провалами расширенных зрачков.
        - О Ханимун… - прошептал Дэсс, холодея. - Слав! Брат…
        Если СерИвы чужие по крови, то «брат» означает «друг».
        Пальцы сделались словно чужие. С трудом Дэсс расстегнул куртку телохранителя, вытащил из нагрудного кармана диагностер. Мелкие клавиши, слепой экран. Как обращаться с этой штукой, Дэсс не знал.
        В небе вдруг вспыхнуло солнце, затопило сиянием все кругом. Княжич зажмурился, прикрыл лицо рукой. Яростное сияние продержалось несколько мгновений и пригасло. Он смог оглядеться.
        Меж двух ангаров втиснулась махина грузового глайдера; включенный прожектор был повернут в сторону, поток света бил в угол ангара, отражался от рифленого металла, высвечивал каждую застежку на одежде Мстислава и Дэсса. И совершенно тонул в черном костюме лежащего поодаль робота.
        Выпрыгнувший их кабины пилот забрал у княжича диагностер, прижал Мстиславу к груди. Экран засветился красным, черные буквы на нем Дэсс не успел разобрать. Сайкс метнулся обратно в кабину, мгновением позже вернулся. Наложил телохранителю на лицо маску, а на грудь - мягкую черную штуку с утолщением посредине. Что-то зашипело, застрекотало.
        - Сердце остановилось, - пробормотал пилот в ответ на незаданный вопрос Дэсса и опустил Мстиславу веки, чтобы не сохла роговица. - Простимулируем чуток, да жужа легкие проветрит. Глядишь, оно и ладно будет.
        Княжич ничего не понял, но рассудил, что Сайксу виднее. Лишь бы помогла эта «жужа»… Он держал запястье Мстислава, ощущая редкий мерный пульс, и молил бога, чтобы тот не дал телохранителю умереть. Не к Ханимуну обращался: к древнему покровителю своего народа; к тому, о ком Миаридуонта-зи-шу позабыли, назначив своим отцом капитана Сергея Иванченкова.
        Сайкс тоже не отходил от Мстислава, то и дело прикладывал к шее диагностер. Сердечный стимулятор и аппарат для вентиляции легких исправно работали. В конце концов напряженное, со сведенными бровями лицо пилота расслабилось, и Сайкс забурчал:
        - Ай да охранничек! Смех один, самого себя охранить не умеет. Допрыгался. Это сколько ж раз в него из парализатора лупили? Умудриться надо…
        - Слав не виноват, - начал Дэсс. Виноват был он сам с Кеннивуата-ра - кто выдержит ее дважды в одну ночь?
        - А то, значит, я во всем повинен! - огрызнулся пилот. - Там не доглядел, тут не уследил. Нашли крайнего. Помоечники, взломщики дурные… - Он в очередной раз глянул на показания диагностера. - Ну, считай, оклемался.
        - Спасибо вам…
        - Молчи уж. А тут у нас что? - Сайкс поднял из травы оружие телохранителя, поглядел счетчик разрядов и таймер. - Один разок всего выстрелил. Хм. Нежен был. Тогда отчего этот-то не шевелится? Или задумал что? - Пилот шагнул к черному андроиду, держа его на прицеле. - Эй, парень, ты мне шутки шутить не вздумай.
        Поджатые ноги не двигались. Дэссу почудилось, будто шевельнулась круглая безглазая голова, но это лишь метнулась по земле тень летучей ночной побирушки, которую привлек яркий свет. Сайкс присел на корточки, тронул андроида за плечо. Хмыкнул и, по-прежнему не убирая парализатор Мстислава, приложил диагностер к черной шее. Ругнулся сквозь зубы. Поднялся, сунул оружие и диагностер в карман.
        - Полицию надо вызывать.
        - Зачем? - Дэссу мгновенно вспомнились слова телохранителя о том, что любой полицейский может оказаться СерИвом.
        - Затем, что этот вовсе помер. Время ушло, стимулятор с жужей не помогут. Чертовщина какая-то, - Сайкс почесал в затылке. - Не мог он с единственного выстрела окочуриться…
        Одним прыжком Дэсс оказался рядом, упал на колени.
        - Не трожь! - рявкнул пилот. Ухватив за плечо, он оттолкнул Дэсса прочь. - С ума своротил? - Сайкс загородил собой неподвижное тело. - Это дело полиции, ясно?
        Княжич сшиб его с ног. Впервые в жизни ударив человека, сам не зная, как это получилось. Сайкс опрокинулся в траву. Дэсс вцепился в тугую толстую ткань на груди погибшего - и разорвал, словно шелк. Ткань разошлась от живота до подбородка. Под ней оказалась темная рубашка с высоким воротом, над которым светлела полоска голой кожи. Голова была облеплена плотным материалом. Княжич разглядел сетку фильтра на том месте, где у людей рот, и жесткий обруч - напоминающий обруч Мстислава, только черный - на месте глаз. Наверняка напичкан электроникой…
        - Сгинь, урод! - взревел вскочивший Сайкс. - Убери лапы!
        Отмахнувшись, как от кусачего крылана, Дэсс потянул с головы мертвеца шлем. Тот с неожиданной легкостью соскользнул, открыв знакомое лицо и встрепанные светлые волосы. Господин Донахью. Касс.
        Со шлемом в руках, Дэсс качнулся назад. Сел на землю. Казалось, он оглох, потому что не слышал брани Сайкса, и ослеп, потому что ничего не видел. Перед глазами стояло лишь облако отраженного света: белый дрожащий туман, в котором проступали и таяли золотые переливы - все, что осталось от Касса. От любимого брата, которого Дэсс недавно оплакивал в Прощальном зале. От которого вчера отрекся. Который сегодня явился убивать.
        - Прости, - шептал Дэсс, обеими руками сжимая шлем. - Пожалуйста, прости меня. Я не знал, что Слав уже выстрелил. Я не стал бы петь. Прости; я не хотел убивать. Думал остановить… Касс, я тебя прошу.
        Ушедшие в край вечного лета слышат лишь тех, кто к ним обращается три, четыре, пять раз подряд. Живых СерИвы не просят дважды. А тот, кто ушел навсегда, глуховат, и его надо теребить понастойчивей. Тогда он может ответить. Если захочет.
        Касс молчал.
        Он упорно молчал все время, пока глайдер с грузом возвращался в космопорт. Мстислав, сам чуть живой, сидел в кабине между хмурым, замкнувшимся Сайксом и княжичем, пытался чем-то напоить Дэсса из маленького стакана, расплескивал снадобье. Дэсс шептал и шептал, взывая к брату, объясняя, оправдываясь. Касс не откликался. Не желал прощать свою смерть.
        И лишь когда глайдер вошел в открывшийся порт «Адмирала Крашича», измученный Дэсс наконец уловил едва слышное:
        - Уймись, закусай тебя кэты! Я прощаю.
        Беда была в том, что Мстислав тоже это услыхал.
        Глава 15
        - Ты просто рехнулся! - Черные глаза капитана сердито блестели, в волосах кроваво переливался Руби; под ногами вертелся кот, терся головой и громко мурлыкал. - Если Йенс говорит, что невозможно, значит, так и есть.
        - Плевать на Йенса, - рычал Мстислав. - Пойди и сделай сама.
        - Да сказано же тебе!.. - капитан в сердцах топнула ногой.
        Дурным голосом взвыл Адмирал - он не уберег хвост. Котище серой торпедой пронесся по залу, где столики были сдвинуты к стене-аквариуму, и взмыл на спину Эрни Крейцару, повис, вцепившись когтями. Эрни заорал и уронил лист серебрёного пластика, который он вместе с другим космолетчиком готовился приладить к стене. Лист хряснулся о пол, подпрыгнул, скрежеща, и разломился.
        - Ты что делаешь, сволочь?! - рявкнул Мстислав.
        Эрни стряхнул кота и наподдал ему ботинком.
        - Ты что творишь?! - возмутилась капитан.
        Адмирал помчался обратно к Терезе. Она увернулась, оберегая свой костюм от когтей. Не нашедший понимания кот затрусил к сидевшему в сторонке Дэссу.
        Мстислав кинулся смотреть, насколько велик ущерб. Лист разломился на две половины, по разлому осыпалось серебро, оставив мутно-серые полосы. Телохранитель с досадой хватил кулаком по раскрытой ладони:
        - Ч-черт! Они нам такой ценой достались!..
        Космолетчики приставили кусок листа к стене; Эрни придерживал, его напарник сноровисто крепил по краям степлером.
        - Не беда, - пробормотал он, выстреливая скрепы. - Аккуратненько приладим, все будет в лучшем виде.
        Тереза дождалась, когда Мстислав возвратится к ней.
        - Какой еще ценой? - спросила она тихо. - Что вы натворили? Слав! - повысила она голос, поскольку телохранитель не ответил. - Да вы что, сговорились? От Сайкса ни слова не добиться, от тебя тоже… И этот молчит, будто воды в рот набрал. - Капитан метнула взгляд на Дэсса.
        Княжич сидел у придвинутого к аквариуму столика, подпирая рукой голову, которая сделалась тяжелой, будто камень. Адмирал вспрыгнул ему на колени и принялся вылизывать свой бок.
        - Тереза, у тебя свои заботы, у нас - свои, - проговорил Мстислав. - Сейчас нужно, чтобы бортовой компьютер подчинил систему местного вещания. Больше от тебя ничего не требуется.
        - Твои заботы стали моими. А иначе будешь разбираться со своими СерИвами сам.
        - Это ты будешь разбираться со своими СерИвами, - сказал телохранитель, глядя капитану в глаза. - Тебе понятно?
        Тереза побледнела. Окинула взглядом зал, где Эрни с напарником и еще пара космолетчиков устанавливали добытые листы с Зеркалами. Требовательно уставилась на Мстислава.
        - Кто? - прошептала одними губами. - Кто из них СерИв? Отвечай.
        - Тебе жить надоело? Или не терпится стать СерИвкой?
        Капитан стиснула руки. Мстислав неожиданно обнял ее за плечи, привлек к себе, поцеловал в волосы.
        - Тереза, я не могу разорваться, чтоб одновременно охранять тебя и Дэсса. Поэтому позаботься о себе сама. Иди в рубку, запрись и не впускай никого, ни под каким предлогом. Поняла?
        Она отстранилась, машинально поправила в прическе заколку с Руби.
        - Но пойми: если даже у Йенса не получилось, как я смогу? Наш компьютер не находит доступа к местной сети, вот и все…
        - Его заблокировал кто-то из экипажа, вот и все, - в тон ей ответил Мстислав. - А у тебя - капитанский доступ. Ты справишься элементарно. И поторопись; парни здесь скоро закончат.
        Тереза сокрушенно вздохнула и вышла из зала.
        Мстислав прошел к Дэссу, подтянул себе кресло и уселся рядом. В аквариуме сновали рыбки, поблескивали яркими боками; кот у княжича на коленях лапой умывал себя за ухом.
        - Как ты? - осведомился телохранитель.
        - Не очень. - Дэсс выпрямился. - Слав, я хочу, чтобы тут собрался весь экипаж.
        - На кой ляд? Только мне хлопот больше - за всеми уследить.
        - Пусть будут. Мне надо.
        - Черт с тобой, - уступил Мстислав. Он оглядел стены зала, почти скрытые под серебрёными панелями, задержал взгляд на работающих космолетчиках. - Думаю, эти - не СерИвы. Хотя черт их разберет, на самом-то деле…
        Створки двери разъехались, в зал стремительно вошел Йенс. Второй помощник был чем-то раздосадован, на тонком лице пылал румянец, отчего Йенс казался еще моложе.
        - Капитан Крашич прислала меня выполнять ваши распоряжения, - доложил он Мстиславу.
        - Присаживайся, - телохранитель подвинул ему кресло; Йенс уселся. - Сколько единиц оружия на борту?
        Второй помощник удивленно моргнул.
        - «Адмирал» - мирная галоша. Никакого вооружения не несет.
        - У людей - сколько единиц? - раздельно повторил Мстислав.
        - Три парализатора «малютка». У капитана, у первого помощника и у меня.
        - Сдай оружие, - распорядился телохранитель.
        Йенс достал миниатюрную игрушку из кармана. Мстислав сунул малютку себе за пазуху и снова распорядился:
        - Первого помощника - ко мне.
        Йенс безропотно вызвал старшего товарища; если его и коробило от действий нежданного начальника, он этого не показал.
        Первый помощник явился, когда космолетчики крепили к стене последний лист с Зеркалом: такой же коротыш, как и другие члены экипажа, темноволосый, с роскошными усами.
        - Это что за хренотень?! - загремел он, едва переступив порог. Удивительно было, что у такого маленького человечка - столь могучий бас. - Кто велел уродовать салон?!
        - Капитан Крашич, - отозвался Мстислав.
        Первый помощник чертыхнулся и подошел к телохранителю, представился:
        - Феликс Варвар. Это не прозвище, а фамилия.
        Вид у Варвара был помятый, лицо - припухшее, словно его подняли ото сна. Китель был застегнут криво и шел складками.
        - Сдайте оружие, - сказал Мстислав.
        Первый помощник охнул, словно ему в живот всадили нож, и всплеснул руками.
        - Ну вот! - вскричал он. - Вот и продолжение, пункт четвертый!
        На тонком лице Йенса появилась гадливая гримаса.
        - Феликс, что у вас опять стряслось? - осведомился он.
        Варвар театрально застонал и повалился в кресло возле Дэсса, едва не опрокинулся и застыл, широко раскинув руки и ноги, уставив подбородок в потолок.
        - Пункт первый - посадка, - сообщил он. - Пункт второй - явление народу двух пришельцев, из-за чего мы остались на борту. Пункт третий, самый возмутительный: у меня из каюты сперли пушку. Да! Сперли подлым образом, когда я спал - невинно, сном младенца…
        - Вы не убрали оружие в сейф? - холодно поинтересовался Йенс.
        - Убрал. Но ключ лежал рядом - и вот результат. Позор на мою седую голову-у! - взвыл Варвар, с наслаждением играя роль шута.
        Напуганный его воплем кот скатился у Дэсса с колен и кинулся под сдвинутые столики, влепился лбом в деревянную ножку, обиженно вякнул и удрал.
        - Когда исчез парализатор? - спросил Мстислав.
        Варвар сел по-человечески.
        - Во время праздника благополучной посадки. Иными словами, в разгар попойки. Я ушел спать, а сплю я крепко, слава богу; кто-то проник и воспользовался…
        - …вашей халатностью, - подхватил Йенс ледяным тоном.
        - …моей верой в людей, - невозмутимо продолжил первый помощник. - Надеюсь, это была всего лишь дурацкая шутка.
        Эрни Крейцар с напарником и двое других космолетчиков закончили работу.
        - Всем остаться здесь, - велел Мстислав.
        - Мы что - арестованы? - удивился Эрни.
        - Нет. Но придется посидеть тут немного.
        - Какого рожна?
        - Распоряжение капитана.
        Недовольные космолетчики направились в закуток за аквариумом.
        - О-о, женщина на корабле! - взялся за голову первый помощник. - Чуяло мое сердце, что не след к ней наниматься.
        - Кто заставлял? - огрызнулся Йенс.
        - Обстоятельства, - объяснил Варвар - но не ему, а Мстиславу.
        - Когда вы нанялись?
        - Перед самым рейсом. Прежний первый помощник свалил; видать, очертенело все, особенно посадки. А Йенса до сей должности не подняли, - продолжил Варвар, откровенно игнорируя всякую дипломатию, - за это он на меня зуб имеет.
        Второго помощника перекосило. Мстислав подавил усмешку.
        - Вы прежде бывали на Беатриче?
        - Нет! - вскричал Варвар и прижал к сердцу растопыренную пятерню; великолепные усы встопорщились. - Не бывал. В жизни бы сюда не совался, кабы не… хм… обстоятельства. - Он помолчал, разглядывая серебристые панели, в которых отражались сдвинутые столики, аквариум и четыре фигуры возле него - телохранитель, Дэсс и два космолетчика. Сбросив маску шута, Варвар повернулся к Мстиславу: - Ты отдаешь себе отчет в том, что затеял? Зеркала на этой чертовой планете… хм… с ними не шутят.
        Второй помощник состроил мученическую гримасу: дескать, сколько можно трепать языком?
        - Слав, получилось, - прозвучал по громкой связи голос Терезы. - Что дальше?
        Телохранитель встал.
        - Пусть экипаж соберется в салоне. Я скажу, когда начнем.
        - Внимание экипажу: всем явиться в салон, - прозвенело в зале. - Выполнять распоряжения Мстислава и Д… Домино.
        Оба помощника Терезы уставились на Дэсса. Йенс начал подниматься из кресла.
        - Сидеть! - велел телохранитель.
        Йенс метнул на него взбешенный взгляд и отвернулся, сжал кулаки.
        Космолетчики не спеша стянулись в зал. На лицах ясно виднелись следы праздника благополучной посадки. Кое-кто направился в бар - в поисках воды либо иных безобидных напитков.
        - Господа, рассаживайтесь, - сказал Дэсс, выдвигая из-под столиков кресла. - Будьте любезны.
        Расселись, прихватив из бара несколько бутылок. Трое человек с трудом отгоняли сон, отчаянно зевая и растирая глаза; двое повалились в кресла и тут же уснули. Мстислав пересчитал людей и спросил у Варвара:
        - Сколько человек в экипаже?
        - Двадцать два. Плюс капитан.
        - Здесь двадцать один.
        Варвар повертел головой, считая.
        - Верно. Кого же нет?
        - Сайкса, - подсказал Дэсс.
        - Пилот Сайкс, немедленно явиться в салон! - рявкнул Варвар по громкой связи.
        - Его нет на борту, - сообщила капитан: голос Терезы прошелестел из личного передатчика, закрепленного у первого помощника на воротнике.
        Варвар чертыхнулся.
        - Когда он свалил?
        - Неизвестно. Наблюдение сбоит.
        - Может быть, он не ушел, а прячется на корабле? - предположил Мстислав, тревожно переглянувшись с Дэссом.
        - Маловероятно, - ответила Тереза.
        - Но возможно, - добавил первый помощник. Спросил у телохранителя: - Твои распоряжения?
        - Заблокировать дверь салона.
        - Сделано, - доложила капитан.
        - Тогда начинаем, - сказал Дэсс.
        - Тереза, начали! - подтвердил Мстислав.
        Дэсс прошел к стене напротив аквариума, стал спиной к зеркалам. Космолетчики у тесно сдвинутых столиков, кто не спал, оживились. Напрягшийся Йенс не спускал глаз с княжича, а Варвар и Мстислав наблюдали за экипажем. Присмотревшись, Дэсс обнаружил передающую камеру на крышке аквариума; он не нашел бы ее, если б не знал, куда именно поместил эту крошку телохранитель.
        - Домино, вы в эфире, - объявила капитан по громкой связи.
        Значит, оборвались передачи на видео, включились все погашенные экраны - в домах, в ресторанах и ночных клубах, на улицах, в мобилях и глайдерах. У Светланы - у Соны - в палате тоже зажегся экран. И повсюду один только Дэсс - в теле модного певца Домино, в дорогом костюме, стоящий в салоне космического корабля на фоне покоробленных мутных зеркал.
        Он запел. Быть может, следовало начать с нескольких мгновений Кеннивуата-ра, которая заставила бы сидеть смирно космолетчиков в зале - Йенса, Эрни Крейцара, всех остальных. Однако Дэсс побоялся навредить Мстиславу: не остановилось бы у него сердце во второй раз. Поэтому он пел Лавикуоно-ри - песню разведчика и наблюдателя, песню-приманку, что одинаково подчиняет зверей и людей. Ровный, с редкими переливами, порой вибрирующий звук наполнил салон, отразился от забранных зеркальными панелями стен.
        - Ты охренел?! - вскочил было Йенс.
        - Сидеть! - Мстислав отбросил его на место. - Не то привяжу.
        Варвар погрозил Йенсу кулаком.
        Дэсс пел. Лавикуоно-ри притягивала к экранам людей и СерИвов по всей планете. Люди не могли ей сопротивляться, СерИвы в человеческих телах - тоже. И даже разбуженные настоящие СерИвы в княжеских замках, недоумевая, сходились в парадных залах, чтобы поглядеть неожиданную ночную передачу. Рыбки в аквариуме сбились в стайку и метались из угла в угол.
        - Всем сидеть! - грозно рявкнул первый помощник; впрочем, никто из космолетчиков и не думал трогаться с места.
        Дэссу сделалось не по себе: отраженная от стен Лавикуоно-ри брала власть и над ним.
        - Хватит, - шепнул он и тяжело перевел дух. Можно подумать, не пел, а таскал камни через горный перевал.
        Устал. Горло пересохло и не желало порождать слова, которые он должен был сказать.
        Молчать нельзя. Еще несколько вздохов - и растает магическая власть его песни…
        Открылась заблокированная капитаном дверь салона. Мстислав дернулся навстречу, вскинув парализатор. На пороге стояла Тереза.
        - Сайкс умер. Лежит там… - Она осеклась, заметив уставленный на нее ствол. - Слав, ты спятил?
        Телохранитель опустил оружие. Тереза тряхнула головой, точно прогоняя какое-то наваждение, и вошла в салон.
        - Продолжайте. Ему уже не помочь.
        Дэсс втянул в легкие воздух. Сайкс не просто так умер. Это СерИвка, которая жила в теле пилота, покинула его. Сообразила, что выдала себя в глайдере, шепнув Дэссу: «Уймись, закусай тебя кэты! Я прощаю». Пожалела княжича, думала его успокоить, разыграв погибшего Касса. А потом спохватилась и прыгнула в другое тело. В чье? Уж не к Терезе ли она подселилась? У Дэсса потемнело в глазах от гнева.
        - Дети мои! - рыкнул он на языке СерИвов. - Миаридуонта-зи-шу - Дети Милосердного Бога! Вы безмерно меня огорчили! - Эти слова он продумал заранее - и был сильно разочарован, услышав, как они прозвучали на деле. Лично Дэсс ничуть бы им не поверил. От этого он рассердился еще пуще. - Вы взяли на себя смелость решать, кому жить и кому умирать в этом мире. Пошли на охоту не ради пищи или защиты своих семей - и совершили неискупимый проступок. Вы начали убивать людей - вы, Дети Милосердного Бога! Позабыв, кто вы и зачем вам подарена жизнь.
        Кажется, это прозвучало чуть лучше. Дэсс глянул вокруг. В каждой панели, что добыл он со Мстиславом, проступало настоящее Зеркало. Круги невероятно чистого, ясного отражения быстро расплывались по стенам. В каждом Зеркале пылал гневом СерИв - среброшерстный, с алыми сполохами по телу, с горящими зелеными глазами. Княжич с трудом признал самого себя. Да и не он это вовсе, а…
        - Не двигаться! - взревел первый помощник - Йенс опять привстал в кресле.
        Под каждым отражением Дэсса проступали два новых. В этих новорожденных Зеркалах виднелись крошечные фигурки - серая и белая с золотом. СерИвки.
        Княжич запел Лавизаоту-аф - песню для приручения диких оту. Пронзительный крик взвился к потолку, обрушился сверху. Лавизаоту-аф - песня абсолютного подчинения, подавления воли и ответного обожания. СерИвы - те, что переселились в человечьи тела - должны любить своего бога. Милосердного бога, которому их предки по глупости дали имя Ханимун. Того самого бога, чье отражение они видели сейчас в Зеркалах.
        Дэсс пел. Сверкающие отражения по стенам росли; в каждой панели они уже стали больше человеческого роста. Таким огромным мог быть только Ханимун - это с детства знал любой СерИв. Две СерИвки - одна с простой серой шерстью, другая белоснежная с золотом, не иначе как княжеской крови - виднелись отчетливо, хоть и в четверть своего естественного роста. Обе были напуганы. И обе они обожали Дэсса.
        - Дети Милосердного Бога! - Божественный рык раскатился по залу, отдался от стен. - Те, кто не запятнал себя убийством, кто не занял самовольно чужое тело, - к вам обращаюсь я. Вы - гордые свободные СерИвы, СерИвами же и останьтесь. Нет худшего преступления, чем нарушить волю того, кто вас создал. Нельзя отвергать оболочку, что дана вам с рожденья. Носите на себе бесценный дар - свою шерсть, храните драгоценные уменья предков.
        Дэсс перевел дыхание. Наставники учили его петь, а не обращаться к подданным с речами. Кэт знает, что у него получается.
        Отражения в Зеркалах сверкали серебром, по шкуре змеились алые молнии. Огромные зеленые глаза смотрели со всех сторон, горели ярче сотни жуков-сладкоежек.
        Оставалось сказать еще несколько слов.
        - Несравненные мои дочери, вечная услада моей жизни! Не оскверняйте уст песнями, звучащими в неподобающих местах и для негодных ушей. Преступление - петь песни любви человеку, особенно ради убийства. Оставьте их для возлюбленных мужей своих, достойных вас…
        Отражение бело-золотистой СерИвки разбежалось шире, перекрыло краем отражение Дэсса, серебро слилось с золотом.
        Йенс скользнул из кресла на пол, мягким, тягучим движением упал на колени, уперся ладонями в пол. Румянец ушел с тонкого лица, темные глаза были как плошки.
        - Назад! - хрипло выдохнул Варвар.
        - О Ханимун! - ломким мальчишеским голосом вскрикнул второй помощник и, будто зверь в человечьей одежде, на карачках метнулся к Дэссу. - Прости неразумную дочь!
        Мстислав полоснул его выстрелом из парализатора. Нарочно промедлил, дал высказаться. Йенс рухнул лицом в пол; ноги бессильно вытянулись, руки остались согнуты в локтях. Белые с золотом изображения в Зеркалах погасли.
        Отражение СерИвки с простой серой шерстью начало меркнуть: вторая дочь Ханимуна овладела собой. И не узнаешь теперь, кто она. Тереза? Или один из космолетчиков, притворяющийся, будто спит пьяным сном?
        Дэсс взвыл, срывая голос. Похожий на свист, пронзительный вой ввинтился людям в уши, в мозг, в сердце. Дунгизуара-ма - песня, которой гонят прочь заболевших безумкой, потерявших страх ночных шептунов. Мерзкие твари, бывает, стаями осаждают княжеские замки, хлопают крыльями, с шипением вьются вокруг белых шаров, теряя вонючий помет…
        Поблекшее отражение СерИвки сделалось ярче, по серой шерсти пробежали ледяные вспышки.
        Космолетчики вскакивали с мест, опрокидывая кресла.
        - Прекрати! - завизжала Тереза, вскинув парализатор.
        Ствол малютки смотрел на Дэсса. Неуловимое движение Мстислава - и капитан выронила оружие, парализованная рука обвисла.
        - Отрыжка дохлого жруна! - взревел Феликс Варвар, кидаясь к Терезе. - Стрелять в Милосердного Бога?!
        Мстислав подсек его выстрелом по ногам. Первый помощник растянулся на полу, забился, пытаясь подняться.
        Дэсс умолк. Лица у людей были ошалевшие.
        - Всем стоять! - гаркнул Мстислав.
        Варвар отчаянно ругался по-СерИвски. Вот в кого скакнула оплошавшая СерИвка, что жила в теле пилота. Ее отражения на стенах были ярче отражений Дэсса.
        - Сона! - закричал княжич, понимая, что сейчас его Зеркала уснут и отражения погаснут. - Сона, ты слышишь своего бога! Ты больше не больна, лунная лихорадка оставила тебя навсегда! Ты слышишь, Сона? Милосердный Бог прощает тебя, понимаешь?
        Только бога она и послушается, одному лишь Ханимуну поверит.
        - Я люблю тебя, - беззвучно шепнул Дэсс, опустив голову. Его невозможно было услышать, и прочесть слова по губам - тоже.
        Настоящие Зеркала по стенам уснули. До поры…
        Часть 2. Мстислав
        Глава 1
        Отчего-то упорно возвращалось худшее воспоминание из прежней жизни: разгневанный дед сверлит взглядом и в который раз вопрошает:
        - Ты и впрямь учинил это свинство?
        И в который раз Мстислав вынужден подтвердить: да, учинил; да, это; да, именно он…
        - Позорище, - бурчит дед. Кружит по кабинету, как патрульный катер в поисках диверсантов. И опять с надеждой возвращается к вопросу: - Нет, все-таки скажи: там в самом деле ты бесчинствовал?
        - Я.
        Дед никак не может поверить. Любимый внук, гордость семьи - и вдруг эдакое коленце. Употребление наркотиков, сексуальное домогательство, драка, оскорбление офицера. И во всем этом повинен он, Мстислав Крашич.
        Безобразная история состарила деда на десяток лет. Адмиральский китель и тот сидит на нем неловко - дед сутулится, руки висят плетьми. Смотреть жалко. А ведь был мужчина хоть куда, пусть и за семьдесят.
        - Слав, убей бог, не верю. Кого из приятелей ты покрываешь? Эти обормоты твоего плевка не стоят. А уж Верка - тем более! - адмирал Анджей Крашич пронзает внука взглядом.
        Северин, Север, Вер - другой любимый внук, вторая гордость семьи. Внешне близнецы похожи, как две капли воды, но Северину все удается лучше, чем Мстиславу. Дед относится к нему строже.
        - Подумай головой: что ты творишь? - наседает адмирал. - Брошенная учеба, погубленная карьера. Тебе даже мои связи ни к чему - без чужой помощи взлетел бы на самый верх. А так… Тьфу!
        Мстислав молчит, смотрит в пол. Дед кружит по кабинету, сердится, только что мебель не пинает. Мебель у него деревянная, резная, сделанная на заказ. И на стенах - не видеоэкраны, а настоящие, писанные маслом картины. Над рабочим столом висит холодный зимний пейзаж, напротив, чтобы адмиралу всегда видеть, - сверкающий росой летний луг, а в углу, над столиком с креслами для гостей, - две босоногие девчушки, бегущие прочь от реки с котятами в корзинке. Так убегают, что без подписи ясно: взрослые затеяли топить котят, а девчушки спасли малышей. Художник был, несомненно, талантлив, и картины эти дорого стоят…
        - Я не верю! - заявляет дед. - Все врут, свидетели хреновы. И дружки твои, и эта «пострадавшая», гм, цаца. Не было тебя там! Ну? Согласись.
        - Был, - упорствует Мстислав.
        Так уж вышло: он сгоряча взялся помочь брату, и теперь обратного хода нет. Северин примчался к нему перепуганный, виноватый, сказал, что накуролесил - ничего страшного, честное слово, но это уже второй раз, да и травкой сдуру затянулся, а иначе бы в драку ни в жизнь не полез, и коли выплывет, что опять Северин безобразничал, его из академии вышвырнут с волчьим билетом, а Мстислав легко отделается, он ведь на хорошем счету, ну, вкатят выговор - и дело с концом, да и дед поспособствует, попросит за него начальника академии, к тому же за Мстиславом ни одной серьезной выходки не числится, дед его пожалеет на первый-то раз, а Северина не пощадит, у них уже был недавно разговор… Выручай, Слав, братишка, ведь без флота не жить!
        Да уж, не жить. Разумеется, во время разбирательства близнецов не различила ни девушка, к которой пристал Северин, ни вступившийся за нее офицер, которому распоясавшийся курсант дал в челюсть и оскорбил словесно. Фамилия у офицера, преподавателя той же академии, Кирсан, и шутники называют его Крысаном. Северин пошел дальше и обозвал крысой. А друзья заявили, что это Мстислав чудил. Изумлялись: вот уж на диво Слав отличился, кто бы мог подумать…
        Дело замяли, как Северин и предсказывал: ведь что ни говори, а девушку офицер выручил, и челюсть ему брат не сломал, только вывихнул, и за «крысу» Мстислав извинился, как положено. Все правильно Северин предсказал. Только теперь жить не хочется.
        Дед устал препираться. Сел за свой тяжелый резной стол, сцепил руки, принял адмиральский вид.
        - Ладно. Поступай как знаешь. Надумал уходить из академии - скатертью дорожка. Я хлопотать не стану, чтобы взяли обратно. Катись.
        Мстислав молча двинулся к двери.
        - Постой, - велел дед. - Стоять, я сказал!
        Мстислав остановился.
        - Повернись.
        Он обернулся. Черт, ну, что еще?
        Адмирал Крашич вышел из-за стола. Холодный, надменный, глубоко уязвленный. И вдруг вся холодность и надменность разом с него слетели, он стал просто дедом и неожиданно тихо попросил:
        - Только объясни мне, дураку: почему они тебя не выгораживают? Ни дружки твои, горе-свидетели, ни барышня, к которой ты на свиданки бегал. Они должны бы за тебя горой стоять, под присягой лжесвидетельствовать. Или я чего-то не понимаю?
        - Я тоже не понимаю.
        Сорвалось. Сам себя выдал. Ах, как дед подловил! Но и впрямь невозможно постичь, как лучшие на свете друзья в один голос заявили: да, это Мстислав обкурился, привязался к девушке, подрался с офицером. А ведь Мстислав их не просил, у него только с братом был уговор. И, хуже того, лучшая в мире девчонка - на курс старше, без пяти минут пилот-навигатор - не моргнув глазом соврала, будто в тот вечер у нее было свидание с Северином. А они как раз тогда целовались до сумасшествия и впервые были близки. Мстислав от счастья голову потерял, все провинности брата, что за двадцать лет накопились, готов был на себя взять. Однако он и любимую не просил защищать Северина; он просто не успел ни с кем словом перемолвиться. А они дружно врали, и никто у Мстислава не спрашивал: надо ли? Топили его, не дрогнув, не пытаясь хоть как-то оправдать. Не понять ему такого. Не простить.
        Дед всегда на лету схватывал суть вещей.
        - Н-да… - Он вздохнул, покряхтел по-стариковски, а затем проговорил, адресуясь к картине с девчушками: - Ну, хоть теперь ясно. Предательство близких… да, можно и взбрыкнуть. Я не одобряю, но коли ты живешь своим умом, то и живи.
        Мстислав молчал, тоже смотрел на картину, на бегущих со всех ног девчат. Спасенные котята в корзине таращили испуганные глазенки. Если топят, то новорожденных, слепых, а эти уже подросли, глядят осмысленно. Как у хозяина рука-то поднялась?…
        - Н-да, - повторил дед. - Лжесвидетели. Не за его же красивые глаза расстарались. Чем он их купил?
        Мстислав не знал и знать не хотел, где брат достал деньги, чтобы заплатить свидетелям и будущему пилоту-навигатору, которая обеспечила ему алиби.
        Взгляд деда сделался задумчив. Адмирал по очереди рассмотрел три дорогие, писанные маслом картины. Резко выпрямился.
        - Ладно, иди. В конце концов, на твоей академии свет клином не сошелся.
        Не надо было глубоко разбираться в живописи, чтобы, вглядевшись, понять: девчушки с котятами - не подлинный холст, а вставленный в раму экран. Картина похищена и продана; оттуда и деньги.
        Уму непостижимо, как Северин посмел.
        Полотно вскоре вернулось на место. Брат ли возвратил холст, дед ли заказал хорошую копию? Или сам Северин подыскал художника-копииста и затем вставил картину в раму, полагая, будто его обман до сих пор не раскрыли? Мстиславу было все равно. Только деда жаль; он через несколько дней умер. Во сне сердце остановилось. Мстислав сразу после похорон уехал так далеко, насколько хватило денег. Добрался до Беатриче, да и осел в этом захолустье…

* * *
        Тьфу, пропасть! О будущем думать надо, а не прошлое ворошить.
        Думать было тяжело. Голова будто ватой набита. Сюрприз от института Донахью? Чтобы подобраться к клиенту, надо прежде всего обезвредить телохранителя. Мстислав гадливо коснулся напичканного электроникой обруча на лбу. Похоже, и впрямь какая-то дрянь работает, глушит мозги. Ни единой дельной мысли не приходит. Вот и сиди, дожидайся: то ли найдут и прикончат СерИвы, то ли капитан Тереза Крашич что-нибудь придумает… за тебя, бестолкового.
        С ночного неба смотрела луна - маленькая, безнадежно одинокая среди россыпи ярких звезд. Лунный свет окутывал снежные шапки близких гор, серебрил туман на другом берегу реки; там, над низким лугом, плыли густые белые слои, а здесь, у подножия скалы, стояла лишь легкая дымка. Под скалой, на каменном крошеве, лежал глайдер, стекла отблескивали в лунном свете. На реке колыхались серебристые блики - вода обтекала мертвые ветки упавшего дерева и взъерошенные листья водных растений, которые давали приют мелкой речной живности.
        В сложенном на скорую руку очаге шелестел и потрескивал костерок; Дэсс его развел не столько для тепла, сколько ради уюта. Пламя подсвечивало осунувшееся лицо княжича, отражалось в глазах, подкрашивало белокурую шевелюру. С виду - человек как человек, нипочем не догадаешься, что в нем живет СерИв.
        Уже двое суток Мстислав опекает СерИва. Сказал бы кто раньше, что такое может случиться, - в лицо бы расхохотался тому шутнику…
        Вчера, после выступления Дэсса по видео, они ринулись в клинику за Светланой. Мстислав ожидал, что придется прорываться с боем, однако силовая защита вокруг клиники оказалась отключена, и они не встретили ни души. Скорее всего, персонал - вселившиеся в людей СерИвы - разбежался после обращения Ханимуна. Мстислав забрал из палаты чуть живую, еще не поверившую в свое исцеление Светлану, а после за ними долго гналась полиция. Грозились расстрелять, если не подчинятся. Три больших глайдера против их маленькой машины. Мстислав взял курс на горы, включил автопилот и вместо сигнала бедствия послал Кеннивуата-ра, песню убийства, которую напел Дэсс. Полицейские мигом отстали, а вот на телохранителя с женой Кеннивуата-ра в этот раз не подействовала. Мстислав долго задался вопросом, почему, прикидывал так и эдак. Наиболее разумное объяснение состояло в том, что они находились в глайдере высоко над землей, а в таких условиях магия СерИвов не работает. Впрочем, тогда она и на полицейских не должна была действовать, а они отвязались. Наверное, повернули назад с перепугу. В самом деле: какие из переселенных
СерИвов полицейские?
        Оставшееся до рассвета время провели в горном ущелье. Спали. Мстислав полагал, что в горах безопасно: едва ли СерИвы быстро сообразят сунуться в самое, по их представлениям, гиблое место. Когда развиднелось, он поискал в ущелье воду, не нашел и был вынужден переместиться к реке. Позавтракали и снова улеглись спать. Затем телохранитель велел Дэссу усиленно думать, что делать дальше. Они оба старались как могли, но ничего стоящего на ум не шло. Так до темноты и проваландались без толку.
        Недалеко от костра лежали большие камни - светлые, с вкраплениями блестящей породы; под луной они походили на ледяные глыбы. На этих камнях устроилась Светлана. Ее седые волосы в лунном свете были снежно-белые, очень красивые, особенно со вплетенными в них цветами. Светлана тихонько пела.
        Нет, не Светлана - СерИвка. Кажется, она пыталась петь магическую песню любви, но получалось из рук вон плохо. Слабенький голос измученной болезнью женщины не был способен передать СерИвскую магию, и песня не забирала власть ни над Мстиславом, ни над Дэссом.
        К счастью, мрачно думал телохранитель. Черт знает, что могли бы учудить два завороженных СерИвкой самца.
        Вообще-то у СерИвов не положено петь для двоих мужчин сразу. Вон бедняга Дэсс ежится. Разве она не видит, как ему тошно?
        Да как вообще посмела рот открыть? Воображает, будто Мстислав не распознает СерИвские песни? Или ей уж так не терпится подчинить себе человека, что всякий ум отшибло?
        Над черной, с лунными переливами, рекой звучал нетвердый голос - то ровный, то жалко дрожащий, готовый сорваться. И вдруг донеслось что-то еще. Тут же с плеском шлепнулся в воду какой-то зверек, тревожно заклекотала ночная птица.
        Мстислав поднялся на ноги, вслушиваясь в ночь. Дэсс тоже встал.
        - Света, пожалуйста, замолчи, - попросил телохранитель. Он упорно звал жену Светой - и в первую половину дня, когда она в самом деле была Светланой, и к ночи, когда неудержимо прорвалось сознание СерИвки-захватчицы.
        Она смолкла, отбросила за плечо волосы со вплетенными цветами. Спросила с обидой:
        - Тебе не нравится?
        - Я прошу: помолчи.
        Из темноты вновь прилетел настороживший Мстислава звук: низкий рев, который через пару мгновений оборвался. И сразу же повторился опять.
        Вдалеке застучали копытца пустившихся наутек местных косуль.
        - Пещерная разрывала, - вполголоса промолвил Дэсс и передернулся. - Она приходит со склонов дальних гор… То есть, прямо с этих.
        Остроконечные снежные шапки будто парили в ночном небе, облитые светом холодной луны.
        - Их две, - добавил княжич, когда снова раздался краткий взрык и, словно эхо, второй. - Гонят дичь.
        Светлана соскользнула с камня:
        - Скорей! В глайдере они нас не тронут.
        - Они нас и так не тронут, - Мстислав надел очки для ночного видения и снял с плеча лучемет.
        Светлана оцепенела. Нет: это СерИвка замерла, не дыша. Она приходила в ужас всякий раз, стоило Мстиславу коснуться лучемета или парализатора. Боялась, как бы ее не убили за то, что поселилась в человеческом теле. Дура: ее можно прикончить, только убив Светлану.
        Новый взрык. И сразу за ним - второй.
        Ближе.
        Еще ближе.
        Светлана - СерИвка - охнула. Ей ли не знать, как опасны пещерные разрывалы.
        - Иди в глайдер, - велел Мстислав, и она подчинилась.
        Как есть СерИвка. Светлана бы не ушла так сразу; да она бы и не боялась.
        - По-моему, мчат по берегу, - заметил телохранитель. - Прямиком сюда.
        - Не понимаю, кого они гонят, - признался княжич. - Слишком долго бегут. Разрывала любую добычу настигает гораздо быстрей.
        Мстислав вспрыгнул на камень, чтобы дальше видеть, поднял свой лучемет.
        Над рекой пронесся вопль - отчаянный крик высокого чистого тона. Какая местная дичь так кричит перед смертью? Он мысленно перебрал здешних быстроногих зверей. Непонятно.
        Из темноты снова пришел рокочущий рев - и за ним второй, как отголосок, пожиже.
        - Гонят, - изумленно выдохнул Дэсс.
        Новый крик жертвы, в котором смешались ужас и боль. Одного удара лапой разрывале довольно, чтобы переломить хребет зверю, СерИву или человеку. А если лапа промахнется по хребту, то страшные когти располосуют шкуру до костей, и дичь мгновенно ослабеет от потери крови.
        - Все еще гонят! - поразился Дэсс, опять услышав рев разъяренного хищника. - Так не бывает.
        - А ну в глайдер, - приказал Мстислав. Любая странность может обернуться опасностью.
        Спрыгнув с камня, он схватил княжича за руку и увлек к машине под скалой. Открыл дверцу:
        - Забирайся.
        Долетел третий рыдающий крик - словно мольба о помощи.
        Взревела атакующая разрывала.
        Княжич с силой толкнул телохранителя, опрокинул его на сидение глайдера и захлопнул дверцу. Мстислав в душе не возражал; иначе бы не опрокинулся.
        Светлана - нет, чужачка - прильнула к нему. Снаружи донеслась приглушенная корпусом глайдера, ослабленная, безвредная Кеннивуата-ра. Низкое ровное гудение, способное убить зверя, человека или вселившегося в человеческое тело СерИва. Счастье, что корпус машины экранирует эту смерть.
        Кеннивуата-ра взмыла в небо, обрушилась на землю, затопила собою ночь. Остановила все, что было способно двигаться, кроме текучей воды.
        Наученный опытом, Дэсс пел недолго. Затем открыл дверцу глайдера:
        - Слав?
        Телохранитель отстранил перепуганную СерИвку и выскользнул наружу, вручил Дэссу ночные очки:
        - Сколько раз говорил: носить с собой.
        - Да не люблю я их. Мир становится мертвый.
        Мстислав зашагал по берегу. Дэссу надлежало держаться в пятнадцати шагах позади; только при этом условии ему дозволялось ходить в разведку. Покладистый Дэсс выждал, когда Мстислав пройдет эти самые пятнадцать шагов, и двинулся следом.
        А ведь он прав, СерИвская душа. Река с торчащими из воды ветками топляка, прибрежные кусты, заросли цветов под ногами, громада скалы по левую руку - все это, хоть и виделось сквозь очки очень ясно, казалось совершенно безжизненным.
        Впереди, на краю каменистой проплешины, завиднелись три светлых сгустка. Две разрывалы и быстроногая дичь. Один хищник лежал, растянувшись во всю длину, прижав лапой настигнутую добычу. Видно, достал в прыжке свою жертву - и рухнул, сраженный магической песней. Вторая разрывала собралась в ком, подобрав под себя лапы: готовилась к последнему прыжку, но не успела, завалилась на бок. Тот, за кем они гнались, был непонятный. Мстислав хорошо различал переплетенные четыре ноги. И больше ничего - ни головы, ни тела. Зато ноги были длинные-предлинные; неспроста их обладатель мог померяться в беге с разрывалами.
        Телохранитель замедлил шаги, бросил Дэссу:
        - Стой. - Проверил: княжич послушно замер на месте. - Как тебе зверушки?
        - Огромные…
        - Для СерИва - огромные. А для человека - так себе. - Мстислав осторожно приблизился к светлым сгусткам. - Они ростом с нас с тобой, не больше. Но когтищи знатные, - добавил он уважительно, рассматривая поверженных хищников. - Черт! - он отпрыгнул: у разрывалы дернулась лапа.
        - Убей! - вскрикнул Дэсс. - Они сейчас очнутся.
        Мстислав резанул лучом по двум мощным телам. Вздох ночного ветерка понес окрест вонь паленой шерсти и горелого мяса.
        - Я подойду? - спросил княжич.
        - Погоди. - Мстислав отвалил в сторону тушу разрывалы, освободил из-под когтистой лапы непонятное существо. - Ну и ноги! Как реки.
        Длиннющие ноги - вернее, лапы - существа были покрыты короткой шерстью, и оно обладало внушительными когтями. Кроме того, обнаружилось туловище - нелепое, короткое и узенькое. Перемычка между лапами, да и только. А вот головы решительно не было.
        Мстислав подозвал Дэсса.
        - Ты такое когда-нибудь видел? И я нет. Смотри, - он указал на странные полосы на шкуре существа. - По идее, это следы удара.
        Четыре глубокие раны, из которых должна была бы хлестать кровь. Однако раны не кровоточили, а были затянуты кожицей, словно им исполнилось уже несколько дней.
        - Что это за зверь? - в недоумении, спросил княжич.
        Мстислав лишь плечами пожал.
        Дэсс потрогал длинную лапу.
        - Горячая.
        На перемычке между лапами открылись глаза - большие и круглые. Княжич с телохранителем разом отпрянули. Существо не шевелилось, только глядело на них, изредка моргая; гладкая кожица на месте ран от когтей покрывалась шерсткой.
        - Это миллауш, - наконец сообразил Мстислав.
        - Кто? - не понял Дэсс.
        - Существо с планеты Миллауш. Полиморф.
        - Как?
        - Полиморф, - повторил телохранитель. - Он может принимать разную форму. Когда ему надо было бежать, он весь состоял из одних ног. Но смотри: сейчас ноги укорачиваются, а тело растет.
        И впрямь: перемычка между лапами стала толще и длиннее. Вокруг глаз наметилась округлость - будущая голова.
        - Миллауш, - повторил княжич, запоминая. - Он опасен?
        - Как я или ты. Мы тоже умеем убивать. - Мстислав невольным движением потер лоб, схваченный обручем. - Хотел бы я знать, что этот парень тут делает и как здесь очутился.
        - Почему ты решил, что парень? - поинтересовался Дэсс. - Может, наоборот, девочка?
        Мстислав усмехнулся:
        - Это уж как миллауш захочет. Он способен перестраивать организм так и сяк; полжизни может быть девочкой, а когда надоест, станет парнем.
        - Чудеса… Слав, а миллауш может превратиться в кого-нибудь другого? В человека, в СерИва?
        - Он меняет форму, но в целом остается миллаушем.
        Княжич заглянул в круглые глаза зверя.
        - Что ты тут делаешь, бедолага?
        Тот заморгал, словно растерявшись от вопроса. Внезапно по его короткому тельцу прошла судорога, лапы задергались, и миллауш издал долгий мучительный стон. Застонал где-то внутри себя, не раскрывая рта - или пасти, поскольку у хищника должна быть пасть. Смолк, тяжело дыша, тельце заходило ходуном.
        - Слав, где твой диагностер?
        - Не глупи. Диагностер рассчитан на человека, а не миллауша.
        - Но ему плохо.
        - Мы ничем не поможем. - Мстислав отступил и потянул за собой Дэсса. - Неизвестно, что с ним. Не дай бог, какая-нибудь заразная болезнь.
        Глаза на вырастающей из тела мордочке сделались умоляющими. Миллауш как будто просил не бросать его одного.
        Княжич отмахнулся от телохранителя и присел на корточки, рассматривая найденыша.
        - Он разумен?
        - Все относительно. Меня учили, что миллауш очень умен для зверя, но уровень интеллекта недостаточен, чтобы считать его разумным, как человека или СерИва.
        - Тебя учили? - переспросил удивленный Дэсс. - Ты был телохранителем Домино, а прежде - охранником. Когда же ты учился разбираться в миллаушах?
        - Было дело.
        Мстислав не стал объяснять, что в былые времена готовился стать пилотом-исследователем. Порылся в памяти. Миллаушские болезни людям не передаются; это уже хорошо. Однако черт знает, откуда зверь взялся. А все непонятное может быть опасным…
        - Я возьму его с собой, - неожиданно решил княжич.
        - Ты рехнулся?! - опешил Мстислав.
        - Это будет мой собственный очень умный зверь.
        - Я не позволю.
        - Ладно, - холодно объявил Дэсс и сделался похож на Домино, когда в дурную голову взбредало выкинуть очередную штуку. Очень неприятное сходство. - Я останусь с ним, пока он не поправится.
        - Или не помрет от голода и хвори, - добавил телохранитель. Спорить с Домино было бессмысленно, однако княжич куда разумней, и его можно переубедить.
        - Я буду для него охотиться.
        - А на тебя будут охотиться все СерИвы планеты.
        Дэсс понурил голову.
        - Слав, но его нельзя бросить. Он совершенно один, и он болен. Ханимун… то есть, самый древний наш бог - он не зря называется Милосердным. Я тебя прошу: давай возьмем зверя.
        Взгляд миллауша молил о том же.
        - Скажи: что ест твой Очень Умный Зверь?
        - Мясо, - уверенно ответил Дэсс. - Ты же видишь когти; это хищник.
        - А где ты возьмешь мясо, годное ему в пищу? На планете Миллауш? Это не ближний свет.
        Дэсс указал на мертвых разрывал:
        - Вот мясо. Кстати, вкусное. Только его надо пожарить или отварить.
        - Я говорил тебе, что СерИвская еда смертельна для человека? Говорил. А для миллауша она что - полезна?
        Очень Умный Зверь завозился, пытаясь разобрать свои переплетенные в бешеной гонке лапы. Это не сразу, но удалось, и он подтянул их под брюхо. Со стоном приподнялся, но тут же снова распластался на земле.
        Обхватив ладонями маленькое нелепое тельце, Дэсс помог зверю встать на лапы и придержал его. Ростом миллауш оказался княжичу по грудь; он стоял и покачивался.
        - Слав, подумай: это существо может перестраивать свой организм и из девочки становиться мальчиком, может удирать от пещерной разрывалы и мгновенно заращивать раны. Неужели оно не сумеет переварить кусок жареного мяса?
        - Ладно, черт с тобой, - уступил телохранитель. Внутри все кричало: нельзя рисковать, гони прочь опасного пришельца! - Но если зверюга начнет вредить, убью без предупреждения. Ты меня понял, Очень Умный Зверь?
        Миллауш покачивался на своих длинных-предлинных лапах и молчал.
        Мстислав подхватил его под брюхо, распорядился:
        - Я понесу этого, а ты волоки мясо. Идем.
        Зверь оказался горячий, как печка. Ясное дело: он перестраивается, идет бешеный расход энергии. Надо его накормить, а там посмотрим.
        Лапы миллауша болтались, будто скатанные в трубочки тряпки, и укорачивались. Телохранитель на ходу оглянулся. Пошатываясь под тяжестью разрывалы, Дэсс тащил корм для своего питомца.
        На площадке под скалой было темно и тихо. Костерок погас и лишь мерцал углями, глайдер стоял на месте, весь в лунных бликах. Скверно, что отсвечивает; не предназначен он для того, чтобы скрываться…
        - Света! - позвал Мстислав, опустив миллауша наземь.
        Она не отозвалась, не зашелестела открывающаяся дверца глайдера.
        - Света! - телохранитель кинулся к машине, сунулся внутрь. - Спит, - сказал он, возвращаясь к бредущему по берегу Дэссу. - Слава богу.
        Спит - значит, есть надежда, что завтра утром Светлана проснется Светланой, а СерИвка в ней пробудится лишь к вечеру, как было вчера.
        Помрачневший княжич свалил тушу разрывалы возле мерцающих углей, снял ночные очки и сунул в карман. Что-то не так с ним и с этой СерИвкой. Дэсс твердит, что она - из прислуги, и Мстислав даже имени ее не узнал, но чужачка поет Дэссу песни любви, а он смотрит такими тоскливыми глазами… когда думает, будто телохранитель не видит.
        Да черт с ней, в конце-то концов. Незачем Мстиславу знать имя захватчицы, которая вселилась в тело его жены. Узнаешь - еще и жалеть начнешь. Убийцу! Ведь если СерИвка найдет себе иное подходящее тело и скакнет в него, Светлана погибнет.
        Он обернулся к миллаушу. Очень Умный Зверь лежал, как его положили, и был похож на кучу старого тряпья.
        - Вот не было заботы, - с досадой пробормотал Мстислав. - Разводи снова костер, - велел он Дэссу и подхватил тушу разрывалы, вскинул на плечо. - Надо кровь спустить.
        Он прошел немного вниз по течению реки, в душе ругая себя на чем свет стоит. Как можно оставлять клиента наедине с чужим зверем? С Очень Умным вдобавок. В бытность свою в академии Мстислав о миллаушах слышал; жаль, толком не вспомнить. Голова отказывается работать, хоть убей. Вроде бы миллауши охотно служат… Кому - хозяину? Господину? Другу?
        Когда Мстислав вернулся, в костре снова плясал огонь, отражался в круглых глазах миллауша. Зверь не шевелился, занятый выращиванием головы.
        Телохранитель подал княжичу нарезанное ломтями, завернутое в кусок шкуры мясо.
        - Можно жарить. - Он присел у костра. - Скажи мне, охотник: почему местные хищники погнались за инопланетным зверем?
        - Чтобы поужинать. - Дэсс подумал как следует. - Нет, есть его они не должны. Тогда… ну… чтобы прогнать чужака. Нечего шляться по их территории.
        - Не убеждает. - Телохранитель с минуту глядел в неподвижные, точно остекленевшие глаза миллауша. - Боишься, Умный Зверь? Правильно. Бойся.
        Он поднялся и прошел к глайдеру, беззвучно скользнул в салон. Посидел, наблюдая.
        Дэсс у костра нанизал ломти мяса на заостренную палочку и пристроил ее над огнем. Представить невозможно, чтобы Домино так о ком-то заботился. Хоть тут переселение СерИвов обернулось светлой стороной. Невесело усмехнувшись, Мстислав вызвал на связь Терезу Крашич. Лучшая надежда - на космофлот. Впрочем, то, что он услышал от тетки, порядком его огорчило. Дэссу-то как сказать?
        С тяжелым сердцем, Мстислав вернулся на берег, уселся к огню.
        - Разговаривал с Терезой, - сообщил он, начиная издалека. - Новости не ах: Йенса с подселившейся к нему СерИвкой уберегли, а за Варваром не досмотрели.
        - Погиб?
        - Чуть только мы с тобой свалили. СерИвка в кого-то скакнула… В кого, понять не могут. Полиция тормошит капитана и экипаж. Делают вид, будто ни о каких СерИвках и переселениях слыхом не слыхали; дескать, у вас два убийства на борту. - Мстислав примолк, потер обруч на лбу.
        - Что еще? - Дэсс поворачивал мясо над огнем.
        - Спросил Терезу насчет миллауша.
        - И?
        - Приказ капитана: немедля избавиться.
        - Прогнать?
        - Убить.
        - Нет!
        - Я тоже ответил «нет». Она сказала, что я идиот.
        Мстислав бросил взгляд на зверя; тот лежал ни жив ни мертв. Вокруг его перепуганных глаз уже ясно наметилась симпатичная морда, напоминающая корабельного кота Адмирала.
        - Миллауши - не бойцы в прямом смысле слова. Скорей, они диверсанты… или разведчики.
        Княжич выпрямился. В расширенных глазах читалось: «Убить моего зверя? Очень Умного, несчастного, одинокого Зверя?!»
        - Слав, не вздумай, - проговорил он севшим голосом. - Я тебе не прощу.
        - Верю, - отозвался телохранитель. Не рассориться бы из-за чужака. - Меня учили, что миллауши служат тому, кто их любит. А Тереза говорит: наоборот, миллаушам служат те, кто к ним привязался. Княжич Мат-Вэй, ты готов быть в услужении у этих ног с глазами?
        В смятении, Дэсс промолчал.
        - Я не верю, что миллауш объявился тут случайно, - продолжал Мстислав. - Разведчик, диверсант, тайный убийца шел к нам с какой-то целью. Как бы мы не узнали ее слишком поздно.
        Миллауша снова скрутила судорога; он завалился на бок, лапы задергались, из пасти вырвался знакомый рыдающий крик. Дэсс бросился к зверю:
        - Ты что?!
        Судорога отпустила. Очень Умный Зверь тяжело дышал и постанывал.
        - Слав, я тебя прошу, - у княжича дрогнул голос. - Слышишь? Я прошу: не убивай его.
        Глава 2
        Миллауш не стал есть. Отлично прожаренное, подсоленное, остывшее мясо лежало у него перед носом, а зверь глядел мимо и лишь редко моргал. В круглых блестящих глазах чудились слезы.
        Княжич принес охапку травы, перетащил на нее миллауша, устроил его, как сумел. Очень Умный Зверь оказался неповоротлив и неподатлив, Дэсс едва справился.
        Мстислав наблюдал, сидя у затухающего костра. Закончив обихаживать зверя, Дэсс подошел к телохранителю.
        - Слав, - начал он неловко, - я тебя просил. А ты ничего не ответил.
        Ох уж эти СерИвские просьбы. Кто бы подсказал, как на них правильно реагировать? Мстислав устало махнул рукой:
        - Ладно; сил нет с тобой спорить. Зверюга останется с нами… до первой провинности. Я тебя предупредил, - проговорил он, повысив голос и обращаясь к миллаушу. - А сейчас пойдем спать.
        В глайдере, когда улеглись на разложенных сидениях - княжич сбоку, Мстислав между ним и спящей женой - телохранитель прошептал:
        - Попомни мои слова: чертовски неприятно быть рабом. Спокойной ночи.
        Сна, разумеется, не предвиделось. Дэсс и не думал спать, хотя лежал тихо-тихо. Не мог заснуть и Мстислав, понимая, что княжичу покоя не будет, а с ним - и телохранителю. Домино обожал откалывать штуки по ночам; Дэсс не таков, но теперь у него есть миллауш.
        Прошло с полчаса.
        Ну вот, кто был прав? Стараясь не шебаршить, княжич прихватил свою одежду, ботинки и даже одеяло, которым укрывался, и выбрался из глайдера. Мстислав сел, плотнее укутал спящую Светлану, надел ночные очки и обулся. В отличие от Дэсса, он улегся в одежде - мягкой, удобной, годной и для сна, и для внезапной погони.
        Снаружи Дэсс в темноте кое-как оделся, обулся и двинулся с одеялом к миллаушу. Свернувшийся клубком зверь лежал на границе лунного света и тени от скалы, отчего казался разрезанным пополам.
        - Как ты? - спросил княжич на языке СерИвов.
        Очень Умному Зверю наверняка без разницы, на каком языке с ним разговаривают, а вот Мстислав знает на СерИвском всего несколько фраз. И лучше бы понимать, о чем княжич толкует.
        Дэсс погладил зверя, укутал одеялом; одна морда осталась снаружи. Блестящие в лунном свете глаза смотрели печально.
        - Зачем ты пришел?
        Зверь тяжко вздохнул и отвернулся.
        Дэсс присел рядом на плоский камень. Запахнул куртку, с немалым трудом застегнулся: человеческие застежки ему по-прежнему не давались. Температура за бортом - всего девять градусов. Не застыл бы на камне-то.
        Миллауш - разведчик и тайный убийца - то ли спал, то ли притворялся. Мстислав сидел, приоткрыв дверцу, и держал наготове парализатор. Мало ли что… Знобкая прохлада сочилась в салон, а с ней - ночные запахи и звуки. Шорох угольков в прогоревшем костре, бормотание текущей воды, тихая суета в отдалении, возле туши убитой разрывалы, где кормится какая-то мелочь. Все спокойно. Вот только необъяснимое появление миллауша тревожит. По словам Терезы, эти существа способны подчинять себе людей. То ли они мощные телепаты, то ли…
        Что с Дэссом?
        Телохранитель метнулся из глайдера, тряхнул за плечо оцепеневшего княжича:
        - Дэсс, проснись. Проснись, говорю!
        Тот с трудом разлепил веки:
        - Что? Я задремал? Холодно… продрог до костей…
        Растяпа. Задумался, расслабился. Эдак недолго прозевать и нападение на клиента. Мстислав повернулся к миллаушу. Укутанный одеялом тайный убийца смотрел на него, не мигая. Под этим взглядом Мстислав похолодел и вскинул парализатор. Зверь уже проделал то, зачем явился? Успел?!
        - Ты что всполошился? - пробормотал сонный Дэсс. - Идем спать, а? Ты больше всех устал.
        Эти слова спасли миллаушу жизнь. Телохранитель опустил оружие, не всадив во врага пять или шесть зарядов подряд, так, чтобы дух вон. Миллауш обессиленно прикрыл глаза.
        - Слав, почему все считали Домино дураком? - ошарашил неожиданным вопросом княжич.
        - Э-э… - изумленный Мстислав не сразу нашелся с ответом. - Домино и впрямь умом не отличался.
        - Он был несчастный человек. Очень одинокий.
        - От этого не легче. Он измывался, как хотел.
        - Он проверял… как сказать? Проверял тебя на излом. Испытывал, насколько прочна хваленая преданность телохранителя экстра-класса.
        - Дэсс! - Мстислав взял его за подбородок, заставил поднять голову, всмотрелся в лицо. - Тебе миллауш всякий вздор нашептал?
        - Нет, я… я просто вспомнил немного… из того, что происходило с Домино.
        - Еще не хватало. На кой ляд тебе память этого негодяя? И что именно вспомнил?
        - Разное… Я видел три сна.
        - Рассказывай.
        Княжич почесал ухо, как СерИв, затем с видом обескураженного человека пожал плечами.
        - Слушай, если хочешь.
        Телохранитель уселся на камень, не сводя глаз с миллауша. Судьба Очень Умного Зверя зависела от того, что видел во сне Дэсс.

* * *
        - Что будет, что будет?! - восклицал пожилой господин с темной, как древесная кора, кожей и шапкой седых волос. - Как будто сам не знаешь, что бывает, когда падают рейтинги.
        - Знаю, - угрюмо отвечал Дэсс, шагая рядом с господином по бесконечному коридору с множеством дверей. - В таких случаях закрывают программу.
        - А твою не закроют. Будешь петь серивские песни.
        Господин торопился и широко отмахивал рукой. Княжич знал, что его спутника зовут Натан Кинч. Навстречу попадались люди, многие здоровались, приветливо улыбались. Дэсс тоже улыбался, кивал. Губы растягивались в улыбке, но внутри клокотало раздражение.
        - Что хорошего в серивском вое?
        Господин промолчал, недовольно скривившись, и Дэсс добавил:
        - Их песни опасны - это все знают.
        - Зато не все еще поняли, что шикарный красавец Домино настолько же глуп, насколько неотразим, - с издевкой отозвался Кинч. Остановился посреди коридора, развернул Дэсса к себе лицом. - Ты не можешь петь, как серив. - Он говорил «серив», не подчеркивая заглавные буквы, и Дэсс принимал это как должное. - Но ты можешь исполнять вариации на тему, и провалиться мне в подвал с десятого этажа, если публика не будет в восторге. Тебя ждет бешеный успех… коли сдуру не выйдешь из игры.
        - Я не хочу, - пробормотал Дэсс. - Ну их к чертям, эти песни! Они убивают - а мне слушать и петь?
        Коричневое лицо Кинча исказилось сердитой гримасой.
        - Да, слушать! Запоминать, а после - петь! Поверь старому тертому Кинчу: это - золотая жила. Счастье, что до нас ее никто не нащупал. Ты будешь первый…
        - Первый, кто сдохнет, - перебил Дэсс.
        - Так. - Кинч сунул руки в карманы и принялся перекатываться с пятки на носок. Ростом он был пониже Дэсса, ему приходилось смотреть на собеседника снизу вверх, однако княжич смутился - такая уверенность и насмешка читались в темном лице. - Стало быть, отказываешься?
        - Я не желаю иметь дела с серивами, - уклонился от прямого ответа Дэсс.
        - Тогда я приглашу на твое место Алана Монро. Желаешь?
        Дэсс потупился. Ему были важны деньги, которые приходили заботами Кинча.
        - Не дрейфь, - проговорил тот. - Ты еще в глаза не видел живого серива, а трусишь. Не стыдно?
        Дэссу не было стыдно: он боялся СерИвов. Особенно их охотничьих песен; о магических песнях любви он просто не знал. Или забыл о них в то мгновение.
        - Идем, - мотнул седой головой Кинч, и Дэсс подчинился, вновь зашагал по бесконечному коридору.
        Наконец пришли. За дверью с табличкой «СТУДИЯ НАТА» оказалось малюсенькое помещеньице, а за ним - еще одна дверь с предупреждением «НЕ ВХОДИТЬ - ИДЕТ ЗАПИСЬ», которую Кинч решительно распахнул и ввел Дэсса в комнату без окон, с белой полупрозрачной перегородкой. По эту сторону перегородки находились трое людей с кучей аппаратуры. По ту сторону смутно виднелись два СерИва, и с ними - еще один человек.
        - Как работается? - бодро осведомился Кинч. - Сколько охотничьих песен записали?
        - Четыре, - ответил один из звукооператоров - совсем юный парнишка. Вид у него был бледный, лоб - взмокший, короткая челка прилипла к коже.
        - Что так мало? - Кинч нахмурился.
        - Коты не желают петь, - пояснил другой оператор, оправдываясь. - Ни по-хорошему, ни по-плохому.
        - Да что вы говорите! - с издевкой вскричал Кинч и приоткрыл дверцу в загородке, заглянул к СерИвам.
        Дэсс тоже заглянул - с опаской, готовый мгновенно прянуть назад.
        СерИвы сидели на полу, с ног до головы опутанные сетью. Тут же в кресле помещался поджарый человек, который держал в руке парализатор. Держал небрежно, стволом вниз. Однако похоже было, что выстрелить он успеет быстрее, чем Дэсс - моргнуть. У стенки стояли два металлических ящика - очевидно, именно в них СерИвов доставили в студию.
        - А ну вас к дьяволу! - княжич попятился. - Что за дурость?
        - Эта «дурость» принесет тебе миллион, - огрызнулся Кинч. - Или два.
        - Ни хрена она не принесет, - процедил человек с парализатором. - Во-первых, надо снять сеть. Во-вторых, одна из них - СерИвка, она охотничьи песни не поет. - Он говорил как должно: СерИвка.
        Заинтересовавшись, Дэсс опять глянул за перегородку. Два опутанных сетью мохнатых тельца показались одинаковыми, отличить СерИва от СерИвки он не смог. Грязно-желтые клубки с коричневыми разводами.
        - Ну так снимайте чертову сеть! - раздраженно фыркнул Кинч. - Орсон! Для чего вы тут сидите? Деньги получать или смотреть за серивами?
        - Ваши парни отказываются работать без сети, - возразил «смотритель» по имени Орсон.
        - Вздор! Снимайте.
        - Нет уж, Натан, позвольте, - вмешался самый старший из операторов. - Так дело не пойдет.
        Они начали препираться, а Дэсс разглядывал СерИва и СерИвку. С виду - безобидная шерстистая мелюзга. Может, зря болтают, что их песни опасны для людей? «Смотритель» сидел с безучастным видом, ожидая, чем закончится спор. Любопытство взяло верх над страхом, и Дэсс шагнул за перегородку.
        - Зачем притащили серивку, если она не поет?
        Орсон перевел на него взгляд холодных голубых глаз:
        - СерИвки поют куда лучше СерИвов. Но - другое.
        - Какое?
        - Любовные песни. Они заменяют им постельные ласки.
        - А ты их слышал?
        - Слыхал. За такие песни умереть не жалко. Хотя думаю, уже ничто не заставит эту СерИвку запеть, - закончил «смотритель» мрачно.
        Когда наконец распутали и сняли сеть, СерИвка повалилась на пол и застыла; ее жизнь угасала, и даже Орсон не знал, как ей помочь.

* * *
        - Я одного не пойму: отчего СерИв в студии не спел Кеннивуата-ра? - заметил княжич, пересказав сон. - Убил бы всех и сбежал со своей подругой.
        - Боялся, - пояснил Мстислав, обращаясь скорее к миллаушу, чем к Дэссу. - Парализатор в умелых руках быстрее любой магии. А Орсон - профи.
        Княжич зашипел сквозь зубы.
        - Охотник на СерИвов? Это он достал тебе мальчишку со снежным лишаем и девушку с лунной лихорадкой?
        - Он самый. Не злись. Я слушаю твой следующий сон.

* * *
        Дэсс постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел к отцу. Рабочий кабинет господина Донахью был обставлен, как роскошная гостиная. Рабочего тут - богато украшенный стол да универсальный компьютер. А кругом - мягкие кресла, диван, ковры, скульптуры, дорогие безделушки, мозаика на потолке, витражи, зеркала. Господин Донахью оторвался от работы, поглядел на княжича и нехотя свернул изображение на экране.
        - Ну, что на сей раз? Снова денег?
        - Нет, - Дэсс плюхнулся в кресло, по привычке развалился было, но спохватился и подобрал ноги. - Говорят, у меня скоро день рождения.
        - Наверно, брешут, - холодно усмехнулся господин Донахью.
        - Скорей всего, - поддакнул Дэсс. - Но болтают, будто мне исполняется двадцать четыре.
        - Вруны.
        - И то правда, - снова согласился княжич, желая подольститься к отцу.
        - И что ж? Ты приволок список подарков, которые намерен стребовать?
        - В общем, да. - Княжич на одном дыхании выпалил: - Мне нужна серивка, чтоб пела любовные песни, и телохранитель из твоего института.
        Господин Донахью откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столу. Осведомился:
        - Луну с неба не хочешь?
        - Серивка - не луна, - возразил Дэсс. - Вон их сколько - кишмя кишат. А телохранитель - вообще смешно говорить…
        - Обхохочешься, - подтвердил раздраженный господин Донахью. - Про серивок забудь. Чтоб я слова такого не слыхал! Не хватало нам осложнений с князьями да с полицией.
        - У Рики есть, - возразил обиженный княжич. - И к его отцу тоже одна ходит. Поют так… Рики от восторга заикается. И денег они берут гроши. Дешевле портовых путан.
        - Норман, по дешевке сбывают товар краденый либо с дефектом. Это первое. Второе: объясни, на кой ляд тебе сдался телохранитель.
        - Нужен. Вдруг меня похитят? И потребуют выкуп?
        - Я за тебя и горсти серивских медяшек не дам, - господин Донахью усмехнулся углами губ, давая понять, что он шутит. Может быть, шутит. - Попадешься - мне расходов меньше.
        Княжич стоял на своем:
        - Я хочу иметь телохранителя. Твоей выделки. Чтоб от меня - ни на шаг, глаз не спускал…
        - Холил бы и лелеял? Пылинки сдувал?
        - Допустим, сдувал бы.
        - Дожили, - с театральным изумлением выдохнул отец. - Великовозрастный обалдуй возжелал материнской любви и заботы! Женись - дешевле выйдет.
        - Тебе что - денег жалко?
        - У меня лишних нет. А у тебя завелись?
        - Чертовы песни, что мне Кинч навязал, уже дали пятнадцать тысяч. А в будущем…
        - Да-а, - с важным видом качая головой, перебил отец. - Пятнадцать тысяч - серьезные деньги. Покроют расходы на роту телохранителей.
        - Что насмехаешься?! - вспыхнул Дэсс. - Жадишься - так и скажи. Я возьму кредит…
        - Эк приперло-то. Норман, в чем дело?
        Дэсс опасался откровенничать с отцом. Однако иметь телохранителя экстра-класса настолько хотелось, что он, пересилив себя, пробормотал:
        - Жениться проку нет. Мать от тебя ведь ушла. А я хочу, чтоб был человек, который не предаст. Чтобы в огонь и в воду… по первому слову… по взгляду…
        - Ты дурак, - спокойно отозвался господин Донахью, - но к этому я уже привык. А вот что ты дурак с сантиментами - для меня новость.

* * *
        Третий сон был совсем короткий и грустный.

* * *
        - Не уходи, - безнадежно бубнил Дэсс, подпирая стену в материнской спальне. - Мама, не уходи. Пожалуйста. Я больше не буду так шутить.
        - Не будешь, конечно, - соглашалась мать, укладывая коробочки с украшениями. Ее черные волосы переливались в солнечном свете всеми цветами радуги; эти переливы Дэсса всегда завораживали. - Отец не позволит шалить и шутить, - продолжала она. - Вот вы с ним вдвоем заживете… Не жизнь - сказка!
        Дэсс был уже большой мальчик и знал, что канючить и плакать стыдно. Он все равно канючил: «Мама, не уходи!» И вытирал скатывающиеся по щекам слезы, стараясь, чтобы она не заметила. Она не замечала, потому что не смотрела на него. И тоже стирала что-то со щек.
        - Я больше не буду. Мама! Ну прости.
        Дэсс очень скверно пошутил. И ведь понимал, что выйдет некрасиво. Когда при гостях мамино платье вдруг начало расползаться, как кисель, оставляя на коже серые потеки. Гости зашумели, засуетились, а отец хохотал. Но это было вчера! Почему же сегодня он отвесил Дэссу подзатыльник, а мать уходит из дома? Говорит: насовсем…
        - Не уходи! - упрашивал он, как никогда не просил; прежде желаемое доставалось, стоило лишь сказать. - Я для тебя все-все сделаю. Новое платье куплю. Мама!
        - Я буду к тебе приходить, - проговорила она виновато.
        Дэссу надоело просить, и он разозлился.
        - Если уйдешь, то не приходи. Слышишь?
        - Значит, не приходить? - переспросила она тонким, как будто стеклянным голосом.
        - Нет! Никогда! Дура ты! Злая дура!
        Дэсс убежал к себе в комнаты и там заплакал в голос.

* * *
        - Вот и все, - продрогший княжич обхватил себя руками за плечи. - Совершенно безобидные сны.
        - Безобидные, - подтвердил Мстислав севшим от бессильной ярости голосом. - Пока проснувшаяся личность старого хозяина не вытеснила тебя ко всем чертям.
        Княжич растерялся.
        - Почему?…
        - Потому что миллауш явился тебя убить, - припечатал Мстислав, в упор глядя на Очень Умного Зверя, ловя в его перепуганных глазах подтверждение своей правоты. - Он возродит личность Домино и погасит твое собственное сознание.
        Ствол парализатора смотрел на зверя, готовый выплюнуть три, четыре, пять разрядов - сколько нужно, чтобы миллауш никогда не очнулся. Как проклятый зверь работает? Раз не погасил сознание Дэсса сразу, значит, ему нужно время. Или не нужно? Может, он попросту запустил некий механизм, который сам воссоздаст прежнюю память, а личность Дэсса при этом исчезнет?
        Ошибка телохранителя ценою в жизнь клиента.
        Княжич тоже что-то сообразил. Свалился с камня, на котором сидел, и загородил собой зверя:
        - Не убивай его! Вдруг ты ошибся? Слав, не убивай! Ведь я еще жив!
        Мстислав не торопился. Убьешь - назад не отыграешь, да и Дэсс до конца жизни не простит… Сколько ему этой жизни осталось?
        Миллауш не мигая глядел прямо перед собой. Диву даешься, до чего эти круглые плошки выразительны. Сейчас в них читается полнейшая безнадежность… А вот Очень Умный Зверь что-то придумал.
        - Слав, - сказал княжич, - он может заплатить выкуп.
        Хотя Мстислав не стал пилотом-исследователем, учеба в академии не прошла даром. Он был готов выслушать любые предложения, пусть даже совершенно бредовые.
        - Чем зверь готов откупиться?
        - Жизнь за жизнь, - выговорил Дэсс, явственно повторяя если не слова, то мысль миллауша.
        Телохранитель усмехнулся:
        - Отлично придума… - и осекся.
        У обоих мелькнула одна и та же догадка. Дэсс помертвел, у Мстислава захолонуло сердце. Миллауш предлагает погасить сознание СерИвки и освободить Светлану? Он сможет? Да ради жены Мстислав готов сотню Умных Зверей помиловать!
        Княжич приготовился петь. Он свою СерИвку в обиду не даст.
        - Тише, брат, - сказал ему телохранитель. - Послушай, зверище. Я обменяю твою жизнь на жизнь Дэсса. Мне нужно, чтобы он остался собой, а не превратился в негодяя Домино. Если ты ему навредил, сделай снова, как было. Ясно?
        Княжич медленно выдохнул. Он не ожидал такого выбора.
        Миллауш тоже не ожидал. На обаятельной морде диверсанта, разведчика и убийцы проступило почти человеческое отчаяние. Мстислав подался к нему.
        - Ты не можешь?
        Зверь моргнул.
        - Тогда сделай.
        Пристальный немигающий взгляд.
        - Черт тебя побери! Почему?!
        Миллауша опять свела судорога. Он не закричал - лишь застонал мучительно, завалившись на бок. Лапы дергались, сбивая одеяло, которым он был укрыт.
        Третий раз одно и то же. Мстислав посмотрел на часы, прикинул время. Третья судорога с промежутками около семьдесяти минут.
        - Не трожь! - остановил он княжича, рванувшегося к несчастному зверю.
        Миллауша отпустило, он остался лежать, тяжело дыша. Лапы подрагивали, резали когтями воздух; глаза влажно блестели. В них стояла смертная тоска.
        - Что с ним? - спросил напуганный, умирающий от жалости Дэсс.
        - Очевидно, вживленное в тело устройство, которое дает себя знать через равные промежутки времени. Скорей всего, это хлыст, которым его погоняют. Требуют выполнить порученную работу. В смысле, покончить с тобой.
        Дэсс зашипел, как три диких кота.
        - Его пытают?!
        - Именно.
        - Что можно для него сделать? Ну, кроме как мне умереть?
        Мстислав потер лоб с ненавистным обручем. Вдобавок к вате в голове появилась и боль. Его тоже пытают на расстоянии? Телохранитель отогнал эту мысль.
        - Дэсс, шел бы ты спать, ей-богу. Мне надо подумать.
        Княжич безропотно двинулся к глайдеру, но через несколько шагов остановился.
        - Слав, а почему…
        - Потому! - Мстислав неожиданно вспылил. - Я бы с восторгом выбрал в качестве выкупа Светкину жизнь, а не твою. Но без тебя здесь погибнут и СерИвы, и люди. Можешь поверить: нас уничтожат. Всех!
        Княжич смутился и неловко солгал:
        - Я хотел спросить о другом. Почему миллаушей не считают разумными?
        Телохранитель совсем рассердился.
        - Они разумны, когда общаются с людьми вроде нас с тобой. А когда - с обезьянами, у которых университетский диплом и ни капли мозгов, быть разумным не получается!
        Дэсс ушел в глайдер. Мстислав вновь укрыл миллауша одеялом, предложил ему мясо, воду, попытался поговорить. Очень Умный Зверь не желал ни есть, ни пить, ни общаться. Лежал, печально уставившись в темноту, как самый обычный больной зверь.
        Что ж, насильно мил не будешь. Мстислав тоже вернулся в глайдер. Здесь было тепло, особенно по сравнению со стылой ночью снаружи, но княжич мерз, жался к спящей Светлане. Мстислав прислушался к легкому, ровному дыханию жены, и, успокоенный, улегся с краю, по-братски поделившись одеялом с Дэссом.
        - Спи, - велел он. - Только, будь добр, без фокусов… и без дурацких снов.
        - Я постараюсь, - обещал княжич.
        Он и впрямь быстро уснул. Спал беспокойно, вздрагивал, тихонько стонал. Мстислав лежал, мучаясь головной болью и вопросом, что снится его подопечному. Опять истории из жизни Домино? Подавленная личность прежнего хозяина возрождается? Вот же беда какая… И голова раскалывается все сильней. Если милллауша пытают, чтобы он уничтожил сознание Дэсса, то чего хотят от телохранителя?
        Когда подошло время, Мстислав выскользнул из салона и с парализатором в руке направился к миллаушу. Луна уплыла за скалу, и лежку зверя скрывала глубокая тень. Без ночных очков и не разглядишь, тут ли он.
        Миллауш тревожно поднял голову.
        - Не бойся, - вполголоса сказал Мстислав. - Больно не будет. Для тебя же стараюсь.
        Круглые глаза остекленели.
        Телохранитель нажал на спуск. Голова зверя безжизненно упала.
        Спиной ощутив внезапную опасность, Мстислав не шевелился, лишь медленно опустил руку с оружием. Выждал, невольно считая удары собственного сердца, и позвал:
        - Подойди сюда.
        Ни единый камешек не хрустнул, лист не зашелестел - так тихо приблизился Дэсс. Оказалось - босиком, в одних носках. Он опустился на колени возле миллауша, погладил зверю лоб, уши, горло.
        Мстислав глянул на часы. Время «хлыста».
        Ну?
        Ничего не случилось. Очередная судорога не скрутила зверя; новая пытка не удалась. Отличная штука - парализатор.
        - Когда он очнется? - спросил княжич.
        - Через пару минут.
        Дэсс снова погладил зверя и признался:
        - Вздумай ты выстрелить еще, я бы спел.
        Мстислав хотел поворчать на него - дескать, надо больше верить телохранителю экстра-класса, чем сомнительным пришельцам - но не нашел в себе сил. В голову как будто вгрызлась пила.
        - Дэсс, - говорить и то было мучительно, - у СерИвов есть песня для утоления боли?
        Княжич обернулся; без ботинок, зато в очках для ночного видения.
        - Тебе плохо? - Он вскочил на ноги. - Слав! Да ты… Я разбужу Со… Светлану. Исцеление - женское дело, она должна знать эти песни.
        - Она петь не может. - Мстислав пошатнулся, сел на землю, сжал пальцами виски. - Дэсс, послушай. Это… из института Донахью. Они хотят… от меня избавиться. Чтоб ты… остался без защиты. - Говорить становилось все труднее. Язык заплетался, дыхания не хватало. - Если совсем худо обернется… станет невозможно терпеть… ты сумеешь выстрелить… из парализатора? Человеку хватает… четырех разрядов. Мне… наверное, нужно больше. Пять, шесть. Сумеешь?
        - Я спою Кеннивуата-ра, - обещал княжич.
        Мстислав его едва слышал. Свился в клубок, обхватил голову руками. Только бы не закричать. Не разбудить Светлану. Она должна проснуться утром не СерИвкой, а собой… Как они тут без него? Пропадут - и Светка, и Дэсс, и миллауш… Не закричать. Что угодно, только не кричать. Больно. До чего больно… Дэсс, где ты? Помоги!
        Нестерпимая боль вспыхивала, как от беззвучных взрывов, и алыми сполохами прокатывалась по окружающему черному миру, от горизонта до горизонта. Каждая вспышка приближала смерть; каждый сполох был отголоском уходящей жизни. Как долго все это тянется… Дэсс, я же просил: убей!
        Боль внезапно пропала. Вместо нее остался мягкий пух - или шелк, или мех, не поймешь. Этот пух был повсюду: в голове, в руках, в глазах. По сравнению с болью он казался сладким, и его хотелось еще и еще. Смерть такой не бывает. А для жизни слишком хорошо.
        - Слав, - настойчиво звал княжич, - Слав, очнись.
        Он очнулся, однако пух никуда не пропал. Мягкий, теплый, родной. Роднее Светкиных волос… Да это миллауш, будь он неладен! Обхватил лапами, прижался к лицу. Мстислав хотел отстраниться и обнаружил, что сам крепко обнимает зверя. С усилием расцепил руки, откатился в сторону, приложился затылком о камень. Сверху было ночное небо, рядом - Дэсс и миллауш. Очень Умный Зверь собрался в ком, спрятал выразительную морду.
        - Я его просил что-нибудь сделать, - принялся объяснять княжич, - а он сказал, что ты можешь остаться безоружным, а я: это лучше, чем если умрешь. И тогда он… как это? Вырубил твою электронику к чертям собачьим.
        Мстислав сел, пощупал голову. Пуста. Ни боли, ни мыслей. Обруч, еще недавно будто вросший в кожу, легко расстегнулся и отвалился, как мертвая змея. Подавив гадливость, телохранитель не отшвырнул его, а сунул в карман.
        - Как ты? - княжич с тревогой заглянул в лицо, посветил фонариком. Бережно посветил, мимо глаз. - Дать воды?
        - Не надо.
        Телохранитель прислушивался к своим ощущениям. Как оно - без проклятого обруча? Не ослеп, не оглох. Он осторожно поднялся. Ноги держат. Бегать и прыгать поостерегся; это потом, при свете дня. Состояние не ахти: точность и быстрота реакции явно не те, что раньше. Да и сил никаких нет. Поспать бы хоть полчаса.
        - Слав, миллауш заплатил: жизнь за жизнь, - сказал Дэсс. - Ты не будешь?…
        - Не буду его убивать, отвяжись. Я наконец разобрал, отчего ты с ним носишься, - Мстислав нагнулся, провел ладонью по восхитительной шерсти зверя. - Будь у меня СерИвская душа, за такую шерсть я б ее продал.
        Он поглядел на часы. До следующего удара «хлыста» - пятьдесят одна минута. Не проспать бы. Мстислав выставил время будильника и передал часы Дэссу.
        - Оденься потеплее и карауль. Можешь снова костер развести. Когда прозвучит сигнал, разбуди меня, чтобы зверя опять глушить. Все ясно?
        Дэсс поглядел на сложный циферблат с подсветкой. Показалось: хитроумная цифирь, в которой не то что СерИв - не каждый человек разберется, ему понятна. Домино в ней, конечно, соображал.
        - Может, я сам справлюсь? - предложил Дэсс. - Ты бы спал до утра…
        - И не думай. Оружие в руки не дам. - Мстислав невольно усмехнулся. Ну и глупость - сам же недавно княжичу парализатор доверил.
        Дэсс молча вынул малютку из кармана. Подал как должно, рукоятью вперед, держа за ствол. Телохранитель хлопнул его по плечу:
        - С тобой не пропадешь. - Затем глянул на таймер и счетчик разрядов. - Так, что я вижу? Вот я стрелял в миллауша. А еще один выстрел в кого?
        Дэсс виновато потупился.
        - Ты кричал, и проснулась Светлана. Пришлось ее успокоить.
        Мстислав кинулся к глайдеру, ввалился в салон. Светлана лежала, закутавшись в одеяло с головой. Он вытянулся на разложенном сидении рядом с женой, обнял ее. Одни косточки! Светлану била дрожь.
        - Ну, будет, малыш, успокойся. Все хорошо.
        Она всхлипнула:
        - Он хотел нас убить. И тебя, и меня.
        - Кто хотел?
        - Дэ… Домино.
        По-прежнему СерИвка. Он сделал над собой усилие, чтобы не отстраниться. Может, попросить миллауша, чтобы погасил сознание чужачки? Дэссу придется это пережить. Ему и самому недолго осталось… Мстислав одернул себя. Ум за разум заходит.
        - Слав, давай улетим? - шептала СерИвка. - Вдвоем. Пусть он остается. - Она повернулась под одеялом и ткнулась лбом Мстиславу в грудь. - Слав, я тебя прошу. Иначе он убьет нас обоих.
        Вот как. Улетим, значит, без княжича.
        - Я подумаю, - отозвался телохранитель, стараясь, чтобы голос его не выдал. - Спи. И не выходи из машины… хотя бы до рассвета.
        Он погладил Светлану - СерИвку! - по худому плечу, взял свое одеяло и куртку и вернулся к Дэссу с миллаушем.
        Эти двое понуро сидели в темноте, как наказанные.
        - Посплю-ка я с вами, ребята. - Мстислав прибрал раскиданную траву, которую Дэсс приносил для миллауша, набросил сверху одеяло княжича, устроился на нем, укрылся собственным одеялом и пригласил: - Умный Зверь, иди сюда. Дэсс, будь другом, разведи костер. И не проворонь сигнал. Да гляди, чтобы Светлана к нам не подходила.
        Глава 3
        Через мгновение он уже спал, и ему снились миллауши.
        Пленники.
        Их переловили так умело, что никто и пискнуть не успел. Пока везли из родного леса незнамо куда, отец с матерью убили большую машину, которая называется глайдером: она села на землю, а подняться уже не смогла. Однако родители не знали, что в первую очередь надо убивать людей, причем тайно, мыслью. Они думали, что это бесчестно, а дети мыслью убивать еще не умели. За то и поплатились - все вместе.
        Улучив подходящий момент, одного человека загрызла средняя сестра. Двоих задушила самая младшая, но ее тут же полоснули смертельным лучом. Ее свитые в кольца лапы так и держали двух похитителей за горло, когда и они, и она уже были мертвы. В живых остались четверо людей. Они были очень напуганы и жестоки. Они всех заставили уснуть, а потом забили среднюю сестру до смерти, хотя она уже ничего не могла им сделать. И убили отца, когда им что-то померещилось. Затем прилетела другая большая машина, и пленников, кто остался жив, опять куда-то повезли.
        Очень Умный Зверь был старший из детей, и теперь он отвечал за двух сестренок и угасающую в неволе мать. Он упорно теребил ее, и она нехотя, через силу, учила его, как убивать мыслью. Однако люди тоже кое-чему научились, и приобретенное искусство не спасло ни в пути, ни там, куда они в конце концов прибыли. Очень Умному Зверю не удалось умертвить ни одного врага, он погубил лишь несколько машин и устройств. Но этого добра у людей хватало, взамен убитых устройств появлялись новые, и ничего не менялось.
        Место, где они оказались, называлось институтом. Очень Умного Зверя, сестренок и мать держали по отдельности, в особых камерах, и они едва-едва могли дозваться друг дружку, да и то лишь ночами, когда люди расходились по домам. Было очень тоскливо. Новым хозяевам миллауши быстро стали не интересны и не нужны. Как выяснилось, их верная служба и преданность - миф, созданный учеными недоумками. Служить миллауши не желали; изучать их - зачем? И не ясно, что делать дальше. Убить жалко, использовать невозможно. Тем более, что внимание людей привлекли СерИвы.
        СерИвы зачастили в институт. Не толпой, а всего несколько важных персон. Очень Умный Зверь отлично их слышал, когда они объявлялись поблизости. Он даже с ними разговаривал немножко, хотя они его боялись. И страшились прогневать людей, которые предложили им что-то такое, от чего СерИвы не смогли отказаться. Зверь, хоть и Очень Умный, долго не мог взять в толк, чего люди хотят от СерИвов и чем готовы за это платить. Наконец дошло: люди хотят подселить сознание СерИвов в других людей. В двух-трех, не больше - но зато в самых крупных шишек, от которых зависят важнейшие решения. СерИвы получат необыкновенный жизненный опыт и невероятные возможности, а люди смогут через них управлять планетой. Очень Умный Зверь дивился на глупость тех и других.
        Сестренкам не было дела до забот своих тюремщиков, а вот мать неожиданно обрела силы жить: у нее появилась цель. «Умей найти союзников там, где никто не додумался искать», - повторяла она по ночам, когда кругом было тихо. Днем же она исподволь наставляла приходящих СерИвов, по-своему направляя их желания и раздувая непомерные устремления. Прошло немного времени, и СерИвы придумали захватить весь мир.
        И пошло-поехало. Хитроумные СерИвы были чрезвычайно довольны успехом.
        Одна беда: вмешался Дэсс Мат-Вэй с телохранителем. Вздумал изобразить бога и загнать освобожденных СерИвов назад в их темные, холодные жилища. Грозит погубить все, ради чего так долго старались самые разумные из его сородичей. И, главное, в руки не дается. Телохранитель - болотные кэты его забери! - никого и близко не подпускает. Лучшая стража СерИвов, лучшие из полицейских, которые тоже стали СерИвами, оказались бессильны против этих двоих. Но если хорошенько подумать: кто может сладить с таким врагом - и кого здесь не жалко? Вот именно. Вы правы, уважаемые господа.
        Мать-вдохновительницу не тронули. Кто знает, вдруг когда-нибудь пригодится? Да и вообще от глупых женщин на войне проку нет. Поэтому из заточения достали Очень Умного Зверя. Ему объяснили, что жизнь сестренок и матери зависит от быстроты его мысли, для надежности снабдили «хлыстом» - устройством, которое сам Зверь убить не может, и высадили из глайдера неподалеку от места, где затерялась машина с врагами СерИвов.

* * *
        - Слав, проснись. Время, - княжич тронул его за плечо.
        Мстислав потер виски, из шкуры миллауша возвращаясь в реальность. Бросил взгляд по сторонам. Все спокойно, глайдер на месте, Очень Умный Зверь глядит с надеждой.
        - Ты не соврал мне, умник? - спросил его Мстислав. - Все так и было?
        Миллауш заморгал: именно так, да, да.
        Трудно поверить, что эту страшную кашу заварила одна-единственная миллаушка. Видать, ее «наставления» пали на благодарную почву, СерИвы - в первую очередь, их князья - сами втайне мечтали сравняться с людьми. Или стать выше их. Вот и стали.
        Телохранитель забрал у Дэсса часы. Полторы минуты до срока.
        - Ну что, Зверь, будем стреляться?
        Миллауш оцепенел, глаза мгновенно остекленели; Дэсс невольно подобрался.
        И тут зашелестела открывающаяся дверца глайдера, салон осветился.
        - Слав, - окликнула сонная Светлана, - Тереза вызывает.
        - Пусть подождет.
        - Ей срочно. - Светлана выбралась наружу, двинулась к костру, осторожно ступая по камням. Длинные волосы были сколоты, на макушке мотался смешной белый хвостик. - Что за посиделки? Можно к вам? - Пробуждаясь на ходу, она улыбалась - прежней, Светкиной озорной улыбкой, которую Мстислав так любил. - Ой, какая большая киса! Слав, а почему… - она запнулась. Выражение лица изменилось, вдруг сделавшись незнакомо упрямым и хищным. - Этот зверь… он… Ты с оружием? Убей его! - пронзительно выкрикнула Светлана и кинулась к телохранителю. - Убе-ей!
        СерИвка! Он отшатнулся, вскинув парализатор. В диком прыжке она летела прямо на Мстислава. Выстрелишь - свалится и расшибется о камни… Он отпрыгнул, желая увести ее на ровное место, где можно упасть, не поломавшись. Под ноги угодил шаткий обломок. Мстислав едва удержал равновесие, взмахнув руками, потерял цель. Светлана - СерИвка! - настигала. В безумных глазах мелькнул отблеск костра.
        Миллауш взмыл в воздух; нелепыми крыльями мелькнуло свалившееся одеяло. Удар сильных лап пришелся СерИвке в грудь. Она вскрикнула, запрокидываясь назад. Зверь молнией скользнул ей под спину, распластался на острых камнях; она рухнула на него, как на подушку. Взвыла, замолотила ногами, пытаясь вскочить. Миллауш обхватил ее передними лапами, прижался головой к голове. СерИвка барахталась и подвывала - все тише и тише. Наконец совсем умолкла, обмякнув, как тряпичная кукла.
        Сбросив с себя безвольное тело, зверь вскочил. Увидел нацеленный ствол парализатора. Метнулся во тьму.
        Мстислав нажал на спуск. Промазал. Миллауш удирал вдоль реки; телохранитель выстрелил вслед. Опять не достал. Спустя миг долетел рыдающий крик настигнутого «хлыстом» зверя. Мстислав бросился к жене, схватил за плечи, приподнял; рядом был перепуганный Дэсс.
        - Света? Жива?!
        На ее застывшем лице дрожал бледный отсвет пламени, глаза были закрыты.
        - Света! - Мстислав пощупал пульс. Слабый, но есть. - Жива. Уф-ф…
        Дэсс пустился бежать к миллаушу.
        Глаза Светланы открылись. В лице проступило удивление, затем она улыбнулась:
        - Я порушила ваше мужское братство? Куда это он стреканул?
        Настоящая Светлана. Не СерИвка. Вот оно - счастье… которое чуть не погибло. Мстислав полностью осознал, что именно едва не случилось, и его замутило.
        - Слав, тебе нехорошо? - Она встревожилась. - Присядь. Нет, лучше пойдем в глайдер.
        Он позволил ей увести себя, а в салоне повалился на разложенные сидения и заставил Светлану улечься рядом.
        - Света… девочка моя… - Ни к чему объяснять, незачем пугать ее; хватит того, что он сам запоздало чертовски напуган. Поэтому Мстислав только обнимал жену и шептал: - Света… Светка… живая!
        Она сняла с него ночные очки и гладила по щекам, по губам, лбу. Обнаружила, что на нем нет обруча от господина Донахью, обрадовалась… А могла бы сейчас лежать мертвая на камнях. Если бы СерИвка перепрыгнула в другое тело.
        Мстислав погасил в салоне свет, а когда княжич постучал в стекло, с благодарностью отдал ему часы и парализатор. Если кто-то должен сейчас нести вахту, пусть это будет не Мстислав.

* * *
        Недавно вставшее солнце оглаживало теплыми лапами луг на противоположном берегу, золотило тихую реку, целовало глайдер со спящей внутри Светланой.
        Мстиславу стоило огромного труда выгнать самого себя из машины. В сущности, мог бы и не торопиться, здесь и без него все было тихо.
        Дэсс умывался, сидя на корточках у воды. Рукава уже мокрые по локоть, волосы тоже мокрые, а он все плещет и плещет воду в лицо, словно пытается смыть какую-то особенно скверную грязь.
        Очень Умный Зверь при свете дня оказался медово-желтого цвета, с кремовым брюхом. Тайный убийца отрастил себе треугольные уши с кисточками и умеренно пушистый хвост - и с виду стал еще обаятельнее, чем раньше.
        Убедившись, что все спокойно, телохранитель вернулся в глайдер и попытался выйти на связь с Терезой. Капитан не отзывалась, пришлось вызвать борт корабля. Ответил Эрни Крейцар, сообщил, что Терезу полиция задержала на двое суток до выяснения обстоятельств, «Адмирал Крашич» арестован в порту, экипажу запрещено покидать корабль, а второй помощник Йенс с подселившейся к нему СерИвкой сидит под арестом в своей каюте, поэтому СерИвка ни в кого не перекочевала и Йенс жив. Вот и ладно. Судьба влюбленного в Терезу красавчика, который занимается контрабандой, волновала Мстислава меньше прочих, но коли он дорог тетке, пусть живет.
        Светлана за время разговора так и не проснулась, лишь перевернулась с боку на бок, пробормотала: «С добрым утром, мой Славный», - и натянула на голову одеяло. Мстислав погладил ее тихонько, чтобы не разбудить. Хорошо, что спит. Сон лечит.
        Он пошел проведать миллауша. За ночь зверь все-таки съел жареное мясо и теперь возлежал на одеяле, благодушно взирая на мир прозрачными желтыми глазищами.
        - Признал нас за своих? - спросил его Мстислав. - А то не ел, будто в доме врага.
        Миллауш наградил его выразительным пристальным взглядом.
        - Я помню наш уговор: жизнь за жизнь. Неправильно посчитал? Ну, пусть две спасенные жизни за твою жизнь. Опять неверно? Тогда так: ты дважды спас мою жизнь, и один раз - Светкину. Многовато за твою одну, согласен. На что ты хочешь обменять два лишних спасения?
        Очень Умный Зверь моргнул, словно обещал как следует подумать.
        Подошел мокрый до ботинок Дэсс, вернул Мстиславу часы и оружие.
        - Пять выстрелов за ночь. А перед тем я пел Кеннивуата-ра, и новый срок «хлыста» подходит. Мы не уморим Зверя?
        - Уморим, - признал телохранитель. - Считается, что выстрел парализатора безвреден, но если этих выстрелов десять, двадцать… Я не уверен, что миллауш способен их переварить. При всех его хваленых умениях - сомневаюсь. К тому же, хоть мы и глушим зверя, чтобы он не ощущал боли, «хлыст» все равно включается и как-то воздействует.
        Княжич постоял, глядя на реку, в которой купались золотистые утренние лучи, а на торчащих из воды листьях суетилась мелкая речная живность.
        - Слав, миллауши способны вывести из строя глайдер, компьютер и я не знаю, что еще. Наш Зверь не может справиться со своим «хлыстом», но у него есть мать, которая умеет гораздо больше. Если ее привезти…
        - Как ты ее выковырнешь из института Донахью?
        - Я туда приду. Мой «отец» погиб, а я - наследник. Пусть попробуют меня не пустить.
        - Ты - Дэсс Мат-Вэй, и об этом еще никто не забыл.
        - Я - Домино.
        - Не похож.
        Карие глаза, только что усталые и тревожные, злобно сузились, губы искривила гадкая ухмылка.
        - Мсти-ислав, - протянул княжич таким мерзким тоном, какого телохранитель и от настоящего Домино не слыхал, - а не сыграть ли нам сегодня в коробочку? Что-о? Опять охоты нет? Да что это за хрень такая?! - завопил он и даже ногами затопал. Затем вновь превратился в симпатягу-Дэсса. - Ну, чем я не Норман - папенькин сынок? Столько всякой гадости навспоминал за эту ночь - утром не отмыться было. Двигаем в институт?
        Миллауш протянул лапу и уцепил когтем телохранителя за ботинок: дескать, соглашайся.
        Соглашаться было нельзя.
        - Дэсс, пойми: чуть только явимся в город, мы - покойники. Я уверен: против нас уже не полицию, а военных поставили. Они сожгут наш глайдер на подлете.
        - А мы по земле просочимся. Замаскируемся как следует и пройдем. Тебя ведь учили искусству маскировки, верно?
        Телохранитель мельком удивился: откуда княжичу это знать? Неважно. Главное, что сунуться в город, имея всего-навсего парализатор, лучемет и умеющего петь СерИва, - чистой воды безумие. Даже если их поддержит убивающий мыслью миллауш. Это сколько же людей придется положить, прорываясь в институт… ну, пусть не людей, а СерИвов. Мстислав не раз бывал в институте Донахью, видел тамошнюю систему охраны. Ее только обученный спецназ одолеет. Нельзя туда соваться; и разговору быть не может.
        Очень Умный Зверь с оскорбленным видом поднялся и понесся прочь, вверх по течению реки.
        - Зачем ты его прогнал? - Княжич рассерженно сдвинул брови.
        - Он сам сбежал. Дэсс, время уходит. Если не придумаем что-нибудь стоящее, я уже говорил: погибнем все. Какие мысли тебе пришли за ночь?
        - Ни одной, что тебе бы понравилась, - отрезал княжич. - Ты говорил с Терезой? Что она хотела?
        - Ночью не поговорил, - с досадой на себя ответил Мстислав, - а теперь она под арестом и на связь не выходит.
        - Итак? Твои предложения?
        Как наседает, а? В Домино пока еще не превратился, однако это и не прежний милый СерИв.
        - И ты объяснишь наконец, - княжич повысил голос, - что произошло ночью? Сперва Светлана требовала убить миллауша, потом он ее трепал, как дохлого иглика, а после того ты забыл обо всем на свете. И развлекался с женой, вместо разговора с капитаном!
        Что-то в нем есть от деда, покойного адмирала Крашича, когда тот песочил внуков. Это миллауш так смоделировал его новую личность?
        - Слав! - рявкнул княжич. - Я задал вопрос!
        - Отвечаю. СерИвка, которая жила в теле Светланы, узрела миллауша и перепугалась до одури. Она закричала, чтоб я его убил, и кинулась, желая в меня перескочить. Я был вооружен, и она бы моими руками покончила со зверем. А потом, вероятней всего, - и с тобой. Однако миллауш не подпустил ее ко мне и погасил сознание. Осталась одна Светлана, без подселенки. Я понятно объяснил?
        Дэсс побелел.
        - Хотела перескочить? В тебя? Я думал, она не рискнет… она так боялась оружия… Это же Сона! - вскрикнул он. - Моя… Сона…
        Миллауш убил невесту княжича? Мстислав сжал кулаки. Черт, черт, черт! И Дэсс все это время лгал. Дескать, она ему никто, девушка из прислуги. А была - невеста. Слов нет…
        Княжич беспомощно огляделся.
        - Где он? Где Зверь? Его спасли, а он… Слав, как же так? Почему?
        Он еще что-то спрашивал по-СерИвски; ответов у телохранителя не было ни на одном языке. Дэсс умолк, постоял с потерянным видом, затем побрел вдоль кромки воды, запинаясь на каменных обломках. Мстислав двинулся следом, чтобы подхватить, если на ногах не удержится. Ко всем прочим бедам, не хватало поломанных костей.
        Княжич далеко не ушел. Наткнулся на крупную глыбу, ощупал ее, как слепой. Неловко упал на колени, прильнул к камню, обнял его, уткнулся лицом. Мстислав готов был услышать и вой СерИва, и человеческий плач, но Дэсс молчал. Только спина изредка вздрагивала, да пальцы подергивались, словно пытались смять неподатливый камень.
        Вот же несчастье. Мстислав коснулся его плеча, пробормотал по-СерИвски:
        - Тише, тише, брат. Успокойся.
        Княжич замер. Лучше бы закричал, забился, попытался ударить. А он молчит, не шелохнется. И даже как будто не дышит.
        У Мстислава перехватило горло.
        В аптечке было успокоительное… Уже нет. Мстислав его сам выпил, когда метался в поисках пропавшего Домино, а новое не положил. Не успел. Забыл. Черт!
        Что делать? Не парализатором же глушить. Где проклятый миллауш? Как нужен - так ноги унес. Тут с Дэссом беда, а зверь может боль пригасить, сны навеять… хоть чем-нибудь бы помог.
        - Зверь, - позвал Мстислав вполголоса. - Умный Зверь!
        Миллауш не появился. Кричать телохранитель не стал. Если телепат на мысль не откликнулся, если его чужое горе не тронуло, так и голосом не дозовешься.
        Ухватив Дэсса подмышки, Мстислав поволок его к воде. Раньше не размышляя вскинул бы на плечо и попер; на край света унес бы, если б понадобилось. Он прислушался к себе. Еще вчера страх за клиента заставлял горы сворачивать, а сегодня хочется себя поберечь. Рабство закончилось: не иначе как миллауш освободил. Вот уж не вовремя. Был телохранитель экстра-класса - и что осталось?
        Мстислав усадил княжича на берегу, плеснул ему в лицо холодной воды, растер виски, лоб, запястья. Дэсс позволял делать с собой что угодно и, кажется, ничего не ощущал. Безвольный, точно куль с тряпьем. Сознание СерИва угасает? Мстислав похолодел. Он же и впрямь умирает, этот симпатяга-СерИв. Искренний, справедливый, доверчивый. Взявшийся помогать людям против своих сородичей. Убивший собственного брата в попытке защитить телохранителя. Мстислав сам его братом назвал… Да без него тут мир рухнет! СерИвы опомнятся и опять на людей двинут.
        Что делать? «Адмирал Крашич» стоит в порту под арестом, капитан корабля в полицейском участке. Вызвать спасателей? Прибудут переселенные СерИвы, прикончат и Дэсса, и Мстислава. Светлану тоже не пощадят, как свидетеля. Он обдумал оставшуюся возможность. Что ж; раз другого выхода нет…
        - Умный Зверь! Я вызволю из института твою мать и сестер, если ты спасешь Дэсса.
        Миллауш не отозвался. Над рекой звенели стайки мошек, и бормотала текучая вода. А больше - ни звука вокруг, ни движения.
        Телохранитель попробовал еще раз:
        - Умный Зверь, твоя мать вдохновила СерИвов на переселение в людей. Это скоро откроется, и ее убьют, как бешеную собаку. Помоги Дэссу. Я в долгу не останусь.
        Тишина и покой.
        Телохранитель сел на корточки перед Дэссом, приподнял его падающую на грудь голову, заглянул в лицо.
        - Дэсс, дружище. Как ты?
        Без толку спрашивать. Взгляд княжича помутнел, вокруг губ проступил синюшный «треугольник смерти». Совсем плохо дело.
        Кого звать на помощь? Чем заплатить? Некого звать. И платить нечем.
        Хотя… Мстислава осенило. Тэнканиока-ла - не единственный город в округе. Есть еще небольшой Рассвет-Диа-ла, где размещены всяческие научные центры. Смешанное название, лишь наполовину СерИвское, не помешало городку выстоять против местных ливней и ураганов, и живут там в основном ученые и исследователи. Быть может, СерИвы не успели в них переселиться? Порядки в академгородке строже, чем в большом городе скучающих бездельников; СерИвкам с их любовной магией его трудней наводнить. Придется рискнуть и лететь туда.
        Откуда-то донесся протяжный крик. Телохранитель замер, весь обратившись в слух. Несомненно: миллауша настиг очередной удар «хлыста». Выходит, не так уж далеко он удрал.
        Глаз вдруг поймал какое-то движение на земле. Мстислав выхватил парализатор, обшарил взглядом прибрежные камни, редкую траву между ними, золотистую гладь воды. Ничего. Но ведь не показалось. Крупный был объект, не жук какой-нибудь. Телохранитель напряженно всматривался.
        Конечно, острота зрения не та, что раньше, но вот тот обломок скалы выглядит подозрительным. С виду - камень и камень. Скучнейший серый каменюка, каких здесь сотни. И все-таки… Ага! Сбоку приоткрылись щелки испуганных глаз. Мать-миллаушка? Или сестрица Очень Умного Зверя? Зачем она здесь?
        Мстислав убрал оружие.
        - Ты можешь помочь?
        «Камень» широко раскрыл темно-желтые, как потускневшее золото, глазищи.
        - Помоги Дэссу, - попросил Мстислав. - После сочтемся.
        «Камень» пару раз моргнул и заскользил к телохранителю. Поверху неподвижный, а снизу колышется, ползет через настоящие камни, как громадная стремительная улитка. Мстислав шагнул навстречу; не сдержав любопытства, потрогал миллаушку. Она была горячая и невероятно мягкая, особенно по контрасту со своей каменной внешностью.
        - Как тебя называть? - Ответа он не получил и решил сам: - Будешь Умная Звера. На Очень Умную еще не заработала.
        Темно-желтые плошки глаз уставились ему в лицо. Спать охота - сил нет… Мстислав опомнился, хотел отпрыгнуть, но лишь трепыхнулся. Обмяк. И когда осел на землю, он уже спал и видел сон.
        - …Не уверен в правильности вашей затеи. Господин Крашич, почему вы считаете, что он сходу не порвет нам глотку?
        Говорил какой-то важный человек, расположившийся на пассажирском сидении глайдера. Мстислав был пилотом и отчего-то сильно нервничал. Снижая высоту, ответил на вопрос:
        - Во-первых, он вообще не любитель рвать глотки. Во-вторых, с ним беременная жена, он остережется ее пугать.
        - Ваши бы слова - да богу в уши, - проворчал важный господин и машинально погладил кобуру на поясе. Добавил, подумав: - Так и нам не след пугать беременных. А то выскочим, как черти из коробки.
        - Из табакерки, - поправил Мстислав, стараясь подавить дрожь в руках. Не то чтобы руки сильно тряслись, но если не следить за собой, пассажир заметит неладное…
        Вздрогнув, он очнулся от краткого сна. Вскинулся. Как Дэсс? Где миллаушка?
        Умная Звера добралась до княжича и сидела, прильнув сбоку, все так же похожая на камень. Дэсс явно ожил - спина выпрямлена, плечи развернуты. Очень хорошо.
        Дальше: что ему снилось? У кого беременная жена, которую не стоит пугать? Мстислав предположил бы, что речь шла о нем самом и Светлане, но Светлана никоим образом не беременна. Не ясно. Пункт второй: во сне Мстислав знал своего пассажира. Он и сейчас, наяву, был уверен, что когда-то встречал его, но сколько ни рылся в памяти, вспомнить не смог. Третье: пилот Крашич был взвинчен и с трудом это скрывал. Крашич, да… Мстиславу сделалось не по себе.
        Еще бы миллауши подсказали, где находится этот приснившийся глайдер с психованным пилотом и важным пассажиром.
        И последнее. Те двое - люди или переселившиеся СерИвы? Он спросил у миллаушки, но Умная Звера не ответила, занятая Дэссом. Княжич с ней разговаривал на своем языке, а миллаушка терлась о его плечо и приобретала очертания грубо высеченной из камня кошки.
        Телохранитель разбудил жену, убрал постели и подготовил глайдер к взлету, поглядывая на часы. Хорошо бы найти Очень Умного Зверя до нового удара «хлыста». Теперь у них есть миллаушка, которая, возможно, сладит с проклятым устройством. Нужно выяснить, кто она - мать зверя или сестра - и что ее сюда привело… в смысле, кто ее подослал.
        Собрались: отдохнувшая, веселая Светлана, успокоенный Дэсс и все еще похожая на камень Умная Звера. Миллаушка была горячая, мягкая и дружелюбная. Светлана пришла от нее в восторг и, едва Мстислав устроил их обеих на заднем сидении, принялась тискать Умную Зверу, как самую обычную кошку. При всем дружелюбии, миллаушка не стала отвечать на вопросы, которые попытался мысленно задать ей телохранитель.
        Мстислав поднял глайдер в воздух и направил вверх по течению реки, куда убежал Очень Умный Зверь. Слева тянулся луг, справа высилась скальная стена, под брюхом машины поблескивала водная гладь. Мстислав не торопился, присматриваясь к Дэссу. Казалось, тот напрочь позабыл, как недавно умирал от горя, и сосредоточенно выискивал взглядом миллауша. Хорошо-то оно хорошо, что не умер. Да только задумаешься, правильно ли в один миг напрочь памяти лишиться. Опасаясь навредить, телохранитель не стал спрашивать, помнит ли княжич свою невесту.
        Очень Умного Зверя увидели издалека. Он гордо сидел на уступе скалы, шкура желтела на ее сером фоне. Высоко устроился. До удара «хлыста» еще есть время, но лучше бы поберегся. Свалится с уступа - костей не соберешь…
        - Слав, - подал голос Дэсс, - Зверь говорит: там ловушка.
        - Почему миллауши беседуют только с тобой? - Мстислав сбросил скорость, набрал дополнительную высоту и включил сканирование пространства.
        - С СерИвами легче общаться, чем с людьми. А когда все-таки с людьми, то с женщинами проще, чем с мужчинами.
        - Вот оно что. Света, спроси у Зверы: те, кто отправлял ее сюда, были СерИвами?
        Светлана склонилась к лежащей на сиденье миллаушке, коснулась щекой ее каменной с виду спины.
        Мстислав вглядывался в поблескивающую под солнцем воду, в ближний каменистый берег, в тянущуюся вдоль реки скальную стену, в ее неровную, с трещинами и провалами, поверхность - то голую, то поросшую лишайником или редкой травой. Никакой опасности не видать. И приборы ничего не фиксируют… Ага, вот оно: возле Очень Умного Зверя обнаруживаются сильные помехи. Там-то засада и устроена. Чаще всего так маскируют военные катера, но могут прятать и исследовательский борт.
        - Света, Звера, что у вас?
        - Ее посылали люди, - откликнулась Светлана, поглаживая миллаушку.
        Первая хорошая новость.
        - Зачем посылали?
        - Найти старшего… Не совсем понимаю… второго такого же. И нас вместе с ним.
        - Она - сестра или мать?
        - Сестра. И она боится за тех, кто остался в плену.
        Еще бы ей не бояться, подумал Мстислав и велел:
        - Дэсс, спроси Зверя, кто нас поджидает и сколько их.
        - Кто они, я не понял, - отозвался княжич с заминкой, - но там двое.
        Либо военный спецназ, либо мирные исследователи. И Мстислав бы поставил на вторых.
        - Еще спроси: они его там удерживают, или Зверь свободен?
        Дэсс молчал несколько долгих секунд, в течение которых глайдер подходил все ближе к Очень Умному Зверю и к предполагаемой засаде.
        - Они подкрались, когда он уже сидел, и пристроились рядом. Воображают, будто он их не видит.
        Мстислав просчитал ближайшие действия.
        - Дэсс, не забудь, что ты - Домино. Постарайся вести себя безобразно.
        Княжич развалился на сиденье и с нахальной усмешкой осведомился:
        - К твоей жене можно приставать?
        - Не советую.
        Исхудавшая, седая Светлана не привлекла бы внимания взбалмошного красавца, даже вздумай он нарочно досадить своему телохранителю, но ведь не скажешь это при ней.
        - Ах, господин Домино, как можно?! - с кукольной жеманностью вскричала Светлана. - Я замужем… хи-хи-хи… пока.
        - Отставить балаган! - в один голос рявкнули Мстислав и Дэсс.
        Поглядели друг на дружку, усмехнулись. Телохранитель решил, что прорывающиеся у Дэсса ноты покойного деда ему нравятся.
        Мстислав подвел глайдер к уступу скалы, где желтым изваянием застыл Очень Умный Зверь. Гордая поза впечатляла, однако в круглых глазах читался испуг. Помехи, за которыми скрывался чужой борт, были чуть в стороне; чужак висел на высоте семнадцати метров.
        - Внимание, Зверь и Звера: я открою правую заднюю дверь, Звера выйдет наружу. Света, подтолкнешь, как будто она - камень. Далее: через десять секунд… спустя четыре вздоха Звери выводят из строя их электронику… то есть, убивают чужой борт. Задача ясна?
        - Люди разобьются, - испуганно вымолвила Светлана. - Это убийство, Слав!
        - Зверь и Звера! Я спросил: задача понятна?
        - Им ясно, - ответил за миллаушей Дэсс.
        Больше никто не возразил.
        Глава 4
        Только бы чужаки не спохватились, не отодвинулись от скалы. Бог весть, на какое расстояние способны бить миллауши; лишний десяток метров может оказаться решающим.
        Дверь открылась, Светлана с невольным стоном толкнула Умную Зверу, и миллаушка выкатилась на уступ. С виду - совершеннейший камень.
        Мстислав повел машину прочь, кормой вперед, вдоль скалы, считая секунды. Три, четыре, пять. Не вспугнуть бы противника. Шесть, семь… Черт! Они что-то сообразили, рванулись вверх. Миллауши - к бою! Мстислав заложил вираж, направляя машину прочь от скалы, уходя от удара Зверей.
        Ну?!
        Сработало. Помехи исчезли, бортовые приборы обнаружили чужой глайдер. Собственными глазами Мстислав успел увидеть, как небольшая машина с зеркальными стеклами словно возникла из небытия, провалилась на несколько метров - и плавно опустилась наземь.
        Придушенно ахнула Светлана.
        - Я уже говорил: глайдеры не падают, они садятся, - пробормотал телохранитель, наплывая на чужаков сверху, придавливая их психологически.
        Миллауши ринулись с уступа. Очень Умный Зверь скользил по скале вниз головой, растопырив лапы, похожий на ящерицу; миллаушка стекала мягким сгустком. Звери мигом спустились и кинулись к «убитому» глайдеру.
        - Людей не трогать! - рыкнул Мстислав.
        Они подчинились. Во всяком случае, сели поодаль. Огромная желтая кошка и ее грубое подобие, словно высеченное из камня.
        Ожил коммуникатор:
        - Господин Крашич, шутки у вас, прошу прощения, идиотские. И если не возражаете, я бы попросил вас убрать свое корыто с моей головы.
        Светлана истерически захохотала, Дэсса тоже разобрал нервный смех. Мстислав прикусил губу, чтобы не поддаться общему неуместному веселью. Он опустил глайдер метрах в десяти от чужой машины и положил на колени лучемет.
        - Выходите. По одному.
        Аварийная связь чужаков не «убита». Что еще у них сохранилось, хотелось бы знать?
        С пассажирского места выбрался представительный мужчина в штатском, но с отличной выправкой, поджарый, с обильной сединой в волосах. Под курткой угадывалась небольшая кобура. В такой помещается парализатор-«малютка» либо карманный лучемет. Тот и другой надежны до безобразия; удалось ли миллаушам «убить» оружие? Холеное лицо казалось смутно знакомым: когда-то Мстислав встречал этого человека. В любом случае, он был пассажиром глайдера из недавнего сна.
        - Зверь говорит: второй человек обезоружен, но опасен, - сообщил Дэсс.
        Нервный пилот не торопился из машины наружу.
        Пассажир с отличной выправкой прошагал мимо Очень Умного Зверя, небрежно потрепал его сестрицу по каменной с виду, но мягкой голове и остановился в нескольких шагах от машины Мстислава.
        - Господин Крашич, я рад возможности опять с вами встретиться. - Тон был изысканно вежлив, однако темно-серые глаза смотрели насмешливо. - Надеюсь, вы объясните непредсказуемый зигзаг вашей мысли и непостижимое поведение.
        - Слав, он издевается? - спросила Светлана. - Можно, я сама отвечу?
        - Нельзя. Сидите оба здесь. - Телохранитель повесил лучемет на плечо и вылез из глайдера. - Добро пожаловать в наш сумасшедший дом. Мы с вами знакомы, но, извините, я не могу вспомнить имя.
        Насмешливые глаза посерьезнели и сделались цепкими, как лапы хищной птицы. Мстислава как будто вывернули наизнанку, взвесили, измерили и назначили цену. Не слишком высокую.
        Затем вежливый пассажир чуть слышно произнес несколько слов по-СерИвски. Мстислав ничего не разобрал и терпеливо ждал, что ему скажут дальше. Важный господин стоял, впившись в телохранителя взглядом. Понятно: проверяет реакцию на сказанное. Если бы в Мстиславе жил подселенный СерИв, он бы как-то себя проявил.
        Не обнаружив подселенца, господин представился:
        - Анатолий Кирсан.
        Приехали. Анатолий Кирсан - тот самый офицер, который когда-то спас девушку от привязавшегося Северина и которому обкурившийся братец двинул в челюсть. И вдобавок обозвал крысой, потому что фамилия у офицера, преподавателя кафедры ксенологии, такая - созвучная. Мстислав потом за эту «крысу» и за мордобой извинялся вместо брата, взяв его вину на себя. Проще было застрелиться.
        Странно было видеть Кирсана здесь, за тридевять земель от родной академии.
        - Итак, господин Крашич? - тот снова принял добродушно-насмешливый вид. - Я жду ваших объяснений.
        Знать бы, в каком он сейчас звании. И на какой должности. И что, черт его дери, Мстислав должен объяснять.
        И еще понять бы, чем занят нервный пилот «убитого» глайдера. Парень не спешит явиться миру, а за зеркальными стеклами ничего не разглядишь. Миллауш назвал его опасным; почему?
        Ксенолог одновременно наблюдал за телохранителем и рассматривал Дэсса со Светланой, оставшихся в салоне. Княжич сидел со скучающим видом бездельника-Домино, Светлана спешно подводила глаза. Поскольку Мстислав молчал, Кирсан заговорил сам:
        - Надо отдать вам должное: вы великолепно разыграли карту Ханимуна, устроив представление на борту «Адмирала Крашича». Отличный ход; СерИвы крепко задумались. Но позвольте: если этой их затее уже не один месяц, где вы были раньше? Я лично перечитал ваши доклады и не нашел ни намека, что готовятся какие-то сюрпризы. Более того, в решительный момент вы сбежали, бросив все, рискуя собственной жизнью и миссией. Вы даже не подсказали своей тетке, чтобы она со мной связалась, госпожа Тереза сама додумалась. Почему? Господин Крашич, я вас спрашиваю! - в голосе прорвалось раздражение. - Тут люди гибнут, а вы… - Кирсан махнул рукой, словно одним росчерком подписал приговор трибунала.
        Телохранитель пытался прогнать холод в груди. О какой миссии толкует Кирсан? Может, Мстислав что-то забыл? Миллауши подчистили память? Он потер лоб, где прежде был напичканный электроникой обруч, «убитый» Очень Умным Зверем.
        - Господин Кирсан… честное слово, я вас не понимаю.
        Тот помолчал, цепким взглядом как будто снимая с телохранителя кожу, затем обернулся к миллаушам. Очень Умный Зверь не мигая глядел на «убитый» глайдер, Умная Звера менялась, превращаясь в пушистую кошку, и вид у нее был отрешенный.
        - Они с вами ничего не сделали? - осведомился Кирсан, нахмурившись.
        - Они мне жизнь спасли.
        - А еще спасли от понимания, что вы - мой лучший полевой агент?
        - Я? Агент?
        - Значит, спасли, - Кирсан совсем помрачнел. - Мстислав, сведения о СерИвах, которые вы предоставили, очень ценны. Ни одному агенту, миссионеру, врачу, торговцу не удавалось ничего подобного. Однако вы проворонили подготовку СерИвов к переселению в людей и…
        - Погодите. Анатолий, - он позволил себе назвать Кирсана по имени, хотя тот был лет на двадцать старше и, несомненно, занимал высокую должность, - я никогда не занимался СерИвами. Я работал охранником, а потом - телохранителем Нормана Донахью…
        - Ваша легенда мне отлично известна, - вставил Кирсан.
        - …и другой работы у меня не было, - докончил Мстислав.
        У Кирсана сердито блеснули глаза.
        - Иными словами, вы отрицаете, что исправно получали свое жалованье? И обращались за посредничеством к Фреду Орсону? И неоднократно оплачивали его услуги через наш Центр?
        Центр? Ах да: Центр ксенологических исследований, находящийся в академгородке Рассвет-Диа-ла. Насчет Орсона, охотника на СерИвов, он сообразил сразу.
        - К Орсону я обратился только раз и платил ему сам. И я… господин Кир… Анатолий… - Мстислав сбился, огорошенный неприятной догадкой. Деньги! Жалованье полевой агент получает немалое, да при этом имеет возможность оплачивать услуги третьих лиц, отцеживая изрядный грошик себе в карман. Неужели опять деньги? - Анатолий, я полагаю, вы работаете с Северином Крашичем?
        - Разумеется. А вы… - Кирсан умолк, потому что из глайдера появился Дэсс.
        Княжич - великолепно развинченный, наглый и нетрезвый Домино - вывалился из салона и вразвалку направился к чужой машине.
        - Б-было велено выходить п-по одному, - он пьяно заикался. - Слав! Они не вып-полнили расп-поряжение.
        Кирсан стоял у него на пути, но Дэсс и не подумал обойти стороной, пер напролом. Ксенологу пришлось отступить.
        Было сказано: пилот опасен. Мстислав приготовился к неожиданностям.
        - А вот п-поглядим, сколько их там, вражин, затаилось, - провозгласил княжич, подходя к глайдеру с зеркальными стеклами. Сдвинул дверцу, запустил руку в салон, сцапал пилота и выволок на свет божий. - Оп-па! Глянь, какой улов!
        Кирсан покривился, приняв комедию за чистую монету. Миллауши разом привстали. Мстислав повел плечом, на котором висел лучемет, и звери сели на место.
        Пилот был в форме Центра ксенологических исследований, на поясе висел разрядник Шенгле новейшего образца. Штука грозная, но «убитая» Очень Умным Зверем. Чем же, по мнению миллаушей, пилот опасен?
        - Ты п-погляди, кого я п-пойма-ал! - актерствовал княжич.
        Парень, которого Дэсс держал за воротник, не сопротивлялся и не пытался вырваться. Белокурый, кареглазый; копия Мстислава - не отличить. Даже длинная челка такая же, хотя ему не нужно прикрывать лоб с обручем от института Донахью. И замученный не меньше телохранителя, явно не спавший пару суток. Угол рта чуть заметно подрагивал, выдавая волнение.
        Пленник княжича улыбнулся:
        - Здравствуй, Слав. Я тоже рад тебя видеть.
        - Отпусти, - сказал телохранитель Дэссу. - Вот так. А ты подойди ближе. - Он не стал приближаться сам, опасаясь оставлять за спиной Кирсана и миллаушей. Мало ли, кому из них что на ум взбредет. - Допрыгался, полевой агент?
        - Я аналитик, - поправил Северин. - В первую очередь. А во вторую - да, агент. - Он снова подкупающе улыбнулся: - Господин Кирсан, извините. Я без вашего ведома выполнял двойную работу и получал за нее два оклада. За себя и за брата. Слав ничего не знал. Каюсь.
        Ксенолог ошарашенно помотал головой, затем прикусил губу, скрывая усмешку.
        - Черт знает что. За эти номера, господин Крашич, ответите по всей строгости. Позже. Если доживем. - Ясно было, что Кирсан готов простить сотруднику любую выходку, лишь бы работа не стояла. Он обратился к телохранителю: - Мстислав, госпожа Тереза вкратце изложила мне свое видение событий, но я хотел бы услышать вашу подробную версию. - Кирсан оглянулся, желая пригласить его в «убитый» миллаушами глайдер. - Ох…
        В зеркальных стеклах проступали изображения СерИва: княжич Дэсс Мат-Вэй во всем великолепии своей серебристой шкуры с зелеными и алыми переливами. У Кирсана рука невольно дернулась к кобуре, Мстислав сорвал с плеча лучемет, миллаушка мгновенным броском оказалась между княжичем и людьми, распахнула желтые глазищи. Под ее взглядом попятились все - и ксенолог, и Северин, и даже Мстислав, хотя он-то как раз готовился Дэсса защищать. Один Очень Умный Зверь остался невозмутим, да сам Дэсс глянул на разбуженные Зеркала с равнодушием. Заметил:
        - Анатолий, вы проиграли пари.
        Кирсан шепотом выругался.
        Миллаушка отвернулась и снова занялась превращением в кошку, а Северин с нервной усмешкой пояснил брату:
        - Когда по видео начался ваш концерт с борта корабля, мы заспорили. Господин Кирсан считал: это - хитрый трюк с изображениями Ханимуна и песнями Домино. А я стоял за то, что там настоящие Зеркала, и они отражают настоящего СерИва, который поет настоящие магические песни. Дальше все стало ясно, однако пари никто не отменял.
        - Ты выиграл, - сухо подтвердил Мстислав.
        - Но откуда СерИву знать о нашем споре?
        - От миллаушей. Они заставляют его вспоминать жизнь Домино и заодно всаживают в башку что ни попадя: чужие мысли, воспоминания…
        Телохранитель поймал себя на том, что начинает раздражаться. Разговаривать с братом было тяжело. Казалось бы, прошлое давно выгорело и отболело, а вот поди ж ты. Горькая память вернулась.
        - Мстислав, - позвал Кирсан, открывая дверцу глайдера. Изображения Дэсса на стеклах поблекли и готовились исчезнуть. - Я могу рассчитывать на минуту вашего внимания?
        Северин протянул руку, желая забрать лучемет, но Мстислав не отдал и забрался в машину прямо так, пристроил оружие на коленях. Ксенолог поморщился, однако не возразил и сразу приступил к делу:
        - Рассказывайте. О переселении СерИвов, о клиенте, о представлении на борту «Адмирала Крашича» - словом, все.
        - Господин Кирсан…
        - Анатолий.
        - Хорошо. Анатолий, кто вы?
        - Я не представился? Директор Центра ксенологических исследований. А ваш брат - мой лучший, - подчеркнул он, - аналитик. И, как мы теперь знаем, он же - мой лучший полевой агент. - Кирсан усмехнулся: - Циркач. Един в двух лицах! Это он пригласил меня здесь работать, переманил из академии… Итак, я вас слушаю.
        Мстислав изложил всю историю, не забывая наблюдать за тем, что происходит снаружи. Светлана увлеклась наведением красоты и не выходила из глайдера; Очень Умный Зверь с сестрицей, Дэсс и Северин собрались в кружок и мирно общались. Неприятно было видеть княжича и Северина рядом, но не разгонять же их, в самом деле.
        Ксенолог задал десяток уточняющих вопросов и с минуту сидел, о чем-то размышляя.
        - Значит, с нами Дэсс Мат-Вэй, - проговорил он наконец.
        - Наш лучший союзник, - напомнил Мстислав. - Поверьте: он не причастен к переселению своих сородичей.
        - Очень плохо. Все переселившиеся - и переселенные - СерИвы будут уничтожены. В смысле, погашено их сознание. Сюда уже везут триста миллаушей, которые вычистят всех без разбора.
        - Анатолий, это невозможно. Дэсс помогал мне, как мог. И он готов помогать дальше.
        - Мстислав, вы слышали? Уничтожат всех.
        - Ан…
        - В случае агрессии аборигенов решение о зачистке принимается вне планеты, - отчеканил Кирсан. - На самом высоком уровне. А мы выполняем приказ.
        - Я - гражданское лицо. И не обязан подчиняться бесчеловечным приказам.
        - Вам припишут сопротивление властям, подрыв мирного существования и прочий вздор. И уничтожат вместе с вашим СерИвом.
        - Я не позволю убить Дэсса.
        - Мстислав, послушайте. Его не удастся вывезти с Беатриче, ни один корабль отсюда не стартует без проверки, которую проведут миллауши. Они - превосходные полицейские, и никакой СерИв от них не укроется. Здесь его тоже не спрятать. Физически он человек, и он не выживет в горах один, без человеческой еды.
        - Я позабочусь… - начал телохранитель.
        - И как только вы лишь подумаете о переселенном в человека СерИве, о нем узнают миллауши. Неподкупные и непреклонные служаки, абсолютно лояльные властям, которые их наняли. Ваш СерИв обречен.
        Мстислав помолчал, обдумывая слова ксенолога.
        - Анатолий, дайте совет.
        - Вы телохранитель. Ваша задача - хранить тело своего клиента, Нормана Донахью.
        - А если я - полевой агент?
        - Вы шутите?
        - И не думаю. По документам, я сотрудник вашего Центра и несу ответственность за аборигена, с которым работаю.
        - Мстислав, вы шутите? - повторил ксенолог с нажимом. - Мне довольно цирка от вашего брата!
        - Это не цирк, а вопрос жизни и смерти ни в чем не повинного человека.
        - СерИва.
        - Все равно. Анатолий, дайте совет полевому агенту.
        - Для агента у меня есть конкретное задание, - отрезал раздраженный Кирсан. - И не знаю, как Северин разорвется, делая два дела сразу. А сейчас я хотел бы побеседовать с вашей женой. - Он решительно вылез из глайдера.
        Светлана как раз закончила прихорашиваться, и ксенолог перехватил ее по пути к теплой компании миллаушей, Северина и Дэсса.
        - Госпожа Крашич, позвольте, - он подхватил ее под руку и повел к реке. На ходу оглянулся через плечо: - Господа пилоты, проверьте, можно ли восстановить глайдер.
        Мстислав выбрался из машины. Он не был пилотом Кирсана и не собирался выполнять распоряжение. Однако подошедший Северин махнул рукой: «Лезь обратно, поработаем», - и телохранитель послушался. Сел на место пассажира - или, если угодно, второго пилота.
        Глайдер был неплохой; лучший из недорогих - «фелиция» последней модели.
        - Это моя ласточка, - сообщил Северин, запуская проверку систем. - Ну, поглядим.
        Проверка началась; оба уставились на табло. Система энергоснабжения, балансировки, навигации, климат-контроль… Миллауши постарались на совесть: глайдер был полностью выведен из строя и требовал замены всех электронных блоков.
        - Вызовем помощь из Рассвета, - заключил Северин и без перехода заговорил о другом: - Слав, я примчался на Беатриче вслед за тобой. Ты бросил академию, а я доучился за нас обоих. И работал здесь за двоих. Потому что ты дурью маялся в охранном агентстве, а я делал нужное дело. Которому мы с тобой учились, которое ты тоже мог бы делать, если б тогда не послал все к черту. И я ждал дня, когда тебе понадобится моя помощь. А ты… Что за дикость? Я вчера был в институте Донахью; я читал твой контракт. Психологическое рабство! Ты спятил? Если тебе нужны деньги, почему не попросил? У тебя семьи нет? Ни отца с матерью, ни брата, ни тетки? Слав, я получаю две хорошие зарплаты. И твою - за полевого агента - держу на отдельном счету. На твоем…
        - Погоди. Это ты спятил, а не я. Две работы, две зарплаты. Зачем?
        - Я уже объяснил. Я выполняю за тебя твою работу.
        - Рехнулся, - убежденно сказал Мстислав.
        Северин опустил голову, сцепил пальцы в замок. Видно было, как у него подрагивает угол рта.
        - Я рассчитывал, что ты опомнишься, - проговорил он тихо. - Черт… Ну, объясни: чего ты мне тогда не простил?
        Мстислав невольно потер лоб. Обруча от Донахью уже нет, а мысли разбегаются, не собрать.
        - Чего не простил… Не в тебе одном было дело. - Говорить не хотелось, но он через силу признался: - Меня лучшие друзья убили, и любимая девушка. Никто не спросил, какого рожна я взялся тебя защищать, не посоветовал плюнуть и не мараться. И показания давали - будто нарочно меня топили, не пытаясь хоть как-то оправдать. А Лора - та вообще…
        Это было особенно горько. Лучшая в мире девчонка в тот вечер стонала от наслаждения в объятиях Мстислава, а после врала, что у нее был Северин.
        - Я им предательства не простил, - закончил он.
        Северин повернулся на сидении, задумчиво посмотрел в лицо.
        - Слав, ты меня удивляешь. Это же были мои лучшие друзья. И моя девушка; я тогда понятия не имел, что она заодно и тебе голову морочит. И они совершенно правильно меня выгораживали. То есть, неправильно, но объяснимо. Так значит, ты из-за этого?… - Он тряхнул головой, не в силах поверить. - Из-за этого себе жизнь поломал? Нет. Все равно не понимаю. Ты сгоряча бросил академию из-за двух олухов и ветреной дуры. А потом? Ты семь лет меня знать не желал. Не разговаривал, не встречался, к родителям не приезжал, когда у них был я. Уж я изворачивался, исхитрялся, лишь бы с тобой повидаться, объясниться! А ты - ни в какую. Слав, я еще раз спрашиваю: чего ты мне не простил?
        - Деда, - глуховато вымолвил Мстислав. - Он из-за тебя на тот свет ушел раньше времени.
        - Ну да, - согласился Северин. - Я был идиотом и заварил идиотскую кашу. Но если б ты остался в академии, дед бы спокойно все это пережил. Ты не считаешь, что его подкосил твой собственный финт?
        Мстислав разозлился. Стоило труда этого не показать.
        - По-твоему, кража картины никак не сказалась?
        - Какой картины? Ах, с котятами… А что она? Мы и узнали-то спустя долгое время, когда она всплыла на черном рынке. Дедов старинный приятель, коллекционер, сообщил. А сам дед вообще ничего не знал, копия висела себе и висела.
        - Он при мне обнаружил пропажу.
        - Час от часу не легче. - Северин искренне удивился. - Так почему он в полицию не заявил? Вора бы нашли по горячим следам, а не через два года спохватились.
        - Вот именно. Кто был вор?
        - Адъютант контр-адмирала Баженова. Вообразил себя ловким дельцом - и попался на… - Северин осекся, примолк. Затем осторожно проговорил: - Слав? Вы что же - вы с дедом думали на меня?
        Внутри что-то оборвалось. Умнейший дед ошибся? И он, Мстислав, вслед за ним - тоже? Дед умер от стыда и горя, а Мстислав отрекся от брата - и все по ошибке?!
        - Ты что - совсем убогий? - выдохнул Северин. - Я понимаю: дед. Адмирал. Большой начальник. Ему черт-те что могло примерещиться. Но ты… Как тебе в голову такое пришло? Надо же: я - вор… Почему ты хотя бы меня не спросил?! - вдруг заорал он, взорвавшись. - Оправдаться не дал! И дед тоже: ни полслова! Это ж он меня до самой смерти подонком считал?!
        Северин так же внезапно утих, посидел, сцепив зубы, отдышался.
        - Ладно. Наконец-то разобрались. - Он отер ползущую по щеке слезу. - Не обращай внимания, это нервное. - Смахнул вторую. - Извини. Сейчас соберусь.
        Мстислав пошарил в бардачке, нашел небольшую фляжку. Свинтив крышку, попробовал - очень крепкий, сладковатый ром - и подал брату:
        - Глотни.
        Тот выпил рому, как простой воды.
        Вот и все. Можно забыть о прошлом. Можно не объяснять, как получилось, что Мстислав, в сущности, сам предал брата.
        Принимая обратно фляжку, он попросил:
        - Север, прости.
        Северин помолчал, глядя вдаль, на луг за рекой. Наконец ответил:
        - Хороший ром. Пей. Здесь такого не найдешь: издалека привезен.
        Прощено и забыто.
        - Слав, к делу. Когда твоя жена легла в клинику, я навел справки. Мне дали понять, что у нее тяжелое течение беременности. Ладно; они из каких-то соображений соврали, я поверил. Но сейчас я вижу у нее СерИвскую лунную лихорадку, которая людям не передается. Как ты это объясняешь?
        Мстислав снова поведал свою историю, не упустив ответы на вопросы, которые ему уже задавал Кирсан. Северин задал еще десятка два. Потом он несколько минут размышлял, хмурясь и покусывая согнутый палец.
        Кирсан со Светланой возвратились с прогулки вдоль реки, и теперь ксенолог беседовал с Дэссом. Княжич улыбался и что-то охотно рассказывал, а Светлана устроилась между миллаушами и с наслаждением гладила обоих одновременно, ворковала, как над любимыми кошками. Звери блаженно щурились.
        - Послушай меня, - заговорил Северин, как будто приняв некое решение. - Твой СерИв был приговорен в ту минуту, когда палачами к нам назначили миллаушей. Погасить сознание захватчиков - способ простой и эффективный. Поскольку именно люди явились жертвами агрессии, их интересы приоритетны. Каким бы мерзавцем ни был Домино, его жизнь ценится выше, чем жизнь любого СерИва.
        - Я понял. Что делать?
        - Кирсан может подать протест от имени нашего Центра в Объединенный Совет Безопасности планет, - ответил брат с сарказмом. - Бюрократическая бодяга будет тянуться еще долго после смерти твоего княжича.
        - Другие варианты?
        - Забрать его в Центр, поставить по периметру лучеметы и держать оборону, пока хватит сил. У нас есть группа спецназначения, в ней семь ребят. И мы с тобой. Посчитай, сколько жизней будет заплачено за одного СерИва.
        - Север, не валяй дурака. Есть реальные возможности?
        - Нет, - припечатал брат. И с отвращением добавил: - Грядут миллауши. Тотальный контроль сознания. Повальная проверка и стопроцентная чистка. Слав, ей-богу, пора думать, как самим ноги унести.
        - Давай унесем. «Адмирал Крашич» - замечательный корабль, который нас превосходным образом куда-нибудь доставит. Надо лишь угнать его из-под ареста.
        - Отлично придумано, - Северин энергично кивнул. - До миллаушской проверки старт любого корабля запрещен. «Адмирал» сожгут вместе с экипажем, котом и контрабандным ромом, который возит тетушкин второй помощник.
        Мстислав сжал пальцами виски. Чтобы отвлечься, сказал:
        - Значит, ты у Йенса ром покупаешь. Почему Тереза ни словом не обмолвилась, что ты живешь здесь, на Беатриче?
        - Тетка не знает. И мать с отцом не в курсе, для пущей секретности. Чтоб тебе никто не сболтнул.
        - Совсем рехнулся, - подтвердил Мстислав свой приговор.
        - С тобой рехнешься, - согласился брат.
        Помолчали. Мстислав снова достал из бардачка фляжку, поболтал, слушая, сколько осталось в ней драгоценного рома, глотнул. Хотелось напиться вдрызг.
        Снаружи Дэсс развлекал общество. Слушая его, Кирсан усмехался, Светлана хохотала, обнимая миллаушку. Умные Звери пристально глядели на глайдер, в салоне которого сидели Мстислав и Северин. Четыре круглых желтых глаза явно видели сквозь зеркальные стекла и корпус машины.
        - Миллауши объявили тебя опасным, - сообщил телохранитель.
        - Правильно объявили. Я готов убивать.
        - Кого? - удивился Мстислав.
        - Уродов из Совета Безопасности. Они приняли решение об отправке сюда миллаушей, не выслушав ни одного стоящего эксперта. Наплевали на мнение нашего Центра. На мнение Кирсана! Хотя он смыслит в чужих цивилизациях больше всех этих советников, вместе взятых. Убил бы, - с ожесточением закончил Северин.
        - А Кирсан что хотел предложить? - спросил телохранитель, наблюдая за миллаушами, которые не сводили с них глаз.
        Внимание Умных Зверей тревожило. Корпус глайдера обезвреживает магические песни СерИвов, но позволяет миллаушам слышать мысли людей. Похоже, Зверям не нравился разговор Мстислава с братом.
        Северин же как будто их не замечал.
        - С миллаушами надо уметь правильно обращаться, - сказал он. Затем вдруг подался к Мстиславу, обхватил за плечи, крепко прижал к себе: - Дай-ка, брат, я тебя обниму, пока никто не видит.
        Раньше между ними особых нежностей не водилось, но сейчас Мстислав был рад этим объятиям. Северин внушительно проговорил:
        - А теперь ты будешь делать, как я скажу.
        При этих его словах огромные кошки, желтая и серая, взмыли в воздух - мелькнули два светлых брюха - и пали вниз, опрокинув и подмяв под себя Светлану, Дэсса и Кирсана.
        Глава 5
        Светлана трепыхалась под телом Умной Зверы, руки беспомощно хватали мягкую шкуру. Очень Умный Зверь одной лапой обвил горло Дэссу, другой наступил Кирсану на лицо. Страшные когти оказались у самых глаз ксенолога. Задние лапы миллауша утвердились у него на животе; вспороть когтищами живот человеку - секундное дело… Княжич бился на земле, пытался оторвать от горла свитую в кольцо лапу зверя. Ксенолог не шевелился, словно был в обмороке.
        Две свирепые морды были обращены к глайдеру, горящие желтым пламенем взгляды не обещали легкой смерти никому.
        Мстислав бешено сражался с братом. Северин держал его, не позволяя вырваться из машины, полоснуть лучом - или хотя бы отоварить зверюг по башке, оглушить, расшвырять в стороны, спасти жену и Дэсса, и этого… забыл!..
        - Не стреляй! Не стреляй, слышишь?! - твердил Северин. - Это миллауши! Не стреляй.
        Телохранитель смирился. Вдруг брат не спятил?
        Оба тяжело дышали.
        Северин последним усилием заставил Мстислава уткнуть ствол лучемета в пол.
        - Слав, не дергайся. Они ничего не сделают. Я ж говорю: миллауши.
        Умная Звера скользнула наземь, освободив Светлану. Очень Умный Зверь убрал лапу с лица ксенолога, затем, аккуратно переступив, сошел с его живота и распрямил лапу, свитую в кольцо у княжича на горле. После чего миллауши сели в сторонке и уставились, не мигая, на людей. Гордые позы, уши торчком, на ушах - воинственные кисточки.
        Светлана приподнялась, поправила одежду на груди.
        - Что это было? - Ее синие глаза искрились веселым любопытством.
        - Забавно, - откликнулся Дэсс, тоже поднимаясь и потирая горло. - Веселые у нас звери, господа.
        Не иначе как миллауши не дали им перепугаться.
        Кирсан встал на ноги бледный, обессиленный. Холеное лицо постарело, на коже виднелись следы когтей, и выступили капельки крови.
        - Пошли, - велел Северин.
        Братья ринулись из глайдера. Мстислав подхватил жену, Северин бросился к ксенологу:
        - Анатолий, как?
        Кирсан улыбнулся посеревшими губами:
        - Отличная работа. - Он осторожно пощупал лицо. - Север, у тебя была заначка.
        - Есть бадеечка. Несу.
        «Бадеечкой» оказалась та самая фляжка с ромом, где на донце оставалось несколько глотков.
        Обнимая жену и не выпуская из рук лучемет, Мстислав смотрел и слушал. Отметил и обращение по имени, и переход на «ты». Северин с Кирсаном сделали какое-то важное дело и вместе радовались.
        - Вы хотите сказать, что вот такие драконы, - телохранитель подбородком указал на миллаушей, - наводнят планету? И будут с нами шутки шутить?
        - Они милые, - вставила Светлана, прижимаясь к мужу.
        - Видите ли, - ответил ему Кирсан, выцедив из «бадеечки» остатки рома, - миллауши набираются интеллекта от тех, с кем имеют дело. Причем в первую очередь усваивают моральные нормы. А потом имеет место столкновение того, что они усвоили, с поступками людей. В миллаушских головах начинается хаос, бедняги совершенно теряются. Наша парочка повидала массу разного народа, в том числе до того, как их вывезли с родной планеты. Судя по их реакциям, первое знакомство было с людьми достойными. А дальше - похитители, сотрудники института, СерИвы, и наконец мы с вами. Есть, от чего запутаться. В таких случаях миллауши склонны устраивать проверки. Они выкидывают некий фортель и смотрят, как люди на него реагируют.
        - И сколько ни предупреждай: «Не трогайте их, если не умеете обращаться», - вступил Северин, опускаясь на колени перед миллаушкой и обеими руками поглаживая ей морду, - все равно найдутся желающие с ними поиграть либо использовать.
        - Господа ксенологи, вы умом не тронулись? - спросил Мстислав, новыми глазами глядя на двух миллаушей. - Нам привезут три сотни этих ребят, и они устроят свои проверки. Вы представляете, что здесь начнется?
        Северин передвинулся к Очень Умному Зверю и принялся поглаживать его и чесать за ушами.
        - Совет Безопасности посчитал, что все обойдется, - сообщил Кирсан, завинчивая пустую фляжку. - У миллаушей, которых нам везут, дома остались семьи.
        - Заложники, - добавил Северин беспощадно. - Сборище идиотов воображает: таким образом можно снять проблему и обеспечить безопасное проведение операции.
        - Что вы собираетесь с этим делать?
        - Работать, - ответил брат. - Сейчас мы с Анатолием спровоцировали миллаушскую проверку - и благополучно ее прошли.
        - Откуда это видно?
        Телохранителю снова ответил Кирсан:
        - Несмотря на явную опасность, ни Север, ни я не пожелали их убить. Им очень важно, как люди восприняли ситуацию.
        - Отныне, - Северин пропустил сквозь пальцы украшенные кисточками медово-желтые уши миллауша, - у нас есть два отличных союзника.
        Мстислав не сказал бы, что Умные Звери этому рады. Казалось, они еще чего-то ждут от людей.
        - А если б я их убил? Не смог бы ты меня удержать - что тогда?
        Брат встал на ноги и повернулся к нему.
        - Работа с миллаушами - дело тонкое и требующее осторожности. Не будь мы с Анатолием уверены в успехе, рисковать бы не стали. Ты не хотел убивать, согласись.
        - Слав, - промолвила Светлана, обнимая мужа за пояс, - почему ты никогда не говорил, что у тебя есть брат? Такой… - она замялась, подыскивая слово, - уверенный и опасный?
        Кирсан усмехнулся:
        - Север, у госпожи Крашич ты проверку не прошел. Так, ребята. Времени у нас в обрез…
        Взгляд ксенолога остановился на «убитом» глайдере. В зеркальных стеклах опять расплывались круги с отражениями СерИва. Блеск серебряной шерсти, алые, на сей раз без зелени, переливы, распушенные пучки черных волосков над глазами, растянутые в свирепом оскале губы. Телохранитель недавно видел похожее отражение - когда старший княжич, Касс Мат-Вэй, явился убить его, Мстислава.
        Дэсс неподвижно стоял, скрестив руки на груди, красивое лицо застыло бесстрастной маской. Он совсем не походил на свое взбешенное отражение в Зеркале.
        Отстранив жену, Мстислав шагнул к княжичу:
        - Дэсс, что не так?
        Кирсан что-то произнес по-СерИвски. Княжич пропустил его слова мимо ушей и обратился к телохранителю:
        - Слав, зачем сюда привезут новых зверей?
        Мстислав замешкался с ответом. Миллауши насторожились, вытянули шеи. Княжич сам ответил на свой вопрос:
        - Убивать переселившихся СерИвов?
        Кирсан еще что-то сказал; Дэсс опять не обратил внимания.
        - Слав, это так?
        Лгать не имело смысла.
        - Да.
        Глаза миллаушей остекленели. Мстислав мог бы поклясться, что Умные Звери ловят каждую мысль людей, каждое чувство и его отголосок. Вторая часть миллаушской проверки, будь они все неладны!
        Отражения княжича выросли, насколько позволял размер стекол, и сделались ярче. Казалось, от них исходит собственный свет.
        - Это война, Дэсс, - негромко произнес Северин. - И в этой войне мы не можем взять пленных и затем отослать по домам. К сожалению.
        Что-то мягко добавил Кирсан, и на сей раз Дэсс его услышал. Удостоил взглядом. Отражения начали тускнеть. Не Зеркала засыпали - меркла серебристая шкура, утихали алые переливы. Пучки волосков над глазами поникли, яростный оскал исчез.
        Сам княжич не шелохнулся, бесстрастная маска не дрогнула, лишь губы шевельнулись:
        - Надо убить всех? В том числе детей. И тех, кого переселили против воли. Так?
        - Да, - ответил Северин. - Это не наше решение.
        В Зеркалах сверкнуло серебро с алым пламенем: княжич снова взъярился. Опять заговорил Кирсан - на языке СерИвов, быстро и горячо. Дэсс несколько секунд его слушал. Затем холодно обрезал:
        - Нет.
        Ксенолог умолк.
        Дэсс перевел взгляд на телохранителя.
        - Слав, я больше тебе не помощник. Остановить переселение - да. А убивать своих… - Он качнул головой и сделал шаг к глайдеру Мстислава.
        - Тебя никто не заставит убивать.
        - Это же мой народ, - выговорил княжич. - Там моя мать! - крикнул он. И, едва ли не шепотом: - И отец. Я не позволю.
        Еще один шаг к исправной машине. Домино умел пилотировать глайдер; значит, и княжич теперь сладит. Мстислав двинулся следом.
        - Дэсс, послушай…
        Что сказать? Что тут скажешь, если даже Кирсан с Северином молчат?
        Он поймал взгляд брата. Тот глазами указал на Дэсса, потом - на миллауша. Ясней ясного: погасить сознание СерИва - и дело с концом.
        - Нет! - Мстислав загородил собой княжича, подняв лучемет. - Не дам.
        Миллауши тревожно привстали, прижали уши. Как они должны понимать, когда с оружием - против своих, когда целишься в брата? Плевать на миллаушей.
        - Да вы все с ума посходили? - беспомощно спросила Светлана. Затем пробежала по камням и встала рядом с Мстиславом. - Мальчики, перестаньте.
        - Слав, не связывайся, - холодно сказал Дэсс. Отражения в Зеркалах горели серебром и алым пламенем, в глазах сверкало зеленое солнце. - Побереги жену… раз уж ее сохранил. Моему народу ты ничего не должен.
        Северин и Кирсан молчали. Без слов ясно: вот он - СерИв, за которого ты хлопотал. Он не будет нашим союзником. А еще шаг - и станет врагом.
        - Уходи, - попросил Дэсс, отступая к глайдеру. - Ты не можешь предать своих.
        Очень Умный Зверь снялся с места и пошел на Мстислава. Мягко переступали большие лапы, когти поскрипывали по камням. Что он - своим умом живет или подчиняется Северину?
        - Уйди, - телохранитель повел стволом лучемета.
        Зверь наклонил голову и поглядел как-то особенно снизу вверх, словно был виноват.
        - Уйди! - рявкнул Мстислав. Некогда разбираться, что ему надо. И без того не знаешь, кому верить и кто предаст.
        Кирсан переменился в лице. Северин - тоже, и оба глядели телохранителю за спину. Уловка, чтобы отвлечь внимание?
        Светлана тихонько ахнула.
        Мстислав шагнул в сторону, повернулся, не выпуская из поля зрения брата с ксенологом и миллаушей. Ну и дела. Не только стекла - обычные, не зеркальные - но даже корпус его глайдера расцветал отражениями Дэсса. Больше того: повсюду на камнях и на скальной стене, где поверхность была относительно ровной, проступали смутные изображения СерИва. Отражения были везде, насколько хватало глаз.
        - Миаридуонта-зи-шу, - звучно проговорил Дэсс.
        «Дети Милосердного Бога» - древнее самоназвание СерИвов. Княжич снова обращался к своему народу, как недавно - с борта корабля. Видеоэкранами служили проснувшиеся Зеркала, а звук рождался в головах слушателей. Мстислав отчетливо услышал внутреннее эхо: «Миаридуонта-зи-шу».
        Сейчас слова Дэсса разнесутся по планете, СерИвы увидят и услышат своего Бога. Он их предупредит, и начнется паника. Напуганные СерИвки поскачут, как блохи, пытаясь спастись, и каждый перепрыг будет означать смерть человека. Дэсс предупредит - и грянет остановленная было война. Власть немедля возьмут военные - СерИвы, корабль с миллаушами будет сожжен на орбите, на планете начнется истребление всех и вся. Объединенный Совет Безопасности двинет сюда боевую эскадру и… Думать дальше Мстислав не стал.
        Поворот. Шаг к Дэссу. Короткий, без замаха, удар - ребром ладони под ухом. Простые средства надежней разрядников и лучеметов. Главное - шею не сломать…
        Он подхватил оседающего Дэсса, положил на камни.
        Отражения погасли. Казалось, мир потускнел, хотя по-прежнему светило солнце, а река сверкала бликами.
        Мстислав велел жене:
        - Света, иди в глайдер, - но Светлана не послушалась, кинулась проверять, жив ли княжич.
        Миллауш тоже сунулся было к Дэссу, однако телохранитель качнул в руке лучемет:
        - Не подходи!
        Очень Умный Зверь понуро сел в стороне, уши печально опустились.
        - Мстислав, я вам выпишу премиальные, - охрипшим голосом сказал Анатолий Кирсан. - Сами получите, а не Север.
        Издевается? Нет. Кирсан улыбался; у него явно гора с плеч свалилась.
        Северин вдруг подскочил к миллаушке, подхватил ее, поставил на задние лапы и с разбойничьим посвистом пустился в пляс вместе с ней. Безумное танго на шатких камнях и обломках. Не поломались бы. Остановись, идиот… Куда там! Эти двое раздухарились - удержу нет. Мстислав, как завороженный, следил за братом, за его летающими с камня на камень ногами в высоких ботинках, за серыми лапами Зверы, которые - ей-богу! - прыгали в лад с сумасшедшими коленцами Северина. Наверно, и впрямь есть повод для радости.
        Стремительно проплясав и ни разу не поскользнувшись, Северин опустил миллаушку на все четыре лапы и с шальной усмешкой направился к Мстиславу, который так и стоял над княжичем и Светланой. Дэсс еще не очнулся.
        - Не подходи, - сказал телохранитель, но лучеметом грозить не стал.
        Северин все равно подошел и сел на корточки рядом с Дэссом, пощупал пульс, затем достал из-за пазухи диагностер и приложил щуп к виску.
        - Жить будет, - сообщил он напуганной Светлане и добавил, обращаясь к Мстиславу: - Но разбудить все Зеркала планеты еще раз сил не хватит. Пока не хватит. Слав, - он поднялся на ноги и оказался с братом глаза в глаза, - ты сам понимаешь: тут все висит на волоске. И когда один человек ставит под угрозу благополучный исход… когда СерИв-перебежчик желает вернуться обратно к своим… СерИв, который умудрился стать богом этого мира… Слав, я тоже все понимаю: убрать его с дороги можно только через твой труп. Ты это доказал и нам, и миллаушам. Но я надеюсь, ты представляешь, чего мы сейчас избежали?
        - Большой войны.
        - Именно. А если такое повторится? Нельзя рисковать еще раз.
        Мстислав внезапно почувствовал, что страшно устал. Устал сам балансировать на грани жизни и смерти, устал удерживать на этой грани Светлану, Дэсса, миллауша. И еще - всю планету в придачу.
        - Чего ты от меня хочешь?
        Северин оглянулся на Умных Зверей. Миллаушка внимательно слушала, ее брат о чем-то горевал.
        - Мне нужно, чтоб ты позволил миллаушу слегка пригасить сознание твоего СерИва. Настолько, чтобы Дэсс не мог вмешиваться.
        - Слав, - подала голос Светлана, - это лучше, чем если нас убьют. - Может, она и не поняла до конца, о чем речь, но суть уловила.
        Мстислав отчетливо осознал, что если бы не миллауши, которых приходится принимать в расчет, никто бы с ним тут не вошкался, не убеждал. Прибыла бы группа спецназначения и расстреляла княжича с воздуха. И хорошо, если только его одного. Война есть война.
        Он посмотрел в лицо брату. Измучен, но готов сражаться. Несет ответственность за всех обитателей Беатриче - и людей, и СерИвов. Стремится, как хороший полководец, свести к минимуму потери.
        Телохранитель перевел взгляд на Кирсана. Тот с мрачным видом рассматривал камни, где недавно цвели отражения Дэсса. Помимо прочего, он исследователь. Именитый ученый. Потеря СерИва, который сумел разбудить Зеркала всей планеты, - утрата серьезная.
        Мстислав поглядел на княжича, словно прощаясь. Сильное тело человека, в котором живет непокорный СерИв, безвольно лежащее на камнях. Спутанные белокурые волосы, руки в ссадинах. Чужак, неожиданно ставший другом и братом.
        И все же война есть война.
        - Как будто мое позволение кого-то интересует, - проговорил Мстислав в сердцах и повесил лучемет на плечо. - Делайте, что считаете нужным. - Он повернулся к жене. - Света, я сказал: иди в глайдер.
        Она опять не послушалась и объявила:
        - Я с тобой.
        Северин обернулся к Очень Умному Зверю:
        - Пожалуйста, сделай, как я прошу.
        Ответом был знакомый пристальный взгляд желтых плошек.
        - Почему нет? - Северин сдвинул брови.
        - У меня с миллаушами договор, - напомнил телохранитель. - Я обещал вызволить из института их мать и сестру в обмен на жизнь княжича.
        - Один не сумеешь, там нужен спецназ. Мы вчера с боем прорывались… Хорошо. - Повысив голос, Северин пообещал: - Умный Зверь, я освобожу из плена твою семью, если ты мне поможешь.
        Зверь медлил. Что-то шло вразрез с его пониманием того, как должно быть.
        «Это война, - сжав зубы, мысленно сказал ему Мстислав. - У нее своя арифметика. Когда из-за одного могут погибнуть сотни, одного не щадят». А внутри ворохнулось упрямое, неподвластное разуму: «Пощади».
        Дэсс очнулся. Кое-как собрал свои косточки, неуверенно сел. Дождались. Если уж топить котят, то новорожденных; если гасить сознание СерИва, то когда он лежит без чувств.
        - Сделай, как я прошу, - повторил Северин. Он не просил - приказывал.
        Миллауш сел на хвост и что-то по-своему ответил. Негромкое, нежное «а-ахау-у» заставило Умную Зверу подскочить и вздыбить шерсть на спине. Взгляд негодующе впился в старшего брата.
        - Сделай, как я сказал, - отчеканил Северин. - Иначе придется убить. Избавь нас от этого.
        В зеркальных стеклах его «фелиции» проступили отражения СерИва. Дэсс по-прежнему сидел на земле, не в силах подняться, а его сверкающие серебром, зеленью и алыми сполохами отражения стояли с гордо поднятой головой.
        Кирсан закричал. Низкий, протяжный, повелительный крик вожака стаи - или главы прайда, или как там у миллаушей заведено. Умная Звера съежилась и припала к земле, испуганно прижав уши. Ее брат откликнулся новым «ахау» - более коротким и жестким. Звера завалилась на бок, а Кирсан рявкнул по-миллаушски и выхватил оружие из спрятанной под курткой кобуры. Не парализатор и не карманный лучемет, как полагал Мстислав, а нечто, знакомое по историческим видео. Пистолет. В нем не было электроники, и его невозможно было «убить». Ксенолог прицелился в Дэсса.
        Нет! Мстислав прыжком оказался на линии огня, не дав выстрелить. Метнулся к Кирсану, выкрутил из руки оружие, снова отпрыгнул. Кирсан - не стрелок, а ученый. Промажет как пить дать. Кость раздробит, или еще что похуже случится… Мстислав выцелил бицепс княжича. Одна пуля в мягкие ткани, навылет, - и больше никаких разбуженных Зеркал. Надолго.
        И тут до него дошло, что княжич поет. Напряженный, вибрирующий звук с краткими переливами подчинял волю, отнимал силы сопротивляться. Надо ждать его приказаний… Дэсс знает, как поступить… Мстислав хотел стряхнуть наваждение, но не смог. Пока он прыгал и бегал, СерИвская магия успела забрать над ним власть.
        - Делай, что тебе говорит человек! - приказал Дэсс.
        Миллауша точно подбросило. Распрямились гибкие лапы, он подлетел в воздух метра на два и приземлился возле княжича. Скрежетнул когтями по камню, утвердился на задних лапах, передними обвив Дэсса за шею, прильнул головой к голове. Мстислав невольно считал: раз, два, три… На счет «четыре» миллауш отпрянул и задом отполз, побежденный. Княжич остался сидеть, как сидел, а отражения в стеклах погасли.
        Стало очень тихо; с берега шлепались в воду какие-то мелкие твари.
        Телохранитель опустил пистолет. Наверное, он уже не понадобится.
        Ксенолог молча забрал у него оружие и хлопнул по плечу. То ли благодарил, то ли хотел ободрить.
        Светлана, не слишком твердо держась на ногах, добралась до глайдера и нырнула в салон. Магия запоздало заставила ее подчиниться мужу.
        Миллаушка подползла к Северину, ткнулась мордой ему в колени. Он машинально потрепал ее по ушам, наблюдая за Дэссом.
        Княжич поднялся на ноги. Собранный, решительный, недовольный чужим разгильдяйством.
        - Господа пилоты, так и будем стоять столбом? - Точь-в-точь адмирал Крашич, который души не чаял в своих внуках, однако держал их в строгости. - У вас дел других нет, кроме как на баб глаза таращить? А ну по местам!
        Он был до невозможности похож на покойного адмирала, только что молодой. И усмешка дедовская - притаилась в углах губ, почти незаметна.
        - Есть, сэр! Слушаюсь, господин адмирал! - не совсем в лад отозвались Мстислав с Северином. Зато каблуками щелкнули одинаково и честь разом отдали, вскинув руки к головам без фуражек.
        Дед в таких случаях гремел: «Отставить балаган!» Дэсс же сменил тон и ядовито напомнил, что руку к пустой голове не прикладывают.
        - Извольте освежить в памяти устав. Свободны, - закончил он выволочку.
        Посмеяться бы, но Мстиславу было не до смеха. Внутри растекался тревожный холодок.
        Кирсан негромко произнес слова, призванные выявить подселенца-СерИва. Дэсс глянул непонимающе и переспросил:
        - Простите, что вы сказали?
        Больше не княжич. Не Дэсс. Не СерИв.
        Мстислав обернулся к брату:
        - Ты этого хотел от миллауша?
        Северин потряс головой.
        - Я просил частично притушить сознание. Только, чтобы Зеркала не смог разбудить. Зверь! Ты что натворил, гад?
        Миллауш отвернулся, сделался плоским, как будто растекся по земле, и прикрыл морду лапой.
        Мстислав опустился на камень и тоже от всех отвернулся, сжал ладонями виски. Как глупо - вот так потерять человека… то есть, СерИва… все одно - друга. Довериться инопланетному зверю, с которым не умеешь обращаться, которого не понимаешь… когда и родного брата не всегда можешь понять! Зверь погасил сознание СерИвки-захватчицы, и ты был ему благодарен безмерно, а бедолага княжич едва не умер от горя, и ты просил о помощи того же Зверя, а теперь он погасил сознание Дэсса, и ты не знаешь, как с этим быть. Нелепо. И больно. Кто мог знать, что будет так больно…
        За спиной чужим, севшим голосом спросил Северин:
        - Анатолий, в чем мы ошиблись?
        - Затрудняюсь сказать. Очевидно, в миллауше. - Ясно было, что Кирсан безумно устал. - Север, на сегодня все. Я вызываю техпомощь, и возвращаемся.
        Он прошел к глайдеру; оступившись, со стоном ругнулся. Зашелестела, открываясь, дверца. Закрылась.
        Под ногами Северина скрипнули каменные обломки - брат подошел и устроился рядом. Мстислав не повернул головы.
        Северин заговорил первым; растерянный, виноватый.
        - Слав, я не понимаю, почему так вышло.
        - Какая теперь разница?
        - Сейчас - никакой. А когда прибудет карательный отряд миллаушей, что будем делать? Мы рассчитывали договориться, чтобы переселенцев не убивали полностью, а сохраняли часть их сознания. В виде каких-то воспоминаний, знания людей о СерИвах.
        - На черта?
        - Что ценнее памяти и знаний?
        Мстислав не ответил, и Северин тоже примолк. Посидели. На душе было скверно.
        - Напрасно ты у Кирсана пушку отнял, - снова заговорил брат. - Он на соревнованиях по стрельбе первые призы берет.
        - Я не знал.
        Неподалеку Дэсс - или кто он теперь? - что-то обсуждал со Светланой. Оба смеялись.
        - Слав, - опять начал Северин, - он - чудный парень. Похожий на тебя, на меня, на деда.
        - Похожий, - горько согласился телохранитель. - Только сам он - никто. Личность Домино уничтожена, СерИв убит, новую личность миллауш наскоро сляпал из чужих обрывков. Ты сам сказал: ничего нет дороже памяти. А у него своей памяти нет.
        - Что приуныли, господа пилоты? - «Чудный парень» появился из-за спины, заставил братьев подвинуться и поместился между ними, дружески хлопнул обоих по загривку. - Светлана обещает завтрак через пару минут. Слав, я думаю, ее лучше оставить с Севером, так безопаснее. А моего Зверя возьмем с собой.
        - Куда ты намылился? - настороженно осведомился Северин.
        - В замок. Ну, в отцовский, князей Мат-Вэев. Если отец с матерью не успели переселиться в людей, они вернулись туда. И Дэсса, моя сестра, тоже. Я должен узнать, что с ними.
        Мстислав застонал, Северин театрально схватился за голову.
        - Вы чего? - удивился княжич. - Слав, я что-то не так сказал?
        - Ты мило пошутил, притворяясь, будто ты - больше не СерИв?
        - Я не притворялся. - Дэсс был искренне озадачен. - О чем ты?
        Северин чуть слышно произнес фразу, выявляющую присутствие в человеке СерИва.
        Княжич взвился на ноги.
        - Как ты смеешь?! Это слова из священной легенды. Их не произносят - их молчат!
        Мстислав бросил взгляд на зеркальные стекла глайдера. Не дай бог, опять СерИвские Зеркала проснулись; тогда начинай все сначала. Зеркала, к счастью, спали.
        Северин смотрел на Дэсса выжидательно, оставаясь сидеть. Видимо, не предполагалось, что рассерженный княжич может двинуть ему ногой в зубы. Дэсс и впрямь быстро остыл и полюбопытствовал:
        - Откуда тебе это знать?
        В самом деле: откуда полевому агенту, шпиону, ведомы священные тайны СерИвов? Выкрал? Купил? Обменял? Что ответит изворотливый брат?
        - Мне многое известно о СерИвах, - сказал тот сдержанно.
        - Откуда? - настаивал княжич.
        - Я смотрел в Изначальное Зеркало.
        - Что-о? - Дэсс невольно отпрянул. - Ты не мог! В Изначальное Зеркало никто никогда не смотрел.
        - Но я же знаю слова священных легенд.
        - Я полагаю, ты лжешь, - с величием разгневанного князя, обвинил Дэсс.
        Вот теперь Северин встал, выпрямился во весь рост.
        - Курсант Крашич! Старшим не возражать! Глупостей не болтать! Следуйте завтракать!
        - Слушаюсь, сэр, - пробормотал сбитый с толку княжич.
        Мстислав закусил губу, чтобы не покатиться со смеху.
        Вид у Дэсса был, совершенно как у смущенного молоденького курсанта.
        - Разрешите задать вопрос, сэр.
        - Задавайте, - снизошел Северин-офицер.
        - Почему «Крашич», когда я - Мат-Вэй?
        - Почему, почему… Бестолковая молодежь, - забрюзжал «офицер», подыскивая ответ поудачнее. - Мстислав признал тебя своим братом, значит, ты - Крашич. Старшим не возражать! - гаркнул он, так что от скальной стены отдалось эхо. - Завтракать - шаго-ом… марш!
        Княжич убрался вместе со своими еще не заданными вопросами. Светлана хохотала, расставляя на камнях принесенные из глайдера упаковки с едой, и он принялся ей помогать.
        Северин обеими руками взъерошил себе волосы, затем снова пригладил.
        - Рехнешься с вами, ей-богу. То - не СерИв, то - обратно СерИв. Зачем миллауш это сделал? Надо бы на него Кирсана натравить, он со зверьем лучше меня управляется.
        - Что такое Изначальное Зеркало? - поинтересовался Мстислав.
        - Понятия не имею, - огорошил брат.
        - А зачем врал? Дэсс поймал бы тебя…
        - Он сам не знает. Никто не знает. Хотя считается, что некое таинственное Зеркало есть в одном из замков. По крайней мере, так полагают СерИвские князья.
        - Ты с князьями дружбу водишь?
        - Упаси меня Милосердный Бог, - усмехнулся брат и пояснил: - От нашей миллаушки слышал. Она в институте Донахью немало времени провела, а князья, как известно, туда часто наведывались. Она от скуки черпала информацию из их мыслей и памяти.
        - Посмотреть бы на это Из… - начал Мстислав.
        - Молчи! - вскинулся Северин. - Никаких замков и Зеркал. Тебя прикончат и не поморщатся. - Он огляделся. - Послушай-ка, а где миллауш?
        Очень Умного Зверя не было видно. Больше того: когда Мстислав включил сканирование пространства, зверя не обнаружили и приборы.
        Умная Звера тоже не помогла. Она ластилась к Северину, тыкалась мордой ему в ладони, но про старшего брата ничего не смогла рассказать.
        Удрал.
        Княжич сильно расстроился, и не меньше огорчился Кирсан, когда ему доложили о бегстве миллауша.
        Ксенолог сидел в глайдере и потирал левое плечо, как при сердечном приступе. Вид у него был разбитый и больной, и Мстиславу было неловко, что они с братом принесли новые скверные вести.
        - Боюсь, ребята, что мы у него проверку все-таки не прошли, - поделился ксенолог.
        - Что из этого? - спросил телохранитель. - Одним союзником меньше?
        - Не нажить бы врага, - Кирсан растирал плечо. - Если мать-миллаушка в плену сумела распалить СерИвов и направить их на захват всего мира, то чего может добиться миллауш на свободе?
        - Ума не приложу, чем мы ему не угодили, - признался Северин и сам пояснил: - Вариантов хоть отбавляй. Сначала требовали пригасить сознание СерИва, потом его же за это корили, а в промежутке вмешался княжич со своей магией подчинения…
        - А потом ты бессовестно врал Дэссу, - подхватил Мстислав с усмешкой, - обзывал его курсантом и Крашичем, командовал и вообще вел себя безобразно. Разумеется, миллауш счел, что с такими уродами ему не по пути. Анатолий, что будем делать?
        - Север, будь другом, дай аптечку, - попросил ксенолог.
        Северин нырнул в багажное отделение глайдера и извлек объемистую сумку, белую с красным крестом и с изображением СерИва. В сумке оказалось два отделения, с препаратами для людей и с местными снадобьями.
        Кирсан выудил нужные ему таблетки, положил две штуки в рот.
        - Мстислав, мы с Севером вернемся в Рассвет и отправим группу выручать миллаушек из института. Твой договор со зверем будет выполнен. А ты его отыщи, возьми на борт и увези вместе с княжичем к черту на рога, подальше от людей и СерИвов. Думаю… надеюсь, что он лоялен вам обоим и не станет вредить. Светлану оставишь с нами, ни к чему лишний риск. И приглядывай за Дэссом… ну, ты понимаешь.
        - Понимаю. - Мстислав был тронут тем, что Кирсан и к нему обратился на «ты». И вместе с тем огорчен: опять у него забирают жену и брата. Почему-то он ожидал, что брат отныне будет рядом всегда.
        - Будь осторожен, - проговорил Северин с непривычной серьезностью. - Миллауши не признаны разумными и не считаются психотронным оружием. Но они являются тем и другим.
        - Не учите меня жить, сэр, - скрывая огорчение, откликнулся Мстислав.
        Брат не принял его тон.
        - Когда затеешь геройствовать, вспомни, как сам трясся над Домино. Я тоже хочу увидеть тебя живым.
        - Есть, сэр! - Мстислав вытянулся в струнку. - Не подведу, сэр!
        Глаза у Северина остались грустные, однако он собрался и рявкнул, как положено:
        - Выполнять!
        Мстислав отсалютовал и направился к Светлане, прощаться. Что же он, недоумок, еще семь лет назад с братом не помирился?
        - Пилот Крашич! - нагнал телохранителя голос Анатолия Кирсана. - Когда увидите, что пьяный курсант пристает к девочкам, дайте ему в морду покрепче.
        - Слушаюсь, господин директор. Проучу гада.
        Идиот, право слово. Ведь мог бы с Кирсаном работать, делом заниматься…
        Глава 6
        Он мчался за глайдером со всех ног. Бежал, как никогда в жизни не бегал, сжигая в бешеной гонке последние силы, всю оставшуюся в теле жизнь. Улетает! Не догнать по земле, не взлететь следом в воздух. Лучший на свете друг - куда ты?! Друг, похожий на теплый солнечный луч, на стайку веселых птиц, на облако нежности и любви. Славный веселый детеныш, который потерялся, и которого пришлось оберегать, согревать и вести к людям. Добрая и храбрая девочка - куда ты? Вернись! Она не нужна была старшим, которые ее потеряли, не очень-то они за нее испугались, поэтому он долго не мог их отыскать, чтобы вернуть пропажу. А сейчас он чувствовал, как она плачет, как зовет его, а бездушная машина уносила ее все дальше, и он безнадежно отставал, отставал. И все равно бежал следом, пока мог ее слышать. И потом еще долго бежал…
        - Слав, ты спишь? - ворвался в горький сон голос Дэсса.
        Мстислав очнулся. Глянул кругом, затем - на показания приборов. Глайдер скользил вдоль синеватого, теневого склона снежной шапки, на безопасном расстоянии от горы. Всюду на фоне ясного неба - остроконечные белые вершины, словно ратники в серебряных шлемах. Дикие горы, где не живут СерИвы, куда не забрался еще человек в поисках какой-нибудь поживы.
        На лобовое стекло было выведено изображение со сканера. Красные точки - сгустки живой материи у подножия горы, в глубоких ущельях. Конечно, здесь обитает всяческое зверье, однако нет ничего, похожего на миллауша. Под землю ушел, затаился в пещере? Очень Умному Зверю ничего не стоит сплющиться и просочиться в такую щель, что самый бывалый пилот-исследователь не заподозрит.
        - Он где-то рядом. - Мстислав вглядывался в заснеженный склон, больше полагаясь на интуицию, чем на приборы. - Одного не пойму: как сюда добрался? По горам, по ущельям. Он бегает и лазает, как дьявол, но крыльев-то у него нет.
        Телохранитель давно уже летал расходящимися кругами над местом, где простился с женой, братом и Анатолием Кирсаном. Давно уже за ними прилетел глайдер технической помощи, забрал всех троих и миллаушку, а погубленную «фелицию» унес в грузовом отсеке. Мстислав исследовал сотни квадратных километров, однако миллауша до сих пор не обнаружил. Странно. Зверь не мог удрать так далеко, чтобы сейчас таиться в какой-нибудь норе прямо под брюхом машины, а на большом расстоянии ему сны не навеять.
        Внезапно их с Дэссом разом осенило. Телохранитель ругнулся, княжич заозирался.
        - Не дергайся - лодку опрокинешь, - осадил его Мстислав - чисто по инерции, как будто Северин все еще был рядом и вернулась прежняя жизнь.
        Где ушлый Зверь: по брюху растекся или на крыше устроился, прикидывается защитным покрытием? Нет, он внутри: климат-контроль надрывается, живую «печку» остужает. Отчего не поискали в глайдере с самого начала? Миллауш правильную мысль в ум не пустил, не иначе. Верно брат сказал: психотронное оружие.
        Телохранитель выбрал подходящее место и посадил машину на снежник, выскочил на твердый, углаженный ветрами снег. Дэсс выпрыгнул следом. Холодный, пронзительно свежий воздух охватил влажными крыльями, влетел в салон машины сквозь открытые дверцы.
        - Выходи, безбилетник, - велел Мстислав.
        - Вылезай, не обидим, - добавил Дэсс.
        Серая обивка салона потекла наружу - с потолка, стенок, стояков. «Обивка» укладывалась у ног телохранителя, и снег под ней таял и оседал. Зверь собрался в бесформенный ком, просев до близкой земли и оказавшись в луже талой водицы.
        - Объяснись, - потребовал Мстислав. - Что за фокусы?
        Княжич попытался вынуть миллауша из лужи, но не достало сил. Да и как его ухватишь - такой здоровенный мягкий ком?
        - Слав, помоги.
        Вдвоем они подняли Очень Умного Зверя, подержали на весу, давая стечь воде, и поместили обратно в глайдер, на заднее сидение. Дэсс погладил «обивку», и у него из-под руки выглянули два довольных желтых глаза.
        - Ну? - поторопил Мстислав. - Что он объясняет?
        - Ничего, - ответил княжич с недоумением. - Он просто очень рад.
        Больше от миллауша ничего не добились; забрались обратно в выстуженный салон.
        - Сейчас Очень Умный Зверь нагреет, - пообещал Дэсс. - Слав, куда мы теперь?
        Кирсан велел: к черту на рога, подальше от людей и СерИвов.
        - К морю. Ты ведь его никогда не видел? - Телохранитель поднял машину в воздух.
        - Погоди. Не надо к морю. Слав, я прошу!
        Мстислав снова опустил глайдер на снежник. Когда просит СерИв, трижды подумаешь, как отказать.
        - Дэсс, в твой замок не полетим.
        - Но мне…
        - Исключено.
        - Слав…
        - Нет.
        - Ты не даешь мне сказать.
        - Я не хочу, чтоб ты просил.
        - Я тебя магией заставлю слушать.
        - СерИвская твоя душа! Ну, говори. Куда?
        - В замок, - тихо вымолвил Дэсс.
        Мстислав откинулся на спинку кресла, бездумно оглядывая ровный, будто вылизанный огромным языком, снежник, виднеющиеся кое-где камни, бесконечное синее небо, укрытые снегами вершины, белые полоски горных речек, что неслись вниз по склонам. Реку, на которой недавно стояли лагерем, гораздо более тихую и мирную, чем эти, отсюда было не видать.
        Княжич заговорил, стараясь быть убедительным:
        - Слав, СерИвы не лгут… ну, почти никогда. Я не стану предупреждать своих, обещаю. Люди сильнее нас и все равно одержат верх. Только жертв будет больше. - Он с тревогой посмотрел на Мстислава: - Ты мне веришь?
        - Верю. Но в замок не пущу.
        Эти слова неожиданно придали Дэссу уверенности.
        - Слав, ты видел: я разбудил Зеркала в камнях. И теперь может проснуться Изначальное Зеркало. Легенды гласят, что когда придет страшная беда, с которой даже сам Милосердный Бог не в силах справиться, он разбудит камни, и те заговорят с Зеркалом. С Изначальным. А оно накажет и правых, и виноватых. - Княжича передернуло. - Я представить боюсь, что может случиться.
        Мстислав задумался. В СерИвских легендах, несомненно, есть здравое зерно. Дэсс, невольно ставший воплощением Милосердного Бога, разбудил камни, против этого не попрешь. Допустим, еще какое-то Зеркало пробудится. Черт знает, какой от него может быть вред.
        - Северин сказал: в Изначальном Зеркале даже ваши князья не разбираются. А ты что о нем слышал?
        Дэсс улыбнулся.
        - Я однажды подслушал, что отец рассказывал Кассу. Они тайно покинули замок и пошли вдоль скалы - ты ее видел, она защищает наш замок с одной стороны - а я прокрался следом.
        - Зачем?
        - По малолетству, вообразил, что они двинулись в пещеру, где хранятся пирожные. Мою сестренку в очередной раз наказали, лишив сладкого, и пирожные были вот так нужны! А на кухне надзор строгий, оттуда много не унесешь. Короче говоря, увязался за старшими, а они не заметили.
        - Как не заметили? СерИвы-охотники проморгали погоню?
        Княжич смутился и пояснил:
        - Дело было после какого-то праздника. Все выпили много вина из красники.
        Мстислав хмыкнул. Подгулявший князь с сыном не услыхали, что за ними крадется мелкий проныра. Ну, допустим.
        Дэсс продолжал:
        - Отец гнал перед собой белые шары, они плыли по воздуху и освещали путь. А я - позади, в темноте, ощупью. Крутыми тропами, лестницами, мостками. Но дорогу находить было легко. Как будто меня что-то звало к себе, помогало идти. Я-то доволен: пирожные ждут не дождутся, когда я их Дэссе отнесу. Ну вот, пришли. Оказалось, в скале озерцо. Отец с Кассом на берегу встали, а я поодаль притаился. Над черной водой белые шары плавают, в воде - их отражения, а со дна идет серебристый отсвет. И никаких пирожных! Я с досады хотел сразу уйти.
        - Что ж не ушел?
        - Так озерцо - оно мне обрадовалось. Неудобно было сразу уходить. Я сидел и ждал, когда будет можно убраться, озеро не обидев. Отец Кассу что-то объяснял, очень путано, я половины не понял. Но про Изначальное Зеркало запомнил. Отец говорил, что в это Зеркало нельзя смотреть просто так, не то беды начнутся. Дескать, оно всех покарает - и виновных, и безвинных. А надо смотреть, когда настоящая беда сама придет.
        - И ты поглядел, неугомонный?
        - Конечно. Беда ведь - пирожных не добыл. Когда отец с братом ушли, я к воде сунулся. А темно, белые шары отец обратно угнал, одни звезды на небе. Ничего не увидел, хвала Ханимуну… то есть… ну, к счастью. Домой еле добрался. От озерца уходить - совсем не то, что к нему приближаться. Никакой помощи не было. Я, помню, сильно обиделся.
        - И что потом?
        - Особых бед не случилось. А после я множество легенд прочитал, искал упоминания об Изначальном Зеркале. Легенды говорят разное, но в целом сходятся на том, с чего я начал. Милосердный Бог разбудит камни, те поднимут Зеркало, и дальше начнется что-то ужасное.
        Конец света наступит, подумал телохранитель. Он и без Зеркала грядет, с СерИвским нашествием и миллаушами.
        - Когда подрос, ты у отца про это спрашивал?
        - У брата. Отец меня к тайному знанию не допускал, ты же помнишь. И Касс не мог внятно объяснить. Не хотел, да и сам толком не понимал, я думаю.
        - А к озеру еще ходил?
        Княжич замялся.
        - Да или нет?
        - Я остерегся, - со стыдом, признался Дэсс. - Не хотел беду накликать. А сейчас, сам посуди: страшная беда пришла, камни разбужены…
        Мстислав поймал себя на том, что машинально потирает лоб, и опустил руку. Поглядел на ладонь, словно мог прочитать на ней тайные знаки, которые укажут, как поступить. Знаков не было. Он спросил у Дэсса:
        - Полагаешь, что-нибудь помешает Изначальному Зеркалу покарать всех направо и налево?
        - Нужно попробовать. Как-никак, я нынче за Милосердного Бога. Мне кажется… то есть, я надеюсь, что Зеркало меня признает. Я говорил: оно помогало идти в темноте и радовалось, когда я дошел. Попытаюсь с ним договориться.
        Телохранитель включил «секретку», которая не позволит Дэссу поднять глайдер в воздух. Домино о «секретке» не знал, и княжич не догадается… если Очень Умный Зверь не подскажет. Мстислав оглянулся. Миллауш на заднем сидении превращался из серой обивки салона в желтого кота и вроде бы ничуть не заботился чужими сложностями. Что ему на сей раз нужно, хотелось бы знать. Кто ему сейчас лучший на свете друг?
        - Дэсс, послушай меня. - Телохранитель положил руку княжичу на запястье. - Ты помнишь, как магией подчинил зверя и велел выполнить просьбу моего брата?
        Судя по выражению лица, Дэсс не без труда это припомнил.
        - Северин просил сделать так, чтоб ты больше не мог пробуждать Зеркала. Вряд ли ты сумеешь договориться с Изначальным.
        Дэсс не взъярился и не зашипел. Только побледнел, да напряглась рука, которую сжимал Мстислав.
        - Прости, - неловко сказал телохранитель.
        И вдруг окружающий мир исчез. Не стало княжича, глайдера, снежника, небесной синевы - совсем ничего. Мутная пустота, в которую Мстислав рухнул - и выбраться из которой не смог.

* * *
        Он лежал на земле, а над ним раскинулось ночное небо. Иссиня-черное, переливающееся алмазной пылью, со множеством ярких звезд. Луны не видать, часть неба отрезана чем-то непроницаемо черным. Холодно.
        Что произошло? Где он?
        Свободен? Веревок на теле нет; добрый знак. И лежит Мстислав не на голой земле, а на одеяле.
        Он повернул голову. Неподалеку у костерка сидел Дэсс, поставив локти на колени и опустив подбородок на сплетенные пальцы. Красноватые лепестки огня освещали ободранные, в свежих ссадинах, руки и несчастное лицо. На скуле виднелся порез; кровь еще не запеклась.
        Мстислав поискал взглядом миллауша. Не нашел. Впрочем, Очень Умный Зверь может быть любым из камней, что щедро насыпаны вокруг… А вот стоит глайдер - черное на черной земле, чуть приметно отблескивает в звездном свете.
        Телохранитель сел.
        Дэсс поднял голову. Не кинулся к Мстиславу, ничего не сказал. Только молча смотрел; брови страдальчески изогнулись, и болезненно дрогнули губы.
        - Что ты натворил? - спросил Мстислав, оглядываясь. - Где наш зверь?
        Дэсс молчал.
        - Что случилось? - Телохранитель еще раз глянул кругом, убеждаясь, что земля и небо на своих местах. - Ты весь мир угробил, Милосердный Бог?
        Молчание. Рявкнуть бы: «Курсант Крашич, отвечайте!» - вмиг бы заговорил толком. Отчего-то не повернулся язык.
        Мстислав поднялся на ноги, прислушался к себе - нигде не болит, голова не плывет - снова осмотрелся. Достал фонарик, повел лучом. То черное, которое отрезает часть неба, - это скала. Ровная, обтесанная руками СерИвов; даже вырезанные знаки можно рассмотреть. Под скалой - то ли долина, то ли плато, поросшее жесткой травой, а из нее тут и там выглядывают камни с белыми прожилками. Кстати, тоже обработанные, с СерИвскими знаками. Телохранитель сообразил: эта скала образует часть стены вокруг замка князей Мат-Вэев. Значит, Дэсс все-таки пригнал глайдер к дому, несмотря на «секретку». Миллауш помог. Вот кто ему лучший на свете друг - княжич.
        Ни самого миллауша, ни чьих-либо трупов Мстислав не обнаружил. Почему же Дэсс убивается? И руки у него изранены, лицо порезал. До телохранителя дошло:
        - Ты ходил к Изначальному Зеркалу?
        - Я не добрался, - глухо проговорил княжич. Сглотнул. - Кэт с ним, с Зеркалом. Зверь… он… - Дэсс опустил голову и прошептал: - Он тебя уничтожил.
        Мстислав подошел, положил ладонь на его белокурый затылок.
        - Дружище, ты умом тронулся?
        Княжич вздрагивал у него под рукой. Рявкнуть бы, привести в чувство - но не рявкается. Мстислав ждал. Дэсс наконец принялся объяснять:
        - Он заставил тебя привести глайдер к замку. И сказал: отныне ты все будешь делать, как я скажу. Ты - мой раб… А потом он удрал, кэт поганый! А мне теперь… как можно? Ты - раб!
        - Я сейчас закачу отменную плюху - тут же разберешься, кто раб и зачем. - Мстислав хотел обругать его, но не смог. И рука не поднялась дать по загривку, даже символически. Крепко озадаченный, он отступил. - Ладно, будет тебе. Благородному СерИву раб не нужен, это мы слышали. Ну, а мне не впервой побыть в рабстве, управлюсь.
        - Да как ты не поймешь?! - вскричал Дэсс в отчаянии. - Меня не станет - чьим будешь рабом?! Домино? Курсанта Крашича? Переселенных СерИвов уничтожат. Никто не будет разбираться: виновен, не виновен… Всех убьют! Как ты останешься без меня?
        Телохранитель хотел съязвить, что без княжича будет отлично - некому трепать ему, Мстиславу, нервы. И опять не сумел: рот будто запечатала горячая лапа миллауша.
        Тогда он принес из глайдера банку с тоником. Выхлебали вдвоем. После этого Мстислав обработал княжичу руки и лицо.
        - Слав, я по-всякому пробовал, - заговорил Дэсс, когда телохранитель закончил. - Есть магия подчинения, а есть, наоборот, песня освобождения. Например, когда нужно быстроногих тао выпустить, если их долго держали в неволе. На тебя не подействовала.
        - Так ведь я валялся без сознания.
        - Ты приходил в себя. И я пытался… Не получилось. Зверь не позволил.
        - Вот горе-то, - усмехнулся Мстислав, скрывая досаду. - Скажи: ты с Северином разговаривал?
        - Связь не работает. Ни спутниковая, никакая.
        - Радиоволны Ханимун отменил?
        Мстислав направился в глайдер, княжич - за ним. Уселись, не зажигая в салоне свет, лишь подсветка на консоли управления разжижала тьму. Телохранитель включил коммуникатор. «Ошибка соединения». Либо локальный сбой связи, либо вообще все ретрансляторы отключены. Печально. Так хотелось узнать, как дела у Светланы и брата.
        Мстислав просканировал окружающее пространство, заодно проверил климат-контроль. Миллауша не было ни в салоне, ни возле глайдера.
        - В замке что? - осведомился телохранитель.
        - Не знаю. Не стал соваться.
        Если родные княжича переселились в людей, они обречены. А он с виду спокоен, выходка Очень Умного Зверя его куда больше расстроила. Впрочем, понятно: без миллаушского участия и тут не обошлось.
        На кой черт зверь штуку с «рабством» отколол? «Поймаю - придушу», - подумал Мстислав и спросил:
        - Куда подался твой лучший друг?
        - Полез на скалу. Наши лестницы - с той стороны, где замок, но ему лестницы ни к чему. Взмыл, как на крыльях. Потом мне показалось: он зовет за собой, и я сдуру тоже полез. Оборвался, ребрами камни пересчитал. Вернулся. Слав, - княжич коснулся руки телохранителя, - можно, я попрошу?
        - Проси, - разрешил Мстислав великодушно. - Хотя ты можешь приказывать, а я буду кланяться и обращаться с почтением. Как там тебя - Ваше Княжество? Или Ваше Князительство?
        Дэсс даже не улыбнулся. Жаль.
        - Расскажи про курсанта Крашича.
        - Зачем? - удивился телохранитель.
        - Я про Домино уже много вспомнил - гадость всякую. А про курсанта совсем мало знаю. Но я не хочу, чтоб с тобой Домино остался. С курсантом ты сумеешь поладить, и Светлане он по душе.
        - О, Ханимун, и Милосердный Бог, и тысяча чертей в придачу… Дэсс, ну что ты за человек, а? С чего тебе вздумалось, будто мы не сумеем тебя уберечь?
        - Я СерИв, - поправил княжич и повторил: - Расскажи.
        Они просидели в глайдере с час. Мстислав выбирал лучшие воспоминания - о себе и о брате, о замечательных совместных проделках, путешествиях, учебе. Про деда рассказал, об отце с матерью. Про то, как бросил академию, говорить не хотелось, но Дэсс настаивал, и оказалось, что не отвертеться - рабство! Поведал в двух словах.
        - Я постараюсь не забыть, - пообещал княжич.
        Телохранитель не стал указывать, что если сознание СерИва будет погашено, рассказы этой ночи из его памяти исчезнут.
        В небе над горизонтом завиднелось свечение. В той стороне - Тэнканиока-ла, и свет ночного города отражается от наползающих туч. Мстислав присмотрелся. Обычное свечение, как всегда. Больших пожаров нет, и отсветы взрывов не видны. Кому молиться, чтобы и дальше все было спокойно? Милосердному Богу СерИвов? Изначальному Зеркалу?
        - Слав, давай сходим к Изначальному Зеркалу. Я попробую с ним договориться.
        Отказать было невозможно, согласиться - немыслимо. Мстислав нашел компромисс:
        - Двинемся, когда рассветет. Ты и так уже едва не угробился. Хочешь, чтобы вдвоем со скалы загремели?
        - Потом будет поздно. Слав, я тебя больше никогда ни о чем просить не буду.
        Вот разница между СерИвом и человеком. К примеру, Северин, лучший на свете брат, не стал бы тратить время на пустые реверансы. Распорядился - и дело с концом.
        - Пожалуйста. - Княжич весь сжался от стыда.
        Деваться было некуда.
        - Хорошо. Соберем снаряжение - и… - Телохранителю пришла новая мысль. - Где, говоришь, твое Зеркало? На скале или где-то внутри?
        - Наверху.
        - Отлично. У нас на то и глайдер, чтоб летать, а не ползать по скалам во тьме.
        Взлетели, не зажигая сигнальных огней. Свечение неба над городом стало заметнее, а когда поднялись над скалой, увидели замок на склоне лесистой горушки. В основном он был скрыт под землей, кроме террас с висячими садами и бассейнами. Большая внешняя стена замка, частью которой являлась скала с Изначальным Зеркалом, была покинута стражей, и на ней не горел ни один светильник. Только у ворот висело несколько шаров, из белых ставших тускло-красными. Значит ли это, что князя в замке нет? Когда он в отбытии, шары должны кучей висеть за воротами и освещать владетелю обратный путь. Однако сейчас не поймешь - то ли порядок соблюден, то ли, наоборот, всем наплевать и шары не у дел. В любом случае, судя по их цвету, обитатели замка пребывают в глубоком унынии. Возвратилась ли домой мать княжича и его сестренка-близняшка?
        Мстислав повернул к замку. Можно пролететь на бреющем, осмотреться, затем сесть на подходящей площадке и поглядеть, кто выйдет встречать. Корпус машины защитит от убийственной магии, а с сородичами Дэсс изнутри потолкует.
        - Слав, давай к Зеркалу. Некогда.
        Ага, вот и мы приказываем без реверансов. Разворачивая машину, телохранитель испытующе глянул на княжича. Слабый свет от консоли ложился на отчаянное лицо человека, как будто бросающегося в огонь.
        Пожалуй, миллауш затеялся с «рабством» просто для того, чтобы Мстислав не прекословил и помогал Дэссу без лишних размышлений. Словно без «рабства» было нельзя обойтись! «Придушу гада», - снова подумал он.
        Ближе к замку скала была довольно узкой, а потом расширялась и уходила в сторону. Сверху на ней росли низенькие корявые деревца, мелкий кустарник и жидкая травка, и большие пространства были заняты мхами. Никакой живности, кроме немногочисленных спящих птиц. Из-за горушки с замком показалась луна. У Мстислава была включена система ночного видения, и лунный свет, лежащий на земле, она не воспринимала.
        Летели медленно, едва-едва. Мало ли, кто еще подался к Изначальному Зеркалу. Посвист быстро летящего глайдера СерИвы непременно услышат, а подкрадешься втихую - есть надежда, что ты их увидишь прежде, чем они обнаружат тебя.
        Дэсс напряженно выпрямился, вглядываясь в деревца и кустарничек, тихо плывущие под брюхо машине.
        - Слав, сейчас нужно влево, к самому краю. Там будет впадина, и перед ней сядем.
        - Узнаёшь местность по кусточкам? - не удержался Мстислав от подковырки. - Они выросли уже после того, как ты сюда за пирожными бегал.
        - Миллауш подсказывает, - неохотно сообщил княжич. И добавил, продолжая всматриваться: - Мы тогда снизу поднялись, от замка. А поверху только Милосердному Богу ходить положено.
        Телохранитель сбросил скорость почти до нуля, выключил ночное видение и посмотрел собственными глазами. Лунный свет выбелил траву и мхи, настелил черные тени от кустов и худосочных деревьев. Тени были заметно длинней, чем сами деревца в высоту. Слева по курсу откуда-то поднималось слабое розоватое свечение.
        - Изначальное Зеркало светит? - на всякий случай осведомился Мстислав, хотя уже и сам все понял.
        - Это белые шары. Они от горя хозяев тускнеют до красного.
        Потихоньку, не спеша - вперед и влево, еще немного, вот так… Подобрались ко впадине с Зеркалом. Сначала увидели противоположную скальную стену, как кружевом, испещренную резьбой. Мерклый свет плавающих понизу светильников не затекал в углубления, и древние СерИвские знаки густо чернели на относительно светлом, с белыми жилами, камне. Затем показался край озера - черная неподвижная вода с потеками бликов. Потом взглядам явились светильники: четыре тускло-розовых шара парили над водой, сбившись в стайку. Под шарами плавали их отражения, и неясный, глухой свет шел из глубины.
        Наконец показались СерИвы. Семеро. В свете слабосильных шаров, на изрядном расстоянии да еще сверху Мстислав был не в состоянии не то что узнать княжну Дэссу, которая пела ему песни любви, - он вообще не мог отличить женщин от мужчин. Все закутаны в темную ткань, все без оружия и украшений. Шерстистые котоиды, вздумавшие завоевать мир, кучкой собрались на берегу, который лежал узким полумесяцем, охватывая меньшую половину озерца. СерИвы стояли неподвижно, все как один глядя на воду.
        Луна светила в левый борт, и Мстислав хотел посадить глайдер так, чтобы он как можно меньше отсвечивал в глаза собравшимся. Вроде бы получилось: он положил машину на мох, примостившись у края впадины, и не заметил внизу оживления.
        Телохранитель снова включил ночное видение и вывел на лобовое стекло увеличенное изображение СерИвов. Теперь их можно было хорошо рассмотреть: узкие, слегка вытянутые вперед мордочки, тонкие губы, треугольные носы с глубоко вырезанными ноздрями, кошачьи глаза, уши в густом пуху похожи на шарики; тонкие руки, завернутые в шелк хрупкие тельца, босые ноги.
        - Кого узнаешь? - спросил Мстислав у подавшегося к стеклу Дэсса.
        Княжич с присвистом выдохнул сквозь зубы и откинулся на спинку кресла.
        - Слава Ханимуну, все здесь. Отец с матерью и Дэсса с Лиссой. И двое советников - наши дальние родичи.
        Лисса? Ах да: кроме любимой близняшки, у княжича есть еще и старшая сестра. Отчего семейство не поспешило переселиться вслед за сыновьями? Быть может, неудача с Дэссом, чье сознание не удалось пересадить правильно, их отрезвила и заставила подзадержаться? Мстислав порадовался за княжича и спросил:
        - А седьмой кто?
        - Не знаю. - Озадаченный Дэсс почесал ухо, как СерИв, затем, как человек, пожал плечами. - Он держится по-княжески, но у него шерсть совсем простая, серая и без переливов.
        - Чужой начальник стражи, которого переманил твой отец? - предположил телохранитель.
        - Похож, - согласился княжич. - Хотя на месте отца, я бы лучше обзавелся новым мудрым советником.
        - Ткни-ка в этого мудреца пальцем, - попросил телохранитель. И, когда Дэсс показал чужака на экране, всмотрелся в изображение.
        СерИв как СерИв, разве что повыше и крепче других. Он стоял позади всех и точно так же глядел на воду, пронизанную глухим потусторонним светом. На поросших мехом круглых ушах виднелись знакомые кисточки.
        Мстислав затрясся от беззвучного смеха.
        - Дэсс! Ты не признал своего лучшего на свете друга?
        - Признал, - отозвался княжич с заминкой, тоже посмотрев на седьмого СерИва как следует. И печально добавил: - Я думал: мой лучший друг - ты.
        Телохранитель оборвал смех. Достойного ответа на ум не пришло, поэтому он просто осведомился:
        - Что они там делают всей толпой?
        - Их Очень Умный Зверь построил, - сообщил Дэсс, адресовав мысленный вопрос миллаушу. - Он просит подождать.
        - Чего - конца света?
        - Он хочет сам говорить с Изначальным Зеркалом, вместо меня. И ему нужно извлечь знания из памяти моего отца.
        - Ну, тогда я за этот мир спокоен, - протянул Мстислав, скрывая за насмешкой тревогу.
        Миллауш способен черт знает что учудить. Конечно, можно надеяться, что Анатолий Кирсан прав и Очень Умный Зверь не станет вредить княжичу с телохранителем, а заодно остальным СерИвам и людям. Глядя на группку низкорослых существ у воды, трудно вообразить, что может разразиться катастрофа, и все же…
        - Дэсс, спроси нашего умника, что он намеревается сказать Зеркалу.
        Княжич сосредоточился на общении с миллаушем, затем обескураженно повернулся к телохранителю:
        - Он просит прощения за то, что будет.
        Мстислав выхватился из глайдера. Далеко - парализатором не достанешь; он вскинул лучемет. Остановить. Задержать. Едва коснуться лучом, чтобы зверь с легкостью зарастил рану. Лишь бы отвлекся и не натворил дел.
        Выпрыгнувший следом Дэсс не успел даже вскрикнуть. А телохранитель не сумел нажать на спуск - накатила сокрушительная слабость, лучемет выпал из рук. Глуховатый звук удара о камень разорвал тишину, СерИвы внизу встрепенулись - и опять замерли, подавленные волей миллауша.
        «Пощади! - мысленно закричал Мстислав. Ничего другого не сделать, ничем не помочь. - Пощади, - просил он, едва держась на ногах, почти теряя сознание, - пощади СерИвов и людей. Не разожги войну!»
        В глазах было темно; миллауш не откликался. На миг охватил ужас. А вдруг Кирсан ошибается? Что, если Очень Умный Зверь затеял поквитаться с теми, кто убил его родителей и двух сестер, держал его в плену, а потом снабдил «хлыстом» и отправил убивать, командовал им и заставлял подчиняться? Что ему человеческие мольбы и страхи? Вот ужо он расплатится со всеми обидчиками сполна.
        «Пощади!» - снова взмолился Мстислав. Должен же миллауш понимать… чувствовать… сострадать.
        Кажется, полегчало. Цепляясь за дверцу глайдера, телохранитель наклонился, нашарил ремень, потянул ставший неподъемным лучемет на себя. Неловко ввалился в салон, кое-как втащил оружие и оставил его на полу. Затем повалился на пассажирское сидение, вытянул руки и нащупал княжича, который скорчился на земле с другой стороны машины.
        - Вставай. Я не могу тебя поднять. Лезь в салон.
        С большим трудом, Дэсс пополз внутрь. Мстислав помогал, что было сил, тянул княжича к себе. Справились. Отдышались. Осмотрелись.
        Белые шары сияли над водой, как четыре маленьких солнца; снизу бил ответный свет. Семейство княжича и двое советников гуськом брели по берегу в сторону Мстислава с Дэссом, их легкие тени семенили и путались под ногами. Миллауш шагал от них прочь. Невысокая фигурка росла и расширялась в плечах, и он уже больше походил на человека, чем на СерИва.
        Телохранитель глядел на консоль управления и не мог сообразить, как поднять глайдер в воздух. Ну вот совсем ничего не придумать! Что за напасть? Ах да, это снова миллауш чудит, развлекается. Или работает? Что ему надо - разведчику, диверсанту, убийце? Лучшему другу Дэсса… Мысли рождались в голове тягучие, тяжеловесные, как будто чужие.
        - Слав, - подал голос княжич, - зверь говорит: ему интересно взглянуть. Обещает не сделать дурного. И он приглашает нас к озеру.
        Мстислав вспомнил, как управлять. Машина рванулась вперед, едва не чиркая брюхом по обомшелым камням, потом скользнула вниз, прямиком на княжье семейство с советниками. Под стрекот тревожного сигнала зависла над испуганно присевшими СерИвами. После чего телохранитель окончательно пришел в себя, догнал шагающего по берегу миллауша и посадил глайдер, как положено.
        Очень Умный Зверь не обернулся, когда Мстислав с княжичем выскочили из салона у него за спиной. Однако кинуться следом не позволил: оба так и остались у машины, не в состоянии сделать ни шагу, хватаясь за крышу, чтобы не упасть. Унизительно.
        Миллауш уходил к дальней оконечности выгнутого полумесяцем берега. Высокий, пушистый, нелепый в своей имитации намотанных на тело шелков. Длинные задние лапы, больше не похожие на босые ноги СерИва, уверенно ступали по каменной россыпи. Четыре светлые тени зверя скользили рядом, ломаясь посередине и взбегая по украшенной резьбой скальной стене. Наполненное светом озерцо празднично серебрилось.
        Телохранитель сунул руку в салон и включил видеозапись. Господа ксенологи наверняка душу продали бы за возможность увидеть Изначальное Зеркало. Вот будет Северину радость. В крайнем случае, запись пригодится, когда будут расследовать причину гибели Мстислава с Дэссом.
        Миллауш остановился у кромки воды; сухой берег закончился. Очень Умный Зверь вытянул руки над головой и прижал ладони к каменной стене, где древние знаки СерИвов сплетались особенно густо. Руки его походили на человеческие, только покрытые шерстью, и когтей не видать. Он стоял неподвижно и с усилием давил на камни.
        Княжич застонал; видно было, что он в полном отчаянии. Чужак покусился на святыню его народа!
        - Что он делает? - спросил Мстислав, надеясь отвлечь Дэсса от переживаний.
        - Хочет освободить Зеркало, - выдохнул княжич, весь подавшись вперед. Мог бы - помчался к миллаушу, оттолкнул от стены. Швырнул бы в воду, а то и утопил. Но он не мог.
        - Высоко жмет, - указал телохранитель. - СерИву туда не дотянуться.
        - Милосердный Бог достал бы, - откликнулся Дэсс. Подумал и добавил с нервной усмешкой: - Или князь встал бы на плечи начальнику стражи.
        Пришел в себя. Вот и славно.
        Камни с резными узорами вдруг подались, руки миллауша провалились вглубь, и он ткнулся головой в стену. Повернулся к озерцу.
        Водная гладь дрогнула, затанцевали яркие блики. Послышалось шипение, затем - гул рушащейся вниз воды. Мстиславу не было видно, куда она уходит, но судя по звуку, слив открылся где-то близко, и вода хлынула по скале со стороны замка.
        - Твоих не смоет? - осведомился телохранитель. - Пока они там пробираются.
        - Не должно. Лестницы далеко отсюда.
        Вода колыхалась, опускаясь. На берегу обнажилась мокрая полоска шириной в две ладони, и оказалось, что берег - это карниз, обрывающийся вертикально. Серебряный свет бил снизу все ярче.
        В озерце показался край чего-то круглого и серебристого, лежащего с наклоном. Немаленькая штука - почти в диаметр бывшего озера, которое превращалось в широченный колодец. Или в шахту.
        Княжич тронулся с места и сделал шаг вдоль корпуса глайдера. Миллауш ослабил ментальную хватку, или Изначальное Зеркало тянет Дэсса к себе?
        - Стой, - велел телохранитель. - Дэсс, никуда не ходи.
        Уровень воды понижался, в ночи гудел водопад. Княжич еще немного продвинулся - с усилием, будто сквозь жидкое стекло, одной рукой опираясь о глайдер. Оторвался от машины, покачнулся, утвердился на ногах. Шагнул. Не свалился бы с карниза, стремясь к Зеркалу; ухнется незнамо куда.
        - Дэсс! - крикнул Мстислав. - Стой! - С места было не сойти, ноги не подчинялись.
        Вода уходила, обнажая громадную, как будто сделанную из чистейшего серебра, тарелку. Угол ее наклона был невелик, однако поверхность казалась абсолютно чистой, без малейшего следа мусора, который должен был бы скопиться за многие годы. Тарелка сияла в свете белых шаров, высветляла каменные стены.
        Новый шаг Дэсса к краю карниза. Снова это отчаянное лицо, как у бросающегося в огонь. Кинется в колодец - не спасешь. Вода затянет под Зеркало, утащит в слив, разобьет о скалу…
        - Стоя-ать! - заорал телохранитель.
        Дэсс будто оглох. Слишком сильно притяжение великой святыни, которая - Мстислав не сомневался - осталась от какой-то чужой цивилизации, вроде электромагнитной пушки возле Долины Черной Смерти, и поначалу не имела к СерИвам никакого касательства. Еще один шаг. И княжич весь - там, у Изначального Зеркала, и это безумие не одолеть.
        - Умный Зверь, останови его! Я прошу!
        Миллауш стоял в отдалении, наблюдая за происходящим, неподвижный и непричастный.
        Оттолкнувшись от глайдера, Мстислав бросил себя в сторону Дэсса; упав наземь, поймал ноги княжича, опрокинул его на себя. Вышло не слишком удачно: Дэсс перекатился через телохранителя и приложился головой о камни.
        - Не пущу. Лежи тут, понял? - Мстислав подтянулся на локтях и навалился на него сверху, придавив своим весом. Ноги по-прежнему были как неживые.
        Оглушенный, княжич слабо сопротивлялся, пытаясь вывернуться и вскочить. Сладить с телохранителем ему не удавалось, но стоит Дэссу очухаться, его будет не удержать. А уж если он вспомнит про магию подчинения… Мстислав ударил ребром ладони под ухом. Дэсс затих.
        Проверив пульс - бьется - телохранитель приподнялся, кое-как подобрал ватные, непослушные, но понемногу оживающие ноги. Сел на пятки. Вытащил парализатор, уткнул ствол Дэссу в бок. Заговорил, взвешивая слова:
        - Послушай, Очень Умный Зверь. Мне плевать, что тебе тут любопытно. Знать не хочу, что еще ты желаешь увидеть. И я не позволю Дэссу рисковать жизнью из-за поганого куска металла. Если он снова начнет рваться к Зеркалу, я буду его глушить и глушить, сколько понадобится. Вспомни: ты спас жизнь мне и Светлане; дай нам сейчас уйти.
        Миллауш отступил к стене, прижался спиной. Почти слился с камнями, так что едва отличишь, где скала, а где - живое тело. Быть может, он увидел все, что хотел?
        Мстислав оценил положение. До края карниза не больше метра; княжичу достанет одного броска, чтобы оказаться у колодца. Парализатор из рук не выпустишь, и утащить Дэсса волоком сил не хватает. Сам бы еще дополз к глайдеру, а с княжичем просто никак. Придется ждать, пока ноги окончательно вспомнят, чьи они, и пройдет насланная миллаушем слабость.
        Изначальное Зеркало сияло в свете белых шаров. Собственно говоря, зеркалом оно не было - в нем ничего не отражалось. Знать бы, для чего чужаки его здесь поставили и как оно взаимодействует с цивилизацией СерИвов… Дна колодца Мстислав не видел, однако водопад еще шумел. Застонал очнувшийся Дэсс.
        - Лежать! - Телохранитель ткнул его стволом под ребра и наступил на живот коленом. - Дернешься - выстрелю.
        Дэсс не испугался. Однако и того безумия, что Мстислав недавно наблюдал, в лице уже не было.
        - Отпусти, - попросил княжич, лежа на камнях, и пощупал свою изрядно побитую голову.
        - Не пущу.
        - Я сказал: отпусти.
        Надо было не препираться, а стрелять не раздумывая. Слишком поздно телохранитель вспомнил, что он по-прежнему «раб» и сопротивляться не может. Вопреки собственной воле, он убрал оружие и отодвинулся.
        Морщась от боли, княжич сел, затем осторожно встал на ноги. Мстислав тоже кое-как поднялся. Дэсс поддержал его; оба стояли не слишком уверенно. Между краем Зеркала и стеной колодца было достаточно места, чтобы провалиться вдвоем.
        До колодца - два шага. Княжич сделал первый из них. Мстислав качнулся вперед и развернулся, оказавшись лицом к Дэссу, преграждая путь. За спиной - полшага до смерти.
        Неожиданно стало тихо. Вода ушла, гул водопада смолк.
        - Отойди, - прошептал Дэсс. Серебряное сияние ложилось на лицо, отражалось в перепуганных глазах. - Слав, ты убьешься. Отойди от обрыва.
        Телохранитель двинулся на княжича, и тому пришлось отступить, подавшись прочь от колодца. Второй шаг - глаза в глаза, след в след. Третий шаг. Четвертый. Дэсс наткнулся на стену, зашипел от боли в голове. Потом вдруг схватил Мстислава за локти, рванул - и впечатал рядом с собой в камень, прижал к стене.
        - Кэт тебя задери! Куда суешься?! На ногах не стоишь! Оступился - и все! - Он помолчал, тяжело дыша, отпустил телохранителя. - Я тебя прошу: будь осторожнее.
        Мстислав постоял, привалившись к стене. Слава богу. Миллауш наконец отвязался, и Дэсс опомнился. Сейчас в глайдер, и только нас тут и видели. Жаль, что нельзя сразу податься в Рассвет-Диа-ла, к Северу и Светлане…
        Княжич встрепенулся:
        - Слав, Зеркало пробудилось.
        Из центра серебряной тарелки разбегалось изображение. Сначала Мстислав различил только алые и зеленые искры да огненную каплю, и еще какое-то тусклое пятнышко. Затем в ало-зеленом он признал фигуру СерИва. Великолепный Дэсс Мат-Вэй в сполохах алого и зеленого пламени, которое гуляло по шкуре из плавленого серебра. Рядом жарко цвел желто-красный цветок, раскидывал лепестки, пожирая пространство. Тусклое пятнышко вытягивалось по вертикали, приобретало бронзовый оттенок.
        У телохранителя мелькнула мысль, что надо не разглядывать картинки, а убираться подобру-поздорову, но в душе воспротивился пилот-исследователь. Он - первый из людей, кому выпало увидеть пробуждение Изначального Зеркала. Если камеры глайдера исправно зафиксируют эти чудеса, будет Северину подарок.
        Впервые за долгое время Мстислав ощутил себя победителем. Жену сохранил, с братом помирился, друга сберег. Это ли не победа? Он ли не молодец?
        - Слав, - тревожно заговорил княжич, - такого никогда не бывало. Наши Зеркала являют только СерИвов.
        - Так это не ваше, а инопланетное.
        Изображение росло. В Зеркале были двое: Дэсс Мат-Вэй и телохранитель экстра-класса Мстислав Крашич. Счастливый и гордый собой. В превосходном качестве изображения и совершенно голый. Вот же черт…
        Оставалось только посмеяться. Готовый простить миру любую новую каверзу, Мстислав усмехнулся.
        Значит, пылающий цветок - это миллауш. Вспомнив про него, телохранитель огляделся. Отсветы жаркого огня в Изначальном Зеркале ложились на каменные стены, и от Зеркала как будто даже исходило тепло. Едва уловимое, но настоящее. Реальнее некуда.
        От миллауша теплом наносит. Зверь совсем рядом. Ползет по стене, неотличимый от камня. Что ему надо?
        Гордое отражение Мстислава смазалось, но не померкло. Огненный цветок распустил лепестки на пол-Зеркала, затмевая СерИва, сверкая золотом и затекая кровью.
        Почуяв неладное, телохранитель сгреб Дэсса и рванулся к глайдеру. Княжич без звука позволил себя протащить и вбросить в салон. Упав на сидение, он откинулся на спинку кресла и остался сидеть, неподвижный, как кукла.
        Мстислав оглянулся на Зеркало.
        Изображение СерИва погасло. Между фигурой Мстислава и сгустком кровавого пламени зияла пустота - серая, мутная.
        Где Дэсс?!
        В Изначальном Зеркале пусто. В этом мире княжича нет.
        Снова - ошибка телохранителя. Положился на мнение Кирсана, поверил миллаушу. Ошибка ценою в чужую жизнь.
        Если княжича нет, кто сидит в глайдере? Мстислав заглянул в салон.
        - Ну, и кто ты такой? - услышал он свой, внезапно охрипший, голос.
        Молчание. Растерянный взгляд, изменившееся лицо, которое как будто стало моложе. Домино было двадцать четыре года; этому - новому - человеку на вид едва ли дашь двадцать.
        - Как тебя зовут? - снова спросил Мстислав. Невольно опять глянул в Зеркало. Два отражения меркли, и вместо княжича по-прежнему была пустота. Как будто человека вовсе нет. Как будто он - никто.
        - Имя! - потребовал телохранитель.
        - Не знаю, - потерянно вымолвил человек-никто. Сосредоточился. - Может быть, Краш?
        Даже не «курсант Крашич». Хотелось в бешенстве заорать… нет, хотелось убить Очень Умного Зверя.
        Мстислав обошел глайдер и сел на свое место. Не дав себе труд поискать миллауша, не глядя больше на Изначальное Зеркало, поднял машину, вывел ее наверх и направил в Рассвет-Диа-ла.
        Ошибка ценою в жизнь друга…
        Глава 7
        За высоким, во всю стену, окном цвел парк. Кипень белых, лиловых, красных цветов, роскошь изумрудной травы, нежно-зеленой листвы и серебристой хвои, хмель изысканных запахов. Повсюду - ненастная осень, а тут - стоящая сумасшедших денег весна.
        Мстислав прижался лбом к стеклу, бездумно рассматривая ухоженный газон, усыпанные цветами кусты, а чуть дальше - высокие, под стать трехэтажному дому, деревья. Все это накрыто защитным куполом и цветет, забот не зная, под искусственным солнцем. Покойный господин Донахью был богат, и его деньгами теперь распоряжается Краш… то есть, Мстислав.
        Уже не столько телохранитель, сколько управляющий в поместье, советчик во всех делах, нянька при взрослом младенце, черт бы его побрал. Никаких сил уже нет. Мог бы - махнул со Светланой куда подальше, хоть к родителям, хоть к черту на рога. Краш не отпускает. Как он без Мстислава? Ничего не знает, не умеет, не помнит. При этом всего боится и не покидает поместье. А чуть что, глядит умоляюще и просит с таким виноватым видом, как будто и впрямь кругом виноват. Сознает ли он, что Мстислав целиком в его власти и ни в чем отказать не может? Рано или поздно разберется.
        Проклятое рабство. И трижды клятый миллауш.
        Мстислав отвернулся от окна, скользнул взглядом по комнате, которую Светлана нарекла малой гостиной. Белый камень стен, расписной плафон на потолке, шелк золотистых портьер, деревянные резные панели, дорогущий ковер на полу, позолоченное серебро светильников и безделушек. Большое зеркало в перламутровой раме с рисунком в виде птиц и зверей. В нем не просыпается Зеркало СерИвов, не появляется отражение Дэсса. И самого Дэсса нет. Совсем нет. Нигде. Мир как будто осиротел…
        Над камином, в котором можно разводить настоящий огонь, висит картина; Северин удружил. Откопал ее в какой-то частной коллекции, бешеных денег не пожалел. Те самые девчушки, которые когда-то убегали от реки со спасенными котятами в корзинке. Они повзрослели, вышли замуж, хозяйство справное: виднеются крыши добротных построек, на лугу пасутся коровы и овцы, мужья верхом едут с охоты, везут добытых косуль. Молодухи нарядно одеты, в волосах ленты и цветы. У одной за юбку цепляется ребятенок, другая - с животиком, ей скоро рожать. А кругом, куда ни глянь, кошки. Серые, белые, полосатые, рыжие, разноцветные. Играют, валяются на земле, спят, умываются, гоняют цыплят, караулят мышей, лезут в кувшин с молоком. Молодая черная кошечка гордо ведет на двор новый выводок - шесть черно-белых котят. Глядя на них, молодухи смеются, но как-то не очень весело. Куда им столько живности?
        Мораль ясна: взяв на себя ответственность, несешь ее, чего бы это ни стоило. А можно понимать иначе: однажды приняв неправильное решение, сам себя загоняешь в угол, и выхода нет.
        Выхода нет. Мстислав опять повернулся к окну. Цветущий парк радует глаз, но душу не греет. Красивая клетка. Дорогая тюрьма. Несколько раз ему удавалось улизнуть из поместья вдвоем со Светланой, но потом Краш обнаружил отсутствие телохранителя, перепугался и упросил не оставлять его одного. Он-то попросил, а Мстиславу теперь не выехать за ворота. Рабство!
        Вдалеке показались две женские фигурки. Телохранитель улыбнулся, любуясь. Светлана чувствовала себя превосходно, седые волосы были выкрашены в природный, огненно-рыжий цвет, выпавшие ресницы снова отросли, и она сама себе очень нравилась. А уж Мстиславу - и подавно. Главное - жива. За такое счастье можно и пленом заплатить.
        Вторая отрада звалась Кариной. Танцовщица из ресторана, куда Мстислав возил Дэсса на встречу с приятелями Домино и где впервые увидел настоящее отражение княжича. Маленькая и хрупкая, с огромными серыми глазищами, чем-то похожая на СерИвку; славная девушка, которая еще тогда княжичу приглянулась. Она и Крашу по нраву. Он рядом с ней расцветает и становится похожим на человека. Впрочем, Краш не умеет правильно подступиться к женщине, а Карина не торопится уложить его с собой в постель. Хотя он ей нравится. Молодой, здоровый, красивый. А что с головой беда, так Карина его за это жалеет. Она всех жалеет, добрая душа, - Мстислава, Северина, Анатолия Кирсана и всех остальных.
        Еще бы не пожалеть. Центр ксенологических исследований в академгородке закрыли, сотрудников разогнали, директора - Кирсана - хотели отдать под суд. Проворонил такую опасность, не упредил, нейтрализовать не сумел… Некомпетентность, халатность, да не было ли заодно и преступного умысла?
        Переселенных СерИвов уничтожили. Подчистую. Северин надеялся, что людям оставят хотя бы каплю памяти от подселенцев. Куда там! В угаре, его самого объявили пособником захватчиков и передали миллаушам на «казнь». Вышел скандал: умные звери всем отрядом отказались работать, пока Северина не признают невиновным и не оставят в покое. Пришлось уступить.
        По делу сотрудников института Донахью ведется следствие. Кто заронил идею о переселении СерИвов в людей, да почему, да отчего… Сотрудники, конечно, ссылаются на мать-миллаушку - дескать, она вдохновила СерИвов на переселение, она же заставила людей Донахью СерИвам в этом помочь. Саму мать до сих пор не нашли, и Очень Умного Зверя не отыскали, и обе его сестрицы куда-то запропастились. При этом никто не задавал неудобных вопросов Кирсану и ребятам из группы спецназначения, которые освобождали миллаушек из института. Понятно, что сами же миллауши заставили следователей не допрашивать людей и даже об этом не думать.
        Вскоре миллаушский карательный отряд отбудет на родину. На Беатриче останутся лишь несколько десятков наблюдателей-полицейских, которые будут приглядывать за порядком вообще и СерИвами в частности. На сегодняшний день уровень преступности упал до нуля, и власти рады-радехоньки.
        Светлана с Кариной брели по аллее, занятые своей женской беседой. Подружки не разлей вода. И чудесные няньки для Краша, Мстиславу в помощь.
        За спиной отворилась дверь.
        - Слав, к тебе можно?
        «Нельзя», - подумал телохранитель, но вслух этого не сказал.
        Краш мялся на пороге - пришибленный, виноватый, растерянный. Недоразумение, а не человек.
        - Можно?
        - Заходи, - разрешил Мстислав, стараясь подавить раздражение.
        - Не сердись. - Краш неуверенно тронулся с места.
        «Не сердись». Мстислава ноги сами понесли ему навстречу, а сердце растаяло. Рабство!
        - Ну, что? - спросил телохранитель суше, чем хотелось. Краша следовало держать в строгости.
        - Слав, я… - виновато начал тот. - Я хотел попросить…
        О, черт, опять!
        - Не проси, - велел телохранитель. Очень жестко приказал. Даже сам удивился, как хорошо получилось. - Никогда ни о чем меня не проси.
        - Почему? - Краш сжался, словно его ударили.
        У Мстислава от жалости душа перевернулась, однако он постарался это скрыть и напомнил:
        - Я сто раз говорил: хочешь чего-нибудь - предложи, обсудим. Но не проси. Тебе ясно?
        По растерянным глазам было видно: ничего ему не ясно, только зря обидели без вины виноватого. Невозможно с ним. Мстислав махнул рукой на воспитание.
        - Я слушаю. Что ты хотел?
        - Убрать зеркала, - извиняющимся тоном сказал Краш. - Хотя бы часть.
        - Они тебя кусают?
        - Нет, - ответил Краш на полном серьезе. Ни малейшего чувства юмора. - Но они везде.
        - И что же?
        - В них просыпаются Зеркала СерИвов.
        - СерИвов у нас нет, - терпеливо сообщил телохранитель. - Зеркала их показать не могут. Поэтому они и не проснутся.
        Краш совсем растерялся. На лице появилось умоляющее выражение, которое Мстислав ненавидел, поскольку в такие минуты совершенно не мог противостоять своему подопечному.
        - Хорошо, уберем, - обещал он.
        Краша это не успокоило.
        - Я видел, - произнес он с несчастным видом. - В зеркале… как будто вспышка.
        - Ну, так это не то. Когда настоящее Зеркало отражает СерИва, изображение сначала крохотное, затем оно растет, некоторое время держится, и только потом исчезает.
        - Тут было не так. Похоже на… - Краш подыскивал, с чем сравнить. - Как будто огонь в камине. Полыхнул и погас. Слав! - он отшатнулся. - Ты что?!
        - Ничего, - процедил телохранитель.
        Глянул на свои руки. Даже кулаки не сжались - а Краш перепугался. Соображать не соображает, но все чувствует. Значит, зеркало показало вспышку пламени. Уж не патрульный ли миллауш пожаловал?
        - Антонио, - Мстислав вызвал по интеркому охранника, - ты следишь за периметром? У нас что - гости?
        - Да, кто-то подъезжает. Сейчас скажу… Ага. Северин с дамой.
        - Этих пропусти. А миллаушей нет?
        - Э-э… Вдалеке вижу патрульный глайдер. Возможно, к нам.
        - Не пускай. Нас проверяли и по плану, и внепланово, и как угодно. Покажи запись о проверках, и пусть убираются.
        - Понял, - обрадованно сказал охранник. Как любой нормальный человек, он крепко недолюбливал миллаушей.
        Краш попятился к двери.
        - Слав, я пойду?
        - Иди. Но тогда не увидишь, с какой дамой прибыл мой брат.
        - Потом расскажешь. - Краш удрал. Северина он откровенно боялся.
        Обрадованный, Мстислав поспешил гостям навстречу. С братом он давно не виделся, а про «даму» вообще ничего не слыхал. Видать, дело серьезное, коли Северин сподобился привезти ее в поместье.
        Пройдя анфиладой роскошных залов, телохранитель вышел на парадное крыльцо. Мобиль Северина стоял у ступеней, но ни самого брата, ни его спутницы было не видать. Колоннада белого камня мягко светилась под искусственным солнцем, окна в доме отсвечивали золотисто-коричневым, не пропуская взгляд внутрь.
        И никого. За колоннами укрылись, что ли?
        - Север?
        - Здесь, - откликнулся брат, вынырнув из-за угла.
        Он шел один. Что-то не так?
        - Антонио сказал: ты с дамой. - Мстислав присматривался.
        - Я… да. Правильно.
        Угол рта у него подрагивал. Что-то стряслось.
        - Заходи.
        Телохранитель открыл перед братом дверь - из медового дерева, с тонкой резьбой, которую Северин считал шедевром и не уставал восхищаться работой мастеров. Сегодня он прошел в дверь, ее не заметив. Мстислав повел брата в бывшие покои Домино - в комнату, где прежде обитал сам и которая не прослушивалась с пульта охраны. Спальни тоже не прослушивались, но разговаривать в спальне показалось нелепо.
        За двустворчатой дверью, отделанной шелком, был коридор с зеркалами и недавно навешанными глухими панелями по стенам и потолку. Панели скрывали фривольные росписи, любимые прежним владельцем покоев. Краш сюда носа не казал, поселившись на втором этаже, в комнате для гостей, и здесь вообще никто не бывал. Однако Светлана, едва увидев изображения голых красоток, объявила, что это необходимо закрыть, и Мстислав заказал панели. Северин прошел мимо, не отпустив ироничного замечания, хотя росписи он прежде видел и высказывался в том духе, что оно, конечно, слегка чересчур, но вообще-то - живописный шедевр и на любом аукционе будет стоить кучу денег.
        В бывшей комнате Мстислава все осталось, как было: стены затянуты коричневым шелком, коричневое же покрывало на постели, кресло, два стула, придвинутый к стене стол, рядом - видеоэкран.
        - Присаживайся, - телохранитель указал на кресло. - Пить что-нибудь будешь?
        Северин потряс головой, отказываясь, и подошел к окну, раздвинул шторы. В комнату хлынул искусственный солнечный свет. За окном был такой же газон, как Мстислав недавно рассматривал, и цветущие кусты. Северин застыл, словно завороженный видом.
        Телохранитель набрал на вделанной в столешницу панели заказ: два бокала с ромом - контрабандным, от Йенса, - шоколад и фрукты на закуску. Заказ прибыл через пару минут, и все это время Северин стоял молча, напряженно выпрямившись и глядя в окно.
        Мстислав подал брату бокал:
        - Пей. И шоколад не забудь. Что стряслось?
        Северин пригубил темный, крепкий, роскошный ром и глуховато ответил:
        - Миллауши улетают домой. Через два дня.
        Ну и новость. Вся планета ждет не дождется, когда карательный отряд отбудет.
        - Улетают, - согласился телохранитель, недоумевая. - Нам-то что за горе?
        Северин отвернулся наконец от окна, одним махом допил ром и со стуком поставил бокал на поднос.
        - Они не хотят, чтоб я летел с ними.
        Мстислав помолчал, перебирая в уме варианты. Брат желает работать на Миллауше, а умные звери против? Они подчинили его, привязали к себе, использовали, а теперь он им больше не нужен? Или они справедливо полагают, что Север нужнее здесь, чем на их родине?
        - Зачем тебе на Миллауш?
        Брат неожиданно замялся.
        - Я… Слав, ты не подумай… А! - он безнадежно махнул рукой. - Сейчас сам поймешь.
        Он оглянулся на окно, словно чего-то ожидая. Ничего там не было нового - все тот же ухоженный газон да цветущие кусты. Северин перевел на Мстислава тоскливый взгляд.
        - Слав, ну хоть ты мне скажи: почему они не хотят?
        Жалея брата, телохранитель проглотил все разумные, жесткие, годные для вправления мозгов слова и мягко проговорил:
        - Потому что ты очень нужен здесь. Сам подумай: как мы без тебя?
        Северин понурился. Мстислав сунул ему второй бокал с ромом:
        - Пей.
        Брат послушно глотнул и опять тревожно глянул в окно. Угол рта неудержимо подергивался. Не спуская глаз с видимой ему части парка, Мстислав притянул брата к себе, обнял, укрывая от всех мыслимых бед. Миллауши там или что, никому не позволено доводить человека. Северин благодарно уткнулся лбом ему в плечо и затих.
        Краем глаза телохранитель уловил движение на стене. В центре погашенного, давным-давно спящего видеоэкрана разбегался ясный кружок СерИвского Зеркала с пламенеющей искрой внутри. Раздался голос охранника:
        - Слав, к нам полиция. Я вынужден пропустить.
        Черт, что там еще? Полиция, усиленная взводом миллаушей, явилась с ордером на арест Северина? Или окаянные звери прибыли с новой проверкой и внедрили Антонио мысль, что он должен выключить силовую защиту ворот? Мстислав хотел было это выяснить - но замер, глядя в окно. Дух занялся.
        Он в жизни своей не видал ничего прекрасней, чем та молодая дама, которая шла по траве к дому. Каждый ее шаг, каждое движение были легки и невероятно изящны, длинные ноги - изумительны, грудь под обтягивающей блузкой - бесподобна, точеные руки и плечи казались произведением искусства, а лицо… лица было не разглядеть за сиянием золотистых глаз и еще более золотых волос. Дама была ослепительна и соблазнительна до помутнения рассудка. И очень печальна. Мстислав это увидел, когда она подошла ближе.
        - Это Мила, - сказал Северин, отстраняясь. - Ну? Теперь понимаешь?
        Она замедлила шаг, глядя Мстиславу прямо в лицо. Зеркальное стекло не пропускало взгляд снаружи вовнутрь, и все же Мила несомненно смотрела телохранителю в глаза. Он ощутил, что не просто теряет голову - теряет всякую власть над собой. За одно лишь счастье видеть эту женщину Мстислав готов был душу продать, готов был преданно служить ей, быть рабом до той минуты, когда сойдет с ума от желания ею обладать… Затем что-то вдруг изменилось. Наваждение ушло: Мила была прекрасна и пленительна, однако рассудок телохранителя остался при нем.
        - Ты понимаешь? - повторил Северин свой вопрос.
        - Да, - тяжело уронил Мстислав, разглядывая гостью.
        Несказанная красота. Мила слегка напоминала Светлану и одновременно была похожа на без пяти минут пилот-навигатора - бывшую лучшую на свете девчонку из академии, где братья учились, - и походила на кого-то еще из прошлых девушек Северина. Однако это была именно Мила - средоточие всего, что Северину нравилось в женщинах, воплощение его мечты.
        Она остановилась в нескольких шагах от окна. Золотистые глаза мерцали и смотрели уже не на Мстислава - на Северина. Грустные, все понимающие, нездешние глаза.
        Ну и вляпался же братишка. Вот уж учудил так учудил. До чего все это невовремя…
        Северин прижал ладони к стеклу. Миллаушка порывисто шагнула вперед и вскинула тонкие, удивительно красивые ладошки, прильнула к стеклу со своей стороны. Ладонь в ладонь, лицо к лицу. И все же - по разные стороны прозрачной преграды.
        В академии Мстислава учили, что подобные межрасовые отношения долго не длятся. Однако сердце рвется, когда смотришь на этих двоих, которые умирают от горя в преддверии разлуки…
        - Север, если миллауши не желают, чтоб ты летел с ними, ты можешь вылететь раньше и ожидать их на месте.
        Миллаушка встрепенулась, глаза впились в телохранителя, их золотистое мерцание стало глуше. Северин отнял руки от стекла; Мила тоже отвела ладони.
        - Видишь? - горько произнес Северин. - Она не хочет.
        Мстислав открыл окно. В комнату ворвались запахи травы и цветов, а с ними - свежий, волнующий, кружащий голову аромат. Аромат сбывшейся мечты.
        - Мила, почему? - спросил телохранитель.
        - Ей трудно говорить вслух, - сообщил брат.
        - Объясни, - потребовал Мстислав. - Не можешь словами - тогда мыслью, сном, танцем… как сумеешь. Я жду!
        - Как ты разговариваешь?! - возмутился Северин. - Она…
        - Уймись. Ты не справился с ней разобраться - вот и молчи.
        Телохранитель выпрыгнул в окно, к отпрянувшей миллаушке, надвинулся на нее. Северин выскочил следом, встал за спиной. Дальше пришлось общаться мысленно.
        «Мила, что за ерунда? Почему Север не может быть с тобой? Ты его любишь?»
        «Да! - От нее так и полыхнуло внутренним жаром. - Я не могу без него».
        У Мстислава помутилось в глазах. Огромным усилием он задавил бешеное желание обладать этой женщиной… Умной Зверой… этим чудом. Кое-как справившись с собой, чувствуя за спиной молчаливое присутствие брата, продолжил допрос:
        «Отчего ему нельзя с тобой на Миллауш?»
        Мила глядела на него, не мигая, - знакомым взглядом умных зверей.
        «Почему ты не хочешь сама остаться здесь? Хотя бы на время? Возможно, потом вам будет не так больно расстаться».
        Пристальный немигающий взгляд. Черт бы ее побрал! И еще полиция привалила - они вот-вот объявятся и помешают… Мстислав попытался убедить:
        «Мила, мы оба знаем: Север помчится вслед за тобой. Лучше объясни сейчас, почему этого нельзя делать».
        Она опустила взгляд. И как будто погасла. Словно умерло то красно-желтое пламя, которое отражали Зеркала СерИвов.
        Разумные доводы были исчерпаны, оставалось давить на психику.
        «Мила! - мысленно рявкнул телохранитель. - Твой брат убил моего друга. Я не позволю, чтоб теперь ты убила моего брата. Отвечай!»
        Она сжалась. Подняла было руки, желая коснуться Мстислава, но не посмела. Или же вовремя спохватилась и не стала сводить его с ума лишний раз.
        - Слав, - предостерегающе сказал Северин, - отвяжись от нее.
        «Ему нельзя знать, - ответила наконец Умная Звера. - Это его убьет».
        От неожиданности Мстислав позабыл все правильные слова. Поэтому он только беспомощно выдохнул:
        - Ты спятила, девочка, - и, плюнув на осторожность, на неодолимую притягательность золотого миллаушского чуда, привлек Милу к себе, обнял ее, укрывая от бед и напастей, как недавно укрывал брата. Она доверчиво прильнула к нему - горячая, как печка, напуганная, потерянная.
        Горячая, да. Бешеный расход энергии… Мстислав сообразил:
        «Тебе трудно быть человеком?»
        «У меня больше нет сил, - призналась она. - На два дня еще хватит, до отлета, а потом… Северин не должен знать, что будет. Не говори ему. Я прошу».
        Взяв за плечи, телохранитель отстранил ее и посмотрел в лицо. Несчастное лицо безумно красивой женщины. И жить ей осталось чуть больше двух дней. Он велел:
        «Превращайся обратно в миллаушку. Сейчас же».
        «Я останусь для него человеком, - возразила она. - В эти два дня он проживет целую жизнь. Такой никогда ни у кого не будет. А моя жизнь без него ничего не стоит».
        - Рехнулась! - припечатал он вслух. - Идиотского видео насмотрелась, не иначе. Ты что, не понимаешь?… - Мстислав осекся и докончил мысленно: - «Север будет любить тебя в любом виде - и человеком, и миллаушкой. Ты это знаешь не хуже меня. У нас полно людей, которые обыкновенных кошек любят больше, чем…»
        «Я буду сама решать, - перебила Мила. - Я хочу, чтобы эти два дня он прожил со мной - человеком».
        - И потом считал себя убийцей, - рассерженно подхватил Мстислав, более не заботясь о приватности беседы. Обернулся к побледневшему брату, передал ему затрепыхавшуюся Милу. - Север! Пусть она возвращается в облик миллаушки. Сию минуту. Иначе она умрет, не успев вернуться домой.
        Кажется, получилось. Дальше брат сам в два счета разъяснит глупой самоотверженной Звере, что ему дороже - два дня удовольствий или жизнь потрясающего миллаушского чуда.
        А вот и полиция. Ну, что им надо? Оставив Северина с Милой, телохранитель зашагал навстречу вывернувшим из-за угла полицейским.
        Их было двое - симпатичная светловолосая девушка в форме и медово-желтый миллауш. На звере было надето нечто вроде жилета полицейской расцветки - синий с белым и красным. «Дожили, - неприязненно подумал телохранитель. - Миллауши щеголяют в жилетах!» Дело было не в одежке, а в том, что Мстислав вообще на дух не переносил миллаушей - карателей и убийц. Разве что для Умной Зверы сделал исключение.
        - Здравствуйте, господа, - звонко проговорила девушка, в приветствии коснувшись козырька форменного кепи. - Офицер полиции Иванна Таш. Прошу извинить за вторжение. - Она замешкалась, переводя взгляд с Мстислава на Северина, заодно оценила по достоинству бесподобную Милу. Улыбнулась мужчинам: - Кто из вас - Мстислав Крашич?
        - К вашим услугам, - отозвался телохранитель холодно. Девушка ему нравилась, но вот клятый миллауш… медово-желтый, с кремовым брюхом, видным из-под жилета… Да еще кисточки на ушах, которых нет ни у кого, кроме старых знакомцев Мстислава. - Здравствуй, умник. С чем пожаловал?
        - Вы их различаете? - удивилась симпатичная Иванна. - А я - нет. И в нашем отряде никто не различает. Они сами как-то разбираются по дежурствам… - Спохватившись, она принялась объяснять: - Господин Крашич, мой… э-э… коллега настоял, чтоб мы посетили ваше поместье. В смысле, поместье господина Донахью. Он дал понять, что у него к вам дело.
        Мстислав уставился в желтые глаза Очень Умного Зверя. Обратился мысленно:
        «За сестрицей явился - спасать и воспитывать? Опоздал - мы это уже уладили».
        Миллауш издал протяжное «мрр-аа-ха-у», обращенное к Миле. Она откликнулась низким повелительным рыком, который настолько не вязался с обликом прекрасной женщины, что Иванна испуганно присела и схватилась за кобуру на поясе. Впрочем, оружие она не достала, быстро сообразив, что к чему. Черты лица Милы начали меняться, оплывать, однако она по-прежнему выглядела с ума сводящей женщиной и крепко обнимала Северина.
        - Ах-ха! - заявил Очень Умный Зверь.
        Новый повелительный крик, больше похожий на рев разгневанного вожака стаи, чем на оправдания сглупившей младшей сестры.
        - Рха! - буркнул Зверь, точно плюнул в сердцах. Уши опустились, воинственные кисточки на них поникли.
        Яростно взвыл Северин, закрепляя победу Милы. Симпатичная Иванна от неожиданности подпрыгнула и опять схватилась за кобуру. Ошарашенно потрясла головой, обратилась к Мстиславу:
        - Простите. Я не ожидала, что выйдет так шумно.
        Она не казалась идиоткой. Очевидно, миллауш держал ее сознание под контролем.
        «Убирайся, - мысленно велел ему телохранитель. - Северин позаботится о твоей сестре».
        Очень Умный Зверь сел на хвост и уставился Мстиславу в лицо. Пристальный немигающий взгляд, буравящий душу.
        «Что тебе? - спросил Мстислав, стараясь подавить раздражение. И внезапно сорвался, обрушился с упреками: - Ты убил Дэсса, хотя я просил пощадить. Ты создал этого слизняка, недочеловека, Краша - и меня сделал его рабом. Что тебе еще? Пошел вон отсюда!»
        «Я сберег твою жизнь, - пришел от миллауша - впервые! - неожиданно ясный ответ. - Ты мог быть давно мертв, телохранитель. Вдвоем с другом. Спроси у жены и у брата: чему они больше рады?»
        «Кроме жизни, есть долг и честь». Мстислав нарочно выразился как можно яснее. Коли миллауш способен воспринять от людей еще что-нибудь, пусть воспримет и это. «Ты все понял, Зверь? А теперь уходи».
        Очень Умный Зверь не ответил, но и не тронулся с места. Взгляд круглых желтых плошек сделался задумчив.
        Держа Северина за руку, Мила двинулась было к брату. Тот шевельнул медовыми ушами, и она замерла. Северин стоял рядом, неподвижный и сосредоточенный. Очевидно, мысленно общался с Очень Умным Зверем.
        Симпатичная Иванна разглядывала Милу, которая менялась, превращаясь в миллаушку. Черты лица смазывались, золотые волосы тускнели, липли к голове и плечам, одежда обращалась шерстью.
        Мстислав забеспокоился: отчего-то Светланы с Кариной не видно. Тут стоял шум до небес - а девчонки не примчались. Надо полагать, Очень Умный Зверь намеренно их держит поодаль. Проклятая тварь. Вот уж прав был брат, когда говорил про тотальный контроль сознания…
        У Северина брови сошлись к переносью - миллауш сообщил нечто неприятное. Затем начал подрагивать угол рта; похоже, дела совсем плохи. Умная Звера прекратила меняться и положила руку ему на плечо. Ноги у нее уже стали серыми лапами, а руки еще оставались руками, с тонкими изящными пальцами вместо длинных когтей. По-прежнему хмурясь, Северин обнял ее за талию… за мускулистый бок стоящей на задних лапах кошки.
        - Что можно сделать? - резко спросил он вслух. Выслушал мысленный ответ миллауша. - Если даже ты не знаешь, тогда кто?
        По всей стене дома, по трем его этажам, в окнах вдруг проснулись Зеркала: в каждом золотисто-коричневом прямоугольнике загорелись, разбегаясь вширь, желто-красные огоньки. Мстислав невольно огляделся в поисках новоприбывшего отряда миллаушей, но их не было.
        - Ах-ах-ахххх! - выкрикнула Умная Звера, и от ее крика миллауш привскочил и вздыбил шерсть, даже его полицейский жилет раздулся. Звера зашлась в новом крике: - А-а-ах-ха-ррахх! - Дальше она забормотала тихо и очень быстро, так что Северин явно не понимал ничего, а Очень Умный Зверь вслушивался с большим вниманием.
        Миллаушка говорила минуты две. Когда она смолкла, пламенные цветки в Зеркалах погасли.
        - Теперь у тебя есть ответ? - осведомился Северин.
        - Нам надо подумать, - неожиданно ответила за Очень Умного Зверя девушка-полицейский. - Всего доброго, господа.
        Коснувшись козырька форменного кепи, Иванна зашагала вдоль дома, а миллауш деловито направился следом. На стоящих торчком ушах воинственно топорщились кисточки.
        Умная Звера обхватила Северина за шею, на миг прижалась щекой к его щеке и кинулась вслед за братом. Бежала на задних лапах, а тем временем руки стремительно изменялись, и вот уже миллаушка опустилась на все четыре конечности - и скрылась за углом почти кошкой. Северин проводил ее тоскующим взглядом и обернулся к брату.
        - Слав, ситуация такова. По официальной версии, население активно протестует против деятельности миллаушей и требует свободы воли. Через два дня, как запланировано, отбудет их основной отряд. А вскоре отзовут и остальных. Когда продавят это решение через Объединенный Совет безопасности. Причина - многочисленные случаи подавления воли человека. Поэтому миллаушей здесь не останется. Ни одного. Ни единого наблюдателя! - Северин повысил голос и в гневе хватил кулаком по раскрытой ладони. - Ты понимаешь, что тут начнется?
        - Чего не понять? СерИвы по проторенной дорожке двинутся обратно к людям… Нет, не так: люди первыми пойдут на СерИвов, желая себя обезопасить. Начнется война, которую мы как будто предотвратили. В лучшем случае, СерИвов загонят в резервации, откуда им будет носа не высунуть. - Мстислав помолчал, размышляя. - По-хорошему, людям надо бы отсюда убраться. СерИвы остались бы сами по себе, не в кого перескакивать - и нет проблем. В конце концов, именно мы заявились на их планету, а не наоборот. Нам и уходить.
        - Ты это объясни высокому руководству, - язвительно откликнулся брат. - Так и вижу: завтра же начинается спешная эвакуация городов.
        - А я не вижу, кому выгодно убирать миллаушей - гарантов спокойствия и безопасности.
        - Тому, кто их боится больше, чем СерИвов. Кому они мешают блюсти собственную выгоду. Свобода воли! - воскликнул Северин. - Послушай, Слав: я сам, лично, работал с миллаушами. В обход всех чиновничьих указов - работал. И Кирсан тоже, и остальные наши сотрудники. Мы все учили умных зверей: не навреди. Пусть даже они вмешиваются, манипулируют сознанием, подавляют волю - ну и черт с ней, с дурной волей, если таким образом предотвращаются убийства. Свобода, - повторил он с отвращением. - Кто ее, когда и где видел? Стоит только наше видео посмотреть - сразу поймешь, что твоим сознанием вертят, как хотят. А тут - миллауши, которым не нужно ни денег, ни власти. Только, чтоб их семьям на родине дали спокойно жить. - Северин клацнул зубами и тряхнул головой. - Да что я тебе-то объясняю?
        - Полиция убралась, - с шипением доложил охранник Антонио; вне дома связь работала не ахти. - Мстислав, обрати внимание: прибыл один миллауш, а убыли два.
        - Понял, спасибо, - отозвался в пространство телохранитель.
        Антонио не унялся:
        - Они что - у нас размножаются? Будем торговать зверьем?
        Неужто он пропустил все представление с миллаушкой? Быть такого не может. Скорее, забыл - не без помощи Очень Умного Зверя либо его сестрицы.
        - Миллауши самозарождаются из воздуха и пустой болтовни, - сообщил охраннику Северин. - Антонио, скажи-ка: где господин Донахью?
        - Его нет, - подковырнул охранник в свою очередь. - Есть то, что отзывается на имя Краш, и оно сейчас толчется у парадного входа.
        - Будешь много выступать - уволю, - беззлобно пригрозил Мстислав.
        Антонио самодовольно хмыкнул. Дескать, еще найди сотрудника получше, который был бы тебе верен и при покойном Донахью-старшем, и при СерИвах, и при слабоумном Краше.
        Через пару мгновений охранник снова появился в эфире:
        - Мстислав, твой Крашахью пишет неприличные слова на мобиле Северина.
        - Чем пишет?
        - Пальцем, - прошипела связь.
        Северин кинулся к открытому окну бывшей комнаты Мстислава, махнул в проем. Телохранитель ринулся следом, запрыгнул в комнату и угодил прямо в руки брату, который толкнул его к видеоэкрану:
        - Включай! Надо глянуть.
        Мстислав включил экран, запросил сигнал с камеры над парадным входом.
        Краш сидел на корточках возле машины, водил пальцем по стеклам. Стекла были чистые, следов не оставалось, и понять, что он пишет, можно было только по движению пальца. Северин подался ближе к экрану, всматриваясь. Мстислав ждал, затаив дыхание. Что скажет брат?
        - Нет, - разочарованно вздохнул Северин. - Это не СерИвские знаки. Черт, я уж понадеялся…
        - Может, миллаушские письмена? - предположил телохранитель - вроде бы в шутку, но с надеждой, что хоть какой-то разум вернулся в больную голову его подопечного.
        - У миллаушей нет письменности. - Северин выключил видео и с горечью признался: - Я не знаю, что делать. Как уберечь СерИвов от людей и как не позволить им снова захватить чужие тела. Они же теперь отлично умеют вселяться, и помощь института Донахью им не требуется. Вот увидишь: вскоре СерИвки поскачут по свету, оставляя за собой вереницы трупов, и Совет опять призовет на помощь миллаушей… Все повторится точь-в-точь, плюс лишние смерти.
        Мстислав промолчал. Утешить нечем: Объединенный Совет безопасности планет не склонен прислушиваться к доводам экспертов, здравый смысл побежден. Телохранитель посмотрел на два пустых бокала, нетронутый шоколад и фрукты на подносе. Предложил:
        - Хочешь еще рому?
        - Я хочу сдохнуть, - ответил брат с подкупающей искренностью. - Пойдем, что ли, с Крашем потолкуем.
        - Он тебя боится как огня, - напомнил Мстислав.
        - А мы его вкуснятинкой прельстим, - Северин забрал плошку с кусочками шоколада, доложил в нее горсть красных ягод. - Идем.
        Глава 8
        Прошли коридором с зеркалами и скрывающими настенную роспись панелями. Северин панели опять не заметил, а в зеркалах отразились только братья - похожие как две капли воды, белокурые, кареглазые, одинаково озабоченные и хмурые. Краш просил убрать часть зеркал в доме, вспомнил Мстислав. Вот отсюда и уберем. Да еще снимем парочку на втором этаже, где он сам обитает, и бог даст, наше недоразумение этим удовлетворится.
        Северин быстро шагал через роскошные залы, нес угощение.
        - Зачем тебе Краш? - поинтересовался телохранитель.
        - Хочу парой слов перемолвиться.
        - Сбавь ход и тон, - посоветовал Мстислав. - А то напугаешь, и он попросит, чтоб я отказал тебе от дома.
        - Откажешь?
        - Придется.
        Северин потряс головой.
        - Так и не могу взять в толк, на кой ляд миллауш навязал тебе это рабство.
        - Ты бы у Милы спросил, - указал Мстислав с досадой.
        - Спрашивал. А она молчит. - Северин удрученно заглянул в плошку с шоколадом и ягодами. - Ладно. Будем работать.
        Мстислав вышел из дома вслед за братом. Многовато одновременных задач: уберечь СерИвов от людей, спасти людей от СерИвов, да еще управиться с Крашем, который не отпускает из поместья.
        Его подопечный так и сидел на корточках возле мобиля и сосредоточенно водил пальцем по стеклам и корпусу. Северин вплотную подходить не стал, остановился на широких ступенях.
        - Здравствуй, дружище.
        Краш испуганно вскочил и шарахнулся от машины.
        - Север хочет с тобой побеседовать, - произнес Мстислав, приближаясь. - Не бойся, он на тебя не сердится. Смотри: гостинец принес.
        - Слав, не надо. - Краш попятился. На лице появилось умоляющее выражение, против которого телохранитель был безоружен. - Слав! Пусть он…
        - Попробуй; это вкусно, - мягко перебил Северин, предъявляя содержимое плошки и не трогаясь с места. - Дружище, подойди и поговори со мной. Пожалуйста. Мне очень нужно.
        Краш отступил еще дальше. Даже то, что Мстислав встал между ним и братом, его не успокоило.
        - Слав, я тебя прошу… - начал он, и опять Северин не позволил накинуть очередную удавку на шею телохранителю.
        - Краш, друг, нужна твоя помощь. Ну, подойди, угостись. Я же с добром пришел. Почему отказываешься? Зачем меня обижаешь?
        Мстислав внезапно уверился, что брат добивается вовсе не разговора с несчастным недоразумением, а чего-то совершенно другого. И черт знает, чем это «другое» обернется.
        Кажется, Краш тоже чуял неладное. Он переминался с ноги на ногу, желая удрать, но не решался, чувствуя себя виноватым. Северин подался к нему, протягивая плошку.
        - Нет! - Краш отпрыгнул. - Слав, я не… Я… - В отчаянии, он придумал выход: - Можно, я с Севером по видео поговорю?
        Мстиславу стоило труда возразить:
        - Он тебя просит: здесь и сейчас.
        - Тогда я не буду разговаривать, - объявил Краш.
        Дальше произошло невероятное. Северин пошатнулся, как от удара. Затем неверным движением опустил плошку на каменную ступень и сам неловко рухнул рядом. Согнулся, пряча лицо, обеими руками вцепился в свою светлую шевелюру, застонал - и вдруг заплакал в голос, сильно вздрагивая и восклицая: «За что?! Ну, за что?!»
        Мстислав на мгновение опешил. Затем повернулся к Крашу:
        - Видишь, что ты натворил? Вон как человека расстроил.
        Северин плакал, словно у него сердце разрывалось. Будто не комедию ломал, а по-настоящему сорвался. Мстиславу хотелось увести Краша и оставить брата одного, пока не успокоится. А еще лучше надавать по ушам за то, что безобразно расклеился, и заставить собраться. Впрочем, брат сказал: «Будем работать». Значит, мы так работаем.
        Краш настороженно следил за телохранителем, как будто опасался сам огрести оплеуху. Зато Северина - сокрушенного, уничтоженного - он больше не боялся. Он даже придвинулся, думая как-то утешить и поддержать.
        Ну, и что дальше делать? Не стоять же столбом, как последний идиот…
        - Что ты стоишь? - зашипел неожиданно Краш. - Сделай что-нибудь.
        Уже не перепуганный и виноватый, а обозленный и напористый.
        - Я не знаю, чем помочь, - сказал Мстислав, едва веря собственным глазам.
        - Так придумай! - рявкнул Краш. Слаще этого гневного рыка телохранитель давно ничего не слыхал. Его подопечный уселся рядом с Северином, хлопнул по вздрагивающей спине: - Будет тебе. Север, ну, что ты, ей-богу? Все хорошо. - Перевел взгляд на Мстислава. Злость ушла, однако он по-прежнему казался совершенно разумным. - Слав, я прошу: сделай что-нибудь… чтоб ему не было так больно.
        Несколько мгновений телохранитель боролся с собой, чтобы не кинуться выполнять просьбу - увести брата в дом, напоить, успокоить… Северин встрепенулся, рассчитывая дать совет, и это было ошибкой: Краш тут же отпрянул и съежился. Проклятье! Брат уткнулся лицом в колени, его опять затрясло от рыданий, и к Крашу вернулось стремление оберегать слабого.
        - В машину, - велел Мстислав. - Быстро!
        Пока удача с ними, ее нельзя упустить.
        Краш заставил Северина подняться и подойти к мобилю. Брат упирался и пошатывался - настолько, чтобы Краш был занят и не вздумал снова пугаться. Мстислав затолкал их обоих на заднее сидение и погнал мобиль к ангару с глайдером. Со Светланой бы попрощаться; однако он побоялся спугнуть удачу. Не дай бог, Краш опомнится и заявит, что не может покинуть поместье.
        В глайдер перебрались без помех. Северин с Крашем поместились на заднем сидении, а Мстислав вывел машину из ангара и потихоньку, едва приподнявшись над землей, двинул ее к воротам.
        По сторонам плыли деревья и цветущие кусты, облитые солнечным светом. Еще две сотни метров благодати - и здравствуй, ненастная осень. Добраться бы. Северин глухо стонал, Краш обнимал его за плечи и уговаривал, что все будет хорошо. Мстислав от души пожалел брата. Пустыми криками и показными судорогами Краша не обмануть, он поразительно чуток к эмоциям, и Северин вынужден переживать всерьез.
        Впереди показалась ограда поместья, похожая на вздыбившуюся волну - мутно-голубая, с намеком на прозрачность, как настоящая вода, с дымчато-белыми «барашками» поверху. «Барашки» сливались с уходящим вверх защитным куполом, и в месте слияния можно было рассмотреть туманную полосу, выше которой начиналось искусственное голубое небо поместья. В этом ясном, теплом, жизнерадостном небе висел полицейский глайдер. Точнее, его изображение на внутренней поверхности купола.
        Мстислав ткнул клавишу связи:
        - Антонио, кто над нами?
        - Полицейский патруль, - отозвался охранник. В глайдере связь не шипела, голос из коммуникатора звучал чисто. - Все тот же. Они как вылетели от нас, так тут и остались. - Антонио помялся и осторожно спросил: - У вас все в порядке?
        - Да, - кратко откликнулся Мстислав, молясь о том, чтобы лишние разговоры не сорвали Северину игру.
        - У тебя в салоне новая аптечка, с хорошим успокоительным, - сообщил Антонио.
        Будь он неладен, такую скверную мысль Крашу подкинул!
        - Слав, где аптечка? Северу совсем худо.
        - Не надо! - взмолился Северин. - Мне нельзя никаких… Я от них сдохну.
        Краш поверил.
        Глайдер подплывал к выезду из поместья. Мутно-голубая преграда ворот истончалась, сквозь нее виднелся обширный пустырь, а за ним - почти съеденный густым туманом, слабо светящийся путепровод, ведущий в Тэнканиока-ла. Самого города было не видать. Только бы Краш не осознал, что пересекает границу. Что-то Северин некстати притих.
        - Краш, как он там?
        - Плохо. Не довезем.
        «Смотря куда везти», - подумал телохранитель. Глайдер выплыл в туман и морось и начал набирать высоту. Полицейский глайдер висел в стороне - смутное пятно в облаке красно-синего света сигнальных огней.
        Надо было посоветоваться с братом, куда лететь, и при этом не испортить дело.
        - Север, Рассвет-Диа-ла далеко. Продержишься?
        - Нет, - отозвался брат глухо.
        - В замок Мат-Вэев?
        - Давай.
        Зародилось ощущение, что он в самом деле едва жив.
        Полицейский глайдер тронулся с места, пристроился Мстиславу в кильватер. Телохранитель увеличил изображение на экране заднего обзора. Машину ведет симпатичная Иванна, миллауши смирно сидят пассажирами. Однако офицер полиции должен связаться с пилотом сопровождаемого глайдера, а Иванна молчит. Итак, кто сегодня дирижирует событиями? Опять миллауши, черт бы их побрал?
        Глайдер летел высоко над городом. Тэнканиока-ла был окутан туманом и простым глазом не различим, лишь серая пелена под брюхом машины была слегка подсвечена дневной иллюминацией.
        Телохранитель с тревогой присмотрелся к брату. Северин нехорошо замер, привалившись к Крашу, а тот растирал ему то руки, то виски. Достав из внутреннего кармана диагностер, Мстислав включил его и передал назад:
        - Краш, приложи ему к голове, затем - к сердцу.
        - Я не понимаю показаний.
        - Я сам посмотрю.
        - И я не Краш.
        - А кто?
        Тот промолчал, неумело, но старательно обследуя Северина. Затем вернул диагностер со словами:
        - Я говорил, что ему очень плохо.
        Глянув на табло с пульсирующим красным сердечком в верхнем углу, Мстислав внутренне охнул. В больницу, в реанимацию, срочно! Или все-таки в замок? Мало ли различных техник, которыми пользуются полевые агенты. Скажем, диагностер понимает состояние как прекому, а на самом деле человек работает.
        - Север! - позвал телохранитель. - Как ты?
        Брат не отозвался, а Краш - или кто он теперь - жестко заметил:
        - Если он умрет, виноваты будем мы.
        Меняется на глазах. Черт знает, как Северин это делает, - но ему удается.
        Мстислав прибавил скорость. Полицейский глайдер с миллаушами приотстал было, однако быстро подтянулся. Может, Умные Звери вместе с братом работают? Телохранитель сцепил зубы. Не прощу, сказал он себе. Если с братом случится худое, никому не прощу.
        До замка князя Мат-Вэя оставалась тысяча триста метров. За плотным, как серая вата, туманом ничего не разглядеть, но умной машине туман не помеха. Мстислав загодя вывел изображение на лобовое стекло и на подлете сбросил скорость. Подобраться нужно без шума.
        Ближе, еще ближе. Не спешить. Вот так… До замка уже рукой подать. Отчетливо виден поросший лесом склон пологой горушки, в которой находится замок, его большая внешняя стена, внутренние террасы с бассейнами. Висячие сады облетели, осталось переплетение голых прутьев. Обитателей не видать, с приходом осеннего ненастья СерИвы укрылись под землей. Однако на стене и у ворот бдят стражники. Возможно, с ними сам начальник стражи Торр, который в бытность свою попытался завладеть телом Мстислава. А может быть, князь прогнал его к чертям, и Торра здесь нет. Эта мысль согрела душу.
        В самом замке, разумеется, делать нечего. Телохранитель изменил курс, направляясь к Изначальному Зеркалу, и его маневр в точности повторила Иванна.
        Мстислав поглядел, что происходит на заднем сидении. Сползший вниз Северин лежал головой на коленях у Краша… у чужака, а тот растирал ему левое плечо, поддерживая сердце.
        - Север жив? - спросил Мстислав на всякий случай.
        - Почти нет, - отозвался чужак с тихим бешенством. - Ты убьешь его, если будешь… - Он сбился, не придумав, в чем, собственно, телохранитель повинен.
        - Как тебя зовут? - Не дождавшись ответа, Мстислав повысил голос: - Я спрашиваю: как твое имя? Отвечай!
        Казалось очень важным узнать, кто сейчас сидит в глайдере… кто убивает Северина. Этот новый человек явно забирал себе его жизнь, сам наполняясь силой, уверенностью и упрямством.
        Брат назвал это работой. Только поэтому Мстислав не приземлился и не вышвырнул безымянного чужака из машины.
        Глайдер тихо скользил над скалой, в которой находилась шахта с Изначальным Зеркалом. Телохранитель помнил: возле княжьего замка скала довольно узкая, а затем расширяется, уходя вдаль. Сверху она ровная, как стол, лишь кое-где стоят чахлые деревца и топорщится мелкий кустарник. С той поры ничто не изменилось, разве что деревца и кусточки облетели.
        Вот и шахта. Как и в прошлый раз, сначала Мстислав увидел противоположную стену, серую, в белых прожилках, испещренную резным кружевом СерИвских знаков. Затем показался полумесяц карниза, который раньше был берегом озера. Воды в шахте не было; во всяком случае, она не стояла вровень с карнизом, как раньше. Это понятно: при всех осенних дождях, вода не успела наполнить широченный колодец. Подобрались еще ближе. Телохранитель ожидал увидеть громадную, серебристую, чуть наклоненную тарелку Изначального Зеркала. Но не увидел. Огромный колодец был пуст и являл миру одни только гладкие стены. Куда могла подеваться здоровенная инопланетная штуковина, простоявшая невесть сколько лет?
        Неужто примчались зря? Экая подлость.
        - Как Север? - спросил Мстислав, подавая глайдер назад, прочь от края шахты.
        - Умирает.
        Телохранитель положил машину на мокрые мхи, выскочил в густой холодный туман и бесцеремонно вытащил чужака из салона. Приказал:
        - Стой здесь, - а сам нырнул внутрь, к брату.
        Обследовал его диагностером и перепугался до темноты в глазах. Задавив ужас, вкатил дозу адреналина и пару мощных стимуляторов, наложил кислородную маску и принялся растирать левое плечо, как делал бывший Краш. Северин - крепкий парень, он оклемается. Север, братишка, не умирай. Держись; ты же можешь, ты сильный. Не умирай!
        Спустя несколько долгих минут Северин очнулся, открыл глаза. Взгляд был на удивление ясный. Телохранитель проглотил внезапный ком в горле, убрал кислородную маску и доложил:
        - Изначального Зеркала нет на месте. Мы на скале, возле шахты. Краш больше не Краш, а черт знает кто. Миллауши с нами.
        Северин слабо улыбнулся, нашел руку Мстислава и благодарно сжал ему пальцы.
        - Зеркало поищем. Я полежу пять минут.
        - Лучше бы пять часов. С Крашем ты один работал или вместе с миллаушами?
        - С ними.
        - Они тебя чуть не угробили.
        Северин опять улыбнулся:
        - Не злись. Иди, присмотри за парнем.
        Мстислав выбрался из салона.
        Бывший Краш жался к машине, дрожал в своей легкой одежде из СерИвского шелка. В поместье Донахью была теплая весна, не в пример здешней осени, и чужак оказался одет не по сезону. Неподалеку стоял окутанный туманом полицейский глайдер с погашенными огнями; Иванна сидела на месте пилота, а миллаушей телохранитель не увидел.
        Он достал из багажника две охотничьи куртки и подал одну чужаку:
        - Утепляйся.
        - Зачем мы здесь? - спросил тот, застегиваясь. Ни Дэсс, ни Краш не справлялись с застежками так ловко.
        - Меня зовут Мстислав, - сообщил телохранитель. - И я не буду с тобой разговаривать, пока не представишься.
        Чужак откровенно смешался. Отчего бы это? Помнится, бестолковый Краш и тот сразу нашел себе имя.
        - Говори: кто ты? Иначе дам кличку, и будешь ходить с ней, как кот. Например, кот Матвей. Или кот Василий.
        - Мат-Вэй и Вас-Лий - СерИвские князья, - возразил чужак.
        Телохранитель поглядел с интересом. Краш вообще ничего подобного не знал, а этот даже слово «СерИвские» произнес с упором на заглавные буквы, как положено.
        - Ребята из экипажа Сергея Иванченкова многим аборигенам дали кошачьи имена, - сказал Мстислав. - Матвей, Василий, Пушок, Барсик… Оттуда и пошли гордые Мат-Вэи да Бар-Сии.
        - Мне ни к чему княжье имя. - Чужак смущенно покусал губу и решился: - Я бы хотел… если можно… Север. Север Крашич.
        - Нет! - отрезал телохранитель. Парень забрал себе жизнь Северина, а теперь и на имя нацелился? - Нет, - повторил он мягче, - Север у нас один.
        - Тогда мне все равно. Называй как угодно. - Чужак отвернулся, расстроенный.
        Рассусоливать с ним Мстислав не собирался.
        - Тут рядом обрыв. Никуда не ходи, - велел он и зашагал к полицейскому глайдеру.
        Симпатичная Иванна с улыбкой приоткрыла дверцу.
        - Вот хорошо, что вы подошли, - встретила она телохранителя. - Мой коллега просил подождать и куда-то исчез, и я уже просто не знаю, что делать.
        - А в чем трудность?
        Иванна взмахнула пушистыми ресницами и беспомощно развела руками.
        - Ну… Что значит - подождать? Что делать-то? Мы же не просто так, мы патрулируем.
        - Вздремните, - посоветовал Мстислав.
        - Спасибо, - обрадовалась девушка. - Я и впрямь посплю. - Она опустила спинку сидения, поерзала, устраиваясь, и закрыла глаза.
        Все-таки вряд ли она идиотка. Скорее, Очень Умный Зверь по-прежнему держит ее сознание железной лапой. Разозленный, телохранитель обернулся к своей машине. Лично он, Мстислав, - за свободу воли… А где бывший Краш?
        Исчез. Проклятье! Не навернулся бы в тумане с обрыва.
        - Эй, безымянный! Куда пропал?
        - Я здесь, - откликнулся тот со стороны шахты. Судя по расстоянию, он находился на ее краю.
        - Замри! - Мстислав кинулся на голос.
        - Осторожней; не беги, - предупредил чужак. - Тише, тише. Стой.
        Мстислав наконец его разглядел. Чужак почему-то сидел на корточках, а до края шахты оставалось всего ничего. Опрокинулся, перекатился - и с обрыва вниз, и насмерть.
        - Что тут?
        - Следы. - Чужак оставался сидеть. - Посмотри; они совсем свежие.
        На мокром буро-зеленом мху отпечатались следы круглых когтистых лап. Эти лапы, несомненно, пробежали от полицейского глайдера к шахте с Изначальным Зеркалом и полезли вниз.
        - У пещерной разрывалы когти длиннее, - сообщил чужак, - и лапа овальная. Я не понимаю, что это за зверь… два зверя.
        Парень слишком хорошо разбирается в деле. У Мстислава захолонуло в груди.
        - Дэсс? Это ты, брат? - спросил он по-СерИвски.
        Чужак вскинул удивленные глаза и отрицательно покачал головой:
        - Нет, я не Дэсс. - Он поднялся на ноги. - Пойдем? Север остался один, а тут хищники бродят.
        Телохранитель двинулся сквозь туман обратно. Можно было уверенно идти, ориентируясь по следам миллаушей.
        Проклятые звери. Сначала Дэсса убили, теперь - Краша. Зачем? Почему было не остановиться на полдороги, отчасти изменить личность, но оставить все-таки Крашем?
        - Слав, - окликнул чужак, шагая у него за спиной, - не сердись.
        Мстислава передернуло. Снова убили его подопечного. Телохранитель экстра-класса! Тело уберег, а человека - нет…
        Впереди смутно проступили два глайдера - его собственный и полицейский.
        - Не сердись, - повторил чужак, нагнал Мстислава и приобнял за плечи. - Никто не виноват, что так получилось.
        Все виноваты - Мстислав, Северин, миллауши.
        «Хочешь, я уберу этого человека и верну Краша?» - долетел вдруг отчетливый вопрос Очень Умного Зверя.
        «Отвяжись! - Телохранитель рассвирепел, однако сдержался и не заорал во весь голос. - Убийца!»
        «Я хотел сделать, как лучше. - Чувствовалось, что миллауш раздражен. - Тебе возвратить предыдущего?»
        Очевидно, чужак тоже что-то услышал. Он остановился - озадаченный, сбитый с толку, еще не сообразивший, что его жизнь внезапно повисла на волоске. Мстиславу пришлось остановиться с ним вместе.
        Очень Умный Зверь продолжал:
        «Я уже превращал курсанта Крашича обратно в Дэсса. Помнишь? Ты горевал. И я оставил тебе Дэсса еще на один день. Решай. Тебе нужен Краш или этот?»
        Чужак изменился в лице. Человек, который хотел взять себе имя Север Крашич и быть Мстиславу братом. И которого хладнокровно предлагали убить.
        «Послушай, Зверь, - проговорил в мыслях телохранитель. - Почему ты стал таким гадом? Северин тебя этому не учил!»
        «Прости, - вмешался мягкий голос Милы. - Мой брат много времени провел с другими людьми. От них всякого наберешься».
        Мстислав ругнулся сквозь зубы и потянул чужака за собой:
        - Идем. Нечего с ними разговаривать.
        Когда подошли к глайдеру, с миллаушами общался Северин. Лицо было белым от бешенства, а карие глаза казались черными. Мстислав благоразумно не стал соваться в машину и спросил притихшего, пришибленного чужака:
        - Ты знаешь, как звали нашего деда?
        - Адмирал Анджей Крашич, - ответил тот.
        Он путал звание с именем, но для человека, чье сознание было смоделировано в течение последнего часа, справлялся неплохо.
        - Будешь зваться Джей, - предложил телохранитель. - Согласен?
        - Джей, - повторил чужак, прислушиваясь. Затем как будто попробовал имя на вкус: - Джей. Принято. - Он нерешительно улыбнулся. - Можно спросить?
        - Нельзя.
        - Пожалуйста.
        - Я сказал: нет! - Мстислав поймал ощущение свободы и коротко им насладился. Рабство отменено.
        Зато и Джей был не пугливый Краш, и он таки задал вопрос:
        - Если Север тебе брат, Адмирал Анджей Крашич - дед, то я кто?
        - Не знаю, - честно сказал телохранитель. - Станешь кем-нибудь. - И невольно подумал: «Если успеешь».
        Из глайдера выскочил Северин, ахнул ладонью по дверце, срывая злость. Уставился на чужака и потребовал:
        - Имя!
        - Что?
        - У тебя есть имя?
        - Джей.
        - Ладно. Сойдет. По машинам!
        Мстислав восхитился. Брат чуть не отдал богу душу всего лишь полчаса назад - а теперь вон как скачет.
        Он уселся на место пилота. Джей хотел было устроиться рядом, но Северин подтолкнул его к задней дверце:
        - Там садись. - Он сам поместился на переднем сидении. - Поехали. Поглядим, куда наше Зеркало делось.
        Мстислав проверил, не затаились ли рядом Умные Звери, украдкой вернувшиеся из путешествия вниз. Сканер миллаушей не обнаружил. Тогда телохранитель поднял машину и направил ее вперед, к колодцу Изначального Зеркала. По бокам стоял непроницаемый туман, а на лобовом стекле была отлично видна поверхность скалы с голыми деревцами и жалкими прутьями облетевших кусточков. И плавно приближался круглый, ровный вырез шахты.
        - Север, - подал голос Джей, - почему ты нами распоряжаешься? Это не протест, а вопрос, - уточнил он.
        - Кстати, хороший вопрос, - поддержал Мстислав с усмешкой. - Я тоже не прочь узнать, с какой стати ты раскомандовался.
        Брат поморщился и не ответил, вглядываясь в изображение на стекле. Ему было не до шуток с подковырками.
        Глайдер скользнул через край шахты и тихо пошел вниз. Мстислав окинул взглядом СерИвскую резьбу на стенах, полумесяц карниза, обнаружил крутую каменную лестницу, по которой в шахту мог бы спуститься Милосердный Бог СерИвов. Когда были здесь в прошлый раз с Дэссом, эту лестницу он просто-напросто не заметил. Каждую ее ступеньку испещряли вырезанные знаки.
        Джей оживился.
        - Ну-ка, что у них там написано? Слав, можно ближе к лестнице?
        Мстислав подал глайдер вбок, разворачиваясь, и увеличил изображение.
        - Понял. Описаны деяния Милосердного Бога. - Джей еще поглядел и добавил задумчиво: - Деяний бога хватило только на узкую лестницу. А подвигами князей из рода Мат-Вэев расписаны все стены сверху донизу. Как такое могло получиться?
        - Станешь князем - поймешь, - откликнулся Северин. - Слав, покажи, что в колодце.
        Мстислав переключил изображение, успев подумать, что Джей не только язык СерИвов разумеет, но и в их письменности разбирается. От кого эти знания? От Севера или от Дэсса?
        Колодец глубиной девять метров был пуст. Ни Изначального Зеркала, ни его опор, ни миллаушей. Только дно засыпано землей и камнями.
        - Покажи крупнее. Еще… Вот так.
        С минуту они втроем рассматривали зауряднейшие каменюки. Никак не обработанные, без резьбы, накиданные безо всякого порядка. Наконец Северин осведомился:
        - Ваше мнение, господа?
        - Зеркало улетело в космос, - изрек Джей с серьезным видом. - Это был древний звездолет, который получил сигнал к старту.
        - Еще версии?
        - Миллауши морочат нам голову, - предложил объяснение Мстислав. - Зеркало на месте, но звери заставляют видеть искаженную картинку.
        - А если без дураков? - В голосе брата скрежетнула досада.
        - Камни не здешние, - определил Джей. - Скала - серая, с белыми жилами. Но камни лежат самые разные, от белых до черных, и таких жильчатых почти нет.
        - Иными словами, - продолжил телохранитель, - их сюда притащили СерИвы. Кстати, не так уж давно. С дождями должно было нанести осенних листьев, всякого мусора, а там довольно чисто.
        - Вывод?
        - С этим торопиться не станем. Садимся на дно?
        - Попробуй. - Северин хмурился, вглядываясь. Накиданные внизу камни были ему не по душе.
        Мстиславу они тоже не нравились. Черт знает, зачем СерИвы их приперли и что ими присыпали.
        Глава 9
        Глайдер опускался тихо-тихо, поворачиваясь вокруг своей оси. Телохранитель осматривал стены колодца. Они были гладкие, чуть ли не полированные - и без единого следа креплений Изначального Зеркала. Видимо, оно раньше стояло прямо на дне колодца, на каких-то опорах. За боковыми стеклами глайдера по-прежнему белел густейший туман.
        - Север, - заговорил Джей, - можно вопрос?
        - Всего один и самый короткий, - отозвался брат.
        - Почему ты в одиночку решаешь, кому жить, а кому умирать?
        Брат ответил не сразу, хорошенько подумав:
        - Это сейчас решаю не я.
        - А кто?
        - Миллауши, - не удержался Мстислав. - Те звери, чьи следы ты видел.
        - Миллауш. Один зверь, - поправил Северин.
        - Почему он? - спросил Джей.
        - Он вообразил себя богом этого мира.
        - Скорей, дьяволом, - с сердцем добавил телохранитель.
        - Во всяком случае, - Северин невесело усмехнулся, - мой собственный план из-за него полетел вверх тормашками. Поэтому теперь я не знаю, кто из нас останется жить.
        Мстислав бросил на него быстрый взгляд. Брат сидел побледневший, напряженный. Полководец, чья армия храбро сражалась, но уничтожена более сильным противником. Уцелел лишь маленький отряд верной ему личной гвардии. Гвардейцы полягут все, и командир - с ними вместе, и вопрос только в том, как продать свою жизнь подороже.
        - Север?
        - Слав, - попросил брат, - давай потом, а?
        Примолкли. Даже неуемный Джей оставил при себе остальные вопросы.
        Выбрав место, телохранитель положил глайдер на россыпь камней. Под брюхом противно заскрежетало, однако машина легла устойчиво. Поиск живой материи ничего не дал - колодец был по-прежнему пуст.
        Выбрались из салона, вдохнули холодный туман. Мстислав достал из багажника еще одну куртку, оставшуюся от Домино - из богатого меха, с золотыми застежками - накинул Северину на плечи. Тот благодарно кивнул, вслушиваясь в тишину колодца. Под глайдером чуть слышно похрустывало, а больше не доносилось ни звука.
        Телохранитель огляделся в поисках слива, сквозь который Очень Умный Зверь в свое время спустил воду, обнажив Изначальное Зеркало. Не нашел.
        Джей ковырнул землю между камнями.
        - Рыхлая. - Еще ковырнул и на что-то наткнулся. - И неглубокая. - Он вопросительно глянул на Северина и Мстислава: - Копать?
        - Давай, - разрешил Северин, по-прежнему чутко прислушиваясь.
        Джей руками разгреб мокрую землю. Под ней оказалась плотная темная ткань. Ни подцепить ее, ни надорвать не удалось.
        - Это заморский шелк, - сообщил Джей. - Здешние СерИвы такой крепкий не ткут. - Он расчистил второй пятачок чуть поодаль. - Опять шелк. Если кто-нибудь из вас, господа, даст мне хороший…
        - Держи, - Северин подал ему складной нож. - Да не отрежь себе пальцы.
        Поздно: Джей успел порезаться и зашипел, как дикий кот. У Мстислава болезненно кольнуло в груди. Парень отчаянно похож на убитого Дэсса. Ну почему он не Дэсс, а другой? Что помешало клятым миллаушам вернуть сознание княжича?
        «Я хочу, чтоб ты остался жив», - пришел вдруг непрошеный ответ Очень Умного Зверя. Ах, чтоб ему!.. Одумавшись, телохранитель мысленно извинился.
        Тем временем Джей вырезал в шелке неровный квадрат:
        - Внимание, господа. - Жестом фокусника он сдернул мокрый лоскут и торжественно объявил: - Изначальное Зеркало!
        В прорези серебрилась идеально ровная поверхность СерИвской святыни. Как и прежде, в спящем Зеркале ничего не отражалось.
        Значит, СерИвы подорвали опоры, на которых оно стояло. И когда Зеркало легло на дно, укутали его тканью, засыпали землей и для верности завалили камнями, чтобы никто в него не поглядел и не накликал новые беды. Вероятно, под Зеркалом и слив погребен.
        Мстислав забрал у Джея нож, примерился, отыскивая центр колодца, и принялся резать плотный скользкий шелк, желая освободить хотя бы квадратный метр поверхности. Мало ли, кто и что может там показаться. Например, хотелось бы взглянуть на изображение Джея. Как воспринимает его Изначальное Зеркало? Никем, как бедолагу-Краша, или полноценным человеком?
        Северин уселся на камень, зябко кутаясь в меха от Домино, и молча наблюдал, как Мстислав сражается с неподатливой тканью. Джей нашел у себя в кармане упаковку обеззараживающих салфеток и занялся пораненной рукой.
        - Север, почему ты считаешь, что ничего не получится? - спросил он неожиданно.
        Мстислав обернулся к брату. Нет: Джей не телепат вроде миллауша, он просто наблюдательный и умный. Северин запоздало согнал с лица выражение безнадежности и поднялся на ноги.
        - Понимаешь, друг Джей, я хотел, чтобы миллауш передал мне от тебя сознание Дэсса Мат-Вэя. Тогда я попытался бы сам изобразить Милосердного Бога. Разбудил бы СерИвские Зеркала, обратился к СерИвам всей планеты, как делал Дэсс. Вбил бы в их головы запрет на переселение в людей…
        - Если б успел, - заметил Джей, нахмурившись.
        - Прикончили б тебя, и очень скоро, - добавил Мстислав. - Значит, наш умник сделал точно наоборот - от тебя передал часть сознания Джею?
        - Выходит, так.
        - Ну и отлично. Лучше живой ты, чем убитый Милосердный Бог.
        Северин не стал спорить, отвернулся, подавленный.
        - Север, ты не хуже меня понимаешь: двух-трех пламенных призывов самого милосердного из богов недостаточно, чтобы образумить СерИвов надолго. И ты никак не повлиял бы на людей, а они в нашем случае гораздо опаснее.
        Брат промолчал, не шелохнулся. Полководец, чья армия уничтожена, а отряд личной гвардии стал ненадежен.
        - Север, - телохранитель шагнул к нему, провел ладонью по спине, - война еще не началась. У нас есть время что-нибудь придумать.
        Северин молчал, глядя в сторону; угол рта едва заметно подрагивал.
        Мстислав посмотрел на вырезанную кособокую дыру, сквозь которую безмятежно серебрилось Изначальное Зеркало. Никаких отражений.
        Затем он поймал взгляд Джея. У парня было отчаянное лицо человека, как будто бросающегося в огонь, - Мстислав не раз это видел. Внутри что-то оборвалось: Дэсс!
        Почуяв неладное, Северин обернулся:
        - Что такое?!
        - Я… попробую… обратиться к СерИвам, - проговорил Джей, чуть задыхаясь.
        - Нет! - в один голос вскрикнули братья.
        Джей развернул плечи, глубоко вдохнул.
        - Миаридуонта-зи-шу! - Звучный голос наполнил колодец, отдался эхом от стен. - Райано лан-гидо СерИв-ми-лоа-у…
        «Дети Милосердного Бога», - единственное, что разобрал Мстислав: так в свое время княжич начинал свои обращения к сородичам.
        Джей говорил - быстро, отрывисто, хрипло; в колодце гудело и билось мощное эхо.
        Ни Изначальное Зеркало, ни камни вокруг не просыпались, отражения не проступали. Зато у Северина краска сходила с лица, и расширялись зрачки. Внезапно он кинулся к Джею, закатил тяжелую оплеуху и вне себя заорал:
        - Ты спятил?! Что ты несешь?!
        Мстислав вклинился между ними, оттолкнул брата, пока Джей не опомнился и не двинул ему в ответ:
        - Тихо! Север, отойди.
        У Северина кривились губы, руки сжимались в кулаки. Ошарашенный Джей потер голову и спросил:
        - Ты что разошелся? Я тебя чем-то обидел?
        В бешенстве, Северин вновь подался к нему, но натолкнулся на раскрытую ладонь Мстислава.
        - Стоять, - велел телохранитель. - Тоже спятил? Сейчас вправлю мозги.
        Брат опомнился, отступил.
        И вот тут Изначальное Зеркало пробудилось. На серебристой поверхности появилось тусклое пятнышко, которое быстро вытягивалось и обретало бронзовый оттенок. Мстислав невольно поискал взглядом алые и зеленые искры и огненную каплю - как было в прошлый раз, когда Зеркало явило изображения Дэсса и миллауша - но не нашел. Зеркало отражало только одного человека.
        - Джей, извини, - сказал Северин покаянно. - Я погорячился.
        Тусклые зародыши отражений проступили на стеклах глайдера.
        - Извини, - повторил Северин, сильно расстроенный тем, что распустил руки.
        Отражения вдруг разом исчезли, как будто их выключили. Что за дела? До сих пор они сходили на нет постепенно. Телохранитель встревожился: все необычное может быть опасным.
        Джей потрогал скулу и неуверенно улыбнулся:
        - За одного битого двух небитых дают?
        - Что он такого наговорил? - спросил Мстислав у брата.
        Северин покривился.
        - Чушь всякую.
        - Оскорбительную для СерИвов?
        - Нет. Просто вздор городил.
        - Тогда зачем ты в драку полез?
        - Понятия не имею. - Северин глянул телохранителю в глаза. - Правда, братишка: как будто затмение нашло.
        - Слав, разве я… - начал было Джей.
        - В глайдер, - распорядился Мстислав. - Мигом; оба.
        Они послушались без разговоров. Джей нырнул на заднее сидение, Северин скользнул на место пилота, приподнял машину над землей, развернул открытой дверцей к Мстиславу.
        Прислушиваясь к наступившей тишине, телохранитель прикрыл вырезанным куском шелка уснувшее Зеркало, быстро присыпал землей, привалил парой камней потяжелее. Дэсс говорил: нельзя смотреть в Изначальное Зеркало, страшные беды начнутся. Вот посмотрели - и Северин мало шею парню не сломал. Хотя тут-то, конечно, не в Зеркале дело.
        Отряхнув ладони, Мстислав забрался в глайдер, кивнул в ответ на вопросительный взгляд брата: «Все в порядке», - и велел:
        - Давай потихоньку наверх.
        Машина поплыла сквозь туман; на лобовом стекле двинулось вниз изображение каменной стены.
        - Слав, - опять начал неугомонный Джей, - теперь можно спросить?
        Мстислав обернулся. Знатно брат младшенького приласкал: скула припухла, и глаз начал заплывать.
        - Ну, спроси.
        - Когда я городил вздор?
        - Когда Север тебе в морду дал. Ты что, не помнишь?
        - Нет, - растерянно признал Джей. - Как это может быть?
        - Спроси у миллаушей, - посоветовал Мстислав, раздражаясь. - Они нами вертят как хотят. Заставляют чушь нести, кулаками махать, отражения… видеть… - Он сбился с мысли, потому что необычно погасшие отражения не вписывались в разумную схему.
        Северин поставил глайдер на карнизе, неподалеку от лестницы Милосердного Бога, и накинулся на Мстислава с вопросами об отражениях, которые сам он упустил. Затем, немало озадаченный, обратился за разъяснением к миллаушам - сначала мысленно, потом вслух.
        - Мила! - звал он. - Мила, ты меня слышишь?
        Умные звери отмалчивались. Внезапно налетевший ветер уносил туман, шахта Изначального Зеркала виднелась все ясней, становилась различима простым глазом каменная резьба на стенах.
        - Мила! - в последний раз позвал Северин. - Да что ж такое, а? - Видно было, что он глубоко уязвлен.
        «Мила, у тебя есть серьезные причины молчать?» - мысленно спросил телохранитель.
        «Мы работаем», - с заминкой, отозвался ее мягкий голос.
        - Миллауши изволят работать, - сообщил Мстислав брату, не скрывая сарказма. - До нас ли им?
        Лучше бы придержал язык. Северин совсем погрустнел, понурился.
        Наверху неслись серые облака, остатки туманной дымки вокруг глайдера быстро таяли. На гладких стенках колодца тут и там вдруг зажглись красно-желтые искры, начали расцветать, разбегаться вширь яркими огоньками. Вот они уже загорелись повсюду - на карнизе, на лестнице, на испещренных резьбой стенах шахты.
        - Что за черт? - вскинулся Джей. - Слав, это нас не угробит?
        - Это миллауши устыдились, - съязвил Мстислав.
        Затем переглянулся с братом.
        - Север, а может, и впрямь так? Вспомни: отражения в Изначальном Зеркале и стеклах глайдера появились, когда ты начал извиняться за мордобой.
        - Допустим, - согласился брат, размышляя.
        - Отлично. Когда люди и СерИвы вдоволь поубивают друг дружку, Зеркала покажут тех, кто остался в живых и раскаялся.
        - Замечательный ход, - подхватил Джей, вмиг уловивший суть дела. - Камеры наблюдения зафиксируют изображения виновных… признавших свою вину, и полиция с легкостью переловит преступников.
        - Яркость и четкость изображения не будет соответствовать тяжести содеянного, - добавил Северин, обдумывая возможные последствия. - Отражение всего лишь покажет, насколько человека - или СерИва - мучает совесть.
        - А если совесть заранее отменить, Зеркало не покажет ни-че-го, - выразительно закончил Джей.
        Обозлившись, телохранитель выскочил из глайдера и крикнул в пространство:
        - Звери, хорош чудить! Если это ваши штуки - уймитесь!
        Золотисто-алые огни погасли. Мир поскучнел, снова сделался серым и холодным. Мстислав задавил злость. Значит, миллауши работают. Методом проб и ошибок настраивают Изначальное Зеркало и Зеркала СерИвов, которые, вероятно, напрямую связаны с Изначальным. Ну ладно, поглядим, что получится.
        Джей с Северином тоже выбрались из машины. Втроем они постояли, оглядывая шахту, прислушиваясь. Наверху свистел ветер, но на карнизе под стеной было тихо.
        - Не понимаю, как сюда приходят СерИвы, - произнес Джей. - По лестнице Милосердного Бога они не спускаются, а иного хода я не вижу.
        - Рядом с лестницей есть потайная дверь, - откликнулся Северин. - Отсюда не разглядеть: стык в камнях еле заметен.
        - Пойдем, посмотрим? Я схожу. - Джей тронулся с места. - Слав, ты со мной?
        - Стой! - телохранитель вдруг всей кожей ощутил опасность.
        Братья разом шагнули вперед, встали плечом к плечу: Мстислав - с парализатором, Северин - с разрядником Шенгле, который в ближнем бою не уступит и лучемету. Безоружный Джей оказался под их прикрытием.
        Телохранитель был готов к тому, что нагрянут СерИвы - разобраться, кто расковырял упаковку Изначального Зеркала и надругался над святыней. Однако сейчас мелькнуло чувство, что в опасности кто-то маленький и беззащитный. Ребенок? СерИв? Кажется, он слышал чей-то крик…
        Потайная дверь в скале отворилась. Из темноты метнулась золотистая фигурка, на миг замерла, оглядываясь, и затем кинулась к людям, таща за собой длинный шлейф желтого цвета. Дверь захлопнулась, прищемив конец этого шлейфа, и фигурка задергалась, пытаясь его оторвать. СерИвка, чья одежда развернулась на бегу.
        - Дэсса? - признал телохранитель.
        Юная княжна закричала, безнадежно сражаясь с отрезом желтого шелка, расшитого золотыми узорами. СерИвский шелк и ножом едва возьмешь, а голыми руками с ним тем более не справиться. Мстислав рванулся на помощь; Северин с Джеем ринулись следом.
        - Прочь, прочь! - отчаянно кричала Дэсса. - Они вас убьют!
        Телохранителю хватило его скромных познаний в языке СерИвов, чтобы это понять.
        Подбежав, он сгреб маленькую княжну в охапку.
        - Уходи! - умоляла Дэсса, барахтаясь, силясь вырваться, но не выпуская из рук упрямую ткань. - Тебя убьют! Там стража, стража!
        Северин держал под прицелом вновь слившуюся со скалой дверь, а Джей забрал у Мстислава нож, натянул шелк, полоснул - и с легкостью разрезал. Здешний шелк оказался куда хлипче заморского. Княжна торопливо прикрылась оставшимся у нее куском ткани, не переставая кричать.
        С СерИвкой на руках, Мстислав отступал к глайдеру.
        - Север, Джей! Давайте в машину.
        Связываться со стражей не хотелось. СерИвы сейчас будут в своем праве, а с песнями убийства шутки плохи. И пусть даже, обороняясь, пустить в ход не разрядник, а безобидный парализатор, неприятностей потом не оберешься. Святотатство, нападение на аборигенов, похищение княжны и черт знает, что еще им припишут.
        - Север! Джей! Я кому сказал?
        Парни отступили от двери на десяток шагов, но в глайдер не торопились.
        - Уходите! Скорее! - молила Дэсса. Хрупкая, тоненькая, почти невесомая; пушистая и мягкая, как кошка.
        Некстати - или наоборот, очень вовремя? - вспомнилось, как она пела Мстиславу песни любви, отвлекая телохранителя, когда ее сородичи похищали Домино. Воспоминание было постыдным, и Мстислав поспешно его прогнал. Отчего-то брат с Джеем с места не стронутся… Уж не СерИвская ли это ловушка?
        - А ну в глайдер! Оба! - рявкнул телохранитель, опуская Дэссу наземь. Замешкался, не понимая, что с ней делать: в глайдер одну не засунешь, а возвращаться вместе с княжной к тем двоим глупо. - Север, черт тебя дери! Назад!
        Брат и ухом не повел, сторожа дверь с защемленным обрезком желтого шелка. И Джей там же - караулит, глаз не сводит со старшего. Случись что, чем он поможет?
        «Мы работаем, - снова прозвучал в голове мягкий голос миллаушки. - Я прошу: не мешай».
        - Уходите, спасайтесь! - плакала Дэсса, тянула Мстислава за рукав, пытаясь направить к глайдеру.
        - Тише, тише, - сказал он ей по-СерИвски. - Все будет хо…
        Потайная дверь снова открылась; изнутри как будто плеснула густая тьма. СерИвская стража. Пятеро. Они вышли один за другим - закутанные в черный шелк, увешанные оберегами из позолоченного серебра и крошечными зеркальцами. Оружия в руках не было, однако в складках одежды могло таиться что угодно. Да и грозная Кеннивуата-ра всегда при СерИвах.
        Дэсса подавилась криком и стихла, испуганно прильнув к Мстиславу. Ее золотистая макушка едва доставала телохранителю до пояса.
        Первым шагал почтенный Торр - так и не изгнанный князем начальник стражи. Позванивали серебряные обереги, поблескивали качающиеся на шнурках зеркальца. Начальственные уши не походили на пуховые шарики - шерсть на них зловеще прилегла, серые холодные глаза щурились по-змеиному. Следом шагали четверо стражников; вид у них был не столь воинственный, как у Торра.
        Дорогу преграждали Северин с разрядником и Джей с ножом. Подчеркнуто их не замечая, начальник стражи остановился и высокомерно - насколько позволял его невеликий рост - обратился к Мстиславу на языке людей:
        - Ты опять здесь, враг всех достойных СерИвов? Ты снова посмел явиться к нашей святыне и, - змеиный взгляд скользнул по прильнувшей к телохранителю Дэссе, - вновь позволил себе прикоснуться к ясноокой княжне, да принесут ей весенние ливни многое счастье и многих детей?
        При этих словах Дэсса вскрикнула, как подранок, и крепче прижалась к Мстиславу, обхватила обеими руками. На краю сознания промелькнуло: перепуганная княжна обнимает его за бедра, все приличия попраны.
        - Ты ответишь за свое кощунство, человек, - посулил начальник стражи. Он шевельнул плечами, и позолоченные обереги звякнули, как бы подтверждая его слова, и остро блеснули зеркальца на черном шелке.
        Четверо стражников повторили его движение, точно так же звякнули оберегами и блеснули зеркальцами. Дэсса мяукнула; ее золотистая шерсть взъерошилась и потускнела, сделавшись грязно-желтой.
        «Мила, что ему надо?» - мысленно спросил телохранитель.
        «Он желает взять Дэссу в жены, - откликнулась миллаушка. - Хочет спасти ее и затем получить как награду».
        «Спасти от нас?» - уточнил Мстислав.
        «От тебя».
        Северин с Джеем оглянулись - они тоже слышали Умную Зверу.
        - Я не хочу! - выкрикнула маленькая княжна, прячась за телохранителя. - Слав, нет, нет!
        Почтенный Торр гневно вздернул голову и вздыбил шерсть, отчего она сделалась почти черной, в тон мрачному шелку его одежд. Начальник стражи что-то прорычал, чего Мстислав не понял, зато разобрали Северин, Джей и Дэсса. Люди одинаково прикусили губу, пряча усмешку, а СерИвка пронзительно завизжала:
        - Нет, нет, нет!
        - Почтенный Торр! - рявкнул телохранитель, перекрывая ввинчивающийся в уши визг. - Ясноокая княжна пела мне песни любви… - Княжна умолкла, и он договорил в неожиданной тишине: - А ее брат был также и мне другом и братом. У меня есть право решать, и я не отдам тебе в жены прекрасную Дэссу, когда она так противится.
        Северин одобрительно кивнул и что-то добавил по-СерИвски. От его слов начальник стражи взбеленился и с воем ринулся вперед, думая прорваться к Мстиславу с Дэссой, и даже глядящий в грудь разрядник его не испугал. Хитрый СерИв отлично знал, что люди не станут убивать; однако четверо стражников оробели и не последовали за начальником. Разъяренный Торр попытался оттолкнуть с дороги Северина, не сумел, что-то яростно выкрикнул - и вдруг нелепо задергался в воздухе, когда его поймал Джей и приподнял над землей.
        - Не смей оскорблять мою названую сестру и братьев, - проговорил Джей внушительно, - не то я сброшу тебя в колодец, прямо на Изначальное Зеркало.
        Почтенный Торр извивался в его руках, завывал, рычал и шипел; юная княжна рыдала у Мстислава за спиной, скорчившись на камнях. Беда. Вот теперь точно получится нападение на СерИвов и похищение девицы. А если вдобавок стража затеет петь убийственную Кеннивуата-ра… Мстислав не успел представить, что будет.
        Повсюду на камнях зажглись серебристые искры, и как-то особенно колко сверкнули зеркальца СерИвов. Отражения стремительно разрастались, в них гуляли сполохи серебряного света, и просверкивали белые молнии. Дэсса подавилась плачем и затихла, крепко сжимая Мстиславу колени. Начальник стражи тоже смолк, тряпкой повис в руках Джея; вытаращенные глаза подрагивали, взгляд бегал по стенам шахты. Стражники попятились, озираясь и втягивая головы в плечи, прижимая шерсть, которая казалась уже не шерстью, а плотной блестящей тканью. Их позолоченные обереги молчали.
        Мстислав бросил взгляд на глайдер - посмотреть, что отражается в стеклах. В них отражался СерИв. Вероятно, почтенный Торр, потому что именно он сейчас выглядел самым потрясенным.
        Джей поставил начальника стражи наземь. Торр съежился, глухо мяукнул. Пуховые шарики ушей превратились в жалкие растрепанные комочки, темно-серая шерсть на голове сделалась тусклой и как будто больной. Отражения в стеклах и на корпусе глайдера корчились еще выразительней - сгорбленные, виноватые, несчастные. Серебряный свет и белые молнии потухли, изображения Торра померкли, но не погасли совсем, и видно было, что замысливший недоброе начальник стражи раздавлен сознанием собственной вины. Отражения на камнях исчезли, о них напоминал лишь едва заметный шелковистый блеск, однако в каждом зеркальце, украшающем наряд почтенного Торра, виднелась крошечная фигурка.
        Четверо стражников пятились к потайному ходу - друг за дружкой, след в след, как и вышли. Один вынул из складок одежды кинжал и бросил на землю, другой потихоньку избавился от удавки, третий стыдливо выбросил то, что Мстиславу показалось струной с поперечной намоткой, вроде древней хирургической пилы. Умелый боец эдакой штукой оттяпает голову - моргнуть не успеешь. У последнего стражника оружия не оказалось; однако он брел, хватаясь за горло, как будто наказывал себя за едва не спетую песню убийства.
        - Уходи, - властно сказал Северин начальнику стражи. - И забудь о княжне; она возьмет в мужья того, кто ей люб.
        Брат не снизошел до языка СерИвов, поэтому Мстислав все понял.
        Почтенный Торр отвесил неловкий поклон в сторону телохранителя и Дэссы, что-то бормотнул по-СерИвски и двинулся вслед за подчиненными. Те так и пятились гуськом. Вот первый уткнулся спиной в потайную дверь, отворил ее, шагнул внутрь; за ним спиной вперед в темноту вошли остальные. Последним во тьму ступил начальник стражи. Оглянулся с порога - и пропал, как будто и не было. Дверь закрылась, слилась со скалой. Шелковистый блеск на камнях продержался еще немного и потух.
        Джей обвел взглядом Мстислава с Северином, словно спрашивая: «Нужно оставаться серьезным или можно всласть посмеяться?» Северин шевельнул бровью, и сообразительный Джей сохранил невозмутимый вид.
        «Мы закончили, - сообщила Умная Звера. - Возвращаемся».
        Телохранитель поставил на ноги измученную переживаниями княжну. Шерсть Дэссы опять золотилась, хотя зеленые глаза все еще были круглые, перепуганные. Тонкие руки прижимали к телу грозящий соскользнуть узорчатый шелк.
        - Тебя отвезти в замок?
        - Да, - ответила княжна по-Серивски, и добавила тихо, застенчиво, и тоже на своем языке, однако Мстислав понял ее превосходно: - Ты с братьями спас меня. Я хочу отблагодарить. Я когда-то пела тебе песни любви. Хочешь еще?
        Помнится, Дэсс объяснял что-то про женскую магию - дескать, СерИвки заставляют понимать их без слов. СерИвской магией телохранитель был сыт по горло.
        - Благодарю тебя, ясноокая. Нет.
        Он оскорбил ее отказом. Княжна вскинулась, вздыбила шерсть, сверкнула глазами - словно полыхнула зеленая молния. Мстислав невольно отпрянул, сжимая парализатор. Разгневанная СерИвка открыла рот, чтобы спеть песнь наказания.
        - Дэсса! - вскрикнул метнувшийся к ним Северин. - Не смей!
        Юная княжна ничего не успела. Камни под ее босыми ногами расцвели золотом с зелеными переливами, отражения побежали вверх по стене, разлились по стеклам и корпусу глайдера. Дэсса мгновенно сникла, шерсть опустилась, глаза сделались светлые и прозрачные.
        - Прости, - пробормотала она виновато. - Я… пойду в замок сама. Прощай… мой названый брат.
        Она повернулась и побрела к потайной двери. Прошла мимо Северина, не поднимая головы, но рядом с Джеем приостановилась, снизу вверх заглянула ему в лицо.
        - Дэсса, ступай! - прикрикнул Северин, и она двинулась дальше. Легко отворила дверь - и исчезла во тьме. Дверь стала на место.
        Джей тряхнул головой, потер лоб. Северин сдвинул брови:
        - Что она тебе сделала?
        - Ничего, - ответил Джей без особой уверенности. - Почему мы не отвезли ее в глайдере?
        - Это неприлично - юная девица с чужими мужчинами в одном экипаже. Домашние бы ее осудили. Мила! Что княжна сделала с Джеем?
        То ли миллаушка не отозвалась, то ли ответила нечто невнятное - Северин досадливо передернул плечами и забрался в глайдер.
        - Все, господа. Вы - домой, а меня оставьте с полицией.
        - С миллаушами, - поправил Джей без улыбки, тоже устраиваясь.
        - С одной прекрасной миллаушкой, - уточнил Мстислав, усевшись на место пилота.
        - А вы не завидуйте.
        - А что нам завидовать? - телохранитель повел глайдер вверх. - Нас дома ждут Светлана с Кариной. - Тут он примолк, подумав о том же, о чем и Джей, который прямо спросил:
        - Кого ждет Карина? Недотепу-Краша?
        - Пожалуй, - согласился Северин.
        - И что мне делать? Изображать убогого?
        - Да делай, что хочешь! - неожиданно вспылил брат. - Не сумеешь подъехать к отличной девчонке - пеняй на себя.
        - Север! - так же взвился Джей. - Какого черта…
        - Тихо! - вмешался Мстислав. - Не то обоих выкину за борт.
        Глайдер как раз поднялся над верхним краем шахты, и телохранитель задержал машину, чтобы все смогли оценить высоту, на которой он грозился их выбросить. На скале ветер трепал голые деревца и кусточки, над головой неслись темные лохматые облака, издалека приближались зловещие тучи. Их черная масса то и дело окрашивалась в темно-лиловый цвет - шла гроза. Полицейский глайдер стоял на месте, огни были погашены, в салоне сладко спала Иванна. Миллауши пока еще не объявились.
        Телохранитель подвел глайдер к полицейской машине, положил на мхи. Северин не торопился покидать салон, сидел грустный. Мстислав пожалел, что нет ни капли знаменитого контрабандного рома; пришелся бы кстати.
        - Джей, я устал как собака, - проговорил брат. - Поэтому срываюсь. А вот ты - почему ты заводишься?
        Джей выпрямился на сидении и прижал руки к бокам.
        - Виноват, сэр. Больше не повторится, сэр.
        Северин усмехнулся, принимая шутку, однако не отстал от младшего:
        - Ты не ответил на мой вопрос.
        Джей пожал плечами:
        - Я не знаю. Ну, завелся. Ничего особенного не сказал, между прочим.
        Северин посмотрел на него очень внимательно, затем обратился к Мстиславу:
        - Насколько я понимаю, миллауши намеревались отрегулировать взаимодействие Зеркал с людьми и СерИвами, чтобы дурные помыслы тех и других пресекались в зародыше. А успевшие вырваться злые слова вызывали бы желание извиниться и загладить конфликт. Как по-твоему, это удалось?
        - С СерИвами - да, - ответил телохранитель. - А насчет людей не уверен. Поживем - увидим. Но если вы с Джеем станете собачиться, я сам буду пресекать ваши дурные помыслы, не дожидаясь реакции Зеркал. Это всем ясно?
        - Грозный ты стал - спасу нет, - вздохнул брат. - Ладно, увидимся. Джей, на два слова.
        Они оба вылезли из салона, отошли от машины.
        Мстислав откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза, расслабился. Как славно умные звери придумали. Молодцы, право слово. Может, дальше будем жить без потрясений? Вот бы хорошо…
        Схватить бы их всех в охапку - Светлану с Кариной и Севера с Джеем - да и податься домой, к родителям. Мать с отцом будут счастливы. Девчонок примут как родных, и Джея тоже. Он им третьим сыном станет… А что? Запросто. У парня все равно никого нет. Отец - господин Донахью - погиб, родная мать и настоящим-то Домино мало интересовалась, только на видео помогла устроиться с его программой, а после СерИвского нашествия и вовсе куда-то сгинула. Кто ей Джей? Никто. Вот и пускай он будет не Донахью, а Крашичем, как с самого начала хотел.
        А к Северину в придачу Мстислав прихватил бы миллаушку. И Очень Умного Зверя пригласил. Вдобавок надо капитана Терезу высвистать - и выйдет отменный семейный праздник…
        - Замечтался? - спросил Джей, усаживаясь рядом, и Мстислав открыл глаза.
        Вид у парня был хмурый.
        - Что тебе братец наговорил?
        - Предостерегал от глупостей.
        Северин забрался в полицейский глайдер, махнул рукой, прощаясь.
        Телохранитель поднял машину в воздух, двинул потихоньку над скалой. Черные тучи над горизонтом неотвратимо наползали, ширились, перемигивались пятнами лилового цвета, грозили страшенным ливнем с громом и молниями. Успеть бы в поместье, пока небеса не рухнули на голову.
        - Слав, - заговорил Джей, тоже присматриваясь к тучам, - у меня к тебе есть разговор. Только не в воздухе, а на земле. Давай сядем за скалой - там, где вы с Дэссом были в последнюю ночь, - и потолкуем спокойно.
        Мстиславу это не понравилось, однако он не стал спорить и привел глайдер на место, о котором просил Джей; пристроил возле скалы, испещренной резными СерИвскими знаками. Жесткая трава среди россыпи камней торчала желтоватыми пучками и не сдавалась осенним холодам и ливням. Налетавший порывами ветер трепал ее, стелил по земле, но трава выпрямлялась вновь и вновь.
        Выходить из глайдера не стали.
        - Слушаю тебя, - сказал Мстислав, наблюдая за упрямой травой. - Или нет, погоди. А то скажешь какую-нибудь гадость, от которой жить не захочется. Лучше я сначала с женой побеседую.
        Он вызвал охранника Антонио, попросил дать связь со Светланой.
        - Все живы? - осведомился Антонио ворчливо. Его изображение в углу лобового стекла шло рябью - связь была никудышной из-за близившейся непогоды. - Я уж не знал, что говорить и как объяснять. Сорвались, помчались невесть куда… Полиция к тому же, миллауши… Черт-те что.
        - Я жену увижу наконец - или одно твое бурчанье буду слушать?
        - Да бегут они, со всех ног несутся.
        - Они? - переспросил Джей с невинным видом. - Сколько у Слава жен?
        Изображение вдруг перестало рябить, Антонио вопросительно уставился на Джея. Оценил следы побоев и новое выражение лица, однако выводы оставил при себе.
        - Всё, - сообщил он Мстиславу, - прибежали; даю связь.
        На стекле появились лица Светланы и Карины - щека к щеке, по-разному красивые, но одинаково встревоженные.
        - Куда вы подевались? Мы чуть с ума не сошли, - упрекнула Светлана. Синеглазая, с копной огненных волос, по-прежнему худенькая, почти прозрачная, любимая до невозможности.
        Телохранитель позабыл ответить, любуясь женой.
        - Слав? - подала голос Карина. Серые глазищи ласково лучились, темные волосы льнули к нежным щекам. - Что с Крашем?
        Мстислав очнулся, однако ответить не успел.
        - Все хорошо, - отозвался Джей. - Мы скоро будем дома.
        Он улыбнулся, и Карина улыбнулась в ответ, расцвела, и своей неброской красотой на миг затмила яркую Светлану.
        Джей глядел на нее, очарованный. Он не был похож на самоуверенного, наглого Домино и совсем не походил на пугливого и вечно растерянного Краша. Карина тоже всматривалась ему в лицо, и улыбка ее таяла, а взгляд тревожно темнел.
        Мстислав не стал дожидаться новых вопросов о том, что случилось.
        - Света, мы скоро вернемся. Ты распорядись насчет обеда. Праздничного.
        - Есть повод веселиться? - спросила она недоверчиво, тоже приглядываясь к Джею.
        - Конечно, есть, - энергично кивнул тот. - Наше возвращение - всем поводам повод. Правда, Слав?
        - Разумеется. - Мстислав протянул руку и жестом любящего старшего брата взъерошил Джею волосы - нарочно для Карины, чтобы ее успокоить. - Девчата, до встречи. - Он выключил связь.
        Джей с присвистом выдохнул сквозь зубы, пригладил взлохмаченную шевелюру.
        - Как думаешь, Карина привыкнет?
        - Надеюсь. Краша она скорей жалела, чем любила. И, насколько я знаю, она с ним не спала. Привыкнет, - подвел итог Мстислав. - Ладно, давай твой разговор разговаривать, пока грозой не накрыло. В грозу не полетим, и девчонки нас проклянут за опоздание.
        Джей повернулся на сидении, прямо и очень серьезно глядя на телохранителя.
        - Слав, я не Норман Донахью, но права наследства никто не отменял. У меня есть деньги моего… э-э… покойного отца и его институт. То есть, что от института осталось, - помещения, оборудование; часть прежних сотрудников можно вернуть. И собрать ребят, с которыми работал Север. Директором поставим Анатолия Кирсана, дадим заведению безобидное имя. Вместо центра ксенологических исследований будет аналитический центр «Адмирал».
        - Зачем?
        - Чтобы заниматься вопросами взаимодействия людей с СерИвами. Хоть миллауши и колдовали над Зеркалами, если пустим дело на самотек - легко до новой войны допрыгаемся. Ты согласен с моим решением?
        - Я-то что? Твой институт - ты и решай, как им распорядиться. Но сама по себе идея хорошая. Что у тебя еще?
        - Мне нужен начальник стражи.
        - Нет, дружище, уволь. - Мстислав счел, что Джей оговорился. - Начальником охраны в свой «Адмирал» возьми профи. Я не хочу и не буду этим заниматься.
        - Мне нужен начальник стражи, - отчетливо повторил Джей. - Моей собственной.
        - На что тебе стража? Ты кто - СерИвский князь? Или король миллаушей?
        Мстислав еще договаривал насмешливые слова, а сердце тревожно стукнуло. Дэсс? Неужели все-таки Дэсс? Сестрица убитого княжича неспроста задержалась возле парня? Кто знает, на что способна пресловутая СерИвская магия; быть может, княжна ухитрилась вернуть Дэсса - без песен, без единого слова или прикосновения?
        Если это княжич, его убьют. Мстислав, пока жив, этого не позволит, поэтому прежде убьют его самого. А потом - княжича.
        Что будет со Светкой?!
        Дальше он думать не стал. Глайдер взмыл в воздух.
        - Слав, ты чего? - удивился Джей. - Мне нужно поговорить с тобой на земле. Поставь машину туда, где взял.
        Поколебавшись, Мстислав подчинился и снова примостил глайдер среди камней. Ветер хотел швырнуть в лицо горсть мокрых коричневых листьев, но помешало стекло, и листья прилипли к нему, заглядывая в салон, словно жадные до зрелищ мальчишки.
        - Ну, говори.
        Джей свел брови и от этого сделался как будто старше.
        - Слав, я понимаю, что ты мечтаешь забрать жену и свалить отсюда ко всем чертям. Но Север останется здесь, и я с ним. И я очень хочу, чтоб ты тоже остался.
        - Куда я денусь? - ответил телохранитель, не скрывая досады. - Только счастье это будет недолгим. Знаешь, как нас убьют? С воздуха. На большую высоту СерИвским Зеркалам не дотянуться и дурные помыслы там не пресечь.
        - Дурные помыслы зарождаются на земле.
        - Они зародятся и воплотятся где угодно. Под водой, на орбите, в соседней галактике… Никто не считал, сколько СерИвов покинули планету в людском обличье. И никто не знает, о чем они сейчас думают. Вполне вероятно, что беглецы все поголовно грезят о том, как бы свести с тобой счеты.
        Джей улыбнулся.
        - Вот поэтому мне и нужен толковый начальник стражи.
        - Ты понимаешь, что я не смогу тебя уберечь? Со всеми деньжищами господина Донахью. Даже с Зеркалами, которые способны отвести беду, - не сумею. Пока вокруг космос, оттуда может прилететь любая дрянь. И она прилетит.
        Джей посидел молча, наблюдая, как под порывами ветра дергаются на стекле прилипшие любопытные листья. Черные тучи пожирали небо, исходили уже не лиловыми, а сиреневыми сполохами.
        - Зачем меня убивать? - спросил он наконец. - Ты сам сказал: я - никто. Не СерИвский князь, не король миллаушей. И не Милосердный Бог, который СерИвам совершенно ни к чему живой и во плоти. - В карих глазах, один из которых изрядно заплыл, блеснули искорки смеха. - А если, допустим, это не так, мы с тобой никому не скажем, верно?
        - Кто ты? - не выдержал Мстислав.
        - Я не знаю. И ни одна душа не ведает. Поэтому никто не станет на меня охотиться…
        - До поры, пока не проснется какое-нибудь Зеркало и не явит миру твою суть. Чертовы Зеркала здесь повсюду, и любое из них тебя предаст.
        Знакомым жестом озадаченного СерИва Джей почесал ухо, потом дотронулся до больной скулы, поморщился. Затем вдруг улыбнулся и спросил неожиданное:
        - Я правильно понял, что княжна предлагала тебе песни любви, а ты отказался?
        - Ну да.
        - Она в гневе размазала бы тебя по камням, если б Зеркала ее вовремя не остановили. А ты говоришь: предадут.
        Мстислав промолчал. Что толку спорить? Единственное разумное решение - Джею убраться с этой планеты, чтобы остаться в живых.
        - Слав, я не могу пуститься наутек, - проговорил тот, как будто читая мысли. - Пока от меня здесь что-то зависит - не могу. - Он подождал ответа, но телохранитель опять смолчал. - Ладно; давай, что ли, я тебе сам спою.
        - Любовные песни? Или песни убийства?
        Джей засмеялся и открыл дверь глайдера, однако наружу не полез. В салон влетел мокрый холодный ветер, принес запах осенней травы, бросил горстку влажного мусора - веточки, листья.
        - Слав, будь внимателен. Если что-то пойдет не так, сразу меня остановишь.
        Знать бы еще, что значит «так» и «не так»…
        Джей запел. Чистый сильный голос оказался лучше, чем телохранитель ожидал. Во всяком случае, много лучше, чем он помнил со времен настоящего Домино. Тот вечно пыжился, кривлялся, врал каждой нотой, и только его СерИвский цикл был приличный, да и то благодаря компьютерной обработке и усилиям режиссера. А Джей пел честно, искренне, вкладывая душу; пел без слов - странную, никогда не слышанную Мстиславом мелодию, не похожую на магические песни СерИвов или на созданные человеком мотивы. Пожалуй, это напоминало свист и плач ветра в изъеденных до кружева скалах, когда потоки воздуха несутся сквозь щели в камнях, и каждый поет и стонет на свой лад, только в пении Джея сошлись не ветер и камень, а человеческая воля к жизни и страсть. Его хотелось слушать и слушать. И жить. Непременно жить.
        Все будет хорошо, сказал себе Мстислав. Я придумаю, как его уберечь. Я смогу.
        Джей пел.
        На камнях, глядящих из блеклой, истрепанной ветром травы, проступил шелковистый блеск - чуть приметная зелень и размытые, едва уловимые розоватые пятна. Неверные, тусклые отражения разбегались все шире и дальше от глайдера. Вот они плеснулись на скалу, взобрались до верха. Впрочем, Мстислав не был уверен, что в самом деле различает их вдалеке, - такие они были робкие, бледные. Что отражают Зеркала - призрак Дэсса? Память о княжиче?
        Джей пел, и красивый голос рвался из глайдера, летел вдаль вместе с ветром. Почти бесцветные, бескровные отражения наполняли мир.
        Но это изображения на камнях, а ведь есть и другие. Мстислав решительно открыл дверь со своей стороны и выскочил из салона. Уставился на стекла, ожидая увидеть в них знакомые переливы зеленого с алым.
        В стеклах и на корпусе глайдера виднелись с трудом различимые цветные потеки. Мстислав сжал зубы. Понадеялся. Разбежался…
        Джей в салоне умолк, перевел дух, потер горло. Отражения, и без того еле видные, начали таять.
        Телохранитель снова уселся на место пилота, закрыл двери, глянул, как там гроза. Тучи с беснующимися в них сполохами уже захватили треть неба.
        - Ну как? - осведомился Джей.
        - Отлично. Поёшь хорошо, и Зеркала не показали СерИва. Просто замечательно. - Мстислав подумал, что все это так, однако он лжет парню в глаза.
        Джей усмехнулся, довольный. Затем поглядел на телохранителя - и посерьезнел.
        - Я чем-то не угодил?
        Мстислав поднял глайдер и направил к Тэнканиока-ла. Под брюхом машины понеслось каменистое плато, а прикрывающая княжеский замок скала осталась за кормой. Тучи наступали сбоку.
        - Слав? - настаивал Джей. - Что тебе не понравилось?
        - Отвяжись.
        Джей примолк ненадолго, затем положил ладонь телохранителю на запястье и легонько сжал. Так делал сам Мстислав, когда разыскал своего похищенного клиента и радовался, полагая, будто с ним все в порядке. Помнится, Дэсс тогда удивлялся и спрашивал, зачем это. Мстислав не рассказывал таких подробностей Северину, и Джею неоткуда было узнать.
        - Слав, - проговорил он веско, - ты же сам все сказал: я спел этому миру, о чем хотел, и мир услышал, но Зеркала не показали СерИва.
        - А они могли?
        Джей улыбнулся:
        - Кто их разберет? Мало ли, что покажут спросонья… Так ты пойдешь ко мне начальником стражи?
        - Пойду, - глуховато, не справившись с голосом, ответил Мстислав. Взял себя в руки и внушительно добавил: - Да запомни, СерИвская твоя душа: у тебя не стража, а охрана. Уяснил?
        - Так точно, сэр! - отрапортовал Джей… Дэсс. Новый, получивший память Северина, иной - но все-таки Дэсс. - Лишнего не сболтну, сэр! - Карие глаза смеялись. - Разрешите приступать?
        - Приступай, - в тон ему сказал телохранитель.
        Надвигающиеся черные тучи вспыхнули сиреневым светом от края до края, лопнули, и первые свирепые молнии вонзились в землю - пока еще вдалеке, в стороне от города. Мстислав прикинул: есть надежда успеть в поместье до грозы. Ну, значит, успеем. Иначе Светлана с Кариной будут сильно тревожиться, а это нехорошо.
        2005 - 2017 гг.
        Талисман для виновного
        Пролог
        Ну, ладно. Коли хотите, чтоб вышло интересно, я начну с середины этой истории - с того дня, когда нас привезли с космодрома в кемпинг «Лучистый Талисман».
        По-хорошему, в ту самую минуту, когда мы переступили порог домика и наш провожатый ушел, надо было развернуться и дать деру. Я печенкой чуял: ничего хорошего нам в кемпинге не светит и лучше рвать когти, пока не поздно. Однако после всех приключений в мозгах у меня помутилось, и когда Эри пожаловался, что его ноги не держат и он вот-вот помрет с голоду, я легкомысленно уступил. Поэтому мы не растворились в окружающих «Лучистый Талисман» лесах, а оказались за ломившимся от еды столиком в ресторане.
        И попали как кур в ощип.
        Мало того, что мы были в центре зала, у всех на виду, так еще через столик от нас сидели два гомика, одаривших моего Эри живейшим вниманием. Удивительного мало: слишком длинные черные кудри и женский изумрудный перстень, который Эри носит на мизинце, в самом деле наводят на всяческие мысли. Добавьте к этому полные трагизма зеленые глаза и лицо, отмеченное печатью благородных страданий, а также могучие мускулы, густой волос на руках и на шее и невероятную прожорливость - и вот вам портрет моего Эри.
        Он был слишком занят третьей порцией мяса, чтобы обращать внимание на умильные улыбки. Ему вообще было ни до чего, кроме харчей. Иное дело - я. Взгляд то и дело перебегал Эри за спину, и внутри растекался неприятный холодок.
        Прямо на меня глядел Элан Ибис. Человек, имя и документы которого я присвоил; тот, с чьей внешностью возвратился на Кристину. Элан Ибис, похоронивший на Изабелле вверенную ему группу туристов. Человек, поломавший мне жизнь… Впрочем, это был всего лишь рекламный плакат.
        Ибис стоял на фоне снежной вершины, придерживая за лямки огненно-красный рюкзак, и черный с золотом девиз уверял, что с таким рюкзаком можно забраться аж на седьмое небо. Дорогой костюм от «Макрокосм», ослепительная улыбка, сияющие карие глаза, золотистая шевелюра - таков был герой рекламных роликов Элан Ибис.
        Теперь таким стал я. Только без рекламной улыбки.
        Оказалось, прожорливый Эри замечает кругом себя гораздо больше, чем я полагал. Заедая мясо тушеными грибами, он вполголоса сообщил:
        - Позади справа сидит тип, который на тебя пялится.
        Нашел, чем удивить. Весь ресторан пялил глаза, почитая меня за рекламную знаменитость.
        - Совершенно отвратный субъект, - добавил Эри еле слышно. Обычно он разговаривает тихо-тихо, словно пугаясь собственного голоса. Зато когда сердится, может орать, что твоя иерихонская труба. - Уже несколько минут глаз не сводит.
        - В лоб захотел, - пожал я плечами и оглянулся.
        По спине поползли мурашки, и засвербело под лопатками - там, где кислотой было вытравлено мое настоящее имя, все двенадцать букв: Ленвар Техада. Господин Око, начальник тюрьмы в городе Травен, столице Территории-2, поймал мой взгляд и уткнулся в тарелку. Складчатый подбородок, как всегда, был неважно выбрит, нижнее веко подергивалось, сквозь пушок на голове блестела розовая кожа. Я отвернулся, сосчитал в уме до десяти, разжал стиснувшие салфетку пальцы.
        - Кто это? - Зеленые глаза Эри утратили трагическое выражение, в них вспыхнула беспощадная решимость. Видно, чувства к господину Око начертались у меня на лбу. - Что он тебе сделал?
        - Не суетись - он нам не опасен. - Я надеялся, что не вру. Если начальник травенской тюрьмы не признает во мне Ленвара Техаду, то к Элану Ибису вопросов не возникнет. - Хорош жевать, и сваливаем отсюда.
        Эри клялся, что меня не отличить от настоящего Ибиса, однако сойду ли я за рекламную звезду при ближайшем рассмотрении?
        - Молодые люди, вы позволите? - раздался приятный женский голос.
        Эри вскинул голову. Дама выдвинулась у меня из-за спины.
        - Господин Ибис, разрешите присесть?
        - Конечно. Пожалуйста. - Я встал и отодвинул для нее стул.
        Эри взбесился, но промолчал. Незнакомка улыбнулась и величественно опустилась на сидение. На вид ей было лет сорок, однако я учел, как холили ее лицо и тело косметологи с массажистами, и смело прибавил еще десяток. Нас с ней разделяло почти тридцать лет, но она все равно мне понравилась. Красивая, с молодыми руками. И с глазами цвета глубокого вечернего неба.
        - Я вас не задержу, - проворковала незнакомка. - Господин Ибис, я часто видела вас на экране… - Она смолкла и повернулась к возмущенному вторжением в наш интим Эри.
        Под ее цепким взглядом он потупился, на загорелых скулах разлились красные пятна. Эри отложил вилку и встал.
        - Я пойду.
        Он зашагал к выходу из зала.
        - Какой эффектный молодой человек, - заметила гостья. - И перстень у него бесподобный.
        Эри лавировал между столиками, сердито встряхивая черными кудрями. Хорошо бы уговорить его подстричься… Не оглядываясь, мой друг выскочил из зала.
        - Кажется, он вас ревнует? - лукаво улыбнулась красавица.
        Я не стал развивать тему.
        - Элан… - Незнакомка заглянула мне в лицо. - Вы позволите называть вас по имени?
        - Сибилла, - вырвалось у меня. - Вы - Сибилла.
        - Боже! Вы телепат?! - Она испугалась - притворно и с милым кокетством.
        - Нет, что вы, - поспешно заверил я. - Так вышло. Это случайность.
        Никакой я не телепат, а всего лишь умею угадывать женские имена.
        Глаза цвета ночного неба вспыхнули звездным светом.
        - Элан, вы уделите мне четверть часа?
        Я не нашел причин, чтоб уклониться. Сознаюсь, не больно-то искал. Одни руки прекрасной Сибиллы чего стоили! Гладкие, как у молоденькой девушки, полупрозрачные; их хотелось взять и поднести к губам, ощутить их шелковистую прохладу. Поэтому я изрек какую-то галантную чушь и остался в ресторане. Позабыв об Эри и о собственном намерении скрыться, выбросив из головы господина Око, начальника травенской тюрьмы…
        Жаль, нет у меня дара предвидения, как у настоящего Ибиса. Знать бы наперед, какую цену придется платить за то, что отпустил Эри одного - разве стал бы рассиживаться, тратить драгоценные минуты на болтовню? Ни в жизнь.
        Мы с Сибиллой пошли танцевать. Страстная поклонница Ибиса, она млела, наблюдая его на экране видео. И вдруг - нежданная удача! Рекламный Ибис собственной персоной. Красавица им восхищалась. Она его обожала. Она его воспевала и превозносила до небес - а поскольку адресовалась при этом ко мне, я чувствовал себя весьма неловко.
        - Понимаете, Элан, - пела Сибилла, - вы рекламируете всяческие лодки, палатки, альпенштоки - но это не важно. Главное - с экрана вы приходите в дома желанным гостем, добрым другом. Ваша улыбка согревает сердца, глаза освещают наши жизни. Вы - будто утренний солнечный зайчик… - Она запнулась. - Я что-то не так сказала?
        Я изобразил любезный оскал, хотя внутри все вскипело. Сибилла не знала, что Солнечным Зайчиком меня кликали в Травене зырки - тюремные надзиратели.
        Мы кружили в танце. Сибилла продолжала разливаться в дифирамбах мертвому Элану Ибису. На краю сознания промелькнуло, что я смахиваю на жиголо при стареющей красотке, но на это было наплевать, а заботил меня господин Око с его дергающимся веком и пушком на розовой голове. Он давно покончил с едой, однако не уходил и задумчиво посматривал на нас с Сибиллой. Не к добру это, ох, не к добру…
        Я дождался окончания танца, поклонился даме.
        - Благодарю вас. Вы изумительно танцуете.
        Сибилла бросила взгляд на часы и счастливо улыбнулась.
        - Это вам спасибо. Понимаете, я сама с собой заключила пари - сумею ли удержать ваше внимание четверть часа. И выиграла… Ох! - она отшатнулась.
        Видно, физиономия у меня перекосилась, а в глазах мелькнуло дьявольское пламя. Травенские зырки тоже заключали пари и ставили на меня, как на фаворита.
        - Господи, Элан… - пролепетала перепуганная Сибилла.
        Спину будто ожгло огнем. «Техада! Ленвар Техада!» - орали вытравленные кислотой буквы.
        - Извините. - Я ринулся вон. Надо хватать Эри и давать деру, пока нами не занялись вплотную.
        «Лучистый Талисман» - кемпинг недорогой, но уютный, как дачный поселок. Вокруг каждого домика участок, ухоженный и радующий глаз. Весна еще не разгулялась, листья на деревьях не обрели право зваться листьями, и только-только полезла трава.
        Я промчался по аллее, где стояли домики с зелеными крышами, свернул на другую - красные крыши - и затем выскочил на аллею с желтыми. Под одной из таких желтых крыш нас и поселили.
        Вид мирно белеющих сквозь вечнозеленую изгородь стен успокоил. Тут не стояли полицейские глайдеры, не толклись люди в форме, не зияла распахнутая дверь. Я поднялся по ступенькам. Тишина.
        Повторюсь: я не телепат. Однако едва взялся за дверную рукоять, нутро пронзило такое острое желание задать стрекача, что ноги с трудом устояли на месте. Не будь Эри, только бы меня там и видели. Я перевел дух и проскользнул в гостиную.
        Опять тишина - напряженная, тугая. Полная ужаса и жестокости. Дом хранил память о происшедшем, и в его молчании мне слышался упрек: опоздал.
        Я заглянул в спальню Эри. Сдернутое с постели покрывало валяется на полу, одно из двух кресел откатилось в угол. Похоже, здесь произошла короткая схватка. Я прикрыл дверь и прокрался через гостиную к своей спальне, осторожно повернул рукоять.
        Опоздал.
        Я привалился к косяку. Можно не переступать порог, не подходить к тумбочке у постели, не открывать потайной сейф. Я знал, чувствовал, всей кожей ощущал внезапную, непоправимую пустоту. Изабелек в сейфе нет.
        Все же я подошел убедиться. Потянул за ручку; дверца тумбочки отворилась, и сама собой приоткрылась внутри дверца сейфа. Я заглянул в темный ящик. Увесистого мешочка с изабельками как не бывало. Пропала добыча, ради которой меня посылали на Изабеллу. Исчезли полтора килограмма драгоценных кристаллов. Ухнулись полмиллиона стелларов.
        Однако почему исчез Эри? Понятное дело изабельки: они стоят кучу денег. Но Эри - кому он понадобился? И зачем? Мне стало нехорошо; пропажа сокровищ потускнела и отошла на второй план.
        Я беззвучно вернулся в гостиную. Разор в спальне свидетельствовал, что в дом явился чужак, причем не один - в одиночку с Эри так просто не сладить. Правда, нетрудно сдернуть с постели покрывало и отшвырнуть в угол кресло, если хочешь изобразить нападение и сбить меня со следа. Однако Эри не тот человек, который сопрет изабельки и пустится наутек, бросив товарища на произвол судьбы.
        Я присел к столику со стационарным коммуникатором. Новомодная нелепая штуковина: что-то вроде древнего телефонного аппарата из слоновой кости с серебряными накладками. На Кристине такое в большом почете. Своего личного коммуникатора у меня не было: засечь человека по сигналу проще простого, а мне таких радостей не надо.
        Странно все. Не верилось, чтобы Эри безропотно позволил протащить себя через весь участок и затолкать в мобиль либо глайдер. Стоило ему хоть раз заорать, я бы с того света услышал. А если не я, то хотя бы соседи. Может, его оглушили? Бросили где-нибудь под кустом? Но участок просматривается насквозь… Я занес руку, готовясь набрать номер, - и вдруг сообразил, куда предстоит обращаться. В полицию. Прошиб холодный пот. Мне станут задавать вопросы, потребуют удостоверение личности; притворяюсь я не ах… Не хочу обратно в Травен! Я все вспомнил, как было, - и злорадное любопытство зырков, и дергающееся веко господина Око, и озверелую толпу сокамерников, и…
        Я задавил истерику - сейчас надо думать об Эри. Дом по-прежнему был полон его немого ужаса. Я неслышно выскользнул на крыльцо, прокрался за угол, добрался до закрытого окна спальни. На влажной земле и молодой травке никаких следов. Я заглянул внутрь, словно рассчитывая сквозь стекло обнаружить в комнате Эри, которого не заметил раньше. Нет как нет. Меня что-то смутно тревожило, но страх перед полицией не давал сосредоточиться и разобраться в ощущениях. Я сделал круг по участку. Кружево новорожденной листвы было прозрачно, и если бы оглушенный Эри лежал здесь, я бы его нашел.
        Что ж, деваться некуда. Я вернулся в гостиную и набрал 202. На обеих Территориях Кристины полицию вызывают одинаково.
        Гудок, другой… Они не спешили ответить. Еще гудок. Я мысленно поклялся, что скорей сдохну, чем вернусь в Травен сидеть за преступление, которого не совершал. Новый гудок. С виска скатилась холодная капля, я поймал ее на шее.
        - Алло, полиция, - наконец ответил нежный девичий голос.
        И одновременно раздалось:
        - Прошу прощения. Господин Ибис?
        Я обернулся.
        - Алло! - повторил нежный голос. - Полиция. Слушаю!
        На пороге стоял Теренс Максвелл - исполнительный директор турфирмы «Лучистый Талисман». Высокий, седой, импозантный. Он беседовал со мной, когда я еще был Ленваром Техадой и только собирался отправиться на Изабеллу.
        - Алло! - в последний раз воззвала полиция и дала отбой.
        - Разрешите войти?
        Я дернул головой, что должно было сойти за согласный кивок. В горле пересохло, и я с усилием подавил дрожь в руках. Что ж; коли так, обойдемся без полиции: пусть Максвелловы орлы займутся поисками.
        Исполнительный директор сунул руки в карманы длинной расстегнутой куртки, под которой виднелся дорогой костюм.
        - Господин Максвелл, у нас… - начал я.
        - То, что произошло на Изабелле, - перебил он. - Вы имеете что-нибудь добавить к сказанному?
        Меня зло взяло. С борта яхты, которая забрала нас с планеты, я кратко доложил, что из всей туристической группы остались в живых двое, - а он вопрошает, имею ли я что-нибудь добавить. Тут полдня можно повествовать. И Эри пропал.
        - Послушайте…
        - Господин Ибис, сейчас меня интересует вот что. Не встречались ли вы на маршруте с неким Ленваром Техадой?
        Под лопатками защипало.
        - Довелось. - Сам подивился тому, как ровно прозвучал мой ответ.
        - Когда?
        - За две недели до того, как ваш пилот соизволил поискать пропавшую группу, - бросил я зло. Людей выбросили на необитаемой планете и полтора месяца не интересовались их судьбой. Уроды.
        Максвелл и бровью не повел.
        - Куда Техада направился после встречи с вами?
        Тут я окончательно взъярился. Восемь человек, посланные «Лучистым Талисманом» на Изабеллу, остались там - а он занят одним-единственным. И не Техадой даже, плевать ему на Техаду: покоя не дает мешок с добытыми изабельками.
        - Ленвар Техада погиб на наших глазах.
        Это не я сказал. Я подскочил в кресле, словно меня током ударило. Сгинувший Эри необъяснимым образом возник на пороге собственной спальни и стоял там, скрестив руки на груди и прислонясь плечом к косяку. Набрякшие мешки под глазами, бурые запекшиеся губы, на подбородке сочится кровью ссадина.
        Мой единственный свидетель, готовый подтвердить: Элан Ибис сделал все возможное, чтобы сберечь вверенных ему людей.
        Максвелл живо к нему повернулся.
        - Как это произошло? При нем были какие-нибудь вещи?
        - Техада явился к нам с пустыми руками. - Эри стоял не шевелясь, только подрагивал угол рта. Черная куртка была порвана на плече.
        Меня поразила его ложь. Зачем скрывать, что изабельки похищены пять минут назад? Пусть бы у Максвелла о них болела голова, а нам досталась хотя бы часть положенного вознаграждения.
        Я решил выяснить резоны Эри позже.
        - Вы… - исполнительный директор замялся, - не осматривали карманы его одежды?
        - Нам нечего было там искать. - Я поднялся на ноги и встал рядом с Эри. - Мы похоронили Техаду, вот и все. - Странно говорить такое о самом себе.
        Максвелла не интересовало, как погиб промысловик: на уме были одни изабельки.
        - Техада рассказывал, чем занимался на маршруте?
        - Не успел. - У Эри вибрировал голос; я чувствовал, что он вот-вот сорвется на крик. - Техада погиб, как и остальные. Вы послали людей на планету-убийцу и…
        - Позвольте, - перебил Максвелл. - Господин Эри. Господин Ибис. Давайте разберемся спокойно.
        Эри смолк и опустил голову. Невзначай коснувшись плечом, я ощутил его дрожь.
        - Дело вот в чем, - продолжал исполнительный директор. - Техада не мог потерять… или, гм, спрятать то, что должен был нести с собой. Этот груз… э-э… имел для него ценность только в случае, если бы Техада доставил его на Кристину.
        Максвелл примолк, оглядел нас пытливо. Эри стоял, уставившись в пол, у меня на лице вроде бы ничего не отразилось.
        - Это были кристаллы изабеллита. Прозрачные голубые камни. Если не знать технологию их обработки, они ничего не стоят - разве только представляют интерес для коллекционеров-любителей. Их можно продать, но нельзя выручить больших денег. Предполагалось, что Техада получит за них хорошее вознаграждение. И если так случилось, господа, что вы все-таки привезли их с собой, можете рассчитывать на часть его платы.
        - Ублюдок! - внезапно заорал Эри и кинулся к оторопевшему Максвеллу. - Мы восемь человек похоронили, а ты про стекляшки!.. Вон отсюда! - Он тряхнул директора, словно куль с тряпьем, и толкнул к двери. - Вон!
        Максвелл замешкался у порога. Вне себя, Эри схватил за ножку журнальный столик и размахнулся; директор исчез, дверь захлопнулась. Эри с грохотом швырнул столик на пол. И тут у него будто кончился завод: он поник, сгорбился, добрел до дивана и повалился на него ничком.
        Я поставил треснувший от удара столик на ножки и сообщил:
        - Я тебя обыскался. Решил, что похитили.
        - Заглянул бы в ванную - там и нашел, - отозвался Эри, не поднимая головы. - В щели между стеной и унитазом.
        Вот почему я чувствовал его ужас - затаившийся Эри был совсем рядом, только не слышал, как я шнырял туда-сюда.
        - Налить чего-нибудь?
        Он промолчал. Ладно, как хочет.
        - Зачем мы соврали про изабельки?
        Молчание. Я поглядел на его порванную куртку: сквозь дыру на плече виднелась голая кожа. Наверное, рубашку ему изодрали в клочья.
        - Что здесь творилось? Выкладывай.
        Эри повозился, положил подбородок на скрещенные руки.
        - Что творилось… Явились трое мужиков и ненавязчиво поинтересовались судьбой Тони. Пришлось отвлечь внимание и сунуть им изабельки.
        Я очень сдержанный, воспитанный человек. Сердце у меня доброе, а душа мягкая и нежная, как цветок. Только поэтому я не закатил Эри затрещину и не обложил его всеми словами, какие помнил. С другой стороны, и впрямь дешевле расстаться с любыми сокровищами, чем иметь дело с молодчиками покойного Гайды… Впрочем, Тони и Гайда - это отдельная повесть, я расскажу вам ее в свое время.
        - Подробности будут?
        - Нет. - Эри приподнялся, выпростал одну руку из рукава и откинул куртку на сторону. - Погляди: что они там нарисовали?
        Я глянул; аж в глазах потемнело. На его мускулистой, поросшей редким черным волосом спине краснели вырезанные ножом буквы - МВ. Мишель Вийон.
        Не слыша ответа, он повернул голову, посмотрел на меня - и не стал переспрашивать, уткнулся носом в диван.
        Не хватало, чтобы всплыла история с Мишель. Вот только этого мне не доставало!
        Я стащил с себя свитер и бросил Эри на спину. С тем же успехом мог бы принести что-нибудь из его собственной одежи, но свитер раньше принадлежал Ибису; наверное, решил я, в нем Эри будет уютнее.
        - Обряжайся. По нынешним погодам в рванье долго не походишь.
        Он сел, неловко влез в свитер и снова натянул порванную куртку.
        - Элан… Ну, извини. Так получилось.
        Я поморщился. Добытых кристаллов было жаль до чертиков, но его было еще жальче.
        - Ладно. Растолкуй: почему мы не пустили по следу Максвелла? Пусть бы подавился своими камнями, зато кинул бы нам пару тысяч.
        Эри выпрямился. В зеленых глазах появился недобрый блеск.
        - О чем вы, господин Ибис? За что вам должны пару тысяч?
        - Я честно наковырял целый мешок камней. И трудился вовсе не для удальцов, которые явились, набили тебе морду, изрезали спину и довольные свалили.
        - Это кто трудился? Лично вы, господин Ибис, ни камешка с земли не подобрали.
        - Прекрати. Твои дурацкие шутки…
        - Я не шучу. - Эри поднялся с дивана и мрачно посмотрел мне в глаза. - Камни собирал Ленвар Техада. А ты - Элан Ибис и не имеешь на них никаких прав. Или я чего-то не понимаю?
        Я поглядел в потолок, в окно, на свои ботинки, сосчитал до десяти. После чего предложил:
        - Хочешь, новых мордоворотов кликну? Пусть они тебе добавят. Тогда сразу разберешься, у кого какие права.
        Он зло усмехнулся.
        - Послушай. С Эланом Ибисом мы месяц шли по тропе и одного за другим хоронили людей. И я где угодно присягну, что его вины в этом ни вот на столько. Но Ленвара Техаду я не знаю и знать не хочу! И если желаешь быть Эланом - про Техаду забудь. В тюрьме ты не сидел, изабельки не собирал; и денег с Максвелла не требуй. Тебе ясно?
        Он рехнулся, в который раз напомнил я себе. Слишком многое на него свалилось на треклятой Изабелле.
        - Ладно, будь по-твоему.
        Лишиться драгоценной добычи - не самое скверное. Куда хуже потерять союзника-Эри.
        Я прошелся по комнате, поймал свое отражение в зеркале на стене. Ибис, как есть Ибис. Стоп. Если у меня изменилось лицо и я стал копией Элана Ибиса, то, может… Сбросив рубашку, я повернулся спиной к Эри.
        - Посмотри. Есть что-нибудь?
        Вытравленные кислотой буквы, память о господине Око. Возможно, они начали заплывать и стираться? Ведь у Ибиса не было никаких отметин.
        - Ты забыл, - промолвил Эри чуть слышно. - У тебя давно уже ничего нет.
        Ничего себе - я забыл! Ей-богу, с ним и самому недолго спятить. Вывернув шею, я изучил в зеркале свой тыл. В самом деле, буквы исчезли. Пропали! Нет больше у меня, беглого зэка, особых примет. Ни-ка-ких.
        Я так обрадовался, что не разобрал слов Эри. Он опять едва не шептал, точно боялся собственного голоса.
        - Что такое? - я подошел, застегивая рубашку.
        - Они украли перстень Мишель, - горестно повторил он.
        Моего ликования из-за пропавших букв хватило, чтобы отнестись к его утрате легкомысленно.
        - Скажи спасибо, что украли. А то с этим перстеньком тебя за голубого держат.
        Эри сделал попытку улыбнуться, но улыбка сломалась.
        - Это последнее, что осталось от Мишель.
        Тут он был прав.
        - Постой, - меня осенило. - Зачем переть побрякушку, если им добром отдали мешок изабелек?
        - Заодно.
        - Чушь, - заявил я, направляясь в его спальню. - Есть же пределы человеческой жадности.
        - Наивное заблуждение.
        Я поднял валявшееся на полу покрывало и положил на постель.
        - Если бы мне довелось услышать, как было дело…
        Эри смотрел в пространство, словно я обращался к стенам. Никаких подробностей для прессы.
        Сев на корточки, я вытянул над полом руки, повел вправо-влево. Ладони не отозвались, кончики пальцев тоже молчали. Я сосредоточился. Изумруд холодный и колючий, от него пальцы покалывает часто и неприятно. Мне сотни раз доводилось иметь дело с изумрудами; неласковые они. Иное дело - аметист: держит вокруг себя нежное теплое облачко, ласкает руки. А что уж говорить об изабельках! О них я бы слагал поэмы, если б мог.
        Ничего не обнаружив под постелью, я прошелся рукой дальше вдоль стены - и точно, в щели между стеной и ковром нащупал перстень. Наткнулся на него пальцами, а не почувствовал издалека, и в который раз кольнула мысль, которую я старательно гнал прочь. Кажется, после приключений на Изабелле - точней, после смерти Ибиса - я начал терять свои способности.
        - Держи сокровище, - протянул я находку Эри. - Не сидит он плотно на мизинце - вот и слетел. Когда-нибудь вообще посеешь навсегда.
        Он взял перстень, хотел поблагодарить, но поперхнулся и лишь мотнул головой. Я чуть не хлопнул его по изрезанной спине, да, к счастью, вовремя удержался.
        Эри совсем расстроился. Он крутил перстень на пальце, руки у него дрожали, и пару раз вздрогнули мощные плечи. Утешитель из меня никакой, поэтому я ушел в гостиную и оставил его одного. Все равно сказать было нечего.
        В гостиной показалось зябко. Проверил климат-контроль - работает. Значит, нервное. Занервничаешь тут! Я подвел итоги.
        Вот он я - Ленвар Техада, отсидевший два месяца из присужденных десяти лет. В камеру возвращаться не собираюсь. Безо всяких пластических операций обрел внешность Элана Ибиса, местной рекламной знаменитости. Утратил особую примету беглого зэка - собственное имя, кислотой запечатленное под лопатками. Потерял способность руками ощущать драгоценные минералы, но взамен обрел повышенную способность улавливать чувства окружающих. Имею страстное желание убраться с Кристины и пока не знаю, как. Денег мало, изабельки улыбнулись, и мы с Эри врем напропалую.
        Тут я глянул в окно и обнаружил, что дела мои совсем дрянь. В коротком бело-голубом плаще, по дорожке к нашему крыльцу шагала юная миллионерша Юлька Вэр.
        Часть 1. Бес солнечного зайца
        Глава 1
        С Юлькой я познакомился у тетушки Марион. А как очутился у тетки - это особая песня.
        Началось все в Травене. В один прекрасный день меня сдернули с лазаретной койки - я отлеживался после очередной драки в камере; про эти драки потом отдельно расскажу. Вывели меня во двор, под ласковое солнышко, запихали в броневик. Внутри засели два вооруженных охранника, третий загрузился в кабину - и поехали. Сижу на скамье, гадаю, куда направляемся и зачем. В конце концов не утерпел, осведомился. Оказалось, движемся в Загоренец - есть на Территории-2 такой городишко. Какого лешего нас туда понесло? В Загоренце тюрем нет, один научный институт. Я сперва вздумал, будто меня тащат на исследование - как-никак, камешки собирать я умею, а это зовется паранормальными способностями. Но тут же сообразил, что вряд ли. Откуда им про это знать? Неоткуда.
        Едем мы час, другой. Может, и меньше, да время уж больно долго тянулось. И вдруг - трах-ба-бах! - взрыв, удар, броневик наш развернулся и стал, накренившись. Снаружи пальба, крики. Я - на пол; закатился под лавочку, жду, что дальше будет. Охрана моя ринулась наружу. Тут-то их и подстрелили, оба полегли. Я не стал за ними торопиться.
        Затем в кузов ввалились два здоровенных бугая, выволокли меня на свет божий и хотели затолкать в свою машину. И знаете, до того мне сделалось обидно! В Травене сполна хлебнул веселой жизни, а тут опять надо мной изгаляются. Оглянулся я кругом, вижу - шоссе, за ним - лес. Вывернулся, да и задал стрекача. А бегаю я быстро, можете поверить.
        Счастье, что после Травена ребра целы остались - иначе бы не уйти. В погоню кинулись четверо, и все крепкие мужики, тренированные. А я из травенского казенного дома, где всех упражнений - драки с сокамерниками да прогулки в тюремном дворе. Чуть не сдох. Кончилось тем, что без памяти рухнул в каком-то болоте и провалялся до самого вечера, пока не захолодало. Зато когда оклемался, мои горе-похитители уже убрались восвояси.
        Признаюсь, я даже загордился. Лен Техада - ценная персона, раз его хотели умыкнуть такие могучие дяди. Однако по уши в торфяной жиже сильно не зазнаешься, поэтому я вылез из болота, выкрутил тюремную одежу, сориентировался по закатному солнцу и подался на северо-запад. Граница двух Территорий находилась на западе, но я предпочел не полениться и сделать изрядный крюк. Не лежала душа снова встретить тех дядь.
        Чтобы добраться до Территории-1, особой хитрости не потребовалось - лишь немного удачи. Границу я пересек в машине министерства иностранных дел; правда, в багажном отделении.
        А рвался на Первую вот почему. Вы, может быть, знаете, как на Кристине все устроено. Освоенная зона поделена на две части, которые разнятся политическим режимом. На Территории-2 он более жесткий, и в последние годы либеральная Первая не желает с Травеном знаться. У них даже договора о выдаче преступников нет, что меня и прельстило. А кроме того, я сам родом из Летного, с Первой, и в Летном живет моя тетушка Марион. К ней-то я и направился.
        Женщины и кошки - мои друзья. Не знаю, как бы я без них выжил. Ну, без кошек продержался бы, но без женщин бы точно хана. Дело в том, что я добирался в Летный автостопом, и «голосовал» только женщинам. Удивительный народ. Каждый день по видео их накачивают: будьте бдительны и не сажайте случайных попутчиков. Ни в коем случае. Никогда. Ни за что. А тут - я на обочине: замурзанный и запыленный, в желтой майке и рабочих штанах, которыми разжился на свиноферме. И женщины останавливаются, улыбаются и везут, куда мне надо.
        Так я и въехал в Летный - на громадном «адъютанте», на котором впору королям разъезжать. Моя шоферица не поленилась узнать адрес Марион Техада и по своей доброте вывезла меня снова за город. Оказалось, тетушка проживает на Морском шоссе, 2485, а это очень далеко от центра.
        Я чмокнул благодетельницу в щеку и высадился у широченных ворот. Если бы «адъютант» занесло на мокром покрытии и он пошел боком, все равно бы в эти ворота вписался. А коли не сумел бы, то снес их вместе с оградой, потому как ограждение вокруг теткиных владений точно пауки сплели. Черное металлическое кружево, в котором блестят золоченые цветы и серебряные листья. Красиво. Здорово, что тетушка богата.
        Надавил я кнопку вызова, поглядел в глазок видеокамеры и стал ждать.
        Я уже говорил, что люблю женщин и кошек. А собак и мужчин - нет. Не получается у нас взаимопонимания. Собаки, вероятно, чуют во мне кота и норовят загрызть, а мужики… Уж не знаю, что они чувствуют, но едва ли не у каждого появляется желание набить мне морду.
        Вот и сейчас. Из глубин парка на рысях вышли два пегих кабысдоха. И такой хай подняли! Уж они на меня ругались, они на ограду бросались - жуть. Лают, хрипят, слюной брызжут… А следом за ними выезжает к воротам черный «эскорт» с зеркальными стеклами и напротив меня останавливается. Стоит и молчит, никто не выходит. Я тоже стою, а по коже мурашки ползают. Потому что из-за тех стекол не глаза человеческие смотрят, а прямо-таки стволы боевых излучателей.
        Наконец дверца «эскорта» открылась, и вылез мужик размером с элеватор. Плечищи - во! Взлетные площадки впору оборудовать. Собаки заливаются, совсем охрипли. Он дал им пинка, отогнал, и они, слава Богу, заткнулись. Но - наготове, шерсть вздыбили, клыки скалят.
        - Ленвар Техада, - говорит мужичище. Голос у него оказался негромкий, без встроенного мегафона.
        Сердце мое ухнулось в желудок, побарахталось и поднялось обратно.
        - Секьюрити, - отозвался я. Мол, ты меня знаешь, но и я про тебя угадал.
        Он скроил недовольную рожу.
        - Увы, - говорит, - не секьюрити. Иначе на порог бы тебя не пустил. Давай, заваливай, - он с дистанционника открыл ворота.
        Псы дернулись было, но мужичище саданул одного под брюхо, рявкнул, и они убрались в кусты и забурчали оттуда с тихой злобой.
        Подошел я к «эскорту», с виду - воплощенное смирение. Давно замечено, что коли нос не задирать, то мужики кривятся, но в драку немедля не лезут.
        Секьюрити - не секьюрити, хозяин - не хозяин облокотился о свой мобиль. «Эскорт» накренился.
        - У тебя, парень, совесть есть?
        Я охлопал себя, словно в поисках.
        - Это маленькое такое, сморщенное? Дома под кровать закатилось. Я потом принесу.
        Он скроил новую рожу.
        - Не балагань. Зэчина беглый. Ты сознаешь, какую тень бросаешь на порядочный дом? Марион из-за тебя…
        - Хотите меня сдать властям?
        Третья рожа, краше первых двух. Мимика у него богатейшая.
        - Местная власть - это я. Шериф Пятого округа к вашим услугам.
        Точно! Такой монументальный мужичище может быть только шерифом. Воплощение силы, власти и незыблемого порядка. Я повеселел.
        - Договор о выдаче преступников еще не подписан? И не скоро будет, дай Бог здоровья тамошнему диктатору. А в этой свободной стране я - свободный человек.
        - Ты наглая тварь. Вынуждаешь Марион приютить беглого рецидивиста.
        - Вы… вы… - От внезапной, дурацкой, неуместной обиды все слова где-то затерялись. - Это неправда. Я сидел в первый раз и… и вообще никого не убивал.
        - Ах ты невинная овечка.
        - Не убивал!
        Нервишки у меня разгулялись, голос дрогнул. Понимаете, за последние пять лет жизнь меня изрядно потрепала, лиха я хватил с избытком. А под конец ни за что ни про что угодил за решетку. Клянусь, я невиновен. Ну, разве мог я убить молодую красивую женщину? Просто так, за здорово живешь - подвалил к незнакомке и прикончил. Полнейший бред!
        Шериф кривил губы и щурился.
        - Скажи-ка, невинный младенец… - Его голос, и без того негромкий, упал до шепота. - Что было… - Дальше я не расслышал.
        - Не понял. Как?
        - Ты издалека увидел… - Опять не разобрать концовки.
        - Послушайте, наверно, я оглох. Что увидел?
        - Почему ты прыгнул…
        Наконец дошло, что он делает. Я с этим познакомился во время следствия. Подозреваемому дают слушать запись всяких слов, и среди прочих есть такие, что впрямую связаны с преступлением. Например, «нож», «алмаз», «гараж». Запись тихая-тихая, поначалу ничего не разберешь, но понемногу делается громче. А у тебя задание - повторять слова, которые расслышал. Подлая такая штука. Тот, кто виновен, в первую очередь слышит про нож, которым он зарезал жертву, про гараж, в котором ее запрятал, и так далее. А невиновный, наоборот, не слышит. Причем долго не слышит, посторонние слова уж давно повторяет, а эти, проклятые, мозг не желает воспринимать, отгораживается. Вот и я никак не мог врубиться, что шериф бормочет. По-моему, доказательства надежней нет, но в Травене сочли иначе. И мой собеседник тоже глядел очень кисло, корчил рожи одна другой замечательнее.
        В кустах вдруг послышался громкий писк. Не там, где засели злобные барбосы, а к нам поближе. Я обернулся. Над травой показался черный сучок, который с воплями торопился к аллее. Он выбрался на открытое место и оказался котенком с задранным хвостом. Зверь порскнул мне под ноги, вскарабкался по штанине и двинулся было вверх по майке, но я его перехватил.
        - Ты что затеял? Я не дерево.
        Котенок заглушил свой пронзительный писк и замурлыкал. Точь-в-точь моторчик включил. Кроха - в ладони двоих таких можно поместить; и тощий, пыльный - совсем как я. Уродец: мордаха страшная, уши большие, весь черный, как чертенок, но ласковый. Поднялся на задние лапы, передними мне в грудь уперся и принялся тереться об меня башкой. Хрюндель эдакий. Я погладил его и посмотрел на шерифа.
        - Ишь, нашел родственную душу, - проворчал он. Котенок решил дело. - Ладно, черт с тобой. Залазь. - Шериф уселся на водительское место.
        Мы с Хрюнделем поместились рядом, «эскорт» тронул с места и покатил по аллее.
        Парк у тетушки большой. Астрономическая зима была в разгаре, но Летный построен в теплом поясе, и времена года в нем отличишь едва-едва - все зелено, вечно цветет.
        «Эскорт» выкатился на площадку. Шериф бросил на меня угрюмый взгляд, скривился, хрюкнул и подрулил к ступеням, которые вели к дому на холме. Дом у тетки точно дворец. Серо-голубой камень стен, белые полуколонны, стрельчатые окна, террасы, висячие сады, фонтаны… И тетушка Марион, которая сбегает по ступеням.
        Последний раз я видел ее лет десять назад, когда она приезжала в интернат меня навестить. Ей-богу, она ничуть не изменилась. Не знай я, что ей сорок один, принял бы за ровесницу.
        Я вылез из машины. Тетушка бежала, раскинув руки, над площадкой звенел цокот каблучков. Малахитовая Марион: зеленый костюм, темные локоны.
        Я ожидал, что она с разгону кинется на шею, однако тетушка остановилась, крепко взяла меня за плечи и вгляделась в лицо. Выдохнула:
        - Как ты похож на отца…
        Подошел шериф, оттопырив нижнюю губу.
        - Вот тебе твой рецидивист. С довеском.
        Он снял у меня с плеча Хрюнделя, который сейчас же пронзительно запищал и задергал лапами. Шериф посадил его обратно. Котенок ощутимо впился коготками и включил свой моторчик.
        - Кристи, он безумно похож на отца! - изумленно повторила тетушка.
        - А по-моему, ничуть, - возразил я. Насколько мне помнилось, отец был сероглазый и темноволосый, широкий в кости, кряжистый. Допустим, воспоминания раннего детства - штука скользкая, но не настолько же.
        - Потом. Потом расскажу. Ленвар… - тетушкины пальцы коснулись моей щеки, в темных глазах блеснули слезинки. - Лен. Господи, ну вылитый отец!
        - Нашла, чем умиляться! - буркнул шериф Кристи и скривился, будто уксусу глотнул. - Я отгоню машину, - он забрался в «эскорт» и отчалил.
        Сразу стало легче дышать.
        - Тетя, это ваш муж? - полюбопытствовал я.
        Марион засмеялась - задорно, звонко, точно рассыпала серебряные бубенцы.
        - Кристи - старый друг. Если хочешь знать, он был моим первым любовником.
        - Вы разлюбили его, потому что он корчит рожи?
        - Глупый мальчишка! Я его за это полюбила. - Тетушка обняла меня за пояс и повела вверх по лестнице. - У меня гости; пойдем, я тебя представлю. И покормить надо.
        Я сглотнул голодную слюну, но попросился сначала в душ. Затем осведомился, не найдется ли какой одежи поприличней - нельзя же являться обществу в пыльной майке и рабочих штанах со свинофермы. Марион снова закатилась своим серебряным смехом и обещала экипировать по высшему разряду.
        На пороге дома я оглянулся. Широкая лестница и площадка внизу были пусты. Площадку окаймлял живой хрусталь фонтанов, а дальше расстилался парк. Сочная зелень, бело-розовая кипень цветения, и надо всем - глубокое синее небо. Хорошо быть свободным и богатым в свободной и богатой стране.
        Мы прошли в вестибюль. Тихо и величественно. Стены возносились к прозрачному куполу, их опоясывали галереи, и повсюду множество окон, зеркал, витражей. Роскошь заметно давила - мы с Хрюнделем сразу ощутили себя тощей пыльной мелюзгой. Котенок притих на плече и тыкался холодным носом мне в шею.
        - Тетя, как стать владельцем подобного дворца?
        - Тебе, мой мальчик, это не светит. Тут главное - заиметь богатого любовника.
        - А если любовницу?
        - Что ты! Она приберет тебя с потрохами, но не подарит ничего, чем можно пользоваться одному, без нее. Женщины - такие стервы…
        - Бог с вами, тетя! Я не соглашусь.
        - Ты мало знаешь жизнь, - объявила Марион, направляясь в лифт и по-прежнему обнимая меня за пояс. Было неловко: она такая красивая, чистая, а мы с Хрюнделем - два чучела. Поднялись на второй этаж. - Комнаты для гостей - в правом крыле. - При этом мы повернули налево. - Сейчас подберем тебе одежку. Только не смейся над причудами своей старой тетки.
        Я вытянул шею и заозирался.
        - В каком месте моя старая тетка? Куда вы упрятали бедную старушку?!
        Марион захохотала.
        - Ленни, ты чудо! Жаль, твоя мать мне родная сестра.
        - Еще как жаль, - подтвердил я с важным видом. - А то б мы с вами - ого-го-го!
        Тетушка взвизгнула. Остановилась, схватила меня за уши, заставила нагнуть голову и с хохотом чмокнула в подбородок. Хрюндель чуть не свалился, впился когтями, и я заорал. Моя веселая тетка едва не вывернулась наизнанку от смеха.
        Коридор, по которому мы шагали, был в красно-коричневых тонах, полон зеркал, золота и хрусталя. Длиной не меньше километра.
        - Ну вот, - тетушка толкнула какую-то дверь, - пришли.
        Первое, что бросилось в глаза - витраж в окне. Золотисто-коричневый, просвеченный солнцем. Дорогая работа. Но поскольку то был портрет мужика в полный рост, я тут же потерял к нему интерес и оглядел комнату. Мебель «под старину»: громадный шкаф красного дерева, столик на гнутых ножках, широченная тахта. И еще бюст из черного агата на постаменте. Приглядевшись, я узнал шерифа Кристи. Брови насуплены, губы поджаты, но рожей я бы это не назвал - так, выражение лица.
        Тетушка распахнула шкаф. Я ожидал увидеть какие-нибудь средневековые костюмы и роскошные бальные платья на вешалках - но нет. Там оказались полки, на которых стопками лежала обычная одежда и разные другие вещи: коробки, сумочки, шкатулки, свертки.
        - Экая громадина - и полупустой. Почему?
        - Еще не заполнился. - Марион задумчиво озирала хранилище. - Дай-ка сообразить… Одежда Кристи тебе ни к чему. От Рингольда тоже не подходит - он был размера на два крупней. Может, Адама? Но он ростом невеличка… Что хихикаешь? У меня было шесть любовников. Разве легко с лету разобраться?
        Тут я непристойно заржал.
        - Тетя! Поимев любовника, вы его выгоняли нагишом?
        - Пошляк, - передернула она плечами. - Если б они сочиняли стихи, дарили милые сердцу мелочи и безделушки - я бы хранила. А так что с них возьмешь? Только и остается - штаны в шкафу держать.
        - Ну, тетушка… Вольно ж вам таких выбирать.
        - Настоящие мужчины перевелись. Вот разве Кристи остался. И как будто еще один, но я не уверена, - малахитовая Марион бросила на меня испытующий взгляд. - Что ежишься? Седьмым любовником не возьму - как-никак, ты мне родной племянник.
        - Мы и не напрашивались, - я отвернулся.
        Взгляд снова упал на витраж. Прямо на меня смотрели карие глаза, словно темный янтарь; светлые волосы растрепало ветром… Надо понимать, один из когорты фаворитов. Я неожиданно разозлился.
        - А вот его барахла мне точно не надо.
        Тетка улыбнулась с тонким лукавством.
        - Это твой отец.
        У меня челюсть мало не брякнулась на пол; несколько мгновений я изображал вытащенную из воды рыбину. Марион закатилась хохотом.
        - Правда-правда! Ты же ничего не знаешь. Арабелла…
        - Я не уверен, что хочу знать.
        Тетушка примолкла.
        - Ленни, Ленни… - Она со вздохом погладила меня по голой руке. - О твоей матери я ни слова дурного не скажу. Я-то знаю, как она любила Ленвара… Назвала тебя его именем, а фамилию дала свою. Ведь ты Техада, как мы все, а не Клэренс. За Александра Клэренса она вышла позже.
        Я не был готов выслушивать семейные предания.
        - Тетушка, простите, я невежлив. Но нельзя ли сначала одежду, душ и еду? И молоко для Хрюнделя.
        - Сам ты Хрюндель, - Марион надулась. - А еще ты попрошайка, проглот и эгоист.
        - Мне уйти? - Я тоже обиделся. Не оттого, что она обзывалась, а потому, что была отчасти права. И шериф Кристи, кстати, читал нотации по делу: сбежав из тюрьмы и явившись к тетке, я и впрямь ей подложил отменную свинью.
        Марион поворошила одежду на полках и вытащила нечто из коричневой замши.
        - Это осталось от Дэви, - она встряхнула штаны. - Дай-ка прикину… Как на тебя сшито - будет в самый раз. Вот еще жилетка, и была рубашка в тон… и ремень… Ага. - Перечисленное было извлечено из шкафа и выложено на тахту. - Жаль, обувь я не собираю. Ну, не беда, свои ботинки почистишь.
        Я не удержался:
        - Тетя, а те дамские сумочки да шкатулки - они тоже от любовников? Или от любовниц?
        Марион фыркнула.
        - Не будь ты мне родной племянник, сейчас бы схлопотал! Это вещи Арабеллы. Если будешь примерно себя вести, разрешу посмотреть.
        Уже семнадцать лет, как матери нет в живых. Я невольно протянул руку, чтобы коснуться сумочки, которую она носила, шкатулки, которую открывала… Дальше произошло необъяснимое. Хрюндель зашипел и кубарем скатился вниз, шкаф качнулся перед глазами, а руки сами рванулись на полку, сгребли все, что там было, и швырнули на пол. Марион вскрикнула. Упав на колени, я кинулся на раскатившиеся вещи, не то перебирая их, не то разбрасывая. В стороны полетели коробки, тряпки, нитки, рассыпались и застучали по паркету бусы, что-то рвалось и ломалось… Наконец! Вот оно! Я зажал в кулаке сокровище - то, чей зов услышал и не смог устоять.
        Раскрыл ладонь и глянул. Темный полированный камень в форме сердечка с просверленной дыркой и продернутым шнурком. Я не знал такого минерала. Камень лежал на ладони тихий, молчаливый, словно не он только что звал меня, сводил с ума своим криком. Кожу будто поглаживали теплым бархатом. Я поднял глаза на тетушку.
        - Простите.
        Марион стояла с открытым ртом, прижимая руки к груди.
        - Лен! - только и смогла она вымолвить.
        - Простите. - Я был готов сквозь землю провалиться. Вернее, сквозь паркет. - Сейчас все соберу.
        - Т-ты… одержим б-бесами?
        - Ну да, - заявил я, приободряясь. - В меня регулярно вселяется Бес Солнечного Зайца. Каждый вечер в пятницу и по утрам в понедельник.
        - Трепло несчастное! - нервно всхлипнула перепуганная тетка. - Сейчас же сложи все, как было.
        Марион принялась сама подбирать и запихивать вещи в шкаф. Я помогал. Хрюндель выбрался из-под тахты, вскарабкался по мне и вздумал было разместиться на загривке, но я сунул его под майку, на живот; там он и затих.
        - Уф-ф. Напугал до чертиков, - шумно выдохнула тетушка, закрывая дверцы. - Больше так не шути.
        Я вытащил из кармана камень на шнурке.
        - Что это?
        Она задумалась.
        - Арабелла называла его как-то хитро… Элитный… что-то элитное.
        Я порылся в памяти.
        - Такого названия нет. Может, элеолит? Но этот слишком темный.
        - Вот крупнейший спец по минералам! - фыркнула тетка. - Вывернул шкаф и пререкается! Забирай одежку и марш в душ.
        Я сунул находку в карман и поднял с тахты костюм неведомого Дэви. Замша была мягкая, приятная на ощупь. С порога я оглянулся на витраж. Человек, которого Марион называла моим отцом, глядел мне прямо в душу; льющийся сквозь него свет наполнял комнату прозрачным золотом. Я посмотрел на шкаф с сувенирами, на черный бюст шерифа. Что делает в теткином хранилище тот, кого любила моя мать?
        - Почему этот витраж здесь?
        Марион потупилась, затем упрямо вскинула взгляд.
        - Собственно говоря, мне стыдиться нечего. Я тоже была влюблена в Ленвара. В мои-то шестнадцать лет! Но между нами ничего не было. К сожалению. - Она повернулась и упругим шагом двинулась по коридору. - Пойдем, покажу твою комнату.
        - Тетя, - догнал я ее. - Как долго вы согласны терпеть у себя мою наглую персону?
        Она повернула голову и с неожиданной печалью улыбнулась.
        - Всю жизнь.
        Новая берлога оказалась скромной, без излишеств. Окна выходили на заднюю сторону холма, на котором стоял дворец Марион Техада. Горизонт закрывал другой холм, на нем высились еще более роскошные хоромы. Почтенные соседи будут шокированы тем, что у них под боком объявился беглый зэк. Может, не догадаются? Если я назовусь другим именем… Мечты. Процесс был громкий, моя личность наверняка примелькалась на экранах обеих Территорий. Узнают.
        Я вытащил из-под майки Хрюнделя и понес в ванную. Он урчал своим моторчиком до последней секунды, пока не очутился под струей воды. Тогда он задергался и попытался укусить руку, пытающуюся его утопить, но кусался не больно - жалел. Я его тщательно прополоскал и вытер, а затем посадил на коврик-грелку. Черный скелетик с ушами; он даже вылизываться еще не умел.
        Котенок смотрел на меня с укоризной и горестно потряхивал лапами. И всем своим видом восклицал: «Нет на белом свете горемыки несчастнее меня!»
        - Врешь, бродяга, - сказал я ему. - Не случилось тебе побывать Солнечным Зайчиком - вот и не смыслишь в жизни.
        И уж совсем было собрался под душ… И тут вдруг меня скрутило и швырнуло на пол рядом с Хрюнделем. В глазах потемнело, чем-то тюкнуло в висок, раздался вопль придавленного котенка. Я вслепую откатился, нащупал что-то на полу и судорожно сжал пальцы. Так же внезапно все кончилось.
        Я приподнялся, потряс головой. Рядом всхлипывал Хрюндель. Я подцепил его под брюшко, осмотрел и снова положил на коврик. Он тут же заковылял ко мне, подволакивая заднюю лапу. Бедолага… Совсем я, что ли, психом стал? Припадочный. Разжал стиснутый кулак, увидел темное полированное сердечко. Ах, это ты, приятель! Выскочил, стало быть, из кармана брошенных в угол штанов и выделываешься.
        - Еще один такой фокус - и выкину к чертовой матери, - пригрозил я, словно каменюка мог услышать.
        Он молчал - тихий, теплый. Я положил его на пол и отвел руку. Недалеко, сантиметров на пять. В кончиках пальцев засвербело: они просились обратно к камню. Не вставая с колен, я отодвинулся, откинулся назад, еще… Хх-а! Меня швырнуло мордой вниз. Ума не приложу, как не покалечился.
        Хрюндель шипел, выгибал спину, пушил хвост. Смех да и только: даже распушенный, хвост у него не толще пальца.
        - Ну, что разошелся? - укорил я его. - Видишь, камень зловредный попался. Элитный называется.
        Котенок утих и потерся ушастой башкой о мое колено. Включил моторчик - того и гляди выпустит пропеллер и взлетит.
        - Понимаешь, - объяснил я, - у тебя есть лапы, а у камня нет. Поэтому ты можешь сам ко мне подгрести, а ему никак. Но хочется - вот он и зовет, чтоб его взяли; и шнурок приготовил, чтобы на шее висеть. Это амулет. Элитный талисман.
        Хрюндель самозабвенно урчал, а я повесил талисман на шею и залез под душ. Бедный кошак! С ним сделалась истерика. Он орал как резаный и порывался сигануть под воду вслед за мной. В общем, испортил все удовольствие, и пришлось быстро закруглиться, пока он не надсадился от воплей. Одно слово - Хрюндель.
        Облачился я в шикарную коричневую замшу, пристроил котенка на плече и двинулся искать тетушку. Миновал красно-золотой, с хрусталем, коридор, спустился по лестнице из мраморного оникса. Забавное ощущение - ступеньки под ногами будто пружинили. И было очень красиво: одетый в бронзу перил белый камень с полосками кремовых, желтых и розовых тонов.
        - И все-таки я бы не стал держать это животное в доме, - донесся голос Кристи. Шериф находился где-то неподалеку. - Он может быть опасен.
        Что? Мой Хрюндель опасен?!
        - Брось. Он совершенно безобидный мальчишка, - отозвалась моя тетка.
        Я нырнул под лестницу и притаился. Никак речь обо мне?
        - Марион, ты уже не девочка; я не могу стукнуть кулаком по столу и сказать: не позволю!
        - Вот именно, - запальчиво подхватила моя тетка. - Уж лучше…
        - Считай, повезло, что он расправился не с тобой, а с другой женщиной, - гнул свое шериф.
        - Кристи, ты невозможен! Мы вместе смотрели весь процесс.
        - И что с того?
        - Ты забыл? Он же так кричал, что невиновен! Мне его крик ночами снился. Пойми, это нельзя сыграть. Вспомни: его показывали крупным планом… Кристи, я не верю! Так себя вести мог только невиновный. Да вспомни же - эта его растерянность, потрясенность… Подумай: ты сам имеешь дело с преступниками. С грабителями, насильниками, убийцами. Он же совсем не такой!
        - Твою бы пламенную речь - да в зал суда. Его вина была доказана.
        - Какое мне дело? Свидетелей можно купить, улики подтасовать. Я бы поверила, если б ты лично вел следствие. А то - Вторая Территория, диктаторский режим. Они малых детей могут казнить.
        - Марион, не глупи. Экспертиза показала…
        - Наплевать! - взвилась моя тетка. - Я знаю, что он невиновен, вот и весь сказ! И не позволю, чтоб сын Арабеллы…
        - …и того проходимца, - вставил шериф.
        Раздалась звонкая пощечина. Молчание, и затем тетушкин голос:
        - Кристи, есть вещи, недоступные мужскому уму. Однако извини, я погорячилась.
        - Марион, - с горечью выговорил он. - Девочка моя, я всю жизнь любил одну тебя. А ты всю жизнь любила Ленвара. И сейчас, когда объявился второй Ленвар, ничего не хочешь слушать и понимать. Дело твое; поступай, как знаешь. Привечай его, люби, хоть спи с ним. Но я тебя предупредил. - Голос шерифа приблизился.
        Я поспешно выскользнул из-под лестницы и убрался на второй этаж. Не хватало, чтобы меня застукали.
        Через пять минут я как ни в чем не бывало спустился и нашел их в гостиной, где в маленьком бассейне плавали золотые рыбки. Шериф глянул усталыми, тусклыми глазами, потер квадратный подбородок.
        - Ну, все слышал? Где ты хоронился? А, к черту. Живи - теперь ты здесь король. - Он поднялся с дивана, прощально коснулся тетушкиного плеча и ушел.
        Марион сжалась в кресле, прикусила губу. Вот-вот заплачет. Я снял Хрюнделя с плеча, посадил ей на колени и придержал за спинку, чтобы не удрал. Котенок заурчал; тетушка машинально почесала его за ухом. Усевшись на ковер, я заглянул в ее сумрачное лицо.
        - Тетя, до меня и впрямь долетели обрывки разговора…
        - Вздор, - отрезала Марион. - Кристи чудятся проблемы там, где их нет. Забудь.
        - Не могу. Если хотите, я сегодня же…
        - Никуда не поедешь! - перебила она, угадав недосказанное. - С Кристи я помирюсь, куда он денется? А ты останешься здесь. Лен… - она с нежностью улыбнулась и провела пальцами мне по щекам. - Ленни.
        Легкие, теплые пальцы. И чудная тетушка, уверенная в невиновности человека, которого не видела полтора десятка лет. Я благодарно ткнулся лицом ей в колени и замурлыкал:
        - Ур-р-рх… ур-р-рх…
        Она закатилась своим серебристым бубенцовым смехом.
        - Ленни, твоя тетка - дура! Надо же было слушать бредни!
        - Какие бредни?
        - Милейшего Кристи. После смерти Арабеллы я хотела взять тебя к себе, а он заставил отдать в интернат… Ох, глупая была! Хочешь, расскажу про Ленвара-старшего?
        - И про еду, - напомнил я.
        Тетка щелкнула меня по макушке, вызвала горничную и попросила принести «набор номер три».
        - Это подается мужчине на второй завтрак, - пояснила она для несведущих.
        Набор оказался хорош, но не рассчитан на Хрюнделя; пришлось отдать ему сливки, которые полагались мне в кофе.
        Марион растянулась на диване, подперла голову и смотрела, как я ем. В темных глазах появился задорный блеск.
        - Кристи обзывает Ленвара проходимцем, но на самом деле он - промелькнувшая звезда. Это правда: для нас с Арабеллой он был «сошедший со звезд». Мы обе потеряли голову. Однако ей было двадцать два, а мне - семнадцать… Ленвар меня едва замечал.
        - Что он был за человек? - вяло поинтересовался я, куда больше внимания отдав копченой рыбе.
        - Понятия не имею. Втюрилась же по уши! Он казался самым веселым, добрым, щедрым, великодушным… самым красивым и мужественным.
        - А на деле? Порезвился и свалил, оставив женщину с младенцем на руках?
        Марион сердито фыркнула.
        - Не болтай ерунды. Он и знать не знал, что будет ребенок.
        - То есть не дождался? Пронесся звездой на небосклоне и сделал ноги? Недели не прошло, как соблазнил девицу - а уж и след простыл.
        - Не смей так говорить о своей матери!
        - Я не о матери, а о Ленваре-старшем. Козел эдакий. - Меня зло взяло; ей-богу, я б с папашей разобрался, если б встретил.
        Тетка гневно посверкала глазами. И затем улыбнулась.
        - Самое смешное - ты попал в точку. Он и впрямь уехал через шесть дней.
        - Замечательно. - Я отложил нож и вилку, весомо брякнув по чеканному подносу. - Вот что, тетя: отцом мне был Александр Клэренс, который растил меня шесть лет. И никого другого я не знаю. Не разделяю ваших восторгов по поводу промелькнувшей звезды и слышать о нем больше не хочу. Все!
        Вылакавший сливки Хрюндель полез было в тарелку с копченой рыбой, но я его отогнал: мешать сливки с копченостями - последнее дело.
        Марион долго молчала, покусывая палец.
        - Лен, а ты помнишь, как они погибли? - выговорила она осторожно. - Арабелла и Алекс.
        Я отрицательно покачал головой.
        - Расскажите.
        - Лучше не надо. Такой ужас…
        - Тетя, мне двадцать три года. Вы могли бы щадить ребенка, но теперь-то - чего уж?
        Марион свернулась на диване в уютный клубок. Зеленый костюм обтянул красивые бедра и коленки.
        - Ну, если настаиваешь… Я тогда жила у Кристи, а вы - в доме, который купил Алекс. И бабушка с вами - наша с Арабеллой мать. Вы жили на берегу озера, считай - в лесу. Алекс работал лесным смотрителем. Там есть глухие места, и в них селился разный сброд. Может, Алекс кого обидел, кто-то зло затаил. Или маньяк забрел. Скорее всего, маньяк. Он вломился в дом и… - Тетушка сглотнула, словно в горле встал ком. - Он убил Арабеллу ударом о стену. Так швырнул ее… кровавое пятно осталось в полстены. И Алекса… Размозжил голову светильником. Был у вас такой - напольный, на каменной подставке. Силища на это нужна немереная.
        - А я?
        - Тебя искали несколько часов. Нашли далеко в лесу. Ты видел все - и маньяка, и как он расправлялся с родителями. Но от потрясения ничего не помнил.
        - Откуда известно, что я видел?
        Тетка замялась и неохотно пояснила:
        - На одежде остались кровяные брызги. Значит, ты находился рядом. В полиции говорили: надо попытаться снять амнезию, чтоб ты смог описать убийцу. Кристи очень настаивал. А я уперлась и не позволила. Пожалела тебя. Такая психическая травма…
        - Спасибо. Надеюсь, его поймали?
        - Не смогли.
        - А новые убийства были?
        - Нет. Он исчез. Вероятно, удрал с места преступления и помчал через лес. А там болотца с окошками; он мог провалиться. Да его и не искали толком: собаки не взяли след. А когда привезли какой-то особо точный анализатор, в доме уже куча народу перебывала - полиция, соседи. Прибор тоже ничем не помог.
        - Вы сказали, с нами жила бабушка. Что с ней?
        - Мама сошла с ума. Он ударил ее; не так уж сильно, она просто упала и потеряла сознание. Но когда очнулась… бредила два дня, а потом умерла. Не от раны: сердце остановилось. Не спасли. - Тетушка отерла со щеки слезу.
        Помолчав, я спросил:
        - Так почему же вы не оставили меня у себя?
        - Кристи был против. Я его тогда очень любила… и уступала во всем. Он был сильный, умный. Мечтал, чтоб мы поженились, хотел ребенка. Он мужик с головой и понимал, что если я возьму тебя, второго уже не рожу. А я все равно не родила ему никого. Не простила, что он заставил отдать тебя в интернат.
        - Тетя, сознаюсь: я гнусный тип и подслушивал под дверью. Кристи убежден, будто я непременно должен кого-то убить - вас или другую женщину. Он не считал, что в дом на озере явилась промелькнувшая звезда? Что Ленвар-старший всех порешил, а я пойду по его стопам и тоже стану крошить женщин в капусту?
        Марион хихикнула.
        - Кристи много чего считал. Мужчины - до того забавный народ! Самые многомудрые, сообразительные, догадливые - а как послушаешь, животик надорвешь. Такую порют чушь!
        - Это комплимент? Спасибо.
        Тетка закатилась смехом.
        - Ленни, я тобой горжусь. Ты - истинный Техада. Пойдем, познакомишься с гостями, - она поднялась с дивана.
        Мы вышли из дворца и по лестнице спустились на площадку по другую сторону холма. Здесь не журчали фонтаны, а молчаливо стояли белые статуи, похожие на превращенных в камень часовых. Пройдя по аллее меж цветущих кустов, мы с Марион оказались на краю ухоженного лужка.
        Над лужком звенел визг и истерический хохот, и трое человек ползали на карачках.
        Глава 2
        Тетушка всплеснула руками и помчалась, спеша принять участие в общем веселье. Поправив на плече Хрюнделя, я зашагал следом.
        На лужке были расставлены столики и стулья; один столик валялся опрокинутый. Несколько дам топтались вокруг, трое мужиков ползали, что-то вынюхивая в траве, и прямо на земле сидела девушка, которая раскачивалась, взвизгивала и заходилась хохотом. Марион подбежала к роскошной блондинке, невозмутимо восседавшей за столом.
        - Ирена! Что тут у вас?!
        - Юлька рассыпала колье, - отозвалась та. - Ведется поиск.
        Мы с Хрюнделем подошли. Поздоровавшись с белокурой Иреной, я осведомился:
        - Что за колье?
        - А вот. Остатки.
        На столе перед Иреной лежало порванное ожерелье из аквамарина. Оправленные в платину камни были разноцветные: что помельче - зеленовато-голубые, а крупные каплевидные подвески - глубокой небесной синевы. Я провел над камнями рукой. Холодные, игольчатые; на ладонь будто налетела снежная крупа, почти как от изумруда.
        - Много рассыпалось? - спросила тетушка.
        - Что с возу упало, то пропало, - философски заметила Ирена. - Жаль, конечно; мы с Юлькой только вчера купили. Хотя ей-то горя мало. Видите, как веселится?
        - Не погубите камни, - сказал я. - Под действием солнечного света аквамарин бледнеет.
        Красавица поглядела на меня с интересом.
        - Вы разбираетесь в этом, молодой человек?
        - Немного. Сейчас я их соберу, - вызвался я сдуру.
        Ирена откинула за спину роскошные кудри, недоверчиво изогнув бровь. Марион сделала таинственное лицо и проговорила страшным шепотом:
        - В него вселился Бес Солнечного Зайца. Прячься!
        - Сдается мне, в него вселилось хвастовство, - усмехнулась Ирена.
        Надо было держать марку. Миновав хохотавшую девушку, я вломился в толпу занятых поисками дам и господ.
        - Па-апрашу р-р-разойтись!
        От такой наглости они оторопели. Ползавшие в траве мужики поднялись на ноги. Молодые, крепкие. Я им, естественно, пришелся не по нраву.
        - Это еще что? - оскорбленно вопросил один из молодчиков. Его белые брюки зазеленились на коленях. - Ты откуда выпал?
        - Лен мой гость, - объявила тетушка. - Будьте добры не обижать. Сейчас он вам покажет, как должно собирать камни. Всем нос утрет! - Не разберешь, то ли тетка насмехается, то ли искренне верит моему обещанию.
        Под недовольное бурчанье мужиков, под хохот и стоны Юльки я пополз по траве. Аквамарин собрать - раз плюнуть. Камни встречали меня дружным салютом бодрящих холодных уколов, и чувствовал я их издалека. За пару минут набрал семь штук и поднялся.
        - Думаю, больше нет. - Я подошел к еле унявшейся Юльке и протянул горсть кристаллов. - Берегите от солнца, они могут выцвести.
        Ее серые глаза все еще смеялись. Она поправила темные, с рыжиной, волосы и подставила ладонь:
        - Ссыпайте. Спасибо. А киску дадите?
        Оказывается, Хрюндель всю дорогу продержался на своем посту.
        - Попробую. - Я подал котенка, но Хрюндель издал отчаянный мяв, засучил лапами, оцарапал Юльку, вырвался и в мгновение ока взмыл мне на плечо.
        - Говорила ж я вам! - вскричала Марион с самодовольством, как будто лично собрала весь урожай. - Недаром Лен - мой племянник.
        Над лужком повисла тишина. Дамы и господа впились в меня взглядами и начали отодвигаться. Как же - беглый зэк! Убийца и душегуб.
        - Ах вот оно что… - протянул плюгавый хмырь в военной форме и с украшенной серебряными накладками кобурой. Мода нынче на пороховое оружие. В армии даже додумались награждать таким особо отличившихся офицеров. - Тогда понятно.
        - Карлос! - вспылила тетка. - Что тебе понятно?
        Военный поглядел на меня, как на жабу.
        - Ясно, почему он такой наглый.
        Началось: сейчас мужики возьмутся меня бить. Не больно я их боялся - и не таких на своем веку повидал - но не хотелось затевать драку в благодарность за тетушкино гостеприимство.
        - Марион, как ты могла допустить?… - возмутилась какая-то сухопарая жердь. Порой случаются такие тетки - к сорока пяти превращаются в нечто бесполое и отвратное, и от общей обиды на жизнь полны яда, как змеиный зуб. - В твоем доме - беглый преступник! Ну, ты меня извини… Не ожидала. У-у-уйй! - взвизгнула жердь: я протянул к ней руку. - Не трожь!
        А я и не трогал - больно надо. Всего лишь проверил россыпь алмазов на плоской нецелованной груди: подозрительны мне показались эти камешки. Заодно угадал имя.
        - Ваши бриллианты фальшивые, мадам Коринна.
        Согласен: я повел себя недостойно. Тощая мымра выпучила глаза, побелела, покраснела, посинела и осталась с разинутой варежкой.
        - Ленвар! - в голосе Марион прозвенела сталь. - Ты забываешься.
        - Но тетя! - покаянно прижал я руки к груди. - Они вправду фальшивые - синтетика, дешевая имитация. Я думал, мадам неизвестно. Хотел помочь.
        Первой покатилась со смеху Юлька, за ней - белокурая Ирена. Марион тоже не подвела, и вскоре чуть не все гостьи уже держались за бока. Зато мужики стояли мрачнее тучи и несомненно готовились накостылять наглому обормоту по шеям. Пришла пора сматываться.
        - Мое почтенье, господа. Будьте здоровы.
        Мы с Хрюнделем двинулись к аллее, по которой пришли сюда. За спиной хохотали женщины.
        И вот, когда я уже совсем наладился покинуть лужок, из дальних кустов вырвались давешние кабысдохи. Огромные пегие твари, которые при виде меня взревели и, роняя с клыков пену, прибавили ходу.
        - Фу! Назад! - крикнула Марион.
        Шерифа Кристи на них не было! Признавать за авторитет мою тетку эти драконы не желали. С ревом и лаем они мчали через луг, на мордах читалось намерение порвать мне глотку.
        Раздался визг перепуганных женщин.
        - Стоять! Лежать! Апорт! - заорал я.
        Иногда такой серией разномастных команд можно сбить пса с толку, но здесь был не тот случай. Барбосы решительно неслись меня загрызть.
        Удирать от собаки нельзя: она бросится в погоню за дичью. Уж на что я резво бегаю, и то не рискнул припуститься. Забрался бы куда повыше - но деревья далеко; взлетел бы - крыльев нет. Ни камня под рукой, ни палки, столы и стулья остались позади.
        Тогда я с отчаянья упал на четвереньки, оскалился от уха до уха, кошмарно зарычал и бросился на летевшего впереди кобелину. От неожиданности он сделал свечку и присел на задних лапах. Сука затормозила, взрыв когтями землю. Я - на них, с рычанием и жуткими воплями. Они - боком-боком, да в сторону. Скалятся, ворчат, но уже не столь грозно. Чтобы окончательно показать, кто отныне вожак в стае, я подхватился с земли и обеими руками вцепился кобелю в загривок. Он клацнул зубами у ноги, промахнулся, а я приподнял его, встряхнул - представляете, каким гигантом должен быть вожак, если способен оттрепать подобную махину? - и для пущей острастки добавил ботинком в пах. Пес взвыл и позорно бежал; его подруга бросилась следом.
        На беду, с перепугу они рванули не в кусты, а на гостей. Ох, и крик поднялся! Отродясь такого не слыхал. И вдруг - дуплет и собачий визг. Гляжу: кабысдохи валяются на земле, а Карлос - плюгавец в военной форме - опускает руку с пистолетом. С тем самым - наградным.
        Настала полная тишина и неподвижность.
        Я машинально проверил, на месте ли Хрюндель. Бедняга был чуть жив от ужаса, но держался крепко.
        Потом с места тронулась Марион, подошла к собакам и опустилась на колени. Голова поникла, темные локоны струились вниз.
        Не люблю песье племя; на дух не переношу. Но когда я приблизился к тетке и услышал, как скулит раненая сука, в горле встал ком.
        - Ирма… - всхлипнула Марион. - Ирмочка, маленькая…
        - Может, ее в клинику? - предложил я.
        - Не успеем… Ирмочка! - Тетку затрясло.
        Почему она сочла, что слишком поздно? Лично я бы попытался. Собака лежала на боку, на груди краснело мокрое пятно - однако псина была жива.
        - Бедная моя… больно маленькой… Лен! - Марион схватила меня за руки. - Сделай что-нибудь!
        Ирма засучила лапами и захрипела, из раны ударил красный фонтанчик.
        - Господи… не могу… Пристрели ее! - взмолилась тетка. - Ей же больно! Ле-ен! - закричала она страшно, словно умирала сама.
        Я обернулся к гостям, обвел взглядом застывшие лица.
        - Карлос! Пристрели собаку.
        Военный не шелохнулся.
        - Ирма, Ирмочка… - плакала Марион.
        Собака дергалась и хрипела.
        - Да кончайте ее, - нервно сказал кто-то из мужиков.
        Карлос гадливо кривился и не трогался с места. С него сталось пальнуть в удирающих от меня псин, но добить подранка духу не хватало. И за что этого урода наградили оружием, хотел бы я знать.
        - Дай пистолет.
        Его пальцы судорожно сжались на рукояти.
        - Дай сюда, говорю!
        Молчание; только плачет моя жалостливая тетка. Я пошел к Карлосу. Шагал к военному через лужок, всей кожей чувствуя, как у него натягиваются нервы.
        Он меня ненавидел; ненависть ясно читалась на морде. А я пер на него, вздернув подбородок и задрав нос, - то, чего делать нельзя: этому меня научили в Травене. Но мучительно умирала собака, и билась в истерике Марион, и я должен был положить этому конец.
        Рука с пистолетом дрогнула.
        - Не дури. Карлос!
        Оружие вскинулось и уставилось мне в брюхо. Нервишки у военного ни к черту.
        - Стоять! - хрипло каркнул он. Лицо посерело, над бровями заблестела испарина.
        Я стал как вкопанный, молясь про себя, чтобы никто не дернулся и не завизжали тетки. Резкий звук или движение - и нервы у мужика сдадут: он всадит пулю мне в кишки. Нас разделяло метра три. Три метра низенькой, любовно взлелеянной газонной травки. Сейчас Лен Техада на ней поваляется…
        - А-а-а-а!!! - заорал я как полоумный, бросаясь на землю.
        Хлопнул выстрел. Перекатившись, я вскочил и зигзагом ринулся к Карлосу. Хотя эта предосторожность уже была лишней: стравив пар, он обмяк и уронил руку. Я вырвал пистолет и едва не треснул рукоятью по дурной башке; а что сказал, то повторять не буду.
        Опомнившиеся мужики схватили Карлоса за локти - будто теперь в том был какой-то смысл! - а я бегом вернулся к собаке. Она еще хрипела, и рядом на коленях стояла Марион. Глаза у тетки остекленели, лицо стало землистым. Губы шевельнулись:
        - Ленни…
        Я сунул дуло в ухо Ирме и нажал курок. Пегая голова дернулась.
        Бросив пистолет на землю, я подобрал свалившегося Хрюнделя и ушел. Пускай дальше сами разбираются. Пусть военный объяснит, какой черт толкал его под руку, заставлял пулять в собак. И с какой стати он чуть не продырявил шкуру племяннику хозяйки. А я и словечка не молвлю ему в оправдание - дескать, Карлос не виноват, при виде Лена Техады мужики поголовно сходят с ума и норовят вцепиться ему в глотку. Ничего не скажу; пусть сам выкручивается.
        Наутро я получил, как награду, официальное приглашение в дом Виктора и Ирены Вэр. Послала его Юлька, которая учтиво звала в гости Марион Техаду с семьей - читай, с племянником.
        - Тетя, мы пойдем?
        Марион подняла глаза от запотевшего бокала с соком. Мы завтракали в комнате, больше всего похожей на будуар. Здесь все было в кружевах: кружевной оникс каменных плит на полу, резные панели розового дерева на стенах, шелковое плетение скатерти и занавесок. Вид у тетушки после вчерашнего был неважнецкий.
        - Один поедешь, - решила она. - А я двинусь к Кристи.
        - Замиряться?
        - У него сердце прихватило.
        Я прикинул, нет ли в том моей вины. И заговорил проникновенно:
        - Милая тетя, чуть только нахальный племяш станет осложнять вам жизнь, сразу скажите. Я вытурю его взашей.
        - Милый Ленни, - усмехнулась Марион, - я не забуду твоих посулов. Придет время - непременно воспользуюсь предложением. У Вэров будь осторожен, - добавила она всерьез.
        - В смысле?
        - В прямом. У Юльки сегодня день рождения, явится орава гостей. А у тебя особый дар вызывать в людях неприязнь, к тому же, извини, ты - беглый. Мои-то вчера вон как распыхтелись! Лучше поехать завтра. Хочешь, я договорюсь?
        - Еще чего! День рождения - святое дело.
        - Лен, послушай, - не на шутку встревожилась тетушка, - Карлос тебя чуть не пристрелил. Неужто мало показалось?
        - Тетя, завтра меня никто не звал. Я еду сегодня. - Бес Солнечного Зайца поднял уши, и я преисполнился упрямства.
        Марион сникла, грустно повела плечами.
        - Дело твое. Только, пожалуйста, не доводи до реанимационной палаты.
        - Э, тетя! В тюрьме пришлось ох как несладко - и ничего, сижу перед вами жив-здоров. - Легкомыслию моему не было предела; с другой стороны, это можно назвать оптимизмом.
        - Тогда придумай, что подаришь, - уступила тетушка.
        - Моего здесь - один Хрюндель. - Котенок мирно посапывал, свернувшись у меня на коленях. - Но эта мелочь в качестве подарка немедля удерет и почапает обратно домой.
        - Зато ты сможешь дарить его снова и снова, - Марион улыбнулась. - Давай-ка порассудим. Вэры - семья состоятельная, гораздо богаче нас с тобой.
        - Мне нравится это «мы», - вставил я.
        - Дом у них - полная чаша, - продолжала тетушка. - У Юльки есть все. Можно подарить какую-нибудь ерунду из разряда ненужных безделушек, но я противница. Подарок должен быть вещью либо нужной, либо душевной.
        Я согласился. Дело за малым - где такой взять. Я бы с удовольствием добыл каких-нибудь самоцветов, но месторождения на Первой Территории - закрытая зона, не сунешься. Элитный талисман? Должно быть, минерал очень редкий; возможно, инопланетный. А может, синтезированный и не представляющий никакой ценности. К тому же, как я его отдам, если он не желает со мной расставаться?
        - Тетя, не осталось ли чего-нибудь от матери? Кулона, браслета?
        Марион ощетинилась:
        - Наладился бросаться вещами Арабеллы? Мы в детстве жили небогато, да и с Алексом она не роскошествовала. Всех сокровищ - аметистовые подвески, которые он подарил ей на свадьбу. Но их прибереги для будущей жены.
        - Для Юльки будут в самый раз.
        - Ты спятил, мальчик! С Вэрами тебе не породниться.
        - Посмотрим.
        У Марион сверкнули глаза.
        - Ленвар, ты либо идиотски шутишь, либо рехнулся.
        - Я в здравом уме и не шучу. - Засевший внутри Бес Солнечного Зайца скалил зубы и плясал. - Я намерен подарить Юльке подвески своей матери. Будьте любезны принести - и поскорей.
        - Хам! - Мелькнула теткина рука, и я огреб увесистую плюху.
        Хрюндель проснулся и недовольно вякнул. Мы с Марион оторопело уставились друг на друга; кажется, она удивилась даже больше моего.
        - Кого люблю - того луплю, - ядовито изрек я, опомнившись. - У меня тоже слабое сердце, как у Кристи. А ну как завтра сдохну?
        - Тогда я тебя зарою рядом с Ирмой. Пусть на том свете она гложет твою душу, негодный! - Марион хотела пошутить, но голос сломался, а темные глаза влажно блеснули. - Лен, прости. Я совсем развинтилась. - Она встала из-за стола, склонилась надо мной и обняла за шею. Ее нежное дыхание внезапно обожгло висок. - Ленни, твоя шальная тетка - всего лишь ревнивая дура. Понимаешь, ты - в самом деле второй Ленвар… сошедший со звезд. Не обращай внимания на мои выходки.
        Ничего себе - не обращай внимания! Это на мою-то тетушку, на восхитительную Марион. Ну, знаете… нелегко мне пришлось. Едва удержался в границах дозволенного.
        - Тетя, - я погладил ее точеную руку, - можно, я все-таки гляну на подвески?
        - За показ денег не берут, - сдалась она.
        Отзавтракав, мы отправились в теткино хранилище. День был серый, скучный, и витраж в окне не сиял золотом, как вчера. Я удостоил потускневшего папашу единственным взглядом и повернулся спиной - наследство матери казалось куда занятней.
        - Но ты же мне все разорил… - покачала головой Марион, оглядев полки в шкафу. Там и впрямь все было свалено кучей. - Попробую найти, - тетушка глубоко запустила руку, долго шебаршилась и наконец выудила коробочку, оклеенную черным атласом. - Здесь, - она подняла крышку.
        Серебряная филигрань, сиреневые аметисты. Более густо окрашенные, бархатистые камни ценятся выше. Зато у этих были включения - игольчатые кристаллы гетита; их называют «стрелами Амура». Воистину, достойный подарок для любимой.
        Я провел ладонью над коробкой; от подвесок повеяло теплом.
        - Почему ты водишь над камнями рукой? - поинтересовалась тетушка.
        - Я их так чувствую, - сорвалось с языка. Вообще-то, не стоило трубить о своих способностях; довольно и вчерашнего представления.
        Марион неожиданно испугалась. Ужас читался на ее застывшем лице, в округлившихся глазах.
        - Ленни… ты… давно? Чувствуешь камни руками?
        - С той поры, как стал входить в возраст. Оно пошло-поехало все разом: начал любить женщин, получать в лоб от мужиков, ощущать камни… А что, собственно? Это плохо?
        - Паранормальные способности выделяют человека из общей массы и неминуемо ставят их обладателя под удар, - гладко отбарабанила Марион.
        - Тетушка, сознайтесь: не ваши слова. Где вы набрались этой премудрости?
        - Ох, Лен, не чересчур ли ты смышлен для своего возраста? - натянуто засмеялась она.
        - Кстати, - я глянул на витраж, - в каких отношениях с мужиками был Ленвар-старший?
        - В нормальных.
        - То есть, они не стремились разорвать его в клочья?
        - Господь с тобой! Он был такой обаятельный; его все любили.
        Выходит, способность вызывать неприязнь - не папашино наследство. Интересно, ощущал ли он камни, как я? Однако спросить у Марион означало снова ее напугать, поэтому я сменил тему:
        - Тетя, Юлька пьянствует?
        - Чего?! - оторопела тетка.
        - Согласно поверьям, аметист предохраняет от опьянения. Также он приносит хозяину счастье, смягчает его гнев и злобу. Мало того: он оберегает от змеиных укусов, ураганов, землетрясений и черт знает чего еще. А уж как пособляет при ловле диких зверей! И помогает сдерживать плотские страсти, хранить обет безбрачия.
        - Вправду помогает? - оживилась тетушка. - Тебе понадобится. Хочешь, принесу свои украшения? У меня аметистов полно.
        Я чуть не объявил, что в доме чаровницы-тетки племяннику потребуется элементарный контрасекс, но вовремя прикусил язык и с унылым видом признался:
        - Это все, милая тетя, пустые враки. Поверьте знатоку: волшебных свойств у самоцветов не больше, чем у заурядной щебенки.
        - Ох, Ленни, Ленни, - вздохнула тетушка, печалясь какими-то своими думами. - Ну, посмотрел? - вспомнила она про сестрины подвески. - Прячем обратно, - Марион закрыла коробочку и сунула в шкаф, пока я не успел воспротивиться. - Юлька - славная девушка, не спорю. Однако ты не влюбился настолько, чтобы дарить единственную оставшуюся от матери ценную вещь. Сходи в парк, насобирай цветов, потом возьмешь корзину, и составим композицию.
        - Моя тетка - сущий диктатор! - Я чмокнул ее в щеку и выскочил из хранилища.
        Час спустя икебана была готова. Мне помогла горничная, и композиция удалась на славу: нечто розовое, сиреневое и белое, сверху подернутое паутиной зелени со вплетенными серебряными и фиолетовыми нитями. С такой корзиной не стыдно было явиться в богатый дом. Правда, при взгляде на свои ботинки казенного образца я поморщился, но к тетке приставать не стал. Решил побыть скромным и ненавязчивым.
        Тем временем и Марион собралась ехать к хворому Кристи. Мы встретились на лестнице: я с корзиной и тетушка в элегантнейшем черном костюме.
        - Лен, ты неотразим! - вскричала тетка. - Юльку сразишь наповал. Я дам тебе глайдер; хоть нищий и беглый, ты спустишься к ней с небес.
        - Сойду со звезд, - подхватил я. - Одна беда: на пилота выучиться не довелось. Ваш план не годится.
        - Пилота дам своего, - соблазняла Марион. - Соглашайся.
        - Он меня катапультирует с высоты в тысячу метров.
        - Воздержится. Я ему заплачу, как за сверхурочные. Лен, - она скользнула ко мне черной змейкой, положила на плечи ладони, заглянула в глаза. - Господи… Случилось же такое чудо… И зачем только твой отец свалился нам на голову?! - закончила она с напускным негодованием.
        - Надо было сразу гнать взашей, - отозвался я, борясь с желанием бросить корзину и заключить Марион в объятья. - Уговорили: беру глайдер с пилотом. Но из-за вашей глупой блажи мне придется путешествовать в состоянии анабиоза.
        Мы еще повеселились и наконец разошлись.
        Насчет катапультирования я, конечно, загнул. Когда пилот подал двухместный глайдер к подножию холма, я с Хрюнделем на плече молча забрался внутрь и уселся с отрешенным видом. Меня как бы не существовало, и мы спокойно долетели, не обменявшись ни словом, ни взглядом. Все же летчик явно обрадовался, когда мы прибыли.
        Загородный дом Вэров стоит на участке, который занимает целую долину. Место называется «Райский уголок» - там свой микроклимат, своя природа и погода. Горы вокруг невысокие, сглаженных очертаний, поросшие редким лесом. Местами проступает открытая порода - голубоватый гранит, и потому кажется, будто на склонах отдыхает небо. Долина слепит блеском множества озерец и дарит буйную пену цветов на зеленых волнах кустов и деревьев. Сам дом небольшой - по сравнению с дворцом моей тетки - но еще более изысканных форм и богаче отделкой.
        Наш глайдер сделал круг, снизился и завис над террасой, которая пестрела гостями.
        - Давай, - скомандовал пилот.
        Зараза, он держался на высоте трех метров!
        - А пониже нельзя? Или сесть во дворе, к примеру?
        - Пошел, пошел. - Кажется, парень уже изнывал от желания съездить мне в ухо.
        Поглядел я на террасу, на поднятые лица заинтересовавшихся гостей, на мрачную рожу пилота, сунул за пазуху Хрюнделя, взял корзину с цветами, покрутил пальцем у виска, открыл дверцу, да и выпрыгнул. Летчик даже ахнуть не успел.
        По-хорошему, надо было упасть и перекатиться, гася инерцию прыжка, однако с Хрюнделем и корзиной не покатаешься. Толпа гостей охнула. Ноги заныли, но я устоял. Кости у меня крепкие, и на суставы не жалуюсь.
        Пилот наверху сконфузился и убрался. А я победно огляделся, орлиным взором выхватил из толпы Ирену и направился к хозяйке дома. Царственная блондинка улыбалась и качала головой. Затем шагнула мне навстречу и протянула руку для поцелуя.
        - Рад видеть вас, мадам… Ольга, - выскочило имя. Тетка не предупредила, что у Ирены есть сестра-двойняшка!
        - А вы, конечно, Лен Техада. Мы наслышаны о ваших подвигах. - Она позволила мне задержать ее пальцы чуть дольше положенного. Руки у Ольги изумительные, осиянные переливами лунного камня, овеянные его нежной прохладой. - Смотрите на браслеты? Я нарочно надела что попроще, чтоб вы не разоблачили мои драгоценности.
        - Я бы не стал. Вы сама - лучшая драгоценность. - Глаза у лунной Ольги тоже были сияющие.
        Она засмеялась.
        - Вы льстец и сердцеед. Идите, поищите Юльку; она была в зеленой гостиной.
        Я прошел с террасы в дом и двинулся через анфиладу комнат. В качестве эксперта по драгоценным камням, мне доводилось бывать в богатых домах, но подобной роскоши я не встречал. Таких денег просто не бывает. Больше всего меня поразила отделка интерьеров: тут и материалы, и работы обошлись владельцам в миллионы. Эх… Что уж нам с Хрюнделем тут ловить? Однако я приосанился, вытащил котенка из-под рубашки и усадил на плечо. Как говорит моя тетушка, хоть я нищий и беглый, зато сошел со звезд.
        Из открытой двери вдалеке выплыла череда белых привидений. Три штуки. Они приостановились - и вдруг разом бросились ко мне. Кошки. Две пушистые и одна короткошерстая, с разноцветными глазами: на белоснежной морде сияли голубой топаз и золотисто-зеленый хризолит. Вся эта благодать с громким мявом кинулась мне под ноги и принялась урчать, тереться, стлаться по ковру и не давать прохода.
        Откуда-то выпорхнула Юлька. Короткое платьице на шнурочках - серебристое, к ее серым глазам; открытые загорелые плечи и руки, красивые ноги. Темные, с рыжиной волосы небрежно сколоты на затылке, и никаких украшений. Юлька и без них очаровательна.
        - Кто тут обижает маленьких? - Она осеклась, узрев кошачье представление. - Боже! Они ума лишились?!
        Кошки валялись на моих ботинках, перекатывались с боку на бок и орали во все горло.
        - Виола! Магдалена! Михаэлла! Кыш, мерзавки! - На большее именинницы не хватило - она покатилась со смеху.
        Не без труда стряхнув кошек, я вручил Юльке корзину с цветами.
        - Она с сюрпризом.
        Юлька осмотрела корзину, нашла ленточку и потянула. Раздалось нежное «пуххх», и в воздух взмыл рой золотых мушек. Это тетушкина горничная придумала. Блестки окутали Юльку сверкающим облаком, осыпали волосы, плечи и руки, заблестели на скулах и задорном кончике носа. Кажется, Юльке понравилось.
        - Идемте, - она мотнула головой в неопределенном направлении.
        Мы пошли. Кошки тоже увязались. Издавая громкое «мурр! мурр!», они вились вокруг и путались у меня под ногами. Я спотыкался, нечаянно наступал на лапы и хвосты, однако они сносили все и млели от счастья. Юлька хохотала, называла их поганками, а меня - кошачьим падишахом и ловко скользила среди клубящихся гостей. Разноцветная сумятица, громкий говор, смех, утомительная толчея. Пока я прошел дом насквозь, умаялся, честное слово. И оценил мудрость тетушки, которая советовала мне ехать в гости завтра.
        Мы поднялись на второй этаж. Тут оказалось тихо, спокойно и очень прозрачно: стеклянные двери, зеркала, окна, ложные окна с подсвеченными витражами, на которых были изображены дивные пейзажи. Мурчавшие кошки безобразно возмущали этот покой; один Хрюндель затаился на плече и вел себя пристойно.
        - О-о-ох!!! - издала Юлька вопль облегчения. - Ненавижу эти сборища.
        - Тогда зачем вы созвали народ?
        - Я?! Они сами созвались! Никогда такой уймы не бывало, а сегодня - прямо наводнение. У-ужас, - отдувалась она, обмахиваясь платочком. - Сюда, - Юлька толкнула какую-то дверь и вошла.
        Будуар миллионерши. Что там тетушкин «кружевной» будуар, где мы завтракали! Здесь каждый столик, каждый пуфик, подставка под вазу и зеркало - музейная редкость, а на ковер страшно ступить. Ковер был сделан из шкуры огромного снежного лиса, а эти звери водятся на Доминике, и стоят на рынке, как океанский лайнер. В углу вылизывала лапу большая кошка из черного обсидиана с переливчатыми золотистыми отблесками; глаза - зеленовато-желтые хризобериллы с инкрустированными зрачками. Поглядел я вокруг - и загрустил. Верно говорила тетушка: с Вэрами нам не породниться.
        Юлька поставила мою корзину на столик у окна и засмеялась.
        - Такое скопище народу - и один-единственный человек додумался подарить цветы. Видели б вы гору барахла, которое они притащили! Лучше б совсем ничего не везли.
        Я удержался от комментариев. Миллионерским дочкам позволительно привередничать.
        - Садитесь, - указала Юлька на кресло, окутанное полупрозрачным облаком - накидкой из хвоста все того же снежного лиса. Таких кресел было два одинаковых. - Не задавите Виолу! - Оказалось, одна из кошек юркнула на сидение вперед меня; белое на белом едва разглядишь. - Ох, поганки! Как они к вам прилепились, а? А ваш-то кисик - сидит себе, как украшение, - она почесала Хрюнделю спинку и предложила: - Хотите мороженого?
        - Хочу. Если ваши кошки отлипнут и не будут толкать под руку.
        Юлька распорядилась по интеркому, нам принесли мороженое и забрали пушистую гвардию. Долго было слышно, как кошки возмущенно орали, когда их уносили прочь.
        Моя хозяйка плюхнулась во второе кресло со снежным лисом. Не опустилась, не уселась, а именно с размаху плюхнулась - с озорной раскованностью и азартом, еще и ногами дрыгнула. Чертенок.
        Мороженое съели в чинном молчании. Юлька о чем-то размышляла; серые глаза поблескивали из-под густых ресниц. Довольно урчал Хрюндель, и сцена была идиллическая.
        - Здесь принято носить драгоценности, - отставил я опустевшую вазочку. - Почему вы сегодня без камней?
        - Могли бы добавить, что мои плечи и руки в украшениях не нуждаются, - отозвалась Юлька с шальной улыбкой.
        - Зачем говорить очевидное?
        - Ой, плу-ут! - протянула она и поднялась. - Подождите; я сейчас.
        Она вышла в дверь, за которой я успел разглядеть уголок спальни, и вернулась с коробкой, обтянутой золотым кружевом.
        - Поглядите, - Юлька положила коробку мне на колени. - Каково будет мнение специалиста?
        Я опустил ладони на крышку. По телу прошла сладкая дрожь. Внутри находилось нечто необыкновенное и восхитительное. Открыл. И ахнул.
        Ожерелье в две нитки, подвески, браслет и перстень. Филигранные оправы из неизвестного мне синеватого сплава, а камни… Сказка!
        Невероятной, немыслимой голубизны и прозрачности; внутри бегут-переливаются искры сине-белого пламени. А ощущение от них - не передать. Словно от волос любимой женщины. Изумительные, теплые, волнующие кристаллы, которые рождали в душе сладкую тоску и томительную нежность. Не устояв, я взял сверкающие нитки, поднес к лицу. Зарыться бы в них, закрыв глаза, и утонуть в сладостно-щемящем волшебстве.
        С трудом, я заставил себя положить ожерелье на место.
        - Что скажете? - подцепив мизинцем, Юлька приподняла искрящийся браслет.
        Я перевел дух и с напускным равнодушием ответил:
        - Ничего. Впервые такое вижу.
        - Это изабеллит; его привозят с Изабеллы. Говорят, стоит кучу денег.
        - Инопланетные минералы всегда дороги… Юлька! - не выдержал я. - Вы не представляете, что за сокровище у вас в руках. Это камень моря и неба, любви и нежности, тоски и экстаза… Наденьте. Пожалуйста.
        - Ну, если хотите. - Она защелкнула браслет на запястье, надела ожерелье и поведала, вдевая в уши подвески: - Это мне будущий сурпуг преподнес. - Так и сказала: «сурпуг», вкладывая в слово незлую насмешку.
        Великолепные камни вмиг потускнели. И с чего я взял, будто у Юльки мне что-то светит? Да я ее и не знаю совсем, вижу второй раз в жизни. Все равно обидно.
        Тихо вякнул интерком, сообщил мягким голосом:
        - Юлия, к вам господин Максвелл.
        - О! Будущий сурпуг движется! - оживилась Юлька.
        - Тогда разрешите откланяться, - я встал.
        - Погодите - я вас познакомлю.
        - Нет уж! - заявил я, предвидя скандал и драку с «сурпугом».
        - Но Лен! Герман хотел…
        - Меня уже нет, - я взялся за ручку двери.
        - Куда-а?! - со смехом закричала Юлька. - Удирает! Держи его, держи!
        Преисполнившись коварных планов, я остался. Вот явится «сурпуг» и станет хамски себя вести, грубить и распускать руки. То-то Юлька подивится на своего избранника! Задумается, стоит ли связывать с ним судьбу… Я отодвинулся к обсидиановой кошке, подальше от двери.
        Вошел этот самый Герман. Я с отсутствующим видом глядел в сторону и боковым зрением заметил только высокий рост и крепкое сложение. «Сурпуг» решительно направился ко мне.
        - Здравствуйте, Техада, - он протянул руку. - Герман Максвелл.
        Я был потрясен. Мужик подошел не для того, чтобы съездить в челюсть, а с целью обменяться рукопожатием! Я посмотрел ему в лицо. Нормальное. Такие же серые, как у Юльки, глаза и искренняя улыбка. Невероятно. Пожал я ему руку - неловко с непривычки - и решил про себя, что Юльку можно поздравить. Ее избранник - единственный и неповторимый во всех смыслах, поскольку на Лена Техаду не реагирует и не дергается, как другие.
        Он поглядел на Юльку, и в глазах отразилось сияние ее камней.
        - Как вам изабельки? - спросил Герман.
        - Сногсшибательны. Где вы их берете?
        - Об этом я и хотел потолковать. Юленька? - повернулся он к хозяйке и выразительно склонил голову набок.
        - А-а! Секреты! От меня! - изобразила она негодование. - Тогда я пойду и снова напущу к вам кошек.
        Смеясь, она вышла из будуара. «Сурпуг» жестом предложил мне сесть и сам уселся в кресло. Я ожидал, что он вот-вот начнет ежиться и надуваться от злобы. Ничего подобного; он держался со мной, как с любым другим человеком.
        - Рад вас видеть, - заговорил Герман. - Признаюсь, вы меня порядком обескуражили, когда удрали от моих людей по дороге из Травена.
        Сообразив, о чем он, я усмехнулся.
        - Да вы преступник, милейший. Организовали побег особо опасному…
        - Не стоит благодарности, - перебил он с ответной усмешкой. - Я хотел видеть вас своим гостем. Парни были потрясены вашей резвостью, - он покачал головой, словно сам не мог оправиться от изумления. - Однако же сейчас вы здесь, и это хорошо. - Герман примолк, побарабанил пальцами по колену. - Техада, вы - лучший эксперт по драгоценным камням на Кристине. И я догадываюсь, почему. - Его серые глаза уставились на меня. - Мы достаточно о вас наслышаны и хотели пригласить в нашу фирму еще давно… до той истории.
        - До тюрьмы, - уточнил я.
        Он поморщился.
        - Меня не касаются ваши счеты с властями Второй Территории. Техада, я намерен предложить вам работу. Вчера вы в два счета собрали на лугу аквамарин; завтра поедете на Изабеллу добывать изабеллит. Об условиях договоримся.
        - Нет, - высунулся Бес Солнечного Зайца.
        - Почему?
        - Никуда я завтра не поеду. Я не просил вас устраивать побег и не чувствую себя обязанным. И покидать Кристину пока не собираюсь.
        К удивлению, Герман не стал меня уговаривать.
        - Дело ваше. Хотя честное слово, мне жаль.
        Суток не прошло, и я тоже ох как пожалел.
        Глава 3
        Назавтра я повздорил с Марион: она ни в какую не желала выдать ключ от дома на озере, а я твердо вознамерился посетить родовое гнездо.
        - Нечего там делать! - гневно сверкала глазами тетка. - Дом шестнадцать лет простоял закрытый, с самого убийства. Там кровавые пятна на стенах!
        - Ну и что? - резонно спрашивал я. - Ваш племянник, милая тетя, давно уже взрослый. Я не буду мучиться кошмарами.
        - Глупость ты придумал! Вредный вздор!
        Я не мог взять в толк, отчего она противится, и в конце концов потерял терпение.
        - Ладно. Я обращусь к шерифу и потребую, чтобы дом вскрыли для его законного владельца.
        - Угрожаешь?
        - Да.
        - То есть, либо мне плясать под твою дуду, либо ты съезжаешь? - Марион обиделась и разозлилась.
        - Я всего-навсего прошу ключ от собственного дома.
        Мы стояли на балконе. Цвело раннее тихое утро, солнечные лучи ласкались к просвечивающим столбикам каменной балюстрады. На холме перед нами блестел шпилями соседский замок, а внизу лежал еще темный, прохладный парк.
        Закутанная в полупрозрачную накидку, разобиженная тетушка напоминала принцессу в изгнании. Сквозь накидку виднелся жемчуг на груди и открытых плечах. Марион казалась такой хрупкой и беззащитной, что я устыдился.
        - Ну, что вы сердитесь? Тетя! - я бережно обнял ее за талию.
        По телу Марион прошла дрожь, она прижалась ко мне - и поспешно отпрянула.
        - Потому что дура, - объявила тетка. - Конечно, поезжай. Ничего с тобой не случится.
        Она сходила к себе в спальню, вынесла электронный ключ-карту и вдобавок вручила кредитку с сотней стелларов - как она выразилась, на дорожные расходы.
        - Тетя, вы бесподобны и божественны!
        - Неужто?
        - Клянусь! - Я валял дурака и скоморошничал, но для Марион не жалко было расстараться.
        Она просияла и от полноты чувств расцеловала меня в обе щеки. Плясавший у меня внутри Бес Солнечного Зайца вошел в раж: я подхватил тетушку на руки и закружил, а затем помчал по коридорам, по лестнице на первый этаж, через вестибюль и выскочил на сбегавшие по склону холма ступени. Ее накидка сбилась, явив полуобнаженную грудь в жемчугах, и тетка с визгом прикрывалась руками. Сцена была еще та.
        Лестница к подножию холма длинная, и пока я мчал вниз, успел задаться разными вопросами и честно на них ответить. И не порадовался. Во-первых, проказливый Лен Техада ведет себя чересчур вольно. Во-вторых, очаровательная тетушка перестала воспринимать его как сына родной сестры, а видит в племяннике ту «промелькнувшую звезду», шалопутного проходимца, которого, как сказал шериф Кристи, любила всю жизнь. И стоящая меж ними стеночка кровного родства шатается и грозит рухнуть, если эти двое не образумятся.
        - Кто-то приехал, - сказала вдруг Марион, прекратив визжать.
        Я поднял взгляд от ступенек, по которым скакал горным козлом. Внизу на площадке стояла длинная, отливающая бронзой «корона». Дверцы были закрыты и как будто задраены наглухо; стекла зеркально отсвечивали, скрывая водителя и пассажиров.
        - Перед кем я вас скомпрометировал, милая тетя? - Я поставил Марион на ноги.
        Она поправила накидку на груди, прикрыла всю роскошь.
        - Боюсь, милый Ленни, ты подпортил репутацию самому себе. Скорей всего, это Юлька; у нее свободный доступ на территорию.
        - Тогда идемте встречать гостей, - взяв тетку под руку, я повел ее вниз.
        «Корона» молчаливо ждала. Наконец, когда мы ступили на последний марш лестницы, открылись задние дверцы, и вылезли двое плечистых парней. Что ребята вооружены, было ясно как день. Это за мной. Арестовать. Подписан договор о выдаче… Я покрылся холодным потом.
        - Привет, мальчики, - улыбнулась Марион.
        - Доброе утро, мадам.
        - Юлькины телохранители, - пояснила тетка.
        Тут и сама Юлька выпорхнула.
        - Доброе утро, тетя Марион!
        - Здравствуй, солнышко!
        Они расцеловались, и Юлька обернулась ко мне. Темные с рыжиной волосы блестели на солнце, серые глаза лучились. Сегодня на ней был тигровый глаз: золотисто-коричневые бусы в три нитки, браслеты на обеих руках и отделанный кабошонами пояс на платье. Лишь перстень на левой руке был не в масть, с серебряной печаткой.
        - Что скажете о камнях?
        - На вас они чудно смотрятся.
        - А почему ехидно улыбаетесь?
        - Это не ехидство, а восхищение. - Мне было смешно. От тигрового глаза в ладонях начинается свербеж и невыносимо хочется чесаться - даже будь позволено, Юльку в таких украшениях не обнимешь.
        - Так ты, надеюсь, не поедешь? - воспрянула духом тетушка, полагая, что ради Юльки я позабуду о доме на озере.
        - Поедет-поедет! - замахала рукой гостья. - Лен, я везу вас на экскурсию. Покажу, как обрабатывают изабельки.
        - Прошу прощения. - Меня заело. С какой стати миллионерская дочка мной распоряжается? - Сегодня у меня другие планы.
        - Какие же?
        - Он надумал ехать в дом, где убили отца и мать, - объяснила Марион.
        Юлька вдумчиво оглядела меня своими серыми прозрачными глазами.
        - Можно, я с вами?
        - Женщине там делать нечего. В доме произошло двойное убийство; стены в засохшей крови. И что скажет ваш жених?
        - Господи! Да ничего не скажет. Я ему не отчитываюсь.
        Откуда-то донесся едва слышный писк. Я закрутил головой. Хрюндель, свалившийся с моего плеча и позабытый в пылу забав с Марион, черным клубочком катился по ступеням. Извинившись перед дамами, я побежал вверх. Мой верный друг подковылял на ослабевших лапах и завалился набок. Он тяжело дышал, ребрышки под шерсткой так и прыгали. Мне стало стыдно.
        - Горе луковое. Пойдем. - Я понес его вниз.
        Тем временем тетушка с гостьей успели сговориться.
        - Лен, - начала Марион, - возьми Юльку с собой. Мне будет спокойней.
        - Телохранителем взять, что ли?
        - Нет, - прыснула Юлька. - Но мои мальчики тоже поедут.
        - Вы шутите, милая. Они меня прикончат выстрелом в затылок, не успев выехать за ворота.
        - Мальчиков посадим во вторую машину. Ну что, Лен? Я вас уговорила? Уговорила! - объявила плутовка, не дав мне рта раскрыть. - Тетя Марион, мы быстренько съездим и тут же вернемся.
        Тетушка поднесла к губам перстень со встроенным передатчиком:
        - Будьте добры, машину для Ленвара к Южной лестнице.
        Вот так они меня и одолели.
        Я уже успел ознакомиться с картой и уверенно двинулся по Морскому шоссе, затем по кольцевой дороге вокруг Летного и наконец повернул на дорогу без названия, под номером 2. Она ведет прямиком к озеру, где стоит дом. Места в тех краях хороши - волнистый рельеф, песчаные почвы, на которых растут синие сосны. Это название, на самом же деле хвоя у них сизая, а стволы янтарные, с желтыми натеками смолы. Кроны раскидистые, богатые; иглы длинные и невероятно густые. Сердце защемило: я в детстве обожал эти сосны, и в последние годы мне так не хватало аромата их смолы и хвои…
        Мобиль с телохранителями как на привязи катил следом; Хрюндель спал, а Юлька сидела, заключив коленки в кольцо рук. Коленки у нее красивые; руки тоже.
        - Я знаю, о чем вы думаете, - заговорила она. - Будто меня Герман подослал, чтоб упросить вас на него работать.
        Думал я в тот момент о другом, но спорить не стал.
        - А он всерьез огорчился, что вы отказались, - продолжала Юлька. - Вы ему понравились.
        - Лучше б я понравился вам.
        - Нет уж! - вскрикнула она, будто ее шилом ткнули.
        - Что так? - Я был уязвлен. - Объясните, пожалуйста.
        - Объясню. Вчера вы полминуты беседовали с моей тетей.
        - Было дело, - подтвердил я, вспомнив лунную Ольгу.
        - И после этого бедная тетя заболела. Заболела вами - она влюбилась. Она сама не своя! - В Юлькином голосе звенело обвинение.
        - Влюбилась за полминуты? Ну, тетушка резва.
        - Не надо иронизировать, - осадила Юлька. - Вы это знаете. Не можете не знать!
        - Позвольте, милая. Откуда?
        - А почему вас кошки любят? - взъелась она. - Почему мужчины на дух не переносят? А камни вы почему руками чувствуете?
        - Это разные вещи.
        - Все ваши экстрасенсорные и прочие способности одного порядка.
        - Вас Герман научил?
        - Какая разница! Ну, он. Но ведь он прав?
        - Ничуть. Я не заметил, чтобы женщины, с которыми мне довелось общаться, сходу влюблялись. Вот вы, например.
        Дорога поднялась на вершину холма, и вдалеке блеснуло озеро в сизоватой оправе лесов.
        - Тетя говорит: она погибла в тот миг, когда вы поцеловали ей руку. Она плачет, бедная! - Юлька бросила на меня негодующий взгляд. - Женщины из-за вас теряют голову в момент физического контакта.
        Я подавил усмешку.
        - Милая девушка, поделитесь: чтобы влюбить в себя известную очаровательную особу, я непременно должен поцеловать ей руку или довольно украдкой коснуться бедра?
        - Я вам коснусь! Даже не думайте.
        Я покатился со смеху. Надо же подобное измыслить. Женщины всегда ко мне хорошо относились - но это не повод, чтобы пороть такую чушь.
        Мы спустились с холма и ехали по ровному участку пустынного шоссе. По сторонам бежали приветливые, такие родные сосны; утреннее солнце добавляло их сизым кронам яркой синевы.
        - Милая Юлька, - заговорил я со всей торжественностью, на какую оказался способен, - позвольте, я докажу, что вы заблуждаетесь?
        И протянул руку, думая коснуться Юлькиных пальцев; на запястьях у нее были браслеты, а тигровый глаз не потрогаешь - после будешь чесаться, как блохастый… Бац! Двигатель заглох, заклинило колеса, машина дернулась и пошла юзом. Нас обоих бросило вперед, и тут же сомкнулись объятия системы безопасности, не дали приложиться о лобовое стекло.
        - Черт!
        Нас занесло, я крутанул руль и кое-как выровнялся. Движок заглох намертво, тормоза не отпускает. Остановились.
        Сбоку мелькнули зеркальные стекла, «корона» с Юлькиными секьюрити стала перед нами. Затем мелькнули сами телохранители - и я вдруг очутился плашмя на дороге, въехав мордой в грунт на обочине.
        - Лежать!
        Я спиной ощутил, что меня держат на прицеле. Правда, ногой под ребра не добавили.
        - Парни, вы рехнулись?
        - Лен, вставайте, - подала голос Юлька. - Мальчики, все в порядке.
        Я поднялся, потер саднящий подбородок. Секьюрити не спешили убрать оружие. Я поглядел: у одного парализатор, а у другого - боевой излучатель, да еще какой. От меня и обугленных костей бы не осталось. Считай, легко отделался - ссадиной на лице.
        - Больно? - участливо спросила юная миллионерша. - Не взыщите - я не позволю вам дотронуться.
        Поглядел я на ее перстень с печаткой - серебряный, не в масть - и понял. То-то она не убоялась сесть со мной в машину. Нажала пальчиком, послала SOS, а секьюрити с дистанционника заглушили мне двигатель и врубили тормоз. Полицейские штучки.
        Подковылял плачущий Хрюндель. Он качался, изо рта свешивалась ниточка слюны. Я положил его на ладонь. Котенок распластался, уронил голову и смотрел круглыми страдальческими глазами.
        - Сволочи вы все.
        - Лен, не надо. - Юлька жестом велела своим удальцам отойти. - Вы сами нарвались… Киса, маленький! - она склонилась над котенком. - Его нужно к врачу.
        Я забрался в машину, вызвал скорую ветеринарную помощь. Мой бедолага часто дышал и постанывал. Юлька снова уселась рядом.
        - Лен, послушайте…
        - Уйдите.
        - Да не сердитесь же!
        - Девушка, я сейчас начну неприлично ругаться. Выйдите из машины и оставьте меня в покое.
        Она подчинилась. Подошла к «короне», перекинулась парой слов с телохранителями. Парни с готовностью залезли внутрь, Юлька села сзади, мобиль развернулся и проехал мимо меня. Я понаблюдал, как он уменьшается на экране заднего обзора.
        - Держись, - сказал я Хрюнделю. - Меня тоже крепко били; и тоже ни за что.
        Пока ждали ветеринарку, я поразмыслил о Юлькиных словах.
        В самом деле: кошки меня обожают, мужики морду бьют, с камнями пылкая любовь. Почему бы не поставить в этот ряд и женскую привязанность? Лунная Ольга, тетушка Марион - прямое доказательство.
        Нет. Марион видит во мне сошедшего со звезд прохвоста, Ленвара-старшего, а Ольга… Ну, случаются задвиги у дам среднего возраста, отчего не списать на задвиг?
        Вспоминаем дальше в прошлое. Илона, которую я любил и называл своей женой. В Травене, до тюрьмы. Она объявила, что знать меня не хочет, через три дня после суда - дескать, она убийце не супруга. Затем Вероника; верней, не затем, а до. Нам обоим по девятнадцать лет, а уж как мы друг друга любили - для того в языке слов не придумано. Не уберег: утонула в морском прибое. Восемнадцать лет, Надежда. Тоже не уберег: ушла к другому. Семнадцать: сестрички Катя и Аля. Ухаживал за обеими, но, как говорится, за двумя зайцами не гонись. Шестнадцать: никого. Итак: до семнадцати Лен Техада девчонкам вовсе не интересен, затем у сестричек ему ничего не откололось, восемнадцатилетнего девушка бросила без жалости, в девятнадцать впервые узнал, чем любовь отличается от увлечения.
        Теперь кошки. Эти от меня всю жизнь без ума, сколько себя помню.
        Мужчины. За рукопашный бой я взялся в восемнадцать, когда они меня совсем достали; тренером была женщина. Получается, мужики начали ополчаться где-то в семнадцать с половиной.
        Камни. Это - в двадцать лет, не раньше. С полгода я их изучал, а в двадцать один начал работать экспертом.
        Итак, разброс велик. Если не считаем кошек, одна вешка - семнадцать лет, другая - двадцать. Обозначить как вешку Веронику и свои девятнадцать я бы не рискнул, поскольку добивался ее любви настырно и долго, а не получил на блюдечке, как от Марион и Юлькиной тетки. Ну и что?
        Промелькнувшая звезда, в которого втрескались сестры Техада, - чем он их взял? Может, у него тоже была отдельная способность? Бешеная сексапильность, переданная по наследству и внезапно вылезшая у сынка в двадцать три года?
        До того мне стало противно, кто бы знал! Как помоев в душу плеснули.
        - Бред собачий, - сказал я громко, пытаясь убедить самого себя.
        А в глубине, под помоями, свербит мыслишка: а вдруг так и есть? Ну-ка, Лен Техада, посчитай - сколько женщин тебя подвозили от границы до Летного? Скольких ты осчастливил поцелуем в щечку да невинным объятием? Сколько их теперь плачет, как лунная Ольга?
        Хоть объявление на видео давай, чтобы убедиться в правильности подозрений. «Милые дамы, прошу откликнуться тех, кто сажал в машину светловолосого незнакомца в желтой майке и рабочих штанах». Допустим, отзовутся. Полдесятка ополоумевших баб - что прикажете с ними делать?
        А ничего. Безответная любовь - не худшее из несчастий. Ничего не буду с ними делать. Я разозлился. Уж здесь-то я не виноват. И вообще все дичь и сущий вздор.
        Но все же - если нет?
        Не виновен, вынес я решительный вердикт. Не знал, не предвидел и предвидеть не мог. НЕ ВИНОВЕН!
        Ладно, отмазался. А дальше что? Веселенькое положеньице - к женщинам не подойди, не обними, пальцем не тронь. Что ж я, монах какой?
        Наоборот. Надо сколотить большой гарем, и буду я в нем султан. Одна беда - если при наложницах охрану не поставить, они друг дружке глаза повыцарапают. Где мне столько евнухов набрать?
        Повеселел я, погладил Хрюнделя по тощему хребту.
        - Мы станем искать одну-единственную, для нас предназначенную. Чтобы всю жизнь любить, и больше никого чтобы не надо.
        Котенок еле слышно заурчал, словно вспомнил про свою обязанность.
        На дорогу опустился белый глайдер с синим крестом и рыжей кошкой на боку, стал на обочине. Выскочила молоденькая докторица в коротком халате и, мелькая загорелыми коленками, заторопилась ко мне. Я вылез из машины, протянул Хрюнделя.
        - Вот. Здравствуйте.
        - Ой, крохотуля! Лапочка, - заворковала докторица, принимая котенка. - Что случилось?
        - Упал с высоты.
        - Вместе с вами? У вас лицо ободрано. - Она зашагала к глайдеру. Хрюндель слабо пищал. - Потерпи немножко… - Девушка открыла дверцу в салон: я увидел хирургический стол и аппаратуру. - Вам сюда нельзя, подождите. Милтон! - позвала она. - Займись хозяином. - И исчезла в салоне.
        Из кабины вылез пилот с фляжкой в руке и пластиковым стаканом.
        - Это зачем? - Я отступил. Не плеснул бы парень в лицо чем-нибудь едким.
        Милтон добродушно усмехнулся:
        - Это так, бодрит. Обычно отпаиваем истерических хозяек. - Он налил в стакан желтой пузырчатой жидкости. - Пейте.
        - За здоровье моего Хрюнделя. - Я выпил; похоже на лимонад. Пожалуй, с каплей успокоительного.
        Пилот слазил в кабину и вынес пару каких-то баллончиков.
        - А теперь поднимите голову. Это - не - больно, - проговорил он с расстановкой, поймав мой подозрительный взгляд. - Обезболивающее и антисептик. Давай-давай, нечего жаться! Вот так. Закрой глаза. - Он аккуратно пыхнул в лицо; ободранному подбородку на миг стало холодно, затем все прошло. - Отлично, - произнес Милтон. - Сейчас пленку налепим, а бриться будешь завтра, - он прошелся по подбородку аэрозолем из второго баллона.
        У меня от его заботы захолодело в брюхе. Вчера Герман жал руку, точно добрый знакомый, сегодня пилот возится и обихаживает. Вчера же, по слухам, влюбилась лунная Ольга. Уж не звенья ли одной цепи? Мужики перестали накидываться с кулаками, а женщины…
        - Все! Впредь тебе наука.
        Пилот неприязненно поглядел на меня и забрался в кабину: кончилось его доброе отношение. Значит, пока все по-старому, привычно; слава Богу.
        Прошло минут двадцать.
        - Вот ваш пострадавший. - Из салона появилась докторица с котенком. Хрюндель лежал на круглой белой картонке и спал. - Ничего страшного - косточки целы, сотрясения нет. Отлежится и будет ловить бабочек.
        - Спасибо. - Я взял котенка вместе с тарой. - Сколько с меня?
        - Наша служба бесплатная. - Она улыбнулась. - Берегите его - он же такой маленький! Всего хорошего.
        - До свидания.
        Я подождал, пока они взлетят, затем отнес Хрюнделя в машину. Быть нам битыми еще не раз. Однако время ехать дальше.
        Шоссе проходило метрах в трехстах от озера, и от него к дому вела аллея, засыпанная плотным слоем хвои и прелых листьев. Я проехал под раскидистыми кронами сосен, мимо высаженных вдоль аллеи декоративных кустов, и остановился на берегу озера. У своего дома.
        Синяя гладь безмятежной воды. Пустынно - ни лодки, ни катера. Тихо. Одноэтажное строение с мансардой, некогда лимонно-желтое, поблекшее от времени и погоды. Закрытые ставни, по которым ползут, по-хозяйски цепляясь, обнаглевшие сорняки. Трава по пояс, редкие головки полузадушенных цветов. Цветы давным-давно сажала мать - и вот растут до сих пор…
        Я вылез из машины, обошел дом кругом. С виду все цело.
        Поднялся я на крыльцо, достал ключ-карту, сунул в щель. Дом подумал и впустил: дверь отворилась, внутри зажегся тусклый дежурный свет. Я вошел.
        И шарахнулся назад, как от броска змеи - дом шуганул меня, плеснув в лицо едучей смесью холода и страха. Не входить!
        Я зацепился за косяк, перевел дух. Затем тихо скользнул в прихожую, прижимаясь спиной к стене. Необъяснимый страх потек навстречу, окутал клейким саваном, захолодил кожу. Я постоял, привыкая. Ну, мы еще посмотрим, кто тут хозяин.
        Из прихожей я перебрался в гостиную. Какая тесная. Мне она помнилась огромной, хоть в космодром играй. Впрочем, я сам был куда мельче, чем сейчас. С закрытыми ставнями, при мерклом свете, гостиная казалась неприятной. Коробка? Камера? Пожалуй, да.
        Я прокрался в столовую. Бросил взгляд на буфет с посудой - на стеклянных дверцах алмазная резьба, матери нравилось; осмотрел продавленный диван - помнится, на нем я радостно скакал и кувыркался, когда мать не видела… Напольный светильник в углу. Толстый штырь с плафонами в виде раковин - из шести сохранились два - и широкая подставка из красной яшмы. Тот самый светильник, которым размозжили голову моему отцу. Что бы ни твердила тетка, отцом мне был Александр Клэренс, а вовсе не Ленвар - промелькнувшая звезда.
        Стиснув зубы, я подошел к светильнику, приподнял - тяжелый. Взялся обеими руками, вскинул над плечом, как для удара, - тяжеленный! Да, убийце было сил не занимать.
        Хотелось унести проклятый светильник из дома, зарыть в лесу, а лучше - утопить в болоте. Казалось, я различаю на красном, цвета сырого мяса, камне следы крови, а безобидная, в общем-то, яшма злорадно ухмылялась мне в лицо. Камень-убийца.
        Впрочем, светильник ни в чем не виноват. Поставив его на место, я направился в детскую. Пусто. Ни игрушек моих, ни вещей - одна мебель. Все добро уехало со мной в интернат и там бесследно растворилось.
        Комната бабушки. По стенам развешаны вышитые картины - романтические пейзажи. Изумительная работа; неужто ее сделали бабушкины руки? Мне припомнилось: кусок полотна, на нем стрекочет хитрая вышивальная машинка, трудятся ловкие сухие пальцы…
        Спальня родителей. Вышитое покрывало на постели, плотно задернутые шторы, туалетный столик с зеркалом - пустой и запорошенный пылью, а зеркало завешено черным платком. Я сдернул этот платок, протер им пыль и уставился в зеркало, как будто оно могло показать мне родителей. Однако в равнодушном стекле отражался только я сам, встрепанный и с настороженным взглядом воришки, который шурует в чужом доме.
        Я отвернулся.
        Ну, что тут еще? Экран видео, полочки с безделушками, ваза с росписью по эмали - мамина любимая; но Марион почему-то ее себе не взяла.
        А вот и самая дорогая вещь в доме. Платяной шкаф - из какого-то ценного дерева, с резьбой на дверцах и янтарными вставками. Помню, в детстве я подолгу рассматривал эти узоры, тайком пытался выковырнуть янтарь - хоть бы самый малый осколочек… Мать запрещала мне лазать внутрь, и я воображал, что в шкафу спрятаны сокровища космических пиратов. Порой в шкаф удавалось заглянуть, но сокровища скрывались под одеждой, и я их так и не отыскал.
        Вспоминая это, я хотел улыбнуться, но лишь скривился, как от боли. Потрогал теплый янтарь, осторожно потянул дверцу. И опять отскочил, как на пороге прихожей - из открывшейся щели плеснуло ледяным страхом. Вот же черт…
        Я распахнул шкаф рывком.
        Одежда, обувь, мамины вещички - сумки, коробки, сложенный веер, карнавальная маска. Две нижние полки с левой стороны пусты. Почему? Хотя у тетушки Марион сестриными вещами заняты как раз две такие же полки. Наверное, она попросила Кристи привезти ей сувениры на память, и он, не затрудняясь выбором, прихватил то, на что упал первый взгляд.
        И все-таки странно. Шериф - здоровенный мужичина, я бы на его месте орудовал поверху, а он забрал вещи снизу. Я присел на корточки, заглянул в пустоту. Ни-че-го.
        Тетка стращала: кровь повсюду. И в помине нет. Где произошло убийство? Я осмотрел стены и пол. Здесь. Тщательно замыто, но я отыскал. В простенке между окон, под икебаной из искусственных цветов, остались едва заметные следы. Икебана свалилась тогда, упала на мать. Вот пятнышко на лепестке, а вот другое. Это - давняя засохшая кровь. Цветы тогда лежали, как надгробный венок. Меня пробрала дрожь. Я вспомнил, вспомнил! Мама!..
        Опустился на колени. Вот тут она лежала - бесформенный ком у стены, а над ней красное размазанное пятно. Мертвая мама. Теплая, точно живая. Мамочка, милая! Вставай, ну пожалуйста, мама, я люблю тебя, поднимайся… Мне стало плохо. Я, шестилетний, стоял на коленях над мертвым телом и, захлебываясь от ужаса, рыдал и вопил. А потом бросился вон, и там был отец, Александр Клэренс; он лежал в гостиной, а из головы торчал круг красной яшмы, и на ковре валялись осколки плафонов. И бабушка, упавшая на пороге, и я мчусь по дорожке - прочь от дома, прочь, как можно дальше…
        Я поднялся на ноги. В глазах темно, тошнит. Пришлось опереться о стену.
        Почему я не разглядел того, кто их убил? Ведь я был в доме, видел его тогда - почему память бросила мне самые страшные образы, но скрыла убийцу? Он был большой, сильный - орудовал тяжеленным светильником, будто палкой. Зачем тетка меня пожалела, не позволив восстановить память? Я хочу знать.
        Начнем сначала. Я уселся на корточках у стены, сосредоточился. Вот я - маленький, в родительской спальне. Что делаю? Озорую, наверное. Вот, вот оно - возвращается, накатывает. Я - маленький. Шкодливый бесенок, тайком пробрался и… Распахивается дверь, вбегает кто-то огромный, страшный… А-а-а! Удар, боль и темнота.
        Я очнулся на полу. Во рту поганый вкус, в горле стоит тошнотный ком. Лица убийцы я не рассмотрел.
        Отдышался, отер со лба холодный пот. Ну что ж, попробуем еще раз. Я - маленький. Озорую, пытаюсь отыскать сокровища в запретном шкафу. Только бы меня не застукали. Мать ух как всыплет - она строгая. Ой, попался! Дверь грохнула, распахнувшись, и в комнату кто-то ворвался - чужой, громадный, жуткий. Вижу вытаращенные глаза, разинутый рот…
        Р-р-р, вз-зз-зз… Что такое?! Проскрежетали по нервам поднявшиеся ставни, распахнулась дверь - и ввалился кто-то чужой, огромный…
        - У-убью!! - заорал я, хватаясь за столик с зеркалом и запуская его в пришельца.
        Нет: я сперва заорал, а уж после схватился. Что мужика и спасло - он метнулся назад, а столик врезался в дверную коробку и рухнул вниз, брызнуло осколками зеркало.
        Грохот привел меня в чувство. Я поднялся на ноги.
        - Какого черта?
        - Это ты какого? - Юлькин секьюрити с опаской выглянул и затем явился на пороге. Попинал раскуроченный столик, протянул с уважением: - Силен, бродяга.
        За его спиной показался второй телохранитель.
        - Чего тут? Кто резвится?
        - Мальчики! Что там такое? - Это уже Юлька, откуда-то издалека. - Эй, разойдитесь. - Она растолкала парней, возникла в дверном проеме. - Господи! - всплеснула руками. - Лен, я не хочу прямо сказать, что вы спятили, но где-то около того.
        - Я делом занимался. А вы толпой ввалились и все испортили. Я пытался вспомнить убийцу, и почти удалось. Зачем за мной шпионите?
        - Я обещала тете Марион присмотреть, - объяснила Юлька. - Чтобы с вами ничего не случилось.
        - Присмотрели? Тогда - все на выход.
        - Давайте я ему в лоб дам, - с глухой тоской предложил секьюрити. - Сил моих нет!
        Вообще-то выдержка у парней железная: я до сих пор не ощущал, чтобы они заводились и жаждали моей крови.
        Юлька посторонилась - не дай Бог ее задену. Как от чумного шарахнулась, честное слово.
        Я выпроводил всю компанию за порог, опустил ставни и закрыл дом. Надо будет через день-другой вернуться и попытаться еще раз. Должен же я в конце концов разглядеть убийцу. Вдруг он и впрямь окажется промелькнувшей звездой?
        Мы расселись по машинам; Юлька с телохранителями залезла в «корону». Хрюндель мирно спал - маленький черный клубок. Я развернулся на площадке и только собрался нырнуть в аллею, как «корона» загудела и мигнула огнями. Пришлось остановиться.
        Юлька выскочила из машины и направилась ко мне. Вылезать я не стал, но открыл для нее дверцу и убрал с сидения котенка. Она уселась, нервно поправила волосы.
        - Поехали? - спросил я.
        - Нет. Послушайте, Лен, с вами так нехорошо вышло…
        - Почему же? Все правильно. Как еще обходиться с беглым зэком и опасным экстрасенсом?
        - Перестаньте, ради Бога. Лен, я… - она осеклась.
        - Хотите похлопотать за Германа? Чтоб я согласился лететь на Изабеллу?
        - Да нет же! Говорят вам, Герман не просил. Ну, невозможно с вами… Лен, - Юлька нервно крутила перстень с печаткой, - я… ну, чувствую себя виноватой. - Она стиснула пальцы и повернулась ко мне. - Простите.
        Я был тронут.
        - Не знаю за что, но прощаю. Считайте, что я почтительно склонился и благоговейно поцеловал вам руку.
        - Смеетесь, - горько упрекнула Юлька.
        - Поверьте, нет.
        Она вернулась в свою машину. «Корона» рванула с места и умчалась по аллее; когда я выехал на шоссе, мобиль с бронзовым отливом был уже далеко.
        Через службу информации я выяснил адрес шерифа Пятого округа и поехал навестить хворого Кристи. Он жил далеко от тетушки Марион, на другом конце Летного; добравшись до места, я узнал, что Кристи в больнице.
        Двинул туда.
        - Ой, а я вас помню! - обрадовалась славная женщина-регистратор, не успел я рта раскрыть. - Мы с вами ехали.
        И правда - одна из добрых душ, кто подбирал меня на шоссе. Фелиция - не то вспомнил, не то угадал я имя и спросил:
        - Как ваши дела?
        - Ой, замечательно! Мужу дали повышение.
        - В ваших словах звучит гордость, которая заставляет предположить…
        - …что это полностью моя заслуга, - подхватила Фелиция со смехом. - Когда бывало, чтобы мужья продвигались по службе без помощи жен? Вы можете припомнить такие времена?
        - Не могу, - честно признал я.
        Сердце взыграло. Фелиция ликовала из-за служебных успехов супруга, а вовсе не от того, что на глаза явился искушенный соблазнитель Лен Техада. Значит, чары на нее не подействовали и Юлька зря на меня бочку катит. Но, может, я ее не целовал? Не помню.
        - Фелиция, скажите, - я облокотился на стойку, изобразив задумчивость и кротость, - объясните мне такую вещь. Я человек приезжий и не знаю здешних нравов. Запечатлев поцелуй на вашей прелестной щечке, я допустил непростительную вольность?
        Несколько мгновений она переваривала сказанное, затем прыснула.
        - Ой, мужу стенки донесут - а он ревнивый! Вольность, конечно, но простительная. Можете повторить, - плутовски блестя глазами, она потянулась ко мне и подставила щеку.
        - Не стоит - мужу стенки донесут. - Юлька до того меня застращала, что я не посмел даже в шутку прикоснуться к Фелиции. Выйдет какая-нибудь неприятность, как с лунной Ольгой, а я потом мучайся угрызениями совести. - У вас тут лежит мой родственник - Кристофер Доу. Как его состояние?
        Она обратилась к пульту с монитором.
        - Кристофер Доу… Ага, вот он. Состояние средней тяжести.
        - Его можно повидать?
        - У вас дело?
        - Важное.
        - Тогда не стоит. Ему нельзя волноваться.
        - Я хочу поговорить с врачом.
        - Это пожалуйста. Поднимитесь вон по той лесенке, и прямо. Двести четвертый кабинет.
        Лечащего врача на месте не оказалось, зато я отыскал дежурную сестру, с великим трудом ее уломал, и меня допустили в палату.
        Шериф лежал под капельницей, серый, полумертвый. На звук открывшейся двери он разлепил веки и чуть скривил губы. На полновесную рожу сил не хватало.
        - Здравствуйте, Кристи. Как самочувствие?
        - Не мели пустое. Давай к делу. - Голос у шерифа был тише прежнего, но твердый.
        Я переместился в угол палаты, от него подальше, и стал смотреть в окно, на больничный дворик. Не хватало, чтобы Кристи разнервничался из-за моей персоны и ему сделалось хуже.
        - Я ездил в дом на озере. Поглядеть, как и что.
        - И что там?
        Я описал, как пытался вспомнить убийцу; правда, умолчал, что швырялся мебелью в секьюрити.
        Кристи оживился; даже краски в лице прибавилось.
        - Стало быть, ты его видел?
        - Выпученные глаза да перекошенный рот - не так много. Тетушка говорила: у вас есть свое мнение.
        Кристи задумчиво меня озирал; шевелились густые брови.
        - Срок давности истек. Сейчас убийцу не осудят, не посадят…
        - Я все равно хочу знать. Он убил мать и отца.
        - От твоего знания ничего не изменится.
        - Кристи, я прошу вас!
        Он вздрогнул от моей вспышки.
        - Не ори. Не то тебя выставят. Не тем занят - лучше бы подумал о Кэтрин Ош.
        - Мне нечего думать. - Я прижался лбом к стеклу. Во дворике за окном суетилась стайка желтых птиц - клевали насыпанный корм. - Я не убивал ее и не знаю, как это доказать. Кристи, - я обернулся к шерифу, - мне больше не у кого просить помощи. Пожалуйста.
        Он устало прикрыл глаза.
        - Ладно. Выйду отсюда - и займусь тобой. А пока обещай вот что. Ты не будешь заниматься расследованиями сам, без меня. Больше никакого дома на озере и воспоминаний. Уяснил? И еще: ничего не скажешь Марион. Ни слова о том, что увидел - или придумал - убийцу на пороге спальни. Тебе ясно?
        - Понял. Спасибо. Выздоравливайте.
        Я убрался из палаты.
        Похоже, Кристи знает - или предполагает - имя преступника. Более того, не хочет, чтобы оно стало известно. И Марион не желала, чтобы маленькому Ленни восстановили память. Кого шериф с тетушкой могли покрывать? Тетка-то ладно - она могла бы радеть о любовнике, пусть он хоть трижды убийца ее сестры. Но Кристи? Неужто из любви к ветреной Марион шериф стал бы щадить негодяя? Не верю.
        Я перебрал в памяти все, что слышал об убийце. Собаки не взяли его след, затем криминалисты со своим оборудованием тоже не справились. Иными словами, преступник не оставил ни запаха, ни отпечатков на стойке светильника, ни частичек слюны. Будь он в защитном костюме и маске, то да, так бы оно и случилось. Но ведь я вспомнил его выпученные глаза и разинутый в крике рот - значит, маски на лице не было. Тогда что получается? Кто-то уничтожил следы до приезда полиции. Кто - Кристи? Или тетушка Марион?
        До того мне стало противно, что я даже думать об этом не стал.
        Дома меня встретила перепуганная тетка и очень официальный тип в безупречном костюме. Я с ним столкнулся нос к носу, едва лишь ступил на порог. Бледная Марион маячила в холле у него за спиной.
        - Ленвар Техада? - спросил официальный тип.
        - К вашим услугам.
        - Будьте добры, распишитесь в получении.
        Захолодевшими руками я взял письмо в конверте с печатями и коротким текстом внутри: предписание покинуть Территорию-1 в течение двадцати восьми часов.
        Глава 4
        Поразительна мудрость и гуманность властей. Мне предоставили целых три возможности: вернуться на Вторую Территорию и сдаться, или обзавестись поддельными документами и попытаться покинуть Кристину, либо оставить населенные места и осесть в диких лесах, где не ступала нога человека. Душу грел второй вариант, но кто слепит мне надежный паспорт, который не разоблачат немедленно и сразу? Или, еще хуже, в порту прибытия, где меня повяжут и отошлют в Травен, в объятия господина Око. Не хочу!
        - Сволочи… Ну вот же гады, - твердила Марион, всхлипывая и утираясь. - И Кристи не вовремя свалился! Он бы что-нибудь сделал… Да что ж за невезенье-то такое, а? Ленни!
        На тетушку было жалко смотреть. Хотя нет, вру. Даже с покрасневшим носом и припухшими глазами, Марион была несказанно хороша. В светлом платье с накинутым на голову капюшоном, в сиянии голубых топазов, она сидела в своей роскошной гостиной воплощением отчаяния и скорби. Сознаюсь, являться источником этой скорби было по-своему приятно.
        - Милая тетя, - я пристроился возле Марион на парапете маленького бассейна; в воде испуганно метнулись рыбки. - Вы самая чудная тетушка на свете.
        - Ты не понимаешь, - произнесла она, не подымая глаз. - Лен. Ленни. Ленвар. - Она вздрогнула, как от холода, и стиснула руки. - Я столько лет любила его… твоего отца - и вот снова. Ты опять уедешь. Лен, я знаю, что не должна… ничего не должна… Но я так мечтала, чтоб ты остался!
        При всем своем нахальстве, я смутился. Теткина рука обвила меня за пояс.
        - Я так ждала, что ты приедешь. Ночами молилась, чтобы вернулся. Я знала, верила… Лен. Ленвар.
        Она выговаривала имя, полузакрыв глаза, наслаждаясь каждым звуком. Голова ее приникла к моему плечу, капюшон соскользнул, открыв темные локоны, из-под которых заблистали голубые топазы на шее.
        - Ты ничего не знаешь, - переливался, звенел серебряный голос. - Тот витраж наверху - твой портрет. Я приходила, говорила с ним, даже плакала. Лен, ты - такое чудо, для которого не придумано слов. Каждый твой взгляд, прикосновение - это волшебная сказка. Теплый свет глаз согревает душу, смягчает сердце. Мой Ленвар, мой милый Лен…
        Ласковое слово и кошке приятно. Марион выпевала признание за признанием, прижавшись щекой мне к груди, а я целовал ее волосы и шею, и в моих поцелуях давно не осталось родственного чувства. В общем, голову я напрочь потерял.
        Нет, господа, ошибаетесь. Закончилось это совсем не так, как вы полагаете.
        - Я не должна тебе говорить, - мурлыкала тетушка, - чего-то требовать в ответ. Но я тебя спасла, это правда… Мой Лен, мой чудесный Ленни… золотой солнечный зайчик.
        «Солнечный зайчик». Эти слова меня вмиг отрезвили. Вспомнился Травен, садисты-зырки, начальник тюрьмы господин Око.
        - Вы меня спасли? - переспросил я, насторожившись. - От чего?
        - Я не позволила после убийства восстановить тебе память. Согласна: я для тебя стара, да и глупо требовать благодарности сейчас, через столько лет… То есть, вовсе не глупо… Лен, я так долго ждала, я знала, что ты однажды вернешься. И вот теперь выставляю счет.
        «Спасла», «благодарность», «счет». Какой еще счет?
        - Тетя, нельзя ли облечь в конкретные слова, что именно я вам должен?
        Сказка оборвалась. Марион вывернулась из моих объятий.
        - Видишь ли, бесценный мой племянник, некоторые вещи в слова не облекают. Если ты не счел нужным понять - вольному воля. - Она поднялась и сердито накинула капюшон, скрыв свои пышные локоны. Губы подергивались, готовые искривиться в презрительной усмешке. - Все равно ты не настоящий Ленвар. А всего-навсего сын моей сестры.
        Можно подумать, быть сыном Арабеллы Техада позорно. Ух, и взъелся же я! Сосчитал в уме до десяти и выплеснул остатки перекипевшего:
        - Я очень рад, что не настоящий. По крайней мере, не считаю правильным завалить в койку родную тетку. Даже если она ведет себя, как потаскуха.
        И ушел.
        Поторчал в своей комнате, погладил спящего Хрюнделя, охолонул. Зря я так с тетушкой. Она ко мне со всей душой, а я нагрубил безобразно. В конце концов, я не выдержал и отправился приносить извинения.
        Добрался до теткиных покоев, культурно постучал и жду. Изнутри голос:
        - Да входи же!
        Я и вошел. Марион поднялась из кресла мне навстречу. Стоит и молчит. Я тоже молчу, потому как язык отнялся и все заготовленные слова из башки вылетели. Тетушка оказалась великолепна и ослепительна: на ней был прозрачный черный пеньюар, расшитый хрустальными слезками, и больше ничего. Даже босиком: из-под рюшек на подоле выглядывали пальцы с розовыми ноготками. Затем эти пальцы шевельнулись и спрятались под рюшки.
        - Что тебе? - холодно осведомилась Марион.
        Бог мой! А ждали-то здесь вовсе не Лена Техаду. Собрался я с мыслями, оторвал от тетки взгляд.
        - Простите меня. Я был непозволительно груб.
        - Катись, - велела она, машинально поправляя на груди прозрачное кружево. - Вон отсюда.
        Я убрался, порядком обескураженный. А в вестибюле столкнулся с хмырем, которого Марион от обиды вызвала к себе; он и прилетел, как на крыльях, счастливый донельзя, с корзиной цветов.
        Мне-то что за дело? Я лишь мельком глянул на сияющую физиономию, борясь с желанием скорчить рожу под стать гримасам Кристи, - но и этого хватило, чтоб я разозлился. Хмырь до отвращения походил на витраж в теткином хранилище - такой же белокурый и кареглазый. Видать, Марион подбирала любовников неизменной масти, чтобы напоминали ей Ленвара-старшего.
        А еще он смахивал на Элана Ибиса, из-за которого я сел в тюрьму.
        У гостя при виде меня тоже настроение подкисло. Потому что если у мужика светлые волосы и карие глаза, в доме Марион Техада это означает одно: фаворит. Так мы и разошлись, обозленные.
        Чего-чего, а наглости Лену Техаде не занимать. Поэтому я связался с домом Вэров и беззастенчиво напросился к Юльке в гости.
        - Приезжайте, - коротко согласилась она, не расспрашивая, что да как.
        И я отправился.
        Помнится, я обещал вам рассказать о своем житье-бытье в травенском казенном доме. Ну, так слушайте. Вообще-то тюрьма как тюрьма; бывают и похуже. И сиди я в одиночке, не было бы никакого разговору - да только из зала суда меня свезли в общую камеру. А общие рассчитаны на шестерых. Пять бандюков и я, грешный.
        В первый раз зырки, не разобравшись, подняли стрельбу. Троих, которые целы остались, рассовали по карцерам, а меня и ту парочку, что первыми со мной сцепились, - в лазарет. А там пошло-поехало. Бесплатный цирк; на арене - бойцовый кот Лен Техада по кличке Солнечный Зайчик. Стоило более или менее оклематься, меня сдергивали с больничной койки и пихали в камеру.
        Людей охватывало безумие. Я понимаю: в тюрьме сидят не ангелочки. И все-таки это были люди. До того мгновения, когда захлопывалась дверь и я оказывался в камере. Тогда они превращались в орущих бесов, которые кидались в драку.
        Уже пять лет, как мужики меня не жалуют, - но такое я встречал только в Травене. Белые, серые, лиловые морды, лезущие из орбит глаза, оскаленные зубы, пена на губах, как у припадочных, безумный вой и рычание. Вы видели фильмы ужасов? Я их насмотрелся вдоволь.
        Чему не устаю удивляться, так это крепости своих костей. И тому, как быстро заживала моя шкура. Меня швыряли о пол, о стены, о койки, об унитазы; меня топтали, ломали, раздирали на куски, размазывали в кровавую кашу… Зырки, гады, заключали пари, сколько минут я продержусь. Рекорд был одиннадцать. А еще они спорили, будут ли трупы и чьи. Я не старался убивать, но трупы были.
        Конечно, я писал своему адвокату. Чудная женщина, она не верила в мою невиновность, однако во время следствия и суда сделала все, что смогла. Видимо, письма из тюрьмы до нее не дошли. Территория-2 есть Территория-2, недаром Первая не желает с ней знаться. Закона там нет, и правды не сыщешь.
        Вот так мы и жили. Зырки развлекались, наблюдая на экранах превосходные драки, а начальник тюрьмы господин Око дозволял эти забавы. С ним у нас была особая любовь.
        После моей третьей потасовки он объявился в лазарете. Отослал сестру и уселся с явным намерением потолковать спокойно, по-людски. На складчатом подбородке блестит недобритая щетина, подергивается нижнее веко, на розовой голове шевелится редкий пушок.
        - Я, - говорит, - пришел с научной целью: выяснить, что побуждает людей при виде вас терять человеческий облик и всяческое достоинство.
        Он тут будет про достоинство! У меня морда разбита, и язык еле ворочается, потому как сестра от усердия вкатила лошадиную дозу обезболивающего. Но я собрался с силами и четко объяснил, куда ему идти со своими научными целями. Нахамил и сам пожалел, потому что господин Око как подскочит! Да как заорет благим матом! Примчалась перепуганная сестра, а следом - вооруженная охрана.
        Отчетливо помню визг сестры. Бедная, она пыталась меня защитить. Дородная такая, в ней весу килограммов сто, не меньше; и все эти сто килограммов поперек койки на меня брякнулись. И снова мат-перемат, вой и рык. Сестру мужики на пол сбросили, а на меня накинулись и били табельным оружием. А я пошевелиться не могу, зато и боли не чувствую - точь-в-точь ватная кукла. Начальник тюрьмы побагровел, орет, как полицейская сирена, заходится. В конце концов ему стало худо с сердцем, он уполз за дверь, и охрана тоже.
        А сестра поднялась с пола, присела на край моей койки - и в рев. Криком кричит, слезы в три ручья. И твердит только: «Сынок, сынок…» Не видел я ее больше. Назавтра в ее смену пришла другая.
        А господин Око научных изысканий не оставил. Приспичило ему понять: отчего рядом с заключенным номер 847, то бишь пресловутым Солнечным Зайчиком, люди звереют и без памяти кидаются в драку? И наш начальник приложил все силы. Он беседовал со мной лично и по видео, он изощрялся, подбирая состав заключенных в очередной камере, куда меня приводили, он подсылал тюремного психолога. Бился как рыба об лед, а разобраться не мог. Бедняга искренне огорчался: во вверенной ему тюрьме творится нечто из ряда вон, а никто не в силах объяснить.
        Господин Око оказался дотошен и настойчив. Нет того, чтобы плюнуть и на десять лет упрятать меня в одиночку; он упорно ставил опыт за опытом, жертвуя собственным здоровьем. Он-то заводился с пол-оборота и впадал в такое буйство, что жуть брала.
        В один прекрасный день, в начале второго месяца тюремной эпопеи, мне нацепили наручники и повели из лазарета наверх. Травенская тюрьма восьмиэтажная - шесть этажей вниз и два над землей. Мы прибыли на первый надземный уровень. А там уютно, комфортно: администрация обитает. В окна солнце светит, и голубое небо видать. Женщины ходят красивые - секретарши или еще кто. Я приосанился, иду, не спотыкаясь. К тому времени уже три дня в лазарете отвалялся, сил поднакопил. И самая пора заголосить, повалиться на пол и начать кататься с воплями о нарушении прав заключенных. Совсем уж я приготовился - да конвойный ткнул в спину излучатель и сквозь зубы процедил:
        - Дернешься - убью.
        Я поверил: убьет. Пришлось шагать без демонстраций. Ввели меня в кабинет отца-начальника. Отменный кабинет у него: натурального дерева, с зеленой обивкой; ковер дорогой, малиновый. Хозяин из-за стола подымается, веком дергает. У меня один охранник слева, другой справа, третий за спиной; стоят, не пошевелятся.
        Видно, господин Око возжелал беседовать в новой, непривычной для меня обстановке. Но не успел: едва открыл рот для первого вопроса, его и повело. Посинел, затрясся, глаза по-рачьи вылезают, и хрипит страшно. На самом деле ему заорать хочется, да нельзя - люди кругом, услышат. А у меня внутри Бес Солнечного Зайца пляшет. Ну, хоть режьте, не могу делать вид, будто Лена Техады здесь нет. Не могу! Стою нос задрав, напыжившись - мол, лучше сдохну, а на брюхе пластаться не буду.
        У начальника на шее жилы вздулись, того и гляди, лопнут и брызнут фиолетовой кровью. А конвойные мои пока держатся.
        - Ты… поди сюда, - сипит начальник, а сам за всякое барахло у себя на столе хватается. Чего доброго, запустит мне в лоб монитор или сувенирный календарик. - Ближе, ближе.
        Ну, совсем не в себе мужик.
        - Сюда, говорю! Руки вперед!
        Сделал я два шага по ковру, но руки-то за спиной, тут уж ничего не придумаешь, чтобы его ублажить.
        - Руки ему вперед! - шипит господин Око, сдерживаясь из последних сил.
        Ладно; под прицелом излучателя разомкнули наручники и снова защелкнули. Не то чтобы много свободней мне стало, но все же чуток получше. Одно лишь обидно: в глазах некстати потемнело, и ноги стали как ватные.
        Начальник с нехорошей миной описал круг по кабинету - и вдруг как кинется на конвойных.
        - Вон! - шипит страшным голосом. - За дверь! Ждать там!
        Мужики поворчали, что, дескать, опасно, но убрались. А меня шатает, как в шторм на море, и не вижу ни черта. Придушить его, подлюку, хочется; зубами бы глотку порвал. Но никак.
        Взял он меня за плечо, толкнул на диван. Хороший у него диван, рассчитанный на высокопоставленные зады. Я проморгался, гляжу - начальник сует мне ножницы с круглыми концами и большой лист белого пластика. А у самого руки трясутся, и ладони в поту.
        - Режь, - велит. - Вырезай!
        Что вырезать, зачем? Пожал я плечами и вырезал зайца. Стоит мой заяц столбиком, уши торчком. Отдаю рукоделие. Господин Око заклокотал, забулькал, схватил что-то со стола - и тресь мне по башке. Я на пол мешком повалился. А он уже чуть не плачет. Схватил ножницы, второй лист вытащил и сам что-то режет.
        А меня скручивает, выворачивает наизнанку, кровью рвет. Начальник узрел - сам едва дуба не дал. Завизжал тонко-тонко, сорвал с себя пиджак и ну меня хлестать им. Насилу его влетевшая охрана оттащила.
        Он еще побесновался, потом плюхнулся на диван и всерьез работой занялся. Мне полегчало, и я разглядел, что он вырезает. А как рассмотрел, холодным потом облился - в белом листе буквы зияли: ЛЕНВАР ТЕХАДА. Я и сообразить толком не успел, что он задумал, а уж двое мужиков прижали меня к полу мордой вниз, на спине затрещала одежда, затем на кожу ласково лег лист трафарета, и зашипел аэрозоль.
        Знаете, господа, кислота - это чертовски больно. Я зверем взвыл. В жизни так не орал - протяжно, пронзительно, со слезой.
        А им легче стало. Безумие отпустило, и вроде бы струхнули маленько. Господин Око в кресло бухнулся, водой отпивается. Охрана вокруг меня суетится: одежду новую принесли, анестезиолога вызвали. Сколько я за два месяца обезболивающего получил - на полгорода хватит.
        И тут я сломался. Голоса нет, сорвал напрочь - один сип да воронье карканье; и вот я всех подряд эдак безголосо спрашиваю:
        - За что? Ну, за что? - Зациклился на одном, больше ни слова выдавить не могу.
        Врач глаза прячет, охрана ругается, а начальник тюрьмы как взревет:
        - В камеру! Да пусть его убьют наконец!
        Повели обратно, на четвертый подземный уровень. То есть поволокли на себе, потому как сам-то я ноги едва переставлял. Вишу на конвойных и думаю: лучше бы и впрямь прикончили, сил моих больше нет.
        - Мужики, - прошу, - сведите в одиночку. Люди вы или как?
        Молчат. Опять в общую. Лязгает, закрывшись, дверь, и снова я один против пятерых. А тут не то что драться - плюнуть в рожу сил не хватает. Колени подогнулись, и по двери той самой я вниз-то и сполз. Сижу, ладонями в пол упираюсь и гадаю: отнимут меня зырки вовремя или же дадут забить насмерть? И ни злости во мне нет, ни стремления выжить, одна лишь обида. Что я им всем сделал? Чем виноват?
        Горше той обиды ничего на свете не было, и как сидел я на полу у двери, так и заплакал. Добил меня господин начальник; доломал.
        И не подняться. Сейчас, думаю, опрокинут и затопчут. А в камере тихо, словно нет ни души. А потом неожиданный голос - обычный такой, человеческий:
        - Ну, брось скулить-то.
        Подгребает ко мне детина - здоровенный мордоворот. Но нет того, чтобы ботинком в ухо съездить - поднял на ноги, доволок до койки, дал незлобивого тычка, от которого я на ту койку повалился, и набросил сверху одеяло. Забился я под одеяло с головой, как в нору, и в ту минуту за любого из пятерых сокамерников жизнь отдал бы, не задумываясь.
        Полежал-полежал и сообразил, какой замечательный выход обрисовался. Чем выше я задираю нос, тем скорей мне норовят его расквасить - зато, чем я жальче и униженней, тем трепетней меня берегут и холят. Стало быть, куда как просто: чуть только охочие до зрелищ зырки вталкивают Солнечного Зайчика в общую камеру, он бухается на колени и начинает жалостно плакать навзрыд. Чудеснейший выход, лучше не придумаешь.
        Выбрался я из-под одеяла, и с четверть часа мы прожили мирно. В сущности, я не задирался - просто держался как нормальный человек, не лебезил и на брюхе не ползал. А тот самый детина, который меня приголубил, первый же и завелся, попер с кулаками. Я принял бой, и все у нас пошло по-старому.
        Может, я дурак и чего-то не понимаю? Если бы не побег, рано или поздно меня бы прикончили. Но не мог я каждый раз грохаться на колени, обливаясь слезами, не мог! Жизнь моя того не стоит.
        Однако обретенная свобода заслуживала того, чтобы за нее бороться. Поэтому я отправился к Юльке.
        У ворот меня встретил знакомый секьюрити с машиной - тот, у которого нервы крепче и меньше желания тюкнуть меня по макушке, - и повез не в дом, а в глубь парка. Доставил к холму с декоративными руинами и высадил.
        Я уже говорил, что владения Вэров лежат в долине с названием «Райский уголок». Воистину рай - аж сердце защемило, когда я кругом себя поглядел. Цветы, словно праздничный фейерверк, бархатная зелень травы, немыслимой синевы небо, блеск речной воды вдалеке. Вспомнил я подземные этажи травенской тюряги… Нет: Лена Техаду там больше не увидят.
        Я двинулся вверх по склону холма, к руинам благородных очертаний. Под аркой ворот появился Герман, крикнул что-то приветственное. Поднявшись, внутри руин я обнаружил уютный ресторанчик без обслуги, но с бассейном. На воде лежали белые лилии, в углу обретались два телохранителя, а за столиком у окна Юлька плела венок.
        Герман подошел к ней и наклонился с озабоченным видом, а я задержался на пороге. Родилось нехорошее предчувствие - уж больно упрямо были сдвинуты темные Юлькины брови, сурово сжаты нежные губы, слишком упорно не поднимала она глаз от венка. «Сурпуг» не то увещевал, не то просил о чем-то, и наконец она раздраженно повела плечом и внятно, так что я издали расслышал, ответила:
        - Хорошо; я не вмешиваюсь. Лен, здравствуйте еще раз. Заходите. Ах, Господи! - она бросила незаконченный венок на стол, поднялась и прошла к бассейну с водяными лилиями. Уселась на краю и опустила пальцы в воду. В белом платье, Юлька сама походила на лилию.
        Видно, у них с Германом случилась размолвка, причем не иначе как из-за меня.
        «Сурпуг» пригласил за столик, предложил чего-нибудь выпить. Я отказался и начал без предисловий:
        - Еще не оставили свою идею насчет Изабеллы? Сегодня я согласен.
        У него блеснули глаза.
        - Почему вы изменили решение?
        - Меня высылают из страны. Изабелла ничем не хуже прочих мест.
        - Вы просите помощи? - уточнил Герман.
        - Я предлагаю свои услуги. За плату.
        Он запустил пятерню в собственную густую шевелюру, потеребил воротник с пришпиленной металлической бляшкой неясного назначения, затем с сожалением поцокал языком.
        - Видите ли, Техада… У нас изменились обстоятельства, и я не имею возможности воспользоваться вашим предложением. - Фраза получилась гладкой, словно он заранее ее заготовил и отрепетировал.
        Торгуется, чтобы сбить цену? Едва ли; я чувствовал, что Герман не лжет.
        - Почему? Это как-то связано с… - я запнулся, - с убийством?
        Он промолчал.
        - Вчера оно вас не интересовало, - продолжал я, теряя надежду. От кончиков пальцев по кистям потек холодок, и защипало под лопатками - напомнили о себе выведенные по трафарету буквы. - Разве выяснилось что-то новое по делу?
        - К сожалению, да, - Герман прямо посмотрел мне в лицо. - Техада, поверьте: вы мне нужны. Начиная дело на Изабелле, я рассчитывал на ваше участие. Но… - он удрученно развел руками, - вмешались некие высшие силы. Я не главный владелец предприятия, а мой отец проявляет… м-м… излишнюю щепетильность. Я не могу сейчас вас туда отправить.
        - Если дело только в «сейчас»… Готов отправиться в любое иное место по вашему выбору. Потом когда-нибудь сочтемся.
        - Вряд ли вы мне понадобитесь когда-нибудь потом.
        - Не зарекайтесь. Вдруг пригожусь? - Возникло странное чувство отстраненности: я обсуждал самого себя, как неодушевленный предмет.
        «Сурпуг» неожиданно засмеялся - негромким, бархатистым смехом. За такой смех женщины должны любить его без памяти; мне же захотелось от души ему вмазать.
        - Вот что, Техада. Давайте начистоту. - Герман сцепил пальцы в замок. - Я давно имел вас в виду и вложил немалую сумму, когда организовал побег. Однако я не занимаюсь благотворительностью. Вы мне нужны единственно на Изабелле, а послать вас туда без согласия отца - увы.
        И опять я ему поверил.
        - Однако же вы мне нужны, - повторил он, усиленно размышляя. - Что там за история с вашим отцом?
        - С биологическим или с тем, кого убили? - мрачно уточнил я.
        - С Ленваром. Откуда он взялся?
        - Как объясняет моя тетка, сошел со звезд. Лучше справьтесь у нее, сам я толком не знаю.
        - Та-ак, - неопределенно протянул «сурпуг», остановив невидящий взгляд на сидящей у бассейна Юльке. Мне подумалось, что он интересуется вовсе не промелькнувшей звездой, а тем, сколько лично мне известно о папаше. - Тогда скажите, - продолжал Герман, - почему вы убили Кэтрин Ош?
        - Нипочему. Я устал повторять, что не убивал.
        Он отмахнулся, как от докучливой мухи.
        - Оставьте этот вздор, Техада. Мы не в суде. Я хочу услышать правду.
        - Это и есть голая правда.
        - О, боги! - воскликнул он в сердцах. - За одно только упрямство я бы уже закатал вас в тюрьму! Тогда так: за что вы могли бы прикончить Кэтрин, если бы в самом деле ее убили?
        В его вопросах об отце и Кэтрин Ош крылась некая связь, но я не мог ее уловить. Это раздражало, и потому я слепил самый отчаянный бред, какой сумел измыслить:
        - Я был влюблен в ее мужа, а Кэтрин стояла между нами.
        «Сурпуг» оценил и затрясся от смеха. Потом оборвал веселье и глубокомысленно объявил:
        - А знаете, Техада, в этом что-то есть. Отличный мотив для убийства.
        - Вы находите? - брюзгливо осведомился я.
        - И зря отпирались. - Герман вдохновился, на сытых щеках зародился румянец. - Сумей вы доказать, что убили женщину в состоянии аффекта, получили бы года три, а не десять. Ей-богу, замечательный мотив. Все верно: ее вы раньше в глаза не видели и потому влюбиться не могли, а его по видео каждый день…
        - Заткнитесь. Не то дам в ухо - и на секьюрити не посмотрю.
        Он заткнулся. Погладил бляшку на воротнике, усмехнулся и огорошил:
        - Если скажете моему отцу, что убили Кэтрин по этой самой причине, я отправлю вас на Изабеллу.
        - Вы рехнулись.
        - И постараюсь со временем сделать вам надежный паспорт.
        - И отец ваш рехнутый, коли пускает на Изабеллу одних голубых.
        - Техада, вы меня утомили. Какая вам разница, что станет думать совершенно посторонний человек? Вся страна считает вас убийцей - по-моему, это серьезней.
        Рассуждал он довольно здраво, этот миллионерский сукин сын. Если бы я не упирался и позволил адвокатессе доказать, будто набросился на Кэтрин в приступе ревности, десятки бы не получил. Но коли я тогда не дал возводить на себя напраслину, какого лешего сейчас соглашаться?
        С другой стороны, я изведал, что такое быть Солнечным Зайчиком, и с меня довольно. Я поглядел в окно, за которым синело небо, зеленел склон холма, а дальше простиралась райская долина с лугами, рощами и тихой речкой. У причала стояли прогулочные катера - разноцветные, яркие, будто набор детских игрушек. Меня взяла тоска. Не хочу обратно в тюрьму.
        - Техада, опомнитесь, - сказал Герман проникновенно. - Куда бы вы ни попали, вас ждет одно и то же: мужчины будут звереть и кидаться, желая прикончить.
        Вздумав его уесть, я нахально осклабился.
        - А вы - почему у вас руки не чешутся? Неужто…
        - Вы мне нужны, - сухо оборвал Герман. - И давайте обойдемся без намеков.
        Я чуть не расхохотался ему в рожу. Ничего себе - ему без намеков, а меня хочет выставить педиком!
        - Существуют технические средства защиты от сенсов вроде вас, - он коснулся загадочной бляшки на воротнике. - Чтоб вы знали: устройство обошлось мне дороже, чем ваш побег.
        Я насторожился. Выходит, таких, как я, много? Но спросить не успел - Герман продолжил:
        - Или вы предпочитаете пятнадцать лет скрываться в лесах, до истечения срока давности? Возможно, вас станут искать… И найдут, уж поверьте. Техада, вы слишком молоды, чтобы из глупого упрямства обрекать себя на скорую смерть в травенском застенке.
        Я поглядел на сидящую у бассейна Юльку. Ее волосы струились по плечам и высокой груди, платье отливало розоватой белизной живых лилий.
        Герман проследил мой взгляд.
        - Есть еще одно обстоятельство. Наша с Юлькой свадьба, похоже, расстроится - так что вы можете рассчитывать на благосклонность нашей красавицы. Замуж она за вас не пойдет, а втихую побаловаться - отчего нет?
        Глупостей я за свою жизнь наделал порядком. И тогда тоже: от всего сердца влепил Герману оплеуху.
        Юлька ахнула и вскочила, а в следующее мгновение меня взяли за локти оба секьюрити. Нежно взяли, бережно, не в пример травенским зыркам. «Сурпуг» побледнел, на скулах шевельнулись желваки.
        - Техада, вы непомерно горды и заносчивы. Несообразно своему положению в мире. Ну, отвели душу? Теперь, надеюсь, вы согласны?
        Устал я от всего. И согласился. И только месяц спустя уразумел, зачем ему требовался мотив убийства, да еще такой идиотский.
        А тогда мы поехали беседовать с Теренсом Максвеллом, отцом Германа. Высокий, седой, импозантный, он встретил нас в довольно скромном офисе «Лучистого Талисмана». Всех украшений - пейзаж на стене: вид на Приют под пылающей розовым золотом снежной вершиной. А сам господин Максвелл - всего лишь исполнительный директор небольшой туристической фирмы, и по виду никак не скажешь, что за ним стоят те огромные деньги, которые мне виделись за Юлькиным «сурпугом».
        Защитной бляшки у него не оказалось. Герман торопливо представил нас друг другу и увел Максвелла-старшего в соседнюю комнату, пока тот не успел надуться от злобы.
        Из-за двери доносились раздраженные голоса; они спорили минут десять. Тем временем приветливая секретарша потчевала меня кофе с булочками, а я следил за тем, чтобы ненароком ее не коснуться.
        Наконец Максвеллы возвратились, а секретарша ушла. Я смотрел в пол и делал вид, будто меня нет. Не хватало, чтобы после всей нервотрепки сделка сорвалась.
        Директор фирмы кашлянул и отрывисто проговорил:
        - Господин Техада, вы в самом деле питали привязанность к мужу покойной Кэтрин Ош? И…э-э… отвечал ли он на ваши чувства?
        Мужу Кэтрин я охотно свернул бы шею. А заодно и Герману, который втравил меня в эту хренотень.
        - Да и да. - На душе стало гадко, как если бы зарыдал в общей камере, ползая на коленях и умоляя о пощаде.
        Максвелл-старший поверил. Он мне даже посочувствовал:
        - Что ж вы… Надо было признаться в суде, а не упорствовать. Вам бы дали меньший срок.
        Тут вмешался Герман:
        - Думаю, теперь самое время объяснить суть задания и дать инструкции. Мы поговорим в отдельном кабинете.
        - Конечно, конечно. Кстати, об инструкциях. Вам, господин Техада, придется их неукоснительно выполнять, иначе я не поручусь, что вы не возвратитесь в Травен… в тюрьму.
        Я обещал, что буду соблюдать все предписания. Однако не прошло и трех недель, как я нарушил слово.
        А пока я от Максвеллов двинулся назад к Кристи - спросить, что может означать вся эта ерунда. Минуя дежурную сестру, я тайком пробрался в палату.
        Шериф снова лежал под капельницей. От звука открывшейся двери он вздрогнул и открыл глаза, лицо осветилось - и тут же померкло от разочарования.
        - Опять ты…
        Он ждал Марион. Я не стал его огорчать и докладывать, с кем она и чем занимается.
        - Кристи, - я отнес стул в дальний угол и уселся, - если позволите, я вас немного развлеку. Тут такая каша заварилась - обхохочешься.
        И подал ему историю с Германом в веселом ключе, как анекдот; только Кристи, к сожалению, не смеялся. Он выслушал, помолчал и выругался - вполголоса, но смачно. После чего обратился ко мне:
        - Дурак ты - Герман сам настучал. Тебя могли бы выслать с Территории, но не так скоро.
        - Видать, я ему крепко нужен. - Вот сволочь миллионерская, слов нет! - Кристи, какие обстоятельства у них могли измениться?
        - Я что, господь Бог? Откуда мне знать?
        - А идиотский мотив убийства зачем?
        Шериф скривился и не ответил, прикрыв глаза.
        - Кристи, - окликнул я, наскучив ожиданием.
        - В твоем деле очевидный прокол следствия, - отозвался он, не подымая век. - Нет мотива преступления. И признания не добились. Может, ты и впрямь ни при чем?
        - Кристи!
        - Ленни! - передразнил он. - Ладно, иди, собирай манатки, если всерьез наладился на Изабеллу. Только имей в виду… - Шериф перевел дух. - Ты нужен Максвеллу, чтоб собирать стекляшки. И будешь их сгребать на его чертовой планете до самой смерти.
        Вот черт; а я и не подумал о таком исходе. Пожалуй, с Германа станется.
        Кристи пошевелился, застонал сквозь зубы.
        - Иди. Скоро сестра заявится, тебе шею намылит.
        Я поднялся со стула.
        - Посоветуйте что-нибудь.
        Он тяжело, трудно вздохнул. И неожиданно усмехнулся углами губ.
        - Коли буду жив, позабочусь, чтоб тебя не схоронили на Изабелле.
        - Спасибо. Кристи…
        - Помолчи, дай сказать. Ты не виноват… в смерти Кэтрин. Я уверен. И еще. Если бы Марион тогда согласилась… ты стал бы мне сыном. И с тобой бы не случилось худого.
        Я глядел на него во все глаза. Тетка уверяла: именно Кристи настоял, чтобы меня отдали в интернат. Шериф продолжал:
        - Я хотел жениться на ней и усыновить тебя. Не сложилось. Она слишком любила Ленвара. Мечтала, чтобы он вернулся.
        Меня озарило. Милая тетя отослала маленького Ленни в интернат, чтобы он вырос вдали от нее и возвратился чужим человеком, двойником Ленвара-старшего. Ай да тетушка, резвушка…
        - Кристи, последнее. Кто убил моих родителей?
        - Иди с Богом.
        - Пожалуйста, скажите.
        - Твою мать болтовней не вернешь.
        - Кристи, послушайте. Вы с Марион оба знаете, кто убийца. Я полагаю, тогда вы молчали ради нее, но сейчас… Я прошу: скажите. Ну что - мне на колени стать?
        - Убирайся.
        - Кристи, у вас же, наверное, есть мать. Живая. Скажите!
        У него кривились губы, лицо блестело от пота. Я чувствовал себя скотиной.
        - Кристи, имя!
        Он закрыл глаза, будто готовясь умереть, и тяжко уронил:
        - Ленвар. - Помолчал и словно нехотя добавил: - Старший.
        Да: я и раньше допускал, что именно промелькнувшая звезда орудовал в доме на озере. Но пока не знал наверняка, испытывал по отношению к нему только ленивую холодную злость. Я не признавал его за отца, он был чужим, лишним в моей жизни, я не радовался и не стыдился заложенных во мне его генов. Но теперь… Жаркая ярость застлала глаза. Он убил женщину, которая когда-то безумно его любила, - мать собственного ребенка; убил ее мужа, погубил ее мать, мою бабку - ведь она умерла через два дня после трагедии на озере. А я - его сын, его точная копия. Сын убийцы, бешеного маньяка.
        Шериф лежал как мертвый.
        - Кристи, - позвал я, когда в голове прояснилось. - Как вы считаете: за что он их?
        Молчание.
        - А почему не прикончил и меня заодно?
        Шериф разлепил веки с таким трудом, словно они срослись, и долго глядел в потолок, собираясь с силами для ответа.
        - Ты выклянчил имя - я сказал. А теперь катись к черту и дай мне спокойно сдохнуть.
        С тем я и ушел.
        Уже завечерело, когда я вернулся в тетушкино поместье. Ворота из металлического кружева с золочеными цветами отворились, я отпустил такси и зашагал по аллее.
        Низкое солнце, словно заботливая кошка-мать, рыжим языком вылизывало верхушки деревьев. Небо посветлело, как будто синева стекла на землю и мягким сумраком осела под кустами. Дворец Марион пылал стеклами, отражая закатные лучи.
        Добрался я до дворца, завалил прямиком в свою комнату. Тихо, пусто. Хрюнделя нет! Неужто мой бедолага проснулся от наркоза и двинулся на поиски хозяина? Наверное, он тут орал как резаный, и тетушка забрала его к себе.
        Не хотелось являться Марион на глаза, но деваться некуда. Я заглянул в одну гостиную, в другую и добрел до личных комнат владетельницы. Деликатно постучал.
        - Тетя, можно к вам?
        Спустя пару секунд дверь отворилась.
        Марион была одна. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и глядела исподлобья. Упавшая на лицо прядь придавала ей мрачное, бандитское выражение. Шторы были задернуты, и будуар освещали крошечные лампочки, точно прилепившийся к стене рой светляков.
        - Лен, - с такой тоской промолвила Марион, что я простил ей все. Может, семнадцать лет назад она так же верила в невиновность Ленвара-старшего, как сейчас - в мою?
        Ее глаза блестели в полумраке; из них выкатились две золотистые капли и поползли по щекам. От вида ее слез у меня душа перевернулась.
        - Ты назвал меня потаскухой. - По щекам покатились две новые капли.
        - Простите.
        - Никогда не говори таких слов женщине, которая тебя любит, - прошептала Марион горько. - Что бы ты ни считал.
        - Простите, - повторил я. Впору было провалиться.
        Марион откинулась на спинку дивана.
        - Садись, - положила ладонь рядом с собой. - Я прогнала Дэви. Ну, которого ты встретил в вестибюле. Он обиделся, увидав тебя в бывшем своем костюме. Вот и прогнала… Ленни, что ты собираешься делать?
        - Улетаю с Кристины. Есть куда. Тетя, а где котенок?
        Марион опустила голову, за упавшими волосами не стало видно лица.
        - Он умер. Ты оставил его, и он так плакал, что умер!
        - Господи, - только и смог я сказать.
        Тетка шмыгнула носом.
        - Просто сердце разрывалось - так он кричал и метался.
        «И вы велели его утопить, чтоб не мучился». Я смолчал, однако она уловила невысказанное.
        - Лен, ты принимаешь свою тетку за чудовище? Мне и без того стыдно за Ирму - что вынудила тебя ее добить. Веришь? - Марион заглянула мне в лицо.
        - Верю, - покривил я душой.
        Ее рука двинулась было ко мне, но остановилась, будто испугавшись.
        - Мы похоронили котенка в парке, рядом с Ирмой. Завтра посмотришь. Лен… никогда не бросай тех, кто тебя любит.
        Я молчал. Хрюнделя было жалко - страсть. И зачем его оставил, когда уехал от тетки? Удрал из дворца, а про котенка не вспомнил. Сам и виноват. Бедный ушастый кошак… Ну зачем она его уморила?!
        - Не переживай, - Марион положила-таки руку мне на локоть. - Бывают потери гораздо горше. Ленни. Ну, право же… Клянусь тебе, он бы не дожил; не дождался. Так кричал - точно человек. Сперва метался, потом судороги начались… Горничные ревели в три ручья. Пойми: он умирал, нельзя было его мучить дольше. Мы из милосердия…
        - Из милосердия вы его утопили, - глухо сказал я. И взорвался: - Почему не вызвали врача?! Дали бы снотворное - он бы спал!
        Пораженная, Марион уставилась на меня, приоткрыв рот.
        - Я н-не п-подумала, - вымолвила она, запинаясь. - Господи… какая же я дура! - Она схватилась за щеки, замотала головой. - Дура я, дура! Лен, прости. Не сообразила… Не сердись. Его все равно не вернешь. Ленни, родной мой, не расстраивайся. Ну, хочешь, нового котенка купим?
        Вот это по-теткиному: вместо промелькнувшей звезды - племянник, вместо Хрюнделя - другой котенок. Я перемолол зубами злость. Сам-то хорош - ветер в башке.
        Кое-как взяв себя в руки, я заговорил о другом:
        - Тетя, откуда стало известно, что моих родителей убил Ленвар-старший?
        - Как ты сказал?! - поразилась она. - Ты спятил. Какая нелепость!
        - Ссылаюсь на Кристи.
        - Ты ездил к Кристи?
        - И выбил из него признание.
        - Бог мой, что он наболтал?! - Тетушка была потрясена.
        - Он сказал: «Ленвар-старший», - проговорил я сурово. - Я полагаю, что из любви к вам Кристи уничтожил улики, чтобы преступника не нашли. А вы из любви к звездному проходимцу простили убийство собственной сестры.
        Не мог я на нее рычать как следует. Марион сжалась на диване, такая красивая, беззащитная; и кроме прочего, она меня любила.
        - Я еще раз спрашиваю: откуда известно, что убийство совершил Ленвар?
        Марион провела рукой по щекам. В темных глазах блестели золотые звездочки.
        - Ну да, - прошептала она. - Конечно, Ленвар. Господи, Кристи - как он мог?! Ты его заставил… Лен, ну зачем ворошить прошлое? Глупый мальчишка, что ты натворил?
        - Тетя, - я сжал ей запястья, - я жду от вас правду.
        Она заплакала - тихо, задушенно. Опять, как недавно у Кристи, я почувствовал себя гнусной скотиной.
        - После убийства мама прожила два дня, - справившись с собой, заговорила Марион. - Она бредила, в больнице. Сиделки ничего не поняли, а я… сообразила. Передала Кристи. Он сперва не поверил, это было так… невероятно. Лен, я не хочу, чтоб ты об этом думал. Ты сам говорил: Ленвар тебе не отец. Он… был безумен тогда. То, что он учинил, необъяснимо. Я не знаю, почему! И Кристи не знает. Не спрашивай. Это слишком давняя история, чтобы ее ворошить. Я тебя прошу. Не превращай свою… не превращай мою жизнь в кошмар. Ленни, мальчик мой, обещай мне!
        В теткиных словах крылась какая-то несуразность, но не удавалось взять в толк, что именно меня зацепило. К тому же Марион с таким пылом заклинала: «Не спрашивай, не думай, не вороши прошлое!» - что я уступил и не стал вкапываться, а спросил про другое:
        - Тетя, вы заставили Кристи скрыть имя убийцы. Неужто Ленвар стоил такой любви?
        - Ты знаешь о любви слишком мало. Не суди свою тетку, я хотела как лучше… И уже ничего не изменишь, - добавила Марион печально, смыкая у меня на шее кольцо нежных рук.
        В комнате ожил интерком, сообщил голосом слегка растерянной горничной:
        - Мадам, вас хотят видеть господа Кальвино и Метир.
        - Кто такие? - сердито вскинулась Марион. - Что им надо?
        - Они за господином Техадой; что-то правительственное. Охрана их пропустила.
        За мной? В тюрьму?! Я метнулся к двери.
        - Стой! - Марион поднесла к губам перстень с передатчиком и распорядилась: - Глайдер на Северную террасу. Быстро!
        Когда мы выскочили на террасу, глайдер уже ждал. Тот самый, который возил меня на день рождения Юльки; и пилот внутри сидел тот же.
        - Возвращайся! - выдохнула тетушка после мимолетного поцелуя. - Обязательно, Лен!
        - Вернусь.
        Я прыгнул в салон и захлопнул дверцу, глайдер взмыл. Я увидел, как сквозь вечерние тени на площадку перед дворцом выкатывается длинный мобиль, поймал взглядом одинокую печальную фигурку на террасе. Затем пилот заложил крутой вираж, и тетушкин дворец остался позади.
        Спустя несколько минут мы покинули воздушное пространство над Летным; нас никто не преследовал.
        А через три дня я ступил на благодатную землю Изабеллы. Верней, свалился на нее с воем и бранью. А еще точней, меня швырнул наземь пилот космической яхты.
        Глава 5
        От Кристины до Изабеллы мы шли через подпространство. Не мне вам объяснять, что за дьявольское свинство - это самое подпространство, к тому же пилоту велели прибыть на место в самый короткий срок. С тем, чтобы он был занят и не делал попыток меня растерзать. И мы двинулись через ужас, который зовется долгим тупиком. Даже система противоперегрузки не спасла; я до сих пор в толк не возьму, как не сдох. И конечно, где уж было делать вид, будто меня нет на борту!
        На орбите мы не задержались. Пилот - Леон его звали - стремительно пошел на посадку, плюхнул свою скорлупу на плато, которое на Изабелле зовется космодромом, и кинулся в салон. Я валялся безо всяких сил и шепотом крыл своего пилота на чем свет стоит. И вот сквозь гуд в ушах и вой тысячи бесов, засевших у меня под черепушкой, расслышал я звериный вопль Леона. Сгреб он меня могутными лапами и поволок вон из яхты. Пришибет, думаю, насмерть.
        И точно. Он выволок меня через пассажирский шлюз, протащил немного по трапу, а потом швырнул с высоты, метров с трех, - я аж сознания лишился. Но, видно, ненадолго: когда очухался, пилот с рыком отплясывал на моих костях бешеный танец. Ох, и крепкие у парня ноги! Хорошо, я лежал мордой вниз, не то сотворил бы он мне в брюхе суп из потрохов на кровяном бульоне.
        И помню, не так за жизнь мне боязно, как за руки. Размолотит их Леон - как же потом камни собирать?
        Он поупражнялся, затем вдруг выдохся, бухнулся наземь, рядом со мной, и молчит. Я тоже помалкиваю: не то что голос подать, вздохнуть больно. И вот лежу я на голой земле, на каменном крошеве - и хорошо на сердце. Спокойно так, благостно. Изабелла подо мной - точно живое существо, мудрое, доброе, мягкое. Баюкает, утешает, усыпляет боль, гладит незримыми лапами. И я покачиваюсь тихо-тихо, словно лежу на плоту, а течение несет в страну розовых облаков. И не облака это, оказывается, а кошки, и они безмолвно кружат надо мной, а длинная шерсть касается тела и исцеляет. И покой в душе несказанный, и предвкушение чего-то еще, неведомого, волшебного, упоительного.
        - Эй, ты живой? - хрипло спрашивает Леон.
        - Твоими молитвами, - отвечаю. И чувствую, что опять нарываюсь, да Бес Солнечного Зайца оживился: уши торчком поставил и лапами барабанит.
        А пилот вдруг как взвоет!
        - Да ты, - вопит, - паршивый мальчишка! Так тебя и растак, я ж тебя чуть не убил!
        Перевернул он меня на спину, вглядывается - а у самого морда белая, и пот на висках выступает.
        - Отвяжись, - прошу, а он тащит из кармана салфетку и трясущимися руками начинает мне лицо промокать, кровавую пену с губ вытирает. И твердит одно:
        - Да черт тебя дери, ну сукин же ты сын!
        Я покорился: лежу, не рыпаюсь. Леон в истерике - дошло наконец, что он тут учудил, и все четче ему вспоминается, как надо мной изгалялся. Каждый сустав, каждую косточку мне прощупывает: цела ли. С перепугу и меня костерит, и себя собачит, а у самого глаза безумные и губы прыгают. Потом слазил в яхту, притащил диагностер и со всех сторон меня техникой проверил.
        - Цел, - говорит. - Живой. Живехонек! - Только сейчас до конца уверовал. Перевел дух, отер пот с лица. - Ты уж прости. В мозгах помутилось, законтачило - себя не помнил. Отроду за мной такого не водилось.
        - Это, - объясняю, - Бес Солнечного Зайца вселился. Так часто бывает; я уж привык.
        Он увез меня с космодрома, и пару дней я отлеживался на Первом Приюте. Вид из окна - бесконечная сказка. Прозрачная, звенящая тишиной голубизна, в которой - смотря по времени суток - рдеют, золотятся, синеют или горят белым пламенем снежные шапки. Но больше всего меня поразил Леон. Не раз бывало, что мужики, опомнившись, хватались за голову, да ненадолго: вскоре сызнова заводились. А Леон - нет. Он так и ходил тише воды, ниже травы, смотрел покаянными глазами. Все боялся, что не доглядел у меня какой-нибудь перелом или откроется запоздалое кровотечение; совсем допек со своим диагностером. И не уставал дивиться на мою необыкновенную живучесть.
        - У кошки семь жизней, - говорил я ему, - а у Лена Техады тринадцать.
        Мне было его жаль. Впервые на моих глазах мужик так казнился после приступа бесовского безумия. Обмозговал я положение и решил: не в пилоте дело, а в волшебном месте, где мы находимся. Видимо, оно сводит на нет то психическое излучение или не знаю что еще, которое заставляет людей кидаться на безобидного Лена Техаду. Я воочию себе представлял: работал у меня в мозгах своего рода колебательный контур, посылавший сигнал за сигналом, и вдруг - бац! - сдох. Или затих на время. Вот бы счастье, если насовсем; до того я устал воевать со своими собратьями!
        По плану, Леон должен был высадить меня и возвратиться на Кристину, но поскольку я лежал пластом, он остался на Приюте сиделкой.
        В первый день пилоту было ни до чего, а на второй он собрался доложить, что задерживается на Изабелле. И не сумел выйти на связь - передатчик на Приюте не работал. Я не вник, в чем причина, однако Леон сильно бранился. Делать нечего; прыгнул он в вездеход и погнал на космодром, потому как в его яхте со средствами связи полный порядок.
        До космодрома ехать - всего ничего, каких-то километров двадцать. Но отчего-то Леона нет и нет. Час проходит, два, три. Наконец вваливается мой пилот в дом. Топочет сердито, дверьми хлопает, так что стены ходуном ходят, и в конце концов загребает ко мне: в руке запотелая бутылка соку, а сам мрачнее тучи. Плюхнулся в кресло и хлещет сок из горла.
        - Ты бы, - советую, - чего покрепче сыскал. Что ерундой балуешься?
        - Нету ни черта. Весь дом обшарил. Ни капли благородного напитка!
        Отшвырнул он бутылку, обернулся к окну, прищурился на пронзительную синь неба и блеск снежных вершин. Успокоился немного и объявил:
        - К яхте не прорваться.
        - То есть?
        - А вот не подойти, и все тут. Издали глядеть - все чин чином. Стоит себе на плато, как порядочная, бока на солнце греет. А как я подъехал, скок на землю - и аж сердце зашлось. Там… ну, не передать, что такое. - Леон замолчал, сердито насупясь, опять взялся за бутылку. Побулькал соком, со злобой завинтил крышку. - Не знаю, как объяснить. Страшно там. Такая жуть, хоть криком кричи. В машину забьешься - вроде ничего, а вылезешь - мама родная! Взмок весь. Ну, ты скажи: кому взбрело на ум поставить генератор какого-то сучьего излучения, чтоб на меня страх напускать? Кругом ни души, а яхта сама не умеет.
        Долго мы разбирались; мало-помалу, я составил впечатление о том, что пережил мой пилот. При светлом сиянии дня, под синью бездонного неба вокруг яхты словно сгустилось тугое, душное, черноватое облако. Нет, глазом не увидать, просто рождалось ощущение. Облако это дышало и было полно зла и смертельной угрозы. От каждого его вздоха стеснялось в груди и пережимало горло, и, к ужасу Леона, останавливалось сердце. Мотор сперва трепыхнется, как птица-подранок, затем два-три мощных удара - и тишина. В глазах темнеет, по телу холод и смертная слабость. Пилот дверцу вездехода захлопнет, отсидится - сердце дрогнет и вновь заработает. И так несколько раз он экспериментировал: заезжал с разных сторон, затем подождал в отдалении и вернулся… Нервов и здоровья потратил уйму. Так ни с чем и убрался.
        На другой день Леон снова подался на космодром. Я уже начал приходить в норму, поэтому ожидал его возвращения на крыльце. Со всей ответственностью, господа, заявляю: краше Изабеллы может быть только любимая женщина. Покой кругом Первого Приюта несказанный, бесконечная благодать. Сам домик белый, одноэтажный, рассчитан на двадцать человек, а перед ним площадка с кострищем посередине. Вокруг кострища - окоренные бревна, чтобы по вечерам сидеть большой компанией.
        Приют стоит у подножия горы. Справа дорога, где катается вездеход, а налево по лесистому склону поднимается тропа, по которой мне предстоит отшагать сотню километров. Склон ровный, чистый; среди травы лежат плоские, как оладьи, серые камни. А деревья, со слезами смолы на медовой коре, - каждое, что твоя скульптура. Толстые ветви переплетены, словно деревья устроили конкурс, кто изобразит самую замысловатую фигуру, и на этих ветвях - пучки длинной хвои, точно кисточки.
        А из-за первой горы встают другие, повыше, будто поднялась из-под земли армия богатырей в снежных шлемах, да и застыла плечом к плечу. Все кажется очень близким - рукой подать - и манит к себе до боли в груди.
        Пока я сидел, наслаждаясь, возвратился мой пилот. Сразу было видно: победитель.
        - Максвеллы передают привет! - закричал он, едва открыв дверцу вездехода. Затем подошел и примостился рядом со мной на крыльце. - Они перепугались до одури. Вообразили, будто я прикончил пассажира и теперь удираю. Желают иметь тебя на связи лично и как можно скорей.
        - Бобика им лысого. Как обстановка у яхты?
        - Лучше вчерашнего, но тяжело. Опять страху натерпелся.
        - Тем более черт с ними. Подождут.
        - Как скажешь. - Поскучнел мой пилот, в землю глядит. Подобрал прутик и что-то чертит на ступеньке. - Да ладно, - вздохнул. - Все одно с работы вылетать.
        - С чего бы?
        - С того самого, - буркнул он, а прутик в руке хрустнул и сломался. - Что тебя на тот свет мало-мало не отправил.
        - И прекрасно, - обрадовался я. - На эту миллионерскую сволоту работать - себя не уважать.
        - Я не на сволоту тружусь, а на агентство космических перевозок. Они-то меня и попрут с волчьим билетом, потому как уже было два нарушения. А тут еще ты со своим Солнечным Бесом - вообще ни в какие ворота не лезет. Из космофлота вылечу со свистом.
        Изложил он свои обстоятельства с усмешкой, а я чую - у парня душа кровью исходит.
        - Уговорил. Побежали.
        Поднялся я, да ноги подвели: чуть не хрястнулся башкой о ступеньки. Спасибо, Леон поймал; Максвеллы у него вмиг на второй план отошли.
        - Я, - рычит, - тебе побегу! Так сейчас разбежишься! На неделю под замок посажу.
        Долго мы препирались, но в конце концов я настоял на своем.
        - Если, - пригрозил, - мы сию минуту не двинем на космодром, ты не только с работы вылетишь, а еще заплатишь мне компенсацию. В свидетели возьму твой диагностер, у него в памяти все как есть записано.
        Леон обругал меня, пальцем у виска покрутил и смирился.
        Поехали. Дорога до космодрома гладкая, двадцать километров одолели, не заметив. Пилот остановил машину под самой яхтой, чтобы один-единственный прыжок до трапа - и наверх.
        - Ну что, Солнечный Заяц, полезли?
        - Погоди, Звездный Брат, дай послушать.
        Закрыл я глаза, обратился к своим экстрасенсорным способностям. Тихо: корпус вездехода экранирует посторонние излучения. Приоткрыл я дверцу, тонкую щелку сделал. И точно - вливается к нам что-то жуткое, черноватое, душное. Чую: смерть это. И коли сунусь из вездехода наружу, она как пить дать меня достанет. Захлопнул дверцу и размышляю, что дальше предпринять. Надумал.
        - Скажи, Звездный Брат: у тебя на борту наркотики есть?
        Он поглядел на меня мрачней некуда.
        - Не балуюсь и тебе не советую.
        - Да мне чуть-чуть.
        - Нет ничего! - рассвирепел пилот. - Лезем на борт или назад поворачивать?
        - Ну хоть спиртным-то богат? - не отстаю. - Неси сюда. Иначе твой бесценный пассажир так с трапа сверзится, что дух вон. И сам глотни, но чтоб язык не заплетался.
        Делать нечего - порскнул мой Леон из вездехода, взлетел по трапу и был таков. Я сижу, озираю плато. С одной стороны - скальная стена вверх, с трех других - обрыв вниз. Дорога под вездеход налажена, гараж для него, а больше никаких следов цивилизации. Разве только где-то маячок стоит, автоматическая система наведения. И над головой небо, да солнце наяривает, слепит блеском снежных шапок.
        Вернулся Леон - с малюсенькой фляжечкой. На сиденье плюхнулся, отдувается. Глаза блестят, румянец во всю щеку играет; сам уже принял на грудь. Протягивает мне пузырек:
        - Пей. Много не даю.
        - Жадоба, - уязвил я его и глотнул.
        Боги! Бес Солнечного Зайца! Без яхты чуть на орбиту не вышел. Пилот ржет - забавно ему.
        Зато и мне через пару минут стало море по колено. По трапу забрался - как на балкон к любимой женщине запрыгнул, никакого излучения не ощутил. И Леон следом, тоже довольный донельзя.
        В рубку ввалились развеселые. Леон вызвал по сверхсвязи Кристину, дождался, когда Герман Максвелл откликнется, и меня в бок толкает: говори, мол. А я не могу. Смех напал - спасу нет. Еле-еле с собой справился и сумел Германа поприветствовать.
        - Техада! Наконец-то. - У него явно камень с души свалился. - Как вы там?
        - За-амечательно. П-первый сорт. Через два дня преступлю… приступлю выполнять задание.
        Он почуял неладное.
        - Техада, в чем дело? Вы больны?
        - Пьян немножко, - сознался я. - Мы отмечали прибытие.
        - Что-о?! - взревел он. - Кто позволил?! - И пошел, и пошел. Где только эдаких слов-то набрался?
        Мы с Леоном переглянулись в недоумении, плечами пожали. Кто знал, что принять три капли на Изабелле окажется страшным злом? Насчет выпивки инструкций не было.
        Герман выговорился, остыл. Извинился за несдержанность и осведомился:
        - Техада, у вас были инциденты с пилотом?
        Леон молчит, лицо закаменело.
        - Бог миловал, - отвечаю.
        - Странно. А мне с его слов показалось…
        - Вам показалось. - И, чтобы увести мысли «сурпуга» в сторону, спрашиваю: - Герман, почему нам пить-то нельзя?
        Он смутился, помычал невнятное. Затем неохотно сообщил:
        - Пилоту можно. А вам, Техада, я бы не советовал - вам камни собирать.
        Мои способности от пьянки не зависят, да и не в них как будто дело. Ну, думаю, черт с тобой, своим умом дойду. А Герман продолжает, и тон взял командный:
        - Приказ пилоту - немедленно покинуть Изабеллу. А вы, Техада, завтра приступаете к своим обязанностям и с каждого Приюта докладываете. Все ясно?
        Меня зло взяло. Какого лешего он распоряжается? Бес Солнечного Зайца проснулся и запрядал ушами.
        - Ты, - говорю, - миллионерский сукин сын. Я доложусь, когда сочту нужным и когда это тебя коснется. Мое дело - собирать камни согласно уговору, а не на брюхе расстилаться перед всякими… - тут я сдержался. - Конец связи!
        Леон одобрительно хмыкнул.
        - Я еще с теткой хочу пообщаться, - сделал я заказ.
        - Воображаешь, будто Максвелл оплатит твой разговор?
        - Ты оплатишь, - заявил я уверенно. - Ведь я не нажаловался.
        Через пару минут в рубке зазвенел-засеребрился голосок моей тетушки:
        - Ленни! Чудо мое, ты откуда?
        - С Изабеллы. Как у вас дела? Облава на меня продолжается?
        Марион хихикнула.
        - Ты драпанул, не разобравшись, а тут оказалось совсем другое. Те господа, которые тебя напугали, - из организации «Новая ветвь-23»; это по части паранормальных способностей. Кристи расстарался: позвонил им, взбудоражил, и они думали взять тебя под защиту. Приехали, а птичка упорхнула! Жаль, ты с ними не познакомился - милейшие люди.
        - Вот как? Я прямо расстроен. Тетушка, передайте Кристи мою благодарность… Конец связи! - крикнул я, вскакивая из кресла: надо мной грозовой тучей навис Леон.
        Гляжу - у него морда белая, и кулаки сжимаются. Подался я прочь, да рубка маленькая, далеко не убежишь.
        - Эй, Звездный Брат, ты чего?
        Он надвигается, как тяжелый танк. Конец нашей дружбе: корпус яхты экранирует влияние Изабеллы, и пилот снова готов меня растерзать. Я принял боевую стойку, а сам увещеваю:
        - Леон, опомнись. Приказано улетать, а ты драться затеял!
        Пилот молчит, а я примериваюсь, как сподручней положить его в первом броске; на долгую схватку сил моих явно не хватит. Заметил: у него губа прокушена, и по подбородку красная струйка вьется. Ну!..
        Я вдохнул - а он шасть мимо да в дверь. Выскочил как ошпаренный - и вон из яхты. Я сломя голову за ним: в вездеход надо успеть, не пешком же сквозь ту незримую смерть пробираться. Но он, конечно, вперед меня в машине оказался, дверцу захлопнул и газанул. А я на трапе остался. Чуть было вниз головой не опрокинулся, да вцепился мертвой хваткой в поручень и на нем повис. И - темнота.
        Очнулся в салоне вездехода. Лазаретом пахнет. Рядом Леон - подбородок в засохшей крови.
        - Очухался? - спрашивает. - Давай, бесовское отродье, я тебя разом прикончу?
        - Зачем?
        Тут мой пилот взорвался - и как заорет:
        - Да ты, Заяц сучий Солнечный, понимаешь, что с людьми творишь, или нет?! Какого черта превращаешь их в дьяволов?! Сам говорил - все кидаются! С какой стати мы должны… не знаю… бешеными зверьми становиться? Из-за тебя как с цепи сорвавшись!
        - А что мне делать? Топиться?
        - Топиться, раз ничего другого не умеешь!
        Леон высосал из своей фляжки последние капли и в сердцах пустую отбросил.
        - Сволочь ты распоследняя. Дважды меня чуть не сделал убийцей. И то мало показалось. Я, можно сказать, подвиг совершил: с борта убрался и шею тебе не свернул - а ты на трапе акробатические номера выделываешь.
        - Свалился?
        - Если бы! Так прицепился - не оторвать. Дохлый, а висишь.
        - Правда, что ли? Впрямь дохлый?
        - Клиническая смерть в течение семи минут. В толк не возьму, почему не идиотом ожил… Хоть ты и так идиот форменный. - Посопел он, смягчился. - Ладно, сам ты - мальчишка, не соображаешь. Но родители-то куда смотрят?
        - А никуда. Нет у меня родителей.
        Вскинул Леон глаза - и что-то у него в лице мелькнуло, что-то он про меня понял, о чем я сам не догадывался. Но промолчал.
        Еще сутки он меня на Первом Приюте выхаживал, а назавтра собрался улетать. Пришел к вездеходу, а там я сижу.
        - Никак тоже стартовать намылился?
        - Ты, Звездный Брат, меня до космодрома прокатишь. Любопытно мне то место вокруг яхты, надо его прощупать.
        Поехали. Я так рассудил: коли на другой день после драки Леон к яхте прорваться не смог, а на третий сумел, то чем дальше, тем будет легче. Если же нет, я соваться не буду.
        Добрались до космодрома. Светило солнце, поблескивала боками изящная небольшая яхта, серовато-коричневое плато казалось мягким, как мышиная шкурка. Леон остановил вездеход в тени своего корабля и, не глядя на меня, заговорил:
        - Если хочешь знать, Солнечный Заяц, на Изабелле тебе самое место. Сам видишь, какая тут благодать. Никто на тебя кидаться не станет и морду бить не захочет.
        - И верно, чем не житье? - подхватил я с усмешкой. - Что нет ни души - не беда. Герман мне жену подыщет, пришлет, а с ней - полный штат женской прислуги. Дворец отстроим. Максвеллы будут богатеть на изабельках, а я стану первым президентом Изабеллы. Тебя возьму министром транспорта.
        Пилот шутку не принял, ответил всерьез:
        - Изабелла не стоит в планах Федерации, освоение может начаться при наших внуках. Если вообще начнется. Максвеллы купили право возить сюда туристов - и может статься, это будут единственные люди, которых ты здесь увидишь.
        - Скверно. Я одичаю и буду с ревом бегать по горам, норовя сожрать отбившуюся от группы туристочку.
        И опять Леон даже не улыбнулся.
        - Все-таки, здесь у тебя есть шанс выжить. Хотя… Черт знает, что с тобой станется на Изабелле, - вымолвил он, о чем-то размышляя. - Ты, Заяц, экстрасенс, а это может выйти боком… Ладно, - оборвал он свои рассуждения. - Ты тут чего-то хотел?
        - Пойдем, пошарим - вдруг что отыщется?
        Мы вылезли из машины, осмотрелись, прислушались. Тихо, тепло. Яхта стоит - мирная, уютная. Белые вершины в синеве - так бы и взял в ладони, умылся снегом. Будь я хоть трижды экстрасенс - что скверного здесь может приключиться?
        - Чуешь что-нибудь? - спросил пилот.
        - Опасность - нет.
        Мы еще постояли, затем двинулись к трапу. Шаг, другой. Вот что-то едва приметное задрожало в воздухе, какая-то темноватая дымка. Она не грозила смертью, а лишь рождала ощущение смутной тревоги. Леон, тот и вовсе ничего не почуял.
        Присел я на корточки, опустил руки на землю. Изабелла вздохнула под ладонями, будто доброе, но очень старое и утомленное животное. Однако по спине ползут мурашки, не дают сосредоточиться.
        - Встань-ка сзади, - попросил я пилота. - Прикрой тыл, а то неспокойно.
        Он без лишних вопросов шагнул и положил руку мне на плечо. Встал - точно мощный заслон поставил; совсем другое дело.
        Пополз я вперед, проверяя землю ладонями. Повсюду однородное, ничем не нарушенное слабенькое тепло. И вдруг - точно змея ужалила; или кислотой из баллончика. Я дернулся, прижал руку ко рту.
        - Ты что? - Леон стиснул плечо.
        Глянул я на ладонь - ничего не заметно.
        - Нож есть? - спрашиваю. - Доставай - рыть будем.
        Он вынул нож и принялся копать. Среди каменной крошки мелькнуло что-то голубенькое. Леон подковырнул находку и выкатил на поверхность.
        - Изабелька, - обрадовался я и сгоряча сунулся взять. И бросил, как раскаленный уголь - больно! - Ах, черт… Подлость какая.
        Леон осторожно подвел к ней руку, коснулся пальцем и затем преспокойно положил себе на ладонь.
        - Изабелька, говоришь?
        Я опять потянулся к кристаллу. Восьмигранная призма сантиметра полтора длиной. И снова она меня ужалила, точно гигантская оса, и руку пронзило болью до самого плеча.
        - Не суй лапы! - рявкнул пилот. - Заяц неугомонный. До шока допрыгаешься.
        Перевел я дух, ноющую руку потер, утешил.
        - Черт какой-то, а не изабелька. Не буду я такую дрянь собирать.
        Леон задумчиво поглядел на голубеющий кристалл, на землю. Я-то успел рассказать про те изабельки, которые видел у Юльки в доме. Расписывал и нахваливал их без устали, а тут вдруг эдакая пакость. Камень-палач.
        - Таких ты больше не найдешь, - промолвил пилот. - А этот, с твоего позволения, я возьму себе, - он сунул находку в карман.
        Тут и до меня дошло. Я же сам толковал Юльке, что изабельки - камни любви и наслаждения, нежности и счастья. А это - камень убийства, хранящий память о безумии, охватившем Леона. Кристалл, который помнит каждый удар его ботинок, помнит его ненависть и ярость.
        - Ты его совсем не чувствуешь? - полюбопытствовал я. - То есть, он для тебя - обычный камень?
        - Будь я склонен к сентиментальным преувеличениям, - отозвался мой Звездный Брат с кривой усмешкой, - сказал бы, что он жжет мне пальцы. У тебя тут есть еще дела? Нет? Тогда двинули обратно.
        Привез он меня на Первый Приют и снова укатил на космодром. Стало горько; я не хотел оставаться на Изабелле навсегда. Тут и небо потускнело, и блеск снежных вершин померк, и только земля, на которой я растянулся в поисках утешения, баюкала и согревала.
        Интересно было бы понять, как она воздействует на психику. Я спрашивал Леона, но пилот отговорился тем, что он не планетолог и не смыслит в этом ни черта. Однако авторитетно заявил, что прямых аналогов Изабелле в освоенных галактиках нет и только одна Оливия в чем-то ей подобна.
        - Почему же эту уникальную планету не изучают и не используют?
        - Никому не надо, - объяснил пилот. - С точки зрения полезных ископаемых, здесь нет ничего особенного. Курорт для душевнобольных могли бы построить, а больше Изабелла ни на что не годна.
        И вот я остался на этой ни на что не годной планете - остался один как перст.
        Нет, вру. Под ногами была Изабелла - надежная, добрая, почти живая. Планета-друг, планета-мать. Источник чудесных изабелек.
        Стряхнув уныние, недостойное Беса Солнечного Зайца, я обшарил площадку, наковырял горстку первых камней, закинул за спину рюкзак и двинулся по уходящей с Приюта тропе. Вверх по горному склону, сквозь скульптурный лес, на поиски новых кристаллов.
        Инструкции, которые дал Герман и которые я обещал свято соблюдать, были немногочисленны и просты. Первое - шагать по тропе, ни на день не отклоняясь от составленного «сурпугом» графика. Точнее, Герман разрешал где-нибудь задержаться, если захочется, но бежать, опережая время - ни-ни. Второе - искать изабельки на площадках вокруг оборудованных Приютов и на любых мало-мальски пригодных для привала местах вдоль тропы. Третье - выкапывать их из земли таким образом, чтобы не повредить общий вид и прелесть пейзажа.
        Неудивительно, что Герман мечтал залучить в свою фирму экстрасенса. Добывая изабельки обычным способом, пришлось бы снимать плодородный слой, уродовать землю, подрубать корни. Весь туристский маршрут оказался бы загублен. Тем более, что кристаллы попадались нечасто: случалось, за целый день я находил семь - восемь штук.
        Но зато какой это был праздник! Не подвергшиеся огранке кристаллы не столь эффектны, как сверкающие камни в Юлькиных украшениях, однако ощущение от них такое же сильное. Каждую найденную изабельку можно было часами держать в кулаке или прижимать к лицу, наслаждаясь пронизывающей тело сладкой дрожью, упиваясь этим блаженством.
        Скоро я понял и их опасность. Это натуральный наркотик - сладостная, но несомненная смерть. С блестящим камешком в руке, ничего не надо: ни женщин, ни кошек, ни впечатлений, ни мыслей - ни черта. Я не великий интеллектуал, однако замыкаться в сочащийся бессмысленным восторгом мирок голубых стекляшек казалось недостойным. Поэтому я выдирался из упоительных объятий, кидал в мешок очередную изабельку и продолжал поиск и добычу.
        Я так и не понял, откуда они берутся. Во всяком случае, рождались они не обычным путем, как другие минералы на любой из планет - в магматических породах, на большой глубине, под действием огромных температур и давления. Прежде всего, эти лежали почти на поверхности. Заметьте: не в русле пересохшего ручья, куда их принесло водой, и не россыпью у подножия выветренных скал. Даже не на берегу отступившего моря, вынесенные когда-то бившимся тут прибоем. Казалось: кто-то потерял изабельки несколько лет назад, и они скрылись под слоем песка или каменной крошки, под переплетенными корнями травы. Или же кристаллы рождались прямо здесь; но как и из чего? Я получил специальное образование, однако его оказалось недостаточно, чтобы объяснить эту загадку. Поэтому я удовлетворился расплывчатой формулировкой, что псевдопсихическое поле Изабеллы взаимодействует с психическим полем человека - ведь по тропе до меня проходили туристские группы - и в результате этого взаимодействия порождаются кристаллы.
        В эту теорию прекрасно вписывался камень-палач, который мы с Леоном нашли у яхты. Три дня на космодроме держалось зловещее облако, Изабелла помнила неистовство пилота; ее память постепенно слабела, а бесовское безумие аккумулировалось в народившемся кристалле. Зато те изабельки, которые я отыскивал на маршруте, хранили радость беспечных туристов. Впрочем, среди камней попадались задумчивые и даже печальные - кто-то прошел по тропе с болью в душе.
        Так я и шагал день за днем по тем изумительной красоты местам, и мешок с изабельками мало-помалу делался весомей. Находиться на Изабелле - бесконечное счастье, жаль только, мне не с кем было его разделить. Так хотелось оказаться среди людей, слышать человеческие голоса, видеть женские улыбки… Просто наваждение какое-то, иначе не могу объяснить. Нет того, чтобы радоваться жизни - я тосковал и изводился как не знаю кто. Даже готов был принести извинения Герману и умолить его, чтобы дал мне возможность хоть минуту поговорить с тетушкой Марион или Юлькой; да и вообще следовало доложить, как идут дела. Одна беда - передатчики на Приютах не работали. Стоило включить, они делали так: «крг-кх-кххх» - и замолкали. Тогда я развязывал мешок с изабельками, высыпал кристаллы на постель и валился лицом в голубую россыпь, глуша тоску их смертельным блаженством.
        Потом добрался до Восьмого Приюта. Минуло уже две недели моего пребывания на Изабелле, и я был вне себя. Тосковал по тетушке, по шерифу Кристи, по Леону, исстрадался по Юльке. О ней напоминала каждая изабелька, ведь это были ее камни, и в необработанных кристаллах мне виделся блеск ее роскошных украшений, чудился свет прозрачных честных глаз, слышался ее смех, ее зов. Милая, очаровательная Юлька…
        И вот этот Восьмой Приют. Я притащился туда под вечер, усталый, издерганный. Белый дом отливал розовым под лучами низкого солнца, радуги играли в стеклах, за которыми были опущены жалюзи. Над площадкой висел бодрый шум, журчание и перестук горной речки, которая пенной струей неслась с ледника. Как всегда, в центре площадки - кострище с уложенными вокруг бревнами. Я добрел до него, скинул рюкзак и присел на бревно. Грустно. Одиноко. Единственное утешение - Изабелла, всегда готовая приголубить и обласкать. Я сполз с бревна на траву, вытянулся, зарылся в траву лицом, повел рукой по ее прохладному шелку… В ладонь точно ударили стамеской. Острая боль метнулась вверх по руке, чуть не разломила локоть.
        Я вскочил, обшаривая взглядом землю. Чудесная травка, душистая, свежая; бесподобный вид кругом, ласковая земля под ногами. Откуда здесь камень-палач, камень убийства?
        Осторожно, как ядовитого гада, я выковырнул кристалл из земли, присмотрелся. Он голубел в траве, неотличимый от сотни других, уже лежащих в мешке с добычей. Неужто бес убийства так глубоко засел в душах, что орудует даже здесь, в благословенном краю?
        Однако на космодроме боль была иная: там на ладонь словно плеснули кислотой. А здесь - удар заостренного металла. Понимая, что делаю глупость, я провел над кристаллом рукой. Резануло ножом. Я вскрикнул и отскочил. Чертовски больно. И все-таки это и впрямь другое.
        Я обошел кругом площадку, дом, затем двинулся вверх по течению шумливой пенящейся речки. Прошел метров тридцать, продрался сквозь кусты и оказался на пятачке, заросшем розовыми цветами. Здесь возвышался продолговатый холмик, у которого стоял обтесанный столб с надписью. Могила. Совсем свежая; дней десять, не больше.
        Стоя над этой могилой, глядя на вырезанное ножом неизвестное имя, я подумал, что найденная у кострища изабелька - камень не убийства, а горя. И еще я обрадовался, что не один на Изабелле: далеко впереди по тропе идут люди. Туристы, одному из которых не повезло.
        Кто бы знал, как хотелось плюнуть на все, послать к черту Германа с его кристаллами и со всех ног броситься вдогон! Здесь, на Изабелле, думал я, Лена Техаду примут как своего, на него не станут смотреть как на убийцу, а если однажды ночью девичий голос испуганно спросит, откуда взялись белые буквы у него на спине, бывший номер 847 не станет рассказывать о травенских камерах на четвертом подземном уровне…
        Никуда я не побежал. Собрав волю в кулак, цыкнул на голосившего Беса Солнечного Зайца, который требовал немедля пуститься в погоню, и заночевал на Восьмом Приюте. И продолжал разыскивать изабельки, стиснув зубы и придерживаясь графика. Понятно, почему Герман не желал, чтобы я нагнал идущую впереди группу: во-первых, туристам ни к чему знать, что по их следам подбирают драгоценные кристаллы, а во-вторых, «сурпуг» наверняка опасался ссор. Откуда ему было знать, что Изабелла возьмет меня под защиту?
        И я продвигался по тропе, методично обыскивая землю. Изабелек попадалось кот наплакал, в большинстве своем тихие, спокойные, не в пример предыдущим, брызжущим наслаждением и счастьем. Видно, потеряв товарища, группа шла в подавленном настроении. Порой встречались веселые кристаллы, но эти, полагал я, остались от проложивших маршрут рабочих.
        А на подходе к Десятому Приюту руку ожгла такая боль, что я взвыл и с воплем покатился по земле. Сознаюсь, даже не стал искать изабельку. Зато у входа в ущелье, где расположился Приют, я обнаружил двойную могилу. Белел обтесанный столб с двумя именами; лежали засохшие цветы.
        Думаете, я не посмел собирать изабельки на Десятом? Ошибаетесь. Их было много, и в них рыдала боль тех, кто остался в живых. Я взял отдельный мешок, чтобы не смешивать эти кристаллы с предыдущими, и закатывал их в горловину лезвием ножа. А руки горели огнем, и онемевшие пальцы едва шевелились, и рукава куртки потемнели от пота, который я вытирал с лица.
        А потом - новая могила на Пятнадцатом. И еще ледяной обелиск с воткнутым альпенштоком, который я видел, взбираясь по тропе через снежник, когда подымался на перевал между Двадцатым и Двадцать Первым Приютами.
        После Пятнадцатого я на все махнул рукой и за день покрывал расстояние, положенное на два дневных перехода. Концы между Приютами небольшие, рассчитанные на увеселительную прогулку, но проходить больше не хватало сил. Изабелла, до сих пор ласковая и добрая, вдруг словно обиделась и отвернулась от незваного гостя. Она больше не голубила, не утешала - земля под ногами стала чужой и зловещей. Снежные вершины сурово молчали или презрительно щурились, или встречали ядовитой усмешкой, а провожали недобрыми взглядами. Здесь холодило затылок ощущение опасности, и бросало в жар от вывернувшейся из-за поворота живописной коряги, раскинувшей сучья, точно ядовитые жала. Тут слабели ноги на спусках, когда подавался и катился вниз ненадежный камень, и заходилось сердце на подъемах, когда я полз буквально на карачках. Я добредал до очередного Приюта, обессиленный страхом - и за себя, и за тех неизвестных людей, которым торопился помочь. Изабелла убивала их, нанося удар за ударом; и почему-то я верил, что сумею их защитить. Если успею, если еще хоть кого-то застану в живых.
        На Семнадцатом Приюте я бросил искать изабельки. Казалось кощунством подбирать капли чужого горя; да и не вынес бы я их прикосновений. Наплевать, сколько кристаллов я принесу, сочтут ли Максвеллы их количество весомым и достаточным. К черту Максвеллов, впереди гибнут люди - и я со всех ног бежал за ними по тропе.
        Порой, когда становилось совсем скверно, я скидывал рюкзак, развязывал мешок и вытаскивал горсть добытых в начале пути кристаллов. Прижимал их к лицу, умывался их теплом и освежающей благодатью, слушал безмолвный ласковый шепот, а затем брел дальше. И сквозь всю эту муку, сквозь нескончаемый ужас пробивался свет серых Юлькиных глаз, долетал ее мягкий голос: «Лен, простите». Я бежал на ее голос, на этот свет; я любил Юльку - и находил в ней спасение.
        А потом внезапно стало легче. В густеющих сумерках я освобожденно шагал по убитой тропе, и земля под ногами вновь стала надежной и крепкой. Слева темнел склон горы, справа синела прозрачная пустота, а над головой зажигались первые звезды. Ночной холодок добавлял ногам резвости, и я спешил, как на праздник, зная, что идти осталось немного.
        И наконец увидел вдали золотую звезду костра - живую, горячую.
        Я кинулся было бежать. Однако вскоре опомнился и вновь перешел на шаг, ступая как можно тише. Незачем врываться ураганом и пугать людей до смерти.
        До них оставалось метров тридцать. Над землей растекался аромат дымка, и далеко ложились бледные отсветы пламени. На бревнах сидели четверо - молчаливые, утомленные, хмурые. Я отчетливо видел профиль хрупкой девушки с длинными золотыми косами; лицом ко мне, за костром, прижались друг к другу черноволосая девушка и очень похожий на нее широкоплечий парень. И еще один человек сидел ко мне спиной - на фоне пламени я видел только его силуэт.
        Остановившись в круге бледного света, я тихонько свистнул. Они вздрогнули, вскинулись; тот, что сидел спиной, обернулся. Против огня я не мог рассмотреть лица.
        - Здравствуйте, - сказал я.
        Несколько мгновений они вглядывались; черноволосые похожим движением прикрыли глаза от света костра. Я сделал пару шагов вперед.
        Девушка с золотыми косами несмело улыбнулась.
        - Вечер добрый. Подходите, садитесь, - широкоплечий парень радушно повел рукой, приглашая к огню.
        И вдруг тот, чье лицо я не мог разглядеть, перекинул ноги через бревно и поднялся. Высокий, худощавый, с виду не шибко сильный.
        - Техада, - ошеломленно вымолвил он. - Ей-богу, это Ленвар Техада.
        Я узнал его голос. И проклял тот день, когда пустился догонять погибающую туристскую группу.
        Глава 6
        Я его ненавидел. Он стоял на свидетельском месте, положив руки на деревянный барьерчик, и в зале суда отчетливо звучали его слова:
        - …правду, только правду и ничего, кроме правды.
        Со своей скамьи, я видел его в профиль. Высокий, белокурый Элан Ибис держался прямо и внешне спокойно. Он был в черном, но на рукавах куртки золотом выткано название фирмы, товары которой он рекламировал: «Макрокосм». Вот такой у него траур - даже в суде без рекламы не обошлось. И я его ненавидел, поскольку знал, что он будет лгать.
        Шел второй день процесса. Вчера мадам Шульц, мой адвокат, заявила отвод судье - на том основании, что он злобно настроен против ее подзащитного. Судью заменили, хотя женщину, увы, не нашли. В Травене женщин-судей не оказалось, а пригласить из другого города - этого мадам Шульц не добилась. Однако новый судья смотрел на меня с меньшим раздражением.
        Прокурор начал задавать вопросы.
        - Господин Ибис, взгляните на обвиняемого. Вам знаком этот человек?
        - Да. - Элан не шелохнулся. - Мне говорили, как его зовут.
        - Вы встречались с ним раньше?
        - Да.
        - Сколько раз?
        - Один.
        - Ваша честь, - обратилась к судье мадам Шульц, - разрешите задать вопрос свидетелю.
        Судья машинально потер переносицу. Нос у него был крупный, вислый, как груша; но глаза ясные и взгляд здравомыслящего человека.
        - Разрешаю.
        - Господин Ибис, вы уверены, что встречались с Ленваром Техадой всего однажды?
        Он посмотрел в нашу сторону. С серым худым лицом, с потерявшими блеск глазами, он не был похож на рекламного Элана, которого хорошо знали и на Первой, и на Второй Территории.
        - Не уверен. Но не припомню, чтобы мне доводилось видеть его раньше… до того дня.
        - С какой целью вы приехали в Травен? - продолжил допрос прокурор.
        - Навестить родственников жены.
        - Вы бывали в Травене раньше?
        - Нет.
        - Вы бывали прежде на Второй Территории?
        - Нет.
        - Приходилось ли бывать в Травене вашей жене?
        - Да.
        - Когда именно?
        - В прошлом году. И раньше тоже.
        - Известно ли вам что-нибудь о контактах вашей жены с обвиняемым?
        - Ничего.
        Пока что Элан говорил правду. Однако я читал его показания; самое главное в них было враньем.
        - Имела ли ваша супруга возможность встречаться с Ленваром Техадой?
        Элан повел плечами; на рукаве блеснула надпись «Макрокосм».
        - Весь Травен мог с ним встречаться. Возможно, он был вхож в те же дома, которые посещала Кэтрин.
        - Лен, - шепнула моя адвокатесса, - еще не поздно. Одумайтесь, и мы докажем…
        - Нет, - отрезал я. - Врать не стану.
        Мадам Шульц вздохнула. Она не верила, что прежде я знать не знал Кэтрин Ош. Желала доказать, будто ее подзащитный бросился на женщину в припадке ревности. Но я не убивал Кэтрин! А Элан своими показаниями закапывал меня в землю.
        Он стоял, напряженно выпрямившись, вцепившись белыми пальцами в барьер. Неподвижный, точно вырезанный из черного дерева; золотистым пятном выделялась на фоне стены его белокурая голова. Я видел его профиль - и это было лицо очень несчастного человека.
        - Мы с Кэтрин приехали в Горный парк к четырем часам дня, - рассказывал Элан. - Прошлись по горкам, посмотрели водопады. Зашли в кафе, посидели там… ну, может, с полчаса.
        Он надолго замолк. Мне было видно, как у него подергивается горло.
        - Продолжайте, - подбодрил прокурор. - Сколько времени вы провели в парке?
        - Около полутора часов.
        - Вы не заметили чего-нибудь подозрительного? Может быть, за вами кто-то следил?
        - Нет. Меня узнавали, подходили, но… Ничего особенного.
        - Люди обращали внимание по большей части на вас? Или на вашу супругу?
        Элан сильно вздрогнул, серое лицо стало мертвым. Помню, я удивился, отчего он не сядет на стул, а продолжает стоять. Ведь того и гляди свалится. Хотя, если честно, мне было плевать, как он себя чувствует; с мрачной яростью я ждал, что он скажет.
        - На Кэтрин многие смотрели. Она очень красивая… Была.
        - Обвиняемый тоже уделил ей внимание?
        - Да.
        - Как это произошло?
        - Мы стояли на площадке Третьей Лестницы - мы с Кэтрин. Оттуда хороший вид на парк и реку. Ленвар Техада поднялся на площадку после нас и затем прошел дальше.
        - Как вам стало ясно, что он интересуется вашей женой?
        - Он пересек площадку, поднялся на пару ступенек и оглянулся.
        - Надолго задержал взгляд?
        - Нет. Просто оглянулся - и все.
        - Но вы это заметили. Что выделило его из общей массы гуляющих?
        - Н-не знаю, - ответил Элан с легкой заминкой. - Я не берусь этого объяснить.
        Тут прокурор стал вкапываться, а Элан стоял на своем. Скорее всего, он запомнил меня случайно. Но я вам скажу, почему оглянулся. Смотрел я вовсе не на Кэтрин, а на Элана. Что-то меня в нем задело, когда проходил мимо, удивило. Честно говоря, я его не узнал - увидел-то сперва с затылка - однако в нем было нечто странное. Он светился - так падало солнце, что от волос исходил золотистый свет. И вообще парень был какой-то чудной, хотелось к нему присмотреться. Я обернулся; Элан глядел прямо на меня и светился на солнце. А его жену я просто-напросто не заметил: рядом толпился народ, мельтешили поклонницы рекламного героя. Вот и все; однако Элан был неколебимо убежден, будто я пялил глаза на Кэтрин.
        - Что было дальше? - продолжал спрашивать прокурор. - Вы поднялись по лестнице на самый верх?
        - Да. - Элан шатнулся.
        Я думал, он упадет. Судья предложил ему сесть, но он не услышал.
        - Наверху вы снова встретились с обвиняемым?
        - Да.
        - Расскажите суду, как это произошло.
        - Ваша честь, свидетелю плохо, - подала голос мадам Шульц. - Я предлагаю объявить перерыв в заседании.
        Элан встрепенулся.
        - Не надо. Я расскажу… Ваша честь, позвольте, я расскажу, - просил он с такой настойчивостью, словно боялся, что в другой раз не хватит духу солгать.
        - Разрешаю, - уступил судья. - Сядьте же, господин Ибис.
        И опять-таки он остался стоять, только оперся о барьер.
        - Мы поднялись и повернули налево. Хотели посмотреть Бронзовую беседку; у Кэтрин это любимое место. Прошли по аллее, а потом Кэт предложила сократить путь. И свернула на тропу, которая уходила вниз по склону.
        - Ей никто не подсказал дорогу?
        - Нет. Она хорошо знает Горный парк.
        - Вы шли по тропе друг за другом?
        - Рядом. По сторонам высокие кусты, но хватает места для двоих.
        - Вы держали жену под руку?
        - Мы шли обнявшись.
        - Понятно. Продолжайте.
        - Потом я увидел, что навстречу подымается человек. Тот самый, который оглянулся на лестнице.
        - Вам не показалось странным его появление?
        - Нет.
        - Вы не почувствовали опасность?
        - Нет. Он посторонился, прижался к кустам. Но все равно нам было не разойтись, я отпустил Кэтрин и прошел вперед.
        - Вы миновали обвиняемого?
        - Да.
        - Он смотрел на вас?
        - Он смотрел на Кэтрин, и у него были большие глаза.
        - Что вы хотите сказать? Он смотрел расширенными глазами? Напряженно, испуганно?
        - Нет. Он глядел на нее снизу вверх. От этого у людей делаются большие глаза.
        - И вы не ощутили ни малейшей тревоги?
        - Ничего.
        - Что было дальше?
        - Я сделал несколько шагов вниз. Три, четыре… Потом услышал вскрик и хруст веток. Обернулся и увидел, как они упали в кусты. Бросился назад. Даже не мог понять, в чем дело. Кэтрин отбивалась, а он обнимал ее рукой за шею.
        - Что вы сделали?
        - Закричал. Попытался его оторвать. Они боролись внутри куста… Он левой рукой душил Кэт.
        - Что обвиняемый делал правой рукой?
        - Пытался стянуть ей шарф на шее. Или разорвать его.
        - Так стянуть или разорвать?
        - Не знаю. Он тянул, а ткань рвалась.
        - Что вы делали в это время?
        - Пытался добраться до него и убить, - отчетливо вымолвил Элан.
        - Каким образом? - по инерции спросил прокурор.
        - Ваша честь, - привстала с места мадам Шульц, - намерения свидетеля…
        - Да, хотел его убить! - Впервые выдержка ему изменила. - Потому что он убивал мою жену!
        Судья постучал молоточком.
        - Вы пытались ее освободить? - продолжал прокурор.
        - Да. Но он держал Кэтрин, как медвежий капкан. Это длилось… мне показалось, очень долго. Наверное, секунд семь, десять.
        - Как вы можете судить о времени?
        Элан подумал.
        - Никак. Не знаю, сколько.
        - Вам удалось освободить жену?
        Он помолчал, глядя прямо перед собой. Пальцы сжались в кулаки.
        - Кэт вдруг затихла - и я понял, что она мертва.
        - Где они находились в тот момент?
        - На тропе. Я уже вытащил их из куста. Она билась, пытаясь вырваться. Ударилась о камни… головой, шеей…
        - В каком положении был обвиняемый?
        - На… сверху. Навалившись ей на грудь.
        - Что он делал?
        - По-прежнему сжимал шею. А другой рукой шарил по груди. И пальцы у него были… сонные.
        - Поясните суду, что это значит.
        - Вялые, медленно двигались.
        - Что делали вы?
        - Пытался его убить, - выговорил Элан бесстрастно. - Я хотел, чтобы он отпустил Кэтрин.
        Если бы его спросили о подробностях, он бы поведал, что со всей силы бил меня по голове - я читал это в его показаниях.
        - Вернемся немного назад, - сказал прокурор. - Вы услышали за спиной вскрик. Чей?
        - Кэтрин.
        - Вы слышали голос обвиняемого?
        - Нет.
        - Ни стона, ни ругательства?
        - Только быстрое дыхание.
        - Вы понимали, чего он хочет?
        - Нет, - решительно заявил Элан. - Сперва я подумал, что он хочет ее изнасиловать, но это было не то.
        - Что вам дает основания так говорить?
        - Он не прижимался к Кэт бедрами, не пытался подмять под себя. Он душил ее, но не так, как душат, когда хотят убить. Не пальцами обеих рук, а одной левой, согнутой в локте.
        - Вы понимали, что ищет обвиняемый у нее на груди?
        - Мне казалось, он хочет порвать одежду и добраться до тела.
        - У вашей жены была на груди какая-нибудь отметина? Шрам, родимое пятно?
        - Нет.
        - Что было на ней надето?
        - Плащ, платье и шарф. Белье и туфли.
        - Какие-нибудь драгоценности?
        - Кэт не носила дорогих украшений.
        - Вам известно, что обвиняемый - эксперт по драгоценным камням?
        - Да.
        - Было ли на вашей жене надето что-нибудь, что могло возбудить его интерес?
        - Она не носила драгоценных камней.
        - Что из украшений было на ней в тот день? Укажите подробно.
        - Эмалевые сережки, ожерелье из поделочного камня, эмалевый перстень и обручальное кольцо. И часы со стразами в браслете.
        - Обвиняемый отпустил вашу жену сам или вам удалось его оторвать?
        - Он потерял сознание. Я бил его по голове - и вдруг заметил, что он лежит без движения.
        - Как долго он продержал вашу жену после того, как она уже была мертва?
        - Не знаю.
        Потом задавала вопросы моя адвокатесса. Ничего нового мы не услышали - Элан твердо держался своей версии.
        Затем выступали другие свидетели; тогда на шум их подбежало трое. Понятия не имею, кто заставил их лгать. Они слегка расходились в показаниях, но не опровергали слова Элана.
        И мне никто не верил, даже милая мадам Шульц. Искренне желая добра, она упрашивала меня оговорить себя, сознаться - тогда, дескать, я получу меньший срок. Наверняка так бы и вышло. И судью, и присяжных чертовски раздражало мое упорство: я не сознавался ни в чем и тем более не раскаивался в содеянном. А они готовы были меня удавить и вкатали десять лет - хулиганское нападение и непреднамеренное убийство.
        Хотите знать, как лично я все это объясняю?
        Ну, скажем, Элан сам убил Кэтрин. Допустим, встретились мы на тропе, и он, как я говорю, завелся. Кинулся бить морду без предупреждения - такое случалось с другими. И сразу оглушил, потому что я ровным счетом ничего не помню. Стоял, глядя на красивую женщину, - и вдруг пустота, а затем тюремная больница.
        Вот, значит, Элан меня зашиб. Кэтрин пришла в ужас, решила, что он меня прикончил, завизжала. Чтобы унять, он ее тряхнул, и она оступилась, упала, ударилась… Что-нибудь такое. А дальше - вопрос финансов, ведь надо было купить показания троих посторонних свидетелей и данные экспертизы. Немалые деньги.
        Однако не стану брать грех на душу, не совру. Не верилось мне, будто Элан из трусости будет валить убийство на другого. За этим стояло нечто более серьезное, достойное того вранья, которое он нагородил.
        Порой мне казалось - Элан безумен и сам верит в то, что говорит. Когда закончился допрос и судья отпустил его со свидетельского места, он кое-как выбрался из той клетушечки, облокотился, чтобы не упасть. К нему подскочила женщина в годах, хотела поддержать - мать, видимо. Элан отмахнулся от нее и повернулся ко мне. И посмотрел такими глазами, с такой невыносимой мукой… Будь моя воля, не знаю что сделал бы, жизни не пожалел, чтобы вернуть ему Кэтрин. А потом он спросил - и тоже с такой болью, что у меня душа перевернулась:
        - За что? Ну за что ты ее убил?
        Ей-богу, будь я виновен, в ту минуту сознался бы.
        Вот так Элан загнал меня за решетку. И надо же такому случиться - мы столкнулись нос к носу на Изабелле. Можете вообразить себе мою радость!
        Часть 2. Жиголо со снайперской винтовкой
        Глава 1
        А теперь, господа, я расскажу вам другую повесть - историю завезенной на Изабеллу туристской группы, которую вел по маршруту Элан Ибис. Я ее знаю в основном со слов Мишель Вийон, потому как своими глазами видел не Бог весть сколько. Вдобавок о многом ей рассказывал Майк Эри, Мишель повторила мне, а уже я - вам. Кое-где, конечно, я привру, однако общий смысл передам верно.
        И еще. Одно дело - травить вам байки о самом себе, и совсем другое - рассказывать историю тех, кто прошел по тропе смерти. О них я расскажу всерьез.
        А начну с Элана Ибиса.
        На озере было тихо, туманно. Катер застыл на сонной глади воды. Холмистые берега укутал туман, сверху их придавили хмурые облака, но даже сейчас озеро Светлое оправдывало свое название - на поверхности взблескивали холодные лужицы ясного света, будто отсвечивали листы гладкой стали. Озеро лежало среди холмов широкой подковой, в изгибе которой находился поселок Отрадный. В предвечерней тишине из поселка долетали отзвуки жизни, сливавшиеся в тонкий, едва уловимый звон - словно кто-то тронул струну, и она никак не могла отзвучать.
        Затем раздался далекий выстрел. Неугомонные городские охотники: сегодня утром прилетели два человека. Их повел старый Медь. Вернутся с богатой добычей - старик знает хорошие тропы. Только бы не вздумал повести их к берлоге Кота; Медь все грозился…
        Обширные угодья вокруг озера Светлого сурово встречают легкомысленных франтов, кичащихся дорогой экипировкой, и щедро вознаграждают основательных, серьезных спортсменов, которые желают честно померяться силой со смелым и опасным зверем. Со зверьем здесь шутки плохи. В прошлом месяце черный медведь задрал двоих городских, и только удача спасла жизнь третьему. А неделю назад ледяной шуар порвал приезжего, и он умер от потери крови, не добравшись до поселка. Впредь наука: не ходи в лес без проводника. Случись что - а ты с лесом один на один. В глубине души Элан понимал этих рисковых людей, да все равно жаль грузить бездыханных в санитарный глайдер.
        Он вырос на Светлом, и в свои двадцать восемь был одним из лучших проводников. Считалось, что Элан приносит городским удачу, и его услуги дорого ценились. С четырнадцати лет он ходил с приезжими в лес, умел делать скрадки и ставить привады, мог подражать крику любого зверя: брачному зову самки, мяуканью и писку голодных детенышей, грозному реву бурого волка - этим ревом, бывало, Элан отпугивал лезущих к биваку настырных шакальих корольков. Как никто другой, он умел скрадывать чуткую айтраву, грозу приозерных лесов, и в охоте на леопарда ему не было равных.
        Элана уважительно называли тигреро - охотником на диких кошек. Окончив в Заозерске колледж, он отмахнулся от прелестей городской жизни и остался на Светлом. Профессиональный охотник, лесной дух, предпочитавший женскому обществу ружье и Кота; местные поселковые девушки его не интересовали, а связываться с приезжими он считал ниже своего достоинства.
        А однажды кто-то из городских, большая шишка в рекламном мире, предложил Элану работу на видео. Мать была против, однако отец настоял, что надо попробовать.
        - Ты хорошо смотришься с охотничьим ружьем, - сказал он, - и будешь неплохо выглядеть с той дрянью, которую велят рекламировать. Потрешься среди людей, заработаешь денег; может, женишься наконец. А придется не по нутру - вернешься назад.
        И вот он возвратился. Проработав на видео без малого год, познав деньги, славу и обожание поклонниц; потеряв самое дорогое, что успел обрести, - Кэтрин.
        Теперь у него остался родительский дом, озеро Светлое, прежняя работа проводника, которая уже была не в радость. И еще оставался Кот.
        Озеро поблескивало холодными вспышками. Элан поднес руки ко рту и издал протяжный тоскливый крик. Этот крик полетел над водой, поднимаясь на щемящих высоких нотах, затих было - и вернулся с окутанного туманом холма. Кот отозвался. Элан запустил мотор, дал малый ход и повел катер к берегу, оставляя поселок далеко слева.
        Когда катер ткнулся в песок и тигреро спрыгнул в мелкую воду, раздался новый крик: на этот раз близкий, радостный. Дрогнула ветка в зарослях, и на полоску песчаного пляжа вышел Кот - будто пролился поток золотистого света.
        Он был огромен. Желтый, усеянный коричневыми розетками, пушистый, как настоящий домашний котофей. На груди белела манишка, уши на громадной голове казались смехотворно маленькими, а ударом лапы он мог переломить хребет оленю. Овеянный легендами, герой охотничьих рассказов и детских страшилок Кот. Матери в Отрадном - особенно из тех, кто приехал недавно, - боялись его до дрожи, пугали им детей и подначивали мужчин пристрелить чудовище.
        Однажды, лет десять назад, когда всем поселком справляли рождение у Словцов третьего сына, среди рассевшихся у костра охотников зашел разговор о Коте.
        - Городским его в жисть не взять - он их чует за километр, стороной обходит.
        - Так и наши-то - что? Уж пять лет шастает, а ты только следы и видел.
        - Да я молодой, он молодежь не любит. Кого из дедов, может, подпустил бы на выстрел, по старой памяти.
        - Эй, Медь, возьмешься добыть Кота? Вон Плутень тебе подсобит: Кот его за своего признает.
        Охотники усмехались, но молодой тигреро почуял, что над зверем нависла угроза. Еще две-три подобные беседы у костра - и мужики всерьез вознамерятся добыть чудо кошачьей природы. Он поднялся на ноги, бросил в костер охапку сучьев. К ночному небу взлетели искры, метнулось пламя.
        - Вот что, соседи. - Элан обвел взглядом обратившиеся к нему лица. - В свое время я с Котом ел из одной миски, спал на одной постели. И многие из вас котенком держали его на руках. Так вот мой нож, - он коснулся ладонью ножен, - а там, - указал в направлении отцовского дома, - мое ружье. И если у кого-нибудь появится шкура Кота, я пристрелю того удальца, как бешеную собаку.
        Кто-то захохотал, кто-то выбранился, однако в поселке знали, что с молодым Ибисом шутки плохи. Его угрозу запомнили. И все же нет-нет да и заходила меж стариками речь о том, что диковинный зверь, глядишь, дался бы в руки. Городские готовы платить сумасшедшие деньги, лишь бы увидеть хоть след его лапы. Если б только младший Ибис не крутился в поселке, а то неровен час…
        Когда Элану исполнилось пять лет, Кот был ростом с обычного мурлыку, и маленький хозяин таскал его на руках, как игрушку. Кот вымахал размером с полицейскую собаку, когда хозяину стукнуло десять.
        Веселый и добродушный, он все же хватил лапой Терезу, младшую сестренку Элана, когда озорница ткнула прутом в его чувствительный розовый нос. От когтей остались глубокие раны, и Терезу едва спасли.
        Вечером отец снял со стены одно из ружей - легкую двустволку, неважную, нелюбимую. Дослал патрон, взял виновника за шкирку - а тот уже доставал ему до пояса - и вывел со двора. Кот стоял смирно, понурив голову, подрагивая кончиком хвоста. Ян Ибис вскинул ружье. Зверь поднял желтую, в коричневых пятнах морду и издал тихое «муррр» - словно просил прощения. И откуда-то выметнулся тринадцатилетний Элан, пал возле Кота на колени, обхватил за шею.
        - Не стреляй!
        - Он чуть не задрал ребенка. Отойди.
        - Не уйду, - объявил Элан. - Хочешь - стреляй в меня.
        И было у него в лице что-то такое, отчего отец сдался, закинул ружье за спину.
        - Ладно, сын. Но ты сделаешь так, что его здесь не будет.
        Элан увел друга в лес.
        Кошки быстро дичают, но Кот дичать не желал. Он снова и снова возвращался в поселок, и раз за разом мальчишка уводил его обратно, а мать провожала их взглядом плачущих глаз. Она приехала на Светлое озеро с младенцем на руках и с крошечным котенком в корзине - и вот что выросло из них обоих.
        Осенью, когда начались занятия в колледже, Элан отказался ехать в город:
        - Кот вернется, и его убьют.
        Это продолжалось год. Кот возвращался все реже, все более осторожный. Он помнил старожилов, которые когда-то забавлялись с живой игрушкой, и не отказывался принять ласку смелых рук, а порой сам терся мордой и мурлыкал. Затем он перестал наведываться в Отрадный, и Элан сам дни напролет пропадал в лесу. Мать шепотом причитала, отец хмуро помалкивал, а в доме завели простую кошку.
        В конце концов зверь начал решительно избегать людей и превратился в заветную дичь. Однако угроза тигреро не забылась, и Кот жил под ее зыбкой охраной вот уже десять лет.
        - Котяра… Котище… Все растешь, братец?
        Кот терся щекой о плечо человека, жмурил желто-зеленые глаза. Элан почесывал его за ухом, обнимал пушистую шею. Желтый зверь, точно пятно солнечного света в пасмурный день. Сидя на земле, он мог положить морду хозяину на плечо.
        - Зверюга… В кого ты такой уродился, огромный? А? Вот скажи мне, скажи.
        Кот блаженствовал, громко урча. Гость с какой-то чужой планеты. Откуда он взялся, Бог весть. Мать рассказывала - подарили, а был он тогда, как все котята.
        Внезапно Кот насторожился, вскинул голову, поставил уши. Беспокойно переступил лапами - и скользнул в заросли, растворился в них.
        Элан столько рассказывал Кэтрин о своем названом брате, мечтал, чтобы они встретились, возил жену на Светлое озеро - но Кот не соизволил к ней выйти. А Кэтрин уже нет… Не сберег; свою первую, единственную женщину - не уберег от смерти. Без нее будто померкло солнце, и мир окутался горькой сизой дымкой. Сейчас, спустя два месяца после ее гибели, пронзительная боль начала притупляться, но медленно - Боже, как медленно…
        Тигреро оттолкнул катер от берега, прошлепал по мелкой воде и шагнул через борт. Суденышко покачнулось и начало разворачиваться.
        И вдруг - человеческий крик, выстрел, жалобный вопль. Второй выстрел. Сердце оборвалось. Он выскочил из катера, вломился в прибрежные заросли. Летел как на крыльях, прикрывая лицо от хлещущих веток, и знал, что бежать уже поздно.
        Кот лежал на прогалине - потускневший, словно заблудившееся солнце умерло от тоски по небу. Рядом были охотники: один стоял с ружьем в руках, другой сидел на земле, потирая светловолосую голову. Его ружье валялось в стороне. Городские; те, что прибыли сегодня утром. Старый Медь, с двуствольным экспрессом в руках, растерянно топтался поодаль. Это его выстрел грохнул вторым.
        - Ты что натворил?! - вскрикнул Элан.
        Охотник, который стоял с ружьем, обернулся. Тигреро подошел, неловко подволакивая ноги, не отрывая взгляд от вытянувшегося на траве названого брата.
        - Да выпрыгнул, понимаешь, махина такая! - не поднимаясь с земли, объяснил белокурый. - С ног сшиб, будто снаряд какой. - Он ощупал затылок. - Башка чуть не треснула.
        Не слушая, Элан опустился на колени, приподнял тяжелую морду зверя.
        - Кот… Котище мой…
        Две раны: одна кровавая, в шею, другая аккуратная, под правое ухо. Хорошие выстрелы.
        - Твой, что ли? - с досадой спросил охотник с ружьем. - Домашний скот? Тогда почему бегает без ошейника?
        - Кот… - Элан провел ладонью по мягкой подушке щеки, по упругим усам. - Что же ты, а?
        - Да он выпрыгнул, чуть не затоптал! Я думал, заест, - снова пояснил контуженный. - Марк и выстрелил, а проводник вон добил, - он указал на обескураженного Медя. - А что было делать?
        Элан не слышал. Он обращался к Коту:
        - Зачем ты, бешеный? Всегда хоронился от людей… Ну что ты наделал, Котяра?
        Мертвый Кот не мог объяснить, что ему вздумалось, почему он, столько лет скрывавшийся от охотников, вдруг выбежал на человека.
        - Ну ладно, парень, ладно. - Марк повесил ружье на плечо. - Всякое бывает; давай разойдемся по-хорошему. Сколько ты за него хочешь? Я отдам, сколько скажешь. Лады?
        - Отвяжитесь, - вмешался Медь. - Тут не до денег. - Старый проводник опомнился. Получается, это он взял заветную дичь. Но Медь не виноват, на карту была поставлена жизнь клиента. - Эл, помочь чем-нибудь?
        Не отвечая, Элан обхватил Кота подмышки, поднатужился, взвалил себе на спину и с трудом выпрямился.
        - Ты спятил! Надорвешься; брось.
        Передние лапы Кота свисали Элану до колен, задняя часть туловища волочилась по земле. Худощавый, с виду не слишком крепкий тигреро километр за километром брел, пошатываясь под огромным весом, и на сучьях оставались клочья желтой шерсти, точно куски раздерганного солнца. Городские охотники и Медь шли следом.
        Так он дотащился до дома. Миновал раскрытые ворота, пересек ухоженный двор и свалился у крыльца. Казалось, человек лежит мертвый, а его прикрыл своим телом желтый зверь.
        Завизжала выглянувшая в окно сестра, заголосила прибежавшая мать. Охотники вытащили Элана из-под тяжелой туши. Он открыл глаза и заплетающимся языком вымолвил:
        - Я обещал, что убью их. Но они не знали. Пусть уезжают. Скажите им - пусть уезжают!
        Кота похоронили. А затем в Отрадном прошел слух, что вскоре придется хоронить молодого Ибиса. С гибелью названого брата смерть подобралась и к тигреро - он таял на глазах, и всем было ясно, что долго не протянет.
        Мать умирала с ним вместе. Элан был ее первенцем, ее любимцем. Жизнь у него и так не заладилась, а теперь грозила вовсе оборваться. Отец привозил из города одного врача за другим, но тигреро каждый раз сбегал из дома и не возвращался, пока очередной психотерапевт не уберется восвояси.
        - Мне стало незачем жить, - однажды признался Элан младшей сестренке. - И я не хочу.
        Его слова неожиданно вселили в мать надежду. Она вдруг ожила, ободрилась, снялась с места и куда-то уехала вместе с отцом. Они отсутствовали два дня.
        Возвратившись, Ян Ибис вместе с женой поднялся в комнату к старшему сыну. Потухший, исхудавший Элан встал было им навстречу, но пошатнулся и неловко опустился снова в кресло. Мать склонилась над ним, обняла за плечи.
        - Какие новости? Вы так торжественно пришли, - через силу улыбнулся тигреро.
        - Никудышные новости, - объявила мать, пытаясь скрыть непонятную радость. - Твой дядя Конрад сломал ногу.
        - Замечательно. Он мог сломать шею - а отделался лишь ногой.
        - Беда не в этом, - вмешался Ян Ибис. - Теперь он потеряет работу.
        - Вот и славно. Оставшись одна, работа пошалит и порезвится вдоволь.
        Мать с отцом переглянулись. Элан пытался шутить ради них.
        - Эл, - мать любовно взъерошила сыну светлые волосы. - Твой дядя Конрад - несчастнейший из людей. Он может лишиться работы, которая ему милей жены.
        - Отлично. Жена перестанет ревновать, и жизнь у них пойдет на лад.
        Отец одобрительно усмехнулся: умирающий сын держался неплохо.
        - Эл, послушай: я объясню. Конрад подрядился в «Лучистый Талисман», ходить проводником с туристами. На планете под названием Изабелла. Слыхал про нее?
        - Никогда.
        - Конрад расскажет. Говорит, место райское - сам бы платил, лишь бы туда пускали. Но сейчас он без ноги, а очередная группа вот-вот отправится. Улавливаешь?
        - Ты что - надумал запихнуть меня в рай вместо дяди?
        - Вздумай я запихнуть тебя на курорт, нашел бы место и поближе. - Отец повысил голос: - Брат твоей матери попал в беду. Мы не допустим, чтобы он потерял место, которым дорожит больше жизни.
        - Ты ума лишился. Как мне вести группу?
        - Так и поведешь. Мужик ты или нет? Раскис - смотреть тошно! - гневно зарокотал отец.
        - Ян, - кротко упрекнула мать.
        - Что «Ян»? Носишься с ним, как… Завтра же поедет в Летный и оформится. И будет отвечать за десять человек.
        - Я не могу, - возразил Элан.
        - Нет такого слова - «не могу»! Ты можешь все! - Отец загрохотал, точно обвал в горах. - Мы Конраду вот так обязаны! И не имеем права оставить его в беде. А братья твои - народ несерьезный, пацанье проводниками не пошлешь.
        - Но я…
        - Сможешь! - громыхнул отец. - И станешь смотреть за ними, как айтрава за котятами! Там тебе не прогулка со двора на озеро; с Изабеллой шутки плохи. Ты столько лет ходил с городскими - и ни один не повредился, ни одного зверь не задрал. Вот и здесь поведешь. Десять человек под твою ответственность.
        Элан ошеломленно посмотрел на мать. Ее молодое, красивое лицо лучилось нежностью.
        - Ты справишься. Мой Элан. Мой Эланте. - Этим странным именем она называла его лишь изредка, в минуты особых приливов материнской любви.
        - Я считал: вы оба в здравом уме. - Тигреро был совершенно сбит с толку. - Я ошибался? Отправить в гиблое место людей под моим началом - надо же такое удумать.
        - Соберешься с силами и сбережешь, - отрезал старший Ибис. - Дело решенное - завтра тебя ждут в Летном. И смотри, сын: если хоть с одним обормотом что приключится… Ты знаешь, где у меня ружья висят. Сниму любое и влеплю в лоб заряд картечи.
        - Ян! - возмутилась мать.
        - Он уже не ребенок. Пусть серьезно отнесется к делу.
        Молодой тигреро беспомощно пожал плечами и не стал спорить. На удивление, знакомая ответственность придала сил, и назавтра он уехал в Летный другим человеком.
        Дядя Конрад встретил его здоровехонек, на обеих ногах. Кузен Джей, на несколько лет старше Элана, был мрачен. Как выяснилось, это он водил группы на Изабелле, и затея с подменой ему совершенно не нравилась. Он поглядел на двоюродного брата и окончательно скис.
        - Я не стану за него просить, - объявил Джей, когда они втроем устроились в гостиной, а юная жена кузена принесла поднос с коктейлями и тихонько пристроилась в уголке.
        - Брось, не дури, - добродушно отмахнулся дядя Конрад. - Эл справится не хуже тебя.
        - Мне осточертело повторять. Не в этом дело.
        - Тогда в чем? - осведомился Элан. Он с первой минуты пожалел, что явился в Летный. Мать с отцом хотели как лучше, это ясно, но зачем было городить столько лжи?
        Кузен Джей поболтал соломинкой в коктейле.
        - Нечего дурью маяться. Какая тебе Изабелла? Иди своей рекламой балуйся, у тебя неплохо получалось.
        - Спасибо за совет.
        - Джей, Эл наш гость, - напомнил дядя Конрад, не позволяя разгореться ссоре. - Джей очень дорожит работой, - пояснил он племяннику. - Боится, как бы ты не напортачил, а тогда ему Изабеллы вовек не видать.
        - Я не напрашиваюсь. - Было обидно. К тому же, чем яснее он сознавал, что в нем не нуждаются, тем скорее уходили вернувшиеся было силы.
        Дядя Конрад сделал круг по комнате, остановился перед сыном.
        - Я обещал Людмиле. Моя сестра - твоя родная тетка - вот тут валялась на коленях и обливалась слезами!
        - Нечего было обещать, - огрызнулся Джей. - Все добренькие за чужой счет. А как расплачиваться, почему-то шмыг в кусты.
        - Насчет расплачиваться не надо. Ян сказал…
        - А пошел он!.. - взъелся кузен.
        - Ян обязался три года платить Джею жалованье проводника, если его работа сорвется, - докончил дядя Конрад, обращаясь к Элану.
        - Напрасно. Раз нет - значит, нет. Извините за беспокойство. - Тигреро поднялся. - Я поеду.
        Однако же, как верно угадали мать с отцом: легший на плечи груз чужих жизней едва не стал спасением. Но вот не вышло… Он ясно ощутил, что вернется в Отрадный умирать.
        - Куда сорвался? Погоди. - Дядя Конрад расстроился. - Эл, право же…
        - Всего доброго. - Он направился к двери. Не упасть бы - совсем ноги не держат.
        - Джей, - из своего угла тихо молвила юная жена кузена, - ведь жалко.
        - Тебе жалко - ты и жалей, - голос Джея поднялся на сварливой ноте. - Осточертели вы мне!
        Элан вышел из гостиной. Нет - и не надо, но хоть бы объяснили по-человечески. Из-за двери донеслось свирепое громыханье бранившегося Конрада.
        Дом дяди был небольшой, но с выкрутасами. Чтобы добраться от гостиной до крыльца, следовало по крутой лестнице взобраться на второй этаж, пройти несколько шагов по коридору с витражами, а затем вновь спуститься. Элан кое-как вскарабкался, но наверху обессиленно привалился к стене. Кот, Котяра… Что за болезнь поразила меня с твоей смертью? Тигреро тяжело дышал, борясь с желанием сесть на пол и передохнуть.
        Внизу хлопнула дверь.
        - Нечего устраивать представления. - Разозленный кузен взбежал по лестнице; как на крыльях взлетел. - Хочешь жить - где угодно можешь… А, черт! - он оступился и с грохотом пересчитал ступени. - Ох, ч-черт! - взвыл он, вскочив: подвернулась нога, и Джей осел на нижнюю ступеньку.
        - Это тебя Бог наказал, - из гостиной появился дядя Конрад.
        Кузен сидел и ругался, держась за лодыжку; над ним испуганно пищала жена. Конрад поглядел на сына, на племянника - и сокрушенно развел руками.
        - Сдается, Эл, теперь нам придется идти к тебе на поклон. Не согласишься ли провести группу по маршруту?
        - Совсем спятил, старый?! - взвился Джей. - Да ты разуй глаза, ты посмотри хоть на него! - Кузен оттолкнул суетившуюся жену и заковылял вверх по лестнице. - Я не позволю. Глянь же толком! Как ему доверить людей?
        Сейчас опять упадет, подумал тигреро.
        - Осторожней! - вскрикнул он, а здоровая нога Джея скользнула по краю ступеньки и сорвалась.
        Взвизгнула юная жена, свирепо выругался дядя Конрад. На сей раз Джею досталось крепче: падая, он приложился головой и остался лежать без памяти. Мигом набравшись сил, Элан бросился к кузену. Зачем этот дурак полез наверх?! Удивительно, как совпала неумная родительская выдумка и реальность…
        Через пару часов все успокоилось. Врачи поручились за жизнь Джея, а дядя Конрад повез племянника в офис «Лучистого Талисмана». Несмотря на происшествие с сыном, он казался довольным.
        - Ян обещал, что оплатит, - объяснил он Элану. - Вот и пусть раскошеливается. Кстати, раз ты двинешь на Изабеллу поправлять здоровье, заработок тоже не мешало бы отдать Джею.
        - Отдам, - пообещал тигреро, и дядя еще больше воспрянул духом.
        Теренс Максвелл, исполнительный директор турфирмы, не сумел скрыть радостного изумления. Еще бы: сам Элан Ибис, любимец страны, рекламный видеогерой, предлагает свои услуги вместо обычного проводника.
        - Не повезло вашему кузену, что и говорить. Но какая удача для нас! Группа будет в восторге.
        Не сдержав чувств, Максвелл вскочил с места и пробежался из угла в угол. Одну из стен кабинета занимал великолепный снимок: вид на Приют под пылающей розовым золотом снежной вершиной. Элан посмотрел на эффектный пейзаж, и его потянуло туда.
        - Однако же, господин Ибис, - седовласый директор взял себя в руки, - кажется, вы чем-то озабочены? Вид у вас… м-м… нездоровый.
        Конрад не пошел с племянником в офис, но предостерег, что о хворях заикаться нельзя.
        - Черт разберет, почему, - сказал дядя. - Стоит им прослышать, что у человека проблемы, его с дороги завернут обратно. На Изабелле, понимаешь ли, все должны быть веселы и в добром здравии. И не дай Бог, они вспомнят про Кэтрин.
        Поэтому Элан не стал распространяться о себе, а поинтересовался, правда ли, что на маршруте опасно.
        - Кто вам такое сказал? - опешил Максвелл.
        - Мой отец. Он предупредил, что место коварное и требует постоянного догляда за людьми.
        - Ваш отец, господин Ибис, не владеет информацией, - сухо отозвался директор. - Безопаснее места не найдется во всей галактике. Если бы ваш кузен кувырнулся с лестницы там, он бы отделался легким испугом.
        Элан уже готов был поверить - но у Максвелла вдруг потемнело лицо, и глаза холодно блеснули из-под насупившихся бровей. Он сумрачно посмотрел на тигреро, прошелся по кабинету, заложив руки за спину.
        - О какой такой опасности говорил ваш отец? - Он остановился спиной к пейзажу на стене, заслонив Приют, и у него над головой засияла снежная шапка.
        - Не знаю. Просто - что надо смотреть за людьми и беречь как зеницу ока.
        Максвелл недовольно хмыкнул.
        - Какая чепуха. Однако же… - Он с сомнением пожевал губу. - Да: ваше присутствие добавило бы прелести чудесному путешествию. Господин Ибис, я возьму вас проводником при одном условии: выбросьте из головы ерунду, которой вас напичкали, и улыбайтесь своей знаменитой сияющей улыбкой.
        Элан остался в убеждении, что с Изабеллой и впрямь не все ладно; и в этом он не ошибся.
        Я тоже не ошибусь, сказав, что в ту минуту Максвелл-старший принял решение не пускать по следу группы Лена Техаду - рекламный Элан Ибис и удовольствие туристов были ему дороже. Но Герман видел ситуацию иначе: ему позарез были нужны кристаллы изабеллита, и жаль губить проложенный маршрут. Поэтому он рискнул свести на одной тропе Ибиса и Техаду, понимая, что при случайной встрече они порвут друг дружке горло. А чтобы успокоить папашу, «сурпуг» выжал из меня признание, будто я неравнодушен к тигреро и якобы это чувство взаимно. Ну да черт с ним.
        - Ваши обязанности, господин Ибис, минимальны - взять на себя хозяйственные мелочи и обеспечить группе полный комфорт и радость беззаботного существования. Ваша задача: запускать и отключать системы жизнеобеспечения на Приютах, готовить еду - это несложно, на кухнях стоит новейшее оборудование… И обычно помогают женщины. Кроме того, вы будете разводить костры и следить за тем, чтобы группа продвигалась по маршруту, укладываясь в сроки. На Изабелле люди порой теряют голову, забывают обо всем на свете и не желают возвращаться домой. Кстати, возвращение - тонкий момент, который потребует от вас деликатной настойчивости. Порой возникают трудности с молоденькими девушками: увезти их с Изабеллы оказывается непросто.
        Максвелл еще долго распинался в таком духе. С одной стороны, Элан тревожился, с другой - чувствовал себя все лучше и лучше.
        - Вижу, вижу прежнего Элана Ибиса, - довольно отметил исполнительный директор. - Знаете ли, меня всегда тянуло отправиться в места, на фоне которых вы снимались. Сам я не любитель туристской экипировки, но стоит увидеть вас с каким-нибудь альпенштоком в руке - и начинает щемить в груди… От души надеюсь, что наше сотрудничество будет успешно продолжаться. Завтра вас отвезут в наш кемпинг, путешествие начинается оттуда. Вы проведете в «Лучистом Талисмане» сутки - присмотритесь к людям, составите о них свое мнение. Мы уже беседовали с каждым в отдельности, но у вас будет возможность понаблюдать за ними в непринужденной обстановке. Прошу вас, будьте внимательны.
        - Простите?
        - Приглядитесь к людям как следует.
        Элан нахмурился:
        - Что я должен высмотреть?
        Исполнительный директор поджал губы, отчего стал похож на старика с ввалившимся беззубым ртом.
        - Видите ли, господин Ибис, - заговорил он, взвешивая слова, - у нас свои правила, которые отличают «Лучистый Талисман» от прочих туристических фирм. Мы, так сказать, занимаемся благотворительностью. У других путевки стоят больших денег, а мы посылаем людей на Изабеллу бесплатно. Организуем лотерею для молодых людей и стараемся подбирать счастливые пары. Я подчеркну: счастливые. Нельзя тащить на чудесную Изабеллу груз прошлых горестей и неурядиц. Чтобы позабыть свои беды, есть множество иных мест. А Изабелла должна быть чиста и неприкосновенна, свободна от тяжких дум и душевной боли. Поэтому мы стараемся производить незаметный отбор и отсеиваем тех, кто не отвечает нашим требованиям.
        - Проводник - не соглядатай и доносчик, - холодно возразил Элан.
        Максвелл нагнул голову и смерил его взглядом исподлобья.
        - Господин Ибис, я не обязан нанимать вас на работу. Не желаете - давайте разойдемся. Однако вам что-то нужно на Изабелле? Мы - вам, вы - нам, только и всего. - Он поглядел на Приют под светящейся золотом горной вершиной. - Полагаю, мы договорились?
        Элан кивнул. Едва ли у собравшихся на отдых людей найдутся такие горести, что их придется снимать с маршрута. Вот у него у самого жена погибла, а Максвелл об этом молчит.
        Заложив руки за спину, исполнительный директор прошелся по кабинету, пару раз шумно выдохнул.
        - Я бы советовал обратить особое внимание на Майка Эри и Мишель Вийон. Они успешно прошли собеседование, но моя интуиция подсказывает, что здесь не все в порядке. Прошу вас, проявите бдительность.
        - Что будет, если я скажу: да, у них серьезные неприятности?
        - На Изабеллу они не попадут. Мы предложим им другой маршрут, уже за деньги - хотя и со скидкой.
        - Сколько групп там уже побывало?
        - Девять. - У Максвелла приподнялись брови. - Это имеет какое-то значение?
        - Произошел ли хоть один несчастный случай - смерть, травма?
        - Господь с вами! На Изабелле это невозможно.
        - Вы полагаете, трагедии начнутся, если на планету попадут люди страдающие?
        Исполнительный директор несколько раз изумленно моргнул.
        - Нет, господин Ибис, такое не приходило мне в голову. Какое неожиданное заключение вы сделали из моих слов! Поверьте: я говорил об Изабелле, выражаясь, так сказать, фигурально. Она слишком прекрасна, чтобы нести туда горе и страдание. Таков принцип нашей фирмы, вот и все. Вы вольны с ним соглашаться или не соглашаться, но мы от своих правил не отступим. - Максвелл помолчал, сверля Элана взглядом. - Я могу рассчитывать на вашу помощь?
        - Можете. - Тигреро поднялся. - Я сделаю все от меня зависящее.
        Он вышел от Максвелла, твердо зная одно: быть доносчиком не приходилось, и начинать он не собирается. Однако в поведении Максвелла проклевывается что-то тревожное…
        В «Лучистый Талисман» его привезли рано утром. Кемпинг был тих, как лежавший повсюду снег. В алом свете восхода стыдливо бледнели фонари. Машина проехала по расчищенным аллеям и остановилась у одноэтажного белого дома с надписью «Изабелла». На крыльце и в холле горел свет, и пока Элан шагал по дорожке, одно из окон в правом крыле осветилось, рядом зажглось второе. Очевидно, кто-то приехал парой минут раньше.
        Переступив порог, Элан был немало удивлен: в окна заглядывали освещенные утренними лучами горы. Вызолоченные снежные шапки, каменистые склоны, альпийские луга, темно-зеленые леса внизу. Здесь было лето - и здесь, несомненно, была Изабелла. Тигреро подошел к окну. Если вглядеться, можно разобрать, что пейзаж наклеен на стекло.
        - Тут везде такие обманки.
        Элан обернулся. По коридору к холлу шагал высокий черноволосый парень; широко расставленные зеленые глаза внимательно присматривались к тигреро.
        - Доброе утро, - продолжал зеленоглазый. - Вы тоже на Изабеллу?
        - На нее.
        - Странно. Вы один, а все должны быть парами. Майк, - он протянул руку.
        - Элан, - тигреро пожал большую крепкую ладонь.
        Тот самый Майк Эри, о котором толковал Максвелл? Похоже, он. В зеленых глазах Элану почудились настороженность и недоверие.
        - Так вы один? - спросил Майк небрежно. - Без пары?
        - Я ваш проводник.
        Черные брови Майка шевельнулись. Он явно забеспокоился еще больше.
        - Группу должен вести Джей Грингольд. Я с ним знаком.
        С этим человеком на самом деле не все ладно; не зря Максвелл о нем тревожился.
        - Джей навернулся с лестницы и залег в больницу. В состоянии средней тяжести. Он мой двоюродный брат.
        Зеленые глаза хищно сузились.
        - Где я вас видел?
        - На экране видео.
        Майк переменился в лице и подался вперед. Тигреро шагнул в сторону. Того и гляди, странный тип набросится и вопьется в горло.
        - Меня зовут Элан Ибис, - сухо пояснил он. - Одно время я рекламировал товары от «Макрокосм» - вот мы и знакомы.
        Хищный блеск в глазах Майка потух.
        - Ах да… Элан Ибис. Но я вас видел не в рекламе, а в репортажах из зала суда. У вас убили жену.
        Элан промолчал. Майк переступил с ноги на ногу.
        - Вы похожи на одного человека… Черт-те что примерещилось. Идемте?
        Они вышли из холла в правый коридор, и Майк постучался в ближайшую дверь.
        - Мишель? К вам можно?
        Тигреро обогнул зеленоглазого и хотел пройти дальше, чтобы занять себе комнату, но тут дверь открылась, и Мишель сама вышла в коридор. Элан обернулся.
        - Доброе утро.
        У нее оказались такие же черные, как у Майка, кудри до плеч и такие же зеленые глаза. Приветливая улыбка застыла у Мишель на губах.
        - Ах! - она шарахнулась и прижалась к стене.
        В мгновение ока Майк заслонил девушку, взял ее за руку выше локтя.
        - Это Элан Ибис. Вы его знаете - он работает в рекламе.
        Не отрывая от тигреро испуганного взгляда, девушка уткнулась лицом Майку в плечо. Элану остались видны только большие изумрудные глаза и закрывшие лоб черные волосы. Майк погладил ее по спине.
        - Вы - с нами? - тихо промолвила Мишель.
        - Я ваш проводник. Майк тоже меня за кого-то принял и чуть было не пришиб. Я уж готов был звать полицию.
        При слове «полиция» Майк дернулся, а Мишель от него отстранилась. Она выпрямилась, вскинула красивую гордую голову.
        - Боюсь, я никуда не еду, - объявила девушка, глянула на онемевшего от неожиданности Майка - и сникла. - Извините. - Она вернулась в комнату.
        Майк расстроенно ругнулся.
        Да уж, счастливая пара, думал тигреро, обустраиваясь в третьей от холла комнате, которую выбрал для себя. За окном расстилался горный край. Элан бросил рюкзак с пожитками на одну постель и уселся на другую, напротив. Судя по металлическим полоскам на полу, кровати могут ездить и придвигаться друг к другу. Удобно. Сердце сжала тоска: Кэтрин. Кэт, любимая. Мы с тобой так никуда и не съездили. Я обещал тебе показать весь мир, но у меня был контракт, и я бездарно гробил время на рекламу. А тебя так скоро не стало… Элан встряхнулся. Надо держать себя в руках, ведь он отвечает за десять человек.
        Жаль будет, если Мишель откажется ехать. В этой девушке есть что-то загадочное и необъяснимо влекущее. Она похожа на Кэтрин, хотя Кэтрин совсем другая. В ее присутствии как будто ярче светит солнце, померкшее после гибели Кэт.
        Сейчас придет Майк, подумалось ему; в самом деле раздался стук в дверь. В комнату ввалился зеленоглазый с графином красного вина.
        - Это «Принцесса Ван», - он поставил приношение на стол. Графин заиграл малиновыми искрами. - Давай с горя, а? - Майк хозяйственно достал из встроенного бара пару бокалов. - Тебе сколько?
        - Два глотка. - Элан отметил дружеское «ты» и принял его.
        - Твое здоровье. - Угнездившись в кресле, зеленоглазый пригубил вино и отставил бокал. - Мишель не хочет на Изабеллу.
        - Вот и славно.
        Майк вскинул вопрошающие глаза. Тигреро пояснил:
        - Со мной провели беседу. Проводнику вменяется в обязанность выследить всех, кто не проходит тест на счастливость, и выгнать взашей.
        Зеленоглазый не улыбнулся.
        - Ты намерен этим заниматься?
        - Еще бы! Вы с Мишель - первые кандидаты на изгнание.
        - То-то и оно. Слушай, будь другом, войди в положение, - проговорил Майк с мрачной решимостью, как человек, не привыкший просить, но вынужденный это делать. - Мишель надо отсюда увезти. С Кристины, то есть.
        - Увози; кто мешает? - Элан постарался скрыть внезапный интерес ко всему, что связано со странной девушкой.
        Майк раздраженно махнул рукой.
        - Нет денег. Если нас с ней выпрут из группы, деваться будет просто некуда. Одна дорога - домой, коли сумеем занять на билет. А домой нам вовсе ни к чему.
        - Вообще-то тебя надо сдать в полицию, - заявил Элан на пике внезапного озарения.
        Майк дернулся, стукнулся коленом о ножку стола. В графине плеснулось вино.
        - Ага, я тебя поймал! - обрадовался тигреро. - Выкладывай. Ты в бегах?
        - Какой дурак побежит на Изабеллу? - Майк оправился от изумления. - Оттуда нет пути, кроме как обратно.
        - Тогда что? Ты не в ладах с законом; я не ошибся?
        - Слушай, Эл, это не относится к делу. Меня заботит Мишель. У нас нет другой возможности уехать. Ей плохо, а я… я не знаю, что делать; психотерапевт из меня хреновый. Изабелла - самое место, чтобы зализывать раны. Я говорил с людьми - и знаю. Ей обязательно надо туда.
        Элан покачал вино в бокале, сделал глоток.
        - Почему руководство требует, чтобы ехали только счастливые?
        - Маразм, - решительно определил Майк. - Дурь и блажь; твой кузен Джей так и сказал. Эл, давай ты промолчишь, а я как-нибудь уговорю Мишель.
        - А вашей историей меня позабавишь?
        Зеленоглазый отрицательно помотал головой.
        Элан цедил вино. Что, если Мишель откажется наотрез? Ведь она испугалась именно его, тигреро.
        - Вы так похожи; она тебе сестра?
        - На наше горе, мы - версаны, - Майк слабо улыбнулся.
        Элан сдвинул брови, соображая. Майк пояснил:
        - С Клементины.
        - Не понимаю. - Историю колонизации космоса тигреро знал слабо, и название планеты ничего ему не говорило.
        - Ну, как же! Восьмая колония; ей уж, считай, двести лет, - принялся объяснять Майк. - Версаны - от названия первого севшего корабля - «Оверсан». Одну букву потеряли; или выкинули для пущей простоты. Клементина, чтоб ты знал, - планета хоть и земного типа, но очень своеобразная. И новая раса сформировалась в рекордные сроки. Уже у детей первых поселенцев начало рождаться потомство с ярко выраженными признаками: зеленые глаза и черные волосы. - Чувствовалось, что эти сведения Майк накрепко усвоил в школе.
        - А как вас занесло сюда?
        Версан повел широкими плечами.
        - Лет тридцать назад там начались политические беспорядки. Многие рванули с Клементины и обосновались кто где сумел. Мы с Мишель родились уже здесь.
        Новое, не имеющее отношения к словам собеседника озарение изумило Элана до глубины души.
        - Ты из-за нее убил человека, - вырвалось прежде, чем он успел прикусить язык.
        У Майка начали расширяться зрачки. Он долго глядел на Элана в упор и наконец хрипловато вымолвил:
        - Черт тебя разберет… Мишель не зря перепугалась. - Он поднялся, постоял, глядя на пейзаж в окне. - Ты почти угадал… Если позволишь, я обойдусь без подробностей.
        Глава 2
        Версан уложил свою повесть в полсотни фраз; на самом же деле история была долгая.
        …Майк вел вездеход через сопки. Вездеход был старый-престарый, любовно перебранный по винтику; ни у кого в Кедрове не было такого антиквариата. Неторопливая машина привычно углаживала колесами желтую лесную дорогу. Королевской гвардией в зеленых с золотом мундирах застыли кедры, в небесной синеве барашками разбежались крутолобые облака. Таня уезжала. Собралась погостить у родителей, в Заозерске, и Майк вез ее в Кедров, к рейсу.
        Ровно год после свадьбы они прожили на берегу вырывающейся из каньона речки Чернавки, на маленькой электростанции. Станция работала в автоматическом режиме, и обслуживающего персонала было всего двое: Майк, по уши влюбленный в молодую жену, и холостой Степан. Сейчас напарник гулял в отпуске, и его заменял присланный из Кедрова практикант. Год назад Майк привез сюда Таню и ввел в дом, как юную королеву, для которой была выстроена станция и гремела в каньоне белопенная Чернавка, и золотились знаменитые кедры - те самые, что на всей Кристине больше нигде не растут. И вот она уезжает; говорит, что на месяц.
        Дорога вниз недолга - сорок минут по грунтовке, затем поворот на большое шоссе. Таня молчала, глядя куда-то вбок. Красивая, желанная; внезапно ставшая далекой и словно чужой. С окончательной, безнадежной ясностью Майк осознал, что она уезжает навсегда. Не удержала ее ни Чернавка, ни кедры, ни он сам. Еще не было сказано ни слова, но он уже все понял.
        - Не уезжай.
        Таня раскрыла сумочку и начала в ней рыться. Столько всяческой мелочевки - можно полдня перебирать, притворяясь, будто желаешь выудить что-то нужное.
        - Не уезжай, - повторил Майк. - Я люблю тебя.
        - Ну Боже мой! - она с досадой щелкнула застежкой, хлопнула сумочкой по коленям. - Я соскучилась по своим, мне надо повидать людей.
        - Здесь тоже люди. Хочешь, будем чаще ездить в город?
        Таня фыркнула.
        - Какие тут люди? Поговорить не с кем о человеческом. Они ничего не смыслят в поэзи; ты тоже, кстати.
        - Я тоже, - согласился Майк.
        Поэзи - единственное, чем Таня всерьез занималась. Не поэзия, в которой Майк не слишком разбирался, но которую уважал, а именно поэзи, замысловатая игра в слова. Майк благоразумно помалкивал, когда доводилось слышать Танины экзерсисы, хотя не находил в них ни логики, ни чувства. Неживая красота гладкой фразы, изящного рядка звучных слов; выдержанный ритм, безупречная рифма. Словом, поэзи; в Танином родном Заозерске от нее сходили с ума. Милое хобби, изюминка, придававшая Тане особое очарование и выделявшая ее среди других знакомых Майка. Игра, правил которой он сам не постиг.
        - Не уезжай, - сказал он еще раз. - Ведь ты не вернешься.
        - Не вернусь. - Таня вздрогнула, как будто сама не ожидала этих слов. - Майк, ну… Я очень люблю тебя, правда. Ты замечательный… - Она расправила на коленях пеструю юбку и решилась: - Ты совершенно чудный парень - но мне тут скучно! Я с ума схожу, на стенку лезу, а ты не видишь!
        - Вижу, - с грустью заметил Майк. - Я стараюсь…
        - Знаю, - перебила она. - Если ты пронес меня на руках вдоль реки или нарвал цветов - спасибо, конечно… Майк, но ведь тоска же смертная! Я не могу жить одной любовью. Мне нечего делать, не с кем поговорить.
        - Со мной.
        - О чем? Что речка сегодня шумит громче, а небо синее, чем вчера? И что в аппаратной барахлит этот… как его? Даже не выговорить! Сериалы с тобой обсуждать? Ты их не смотришь, обзываешь дурью.
        - Дурь и есть.
        - Вот-вот. А там о прекрасном, о возвышенном. Они учат любить…
        - Учат портить друг другу жизнь и нервы. Ерунда это все. - Майк остановил вездеход. - Танюшка, я не разбираюсь в твоей поэзи. Я не в состоянии полдня обсуждать рифму в двух строчках или эти… графические антонимы.
        - Омонимы, - поправила жена.
        - Именно. Я не умею доказывать что-то там про алли… терацию, - запнулся Майк и на едином дыхании закончил: - и не отличаю стопу от строфы, а дактиль от анапеста, но я люблю тебя. Больше, чем в идиотских сериалах.
        - Не заводись. Сериалы хорошие, ты просто ничего не понимаешь.
        - Да черт с ними. Я не хочу, чтоб ты уезжала.
        - Я не могу здесь! - почти выкрикнула Таня. - Ну как ты не поймешь?! Ты смеешься над поэзи, а для меня это жизнь. Я должна писать, у меня был талант, все говорили! А тут не могу, мне тошно, двух строк срифмовать не в состоянии. Я должна общаться с людьми, которые понимают, - а здесь весь город обойди, ни одного не сыщешь, кто разбирается. Поехали, не то опоздаю.
        Майк тронул с места.
        - Есть связь. Хочешь общаться - общайся, хоть со всем Заозерском. Я оплачу разговоры.
        - Опять не понимаешь! Что можно сказать по связи?
        - Если есть, что сказать…
        - Вечер при свечах, компанией - это да. Коктейли хорошие, закуски изысканные… И платье сошьешь такое, что все упадут, и прическу сделаешь… И когда все послушают и похвалят, тогда будет толк: и рифмы приходят, и все такое. Они мне нужны - на то и друзья.
        - Там ты одна из всех, а здесь единственная. Танюшка, я же люблю тебя. И старался, чтоб тебе было хорошо.
        - Старался, - горько повторила Таня. - Майк, я больше не могу. Это не жизнь. Я не желаю ругаться с тобой и бить посуду…
        - Отличное средство против скуки, - усмехнулся Майк.
        - Знаю я средство от скуки! Я еще раз повторю: это не жизнь. Раз приходится изменять мужу, чтобы как-то скрасить…
        - Что?
        - Да-да! Со Степаном твоим, распрекрасным напарником, - запальчиво бросила Таня. - Коли дошло до измен - с браком пора кончать.
        Она подождала, что ответит Майк. Он молчал, смотрел на дорогу.
        - Все равно скучно, - вздохнула Таня. - Сил моих больше нет. Я решила, и не отговаривай.
        Песчаная лента дороги ползла под колеса, золотились стволы старых кедров.
        - Про Степана ты врешь, - прервал молчание Майк.
        - Вру, - с усталым безразличием отозвалась жена. - Я не решилась - он бы уже на другой день тебе разболтал. Но хотела. Долго воображала, как стала бы тебе изменять. Майк, пойми: мне здесь нечем занять свою душу, я гибну!
        - Воображаемыми изменами занимают не душу, а праздный ум.
        - Значит, у меня нет души, - кротко промолвила Таня. - Тем более надо отсюда бежать.
        - Ладно. Давай улетим вместе. Я найду работу в Заозерске…
        - Майк, - шепнула Таня, и он умолк. - Майк. Ты чудный, изумительный, ты самый лучший из всех, кого я знаю, - но я не… Нам с тобой будет нечего делать в Заозерске, нечего друг другу сказать. Я не хочу.
        Всю оставшуюся дорогу промолчали. Майк довез жену до аэропорта, вместе с ней прошел в маленький зал ожидания, где собралось с полсотни людей. На Майка и Таню смотрели, как обычно глядят на молодую ладную пару - добродушно, с удовольствием, с легкой завистью.
        Таня глянула на часы.
        - Не жди.
        - Я не стану закатывать сцен. - Он не сводил с жены тоскующих глаз. - Мне было с тобой очень хорошо. Танюшка, - он взял ее за руки.
        - Не надо, пожалуйста. Уходи. Майк! - Она уткнулась лицом ему в грудь. - Ну уходи же!
        - Не уезжай. - Он обнял ее, оберегая от всех мыслимых несчастий - большой, сильный, надежный. - Не уезжай, Танюшка!
        Таня вырвалась.
        - Прости. Не сердись на меня.
        «Возвращайся», - хотел сказать Майк, но смолчал. Проводил взглядом: Таня побежала к двери с надписью «Регистрация», смешалась с другими пассажирами. Не оглянулась, не махнула рукой. Значит, ее больше нет.
        Стиснув зубы, перемалывая жерновами воли боль в груди, Майк вернулся к вездеходу. Таня… С самого начала было ясно, что у них ничего не выйдет. Но они были влюблены и надеялись. Танюшка…
        Он заехал на почту и получил адресованную жене посылку от ее родителей. Тут же отправил назад в Заозерск. И еще получил большой красивый конверт, на котором переливались горные пейзажи. Так посмотришь - один пейзаж, эдак повернешь - другой. И название: «Лучистый Талисман». Майк нахмурился, соображая. Ах вон что! Это лотерея. Помнится, Таня вдохновилась предложением какой-то фирмы и отправила им десятка два участвующих в розыгрыше карточек.
        Он вскрыл конверт. Надо же - повезло. Татьяна выиграла бесплатную путевку на двоих. «Красивейшие места», «незабываемые впечатления на всю жизнь». Кто бы мог подумать…
        Путевка была безымянная: двое счастливцев должны пройти собеседование, а уж потом будут вписаны их имена и поставлены печати. Майк сунул путевку и рекламный проспект обратно в конверт, рассеянно огляделся. Краем глаза уловил что-то смутно знакомое и сосредоточился.
        Девушка. Высокая, статная, узкие бедра плотно обтянуты брюками. Незнакомка была недурна собой, хотя твердым чертам недоставало женственности. На задержавшийся взгляд Майка она ответила таким же прямым, открытым взглядом. Внезапно он понял, что ему в ней знакомо: он словно смотрелся в чуть искривленное зеркало. Черноволосая, зеленоглазая девушка оказалась удивительно похожа на него самого. Версана.
        С конвертом от «Лучистого Талисмана» в руке, Майк подошел.
        - Здравствуйте. Меня зовут Майк Эри. Моя жена выиграла путевку на двоих, но мы не сможем поехать. Я подумал, у вас, наверное, найдется, с кем… Возьмите, пожалуйста.
        Он вручил девушке конверт и, не слушая ее растерянных возражений, вышел на улицу, забрался в свой вездеход и отъехал.
        Медлительная машина с лязгом плелась по дороге меж молчаливых кедров. Майк старался не думать о Тане. В груди так ныло, что он с трудом переводил дыхание. Хотелось заорать, разогнать ленивый вездеход и бросить мордой в самый толстый ствол, чтобы затрещало, заскрежетало, завыло; чтоб вышибло дух и прекратило эту муку. Или накинуться на железную махину с монтировкой, ахнуть по стеклам, разбить, покорежить все к чертовой матери, оставить проломы на боках и на крыше. А еще хотелось садануть кому-нибудь в челюсть, чтобы под пальцами захрустело и подалось… Майк поморщился, призвал себя к порядку. Татьяна врала про измены, да и сам напарник, хоть лопух и недотепа, связаться с женой Майка Эри не посмел бы. А все равно слава Богу, что Степана на станции нет, сидит вместо него мальчишка-практикант.
        Майк приехал на электростанцию и загнал свой антикварный вездеход в гараж.
        Из-за угла вывернулся жизнерадостный, круглощекий практикант Здравко. Веснушчатая морда сияла довольством.
        - А, начальник! Проводил половину? Долго шлялся. Тут такие гости были! Закачаешься.
        - Какие еще гости?
        Майк стоял, потерянно озираясь. Белел серпик плотины, выше блестел под солнцем кругляш спокойной воды, пенились прорвавшиеся сквозь турбины два потока. Прыгая по скальным уступам, Чернавка резво убегала в долину. Эта стремительная вода уже не помнила Таню…
        Практикант задрал обсыпанный веснушками нос, сунул большие пальцы за ремень.
        - Наезжала роскошная дамочка с шикарной дочкой, - объявил он. - Вторая деваха тоже ничего, но еще недоросток. А старшенькая - ух! В самом соку.
        - Что хотели?
        - Просто так завернули. Я из окошка вижу - машина движется. Вышел, помахал, они и подъехали. Я их шипучкой угощал, а они меня домашним печеньем потчевали, - хвастливо сообщил Здравко.
        - Ты набил брюхо - а дальше?
        - А потом они укатили. Но мы со старшенькой перемигнулись. Как ее?… Инга, кажется. Или Инна.
        - Бестолочь, даже имя не упомнил. - Майк натужно усмехнулся.
        Здравко повел плечами и выпятил грудь.
        - Они еще заглянут на обратном пути. Инга-то, старшенькая - девица будьте-нате! Пальчики оближешь.
        - Отвяжись, - с внезапной усталостью отвернулся Майк и побрел к своему осиротевшему домику, окруженному клумбой цветов. Он сам вскопал землю, а Таня набросала семена, и вот цветы поднялись, как маленькие джунгли, и отчаянно цвели.
        - А их матушку звать Мелиндой, она тоже на меня благосклонно взирала, - похвастался Здравко, шагая рядом. - Так что дело у нас, можно сказать, слажено.
        - Ну и дурак, - буркнул Майк и машинально спросил: - Куда двинулись-то?
        - А туда, - махнул практикант на золотисто-зеленое море кедров, поднимавшихся по склону гряды.
        - Там дороги нет.
        - Ну, ты ведь накатал.
        Майк и впрямь возил Таню на дальние прогулки, проложил заметную колею.
        - У них что, вездеход?
        - Да нет - баловство повышенной проходимости. «Фараон».
        Майку надоело слушать, однако он для порядка осведомился:
        - Предупредил, чтобы в Лисий овраг не спускались?
        Здравко дернул головой.
        - А чего им туда соваться? Они на колесах, не пойдут же пешком…
        - Предупредил или нет?
        Лисий овраг славился зарослями маркизы-клаудины. Крупные цветы, от пурпурных до бледно-розовых, теснились на дне, словно застывший пестрый ручей. Нынешний год выдался на диво богатым, звездчатые головки захлестнули склоны, взобрались наверх, и с десяток стеблей авангардом встали на краю, у проложенной вездеходом колеи. Майк проезжал мимо Лисьего оврага с поднятыми стеклами - и не останавливался никогда. Бесподобная маркиза-клаудина выделяла эфирное масло-галлюциноген и в больших дозах была смертельна. Весь Кедров это знал, но шикарное семейство могло оказаться заезжим.
        - Ну?
        Здравко мялся.
        - Да или нет?! - рявкнул вскипевший Майк.
        - Не сказал, - признался мальчишка. - А чего им в овраг переться? Проедут мимо, и все дела.
        - Да? Три бабы! Полезут за цветочками, дурехи. - Майк повернул назад, к гаражу. - Сгинь! - рыкнул он на неловко уступившего дорогу Здравко и вдруг заорал, сорвавшись: - Ублюдок, соображаешь, что натворил?! Я их там найду - шкуру с тебя спущу, ухажер недоделанный! Вытаращился на бабу, как… бабуин! Сгинь с глаз, а не то…
        Здравко потащился следом.
        - Ну так, это самое, начальник… Давай уж вместе.
        - Марш в аппаратную! И чтоб на станции никаких ЧП.
        - Да что с ней станется? Слушай, я с тобой, а? - заканючил Здравко; веснушки на круглощеком лице побледнели.
        У Майка опустилась нижняя губа, обнажив белые крепкие зубы, зеленые глаза хищно блеснули. Мальчишка сник и наконец отвязался.
        По накатанной колее Майк погнал вездеход вверх по склону. Расчищенная вокруг электростанции площадка кончилась, машина нырнула в лес. Кедры сомкнули тяжелые ветви, построились в плотные ряды. Раньше лес казался Майку прозрачным - будь то при ярком солнце или в густой задумчивый туман. Но сейчас кедры теснились, точно сбегаясь друг к другу, не желая пропускать в свое царство.
        Ленивая машина обиженно ревела и с лязгом катилась все дальше и дальше. Пятнадцать километров, двадцать, двадцать пять… Куда понеслось бабье семейство? Как будто прямиком к Лисьему двинули.
        Впереди показался просвет. Там. Майк выехал к оврагу, огляделся. Длинный узкий овраг начинался слева и тянулся Бог весть куда, устланный сверкающим ковром пурпурных, лиловых, розовых цветов.
        Однако машины здесь нет. Проскочили овраг, как и надо?
        Майк проехал немного вперед по извилистой колее.
        - Черт!
        В лесной тени стоял синий «фараон». Пустой.
        Рванув дверцу, Майк сунул голову в прохладный, держащий аромат дорогих духов салон. Никаких следов маркизы-клаудины - значит, до машины букет не донесли. Может, они здешние; может, знают?
        Он громко, требовательно посигналил. Тревожный призыв понесся по лесу, но быстро замер среди стволов. Майк прислушался. Тихо. Да разве тетки сообразят откликнуться?
        Екнуло сердце - вспомнилась вроде бы примятая трава на краю оврага. Да: десяток стеблей с розовыми головками стояли нетронутые, а вот трава…
        Майк задним ходом пригнал вездеход обратно, не тратя время на нелегкий разворот среди деревьев. Ну, Здравко, черт тебя дери, ты у меня дождешься… Остановился, нашарил в «бардачке» респиратор. Майк запасся им, когда вздумал нарвать полдесятка самых красивых маркиз для Татьяны. Она тогда перетрусила, распищалась; а ничего бы не сделалось от жалкого пятка, если не заносить в дом…
        С респиратором на лице, он кинулся к оврагу, оглядел пестрый ковер под ногами. Одну фигуру увидел сразу: она лежала ничком на дне. Майк отметил зрелые крупные формы - мать. Потом углядел младшую: худышка, недорослый птенец, свилась клубком на середине склона, зажав в кулачке букет. Майк невольно медлил, отыскивая взглядом старшую дочь, которую расписывал недоумок Здравко: «будьте-нате», «пальчики оближешь». Нашел! Девушка лежала лицом вверх, вытянувшись, закинув руки за голову, словно прилегла отдохнуть. Дальше всех забрела. Майк ринулся вниз, сквозь хватавшую за ноги цепкую маркизу-клаудину.
        С разгона промчался мимо младшей; это еще можно было объяснить - ну, затормозить не успел, что ли… Но когда на бегу перемахнул через мать, внутри отчетливо шевельнулся стыд: торопишься спасать самую-самую, про которую жужжал в уши безмозглый мальчишка. Вот ужо вернусь - оторву поганцу башку…
        Майк подбежал, глянул в сведенное судорогой, посиневшее лицо. Вскинул девушку на плечо и полез по склону наверх. Черт знает это эфирное масло - то ли оно улетучивается к небу, то ли, наоборот, скапливается внизу… В груди кольнуло: мать-то свалилась на дне, в самом царстве маркизы-клаудины - а ты через нее перепрыгнул. Чесал за сногсшибательной дочкой.
        Быстро дыша, Майк взметнулся на край оврага и понесся было вдоль него к оставленному вездеходу. Спохватился, отбежал с десяток метров в сторону, скинул девушку с плеча, уложил на мох. Повернул ей голову набок - на случай, если начнется рвота - и кинулся обратно.
        Скатился на дно, подобрал крупную, тяжелую мать. Ноги путались в липких листьях маркизы. Коварный цветок цеплялся за одежду, делал подножки; Майк с трудом продирался сквозь заросли. Казалось, он едва бредет. Где-то на середине крутого склона нога соскользнула, Майк упал на колени и левую руку - запястье пронзила боль, он чуть не сунулся лицом в сочную зелень. Поднялся, еле удерживая на плече безжизненное тело. Что, если и впрямь не жива? Под респиратором не хватало воздуха, Майк задыхался, перед глазами плыли цветные круги. Не доставало еще и самому нанюхаться. Здравко, черт бы его побрал! Ведь не дотумкает сообщить в город, вызвать спасателей…
        Майк перевалился через край оврага, постоял на карачках, пытаясь сообразить, отчего вдруг стало легко. Ах да, уронил свою ношу. Проклятье, ну зачем их трое? Он ухватил женщину подмышки и потащил прочь от смертельного пестроцветья.
        Наконец-то последняя - свившаяся в клубок худышка. Жалость комом подкатила к горлу, когда Майк взял ее на руки. В посиневшем кулачке девочка сжимала большой, как веник, букет. Тонкая рука свисала вниз, и головки цветов цеплялись за липкие листья и стебли маркизы, отрывались одна за другой. Майк в третий раз выбрался из Лисьего оврага. Его шатало, а стволы кедров перед глазами пестрели пурпурными, малиновыми, лиловыми пятнами.
        Он добрел до вездехода, положил девочку у колес, выдернул из ее пальцев и отбросил ощипанный букет. Уложил девчушку на пол в салоне и поехал подбирать остальных. Забрал мать, обогнул овраг и остановился возле старшей дочери. Неестественно выпрямленное судорогой тело, заломленные за голову руки, застывшее лицо - и вправду очень хорошенькое, когда живое. Затаскивая девушку в салон, Майк свирепо бранился - шепотом, словно боясь, что его могут услышать. Ну, Здравко, теперь берегись…
        Вездеход ревел и лязгал, катил домой. Девчонки, милые, держитесь. Сейчас прибудут врачи, откачают - слава Богу, известно, как бороться с маркизой.
        Майк гнал машину по извилистой колее между кедров, кривил губы и злился. Сам-то хорош, ума палата. Что помешало сразу же, прямо со станции, вызвать бригаду? Они бы уже примчались, на краю оврага встречали бы. Дурак ты, Майк Эри, не лучше Здравко… Дрянной мальчишка, отчего было двух слов не сказать? Предостерег бы теток - и дело с концом, так нет же… И еще Таня уехала; навсегда. Танюшка, милая моя, хорошая, ну что же мы с тобой так?
        Лес кончился, вездеход выкатился на открытую площадку. Блестело маленькое водохранилище, белел серпик плотины, за ним пенилась, убегая, честно отработавшая Чернавка, шагали вдаль опоры высоковольтной линии, белела кучка строений, один дом был с ярким кольцом цветочной клумбы.
        Из аппаратной выскочил Здравко, понесся навстречу. Майк не притормозил, проехал мимо - Здравко отпрыгнул - и остановился у своего дома. Мальчишка подбежал бледный, с круглыми глазами. Майк выскочил из машины, открыл заднюю дверь салона. Практикант глянул внутрь, совсем побелел.
        - Что? - хрипло выдохнул он.
        - Что-что! - заорал Майк, срывая на мальчишке злость и досаду на самого себя, вымещая обиду на жену, выплескивая в свирепом вопле тоску и боль. - Думать надо было, вот что! Трех человек загубил! Пошел вон отсюда!
        Здравко попятился. Майк взбежал на крыльцо, а за спиной раздался вскрик, похожий на испуганный щенячий взлай.
        Дом встретил виноватым молчанием: не удержали мы с тобой Танюшку, хозяин. Пусто здесь было, безнадежно пусто. Майк прошел в кухню, глотнул воды, в сердцах швырнул стакан в мойку. Стакан жалобно звякнул, но не разбился. Этот звяк что-то напомнил - что-то похожее Майк недавно слышал… Здравко! Сейчас ему в башку такое взбредет…
        Майк выскочил из дома.
        - Здравко! Здравко, черт… Где ты?!
        Никого. Один вездеход накаляется под горячим послеполуденным солнцем.
        - Здравко!
        Куда он пропал? Майк заглянул в дом напарника, где временно поселился практикант. Нет мальчишки.
        - Здравко! - Над станцией раскатывалось эхо, а в ответ - только шум мчащейся сквозь плотину воды. - Здра-авко-о!
        Он забежал в аппаратную - пусто; горит зеленая индикация. К плотине сунулся, что ли? Майк ринулся за дверь, крутанулся на крыльце.
        Взгляд упал на белую коробку гаража; дверь была сдвинута.
        Майк пустился бежать. Чернела узкая щель, только-только протиснуться.
        - Здравко, чтоб тебе!.. - Он ворвался в эту самую щель, не слыша, как затрещала на спине рубашка. Со свету ничего не разглядеть. - Эй, ты тут? Ах, черт!
        Майк не увидел его, а скорей угадал: темная, странно сложившаяся фигура у стены. Парень застыл, наклонившись вперед, подогнув ноги, будто думал стать на колени, но почему-то не сумел. Майк знал, почему.
        Подскочив к мальчишке, он принял на себя вес его тела, обхватил одной рукой, приподнял, пытаясь нащупать что-то жесткое и тугое в складках отекшей шеи. Нет, не так. Пригнулся, вывернулся и, удерживая Здравко плечом, обеими руками растянул пережавший шею ремень, выпростал из петли дурную голову. Опустил парня на пол.
        - Неврастеник… - Быстро прощупал шею - кажется, позвонки целы. Однако мальчишка не дышал. - Ну, мать твою… Истеричная баба!
        Дальше Майк бранился мысленно: зажав парню нос, делал ему искусственное дыхание. И клял его на чем свет стоит, и знал, что на самом деле клянет самого себя. Ведь именно он, Майк Эри, взрослый двадцатисемилетний мужик, повинен в том, что дурной щенок полез в петлю. Это он не взял Здравко с собой к Лисьему оврагу, не дал искупить вину. А потом взвалил на него вину еще большую, лживую - ляпнул в сердцах, что все трое погибли, хотя это неправда.
        - Дурак ты! - сказал Майк, когда Здравко приоткрыл глаза; в полумраке завиднелись белки.
        Парень всхлипнул.
        - Дурак! - Майк закатил ему оплеуху. - Лежать тут!
        Он возвратился к вездеходу. Что-то врачи не торопятся…
        Старшая дочь хрипела и извивалась. Майк достал ее, положил на траву. Затем вынул из салона младшую худышку, и наконец с немалым трудом вытащил мать, неловко ударив ее головой о порожек. Жива ли? Не поймешь. Он пощупал пульс, послушал сердце. Вроде бьется. Не зная, чем еще помочь, Майк с минуту постоял рядом. Затем увидел подлетающий глайдер, помахал рукой и побрел к гаражу.
        Здравко лежал, где Майк его оставил. Мальчишка скорчился на боку, подтянув колени к груди и прикрыв голову руками, словно ожидал, что его опять станут бить. Чувствуя себя пожилым и умудренным, Майк уселся рядом.
        - Ну, что, герой?
        Здравко шмыгнул носом.
        - Извини, начальник, - пробубнил он. - Я больше не буду.
        - Не будешь, - согласился Майк. - А теперь можешь плюнуть мне в рожу - я сгоряча наврал. Живы твои тетки, все три.
        Парень поднял голову.
        - Зачем? - только и вымолвил он.
        - Не зачем, а почему. - Майк неловко усмехнулся. - Нервы сдали, вот и разорался. Жена у меня… Таня… она совсем уехала. Навсегда.
        Здравко сел, потер шею с темной полосой - следом ремня.
        - Ну так… это самое… Ты не переживай, а? Спасибо, что из петли вынул. А Татьяна твоя - дура последняя, вместе со своей поэзи. Правда, не переживай. А, начальник? Что вынул - спасибо…
        Несколько дней спустя у Майка в гостиной вдруг ожил коммуникатор; с той поры, как уехала Татьяна, еще ни одна душа не пожелала общаться с версаном.
        - Добрый день. Мне бы Майка Эри, - произнес незнакомый женский голос.
        - Я вас слушаю. Добрый день.
        - Я Мишель Вийон. Вы мне отдали путевку на Изабеллу. Помните?
        - Конечно. - Майк невольно улыбнулся. Зеленоглазая версана - почти что сестра.
        - Видите ли, у меня изменились обстоятельства… - Мишель сбилась с ровного тона, в голосе прозвенели слезы. - Мне теперь не с кем ехать. Может быть, вы… я хотела вернуть путевку. - Она всхлипнула.
        - Ну, плакать-то ни к чему. Поезжайте с мамой, с подругой. У вас что, совсем никого нет?
        - Я думала, это будет что-то вроде… свадебного путешествия, - последние два слова дались Мишель с заметным трудом. - Но раз не сложилось, я не могу ехать.
        - А меня жена бросила. Я тоже ехать не могу, - неожиданно для себя самого признался Майк. - Хотите, я вам составлю компанию?
        - Н-нет.
        - Вас это ни к чему не обяжет - путевка мне досталась бесплатно. - Майк и думать про нее забыл, но тут вдруг отчаянно захотелось, чтобы эта чужая девушка не отвергла его, как Татьяна, и согласилась лететь на Изабеллу.
        - Мне сейчас не до путешествий.
        - Тогда порвите бумагу к чертям.
        - Не сердитесь на меня, - жалобно попросила Мишель.
        - Подумайте до завтра, - предложил Майк. - Или хотите, я к вам подъеду? Обсудим и решим. Где вы живете?
        - Это на самой окраине - Долгое шоссе, сто семьдесят три. Последний дом.
        - Запомнил. Ждите через час.
        Майк вышел из дома, кликнул Здравко. Парень выскочил из аппаратной, словно только и ждал, что его позовут.
        - Остаешься за старшего. И чтоб плотина у тебя не рухнула, а речка вспять не потекла.
        - Прослежу. - Здравко изобразил самодовольный вид и на глазах раздулся вдвое. - Э, смотри-ка: гости.
        Из просвета в кедрах выкатился черный с радужным отливом «адъютант».
        - И как торопятся! - Здравко вытянул шею, разглядывая редкую в Кедрове модель. - Рехнулся, черт! - заорал он, отпрыгивая, - «адъютант» проехал между ним и Майком и, не сбавляя ход, врезался в угол гаража. Гараж загудел, мобиль заскрежетал, сминаясь.
        - Вот еще цирк на мою голову! - Майк зашагал к «адъютанту».
        Из мобиля вылез человек. Он неуверенно распрямился и стоял, придерживаясь за крышу своей машины; на солнце серебрились светлые волосы.
        - Я к тебе, - выговорил он хрипло. - Ненадолго. Принимаешь?
        На Майка опять свалилась чужая беда.
        Глава 3
        Все началось с нового мужа подруги. Чета Белогорых закатилась к Мишель через две недели после свадьбы. Роман со Светой обошли студию, где за прозрачной стеной сбегал к речке зеленый луг, а за рекой поднимались сопки со знаменитыми золотистыми кедрами; от души похвалили вазы, горшки и плошки, которые Мишель сама лепила, обжигала и расписывала. Ее керамическая посуда с пейзажами хорошо продавалась и в Кедрове, и в других городах. Света приглядела набор салатниц - четыре одинаковых вида в разное время суток - и принялась их нахваливать и намекать супругу, что такие прелестные вещицы недурно бы приобрести в хозяйство. Роман поупирался, поворчал и наконец снизошел:
        - И во что, уважаемая мастерица, вы оцениваете свою работу?
        Мишель поглядела на салатницы: золотистое утро, яркий день, багровый вечер, зеленовато-лунная ночь. Тряхнула черными кудрями, лукаво улыбнулась.
        - Сто.
        - Тысяч? - с наигранным трепетом переспросил Роман.
        - Естественно. - Мишель старалась сохранить серьезный вид. - Берете? Хороший товар: уникальная роспись.
        - Берем! - свирепо гаркнул Роман. - Они стоят этих денег, черт возьми! Но ни единый гость не сожрет с них ни плевка салата. Я закажу стенд с бронестеклами, поставлю сигнализацию и охрану, и народ будет деньги платить за билет, как в музее.
        - Идет, - радостно подхватила Света. - Они окупятся за месяц или два.
        Сто - не сто, а пятьдесят стелларов Мишель с них запросила. Более чем умеренная плата; только ради Светкиной свадьбы.
        Потом она подала чай, а гости принялись метать на стол привезенные с собой пирожные и сласти. Поболтали о том, о сем, и Роман быстро смекнул, что Мишель слишком увлечена работой и думать не думает о семье.
        - Ну, что ты тут одна? - вопрошал он громогласно. - Куда без мужика годишься?
        - Что мне мужик? - возражала Мишель. - Вот придет такой, вроде тебя, рассядется, станет мнение высказывать…
        - Вздумала заделаться монашкой?
        - Лучше никакого, чем какой-нибудь. - Мишель сморщила нос, показывая, что кого попало ей не надо.
        - Зачем какой-нибудь? Нужен крепкий, отменного здоровья, чтоб и с утра, и с вечера был готов.
        - Эй, муж, уймись, - Света попыталась приглушить супруга. - Мишелька, я понимаю, почему ты замуж не идешь. Подобного типа терпеть…
        - На кой ляд замуж?! - взревел вошедший в раж Роман. - Про замуж речи нет. Просто нужен мужик, чтоб был. Тебе надо - он под рукой. А не надо - его и слыхом не слыхать.
        - И где такого удобного найти? Чтобы - раз! - явился, два! - сгинул.
        - Ты что, не знаешь? - Роман с удовольствием продолжал валять дурака. - Правда, что ль? Ай, простая душа! Да у нас который год эта служба имеется.
        - Служба чего?
        - Жиголо, глупое ты существо. Мужик по вызову.
        - Ой! - взвизгнула Света. - Только жиголо Мишельке не хватало! Ой, мамочка! - закатилась она неудержимым хохотом.
        Мишель тоже залилась.
        - Чего ржете? - возмутился Роман. - Жиголо - самое то! Выучены, вышколены, все, что надо, умеют, красавцы, как на подбор.
        - Ты-то откуда знаешь? - поинтересовалась жена.
        - Дамы поведали. Мишелька, слушай, что я скажу, - он схватил Мишель за руку и притянул к себе. - Тебе нужен именно жиголо. Подумай, как удобен! Вызвала - и он твой. Чуть надоел - сменила. И можно выбира-ать! - Роман сделал страшные глаза. - И рост, и масть. Какой тебе подойдет? Дай сообразить, - он оглядел хохотавшую Мишель. - Высокий, чтоб повыше тебя. Не бугай - ты сама девушка крепкая, но чтоб он не был в два раза шире. Та-ак… Ты у нас черненькая, стало быть… Да не визжи, а слушай! Решено: заказываем белокурого.
        - Платиновый блондин, - подсказала изнемогающая от смеха жена. - С фиолетовыми глазами.
        - Вздор, - отрезал Роман. - Зачем ей фиолетовые? Хотя… Ладно; уговорила. Мишелька! - Он схватился за коммуникатор. - На когда вызываем?
        Мишель была не в силах слова вымолвить. Надо же выдумать такую дичь! Роман уже тыкал кнопки.
        - Чего откладывать? Давай на сегодня. Мишелька, не хохочи, а то не слышно ни фига. Молчите! Что? Нет, я не вам. Девчонки тут хохочут. Да, желаю сделать заказ. Платиновый блондин от двадцати пяти до тридцати лет. С фиолетовыми глазами. Что? С фиолетовыми! Эй, девчонки, сиреневые пойдут? Говорят, пойдут. Чего? Не слышу! Да на кой ляд мне? Очаровательной молодой женщине. И чтоб высокий, но не два метра в плечах. На сегодня, в десять вечера. Что-о? Прекратите ржать, говорю! Адрес? Сейчас скажу адрес…
        Мишель со Светой с визгом повалились друг на друга. Ну, Роман, ну, комик!
        Гости уехали, а Мишель еще долго посмеивалась - до той минуты, когда ровно в десять раздался звонок в дверь.
        Мишель охнула. Неужто прибыл заказ?! Она растерянно поправила волосы. Нет, не может быть. Это Роман со Светкой пожаловали: попугать ее и подкрепить шутку. Приободрившись, она пошла открывать.
        Отворила внутреннюю дверь - и застыла с тающей улыбкой на лице. На крыльце за внешней дверью из толстого стекла, в вечерних сумерках, стоял незнакомец. Высокий платиновый блондин.
        Мишель растерялась. Надо извиниться и сказать… Господи, что говорить? Дескать, заказ отменен? Сделан по ошибке? Ну, Роман, потешник наш, ужо я тебе отплачу!
        - Добрый вечер, - сказал жиголо, когда Мишель отворила дверь.
        - Здравствуйте. - Она чувствовала, что неудержимо краснеет. - Видите ли, я не ожидала… Думала, приятель меня разыграл.
        Мишель внезапно рассердилась. Будет она оправдываться перед наемным любовником! Дать ему от ворот поворот - и все дела.
        - Извините, - отозвался он. - Мне уйти? - У него был негромкий мягкий голос.
        Мишель хотела осведомиться, должна ли заплатить или об этом позаботился щедрый Роман, но прежде поглядела жиголо в лицо. Он был недурен собой, хотя не из рекламных красавцев. Ее поразили глаза, верней, его взгляд. Профессиональный любовник смотрел на Мишель с печалью выброшенного из дома, смирившегося со своей участью животного. Защемило сердце. Она сделала неуверенный шаг вперед; жиголо посторонился, позволяя выйти на крыльцо.
        - Вы Мишель, - сказал он.
        - А вы?
        - Тони.
        Стало неудобно сразу отсылать человека. Он ехал в такую даль, на окраину города, прибыл минута в минуту… Но о чем с ним говорить?
        - Скажите, вы… давно так работаете?
        - Два месяца. Послушайте, вы не обязаны развлекать меня светской беседой. Если вам неловко, можете с чистой совестью захлопнуть дверь и заниматься своими делами.
        - Проходите, - неожиданно решила Мишель. - Я напою вас чаем.
        Она провела Тони в студию, где обычно принимала одного-двух гостей, зажгла светильник в углу и ушла на кухню, в душе ругая себя за дурость. Разве можно оставлять чужого человека без присмотра? Мало ли что.
        - Чем-нибудь помочь? - жиголо явился на пороге. - Я умею выкладывать печенье.
        - И как вы делаете? - Мишель составила на поднос чашки, сахарницу и заварочный чайник.
        - Я вас научу. Берете тарелку, надрезаете пакет с печеньем и высыпаете содержимое кучкой. Вот и все.
        Мишель прыснула.
        - А еще что умеете по хозяйству?
        - Есть, - с серьезным видом изрек Тони и взял поднос, на который Мишель поставила пирожные и вафли. - Я понес?
        - Не выверните по дороге на пол!
        Мишель приободрилась. Во всяком случае, с платиновым блондином можно по-человечески потолковать. Чем плохо? Она узнает кое-что новое о жизни.
        Принесла в студию чайник с кипятком, разлила чай.
        - Пейте, - она поставила чашку перед Тони и уселась в кресло напротив. Их разделял кофейный столик с пейзажем, который Мишель написала сама. - Сахар, пожалуйста.
        Жиголо положил себе сахар, а она засмотрелась на его руки. Какие изящные тонкие пальцы… Пальцы профессионального любовника.
        - Скажите, - заговорила Мишель после неловкого молчания, - вам нравится эта работа?
        Он поднял на нее свои печальные сиреневые глаза.
        - Если я отвечу «Сейчас - да», это будет правдой. Но… Кой черт нравится! Что тут вообще может нравиться?!
        Мишель озадачила его вспышка.
        - А разве…
        - Вот вам и «разве»! Извините, - оборвал он себя. - Вам не стоит этого знать.
        Она помешала ложечкой несладкий чай.
        - И все-таки, если можно… Мне хочется понять.
        Тони подпер голову рукой, запустил пальцы в свою серебристую шевелюру.
        - Как по-вашему, кто делает заказы?
        - Одинокие женщины, - уверенно заявила Мишель. - Которые платят не только деньгами, но и благодарностью. Многие наверняка серьезно влюбляются. Разве это не приятно? И потом, мне думалось, что лечь с женщиной в постель - для мужчины удовольствие.
        - Вы красивая, - Тони макал ложечку в чай, наблюдая, как падают с нее красновато-коричневые капли. - И смутились, когда я приехал. Нормальная молодая женщина сочтет постыдным связываться с заказным любовником… - Он брезгливо скривил губы. - Основные клиенты - мужики. Да еще с какой-нибудь особой придурью. Вы понимаете, о чем я?
        - В общем, да. - До нее медленно доходило. - Бог мой… Тогда зачем вы этим занимаетесь?
        - Каждый выбирает себе дело по уму. Моего ума на большее не хватило.
        Мишель рассерженно выпрямилась.
        - Послушайте, вас мало драли в детстве. Есть же профессии… шофер там, к примеру, официант. Все лучше, чем кататься к извращенцам.
        - Лучше, - отрешенно согласился Тони. - Но так сложилось. - Помолчав, он грустно покачал головой. - У меня контракт на полтора года. Фирма обеспечивает прикрытие. Перед тем, как мне ехать сюда, о вас навели справки, и начальник охраны дал добро. Вон там, - он неопределенно махнул в сторону стеклянной стены, задернутой прозрачной занавеской, - мои телохранители.
        - Если я стану вас обижать, вы можете позвать на помощь?
        - Обидеть жиголо нелегко. Но случается, и впрямь приходится звать охрану.
        - Вам приходилось?
        - Вы удивитесь, если я скажу, сколько в нашем городе садистов.
        - Господи, как вы можете так спокойно об этом рассуждать? - не выдержала Мишель.
        - А что остается? Если хлопать крыльями и кипятиться, никаких нервов не хватит.
        - Сколько у вас заказов в день?
        - Один-два. Изредка три.
        - А сегодня?
        - Сегодня вы у меня единственная.
        - Тони… это правда или вы лжете, чтобы мне не стало противно?
        - Лгу, - он посмотрел ей в глаза. - Чтоб самому тошно не было.
        Мишель зябко поежилась, обхватила себя руками за плечи. Он встрепенулся, обвел взглядом студию. Поднялся, обошел столик, на ходу стягивая с себя куртку, набросил ее Мишель на плечи и вернулся на место. От куртки пахло дорогим одеколоном.
        - Тони, это профессиональное или человеческое?
        Он усмехнулся.
        - Хороший жиголо - профессионал до мозга костей. Не задавайтесь этим вопросом; у вас все оплачено: и забота, и нежность, и страсть. Два часа моего времени полностью ваши.
        - Со службой информации, с телохранителями - это должны быть бешеные деньги?
        - У вас оплачено, - повторил Тони. И добавил неожиданно охрипшим голосом: - Только, если можно, не травите душу.
        Мишель отчаянно смутилась.
        - Простите.
        Ей было жаль этого странного парня. Полуторагодовой контракт. Полтора года насилия над собственной природой, восемнадцать месяцев унижений. Неужели он сам это выбрал? Или кто-то другой изломал ему жизнь?
        - Хотите, покажу вам свои работы? - предложила Мишель, желая сгладить неловкость.
        - Хочу, - он с готовностью поднялся.
        Мишель включила верхний свет, и сразу заблестела лакированная керамическая посуда на столах, на полках, на полу. Тони прошелся по студии, молча все осмотрел, и повернулся к Мишель.
        - Вы - художница от Бога, - промолвил он. - Где вы учились?
        - Я любительница-самоучка.
        - Заметно. - Он огорченно сдвинул брови. - Будь у меня возможность, я бы дал вам курс занятий…
        - Вы художник?!
        - Преподаватель художественного колледжа. Бывший. - Он взял в руки большое блюдо с водопадом и радугой в брызгах. - Но все равно это замечательно. Вы молодец.
        Мишель внезапно вдохновилась.
        - Послушайте, я хочу! Желаю курс занятий, и немедленно. Я найму вас как частного учителя. Сколько стоят ваши полтора часа?
        - Семьдесят пять стелларов.
        - Множим на десять занятий…
        - На тридцать. Вы сошли с ума.
        - Две тысячи двести пятьдесят. Многовато. - Она обвела взглядом готовые работы. - Я сдам их кучей по оптовой цене - глядишь, наберется. Отлично. Как связаться с вашей фирмой?
        Блюдо выскользнуло у Тони из рук. Он едва поймал его и прижал к животу.
        - Дайте сюда, - велела Мишель. - Оно стоит целого занятия.
        - Не глупите. Полтора часа с преподавателем рисунка - это десять стелларов. За что вы будете платить еще шестьдесят пять?
        - За собственный каприз. Я хочу - вот и весь сказ.
        Тони пристально посмотрел на девушку.
        - Воля ваша. В моей куртке, которая на вас, во внутреннем кармане, есть визитки.
        Мишель выудила карточку. На ней значилось: Тони Драйв, «Морской ветер», 445 - 109.
        - Когда можно сделать заказ?
        - В любое время. Но лучше подождите до утра - может, одумаетесь.
        Мишель нахмурилась, глядя в его расстроенное лицо.
        - Что-то я не разберу. Тридцать заказов, оплаченных одним махом, - это немало. К тому же заниматься со мной рисунком куда приятней, чем ублажать каких-нибудь этих… Или я чего-то не понимаю?
        - Ни черта вы не понимаете! - вспылил Тони. Отвернулся, помолчал. - Извините. Мне по статусу не положено повышать на вас голос.
        Мишель захлебнулась жалостью. Он был очень несчастен, этот вляпавшийся в ужасную историю парень.
        - Тогда объясните. Чем плохо, если вы тридцать дней будете заниматься своим собственным делом, а не…
        Тони прошелся по студии, еще раз оглядел расписную керамику.
        - Видите ли, я пытаюсь сохранить последние крохи бывшей когда-то порядочности. Искусительница. Конечно, с вами в тысячу раз лучше.
        - Ловлю на слове. Значит, договорились?
        Тони обезоруженно развел руками.
        - Как говорится, кто платит, тот и заказывает… жиголо. Однако не делайте этой глупости - тридцать заказов одним махом. Обещаете? Тогда ладно. Хотите, потанцуем?
        - Хочу.
        Наутро Мишель проснулась довольная. Где только ни отыщутся преподаватели рисунка! Все же ей было не по себе. Как-никак, жиголо. Ладно еще, если бы он нес с собой память о благодарности одиноких женщин, а то ведь… Бр-р! Представить жутко. Мишель подозревала, что ей такого даже не представить толком. Но тем лучше: можно делать вид, будто он - просто гость… то есть, платный учитель.
        Тони с первого взгляда верно оценил ее пейзажи - стало быть, хорошо разбирается в деле и научит полезному. К тому же, он будет приезжать сюда отдыхать от своего кошмара. Ну и… - она улыбнулась собственному легкомыслию - Тони и впрямь симпатичный парень, этого у него не отнимешь. Все может быть… Дура, одернула она себя, вылезла из постели и занялась утренними делами.
        Визитка Тони ожидала, подсунутая под коммуникатор. Собравшись с духом, Мишель как бы невзначай приблизилась и подсела к столику с аппаратом.
        - Чего откладывать? - повторила она вслух слова Романа. Раз обещала парню, надо выполнять.
        И она с замиранием сердца набрала номер.
        - «Морской ветер», - отозвался приятный, чуть усталый мужской голос. - Здравствуйте. Чем могу быть полезен?
        - Добрый день. Я хотела бы пригласить Тони Драйва, - быстро выговорила Мишель, чувствуя при этом, как горячеют уши.
        - Тони Драйв? Одну минуту. В какое время?
        - Сегодня. В три, в четыре. На полтора часа.
        - Минуточку, - повторил голос. - Прошу прощения. Тони Драйв освободится в одиннадцать вечера.
        Сердце ухнулось куда-то вниз, щеки запылали.
        - Тогда завтра?
        - С восьми утра до одиннадцати вечера он будет занят. Мы можем предложить другого сотрудника.
        - Нет! - У Мишель сжалось горло. - Послезавтра. На три часа. Продолжительностью, - она с трудом выговорила длинное слово.
        - Прошу прощения, - снова извинился усталый голос. - Дело в том, что у Тони сейчас - постоянная работа на длительный срок…
        - Хорошо. - Она перевела дыхание. - Тогда сегодня в одиннадцать, на два часа.
        - В одиннадцать он только освободится, - возразил голос. - Если желаете, в двенадцать.
        - Пускай в двенадцать.
        - Будьте добры, ваш адрес.
        Мишель назвала адрес, распрощалась и потрясенно сползла из кресла на пол. Вот это поворотец! Ну и работку сыскал себе Тони!
        Но, может, все не так плохо? Пристроился в компаньоны к стареющей даме. Чудненько - ему будет тихо и спокойно. Ох, и дура ты, Мишелька! Нашла, о ком тревожиться - о жиголо. Надо полагать, ему там проще, чем с тобой, потому как ты с вопросами в душу лезешь, раны бередишь. Ладно, будем ждать полуночи, решила она. Пора и за работу.
        День прошел бестолково, работа не клеилась, а к ночи Мишель разнервничалась, устала и расстроилась. Ну, зачем это надо? На кой ляд ей сдался несчастный жиголо с его проблемами? Не суетилась бы - и горя бы сейчас не знала, завалилась преспокойно спать. Раздосадованная, взвинченная, она приготовила легкую закуску, налила в кувшин сухого вина и выставила все на столик в студии. Не рисунком же Тони будет с ней заниматься после трудного дня. Мишель тихо злилась. Дура ты, Мишелька, дура. Кто сказал, что, пригласив Тони в дом, сумеешь ему как-то помочь?
        Звонок. Она невольно глянула на часы. 23:59.
        Внутри захолодело, когда она открыла первую дверь. Свет на крыльце был включен, и сквозь стекло внешней двери Мишель увидела высокую фигуру Тони. В руке у него был узкий сверток.
        - Добрый вечер, - Тони шагнул через порог и протянул сверток, оказавшийся цветком в упаковке. - Это - не профессиональное.
        - Спасибо. Какая красота!
        Мишель заставила себя сперва взглянуть на цветок, а уже потом - Тони в лицо. Вид у него был замученный, глаза - больные.
        - Ну что, милая хозяюшка? - Тони улыбнулся, взяв ее руки в свои. - Будем заниматься рисунком?
        - Перво-наперво - ужинать. Я для вас целый вечер готовила.
        Он поглядел как-то странно, по лицу пробежала тень.
        - Воля ваша. Куда идти?
        - В студию. Я сейчас.
        Тони уверенно двинулся через дом, а Мишель прошла на кухню, поставила в вазу цветок. На душе кошки скребли. Позвала человека, он явился - а что ему в том хорошего?
        С вазой в руках, она вернулась в студию - и замерла на пороге. Жиголо, который только что любезничал и улыбался, сидел в кресле сгорбившись, лицо застыло скорбной маской, а на запавших щеках Мишель с испугом и пронзительной жалостью разглядела мокрые полоски.
        Первым порывом было броситься к нему, прижать к груди голову, приласкать его и утешить - однако Мишель удержалась. Негоже смущать человека. Она беззвучно отступила и притворила дверь. Придерживая цветок за стебель, чувствуя на щеке ласку прохладных лепестков, снова побрела в кухню.
        За спиной послышался шелест, Мишель затылком ощутила движение воздуха. Охнув, она обернулась и отпрянула, прижав вазу к груди. Скользнувший вслед за ней по коридору Тони оказался спиной к настенному светильнику, и она не могла разглядеть выражение лица.
        - Мишель, что случилось? Я вас напугал?
        Она перевела дух; сердце так и колотилось.
        - Нет. Просто… ну… - запиналась Мишель, - мне показалось… Я сочла нескромным войти, - породила она в конце концов.
        - Ах, это… - Тони провел пальцами по влажной щеке и неожиданно улыбнулся: - Не бойтесь меня.
        - Я не боюсь. С чего вы взяли?
        - Вы держите защитный барьер. Дайте, - Тони забрал у нее вазу и поставил на пол. - А теперь руку, пожалуйста. - Мишель повиновалась, и он положил ее руку себе на ладонь, другой ладонью прикрыл сверху. - Разрешите, я задам вопрос, на который не имею права?
        - Сколько угодно. Но я подумаю, стоит ли отвечать.
        - Я объясню. Жиголо - хороший жиголо, профессионал - должен сам все улавливать про клиента… или клиентку. Но я, наверное, слишком туп. Вам не нужен наемный любовник, не нужен учитель рисунка. Вам ни к чему даже несчастное жалкое существо, которому можно утереть слезы, приголубить и облагодетельствовать, и таким образом возвыситься в собственных глазах. Я прав?
        - Совершенно. Никуда мне не надо возвышаться.
        - А теперь скажите мне, недоумку, прямо: чего в таком случае вы хотите?
        - Да, в общем, ничего. Чтобы вам было лучше.
        - Тогда я рискну напомнить, что приехал к вам после пятнадцати часов работы. До двух часов я у вас, потом еще полчаса катить домой, а с утра опять к восьми на службу.
        - Я отняла у вас три часа сна?
        - Выходит, так.
        Мишель пристыженно опустила голову.
        - Простите. Но мне показалось, что если я к вам просто как к человеку… Если хоть кто-то станет видеть в вас не жиголо, а… - она совсем смутилась. - Извините, ради Бога; глупость вышла.
        Тони поднес ее пальцы к губам.
        - Вы - красивая, милая, чудная девушка. Послушайтесь доброго совета: найдите хорошего друга. На которого сможете обратить всю нерастраченную нежность и любовь. Вам требуется не жиголо, а настоящий друг.
        - Не вижу, почему жиголо не может быть другом. - Мишель глядела в пол, чтобы не встречаться с его измученными глазами.
        - Уф. Только не говорите, что желаете иметь в роли друга меня!
        - Именно это я и скажу.
        - Так. - Тони выпустил ее руку и отступил. - Это серьезно. Вы отдаете себе отчет в своих словах?
        - Полный, - храбро солгала Мишель. Появилось чувство, будто она летит в санях по ледяной горе, и слегка кружилась голова.
        - Лжете. Вы сама не своя, и голова идет кругом.
        - Ах так. - В груди словно ухнул тяжелый молот. - Тогда получайте. - Обеими руками она дала Тони пару символических пощечин.
        - Это за что же?
        - А вот! - звонко выкрикнула Мишель, пьянея от совершенно реального ощущения падения в ледяную пропасть. - Вы - удивительно тонкий, чувствующий человек, вы же все-все понимаете! И про меня, и про себя. Жиголо! Как вы можете так себя ломать?! Неужто не нашлось занятия достойней? Тони, вам же нестерпимо стыдно! - Она смолкла, испугавшись. По своему положению, он обязан выслушивать ее вопли; но она - какое она имеет право ему выговаривать?
        - Мишель… - Тони провел кончиками пальцев ей по лбу, по вискам, по скулам. - Чудная, чистая, наивная Мишель. Вы заблуждаетесь на мой счет.
        - Почему? - Она невольно потянулась к нему, но он уловил это движение и придержал ее за плечи.
        - Потому что впервые встретились с жиголо. С профессионалом высокого класса. Разъезжая по вызовам, я играю самые разные роли. С вами - роль тонкого, душевного интеллигента; с другой женщиной - слащавого восторженного дурака. С кем-то третьим я груб и жесток. Представьте меня с плеткой в руке, и вам станет легче.
        - Вы - большой артист.
        - Я большой обманщик, - Тони улыбнулся. - Но вам сказал правду.
        Мишель порывисто вскинула ладони ему на грудь.
        - Как же вас угораздило? - Она не отрываясь смотрела в его больные глаза, и к горлу подступали слезы жалости.
        Его голос неожиданно стал жестким.
        - Не воображайте, будто я - невинная жертва обстоятельств. Я изрядно наломал дров, попался между молотом и наковальней. Мне позарез требовались деньги, и работа жиголо оказалась наиболее доходной. Из тех, что предлагались на выбор. А если разобраться, недурно устроился: полтора года каторжных работ вместо смертного приговора.
        - И вы надеетесь, отбыв свой срок, вновь зажить как ни в чем не бывало?
        - Какое! С иллюзиями я уже расстался. К тому же новая работа, которая с сегодняшнего дня… К концу месяца я сделаюсь озлобленным циником и не сумею сыграть ни одной порядочной роли.
        - Да что вам в этих ролях?!
        - А то, милая хозяюшка, - Тони провел ладонью по черным кудрям Мишель, - это единственное, что поддерживает мое потрепанное чувство собственного достоинства. Я сознаю, что чем бы ни занимался, делаю это профессионально. Умело и хорошо. Вы удовлетворены?
        - Нет.
        Мишель вглядывалась, пытаясь проникнуть за его вежливую добродушную маску. Ложь, пронзило внезапное озарение. Все, что он наговорил, - сплошная ложь. Наемным любовником его сделало не преступное прошлое, а нечто совсем иное. Она сглотнула ком в горле.
        - Тони, чем я могу вам помочь?
        Он отвел глаза. И ответил потухшим голосом:
        - Отпустите домой. Надо хоть кроху поспать, иначе завтра я кого-нибудь убью.
        - Вас дома ждут?
        - Слава Богу, нет.
        - Тогда оставайтесь. Я устрою вас в комнате для гостей. Правда, зачем вам ехать? Утром я встану пораньше и подам завтрак.
        - Девушка, ваша доброта граничит с глупостью.
        - Самая настоящая глупость и есть, - обрадованно призналась она. - Будете ужинать или сразу спать?
        - Спать. - Тони привлек Мишель к себе, невесомо обнял за плечи. - Милая, чудесная моя хозяюшка… Спасибо вам.
        Мишель отвела его в комнату для гостей, выложила на постель свежее белье.
        - Ванная тут, - она приоткрыла дверь, так неудачно сливавшуюся со стеной, что гости подчас не могли ее отыскать. - Спокойной ночи.
        Потом она унесла нетронутые закуски в холодильник. Завтра они придутся в самый раз. Во сколько надо подняться - в семь, полседьмого? Постеснявшись стучаться к Тони, Мишель установила будильник на половину седьмого и улеглась.
        Сна, разумеется, не было ни в одном глазу. Не выключая свет, Мишель рассматривала хрустальный светильник, словно видела его впервые в жизни, и размышляла о человеке, которого приютила. Профессионал высокого класса. Допустим. И все же он лгал, когда рассказывал о себе. Мишель понятия не имела, каким должен быть настоящий жиголо, - но совершенно не таким, как Тони.
        В дверь поскреблись.
        - Тони? - откликнулась она, стараясь не выдать внезапного испуга.
        - Разрешите? Я на минуту.
        Мишель по горло закуталась в одеяло и прижалась спиной к стене.
        - Входите.
        Тони появился на пороге.
        - Я вас опять напугал, - огорчился он. - Извините. - Он был в брюках и куртке на голое тело - видать, уже лег, но снова поднялся. Тони присел на край постели. - Я хотел еще раз поблагодарить. Увидел: свет падает из окна…
        - Ну-ка поглядите на меня, - велела Мишель.
        Она видела Тони в профиль, но с его лицом определенно что-то произошло. Он повернул голову. Мишель ахнула.
        - Что у вас с глазами?!
        Вместо сиреневых, они были серыми.
        Тони усмехнулся:
        - Цветные линзы. Меняем цвет глаз по желанию клиента. Я уж их снял и приготовился спать, да понесло меня к вам за разговорами. Прошу прощения; прокол. - Он тихо засмеялся. - Ваш приятель хотел заказать блондина с фиолетовыми глазами, но фиолетовых, как назло, не оказалось.
        - А волосы? Крашеные?
        - Свои. Чуть усилен оттенок, только и всего. Мишель… Хозяюшка… - В голосе Тони больше не было обворожительной мягкости, это стал голос смертельно уставшего человека. - Никогда не связывайтесь с жиголо. Вас будет мучить вопрос, что он делает по обязанности, а что - от души, и вы слишком дорого заплатите за ответы.
        - Послушайте, молодой человек, не надо меня воспитывать. Вам давно пора спать.
        Он не двинулся с места. Сидел, уставившись на край одеяла, в которое закуталась Мишель.
        - Не подняться, - сокрушенно вздохнул наконец. - Сил нет.
        У нее снова пошла кругом голова, и опять возникло ощущение стремительного скольжения по ледяному склону.
        - Отвернитесь.
        - Отвернулся, - Тони закрыл глаза.
        Мишель выбралась из своего кокона, поспешно натянула халат, бросила подушку к стене и сдвинула туда же одеяло.
        - Вот вам место. Ложитесь. Вашего тут - ровно половина постели.
        Он открыл глаза и посмотрел на Мишель - и ей захотелось провалиться сквозь землю. «Дура! - казалось, говорил его взгляд. - Ну черт возьми, какая же ты дура!» Возразить было нечего.
        - И не воображайте, будто я стану смущать вас своим обществом, - заявила Мишель, пытаясь спасти положение. - Я-то уйду в комнату для гостей - меня-то ноги держат.
        Тони едва не вспылил; с трудом сдержался.
        - Вы правы: я неблагодарная тварь, которой думали оказать честь, уложив рядом с собой на краешке. Не оценил, виноват, каюсь.
        Махнув на все рукой - пусть понимает ее, как хочет - Мишель склонилась над ним, поцеловала в волосы.
        - Доброй ночи.
        Она двинулась к двери. У порога обернулась, чтобы сказать что-нибудь хорошее, сгладить впечатление от наделанных глупостей. Ох, что это?! Тони успел стянуть с себя куртку и озирался, раздумывая, куда ее пристроить. До Мишель не сразу дошло, что она видит на его обнаженной руке. Темные разомкнутые колечки, пары повернутых друг к другу тонких подковок. Много колечек - целая цепочка. Укусы, окончательно осознала она. Это же следы человеческих зубов.
        Тони поймал ее взгляд.
        - Новая игра, - сообщил он. - Только что вошла в моду. Полагаю, правила вас не интересуют? - Он в упор смотрел на Мишель. Губы дернулись в гадливой гримасе, в голосе послышалась озлобленность: - Прошу прощения. Не предполагал, что придется у вас раздеваться. Жиголо обязан ликвидировать следы на теле, прежде чем обслуживать нового клиента. Но в таком случае я бы явился к вам с опозданием! - закончил он яростно.
        В ужасе, Мишель выскочила вон. Кошмарный бред! И после всего, что было, этот бедолага приехал сюда. Не искал утешения, не пытался забыться - напротив, старался доставить удовольствие ей самой. Цветок подарил. Надеялся ее, дурочку, вразумить…
        Только в комнате для гостей Мишель заметила, что плачет. Усевшись на постель, она провела рукой по примятой подушке, осторожно потрогала рубашку, висящую на спинке стула. Надо что-то сделать - но что? Тони не желает, чтобы она ввязывалась. Почему? Неужто больше заботится о ней, чем о себе? Господи Боже, ну как же он вляпался в эту мерзость?
        Опять установив будильник на половину седьмого, Мишель улеглась и в конце концов задремала.
        Звонок в дверь подбросил ее на постели. Сердце зашлось в бешеной скачке. Затаив дыхание, она приподнялась, поглядела на часы. Светились зеленые цифры: 02.05.
        Второй звонок, настойчивый и длинный. Мишель влезла в халат, крепко затянула пояс.
        Новый звонок, еще более требовательный, наглый. Ну, я вас сейчас помету!
        Рассерженная, Мишель отворила внутреннюю дверь.
        Сквозь стекло ударил ослепительный свет; Мишель оказалась как на ладони. Что там?! Ах, ну, понятно: в дверь уставился фарами чей-то мобиль. Не собираясь открывать ночным гостям, Мишель нажала кнопку переговорного устройства.
        - Кто там?
        В проеме появился мужской силуэт, по полу протянулась тень.
        - Мадам Вийон? Ваше время истекло.
        - Ну и что? Почему вы ломитесь в дом среди ночи?
        - Время истекло, - повторили ей с издевкой. - Пусть-ка ваш милый поторопится.
        - Я вызову полицию.
        На крыльце развеселились.
        - Дамочка, никакой полиции. Неприятности ему не нужны. Зовите его, да поживее. Скоренько, бегом.
        Что-то подсказало: наглый пришелец изрядно выпивши.
        - Подождите, - бросила Мишель и отключила связь.
        На цыпочках пробежала в студию. Здесь было темно, и густо синела прозрачная стена, задернутая тонкой паутиной занавески. Мишель наощупь отыскала кнопку и испуганно присела от треска опустившихся жалюзи; теперь можно было без опаски зажечь свет. Она извлекла из-под коммуникатора визитку: Тони Драйв, «Морской ветер», 445 - 109. Закусив губу, набрала номер.
        - «Морской ветер». Здравствуйте. Чем могу быть полезен? - Новый голос, не тот, с которым она разговаривала утром.
        - У меня был заказ, - начала Мишель. - Тони Драйв. Время только что закончилось. А сейчас ко мне ломятся какие-то типы и требуют Тони. Это ваши сотрудники?
        - Мадам Вийон, не тревожьтесь. Поскольку ваше время вышло, на Тони имеют право другие клиенты, - разъяснил диспетчер.
        - Да вы спятили! Ночь на дворе, человек спит. Он чуть жив…
        - Мадам Вийон, - там явственно улыбнулись, - эта претензия не по адресу. Будьте благоразумны. Разбудите Тони, и пусть он…
        - Они сделали заказ? - перебила Мишель. - Оплатили?
        - М-м… нет. Пока нет.
        - А ломятся в дом, пьяные морды! Оформите мне еще полчаса; и будьте любезны прислать телохранителей.
        В дверь опять позвонили - долгий, уверенный, хамский звонок. Вот ужо вам сейчас, предвкушала Мишель со злорадством, оплачивая свой новый заказ.
        Затем побежала в холл. Черный силуэт на крыльце заметно укоротился. Она не сразу сообразила, что нахал стоит, прижавшись задом к двери и нагнувшись вперед. Ткнула кнопку связи.
        - Дамочка! - окликали снаружи. - Красотуля! Где же То-ни? Он мне ну-жен, - приговаривали нараспев.
        - Сейчас будет, - мрачно пообещала Мишель. Хотелось верить, что этот гад вот-вот получит по мозгам от охраны и утихомирится насовсем.
        - То-ни! - пели на крыльце. - Ки-са! Ско-рей!
        Мишель выключила звук. Ну, где обещанные телохранители?
        Свет фар внезапно погас, осталась одна лампа над крыльцом. Мишель приблизила лицо к стеклу. Телохранителей она не разглядела; мелькнула фигура незваного гостя, которого точно ветром увлекало прочь, и пропала в темноте. Мишель опять нажала кнопку связи. Снаружи было тихо, затем прошелестела дверца мобиля, и опять тишина. Чистая работа.
        Она закрыла внутреннюю дверь. В холле стало темно, только в дверном проеме, ведущем в коридор, виднелся тусклый свет.
        Чьи-то пальцы крепко взяли ее за локоть. Мишель ахнула и дернулась, однако пальцы держали, точно капкан.
        - Зачем вы? - хлестнул жесткий голос. Она едва узнала Тони.
        - Пустите! - Мишель думала его оттолкнуть, но не вышло. - Пустите меня!
        Завизжать бы, позвать на помощь - да кто ее услышит? Она постаралась взять себя в руки.
        - Тони, ну пожалуйста. Не сердитесь. Я хотела как лучше.
        - Хотела, хотела! Вы представляете, чем это мне отольется завтра? - Его хватка стала больней.
        - Я хозяйка в своем доме. - Мишель постаралась придать голосу выражение холодного достоинства. - И не позволю, чтобы пьяная мразь выдергивала моего гостя из постели.
        Тони тряхнул ее.
        - Так. Не позволите. Это сегодня - а завтра? - В коротких фразах клокотала ярость.
        Мишель выпрямилась, гордо вскинула голову.
        - Значит, надо было позволить? Пусть они тут распоряжаются? А ты бы покорно пошел? Работа такая, да?
        - Да, такая работа! - Тони оттолкнул ее, Мишель налетела спиной на стену. - И не лезьте не в свое дело, ясно?
        - Ну и уходи! Поезжай за ним, трус несчастный! - выкрикнула она, вложив в оскорбление всю обиду и гнев. - Трусливый раб! - Она внутренне сжалась, ожидая, что Тони отвесит ей оплеуху.
        Стало очень тихо. Тони не двигался, Мишель не слышала даже дыхания. Подняла руку, будто проверяя: тут ли он. Ладонь наткнулась на горячее обнаженное тело. Тони вздрогнул и подался назад.
        - Откройте дверь.
        Мишель повиновалась. Он застегнул накинутую на голое тело куртку и сбежал с крыльца. На краю площадки перед домом, прижимаясь к кустам, стояла большая черная машина. Тони прыгнул в салон, включил свет. Машина крутанулась на площадке и умчалась прочь, красные огни исчезли во тьме. У Мишель вырвался не всхлип и не стон, а жалкий писк. Что же она сделала не так?
        Глава 4
        Наутро Мишель связалась с «Морским ветром».
        - Мадам Вийон, - знакомый усталый голос был исполнен укоризны, - Тони Драйв занят и не принимает дополнительные заказы.
        - Мне не нужен заказ. Я хочу с ним поговорить. - У Мишель пылали щеки.
        - К сожалению, ничем не могу вам помочь.
        - Послушайте, - чувствуя себя униженной и несчастной, она до боли сжала руку в кулак. - Если вас не затруднит, передайте ему, пожалуйста… Я вчера его обидела; я очень сожалею.
        - Хорошо, передам. Но вам не стоит принимать случившееся близко к сердцу. Всего доброго.
        У Мишель дрожали руки. Бедный Тони! Невозможно терпеть это гадство. Ее охватила лихорадочная потребность что-нибудь предпринять.
        Вряд ли странный жиголо разъезжает по клиентам под своим настоящим именем. Мишель узнала адреса двух имевшихся в Кедрове частных детективных агентств и отправилась в ближайшее. Однако там лишь глянула на самодовольную, наглую рожу секретаря, развернулась и вышла вон.
        А в агентстве Чеслава Чейка ее встретила закрытая дверь и записка «Сию минуту возвращусь». Мишель вернулась в машину и стала ждать.
        Прошло минут пять. Из кафе напротив вышел человек и прямиком направился к ее «сонате». Мишель опустила стекло.
        - Здравствуйте, мадам. - Он достал из нагрудного кармана и протянул в окно визитку: Чеслав Чейк, частный детектив. - Извините, что заставил вас ждать. Пройдемте?
        Мишель выбралась из машины.
        - Вы преспокойно распивали чаи, глядя, как дама вас дожидается?
        - Ни в коем случае. Я распивал, но волновался: вдруг вы уйдете?
        Чейку было под сорок. Ей пришло в голову сравнение с огромным волком, напустившим на себя вид добродушного пса.
        Детектив открыл дверь конторы:
        - Прошу вас.
        Мишель оглядела приемную - чисто и скромно; затем кабинет - тоже чисто и небогато.
        - Присаживайтесь, - Чейк указал на кресло для посетителей и сам уселся за сделанный «под старину», уютный и надежный стол. - Буду рад вам помочь.
        - Скажите: вы часто смеетесь над своими клиентами? - Мишель боролась с нахлынувшим смущением.
        - Никогда.
        - А над глупыми?
        Он покачал головой. В темных глазах блеснули веселые искорки.
        - А если клиенты совсем безголовые? - настаивала она, оттягивая начало рассказа и набираясь храбрости.
        - Только за закрытыми дверьми.
        - То есть я не услышу, как вы будете надо мной хохотать?
        - Ни в коем случае.
        Мишель нашла в себе силы улыбнуться и изложила свою историю.
        Детектив задумчиво свел кончики пальцев обеих рук и постучал ими, словно играл на беззвучном инструменте.
        - Найти вашего парня не так сложно, - изрек он. - Допустим, мы его нашли. Что дальше?
        - Я хочу знать, чем могу помочь.
        Собачье добродушие исчезло с лица Чейка. Перед Мишель сидел большой мудрый волк.
        - Вы уверены, что ему нужна помощь?
        - Не знаю, - честно созналась она. - Тони очень несчастен. Он не выдержит эти полтора года; не выживет. Или растеряет все, что в нем есть человеческого, превратится в… жиголо.
        - Он и есть жиголо, - Чейк пожал плечами. - Он ушел от вас этой ночью - и снова уйдет по зову очередного клиента.
        Мишель упрямо сдвинула брови.
        - Там посмотрим. Но сейчас я не могу от него отступиться. Я ощущаю это как предательство.
        - Будь по-вашему. Итак, вы хотите получить ответ на три вопроса: где Тони, что с ним и чем вы в состоянии помочь. Так?
        Мишель кивнула. Чейк постучал кончиками пальцев правой руки по ладони левой.
        - Третий вопрос самый сложный, и ответ… вряд ли вас удовлетворит. Однако поживем - увидим.
        Они договорились об оплате, и Мишель поехала домой. Следовало срочно добыть наличных денег.
        До вечера она паковала свои работы - завтра приедет агент, заберет все разом. Деньги будут. Но употребит ли она их с умом? И - главное - нужно ли это Тони? Мишель уверяла себя, что нужно.
        С одиннадцати часов, когда ее жиголо должен был освободиться, до часу ночи, когда он мог бы - а вдруг? - приехать, ее снедала тревога, Мишель не находила себе места. Она ругала себя, высмеивала, но это не помогало: она ждала. Однако он не приехал.
        Спустя два дня, измучившись неизвестностью, она связалась с Чейком. Детектив пообещал, что назавтра привезет новости.
        - Если не возражаете, я загляну часов в семь.
        У Мишель захолонуло сердце. Известия окажутся плохими.
        - Конечно, приезжайте. Буду ждать.
        На следующий вечер, без пяти минут семь, детектив поднялся на крыльцо. Работавшая в студии Мишель подскочила от его звонка и опрометью кинулась открывать. По дому промчалась во весь дух, но через холл прошла не спеша, умеряя быстрое дыхание и бешеный стук сердца. С каменным лицом отворила дверь и впустила Чейка в дом.
        - Добрый вечер, - детектив приветливо улыбнулся. - Я привез ответы на ваши вопросы.
        Мишель провела его в студию, усадила у кофейного столика в гостевом углу. Чейк окинул взглядом пустые полки и столы.
        - Не работается?
        - Все продала. Четыре блюда за последние дни - но показать пока нечего. Еще не закончила роспись, - отчиталась Мишель и смолкла, выжидательно глядя на детектива, не решаясь первой заговорить о деле.
        Мудрый волк полез во внутренний карман и выудил бумажник. Раскрыл его, вытащил листок и положил перед Мишель.
        - Данные вашего друга. Зовут его Тео Стерн; двадцать пять лет. До последнего времени работал преподавателем рисунка в художественном колледже. Ночует у себя, без четверти восемь выезжает из дома, возвращается в начале двенадцатого ночи. Клиент у него основательный, платит по двойному тарифу. Весьма выгодная работенка, которая продлится до двадцать шестого числа. Иными словами, минет всего двадцать пять дней - и ваш друг вновь станет относительно свободен. Теперь дальше… - Чейк вынул из бумажника два конверта; один подал Мишель, другой придержал у себя. - Репортаж с места событий. В вашем конверте снимки попристойней, а это, - Чейк положил ладонь на второй конверт, - я бы посоветовал сжечь, не глядя. Вам не понравится.
        Мишель сухо сглотнула.
        - Зачем мне… они?
        - Чтобы ясней представлять себе, с чем имеете дело, - отозвался Чейк бесстрастно, хотя в глазах мудрого волка ей почудилось осуждение.
        Пальцы дрожали, когда Мишель открывала конверт. Детектив откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и устремил отрешенный взгляд на сопки за прозрачной стеной.
        Первый снимок. Пестрая толпа на площадке у бассейна; столики, зонты от солнца, декоративные вазы. Тони - в костюме и темных очках. Улыбается. Рядом с ним - неотразимая девица с султаном перьев в высокой прическе.
        - Полдень. Гости съехались, - пояснил Чейк, закладывая руки за голову. - У вашего друга рабочий день начинается с восьми, поскольку в нем лично заинтересован хозяин мероприятия.
        Второй снимок: держась за руки, Тони с девицей прыгают в бассейн. Ее султан из перьев растрепался, платье промокло насквозь и липнет к телу. Хохочут.
        - Веселье в разгаре, - прокомментировал Чейк, устраиваясь в кресле поудобней. - Гостеприимный хозяин позволил себе отдохнуть и расслабиться впервые за четыре года. Поэтому закатил такой шумный и хлопотный праздник для своих… в общем, своих людей.
        - А кто снимал?
        - Человек, которого моя просьба изрядно позабавила. Обычно такие штуки обходятся дорого, но нам с вами картинки достались бесплатно.
        - Большое дело. - Она переживала ощущение раздвоенности: одна Мишель, сдержанная и самую малость циничная, деловито рассматривала тайно отснятые эпизоды, а другая сжималась от стыда.
        Пояснять следующий снимок Чейк не стал. Тони в плавках и расстегнутой рубашке сидит на стуле, а на его голом колене по-хозяйски восседает девица с султаном, от которого сохранилось одно-единственное черное перо. На девице остались только трусики, и она что-то увлеченно изучает на своем загорелом бюсте.
        Дальше. Девица сидит на земле, обнимая Тони колени, и дико хохочет, а он льет ей на лоб вино из бокала.
        Затем девицу пытаются увести; она упирается и цепляется Тони за рукав, стягивая с него рубашку, а он что-то зло говорит человеку, оставшемуся за кадром.
        Чейк встрепенулся.
        - Ваш друг неосторожно высказался, и ему дали в морду.
        На следующем снимке Тони держал салфетку с красными пятнами, лицо припухшее, на подбородке - засыхающая кровь. Судя по выражению лица, он о чем-то просил. У Мишель болезненно кольнуло в груди: побитый, униженный и сломленный… Или это всего лишь роль, которую он с блеском играет?
        - Прощение досталось ему нелегко, - сухо заметил Чейк.
        Мишель чуть не выронила снимки: ее жиголо стоял на коленях и целовал чью-то худую руку с веревками темных вен. Другая такая же рука лежала на его серебристых волосах.
        Мишель вскинула глаза на Чейка. Мудрый волк глядел сурово.
        - Вы сами пожелали это знать. Смотрите дальше, там много интересного.
        - Не хочу.
        - А! Вам не нравится развенчанный герой? Вы его представляли себе иначе?
        Мишель сжалась.
        - Вы не понимаете…
        - Вот как? - Детектив живо заинтересовался. - Чего это я не понимаю?
        - То, что здесь, - она постучала ногтем по снимку, - это ужасно. Но я видела его другим. Поверьте: Тони живой человек, а не… - Мишель не подобрала слов.
        - Это он вам сказал или вы сами придумали?
        - Я знаю.
        Чейк неожиданно улыбнулся.
        - Вот бы и в меня кто-нибудь так же верил. Смотрите остальное, вам полезно.
        На следующем снимке Тони сидел над бокалом вина - с мрачным видом, подперев кулаками подбородок. Мишель обратила внимание на глаза: фиолетовые, с золотыми искрами. Рядом маячила чья-то голая жирная грудь, на которой нелепо болтался черный галстук.
        - Ваш друг кокетничает. Якобы он обиделся и забастовал, и теперь его обихаживают, склоняя вернуться к забавам.
        Мишель глянула на Чейка с упреком: и без того все хуже некуда, зачем еще смеяться над несчастным Тони?
        - А это кто? - спросила она, едва увидев новый снимок.
        Здесь Тони зачем-то связывали руки за спиной; он насмешливо улыбался - но Мишель смотрела не на него. Рядом находился другой молодой парень, обнимавший голую девицу, - высокий, белокурый, с орехового цвета глазами. Взгляд его обжег Мишель, словно хлестнуло ядовитое растение.
        - Кто это? - повторила она.
        - Признаюсь, я тоже его заметил. - Чейк прищурился, вглядываясь в изображение со своего места. - Один из приближенных хозяина. Любопытное лицо, верно?
        - По-моему, я его где-то видела…
        - Конечно. Рекламу по видео смотрите?
        - Нет. Не люблю.
        - Там мелькает парень, очень похожий на этого, рекламирует туристское снаряжение. Моя супруга от него млеет. Не поленитесь однажды посмотреть - может, он вам покажется интересней вашего жиголо?
        - Но этот - отвратный, - объявила Мишель, ежась. - По-своему притягательный, но взгляд так и жжет. Думаю, он страшный человек.
        - Наверное, - согласился Чейк. - Я бы добавил, вся их компания не ахти.
        Мишель проглядела оставшиеся три снимка. От двух гадливо поморщилась, а третий ее потряс. Тони был один. Он стоял у цветущего куста, стиснув в руках скрученную жгутом сиреневую рубашку. Заходящее солнце подкрасило красной медью его лицо и плечи, глаза были полузакрыты, брови страдальчески изогнуты - и во всем его облике читалась такая душевная мука, что у Мишель навернулись слезы. Забывшись, она провела по карточке мизинцем, словно пытаясь этим прикосновением утешить Тони и как-то его поддержать.
        - Жалеете, да? Ну, пожалейте еще. - Чейк подтолкнул к Мишель второй конверт.
        Она почти не глядя перебрала снимки. Детектив не скрываясь наблюдал, но не проронил ни слова. Мишель то обдавал душный жар, то окатывал холод, по телу ползли капли пота, и начала бить дрожь. Неужели такое может нравиться? Непостижимо. Мишель окончательно уверилась, что ничегошеньки не смыслит в жизни.
        Убрав снимки обратно в конверт, она посидела, ошеломленно помаргивая. Пришла в себя.
        - Вы обещали дать совет.
        Чейк с недовольным видом постучал кончиками пальцев по ладони.
        - Мадам Вийон, у вас есть родные, друзья?
        - Отец оставил нас, когда мама заболела. Она умерла восемь лет назад. - Мишель подумала, что детектив наверняка это сам про нее знает, и добавила: - У меня есть племянница и подруга.
        - Вы с ними не делились?
        - Нет, конечно.
        - Мадам Вийон, бросьте это дело, - веско проговорил мудрый волк.
        - Я не могу оставить Тони одного с этим кошмаром, - запальчиво возразила Мишель.
        - Ни черта вашему Тони не сделается, - тоже вспылил детектив. - А вот вы скоро заплачете от жалости к себе самой. Не связывайтесь, повторяю я вам! Забудьте его.
        - Не могу. Не хочу.
        - Ох, Боже… Ладно. Самое умное - подождать до двадцать шестого числа, когда закончатся праздники. Тогда посмотрите, во что превратится ваш расчудесный жиголо и что там останется от человека.
        - А если я не желаю, чтобы он превращался? Не хочу, чтобы его сломали?
        - Мадам Вийон, это первый мужчина в вашей жизни?
        Мишель смутилась, однако заставила себя прямо взглянуть Чейку в глаза.
        - Не первый. Но Тони - поразительно тонкий и понимающий. Я таких до него не встречала. Он замечательный…
        - Тонкие и замечательные не идут в жиголо, - оборвал Чейк. - Однако допустим, что вы не ошиблись. Повторяю: всего лишь допустим. - Мудрый волк помолчал и с неохотой добавил: - Он вам про себя наврал с три короба. В жиголо он подался вовсе не два месяца назад, а от силы дней десять. И криминального прошлого нет и в помине.
        - Я знала! Чувствовала, что он лжет! - От радости Мишель хотелось запрыгать.
        - К сожалению, я не сумел докопаться, что именно ваш друг скрывает. Прежде всего, неясно, за каким чертом его понесло в эту фирму. Он был нормальный парень, безо всяких склонностей к эдаким фокусам.
        - Вот видите! - радовалась Мишель.
        Детектив покачал головой.
        - Ничего не вижу, мадам. Ничего утешительного. Я выискал в его биографии одну-единственную странность: ваш друг всерьез интересовался паранормальными способностями, экстрасенсами и прочей чепухой. Искал связь между творчеством и ясновидением, полагал, что дар художественного изображения лежит в одной плоскости с экстрасенсорным восприятием окружающего мира… Ну, и прочие интеллигентские заскоки; вообще-то он парень неглупый, в духовном поиске. Однако это не объясняет, с какой стати ему понадобилось заделаться жиголо. - Чейк помолчал, недовольно поджав губы. - Я вам больше скажу: непонятно, каким ужом он вполз в «Морской ветер»… почему его туда взяли. - Детектив поймал озадаченный взгляд Мишель и пояснил: - Не тот типаж. Жиголо-профи - это скорее смазливый красавчик… женоподобный юнец, от которого млеют матерые гомики. А тут, извините, и рядом не лежало.
        Мишель подумала. Чейк прав: Тони весьма обаятелен, но чисто по-мужски.
        - То есть, он не настоящий жиголо?
        - Судя по картинкам, настоящее некуда. Но если вдуматься, история кажется странной. - Чейк поднялся. - С вашего позволения, мне пора. Всего хорошего, мадам Вийон. Когда понадобится помощь, обращайтесь.
        Детектив уехал, оставив Мишель наедине со снимками. Внезапно она почувствовала себя так, словно совершила подлость. Ей нельзя было этого знать. Она не имела права.
        Сжечь, решила она. Всю эту гадость - немедленно в огонь. Не в обжиговую печь, а в настоящее пламя: пусть в нем сгорят все те ужасные люди. Вместе с их голыми девками.
        Мишель набрала ненужной бумаги и устроилась за домом, со стороны сопок, где ее не могли увидеть соседи. Снимок за снимком она скармливала желтым горячим язычкам. Огонь принимал подношение и не спеша поглощал его, торжествуя над черными сморщенными скелетиками. Лишь один снимок Мишель не отдала. Это был Тони с сиреневым жгутом в руках, несчастный, отчаявшийся. Единственный снимок, где он настоящий, вне роли. Мишель подержала его на ладони. Это - мое. Растоптав кучку пепла, она вернулась в дом. Этого Тони я не отдам…
        В половине двенадцатого она вызвала номер, который добыл Чейк; Тони уже должен был возвратиться домой. Отозвался автоответчик; Мишель испугалась и сбросила вызов.
        Поразмыслив, нажала кнопку повторного вызова. Тони прослушает запись, это главное. Тем более, что автомат отвечал его голосом:
        - Здравствуйте. Я не могу сейчас с вами поговорить. После сигнала оставьте, пожалуйста, свое сообщение.
        Едва дыша, Мишель дождалась гудка.
        - Добрый вечер, - начала она сдавленным, чужим голосом. - Это Мишель Вийон. Тони, ради Бога, извините мою наглость… Я хотела сказать, что… - она запиналась и ненавидела себя за это. - Я думаю о вас… все время… Очень хорошо, что вы есть. Спокойной ночи. - Она положила трубку и перевела дух. Тони все понимает; он должен расслышать в бессвязном лепете ее чувства.
        Она подперла рукой тяжелую голову. А скажи, Мишелька, честно: какие такие чувства ты вкладываешь в свою суету? Что это - бескорыстная забота? Сочувствие? Жалость? Не врешь ли ты, Мишель Вийон? Не думаешь ли урвать что-то самой себе?
        Тони не отозвался. Ни на следующий день, ни на третий, ни после. Мишель предполагала, что так будет, но надеялась. Ей было горько. Хоть бы знать, что ее полночные песни ему нужны, а не вызывают усталую досаду и раздражение. Каждый вечер она исправно набирала номер и наговаривала целые поэмы. Весь день она работала как одержимая - ваяла, обжигала, расписывала, покрывала лаком - и не переставая искала нужные слова: чтобы не унизить человека, не показаться настырной и бестактной. А еще мучительно хотелось знать, что с ним. Не сломался ли? Жив ли вообще?
        Спустя неделю Мишель связалась с Чейком. Детектив сухо отчитался: Тони жив, здоров и шутит с гостями, да и народ притомился, веселье пошло на спад, и жизнь у нанятых путан и жиголо стала потише.
        Мишель ненадолго успокоилась, а потом ужаснулась: если гостям прискучили обычные развлечения, они сочиняют все более изощренные забавы. Ей представлялись всякие ужасы: смесь выхваченных из эротических фильмов сцен и смутных порождений потрясенного воображения. Она была вне себя. Наглоталась успокоительных таблеток, но это не помогло, и к вечеру у Мишель созрело отчаянное решение.
        В половине одиннадцатого, передвигаясь, как во сне, она вышла из дома, села в свою маленькую «сонату» и поехала на Кедровое Кольцо - туда, где жил Тони.
        Кольцо оказалось длинной вытянутой петлей, а нужный дом стоял в середине закругления, в стороне от дороги. Одноэтажный, двухквартирный - с двумя разными входами, он синевато поблескивал стеклами в свете фонарей. Ни одно из окон не светилось. Мишель припарковала «сонату» поблизости от подъездной аллеи, укрыв ее в тени густых деревьев, и приготовилась ждать.
        На Кедровом Кольце было пустынно, ни людей, ни машин, будто в заколдованном царстве. Одни фонари да светящиеся окна редко стоящих домов.
        В четверть двенадцатого из-за поворота дороги показались огни двух мобилей. У Мишель подпрыгнуло сердце. Тони? А второй - его сосед по дому? Ей стало неуютно. Хорошо, что машины идут не с той стороны, где она прячется.
        Первым на ведущую к дому аллею свернул громадный черный «адъютант». За ним, как на привязи, к дому покатил второй мобиль, еще громаднее и как будто еще чернее.
        Мишель сидела, затаив дыхание. Проехали, слава Богу.
        В доме зажегся свет: сперва в левом крыле, затем в правом. Мишель выругала себя за то, что не позаботилась выяснить, с которого края находится квартира Тони. На его окна можно было бы поглядеть с нежностью. Или даже позвонить в дверь. Всего лишь посмотреть Тони в лицо, сказать несколько слов - неловких, но от души - и уехать. Однако второй мобиль… Мишель боялась.
        Кто-то подошел к окну - на шторе появился темный силуэт. Затем штору отдернули, и Мишель ощутила на себе чужой холодный взгляд. Ей стало совсем жутко - на нее смотрел тот, кто сидел во второй машине. «Соната» была хорошо укрыта в густой тени, саму Мишель невозможно разглядеть; и все же незнакомец явственно ее рассматривал. Включив двигатель, она тронула с места. Ни к чему тут маячить.
        Мишель отъехала с квартал, и ей полегчало. Наверное, Тони уже прослушал сегодняшнюю запись; наверняка на душе стало не так скверно. Осталось всего восемнадцать дней - и кошмарный фестиваль закончится…
        На экране заднего вида возникли яркие точки - фары мобиля. Мишель прибавила скорость. Светящиеся точки росли: машина нагоняла. Ну так что же? Люди торопятся, только и всего.
        Белый свет залил салон. Мишель невольно втянула голову в плечи. Она не могла рассмотреть на экране лица сидевшего за рулем, но затылок пощипывало от его изучающего взгляда. Затем по шее, по плечам, по спине словно потекли жгучие струйки. Руки Мишель внезапно ослабли, в глазах потемнело, стало нечем дышать. Чувствуя, что теряет сознание, она остановила «сонату».
        Было темно. Вдалеке что-то стукнуло, мир покачнулся. Открыв глаза, Мишель обнаружила, что преследователь сидит рядом с ней.
        - Убирайтесь! С какой стати?…
        Его глаза блестели в полутьме салона.
        - Ты - Мишель Вийон, - упали медленные слова.
        Она дернулась нажать кнопку тревожной сигнализации - орущая и мигающая всеми огнями машина привлечет внимание - однако метнувшаяся рука незнакомца ее опередила. Запястье стиснули жесткие и очень горячие пальцы.
        - Не сметь, - жарко выдохнул он, и тут Мишель его узнала: белокурый парень с обжигающим взглядом ореховых глаз, которого она видела на снимке. И голос его она слышала: этот тип пьяный стоял у нее на крыльце, требуя Тони.
        От запястья точно растекался жгучий яд, рука немела.
        - Чернокудрая красотка с зелеными глазами. Черт меня побери - в самом деле, какая красивая!
        В глубине души, Мишель не считала себя раскрасавицей. Глаза и волосы у нее и впрямь хороши, но что до остального…
        - Брось! - усмехнулся белокурый, словно прочитав ее мысли. - Ты самая роскошная женщина в мире. Поедем домой? - Он завладел ее второй рукой, притянул Мишель к себе.
        - Пустите и убирайтесь вон! - Она трепыхнулась.
        - Будешь кусаться? - Он снова усмехнулся, и глаза блеснули ярче.
        У Мишель заболело лицо и открытое горло; казалось, взгляд наглеца оставляет ожоги.
        - С ума сойдешь, какая красивая, - протянул он. - Погоди-ка, милая… Ах вон что! Шпионишь за своим приятелем? А снимки, говоришь, сожгла?
        Мишель хотела закричать, но голос пропал. Этот человек знал про нее все! Он прихватил ей оба запястья одной рукой, а другой провел по щекам и подбородку. Лицо точно облили кипятком.
        - В жизни не попадалось таких красивых… На что тебе сдался несчастный жиголо? Поедем ко мне.
        Мишель внезапно обрела голос и завизжала. Визг оборвался - белокурый зажал ей рот, она ослабела и обмякла, словно от мгновенно действующего яда.
        - Упрямая красавица. Стало быть, не желаешь?
        Она помотала головой.
        - До сих пор ни одна не отказывалась, - промолвил он с недоумением, которое, несмотря на ужас ее положения, показалось Мишель забавным. - Ты хочешь поехать со мной! - отчеканил он. - Нет? Да что ж это творится на белом свете?
        От его изумления и откровенной обиды Мишель чуть не прыснула.
        - Не сметь! - Он толкнул ей голову. - Дура!
        Освободившись из-под ладони, Мишель злорадно захохотала. Он ненормальный, этот тип с ядовитым взглядом, но она обнаружила его слабое место.
        Он оскорбился.
        - Стерва! Дрянь!
        Мишель хохотала, как в истерике. Злись, ну давай, злись крепче! Я тебе еще и не так посмеюсь - и с подвизгиваньем!
        Захватив в горсть ее локоны, белокурый ударил Мишель лицом о консоль управления.
        - Прекрати! Перестань, говорю! - В голосе неожиданно прорвались жалкие просительные нотки.
        Она смолкла. Он отпустил ее волосы.
        - Пошел к черту, - бросила Мишель с холодной злобой. - Вон, кому сказано! - завопила она, со всей силы толкая его в плечо. Будь дверца открыта, белокурый вылетел бы на дорогу.
        - Зря смеешься, - отозвался он тихо. - Все равно будешь моей.
        - Ха! - изобразила она презрение. Одержав победу, Мишель перестала бояться.
        - Никуда не денешься. Кстати, не забудь описать свое приключение Тони. Пусть порадуется.
        - Пшел! - крикнула она, как на злобную трусливую собаку.
        Белокурый убрался.
        Наваждение. Призрак с того света. Вампир. Не зная, как точнее его обозвать, Мишель рванула с места.
        Бедный Тони. Надо же - оказаться под одной крышей с этим чудовищем.
        А все-таки она его одолела!
        Наутро Мишель позвонила Чейку и поведала о своих похождениях. Мудрый волк заметно встревожился.
        - Мадам Вийон, этот субъект может оказаться слишком опасен. Боюсь, нам с вами он не по зубам. Вам следует уехать.
        - Что-о?! Сперва эта сволочь ломится в дом, потом выживает из города - да что за жизнь? Нет и нет.
        - На вашем месте я бы отнесся серьезней, - с укором указал детектив. - Незачем проявлять безрассудную храбрость.
        - Я не могу оставить Тони одного.
        - Полагаете, ему станет легче, если у вас будут неприятности?
        - Пожалуй, нет, - признала Мишель. - Я подумаю.
        - И не ездите на Кедровое Кольцо. Вообще старайтесь не выходить из дома по вечерам, когда заканчивается праздник.
        Мишель обещала. Затем принялась за работу. Новый, только что обожженный сервиз ожидал росписи. Оглядев кувшин и высокие кружки, она вдруг нашла необычное решение. Сделаем так: намеченные контуры лица, большие глаза, а в них отражается озеро под заходящим солнцем. Печальные серые глаза… Тони! Она вздрогнула от внезапной боли. Тот сумасшедший с обжигающим взглядом - не добившись ничего от Мишель, он выместит зло на человеке, который ей дорог. Ей вспомнились снимки, принесенные Чейком. Мишель зажмурилась, но унизительные сцены встали перед ней еще ярче.
        Она с бешеной энергией накинулась на кисточки и краски. Надо заработать денег и поддержать Тони, чтобы он пережил чудовищный фестиваль. Никуда она не поедет, а будет работать. Много и быстро.
        И она трудилась весь день и весь вечер, оторвавшись только в одиннадцать, чтобы вызвать заветный номер, сказать несколько теплых, нежных слов. Посидела у аппарата. Вдруг Тони откликнется? Что ж, нет - значит, нет. Мишель со вздохом поднялась, вытянула вверх руки, покрутила усталыми кистями. И подпрыгнула от внезапной трели вызова. Наконец-то!
        - Тони?
        Он молчал; Мишель слышала тихое дыхание. Она так обрадовалась, что ей было все равно - пусть молчит, зато он ее слушает.
        - Тони, хороший мой! Я ужасно соскучилась. Я все время о вас помню, и вы как будто со мной… Мне вас так не хватает, вы бы знали!
        Дыхание стало громче и быстрей.
        - Тони?
        Тишина.
        - Тони!
        Испугавшись, Мишель прервала связь. Что, если… если… На табло высветилось имя Тони, но все-таки…
        Вздрагивая, она перешла из студии в гостиную, ко второму коммуникатору. Глупость, но мало ли - вдруг это имеет значение? Мишель едва дождалась, когда замолчит ровный голос автоответчика.
        - Тони! - закричала она, затравленно озираясь, словно тот белокурый мог соткаться из воздуха. - Мне нужно с вами поговорить! Пожалуйста, прямо сейчас!
        Дрожа, присела на краешек кресла и стала ждать, не сводя с аппарата испуганных глаз. Сейчас он оживет… сейчас… Коммуникатор молчал.
        Может, заявить в полицию, что ее преследует маньяк? Не навредить бы Тони: ведь белокурый - приближенный большого хозяина…
        Трель вызова. Мишель чуть не свалилась из кресла.
        - Слушаю, - произнесла осторожно, стараясь не выдать испуга.
        - Мишель? Добрый вечер.
        - Тони!
        - Что у вас стряслось? - Голос звучал почти механически, но вежливо. Голос смертельно уставшего жиголо, профессионала высокого класса.
        Мишель устыдилась собственных страхов.
        - Он говорил со мной с вашего номера, - начала она виновато. - То есть, это я говорила, как с вами. А он молчал!
        - Ну и что?
        - Перетрусила до смерти. Тони, поймите: тот человек - ненормальный, маньяк.
        - Какой человек?
        Мишель испугалась, что Тони пошлет ее к черту и прервет связь, - настолько он был измучен. Она торопливо объяснила:
        - Который живет с вами в одном доме. Белокурый, и глаза будто жгут.
        - Черт… Как вас угораздило с ним увидеться? - Голос у Тони внезапно окреп.
        Мишель тоже радостно оживилась:
        - Я стосковалась - и поехала взглянуть на вас хоть одним глазом. А он там! Вот и встретились. Скажите, а правда, что он не выносит смеха?
        - Понятия не имею. Что ему было надо?
        - А пес его разберет, - соврала Мишель. У Тони довольно своих бед, не хватало, чтобы вдобавок из-за нее болела голова. - Я удрала.
        - Правильно. Уезжайте совсем.
        - Вот еще! Я работаю.
        - Мишель, я прошу: уезжайте.
        - Я работаю и жду, когда вы освободитесь. Вы ведь обещали заняться со мной рисунком. - Мишель радовалась, что вновь обрела почву под ногами.
        Тони молчал. Ей ясно увиделось, как он сидит с закрытыми глазами, потирая лоб, пытаясь собраться с мыслями.
        - Если Гайда станет докучать, вызывайте полицию, - наконец сказал он решительно. Куда решительней, чем она могла ожидать. - Мишель, вы… - он подыскивал слова, - вы слишком добры. Спокойной ночи.
        Она чуть не заплясала от внезапной радости. «Вы слишком добры». Так мог сказать человек, оценивший ее усилия. Он слушает ее поэмы, они ему нужны. И она, зеленоглазая Мишель, тоже нужна! Милый, чудесный, неповторимый Тони. Скоро весь этот ужас прекратится, праздникам придет конец…
        Утром ее разбудили непонятные звуки - прерывистые, негромкие, смутно знакомые. Мишель с трудом разлепила не желавшие открываться веки, недоуменно прислушалась - и подскочила на постели.
        Спросонья схватилась было за халат, но отбросила его и натянула брюки и плотную блузу. Происходящее в доме могло потребовать драки. Мишель вынула из скрытого сейфа дамский пистолет - изящную игрушку для любителей старины. Пистолет ей остался от матери; вот не ожидала, что он пригодится.
        Мишель отворила дверь и постояла, чутко прислушиваясь. Звуки раздавались в студии. Короткие, задушенные стоны, затем мучительный вскрик. Неслышными шагами она скользнула по коридору, рывком распахнула дверь и с воплем «Стоя-ать!!!» выстрелила в потолок. Отпрыгнула, готовая снова стрелять при малейшем движении врага.
        Болезненные стоны сделались громче. Опять раздался вскрик, но в залитой солнцем студии ничто не шелохнулось. С усилием расслабив пальцы, стиснувшие рукоять пистолета, Мишель осмотрела студию. Уютный гостевой угол, столы с посудой, стеллажи… Никого? Взгляд зафиксировал что-то темное у стеклянной стены, за белой занавеской. Мишель бросилась вперед, рванула невесомую ткань.
        На нее смотрел Тони. Прижавшись снаружи к стеклу, он стоял, подняв руки, словно пытался уцепиться за гладкую поверхность; белели расплющенные подушечки пальцев. Разноцветные глаза - один фиолетовый, другой серый, без линзы, - искаженное болью лицо, обнаженное бронзовое тело, перечеркнутое светлой полоской внизу живота. Тони был неживой, а стоны по-прежнему раздавались, будто его хлестали плетью по спине.
        Мишель отступила назад, выпустила занавеску. Отерла с лица холодный пот. Огляделась, надеясь отыскать спрятанный динамик.
        - Сволочи, - прошипела она. - Подонки.
        Не выпуская из рук пистолета, выбежала из дома, обогнула его и приблизилась к прозрачной стене студии, настороженно озираясь. Сбегавший к реке луг был пуст, за рекой играли зеленым золотом поросшие кедрами сопки.
        Наклеенная на стекло пленка оказалась тусклой, белесой - словно бельмо на слепом глазу. Мишель вздохнула с невольным облегчением: со стороны никто не подумает, будто возле дома торчит голый мужик. Она хотела подцепить край пленки ногтем, затем соскрести - тщетно. Ее охватила ярость. Мерзавцы издевались над живым Тони! Это же его били - его настоящий голос был записан и звучит сейчас в студии. Мишель ринулась назад. Ну, я вас сейчас… я вам устрою!
        Она ворвалась в студию и схватилась за коммуникатор.
        - «Морской ветер», - ответили ей. - Здравствуйте. Чем могу быть поле…
        - Это Мишель Вийон! - выкрикнула она. - Я хочу говорить с вашим начальством!
        - Мадам Вийон, мы не…
        - Ублюдки! Продаете людей в рабство!
        - Мадам Вийон! - диспетчер как будто вытянул плеткой ее саму. - Уймитесь.
        - Я вызову полицию! И представлю доказательства, что ваших сотрудников избивают как последних… - Мишель задохнулась. - Я не за то платила деньги, чтобы надо мной измывались.
        Поставляющая жиголо фирма не имеет отношения к чудовищной выходке - но пусть они почешутся, забоятся. Мишель их клиентка, и они обязаны обеспечить защиту Тони и ей.
        - Простите, я не понимаю. - Голос диспетчера вновь стал безупречно вежлив. - Что произошло?
        - А то! Вот послушайте!
        В студии по-прежнему звучали задушенные стоны, повторяющийся одинаковый вскрик.
        - Слышите? Это бьют Тони!
        - Где он?
        - Это вы должны знать, где он! - рявкнула Мишель. - Сию минуту пришлите кого-нибудь, или я звоню в полицию.
        - Мадам Вийон, будьте благоразумны. Сейчас наш сотрудник будет у вас.
        Мишель перевела дух. Ну, вы у меня попляшете. Проклятые работорговцы.
        Через несколько минут на площадку перед домом спикировал глайдер, на землю спрыгнули двое - молодые, резвые, деловые. Мишель ожидала на крыльце.
        - Сюда, - она провела их к студии. - Здесь, - открыла дверь и отступила, пропуская в комнату.
        Неумолкающие стоны вонзились в душу, как раскаленные иглы. Мишель ушла в спальню и повалилась ничком на постель, заткнула уши. Голос Тони продолжал звучать в мозгу.
        Белокурый маньяк с ядовитым взглядом, имевший над ней необъяснимую, но быстро оборвавшуюся власть, - он обозлен на нее, Мишель. Почему из-за этого должен страдать Тони? А невыносимо разумный внутренний голосок шептал: если б ты не совалась, ничего бы и не было…
        Из-за двери позвали:
        - Мадам Вийон!
        Мишель поднялась с постели и вышла. В доме было тихо, стоны умолкли. Сотрудники «Морского ветра» стояли в холле; один держал в руке тонкий рулончик.
        - Мы сняли пленку и аппаратуру. Она была закреплена снаружи на стекле.
        Мишель холодно кивнула.
        - Спасибо, что обратились к нам, а не в полицию, - продолжал сотрудник. - Мадам Вийон, Тони вам говорил, что с ним скверно обращаются на нынешней работе?
        - Он не жаловался.
        - И нам тоже не сообщал.
        - По-вашему выходит, он со всем этим согласен? - ощетинилась Мишель.
        - Видимо, так; ему платят хорошие деньги. Однако мы разберемся, - обещал сотрудник и кивнул напарнику.
        Они ушли; глайдер взмыл в небо. Мишель прикинула, не позвонить ли Чейку. Мудрый волк опять посоветует уехать. И будет прав, с этим не поспоришь. Но как оставить Тони?
        И если уезжать, то куда? В другой город и жить там в гостинице? Не больно хочется. Разве что к Леони… В силу родственных связей Леони приходилась Мишель племянницей, но в силу обстоятельств была на шесть лет старше. Пожалуй, она не откажет в крове родной тетке.
        Глупости, решила Мишель. Спасаться бегством нам не к лицу. А съезжу-ка я на почту, отправлю племяшке подарок ко дню рождения: ей скоро тридцать. Лео нравится расписная керамика.
        Она выбрала две плошки, черкнула короткое поздравление, тщательно все упаковала и отправилась.
        Ближайшая почта находилась у въезда в город. Мишель вдруг захотелось укатить к сопкам, побродить среди кедров. Удивительно: она живет так близко к лесу, но давно уже там не бывала. Однако она выбросила блажь из головы и приехала-таки на почту.
        Отправила посылочку - и призадумалась. Не лучше ли все же пересидеть у Леони? Звонить Тони она сможет и оттуда… Мишель очнулась, ощутив на себе чей-то взгляд. Сердце екнуло, но испугаться она не успела: сообразила, что в зале люди, да и глядящий на нее человек - не тот белокурый маньяк. Незнакомец был до странности похож на нее саму, черноволосый и зеленоглазый. Ах, он же версан!
        Мужчина подошел, держа в руке большой красивый конверт.
        - Здравствуйте, - заговорил он. - Меня зовут Майк Эри. Моя жена выиграла путевку на двоих, но мы не сможем поехать. Я подумал, у вас, наверное, найдется, с кем… Возьмите, пожалуйста. - Он сунул конверт Мишель в руки, развернулся и зашагал к выходу.
        Растерявшись, она не успела отказаться, хотела его догнать - но Майк Эри исчез за дверью.
        Она не знала, что и думать. Заглянула в конверт, вытащила незаполненный бланк путевки и рекламный проспект, изучила. Путешествие на Изабеллу: «всю жизнь будете вспоминать со счастливой улыбкой». Разве делают такие подарки незнакомым женщинам?
        А ну как ловушка? Ее хочет куда-то заманить жуткий блондин? Однако она вспомнила, какая горечь звучала в голосе Майка; пожалуй, он сказал правду и что-то случилось с его женой. Мишель еще раз осмотрела конверт. «Лучистый Талисман». Никогда не слыхала. Ну что ж, она разузнает. Быть может, у нее и впрямь найдется, с кем отправиться на Изабеллу.
        А пока она заехала к той самой подруге, чей муж сосватал ей жиголо. Роман был на работе, и маявшаяся дома Света расцвела от радости.
        - Ой, Мишелька! Собственной персоной! Хоть бы предупредила, нежданная - мне ж и угощать-то нечем. И вообще затаилась, ни слуху ни духу…
        Света суетилась, выставляя на стол всякую снедь - то самое, чем, по ее словам, «угощать было нечем» - но о жиголо не заикалась. Мишель сочла, что Роман пожалел о неумной выходке и не признался жене. Ну и чудно: не придется врать либо пускаться в долгие объяснения.
        Наслушавшись Светкиных новостей и сплетен, она отправилась домой. А глазенки-то у подружки загорелись, когда услышала про Изабеллу. Мишель засмеялась. Она не открыла Светке, с кем собирается в путешествие. Да и выйдет ли, как задумано?
        «Соната» прокатилась по подъездной аллее, обсаженной декоративными кустами, и подъехала к дому. Мишель ахнула. Уткнувшись в кусты, на площадке стоял черный с радужным отливом «адъютант».
        Глава 5
        Мишель подбежала, заглянула в салон. Никого.
        - Тони, - позвала она негромко, надеясь и одновременно боясь, что ее услышат. - Тони!
        Он появился из-за угла дома. Сделал несколько шагов - медленных, как будто неохотных - и остановился.
        Почему он явился сейчас, ведь до конца его рабочего дня еще далеко? Почему стоит с таким мрачным, темным лицом? Что он задумал? Мишель настороженно приблизилась.
        - Вы давно здесь?
        - Пару минут. - Его серые, настоящие, глаза впились ей в лицо. - Со мной разорвали контракт.
        - Какой?
        - Краткосрочный. На месяц праздников. По вашей милости. - Он говорил отрывисто, жестко, без намека на благодарность.
        Мишель робко улыбнулась.
        - Но это же хорошо?
        - Вы знаете, сколько я потерял в деньгах? Поймите: это моя работа, и другой у меня нет.
        - Чудная работенка - подставлять спину под плетку! И вообще вы лжете: нет у вас преступного прошлого, и деньги вам не нужны.
        Тони с досадой поморщился.
        - Мои дела вас не касаются. Вас уже дважды напугали; оставьте меня, пока не вышло хуже.
        - Не оставлю. Вы обещали курс занятий - извольте предоставить. А я оплачу.
        - Ваша милостыня мне не нужна.
        - Почему милостыня? Я с лучшими чувствами…
        - С какими еще чувствами?! - вскипел Тони. - Любить меня вы не можете, а подаяние я не возьму!
        У Мишель земля ушла из-под ног; знакомо понесло вниз по ледяному склону.
        - С чего вы взяли, будто я не могу вас любить? - услышала она свой голос. - Очень даже могу.
        Она смолкла. Опомнилась. Испугалась. Она ничего такого не сказала, не солгала. Не говорила прямо: «Тони, я вас люблю». Однако глаза у него просияли, с лица будто упала маска - и вот он стоит потрясенный, истерзанный, но… счастливый. В одно мгновение поверивший в то, что минуту назад казалось невозможным.
        - Мишель! - Тони сгреб ее в объятия и притиснул к груди. Мишель охнула, и он ослабил хватку. - Счастье мое… Родная моя, чудесная, волшебная моя сказка…
        Она смятенно молчала. Что она натворила?! Да, она жалела Тони, боялась за него, желала ему добра - но любить его? Полюбить жиголо? Которого видела на тех омерзительных снимках?
        - Чудо мое… любимая моя, желанная… - Тони целовал ее в висок, в ухо, в шею, горячее дыхание обжигало кожу.
        Мишель прижалась лицом к его плечу, чтобы он не добрался до губ. Зачем? Ну зачем она его обманула?!
        И почему он сразу поверил? Хоть бы спросил недоверчиво: «Это правда?» - и она бы сказала… Что? «Пошел-ка, милый, вон?» Или «Давайте останемся друзьями»? Или… А может, она и впрямь его любит? Жалость, сочувствие, нежность, страх за человека - это слагаемые любви. Пусть не все, но со временем могут прибавиться остальные.
        - О чем молчишь? - Тони запустил пальцы в черный шелк ее волос, положил руку на затылок.
        - О тебе.
        - Счастье мое. - Он прижался щекой к ее виску. - Если б не ты… не знаю, что б со мной было. Ты меня сразила наповал в самый первый вечер - влюбился, как не знаю кто. Сходу. А ты - то тридцать заказов подряд, то вздумала уложить в свою постель. Я тогда чуть не умер. - По голосу было слышно, что Тони улыбается. - А потом раскричалась и прогнала. Думала, я испугался за себя - а я за тебя боялся. Милая моя… Без тебя я бы просто не выжил.
        Мишель погладила его по плечу. Она не ошиблась; все сделала правильно. Но почему же на душе скребут такие большие черные кошки?
        Тони отстранил ее, заглянул в лицо, и в его лихорадочно блестевших глазах Мишель прочитала вопрос, на который - к ее ужасу - он сам знал ответ. Все же он нагнулся к ней, медленно, до последнего мгновения не отводя взгляд от ее жалко дрогнувшего лица, нашел губами ее невольно сжавшиеся, отвердевшие губы - и выпрямился. Отвернулся, сделал несколько шагов по траве. Стал, сунув руки в карманы куртки, - высокий, прямой, как натянутая струна.
        - Я понимаю, - горько промолвил, не оборачиваясь. - Издалека любить гораздо проще. А вблизи… - Он повел плечами. - Я сам себе отвратителен - не то что вам. - Ее больно укололо вернувшееся отчужденное «вы». - Однако понадеялся… и напрасно.
        Тони смолк. Мишель показалось, что он плачет - беззвучно, не вытирая слез, чтобы не выдать себя этим движением. Внутри все оборвалось; она не могла этого допустить.
        - Тони. - Она подошла, сжала его руку повыше локтя, ощутив упругость тугих мускулов.
        - Да? - Он повернул голову. Серые глаза оказались сухими - но погасшими. Мертвыми.
        Мишель собралась с духом.
        - Тони, может быть, вам придется со мной нелегко. Но я… постараюсь. Что бы ни случилось, я буду с тобой, - договорила она, отрезая себе путь к отступлению. Клятва верности принесена.
        К ее удивлению и даже досаде, Тони вдруг улыбнулся.
        - Мадам Вийон, вы приобрели себе хорошего жиголо. Очень умелого и добросовестного. Если потрудитесь отпереть дверь, я внесу вас в дом на руках.
        И Мишель пошла отпирать дверь.
        После собранного на скорую руку ужина Тони захотел посмотреть ее новые работы. Он не спеша передвигался по студии, разглядывал роспись и чуть приметно хмурился.
        - Я старалась сделать побольше, - объяснила Мишель, видя, что он недоволен.
        - Плохо. Когда торопишься, выходит халтура. Эти рисунки недостойны твоей руки, - заявил он, явственно ощутив себя преподавателем в колледже. И спохватился: - Только не обижайся, пожалуйста. - Он виновато улыбнулся, провел пальцами по лакированному кувшину. - Хотел бы я побывать в местах, которые ты рисуешь.
        - Ой! - подскочила Мишель. - Ты меня затормошил, я и забыла! Подожди, я сейчас. - Она выбежала из студии и через минуту возвратилась с конвертом от «Лучистого Талисмана». - Это нам с тобой - подарок судьбы.
        Тони взял конверт, прочел имя адресата - Татьяна Эри. Сдвинул брови.
        - Это что за судьба такая?
        - А ты глянь, глянь внутри! - Мишель поймала себя на том, что возбужденно приплясывает, как девчонка.
        Изучив путевку и рекламный проспект, Тони нахмурился еще больше.
        - Откуда это у тебя?
        Мишель описала встречу на почте.
        - Майк Эри… - раздумчиво повторил он. - Ну-ка расскажи еще раз. - Тони уселся на подлокотнике кресла. - Опиши этого Майка.
        Она добросовестно изложила все, что смогла припомнить. Тони помолчал, отрешенно глядя в пространство.
        - Ладно, - сказал он в конце концов. - Будем считать, что и впрямь случайная встреча. Майк Эри… Поверим ему.
        - Ты его знаешь?
        - В нашем городе все друг друга немного знают, - отозвался Тони с неохотой, и Мишель не стала расспрашивать.
        - Путевка действительна в течение полугода. - Она сложила бумаги обратно в конверт. - Когда поедем?
        - Завтра.
        - Что? - Она сочла, что ослышалась.
        - Завтра, - чеканно повторил Тони. - После скандала, который сегодня разразился в конторе, мне предложили компенсацию за моральный ущерб либо отпуск. Я выбираю отпуск. - Он поглядел в растерянное лицо Мишель и вскочил на ноги. - Послушай. Ты - самая чудесная и самая сумасшедшая из всех, кого я знаю. Я понимаю, кем выгляжу в твоих глазах, и не буду навязываться, не стану требовать ни близости, ни… ничего. Я умею ждать. Полтора года - ничто, если сравнить с целой жизнью…
        - Бог мой, - ее передернуло. - Тебе не приходит в голову, что можно разорвать и этот контракт и сменить профессию?
        - Контракт подписан на жестких условиях. Я не могу его порвать.
        Тони не трус - но почему он смиряется?
        - Кто держит тебя в кулаке?
        - Тот человек, который тебя напугал, - произнес Тони, понизив голос. - Это нечто потустороннее; невозможное. Экстрасенс, который в один миг ломает чужую волю и имеет бесконечную власть.
        - Конечную, - возразила Мишель. - Я над ним посмеялась, он разобиделся и убрался.
        У Тони дрогнули углы крепко сжатых губ.
        - Пожалуй, нам следует улететь на Изабеллу прямо сегодня. Я не шучу. Мишель, я не верю в демонов, но этот человек - черт! И когда он забирает над тобой власть, ты не в силах противиться ничему.
        - Ты бредишь, милый, - улыбнулась Мишель, глядя в его тревожные глаза. Однако в словах Тони, несомненно, была доля истины. Вспомнить хотя бы ощущение ожогов от ядовитого взгляда…
        На столике ожил коммуникатор, издав приятную трель; номер высветился незнакомый.
        - Слушаю вас, - проговорила Мишель, стараясь не выказать внезапного страха.
        Молчание.
        - Я слушаю, - повторила она, пугаясь еще больше.
        Тихое, едва различимое дыхание.
        Тони решительно отстранил ее. На лице была написана злость, но голос прозвучал весело и немного похабно:
        - Гайда? Имейте же совесть! Оставьте благонамеренную девицу в покое. Что? - Он выслушал несколько фраз; губы кривились. - Гайда, Гайда, - протянул Тони с укором. - Право же, вы сошли с ума. Ладно, будь по-вашему.
        Он прервал связь - и внезапным ударом смел коммуникатор со столика на пол. Аппарат раскололся.
        - Едем. - Тони схватил конверт от «Лучистого Талисмана», смял, сунул во внутренний карман. - Быстро! - рявкнул он. - У нас времени меньше получаса.
        - Господь с тобой! Куда? - Мишель попятилась.
        Загорелые щеки Тони потемнели от внезапного румянца.
        - Я знаю, что делаю! - Ухватив за руку, он потащил ее из студии. - Нам лишняя минута дорого обойдется - Гайда страшный противник. Говорю тебе: он демон.
        - Мы удираем?
        - Да!
        Мишель хлопнула себя по карману на брюках:
        - Кредитка при мне.
        - Бежим.
        Она выскочила вслед за Тони на сумеречную площадку. Мгновение помедлив, он выбрал «сонату» и прыгнул на место водителя.
        - Почему не на твоей? - Мишель уселась рядом.
        Тони рванул с места, развернул машину на одном колесе. Мишель свою малютку берегла, «соната» не знала подобного обращения.
        - Потому что… черт знает… - с большими паузами ответил он, закладывая виражи, - мне могли поставить маячок… и тогда нас отследят.
        Он пронесся пару кварталов по Долгому шоссе, свернул, еще раз свернул, вылетел на Среднюю кольцевую дорогу, которая огибала бурлящие вечерней жизнью центральные районы, и еще прибавил скорость.
        Мишель перестала тревожиться. Рядом с ней был не жиголо, несчастный и жалкий, которого требовалось защищать и поддерживать, а сильный, решительный человек, способный постоять за них обоих. Глядя на залитую светом фонарей, летящую под колеса ленту шоссе, Тони щурился, но казался спокойным.
        - Кто такой Гайда?
        - Спущенный с цепи демон.
        - Демонов не бывает.
        Тони повернул голову и несколько мгновений в упор смотрел на Мишель. «Соната» вильнула, и он вновь перевел взгляд на дорогу.
        - Гайда питается чужим страданием. Порабощает жертву и мучает ее, как может.
        - Это он принудил тебя стать жиголо?
        Тони снова ответил долгим взглядом, во время которого машину понесло к обочине.
        - Он наслаждается, когда заставляет людей страдать.
        Мишель потрясла головой.
        - Бред какой-то. Кем бы он ни был, неужто на урода не найти управы?
        - Я не нашел, - отозвался Тони.
        Мобиль вильнул в третий раз.
        - Что с тобой? Спишь за рулем?
        - Мишель… Я испробовал на своей шкуре все, что Гайда в состоянии измыслить. А теперь появилась ты… Видит Бог, я не хочу, чтобы он до тебя добрался.
        Мобиль дернулся - Тони затормозил - и покатился дальше, вновь набирая скорость.
        Мишель вздрогнула от внезапного озарения. Тони - он же безумен! Сердце замерло, оледенев, затем согрелось и сильно застучало. Мишель перевела дух, коснулась аристократической руки:
        - Останови, пожалуйста.
        - Мы торопимся.
        - Останови! Мне нужно. Меня тошнит.
        Тони свернул с кольцевой дороги к выезду из города. Лицо было задумчиво, глаза не отрывались от дороги.
        - Тони! - взмолилась Мишель. - Родной мой, любимый, я не хочу!
        Он затормозил и бросил машину к обочине. Всем корпусом повернулся к Мишель, схватил за плечи, рванул на себя, так что сработала система безопасности, удержала Мишель в своих крепких объятиях.
        - Я не хочу туда. Тони, я тебя прошу! - Говорить что угодно, лишь бы он опомнился, очнулся от своего затмения.
        - Да ты понимаешь, куда мы едем? К Гайде! - Он встряхнул ее.
        - Не надо, - она вцепилась ему в руки, прижала к груди, затем, во внезапном порыве, - к губам. - Не поедем к Гайде. Я люблю тебя. - Она целовала его ледяные пальцы. - Ты мой единственный, любимый. Тони, милый, поедем домой?
        - Но я везу тебя к Гайде, - повторил он растерянно; пальцы согревались от ее дыхания и быстрых поцелуев.
        - К черту Гайду, - убеждала Мишель. - Поедем домой. Я хочу быть твоей. Ты мой чудесный, желанный; я хочу вернуться с тобой домой. Я люблю тебя! - твердила она одно и то же, чувствуя, что он поддается уговорам и безумие отступает.
        Мишель упрашивала, убеждала, называла его всеми нежными словами, какие приходили на ум, - сознавая, что надо выскочить из машины и бежать со всех ног с воплями о помощи. Она не могла. Она поклялась, что не оставит Тони, - значит, так тому и быть. Бедняга, он сошел с ума от этих праздников. Мерзавцы - что сотворили с человеком!
        - Я тебя тоже люблю, - наконец тихо промолвил Тони. - И правда: черт с ним, с Гайдой. Лапушка моя. Не бойся, я тебя ему не отдам. Едем домой.
        Приступ безумия миновал, Тони вновь был спокоен и разумен. Он развернулся и неторопливо, осмотрительно повел «сонату» обратно.
        Мишель откинулась на спинку кресла, отдыхая от пережитого. Бедный Тони. Кошмарный Гайда с его ядовитым взглядом кого угодно доведет.
        - Милый, - шепнула она еще раз.
        - Любимая, - отозвался Тони.
        Он привез ее к дому, поставил «сонату» бок о бок с «адъютантом». На площадке светили два фонаря. Мишель зажгла лампу над крыльцом, сунула в прорезь пластинку-ключ. Через несколько минут она уложит Тони в свою постель; и не было ни страшно, ни противно. Она не боялась его безумия, не брезговала оскверненным телом - клятва верности была сильнее всего.
        Мишель открыла внешнюю стеклянную дверь, отворила внутреннюю и шагнула в темный холл. Почему не зажигается свет? За спиной раздался сдавленный вскрик, что-то мягкое толкнуло сзади, и одновременно ее рванули вперед невидимые руки. Дверь захлопнулась, в холле наступила мгновенная темнота, затем вспыхнули лампы - и Мишель завизжала. В ведущем в коридор дверном проеме непринужденно прислонился к косяку белокурый демон Гайда.
        - Пусть она замолчит, - процедил он, и Мишель смолкла прежде, чем ей пережали горло.
        Она захрипела, забилась, и жесткие руки разжались. Вне себя, она обернулась, ожидая увидеть предателя-Тони. Однако перед ней стоял чужак, коренастый, с сизой бритой головой и пустыми глазами, а Тони лежал ничком у порога. Над ним возвышался здоровенный амбал с благостной улыбкой на плоском лице, пошевеливал зажатой в руке дубинкой. Мишель опять повернулась к Гайде. Кричи - не кричи, снаружи никто не услышит…
        - Что, красавица, не вышло? - Глаза орехового цвета обожгли ей лицо. - Думала отобрать своего милого? Словами любви разрушить чары?
        Они все ненормальные, мелькнуло в голове. Полный город маньяков.
        Гайда выпрямился.
        - Обижаешь, счастье зеленоглазое. Твой милый сказал сущую правду: он вез тебя ко мне. Честно собирался выполнить приказание. Ты со своим «люблю, люблю!» чуть не сорвала мне праздник. - Он покачнулся.
        Пьян, испугалась Мишель. Или того хуже: под наркотой. Мамочка моя, что же делать?
        - Умница, - похвалил Гайда. - Соображаешь.
        По телу выступил холодный пот. Воистину демон, раз читает мысли! Гайда вытянул руку, повел в воздухе ладонью, словно ощупывая Мишель на расстоянии.
        - Ах ты моя красавица, - проворковал он. - Ну до чего роскошная женщина… Наркотик! - внезапно завопил он. - Ишь ты, наркотик! А без него легко? По-твоему, можно справиться со всей этой сволочью без ничего?!
        Гайда вынужден подхлестывать свои способности доступными средствами? Помня, как одолела демона в прошлый раз, Мишель думала захохотать ему в лицо - и не смогла. Что-то сжало ей горло, перекрыло дыхание.
        - Так-то, ненаглядная, - заметил довольный Гайда. Ее отпустило. - Отчего не спросишь: «Зачем ты явился в мой дом?» Пойдем-ка, свет мой, потолкуем, - демон поманил ее пальцем.
        Мишель невольно качнулась к нему, однако устояла на месте.
        - Это еще что? - возмутился Гайда. - С какой стати не подчиняешься?!
        Он был смешон в своем нелепом гневе, но Мишель не могла над ним посмеяться. Ее единственное оружие оказалось недосягаемо - демон забрал над ней власть. Гайда самодовольно вздернул голову.
        - Что, съела? Ничего против меня не можешь, так и знай! - Он двинулся к ней.
        Мишель попятилась. Белокурый демон наступал. Два бандита-телохранителя подались в стороны и встали истуканами у двери, похожие не то на роботов, не то на зомби. Демоны не берут в услужение обычных людей…
        - Гайда, остановитесь! - Очнувшийся Тони приподнялся на руках.
        Отступая, Мишель оказалась рядом с ним. Чтобы открыть дверь, надо было перешагнуть через его тело. Только бы выбраться отсюда, убежать, позвать на помощь…
        - Хочешь, чтобы твой милый умер? - громыхнул Гайда, будто горный обвал.
        Тони схватился за горло, царапая кожу в попытке растянуть невидимую петлю. «Не надо!» - мысленно крикнула Мишель. Лицо Тони наливалось синевой, он даже не хрипел - видимо, была намертво перекрыта гортань. «Пощадите его!» - взмолилась Мишель по-прежнему в мыслях, поскольку голос не повиновался.
        Гайда расцвел. Ореховые глаза засияли, лицо смягчилось и неожиданно оказалось красивым. Нездешняя, нечеловеческая красота пришедшего невесть откуда демона.
        - Можешь забрать своего милого, - благосклонно улыбнулся он. - С ним все кончено.
        В нелепой надежде, что их обоих теперь пощадят, Мишель опустилась на пол, обняла Тони за плечи. Гайда не сводил с нее сияющих золотом глаз.
        - Я люблю тебя, - прошептала Мишель. Эти слова один раз уже вырвали Тони из-под власти Гайды. «Люблю тебя» - талисман, призванный защитить от демона. - Я люблю тебя, Тони, слышишь? - Она до смерти боялась Гайду, с обеих сторон над ней нависали зомбированные бандиты - однако клятва верности была принесена, и Мишель с отчаянным упорством твердила: - Люблю тебя!
        Тони услышал; заклятье демона спало. Он поднял голову, сбросил обнимавшие его руки Мишель, лицо исказила ненависть. Тони взвился - но удар дубинкой по голове снова швырнул его на пол. Благостная улыбка на плоском лице амбала даже не дрогнула.
        Внезапная слепая ярость подхватила Мишель и бросила к Гайде. Протянув руки, она метила в горло, но встретила пустоту и наткнулась на стену. Ускользнувший демон одарил ее восхищенной улыбкой:
        - Что за женщина!.. Лежать! - рыкнул он на шевельнувшегося Тони.
        Его лицо напряглось, утратило только что бывшую красоту, а Тони с криком покатился по полу. Его как будто охватило незримое пламя: он извивался и охлопывал себя, точно пытаясь загасить огонь.
        - Нравится? - спросил Гайда у Мишель. - Это ты натворила.
        Она стояла, прижимаясь к стене, едва дыша. Демон обратил взгляд на нее, и Тони утих, затем вновь приподнялся. Мишель увидела его серое лицо.
        - Не мучайте ее, - вымолвил он хрипло. - У вас довольно других игрушек. Гайда! Неужто вам мало меня?
        Демон презрительно скривил губы.
        - На что ты мне сдался? Вечно одно и то же. Я от тебя устал, - он взмахнул рукой, отметая Тони, как ненужную вещь.
        Бандиты-зомби разом шагнули вперед, нагнулись, ухватили Тони подмышки и оттащили в угол. Амбал с благостной улыбкой тюкнул его дубинкой повыше виска, и Тони завалился набок.
        Мишель смотрела, оцепенев. Происходящее было невероятно, немыслимо. Мишель Вийон - и жиголо, Мишель Вийон - и демон…
        Гайда усмехнулся.
        - Однако ты и впрямь очень хороша, - заявил он. - Пойдем-ка, свет мой; где у тебя спальное место?
        Мишель ахнула. Гайда без конца талдычил, что она ему нравится, - но до сих пор в ее уме эти вещи не сложились.
        Гайда хохотнул.
        - Полагаешь, будто демоны не берут себе обычных женщин? Ошибаешься.
        Он взял Мишель за руку, и от его пальцев как будто потек горячий яд. Мишель дернулась. На самом деле она рванулась изо всех сил, но ослабевшее тело не слушалось.
        - Пойдем, милая. - Лицо Гайды вновь засветилось нечеловеческой красотой. - Смелей. Я тебя не обижу.
        - Тони! - всхлипнула Мишель, словно он мог ее защитить. - Тони!
        Гайда затрясся от беззвучного смеха, затем грубо притянул к себе упиравшуюся девушку. Взвизгнув, она попыталась разжать его пальцы. Тони открыл глаза.
        - Иди с ним, - губы еле двигались. - Не бойся. Гайда потратил много сил и устал.
        Потратившийся на порабощение чужой воли демон не в силах овладеть женщиной? Мишель зашлась от хохота - и поняла, что свободна. Демон отпустил ее и попятился.
        - Замолчи!
        Мишель хохотала. Бритоголовый зомби снялся с места и принялся хлестать ее по щекам. Она продолжала хохотать, пронзительно и оскорбительно донельзя.
        Удар - дубинка опустилась Тони на спину. Мишель оборвала смех.
        Гайда фыркнул, как разозленный козел; сверкнул глазами на нее, затем на Тони. Подошел - и рывком поставил его на ноги. Процедил:
        - Даже если ты что-то знаешь, ни к чему трепать языком. - Он тыльной стороной ладони ударил Тони по щеке: - Свободен. Ты демону больше не нужен. Не двигаться! - Гайда выхватил излучатель и уткнул ствол пленнику в грудь.
        Мишель поняла, что Тони в самом деле стал свободен от власти белокурого демона, раз тому для защиты требуется человеческое оружие.
        - А теперь скажи: я тебе когда-нибудь лгал? Говори: лгал?
        - Нет, - признал Тони.
        - Я в жизни ни столечко не соврал, - с гордостью объявил Гайда. И с садистской улыбкой добавил: - А она лжет. Она тебя не любит. - Держа Тони на прицеле, он отступил к молчаливым зомби и повернулся к Мишель. Глаза его засветились, вокруг головы зазолотилось прозрачное облачко, в котором мельтешили черные мушки. - Ты его обманула! - высокомерно бросил демон. - А он тебя предал. - Золотое сияние погасло, мушки рассеялись. - Пошли, - велел Гайда своим бандитам и вышел из дома.
        Мишель с Тони смотрели друг на друга. Тони опирался ладонью о стену, его покачивало; Мишель дрожала и вжималась в стену напротив.
        - Гайда сказал правду, - заговорил он. - Ты меня обманула. Зачем?
        У Мишель подкосились ноги; она сползла по стене и села на корточки. Тони дорог ей, как никто другой. Но какими словами его убедить?
        - Зачем? - повторил он с болью.
        - Затем, что дура! - выкрикнула она. Всплеснулся ужас: что она несет? Как можно?! А слова выскакивали сами собой, неуправляемые, чужие: - Подлец! Вез меня Гайде в постель! Знал же, ублюдок, все знал! - Она закусила язык, ощутила вкус крови. Это не она кричит, это - демон. Отвратительные слова теснились в горле, рвались наружу, жгли огнем. Мишель зажала рот ладонью, но злобные упреки прорвались к губам, смели преграду: - Я хотела тебя защитить - а ты даже не пытался бороться! Посмел сказать «Иди с ним»! Будто я жиголо, а не ты! И валялся бы тут на полу, пока он надо мной издевался!
        Она ничего не могла поделать, убийственные слова было не удержать. Демон освободил Тони, но снова забрал власть над нею, Мишель. Хоть бы Тони сообразил, что это не ее слова, не ее злоба… Но он не понимал.
        - Твой жиголо на собственной шкуре познал в сто раз больше, чем ты могла бы сегодня узнать.
        - Тебе за это деньги платят! - Мишель зажмурилась. Хоть бы он оскорбился, отхлестал ее по щекам, заставил молчать.
        Однако Тони ответил негромко, ровно:
        - Ты по доброй воле собиралась лечь в постель с жиголо, который обслуживает мужиков-извращенцев. Гайда ничем не хуже. К тому же он великолепный любовник; женщины на него молятся. Я знал, что советовал. Да у него и сил не осталось - он бы тебя погладил, только и всего. И не доставил бы никакой неприятности.
        Мишель замотала головой. Тони - умный, тонкий, все понимающий Тони - как же до него не дойдет?
        - Мразь! Хотел меня ему отдать - и оправдания придумал!
        - Я был готов за тебя умереть.
        - Трус! Раб! Жиголо! - Лучше бы Гайда ее изнасиловал, чем заставлял выкрикивать эти ужасные слова.
        Тони выпрямился, лицо стало решительным и жестким.
        - Я много раз повторял, что противостоять Гайде нельзя - как невозможно одолеть ураган или смерч. Это так и есть, пойми же. Я не просил помощи, не добивался любви. Уговаривал, умолял: не ввязывайся. Хотел оградить тебя от Гайды. Я любил тебя, а ты лгала.
        «Не лгала, нет! Я тебя люблю!» - хотела крикнуть Мишель, но горло точно сдавило петлей. Она задыхалась, по щекам текли слезы. Тони, родной, ну помоги же!
        Он отвернул лицо, поглядел в сторону.
        - Мишель, - голос стал глуше, - ты останешься со мной?
        - Нет! Ты меня предал, отдал Гайде! - У нее разрывалось сердце. Она нарушила клятву верности - и ничего не могла с собой поделать.
        - Неправда. - Он помолчал. - Ну, пусть я виноват, согласен. Если ты так считаешь… Прости меня. Пожалуйста.
        Ее качнуло вперед; сидя на корточках, Мишель уперлась ладонями в пол, чтобы не упасть. Затем потянулась к Тони, моля о помощи. Что же он? Разве не видит ее лица, ее глаз? Ведь демон завладел ее языком, но не захватил душу…
        Тони опустил голову.
        - Я люблю тебя, - повторил он с горькой безнадежностью.
        - Ты мне противен! Извращенец! - Лучше бы ей умереть. Слова любви - талисман, с помощью которого ей один раз удалось вырвать Тони из-под власти Гайды, талисман, хранивший их обоих столько дней - он оказался бессилен.
        Тони выложил на столик конверт с путевкой.
        - Если сама не поедешь, верни Майку.
        Она впилась ногтями себе в горло. С языка рвалась мерзость, и ее надо было удержать. В глазах темнело, видимый мир сужался до малого пятна, в котором серебрились волосы Тони. Он же вот-вот уйдет!
        - Не уходи! - плакала она, а язык твердил: - Уходи! Уходи!
        - Сейчас, - отозвался Тони. - Мишель… - голос сорвался. - Я хотел подарить - к твоим зеленым глазам.
        В полуобмороке, она слепо тянула к нему руку.
        - Тони… - Лишь бы он подошел. Она обнимет его, обхватит колени, не даст ему уйти, не отпустит. - Тони! Не трожь меня! А-а-а!
        Он что-то надел ей на палец. Мишель хотела поймать его руку, но Тони уже отпрянул. Да как же он не видит, что с ней?!
        Неимоверным усилием она согнала пелену с глаз - и поняла, что Тони и впрямь ничего не видит. Прокушенная нижняя губа, капелька крови на серой коже, стиснутые кулаки. И слезы в глазах. Прямой, как натянутая струна, ослепший, он отступал к двери, уходя от Мишель.
        - Тони! - взмолилась она. - Постой!
        Он открыл внутреннюю дверь.
        - Да стой же! Подожди! Тони! - кричала Мишель, не сознавая, что ей удалось-таки сбросить власть Гайды.
        Поздно. Ослепший и оглохший от горя, Тони распахнул стеклянную дверь и захлопнул ее за собой. Мишель хотела вскочить и кинуться следом - но вместо этого бессильно повалилась на пол. Тело было ватное, ненастоящее. Всхлипывая, она поползла, подтягиваясь на локтях, добралась до двери. В темном проеме мелькнули красные огни «адъютанта». Уехал.
        Высохшими глазами Мишель посмотрела на левую руку. Изящный, дорогой работы перстень с изумрудом. Чудесный подарок.
        Глава 6
        Едва отпустил паралич, Мишель принялась за дело. Набрала номер Тони, объяснила автоответчику, что произошло, затем связалась с детективом Чейком. Мудрый волк обещал помочь, но - увы. Тони исчез, как будто в ту же ночь уехал из Кедрова.
        Три дня Мишель не находила себе места. Куда он пропал? Как могло такое получиться? Как вышло, что любовь и жертвенность их обоих не сложились, не оберегли их, не спасли?
        На четвертый день Чейк явился к ней, но дальше холла не пошел.
        - Мадам Вийон, я выполнил поручение: нашел вашего друга. Говорил с ним. Вот письмо, - детектив извлек из кармана сложенный лист. - Большего добиться не удалось.
        Дрожащими пальцами Мишель развернула листок.
        «Я люблю тебя, моя зеленоглазая сказка. Не ищи меня.
        Тони»
        - Почему? - только и смогла она вымолвить.
        - Мадам Вийон… - Чейк упорно избегал ее взгляда. - Полагаю, вы сами скоро поймете. Всего доброго. - Мудрый волк вышел вон.
        «Не ищи». Почему не искать? Почему?!
        Уехал навсегда? Или, быть может, тайно вернется? Ладно; Мишель будет ждать. А пока возвратит Майку Эри путевку.
        У Майка оказалось собственное горе, и ему вздумалось поговорить с ней лично. Мишель не смогла отказать; пусть человек приедет, если хочет.
        Она ждала, полная решимости вручить конверт от «Лучистого Талисмана» и распрощаться. Но когда Майк поставил свой громыхающий вездеход перед домом и взошел на крыльцо - большой, уверенный в себе, надежный - Мишель сплоховала.
        - Здравствуйте. - Она всхлипнула и отвернулась. - Проходите, пожалуйста.
        Майк шагнул через порог, закрыл за собой обе двери. Взял Мишель за плечи и развернул лицом к себе.
        - Вас обидели?
        - Нет… Я сама…
        Его руки легли ей на спину, и, подчиняясь им, Мишель придвинулась, приникла к этому совсем чужому, но вызвавшему ее мгновенное доверие человеку. Уткнулась ему в плечо - и разревелась.
        Майк увел ее в гостиную, усадил на диван и молча выслушал ее повесть. Выговорившись, Мишель затихла, опустив голову, пряча лицо.
        - Я совсем дура, да? - спросила она через пару минут, не дождавшись ни слова.
        - В свое время я знал одного Тони Драйва, - сообщил в ответ Майк.
        Мишель встрепенулась. Майк погладил ее по волосам, легонько обнял.
        - Нас было трое пацанов, не разлей вода: Тони, я и Слеток. Так его все звали, уж не помню, почему. Тони был на год старше, а Слеток моложе меня на два года. Однажды оказались мы в зимнем лагере. Там лежал настоящий глубокий снег, и было чертовски холодно. Нам, разумеется, в диковинку; радости полные штаны. Встали на лыжи, подучились маленько - и вперед. Забрались в чертову даль. Снегу по пояс, лес, глушь непролазная. Связи нет. Устали, вечереет, а Слеток, как на грех, лыжу сломал. Бредем назад еле-еле, ковыляем по собственной лыжне - он-то со сломанной лыжей быстро не может. Ну, и мы заодно.
        Майк теснее прижал к себе Мишель.
        - И вдруг - стадо кабанов, десятка полтора. Это только название, что свиньи, а на деле - бульдозеры с клыками. Обложили нас по всем правилам. Мы оглянуться не успели, как очутились в кольце. Крик подняли, стук, свист - а они не боятся ни хрена. Глядят с жадностью, слюни роняют.
        У нас на горизонте - одно несчастное деревце, жиденькое, белкам по нему скакать и то опасно. Однако все лучше, чем ничего. Тони, как старший, велел Слетку лезть первому. Свиньи напирают, а мы под деревцем стоим, стучим палками, чтобы хоть чуть их задержать. Слеток взмыл и сверху заорал на них дурным голосом. А им хоть бы хны. Это я вам долго рассказываю, на деле-то все в три секунды закончилось. Вторым полез я, следом Тони. И спаслись бы - да деревце, черт его… Подо мной обломилась ветка, и я грянулся в снег, прямиком свиньям на ужин.
        Они с испугу прянули в стороны - и только сунулись обратно, как сверху свалился Тони. Нарочно спрыгнул, видя, как я в сугробе барахтаюсь. Я и ахнуть не успел, а он уж меня сгреб и подбросил, как мячик. Ухватился я за ветку, махнул наверх, тяну руку, чтобы затащить его обратно - а на нем свинья повисла. В бедро вцепилась, туша эдакая. А потом остальные… Разорвали в клочья. Сожрали; только кровь на снегу да цветные лоскутья валяются.
        И долго еще караулили. Мы со Слетком чуть не сдохли. Я, когда с дерева летел, руку порвал: кровь хлещет, рана до кости. И ни черта не сделать. Сижу на прутике, он потрескивает, вот-вот обломится. Пытаюсь пережать вены, да толку с этого… В глазах темнеет. Ну, думаю, пропал - сейчас свалюсь. И тут мой Слеток вниз ползет, весь белый. Деревце стонет, качается, а он ползет. Я ему - замри, мол, а он лезет, акробатикой над свиньями занимается. Они нашего Тони дожрали и ко второму блюду готовятся, а он повис вниз головой, уж не знаю, за что зацепился, и будто капкан у меня на руке замкнул.
        Ума не приложу, как мы не замерзли. И не грохнулись. Я терял сознание, а Слеток, бедолага, держал и держал. Под утро спасатели явились, сняли нас с деревца. Меня - тут же в больницу. Назавтра Слеток заходит в палату, гляжу - а он седой. Платиновый блондин.
        Майк замолчал, поглаживая Мишель по плечу.
        - Господи… - Она прерывисто вздохнула. - Считаете, ваш Слеток?…
        - Покажите картинку.
        Она сходила в спальню, принесла снимок.
        - Он самый. - Майк покривился. Нижняя губа сердито опустилась, обнажив блестящие крепкие зубы. - Бред собачий. Слеток - и вдруг жиголо! Не понимаю: как только он в это влопался? - Сузившиеся глаза Майка недобро блестели. Внезапно он дернулся, посмотрел на часы. - Включите видео, сейчас по третьему каналу будут новости.
        Мишель с обидой повиновалась. Как можно после такого разговора смотреть глупые новости?
        Майк вперился в экран. Промелькнула реклама приправы для супов, и появилась молоденькая ведущая. Едва поприветствовав зрителей, она сообщила сенсационную новость:
        - Сегодня обнаружен труп Адриана Гайды, одного из высокопоставленных сотрудников…
        - Это он! - закричала Мишель: с экрана глядел белокурый демон. - Он самый!
        - Тише. Из-за вас не разобрал, чей он был сотрудник.
        - Туда ему и дорога! Я очень рада, - объявила Мишель победоносно. - Кто же его? Вот нашелся добрый человек! Хоть бы не поймали.
        - Полиция ведет интенсивное следствие, - сообщила ведущая и перешла к другим новостям.
        Майк выключил видео.
        - С вашего разрешения, я поеду. Путешествие на Изабеллу обсудим после.
        Мишель проводила его в холл. Ей не хотелось, чтобы Майк уезжал; с ним было тепло и надежно. И он знал Тони - Слетка. Он был другом ее любимого!
        - Как по-вашему, где он сейчас? - спросила она.
        - Не знаю, - отрезал Майк. - Дай Бог, чтобы подальше отсюда.
        Он хлопнул дверцей вездехода и рванул с места. Тяжелая машина с обиженным лязгом промчалась по аллее, вывернула на шоссе.
        …Плотный строй кедров остался позади, вездеход выкатился к электростанции. Белела плотина, блестело водохранилище, пенилась убегающая вниз Чернавка. Вроде бы все тихо. Майк остановил вездеход у своего крыльца.
        Из аппаратной появился практикант Здравко, ленивой походочкой двинулся навстречу.
        - Привет, начальник! У нас - полное отсутствие новостей.
        - Молодец; продолжай в том же духе. Иди, неси вахту, нечего тут ошиваться.
        Надувшись, Здравко повернул назад.
        Майк вошел в дом. Отворил дверь в спальню, посмотрел на вытянувшегося на постели человека. Спит без задних ног. А полиция ведет интенсивное следствие. Надо пошевеливаться.
        Майк тряхнул его за плечо.
        - Эй, проснись. Слеток!
        - А? - он приоткрыл один глаз. - Что тебе?
        - Вставай, бить буду.
        - Это еще зачем?
        У Майка в сердитом оскале блеснули зубы.
        - Встаю. - Слеток сел и принялся надевать ботинки. - Чего ты развоевался?
        Майк клацнул зубами.
        - Помнишь, - заговорил он вполголоса, - как мы с тобой висели на дереве, а свиньи пожирали Тони?
        - Ну… помню.
        - Так почему ты не приехал раньше?
        Сероглазый блондин обулся и поднялся на ноги.
        - О чем ты?
        - О том самом, будь ты неладен! Явился, когда полиция висит на хвосте, и завалился дрыхнуть.
        Майк раздраженно помотал головой. Он сам втащил друга в дом и уложил спать: невесть откуда взявшийся, разбивший машину Слеток был близок к обмороку. Видать, нелегкая штука - убить демона.
        - Постой… А что ты знаешь?
        - Все знаю; с Мишель разговаривал. И по видео сказали, что ты в розыске. Вот кой-какие сбережения, - Майк вынул из сейфа кредитку. - Бери, нечего ломаться. И не перечь мне! - рявкнул он. - Шагай, - подтолкнул Тони к двери, - экипаж подан.
        Майк повел вездеход прямиком через сопки, по бездорожью. Едва ли кому-нибудь придет на ум ловить убийцу Гайды здесь. А стоит добраться до Верного - и Слеток в нем затеряется. Верный город большой…
        - Послушай, - заговорил он, - ты ведь недавно к нам наезжал. И ни словом не обмолвился, что у тебя неприятности. Почему?
        Тони повел плечом, глядя на бегущие мимо кедры.
        - Тебе полслова скажи - потом не отобьешься. Бросаешься на помощь очертя голову.
        - Да ты, родной, охренел? - буркнул Майк. - Что за дичь?
        - Гайда имел особое пристрастие к версанам. И на Мишель из-за этого набросился… Я побоялся тебя подставить.
        Майк объехал огромный поваленный ствол, за ним - другой, третий. Как по заказу накидано…
        - Слеток, давай по порядку. Путь долгий, успеешь изложить.
        - Я спать хочу. - Тони потер глаза. - А что, по видео мое имя называли?
        - Нет.
        - То есть, ты как бы не знаешь, что везешь убийцу и тебя могут обвинить в пособничестве?
        - Я выехал с другом прогуляться, проветрить мозги, - усмехнулся Майк. - Как тебя угораздило спутаться с Гайдой?
        - Любопытство сгубило кошку.
        - Э-э… Ты из любопытства в жиголо подался? Да завернул бы ко мне, я б в пять минут объяснил…
        - Тебе смешно, - Тони слабо улыбнулся. - С Гайдой я встретился случайно, у знакомых. Концерн «Семитроаль» знаешь?
        - Слышал.
        - Гайда - начальник охраны большого босса.
        - А в Кедрове ему что понадобилось?
        - Семитроальское начальство поправляет здоровье на наших кедрах. Вот и Гайда приехал на несколько дней; тут-то мы и столкнулись.
        - Что за дело ему до тебя?
        - Никакого дела не было. Это я воочию увидел экстрасенса и телепата. Ходил за ним хвостом, не переставал изумляться. Так разобрало - спасу нет. Дорвался до реального обладателя паранормальных способностей; это же редчайший случай…
        - Охренел.
        - Он поначалу выглядел совершенно безобидным, а мое изумление его забавляло.
        - И чем ты его обидел?
        Тони зевнул, потер лицо.
        - Спать хочу - сил нет. Потом доскажу, ладно?
        - Еще чего! На самом увлекательном месте…
        - Через неделю Гайда приехал с версаном. Вот было на что посмотреть! Несчастный версан для него - живой наркотик. Они то и дело пристроятся где-нибудь в тихом углу, сядут рядышком и сидят. Через пару минут у Гайды взгляд туманится, а вокруг него дрожит золотое сияние. Поблаженствовал - и очнулся, снова скачет.
        - А версан?
        - Побледневший, пришибленный. Короче, Гайда развлекался, а у меня волосы на голове зашевелились. Версана он берег и холил, но с другими баловался от души. Откровенно изгалялся. И что меня поразило - все видят, и всем плевать.
        - Почему-то я не удивлен.
        Майк сбросил скорость, наудачу повел вездеход краем оврага. Овраг был широкий, светлый, с ручьем на дне; совсем не похож на Лисий, с его зарослями смертельного цветка. Тони молчал, нахохлившись, мрачно глядя перед собой. Затем со стоном потер виски и опять пожаловался, что до смерти хочет спать. Майк опустил спинку его сидения.
        - Спи. Только скажи сначала: ты решил призвать мерзавца к порядку?
        - Вроде того. Ткнулся туда-сюда: дескать, в округе разгулялся экстрасенс, который употребляет свои способности во зло. Меня обсмеяли. Кому охота связываться и проверять? Хлопотно. - Он зевнул. - А Гайде это ух как не понравилось!
        - Почему не оставил его в покое? Мощный экстрасенс - что ты против него один?
        - Я думал обратиться к тебе. Потому как тот версан, на котором Гайда ездил, - он мог сопротивляться. Мишель тоже в состоянии бороться, хотя у нее хуже получалось.
        - Так какого рожна ты постеснялся со мной потолковать? Я бы мигом взял тебя за шкирку и увез куда подальше.
        - Да я поглядел на вас с Татьяной и понял, что не сегодня - завтра она тебя бросит. На что тебе еще и мои заморочки?
        - Дурак ты, Слеток, - сказал Майк с сердцем.
        - Угм. - Тони отвернул голову, устраиваясь поудобнее. - А потом Гайдин версан покончил с собой. Полоснул ножом по горлу. Как раз, когда Гайда возле него лежал в трансе и ничего не видел, не слышал.
        - Так, - тяжело уронил Майк. - И что ты?
        - Хотел пришить Гайду. На месте, тем же ножом. Но у Гайды свои телохранители, бдительные, черти. Представь: вот он очухался. Версан мертвый, я в наручниках. Что было! Я думал, Гайда всех испепелит. Но он, сволочь, опомнился и весь гнев обратил на меня. Мол, раз версана больше нет, пусть я буду за него. Только с меня что возьмешь? Как с версана, кайф не словить. Тогда он удумал: послал работать жиголо. Чтобы я на стенку лез, а он радовался.
        - Почему именно жиголо?
        - Их президент повернутый на этом деле, у Гайды все перед глазами. Ему и пришло на ум естественным образом.
        Майк помолчал, перемалывая злость. Потом спросил:
        - И ты не мог ко мне приехать?
        - Мог, - отрешенно отозвался Тони. - Коли захотел бы одарить Гайду новым версаном.
        - Но раз он, по-твоему, телепат, должен был про меня знать?
        - Может, и знал. Но ему забав хватало… Я сдохну, если не усну.
        - Ну так спи, давно было велено.
        Вечерело. Золотистые стволы кедров стали темно-желтыми, хвоя потемнела - солнце скрылось за соседней сопкой. Верхушки деревьев зашевелились от непрошеного ветерка, небо затянулось дымкой. Майк поймал себя на том, что сбавляет и сбавляет ход - чтобы шумный вездеход поменьше грохотал и лязгал. Прошло с четверть часа.
        - Майк, - позвал Тони. - Знаешь, что Гайда делал? Ему бы психотерапевтом работать, людям стрессы снимать. Только я вознамерюсь покончить с этим издевательством, он тут как тут. Утешит, ободрит. Глядишь, вешаться уже не обязательно; оно вроде терпимо.
        - И местами даже нравится, - хмуро вставил Майк. - Черт бы тебя побрал.
        - А затем появилась Мишель, - продолжал Тони. - Я был в ужасе, когда он нагрянул к ней домой. Ну, думаю, пропала: быть у Гайды новой игрушке. Но он поначалу не тронул… Хотя увлекся. Он ею буквально бредил. И меня извел. Ты знаешь, да? - она оставляла мне сообщения. Так вот, Гайда являлся слушать. Представлял себе, будто он - это я и Мишель обращается к нему.
        - Если бы ты, - подчеркнуто ровным голосом заговорил Майк, - вовремя сподобился все это описать, я бы нашел способ с ним разделаться.
        - Наверное, - согласился Тони. - Что-то меня останавливало. Возможно, сам Гайда - он мог опасаться расплаты.
        - И он же заставил тебя влюбиться в Мишель?
        - То ли заставил, то ли позволил. Нарочно: чтобы мне подняться повыше, а потом, с самой-то высоты, ухнуться вниз.
        - Она тебя любит.
        - Не знаю…
        - Зато я знаю. Она за тебя - в огонь и в воду.
        Тони чуть приметно улыбнулся.
        - Это не любовь, а ее чувство долга.
        - Много ты понимаешь! - вспылил Майк.
        - Не рычи на меня. И без того впору сдохнуть.
        - А что ты стонешь всю дорогу? - Остановив вездеход, Майк пощупал Тони лоб. - Как в смертном поту. Что с тобой?
        - Без понятия. - Тони отвернулся.
        - Дать воды?
        - Не надо.
        Встревоженный, Майк посчитал ему пульс.
        - Впереди есть прогалина. Если вызвать «скорую», им хватит места приземлиться.
        - В тюремный лазарет не хочу, - заявил Тони. - Поехали.
        Майк подчинился.
        Вездеход миновал светлую прогалину и по неровному склону, покачиваясь, сполз в лощину. Вокруг сразу же стало темно, свет фар запрыгал по траве и камням. Длинная лощина держалась нужного направления, но Майк все сильнее жалел, что забрался в нее. Как-то еще они выберутся? И Слеток, будь он неладен, совсем плох.
        - Майк?
        - Что тебе? - Он остановился, включил в салоне свет.
        Тони зажмурился, прикрылся рукой.
        - Ты воды обещал.
        - Сейчас.
        Майк налил в стакан воды из канистры - он стал запаслив после происшествия с тетками в Лисьем овраге - и напоил Тони. Затем смочил салфетку и обтер ему лицо.
        - Может, все-таки «скорую»?
        - К черту. Поезжай.
        Через несколько минут Тони снова заговорил:
        - Я застрелил Гайду. Из снайперской винтовки.
        - Он не почувствовал опасность?
        - Помог один человек - отвлекал. Заговаривал зубы. - Тони отдышался и продолжил: - Гайда… он ведь… отпустил меня на волю. Перестал держать в поле внимания.
        Майк снова пощупал ему пульс. Совсем плохо дело.
        Свет фар уперся в отвесный склон. Ну вот; чуяло сердце, что незачем сюда соваться. Майк дал задний ход и стал разворачиваться. Метров сто назад левый склон был относительно пологий, там попробуем выбраться.
        - Майк. Деньги отдай Чейку. Детективу Мишель. Я ему должен.
        - Какие деньги?
        - Которые дал мне, - терпеливо объяснил Тони. - Он… это его человек занимал Гайду… пока я подбирался на выстрел. Я заплатил из своих… но мало.
        Майк повел машину назад по свежей колее. По лобовому стеклу застучали редкие тяжелые капли.
        - Ты что - помирать собрался?
        - Помирать.
        Майк добрался до места, где склон помнился ему более или менее пологим. Здесь он повернул, передние колеса вездехода поднялись на небольшой уступ, и полоса света устремилась вверх. Метра на три можно взобраться, но больше не преодолеть. Вот же черт занес… Майк съехал на дно лощины и ответил:
        - Дурь-то из головы выбрось. В шкуре жиголо побывал, через бесовский фестиваль прошел, Гайду порешил - с какой стати теперь на тот свет? И Мишель ждет. Что ты выдумал? Слеток, - позвал он, потому что Тони не отозвался. - Слеток!
        - Здесь. Не кричи только. Останови эту чертову трясучку. Свет не включай - глаза режет.
        Майк остановил машину; перестук начинающегося дождя стал слышнее. В салон просачивался отраженный свет фар, да светилась консоль управления.
        - Еще воды?
        - Будь другом.
        Тони сделал несколько глотков и отстранился.
        - Ну, Слеток ты мой? Что будем делать?
        - Гайда предупреждал. Если его убить, умрешь. После того, как он владел твоей волей… сознанием.
        - Чушь, - заявил Майк. - Он сказал, а ты поверил.
        - Как просто, - Тони улыбнулся. - Потерпи - я надолго не задержу.
        Майк смочил новую салфетку.
        - Выдумал вздор и упорствуешь. - Он снова обтер другу лицо. - Сейчас вызову «скорую», пусть вкатят снотворное. Завтра проснешься человеком.
        Тони поймал его руку; Майка поразило, что в пальцах Слетка совсем нет силы.
        - Никого ты не вызовешь. Не хочу.
        - Дурачок. Кто станет тебя сажать в тюрьму? Любой адвокат в два счета докажет, что ты не мстил Гайде, а защищал Мишель. Раз никто другой не мог ее защитить…
        - Я жить не хочу.
        - Опять порешь чушь. Ведь все кончилось.
        - А память?
        Да: память. И судебное разбирательство - скандальный процесс. Дело Слетка гремит по всей Кристине, по обеим ее Территориям. Подробности, свидетели, снимки.
        - А как же Мишель? - спросил Майк.
        - Отвяжись.
        - Ты ей нужен.
        - Замолчи!
        Майк взялся за встроенный в консоль управления коммуникатор.
        - Чертов версан. - Тони не пытался ему помешать.
        - Номер Мишель? Слеток! Я желаю побеседовать с этой милой девушкой.
        Тони не откликнулся. Тогда Майк сам отыскал ее данные в информсети, набрал номер и стал ждать.
        Гудок, второй, седьмой, десятый… Мишель не отвечала на вызов. Нет дома? Принимает душ? Кольнуло смутное подозрение; в следующий миг оно превратилось в уверенность.
        Тони резко сел. Он тоже понял.
        - Майк, вызывай «скорую».
        Очередной гудок прервался, и Майк услышал слабый голос:
        - Тони?
        - Мишель, это Майк Эри. Как вы себя чувствуете?
        - Неважно, - отозвалась она еле слышно. - Майк, извините меня…
        Тони подался к коммуникатору:
        - Мишель! Ты слышишь меня? Мишель!
        - Это ты?
        - Сможешь выйти в холл и открыть двери?
        - Не знаю… нет. - Она застонала. - Я что-то расхворалась. Где ты?
        - Подожди, - велел Тони. - Я сейчас наберу тебя снова. Мишель! Поняла?
        - Да, - шепнула она.
        - Отлично рычишь, - похвалил Майк. - Внушительно.
        Тони набрал «скорую помощь», объяснил, что Мишель в доме одна и не в состоянии открыть врачу.
        - Берите специалиста, пусть вскрывает к чертям. Да, пусть вскрывает! - повторил он яростно. - Свяжитесь с ней - немедленно, а не потом. Потом она будет без сознания!
        Он выждал пару минут и снова вызвал Мишель.
        - Тони? - В голосе дрожали слезы.
        - Я. Врачи с тобой связались?
        - Да. Летят. - Она чуть не плакала. - Спасибо тебе. Мне совсем худо. Думала, умру, - призналась Мишель, пытаясь улыбнуться. - Ты вернешься?
        - Вернусь. Только не умирай. Подожди меня, ладно? Я сейчас приеду. Ты у меня сильная, храбрая - держись!
        - Попробую, - шепнула она.
        Тони покачнулся, ухватился за руку Майка.
        - Мишель, это Гайда пытается тебя достать. Он уже мертв, и мы не позволим ему, верно? Родная моя, потерпи немного. Ты не должна умирать, слышишь? Дождись меня! Мишель, ты обещала быть со мной. Помнишь? Ты не можешь умереть, не должна, не имеешь права! Ты же поклялась. Мишель! Любовь моя, единственная. Лапушка. Ты меня не оставишь? Счастье мое, я люблю тебя, очень-очень люблю. - Тони чуть задыхался. - Чудная моя, милая, сказка с зелеными глазами… Ты слышишь?
        - Конечно. Я слушаю. Родной мой… Приезжай, я подожду. - Мишель нашла в себе силы улыбнуться. - Не бойся за меня. Уже стало лучше. Тони… я не лгала, я вправду люб… - голос оборвался, она закашлялась. - Поговори со мной еще.
        Удерживая Слетка, Майк пересел на его разложенное сидение. Тони обессиленно привалился к нему, но голос звучал по-прежнему твердо, убедительно, сильно:
        - Любимая моя. Ты самая чудесная и самая сумасшедшая на свете. Волшебная моя сказка. Защитница - верная, бесстрашная… Мишель? Что там?
        - Шум какой-то. Наверно, «скорая». Тони, если меня сейчас в больницу… ты все равно приезжай. Я буду ждать.
        - Конечно.
        Из коммуникатора донесся слабый голос Мишель, затем - чужой, мужской. К нему прибавился второй, голоса смешивались, невнятно бубнили. Майк что-то расслышал про кардиостимуляцию. Потом связь отключили.
        - Вовремя спохватились. Ах, черт… - Он поймал заваливающегося набок Тони и уложил на сиденье. - Что теперь?
        - Увези ее на Изабеллу… а меня зарой здесь.
        - Слеток! - Майк наклонился над ним, вглядываясь в смутно различимое лицо. - Ну, что ты?
        Тони сжал ему руку. Пальцы были ледяные. Майк подумал, что нужно включить отопление, но Тони будто почувствовал:
        - Ничего не надо. Отдай Чейку деньги - не забудь. Пусть он заплатит тому человеку… за молчание. Чтоб мое имя не трепали.
        - Сделаем, - обещал Майк. - Но Мишель будет ждать.
        В слабом свете, затекавшем в салон, на мгновение блеснули зубы Тони - он улыбнулся.
        - Извинишься за меня.
        Он повернулся на бок, подложил руку Майка себе под щеку. И больше ничего не сказал.
        Майк сидел рядом. По крыше вездехода стучал дождь, было зябко, и только запястье ему чуть согревало замирающее дыхание Тони. Потом и этого тепла не стало.
        Он сидел, один на один с шумом дождя. Слеток не должен был умереть. Как не должен был погибнуть настоящий Тони Драйв, прыгнувший с дерева в кабанье стадо и спасший ему, Майку, жизнь. И даже имя, которое Слеток взял себе как оберег, не помогло…
        Наконец он поднялся, достал из инструментального набора лопату и в свете фар, под неутихающим дождем, принялся рыть могилу. Земля была мягкая, сырая, но в ней попадалось много крупных камней. Майк выворачивал их и отваливал в сторону, и они начинали мокро блестеть, омытые частыми каплями.
        - Зажрали, - беззвучно повторял он, с яростью работая короткой неудобной лопатой. - Обоих зажрали…
        Часть 3. Солнечный демон
        Глава 1
        В окне синело небо, золотились под солнцем снежные шапки; пейзаж-обманка будил тоску и звал на Изабеллу. Играл красными искрами графин с вином, отсвечивал малиновыми бликами на лакированном столе. Снаружи не доносилось ни звука - кемпинг еще спал. Майк закончил свою повесть и стоял, прислонясь плечом к оконной раме, с пустым бокалом в руке.
        Элан взял графин, вопросительно глянул на версана. Тот протянул бокал.
        - Хорош, - остановил он, хотя тигреро успел налить чуть на донышке. - Мишель тебя боится. Ты с Гайдой на одно лицо.
        - Ну, знаешь… - Элан плеснул себе «Принцессы Ван», сделал глоток. - Мало ли, кто на кого похож.
        - То-то и оно. - Майк задумчиво глядел в свой бокал. - Мальчишка, который убил твою жену, - он тебе, часом, не младший брат? И нечего глядеть с изумлением. Оба белокурые, с карими глазами, которые будто слегка светятся, да и чертами лица схожи. Когда я смотрел репортажи из зала суда, сразу заметил. Вы с ним одной породы - как мы с Мишель.
        - Когда ты говоришь, что вы - версаны, я верю. Но у нас-то в роду никого, кроме потомственных землян. Отец этим всю жизнь гордился, смешно было слушать.
        - Поднимись и глянь в зеркало. Давай, вставай. Так, а теперь сделай круглые глаза и изобрази невинность и отчаяние - и увидишь Техаду, когда ему зачитали приговор.
        Элан круто обернулся.
        - Будь у меня способности, как у твоего демона, - я бы растер мальчишку в пыль!
        - Верно. Вместо этого ты цивилизованно давал показания. - Майк невесело усмехнулся. - Впрочем, ты ловко угадывал подробности из моей биографии. Что я, дескать, из-за Мишель убил человека.
        - Но ты не убивал.
        - Слеток и я - почти одно. Или ты станешь уверять, будто сболтнул случайно?
        Элан сумрачно поглядел в пол.
        - Ну, сболтнул. Виноват. - Не хотелось, чтобы Майк почитал его за второго Гайду - тогда Мишель ни за что не полетит на Изабеллу. - Нет у меня демонических способностей.
        - Хорошо, коли так. Потому что иначе я тебя убью.
        Тигреро поднял взгляд. Версан не шутил.
        - Договорились, - кивнул Элан с серьезным видом. Затем налил еще вина себе и Майку. - Как по-твоему, откуда берутся такие демоны?
        - Сперва я полагал: откуда и версаны. Но потом справился в информсети и не обнаружил ни одной подобной расы. Никаких экстрасенсов со светящимися глазами. Значит, их вывели здесь, на Кристине.
        - Зачем?
        - Может, именно ради пресловутых способностей.
        - Но у меня их нет.
        - А ты не удался. Экстерьер что надо, а по сути - пшик.
        - Спасибо, - усмехнулся Элан. - Жаль, мы не знаем, есть ли что у Техады.
        - У него - совершенно поразительная способность верить в свою невиновность.
        - Это не то, - возразил тигреро и признался: - Знаешь, он был настолько убежден… Как будто я сошел с ума и все приснилось. Если бы не показания других свидетелей… Порой не знаю, что и думать.
        - Выбрось из головы, - посоветовал Майк. - Иначе додумаешься, что жену укокошил сам, а в тюрьму загнал невиновного. Давай-ка прикончим «Принцессу».
        - Милое дело.
        Они допили вино, повеселели.
        - Пойду, потолкую с Мишель, - собрался Майк.
        Из коридора донесся хриплый рев, перешедший в гулкое мычание и оборвавшийся на всхлипе.
        Версан подпрыгнул и хотел выскочить из комнаты, но Элан его удержал.
        - Это брачный призыв пятнистого крокодила, - объяснил он.
        Потом набрал в грудь воздуха, закинул голову и отозвался леденящим душу ревом ягуара. Первоначальное глухое ворчание поднялось до оглушительного рыка, который перешел в затихающее клокотанье и закончился коротким стоном. Элан перевел дух.
        - Здорово, - восхитился Майк. - Мишель перепугали. - Он бросился вон.
        Элан вышел следом. В холле стояла пара прибывших туристов - невысокий, худощавый мужчина и энергичного вида женщина в шляпе из светлого меха.
        - О-о-о, кого я вижу! - вскричала она при виде Элана. - Ты совсем возмужал, мой милый.
        Он подошел, взял ее руки в свои и поднес к губам.
        - Вы забыли отметить, как я вырос.
        Она засмеялась.
        - Если и вырос, то в собственных глазах. На Светлом все по-прежнему? Давненько мы там не бывали. Элан - лучший охотник на всем Светлом озере, - пояснила она Майку и появившейся на пороге комнаты Мишель. - Его не зря называют тигреро. А это Крокодав, - женщина ткнула пальцем в своего спутника. - Мой муж. Тоже недурной охотник.
        - Добрые крокодилы перевелись, - заметил Крокодав со смущенной улыбкой, - осталась одна мелочь. Элан, я даже не приглашаю тебя на охоту - это несерьезно.
        - Прямо беда! - подхватила его супруга. - Я только-только освоила брачный призыв крокодилицы, а он перестал брать меня с собой.
        У Майка загорелись глаза.
        - Мадам Крокодав, а можно повторить?
        - Сколько угодно. - Не долго думая, она глубоко вдохнула и издала оглушительный рев, от которого задрожали стекла.
        - Я преклоняюсь, - Майк с пылом поцеловал ей руку. - Научите?
        - Непременно, - обещала амазонка. - У тебя тоже должно славно получиться. Тут первое дело - объем легких и мощная глотка.
        - Майк, - окликнула Мишель. - Я уезжаю. Проводите?
        - Я как раз иду с вами поговорить. - Обняв за плечи, Майк увлек ее обратно в ее комнату.
        Мадам Крокодав повернулась к Элану:
        - С какой стати девочка вздумала уехать?
        - Мы напугали ее воплями. - Не мог же тигреро сказать правду.
        - И что - надо уговорить ее остаться? Дайте, я сама. - Амазонка решительно направилась к комнате Мишель. - Эти мужчины ничего не умеют. - Дверь за ней захлопнулась.
        Крокодав улыбнулся смущенной улыбкой:
        - Урсула не меняется.
        - Это хорошо.
        В коридор вышел Майк, развел руками:
        - Мадам Крокодав помела метлой.
        - Вообще-то ее зовут Урсула Ронак, - заметил тигреро.
        - Прошу прощения.
        - Но она гордится прозвищем «мадам Крокодав», - добавил тщедушный с виду охотник и подмигнул Элану. - Я слышал, ты занялся какой-то чепухой? В рекламу подался?
        - Уже бросил. Сейчас я нанялся к вам в проводники.
        У тигреро засветились глаза. Чету Крокодавов он знал давно: они из года в год приезжали охотиться на Светлое озеро, и он водил их к звериным водопоям и логовищам. Неугомонная Урсула, у которой не было собственных детей, любила его, как родного.
        - Что твой Кот? - поинтересовался Крокодав. - Все растет?
        - Подстрелили его. Городские.
        - Ах, черт! - огорчился охотник. - Что ж у тебя всех поубивали, а?
        - Не уберег, - вымученно улыбнулся Элан.
        Крокодав поправил висящую на плече походную сумку.
        - Ну, не горюй - я тебе крокодиленка подарю. Где тут свободные комнаты?
        - В конце коридора.
        Охотник двинулся туда. Майк повернулся к Элану:
        - У вас что, разрешена охота на котов?
        - Зверь у меня был. Котом звали, - неохотно объяснил тигреро. Версан ожидал продолжения. - Огромный, желтый, как солнце. Он рос со мной вместе, двадцать восемь лет. - Неясно было, что заставляет его говорить - то ли спокойный, доброжелательный взгляд Майка, то ли внезапно прорвавшаяся тоска. - Не поверишь - котенок вымахал ростом с быка. Его прогнали из поселка… А затем подстрелили. Он выбежал на человека, хотя всегда таился от чужих, обходил стороной.
        - Говоришь, городские забили?
        - Свои не посмели б.
        - То есть, твой Кот выбежал на приезжего? - снова уточнил Майк.
        - Ну да, я ж говорю…
        - А ты того охотника в лицо видел?
        - Так… глянул мельком.
        - Белокурый?
        - Майк, ты сам демон! Да, он был белокурый.
        - Элементарная логика, - объяснил версан. - Твой ненормальный кот мог выскочить только к такому же ненормальному, как ты. Видишь, уже четверых насчитали из вашего выводка… Ох, какая женщина! - вскричал Майк, глянув сквозь стеклянную дверь наружу.
        Элан тоже посмотрел. На расчищенной от снега дорожке стояла роскошная дама. Кольца темно-рыжих волос падали ниже колен, почти скрывая короткую шубку, а на ногах алели туфли, точно брошенные на снег лепестки тропического цветка. Дама лениво оглядывалась, не обращая внимания на пытавшегося что-то ей втолковать спутника. Тот встряхивал головой, на которой топорщились рыжие вихры, и энергично жестикулировал. Руки у него были заняты пухлыми сумками, и сумки эти прыгали вверх-вниз, мотались из стороны в сторону и грозили зашибить рыжекудрую красавицу.
        - Сейчас он звезданет ей в глаз, - предрек Майк.
        - Тогда она ему - туфелькой в лоб, - отозвался Элан.
        Ничего подобного не случилось. Дама тронулась с места, величественно проплыла к дому и взошла на крыльцо. Вихрастый засуетился со своими сумками, перекинул обе на одно плечо, распахнул перед спутницей дверь - и вдруг швырнул поклажу наземь, раскинул руки, точно крылья, и громогласно возопил:
        - Стой, женщина! Смотри, как хороши!
        Красавица отвела преградившую путь руку, тряхнула каскадом темно-рыжих кудрей.
        - Здравствуйте, господа, - проговорила она глубоким, звучным голосом. Казалось, поплыл звон могучего колокола.
        - Доброе утро. Добро пожаловать, - в один голос ответили версан и тигреро.
        - Смотри же, говорю тебе! Иль ты безглаза?! - продолжал незнакомец, вздевая руки к потолку и затем указуя перстом на Майка с Эланом. - Ты оцени! Какая пара!
        - Морду бить будем? - осведомился прямой, прозаичный версан.
        - Подождем, - отозвался тигреро.
        - Что за дивная гармония цвета и формы! Гляди: они - полная противоположность друг другу, но как прекрасны рядом! Один - черноволосый, с блистающими изумрудами в глазах, в черных одеждах, которые разнообразит узор в бледно-зеленых тонах…
        Майк, в черно-зеленом свитере, затрясся от смеха. Элан прикусил губу.
        - Другой - светлокудрый эльф, в очах которого сквозит солнечный луч, а белые одеяния облегают прямой гибкий стан! Они стоят меж огненных цветов, и прозрачность зеркал вокруг создает иллюзию пространства…
        Версан взорвался хохотом, в котором потонул и сдержанный смех Элана, и вопли вихрастого кретина.
        - Мой брат - художник, - колокольным звоном грянул голос рыжекудрой красавицы. - Грешно над ним смеяться, господа.
        - Я больше не буду. Я лучше уйду! - Майк пытался задавить смех.
        Художник деловито подобрал сумки, навьючил на плечо и протянул Элану руку:
        - Борис Милован.
        - Элан Ибис.
        - Кто ж вас не знает? - заметила красавица, умерив мощь своего голоса, и улыбнулась - совсем не царственной, а быстрой шельмовской улыбкой. - Борис - художник от слова «худо». Написал триста семнадцать картин, но до сих пор ни одной не продал.
        - Триста восемнадцать, - поправил ее брат. - Борис Милован, - еще раз назвался он, подавая руку Майку.
        - Майк Эри. Отчего вас не покупают?
        - Не продаю. Я их собираю для музея. - Он горделиво выпятил грудь и объявил: - А моя сестрица - колдунья.
        - Тамара Милован, - скромно представилась дама.
        - Я что-то слышал… - проговорил Майк, роясь в памяти. - Ах да! Ваши сеансы по видео - у меня жена все глаза проглядела. От них была без ума - меня аж крючило.
        Колдунья сверкнула глазами цвета темного янтаря.
        - Майк Эри, ты - самонадеянный глупец. Отказавшись приобщиться к таинству, тем самым ты навлек на себя гнев высших сил! - Голос загремел набатным звоном. - Прими же кару осознанно и не ропща! Ты наказан тем, что потерял нечто, тебе дорогое! - В холле еще несколько мгновений звенели отголоски ее обвиняющей речи, затем настала тишина.
        - Ну, зачем накинулась на человека? - упрекнул сестру художник и повернулся к тигреро: - Где тут незанятые номера?
        - Туда, пожалуйста, - указал Элан в левое крыло дома. - Там все комнаты свободны.
        Колдунья Тамара величественно уплыла, переступая по ковру алыми туфельками, Борис потащил сумки.
        - Вот змея! - ругнулся Майк.
        - Ты сам сказал про жену «была» - она и вычислила. Колдуны - ушлый народ; при них лучше языком не трепать.
        - Какого черта… - Версан не на шутку разозлился. - Слушай, Эл, если ты все-таки демон - давай, мы на нее тебя натравим?
        - Уволь. Ты сулил меня угрохать, так что коли я демон, я это утаю. Смотри-ка, еще машина.
        - Сейчас опять повеселимся, - буркнул Майк.
        Из остановившегося на дороге мобиля вылезли заморенного вида молодой человек и девушка в жемчужно-серой шубе. Золотые косы падали ей на грудь, как тяжелые украшения. Вновь прибывшие забрали из машины вещи и зашагали к дому: голубые сапожки на высоком каблуке печатали шаг впереди, бледный парень уныло плелся следом, волоча сумку по снегу. Элан мысленно поморщился. Он рекламировал отличные рюкзаки - а туристы готовятся идти по маршруту с сумками. Вот уж дурацкая мода…
        Майк снялся с места, пересек холл и открыл перед девушкой дверь:
        - Добро пожаловать.
        - Здравствуйте, - золотые косы шевельнулись на жемчужном меху шубки. Светло-голубые, будто размытые дождем глаза оглядели Майка, затем Элана. - Господин Ибис, вы тоже летите на Изабеллу?
        - Я ваш проводник.
        - Слава Богу! - провозгласил добредший до крыльца и переваливший порог заморыш. - Наконец-то она заинтересовалась другим - и теперь отстанет от меня.
        - Эта лишность - мой литагент, - с холодком пояснила девушка.
        - Нет, вы слышите? - воззвал плюгавец к Майку. - Я продаю ее издателям, а она меня кличет лишностью!
        - Может быть, не зря? - осведомился версан, принимая сторону красивой девушки.
        Она поглядела на него благосклонно и подала руку в лазоревой перчатке:
        - Лена Желанная. Писательница.
        - Майк Эри. Начальник электростанции.
        «Лишность» повернулась к Элану:
        - Держите Лену в строгости. Иначе она как пить дать натворит бед.
        - Посмотрим, - сдержанно отозвался тигреро.
        - Ей-богу, - посулил агент. - Она кропает эротические опусы, так что сами понимаете… чего можно ждать от писательки Желанной.
        - Твои посреднические уменьшены на один процент, - сообщила Лена, сняла с плеча и поставила на пол сумку. - Майк, возьмите шубку. - Повернувшись к версану спиной, она легким движением скинула шубу ему на руки. В холле стало очень тихо: писателька осталась в узких брючках и чуть прикрывающем грудь длинном монисто. - Благодарю вас, - она забрала у Майка шубу и прижала к груди, словно пушистого зверя. Размытые дождем голубые глаза снова обратились на Элана. - Господин Ибис, вы читаете эротические романы?
        - Я больше привык ходить с ружьем и добывать леопарда и айтраву.
        - А эротические романы - бабское чтиво, - добавил литагент. - Элан, я вас не поздравляю! Она положила глаз на вашу персону.
        - Твои посреднические уменьшены на два процента, - отозвалась Лена.
        - На здоровье. Как только сведешь их к нулю, придется поднимать обратно - тут-то мы и поквитаемся. Мужики, в каких комнатах селиться?
        - В том крыле, - Элан указал в коридор.
        - Разрешите, я донесу шубку? - предложил Майк.
        Светлые глаза оглядели его с головы до ног.
        - Пожалуй, нет. Я бы попросила господина Ибиса.
        - У нас на Светлом озере, - ответил он, - личную кладь женщины носят сами.
        - Спасибо, я буду знать. - Лена прищурилась. - Извините. Пошли, - кивнула она литагенту, подобрала сумку и двинулась из холла.
        Сникнув, заморыш уныло поплелся за ней, волоча по полу свой багаж.
        Любуясь, Майк проводил взглядом ее тонкую фигурку.
        - Чего ты нагрубил? Красивая девушка…
        - Писателька Желанная. - У Элана внезапно опустилась нижняя губа в такой же сердитой гримасе, как у версана. - Еще одна змея.
        - Брось. Подумаешь, женщина разделась. Она такая красивая.
        - А иди ты! - Тигреро выскочил из холла, сбежал с крыльца.
        Когда Лена глядела на него своими размытыми глазами, по коже будто скользило холодное тело питона. Однако Майку этого не объяснишь: версан схватит Мишель в охапку и задаст деру, уверенный, что экстрасенсорные способности Элана могут оказаться слишком опасны. Хотя нет, Майк деру не задаст - с него станется прикончить обнаруженного демона.
        Что-то ударило в спину между лопаток. Он обернулся. У крыльца стоял Майк и с коварной улыбкой лепил снежок. Коротко размахнулся и запустил - тигреро едва успел отскочить.
        - Ах ты!.. - Элан зачерпнул пригоршню снега, прихлопнул в ладонях и бросил. Третий снежок Майка угодил в плечо. - Ну, берегись! - Он метнулся вбок, снова черпнул снег, еще раз прыгнул, слепил хороший комок и швырнул. Попал - у Майка на свитере забелело пятно. - Ты убит!
        - Как бы не так!
        Версан вошел в раж. Вздымая снежную пыль, он с хохотом гонялся за Эланом, с завидной меткостью пулял снежками и ловко увертывался от ответных снарядов. Однако через несколько минут он оказался весь пятнистый, запорошенный белым, вдобавок очередной снежок угодил ему в лицо.
        - Ах, вот ты как? Ну, я тебя! - Он прыгнул, распластавшись в полете, рухнул в снег, зацепил Элана за ноги и дернул.
        Сложившись пополам, тигреро упал на противника сверху и думал прижать к земле. Куда там! Версан вывернулся, обхватил его за пояс и швырнул в снег. Элан толкнул его ногами, опрокинул и попытался ухватить за шею. Майк перебросил его через себя, Элан перекатился через голову, вскочил и всей тяжестью обрушился на плечи хохотавшему версану. Смейся, друг, смейся - дыхания надолго не хватит.
        Они вместе повалились наземь. Майк был силен и ловок, и одолеть его не удавалось. Тигреро вспомнил, как тащил на себе мертвого Кота; и дотащил ведь до самого поселка. Воспоминание придало сил. Элан скинул подмявшего его версана, завел ему за спину локти и собрался провозгласить свою победу - но вдруг почувствовал, что необъяснимо слабеет. Майк вырвался, опрокинул его на спину. Элан дернулся, мотнул головой; в горло попала снежная пыль, он задохнулся. Руки подавались под мощным напором версана. Непонятная вялость забирала власть над телом, в глазах стало темно. Он извивался, не желая сдаваться, но Майк с победным воплем перекатил его на живот, схватил за волосы и ткнул лицом в снег. Больше Элан ничего не помнил.
        Он парил в темной синеве, которая не была пустотой. Здесь было тепло и свободно, и он поднимался сквозь прозрачную синь в бесконечность. Выше, еще выше. Синева зазолотилась легкой дымкой, словно засверкала подсвеченная пыль. Одна за другой проступили звезды, рассыпались фейерверком. Он летел куда-то, обласканный ночью, и она смотрела на него бесчисленными глазами звезд. В груди родилась щемящая нежность к этим золотым глазам, сладким комом подступила к горлу. Тихое довольство разлилось по телу, разрослось в упоительное, несказанное наслаждение. Тайная сила возносила его все выше, и хотелось кричать от счастья, потому что счастья было больше, чем он мог выдержать…
        Что-то грубо вырвало его из забытья, он ощутил резкую боль. Элан вздрогнул и открыл глаза. Майк, хлеставший его по щекам, убрал руки.
        - Эл, ты чего? Я тебя зашиб?
        Элан посмотрел в зимнее небо, глянул на белый дом, под стенами которого они возились, на темную зелень живой изгороди вокруг участка. Потрогал горевшие щеки.
        - Драться-то зачем? - Он сел, вытряс из волос снег, затем встал и быстро отряхнулся.
        Майк тоже поднялся, в глазах стоял немой вопрос.
        - Отвяжись. - Элан вышел на расчищенную дорожку и зашагал прочь от дома.
        Этого еще не хватало. Только бы Майк не сообразил. Вот, значит, какой кайф ловил со своего версана демон Гайда. Хотя, пожалуй, демон ловил что-нибудь покруче - он-то знал, что надо делать и как.
        Тигреро вышел на дорогу, вдоль которой стояли коттеджи. Все равно, куда идти, лишь бы подальше от Майка. Впредь он версана к себе не подпустит - ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Но не дай Бог, тот смекнет, в чем дело: не будет тогда никакой Мишель на Изабелле. Элан досадливо кусал губу. За что ему это наказание - проснувшиеся способности сенса? Сто лет не нужны! Тем более сейчас, когда Мишель…
        Кэтрин.
        Стыд какой. Едва ли три месяца минуло после ее гибели - и вот уже Мишель. Разве мог он еще вчера помыслить, что в один миг потеряет голову из-за девушки, которую и видел-то всего пару минут? Мишель. У нее только что погиб любимый; кроме того, у нее есть Майк. И наконец, этика проводников не позволяет Элану ухлестывать за городской. На Светлом озере такое не принято. Но все же Мишель так хороша…
        Она - версана. Внезапно он до конца осознал, что это значит. Либо не подходить к ней вовсе, либо сосать кровь, как демон из своей жертвы. Ну что ж, если так, у него достанет сил не подойти.
        Тем более, что Майк убьет его, если прознает.
        Под свитером растаяла снежная пыль, стало сыро и зябко. Чтобы согреться, Элан побежал тем ровным, сильным бегом, которым он, бывало, часами гнал зверя на Светлом озере. Поднявшееся солнце раскрасило снег и стены коттеджей в розоватый цвет; тени лежали голубыми пятнами. «Лучистый Талисман» пробудился - слышались голоса, музыка, на аллеях попадались люди, машины.
        Элан пробежал с километр, уткнулся в ограду и повернул. Под ботинками поскрипывал выпавший ночью снег, легкий морозец приятно холодил щеки.
        Спустя еще полкилометра он опять свернул и оказался в центральной части кемпинга. Здесь, чтобы не привлекать внимания, он перешел на шаг, углядел кафе и нырнул внутрь. Самое время обсушиться в тепле.
        Устроившись возле обогревателя, он воровато оглянулся, стащил с себя влажный свитер и домовито повесил на радиатор.
        Белый, пушистый, свитер был похож на распяленную шкуру ледяного шуара. Подошла официантка, улыбнулась, но замечания не сделала. Элан заказал кофе с ликером, и ему стало совсем хорошо.
        Потом он заказал еще кофе и еще ликеру, и так отсидел в кафе около часа. Его узнавали, с ним здоровались, ему улыбались - Первая Территория знала и любила рекламного Ибиса. И хотя в последнее время роликов с его участием стало меньше, его появление в кафе вызвало волнение и довольно-таки приятную суету.
        А потом ему вспомнилась Мишель. Ее полные затаенного горя глаза. Гордое лицо с твердыми чертами, которые смягчает пленительная улыбка. Ее улыбку Элан еще не видел, но она должна быть именно такой: пленительной, женственной. Чудесная, неповторимая Мишель… Тигреро поднялся, натянул просохший свитер, расплатился и вышел из кафе. Сориентировался по солнцу, которое начало затягиваться предвещавшей перемену погоды дымкой, и двинулся к коттеджу «Изабелла». Негоже проводнику часами шляться на стороне; кстати, должны приехать последние двое туристов.
        В попавшийся на глаза магазинчик он завернул единственно из любопытства. Да и внутренний голос шепнул: тут может оказаться что-нибудь полезное. И точно. Элан сразу ее увидел - как будто именно к ней добирался все утро.
        - Мне, пожалуйста, ракетницу. И три сотни сигнальных патронов; разноцветных. - Он по опыту знал: чуть только народ узреет игрушку, палкой будет не отогнать.
        С мешочком патронов и ракетницей, которую ему продали вместе с кобурой на ремне, Элан вернулся в «Изабеллу». И сразу, не поднимаясь на крыльцо, понял, что дом пуст.
        Он оглядел истоптанный снег. Вот они стояли толпой, затем направились к аллее. А тут - тропка вдоль дома, туда и обратно прошли трое. Он тоже дошел до угла коттеджа, увидел дверь, которую недавно открывали: в снегу остался расчищенный сектор. Элан отворил ее, заглянул и закрыл, успокоенный. Из оборудованного в торце склада взяли три охапки дров - группа двинулась жечь костер. Наверняка Майк подкинул идею.
        Элан зашел в свою комнату, зарядил ракетницу, сунул в карман порядочный запас патронов, накинул куртку и двинулся догонять туристов. По пути посчитал следы: прошли восемь человек. Значит, последняя пара не явилась; странно.
        На дороге следы повернули налево, к дальнему от главного въезда концу кемпинга. Четко выделялись глубокие ямки от каблуков Лены Желанной. Надо думать, писательке было неудобно ковылять. Затем ямки внезапно пропали, как будто Лена взлетела. Элан приостановился в удивлении. Машина ее подобрала, что ли? Ах нет; конечно же, нет. Вот мужские следы, которые стали заметно глубже - но это не здоровенная лапища Майка. Неужто писательку взялся тащить на руках заморыш-литагент?
        Элан покинул кемпинг и зашагал по дороге через лес. Разлапистые ели замерли, отяжелев под навалившимся снегом. Дымка на небе сгустилась в плотный слой облаков, все кругом помрачнело. Он прибавил шагу. Далеко забрались; куда-то Майк их завел?
        Потянуло дымком, и спустя полсотни метров он разглядел за деревьями своих туристов. Элан отыскал дорожку следов в снегу, глянул вперед - и сердце чуть не разорвалось. С десяток шагов он пробежал, потом наткнулся на ствол и остановился, ухватившись за него, привалившись всем телом, переводя дух. Видал он виды, но такое…
        На просторной поляне горел костер, вокруг на кучах лапника сидели люди. А рядом, на утоптанном снегу, танцевала объятая пламенем женщина. Она кружилась, извиваясь всем телом, и огонь пылал в ее русалочьих волосах, змейками пробегал по воздетым к небу рукам, обнимал стройные ноги в алых туфлях. Свинцовые облака опускались все ниже, в лесу стало темно, и только костер пылал ярче и ярче, да бросала на снег рыжие отблески горящая колдунья Тамара.
        Внезапно зазвучал ее голос - сперва низкий, негромкий, он нарастал, поднимался, и наконец превратился в мощный гул, затопивший поляну. Этот гул вибрировал и отдавался дрожью в груди, от него сбилось дыхание, запнулось и неровно застучало сердце. Завороженный, Элан не мог оторвать взгляд от живого факела, а Тамара кружилась все быстрей, пылающие волосы конусом света летели по воздуху, и шаманское пение будило в душе первобытный страх и желание пасть ниц перед неведомой высшей силой, вселившейся в неподвластное огню женское тело.
        Элан прижался щекой к оледеневшей коре дерева. Холодок потек по лицу, остудил голову, отрезвил. Потрясающе, бесподобно, однако - обман. Интересно узнать, как ей удается иллюзия огня. Химреактив, дающий холодное безопасное пламя? Как не жалко посыпать волосы всякой дрянью?
        Тамара вдруг замерла, протягивая руки к мрачному небу, могучий голос оборвался, зато пламя на ней вспыхнуло ярче, взметнулось длинными языками. Колдунья повернулась к прижавшимся друг к дружке версанам. Они одинаковым движением приподняли головы и подались вперед. Оглушительно грянул колокольный голос Тамары:
        - Майк Эри, ты загубил молодую жизнь!
        Майк вскочил, лицо ему осветило обнимавшее Тамару пламя.
        - Ты лжешь, женщина!
        - А подруга твоя загубила любовь!
        Отгремел ее голос, пламя погасло, и на поляне стало темно. Только настоящий, не колдовской костер продолжал мирно потрескивать, выбрасывая веселые искры. Тамара тряхнула головой, откинула за спину русалочьи волосы, поправила воротник шубки.
        - Ты лжешь, - повторил версан.
        Она отошла к куче лапника, где было свободное место. Уселась, протянула ноги в алых туфлях к огню и наконец удостоила ответом:
        - Ты сам знаешь, что нет.
        Мишель потерла лицо, обхватила себя за плечи. Элан вдруг понял, что сейчас она снова решит покинуть группу - и уже ничто не заставит ее лететь на Изабеллу. Да и Майк не станет уговаривать. Тигреро вышел на поляну, прямиком направился к колдунье.
        Этика Светлого озера запрещает проводнику ввязываться в дела городских. У них свои развлечения и забавы, до которых ему нет дела. Он должен вмешаться, только если грозит пойти в ход оружие - однако оружие Тамары будет пострашней охотничьего ружья.
        Элан ногой подтолкнул в костер откатившуюся головню и отчетливо проговорил:
        - У нас на Светлом бешеных собак стреляют, не дожидаясь, пока они перекусают других. Ты поняла меня, женщина? - Он уставился на Тамару в упор и не отводил взгляд, пока она не потупилась. - Вы застудите ноги, - добавил он, скидывая куртку. Сел перед колдуньей на корточки, снял с нее туфли и закутал холодные ноги в куртку, сжал их и поглядел Тамаре в лицо. - Не надо употреблять свой дар во зло, - промолвил он тихо, для нее одной. - Они не заслужили того, что вы наговорили.
        Колдунья нагнулась, обдала запахом душистых волос с примесью чего-то горелого.
        - Майк не верил, и я хотела доказать, - призналась она полушепотом.
        - Вы сделали очень больно. К тому же на самом деле сказали неправду.
        У Тамары огорченно изогнулись брови.
        - Ну, если так… я извинюсь.
        Тигреро поднялся. Извинится она, подумать только!
        Мишель сидела, понурившись; Майк обнимал ее за плечи. Элан хотел было пристроиться к ним на край подстеленного лапника, но наткнулся взглядом на Лену Желанную. Золотились тяжелые косы, на непокрытую голову опускались снежинки. Не застегнутая шуба разошлась на груди, и виднелась длинная полоска голой кожи.
        - А меня кто согреет? Я тоже мерзну, - писателька улыбнулась.
        У нее была живая плутоватая улыбка, размытые глаза в свете костра казались темно-синими - однако Элан вздрогнул от совершенно реального ощущения проползшей по животу змеи. Он застегнул Лене шубу и поднял воротник.
        - Берегите уши, девушка. - После чего уселся у ног мадам Крокодав.
        Урсула положила руки ему на плечи и с нежностью сомкнула пальцы под подбородком.
        - Ты еще не забыл, какие песни поются на Светлом озере?
        - Сперва объясни, что ты с собой таскаешь, - вмешался ее муж, заинтересованный кобурой у Элана на поясе.
        - Купил игрушку.
        Он извлек ракетницу; рукоять удобно легла в ладонь. Тигреро выпустил в небо одну за другой шесть ракет - белые, зеленые, красные. Они взлетели к свинцовым облакам праздничным соцветием, зависли, затем начали снижаться и одна за другой погасли.
        - А мне? - потребовала писателька.
        Элан перезарядил ракетницу. Вообще-то патроны не ахти: маленькие, воспламеняются мгновенно и летят недалеко; однако в условиях похода наиболее безопасная штука. Он протянул ракетницу Лене. Началось веселье - как он и предвидел, игрушка пошла по рукам. Крик, смех, свалка, ракеты летят в небо и в стороны; и когда одна с шипением запрыгала в костре, тигреро отобрал ракетницу у колдуньи, сунул в кобуру.
        - Довольно.
        Мадам Крокодав вернулась к своей мысли:
        - Так что ж песни Светлого озера? Ты нам споешь? Это невероятно, - пояснила она присутствующим. - Вы в жизни не слыхали ничего подобного.
        Элан поглядел на Мишель - она сидела, опустив голову на руку, не шевелясь, - и отказался:
        - Не спою. Эти песни слишком печальны.
        Тамара с Леной принялись уламывать; их поддержал художник Борис. Глядя, как они наседают, Крокодав улыбался своей тихой смущенной улыбкой, а набравшийся живости литагент громко советовал Элану послать всех к черту и не сдаваться, если он сегодня не в голосе. Под этот шум версаны поднялись и ускользнули в сумрак леса, на который сыпался редкий снег.
        Обожгла ревность. Майку все позволено - а он, Элан, даже не подойди.
        - Вот видите, она ушла, - обрадовалась колдунья. - Можете смело петь.
        И впрямь ведьма! Острый глаз и дьявольская проницательность, которой она пользуется без зазрения совести. Черт бы ее побрал, эту Тамару. Ну, ладно же. Просили песен Светлого озера - будут вам песни.
        Он устроился поудобней на лапнике, привалился спиной к теплому боку мадам Крокодав. Урсула одной рукой обняла его за пояс, другой стряхнула с плеч нападавший снег. Элан перехватил ревнивый взгляд Лены. Вот так оно и бывает - кто тебе по душе, тот не глядит, а кто не нужен, тот изводится. Он посмотрел в костер, глубоко вздохнул.
        - «Охота на айтраву». - И запел.
        Казалось, тонкий, нежный звук зародился где-то далеко, у подножия обступивших поляну деревьев. Он рос, сбегался звенящими ручейками к костру, сливался с пламенем, закручивался в спираль вокруг лижущих воздух языков. Затем поток звуков рванулся ввысь, набрал силу и превратился в громкий зов, раскатившийся меж молчаливых деревьев, взмывший к сыплющему снегом неприветному небу. Лес отозвался эхом, зазвенел, загудел, запел в ответ.
        Элан добавил мощи голосу, в нем послышался хриплый рык разъяренного зверя, затем собачий лай, вой и визг раненых псов. Внезапно все оборвалось, и краткая пауза была выстрелом, свалившим гордую айтраву, грозу приозерных лесов, - и снова взлетел к небу сильный голос, ликующий крик охотника. Потом голос стал тише, печальней, прервался раз, другой, третий - и превратился в жалобный плач осиротевших детенышей. Щемящее мяуканье котят, голодных, замерзающих в студеную ночь, обреченных на скорую смерть. Надрывающий душу плач, сперва робкий, стал требовательным, отчаянным призывом, который отнимал силы и почему-то не возвращал мать, затем он ослаб, упал до беспомощного писка, до редких безнадежных стонов - и затих.
        Вокруг костра никто не шевелился. Падал снег, исчезая над рыжим пламенем. Тамара смахнула со щеки слезу.
        Урсула перевела дух.
        - Браконьерская песня, - буркнула она укоризненно. - Хоть бы детенышей забрал.
        Элан повел плечами, отметая упрек, - дескать, пел не для охотников, а для городских. Внезапно он встрепенулся и вскочил на ноги.
        - Куда ты? Посиди с нами.
        - Прошу прощения. Дела.
        Тигреро зашагал к дороге. Смутное, краткое, но тягостное чувство сорвало его с места и погнало к кемпингу. Накатив, оно тут же исчезло, однако отмахнуться от него было невозможно. Ощущение грозящей опасности.
        Близкой и неотвратимой беды.
        Глава 2
        На дороге он вгляделся в следы. Вот тут Майк с Мишель вышли из леса и двинулись к «Лучистому Талисману». А вот следы стали реже и глубже - версаны побежали. Почему? Укололо понимание: Мишель убегала от песни Светлого озера, от разносившегося по лесу голоса Элана, уносила прочь свои растравленные раны.
        Он тоже пустился бежать. Неизвестно, что там в кемпинге, но кому-то может быть плохо.
        Понятно, кому - конечно, Мишель.
        До чего резвые версаны! Летели стрелой, и не догнать. Ладно бы Майк - он мужик крепкий, однако и Мишель ему не уступает. Быстрая, сильная, как айтрава.
        Он так и не сумел их настичь. Элан прибежал в кемпинг, пронесся по аллеям - и издалека понял, что мчался не зря. У коттеджа «Изабелла», осыпаемый безмолвным снегом, стоял громадный черный мобиль. Элан мельком глянул: в салоне пусто, снегу нападало кот наплакал - машина стоит минуты две-три.
        В холле горели лампы, и светились два окна - в комнатах Майка и Мишель. Тихо, но это ничего не значит. Тигреро вынул из кобуры ракетницу, дослал недостающие патроны: в ближнем бою - страшное оружие. Затем он поднялся на крыльцо и неслышно вошел в холл. Никого.
        Звук. Негромкий, неясный, будто стон. Вот опять; стон и есть. Элан метнулся к двери в комнату Мишель, прислушался, осторожно заглянул. Заметил на полу что-то маленькое, разноцветное - и тут же услышал голос из-за стены. Низкий, угрожающий. И женский вскрик. Мишель!
        Он ринулся к двери Майка, вышиб ее ногой и с порога взревел:
        - Всем стоять!
        Кто-то кинулся на него - стремительное размытое пятно. Элан встретил его ударом в живот и вторым ударом швырнул под ноги другому громиле, который тоже бросился вперед. Оба повалились на пол.
        - Гайда! - заорал Майк, лежавший на полу со связанными руками.
        Два зомби - один с бритой головой, другой с благостным плоским лицом - дернулись и шагнули назад, встав у стены рядом с версаном. С пола подхватился тот, которого Элан сбил с ног телом первого нападавшего. Элан выстрелил. Ракета чиркнула по коже, прошила ухо; впилась в стену и забила фонтаном белых искр. Бандит притормозил, схватившись за скулу и ухо.
        - Га-айда-а! - опять заорал Майк, и снова шагнувшие вперед зомби откачнулись к стене.
        - Стоять! - рявкнул Элан, заметил движение на полу и прыгнул в сторону.
        Выстрел - пуля прошла мимо. Бандит с окровавленным лицом ринулся вперед, Элан уклонился, ударил по голени и выстрелил в бритоголового зомби. Промазал. Окровавленный рухнул Элану под ноги, тигреро отскочил, но бандит успел поймать его за лодыжку. Падая, Элан хватил противника ракетницей над ухом; оружие скользнуло по кости, оставив полосу содранной кожи. Новый выстрел - и противное ощущение вздрогнувшего пола: пуля вонзилась у самой головы. Элан откатился, оказался на спине. Удар; в глазах стало темно. Сверху навалился кто-то тяжелый, хотел ударить локтем в горло. Тигреро поймал чужую руку, крутанул ее, дернул и саданул заоравшего обеими ногами, отбросил прочь. Вскочил, смаргивая темную пелену. Перед глазами мелькнуло лицо с благостной улыбкой, железные пальцы сомкнулись на шее. Элан ударил врага в солнечное сплетение и одновременно - ракетницей в висок. Пальцы разжались, зомби попятился и благоговейно вымолвил:
        - Гайда…
        Стреляя, Элан услышал вопль Майка:
        - Берегись!
        Он нырнул вбок и обернулся, занося руку - но что-то впилось ему в живот, тошнотворная боль плеснулась по телу, что-то мелькнуло - и страшный удар по голове швырнул его на пол. Кругом стало черно и тихо.
        Из густой, вязкой темноты выплыл голос:
        - Элан… Элан… Элан…
        Майк зовет, сообразил он. А что Мишель? Он открыл глаза. Сплошной серый туман. Ах нет, это ковер, в который он уткнулся лицом. Он с трудом поднял голову. Кровь. Какая огромная лужа… Нет: это красная блузка Мишель. Тигреро приподнялся на локте, обвел взглядом комнату. Увидел Майка - связанного, с лицом в крови. Потом увидел сапоги Мишель, ее обтянутые брюками колени, схваченные белой лентой. Понял: она сидит на постели.
        - Мишель?
        Не отозвалась.
        - Мишель!
        Почему она молчит? Элан уперся в пол обеими руками, поднял голову выше. Девушка смотрела на него глазами испуганной оленухи. Рот был залеплен клейкой лентой, руки заведены за спину, на плече - вспухшая ссадина. Несколько мгновений Элан глядел на ее обнаженную девичью грудь, затем отвел глаза и кое-как встал на ноги. Постоял, пытаясь сообразить, что делать дальше.
        - Я сейчас, - он двинулся в холл. Набрал 202, едва дождался, пока неразворотливая полиция ответит. - Говорит Элан Ибис. Кемпинг «Лучистый Талисман», коттедж «Изабелла». Совершено разбойное нападение, четверо на большом черном автомобиле. Кажется, «корвет». Они еще не могли уехать далеко.
        Полиция принялась нудно выспрашивать подробности, и в конце концов он не выдержал, наорал и прервал связь. Вернулся в комнату.
        - Что там? - встретил его Майк.
        - Если сумеют оторвать свои ленивые зады от кресел, возможно, произведут еще какие-нибудь телодвижения. Может быть, даже посетят нас с вами. - Элан разрезал клейкую ленту у Мишель на запястьях и набросил девушке на плечи ее разодранную блузку.
        Майк усмехнулся разбитым ртом.
        - Смотрелся ты великолепно. Истинный демон.
        - Мы старались. - Элан бережно отлепил ленту у Мишель с лица.
        - Спасибо, - шепнула она, быстро моргая, стараясь прогнать выступившие слезы.
        Отчаянно захотелось сжать ей плечи, зарыться лицом в черные кудри. Элан сдержался, освободил ей колени и повернулся к Майку, присел рядом на корточки.
        - Зубы целы? - осведомился он, отдирая ленту с рук.
        - Вроде да. - Версан зашипел от боли. - Тише ты, изверг! Всю шкуру сдерешь. - Липучка отрывалась вместе с волосами.
        - Терпи. - Элан разрезал ленту у Майка на ногах и усадил версана, прислонив к стене. - Какого беса им тут понадобилось?
        Майк потрогал лицо, посмотрел на измазанную кровью ладонь.
        - Догадайся с трех раз.
        - Искали твоего друга.
        Версан вытащил из кармана салфетку, обтер руку и подбородок.
        - Не то, чтобы они надеялись отыскать его здесь - но спрашивали, где он.
        - Ты сказал?
        - Не успел. - Майк вытащил другую салфетку, промокнул кровоточащие губы. - Они взялись за Мишель, и я уж совсем было решил колоться - но вдруг влетаешь ты во всей красе. Дрался замечательно; прямо обидно было, что тебя так скоро положили без чувств. Сорвали чудное представление; я готов был требовать обратно деньги за билет!
        Элан открыл встроенный бар, вынул бутылку вина, плеснул в три бокала, раздал.
        - Но объясни: если я лежмя лежал и не вмешивался, а их было четверо, почему они пустились наутек? Могли бы тебя с собой уволочь - или прямо тут еще раз спросить, где Слеток.
        - Потому что, - Майк цедил вино, - из тебя получился отличный демон. Эти кретины, которые зомби, вообразили, будто угрохали Гайду. И не поверишь: подхватили под белы руки двух других и уперли вон, несмотря на сопротивление.
        Элан забрал у Мишель пустой бокал. Девушка сидела на постели, уставившись в одну точку, придерживая на груди разорванную блузку; смуглому лицу понемногу возвращались краски.
        - Э, ребята, погодите! - спохватился тигреро и вышел за дверь. Что-то он видел в комнате Мишель на полу - маленькое, разноцветное; что там лежало?
        Снимок размером с ладонь. Обнаженный до пояса светловолосый парень; полузакрытые глаза, страдальчески изогнутые брови. Элан покачал головой. Лет-то ему было - всего двадцать пять. Бедолага.
        Он вздрогнул, услышав голоса в холле, сунул находку в карман. Обернулся, заметил мелькнувшую в дверях темно-синюю форму и вышел в коридор. Явились-таки.
        - Сюда, - он провел двоих полицейских в комнату Майка. - Вот пострадавшие.
        Началось неторопливое разбирательство. Кто, куда, зачем да почему. Позвольте, ваши документы. Знакомы ли вам нападавшие? Что они хотели? Почему убежали? И так далее, и тому подобное.
        - А теперь будьте любезны, господин Ибис, - повернулся к нему полицейский, до сих пор не проявлявший к Элану никакого интереса, - дайте мне то, что вы поспешно спрятали в карман. - Он протянул раскрытую ладонь.
        Тигреро вытащил найденный снимок. Детектив рассмотрел его и поднял холодные внимательные глаза.
        - Это - ваше?
        - Это принадлежит мадам Вийон.
        Мишель впилась тревожным взглядом в полицейского. К ней подошел Майк, положил ладонь на плечо.
        - Господин Ибис, вам известно, что этот человек находится в розыске? - продолжал детектив.
        - Впервые слышу.
        - Допустим. - Холодные глаза обратились на Майка. - А вам, господин Эри, известно что-нибудь о Тео Стерне? - детектив постучал ногтем по снимку.
        - Это мой друг. Но я не понимаю, почему те головорезы явились за ним сюда.
        - Мадам Вийон?
        - Я сама хотела бы его разыскать, - заявила Мишель.
        Полицейские переглянулись и снова уставились на версанов.
        - Сдается мне, эта пара знает куда больше, чем говорит, - раздумчиво произнес тот, который вытребовал снимок. - Стало быть, господин Эри, вам неизвестно местонахождение Стерна? Между прочим, он подозревается в убийстве.
        - Понятия не имею, где он.
        Холодные глаза сузились.
        - Вам придется проехать с нами. Мадам Вийон тоже. Будьте добры, переоденьтесь…
        - Никуда они не поедут, - внезапно заговорил Элан тугим, звенящим голосом. - Оставьте людей в покое. Они ничего не знают, и не мотайте им нервы. - Голос был непривычный, как будто чужой. - Идите-ка вы, господа, занимайтесь другими делами.
        Полицейские беспрекословно поднялись, попрощались и вышли. Элан осел в кресло, потер виски. В голове шумело, к горлу подкатила тошнота.
        - Демон, - вымолвил Майк. - Натуральный демон.
        - Будешь убивать? - Элан слабо улыбнулся.
        Мишель прижала ладони к щекам, ее затрясло, рваная блузка разошлась на груди. Не замечая этого, Мишель выгнулась, закинула голову, застонала:
        - Майк… Ма-айк…
        Версан наклонился к ней, погладил по волосам, по спине.
        - Майк, уедем… пожалуйста…
        - Конечно, уедем. Сейчас вызову машину. Попросим у Элана денег в долг - и домой.
        - Нет! На Изабеллу… Я здесь больше не могу!
        Версан метнул пронзительный взгляд на тигреро. Элану было плохо, он едва дышал.
        - Пожалуйста, - просила Мишель. - Если они еще раз… я не могу. Майк, ну пожалуйста, улетим на Изабеллу!
        - Ладно, - согласился он. - Эл, ты жив или как?
        - Или как, - отозвался Элан, отер пот со лба.
        Кто знает, верно ли он поступил, заставив Мишель стремиться на Изабеллу. Не приведи Господь, Майк дознается… К горлу подступила щемящая жалость. Демон он или нет, охотник со Светлого озера никому не причинит зла.
        До позднего вечера прождали последнюю пару туристов; не дождались. В конце концов Герман Максвелл сообщил, что тех двоих не допускают на маршрут и замены им не будет, пожелал приятного отдыха.
        Затем группу доставили на Изабеллу.
        Планета приняла их, обласкала, одарила своей красотой и разлитым в воздухе блаженством. Туристы шагали по тропе от Приюта к Приюту, и все шло как нельзя лучше. Пока не добрались до Восьмого.
        Элан сидел на теплом камне, грелся на солнце. За спиной поднимался склон, устланный цветочным ковром и украшенный растрепанными кустами. Впереди тянулся несказанной красоты горный край, где снежные вершины купались в сапфировой синеве, а далекие долины казались близкими и мягкими - хоть разбегайся и прыгай в их уютную зелень. Оборудованная площадка, где стоял Приют, лежала слева, и оттуда доносился шум горной речки.
        Элан провел на камне уже час. Сперва он просто сидел, наслаждаясь покоем, затем на тигреро набрел Борис и заставил позировать. Художник сбегал в Приют за своими причиндалами, уселся на землю и принялся рисовать, восторженно делясь впечатлениями.
        В сущности, проводник не обязан увеселять туристов. Однако художник оказался безобиден и забавен, и Элан изредка соглашался побыть его игрушкой. Этой участи не избежал никто, и портретные зарисовки Бориса множились.
        Сейчас он принудил тигреро снять рубашку и рисовал его, освещенного солнцем, на фоне раскидистого куста.
        - Золотистая бронза теплого тела и холодная тень - вот контраст, который я стремлюсь передать, - толковал своей безответной модели Борис. - Ваши светлые волосы, Элан, и темная зелень куста - две крайности, два противоположных качества, исключающие и дополняющие друг друга…
        При этом он неизменно рисовал углем.
        Художник беспрестанно пытался согнать вместе Элана и Майка, а еще лучше - тигреро и Мишель. Он восторгался черноволосыми, зеленоглазыми версанами, а когда видел их рядом с белокурым проводником, приходил в совершенный экстаз. Златокосую писательку Лену он то и дело усаживал возле Майка - соединить ее с Мишель не удавалось - и усердствовал в попытках уломать тигреро, однако позировать с версанами Элан решительно отказывался.
        Его тянуло к Мишель, от одной мысли о ней качалась земля под ногами, перед глазами стояла ее обнаженная девичья грудь и нечастая, но пленительная улыбка. Он без конца прислушивался, пытаясь поймать ее голос или пугливый, быстро замирающий смех. Мишель постепенно оживала, боль утраты перестала ее убивать. Элан чувствовал, что в ее глазах он чем-то похож на Тони и нерастраченная, ищущая выхода любовь может обратиться на него, - но между ними стеной стоял Майк. И слово охотника, данное им самому себе.
        Он - демон. Ему ничего не стоит оттеснить версана от Мишель и направить его энергию на Лену или колдунью Тамару, на которых Майк и без того поглядывает с удовольствием. Элан в один миг может вызвать привязанность Мишель, породить ее страсть. Зачем мучиться, терзаться желанием, если можно без труда заполучить версану…
        Он делался сам себе противен, когда обрывал опаляющие мысли, отгонял сжигающие образы и честно признавался, через что пришлось бы переступить ради обладания женщиной, сводящей его с ума.
        Один шаг он уже сделал, когда заставил Мишель просить Майка, чтобы тот увез ее на Изабеллу. Пусть это оказалось правильным, пусть ей здесь хорошо - однако он подчинил ее волю, хоть на миг, но взял ее в рабство. А Элан отчетливо сознавал, что шагать этой дорогой легко, но придешь по ней туда, где в демонов стреляют из винтовки или всаживают им в сердце нож.
        Он вспоминал жену, и это было тоже мучительно. Они так мало успели побыть вместе - а Кэтрин больше нет. Элан звал ее, заклинал вернуться, почти веря в собственное могущество, в способность возродить любимую - однако демон может подчинять себе живых, а погибших возвратить не в силах. Его охватывала тоска, от которой впору биться головой о камни, и блистательная Изабелла без Кэтрин казалась серой и тусклой. Но потом образ Кэтрин незаметно сливался с Мишель, и тогда миру возвращались краски…
        - О-о, опять эти скорбные глаза, в которых стоят невидимые слезы! - внезапно грянул колокольный голос: к ним подошла колдунья.
        Вздрогнув, тигреро очнулся от своих мыслей.
        - Проходи мимо, - велел художник. - Когда Элан занят размышлениями, он сидит спокойно и меня не торопит.
        Тамара глянула на рисунок.
        - Да ты уже закончил. Куст можешь довести потом.
        - Не мешай!
        Колдунья посмотрела на Элана с тонкой улыбкой. Тигреро поднялся с камня, подобрал рубашку, влез в рукава.
        - Ну вот, спугнула! - сердито фыркнул Борис. - Вечно тебя принесет не вовремя.
        - Элан, - зазывно пропела Тамара, - я умею лечить от несчастной любви. А еще знаю рецепт приворотного зелья.
        - Благодарю вас, не нужно. - Он двинулся по тропе к Приюту.
        - Берегитесь, - сказал ему в спину Борис. - Как бы сестрица не подсыпала вам снадобье, которое закажет ей Лена.
        Колдунья расхохоталась, а Элан ускорил шаги. Над Леной потешались все кому не лень: писателька не скрывала своей влюбленности в проводника, а он не удостаивал ее вниманием. Лена была хороша, однако от взгляда ее размытых глаз у Элана по коже каждый раз точно змеи ползли.
        Он вывернул из-за поворота тропы, и сердце оборвалось. Стряслось что-то ужасное. На краю площадки замерла Лена - с растерянным лицом, со слезами на глазах. Чуть дальше, стоя на коленях, громко всхлипывала Мишель. Рядом на траве бился Майк, плакал навзрыд. Элан обежал взглядом площадку, заметил писателькиного литагента - заморыш лежал на спине, раскинув руки, с закрытыми глазами, с отвалившимся подбородком. Мертв!
        Вот оно - о чем говорил отец. Предупреждал об опасности, предостерегал, требовал. Что ж ты, проводник? Не доглядел, не сберег…
        И тут до него дошло, что версаны вовсе не плачут, а помирают со смеху.
        Литагент ожил и сел на траве.
        - Что за веселье? - сдержанно осведомился Элан.
        Заморыш простер руку, указуя на писательку.
        - Она, - провозгласил, - была осуждена!
        Майк перекатился на спину, издал пронзительное верещанье. На него повалилась Мишель и осталась лежать поперек туловища, со всхлипами и тонким писком. Лена бросила на тигреро беспомощный взгляд; у него по телу вместо змеи стыдливо пробежали мурашки.
        - Пожалуйста, - жалобно попросила писателька, - заберите у них компьютер. Они на нем валяются!
        Он подошел к версанам и увидел на земле блестящий металлический треугольник - кусочек орудия Лениного труда. Портативный компьютер, который она взяла с собой на маршрут, состоял из двух листов толстой фольги - клавиатура и экран - и кристалла памяти. Маломощная игрушка, однако Лена с удовольствием работала понемногу вечерами и на привалах.
        - Приподнимись, - велел тигреро Майку.
        - Не могу! - простонал тот. - Мишель придавила!
        Элана охватило желание оттащить девушку и садануть версана в бок ногой. Он отвалил Майка в сторону и высвободил компьютер. Свернул фольгу в рулон, проверил, цел ли корпус кристалла, и подал Лене.
        - Спасибо, - поблагодарила она жалким голосом.
        Литагент поднялся, укрепился на земле, расставив ноги. Даже ростом стал как будто выше.
        - Я говорил ей! - обратился он к Элану. - Объяснял, что нормальный человек такой белиберды читать не станет.
        - Ага! - ощетинилась писателька. - Однако ты эту самую белиберду продаешь и на проценты живешь припеваючи!
        - Это другой вопрос. - Заморыш увидел, что с земли подымается изнемогающий от хохота версан. - Майк, вот скажи!
        - Скажу… Эл, сейчас тебе… что она там… Я впервые прочел! О-ох, - стонал Майк. Затем справился с собой и заговорил связно: - Это зовется эротическим романом. Есть героиня - молодая, красивая. И у нее два любовника.
        - Тоже молоды и хороши собой, - подсказала Мишель, утирая глаза.
        - Причем один - собственно, не ейный, а любовник другого парня. То есть, один просто гомик, а второй - и вашим, и нашим.
        Элан поглядел на писательку. Она стояла выпрямившись, сжав губы. Расстегнутая блузка была завязана узлом под грудью, открывая полосу загорелого тела.
        - И это бы не беда, - продолжал Майк. - Живи они в разных местах, парень кочевал бы от друга к подруге. Но нет! Они съехались вместе, и весь роман проводят в постели втроем.
        - Зачем?
        - Отличный вопрос! - хлопнул себя по бедрам литагент. - Я тоже ее спрашиваю: зачем?
        - Да потому что любят друг друга, - вмешалась Лена.
        - Все трое?
        - Ну да. Майк совершенно не понимает!
        - Я, простите, тоже не пойму, - вежливо возразил Элан. Ему хотелось уйти, и пусть они веселятся без него. - Ваша героиня любит голубого мальчика? А он любит ее?
        - Ну да! - подтвердила Лена, обрадованная, что он верно ухватил суть вещей. - Они все друг дружку очень любят.
        - И соль романа, - добавил литагент, - в том, что они день и ночь занимаются любовью - изредка парой, а по большей части втроем.
        - Но как им удается втроем - я уже не пойму! - вскричал Майк и снова зашелся хохотом. - Она… она описала… но я не верю. Это супротив всех законов. Одновременно…
        - Это даже не гадко, - добавила Мишель, - а смешно своей глупостью.
        У Элана рука зачесалась отвесить добрую оплеуху. Не обязательно Майку - он высмеивал писательку за дело - но кому-нибудь хотелось врезать. Скажем, агенту, который продает эту чушь в издательства, или писательке. Или, к примеру, стоит дать подзатыльник Мишель.
        За что он наказал бы Мишель, было неясно. Разве только за то, что весело смеется вместе с Майком.
        - Лена, - промолвил он, устремив взгляд в небеса, - если кто-нибудь вздумает кинуть ваш компьютер в костер, ей-богу, я мешать не стану.
        - Правда?! - литагент подскочил к писательке и выхватил у нее металлический сверток. - Сейчас я его!..
        - Отдай! - завизжала Лена. - Дай сюда, паршивец! - Она помчалась за агентом по площадке.
        Заморыш описывал круги и не давался. Он хохотал, потрясал компьютером над головой, дразнился и с завидным проворством увертывался.
        - Элан! - взывала писателька. - Отнимите!
        Они носились по площадке, и в конце концов Лена запарилась и остановилась, тяжело дыша.
        - Элан, как вам не стыдно? Я же вас прошу.
        Тигреро стоял, скрестив руки на груди.
        - Тра-ля-ля-ля! - распевал литагент, приплясывая в отдалении. - Тра-ля-ля-ля! Сейчас пойду топить! - Он ринулся к шумящей за кустами речке.
        Лена кинулась следом.
        - Я тебя! Дрянь какая!..
        - Пойдем, - задыхаясь вымолвил Майк, который был уже не в силах смеяться, - посмотрим.
        Из-за прибрежной поросли донесся визг. Элан зашагал туда. С горными речками шутки плохи, а эти двое чересчур разошлись.
        Так и есть. Заморыш, мокрый по колено, упоенный собственной отвагой, выделывал коленца на камне посреди пенного потока. Металлический рулон у него в руке вспыхивал на солнце белым светом. Агент что-то вопил и кривлялся, писателька металась по берегу, не решаясь ступить в клокочущую реку, и яростно грозила кулачком.
        Элан взял ее за талию и отставил подальше, махнул литагенту:
        - Давай назад! Назад, кому сказано!
        Тот не разобрал - или не пожелал услышать.
        - Вылазь на берег! - рявкнул версан. - Вот дурья башка, - добавил он. - Не дай Бог, убьется.
        Речушка была мелка, как все горные речки, однако неслась мощно и стремительно. В кипящих струях перекатывались камни, с перестуком бежали по дну. Литагент выделывался метрах в трех от берега, корчил рожи и показывал Лене «козу». Потом стал неподвижно, вытянул левую руку и метнул свернутый компьютер писательке в голый живот.
        - Попа-ал! - завопил он, перекрывая шум воды. - Ура-а! - И снова заплясал, как сумасшедший.
        - Свалится, черт, - Элан приготовился шагнуть в воду и силой привести ошалевшего агента на берег. И тут его точно ударило: упадет! Он невольно рванулся на помощь…
        Заморыш поскользнулся, взмахнул руками и грянулся навзничь, в бурлящий поток. Его покрыло пеной, поволокло по камням. Видно было, как вздрагивает, ударяясь, тело.
        Элан пронесся по берегу, опередил безвольный, безжизненный куль и кинулся в сердитую воду. Нога попала между камней, он пошатнулся. Бросившийся следом версан помог устоять и тут же едва не свалился сам. Однако успели. Поймав мелькнувшую в пене руку, тигреро остановил прыгающее тело, приподнял над водой.
        Мокрые глаза были открыты, а голова свесилась назад, как у подстреленной куропатки.
        - Дур-рак! - зарычал версан. - Ну какой же дурак…
        Оступаясь на камнях, они выволокли агента на берег, положили на траву. В проломе над виском выступила кровь. Элан опустил парню веки. Мишель с беззвучным криком прижала ладони к щекам, и пронзительно завизжала Лена.
        Спустя четверть часа, когда мадам Крокодав увела рыдающую писательку в дом и все немного опомнились, Элан подсел к стоящему в холле передатчику. Надо связаться с Кристиной, вызвать корабль, который заберет несчастного литагента и Лену. До чего глупо - погибнуть в таком благословенном месте. Или все-таки отец был прав, и планета таит в себе опасность?
        Он включил передатчик; зажглись зеленые лампочки индикации, раздался хрип: кргх-кх-кххх, и настала тишина. Элан выключил и снова включил аппарат: на сей раз тот безмолвствовал. Что за черт? Он вышел на крыльцо и кликнул Майка.
        Версан оставил сидевшую на бревне у кострища Мишель и подошел.
        - Взгляни-ка, - попросил Элан. - Либо я ничего не смыслю в технике, либо связь у нас сдохла. Передатчик хрюкнул и молчит.
        Майк потыкал кнопку включения.
        - Ты прав, тигреро. Он сдох. Пойдем, посмотрим антенну.
        На крыше дома торчал штырь с плоской чашкой антенны.
        - Что скажет специалист?
        - На глаз с ней все в порядке.
        Майк обогнул дом, Элан - за ним. Задняя стена Приюта была обращена к крутому склону.
        - Ох, мать моя… - выдохнул версан.
        С крыши спускались свернутые в жгут провода - оголенные, почерневшие, кое-где спекшиеся. Жгут уходил в стену, к передатчику. Майк потрогал его, понюхал пальцы с оставшимся грязным следом.
        - Я бы удивился, если б связь работала.
        - Изоляция сгорела? - предположил Элан.
        - Об изоляции речи нет. Провода были голые… Дай-ка, залезу наверх. Подсоби.
        Элан сцепил пальцы, Майк наступил ему на руки, ухватился за край крыши и махнул наверх. Осмотрел хозяйство: металлический штырь, коробку усилителя, в которой прятался верхний конец проволочного жгута, и чашку антенны. Открыл коробку, заглянул внутрь и спрыгнул на землю.
        - Когда ты врубил передатчик и подал напряжение, сделался сплошной коротыш - отсюда хрюканье в динамике. А дальше закономерный молчок.
        - То есть, оно совсем не будет работать? - уточнил Элан.
        - Именно.
        - А куда делась изоляция?
        - Съели. Пришли, к примеру, муравьи и все пожрали.
        - Деликатес?
        - Как для нас с тобой - ветчина.
        - Досадно. - Элан сел на корточки, вгляделся в ползающую по земле живность. - Тут букашек всяческих - до черта. - Он исследовал нижний конец свернутых проводов, уходящих в стену дома. - Вот и трупик висит - приварился. Похоже на муравья, - он поднялся на ноги. - Придется на соседний Приют топать. Может, ты сходишь?
        - Не схожу.
        Тигреро удивленно вскинул глаза. Впервые версан отказал ему в помощи.
        - Почему?
        - Мишель на ночь глядя с собой не потащу, а здесь не оставлю.
        Элан расстроенно помолчал. Майк все ж таки видит в нем демона и не доверяет.
        - Тогда старшим останется Крокодав, - решил он, - а ты - ему за помощника. Будь добр обеспечить порядок.
        - Обойдется без приключений, - буркнул версан. - Строем все будут ходить. И хором петь песни.
        Тигреро коротко улыбнулся, скрывая осадок в душе. Пока Майк жив, к Мишель его не подпустит. Да Элан и сам не подойдет. Хотя кто бы знал, до чего хочется…
        Сообщив группе о своем уходе, он двинулся в обратную сторону, на Седьмой Приют. Дорога известная, ни перевалов, ни ущелий. А вот к Девятому добраться будет нелегко - переход до него долгий, и предстоят два снежника. Женщины порядком утомятся. Впрочем, Лену вычеркиваем - она улетит на Кристину; Мишель и мадам Крокодав устали не знают, а Тамара… Колдунье полезно пыхтеть и карабкаться. Глядишь, яду в языке поубавится.
        Элан пустился бежать своим неутомимым бегом охотника на диких кошек. Милое дело: через два часа будем на Седьмом, а там и обратно. До темноты не успеть, однако ночами бродить не впервой.
        Седьмой Приют встретил его золотым блеском окон, в которых купалось низкое солнце. Скоро оно зайдет за гору, и на землю падет сумеречная знобкая прохлада.
        Элан вставил в прорезь пластинку-ключ, открыл дверь. Запустил систему жизнеобеспечения: зажегся свет, заработали обогреватели и вентиляция. Тигреро опустился в кресло у столика с передатчиком, поглядел на светло-серый корпус… Пожалуй, бежать и не стоило. Заранее зная результат, он ткнул кнопку.
        - Кргх-кх-кххх… - ответил аппарат, мигнув зелеными огоньками.
        - Сволочь, - сказал ему Элан и выключил.
        Муравьи на то и муравьи, чтобы обитать повсюду. Тигреро обошел дом, полюбовался на такой же спекшийся жгут, как и на Восьмом Приюте. О чем думали те, кто монтировал здесь оборудование? Счастье, что в доме муравьи ничего не пожрали - не сумели проникнуть.
        Элан законсервировал Приют, раздумчиво постоял на площадке. Солнце опускалось за синюю громаду далекой горы. Надо возвращаться, нет смысла проверять дальше. Если зловредные твари бесчинствовали на Восьмом и Седьмом, то и Шестой стороной не обошли.
        И все-таки он побежал - единственно для очистки совести. По крайней мере, он будет уверен, что сделал все от него зависящее. Тем более, что в мыслях тигреро уже успел сплавить на Кристину писательку вместе с ее порождающим змей на коже взглядом.
        На Приют он добрался в глубокой тьме. Тяжело дыша, пересек площадку, зашел за дом, провел по стене ладонью, нащупал провода. Как и предсказывал. Даже включать ни к чему - только сжигать передатчик. Почему до сих пор на это не обратили внимания? Ведь на Изабелле побывало девять групп. Наверное, связь никому не требовалась.
        Элан устал и решил, что среди ночи обратно не потащится. Туристы и без него не пропадут. Крокодав с Майком проследят за порядком.
        Он перекусил и улегся спать, однако в душе гнездилась тревога, не давала забыться. Раздраженный, помятый, Элан поднялся до света и тронулся в обратный путь. Даже есть не стал - кусок не полез в горло. Захватил харчишек с собой, да и отправился. С края площадки оглянулся на Приют. Странное, как будто чужое, недоброе место. А ведь еще несколько дней назад веселились тут и были счастливы… почти все.
        Не задерживаясь, Элан миновал Седьмой - Приют как Приют, такой же приветливый и радушный, как остальные. Однако вскоре заявили о себе утомленные ноги, Элан перешел на шаг и явился на Восьмой далеко за полдень. Его встретила мертвая тишина и неподвижность. Одна речка гремела.
        Он поглядел на закрытую дверь, на жалюзи в окнах, пощупал пепел в кострище. Чуть теплый, но это от солнца - вчера вечером костер не жгли. Куда они делись? Тигреро вошел в дом.
        На столике у мертвого передатчика белела записка: «Эл, они рехнулись. Уходим на…» Записка обрывалась жирной кривулей - как если бы листок вырвали у Майка из рук или оттолкнули его самого. Что за безумие их поразило? Тигреро заглянул в комнаты. Вещи взяты с собой, да и Приют законсервирован как положено. Что за ерунда?
        Он вошел к себе - как обычно, третья дверь направо от холла. На одном кресле стоит рюкзак, на спинку другого наброшена куртка. И записка на столе, придавлена коробочкой с зубной щеткой. «Элан, здесь что-то ужасное, все буквально сходят с ума. Мы уйдем на Девятый Приют. Догоняйте. Мишель».
        Мишель! Вспомнила о нем, оставила весточку. Элан сжал листок в ладонях. Кто сказал, что версана к нему равнодушна? А если нет?… Он отогнал неуместные мысли, с силой выдохнул, выравнивая дыхание, осаживая помчавшееся вскачь сердце. Ты к ней не подойдешь; ты - демон.
        Он принялся укладывать свои пожитки. На Девятый так на Девятый. И вдруг выронил флакон с лосьоном для бритья, обернулся - спину ожгло ощущение опасности. Никого. Однако затылок сверлил чей-то недобрый взгляд, к горлу протянулись незримые лапы. Элан прижался к стене, всматриваясь в чуть заметные щелки в жалюзи. За окном никакого движения. Он достал ракетницу, распахнул дверь, глянул вправо-влево по коридору. Никого и ничего.
        Но это ощущение угрозы… Дом полон ею, она давит, душит, гонит прочь. Прочь отсюда, пока цел! С колотящимся сердцем, Элан вернулся в комнату, упаковал рюкзак. Вот почему сошла с ума его группа, вот от кого они удрали.
        Сдерживая дрожь в руках, он закрыл Приют, сбежал с крыльца. Остановился назло разлитой над площадкой жути, огляделся. В воздухе как будто дрожало темное марево. От него стыла кровь, перехватывало дыхание, мутилось в глазах. Тигреро возмущенно встряхнулся, вскинул голову. Так вот она какова - Изабелла! Коварная тварь. Ну, мы еще посмотрим, кто кого.
        Но куда они дели труп писателькиного агента? Ровным шагом Элан обошел площадку Приюта по краю. Изабелла пыталась его сломить, размазать в грязь, но не пристало охотнику со Светлого озера трястись перед кем бы то ни было. Пусть даже против него - целая планета.
        Он прошел немного вверх по течению речки. Здесь было совсем невмоготу, Элан тяжело дышал, сердце заходилось. Тигреро добрался до полянки, куда вчера они с Майком выволокли из воды мертвого агента. Голова шла кругом. Пытаясь прогнать с глаз мутную пелену, он приблизился к невысокому холмику, посмотрел на обтесанный столб с вырезанным именем: Эдвард Лаш. Кажется, он только теперь узнал, как же, собственно, звали несчастного заморыша.
        Изабелла стращала его и издевалась. Чудилось, еще немного - и он повалится наземь, с криком забьется, вслепую поползет, ища укрытия. Ну нет; здесь не дождутся, чтобы Элан Ибис стал ползать на брюхе.
        Он поворошил увядшие цветы. Совсем жухлые - а день нежаркий. Выходит, их положили вчера? Как так? Почему литагента похоронили, едва Элан скрылся из виду? Разве кто-нибудь мог предвидеть, что Изабелла разгневается и погонит их прочь?
        Однако глаза не обманывали. Могила была вырыта на совесть, укрыта тщательно срезанным дерном, цветы в венках подобраны с любовью, и ровно вырезанное ножом имя - не чета оборванной записке, которую оставил Майк. Непостижимо. Можно подумать, планета возмутилась тем, что ей во чрево опустили тело.
        Элан вернулся на тропу и зашагал прочь от Приюта.
        Глава 3
        Майк не особо верил, что тигреро отыщет исправный передатчик, но ушел и ушел. Без него спокойнее: как-никак, демон. К тому же Майк перехватил взгляд, которым проводила уходившего Элана Мишель, - и этот беспокойный взгляд ему вовсе не понравился. Версан подождал, пока тигреро скроется за поворотом тропы, и уселся рядом с девушкой на бревне у кострища. Положил руку ей на пояс, привлек к себе. Мишель приникла к нему, робко улыбнулась.
        - Должен предупредить, мадам Вийон, - начал Майк. - Если хоть раз увижу Элана возле вас, я его убью.
        Мишель отстранилась; густые брови сошлись к переносью.
        - Вот что, господин Эри. Не пошли бы вы к черту?
        - Мишель, он - демон, поверьте мне. Настоящий демон, только еще не распробовал это на вкус.
        - Я уже слышала об этом. Ну и что?
        У Майка в сердитом оскале блеснули зубы.
        - Слеток не для того застрелил Гайду, чтобы вокруг вас увивался второй такой же.
        Она вскинула голову.
        - Элан не увивается - это первое. А во-вторых, не ваше дело.
        Версан взял ее левую руку, положил себе на ладонь. На пальце у нее поблескивал оправленный в золото изумруд - подарок Тони.
        - Мишель, послушайте. Слеток погиб ради вас…
        - Перестаньте, - оборвала она севшим голосом. - Я не вешаюсь Элану на шею, он ко мне вообще не подходит - чего вам еще?
        - Я всего-навсего предупредил: держитесь от него подальше.
        Девушка повернулась, уставилась колючими глазами.
        - Я не позволю ему забрать над вами власть, - продолжал версан. - Даже если вам не по нраву, что я вмешиваюсь.
        - Теперь понимаю, почему от вас жена сбежала, - бросила Мишель зло. - Вы - кошмарный диктатор.
        - Вы влюбились в Слетка, потому что он - жиголо, - с глухой яростью зарычал Майк. - А теперь увлеклись Эланом, зная, что он демон.
        - Представьте, что получили пощечину - хлесткую, увесистую, искры из глаз.
        Он помолчал, глядя в землю.
        - Извините, если я что не так сказал. Но экстрасенс-демон - это слишком серьезно…
        - Майк! Найдите себе иное занятие. - Версана вскочила, быстро дыша. - А вздумаете что-нибудь сделать Элану - пристрелю, как собаку.
        - Неужели? - он приподнял бровь.
        - Не сомневайтесь! - Разозленная, Мишель ушла с площадки.
        Версан проводил взглядом ее высокую гибкую фигуру. Вот еще головная боль. У него нет права вмешиваться в жизнь Мишель, и будь на месте тигреро любой другой… Но Элан! Кабы не чертовы способности, тигреро был бы чудным парнем, и Майк с полным удовольствием назвал бы его своим другом. А так… Выругавшись в сердцах, он поднялся с бревна, огляделся, прислушался. Вроде на Приюте все в порядке.
        Отворилась дверь, и на крыльцо вышла Лена. Писателька была бледна, золотистые косы растрепались. Майк зашагал к ней. Девица лепит отчаянный бред в своих опусах, но сама по себе недурна. Ей бы мужика толкового, мозги на место поставить…
        - Майк, вы не знаете, где Элан?
        - Ушел на Седьмой Приют.
        Светлые глаза широко раскрылись.
        - Зачем?
        - Здесь неисправен передатчик, а вас надо отправить на Кристину.
        - Господи… - она прижала ладошки к губам. - Но я… - У нее выступили слезы. - Можно, я… Майк!
        Он привлек ее к себе, погладил по шелковистому затылку.
        - Что такое?
        - Скажите ему… я не хочу улетать. Майк, ну пожалуйста. Я не хочу!
        Версан погладил ее по хрупкой шее, по спине.
        - Мы не можем похоронить человека здесь. Надо отправить его домой, а кто будет сопровождать? Кроме вас, некому.
        - Можем! - закричала она. - Я не хочу домой! Элан… он… Скажите ему! Я люблю его. Майк, ну объясните же! - Лена обняла его за шею, прижалась всем телом. Ее била дрожь.
        Версан потряс головой. До чего нелепо все складывается.
        - Но послушайте, - попытался он вразумить писательку. - Если Элан вызовет корабль…
        - Не надо! - вскрикнула она. - Я умру! Майк, миленький, скажите ему… Не надо меня прогонять. Пожалуйста! - У Лены вырвалось низкое, воющее рыдание, с которым она вдруг скользнула вниз и обхватила Майку колени.
        - О, черт… - Он поставил ее на ноги. - Дура. С ума сошла?
        Она уткнулась лбом ему в грудь.
        - Да… сошла с ума. Я не могу без него!
        Майк разозлился.
        - Ты не нужна ему - неужто не видишь? Какого черта…
        - Ну и что? Я хочу остаться… вот и все! Поговорите с ним!
        Из двери выглянула мадам Крокодав, напустилась на версана:
        - Ты зачем ее мучаешь? Почему девочка плачет?
        - Элан ушел вызывать корабль, чтоб отправить ее агента на Кристину, а Лена хочет остаться тут.
        Писателька повисла у него на руках, застонала, замотала головой. Тяжелые косы били по ногам ее и Майка.
        - Уж мне эти мужчины! - возмутилась Урсула. - Что выдумали? Погибших на маршруте там и хоронят, испокон веку так повелось. Бедная девочка, - она отняла писательку у версана. - Бестолковые они, мужики, не надо из-за них переживать. До чего довел малышку! - бросила она Майку. - Найди лопату и начинай рыть могилу. Сейчас Крокодава пришлю тебе помогать.
        Майку подумалось, что оставить Лену в группе - самое правильное решение. Коли девица забрала себе в голову Элана, может статься, в конце концов она отвлечет его от Мишель? С другой стороны, две втюрившиеся в тигреро девахи - как бы не перецапались…
        Литагента опустили в могилу в лучах закатного солнца, под неумолчный гул речки. Вкопали столб с именем, уложили куски нарезанного дерна, сверху положили венки. Майк оглядел людей. Семь человек, считая его самого. По идее, надгробное слово должен сказать Крокодав, как старший группы, - однако его тихий голос потонет в шуме воды.
        - Если еще кто-нибудь позабудет, что горы - не игрушки, - рык версана легко перекрыл гул пенных струй, - и станет откалывать номера - даже могилу рыть не стану. Брошу под куст, чтоб муравьи сожрали. Сегодняшнее - наука всем живым.
        Люди стояли, потупившись. Жестко, грубо, но версан сказал правду: горы не прощают легкомыслия.
        Так же молча разошлись. Только Лена тронула Майка за руку:
        - Спасибо. - На щеках горел странный румянец. - Спасибо вам большое.
        Он зашагал прочь. Спустился к тропе, перешел по выступающим камням речку, прогулялся в направлении Девятого Приюта. Нехорошо вышло: наорал на всех, как будто они виноваты. А ведь даже Лену не попрекнешь, хоть она и гонялась за мальчишкой… Элан шарахается от писательки, как от чумной. Почему? Вразумительного ответа Майк не нашел и спустя четверть часа вернулся в Приют.
        - Мадам Вийон! - Он застыл на пороге своей комнаты. - Чем это вы занимаетесь?
        Мишель обернулась. Положив сумку Майка на стол, она рылась в ней, что-то разыскивая.
        Версан затворил за собой дверь.
        - Я жду объяснений.
        Мишель отложила сумку.
        - Так, господин Эри. Руки за голову.
        Изумленный еще больше, он поднял руки, а девушка проворно его обыскала. И отступила с разочарованным видом.
        - Повторим? - Майк ухмыльнулся. - Не обыск, а одно удовольствие.
        - Как вам не стыдно? Куда его дели?
        Он закрыл и убрал в шкаф сумку, затем обернулся к Мишель.
        - Послушайте, я обещал Элану, что без него ничего не стрясется. Что-то пропало?
        - Пистолет. Перестаньте валять дурака и отдайте. - Она посмотрела ему в лицо. - Или… вы не брали?
        - У меня нет привычки шарить в чужих вещах, - отрезал версан.
        - Тогда извините… Но ведь кто-то взял. А про мой пистолет знали только вы.
        - Ну, милая, вы так громко кричали и грозились меня пристрелить, что эхо звенело.
        - Извините, пожалуйста, - повторила она, опуская голову.
        - Извиняю. Кто мог взять?
        - Главное, зачем?
        Они поглядели друг на друга. Мишель улыбнулась:
        - Тамара.
        - На кой ляд?
        - Чтоб я не пристрелила вас. Колдунья к вам неравнодушна.
        Майк искренне удивился.
        - Надо же! До сих пор получал от нее сплошные шпильки и ни одного благосклонного взгляда.
        - Поверьте на слово - Тамара весьма увлечена.
        Он недоуменно пожал плечами.
        - Либо я совсем дурак, либо этих женщин никто не поймет. У вас есть еще версии?
        - Пожалуй, нет.
        - А у меня есть. - Версан опустил жалюзи на окнах. - Пистолет обычно нужен для убийства. Допустим, намеченная жертва - вы. В таком случае, кто взял оружие?
        - Лена? - недоверчиво проговорила Мишель.
        - Она самая. У нее аж два резона: пристрелить меня, чтобы не тронул Элана, и убрать с дороги соперницу.
        - Бог мой… Эта пигалица! Не смешите.
        - Вспомните Слетка. Ради него вы были готовы перевернуть весь мир, а Лена - особа не менее целеустремленная.
        - Майк, бросьте ерунду.
        - Заодно вспомните Элана. Писателька на него только взглянет - а он бледнеет. И бегает от нее, как от ядовитой каракатицы.
        - Ну… Элан - да, - признала Мишель. - Он относится к ней странно.
        - Я вам еще раз повторю: он - демон. И чувствует в ней что-то… не знаю, что.
        - Он - добрый демон, - несмело улыбнулась девушка.
        Версан рассердился.
        - Мадам Вийон, вы останетесь здесь, пока я не отыщу пистолет. И носа из комнаты не покажете.
        - Майк, - Мишель взяла его за руки. - Майк, - повторила с нежностью. - Вы - чудесный друг. Хотя и диктатор.
        Он прямиком двинулся к Лене, постучал и, не ожидая ответа, распахнул дверь. Писателька лежала ничком на постели; скинутая блузка валялась на полу. Майк уставился на голую беззащитную спину.
        - Э-э… Лена!
        Она повернула голову.
        - Что-то случилось?
        - Послушайте… - Версан не знал, куда девать глаза. Изящная загорелая спинка так и притягивала взгляд; с другой стороны, откровенно таращиться было неловко. - Да оденьтесь же, черт возьми, - не выдержал он. - Мне надо с вами поговорить.
        Писателька вскинулась на постели.
        - Не кричите на меня! С какой стати?!
        - Одевайтесь, - велел Майк. - И отдайте пистолет.
        В ответ Лена привалилась к стене и истошно заголосила. Майк растерялся.
        - Лена! Вы что?
        Дверь распахнулась, в комнату смерчем влетела Урсула, следом вошел Крокодав.
        - Майк, ты опять тут? А ну пошел вон! - Амазонка вцепилась в него и попыталась вытолкать за порог.
        Он высвободился. Писателька продолжала вопить.
        - Ну-ка тихо, - вполголоса произнес охотник, и она замолчала. - Майк, в чем дело?
        - У Мишель пропал пистолет. Я попросил Лену вернуть, только и всего.
        - Что за чушь? - возмутилась Урсула. - Стыдись.
        - Мне нечего стыдиться. Лена, будьте добры отдать пистолет.
        - Нет у меня ничего! - выкрикнула она. - Ищите, если охота! - Она закинула руки за голову, совсем как версан, когда его обыскивала Мишель.
        У Майка сердито опустилась губа.
        - Прекратите балаган.
        Урсула подобрала с пола Ленину блузку, покрутила в руках, не зная, как ее надеть на писательку, и в конце концов завязала рукава вокруг шеи, прикрыв Лене голую грудь.
        - Совсем довел девочку. С чего ты взял, будто она стащила какой-то пистолет?
        - Ты видел? - поддержал супругу Крокодав. - Нет? Тогда почему вломился и доводишь ее до истерики?
        - Поймите же: пистолет в руках неврастенички…
        - Выйди вон, - велела амазонка. - Раздобудь ордер на обыск, тогда и придешь. На кой черт твоя Мишель потащила на маршрут оружие?
        - Иди, - кивнул на дверь Крокодав; Майк подчинился.
        Пропажу надо вернуть - но разве сладишь с полуголой девчонкой, которая визжит и пользуется своей слабостью как лучшим оружием? Не дай Бог, еще и пистолет в ход пустит. Что Майк скажет Элану, когда тот возвратится?
        Он отправился разыскивать Тамару.
        Колдунья оказалась далеко от дома, на склоне горы. Прощальный луч солнца целовался с ее русалочьими космами; Тамара собирала в мешок какую-то траву. Когда Майк подошел, она улыбнулась своей тонкой улыбкой.
        - В Приюте шум и крики. У Майка Эри трудности?
        - У нас всегда трудности. - Версан уселся подле колдуньи. Сухая земля хранила дневное тепло. - Тамара…
        - Если я выполню то, о чем Майк Эри думает просить, - перебила она с шальным блеском в глазах, - он поверит в существование высших сил?
        - Я поверю во что угодно. Наколдуйте мне пистолет.
        - Какой пистолет желает Майк Эри?
        - Который украли у Мишель. - Он изложил всю историю.
        Колдунья задумалась, покачивая головой. Майк смотрел, как колышутся волны темно-рыжих волос. Роскошная женщина. Ее яркие губы шевельнулись; глаза цвета темного янтаря обратились на версана.
        - Я выполню просьбу Майка Эри. Может быть. - Тамара прищурилась, губы призывно раскрылись.
        Пряча усмешку, он наклонил голову, потер подбородок.
        - Пожалуй, перед вашим колдовством мне стоит побриться.
        Тамара подарила ему быструю плутовскую улыбку.
        - Высшие силы не отвернутся от Майка Эри, - пропела она. - Он может идти со спокойствием в душе. Но пусть не вздумает разводить сегодня костер! - грянула она так, что Майк вздрогнул. - Никакого огня на площадке!
        Повеселевший и «со спокойствием в душе», он вернулся к Мишель.
        - Есть успехи? - осведомилась она. - Кажется, первый заход был не слишком удачен?
        - Пистолет нам обещали. Однако велено не разжигать костры. И вот что: время ужинать. Отзовите от Лены мадам Крокодав - пускай она пособляет с готовкой, а Леной займутся высшие силы.
        Мишель ушла, а версан выложил из сумки свежие носки и отправился в душ. Он подозревал, что не дело заниматься любовью в доме, который только что посетила смерть, однако пистолет стоил того, чтобы презреть условности. И Тамара тоже. Особенно Тамара.
        Ужинали, как обычно, на бревнах под звездным небом, но сегодня по бокам холодного кострища стояли принесенные из дома фонари - желтые столбики. Майк пересчитал людей: семь человек вместо девяти. Отсутствия литагента почти не заметно, а Элана явственно недостает. Версан пытливо оглядел Тамару и Лену. Колдунья невозмутима и величественна, писателька сумрачна и тиха. Похоже, глаза у нее слипаются, то и дело клюет носом. Либо сказалось напряжение дня, либо… Не опоила ли ее Тамара колдовским зельем?
        Внезапно Майк сообразил, что у них не простой ужин, а поминальный. Крокодав поднялся на ноги с бокалом в руке. На Приютах не было крепких напитков, и во всех случаях жизни приходилось довольствоваться соками.
        - Сегодня мы потеряли нашего товарища, - начал охотник. - Потеряли непростительно, нелепо. Отчасти вина лежит на тех, кто не сумел объяснить другим, как надо держать себя в горном краю, куда мы пришли легкомысленными гостями. Как старший среди вас, беру эту вину на себя.
        Он посмотрел на Майка; версан выдержал его взгляд. Конечно, проще всего упрекать его и тигреро, что проворонили агента. Охотник продолжал:
        - Запомните, друзья: горы не прощают панибратства, к ним должно относиться с уважением. Я пью за то, чтобы сегодняшний урок не пропал даром. Да будет пухом земля Эдварду Лашу.
        Молча выпили и принялись за еду.
        Майк поглядывал на колдунью. Где обещанный пистолет? Уже у нее, или она заставит писательку принести? Он поймал мимолетный дразнящий взгляд. Струился каскад шелковистых волос, окутывал Тамару легкой завесой. Царственный лик колдуньи внезапно озарился бледным сиянием, которое медленно разгоралось, точно луна вставала над лесом. Проснувшаяся Лена ойкнула. Тамара еще ни разу не колдовала на Изабелле, но всем помнилось ее представление с огнем в «Лучистом Талисмане».
        Она поднялась во весь рост. Бледный желтоватый свет потек по волосам. Колдунья вскинула к небу руки, свободные рукава скользнули к плечам. Урсула Крокодав открыла рот, чтобы возмутиться, но Майк подался к ней, властно положил ладонь на колено. Амазонка смолчала.
        - Майк Эри! - грянул колокольный голос, эхом отразился от склона горы. - Ты столкнулся с трудностью, которую тебе не преодолеть самому?
        Он встал. Ответил:
        - Да.
        - Ты обратился к помощи высших сил?
        - Да.
        - Ты готов склониться перед ними, признав их могущество?
        Майк недовольно покривился. Тамара глядела на него пылающими очами.
        - Да, - подтвердил версан. Не срывать же ей представление.
        Колдунья мотнула головой, колыхнулись горящие волосы.
        Желтое пламя точками вспыхнуло на кончиках пальцев, окропило босые ноги.
        - Майк Эри, высшие силы не откажут тебе в покровительстве. Да будет возвращено украденное!
        Волшебным факелом Тамара метнулась по площадке, закружилась в бешеной пляске. Ее голос зазвучал, как оркестр, в нем погромыхивала угроза, серебристой трелью переливалось обещание, томно стонал нежный зов, и тонко выло нечто необъяснимое, взвинчивающее нервы, вгоняющее в столбняк. Майк стоял, не в силах оторвать взгляд от горящей и не сгорающей женщины.
        - Возьми! - Тамара замерла, окутанная саваном светящихся волос. - Майк Эри, возьми, что ты просил!
        Он тронулся с места. Сердце колотилось как сумасшедшее, в висках стучало. Ведьма.
        Колдунья улыбалась, желтый свет в лице угасал. Майк остановился, глядя ей прямо в глаза, обведенные огнем.
        - Возьми же, - выдохнула Тамара.
        По наитию, он положил ладонь ей на грудь, нащупал под тканью платья угловатую твердость железа. Разнял застежки, вытащил пистолет.
        - Возьми, что ты хотел, - вымолвила она жарким шепотом.
        Майк подхватил ее на руки и унес в дом.
        Много времени спустя, когда он лежал в сладкой истоме и слушал тишину, Тамара подняла голову.
        - Ты - потрясающий, - шепнула она восхищенно. - Я даже подумать не могла…
        - Версаны чрезвычайно добросовестны, - отозвался Майк с видом крайнего глубокомыслия. - Чему бы они ни посвящали свое время.
        Колдунья засмеялась, погладила его по плечу.
        - У мужчин редкий дар - добросовестность в таком деле.
        Он повернулся и обнял ее, стараясь, чтобы тяжелая рука не стесняла дыхание.
        - Спи. Спокойной ночи.
        Тамара хихикнула.
        - Ты не спросил, зачем Лене понадобился пистолет.
        - Зачем?
        Ее затрясло от смеха.
        - Дуреха вздумала… Элана…
        - Что-о? - поразился версан. - Пристрелить тигреро?
        - Под дулом пистолета уложить в постель. Раз добром не хочет.
        - Э-э… - Майк почувствовал себя очень тупым. - А дальше что?
        - А дальше, дескать, само сладится. Тут-то он ее и полюбит.
        Майк сделал героическое усилие, чтобы не захохотать на весь дом. Бывают же на свете кретинки.
        Отсмеявшись, Тамара уютно примостилась и задремала. Майк боролся со сном: оставалось еще одно дело, которому он намеревался посвятить минут десять.
        Убедившись, что колдунья спит, он выбрался из постели, оделся, сунул обретенный пистолет в карман и вышел из комнаты.
        На площадке перед домом горели два фонаря, и в их свете Майк обнаружил сидящую на бревне Мишель.
        - Элан не вернулся, - сообщила она.
        - Он побежал на Шестой Приют и там заночевал. Я бы на его месте ни в жизнь по ночным горам не потащился. Только ноги ломать. Ну, Мишель? Я вас убедил? Идите спать.
        - Мне страшно, - призналась она шепотом.
        - Не надо бояться за тигреро. Он лучше всех понимает, что можно, а чего нельзя. Элан очень осторожен.
        - Все равно боюсь. За него и вообще… - Мишель передернула плечами. - Сегодня как-то жутко.
        - Тем более. - Майк поставил девушку на ноги. Она прильнула к нему, словно желая найти защиту. - Идите спать; я вас прошу.
        Она покорилась:
        - Доброй ночи.
        - Приятных снов.
        Он посмотрел, как закрылась за Мишель дверь Приюта, как осветилось ее окно. Постоял, прислушиваясь к своим ощущениям. И впрямь: на душе делается неспокойно. Тем скорее надо закончить дело, ради которого он вылез из постели. Майк вышел с площадки и зашагал вдоль темного склона.
        В свете звезд версан хорошо различал тропу, кусты, большие камни. Он оглянулся, прислушался. Следом никто не крадется. Майк нырнул за громадный валун и засунул пистолет в щель между двумя камнями.
        - Уж отсюда никто не упрет, - сказал Майк сам себе, выбираясь на тропу, довольный своей предусмотрительностью.
        С женщинами надо держать ухо востро. Только усни - немедля обворуют. Любовь Тамары оказалась восхитительна, однако он не доверял колдунье ни на грош.
        Майк возвратился к Приюту. Мишель права: странная эта ночь, недобрая. Надо идти спать, чтобы скорей настало утро. Проснешься - а рядом Тамара. Укладываясь рядом со спящей женщиной, он неудержимо улыбался.
        Наутро версан проснулся разбитый, с тяжелой головой, раздраженный. В душ не попасть - там колдунья. Засела на целый час! Майк оделся, вышел из дома, глотнул свежий утренний воздух.
        Холодрыга собачья. Костра нет и в помине - стало быть, Элан еще не вернулся. Где он шляется, лодырь? Давно мог бы явиться. Доносится визгливый голос Урсулы. Чего разоралась, дурная баба? Совсем разозлившись, Майк двинулся к своему тайнику. Удумать надо было - среди ночи возиться с треклятой железкой. Сунул бы под подушку, и дело с концом…
        Он вынул из щели между камней руку, не нащупав холод металла. Стал на колени, пошарил еще раз, заглянул - пусто. Дьявольщина. Не перепутал же место. Вот здоровенный валун, за которым прятался ночью - невесть от кого, от собственной тени - а вот два поменьше. И щель, куда только-только пролезет рука. Однако там ничего нет.
        Кто мог с утра пораньше сунуть нос? Ни единая душа не видела, как Майк тут во тьме ковырялся.
        Колдовство? Какое еще колдовство?! Он-то знает, в котором месте у Тамары таится ее ворожба. Взбешенный, Майк ринулся к Приюту. Ведьма! Ее проделки, не иначе.
        Он взлетел на крыльцо, с треском распахнул дверь и бросился расправляться с колдуньей.
        Тамара сидела у стола, перед выставленными в ряд коробочками и пузырьками.
        - А ну пошел вон!
        - Ведьма! - заорал он. - Сука! Дрянь! - Схватил ее за волосы, намотал на руку рыжую прядь. - Как ты его украла? Говори: как?
        Тамара не кричала, не звала на помощь, но бешено отбивалась, в кровь царапая версану руку. Затем выхватила откуда-то злополучный пистолет и выстрелила. Промахнулась. Майк сдавил ей запястье, пистолет выпал. Тамара взвыла дурным голосом. Мелькнул охотничий нож, отсек плененную прядь, а Майк от мощного толчка отлетел в угол. Перед ним встал Крокодав - с нацеленным версану в живот лезвием в руке.
        - А-а-а! - невесть откуда взявшись, Мишель кинулась на охотника, отвела удар. - Прекратите! - оттолкнув Крокодава, она заслонила Майка. - Уйдите! Оставьте его! - Она с криком наступала на охотника, он пятился.
        Урсула выволокла вопящую Тамару за дверь, сунула в руки подбежавшему Борису:
        - Забери свою шлюху!
        Он заорал что-то оскорбительное. Примолк, получив от амазонки пощечину, и тут же заорал снова.
        Мишель подхватила с пола злополучный пистолет, разрядила его в потолок. Пять выстрелов заставили замолчать всех.
        - Рехнулись, - вымолвила в тишине Урсула. - Все совершенно спятили.
        - Собираемся и уходим. На Девятый Приют, - распорядился Крокодав.
        Майк выбежал из комнаты, кинулся к себе, с треском захлопнул дверь. Привалился к ней, прижал к лицу стиснутые кулаки. Стыд какой. Впору застрелиться…
        Он побросал в сумку вещи. Чувство стыда сменялось раздражением, закипающей сызнова яростью. Этот Приют убьет всех. Майк торопливо прошел по дому, выгнал из комнаты канителившегося со своими рисунками Бориса. Крокодав в холле считал людей. Пятеро: охотник шестой.
        - Лены нет. Майк, поищи.
        Версан бросился к ней, высадил запертую дверь.
        - Лена!
        Сидя на постели, писателька с лютой злобой пыталась изничтожить компьютер: мяла и дергала фольгу клавиатуры и экрана, однако прочные листы не поддавались. Стиснув зубы, чтобы не заорать, Майк собрал раскиданное барахлишко, затолкал в сумку, отнял у Лены компьютер. Повесил сумку на плечо, поднял исходящую визгом писательку на руки, вынес в холл и вместе с вещами сдал Урсуле.
        - Все - на выход, - велел Крокодав.
        Спохватившись, Майк вытащил из коробки возле передатчика листок бумаги и карандаш, начал писать записку: «Эл, они рехнулись. Уходим на…»
        - А сам-то! - завопила над ухом Тамара. - Ты не рехнулся?!
        Бросив листок, версан едва не влепил ей затрещину. Совладал с собой, толкнул колдунью к двери. Крокодав закрыл дом и зашагал к тропе, следом заторопились остальные. Майк встал замыкающим.
        Путь до Девятого Приюта неблизкий и трудный. От быстрой ходьбы всем полегчало, но Крокодав объявил привал только перед первым снежником. Как шли цепочкой, так и расселись вдоль тропы. Солнце уже стояло в зените, а с Восьмого удрали без завтрака.
        - Выворачиваем карманы. У кого что есть?
        Кой-какая еда нашлась у женщин: орехи в сахаре и печенье у Лены, плитка шоколада у Тамары. Урсула раздала печенье и орехи, а колдунья тем временем делила шоколад, затем стала разносить наломанные куски. Дошла до Мишель, подождала, пока версана возьмет свою долю, и повернула назад, не удостоив обделенного Майка даже взглядом.
        - Тамара! - одернул ее брат.
        - Обойдется, - отрезала она.
        Со своего места поднялась Лена, примостилась возле Майка. Протянула ему собственный кусок шоколада:
        - Возьмите. Мне в горло не идет.
        - Бросьте, не стоит, - хмуро отозвался версан.
        Лена швырнула шоколад себе за спину, в растущие по склону кусты. На ноги встал Крокодав. Сейчас он не казался щуплым и неказистым, и голос прозвучал отчетливо и властно:
        - Вот что, друзья мои. Горы не терпят вздорной мелочности, ссор и суеты. Если мы не хотим новой беды, нам потребуется великодушие и умение прощать. Вы сами видите: Изабелла - рай для счастливых и беспечных, так не будем держать зла друг на друга.
        - Элана предупреждали, что место может оказаться гиблым, - заговорил Майк. - Мы с ним долго не могли взять в толк, почему. И вот выяснилось: люди теряют здесь разум. Мы все были вне себя; все хороши. Я не считаю, что это меня оправдывает, и приношу Тамаре извинения.
        Колдунья надменно выпрямилась, откинула за спину русалочьи кудри.
        - Я тебе, Майк Эри, той выходки до смерти не прощу. И имей в виду: ты вовсе не такой замечательный любовник, как воображаешь. Не зря жена тебя бросила.
        - Придержи-ка язык, сестра, - вспылил Борис.
        Мишель вскочила.
        - Вы заметили, что на Восьмом великолепная слышимость? И на площадке, и в доме. Мне было отлично слыхать, что делается у Майка в комнате. Я полночи просидела на площадке… Потом он вышел, прогнал меня в дом и через несколько минут возвратился. Улегся спать. И вдруг - ее голос, - Мишель кивком указала на Тамару. Колдунья вздернула подбородок. - «Пойди туда, куда ходил, и принеси то, что спрятал. И все забудь». Я решила: мне чудится, сны снятся. А Майк пошел. Я в окно видела, с каким лицом возвращался - как зомби. И с пистолетом в руке. Тамара… не знаю, напоила его чем или дала понюхать… Я знала человека, которого за подобные штуки застрелили из снайперской винтовки, - закончила Мишель и села наземь подле Майка.
        Версан глядел в пространство, будто его все это не касалось.
        - Это ложь, - хладнокровно заявила Тамара. - Она обиделась на меня и наговаривает.
        Мишель вспыхнула.
        - На что ж это я обиделась?
        - Что Майк со мной пошел, а к тебе не ходит.
        Художник покатился со смеху.
        - Ну, девки, ну, не могу! Ха-ха-ха-ха! Теперь будут мужика делить…
        - Если еще раз кто-нибудь устроит разборки и свары, - заговорил Майк, - я сброшу в пропасть всех участников. Это ясно?
        - А я попрошу проявить такт и выдержку, - добавил Крокодав. - Дружеская взаимопомощь - одно из главных требований жизни в горах. Нам следует вести себя достойно, господа.
        Двинулись дальше. Прошли через снежник, одолели перевал, отшагали восемь километров по долине. Отдохнули. Взобрались на второй перевал и оттуда увидели призывно белеющий Девятый Приют.
        Крокодав напомнил об осторожности и повел группу вниз. Высота большая, склон не солнечный. Кругом наст, и пугающая крутизна. Если упасть, можно со свистом мчать до самого низу, до границы снежника, а дальше голые камни. Поэтому продвигались не спеша, осмотрительно. Тамара один раз поскользнулась, выронила альпеншток и сунулась руками в снег.
        Благополучно спустились со снежника и остановились передохнуть.
        - А знаете ли, господа, что это за место? - спросила колдунья. - Ах, не знаете? - На ярких губах заиграла улыбка. - Здесь водятся горные демоны и джинны. Это их обиталище.
        - Демонов не надо, - в один голос отказались версаны.
        - Они добродушны и безобидны…
        - Вон один бежит, - заметила Урсула, оглянувшись на преодоленный снежник. На гребне перевала появилась гибкая фигура Элана. - Наконец-то.
        Тигреро заметил их, помахал рукой и устремился вниз по тропе. Майк уловил какой-то едва слышный звук - и увидел, как у Тамары расширяются глаза и с лица сбегает краска.
        - Что такое? - успел спросить он, и колдунья пронзительно закричала.
        У Элана из-под ног вырвался снежный столб, взлетел вверх, разрастаясь, выбрасывая в стороны белые рукава. Он закачался, загудел, словно приветствуя людей, и рассеялся сверкающей пылью. Пыль осыпалась на пустое место: только что шагавший по тропе Элан катился по обледенелому склону к поджидавшей внизу каменной осыпи.
        Глава 4
        Тигреро сделал единственное, что мог: собрался в клубок, укрыв живот и голову. Ядром пронесся по длинному снежному языку, ударился о камень, подпрыгнул, описал дугу, снова подпрыгнул - и покатился по осыпи, среди застучавшего камнепада. Поднялась пыль, повисла бурым шлейфом. Цветной комок развернулся, превратившись в человеческое тело, замедлил скольжение и замер далеко внизу.
        - Стой! - осадил Крокодав рванувшегося Майка. - Не то будешь лежать там же.
        Версан во все глаза смотрел на цветную черточку на буром склоне; на скулах ходили желваки. Придушенно застонала Мишель. Охотник порылся у себя в сумке, вытащил моток веревки, принял из рук жены походную аптечку.
        - Урсула: чтобы с тропы - никто ни шагу. Пойдешь за мной, - велел он Майку и направился вниз и вправо по склону. - Мишель, стоять! - приказал он, не оборачиваясь, и версана прянула обратно.
        Крокодав добрался до осыпи и двинулся по ней зигзагом, осторожно нащупывая опору под ногами. Майк держался чуть позади. Осыпь - коварная штука, и если покатишься сам, главное - не увлечь за собой товарища. Трижды камни под ним подавались, он скатывался на метр-другой, но каждый раз удавалось остановиться. Крокодав выжидал, пока Майк поднимется на ноги, спускался к нему и вел дальше. Наконец почва стала крепче, и они быстро зашагали к Элану.
        Тигреро лежал ничком, запорошенный пылью, светлые волосы измазаны красно-коричневым. Куртка на плече была разодрана, в дыре виднелась кровавая рана.
        - Эл! Элан! - Майк положил руку ему на шею, надеясь нащупать пульс. Не удалось. - Элан! - снова позвал он безнадежно.
        Охотник снял с Элана рюкзак, перевернул тигреро на спину, посмотрел в ободранное, мертвое лицо, опустился на землю и приложил ухо ему к груди.
        - Ах ты… - вырвалось у него сокрушенное. Поднял Элану веко, глянул на огромный черный зрачок. Плотно сжав губы, достал из кармана походную зажигалку, щелкнул и прижег ему кожу на запястье, всматриваясь в открытый глаз. - Думаю, это все. Разве что диагностер… - Крокодав извлек прибор из аптечки, включил, приложил щуп Элану к шее. - Нет.
        Майк смотрел на охотника, словно не веря. Перевел взгляд на Элана. Спросил у него:
        - Как же это? Эл, что ж ты?…
        - Так бывает, - отозвался Крокодав. - Даже с самыми лучшими тигреро. Подожди тут, я осмотрюсь.
        Он прошелся вдоль нижнего края осыпи. Метров через пятьдесят начинался крепкий, надежный, кое-где поросший травой склон. Крокодав вернулся к понуро сидевшему возле Элана версану.
        - Пойдем. - Он повесил за спину рюкзак. - Донесешь его?
        - Донесу. - Майк взвалил тигреро на плечо. - Ах, черт возьми…
        Они зашагали по скрипевшим под ногами камням. Издалека донесся женский крик - оставшиеся на тропе все поняли: так, на плече, носят мертвых. У Майка сжалось горло. Элан не стал ему другом, но не успел стать и демоном. И было чертовски жаль, что с ним так вышло. Колдунья проклятая - приспичило ей устраивать представления! Вздумала позабавить людей снежным джинном. Майк видел, как она шлепнулась на тропе, сунулась руками в снег - заложила свой патрон или что там было, но ему и в голову не пришло ничего такого. Да и она не ожидала, что на тропе появится тигреро…
        С Эланом на плече, взбираться было тяжело. Тем более с мертвым. Был бы живой - Майк бы взлетел, как на крыльях. Ему вспомнилось, как вытаскивал из Лисьего оврага женщин, которые нанюхались маркизы-клаудины. Тетки-то ожили, а Эл… Бедняга Эл. И Мишель будет вне себя. Называется, поехали отдохнуть.
        Он чувствовал, что зверски устал. Ноги подламываются, тигреро того и гляди соскользнет с плеча. Хотя ему уже все равно… Майк задыхался, в глазах мутилось. Надо передохнуть. Еще три шага, до того уступа - и присядем. Один шаг, другой. Третий. Версан рухнул на колени, уронил Элана и в полуобмороке свалился на него сверху. Ощутил под собой упругость человеческого тела, и все потонуло в смутной мгле.
        - Майк, что ты? Майк! - его тряс за плечо Крокодав.
        Он сполз с тигреро и остался лежать, прижимаясь щекой к пучку травы. В уши иглой втыкался чей-то пронзительный крик. Мишель? Или Лена? Какая разница… Он хотел объяснить охотнику, что совсем выбился из сил, поднял голову - и уставился в открытые карие глаза. Элан смотрел на него. Ободранный, в крови - но живой. Тогда Майк хотел сказать, что он, Майк Эри, с ума спятил, однако вместо этого спросил:
        - Никак ожил?
        Элан моргнул, а Крокодав издал звук, похожий на хрюканье изумленной свиньи. Майк поднялся на колени.
        - Полюбуйтесь на него! Ожил! Сперва катался по льду, потом ездил на мне, а теперь глядит бесстыжими своими зенками… - Версан затрясся в приступе нервного смеха.
        Не веря собственным глазам, охотник ощупал Элана, посчитал ему пульс и ошеломленно уронил руки.
        - Вот объясните, - внезапно заговорил тигреро, - на кой ляд он лупит мною по камням?
        Майк поперхнулся; Крокодав только рот открыл. А Элан уселся и принялся ощупывать разбитую голову.
        - Демон, - шепотом вымолвил Майк. - Я всегда знал, что ты демон.
        Сверху маленькой лавиной скатились Мишель и мадам Крокодав.
        - Элан! - Версана хотела схватить его в объятия - но не посмела, коснулась куртки на груди. - Боже мой, Элан…
        Урсула несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот - и напустилась на Майка:
        - Почему ты его тащил, как дохлого шакала?! Мы-то решили… Нам же сверху не видно!
        - Элан был мертв, - ответил ей ошарашенный Крокодав.
        Урсула охнула и театрально воздела руки к небу.
        - Уж мне эти мужчины! Нет никого бестолковее их! Мертвого от живого отличить не могут. Элан, ты ужасно выглядишь. Надо сделать носилки…
        - Я сам дойду, - он уверенно поднялся на ноги. - Буду твоим должником, - сказал он Майку, улыбнулся Мишель и начал взбираться по склону, как будто и не его тащили мертвого всего несколько минут назад.
        Следом двинулись Урсула и Крокодав. Мишель с Майком переглянулись. Она светилась от счастья, у него сердито опустилась губа.
        - Мишель, я не врач и могу ошибаться. И Крокодав мог ошибиться. Но диагностер… То была даже не кома - самая настоящая смерть.
        - Ну и что?
        - Версаны демонам полезны; вспомните Гайду и его раба. Сегодня Элан вернулся с того света, а я чуть не сдох. Взамен.
        - Но Майк…
        - И это не впервые - я уже наблюдал подобное. Мы с ним гонялись, возились - и вдруг Элан хлоп без чувств и лежит. Потом очухался и сразу удрал, а я еле на ногах стою. Это как с Гайдой: он тоже забирал кусок жизни у своего версана. Берегитесь его!
        - Вам не в чем его упрекнуть, - возразила Мишель. - Даже если он демон, он… держит себя достойно.
        - Пока.
        Она тряхнула черными кудрями.
        - Когда будет иначе, тогда и станем разговаривать. Майк, я не Лена, чтобы закатывать истерики и верещать о своих привязанностях, но… - она сбилась. - Ну что вы так смотрите?
        - Позволю себе напомнить, что со смерти Слетка едва ли прошло три недели, - отчеканил версан. - На вашем месте, мадам Вийон, я бы еще носил траур. - Он бросился догонять Элана и Крокодавов.
        Охотник и его супруга карабкались вверх, и поначалу тигреро не отставал. Но вот он запнулся раз, другой, вот пальцы соскользнули с камня, за который он уцепился. Элан остановился, тяжело дыша. Майк поравнялся с ним.
        - Что такое?
        Тигреро глянул помутневшими глазами, вспухшие губы беззвучно шевельнулись. Хорош - прямо-таки красавец, подумалось версану. Пожалуй, любовь к нему Лены сегодня закончится; вот бы и Мишель тоже… Элан покачнулся и начал заваливаться назад. Майк поймал его, опустил наземь.
        - Майк… дайте, я… - стремительным рывком к ним поднялась Мишель, бросилась возле тигреро на колени, положила ладони ему на грудь.
        Элан был без сознания - взятых у версана сил хватило ненадолго.
        Майк подобрал увесистый камень.
        - Я же сказал: убью, если увижу вас рядом.
        Смуглое лицо Мишель залила сероватая бледность.
        - Вы не посмеете.
        - Я? - Он занес руку, готовый раскроить Элану череп.
        Мишель шарахнулась, не удержалась на ногах, прокатилась вниз. Сверху что-то кричала Урсула, и торопился назад Крокодав.
        - Пощадите, - выдохнула Мишель. - Пощадите его!
        Версан выбросил камень, отступил от тигреро.
        Мишель поползла вверх. У него сжалось сердце - такая мольба читалась у нее на лице.
        - Майк, - девушка распласталась на бурой земле. - Помогите. Я прошу вас. Я… клянусь, что не подойду к нему никогда.
        - Клятва женщины.
        С сердитым оскалом, он сел на корточки, пощупал у Элана пульс. Избегая молящего взгляда Мишель, вновь забросил тигреро на плечо.
        - Что у вас? - Сверху ящерицей скользнул Крокодав; острые глаза впились в Майка.
        - Ему снова худо. Пропустите! - рявкнул версан, хотя кругом был свободен весь склон.
        Охотник посторонился, подал руку Мишель и подтянул ее на уступ, где стоял сам. Поглядел вслед Майку.
        - Что происходит?
        - Сама не понимаю. - Она сухо всхлипнула. - Идемте. Майк сейчас опять свалится.
        Удивленный предсказанием, Крокодав бросил на Мишель пытливый взгляд, однако промолчал и стал карабкаться наверх.
        У версана хватило если не физических сил, то силы воли добраться до тропы. Борис принял Элана, и Майк рухнул наземь. А через несколько мгновений тигреро снова открыл глаза.
        На Приюте это событие вслух не обсуждалось. Притихшие, неразговорчивые, люди притворялись, будто по-прежнему отдыхают и наслаждаются жизнью. Минуло два дня. Не отходивший от Элана Майк отощал, как во время тяжелой болезни; он был угрюм и не желал иметь дела с Мишель, отделываясь короткими фразами. А Элан вообще ни с кем не разговаривал. Он принял помощь версана, он выжил - однако невозможно было понять, благодарен он или, наоборот, сожалеет, что ему не дали умереть. Его ободранное, в коричневых корках лицо было страшным, взгляд погасших глаз - тусклым, словно он не до конца вернулся с того света.
        Приют накапливал недовольство. Он еще не бесился, но в воздухе витала растущая напряженность.
        - Надо уходить, - неожиданно заговорил Элан на третье утро, когда группа уныло завтракала.
        - Отличная мысль, - буркнул Майк. - Ты на ногах-то стоишь?
        - Дойду.
        - Сколько до Десятого? - осведомился Крокодав.
        - Не знаю. Километров двенадцать будет.
        - Как не знаешь? - Урсула замерла, не донеся до рта вилку.
        В обращенных на Элана взглядах обоих охотников было нечто такое, отчего к нему повернулись все.
        - Не знаю, - резко повторил он. - Я не ходил по маршруту.
        - Почему? - Крокодав отставил тарелку.
        - Проводника заменили в последнюю минуту, и я не имел возможности пройти здесь до вас, - хмуро сообщил Элан.
        - Тогда какое имеешь право вести группу? - возмутилась Урсула. - Ты со своей рекламой совсем спятил!
        - Эй, я чего-то не пойму, - вмешался Борис, жуя салат. - Наш тигреро - самозванец?
        - Заткнись, - холодно посоветовала Тамара.
        - Почему ты повел людей, не ознакомившись с маршрутом? - спросил охотник.
        - Я ознакомился, как сумел. Смотрел подробную карту. Меня послали внезапно…
        - С какой стати ты согласился? - перебила мадам Крокодав. - Порядка не знаешь?
        - Отстаньте от него, - раздраженно сказал Майк. - Эл без вас еле жив.
        - Какой ты после этого проводник? - наседала Урсула, не слушая. - Денег лишних захотел или что?
        - Хватит! - вскрикнула Мишель. - Не доставало оскорблений.
        - Проводник обязан знать маршрут, по которому ведет людей, - ответил ей Крокодав. - Элан тропы не знает.
        - Ну и пусть; какая разница? - подала голос Лена, теребя свою толстую косу. - Мы и так не заблудимся.
        - Речь идет о принципе, - объяснил тигреро, глядя в землю. - Да, я не знаю маршрута; но так сложилось, что…
        - Оправдания оставь при себе, - отрезала Урсула.
        - Прекратите свару. - Майк внушительно встал на ноги. - Я просил: никаких разборок. Кстати, насколько мне известно, - он повернулся к мадам Крокодав, - вы не должны прилюдно накидываться на старшего группы. Все претензии - с глазу на глаз.
        Майк был прав. Однако взвинчивающая нервы атмосфера Приюта оказалась сильней.
        - Элан, я тебя не понимаю! - фыркнула Урсула, передернув плечами. - Реклама безобразно портит людей.
        Тигреро поднялся и зашагал к дому. Мишель хотела было направиться следом, но Майк придержал ее, выразительно указал на бревно. Она покорилась: клятва есть клятва.
        Завтрак продолжили в угрюмом молчании. Через несколько минут Элан появился в дверях с рюкзаком за спиной. Ругнувшись, Майк вскочил с места, двинулся ему навстречу.
        - Ты что задумал?
        Тигреро зло усмехнулся.
        - Надо пройти по маршруту.
        - Эл, не дури. Куда ты собрался?
        - До Десятого и обратно. А затем поведу группу.
        - Брось, - попытался вразумить его Майк. - Кому это надо?
        - Мне.
        - Ты сдохнешь.
        - Отвяжись.
        Версан рассерженно сплюнул. Черт бы побрал Крокодавов - какого рожна прицепились к парню? Из-за них он забрал себе в голову невесть что…
        - Элан! - подбежала Мишель. - Господь с вами!
        Тигреро направился к кострищу, где сидели остальные.
        - Старшим группы останетесь вы, - объявил он Крокодаву. - Вечером я вернусь, и завтра уйдем на Десятый.
        - Считаешь, тебе по силам одолеть двадцать пять километров?
        - Едва ли, - заметила Тамара. - Лучше бы ему идти в постель. Баиньки.
        Версаны разом повернулись к колдунье - и оба смолчали: Майк - со свирепым оскалом, Мишель - с серым от подавленного гнева лицом.
        - Счастливо оставаться, - сказал Элан.
        - Схожу-ка я с тобой, прогуляюсь, - проворчал Майк.
        - Все остаются здесь до моего возвращения.
        - Эл, брось ерунду…
        - Все остаются здесь! - рявкнул тигреро.
        Он исчез за поворотом тропы; шелестели скрывшие его колючие кусты, сухо постукивали длинными шипами.
        - Ну, господа, если он не вернется в срок - берегитесь, - проговорил Майк, не обращаясь ни к кому в отдельности.
        Элан не вернулся - ни вечером, ни к утру.
        На рассвете Крокодав увел группу; но когда пришли на Десятый Приют, Элана не оказалось и там. Дом стоял закрытый, слепой из-за опущенных жалюзи.
        - Где Элан? - тихо спросила Мишель.
        - Сейчас узнаем, - охотник открыл Приют и вошел в холл.
        Ни записки, никаких следов тигреро.
        Мишель бросила сумку на пол и гневно уставилась на супружескую чету. Майк стал рядом с девушкой.
        Вяло защищаясь, Урсула передернула плечами.
        - Найдем, - пообещала она. - Идем, посмотрим тропу на Одиннадцатый, - обратилась она к мужу; в голосе поубавилось всегдашней уверенности и напора.
        Крокодав пересек площадку и остановился у начала тропы. Десятый Приют расположен в расщелине, место по-своему чудное, хоть и мрачноватое, когда уходит солнце. На краю площадки, под скальной стеной, лежит озерцо небесной синевы, а в него прыгает юркий водопад. Вокруг камни, блестящие, как черное стекло, и меж них вьются лозы с красными цветами. И больше ничего - только камни и цветы. Да тропа лежит светлой лентой, посыпанная чистым песком.
        Крокодав с Урсулой осмотрели тропу.
        - Следов нет, - подвел итог охотник. - Элан здесь не проходил.
        - Тогда где он? - Стоя у них за спиной, Мишель сунула сжатые кулаки в карманы куртки. - Где он, я вас спрашиваю?!
        - Послушай, девочка, - попыталась вразумить ее Урсула, - Элан не пропадет. Здесь нет хищных зверей, которые могли бы…
        - Он ушел один, чуть живой! И всем было плевать!
        - Элана никто не гнал, - возразил Крокодав. - И будьте добры без истерик.
        Майк прижал девушку к себе, опасаясь, что она кинется в драку.
        - Где он? - повторила Мишель, сдерживаясь из последних сил.
        - Насколько я понимаю, между Девятым и Десятым Приютами, - холодно объяснил охотник. - Из каких-то соображений он свернул с тропы.
        Версана была похожа на разъяренную айтраву, настигшую похитителя, который утащил из логова котят. Прижимая ее одной рукой, Майк поглядел на часы.
        - Пятнадцати минут на обед достаточно? После этого, господа, вы отправитесь разыскивать Элана. И не дай вам Бог…
        - Хорошо, - ответил охотник. - Договорились - через четверть часа выходим. Но девушка останется здесь.
        Мишель рванулась, Майк едва ее удержал.
        - Останетесь здесь, - властно повторил Крокодав. - Я не потерплю ваших выходок.
        Она снова рванулась, да так, что Майк с трудом устоял на ногах. В глазах блеснули слезы бессильной ярости. Урсула подступила к ней, сокрушенно покачала головой - и неожиданно влепила две хлесткие пощечины.
        - Не переживай, - проговорила она с жалостью. - Ну, милая, найдем мы Элана, найдем.
        Мишель поникла; Майк увел ее в дом.
        - Ты спятил на старости лет, - прошипела Урсула, обращаясь к мужу. - Почему не заметил, где он свернул с тропы?
        Крокодав пожал плечами.
        - Когда Элан хочет исчезнуть, он исчезает бесследно. Но я не понимаю такого свинства - куда-то завернуть, когда мы его ждем, а сам в любую минуту может свалиться.
        - Элан хороший проводник, - справедливо заметила амазонка, - но слишком много жил в городе. И вдобавок пачкался с рекламой. Давай, Крокодав, будем обедать - не то ошалелые версаны и поесть не дадут. Погонят на розыски палкой.
        Наскоро перехватив холодного мяса, Майк обогнул Приют, прошел вдоль задней его стены. Оглядел ведущие к антенне провода: изоляция съедена, как и ожидалось. Версан ухватился за край крыши, подпрыгнул и не без труда забрался наверх. Если с Эланом стряслась беда, связь будет нужна позарез.
        Он заглянул в коробку усилителя сигнала. Окислившиеся, потемневшие провода лежали веером, как положено, клеммы разнесены далеко. Коли развернуть жгут и выложить каждый провод отдельно, глядишь, накоротко не замкнет.
        Майк соскочил на землю, осмотрел дыру в стене, где скрывался нижний конец жгута. Тут по отдельности не разложишь. А если вскрыть корпус передатчика, отсоединить провода, выдернуть из стены и присоединить их обратно уже здесь? Майк поковырял стену и от души выругался: дыра в ней залита клеем, который прочней самого Приюта. Черта лысого из него что достанешь! И отрезать провода не отрежешь - без изоляции все на одно лицо, не угадаешь потом, какой из них куда собачить. Значит, связи с Кристиной не будет.
        Майк вернулся в дом, осмотрелся в надежде обнаружить аварийный передатчик, работающий без усилителя и антенны, способный послать SOS, который примет Космическая Спасательная служба. Ничего. Только аппарат на столе, превращенный муравьями в бесполезный ящик.
        Спустя четверть часа Крокодавы и Майк покинули Десятый Приют. Минут через десять с крыльца сбежала Мишель и направилась следом. Уже второй раз у нее отнимают человека, который ей дорог. Дорог несмотря ни на что - вопреки увещеваниям Майка, страху перед демоном, стыду перед погибшим Тони. Мишель поклялась не подходить к Элану и пока не знала, что ей с этой клятвой делать, однако была убеждена, что в конце концов все образуется. Сломить сопротивление Майка не так трудно, как ему кажется, а уж Элан… Тигреро воображает, будто раз он демон, рядом с версаной ему места не найдется, - разубедить его не составит труда. Если только с ним ничего не случилось, если Мишель найдет его в живых… Она шла по тропе, сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом.
        …Шагая прочь от Девятого Приюта, Элан сознавал, что до Десятого может не добраться. И все же это лучше, чем выслушивать упреки Крокодавов и насмешки Тамары, лучше, чем принимать помощь Майка, забирая у него жизнь. Если ты проводник, веди свою группу как положено; если нет… значит, твоя судьба - лежать на тропе.
        Километр за километром он продвигался вперед. Спасибо версану - ноги держали неплохо. Элан остыл, задавил обиду. Крокодавы не хотели его оскорбить - это все Приют, который втихомолку ярится, отравляет своей злобой. Надо поскорее увести с него людей. Не вернуться ли прямо сейчас? Не то, глядишь, до вечера перегрызутся. Ладно, пройдем еще четыре километра - помнится, там сложный участок пути - и повернем обратно.
        Началась морена. Широкая полоса серых камней - от громадных валунов до мелких обломков, в беспорядке наваленных сползавшим в незапамятные времена ледником. Элан по-мальчишески любил морену, ему нравилось, что она требует от человека изрядной ловкости. Птицей перелетать с камня на камень - отличная забава. Сегодня, разумеется, прыгать не стал: случись что - версана рядом нет. Он неторопливо пробирался вдоль поросшего соснами отлогого склона; меж деревьев зеленел редкий кустарник.
        Что это? Будто камень трепыхается. И впрямь: в щель между обломками породы угодила птица. Замерла, снова забилась - беспомощный взъерошенный комок. Элан стал на колени и выудил бедолагу из щели, положил на ладонь. Птаха завалилась на бок и смотрела на него немигающим черным глазом. Затем приподнялась, вспорхнула - и тут же упала на камень. Элан нахмурился, глядя, как она елозит крылышками по валуну. Что с ней? Это не подранок - все перышки целы, ни одного помятого. Странно.
        Он огляделся. Батюшки мои! Вон вторая пичуга барахтается, хочет перевалить через выступающий из земли корень, а вон третья. Что за напасть? Элан сошел с морены и углубился в лесок. Кое-где птицы на кустах клевали ягоды, а некоторые валялись на земле, будто пьяные. Внезапно он понял. По лицу неудержимо расползлась довольная ухмылка. Пичуги же и впрямь пьяным пьяны! Сейчас тигреро тоже приобщится. А группа подождет.
        Элан сорвал с ветки бледно-розовую ягоду, понюхал, осторожно попробовал. Явно недозрелая, кислая. Однако на внутренней стороне губ она отозвалась теплом и пощипываньем - в соке присутствовал спирт. То самое, чего так не хватает на Приютах; досадный недосмотр организаторов путешествия.
        Он прошелся по лесочку вдоль тропы, убедился, что ягод здесь мало, да и те не ахти. Тогда Элан двинулся вглубь. Вдруг найдется месторождение получше? И он нашел.
        Поднявшись по склону шагов на сто, тигреро обнаружил солнечный овражек, заросший ягодником. Правда, здесь и птиц была тьма тьмущая - усыпанные ими ветки так и раскачивались. Заложив в рот два пальца, Элан резким свистом поднял их на крыло; в воздухе стало серо от взмывшей тучи. Птицы с криками заметались, многие попадали наземь, а тигреро спрыгнул в бесплатную пивнушку.
        Кисло-сладкие ягоды восхитительно пощипывали и согревали, по телу будто растекался бальзам. Элан повесил рюкзак на сук и вплотную занялся сбором урожая. Голова чуть кружилась, как от сильного радостного волнения, в ногах появилась пружинящая легкость; казалось, стоит захотеть - и оторвешься от земли, поплывешь над нагретыми солнцем кустами. Он жмурился в сладком довольстве, точно разомлевший кот, и разве что не мурлыкал.
        Затем вспомнил про Майка. Надо и для него насобирать, пока не окосел; то-то версан обрадуется. Элан добрался до рюкзака, сковырнул его вниз, с трудом извлек пластиковый пакет, в который у него были сложены рубашки. Вытряхнул содержимое, комом запихал обратно в рюкзак и с большим тщанием снова водрузил его на сук. Теперь постараемся взять себя в руки и изобразить трезвого сборщика ягод.
        Ему было смешно от собственной неловкости. Вот же нарезался! Тигреро сломал пару прутьев, свернул в кольца и сунул в мешок - сделал твердый каркас, чтобы ягоды не помялись. Затем, прикусив от напряжения губу, принялся собирать винные шарики, старательно очищая их от охочих до угощения муравьев. Элан обязан Майку жизнью - а долг платежом красен. На этих чертовых Приютах даже нечем залить свои горести. Он усмехнулся. Стрессы надо снимать не спиртным, но с тех пор, как Майк поцапался с Тамарой, она его к себе не подпускает. Ну и дура баба.
        Свистом отгоняя пытающихся возобновить пиршество птиц, он ползал по ягоднику и усердно трудился. Мешок отяжелел; тут с лихвой хватит не только Майку, но и всем остальным. Великодушный версан никого не обнесет. Элан упаковал мешок в рюкзак, посидел на земле, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Блаженство. Однако земля под ногами ненадежна, и сосны плывут в хороводе. Не хватало ноги переломать по пьяному делу. Пожалуй, не стоит торопиться в дорогу, а лучше завалиться на солнышке да немного вздремнуть.
        Он растянулся на мху и закрыл глаза. Хорошо-то как, кто бы знал. Изабелла качала его в объятиях, ласкала невесомыми лапами, дарила нежные призрачные поцелуи. Перед внутренним взором поплыли смутные образы; потом он увидел Тамару - ее рыжие русалочьи кудри струились, как вода в ручье. Колдунья призывно улыбалась, между ярких губ влажно блестели жемчужные зубки, но смотрела она мимо тигреро, на Майка. Элан отогнал видение, потому что хотел увидеть Мишель, но вместо версаны явилась писателька. Размытые голубые глаза были широко распахнуты, в них стоял испуг. Элан понимающе улыбнулся - пока не зажило ободранное лицо, Лене он физически неприятен. Вот и славно: по крайней мере, писателька не смотрит на него с влюбленностью и тоской, от которой по коже ползут холодные змеи. Однако хочется увидеть Мишель.
        Версана не пришла, вместо нее появился Крокодав, с укоризной покачал головой: что ж ты, тигреро? Надрался и завалился дрыхнуть? А я-то на тебя понадеялся.
        Элан прогнал Крокодава, повернулся на другой бок. Позвал Мишель, но почему-то явился Слеток - такой, каким Элан видел его на снимке: полуголый, измученный. И со снайперской винтовкой в руках. Он поднял винтовку и прицелился Элану в голову, и сказал, что не позволит демону приблизиться к Мишель. Элан ответил, что сам не дурак и не причинит ей зла. «Ты не понимаешь самого главного», - сказал Слеток и опустил ствол пониже, целя в сердце. «Не стреляй, - попросил Элан. - Я несколько секунд владел сознанием Мишель, заставил ее стремиться на Изабеллу. Я не знаю, что будет, если меня убить». Пораженный, Слеток чуть не выронил винтовку, затем отвернулся и побрел прочь, а Элан глядел ему вслед, на светлые волосы и загорелую спину, пока он не исчез. А Мишель так и не появилась.
        Проснулся он от вечерней прохлады. В овражке было сумеречно, на кустах копошились самые жадные и стойкие птахи, на земле трепыхались пьяные. Элан сел на мху - и поначалу решил, что за несколько часов сна так и не протрезвел. Земля под ним раскачивалась и ныряла, точно катер на крутой волне, а склоны овражка вытягивались вверх, искривлялись, корчили немыслимые рожи. Тигреро помотал головой, потер виски, чувствительно смазал себя по щеке. Безобразие продолжалось. Он поглядел на руки - пальцы в ягодном соке, но не дрожат, не кривятся и не вытягиваются. Отыскал глазами рюкзак - висит на суку, смирный, тихий. Однако дерево исполняет дикий танец, извиваясь и встряхивая ветвями. Что за морок?
        Элан поднялся на колени. Земля брыкалась, и он едва не сунулся лицом вниз. Постоял на карачках, упираясь ладонями в мох. Не может быть, что он настолько пьян.
        Он тревожно огляделся. Скоро ночь, нужно поскорей выбираться из дьявольского места. Проклятая Изабелла с ее гипнотическим воздействием. Надо же было так попасться! Винца захотелось… Не зря на Приютах нет ни капли спиртного. Он внезапно рассердился и вскочил. Чертовы Максвеллы - почему не удосужились предупредить? Его сшибло с ног, он упал, перекатился на мху. Итак, что мы предпримем?
        Для начала раскинем умом. Изабелла отзывается на чувства и переживания своих гостей. Восьмой Приют взбесился и свел с ума группу, загрустившую после гибели литагента, Девятый треплет людям нервы из-за Элана и Майка. Видимо, пока тигреро тут кемарил, его хмельной мозг вошел во взаимодействие с планетой и устроил для хозяина сюрприз.
        Рассудив, что не стоит подниматься во весь рост, Элан пополз к дереву, на котором висел рюкзак. Полз долго, подбирался с разных сторон - но дерево ускользало, как живое. Вот он, ствол, совсем рядом, только руку протяни - однако пальцы ловили пустоту. Мираж? Дерево видится здесь, а на деле стоит по соседству?
        Черт с ним, с рюкзаком - не велика потеря. Надо самому уносить ноги, пока цел. Элан пополз вверх по склону. Однако безобидный овражек с наступлением сумерек озлился и не пожелал отпускать попавшего в плен человека. Раз за разом склон взбрыкивал, и тигреро кувыркался вниз, вламываясь в кусты коварного ягодника. Все тело болело, горели окровавленные ладони, с которых он содрал кожу. Вот угодил в переплет!
        Тигреро облизал сухие губы. Зверски хотелось пить. Он поискал росу на листьях - они были влажные, но от их запаха замутило, и он отполз от куста подальше. Затем повел рукой по земле, нащупал маленький камешек, сунул в рот. Если его сосать, выделяется слюна и пить хочется меньше.
        Элан перевернулся на спину, поглядел в темно-синее небо с роскошными, близкими звездами. Звезды не кружились и не раскачивались, как качалась под ним земля. Вот бы позвать на помощь. Сигнал бедствия приняла бы Космическая Спасательная служба, явилась - оглянуться не успеть. Известно, как работают космоспасатели, - это вам не сонная полиция Кристины. Чертовски жаль, что нет передатчика…
        Передохнув, он вновь попытался выбраться; и снова овраг его не отпустил. Маленький, неглубокий, он обрушил на тигреро всю ярость потревоженной Изабеллы и раз за разом сбрасывал его вниз. В конце концов Элан решил дождаться рассвета. Кувыркаешься в темноте - и даже не разглядишь корягу, которая метит сучком тебе в глаз. Пусть это все наведенные иллюзии, психоэффекты - но они до черта реальны.
        Уснуть он не смог. Было холодно, и тошнило от качелей, которые устроила ему Изабелла. Под утро его начало рвать, и зверски мучила жажда.
        Наконец затеплился серый рассвет. Насквозь продрогший, Элан слизывал с травинок бисер росы. На листьях воды было больше, но запах ягодника стал невыносим. Переползая с места на место, бессильно роняя голову, Элан думал о версанах. Майк, который обещал его прикончить, если заметит возле Мишель, - Майк перевернет вверх тормашками всю Изабеллу, чтобы отыскать пропавшего тигреро. И Мишель ему под стать. Версаны кинутся на поиски, а Крокодав без труда найдет след. Надо выбраться, пока они не примчались и не случилось новой беды.
        Элан снова пополз наверх - прижимаясь ко мху всем телом, нащупывая вмятины в земле, цепко хватаясь за камни и выступающие корни. Он ничем не провинился перед оврагом - неужели тот его не отпустит? Тигреро должен встретить своих людей, предотвратить новое несчастье. Только Элан, с его живучестью, может подолгу здесь кувыркаться, любой другой погибнет при первом падении. Ну, овражек, согласен? Отпустишь? Ах, черт! Неведомая сила оторвала его от земли, подбросила в воздух, швырнула вниз. Элан покатился по склону, чуть не плача от бессильной злости.
        В следующий раз он ударился головой и долго пролежал без сознания. А когда очнулся, опять полез вверх, потому что не собирался валяться в паскудной канаве, дожидаясь, когда прибегут друзья и найдут свою смерть. И он добрался до края овражка, но под его тяжестью оборвался повисший в воздухе корень, за который Элан ухватился, и тигреро снова скатился на самое дно. Хотелось плюнуть на все и быстро, без мучений, сдохнуть.
        А потом он услышал далекий крик - знакомый зов Светлого озера. Крокодав отправился на поиски; наверное, и Урсула с ним. Идут с Десятого Приюта. Элан ринулся вверх. Надо вырваться из ловушки самому, пока никто не погиб. На середине склона остановился перевести дух. Откуда он знает, что Изабелла потребует кровавую жертву? Знает откуда-то. Либо он выкарабкается сам, либо за его спасение будет заплачено чужой жизнью.
        Издеваясь, проклятый овраг дернул его и швырнул обратно, когда до кромки оставалось рукой подать.
        Он очнулся и сквозь шум в ушах снова услыхал охотничий зов. Кричали совсем близко. Тигреро затаил дыхание, прижал руки к груди, словно Крокодавы могли услышать, как стучит его сердце. Только бы не сунулись сюда… Ушли: спустя пару минут донесся новый крик, чуть дальше. Слава Богу.
        Выползти бы, скатиться к морене, пока они ищут там. Тогда они наткнутся на него, возвращаясь на Десятый Приют, - вот будет радостный сюрприз. Крокодав встретит его сурово - какого рожна шлялся по оврагам вместо того, чтобы держаться тропы? - а Урсула захлопочет с ворчливой нежностью. И Майк скажет что-нибудь душевное, вроде «Чертов демон! Теперь он сам собой зарождается на тропе!» А если там и Мишель… Элану вспомнилось, как сияли ее глаза, когда он воскрес на осыпи. Так хочется выбраться, и чтобы рядом была Мишель.
        Отлеживаясь после очередного кувырка, он подумал, что спастись отсюда не суждено. Лежать ему тут, разбившись насмерть. Быть может, хоть тогда овраг уймется?
        Но если Элан погибнет, что станет с Мишель? Беседуя во сне со Слетком, тигреро сказал ему правду: он подчинил себе волю версаны и теперь боялся, что это мимолетное рабство окажется для Мишель таким же губительным, как власть демона Гайды. Нет, он не может погибнуть; не имеет права. Вылезти - вылезти отсюда вон! Элан снова рванулся наверх.
        И замер, распластавшись на мху. Донеслись голоса: чем-то возмущалась Урсула, сердито рычал Майк, потом раздался гневный вскрик Мишель. Почему так близко? Ведь они ушли… Значит, Крокодав отыскал место, где Элан сошел с морены. Они вот-вот будут здесь.
        Нельзя им сюда, овраг их убьет! Он пополз вниз, намереваясь спрятаться, затаиться, чтобы не обнаружили, не кинулись на помощь. Да разве скроешься? Весь склон изрыт, кусты изломаны…
        - Элан! Он здесь, здесь!
        На край овражка выскочила Мишель, остановилась, закрутила головой. Издалека заметила висящий на дереве рюкзак, догадался тигреро. Поднялся на колени, привалился к стволу худосочного деревца.
        - Стойте там.
        - Элан! - она хотела кинуться вниз.
        - Стоять! - рявкнул он. - Назад!
        Рядом с девушкой появился Майк.
        - Назад! - снова крикнул тигреро. - Уходите к черту!
        - Что такое? - раздался голос Крокодава.
        Элан обернулся, встретился взглядом со стоящим на краю оврага охотником. К мужу присоединилась Урсула.
        - Элан, мне за тебя стыдно! - с ходу начала она. - Это не лезет ни в какие ворота.
        - Немедленно вылезай и иди мыть руки, - с усмешкой подхватил версан. - Отчего вниз не пускаешь?
        - Уйдите, - повторил Элан, понимая, что теперь их не прогонит никакая сила. - Здесь - смерть. - Он ухватился за скользкий, дергающийся ствол. - Вы что, не видите?
        - Вообще-то вижу, - Крокодав сел на землю, спустил вниз ноги. - Все отойдите от края. Урсула, тебя тоже касается. Мишель!
        Версаны отступили на пару шагов. Майк радостно ухмылялся, Мишель была бледна.
        Охотник отстегнул от пояса флягу, бросил вниз. Она прокатилась по склону, остановилась возле тигреро. Он отвинтил крышку, глотнул воды - и больше не успел. Земля качнулась, фляга выскользнула из рук, Элан упал, ахнувшись скулой о камень. Вскрикнула Мишель. Не в силах подняться, тигреро лежал с закрытыми глазами и слушал, как булькает, вытекая, вода.
        - Черт знает что… - проворчал Майк.
        Видимо, он вздумал спуститься в овраг, потому что Крокодав гаркнул:
        - Стоя-ать!
        Закусив разбитую губу и не чувствуя боли, Элан приподнялся, сквозь серую пелену поискал взглядом флягу. Нашел. Дополз до нее и вылил в рот оставшиеся капли.
        - Ну, так и будем торчать здесь без толку? - разозлился версан.
        Тигреро с сухой краткостью изложил, что произошло с ним со вчерашнего дня. Услышав, какую подлость устроила Изабелла из-за винных ягод, Майк вознегодовал и произнес яркую и образную речь. Урсула захихикала, прикрывая рот ладонью; Мишель притворилась, будто не разобрала ни слова. Элан повеселел: ради одного красноречия версана стоило прожить такую ночку.
        - Подойди сюда, - велел Майку Крокодав. Не вставая с земли, он расстегнул свою охотничью сумку, извлек моток веревки. - Поможешь тащить.
        У Элана внутри что-то оборвалось. Вот оно - жизнь за жизнь.
        - Уйдите отсюда. Майк, не подходи.
        Версан отступил, озабоченно повернулся к охотнику.
        - Послушайте, я прямо вижу, как оно все качается и дрожит. У вас дрожит?
        Крокодав кивнул, разматывая веревку.
        - Да уходите же! - в отчаянии закричал Элан. - Здесь - смерть…
        Взяв конец веревки в левую руку, охотник взмахнул правой.
        Упадет! Элан рванулся вверх. Веревка прочертила воздух и упала возле тигреро, а сидевший на кромке оврага Крокодав сунулся вперед и вниз, словно веревка сдернула его за собой.
        Глава 5
        Элан прыгнул навстречу катящемуся по склону телу, принял удар на себя, съехал с полметра и затормозил, вцепившись в воздушную петлю толстого корня, другой рукой удерживая охотника. Сверху метнулась Урсула.
        - Крокодав! Ты спятил, старый?!
        - Мишель, стойте там! - крикнул Майк и тоже скатился вниз. Оттеснил амазонку и забрал у Элана охотника. Уложил на мху лицом вверх. - Ах ты черт…
        Куртка Крокодава на правом боку была порвана, по лохмотьям расплывалось темное пятно. Он открыл глаза.
        - У… Урсулы… аптечка.
        Версан расстегнул ему куртку, задрал свитер и обнажил изуродованный бок.
        Урсула охнула, но ловкими руками достала баллончики с медикаментами, начала обрабатывать пузырящуюся кровью рану.
        - Я просил уйти, - вымолвил тигреро. - Я же просил! - выкрикнул он, и Майк без предупреждения влепил ему оплеуху. - Просил же, - повторил Элан еле слышно.
        - Дай руку, - велел Майк, крепко ухватил его и принялся карабкаться по ненадежному склону.
        Наверху их встретила Мишель, помогла взобраться на осыпающуюся кромку.
        - Сумасшедший дом, - объявил версан, переводя дух. - Земля под ногами ходуном ходит, точно твоих ягод нажрался… Эл, не раскисай. Мишель, отойдите от него.
        - Иди… помоги Урсуле. - Элан задыхался и едва мог говорить. - Теперь… там безопасно.
        Версан спрыгнул вниз, вслед за ним в овражек нырнула Мишель. Пошла снимать с дерева рюкзак, подумал Элан. Растянулся на мху, прижался к нему щекой. Подо мхом были камни. Неподвижная, надежная опора: получив свою жертву, Изабелла вновь стала тихой и кроткой. Что они сделали этой планете, чем провинились? Мальчишка-литагент поплатился за собственную дурость, тигреро - за легкомыслие, но за что пострадал Крокодав?
        Вернулась Мишель, опустила наземь добытый рюкзак, окликнула:
        - Элан.
        Он повернул голову, поглядел снизу вверх. Версана показалась огромного роста. Тогда он сел и снова посмотрел на нее; так уже лучше: стройная, ладная. Девушка смущенно отвела взгляд.
        - Элан…
        - Мишель! - грозно рыкнул из оврага Майк.
        Она вздрогнула и отступила. Элан вскочил на ноги. Черт бы его побрал, двух слов сказать не дает.
        - Эл, поди сюда.
        Стиснув зубы, тигреро спустился в овраг. Глянул на Крокодава, и все прочее вылетело из головы. Урсула обработала и закрыла рану, но Элан даже без диагностера видел, что этого мало. Нужна бригада врачей, оборудование, кровь. Охотник лежал бледный, с синюшным треугольником вокруг рта. Элан пощупал пульс - слабый и частый, и рука ледяная. Внутреннее кровотечение. Крокодав захрипел, кашлянул, на губах запузырилась кровавая пена. Повреждено легкое - сломанное ребро прорвало ткани.
        - Элан, - охотник скосил на него глаза.
        - Молчи! - вмешалась Урсула. - Объясняться вздумал! Майк, отправляйся делать носилки. И ты тоже, пьянь несчастная, - зашипела она на тигреро.
        Охотник взял жену за руку.
        - Погоди. Дай объяснить. - Он дышал с присвистом и хрипами. - Эл, береги людей. Я не знаю… что это было… что-то заставило…
        - Крокодав! - перебила Урсула. - Молчи и побереги себя. А вам нечего развешивать уши. Майк, кому было велено - носилки…
        - Оставь, - прервал ее муж. - Надо поговорить. Уведите людей с Десятого. Там… слишком мрачно. Опасно. Поселитесь на… любом другом… и никуда ни шагу. Ждите корабль. Не бродите только.
        - Что ты учишь? - опять вмешалась Урсула. - Элан сам знает. Он же сказал - не подходить, а ты все равно попер!
        У Крокодава в горле забулькало, изо рта показался кровавый пузырь. Майк обнял за плечи незаметно подошедшую Мишель.
        - Простите, - сказал он вместо «прощайте» и увел девушку из оврага.
        Урсула глянула на тигреро, лицо исказилось.
        - Уйди, - прошипела она с яростью. - Если б его не понесло тебя искать…
        Крокодав закашлялся, разбрызгивая кровь.
        - Не кори, - выдавил он хрипло. - Элан… не виноват. Это Изабелла…
        - Уйди! - выкрикнула амазонка.
        - Прощайте, - тигреро коснулся руки охотника. - Простите меня.
        - Да уйди же! - закричала Урсула, коротко взвыла и склонилась над мужем: - Мало мы с тобой пожили, Крокодав. Но хорошо.
        - Хорошо, - отозвался он, и в горле опять заклокотало.
        Элан поднялся наверх. Здесь версан прижимал к себе Мишель, гладил ее по плечу. Под взглядом тигреро девушка словно очнулась, отстранилась от Майка.
        - Пойдем. - Версан подобрал рюкзак Элана и повел Мишель через лесок к морене. Оглянулся: - Эл, тебе нечего там делать.
        Элан не тронулся с места, не в силах отвести глаз от умирающего Крокодава и его жены. Двенадцать лет он их знал, двенадцать лет водил звериными тропами на Светлом озере. И вот… Ну почему за его жизнь заплачена такая цена? Почему?!
        - Эл. - Майк возвратился. - Тебя увести силой?
        - Отвяжись, - отозвался он сквозь зубы, боясь сорваться на крик.
        Внизу бился и хрипел охотник; Урсула держала в ладонях его голову.
        - Идем отсюда. Дай человеку спокойно умереть.
        Элан крутанулся, готовый ударить версана или хотя бы наорать на него, - но глянул в его расстроенные глаза и смолчал.
        - Эл, побереги нервы - они еще понадобятся. Пойдем, ей-богу.
        Спустились на морену. Мишель расстегнула рюкзак Элана и достала мешок с ягодами.
        - Выбросьте, - велел тигреро.
        - И не подумаю. - Девушка улыбнулась, хотя губы у нее дрожали. - Мы понемножку… Майк, угощайтесь.
        Он запустил в мешок руку, вытащил горсть.
        - Не уверяйте меня, что это кому-нибудь повредит, - Майк высыпал ягоды в рот, прожевал. - Изумительно. Эл, ты настоящий друг.
        Мишель тоже съела горсточку.
        - Надо же подсластить такую собачью жизнь. Элан… Это прекрасно; большое спасибо.
        Он отвернулся. Версаны сочувствуют, пытаются убедить, будто он не напрасно ползал в ягоднике, собирал эту смерть. Майк положил руку ему на плечо, надавил:
        - Присядь-ка тут, посиди.
        Он заставил тигреро сесть на большой камень и сам плюхнулся рядом, не убирая тяжелой ладони. Элан хотел высвободиться - он не желал забирать у версана здоровье; во всем, что произошло, повинен он сам - но с Майком не поспоришь. Версан заговорил, глядя в сторону:
        - Если хочешь знать, это я виноват. Наорал на Крокодавов и погнал искать. Так что ты лишнего в голову не бери.
        Элан молчал.
        - Ты слышишь меня? - повысил голос Майк. - Я уже одного паршивца из петли вытаскивал; не хватало еще с тобой вошкаться! Изволь не психовать и отнестись к делу серьезно.
        Тигреро печально усмехнулся; усмешка превратилась в гримасу боли - так резануло разбитые губы.
        - Прекрати меня воспитывать. Спасу нет. Я тебе выделю Тамару - ею и занимайся.
        - Задание понял; займусь. - Майк повеселел: сказались винные ягоды. - Знаешь, что я думаю?
        - Не знаю.
        Мишель примостилась на камне подле Майка с Эланом, а версан стал рассказывать - видимо, чтобы не прислушивались к тому, что делается в овраге.
        - Этой вот девушке было велено остаться на Приюте; Крокодав приказал. Мы втроем ушли; идем себе тропой, Крокодавы покрикивают, тебя вызывают. А Мишель, конечно, не послушалась и пустилась за нами вдогон. Но девица она хитрая и потому держалась в отдалении. Мимо твоего оврага мы просвистели, потому как ты не откликнулся, но потом Крокодав взял след. Дескать, вот место, где наш тигреро сиганул с тропы. И только мы решили построиться и прочесывать лесок, как вдруг выплывает Мишель. Урсула ей в волосы чуть не вцепилась - как, мол, посмела ослушаться проводника.
        - Зря насмехаешься, - заметил Элан. - Мадам Вийон совершила серьезный проступок.
        - И ты туда же! Короче, я их едва растащил. Но Крокодав со злости дал на поиски четверть часа - а если, мол, тебя не отыщем, то шабаш, все на Приют.
        - Он был в бешенстве, - добавила Мишель. - Лицо побелело, и глаза жуткие…
        - Проводника надо слушаться. - Элан глядел себе под ноги. Наползала тяжелая вязкая лень, хотелось лечь и свернуться клубком, куда-нибудь пристроить саднящее лицо. Мишель глаза отводит - наверное, смотреть страшно…
        Чуя, что тигреро вот-вот завалится в трансе, Майк уложил его, по-прежнему сжимая плечо.
        Элан дал себе слово, что больше не позволит версану заниматься лечением. Потом все исчезло, осталась лишь прозрачная синева, в которой одна за другой зажигались редкие звезды. Они не рассыпались фейерверком, а почему-то начали снова гаснуть, и умиротворенное довольство не переросло в пронзительное наслаждение, за которое Элан - изредка и втайне от себя - глухо ненавидел версана. Он был благодарен Майку и одновременно не мог простить, что версан отдает ему кусок своей жизни: ведь Элану совсем этого не надо, а нужна ему Мишель.
        Он очнулся и сперва не мог взять в толк, что происходит. Майк лежал с закрытыми глазами, а Мишель трясла его за плечи, от чего он бился затылком о камни. Вскочив, Элан поймал ее за руки.
        - Вы что?
        - Майку плохо!
        - Будет еще хуже, если вы разобьете ему голову. - Тигреро потянул ее прочь от версана.
        - Мишель, мне не нужны ваши извинения, но в следующий раз постарайтесь думать, что делаете, - проговорил Майк ядовито и сел; морщась, потер виски и затылок. - Эл, я тебя больше не лечу - не то сам сдохну.
        Девушка закрыла лицо руками, съежилась.
        - Мы все скоро свихнемся, - сказал Майк ей в утешение и повернулся к Элану. - Так вот, не успел досказать, что я думаю. Ты обратил внимание, как Крокодав свалился в овраг? Его будто сдернули или, наоборот, толкнули в спину.
        - Ну и что?
        - Писателькин агент навернулся, когда плясал в реке и оскорблял Лену. А Крокодав был чертовски зол на вас обоих: на Мишель - что своевольничает, а на тебя - что сошел с тропы и потерялся. И мальчишка, и Крокодав - оба, скажем так, желали другим зла.
        - А Изабелла, - предположил Элан, - со своим гипнотическим эффектом, их покарала?
        - Пожелание зла отливается смертью? - спросила Мишель. - Но это… - она не сразу подобрала слово, - несправедливо!
        - Да уж, - откликнулся тигреро. - Не знаю, может, Майк и прав… - Он собрался с духом и через силу вымолвил, глядя в землю: - Я знал, что они погибнут. За несколько секунд - за три, четыре… Словно щелкнет что-то, сердце оборвется - «упадет!» - и человек падает. Знаю - и ничего не могу поделать. Не успеть.
        Майк долго смотрел на него, не мигая.
        - А еще что умеешь предвидеть?
        - Ничего. Хотя погоди… Угадал, что кузен Джей покатится с лестницы. И еще в кемпинге - тех бандитов почуял, из леса за вами прибежал.
        Мишель стояла, затаив дыхание. Демон! Все-таки Элан - демон. А она так надеялась, что у тигреро нет никаких способностей…
        Майк обдумал услышанное.
        - Черт тебя побери. Напрягись и начни предчувствовать загодя. Чтоб за завтраком объявлял, кому чего не делать и куда не… - Он осекся. - Урсула идет.
        Амазонка брела к морене, шагая по кустам ягодника, точно механическая кукла; на плече висела расстегнутая аптечка.
        - Мишель, - попросил Майк, и девушка двинулась ей навстречу.
        Версан повернулся к Элану.
        - Эл, послушай меня. Я неспроста распинался, толковал про Крокодава. Не бери эту вину на себя.
        - Отцепись.
        - Ты - демон, - продолжал Майк, - можешь что-то предугадать. От тебя зависит жизнь людей, сколько их тут осталось…
        - Я тебя придушу, - глухо пообещал Элан. - Уйди к черту!
        - Кто останется в живых?
        Элан вздрогнул. Заколотилось сердце, забухало все сильней и сильней. Будущее невозможно предвидеть, но ему, кажется, это дано.
        - По-моему, погибнут все, - выговорил он против собственной воли.
        Версан выругался, сжал кулаки.
        - Ну, это еще вопрос, - рыкнул он.
        Элан обвел взглядом морену, редкий лесок, темные головы соседних горушек. Изабелла объявила войну? Что ж, посмотрим, кто кого…
        - Крокодав сказал: пусть его похоронят здесь, - объявила подошедшая Урсула. Мишель обнимала ее за пояс. - Выроете могилу, и я останусь с ним.
        Майк забрал у нее аптечку, достал баллончик с антисептиком.
        - Эл, дай руки. Мадам Крокодав, - он прошелся шипучей струей по сплошным ранам, в которые превратились руки тигреро, - копать могилу здесь просто нечем. Зажмурься, - он полил Элану лицо. - А насыпать могильный курган из камней мы не будем. Вернемся на Приют и…
        - Тебя не спрашивают, - обрезала Урсула.
        - Мы уйдем на Приют, - подтвердил Элан, пока Майк из другого баллончика покрывал ему руки защитной пленкой. - Здесь находиться нельзя.
        - А ты молчи! Нечего было шляться невесть где.
        - Я не позволю оставаться там, где погиб человек. Наша задача - выжить.
        - За-мол-чи, - прошипела она и вдруг закричала, сорвавшись: - Убирайтесь все! Сама похороню!
        - Урсула, - Элан шагнул к ней, - я прошу вас.
        Она отшатнулась.
        - Не подходи! Это ты его убил, ты, ты!
        - Да, - согласился тигреро, забрал у Мишель оттянувший карман ее куртки пистолет и предъявил оружие мадам Крокодав. - Я пристрелю всякого, кто станет подымать крик.
        - Попробуй. - Амазонка презрительно скривила губы. - Всего хорошего. Отправляйтесь. - Она двинулась к оврагу.
        Элан выстрелил - в воздух. Урсула обернулась, постояла, беспомощно уронив руки. Затем понурила голову, из горла вырвался глухой стон. Элан подошел к ней, бережно обнял. Она рванулась, но затем обмякла и вдруг заплакала, отвернув лицо и прикрываясь рукой.
        - Эл… не слушай меня, дуру. - Она утерла слезы рукавом. - Все, поревели - и хватит. Делай как знаешь.
        Тигреро спустился в овраг. Земля вздрагивала, словно быстро дышало огромное живое существо. Крокодав лежал на дне, со сложенными на груди руками, с обтертым от крови лицом. Элан завернул в свою куртку его голову, плечи и окровавленную грудь, завязал рукава. На Приюте найдется саван достойнее этого. Вскинул охотника на плечо и полез наверх. Надо уходить, пока Изабелла опять не взбесилась.
        На Десятый Приют явились уже в темноте. В ущелье светился окнами дом, на площадке горели фонари, и пылал костер, играл бликами на черных камнях. Возле огня собрались Тамара, Борис и Лена. На звук шагов повернули головы, поднялись.
        - Привели? - спросил художник. - Или принесли? - Он осекся, когда они вышли на свет и Элан опустил на землю обернутое курткой тело охотника.
        Урсула принялась развязывать узел у Крокодава на груди. Элан подсел к костру. Майк обвел взглядом застывшие лица Тамары и Лены, распорядился:
        - Принесите Элу воды, - и тоже уселся к огню. - А затем ужин всем нам. Борис, помоги мадам Крокодав. Ах, будь я проклят… Мишель! - одернул он девушку, спиной почуяв, что она собирается подсесть к Элану. - Идите сюда.
        И тут раздался страшный, звериный вопль - кричала Тамара.
        - Не хо-чу-у! Здесь все умрут, все, все! - Она вцепилась в свои русалочьи кудри, замотала головой. - Не хочу, не хочу! А-а-а-а!
        Тигреро достал пистолет и выпустил в костер пять оставшихся пуль. Запрыгали горящие головни, золотым роем взлетели искры. В ущелье отзвенело эхо, и настала полная тишина.
        - Попрошу оставить истерики при себе, - промолвил Элан. - Если желаете выжить, ведите себя достойно.
        - И я просил ужин, - внушительно добавил Майк.
        Колдунья с писателькой двинулись в дом.
        - Мужики, вы бы потише, - упрекнул Борис. - Женщины все-таки.
        - У меня эти бабы уже в печенках сидят, - огрызнулся версан. - Сплошной вой и свары! Будут теперь строем ходить.
        - Куда?
        - Что - куда?
        - Куда ходить-то?
        - Ко мне! - рявкнул Майк.
        Мишель неудержимо, взахлеб захохотала.
        - А вот не поленюсь дать затрещину, - предупредил версан. - Отлично приводит в чувство.
        Она смолкла. Упала на бревно, как будто подломились ноги. Майк придвинулся к ней, обнял за талию.
        - Элан, вы расстреляли все патроны, - овладев собой, проговорила девушка. - У меня больше нет.
        - Не беда. - Тигреро не отрываясь глядел в огонь. - Я метко попадаю в лицо из ракетницы.
        От его бесстрастного голоса Мишель вздрогнула.
        - С вами порой страшно.
        - Правильно, - кивнул Майк. - Бойтесь демона.
        - Давай, - тихонько сказала Урсула, и они с Борисом подняли тело Крокодава и понесли в дом.
        Вернулись напуганные Тамара с Леной, принесли ужин. Голодный Майк принялся за еду, Мишель тоже заставила себя поесть. Только Элан глотнул соку и остался сидеть с бокалом в руке, как будто позабыл и о питье, и обо всем на свете.
        Колдунья с писателькой устроились на свободном бревне, сбоку от Элана и напротив версанов. Подошел Борис, тоже подсел к огню, и каре замкнулось.
        - Наелся? - подал голос художник, когда Майк отставил пустую упаковку из-под десерта. - Теперь мы слушаем. Что там у вас с Эланом?
        Версан буркнул нечто, явно не предназначенное для женских ушей.
        - Это ты брось. Я не первый раз слышу про демонов. - Рыжие вихры художника встопорщились. - Мы все имеем право знать, о чем речь и что происходит.
        - Насчет демонов никакой тайны нет, - ответил Элан. - За пару секунд до того, как человеку убиться, я чувствую, что он упадет.
        Лена с Тамарой повернули к нему лица; сидевшая ближе к Элану писателька прянула в сторону, приткнулась к колдунье.
        - Выкладывай, - потребовал Борис.
        Тигреро рассказал про литагента и Крокодава.
        - А кто следующий? - дрогнувшим голосом осведомилась писателька.
        - Заглядывать в будущее так далеко я не умею, - сухо ответил Элан.
        Тамара пригорюнилась.
        - Что ж делать-то, а? Я хочу домой.
        Ей никто не ответил. Внезапно Лена вскинула голову, уставилась на тигреро, обеими руками вцепившись себе в косы.
        - Элан, скажите: откуда берутся ваши предчувствия?
        - Почем я знаю? - отозвался он с несвойственной грубостью, провел ладонью по лицу. И вдруг вскочил на ноги, перепрыгнул через бревно, стряхивая с себя невидимых змей. - Да не смотрите на меня, черт!.. - Он спохватился. - Извините. Мишель, ваш пистолет, - Элан протянул ей ставшую бесполезной игрушку и зашагал к дому.
        - Чего он? - обиделась писателька. - Что я ему сделала?
        - Он терпеть не может, когда ты на него глядишь, - усмехнулась Тамара. - Не замечала, что ли?
        - Нет… - Лена задумчиво накручивала на руку толстую косу. - Значит, он демон?
        - Экстрасенс, - уточнил Майк. - Способный предвидеть смерть.
        Писателька поежилась.
        - А еще что он умеет? - поинтересовался Борис.
        - Ничего, - ответила Мишель вперед Майка.
        - Ты лжешь, - сказала колдунья и невозмутимо выдержала ее взгляд. - За что Майк хотел его убить?
        - Это никого не касается, - отрезала Мишель. - Это - личное.
        - Допустим, - миролюбиво заметил художник. - Так что же Элан умеет?
        - Подчинять себе чужую волю, - нехотя сообщил версан.
        - Ну, на это многие способны; вот хотя бы моя сестрица. - Борис подумал. - Сказать откровенно, я бы пошел дальше без него. На душе спокойней. Пусть останется здесь, а мы пойдем.
        - Иди, - Майк вытянул руку, указывая на тропу. - Если возьмешь на себя ответственность за Тамару.
        - Не понял?
        - Мишель от тигреро не уйдет; я тоже. И Урсула вряд ли захочет. Так что коли желаете шагать вдвоем или вот еще с Леной - в добрый путь.
        Колдунья чуть слышно засмеялась.
        - Майк Эри, ты нелогичен. Что тебе в Элане?
        - Ребята, поймите: такой экстрасенс опасен, - проникновенно сказал художник.
        - Для кого? - спросил Майк. - Он ничего не требует… И Мишель не лежит в его постели, хотя он по ней с ума сходит.
        - Мы не знаем, что он себе втайне думает, - возразила Тамара. - Он может выглядеть искренним и невинным, а на деле…
        - По-вашему, я ни черта не смыслю в людях?
        - А разве, по-твоему, смыслишь?
        - Хорош лаяться! - прервал художник. - Надо решить, как быть с Эланом.
        - С ним надо расстаться, - проговорила колдунья. - Вполне возможно, он милейший человек и ничего злокозненного не замыслил, но… не стоит рисковать.
        Наступило тягостное молчание. Потрескивали дрова в костре, шумела падающая в озерцо вода.
        - Надо похоронить Крокодава и утром уйти, - заговорил Борис. - Мы осядем на Одиннадцатом, а Элан пусть идет дальше. По крайней мере, не будем из-за него нервничать и бояться.
        Майк в раздумьях потер скулу.
        - Мишель, они говорят дело.
        Девушка наклонила голову, что можно было истолковать как согласный кивок. Версан поднялся на ноги.
        - В таком случае, кто из вас пойдет объясняться с тигреро?
        - Это не нужно, - отозвалась Тамара, пропуская сквозь пальцы свои длинные волосы. - Он в доме, а оттуда слыхать все до последнего вздоха. Элан в курсе.
        - Черт! - Майк крутанулся на пятках и зашагал к крыльцу. Рванул дверь, не выдержал и обернулся на пороге: - Черт бы вас всех побрал! - Он вошел в холл.
        И был поражен тем, как ясно донесся голос Лены, уже давно сидевшей так тихо, будто ее вовсе не было у костра:
        - А я остаюсь с Эланом.
        Майк поглядел сквозь стекло. Писателька вскочила на бревно, чтобы стать выше ростом; ее изящную фигурку обливал свет фонарей, и до колен подсвечивало пламя костра. Лена гордо вскинула голову, зажав в кулачках блестящие косы. Версан невольно залюбовался.
        - Я его не боюсь! - звонко объявила она. - А трусы могут отправляться ко всем чертям.
        Ай да писателька. Что делает с женщиной любовь - даже ободранная физиономия тигреро стала нипочем. Майк направился к комнате Элана.
        Распахнулась дверь, и тигреро появился на пороге. Он переоделся, натянул на израненные руки перчатки. Майк преградил ему путь.
        - Куда-то собрался?
        - Если поутру мы уходим, хоронить Крокодава надо сейчас. Я обещал Урсуле подготовить могилу, дал снотворное, и она спит, - спокойно отчитался тигреро, и Майк мгновение думал, что он не слышал разговора у костра, однако Элан продолжил: - У меня к тебе просьба. Будь другом, объясни Лене, что ей ни к чему со мной оставаться. Сил моих нет; от одного ее взгляда змеи по коже ползут, скоро начнут жалить.
        Ох, нелегко дается тигреро эта видимая сдержанность. Майк шагнул через порог, оттесняя Элана в комнату.
        - Эл, они говорили то самое, о чем я всю дорогу толковал Мишель. Даже возразить было нечего.
        - Ну и черт с ними. Пойдем копать.
        - Послушай меня. Мишель с пеной у рта уверяла, что ты добрый демон и все такое… Нынче я с ней согласен.
        - Что изменилось? - У Элана в глазах пробудился интерес.
        - На морене, когда мы оба свалились без чувств, я поймал что-то вроде обратной связи. Ну, не то, чтоб я твои мысли читал… но ощущение получил четкое. В общем, теперь точно знаю, что вреда от тебя никакого. Хороший ты парень, Эл, одна беда - демон.
        - Почему же беда? Я никого не обижаю…
        - То-то и оно. Я хоть сейчас готов снять с Мишель обязательство к тебе не подходить.
        - Что-о? - поразился тигреро. - Ты?…
        - Да. Взял с нее слово, которое она исправно держит. Но Эл, подумай: что дальше? Ты вырубаешься через две-три минуты после начала контакта. Это бы ладно - очнулся, и тебе хорошо. Но меня после таких сеансов еле ноги носят. А Мишель? Ей же ничего не надо будет, только спать. И что это будет за жизнь?
        - Собачья, - промолвил Элан.
        Он клялся себе, что не подойдет к Мишель; он сам понимал то, о чем сейчас сказал Майк. Но, видать, в глубине души на что-то надеялся… Слова версана поставили на всем окончательный крест. Элан хотел любить Мишель как мужчина женщину, а не впадать в транс, как демон. Значит, не дано. Не судьба.
        Майк хлопнул его по плечу.
        - Пойдем, друг, место поищем, да начнем копать. Или хочешь, кликну Бориса? Куда тебе с такими руками…
        - Не хочу. Крокодавов буду хоронить сам.
        «Крокодавов». Тигреро оговорился или знает, что Урсула обречена? Он ведь еще на морене сказал, что погибнут все. А Мишель? А он, Майк? Нет, таких вопросов лучше не задавать.
        Версан терпеливо ждал, когда Элан соберется идти. Тигреро стоял посреди комнаты, растерянно озирался. На глаза попался рюкзак. Элан пошарил в нем, извлек ракетницу в кобуре и повесил на пояс. Из кармана куртки достал фонарик, осмотрел его и опустил обратно. Ну, кажется, готов.
        - Эл, ты Урсуле дал большую дозу?
        - Нет. Через полтора часа можно будить. Надо успеть с могилой… - В странном полусне, Элан побрел к двери.
        Версан посторонился. Еще одно происшествие - и тигреро как пить дать слетит с катушек. Майку хотелось его утешить, но он понятия не имел, как.
        - Эл, ты куда?
        Кладовка, где среди прочего хранились лопаты, находилась в левом крыле дома, возле кухни. Элан же повернул направо и стукнул в пятую от холла дверь, в комнату Крокодавов. Версан подошел следом.
        - Что тебе тут? Пускай спит.
        Элан снова постучался и открыл дверь. Майк уставился в его напряженную спину, протолкнул в комнату и заглянул.
        - Эл! - вырвалось у него. - Зачем?!
        На одной постели лежал накрытый простыней Крокодав. На второй выгнулась Урсула - сведенная судорогой, с отекшим лицом. Такое Майк уже видел в Лисьем овраге. Первое, что пришло ему в голову, - тигреро вкатил амазонке смертельную дозу снотворного.
        С Элана слетела медлительность. Он бросился к Урсуле, пощупал пульс, затем приподнял тело, осмотрел постель. Нагнулся, рассматривая что-то на руке, в ямке между большим и указательным пальцами.
        - Гляди под ноги, - велел Майку, а сам кинулся к оставленной на столе аптечке. - Где муравьи, там и змеи. - Он повернулся к Урсуле со шприц-тюбиком. - Сыворотки у нас кот наплакал… - засучил ей рукав и вколол иглу в вену. - Ищи!
        Версан осматривал пол.
        - Разве высоко в горах бывают змеи? - Он заглянул под кровать.
        - Все бывает… да мы и не так высоко. - Элан бросил пустой шприц на стол и взялся перетряхивать сумки обоих охотников. - Чертова Лена… это она змей накликала…
        - О, глянь! - Припав к полу, Майк рассматривал что-то в углу под креслом. - Змееныш. Совсем малютка.
        Элан поглядел и отшатнулся, оттолкнул версана.
        - Я те дам малютку… - прошипел он, выхватывая из кобуры ракетницу, а из ножен - охотничий нож. Велел: - Убери ноги.
        Майк вспрыгнул на второе кресло.
        Из угла послышалось шипение и неприятный посвист. Элан дважды выстрелил. Вспыхнуло трескучее бело-зеленое пламя, из-под кресла метнулась голова с похожими на рога наростами, и толстая коричневая змея заструилась по ковру. Элан качнулся вперед; блеснуло лезвие, отсекло рогатую голову от туловища.
        - Молодец. - Версан спустился на пол.
        На выстрелы примчались Борис и Мишель.
        - Зря вы на Эла наговаривали, - встретил их Майк. - Он у нас истинный герой и защитник.
        Мишель вскрикнула, увидев сперва Урсулу, затем змею на полу.
        - Господи… - выдохнул Борис и попятился назад, в коридор. Далеко не ушел, остался у порога, с опаской заглядывая внутрь.
        Элан вытряхнул из аптечки диагностер и склонился над амазонкой.
        - Что говорит техника? - не утерпел Майк.
        - Что сыворотка нужна другая. И лекарства… - Элан порылся в аптечке. - Ни черта нет. Не предусмотрено. На Изабелле не бывает несчастных случаев! - Голос его подымался.
        Майк прикинул, не пора ли закатить оплеуху, но к тигреро подошла Мишель, обняла за плечи.
        - Элан…
        Он высвободился, оттолкнул ее почти грубо. Повернулся к художнику.
        - Кто оставлял двери нараспашку? Ну?! Вас тут было трое!
        Затем он умолк, и на лице вновь появилось то потерянное и дремотное выражение, которое Майк видел несколько минут назад. Демон прислушивается к чему-то, недоступному для обычных людей, сообразил версан. Элан сунулся к окну, глянул и кинулся из комнаты в холл, выбежал на крыльцо. Напуганные Тамара и Лена ожидали на ступеньках.
        - В дом! - приказал тигреро.
        Колдунья с писателькой опасливо проскользнули мимо него, а Майк, наоборот, вышел наружу.
        - Что тут?
        - Никуда не ходите, будьте здесь, - велел женщинам Элан. - Борис, посмотри внимательно в доме. Мало ли, еще заползли. Слышишь? - спросил он версана.
        Майк пожал плечами. Шум падающей в озерцо воды, потрескивание дров в костре - вот и все звуки в ущелье. Хотя, пожалуй, нет: слышится какой-то неясный шелест. Элан достал фонарик, повел длинным лучом по каменным стенам. Одна стена шевелилась. Множество длинных тел копошились, стекали с камня на камень, из щелки в щелку. Он опустил луч, посветил на тропу. Живой безмолвный поток пересекал светлую песчаную полосу, натыкался на другую стену и с тем же молчаливым трудолюбием взбирался вверх.
        - Миграция, - нашел версан подходящее слово. - Сезонная миграция рептилий.
        - Или не сезонная, - отозвался Элан. - Какого черта они шастают в горах?! - вырвался у него тоскливый вопль. - Я понимаю - в степях, в болотах, в джунглях… Но на высоте им жрать нечего!
        Майк похлопал его по спине. Сказать было нечего. Урсула еще жива, но она будет третьей. Проклятая Изабелла…
        Они обшарили дом, однако не обнаружили больше ни одной гадины. К счастью. От вида мертвой змеи с Леной сделалась истерика, а Борис не позволил Майку отхлестать ее по щекам, и в доме раздавались крики и рыдания. Тамара заперлась у себя, и на просьбы открыть вопила, что не даст змеям лезть к ней через порог. Мишель, с залегшими у рта горькими складками, дежурила возле Урсулы.
        - Эл, - в конце концов воззвал Майк, - шел бы ты спать. Я уже сам с ног валюсь.
        Элан потер лоб рукой в перчатке, пошатнулся, оперся о стену. Он не спал уже двое суток; а в них вместились пьяный овраг, Крокодав и Урсула.
        - Иди, иди, - погнал его Майк, - ты нам нужен здоровый и бодрый. У мадам Крокодав посидим мы с Мишель. По очереди, - он не удержался и зевнул. - Эл, коли Приют утром взбесится, а с ним взбесишься и ты тоже…
        - Если Урсула придет в сознание, разбуди. - Элан побрел к себе.
        Версан зашел в комнату Крокодавов. Съежившаяся в кресле Мишель встрепенулась.
        - Майк, - она потянулась к нему, взгляд затосковал. - Мы можем чем-нибудь помочь?
        Он посмотрел на амазонку, на виднеющиеся из-под век белки закатившихся глаз.
        - Боюсь, что нет. - Майк уселся на подлокотник рядом с Мишель, провел ладонью ей по волосам. - Идите отдыхать; завтра будет трудный день.
        - У нас все дни нелегкие. Я… - ее вдруг затрясло.
        - Будь мы в дороге, - начал версан раздумчиво, - я бы предложил вам винных ягод; но стационарно их есть нельзя. - Мишель подняла глаза, и он продолжил: - Не будь наш тигреро демоном, я бы посоветовал вам отправиться к нему и утешиться его ласками. - У Мишель порозовели щеки; Майк сделал вид, будто не замечает. - Однако же Эл не пустит вас на порог, дабы не оскандалиться, грохнувшись в обморок. Поэтому все, что могу предложить, - поплачьте немного. Знаете, зачем люди плачут?
        - Оставьте. И без того плохо.
        - Я серьезно. Будете слушать?
        - Майк, ну, постыдились бы! - вспылила Мишель. - В комнате, где лежит мертвый человек и умирает… - версана осеклась.
        Он снова погладил ее по волосам.
        - Поругайтесь на меня. Покричите. Мишель, в конце концов наступает предел, когда больше нельзя загонять переживания вглубь. Они сжигают человека, истощают, сводят с ума… Знаете, куда бьют все эти смерти? - Майк указал на охотника и Урсулу. - Нам с вами в голову, в кору мозга. А клетки коры - создания нежные, хрупкие; получат слишком мощные импульсы - и могут скопытиться. Чтобы их защитить, в коре создается новый очаг возбуждения, так сказать, конкурент, и тогда два очага гасят друг друга. Конкурентом может быть боль - заметили, с какой охотой я раздаю оплеухи? Можно губы кусать; или биться лбом о стену, тоже хорошо помогает.
        - А слезы?
        - Если они эстетично текут по щекам, проку меньше. А вот когда краснеет нос и открывается насморк - самое то. Слезы попадают на соответствующие рецепторы в носовой полости и создают собственный мощный очаг возбуждения в коре мозга. Этот очаг отводит от других клеток опасность перенапряжения, бережет человека от срыва. - Майк наклонился, потерся щекой о шелковистые кудри Мишель. - Ступайте-ка, девушка, отдыхать.
        Она недоуменно поморгала.
        - Очаг возбуждения. Носовая полость. Рецепторы. Где вы набрались такой премудрости?
        - Слеток однажды рассказывал, я и запомнил. Вы пойдете спать или как?
        - Иду. Спасибо вам. - Мишель поднялась на ноги, с нежностью коснулась губами его щеки. - Если что, сразу будите. - Она вышла.
        Майк уселся на ее место, откинул голову. Надо выжить. Для начала - расслабиться, сбросить напряжение, потому что если сдадут нервы и у тигреро, и у него, Майка, тогда всему конец. Плакать, вопреки собственным советам, он не собирался, а твердо решил замириться с Тамарой. Колдунья наверняка уже затосковала; да и вообще, сколько можно заниматься Эланом? Давно пора посвятиться пылкой и упоительной Тамаре. Вот бы здорово проснуться поутру - а она рядом…
        - Майк.
        Он вскинулся. Урсула очнулась и смотрела на него слезящимися глазами-щелками. Версан вскочил, схватился за диагностер, приложил щуп ей к запястью. И опешил: прибор сообщал, что состояние ухудшилось, срочно нужна сыворотка и стимуляторы. Майк мизинцем понажимал клавиши на крошечной клавиатуре: необходимых лекарств нет. Получил рекомендацию: вызвать реанимационную бригаду.
        - Майк… - Шепот Урсулы был еле слышен, губы едва шевелились. - Что… со мной?
        - Змея заползла. Их тут целое море.
        - Больно очень… - Из глаз выкатились две мутные слезы.
        Версан взялся за аптечку. Пузырек для поверхностной анестезии и несколько шприц-тюбиков местного анестетика. Это все годится при ожогах, переломах, вывихах. Урсуле требуется другое.
        Распахнулась дверь, и влетел полуодетый Элан, кинулся к амазонке.
        - Погляди, - Майк повернул к нему экран прибора.
        У тигреро побелели губы.
        - Урсула, - позвал он.
        Она всхлипнула.
        - Эл… отпоешь нас… Так больно…
        Майк едва разобрал ее невнятный шепот. Урсула вдруг забилась, как в конвульсиях, рукой зажала рот, и из-под ладони донесся глухой короткий вой.
        Элан приложил щуп ей к шее, велел Майку:
        - Подержи, - и быстро проглядел содержимое аптечки. Отстучал на клавиатуре вопрос, за которым версан не уследил, зато увидел ответ: «Смертельно». - Урсула. У нас нет нужных лекарств. Могу помочь только одним.
        - Ради Бога, - выдохнула она. - Я прошу… Майк, ты свидетель…
        Майк убрал диагностер и поднялся на ноги. Не отрываясь следил, как Элан свинчивает колпачки с трех шприц-тюбиков. С застывшим лицом, тигреро втыкал иглы в посиневшую вену на локтевом сгибе, плавным движением вводил лекарство и откладывал пустые тюбики. Закончив, он взял амазонку за руки, наклонился над ней.
        - Я отпою вас, как сумею.
        Она мотнула головой, застонала - и затихла. Лицо наливалось все большей синевой, бьющаяся жилка на шее замирала.
        Майк перевел дыхание. Подсел к столу, нашел листок бумаги и карандаш. Написал: «Я, Майк Эри, свидетельствую: Элан Ибис произвел эвтаназию Урсуле…» Как же ее настоящая фамилия? «…Урсуле Ронак, которую ужалила змея». Приписал: «По ее собственной просьбе». Подумал и продолжил: «Состояние было безнадежным, аптечка не укомплектована необходимыми средствами, связи с Кристиной нет, аварийный передатчик отсутствует». Поставил дату и подпись, сунул листок в сумку с Урсулиными вещами. Затем взял второй лист и написал свое свидетельство еще раз, убрал в нагрудный карман. Тигреро, если выживет, предстанет перед судом. Надо его подстраховать.
        Закончив, Майк обернулся. Элан стоял над Урсулой, и у него подергивалось горло. Амазонка была мертва.
        Версан смел со стола пустые шприц-тюбики, выбросил в мусороприемник.
        - Эл, поди сюда. Сейчас тебе кубик снотворного, а я пойду хоронить.
        - Надо отпеть. Я обещал.
        Майк вздохнул. Обещал он. Сам-то как жив, не поймешь…
        - Тогда оденься и возьми налобный фонарь.
        Подходящее место они отыскали на входе в ущелье, со стороны Девятого Приюта. Змеи исчезли, как не бывало, но Элан разложил на земле тлеющие головни на случай, если забредет какая-нибудь отбившаяся от своих тварь: в жар змея не сунется.
        Под блистающими звездами, в прыгающих лучах налобных фонариков, выкопали большую могилу - одну на двоих Крокодавов. У Элана на руках сквозь перчатки проступила кровь.
        - Надо поднять народ, - сказал версан, когда они возвращались к Приюту.
        - На черта?
        - Иначе нехорошо. Как тайком хороним.
        - Тогда разбуди Мишель. А остальные… - тигреро не договорил.
        - Не люди, что ли?
        - Разбуди Мишель, - повторил Элан.
        У Майка внутри растекся гадкий холодок. Он мог бы поклясться, что мысленно слышал и другое. «А остальные пусть спят - их тоже скоро придется хоронить».
        Глава 6
        Звезды начинали бледнеть, когда Элан и Майк засыпали могилу и врыли столбик с именами. Мишель, подсвечивая себе фонариком, нарвала цветов. Мертвым уже ничего не нужно; это надо живым. Внутри все дрожало и плакало, и Мишель боялась, что не выдержит и разревется, когда Элан станет отпевать охотников.
        Тигреро встал у могилы, зябко сунул руки в карманы куртки. У Мишель зашлось сердце; казалось, она вот-вот упадет. Майк поддержал ее, принял в свои ласковые, надежные объятья. Элан с минуту глядел в синее небо с розовой полосой по краю. И запел.
        Мишель была потрясена. Сперва зазвучал один голос - сильный, чистый; затем вступил второй, за ним третий, и вот уже целый хор суровых охотников провожал Крокодавов в иной мир. Не было плача, не раздалось ни единой горестной ноты, только торжественная, исполненная древней и могучей силы песня. Величальная - дань уважения людям, сумевшим достойно прожить отпущенный им срок и так же достойно, без жалоб и воплей, уйти. Мощный, неповторимый голос Элана разносился вокруг, вливался в ущелье, взлетал к небу - и успокаивал боль, внушал мужество, порождал новые силы. Когда песня стихла, Мишель уже твердо стояла на ногах.
        - А теперь уходим, - Элан подобрал лопаты и первым двинулся по тропе к Приюту. - Майк, буди всех, - добавил он, не оборачиваясь.
        В ущелье было жутко. Фонари заливали его мертвенным светом, и люди на дне казались беззащитны перед нависшими скалами. Стены ущелья как будто сдвинулись, зажали Приют в тиски, закрыли путь на Одиннадцатый. Бросив лопаты у крыльца, Элан прошел дальше, к озерцу с водопадом, остановился в том месте, где меньше суток назад Крокодав высматривал его следы, посветил на тропу. Песок был испещрен волнистыми линиями - следы нашествия змей - а воздух напитан зловещей угрозой. Выключив фонарь, Элан повернул обратно. Придется прорваться; другого пути отсюда нет.
        От скальной стены отделился темный силуэт. Мишель? Она самая.
        Тигреро остановился, ожидая, что она скажет. В смущении, версана машинально поправила волосы.
        - Элан, я хотела сказать… - начала она, запинаясь. - У нас с Майком был договор…
        - Да, я слышал, - отозвался он, спиной ощущая наползающую сзади жуть.
        - Ах вот как. - Мишель не ожидала, что Элану известно про ее клятву. - Но мне показалось… - она с трудом подыскивала слова, - что сегодня действие договора прекратилось. Майк… он как бы разрешил.
        - Неужели? - Тигреро коротко, сухо засмеялся.
        - Элан, ну, что вы… Пожалуйста, выслушайте. - Смутившись, она умолкла.
        Он тоже молчал. Мишель нерешительно взяла его за руки, притянула к себе - и ужаснулась. Перчатки были влажные от крови, а Элан дрожал.
        - Простите, - она отступила. - Я не вовремя. Господи… я всегда не вовремя!
        - Пойдемте, - он направился мимо нее к Приюту. - Здесь не стоит долго находиться.
        - Элан! - в смятении окликнула Мишель, и он обернулся.
        В предрассветном сумраке она не могла рассмотреть его лицо, только слабо поблескивали глаза. Она порывисто вскинула руки, провела пальцами Элану по скулам, по щекам, коснулась волос. Они оказались мягкими и одновременно упругими, точно молодая трава, и ей захотелось стоять так и долго-долго их гладить. Мишель ладонями сжала голову тигреро, наклонила к себе, заговорила под оглушительное буханье собственного сердца:
        - Элан, рано или поздно наступает предел, за которым ломаются самые стойкие. Не доводите себя до этого предела, не надо! - Ее уносило в знакомую ледяную пропасть. - Я понимаю, как вам тяжело - тяжелей всех… Вы взяли на себя ответственность за нас, а люди гибнут.
        - Вы пришли меня утешить? - осведомился он мягко, однако в голосе ей почудилась усмешка.
        - Ах, Боже мой… если хотите, назовите так. Майк вернул вам жизнь, а я… - она сбилась.
        Тихонько сжав ей запястья, Элан отвел руки Мишель, но выпустил не сразу, горько наслаждаясь прикосновением.
        - Как подметил наш друг, при контакте с версанами я вырубаюсь через две-три минуты. Избавьте меня хотя бы от этого.
        - Но Элан…
        - Я уже отнял полжизни у Майка. Поверьте, мне это не в радость.
        - Но я хочу вам помочь!
        - Я не стану валяться подле вас в обмороке, - бросил он и зашагал к Приюту.
        Мишель смотрела ему в спину, прижав руки к груди. Ее отвергли! Из гордости? Из желания уберечь? Тони поначалу тоже от нее отказывался. Она нащупала свой изумрудный перстень, погладила камень. Тони… Когда он был жив, она каждый вечер оставляла сообщение - нежные, теплые, необходимые ему слова. Тогда это было то, что нужно. А сейчас? Элан слишком порядочен, чтобы ловить с Мишель кайф, как Гайда со своего раба-версана; и слишком горд. Он хотел бы получить ее живую, любящую, а не полудохлую после сеанса; стоит только взглянуть на черного с лица Майка, как пропадет всякая охота иметь дело с такой же измотанной женщиной.
        Мишель болезненно сглотнула, перевела дыхание. Как вышло, что она так скоро увлеклась другим мужчиной? Месяца не прошло с тех пор, как она потеряла Тони. Что, если Элан и впрямь исподволь заставил ее влюбиться? Экстрасенс, умеющий внушать свою волю; демон, способный кого угодно принудить к чему угодно… Нет! Если бы он такое затеял, Мишель не стояла бы тут, задаваясь вопросами, а давно поселилась в его комнате.
        Отчего же он стал ей так дорог? Элан не раздумывая кинулся в драку с бандитами в кемпинге. Он умеет петь удивительные песни, и он очень обаятелен - даже сейчас, с этим израненным, страшноватым лицом. Он сильный, надежный, как Майк, и поразительно выдержанный; а сколько в нем чувства собственного достоинства… Но она, Мишель Вийон, недавно клялась в верности другому - и по-прежнему носит траур на сердце. Неужто Элан все-таки оседлал ее волю?
        Но если так, почему он оттолкнул ее, отказался от тепла и участия? Потому что порядочный и гордый, сказала себе Мишель, успокаиваясь. И вдруг ощутила, какой мрачной угрозой дышит ущелье. Версана поспешила к Приюту.
        В холле стоял винный дух, и царило нездоровое оживление. Лена хохотала, сгибаясь пополам и держась за живот; Борис порывался прижать ее к себе, но писателька вырывалась и продолжала заливаться. У столика с бесполезным передатчиком сидел Майк с Тамарой на коленях. На столике лежал открытый мешок с давлеными, потекшими ягодами, а колдунья шумно негодовала, извивалась и пыталась вырваться. Одной рукой версан удерживал ее, в другой сжимал ложку, полную ягод.
        - Ложечку за Элана, ложечку за Майка, - приговаривал он с неистребимым добродушием, несмотря на ее возмущенные вопли. - Уж будь любезна: тигреро велел есть…
        Изловчившись, колдунья поддала ложку, ягоды разлетелись во все стороны. На ковре заалели мокрые кляксы.
        - Отвяжись, изверг!
        С видом ласковой укоризны Майк снова зачерпнул снадобья.
        - Ну пожалуйста, мадам Милован. Хоть ягодку. Не то вон Мишель пришла и все съест.
        - Мишель вина не пьет и ягод не ест, - отозвалась версана.
        Напрасно Майк позволяет себе вольности: колдунья - баба стервозная, ему ой как отольется.
        В холл вошел Элан, глянул на спектакль.
        - Тамара, я просил всех поесть ягод. Алкоголь снимает стрессы и помогает противостоять излучению Изабеллы. Иначе вы не сумеете выйти из ущелья, - объяснил он с обычной сдержанностью.
        - Отвяжитесь от меня!!! - завизжала Тамара, хватила ноготками Майка по лицу.
        Версан дернул головой, царапины налились кровью. Элан расстегнул кобуру, достал ракетницу.
        - Майк, отпусти. Тамара, - повторил он отчетливо, - я сказал всем поесть ягод.
        Она вскочила с колен версана, надменно выпрямилась.
        - Не хочу!
        Тигреро выстрелил. Ракета ударилась о стекло, отскочила на пол, зашипела, пылая желтым огнем. Элан направил ствол Тамаре в лицо.
        - Три ложки. Полных. Быстро.
        Она зачерпнула ягод. Отправила в рот. Проглотила. Вторую ложку; третью. Зачерпнула четвертую.
        - Остановись, - посоветовал Борис, обнимая Лену; писателька больше не смеялась.
        Ягоды полетели Элану в лицо. Он уклонился, и ковер испестрили новые кляксы.
        - Благодарю вас; теперь соберите вещи, и через две минуты уходим. - Элан взял со стола мешок и чистую ложку, повернулся к Мишель. - Будьте добры.
        - Не надо. Я и так пройду; и буду слушаться.
        Тигреро протянул мешок.
        - Я вас прошу. За мое здоровье, - промолвил он серьезно.
        Мишель уступила. В конце концов, она уже пробовала винные ягоды, и на тропе от них ничего не сделалось. Версана съела свою порцию ягод и подняла взгляд. В измученных глазах тигреро таилась нежность. И тревога. И что-то еще, чему она не сумела дать названия. Ей захотелось прильнуть к нему, обнять за шею, благодарно уткнуться лицом в плечо. Защитник. Она улыбнулась и вернула Элану мешок.
        - Изверги, - фыркнула Тамара, возвращаясь с сумкой на плече. - Издеваются, как хотят. Ну, пошли, что ли?
        И они пошли.
        На Одиннадцатом Приюте Элан сделал двухчасовой привал и повел группу дальше; на Двенадцатом заночевали. Назавтра снова двойной переход, и когда в сумерках дотащились до Четырнадцатого, Лена зашмыгала носом и сквозь слезы заявила, что дальше не пойдет.
        - А я вас никуда и не веду, - Элан отпер дверь и запустил систему жизнеобеспечения. В доме зажегся свет. - Будете жить здесь. - Он обвел рукой просторную площадку, высокие уступы, поросшие редкими деревьями.
        На Четырнадцатом Приюте очень красиво и вольготно. Стоишь высоко-высоко, один на один с небом, и у твоих ног простерся весь мир.
        - Хочет ли кто-нибудь, чтобы я оставил вас и ушел дальше? - осведомился тигреро.
        - Нет, - быстро ответила Лена.
        Борис обиделся, но смолчал. Тамара метнула на брата язвительный взгляд, передернула плечами и первая вошла в дом.
        На Четырнадцатом было хорошо. Изабелла не проявляла недовольства, были тиха и благожелательна. Прошлых событий вслух не обсуждали, а как будто превратились в обычных людей на отдыхе, у которых впереди много ничем не занятого времени. Неделя, две, от силы три. Придет яхта, и не добравшуюся до космодрома группу начнут искать. И увезут домой.
        Да, на Четырнадцатом была благодать. Элан ходил успокоенный; Мишель держалась рядом с ним, купаясь в его молчаливой нежности. Лена с Борисом открыли для себя друг друга и сияли от счастья.
        Писателька снова взялась за компьютер и ревностно трудилась над романом. Она никого не подпускала смотреть, но при этом казалась очень довольна собой. Майк уверял, что Борис раздвинул для нее горизонты и теперь Лена разбирается, о чем идет речь в ее собственных опусах. Как-то раз версан вздумал поглядеть текст на экране, чтобы проверить свои догадки, но писателька озлилась и с криком его прогнала, и Майк оставил ее в покое.
        При пылкой страсти Лены и художника, было странно видеть ее отношение к Элану. Она подолгу следила за ним издали, и в размытых глазах читался интерес и непонятная тоска. То ли она его по-прежнему любила, несмотря на бурные утехи с Борисом? Мишель слегка ей сочувствовала и в душе подсмеивалась: пристальные писателькины взгляды выводили Элана из себя, он принимался стряхивать невидимых змей и старался поскорее уйти.
        А Майка Мишель жалела по-настоящему. Разумеется, Тамара не простила ему кормления винными ягодами и отыгрывалась изобретательно и коварно. Версан стоически сносил ее выходки, не теряя надежды помириться, а колдунья расходилась все пуще. С улыбкой и лукавым прищуром темных очей она его подкалывала, подкусывала, поддразнивала и всячески изводила, и не было с ней никакого сладу. Мишель не переставала удивляться: зачем мучить хорошего парня, если можно его просто любить? Она задала бы Тамаре отменную трепку, но ссоры на Приюте были запрещены.
        Первым не выдержал этого издевательства Элан.
        Несмотря на ядреный вечерний холодок, ужинали, по обычаю, у костра. Лена с Борисом прильнули друг к другу на своем бревне, версаны, не нарушая традиций, - на своем. Тамара восседала в одиночестве, и напротив нее оказался тигреро. Колдунья шельмовски поблескивала глазами, поглядывала на Майка. Должен же он в конце концов сообразить, что от него требуется: стать на колени, принародно покаяться и принародно же испросить прощения.
        И вот Тамара в очередной раз пустилась в рассуждения о бросившей Майка жене. И прошлась так зло и обидно, что версан отставил тарелку с чудеснейшим мясом, понурился и лишь цедил сок из бокала. Мишель едва посмела глянуть ему в лицо, боясь заметить в глазах влажный блеск. Не увидела. Однако Элан взъярился.
        - Тамара, - начал он вежливо, - я прошу вас оставить эту тему. Изабелла чутко откликается на всякое зло.
        Колдунья довольно улыбнулась: проняло.
        - Разве правда бывает злой? - отозвалась она. - Я только…
        - Я вам сказал, - резко оборвал Элан, - придержите язык.
        - Не грубите. Еще не хватало!
        - Сестрица, помолчала б ты, - вступил Борис. - Я устал слушать.
        - Никто не заставляет уши растопыривать. Я беседую с Майком. Просто хочу напомнить, что впредь ему следует с меньшим апломбом подходить к женщинам. Не стоит так уж надеяться на собственные мужские достоинства.
        Версан поднялся, собираясь уйти от костра.
        - Сядь, - велел Элан.
        - Осточертело мне.
        - Сядь! - повторил Элан, и Майк сел. - Тамара, либо вы прекратите свои номера, либо…
        - Что? - прищурилась она с улыбкой. - У вас поднимется рука меня ударить?
        - Хуже. - У него недобро блеснули глаза. - Десять раз пожалеете.
        - Вот интересно-то! - протянула колдунья, забавляясь.
        - Эл, ну ее к черту, - вмешался Майк. - Перестань.
        Элан и ухом не повел. Глаза у него блистали все ярче, от лица исходило слабое золотое свечение. Демон.
        - Элан, не надо! - вскрикнула Мишель и ощутила, как рядом напружинился Майк.
        Тигреро поднялся на ноги. Колдунья взирала с живым любопытством.
        - Что вы затеяли, господин Ибис?
        - Я тоже умею колдовать. Сейчас убедитесь.
        - Эй-ей! - всполошился Борис. - Бросьте дурацкие шутки.
        Лена с жадным вниманием вытянула шею и даже привстала.
        - Эл, прекрати, - велел Майк.
        - Я вам покажу, как ворожат на Светлом озере. Майк, пересядь к Тамаре. Пересядь, я сказал!
        Версан выпрямился во весь рост, но не тронулся с места.
        - Я не позволю никакого колдовства.
        - Тебя не спрашивают, - отрезал Элан. - Я сполна налюбовался. Сядь к Тамаре.
        - Эл, уйди. По-хорошему прошу.
        Мишель съежилась. Не приведи Господь схватиться с Майком…
        Элан мотнул головой, блеснули светлым золотом волосы.
        - Уходи, - рыкнул Майк, сжимая кулаки.
        Тигреро бесстрашно улыбнулся:
        - Сперва будем колдовать.
        - Я убью тебя!
        Мишель взметнулась - и оказалась с Эланом плечом к плечу, глаза в глаза с Майком.
        - Только посмейте, - услышала она собственный голос.
        - Ну и черт с тобой, - вдруг погаснув, Элан спокойно уселся на бревно и взялся за недоеденный ужин. - Мишель, вы опрокинули еду.
        Она вернулась на свое место, собрала на тарелку остатки вывалянного в земле мяса и бросила все в огонь. Майк опустился рядом.
        - Совсем вы, ребята, того, - укорил Борис. - Еще из-за сестрицы грызться не хватало.
        - Элан, - вкрадчиво молвила Лена, - а как колдуют на Светлом озере?
        - Майк не захотел - не будет вам колдовства.
        - Расскажите словами.
        - Нельзя.
        - А если я попрошу? - тонко улыбнулась Тамара. - Мне страсть как любопытно. Мы с вами коллеги по ремеслу? Что за магия у вас на Светлом? Поделитесь.
        Тигреро лишь усмехнулся.
        - Элан, ну что вы ломаетесь, как девочка? Не желаете рассказывать - покажите. Я прошу, - Тамара подалась вперед, заглядывая ему в лицо. - Я вас очень прошу, - повторила она настойчиво, всерьез распаленная.
        - А не боитесь?
        Яркие губы тронула снисходительная улыбка.
        - Вы дурного не наколдуете. Майк, поди сюда, - она похлопала ладошкой по бревну.
        Версан неохотно пересел. Он не верил в сверхъестественное происхождение Тамариной ворожбы, однако ее магия действовала безотказно; тем более черт знает, чего можно ожидать от демона. Хотя Тамара права - он и впрямь дурного не наколдует.
        Элан поворошил дрова в костре; в глазах плясали отраженные огненные язычки.
        - Ладно. Как надоест, уйдете. Для начала я вам спою.
        Несколько мгновений он смотрел в огонь, как будто черпал в пламени силы. А потом запел.
        Над площадкой точно грянул оркестр - и смолк. Осталось только эхо, которое долго дрожало, замирая. Потом зазвучала тонкая тугая струна - она разрезала холодную ночь, отсекая ломоть за ломтем прозрачной синей тишины, и тишина начинала звенеть миллионом крошечных колокольцев. Затем сильный, страстный голос стал накатывать волна за волной; он разбивался, точно прибой о прибрежные скалы, рассыпался множеством пламенных нот, сливался в стремительные вихри. Эти вихри кружились, взлетали к небу, возносили на своих крыльях ошеломленных слушателей, рождали томительную дрожь и сладкую тоску, и в колдовской песне слышался зов истосковавшегося по любви и ласке тела.
        Лена с Борисом незаметно исчезли, но версан с колдуньей так и сидели, прижавшись друг к другу. Мишель хотелось плакать: рядом с ней не было никого, к кому она могла бы прильнуть, подарить свою дрожь и жар нарождающейся страсти. Она прижала к губам изумрудный перстень. Ну, за что ей такая судьба: один любимый погиб, другой - демон?
        Элан умолк. Майк с Тамарой глядели на него во все глаза.
        - Катитесь, - он кивнул на светящийся окнами Приют.
        Они разом поднялись и ушли, держась за руки.
        Мишель встрепенулась.
        - Молчите. - Тигреро сумрачно уставился в огонь.
        - Элан, это нечестно.
        - Простите меня; вас надо было отослать… в дом хотя бы. Там не так слышно. - Побелели костяшки сжатых в кулак пальцев. - Мишель…
        Она замерла в счастливом предчувствии: сейчас он признается, что любит ее.
        - Поймите меня, - он не сводил напряженного взгляда с танцующих в костре бесенят. - Я… А! - он отшатнулся.
        - Элан! - Мишель вскинулась, подалась к нему. - Что такое?
        Его лицо замкнулось непроницаемой маской.
        - Ничего, - тигреро поднялся.
        - Что вы увидели?
        Он отвернулся и зашагал прочь, в темноту. Мишель осталась одна - ошарашенная, испуганная. После своей колдовской песни, на взлете сверхчувствительности, Элан что-то видел в пламени. Чью-то судьбу? Смерть? Об этом не говорят вслух…
        Утром они бежали с Приюта. Четырнадцатый внезапно превратился в темное, зловещее место, где мгновенно взвинтились нервы и вскипело свирепое раздражение. Элан нарычал на всех, не позволил разгореться скандалу и поспешно увел группу.
        Когда отлегло, остановились позавтракать - километрах в трех от Приюта, в уютной ложбинке. Здесь утреннее солнце сушило росу, и мирно мурлыкал ручей. Пока Лена с Мишель раскладывали прихваченную с собой еду, Тамара приблизилась к тигреро, взяла его под руку и повела по берегу ручья, по низенькой мягкой травке. Улыбнулась:
        - У вас на Светлом чудесно колдуют. Я все-таки ужасная стерва, - вздохнула она покаянно.
        - Спасибо, я знаю.
        Тамара хихикнула.
        - Элан, вы великолепны. Скажите: каким образом собирались меня наказать?
        - Заставил бы извиниться перед Майком и лишь затем отослал в дом.
        Она приподняла брови.
        - Не уверена, что вам бы удалось. Я ведь на принцип пошла: хотела посмотреть, как долго он выдержит мои штучки. Бедный Майк.
        - Да уж, бедный Майк, - подтвердил Элан без улыбки.
        Колдунья оглянулась на оставшийся позади бивак. Писателька и версана были заняты приготовлением завтрака, художник сидел, глядя в небо, Майк вроде бы помогал Мишель, а на деле приглядывал за ушедшей с тигреро Тамарой. Она спросила:
        - Как по-вашему: Четырнадцатый взбесился из-за меня?
        - Скорее всего.
        Колдунья повернулась к тигреро, и глаза цвета темного янтаря глянули ему прямо в душу.
        - А может быть, из-за вас?
        - Простите?
        Тамара с напускной скромностью отвела взгляд, ковырнула носком изящного ботинка траву под ногами.
        - Элан, можете послать меня к черту - дескать, не мое дело; я не обижусь. Но ваши песни Светлого озера - на самом деле колдовство… в лучшем смысле слова. И страсть, которую они будят… которую вы разбудили вчера, - оставшись неудовлетворенной, не она ли породила тот ужас, от которого мы сбежали? Я имею в виду ваши чувства к Мишель и ее чувства к вам, не нашедшие выхода, - пояснила колдунья. - Быть может, Приют ошалел из-за них?
        - Возможно, - сухо признал Элан. - Ну и что?
        Тамара плутовски улыбнулась.
        - У меня достанет нахальства продолжать. Эти песни обращают страсть женщины в первую очередь в ваш собственный адрес. Сиди рядом со мной не Майк, а… ну, любой другой - черта с два я бы от вас ушла.
        - Спасибо.
        Колдунья пропустила его иронию мимо ушей и серьезно проговорила:
        - Элан, хотите, я попрошу Майка помочь? Скажем, вы впали бы в транс от него, а уже потом явились к Мишель. Наверное, вы чувствовали бы себя с ней по-человечески…
        - Нет.
        - Отчего же? По крайней мере, можно попробовать.
        - Любовь втроем - ладный сюжет для Лениного романа, - холодно усмехнулся тигреро. - К тому же лично я Майком сыт по горло. С меня хватит.
        - Жаль, - непритворно огорчилась Тамара. - Элан, и все же: как я могу вас отблагодарить?
        - Не колдуйте на Изабелле. Вы любите баловаться с огнем - он может вас погубить.
        Тамара переменилась в лице.
        - Предсказываете мне смерть?
        - Предупреждаю: избегайте ваших эффектных штучек.
        - Откуда вы можете знать?
        Он пожал плечами.
        - Я вас предостерег.
        Тамара неожиданно просияла.
        - Выброшу все порошки! Ой, спасибо; а я-то думала сегодня колдовать для Майка.
        - Перебьется.
        - Мы - ваши должники. Ох, ну надо же! А то б я вечером… Элан, вы чудо! - она подпрыгнула и звонко чмокнула его в щеку. - Нет, ну, с ума сойти! - Колдунья кинулась бежать к биваку, где Майк уже приступил к завтраку, безуспешно делая вид, будто нисколько не ревнует.
        Элан присел к ручью, сунул руки в торопливую воду. Будь она неладна, косматая ведьма. «Если б не Майк, я бы с вами…» А Элана кто-нибудь спросил? Ему было бы смешно, если б прошлым вечером он не видел в пламени костра Тамарину смерть. Дуреха; кабы не колдовство Светлого озера, так и глумилась бы над версаном - вместо того, чтобы любить, пока есть время.
        Он поднялся, стряхнул воду с озябших рук. Уж эта колдунья со своим предложением! На радостях прибежала делиться возлюбленным, благодарить обделенного демона. Тигреро зашагал к биваку. Этой ночью он тоже пораскинул умом и надумал, как подступиться к Мишель.
        Отзавтракали; насытившийся версан обвел всех заблестевшим взглядом.
        - Я вас обучу новой игре. Смотрите: берешь печенюху, - он зажал в зубах двухслойное печенье с кремом, - и говоришь: «Я зайчик-пушистик». Затем другой берет две печенюхи, - он сунул в рот вторую, - и говорит: «Я жайчшик-пушиштик». Потом третий, и опять говорит…
        - Играю! - взвизгнула Тамара, схватила из пакета печенюшку: - Я - зайчик-пушистик.
        Следом поспела Лена, с большим старанием выговорила, что она тоже зайчик-пушистик. Мишель представилась как «жайкик-пухыхкик», а Борис - «гхаик-ухыхик». Майк великодушно уступил очередь Элану - «айк-ухык» - и под общий хохот натолкал полный рот, изобразил «ак-ык». После чего протянул остатки печенья Тамаре:
        - Прошу вас, мадам Милован.
        Колдунья набила в рот семь печенюх, придержала ладонью; смотрелась она сногсшибательно. Лена с Мишель стонали, держась за бока.
        - А-а…
        Взвыли все. Тамара выплюнула печенье и хохоча повалилась лицом Майку в колени. У Элана отлегло от сердца: глядишь, так и дотянем до яхты.
        На Пятнадцатый Приют добрались под вечер. Тигреро открыл дом, пропустил группу внутрь, а сам задержался на крыльце. Перед домом расстилался широкий луг, левее начинался лес - густой, настоящий, взволновавший охотничью душу. Теплый воздух был наполнен рассеянным золотистым светом, небо утратило яркую голубизну, словно в него подмешали молоко. Элан глубоко вдохнул сладкий запах луговых цветов; благодать.
        На крыльцо выглянула Мишель, увидела тигреро и невесть отчего смутилась. Нашлась:
        - Что заказываем на ужин, господин Ибис?
        - Ужином пусть ведают другие. - Он сбросил наземь рюкзак - полежит у крыльца, ничего не сделается. - Идемте гулять.
        Девушка отпрянула. Что это с ней? Помедлив, версана все же сошла по ступенькам.
        Тигреро зашагал через луг, забирая влево, к лесу. Замкнувшаяся, настороженная Мишель держалась чуть в стороне. Что случилось? - недоумевал Элан. Неужто он умудрился ее обидеть? Может, она не простила ему вчерашнего колдовства?
        - Мишель, - начал он, - я что-то сделал не так?
        Она прикусила губу, а он всей кожей ощутил ее внезапную враждебность. Элан развернулся и заступил ей дорогу.
        - Простите меня.
        Ледяной взгляд исподлобья. Тигреро почувствовал себя виноватым - не стоило петь при ней соблазняющих песен, нельзя было бросать одну у костра. Он сам еле уснул под утро, да и версана, похоже, всю ночь изводилась.
        - Мишель, - он с нежностью взял ее за руки. Сейчас он объяснит, что демон может любить версану, что их близость возможна, что… - Я люблю вас, - бухнул он прямо. И был потрясен, услышав негромкое:
        - А я вас - нет.
        Пальцы разжались, Элан выпустил ее руки. Золотистый вечер обратился ненастной полночью. Не зная, что теперь говорить, что делать, он машинально повернулся и побрел дальше, к лесу. Помедлив, Мишель тронулась следом.
        Он остановился у дерева, положил ладонь на теплый ствол. Версана стала рядом - оскорбленная, чужая.
        - Простите меня, - повторил Элан.
        Она молчала, глядя мимо, и его взяла досада: он и в мыслях не держал ее обидеть, а старался для Майка, которому обязан жизнью.
        - Мишель, как вы не поймете…
        - Я прекрасно все понимаю, - оборвала она. - Только будьте добры, не морочьте мне голову. Развлекаетесь с Леной - вот и развлекайтесь себе на здоровье.
        У Элана язык отнялся.
        - Что? - вымолвил он, опомнившись. - С кем?
        - С Леной!
        - С кем, с кем?
        - С писателькой.
        - Кто вам наболтал такую чушь? - Тигреро затрясся от неодолимого смеха.
        Насупившись, она смотрела, как он смеется. И вдруг оттаяла, глаза посветлели.
        - Нет?
        Элан замахал на нее рукой, с трудом подавил веселье.
        - Дичь какая. С чего вы взяли?
        - Она сказала…
        И правда, на втором привале Лена с Мишель уединились и о чем-то шептались несколько минут. Версана после разговора казалась грустна, но Элан не придал тому особого значения - мало ли, какие у них женские секреты.
        На кой черт писательке понадобилось молоть языком? Положим, девица с комплексами; ей приспичило похвастать, будто переспала с тигреро. Но не настолько же умом слаба, чтобы не понимать: слух может докатиться до Бориса. Зачем набиваться на скандал?
        Вопрос не стоит того, чтобы ломать голову, решил он. Безмятежный вечер опять налился золотистым светом. Элан открыл рот, намереваясь вновь заговорить о главном, - но тут над лугом пронесся внезапный гром, откатился эхом от стены деревьев.
        Элан ринулся к Приюту. Над домом плыл слой желтого тумана, и пронзив его, качался громадный горный джинн, махал белыми рукавами; на земле маленьким солнцем полыхал костер. Рядом стояли Лена с Борисом, Майк и Тамара. Колдунья переоделась в роскошное платье - длинное, алое, оно колыхалось, переливалось огненными блестками. Сердце оборвалось: Тамара в огне!
        - Назад! - вне себя, закричал Элан на бегу. - Отойдите прочь!
        Испуганной мышью кинулась в сторону Лена, перепрыгнула через бревно; шагнули от костра мужчины. Тамара же, веселая, счастливая, обернулась, откликнулась своим мощным колокольным голосом:
        - Я не колдую!
        Джинн осыпался сверкающей пылью, окутал Тамару переливчатым облаком. Ее алое платье пылало огнем, на нем плясал свет костра.
        - Назад!
        Элан сделал отчаянный прыжок, надеясь поймать, уберечь, спасти. Ноги попали на гладкое бревно, он поскользнулся, сорвался, покатился по земле.
        А Тамара вдруг вскинула руки, повернулась в танцевальном па и порхнула к костру. Обольстительно выгнулась, ее русалочьи волосы пролились в огонь, подхватили пламя - и колдунья рухнула в маленькое жестокое солнце.
        Завизжала Лена, закричала подбежавшая Мишель. Тамара выкатилась из костра, на нее упал Майк, чтобы своим телом загасить огонь. Гасить было нечего - королевское платье мгновенно сгорело, оставив голое опаленное тело. Версан вскочил, стянул с себя куртку, набросил на Тамару. И наконец страшно закричал Борис.
        Глава 7
        Пузырька с порошком-анестетиком хватило ненамного. Элан присыпал обожженное Тамарино лицо, грудь, живот - там, где кожа пострадала меньше. Чтобы посыпать руки, порошка уже не осталось; а обрабатывать обугленную спину вообще не имело смысла…
        Он прикрыл Тамару простыней. Застывший у стены, сгорбившийся Майк поднял голову.
        - Когда придет в себя - что будет?
        Элан не узнал его голоса: точно зашелестели сухие листья.
        - Будет мучиться. - Он проглотил ком в горле. - Может быть, долго.
        Майк оторвался от стены. Как пьяный, качнулся к столу, на котором стояла аптечка.
        - Что у нас есть?
        - Ничего, - горько вымолвил Элан. - Снотворное; две ампулы.
        - Иди, - Майк кивнул на дверь.
        Элан медлил.
        - Да уйди же!
        Он вышел, невольно сутулясь. Опять - не уберег. Не удержал, не отогнал, не спас.
        Ну кто ее надоумил швырять колдовское хозяйство в костер?!
        В коридоре топтался Борис - лицо пепельное, рыжие вихры прилипли к мокрому лбу. Он с надеждой подался к тигреро:
        - Выживет?
        Элану хотелось заорать и вмазать художнику в челюсть, но он тихо ответил:
        - Здесь - нет.
        - А где?
        - В больнице. Или если б мы вызвали космоспасателей… Нет тут больницы! - взорвался тигреро. - И спасателей нет! Понятно?! - он сгреб художника за грудки и затряс. Опомнился, отпустил. - Уйди к черту…
        Борис привалился к стене, ловя ртом воздух.
        - Сделай что-нибудь! - потребовал он. - Ты - демон! Почему стоишь, как пень, ждешь?! Вызывай спасателей телепи… черт… мыслями! Смерть предвидишь, а на помощь позвать тебя нет?!
        Элан отвернулся. Борис негодовал, дергал его за рукав, бранился; потом отстал и хрипло выдавил:
        - Извини, я не в себе.
        Элан вяло подумал, что они все давно уже не в себе. Прислушался, что делается в Тамариной комнате. Тишина. Дверь отворилась, и в коридор шагнул Майк.
        - Спит, - сказал он.
        Борис неуклюже ввалился внутрь, шумно захлопнул дверь.
        - Вколол? - через силу осведомился Элан.
        Майк кивнул.
        - Две ампулы?
        Он опять кивнул.
        - Куда?
        Версан ответил беспомощным взглядом.
        - Куда? - повторил Элан.
        - Хотел в сонную артерию… не попал. - Майка передернуло, он со стоном прижал пальцы ко рту.
        Элан увел его в соседнюю комнату, дал воды. Версан сделал несколько глотков, отставил бокал.
        - Что теперь?
        Тигреро повалился в кресло, стиснул виски.
        - Она проснется. Может быть.
        - Утром Приют взбесится, - сообщил Майк.
        У Элана раскалывалась голова и жутковато замирало сердце. Губы едва слушались, когда он ответил:
        - Я останусь здесь, а ты уведешь остальных. Если… она будет жива.
        Версан отпил еще воды. Задавил отчаяние и размеренно, точно утомленный шалуном учитель, произнес:
        - На взбесившемся Приюте нельзя оставаться.
        Элан смолчал, прикрыл глаза ладонью. На кой черт Майк взялся не за свое дело? Не тыкал бы иглу трясущейся рукой, не впрыскивал снотворное Бог весть куда - у тигреро осталась бы возможность сделать смертельную инъекцию самому.
        - Эл, у тебя есть нож. Охотничий.
        Он вскинул голову. Смуглое лицо Майка было серым, на запавших щеках пробивалась щетина, а глаза нехорошо блестели.
        - Нет никаких ножей.
        - Эл, - версан прижал ладони к коленям, выпрямил пальцы и присматривал, чтобы не дрожали, - пойми. Если это делать, то сейчас, пока не проснулась. Зачем ей мучиться? - Связные гладкие фразы давались ему с трудом.
        Элан поднялся на ноги. Тамара лежала за стеной тихая, сонная - и не просила об эвтаназии.
        - Майк, опомнись. Это будет настоящее убийство.
        - Я не позволю ей мучиться! - рявкнул версан, сорвавшись.
        Элан хватил его по щекам - раз, другой, третий. Майк заморгал удивленно и обиженно.
        - Спятил, что ли?
        Тигреро пинком подвинул кресло, сел. Майк прав: самое милосердное - покончить со всем, пока Тамара спит. Однако Элан не поручился бы, что после этого версан не полоснет по горлу самому себе.
        - Я не дам тебе ее убить.
        Версан сжал ладонями лицо. Спросил глухо:
        - А что тогда?
        - Будем колдовать, - не сразу отозвался Элан. - Демон я или нет? Пойдем.
        Он повел Майка не к Тамаре, а вон из дома, на площадку. Здесь, под узорчатым звездным небом, переливался углями догоравший костер, и на бревнах, поодаль друг от друга, примостились Мишель и Лена. Указав Майку место, Элан уселся на свободное бревно, уставился на россыпь живых драгоценностей, окруженную слоем горячего пепла.
        - Всё? - вполголоса вымолвила Мишель.
        - Нет, - хрипло откликнулся Майк, и снова настала тишина.
        - Кто развел костер? - вдруг спросил Элан.
        - Борис, - ответила Лена дрогнувшим голосом.
        - Я запретил ей баловаться с огнем… Кто научил швырнуть в костер порошки? Сидеть! - рявкнул тигреро, уловив движение Лены, и сам вскочил на ноги. - Кто? - По тускло светящемуся пеплу, по догорающим угольям, он шагнул к писательке.
        Она испуганно вцепилась в свои толстые косы.
        Тигреро поставил ее на ноги.
        - Ну?
        - Я не… ну, сказала… - залепетала Лена. - Ну и что? Я же не знала!
        - Чего не знала?
        - Что так кончится. Пустите, - пискнула она жалостно. - Элан, я не хотела… чтобы так…
        - А как хотела? Говори! - Он тряхнул ее; косы мотнулись длинными змеями.
        - Эл, ты рехнулся, - подал голос Майк. - Отстань.
        - Пустите! - завизжала Лена. - Не знаю я ничего! Ма-а-айк!!!
        Версан сзади взял Элана за локти.
        - Что ты устраиваешь? Привязался к пигалице! Отпусти.
        Тигреро ослабил хватку, писателька рванулась и отскочила.
        - Все из-за меня, да?! - выкрикнула она. - Так, да?! - Лена пустилась бежать прочь, исчезла в темноте, скоро стих и топоток легких ног.
        - Если я еще раз увижу такое свинство… - начал Майк.
        - Ей что-то известно, - возразил Элан.
        - Знаешь что, родной… Я ведь не спрашиваю: отчего ты не удосужился сказать мне, чтобы Тамару не подпускать к огню? Молчишь? Вот и не цепляйся к Лене. - Майк помолчал и сдержанно, как о чем-то обыденном, напомнил: - Ты обещал колдовать.
        Элан опустился на бревно. К нему подсела Мишель, накрыла руку теплыми пальцами. Он долго созерцал ее поблескивающий перстень. Талисман; залог любви и верности. Элан перевел взгляд на дышащие жаром угли. Почему не сказал Майку? Уж версан бы проследил, чтоб никаких костров… Но тигреро был уверен, что простой огонь Тамаре ничем не грозит.
        Он встряхнулся, с сожалением высвободил руку из-под пальцев Мишель.
        - Пойдете прощаться с Тамарой?
        Она кивнула и поднялась. Майк стоял неподвижно возле играющих красным углей.
        - Мишель, идите в дом, - велел он.
        Девушка ушла. Элан ждал продолжения, тоскливо догадываясь, о чем версан будет просить.
        - Послушай, демон. Я отдал тебе полжизни, когда лечил. Если отдам остальное, сможешь сделать, чтобы она жила?
        - Нет.
        - Тогда колдуй.
        - Иди-ка тоже в дом. Подождешь в холле.
        Версан дошел до крыльца, уселся на ступеньках. Элан смотрел в костер; свет углей как будто стекал красными каплями, и не было сил не то что колдовать - не было сил жить. Он потянулся, поддел уголек с дрожащим огненным глазом. Бросил на ладонь и сжал пальцы.
        Боль привела в чувство; он выбросил уголек, поднялся. Глянул на звезды - крупные, яркие. Студеная ночь обняла его, обласкала, оживила прикосновением прохладных губ. Внутри зародилась дрожь, которая переродилась в напряжение огромной сжатой пружины - и тогда Элан сорвался с места и бросился к дому. Взлетел на крыльцо, махнул вскочившему Майку - иди, мол - и кинулся к Тамариной комнате. У двери притормозил и вошел тихо, как положено входить к умирающим.
        Испуганно вскинулся Борис:
        - Ты чего?!
        Элан на миг увидел свое отражение в настенном зеркале: взгляд безумный, лицо кривится. Следом вошел Майк, и художник бросился к версану:
        - Что такое?
        Элан встал возле Тамары, в изголовье. Сосредоточился на лице колдуньи. Мир вокруг посерел, затуманился, и осталось только лицо, алым пятном покачивающееся перед глазами. Как из-под земли, донесся голос Майка, и что-то говорил Борис, а тигреро потихоньку отпускал незримую пружину внутри, и Тамара вдруг очнулась, приоткрыла блестящие щелки глаз. Элан видел один этот блеск на фоне колеблющейся алой кляксы, зато ясно услышал голос:
        - Эй, братец, да на тебе лица нет. Майк? Чего ради вы все тут скопились?
        Она не чувствовала боли и не могла сообразить, что происходит. Элан сосредоточился еще больше. Тамара вспомнила:
        - Господи! - Приподняла голову, оглядела накрытое простыней тело. - А хорошо-то как, - заметила она удивленно. - И не больно ничуть. Ой, страшная, наверно. - Колдунья выпростала руку, хотела потрогать лицо, но уставилась на обожженные пальцы: - Вся такая, что ли? Майк, да не смотри же!
        Версан и художник ошеломленно молчали. Элан пошатнулся.
        - Мишелька, и ты здесь? - Голос Тамары звучал негромко, но чисто. - Сделай милость, выставь эту гвардию вон и подай зеркало… Майк, потом придешь. Бедный ты мой. Мучила тебя, мучила, да еще, как последняя дура, в костер свалилась. Ну, что ты расстроился? Не переживай, хороший мой…
        Элан был чуть жив; сжатая пружина внутри грозила вот-вот сорваться. А Борис вообразил, будто Тамара каким-то чудом пошла на поправку.
        - Сестрица! - обрадовался он. - Да ты, чудачка, едва дуба не дала. Уж мы собрались тебя хоронить. - Художник принялся объяснять, как они перепугались и в каком она была состоянии, но теперь все образуется, и главное - дождаться яхты…
        - Не суетись, - со смешком перебила Тамара. - Помру спокойно - и на том спасибо. Желаю тебе наконец открыть музей; и чтоб картины с Изабеллы висели на почетном месте. Майк, - продолжала она, не слушая брата, - тебе желаю отсюда убраться. Ты замечательный, правда. Мишель… тебе, конечно, тоже вернуться, а больше и не знаю, чего пожелать. Пусть Элан заботится. Ну, ребята, вы тут держитесь, а мне пора, - закончила Тамара бодрым тоном. Охнула - и умерла.
        Тигреро отступил к окну. Внутри саднило и тянуло, как будто воображаемая пружина, распрямившись, порвала ему потроха.
        Он заставил колдунью попрощаться легко и жизнерадостно; и отпустив ту невидимую пружину, убил мгновенным безболезненным ударом. Никто не засвидетельствует, что Элан помог ей уйти из жизни, как Урсуле, потому что Тамара не хотела и не собиралась умирать. Однако ничего лучшего он не придумал.
        Мишель взяла Элана за руку.
        - Пойдемте, - версана потянула его за собой.
        И он пошел с ней, и последнее, что помнил, - стук закрывшейся двери и летящую в лицо постель, на которую рухнул. А еще - тихий голос Мишель и ее руки, гладившие ему плечи и спину. И еще помнил, что версана плакала над ним и тепловатые капли падали на шею и затылок. А больше - ничего…
        …Элан открыл глаза и увидел круг синего неба, иззубренный по краю острыми верхушками деревьев. Верхушки застыли в строгом молчании и казались нарисованными. Кверху подымалась струйка дыма, похожая на лесного джинна, который притомился и размышляет: то ли исчезнуть, то ли остаться здесь до лучших времен.
        Элан перекатился на живот и огляделся. На краю поляны стоял выстроенный по всем правилам лесного искусства шалаш, курился на расчищенном пятачке угасающий костер. Что бы это значило? Почему не Приют?
        Он поднялся на ноги. Тишина, как будто в солнечный полдень все завалились спать. Элан двинулся к шалашу в надежде, что если он пробудился, то и остальные вот-вот поднимутся. Заглянул внутрь, в зеленый сумрак. Никого. Лишь его рюкзак лежит.
        Как его сюда занесло, и где все?
        Он сделал круг по поляне, осматривая землю. Наткнулся на родник, но не обнаружил чужих следов. Выходит, он здесь один. Чертовщина какая-то.
        Да живы ли они - Майк с Мишель, Борис и Лена? Что-то подсказало: живы. Уже легче.
        Он выбрал дерево повыше, взобрался и оглядел окрестности. Кругом лес, на горизонте виднеются горы. Какая сила забросила его в лесную глушь? И где его группа? Сколько ни вглядывался, Элан не мог разглядеть над зеленым морем ни единого дымка.
        Надо возвращаться на маршрут. Он спустился с дерева и принялся прочесывать лес в поисках собственных следов. Направление на горы он отметил, но не вредно бы удостовериться, что в самом деле явился сюда с той стороны. Вообще-то шастал вокруг поляны немало: собирал хворост, рубил ножом лапник для шалаша. Сколько же времени здесь провел? Элан поглядел на часы. Одиннадцатое. Хорошо бы теперь вспомнить, какое было число, когда хоронили Тамару. То ли девятое, то ли восьмое; а может, седьмое или десятое.
        Метрах в двухстах от шалаша он отыскал верный след. Отпечаток ботинка хорошо сохранился на сырой земле, хотя было ему дня два или даже три: лесной паучок успел сплести кружевце паутины, в которое насыпалась какая-то труха. Элан прошел с километр и окончательно уверился, что следы идут от тех самых гор, которые он видел с дерева.
        Вернувшись на обжитую поляну, тигреро затоптал тлеющие головни, закинул за спину рюкзак и двинулся к горам.
        Что с ним стряслось? Элана все больше тревожил подозрительный провал в памяти. Должно было произойти нечто ужасное, чтобы мозг вот так постарался все забыть. Однако внутреннее чутье говорит: и версаны, и Лена с Борисом живы; а что еще могло случиться? Или чутье ошибается?
        Есть другая возможность: у издерганного тигреро поехала крыша, и он себя не помня сбежал от группы. Пустился наутек - на автопилоте, как заправский псих; не забыл рюкзак и озаботился харчами. Долго драпал через лес, затем присмотрел уютную поляну с родником и осел на трое суток. После чего пришел в себя, продрал глаза и с невинным удивлением озирается: куда это меня занесло? Позорище какое. Элан злобно хватил ребром ладони по подгнившему стволу; деревце со стоном завалилось, ломая хрусткие ветки. Черт знает что.
        Он угрюмо шагал через лес, делая поправку на катящееся по небу солнце, и временами с мрачным удовлетворением натыкался на собственные следы. Вот что значит псих: как по ниточке бежал, ровнехонько, любо-дорого смотреть. Тьфу, будь оно все неладно!
        Он еще раз слазил на дерево и окинул взглядом округу: горы заметно приблизились. Спустился наземь, а внутри шевелилось тошнотное предчувствие. Скоро станет известно нечто такое, чего лучше бы вовек не знать. Элан прибавил шагу. Нечего тянуть, что бы его там ни ждало.
        Глубоко озадаченный, он остановился на краю сыроватой поляны с мелкими кустиками и белыми цветами. Здесь ясно отпечатались его следы - но что за диковинные следы это были! Элан едва верил собственным глазам, не в силах представить, чтобы на самом деле произошло то, о чем рассказывала земля. Три дня назад он добежал до поляны - и тут повалился наземь и стал биться, как в припадке, молотить кулаками, царапать землю, драть с корнем несчастные кустики. Что за буйное помешательство?
        Он двинулся дальше. Одно утешает - этого безобразия никто не видел.
        Зато они видели нечто иное, внезапно уверился Элан; и можно ручаться, это было похуже.
        Что он натворил, о чем предпочел забыть? И сам сбежал или его прогнали? Стиснув зубы, он шагал через лес, пока впереди не замелькало меж стволов синее небо и не показался луг, на краю которого белел Пятнадцатый Приют.
        Внезапно ощутив, что устал как собака, Элан дотащился до крыльца. Дверь была заперта, дом законсервирован - отсюда давно ушли. Приют был тих и безмятежен, ни следа того бешенства, которое от него ожидали. Отбушевал и затих? Как-никак, минуло трое суток. Быть может, тигреро отколол номер на рассвете, когда Приют уже взбесился, и тогда у него есть хоть какое-то оправдание?
        Надо поискать следы; глядишь, что-нибудь прояснится.
        Он открыл дверь своим ключом - счастье, что не посеял в лесу - вошел, нажал кнопку на щитке. Вспыхнул свет в коридорах, зашелестела вентиляция. В доме еще чувствовался запах Тамариной смерти. Элан с надеждой поглядел на столик с передатчиком. Увы - на этот раз никакой записки. Видать, недостоин. Заглянул в свою комнату, третью от холла. И здесь ничего. Он сунулся в комнату Мишель - и увидел листок на столе.
        «Элан, есть вещи непростительные и не оправданные ничем, даже всем этим ужасом на Изабелле. К сожалению, не могу сказать вам ничего иного. Похоже, Майк все-таки прав, и демон есть демон.
        М.В.»
        Потрясенный, он осел на постель. Что он натворил? Неужто обидел Мишель? Ту, которую безмолвно любил столько времени - целую вечность, проведенную в плену Изабеллы. Мишель, к которой не смел подступиться, потому что боялся за нее. Чистую, прекрасную Мишель, которая только-только сама к нему потянулась - неужели он умудрился одним махом погубить едва успевшую зародиться привязанность?
        Итак, тигреро, в чем ты провинился?
        Он вернулся в свою комнату. Вот ясный след - примятая постель. Элан повалился на нее, а Мишель сидела рядом и плакала, и гладила его по плечам и спине. А дальше - пустота, провал, скрывающий его преступление. К счастью, нет следов борьбы: по крайней мере, он не накинулся на версану, думая ее изнасиловать. Но это вечером; а на рассвете, когда взбесился Приют? Нет, раньше. Если память дает сбой именно на этой минуте, значит, что-то произошло сразу после Тамариной смерти.
        Элан спустился с крыльца. Солнце садилось, исходило золотистым светом - совсем как в тот вечер, когда они пришли на Приют вшестером, вместе с Тамарой. Он осмотрел засеянную культурной травой площадку перед домом, особое внимание уделил костру; земля ничего не рассказывала. Может, тигреро всего лишь наговорил чего-нибудь эдакого? Разорался и в горячке оскорбил Мишель… Хотя с чего бы ему распускать горло? Элан помнил: лежал на постели чуть живой, даже не было сил поймать ласковые пальцы версаны и прижать их к губам.
        Он завернул за угол, наткнулся взглядом на свежую могилу. Похоже, ее рыл не поднаторевший в ремесле гробокопателя Майк, а неумелый Борис: ни аккуратных прямоугольников срезанного дерна, ни ровных линий углаженного холмика. Элан сорвал несколько растущих здесь алых колокольцев и положил в изголовье. Скорбно постоял рядом, шепнул:
        - Прости.
        Взгляд убежал дальше, к задней стене дома. Вот оно! Элан приблизился, разглядывая истоптанную и местами взрытую землю. Кое-где трава уже поднялась, оправилась после схватки. Да, здесь именно дрались: только тигреро и версан, сцепившись, способны так изуродовать невинный лужок. Что не поделили два приятеля?
        Элан рассматривал следы. Вот камень, к которому присохла пара черных волосков: Майк приложился головой. Удачно попал - голову не расшиб, лишь ссадил кожу. Вот раздавленные стебли и листья - кто-то проехался коленом. А вот клок выдранных светлых волос. Ай да версан, друг разлюбезный. Старался, видать, от души. А это что? Обрывок зеленой материи. Кусок воротничка от писателькиной блузки. Понимай так: сперва набросились на Лену, порвали ей одежду, а уже потом Майк схватился с Эланом. И судя по записке Мишель, кинулся на писательку не кто иной, как тигреро. Занятно.
        Передвигаясь по лужку, он обнаружил новые улики: застежку от куртки версана, сломанную Ленину заколку и странную вмятину, где среди стеблей травы золотились длинные писателькины волосы. Элан невольно пересчитал их: шесть штук. Иными словами, он бил Лену головой о землю.
        Ну и дела.
        Ему ничего не стоило размозжить ей череп или переломать нежные косточки, но судя по всему, писателька ушла с Приюта на своих ногах. Получается, Элан худо-бедно владел собой и не желал ее убивать. Однако Лена довела его до неистовства, раз он потерял всякий стыд и набросился на беззащитную девушку. Так что она сделала, черт побери? За что он ее?
        Он стоял на том самом месте, где три ночи назад расправлялся с писателькой. И вдруг вспомнил - и ощутил ту же ненависть, что тогда. И ту же ярость, и то же отчаяние. «Говори!» - кричал он Лене в лицо, едва различая в темноте ее черты, а писателька прошипела в ответ что-то убийственное, невозможное, но он поверил и пришел в ужас, и не мог понять одного - почему она молчала раньше. «Почему ты не сказала?! Почему?!» Не было этой дряни прощения, но тигреро не мог ее убить и только швырнул наземь, и тряс за плечи, а она билась головой о землю и истошно вопила.
        А потом примчался Майк, и все завертелось в стремительной схватке, в которой Элан одержал верх. Но он одолел версана не силой и ловкостью, а потому, что демон. Перед глазами встало разбитое лицо Майка, его остекленелые глаза и неловкие замедленные движения, когда он вслед за тигреро вышел на освещенную фонарями площадку. А там их встретила Мишель, и ее негодование стало последней каплей. В голове у Элана помутилось, он кинулся в дом, похватал каких-то припасов, бросил в рюкзак и ринулся в лес, черной стеной стоявший за лугом.
        Да, все так и было. Только не вспомнить, что за признание он выбил из Лены. Тигреро поглядел в светлое небо, надеясь отыскать в нем первые звезды. Звезд не было.
        И незачем ломать голову, вспоминать писателькины слова. Он с самого начала чуял, что Лена умышленно подговорила Тамару бросить в огонь колдовские порошки; он уже спрашивал ее, да Майк вмешался, не дал разобраться толком. Чертов версан, до всего ему дело.
        Элан двинулся вокруг дома к крыльцу. Как ни крути, картинка не складывается. Вот он ушел от Тамары, повалился на постель… и заснул. Да, разумеется: после всего он мог только спать. Мишель оставила его одного; а потом он проснулся, вскочил и кинулся разыскивать Лену. Настиг ее во тьме и пристал: скажи да скажи. Что он от нее требовал? Элан знал себя - если бы писателька всего лишь призналась, что сдуру надоумила Тамару сжечь колдовскую снасть в костре, он не впал бы в такое бешенство. Получается, речь шла о чем-то другом. И он не мог вспомнить, о чем, - не всплывало в памяти, хоть плачь!
        Мрачный, он поел, сунул в стиральный автомат ворох одежды, побрился. Завтра поутру охотник со Светлого озера двинется по следу. И тогда - берегись, златокосая Лена…
        Глава 8
        Шестнадцатый Приют Элан миновал по холодку, задолго до полудня. Приют встретил его с едва уловимой враждебностью; тигреро пришел и ушел, неприветное место осталось позади, а кругом снова царила обманчивая благодать.
        Семнадцатый. Здесь оказалось куда более тягостно, над площадкой витала невысказанная угроза. Элан запасся снедью и поскорей убрался, отобедал на тропе. Солнце клонилось к закату, ноги заявляли о своем праве на отдых, но он с угрюмой решимостью поднялся и побежал к Восемнадцатому Приюту. Тигреро отстал от группы на трое суток; даже если они уходят, нигде не задерживаясь больше, чем на ночь, завтра он их настигнет на Двадцатом. И потолкует с Леной.
        Ночевать на Восемнадцатом оказалось невозможно - самый воздух был словно насыщен смертью. Из чистого упрямства Элан вошел в дом и набрал одеял, а на ночлег устроился под открытым небом, в льдистом свете звезд. Когда проснулся, двинулся дальше, и вечером, уже в темноте, добрался до Двадцатого Приюта.
        Тигреро затаился среди окружавших площадку деревьев; на стволах лежали скупые отблески фонарей. Светился окнами Приют, рвался к небу веселый костер, и звучала негромкая музыка. У огня сидели все четверо: версаны - плечом к плечу, Борис с Леной - обнявшись. Элан испытал чувство, которое порядком его удивило: он вернулся домой. Да, именно так - здесь его дом, и сюда он бежал со всех ног, и невозможно шагнуть из темноты и вмиг разрушить этот мир и спокойствие. Он печально разглядывал силуэты версанов и видимый ему профиль ничего не подозревающей, безмятежной писательки. Ну, и что делать дальше?
        Он беззвучно скользнул по краю площадки, вышел на свет у самого дома, незамеченный добрался до крыльца и присел на ступеньках. Подождем.
        Люди у костра молчали. Чем дольше Элан наблюдал, тем больше убеждался, что благодатным спокойствием тут и не пахнет. Комок нервов, стиснутые зубы, зажатый в горле крик, незримый плач - вот что видел и слышал чуткий тигреро. Неудивительно, что за спиной у них оставались взбесившиеся Приюты.
        Элан издал нежный призывный звук - громкое мурлыканье айтравы, созывающей разбредшихся котят. Четверо у костра вздрогнули, заозирались. Потом версаны взвились и ринулись к нему.
        Элан едва успел приготовиться. Мишель с Майком обрушились на него, как пара ошалевших от радости молодых псов, с дикими воплями смели с крыльца, прокатили по земле, затормошили. Он с трудом отбился, вырвался из медвежьих объятий версана и с тем же пылом сам облапил Мишель. Почему они так ликуют - после его художеств на Пятнадцатом?
        А версаны были рады-радешеньки. Они плясали вокруг тигреро, как дикари; глядя на них, Борис покатывался со смеху, и даже обиженная Эланом писателька веселилась. Размытые голубые глаза блестели, щеки залил румянец, на лице играла неудержимая улыбка. Чудеса, да и только.
        - Где тебя черти носили? - спросил Майк, когда тигреро наконец уселся к костру.
        Мишель натащила упаковок с едой и торопливо вскрывала их, выставляя перед Эланом.
        - Мчал за вами по тропе. Но вы же неслись, как гончаки; едва угнался.
        - Станешь тут гончаком, - отозвался версан. - Как проснешься на взбесившемся Приюте, так руки в ноги - и тягу. Мы все чуть с ума не сбрендили.
        - Майк точно сбрендил, - радостно поведала Мишель. - Представляете, что он выдумал? Являлся спать ко мне в комнату!
        Элан опустил банку с мясом, за которое было принялся, и уставился на версана. Художник с писателькой взорвались дружным хохотом.
        - Не слушай болтовню, - проворчал Майк. - Она тебе такие впечатления создаст… Хорош ржать! - прикрикнул он на Лену с Борисом.
        - Элан, вы не поняли, - поспешила объяснить версана. - Майк меня сторожил.
        - Ага, - подтвердил он. - На полу у двери спал - не то мадам Вийон, как водится, улепетнула бы и отправилась тебя разыскивать.
        - Спал ты, положим, не на полу… - Элан бросил цепкий взгляд на зарумянившуюся Мишель и безжалостно договорил: - а на постели мадам Вийон.
        - И не стыжусь этого, - объявил Майк, перекрывая хохот Лены и Бориса. - Иначе она бы удрала. А я невинно почивал под своим одеялом.
        - Целомудренный ты наш. Еще какими подробностями потешишь?
        - Распотешить тебя больше нечем, - ответил вдруг погрустневший версан.
        Элан вгляделся. За последние пять дней Майк совсем отощал, на себя не похож. Все выглядят неважнецки, но Майк - особенно.
        Он продолжил свой ужин. У костра было весело, никто не поминал ему безобразной выходки на Пятнадцатом и бегства в лес, но все равно Элан чувствовал себя неуютно. Негоже проводнику ополоуметь и удариться в бега, бросив группу на произвол судьбы.
        Наевшись и наслушавшись уморительного вздора, который наперебой мололи версаны и Лена, Элан поднялся и объявил, что вечер окончен. Все вмиг смолкли, организованно снялись с места и направились в дом. На крыльце остался один Борис; он закрыл за писателькой дверь и повернулся к Элану, который остановился у ступенек.
        - Послушай, тигреро, - начал художник. - Что у тебя вышло с Леной?
        - А она сама что говорит?
        - Да… врет как сивый мерин.
        - То есть?
        Скорчив недовольную мину, Борис покрутил кистями с растопыренными пальцами, неохотно объяснил:
        - Ну, будто ты убил Тамару. А когда Лена на это указала, впал в ярость и чуть не пришиб ее саму.
        - Я убил. Если ты не догадался, могу растолковать. - Элан кратко изложил, что произошло в Тамариной комнате, у Бориса на глазах.
        - Вот черт… - пробормотал художник. - Ну… ну, ладно. Наверно, так оно было всего лучше. А на Лену-то чего набросился?
        Элан пожал плечами.
        - Едва не раскроил ей затылок и перепугал до смерти, - продолжал Борис. - Хоть бы извинился, что ли.
        - Не учи меня жить. - Тигреро поднялся на крыльцо. - Я могу пройти?
        Борис посторонился.
        - Помирись с ней, а? До того все хреново…
        Хреновей некуда, мысленно согласился Элан. Он закинул вещи в свою комнату и отправился в левое крыло, к писательке. Постучался.
        - Войдите.
        Лена поднялась ему навстречу, зажав в кулачках косы. Вскинула свои размытые глаза и тут же потупилась.
        - Что скажете… храбрый тигреро?
        Он молчал, рассматривая писательку. Лена разомкнула застежки и опустила ворот свитера, обнажив горло, плечо и тонкую ключицу. На коже темнели расплывшиеся синяки.
        - Ваша работа, господин Ибис.
        Он оглядел «работу».
        - Половина здесь - элементарные засосы.
        Лена вперила в него гневный взгляд.
        - А другая половина - следы зубов, - продолжал он. - Я сделаю Борису замечание.
        - Вы явились мне хамить?
        - Нет. - Элан застегнул ей свитер и сжал плечи. - Послушайте, девушка, - начал он, глядя в ее поднятое лицо. - Я готов признать, что вел себя безобразно…
        Лена вдруг со всхлипом уткнулась ему в грудь, обвила шею руками.
        - Элан! Ну, как вы могли?! Ведь я… я же люблю вас! А вы… вот так… - писателька шмыгнула носом.
        Тигреро погладил ее по спине, по тяжелым косам; их скользкая шелковистость показалась неприятной. Он едва удержался, чтобы не вытереть ладонь о штаны.
        - Простите. Поверьте, я был вне себя. Как на взбесившемся Приюте.
        Она подняла голову и посмотрела на него с любопытством. Элан передернулся от ощущения скользнувшей по губам змеи.
        - Лена, из-за чего мы поссорились?
        Писателька глядела на него во все глаза.
        - Скажите, - настаивал он, неудержимо морщась, - с чего все началось?
        - А вы разве не помните? - вымолвила она, странно растягивая слова.
        - Я трое суток проболтался в лесу без памяти. Вы сказали мне что-то… немыслимое. Что это было?
        Размытые глаза стали круглыми от изумления.
        - Лена, пожалуйста. - Не выдержав, Элан потер лицо. - Я должен разобраться, с какой стати осатанел и налетел на женщину.
        Она опустила голову, и он вздохнул с облегчением. Легкие писателькины ладошки перебежали ему на грудь; их прикосновение оказалось куда более приятным, чем ее змеиный взгляд.
        - Я сказала, что знаю, что вы убили Тамару, - призналась Лена.
        - А еще?
        Она вздернула голову, чуть не ударив его в челюсть; Элан едва успел откинуться назад.
        - Этого мало?
        - Я не считаю себя виновным в преднамеренном убийстве, - отчеканил он. - Я избавил Тамару от мучительного умирания, а всех остальных - от ужаса ее агонии. Если вам нравится видеть во мне убийцу - на здоровье. Но если бы все повторилось - я сделал бы то же самое. И не уверяйте, будто взъелся на вас из-за этого!
        - Не кричите, - попросила Лена. - Элан, я больше ничего…
        - Было какое-то «чего». Я помню: спрашивал, почему вы не сказали раньше.
        - Ну… Я говорила про Мишель. Что если вы падаете в обморок от Майка, то вовсе не обязательно терять сознание рядом с ней. Она - версана, но - женщина. И никто не сказал, что здесь работает то же правило.
        - Так, - тяжело уронил тигреро. - Вы утверждаете, будто я ошалел из-за Мишель?
        - Ну да.
        - Вы лжете. Не такая это новость, чтобы молотить вас о землю. Что еще?
        Лена упрямо сжала губы и затем с презрением бросила:
        - Больше ничего, господин Ибис! Из-за такой чепухи вы чуть не отправили меня на тот свет.
        - Я вам не верю.
        Она с силой толкнула его в грудь.
        - Думайте, что вам угодно! - Лена помолчала, вздохнула с печалью: - Я говорю правду. - И снова прильнула к нему. - Элан, клянусь моей любовью к вам - это вся правда, какая есть.
        - Тогда простите меня, ради Бога, - проговорил он покаянно. Выходит, и впрямь ополоумел? Черт знает что; позору не обобраться…
        Писателька отстранилась, нервно оглянулась на дверь.
        - Того и гляди, Борис ввалится; а он ревнив, как не знаю кто. Мишель вам про Майка еще не рассказывала? - спросила она, меняя тему.
        - Нет. Но я и сам вижу, что с ним не все ладно.
        Лена сокрушенно покачала головой.
        - Они оба без вас с ума сходили.
        Элан ждал продолжения, а внутри что-то сжалось в дурном предчувствии.
        - И опять это вы виноваты. - Писателька улыбнулась. - Колдовство Светлого озера - оно похлеще Тамариной ворожбы. Вам доводилось петь свои соблазняющие песни при мужчинах? Нет? То-то и оно. А ведь на них тоже действует. Бедный Майк. За что вы его так? Приворожили. Он места себе не находил, когда вы исчезли. Смотреть было жалко…
        Тигреро ощутил, как лицо кривится в гадливой гримасе. Без единого слова, он развернулся и вышел вон. Рехнулась девка. Совсем умом поехала на своих извращенских романах.
        Он вошел к себе и с радостным удивлением обнаружил Мишель.
        - Элан, - перебила она его восклицание, - у меня к вам просьба. Пожалуйста, поговорите с Майком. Ему очень плохо. Очень. - Версана умоляюще взяла Элана за руки. - Он в самом деле приходил ко мне спать - и каждую ночь стонал во сне, и… Это ужасно; я не знаю, что делать. Поговорите с ним. Я прошу вас!
        - Хорошо, - сказал он. - Потолкую.
        - Спасибо. - Она придвинулась и коснулась теплой щекой его шеи. - Спокойной ночи.
        Дверь за Мишель закрылась.
        - Ч-черт! - выругался он сквозь зубы. Только этого не доставало. Знал бы - ни в жизнь петь бы не стал. Никому, никогда, ни за что.
        Элан покружил по комнате, прикидывая, с какой стороны взяться за деликатное дело. Так прямо к Майку не завалишь: недолго и в лоб огрести. С окольными разговорами тоже не подъедешь: не умеет тигреро ходить вокруг да около. По-хорошему, надо бы оставить все как есть, со временем оно само бы устаканилось - да с бесящимися Приютами морока. Они, сволочи, все переживания возвращают искаженным эхом… Ах, будь оно проклято, паскудство эдакое.
        Стук в дверь.
        - Входи.
        В растрепанных чувствах, Элан уселся на край стола, обособившись таким образом от гостя. По крайней мере, тому не придет на ум подсаживаться рядом - столик непременно рухнет. Явился Майк: измученный, понурый. Тощий - на просвет видать.
        - Располагайся, - пригласил тигреро.
        - Слушай, Эл. - Версан повалился в кресло и хмуро уставился в пол. - Сил моих нет… Я ж понимаю: это из-за меня Приюты стервенеют. Сделай что-нибудь, а? Будь другом.
        Элан поскреб скулу и осведомился:
        - Чего ты хочешь?
        - Да не могу я больше. Как ночь, она перед глазами стоит. Живую так не любил - а теперь… - у Майка перехватило горло. Он передохнул, поднял больные глаза: - Эл, ты ведь демон. Ты сможешь. Я хочу ее забыть.
        Не повышая голоса, Элан замысловато выругался. Майк оторопел:
        - Ты чего?
        - Я не про тебя. Вот же с… - он проглотил новые слова, адресованные Лене. - Погоди; дай, соображу немного.
        На кой ляд эта дрянь оговорила Майка? Как будто нарочно затеяла снова разозлить тигреро. Зачем ей это?
        - Эл, мне надо ее забыть, - повторил Майк. - Иначе сдохну. Или все свихнемся на этих Приютах…
        - Да выручу я тебя, не дергайся, - Элан принужденно усмехнулся. - Пойдем. На звезды поглядим, поколдуем.
        Фонари на площадке были погашены. Элан с Майком устроились на бревнах у засыпающего костра. Посверкивали искры в головнях, кое-где розово светился пепел. Тигреро посмотрел на звезды, оглянулся на дом. В комнате Мишель темно, и погас свет у Лены. Элан снова глянул в небо. Звезды были далекие, равнодушные - и дела нет, что измотанный демон ищет у них вдохновения.
        - Майк.
        Версан повернул голову.
        - Скажи: что Лена без меня поделывала?
        - Роман строчила. Что ни привал, она за компьютер. Путевые заметки: кто, когда, где и как погиб. Будущий бестселлер, не иначе.
        - Сука.
        - Ага, - безразлично согласился Майк.
        Тигреро помолчал, разглядывая угли, и задал новый вопрос:
        - Почему Тамара упала в костер?
        Майк не шелохнулся, но Элан ощутил, как ему больно.
        - Не знаю, - вымолвил версан спустя несколько мгновений. - Не с чего ей было падать. Стояла в стороне, и вдруг ее как ветром понесло.
        - Я про другое. Крокодава тоже толкнуло в овраг что-то невидимое. Но ты говорил, он был зол как черт. А Тамара?
        - Она - нет. Нет, - повторил Майк уверенно. - Эл, ей-богу, не знаю. Может, запоздало отлились ее придирки? Всю дорогу цеплялась ко мне почем зря - вот и…
        Если так, то следующей будет Лена, подумал Элан с ожесточением. Внутри натянулась тоненькая струнка - спящий демон проснулся. Дыхание участилось, сердце гулко стукнуло и припустило вскачь, где-то под ребрами начала расти знакомая пружина, наращивая стальные витки. Вот она стала сжиматься, набирая мощь. Майк хотел забыть Тамару - он ее забудет…
        Толкнувшись ногами, Элан опрокинулся назад, перекатился через голову. Версан вскочил.
        - Эл?!
        Тигреро поднялся, шагнул обратно и повалился на бревно. Выговорил, задыхаясь:
        - Я тебя чуть не убил.
        - Чего? - Майк жестко взял его за подбородок. - Ну-ка, глянь на меня.
        - Говорю, чуть не убил. Как Тамару.
        - Черт бы тебя побрал. Еще и кувыркаться вздумал. - Майк уселся рядом, машинально пригладил волосы. - Напугал до одури.
        Элана бросило в жар. Демон-недоучка, он не умеет толком управляться со своими способностями - а берется.
        - Не буду колдовать, - объявил он.
        - И не надо, - легко согласился версан. - Не то вовсе копыта отбросишь.
        Элан провел ладонью по гладкому, теплому на ощупь бревну.
        - Послушай, друг, меня все мучает вопрос… Максвелл передо мной целый час распинался, доказывал, что на Изабеллу должны лететь только счастливые люди. Я спросил у него: начнутся ли трагедии, если сюда попадут несчастные. Он изумился - дескать, такого ему в голову не приходило. Но изумление мог и разыграть. А у нас уже четыре смерти.
        - Ты клонишь к тому, что Мишель привезла сюда свое горе? - уточнил Майк. - И оно нам отливается?
        - Похоже на то. Максвелл много толковал о вас обоих.
        Версан подумал.
        - Вряд ли. Мишель и впрямь была несчастна поначалу, но затем подлечила душевные раны. Я хочу сказать, что неприятности должны были начаться раньше, а не ждать две недели.
        - Это странная планета; с гипнотическим эффектом. Черт знает, что у нее в потрохах копилось и затем прорвалось. - Элан горько усмехнулся. - Знаешь, если окажется, что вас в самом деле надо было завернуть назад, а я…
        Майк потряс головой.
        - Если б вопрос стоял так, людей заворачивали бы по первому подозрению, а не сваливали решение на проводника. Я бы держался версии, что Изабелла защищается от нас и пресекает пожелание зла.
        - А как думаешь, откуда Лена узнала про Тамару?
        - Уж не от меня, - буркнул Майк. - Дошла своим умом… если это умом называется. Вот что: плюнь и забудь. Хватит.
        У Элана мелькнула новая мысль, но тут же ускользнула, позабылась в том сонном довольстве, что внезапно его охватило. Он видел бархатную черноту; потом ее залил слабый свет; и оказалось, что там растут черные цветы - на длинных стеблях, с остроконечными лепестками. Элан усилием воли слущивал бархатные черные шкурки, и цветы начинали блестеть медным блеском. Он освобождал цветок за цветком, изящные металлические безделушки являлись миру и стояли, исполненные молчаливой благодарности…
        - Эл. Элан! - Майк тряхнул его за плечо. - Уснул? Спать дома надо.
        Он постепенно приходил в себя, медные цветы исчезали. Версан тормошил его, в широкой ухмылке блестели зубы.
        - Вставай! Цельный час отсидели - я иззяб, как этот самый…
        Тигреро неловко поднялся - все тело затекло и окоченело. Майк подтолкнул его к дому.
        - «Не буду колдовать, не буду колдовать»! - передразнил он. - Пойдем, хлебнем горяченького. Бр-р-р! - он изобразил танец продрогшей сороконожки. - Двигай скорей; не то завтра сляжем с ангиной.
        Элан повиновался. Выходит, колдуем помимо собственной воли?
        - Забыл? - спросил он версана.
        - Отпустило. Надеюсь, Приюты беситься перестанут… Отличные вышли посиделки, - заявил Майк с несколько преувеличенной радостью.
        И все бы хорошо - да осталось ощущение, что Элан позабыл нечто важное, связанное с Леной и Тамарой: то ли хотел спросить, то ли, наоборот, поделиться с Майком. А может, и неважное, раз позабыл.
        Версан привел его на кухню и стал потчевать чаем с горячими бутербродами. Элан сидел у стола пришибленный, опустошенный. Нелегко быть демоном; неспроста Гайда держался на спиртном и наркотиках.
        Майк устал куролесить и отправился на боковую, а тигреро пошел собирать цветы. Нельзя же запросто ввалиться к Мишель и прямо заявить на нее права. Элан подозревал, что она не выставила бы его за порог, - не зря он недавно обнимал версану у крыльца, ее ответные объятия сказали о многом - однако минимальный ритуал ухаживания должен быть соблюден. Нарвав при свете фонарика букет, он перевязал стебли прочной травиной и вернулся на Приют. Выбрал на кухне самую красивую банку с соком, сок выплеснул, налил воды, сунул туда цветы и понес к Мишель в комнату.
        Тихонько постучав и не получив ответа, Элан беззвучно отворил дверь, скользнул через порог, поставил букет на столик. Хотел было тут же исчезнуть, но не удержался, нагнулся над версаной. Девушка спала, уткнувшись лицом в согнутую руку, и он увидел только ее черные кудри, скулу и висок. Отчаянно потянуло коснуться волос, теплой кожи. Элан не устоял - опустившись на ковер, приник щекой к плечу Мишель, ощутил сквозь тонкое одеяло ее желанное тело. Прикрыл глаза. Ни в какой обморок он не грохнется: ведь точно такой же демон Гайда в свое время сидел с ней в машине, держал за руки, а потом думал увести в спальню. Мерзавец не рискнул бы оказаться беспомощным возле сильной и решительной версаны. Значит, и Элану ничего не сделается.
        Он провел ладонью по мягким локонам. До смерти хотелось сжать Мишель в объятиях, опрокинуться рядом с ней на постель, зацеловать, сбросить на пол одеяло и свою одежду… Он заставил себя отстраниться.
        Девушка сонно пошевелилась, повернулась на бок - и, не открывая глаз, потянулась к нему, шепнула:
        - Элан.
        Внутри что-то оборвалось, но он еще не понял, отчего.
        - Элан, - чуть слышно повторила Мишель. - Мой солнечный демон.
        Он схватил ее за руки. Версана бредила:
        - Мой любимый… Я останусь с тобой. Мой Элан…
        Ужалило внезапное понимание: это не она говорит, это - он. В смятении, тигреро вскочил, а Мишель во сне тянулась к нему, слепо искала. Один демон вложил ей в уста слова ненависти и отвращения, а теперь другой… Элан попятился. Прочь отсюда, пока не натворил бед.
        Он повернулся к двери - и чуть не свалился, прянув назад и наткнувшись на кресло. У порога стоял Слеток: полуголый, облитый неясным светом, с винтовкой, которую держал у бедра. Синевато блеснула линза оптического прицела.
        - Отойди от Мишель, - велел Слеток. - Она - моя.
        Элан тряхнул головой, пытаясь прогнать безумие. Слеток не исчез.
        - Уходи, - настаивал он. - Не выйдет добра из любви демона и версаны. Уйди от нее!
        Элан с силой потер лицо, снова взглянул: пусто, светловолосый призрак пропал. Не оглянувшись на затихшую девушку, он вышел из комнаты.
        Черт знает что. Это не прежний возлюбленный Мишель является Элану с того света - это образы собственного подсознания, неспокойная совесть. Он вернулся к себе и со стоном рухнул на постель. Почему треклятые способности экстрасенса проснулись именно сейчас? За что ему это наказание? Не раздеваясь, Элан забрался под одеяло и спустя долгое время задремал.
        С Приюта опять бежали, как из горящего дома. На крыльце вспыхнула ссора: Майк поддал нахамившей ему Лене и наградил плюхой Бориса, который имел глупость вмешаться. Элан спустил версана с крыльца и, пригрозив ракетницей, заставил всех немедля покинуть площадку. Одна Мишель держалась спокойно; в волосах у нее тигреро заметил букетик цветов - из тех, что сам собирал ночью.
        Он гнал народ часа полтора и остановился не раньше, чем углядел на мордашке разобиженной писательки задумчивую улыбку. Рассудив, что теперь-то уж точно у всех от сердца отлегло и никто не затеет разборки, Элан разрешил привал. Лена повалилась в траву.
        - Запарилась, - сообщила она. - Тигреро сегодня зверь!
        Борис уселся в ожидании, пока его обслужат, а Мишель принялась разбирать захваченный с Приюта завтрак. Майк взялся ей помогать и домовито вскрывал упаковки со снедью.
        Мишель улыбнулась Элану.
        - А мне сегодня сны снились, - начала она. - Про тигреро.
        - И мне, - подхватила Лена. - Про то, как не выйдет добра из любви демона и версана.
        - Насчет версана не надо, - вмешался Майк. - Он про версану толковал… Эй, какого черта? - спохватился он, ошеломленно уставился на писательку.
        Она закатилась звонким смехом.
        - У вас тоже был блондин со снайперской винтовкой? Вот видишь? - толкнула она в бок Бориса. - Не только нам одинаковое снится.
        - Правда, что ли? - художник повернулся к Майку. - Ты тоже видел вооруженного бандита?
        - Это не бандит, а мой друг… Да, видел! - заявил версан раздраженно. - Ну и что?
        - Тони? - изумилась Мишель. - Вам всем снился Тони? А мне - Элан…
        - А тебе что снилось? - подался Борис к тигреро.
        - Отвяжись, - встрял Майк. - Эл не обязан тебе отчитываться.
        Художник сердито выпрямился.
        - Не ты ли расписывал, как демоны умеют подчинять своей воле версанов? Глянь-ка на себя.
        - Заткнись.
        - Да сам посуди: ты у Элана как верный пес. А сперва волком на него смотрел.
        - Сказано: заткнись, - повторил Майк громче.
        - Ребята, не заводитесь, - попросила Мишель.
        Борис взялся за скудный завтрак, словно одолжение сделал.
        Элан безо всякой охоты распечатал упаковку холодного мяса. Его собственные видения свободно разгуливают и посещают остальных? И что, если художник прав? Может, Элан и впрямь, сам того не желая, оседлал волю Майка? И Мишель. Говорила же она с ним сегодня ночью…
        Расстроенный, он жевал казавшееся пресным мясо, запивая противно кислым соком. Мишель во сне назвала его любимым. Он не добивался ее привязанности, но в душе так хотел, чтобы версана его полюбила. Не принуждал ее, однако мечтал, надеялся - вот она и услышала, откликнулась. А с другой стороны, Мишель и сама могла его полюбить; почему бы нет?
        - Ну вот что, - объявил Борис, расправившись с едой. - Вы как хотите, а с меня Элана довольно. Уж ты, тигреро, не обессудь, но мне рядом с тобой неуютно. Пошагаем-ка мы дальше без тебя.
        - Ради Бога. - Элан порылся в рюкзаке, извлек листок бумаги и карандаш. - Пиши расписку, что отказываешься от услуг проводника и все последствия берешь на себя.
        Борис черкнул пару строк и протянул бумагу с карандашом Лене:
        - Пиши.
        - Не буду. Я от Элана не отказываюсь.
        Борис вытаращился на нее, не веря собственным ушам. Майк нагнул голову, пряча усмешку, Мишель вскинулась и села очень прямо.
        Художник поднялся с земли и поставил на ноги писательку, оглядел ее, словно видел в первый раз.
        - Как это понимать?
        - Я остаюсь с тигреро, - пояснила она с невинным видом. - Я-то его не боюсь.
        Майк звучно хлопнул себя по коленям и захохотал, Мишель закусила губу. Борис вспыхнул, повернулся к Элану.
        - Твои штучки? Ты заставляешь?…
        - Упаси Бог. Она сама.
        - Сама, - подтвердила Лена, одарив Элана взглядом, от которого он передернулся всем телом. - Не возьму в толк, с чего ты взъелся на тигреро, и не одобряю.
        Художник раздраженно сплюнул.
        - Одобряй - не одобряй, но мы уходим. А эти, - кивнул на версанов, - пусть остаются. Коли по душе ходить на поводке у демона. Рабы!
        - Полегче, - рыкнул Майк.
        - Идем! - скомандовал Борис и подхватил две сумки - свою и писателькину.
        - Положи мои вещи, - твердо заявила Лена. - Или остаешься, или уходишь один.
        - Рехнулась! На черта ты ему нужна?
        - Не груби! - оскорбилась писателька. - Даже если не нужна - я остаюсь с Эланом.
        - Эй, народ, - вмешался Майк, - хорош колготиться. Борис, сядь и не мути воду - Эл тебе ничего худого не сделал.
        - Как знаете, - отрезал художник, швырнул Ленину сумку наземь и в сердцах поддал ногой. - Счастливо оставаться. - Широко отмахивая свободной рукой, он зашагал по тропе к Двадцать Первому Приюту.
        - Дурак, - помотал головой версан.
        Потрясенная, Мишель глядела на писательку.
        - Послушай, - начала она, сдерживаясь изо всех сил, - ты же с ним спала. Как ты можешь его оставить?
        - Это он меня оставил, - возразила Лена. Она отвернулась от уходившего Бориса, задумчиво потеребила золотые косы. И подсела к Майку. - Можно, я тут посижу?
        Версан покосился на нее; писателька мило улыбнулась.
        - Помните, вы смеялись, читая мой роман? Может быть, дадите консультацию, раз там что-то не так?
        Мишель ахнула.
        - Так что же? - склонив голову, Лена сбоку заглянула Майку в лицо. - Я в долгу не останусь.
        - Видите ли, девушка, не в моих привычках хватать себе чужие подстилки. Брезглив… А ну давай за ним! - рявкнул Майк так, что писателька вздрогнула. - Марш!
        - И не подумаю, - отозвалась она с видом оскорбленной невинности. - Борис меня бросил? Бросил.
        - Надеешься, после него я подберу?
        - Ну… - Лена не огорчилась. - Была бы честь предложена.
        Майк отвернулся, пылая негодованием. Впрочем, чувства были наиграны - плечи его затряслись от беззвучного хохота. Возмущенная Мишель начала бросать в мешок пустые упаковки и банки.
        Элан обхватил руками колени, наблюдая за Леной. Уже второй раз она прилюдно объявляет о своей лояльности тигреро и нежелании его покидать. Что это - любовь? Едва ли. Скорей, нечто сродни тому любопытству, которое поначалу приковало Слетка к демону Гайде. Сознавая, что после гибели литагента некому сбывать издателям ее эротическую чушь, Лена стремится выжать максимум возможного из своих приключений на планете-убийце. А в компании демона приключения окажутся куда более захватывающи, чем подле художника от слова «худо».
        Но зачем она ищет драки с версанами? Чтобы подтолкнуть их к гибели? Дабы роман читался веселее?
        - Лена, - Элан поднялся на ноги, - хочу вас предупредить. Майк не шутил, утверждая, что демоны способны подчинять себе чужую волю. И если не прекратите цепляться к нему и Мишель, я заставлю вас вести себя прилично. И уж тогда не взыщите - если я здесь погибну, вы меня не переживете.
        Писателька съежилась, но ответила довольно твердо:
        - А Майк? Вы уже подчинили его себе. Хотя бы на Приюте, где погибла Тамара, а он прибежал спасать меня от вас.
        - Версаны лучше других умеют сопротивляться демонам. Лена, я вам все сказал; берегитесь.
        Рядом с ним, плечом к плечу, встала Мишель; тигреро услышал ее быстрое дыхание.
        - Элан, - начала она, - я не позволю ей…
        - Пойдемте, - перебил он, положил руку Мишель на пояс.
        Версана повиновалась. Он провел ее по тропе - так, чтобы слова не долетали до бивака - и остановился. Она уткнулась лбом ему в плечо.
        - Элан, я не успела досказать про сон. Я…
        - Не надо. - Он хотел признаться в том, что натворил.
        Она зажала ему рот ладонью.
        - Я все знаю, что вы скажете: со слов Майка выучила наизусть. - Мишель подняла голову, взглянула Элану в лицо. - Послушайте меня. Сон был про то, как я вам объясняюсь в любви. - Густой румянец залил ей щеки. Тигреро хотел высвободиться из-под ее руки и заговорить, но Мишель не дала: - Нет, погодите. Элан, на Изабелле нетрудно опоздать, - продолжала она, волнуясь. - У нас нет времени ждать и зреть. Вы говорили, что любите меня, а я вам тогда со злости нагрубила. - Она виновато улыбнулась. - Я столько пережила с Тони… Не буду клясться в любви - еще слишком рано; но я не хочу вас потерять и лишь потом обнаружить, что люблю. Вы мне дороги, очень. Может, я чего-то не понимаю, но… - она сбилась с мысли, умолкла.
        Он наконец отвел ее руку от лица и смог заговорить:
        - Я люблю вас с первого дня, как увидел. Но я очень виноват…
        Она затрясла головой, не желая слушать.
        - Мы все виноваты друг перед другом! Давайте не будем разбирать, кто в чем повинен. У нас слишком мало времени.
        У него сжалось горло. Неповторимая, сумасшедшая, преданная Мишель.
        - Любимая моя. - Элан зарылся лицом в ее шелковистые кудри - и внезапно дернулся, обернулся. - Черт, я ее убью!
        В отдалении, на тропе стояла Лена: взгляд разгонял по телу холодных змей. Мишель засмеялась.
        - Бросьте. Ну, дурочка она. Что поделаешь, если умом Бог обидел.
        Сердито хмурясь, тигреро привел девушку назад к биваку, где Майк вольготно растянулся на траве и созерцал безоблачное небо. Элан подошел к версану и чувствительно ткнул ногой в бок.
        - А ну вставай.
        - Зачем?
        - Лежачих не бью. Подымайся. Ты, сукин кот, нервы мне трепал? Предрекал обмороки?
        Версан лениво потянулся и сел.
        - Я не виноват, что доверчивый тигреро туго соображает, - заявил он с чарующей улыбкой. - Хотя мы с Мишель сами додумались только на Девятнадцатом. Мы тебя ждали…
        - «Мы с Мишель»! - вскричал Элан. - Они додумались!
        Ну да, так и было: валялись ночами на одной постели и перемывали косточки пропавшему тигреро. И с нетерпением ожидали его появления, чтобы проверить новую теорию. Обезоруженный, он махнул рукой и отошел. Перехватил шальные взгляды, которыми обменялись довольные версаны. «Рабы демона»! Вот уж дурь Борис вбил себе в башку - слов нет.
        - Мусор прибрали? - осведомился он, оглядев примятую траву.
        - Похоронили в лучшем виде, - Майк поднялся на ноги. - Идем догонять того обормота? Или не стоит?
        - Конечно, не стоит. Но все равно идем.
        Дисциплинированная Мишель была готова тронуться в путь по первому слову. Писателька же долго топталась вокруг своей поклажи, неохотно перебирала и расплетала якобы спутавшиеся ремни; в конце концов повесила сумку на плечо - словно взвалила пятитонный груз. Двинулись.
        Глава 9
        Быстро шагали по тропе, а художника все не было видно. Знать, покинув бивак, Борис припустил бегом. Уму непостижимо, с какой легкостью писателька его предала. Во имя, понимаете ли, будущего успеха романа. Еще большой вопрос, кто до этого успеха доживет.
        Внезапно Элан остановился: среди валунов были разбросаны мятые клочки. Он подобрал один, расправил. Обрывок писателькиного портрета. Подошедший Майк заглянул через плечо.
        - Лихо. Богато накидано - похоже, извел всю галерею подчистую.
        С обрывком в руке, тигреро повернулся к Лене. Скомкал бумажку и бросил ей под ноги, без единого слова двинулся дальше. Надо поскорей догнать Бориса: он личность творческая, ранимая, как бы беды не приключилось. Кинется галопом по крутизне - потом костей не соберешь.
        Спустя четверть часа его нагнал Майк:
        - Эл, сбавь ход. Лена отстает.
        Элан обернулся. Писателька показалась из-за поворота далеко позади. Брела она еле-еле, нога за ногу.
        Тигреро глянул на блистающий под солнцем, ожидающий их заснеженный перевал.
        - Если Борис так и мчал с крейсерской скоростью, он уже там. Возьми, - Элан сунул Майку свой рюкзак, вытащил из него складной альпеншток и опустил себе в карман. - Я пробегусь, а ты тут присматривай.
        - Дальше идти?
        - Не здесь же ночевать.
        Он понесся по тропе. Вот незадача. Кто бы мог подумать, что художник окажется так скор на ногу.
        Тигреро бежал и бежал, поглощенный тревожным предчувствием. Сверкающий ледник приближался, и когда Элан заподозрил неладное, было уже поздно. Он обернулся - так и есть. Следом, тоже налегке, рысила Мишель. Тигреро обождал, пока она догонит, посмотрел в ее раскрасневшееся лицо и смолчал. Что толку корить своенравную версану? Ее не переделаешь.
        Мишель запыхалась, но изумрудные глаза сияли. Элан мотнул головой, указывая вперед, и быстро зашагал.
        - Что сказал Майк? - поинтересовался он на ходу.
        - Ой, лучше не повторять! - Девушка засмеялась. - Вы сердитесь?
        - Мишель, у меня в жизни не случалось таких бестолковых клиентов, как ваша команда. Я не имею права гнать вас бегом и не могу оставить одну - но при этом должен перехватить несчастного охламона, пока он не сунулся на ледник. Что прикажете делать?
        - Понятно. Я, как всегда, не вовремя. Думаете, там опасно?
        - Ледник есть ледник.
        С минуту они шагали молча.
        - Элан, - заговорила Мишель. - Здесь хорошая тропа - давайте побежим.
        Он оглянулся. Версана смотрела с беспокойством, и его собственная тревога болезненно забилась в висках. Зачем позволил Борису уйти? Надо было плюнуть на порядочность и утихомирить его усилием собственной воли. Но кто же знал, что художник помчит как заяц и в одиночку попрет на ледник…
        Понеслись со всех ног. Скатились в глубокую, но сухую ложбину, выскочили на другой ее край. Мишель вскрикнула:
        - Смотрите!
        Борис карабкался по склону - фиолетово-белая фигурка на ослепительном льду. Элан рванулся через широкую полосу голой земли к кромке ледника. Кричать не стал; крики в горах чреваты лавиной или камнепадом.
        Вблизи пятна ноздреватого снега и влажный лед оказались не такими слепящими, да и склон был более пологим, чем виделся издалека. Элан достал темные очки и обернулся к Мишель:
        - Надевайте свои.
        Она охлопала себя по карманам.
        - В сумке остались. И альпеншток там же.
        - Тогда шагайте вниз - и не вздумайте долго смотреть на снег.
        Версана не тронулась с места.
        - Мишель! - сурово прикрикнул Элан. Затем смягчился и взял девушку за плечи. - Я прошу тебя. Здесь надо беречься; это горы, пойми же.
        Сдавшись, она быстро поцеловала его и побрела вниз по склону.
        Элан поглядел, как там Борис. Художник скакал горным козлом. Еще метров семьсот пути - и доберется до вершины перевала. Надо его подстраховать: наверху могут оказаться неожиданности. Да и попридержать стоит, чтобы не покатился кубарем на спуске. Кроме того, Элану не понравилось, как художник повесил сумку: ремень на левом плече, а сумка болтается справа. Нельзя размещать тяжесть со стороны понижающегося склона.
        Он раскрыл альпеншток, зафиксировал крепления и устремился наверх. Наискось пересекавшая ледник тропа была вырублена на совесть, но лед подтаял, подплыл. Элану вспомнилось, как сам кувыркался по снежнику после того, как из-под ног с громом вымахнул Тамарин джинн. Ну, здесь-то джиннов нет…
        Откуда-то донесся крик. Оглянувшийся Борис замер, вскинул над головой альпеншток - и вдруг бросился бегом, точно за ним погнались злобные горные духи.
        - Стой! - закричал Элан. - Стой, не беги!
        Звонкое эхо загуляло над ледником, далеко в стороне покатилась маленькая лавина.
        - Борис, стой!
        Бесполезно: художник во всю прыть несся по ненадежной подтаявшей тропке. У Элана оборвалось сердце. Псих эдакий, он же сейчас навернется!
        Так и есть. Фиолетово-белая фигурка покачнулась и вместо того, чтобы упереться альпенштоком, бестолково замахала руками в попытке удержать равновесие. Сейчас по-идиотски размещенная сумка перевесит… Несколько мгновений Борис дергался на тропе, затем опрокинулся и покатился по склону.
        Снизу долетел визг Мишель. До крови прикусив губу, вне себя от сознания собственной беспомощности, Элан смотрел, как художник несется вниз.
        Борис сделал то же самое, что в свое время тигреро: сгруппировался, прижал колени к груди и прикрыл руками голову. Крутизна здесь была меньше, чем там, где убился Элан, и несколько отчаянных секунд тигреро надеялся, что все обойдется, - однако Борис внезапно исчез. Пропал, будто не было вовсе.
        За что - ну за что им это все?!
        Тигреро оглядел пустой склон. Отметил точку, где исчез художник, прикинул расстояния. Чем пересекать склон наискось, проще спуститься с ледника по тропе, пройти низом и затем вновь подняться метров на сорок. Что привиделось этому кретину, отчего он потерял голову и стремглав рванул по скользкому льду? Элана подташнивало; он подавил дрожь в коленях и двинулся вниз.
        Перепуганная Мишель подскочила к нему, едва он ступил со льда на твердую землю.
        - Элан, что это?!
        - Расселина во льду. Идемте.
        Они зашагали по шуршащим сырым камням, меж которыми поблескивала талая вода.
        - Что теперь? - спросила версана.
        - Будем доставать - если сумеем, - хмуро отозвался он. - Но у нас ни черта нет - ни ледорубов, ни скоб, ничего.
        - А как же тогда?…
        - Понятия не имею! - взорвался Элан. - Я охотник, а не альпинист. Сдохнет там к чертовой матери, вот и все! - Он помолчал, стиснув зубы. - Извините.
        Мишель провела рукой по лбу, жалобно призналась:
        - Я сойду с ума.
        - Мы все давно сумасшедшие, - он криво усмехнулся. - Вы останетесь внизу - и если меня угораздит сорваться, будете ловить.
        - Элан, - Мишель тревожно заглянула ему в лицо, - вы не полезете в расселину один?
        - Я не самоубийца. - Он остановился у белесого камня, который заметил сверху. - Здесь. - Еще раз проверил фиксаторы альпенштока - уж больно ненадежна складная игрушка - достал из ножен свой охотничий нож, взял в левую руку: чем черт не шутит, вдруг и он пригодится. - Ну, я пошел.
        Версана, как ребенок, уцепилась за рукав:
        - Элан!
        Он обернулся. Мишель облизала пересохшие губы, сглотнула.
        - Я люблю тебя, - вымолвила она. - И не хочу потерять. Будь осторожен.
        Уже второй раз она уверяла мужчину в любви, не успев полюбить по-настоящему, однако надеясь превратить слова в талисман, который убережет дорогого ей человека.
        Элан улыбнулся, обнял девушку, поцеловал в волосы - и двинулся вверх по склону, стараясь держаться пятен сырого, липкого, надежного снега. Это удавалось не всегда, и он оскальзывался на влажном льду, падал, упираясь альпенштоком, - его острый конец оставлял глубокие борозды, но неизменно находил опору. Тогда Элан поднимался и продолжал карабкаться. Дважды пришлось пустить в ход нож: он хорошо держал в снегу, хотя на второй раз лезвие попало на лед, и острие обломилось.
        - Э-эй! - наконец расслышал Элан глухой голос. - Эй-ей!
        Он взобрался повыше и увидел темно-голубую щель, точно аккуратный пропил в ледяном панцире.
        - Привет спелеологам, - громко сказал тигреро и махнул ожидавшей внизу Мишель: дескать, нашел пропажу. - Как самочувствие? - Он подполз к краю расселины и заглянул. - Да ты тут плотно обосновался.
        Метр с небольшим в самом широком месте, расселина уходила вниз под углом, и в ее синем сумраке тигреро не сразу разглядел Бориса. Художник застрял на глубине около четырех метров; виднелась одна лишь злополучная сумка, которая его погубила, - темно-красное пятно.
        - Борис! Цел?
        - Не цел! - завопил художник. - Больно!
        - Потерпи, скоро достанем, - ободряюще сказал Элан, прикидывая, как и что.
        Пожалуй, двое крепких парней управятся без особого труда. Вырубить хорошие опоры и положить у края расселины Майка, чтобы держал, а самому на веревке спуститься вниз. Второй веревкой обвязать Бориса; а если не удастся, то обвязать сумку: ремни его удержат. Бомбой влетевший в щель художник застрял прочно - но все же не настолько, чтобы его было не выдернуть. В крайнем случае, можно притащить с Двадцать Первого пару больших термосов, полить лед кипятком и вытащить Бориса, как не притертую пробку из горлышка. Милое дело.
        - Больно-о! - взвыл художник.
        - Терпи. Какого рожна бегом пустился?
        Борис промолчал, а тигреро оглянулся, высматривая, не показался ли на тропе под ледником Майк. Версана не было - да и быть еще не могло - зато глаз отдохнул на ладной фигурке Мишель.
        Из расселины донесся стон. Конечно, больно - ввалился на большой скорости, засел свернутый клубком.
        - Борис, слушай, что мы будем делать. Я побегу на Приют, захвачу все, что надо, а сюда скоро поднимется Майк.
        Снизу долетел хриплый вопль.
        - Помолчи, потом откричишься. Когда…
        - К черту… Не надо ничего. Прикончи, как Тамару.
        - Я не штатный палач.
        - Да больно же!
        - Будешь терпеть, пока не достанем. Подумаешь, в лед завалился. Не хрен было рысью мчаться.
        - Да я тебя увидел. Решил: за мной гонишься.
        - Я думал перехватить тебя до ледника. А ты, как последний кретин…
        - Ну да, да, кретин! Помоги же! А-а-а!
        Элан улегся на снежном языке, уперся локтями. Хорошо бы отключить болевой центр у Бориса в мозгу. Ну, попробуем. С осторожностью, чтобы не навредить…
        Борис стонал, кричал и бранился; то взывал к Элану, умоляя о смерти, то клял его на чем свет стоит - и не давал сосредоточиться. Мужчины часто плохо переносят боль - особенно такие, из интеллигентского сословия. Уж тигреро на Светлом навидался…
        - Заткнись, - зарычал он, не выдержав. - Никто не виноват, кроме тебя. Умолкни, или я ухожу.
        Борис в ответ заверещал, как дикий поросенок.
        Элан уставился на противоположный край расселины. Кромка острая, будто лезвие ножа, светлая, а ниже лед наливается синевой… Как быть с художником? Оставить - и пусть кричит, пока не выдохнется? Даже если у него сломана пара ребер, от этого не умирают.
        - Тигреро, я плохо объясняю. Чертова палка - она в брюхо воткнулась…
        Под Эланом покачнулась гора. Борис катился по склону в обнимку с альпенштоком - с ним и ввалился в расселину, и насадился, как на шампур.
        - Куда воткнулась? - переспросил Элан, разом охрипнув.
        - В брюхо. К правому боку. Все одно подыхать. Добей сразу.
        - Ладно, - ответил тигреро. - Потерпи - Майк поднимется, тогда и…
        - Черт! А без него?
        - Никак.
        Борис затих, а Элан зажмурился, стиснул зубы, сжал кулаки. Версан ни при чем, дожидаться его незачем - просто надо ударить внезапно, когда художник не мается ожиданием смерти. Внизу раздался протяжный стон. Сейчас, дружище, сейчас помогу…
        Ударившая незримая пружина чуть не прикончила его самого: Элана подбросило, он дернулся и распластался на снегу, уткнувшись лицом в жесткую холодную сырость. Мысленно подсчитал погибших. Борис - пятый. Неужто Изабелла заберет их всех? Его мутило, и засасывала трясина беспамятства.
        Тигреро так и лежал у расселины, пока наверх не поднялся Майк.
        - Эл! Ну, что тут? - Он тряхнул тигреро за плечо. - Ты-то живой?
        Элана затрясло, как в ознобе. Стиснув зубы, он унял дрожь и рассказал, что произошло. Майк клацнул зубами, шепотом выругался, затем приподнял Элана и заставил сесть:
        - Хорош валяться, не то отморозишь себе все самое нужное. Доставать не будем; не хватало самим туда оборваться. Эл, мы лезем вниз. Слышишь? Тебе по морде съездить? - предложил Майк заботливо. - Ну, что молчишь?
        - Он из-за меня навернулся. Узрел демона.
        - Кто мог знать, что он обделается со страху, завидев тебя на тропе? Ты мог это знать? Говори!
        - Он и с бивака ушел потому, что боялся. Я должен был подумать…
        Удерживая за плечо, Майк влепил ему оплеуху.
        - Ничего ты никому не должен. Здесь не детский сад, и проводник не нянька. Стервец по дурости дернул галопом через ледник - и нарвался. А тебе нечего убиваться. - Версан извлек из кармана салфетку, сунул Элану, у которого пошла носом кровь. - Оботрись, да и поползем. - Он собрал горсть снега, сбил в лепешку и приложил тигреро над переносицей. - Держи сам. Эл, пойми: Изабелла, помноженная на глупость всех наших… она сильнее тебя. Коли сами нарываются, не спасешь. Ты не можешь думать за каждого, предугадывать шаги, мысли, реакции… Даже если ты демон.
        Элан не отозвался; сидел, прижимая к лицу салфетку и снег. Майк вздохнул. Тигреро не позавидуешь: тяжко отвечать за толпу бешеных идиотов, которые будто намеренно ищут смерть.
        - Когда вы с Мишель убежали, - снова заговорил версан, - Лена прямо очертенела. Я сказал: придушу, если не прекратит визжать в уши.
        - Что хотела?
        Майк покривился.
        - Всполошилась: тигреро, дескать, Бориса настигнет и хребет перешибет. Вдогонку ринулась - только пятки засверкали. Да бегает она не ах, вот и запоздала.
        - Погоди, - Элан отбросил окровавленную салфетку. - Получается, она знала, что Борису каюк?
        - Какое! Обычная истерика - ах, боюсь, как бы чего не вышло.
        Элан поглядел вниз, на Лену и Мишель у края ледника. Даже отсюда было видно, что они держатся поодаль друг от друга.
        - Пойдем, допросим ее с пристрастием.
        - Не дури. Что тут спрашивать? Вот выдумал - цепляться к безголовой пигалице.
        - Я не цепляюсь. Но она ведет себя странно.
        - Тут все ведут себя странней некуда, - буркнул версан. - Да знай она что-нибудь, разве б не сказала? Объявить на публику, что в тебя втюрилась, а заодно и со мной не прочь, - это пожалуйста. А предложить объяснение, почему люди гибнут, стесняется. Так, что ли?
        - Выходит, так.
        Майк посмотрел с жалостью.
        - Да ты, малыш, сбрендил. Пойдем-ка на Приют, там теплого молочка, компресс на лоб - и баиньки. Мишель сказочку расскажет, колыбельную споет…
        - Заткнись. - Элан сжал виски. - Надо хоть знак какой поставить. Из снега слепить?
        - Правильно, - оживился версан, обрадованный, что тигреро отвлекся от дурных мыслей. - Соорудим маленький - как его? - постамент…
        - А на него тебя поставим. Черт, как же оно зовется?… Пусть будет постамент, - махнул он рукой, так и не вспомнив нужное слово.
        Ползая по склону, стали сгребать снег и лепить надгробный памятник у края расселины. Получилась усеченная пирамидка, в которую сверху воткнули альпеншток.
        - Ночью подморозит, все схватится в лучшем виде, - заключил Майк.
        Он вручил Элану свой альпеншток, велел осторожно спускаться и сам потихоньку заскользил вниз.
        У кромки ледника ждали Лена и Мишель. Писателька была бледна, губы вздрагивали. Она двинулась навстречу Элану, когда он сошел с проседающей под ботинками корки льда и зашагал по камням.
        - Итак? - холодно бросил тигреро, останавливаясь.
        Лена смутилась, беспомощно поглядела на вставшего рядом с ним Майка.
        - Вы хотели мне что-то сказать? - продолжал Элан. - Лена! - Он крепко взял ее за косы, не позволяя вывернуться. - Майк говорит, вы загодя знали, что Борис погибнет. Это так?
        - Н…нет. Но если б вы за ним не помчались, он бы остался жив.
        - А не брось ты его, как последняя сука, - вмешалась Мишель, - тоже ничего бы не случилось.
        - Почему вы пустились нас догонять? - настаивал Элан.
        Писателька переступила по сыро хрустящим камням, зрачки в бледно-голубых глазах начали расширяться.
        - Отвечайте. - Элан безжалостно дернул золотые косы. - Вы что-то предполагали?
        - Нет! - взвизгнула Лена. - Не знала я ничего! Я же не демон!
        - Тогда зачем побежала? - У него кривились губы: по лицу шныряли знакомые змеи.
        - Да… да потому, что боялась. За вас боялась - а вам все равно!
        Элан выпустил писателькины косы и отступил. Лена облегченно перевела дух.
        - А Мишель зря обзывается, - заявила она. - Сама-то - одного ухажера схоронила, четыре ночи спала с другим, а теперь кинулась на третьего. Так только шлюхи поступают. - Лена гордо отвернулась.
        Мишель прикусила побелевшие губы. Майк обнял ее, погладил по спине:
        - Не обращайте внимания. Мы-то знаем, как было.
        Элан уставился в надменно выпрямленную писателькину спину. Это стало правилом: заверив тигреро в своей любви, Лена тут же начинает ссориться с версанами. Может, она просто-напросто его ревнует? Идиотка. Он глянул на ледниковый склон: краснеет вертикальная черточка альпенштока. Жаль художника. И слова надгробного не сказали, не отпели…
        Мишель встала рядом, жестом подозвала Майка.
        - Я бы хотела, чтобы эта смерть оказалась последней, - заговорила она негромко. - Но если Изабелла нам за что-то мстит, если мы провинились - пусть она возьмет мою жизнь и сохранит остальные.
        - Типун вам на язык, девушка, - проворчал версан. - Эл, Мишель не справляется с надгробными речами. Лучше б ты отпел бедолагу.
        Элан глубоко вдохнул.
        - Стойте крепче, - предупредил он и издал рев мраморного тигра - оглушительный, накатывающий со всех сторон разом. Таким рыком тигр приводит в ужас стадо кабанов или оленей: не в состоянии определить, откуда несется звук, животные в панике бегут прямо на залегшего в зарослях хищника. Долгий вибрирующий рев пошел на убыль и закончился слабым томным «ууунг», а кругом порыкивало эхо, и где-то стучали осыпающиеся камни.
        - Черт бы вас побрал, - пискнула Лена. - Со мной чуть беда не приключилась!
        Тигреро направился вдоль края ледника к тропе через перевал.
        На Двадцать Первом он добрел до своей комнаты, уронил на пол рюкзак, в который как будто насовали камней, и во всей одежде повалился на постель. Подташнивало и безумно хотелось спать, и он вяло удивился тому, что дошел своими ногами и Майку не пришлось волочь его на себе. В прошлый раз, когда убил Тамару, едва дотащился до своей комнаты и вырубился - а тут чуть не десяток километров отмахал после перевала. Если так пойдет, он вскоре сможет добивать подранков безо всякого ущерба для себя…
        Отворилась дверь, и вошел Майк, осведомился:
        - Живой?
        - Почти.
        - Чем тебе пособить?
        - Ничем.
        - Мишель ужин готовит.
        - Пусть.
        - Совсем ты, друг, раскис. Хочешь, посижу с тобой? Через десять минут станешь человеком.
        Элан повернулся на бок.
        - Вот что я тебе скажу, надоедный версан. Ступай-ка восвояси, пока цел. Забыл, как чуть дуба не дал, - когда Крокодав умирал в пьяном овраге? Катись подобру-поздорову.
        Майк ухмыльнулся.
        - А Мишель с ужином прислать?
        - Это уж как ей сердце подскажет.
        Майк ушел, а Элан провалился в черный сон, в котором поначалу не было ни сновидений, ни переживаний - ничего. Затем появилась Мишель. Она трясла его за плечо и уговаривала проснуться; девушка плакала и просила, а он и сам бы рад - да никак не выцарапаться из черного колодца, пленником которого оказался. Потом Мишель привела Майка, и версан по своей привычке отхлестал Элана по щекам. Тигреро внезапно сообразил, что они будят его наяву, а он не в состоянии проснуться, и подскочил как ужаленный.
        - Ох! - склонившийся над ним Майк отшатнулся. - Тьфу, чтоб тебе… Совсем охренел. Ты, сукин сын!..
        - Закрой пасть, - велел Элан и поглядел в испуганные глаза Мишель. - Что за переполох?
        Она прижала пальцы к задрожавшим губам.
        - Сказал бы я, да при девушке неловко, - заворчал Майк. - На кой черт над людьми измываешься?
        - Я? - он поправил сползающее одеяло.
        Версан сгреб со стола диагностер, швырнул Элану и свирепо заорал:
        - Две клинические смерти подряд - это не издевательство?! Полюбуйся на свои подвиги! Да, да, почитай память!
        Тигреро потыкал клавиши. И правда: диагностер сообщал, что дважды имела место остановка сердца.
        - Чего-то я в толк не возьму… - он забрал с кресла сложенные штаны, натянул их и сунул ноги в ботинки. Рубашку надеть поленился. - Это что же получается?
        - Два раза отправлялся на тот свет, я еле вытащил. Ты у меня уже вот где! Я за родной женой так не ухаживал, как с тобой возился.
        - Оттого она тебя и бросила, - заметил Элан по пути в туалет.
        Поспешно заскочил туда и захлопнул дверь, пока Майк не метнул что-нибудь в спину. За дверью раздался радостный хохот версана.
        Кувырок со снежника после встречи с Тамариным джинном и две остановки сердца - считай, Элан трижды обязан версану жизнью. Не расплатишься, как ни вертись…
        Когда он возвратился в комнату, Майк уже ушел. Мишель стояла у окна. Лицо было измученное, под глазами лежали коричневые тени.
        - Элан, - подалась она к тигреро, - если что-нибудь приключится со мной, не надо добивать… так. Вы же погибнете… солнечный демон.
        - А если вы погибнете, мне зачем жить? - улыбнулся он, думал обнять ее, но версана вскинула руки, уперлась ему в грудь.
        Вздрогнула, ощутив под ладонями обнаженное тело, прянула назад.
        - Если позволите, я приоденусь, - Элан взялся за рубашку, и Мишель отвернулась.
        Они вместе вышли на крыльцо, под золотое вечернее солнце. Устроившийся на ступеньках Майк не дал себе труда скрыть удивление:
        - Куда это вас понесло? Я-то считал… - Он одумался и перевел разговор на другое: - Мишель, как насчет ужина? Я сегодня даже не обедал, а энергозатраты, благодаря этому обормоту, случились немалые.
        - Что такое? - не остался в долгу Элан. - С кем ты сегодня случился?
        - Не скажу! - рявкнул версан.
        Мишель недоуменно оглядела обоих.
        - Кажется, я чего-то не поняла? Что с Майком случилось?
        Мужчины захохотали, не объясняя.
        - А где наша писателька? - поинтересовался Элан, отсмеявшись.
        - Затаилась, - ответил Майк. - Укрылась где-нибудь в кустах и строчит роман.
        Тигреро вдруг поднял голову, вглядываясь в ведущую с Двадцатого Приюта тропу. Тропу было видно далеко: светлая змейка на зеленом травянистом склоне.
        - Что там? Узрел что-нибудь? - в один голос спросили Мишель и Майк.
        - Пока ничего. - Элан перестал вглядываться и теперь прислушивался. Безмятежный вечер звенел тишиной. - Готовьте ужин. На пятерых.
        Версаны переглянулись.
        - Эл, тебе нехорошо? - спросил обеспокоенный Майк.
        - Будут гости, - объяснил он. И добавил, верно истолковав выражения их лиц: - Да не спятил я. Что вы, в самом деле?
        - Какие гости? - попытался урезонить Майк. - Тут никого, кроме нас. - Он подумал. - Кто-то из местных - которых как будто не обнаружено?
        - Может, они злые? - предположила Мишель. - Лучше бы не надо.
        - Как хотите. - Элан улыбнулся. - Это будет мой личный гость. Безобидный, беззлобный и безвредный.
        - Ну, демон, на твое усмотрение, - уступил Майк. Ему пришла новая мысль: - А вдруг это пилот какого-нибудь корабля? Или Космоспасательная служба. Могут же они тут объявиться… например, для патрулирования территории.
        - Вот бы здорово, - обрадовалась Мишель. - Тогда мы такой пир закатим!
        - Да, уж пожалуйста, - снова улыбнулся тигреро. - Моих гостей кормить по высшему разряду.
        - Будет исполнено, командир! - Версана ушла в дом.
        - Как скоро он пожалует, этот гость? - полюбопытствовал Майк.
        - Понятия не имею. По-твоему, я с таймером хожу?
        - Мог бы обзавестись. - Версан пригляделся к желтой змейке тропы. - А вот у меня таймер есть. И знаешь, что он говорит?
        - Ну? - Элан щурился, подставив лицо вечерним лучам.
        - Что через несколько часов Приют взбесится.
        - С какой стати?
        - Ты как младенец, право. Что с Мишель творилось, когда у тебя сердчишко затухало, - не передать. Я не знал, к кому первому бросаться, к тебе или к ней. Ее ужас так по нам вдарит - не обрадуешься.
        Элан помрачнел.
        - Надо бы уйти, от греха, - продолжал Майк. - Эти осатаневшие Приюты…
        - А гость?
        - Ты всерьез в него веришь?
        - Демон я или нет?
        - Ну, жди. Чем бы дитя ни тешилось… Только скажи, где будем ночевать.
        - Здесь, - заявил тигреро. - Я поколдую, успокою Приют.
        - Поколдуешь - а потом я тебя с того света вытаскивай?
        Элан побрел через площадку к оборудованному кострищу. Хмурый версан двинулся следом.
        - Не подумай, что я из дурацкого упрямства, - начал тигреро, подбирая слова. - Я не могу объяснить, но… Надо его дождаться - и все тут.
        - Да кто хоть он такой?
        Тигреро пожал плечами.
        - Я всего-навсего демон-недоучка и даже не знаю, он это или она. Помнишь, я рассказывал, что у меня был Кот? От нашего гостя такое же легкое и теплое ощущение, как от Кота.
        - Только этого не хватало, - затосковал Майк. - Мало нам демона, еще и кот приблудный.
        Элан уселся на истекающее медовой желтизной бревно у кострища.
        - Поверь искушенному тигреро: коты - это хорошо. А теперь не отвлекай, буду колдовать.
        Он посидел с час в тихом трансе, даже не заметив, как захолодало и Мишель набросила ему на плечи куртку. Не на шутку встревоженный Майк откровенно обрадовался, когда Элан встрепенулся и поднял голову.
        - Наколдовал?
        - А то! Это будет самый благодатный из Приютов. Праздничный ужин готов?
        - Вполне, если Лена втихаря не подмела десерт. Как самочувствие? - спросил Майк и сам же ответил: - Хреново. Гостеприимный ты наш.
        Тигреро не слишком уверенно встал на ноги, попросил:
        - Будь другом, разведи костер. Да и перекусить не грех.
        С крыльца сбежала Мишель.
        - Элан! Бог мой, уж я боялась… Как вы? - Она озабоченно пощупала ему руки: - Совсем заледенел. Ужин нести? Лену тоже придется позвать. Она честно толклась на кухне и вроде как помогала.
        - Неизбежное зло. Зовите. Однако же скоро наш гость пожалует, - мечтательно протянул тигреро.
        - Эл, - подал голос Майк, шуруя в кладовке в торце дома, где хранились запасенные дрова. - Желая тебе добра, должен предупредить: версаны ревнивы как черти. Так что коли не уймешься, мадам Вийон твоему гостю располосует морду.
        - Непременно, - подтвердила слегка уязвленная Мишель.
        Элан с нежностью провел рукой по ее шелковистым кудрям.
        - Моя сумасшедшая Мишель… Садимся ужинать, не то я сдохну с голоду. И никакой Майк не спасет.
        - Я даже хлопотать не стану - сам голодный как три черта, - жизнерадостно заверил версан.
        Обещанный гость не появлялся. Изрядно потрудившаяся над романом Лена притомилась и не распускала язычок, молча истребляла угощение. Мишель привалилась к надежному боку Майка и вполглаза спала, пригревшись. Элан тоже в конце концов задремал и потому не услышал легких шагов за спиной. От негромкого свиста он вскинулся и обернулся. Несколько секунд вглядывался, не веря собственным глазам, затем обрел дар речи и ошеломленно вымолвил:
        - Техада! Ей-богу, это Ленвар Техада.
        Часть 4. Версана
        Глава 1
        Словом, прибежал я к ним на свою голову.
        - Это… ты… его ждал? - запинаясь, выговорил Майк. - Техаду?
        - Его, - мрачно уронил Элан и шагнул ко мне.
        Скинул я рюкзачишко, приготовился ко всяческим неожиданностям. Майк метнулся через костер и оказался рядом, придержал Элана за локоть.
        - Постой, постой! Уговор дороже денег. Ты что, станешь открещиваться от собственных слов? Дескать, твой личный безобидный гость и все такое.
        - Я его убью, - отозвался Элан с подкупающей прямотой.
        - Не сразу же - не на пороге дома, - версан потянул его назад.
        - Элан, вы не забыли, что демонов-убийц стреляют из снайперских винтовок? - промолвила Мишель, приближаясь.
        - Он убил Кэтрин.
        - Эл, опомнись. Ты же сам его предвкушал, толковал про ощущение…
        - Отвяжись. - Элан высвободился, но в драку со мной не полез. - Отвяжись, кому сказано! - рявкнул он, когда Майк снова попытался прибрать его к рукам. - Спасу нет… Какого рожна ты здесь ошиваешься? - почтил он вниманием меня.
        - Выполняю спецзадание. - Как правило, нахальства мне не занимать, но сейчас едва нашелся, что ответить. Обидно было до чертиков. Я-то за ними бежал, надеялся помочь - а тут на тебе: Элан Ибис, засадивший меня в тюрьму.
        - Не хами, а объясняй по-человечески, - Майк разглядывал меня настороженно и одновременно с интересом. - Тебе положено десять лет отираться в камере.
        - Удрал.
        - Сам или помогли?
        - Нашлись добрые души.
        - Кто?
        - «Лучистый Талисман».
        - И на кой ляд?
        - Чтобы сюда засобачить. Со спецзаданием.
        - Конкретней, - потребовал Майк.
        - Велели добывать камни. Драгоценные.
        - Много ли наковырял?
        - Что, так и будем толочься на пороге? - Я наконец собрался с мыслями. - Или можно подсесть к общему столу?
        Майк с Эланом расступились, я подхватил свой рюкзак, прошел и уселся на бревне рядом со златокосой кисулей, которая рассматривала меня, затаив дыхание.
        - Магдалена, вы позволите? - улыбнулся я со всей любезностью, угадав имя и по привычке пуская его в ход. И отшатнулся: златокосая издала вопль, словно я покусился на честь самой девицы, ее матери, бабки и прабабки разом.
        Мужики вообразили, будто я и впрямь ей что-то сделал - рванули меня за горло, опрокинули и сгоряча хватили по башке.
        - Демон! - вопила Лена. - Демон-убийца! А-а-а!!!
        Опомнившийся Майк ей тоже чуть не наподдал, и писателька заткнулась.
        - Почему Магдалена? - спросил Элан.
        - Потому что мадам так зовут. - Я поднялся на ноги. - Магдалена Карах. Прошу прощения, если раскрыл инкогнито.
        Она таращилась на меня с непритворным ужасом.
        - А почему демон? - поинтересовался я в свою очередь, повеселев: одну плюху я огреб, вряд ли дело скоро дойдет до новой.
        Тигреро холодно усмехнулся и ответил на мой вопрос:
        - Кличка у нас с тобой такая - демоны. Нас отстреливают из снайперских винтовок, так что коли ты экстрасенс, не торопись хвалиться.
        Подобрав рюкзак, я откочевал от Лены на соседнее бревно; справа от меня рядком устроились версаны и Элан.
        - Угощайтесь, - сухо предложила Мишель.
        На первый взгляд, она мне не показалась: узкобедрая, широкоплечая; черты лица хотя и правильные, но слишком твердые, не девичьи. Кабы не грудь - точь-в-точь младший братишка Майка.
        Я взялся за ужин, а хозяева пожирали глазами меня. Лена была перепугана, Мишель вежлива и холодна, Элан зловеще тих, как наползающая грозовая туча, и только Майк по-прежнему исполнен если не дружелюбного, то хотя бы нейтрального интереса. Он не утерпел первым:
        - Куда движешься, странник?
        - К вам направлялся.
        - Зачем?
        - Одному показалось тоскливо, вздумал отыскать людей.
        - Однако у нас тоже веселье невеликое. Могилы видел?
        - Майк, - начала Лена. - Пусть он уходит. Второй демон… к тому же убийца. Он ведь убил жену Эл…
        - Я сам разберусь, - отрезал тигреро. - Что за камни ты собираешь?
        Я извлек мешок с изабельками, зачерпнул горсть и предъявил. В свете костра голубые кристаллы не смотрелись, и их оглядели без волнения. Одна Лена полюбопытствовала:
        - Они вправду драгоценные?
        - Да. - Я не стал расписывать, каковы изабельки на самом деле, ссыпал их обратно в мешок.
        - Ты знал, что можешь наткнуться на Элана? - продолжил Майк.
        - Мог бы догадаться. Тебя вписали в последнюю минуту? - спросил я тигреро. Он кивнул. - А меня сперва упрашивали сюда лететь, а потом ни с того ни с сего дали отлуп - выходит, как раз, когда взяли тебя. Однако я забарахтался - мол, непременно хочу на Изабеллу; тогда Максвелл-младший пристал с вопросом, почему я убил твою жену. Я ответил, что не убивал, - проговорил я, глядя Элану в глаза, - но Герман не поверил, как и все. Принялся изводить: скажи да скажи, довел до белого каления. Я и ляпнул сдуру… - Тут мне подумалось, что с такими байками опять нарвусь на мордобой, но давать задний ход было поздно. - Чисто для смеха сказанул, что был к тебе неравнодушен, ты отвечал взаимностью, а Кэтрин стояла между нами. Герман возликовал. Клещом вцепился и не отстал, пока я не повторил это главному боссу. Максвелл-старший поверил и пустил сюда. Эдакая подстраховочка: дескать, если мы с тобой столкнемся, то полезем не в драку, а в постель.
        Боже, что с ними сталось! Такого бешеного воя и хохота, который издали бы всего-навсего двое мужиков и одна девица, я отродясь не слыхал. В конце концов заподозрил, что это нервное.
        - Сюжет для Лениного романа, - выдавила рыдавшая от смеха Мишель. - Ой, не могу!
        Я покосился на златокосую. Она сидела с озлобленным видом, отвернувшись от всех. Нахохотавшись, Элан оттаял.
        - Ладно, про Кэтрин я с тобой отдельно потолкую. Ты экстрасенс?
        - Я экстра-класс. - Неистребимое нахальство вернулось в полном объеме. - Эксперт по драгоценным камням, один из лучших на Кристине.
        - Ну-ка, - вмешался Майк, - погляди безделушку. - Он завладел рукой Мишель, снял перстень и протянул мне.
        Я провел пальцами по граням, ощутил покалывание холодных игл.
        - Изумруд с месторождения Верхняя Сержа, с Первой Территории.
        Верхнесержские камни ни с чем не спутаешь. Однако хозяева явно ожидали большего. Чтобы доставить удовольствие, я подошел к Мишель и надел перстень ей на палец; при этом угадал имя.
        - Перстень был подарен мадам Вийон с большой любовью. - Я невольно задержал ее руки в своих, и остальное выскочило само собой: - Того человека уже нет в живых.
        - Это все, что ты знаешь? - тяжело спросил Майк.
        - У него было много имен. Тони… Слеток… Тео.
        - Он демон! - взвизгнула Лена. - Угадывает имена… А еще что?! Я не хочу! Пусть уходит. Да гоните же его! Майк!
        - А ну не лапай! - рявкнул на меня версан. - Больно много вас, демонов, развелось - и все на мадам Вийон, - проворчал он, когда мы с Мишель прянули в разные стороны.
        Она потянулась ко мне, потому что речь зашла о Слетке, а я - я попросту погиб. Вмиг, от одного-единственного прикосновения. Оглушенный, ослепленный, онемевший и еще не знаю какой, я стоял перед ней как чурбан и едва дышал. Мишель оказалась потрясающа, сногсшибательна, упоительна… Короче говоря, за второе прикосновение я не колеблясь отдал бы полжизни.
        Я сел на место. Мишель смотрела в землю, крутила на пальце перстень, Майк кривил губы в понимающей усмешке, а Элан… Будь у него ружье, я бы уже валялся, простреленный навылет.
        - Ну, допустим, - как ни в чем не бывало заговорил версан минуту спустя. - Еще какие таланты у тебя имеются?
        - Никаких.
        - А не врешь?
        - Нет, - заявил я и вдруг сообразил, что именно вру. Уж пятый год, как при виде Лена Техады у мужиков возникает неодолимое желание набить ему, Техаде, морду. Злосчастную эту способность Изабелла как будто пригасила, о чем свидетельствовала моя дружба с Леоном, пилотом космояхты; но Элан, к примеру, хоть сейчас готов был руки приложить.
        - Давай, выкладывай, - велел тигреро. - Не то замену снайперской винтовке вмиг найдем.
        Лена снова заскулила, что пришлого демона надо гнать взашей, но ее мнением опять пренебрегли. Сказать по чести, ее отношение меня задело: где это видано, чтобы юные девицы с такой настойчивостью пытались от меня избавиться? С затаенной надеждой, я взглянул на Мишель; нет, она моей персоной не интересовалась.
        - Отвечай, когда спрашивают, - поторопил Майк. - Что там у тебя за душой?
        - Нет у меня души. Не осталось. Ногами выбили, кислотой вытравили.
        Мишель подняла голову, и под неотрывным взглядом ее блестящих глаз я выложил свои приключения в травенской тюрьме. И про зырков рассказал, и про потасовки в общих камерах, и отца-начальника господина Око упомянул - как он мне спину поливал аэрозолем, на коже имя запечатлел: ЛЕНВАР ТЕХАДА.
        - Покажи, - велел Майк, выслушав.
        Стянул я одежки, повернулся спиной к огню. Белые буквы, надо думать, отчетливо выделялись - ровные, одна к одной.
        - Черт… Ладно, одевайся. Эл, мы не будем его отстреливать?
        - Пока нет, - отозвался тигреро.
        - Но все-таки, - заговорила Мишель, - за что вы убили жену Элана?
        - Я устал отвечать на этот вопрос. Не убивал. Да поймите же! - Я разнервничался. - Мне с семнадцати лет мужики морду бьют; у меня нет друзей, нет своей стаи. Женщины - единственное мое сокровище. И вдруг я от нечего делать подойду к красивой незнакомке и запросто ее прикончу? Чушь собачья.
        Элан принужденно усмехнулся.
        - Еще немного - и я поверю, будто свидетельствовал против тебя напрасно.
        - А то нет! - Меня вдруг осенило. - Послушай, ты ведь не врал на суде - был свято убежден, что я ее убил.
        - Точно, - вставил Майк. - А ты столь же свято верил, что не убивал.
        - И не мог убить - в принципе не мог. Это… невозможно, вот и все. По-моему, нас с Эланом обоих крупно подставили.
        Тигреро перевел взгляд на огонь, как будто искал в танцующих язычках подтверждение моих слов. Мишель терпеливо ждала, что он скажет. Майк задумчиво щурился, разглядывая нас с Эланом, Лена вытянулась в струнку, ожидая дальнейшего.
        - Вообще говоря, в такой версии что-то есть, - наконец изрек Майк. - Если я хоть немного смыслю в демонах, этот на душегубца не похож.
        Лена пискнула, открыла рот, но поперхнулась и смолчала. Я перехватил пристальный взгляд Элана, под которым писателька начала ежиться; затем такого же взгляда удостоился сам.
        - Иными словами, - начал тигреро, - кто-то третий расправился с Кэтрин, а меня накормил галлюциногеном и заставил думать, будто ее прикончил ты?
        - Примерно так.
        - И столкнул двух демонов сперва над трупом, а затем на туристской тропе?
        - Ну… не знаю. За вами-то я сам побежал, начхав на инструкции.
        - Мы не будем его отстреливать, - постановил Майк. - Хотя тут есть о чем поразмыслить.
        - Да, - подтвердил Элан, а в глазах мелькнуло нечто такое…
        Холодная неумолимая решимость - вот что это было. Я испытал мгновенное желание сняться с места и задать стрекача, пока не поздно, - но глянул на Мишель и не шелохнулся. Будь что будет; я остаюсь с ней.
        - Да ты ешь, - радушно предложил версан, - вон сколько всего осталось. - Он плюхнулся на бревно рядом со мной и вполголоса добавил: - А на мадам Вийон глаза не пяль, по-хорошему предупреждаю.
        Я пожал плечами, что можно было истолковать как угодно. В сущности, я и в мыслях не держал перехватить у Элана Мишель - с нас довольно истории с Кэтрин.
        Пока я подъедал десерт, Элан тихо сидел, поглядывая на меня и на Лену. Потом встрепенулся, обнял за пояс Мишель и обвел взглядом уже нас троих. Когда в поле его внимания четвертым попал Майк и глаза тигреро выразительно на нем задержались, версан усмехнулся.
        - У тебя, я вижу, есть несколько дел, которые никак не совместить.
        - Угадал. - Элан крепче прижал к себе Мишель, отчего подо мной земля покачнулась.
        - Так и быть, займусь тем, что полегче, - обещал Майк.
        - Займись. - Элан поднялся и поставил на ноги версану. - Мадам Вийон, я бы хотел пригласить вас на прогулку.
        Она улыбнулась ему - улыбка осветила лицо, изменив Мишель почти до неузнаваемости. Гибкую, грациозную, ставшую невероятно женственной, тигреро увел ее по тропе в сторону следующего Приюта. Майк проводил их загрустившим взглядом.
        - Ты не представляешь, что у нас творилось, - сообщил он. - А-а, - махнул рукой. - Пошли в дом. - Он собрал пустые упаковки из-под еды, пластмассу побросал в костер, а жестянки - в мешок.
        - Майк, - окликнула Лена.
        Он обернулся.
        - Ленвар останется с нами? - спросила писателька, не смущаясь моим присутствием.
        - Если захочет.
        - Я его боюсь.
        - Трепещете. А Элана, стало быть, не боитесь.
        - Нет! - Писателька порхнула к нему. - И вас тоже. - Она обольстительно улыбнулась, выгнулась перед ним, взялась за свои золотые косы.
        Он оглядел ее, как рассматривают, скажем, унитаз новой модели в магазине сантехники. Хороший такой унитаз, качественный, изящных обтекаемых форм. Меня смех разобрал.
        - Майк, - промурлыкала Лена, придвигаясь. Склонила набок золотистую головку. - Право же, мне с вами совсем-совсем не страшно.
        Он усмехнулся короткой, злой усмешкой. На писателькином месте я бы ретировался не раздумывая; на месте унитаза тоже. Майк из породы людей, которые чертовски хороши как друзья, но не дай Бог нажить таких врагов. На Лену он смотрел как враг, однако она и впрямь его не боялась.
        - Ну, Майк… - протянула она обиженно.
        Не иначе как надеялась улестить версана и в пылу любовных утех вырвать обещание, что он выставит вон несимпатичного ей Лена Техаду.
        Из темноты, с той стороны, куда ушли Элан с Мишель, донеслась песнь Светлого озера. Майк принял решение.
        - Держи, - он сунул мне мешок с пустыми жестянками. - Снесешь в кухню. - Было видно: предстоящее версану не по душе, но он намерен сдержать данное Элану слово.
        Лена победно вцепилась в него и потащила в дом.
        Они скрылись за дверью Приюта, а я остался у костра, послушал колдовские песни Элана. Жаль, сам так не умею. В конце концов я расчувствовался, запечалился, унес в дом свой рюкзак и врученный Майком мусор, рюкзак забросил в свободную комнату справа, а жестянки понес на кухню, в левое крыло. Сунул их в мусороприемник и уселся к столу, запустил кофеварку и тостер, включил музыку. Совсем меня разобрало, затосковал о Мишель. Как подумаю, что где-то там, под звездным небом, с ней Элан, - хоть криком кричи.
        Из комнаты неподалеку донесся женский вопль. Я подпрыгнул, но сообразил, что к чему, и уселся на место. Меланхолично порадовался за других. Хлебнул кофейку, сжевал пару тостов с ветчиной. Все это было не то. Совсем не то…
        Новый вопль, истошней первого. Я дернулся, расплескал кофе. Им-то хорошо, а мне? Хоть из дома уходи.
        Поэтому когда Лена заверещала в третий раз, я встал от стола с намерением убраться вон. Однако она продолжала визжать, и это не походило на вопли удовлетворенной страсти. Меня подмывало вмешаться - с какой стати Майк ее обижает? - но я в их компании чужой и в здешних интригах не разбираюсь. Может, писательке достается за дело.
        Пока я размышлял, стоя на пороге кухни, в коридоре распахнулась дверь. Из комнаты вышел версан, а следом, прикрывая косами голую грудь, метнулась полуодетая Лена.
        - Майк! - она бухнулась ему в ноги, стиснула колени. - Ну Майк же!
        Я попятился. Чтобы сгинуть вовсе, деликатности не хватило, однако на пару шагов я отступил. Версан оттолкнул ее; Лена свалилась, но тут же вскочила и кинулась вдогон:
        - Майк, пожалуйста!
        Он не оглядываясь шагал по коридору.
        - Майк, миленький! - она поймала его за локоть. - Ну постой же!
        Он стряхнул ее, будто налипшую грязь.
        - Ма-а-айк! - От визга звенело в ушах. - Пожалей их!
        Версан остановился в холле, обернулся. Казалось, он готов ее убить.
        - Не ходи! - вопила Лена, снова повалившись на пол, обхватив Майка за бедра. - Не трогай их сейчас! Не мешай!
        - Ты… - он явно искал слова помягче. - Сука последняя.
        - Ну прости, - молила она жалостно. - Майк…
        - Тамару я тебе не прощу, - выговорил он тихо, с бешеными глазами и серым лицом. Затем отшвырнул писательку и кинулся в свою комнату, грохнул дверью.
        Поскуливая, Лена поднялась, вытерла щеки и побрела обратно в левое крыло. Я отступил вглубь кухни - не хватало, чтобы после эдаких разборок девица обнаружила свидетеля.
        Писателька затаилась, а я прокрался по коридору, миновал холл. Прикинул, не заглянуть ли к Майку, поспрошать о том, о сем.
        Задержался у его двери, расслышал глухой не то стон, не то рык. Нет: разговаривать сейчас Майк со мной не станет. Тогда я двинул к себе, завалился в койку и, на удивление, заснул.
        А пробудившись, пережил натуральный шок. Открыв глаза, я обнаружил Элана. Он сидел на постели, нагнувшись надо мной, обеими руками упираясь в подушку. В окно падал свет фонарей, блики лежали на его белокурой голове, глаза поблескивали стеклянным блеском. Элан выпрямился.
        - Ты чего? - Несколько мгновений я очумело таращился, потом сел и постарался придать себе достойный вид.
        Тигреро поднялся на ноги, постоял молчком и признался:
        - Я заставил тебя говорить.
        - Ну ты и сволочь!
        - Зато узнал правду о Кэтрин.
        - Доволен? - Я старался подавить раздражение: в конце концов, речь шла о его жене.
        Элан нашарил выключатель, включил свет.
        - Ты сказал, - заговорил он медленно, то ли тщательно подбирая слова, то ли о чем-то размышляя, - у тебя есть камень… элитный талисман. Покажи.
        - Я не слышал ответа на свой вопрос. Ты доволен тем, что узнал о Кэтрин?
        - Покажи талисман.
        Он уперся, а у меня тоже упрямства хватает. Однако я уступил первым; если разобраться, у Элана больше прав на всяческую придурь: я-то бежал по маршруту один, а он похоронил пять человек. Поэтому я снял с шеи шнурок с темным полированным сердечком, предъявил на ладони. Тигреро хотел взять, но я не дал - талисман по-прежнему не желал со мной расставаться, и передать его в чужие руки я не мог. Правда, каменюка не возражал, чтобы Элан его потрогал.
        - Ты знаешь, что это за минерал? - Тигреро закончил инспекцию.
        - Скорей всего, инопланетный.
        Я уже простил ему самоуправство: во время следствия в Травене я чуть ли не в ногах у следователя валялся, просил дать сыворотку правды; не дали, сволочи. А ведь тут же стало бы ясно, что я не виновен в смерти Кэтрин. Кому это было надо? Черт теперь разберет.
        - Думаю, камешек достался матери от моего отца.
        Элан уселся на свободную постель и спросил:
        - Кто твой отец?
        - Не знаю. Приемного убили.
        - А настоящий?
        Меня взяла тоска. Я не хотел обсуждать историю нашего семейства, описывать, как промелькнувшая звезда вынырнул невесть откуда, расправился с Арабеллой Техада и ее мужем и вновь исчез.
        Элан ждал. Я вспомнил, что он явился ко мне от Мишель, и захотелось вышвырнуть его вон. Так и не услышав ответа, он заговорил сам:
        - С тобой и со мной, Майк насчитал четырех демонов. Светловолосых сенсов с карими глазами. Он утверждает, что не известно ни одной инопланетной расы с подобными характеристиками. То есть, в информсети о них ни слова.
        - Чепуха. Ленвар-старший, мой отец, именно инопланетчик. Тетка с матерью называли его «сошедший со звезд».
        - Тогда понятно, почему мы одной породы. Эти «сошедшие со звезд» гостили у нас, гуляли с женщинами, затем отбыли - а дети остались. Похожие друг на друга, как родные братья.
        - Но почему об этих пришельцах никто знать не знает? Они не могли привалить на Кристину инкогнито. Представляешь - на орбиту выходит инопланетный корабль? Его же вмиг засекут наши станции.
        - Да черт с ними, - устало отмахнулся Элан. - Лучше вот что объясни… - Внезапно он выпрямился, глаза впились мне в лицо. - Ты сказал, приемного отца убили?
        - Да. И мать с ним вместе.
        - Кто и за что?
        - За что, не знаю. А убил Ленвар-старший.
        - Ленвар, говоришь?
        - Старший.
        Не нравилось мне, как он смотрит - цепко, холодно. Наверное, точно так же он глядел бы на вышедшего под выстрел леопарда.
        И внезапно все сложилось: моих родителей убили - мотив неизвестен; Кэтрин Ош убили - то же самое. Получается, кто-то убирал людей, близких к потомкам блудливых инопланетчиков. Я высказал свои соображения Элану, однако он отнесся равнодушно - похоже, смертельно устал. С Мишель утомился, злобно подумалось мне.
        - Иди-ка восвояси, - посоветовал я, придушив идиотскую ревность.
        Он беспрекословно поднялся.
        - Извини, что я так… властью демона тебя разговорил.
        - Да иди уж.
        На кой черт мне его извинения? Выяснили правду - и на том спасибо. Но он не успокоился:
        - Мне надо было узнать про Кэтрин. - И договорил через силу: - Ты не виноват.
        - А я будто думал иначе. Катись. Весь сон перебил.
        Элан убрался, а я вылез из-под одеяла, выключил свет, который он не удосужился погасить, и с беззвучным воем снова повалился на кровать. Он-то ушел к Мишель!
        Утром меня растолкал Майк, кинул одежду:
        - Подъем.
        Я глянул в окно: первые лучи осветили снежную верхушку ближней горы. Что за переполох спозаранку?
        - И куртку надевай, - велел версан. - Уходим.
        Был он мрачнее тучи, и я воздержался от расспросов. По-быстрому собрался и выскочил из дома.
        Над площадкой стояла тишина, трава была сизой от росы. Над кострищем ниточкой курился дымок, бледно светили непогашенные фонари. Майк зашагал по тропе в сторону Двадцать Второго Приюта.
        - Насовсем сваливаем? - поинтересовался я, озабоченный судьбой покинутых изабелек.
        - Вернемся. Может быть.
        Звучало не слишком вдохновляюще, однако идти в неизвестность с версаном куда лучше, чем оставаться на Приюте с Эланом и Мишель. При мысли о них у меня вся душа переворачивалась.
        На плече у Майка висела смотанная веревка.
        - Полезем в пропасть? - не утерпел я - хотелось же знать, что нас ждет.
        - Эта сучка сбежала, - отозвался версан.
        - Лена?
        - Она самая.
        Еще бы ей не сбежать, размышлял я. При таком-то обращении!
        - Почему ты считаешь, что она двинула сюда?
        - Не назад же, к бешеным Приютам. - Он выругался.
        Я поморщился; не люблю, когда оскорбляют женщин - хоть каких. Несколько минут спустя Майк снова заговорил:
        - Эл был прав, конечно. Чертов демон. Чуял ведь, что она знает. Не сумел ее дожать. А я, как последний кретин! Защищал ее, Эла оттаскивал…
        Он умолк - и потом молчал всю дорогу. Я остерегся лезть с расспросами.
        Золото солнечных лучей все ниже стекало по снежной вершине справа от нас, и наконец из-за темной горы слева показалось солнце. Наша удобная тропа сузилась и пошла по карнизу, пересекая крутой склон - голый, в редких пучках сероватой травы. Внезапно Майк остановился, так что я с разгона чуть не угодил ему в спину.
        - Приехали, - мрачно сообщил он.
        Я обшарил взглядом тропу. Ничего.
        - Вон полюбуйся, - версан указал вниз.
        Лена лежала на осыпи метрах в тридцати от нас, подвернув голову, словно надеялась спрятать ее в землю. Еще ниже валялась сумка. Вмазать бы Майку со всей силы и отправить туда же…
        - Она сбежала из-за тебя.
        - Струсила она, вот и все. Побоялась объясняться с тигреро. Он бы пришил ее, гадину.
        Я проглотил возмущение. Видать, писателька повинна в чем-то ужасном.
        Обогнув версана, я продвинулся вперед, осматривая землю. Вот здесь Лена споткнулась, не удержала равновесие - устоять на ногах в темноте труднее, чем средь бела дня. Шлепнулась со всего размаха: остался отпечаток ладони. Но почему она укатилась с тропы и закувыркалась по склону? Карниз карнизом, однако не настолько же он узок; тем более, что Лена устойчиво держалась на карачках.
        Подошел Майк.
        - Распутываешь следы, как наш тигреро?
        - Да тут не понятно. - Я изложил свои соображения. - Ее как будто сбросили.
        - Таких падений мы насмотрелись вдосталь. Грешили на Изабеллу - думали, она людей швыряет… Нет. - Майк покачал головой и печально повторил: - Нет.
        - По-твоему, Лена сама вниз полезла?
        - Угадал.
        До меня дошло.
        - За сумкой? Выронила ее и ринулась очертя голову? Глупыха. Во тьме, одна…
        - Туда ей и дорога.
        - Послушай. - Я взъярился. - Либо придержи язык, либо объясни, чтоб я понял.
        - Объяснять буду Элану. После. - Майк снял с плеча веревку. - Поползешь доставать? А я подстрахую.
        Он обвязал один конец себе вокруг пояса, затем оплел меня своей веревкой, как паутиной, добросовестно проверив каждый узел. Вынул из кармана сложенный альпеншток, раскрыл его, зафиксировал и тщательно опробовал крепление, затем хлопнул меня по плечу:
        - Пошел.
        Я двинулся вниз по осыпающемуся склону, а Майк разматывал веревку. Ступал я осмотрительно, не пренебрегая альпенштоком. Он то и дело уходил глубоко в рыхлую землю, а я оскальзывался и съезжал - но каждый раз веревка натягивалась и не давала укатиться. Оставшийся на тропе Майк стоял твердо, как скала; если бы не тело погибшей девушки, к которой я подбирался, лазать с версаном по горам было бы одно удовольствие.
        Наконец я спустился. Лена лежала раскинувшись, как будто перед смертью желала обнять погубившую ее Изабеллу, лишь голова была подвернута нелепо, неестественно. Бурая пыль припорошила косы, и они казались древними золотыми украшениями. Зачем она сунулась за проклятой сумкой - такая хрупкая, тоненькая? Ночью, одна. Неужто несчастное барахлишко стоило риска? Мне было горько.
        Измазанная сумка валялась метрах в трех ниже по склону. Надо бы достать, раз Лена так к ней стремилась. Я пополз было дальше, но веревка натянулась, не пуская вниз. Майк замахал рукой - давал знак возвращаться. Я тоже замахал, объясняя, зачем лезу. Тогда он вскинул обе руки вверх, потом взялся за веревку и ощутимо дернул: мол, не хватает длины.
        Я подосадовал, что версан столь тщательно меня обвязал; иначе, глядишь, я дотянулся бы до сумки. Пришлось вернуться к писательке.
        Лена уже закоченела. Наверно, сбежала с Приюта сразу после разборки с Майком, пролежала несколько часов, а ночи здесь стылые. Я поднял ее на плечо и полез наверх. Версан тянул за веревку, помогая взбираться. Отчетливо представилось, как вылезаю на тропу и кладу Лену у его ног: полюбуйся, мол, что натворил.
        Не стал я устраивать демонстраций, а просто опустил писательку наземь. «Тамару я тебе не прощу», - сказал Майк ночью в холле; не мое дело соваться к нему и поучать.
        Он отвязал от пояса свой конец веревки и в хмуром молчании распутал ту упряжь, которую навязал на мне, затем обернулся к Лене. Лицо кривилось, словно перед Майком лежало нечто омерзительное.
        - Ах, Боже мой… Вот еще Эл не знает. - Он шагнул к писательке, однако медлил нагнуться и поднять. - Слушай, Лен, - проговорил версан, глядя в землю. - Она была права: тебе лучше от нас уйти.
        - Почему?
        - Два демона-сенса рядом - это перебор. Уходи. Иначе Эл тебя прикончит.
        - Брось. Ничего он…
        - Эл умеет это делать усилием воли. Он - демон. - Майк не стал объяснять, как тигреро добивал подранков; про Урсулу, Тамару и Бориса я узнал позже.
        - Ерунда. Элан заглянул ко мне ночью - поговорили по душам, поняли друг друга.
        - По душам? - переспросил Майк.
        - Ну да. Я себе дрых, а он явился и заставил во сне разговаривать. Расспрашивал о Кэтрин.
        - Час от часу не легче. И что сказал?
        - Дескать, я не виноват; только и всего.
        - Вот черт… - мысли Майка явно были заняты чем-то другим. - Эл, уходи!
        - Лен, - поправил я, слегка позабавившись тем, что он начал путать имена. Лучше бы, конечно, нас перепутала Мишель. - Я не для того опрометью за вами несся, чтобы теперь удирать.
        Майк грустно покачал головой и спросил:
        - Ты никогда прежде не встречал версан?
        Я промолчал.
        - Все вы, демоны, одинаковы, - вздохнул он. - Черт, как я устал… - Майк встряхнулся. - Шесть человек уже погибли. Ты что - хочешь довести до настоящего убийства?
        - Я не трону Элана. И не дам повода ему.
        - Послушай меня. Мадам Вийон - не единственная версана на свете; если расстараться, можно сыскать еще. Заткнись! - рявкнул он, стоило мне всего лишь открыть рот. - Возле Мишель уже было две смерти: Слеток и такой же демон, как ты и Эл. С нее довольно. Я не позволю, чтобы началась новая заваруха с тобой, понял? Тем более сейчас, когда… - он осекся.
        Я выделил главное: с Мишель довольно. Против этого не попрешь.
        Версан вскинул Лену на плечо. Он шагал первым, я - следом, стараясь не смотреть на висящие у Майка за спиной писателькины ноги. Через пару минут он снова заговорил:
        - С Приюта уйдем все разом, пока тут тропа не взбесилась - мало ли что… Ты останешься на Двадцать Втором, а мы махнем дальше. Будем потихоньку двигаться к космодрому.
        Я хотел спросить, разрешается ли мне их догнать, если однажды набреду на могилу тигреро, но одумался и не стал молоть языком.
        - Вряд ли еще что стрясется, - продолжал Майк. - Все, кто мог, погибли, а демоны и версаны живучи как кошки.
        - Ты себя успокаиваешь или меня?
        Он не ответил. Вскоре мы добрались до Приюта. Когда до площадки оставалось метров двадцать, Майк свернул с тропы, положил писательку в кустах.
        - Подождет. Потом зароем.
        Меня покоробило, и на минуту я перестал жалеть, что останусь один. А затем опять вспомнилось: «Тамару я тебе не прощу». Бог мой, хоть бы чем-нибудь помочь…
        - Давай, сам ее похороню, - предложил я. - А ты иди отдыхать.
        Услышав это, Майк обернулся и злыми глазами уставился мне в лицо.
        - Значит, ты утверждаешь, что не убивал Кэтрин?
        Я опешил.
        - Утверждаю.
        - А Эл не признался, что уложил ее сам?
        - Нет. - Я изумился еще больше. - До такого маразма он не дошел.
        - Понимай, до маразма докатился Майк Эри?
        - Именно. - Какая муха его укусила?
        - Наверно, ты прав, - кивнул версан и устремился к дому.
        На крыльцо вышла Мишель, а следом появился Элан. У обоих сияли глаза. Тигреро обнял ее за пояс, и версана прильнула к нему, безуспешно пытаясь погасить улыбку, стесняясь перед нами своего счастья.
        Да, Лен Техада был тут лишний.
        - Где шастали, бродяги? - приветствовал нас Элан.
        - За Леной бегали, - хмуро объяснил Майк.
        Мишель прыснула.
        - Вдвоем гонялись за одной? Надо было дни распределить: сегодня Майк, завтра Ленвар…
        Элан отстранил ее и спустился с крыльца.
        - Где Лена?
        - А там валяется, - Майк мотнул головой. - Угробилась.
        - Вы с ума сошли! - вспыхнула Мишель. - Что за тон?
        Она сбежала по ступенькам и встала плечом к плечу с тигреро. Мы оказались глаза в глаза: они двое и я с версаном. На краю сознания промелькнуло, что две наши пары чертовски похожи, только Мишель помельче Майка.
        - Я жду, когда вы внятно расскажете, что произошло, - сдержанно промолвил Элан.
        - Пойдем, - Майк сделал шаг назад. - Идем, я тебе объясню.
        Повесть о вечерней ссоре с писателькой не предназначалась для нас с Мишель. Версан направился к потухшему костру, Элан двинулся следом.
        - Что с Леной? - шепотом спросила Мишель.
        - Майк собирался пожаловаться на нее Элану, и она так перепугалась, что удрала с Приюта. Потеряла сумку, в темноте полезла доставать и убилась.
        Версан остановился за кострищем, обернулся к тигреро.
        - Видать, крепко струхнула, - заметила Мишель, имея в виду писательку. - Чтобы во тьме помчать по горам…
        Майк с Эланом разговаривали вполголоса, до нас не долетало ни звука. Стояли они спокойно, не дергались, не рычали друг на друга - короче говоря, ничего интересного. Я повернулся к версане. Мучительно захотелось коснуться ее… нет - сгрести в объятия, притиснуть к себе со всей силы… Голова пошла кругом, в глазах помутилось. Я отступил, сдерживая дыхание.
        Вдруг словно кто-то мазнул по спине мягкой щеткой, и громко ахнула Мишель. Я обернулся - и у меня на глазах Майк повалился наземь, и упал на колени не успевший подхватить его Элан.
        Глава 2
        Я кинулся к ним, а Мишель метнулась в дом, через несколько мгновений выбежала с аптечкой в руках, вытряхнула из нее диагностер. Прибор показал остановку сердца и какие-то непонятные изменения в мозгу.
        Мы долго пытались вернуть Майка к жизни: Элан, как автомат, делал ему массаж сердца, а Мишель и я, сменяясь, - искусственное дыхание. Тщетно. Он был непоправимо мертв.
        Наконец Элан выпрямился, уронил руки. Позвал:
        - Мишель. - И еще раз: - Мишель.
        Она не слышала. Прильнув к мертвому лицу, она отчаянно пыталась вдохнуть в версана жизнь.
        - Мишель!
        Он оторвал ее от Майка, встряхнул за плечи. Отпустил, и она упала Майку на грудь. Неловкой, точно онемелой рукой тигреро погладил ее по спине. Горько вымолвил:
        - Это он умел воскрешать. А я могу только убить.
        Мишель застонала. Элан снова провел ладонью ей по спине, по волосам.
        - Одна ты у меня осталась.
        Я побрел к дому. Вторая смерть за те несколько часов, что я здесь.
        Как будто друга потерял. Майк урезонил Элана, когда я вынырнул из темноты к их костру; он первый сказал, что я не похож на убийцу Кэтрин; он страховал, когда я полз по склону, на котором нашла свой конец Лена. Сильный, надежный Майк; отчего-то уверенный, что больше никто не погибнет, - и вот теперь сам… Слов нет, как было жаль.
        Я обещал ему две вещи: похоронить Лену и уйти. Прихватив из кладовки лопату, а с кухни - пару банок с соком, я скользнул краем площадки. Элан сидел возле мертвого версана, гладил волосы Мишель. Она распласталась на земле, уткнувшись лицом Майку в грудь, и даже не плакала - не могла. А в бездонном небе все так же сияло солнце, и ослепительной белизной сверкали снежные вершины.
        Я нашел в кустах у тропы писательку, согнал с лица набежавших муравьев. Что она рассказала Майку? «Тамару я тебе не прощу»… Вряд ли версан считал, что Лена перебила всю группу: в этом случае он бы не поленился сам свернуть ей шею. «Эл был прав, конечно… Чуял ведь, что она знает». Возможно, писателька могла предотвратить чужую смерть, но не хотела? Как можно не хотеть, когда люди гибнут? Бред собачий.
        Я приискал подходящее место - рядом с площадкой, но за кустами, не на глазах у Элана с Мишель - и принялся рыть могилу. Маленькую, для одной Лены. Мысль положить ее вместе с Майком казалась дикой; версан мне бы этого не простил. Разметив землю, я квадратами срезал дерн, сложил в стороне и стал копать. Почва была легкая; работа спорилась.
        Я почти закончил, когда дрогнули ветки и из кустов вышел Элан - лицо серое, щеки запали. Совсем не похожий на счастливого влюбленного, который недавно обнимал на крыльце такую же счастливую Мишель. Положив лопату поперек вырытой могилы, я подтянулся на ней и махнул из ямы.
        Встав рядом, тигреро потерянно глядел вниз. Я подобрал запасенный сок, подал ему одну банку. Вскрыв ее, Элан глотнул, опустил руку, и сок полился на землю.
        Тигреро заметил у себя в руке банку, спохватился и отбросил ее.
        - Что Майк тебе говорил? - спросил он, не отводя глаз от вырытой могилы.
        - Что больше никто не погибнет. Клял Лену на чем свет стоит: зря, мол, от нее тебя оттаскивал. Дескать, ты был прав и она все знала.
        Страдальчески морщась, он провел рукой по лбу.
        - Вот и мне сказал то же самое.
        - И больше ничего? Не объяснил?
        - Не успел… - Он подавился внезапным сухим плачем, отвернулся, взял себя в руки. - Ленвар, подумай. Что он мог иметь в виду?
        Странно: как это Майк не успел рассказать? Он толковал с Эланом не одну минуту. Что он - ходил вокруг да около, рассчитывал смягчить удар? И кто-то заткнул ему рот… Я аж вздрогнул. И принялся объяснять:
        - Когда мы доставали Лену, я сказал Майку, что ее словно сбросили с тропы. А он возразил: вы таких падений насмотрелись вдосталь, но думали, будто людей швыряет на камни сама Изабелла. Обрати внимание: «будто». То есть, сейчас он вроде бы предполагал иное.
        Элан сосредоточенно свел брови, слушая.
        - Затем, - продолжал я, - Майк посоветовал мне с вами распрощаться.
        - Почему?
        - Опять же сослался на Лену - мол, она была права: пришлому демону в вашей компании не место. Он опасался, как бы ты меня не прикончил.
        От удивления Элан качнулся назад. Ему и в голову не приходило со мной разделаться, тут версан перемудрил.
        - Чушь какая, - поморщился тигреро. - Но если нас губит не Изабелла, тогда кто?
        - Майк отказался объяснить и намеревался говорить только с тобой.
        Элан со стоном потер виски.
        - Голова разламывается, ни черта не соображаю… Мы всю дорогу полагали, что у планеты есть собственное психоизлучение. Она откликается на отрицательные эмоции - возвращает их смертями и бешенством Приютов. Считается, на Изабелле нет разумной жизни. А если есть? Скажем, кто-то включает психоизлучатели и тешится, глядя на результат. Майк мог подозревать что-нибудь такое?
        Я пожал плечами.
        - Эл, ей-богу, не знаю.
        От дружеского «Эл» он дернулся, словно я вытянул его плеткой. Не след приблудному Техаде вворачивать словечки Майка.
        - Что еще он говорил?
        - Так, вздор. - Внутренний голос подсказывал: не стоит поминать Кэтрин.
        - Ленвар, послушай, - взялся убеждать тигреро. - Я трижды обязан Майку жизнью; и должен понять…
        - Черта лысого ты разберешь. Уже на подходе к дому, Майк ни с того ни с сего взъелся и насел: готов ли я повторить, что не убивал твою жену.
        У Элана потемнело лицо.
        - И что же?
        - Я повторил, что не убивал.
        - Дальше.
        - Тогда он спрашивает: «А Эл не признался, что уложил ее сам?» Я его высмеял…
        Глаза тигреро яростно сверкнули; затем у меня в голове взорвался шар ослепительного голубого света. Точно сквозь туман я видел, как Элан зашатался и рухнул навзничь. Голова бессильно мотнулась из стороны в сторону, губы дернулись, растянулись в мучительной усмешке, он выгнулся в предсмертной судороге, обмяк - и замер.
        Туман у меня в глазах густел, тело стало как ватное, а череп разломила зверская боль. Ноги подкосились, я свалился на Элана, поперек его тела, и почему-то вспомнил, как упала на мертвого Майка Мишель: точно так же, сердцем к сердцу. А потом примчались странные разноцветные вихри, закружили, унесли незнамо куда.
        Несколько раз я ненадолго выныривал из забытья. Со мной все время была версана. Она едва держалась на грани рассудка, а я трепыхался между жизнью и смертью. По нахальству своему, я выжил, но Мишель так и не оправилась.
        Я окончательно пришел в сознание ранним утром, в сыром холодке травянистой поляны. Выпутался из одеял, огляделся. Мишель спала рядом, спиной ко мне. Пришлось наполовину выползти из теплого кокона, чтобы перегнуться через нее, заглянуть в лицо и убедиться, что это и впрямь Мишель. Я вяло обрадовался; на большее не было сил.
        Заполз обратно в тепло, закутался по самые уши. Почему мы здесь? Элан перед смертью толковал о взбесившихся Приютах - стало быть, Двадцать Первый взбесился, и версана меня с него утащила. Сколько я провалялся? Пощупал запястье - часов нет, на календарь не взглянешь. Возникло неприятное ощущение, что пролежал пластом я изрядно. Вот была Мишель забота - со мной возиться. Осознав это, я испытал пронзительное чувство благодарности. У версаны погибли друг и любимый, а она нашла в себе силы не отмахнуться от совершенно чужого Техады.
        Выпростав руки из одеял, я положил ладонь на ее шелковистые кудри.
        - Мишель?
        Честное слово, я не желал Элану смерти; вообще не желал ему зла - ведь в истории с Кэтрин он оказался жертвой, как и я. Будь он жив, я бы пальцем не пошевельнул, чтобы отбить у него чудесную версану, - но в ту минуту был счастлив оттого, что остался с ней вдвоем. Только я и она на целой планете. Мишель теперь моя; она должна быть моей; она будет моей. Или я не Ленвар Техада.
        - Мишель, - позвал я громче, и она забарахталась в одеялах, приподнялась на локте. Черные локоны завесили глаза, и она встряхивала головой, чтобы рассмотреть меня в предрассветных сумерках. - Лапушка моя, - я обнял ее за шею, прижался к теплой со сна щеке; другая щека оказалась холодной, и я погладил ее, чтобы согреть.
        Я думал, Мишель оттолкнет нахала и вскочит на ноги, но она прижалась ко мне всем телом, стиснула обеими руками - сладко пронзило ощущение мягкой упругости ее груди, защищенной тонким слоем одеял - и молча заплакала, уткнувшись мне в плечо; и под этот шепчущий плач я как сумасшедший клялся ей в любви.
        А затем понял, что Мишель безумна.
        - Элан! - твердила она, целуя меня солеными от слез губами. - Мой Элан!..
        Так оно и пошло. Мишель слышать не хотела о том, что я Ленвар Техада, звала исключительно Эланом, заставляла рядиться в его одежду - и при этом любила неистовой, сумасшедшей любовью, которую не то пробудил, не то навязал ей тигреро. Не рассуждающая, безоглядная, самозабвенная любовь. Мишель торопилась подарить Элану все, что не успела отдать погибшему Слетку; но я-то был не Элан.
        Я старался поменьше размышлять. Стоило вдуматься и трезво оценить происходящее, становилось тошно. Лен Техада в роли Элана Ибиса на тропе, у костра и в постели. С одной стороны, я был на вершине блаженства, с другой - положение оказалось до черта унизительным. С головой у меня по-прежнему был непорядок, порой мутилось и в глазах, и в мозгах; я срывался, начинал отстаивать собственное имя, но уступал, видя отчаяние Мишель, и соглашался с тем, что я тигреро. Она меня выходила и отдала все, что могла; и если в своем безумии видит во мне Элана, это не самое худшее, что могло с нами приключиться.
        Мы шли с Приюта на Приют, нигде не задерживаясь больше, чем на ночь. Приюты провожали нас хмурые, неласковые, а некоторые по-настоящему бесились. Я тащил рюкзак с изабельками и рюкзак Элана, Мишель - две сумки: свою и Майка. С его вещами она не желала расставаться, словно таким образом версан сопровождал ее на тропе. На Двадцать Пятом Мишель показала мне снимок Слетка и поведала историю их любви. На Двадцать Шестом взялась рассказывать о тигреро - о его молчаливой влюбленности, железной выдержке, о том, как Элан мало-помалу заменил Слетка ей и Майку.
        А на Двадцать Седьмом мне пришлось выслушать подробности той единственной ночи, которую Мишель провела с Эланом. Поначалу я стал на дыбы: уж и без того не знал, куда деваться от ревности - но с Мишель чуть не сделался припадок, она так молила ее выслушать, что в конце концов я наступил себе на горло и пережил ее рассказ. Врагу не пожелаю такого испытания.
        А под конец она раскричалась, потащила меня к зеркалу.
        - Да погляди на себя! Ты же вылитый Элан!
        Племенное сходство и раньше прослеживалось без труда, да и не обращал я особого внимания на собственную физиономию - не до того было, право слово. А тут вгляделся. Батюшки мои! Из зеркала на меня смотрел Элан Ибис - изрядно помятый и замученный. То бишь я, грешный, как две капли воды похожий на него.
        Наблюдая мое замешательство, Мишель торжествовала.
        - Вот видишь. Ты - Элан, согласен?
        Я не был согласен и сильно обиделся. Но так как платой за ее любовь была роль тигреро, я с истинно ибисовым бесстрастием пожал плечами и предложил ложиться спать, поскольку время уже за полночь. Мишель была разочарована, но постаралась это скрыть.
        Я долго не мог взять в толк, отчего произошла такая неприятность. Как ни прикидывал, выходило одно: все случилось из-за того, что меня угораздило свалиться в обморок на погибшего тигреро. Сколько я на нем отвалялся, Бог весть, а результат, как говорится, на лице. Я не в состоянии объяснить механизм этого уподобления - но ведь и Изабеллу до сих пор не истолковали, и белокурых демонов тоже.
        Одно утешало: эдак ни одна собака не признает во мне бежавшего из травенской тюрьмы Ленвара Техаду. Кто бы знал, как я не хотел обратно в Травен - к зыркам, к незабвенному господину Око… Что угодно, лишь бы не общие камеры. Наутро я уже не пытался переубедить Мишель и покорно соглашался с тем, что я Элан Ибис.
        А перед глазами упорно вставала сцена, которую я видел на Двадцать Первом Приюте: лежит мертвый Майк, и на груди у него - прильнувшая в последнем объятии Мишель. Я гнал воспоминание прочь, однако оно возвращалось, а в голову лезли всякие мысли. Бог мой, как я боялся! И не зря.
        На Двадцать Девятом у Мишель сел голос. Простыла, сказала она, но я-то знал, что к чему. Я молился о том, чтобы Изабелла пощадила мою версану. Тщетно - проклятая планета издевалась над нами как могла.
        Мишель все больше походила на Майка. Голос делался ниже, подбородок - тяжелей, грудь - меньше. Обнаружив на Тридцать Втором пробивающуюся у нее на губе черную щетину, я не смог заставить себя к ней прикоснуться.
        Наутро я ее не нашел. Забрала с собой вещи - обе сумки, свою и Майка - и пропала.
        Я бросился искать. Обежал кругом Приюта, излазил тамошние скалы, звал. Обыскал все трещины, куда она могла свалиться ненароком или с отчаяния кинуться вниз головой. Никаких следов.
        Тогда я ринулся на Тридцать Третий, чисто по инерции, потому что на маршруте всегда шли только вперед, оставляя за спиной начинающие беситься Приюты. И здесь никого; и на Тридцать Четвертом тоже. Уже под утро я притащился на Тридцать Пятый, выяснил, что он - последний, дальше один космодром, и повернул обратно.
        Не дай Бог, Мишель свернула с тропы и забралась черт знает куда. В горном краю ее и с воздуха не сыщешь, не то что пешком и без собаки. Но в сумке Майка лежал запасной ключ к Приютам, и я надеялся, что Мишель им воспользуется. Она должна быть где-то на маршруте.
        Я чувствовал себя кругом виноватым. Мишель видела во мне своего тигреро и любила меня; я же увидел в ней мужика и с брезгливостью оттолкнул. Не сбеги она, дай время освоиться - может, мы бы как-то притерлись… или нет. Такую, я был не в состоянии любить ее, как прежде.
        Семь дней я гнался за ней, не чуя под собой ног, покрывая то два, то три дневных перехода зараз. Только бы найти ее живую, только бы она окончательно не лишилась рассудка. Ведь она - Мишель, какой бы ни была теперь с виду.
        Я настиг версану на Двадцать Третьем, в двух переходах от могил писательки, Элана и Майка. Я воображал, будто готов к тому, что увижу. Какое! Когда я выметнулся из-за деревьев на площадку перед домом, с крыльца вскочил натуральный Майк Эри. Кабы не кудри до плеч, я в жизни не признал бы Мишель. Она раздалась в плечах, стала крупнее, мощнее. Возмужала, я бы сказал. Заматерела. А на руках и на шее появился густой черный волос, который меня добил.
        - Господи… - вымолвила Мишель, а я стоял чурбан чурбаном. - Зачем ты пришел? - У нее подергивалось лицо.
        Я точно языка лишился. Умом понимал, что в этой оболочке - несчастная женщина, а глазами видел безобразно раскисшего парня, готового распустить сопли и с воем кинуться мне на шею. Слава Богу, я хотя бы не попятился.
        - Зачем ты пришел?!
        Голос резанул высокими нотами - но был он не женский. И не было больше моей Мишель, не было сумасшедшей версаны, которую я любил. Передо мной стояло нечто. Ни женщина, ни мужчина - не Мишель, но и не Майк. Эри - вот лучшее имя, которое я нашел.
        Я не тигреро, чьей выдержке можно позавидовать; у меня-то по лицу все легко прочитать. Мишель понурилась и побрела вдоль дома, завернула за угол. Было очень тихо. Я прошел к крыльцу, скинул рюкзак. Хотел занести его внутрь, но тут меня словно толкнуло - и я понесся вдогон за Мишель. То есть за Эри.
        - Подожди! Стой!
        На Двадцать Третьем рядом с домом пропасть - не пропасть, а так, глубокая расселина. Вполне хватает высоты…
        Среди деревьев мелькнул стремительный силуэт - от моих воплей версана пустилась бегом.
        - Стоя-ать!!! - заорал я. - Мишель, назад!
        Она задержалась над самым обрывом. То ли испугалась, то ли одумалась - но когда я вылетел к расселине, Мишель еще стояла на краю. Ее повело вперед, она готова была шагнуть…
        Обхватив за пояс, я отбросил ее прочь. Мишель упала, прокатилась по траве и вскочила, но я уже отрезал ее от обрыва. Не давая опомниться, двинулся вперед, с острым желанием навесить пару оплеух. Версана попятилась, оробев перед моей перекошенной мордой.
        - Элан, не надо!
        Я ей все-таки вмазал - крепко, как врезал бы мужику на ее месте. Мишель схватилась за щеку, наткнулась спиной на ствол дерева, осела на землю. Скорчилась, закрывая голову руками, и заплакала. Я хлопнул ее по плечу, как хлопнул бы Майка, случись с ним такой конфуз; тем и закончились наши разборки.
        Мишель не стало. Внешне смирившись, она приняла роль Майка и справлялась с ней, в общем, неплохо. Не хуже, чем я - с ролью Элана. Однако взгляд ее зеленых глаз был полон страдания, Приюты неизменно бесились, и мы опять двигались по тропе к космодрому.
        На Тридцать Четвертом нас ожидал пилот космояхты. Увидев распахнутую дверь дома, я поначалу вздумал, будто сам позабыл ее закрыть, когда пробегал в поисках исчезнувшей Мишель, - но тут на крыльцо вывалился встрепанный мужик в форме. И с места в карьер заорал:
        - Да вы… ошизели… где… шляетесь…?! - Большую часть слов я сейчас опустил.
        А тогда подошел и молча съездил в рыло. Он заткнулся и встал навытяжку. Спросил уже по-человечески:
        - Где ваши люди?
        От наплыва чувств я съездил ему другой рукой, сгреб за шкирку и поволок в холл, к передатчику.
        - А ну свяжись с Кристиной.
        Он барахтался, пытаясь вырваться, но я не отпускал, пока не начала расползаться его форменная куртка. Тогда я швырнул пилота в кресло и сам заорал:
        - Связь с Кристиной! Ну?!
        Тут он угрюмо признался, что уже пробовал выйти на связь с Тридцать Пятого Приюта и с Тридцать Четвертого тоже, но передатчики неисправны, и единственная возможность - его яхта, и поэтому…
        - Ну вот и все, - оборвал я. - Нет людей. Похоронили.
        Выяснилось, что космический волк пять дней поджидал нас на космодроме: зная, как нелегко бывает оторвать от Изабеллы влюбившихся в нее туристов, он поначалу не тревожился. Однако время шло, группа не объявлялась, и тогда он двинул нам навстречу пехом, чтобы поторопить и выяснить, в чем дело. Вот и выяснил.
        С борта яхты я сообщил в Летный о происшедшем. Максвелл-старший, исполнительный директор «Лучистого Талисмана», был потрясен и поспешил прервать сеанс связи, пока я не выложил ему до конца все, что имел сказать.
        С космодрома нас привезли не в Летный, а в кемпинг. Это было мне на руку, поскольку я намеревался не испытывать судьбу и удрать при первой возможности. На подлете к Кристине меня охватил такой ужас перед Травеном и подземными уровнями тюрьмы, что ни о чем другом я и думать не мог. Исчезнуть - немедленно!
        Немедленно исчезнуть не удалось. Вечно голодный, стремительно набирающий мускульную массу Эри взмолился и потащил меня в ресторан. А там, если помните, я легкомысленно отвлекся на красотку Сибиллу, даму без возраста, и на присутствующего в зале отца-начальника господина Око. А когда опомнился и прибежал в коттедж за Эри, дело было сделано: команда покойного демона Гайды успела нагрянуть, изрезать моему приятелю спину и свалить с мешком изабелек. Насколько я понимаю, Эри отвлек их кристаллами по двум причинам - во-первых, чтобы отвязались, во-вторых, чтобы лишить меня последней возможности подтвердить, что я Ленвар Техада. Хотя в ту минуту я не рвался доказывать это кому бы то ни было.
        Затем явился Максвелл-старший. Встретили мы его неприветливо, особенно Эри, и исполнительный директор в смятении убрался. И тут нам как снег на голову свалилась Юлька Вэр, невеста младшего Максвелла.
        Глава 3
        Очаровательная миллионерша шагала по дорожке к нашему домику. Я увидел ее в окно и тупо застыл посреди гостиной, не соображая, что делать и в какую сторону кидаться.
        Юлька торопилась. Блестели на солнце темные, с рыжиной, волосы, отливал бронзой загар на лице. Ее бело-голубой плащ напомнил мне сверкающий пламень украшений, в которых я полтора месяца назад видел Юльку на ее дне рождения, а сама она похудела, лицо истончилось, стало старше и строже. Я вспоминал ее на Изабелле; я был влюблен в нее. Правда, с тех пор многое изменилось, и я узнал Мишель Вийон. Но Мишель не стало, а меня вдруг с ошеломляющей силой охватила прежняя тоска. Юлька, милая! Я выскочил на крыльцо.
        - Господин Ибис? Прошу прощения; разрешите, я вас немного задержу?
        Ибис! Я же и вправду теперь Элан Ибис. Смешавшись, я отступил, пропуская Юльку в гостиную. Сюда в любую минуту мог пожаловать Эри, однако пригласить незнакомую девушку к себе в комнату благовоспитанный Ибис никак не мог.
        - Располагайтесь, пожалуйста.
        Юлька воссела в кресло. Не плюхнулась, задорно дрыгнув ногами, как в собственном будуаре в обществе Лена Техады, а опустилась с царственным достоинством, подобающим светской даме. Ну что же, она играет свою роль, я - свою.
        - Я к вашим услугам. - Элан Ибис чинно сел в другое кресло, подвинув его, чтобы колени не соприкоснулись с коленками гостьи. - Разрешите предложить вам что-нибудь? Кофе, сок, лимонад? Мороженое? - Мне вспомнилось, как мы ели мороженое в Юлькином будуаре под немигающим взглядом обсидиановой кошки.
        - Благодарю вас, нет. Моя фамилия Вэр. Юлия Вэр. Я невеста Германа Максвелла.
        Все так же невеста. Однако ведь не жена. Я глупо обрадовался, хотя Юлька теперь стала еще более недосягаемой, чем прежде. Затем устыдился: ведь совсем недавно я клялся в любви Мишель.
        - Господин Ибис, я понимаю, что сейчас не время… Все это так ужасно… - она смущенно запиналась. - Простите, но я хотела бы услышать лично от вас. Мне сообщили… - она умолкла, нервно сглотнула и машинально поправила волосы.
        Затем что-то произнесла, но я не слышал. Под Юлькиным маленьким ушком сверкнула сиреневая капля, оправленная в серебряную филигрань. Аметистовая подвеска, в которой темнели «стрелы Амура». Тетушка Марион влепила пощечину, когда я объявил, будто собираюсь подарить Юльке единственную оставшуюся от матери драгоценность. С какой стати тетка расщедрилась?
        У меня сжалось горло, когда я понял: Юлька примчалась с известием о смерти Ленвара, и тетушка принесла подвески - выполнила последнюю волю погибшего. Я буквально видел, как они вдвоем плачут над коробочкой с аметистами…
        - Элан!
        - Простите? - я очнулся.
        Юлька расстроенно прикусила губу. Справилась с волнением и тихо повторила:
        - Мне сказали, что вы встретились с Ленваром Техадой. Он… погиб? Это правда?
        «Нет! - заорал проснувшийся Бес Солнечного Зайца и замолотил лапами. - Нет, нет, нет!»
        Не знаю, что бы я сказал, будь мы одни. Однако в соседней комнате находился Эри, который обещал подтвердить невиновность проводника группы, только если я буду настоящим Эланом Ибисом. А в ту минуту, взвинченный вниманием господина Око, я до дрожи боялся вновь оказаться Леном Техадой, Солнечным Зайчиком в камерах под землей.
        - Скажите: он погиб? - Юлька ощутила мое замешательство; она надеялась.
        - К сожалению, да. - Кто бы знал, с каким трудом далась мне эта фраза. Будто сам себе перешиб позвоночник.
        - Юлька, милая! Это неправда! - вскрикнул я, видя, как затосковавшие глаза наполняются слезами.
        Нет; это кричал загнанный в угол, не смевший раскрыть рта Лен Техада. А Элан Ибис просто ответил: «К сожалению, да».
        Юлька сморгнула слезы, стиснула пальцы и выпрямилась. Льнущие к скулам темные волосы скрыли аметистовую каплю под ухом.
        - Как это произошло?
        Я молчал, собираясь с духом. Нелегко предавать самого себя.
        - У него остановилось сердце, - прозвучал непрошеный ответ.
        Я обернулся. Из своей комнаты появился Эри: разбитое лицо загримировано, в прищуренных глазах - холодный блеск.
        - Вы - Майк Эри? - мягко спросила Юлька.
        - Да! - Точно молот грянул по железу. Эри прислонился к стене между окон и скрестил руки на груди.
        Юлька подалась к нему.
        - Простите, что я с расспросами… Майк, расскажите про Лена.
        - Техада догнал нас на маршруте, - сообщил Эри. - Пробыл с нами меньше суток. Потом они потолковали с Эланом. Наедине. Техада умер в одно мгновение. Сердце не выдержало; на Изабелле нужны очень крепкие нервы.
        Он произносил те самые слова, о которых мы раньше уговорились. Но в тот миг я ненавидел Эри за эти короткие, бесстрастные фразы - ведь он хоронил Лена Техаду, он хоронил меня!
        - Господин Ибис… Элан… вы его убили? - вымолвила Юлька.
        - С чего вы взяли? - удивился я. Ах да, у тигреро и впрямь были основания меня прикончить.
        - Вы… могли, - проговорила она тихо. - С глазу на глаз.
        - Нет, - возразил ей Эри. - Уверяю вас: Техада умер своей смертью.
        «Техада жив! - в смертной тоске взвыл Бес Солнечного Зайца. - Он жив, вот же он, перед вами!»
        Эри шагнул ко мне, опустил руку на плечо. «Не дергаться, - повелевала тяжелая ладонь. - Молчи. Ты - Элан Ибис».
        - Откуда вам знать? - спросила Юлька ровным голосом, хотя ее грудь под плащом так и вздымалась.
        - Мне досталось его хоронить.
        Эри вернулся на прежнее место, в простенок между окон, и опять скрестил руки на груди. Говорил он и выглядел весьма убедительно. И с той же спокойной уверенностью, подумалось мне, он будет давать показания на любом допросе, во время любого дознания. Не стоит, разумеется, до этого доводить.
        Юлька поникла, прижала пальцы к губам. В лице у Эри что-то дрогнуло.
        - Послушай, девочка. Герман Максвелл послал на Изабеллу не одного Лена Техаду. Кроме него, там погибли еще семь человек.
        - Я понимаю, - шепнула она.
        - Твой Герман - убийца. И Техада тоже; а ты мечешься между двумя.
        Ума не приложу, где я взял силы, чтобы не пришить его на месте.
        - Я бы посоветовал тебе не молоть лишнего. - Выдержка у меня оказалась, как у настоящего Ибиса. - Мадам Юлия, пойдемте, - я поднял ее из кресла. С порога оглянулся на Эри. - Я скоро вернусь. - То ли пообещал, то ли пригрозил.
        Мы двинулись по дорожке сквозь сад, стыдливо прикрытый кружевом новорожденной листвы. Юлька молчала, понурясь.
        Миновав вечнозеленую изгородь вокруг участка, я взял ее под руку. На аллее, по которой мы шли, было пустынно, только вдалеке стоял мобиль - красная букашка на фоне темной зелени изгородей.
        - Техада любил вас.
        Она вздрогнула, но не подняла головы. Я не мог оторвать глаз от ее рыжеватых волос; солнце играло в них золотистыми и красными искрами. Я смотрел на нее, и кошмар, который я пережил на Изабелле с Мишель, начал отступать и бледнеть.
        - Почему вы так думаете? - тихо спросила Юлька.
        - Он говорил мне. Мы встретились… - я подыскал не совсем лживое слово, - не врагами.
        - Послушайте, Элан. - Она вдруг развернулась ко мне лицом и схватила за руки. - Выслушайте меня, ради Бога! Мне больше некому рассказать… - она подавила всхлип. - Никто не мог предвидеть, что погибнет ваша группа. Это ужасно, да… но мы просто не знали. И Герман не знал, и… Но Ленвара нельзя было посылать на Изабеллу, это понимали все.
        - Почему нельзя?
        - Изабелла - планета с психоизлучением. Для обычного человека она не страшна. До вас там побывало девять групп - и ничего ни разу… Но Лен - экстрасенс. Нельзя ему было туда. Я уговаривала, просила… Однако Герман попал в трудное положение, кристаллы ему были нужны как воздух. На свою голову, он связался с людьми… это был долг чести. Кроме того, Герман хотел сохранить проложенный маршрут, ведь на Изабелле не так много мест, где могут зарождаться кристаллы. Он знал, что камни понадобятся снова и снова, ведь те люди… он был у них в руках. Изабеллит годится не только для ювелирных изделий. Он зарождается на человеческих эмоциях - на радости, счастье. И способен возвращать эти чувства, порождать новую радость. Ну, такой безвредный наркотик. И его требовалось много. Поэтому Герман отправил Лена на Изабеллу, даже хотя там оказались вы.
        Юлька прерывисто вздохнула.
        - Мы надеялись, обойдется. Но потом вернулся пилот, который доставил Лена на планету, и прямо сказал, что Лен там найдет свою смерть. У него была клиническая смерть, чуть только они сели; пилот едва его выходил. Он настаивал, что Лена нужно забрать. И я - Элан, поверьте, я никогда так не просила! Пригрозила разорвать помолвку, но Герман… - Юлька шмыгнула носом, отвернула лицо. - Извините. Они с отцом - их двое, совладельцев фирмы - настояли, что Лен останется там и будет работать. От него не было вестей, он не выходил на связь. Это было так страшно… И… я не знаю наверняка, это мое предположение - но думаю, они посылали на Изабеллу разведчика. Над маршрутом, где шли вы и Лен, висел наблюдатель.
        Я мысленно охнул. Конечно, Максвеллы не могли пустить все на самотек. Техника позволяет - и маленький тихий катер висел над головой, фиксируя передвижение живых объектов. Но они же знали, что объектов становится все меньше. Люди в группе гибли один за другим, а Максвеллы преспокойно на это взирали.
        Почему? Чего ради туристов не забрали с маршрута, а оставили идти дальше и умирать?
        Ответ один: чтобы Лен Техада шел следом и подбирал нарождающиеся кристаллы. Я злобно порадовался, что мешок с голубым сокровищем увели бравые ребята, натянувшие Максвеллам нос. Хорошо, что Эри не дал организовать погоню.
        Я опомнился. Чушь собачья: наблюдатель повисел чуток, убедился, что все в порядке, и отвалил, а смерти начались позже. Так что Максвеллы и впрямь оказались не в курсе. Да и на кой ляд им кристаллы, помнящие горе и боль?
        - Элан, никто не предполагал, что ваши люди погибнут, - горестно вымолвила Юлька. - Но было понятно, чем это может кончиться для Лена, а я ничего не смогла, не помешала. Я чувствую себя виноватой в его смерти. Скажите: что мне делать?
        Я не сразу нашелся с ответом.
        - Когда начнется дознание и станут искать виноватых, вы будете давать показания.
        Юлька печально качнула головой.
        - Боюсь, в виноватых окажетесь вы.
        Вот уж нет. Я не собирался дожидаться расследования, а был намерен забрать Эри и дать тягу.
        - Я хорошо знаю Германа, - продолжала Юлька. - Всех собак повесят на вас, уж поверьте.
        - Посмотрим. А скажите, пожалуйста, - Бес Солнечного Зайца потянул меня за язык, - если вы все понимаете про Германа - почему бы вам с ним не расстаться?
        Она бледно улыбнулась.
        - До сих пор мне нужно было иметь возможность что-то узнать. Теперь я разорву помолвку.
        Тут Юлька заметила, что по-прежнему сжимает мне пальцы, и смущенно убрала руки. Я повел ее дальше, придерживая за локоть.
        Взгляд остановился на красном мобиле впереди. Герман как пить дать вынет из меня душу, стараясь выяснить судьбу добытых изабелек. Коли сумеет наложить на нас с Эри свою миллионерскую лапу. Следовало поторопиться: не резон ждать, когда нас возьмут в оборот максвелловы орлы. Я развернул Юльку в обратную сторону.
        - Прошу прощения; давайте вернемся.
        Ей, видно, было все равно, куда идти.
        - Элан, у меня к вам просьба. Теперь, когда Лен умер и уже ничего не изменишь - скажите мне правду. Клянусь вам, больше никто не узнает. Он на самом деле был виновен в убийстве?
        Ну и вопросец! Скажи я «нет», Юлька останется в убеждении, что человека, к которому она неравнодушна, осудили безвинно. Скажи «да», Элан Ибис, главный свидетель обвинения, подтвердит, что давал на суде правдивые показания.
        - Не знаю, - ответил я, поразмыслив. - Прежде я был убежден, что Техада убил Кэтрин. Но мы с ним говорили… Техада утверждал, что Кэтрин убил кто-то третий, а то, что видел я, - наведенная галлюцинация. Я больше ни в чем не уверен.
        - Честный ответ. Спасибо.
        - А теперь скажите мне вы. Если можно. - Гулко стукнуло сердце. - Вы любили Ленвара?
        - Нет. Откуда же? Мы виделись всего три… ну, четыре раза. Но он был милый, прямой человек. С осколками солнца в глазах. Этакий славный солнечный зайчик.
        От «солнечного зайчика» меня передернуло. Затем я спросил:
        - Сколько вы пробудете здесь, в кемпинге?
        - Наверное, до завтра. - Юлька осмотрелась, соображая, где мы находимся, и предложила: - Если хотите, можете пройтись со мной до здания дирекции.
        - Благодарю вас, - отозвался я с вежливой сдержанностью, свойственной скорее Элану, чем мне. Через несколько шагов оглянулся: красный мобиль катил за нами. - Вы с телохранителями?
        - Да, конечно. Больше для виду, чтобы родители не беспокоились. Элан, еще одно… Где погиб Лен?
        - На Двадцать Первом Приюте.
        - Я собираюсь на Изабеллу. Кто-то ведь должен его оплакать, поклониться могиле.
        Ну что же, подумал я, пусть летит. На столбе в изголовье могилы значится мое имя: Ленвар Техада. В своем безумии, Мишель не сознавала, что хоронит Элана. Я поежился от вновь накатившего чувства стыда. Надо было возвращаться к Эри, а не разглагольствовать с Юлькой о любви. Однако я не смог вот так сразу с ней расстаться.
        Моя спутница хорошо ориентировалась и быстро вышла на Центральную аллею, в конце которой я разглядел белые административные здания. Сейчас я навсегда попрощаюсь с Юлькой. Я держал ее под руку, сжимая теплое запястье, и меня забирала такая тоска, что словами не передать. Милая, очаровательная Юлька, которая меня не любила, - я больше ее не увижу. Она считала себя виноватой, и совесть погнала ее сюда, в «Лучистый Талисман». И никогда не придется с ней встретиться, потому что я удеру, спасая шкуру.
        Мы вышли на площадь, где стояли машины и чему-то смеялись люди у распахнутых дверей ресторана.
        - Разрешите пригласить вас на чашечку кофе? Я вас прошу, - добавил я, видя, что она готова отказаться.
        И в самом деле: проводник, который не сберег свою группу, - и юная миллионерша. Разве не смешно? Однако Юлька уступила:
        - А давайте. Знаете, Элан, вы похожи на Лена. Сильно похожи.
        Еще бы. Я постарался замять неловкий момент.
        Мы сели за столик в дальнем углу, и я заказал кофе с мороженым. Юлька черпала ложечкой разноцветные шарики и поглядывала выжидательно, полагая, будто я собираюсь сказать ей что-то особенное. А у меня просто не хватало сил с ней проститься.
        - Ах, Боже мой! Какая приятная неожиданность! - вдруг раздался знакомый голос, и к столику подкатилась моя новая знакомая - красавица Сибилла, дама без возраста, страстная поклонница рекламного Элана Ибиса. - Не беспокойтесь, я вас нисколечко не задержу. - Она уселась и с заговорщицким видом повернулась к Юльке: - Милочка, пусть Элан пригласит вас танцевать. Это такое удовольствие!
        Я испугался, что Юлька встанет и уйдет, но она только удивленно приподняла брови и вежливо слушала самозванную собеседницу.
        - Я все знаю, - разливалась та. - Господин Ибис приехал сюда с другим совершенно прелестным молодым человеком… А вот и он, - возвестила Сибилла, ликуя, и я завидел в дверях моего Эри.
        Он тоже заметил нашу троицу, но к нам не пошел, а направился к свободному столику. Ну черт возьми, разве этот обжора не мог найти другое место, где поесть?
        Сибилла следила за ним с лукавой улыбкой.
        - Элан, хотите пари? Я выиграю. Назову имя вашего друга.
        - Это Майк Эри, - вмешалась Юлька.
        - Нет, - с придыханием выговорила Сибилла. - Видели его изумрудный перстенек? Это женщина, которая маскируется под мужчину. Ее зовут Мишель Вийон. Элан, вы судья. Я выиграла?
        - Мадам, - я был очень холоден, - это не самая удачная шутка.
        - Не покрывайте обманщицу. Вот я сейчас докажу: она откликнется. - Сибилла привстала и, ничуть не стесняясь, громко позвала: - Мишель! Мишель Вийон!
        И даже придушить эту скучающую дуру, которая от нечего делать цеплялась к людям, даже придушить ее я опоздал.
        Несколько мгновений усевшийся за столик Эри не двигался. Потом медленно повернул голову, и было в этом движении столько искреннего недоумения, что смешливая Юлька всплеснула руками и закатилась хохотом. А Эри поднялся, не обращая внимания на подошедшего официанта, и двинулся к нам. Было в этой сцене что-то до боли знакомое: так надвигался на меня пилот Леон, так же подходили многие, кто намеревался задать Лену Техаде отменную трепку.
        Сибилла сконфузилась, а Юлька продолжала заливаться. Я встал из-за стола навстречу Эри.
        - Прошу прощения, - пролепетала Сибилла, краснея, - кажется, я обозналась.
        Эри на нее и не поглядел. Он и меня не удостоил взглядом, а смотрел на веселившуюся Юльку.
        - Мадам несомненно ошиблась. - Голос прозвучал негромко - но будто ягуар взревел на низкой ноте. - Мишель Вийон погибла, - зеленый луч бешеного взгляда резанул мне лицо, - и убил ее Ленвар Техада. Так же, как он убил Кэтрин Ош.
        Я лишился дара речи. Вот же сукин сын.
        В домик я вернулся в растрепанных чувствах. Надо бежать, и срочно. Травенская тюрьма стоит того, чтобы в нее не возвращаться, а едва начнется разбирательство, меня тут же уличат в притворстве. Раз Юлька заметила, что я похож на себя прежнего, любой следователь и подавно…
        Желай я задать стрекача, был бы уже далеко. Держала меня в кемпинге Юлька - прочно, как на привязи. Прямо наваждение какое-то. Почему я ей не признался? Вдруг бы поверила? Пусть она меня не любила - то было раньше, а теперь все может повернуться иначе.
        Умом я понимал, что это чушь собачья и дело не в Юльке, а в желании уйти от реальности, от искалеченного Изабеллой Эри, от чувства собственной вины. Все понимал - а вот же: не сняться с места, хоть тресни. Даже несмотря на кошмар моей жизни, зловещего господина Око.
        Начальник травенской тюрьмы подвалил ко мне, когда я возвращался в коттедж.
        - Прошу прощения, господин Ибис. - Подергивалось нижнее веко, розовела сквозь пушок голова. - Одну минуту, если позволите.
        Я настороженно ждал.
        - Дело в том, что судьба в свое время свела меня с Ленваром Техадой. И я… м-м… как бы точнее выразиться… имел возможность за ним наблюдать и… э-э… изучать его удивительные способности. Вам, может быть, известно, что Техада - не совсем обычный человек. Однако он… м-м… покинул место, где я находился, лишив возможности продолжать наблюдение. Но раз уж так вышло, что судьба… э-э… столкнула меня с вами, не могли бы вы… м-м… ответить на парочку вопросов?
        Одной рукой я взял его за горло, другой - за куртку на груди и притянул к себе.
        - Господин Ибис! - вскрикнул он тонким голосом, а розовая голова под пушком побелела.
        У меня в башке что-то замкнуло, и я заговорил с тем же эканьем и меканьем, что господин Око.
        - Видите ли, господин… э-э… начальник тюрьмы, - начал я, глядя в его выпученные буркалы и багровеющую рожу, - судьба позволила мне… м-м… узнать, каким образом вы вели наблюдение за Техадой. И не дай вам Бог еще раз со мной повстречаться.
        Я отбросил его на живую изгородь. Он с хрустом вломился, забарахтался в сучьях и чудом устоял на ногах.
        - Я вас предупредил, милейший.
        Припомнив встречу с господином Око, я мрачно усмехнулся. В окно мне было видно светлеющее перед закатом небо и ветки в зеленых шильцах проклюнувшихся листьев. Кончились забавы господина начальника; не видать ему Лена Техады. Будь я проклят, если позволю еще раз наложить на себя лапу…
        Без стука отворилась дверь, и через порог шагнул Эри - взъерошенный, с затравленным выражением в глазах.
        - Элан, мы хотели бежать. Сейчас самое время.
        - Убирайся к черту. - Я взъелся. После выходки в ресторане он будет меня погонять!
        Зная свою вину, он проглотил хамство.
        - Ты рискуешь опоздать. Едем; есть машина.
        Что греха таить - я повел себя безобразно. Плюнуть бы на все, оставить разборки до следующей жизни и сматываться из «Талисмана» - но нет. Нервы у меня сдали, Бес Солнечного Зайца запрыгал и заплясал как сумасшедший.
        - Я никуда не еду.
        Эри вздрогнул, словно его ткнули гвоздем в спину, и прислонился к косяку. Понурил голову, покрутил перстень на мизинце - последнее, что у него осталось от Мишель.
        - Элан, прости. Я… очень сожалею о своих словах.
        За один только труд, с каким он это выговорил, можно было ставить памятник. Я же…
        - Я не принимаю твоих извинений.
        Эри тоже хорош. Другой ушел бы - обождать, пока человек перебесится. Куда там! Ему понадобилось добиться своего.
        - Давай не будем ссориться. Хочешь, я объяснюсь с Юлькой?
        Людей надо прощать - особенно, когда они просят.
        - Сходи, - ответил я, давясь омерзительной злобой. - Да не забудь рассказать, кто на самом деле погубил Мишель. Его зовут Майк Эри, не перепутай.
        Удар, достойный того, что он нанес мне в ресторане. Его загорелое лицо стало серым. Меня замутило от отвращения к самому себе.
        Чтобы прекратить безобразную сцену, я выскочил вон из дома. Ухитриться же надо так меня довести.
        - Элан! - позвал Эри вдогонку.
        Разбираться с ним было выше моих сил. Я зашагал прочь по дорожке, а за спиной звучал крик:
        - Да постой же! Послушай меня! Элан!
        Отчаянный, горестный призыв, на который я так и не откликнулся. Сам и виноват в том, что произошло дальше. Одна беда - расплачиваться пришлось не только и не столько мне.
        Прогулялся я, остыл на вечернем холодке, показнил себя за дурость. Нашел, с кем лаяться - с Эри. Совершенная дурость и дичь.
        А когда возвратился домой, Эри там уже не было. Я прождал его с полчаса и изрядно обеспокоился. Прошелся по четырем ресторанам «Лучистого Талисмана» - вдруг мой оглоед где-нибудь засиделся? Нет как нет.
        Может быть, Эри удрал один? Все-таки он достал машину. Нет, не верится. Сгоряча ляпнуть несуразицу - куда ни шло, но задать деру? Не такой он человек.
        И все-таки я его нигде не нашел. Что, если Эри похитили? - размышлял я, шагая к воротам кемпинга. Скажем, новый босс Гайдиных мордоворотов не удовлетворился изабельками и погнал своих удальцов обратно. Все может статься…
        Вообще положение странное: я уже который час околачиваюсь в «Талисмане», а до сих пор только Максвелл-старший задал полтора вопроса, и кроме Юльки, ни единая душа не интересуется погибшей группой.
        Я осведомился у охраны на воротах, не покидал ли Эри территорию. Вроде нет, они его не заметили. А длинный красный мобиль? Это да, недавно проезжал. Мадам Юлия Вэр? Да Бог с тобой, парень, откуда нам знать? В машине сидели четверо, но за тонированными стеклами много не разглядишь.
        Шевельнулось недоброе предчувствие. Я кинулся к зданию дирекции, нашел милую старушку, которая занималась цветами в холле. Мои нетерпеливые вопросы ее позабавили.
        - Правильно, господин Ибис, мадам Вэр уехала. Вы же тут с ней прощались, у меня на глазах, - ворковала она, улыбаясь всем своим свежим розовым личиком. - Да-да, в большой красной машине. С час назад, наверное. К ней явился красивый молодой человек, и они вместе укатили. Какой из себя? Ну, черные волосы ниже плеч… Глаза большущие, а на руке перстень с зеленым камнем. Да, сели в машину, и след простыл. Мне показалось, они торопились.
        Куда они могли отправиться вдвоем?
        Мое недоброе предчувствие окрепло. Есть только одно место на свете, куда Юлька согласилась бы взять с собой Эри. Бог мой, что он ей наврал? Доверчивая дурочка, зачем она его слушала?
        Вызвать Космоспасательную службу? Они могли бы перехватить Юльку в дороге. Но как их убедить? Изложенная в двух словах, наша история выглядит совершенно невероятной, и никакой спасатель не помчится на Изабеллу, пока не примет сигнал бедствия.
        Я связался с транспортной компанией «Кристина - Космос». Сумма, которую мне назвали, оглушила. Нет у меня таких денег. Еще поразмыслив, я набрал код Летного и связался с Марион Техада.
        - Здравствуйте, милая тетя.
        - К… кто это?
        - А-а, дорогая тетушка! Не узнаете блудного племянника?
        - Лен? - голос Марион дрогнул. Ясно слышалось, что она не верит. - Кто это?
        - Бес Солнечного Зайца. Милая тетя, должен поставить на вид: вы съездили мне по физиономии за подвески Арабеллы, а сами? Не моргнув глазом подарили их Юльке за моей спиной.
        - Ленни! - завизжала она. - Ленни, это же ты! Вернулся!
        - Да, жив-здоров.
        - Господи! А мы тут… нам сказали… ой, Господи! - тетка откровенно ревела.
        - Тетя, послушайте. Наглый племянник рожден на свет, чтобы доставлять вам массу хлопот. Согласны?
        Она пошмыгала носом и затихла.
        - Ну, говори. Что там у тебя?
        - Мне нужны деньги. Много. Для Юльки - она вляпалась в страшную неприятность…
        - Лен, ты в своем уме? У Вэров денег…
        - Тетя, ради Бога! Если буду жив, отдам. Поймите, Юлька в опасности.
        - Обратись в полицию.
        - Мне никто не поверит. Тетя, Юлька погибнет, если мы с вами промедлим.
        - Лен, ты сумасшедший. Если б хоть деньги были нужны тебе самому…
        - Это мне. Я люблю ее.
        В трубке настала тишина.
        - Ладно, - наконец холодно отозвалась Марион. - Сколько?
        Твердым голосом я назвал ту бешеную сумму.
        - Так-так. Ты, конечно, заранее знал, что меньше я не дам, - съязвила тетушка. - Именно столько тебе и надо.
        - Юлькина жизнь стоит дороже. Тетя! - взмолился я. - Хорошая моя, родная…
        Она сдалась.
        - Ну, Бог с тобой. Может, и не спятил. Куда перевести деньги?
        Я назвал номер кредитки.
        - Записала. Ленни, обещай, что дашь о себе знать. Я тут вся извелась!
        - Конечно, сообщу. Но тетя, никому ни полслова, что я объявился. Это очень важно.
        - Ты неблагодарный нахал. Даже не удосужился сказать спасибо.
        - Это от спешки. Зато я вас очень люблю, тетя, правда.
        - Нахал и плут! Удачи тебе. Сейчас будут деньги.
        Пожалуй, я разорил мою любящую Марион. Несмотря на подаренный кем-то из поклонников дворец, вряд ли она купается в свободных средствах. Ну, не беда; если мои догадки верны, мы получим долг с богатых Вэров.
        Затем я опять связался с «Кристина - Космос». Они пришли в недоумение от того, что предстоит забирать пассажира прямо из жилого кемпинга, но в общем не очень брыкались.
        Корабль мне обещали через пятьдесят пять минут - ни больше, ни меньше - и за это время надо было сделать так, чтобы со мной ничего не приключилось. Едва ли Максвеллы захотят выпустить из рук Элана Ибиса, кандидата в стрелочники. Наверняка они и впрямь задумали отмазаться за мой счет, как предостерегала Юлька.
        Закинув за спину свой рюкзак, без изабелек ставший почти невесомым, я оставил свет в гостиной и спальне и через темную комнату Эри выбрался в сад. Приник к земле, прислушался, используя свои экстрасенсорные способности. Похоже, за домом не наблюдают - во всяком случае, я никого не услыхал. Несмотря на сгустившиеся сумерки, было светло: на деревьях никакой порядочной листвы, свет с аллеи льется на участок, и над ведущей к дому дорожкой висит цепочка желтых фонарей. Я обошел дом кругом и скользнул к зеленой изгороди. Не ахти какое укрытие, однако вдоль нее идет полоса довольно густой тени. Хоронясь вдоль изгородей, я прошел четыре участка и притаился у пересечения двух дорог. Изгороди в «Лучистом Талисмане» что надо, и уголок у меня был темный.
        Только бы не пустили собак. Хотя как им взять след? Все мои вещи со мной… Рюкзак! Я облился холодным потом. В доме остался рюкзак Элана - а я в нем тысячу раз ковырялся. Но и то сказать - откуда в кемпинге ищейки?
        Я прислушался. Голоса, смех, музыка, порой проезжают машины, гонят впереди себя полосу света. Свет вспыхивает блестками в глубине изгороди, пробивается насквозь, пятнышками пробегает у меня по одежде.
        Я глянул на часы. Прошло семь минут с тех пор, как поговорил с «Кристина - Космос».
        - Техада, - шепнули над ухом.
        Я дернулся. Никого. Нервы?
        И снова:
        - Техада.
        И опять ни души. Передатчик, что ли, тут в кустах? Внезапно дошло: это зашевелились Максвеллы, а я их слышу. Спасибо Изабелле - после нее мои телепатические способности явно усилились.
        Значит, они прослушивали мои разговоры; они знают, что я - Ленвар Техада. Стало быть, уже поднята на ноги охрана. Сорок восемь минут до прибытия корабля… Не отменили бы заказ! С Максвеллов станется.
        Только бы не привезли в кемпинг собак.
        Постучаться к кому-нибудь, попросить машину? Но в этой законопослушной стране любой тебя сдаст, едва услышав, что ты удираешь от полиции или секьюрити.
        По аллее промчался мобиль. За мной подались - я знал наверняка. Черт, почему я не уехал с Эри, когда он звал?
        Поздно хлопать крыльями. Я призвал к порядку разгулявшиеся нервы, сосредоточился и обратился в чувствительный локатор. Взял направление. Пошел.
        Не спеша, не привлекая к себе внимания. Главное - не сбиться с настроя, не испугаться, не потерять ощущение близости единственного человека, который, может быть, не откажет в помощи беглому Элану Ибису.
        Кажется, здесь. Я пробрался сквозь изгородь с неосвещенного участка на другой, расцвеченный фонариками, обошел дом, заглянул в незанавешенные окна. На Первой Территории не опасаются чужих глаз. Я поднялся на крыльцо, постучал и после удивленно-радушного «Войдите!» отворил дверь.
        Расположившаяся в гостиной Сибилла смотрела по видео один из тех немыслимых сериалов, от которых все плюются, но втайне любят.
        - Добрый вечер, мадам. Хотите пари? Я проведу у вас сорок минут, и вам не будет скучно.
        Ее глаза цвета ночного неба заблестели, щеки залил стыдливый румянец.
        - Право же, господин Ибис… Что вы имеете в виду?
        - Сибилла, - я подошел и взял ее руки в свои, - вы прекрасны. Я буду сорок минут рассказывать вам сказки. Хотите?
        - Хочу, - обрадовалась она. - Присаживайтесь - вот сюда, на диван. - Красавица выключила видео и выпрямилась в кресле со скромным видом, хотя в уголках рта подрагивала усмешка. - Замечательный выдался денек - все рассказывают мне сказки.
        - А кто еще?
        - Ваш друг Майк. Он попросил мою машину. Я разрешила взять - на время, конечно, - хотя он так и не воспользовался. Но вы бы слышали, что за небылицы он плел! Я получила массу удовольствия.
        - Вы не поверили?
        - Разумеется, нет. И вашим не поверю. Вы ведь тоже пришли о чем-то просить?
        - Угадали. Мне нужно пересидеть сорок минут в безопасном месте и воспользоваться коммуникатором.
        Польщенная тем, что я назвал ее дом безопасным местом, Сибилла завесила окна шторами и предложила сварить кофе, а я взялся за коммуникатор. В «Кристина - Космос» мне обрадовались, как родному: хотели получить подтверждение, что заказ снят. Максвеллы таки попытались оставить меня без транспорта.
        - Ни в коем случае. Надеюсь, транспорт вышел?
        - Да, конечно. Мы не можем отозвать судно, пока деньги не возвращены на ваш счет. А вы не отвечали на вызов.
        У меня сердце взыграло; скрывая радость, я предупредил, чтобы корабль не приземлялся, а завис над центральной частью кемпинга. Тем временем Сибилла принесла кофе и печенье.
        - От кого скрываетесь? - осведомилась она с улыбкой. - От полиции или Космоспасательной службы?
        Я удивился предположению.
        - Почему Космоспасательной?
        - Мне кажется, ваши проблемы - по их части. - Сибилла не стала пояснять эту странную мысль и продолжила светским тоном: - Вам доводилось иметь дело со спасателями? Нет? Жаль: милейшие люди. Отлично знают свое дело, затем умницы, каких мало, учтивы, обаятельны. - Она вдохновилась. - Чтобы стать спасателями, курсанты проходят жесткий отбор; далеко не всякому удается. Поверьте, Элан, это порядочные и добрые люди. Мой первый муж был спасателем; погиб семнадцать лет назад… Да что это я все о себе? - спохватилась Сибилла. - Вы мне обещали сказки.
        - А какими баснями вас потчевал Майк? - полюбопытствовал я.
        - Ой, что вы! - Красавица округлила глаза и замахала на меня рукой. - Это было конфиденциально.
        Я заподозрил, что Эри поведал ей много правды - ведь наша правда похлеще любого вымысла. Тогда, не затрудняясь сочинением, я тоже стал рассказывать все как есть.
        Моя хозяюшка цвела, будто роза. Чудесные глаза блистали, пальцы сплетались и расплетались, и было видно, что моя история про Юльку с Эри приводит ее в восторг.
        - Замечательно! Бесподобно! - вскричала она, когда я закончил. - Вы сочиняете не хуже Майка.
        - Не поверили?
        Она призадумалась на миг, бросила на меня острый взгляд.
        - Элан, я сама страсть как люблю всяческие приключения, истории и чудеса. И в этом немного смыслю. Ваша история - чистейший вымысел.
        Я промолчал. Не верит - не надо. Тем лучше.
        Сибилла озабоченно покачала головой.
        - Послушайте. Я вижу: вы убеждены, будто говорите правду. Но уверяю вас - такое невозможно. Это против всех законов природы.
        - Я тоже против законов природы, - возразил я, имея в виду набор собственных талантов. И осекся: Сибилла не знает, что перед ней Лен Техада.
        Она поглядела на меня с тревожным любопытством.
        - Вы полагаете, что… Ах! - Она вздрогнула: раздался требовательный стук в дверь.
        Схватив свою пустую чашку, я метнулся в спальню. Почему-то я успел увериться, что Сибилла живет в домике одна. Велико же было мое изумление, когда на постели зашевелилось смятое покрывало, и из-под него выглянул недовольный глаз.
        - Вот черт… опять какие-то… - Обладатель глаза с хрюканьем перевернулся на другой бок.
        В гостиной раздались голоса: удивленно-радостный - Сибиллы, вежливо-решительный - мужской.
        - Неужто облава?! Ловят преступников?
        - Нет, что вы, мадам. Не тревожьтесь.
        - Сюда, пожалуйста, - судя по звукам, Сибилла показывала вторую спальню. - У меня нет гостей. А здесь, будьте добры, потише - мой муж прихворнул.
        С постели донеслось новое хрюканье, которое вызвало учтивые извинения. Пришелец заглянул в ванную комнату, еще раз извинился и убрался восвояси.
        Я соскребся со стенки, где размазался, таясь за дверью ванной, и вышел в гостиную. У Сибиллы в глазах сияли звезды.
        - Здорово мы их, а?
        Я склонился к ее руке.
        - Благодарю вас. - По-моему, ловца шуганул я сам. Так страстно желал, чтобы меня не нашли, - он и поглядел весьма небрежно. Я продолжал: - Тут на столе фонарик; вы не могли бы мне одолжить?
        - Я с ним ночами хожу в лес, - горделиво сообщила Сибилла. - Знаете, так романтично! А вы что будете делать?
        - Полезу на крышу. Стану освещать ночное небо.
        Она захихикала, но я не шутил. Постояв у открытого окна в пустой спальне, я не услышал поблизости никого из ловцов и выбрался наверх. Сибилла выключила разноцветные фонарики в саду, чтобы на крыше было потемнее. Я залег и притаился.
        В кемпинге продолжалась незаметная суета - меня искали. «Техада, Ибис, Техада», - безмолвно шептала ночь. Кто-то крепко тревожился и пытался меня поймать.
        Вдалеке брехнула собака. Сердце оборвалось - привезли нечистую силу!
        - Сибилла, - позвал я вполголоса, свесившись с крыши. Моя красавица высунулась из окна. - Если к вам явятся с ищейками…
        - …я скажу, что вы заходили после нашей беседы в ресторане, - подхватила она. - Отболтаюсь, будьте покойны.
        Последние минуты тянулись, как часы.
        Время!
        Самого корабля я не увидел: вопреки правилам, он пришел без опознавательных огней. На фоне звездного неба беззвучно проплыло черное пятно и остановилось слева от меня. На мгновение я усомнился, за мной ли это, потому как Максвеллы запросто могли вызвать что-нибудь свое. Однако рискнул: помигал Сибиллиным фонариком, послал SOS. Потом еще раз, и еще. Глухое черное пятно увеличилось, расплылось на полнеба. Над головой появился тусклый желтоватый круг, и я увидел спущенный легкий трап. Сбросил фонарик на землю и полез наверх. Трап вместе со мной плавно поднялся на борт. Побег удался.
        Когда я добрался до рубки, пилот был мрачнее тучи. А я возликовал: как по заказу, за пультом оказался мой Звездный Брат Леон. Впрочем, он меня не признал - ведь я теперь был Элан Ибис.
        - Благодарю, - сказал я с учтивостью настоящего тигреро. - Вы меня сняли, как провалившего задание агента разведки.
        - Тут такая катавасия, что не приведи Господь, - буркнул он. - Где это видано? Тишком, тайком брать пассажира, точно в мафию играем…
        Я благословил железные правила космоперевозок: получив заказ и оплату, «Кристина - Космос» горой встала за клиента. И дела нет, охотятся за ним бандиты или уважаемые в обществе миллионеры; в нашем случае, один черт.
        Леон попросил меня перейти в пассажирский салон. На этот раз не было необходимости ломиться через «долгий тупик», и к концу прыжка через подпространство я оказался жив и довольно бодр. Только все сильнее грызло беспокойство: найду ли я Юльку? Что, если я опоздал? Ведь они с Эри опередили меня… а кстати, насколько они меня обошли? Я даже не знал наверняка, что они стартовали с Кристины. Ну, в худшем случае - нет, как раз в лучшем - дождусь на Изабелле. Уж я их встречу…
        В голове не укладывается, как Эри оказался способен на такую штуку. Неужто он сможет? Мой Эри! Однако я знаю одно: существует единственная причина, по которой он мог набиться к Юльке в компанию. Эри желает воскресить Мишель. Повторить опыт с превращением и стать если не версаной, то хотя бы Юлькой.
        Посадки я не почувствовал. Просто в салон зашел пилот и доложил:
        - Прибыли. За бортом ночь.
        Вслед за Леоном я спустился на площадку космодрома - второго, который расположен в конце маршрута. На плато было черным-черно, только поблескивала в свете звезд наша яхта, да зажглась далекая точка фонаря на гараже, где стоял вездеход. Этот второй космодром ничем не отличается от первого, где мы с Леоном уже бывали.
        Я огляделся.
        - Что-то не разберу: другого корабля тут нет?
        - Никого нет, - Леон включил фонарь, посветил себе под ноги. На каменной крошке засияло яркое пятно.
        - А на орбите?
        - Да как будто не было. Я не заметил.
        - А можно узнать, садились ли они? Нас могли опередить часа на полтора-два.
        В темноте я не видел выражения лица, однако ясно ощутил недовольство пилота. Не по нутру ему была наша игра с побегом и погоней.
        - Слушай, Звездный Брат, здешний маячок фиксирует посадку корабля? Наверняка должен. - Не знаю, какой черт дернул меня за язык; просто рядом с Леоном я чувствовал себя в безопасности.
        - Что такое? - насторожился он.
        - Звездный Брат, говорю. Ты забыл Солнечного Зайца, от которого у тебя была сплошная головная боль?
        Луч фонаря уперся мне в лицо. Я прижмурился.
        - Ты не Техада, - сделал вывод пилот, внимательно меня оглядев. - И не морочь мне башку.
        - Я не морочу. Я именно Лен Техада, а на морду можешь не смотреть.
        Леон чем-то обеспокоился, но я не мог уловить причину тревоги - мысли читать не умею, еще не дорос. Он опять посветил мне в глаза.
        - Что с тобой было, Солнечный Заяц?
        Я объяснил, что через несколько дней после смерти Элана стал на него похож.
        - Здесь, на Изабелле? - уточнил пилот.
        - На ней. - Не выдержав, я прикрыл глаза рукой. - Убери ты свой фонарь поганый, ослепну ведь! Послушай: кровь из носу, нам надо найти пассажиров другого корабля. Если они уже высадились, у нас минуты лишней нет.
        Леон подумал, концом фонаря потер переносицу.
        - Знаешь что, Заяц мой Солнечный… Давай-ка обратно на борт, оттуда запросим данные с маячка.
        Не знаю, как я понял, что он лжет. Леон был спокоен, не дергался - однако замыслил он нечто иное, вздумал загнать меня на яхту и…
        - Руки! - Я отскочил, когда он попытался взять меня за локоть. - Не трожь!
        - Заяц, пойдем. Ну, будь другом; я тебе все растолкую.
        Что со мной сделалось, словами не передать. Натуральная истерика - молчаливая, загнанная вглубь - в которой смешались страх за Юльку, гнев и обида на Эри, досада на медлившего, что-то забравшего себе в голову пилота.
        - Леон! - рявкнул я, выплескивая в крике всю эту вскипевшую смесь.
        Он выронил фонарь, а я ощутил, что ему стало дурно.
        - Леон?
        Он повернулся, сделал пару неверных шагов к трапу - и повалился наземь.
        - Леон! - я кинулся к нему. - Звездный Брат!
        Майк погиб, когда понял тайну Изабеллы. И Элан тоже - стоило ему высказать свою версию того, что происходит. А теперь что-то сообразил Леон. И только хотел убраться под защиту корпуса яхты, - тут-то его и настигло…
        К моей радости, пилот был жив, хоть и без сознания. Я взмыл по трапу, ворвался в рубку, закрутился в поисках аптечки. Сунулся к пульту и, на счастье, увидел клавишу SOS. Даванул ее от всей души, сыскал аптечку и умчал к Леону. Ну, а дальше - низкий поклон спасателям. Четко сработали; я едва успел вколоть стимулятор и перетащить Леона на борт, подальше от паскудных излучений, глядь - а к нам уже вваливается натуральный спецназ. Хвать меня в охапку и без лишних слов волокут с собой. Признаться, я сначала принял их за полицию и изрядно струхнул. Но все равно: молодцы ребята.
        Однако так и не могу взять в толк, какого лешего эти орлы доставили меня сюда. Как хотите, господа, но я не понимаю, чего ради меня который час маринуют на борту спасательного крейсера. Ведь Юлька сейчас на той клятой планете вместе с Эри. Если она погибнет… грош вам тогда цена, господа спасатели.
        Почему вы качаете головой? Капитан! Вы что, не верите?
        Часть 5. Спасатели
        Глава 1
        - А сам-то веришь в то, что говоришь?
        Он с упреком оглядел своих слушателей. Спасатели, элита космофлота. В капитанской каюте «Каскада» сидели трое: командир крейсера Айвен Торсон, начальник психологической службы Дин Роска и командир спасательной группы Таури Берк, снявший с Изабеллы пилота Леона и Ленвара Техаду. Молодые, в элегантной черно-голубой форме. Поначалу спасатели Ленвару понравились: знающие свое дело, доброжелательные, готовые выслушать его и помочь. Однако затем пришло ощущение чужого недоверия и настороженности. Видать, не убедил, как ни старался.
        - Не вижу причин, почему мне самому себе не верить, - заявил белокурый демон. - А почему вы?…
        - Да в твоей повести концы с концами не сходятся.
        Командир «Каскада» вынул из встроенного бара бутылку и плеснул в бокалы вишневого сока. На борту спасательного крейсера царил сухой закон, как на Изабелле. Капитанская каюта была уютной, точно гостиная в хорошем доме, и в обстановке чувствовалась заботливая женская рука… Нет: ощущалась вдумчивая работа психологической службы.
        Торсон продолжал:
        - Второй раз слушаю и все больше убеждаюсь. Это противоречит всякой логике. - Его смуглое лицо с перечеркнувшими губы двумя косыми шрамиками было хмурым. - Уж не серчай, - он холодновато усмехнулся, - но в подобное я не верю.
        - А вы? - Ленвар глянул на старшего психолога.
        Светловолосый красавец Дин Роска развел руками:
        - Мне тоже не все ясно. Таури?
        Командир спасгруппы улыбнулся обаятельной белозубой улыбкой.
        - По мне, этому обормоту следует набить морду.
        - Ну вот, - печально подытожил Ленвар. - Я трудился, живописал - а вы морду бить. За что?
        - За Мишель.
        - Стоп, - оборвал командир. - Напоминаю: демона не гневить. Не то он накуролесит - не обрадуетесь.
        - Я не намерен куролесить. - Ленвар не сумел скрыть обиду. - Но поймите: время идет. Я уж не первый час у вас на борту, а Юлька на Изабелле. Капитан, почему мне никто не верит? Что с Кэтрин, что сейчас.
        Торсон поморщился.
        - Вопрос не ко мне. Дин, твои соображения?
        Начальник психологической службы поглядел на Ленвара, склонив голову набок. Шевелюра у него была такая же светлая, как у демона, а зеленые глаза - светлее, чем у версанов, но удивительно искристые.
        - По-твоему, - начал Дин сдержанно, - Мишель замыслила через Юльку вернуть себе женский облик?
        - Похоже на то.
        - А известно ли тебе, что гормональный сдвиг в организме лечится не ценой чужой жизни, а курсом таблеток?
        Ленвар выпрямился, ошеломленный.
        - Так-то, друг мой. - Дин ощупывал его внимательным взглядом. - Несложно подавить излишнюю секрецию мужских гормонов и наладить баланс. Добавив несколько сеансов психотерапии. Мишель не дурочка и должна понимать, что ее проблемы решить гораздо проще, чем твои.
        - Тогда зачем она рванула на Изабеллу?
        Старший психолог повел плечами.
        - Она хотела объяснить, да ты не стал слушать. Вспомни: ты ей нахамил и удрал, а Мишель помчалась к Юльке, не дожидаясь твоего возвращения. Очевидно, ее осенила некая мысль, и требовалось спешно что-то предпринять.
        - Она безумна. - Ленвар сдвинул брови. - Ей могло вздуматься что угодно.
        - Ты уверен? - Зеленые искристые глаза Дина холодно блеснули.
        Командир крейсера поднялся из кресла и встал над демоном; перечеркнутые шрамиками губы кривились.
        Ленвар остро ощутил, что эти двое - против него и один Таури Берк держит нейтралитет. Он опустил голову. Не верят.
        - Вы считаете, я поступил с Мишель по-свински? Но не могу я ее любить - такую. За свою жизнь я от мужиков столько ласки навидался… Посмотрел бы я на вас на моем месте.
        Космоспасатели молчали. Затем настроение изменилось: командир перестал хмуриться, взгляд старшего психолога смягчился. Демон одержал маленькую победу.
        - Так где же не сходятся концы в моей повести? - осведомился он.
        Айвен Торсон и Дин Роска переглянулись, словно советуясь: говорить? Или не стоит? Торсон пожал плечами: дескать, на твое усмотрение. Дин подался вперед, к Ленвару.
        - По твоим словам, Мишель рассказала тебе про Элана все, что могла. Вплоть до подробностей их единственной ночи.
        - Правильно.
        - А зачем?
        - Ну, Боже мой! Почитая меня за тигреро, воображала, будто я лишился памяти. Хотела, чтобы я вспомнил и снова стал прежним.
        - Хорошо. Но Элан держался особняком и с Мишель разговаривал по душам… сколько? Два раза. И то больше о любви. Так?
        - Именно.
        - Тогда получается, что Мишель о нем почти ничего не знала. Вряд ли в ту ночь он травил ей байки о жизни на Светлом озере… Или травил?
        - Нет. Он песни пел - я лично слышал. Потом они занимались своим, а еще потом он явился ко мне.
        - И ты с Эланом перекинулся от силы десятком фраз. Верно?
        Ленвар кивнул. Дин чуть натянуто улыбнулся.
        - А теперь скажи: как мадам Ибис называла Элана в приливе материнской любви?
        - Понятия не имею, - демон озадаченно моргнул.
        - А ведь ты упоминал… Ладно. Теперь о Коте.
        - Элан говорил о нем Майку, - вставил Ленвар, тревожась. Опять не верят!
        - Элан рассказал, что Кота пристрелили, - согласился Дин. - Но он ни словом не обмолвился, что после смерти Кота сам едва не отправился на тот свет. Он ни с кем не делился, как умирал на Светлом; и ни одна душа не знала, что его вылечило задание лететь на Изабеллу. Выходит, ты это сочинил?
        Ленвар утомленно потер лоб, виски.
        - Получается, сочинил, - признал он безнадежно.
        - Ни черта подобного, - заявил Дин. - Это все - голая правда.
        - Тогда не понимаю, чего вы от меня хотите! - вспылил Ленвар. - Соврал - не соврал…
        - Я спрашиваю: откуда тебе известно то, о чем мог знать только Элан? По твоей собственной версии, поведать об этом тебе никто не мог. А раз ты все-таки знаешь, получается, версия не верна.
        - То есть, я полдня трепал языком и наврал с три короба?
        - Не заводись, - поднялся с места Таури Берк. - Лен, послушай…
        Демон отмахнулся.
        - Еще скажите, что я - Элан Ибис, который назло всем угробил группу и теперь думает отмазаться и выдать себя за Техаду. Тоже отличная версия.
        Спасатели переглянулись.
        - Ну, за идиотов нас держать не надо. - Командир корабля усмехнулся невеселой усмешкой. - Но как ты объяснишь? Путешествие по Изабелле логично было описать с точки зрения Мишель - ведь именно она тебе обо всем рассказала. Однако ты излагал с точки зрения Элана.
        Ленвар подумал, повертел в пальцах бокал с остатками вишневого сока.
        - Когда в пьяном овраге погиб Крокодав, Майк пытался подпитать Элана здоровьем - однако свалился в обмороке и зарекся впредь его лечить. При этом он круто изменил свое отношение к тигреро, объясняя тем, что поймал какую-то обратную связь и теперь знает, что Элан - чудный парень и так далее. - Ленвар перевел дух после утомительно длинной фразы. - Скажем, я тоже поймал обратную связь, когда Элан погиб. Отсюда - его воспоминания и его внешность. Складывается? - Он поглядел на Таури в поисках поддержки.
        - Складывается, - кивнул комгруппы.
        - Ну, хоть одного человека я убедил… Послушайте, господа, Изабелла - планета-убийца. Две женщины и экипаж корабля - они все могут погибнуть, пока вы тут рассуждаете.
        - Айвен, - обратился Таури к командиру, - в любом случае, Мишель надо оттуда забрать.
        - Мишель улетит обратно с Юлькой. Меня больше волнует Ленвар. - Торсон задумчиво его оглядел.
        Демон напрягся, поймав ощущение чужой тревоги.
        - Вы что, боитесь? Полагаете, я вроде Гайды?
        - Нет, - отрезал командир. - Иначе я б с тобой не возился, а сдал комиссии Кесуоки.
        - Это еще что за зверь?
        - А вот такая паскудная зверюга, - вмешался Таури, - которая если на кого наложит лапу, то пиши пропало. Кесуоки - ловец демонов вроде тебя; отстреливает их из снайперских винтовок и иных подручных средств.
        - Приказ об отлове демонов был подписан незадолго до твоего побега из тюрьмы, - продолжил старший психолог. - Видимо, на Кристине на него обратили внимание не сразу, однако Герман Максвелл знал, что тебя надо спасать и прятать.
        - Знал?
        - Смотри, - Дин отстегнул клапан нагрудного кармана и предъявил Ленвару закрепленную изнутри металлическую бляшку, - у него была такая же штука. Нейтрализатор. Помнишь? Ты удивлялся, отчего у Германа не чешутся руки съездить тебе по физиономии, а он сослался на средства защиты.
        - Ну и что?
        - Объясняю: нейтры были разработаны для тех, кто непосредственно имеет дело с вашим братом. Чтобы обзавестись устройством, Максвеллы должны были знать о его существовании.
        - Понял. Вместо того, чтобы сдать Кесуоки, они засобачили нас с Эланом на Изабеллу. Капитан, может, и вы сделаете то же самое? Мне ничего не надо, только забрать с планеты Юльку… - Ленвар запнулся. - Таури, почему командир всякий раз морщится, когда я к нему обращаюсь?
        Торсон нахмурился, а Таури с Дином засмеялись.
        - Ты величаешь Айвена просто капитаном, а он капитан второго ранга, - объяснил старший психолог. - Первый помощник, и.о. командира корабля.
        - Вот оно как, - протянул Ленвар. - И если он со мной даст маху, его дальнейшая карьера, считай, загублена?
        - С тобой я рискую больше чем карьерой, - сухо отозвался командир. - Вот что. Вы с Таури сидите тут, а мы пойдем, потолкуем.
        Он увел Дина, дверь захлопнулась, снаружи повернулась запирающая рукоять.
        - И как это они не побоялись оставить тебя с демоном наедине? - съязвил Ленвар.
        - Вздумаешь трепыхаться - через час окажешься у Кесуоки, - пояснил комгруппы.
        - Понял. - Ленвар подобрался, изобразил смирный вид. - Скажи: чего добивается ваш командир? Выслушал меня вкратце сам, потом вызвал вас двоих, заставил разыграть шута, расписать в красках и лицах… И если есть чертов приказ, почему меня еще не отослали к Кесуоки?
        - Из-за Мишель.
        Ленвар подумал, беспомощно пожал плечами.
        - Не доходит.
        - Дойдет со временем.
        - Черт возьми… И какого рожна я с вами связался?
        В серых глазах Таури голубели яркие крапины, словно чистое небо в разрывах дождевых туч.
        - Сейчас начальники определятся, что с тобой делать.
        - Известят Кесуоки?
        - Не смеши. - Спасатель улыбнулся, и у Ленвара на душе стало чуть спокойней.
        Помолчали. Демон встрепенулся.
        - Вспомнил, как мать называла Элана: Эланте.
        - Правильно. Эланте - это сошедшие со звезд блудливые пришельцы. Ваши отцы.
        - Чего?!
        - Они явились из чертовой дали, - невозмутимо продолжил Таури. - Белокурые, кареглазые… в самом деле очень эффектные.
        - И за каким лешим пожаловали?
        - Думали предложиться в друзья. Это потомки поселенцев из небольшой затерянной колонии; о них не было ни слуху ни духу больше ста семидесяти лет. Там весьма своеобразная планета, и раса сформировалась необычная. Чуть не две сотни лет они просидели отшельниками, но вдруг решили войти в Содружество.
        - И что - им дали отлуп?
        Таури усмехнулся.
        - Сперва им обрадовались и кинулись с распростертыми объятьями. А потом одумались и заорали: ни-ни-ни!
        - Почему?
        - По слухам, из-за наших женщин: они-де теряют голову и сходят по эланте с ума. Несчастная любовь, разрушенные семьи, самоубийства, то да се. Руководство Содружества вмиг смекнуло, что не конкурентоспособно, и пришельцев помели метлой. Те и убрались, оставив после себя хор вопящих от горя неверных жен руководства.
        - Но их ведь было три заезда? Остались дети, которым сейчас по двадцать восемь, затем двадцатитрехлетний я, и под конец промелькнувшая звезда явился, чтобы разделаться с моей семьей.
        Спасатель помолчал, глядя в угол каюты, на композицию из искусственных цветов. Настоящие цветы на спасательном крейсере разводить невозможно.
        - Когда эланте сделали первую попытку с нами сдружиться, их корабли побывали во многих местах, - сообщил Таури. - Затем пять лет спустя прибыл небольшой экипаж осведомиться, не изменился ли наш враждебный настрой. Они посетили Кристину и еще пару планет. С ними был твой отец.
        - А потом?
        - Больше о них ничего не известно.
        - То бишь в третий раз Ленвар-старший привалил украдкой?
        - Не знаю, Солнечный Заяц. - Таури заговорил о другом: - Меня удивляет, что на Кристине к эланте отнеслись несерьезно - даже не внесли в информсеть. Дескать, не велика важность, какие-то поселенцы на краю света…
        - Может, нарочно затерли лапой? - предположил Ленвар. - Якобы их вовсе не было: мол, не залетали в наши края такие парни, не сводили с ума наших жен.
        - Возможно. Чинуш-идиотов везде навалом.
        Спасатель налил себе еще соку, жестом предложил Ленвару, но демон прикрыл свой бокал рукой. Спросил:
        - Эланте были экстрасенсы?
        - В малой степени. Настоящими сенсами стали их дети-полукровки - и кто во что горазд, у каждого свое. Сперва на них не обращали внимания; потом начались эксцессы - вроде случая с Гайдой. Информацию не спеша собрали, не торопясь обобщили. И вот теперь вышел приказ: демонов ловить - и к стенке.
        Встревоженный, Ленвар поерзал в кресле.
        - Как ты думаешь - вдруг командир решит отослать меня к Кесуоки?
        Голубые крапины в глазах Таури поблекли, обаятельное лицо стало неожиданно суровым.
        - Тогда я отведу тебя в катер и доставлю по назначению.
        Нахмурившись, он вместе с креслом повернулся к музыкальному центру, коснулся клавиш на пульте.
        - Хочешь послушать песни Светлого озера?
        Ленвар вскинул удивленные глаза.
        - Давай.
        Каюту наполнил сильный чистый голос, рассыпался серебряным дождем. Дождь превратился в хрустальный звон капели, затем - в говорок быстрого ручья. Голос держал мелодию - незамысловатую и нежную, - и одновременно торопливая вода бежала по камням, среди мхов и листьев, шелестела, бормотала, пела, звала с собой…
        Таури выключил звук, снова повернулся к Ленвару.
        - Это запись одной из песен эланте. Очевидно, тигреро был единственный, кто пел их на Светлом.
        - Но откуда он… Генетическая память?
        - У Элана был Кот, которого подарил настоящий отец. Эланте - кошачья раса, симбиоз людей и растущих всю жизнь кошек. Я думаю, именно присутствие Кота позволило тигреро распевать песни отцов, о которых он не имел ни малейшего представления. Когда же Кот погиб, у Элана началась перестройка организма - сперва он чуть не умер, а затем пробудились способности сенса.
        - То есть, мой Хрюндель и прочие кошки - они чуяли во мне эланте?
        Таури согласно кивнул.
        - А у меня был свой сувенир от папаши, - вспомнил Ленвар, - элитный талисман. Ну, да: мать его называла эланте, а тетка переврала в элитный.
        - Был? - спасатель скользнул по демону цепким взглядом.
        - Потерялся.
        - Как ты умудрился его посеять?
        - А вот. - Ленвар смущенно улыбнулся. - На Изабелле с Мишель - я там голову потерял, не только талисман. Не веришь?
        - Верю, - ответил Таури с грустью.
        Ленвару вдруг стало его жаль. Он ясно ощущал какой-то внутренний раздрай командира спасгруппы - но не спросишь же прямо. Сразу встанет вопрос о работе нейтрализатора: по идее, устройство должно не только защищать от попыток демона навязать свою волю, но и не позволять ему читать мысли собеседника. Ленвар мыслей не читает, однако чувствует настроение. Не угодить бы из-за этого к Кесуоки.
        Щелкнула запирающая рукоять, и отворилась дверь каюты. Вошел командир корабля, а следом - чем-то расстроенный Дин. Таури поднялся на ноги.
        - Что решили? - спросил он.
        Перечеркнутые шрамиками губы Торсона плотно сжались.
        - Отвезешь на Изабеллу, - помолчав, процедил он так, будто эти слова вызывали у него отвращение. - Полетишь один.
        Старшего психолога передернуло.
        - Один, - повторил командир, в упор глядя на Дина.
        Тот с явным трудом сдержался и смолчал. Торсон продолжил, обращаясь к Таури:
        - Найдешь Мишель и… - он неопределенно повел ладонью в воздухе, - потом вернешься.
        - Потом? - уточнил командир группы.
        - Потом, - подтвердил Дин, мрачно глядя в пространство.
        - Задание ясно?
        - Ясно, командир. - Таури улыбнулся своей обаятельной улыбкой. - Не дергайтесь - провернем в лучшем виде.
        - Надеюсь, - сухо отозвался Торсон, кивнул Ленвару на прощание, махнул Дину: ты, мол, со мной - и вышел из каюты.
        Старший психолог задержался на пороге.
        - С Изабеллы дашь о себе знать.
        - Ага, - безмятежно отозвался Таури. - Шагай - дорогу загораживаешь.
        Дин исчез. Ленвар перевел дыхание. Слава Богу, не к Кесуоки.
        - Чем Дин так огорчен?
        Таури жизнерадостно ухмыльнулся.
        - Айвен его обидел.
        - Каким образом?
        - Вот настырный! Все тебе объясни.
        Они зашагали по длинному, плавно закруглявшемуся коридору, спустились на вторую палубу, затем на третью, к спасательным катерам.
        - Так все-таки чем командир Дина расстроил? - снова полюбопытствовал Ленвар, когда за спиной закрылся входной люк катера.
        - Не позволил лететь с нами на Изабеллу.
        - Отчего?
        - Уж больно не похоже на пикник. Чем меньше народу, тем спокойнее. Без пилота не обойтись - это я - а без психолога, глядишь, перебьемся. - Таури провел демона в пассажирский салон, указал на ближайший противоперегрузочный скафандр: - Забирайся; можешь в ботинках. Здесь не на спину ложатся, а на бок. И будешь всю дорогу спать, - он поднес к лицу своего пассажира маску с газом. - Вдохни пару раз. Отлично. - Таури убрал маску, окинул беглым взглядом индикацию, проверяя работу скафандра. - Порядок. Счастливого путешествия. - Он ушел из салона.
        У Ленвара осталось смутное ощущение, что его провели, надули в чем-то очень важном, однако это ощущение быстро померкло, уступив место приятной полудреме. Правда, катер вскоре вошел в подпространство, и от приятности не осталось и следа.
        Спать он толком не спал, боролся с то и дело подкатывающей тошнотой. А что, если его и впрямь одурачили? Ну как выгрузится он из катера в объятия Кесуоки, охотника на демонов? С другой стороны, Торсон отдал приказ отыскать Мишель… Впрочем, в его словах угадывалось еще какое-то скрытое распоряжение. А Дин был сильно расстроен, да и командиру крейсера было не по себе.
        Быть может, спасатели переживали за Таури? Треклятая планета совсем не курорт. Восемь человек уже отправились на тот свет; как бы комгруппы не стал девятым…
        Скафандр отключился, и Ленвар выполз из раскрывшейся скорлупы. Чувствовал он себя не ахти, однако на ногах держался.
        - Проходи в рубку, - предложил интерком голосом Таури.
        Ленвар побрел туда. Добрался, плюхнулся в кресло второго пилота, глянул на экран внешнего обзора. И удивился, несмотря на стоящее комом в горле подпространство. Он ожидал увидеть космодром - однако экран показывал видимый сверху Приют. Четкое изображение дома, площадки, окрестных гор. Посередине площадки стоял пассажирский глайдер.
        - Что это?
        - Двадцать Первый. Ты говорил, здесь похоронены Лена, Майк и Элан. - Таури взял с пульта микрофон, поднес к губам. - Внимание: Космическая Спасательная служба просит передвинуть ваше транспортное средство на тридцать метров левее по отношению к строению.
        - Думаешь, тебя поймут? - усомнился Ленвар.
        - Должны.
        - А послушаются?
        Спасатель усмехнулся.
        - Здесь я бог и царь. Вздумают ерепениться - я вправе применить оружие.
        Дверь Приюта распахнулась, на крыльцо вылетели двое, на миг замерли, задрав головы, и рысью кинулись к глайдеру.
        - Вот видишь, - удовлетворенно сказал Таури. И пояснил: - Яхта стоит на космодроме, а сюда прибыли на глайдере.
        На крыльце дома появилась женская фигурка.
        - Смотри, - Ленвар подался к экрану. - Это же Юлька.
        Таури перехватил его дернувшуюся к микрофону руку:
        - Сиди смирно, Солнечный Заяц.
        Глайдер на экране приподнялся и подал в сторону, лег на краю площадки.
        - Благодарю вас, - произнес Таури в микрофон и отложил его подальше. Опустил руки на пульт, посидел, словно в задумчивости. - Лен, вот что я тебе скажу на полном серьезе. Моя задача - чтобы все покинули Изабеллу живыми. И Юлька со своим экипажем, и Мишель, и мы с тобой. Поэтому мои распоряжения выполняются без разговоров.
        - Понял. - Демон закивал с преувеличенной готовностью. - Слушаюсь, командир.
        - Приказ первый: за Юлькой не ухажерить. Второе: с Мишель держаться ровно, дружелюбно. - Таури поглядел на Ленвара в упор: - Не слышу ответа.
        - Есть, командир.
        - И последнее: с Изабеллы сматываемся при первой возможности.
        - Отлично! Лучшее, что ты предложил.
        - Приказы не обсуждаются и комментариям не подлежат, - заметил Таури и пошел на посадку. На экране площадка с Приютом начала расти, перемещаясь вбок. - Лен, больше всего я боюсь за тебя. От меня ни на шаг, и будь осторожен.
        - Почему? - Ленвара что-то смутило; где-то прорезалась едва уловимая фальшь. - Почему ты опасаешься за меня?
        Катер встал на площадке, рядом с глайдером; экран заняли иллюминаторы салона и окна Приюта. Юлька сошла с крыльца; ее задорный нос был возмущенно вздернут.
        Таури небрежным жестом профессионала махнул над пультом ладонью, выключая все подряд, поднялся из кресла. Ленвар следил за ним, ожидая ответа на заданный вопрос.
        - Когда мы уберемся отсюда живые и здоровые, - с серьезной искренностью проговорил спасатель, - я объясню, какой опасности ты подвергался. А пока все недоумения оставь при себе. Лады? Тогда - на выход.
        Спасательный катер, изнутри казавшийся крошечным, на поверку оказался махиной, которая загромоздила всю площадку. Таури прошел к дому, отдал Юльке честь:
        - Космическая Спасательная служба. Здравствуйте, мадам Вэр.
        - Здравствуйте… - Ее глаза остановились на подошедшем демоне. - Господин Ибис? Вы за нами гнались?
        - Нет, что вы, - ответил за него Таури. - Привет, ребята, - кивнул он вынырнувшим из-за катера двоим парням в космической форме. - Я здесь у вас чуток постою.
        - Проездом? - Один из них улыбнулся во весь рот и подал спасателю широкую ладонь: - Мстислав. Здравствуйте, Элан. А это Даник, - указал он на своего напарника, который молча встал рядом.
        - Таури Берк, «Каскад».
        - О-о, слышали, - обрадовался Мстислав. - По долгу службы или как?
        - И так, и сяк. Мадам Вэр, с вашего позволения, - спасатель с вежливой решительностью взял Юльку под руку и увел в холл.
        Мстислав открыл рот для нового вопроса, но Ленвар прошел в дом и закрыл дверь. Юлькин экипаж остался снаружи.
        - Чем могу быть полезна, господин Берк? - начала Юлька холодно, давая понять, что недовольна вторжением.
        - Я хотел бы видеть Мишель Вийон. Или Майка Эри.
        - Здесь нет таких людей.
        - Мадам Вэр, - Таури проникновенно заглянул в ее серые глаза. - Имея дело с Космоспасательной службой, граждане обязаны оказывать ей всяческое содействие.
        - Ничего не знаю, - ощетинилась Юлька.
        Таури оглянулся; Ленвар понял без слов и распахнул дверь:
        - Мстислав!
        Космический волк появился на пороге.
        - Сколько пассажиров у вас на борту? - спросил Таури.
        - Двое. Мадам Вэр и… э-э… у второй пассажирки похожее имя, - сообщил Мстислав извиняющимся тоном.
        - Значит, здесь мадам Вийон. Глянь-ка, - попросил Таури Ленвара.
        - Господин Берк… - начала Юлька оскорбленно, но демон уже стучался во вторую от холла дверь. - Мстислав, почему они тут распоряжаются?
        - Их право, мадам. Противодействие спасателям - все равно что сопротивление полиции.
        - Совершенно верно, - подтвердил комгруппы.
        - Но господин Ибис - не спасатель. Я не понимаю…
        Ленвар заглянул в комнату Мишель. Вернулся в холл, осмотрелся, прошел в левое крыло и возвратился, больше не заглянув ни в одну комнату.
        - Ее здесь нет, - сообщил он Таури.
        - Мадам Вийон выскочила в окно, когда вы ставили катер, - стоя на пороге холла, доложил Даник.
        Юлька обернулась к нему, вспыхнув от негодования.
        - Благодарю, - коротко отозвался спасатель и мимо Даника вышел на крыльцо.
        Пилот не посторонился, и его выпяченный подбородок свидетельствовал, что свой долг он выполнил безо всякой охоты.
        Комгруппы не спеша обогнул катер, но едва скрылся за ним от оставшихся в доме, пустился бегом в сторону Двадцать Второго Приюта. Ленвар не без труда его нагнал.
        - Ты уверен?… Сюда?
        Таури кивнул, не объясняя. Ленвар приотстал, чтобы не тесниться на узкой тропе, и несколько минут они молча бежали. Затем спасатель перешел на быстрый шаг, оглянулся.
        - Лен, ты обещал: в адрес Мишель ни одного худого слова.
        - Да я разве что говорю?
        Они вынырнули из неглубокой ложбины и увидели версану - она вихрем неслась впереди. Таури снова рванул со всех ног и вскоре поймал Мишель за локоть:
        - Мадам Вийон, прошу прощения.
        Его официальная, нарочитая вежливость в диких горах необитаемой планеты позабавила Ленвара, он с трудом подавил усмешку. Мишель затравленно обернулась - и тут ее взгляд упал на демона.
        - Элан!
        Низкий голос резанул ухо, но в остальном она была женщиной: гладкая кожа рук и шеи, с которой удалены волосы, легкий макияж на лице - щеки припудрены, губы подкрашены. Черные кудри остались прежними.
        - Элан, - повторила она еле слышно, пугаясь собственного голоса. - Зачем ты здесь?
        - Он поднял на ноги весь космофлот, желая отловить одну молодую особу, - сообщил Таури со своей обаятельной улыбкой. - Таури Берк, Космическая Спасательная служба, - представился он. - Я бы попросил вас вернуться на Приют - поскольку намерен отдать распоряжение немедленно покинуть Изабеллу. Вы сами знаете - она в высшей степени вредна для здоровья.
        Версана недоуменно поморгала; до нее очевидно не доходило, чего хочет симпатичный спасатель.
        - Мишель, - заговорил Ленвар, - пожалуйста. Надо возвращаться на Приют: там наш катер… - он запнулся, перехватив даже не взгляд - мимолетную искру у Таури в глазах. Что-то было неладно. - Мы вернемся на «Каскад»?
        - Посмотрим.
        Лазоревые крапины у спасателя на радужке поблекли, глаза блеснули серой сталью, и Ленвар еще больше укрепился в своих подозрениях.
        - К Кесуоки?
        - Нет.
        Комгруппы не лжет, можно ручаться - но в чем тогда дело?
        Мишель встревоженно оглядела обоих.
        - Простите… Таури, да? Зачем вы здесь?
        - Я-то - чтоб выгнать вас с Изабеллы. А вы?
        Она опустила глаза, помялась.
        - Хотела еще раз… попрощаться.
        - С Майком, - добавил спасатель.
        - Да, - подтвердила она неуверенно.
        Лжет, ясно ощутил Ленвар; и спасатель это понимает.
        - Мишель, - Таури развернул ее лицом к Двадцать Первому Приюту, - давайте вернемся. Здесь слишком опасно.
        Она гордо вскинула голову, но ответила почти шепотом, стыдясь своего голоса:
        - Я вас с собой не приглашала. Возвращайтесь.
        Высвободив руку из пальцев Таури, она глянула горячими, отчаянными глазами на Ленвара и зашагала дальше по тропе.
        - Что ей там надо? - спросил демон.
        - Сейчас узнаешь, - Таури двинулся за версаной. - Постарайся быть с ней полюбезней.
        Вскоре они добрались до крутого склона, где на карнизе Лена потеряла сумку, полезла за ней и убилась. Мишель остановилась, обшаривая взглядом каменную осыпь. Ленвар хорошо помнил место: он сам вытаскивал писательку, а Майк страховал, стоя наверху. Тогда они не смогли достать злополучную сумку, так и бросили на склоне. Однако сейчас сумки не было. Бурый язык осыпи оказался пуст.
        - Это здесь? - Мишель оглянулась на демона.
        - Да. Черт! Кто же упер? - Ленвар осмотрел склон. - Ведь не покатилась сама собой дальше… Что скажешь? - обернулся он к спасателю.
        - Что надо убираться подобру-поздорову. Я вам говорю: здесь опасно. Мишель!
        Она вглядывалась в пустую осыпь, словно надеялась усилием воли заставить врывшуюся в землю сумку вновь показаться на свет.
        - Мадам Вийон, если кто-то ее утащил вперед нас, мы все равно опоздали. Я прошу вас вернуться на Приют.
        - Вы не понимаете. Там… - Мишель осеклась.
        - Я знаю, что там: Ленин компьютер. Кристалл памяти. Его-то вы и хотели забрать?
        Она понурила голову и отвернулась.
        - Мишель, - Таури взял ее за плечи. - Ну, пожалуйста.
        - Кто? Кто украл?! - Ее затрясло.
        Спасатель достал из кармана леденец в обертке, предложил версане:
        - Возьмите.
        Она развернула леденец и положила в рот. Таури выудил второй, протянул Ленвару:
        - Угощайся.
        Демон отпрянул, чуя подвох.
        - Бери. Мягкое успокоительное, только и всего.
        Ленвар взял леденец, но сунул в карман, чувствуя, что спасатель ведет какую-то свою игру. У Таури по лицу пробежала тень, в изменчивых глазах не осталось ни следа синевы.
        - Уведи Мишель, - приказал он. - Ты ее любил или кто?
        Поникшая в тихом отчаянии, версана казалась беззащитной и слабой. Ленвар коснулся ее руки:
        - Мишель. - Он проглотил перекрывший горло паскудный ком, и дальше пошло легче: - Хорошая моя, пойдем. Черт с ним, с кристаллом - не надо нам ничего. Идем домой. Ну?
        Она уткнулась лбом ему в плечо и прошептала:
        - Он нужен. Ведь там… Лена знала! Должна была записать - путевые заметки…
        - Мадам Вийон, - вмешался Таури, - я уведу вас силой. Вам по душе возвращаться на Приют под конвоем?
        Ленвар зло прищурился.
        - Полегче, - предупредил он. - Кстати, что-то мне с тобой не все ясно…
        - Мадам Вийон, - повысил голос спасатель, - либо мы сию минуту возвращаемся, либо погибнет еще один человек.
        Мишель обернулась. Таури не шутил: худощавое лицо напряглось, побледнело. Он указал глазами на Ленвара, и она испугалась.
        - Да, конечно. Уходим. - Версана тронулась с места и первой направилась к Приюту.
        - Двигай, - велел спасатель демону. - Живей.
        Однако Ленвар шагнул к нему, преградил дорогу.
        - А скажи-ка мне, командир: кто спер сумку?
        - Я, - не моргнув глазом признал Таури. - До посадки, пока ты был в салоне. Сбросил сеть и подобрал.
        - Хитер. - У Ленвара кривились губы. - Думаю, ты кое-что знаешь про Изабеллу. Кто погубил людей?
        Спасатель ответил не сразу. Поглядел вниз на склон, где убилась писателька, затем вверх, в бездонное сапфировое небо.
        - Можно сказать, их погубили Максвеллы. В ту минуту, когда послали сюда… всех.
        - Ты не юли, - зарычал демон. - Кто?
        - Элан.
        Глава 2
        - Ты спятил!
        - К сожалению, нет.
        Ленвар ошарашенно потряс головой.
        - Командир, ну, ты рехнулся. Он же их берег, как…
        - Берег, - согласился Таури. Напряжение отпустило, лицу вернулись краски. - Пойдем, дружище; Мишель вон уже ждет.
        Версана сошла с карниза на широкую тропу и стояла, обернувшись. Спасатель зашагал к ней, Ленвар - следом.
        - Что такое? - встретила их Мишель. - Вы поссорились?
        Таури улыбнулся ей.
        - Мадам Вийон, я бы хотел потолковать с Эланом, пока мы не дошли до Приюта. Там трое посторонних - сами понимаете…
        - То есть, мне идти вперед и не мешаться? - ее изумрудные глаза потеплели. - Мужской разговор?
        - Верно. И я вас попрошу иногда оглядываться на нас - мало ли что.
        Мишель обласкала взглядом его и Ленвара, легким шагом двинулась вперед.
        - По мне, не так уж она безумна, - заметил Таури.
        - Угм. Только почитает меня за тигреро; а в остальном полный порядок.
        - Знаешь, Заяц, дождешься ты в морду.
        Ленвар вытянул шею, как будто напряженно прислушиваясь:
        - Ты вроде что-то произнес?
        - Не иначе, как почудилось.
        - Смотри у меня, командир. Однако расскажи про Элана.
        Таури подтолкнул его:
        - Топай. Грустно про Элана рассказывать, да и вообще я не хотел поминать его здесь. Изабелла - непригодное место для душевных бесед.
        - Я бы попросил вас, господин Берк, - заговорил Ленвар, копируя официальную вежливость спасателя, - не злоупотреблять моим терпением и не увертываться. Есть вещи, в которых я намерен разобраться немедля.
        С наигранным безразличием, Таури пожал плечами и начал:
        - Элан был человек ответственный. И когда отец его застращал, что, дескать, Изабелла смертельно опасна, он этой опасности ждал и боялся за людей. Ходил взвинченный - а эта команда охламонов, как назло… Валяли дурака, кто во что горазд - литагент в реке плясал, художник скачки по горам устроил.
        - Иными словами, - ухватил мысль Ленвар, - тигреро за них боялся, а Изабелла его боязнь швыряла им в лицо и гробила одного за другим?
        - Нет, Заяц, хуже. Помнишь, как погиб литагент? Элан пришел на площадку и увидел бьющихся в истерике версанов, а мальчишка валялся на траве, будто дохлый. Элан перепугался - ведь его уверяли, что Изабелла таит в себе угрозу. Скрывать свои чувства он скрывал, но… Короче, когда побежали к реке смотреть, что там агент вытворяет, тигреро подсознательно ждал беды. Увидел мальчишку… Помнишь его ощущение - «Упадет», с упреждением в несколько секунд? Никакое оно, к черту, не предвидение, а мысленный импульс, который сбивал людей с ног.
        - Черт возьми, - пробормотал Ленвар. Поразмыслил. - Ну ладно, они падали. Но могли быть ушибы, переломы. Почему он бил наповал? Агента - сразу насмерть, Крокодав умер через четверть часа.
        - Возможно, под воздействием импульса люди становились как-то особенно уязвимы. Скажем, мысли Элана умножались на психоизлучение планеты - и вот результат.
        - Ох, ну, черт же побери. Если б он только знал!
        Таури поморщился, как от боли.
        - Максвеллы знали, что он эланте. Точнее, полукровка-экстрасенс. Они должны были - обязаны! - сто раз подумать, что с ним станется на этой психпланете. Ведь ясно как день: если способности сенса проснутся либо усилятся, начнется черт-те что. Вот и началось.
        - Выходит, тигреро ждал беды - и сам ее накликал? - вслух размышлял Ленвар. - Но ведь он не страдал особой мнительностью. Вообще был парень спокойный и уравновешенный.
        - Внешне - да. А в душе боялся и переживал. И кроме того, рядом был Майк.
        - Он-то при чем?
        - Майк подталкивал Элана, побуждал делать предсказания. Твердил: демон умеет то, се, пятое, десятое. Элан все больше верил, что предвидит будущее - а на деле… - Таури сокрушенно махнул рукой. - Этого мало. Та самая возникшая между ними обратная связь, про которую мы говорили. Майк воображал, что возле пьяного оврага поймал об Элане впечатление - и только. На деле, возвращая Элана к жизни, отдавая ему собственные силы и здоровье, Майк одновременно укреплял наведенный меж ними мост. Контакт с эланте не проходит даром. Слеток погиб после смерти Гайды, Майка убил тигреро.
        Ленвар горестно выругался, затем прошел с полсотни шагов, обдумывая услышанное.
        - Нет, командир, это неправильно. Все убивались при падении, а Майк - у него сердце остановилось.
        - Майк выложил Элану, как обстоят дела: ты, мол, сам всех сгубил. Элан был потрясен… пережил эмоциональный всплеск, которого версану с лихвой хватило. Связь между ними была налажена что надо; импульс и пошел, как по медной проволоке.
        - Майк не успел рассказать, - возразил Ленвар. - Тигреро потом явился ко мне и расспрашивал, до чего версан мог додуматься.
        - Ты, Заяц, плохо помнишь собственные сказки. Элан ведь и к Лене приходил, спрашивал, из-за чего ошалел и на нее бросился.
        - Спрашивал. Ну и что?
        - Судя по твоему рассказу, после смерти Крокодава ее осенило: а не Элан ли всему причиной? Ее догадка подтвердилась, когда в костер упала Тамара.
        - И Элан вышиб из Лены признание после смерти колдуньи, когда молотил писательку об землю.
        Таури печально кивнул:
        - Тогда-то он и кричал: «Почему ты не сказала раньше?!» Однако за Лену вступился Майк. Они сцепились, Элан волей демона укоротил версана, и тут на него обрушилась негодующая Мишель. Вне себя, тигреро схватил рюкзак и рванул в лес. Долго бежал, затем свалился и в истерике бился на земле - помнишь, он видел поразившие его следы? А потом все забыл.
        - Как так - забыл?
        - Это бывает. Организм защищается от слишком сильного потрясения. Элан не помнил, что ему говорила Лена, забыл и то, о чем рассказал Майк после смерти писательки.
        - Кто бы знал… - пробормотал расстроенный Ленвар. - Но послушай: если Лена подозревала в Элане убийцу, почему она его не боялась и не стремилась от него сбежать?
        - Он ее на дух не переносил. О ней - о единственной - не беспокоился и не опасался, что она погибнет. Хитрая змея ловко обеспечивала себе тылы: чуть только заикнется Элану о любви, тут же сделает какую-нибудь пакость. Чтобы он не растрогался и не начал тревожиться о ней самой. Насколько я понимаю, ради этого она наболтала Мишель, будто переспала с Эланом, и для того же оклеветала Майка: дескать, версан после соблазняющих песен затосковал о тигреро. Естественно, Элан шипел и плевался, а Лена ощущала себя в безопасности.
        - Как у тебя складно получается, - вздохнул демон. - И зачем милой девушке такое приключение?
        - Девушке требовался бестселлер: книга, которую станет взахлеб читать вся Кристина. Когда Майк обсмеял ее эротическую чушь, она усвоила, что это чушь и есть. Ничего другого Лена не умела, агента лишилась - а тут такой благодатный материал. Грех не выжать из него все, что можно. Во всяком случае, это единственное объяснение, которое приходит мне на ум.
        - Удавил бы суку, - проворчал Ленвар. - Ну, а если бы вскрылось, что она была в курсе и всю дорогу молчала?
        - Оттого она и полезла за сумкой - чтоб не открылось.
        - В башке не укладывается… То-то она перетрусила, когда я к ним заявился: новый демон, кто его разберет, чего теперь ждать. Вот, значит, как… Но отчего погиб сам Элан?
        - Стоп. - Таури полез в карман, вынул новый леденец. - Ешь. Заяц, это приказ.
        Демон отправил леденец в рот.
        - Ты бы, командир, взял да сам их поел, успокоился.
        - Мне не положено. Пойдем, коли не хочешь остаться тут насовсем.
        Ленвар хмыкнул. Стоило ему заикнуться о смерти тигреро, спасатель встревожился; почему бы это?
        - Ей-богу, командир, ты где-то привираешь - печенкой чую, только поймать не могу.
        - Не надо меня ловить. Себе дороже выйдет. - Таури помахал оглянувшейся Мишель, прибавил шагу.
        Кисло-сладкий леденец таял во рту, по телу растекалось ощущение довольства и умиротворения. Ленвар догнал Таури и, поскольку тропа позволяла, зашагал рядом.
        - Так что же Элан? - вернулся он к своему вопросу. - Он в твою схему никак не укладывается. Кто его укокошил?
        Таури молчал.
        - Командир! Кто? Скажешь, я?
        - Нет.
        - Нет?
        Таури отрицательно качнул головой. Ленвар перевел дух.
        - Фф-у, напугал. Я уж решил было…
        Спасатель отмахнулся от него и через несколько шагов признался:
        - Ты, Солнечный Заяц, меня в гроб вгонишь. Чтоб ты знал: я сию минуту чуть было не провалил задание. Еще раз взбрыкнешь - и один из нас поселится на Изабелле навсегда. Здесь, с этим психоизлучением, мой нейтрализатор ни к черту не годен.
        - Правда? - Ленвар с напускной радостью потер руки. - Ну, сейчас ты у меня побегаешь!
        - А к Кесуоки?
        - Извини, пошутил. Так возвращаясь к тигреро…
        - Когда ты рыл могилу, а Элан явился с вопросами, ты был настроен мирно. А он взъярился, когда зашла речь о Кэтрин. Помнишь, ты пересказал слова Майка: не сам ли Элан убил жену?
        - Я не хотел ему говорить, - чувствуя себя виноватым, произнес Ленвар, - но тигреро настаивал. И погиб… Ты считаешь, то был очередной эмоциональный всплеск, на сей раз замкнувшийся на него самого? - Расстроенный, он полез в карман за первым леденцом, который поначалу отказался съесть.
        Таури окинул своего подопечного обеспокоенным взглядом.
        - Хватит с тебя рассказов. Давай-ка молчком домой.
        До Приюта оставалось полкилометра. На тропе показалась Юлька со своими космическими волками. К ней подошла Мишель, они перекинулись парой слов и двинулись все вместе к дому: впереди Юлька с версаной, следом - Мстислав и Даник.
        - Командир, - тихо произнес Ленвар, - ты толковал про потерю памяти - дескать, это самозащита организма.
        - Я толковал про то, что ты меня в гроб сведешь.
        - Постой, - попросил демон, и спасатель остановился.
        В выразительных глазах не осталось ни одной лазоревой крапины. Он казался спокойным, однако Ленвар уловил напряжение мускулов и готовность мгновенно атаковать.
        - Да не дергайся - взбрыкивать не буду. - Он поглядел в землю, глубоко вздохнул. - Элана дважды обвинили в убийстве, и оба раза он про это забыл. А теперь скажи мне… - в горле пересохло, в висках заколотились стремительные молоточки. - Кэтрин?…
        - Ох, Заяц, помолчал бы ты, - отозвался Таури с жалостью.
        - То есть… ты тоже думаешь, что я ее?… Но Элан говорил: я не виноват. И шериф Кристи. Они же не лгали.
        - Потому что не считали тебя виноватым.
        - Тогда я не понимаю. Убил или не убил?
        Таури не ответил.
        - Значит, убил, - обреченно вымолвил Ленвар. Мучительно сглотнул и спросил: - Ты можешь объяснить?
        - Могу. Я-то могу - а вот почему ваши судейские… - Спасатель выругался. - Как будто об эланте никто не знал! Словно их в природе нет. Вы, молодые, о них не слышали; но те, кому за сорок, - они же видели их своими глазами. Сколько женщин их любили! И никто не задумался, что вы с Эланом одной породы и не значит ли это что-нибудь. Тебя судили и вынесли приговор, как будто произошло обыкновенное убийство. А два месяца спустя заметался Слеток, пытаясь объяснить про Гайду. Его отфутболили, словно проблемы не существует. И единственным, кому было дело до эланте, оказался начальник травенской тюрьмы. Со свойственным ему садизмом он исследовал Солнечного Зайчика, запуская его в общие камеры.
        - Черт с ними, ублюдками. Растолкуй, что мне понадобилось от Кэтрин.
        - На суде Элана спрашивали: могло ли вызвать твой интерес что-нибудь из ее украшений? Поскольку ты - эксперт по драгоценным камням. Элан заявил, что Кэтрин не носила дорогих ювелирных изделий; перечислил все: эмалевые серьги и перстень, ожерелье из камня, обручальное кольцо и часы со стразами в браслете.
        - Ожерелье.
        - Оно самое. Скорее всего, мать Элана подарила ожерелье Кэтрин к свадьбе, а ей оно осталось в память о любовнике-эланте. И когда Кэтрин проходила рядом, минерал свел тебя с ума. Ты очумел от элитного талисмана в теткином шкафу, а в ожерелье камня куда больше. Ты бросился на Кэтрин, желая добраться до минерала; вы вдвоем упали на каменистую землю, она отбивалась, ударилась головой. Вот и вся история.
        - По-твоему, Кристи это понимал?
        - Еще бы. А Элану ты рассказал во сне.
        - То-то он взбесился, когда я заикнулся про Кэтрин возле могилы. Но зачем он врал, будто я не виновен?
        - А ты бы назвал его виновным в гибели группы?
        - Ну… непредумышленное, случайное убийство.
        - Или несчастный случай. Отвечать за который должны Максвеллы, заславшие сюда вас обоих.
        - Но Кэтрин…
        - Ты намеревался ее убить? Ты мог владеть собой в ту минуту? Нет. Ты вообще не знал, что можешь быть для кого-то опасен. Никто не удосужился предупредить.
        - То бишь не знал, не предвидел и предвидеть не мог, - горько подытожил Ленвар. - Признан невиновным за отсутствием состава преступления.
        - Не язви.
        - Да я ничего… Господи, - он посмотрел себе на ладони. - Этими самыми руками…
        Таури подал ему новый леденец. Ленвар взял, благодарно кивнув.
        С минуту они молча шагали по тропе, затем демон снова заговорил:
        - Будем играть в детективов дальше?
        - Нет.
        - Командир, я уже сожрал столько успокоительного…
        - Нет.
        - …что того и гляди засну на дороге. Объясни, почему Кристи утаил…
        - Нет! - рявкнул спасатель.
        Ленвар со стоном потер лицо.
        - Да я все равно догадался. Я ж его пытал, кто расправился с родителями. Он прямо сказал: Ленвар. А потом не выдержал, добавил: «Старший». И тетка туда же - дескать, папаша был безумен, про это надо забыть…
        - Твою тетушку я бы поставил к стенке рядом с Максвеллами, - заметил Таури. - И Кристи в придачу. Она хотела сохранить тебя, Кристи желал сохранить ее - а в итоге оба не почесались, чтобы не допустить нового убийства.
        - А я еще ездил в дом на озере, пытался вспомнить убийцу. Даже видел его!
        - Хочешь знать, кого ты видел?
        - Командир, ты, часом, сам не демон?
        - Ничуть. Просто у меня есть здравый смысл и кой-какое образование. Зная, что ты наполовину эланте, объяснить события не так уж трудно.
        - И как ты объясняешь?
        - В шкафу, который стоит в родительской спальне, две полки пусты - Кристи отвез барахлишко Арабеллы безутешной сестре. Полки эти внизу. Ты еще сам удивлялся: ведь шерифу при его росте следовало бы орудовать поверху. А он забрал то, в чем рылся маленький Ленни, когда его застукала мать.
        - Мать? Я же вспомнил кого-то огромного, страшного.
        - С разинутым ртом и выпученными глазами - да. Видел ее ты иначе, а вспомнил такой. Поскольку ожидал, что вспомнишь убийцу - чужого, огромного.
        - Ну ладно, пусть. Но почему я их?…
        - Представь: ты маленький. Шестилетний шалопай, который сунул нос в родительский шкаф. Влетает матушка: «Ах, паршивец, все раскидал, собирай сейчас же!» А ты мертвой хваткой вцепился в сувенир от звездного пришельца; попробуй, отними. Мать попробовала. И отняла, и кинула назад, потому что «талисман» вновь оказался среди ее вещей и затем переехал к тетке.
        - И тогда я ее - об стену… а отца - тяжеленным светильником? А затем удрал из дома и опять же ни черта не помнил?
        - Да, Заяц. Ты - полукровка-эланте, и силы в тебе таятся невообразимые.
        Ленвар застонал.
        Впереди показались глайдер и громада спасательного катера. Мишель с Юлькой и двое космических волков уже скрылись из виду.
        - Командир, скажи: что мне делать?
        - Для начала - пойти в дом и отлежаться. Это приказ.
        - А потом?
        - Все вместе грузитесь на Юлькину яхту и отбываете на Кристину.
        Ленвар растерялся.
        - А ты?
        - А я возвращаюсь на «Каскад», - холодно объяснил комгруппы.
        - То есть… т-ты меня ост-тавляешь им? - Ленвар начал заикаться - настолько он был ошеломлен.
        - Мои приказы выполняются без обсуждений, - обрубил спасатель.
        - С Кристины меня отправят к Кесуоки.
        - Если сперва не засудят за многократное убийство; в качестве Элана Ибиса. Шагай; скоро стартуем. - Вопреки безжалостным словам, Таури смотрел на Ленвара с сочувствием. - Иди, ложись. - Он завел демона в дом, проследил, чтобы тот зашел в комнату, вернулся на крыльцо и кликнул: - Мстислав!
        Космический волк вывернул из-за угла.
        - Слушаю тебя.
        - Где мадам Вэр?
        - Пошла к могилам. Что скажет спасательная служба насчет обеда?
        - Никакой жратвы. Через полчаса - на крыло и на космодром. И вон с Изабеллы.
        - Ясно.
        - А сейчас будь другом: Элан в третьей комнате справа. Пригляди, как бы чего с собой не сотворил.
        - Даже так? - Мстислав взбежал на крыльцо. - Ты заберешь его с собой?
        - Его возьмешь на борт ты. Живей.
        Космический волк исчез в холле, а Таури двинулся в обход катера к тропе на Двадцатый Приют.
        Здесь были Юлька, Мишель и Даник. И две могилы с обтесанными столбиками в изголовье. Выведенные рукой Мишель имена: Майк Эри и Ленвар Техада. Юлька стояла на коленях возле второй могилы и убирала ее цветами. На спасателя она демонстративно не взглянула.
        Таури повернулся к державшейся поодаль версане:
        - Пойдемте, соберем цветов для Майка.
        Мишель безропотно тронулась с места, вышла на тропу. Цветов было полным-полно: крупных, ослепительно-ярких, какие растут в горах. Версана принялась рвать тугие стебли.
        - А еще есть обычай брать немного земли с могилы, - заметил спасатель, глядя на ее вздрагивающие, ставшие неловкими руки.
        - Я уже взяла от обоих. Таури, - Мишель подняла лицо, - о чем вы говорили с Эланом?
        - Если он захочет вам рассказать - выслушайте.
        - Не захочет, - шепнула она, и глаза стали влажными. - Он меня больше не любит.
        - Это пройдет. Мишель, у меня к вам просьба. Через полчаса Мстислав увезет вас всех на космодром и стартует на Кристину. Послушайте внимательно: ни до, ни после старта ничего не есть. И что бы ни случилось, не оставляйте Элана одного.
        Она поморгала с горестным недоумением.
        - Может случиться что-то еще? Куда же больше?
        - От Элана ни на шаг, - веско повторил спасатель. - И никаких обедов-чаепитий. Это приказ.
        - А вы куда?
        - Возвращаюсь на «Каскад».
        Она резко выпрямилась.
        - Вы нас бросаете?
        - Прощайте. - Таури развернулся и зашагал к площадке. Остановился возле Юльки и Даника. - Мадам Вэр, ваш пилот получил распоряжение через двадцать пять минут покинуть Приют. Он возьмет на борт мадам Вийон и господина Ибиса. А я вас покидаю сейчас. Всего хорошего. - Не дожидаясь ответа, он ушел в дом.
        Отворил третью от холла дверь, заглянул в комнату. Ленвар ничком лежал на постели; сидевший в кресле Мстислав встрепенулся. Таури постучал ногтем по часам на руке, получил согласный кивок и закрыл дверь. На Приюте в нем больше не нуждались.
        Он посадил катер на плато возле яхты. Учитывая разницу в скорости катера и глайдера, спасатель опередил Мстислава минут на тридцать - вполне достаточно для того, что он намеревался предпринять. Таури спрыгнул на хрусткое каменное крошево и со штатным радиопередатчиком в руке побежал к сияющей под солнцем яхте. На душе было паршиво: все его спасательское нутро возмущалось тем, что из-за него, командира спасгруппы, пострадают люди. Однако швырнуть несчастного демона на Кристину он просто-напросто не мог.
        Согласно правилам, все пассажирские и грузовые суда оборудованы системой аварийного доступа: если на борту случится пожар или, к примеру, произойдет разгерметизация корпуса, спасатели должны иметь возможность без помех проникнуть внутрь.
        - Вот и проникнем, - сказал себе Таури, натягивая перчатки, как заправский взломщик, и послал радиопароль.
        Замок входного люка открылся, как положено. Таури свободно миновал шлюзовую камеру. Если возникнут неудобные вопросы, можно сослаться на проверку работоспособности этой самой системы; а что без ведома первого пилота, в том ничего удивительного - зачем лишний раз нервировать Мстислава? Всегда лучше обойтись без нахрапа: потихоньку проверил - и ладно. Доводы звучали не слишком убедительно; коли за Таури возьмется толковый следователь… Оставалось надеяться, что до крайностей не дойдет.
        Комгруппы вошел в рубку управления. Юлькины пилоты - народ дисциплинированный, Мстиславу не взбредет на ум вскоре после старта остаться за пультом одному, а Даника отпустить погулять. Они оба будут здесь. Комгруппы заглянул в оружейный ящик и обнаружил два минидезинтегратора. Скверно. Впрочем, пилоты не успеют ими воспользоваться.
        Он посмотрел на красную клавишу SOS в нижней части пульта. Сигнал бедствия экипаж тоже не пошлет.
        Таури прошел на камбуз и сыскал черный хлеб - обыкновенную початую буханку. Отрезал ломтик, скатал из мякиша шарик, а остальное выбросил в мусороприемник. Вернулся в рубку, подсел к пульту управления. Снял верхнюю панель, лезвием ножа поддел оголившуюся красную клавишу и сунул под нее хлебный шарик. Хлеб высохнет, и когда Мстислав, в корчах вываливаясь из кресла, надавит на клавишу, она не сконтачит, и яхта сигнала SOS не пошлет. А когда - и если - станут разбираться и найдут шарик, решат, что пилот жевал на рабочем месте бутерброд, уронил крошку, и она, по своей подлости, закатилась в самое неподходящее место. Любому спасателю известно, что подобных нелепых случайностей происходит тьма, особенно когда вещи начинают бузить во время прыжка через подпространство. К примеру, в прошлом году на флагманском крейсере был обнаружен шматок женской губной помады, прилепившийся к кнопке боевой тревоги…
        Таури сообщил на бортовой компьютер, что яхта прошла внеплановую проверку системы аварийного доступа, и внес свой код; пусть потом доказывают, что он являлся сюда не за этим. Не отметиться нельзя: иначе компьютер с ходу доложит Мстиславу о том, что на борту побывал посторонний; информацию же о проверке он добросовестно сохранит, но не станет выпячивать на первый план.
        Спасатель вернулся на катер и глянул на часы: до прибытия Юлькиного глайдера - семь-девять минут. Подождем.
        Он вынул из приемной камеры подхваченную с осыпи сумку Лены, отнес ее в рубку, извлек писателькин компьютер и запустил машину. Надо же поглядеть, чего ради девица ночью полезла на осыпь, рискую свернуть себе шею. Таури вывел на экран последний из записанных файлов.
        Не хочется об этом вам рассказывать, да деваться некуда - как говорится, из песни слова не выкинешь. Элан по-прежнему без сознания, но сдается мне, это дело рук Майка. Доказать ничего не могу - все это одни лишь мои подозрения. Однако к Элану меня не подпускают, ухаживать за ним не дают, а Майк прямо-таки поселился у тигреро в комнате. Мишель даже еду для него туда носит. По-моему, Майк нарочно старается остаться с тигреро наедине: ведь пока Элан лежит без памяти, с ним можно вытворять что угодно. Я разок заглянула к ним; Майк казался смущенным, но притворялся, будто сердится, и выставил меня вон. Мишель, очевидно, в курсе, что там у них происходит, поскольку перед тем, как войти, каждый раз стучится в дверь.
        Наблюдать это грустно: столько людей погибли, а версаны играют в непотребные игры с полумертвым тигреро. Особенно Майк хорош: уже третий раз я ему говорю, что Элан убивает всех, на кого сердится, а он и ухом не ведет. Чувствует себя в безопасности. Как будто наш суровый тигреро не может однажды разъяриться на него самого или Мишель! (NB: в восьмой главе подправить кусок, где мы с Эланом ссоримся - иначе возникает вопрос, почему я его не боюсь. Или можно сделать, что эта версия пришла мне в голову позже, а тогда я еще ничего не знаю. Кстати: мы ссоримся очень бурно, а он не злится настолько, чтобы меня убить. Не складывается, надо пригасить накал страстей. Еще раз кстати: до чего хорошо, что на самом деле Элан убивает совсем не потому, что сердится!)
        Таури проглядел еще парочку файлов и уничтожил все Ленины творения разом; затем прихватил писателькины вещи и понес вон из катера.
        В небе появился глайдер, опустился на плато. Первым на землю спрыгнул Даник, подал руку Юльке, следом из салона вымахнула Мишель и помчалась к поджидавшему в отдалении спасателю.
        - Вы передумали?
        На землю спустился Ленвар, сделал пару шагов к яхте и остановился, с надеждой глядя на Таури.
        - Я сказал: от Элана ни на шаг, - сурово встретил версану комгруппы. - Почему вы его оставили?
        Мишель закусила губу. Таури протянул ей свернутый компьютер:
        - Возьмите. Я затер все, что Лена слепила; совершенно невозможные бредни. Это занесите на борт, - он указал на стоящую рядом сумку. - Вероятно, родные пожелают забрать.
        Мишель выхватила у Таури металлический рулон и в ярости чуть не швырнула на землю.
        - Я была о спасателях лучшего мнения. - Версана подхватила ремни писателькиной сумки и зашагала к Ленвару.
        К Таури подошел Мстислав:
        - Что-нибудь не так?
        - Я отдал то, за чем мадам Вийон прибыла на Изабеллу. Грузи глайдер и выкатывайся; я стартую следом. Элана доставишь на Кристину и сдашь Комиссии Кесуоки. Он - эланте.
        Мстислав дернулся, однако овладел собой и не обернулся, чтобы посмотреть на демона. Помолчал, неловко переступил с ноги на ногу. Решился:
        - Слушай, я понимаю - тебе неохота связываться с эланте. Но у меня на борту две пассажирки… Может, ты сам его заберешь?
        - Нет. - Комгруппы направился к катеру, пока Мстислав чего-нибудь не заподозрил. Внезапно ему пришло в голову, что Юлькины пилоты могут оказаться парнями инициативными и с фантазией - как бы не надумали отделаться от демона еще в дороге. Он обернулся: - Мстислав!
        Космический волк задержался у глайдера. Таури не поленился подойти.
        - Хочу напомнить: до Кристины Элан - такой же пассажир, как остальные. К тому же накачан транквилизаторами под завязку, поэтому можешь из-за него не тревожиться.
        У Мстислава в лице ничто не дрогнуло, но Таури мог бы поклясться, что в душе пилот кроет его последними словами.
        Он стартовал через двадцать секунд после яхты. Взял курс на «Каскад», доложил на борт, что возвращается, и нырнул в подпространство. Минуты три держался гладкого несущего потока, обошел ловушку под названием мирный садок, миновал рифовый мираж, заприметил в отдалении островок ползучих джунглей и обрадовался. Где островок, там и большой массив. Таури вышел из несущего потока - финт, который без крайней необходимости не позволит себе ни один пилот, - крутанулся возле островка и засек оконечность джунглевого мыса. Самое то, что надо. Если влопаться в джунгли, выбираться можно целый год. А коли спросят: «Каким чертом тебя туда занесло?» можно с невинным видом ответить: «Без понятия». Никому и в голову не придет, что в джунгли ты сунулся умышленно.
        Удерживая катер на относительно спокойной опушке - там, где подпространственные вихри были терпимы и глаза не застилало красной пеленой, - Таури выстрелил в джунгли ракетой с одноразовым передатчиком. Спустя четыре секунды из адской ловушки вылетел красноречиво искаженный сигнал бедствия. На «Каскаде» поймут, что SOS исходит из джунглей. Через полминуты Таури послал вторую ракету; больше не стоит - ведь не к лицу спасателю голосить на весь космос, что он как последний идиот влип в джунгли.
        Он пожалел своего командира. Айвен попытается вызвать Таури на связь, не дождется ответа и сделает вывод, что в дрянную историю вляпался не кто иной, как его лучший друг. Он пошлет на выручку катер или даже два, но от пропавшего комгруппы не будет никаких вестей, и друзья-спасатели посчитают, что он затерялся в ловушке и они не в силах его отыскать. Теоретически, выручить невезучего пилота можно, если он в состоянии управлять своим кораблем; однако еще никому не удалось вытащить из джунглей того, кто свалился без чувств. И уж подавно сам черт не достанет катер, которого в джунглях нет.
        Но главное - ни одна собака не докажет, что джунгли были пусты, а Таури ошивался где-то в другом месте. При условии, конечно, что не станут вскрывать черный ящик.
        Обеспечив себе алиби, он отыскал новый несущий поток и пустился вдогонку за яхтой.
        По прикидкам, Мстислав пока должен находиться в обычном космосе: с двумя женщинами на борту, он не станет торопиться в подпространство. С другой стороны, имея пассажиром эланте, он может занервничать и постарается сократить время маршрута. Таури с неудовольствием отметил, что несущий поток изрядно отклоняется и уводит в сторону от нужного курса. Не хотелось бы опоздать и начинать разборку в подпространстве. Во-первых, это очень тяжело для людей, а во-вторых, наведет следствие на мысль, что на атакующем судне находился пилот экстра-класса - например, бывший космоспасатель. Или нынешний…
        Он покинул несущий поток и вломился в драконов прибой - шабаш подпространственных волн. Катер с легкостью выдерживает такие перегрузки, но человек - не мертвая железяка. На пульт упала красная капля: носом пошла кровь. Не беда, лишь бы вовремя настичь яхту.
        Миновав прибой, Таури получил краткую передышку, обтер салфеткой лицо и пульт. У экспертов могут возникнуть три разных мнения: ни один пилот не в состоянии прорваться через подпространство напрямик; отдельные крепкие индивидуумы могут это сделать; психически здоровый спасатель в жизни на такое не пойдет… Это не будет иметь значения, если следствие займется черным ящиком.
        Рыбная сетка - одна из подлейших ловушек. Нежданно-негаданно она вынырнула невесть откуда, раскинулась справа и слева. Катер угодил в ячею, ухнулся вниз и завертелся волчком, прыгнул вверх - и в один-единственный миг, когда это было возможно, спасатель дал максимальное ускорение. Его вжало в спинку кресла, на голову будто накинули красный мешок, несколько секунд Таури вел катер вслепую, а когда проморгался, обнаружил, что порвал сетку и удрал. Правда, впереди замаячил мираж, но это не самое страшное - в худшем случае, пару раз кувырнет через голову; однако если за миражом скрываются ухабы или новые джунгли… Таури не пожалел выслать зонд, дождался доклада. Повернул и задал деру, пока из-за миража не показалась притаившаяся там щучья пасть. Затем он лег на прежний курс и продолжил преследование.
        Не поддающееся логическому объяснению чутье спасателя подсказывало, что он уже нагнал Мстислава. Яхта где-то рядом, но как бы в параллельном мире: в обычном космосе, где люди чувствуют себя уютно и комфортно. Комгруппы выслал зонд, получил ожидаемый ответ и начал потихоньку подтягиваться к яхте. Открыто вынырнуть из подпространства нельзя: приборы засекут катер раньше времени, и Мстислав, чего доброго, успеет что-нибудь заподозрить и предпринять.
        Таури выслал новый зонд. Яхта - вот она, рукой подать. Еще ближе, еще… Замечательно. Теперь судно можно достать собственным щупом. Достал. Выходим в пространство - оп! Врубаем психоизлучатели. На абордаж - готов! Пошел.
        Катер клещом прицепился к яхте. Взмыв из кресла, Таури застегнул на груди защитный костюм, в котором сидел все это время, накинул шлем и бросился к шлюзовой камере.
        Пароль. Система аварийного доступа работает безотказно - вход на яхту открыт.
        Спасатель помчался к пассажирским каютам. Мигал свет, заходилась сирена: Мстислав успел объявить на борту тревогу. Таури на миг представил себе, что творится с людьми: установленные на борту катера излучатели лупят на всю катушку, превращая полноценных граждан в вопящие от ужаса комки плоти. В их глазах палуба, переборки, ковры, мебель - все вздувается и опадает, меняет очертания и цвет, а мозг раздирает вой сирены.
        Таури рванул дверь первой каюты - пусто. Вторая. На ковре бьется Юлька, скулит. Третья каюта. Опять пусто. Куда Мстислав их загнал? Четвертая, последняя - никого. Где же?
        Салон!
        Комгруппы ворвался в просторное помещение, перепрыгнул через извивавшуюся на палубе Мишель и метнулся к Ленвару. Сердце оборвалось: скатившийся с дивана демон лежал без движения. Ах нет, это обморок - излучение слишком сильно для эланте. Таури подхватил его, перекинул через плечо, свободной рукой поставил на ноги Мишель и поволок в коридор. У версаны подламывались колени, однако она пыталась удержать равновесие и двигаться самостоятельно.
        Спасатель вихрем пролетел обе шлюзовые камеры, опустил на палубу Ленвара и Мишель, послал пароль, удостоверился, что люк яхты снова закрыт, промчался в рубку, вырубил излучатели, отвалил от судна и поставил энергетический барьер. Даже если в ближайшие полминуты Мстислав и Даник придут в себя и бросятся к приборам, катера они не увидят, модель не опознают. Напали и напали, а кто и откуда - Бог весть. Пусть воображают, будто бесценного демона похитили Максвеллы… или еще кто-нибудь.
        Таури скинул шлем, вернулся к своим подопечным. Мишель стояла над Ленваром на коленях, гладила его по щекам.
        - Лучше дайте оплеуху, - посоветовал Таури.
        Версана так и подпрыгнула. Всмотрелась в почерневшее лицо, хранящее следы поперечного рывка через подпространство, с трудом признала:
        - Вы?
        Комгруппы кивнул и слабо улыбнулся, поднял Ленвара.
        - Идемте. Скорей. - Он направился в пассажирский салон.
        Мишель побрела следом.
        - Зачем вы?… - начала она.
        - Ага! - обрадовался спасатель, заметив, что демон открыл осоловелые глаза. - Очухался. После старта ничего не ели? - Он строго поглядел на Мишель.
        - Н-нет, - растерянно отозвалась девушка и без сил повалилась на кушетку с противоперегрузочным скафандром.
        Таури сноровисто упаковал в скафандр Ленвара, затем версану.
        - Вот что, ребята. Сейчас из вас вытрясет душу - но это будет последняя неприятность. Все ясно?
        На него глядели две пары напряженных глаз: карие и зеленые. Спасатель ободряюще улыбнулся:
        - Счастливого путешествия, - и возвратился в рубку.
        Бросил в рот таблетку стимулятора, сел к пульту. Здесь тревожно попискивало: катер принял SOS с яхты. Значит, пилоты оклемались и посылают сигнал бедствия с запасного пульта. Пусть их, теперь не страшно - ни один спасатель не успеет сесть пирату на хвост. Главное, чтобы Айвен не двинул в этот сектор крейсер. Ведь предполагается, что Таури бедует в джунглях, а если тут встанет «Каскад», вернуться в заданную точку незамеченным и как бы невинно вылезти из джунглей окажется трудновато. Нет, пожалуй, командир крейсер не погонит: яхте Мстислава больше никто не угрожает, а Таури, по идее, должен отыскаться усилиями спасгрупп.
        - Ну, с Богом. - Он запустил двигатели, принял доклад высланного зонда и снова нырнул в подпространство.
        …Дом стоял совершенно такой же, каким Таури его помнил. Три года назад они с Айвеном купили это гнездо и подарили Дину, когда их друг стал старшим психологом на «Каскаде» - дескать, пусть будет, где отдыхать. Однако место не понравилось, Дин не прижился, и дом пустовал. Таури и не чаял, что однажды появится здесь вновь.
        С виду дом был хорош - лимонно-желтый коттедж на краю веселого прозрачного леса, которым поросли окрестные холмы. На обширном лугу перед ним могли встать сразу три катера, и единственное неудобство, о котором прельстившиеся коттеджем покупатели не ведали, а Дин узнал лишь некоторое время спустя, - царящий здесь безграничный покой. Отупляющая безмятежность, настоящее сонное царство. Оливия богата подобными местами, и это в известной степени роднит ее с Изабеллой.
        Спрыгнув на землю, Таури едва подавил сильнейшее желание немедленно поваляться на траве. Вместо этого он взял версану под руку и зашагал к дому. Следовало как можно скорее вернуться и избавить ни в чем не повинных спасателей от бесплодных поисков его персоны; за что им эта маята в ползучих джунглях подпространства?
        - Таури, - начала Мишель, - зачем вы это все? - Она повела подбородком, указывая на дом, лес и луг. - Ведь… подсудное дело? - После ухабов и вихрей подпространства ей было трудно говорить.
        Спасатель растянул губы в слабом подобии прежней обаятельной улыбки. В кресле пилота, ему пришлось хуже всех.
        - Иначе у Элана два пути: идти под суд на Кристине либо отправиться к Кесуоки. Контора Кесуоки занимается обез-врежива-нием, - старательно выговорил Таури заплетающимся языком, - демонов вроде него. - Он оглянулся: держась на пару шагов позади, Ленвар напряженно вслушивался. - Кесуоки их, конечно, не отстреливает, а просто-напросто уничтожает опасные способности сенса. Однако после такого вмешательства Элан уже не был бы Эланом. Тупое животное, и больше ничего.
        - По-вашему, он опасен? - осведомилась Мишель чуть слышно.
        - По-моему, в данном случае я сам себе Кесуоки, - ответил Таури не в лад и первым поднялся на крыльцо. - Ключа у нас нет. - Он тряхнул правой кистью, и в ладонь лег раскрывшийся кинжал космоспасателя - похожее на иглу длинное лезвие с кнопкой разрядника на рукояти. Таури аккуратно провел лезвием вокруг замка. - Пока что поживете так. Прошу, - он распахнул дверь.
        Из темного холла пахнуло сухой прохладой законсервированного помещения. Комгруппы шагнул через порог, нашарил пульт и запустил систему жизнеобеспечения. Зажегся свет, зашелестела вентиляция.
        - Проходите, располагайтесь, - снова пригласил Таури. - Осмотритесь, и если возникнут вопросы, можете задать. Через десять минут я вас покину.
        Мишель неуверенно пересекла холл, заглянула в ближайшую дверь. Ленвар подождал, пока она скроется в комнате, и повернулся к Таури.
        - Тебя могут отдать под суд?
        Спасатель вышел на крыльцо и уселся. Теплый ветерок ворошил листву росшего рядом дерева, на ступеньках танцевала кружевная тень.
        - Могут и отдать; только вряд ли дознаются. Нападение на пассажирское судно и похищение людей настолько не вяжется с Космоспасательной службой… Вряд ли кому придет на ум ткнуть в меня пальцем.
        Измученный Ленвар опустился на крыльцо рядом с Таури.
        - А все-таки если?
        - Что пристал? Тебя забросить на Кристину? Отдать на суд миру, который на тебя наплевал? Или прямиком сдать Кесуоки?
        Ленвар убито помолчал, затем с усилием выговорил:
        - Не надо к Кесуоки. Спасибо.
        - Не рад?
        - Какая тут радость… - Солнечный демон понурился, сплел побелевшие пальцы.
        - Денек перебьетесь одни; затем привезу вам Дина, он присмотрит. Оформит документы на дом, то, се.
        Страдальчески морщась, Ленвар затряс головой.
        - Какие документы?! Жить-то мне как? Эдакая ходячая бомба…
        - Послушай внимательно. Мы на Оливии, а она - сущий рай для экстрасенсов-эланте. В том смысле, что гасит всяческие ваши способности. Кесуоки их выжигает каленым железом, а тут все делается само.
        - Тогда на кой ляд нужен Кесуоки?
        - Не спрашивай - цензурно ответить не могу. Охота на демонов только началась, и пока не упьются кровью до тошноты, о милосердии не заговорят. Словом, на этом лужке сенс в тебе скоро умрет.
        - А я? - Ленвар мрачно уставился на лесистый холм, поднимающийся за лугом.
        - А ты будешь жить.
        - Но я… не хочу, - вымолвил он глухо.
        Мишель бесшумно скользнула через холл и замерла у порога. Таури почуял ее присутствие, однако не подал виду.
        - Нет у тебя такого права - не хотеть.
        Ленвар вскинулся, спросил, плохо скрывая отчаяние:
        - А оказался б ты на моем месте? Ты б их убил - что тогда? Ты хотел бы жить?
        - В их смертях нет твоей вины - это первое. И второе: ты не в силах что-либо исправить. Поэтому нет смысла казниться, биться головой и закатывать сцены.
        - Я не закатываю…
        - Не перебивай! Самое умное, что ты можешь - сделать так, чтобы подобного больше не случилось.
        - Ни черта не понимаешь, - тоскливо проговорил демон.
        Версана тенью стояла у него за спиной.
        - Чтоб ты знал: есть вина, которую ты обязан искупить, - продолжал спасатель. - Как хочешь, но это с тебя спросится. Ты искалечил Мишель.
        - Я?!
        - А кто же? Кому взбрело в голову, что раз Ленвар стал копией Элана, Мишель сделается похожей на Майка? Тебе. Кто перепугался и стал этого ждать? Ты. Кто довел девушку до невроза и гормонального сдвига? Опять же ты, мой милый.
        - Боже… Ну… ну этого еще… - Ленвара затрясло в приступе нервного смеха.
        Таури выразительно показал открытую ладонь: мол, закачу плюху не хуже Майка. Солнечный демон покусал губы, утих.
        - И что теперь? Извиниться?
        - Одним «извини» не отделаешься. Дин приедет, первым делом спросит, довольна она тобой или нет.
        Ленвар раздраженно сжал пальцы в кулак.
        - Так что мне, всю жизнь изображать для нее тигреро? Пойми наконец: я не могу.
        - Можешь.
        Ленвар замотал головой.
        - Черт с ним, с ее голосом, внешностью - тем более, если это лечится… Но Мишель безумна. Обманывать ее, выдавать себя за Элана…
        - Ты и есть Элан.
        - Что ты несешь?!
        - А ты всерьез полагаешь, будто если один эланте погиб возле другого, у этого другого изменятся черты лица и пропадут буквы на коже?
        Демон онемел; глаза были в пол-лица. Таури выждал немного и продолжил:
        - Когда ты явился к Ленвару и заставил во сне говорить о Кэтрин, ты навел мост - такой же, какой был между тобой и Майком. И вот результат: стоило тебе взъяриться, Ленвар погиб - а поскольку он был такой же сенс-эланте, его сознание пошло по мосту обратно. И прекрасно вселилось.
        - Ты спятил!
        - Вот уж нет. Кто прибыл на Изабеллу второй раз и чуть не угробил пилота? Вспомни: ты рассвирепел, рявкнул на Леона, и он рухнул замертво. По-твоему, бедняга Ленвар сумел бы отколоть такой номер? Поверь нам с Мишель: ты - именно Элан.
        - Не может быть.
        - Чем моя версия о перепрыгнувшем сознании хуже твоей - об обратной связи? Благодаря которой ты, дескать, знаешь про Элана то, чего не мог узнать никак иначе. А ты просто-напросто помнишь.
        - Да не помню я ничего…
        - Врешь. Ты половину повести рассказал нам от лица тигреро. И изумительно все держал в голове, когда смотрел на себя как на Элана. Но едва снова стал Ленваром, память начала подводить. Было такое?
        - Было.
        - Вот видишь. Дай себе труд опять превратиться в Элана.
        В чуть светящихся карих глазах демона стояло немое отчаяние. Таури ждал.
        - Но тогда получается… получается, я их убил? Крокодава, Майка, Тамару… Ленвара… всех.
        - Здесь нет твоей вины. Слышишь? Нет.
        - Но убил же…
        - Ну черт возьми! - Спасатель поднялся на ноги. - Мишель! Скажите ему.
        Версана опустилась на колени, обняла своего демона за шею.
        - Элан, - уткнулась лицом ему в волосы, - я тебя люблю.
        - Любишь? Убийцу?
        - Замолчи, - шепнула она. - Ты не виноват.
        - Конечно, - отозвался он отрешенно. - Я совсем ни при чем…
        - А я все равно тебя люблю.
        - Да. - Солнечный демон был где-то далеко, глаза туманились.
        Мишель беспомощно глянула на спасателя.
        - Сделайте что-нибудь, - взмолилась она шепотом. - Я не хочу его потерять. Как Тони. Он тоже не хочет жить…
        - Встать! - рявкнул комгруппы. - Встать, кому говорю!
        Версана испуганно вскочила. Солнечный демон поднялся следом; взгляд прояснялся.
        - Надеюсь, я могу оставить на тебя Мишель? - осведомился спасатель куда тише.
        Демон кивнул.
        - Она - последняя из твоей группы, и ты за нее отвечаешь. - Таури испытующе поглядел в измученное серое лицо. - Ладно; с чувством ответственности у тебя порядок, я знаю. До утра продержитесь?
        Демон слабо улыбнулся.
        - Продержимся, командир. Не переживай. - Он собрался, выпрямился и вновь был полон присущего тигреро сдержанного достоинства.
        - То-то же. - Комгруппы сошел с крыльца. - Мишель, не оставляйте Элана одного. Всего хорошего. - Он зашагал через луг к катеру.
        Надо срочно нырять в подпространство и являться перед своими. Иначе никто не поверит, что он столько времени проторчал в ползучих джунглях и остался жив. Таури представил себе, как с умным видом станет врать командиру про то, как его угораздило вляпаться в джунгли, и усмехнулся. А еще уморительней - та каменная физиономия, с которой Айвен выслушает нелепый доклад, притворяясь, будто верит каждому слову. И только потом, в частной беседе, Таури со вкусом распишет свои приключения. Передохнет чуток и повезет Дина сюда, на Оливию. Элан, конечно, парень крепкий, мужества ему не занимать, да и планета приглушит его отчаяние - но толковый психолог ему ох как понадобится. И девушку надо поддержать, она тоже хлебнула лиха сверх меры.
        У катера он оглянулся. Версана и солнечный демон стояли плечом к плечу, смотрели Таури вслед. Он махнул им рукой; Элан размашистым, красноречивым жестом обнял Мишель и помахал в ответ. Надо думать, они продержатся.
        Остров сокровищ
        Часть первая
        ЭНГЛЕЛАНД
        Глава 1
        «Я тебя ненавижу!»
        Рыжие метелки плач-травы сеяли пыльцу. Могильная плита была запорошена, выбитые в камне буквы засыпаны до краев. Высокое солнце нагрело пыльцу, и она оранжево светилась, скрывая имя моего отца. Плач-траву здесь посеяли в день похорон.
        «Я тебя ненавижу!» - звучал в ушах голос Лайны, звенели ее злые слезы.
        Опустившись на колени, я коснулся ладонью плиты.
        Что мне делать, отец? Уж два года, как ты погиб, защищая Птиц… А Лайна просит, требует, обвиняет; что мне, по-твоему, делать?
        Могила отца находится на краю луга. В жесткой траве неистовствуют прыгунцы, наяривают на пронзительных скрипицах. Темная, с проблесками серебра, стена деревьев окаймляет луг широкой подковой. Там - заповедник, который тянется к северу на сотню миль.
        Мой отец был егерем, Хранителем Птиц; я тоже егерь. И я люблю Лайну. Однако сегодня дал ей пощечину. Не сдержался. Лайна не простит - если только не сделаю, как она хочет. «Я тебя ненавижу!» Отец, подскажи: как мне быть?
        Запорошенная могильная плита оранжево сияла. Тихо; ничего не слыхать, кроме пронзительного скрипа прыгунцов.
        Больно - под горло точно всадили нож. Отец, я так тебя любил! Продолжал твое дело, как мог, - сберег с полсотни Птиц. Несколько раз в меня стреляли из станнера, трижды попали. С каждым новым попаданием паралич длится все дольше, и в конце концов можно остаться калекой. Мать не знает: я ей не признался. А Лайне рассказывал, и у нее глаза расширялись от страха. Она боялась за меня - и одновременно гордилась. А теперь ненавидит.
        Колыхались метелки плач-травы, осыпали пыльцу. Я провел ладонью по камню, собрал рыжеватый порошок. Впервые в жизни. Отец не одобрил бы: тот не мужчина, кто нюхает плач-траву. Но мне некогда страдать, переживая ссору с Лайной, и нужна ясная голова; дела ведь сами собой не делаются. Я поднес ладонь к лицу, глубоко вдохнул. Во рту появился вкус - тонкий, свежий, словно у подкисленной леомоном родниковой воды.
        Боль из-под горла перетекла в голову. Охватила лоб, набухла в висках, подобралась к глазам. Могильная плита, рыжие метелки, трава, в которой надрывались скрипичники-прыгунцы, стена деревьев на краю луга - все внезапно расплылось. Сейчас боль прольется по щекам и уйдет…
        Под чьими-то шагами зашуршала трава. Я заморгал, прогоняя выступившие слезы, а из-за спины меня окликнул капитан Бонс:
        - Джим!
        Мэй-дэй! Вот уж некстати.
        Билли Бонс шел, с трудом переставляя ноги, тщательно выбирая, куда ставить трость. Трость у него из дерева; доктор Ливси предлагал медицинский антигравитатор, но капитан отказался - дескать, он с космофлота по горло сыт искусственной гравитацией. Едва ли он и впрямь служил капитаном, но мы с матерью его так прозвали.
        Он годился мне в деды. Высокий, худой, в дорогом костюме, который подошел бы для города, а не для луга и леса. Седые волосы были коротко стрижены - Бонс не следовал здешним обычаям; на Энглеланде мужчины носят волосы до плеч.
        - Случилось что? - я шагнул ему навстречу.
        Капитан остановился, перевел дух. В горле у него посвистывало. Доктор Ливси говорил, что у Бонса неизлечимая духмяная лихорадка.
        - Я подумал, что тебе надо знать… - он поперхнулся и умолк, неестественно выпрямившись, запрокинув голову.
        Его худое тело вздрагивало - капитан пытался вздохнуть и не мог. Наконец с хрипом втянул в себя воздух.
        - Джим, - на меня строго глянули светлые холодные глаза. - Там у тебя мигает, - он дернул подбородком, указав в сторону «Адмирала Бенбоу». - А ты ушел без связи.
        Ушел - не то слово. Убежал, вне себя от ссоры с Лайной, от пощечины, которую ей влепил, от ее выкрика: «Ненавижу!»
        - Какой квадрат? - спросил я капитана.
        - Восьмой. Иначе я б за тобой не гонялся.
        Екнуло сердце. Попробуй отыщи в заповеднике Птиц, которых осталось всего ничего. Однако - восьмой квадрат. В нем живет сразу несколько семей.
        - Спасибо, мистер Бонс.
        Я пустился со всех ног.
        Черт бы меня побрал. Все бросил, удрал без передатчика. Чего ради капитан потащился за мной на своих ногах? Попросил бы кого-нибудь сбегать. На худой конец, Дракона послал бы с запиской или взял мой скутер. Столько времени пропало.
        Под ногами свистела жесткая трава, медными пулями разлетались испуганные прыгунцы.
        Я ворвался в полосу ивушей, что тянется от южной оконечности заповедника к берегу моря. На земле дрожала рябая тень листвы, а кое-где темнели большие пятна - тени висящих меж ветвей зеркал, сплетенных паутинниками. Расплодилось тварей! К зиме они переловят всех ночных мышаков подчистую…
        Сквозь ивуши показался «Адмирал Бенбоу»: трехэтажный, белый, со шпилями и тонкими башенками. За гостиницей лежало море, но его еще не было видно.
        Глаза вдруг резанул яркий луч отраженного солнца, раздался звон оборванных канатцев - и плетеное зеркало паутинника грохнулось наземь, заплясало в траве, точно выроненное серебряное блюдо. Обрывки канатцев стегали воздух. Паутинник, похожий на мохнатый шар из блестящих ниток, скатился с зеркала. Я взмыл в воздух, отпрыгнув назад, вломился в раскидистые ветки ивуши. Щеку вспорола боль от воткнувшегося сучка. Где паутинник? Вот он. Я опять взвился, а серебристый шар метнулся следом, хлестнул липкими нитями по лицу, словно я - ночной мышак, его излюбленная добыча. Глаз и щеку ожгло свирепым огнем. Я оторвал гада, отшвырнул его и кинулся наутек. Слезы катились градом - не надо никакой плач-травы.
        Мэй-дэй! Зеркала паутинников обваливаются раз в год. Надо же угадать - прямиком на меня, да именно сейчас, когда в заповеднике тревога…
        Я пронесся сквозь ивуши и остановился на открытом месте. Один глаз ослеп, другим едва разбираю кочки под ногами. Выудил из кармана обезболивающую салфетку, протер лицо. Полегчало, но в голове зарождался нехороший звон. Почему так трудно достать противоядие от паутинников? Доктор Ливси уже второй месяц бьется, не может раздобыть.
        Я торопливо зашагал к гостинице; ее шпили блестели на фоне синего неба. Охота на Птиц запрещена, но местные плевали на запрет. Из города тоже приезжают, берут наших в проводники. А те и рады заработать. Диких Птиц скоро не станет вовсе. Те же, которых разводят в питомниках… Лайна права: ерунда это, а не Птицы.
        - …Миссис Хокинс, как вы не поймете? - донеслось до меня, когда я вывернул из-за угла гостиницы. - Сегодня ваш зверь покусал Бонса, завтра кого-нибудь загрызет насмерть.
        Я сосредоточил взгляд на фигуре в черной полицейской форме. Гарри Итон. Он стоял на широких ступенях вместе с моей матерью и кем-то из постояльцев.
        - Не покусал, - возразила мать, - а только прихватил зубами ногу. - Она нервным движением тряхнула волосами; живое золото частых колечек окутывало ее до колен.
        Что не поделили Дракон с капитаном? Я огляделся, отыскивая кургуара. Вот он, в своей конуре. Из темноты зелеными искрами отсвечивают глаза. Конура у Дракона - «Адмирал Бенбоу» в миниатюре: семь лет назад мы с отцом построили для нашего зверя маленькую гостиницу, со всеми ее шпилями и башенками, а мать нарисовала окна и вывеску.
        - Сегодня прихватил ногу, завтра отхватит голову, - вмешался постоялец. Голос был высокий и сварливый; Солти, вспомнил я фамилию. - Миссис Хокинс, вы должны посадить это чудовище на цепь.
        Цепь для Дракона - верная смерть. Проще усыпить его сразу.
        - Джим! - мать заметила меня. - Объясни мистеру Итону и мистеру Солти… Что у тебя с лицом?!
        - Паутинник свалился. Пойду лягу. - Я начал подниматься по лестнице.
        - Миссис Хокинс, - отчеканил полицейский, - либо ваш зверь будет сидеть на цепи, либо я его пристрелю.
        - Мистер Итон, - я обернулся на верхней ступени, - черные кургуары находятся под охраной. Под моей. Не советую вам на них покушаться - иначе будете иметь дело со мной.
        От такой дерзости Гарри оторопел. В глазах у меня расплывалось, и я не видел его отвисшей челюсти.
        Затем полицейский обрел дар речи.
        - Миссис Хокинс, - зашипел он, - растолкуйте своему щенку…
        - Мистер Итон! - вскинулась мать; золото волос плеснулось, точно пламя под порывом ветра. - Извольте выбирать выражения. Мой сын - Дважды Осененный Птицей.
        Снова повисла тишина; Гарри переваривал услышанное. Во всей округе не сыщешь дважды Осененного.
        Постоялец неожиданно рассмеялся. Стой он поближе, за такой смех я отвесил бы оплеуху, да побоялся оступиться на лестнице, возвращаясь.
        - Ха-ха-ха! Вот как ваш егерь охраняет Птиц. Дважды Осененный! Ха-ха-ха-ха! Итон, подумайте: дважды!
        Мать уже поняла, что подвела меня страшно: молва понесется на сто миль окрест.
        Из конуры полез Дракон. Показались передние лапы с острыми когтями, следом - лобастая голова и широкая грудь, потом мускулистое тело, и наконец - мощные задние лапы и длинный хвост с загнутым кончиком. Иссиня-черный кургуар застыл, расставив лапы и нагнув голову, словно вздумавший подраться поселковый забияка.
        Солти умолк; у полицейского рука дернулась к кобуре со станнером. Дракон улыбнулся, показав внушительные клыки, - и скрылся в своем «Адмирале Бенбоу»-2, словно его всосала темнота конуры.
        - Гарри, пойдемте, я угощу вас коффи, - миролюбиво предложила мать. - Джим, сейчас же в постель.
        Прозрачная дверь гостиницы распахнулась, и я вошел в холл. В голове звенит. Проклятый паутинник…
        - Джим! - закричала из-за стойки толстушка Шейла, наш администратор. У нее карие глаза, и щеки похожи на румяные булочки; сейчас ее лицо сливалось для меня в одно смутное пятно. - Мистер Бонс случайно оказался рядом с твоим скутером, а Дракон вообразил невесть что. Кинулся защищать хозяйское добро. Да как вцепится! Чуть не откусил ногу напрочь. Мистер Бонс ужасно рассердился. Тут же куда-то ушел…
        Шейла рассказывала мне вслед, пока я подымался на второй этаж. Значит, капитан думал воспользоваться моим транспортом, а бдительный кургуар не дал, и больному старику пришлось тащиться полмили пешком.
        Сослепу я проскочил свой номер и сунулся в чужую дверь, долго не мог сообразить, отчего она не открывается. Наконец попал к себе.
        Что за дела? На пульте слежения ни огонька, экраны темны. Мой участок заповедника отключен.
        Наощупь я потыкал клавиши, включил систему. Восьмой квадрат тревожно замигал - ярко-желтое пятно. Я повалился в кресло, сжал виски. Пока в глазах не прояснится, ехать нельзя - а когда доберусь до места, охотников уже и след простынет.
        Кто выключил пульт? Мать расстаралась, не иначе. Слышала, как ссорились мы с Лайной, и вырубила сигнализацию, чтобы дать мне прийти в себя. Я скрипнул зубами от злости. Отцу она бы не посмела такое удружить.
        Очевидно, Бонс догадался о ее выходке, включил в своем номере запасной пульт и дал себе труд подежурить. Он сам попросил, чтоб его поселили в номер с пультом слежения, и ему нравится мне помогать. Старый капитан на моей стороне. А остальные… Я не говорю о соседях, не говорю о Лайне; но даже мать втайне мечтает, чтоб я бросил это дело и не рисковал жизнью ради крикливых пучков разноцветных перьев. Один капитан понимает, что такое память и долг. И еще доктор Ливси. Но доктор влюблен в мою мать…
        В дверь поскреблись.
        - Джим?
        Я не откликнулся; вошла мать, поставила что-то на стол. Я сидел, вперившись в расплывающиеся огни пульта.
        - Коффи тебе принесла. - Она сзади положила руки мне на плечи. - Не сердись. Джим, право же.
        О чем речь - о выключенном пульте или о сорвавшемся с языка «дважды Осененный»? Я уже не злился ни на что, однако промолчал. Мать наклонилась и потерлась щекой о мой висок. Золото волос пролилось мне на колени, но я не мог различить колечки на ее локонах. Когда в детстве отец учил меня считать, мы с ним набирали эти колечки на пальцы и складывали, отнимали, умножали, делили… Я отогнал щемящее воспоминание.
        - Не переживай, - сказала мать, - все утрясется. Пей коффи и ложись. И выключи эту мигалку. Что расстраиваться зря?
        Ее нежные пальцы коснулись моей щеки. Я отвернул голову, уклоняясь от ласки.
        - Джим, прости, - проговорила она мягко.
        - Проси прощения у Птицы.
        Уязвленная, мать ушла. Нехорошо ее обижать, но мне надо было поскорей остаться одному.
        Коффи я пить не стал, а намочил в чашке салфетку и промыл глаза. Щипало до невозможности, однако зрение стало возвращаться быстрее.
        Я мигом собрался. Браслет-передатчик да старый отцовский станнер - все, что взял. Передатчик тревожно попискивал, и на табло моргал огонек - дублировался сигнал с большого пульта. Я запер дверь и через окно спальни выбрался наружу, оказавшись с торцевой стороны здания.
        Здесь не было ни души; на площадке одиноко стоял мой скутер, остальные машины разобрали постояльцы. Море было сине-зеленое, в солнечных бликах; на пляже шумно играла в мяч большая компания.
        Подняв прозрачный колпак кабины, я нырнул на сиденье скутера и направился к полосе ивушей, сквозь которые недавно пробегал. Подернутая легкой желтизной листва напоминала, что не за горами осень. Скутер с шорохом скользил по траве, покачивался на кочках. Антигравитационная подвеска сдохла третьего дня, а отогнать машину в город на ремонт мне было недосуг.
        Из-за деревьев показался Билли Бонс, помахал рукой - удачи, мол. Я махнул в ответ, хотел было прибавить скорость, да не решился. Поцеловавшись с паутинником, надо не охотников из заповедника гонять, а быть паинькой и лежать в постели. Не буду я паинькой. И Лайну на охоту не поведу.
        Воспоминание о нашей ссоре обожгло хуже паутинника. Лайна - дочь сквайра Трелони, чье поместье стоит на берегу Жемчужной лагуны. Местная королева. Балованная девчонка, которой вздумалось стать Осененной дикой Птицей из заповедника.
        Вчера Лайне исполнилось двадцать лет, и сегодня она объявила о своем желании.
        Услышав такое, я лишь отрицательно потряс головой. Как только ей на ум взбрело? Просить меня добыть ей Птицу!
        - Джим, пожалуйста, - кротко попросила моя любимая.
        Она сидела в кресле у пульта, подобрав под себя ноги. Темные волосы скрывали ее целиком, виднелся лишь край узкой юбочки да загорелые коленки. Из-под длинной челки на меня глядели яркие глаза - сине-зеленые, точно пронизанная солнцем морская волна.
        - Нет, - отрезал я.
        - Это не каприз, мне в самом деле нужно.
        Считается, что перья Птиц пробуждают в человеке скрытые возможности: чувства обостряются, интуиция усиливается, и люди делаются чуть ли не экстрасенсами. Однако лично я особых способностей за собой не замечал. Интуиция у меня всегда была, а слышать лес и читать следы я умею, потому что егерь. И не заметно, чтобы Осененность пошла на пользу нашим соседям или тому же Гарри Итону. По-моему, это больше вопрос престижа. Люди гордятся собой и бережно хранят подаренные Птицами перья: кто спит на них, кто ставит в вазу, как цветы, а женщины украшают одежду или прическу. И только я в память об отце не держу в своем номере ни единого пера.
        Лайна тряхнула волосами, по ним пробежали волны красноватых искр.
        - Джим, мои родители - Осененные настоящей Птицей. И твои тоже. И ты сам - Дважды Осененный.
        - Это не моя вина. - Я стал Дважды Осененным в день, когда погиб отец.
        - Джим, послушай, - проникновенно заговорила Лайна. - Если честно… я не могу выйти замуж за человека, которому я не ровня.
        - Я тебе выберу лучшую Птицу из питомника.
        - В питомнике не Птицы, а ерунда! Сколько девчонок туда ходили! Лиза, Дана, Тереза… И что? По-твоему, они стали лучше, добрее, умнее? Ты бы на них посмотрел.
        Очень надо смотреть на дурех. Я не бываю на балах в поместье Трелони, и Лайна обижается, но мне там тошно. Местное высшее общество - сборище пустомель, которых сквайр вынужден у себя принимать.
        - Лайна, - я взял ее руки в свои, - я люблю тебя безо всяких Птиц.
        У нее умоляюще выгнулись брови.
        - Джим, одна Птица. Одна-единственная из целого заповедника. Рано или поздно их все равно перебьют. Пусть хоть что-то достанется не чужим людям, а нам с тобой.
        - Тогда я стану Трижды Осененный, и тебе по-прежнему не будет покоя, - улыбнулся я.
        Шутка не удалась; рассерженная Лайна вырвала руки и выпрямилась, спустила ноги с кресла.
        - Не прикидывайся дурачком! Ты в девятнадцать лет уважаемый человек, с тобой считаются все - и мой отец, и доктор Ливси, и этот ваш космолетчик Бонс. А я в свои двадцать никто. Тереза и та на меня пыхтит, потому что в питомнике побывала. Мол, у нее теперь интуиция - ого-го-го! Она мир кожей чует, сердцем слышит, затылком видит. Только и знает, что похваляется. А ты егерь. Тебе Птицу подманить - раз плюнуть. Мне девчонки поначалу завидовали, чуть не лопались, а теперь смеются. Мол, раз Птицу обеспечить не желает, значит, не любит…
        - Глупости.
        - Вовсе не глупости. Просишь меня выйти замуж, а сам даже до свадьбы вот столечко сделать не хочешь. Что же потом будет? Через год смотреть на меня не захочется?
        - Это не твои слова. - Я начинал злиться. - Кто тебе нажужжал?
        Лайна вскочила, яркие глаза потемнели, как море перед грозой.
        - Ты возьмешь меня на охоту?
        - И не проси.
        - Ты - возьмешь - меня - на охоту? - раздельно повторила она.
        - Лайна! Если б я просто жил в поселке… или в городе… я стал бы для тебя охотником. Но пойми: я - Хранитель Птиц.
        - Возьмешь или нет? - Она потянула с пальца подаренное мной кольцо.
        - А если бы взял? Ты что - любила бы меня, как прежде? Если б я предал дело своего отца? Предал его память?
        Размахнувшись, Лайна швырнула колечко в окно; оно звякнуло о стекло и отскочило, покатилось обратно ей под ноги.
        - Подавись своей памятью! Отец твой был сумасшедший, и ты тоже!
        Я влепил ей пощечину. Лайна отшатнулась, схватилась за щеку; глаза налились слезами. Я испугался, что повредил ей скулу. Затем вообще испугался того, что натворил.
        Она попятилась к двери. Я кинулся за ней, схватил за плечи.
        - Лайна, прости…
        - Проси прощения у Птицы! - Она вывернулась из моих рук и выбежала из комнаты.
        - Лайна!
        Она убегала по коридору - смертельно обиженная, несчастная. Выбросившая кольцо невесты.
        - Лайна, постой. - Я нагнал ее. - Выслушай.
        - Оставь меня в покое.
        - Лайна, я же люблю тебя…
        - А я тебя ненавижу! - выкрикнула она.
        Вот и все, что случилось. Я стоял в дверях и смотрел, как Лайна бежит к своему глайдеру, а следом торопится ее пилот, выскочивший из бара. Потом глайдер поднялся и взял курс над морем к Жемчужной лагуне, и не было сил смотреть ему вслед.
        Глава 2
        Чтобы гулять в заповеднике, надо всего лишь получить разрешение у егеря. Сигнализация срабатывает, когда система обнаруживает у пришельца винтовку-птицебой. На иное оружие система не рассчитана - вот глупость-то! - и выехав по тревоге, можно нарваться на станнер, лучемет или даже на «стивенсон», купленный по случаю у космодесантника.
        Впрочем, на лучемет мы с отцом нарвались только раз. Охотники на Энглеланде - народ безобидный. Они забираются в лес, чтобы стать Осененными Птицей, а это совсем не вяжется с убийством егеря.
        Как всякому Хранителю Птиц, мне полагается напарник. В заповеднике двенадцать участков, и должно быть двадцать четыре сотрудника. Нас же всего одиннадцать, и пятый участок долго был бесхозный, пока его не разделили между тремя егерями. Одиннадцать человек против освоенной зоны планеты. Даже не смешно.
        Не желают люди заниматься хлопотным и бесполезным делом, охраняя обреченных Птиц. Властям наплевать, их устраивают питомники. Сумасшедший, назвала меня Лайна. Да, наверное, так и есть.
        Браслет-передатчик подмигивал огоньком. Все тот же восьмой квадрат. На пикник расположились, что ли? Нарочно торчат на одном месте, поджидая егеря? Странно. Может, система сбоит? Принимает за винтовку какую-нибудь деталь глайдера новой модели, и там совсем не охотники?
        Скутер лавировал меж толстых стволов ели-ели. Под распростертыми лапами стоял зеленый сумрак. Наверху поблескивали плетеные зеркала паутинников, а на усыпанной сухими колючками земле порой встречались яркие пятна света. Таких солнечных «зайчиков» надо сторониться: если зеркало накренилось и отражает свет вниз, того и жди, оборвется.
        Я миновал поляну, где виднелись остатки шалашиков - оплетенные прутьями каркасы из веток. Три года назад тут поселилась маленькая колония Птиц. У самого побережья, под боком у людей. Отец разъяснял, уговаривал, стыдил - все впустую. Обычно смышленые Птицы не желали его понимать. Притворялись, будто не Птицы они, а обыкновенные лесные пичуги. Отчаявшись убедить по-хорошему взрослых, мы переловили птенцов; а это были уже проворные трехдневки, попробуй поймай. В мешках мы перенесли их на четыре мили к западу, в овраг с белым мхом. На белом мху растут кусты можжевела, усыпанные синими съедобными ягодами. Раздраженные Птицы с криками и бранью летели за нами, пытались клевать в макушку.
        Мы вытряхнули птенцов на краю оврага, и серые невзрачные пуховички нырнули вниз, попрятались под корягами. Взрослые Птицы начали было успокаиваться, рассаживаться на ветвях растущих вокруг оврага ели-ели. И вдруг - пронзительный вскрик, за ним другой, третий… Сквозь мох выстреливали белесые ростки сныши и впивались в горячие тельца. Мы были потрясены. Никогда прежде снышь не трогала Птиц, она реагирует на кротиков и прочую длинношерстную мелочь. А тут - точно взбесилась.
        Мы кинулись в овраг спасать птенцов; Птицы с рыданиями метались в воздухе и осыпали сверкающие перья, словно надеялись выкупить своих детей у нас и сныши. Спасать было уже некого: десяток пушистых комочков трепыхались, пораженные ростками-паразитами. Отец все-таки углядел одного, притаившегося под листом холодовника. Возле холодовника снышь не растет, не любит веющую от его покрытых изморозью стеблей прохладу. Отец бросился к птенцу, но поскользнулся на упавшем стволе, не удержал равновесия, покатился по склону. Из мха вылетела белесая стрелка и впилась ему в подбородок, затрепетала, ввинчиваясь глубже в плоть. Отец вскочил на ноги, вырвал росток с окровавленным кончиком; по обветренному лицу расползалась белая сетка, словно кожа растрескивалась.
        Я подбежал, схватил несчастного пуховичка, сунул за пазуху. Схватил отца за руку и поволок его из оврага. Оскальзываясь на склоне, цепляясь за воздушные корни можжевела, мы выбрались наверх. У отца по подбородку текла кровь; у меня под курткой слабо пищал птенец. Отец расслышал этот писк.
        - Брось птенца! - крикнул он.
        И тут на нас с бешеной яростью накинулись Птицы.
        Они вопили, долбили нас клювами, рвали когтями, били крыльями, летящий алый пух казался каплями крови. Прикрывая лицо рукой, я вынул придушенного пуховичка и поднял его на ладони. Одна из Птиц схватила его в лапы и унесла, другие постепенно оставили нас в покое и слетели в овраг, расселись на синих от ягод кустах можжевела. Дно оврага было усыпано их лучшими перьями, но Птицы по-прежнему сияли и переливались, словно выточенные из множества самоцветов. Пуховички уже не шевелились.
        Я поглядел на отца. Кровь на подбородке, кожа покрыта белой сеткой, в серых глазах боль и растерянность… Я выудил из кармана пакет первой помощи. Отец забрал его и подтолкнул меня к оврагу.
        - Иди, собери перья.
        - Что? - Мне показалось: я ослышался.
        - Иди, - повторил он. - Ты - Осененный Птицей.
        - Нет.
        - Ступай! - рявкнул отец, и Птицы взвились в воздух. - Мы погубили дюжину птенцов. - Он помолчал. - Джим, я прошу: собери перья.
        Сколько себя помню, отец ни о чем меня не просил: без слов, по малейшему движению, по взгляду я угадывал его желания и бросался их исполнять. Но сейчас… Как я могу прикоснуться к страшному дару? Разве сегодняшнее дает мне право называться Осененным?
        Птицы сделали круг над оврагом, безнадежно окликая мертвых птенцов, затем стая поднялась выше и медленно, натужно махая крыльями, скрылась за остроконечными верхушками ели-ели.
        - Джим, - проговорил отец, - люди убивают Птиц, чтобы стать Осененными. Мы невольно убили… Пусть хотя бы не напрасно.
        - Нет.
        - Ради нас с матерью, - тихо сказал он.
        Я побрел в овраг.
        Сброшенные перья радугами переливались на белом мху - длинные, с широкими опахалами. Птицы сбрасывают их при опасности, пытаясь обмануть врага, отвлечь от себя или птенцов. Хотя делают они это не всегда; поэтому для охоты требуется винтовка-птицебой.
        Я подобрал несколько перьев. В них была синева утреннего неба, зелень молодой травы, золотой блеск восходящего солнца и багровая краска ветреного заката, лиловый мрак ночи и оранжевое пламя костра… А еще в них жило страдание. И страх смерти, и боль погибающей плоти, и отчаяние живых. Все это исходило от них ощутимыми волнами, и мне было плохо, как никогда в жизни. Было очень больно и стыдно - больно за все живое вокруг, стыдно за самого себя. За то, что мало сделал добрых дел, что слабо любил своих близких, что не ценил бесплатное счастье - жизнь. Стыдно за то, что дожил до шестнадцати лет и только сейчас начинаю осознавать самое главное.
        Я собрал перья, сколько мог удержать в руке, и вернулся к отцу. Стал рядом, придавленный ощущением собственной никчемности. Шестнадцать лет, прожитых на свете зря. А что ощущают другие? - пришла неожиданная мысль. Неужели такую же боль и стыд? И что со мной будет дальше?
        Отец подобрал горсть алых перышек, сунул мне в карман.
        - Пойдем, - сказал он устало.
        - А снышь?
        Нельзя оставлять в овраге ростки взбесившейся сныши. Как бы они не размножились, не начали охотиться на все живое без разбору.
        Отец зашагал в сторону дома. Мы дошли до поляны с осиротелыми шалашиками, сели в оставленный неподалеку скутер, но не поехали в «Адмирал Бенбоу», а вернулись к оврагу. Отец открыл багажник и неожиданно извлек оттуда десантный лучемет. Я и понятия не имел, что у него есть такая штука.
        Стоя на краю оврага, отец полосовал лучом дно и склоны. К небу подымался сизый дым, летели искры от охваченных огнем кустов можжевела, с ветвей стоявших вокруг ели-ели срывались перепуганные ночные мышаки и с визгом прыгали с дерева на дерево, точно маленькие косматые ведьмы…
        …Был скандал. У отца отобрали лучемет и едва не выгнали из егерей. И долго не умирал слушок, будто Рудольф Хокинс неспроста сжег все свидетельства и что не один его сын в тот день стал Осененным Птицей, а еще дюжина городских ходили потом сильно счастливые; а недавно у Джима появился скутер на антигравах - да на какие же деньги куплен, позвольте спросить? Доброжелательных соседей у нас полно. Меня удивляет: они ведь тоже Осененные. Откуда столько яду в праздных языках?
        И Лайне нажужжали в уши, будто она мне не ровня. Вернусь - дознаюсь, что за доброхоты дурили ей голову. Ужо я с ними потолкую.
        Браслет-передатчик талдычил свое: восьмой квадрат. Я вызвал большой пульт, сверился. Так и есть - сидят мои охотнички, с места не стронутся. Или кружат по квадрату. Знают, что в восьмом живет колония, и пытаются ее отыскать.
        Видел я сносно, однако в ушах звенело, голова была чугунная, и немели кончики пальцев. Я доехал до границы восьмого квадрата, поднялся по косогору и остановил скутер. Огляделся; никого не видно. Откинул колпак кабины, прислушался.
        Шелестят колючие лапы ели-ели, над головой взвизгивают повздорившие ночные мышаки, вдали подвывает большой беляк. Беляк - оттого что белый, а большой потому, что ростом вдвое больше малого. Малый беляк размером с мизинец, но крайне зловредный: свалится на голову, вцепится в волосы и воет, точно корабельный ревун. При этом он быстро-быстро отстригает прядь, которой завладел, а затем удирает с добычей в гнездо. Большой беляк на человеческие волосы не покушается, он вообще людей не любит и держится от них подальше. Значит, там, где он воет, охотников нет.
        Повернувшись в другую сторону, я вгляделся в просветы между стволами, в зеленый полумрак. Никакого движения; лишь вспорхнула с земли синяя ключница, звонко пискнула: «Ключ-ключ!» В четверти мили отсюда находится поляна с шалашиками Птиц. Если охотники до сих пор на них не наткнулись, мне повезло… точней, повезло Птицам. Они живут в своих шалашиках круглый год, ремонтируют их и подновляют, поэтому отыскать их нетрудно. Правда, к осени птенцы выросли, и стая может улететь от врага. Если захочет. Птицы редко улетают вовремя, как будто до последнего надеются на милосердие людей.
        Браслет-передатчик курлыкнул, и сигнал сменился: охотники откочевали в девятый квадрат. Отлично. Я их шугану из заповедника чуть позже, а сейчас есть другие дела. Поехали!
        Скутер подполз к заветной поляне. Вот они, шалашики - перевитые разноцветной травой, украшенные цветами и крыльями насекомых. Птицы бесстрашно ловят рогачей и нанизывают на прутья их желтые, с коричневыми выростами крылья. Крыло у рогача с мою ладонь, а челюстями он может прокусить палец до кости. Недружелюбная тварь.
        Однако Птиц я не вижу. Впрочем, вон одна - сгусток переливчатых самоцветов на верхушке ели-ели. Алый хохолок развернут, крылья сложены, длинный хвост опущен. Наверное, охотники проходили неподалеку, шумнули, Птицы и попрятались. Умницы. Я посвистел. Головка с алым венцом быстро кивнула, и Птица слетела на несколько веток ниже.
        - Давай-давай. - Я снова свистнул.
        Из зеленой гущи вынырнули четверо сеголеток; уселись рядком на шалашик, уставив на меня черные блестящие глаза.
        - Молодцы, - сказал я им и опять засвистел. Длинная, сложная трель, вывести которую сумеет не всякий егерь. Отец меня долго учил, прежде чем стало получаться.
        Птицы слетались на зов, рассаживались на лапах ели-ели, выжидательно поглядывали на меня. Точно зрители собирались на представление - а я должен был им спеть и сплясать.
        Похоже, все собрались. В глубине леса подал голос большой беляк - тот, который избегает людей. Значит, нам с Птицами туда. Продолжая свистеть, я пересек поляну и двинулся на вой беляка. Уведу стаю подальше, а после разберусь с охотниками. Так и пошли: я шагал понизу, Птицы перелетали с ветки на ветку. Не бранились, не гомонили попусту; доверчиво летели за мной, словно огромный выводок за приемным родителем.
        Моего отца Птицы любили еще больше. Мучительное воспоминание. Два года назад мы с ним наткнулись на стайку молодых, которые едва успели отделиться от старших и только начали возводить собственные шалашики. Работа была в разгаре: каркасы из веток уже обвиты прутьями, и Птицы стаскивали на поляну всякую всячину для украшения жилищ. Но вот они заметили нас. Поднялись на крыло, закружили над головами, а потом кинулись к шалашикам, похватали с них перья, цветы да ракушки, вернулись и ну пристраивать свои сокровища отцу на голову. На нем была шапочка с козырьком - они ее стянули и бросили наземь, и давай вплетать в волосы перья и цветы. Ракушки тоже пытались укрепить, но они сваливались, и тогда Птицы затолкали их под воротник куртки. Еще в уши хотели заложить, да отец не позволил.
        Затем Птицы разлетелись в поисках новых украшений для домов, а мы стояли на краю поляны и молча смеялись. Отец не стал выбрасывать дары; так и пошагал дальше, точно бог весеннего леса, с копной цветов и перьев на голове. И вдруг - тревожный писк браслет-передатчика, и почти сразу - выстрел птицебоя. Мы кинулись назад.
        Птицебой не убивает сразу. Грохот выстрела пугает Птицу и заставляет сбрасывать перья. Их подбирают желающие стать Осененными, а здоровая с виду Птица улетает. Однако от удара звуковой волны рвутся воздушные мешки в ее теле, и после этого Птица живет от силы дней десять. Я не раз видел распластанные на земле тушки, к которым не притрагиваются хищники; ни одна местная тварь не ест Птиц, завезенных на Энглеланд неведомо откуда.
        - В чехле привезли, - бросил отец на бегу.
        - Угм.
        Охранная система не распознает птицебой, если он упакован в чехол из раггицела. Однако едва ли найдется на всем побережье охотник, у которого достанет средств на раггицел. Это приезжий; или даже залетный, не с Энглеланда. Он спокойно забрался в лес, без спешки отыскал Птицу, вынул оружие из чехла и пустил в ход, а мы только сейчас и узнали, снышь ему в оба глаза!
        Впереди завиднелся просвет - поляна с шалашиками.
        - Стой, - велел отец, и я прильнул к стволу ели-ели, всматриваясь в солнечное сияние за деревьями.
        Криков Птиц было не слыхать. На поляне кто-то ходил. Я разглядел женщину, окутанную облаком черных волос, затем мужчину с пучком перьев в руке; нагибаясь, он подметал ими землю. Потом я увидел вторую женщину. Сквозь ее длинные рыжие кудри просвечивал белый костюм. У нее в руках тоже сверкал пучок перьев. Здешние: только на Энглеланде женщины носят волосы до колен, как покрывало. Сколько же Птиц они сгубили, охотнички Осененные?
        - Трое? - шепнул я отцу.
        - Похоже. Идем.
        Сжимая в руке станнер, он двинулся к поляне. Я остро пожалел, что у меня нет оружия: мало ли, как повернется дело. Однако до восемнадцати лет оружие не полагается даже егерю в заповеднике. Идиотский закон.
        - Отец, цветы!
        Спохватившись, что голова у него точно Птичий шалашик, отец принялся стряхивать дары. Как много седины в его темных волосах. А ведь он еще совсем молодой…
        - Не высовывайся, - предупредил он, и мы вышли из-за пушистой ели-ели на поляну.
        Я остановился чуть позади отца. Станнер он держал дулом вниз.
        - Сколько Птиц? - спросил он резко.
        Охотники так и подпрыгнули. Черноволосая охнула, рыжая выронила перья, мужчина бросил свой пучок, словно тот обжег ему пальцы. Оружия у него не было, птицебоя в чехле я тоже не видел. Молодой парень, немногим старше меня. А женщинам, по-моему, за тридцать. Что же - до тридцати лет не сподобились стать Осененными? Не верю. Скорее, кумушки явились, чтобы сделаться Осененными дважды.
        - Сколько Птиц? - повторил отец.
        - С-семь, - неуверенно ответила черноволосая. - Или шесть…
        Кудри роскошные, но сама худая, скулы обтянуты, под глазами мешки. Рыжая тоже худосочная, бледная. Неужто они верят слухам, будто Птицы лечат от любых болезней? Вот же чушь…
        - Ваши документы, - велел отец.
        Женщины испуганно переглянулись, у парня забегали глаза. Если охотник сильно трусит, он может стать опасен.
        - Не двигаться, - предупредил отец, поднимая оружие. - Джим, возьми у него документы.
        Я двинулся вперед. Парень попятился.
        - Стоять! - крикнул отец.
        Охотник замер; рыжая пискнула, точно придавленный лисовином кротик.
        Где их птицебой? Повесили на сук, прислонили к дереву? Нехорошо у парня бегают глаза; ой, нехорошо…
        Его взгляд вдруг остановился, парень глядел мне за спину. Я обернулся.
        Из-за ели-ели позади отца выступил человек. На плече висела винтовка, из нагрудного кармана торчали два сине-зеленых пера. Лицо в морщинах, седой. Вот главный охотник. Судя по короткой стрижке - залетка, не энглеландец… Он вскинул руку, в которой оказался лучемет.
        - Берегись! - крикнул я, бросаясь на землю.
        У отца на боку, под левой рукой, появилось черное пятно.
        Я толкнулся, перебросил тело вбок, уходя из-под нового выстрела.
        Отец еще стоял на ногах, обугленная куртка по краям паленого пятна дымилась. Я опять толкнулся от земли, опираясь руками, перемахнул дальше, стремясь к краю поляны, под защиту толстых стволов. Чужак целил в меня из лучемета. Выстрел - рядом вспыхнула и мгновенно сгорела трава. Отец начал оседать; ствол станнера повернулся в мою сторону. Возле бедра клюнул землю новый яркий луч, от вспышки дохнуло жаром. Рывок!.. Да что со мной? Я вдруг обмяк, опрокинулся на спину, уставился в небо, проткнутое верхушками ели-ели. Небо начало стремительно сереть, а солнце - гаснуть. Деревья сгинули во мгле, и я едва расслышал голос:
        - Ни хрена себе! Что он… - И все. Лишь тьма и тишина.
        Потом я очнулся. Солнце садилось, на поляне было темно; по небу разметались огненные языки облаков - алые, багровые, желто-розовые. Верхушки ели-ели на их фоне казались черными. В кронах суетились ночные мышаки, где-то взлаивал старый охрипший лисовин. Я хотел подняться, но не смог: ноги отнялись, в руках совсем нет силы. Вокруг почему-то перья… много перьев; и на меня тоже насыпались… Откуда они? Неужели Птицы прилетали?
        И тут я вспомнил: отец. Я вскинулся, закрутил головой. Где он? Вижу - темный силуэт возле раскинутых лап ели-ели.
        - Отец! - Я пополз, волоча за собой бесполезные ноги. - Как ты? Отец!
        Он не откликнулся. Он был холодный, окоченевший. Почему? Ведь я жив. Даже раны нет ни одной. А он - почему он мертв? Отец, что ж ты? Отец!
        В смятении, которое еще не переросло в ужас и горе, я ткнулся лбом в его остывшую твердую руку. Отпрянул. Вгляделся в повернутое набок лицо. В сумраке оно казалось вырезанным из темного дерева.
        Отец, вернись! Раз я жив, то и ты должен…
        Забрезжила догадка: он выстрелил в меня из станнера. Выстрелил дважды, словно в громадного красного волка, который водится на севере в горах. Паралич был настолько силен, что охотники сочли меня мертвым и не стали добивать из лучемета. Ты обманул их, отец. И вот - я живой, а ты мертв. Мертв! С беззвучным воем я снова ткнулся лицом в окоченелую руку, все еще сжимавшую станнер…
        Глава 3
        Убийцу нашли - но отца не вернешь. Иного оружия, кроме станнеров, егерям по сей день так и не выдают. И работаем мы без напарников. Я брал бы с собой в лес Дракона, но кургуар терпеть не может ездить в скутере, а бегун он неважный. Только и проку от зверюги, что стращает наших постояльцев.
        Мы с Птицами удалялись от гнездовья. Пройду еще немного и оставлю их, а сам вернусь к скутеру и поеду к охотникам. Из кабины вылезать не стану: с лучеметом да десинтором у нас не часто ходят, а от станнера колпак защитит. Все будет ладно… Надеюсь.
        Подвывавший беляк замолчал. Неожиданно вскрикнула и захлопала крыльями Птица, запрыгала на ветке, точно мячик; рядом встрепенулась другая. Я крутанулся, вглядываясь в окружающий зеленый сумрак. Шагах в тридцати из-за ствола ели-ели выглянул человек - а ноги мои подогнулись, и я повалился лицом на сухие колючки, на тонкие веточки, на клочья шерсти ночных мышаков.
        Не шевельнуться. Все тело - сплошной птичий пух, зрение гаснет. Выстрел из станнера. Опять!
        Страшно закричали Птицы, сорвались с ветвей, заметались надо мной, обдавая порывами ветра. По спине что-то стукнуло, в шею кольнуло. Они осыпают перья, желая выкупить меня у того, кто стрелял. Да улетайте же, чтоб вам!..
        Птицы не собирались меня покидать. Я слышал их крики, свист крыльев, шорох потревоженных веток. И вдруг - глухой удар о землю. Затем второй удар, чуть дальше. Возле головы с шелестом опустилось перо. Что-то тяжелое шлепнулось совсем рядом. Ни людских голосов, ни звука шагов, ни грохота винтовки-птицебоя. Птицебой сегодня ни к чему, Птицы и без него сыплют перья. И что-то падает, падает… Крики Птиц раздаются все реже. Я понял: это падают Птицы. Что с ними?
        Головы не поднять, рукой не двинуть, пальцев не согнуть. Делай со мной что угодно - топчи меня, режь глотку, жги огнем. Где этот гад-охотник, снышь ему в оба глаза?
        Стало тихо. Ни шелеста веток, ни вскрика Птицы, ни писка ночного мышака. Лишь мягкие шаги по сухой хвое. Охотник чем-то занят. Птиц собирает, что ли?
        Ну конечно. Он обездвижил их станнером, и Птицы лежат беспомощные, но живые. Охотник сможет их продать - коли паралич не погубит. Мэй-дэй! Такого еще не бывало, чтобы на Птицах наживались.
        Курлыкнул браслет-передатчик: птицебой перенесен в новый квадрат. Наверное, его хозяин спешит сюда.
        Значит, один с винтовкой находился в девятом квадрате, а другой караулил возле шалашиков. Может, он и беляком выл, чтобы меня приманить? Верно рассчитали. Думая увести Птиц от опасности, я собрал стаю и подвел под удар. Проклятье!
        Захрустели ветки. Вот и второй. Идет не скрываясь, трещит сушняком. Окликнул издалека:
        - Ну, что? Много собрал?
        Видимо, первый ответил жестом, потому что второй довольно хмыкнул. Подошел ко мне.
        - Живой? Так чего тянешь? Кончай его.
        Убить меня? Зачем? Ах да, я ведь свидетель. Пусть даже в лицо их не видел, все равно опасен.
        Я попытался напрячь мышцы. Бесполезно. Из горла не выдавить ни звука. А хоть бы и мог заговорить - я не стану унижаться и вымаливать себе жизнь. Вот только мать жалко и Лайну.
        Меня пнули в бок ногой. Двинуться невозможно, однако удар я почувствовал. Еще раз пнули, перевернули на спину. В глазах по-прежнему темно.
        - А знаешь… давай и его возьмем. Продадим за хорошие деньги.
        На Энглеланде продать человека нельзя, возникла отрешенная мысль. Эти двое - залетные, с чужой планеты.
        Очевидно, молчаливый не желал заниматься работорговлей; второй разочарованно вздохнул:
        - Как хочешь… Что за черт?! - вскрикнул он. - Слышишь?
        Издалека донесся топот быстрых лап - мчал какой-то большой зверь. Рысюк? Медведка? Кургуар?
        - Дьявол! - заорал человек.
        Гигантский прыжок - и могучий зверь приземлился на четыре лапы прямо надо мной. В нос ударил густой запах шерсти, родной до боли. Дракон! Торопился за хозяином, бегун аховый, друг мой ленивый. Он тяжело дышал.
        - Стреляй! - отчаянным голосом выкрикнул второй охотник.
        Черного кургуара обычным станнером не возьмешь - зверь делается бешеный и может разорвать в клочья. Очевидно, первый охотник это знал. Он молча что-то делал, а второй, стоя в отдалении, понукал его и ругался.
        Дракон отродясь не имел дела с убийцами; он не нападал, а лишь сердито бил хвостом и глухо, на низких нотах рычал. В рычании кургуара присутствует инфразвук, и когда зверь угрожает, самый бесстрашный противник - медведка или красный волк - поджимает хвост и позорно бежит. Иное дело человек.
        - Ну, готов? - нервничал второй охотник. - Что ты копаешься?
        - Заткнись, - прошипел первый. Единственное слово, которое я от него услыхал.
        Хоть бы кургуар сообразил, что делать. Дружище, прыгай на него, бей лапами, оглушай. Иначе он убьет нас обоих.
        Кургуар вдруг взревел - и так же внезапно умолк. Прочие звуки тоже оборвались, в черноте закрутились блестящие мушки, к горлу подступила тошнота, и я стремительно заскользил в какую-то бездну.
        Казалось, падал целую вечность. Бах! - удар отозвался в спине и в затылке. Голова загудела, я остановился. Больно. Темно. Кто-то скулит. Дракон? Я хотел позвать его, но голос не повиновался. Паралич. А ну как не пройдет? Который уж раз мне достается…
        Блестящие мушки и полет в бездну - такого еще не случалось. Чем меня оглушили? И отчего не убили совсем?
        Холодно. Больно. Дракон жалуется; ему тоже плохо.
        Я провалился в забытье, а когда очнулся, по-прежнему было очень холодно и больно, и неподалеку рыдал кургуар.
        - Дракон! Где ты?
        Он утих. Темнота. Говорить могу - но что с глазами? Неужто ослеп навсегда?! Перепугавшись, я рванулся, перекатился со спины на бок, наткнулся ребрами на что-то острое. Ощупал: камень. Мокрый, скользкий. Кругом вода. Где голова, там мелко, а ноги плавают на глубине. Вслепую я пополз вперед, выбрался на сухое место. Здесь был песок среди камней и редкие пучки травы. Откуда взялась вода?
        - Дракон!
        Кургуар издал отчаянный вопль. Я кинулся к нему, неловко пробираясь по камням - на карачках, оскальзываясь и обдирая ладони.
        - Вот ты где.
        Я обнаружил дергающийся хвост. Вслед за тем нащупал заднюю лапу, потом крестец зверя. И два здоровенных валуна, между которыми был зажат кургуар.
        - Как ты туда забрался?
        Дракон умолк. Я погладил его мощную спину; по ней пробегала дрожь.
        Внезапно я различил черное пятно меж двух других, посветлее. Пятна стали отчетливей, превратились в кургуара и камни. В свете крошечной луны, показавшейся в разрывах туч, я разглядел широкую полосу открытого пространства, где серые валуны лежали вперемешку со своими черными тенями. Не веря собственным глазам, я обернулся. В другой стороне холодно поблескивала недвижная вода. Море.
        Опираясь о камень, я поднялся на ноги. Что за морок? Как нас с Драконом сюда занесло? Похоже, нас обоих выключили, затащили в глайдер, а потом сбросили вниз. Но почему не скинули на глубине, где мы бы тут же утонули? И вообще, чего ради связываться с кургуаром? Поперли его на край света, вместо того, чтоб перерезать горло на месте.
        Дракон слабо взвизгнул.
        - Не хнычь. Мы живы, понимаешь? Живы.
        Он горестно завыл.
        Луну опять скрыли плотные тучи, и в наступившей тьме я начал рыться по карманам, отыскивая фонарик. Нашел. Не работает. Мэй-дэй!
        Подсветки на часах нет, браслет-передатчик мертв, компас тоже, термоэлемент в куртке не включается. Каким излучением по приборам лупили так, что они разом сдохли? Одна механическая зажигалка не подвела, однако на каменистом берегу ею нечего было поджигать.
        Я ощупал ловушку, в которую таинственным образом угодил мой Дракон. Эти громадные каменюки с места не стронуть. А если подрыть снизу и опрокинуть с помощью рычага? Я начал копать. Ничего не выйдет: сплошной камень.
        - Как тащить тебя будем: за уши или за хвост?
        Снова проглянула луна, высветлила верхушки камней, углубила провалы и щели. Спутник Энглеланда малюсенький, но яркий, похожий на сигнальный огонь корабля.
        Передние лапы кургуара были зажаты под брюхом, грудная клетка опасно стиснута, за хвост и свободную заднюю лапу не вытащить - оторвутся.
        Я разулся, отжал мокрую одежду и попрыгал, согреваясь. Сколько хватает глаз, на берегу ни огонька: очевидно, мы далеко от населенных мест. Ума не приложу, что делать.
        Кургуар застонал, скребнул когтями по камню. Я сел рядом, положил руку на его вздрагивающую спину. Шерсть была влажной от ночной сырости, а под ней я нащупал длинные шрамы.
        - Дракон-Драчун, Кусака и Ворчун, змею кусай, ежа кусай, Джима охраняй…
        Энглеландского ежа никто в глаза не видел, но мать всегда так приговаривала, отправляя меня гулять под присмотром кургуара. Помню, в четыре года я сильно горевал, когда Дракон загрыз большого пятнистого зверя, спрыгнувшего с ветки, чтобы поиграть. Уж конечно, рысюк обозлился, что его невежливо встретили, и стал драть нашего кургуара когтями. Отец потом меня убеждал, что любимое занятие рысюка - кушать четырехлетних мальчиков, но мне казалось: он шутит.
        И я тайком бегал на место, где зарыли мертвого зверя, в надежде, что из земли вырастут маленькие рысючата. Рысючата не вырастали, хотя я каждый день исправно приносил ведерко воды и поливал рыхлый холмик. В конце концов о моем звероводстве прознали родители. Они хохотали от души, а вскоре я обнаружил у могилы долгожданного рысючонка. Он был совсем как взрослый рысюк, такой же белый с рыжими пятнами, но почему-то лежал в корзинке с теплыми тряпочками. И он очень плохо рос. Я был уверен, что рысючонок болен и скоро умрет, однако Рысь по сей день жив и весел, только называется он котуном. Дракон его обожает.
        - Ну-ка, дружище, попробуем тебя приподнять, - решил я. - Раз ты упал с высоты, значит, надо толкать снизу вверх.
        Но то ли кургуар засел слишком плотно, то ли сил у меня после паралича не хватало - не удалось сдвинуть его ни на миллиметр. Задыхаясь, я отступил, а Дракон жаловался и бранился. Беда-то какая. В каменной ловушке он не протянет и суток.
        Я смотрел, как дергается его длинный хвост, как беспомощно скребет по камню лапа. Уж лучше взять в руки станнер и, коли не вышел из строя, всадить кургуару четыре заряда. Минута бешенства - и безболезненная смерть. В горле встал комок.
        Дрожа от холода, я подобрал мокрую куртку, повертел в руках. Ах да! Здесь же две системы нагрева, и можно активировать химическую. Ну, активируем. Под пальцами зародилось чуть заметное тепло. Заработало. Я надел куртку и застегнулся.
        Уютное тепло навело на свежую мысль. Я отыскал поблизости удобный камень, подкатил его под заднюю лапу Дракона, прочно укрепил, чтобы кургуару было во что упереться. Затем щелкнул зажигалкой и поднес огонек к загнутому крючком хвосту. Запахло паленой шерстью. Кургуар взревел, хвост метнулся, ударил о землю. Я поймал его и вновь подпалил. Желтый язычок пламени раздвоился, охватывая крючок с двух сторон, от него потянулся вонючий дымок.
        - Ар-ррр-рааа! Вуу-ааа-ррра! - разнесся вокруг хриплый рев.
        Хвост Дракона вырвался, тяжко ударил мне в лоб, согнутая лапа напряглась, упираясь в подставленный камень.
        - Ввррра-аааа-рррууу! - гремело над пустынным берегом. - Ааа-вваа-вваа-рраа!
        Я опять поднес зажигалку; горящая шерсть потрескивала, я отчетливо слышал этот звук сквозь рев Дракона.
        - Уур-ррраааа! - Мощная лапа распрямилась, и кургуар вылетел из ловушки, как из катапульты.
        - Молодец! - крикнул я.
        - Хххрррр… - отозвался оскорбленный Дракон. - Ххрррррр…
        Под разогревшейся курткой похолодела спина. В жидком свете луны кургуар двинулся ко мне. Паленый хвост бил по бокам, уши прижаты, клыки оскалены. Я попятился.
        - Дракон, нельзя.
        Его лапы не слишком уверенно упирались в камни, но кургуар приседал, готовясь прыгнуть и вцепиться в глотку.
        - Нельзя! - рявкнул я. - Сидеть.
        Прыжок! Когти скользнули, Дракон промахнулся. Я отскочил вбок, оступился, упал на колени - и сунул горящую зажигалку ему в морду, в большой трепетный нос. Дракон взвыл, мотнул головой, лязгнул клыками; я отдернул руку, но он все же прихватил край рукава. Оторвал.
        - Пошел вон! - заорал я.
        Махнул зажигалкой у глаз; в них промелькнули желтые злые язычки. Дракон отпрянул. Я вскочил и двинулся на него, выставив перед собой маленькое прыгающее пламя. Кургуар присел, ворча, затем подался назад.
        - Убирайся к чертям! Пошел вон!
        Он повернулся и затрусил в темноту. Стукнул под лапой неверный камень, взвизгнул мой зверь, еще несколько секунд я слышал топот его лап. Наконец все стихло, и на рябом от лунного света берегу уже ничто не двигалось. Тогда я убрал зажигалку, натянул мокрые ботинки, собрал разложенное на земле добро - станнер, бесполезный браслет-передатчик, не работающие часы и компас. Почему бандиты не польстились на станнер? Может, он тоже сдох? В темноте, без дичи, не проверишь. Застегнув на поясе ремень с кобурой, я зашагал прочь от моря, вслед за Драконом.
        За каменистой полосой начался кустарник вперемежку с тростником. Я ломился сквозь хрусткие стебли, пока не наткнулся на заброшенный домик ракуша. Ракуш питается морскими моллюсками, а дом строит из стволиков олихи. Его жилище доставало мне до плеча, во все стороны торчали ветки, усыпанные пахучими шишечками.
        Здесь-то я и заночую. Изнутри покинутое жилище было выстлано свалянной шерстью хозяина; я выгреб эту шерсть и соорудил сносную подстилку, подложив вниз две охапки тростника. Затем я развалил ракушев домик и сложил костерок. Тепла от него будет немного, но с костром в ночи веселей.
        Огонек от зажигалки метнулся по сухим метелкам тростника, взбежал по веткам олихи, ярко вспыхнул на шишечках, заиграл желто-зелеными оттенками. Вскоре мой костер казался грудой сверкающих самоцветов - шишечки горели долго, затухали и вновь разгорались, переливались и подмигивали. Олиху собирают подружки невесты накануне свадьбы, расставляют в вазах, и ее тонкий аромат долго держится в доме. Это приносит счастье.
        Устроившись на подстилке, я вдыхал густой запах горящей олихи. Знакомый аромат чужих свадеб, чужого счастья. А мы с Лайной когда-нибудь сыграем свадьбу? Помиримся ли?
        Одного не пойму: каким образом оказался у моря, да еще вдвоем с кургуаром. Я ощупал затылок, которым треснулся о камни. Не скажу, что летел с большой высоты. Выходит, меня нарочно оставили на берегу. Пожалели утопить… Кто пожалел? Охотники, которые собрались торговать Птицами и готовы приторговывать людьми? Смешно.
        Может быть, меня кто-то у них отнял и увез? Но зачем выбросил здесь?
        От этих размышлений стало тошно. Я глядел в костер, в переливчатые желто-зеленые глаза догорающей олихи, а внутри поднималось странное, неведомое до сих пор отвращение. Мне были противны охотники, Птицы, Дракон, я был противен сам себе. Думать ни о чем не хочу. И помнить не желаю. Надо все забыть, и пропади оно пропадом.
        А теперь - спать. Вернусь домой и первым долгом помирюсь с Лайной.
        До утра мне снились подмигивающие глаза костерка. А на рассвете, едва пробудившись, я уставился в блестящие глаза кургуара. Дракон припал к земле в двух шагах от меня, положив голову на передние лапы. Чуткие ноздри подрагивали, уши стояли торчком.
        - Привет, - сказал я.
        Он моргнул.
        - Ты на кого вчера лапу поднял, а?
        Кургуар издал слабое виноватое «уухх». Однако стоило мне шевельнуться, как он вскочил и скрылся в зарослях, с хрустом ломая тростник.
        Я поднялся. За ночь тучи разошлись; небо у горизонта налилось розовым, звезды выцвели, луна висела над морем блеклым пятнышком. Странно видеть море на севере, когда всю мою жизнь оно плескалось на юге. Где я, хотелось бы знать?
        Браслет-передатчик мертво молчал. Даже аварийный блок, с которого можно послать сигнал бедствия, и тот не работал. Уму непостижимо.
        Сосредоточившись, я прислушался к внутреннему голосу. У Дважды Осененного Птицей интуиция якобы сильнее, чем у обычных людей. У Трижды Осененного, поправил я себя, и тут же вернулось отвращение ко всему, что случилось вчера. Вчерашнее не считается.
        Я прогнал воспоминания и представил себе карту Энглеланда. Едва ли нас с кургуаром перебросили за море, на южный берег - уж больно далеко, даже для глайдера. Да и тростник с олихой здесь обычные, не заморские. В таком случае, большая вода, которую я вижу, - это залив Надежды, и чтобы вернуться домой, надо двигаться к югу. Я прищурился, напрягая глаза. На том берегу виднеются невысокие горы - фиолетовые зубчики на фоне еще темного неба. Да, это несомненно Надежда. До «Адмирала Бенбоу» рукой подать - каких-то тридцать миль. К вечеру будем дома.
        - Дракон! - позвал я. - Домой!
        В зарослях ничто не шевельнулось.
        Взгляд упал на полосатую тушку морского поросенка возле кострища. Искупая вчерашнюю вину, кургуар добыл для меня завтрак. Увы: поросенка надо отваривать, много раз сливая воду, а в жареном виде он нестерпимо вонюч. Мне же кухарничать некогда. Поэтому я бросил в рот таблетку сухого концентрата, снова кликнул Дракона, который опять не явился на зов, и зашагал сквозь ломкий тростник и кустарник.
        И вскоре уткнулся в черное болото, которое тянулось на много миль вперед. Ровное, угрюмое пространство. По краю из черной жижи торчали скелетики мертвых кустов, словно болото успешно наступало на сушу, разливаясь вширь. Поднявшееся за спиной солнце золотило тростник и стебли низкорослой олихи, но в болоте его лучи тонули, никак не подкрашивая вязкую на вид поверхность. Я подобрал с земли камешек и бросил. Он упал без звука, полежал, а потом равнодушная масса его затянула.
        Что за ерунда? Возле залива Надежды таких болот нет. На душе стало неуютно, я мгновенно озяб.
        - Дракон! - крикнул я и посвистел. - Дракон, ко мне!
        Тростник заколыхался, среди стеблей показался черный нос, выглянул настороженный глаз. Я протянул к кургуару обе руки, показывая, что в ладонях нет ни палки, ни ремня.
        - Давай, дружище, иди сюда. Я тебя прощаю.
        В ответ кургуар всхлипнул, совсем как человек, и опять скрылся, качнув вызолоченные солнцем метелки. В зарослях раздался его тоскливый вой, а болото неожиданно вспучилось, приподнялось, покатило на сушу - и так же внезапно остановилось. Из черной жижи теперь торчали еще живые тростники и ветки олихи. Запоздало испугавшись, я отпрянул назад.
        Болото лежало тихо-тихо, с виду безжизненное и безобидное. Я рассматривал его, не в силах подавить дрожь. Смертная грязь, вот что это такое. Загадочный, по сю пору не исследованный обитатель Энглеланда. Достаточно унести на башмаках каплю черной жижи, чтобы со временем на месте твоего жилья образовалось новое болото. Точно: это Смертная грязь. И находится она не в тридцати, а в двухстах шестидесяти милях от обжитого морского побережья, где стоит «Адмирал Бенбоу».
        Глава 4
        В эту ночь закончилось лето: под утро ударил морозец, выбелил инеем землю. Похрустывали схваченные холодом палые листья ивушей, трава полегла и беззвучно сминалась под ногами. Под звездным небом тускло отсвечивали зеркала паутинников, а когда о них ударялся оторвавшийся лист, отзывались чуть слышным звоном. Дракон, никудышный путешественник, едва ковылял на сбитых лапах, я тоже тащился через силу. Двадцать суток пути - по краю Смертной грязи, через Сухую долину, по Безымянным пустошам, по ущельям Обманных горок, мимо Серого Разлома, и под конец сотню миль лесом, по родному заповеднику. Людей мы не встретили ни разу. Штурманом был Дракон - с его чувством направления, он вел меня домой как по нитке - а после встречи с охотниками кургуар не желал иметь дела с человеком и всякое жилье обходил стороной.
        Белая земля под ногами, темные стволы деревьев, россыпь холодных звезд наверху. Справа - я знаю - лежит море, но его не видно и не слышно. Впереди мелькнул огонек.
        Сердце тревожно постукивало. Как мать пережила мое исчезновение? И Лайна? Что, если она вообразила, будто из-за нашей ссоры я ударился в бега? Или, того хуже, утопился в трясине? Надеюсь, обе они живы-здоровы. Как-никак, о Лайне заботятся родители, а у матери есть доктор Ливси. Доктор влюблен в нее, но он - всего лишь добрый друг и не претендует на большее.
        - Вуау, - простонал кургуар и повалился наземь, вытянул вбок израненные лапы.
        - Вставай. - Наклонившись, я потрепал его уши. - Дом уже виден. С полмили осталось.
        Дракон горько вздохнул и закрыл глаза. Мол, пока не отдохну, с места не стронусь.
        - Дело твое. - Я побрел один.
        Хрустели покрытые инеем листья, позванивали зеркала. С неба донесся хриплый рык - кричали перелетные скворухи.
        Я вышел на открытое место. Слева черной стеной поднимались деревья, справа над морем выгнулось звездное небо, и вода поблескивала, отражая его свет. Гостиница белела впереди - маленькая, какая-то беззащитная, с одним только фонарем над входом. Мне стало не по себе. Позабыв про усталость, я прибавил шагу.
        Желтый свет стекал по ступеням лестницы; на прозрачных створках двери появилось мое отражение - в холле было темно. Дверь долго размышляла, прежде чем открыться, и словно в сомнении наконец отворилась.
        Я переступил порог. Над стойкой администратора загорелось зеленое облачко светильника, а холл показался непривычно пустым и убогим. Картинки на стенах были выключены, слепо глядели серые экраны. На стойке, за которой обычно сидела веселая толстушка Шейла, стоял букетик черных фиалок, а рядом висело нечто длинное, отливающее золотом, одним концом закрепленное на подвешенной к потолку рейке. Я тупо глядел на непонятную штуку. Легкое полотно, состоящее из отдельных волокон, завитых в колечки… Да это же материны волосы, состриженные и повешенные при входе в дом - знак полного, бесконечного траура. Доктор Ливси едва уговорил ее не стричь волосы, когда погиб отец. А теперь, значит, не убедил.
        С какой стати мать меня похоронила? Я двинулся из холла в левое крыло, к ее спальне.
        Коридор освещали багрово-красные светильники, имитирующие горсти раскаленных углей. В этом красноватом сумраке беззвучно отворилась дверь, и из комнаты матери вышел доктор Ливси. Застыл на месте.
        Я был потрясен. В доме траур, а они… Да я рехнулся! Дэвид Ливси - врач; видно, матери совсем худо, раз он дежурит возле нее ночью.
        - Джим? - спросил он шепотом.
        - Я.
        - Живой?
        - Да.
        Он разглядывал меня, словно не верил. Черные глаза были обведены усталыми тенями и казались огромными, в пол-лица. Смоляные волосы прихвачены ремешком с петельками для перьев Птиц, которые крепятся у висков. По три перышка с каждой стороны, опущенные вниз. Траур.
        - Доктор Ливси! Как мама?
        Он метнулся ко мне, сгреб в объятия, стиснул так, что я охнул.
        - Живой, - выдохнул он. - Черт бы тебя побрал! - Доктор отстранил меня, крепко держа за плечи, вгляделся в лицо. - Джим?
        - Ну да, - я высвободился из его железной хватки. - Как вы тут?
        - Вернулся, - потрясенно прошептал доктор. - Слава богу…
        Уже на следующий день я готов был пожалеть, что возвратился.
        Наш местный полицейский Гарри Итон и прибывший из города капитан Данс допрашивали меня на втором этаже «Адмирала Бенбоу», в малом холле. Здесь журчала и звенела вода: скатывалась по каменным уступам стен, играя нитями водорослей, звонкими каплями срывалась с голубых ледышек на потолке, кипела в круглом фонтане. На самом деле это разноцветный пластик, а воды чуть-чуть, но красиво.
        Полицейских вода раздражала. Капитан Данс то и дело проводил ладонью по рыхлым, обвисающим щекам, словно влага оседала на лице, а Гарри обтирал свою фуражку, которую держал на коленях. Черная поблескивающая ткань полицейских мундиров и впрямь казалась влажной.
        - И все-таки, Джим, потрудись вспомнить, - говорил капитан, глядя на меня холодными, редко моргающими глазами. - Мы должны знать, что произошло и как. Из заповедника исчезли одиннадцать егерей, и ты единственный, кто вернулся.
        - Один-единственный, - значительно подтвердил Гарри.
        - Я ничего не помню, - в который уже раз повторил я.
        Выстрел из станнера, крики метавшихся Птиц, желавший стать работорговцем охотник, падение в полную мрака и золотых мушек бездну, берег моря, лунный свет на камнях, вопли застрявшего меж валунов Дракона - все это было смутным, нереальным, как будто произошло в далеком сне. Вернее, в кошмаре, от одной мысли о котором меня начинало тошнить. С самой первой ночи, с ночевки у костра, я не думал о тех событиях. Полицейские, заставлявшие это вспоминать, были мне отвратительны; я едва сдерживался, чтобы не нахамить.
        Капитан Данс мне не верил.
        - Десять человек бесследно исчезли.
        Меня гипнотизировали его холодные неподвижные глаза. Блеклые волосы были прихвачены таким же ремешком, как у доктора Ливси, и в петельки у висков вставлены траурные сизые перышки. Странно было их видеть на приезжем: это местный обычай, а не городской.
        - Десять человек, - повторил капитан. - Есть ли надежда, что они живы и еще кто-нибудь возвратится? Джим, подумай как следует и расскажи.
        Я чуть не заорал на него. И шепотом ответил:
        - Не помню.
        С трудом подавил приступ тошноты, подкатившей, будто я сдуру наелся ядовитой чернь-ягоды. Откинулся на спинку кресла, глубоко вздохнул.
        - Капитан, он весь белый, - заметил наблюдательный Гарри и подался ко мне. - Джим, ты боишься? Брось, парень. Не так уж велика твоя вина. Ты ведь не знал, чем это кончится, а?
        О чем он? Какая вина?
        - Джим, - Гарри доверительно положил руку мне на плечо, - это ведь ты их научил, как поступить. Заставить егеря собрать стаю Птиц, увести ее подальше. Ведь вы, егеря, часто так делаете, верно? А тут из засады охотничек: хлоп - в егеря. Вторым выстрелом хлоп - по Птицам. Птиц - в мешок и увозят. А как обходятся с егерем? Твой примчавшийся зверь спутал им карты, и вас обоих пришлось временно убрать. Правильно я говорю? Правильно, - сам себе ответил Гарри, откидываясь назад и обтирая ладонью казавшуюся влажной фуражку. - Джим, тебя не винят в смерти… - он запнулся, бросил взгляд на капитана, - в исчезновении остальных егерей. Я верю, что ты этого не видел и не участвовал. Но ты должен описать злоумышленников, их оружие и транспорт. Это даст хоть какие-то зацепки, и мы поймем, где искать людей.
        Слушая Гарри, я рассматривал запястье, где на загорелой коже осталась светлая полоса от браслет-передатчика. Передатчик больше не нужен: Птиц в заповеднике нет. Что Гарри втемяшилось? Он подозревает меня в том, что я подучил тех убийц?
        - Как вы смеете?! - неожиданно для себя я взорвался.
        - Спокойно, - поднял руку Данс. Крепкая, широкая ладонь, точно лапа у медведки. - Воздержимся от преждевременных обвинений, - проговорил он, не глядя на Гарри. - Джим, послушай. Мой сын тоже работал в заповеднике, - он коснулся сизых перышек у виска. - Я могу надеяться, что он жив, как и ты?
        - Я ничего не видел. И никого не учил.
        - За науку тебе заплатили две тысячи стелларов, - заявил Гарри. - В тот самый день, как ты исчез, на счет вашей гостиницы пришли две тысячи, - продолжал он. - Вернее, тысяча девятьсот семьдесят девять стелларов. Отправитель, разумеется, неизвестен. Что скажешь, Джим Хокинс?
        Я поглядел в немигающие глаза капитана Данса.
        - Это правда?
        Он кивнул.
        - Твоя мать утверждает, что лично ей эту сумму получить не от кого, - добавил Гарри. - Это твои деньги, Джим. Кстати, никто из родственников остальных егерей не получил ни гроша.
        - Итак? - спросил Данс. - Ты ничего не хочешь вспомнить?
        Я кое-как собрался с мыслями.
        - Я понятия не имею, откуда взялись деньги. К тому же это слишком малая плата за предательство. Мистер Данс, ваш сын был Хранителем Птиц. Он бы продался за две тысячи?
        Капитан поднял руки к вискам, прижал пальцами траурные перышки.
        - Моему сыну, - проговорил он тихо, - не надо было жениться против воли родителей невесты. А ты хочешь взять замуж Лайну Трелони. И тебе деньги нужны позарез.
        - Ее родители не возражают.
        Данс хмыкнул.
        - Миссис Трелони счастлива, что Лайна разорвала вашу помолвку. Так-то, друг мой. Все факты против тебя.
        Я попытался что-нибудь вспомнить. Воспоминания обрели на мгновение четкость и тут же попрятались в недоступную глубину, а меня замутило, и поплыла голова. Я сполз с кресла, добрел до фонтана, сунул руку в кипучую прохладную воду. Набрал в горсть, глотнул. Чуток полегчало.
        Полицейские брезгливо наблюдали. Они воображали, будто я трушу.
        - Джим, стыдно, - сказал Гарри, когда я двинулся назад. - Ты отказался добыть Птицу для Лайны, потому что знал: Птиц в заповеднике, считай, уже нет. Так?
        Я помотал головой, в отчаянии от собственной беспомощности. Как убедить их, что я невиновен?
        - Откуда ты пришел? - вдруг спросил капитан.
        - От Смертной грязи. - Это воспоминание не было запретным, и ответ дался без труда.
        - Как тебя туда занесло?
        - Не знаю. - Я рухнул в кресло. - Мистер Данс, я честно ничего не помню.
        - Ну вот что, - потеряв терпение, капитан резко встал. - Раз ты такой беспамятный, поедешь в клинику. И под гипнозом как миленький все вспомнишь.
        - Прошу прощения, мистер Данс, - раздался задыхающийся голос, и в холл вошел Билли Бонс - едва переставляя ноги, тяжело опираясь на трость. Он втянул воздух и осилил еще одну рваную фразу: - Думаю… это хронооружие.
        Старый космолетчик шатался; щеки его ввалились, он щурился и моргал, как будто обычный свет резал глаза.
        - Где хронооружие? - вежливо спросил Данс и поддержал его под локоть. - Присядьте, - он подвел старика к свободному креслу.
        - Джима перебросили на мгновение… в будущее, - задыхаясь, выговорил Билли Бонс. - Пространственно-временное… смещение объекта.
        В горле у него хрипело и посвистывало; скоро духмяная лихорадка совсем его доконает, пронеслось у меня в голове.
        - Проще всего выбрасывать в космос, - продолжал он, - но видно, они… побоялись, что на низкой орбите… тело обнаружат. А большие расстояния хрон не берет. Чертовски капризная штука. Небольшая погрешность - и Джим оказался на краю… грязи… а должен был плюхнуться в середину.
        Старый космолетчик сидел в кресле, то судорожно нагибаясь вперед, то вновь выпрямляясь.
        Полицейские ждали. Гарри Итон - с выражением недоверия на лице, Данс - хмурясь.
        Старик протянул ко мне худую руку.
        - Джим не может об этом вспоминать. Так всегда бывает. Потом вспомнит. А сейчас гипноз… - Бонса скрутил спазм, он долгих полминуты не мог вздохнуть, - гипноз его убьет, - договорил он и обессиленно прикрыл глаза, сгорбился, обеими руками сжимая свою трость.
        - Это сказки? - обратился Гарри к капитану Дансу.
        Немигающие глаза капитана уставились на меня. Я едва дышал, совсем как Билли Бонс. Проклятое оружие, которое не позволяет вспомнить и рассказать, как его применяли.
        - Слышал я о хроне, - внезапно сообщил Данс. - Дальность действия - около трехсот миль, и крупные объекты ему не по силам. Недешевая игрушка. Простой смертный его не купит - разве что украдет. - Полицейский провел ладонью по лицу, словно вытирая осевшие брызги фонтана, и отрешенно произнес: - Значит, они все в Смертной грязи… или на дне моря. Благодарю вас, мистер Бонс. Джим, я буду ждать, когда ты вспомнишь. До встречи.
        Полицейские ушли так стремительно, как будто наш маленький холл грозило вот-вот затопить.
        - Спасибо вам, мистер Бонс, - заговорил я.
        Старый капитан сидел, сгорбившись, и свистел горлом.
        - Скажите: гипноз меня в самом деле убил бы?
        Он поднял голову и прошелестел:
        - Все, что было сразу до и после воздействия… вызвало бы непере… носимость. Тебя бы тошнило… от леса, от запахов… звуков… любого напоминания.
        - Спасибо, - повторил я, пытаясь представить, от чего меня спас космолетчик, и не зная, как его отблагодарить.
        - Мистер Бонс, - в холл заглянула Шейла; казалось, ее щеки дышат жаром, как только что испеченные булочки, - вас спрашивают по дальней связи. Джим, а тебя хотела видеть миссис Хокинс. Она у себя.
        Бонс вскочил на ноги, точно разом выздоровел. Отмахнулся, когда я предложил помощь, и резво зашагал по коридору, а затем вниз, на первый этаж. Аппарат дальней связи у нас возле стойки администратора, и на моей памяти им пользовались едва ли десяток раз.
        Холл сиял праздничным фейерверком - это Шейла позаботилась отметить мое возвращение. Сверкающие вихри - алые, фиолетовые, золотые - плясали на стенных экранах, чем-то похожие на стаю освещенных солнцем Птиц. Я задержался, чтобы помочь капитану Бонсу добраться после разговора в номер. Его приступ бодрости вряд ли будет долгим.
        Старый космолетчик нырнул под круглый прозрачный козырек, опустился в кресло и нетерпеливо ткнул кнопку связи. Экран осветился, а козырек, под которым укрылся Билли Бонс, потемнел, не позволяя разглядеть снаружи лицо собеседника - я видел лишь смутное темное пятно. Голоса старого капитана и его визави доносились из-под козырька, похожие на журчание бегущей меж камней воды: работала глушилка.
        Бонс слушал, что ему говорят, коротко отвечал, снова слушал. Затем произнес длинную фразу, сердито повысив голос, схватился за грудь и, видимо, долго не мог отдышаться - сидел, откинувшись на спинку кресла и запрокинув голову. Дальняя связь стоит немало, и я невольно сочувствовал собеседнику Бонса, которому приходилось ждать. Наконец старик снова подался к экрану.
        Его убеждали, просили, чего-то требовали. Слышное мне «журчание» становилось то мягким, то громким и злым; космолетчик явно от чего-то отказывался. Потом, рассердившись, стукнул кулаком по колену, уронил трость, нагнулся ее поднять, и наружу вырвались слова, с которыми не справилась глушилка:
        - Нет, Джон. Только не тебе!
        Бонс выпрямился, и опять как будто забормотала в камнях вода.
        - Нет! - снова рявкнул старый капитан, отключая связь, и вынырнул из-под ставшего прозрачным козырька. В светлых глазах стояла холодная злость. - Бойся навигаторов, Джим, - бросил Бонс, направляясь к лестнице. - Они сумасшедшие.
        - Все? - спросил я, соображая, стоит ли предлагать ему помощь; старик шагал твердо, сердито стучал своей тростью.
        - Все как один! - воскликнул он. Остановился и буркнул через плечо: - В смысле, RF-навигаторы. Иди к матери, она тебя заждалась, - велел Бонс, когда я двинулся за ним, намереваясь расспросить об этих самых RF-навигаторах. - Ступай.
        Прежде он мною так не командовал. Я и ушел.
        Мать стояла у стола, на котором золотой грудой лежали ее состриженные волосы. Она улыбнулась, когда я вошел, а у меня сжалось сердце. Какая же она измученная, похудевшая, с седыми прядями в короткой, до плеч, шевелюре. Мать кивнула на разложенное на столе богатство:
        - Вот не знаю, что лучше - то ли в косы заплести, то ли в пучок собрать и носить как хвост на затылке. То ли не портить, а отдать мастеру в городе, чтобы сделал шиньон. Как ты считаешь?
        - Лучше не портить.
        «Не надо было стричь, - добавил я мысленно. - Зачем похоронила меня раньше срока?»
        Мать точно услышала.
        - Я ощутила, как тебя убили, - сказала она. - Тебя не было в живых, понимаешь? У меня сердце остановилось… - Она осеклась, потому что терпеть не могла жаловаться. - Ладно, я не о том. Ты с Лайной уже разговаривал?
        - Нет.
        Я постарался не выказать обиды. В поместье Трелони с самой ночи знают, что я вернулся, а Лайна до сих пор не изволила не то что меня навестить - даже слово сказать по ближней связи. Неужели все еще дуется за пощечину, что я дал?
        - Поезжай к ней. - Мать вынула из стоящей в углу вазы букет оранжевых лилиан, перевязанный ее собственным золотым локоном. - Подари цветы и помирись.
        Я взял тяжелый букет. Яркие лилианы как будто светились каждым изогнутым лепестком.
        - А это зачем? - я коснулся локона.
        Мать гордо выпрямилась.
        - Это - знак, - заявила она, - что я, твоя мать, готова принять в свой дом дочь - твою жену. Так всегда делается.
        Я не слышал о таком обычае, и меня взяло сомнение.
        - Ты ничего не путаешь?
        - Отправляйся, - с непонятным раздражением велела мать. - Не то оглянуться не успеешь, как ее выдадут за другого.
        Выйдя из «Адмирала Бенбоу», возле парковочной площадки я наткнулся на Билли Бонса. Старый космолетчик сердито грозил тростью Дракону, который скалил зубы и ворчал, распластавшись под моим скутером. Черный гибкий хвост хлестал по земле.
        - Опять ссоришься с Билли? - спросил я кургуара. - Пошел вон.
        Дракон задом пополз из-под скутера.
        Капитан Бонс повернулся ко мне.
        - Этот твой полицейский, - спросил он с хрипами и присвистом, - уже тю-тю?
        - Тю-тю, - подтвердил я. - Но с Гарри легко связаться…
        - На хрена мне безмозглый Гарри, - перебил Бонс, клокоча горлом. - Мне нужен Данс. К фифе своей собрался? Ну, поезжай, поезжай. - Напоследок погрозив Дракону кулаком, капитан заковылял ко входу в гостиницу.
        Кургуар повернулся к нему кормой и поскреб землю задними лапами, выражая космолетчику презрение.
        - Невоспитанная тварь, - сказал я и прикусил язык: не принял бы это Бонс на свой счет. Ну так и есть: услышал и что-то забурчал себе под нос.
        До чего все стали нервные, пока я отсутствовал…
        Поместье Трелони стояло… нет, пожалуй, раскинулось… или еще лучше - громоздилось на берегу Жемчужной лагуны. Красивейшее место было испорчено бездарным архитектором: на обширном участке свели лес, сровняли голубовато-белые дюны и возвели нелепое, кричащее о богатстве своих владельцев сооружение. Как будто собрали по разным планетам несколько дворцов, свалили их в кучу и кое-как скрепили воздушными мостиками и галереями. Разве что парк вокруг интересный: ни одного растения с Энглеланда, только диковинные инопланетные гости. Каприз миссис Трелони, за который бедный (то есть, очень богатый, но порядком затюканный) сквайр расплачивался, кряхтя и сетуя на жизнь.
        По широкой дороге я подъезжал к белокаменным воротам. На их высокой арке жил прилипал: не то животное, не то растение, похожее на отвратительный бурый нарост. С той поры, как я видел его в последний раз, прилипал порядком разросся и свесил вниз парочку тонких хвостов - или плетей, если он все-таки растение. Хвосты закручивались штопором и выглядели опасно острыми на концах.
        Из-за рощицы огненных деревьев - пышущих жаром, с ослепительно-красными листьями - вынырнул маленький глайдер. Он лихо пролетел под аркой ворот, сбив оба прилипаловых хвоста, и спикировал на дорогу прямо перед моим скутером.
        Из глайдера выскочило существо с фигурой человека в охотничьем костюме и с серебристой мордой снежного рысюка. Короткая шерстка поблескивала морозным инеем, чуткий звериный нос трепетал от дыхания. Светлые прямые волосы были прихвачены ремешком, который едва держался на покатом рысючьем лбу.
        Я откинул колпак скутера.
        - Привет, - сказал человек-рысюк, поправляя ремешок и глядя на меня прозрачными зеленоватыми глазами. - Я твой друг Том Редрут.
        - Неужели? - усмехнулся я.
        - Точно тебе говорю. - Клыкастая пасть приоткрылась в улыбке. Том Редрут протянул мне обе руки и, когда я протянул навстречу свои, с чувством их пожал. - С возвращением!
        Руки у него были молодые и крепкие, голос звонкий, а его настоящего лица я никогда не видел. На людях Том появлялся в масках из биопласта, пугая гостей сквайра кривым клювом драчливой соньки, поражая приятельниц Лайны красотой сказочного принца, или, как сейчас, удивляя чужих мордой хищного зверя. Встречал я Тома редко, другом моим он не был, и вообще непонятно, чем он занимался в поместье Трелони. Я бы сказал, что Редрут - придворный шут.
        Он небрежно облокотился о мой скутер.
        - Ответь, друг мой Джим: куда путь держишь?
        - В поместье, - сообщил я очевидное.
        Черный рысючий нос пару раз дернулся, и Том обронил:
        - Ты нынче в немилости.
        - Что так?
        Он вдруг нагнулся, и серебристая морда оказалась у самого моего лица.
        - Извини меня, но ты - продажный егерь и пособник убийц, - тихо проговорил Том. - В правительстве готовится закон, что Птицы - национальное достояние Энглеланда, а ты помог сие достояние спереть.
        - Ты в это веришь?
        - Я-то нет. Но прочие убеждены. Миссис Трелони подогревает страсти. И еще с этими деньгами, которые ты получил… Да, друг мой Джим, угодил ты в переплет.
        - А что Лайна?
        - С ней сам потолкуешь, - неожиданно сухо отозвался Том. Его глаза остановились на букете, лежавшем на сидении рядом со мной. Том почесал за ухом; прикрытые волосами уши были человеческие. - Послушай, друг Джим, - начал он неуверенно, - оно вроде бы и не мое дело… Но ты едешь к Лайне ссориться или мириться?
        - Мириться.
        - Тогда выбрось эту дрянь, - он подцепил букет за локон, и тяжелые лилианы повисли головками вниз, сминая лепестки.
        - Убери лапы! - Разозлившись, я отнял букет и захлопнул колпак скутера; Том едва успел отдернуть руку.
        С трудом, едва не опрокинувшись в канаву, я обогнул перегородивший дорогу глайдер, а человек-рысюк стоял и смотрел мне вслед. Чертов шут, снышь ему в оба глаза! Смеет обзывать дрянью то, что вышло из рук моей матери.
        Нелепое сооружение показалось из-за верхушек деревьев и с каждым метром, что проползал мой скутер, надвигалось на меня и возносилось все выше в небо. Башни, шпили, витражи, арки, колонны, скульптуры, лепнина, каменная резьба, позолота, мозаика, литье… и множество всяких штук, которым я и названия не знаю. Вот зачем, к примеру, из глухой стены торчат зеленые палки? А рядом - повисшее в пустоте окно: две рамы со стеклами и розовая занавеска в цветочек.
        Я остановил скутер у парадного входа и двинулся вверх по прозрачным, как морская вода, голубым ступеням. Обычно они пели под ногами, а стоящие по бокам фигурки закутанных в пену наяд кланялись пришедшим, но сегодня лестница молчала, и наяды меня игнорировали. У Трелони гостей не ждали - механизм не был включен.
        Больше того: я уперся в закрытую дверь. Ее черное зеркало с мрачной насмешкой отразило мое лицо и оранжевый букет. Лицо выглядело коричневым, словно я вымазался в грязи, яркие лилианы потускнели. Можно было поворачивать обратно.
        Все же я ткнул кнопку переговорного устройства и попросил доложить о себе мисс Кэролайн. Спустя полминуты дверь отворилась, и я вошел в угнетающий своей роскошью холл.
        Через анфиладу комнат мне навстречу размашисто шагала миссис Трелони, а за ней поспевала Лайна. Темные волосы хозяйки поместья были по-домашнему заплетены в толстую косу, которая подпрыгивала у нее на груди и извивалась, как змея; над ухом был пришпилен пучок оранжевых перьев. У Лайны на голове было что-то немыслимое: волосы, которые я так любил, были скручены в дурацкие валики, а концы их торчали султанами и мотались в разные стороны. Будь это одна из ее подружек, я помер бы со смеху. Но маленькая, хрупкая Лайна показалась мне беззащитной и совсем не смешной.
        - Джим, мы рады, что ты жив, - раздался надменный голос миссис Трелони. Она остановилась метрах в двух от меня; Лайна испуганно глядела из-за ее плеча. - Ты всегда был желанным гостем в нашем доме, и я с легким сердцем готова была отдать тебе в жены свою дочь. Ты добросовестно выполнял свой долг, и я не знала более ответственного и обязательного человека, чем ты.
        От этих похвал и от испуганного лица Лайны у меня похолодело внутри.
        - Я не понимаю, - голос миссис Трелони поднялся, отдаваясь где-то наверху металлическим звоном, - что тебя толкнуло на гнусное преступление. Ради жалких двух тысяч…
        - Мама! - вскрикнула Лайна.
        - …ради тысячи девятисот семидесяти девяти стелларов, - с ядовитой точностью продолжала хозяйка поместья, - ты снюхался с ворами и убийцами и потерял все: свое доброе имя, наше уважение, Лайну, ее приданое, наконец, - миссис Трелони широким жестом обвела стены и потолок с мозаикой и позолотой.
        - Мама, - всхлипнула Лайна. - Ты не права…
        - За-мол-чи! - отчеканила ее мать. - Вопрос решен. Этот человек не переступит порог нашего дома и не прикоснется к тебе никогда.
        Обогнув ее, я встал перед Лайной.
        - Я пришел сказать, что люблю тебя и ни в чем не виноват. Возьми, - я протянул ей букет.
        Не стой рядом миссис Трелони, я подыскал бы слова получше. Да и эти не успел договорить, а хозяйка поместья завизжала как резаная:
        - Что-о?! Как ты смеешь?! - Она выхватила цветы, к которым только-только прикоснулись робкие пальцы Лайны, и сунула стебли мне в лицо.
        Я отшатнулся, сдерживаясь. Не драться же с разъяренной миссис. Ее перекосило, букет трясся в руках.
        - Ты! - она дергала длинный локон, пытаясь его оторвать. - Нет, ты погляди! - миссис Трелони обернулась к Лайне. - Они смеют тебя упрекать! Его мать, мол, в трауре постриглась, а ты нет! Какова наглость! Владельцы нищей таверны!.. Вон отсюда, - приказала она, внезапно перестав кричать и придав перекошенному лицу выражение холодного достоинства.
        - Извини, если что-то не так, - я смотрел в перепуганные глаза своей любимой. - Я не хотел тебя обидеть.
        - Вон отсюда, - повторила миссис Трелони, оглядываясь, готовая позвать охрану и вышвырнуть меня силой.
        - Ты не виноват, - проговорила Лайна, чуть не плача. Султаны у нее на голове закивали вразнобой.
        - Пошел вон! - миссис Трелони с хрустом переломила стебли и швырнула искалеченный букет на пол. - Харди! - завопила она пронзительно. - Эдвардс! Где эти ублюдки? Харди, сюда!
        Охрана не торопилась.
        - Уходи, - прошептала Лайна; она побледнела, губы стали пепельными. - Уходи скорей.
        - Я люблю тебя.
        - Уходи.
        Миссис Трелони вопила громче потревоженного в гнезде вислоухого ревуна:
        - Эдвардс, Харди! Быстро сюда!
        Я ушел. Зеркальная дверь захлопнулась, отсекая вопли хозяйки поместья; стало удивительно тихо.
        Я сбежал по голубым ступеням. Где мой скутер? Площадка перед дворцом была пуста, лишь стояли по краю красно-бурые кактейсы с колючками длинней моей ладони. От ночного заморозка кактейсы скукожились и стояли сморщенные, будто съели гадость.
        Черт с ним, не буду искать. Потом свяжусь с Томом Редрутом, раз уж он назвался моим другом, попрошу найти скутер и пригнать к «Адмиралу Бенбоу». Я зашагал по аллее к воротам. От Смертной грязи домой дошел - от «Жемчужной Лагуны» и подавно доберусь.
        Я шел и ничего не видел, кроме дороги под ногами. Глупая, злобная тетка - что я ей сделал? Уж который год я знаком с Лайной; мамаша всегда мне улыбалась. Лицемерка. Лгунья. Видно, всполошилась, когда речь всерьез зашла о свадьбе. Наверняка она же подучила Лайну потребовать у меня дикую Птицу. Правильно рассчитала, что мы поссоримся.
        А моя-то мать хороша. Зачем перевязала букет локоном? Как нарочно, чтобы меня обругали и выгнали. А может, с умыслом и перевязала? Чтобы я увидел миссис Трелони во всей красе?
        И как теперь быть? У меня больше нет Птиц, нет работы в заповеднике. Есть гостиница, приносящая скромный доход… Что станет делать в ней Лайна? Сидеть администратором вместо Шейлы? Или в горничные пойдет?
        Еще у меня есть странная сумма в тысячу девятьсот семьдесят девять стелларов. Надо же, какую свинью мне кто-то подложил… Не бедный, однако, человек.
        Краем глаза я засек легкое движение на обочине. И остановился, удивленный. Закрученный штопором хвост прилипала, сшибленный глайдером Тома, с угрюмой методичностью ввинчивался в землю. Я сломал ветку растущей рядом кленовицы и коснулся толстого штопора. Он замер на несколько секунд и снова принялся медленно бурить землю, уходя вглубь.
        - Это прилипал-убийца, - раздался за спиной звонкий голос.
        Я обернулся. Человек-рысюк сидел в моем скутере, откинув защитный колпак, а скутер парил над дорогой, подплывая ко мне.
        - Антигравы заменил, - Том соскочил наземь. - Со своей машины снял; Трелони не хватятся.
        - Спасибо, - пробормотал я, растерявшись. - Царский подарок.
        Новые антигравы обошлись бы мне почти в стоимость скутера.
        Серебристая рысючья морда обратилась к трудолюбиво заглублявшемуся штопору.
        - Убийца, - повторил Том. - Вот так свалится с высоты - и пробьет башку. И защитный колпак пробьет, - он хлопнул ладонью по корпусу скутера. - И броню боевого вездехода провинтит.
        - Так какого рожна он тут висит?
        - Гостей вроде тебя провожает. - Том пнул поворачивающийся штопор; тот замер. - Кабы я их не сшибал, давно бы в чьи-то головы ввинтились.
        - Скажи правду: прилипала для дела держат?
        - По недомыслию, - буркнул Том. Верхняя губа приподнялась, как у моего кургуара, обнажив белоснежные клыки. - Стерва она! - со злой обидой заявил человек-рысюк. - Тебя впервые расчихвостила, а я знаешь сколько натерпелся? Ты-то сейчас уедешь, а мне туда возвращаться. Глаза б мои на ее богатства не глядели. Думаешь, эту дрянь на деньги сквайра развели? - Том ткнул пальцем в сторону парка; белое пушистое облако у входа присело и дернулось прочь, словно ошпаренное его ненавистью. - Ни хрена. Она владеет серебряными рудниками на Крольчарнике. Оттуда и деньжищи. Отдаст она за тебя Лайну, жди. Девчонка должна удачно выйти замуж и приумножить семейную казну. А ты кто? Безработный сын нищей трактирщицы. А я кто? - Он не стал отвечать на свой вопрос и с остервенением пнул снова начавший трудиться штопор. - Свалить бы отсюда куда подальше. И сквайр о том же мечтает, но с духом не соберется.
        Обязанный Тому новыми антигравами, я вежливо слушал его жалобы. Он сменил тему:
        - Почему ты не спросишь, отчего я хожу в маске? Меня все спрашивают, один ты ни гу-гу.
        - Так ведь не скажешь. - Как бы отделаться от него, не обидев?
        - Правильно, - обрадовался Том. - Слушай, друг Джим, я напишу завещание: когда помру, тебе будет разрешено снять с меня маску. Тогда ты поймешь, отчего я их ношу.
        - Мне это надо?
        - Мне надо, - Том шлепнул себя ладонью по груди. - Меня утешит мысль, что хоть один человек узнает, за что страдал несчастный Том Редрут, вынужденный скрываться под личиной рысюка или кровожадной цапелищи. - Прозрачные зеленоватые глаза подернулись влагой - так остро он вдруг себя пожалел. - Впрочем, ты не доживешь. Тебе, друг Джим, вообще осталось жить недолго.
        Кажется, он перестал валять дурака и говорил серьезно.
        - С чего ты взял?
        Черный рысючий нос затрепетал, словно вынюхивая опасность.
        - Тот человек пустил хрон в дело одиннадцать раз. И не поленится сделать это снова, чтоб ты ненароком не вспомнил чего-нибудь ему во вред. Будь осторожен, друг мой Джим. Пока!
        Том опять протянул мне обе руки, как при встрече. Крепкое, душевное пожатие - и он стремительно зашагал по аллее к несуразному дворцу миссис Трелони. Тонкий, гибкий, еще не заматеревший; от силы лет на пять старше меня. Кто он, этот «несчастный Том Редрут»? И откуда он знает про хронооружие, о котором Билли Бонс говорил с полицейскими? От сквайра? А тому рассказал капитан Данс? Ну, разве что…
        Глава 5
        Возле «Адмирала Бенбоу» стоял глайдер с эмблемой клиники доктора Ливси: буквы ДЛ и распустившая хвост Птица, похожая на украшение из драгоценных камней. У меня сжалось горло. Нет больше диких Птиц на Энглеланде.
        - Джим, у нас беда, - встретила меня расстроенная Шейла. Она перебирала в вазочке на стойке свежие черные фиалки. - Капитан Бонс умер. Звал тебя, надеялся, что успеешь… И с полицейским хотел поговорить. Это его разговор по дальсвязи так взволновал… и огорчил… - Шейла сморгнула слезинки. - Бедный мистер Бонс. Он что-то для тебя оставил; спроси у миссис Хокинс.
        Оглушенный, я побрел в номер Билли Бонса. За то время, что старый космолетчик у нас прожил, я привязался к нему больше, чем к живущему в городе родному деду.
        Попрощаться с ним не удалось: в номере сидели две медсестры в одинаковых зеленых халатах и обсуждали свои дела. Я постоял возле накрытого простыней капитана, глядя на едва угадывающееся под белой тканью худое лицо, и пошел к матери.
        Забыв постучаться, я отворил дверь. Мать стояла, отвернувшись к окну, и ее обнимал за плечи доктор Ливси. На его смоляных волосах уже не было ремешка с петельками для траурных перьев, но скорбные складки у рта не разгладились.
        - Я просто не знаю, как быть, - говорила мать надломленным голосом. - Джим не станет заниматься гостиницей, ему это не надо…
        - Извини, - мягко перебил ее доктор. - Джим, вон на столе - подарок от мистера Бонса. Только он не велел смотреть… и твердил о каких-то навигаторах.
        На столе была плоская черная коробочка с полустертыми белыми буквами: RF.
        - Он бредил, - печально добавила мать, не оборачиваясь. - Говорил, что это твои Птицы.
        А еще Билли Бонс советовал опасаться сумасшедших RF-навигаторов. Я открыл коробчонку. Внутри лежал кристалл памяти для универсального компа. Обычно такие кристаллы густо-зеленые, а этот был глубокого синего цвета.
        Доктор Ливси по-прежнему обнимал мать за плечи и ждал, когда я уйду. Я убрался, мимоходом задавшись вопросом, хочу ли я, чтобы доктор занял место моего отца. Пожалуй, не хочу.
        У себя в комнате я подсел к компу и вошел в информсеть. Что мы имеем? RF-навигаторы - навигаторы на космических кораблях с RF-тягой. Допустим. RF-тяга - движитель, работающий на RF-принципе. Замечательно. RF-принцип - принцип передвижения космических кораблей, разработанный Рональдом Фростом; в настоящее время мало используется. Превосходно. С таким багажом знаний можно смело пускаться в звездоплавание с самыми безумными из RF-навигаторов.
        Я выудил из коробочки дар капитана Бонса. Вообще-то кристалл как кристалл, но чертовски скользкий - трижды выскальзывал из рук, прежде чем удалось вложить его куда надо. Почему Бонс не велел смотреть запись? «Он бредил», - сказала мать. Наверное. Ну, тогда поглядим. Я нажал кнопку считывания. На экране появилась надпись:
        RF
        Не защищен.
        OK?
        Несколько секунд я размышлял. Кристалл не защищен? Как это может быть? Впрочем, обычный просмотр повредить ему не может. Значит, OK.
        Больше ничего не спрашивая, комп начал выбрасывать на экран бессмысленные картинки. Крутящаяся зеленая спираль на черном фоне, плавающие в белом тумане красные пятна, желтые глаза в лиловом сумраке, золотистые и зеленые вспышки, линии, вихри… Меня замутило, но я не мог оторваться - разноцветное движение завораживало, затягивало и уносило в не поймешь какую даль. Слегка кружилась голова; меня покачивало, словно пытаясь успокоить, и одновременно тревожило; внезапно я затосковал о чем-то недоступном и несбыточном, отчаянно захотелось покинуть свой мир, обратиться сверкающей искрой и нырнуть в глубину экрана, и утонуть там, улететь, унестись… Сдается мне, я таки нырнул.
        И долго-долго не мог вынырнуть обратно. Волшебная круговерть давно сменилась бесконечной глухой пустотой, а я все носился во тьме, как потерявшийся детеныш ночного мышака.
        - …Непростительное легкомыслие, - услышал я внезапно.
        Открыл глаза. Свет - мягкий, неподвижный, без сполохов и круговерти.
        - RF запрещен в половине миров, вам это известно?
        Я повернул голову. Солидный немолодой господин выговаривал доктору Ливси, а доктор слушал с видом провинившегося мальчишки. Я не сразу его признал. Понадобилось несколько секунд, чтобы я вспомнил, чья эта поджарая фигура, черные волосы до плеч, большие глаза, обведенные усталыми тенями. И комната, в которой я лежу на постели, - моя комната, но я вижу ее как будто впервые, и все внове непривычному взгляду. Да еще вокруг разные штуки, приборы; по-моему, что-то медицинское.
        - Это преступление, вы понимаете? - продолжал солидный господин. - Как можно было допустить…
        Тут доктор Ливси заметил, что я на него смотрю.
        - Джим! - воскликнул он и порывисто шагнул ко мне, нагнулся, накрыл мою руку своей. - Очнулся… - У него дрогнул голос. - Ты меня узнаешь?
        - Узнаю, - ответил я; получилось тихо и не слишком внятно.
        Солидный господин тоже подошел - вернее, подскочил - к моей постели.
        - Джим?
        - Да, я. - Поскольку он явно был наслышан о разработках Рональда Фроста, я рискнул осведомиться: - Это правда, что все RF-навигаторы сумасшедшие?
        - Черт побери! - Господин совершенно не солидно хлопнул себя по бедрам - аж звон пошел. - Проснулся да еще вопросы задает.
        - Я мог не проснуться?
        - Вот именно. Или проснуться идиотом. Послушайте, Ливси, это потрясающе. Вашему парню зверски повезло. Ну-ка, позвольте, я присяду, - он подтянул себе кресло и уселся рядом со мной.
        Доктор Ливси отвернулся и сутулясь отошел к окну. У солидного господина азартно горели глаза.
        - Джим, я буду говорить, а ты помогай. Начали. Добрый - злой, щедрый - …
        - Жадный, - сказал я.
        - Высокий - долговязый, низкий - …
        - Малорослый.
        - Скворуха, сонька, ключница - птицы; кургуар, красный волк, крольчар - …
        - Исконные обитатели Энглеланда, существа высшего порядка, намного превосходящие интеллектом пришлых людей.
        Доктор Ливси обернулся, как будто потрясенный моей нехитрой шуткой. Солидный господин радостно засмеялся:
        - Молодец.
        Я ответил еще на сотню вопросов, и лишь тогда он с довольным видом поднялся из кресла.
        - Похоже, обошлось, - сказал он доктору Ливси. - Джим, а как ты попал к Смертной грязи, помнишь?
        Я дернулся, схватился за горло и судорожно сглотнул, точно от приступа тошноты, и господин оставил меня в покое. А я как раз все вспомнил. Но и предостережение Тома Редрута не забыл и не желал трепать языком перед кем попало, будь он хоть трижды врач, городское медицинское светило.
        Доктор Ливси ушел проводить светило к выходу, а я вылез из постели и отправился в душ. Руки в следах инъекций от кисти до плеча. Сколько же времени я провалялся?
        - Больше двух суток, - сказал доктор Ливси, когда я его спросил, возвратившись из душа.
        - Мэй-дэй… А как мама?
        - На снотворном.
        Я кинулся к двери.
        - Не беги, она спит, - остановил меня доктор. Он со стоном повалился в кресло, прижал ладони к лицу. - Господи, Джим… Ну и задал ты нам хлопот - Доктор Ливси опустил руки. В усталых глазах был печальный укор. - Я консультировался с десятком клиник. Коллеги давали самый неутешительный прогноз. RF смертелен для обычных людей; ты должен был умереть, не выходя из комы. И тебя ведь предупреждали, чтобы не смотрел запись.
        - Простите, - сокрушенно пробормотал я.
        - «Простите», - с болезненной гримасой передразнил доктор. - У матери будешь просить прощения - ты ее в могилу чуть не свел. - Он помолчал, не глядя на меня, и от этого молчания впору было провалиться. - О тебе сильно тревожился твой приятель в маске, - сообщил доктор. - Без конца здесь крутился.
        - А Лайна?
        - Лайны не было.
        - Но она хоть спрашивала?
        - У меня - нет, - сухо ответил доктор Ливси.
        - Ее держат под замком и следят за каждым шагом.
        - Может быть. Ладно; я заберу кристалл и пойду. А ты можешь с ней разговаривать.
        Он магнитным ключом открыл нижний ящик моего стола. Там лежали коллекции ракушек и камней, разные инопланетные сувениры, что отец покупал мне в Бристле, какие-то сушеные листья… Но коробчонки с полустертой надписью RF я не увидел.
        - А где?.. - Доктор резко выпрямился. - Джим?
        - Я не брал.
        - Джим! - воскликнул он, бледнея.
        - Вправду не брал. Я был в душе… и в коме.
        Задрожавшими руками доктор Ливси перебрал коробки с коллекциями.
        - Черт… Я же сам туда спрятал. Едва тебя нашли. Ты лежал грудью на столе, ткнувшись головой в экран… - Он перешерстил содержимое остальных ящиков. - Ума не приложу…
        - Полиция забрала? - предположил я.
        - Нет. - Доктор Ливси неожиданно смутился. - Я… я им не отдал. Это ведь не орудие преступления; зря они Бонса подозревали.
        Я не понял, о чем речь, но не стал расспрашивать; сейчас меня волновало другое:
        - Кто здесь бывал, кроме вас?
        - Ну, - доктор вздохнул, собираясь с мыслями, - твоя мать, Шейла.
        - Не воры.
        Он кивнул и продолжил:
        - Медсестры из нашей клиники.
        - Этих допросим как следует.
        - Два моих заместителя, врач от сквайра Трелони, врач из города, профессор Лус, которого ты видел; он проездом на Энглеланде… И твой приятель без лица. - Доктор выпрямился. - Он самый. Я заявлю в полицию.
        - Не надо, - вырвалось у меня. - Пожалуйста.
        - Джим, RF-запись - слишком опасная штука.
        - Я поговорю с Томом…
        - Чтобы он зарыл кристалл в лесу? - перебил доктор Ливси. - А потом налепил маску Джима Хокинса и принес кристалл кому-нибудь из своих врагов?
        - Том такого не сделает.
        - Откуда тебе знать?
        - Я - Трижды Осененный Птицей. Я чувствую, - ответил я, и доктор не нашел, что возразить.
        Однако он не позволил мне связаться с поместьем Трелони и сам набрал код, потребовал Тома Редрута. Спустя несколько секунд на экране возникли фиолетовые перья, круглые глаза и крючковатый клюв лесной сусанны. Клюв приоткрылся, перья на лбу встопорщились.
        - Здравствуйте, мистер Ливси, - вежливо поздоровался Том. - Джим! - вскричал он, когда я наклонился к плечу доктора и Том увидел меня на своем экране. - Очнулся!
        - У тебя есть двадцать минут, чтобы вернуть кристалл, - отчеканил доктор Ливси; каждое слово было точно удар хлыста. - Через двадцать минут я ставлю в известность полицию.
        Круглые глаза растерянно моргнули, крючковатый клюв щелкнул.
        - Понял, сэр, - кротко отозвался Том. - Ждите.
        Доктор Ливси выключил связь и шепотом выругался.
        Снаружи донесся тоскливый вой, как будто чье-то измученное сердце разрывалось от горя. Я ринулся вон из комнаты, пронесся по коридору, промчался мимо Шейлы за стойкой и выскочил из гостиницы, под студеный осенний ветерок. Небо было ясное, и вовсю светило солнце.
        - Дракон! - вскрикнул я. - Это кто ж додумался?
        Мой зверь лежал, наполовину вывалившись из конуры, уронив голову между вытянутых передних лап. В слезящихся глазах стояло отчаяние; рядом на земле блестела цепь, которой он был прикован. На крыше конуры, уместившись между игрушечных шпилей и башенок, сидел полный сочувствия Рысь. Наш котун - белый, с рыжими пятнами, точь-в-точь лесной рысюк в миниатюре - горестно мяукал и пытался лапой достать Дракона, как будто хотел похлопать по плечу.
        Увидев меня, Дракон с усилием приподнял голову и пополз, волоча начавшие отниматься задние лапы. Новый тоскливый вой разнесся над берегом. Рысь издал негодующий мяв: дескать, вы, люди, спятили - держать кургуара в неволе?
        Подбежав, я отстегнул цепь и снял ошейник. Дракон лежал, горько постанывая и закрыв глаза.
        - Какой урод это сделал? - обрушился я на подбежавшую Шейлу.
        - Я, - пискнула она жалобно. С ее жарких щек сходил цвет. - Джим, он бесновался. Рвался в бар, рычал, царапал дверь.
        - Что тебе понадобилось в баре? - строго обратился я к кургуару.
        Он приоткрыл один глаз и протяжно вздохнул. Рысь спрыгнул с крыши конуры, лизнул приятеля в нос и вальяжной походкой двинулся по своим котуньим делам.
        - Там посетители пришли, - виновато объяснила Шейла, - а Дракон вдруг как начал орать и ругаться! Вот и пришлось… Как ты себя чувствуешь? Мы ужасно перепугались. Принести тебе коффи? Или что-нибудь теплое надеть? Холодно. - Сама она дрожала в тонкой блузке.
        - Ничего не надо, спасибо.
        Шейла убежала, а ей навстречу по лестнице спустился доктор Ливси, принес мою куртку с уже включенным подогревом. Я влез в нее и почувствовал себя замечательно. Напоенный солнцем и солью ветер с моря холодил лицо и бодрил.
        - Пройдемся? - предложил доктор и двинулся через пляж к воде.
        Оживший кургуар заковылял следом за нами.
        Мы подошли к полосе мокрого песка, где прокатывались, оставляя скупую белую пену, невысокие волны. Доктор Ливси долго смотрел на синюю, с бликами, воду, щурился от ее блеска.
        - Странно, - тихо произнес он. - Врачи на тебе поставили крест, а твой птицезверь твердил как заведенный: «Джим не умрет, этого не может быть». Можно подумать, ты ожил его молитвами.
        Интересно, к кому Том Редрут воспылал внезапной любовью - ко мне или кристаллу, который собирался украсть? И ни черта ведь не прочтешь на его зверской морде.
        Из-за мыса, скрывавшего Жемчужную лагуну, вынырнул маленький глайдер. Подлетел, стремительно снизился над берегом и лихо приземлился, взметнув песок. Открылась дверца, и из кабины выскочил - у меня сердце оборвалось - мой отец. Ах, нет. Нет. Вглядевшись, я по фигуре признал Тома Редрута, а его очередная маска всего лишь на миг показалась мне родным лицом.
        Том подбежал к доктору Ливси и со словами «Повинную голову меч не сечет» бухнулся перед ним на колени, а потом и вовсе распростерся, зарывшись лбом в песок.
        - Виноват, сэр! Простите, сэр! - прокричал он.
        - Вставай, - доктор Ливси брезгливо поморщился. - Привез?
        Том поднялся на колени и полез за пазуху.
        - Вот, - он извлек знакомую черную коробчонку, большой конверт и сложенный листок бумаги. - Вам письмо от сквайра, сэр, - Том отдал доктору коробчонку и конверт. - А это тебе, - он протянул мне листок.
        Все-таки он в своей маске был слишком похож на моего отца. Я взял Тома за шиворот и поставил на ноги, не в силах смотреть, как дурачится и стоит на коленях человек с лицом Рудольфа Хокинса.
        Затем я развернул листок. Почерк Лайны - неровный, с ломающимися посередине буквами. «Я люблю тебя. Л.Т.»
        - Всегда рад помочь несчастным влюбленным, - объявил Том, отряхивая песок с живота и колен. Он широко улыбнулся, и эта улыбка опять до боли напомнила мне отца.
        Я спрятал записочку Лайны; доктор Ливси тщательно изучил, что написал ему сквайр Трелони. Было-то - я видел - всего несколько строк.
        - Ладно, - кивнул он в конце концов. - Ничего не понимаю, но сейчас с ним свяжусь. Джим, я воспользуюсь аппаратом в твоей комнате?
        - Конечно, пожалуйста. - Когда доктор Ливси отошел, я обернулся к Тому: - Тебе не стыдно?
        - Ничуть. Пойдем куда-нибудь, я объясню.
        - Его зеленоватые - не отцовы - глаза внимательно оглядели море и берег. На пляжах было пустынно: всех разогнал холодный ветер. Том поежился.
        - Да хоть бы в вашем баре посидим. Выпьем за счет заведения, - он озорно подмигнул.
        Вот так же, бывало, подмигивал мне отец. Лучше бы Том явился с фиолетовыми перьями и клювом.
        Я медленно двинулся к «Адмиралу Бенбоу». Ноги не шли, совсем как лапы у моего кургуара; и не потому, что я двое суток отвалялся в коме.
        - Джим, друг, - встревожился Том, - тебе нехорошо?
        Я помотал головой. Он не успокоился:
        - Я что-то не то ляпнул?
        - Ты в этой маске похож на моего отца, - признался я с неохотой.
        - Ох. Мне никто не сказал…
        - Он погиб два года назад. Кто его помнит у вас в поместье?
        - Извини. - Том расстроился. - Мастер с такой гордостью мне ее продал! Мол, давно уже столь удачных масок не получалось.
        - Снял бы ты ее, а?
        - Не могу. Нельзя.
        - Мэй-дэй! - Меня разобрала злость. - Что ты от меня-то хочешь?
        - Поговорить. Джим, друг, не сердись. Подожди.
        Том вытащил из-под куртки тонкий кинжал и полоснул лезвием по лбу и под глазами, сделав два бескровных разреза через все лицо.
        - По-настоящему это не так делается…
        Ногтями он подцепил у висков наложенный биопласт и резким движением отодрал кусок загорелой «кожи» с густыми бровями и прорезями, которые были окаймлены щеточкой темных ресниц. Собственная кожа Тома оказалась белая, не знающая солнца, усеянная крошечными капельками выступающей крови.
        - Так лучше?
        Я отыскал в кармане куртки обеззараживающую салфетку.
        - Промокни кровь. Больно?
        - Ерунда.
        Том соврал: у него даже слезы навернулись. Он скатал оторванный кусок маски в трубочку, завернул в салфетку и бережно спрятал.
        Ну что за человек навязался мне в друзья?
        Мы вошли в бар, оставив смирного, пришибленного Дракона за дверью. Кто ему тут не понравился? Предоставив Тому выбирать у автоматической стойки угощение, я оглядел посетителей. Городские. Похожи на отдыхающих, которые кочуют по берегу от гостиницы к гостинице и в каждой посещают ресторан или бар. Три девушки более или менее трезвы, а четверо парней набрались изрядно. Лишь пятый, что выглядит старше прочих, кажется трезвым. Все понятно: Дракон пьяных на дух не переносит. Да и наша автоматика спиртного им больше не отпустит; разве что заказ сделает «трезвенник» либо одна из девушек.
        С кружками пенистой медовухи и плошкой теплых, только что пожаренных орехов лещинки мы устроились за столиком у входа. Я бы выбрал дальний угол, где потемнее и не так заметна белая, в кровавых крапинах, полоса у Тома на лице, но его самого она как будто не смущала.
        Он с удовольствием отхлебнул медовухи и отправил в рот горсть орехов.
        - Я, друг мой Джим, вот о чем хотел потолковать. Старый Билли Бонс не был идиотом; коли он сказал, что в кристалле твои Птицы, значит, так оно и есть. С помощью кристалла их можно найти. Я расспросил знающих людей и кое-что выяснил. RF так зовется по имени разработчика, Рональда Фроста. Но чаще это расшифровывают как «фактор риска». А космолетчиков с таких кораблей называют risky fellows - рисковые парни. RF-корабли чертовски выгодны. Они летают далеко и быстро - шныряют по галактикам, как ты на скутере по лесу. Прежде RF был очень популярен, но сейчас выходит из употребления.
        - Запрещен в половине миров, - повторил я услышанное от профессора Луса.
        - Не то, чтобы запрещен, - возразил Том, - но не поощряется. Хотя мне не смогли объяснить, почему.
        - Потому что это натуральное убийство.
        - Да нет же. RF-запись может - и должен - читать специалист, risky fellow. То, что твоя запись не имеет защиты от простых смертных вроде нас с тобой, - вот это преступление. Или головотяпство. Полицейские даже задавали вопрос: не желал ли старина Бонс отправить тебя на тот свет, чтобы не скучать одному?
        - Чушь.
        - Полная, - охотно подтвердил Том. - И доктор Ливси то же самое говорил, возмущался, что они старика подозревают. Полицейские хотели забрать кристалл как вещдок, а он не позволил - из принципа.
        - Ну, а почему я выжил?
        - Повезло. - Жмурясь от удовольствия, Том сделал добрый глоток медовухи и заел орехом. - Ты недавно познакомился с хроном; его воздействие смягчает влияние RF. Тебе на самом деле чертовски повезло, - повторил Том, обводя ленивым взглядом расшумевшуюся компанию; парни спорили о достоинствах антигравитационной системы Льюиса, а девицы пытались вернуть разговор в более понятное им русло. - Короче говоря, друг мой Джим, в твоем кристалле записан маршрут к планете, где водятся бесценные дикие Птицы. Сейчас, когда их чуть не объявили национальным достоянием, самое время привезти на Энглеланд полный трюм этих тварей. Большие деньги, между прочим…
        - …придется потратить, - докончил я фразу. - Корабли с RF-тягой почти не используются, RF-навигаторы, по словам того же Бонса, сумасшедшие, а правительство не заплатит за Птиц ни гроша. С радостью примет их в дар и сгубит в неохраняемых заповедниках.
        - Птиц можно продать на других планетах.
        - Попробуй. На Энглеланде есть традиция. Свои поверья, мифы и предрассудки. А в иных мирах спрос надо создавать на пустом месте. И ты сможешь объяснить людям этот бред: убить Птицу, чтобы на башку насыпались перья? Такая чушь проходит только здесь. - Я сам подивился тому, с какой злостью это сказал.
        Том осторожно коснулся лба с точками запекшейся крови, покривился:
        - Саднит, зараза. Джим, друг, пойми: не в деньгах счастье. И даже не в Птицах. Подумай: ты остался не у дел. Чем теперь заниматься? Обслуживать постояльцев? Они тебе на фиг не нужны. Уедешь в город искать работу? И сбежишь оттуда через месяц. Улетишь с Энглеланда? Именно это я и предлагаю. Причем не надо тратиться на билет: мистер Трелони берет расходы на себя. Он мечтает вырваться из-под супружеского каблука и пуститься в авантюру… в поход, который сулит честь и славу добытчикам настоящих диких Птиц.
        - А ты?
        - И я с ним, конечно. Я ее ненавижу. - Тома передернуло. - Мне жалко Лайну, жалко сквайра, жалко себя… а ее - ненавижу.
        - Что тебя удерживает в поместье?
        Том потряс головой:
        - Не скажу. Джим, друг, соглашайся. Мы со сквайром все продумали. Без тебя никак нельзя - ты единственный, кто смыслит в Птицах.
        - Нет, - сказал я.
        Том растерянно заморгал. Собственные ресницы у него были длинные, как у Лайны, и светлые, в цвет волос. Удивительно, как сохранил их под биопластом…
        - Почему «нет»?
        - Я уже чуть не сдох от этого RF. И не хочу становиться risky fellow и погибать черт-те где вместе с тобой, сквайром… Кого еще он привлечет? С доктором Ливси, к примеру.
        - Ты боишься?
        - Не желаю хоронить людей. Эта авантюра слишком дорого нам обойдется.
        - Извини, - проникновенно сказал Том, - но ты и на Энглеланде не жилец.
        - Зато ты целее будешь.
        - Ты что - серьезно? Отказываешься?
        - Наотрез.
        - А если тебя попросит сквайр? И доктор Ливси, которого он сейчас уговорит?
        - Скажу то же самое. Можешь поверить интуиции Трижды Осененного: эта затея - самоубийство.
        Том поверил - не в самоубийство, разумеется, а в мой отказ. Он побледнел, руки задрожали. Но я же не виноват, что все во мне восстает против его великолепной придумки.
        Том сжал в ладонях кружку с медовухой.
        - Ну, что ж… - произнес он напряженным, готовым сломаться голосом. - Давай тогда выпьем за разбитые надежды, упущенные возможности, свою поломанную жизнь.
        Я уже понял, что он - любитель себя жалеть, и не стал за это пить. Однако Том страдал по-настоящему, и мне было перед ним неловко. Из-за двери донеслось поскуливание Дракона, словно мой кургуар взялся плакать за вконец расстроенного человека.
        Том поднялся и открыл дверь:
        - Входи. Травишь душу - сил нет.
        - Не впускай, - сказал я, а один из подвыпивших парней заорал:
        - Уберите зверя! Он бешеный!
        - Иди, не бойся, - подбодрил кургуара Том. - «Дураки, - скажи, - нас обижают, кричат…»
        - Не впускай! - Я вскочил.
        Подгулявшая компашка завопила хором, девицы завизжали.
        - Дракон, нельзя! Пошел вон!
        Кургуар будто не слышал. Подволакивая все еще слабые задние лапы, он вошел в бар. Пьяные крики его возмутили; Дракон издал громкое «Ххррррр» и предъявил нарушителям спокойствия свои бесподобные клыки.
        - Вон отсюда, - схватив за шкирку, я думал выкинуть его за порог.
        - Хрр! - Лязгнули зубы, и я чуть не взвыл: Дракон пребольно цапнул за колено. - Рррау! - Нагнув голову, кургуар двинулся между столиками к шумным гостям; спина со вздыбившейся шерстью проплывала выше столешниц.
        - Стоять! - Том поймал гибкий черный хвост и потащил зверя назад.
        Когти Дракона скребнули пол, он присел, обернулся - и Том отпрыгнул, затряс прокушенной кистью.
        Девицы с визгом ринулись в дальний угол, один из парней бросил в Дракона креслом, другой опрокинул перед ним стол. Кургуар и ухом не повел, неотвратимо приближаясь к единственному трезвому, который не кричал и не метался.
        В колене у меня точно засел раскаленный прут. Припадая на больную ногу, стаскивая с себя куртку, я догнал Дракона и набросил куртку ему на морду. Еще замотать бы вокруг шеи рукава… Дракон вслепую прыгнул. Мощное тело вытянулось в полете, передние лапы метили жертве в грудь. Бросок - и я что было сил толкнул кургуара в бок, отклоняя удар.
        Лапы тяжко ударили в столик, он подпрыгнул и опрокинулся; кургуар приземлился в проходе, когти вспороли покрытие пола, куртка свалилась с башки.
        - Джим, берегись! - выкрикнул Том.
        Всей кожей ощутив новую опасность, я рванулся в сторону, хлопнулся на пол, перекатился, проскользнул между ножками кресел. Увидел ботинки того, трезвого, который и не думал удирать от взбешенного зверя. Эти ботинки, смирно стоявшие, точно вросшие в пол, вдруг приподнялись на носках. Коротко взревел Дракон, я метнулся прочь, словно уходя от бьющего в землю испепеляющего луча - как в тот день, когда погиб отец. В одну сторону, в другую, круша столы, опрокидывая кресла, ускользая от смерти.
        - Джим, стой, - расслышал я сквозь визг и вопли голос Тома.
        Я вскинулся, бросив кругом быстрый взгляд. Мэй-дэй! Как пусто стало в зале - столы и кресла остались лишь у стен, к которым жмутся перепуганные, белые с лица клиенты. Я пересчитал: три девицы, четверо протрезвевших парней. Пятого нет. И где Дракон?
        - Где Дракон?
        Все разом смолкли; только начала всхлипывать одна из девиц. Я повернулся к Тому. Загорелая «кожа» его маски была серой, вырезанная полоса - синеватой. Однако Том заговорил на удивление внятно:
        - У него был хрон. Импульс может действовать до четырех секунд. Парень убрал Дракона и попытался достать тебя. Не сумел. И сам исчез. Джим, сядь. - Том подвинул мне кресло. - Садись.
        Я остался на ногах и сказал:
        - Дракон вернется.
        Том опустил голову, рассматривая прокушенную кургуаром окровавленную кисть.
        - Чудеса дважды не случаются… к сожалению. Кто-нибудь, вызовите полицию. Джим, будь другом, помоги. - Том вытащил из кармана завернутый в салфетку отрез маски, отдал мне и принялся руководить: - Разверни. Салфеткой вытри кровь с руки. Маску накладывай на покусы. Аккуратно, чтобы хватило длины с обеих сторон. Вот так; теперь прижми. Сильней, не бойся. Прижимай ладонями, чтобы согрелась. Спасибо.
        Рука выглядела дико: на внутренней и на тыльной сторонах ладони - по густой брови и закрытому глазу с торчащей щеточкой ресниц. Искусственная «кожа» начинала краснеть, напитываясь кровью.
        Я побрел в угол, к одному из уцелевших столиков. Повалился в кресло, отвернувшись от всех. Бедный Дракон. Верный мой кургуар. Ты узнал охотника-убийцу, рычал и рвался к нему. А тебя - на цепь. Если бы Том не впустил тебя в бар, ты остался бы жив. А я? Вряд ли. Защитник мой, где ты? Я представил себе, как Дракон барахтается в морских волнах, как оставляют его силы, как волны смыкаются над ним, как мокрая голова показывается над водой в последний раз… Лучше чистое холодное море, чем Смертная грязь. Перед глазами встала черная вязкая масса, в которой тонет даже солнечный свет. И мой кургуар, горестно воющий, безнадежно зовущий на помощь. И никто не поможет, не вызволит, не спасет…
        Прибыла полиция - Гарри Итон с молодым напарником - и принялась допрашивать свидетелей. Доктор Ливси запретил меня теребить, поэтому мне вопросов почти не задавали. Напуганные посетители мало что помнили и своими показаниями только раздражали полицейских. Том врал, будто от волнения он вообще все забыл, нарочно путался в показаниях, жаловался на боль в руке, хотя ему вкололи обезболивающее, причитал и громко горевал о «бедном бесстрашном Драконе». Мне хотелось ему врезать. Гарри Итон, похоже, был со мной заодно. Он сжимал пальцы в кулак, разжимал их, потирал ладони и с терпением тупой машины снова и снова спрашивал, как же случилось, что злоумышленник с хронооружием вдруг взял да исчез. Испарился. Улетучился.
        - Собственный хрон для этого использовать нельзя, - талдычил Гарри непонятливому Тому. - Его отправили к чертовой матери со стороны. Признавайся: где твой хрон?
        - Нет у меня хрона, - отбрехивался Том. - Откуда?
        - Значит, у преступника есть сообщник, - объявлял Гарри. - Вспомни: у кого ты видел нечто, похожее на маленький лучемет?
        - Не помню. Не видел. Я на них не смотрел. Я за Джима боялся. О-о, у меня все болит! - Том хватался за лицо и прокушенную руку.
        Гарри ему не верил. Не потому, что Гарри умный и проницательный, - просто такой уж он человек. Он лично обыскал всех подозреваемых - Тома и хмельных парней с девицами - а меня обыскать не додумался, потому что я был не подозреваемый, а чудом спасшаяся жертва и хроном обладать не мог. Однако похожая на маленький лучемет штуковина как раз оттягивала карман моей куртки. Том подошел, когда я оплакивал Дракона, нагнулся, будто желая сказать слова утешения, и сунул игрушку мне в карман.
        Наконец полиция убыла ни с чем, если не считать сомнительного описания внешности преступника. Он прибился к подвыпившей компании по пути к «Адмиралу Бенбоу», ничего вразумительного о нем сказать не могли, к тому же на лице наверняка был биопласт, как у Тома.
        Затем доктора Ливси срочно вызвали в клинику, а Том засобирался домой.
        Мы направились через пляж к его глайдеру. Я отыскал отпечатки лап Дракона; ветер понемногу засыпал их песком.
        - Жаль, я в первый раз промазал, - сказал Том. - Попал со второго выстрела, а этот тип достал твоего зверя.
        Я извлек из кармана утаенную от Гарри увесистую игрушку. Никакой это оказался не хрон, а обычный станнер. Том забрал его:
        - Спасибо, что сберег. Полиция отняла бы: у меня нет разрешения.
        - Так у кого был второй хрон? - Я уставился на отпечатки уже никогда не побегущих за мной лап. Они расплывались перед глазами.
        - Чепуха, - отмахнулся Том. - Я бы скорее подумал о настройке на самоликвидацию. Когда я попал и у парня разжались пальцы, хрон воспринял это как сигнал, что задание выполнено. И ликвидировался вместе с хозяином - улетел в будущее. Они уже на дне моря или в космосе. - Том сел на корточки и коснулся оплывающего следа когтистой лапы. - Хороший был зверь. - Он помолчал, прощаясь с Драконом, и поднялся. - Джим, друг, а ведь где-то остался заказчик, который прислал сегодняшнего гостя. Он скоро узнает, что тебе опять повезло. Хочешь, я попрошу сквайра, чтобы дал охранника?
        - Не хочу.
        - Сквайр к тебе относится гораздо лучше, чем она. - Том принципиально называл миссис Трелони злым «она». - Будь его воля, он отдал бы за тебя Лайну.
        - Угм. Отдал бы он дочь за негодяя, который торгует жизнями других людей. И не летит добывать новых Птиц, на которых сквайр надеется обогатиться.
        - Птицы - вопрос особый. А насчет торговли жизнями… Я поклянусь мистеру Трелони, что те две тысячи не имеют отношения к убитым егерям.
        - Так он тебе и поверит.
        - Мне - поверит, - со спокойной уверенностью заявил Том.
        - Ты не можешь клясться в том, чего сам не зна…
        - Я знаю, откуда взялись деньги, - перебил он. - Но не могу рассказать это обществу.
        - Что?!
        - Не могу, - повторил он. - Если правда выплывет, тот человек будет уничтожен.
        - А я не уничтожен? Со славой продажного егеря?
        - Джим, друг, тебе мои сведения не пригодятся. Ты тоже не побежишь кричать: «Вот откуда деньги, всем доложу!»
        - Но мне-то надо знать, кто и зачем.
        Том вдруг улыбнулся.
        - Ну-ка, попробуй меня купить. Что предложишь?
        Мэй-дэй! Да уж не он ли сам всему причиной? Хотя нет, вряд ли. Давно бы признался.
        - Я тебе поймаю поюна, - сказал я, подумав.
        Это щедрая оплата. Шерсть у поюнов дымчатая, с чернью и серебром, и они очень смышленые. Прирученный зверек охотно болтает с хозяином, в грустную минуту рассмешит его и утешит, и вообще друга лучше поюна не сыскать. Только никто не берется его ловить - слишком редкий это зверь и осторожный.
        У Тома загорелись глаза; какое-то мгновение он готов был согласиться.
        - Не пойдет, - все-таки отказался он с сожалением.
        - Двух поюнов.
        - Нет. Я хочу, чтоб ты отправился за Птицами. Полетишь?
        - Дорого продаешь.
        - Оно того стоит.
        - Черт с тобой, - уступил я. - Если не сумею отговорить сквайра, полечу.
        К удивлению, Том не обрадовался, а наоборот, погрустнел. И с неохотой произнес:
        - Лайна.
        - Что ты несешь? У нее нет таких денег.
        - Она копила на вашу свадьбу. А когда вы поссорились, швырнула назад то, что ты на нее потратил за эти годы. На подарки, развлечения…
        - Но не две же тысячи.
        - Лайна решила возместить расходы с лихвой. Отправила все, что у нее было.
        Я потряс головой и убежденно сказал:
        - Ты спятил либо нагло врешь, и я за Птицами не полечу. Родители не дают ей живых денег. А если она все-таки их раздобыла, то почему молчит? Меня обвиняют в сговоре с убийцами, а Лайна - ни гу-гу? Не верю.
        Том открыл дверцу своего глайдера, собираясь лезть внутрь.
        - Девочка не может признаться, что приворовывала у мамы с папой. Если мама узнает, сживет ее со свету. Так что не оправдаться тебе, друг мой Джим. Ты будешь молчать… и готовиться в поход за Птицами. Так я пришлю охранника?
        - Пришлешь, - машинально ответил я, не успев прийти в себя от изумления. Лайна - приворовывала? Позорище… Если б я мог посчитать Тома вруном! Но я ему верил.
        Глава 6
        Разумеется, слушать меня никто не стал. Сквайр Трелони, захваченный своей затеей, лишь посмеялся; доктор Ливси напомнил, что не надо было смотреть RF-запись, которая меня чуть не угробила; мать с радостью ухватилась за возможность отправить меня подальше от киллера:
        - Я боюсь за тебя здесь.
        Том Редрут торжествовал. Он что ни день прилетал на своем глайдере и докладывал, как идет подготовка к путешествию. Каждый раз он являлся в новых масках, одна другой краше, - его мастер обогатился на заказах! - и, как заметила мать, наша Шейла положила на Тома глаз. Сам он, похоже, остался в неведении, слишком занятый собственными хлопотами. Записок от Лайны Том больше не привозил, но на словах передавал, что она сильно скучает. Я заикнулся о том, чтобы через него вернуть Лайне деньги; он скрипнул золотистой чешуей, которая в тот день была на лице, с явным усилием скривил губы в улыбку и отказался:
        - Тут я тебе не помощник. Лайна ведь не знает, что я в курсе ее дел.
        Присланный из поместья охранник бил баклуши и успешно охмурял двух наших горничных. Поскольку ничего не происходило и никакой опасности не наблюдалось, через несколько дней его отозвали обратно. Я не пожалел, считая, что гораздо успешнее уберегу себя сам.
        Мне было тошно. Не зная, к чему себя приложить, я бродил по берегу моря, уходил в лес, возвращался подавленный. Безделье выматывало душу. Хоть бы новый киллер пожаловал, что ли…
        Неделю спустя нанятый сквайром корабль на RF-тяге приземлился на Энглеланде. Это я узнал опять же от Тома. Он вызвал меня по ближней связи и радостно сообщил:
        - Капитан корабля с экипажем у нас. Приезжай.
        - И не подумаю, - охладил я его радость.
        Рыжая, с черными подпалинами морда лисовина на моем экране придвинулась; отчетливо стала видна каждая шерстинка, белые усы и брови. Зеленоватые человеческие глаза долго меня изучали.
        - Не дури, - наконец произнес человек-лисовин. - Капитан сказал, что RF-полет - не шутка и он должен лично познакомиться со всеми пассажирами.
        - Добро пожаловать в «Адмирал Бенбоу».
        - Джим, друг, с этим капитаном так нельзя. Если он говорит, надо делать. - В голосе Тома послышались нотки благоговения.
        - Ты отлично знаешь: я не могу у вас появиться.
        - Тебя хочет видеть Лайна, - промолвил он.
        И я поехал.
        Что-то разладилось в поместье Трелони: раньше их диковинному парку холода были нипочем, там круглый год стояло лето - а нынче осенние заморозки пришибли, погрызли и покорежили инопланетные редкости, и парк выглядел жалко. Белое пушистое облако у ворот лежало на земле, точно плесень, роща огненных деревьев облетела, и стояли одни крученые головешки, клумба зеркальных цветов побурела и стала похожа на заросли прошлогодних сорняков. Однако парадная лестница под моими шагами запела, а кутающиеся в пену наяды приветливо кланялись.
        В поместье оказалось полно народу. В зале, куда привел меня Том, было шумно и весело, кто-то сидел у музыкального синтезатора и развлекался, порождая брачные песни пещерных левцев: мощный рык самцов перебивали подвывания и взвизги самок, и было это сильно похоже на человеческий праздник, где галдят, хохочут и визжат захмелевшие гости.
        Среди разряженных дам я не сразу обнаружил экипаж «Испаньолы»: космолетчики были не в форме, а в обычной одежде. Только стрижены коротко, не так, как принято у нас.
        Сквайр был здесь же, и миссис Трелони с ним. При виде меня она окаменела, затем набрала в грудь воздуха - и молча выдохнула, когда Том замахал рукой, указывая в дальний угол зала.
        В тот самый угол он меня и потащил, лавируя среди гостей.
        - Ах, Том, вот ты где! - подлетела к нам Тереза, подружка Лайны.
        У нее потрясающие пепельные кудри, всем девчонкам на зависть; на макушке торчал султан из желто-зеленых перьев.
        - Какая шерстка! - вскричала она. - Можно потрогать?
        Не дожидаясь разрешения, Тереза провела ладонями по черно-рыжим щекам Тома.
        - Ты мой шелковый, - заворковала она. - Может, стоит целиком шерстью обклеиться? Тебя будет так приятно гладить. Да не вырывайся же! - Ухватив Тома за волосы, она заставила его нагнуть голову и звонко чмокнула во влажный лисовиний нос. - Ффу, гадость! - Тереза оттолкнула его и вытерла губы. - Хоть бы предупредил, что ты склизкий.
        Том молча стерпел и повлек меня дальше, к высоченному окну с золотисто-алым витражом; там беседовали доктор Ливси и молодой худощавый человек с загорелым лицом и белыми волосами.
        - Где Лайна? - оглянувшись, успел я спросить у Терезы.
        - Придет, - загадочно улыбнулась она, выставляя из пепельных кудряшек соблазнительное округлое плечико.
        У худенькой Лайны плечи не такие красивые, зато я ее люблю.
        В нескольких шагах от доктора Ливси и его собеседника Том притормозил, не желая вклиниваться в разговор.
        - Это капитан Смоллет, - сообщил он; черный влажный нос подергивался от волнения, усы трепетали. - Он из меня уже душу вынул, из тебя тоже вынет.
        Вот еще новости. Зачем из нас душу вынимать?
        Для капитана космического корабля мистер Смоллет казался слишком молодым. В нем не было командирской властности, и беседуя с доктором Ливси, он улыбался доброжелательной, подкупающей улыбкой. Я внимательно рассмотрел тонкое благородное лицо. Очень приятный капитан; но почему же такой молодой?
        - Сколько ему лет? - спросил я.
        - Тридцать семь.
        - Я бы дал на десять меньше.
        - Приглядись. Он не альбинос; он седой.
        Свет витража окрашивал волосы капитана золотисто-алым; где же мне разобраться, что это седина?
        Доктор Ливси засмеялся каким-то словам мистера Смоллета и обернулся к нам.
        - Ну, что мнетесь? Подходите. Александр, познакомьтесь: это Джим Хокинс.
        Капитан протянул мне узкую, оказавшуюся неожиданно жесткой и сильной ладонь:
        - Рад тебя видеть, Трижды Осененный.
        - Здравствуйте, мистер Смоллет.
        Я в жизни таких глаз, как у него, не видел. Пронзительно синие и как будто светящиеся; на темных ресницах и загорелых щеках капитана мне почудились синеватые отблески.
        - Джим мой друг, - тревожно сказал Том, словно пытаясь таким образом упрочить мое положение - или же свое собственное.
        - Пойдем, друг лисовин, - доктор Ливси увел его, и мы с капитаном Смоллетом остались одни у окна.
        - Странно, - задумчиво проговорил капитан, провожая их взглядом, - обычно мне говорят правду… а ваш лисовин солгал, когда я спросил, кто он такой.
        Его светящиеся глаза уставились мне в лицо. Требовательный взгляд, казалось, пробуравил мозги насквозь; у меня мурашки поползли по затылку. Под этим взглядом невозможно было лгать. По крайней мере, я бы не смог.
        - Расскажи о нем, - попросил капитан.
        Я не знал, кто такой наш лисовин, поэтому расписал, как Том спас мне жизнь, но умолчал, что он украл кристалл с RF-записью. Мистер Смоллет об этом уже знал и явно желал услышать нечто иное. Тогда я рассказал, как Том подарил мне новые антигравы для скутера; опять не то. Еще Том пытался оградить меня от ссоры с миссис Трелони и советовал выбросить букет, который прислала моя мать. Я поведал и об этом. Ну, что тут особенного? Однако мистер Смоллет нахмурился; чем-то ему мои слова не понравились.
        - А теперь объясни, Трижды Осененный, что ты имеешь против задуманной экспедиции.
        - Ничего… кроме ощущения, что она закончится бедой.
        Сказав это, я почувствовал себя глупо. Но капитан серьезно ответил:
        - Предчувствиям Трижды Осененного следует доверять… и постараться сделать так, чтобы они не оправдались. - Мистер Смоллет помолчал, размышляя. - Расскажи мне о работе в заповеднике. И об отце.
        Я рассказал. И сильно удивился, когда капитан поблагодарил меня и отпустил, не расспросив о встрече с убийцами егерей.
        Увидев, что я освободился и готов искать Лайну, миссис Трелони пустилась мне наперехват. На ней было платье из длинных лоскутьев, а волосы хитроумно сколоты на груди, которая иначе была бы совсем открытой. Скоро наши дамы наловчатся обходиться без платьев, одной только шевелюрой и драгоценностями.
        - Джим, мой дорогой, - начала хозяйка поместья с улыбкой, - Лайна приболела, она не выйдет…
        - Позвольте, прекрасная леди, - капитан Смоллет подхватил ее под локоток и повлек сквозь круговерть гостей к столикам с вином и закусками.
        Он что-то ей говорил, и миссис Трелони обмякала, все крепче опираясь на его руку и приваливаясь к капитанскому бедру; до плеча ей было не достать.
        Я огляделся. Где же Лайна?
        - Не узнаешь? - раздался ее голос совсем рядом.
        Я обернулся. Узнать ее было невозможно. Длинное белое платье скрывало высоченные каблуки; Лайна стала на полголовы выше, чем была, а лицо укрывали густые пряди волос, скрепленные под подбородком сверкающим ошейником. Непонятно, как она видела сквозь эту завесу; вздумай я ее поцеловать, не сумел бы. Одни лишь смуглые тонкие руки были родные, Лайнины. Она отдернула их, когда я хотел коснуться.
        - Не здесь. Пойдем. - Лайна устремилась к боковой двери.
        Мы выбрались из зала и оказались на пустынной гулкой лестнице. Каждая ее ступенька была аквариумом: под прозрачным пластиком зеленели водоросли, сновали мелкие рыбки и какие-то водяные уродцы с клешнями, поднимались столбики воздушных пузырьков.
        Лайна заперла дверь, из которой мы вышли.
        - Идем.
        Она заторопилась вверх, но запуталась в подоле, оступилась и упала бы, если б я ее не поймал. Подхватил на руки и понес - худенькую, легкую; незнакомую, почти чужую. Лайна обняла меня за шею и зашептала в ухо, согревая кожу теплым дыханием:
        - Только не урони. И не упади. Осторожней; смотри под ноги. Я ужасно соскучилась. Джим, не обижайся на маму, ладно? У нее бывает дурное настроение, она тогда накричит, а потом пожалеет.
        Насчет мамы я не стал высказываться, чтобы не испортить дело. Лайна указывала, куда идти. Всюду была роскошь - откровенная, выставленная напоказ; роскошь не ради красоты или удобства, а ради себя самой.
        Затем мы оказались в неожиданно скромном коридоре, где стены были инкрустированы сиреневым перламутром. Здесь было одно-единственное окно, в котором виднелось небо с облаками. Возле него моя любимая велела:
        - Опускай. Не бойся, не выпадем, - засмеялась она, хотя к окну не стоило и приближаться: оно начиналось у самого пола и не было ничем ограждено.
        Лайна коснулась ладошкой стены, и окно уехало вбок, открыв вход в спальню.
        - Заходи, - пригласила моя любимая. - Нас еще долго не хватятся.
        С заколотившимся сердцем, я вошел. Комната была сине-зеленой и солнечной, как летнее теплое море. Как глаза Лайны, которые наконец-то глянули на меня из-за темных волос - Лайна развела пряди в стороны.
        - Джим, я очень перед тобой виновата.
        Я собрался ответить, что знаю про те злосчастные деньги и не жду извинений, но она, торопясь, продолжала:
        - Наговорила гадостей, ни за что тебя обидела… и так скверно сказала о твоем отце. Джим, прости, пожалуйста. Я сгоряча…
        Я привлек Лайну к себе. Она покачнулась на каблуках и ухватилась за рукава моей куртки. Волосы тут же снова закрыли ей лицо.
        - Ах, боже мой… - она переминалась, пытаясь скинуть туфли. - Джим, помоги.
        Усадив ее на постель под балдахином, я опустился на колени. Лайна приподняла подол, и я принялся распускать тугую шнуровку ее туфель. Каторга, а не обувь.
        Лайна подалась ко мне и зашептала, касаясь губами моего лба; восхитительное ощущение:
        - Ты слышал, что сказал капитан? RF-перелет - довольно опасная штука. Тот, кто чувствует за собой какую-нибудь вину, лететь не может. За ним явятся какие-то Чистильщики… это я не поняла, он не объяснил… По-моему, капитан их очень боится.
        Я управился с одной туфлей и освободил маленькую ножку Лайны; ее ступня целиком умещалась у меня на ладони.
        - За мной нет никакой вины. - Я принялся за вторую туфлю.
        - А за мной есть. Джим, я не хочу чувствовать себя виноватой.
        - Я простил тебя. Не мучайся.
        Отставив в сторону туфли, я поцеловал обтянутые тонкими чулками коленки. Лучше бы чулок не было - у Лайны такая нежная, бархатистая кожа.
        - Ты не понимаешь. - Ласковые пальцы погладили меня по шее и забрались под воротник. - Чистильщики являются, если человек сам себя не простил… Ты мой хороший… Я гадкая дрянь и знаю об этом. И Чистильщики тоже узнают и придут. А я хочу лететь с вами - с тобой, с папой. - Лайна потихоньку расстегивала мою куртку.
        Я заставил себя оторваться от любимых коленок и поднял голову. Скрытое волосами, как будто слепое, лицо Лайны показалось чужим и даже опасным. Кто знает, что там, за этой темной завесой?
        - Тебе родители не позволят. - Я отвел пряди от ее лица, но их пришлось удерживать обеими руками.
        - Папа согласится, - убежденно заявила моя любимая. - А маме я так скажу: или я завтра выхожу замуж, или отправляюсь в путешествие. Пусть выбирает.
        - За кого ты завтра выходишь? - встревожился я.
        - Да за тебя же, - Лайна поцеловала меня в переносицу.
        - То есть ты за меня не выходишь, если отправляешься в экспедицию. Я попрошу капитана, чтоб он тебя не брал.
        - Вот глупый, - с легкой досадой ответила она. - Вернемся - тогда и о свадьбе подумаем.
        - Я люблю тебя, - сказал я, вглядываясь в яркую глубину ее глаз. - Сегодня и завтра, и всегда.
        - Я тебя тоже, - шепнула моя любимая, наклоняясь ниже.
        Ее волосы лезли в рот и мешали целоваться. Потеряв терпение, я отыскал застежку на дурацком ошейнике, который скреплял их под подбородком. Лайна испуганно пискнула: кудри-то я освободил, но и платье поползло с плеч.
        - Ой! Держи его!
        - Ну уж нет, - я поймал ее руки и не позволил удержать беглое платье.
        Лайна вырывалась, пища и смеясь; ткань ползла все ниже, а я дул изо всех сил, сдувая Лайнины волосы с груди.
        - Джим, перестань! Как не стыдно? - восклицала она, и это была замечательная игра, от которой я начинал терять голову.
        Мы с Лайной еще ни разу не были близки, и я никак не ожидал, что это случится сегодня. Кэролайн Трелони - не распущенная городская девчонка. Как можно - вот так, вдруг? Оказалось - можно.
        Платье свалилось и легло складками вокруг тоненькой талии, а Лайна прижала мою голову к своей горячей, прыгающей от волнения груди. Я целовал ее как сумасшедший, едва удерживая на краешке сознания мысль, что не влипнуть бы ей в неприятности, что я должен ее поберечь, что…
        - Ну-ка, дети! Быстро одеваться, мыть руки - и за стол, - раздался вдруг знакомый голос.
        Лайна взвизгнула, я оглянулся, не отпуская ее, прикрывая ее обнаженную грудь.
        - Том! - закричала моя любимая, хватаясь за платье. - Как ты смеешь?
        Наш лисовин закрыл за собой потайную дверь в дальнем углу спальни; она тут же слилась с вьющимися по стене коло-коло. Синие цветы отозвались легким звоном, когда Том стремительно прошел мимо них и открыл в стене приборную панель.
        - Одевайтесь, - повторил он, повернувшись к нам с Лайной спиной. - Сюда бегут встревоженные мама с папой.
        Лайна охнула. Я кинулся надевать на нее туфли. Ненавижу дамские шнурки. Моя любимая боролась с платьем, волосами и ошейником. Не понимая, как все это организовано, я был не в силах ей помочь.
        Тем временем Том отодвинул от стены маленький столик, подкатил к нему два кресла и низкое сиденьице на кривых ножках, а на столик выставил только что сделанный и моментально прибывший заказ: красное вино, три бокала, печенюхи и вазу с фруктами.
        - К столу, - велел он шепотом, к чему-то прислушиваясь.
        - Помогите, - жалобно попросила Лайна - ей никак не удавалось закрепить на плечах свое платье: оно упрямо ползло вниз, будто заколдованное.
        - Ч-черт! - прошипел Том, озираясь и шаря у себя в карманах. - Джим, веревка есть? Нет? Помоги ей сесть к столу, подержи эту тряпку.
        Я отвел Лайну к креслу у столика, обеими руками прихватив норовистое платье. Тяжелая скользкая ткань готова была утечь сквозь пальцы.
        - Мне Тереза помогала, - беспомощно сказала моя любимая. - У нее так ловко получилось…
        Не найдя в карманах веревки, Том метнулся к коло-коло на стене, подергал их жесткие стебли. Цветки зазвенели.
        - Не пойдет… Джим, наливай вино.
        Разлив вино по бокалам, я вынул из вазы самый румяный перс, положил его перед Лайной и рассыпал по столу несколько печенюх: якобы мы давно уже угощаемся.
        Том покрутил головой, что-то выискивая.
        - Где зеркало?
        - Вон там, - всхлипнула не на шутку испуганная Лайна, - в простенке.
        Лично я в простенке видел только морской пейзаж, но Том понимал в деле лучше моего. Он куда-то ткнул пальцем, и пейзаж превратился в обычное зеркало. Наш лисовин вынул знакомый мне кинжал, откинул назад свои светлые волосы, примерился и аккуратно провел лезвием вдоль края черно-рыжей маски - от нижней челюсти к виску, по верху лба и снова вниз. Подцепил надрезанный кусок и оторвал от лица длинную полоску меха. Вернулся с ней к оторопевшей Лайне, стянул верхний край проклятого платья вокруг ее шеи и прочно завязал отрезом маски. Затем плюхнулся на сиденьице с кривыми ножками, схватил бокал и глотнул дорогущее красное вино с планеты Джорджия Третья, точно воду.
        - Ну так вот, - заговорил Том, подливая себе из бутылки, - RF-звездолет перемещается в пространстве способом, который подарили человечеству Чистильщики. Это был, так сказать, сепаратный договор между представителями их расы и рабочей группой Рональда Фроста. В сущности, это их подарок самому Фросту. RF-корабль способен летать обычным порядком только на небольшие расстояния. Скажем, с той же Франсуазы сюда или с Энглеланда к специальной RF-станции. А от станции он уже на RF-тяге несется в чертову даль и за несколько стандартных дней забирается на край света, в тридесятую галактику…
        Он еще рассказывал, а дверь спальни открылась, и в комнату ворвалась миссис Трелони в своем платье из лоскутьев, с покосившейся заколкой на груди. Выбившиеся волосы уже не прикрывали грудь, как нужно.
        Хозяйка поместья застыла у порога, будто наткнулась на стену, а следом за ней в комнату шагнул сквайр Трелони. Вид у него был растерянный.
        - Что случилось? - хором спросили Том и Лайна.
        Я поставил на столик недопитый бокал, старательно изображая удивление.
        - Вы… - взгляд миссис Трелони обежал комнату, неразобранную и даже не смятую постель, зацепился за сверкающий ошейник, который Лайна непринужденно водрузила на горку фруктов в вазе. - Вы чем занимаетесь?
        - Пьем за успех экспедиции, - ответил Том.
        - В… в… в девичьей спальне? Это верх неприличия!
        - Верх неприличия - врываться без стука, - холодно отозвалась Лайна. - А если б мы занимались чем-нибудь другим - без Тома, вдвоем с Джимом?
        «Я бы тебя задушила», - сказал ответный взгляд ее матери.
        - Эмилия, оставь их в покое, - вмешался сквайр Трелони. - Я говорил тебе, что Лайна - разумная девушка, а Джим - порядочный молодой человек.
        - А Том? - спросил наш лисовин.
        - Том выше всяких похвал, - улыбнулся сквайр. Вообще-то он нечасто улыбался.
        Миссис Трелони состроила презрительную гримасу.
        - Шелопут и проныра - вот кто этот самый Том. Молодые люди! Вы еще долго намерены тут рассиживаться?
        - Эмилия, пойдем, - проявив характер, сквайр увел супругу из комнаты.
        Мы с Лайной переглянулись. Пронесло.
        Наш лисовин подлил в бокалы вина и продолжил лекцию, словно за дверью подслушивали:
        - Чистильщики подарили Фросту технологию - хотя все заслуги в разработке RF он приписал себе - и разрешили нашим кораблям передвигаться по их, Чистильщиковым, коммуникациям. - Том примолк на несколько секунд, послушал что-то, недоступное нам с Лайной. - Неизвестно, чем Фрост их одарил в ответ, но у Чистильщиков есть непременное условие: их жизненное пространство нельзя загрязнять. - Он повысил голос, чтобы за дверью его лучше слышали: - Чистильщики убеждены, что всякий человек отдает себе отчет, хорошо он поступает или дурно, сделал гадость или нет. Хотя Тереза сдала тебя мамочке, - пробормотал Том, обращаясь к Лайне, - и воображает, будто это не подлость, а благой поступок… Таких виноватых в чем-то людей они забирают с борта RF-корабля и увозят неведомо куда.
        - Но подожди, - я заинтересовался, - тут же ошибка. Негодяй убьет жену и будет счастлив, заявляя, что избавил мир от злобной стервы. Никакого чувства вины - и никаких Чистильщиков?
        - Верно, - кивнул Том, собирая со стола рассыпанные мною печенюхи и отправляя их в рот.
        - А нервная дамочка на скутере задавит неосторожного котуна и будет угрызаться. Тут-то ее Чистильщики цап-царап - и уволокут?
        - Вот именно. - Том заговорил тише - очевидно, нескромные уши удалились. - Поэтому наш капитан столь трепетно относится к своим пассажирам и каждого проверяет на предмет виноватости.
        - Кстати, он понял, что ты ему что-то наврал.
        На морде лисовина промелькнуло беспокойство. Я тоже обеспокоился. Ерунда получается с этими Чистильщиками и чувством вины.
        - Лайна, моя радость, не хочешь ли переодеться? - спросил Том. - Я бы приложил на место свою шкурку, пока не испортилась.
        - Тогда отвернись, - ответила моя любимая.
        Том сделал последний глоток вина и поднялся.
        - Подожду снаружи. И надо побыстрей спускаться - мамочка минуты считает. Не учудите ничего; второй раз не отбрехаетесь.
        Он вышел. Лайна стиснула руки и жалобно проговорила:
        - Не получилось. Джим, я вправду так хотела…
        - Не последний день живем, - попытался я ее утешить. Затем достал кредитку с неполными двумя тысячами стелларов: - Возьми свои деньги.
        У Лайны округлились глаза:
        - Какие деньги?
        - Скопленные на свадьбу.
        - Что? Кем скопленные?
        Она изумилась так натурально, что я готов был ей поверить. И поверил бы, не будь обязан Тому жизнью и нашей с Лайной спасенной репутацией. Я положил кредитку на стол и посмотрел Лайне в глаза. Не выдержав, она опустила ресницы.
        - Это он, да? Он разболтал? Проныра. Всюду шастает, везде суется. Где только папа его подобрал? Пригрел на свою голову.
        Мне стало обидно за Тома и стыдно за Лайну.
        - Отдай шкурку и быстро одевайся.
        Она подергала узелок на шее.
        - Сам развязывай.
        Я развязал полоску меха и понес ее Тому. Наш лисовин ждал за дверью, притулившись к инкрустированной сиреневым перламутром стене. Вид у него был удрученный.
        - Повернись ко мне, прилажу шкурку, - сказал я.
        Он убрал от лица волосы. Бледная полоска собственной кожи была в капельках крови.
        - Вот благодарность, - горько произнес Том, когда я управился. - Стараешься сделать как лучше, а оказываешься болтуном и пронырой.
        - Не подслушивай под дверью - и не узнаешь людской благодарности, - отозвался я, скрывая неловкость. Уж Лайна-то могла быть посдержанней на язык. Что ж она - совсем как миссис Трелони?
        - Я прослушиваю всех, кого считаю нужным, - огорошил меня лисовин. - Как бы я иначе узнал, что кого-то нужно спасать от скандала?
        - Какого черта? - только и смог вымолвить я.
        Он подслушивал, как мы с Лайной целовались! Я чуть не съездил по его лисовиньей морде, но вспомнил, чем ему обязан, и сдержался.
        - Больше не буду, - сказал Том. - Дай руки.
        Я подчинился. Он крепко сжал мои ладони в своих, отпустил их и пояснил:
        - «Прослушка» отключена.
        Ничегошеньки я на руках не видел и не чувствовал. Невольно потер их. Гадость какая.
        - Не злись, - попросил Том.
        Я промолчал.
        - Джим, извини.
        - Отстань.
        Он отодвинулся, прижался спиной к стене. Человеческие глаза на черно-рыжей морде смотрели виновато и просили прощения. Ох, не люблю я, когда так смотрят.
        - Ты не спрашивал, отчего я решил с тобой дружить, - тихо сказал Том. - Ты здесь чужой, как и я. Мне сто лет не нужен ихний дворец, винище и жратва… и тебе тоже. И я подумал: двум чужакам лучше держаться вместе. Я не прав? Ты не согласен… друг мой Джим? - Белые усы затрепетали.
        - Согласен, - буркнул я, пожалев его. - Отпускаю тебе твои грехи, друг лисовин.
        Появилась Лайна - в симпатичной маечке, брючках до колен и спортивных тапках, точно собралась на прогулку по берегу моря. Дурацкий ошейник сверкал на голове и служил короной.
        - Пошли, - фыркнула она недовольно, - рыцари.
        Когда мы спустились в зал, веселье было в разгаре; гости пили вино и танцевали. Лайна решительно протолкалась к капитану Смоллету, который не пил и не танцевал, а о чем-то беседовал со странным, как будто не от мира сего, человеком. Мне вспомнились слова Билли Бонса о том, что все RF-навигаторы - сумасшедшие.
        - Два вопроса, - сказал капитан, увидев рядом с собой нашу троицу.
        - Что? - переспросила моя любимая.
        - Разрешаю задать два вопроса, а затем все свободны.
        Лайне это не понравилось: с ней никогда так не обращались. Она выпрямилась во весь свой скромный рост и даже привстала на цыпочки. Тем не менее, заговорила очень учтиво:
        - Господин капитан, вы не возражаете, если я тоже отправлюсь в экспедицию?
        - Возражаю.
        - Почему? - спросила она, от неожиданности не успев ни обидеться, ни рассердиться.
        - Женщина на борту RF-корабля приносит несчастье, - спокойно объяснил капитан.
        - Вы в это верите? - Лайна опомнилась; вопрос прозвучал с холодной надменностью.
        Он был третий по счету, и мистер Смоллет сделал вид, будто не слышал. Ответил его странноватый собеседник:
        - Юная леди, вам сказали правду.
        Синие, будто светящиеся глаза капитана скользнули по нам с Лайной, отметая как нечто несущественное, и остановились на Томе.
        - Задержись-ка, Том-лисовин.
        Я потянул возмущенную Лайну прочь:
        - Идем. Поговоришь с мистером Трелони. Ведь это он нанял корабль и капитана.
        Положа руку на сердце, я подозревал, что сквайр уже ничего не решает, а распоряжается экспедицией этот не похожий на обычных людей капитан.
        Через несколько шагов я оглянулся. Том стоял перед мистером Смоллетом, напряженно выпрямившись. Мистер Смоллет что-то говорил; судя по лицу и движениям руки, говорил доброжелательно. Однако Том вдруг отшатнулся, словно огреб пощечину, затем дернулся к капитану, но замер, остановленный повелительным жестом.
        - Свободен, - различил я сквозь шум и музыку непреклонный голос.
        Наш лисовин повернулся и побрел через зал, как слепой, натыкаясь на танцующих. Потом зашагал быстрее - и внезапно кинулся бежать к выходу.
        - Что-то случилось. Извини, - бросил я Лайне и помчался следом. - Том, постой!
        Когда я одолел тридцать метров до двери, Том мелькнул уже далеко, в конце анфилады комнат. Припустив со всех ног, я снова увидел его на парадной лестнице с кланявшимися наядами; он сбежал по певучим ступеням и стремительно зашагал по аллее к воротам парка.
        - Эй! Что стряслось?
        Он не оглянулся, не сбавил шаг. Ссыпавшись с лестницы, я нагнал его и придержал, поймав за локоть.
        - Том! Что такое?
        По рыжей, с черными подпалинами, морде катились слезы; шерсть на щеках намокла и слиплась сосульками. Я растерялся.
        - Перестань. Ну что ты, как маленький?
        - Маленький, - прошептал он, опуская голову. - Двадцать один год. Капитан запретил мне лететь…
        - Но мне девятнадцать. Отчего тебе-то не позволил?
        Он не отвечал и плакал, а я стоял рядом, ничего не понимая и не зная, чем помочь.
        - Том, ну, будет тебе. Объясни толком.
        - Капитан помешался на чувстве вины, - справившись с собой, начал он. - А ему наболтали, будто бы я - ее любовник. - Тома передернуло. - Ношу разные маски, потому что она - извращенка и ей так нравится. Капитан спросил у сквайра, кто я такой и чем занимаюсь. А сквайр испугался. Забормотал какую-то чушь. Капитан и решил, что да, правду про меня слышал. И мне: ты, мол, хороший парень, и я тебя не возьму, потому что будешь чувствовать себя виноватым и привлечешь Чистильщиков.
        - А возраст при чем?
        - При том. Все прочие сами за себя отвечают, а за нас с тобой - капитан корабля. Я только рот открыл сказать, что вранье… А он и слушать не стал. Решение капитана - и точка. Надо же выдумать: «ее любовник»! И из-за этого мне оставаться… - Клацнули небольшие, но острые клыки, задрожали усы, и по мокрой шерсти снова потекли слезы.
        - Перестань себя жалеть, - велел я. - Надо мозгами шевелить.
        Том несколько раз глубоко вздохнул.
        - Извини, я расклеился. - Он провел ладонями по щекам и печально добавил: - Ты не думай, что я уж совсем размазня.
        - Что будем делать? Сквайр правду не скажет?
        - Побоится.
        Он снова двинулся по аллее прочь от дворца. Я пошел рядом.
        - Будь оно проклято! Все равно тут не останусь, - проговорил Том через несколько шагов. - Лучше сдохнуть, чем здесь… из милости…
        Остановившись, он вынул свой кинжал и принялся полосовать маску. Быстро сделал несколько разрезов и стал отдирать мех.
        - Не надо, - сказал я. Внутри что-то болезненно рвалось, как будто это с моего лица сдирали кожу. - Том, перестань.
        Он не слушал. Полоски меха падали на аллею и казались обрезками шкуры настоящего лисовина. Наливались красным точки на собственной коже Тома, и кровоточили порезы, сделанные решительной, слишком поспешной рукой.
        - Ну? Теперь видишь? - Наземь упала самая длинная полоска - та, которой Том закреплял платье Лайны.
        Ничего особенного я не видел - кроме бледного, окровавленного лица совершенно несчастного человека.
        - Видишь? - настойчиво повторил он.
        Я присмотрелся. Тонкие аристократические черты отдаленно напомнили мне капитана Смоллета. С какой стати Том прячется под маской? Странный парень. Уйдет ведь навсегда. И что дальше?
        - Ты считаешь сквайра бездушным бревном? - спросил я. - По-твоему, если ты сейчас сбежишь, за ним не явятся Чистильщики?
        - Ох… - Том уставился на меня в полном отчаянии.
        Ну, хотя бы я его остановил.
        Выудив из кармана фонарик, я трижды отсигналил SOS в окно зала, где веселились гости. RF там или не RF, а простые вещи капитан Смоллет понимать должен.
        Через пару минут по лестнице спустился один из космолетчиков - я узнал по короткой стрижке - и подошел к нам. Ему было лет сорок; в темных волосах - отдельные пряди цвета остывшего пепла. Брови тоже неровно поседели и казались покрытыми изморозью. Карие, с каким-то особенным солнечным отсветом, глаза были внимательные и добрые. Он глянул на сплошную рану, в которую превратилось лицо Тома, и ткнул белую кнопку у себя на воротнике:
        - Алекс, ответь мне. Нужен пакет первой помощи. Ты лисовин? - спросил он Тома.
        - Да, сэр.
        - Что ж ты, дурак, с собой делаешь? - Космолетчик снова нажал кнопку связи: - Алекс, будь добр, выйди сюда.
        Вскоре по ступеням сбежал доктор Ливси. Он без лишних слов промокнул салфеткой Тому лицо, прошелся аэрозолем из баллончика. Прозрачный гель застыл через несколько секунд. Лицо у нашего лисовина стало блестящее, в порезах и темных точках. Доктор Ливси присмотрелся.
        - Я тебя помню. Его мать умерла в нашей клинике четыре года назад, - сообщил он подошедшему капитану. - Том приходил к ней, тогда еще без маски. Значит, сквайр тебя приютил?
        - Да, сэр, - прошептал Том.
        - Ты его сын, - проговорил мистер Смоллет. Он не спрашивал - утверждал.
        - Да, сэр, - подтвердил Том, вытягиваясь в струнку под его пронизывающим взглядом.
        Капитан холодно усмехнулся.
        - Внебрачный сын. Позор семьи. Супруга позволила мистеру Трелони приютить тебя при условии, что никто не увидит твоего лица. Так?
        - Да, сэр, - произнес Том в четвертый раз.
        Вот оно что. Теперь и я увидел сходство между ним и сквайром: такой же прямой нос, крепкий подбородок, похожий рисунок губ. Я от души пожалел лисовина, которого держат в доме из милости, без конца шпыняют да еще заставляют прятать лицо.
        Том несмело улыбнулся.
        - Мистер Смоллет, вы позволите мне лететь?
        - Никто никуда не полетит, - отрезал капитан.
        Такого поворота не ожидал даже космолетчик, хорошо его знавший.
        - Алекс, господь с тобой! Почему?
        - Потому что я сейчас выскажу почтенному сквайру свое мнение о нем и его супруге. И об этом издевательстве, - мистер Смоллет указал на онемевшего Тома. - Так выскажу, что он поймет. И в рейсе его вниманием не обойдут. Поэтому на RF-корабле ему не летать, и экспедиция отменяется.
        Карие, с золотистым солнечным отсветом, глаза его подчиненного похолодели; седеющие, словно покрытые изморозью брови сдвинулись.
        - Ты не сделаешь ничего подобного. Мы потеряем контракт - и останемся сосать лапу? Ты о ребятах подумал? Мы что - мало грузов в порту перетаскали? Мало трюмов мыли, в заразе ковыряясь? Пристли на таможне сидит - и то считает за счастье. Вспомни, сколько времени мы ждали своей удачи. Сам знаешь: RF сейчас никому не нужен…
        - Все так, - остановил его мистер Смоллет. - Нам нужна работа, сквайру - сокровища, лисовину - приключения… Дэвид, а вам что нужно? - повернулся он к доктору Ливси.
        - А я хочу жениться на миссис Хокинс, - хладнокровно отозвался доктор. - Джим мне как родной, и я не могу отпустить его одного.
        - Видишь, - горячо подхватил космолетчик, - как много планов ты разрушишь. А вот и сквайр, - добавил он, разом утратив пыл.
        Мистер Трелони торопливо спускался по певучей лестнице. Наяды не успевали вовремя кланяться и без толку склонялись у него за спиной.
        - Господа, - взволнованно заговорил сквайр, приближаясь к нам по аллее, - только что сообщили в новостях: в эту ночь разграблены два Птичьих питомника в Бристле. Птиц вывезли всех подчистую, власти хватаются за голову. При всем при прочем, нам это на руку… - Тут он заметил Тома. Разглядывал его несколько секунд, не узнавая. Потом, запинаясь, вымолвил: - Т-ты… ты что сделал?
        Еще слово - и капитан его ударит, мелькнуло у меня в мозгу. Глаза у мистера Смоллета так и вспыхнули. Они явно светятся. Надо будет посмотреть на капитана в темноте…
        - Том! Что ты с собой сотворил? - Мистер Трелони хотел было коснуться его ободранного, изрезанного лица, но не решился.
        «Он думал уйти, потому что вы его предали», - чуть не сорвалось у меня. Сквайр вздрогнул, точно услышал мои мысли. Провел-таки пальцами по щеке Тома. Глянул на руку, словно ожидая увидеть кровь.
        - Прости, - выговорил он нетвердо. - Мальчик мой, прости меня…
        Мистер Трелони повернулся и двинулся обратно ко дворцу. Однако не стал подниматься по лестнице, а зашагал вдоль нелепого, кичливого фасада с витражами, арками, колоннами, скульптурами, лепниной, позолотой и мозаикой. Том смотрел ему вслед, кусая губу. Доктор Ливси подтолкнул его:
        - Беги. И помирись. Иначе никуда не полетим.
        Он помчался. Нагнал сквайра, пошел рядом. Тонкий, гибкий Том был одного роста с плотным, несколько тяжеловесным отцом. Мистер Трелони вдруг обнял его за пояс и привлек к себе. Так и двинулись дальше - поникший, сгорбившийся сквайр и оживший, полный надежд Том-лисовин.
        - Алекс, - с шутливой торжественностью заговорил космолетчик, - я, Дэниэл Эрроу, твой первый помощник, при свидетелях обещаю: я сделаю все возможное, чтобы за мистером Трелони не явились Чистильщики. Можешь о нем не тревожиться.
        Глава 7
        Капитан Смоллет отказался от гостеприимства сквайра и поселил экипаж «Испаньолы» в «Адмирале Бенбоу». Мы с матерью стояли за то, чтобы космические волки гостили у нас бесплатно, однако мистер Смоллет и слышать об этом не захотел.
        Для дальнего перелета в экипаже не хватало пятерых человек: народ разбежался от бескормицы. Капитан принялся искать людей. Он часами просиживал в информсети и часто пользовался дальсвязью, которую оплачивал мистер Трелони. Дело не ладилось, вылет все откладывался и откладывался. Сквайр ворчал, что капитан слишком придирчив в выборе специалистов и что экспедиция к безымянной планете - это не брак на всю жизнь и незачем так осторожничать. При мистере Смоллете он не высказывался, однако решил поторопить события и взял хлопоты на себя.
        В то ясное утро, когда поднявшееся солнце еще не растопило иней на песке, море позванивало схватившимися за ночь ледышками, а недоукомплектованный экипаж «Испаньолы» и мы с Томом Редрутом завтракали в ресторане, сквайр торжественно, точно император со свитой, вошел в зал. С ним было пять человек: широкоплечий мужественный блондин с густыми черными бровями и волевым подбородком; ладно скроенный брюнет со смуглым, резко очерченным, жестковатым лицом, на котором сверкали зеленые глаза; миловидный парнишка с девичьим румянцем во всю щеку, пушистыми ресницами и слегка испуганным взглядом; сероглазый красавец, как будто сошедший с рекламной картинки, но уставший улыбаться; и еще субъект удивительного цвета: сизые щеки и подбородок, темно-лиловые глаза, копна сиреневых волос. Все могу понять - но на кой ляд красить шевелюру? Или он таким уродился?
        Пожелтевшие к зиме пальмены в кадках у двери признали важных гостей, встрепенулись, выпрямили лениво искривленные стебли и с шуршанием расправили узкие стрелы листьев.
        - Доброе утро, господа, - заговорил мистер Трелони, направляясь к столику, за которым завтракал капитан Смоллет с двумя своими помощниками. - Здравствуйте, дорогой капитан. Хочу вас порадовать: наши проблемы наконец решены. Вот люди, которых нам не хватало. Отличные спецы! А… гм… - Сквайр огляделся. - Где же Том?
        - Здесь, сэр, - отозвался неузнанный им Том-лисовин; сквайр только что прошел мимо него.
        Сегодня Том был в маске, удивительно похожей на лицо Дэниэла Эрроу, первого помощника. Переселившись в нашу гостиницу, он продолжал ходить с биопластом, уверяя, что за четыре года привык к нему и без маски чувствует себя неуютно. Перед завтраком капитан Смоллет шутливо указал, что двух Эрроу на борту корабля он не потерпит, и не потрудится ли уважаемый лисовин подобрать себе иную, ни к чему не обязывающую личину?
        - Слушаюсь, сэр, - кротко ответил Том. И добавил, великолепно копируя первого помощника: - Я подумаю над твоей просьбой, Алекс.
        Тогда мистер Смоллет посмеялся; сейчас, при виде сквайра Трелони со свитой, его синие глаза потемнели и стали чуть ли не черными. Он поднялся, приветствуя вошедших:
        - Здравствуйте, господа.
        Под грозовым взглядом капитана они смутились, один сквайр ничего не заметил.
        - Дорогой капитан, я знаю, какие высокие требования вы предъявляете. Но эти специалисты удовлетворят самых придирчивых. У них безупречные послужные списки и отличные рекомендации.
        - Я доверяю вашему выбору, сэр, - отозвался мистер Смоллет. Так и слышалось: «Где вы откопали этот сброд?»
        По мне, приведенные сквайром космолетчики на сброд не походили. Блондин с великолепными черными бровями примирительно улыбнулся, обращаясь к мистеру Смоллету:
        - Извините, сэр. Мы бы не сунулись к чужому капитану без приглашения - но когда мистер Трелони предложил работу… - он выразительно развел руками: дескать, не смогли устоять.
        - Не понял, - холодно проговорил капитан.
        - То есть когда мы предложили свои услуги, а мистер Трелони согласился нас взять, - поправился чернобровый. - Мы были в отчаянном положении, сэр, - добавил он, оправдываясь.
        - Теперь понимаю, - ответил мистер Смоллет еще холоднее.
        Еще бы. Нанявшись на корабль в обход него, эти пятеро нарушили святое правило: RF-капитан лично подбирает себе команду.
        - В таком случае, господа самозванцы, - дружелюбно заговорил мистер Эрроу, а его карие, с золотистым отсветом, глаза улыбнулись, - садитесь и выкладывайте, кто вы такие и зачем нам нужны. Мистер Трелони, присаживайтесь, - он подвинул сквайру кресло.
        Капитан Смоллет уселся на свое место и с непроницаемым лицом принялся доедать завтрак. По-моему, он был взбешен.
        «Самозванцы» разместились возле столика и начали исповедоваться перед первым помощником. Я перехватил недоуменные взгляды, брошенные на сидевшего рядом со мной Эрроу-2. Том-лисовин неловко поерзал и подался ко мне:
        - Слушай, друг Джим, тебе чернобровка никого не напоминает?
        Блондин с черными бровями уже представился Израэлем Хэндсом, RF-пилотом, и как раз перечислял, в каких компаниях он работал и куда летал. Я покачал головой:
        - Не припомню.
        - Гляди внимательней, - зашептал Том. - Да не на морду - мы биопласта навидались. Я его недавно где-то видел.
        - Ну и что?
        Том не сумел объяснить, что его встревожило. Израэль Хэндс был опытный пилот и, как мне показалось, спокойный доброжелательный человек. Техника Джоба Андерсона - уставшего улыбаться рекламного красавца - наш лисовин молчаливо одобрил, второго техника Дика Мерри - тоже, несмотря на копну сиреневых волос. А Тома Грея, смазливого парнишку с девичьим румянцем и странной специальностью «планет-стрелок», он долго рассматривал с подозрением. Похоже, налепив маску первого помощника, Том ощутил особую ответственность за судьбу корабля.
        Наконец представился последний из «самозванцев» - ладный брюнет со смуглым лицом и сверкающими зелеными глазами:
        - Джон Сильвер.
        Именем он и ограничился. У него был прямой нос с хищным вырезом ноздрей, твердые губы и четко вылепленный подбородок.
        - Вы навигатор? - спросил капитан Смоллет, оторвавшись от фруктового коктейля.
        - Да, сэр, - отозвался Сильвер с заминкой.
        - Катастрофа на «Илайне»?
        - Вы хорошо осведомлены, сэр.
        - Вы были уволены из RF, - продолжал мистер Смоллет, - по состоянию здоровья. Почему вы нанимаетесь на работу, которую не можете выполнять?
        - Чтобы не умереть с голоду, - дерзко ответил Сильвер.
        - Дорогой капитан, - вмешался сквайр Трелони, - я нанял Джона судовым поваром.
        - Теперь он точно с голоду не помрет, - встрял Том-лисовин.
        Первый помощник улыбнулся, капитан - нет. Склонив голову набок, он разглядывал Сильвера, точно редкое животное в зверинце. Бывший навигатор стиснул зубы: на скулах шевельнулись желваки.
        - Как давно вы имели дело с?.. - начал мистер Смоллет.
        - Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, - перебил Сильвер.
        - И все-таки?
        - Пятнадцать лет назад, сэр, - отчеканил бывший навигатор. И с вызовом добавил: - Хотя это никого не касается.
        - О чем речь? - вполголоса спросил меня Том.
        - Понятия не имею.
        - Но ты - Трижды Осененный. Должен понимать.
        Сильвер расслышал шутливо-возмущенный упрек нашего лисовина.
        - Трижды Осененный? - вырвалось у него. Ей-богу: бывший навигатор испугался.
        Впрочем, я не успел толком это осознать: куртка у Сильвера на груди зашевелилась, и между застежками протиснулась дымчатая, с серебристым отливом голова. Треугольные черные уши подрагивали, круглые серые глазищи с любопытством уставились на мир.
        - Поюн! - ахнул Том. - Настоящий поюн! Можно подержать? - Вскочив с места, он шагнул к Сильверу.
        Поюн выбрался из своего убежища и вскарабкался Сильверу на плечо. Выгнул спину, распушил короткий серебристый хвост и радостно воскликнул:
        - О-о!
        Том протянул к нему ладонь. Поюн потрогал ее лапой:
        - О-о! Ух, - добавил он уважительно.
        Жесткое лицо Сильвера смягчилось, он улыбнулся и почесал зверьку брюшко. Цепляясь коготками, поюн проворно двинулся вверх по руке нашего лисовина. Взобрался, ткнулся носом ему в шею, обнюхал щеку, разочарованно вздохнул:
        - Э-эхх, - и перепрыгнул на голову первому помощнику. - Я с тобой! - вскричал он, словно прибыл к лучшему другу.
        - Уйди, зараза! - мистер Эрроу замахал руками, пытаясь его согнать. - Наглый коготун.
        - Я с тобой! - восклицал зверек и нежно приговаривал: - Ах-ах, - тычась мордочкой в густые, неровно седеющие волосы первого помощника.
        - Джон, заберите его. Пошел, пошел со своими крючками!
        Скребнув его по виску и оставив четыре царапины, поюн спрыгнул на стол и боязливо обнюхал руки второго помощника, который до сих пор не произнес ни слова, а лишь приглядывался к пятерым «самозванцам». Не знаю, как Крис Делл что-либо видел: тяжелые темно-рыжие волосы все время падали ему на глаза. Затем прыткий зверек взмыл в воздух - и шлепнулся на столик передо мной, въехав задней лапой в вазочку с шоколадным суфлеем. Конфуз его не смутил: подрыгав испачканной лапой и забрызгав весь стол, поюн встал на дыбки, упираясь мне в грудь, и лизнул в подбородок.
        - Ах, Джон, - пропел он женским голосом.
        Космолетчики покатились со смеху.
        - Джон, ах, Джон… - Зверек подпрыгнул и попытался лизнуть меня в щеку.
        Я поймал его в прыжке.
        - Что ты болтаешь? Скажи: «Ах, Джим».
        - Ах-джимах, - отозвался поюн, дергая задними лапами, словно крутил невидимые педали. И сердито воскликнул: - Совсем сумасшедший!
        Как они хохотали!
        Я отпустил поюна, и он стремглав понесся к Сильверу, одним духом взлетел ему на плечо.
        - Джимах! - крикнул он оттуда, пуша свой короткий хвост. - Сумасшедший!
        - Как его зовут? - отсмеявшись, спросил капитан Смоллет.
        - Прошу прощения, сэр, - с достоинством ответил Сильвер, - его зовут так же, как вас: Александр.
        - Дайте-ка мне моего тезку, - попросил капитан. - За поюна вам прощаются ваши грехи.
        Сняв зверушку с плеча, бывший навигатор протянул ее мистеру Смоллету. Оказавшись у капитана, зверек вдруг заверещал, задергался, пытаясь вырваться, и до крови располосовал ему руки. Капитан не выпускал его, сжимая извивающееся тельце, и вопросительно смотрел на растерявшегося Сильвера.
        - Отпусти тезку, - не выдержал первый помощник. - Напугал зверя до смерти.
        Мистер Смоллет разжал пальцы. Поюн кинулся к хозяину, нырнул под куртку и притаился, словно его и нет. Сильвер прищурился.
        - Неужто вы такой скверный человек, сэр, что поюн вас боится?
        Капитан не спеша обтер салфеткой расцарапанные руки и лишь затем ответил:
        - Поюн испугался, потому что боится его хозяин. - Синие глаза вспыхнули беспощадным огнем, требуя правдивого ответа. - Почему вы меня боитесь, Джон?
        Сильвер выпрямился.
        - Я не боюсь вас, сэр.
        - Вы лжете.
        - Нет! Я… - бывший навигатор запнулся. - Я опасаюсь, что вы не возьмете меня в рейс.
        - Почему?
        Сильвер вытягивался все больше. Казалось, сила горящего капитанского взгляда вот-вот оторвет его от кресла и заставит вскочить на ноги, встать по струнке.
        - За мной есть вина, сэр… серьезная вина.
        - Какая?
        Бывший навигатор вдруг обмяк, откинулся на спинку кресла и убито пробормотал:
        - Это мое семейное дело, сэр. Совершенно личное. - Он помолчал и, хотя капитан не стал больше допытываться, признался: - У меня были нелады с женой. Я ее сильно обидел.
        - Вы смелый человек, Джон, - сказал сквайр Трелони. - Все до дрожи боятся пресловутых Чистильщиков, а вы - нет.
        - Я боюсь, - отозвался Сильвер. - Не меньше, чем любой другой.
        - Но послушайте, - обеспокоился сквайр. - А если они вас заберут? Мы останемся без кока?
        - Я рассчитываю, что обойдется.
        - Сэр, этих людей наняли вы, - заметил Крис Делл, второй помощник мистера Смоллета. Он тряхнул головой, темно-рыжая челка колыхнулась, на миг открыв прищуренные льдистые глаза. Делл был очень сердит. - Именно вы несете за них ответственность.
        - В каком смысле? - нахмурился мистер Трелони.
        - Видите ли, сэр, обычно RF-капитан сам подбирает экипаж, - с отменной вежливостью начал объяснять второй помощник. - Он отвечает за безопасность людей - за то, чтобы в рейсе никого не забрали. Если он ошибается и допускает на борт человека, с которым случается беда, виноват капитан. А сейчас, - Делл кивком указал на «самозванцев», - вся вина ляжет на вас.
        - И тогда Чистильщики явятся за мной? - уточнил сквайр.
        Второй помощник любезно улыбнулся; за улыбкой я угадал ледяную ярость.
        - Это зависит от того, сэр, насколько сильно вы будете себя корить.
        - Я не буду, - заявил мистер Трелони. - Здесь все взрослые люди и лучше меня знают, что такое RF и Чистильщики. Джон, если вы действительно в чем-то там виноваты, откажитесь лететь…
        - Нет, - отрезал Сильвер.
        - Сумасшедший! - вякнул из своего укрытия поюн Александр.
        Сильвер хлопнул по груди ладонью, и поюн снова затаился.
        - Надеюсь, ребята нас не подведут, - проговорил мистер Эрроу, всегда готовый вступиться за собратьев-космолетчиков. - Не подведете?
        - Нет, сэр, - ответил за всех Джон Сильвер.
        - Алекс? - обернулся первый помощник к капитану.
        Тот покачал головой:
        - Я не готов принять решение.
        - Мистер Смоллет! - внезапно рассердился сквайр. - Я по горло сыт проволочками. Либо мы завтра летим, либо я нанимаю другой корабль.
        Поюн высунулся из-под куртки:
        - Совсем сума…
        Израэль Хэндс, выбросив руку, пережал ему горло. Зверек широко зевнул и выпучил глаза.
        - Я задушу тебя, болтун, - процедил пилот.
        - Даю вам сутки, капитан, - мистер Трелони резко встал. - Если корабль не будет готов к взлету, пеняйте на себя.
        Разгневанный сквайр вышел из ресторана; пальмены у входа проводили его шуршанием вздрогнувших листьев. Том-лисовин сжался; у «самозванцев» вид был смущенный и виноватый. Один лишь Сильвер посмел прямо взглянуть на капитана. Солнце светило ему в лицо, и глаза бывшего навигатора сверкнули зеленым огнем, как у зверя.
        - Сэр, все будет хорошо.
        Сильвер погладил распластавшегося у него на груди придушенного поюна. Тезка нашего капитана висел, когтями вцепившись в ткань куртки, похожий на распяленную шкурку.
        Том-лисовин вдруг подался вперед.
        - Мистер Смоллет, разрешите задать вопрос Джону Сильверу, - проговорил он, откровенно подчеркивая свое уважение к капитану, которому сквайр только что устроил разнос.
        - Задавай.
        - Два вопроса, - поправился Том. - Джон, вы раньше бывали в этих местах?
        - Нет, - ответил бывший навигатор.
        - Вы объяснили, отчего поюн испугался мистера Смоллета, - продолжал наш лисовин с охотничьим блеском в глазах. - А отчего он полез к Джиму целоваться?
        Ну и вопрос! Я ожидал, что вокруг меня грянет хохот, но космолетчики ограничились ухмылками. Сильвер задумался.
        - Александр почуял Трижды Осененного Птицей, - сказал он наконец. - И вообще Джим - лесной человек, зверье должно его любить.
        Он говорил дело. А Том схлопочет по ушам, если будет выступать.
        - А ты, - бывший навигатор вдруг повысил голос, - ты кто такой? Юнга? - Он выплюнул это слово, как залетевшую в рот мушину.
        Пока наш лисовин соображал, кем его обозвали, Сильвер обернулся к мистеру Смоллету.
        - Сэр! Вы летаете с юнгой на борту?
        - Джон, - вмешался первый помощник, - вы прекрасно знаете, что это не запрещено…
        - Мистер Смоллет! - Сильвер взвился; поюн чуть не свалился с него, заскреб лапами. - Вы! С юнгой?!
        - Замолчи, - сказал Израэль Хэндс, и бывший навигатор умолк, только губы кривились.
        - Что такое «юнга»? - спросил Том.
        Сильвер обернулся к нему, ухватил за подбородок и задрал лисовину голову, всматриваясь в лицо.
        - Ты не знаешь?
        Том вырвался.
        - Я бы не спрашивал, - огрызнулся он, потирая подбородок.
        - Юнга - это смертник при RF-капитане, - проговорил Сильвер странно звенящим голосом. - Он отдает свою жизнь, если на корабле случается беда… когда жизнь капитана оказывается в опасности. За это хорошо платят.
        - И редко пользуются, - добавил мистер Смоллет. - Нет, Джон: я летаю без юнги.
        Бывший навигатор перевел дыхание, как будто было чрезвычайно важно, что у нашего капитана нет юнги, готового за него умереть.
        - Извините, сэр, - тихо сказал он. - Я вдруг подумал… - Сильвер беспомощно пожал плечами. - Извините. - Он вернулся на свое место.
        - Еще раз подумаешь не то - останешься на Энглеланде, - заметил Хэндс.
        Том коснулся моего локтя, взглядом указал на Хэндса с Сильвером и шепнул:
        - Они мне не нравятся.
        - Ты им - тоже, - ответил я не задумываясь.
        Том подобрался.
        - Мистер Смоллет, разрешите задать вопрос пилоту Хэндсу.
        - Ну уж нет, - чернобровый Хэндс с усмешкой повернулся в нашу сторону. - Сейчас моя очередь спрашивать. Я никогда не бывал у вас на побережье; где я мог тебя видеть?
        - Не знаю, - настороженно ответил Том.
        - Может, в Бристле? - задумчиво произнес пилот. - В Веселом районе?
        В точку. Том залился краской, как девчонка. Мэй-дэй! Ну и детки у сквайра Трелони. Лайна деньги ворует, Том в Веселом районе развлекается.
        Под общий смех он вскинул голову:
        - Мистер Смоллет?
        - Слушаю тебя, лисовин.
        - Мистер Смоллет, - повторил Том, волнуясь. - Можно, я буду вашим юнгой?
        Настала полная тишина. Только похрустывали, сворачиваясь, листья пальмен. Космолетчики глядели оторопело.
        - Послушай, - наконец обратился к Тому Джон Сильвер, - юнгу на RF-корабль нанимает не капитан, а первый помощник.
        Том повернулся к мистеру Эрроу.
        - Сэр, возьмите меня юнгой. Без оплаты.
        - Уймись, - сказал тот.
        - Во-вторых, - продолжал бывший навигатор, - по уставу, капитану не положено знать, кто у него юнга.
        Наш лисовин блеснул зубами в неожиданной хищной усмешке:
        - Мы сегодня только и делаем, что нарушаем устав. Мистер Эрроу! Я прошу вас.
        Первый помощник поджал губы. Зато льдистый взгляд Криса Делла неожиданно смягчился; второй помощник откинул со лба челку и рассматривал Тома с искренним любопытством.
        - Ни один уважающий себя RF-капитан с юнгой не летает, - подал голос старший пилот Питер Рейнборо - улыбчивый симпатяга с длинными раскосыми глазами. - Если правда выплывет - позор на весь флот.
        - Экипаж подержит рот на замке, - заявил наш лисовин.
        - Зачем это тебе? - поинтересовался капитан Смоллет.
        - Сэр, меня тревожит, что человек, который не был приглашен на борт, а сам навязался вам на голову, первым делом начинает выяснять, есть ли у капитана корабля юнга-смертник, - отрапортовал Том. - Я считаю, что в таком случае юнга вам необходим.
        Сильвер вскинулся, желая что-то сказать, но капитан движением руки заставил его молчать.
        - Ты так считаешь? - переспросил мистер Смоллет.
        - Да, сэр.
        - И не просишь оплаты?
        - Нет, сэр.
        - Хорошо. - Синие глаза капитана улыбнулись. - Будешь юнгой. Дэн, расскажи Тому о его правах.
        Первый помощник скривился, как будто у него отчаянно заныли зубы.
        - Ладно, сам объясню. В критической ситуации юнга имеет право отказаться от своих обязанностей, и никто не заставит его отдать жизнь капитану корабля…
        - Я не откажусь, сэр.
        Мистер Смоллет сделал вид, будто его не перебивали.
        - Однако и капитан может отказаться от услуг юнги. Все понятно?
        - Да, сэр.
        - А теперь, юнга лисовин, изволь до вечера не попадаться мне на глаза, - сказал мистер Эрроу. - С меня довольно идиотских выходок. - Он наградил тяжелым взглядом Сильвера.
        Бывший навигатор потупился. А висевший безжизненной шкуркой поюн вдруг отцепился, спрыгнул на пол, подбежал к Тому и вскарабкался ему на колени.
        - Ах-ах, - нежно проворковал он. Вспрыгнул Тому на плечо и принялся передними лапами перебирать ему волосы. - Ах, Джон… Хорошо. Будешь юнгой. Дэн, расскажи Тому о его правах.
        Поюны отлично чувствуют настроение своих хозяев - и выдают их с головой. Хотел бы я знать, чем Сильверу так понравилась инициатива нашего лисовина.
        - Юнга! - рявкнул первый помощник. - Ты слышал приказ?
        - Да, сэр. - Том вскочил. - Джим, пойдем.
        Я предпочел бы остаться с космолетчиками, но Том настойчиво дернул меня за рукав. Поюн стрелой понесся назад к хозяину.
        У двери наш лисовин обернулся:
        - Пилот Хэндс!
        Чернобровый блондин повернул голову.
        - Я вспомнил, где мы с вами встречались, - торжествующе объявил Том. - В Веселых банях.
        Я подавился воздухом. Мой отец всыпал бы мне по первое число, ляпни я такое.
        Том кинулся вон из ресторана. Дверь за нами захлопнулась, но я успел услышать дружный хохот в зале.
        - Совсем сумасшедший! - воскликнул я, как поюн Александр. - Кто тебя тянул за язык? Что они будут думать?
        Лисовин беспечно махнул рукой.
        - Да не был я в банях. Пускай Хэндс отмазывается… И знаешь что, друг мой Джим, - произнес он, размышляя, - в Веселый район я забрел только раз. И так-таки совпал с Хэндсом? - Том с сомнением покачал головой. - Наверняка он это сказал, чтобы мне рот заткнуть.
        - Странные они, - сказал я. - RF, Чистильщики, смертники… Почему про этот RF ничего толком не сказано в информсети?
        - Из парней все приходится клещами вытягивать, - добавил Том. - Я бился, бился, расспрашивал. А кабы не Сильвер, мы бы про юнгу и не услышали. И что там произошло пятнадцать лет назад? Черт! Ни от кого не узнаешь…
        - Может, поискать в сети «Илайн»? - предложил я.
        - Точно, - обрадовался наш лисовин. - Пойдем.
        Мы поднялись в его номер и подсели к компу. Ну и работенка - ползать по сети в поисках того, не знаю, чего. Можно подумать, RF является государственной тайной и строго засекречен. В конце концов мы каким-то чудом сумели подобрать код доступа и попали в галактическую сеть. Все прокляли: и бестолковую организацию нашей сети, и жесткий изоляционизм правительства. Энглеланд уж лет пятьдесят как отгородился от внешнего мира, и его жителей оберегают от дурного влияния чужаков. Беречь-то нас берегут, но и обкрадывают тоже. Раньше мне было все равно, а тут вдруг ясно осознал, что к чему.
        В галактической сети мы таки обнаружили сведения об «Илайне». Оказалось, это был не звездолет, а космическая база, где отдыхали экипажи нескольких кораблей, в том числе одного RF. И в этот самый «Илайн» вмазался накачавшийся наркотиками космодесантник, который угнал яхту и пытался удрать от повисшей на хвосте полиции. Яхта - всмятку, база получила сильные повреждения, тридцать два человека погибли, восемьдесят пять ранено, из них трое сильно обгорели. Среди этих обгоревших был и RF-навигатор первого класса Джон Сильвер.
        Я удивленно присвистнул, когда нам удалось вывести на экран его изображение: ничего общего с тем Сильвером, которого привел сквайр Трелони.
        - Это не он.
        - Ну-у… - Том изучал худое, угловатое, заросшее черной бородой лицо навигатора, - он обгорел и ходит с маской. Ты заметил? У него всюду биопласт - на лице, на шее, на руках.
        - Но у этого глаза серые, а у нашего - зеленые.
        Ткнув клавишу, Том увеличил изображение, и малосимпатичная физиономия заняла весь экран.
        - Да тоже зеленоватые, - произнес лисовин. - Ты вот что скажи мне, друг Джим: отчего у капитана и Сильвера глаза светятся?
        - Не скажу. Не знаю.
        Конечно, я подкатывался с расспросами к мистеру Эрроу и другим космолетчикам, да попусту.
        - То-то и оно, - кивнул Том. - Давай-ка что-нибудь про RF поищем, раз уж в галактической сети…
        Тут в дверь поскреблись, и в номер заглянула Шейла. Ее румяные щеки побледнели, в волосы были кокетливо вплетены нежно-зеленые перья.
        - Завтра вылетаете? Это правда? - Шейла мялась на пороге.
        - Похоже на то. - Я выключил комп.
        И чуть не схлопотал по рукам от Тома.
        - Ты спятил?! - возмущенно заорал лисовин. - Какого черта?!
        - Заткнись.
        Он заткнулся. Одумался и вежливо пригласил Шейлу зайти и составить ему компанию, ведь Джим так и так собирался уходить… Он еще что-то ей плел, а я поспешно убрался. Шейла на четыре года старше Тома и оттого стесняется решительно взять его в оборот. Лисовин тоже стесняется - и вот они вокруг друг дружки ходят, облизываются. Хоть бы столковались наконец.
        Оказалось, пока мы с Томом лазали по информсетям, космические волки улетели в Бристль, где стояла на космодроме «Испаньола». Капитан всерьез воспринял угрозу сквайра Трелони и отправил экипаж готовить корабль к взлету. В «Адмирале Бенбоу» остался лишь сам мистер Смоллет, Дэниэл Эрроу и «самозванцы».
        Они собрались на берегу, у воды, и что-то шумно обсуждали, размахивая руками и толкаясь. Непонятно было, ссорятся они или веселятся; капитан и его первый помощник стояли чуть в стороне. Я подошел к космолетчикам. Волны лениво подымали спины, шурша и позванивая льдинками, солнце дробилось на них и вспыхивало тысячами острых искр, холодный ветер тут же забрался под куртку.
        - И не уговаривайте! - кричал Том Грей. - Совсем рехнулись! Мистер Смоллет, разве вам нужен захлебнувшийся планет-стрелок?
        - Давай-давай, - наступали на Грея Андерсон и Мерри, теснили к воде. - Плыви.
        - Куда вы его отправляете? - вмешался я. - Планет-стрелок - не ледокол.
        - Он проиграл в «водянку», - объяснил Дик Мерри, плотнее натягивая капюшон, отороченный черным мехом. Из-под капюшона выбивались пряди волос, которые на солнце казались не сиреневыми, а дымчато-серыми, как шкура у поюна. - Проиграл - должен плыть.
        - Слишком холодно.
        По-моему, этим все было сказано - но «самозванцы» считали иначе. Они вновь насели на планет-стрелка, а капитан с первым помощником спокойно наблюдали, как отбивается несчастный Грей, которого приводил в ужас один только вид плавающих в воде льдинок.
        - Парни, да вы что? Я же утону, ей-богу!
        Разошедшийся Андерсон толкнул его в плечо; Грей отшатнулся и оказался по щиколотку в воде. Рванулся обратно на сушу, однако ему преградил дорогу чернобровый Хэндс:
        - Плыви.
        Отчего мистер Смоллет позволяет заниматься ерундой? Утопленник нам ни к чему, планет-стрелок с воспалением легких - тоже не подарок.
        - Бросьте чудить, - сказал я. - Найдите бассейн с подогревом - в нем и…
        - Не лезь, - осадил меня Андерсон. - Не твое дело.
        - Мое. Вы живете в моей гостинице - а у нас запрещено купаться в холодное время года.
        - С какой стати?
        Я замешкался с ответом. Что придумать? До сих пор никому не приходило на ум лезть в воду осенью.
        - Я за него сплаваю, - заявил Сильвер, сбрасывая куртку на мокрый от растаявшего инея песок.
        На куртку спрыгнул поюн Александр, выгнул спину, распушил хвост.
        - Нет, - сказал Хэндс - точно тяжелый камень уронил.
        Не отвечая, Сильвер стянул теплый свитер, затем скинул мягкую рубашку. Поюн насторожил уши, наблюдая за хозяином. Бывший навигатор нагнулся, расшнуровывая ботинки. Великолепный торс, литые бицепсы. Том-лисовин сказал: это все биопласт. Хороший мастер делал.
        Хэндс ухватил Сильвера за плечо и рывком заставил распрямиться.
        - Сказано: нет.
        Бывший навигатор полоснул его свирепым взглядом:
        - Отпусти!
        Ну, дела… Либо нервный Сильвер что-нибудь отколет, либо утопят планет-стрелка. Грей стоял у кромки воды, на мокром, расползающемся под ногами песке. Шурша льдинками, набежала волна, закружила пену вокруг ботинок.
        - Прекратите, - велел я, как будто здесь были не космолетчики со своим капитаном, а дурные горожане. - За нарушение правил поведения на пляже - штраф двести стелларов.
        Мерри вытащил кредитку и с ухмылкой протянул мне:
        - Плачу. Но Грей поплывет.
        - Отпусти! - крикнул Сильвер Хэндсу.
        - Отпусти! - поддакнул поюн женским голосом. - Сумасшедший!
        Еще минута перепалки - и капитан Смоллет откажется брать «самозванцев» на борт. Идиоты.
        - Хватит дурить. С краккеном решили познакомиться? Он охотно пообедает.
        Прожорливый краккен опасен в любое время года, но хуже нет с ним встретиться, когда он нагуливает жир к зиме. Его у нас отродясь не бывало - краккен водится у западного побережья - но космолетчики этого не знали.
        Грей отшатнулся от воды, Андерсон и Мерри переглянулись.
        - Вздор, - решительно объявил Сильвер. - Я поплыву.
        - Нет! - рыкнул Хэндс и оттолкнул его так, что Сильвер не удержался на ногах.
        Бывший навигатор прокатился по песку, вскочил, бледный от злости.
        Капитан Смоллет холодно наблюдал за «самозванцами», первый помощник отвернулся, разглядывая небо над верхушками облетевших ивушей. Ну, парни - сами себе враги. Краккена на них нет…
        - Эй! - вскрикнул планет-стрелок. - А там что такое? - Он вытянул шею, глядя мне за спину.
        Я обернулся. Мэй-дэй! Из раздавшихся волн поднялась квадратная морда: над глазами похожие на рога наросты, борода из болтающихся щупалец, широкая пасть приоткрыта в злорадной усмешке.
        Мы дружно шарахнулись прочь от воды.
        - Это краккен? - мистер Смоллет достал из-под куртки маленький карманный лучемет. Я и не знал, что наш капитан носит при себе такое оружие. - Он опасен на суше?
        - Нет, - ответил я, разглядывая рогатую, бородатую зверюгу.
        Мокро блестевшие щупальца под нижней челюстью шевелились. Мерзкая тварь.
        - Мистер Смоллет, - Сильвер неожиданно засмеялся, подобрал рубашку, стряхнул налипший песок. - Это же надувная игрушка - постояльцев пугать. Верно, Джим?
        Квадратная морда покачивалась в волнах и злорадно скалилась.
        - Это настоящий краккен, - отозвался я, недоумевая, откуда он взялся, да еще так кстати.
        - Значит, ручной. - Бывший навигатор насмешливо сощурился. - Здорово ты его выдрессировал.
        Держать краккена возле гостиницы? Я не спятил. Может, он от соседей приплыл? Хозяин «Старого винодела» - известный шутник. Однако с краккеном шутки плохи.
        - Мистер Смоллет, его лучше убить.
        Капитан вскинул руку с лучеметом. Мелькнул тонкий, блеклый на солнце, луч - и краккен исчез.
        - Чудеса, - пробормотал мистер Смоллет. Он обернулся к космолетчикам: - Чей был зверь?
        Странный вопрос. Парни молчали, и их молчание тоже было странным. В глазах капитана вспыхнул знакомый беспощадный огонь.
        - Израэль? - обратился мистер Смоллет к Хэндсу.
        Чернобровый пилот молча помотал головой.
        - Том?
        Планет-стрелок замахал руками:
        - Что вы, сэр! Откуда?
        - Джоб?
        - Нет. - Андерсон скроил гадливую гримасу.
        - Дик?
        - Нет. Клянусь, - с чувством проговорил Мерри, для пущей убедительности приложив к сердцу ладонь.
        - Джон, - повернулся к Сильверу капитан. - Это ваша работа.
        Бывший навигатор метнул на меня тревожный взгляд, словно просил помощи. У меня! Я вообще сообразить не могу, о чем речь.
        - Да, сэр, - произнес он. - Виноват. Больше не повторится.
        Хэндс открыл было рот - но смолчал, лишь нахмурился.
        Первый помощник тоже нахмурился - и тоже ничего не сказал. Мне сделалось не по себе. Что-то неладно; ох как неладно… Мистер Эрроу кивнул капитану, и они двинулись прочь вдоль кромки воды. Заговорили о чем-то, но я не разобрал ни слова.
        Четверо «самозванцев» как по команде повернулись к Сильверу. Бывший навигатор подобрал поюна и накинул на плечи куртку.
        - А еще что ты умеешь? - мрачно осведомился Андерсон.
        - Отвяжись, - буркнул Сильвер.
        - Какого черта? - в сердцах воскликнул планет-стрелок Грей. - Вот надо ж было… Тьфу! Зачем?
        - Помолчи, - огрызнулся Сильвер.
        - Зачем? - вякнул поюн голосом планет-стрелка и получил щелчок по лбу. - Сумасшедший! - возмутился он.
        Бывший навигатор повернулся и зашагал через пляж к гостинице.
        - Сумасшедший! - заверещал, извиваясь, поюн у него в руке. - Тьфу! Тьфу! Сумасшедший!
        - Что случилось? - спросил я в полном недоумении. - Все видел собственными глазами - и ничего не понял.
        - Твой краккен - галлюцинация, - устало сказал Хэндс. Он постоял в задумчивости и двинулся догонять Сильвера.
        - Влипли, - расстроенно пробормотал Грей. - И что теперь?
        - По домам, - отозвался мрачный Андерсон.
        Космолетчики примолкли; я ощутил себя лишним. Что-то явно осталось недосказанным, но при мне обсуждать свои дела они не собирались.
        Я направился к «Адмиралу Бенбоу». Сильвер способен вызывать массовые галлюцинации? Ну и ну. Мистер Смоллет наверняка тоже многое умеет; вспомнить только, как он заставляет людей говорить правду. Сдается мне, покойный Билли Бонс был не совсем прав: бояться надо не одних лишь RF-навигаторов, а всех этих risky fellows.
        Глава 8
        «Самозванцы» напрасно тревожились: мистер Смоллет не погнал их из экипажа. Он лишь поговорил о чем-то с Сильвером с глазу на глаз; бывший навигатор казался сильно удручен этим разговором. А затем все космолетчики и RF-навигация вылетели у меня из головы, потому что на площадку перед «Адмиралом Бенбоу» опустился знакомый глайдер, из кабины выскочил пилот и открыл дверцу перед Лайной.
        Сегодня моя любимая была не Лайной - она была королевой Кэролайн. В распахнутой шубке поверх длинного платья, в жемчугах, с высокой прической, она с королевским достоинством ступила на землю и повернулась к «Адмиралу Бенбоу». Придирчиво оглядела его шпили и башенки (куда нашему скромному «Адмиралу» до дворца Трелони!) и величаво двинулась вверх по лестнице, где стоял я. Выбежал ей навстречу, да и замер у двери - и стоял как чурбан, не зная, что сказать или сделать: такая она была красивая, богатая, чужая.
        Я любил Лайну. Любил сине-зеленые глаза, темные локоны, хрупкие плечи, тонкие руки. Но сейчас от ее гордой осанки, надменно вздернутого подбородка, повелительного взгляда сделалось неуютно. Кэролайн - королева «Жемчужной Лагуны». А я кто?
        - Здравствуй, - тихо сказала она, остановившись ступенькой ниже. - Джим, я хотела попрощаться…
        И вдруг с нее слетело все королевское достоинство: моя любимая жалко заморгала, на ресницах блеснули слезинки, а чужое, сильно повзрослевшее лицо внезапно сделалось несчастным и родным.
        - Джим, - вскинув руки, Лайна обняла меня и горестно шепнула: - Я не хочу, чтоб ты улетал.
        - Я вернусь.
        - А если… - она запнулась, - если нет?
        Я погладил ее по волосам, стараясь не помять прическу.
        - Джим, - отстранившись, Лайна заглянула мне в лицо, - я буду очень ждать.
        - Я вернусь, - повторил я, хотя моя уверенность внезапно пошатнулась. Куда меня несет? Со сквайром Трелони, с авантюристом Томом, с risky fellows, от которых надо держаться подальше… - Обязательно.
        - Я буду ждать, - повторила моя любимая.
        Мы не пошли в гостиницу, а спустились вниз.
        - Пройдемся немного, - сказал я пилоту; он кивнул и направился в бар.
        Лайна улыбнулась.
        - Мама платит Майку, чтобы глаз с меня не спускал, - сообщила она доверительно, - а я приплачиваю, чтобы оставил в покое.
        Я повел ее по тропе в лес, прочь от холодного ветра с моря. Ветер шевелил облетевшие ветви, покачивал плетеные зеркала паутинников, звенел канатцами, на которых крепились зеркала. Сами паутинники съежились, свернув серебряные нити в тугие клубки. С виду - мирные, безобидные шарики. Вот только подойди ближе. Метнутся вниз, исхлещут нитями так, что белый свет покажется не мил. Лайна посматривала на них с опаской. Смешная. Неужто я поведу ее там, где достанут ядовитые твари?
        Мы прошли сквозь широкую полосу ивушей и добрались до края луга. Жесткая, устоявшая в ночные заморозки луговая трава зеленела, упрямо цепляясь за жизнь, а рыжие метелки плач-травы вокруг могильной плиты полегли. Я смахнул палые листья с плиты, вымел влажный сор из выбитых в камне букв: Рудольф Хокинс. До свидания, отец…
        Лайна стояла притихшая, зябко куталась в свою расстегнутую шубку. Мэй-дэй! Шубка-то - бутафорская, застежек и в помине нет.
        - Замерзла? - Я привлек Лайну к себе.
        - Немного, - она уткнулась лицом мне в грудь, забралась ладошками в карманы куртки. - Так теплее.
        Я поцеловал ее поднятые наверх, хитроумно сколотые волосы. Холодные. Пахнущие новыми духами. И все равно родные, любимые.
        Невдалеке тревожно взвизгнул воронок. Крошечная птаха далеко видит, отлично слышит. Я заозирался. Рысюк? Медведка? Человек?
        Луг был пуст, а лес прозрачен, среди голых стволов ивушей и кленовиц редко стояли темно-зеленые ели-ели. Незамеченным не подкрадешься; однако бдительный воронок опять взвизгнул. На всякий случай я достал станнер. Лайна испугалась.
        - Что такое?
        - Не знаю.
        Я напряженно вслушивался, всматривался - тщетно. Лес будто вымер. Можно подумать, воронок заскучал и подает голос от нечего делать.
        - Смотри! - вскрикнула Лайна.
        Я обернулся, готовый стрелять. Ох. Птица! Она сидела на ветке метрах в трех над землей, поглядывала на нас с Лайной черными бусинами глаз. Хвост смешно топорщится, маховые перья короткие, еще не отросли. Это чудом уцелевший сеголеток - совсем молодой, но уже сверкающий, будто сгусток драгоценных камней.
        - Настоящая Птица, - изумленно прошептала моя любимая. - Джим, позови ее.
        Я посвистел. В ответ раздался новый крик воронка, а Птица быстро кивнула, тряхнув малиновым хохолком.
        - Еще позови, - попросила Лайна. - Пускай слетит ниже.
        Снова посвистел. Птица приподнялась, переминаясь на ветке, словно приплясывая. Лайна протянула к ней руку:
        - Лети сюда. Лети!
        Зашелся в крике невидимый воронок, а Птица развернула переливчатые крылья и спрыгнула на пару веток вниз.
        - Лети ко мне, - уговаривала ее Лайна. - Ну? Давай!
        Да что же воронок так расшумелся? Я снова обвел взглядом застывший, прозрачный, продуваемый студеным ветром лес. Никого.
        А если это галлюцинация? Я не вижу ни души - а вокруг…
        - Ложись! - крикнул я и толкнул Лайну, опрокинув наземь.
        Крутанулся вокруг своей оси, полосуя пространство над землей долгим выстрелом станнера. Почудилось: станнер отказал, ведь не упал ни один враг, ничто не мелькнуло за стволами деревьев. Вздор. Отцовский станнер не подведет, хоть выстрелов не видно и не слышно.
        С пронзительным криком взвилась с ветки Птица - и ринулась ко мне, будто атакующий ястребец, бросилась в лицо, норовя разодрать когтями или клюнуть в глаз. Проклятье! Отбиваясь, я услыхал вопль Лайны. Даванул кнопку станнера. Птица безжизненно шлепнулась к ногам. Я кинулся к Лайне. Моя любимая пыталась подняться, неловко упиралась руками в землю; бледная, с дрожащими губами.
        - Джим… - пролепетала она. - Что случилось?
        - Как ты?
        Ухватившись за меня, она встала.
        - Птица… - прошептала Лайна, глядя перепуганными глазами. - Она была бешеная?
        - Вряд ли.
        Я вслушался. Обычная тишина осеннего леса; и воронок молчит. Я подвел Лайну к старому, поросшему седым мхом пню.
        - Присядь.
        Она нерешительно опустилась на него, сцепила руки на коленях. Шубка без застежек разошлась сверху донизу; я увидел беззащитную шею с ниткой жемчуга и трепетавшую в глубоком вырезе платья маленькую грудь.
        Подняв станнер, я прошелся вдоль опушки.
        - Ключ-ключ! - пискнула над головой синяя ключница, и словно по ее команде, завозились на ближайшей ели-ели ночные мышаки, проснулся в своем дупле дрозд-пропойца. Дрозда не зря так нарекли: его крик похож на мычание нарезавшегося пьянчуги.
        Я - егерь. Я умею слушать лес. Этот лес был пуст… Но покружив метрах в двадцати от опушки, я обнаружил следы: отпечатки ботинок возле старой раскидистой ели-ели. Густые ветви и толстый ствол превосходно укрыли чужака и от моих глаз, и от станнера. По следам на палой листве вперемежку с хвоей можно было читать как по книге: человек постоял, затем растянулся плашмя - скорей всего, когда я крикнул: «Ложись!» - и пополз прочь.
        Я не рискнул идти за ним, потому что со мной была Лайна, и двинулся по следам в обратную сторону. Они вывели на ту же тропу, по которой мы дошли до могилы отца: неизвестный шел за нами, потом свернул в лес и сделал крюк, добравшись до места чуть позже нас. Тут поднял тревогу воронок, и чужак не рискнул приблизиться. За кем он шел - за мной или за Лайной? Дракона бы сюда. Чуткий кургуар взял бы след и указал, откуда явился неизвестный: не прямиком ли из нашей гостиницы? Увы - нет моего Дракона…
        Подмышкой я нес Птицу. Паралич у нее не проходил. Я придерживал холодеющее тельце, а голова с малиновым хохолком бессильно болталась. С чего Птице рвать меня и клевать? Никогда не случалось, чтобы Птицы нападали без повода - только защищая птенцов. У бедняги-сеголетка и птенцов-то еще не бывало… Может, он кинулся, увидев у меня станнер? Птицы очень смышлены; сеголеток запомнил, как охотники стреляли в его сородичей, и узнал оружие в моей руке? Похоже на правду. Во всяком случае, иного объяснения я не придумал.
        Когда мы возвратились к «Адмиралу Бенбоу», Птица была мертва.
        - Бешеная, - убежденно проговорила Лайна. - Надо ее закопать.
        - Сначала покажем людям.
        Мы поднялись по лестнице.
        Шейлы за стойкой администратора не было. Не иначе как с Томом развлекается. И некому сказать мне, кто недавно покинул гостиницу.
        Мы с Лайной заглянули в ресторан; там обедали семь человек - но ни одного космолетчика. Птицу я держал под курткой, чтобы избежать лишних вопросов. Пальмены у входа вздрогнули, распрямляясь, зашуршали листьями, и у меня неприятно екнуло сердце. Приехали. Теперь во всем, что шевелится, будет чудиться враг.
        Я повел Лайну в бар. Вот они. И «самозванцы», и капитан Смоллет, и Дэниэл Эрроу, и пилот глайдера Майк, которому велено было не спускать с Лайны глаз. Составив вместе два столика и рассевшись вокруг, они увлеченно играли в очередную игру. На столиках были насыпаны карточки со смутными, колеблющимися картинками; их стремительно перемешивали, хлопали сверху ладонью, вскидывали руку - и что-то получалось либо нет: карточка прилипала к ладони или отваливалась, а если держалась, то картинка делалась яркой и отчетливой или же оставалась тусклой и невнятной. Когда руку вскинул капитан Смоллет и на его карточке вспыхнула вывеска казино и фонари у входа, космолетчики взвыли в восторге. Азартно они играли, заразительно - я бы тоже не отказался попробовать, кабы меня научили. И если бы у столиков сидели восемь человек. А сейчас не хватало Хэндса и Сильвера с его болтливым поюном.
        - Присаживайтесь, - радушно пригласил нас первый помощник.
        Лайнин пилот подвинулся, освобождая место - для Лайны, конечно, не для меня. Перегнувшись назад, планет-стрелок Грей дотянулся до свободного кресла и пронес его над головой, поставил к столику:
        - Садитесь, юная леди.
        - Что ты прячешь под полой? - спросил у меня мистер Смоллет, обеими руками перемешивая тусклые, непроявленные, карточки.
        Я выложил Птицу прямо на них:
        - Добыча. Где Сильвер с Хэндсом?
        - У себя в номере, - ответил капитан.
        И внезапно настала тишина. Такая, что я расслышал дыхание собравшихся у столиков людей. Сверкающая Птица лежала на россыпи карточек, и картинки на них начали разгораться. Море, водопады, радуга, небо с молниями, горы, джунгли, закаты, восходы, города - удивительные и страшные, смешные и обыкновенные, утренние, вечерние, ночные…
        Космолетчики глядели на это вытаращив глаза.
        - Ни хрена себе, - пробормотал рекламный красавец Андерсон. - Мистер Смоллет! И мы за такими тварями полетим?
        - Боюсь, что да. - Капитан коснулся переливающейся самоцветами тушки, провел пальцами по коротким маховым перьям. Обернулся к первому помощнику: - Что скажешь?
        - Чертовщина, - потряс головой мистер Эрроу.
        Картинки лежали на столах, будто крошечные дверцы в чужие миры. Там светили солнца и луны, пылали закатные небеса, манили и пугали городские огни… Мне вдруг нестерпимо захотелось там побывать; обратиться искрой и нырнуть в мерцающую глубину хотя бы вон той, крайней картинки, затеряться в синеве густых сумерек, повиснуть сигнальным огнем на мачте старинного парусника. Стоп. Так уже было однажды - когда я смотрел RF-запись. Я еле заставил себя оторваться от завораживающих картинок.
        - Зачем ты ее убил? - спросил планет-стрелок.
        - Она была бешеная, - вмешалась Лайна. - Кинулась на Джима, чуть не выклевала глаза. Ужас!
        Она принялась объяснять, как было дело, а я собрался сходить посмотреть, чем заняты Сильвер с Хэндсом - может, как раз прячут одежду, в которой один из них ползал в лесу, - но тут они сами явились в бар. Чистые - ни пылинки, ни хвоинки. Поюн Александр восседал у Сильвера на плече.
        - О-о! - радостно приветствовал он нашу компанию.
        - О-о, - в один голос с поюном застонал бывший навигатор, увидав мертвую Птицу. - Кто ее убил? Джим, ты? - Смуглое лицо утратило жесткость и стало растерянным, как у мальчишки. - Зачем?
        - Я защищался.
        Пилот Хэндс сжал Сильверу локоть:
        - Спокойно.
        Тьфу ты. Нянька он Сильверу, что ли? Поюн ткнулся носом хозяину в шею:
        - Ах-ах…
        - Где перья? - напряженно спросил бывший навигатор. - Джим! Куда ты их дел?
        Чего он так разволновался?
        - Перья еще не отросли. Это сеголеток, почти птенец.
        Пришлось рассказывать все сначала. Сильвер, болезненно морщась, разглядывал россыпь картинок, на которой лежала Птица; Хэндс казался невозмутимым. Поюн соскочил на столик и с любопытством обнюхал Птицу. Потрогал ее лапой, распушил хвост. И вдруг кинулся прочь с раздирающим душу женским криком:
        - Джо-он! - Неужели так когда-то кричала жена Сильвера? - Джо-он! Джо-он! - вопил поюн, удирая к двери.
        Сильвер бросился вдогон, настиг его у порога.
        - Молчать. - Он посадил зверька себе на плечо.
        Поюн замолк, прильнул к его крепкой шее.
        - Джон, - прошептал он горько. - Сумасшедший…
        Капитан Смоллет потер лоб и как-то странно посмотрел на бывшего навигатора.
        - Как зовут вашу жену?
        - Сэр, не спрашивайте о ней, - попросил Сильвер. - Это никого не касается. Извините, сэр.
        Картинки вокруг Птицы разгорались все ярче. Солнца и луны уже светились, как глаза у нашего капитана.
        - Алекс, я заберу ее, - сказал мистер Эрроу, поднимаясь. - Положу в холодильник, чтоб не стухла.
        Он унес Птицу, прихватив заодно и несколько карточек. Оставшиеся картинки стали медленно тускнеть. Капитан Смоллет принялся их собирать, Грей и Мерри помогали, складывали карточки в стопки.
        - А вы что стоите? - обратился капитан к Сильверу. - Сортируйте.
        Бывший навигатор потянулся к стопке, которую собрал планет-стрелок. Привстав, мистер Смоллет внезапным движением прилепил карточку ему к ладони.
        - Ну-ка, давайте.
        Карточка не отпала, но картинка не начала заново наливаться красками.
        - Джон! - рассердился капитан. - Который раз я ловлю вас на лжи.
        - Я не лгу вам, - вскинулся Сильвер - по-моему, порядком испугавшись.
        - Тогда объясните, как можете вызвать галлюцинации, если у вас даже светлячок не загорается, - потребовал мистер Смоллет.
        - Не знаю. Вы помните: меня уволили из RF… к тому же я встречался… как и вы… - бывший навигатор умолк с несчастным видом.
        Мистер Смоллет сокрушенно покачал головой:
        - Прямо не знаю, Джон, что с вами делать.
        Поюн Александр скакнул с хозяйского плеча к капитану, стал на дыбки и попытался лизнуть его в подбородок. Мистер Смоллет отстранил тезку.
        - Если еще раз поймаю - берегитесь.
        - Да, сэр, - вякнул поюн. - Виноват. Больше не повторится.
        Ну и зверь. Трепло треплом, а до чего кстати умеет ввернуть словцо. Мистер Смоллет засмеялся и потрепал его по ушам:
        - Смотри у меня, поручитель. Будешь отвечать за хозяина.
        Мне вдруг живо представилось, как поюн огрызнется словами пилота Хэндса: «Я задушу тебя, болтун». Я даже сам невольно это прошептал.
        - Я задушу тебя, болтун, - тут же выдал Александр с интонациями чернобрового пилота.
        Вот оно что. Живет на подсказках, пустобрех.
        Космолетчики развеселились, а бывший навигатор поспешно забрал свою зверюгу и посадил на плечо.
        - Извините, сэр, - пробормотал он.
        - Если еще раз поймаю - берегитесь, - заявил поюн, распушив хвост. Явно от себя добавил.
        - Пойдем, - тихонько сказал я Лайне, и она с готовностью поднялась из-за столика.
        Я провел ее в угол, где были развешаны по стенам горшки с лозанной. Плети с красными цветками красиво вились и выбрасывали длинные отростки; один из столиков оказался в уютной беседке. За него-то я и усадил свою любимую.
        Лайна притянула тяжелую от цветков лозу, вдохнула их свежий аромат.
        - Как хорошо… Джим, знаешь, чего мне хочется? Чтобы сегодня было всегда. Чтоб ты никуда не улетал, но как бы вот-вот улетишь, и я боюсь тебя потерять, но на самом деле не потеряю… Глупо, да? - Лайна вздохнула и вдруг воскликнула с горькой обидой: - Разве глупо тебя любить?!
        - С мамой повздорила?
        - Насмерть разругались. Она сказала… - У Лайны сломался голос, подведенные глаза влажно блеснули. Она потерла их мизинцем, стараясь не размазать краску. И прошептала задрожавшими губами: - Сказала, что если я хочу спать с кем попало, то пусть лучше иду на панель. Доходней получится.
        Я помолчал, глядя, как выкатываются из ее глаз непокорные слезинки. Скажи сейчас Лайна: «Не улетай», я останусь. Скажи она: «Давай поженимся», я посажу ее в скутер и повезу в Бристль, в магистрат. Если у нас найдется тысяча стелларов на регистрацию, наш брак оформят за полчаса. Тысяча найдется. Однако Лайна молчала; слезинки ползли по щекам, оставляя мокрые дорожки.
        Я погладил ее прохладные пальцы и сказал:
        - Я люблю тебя. - Оторвав веточку со сгустком цветков, я положил ее возле Лайниной руки. - Будь моей женой. Пожалуйста.
        Она понурила голову. В темных волосах белели крупные жемчужины.
        - Я люблю тебя, - повторил я. - Наша гостиница - не дворец, но я найду, чем тебе в ней заняться. Тебе не будет скучно. - Больше всего я боялся именно этого: что Лайна умрет с тоски без балов и развлечений. - И мы сможем ездить в Бристль.
        - В Веселый район? - улыбнулась она - жалкой, вымученной улыбкой.
        - С двадцати четырех лет - да.
        Лайна выпрямилась. Отерла слезы со щек, взяла в руки веточку лозанны.
        - Я стану твоей женой, когда ты вернешься… с Птицами или другими сокровищами.
        - А если вернусь без сокровищ?
        - Тогда - нет. - Лайна прижала веточку к щеке. - Если у тебя не будет ни гроша за душой, мама тебя уничтожит. Она так пригрозила. Я ей верю.
        Я тоже немножко поверил. С миссис Трелони станется нанять бывшего risky fellow вроде Джона Сильвера, умеющего вызывать галлюцинации, чтобы он завел меня в топи… или еще куда-нибудь.
        Я невольно вздрогнул, когда возле нашего столика появился этот самый Джон Сильвер. Он держал поднос, на котором стояли два высоких бокала, хрустальный стакан и зажженная свеча. Ее свет дробился в пузырьках воздуха, гулявших в бокалах с темно-желтой жидкостью. В стакане была простая вода.
        - Прошу, - бывший навигатор составил на столик бокалы, стакан и свечу. - Позвольте, юная леди, - он забрал у Лайны веточку с цветами и сунул ее в воду: - Иначе лозанна быстро увянет.
        Поюн у него на плече с интересом наблюдал за трепетавшим язычком свечи и помалкивал.
        - Спасибо, - поблагодарил я, присматриваясь к содержимому бокалов. Не припомню я такого напитка в нашем баре. Сверху он отдавал краснотой, понизу ударял в коричневый цвет. - Что это?
        - Коктейль для влюбленных. По рецепту, известному на «Илайне».
        Ну и ну. Вот уж я бы не стал готовить напиток по рецепту базы, на которой чуть не сгорел. Сильвер улыбнулся:
        - Отличная штука. Очень рекомендую.
        Поюн Александр протянул лапу, пытаясь достать меня сверху:
        - Ах-ах…
        - А чем заесть? - Лайна придвинула к себе бокал.
        - Его не заедают, юная леди, - Сильвер мягко коснулся ее плеча, по-прежнему скрытого шубкой, и отошел.
        Лайна попробовала напиток.
        - Как вкусно!
        Я тоже отведал. Сложное ощущение: сменяющийся теплом холодок, сладость и горчинка, покусывающие нёбо пузырьки газа и аромат пряностей.
        - Здорово.
        Мы потягивали коктейль, глядя друг на дружку поверх желтого пламени свечи. Язычок подрагивал, от него поднимался сизый завиток дымка. Непривычный, удивительный запах, который хотелось вдыхать еще и еще. Лайна подгоняла его к себе ладошкой.
        - Джим, это что-то волшебное.
        Я был с ней согласен. Сладостно-горький напиток и ароматный дым околдовывали, опьяняли и уводили в край, где реальность растворялась в грезах, а мечтания готовы были сбыться. Окружающие предметы расплывались, танцующий язычок пламени слегка двоился, хрустальный стакан с веточкой лозанны казался вазой с букетом, коктейля в бокалах осталось чуть на донышке, но виделось больше, чем было. Лайнины жемчуга в волосах и на шее сияли лунным светом; она скинула с обнаженных плеч шубку, и я не мог глаз от нее отвести. Как я любил ее тонкие руки, хрупкие плечи, чуть загорелую кожу; как я желал коснуться ее, погладить, поцеловать; как я хотел ее всю… Мое тело взывало, молило, требовало; здравый смысл отступал перед желанием встать, вскинуть Лайну на руки и унести туда, где кроме нас, никого, где она станет моей - моей навсегда.
        - Джим, - моя любимая наклонилась вперед, язычок пламени отразился во влажных глазах, в вырезе платья я опять увидел два светлых треугольничка ее груди, - Джим, пойдем… куда-нибудь. У вас же есть пустые номера?
        - Допивай остатки… Шубу не забудь.
        Лайна была так бледна, что я испугался:
        - Тебе нехорошо?
        - Голова кружится. - За дверью бара она крепко обняла меня за пояс. - Идем скорей.
        Пробежав по коридору, мы поднялись на второй этаж. Шейлы в холле не было; нас никто не заметил. Мы проскользнули ко мне.
        - Джим… - Лайна обвила меня руками, прижалась всем телом, как еще никогда не бывало. - Джим…
        Я целовал ее, высвобождая из шубки. Дорогие меха упали на пол.
        - Джим, скорей!
        Я расстегнул жемчуга на шее; тяжелая нить выскользнула из пальцев и упала рядом с шубкой.
        - Любимая…
        Стук в дверь - уверенный, громкий.
        Никого не пущу.
        Требовательный стук повторился.
        Подхватив шубку и жемчуга, Лайна метнулась к окну, стала там, словно любуясь солнцем и морем.
        Помету вон любого. Я распахнул дверь.
        - Что такое?
        В коридоре стоял капитан Смоллет.
        - Слушаю вас, сэр.
        Он подкупающе улыбнулся:
        - На порог-то пускаешь?
        Принесла нелегкая. Однако хамить капитану я не мог. Скрепя сердце я отступил, пропуская его в комнату.
        Мистер Смоллет подошел к замершей у окна Лайне, пощупал мех ее шубки, выпростал из складок ожерелье и застегнул его у Лайны на шее. У меня внутри все сжалось, когда чужие пальцы коснулись ее обнаженной кожи. Капитан подвинул себе кресло и устроился в нем, оказавшись между мной и Лайной.
        - Мистер Смоллет… - начал я, изнывая от желания обнять любимую.
        - Да. Вы спрашивали, почему женщина на RF-корабле приносит несчастье.
        Он добродушно похлопал Лайну по руке, которой она прижимала к груди скомканную шубу. Лайна отпрянула, а я едва удержался, чтобы не выставить его вон.
        - Я расскажу вам одну историю. - Капитан потянулся и закинул руки за голову. - Это было давно, однако с той поры ничто не изменилось.
        Лайна бросила на меня отчаянный взгляд.
        - Мистер Смоллет! - взмолился я.
        От коктейля, которым угощал Джон Сильвер, кипела кровь, голова шла кругом, и надо было немедленно, сию секунду упасть на постель - сжимая в объятиях Лайну.
        - Я был тогда пилот-навигатором, - невозмутимо начал капитан. - Стажером на «Гончем псе». Слышали такое название? Первый корабль на RF-тяге. Ходили разговоры, будто его построили сами… - он запнулся и с усилием выговорил: - сами Чистильщики, но это враки. Его строил мой дед по отцовской линии.
        Лайна прикрыла глаза. Ее трясло; меня тоже.
        - Вопреки расхожему мнению, первые RF-экипажи готовили не чужаки, - продолжал мистер Смоллет, вытянув свои длинные ноги и покачивая носком ботинка, - а обучающие программы, которые используются и сейчас. Чис… - он снова запнулся; это слово давалось ему с явным трудом. - Чистильщики снабдили ими Рональда Фроста, знаменитого разработчика RF, заложившего основы делового сотрудничества с чужой расой.
        Да что он - смеется над нами? Я стиснул зубы. Лайна стояла вся белая, только на груди, над линией выреза, алело пятно прилившей крови. Проклятье…
        - Беда случилась не у нас, - неторопливо повествовал мистер Смоллет, будто не замечая наших с Лайной мучений, - а на «Ориане». Джим скоро узнает, что такое RF-рейс. Очень веселое путешествие. Вроде напитка, которым вас потчевал Сильвер.
        Плевать на RF и на Сильвера. Хочу остаться вдвоем с Лайной. Я с бессильной злостью глянул на удивительно молодое лицо нашего капитана и его седые волосы.
        - Я вас уверяю: в рейсе приходится нелегко, - продолжал он с улыбкой. - Вроде того, как вам сейчас. Это можно пережить, но если на борту оказывается женщина… - Мистер Смоллет сделал паузу, бросил изучающий взгляд на меня, на Лайну - и закончил, повысив голос: - Тогда беды не избежать.
        Убил бы. Он же видит, что с нами творится. Смотрит на Лайну, на ее обнаженные плечи, полуоткрытую грудь, он же все понимает. У Лайны даже губы припухли от страсти, на висках и на шее бьются жилки, она дрожит, ей плохо! Если бы только я мог позабыть приличия, мог бы сдвинуться с места, перешагнуть через вытянутые ноги капитана, подойти к Лайне - я сгреб бы ее и унес туда, где никто не найдет, не вмешается, не… Но я был не в силах шевельнуться.
        - На борту «Орианы» была девушка - невеста одного из пилотов, - рассказывал мистер Смоллет; голос его делался все жестче. - Экипаж держался два дня. А на третий началась схватка за женщину. Настоящая первобытная драка двух самцов. Помощник капитана - здоровенный матерый мужик - и щенок-пилот. У капитана было оружие; он держал девушку под прицелом, чтоб не бросилась разнимать. Чтобы не покалечили и ее заодно. Пилот тоже загодя вооружился. Железным болтом. Раскроил сопернику башку. Насмерть не убил, но из космофлота уволили по состоянию здоровья.
        - А с пилотом что сделали? - сглотнув, спросила Лайна. Она комкала в пальцах мех.
        - За пилотом явились. В тот же день. Он сам был во всем виноват: нечего брать в рейс невест. Она так просила! Но последнее слово было за ним. Это его вина. - Капитан рубил фразы, будто до сих пор негодуя на глупого парня, навлекшего беду на свой корабль.
        - А девушка? - снова спросила моя любимая.
        - Ее тоже забрали.
        - Почему?
        Мистер Смоллет повернулся в кресле и оказался с Лайной глаза в глаза.
        - Кто был причиной всего? Кто канючил и просился на корабль? Из-за кого была драка? Ну?
        - Из-за нее, - вымолвила моя любимая, выпрямляясь под его вспыхнувшим взглядом. Мне почудились синеватые отблески на ее бледных щеках.
        - Мистер Смоллет!
        Он развернулся в мою сторону. В глазах пылал синий огонь - яростный и беспощадный. Я едва не попятился.
        - Чувство вины - это смерть, - отчеканил мистер Смоллет. - Это хуже смерти, понятно?
        - Тогда зачем вы летаете? - пролепетала Лайна.
        - Нас этому научили, - обрезал капитан. - RF-корабли уникальны. Скорость немыслима. Дальность полета невероятна. К тому же нам платят немалые деньги.
        - Но если оно так опасно…
        - Вакуум вообще смертелен, - перебил мистер Смоллет. - Это не мешает нам летать в космосе на обычных кораблях. И я умею беречь людей. До сих пор у меня не забрали ни одного человека.
        Синий огонь в его глазах угасал, голос делался тише, молодое худощавое лицо смягчалось. Охватившая меня жуть отпускала.
        - Мистер Смоллет, а вы сами встречались с Чистильщиками? - спросил я.
        Он не успел ответить: от мощного толчка распахнулась дверь. В комнату ворвался пилот глайдера - встрепанный, с выпученными глазами.
        - Что-то случилось? - осведомился капитан Смоллет.
        Пилот уставился на него, затем обшарил взглядом Лайну.
        - Фффухх, - выдохнул он с облегчением. - Я уж думал…
        - Мы тут беседовали, - сообщил капитан, поднимаясь на ноги. - Так что у вас?
        - Извините, сэр, - пилот подтянулся. - Я без стука, потому как торопился. Лайна, пора домой.
        Моя любимая безропотно накинула шубку.
        - До свидания, мистер Смоллет. До свидания, Джим, - произнесла она твердо.
        У меня тоже голова не шла кругом: хмель от коктейля выветрился без следа. Жаль, ничего не успели. Чертовски жаль…
        Лайна вышла первой, пилот - за ней, оттеснив меня. Он так и не дал нам попрощаться: вывел Лайну из гостиницы и сразу усадил в глайдер.
        Я смотрел, как оторвалась от земли изящная машина, как взяла курс на Жемчужную лагуну и растаяла в небе, где в холодной синеве распустили белые щупальца набежавшие перистые облака. До свидания, Лайна…
        Наш капитан стоял рядом и тоже смотрел вслед глайдеру.
        - Мистер Смоллет, - упрекнул я, - вам ничего не стоило задержать пилота в баре.
        - Сильвер не дурак, - проговорил он задумчиво. - Неужто не соображал, что делает?
        - Он хотел как лучше. А вы…
        - А я бы не взял тебя в рейс. Ты бы сейчас обесчестил девицу, а на борту мучился бы раскаянием. Так и до беды недалеко.
        Я молчал. Неправда. Это не называется «обесчестил». Мы с Лайной помолвлены; мы любим друг друга; мы оба этого хотели… Но я не стану объяснять это капитану. Наверное, он желает мне добра.
        Хорошенькую услугу чуть было не оказал мне Сильвер. Остался бы я на Энглеланде - без Птиц и прочих сокровищ. И Лайна бы за меня замуж не пошла.
        Я вернулся к вопросу, который не давал мне покоя:
        - Мистер Смоллет, вы встречались с Чистильщиками?
        Он отвернулся. Ветер шевелил его седые волосы.
        - Какие они? - спросил я.
        Он не ответил, лишь чуть заметно ссутулился.
        - Мистер Смоллет, - меня пронзила внезапная мысль, - а вы сами - кто?
        Капитан зашагал вдоль берега к лесу. Казалось, он убегает и от моих вопросов, и от неприятных ответов.
        Кто он? Человек? Чистильщик? Мы с Томом ни черта не выяснили; даже в галактической сети сведений не нашли. Не успели - Шейла помешала.
        Я двинулся в гостиницу. Наш с Лайной праздник капитан испортил; а как там дела у Тома с Шейлой? Ну как наш лисовин в приступе раскаяния - с чего бы нам раскаиваться, хотел бы я знать? - ну как накличет он треклятых Чистильщиков?
        Что-то неправильно в этой затее. Почему я не могу сам разобраться, а вынужден полагаться на туманные намеки космолетчиков? Хоть бы посмотреть, на кого похожи Чистильщики. И убедиться, что наш капитан не из них.
        Я вернулся к себе. В комнате чувствовался аромат Лайниных духов. Я постоял, вдыхая ускользающий запах. Лайна, девочка моя любимая. Королева Кэролайн. Дождись меня.
        Включив комп, я попытался снова выйти в галактическую сеть. Черта с два. Мучился до сумерек безо всякого толку. Быть может, Том-лисовин помнит код доступа, который мы случайно подобрали?
        Я спустился в вестибюль. Шейла сидела на своем месте за стойкой. В вазочке перед ней стояли фиолетовые с зеленым отливом перья - не иначе как из маски Тома, потому что у Птиц перья другие. Шейла перебирала их и поглаживала; взгляд был туманный. Тогда я поднялся на третий этаж, где мать поселила космолетчиков и лисовина. Постучался в дверь номера. Том не отозвался. Спит? Я заглянул. Никого не видать. И в душевой его нет.
        Снова спустившись, я подошел к Шейле.
        - Где Том?
        - У себя.
        - Нет его там.
        Шейла прерывисто вздохнула, а обычно веселые карие глаза влажно блеснули.
        - Что с тобой?
        У нее дрогнула нижняя губа, ресницы опустились, скрывая мокрый блеск глаз. Мэй-дэй! Том умудрился ее обидеть?
        - Послушай, если он что-то сделал не так, я набью ему морду.
        Шейла моргнула, и на ресницах повисли слезинки.
        - Джим, - она улыбнулась, - ты умный-умный, но при этом глупый-преглупый. Вы завтра улетаете - вот и все, что не так.
        Собираясь продолжить поиски, я повернулся к входной двери. За стеклом наступающая ночь боролась с желтым светом фонарей. Фонари побеждали, длинная лестница была залита светом. На верхней ступеньке сидел Рысь, перед ним столбиком стоял поюн Александр, а рядом примостился капитан Смоллет. Капюшон его куртки был откинут, и я признал капитана по белым волосам. Что они делают там втроем? Я вышел.
        - Мяу, - пожаловался котун мистеру Смоллету.
        - Я люблю тебя, - тихо сказал Рысю поюн.
        - Мяу, - печально повторил Рысь.
        - Я люблю тебя, - безнадежно ответил Александр.
        Моя тень вытянулась на ступенях, и капитан Смоллет обернулся.
        - Что скажешь, Трижды Осененный? - Он почесал Рыся за ухом, и котун замурлыкал.
        - Я люблю тебя, - горько проговорил поюн.
        - На месте Сильвера я не отпускал бы зверей трепать языком направо и налево.
        - Пожалуй, - согласился капитан. - Пойдем-ка, - он подобрал поюна под брюшко и поднялся на ноги. - Где Сильвер?
        - Не знаю.
        Мы пошли искать бывшего навигатора; Рысь бежал с нами, вился под ногами у капитана Смоллета. Собственно говоря, мне был нужен не Сильвер, а Том; я надеялся, что найду его с космолетчиками.
        Они ужинали в ресторане: первый помощник Дэниэл Эрроу, планет-стрелок Грей и техники Мерри и Андерсон сидели в центре зала. Аппетитно ели и весело что-то обсуждали. Бывший навигатор и чернобровый пилот устроились у дальней стенки; сидели над остывшей едой и тоже что-то обсуждали, тихо и сосредоточенно. Даже не заметили, как подошли мы с капитаном Смоллетом.
        - Не могу… - расслышал я голос Сильвера.
        - Зачем было начинать? - хмуро перебил Хэндс.
        - …не могу воевать с детьми, - докончил Сильвер и дернулся, увидев рядом с собой капитана и меня. - Джим, ты не знаешь, где Том?
        - Сам его ищу. - Я был разочарован. Куда запропастился лисовин?
        - Садитесь, - предложил Хэндс. - Мистер Смоллет, что вам заказать?
        - RF-пилота под соусом, - капитан спустил с рук поюна; Александр пробежал по столику к хозяину, а Рысь прыгнул капитану на колени, едва тот уселся в кресло.
        Я тоже уселся, хотя радушие Хэндса мне показалось наигранным.
        - Вот что, господа самозванцы, - заговорил мистер Смоллет. - Вдвоем вы мне на борту не нужны, я беру одного. Пилот в рейсе нужнее повара, поэтому летите вы, Израэль.
        Чернобровый Хэндс уставился на капитана с непонятным выражением. У бывшего навигатора кровь отхлынула от лица, биопласт сделался пепельным.
        - Почему? - хрипло вымолвил Сильвер.
        У мистера Смоллета сузились глаза.
        - Не догадываетесь?
        - Нет, сэр.
        - Я люблю тебя, - произнес поюн, покачиваясь у Сильвера на плече.
        Хэндс метнул на болтуна взгляд - поюн чуть не опрокинулся, вцепился коготками. А я узнал голос, которому зверек подражал: голос самого Хэндса.
        - Мне не нужна влюбленная пара, - жестко сказал капитан.
        У меня аж скулы свело: извращенцев я на дух не выношу.
        Сильвер помертвел. А пилот неожиданно улыбнулся:
        - Хорошо, сэр. - В теплой, благодарной улыбке блеснули великолепные зубы. - Спасибо, сэр.
        Нет, я ровным счетом ничего не понимаю. Кажется, мистер Смоллет тоже удивился.
        - Сэр, вы ошибаетесь, - проговорил бывший навигатор.
        - Я не слепой, - возразил капитан.
        - Очень хорошо, - обрадованно повторил Хэндс. Он и не думал ничего отрицать. - Джон дождется нас здесь…
        - Тогда мне останется лишь застрелиться, - заявил тот.
        - Это ты брось, - мгновенно подобрался Хэндс.
        Сильвер не грозил и не бил на жалость: он на самом деле был в отчаянии.
        - Ах-ах, - вздохнул поюн, трогая лапой щеку хозяина.
        - Мистер Смоллет! - взмолился бывший навигатор.
        Того и гляди сползет с кресла и грохнется перед капитаном на колени. Мэй-дэй! Нельзя же так-то.
        - Сэр, у меня жена, - умоляюще произнес Сильвер. - Что я ей скажу, вернувшись ни с чем?
        Капитан хмыкнул. Бывший навигатор сам признался, что сильно обидел супругу. Не тем ли, что предпочел ей Хэндса? А впрочем, черт их разберет. В нашей гостинице я всякого навидался; эти двое не очень-то похожи на любовников. Хэндс, например, совсем не похож.
        - Мистер Смоллет, - заговорил я, - вспомните: вы уже хотели погнать Тома. Вы ведь тогда ошиблись.
        У Хэндса дернулись губы: «Заткнись».
        - Ах, Александр, Александр, - всхлипнул поюн, скользя лапами по ткани куртки и с трудом удерживаясь у Сильвера на плече.
        Капитан впился в него взглядом.
        - Джон, как зовут вашу жену?
        Бывший навигатор замялся.
        - Отвечайте.
        - Юнона-Вэлери Сильвер, - неохотно выговорил тот.
        - Юна-Вэл, - сказал мистер Смоллет.
        Мелькнула рука пилота Хэндса - и безвинный поюн взлетел от удара вверх тормашками, задергался в воздухе, извернулся и шлепнулся на пол в проходе. Лапы разъехались, он приложился об пол хрупкой головенкой, взвизгнул.
        - Рэль, чтоб тебя!.. - рявкнул Сильвер, срываясь с места и кидаясь к зверьку.
        Поюн приподнялся на дрожащих лапах и обиженно вякнул, Рысь зашипел на коленях у капитана и попытался достать Хэндса когтистой лапой. Сильвер подхватил своего зверя, повернулся к Хэндсу. Встретил его спокойный взгляд. И молча уселся обратно за столик, запустил пальцы в дымчатую шерстку Александра.
        - Сэр, не надо произносить ее имя, - сказал пилот мистеру Смоллету. - Зверюга чуть только услышит - тут же выболтает всю подноготную их семейки.
        - Джон, чем вы обидели супругу? - спросил капитан.
        - Да боже мой, тем и оскорбил, что позволил, - Сильвер кивнул на Хэндса, - за ней ухаживать.
        На месте капитана я бы ему не поверил. Но мистер Смоллет, казалось, слушал вполуха. Потянувшись через столик, он забрал взъерошенного поюна. Тот скрючился, удерживаясь на его ладони.
        - Ах, Александр, Александр, - пожаловался он.
        - Слушаю тебя, тезка.
        - Мне останется лишь застрелиться.
        - А еще что?
        - Я люблю тебя.
        Неужто капитану невдомек, что зверь поет с чужого голоса? Я поглядел на Сильвера. Нет, он не подсказывал: он молчал, и вид у него был ошарашенный. Тогда кто - Хэндс? Пилот нагнул голову, и я не видел, шепчет ли он что-нибудь.
        - Джон, не оставляйте поюна одного, - сказал мистер Смоллет. - Он от этого заболеет. - Вернув зверя хозяину, капитан ссадил с колен Рыся и поднялся. - Черт с вами. Возьму обоих. Кстати… Дэн, - окликнул он мистера Эрроу. - Где лисовин?
        - Понятия не имею, - отозвался первый помощник из-за своего столика.
        У меня внутри пробежал холодок.
        Глава 9
        Я облазил гостиницу сверху донизу; лисовин как сквозь землю провалился. Ни единая душа не видела Тома после того, как Шейла ушла из его номера и вернулась на пост, а с той поры минуло часа два. И его теплая куртка висит в шкафу; Том не удрал куда-то по своим таинственным делам.
        Где он? Что с ним? Только бы не хрон, думал я, в третий раз осматривая его комнату. Только бы не лежал сейчас наш лисовин на дне моря. Не плавал бы в черной пустоте космоса - окоченелый, с лопнувшими глазами…
        Нет его нигде. Нет!
        Кроме космолетчиков, в «Адмирале Бенбоу» еще четырнадцать постояльцев. Дождавшись, когда Шейла уйдет от Тома, неизвестный заглянул к нему в номер и послал хроноимпульс. Ищи теперь, кто это был.
        Я оглядел окно: не заперто. Осторожный Том не оставил бы его так. Окно распахнули, а потом рама закрылась, потому что снаружи холод и температура в комнате резко упала. Быть может, через это самое окно убийца и скрылся? Скажем, его спугнул шум в коридоре - шаги, голоса; можно и сигануть с третьего этажа. Окно выходит к лесу, до которого рукой подать.
        Я сбежал вниз, выскочил из гостиницы, обогнул ее. Белая стена «Адмирала Бенбоу» была красиво подсвечена, по углам здания стояли два фонаря; их свет лежал на побитой заморозками траве. Полоса открытого пространства тянулась до облетевших ивушей, которые стояли черные, мрачные, лишь в одном месте тускло поблескивало зеркало паутинника. Над ивушами сверкали осенние звезды.
        Включив фонарик, я прошел вдоль стены, остановился под окном лисовина, присел на корточки. Луч света уткнулся в край фундамента, в поросший травой и мхом гравий. Никаких следов. Даже если убийца спустился по веревке, а не прыгал с высоты, он должен был смять мертвые ломкие стебли и съежившийся мох. Но все нетронуто.
        Ага. В нескольких шагах от стены - глубокие вмятины от ботинок, рядом - пятачок примятой травы. Человек выпрыгнул из окна, прокатился по кочковатой земле, вскочил и пустился бежать. Я двинулся по следам, которые вели прямиком к чернеющему лесу.
        Надо сообщить в полицию, - возникла здравая мысль. Или хотя бы взять с собой напарника. Однако я не мог заставить себя повернуть обратно. Не буду я звать космолетчиков - ни первого помощника, ни капитана, ни тем более Хэндса с Сильвером.
        Следы было легко читать. Человек несся со всех ног, не разбирая дороги, точно лошир во время осеннего гона. Вот он поскользнулся на гнилом стволе, проехался, сдирая с него мох, вот запнулся о коряжину и упал, вот натолкнулся на ствол, снова кинулся бежать. Ломился сквозь заросли дикой колючки, раздирая одежду: на шипах повисли нитки и клочок меха. При свете фонарика я рассмотрел коричневые ворсины. Видел я нечто похожее…
        Озираясь, я повел лучом. За высвеченными фонарем стволами загуляли черные тени, вспыхнули желтыми искрами чьи-то глаза, с писком перепрыгнул с ветки на ветку косматый ночной мышак. Где-то подвывал большой беляк - неустроенный, не залегший в спячку; коротко вякала драчливая сонька, кто-то похрустывал ветками, удаляясь на легких лапах, с побережья доносилась музыка - высоких нот не слыхать, один глухой ритм: пух, пух, пух.
        Я двинулся дальше, добрался до края глубокой ложбины. Здесь беглец опять не устоял на ногах, прокатился по склону до самого дна. Я спустился, посветил на палые листья, где остались следы колен и ладоней. Рядом на влажной земле виднелся отчетливый след ботинка. Узкая подошва, элегантный носок, не сношенный протектор под пяткой. Очень знакомый отпечаток. Вскарабкавшись на другой край ложбины, я посветил в заросли ели-ели, куда уходили следы.
        - Том! Том-лисовин!
        Сунув два пальца в рот, я посвистел, переполошив ночных мышаков на ветвях.
        - Том! То-о-ом!
        Сколько времени прошло, пока я хватился. Что его погнало в лес? Если так бежал всю дорогу, умчался на десяток миль. На большее лисовина вряд ли хватит - выдохнется. Держит на северо-запад. Меня пробрал внезапный холод. В восьми милях отсюда - болото. Маленькая, но опасная топь.
        Я понесся вдогон.
        Галлюцинации. Краккен в море. Что увидел наш лисовин? Что мчалось за ним через лес, гнало в топь? Где он?
        Неожиданно я потерял след, остановился, тяжело дыша. Покружил, обшаривая лучом землю. Том резко отвернул в сторону? Или чуть-чуть отклонился, пробежал где-то рядом? Ничего не вижу. Придется возвращаться, смотреть в четыре глаза.
        - То-о-ом! - заорал я, срывая голос.
        В ответ послышалось хриплое, злое ворчание. Медведка. Я схватился за станнер. Судя по звуку, зверь был шагах в двадцати. Медведка ли это? Или меня тоже будут гонять по лесу, как Тома?
        Со станнером наизготовку, я повел фонариком, вглядываясь в просветы между деревьями. Какие там просветы - провалы во тьму, где теряется луч. Вижу голые прутья молодой олихи, густые ветви ели-ели, упавшее дерево с вывороченными корнями - пласт земли образует наклонную стену. А вот и медведка: громадная бурая туша. Неповоротлива с виду, но быстра в беге и беспощадна. Крошечные глазки отсвечивали красным, широкие ноздри раздулись, вывернулись наружу розовой кожицей. На черной губе алела кровь, и шерсть на нижней челюсти тоже пропиталась кровью. Похоже, медведка только что кого-то растерзала. Заворчав, она двинулась на меня. Победив человека раз, медведка будет охотиться на людей до конца жизни…
        Я даванул на спуск. Зверь еще переступал по земле, но лапы начали подгибаться. Медведка рявкнула, обмякла, повалилась наземь - а я все садил и садил в нее парализующими импульсами.
        Кончено. Если это настоящий зверь, он мертв. Наверняка настоящий: ведь призрачный краккен мгновенно исчез, когда капитан Смоллет выстрелил в него из лучемета.
        Я постоял, вслушиваясь. Ночной лес потрясенно молчал, лишь вдалеке глухо стонала ядовитая летяга, да поскрипывало умирающее дерево. Я осторожно приблизился к медведке.
        Кровь на морде была совсем свежей. Еще даже не запеклась.
        - Том, - невольно прошептал я, наклоняясь над мертвым зверем.
        Черная губа была располосована кинжалом: два сочившихся красным глубоких пореза. Ай да лисовин. Отбился. Молодец. На всякий случай я поглядел когти на передних лапах: медведка с упоением рвет свою жертву на куски. Когти были грязные, в земле, но без крови.
        - Том! - снова позвал я. - То-ом!
        Не откликается. Мэй-дэй!
        С немалым трудом я вновь отыскал его следы. Вот место, где на него кинулась медведка: опавшая хвоя ели-ели взрыта когтями, остались глубокие борозды. Здесь Том ранил зверя: медведка отпрянула, затрясла головой от боли, забрызгала каплями крови хвою и сухие ветки, а лисовин пустился наутек. Его мотало из стороны в сторону, ноги заплетались, он падал, натыкался в темноте на деревья, снова бросался бежать. И его опять заворачивало на северо-запад, к болоту.
        Я выскочил на каменистый взгорок - пустой, без деревьев. Следы пропали. Подняв фонарик над головой, я посветил. Луч скользнул по крутолобым валунам, блеснул на вкраплениях слюды, шевельнул черные тени.
        Я покричал, посвистел. Отклика нет.
        Двинулся вдоль края каменицы. Ищейку бы мне. Надо было вызвать полицию. Упросил бы привезти «искусственный нос», хоть и дорогое это удовольствие. На Энглеланде полиция не применяет животных, а могла бы. Что ей мешает?
        То ли хрустнул подмерзший мох, то ли обломился тонкий прутик. Я застыл, вслушиваясь. Вот опять - в каменице что-то зашелестело.
        Взобравшись на ближайший валун, я повел фонарем. И увидел шагах в десяти человеческую руку: она лежала на земле, впившись скрюченными пальцами в землю. Выше локтя ее скрывал большой камень. Я кинулся туда.
        - Том? - С колотящимся сердцем, я нагнулся над лежащим врастяжку лисовином. Потрогал руку - холодная, но живая. - Что с тобой?
        Он молчал, уткнувшись лицом в мерзлый мох; его била дрожь. Отделанный коричневым мехом свитер был изорван, руки исцарапаны. Я пощупал пульс - быстрый и мощный. Значит, серьезных кровотечений нет. Проверил позвоночник: в порядке.
        - Очнись. - Взяв за плечи, я перевернул Тома. - Что такое?
        На нем не было маски. Однако биопласт был не безжалостно содран, а бережно снят, и кожа не повреждена; царапины от хлеставших веток не в счет.
        - Что ты тут делаешь? - спросил я.
        - Джим?
        Я не услышал этого - угадал. Голоса у лисовина тоже как будто не было.
        Разозлившись, я рывком усадил его и крепко встряхнул.
        - Отвечай. Что стряслось?
        У Тома задрожали губы. Утирать ему сопли я не собирался; положил фонарик и влепил две пощечины. Том схватился за лицо, скорчился. Сняв с себя куртку, я накинул ему на плечи.
        - Зачем ты рванул в лес?
        Оплеухи пошли на пользу. Тома перестало трясти, и он заговорил:
        - Я не могу объяснить. Что-то такое… Я думал: сдохну.
        Усевшись рядом, я прижался к нему; сквозь тонкий свитер ощутимо доставал ночной холод.
        - Но ты не сдох, а выпрыгнул с третьего этажа.
        - Потому что перетрусил, как последний… Не знаю, что это было. Такая жуть навалилась… После того, как Шейла ушла. Сначала просто стало не по себе. Потом заметался, а к двери подойти не могу - за ней черный ужас; тогда кинулся в окно.
        Галлюцинация, сказал я себе. Краккен или наведенный страх - особой разницы нет.
        - В лесу встретил медведку, - рассказывал Том. - Сам набежал на нее, ни черта не разбирая… уже в сумерках. Чуть не задрала.
        - Я ее убил.
        Тома передернуло, он плотней прижался к моему плечу.
        - Куда ты направлялся? - спросил я, сунув руки подмышки; было холодно.
        - Никуда. Просто удирал.
        - Просто удирал к болотной топи?
        - Разве? Ну… случайно.
        Приподняв фонарик, я посмотрел ему в лицо - измученное, без биопласта ставшее незнакомо тонким. Нижняя губа вздрагивала, но лисовин старался держаться.
        В небе мелькнуло соцветие желтых и красных огней, раздался посвист большого глайдера, и в каменицу, где мы сидели, ударил мощный прожектор. Белый свет ослепил, пригвоздил к земле.
        - Спокойно, - велел я, стискивая Тому руку.
        Слепящий луч сдвинулся, и мы оказались в облаке рассеянного света; проморгавшись, я снова стал видеть. Поднялся и потянул за собой лисовина. Он послушно встал на ноги. Глайдер начал снижаться.
        - Спокойно, - повторил я.
        Притушив прожектор до мощности обычного фонаря, расцвеченная желто-красными огнями машина опустилась на краю каменицы. Открылась дверь, и из освещенного салона выпрыгнул Джон Сильвер, помчался к нам, рискуя переломать ноги.
        Вслед за Сильвером наземь спрыгнул мистер Эрроу. Первый помощник зашагал к нам куда осмотрительней, чем бывший навигатор.
        - Парни! Как вы? - Подбежавший Сильвер встряхнул Тома, обернулся ко мне: - Что с ним?
        - Ничего, - соврал я.
        Вцепившийся хозяину в загривок поюн охал и пушил хвост. Сильвер принялся тормошить лисовина: пощупал пульс, осмотрел расцарапанные руки, проверил, нет ли крови на одежде, посветил фонариком в глаза.
        Подошел мистер Эрроу.
        - Ну, юнга лисовин? Как это понимать?
        Том глубоко вздохнул.
        - Извините, сэр, - проговорил он. - Я ушел в лес прогуляться и столкнулся с медведкой. С трудом унес ноги. Я уже возвращался, когда встретил Джима.
        Я оценил его хладнокровие. Он только что был перепуган до смерти, а сейчас говорил твердо и с достоинством.
        Мистер Эрроу задумчиво поглядел ему в лицо, которое еще недавно было копией его собственного, и спросил:
        - Биопласт снял ради девочки?
        - Да, сэр.
        - А почему ушел гулять без маски?
        - Она засохла, пока мы то да се. К тому же мистер Смоллет запретил ее носить.
        Отвернувшись от света, бывший навигатор перевел дух. Я готов был голову прозакладывать: он радовался, что Том нашелся живой и здоровый. Однако именно он говорил Хэндсу, что не готов воевать с детьми - не иначе как со мной и лисовином. И не кто-нибудь, а Сильвер угощал нас с Лайной коктейлем для влюбленных, из-за которого капитан Смоллет едва не запретил мне отправляться в рейс. И он вполне мог нагнать на Тома страху, чтобы избавиться от него навсегда.
        - В машину, - приказал мистер Эрроу. - А еще раз понесет куда не надо - пеняй на себя.
        Сильвер тут же направился к глайдеру, как будто был самый дисциплинированный. Мистер Эрроу постучал согнутым пальцем по лбу - дескать, ты идиот - и двинулся следом.
        Том горячо зашептал:
        - Джим, друг, не выдавай.
        - В смысле?
        - Не говори никому, как было.
        - Я расскажу капитану.
        - Нет! Он не пустит меня на корабль.
        - С какой стати?
        - Это не прошло. Я так и боюсь - всего сразу: темноты, капитана, Чистильщиков. Джим, я… сам боюсь лететь, - признался Том, запинаясь. - Но пойми: я не могу остаться.
        - Эй! - окликнул нас первый помощник. - Что застряли?
        - Идем. - Я ухватил лисовина за локоть и потащил к глайдеру.
        Он то ли застонал, то ли всхлипнул. Совершенно парень не в себе. А мне что делать? Не могу же я скрыть от капитана свои подозрения… хоть они и кажутся дурацкими сейчас, когда в салоне нас встречает обрадованный Хэндс с термосом горячего коффи. Пилот разливал коффи по стаканам; аромат плыл восхитительный.
        - Угощайтесь, бродяги, - Хэндс протянул нам с Томом дымящиеся стаканы. - Мистер Эрроу, вы как? Склоняетесь?
        - Давай, - согласился первый помощник.
        Сильвер тоже получил изрядную порцию, а себе пилот плеснул чуть-чуть, проглотил и ушел в кабину; мы вчетвером остались в салоне. У лисовина дрожала рука, коффи грозил расплескаться.
        - Пей, - сказал я, чтобы он не облил себя и меня заодно, и попробовал напиток.
        Потрясающе. Такого густого, с приятной горчинкой и без кислого привкуса коффи я в жизни не пробовал. Пусть он и сварен на Энглеланде, но куплен явно не здесь.
        Внешний прожектор погас, на камнях остались желто-красные отсветы опознавательных огней. Затем отсветы ухнулись вниз - глайдер поднялся и взял курс на побережье. Сильвер забрал у нас пустые стаканы, но не ушел сразу, а задержался возле Тома. Стоял, придерживаясь за спинку сиденья, и смотрел на лисовина. Взгляд был внимательный и дружелюбный, как у доктора Ливси, когда мне в детстве случалось приболеть. Том упрямо глядел на свои сцепленные на коленях руки; они больше не дрожали.
        Бывший навигатор потрепал лисовина по волосам и вернулся на свое место, возле сидевшего с закрытыми глазами первого помощника. Том потряс головой, словно желая стряхнуть память о чужом прикосновении, и заговорил вполголоса:
        - Слушай, Трижды Осененный. Я не понимаю, что со мной. Но я могу с этим справиться. Наверное, - добавил он не столь уверенно. - А какое у тебя впечатление от чернобровки с навигатором?
        Я пожал плечами:
        - По ощущению, народ не вредный. Но по-моему, именно они хотят нас с тобой устранить.
        Сказав это, я задумался над собственными словами. Допустим, Том - юнга-смертник при капитане, с которым намерены разделаться. Мистер Смоллет прилюдно объявил, что не воспользуется его услугами, однако они желали подстраховаться. А я? Кому и чем могу я помешать? Ума не приложу. Кстати, насколько я понял, Хэндс и от Сильвера избавился бы с удовольствием.
        Поднявшись, я прошел в кабину, уселся на место второго пилота. В кабине был полумрак, лишь горела желтая подсветка на пульте. Снаружи сверкали россыпи звезд над черным массивом леса. Хэндс недовольно покосился на меня, но не прогнал. С минуту я молчал, глядя на его сильные уверенные руки. Похожие руки были у моего отца; только более загорелые, задубевшие от холода и ветров. И - я тщательно прислушался к себе - рядом с Хэндсом было так же тепло и спокойно, как с отцом.
        - Ты хотел спросить, как мы вас нашли? - заговорил пилот.
        Нашли нас с помощью тепловизора, тут и спрашивать не о чем.
        - Почему вы обрадовались, когда мистер Смоллет решил не брать в рейс Сильвера?
        - С Джоном трудно. Он еще потреплет нам нервы.
        - А я могу вам нервы потрепать?
        - Пожалуй, - после краткого молчания согласился пилот.
        - А Том?
        - Ну, этот больше всех, - он усмехнулся, но как-то невесело.
        - Израэль, - я подобрался, не зная, чего ожидать: то ли Хэндс наставит на меня ствол лучемета, то ли поднимет на смех, - вы были бы рады избавиться от нас троих?
        - Я был бы рад, если б ты убрался в салон, - отрезал пилот. - Катись.
        - Раз вы не хотите со мной разговаривать, я побеседую с мистером Смоллетом, - вежливо сообщил я.
        Хэндс глянул на меня странно: без злобы и без испуга, но я отчетливо ощутил его желание, чтобы я вывалился из глайдера.
        - Джим, иди в салон, - сказал он спокойно. - Потолкуем на земле.
        Я приподнялся. И уселся обратно. Вот только встану на ноги да открою дверь, как глайдер дернется. Меня шарахнет обо что-нибудь, приложусь башкой - и прямиком в клинику доктора Ливси. Нет уж.
        - Джим, уйди! - вскрикнул Хэндс, а глайдер вдруг клюнул носом, накренился на бок - и вот так, кренясь, резко пошел вниз.
        Меня сдавило, удерживая в кресле - включилась система безопасности. Хэндс яростно выругался, машина задергалась. Мы падали. Внизу был черный лес - освещенные звездами верхушки - и почему-то казалось, что звезды сыплются с неба месте с нами. Рывок - глайдер запрокинулся на другой бок; я оказался над Хэндсом. Его руки оторвались от пульта, скользнули вниз. С тягучим стоном пилот рванулся, словно желая вскочить из кресла, поднял ладони - медленно, как будто они налились огромной тяжестью, и снова бросил их на пульт. Глайдер обернулся вокруг своей оси, в хороводе пронеслись звезды. Что-то взревело, под брюхом машины вспыхнуло пламя, залило красным светом верхушки деревьев. Глайдер тряхнуло, нос дернулся вверх.
        - Пошел! - заорал Хэндс.
        Глайдер выровнялся, пол опять оказался внизу, задранный нос устремился к звездам, которые перестали сыпаться вниз, а прочно держались на небе. Я проглотил подступившую тошноту и усилием воли разжал стиснутые кулаки.
        - Ч-черт… - выдохнул пилот. - Все целы? - спросил он по интеркому.
        - Все, - отозвался мистер Эрроу. - Какого дьявола вы упражняетесь?
        - Извините, сэр. Я не нарочно. - Хэндс выключил связь.
        Рев аварийного двигателя смолк, пламя внизу погасло.
        - Джим, - Хэндс клацнул зубами, словно удерживая проклятье, - ты нас чуть не угробил.
        - Я?
        Он со свистом выдохнул сквозь зубы.
        - Думал, я хочу тебя убить? Кувырнуться, когда ты пойдешь в салон? Так?
        - Ну… опасался, - признал я, смутившись.
        - Да черт бы тебя побрал, Осененный! - взорвался пилот. - Трижды, четырежды… Птицу проклятую припер. Зачем?
        Я молчал. При чем тут Птица?
        Впереди показалась черная вода, цепочка огней на берегу и сияющий в ночи «Адмирал Бенбоу». На площадке возле гостиницы стоял еще один глайдер; огни были потушены.
        - Джим, - тихо произнес Хэндс, - это ты вызываешь галлюцинации, а не Джон. Сегодняшний краккен был твой. И то, что ты со мной сейчас сотворил… Ты понимаешь, насколько опасен?
        - Нет, - честно ответил я.
        Мысли разбегались. Верить пилоту? Не верить? Галлюцинации - мои? Из-за того, что много раз Осененный Птицей? Но Тома из гостиницы я не прогонял. Это я и сказал Хэндсу.
        Он посадил глайдер возле второго, с потушенными огнями. На боку чужой машины я разглядел эмблему «Жемчужной Лагуны». Лайна? Не может быть. Скорее, сквайр Трелони.
        Так и есть. Сквайр ожидал нас у подножия лестницы; рядом с ним стоял капитан Смоллет. Широким шагом, сердито размахивая руками, сквайр направился к нам.
        - Что стряслось? - закричал он, не успела дверь глайдера открыться. - Я думал, вы взорвались. Грохот, пламя… Том! Куда тебя носило?
        Вылезший из салона лисовин молча стоял перед отцом, глядя в землю.
        Мистер Эрроу подошел к Хэндсу:
        - Что это было?
        - Отказ ориентации в пространстве, - заявил пилот.
        Первый помощник вскинул брови.
        - Израэль, я не думаю, что вы лжете, - произнес он выразительно. - Я полагаю, вы ошибаетесь.
        Хэндс не дал себе труд оправдываться и убеждать, а повернулся к подошедшему капитану:
        - Мистер Смоллет, разрешите поговорить с вами без посторонних.
        - Кто тут посторонний?! - загремел сквайр Трелони. - Капитан Смоллет! Что позволяют себе ваши люди?
        - Это ваши люди, сэр, - возразил капитан. - Израэль, вы…
        Сквайр не дал ему закончить.
        - Как вы смеете?! - заорал он и разве что ногами не затопал. - Неделями валандаетесь, тянете резину! Корабль готов к старту? Нет? Капитан, вы уволены!
        Мне было за него стыдно; Том растерянно хлопал глазами и порывался что-то сказать отцу, но тот не желал слушать.
        - Корабль к старту готов, сэр, - отчеканил мистер Смоллет; в глазах вспыхнули синие огоньки.
        - А-а, готов! - сквайр звучно шлепнул себя по бедрам. - Тогда мы стартуем, - он демонстративно задрал рукав и поглядел на часы на запястье, - через два часа. Вопросы есть?
        - Нет, сэр.
        - Повторите!
        - Вопросов нет, сэр! - рявкнул капитан. - Старт - через два часа.
        Какая мушина укусила сквайра? С чего он взбесился?
        К Хэндсу проскользнул Сильвер; поюн цеплялся ему за спину, растопырив лапы и распушив хвост.
        - Рэль, в чем дело? - вполголоса спросил бывший навигатор. Я стоял близко и потому услышал.
        - Это опять Джим, - так же тихо ответил пилот.
        Сильвер уставился на меня. Зеленые глаза блеснули отраженным светом, как у нашего Рыся.
        - А ну пошли, - сквайр Трелони грубо ухватил Тома за плечо и поволок ко входу в гостиницу.
        Лисовин вывернулся, оставив у сквайра куртку, и обернулся:
        - Мистер Смоллет, извините, пожалуйста.
        - Быстрей, - мистер Трелони снова дернул его за собой.
        - Семь минут на сборы, - распорядился капитан. - Израэль, вам хватит двух минут со мной поговорить?
        - Нет, - отозвались Хэндс и Сильвер в один голос: пилот уронил слово, точно камень в стоячую воду, бывший навигатор выпалил, торопясь.
        Первый помощник махнул рукой.
        - Алекс, мы потеряем работу. Ребята, шевелитесь.
        Через семь минут мы снова погрузились в капитанский глайдер; сквайр Трелони еще раньше улетел на своем, забрав с собой Тома. Мистер Смоллет был нашим пилотом; «самозванцы», мистер Эрроу и я устроились в салоне. Мне очень хотелось потолковать с капитаном, но Хэндс предупредил:
        - В кабину - ни ногой.
        Пожалуй, к нему стоило прислушаться.
        Я глядел сквозь стекло на звездное небо, на искры огней, рассыпанные вдоль побережья, на растущее над горизонтом желто-белое зарево - свет над Бристлем. Я не желаю вызывать галлюцинации. Понятия не имею, как это получается, - и ума не приложу, как уберечь от них людей. Надо найти причину. С Хэндсом более или менее ясно: я испугался, что он меня угробит, заложив вираж, и невольно заставил его на несколько секунд потерять управление глайдером. А отчего появился краккен? Я разозлился, что «самозванцы» валяют дурака, и пожелал им встречи с гадом. И что теперь? Всякий раз, испугавшись или обозлясь, я буду одаривать окружающих иллюзиями, одна другой краше и сочнее? Счастье, что Хэндс был готов к такому повороту, - он сладил и с иллюзией, и с глайдером. А окажись на его месте другой? Как пить дать вмазались бы в землю.
        Проклятье. Как бы не разродиться новой иллюзией - лично для капитана Смоллета, который пилотирует глайдер. Как там рычал Хэндс: «трижды, четырежды Осененный, Птицу проклятую припер»? И впрямь ведь припер, и картинки под ее мертвой тушкой начинали светиться. Кто знает, не добавила ли она мне чего-нибудь?
        Будь я капитаном RF-корабля, взашей погнал бы такого иллюзиониста. Одни Чистильщики чего стоят - а тут еще риск непредсказуемых галлюцинаций. Надо признаться мистеру Смоллету. Но если он скажет, что не пустит меня на борт, сквайр Трелони погонит самого капитана. Со сквайром творится что-то странное. Где это видано, чтоб он так себя вел и бешено орал на людей?
        Сквайр взбешен, Том-лисовин перепуган, у меня открылись новые способности. Накануне старта - и ни днем раньше. Именно тогда, когда к нам явились «самозванцы».
        Встревоженный этой мыслью, я огляделся. Дик Мерри безмятежно спал, раскинувшись на сидении и вытянув ноги поперек прохода. Джоб Андерсон пристроил на коленях портативный комп и читал с экрана. Вытянув шею, я ухитрился разглядеть, что это было. Стихи. Вот не подумал бы, что неулыбчивый рекламный красавец Андерсон способен наслаждаться поэзией. Планет-стрелок Том Грей с любопытством глядел в ночь за стеклом, как будто наши звезды и крошечная луна - нечто необычайное и увлекательное. Джон Сильвер сидел в одиночестве, поглаживая своего поюна. Израэль Хэндс беседовал с мистером Эрроу; первый помощник что-то говорил, пилот согласно кивал. Поймав мой взгляд, Хэндс дружески улыбнулся, и эта улыбка не показалась мне фальшивой.
        Я пересел к Сильверу. Дремавший поюн испуганно подскочил:
        - Уйди, зараза! Наглый коготун.
        Сильвер щелкнул его по башке:
        - Помолчи.
        - Мне не нужна влюбленная пара, - объявил неуемный зверь.
        - Я тебя выкупаю. В холодной воде, - пригрозил бывший навигатор, и поюн умолк, прикрыл болтливую пасть передними лапами.
        Сильвер поднял его, окликнул:
        - Рэль! - и перебросил зверя приятелю; Хэндс посадил его себе на плечо.
        - Сумасшедший, - обиженно буркнул Александр, но не стал удирать с нового места.
        Сильвер порылся в карманах и извлек упаковку сухих печенюх:
        - Угощайся, - он разорвал обертку.
        Я хотел отказаться, но не смог, внезапно ощутив зверский голод. Между прочим, с утра ни крошки во рту не было, если не считать коктейля для влюбленных. Я сжевал парочку хрустких, тающих на языке печенюх; затем еще две. Едва заставил себя вернуть остатки угощения:
        - Спасибо. Чем вы меня на сей раз накормили? Почему капитан не захочет брать меня в рейс?
        - Извини. - Сильвер улыбнулся; жесткое лицо смягчилось и сделалось моложе - на вид я не дал бы ему и тридцати, как нашему капитану. - С коктейлем я оплошал.
        - Нет, Джон. Вы отлично понимали, что делаете.
        - Ты так думаешь?
        - Уверен. И мистер Смоллет тоже.
        - Ну, мистер Смоллет никогда не ошибается, - снова улыбнулся бывший навигатор. - Ты прав, - добавил он. - Я не хотел, чтобы на RF-корабле оказался Трижды Осененный.
        - Почему вы решаете за капитана корабля?
        - Потому что лучше его знаю, что такое Птицы и их жертвы, - с горячностью отозвался Сильвер. Затем досадливо поморщился. - Джим, не приставай. Моя затея не удалась, и ты в любом случае остаешься в команде.
        Жертвы Птиц? - размышлял я. Что за вздор? Худого с Осененными отродясь не случалось. Однако я не знаю никого, кто был бы Дважды или тем более Трижды Осененный. Вот именно: я слишком мало знаю. Надо будет расспросить Сильвера, что ему известно о Птицах, но попозже. Сейчас я спросил о более насущном:
        - Бегство лисовина - тоже ваша работа?
        Я не ожидал, что он признается, но надеялся почувствовать ложь, если Сильвер солжет.
        - Я бы у тебя хотел узнать, - ответил он. - Почему Том рванул в лес на ночь глядя?
        Я не почуял откровенной лжи. Допустим, это не он напугал лисовина. Тогда кто? Хэндс? Я невольно оглянулся на пилота. Он все так же беседовал с мистером Эрроу; поюн у него на плече сонно покачивался и жмурил глаза. Хэндс не был похож на злодея.
        «Джон, вы хотели избавиться и от меня, и от Тома, - сказал бы я Сильверу, поддайся желанию объясниться с ним до конца. - Вы его чем-то угостили либо шарахнули гипноимпульсом. Думали чуток припугнуть, чтобы отбить охоту идти в рейс. Но получилось иначе, и он без памяти кинулся в лес. Из-за вас Том чуть не погиб». Я благоразумно придержал язык и перевел разговор на другое:
        - Джон, скажите: вы встречались с Чистильщиками?
        Он вздрогнул. И после долгого молчания неохотно выцедил:
        - Было дело.
        - А мистер Смоллет? - на всякий случай спросил я, хотя уже не сомневался.
        - И он тоже.
        - А почему никто не желает о них говорить?
        - Дурная примета - поминать Чистильщиков перед вылетом. Накличешь нечисть. - Сильвера передернуло.
        Всяческих примет и на Энглеланде полно; я всю жизнь считал их чушью. У этих risky fellows, видать, иначе.
        - Но мистер Смоллет сегодня рассказывал про «Ориану», - вспомнил я.
        - Он смелый человек, - отозвался бывший навигатор. - Очень смелый. Вспоминать то, что было лично с ним…
        Мистер Смоллет служил на злополучной «Ориане»! И рассказывал нам с Лайной о себе и своей невесте. Вот оно как…
        - Значит, Чистильщики его забрали, а потом отпустили? Или он сам от них сбежал?
        - От них не сбежишь.
        Сильвер зябко нахохлился. Но по крайней мере, он не отказывался отвечать.
        - Они всех освобождают? - продолжал я расспросы, не желая упускать свою удачу, торопясь узнать побольше.
        - Нет, Джим. От Чистильщиков мало кто возвращается.
        - А девушка мистера Смоллета вернулась?
        - Откуда мне знать? Информация об RF засекречена, - сказал Сильвер, начиная раздражаться. - О событиях на других кораблях известно лишь то, что наболтал в баре твой пьяный приятель. Который только что вернулся из неудачного рейса и клянет Чистильщиков на чем свет стоит. Джим, хватит. Сказано: перед стартом о таком не говорят.
        Я заткнулся. Сильвер ведь тоже у них побывал; по его словам, опасно вспоминать свой личный опыт, а я душу ему разбередил. Интересно, на каком основании Чистильщики отпускают пленников? Быть может, они выясняют, что чувствующий вину человек не так уж виноват? Но что смыслит чужая раса в человеческой этике?
        Мы подлетали к Бристлю. Звезды над ним померкли - их затмило зарево огней. В небе над городом висело множество ярких точек - зеленые, желтые, синие, красные - обозначавшие воздушные коридоры для больших глайдеров вроде нашего. Я еще никогда не видел ночной Бристль сверху. Красиво.
        - Джон, зачем вы сказали капитану, будто иллюзия краккена - ваша?
        Он пожал плечами.
        - Надо же было кому-то взять ее на себя. Прочие открестились… А теперь будь добр, оставь меня в покое.
        Глава 10
        Бристль - яркое море огней - лежал в стороне; нас отделяло от него несколько миль черного леса, а здесь был один космопорт. Восьмиугольное здание вокзала напоминало ограненный алмаз. Оно сверкало и переливалось: бело-голубые волны света перекатывались по многочисленным граням, мелькали синие вспышки, сияли на крыше сине-зеленые буквы: «ЭНГЛЕЛАНД», и все это рождало ощущение праздничной, хоть и лишней суеты.
        Капитан Смоллет провел глайдер сквозь висящую в воздухе паутину со множеством огней-указателей и посадил на стоянку. Тут уже находились глайдеры мистера Трелони и доктора Ливси, и парочка маленьких полицейских машин; их огни были потушены, но в обеих сидели пилоты. Где-то подвывала полицейская сирена.
        От посадочной площадки до вокзала было несколько минут ходу. Мы шагали по аллее, обсаженной высокими ели-ели; в свете фонарей на ветвях блестел иней. Воздух был пронзительный, холодный, наполненный игольчатой взвесью, которая приглушала сияние вокзала, но сама посверкивала белым, голубым и зеленым. Звезд сквозь нее не было видно.
        Впереди из-под лап ели-ели выхватились две черные тени и с топотом устремились к нам. Кургуары.
        - Стоять! - прозвучал повелительный окрик, и все замерли - и мы, и звери. - Спокойно, - велел тот же командный голос. - Мерлин, Лада: след!
        Мерлин и Лада снялись с места и потрусили нам навстречу. Обнюхали наши ноги - деликатно, не тычась носами, как, бывало, делал Дракон, и нырнули во тьму под деревья. Я снова увидел их уже далеко в стороне - они неслись к невысокой будке, где горел один лишь тусклый фонарь над дверью. Таки додумались в Бристле использовать кургуаров вместо электронных ищеек. За кем охотятся, хотел бы я знать?
        Центральные двери вокзала широко распахнулись. Внутри не было сумятицы света, как снаружи, но все равно я прищурился - так сияли лампы, зеркальный пол и металлические украшения на стенах: какие-то завитушки, шары, спирали. Здесь было холодно, почти как под открытым небом. Светились белые полупрозрачные колонны; казалось, они сделаны из подтаявшего льда. У одной такой колонны, привалившись к наиболее «протаявшему» боку, стоял человек. Руки в карманах видавшей виды куртки, капюшон откинут, в коротких волосах густая седина. Лицо у незнакомца было худое, помятое, мрачное; губы крепко сжаты. Кроме него, я не увидел в зале ни души. Энглеландский космопорт вообще не назовешь оживленным местом.
        Капитан Смоллет направился к чужаку. Тот не отлепился от колонны, не достал из карманов руки. Однако поздоровался первым:
        - Здравствуйте, мистер Смоллет.
        - Здравствуйте, Шон.
        «Самозванцы» собрались возле капитана и чужака. Мистер Эрроу остановился поодаль, и я рядом с ним. Наступила странная неловкая пауза; казалось, мистер Смоллет нарочно привел людей, чтобы чужак в поношенной куртке смог их обозреть. Вид у парней был угрюмый.
        - Кто этот человек? - осведомился я у мистера Эрроу.
        - Один из тех, чье место заняли наши, - он кивком указал на «самозванцев». - Алекс их вызвал сюда, они прилетели утром - а им от ворот поворот. Сквайр поторопился с хлопотами.
        Я посочувствовал худому Шону. Наверняка ему приходится так же туго, как и всем risky fellows.
        - Берете? - спросил капитан.
        - Берем, - отозвался чужак. - Куда денешься?
        «Самозванцы» дружно полезли в карманы и вытащили каждый по кредитной карточке. Кредитки вручили худому Шону. Он без благодарностей их принял и небрежно сунул в карман брюк.
        - А это зачем? - не утерпел я.
        - Отдают четверть заработка тем, кому перебежали дорогу, - ответил мистер Эрроу. - Иначе в рейсе будут переживать и казниться.
        - Надо было слупить деньги с мистера Трелони. Чем наши-то виноваты?
        Расслышавший это Шон усмехнулся:
        - Что не пропьем до вашего возвращения, то вам останется. Мистер Смоллет, а кто это у вас с поюном?
        - Джон Сильвер, - ответил капитан.
        - Сильвер? - Шон вытаращил глаза.
        Бывший навигатор побледнел и вцепился в сидевшего на плече зверька. Шон всмотрелся.
        - Будь я проклят! - вдруг заорал он. - Да ты в своем уме?!
        - В своем, - хрипло отозвался Сильвер. - Не кричи. Все обойдется.
        Шон всплеснул руками.
        - «Обойдется»? Мистер Смоллет, возьмите любого из моих парней…
        - Замолчи, - попросил бывший навигатор.
        - Мистер Смоллет, - не унимался чужак, - это безумие.
        - Шон, заткнись, - в голосе Сильвера звякнул металл. - Все решено.
        Чужак помолчал, затем скривил губы и махнул рукой.
        - Дело ваше, господа. Удачи вам, мистер Смоллет. Поменьше грязи!
        - Приходи уборщиком, - ответил капитан. - Идемте, - бросил он «самозванцам» и первым зашагал вглубь зала, между колонн из подтаявшего льда.
        Сильвер бросился следом, за ним - Мерри, Грей и Андерсон. На месте остался Израэль Хэндс и я с мистером Эрроу.
        - Шон, в чем дело? - спросил первый помощник.
        Чужак пропустил вопрос мимо ушей и сердито уставился на Хэндса.
        - Ты тоже спятил? Герой-любовник.
        На месте пилота я бы плюнул и ушел. Или бы дал в морду.
        - Не мути воду, - сдержанно сказал Хэндс. - Без тебя разберемся.
        Чужак зло ощерился:
        - Гад ты, вот кто.
        - Шон, - повысил голос мистер Эрроу. - Я задал вопрос. Что вы имеете против Сильвера?
        - Я? Ровным счетом ничего. Угодно брать на борт психов? Берите больше. Нахлебаетесь досыта. Поменьше грязи, мистер Эрроу! - Шон устремился к выходу.
        Первый помощник перевел взгляд на Хэндса.
        - И как же вы собираетесь в рейс, господин герой-любовник?
        - Обыкновенно, сэр. Я не первый год в RF.
        Мистер Эрроу посмотрел вслед уходящему Шону - явно желая остановить рассерженного чужака и пригласить его в команду вместо нашего пилота. Однако что-то не давало ему открыть рот.
        По мне, скандальный Шон в подметки не годился выдержанному Хэндсу. И первый помощник зря подозревает парня в дурных наклонностях: он скорей любовник Сильверовой жены, чем Сильвера. Как разобрались между собой два приятеля, я не знаю, но Хэндса нечего позорить.
        - Мистер Эрроу, не слушайте обиженных и обозленных, - сказал я. - Мало ли, кто чего наболтает.
        Удивительно: мои слова решили дело. Ворчливо помянув «блудливых пилотов и дурных советчиков», первый помощник двинулся догонять капитана и остальных.
        Мы нашли их в соседнем зале - уютном, с диванами вдоль стен и небольшим баром. Здесь было новое представление. Сквайр Трелони метался по залу, выкрикивал ругательства и потрясал сжатым кулаком. Двое крепких парней - охрана сквайра - смущенно жались в углу. На диване сидел доктор Ливси, хмуро наблюдал за взбешенным мистером Трелони. Лисовина не было.
        Сбившиеся у бара «самозванцы» пожирали глазами застывшего у порога капитана.
        - Я спрашиваю: что произошло? - видно, не в первый уже раз проговорил капитан Смоллет.
        - Сволочь! Гаденыш! Полетит он! - Сквайр был багров с лица и потен. - Так у меня полетит!..
        - Дэвид? - повернулся капитан к доктору Ливси.
        Доктор поднялся на ноги.
        - Александр, как врач я рекомендую отложить вылет, - холодно произнес он. - Мистер Трелони не здоров. И Том куда-то исчез, - добавил он с ноткой растерянности. - Полицию на ноги подняли.
        Тут за спиной раздались быстрые шаги, и в зал ворвался Том, а с ним - трое полицейских и два знакомых кургуара. На лице у Тома была маска горного лисовина - черная, с сединой и рыжими пятнами.
        - Нашли, - объявил один из полицейских. - Мерлин, Лада, сидеть!
        Кургуары разом уселись, одинаково подогнув хвосты.
        - В диспетчерской был, - сообщил другой полицейский.
        - С девочками общался, - добавил третий.
        Багровый, потный сквайр задохнулся. Шагнул к Тому, занося руку, намереваясь отвесить затрещину. Капитан заслонил лисовина.
        - Мистер Трелони, отойдите. - В глазах полыхнул синий огонь. - Правила RF запрещают ругать или наказывать людей перед стартом. Оставьте моего юнгу в покое.
        Вот почему мистер Эрроу не взял сердитого Шона - нечего было орать и обзываться.
        Сквайр попятился, начиная бледнеть и обретать человеческий вид.
        - Благодарю вас, - сказал доктор Ливси полицейским и вложил в будто случайно повернувшуюся к нему ладонь кредитку.
        Полицейские козырнули и ушли, кургуары убежали следом.
        - Чертов мальчишка, - пробормотал мистер Трелони. - Доктор, вы не правы: я здоров… только сильно расстроен его выходками, - сквайр ткнул пальцем в сторону Тома.
        - Мистер Смоллет, разрешите, я объясню, - начал лисовин. Усы на новой маске затрепетали: Том волновался.
        - Потом, - сухо отозвался капитан. - Дэн, твое мнение? Разрешаешь старт?
        Первый помощник безнадежно махнул рукой:
        - Лучше не будет. Поехали.
        Мистер Смоллет провел нас в пустое гулкое помещение, где у платформы стоял белый вагончик с большими окнами, и в обе стороны уходил узкий темный туннель. Окна осветились, когда мистер Эрроу коснулся ладонью сомкнутых дверей. Створки разъехались.
        - Прошу, - сказал первый помощник.
        Он отступил, пропуская внутрь охранников мистера Трелони. Следом зашел притихший сквайр, затем мы с Томом, доктор Ливси, «самозванцы», капитан Смоллет и наконец сам мистер Эрроу.
        - Ну и вооружились, - сказал он с легким удивлением. - Одиннадцать стволов.
        Я пересчитал людей. На тринадцать человек - одиннадцать единиц? Ничего себе. А как мистер Эрроу узнал? Нас просвечивали на входе? Наверное.
        Вагончик поплыл в темный туннель, чуть слышно позванивая. Сквайр грузно привалился к стенке, вытирая потный лоб.
        - Уфф… слава богу…
        - Все обойдется, - отозвался поюн Александр. - Удачи вам, мистер Смоллет.
        В глазах капитана тлели синие огоньки, худощавое лицо напряглось.
        Хэндс отодвинул Сильвера в угол и встал перед ним, словно желая заслонить приятеля ото всех.
        Я обнаружил, что стою точно так же, а за моей спиной укрылся лисовин. Повернув голову, я тихо спросил:
        - Где тебя опять носило?
        - В галактической сети.
        - Есть новости?
        - Нашел кое-что.
        Том смолк, а я перехватил взгляд Хэндса - требовательный и тревожный. Галактические новости его тоже волновали.
        - Мистер Смоллет, это безумие, - забормотал поюн. - Оставьте моего юнгу в покое.
        - Выкупаю в холодной воде, - посулил Сильвер.
        Стало тихо, слышно было только дыхание людей, да изредка позванивал вагончик.
        Он остановился у такой же платформы, с какой мы уехали, но отсюда вели наверх крутые ступеньки; в проеме виднелось небо с мутными отсветами.
        Мы выбрались на взлетное поле. Здесь гулял ветер, мел колючую взвесь, сек лицо. Я огляделся в поисках корабля. Мэй-дэй…
        На поле высилась черная скала. Она стеклянисто поблескивала в свете далеких прожекторов и была оконтурена красными огнями. Внизу к скале лепились аварийные двигатели, какие используются на обычных, не RF, кораблях.
        - Крис, ответь мне. Встречай, - ткнув кнопку связи на воротнике под курткой, сказал мистер Смоллет. - Идемте, ребята.
        Мы зашагали к «Испаньоле», навстречу злому ветру. Низко надвинув капюшон, я глядел под ноги, на призрачные тени, которые торопились через поле вместе с нами. Внезапно лисовин ухватил меня за рукав. Я остановился.
        - Ты чего?
        - Ничего, - он потянул меня за уходившими космолетчиками. Почти черная маска под капюшоном смотрелась жутковато. - Ноги заплетаются, - признался Том с отчаянием.
        - Это пройдет, - попытался я его утешить. - Двигай скорей.
        Мы прибавили шагу. Не одному Тому было не по себе; я видел, как Хэндс ободряюще хлопнул по спине Сильвера.
        Громада корабля с гирляндой огней по контуру приближалась. Неожиданно там вспыхнул прожектор, пронизал летящую взвесь, выбелил поле под ногами, зажег ледяные искры.
        - Джо-он! - завизжал поюн. - Джо-он!
        Вырвавшись, зверь помчал прочь; хозяин бросился за ним.
        - Сильвер, стоять! - рявкнул мистер Смоллет.
        Бывший навигатор застыл, словно у него ноги приросли к земле.
        Одновременно раздался звонкий крик Тома:
        - Джим, поймай его!
        Сорвавшись с места, я ринулся за поюном.
        - Джо-он! - несся над полем пронзительный женский вопль. - Не надо! Джо-он!
        Поюн удирал - проворный, как морская змеючка. Сунув пальцы в рот, я на бегу резко свистнул; так меня учил отец. Александр подскочил в воздух, шлепнулся и на мгновение замер. Я прыгнул к нему, вытянув руки. Промахнулся. Поюн выскользнул из-под ладони, рванулся в другую сторону. Пытаясь его нагнать, я снова свистнул. Без толку: он сделал длинный прыжок и прибавил ходу. Мэй-дэй! Эти лапы быстрей моих ног. Уйдет, поганец.
        Полоснуть разок из станнера - и все дела. Однако парализованная Птица умерла; как бы не сгубить зверя.
        От ветра и летящих ледышек слезились глаза, я с трудом различал распластавшуюся в беге узкую фигурку. Вынослив, чертяка. Уйдет! Я опять свистнул в два пальца, вложив в свист всю мощь своих легких, одновременно стараясь припомнить отцовскую науку. Пустынник-стервец - главный враг поюнов и иной мелкой дичи. Как он кричит? Такой хриплый, клокочущий рык… Вспомнил.
        Я набрал полную грудь колючего воздуха.
        - Кхраааай-кххх-ррраааай-кхрааааа! - Чуть голосовые связки не порвал.
        Александр на всем ходу кувырнулся через голову и замер, съежившись.
        - Кхраааай-кххх-ррраааай-кхрааааа! - снова заорал я, окончательно срывая голос.
        Лежи, тварь несчастная! Подбежав, я схватил горячее мягкое тельце; сердчишко поюна неистово колотилось, словно желая пробить ребра и мчаться дальше.
        - Кхраааай-кххх-ррраааай-кхрааааа! - донеслось с неба.
        Свистнули могучие крылья - и на меня обрушился настоящий пустынник-стервец. Когти вонзились в спину, пропоров куртку насквозь, и мощный клюв долбанул по макушке. Стервец на дух не переносит соперников, а я взбудоражил его своим криком.
        Одной рукой сжимая поюна, другой я пытался сбросить пустынника. Он бил крыльями, когтями драл спину, клювом рвал капюшон, долбил голову. Со лба хлынула кровь, заливая глаза. Сквозь гулкое хлопанье крыльев пробились крики бегущих людей. Они не могут стрелять - попадут в меня. Станнер! Не достать.
        Прижимая к груди поюна, я опрокинулся на спину. Подо мной захрустело.
        - Аай! - вскрикнул пустынник и отцепился.
        Я перекатился на бок, а помятый стервец тяжко захлопал крыльями и полетел прочь.
        Меня поставили на ноги.
        - Глаза целы?
        Кровь со лба лилась ручьем, было больно, и я не был уверен насчет глаз. Чьи-то быстрые руки промокнули кровь, прижали над бровями салфетку.
        - Сберег, - узнал я голос нашего капитана; видеть я еще плохо видел.
        - Молодец. - Это Хэндс.
        - Ну и везет нам сегодня. - Кажется, это Дик Мерри.
        - Наклони голову, - велел доктор Ливси. - Эк он тебя отделал. - Доктор прошелся мне по лицу и волосам аэрозолем первой помощи.
        Сильвера я не услышал - только понял, что он рядом.
        - Забери зверюгу, - рыкнул на него Хэндс.
        - Выкупаю в холодной воде, - ясным голосом объявил поюн.
        Космолетчики взорвались нервным хохотом.
        Кто мог подумать, что хищный стервец облюбует для жилья окрестности космодрома?
        Вспомнились приметы, которые я всегда считал вздором. Житель Энглеланда не тронется в путь, если заартачится домашний котун или кургуар, не желая лезть в скутер либо глайдер. Обыватель не отмахнется от предостережения небес - потревоженной пичуги. А уж если живность набросится, пытаясь остановить человека перед дорогой, мудрый энглеландец вообще отменит поездку. Мистер Смоллет не был энглеландцем.
        - Александр, отложите старт хоть на два часа, - попросил доктор Ливси, когда мы подходили к «Испаньоле».
        - Нет, - отрезал мистер Смоллет. То ли он был взбешен, то ли сильно встревожен.
        - Алекс, успокойся. - Мистер Эрроу обнял капитана за плечи. - Ты уже наорал на Сильвера. - Он не упрекнул - напомнил.
        - Не могу слышать, как кричит… как она кричит. Джон, вы хорошо подумали?
        - Да, сэр, - тихо отозвался бывший навигатор.
        Что он вытворял с бедной женой?
        По черному стеклянистому боку «Испаньолы» скользнула вниз кабина подъемника, из нее выскочил второй помощник Крис Делл с каким-то ящиком в руках. Он тряхнул головой, из-под длинной челки на миг показались встревоженные глаза.
        - Мистер Ливси, в медотсеке все готово. Джим, как ты?
        - Паршиво, - честно сказал я.
        Болела голова, а еще пуще - разодранная спина; к коже липла напитавшаяся кровью одежка.
        - Живей, - поторопил Делл. - Сдаем оружие.
        Я положил станнер в его ящик. Охранники мистера Трелони заворчали, но на них прикрикнул капитан, и они подчинились. «Самозванцы» безропотно побросали в ящик свое добро: каждый по станнеру, а у Хэндса оказался еще и карманный лучемет. Интересно, как мы опознаем оружие? Я-то свой станнер «в лицо» узнаю, а у космолетчиков они все одинаковые.
        - У меня ничего нет, - сказал доктор Ливси.
        - У нас - тем более, - заявил сквайр, имея в виду себя и Тома.
        Лисовин стоял молчаливый и мрачный.
        - Девять стволов, - подсчитал второй помощник. - Алекс, один у тебя. У кого еще? Ребята, не зажимайте.
        - Да у меня же, - спохватился мистер Эрроу и отдал великолепный маленький «стивенсон»; я такие видел только на экране компа.
        Крис Делл закрыл ящик.
        - Поехали.
        Мы забрались в кабину подъемника, и она заскользила вверх. Прожектора вокруг взлетного поля очень скоро показались мелкими точками, здание вокзала - маленькой новогодней игрушкой. Огней Бристля не было видно: их заслонял громадный корабль.
        - Джим, позволь, - Хэндс отодвинул меня от окна, у которого я стоял, и опустил стекло.
        В кабину ворвался хлесткий ветер. Сквайр отшатнулся:
        - Вы с ума сошли?!
        - Так положено. Традиция, - объяснил пилот. - Давайте, ребята.
        Андерсон вытащил сверток с какой-то тухлятиной и швырнул в открытое окно:
        - Пускай вся грязь останется внизу.
        Следом отправился рыбный скелет, гнилой перс, пакет с объедками, ореховая скорлупа, мятые салфетки и - лично от мистера Эрроу - мешочек с птичьим пометом. Семь раз прозвучала ритуальная фраза, и вид у космолетчиков был настолько серьезный, что даже сквайр не решился высказать им свое мнение, хотя лицо брезгливо кривил. Том-лисовин порылся в карманах, выскреб какую-то труху и сыпанул за окно:
        - Прощай, грязь.
        Один из охранников тоже принялся шарить по карманам, ничего не сыскал и осведомился:
        - Можно плюнуть?
        Капитан разрешил.
        Я бы посмеялся, кабы мне не было так худо. И если б не мучило подозрение, что мистер Эрроу с Крисом Деллом обсчитались в количестве оружия, и один из стволов сейчас тайно едет наверх не в ящике у второго помощника. Я не знал, что делать с этим подозрением, и помалкивал.
        Кабина остановилась и мягко вошла внутрь корабля; проем в корпусе мгновенно затянулся. Стало темно. То есть, кабина была освещена, и горели желто-белые лампы на стенах в коридоре, куда мы вышли, - но эти стены, пол и потолок были глубокого черного цвета, и казалось, что здесь темнее, чем в ночи снаружи. Зато было тепло, и ощутимо тянул пахнущий сухим тростником сквознячок.
        Нас встретил Мелвин О'Брайен, пилот из собственной команды капитана Смоллета: деловой, немногословный, такой же темно-рыжий, как Крис Делл, но с открытым лицом, которое было усыпано золотистыми веснушками.
        - Доктор, идемте. Джим!
        Пилот повлек меня по коридору, затем нырнул в щель с протянутым над головой светящимся шнуром. Мелвин тащил меня по этой самой щели, расталкивая плечами мягкие податливые стены. Стены раздавались и снова сходились, как студень; я протискивался меж них, не успевая удивиться. Следом торопился доктор Ливси.
        Наконец мы вырвались из щели в коридор - один к одному с тем, куда мы приехали в кабине подъемника. Такие же круглые желто-белые светильники, такой же сухой сквознячок. На стенах висели таблички с надписями; высохшая кровь сыпалась с ресниц в глаза, и я не прочитал ни одной.
        - Вот медотсек, - Мелвин приподнял шторку, закрывавшую вход; оттуда хлынул поток белого света, который осветил ноги пилота, но утонул в черном полу. - Джим, нагнись.
        Пригнувшись, я шагнул. Жесткий край шторки мазнул по расклеванной голове, и я оказался в напичканном медицинской аппаратурой закутке. Стены и пол были кремовые, как в клинике у доктора Ливси; тут были еще две двери.
        - В операционную налево, - сказал Мелвин. - Сэр, вам помочь?
        - Справлюсь, - доктор Ливси вперед меня прошел, куда было велено, осмотрелся. - Ну, что тут у вас? М-да, не богато… Хотя могло быть и хуже. Джим, иди сюда и раздевайся.
        Он помог мне стянуть разодранную куртку и свитер, затем осторожно снял намокшую липкую рубашку. Мелвин просунул голову в операционную, глянул на ворох кровавой одежды.
        - Сейчас свежую принесу. Я мигом. - Он исчез.
        Доктор молча занимался мной. У него были на редкость ловкие, аккуратные, добрые пальцы. От одного их прикосновения становилось легче, а когда доктор закончил возиться, я ощутил себя почти здоровым.
        Пилот ждал в первом закутке, сидел на табурете со свертком на коленях; золотились на лице веснушки.
        - Держи, - он подал мне сверток, - настоящая RF-экипировка.
        На вид - тряпки тряпками. Легкие черные брюки, серая рубашка. И только одевшись, я оценил подарок. Прочная, невесомая, уютная ткань обласкала кожу, чем-то напомнив мне волосы Лайны.
        - Идемте скорей, - поторопил Мелвин.
        До той минуты, пока раздраженный сквайр Трелони не начал погонять капитана, ни единая душа никуда не торопилась. С какой стати теперь суетиться? Все равно мы уже на борту, и сквайр от услуг не откажется.
        Мелвин повел нас с доктором по коридору. Круглые лампы, казалось, освещали только самих себя, да белели таблички на стенах. Таблички держались на металлических прищепках, впившихся в мягкую плоть «Испаньолы», и на них были обозначены названия отсеков.
        Коридор чуть приметно заворачивал и поднимался. Потом я узнал, что он идет по спирали через весь корабль, витки спирали называются палубами и некоторые из них соединены щелями, которые зовутся трапами: не слишком удобный, но короткий путь с витка на виток.
        Мы добрались до таблички «КАЮТ-КОМПАНИЯ». Вход, как везде, был закрыт черной шторкой. Она прилегала к краям проема неплотно и была похожа на шкуру, которой древние люди завешивали вход в пещеру. Рядом стояли навигатор Мэй и двое техников. Стояли они с таким видом, словно сторожили опасных заключенных.
        Мэй ничуть не походил на сумасшедшего RF-навигатора: я бы скорей принял его за космодесантника, даром что он был без оружия. Мэй приподнял шторку:
        - Быстрее.
        В кают-компании я увидел капитана, обоих его помощников, сквайра с лисовином и охраной и пятерых «самозванцев». Лица у всех были мрачные, как будто чернота стен и потолка переползла на людей. Сидели кто на диванах, кто в креслах, один мистер Смоллет оставался на ногах. Поюн бегал кругами по столику с зеленым светильником и сам себя уговаривал:
        - Александр хороший. Хороший Александр. Умница.
        Сильвер нервно растирал пальцы на левой руке, пилот Хэндс разглядывал лисовина. Том в одиночестве устроился недалеко от двери, и я присел в кресло рядом с ним. Кресло было окутано слоем черной дымки; я положил руку на подлокотник, и пальцы утонули в теплом туманчике. Доктор Ливси подыскал себе место возле первого помощника.
        - Господа, я не буду обыскивать вас и корабль, - заговорил мистер Смоллет. - Но мы не взлетим, если не объявится припрятанное оружие.
        Спохватились-таки. Мистер Эрроу неверно посчитал: одиннадцать стволов были внесены в вагончик до того, как он вошел сам. Его собственный «стивенсон» был двенадцатым, но в суете из-за стервеца первый помощник ошибся.
        - Александр хороший. Умница Александр, - бормотал поюн, бегая по столику. Коготки стучали по лакированному дереву.
        Я скосил глаза на Тома. Черная, с обильной сединой и рыжими пятнами маска ничего не выражала, но усы трепетали от волнения.
        - Даю пять минут, - сказал мистер Смоллет. - Думайте.
        - Если еще раз поймаю - берегитесь, - добавил поюн. - Умница Александр. Александр хо…
        Хэндс взял его за шкирку и поднял в воздух. Зверь разинул пасть и задергал лапами.
        - Сэр, мы впятером сдали все, что было, - проговорил пилот.
        - Дэвид? - обратился капитан к доктору Ливси.
        Доктор покачал головой:
        - Не баловался и не собираюсь.
        - Джим?
        Я не успел ответить. Хэндс отпустил поюна; зверь шлепнулся на пол.
        - Не двигаться! - вскрикнул Том, взвившись на ноги.
        Пилот замер: лисовин нацелил на него станнер.
        В дверь сунулся было навигатор Мэй; капитан остановил его движением руки. Навигатор скрылся.
        - Мистер Смоллет, вы не стали меня слушать там, внизу, - начал Том. - Эти люди взялись невесть откуда, никто их толком не проверил.
        - Я проверял, - возразил мистер Эрроу.
        - Так же, как считали стволы, - дерзко ответил лисовин.
        Сильвер напрягся, у Хэндса лицо сделалось очень задумчивым.
        Том вытащил из кармана сложенный вчетверо лист, встряхнул, разворачивая, и предъявил:
        - Это портрет пилота Хэндса, который я выудил из галактической сети.
        Как есть Хэндс: светлые волосы, густые черные брови, волевой подбородок.
        - Ну и что? - Мистер Смоллет скрестил руки на груди.
        Я прикинул расстояние: если бы капитан захотел, он мог бы одним прыжком оказаться рядом с Томом и выбить у него станнер. Капитан не собирался этого делать.
        - Сэр, я знаю, для чего носят биопластовую маску, - продолжал лисовин. - Под ней скрывают собственное лицо. У этого человека на лице биопласт. Так объясните мне: кто скрывается под маской Израэля Хэндса?
        Густые брови пилота шевельнулись.
        - Не двигаться! - вскрикнул поюн, становясь столбиком перед Хэндсом.
        Тот поддел его носком ботинка и опрокинул на спину.
        Второй помощник Крис Делл подошел и сбоку, чтобы не оказаться между Хэндсом и станнером, поглядел на пилота.
        - И впрямь биопласт.
        - Израэль, что вы скажете? - спросил мистер Эрроу.
        Хэндс медлил с ответом. Сильвер в смятении уставился на приятеля.
        - Я жду, - поторопил первый помощник.
        Хэндс молчал.
        - Снимите маску, - велел потерявший терпение капитан.
        Биопласт - дело личное. Можно проверять отпечатки пальцев, сличать изображение сетчатки глаза, проводить молекулярный анализ слюны. Но без ордера срывать с человека маску нельзя - по крайней мере, на Энглеланде. Наверное, мистер Смоллет этого не знал.
        - Снимите маску, - повторил он.
        Продолжая держать Хэндса на прицеле, Том вытащил из кармана тюбик с кремом и бросил его пилоту. Хэндс поймал тюбик, покрутил в руках.
        - Мистер Смоллет, разрешите, я объясню словами?
        - Останетесь на Энглеланде, - отрезал капитан. В синих глазах вспыхнули огоньки.
        Хэндс принялся намазывать крем на лицо. Медленно, до последнего оттягивая минуту, когда биопласт пропитается кремом и размягчится. И так же медленно, чтобы не встревожить Тома и не заставить его нажать на спуск, Сильвер придвигался к пилоту.
        Поюн поднялся на дыбки, уперся лапами Хэндсу в колено:
        - Я люблю тебя.
        Доктор Ливси встал с места.
        - Александр, отмените приказ. Вы не имеете права.
        - На борту «Испаньолы» - имею. Пилот Хэндс, у вас осталось тридцать секунд.
        - Чистильщиков на вас нет, - с сердцем сказал доктор, пересек кают-компанию и, не обращая внимания на станнер Тома, присел на корточки перед Хэндсом. - Где?
        Пилот провел пальцами по лбу и левой щеке. Доктор Ливси взялся за край маски и осторожно завернул биопласт, отделяя его от виска и скулы. Я увидел полоску загорелой кожи и край совсем свежей раны. Блестящее красное мясо, не покрывшееся ни коркой, ни новой кожицей. Щека у Хэндса была наполовину вырвана, на месте великолепной брови - голая кость. Пилот неловко усмехнулся.
        - Один слишком ревнивый муж спустил на меня собак, - пояснил он, обращаясь к мистеру Смоллету.
        Сильвер дернулся и побледнел.
        Доктор Ливси приложил биопласт обратно, пригладил.
        - Израэль, вы хуже глупого мальчишки, - сказал он, поднявшись. - К врачу обращались?
        - Один раз, сэр, - виновато ответил Хэндс.
        - Оно и видно. Александр, надеюсь, вы позволите нам пройти в медотсек и воспользоваться вашим оборудованием?
        - Идите. - Капитан повысил голос, чтобы его услышали снаружи: - Мэй, пропусти.
        - Т-том, - хрипло вымолвил словно очнувшийся от обморока сквайр, - сейчас же… - он поперхнулся, закашлялся.
        Крис Делл подошел забрать у лисовина станнер; сквозь длинную челку сердито блеснули льдистые глаза. Том без звука отдал оружие, вид у него сделался растерянный и виноватый.
        Доктор Ливси покинул кают-компанию. Пилот задержался у выхода, оглянулся:
        - Юнга, тебе повезло, что это RF-корабль. С другого ты б вылетел в один миг.
        Том дернулся, как будто пилот сказал что-то ужасное, шагнул к нему - но Хэндс уже вышел; хлопнула жесткая шторка. Следом кинулся потрясенный Сильвер, за ним метнулся поюн.
        - Дэн, разведи народ по каютам, - распорядился капитан. - Крис! - Он махнул второму помощнику, и они оба ушли, не взглянув на лисовина.
        - Потом извинишься перед Хэндсом, - сказал Тому мистер Эрроу. Очень жестко сказал. Лучше бы обругал по-человечески, хоть и нельзя.
        Лисовин промолчал, подался ко мне. Его зеленоватые глаза стали почти круглые, зрачки расширились. Ему было очень, очень страшно.
        Часть вторая
        «ИСПАНЬОЛА»
        Глава 1
        Не будь старт объявлен по громкой связи, я бы и не заметил, что мы взлетели. «Испаньолу» нежно подняли на антигравах и вывели на орбиту. Затем включились маршевые двигатели, я ощутил ускорение и легкую вибрацию. Закачался подвешенный на длинной нитке металлический шарик над моей постелью. В шарике отражалась укрепленная на стене лампа; это пятнышко ярко светилось на фоне черных стен и потолка, ходило вправо-влево и притягивало взгляд.
        Больше в каюте смотреть было не на что. Разве только на стол, где я поставил портрет Лайны и разложил прихваченную из дома мелочишку. Глядеть на портрет любимой я мог долго. Ее лицо было чуточку грустным, сине-зеленые глаза смотрели кротко и как будто просили: «Не забывай. Возвращайся». Можно было включить движение, и тогда ее темные локоны начинал шевелить ветерок, а Лайна улыбалась.
        Капитан Смоллет обмолвился, что RF-рейс вроде коктейля для влюбленных. В таком случае нас должно ждать много интересного. Пока что ничего особенного я не наблюдал.
        Пора было устраиваться на ночлег. Постель окутывал слой черного тумана, сквозь который едва проглядывал выданный мне спальник. Отличный спальник - RF! - но туман меня сильно смущал. Как в нем спать и дышать гадостью?
        - Можно? - В каюту ввалился Том с вещами подмышкой. - Джим, друг, я у тебя переночую. - Он бросил принесенный спальник на палубу.
        - Зачем?
        Я как раз решил улечься внизу. А тут - лисовин.
        - Там крысы шебаршат, - заявил Том, а прозрачные зеленоватые глаза на лисовиньей морде взмолились: «Не прогоняй». Надо понимать, ему по-прежнему страшно.
        - Тогда иди на койку, - велел я.
        Он взялся было перекладывать спальники, но остановился:
        - А ну их. Они одинаковые. Джим, он нас убьет. Обоих.
        - Кто?
        - Хэндс.
        Я уселся на палубу - то есть на спальник. Лисовин присел на край постели. Подался вперед и тревожно заглянул мне в лицо.
        - Не веришь?
        - Нет.
        - Я его узнал. Вспомнил, где впервые увидел: в вашем баре, когда на него бросился Дракон. Хэндс убрал твоего зверя и исчез сам. А теперь снова появился. Убийца.
        Я задумчиво разглядывал маску Тома. Черная шерсть, седина, рыжие пятна над бровями и пониже скул. Белые усы вздрагивают. Может, ему с испугу померещилось? Но ведь и Хэндс его признал сегодня утром и то ли в шутку, то ли всерьез прошелся насчет встречи в Веселом районе. Лисовин потом его здорово уел… С «самозванцами» надо держать ухо востро. Я рассказал Тому, как Сильвер подсунул нам с Лайной коктейль для влюбленных и что из этого получилось.
        - Сволочь! - с чувством воскликнул лисовин.
        Затем мы сошлись на том, что мистера Трелони шарахнули гипноимпульсом, как и Тома. Вон как он настаивал на «самозванцах», сердился и грозил капитану Смоллету.
        - А теперь мы имеем остаточные явления, - изрек лисовин с умным видом. - Меня трясет от страха, сквайра - от злости.
        - Надо рассказать капитану.
        - Попробуй. Я уже был в рубке. Мистер Смоллет вне себя. Глаза пылают, не подступись: то ли накричит, то ли ударит. Первый помощник знай твердит: «Алекс, спокойно, спокойно». А сам тоже весь на нервах. Можно подумать, не старт корабля, а начало галактической войны. Влипли мы с тобой, друг Джим.
        «Кто больше всех рвался лететь и меня уговаривал?» - чуть не спросил я, но вовремя одумался. Не хватало, чтобы Том начал казнить себя, если что-нибудь не заладится. Тут-то Чистильщики и нагрянут. Мне страсть как хотелось на них взглянуть - но не такой же ценой.
        - У Хэндса с Сильвером не получилось от нас избавиться, и они решили с нами дружить, - сказал я. - Помчались тебя из лесу выручать, начали рассказывать об RF.
        - Подружилась лягва с цапелищей - славно цапелята пообедали, - ответил лисовин известной поговоркой. - Слушай, Трижды Осененный, где твоя интуиция?
        - Моя интуиция говорит: лучших парней на свете нет.
        Он прищурился:
        - На тебя тоже гипноимпульс не пожалели.
        Я откинулся к стене. Упругий студень промялся под затылком и мягко толкнул назад. А ну как Том прав? «Самозванцы» излучают искусственное дружелюбие, а я принимаю его за чистую монету? Мэй-дэй! Вот попались.
        - Ничего не докажешь, - сказал я, поразмыслив. - Сами они не признаются, к капитану не подступиться…
        - …а мистер Эрроу заявит, что преступники на RF-кораблях не летают, - подхватил Том. - Но чувство вины и Чистильщики - еще не гарантия от всех бед, - принялся он рассуждать. - Если можно воздействовать на чужие мозги - пугать, сердить… то можно и к себе повернуть этот излучатель или что у них там. Зародилось чувство вины - а ты его раз! - и задавил. И Чистильщики остались без поживы.
        - Будь оно так просто, весь RF жил бы гипнозом, - возразил я. - А они почему-то не могут. Теряют людей.
        Мы помолчали, прислушиваясь к тому, что делается снаружи. В коридоре за шторкой было тихо. Мягкая палуба скрадывает осторожные шаги.
        - Том, - шепнул я, - как насчет твоей «прослушки»? Поставил бы, как у вас в поместье.
        Он развел руками.
        - Здесь стены глушат сигнал. Могу только «сторожа» у дверей положить.
        - Положи. Хоть ночью никто не привалит.
        Сказано - сделано. Я удерживал поднятую шторку - жесткая, скользкая тварь так и норовила вырваться из рук - пока Том расстилал в дверном проеме кусок прозрачного пластика.
        - Не наступи, - предупредил лисовин. - Так заорет - нас за борт выкинут.
        - А если под незваными ногами заорет, не выкинут?
        - Смотря чьи ноги явятся. У RF запрещено по чужим каютам шастать. Зайти к тебе имеет право капитан или первый помощник, а больше никто.
        У меня немного отлегло от сердца. В общем-то, RF - и впрямь залог того, что на борту не самые плохие люди. От коктейля для влюбленных до убийства путь далекий… А насчет Хэндса Том все-таки мог ошибиться.
        Лисовин давно уже спал, а ко мне сон не шел. Мешала светящая лампа, которую невозможно было выключить, качался на нитке металлический шарик с яркой точкой отраженного света, вибрировала палуба.
        По коридору кто-то ходил. Внезапно я услышал у самой каюты:
        - Здесь.
        Меня так и подбросило. Хэндс!
        - Ты шутишь? - А это Сильвер.
        - Не шучу. Точно здесь.
        - Слушай, надо выгнать.
        - Ничего им не сделается. Пошли спать. Сил нет.
        Ушли. Я перевел дыхание, унял колотящееся сердце. Сегодня нас убивать не собирались.
        Потом я уснул, а проснулся, когда снаружи раздался голос:
        - Подъем! Завтракать.
        Через несколько минут мы явились в салон; для этого пришлось спуститься вниз на два витка спирали - на две палубы. В салоне было весело, мы еще в коридоре услышали громкий смех. Он оборвался, когда мы с Томом вошли.
        Длинный стол был пуст, лишь с краешка нахохлился поюн; острые уши печально поникли. Народ сидел, стоял, ходил - ждали завтрака, который почему-то запаздывал. Космолетчики впервые были в летной форме: черные брюки, голубовато-серые рубашки и длинные черные шарфы, завязанные узлом. На мистере Смоллете был светло-серый китель с черными нашивками.
        Двадцать пар глаз уставились на нас с лисовином. Сквайр Трелони был насуплен, доктор Ливси казался обескураженным, у мистера Эрроу в лице проступила тоска, капитан Смоллет отвернулся, встретившись со мной взглядом. Прочие усмехались, один Хэндс был серьезен.
        - Юнга лисовин, ты знаешь анекдот про двух навигаторов, которые друг у дружки гостевали? - спросил пилот Мелвин О'Брайен. Его веснушчатое, словно осыпанное золотой крошкой лицо расплылось в широкой ухмылке.
        - Слышал, - соврал Том. Ничего такого до наших с ним ушей не доходило.
        - Так какого рожна ты к Джиму попер?
        - Заскучал один.
        Грянул бешеный хохот. Лисовин растерялся, затем усы на его маске сердито встопорщились. Он подождал, когда веселье утихнет.
        - RF-полет еще не начался, - заявил он, - и я могу ночевать, где вздумается. Мистер Смоллет, разве я не прав?
        - Не прав, - ответил ему первый помощник.
        - А что случилось с навигаторами? - спросил я, желая понять, над чем потешается народ.
        - Это дурацкий анекдот, - откликнулся Хэндс. - Лучше послушай про «Звездный охотник»; я на нем летал.
        Сделалось тихо-тихо. Космолетчики подобрались, во взглядах появилась настороженность.
        Хэндс присел на край стола, скрестил руки на груди. Спокойный, уверенный в себе. Я вспомнил, какая страшная рана у него на лице под маской. На чем пилот держится - на обезболивающем или на силе воли?
        - Это было четыре года назад, - начал он. - Наш суперкарго забрел в каюту ко второму помощнику…
        - По делу или сглупа? - перебил кто-то.
        - Мне не докладывали. - Хэндс продолжил, обращаясь к нам с лисовином: - Парни зацепились языками, просидели в каюте несколько минут. И после этого их уже было не разогнать - куда один, туда и другой. Вместе работали, ели, спали.
        - Спали? - тревожно переспросил Том.
        - Вот именно. И ничем не поможешь: это RF. Корабль так устроен, что без жалости лупит по мозгам…
        - Зачем? - спросил доктор Ливси.
        Мне пришло на ум, что его смоляные волосы и черные глаза как нарочно подбирали под цвет стен и потолка. От этого доктор казался своим на RF-корабле - и при этом он был совершенно чужой: из яркого, разноцветного, здравомыслящего мира Энглеланда.
        - По-другому RF не летает, - ответил ему Хэндс. - Это все, - пилот мотнул головой, имея в виду «Испаньолу», - заставляет нас работать… жить, воспринимать окружающее не по-человечески. Это корабль Чистильщиков, сэр, хоть его и строили люди.
        - Ты не про то начал, - заметил навигатор Мэй с досадой.
        Хэндс откинул со лба упавшую прядь - наверное, она раздражала рану под биопластом.
        - Мы направлялись на Америго; ребятам было хорошо до самой посадки. Мы быстро разгрузились и без задержки взлетели. Но все равно - два часа без RF: парни успели опомниться и схватились за голову. Им возвращаться к женам, а они друг с другом кувыркались. Кругом виноваты.
        - Почему их не оставили на Америго? - поинтересовался мистер Эрроу. - И куда смотрел первый помощник?
        - Он не справился, - ответил Хэндс. - А на Америго оставаться нельзя. Жить невозможно - сплошная уголовщина. И иначе не выбраться: кроме RF, туда никто не летает.
        - Обоих забрали Чистильщики? - подал голос сквайр Трелони. Он сидел туча тучей, постукивая пальцами по столу.
        - Нет, сэр. Ребята не стали дожидаться счастья и рискнули вогнать себя в кому. Тридцать шансов из ста, что дотянешь до конца рейса и тебя вернут к жизни. RF-кома - совсем не то, что внизу… Оба погибли.
        Мистер Смоллет взял со стола грустного поюна, посадил себе на плечо. Зверек распластался, как тряпочка.
        - Капитаном на «Охотнике» был Джордж Грей? - спросил мистер Смоллет.
        - Да, сэр, - отозвался планет-стрелок; девичий румянец у него на щеках стал гуще. - Его забрали в следующем рейсе. - Том Грей помолчал и добавил, опустив глаза: - Он мой дядя.
        - Не вернулся?
        - Мы о нем не слышали, сэр.
        - А первый помощник? - спросил мистер Эрроу, озабоченный судьбой коллеги.
        - Он больше не летает.
        В наступившей паузе отчетливо прозвучало:
        - Отсядь. - Это один охранник сквайра зашипел на другого.
        - Особо-то не пугайтесь - в больших помещениях безопасно, - сказал мистер Эрроу. - По чужим каютам не бродите, вот и все.
        - Да что это за хренотень?! - закричал вдруг сквайр Трелони, вскакивая. - Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики, черт знает кто! Капитан, почему вы не сказали раньше?
        - О чем? - холодно отозвался мистер Смоллет.
        - Обо всем! Если б я только знал!..
        - Вас никто не принуждал, дорогой сквайр, - оборвал его доктор Ливси. - Послушайте, господа, я врач, и я ничего не понимаю. Почему людям не дали простое снотворное? Чтобы спали по двадцать часов и не маялись чувством вины.
        - Нельзя, - сказал мистер Эрроу. - Дэвид, поймите: это RF. Здесь все не так, как внизу.
        Доктор прошелся вдоль длинного стола, круто развернулся.
        - Кто у нас RF-врач?
        - Дэниэл Эрроу. К вашим услугам, сэр. - У первого помощника губы дернулись в короткой усмешке.
        - Будьте добры предоставить мне материалы по RF-медицине, - распорядился доктор Ливси.
        - Нет.
        - Почему это - нет?
        - Запрещено, - произнес мистер Эрроу, но как-то не очень уверенно.
        - Кем запрещено? Объясните, - потребовал доктор Ливси, как требовал бы ответа у сотрудника собственной клиники.
        Первый помощник переглянулся с капитаном. Мистер Смоллет пожал плечами; распростертый поюн поднял голову и насторожил уши.
        - Вся информация об RF засекречена, - повторил Хэндс слова, которые я уже слышал от Сильвера.
        - Вздор, - доктор Ливси рубанул ладонью воздух. - Если речь пойдет о жизни людей… Александр, я настаиваю.
        - Хорошо, - нехотя уступил капитан. - Но после Станции: иначе нас не выпустят в рейс.
        Он погладил своего тезку по дымчатой шерстке; поюн тихонько вздохнул:
        - Ах-ах.
        - Где твой хозяин с завтраком? - спросил у него мистер Смоллет.
        Александр смолчал.
        Капитан ткнул кнопку связи на воротнике:
        - Джон Сильвер, ответьте Александру Смоллету. Вы собираетесь морить нас голодом?
        - Он не услышит, сэр, - сказал Хэндс. - После «Илайна» Джон потерял эти способности.
        - Какие? - заинтересовался Том.
        - RF, - ответил пилот, как будто это все объясняло.
        Мы с лисовином хором возмутились, и Хэндс растолковал:
        - Связь на корабле работает в двойном режиме. - Он коснулся кнопки на воротнике. - Громкая - два нажатия; RF-связь - одно. Она сродни телепатической: когда вызываешь человека, он твой голос слышит в собственной голове. Чтобы меня услышали, я должен назвать его полное имя и представиться сам. Но близкие друзья, которые давно летают вместе, могут обойтись короче. Мистер Смоллет, например, скажет: «Дэн, ответь мне», - и мистер Эрроу его услышит. А Джона дозовешься лишь по громкой… Я схожу за ним, - пилот двинулся было к двери.
        - Останьтесь, - велел первый помощник. - Алекс, отправь поюна. Зверь один пропадает.
        Мистер Смоллет спустил тезку на палубу.
        - Иди за Джоном. Скажи: «Где завтрак?» Понял? Беги к Джону скорей.
        Поюн встряхнулся и затрусил к двери, повторяя:
        - Беги к Джону. Где завтрак? Беги к Джону. - Он проскользнул в щель между шторкой и палубой. Снаружи донесся удаляющийся голос: - Понял? Он не услышит, сэр.
        Дик Мерри потянулся на стуле и лениво предположил:
        - Джону с тележкой не справиться. Он же навигатор, а не кок.
        - У нас на «Стремительном» был умелец, - заговорил Джоб Андерсон. - Он решил тележку отменить. Поставил антигравы на миски, плошки и прочие стаканы. Наполнил емкости жратвой и отправил своим ходом в салон. Любо-дорого смотреть было, как они вплывали: точно крейсера на параде. Приземлились на столе. Капитан наш был охотник до ветчины с фасолью; здоровенное блюдо с добром аккуратно село, куда надо. Но как назло случилась задержка - проблема у пилота, и капитан пошел в рубку. Мы стали его ждать, конечно. А у плошек-то свои мозги: они выждали, пока мы, так сказать, поедим, поднялись и поплыли обратно. Уж мы за ними гонялись!
        - Это что! - оживился Мерри. - На «Серенаде» был случай…
        Он не успел рассказать про «Серенаду»: в недрах корабля взвыла полицейская сирена.
        - Что за черт? - второй помощник Крис Делл кинулся вон.
        Завывания сирены приближались. Я поглядел в округлившиеся глаза лисовина.
        - Это наше?
        Он кивнул.
        Крис Делл вошел обратно в салон, а следом влетел поюн Александр: распушенный хвост похож на шар, пасть разинута, розовый язычок дрожит, из маленького горла вырывается оглушительный вой:
        - Вау-вау-вау-вау!
        Хэндс подхватил зверя, подбросил в воздух, поймал - и Александр умолк, как будто его выключили. Мгновение стояла тишина.
        - Ха-ха-ха! - сердито заорал поюн и замолотил лапами. - Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики! Что это за хренотень?! Объясните!
        Среди грохнувшего смеха умер, еще не родившись, вопрос: отчего взвыл положенный Томом «сторож»? Кто сунулся ко мне в каюту - поюн или Сильвер, которого зверь искал по заданию капитана? Через минуту прибыл сам бывший навигатор с упомянутой тележкой - громоздким сооружением на антигравах. Он извинился за опоздание и принялся переставлять еду с блестящих полочек тележки на стол. Поваром Сильвер оказался отменным; его стряпню народ уплетал за обе щеки.
        - Джон, я перестаю жалеть, что связался с RF, - сказал мистер Трелони, на миг оторвавшись от тающего во рту рыбного пирога.
        - Я тоже, - заявил Том, подметая десерт и незаметно придвигая к себе мою порцию, до которой я еще не дошел.
        Пришлось отнять, пока не лишился самого вкусного.
        По столу змеючкой прошмыгнул поюн Александр, выхватил кусок мяса из тарелки мистера Эрроу.
        - Ах ты, ворюга, - возмутился первый помощник.
        Поюн положил добычу перед мистером Смоллетом.
        - Юна-Вэл! - воскликнул он звонко.
        - А ну пошел! - рявкнул Хэндс.
        Александр припал к столу и боязливо пискнул:
        - Юна-Вэл.
        - Пошел вон, - вскочивший пилот думал схватить его, но капитан Смоллет прикрыл тезку рукой.
        - Не кричите на зверя.
        - Я задушу тебя, болтун, - пригрозил поюн из-под капитанской ладони.
        - Поди сюда, - велел Сильвер. - Александр!
        - Юна-Вэл! - торжествующе закричал поюн. - Потаскуха!
        Мистер Смоллет наподдал ему так, что Александр с визгом кувырнулся со стола.
        - Джон, заберите его, - приказал капитан.
        - Слушаюсь, сэр, - Сильвер подобрал оскорбленного поюна. - Извините, сэр.
        - Вон отсюда. - В синих глазах мистера Смоллета полыхнул огонь.
        Бывший навигатор выскочил из салона; за столом повисла тяжкая тишина.
        Потерявший аппетит капитан больше ни к чему не притронулся. Остальные молча доели, у кого что осталось.
        - И все-таки, господа, Джон - замечательный повар, - сыто вздыхая, подытожил Дик Мерри.
        - Мистер Смоллет, - заговорил Хэндс, - эти его разборки с женой - что поюн повторяет - дело давнее. Сразу после «Илайна», когда они оба были не в себе.
        - Она тоже обгорела? - спросил капитан.
        - Нет. Я ее вытащил… Нам повезло.
        Могу себе представить это везенье: муж находился в одном месте, а супруга с любовником - в другом. Не диво, что Хэндс вокруг Сильвера пляшет: старые грехи замаливает.
        Капитан помолчал, разглядывая свои руки с царапинами, которыми вчера наградил его поюн. Затем чему-то улыбнулся и сказал:
        - Израэль, вам причаливать «Испаньолу» к Станции. Пойдемте; смените Рейнборо.
        Они вдвоем вышли.
        - Крис, что за дела? - вскинулся Мелвин О'Брайен; золотистые веснушки аж потускнели от досады. - Меняем Рея на пришлого?
        Крис Делл повернул к нему голову; из-за длинной челки блеснули прищуренные глаза. Шевелюра у второго помощника была что надо: густая и тяжелая, как у энглеландца. И темно-рыжий цвет хорош.
        - Меняем, - подтвердил Делл. - И пришлый отныне будет старшим пилотом. Еще вопросы?
        Мелвин не унялся:
        - Да объясни: какого черта?
        - А хрен я знаю, - огрызнулся второй помощник.
        - Я знаю, - сорвалось у меня.
        Или невесту мистера Смоллета, которую забрали Чистильщики, звали Юна-Вэл, или я не Джим. Хэндс спас ее на «Илайне» и этим заслужил благодарность нашего капитана. Однако старший пилот Питер Рейнборо - симпатяга и отличный парень; за что ж его-то смещать с должности?
        - Довольно, - обрезал мистер Эрроу. - Скоро Станция. Подержите языки за зубами, господа. - Он поднялся и велел мне: - Пойдем.
        Я приготовился к выволочке. Не к полноценной головомойке - правила RF ее запрещают - но к легкому внушению. Однако мистер Эрроу привел меня в медотсек, не воспитывая по дороге.
        - Сюда, - он указал на помещение рядом с операционной.
        Меня пробрала дрожь, когда я вошел. Ладно бы черные стены - к ним я уже привык. Здесь даже аппаратура и мебель были черные. К потолку было подвешено несколько металлических шариков; они покачивались и странным образом завораживали.
        Мистер Эрроу усадил меня к столику и велел глядеть на его середину.
        - Когда что-нибудь заметишь, скажешь.
        Я послушно таращился. На матовой поверхности не было ровным счетом ничего. Мистер Эрроу стоял у меня за спиной; порой в одном из приборов раздавался неясный шелест.
        - Ну? - не выдержал наконец первый помощник.
        - Пусто.
        Снова шелест.
        - А так?
        - То же самое.
        Шелест - долгий, словно полосатый ползун прошуршал в куче палой листвы.
        - Так?
        - Ничего, сэр.
        - Силен, бродяга, - пробормотал мистер Эрроу.
        На черной столешнице проступили еще более черные смутные тени.
        - Вижу, - обрадовался я. - Как будто люди какие-то… в длинных балахонах.
        Мистер Эрроу с присвистом выдохнул сквозь зубы.
        - Сопротивляешься как не знаю кто, - произнес он, отключая аппарат.
        - Сопротивляюсь чему?
        - Воздействию RF. Подними голову. - Он надел на меня гибкий обруч с крохотными синими блестками. - Перед тобой появятся фрагменты картинки. Постарайся мысленно достроить изображение. Начали.
        На столе засветилось несколько желтых и голубых пятен. Что бы это было? Пожалуй, море и пляж. Я сосредоточился, пытаясь прогнать черноту, которая мешала увидеть целиком песчаный берег с полосой прибоя и невысокие волны. Чернота не желала отступать. С огромным трудом я расширил одно светлое пятно, где оказалась плеснувшая на камень вода с взлетевшими брызгами.
        - Больше не получается, - сдался я в конце концов. - Это плохо?
        - Наоборот: хорошо, - отозвался мистер Эрроу. Впрочем, в его тоне я не расслышал особой радости. Он дважды ткнул кнопку связи на воротнике: - Джон Сильвер: в медотсек.
        Голос первого помощника разнесся по громкой связи. Двадцать секунд тишины, и мистер Эрроу сказал, непонятно к кому обращаясь:
        - Слушаю вас. Когда припрет, вас тоже вызову. Ждите.
        - С кем это вы? - удивился я.
        - С самым правдивым из пилотов, - ответил он язвительно. - Хэндс тревожится.
        Через минуту явился Сильвер; взъерошенный поюн елозил на плече и бормотал:
        - Вон отсюда. Вон отсюда. Вон отсюда.
        - Цыц! - прикрикнул первый помощник, и зверь смолк. - Джим, освободи место.
        Бывший навигатор уселся к столику, а мистер Эрроу надел ему на голову обруч с блестками. Картинка появилась другая: три красных квадрата и зеленый червяк. Сильвер сидел над ней, сидел - почти без пользы, как и я. Разве что червяк превратился в сытого раздувшегося ползуна, и в нем можно было разглядеть структуру полированного камня.
        - Нет, сэр. Не получается.
        - Цыц! - встрял поюн и получил щелчок по лбу. - Вон отсюда. - Огреб второй щелбан, крепче первого. - Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики!
        Я забрал зверя, пока Сильвер не пробил ему башку.
        Мистер Эрроу покачал головой.
        - Н-да… Результаты не впечатляют. В таком случае, кто вчера порадовал нас галлюцинацией краккена? Вы-то не могли, согласитесь.
        Сильвер молчал. Мне тоже сказать было нечего.
        - Джим, возьми себе кресло и сядь-ка снова к столу, - сказал мистер Эрроу. - Попробуем еще раз.
        Новая картинка, одна на двоих: косые зеленые капли, белый кружок и несколько ломаных линий. Сильвер вгляделся.
        - Это снег. Ранний снег в лесу. Джим, давай.
        Сосредоточились…
        Внезапно кругом полыхнуло: белое пламя охватило стены и потолок, высветлило смуглое лицо бывшего навигатора, отразилось в его изумленных глазах. И погасло. Глухая, едва разбавленная светом ламп чернота физически навалилась, сдавила грудь и горло. Поюн взвизгнул и вырвался из моих рук, первый помощник выругался.
        - Алекс, это у меня, - сообщил он капитану и связался со вторым помощником: - Крис, ответь мне. Как мы - в порядке? Из памяти можешь стереть? Новых сюрпризов не обещаю. - Мистер Эрроу стянул с нас обручи. - Ну, парни, такого еще не случалось.
        - Что это было? - спросил я.
        - RF, - ответил мне Сильвер. - Мы с тобой запустили второй режим…
        - Ошибаетесь, - перебил мистер Эрроу. - Первый.
        - Мы с тобой могли бы командовать «Испаньолой», - медленно проговорил бывший навигатор - видимо, на ходу осознавая эту мысль.
        - Могли бы, - подтвердил первый помощник. - Но лишь один миг.
        У Сильвера заблестели глаза. Можно подумать, он и впрямь возмечтал захватить власть на корабле.
        - Тут я вам не товарищ, - сказал я. - Бунтовщиков выбрасывают за борт.
        - Вздор. Мистер Эрроу, вы слышали про такое?
        - Слышал, - отозвался первый помощник, включая какой-то прибор с небольшим экраном, который налился темно-зеленым светом. - На «Ангелине» отправили за борт техника.
        - За что? - спросили мы с Сильвером в один голос.
        - Этого никто не расскажет. «Ангелина» вернулась на Станцию без экипажа.
        - Всех забрали? - Сильвера передернуло.
        - Подчистую. Так что не замышляйте бунт, господа. И вот что, Джон: если не хотите нажить неприятностей, пусть ваш поюн держит пасть на замке.
        Бывший навигатор подобрался.
        - Еще какой совет вы дадите?
        Мистер Эрроу притворился, будто не замечает его враждебности.
        - Держитесь подальше от Джима. Вы легко умножаетесь друг на друга; ваши совместные галлюцинации могут выйти боком.
        - Еще что?
        - Постарайтесь как можно реже попадаться на глаза капитану.
        - Вон отсюда, - приказал поюн, сидя на ящике с большим вогнутым экраном. - Не замышляйте бунт, господа.
        Вскочив на ноги, Сильвер пересадил его себе на плечо.
        - С вашего позволения, сэр, я пойду.
        - Подождите. Сейчас посмотрим… - начал мистер Эрроу, оборачиваясь к тому самому ящику.
        - Нет уж. Я не подопытный кролик. - Сильвер сбежал, как будто ему собирались отпиливать голову.
        Мистер Эрроу посмеялся, но как-то не очень весело.
        - Свободен, - сказал он мне.
        - Сэр, можно вопрос? Мистер Смоллет назначил старшим пилотом Хэндса; но ведь он ни за что обидел Рейнборо. Как же так?
        Первый помощник уселся в кресло, в котором недавно сидел бывший навигатор, и серьезно посмотрел на меня. Провел рукой по своим густым, с седыми прядями, волосам.
        - Джим, я восемнадцать лет в RF. Одиннадцать из них я летаю с Алексом. И не позволю, чтобы этот рейс стал для него последним. Рей волен обижаться, но назначить старшим Хэндса посоветовал я.
        - Зачем?
        - Его вчера обидели еще сильнее - с этой чертовой маской и лисовином. Я не могу допустить, чтобы Алекс чувствовал себя виноватым.
        - А перед смещенным Рейнборо?
        - Если что, Алекс поговорит с ним по душам и успокоится. Рей ему все простит. А договорится ли Алекс с чужаком - большой вопрос.
        - Мистер Эрроу… - я замялся под его строгим взглядом, с трудом заставил себя докончить: - Это на самом деле так опасно?
        И с таким же трудом он заставил себя ответить:
        - Это еще опасней, чем кажется. Иди. У меня полно других дел.
        В задумчивости, я отправился в рубку. Одно хорошо: можно не бояться, что вызову у пилотов галлюцинации. Черт знает, каким образом мы с Сильвером «умножаемся друг на друга», но ничего подобного я впредь не допущу. По крайней мере, постараюсь.
        Рубка находилась на самой верхней палубе. Черный коридор закручивался спиралью, и шагать по нему пришлось далеко-далеко. Три раза попадались узкие щели-трапы - короткий путь с витка на виток - но я не рискнул в них соваться.
        На жилой палубе у входов в каюты белели таблички с именами. Удивительно: я не нашел каюты мистера Смоллета. Неужели наш капитан - бездомный? Неприкаянно бродит по кораблю, ночует по разным углам?
        Дальше начались отсеки с какими-то символами, нарисованными прямо на шторках. Я подумал, что капитанская каюта может быть обозначена такой вот странной закорюкой, и успокоился.
        Было тихо; я не слышал даже собственных шагов - в мягком студне тонул и свет, и звук.
        - Юнга лисовин: в медотсек, - громыхнуло над головой.
        Ага. Сейчас и Тома проверят на сопротивляемость RF. Потом спрошу, что получилось… Принесло ж его в мою каюту! Я стиснул зубы, вспомнив, как хохотали над нами космолетчики. Спасибо, не поиздевались как следует. И Хэндсу спасибо, что увел разговор в сторону. А ведь мог бы на лисовине отыграться за вчерашнее…
        Откуда-то долетел взрыв смеха. Коридор впереди был пуст, одни кругляши ламп на стенах. Я прибавил шагу и за плавным поворотом наконец увидел то, что здесь называлось рубкой. Коридор слегка расширялся и оканчивался небольшим залом, где стены были - удивительное дело - не черные, а зеленоватые. Четыре серых экрана слепо глядели на меня, перед ними стояли в ряд четыре кресла. В одном сидел Хэндс - я узнал его широкие плечи и светлый затылок, рядом - навигатор Энтони Тон. Народ звал его Тон-Тоном; был он худой, молчаливый, с отрешенным взглядом. Тихий сумасшедший навигатор; всякий раз, как я его видел, вспоминал слова покойного Билли Бонса. Бывший старший пилот Питер Рейнборо устроился, развернув кресло от экрана и усевшись на спинке, поставив ноги в ботинках на подлокотники. Невысокого роста, ладный, ловкий; добродушный и обаятельный симпатяга. Он сидел, сверкая зубами в жизнерадостной улыбке, и длинные раскосые глаза тоже смеялись. Не скажешь, что Рейнборо сильно обижен.
        - …как в том анекдоте про крысу, - услышал я голос Хэндса.
        - В каком? - без выражения спросил навигатор Тон-Тон.
        - Ну, где капитан крысу поймал.
        - Расскажи-ка, - попросил Рейнборо.
        - Заходит капитан в рубку, а там крыса. Он изловчился - хвать ее! «Ну, - говорит, - сейчас я тебя раздавлю». Крыса в ответ: «Не губи, я добром за добро отплачу». «А что ты можешь?» «А что скажешь». Тогда капитан говорит: «Сделай так, чтоб твоего племени со мной рядом не было, а появилась бы моя невеста». Крыса ему: «Нет проблем». Капитан отпустил ее и ждет, что будет. И вдруг видит: вокруг не корабль, а Станция. И невеста рядом - вся в черном, глаза светятся. Зеркальце ему подносит: «Взгляни, дорогой, во что ты превратился». Глянул он на свой черный мундир, на глаза горящие - да и помер.
        - По-моему, анекдот должен быть смешной, - заметил я, входя в рубку. - Разве у RF не так?
        - У RF анекдоты не смешные, а поучительные, - отозвался Рейнборо, удобней устраиваясь на спинке кресла. - Встретишь крысу - не вздумай ловить и топтать.
        Тут я увидел мистера Смоллета. Капитан стоял, прислонившись к боковой стене, скрестив руки на груди. Странно молодое лицо было напряжено, в глазах тлели синие огоньки. Пилоты и навигатор не обращали на него внимания.
        - Присаживайся, - Рейнборо кивнул на свободное кресло у погашенного пульта; перед Хэндсом и Тон-Тоном пульты светились. - А ты какие байки принес?
        Я поведал о том, что произошло в медотсеке. Рейнборо удивленно поцокал языком, Тон-Тон и бровью не повел, Хэндс досадливо поморщился. Я оглянулся на капитана. Он как будто не слышал рассказа; взгляд был устремлен в экран на стене.
        - Мистер Ливси! - прозвенел вдруг по громкой связи крик нашего лисовина. - Срочно в медотсек!
        Капитан вздрогнул, ткнул кнопку связи:
        - Дэн, ответь мне. Что еще? Дэн! - Он сорвался с места и помчался вниз по коридору.
        Рейнборо и я бросились следом. Мистер Смоллет нырнул в первую попавшуюся щель-трап; мы с пилотом - за ним. Я и представить не мог, что сквозь упругий студень можно так быстро бегать. В щели я отстал, но вновь нагнал Рейнборо в коридоре. Мистер Смоллет мелькнул далеко впереди и исчез. Новый трап, куда мы с разгону влетели. Здесь протискиваться оказалось вдвое трудней - как будто «Испаньола» не желала пропускать нас коротким путем. Выбрались в коридор, снова пустились со всех ног. Третья щель. Рейнборо сунул в нее руку, выдернул и понесся дальше. Виток за витком, все ниже и ниже по громаде черного корабля.
        Когда мы примчались к медотсеку, мистер Смоллет уже был внутри. У входа к стене прижался Том, а его лупил по шерстистой морде Сильвер и хрипло рычал:
        - Сколько раз?! Сколько раз?! Сколько раз?!
        Лисовин не пытался защититься; на верхней губе была кровь. Рейнборо влетел в медотсек, а я оттолкнул осатаневшего Сильвера:
        - Хватит. Что тут?
        Том отер кровь, текущую из расквашенного носа; зрачки были страшно расширены.
        - Что «сколько раз»? - спросил он. Я не узнал его голоса.
        - Ты - сколько - раз - Осененный? - раздельно проговорил бывший навигатор.
        - Дважды.
        Сильвер с проклятием ринулся внутрь, хлопнула жесткая шторка.
        - Я убил мистера Эрроу, - шепотом вымолвил Том.
        Глава 2
        Я едва протиснулся в закут, где недавно отличились мы с Сильвером. На входе стоял Рейнборо - напрягшийся, точно окаменевший; закут наискось перегораживала больничная каталка с телом первого помощника, рядом что-то делал доктор Ливси, а капитан Смоллет и Сильвер у дальней стены в четыре руки включали аппаратуру. Черные приборы наливались густым светом: зеленым, лиловым, коричневым.
        - Он жив? - шепотом спросил я у Рейнборо.
        - Пока - да.
        - Александр, это много, - говорил Сильвер. - На два деления назад… Дайте, я.
        С RF-приборами он управлялся уверенней, чем капитан. Однако что-то не ладилось; бывший навигатор застонал, мистер Смоллет выругался на неизвестном мне языке.
        Тревожно запищал какой-то датчик на каталке, замигал оранжевый огонек.
        - Пульс падает, - сказал доктор Ливси. - Еще сердечное?
        - Не надо, - отозвался капитан. Мелькнула белая вспышка. - Ч-черт!
        Бывший навигатор охнул. Рейнборо нырнул под каталку, на четвереньках пролез под ней и выбрался к мистеру Смоллету с Сильвером.
        - Ребята, спокойно, - он положил ладони им на спины. - Вдохнули. Выдохнули. Сосредоточились.
        Не знаю, пилот ли помог, но дело пошло на лад. Один из коричневых ящиков был отключен, взамен включен лиловый с целым веером длинных усов; на конце каждого уса дрожал белый шарик.
        Мистер Смоллет по RF-связи велел Хэндсу прекратить торможение. Хэндс что-то ему ответил, и капитан внятно объяснил, где он видел Станцию и ее диспетчеров. Старший пилот повторил его слова по громкой связи.
        - Будь добр, еще раз, - разнесся по кораблю чей-то голос. - Записываю.
        Хэндс с удовольствием выполнил просьбу.
        - Заткнитесь все! - рявкнул по громкой капитан Смоллет. - Стоп, - он схватил Сильвера за руку. - Так мы его убьем.
        - Нет. Это они - Осененные убийцы… Джим! - бывший навигатор заметил меня. - Ты что тут?
        Я убрался. Мистер Эрроу говорил, чтоб мы с Сильвером близко друг к другу не подходили, а закут маленький…
        Том стоял, вжавшись в стену, как я его оставил. Маска была измазана текущей из разбитого носа кровью, руки тоже. Увидев меня, лисовин вскинулся:
        - Как он?
        - Жив. Они надеются его вытащить.
        Том опустил голову. На палубу капнула кровь. Я порылся в карманах, думая найти салфетку; не нашел. Идти снова в медотсек и шарить там не хотелось.
        - Что случилось? - спросил я.
        - Мистер Эрроу… взялся что-то проверять, - заговорил Том, запинаясь. - Какой-то RF-порог.
        - То, как ты сопротивляешься RF?
        - Вроде того. Сказал: порог очень низкий. И надо поставить защиту… - Лисовин судорожно вздохнул. - Прилепил мне к вискам две фигни и давай колдовать с приборами. Предупредил: будет больно. Я приготовился, как мог. А боль такая… будто раскаленным прутом башку проткнули. В глазах потемнело. И я услышал вскрик… Потом вижу - мистер Эрроу падает. Цепляется за ящик, с которым работал, а руки скользят. Я - к нему. А у него сердце затухает… - Тома дернуло, как от удара током; он перевел дыхание и продолжил: - Потом доктор Ливси прибежал. И Сильвер примчался, меня чуть не растерзал.
        «Осененные убийцы», - сказал бывший навигатор. Том - Дважды Осененный. Мистер Эрроу этого не знал, конечно. И загодя не проверил, на что способен наш лисовин. Хотел поставить ему защиту от RF, но получил сильнейший ответный удар… наверняка умноженный на действие всех тех черных приборов. Мэй-дэй! Ну и бардак на этом корабле. Я полагал, что в космофлоте порядку больше.
        Да что я, в самом деле? Первый помощник ошибся - и расплачивается собственной жизнью. Только бы его спасли.
        Из медотсека, хлопнув жесткой шторкой, вышел Рейнборо. Желто-белый свет лампы упал на окаменевшее лицо, длинные раскосые глаза показались прорезями мертвой маски.
        - Ушли отсюда. Быстро, - приказал пилот.
        - Жив? - рванулся к нему Том.
        - Сказано: ушли.
        Схватив лисовина за локоть, я поволок его прочь. Шаг, другой, третий… Позади, приглушенный студенистыми стенами «Испаньолы», раздался крик. Надрывный, мучительный, страшный, как будто с человека заживо сдирали кожу. Вопль понесся по широкому коридору, ударился в стены, на миг зажег их бледно-желтым - и оборвался.
        Мы с лисовином бросились назад. Рейнборо загородил вход в медотсек:
        - Куда?
        Том думал проскользнуть мимо пилота. Без замаха, Рейнборо ударил; лисовин отшатнулся, схватившись за живот. Я сгреб Тома в охапку, оттащил подальше. Изувечат его сегодня…
        Кругом было тихо-тихо. И в коридоре, и в медотсеке, и на всем корабле. Том едва дышал; у меня холодело сердце от смолкшего, но еще звучащего в ушах крика нашего капитана.
        Рейнборо привалился к стене.
        - Счастье, что не в рейсе, - вымолвил он хрипловато. - Юнга! Вот так отдают свою жизнь другому. Только в рейсе Александр бы погиб.
        Я ничего не понял; Том и подавно.
        Через несколько минут из медотсека выбрался Сильвер. Точно в полусне, повел перед лицом рукой.
        - Всё. Всё. Слава богу. - Он направился к Тому; лисовин невольно попятился. - Извини. Я слетел с катушек… Ты-то не виноват.
        Он хотел уйти, но Рейнборо окликнул:
        - Джон! Вы слишком много смыслите в этом, - он хлопнул ладонью по стене медотсека, - для навигатора.
        Сильвер повернулся к пилоту всем корпусом.
        - Разбираюсь, - подтвердил он. - Моя жена занимается RF-медициной.
        У Рейнборо отвисла челюсть.
        - Жена?! Как?
        Сильвер усмехнулся.
        - Нелегально, конечно.
        - А ты?.. Крал?..
        - Да. Крал информацию, где плохо лежала. Как видишь, пригодилось.
        - С-собака! - воскликнул Рейнборо - по-моему, с восхищением.
        Они ушли вдвоем.
        Мы с лисовином остались караулить под дверью. Внутри было тихо. Том сидел на корточках у стены и оттирал с рук засохшую кровь.
        - Почему ты Дважды Осененный? - спросил я, когда надоело прислушиваться.
        - Не твое дело, - буркнул он. Подумал и ответил по-человечески: - Когда мать заболела, повела меня в питомник осеняться. Мне было пятнадцать, и вроде как еще рано, да она боялась, что долго не протянет. В питомнике я стащил птенца. Принес домой и выкормил. Он у меня жил полтора года… пока мать жила. Последние месяцы - в клинике. Мистер Ливси ей почти на год жизнь продлил. А в последний день не отходил от нее вообще, держал за руку. Она говорила: «Доктор, вы уйдете - и я умру». Ей вкололи снотворное, она заснула, и он ушел. И она умерла. Во сне. Я вернулся домой - пусто. Жить не хочется. Птица в клетке сидит грустная. Я ее вынул, открыл окно. Мы на окраине жили, лес рядом. «Улетай, - говорю, - глупая». А она мечется, хлопочет надо мной, перья сыплет… Так и не улетела.
        - И куда ты ее дел?
        Том мрачно посмотрел на меня снизу вверх.
        - В лес отнес. Нашел дикое семейство и к ним выпустил.
        Спятил. Домашнюю Птицу - в лес!
        - Эти гады накинулись и ну клевать, - глухо продолжал он. - Она от них - в чащу, в густые ветки… Не отвязались, пока не заклевали насмерть. Мне потом ночами снилось. Кретин! С тех пор перья Птиц видеть не могу.
        Я уселся рядом с лисовином у стены. Он принялся оттирать засохшую кровь с маски.
        - Ты не виноват, - сказал я. - От горя не соображал, что делал.
        - Александр, вы вольны поступать по-своему, - донесся из медотсека голос доктора Ливси. - Но я возражаю.
        Капитан Смоллет вышел в коридор, придержал шторку, пока следом выбирался доктор. Том кинулся к капитану:
        - Мистер Смоллет!
        - Не дергайся; все нормально.
        - Это не называется «нормально», - сердито отозвался доктор Ливси.
        Мистер Смоллет улыбнулся.
        - У меня на руках был труп, - продолжал доктор. - Как вы его оживили? Колдовство какое-то.
        - Не колдовство, а RF, - снова улыбнулся капитан.
        Я похолодел, заново вспомнив, как он кричал от нестерпимой боли.
        - Слушайте, это преступление, - возмущался доктор. - Ваш RF обладает уникальной методикой. Включаешь какие-то дурные ящики - и за несколько секунд один человек оживляет другого. Пусть больно, пусть страшно; однако вы сотворили чудо. Почему все это держится в секрете? Почему я не могу включать такие же ящики у себя в клинике? Поддерживать пациентов без лекарств, без операций…
        - Наши методики внизу не работают. Я устал повторять: это RF. Меня учили несколько лет. И авторами обучающих программ были не люди, - жестко проговорил капитан и обернулся к Тому. Постоял, разглядывая затаившего дыхание лисовина. - Ну, вот что, Дважды Осененный. Дэн сам виноват, что так вышло. Поэтому выбрось все из головы и не переживай. У меня в жизни не было такого скверного старта, - добавил капитан с неожиданной горестно-недоуменной нотой. Затем он связался с Хэндсом: - Израэль, причаливать будем через два часа. - Он выслушал ответ и усмехнулся: - Для диспетчера найдите особые слова.
        Беззаботно тряхнув седой головой, капитан Смоллет зашагал по коридору - легко и стремительно, как будто освободился от какого-то тайного груза.
        - Колдовство, - убежденно проговорил доктор Ливси.
        Спустя два часа начался дурдом. По крайней мере, так сказал лисовин, заглянувший в мою каюту. Он предусмотрительно остался снаружи, с трудом удерживая отогнутую непокорную шторку.
        - Опять черт-те что, - докладывал Том. - Капитан сам не свой, глаза пылают; мистер Эрроу пытается привести его в чувство, да без толку. Хэндс злой, как грызла-шатун, диспетчеров Станции кроет так…
        - Юнга! - окрикнул из коридора второй помощник Крис Делл. - Через порог не разговаривают.
        Том отскочил, и мне пришлось выйти в коридор.
        - Почему через порог нельзя? - подозрительно спросил лисовин.
        Глаза Делла холодно блеснули сквозь темно-рыжую челку.
        - Плохая примета.
        - А можно нам получить весь список плохих примет? - ядовито осведомился Том.
        - Получите, - заверил второй помощник, - после Станции. Для каждого режима - отдельный список. - И с этими словами он двинулся дальше.
        - Дурдом! - с чувством повторил лисовин свой диагноз.
        Затем капитан по громкой связи велел экипажу и пассажирам собраться в кают-компании, и мы отправились туда.
        Не сказал бы, что распоряжение было четко выполнено: в кают-компании я недосчитался второго помощника и всех техников «Испаньолы». Risky fellows спокойно дожидались их и мистера Смоллета. Один Сильвер заметно нервничал, а поюн бегал по нему вверх-вниз и пытался лапами содрать липкую ленту, которой у него была замотана пасть.
        Мистер Эрроу прошелся из угла в угол, приглядываясь к людям, остановился возле бывшего навигатора. Сильвер поднялся из кресла; на скулах шевельнулись желваки. Первый помощник сказал ему несколько слов, коснулся плеча. Сильвер улыбнулся и расслабился, а поюн прекратил носиться, перепрыгнул на мистера Эрроу и ткнулся заклеенной мордочкой ему в щеку:
        - М-м.
        Мистер Эрроу почесал зверю брюшко и вернул его хозяину. Подошел к бывшему старшему пилоту Рейнборо и угнездился рядом, потеснив его на диване. Рейнборо сидел мрачный - ни следа той жизнерадостности, что я видел в рубке. Мистер Эрроу и для него нашел нужные слова: пилот оживился, посветлел лицом.
        Рванув шторку, в кают-компанию стремительно вошел Крис Делл, за ним - четверо техников и мистер Смоллет. За капитаном ввалились еще шестеро. У них были черные, без знаков различия, мундиры и светящиеся глаза. Одни эти глаза и были видны, да еще лица и кисти рук: ткань мундиров поглощала свет, как стены RF-корабля.
        Пришельцы мгновенно рассредоточились, встали цепью, отсекли капитана от остальных, прижав его к стене. Не толкали, не теснили, вообще не коснулись - но видно было, что мистер Смоллет их пленник.
        - Кто это? - шепотом спросил я у севшего рядом со мной Делла.
        - Станционные смотрители, - шепнул он в ответ.
        Четверо повернулись к нам лицом, двое крайних стали боком, держа в поле зрения нас и капитана. Им бы штурмовые «стивенсоны» - точь-в-точь космический спецназ. Впрочем, они и без оружия выглядели зловеще: лица с огненными глазами и отдельно живущие кисти рук наводили жуть, почти невидимые тела казались внушительней, чем на самом деле. У одного из них были седые виски; в свете ламп они походили на прилепленные к волосам серые бумажки. Мне вспомнился анекдот, который рассказывал Хэндс. Коли пощадивший крысу RF-капитан превратился в такого смотрителя, не диво, что он с горя помер.
        Мистер Смоллет застыл у стены. Его молодое лицо стало как будто еще моложе; огоньки в глазах тлели глуше, чем у пришельцев.
        Нас рассматривали - долго, придирчиво. Горящие взгляды утыкались в лицо, просверливали насквозь, добирались до самого донца, переползали с одного человека на другого. У меня по коже бегали мурашки; сбоку придвинулся Том, прижался к плечу.
        - Ничего, ребята, скоро они уйдут, - ободряюще прошептал Крис Делл.
        Скорей бы.
        Один из смотрителей - тот, что с седыми висками - внезапно шагнул вперед. Глаза у него светились желтым. Он чуть пригнулся, всматриваясь в кого-то. Я оглянулся. Под этим горящим взглядом напряженно выпрямился Сильвер, впился пальцами в задергавшегося поюна.
        - Джордж Грей! - прозвучал натянутый, звенящий голос планет-стрелка. - Дядя Джордж!
        Смотритель повернул голову; желтые глаза отыскивали Тома Грея. Планет-стрелок встал с места. Девичий румянец схлынул со щек, мышцы шеи напряглись, и я неожиданно понял, что Грей лет на пять старше, чем я полагал.
        - Дядя Джордж… Что ж вы?
        Желтый огонь полоснул его по лицу. Бывший капитан «Звездного охотника» отвернулся от племянника и вновь уставился на Сильвера. Нечеловеческий пылающий взгляд как будто пытался выдернуть его из кресла, притянуть к шеренге смотрителей.
        - Грей! - хлестнул звучный голос мистера Смоллета. - Оставьте моих людей в покое.
        Бывший капитан усмехнулся. Усмешка, от которой хотелось убежать. Стремительно и беззвучно он проскользнул мимо нас с Томом к Сильверу, нагнулся над ним.
        - Вы кто?
        - Навигатор первого класса Джон Сильвер, сэр, - с неестественной четкостью прозвучал ответ.
        - Навигатор? - переспросил Грей. - Горевший на «Илайне»?
        - Да, сэр.
        Хэндс рядом с ним подобрался, словно готовясь к прыжку. Но вперед Хэндса на Грея прыгнул поюн с замотанной липучкой пастью. Маленький зверь проехался лапами по лицу смотрителя, оставив кровавые полосы, шлепнулся на пол и шмыгнул под кресла.
        - Грей! - рявкнул мистер Смоллет. - Отойдите.
        Бывший капитан «Звездного охотника» отступил, вернулся к остальным смотрителям, которые стояли неподвижной шеренгой. Кровавые царапины кривились - по лицу Грея расползалась усмешка.
        - Капитан Смоллет, кем у вас служит навигатор Джон Сильвер?
        - Судовым поваром.
        - Ах вот как. Поваром, говорите вы, - произнес смотритель с непонятной издевкой. - Полетите в пятом режиме, - объявил он.
        - Нет, - сказал наш капитан.
        - Вы - полетите - в пятом - режиме, - отделяя слова долгими паузами, повторил Грей.
        - Нет.
        Шестеро смотрителей повернулись к мистеру Смоллету. Черные, поглощавшие свет мундиры казались одеянием смерти.
        - В чем дело? - спросил кто-то из них - не Грей.
        - В пятом режиме не летают.
        - Таково решение Станции.
        - Это убийство.
        Шеренга смотрителей качнулась - они придвинулись к капитану Смоллету. Он прижался к стене. Худощавый, седой, слишком молодой для капитана звездного корабля. Синие огоньки в глазах потухли; мистер Смоллет глядел упрямо и бесстрашно.
        - Вы обязаны подчиниться, - сказали ему.
        - «Испаньола» возвращается на Энглеланд.
        - Капитан Смоллет!
        - Покиньте борт корабля.
        Смотрители подступили еще ближе. Черные, едва видимые, страшные. Горящие взгляды сверлили мистера Смоллета, чуть не прожигая насквозь.
        - Капитан Смоллет, - на самых низких нотах зарычал бывший капитан Грей, - вы пойдете в рейс в пятом режиме. И приведете «Испаньолу» назад.
        - Я не буду губить людей.
        Кто-то из них засмеялся. Металлический, глумливый смешок пролетел над нашими головами.
        - Капитан, у вас есть юнга. Вы благополучно вернетесь…
        - Нет! - оборвал мистер Смоллет.
        Он стоял перед смотрителями - один против шестерых. Они сверлили его взглядами, выматывая силы, выжигая душу. Стена за ним начала белесо светиться.
        - Капитан Смоллет, выполняйте приказ.
        - Нет, - ответил он глухо. Лицо побледнело, на висках налились капельки пота.
        - Капитан Смоллет! ВЫПОЛНЯЙТЕ ПРИКАЗ!
        - Нет… - У него уже едва хватало сил сопротивляться.
        Сильвер взвился на ноги. Словно бросаясь в огонь, бывший навигатор метнулся к смотрителям, прорвался сквозь их шеренгу и встал рядом с нашим капитаном.
        - Нет! - крикнул он яростно, сверкнув зелеными глазами.
        - Нет, - вскочил мистер Эрроу.
        - Нет, - одновременно с ним поднялся Крис Делл.
        - В пятом режиме «Испаньола» не летает, - заявил пилот Рейнборо. - Покиньте борт, господа.
        Смотрители переглянулись, как будто молча совещаясь. Джордж Грей обернулся к экипажу.
        - На какой режим вы согласны? - осведомился он с неожиданной любезностью.
        - Ни на какой, - отрезал Сильвер. - Вы слышали: «Испаньола» возвращается на Энглеланд.
        Грей бросил взгляд через плечо.
        - Кто командует кораблем? Капитан Смоллет или капитан Сильвер?
        - Убирайтесь! - вскипел бывший навигатор.
        - Кто командует кораблем? - повторил смотритель. - На этом корабле есть капитан? - повысил он тон.
        - Есть, - чеканно отозвался Сильвер. - Но он - не марионетка Чистильщиков. В отличие от вас.
        Слова повисли в мгновенно наступившей тишине. Онемел экипаж «Испаньолы», молчали смотрители. Грей взглядом посовещался со своими.
        - Капитан Смоллет, Станция готова отправить вас в рейс в третьем режиме, - произнес он потухшим, бесцветным голосом. Желтый огонь в глазах тоже пригас, словно в лицо смотрителю намело пыли.
        - Готов выйти в рейс в третьем режиме, - бесстрастно ответил мистер Смоллет.
        - В третьем тяжело, - с тревогой произнес первый помощник.
        - Прорвемся, - отозвался капитан. Он тверже стал на ногах, глаза вспыхнули синим. - Пилот Хэндс, навигатор Тон: в рубку. Крис, разведи своих парней.
        Четверо техников поднялись, собрались возле второго помощника. Крис Делл кусал губу, поглядывая на смотрителей. Те так и стояли, недвижные, черные как смерть.
        - Алекс, мне это не нравится, - наконец сказал Делл.
        - Мне тоже, - подхватил Сильвер.
        - Капитан Смоллет, на этом корабле будет порядок? - осведомился Грей. - Или распоряжаться будут все, кроме вас?
        - Крис, выполняй, - приказал мистер Смоллет.
        Второй помощник увел техников, за ними, четко развернувшись, двинулись смотрители. Грей задержался, шагнул к Сильверу. Тот подался назад, уперся в стену.
        - Удачного рейса, - с насмешкой бросил Сильверу бывший капитан «Звездного охотника». - Поменьше грязи! - Он вышел из кают-компании, хлопнул шторкой - будто вытянул нас бичом.
        Следом ушли Хэндс и навигатор Тон-Тон.
        - Ну и дядюшек ты развел, - сказал кто-то планет-стрелку.
        - Не я, - угрюмо возразил Том Грей. - Дядюшки сами плодятся.
        - Послушайте, мистер Смоллет, - сквайр Трелони выбрался из угла, где все это время сидел со своими охранниками. - Я ничего не понял в этом спектакле… - Он смолк под пылающим, как у смотрителя, взглядом нашего капитана. - Извините… извините, потом поговорим. - Он хотел покинуть кают-компанию, но натянувшаяся шторка не поддалась. Сквайр пощупал ее, потолкал. - Что такое?
        - Подождите, - ответил первый помощник. - Сейчас запустят RF-тягу, и можно будет выйти.
        - Позвольте, - удивился сквайр. - Мы что - пленники?
        - Да, - отозвался Сильвер. - Пленники RF и Чис…
        Он не договорил - капитан Смоллет обернулся к нему и взял за горло:
        - Молчать.
        Их развел мистер Эрроу.
        - Алекс, господь с тобой, - первый помощник обнял капитана за плечи. - Не пугай людей.
        Мистер Смоллет отвернулся, бывший навигатор отступил, потирая горло. Я добавил в свою копилку удивительных вещей два новых понятия - «марионетки Чистильщиков» и «пленники RF».
        - Джим, друг, - прошептал Том; белые усы на маске горестно опустились, - что творится с мистером Смоллетом?
        Доктор Ливси пересек кают-компанию, отвел Сильвера в дальний угол. Нам с лисовином было слышно:
        - Джон, что это значит? Мистер Смоллет - человек или Чистильщик?
        - Он RF-капитан. Один из лучших, сэр.
        - Почему он такой?
        - Александр побывал у Чистильщиков.
        - С ним можно что-нибудь сделать? Как-то помочь?
        - Сомневаюсь.
        - Джон, вы должны знать. Вы - врач.
        - Сэр, я навигатор… вернее, повар.
        - Вы лжец, - сердито сказал доктор Ливси.
        Сквайр Трелони снова опробовал задраившую выход шторку.
        - Мистер Эрроу! - воззвал он. - До каких пор мы будем ждать? Мне нужно выйти, - признался он со смущением.
        Капитан Смоллет ткнул кнопку связи:
        - Крис, ответь мне. Долго еще? Скажи: пусть поторопятся. Еще минут десять-пятнадцать, - сообщил он сквайру.
        - Ох… - Мистер Трелони беспомощно потоптался у выхода. - Послушайте, это просто беда. Сделайте же что-нибудь.
        Мистер Смоллет вынул свой карманный лучемет. Сквайр испуганно отшатнулся, охранники взмыли в воздух, бросаясь к капитану. Не успели. Тонкий луч описал окружность. Вырезанный из шторки кругляш вывалился, упруго подпрыгнул на палубе и улегся.
        - Выходите, пожалуйста, - предложил мистер Смоллет.
        Опомнившийся сквайр поблагодарил и полез в дыру. Грузное тело неважно гнулось в суставах, дыра оказалась маловата, но мистер Трелони справился; за ним выползли его охранники.
        Стены и палуба в кают-компании слабо затлели - как будто занимался мутный зимний рассвет. Мистер Смоллет поглядел на часы, нахмурился и снова обратился ко второму помощнику:
        - Крис, как мы? Что? Понял. - Он окинул взглядом оставшийся экипаж. - Рей, ты с Мэем - к Весту и Стиву. Мелвин, Берт - к Андерсону; Норман, Эйб - к Мерри. Дэн - со мной.
        Умчались - словно ветром выдуло. В кают-компании остались мы с Томом, планет-стрелок, доктор Ливси и Сильвер. Из-под кресла высунулся поюн с липучкой на морде:
        - Ммм.
        - Бывает, что в рейсе двери заклинивает, - Сильвер провел пальцами по краю вырезанной в шторке дыры. - Но сейчас?.. - Он недоуменно пожал плечами. - Мистер Ливси, я вам отвечу. Кто побывал у Чистильщиков, уже не человек. И я, и мистер Смоллет - одинаково.
        - Джон, вы с ним - разные.
        - Может быть, - согласился бывший навигатор. - Александр меня восхищает. Он остался человеком в большей мере, чем любой из них… станционных смотрителей. Вы видели, чего они хотели, - отправить корабль в рейс в самом жестком режиме RF-тяги. Чем жестче, тем сильнее бьет по мозгам, и Чистильщики бы сняли богатый урожай. И ни один RF-капитан не сопротивлялся бы, как Александр.
        - Погодите. - Доктор Ливси взволнованно прошелся вдоль стены, к которой недавно смотрители прижимали капитана Смоллета. - Вы хотите сказать, они сознательно намеревались послать нас на убой?
        - Именно так, сэр. Пятый режим породил бы безумие у доброй половины экипажа… или у всех.
        - По-моему, весь RF - сплошное безумие, - пробормотал доктор. - Кто это допустил?
        - Обычно летают во втором режиме, - заметил планет-стрелок. Он стоял у белесо тлеющей стены и тер ее пальцем, глубоко проминая упругий студень. - Во втором жертвы редки.
        - А почему сейчас нам хотели втюхать пятый? - встрял лисовин.
        - Потому что RF почти не летает. Голодные боги заждались жертвоприношений, а Станция - их безмозглое орудие. - Пушистые ресницы Тома Грея не могли скрыть злой блеск в глазах. - RF засекречен, за Станциями никто не следит, и смотрители распоясались.
        - Чудовищно, - сказал потрясенный доктор Ливси. - Если то, что вы говорите, правда…
        - Правда, - кивнул Сильвер. - Полагаете, нам RF подарили? Нет, сэр: его дали в обмен на наши жизни. Я не знаю, для чего мы нужны Чистильщикам. Но похоже, что нужны позарез.
        Планет-стрелок оставил в покое светящуюся стену и нажал кнопку на воротнике:
        - Израэль Хэндс, ответь Тому Грею. Как там у вас? Черт… Не слышит, - сообщил он Сильверу.
        - Алекс, Крис, чертовщина какая-то, на «тройку» не похоже, - раскатился по громкой связи голос Питера Рейнборо. - Надо сваливать.
        - Израэль Хэндс просит разрешения на старт, - объявил старший пилот.
        - Давай! - крикнул второй помощник.
        - Разрешаю, - одновременно ответил мистер Смоллет.
        - Молодец, - выдохнул Сильвер; похоже, он не ожидал, что капитан поддержит пилотов.
        «Испаньолу» качнуло, палуба шатнулась под ногами.
        - Поехали, - объявил Хэндс. - Удачного рейса, господа.
        Внезапно в студенистой плоти корабля как будто врубились мощные прожекторы: стены, палуба и потолок запылали иссиня-белым. Под креслом сдавленно взвизгнул поюн. Мгновение потрясенной тишины - и громкая связь взорвалась проклятиями. От яростного ора, казалось, задрожали стены. Десяток человек заходились от бешенства; сквозь гвалт пробивался чей-то рыдающий крик:
        - Сволочи! Сволочи!..
        Сине-белый свет жег глаза, они слезились.
        - Молча-ать! - перекрыл отчаянную ругань голос капитана.
        Умолкли. Мистер Смоллет продолжал:
        - Надеть очки. Черные сетчатые полоски - у каждого в левом нагрудном кармане. Все нашли? Пассажирам: подтвердить.
        Нашли и подтвердили. Черные сеточки надо было наложить на лицо от виска к виску, и они мягко лепились к коже. Жгучее свечение «Испаньолы» стало терпимым. Сильвер выудил из-под кресел поюна и приладил защитную полоску ему на морду. Концы сетки пришлось прилепить далеко за ушами.
        - Поздравляю, господа: Станция нас осчастливила. Четвертый режим, - с ледяным спокойствием сообщил Крис Делл.
        - Мистер Смоллет, - обратился к капитану планет-стрелок. - Разрешите долбануть по Станции из кормовых орудий?
        - Не разрешаю.
        - Ну, ребята, молитесь всем богам, каких помните, - проговорил Израэль Хэндс.
        - Джон, - спросил у Сильвера доктор Ливси, - разве нельзя повернуть обратно к Энглеланду? Хоть в RF-режиме, хоть в каком?
        Бывший навигатор покачал головой.
        - У нас задан курс, а корабли Чистильщиков ходят от Станции до места назначения и обратно. Мы без пересадки летим за Птицами.
        Глава 3
        Скрипнув зубами, я перевернулся на живот, утопил лицо в окутывающем койку черном тумане. В нем можно было спастись от свечения «Испаньолы». А от звучания корабля убежать было некуда. Он тихонько, настойчиво пел, ввинчиваясь в мозг протяжными вздохами-стонами, доводя меня до белого каления. От этих песен хотелось вскочить, заорать, замолотить кулаками в студенистые стены… а лучше сорвать злость на ком-нибудь живом, расквасить морду, двинуть под дых. Чтобы сбросить напряжение - и ужаснуться тому, что натворил. А затем просить прощения, унижаться, трепать нервы обиженному и не получать облегчения самому. И уже не избавиться от чувства вины никогда. Взращивать его в себе, разжигать до умопомрачения, призывая тех, кто справедливо покарает за содеянное…
        По громкой связи тоже пели. Хрипловатый ладный рык Израэля Хэндса и Дика Мерри почти заглушал стенания «Испаньолы», ослаблял невидимую хватку корабля. Слова были на неизвестном языке, и я жалел, что не понимаю смысла. Но перед тем парни спели балладу о несчастной любви, и кто-то попросил не травить душу.
        Не удержавшись, я поднял голову и поглядел на столик. На нем были два портрета Лайны. На одном моя любимая улыбалась - кротко, нежно, и ветер шевелил ее длинные волосы. Этот я сам поставил в каюте. Второй… Его принесли в мое отсутствие, и я не мог на него смотреть. Но и не глядеть не мог.
        Лайна стояла во весь рост - в длинном платье, распахнутой шубке и в жемчугах. Королева Кэролайн. Высокомерная, холодная, чужая. Бело-голубые жемчужины светились в замысловато уложенных волосах и на шее, на тонких ключицах. Ее лицо постепенно менялось, делалось родным, любимым, и надменная королева превращалась в горячую девчонку, хлебнувшую коктейля для влюбленных. Опьяненная, потерявшая голову Лайна сбрасывала шубку, расстегивала ожерелье; роскошное платье скользило вниз, открывая маленькую грудь, смуглый живот, худые коленки. Лайна переступала через упавшее платье, с шальной улыбкой вынимала заколки, и ее темные волосы падали на плечи, скользили по спине, оставляя открытой грудь с алым пятном прилившей крови. Вскинув руки, Лайна выгибалась, сгорая от страсти, тянулась ко мне, призывая и моля; не дождавшись, склоняла голову, так что каскад волос рушился вниз и прикрывал ее нагое тело. Затем она подбирала брошенное ожерелье и заколки, натягивала платье, укладывала локоны, накидывала шубу, надменно выпрямлялась и опять становилась королевой Кэролайн, холодной и чужой…
        Меня душила злость, когда я представлял, как создавали на универсальном компе это действо. Кто-то ведь сидел перед экраном, трудился, сочинял движения. Таращился на ее припухшие от страсти губы, на выгнувшееся, зовущее тело… Убил бы!
        Меня опаляло желание, когда я смотрел на любимую. Дыхание перехватывало, голова шла кругом, хотелось кинуться к портрету, взломать его, достать оттуда Лайну, рухнуть с ней на постель… Я сдохну. Или сойду с ума.
        Проклятый корабль нежно стонет, томно вздыхает, взвинчивает нервы и вышибает разум. Я не могу без Лайны. Не могу!
        Я готов задушить капитана Смоллета. Зачем он вломился, зачем не позволил нам с Лайной узнать друг друга? Что теперь делать? Ведь ничего не вернешь!
        Однако злость на капитана и мистера Эрроу - ведь это он принес портрет Лайны, больше некому - помогает держаться. Наверняка именно для того портрет и поставили.
        Я ткнулся лицом в черный туман, которым была окутана постель. Нельзя распускаться. Станционные смотрители желали довести меня до безумия, Чистильщики ждут. Черта с два эти твари дождутся. Экипаж «Испаньолы» - крепкие парни, и я не хуже их. Надеюсь, что не хуже…
        По закрывающей вход шторке хлопнули ладонью.
        - Джим, друг.
        - Я за него.
        - Выйди на минуту, - попросил лисовин.
        - Сейчас.
        Я сполз с постели, выключил движение на портретах Лайны и повернул тот, второй, лицом к стене. Побрел к двери; шевелиться быстрей не было сил. На шторке висел листок со списком удивительных указаний.
        001. Поменьше торчать в каюте.
        01. В рубку не ходить.
        Это было написано от руки - явно лично для меня. Далее шло:
        1. Крыс не гонять и не ловить.
        2. Не подходить близко к сменившимся с вахты пилотам и навигаторам.
        3. В чужие каюты не заходить.
        4. Через порог не разговаривать.
        5. НЕ СВИСТЕТЬ!
        6. При любых недомоганиях немедленно обращаться к первому помощнику.
        7. Не плакать по громкой связи.
        Для каких психов это сочиняли? Если я и заплачу, всяко постараюсь, чтобы никто не услышал.
        Мэй-дэй! Проще сдохнуть, чем отогнуть жесткую шторку и выбраться из каюты.
        В коридоре терпеливо дожидался Том. Черно-рыжая маска, глаза прикрыты черной сеточкой, усы печально опустились. Тонкий, гибкий лисовин и сам поник, ссутулился. Мистер Эрроу ставил Тому защиту от RF, но защита получилась слабенькой. Первый помощник просил обходиться с Томом помягче. Я и так его не обижаю, и вообще на борту «Испаньолы» всё по-доброму. Экипаж борется с пытающимся заломать нас кораблем, и пока что мы побеждаем.
        - Джим, друг, я хотел посоветоваться, - начал лисовин. - Мне совсем худо…
        Я развел руками:
        - Всем несладко.
        - Да понимаешь… Ну просто чушь какая-то. Из-за Шейлы. Не то, что я виноват перед ней. Нет, слава богу. Но я совершенно рехнулся. Подыхаю без нее. В прямом смысле. Еще день-два - и вены вскрою, потому что не могу так. Я пошел к мистеру Эрроу. А он велел пройти по каютам и посмотреть на чужих женщин.
        - Ну и сходи, раз велел, - сказал я, удивляясь. Пункт третий в инструкции - по каютам не шататься.
        - Да как я пойду?! - вскричал лисовин. - Все равно что по чужим спальням подглядывать. Я же потом от чувства вины сдохну.
        Пожалуй. «Испаньоле» только дай зацепку - любого замордует. К тому же я, например, не позволю пялиться на Лайну.
        Том ждал моего ответа. Ума не приложу, что посоветовать.
        - Мистер Эрроу объяснил, зачем это нужно?
        - Дескать, надо создать свой маленький гарем и не зацикливаться на одной Шейле.
        - Звучит здраво.
        - Да пойми: не могу я такой рейд проводить.
        Из-за поворота коридора показался пилот Рейнборо. Усталая, потяжелевшая походка, обаятельное лицо перечеркнуто полоской «очков» и оттого кажется сумрачным, у рта и между бровей залегли складки, которых еще недавно я не видел. Пилот нес какой-то мешок - небольшой и нетяжелый.
        - Привет, - улыбнулся он. - Что загрустили?
        - Крыша уезжает; расставаться жаль, - отозвался Том.
        - На что тебе крыша в четвертом режиме? Только мешает. - Рейнборо остановился возле нас. Видимо, он давно уже сменился с вахты, и с ним рядом можно было находиться. - Я к Сильверу заглянул, получил объедки… то есть остатки. Угощайтесь, - он раскрыл свой мешок, предлагая выудить какую-нибудь вкуснятину, которую бывший навигатор приберег для тоскующих и оголодавших.
        Мешок зашевелился, как живой.
        - Черт! - бросив его, Рейнборо отшатнулся.
        - Я с тобой, - объявил мешок голосом Израэля Хэндса, и из горловины высунулась морда поюна в «очках». - Я люблю тебя.
        - Тьфу ты. Пролаза. - Рейнборо подобрал мешок и вытряхнул из него зверя. - Уж думал: крыса. Что он там пожрал? Ничего? - Пилот проверил и снова предложил нам с Томом угощаться.
        Лисовин отказался, а я наудачу вытащил теплый сверточек, развернул. Это оказались восхитительные ягоды в хрупком ломающемся тесте. Пирожное расползалось у меня в руках, я перемазался в густом соке, но не потерял ни крошки. Объедение. Сильвер - маг и волшебник.
        - Питер, почему нельзя извести крыс на борту? - спросил я, управившись.
        - Это не те крысы, - ответил он отчужденно. - Не надо о них.
        Никто из старого экипажа не желает ничего рассказывать. Хочешь просветиться - обращайся к «самозванцам».
        - Юнга лисовин, - строго сказал Рейнборо. - До меня тут что-то донеслось. Какой рейд ты не можешь проводить?
        Том смутился, и мне пришлось за него объяснять, в чем проблема. Рейнборо хлопнул лисовина по плечу и притянул его к себе.
        - Точно: крыша едет. У обоих. Слышите ровно половину того, что вам говорят. Кому было велено лишнего в каюте не торчать? Джиму и Тому. А кто там ошивается сутки напролет? Джим и Том. Кому теперь плохо?
        - Всем, - ответил лисовин, высвобождаясь. - Лучше скажите, что делать.
        Рейнборо махнул рукой, указывая вдаль. Стены коридора светились, а закрывающие вход в каюты шторки тускло тлели и сквозь «очки» казались темными.
        - Марш по каютам. Внутрь не заходи, с порога поглядишь. К Хэндсу загляни, к Мерри, к Андерсону обязательно. К Стиву не суйся - он у себя. Ко мне можешь: у меня жена самая красивая.
        Том пораженно на него уставился.
        - А как же?.. Как потом людям в глаза смотреть?
        Пилот коснулся сеточки на лице:
        - Глаз не увидишь. И всякого стриптиза - тоже. Когда выходят из каюты, движение на портрете останавливают. Шагай.
        Лисовин двинулся по коридору. Рейнборо следил за ним, поджав губы. Хэндс и Мерри передохнули немного и рявкнули заводную песню, в которой можно было разобрать лишь пару слов: «Чин! Чин! Чингисхан!», да еще «О-хо-хо-хо!» и «А-ха-ха-ха!» Здорово у них получалось.
        Лисовин добрался до каюты Джоба Андерсона и приподнял шторку. Постоял, всматриваясь. Опустил шторку и направился дальше. Рейнборо удовлетворенно хмыкнул.
        - Питер, как вы думаете?.. - начал я.
        - Меня все зовут Рей, - сообщил пилот. - И можно на «ты».
        - Рей, мы сумеем благополучно долететь?
        Он медленно повернулся ко мне.
        - Нет, - выговорил словно через силу. - Мы потеряем самое меньшее двух человек.
        - Кого? - спросил я, хотя спрашивать об этом было страшно.
        Он потер подбородок. У его ног деловито кружил поюн. Рейнборо подобрал зверя, погладил, почесал за ухом и наконец ответил:
        - Дэна тревожат лисовин и Сильвер. Лисовин в принципе очень уязвим, а Сильвер… с ним что-то неладно. Обычно с человеком можно поговорить, поддержать, убедить… Морду набить - хорошо помогает. А Сильвера не разговоришь. Таит в себе, мается.
        - Из-за жены?
        - Вряд ли. Хэндс уверяет: не должен, дело прошлое. Не знаю я, что будет, - закончил пилот устало.
        Мэй-дэй! У нас два кандидата к Чистильщикам, а я валялся в каюте, таращился на Лайну и сходил с ума от пения «Испаньолы». Надо же что-то делать.
        Великолепное «Чин! Чин! Чингисхан!» с «О-хо-хо-хо!» и «А-ха-ха-ха!» отзвучало, Хэндс и Мерри напоследок рявкнули так, что вздрогнули стены и пискнул поюн.
        - Молодцы, - похвалил по громкой связи капитан Смоллет.
        Лисовин заглянул в каюту Израэля Хэндса. Простоял на пороге целую минуту, рассматривая то, что внутри. Затем пересек коридор и сунулся в каюту Сильвера, что была напротив.
        - Вошел во вкус, - заметил Рейнборо.
        - Это плохо?
        - Хорошо. Даже очень.
        - Рей, я могу чем-нибудь помочь экипажу?
        - Позаботься о себе. В каюте - только спать, время проводить в спортзале.
        - Ох, - меня передернуло. - Я тут попробовал штангу отжать. Еле уполз, надорвавшись.
        - Не можешь штангу - отжимайся сам.
        - Сил нет. «Испаньола» выкачивает энергию, будто насос.
        - У всех выкачивает, - сухо сказал Рейнборо. - И нечего ныть.
        Том-лисовин остановился у его каюты, оглянулся. Пилот махнул ему: давай, мол, быстрей. Том отогнул шторку и шагнул на порог. Выпрямился так резко, словно из каюты ему что-то крикнули.
        - И все-таки, я могу сделать что-нибудь полезное для всех? - настаивал я.
        Мне показалось, его глаза блеснули из-под наложенной на лицо черной сетки. Однако пилот промолчал.
        - Могу? Рей, скажи!
        Он покачал головой:
        - Алекс не позволит.
        - Александр хороший, - оживился поюн у него на плече. - Умница Александр.
        - Беги домой, - Рейнборо спустил его на пол. - Где Джон? Ищи Джона скорей.
        Александр отпрыгнул и припал грудью к полу, желая поиграть.
        - Рэль, - пропел он женским голосом, - счастье мое. - И сам себе ответил октавой ниже: - Я люблю тебя.
        - Иди домой, - приказал пилот. - Беги к Джону. Быстро.
        - Юна-Вэл! - Поюн распушил свой короткий хвост. - Ненавижу твой RF! Потаскуха!
        - Пошел вон, - Рейнборо замахнулся на поюна мешком с припасами.
        - Совсем сумасшедший, - отозвался зверь и затрусил по коридору, причитая: - Ах, Александр, Александр!
        Вернулся Том. Белые усы на маске приподнялись - лисовину явно полегчало.
        - И правда, Питер: жена у вас потрясающая, - объявил он.
        Пилот улыбнулся, довольный.
        - У Хэндса женщина тоже красивая, - продолжал Том делиться впечатлениями.
        - А у Сильвера? - не удержался я.
        - У него похуже. В смысле, женщина та же самая, но портрет неинтересный. Хэндс свой держит в каюте для души, а Сильвер - для мебели. Жена ему не нужна.
        Это был смелый вывод, и Рейнборо недовольно поморщился.
        - Ты бы обгорел, как Сильвер, - я бы посмотрел, кто б тебе после этого был нужен.
        - Рей, сходи со мной к капитану, - попросил я. - Может, от меня будет польза делу?
        - И от меня пусть будет, - тут же вдохновился Том.
        Мы вдвоем насели на пилота, требуя сказать, чем можем пригодиться на борту. Рейнборо отнекивался, отбрехивался и под конец рассмеялся.
        - Лично от тебя, юнга лисовин, один убыток. - Он обнял Тома за плечи. - Алекс не воспользуется твоей жизнью, а больше от тебя проку нет.
        - Какой еще убыток? - Том пытался освободиться.
        Я давно заметил, что он не выносит чужих прикосновений, и только к моему плечу жмется, если ему страшно.
        - Не дергайся, когда с тобой работают. Дэн велел тебя поддержать, чтоб не загнулся раньше времени.
        Лисовин бешено рванулся и отскочил.
        - Не смейте - этого - делать, - зарычал он.
        - Ты что-то сказал? - деланно удивился пилот.
        - Не смейте этого делать.
        - Приказ первого помощника. Ты возражаешь?
        Том поразмыслил.
        - Питер, я не позволю тратить на меня силы. Их не так много. И у вас, и у всех остальных.
        - Юнга…
        - Не позволю, - непреклонно заявил Том.
        - Вот собака, - вздохнул Рейнборо. - Ладно, уговорили. - Он ткнул кнопку связи: - Алекс, ответь мне. К тебе можно? С Джимом. И еще лисовин увязался. Но он же твой юнга. Имеет право. Алекс, я по делу, а не от скуки. Хорошо. Идемте, - велел пилот нам с Томом и двинулся вверх по коридору.
        - Что будет? - не утерпел Том.
        - Погонят нас взашей, - предрек Рейнборо.
        Идти было тяжело. Ослабевшие ноги плохо держали, сердце трепыхалось, а теплый, с запахом сухого тростника воздух царапал горло, точно труха от этого самого тростника. Рейнборо шагал быстро; мы с лисовином старались не отставать. Пилот вел нас по трапам; они экономили путь, но протискиваться по щели сквозь студень не было никакого удовольствия.
        Поднялись на несколько палуб. Отсеков здесь было мало, на редких шторках белели непонятные символы. Пилот хлопнул ладонью по одной из них:
        - Алекс?
        - Заходите, - отозвался мистер Смоллет издалека.
        Мы нырнули внутрь. Ну и жарища. Словно тростник свален в огромные кучи и бездымно тлеет. И множество разноцветных огней. Зеленые, желтые, алые, золотистые, синие, фиолетовые огоньки дрожали, подмигивали, перебегали на неровных стенах и низких сводах, как будто промытых бегущей водой. Так могли бы выглядеть подземные пещеры, окультуренные и расцвеченные богатой иллюминацией.
        И - пение. Не те ввинчивающиеся в мозг стоны и вздохи, что у меня в каюте, а низкое ровное гудение работающих машин.
        Мистер Смоллет появился в одном из проемов, нагнул голову, проходя под низкой аркой. Он был в легких брюках, безрукавке на голое тело и босиком, но с форменным черным шарфом на шее. После включения RF-тяги никто из экипажа не носил шарф, один капитан с ним не расставался. В кармане безрукавки прорисовывался маленький лучемет. Полоса «очков» на лице придавала капитану сердитый вид; да и вообще он не был рад нас видеть.
        - Сюда, - он прошел в соседний проем, усыпанный фиолетовыми искрами, которые не дрожали и не перемигивались, а светили ровно, с приятной уверенностью в себе.
        Мы очутились в закутке почти без огоньков, с десятком одиноких искр, разбросанных по стенам. В центре закутка стояло нечто круглое: то ли маленькая постель, то ли большое сидение, застеленное черной мохнатой шкурой. Приятно было посреди яростного сияния встретить старый добрый черный цвет. Радость и отдохновение для глаз.
        Капитан Смоллет указал на шкуру:
        - Садитесь.
        Сам он прислонился к стене, прижался к ней спиной и затылком. Видно, что он чертовски устал: осунувшееся лицо, запавшие щеки, похудевшие руки.
        Мы с лисовином уселись рядышком, Рейнборо положил свой мешок с едой, но сам остался на ногах.
        - Алекс, ребята хотят помочь.
        - Как?
        - Джима можно посадить к нижним контурам. Он выдержит.
        - Исключено.
        - Алекс!
        - Нет.
        Такое властное «нет», что Рейнборо не посмел настаивать. Но он-то был пилот, а я - пассажир и мог наплевать на дисциплину и субординацию.
        - Мистер Смоллет, - проговорил я, - на борту «Испаньолы» двое людей находятся под угрозой Чистильщиков.
        Капитан подался вперед и нагнул голову, в упор глядя на меня сквозь «очки». Не след открытым текстом упоминать врага, однако я не был risky fellow и не намеревался выполнять все их правила. Я продолжал, уставившись в черную полоску на его лице:
        - Если можно хоть как-то помочь экипажу… этим двоим, я должен попытаться.
        - Ты никому ничего не должен, - возразил мистер Смоллет.
        - Если их заберут, а я не попытаюсь помочь, это будет по моей вине. Я стану третьим.
        Он выпрямился, вздернув подбородок. Рядом со мной раздался короткий придушенный звук. В тревоге, я обернулся. Рейнборо вытянулся в струнку, лицо мучительно исказилось, словно из пилота вынимали душу.
        - Это ты его надоумил? - тихо проговорил капитан.
        - Сам дошел, - хрипло отозвался Рейнборо.
        - Рей! - повелительно окрикнул мистер Смоллет. За черной сеточкой вспыхнуло синее пламя глаз.
        Рейнборо покачнулся.
        - Мистер Смоллет, не надо, - Том встал на ноги. - Питер не обмолвился нам ни о каких контурах, - лисовин потихоньку придвигался к капитану. - Но вы же понимаете: сделал плохое - виноват, не сделал хорошее - опять виноват. - Он подкрадывался к мистеру Смоллету, точно охотник - к ценной дичи. - Пожалуйста, разрешите Джиму попробовать.
        Протянув руку, он коснулся голого плеча нашего капитана. Я наблюдал, затаив дыхание. Ладонь лисовина плотно легла на загорелую, влажную от испарины кожу. Мы оба не раз видели, как первый помощник обнимал мистера Смоллета за плечи; так же недавно делал Питер Рейнборо, стараясь поддержать Тома. Но они - RF. А что умеет наш лисовин?
        Том стал рядом с капитаном, не снимая руку с его плеча. Мистер Смоллет не отстранился; он как будто вообще не замечал, чем занят его юнга. Однако синий огонь за «очками» погас, а освобожденный из незримого захвата Рейнборо расслабился и привалился к стене.
        - Мистер Смоллет, я прошу вас, - проникновенно сказал Том. - Позвольте Джиму поработать. Мистер Смоллет… - Он вдруг пошатнулся. Упал бы, не подхвати его капитан.
        - Алекс! - вскрикнул Рейнборо, бросаясь на помощь. - Ну что ж ты?..
        Пилот принял лисовина из рук мистера Смоллета, усадил на черную шкуру. Том тяжело дышал.
        - Башка закружилась, - пробормотал он. - Питер, не трогайте меня.
        Взявший было его за плечи Рейнборо отступил. Мистер Смоллет сел перед Томом на корточки и заглянул в лицо, скрытое черно-рыжей маской.
        - Юнга лисовин, что сказано во втором пункте инструкции в твоей каюте?
        Том замялся, соображая.
        - «Не подходить близко к сменившимся с вахты пилотам и навигаторам», - процитировал я.
        - А я, по-твоему, кто? - продолжал капитан, обращаясь к Тому.
        - Пилот-навигатор, - снова ответил я за лисовина. Мистер Смоллет говорил это нам с Лайной.
        - И нахожусь на рабочем месте, - докончил он. - Хорошо, сумел остановиться. А то мог тебя выпотрошить - ты бы мертвый тут упал.
        Ловко у них получается: Рейнборо ссудил энергией Тома, капитан с лихвой забрал ее себе. Выглядит он куда лучше, усталость как рукой сняло. А Тому худо - даже пальцы побелели и дрожат.
        - Извини, - мистер Смоллет улыбнулся виновато и подкупающе. - Это было первый и последний раз. Договорились?
        - Да, сэр, - послушно кивнул Том. - То есть нет, сэр. Если потребуется, я опять к вам подкрадусь. Я ваш юнга и имею право, - повторил он недавние слова Рейнборо.
        Мистер Смоллет гибким движением поднялся, ткнул кнопку связи:
        - Дэн, Крис, подойдите ко мне. Рей, ты мне нужен на минуту… а вы посидите.
        Мы с Томом остались в закутке. Лисовин был очень доволен, хотя чувствовал себя скверно. Ему не хватало воздуха, шерсть на маске повлажнела от выступившего пота. Я предложил выйти из здешней жары в коридор, но Том отказался.
        Явился Крис Делл, распространяя вокруг себя волну ледяной ярости. Как будто даже повеял холодный ветерок.
        - Превышение «четверки» на две десятых, - объявил второй помощник, едва переступив порог капитанского отсека. - Нам кранты.
        Сердце екнуло и гулко забилось; лисовин подался ко мне.
        - Черт… - вырвалось у него.
        Крис Делл развернулся в нашу сторону, стремительно шагнул в закуток. Нагнулся к Тому, рассматривая его сквозь «очки» и падающую на глаза длинную челку. Как он видит?
        Второй помощник хотел положить ладонь Тому на лоб; лисовин уклонился.
        - Что ты опять с собой сделал? - спросил Делл. Не дожидаясь ответа, позвал: - Рей!
        Рейнборо явился на зов.
        - Лисовин помирает, - сказал второй помощник. - Куда ты смотришь?
        Пилот развел руками:
        - Он сопротивляется. Насильно ведь не накормишь.
        Делл с чувством выругался и окликнул:
        - Алекс! Одолжи лучемет.
        Я вскочил. Мистер Смоллет зашел в закуток, молча протянул оружие помощнику. Делл уткнул короткий ствол Тому в шею:
        - Сидеть тихо.
        Лисовин застыл, усы на маске задрожали. Рейнборо встал коленями на сидение у него за спиной и обхватил Тома за плечи.
        - Спокойно, - велел он. - Вдохнул, выдохнул. Расслабился, закрыл глаза. Я кому сказал? Вот так. - Он замер, стоя на коленях и опустив подбородок лисовину на макушку.
        Я невольно считал удары собственного сердца. Оно стукнуло в сорок второй раз, когда Рейнборо отпустил Тома и поднялся. Теперь худо было ему: краска ушла с лица, он тяжело дышал.
        Второй помощник вернул капитану лучемет и повалился на сидение рядом с Томом. Перепуганный лисовин не заметил, что Делл касается его локтем. Еще тридцать шесть ударов сердца - и Делл отодвинулся.
        - Алекс, превышение на две десятых, - повторил он то, с чего начал, явившись к капитану.
        - У тебя есть предложения? - хмуро спросил мистер Смоллет. - Вот и у меня нет. А у Рея есть.
        Пришел мистер Эрроу. Обнаружив нас с лисовином в капитанском отсеке, первый помощник дернулся, словно его двинули в челюсть.
        - Алекс, ты уморишь парней.
        - Уже нет. Рей считает возможным посадить Джима к нижним контурам. Ваше мнение, господа?
        Господа переглянулись. Делл провел рукой по волосам, откидывая их со лба, но тяжелая челка тут же вернулась на место. Мистер Эрроу долго изучал что-то у себя под ногами на абсолютно чистом светящемся полу.
        - Рискованно, - проговорил он наконец. - И бесполезно. На полчаса ты его посадишь; от силы на час. Слишком мало.
        - Хоть час в день - и то дело, - возразил Рейнборо. - Все ж передышка.
        - Тебе ее не хватит.
        - Можно доктора привлечь, - подсказал второй помощник.
        - Дэвид не откажет, - согласился мистер Смоллет. - Тогда это будет второй час.
        - Также есть сквайр и его охрана, - продолжал Крис Делл. Идея несомненно пришлась ему по душе.
        - И близко не подпущу, - замотал головой мистер Эрроу. - Они нас угробят с перепугу.
        - А еще Сильвер.
        - Сильвера нельзя: он - RF, - заметил капитан.
        - Какой, к черту, RF? - покривился второй помощник. - Если и был, на «Илайне» выгорел. Дэн, заведи его в медотсек и проверь до спинного мозга.
        - Дважды пытался. И он дважды закатывал истерику.
        - Ты можешь приказать, - холодно напомнил Делл.
        - Могу. А он упрется. Загоню силой - а он сдохнет, сволочь.
        - С какой стати?
        - Хэндс так говорит. И я ему, гаду, верю.
        - Я тоже верю, - сказал мистер Смоллет. - И лично меня от Сильвера тошнит… - Тут он, видно, вспомнил про наши с лисовином развешанные уши и примолк.
        - Бедный Сильвер, - насмешливо пожалел Рейнборо. - Никто его не любит.
        - Кроме Хэндса, - ворчливо поправил первый помощник.
        - Кстати, - посерьезнел пилот, - я все собирался тебе сказать. Не в порядке сплетни, а как наблюдение. Я тут давеча видел их в спортзале. Представь картину: Сильвер лупит ногами по мешку; прыгает, вьется, чуть не летает. Весь из себя ловкий, проворный, мускулистый. Хоть сплошной биопласт, а поглядеть приятно. Но Хэндс смотрит на него и кривит морду с таким отвращением… я прямо смутился.
        - Воистину: бедный Сильвер, - с ухмылкой подхватил Крис Делл. - Любовник жены не скрыл своих истинных чувств.
        - Меня тошнит от обоих, - сообщил мистер Эрроу. - Решено: к контурам - Джима и Дэвида. Так, Алекс?
        Капитан не ответил, к чему-то прислушиваясь. Делл, мистер Эрроу и Рейнборо тоже насторожились. Ничего особенного не слышу. Разве только ровное, низкое гудение корабля усиливается?
        Мистер Смоллет выскользнул из закутка.
        И словно что-то надломилось в оставшихся. Рейнборо рухнул на сидение, прижал к лицу ладонь. Мистер Эрроу привалился к стене, обеими руками стиснул голову. Делл отвернулся со стоном, похожим на сухой всхлип. Мне стало страшно. Четвертый уровень RF превышен на две десятых. Рейс длится всего двое суток, а люди уже начали сходить с ума. Сильвер обречен, лисовин тоже. Рейнборо сказал: потеряем двоих. Это для начала - двоих. А потом навязанное и распаленное чувство вины пожжет одного за другим. Меня, Хэндса, мистера Эрроу, Рейнборо, капитана… Нам лететь еще почти четверо суток.
        - Крис, - заговорил я, - где эти ваши контуры?
        - Ты слышишь? - отозвался второй помощник, не оборачиваясь. Плечи опустились, крепкая спина выглядела беззащитной. - Переходим с четырех и двух десятых на четыре и три. Скоро до «пятерки» доберемся.
        Черт бы его побрал. «Испаньола» вытворяет что вздумается, а Делл и пальцем не шевельнет. Кто кому подчиняется - корабль экипажу или экипаж кораблю? Пожалуй, Сильвер прав: все они - пленники RF и Чистильщиков. И я вместе с ними.
        Мэй-дэй! Я предупреждал, что нельзя соваться в этот треклятый RF. Всем говорил: Тому, доктору, сквайру, капитану. Почему меня не послушали?
        Я чуть не выкрикнул это вслух. С трудом удержался. Нельзя упрекать людей: они сами все понимают. Помнят мои слова. Чувствуют себя виноватыми, что не прислушались. Проклятье…
        Громкая связь взорвалась хриплым воплем:
        - Александр, крысы!!!
        Я едва признал голос Сильвера.
        Глава 4
        Мистер Эрроу метнулся вон, за ним кинулся Рейнборо. На выходе пилот обернулся, залитый фиолетовым светом:
        - Том, останешься с Алексом, - и мгновенно исчез.
        - Идем, - велел мне Крис Делл. - Не торопись; береги силы.
        - Крысы! - надрывался по громкой связи бывший навигатор. - Кры-ысы-ы!
        - Заткнись! - рявкнул на него Израэль Хэндс.
        Сильвер заткнулся.
        - Джон, где вы? - по громкой связи спросил мистер Эрроу; я только и увидел, как мелькнули на повороте он и Рейнборо.
        - На камбузе, - тихо ответил бывший навигатор.
        - Сколько их?
        - Две, три, четыре.
        - Девять? - переспросил первый помощник на бегу. Отчетливо слышалось его дыхание.
        - Четыре, - отозвался Сильвер еле слышно.
        - Израэль Хэндс, Мелвин О'Брайен - на камбуз.
        Против крыс выставили пилотов, соображал я, шагая вниз по коридору рядом с Деллом. Самых толковых и уравновешенных людей на борту. Еще Рейнборо вот-вот прибежит, и первый помощник.
        - Крис, они справятся?
        - Вряд ли, - огорошил меня Делл. - Четыре - многовато.
        - Тогда почему против них так мало людей? Отчего не послать восьмерых?
        - Хоть весь экипаж. Дело не в числе, а в том, как крепко держит «Испаньола». В Сильвера она впилась намертво.
        - Что это за звери?
        - Увидишь, - ответил Делл неохотно.
        - Крис! Ну растолкуйте же.
        - Отвяжись.
        Пленники RF. Внутренний запрет не позволяет им отвечать на вопросы. А вот Сильвер мне отвечал, и Хэндс тоже. Но сейчас к ним не подкатишься. А сразу после старта я как последний кретин валялся в каюте и не сподобился ни о чем расспросить.
        - Том Грей, - позвал я по громкой связи. - Ответь Джиму Хокинсу.
        - Слушаю тебя, - отозвался планет-стрелок. Голос прокатился по пустому коридору, отразился от стен.
        - Что такое крысы?
        - Разведчики, загонщики и оружие Чистильщиков.
        - Помолчите оба, - прошипел Крис Делл. Но не по громкой связи и не глядя на меня.
        - Том, я не понял… - Тьфу ты. Мой голос не грохнул над головой. Чтобы разговаривать, надо каждый раз нажимать кнопку на воротнике. Я дважды надавил. - Не понял тебя.
        - Крысы приваливают, когда у человека назреет чувство вины. Они мельтешат вокруг и взвинчивают его еще больше. А когда полностью обработают жертву, являются сами хозяева.
        - Помолчите, - рыкнул второй помощник - уже по громкой связи.
        - Пусть говорят, - вмешался капитан Смоллет.
        - Том, - закричал я, торопясь, пока Крис Делл не заткнул мне рот, - как бороться с крысами?
        Второй помощник свирепо закусил губу и продолжал шагать, не вмешиваясь. От него чисто физически веяло холодом взбешенного айсберга.
        - Надо погасить чувство вины у того, к кому явились гости, - ответил мне Грей. - Либо отвлечь их на себя.
        - Освободите эфир, - приказал Израэль Хэндс.
        Очевидно, пилот уже на месте, и разговоры ему мешают.
        - Как отвлекают крыс? - спросил я у Делла.
        Айсберг рядом со мной чуть согрелся и превратился в живого человека. Обозленного, но человека.
        - Их приманивают на собственную виноватость, - проговорил он.
        - Как?
        - Мысленно. Растравляют себя и каются. Только надо исхитриться, чтоб крысы к тебе самому не привязались.
        Я порылся в памяти. Какую бы свою вину припомнить?
        - Но мы-то с тобой идем к контурам, - добавил Делл, словно угадав мои мысли.
        - Сильверу это поможет?
        - Нет.
        - Тогда контуры подождут.
        Он не согласился. Но и не возразил.
        Интересные дела. Как бороться с крысами, он рассказывает, а что это, про то молчит. Почему? Наверное, те знания, что получены от Чистильщиков, не подлежат распространению, а свой собственный опыт risky fellows охотно передают.
        - Сильвер, вражина… - с глухой яростью произнес Делл. - Убил бы!
        - За что?
        Второго помощника прорвало:
        - Из-за него вся петрушка. Смотритель на него как поглядел, так «пятерку» и назначил. Тварь горелая. На кой ляд его снова в RF понесло? Всех же погубит. Всех!
        - Крис, - я остановился, ухватив его за рукав, - Сильвер от этого психует?
        - Плевать, от чего. Главное, высокий режим весь при нас.
        - Но он же не мог знать, что так выйдет?
        Делл подался ко мне. Сквозь темно-рыжие волосы и черную сетку «очков» льдисто сверкнули глаза.
        - Кто сказал, что не мог? Ну? Кто?
        Я попятился. Нарочно явиться на борт, чтобы погубить экипаж вместе с собой? Погибнуть первым и потянуть за собой остальных? Он же не сумасшедший… То есть Сильвер как раз сумасшедший, но Хэндс - нет. Как он хотел, чтобы Сильвер остался на Энглеланде!
        - А мы будем стоять за него до последнего, - со злой горечью выговорил второй помощник.
        Мне вспомнились слова планет-стрелка об оголодавших Чистильщиках и распоясавшихся смотрителях Станции.
        - Крис, Сильвер не при чем. RF почти не летает, Чистильщиков не кормит - нас и бросили им в пасть всех разом.
        У Делла за сеткой «очков» сверкнул колючий лед, губы яростно искривились.
        - Что ты смыслишь в Чистильщиках?
        Я молчал. Его ярость потухла, искаженное лицо сделалось человеческим.
        - Идем, - велел Делл.
        Мы двинулись дальше.
        - Наверное, ты прав, - произнес второй помощник. - Я не от тебя первого это слышу… но не стоит говорить такое на борту. Отольется.
        Мы прошли палубу с каютами, затем миновали салон, кают-компанию, медотсек и спортзал. Камбуз был еще ниже, за поворотом.
        Вот оно.
        Зиял открытый вход - шторка была содрана и валялась на полу. У порога сложился в три погибели Питер Рейнборо: еще чуть - и упадет ниц. Выброшенные вперед руки упирались ладонями в пол, и возле пальцев дрожал, как в ознобе, черный комочек с венцом из фиолетовых искр. Черный - как «Испаньола» с еще не включенной RF-тягой, как мундиры станционных смотрителей. А фиолетовые искры - такие же, как в капитанском отсеке.
        Я обернулся к Деллу. Он прижал палец к губам и потряс головой: дескать, не вздумай соваться.
        Мелвин О'Брайен и первый помощник были внутри. Как и Рейнборо, они скорчились на полу - по обе стороны от длинного стола, заставленного посудой и упаковками со снедью. Под столом были еще две крысы. Их крошечные фиолетовые венцы помаргивали, как будто твари посылали друг дружке световые сигналы. Одна медленно подтягивалась к мистеру Эрроу. Вторая упрямилась: сколько Мелвин ни призывал ее, ни тянул к ней руки, черный комок толчками сдвигался прочь.
        Сильвер был у дальней стены, у стеллажа с кухонной техникой. За прозрачными дверцами печей что-то готовилось - как всегда, соблазнительное. Бывший навигатор вжимался в эти самые печи, распластавшись по ним, будто желал просочиться насквозь. Перечеркнутое полоской «очков», застывшее лицо казалось мертвым.
        У его ног пушил хвост Александр. Зверь шипел, завороженно глядя на четвертую крысу, которая елозила на рассыпанном сахаре. Ее венец из фиолетовых искр быстро мигал и как будто крутился, дрожащий комок порывался скакнуть то вправо, то влево, но тут же возвращался назад. Перед крысой стоял Хэндс. Стоял скалой, готовый скорей умереть, чем пропустить крысу к Сильверу. Чуть пригнувшись, согнув руки в локтях, с ненавистью оскалясь, - и перед этой ненавистью враг пасовал и не смел придвигаться. Враг был до смешного мелкий… и донельзя опасный.
        Черная тля с фиолетовыми взблесками, дрожащая пакость с крошечным венцом вдруг показалась мне королем вселенной. Этот король сулил смерть - незаслуженную и тяжкую. Этот король имел власть - огромную и необоримую. Он обвинял - жестоко и несправедливо. Он требовал искупления. Он обещал простить.
        Простить? Но я ничего не сделал дурного…
        Все равно виноват. Чувство вины захлестнуло меня, сжало горло, задавило всяческий здравый смысл. Я еще не знаю, в чем мой проступок, но непременно пойму. Мне растолкуют. Я прочувствую, покаюсь, искуплю; я готов на все, что потребуется. Нужно только взмолиться, пасть на колени, признать над собой чужую власть и право решать судьбу… право наказывать и прощать. Я согласен. Я иду. Я…
        Крис Делл влепил тяжелую затрещину. Голова загудела, перед глазами поплыли фиолетовые круги.
        - Очнись, - Делл оттолкнул меня от входа на камбуз. - Уйди.
        Уфф. Вовремя он вышиб гибельную дурь.
        А Делл вдруг шагнул к Рейнборо и приманенной им крысе. У меня екнуло сердце. Что-то не так?
        Не так! Знобко дрожащий сгусток тьмы прыгнул пилоту на пальцы. Рейнборо вскрикнул, отдергивая руку; Делл саданул его ногой под ребра. Рейнборо опрокинулся на бок, перекатился, не очень ловко вскочил. Враг дернулся следом, выпрыгнул в коридор. Заест Рея! Второй помощник преградил путь.
        - Стой, сволочь, - прошипел он с той же ненавистью, какой Хэндс удерживал на месте свою крысу.
        Враг нанес ответный удар - я отшатнулся перед волной жестокого обвинения. Делл остался на месте, прикрывая пилота. Рейнборо стоял, схватившись за бок; ему было не до чувства вины. Разъяренный враг поутих, его незримая хватка ослабла. Слава богу.
        Я шагнул назад, чтобы глянуть, как дела на камбузе. Мэй-дэй! Крыса Мелвина совсем ушла и теперь плясала перед Хэндсом на рассыпанном сахаре рядом с первой. Они слаженно скакали, пытаясь сунуться мимо пилота, но раз за разом откатывались назад. Тварь, которую оттягивал на себя мистер Эрроу, колебалась в раздумье. Мистер Эрроу и Мелвин вдвоем пытались ее удержать. Она дергалась, фиолетовыми вспышками испрашивая совета у остальных. И наконец тоже двинулась на сахар, ближе к Сильверу.
        Вскочившие Мелвин и мистер Эрроу метнулись вдоль стола к Хэндсу. Стали стеной, прикрывая бывшего навигатора. Три космолетчика против трех RF-крыс. Три человека против сгустков потусторонней тьмы.
        - Не надо, ребята, - хрипло проговорил Сильвер. - Это моя вина.
        Отлепившись от стеллажа с печами, он сделал шаг вперед. Тонко взвыл поюн и потянулся вслед за хозяином. Крыса, которую удерживал Делл, утратила интерес к нему и Рейнборо, скакнула через порог и запрыгала к бывшему навигатору.
        Три крысы прервали свою пляску на сахаре и порскнули под ноги мистеру Эрроу и пилотам. Ничуть не стесняясь, ничего не боясь.
        Хэндс шатнулся назад, спиной толкнув Сильвера:
        - Стой. Убью!
        - Убей, - хрипло вымолвил тот.
        Крысы прыгнули: две достигли колен бывшего навигатора, одна взвилась на бедро. Сильвер взмахнул руками, надеясь стряхнуть их с себя. Хэндс ударил в солнечное сплетение - рассчитанный, четкий удар. Сильвер рухнул ему на руки.
        По ушам резанул громкий свист - заложив пальцы в рот, свистел Крис Делл. Длинный, пронзительный свист очень чистого тона. Инструкция в моей каюте категорически это запрещала, но второй помощник свистел и свистел - и от этого звука «Испаньола» взбесилась. Отраженный, вчетверо усиленный и искаженный свист обрушился на нас со всех сторон, оглушая и парализуя, пронзая голову и сердце, раздирая тело в клочья, размазывая по стенам, убивая, убивая, убивая…
        Я очнулся на палубе. То есть, я не был уверен, что это палуба: после такого ужаса мог бы и к стене прилепиться. Перед глазами было мутное свечение студенистой плоти корабля. Меня тихонько встряхнули:
        - Джим? Ты как?
        Я попытался расплестись из того узла, в который завязался. Самому не удалось; помогли чужие руки. Оказалось - Крис Делл.
        - Встать можешь?
        Я хотел сказать, что попробую, но только мяукнул.
        - Полежи пока. - Второй помощник перебрался куда-то в сторону. - Рей, жив?
        - Дохл, - отозвался пилот.
        Делл на карачках двинулся через порог на камбуз. Руки подломились, он сунулся лицом вниз. Передохнул и пополз дальше. Я пополз за ним, хотя какой от меня нынче толк?
        Мелвин О'Брайен лежал навзничь, повернув набок лицо с потускневшим золотом частых веснушек. Черная полоска «очков» уехала на лоб, оставшиеся без защиты глаза были зажмурены, на шее подрагивала жилка. Слава богу, жив.
        Крис Делл добрался до неподвижного клубка, который был мистером Эрроу. В густых волосах первого помощника зримо прибавилось седины.
        Делл тронул его за плечо. Покачнулся, распластался рядом.
        - Дэн?
        Мистер Эрроу не отозвался. Второй помощник повернулся на бок, нащупал кнопку связи на воротнике:
        - Да, Алекс. Слушаю. Джим, Рей и Мелвин в порядке, Дэн еще не очнулся. Сейчас проверю.
        Пока он переводил дыхание после разговора с капитаном, я дополз до рассыпанного сахара, где недавно скакали крысы. Их не было и следа; на ровной горке сахара - ни вмятинки.
        Джон Сильвер, Израэль Хэндс и поюн Александр не шевелились. Запрокинутое лицо бывшего навигатора утратило жесткость и казалось странно юным. Хэндс вытянулся поперек приятеля, неловко прихватив его одной рукой. Широкая спина старшего пилота чуть приподымалась от дыхания; на этой спине колыхался раскинувший лапы полумертвый поюн.
        На стеллаже звякнула, отключаясь, печь.
        - Израэль? - вымолвил я, поднимаясь на колени.
        - Здесь.
        Я провел языком по запекшимся губам.
        - Как Джон?
        - Удержал. На самом краю.
        Крис Делл дотянулся до Сильвера, пощупал пульс на шее.
        - Точно жив?
        Хэндс переместил голову, которую ему было не поднять, послушал сердце бывшего навигатора. Обессиленно выдохнул:
        - Бьется.
        - Сам не сдохни, - предупредил второй помощник.
        Я снял с Хэндса поюна. Хватит того, что старший пилот удерживает на краю жизни человека, а зверя и я могу энергией подкормить… если сумею.
        Хэндс так и лежал у Сильвера на груди, словно отдыхая, но на самом деле отдавая последние силы. Делл ухватился за край стола, кое-как встал. Отыскал среди посуды и коробок бутыль с водой, хотел отвинтить крышку, но бутыль выскользнула из рук и брякнулась на палубу, откатилась в угол.
        - Проклятье… - Делл сам чуть не свалился. Нашел початую упаковку с соком, глотнул из нее. Вернулся к мистеру Эрроу. - Дэн?
        Мелвин О'Брайен застонал, поправил уехавшие на лоб «очки». С усилием перевалился на живот, приподнялся на локтях.
        - Эй! Это еще что? - Мгновенно ожив, он рванулся к первому помощнику.
        - Как вы тут? - на камбуз ворвался Том-лисовин.
        Он мог бегать!
        Том кинулся к мистеру Эрроу. Схватил за плечи, попытался распрямить точно судорогой сведенное тело. Не удалось.
        - Крис, что делать?
        - Руку ему на спину… если себя не жалко.
        Лисовин себя не пожалел - рухнул на мистера Эрроу, готовый выплеснуть всю свою жизнь без остатка.
        - Нет, юнга, так нельзя, - Мелвин столкнул его. - Это другим можно, а тебе - одной рукой… Израэль, жив?
        Хэндс не отозвался.
        - Брось поюна и растащи этих, - приказал мне Крис Делл. - Помоги, - попросил он Мелвина.
        Хэндс оказался тяжеленный. Мы вдвоем чуть не надсадились, оттаскивая его от бывшего навигатора. Он был без сознания, Сильвер тоже.
        Сильвер не был мне особенно дорог, а вот старшего пилота я уважал. Поэтому прижал ладонь ему к спине, над сердцем, и постарался передать хоть крупицу жизни.
        - Оставь; сами оклемаются, - раздраженно бросил второй помощник, склонившись над мистером Эрроу и прижимая пальцы ему к вискам. - Том, с тебя хватит. Отойди.
        Лисовин неохотно отодвинулся, затем огляделся, выискивая, где еще может пригодиться его помощь. Нет: на Сильвера с Хэндсом он тратиться не собирался. И мне не позволил - ухватил подмышки и отвалил в сторону, будто мешок с костями. Как у него сил хватает? Я спросил.
        - Я же с капитаном остался. У нас ничего не было - только свет потух на три секунды. Мистер Смоллет побежал к сквайру и доктору Ливси, а я - сюда.
        Том подобрал удравшую от Делла бутыль с водой, отвинтил крышку, плеснул в стакан и протянул мне. Прохладная, вкусная вода, точно из лесного родника. Я пил, наслаждаясь каждым глотком. Хорошо быть живым.
        На глаза попался Александр. Тяжело дыша, встряхивая поникшими ушами, зверь тыкался носом хозяину в шею. Сильвер не приходил в себя. Да еще это странно юное безжизненное лицо… В тревоге, я придвинулся к бывшему навигатору, скорчился, послушал сердце. Едва бьется. Не бьется…
        - Сильвер умирает!
        Делл выпрямился, стоя на коленях над мистером Эрроу. Сквозь темно-рыжую челку, сквозь черные «очки» сверкнули ледяные глаза.
        - Он обречен, - выговорил Делл яростно. - Крысы вернутся, и все начнется сызнова. Мы его не отвоюем. Оставь… если можешь, - закончил он и снова склонился над первым помощником.
        Мелвин О'Брайен держал обе ладони у мистера Эрроу на спине. Его золотые веснушки стали серыми. Сам чуть жив, отдает последнее.
        - Помоги мне, - сказал я Тому.
        Лисовин попятился, заводя руки за спину. Дескать, он в жизни к Сильверу не прикоснется.
        - Том, я тебя прошу.
        - Не буду. Один убийца, другой… еще хуже.
        - Юнга лисовин, - на камбуз ввалился Питер Рейнборо. Хоть он и отлеживался в коридоре уже давно, на ногах стоял плохо. - Свое мнение выскажешь крысам. А сейчас тебя просят помочь. Выполняй, идиот!
        Том бросился выполнять. Только сделай что-нибудь не то - проклятые крысы тут же найдут, к чему прицепиться.
        Мы оба слышали от второго помощника, что после «Илайна» Сильвер уже не настоящий risky fellow. Поэтому к чертям RF-колдовство и непонятный обмен энергией - сойдет и обычный массаж сердца вместе с искусственным дыханием. Делать искусственное дыхание досталось мне. Лисовина бы просто стошнило; зато у него хватало сил на массаж. Он честно работал, скрещенными ладонями нажимая Сильверу на грудь, и шепотом считал:
        - Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Раз, два, три, четыре, пять, шесть.
        На счет «шесть» я вдувал воздух Сильверу в рот. Та еще забава. И голова кружилась, будь она неладна.
        И лезли разные мысли. О том, что мне надо держаться от бывшего навигатора подальше. Что Хэндс, возможно, и впрямь собирался меня убить и я напрасно не верю Тому. Еще я думал, что Хэндс меня не убьет, поскольку мы не долетим до цели, а достанемся Чистильщикам. Что у пятерых «самозванцев» нет того внутреннего запрета, который мешает остальным говорить о хозяевах крыс. Что я намеревался много о чем расспросить Сильвера - и провалялся в каюте, как последний кретин, а теперь уже, может быть, поздно.
        - Раз, два, три, четыре, пять, шесть… - считал Том.
        На пять счетов - вдох, на шестой - выдох. Голова кружится; не свалиться бы в обмороке. Вдох. Надо выдержать. Выдох. Ну оживай же, ты! Вдох. Дыши сам наконец. Выдох. Никаких сил уже нет. Вдох. Не могу больше… Выдох. Отлично. Снова: вдох… выдох. И опять: вдох…
        - Хватит. - Меня оттащил капитан Смоллет. - Получит «сыворотку жизни» и очнется.
        «Сыворотка жизни»? Вот кстати. Я прижался щекой к палубе и прикрыл глаза. Палуба подо мной качалась, щеку кололи крупинки сахара. До чего здорово быть живым…
        Замечательная штука, эта самая сыворотка. Огнем пробежала по телу и мигом подняла на ноги. Я готов был идти к нижним контурам, однако мистер Смоллет сказал, что сыворотка - кратковременный стимулятор и вскоре мне снова поплохеет. Он велел всем отправляться по каютам и отдыхать, а сам ушел в рубку сменить Берта и Нормана, которые так же едва не загнулись, как мы на камбузе. Перед этим капитан вкатил Хэндсу лишнюю инъекцию и забрал его с собой под предлогом, что даже самому опытному пилот-навигатору нужен напарник.
        Отдыхать я устроился в кают-компании. Диваны были для меня коротковаты, зато «Испаньола» пела тише, чем в каюте. Томные вздохи и стоны меньше ввинчивались в башку, и я легко выбросил из нее все лишнее, сосредоточился на Сильвере.
        Крис Делл прав: крысы вернутся, и бывшего навигатора мы не отвоюем. Надо было оставить его умирать. По крайней мере, экипажу хлопот меньше. Делл прогнал крыс свистом, но второй раз такой фокус не пройдет - люди не переживут… Это я сейчас так рассуждаю, а умри Сильвер у меня на глазах, я бы себе не простил. Любезные крысы, добро пожаловать к Джиму Хокинсу. Нет уж.
        Сильвера предупреждали. Сильвера гнали. Он настоял на своем. Теперь мучается бог весть от чего, не желая ни с кем поделиться. Уж Хэндсу-то почему не довериться?
        Старший пилот может сколько угодно кривиться от отвращения, но Сильвера не предаст. Что им движет, хотелось бы знать. Долг? Любовь к Юне-Вэл? Что бы там ни было у Сильвера с женой, возможно, он ей все-таки дорог, и Хэндс оберегает приятеля ради нее? Ну и чушь лезет в голову. Положим, влюбилась бы в меня Шейла, а я бы втрескался в нее. Стал бы я беречь отвергнутого лисовина? Поразмыслив, я признал, что на борту «Испаньолы» трясся бы над ним, да еще как. Вот и Хэндс трясется.
        Повозившись, я устроил лицо в черном тумане, которым был окутан диван. Самое время вздремнуть.
        На затылок легла чья-то рука. Доктор Ливси? Несколько мгновений я тихо радовался.
        - Джим, здесь нельзя спать.
        Сильвер. Мэй-дэй!
        - Почему нельзя?
        Я сел, морщась и моргая. Как полежишь в темноте, свет начинает резать глаза даже сквозь «очки».
        - Там, где ты спишь, RF-корабль дотягивается до сознания и подсознания. Вбивает в голову дурные мысли, заставляет влюбляться в кого ни попадя… кто первый завалится к тебе в гости. - Бывший навигатор усмехнулся углами рта. - А кают-компания - место общественное и безопасное. Ты ведь не хочешь превратить ее в свою личную каюту?
        Этого я не хотел. И мне не понравилось, что Сильвер уселся на мой диван. Добро бы кто другой - но Сильвер! Постеснявшись его прогонять, я слез с дивана и перебрался в кресло. Я бы и вовсе ушел, но он попросил:
        - Не уходи. - И добавил, помявшись: - Мне больше не с кем поговорить.
        Дожили. Два с лишним десятка человек на борту - а он не найдет, с кем словом перемолвиться.
        В том-то и беда, что он до сих пор не нашел, кому довериться.
        Я огляделся, высматривая поюна. Не видать: Сильвер позаботился о том, чтобы болтливый зверь не разнес его тайны по всем палубам.
        - Я вас слушаю.
        Скверно это прозвучало. Фальшиво. Зря только рот раскрывал. Сильвер как-то незаметно поджался, затем поставил локти на колени, сцепил пальцы в замок и опустил голову.
        - Да мне, в сущности, и сказать нечего. Разве что поблагодарить… Спасибо.
        С такой горечью он это вымолвил - мне аж холодно стало.
        - Джон, я что-то неправильно сделал?
        - Конечно. Правильно поступил Крис: он прогнал тварей и должен был убить меня. Снять проблему, не оставив мне времени колебаться и решать самому. Понимаешь? Он взял решение на себя, и оно было верным. А меня угораздило выжить.
        Мэй-дэй… Второй помощник свистел, чтобы взбешенная «Испаньола» добила бесчувственного Сильвера и он не достался бы Чистильщикам.
        - Я по-другому не мог, - пробормотал я растерянно.
        - Только не извиняйся, что спас. - Бывший навигатор невесело усмехнулся. - Мы все делаем глупости из лучших побуждений. Я тоже.
        - А что сделали вы? - спросил я, надеясь отвлечь Сильвера от мыслей о крысах и Чистильщиках.
        Он хорошенько подумал, прежде чем ответить.
        - Я сорвался с места и сорвал людей. Добился, что нас взяли на «Испаньолу».
        - Зачем?
        - У меня была простая цель: пока летим, убедить сквайра, что нельзя везти Птиц на Энглеланд. Но видишь, как получилось… Александр высказался насчет влюбленной пары, а другой Александр, который поюн, принялся орать гадости про Юну-Вэл. Стал бы мистер Трелони после этого меня слушать?
        - Не вижу связи.
        Сильвер коротко засмеялся.
        - Почтенный сквайр вообще не склонен прислушиваться к чужому мнению. Тем более к мнению такой сволочи, как я.
        - Можно разговаривать с доктором Ливси.
        - Он уже назвал меня лжецом.
        Было такое - когда мы готовились к старту со Станции.
        - Вы обиделись?
        Сильвер поглядел исподлобья, сквозь черную полоску «очков». Проклятые «очки» меняют выражение лица, из-за них ничего не разберешь. Кажется, что бывший навигатор обозлился, а на деле…
        - Джим, - мягко проговорил он, - доктор Ливси не станет слушать того, кому не верит. Мне он не верит.
        Я тоже заподозрил, что Сильвер брешет - уж больно тщательно продумывал он свои слова. Не из-за одних только Птиц бывший навигатор явился на «Испаньолу».
        Он покусал губу.
        - Ну, а ты - хотя бы ты готов послушать о Птицах?
        - Я давно собирался расспросить.
        - Почему этого не сделал?
        Я смолчал. Не объяснять же, что отлеживал бока в каюте и страдал по Лайне.
        - Джим! Почему ты не пришел еще вчера - или позавчера - и не задал сотню вопросов? Ты же егерь. Хранитель Птиц. Тех, которых на Энглеланде больше нет. Почему ты не пришел?
        - Ну… я и об RF хотел поспрашивать. И тоже не собрался.
        - Почему?! - рявкнул Сильвер.
        Не люблю, когда на меня кричат. Я уже открыл рот, чтобы огрызнуться, но передумал. И впрямь: отчего ноги не донесли меня до камбуза, где можно было спокойно побеседовать за чашкой отличного коффи?
        - Объяснить? - с нажимом спросил бывший навигатор. - Слушай. RF-корабль легко распознает врагов. Враг номер раз - это я, и меня уничтожат первым. Поймав на чувство вины. Враг номер два - лисовин. Пронырливый, хитрый и сообразительный. Его поймали на влюбленность, и он сходит с ума по своей девочке. Третий враг - ты; тебя тоже поймали на влюбленность. Не знаю, на что поймали доктора Ливси… но у вас у всех отшибли желание работать головой. Это понятно?
        - Да, сэр.
        Похоже, он был прав: неспроста же я двое суток валял дурака и попусту изводился в каюте.
        - Джим, слушай внимательно, - продолжал Сильвер. - Нечто подобное происходит и на твоем Энглеланде. Это стоячее болото, где живут скучные недалекие люди. Нудные обыватели, которым ничего в этой жизни не надо. Закрылись от остального мира и счастливы в своей дыре. Изоляционисты, - выговорил он с презрением. - Выхода в галактическую информсеть и то не найдешь. Лучшие развлечения - в Веселом районе единственного города. Главные мысли - как набить брюхо. Вершина духовного развития - желание стать Осененным. В один миг сделаться мудрым и уважаемым, получив в перьях с неба массу добродетелей.
        - Это плохо? - перебил я.
        - Мудрость с неба - отвратительно. Когда люди хотят не собственным умом дойти, не трудом душевным, а получить все на блюдечке. Бац пером по башке - и капля мудрости внедрилась. Еще бац - вторая прибавилась. Здорово.
        Я невольно улыбнулся.
        - Смешного мало, - заявил бывший навигатор. - Подумай сам. Доктор Ливси, глава целой клиники - ему же в голову не пришло положить такого Осененного на обследование и посмотреть, что происходит после контакта с перьями. Какие зоны в мозгу заторможены? Почему человек не склонен к творчеству? Почему он глуп и зануден? Да еще эта тупая вера в сказки: Птицы нас делают счастливыми, Птицы лечат от болезней…
        - Сказки, - согласился я. - Но ведь не зря говорят, что после Осенения люди становятся немножко сенсами.
        - Сенсами? Где ты их видел?
        - Перед вами сижу.
        - Неужто? Твоя хваленая интуиция - где она? Трижды Осененный хватает в лесу бешеную Птицу и тащит с собой. Она излучает - аж карты светятся, как после ядерного взрыва. Представить страшно, что она могла с тобой сделать.
        - Карты и у мистера Смоллета в руках светились, - напомнил я, размышляя. - Птицы и risky fellows - нечто родственное?
        - Не приведи господь. Коли у вас на Энглеланде с неба сыплется RF… - Бывший навигатор примолк, ненадолго задумался. - Или я смешиваю разные вещи? Птицы и экстрасенсорные способности - сами по себе, а ваша энглеландская тупость - сама по себе? Провинциальная жизнь, сытая вялость… Джим, ты правда сенс? Что ты умеешь?
        Я не устоял перед желанием его уесть.
        - Во-первых, могу вызывать галлюцинации. Во-вторых, распознаю чужую ложь, как мистер Смоллет.
        Сильвер неловко поерзал.
        - Вы мне солгали, - объявил я. - Вы здесь не только ради Птиц.
        Он дернулся, словно я ляпнул нечто убийственное, затем вымученно улыбнулся:
        - Ты крайне проницателен. Еще что-нибудь?
        - Джон, - признался я честно, - я не встречал на Энглеланде ни единого сенса. Но и слухи не на пустом месте родились. Когда я в первый раз стал Осененным и собирал перья, я их ощущал, как… ну… генератор эмоций, что ли. Страх смерти, боль умирающих птенцов и отчаяние взрослых Птиц. Я хорошо это помню. И я не придумал - я почувствовал.
        Бывший навигатор заинтересованно подался ко мне.
        - А другие что чувствуют?
        - Не знаю. Лайна не Осененная, а ее подружек теребить глупо. Наврут с три короба - и все дела.
        Сильвер задумчиво покусал согнутый палец.
        - Галлюцинации, да. И лисовин чуть не убил мистера Эрроу… Тоже экстрасенс, назовем его так. Но почему только вы двое? А слухи про сенсов упорно живут. Значит, в них что-то есть?
        - Конечно. Я же говорил: в день, когда становишься Осененным…
        - Стоп, - Сильвер подскочил. - Через Осенение проходят все. Допустим, это дает всплеск экстрасенсорных способностей. А что потом?
        - Способности засыпают, - предположил я. - И пробуждаются только рядом с risky fellows. Пока вас не было, нас с Томом в сенсы никто не зачислял.
        - Все зло в RF, - пробормотал бывший навигатор с таким видом, словно сам в это верил. - Нет, - помотал он головой. - Не может быть, что в одних risky fellows дело. Чем вы с лисовином отличаетесь от прочих энглеландцев?
        Я добросовестно пытался что-нибудь придумать. Сильвер терпеливо ждал. Наконец я выдал единственное, что пришло на ум:
        - На Энглеланде бережно хранят перья, которыми осенялись. А я не держу ни одного. Из-за этих перьев погиб мой отец. И Том не хранит, потому что свою домашнюю Птицу сгубил. По собственной дури.
        Бывший навигатор принял это всерьез.
        - Да, я видел: на перья народ чуть не молится. Может, долго хранимые перья сами же все и гасят? И экстрасенсорику, и тягу к творчеству, и обычный ум? Хоть бы этих Птиц кто изучил! Ну отчего даже мысли такой не возникло? Как по-твоему?
        - По-моему, RF-крыс тоже никто не изучает… - Я осекся. К Сильверу вот-вот пожалуют новые крысы, а мы рассуждаем бог весть о чем. - Джон, я могу для вас что-нибудь сделать?
        - Подумай обо всем хорошенько. Птицы…
        - К черту Птиц. Вы говорили, мы с вами можем командовать «Испаньолой». Можем?
        - Один миг.
        - Можем создать иллюзию, что вы ни в чем не виноваты?
        - Нет.
        - Почему?
        Сильвер поднялся с дивана, прошелся по кают-компании, потрогал зеленый светильник на столике, где не так давно бегал кругами поюн, приговаривая: «Александр хороший. Умница Александр».
        - Александр хороший. Умница Александр, - с печальной усмешкой пробормотал бывший навигатор. - Джим, вина бывает разная. Корабль может прицепиться к ерунде и раздуть ее непомерно; он создает иллюзию виновности. Есть способы самовнушения и есть первый помощник, который работает с людьми и помогает избавляться от таких иллюзий. Мистер Эрроу неплохо справляется… Но если виноват по-настоящему - деваться некуда. Этот коготь цепляет и держит крепко.
        Мэй-дэй! В чем таком он может быть виновен? Убил ребенка? Истязал жену?
        - Не предавай тех, кто тебя любит, - тихо сказал Сильвер. - За это расплачиваются жизнью. Иногда.
        Глава 5
        - Спокойно. Всем оставаться на своих местах, - объявил бывший навигатор, заводя в салон тележку на антигравах.
        На ее блестящих полочках стояла еда - не обед и не ужин, а легкий перекус вне расписания. После свиста взбешенной «Испаньолы» есть не хотелось, но капитан Смоллет приказал всем подкрепиться. Сам капитан уже возвратился из рубки, отослав к Хэндсу навигатора Эйба с едой. С нами не было Криса Делла: второй помощник перекусил раньше и отправился нести вахту вместо рядового техника.
        - Спокойно, - повторил Сильвер, приближаясь с тележкой к столу.
        Следом за ним явились крысы. Череда дрожащих черных комочков с подмигивающими фиолетовыми венцами вынырнула из-под неплотно прилегающей шторки и чинно вошла в салон. Без суеты, по-деловому они собрались в кольцо вокруг бывшего навигатора.
        Рейнборо, Мерри и Андерсон вскочили.
        - Сидеть! - прикрикнул на них мистер Смоллет. - Оставьте крыс в покое; Джону вы не поможете.
        Пилот и оба техника сели на место. Сильвер двинулся с тележкой вдоль стола, переставляя на него тарелки. Крысы продвигались вместе с ним, не выпуская из кольца.
        Сквайр Трелони откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул. Он был бледен, щеки обвисли; свист Криса Делла дорого ему обошелся. Доктор Ливси выглядел получше. Его руки сжимались в кулаки, когда он рассматривал Сильверов эскорт. Планет-стрелок Том Грей, подрастерявший свой девичий румянец, зло оскалился, пилот Мелвин О'Брайен одним и тем же механическим движением растирал подбородок. Вид у него был задумчивый, словно Мелвин прикидывал, сколько крыс он способен затоптать разом. Рекламный красавец Джоб Андерсон свирепо грыз костяшки пальцев, Дик Мерри запустил пятерню в свою сиреневую шевелюру и дергал ее, будто желая вырвать изрядный клок волос. Бывший старший пилот Питер Рейнборо сосредоточенно водил пальцем по столу, рисовал странные иероглифы, сумасшедший навигатор Тон-Тон покачивал головой, вытянув губы трубочкой, и беззвучно свистел. С черными полосками «очков» на лицах наша команда походила на пиратов - сильно расстроенных и разозленных.
        Сильвер обслужил половину длинного стола и добрался до торца, где были места капитана и его помощников. Мистер Эрроу придержал бывшего навигатора за рукав. Сильвер остановился, тележка поплыла дальше. Ее удержал капитан.
        - Джон, сообщите экипажу, что вы решили, - глуховато сказал первый помощник.
        - Я не буду бороться с крысами и дождусь Чистильщиков. Пусть подавятся.
        За столом молчали. А казалось - болезненно вскрикнули. Сильвер огляделся и пояснил:
        - В кому не уйти - я же не RF… После «Илайна» - уже не RF.
        - Дэниэл, - встрепенулся доктор Ливси, - раз Джон - не RF, ему можно колоть простое снотворное?
        - Нет, сэр, - отозвался Сильвер, опередив мистера Эрроу. - На RF-корабле нельзя много спать.
        - А половинную дозу? - не отступал доктор.
        - В полусне, в бреду - оно будет еще хуже.
        - Александр, - обратился доктор Ливси к капитану. - Что можно сделать?
        - Ничего, сэр, - повел плечами бывший навигатор. Он изо всех сил держался - однако ему было очень, очень плохо. Лицо измученное, уголок рта нервно подергивается.
        - Джон, расставьте тарелки и присядьте, пожалуйста, - сказал мистер Смоллет. Молодое лицо стало строгим и отрешенным, как будто в мыслях он был не здесь, не с экипажем.
        Бывший навигатор обошел с тележкой весь стол; нам с Томом досталось по две порции десерта. Обычно от десерта нас за уши не оттащишь. Но как есть сейчас, когда кусок в горло не лезет?
        Сильвер отогнал тележку к выходу и вернулся, осторожно ступая, чтобы не раздавить зазевавшуюся крысу. Черные сгустки перемещались вокруг него, то сжимая кольцо, то разбегаясь. Фиолетовые венцы мирно помаргивали, крысы были настроены дружелюбно и не разыгрывали из себя жестоких обвинителей. Сильвер тяжело опустился на свое место, рядом с незанятым креслом Израэля Хэндса. Дик Мерри подобрал ноги, чтобы ненароком не коснуться крысы, подвинул Сильверу чашку и налил дымящегося коффи, щедро сыпанул сахару:
        - Глотни.
        Бывший навигатор взял чашку обеими руками, поднес к губам. Обжегся, дернулся, облил кипятком пальцы.
        - Да что ж это такое? - спросил он с беспомощным удивлением, от которого у меня душа перевернулась.
        У лисовина задрожали биопластовые усы.
        Решено: если крысы откроют охоту на меня, я не буду выходить с ними в свет и рвать людям сердце.
        - Джон, я вас не отдам, - сказал капитан Смоллет.
        Команда перестала дышать. В настороженной, ломкой тишине чуть слышно застонал корабль.
        Усталое лицо капитана дрогнуло в легкой усмешке.
        - Я разговаривал с Израэлем, - сообщил он, сцепляя длинные узкие пальцы. - Он врал безбожно - все больше про вашу жену… Лично вы у меня вот где, - мистер Смоллет провел рукой по горлу, где был узлом завязан черный шарф, - но мне жаль Юну-Вэл. К тому же за все время, что я летаю капитаном, с борта моего корабля никого не забрали. Этот рейс первым не будет.
        - Он будет последним, сэр, - хрипло отозвался бывший навигатор, - если вы…
        - Помолчите, - оборвал капитан. - Во что вылились ваши затеи, мы видим. Теперь посмотрим, к чему приведут мои.
        - Что ты задумал? - тревожно спросил мистер Эрроу.
        - Буду просить помощи.
        - У них?
        - У них самых.
        - Ты спятил, - убежденно сказал первый помощник.
        - Ты себя погубишь, - в один голос с ним заявил Рейнборо.
        - Кто пререкается, отправится на камбуз, - посулил капитан. - А Джон Сильвер станет выполнять обязанности первого помощника. Он смыслит в RF-медицине и мастер морочить людей. Джон, я преклоняюсь. Настолько задурить Хэндсу голову, чтобы он с таким пылом вас защищал…
        - Алекс, не смешно! - взорвался мистер Эрроу.
        - Грустно, - согласился капитан. - Дэн, я с первого взгляда понял, что Сильвера нельзя брать на борт. Я уже отказал ему - а потом все-таки уступил. Потому что проклятый поюн болтал голосом Юны-Вэл, и… Черт! Моя вина - мне и договариваться с… Чистильщиками. - Он назвал их, сделав над собой усилие.
        - У них в жизни никто помощи не просил, - угрюмо заметил пилот Берт. Его квадратное грубоватое лицо тяжелело, как будто под кожей приливала кровь и отвердевала в камень.
        - Почем ты знаешь? - возразил мистер Смоллет.
        - Я о таком не слыхал.
        - RF засекречен по самые уши, вот ты и не слыхал. Отобьемся.
        - Зачем они тебе прежде времени? - хладнокровно поинтересовался навигатор Мэй; у меня в который раз возникло ощущение, что Мэй - профессиональный космодесантник, и спокойствие ему придает укрытый от посторонних глаз штурмовой «стивенсон». Оружия у навигатора не было, я это знал, однако оно явственно ощущалось.
        - Чис… - мистер Смоллет запнулся, но через силу договорил: - Чистильщики приходят, когда человек уже полностью сломлен. Я считаю нужным вызвать их, пока Джон еще держится. Надо выбить их из колеи, поломать обычную схему. Тогда можно на что-то надеяться.
        - Дорогой капитан, - вступил в разговор сильно встревоженный сквайр, - насколько я понимаю, вы готовитесь подставить себя под удар, и мы можем вас лишиться? Из-за вины другого человека?
        - Мистер Трелони, - Капитан Смоллет заледенел; точь-в-точь Крис Делл, взбешенный айсберг. - Вам уже говорили: Джон Сильвер - ваш человек…
        - Ошибаетесь, - вмешался бывший навигатор. Биопласт на лице стал серым, но из-за «очков» блеснули зеленым упрямые глаза. - Это мистер Трелони - мой человек. Извините, сэр, - обернулся он к сквайру, - но вы же не по своей воле требовали, чтоб Александр включил нас в команду. Погоняли его и грозили порвать контракт. Вы же понимаете, что по вам прошлись гипноизлучателем?
        - Понимаю, - ошарашенно вымолвил мистер Трелони. - Каким еще измельчителем?
        Ну и дела. Даже мы с лисовином ни с кем не поделились своими догадками, а Сильвер открыто признается.
        - Не нарывайся, - сквозь зубы посоветовал ему Дик Мерри.
        Сильвер резко выпрямился.
        - Александр, я не позволю. Вы не имеете права собой рисковать.
        Властные, чеканные фразы как будто задержались в воздухе и несколько лишних мгновений звенели над столом.
        Мистер Смоллет откинулся на спинку кресла и с минуту созерцал бывшего навигатора. Ни дать ни взять капитан космических пиратов, прикидывающий, какой выкуп можно получить за пленника. Под этим взглядом Сильвер потупился, плечи опустились.
        - Других соображений нет? - холодно осведомился мистер Смоллет. - Джон, поскольку вы не справляетесь, о вас позабочусь я. Господа, всем приятного аппетита. - Взяв вилку, он принялся за еду.
        За ним принялись и остальные. Невероятно вкусно. Я моментально смел все, включая две порции десерта. Мистер Смоллет обещал: «Отобьемся». Вот и отлично.
        Однако Сильвер духом не воспрянул. Сидел понуро, цедил коффи. Что-то он мне толковал насчет недалеких энглеландцев. Я - энглеландец; может, я и дурак заодно? Зря радуюсь?
        - Джон, скажите еще раз, - вдруг приказал мистер Смоллет, отставляя тарелку.
        - Что? - Бывший навигатор не шелохнулся, не поднял головы.
        - «Александр, я не позволю».
        - Простите, сэр. - Сильвер поставил чашку. - Я допустил бестактность.
        - К черту извинения; повторите свои слова.
        Сильвер чего-то испугался - да так, что сквозь биопласт выступила испарина. Он подался назад, вжимаясь в спинку кресла.
        - Алекс, дай лучемет, - рыкнул мистер Эрроу, вставая. - Я его убью. Здесь и сейчас.
        Во внезапном бешенстве, первый помощник двинулся к бывшему навигатору. Вскочивший Рейнборо заступил ему путь:
        - Дэн, опомнись. Ты что?
        - Убью!
        Повскакали с мест «самозванцы» - Андерсон, Мерри и Грей, один Сильвер остался сидеть.
        - Дэн, стой, - велел капитан.
        Первый помощник будто не слышал. Он отодвинул с дороги Рейнборо, оттолкнул планет-стрелка и остановился над Сильвером, схватился за спинку его кресла, так что побелели костяшки пальцев.
        - Ты, сволочь. Ты какой задницей думаешь?
        - Собственной, сэр.
        Мистер Эрроу рванул на себя кресло; Сильвер выскочил из-за стола и попятился.
        Капитан Смоллет встал:
        - Дэн, прекрати.
        Тот влепил Сильверу оплеуху:
        - Идиот. - Вторая оплеуха. - Кретин. - Третья…
        - Дэн! - рявкнул капитан, а Рейнборо схватил мистера Эрроу за локти, чтобы удержать от дальнейшей расправы.
        - Осторожно, крысы! - крикнул Дик Мерри.
        Крыс чуть не затоптали. Они жались к ногам бывшего навигатора, точно искали защиты; фиолетовые венцы быстро и тревожно мигали. Один черный комок пытался заползти на ботинок, но не умел закрепиться и скатывался вниз.
        Джоб Андерсон толкнул Сильвера к стене и встал перед ним, заслоняя от первого помощника. У мистера Эрроу дергались губы, и это было хуже, чем если бы он крыл Сильвера на чем свет стоит. Капитан Смоллет стремительно подошел.
        - Дэн, в чем дело?
        Мистер Эрроу пропустил вопрос мимо ушей.
        - Убирайся, - велел он Сильверу. - Живо.
        Бывший навигатор отступил вдоль стены. Андерсон шагнул следом, не выпуская из-под прикрытия. На его рекламной физиономии читались недоумение и упрек.
        - Мистер Эрроу, - начал он, - Джон ничего такого не…
        - Сильвер! - гаркнул первый помощник. - Ноги отсохли?
        Сильвер глянул под ноги, на жмущихся к нему крыс, и осторожно сделал новый шаг.
        - А ну пошел!
        Бывший навигатор прыгнул. Сильный толчок - и он взмыл в воздух, приземлился далеко от Андерсона и растерявшихся, замерших на месте крыс. Их фиолетовые венцы вяло помаргивали.
        - Вон отсюда! - прогремел мистер Эрроу.
        Сильвер метнулся к выходу, ударился в шторку, чуть не сорвал ее. Обернулся.
        - Александр, я не позволю, - повторил-таки он слова, которых требовал капитан. Ни следа прежней властности и напора. - Мистер Эрроу, простите. - Бывший навигатор исчез за шторкой.
        Крысы остались в салоне. Их венцы медленно потухли, а сами черные сгустки съежились и растаяли.
        - Дэн? - мистер Смоллет обернулся к первому помощнику.
        - Погоди звать Чистильщиков, - сипловатым, сорванным голосом ответил тот. - Еще поборемся.
        - Уговорил. - Капитан улыбнулся своей обаятельной молодой улыбкой. - Но ты объяснишь, что с ним такое?
        - На Энглеланде. Не раньше. Алекс, я… я еще больший идиот, чем Сильвер, - удрученно признался мистер Эрроу. - С твоего разрешения, я пойду.
        - Иди. - Мистер Смоллет скользнул ладонью по его руке - то ли напутствовал, то ли благодарил. - Мне нравится это его «не позволю».
        Первый помощник вышел из салона.
        - Капитан Смоллет, - начал разгневанный сквайр, - что за безобразная сцена? Брань, рукоприкладство. Мы цивилизованные люди или нет?
        - Мы пленники RF, - ответил мистер Смоллет. - И мы сражаемся, как умеем.
        У меня похолодело сердце. Наш капитан что-то преодолел в себе, начал называть вещи своими именами - а RF-корабль с легкостью распознает врагов. Пожалуй, врагом номер раз отныне будет мистер Смоллет.
        - Сэр, - заговорил я, - вы разрешите мне отправиться на нижние контуры?
        Команда встрепенулась, все головы обернулись в мою сторону. Почему так мрачно смотрят? Хотя это кажется из-за «очков».
        - На контуры сейчас нельзя, - сказал навигатор Мэй.
        - Именно сейчас и нужно, - без выражения отозвался сумасшедший Тон-Тон. - Их двое: Сильвер и Крис.
        - Сказано: нельзя.
        - Сильвер и Крис, - повторил Тон-Тон.
        - Александр, о чем речь? - доктор Ливси встал из-за стола. - Что хочет сделать Джим?
        - У нас уровень напряжения зашкаливает за «четверку», - объяснил мистер Смоллет. - Это намного больше допустимого… больше, чем мы можем выдержать. Человек на нижних контурах может слегка понизить уровень, дать экипажу передышку для восстановления сил. Но для него самого это очень тяжело.
        - Тогда почему Джим? - резко спросил доктор. - На борту есть взрослые люди.
        - У меня всего двое, кого я могу просить: Джим и вы. Любого из RF нижние контуры убьют.
        Доктор Ливси повернулся к охранникам мистера Трелони. Парни сидели с таким видом, словно их тут нет.
        - Эти не годятся, - сообщил мистер Смоллет. - И вообще после встряски, что мы получили, идти на контуры слишком опасно. Надо подождать.
        - Мы потеряем Криса, - своим безжизненным голосом произнес навигатор Тон-Тон.
        - Значит, мы его потеряем, - отрезал капитан.
        - Почему? - спросил Том-лисовин. - Разве он виноват?
        Космолетчики как-то неуловимо отвели глаза. За «очками» глаз не было видно, однако чувствовалось, что на нас с Томом не смотрят.
        Лисовину ответил Рейнборо. Он единственный, не считая «самозванцев», готов был что-то объяснять:
        - RF-корабль не переносит громкие звуки высокого тона. Здесь нельзя пустить по громкой связи музыку или женское пение. А свист для корабля - просто нож острый. «Испаньола» будет мстить Крису. Безжалостно и быстро.
        Получается, врагом номер раз станет наш легко приходящий в ярость ледяной айсберг? Я недолюбливал второго помощника, но это не имело значения.
        - Мистер Смоллет, позвольте мне отправиться на контуры прямо сейчас.
        - Нет.
        - Александр, - доктор Ливси решительно откинул назад свои черные волосы, - от этих контуров будет реальный прок?
        Капитан нехотя кивнул.
        - Тогда идемте. Я врач… и я готов рисковать.
        Снаружи донесся смех. Сильвер - обруганный и побитый - весело смеялся чему-то вместе с первым помощником. Ей-богу, мистер Эрроу способен творить чудеса.
        - Александр, идемте, - потребовал доктор Ливси, направляясь к выходу.
        Капитан не тронулся с места, прислушиваясь к чему-то, вглядываясь в пустую светящуюся стену.
        - Александр?
        - Тише, - Рейнборо вскинул ладони.
        Пилоты и четверо техников напряженно замерли - вслушиваясь? всматриваясь? Во что? Навигаторы явно ничего не понимали; сумасшедший Тон-Тон покачивал головой, беззвучно шевеля губами, как будто пел про себя.
        - Крис Делл, ответьте Израэлю Хэндсу, - прозвучало по громкой связи. И через несколько мгновений: - Мистер Смоллет, Крис не отзывается. А тут опять всякая чертовщина.
        Капитан нажал кнопку связи на воротнике:
        - Израэль, какой уровень?
        - Четыре… уже три и девять.
        Это что - падает уровень напряжения? Крис Делл сам двинулся на пресловутые контуры? Но он же risky fellow, его убьет! Казалось, яростное свечение «Испаньолы» пригасает.
        В салон вошел мистер Эрроу:
        - Алекс, что такое?
        - Это Крис. Ах, будь оно проклято… - вырвалось у капитана со стоном. Затем он встряхнулся: - Дэн - со мной. Остальным быть здесь.
        Мистер Смоллет и второй помощник покинули салон. Мы с Томом ринулись за капитаном, как будто его распоряжение было пустой звук.
        В коридоре ждал Сильвер. Мистер Эрроу взял его с собой. Нас с лисовином не прогнали - похоже, нас даже не заметили, - и мы зашагали вверх по коридору, держась позади космолетчиков.
        Направлялись не к нижним контурам: к ним путь лежал вниз, мимо кают-компании и медотсека. Куда же мы?
        Оказалось, к каютам экипажа. Табличка на стене: КРИС ДЕЛЛ. Обычно жесткие шторки упрямились, не желая открывать вход, но эта легко подалась - отогнулась, как тряпка. Капитан шагнул внутрь, следом нырнули первый помощник и Сильвер. Мы с Томом тоже вошли в надежде, что и от нас может быть прок.
        В каюте было просторно и темно - черные стены, тьма по углам, два тусклых светильника, которые не способны рассеять мрак. Ах да, «очки». Вслед за космолетчиками я отлепил черную сеточку, которую не снимал с момента старта со Станции.
        Плотная зеленая ткань на стенах, глушащая свет «Испаньолы», мохнатый ковер на палубе, кресло с такой же черной шкурой, как я видел у капитана, зеленые светильники, похожие на пучки обледеневших листьев, деревянный шкаф с резными мордами странных зверей, большой портрет, развернутый к стене. На столе рядок безделушек: раковина с шипами, разноцветные кристаллы, каменная фигурка нелепой рыбины, игрушечный черно-белый котун. Возле игрушки два портрета: славная малышка, такая же темно-рыжая, как Крис Делл, и светловолосая женщина с синими глазами. Дочь и жена. Малышка глядела вопрошающе, удивленно округлив губы, миссис Делл улыбалась с нежным лукавством. Рядом белел сложенный листок бумаги с надписью «Тане и Александру». И - пустая ампула со шприцем.
        Второй помощник лежал на постели, заложив руки под голову, так, чтобы удобно было смотреть на жену и дочь. Губы крепко сжаты, длинная челка откинута с повлажневшего лба, в широко открытых глазах - зеленые точки отраженных светильников. Глаза были слепые.
        RF-кома. Тридцать шансов из ста, что дотянешь до конца рейса. В обычном режиме, на втором уровне напряжения - тридцать. А на смертельной «четверке»?
        - Крис… - прошептал капитан Смоллет, наклоняясь над ним, опустил Деллу веки. - Ну что ж ты?.. - Он выпрямился, спросил по громкой связи: - Израэль, сколько?
        - Три и семь, - ответил Хэндс.
        Капитан отошел, пропустив к постели мистера Эрроу. Присев на ее край, первый помощник извлек из-за пазухи портативный диагностер, расстегнул Деллу рубашку и положил прибор ему на грудь, пробежал пальцами по крошечной клавиатуре. На желтом табло высветились цифры и несколько ломаных линий. Рядом склонился бывший навигатор, заслонил от меня диагностер.
        Мы с лисовином вжались в стену у двери. Мы ничего не смыслим в RF, мы лишние рядом с умирающим вторым помощником, с мрачным мистером Эрроу, с кусающим губы Сильвером, с плачущим капитаном… Мистер Смоллет развернул оставленную Деллом записку, и по запавшим щекам сползли две слезы.
        Я перевел взгляд на портрет миссис Делл. Синеокая. Два синих огня под светлыми завитками пушистых волос. И… мне чудится?
        - Она похожа на мистера Смоллета, - шепнул Том. - Одно лицо.
        Миссис Делл - сестра нашего капитана? Пожалуй.
        Мэй-дэй! Ну почему оно все так сложилось?
        Мистер Смоллет убрал записку в нагрудный карман.
        - Дэн, есть шансы?
        Мистер Эрроу снял с груди второго помощника диагностер, застегнул Деллу рубашку и глухо ответил:
        - «Испаньола» его сожрет.
        - Как скоро?
        - Часов через десять.
        - Александр, - с отчаянием заговорил Сильвер, - это все из-за меня. Я… мы можем что-нибудь сделать?
        - Вы - можете. Убраться отсюда и не попадаться мне на глаза никогда.
        Бывший навигатор порывисто шагнул к капитану.
        - Но послушайте. Если мы сами понизим уровень с контуров, «Испаньола» отступится от Криса…
        - Джон! - тихо рявкнул мистер Смоллет. - Крис дал нам десять часов передышки. На третьем или даже втором уровне. Десять часов - ценой своей жизни.
        - Его можно спасти, - упрямо возразил Сильвер. - Если переключить «Испаньолу»…
        - На кого? - перебил капитан. - Кого я пошлю умирать на контурах? Джима? Доктора Ливси? Вас?
        - Меня.
        Сидевший возле Делла первый помощник встал на ноги.
        - Если Алекс пошлет вас на контуры, - заговорил он жестко, - вы умрете. Быстро и бесполезно. На контурах сейчас нужны двое, но если посадить вас и Хэндса, он погибнет… - Мистер Эрроу осекся, наткнувшись взглядом на нас с лисовином. Седеющие брови удивленно вздернулись. Он помолчал и с нажимом добавил: - Доктора я с вами не посажу. И Джима тем более.
        - А что с нами будет? - спросил я.
        - Сажать на контуры двоих - все равно что запирать в одной каюте, - ответил капитан.
        Ох.
        Сильвер вскинул голову. Я вспомнил его настоящую - угловатую, неприятную - физиономию, которую мы с Томом выудили из галактической информсети, когда пытались разузнать о катастрофе на «Илайне». Да будь он хоть каким раскрасавцем - на контуры я с Сильвером не пойду. Ни с кем не пойду.
        В каюте было тихо. Только вздыхал и стонал корабль, добираясь к нам сквозь плотную ткань на стенах и толстый ковер. Сильвер глядел вызывающе и беспощадно, губы кривились в непонятной усмешке. Мистер Смоллет сложил руки на груди и бесстрастно наблюдал за мной и бывшим навигатором. Мистер Эрроу разглядывал ковер. Ничего там не было, на этом ковре - кроме зародившегося у ног Сильвера сгустка черноты с венцом из фиолетовых искр.
        Я молчал, потому что не мог согласиться. Меня ждет Лайна, а я влюблюсь в Сильвера? Превосходно. И как потом с этим жить?
        - Уровень - три и шесть десятых, - доложил по громкой связи Хэндс.
        Уровень напряжения падал. И шло время, секунда за секундой. Один за другим откалывались крошечные кусочки от десяти часов, оставшихся Крису Деллу.
        Как отказаться? Зная, что Делла можно спасти?
        - Нет, - сказал я. Слово оцарапало горло, будто кусок железа. - Если надо умереть на этих контурах - пожалуйста. А так - увольте.
        Сильвер захохотал. Резкий, хриплый хохот, похожий на крик хищной птицы. Мистер Эрроу повернулся к нему, и бывший навигатор заткнулся.
        - Все свободны, - сказал капитан Смоллет. - Идите.
        - Джим, ты смешной человек, - Сильвер не тронулся с места. - Ты примчался в чужую каюту, надеясь помочь. И не вспомнил, что сюда нельзя.
        - Крис в коме, и каюта мертва. Не привяжется, - ответил ему Том.
        Слышал от других или сам сочинил? Да какая мне разница?!
        - Все свободны, - повторил капитан отчетливо, как для глухих.
        Сильвер не унимался:
        - Джим, пойми: нас отправили на смерть, и мы обречены. Но у Криса есть шанс. Если отвлечь от него «Испаньолу», он так и пролежит в коме до конца рейса и возвратится на Станцию. Посмотри на его жену, - Сильвер ткнул пальцем в портрет синеокой Тани. - Ты хочешь, чтобы она дождалась мужа, отца своего ребенка?
        Черный комок на ковре ткнулся Сильверу в ботинок и откатился, будто обжегшись, фиолетовый венец возмущенно сверкнул. Бывший навигатор этого не заметил.
        - Ты оставишь Криса умирать? - гневно бросил он мне. - Да, мы отдохнем десять часов. А потом «Испаньола» снова возьмет нас в оборот и будет убивать одного за другим.
        Я разозлился. Крис Делл имеет право жить. Его жена и дочь заслуживают того, чтобы он к ним вернулся. Но у Сильвера нет права требовать от меня невозможного.
        - Я не пойду с вами на контуры.
        - Да ничего с тобой не случится. Ничего страшного. Мистер Эрроу, вы согласны?
        - Согласен, - безжалостно подтвердил первый помощник. - Ничего не случится. Кроме того, что Джим разлюбит свою невесту.
        - Она об этом не узнает. Чистильщики заждались; скоро мы все с ними свидимся.
        - Джон, не доводите меня, - попросил мистер Смоллет, едва сдерживаясь.
        Бывший навигатор отступил к выходу; закрывающая шторку зеленая ткань колыхнулась, когда он коснулся ее спиной.
        - Александр, вспомните: вы согласились, чтобы Чистильщики отняли у вас любовь к Юне-Вэл и сохранили ей жизнь. Вы тоже платили за чужую жизнь высокую цену.
        - Крис - не Юна-Вэл, - отрубил мистер Смоллет. - А теперь выметайтесь. Все! - Капитан выхватил свой лучемет - маленький, но слишком грозный, чтобы спорить.
        Сильвера как ветром сдуло. Нас с Томом - тоже. Выскочив в коридор, мы втроем замерли у порога, прилаживая на лицо «очки», прислушиваясь к тому, что происходит в каюте. Там долго молчали.
        - Алекс, - наконец раздался голос мистера Эрроу, - этот подлец говорит дело. Я тоже сомневаюсь, что хоть кто-то вернется. Самая реальная возможность - у Криса.
        - По-твоему, я должен приказать Джиму спасать его вдвоем с Сильвером? А потом они будут друг без друга умирать?
        Я не желал умирать от любви к бывшему навигатору. Он усмехнулся, и эта усмешка меня взбесила. Ума не приложу, отчего я его не прибил. Наверное, оттого, что мы втроем неприлично подслушивали.
        - Дэн, что ты про него понял? - требовательно спросил капитан.
        Мы с лисовином уставились на Сильвера. Он бы нас прогнал, конечно. Если б мог.
        В каюте молчали.
        - Что с ним такое? - повторил мистер Смоллет.
        Молчание.
        - Дэн, будь ты проклят! - Терпение мистера Смоллета истощилось. - Говори.
        Помертвевший Сильвер прислонился к стене. Он совсем сдохнет, если первый помощник расскажет, что он понял из слов «Александр, я не позволю». Или из чего-то еще.
        - Уровень - три и пять, - сообщил по громкой связи Хэндс.
        - Алекс, - проговорил мистер Эрроу, - что будет, если ты отправишь на контуры двоих? Ты не простишь себе?
        - При чем тут?..
        - Я не могу о нем рассказать. Из этого выйдут одни неприятности, и я тоже себе не прощу.
        В каюте умолкли. За полторы минуты вязкой, тревожащей тишины бывший навигатор ожил. Смуглому лицу вернулись краски, и он тверже стал на ногах. И, кажется, приготовился указать нам с Томом, что подслушивать некрасиво.
        - Дэн, ты всерьез полагаешь, будто я - еще больший идиот, чем Сильвер? - заговорил мистер Смоллет. - Не могу сопоставить очевидное? Он прошел через Чистильщиков пятнадцать лет наз…
        Капитан захлебнулся словом. Одновременно я расслышал глухой звук удара.
        Я очутился в каюте, когда мистер Смоллет еще только валился на ковер, под ноги мистеру Эрроу. Это я рассмотрел, срывая «очки». И тут же увидел ствол лучемета. Он целил мне в живот, а сжимал малютку первый помощник.
        На миг я замер - прикидывал, как ловчей прыгнуть и вышибить оружие. Никогда в этом не тренировался, и нужно было подумать хоть долю секунды. Узкий аккуратный ствол дрогнул, смещаясь в сторону. Затем мистер Эрроу выронил лучемет и беззвучно осел на палубу, завалился в щель между деревянным шкафом и креслом с наброшенной шкурой. Руки безвольно упали, голова откинулась к стене, согнутые в коленях ноги подвернулись, как будто первый помощник угнездился, готовясь отдыхать. Выстрел из станнера, понял я.
        Глава 6
        - Питер Рейнборо, Дэвид Ливси - в каюту второго помощника! - рявкнула громкая связь. Это кричал ворвавшийся в каюту Сильвер, упав на колени подле нашего капитана. Крыс возле него не было. - Дик Мерри - каталку из медотсека.
        Шагнувший через порог Том-лисовин сунул станнер в карман.
        - Откуда у тебя? - только и вымолвил я.
        - Украл, - объяснил он без смущения. - У Делла из сейфа.
        - Мэй-дэй…
        Первым примчался Рейнборо. Он бешено выругался, отнял у Тома станнер и объявил по громкой связи, что принимает на себя командование кораблем. Как-никак, он был настоящий старший пилот, и недавно назначенный Хэндс не возражал. Да и зачем Хэндсу эта головная боль?
        Мистером Эрроу занялся доктор Ливси - массировал левое плечо, чтобы поддержать сердце. Вызванный станнером паралич не опасен, если в человека стреляли впервые, но Рейнборо сказал, что мистер Эрроу попал под выстрел в третий раз.
        Над капитаном хлопотал Сильвер. Едва Мерри пригнал каталку, мистера Смоллета забросили на нее и увезли, а следом помчался лисовин.
        Дик Мерри вскоре вернулся, и вдвоем с доктором Ливси они повезли в медотсек первого помощника. Мы с Рейнборо остались в каюте. Он постоял над лежащим в коме Деллом, пощупал ему пульс, горько вздохнул и обернулся ко мне. Сдвинутые на лоб «очки» казались повязкой, закрывающей какую-то рану; длинные раскосые глаза сухо блестели, словно у пилота была лихорадка.
        - Рассказывай, - велел он.
        Я рассказал. Длинные глаза расширились, а затем сделались чужими и колючими. Рейнборо смотрел на меня, и колючки буквально впивались в кожу. Похоже, его мало заботило, отчего первый помощник бросился на капитана, а больше волновала судьба Делла, которая теперь зависела от меня.
        - Я не могу, - пробормотал я, оправдываясь.
        Он не отводил взгляд. Мне хотелось потереть исколотое лицо.
        - Рей, поставь себя на мое место.
        Лихорадочно блестящие глаза не мигали. И даже не просили - требовали.
        - Нет, - твердо сказал я.
        - Ты ни черта не понимаешь, - объявил он. Точно приговор вынес. - Отправляйся к себе.
        Я ушел. Спрашивается, что тут понимать?
        В коридоре ни души, переговоров по громкой связи нет, и пение «Испаньолы» стало глуше. Как будто и люди, и корабль тревожно ждут. Чего - моего согласия? Смерти Криса Делла? Крис умрет, если я буду стоять на своем.
        Безумие какое-то. Я могу спасти человека от смерти - но отказываюсь наотрез. Это почти то же самое, что убийство.
        А с Сильвером на контуры - это как называется? И слова-то сразу не подберешь.
        А главное - у меня хотят отнять любовь к Лайне. Вот уж нет. Любовь я не отдам.
        Что бывший навигатор толковал про Юну-Вэл? Дескать, мистер Смоллет согласился, чтобы Чистильщики отняли у него любовь к Юне-Вэл и сохранили ей жизнь. Вот именно: наш капитан отдал свою любовь в обмен на жизнь любимой, а от меня требуют разлюбить Лайну ради Криса Делла. Да если бы только это. Не хочу. Нет. Нет!
        Зачем я, идиот, оживлял Сильвера? Пусть бы себе подыхал. Крис Делл просил меня не соваться; Крис понимал, о чем просил.
        Он умрет. Из отпущенных ему десяти часов прошло минут тридцать. Его не станет через девять с половиной часов… или еще раньше, если мистер Эрроу ошибся в оценке. Через девять с половиной часов мне останется лишь полоснуть ножом по венам, чтобы не угодить к Чистильщикам, потому что я буду виноват в чужой смерти.
        Хотелось завыть. И треснуться обо что-нибудь башкой, чтобы искры сыпанули из глаз и боль бы пронзила череп.
        Треснешься тут - когда стены точно студень. Как в палате для буйнопомешанных. Да может, так оно и есть? Здесь все спятили; и я с ними.
        Откуда-то донесся придушенный женский плач. У меня ноги заплелись от неожиданности, и я чуть не свалился. Повертев головой, сообразил, что это: в каюте Сильвера горевал покинутый хозяином поюн.
        Мне самому было так худо, что я отогнул жесткую шторку и, с трудом ее удерживая, заглянул в чужое жилище.
        - Александр? Где ты, зверюга?
        Он трепыхнулся на постели. Постель была такая же, как у меня: черный туман и едва просвечивающий сквозь него спальник. Поюн тоже едва просвечивал. Я мог и вовсе его не заметить, если бы из тумана не поднялись острые уши.
        - Поди сюда.
        Александр приподнялся, но лапы подвели, и он снова растянулся в черной дымке. Опять раздался плач.
        Сильвера - убил бы. Садист. Маньяк. Над женой издевался, а теперь ко мне подкатывается. И зверя позабыл, а ему говорили не оставлять поюна одного, он может от этого заболеть.
        - Александр, иди ко мне. Пойдем Джона искать. Где Джон?
        - Я люблю тебя, - отозвался поюн.
        Слушать любовные признания было тошно.
        - Иди скорей. Или я ухожу.
        - Я с тобой, - горестно проговорил зверь, не двигаясь.
        Шторка вырвалась из пальцев и с резким хлопком опустилась, наподдав мне сзади и толкнув в каюту. Мэй-дэй! Я ударился в нее всем телом, и она загудела, как звонкий тугой барабан. Говорят, случается, что заклинивает двери? Вот уж мне повезло. Теперь ясно, отчего нельзя беседовать через порог - чтобы подлая штука не внесла гостя внутрь.
        Я с минуту бился о шторку, пытаясь ее открыть. Отчаявшись сладить с подлюкой, взял на руки поюна. Он исхудал: одни косточки были под шкурой. Видимо, «Испаньола» из него тоже выпивала жизнь, как из людей. Александр ткнулся носом мне в шею:
        - Джимах, сумасшедший.
        Правду говорит, собака… Что за «собака»? Это Рейнборо так выражается. Будь он неладен! Не оказаться бы мне на контурах. Питер Рейнборо - не мистер Смоллет; отдаст приказ и не поморщится. Скажет: мы уже за гранью жизни и смерти, и наплевать, что будет с тем, кто погибнет; жизнь тех, кто вернется, важнее. И что я смогу возразить?
        Затем я увидел портрет Юны-Вэл. Хм. Вот она какая. Красивая. Сильвер старательно демонстрирует миру, что жена у него имеется: портрет на столе был повернут так, что с постели лица не видать, зато хорошо видно с порога. Я-то не заметил сразу, поскольку высматривал горюющего поюна и сражался с подлой шторкой.
        Придерживая Александра на плече, я подошел. У Криса Делла на столе были всяческие безделухи, напоминающие о семье. У Сильвера не лежало ни одной; лишь нужные в хозяйстве мелочи да портрет жены.
        Юна-Вэл оглядывалась, словно ее окликнули, когда она собралась уходить. Волосы цвета коффи обливали обнаженное плечо, завивались в колечки, льнули к золотистой коже с коричневой родинкой. Изогнутые губы приоткрыты, но не улыбаются; улыбаются только глаза - опушенные длинными ресницами, зеленые вокруг зрачка и сереющие к краям радужки. Я вглядывался в них, и мне представлялся луг на краю леса, зеленый под ногами, а вдали серый от росы и вечернего тумана. По этому лугу можно было шагать, вдыхая влажную свежесть летнего вечера, слушать ленивые трели усталых скрипичников-прыгунцов и отыскивать первые звезды на темнеющем небе. Можно было идти рядом с любимой, держа ее за руку, сплетая пальцы с ее теплыми чуткими пальцами, поглаживать упругую ладонь и встречать ответную немую ласку. Можно было наслаждаться этой лаской и знать, что потом - уже скоро - будет все остальное, а пока довольно нежного касания, и седого от росы луга, и трелей утомленных прыгунцов, и ранних, как будто смущенных звезд…
        Я очнулся, вернувшись на «Испаньолу».
        Юна-Вэл оглядывалась через плечо, улыбаясь своими необыкновенными луговыми глазами, и завитки волос цвета коффи целовали золотистую кожу, а несколько темных колечек упали на лоб и ластились к прямым смелым бровям. Мне тоже хотелось коснуться этих бровей, бархатистой щеки, зовущих изогнутых губ, но я постеснялся.
        - Возьми себе, - прозвучало вдруг за спиной.
        Я обернулся. На пороге, удерживая своенравную шторку, так что от напряжения дрожала рука, стоял Питер Рейнборо. Суровый и неумолимый Рейнборо, которого я прежде считал самым добродушным парнем на борту.
        - Возьми портрет, - повторил он.
        Я - не Том. Отродясь не брал чужого.
        - Не возьму.
        - Джим, это приказ.
        Наверно, за гранью жизни и смерти должно быть все равно, что делать. Я еще не чувствовал себя за гранью.
        - Капитан Рейнборо, я отказываюсь выполнять подобные приказы.
        Он удивился - так искренне и глубоко, как будто я изъявил желание взбунтовать галактический космофлот.
        - Черт… я-то понадеялся… - вырвалось у него непонятное.
        - Уровень - три целых, четыре десятых, - доложил Израэль Хэндс.
        - Выходи, - велел Рейнборо. - Зверя оставь.
        - Ему плохо одному.
        - Тогда неси с собой. - Пилот посторонился, пропуская меня в коридор. - Идем.
        - На контуры?
        - На них.
        Сияние «Испаньолы» померкло у меня в глазах. Я подчинился.
        Мы быстро шагали вниз по коридору. Поюн лежал у меня на плече, свесив лапы, и изредка всхлипывал.
        До каких пределов можно жертвовать собой? В бытность свою Хранителем Птиц, ради крикливых пучков ярких перьев я рисковал жизнью. Сейчас я согласен умереть, чтобы спасти Криса Делла. Однако от меня требуют совсем иное.
        Жизнь за жизнь - справедливо. Жизнь за любовь - свято. А любовь за чужую жизнь? Всякий скажет, что лишиться любви вместо жизни - дешево отделаться. Но мне-то предлагают взамен другую любовь. И какую! Джим Хокинс, влюбленный в Джона Сильвера. Лучше уж ножом по венам.
        На плече всхлипнул поюн.
        - Джим, - Рейнборо положил ладонь мне на спину.
        Я передернул лопатками:
        - Оставьте меня в покое.
        Оставил.
        Миновали медотсек. Там не слышалось никакого движения. Мистер Смоллет! За что мне это все?
        Впрочем, я могу отказаться. Вот просто развернуться и пойти в другую сторону. Не потащат же меня силой, заткнув рот и заломив руки.
        Не уйти. Не знаю, что меня гонит, однако обратно не повернуть.
        Но ни одна собака не заставит меня стать любовником Сильвера. Мой личный выбор - ввалиться к нему в каюту или помести с порога, если он вздумает явиться ко мне. Что я чувствую - мое дело, а с кем сплю… Нет и нет. Не дождется.
        - Капитан Рейнборо, разрешите задать вопрос.
        - Ну? - Его покорежило оттого, что я к нему так обратился.
        - О чем надо думать на этих контурах?
        - О чем-нибудь приятном.
        Очень смешно. Я чуть не захохотал, но горло вдруг сжалось, и защипало глаза. Поюн горестно всхлипнул.
        - Джим, - схватив за плечи, Рейнборо сильно меня встряхнул. - Да пойми же: я бы сам это сделал… любой бы сделал, если б мог. Но мы умрем, понимаешь? А пользы - ни вот столько.
        Я высвободился, и мы двинулись дальше.
        А вдруг «Испаньола» не пожелает переключиться с Криса Делла на нас с Сильвером? Мало ли, что взбредет на ум кораблю-убийце. Что тогда? Я спросил.
        Рейнборо покривился и не ответил.
        Он себе не простит. Уйдет в свою проклятую RF-кому и тоже погибнет. И ведь это я его убью. Потому что страдаю и заставляю себя жалеть, хотя со мной еще ничего худого не случилось.
        - Рей, извини.
        Он на ходу коснулся меня плечом. Краткое скользящее касание, от которого мгновенно полегчало, словно с души смахнули гадкую паутину.
        Я мысленно вернулся к Юне-Вэл. К ее золотистой коже, к завиткам волос цвета коффи, к удивительным луговым глазам в опушке длинных ресниц. Нырнуть бы в эти глаза и оказаться далеко-далеко. Пройтись по влажному лугу, вдохнуть смешанный с туманом травяной запах. Поискать в вечернем небе ранние звезды и луну, которая скоро всплывет над верхушками ели-ели, окружающих луг. Углядеть ее между веток - крошечный бледный шарик среди темных раскидистых лап - и показать любимой, и вместе смотреть, как луна расцветает в густеющей синеве и делается похожей на сигнальный фонарь на мачте древнего судна.
        Стоп. Кому я покажу луну - Лайне? А как ее привести на седой от росы луг Юны-Вэл? Не получится.
        Тогда я представил себе глаза Лайны. Яркие, сине-зеленые, как морская волна. Уплыву в море. Брошусь в теплую летнюю воду, в жидкое солнце, которое переливается и искрится, пляшет на озорной волне, смеясь бежит мне навстречу… Море вздохнуло и ушло, остался пустой коридор с темными пятнами шторок на входах в отсеки. Мы спустились так низко, как я еще не бывал.
        - Джим, - Рейнборо разомкнул крепко сжатые губы, - это очень важно. Что бы ни вышло из нашей затеи, никому ни слова.
        - Все и так сообразят.
        - Повторяю: ни единой душе ни полслова о том, что сейчас будет, что ты поймешь или почувствуешь. Нельзя болтовней погубить экипаж. Тебе ясно?
        - Да, сэр.
        Я обозлился. Очень мне надо трепать языком. Да было бы еще о чем хорошем - а то о приключении на контурах с Сильвером.
        За поворотом, на следующей палубе, я увидел бывшего навигатора. Сильвер привалился к стене, развязно сунув руки в карманы, точно городская шпана в Бристле. Рядом переминался Дик Мерри. Вид у техника был замученный, сиреневая шевелюра взъерошена, сизые щеки и подбородок казались давно не бритыми. Зачем он тут? Нужны свидетели самоуправства, которым занимается Рейнборо?
        - Идемте, - бросил пилот, отгибая шторку с кособоким иероглифом; можно подумать, тот, кто рисовал иероглиф, был порядком навеселе.
        За шторкой оказалось темно.
        Сильвер отлепился от стены и забрал у меня поюна. В упор поглядел в лицо; за полосой «очков» блеснул зеленый огонь.
        - Я сейчас потеряю больше, чем ты, - сказал он и нырнул в отсек.
        За прозвучавшее в голосе презрение я готов был его убить.
        Внутри, в глубокой черноте, горели фиолетовые огоньки, словно таращились тысячи крыс. Своды были низкие, того и гляди заденешь макушкой. Похоже на подземные пещеры, как и капитанский отсек наверху, только здесь не было жары, а тянул знакомый сквознячок с запахом сухого тростника.
        «Крысиные глаза» ничего не освещали, лишь обрисовывали стены и арки над головой. Под ногами было черным-черно, а фигуры космолетчиков напоминали станционных смотрителей.
        Мерри повел нас по этим пещерам, касаясь ладонью стен, узнавая путь наощупь. Я смотрел на скользящий среди фиолетовых россыпей силуэт его руки; тусклый свет порой оконтуривал ногти, искры гуляли по кольцу на безымянном пальце.
        Жалобно вздохнул поюн:
        - Ах, Александр, Александр… - И сам себе посулил: - Выкупаю в холодной воде.
        Сильвер щелкнул его по башке; зверь взвизгнул и яростно вскричал:
        - Ненавижу ваш RF! Потаску…
        Сип - хозяин пережал ему горло.
        - Прекратите, - прошипел Дик Мерри, а Рейнборо отнял поюна и сунул себе под рубашку.
        Оскорбленный Александр только пуще разошелся.
        - Уйди, зараза! Наглый коготун. Джо-он, не надо! Ты погубишь корабль! Погубишь Александра! Потаскуха! - орал он на разные голоса, дергаясь у пилота под рубашкой. - Рэль, не трогай его! Уровень - три целых, четыре десятых. Капитан Рейнборо, я отказываюсь выполнять подобные приказы. Рэль, ну пожалуйста.
        Рейнборо лупил себя по животу и бокам, пытаясь унять крикливого зверя. Мерри ругался, Сильвер истерически хохотал. У него даже слезы текли, в них дрожали фиолетовые искры. Смотреть на это было тошно.
        Кто пророчил, что бывший навигатор погубит корабль? По голосу не поймешь: в таком гаме только крики Юны-Вэл узнаешь. Говорил же Сильверу умный человек, чтоб не совался на «Испаньолу»; вот не послушали его - и что вышло?
        Рейнборо справился наконец с поюном, а Сильвер задавил хохот.
        - Идемте быстрей, - он вытер глаза.
        Торопится, пока мистер Смоллет не оторвал голову ему и Рейнборо.
        Почему он уверен, что потеряет больше, чем я? Может, готовится помереть? Как-никак, он бывший risky fellow. В кому не уйти, а умереть на контурах - запросто? Сильвер сознает, что обречен; желает напоследок загладить свою вину?
        Дик Мерри вел нас все дальше в пронизанную фиолетовыми огоньками черноту; лицо овевал теплый сухой сквознячок. Низкие своды, казалось, становились все ниже, проходы - теснее. Затем впереди завиднелось что-то похожее на серо-зеленое облачко. Мерри ускорил шаг.
        Облачко посветлело, приобрело четкие очертания и оказалось входом в круглый закуток. Стены в нем были такие же зеленоватые, как я видел в рубке, когда мы еще не шли на RF-тяге. Ни единого огонька.
        - Джим, сюда, - сказал техник. - Устраивайся на палубе. Джон будет за стенкой, на втором контуре; отведу его, и через пару минут начнем.
        Рейнборо обхватил меня за плечи и спустя несколько секунд отпустил; я молча стерпел. Не нужно мне их RF-колдовство, не хочу я ничьей помощи. Впрочем, ощутить себя бодрым, как после хорошего отдыха, было приятно.
        Космолетчики ушли, а я уселся в закутке, прижался затылком к упругому студню стены. Было тихо: ни стона «Испаньолы», ни шелеста шагов, лишь кровь стучит в висках, будто думает проклюнуться наружу. Скорей бы уж все закончилось.
        «Не предавай тех, кто тебя любит», - говорил Сильвер. Легко сказать.
        - Лайна, - беззвучно выдохнул я. - Любимая. Прости.
        Кто тут меня простит? «Испаньола»? Крысы? Чистильщики? Я себя не прощу. Корабль-убийца не позволит. Выслушает жалкий лепет, что я-де выполнял приказ, спасал Криса Делла, - и не примет мои оправдания.
        Я саданул себя кулаком по бедру. Нечего ныть. Куда там я собирался? В море? Вот и пошел. В напоенные солнцем сине-зеленые волны, в круговерть легкой пены, в соленые брызги, которые ветер срывает с воды. Поднялся на волне. Ухнулся вниз. Окунулся под воду, так что макушке стало холодно; я этого не люблю. Вынырнул, фыркая, проморгался… Эх. Не море это, а крошечный закуток, и снаружи на меня тысячей фиолетовых глаз глядит чернота.
        Тогда - на луг Юны-Вэл. В туман, к темнеющим на фоне вечернего неба ели-ели, под бледные звезды, слушать прощальные трели прыгунцов. Мокрая от росы трава шуршит, сминаясь под ногами, стряхивает звенящие капли… Нет, это звезды в небе звенят… Тоже нет. Понял: это браслеты на руке, которую я держу. Тонкие серебряные ободки на запястье. Лайна таких не носит. Ну так что ж? Это луг Юны-Вэл, и браслеты ее. И пальцы ее - длинные, теплые, сплетенные с моими. Мы идем рядом, и я наслаждаюсь теплом ее руки, и касаюсь плечом ее мягкого плеча… С чего я взял, что она одного со мной роста? Ну, пусть так и будет. Она высокая, сильная, гибкая. Удовольствие смотреть, как уверенно она шагает, не боясь осыпающейся росы. На ней охотничьи брюки и сапожки со шнуровкой, в таких можно пройти много миль.
        Лайна боится вечерней сырости. А Юна-Вэл ничего не боится. Бесстрашная решительная Юна. Юнона-Вэлери Сильвер. Чужая жена. Чужая любимая. Она незнамо где, на краю света. Да вот же она - со мной рядом. Моя. Моя любимая. Кто скажет «нет»? Мы вместе идем через луг, мы приближаемся к лесу, темные ели-ели вырастают все выше, их острые верхушки все отчетливей врезаются в жемчужно-голубое небо. Туман возле опушки редеет, и мы уходим со знобкой прохлады луга в дневное тепло, сбереженное лапами ели-ели, ступаем меж деревьев по сухой хвое, по вылезшим из земли корням. Юна-Вэл быстро шагает; Лайна уже десять раз бы запнулась… Неправда: Лайна тоже умеет ходить по лесу… Не лги себе, не умеет. Юна-Вэл ловко скользит меж едва различимых стволов, отводит колючие лапы в сторону, чтобы не хлестнули меня по лицу. А я отвожу ветви, чтобы не задели ее, чтобы ни одна хвоинка не коснулась нежных плеч. Они прикрыты волосами цвета коффи, но сквозь колечки просвечивает обнаженная кожа. В темноте под деревьями она кажется белой. Странно - на Юне-Вэл охотничья куртка, а плечи голые, беззащитные. Непорядок. Я привлек ее к
себе, поддернул куртку, натянул плотную ткань на плечи; во сне это нетрудно было сделать. Юна-Вэл улыбнулась, высвободилась и пошла вперед, легко ступая по хвое, разводя ветви руками. Опять неправильно. Нагнав любимую, я одной рукой обнял ее, а другую выставил перед собой, оберегая Юну-Вэл от коварных сучков и колючек. Да, именно так и должно быть.
        Вышли на крохотную полянку. Темно; лишь клочок прозрачного неба над головой, и вниз глядят любопытные звезды. Я собрал хворост и сложил костер; Юна-Вэл помогала, сноровисто ломая ветки о колено. Лайна бы в жизни за них не взялась… Я запалил огонь. Оранжевые язычки заструились вверх, выбрасывая тоненькие струйки дыма, обнимая веточки с еще не опавшей хвоей, раскаляя ее докрасна. Костер затрещал, над ним взвились суетливые искры, в кронах ели-ели завозились ночные мышаки. Юна-Вэл уселась на мху возле костра, подтянув колени к груди и обхватив их руками; в блестящих глазах отражался огонь. Она опустила ресницы, и они затенили танцующее пламя.
        Я сел возле нее - спина к спине, плотно прижавшись, ощущая тепло ее тела и щекотную ласку волос. На мху, на корягах, на лапах ели-ели гуляли отблески костра и разбуженные черные тени. Во сне можно делать что угодно и говорить что хочешь. Поэтому я заговорил о том, что меня мучило:
        - Я виноват перед Лайной. Нельзя предавать тех, кто тебя любит, а я…
        - Полагаешь, эта дурочка и впрямь тебя любит по-настоящему?
        Неожиданное холодное презрение было хуже пощечины. Несправедливо и очень обидно. Я сдержался.
        - Полагаю, да.
        - Смешной. Ты предложил ей руку и сердце, а она забормотала о сокровищах, которые ты должен привезти. И о мамочке, которая будет гоняться за тобой с метлой, если не разбогатеешь. Разве так любят?
        Я помолчал, размышляя. Куда меня заносит? Я вовсе не обиделся тогда на Лайну; она была права… Была ли? Разве меня не задел ее отказ? Задел, да еще как. Вот оно и откликается. Я не придумал, что сказать, и ляпнул глупость:
        - Значит, не страшно, что я люблю тебя?
        - Не надо меня любить, - возразила Юна-Вэл серьезно.
        - Почему нет?
        - Я не твоя.
        - Моя. Ты же со мной здесь, в лесу.
        Для странного сна подобная логика - в самый раз. Молоть что в голову взбредет, лишь бы не возвращаться на «Испаньолу», на нижние контуры, к Сильверу.
        - Джим, - Юна-Вэл нашла мою руку, крепко сжала. - Смешной ты человек, ей-богу.
        - Смешной, - признал я покладисто. - Смотрел на твой портрет одну минуту - и влюбился.
        - Плохо, - вздохнула она печально. - Меня любит Израэль.
        - А ты его? - Наяву я не полез бы в душу полузнакомой женщине. Однако сон есть сон, он многое извиняет.
        - Я люблю Александра, - отрывисто проговорила Юна-Вэл.
        Поюна?! Нет: Александра Смоллета.
        Ну конечно, она неспроста назвала зверя именем нашего капитана. «Ах, Александр, Александр!» Эдак и при муже причитать не возбраняется. Ему и невдомек, что она прежнего возлюбленного поминает.
        - А как же Израэль? - спросил я, потому что сочувствовал Хэндсу и желал ему добра.
        - Отвяжись, - Юна-Вэл убрала руку, сжимавшую мои пальцы.
        Я оглянулся. Она сидела, прижавшись спиной к моей спине, и волосы скрывали от меня ее лицо. Она была со мной - и не со мной, моя - и не моя. Отродясь не брал чужого, но сейчас так хочется. Хоть бы только раз ее поцеловать. Не позволит. Да что это такое, в самом деле? Хозяин я своим снам или нет?
        - Юна, это мой сон или не мой?
        - Твой.
        - Я в собственном сне могу поцеловать женщину, которую сам придумал?
        - Попробуй. Я надаю пощечин.
        Вскочив, я рывком поставил ее на ноги. Она отшатнулась. Не испугалась - отпрянула, чтобы не быть со мной рядом. Точно ледяной водой окатила.
        - Прощай.
        Юна-Вэл пошла прочь с полянки. Я смотрел, как она уходит - решительная, оскорбленная. Позови я ее, прикажи остаться - и она бы осталась, ведь это все-таки мой сон. Но глупо что-то требовать от женщины, которой я не мил.
        - Юна, подожди. - Я затоптал угасающий костер. - Заблудишься одна в темноте.
        Она остановилась среди пушистых лап ели-ели. Смутно белело лицо и обнаженные плечи - ее куртка опять уползла вниз.
        - Джим, прости, - сказала она покаянно, когда я взял ее за руку и повел через лес.
        - За что?
        - Ты поймешь.
        Пойму так пойму. Я шагал куда-то, сам не зная, куда, потеряв направление и не в силах сориентироваться по звездам. Да их и не было видно сквозь густые кроны. В кромешной тьме колючие ветки норовили ужалить в лицо, вылезшие из земли корни злобно цепляли за ноги. Где наш луг? Юна-Вэл, где твой луг со слоистым туманом, с опрокинувшимся над ним звездным небом?
        Юна-Вэл, где ты? Исчезла. Я еще чувствовал тепло ее руки - а ее уже нет. Только тьма кругом, которая густеет, схватывается, как застывающий раствор, давит на горло. Внезапно меня стиснуло со всех сторон, и не трепыхнуться, не вдохнуть и не выдохнуть. Юна-Вэл задохнется; тяжкая тьма сомнет ее, раздавит, размажет в кровавую кашу. Нет! Я дернулся, пытаясь разорвать убийственную черноту, развалить пленивший меня кокон. Бесполезно. Задыхаюсь. Ладно, пусть - но пощадите Юну. Отпустите. Я согласен ее не любить, только отпустите. Пощадите ее! Не слышат…
        Я умирал, не дозвавшись незримого врага, не умолив его пожалеть женщину, которая мне приснилась. Больно; зверски больно… Ей тоже… Ее-то за что? Разве она виновата? Это я виноват. Пусть я буду виноват вместо нее. Забирайте меня, душите - но меня одного, одного. Отпустите ее. Отпустили? Нет? Мерзавцы. Какие же все мерзавцы. А я умираю, не рассчитавшись…
        - Уровень - две и пять, - дошел до сознания голос Израэля Хэндса.
        Спустились на целую единицу. Когда успели? Неужто я так долго был в отключке? И сейчас еще полудохлый, в глазах серо, зрение не спешит возвращаться.
        Рядом зарычал рассерженный Сильвер:
        - О чем ты думал? Бестолочь! Усадил на главный контур и оставил без присмотра.
        - Да получилось же в лучшем виде, - попытался урезонить его Дик Мерри. - Сам посуди…
        - Судю! И вижу, что парня едва не угробили.
        Яростное «судю» меня насмешило, я даже вздрогнул от внутреннего смеха.
        - Джим? - тревожно спросил Рейнборо. - Очнулся?
        Переживает. Не знает, что я всех перехитрил. Не с Сильвером я был на нижних контурах, а с Юной-Вэл.
        Сквозь серую муть в глазах я никого не видел - и видеть не желал.
        На лоб опустилась тяжелая ладонь. Не иначе как Мерри: у Рейнборо иная манера касаться, и у Сильвера тоже. Да не трогали бы меня вообще.
        - Джим, не валяй дурака, - сказал техник. - Ты уже очухался; не пугай людей.
        «Бить тебя надо, а не пугать», - подумал я, хотя за что бить Мерри? Серая муть начинала рассасываться, в ней просветлело белесое пятнышко. И тут же опять потемнело. Что за ерунда? Я знаю, как приходят в сознание: сперва зрение проясняется по центру, затем по бокам. Может, «очки» мешают? Я проверил сеточку. Нет «очков». Мою руку бесцеремонно сбросили - что за неуважение? - и принялись растирать виски и уши. В четыре руки трудятся. Старатели, чтоб вам!.. Вот ужо погодите, оклемаюсь - и близко никого не подпущу.
        Все-таки я приходил в себя правильно. Темное пятно по центру прояснилось и оказалось лицом бывшего навигатора. Прикусив губу, он сосредоточенно тер мне виски. Ну да, знакомая рожа: смуглые жесткие черты, черные волосы и гладкие брови, точно нарисованные углем. Однако из-под бровей на меня смотрели совсем не те привычные ярко-зеленые глаза, что раньше. Эти были зеленые у зрачка, а к краям радужки серели, точно седой от росы луг на краю леса.
        Я узнал эти глаза; я их недавно видел. Надо мной склонялась Юна-Вэл.
        Глава 7
        С каким удовольствием я бы набил морду Питеру Рейнборо! Он же, собака, обо всем догадался. И хоть бы слово сказал, когда вел меня на контуры. Только и удосужился, что велел не трепать языком.
        Женщина на RF-корабле приносит несчастье. Стремясь попасть на борт, Юна-Вэл нашла блистательный выход. Оделась в биопласт - с ее высоким ростом и длинными ногами только и осталось, что налепить отменную мускулатуру, - вставила в глаза цветные линзы и принялась изображать горевшего на «Илайне» супруга.
        Недурно играла, надо признать. Не диво, что Хэндс глядел на нее и кривился. Кому понравится такой хрипучий, нервный и вообще малоприятный тип, как наш Джон Сильвер? От него всех тошнило - и капитана, и обоих помощников. И благополучно тошнило бы дальше, не проколись Юна-Вэл со своим великолепным «Александр, я не позволю». Мистер Смоллет узнал ее коронную фразу, а глядя на него, насторожился мистер Эрроу. Даже если первый помощник не был лично знаком с Юной-Вэл, ему положено знать все о женщинах своего экипажа. Он мигом смекнул, что к чему, наорал на лже-Сильвера, отлупил и выгнал из салона, чтобы отвлечь внимание мистера Смоллета. Коли женщина просочилась на RF-корабль, о том не должен прознать экипаж, и тем более - капитан, когда-то ее любивший.
        Я бы тоже не заподозрил, если бы Юна-Вэл продолжала носить под «очками» цветные линзы. Наверное, она вынула их, чтобы промыть, но при жгучем свечении «Испаньолы» не смогла снова вставить. Когда же корабль перешел на низкий уровень и свечение пригасло, ей пришлось снять сеточку, а необыкновенные глаза - вот они. Любуйтесь, господин Джим Хокинс. Нет, но какова! По части рисковости даст сто очков вперед любому из risky fellows. Я восхищен.
        В этом своем восхищении, я повозился на постели и с головой укутался в спальник. Нарочно, чтобы не было соблазна смотреть на портрет, который принесли, пока я спал. Впрочем, я все равно его видел - и сквозь спальник, и затылком. Юна-Вэл оглядывалась через плечо, улыбалась луговыми глазами. Лайна рядом с ней смотрелась бледно.
        Бедная Лайна. Я в одночасье разлюбил ее, и даже не стыдно. Будто и не было ничего, будто не я два года добивался ее любви… Впрочем, разве я добился? Вместо того, чтоб выйти замуж, меня отослали за сокровищами.
        Мэй-дэй! Наслушался на контурах речей Юны-Вэл, а теперь поди разберись, чьи это мысли - мои или ее. И спросить не у кого. Хотел с мистером Эрроу потолковать - он явился, едва Рейнборо приволок меня в каюту, - но первый помощник не стал дожидаться, пока я заплетающимся языком выговорю хоть фразу. Его самого шатало после выстрела из станнера. Мистер Эрроу вогнал мне три инъекции, от которых каюта вокруг закачалась, и с нажимом сказал:
        - Джим, на тебе с Сильвером держится весь корабль. Система замкнута на вас обоих, и не дай бог разрушить созданные цепи. Твое дело - выжить, больше ничего. Никаких размышлений, угрызений совести, разговоров по душам. Приказом по кораблю тебя лишили такого права.
        Он улыбнулся и даже не коснулся - лишь поднес руку к моему лицу, так что я ощутил чужое тепло. И вся горечь, испуг, раздражение, недовольство, любопытство, тревога - все это мгновенно испарилось, оставив по себе одно воспоминание. Пустоту, которую предстояло заново наполнить чем-нибудь приятным.
        - Спи, - мягко сказал мистер Эрроу. - Потом тебе будет очень трудно… Надеюсь, ты справишься.
        Я уже спал, удивляясь, с какой стати мне будет трудно. А когда проснулся, в каюте стоял портрет Юны-Вэл.
        Зря его принесли. Непредусмотрительно. Заглянет кто-нибудь в каюту - и в два счета догадается, отчего после нижних контуров у меня на уме не Джон Сильвер, а его жена.
        Выпутавшись из спальника, я сел на постели. Изображение на портрете исчезло. Остался черный, влажно отсвечивающий квадрат. Я улегся обратно. Снова появилась Юна-Вэл с улыбкой в луговых глазах. Я подвинулся. Изображение смазалось и потускнело. Ладно. Коли так, пусть будет. Даже если сюда зайдет мистер Смоллет, он не станет валяться на постели и разглядывать выставку портретов на столе. Многовато их - целых три. Пожалуй, уберу тот, что со стриптизом. Мне на него уж не смотреть - неловко перед Лайной. Все равно, что на чужих жен таращиться.
        По шторке хлопнули ладонью:
        - Джим! Проснулся?
        - Почти, - ответил я, соображая: это голос нашего лисовина, но за дверью как будто не Том.
        - Выходи, - продолжал он.
        Понял, что не так. Не хватает обычного «Джим, друг». Почему я ему больше не друг? Из-за Сильвера, что ли? Одевшись, я выбрался из каюты; лисовин придержал норовистую шторку. Его белые усы были горестно опущены, рыже-черная, с сединой, шерсть на маске топорщилась. В зеленоватых человеческих глазах мне почудилось непонятное горе.
        - Что стряслось?
        - Беда, - вымолвил он. - При мне и случилась. В медотсеке. Они что-то сделали с мистером Смоллетом.
        - Кто сделал?
        - Сильвер и Мерри. Заняло тридцать секунд. Включили приборы - раз, два, три - и выключили. А он… Его буквально убили.
        Я прижмурился, глубоко вздохнул. Главное - не пороть горячку.
        - Что с ним? Конкретно.
        Зеленоватые несчастные глаза заморгали. Лисовин с силой потер лоб; шерсть пригладилась было и опять встала дыбом.
        - Понимаешь, это уже не мистер Смоллет… не тот, что раньше, - принялся он объяснять. - Тот был капитаном корабля… странный, но все-таки капитан на своем месте. А сейчас - растерянный, пришибленный, взгляд погасший, как пеплом присыпан. Словно после контузии. И оглядывается с таким удивлением… В толк не возьмет, где оказался и как его сюда занесло.
        - Том, это не ко мне, - сказал я рассудительно, - а к мистеру Эрроу.
        - Ты считаешь? - вскинулся лисовин. - Эрроу набросился на него и вырубил одним ударом. А Сильвер с Мерри докончили начатое.
        - Мэй-дэй! Я-то чем могу помочь?
        - Ты знаешь, зачем они это сделали?
        С языка чуть не сорвалось: «Знаю». Маску я не ношу, Том может по лицу читать свободно. Он и прочел.
        - Джим! Говори.
        Я помотал головой.
        - Ты понимаешь, что это бунт на борту? - настаивал он. - Капитан, по сути, смещен… не может выполнять свои обязанности. Кто командует «Испаньолой» - мистер Эрроу? Рейнборо? Сильвер?
        - Понятия не имею. Я спал и не в курсе последних событий.
        Том разозлился.
        - Ты был с Сильвером на чертовых контурах. Что он за человек? Что ему надо?
        Проклятье. Как отвечать на такие вопросы?
        - На контурах я сочинял себе сны и про Сильвера ничего нового не знаю. Но вряд ли он стремится сместить капитана. Вот ей-богу, в это я не верю, - сказал я с чувством. И задумался.
        С Юны-Вэл станется воплотить отчаянную задумку; почему бы ей не забрать командование в свои руки? Может. Только зачем? И первый помощник не был с ней в сговоре. Он послал капитана в отключку, поскольку мистер Смоллет додумался до запретного и раскусил Юну. Затем в медотсеке произошло нечто, чему Том был свидетелем, но мог истолковать неверно. Юна-Вэл любит мистера Смоллета и едва ли сотворила скверное… Кто сказал, что любит? Она - или я сам придумал? А если даже и она, ей ничто не мешало солгать.
        Я поглядел в ждущие глаза лисовина.
        - Я попытаюсь разобраться.
        - Почему ты, а не мы?
        Внятный ответ не шел на ум.
        - Не доверяешь? Джим, ты с кем? Со мной, с капитаном или с Сильвером и его командой? С предателем-Эрроу? С Рейнборо, который погнал тебя на контуры с мужиком и которого теперь ждет суд чести?
        Суд чести - это серьезно. Но когда еще он будет! Прежде нам предстоит вернуться на Энглеланд.
        - Я не готов выбирать, - сказал я, хорошенько подумав. - А ты не торопись обвинять тех, кто пытается спасти свой корабль… его экипаж.
        - Спасти или загубить?
        Биопластовые усы на маске гневно трепетали, в прозрачных глазах я прочел свой приговор: я - такой же предатель, как Рейнборо и первый помощник. До сих пор я не особо дорожил дружбой лисовина, но терять ее оказалось неожиданно больно. Друг-то у меня один.
        - Делл жив?
        Том угрюмо кивнул. Я продолжал:
        - Прогноз?
        - Должен выжить… если ничего не изменится.
        - Какой у нас уровень? - Я обвел взглядом широкий, плавно закругляющийся коридор. Ровное желто-белое свечение не утомляет даже без «очков», шторки на дверях висят темные.
        - Две целых и одна, - неохотно выговорил Том. - Экипаж в восторге.
        - Так какого рожна ты пристал, когда все хорошо?
        Лисовин враждебно молчал.
        - Лично ты был первый кандидат к Чистильщикам. Рейнборо спасал тебя и Делла, и весь экипаж в придачу. Ему это удалось. Чем ты недоволен? Ну?
        - Мне жаль мистера Смоллета… - Том запнулся, но упрямо договорил: - и тебя.
        - Меня жалеть незачем. Где капитан?
        - В салоне. Вообще-то тебя звали на ужин, - спохватился лисовин.
        Двинулись в салон. Идти было тяжко; ноги слабели, я задыхался. Треклятая «Испаньола» отступилась от команды и второго помощника, но готовится сожрать нас с Сильвером… с Юной-Вэл.
        Счастье, что мы спускались, а не шли наверх. Я едва добрался до салона, а за шторку уж и браться не имело смысла. За нее взялся лисовин, но подлюка оказалась туго натянута и не пустила нас внутрь.
        - Подождем. - Том прислонился к стене.
        Ждать так ждать. Я и не думал подслушивать; просто в салоне громко разговаривали.
        - Александр! - почти кричал взбешенный доктор Ливси. - Вы мне ответите наконец? Что происходит на вверенном вам корабле?
        - Я сам спрашиваю о том же, - хладнокровно возражал мистер Смоллет, - и не получаю ответа.
        - Кто командует «Испаньолой»? - наседал доктор. - Вы или пилот Рейнборо?
        Будут теперь полоскать беднягу Рейнборо, которому нечем оправдаться. И я ни слова в его защиту сказать не могу.
        - Дэвид, следует разделять две вещи, - отвечал мистер Смоллет с присущей ему выдержкой. - Людьми на корабле распоряжаюсь я. А самой «Испаньолой», насколько я понимаю, нынче командуют Джон Сильвер и Джим.
        - С какой стати на мальчишку повесили этот груз?
        Мистер Смоллет ушел от ответа:
        - Джим выдержит… я надеюсь.
        Я был польщен. Доктор Ливси не успокоился:
        - Вы надеетесь! А если сломается? Что это будет - убийство? Кто отдал этот приказ?
        - Я, - припечатал мистер Смоллет. - И я несу ответственность за последствия. Вы удовлетворены?
        В салоне было тихо: доктор не нашелся, что ответить на откровенную ложь, либо пытался осмыслить слова капитана. Я повернулся к Тому:
        - По-моему, он не слишком похож на контуженного.
        Лисовин задумчиво прищурился и изрек невпопад:
        - Доктор Ливси не знает всей правды о контурах.
        - На наше счастье, - добавил я, невольно усмехнувшись. - Иначе тут бы всем несдобровать.
        Зеленоватые внимательные глаза буквально ощупали меня с ног до головы.
        - Джим, друг, - проникновенно начал Том. Вот мы и «друга» дождались. - Это ты или не ты?
        - Я. - Он меня поймал, зараза.
        - Выходит, насчет контуров - сплошное вранье? Тебя не заставили влюбиться в этого урода?
        Его бы проницательность - да на иные цели. А мне следовало раньше сообразить, как держаться: быть мрачным и злым и огрызаться на любой чих. Я попросил:
        - Не выдавай. Я перехитрил корабль и Сильвера, но об этом не должен знать экипаж.
        - А мистер Смоллет?
        - Том… - Я пытался подыскать доводы поубедительней, и как назло, ничто не шло на ум. - Поверь на слово: нельзя.
        - Верю, - вздохнул лисовин и взялся за край своей маски, потянул ее с лица.
        - Ты что делаешь?
        - Мистер Эрроу просил тебе отдать. - Том снял маску и бережно держал ее на весу; загодя размягченный кремом биопласт не оставил на коже кровавых следов. - Я полагал, надо прятать черные подглазья и дрожь в губах; а тут - радостная ухмылка. Она тебя выдаст, не я. Всех оповестит, как ты доволен тем, что получилось. - Лисовин примеривался, чтобы наложить маску мне на лицо. - Не побрезгуешь? У меня другой нет.
        - Давай, - не стал я кочевряжиться.
        Биопласт прохладно лег на кожу и быстро согрелся, когда Том сноровисто его пригладил. Чуть тянуло веки, но Том обещал, что я скоро привыкну. Он извлек из кармана зеркальце, и я пристально себя изучил. Лисовин и есть лисовин - на эту рыже-черную морду я не первый день любовался.
        Том опробовал все еще натянутую шторку.
        - Не впускает.
        Я опустился на палубу и привалился к стене. Сил нет стоять…
        - Джим, очнись, - Том потряс меня за плечо.
        Продрав глаза, я попытался признать смутный силуэт, что маячил за спиной лисовина. Неужто Сильвер - то есть Юна-Вэл? Не похоже. Хотя рядом я вижу сервировочную тележку; ее блестящие полочки расплываются, двоясь, но я уверен: это тележка. Я потер лицо, с удивлением обнаружив мягкую шерсть. Тьфу, пропасть! Это же я теперь лисовин. А кто склоняется надо мной?
        Пришелец положил ладонь мне на лоб, и зрение прояснилось. Оказывается, еду привез планет-стрелок Том Грей. На его исхудавшей физиономии уже цвел прежний румянец; этот румянец сошел, пока Грей прижимал руку к моей голове.
        - Спасибо тебе, - сказал планет-стрелок.
        Я смолчал, поднялся на ноги.
        Лисовин помог Грею отогнуть шторку - вредная тварь опамятовалась, пока я дремал, - и вдвоем они протолкнули тележку в салон.
        - Идем, - позвал меня Том.
        Его не знающее солнца, непривычно тонкое лицо сделалось замкнутым и надменным. Наверняка ему было чертовски неуютно без маски.
        Я силком заставил себя шагнуть в салон; до того не хотелось идти к людям. Врать, притворяться… да и попадусь я как пить дать.
        В салоне была едва ли половина экипажа. Чуть только я перевалил порог, космолетчики дружно вскочили. Вытянулись в струнку и отсалютовали, вскинув правую руку с открытой ладонью. Мэй-дэй! Неужели это мне салютуют?
        - Садитесь, господа, - хладнокровно сказал Том, пока я соображал, что делать. - Мы задержались; извините.
        Расселись по местам. Экая жалость, что во втором режиме не носят «очков». Я не увидел бы этих быстрых скользящих взглядов. Нас мгновенно оценили: и Тома без маски, и меня с дурацкой шерстью. Я скосил глаза, чтоб посмотреть, как ведут себя усы-индикаторы, - то ли трепещут, то ли печально поникли, то ли еще что. Длинные вибриссы бодро топорщились.
        Я устроился возле доктора Ливси, а Том прошел во главу стола. По обе стороны от капитана кресла пустовали: ни Криса Делла, ни мистера Эрроу.
        - Мистер Смоллет, вы позволите?
        Том уселся на место второго помощника, всем своим видом выражая: «Я ваш юнга и имею право». Капитан не возразил.
        Планет-стрелок начал выставлять еду на стол, с немалым трудом разбираясь в обилии блюд и разных плошек. Он пересчитывал людей, путался в тарелках, переносил их туда-сюда. Не выдержав, Джоб Андерсон стал ему помогать. Дика Мерри в салоне не было, и я не досчитался еще одного техника, пары пилотов и двух навигаторов. Одна вахта дежурит, другая спит.
        Доктор Ливси не отрываясь глядел на свои лежащие на столе кулаки. Он был в бешенстве, но сдерживался. Бешенство клокотало внутри и, казалось, выплескивалось черными брызгами из глаз, стекало по запавшим щекам, ложилось недобрыми тенями. Только бы не угораздило кого-нибудь сболтнуть лишнее о нижних контурах. Не хватало нам смертоубийства на борту.
        Сквайр Трелони ничего не понимал в происходящем. Это его раздражало, но он, видимо, считал ниже своего достоинства выказать неосведомленность. Поэтому сквайр сидел, поглядывая по сторонам и все больше наливаясь недовольством. Сыскал, к чему придраться:
        - Том, что за новая блажь? Зачем ты всучил Джиму свою маску?
        Лисовин пропустил вопрос мимо ушей, и сквайр неловко замолчал. Его охрана сидела с видом деревянных чурбанов. Неужто парням даже не любопытно, что у нас творится?
        Питера Рейнборо сторонились, как зачумленного. Космолетчики избегали на него смотреть, планет-стрелок с тележкой обогнул пилота по нарочитой дуге, помогавший Грею Андерсон ухитрился поставить перед Рейнборо тарелки так, словно торопился сбыть с рук гадость. А сам Рейнборо сидел как в воду опущенный, понурив голову, сцепив похудевшие пальцы. Играл роль виноватого? По-моему, слишком хорошо играл. Что-то было неладно.
        - Рей? - позвал я в тревоге.
        Он не услышал. Я хотел еще раз позвать, но поймал взгляд Хэндса. Спокойный твердый взгляд, приказывающий: «Молчи». Смолчал. Проклятье. Заговорщики мы, что ли?
        Наконец я решился взглянуть на капитана. Лисовин был неправ: мистера Смоллета не убили. Его предали. В синих глазах стояло горькое недоумение: «Как же так? Что ж вы, ребята? Я в вас верил, а вы такое учудили».
        Как оправдался перед ним мистер Эрроу? Не мог же откровенно сознаться: «Мне пришлось выбить из тебя запретную догадку». Впрочем, первый помощник наверняка имеет право на удивительные поступки и не обязан отчитываться во время рейса. А Рейнборо нечего сказать, кроме «Я хотел, как лучше». Не признаваться же ему, что отправил меня на контуры не с Сильвером, а с Юной-Вэл. Он и не признался, а мистер Смоллет сражен его выходкой наповал.
        Грей с Андерсоном выставили перед капитаном еду. Мистер Смоллет брезгливо собрал с тарелок какие-то листики:
        - Это что за трава?
        - Свежая зелень, - объяснил планет-стрелок.
        - Почему у других нет?
        - Э-э… - Грей замялся. - У Джима есть. Сильвер сготовил для вас двоих что-то особенное и пометил.
        Планет-стрелок толкнул тележку дальше, чтобы обслужить лисовина. Мистер Смоллет вскочил.
        - Израэль, с вашего позволения.
        Он выхватил у Хэндса тарелку, с которой тот уже успел подцепить кусок мяса, и быстро обменял все прочее на собственную «особенную» еду. Хэндс невозмутимо наблюдал, держа навесу вилку с мясом, на котором дрожали капли сока.
        - Дорогой капитан, что за детские капризы? - заворчал сквайр Трелони. - Не ожидал от вас, честное слово.
        - Слушайте, я сегодня кого-нибудь убью, - яростно выдохнул мистер Смоллет.
        - Сэр, оставьте в покое капитана корабля, - посоветовал сквайру Хэндс, примериваясь к новой порции мяса. - У него и без ваших придирок голова кругом.
        Отвергнутую капитаном зелень потихоньку прибрал и отправил в рот лисовин. До чего странно видеть его без маски. Ни кровинки в лице, и сам кажется растерянным и беззащитным… Я попытался представить себе Юну-Вэл без биопласта, превратить ее из Джона Сильвера в красивую женщину с портрета. Ту, у которой золотистая кожа и чудесные изогнутые губы, и удивительные глаза. Вспомнив их, я мгновенно нырнул в серо-зеленую глубину и очутился посреди вечернего луга, на мокрой от росы траве. Острые верхушки ели-ели чернели на фоне жемчужного неба с разметанными перистыми облаками, по которым растекались красные полосы закатного света.
        - Юна! - позвал я, и она появилась - в своей нелепой лесной куртке, не закрывающей плеч, в брюках и охотничьих сапожках со шнуровкой. Серо-зеленые глаза холодно блестели.
        - Что тебе?
        Я не ожидал такого приема. С какой стати?
        - Я тебя чем-то обидел?
        Она стояла, крепко сжав губы. Наверное, обидел, раз смотрит так враждебно.
        - Юна, в чем дело? - я шагнул к ней.
        Она попятилась, подняв руку, готовая ударить. В лице мелькнул страх, и я замер, чтобы не испугать Юну-Вэл еще больше.
        - Что с тобой?
        Она сумрачно усмехнулась.
        - Вообразил, будто у меня появились новые обязанности? И что я стану валяться по траве, чуть только тебе приспичит?
        Я не успел обидеться ни на слова, ни на оскорбительный тон.
        - Джим, не спи, - встав с места и перегнувшись через стол, меня тряс Израэль Хэндс. - Спать - в собственной каюте, - проговорил он внушительно, когда я проморгался.
        На него накинулся доктор Ливси, требуя отвязаться от меня и позволить спать, где душе угодно. Хэндс ответил, что доктор ни черта не смыслит в RF и пусть не командует. Том закричал: «Спорим: подерутся!» Капитан рявкнул на всех и навел порядок.
        Я задумчиво сжевал листики зелени. Вкусные. К тому же их касалась Юна-Вэл, раскладывая по тарелкам. Юна - такая красивая на портрете и во сне. Так хочется быть рядом с ней… Чем я ей не угодил? Что за дурацкое сновидение? Откуда вообще все берется? Надо спросить у Рейнборо. Нет, не спросишь: пилот сидит мрачный, едва ковыряя еду. Тогда у Хэндса. Вот сразу после ужина и подгребу с вопросами.
        - Господа, все свободны, - объявил мистер Смоллет, когда сквайр Трелони отставил опустевшую плошку из-под десерта. - Джим, останься. Грей, посуду соберете позже. Все свободны, - повторил капитан, потому что доктор Ливси решительно встал у меня за спиной, а Рейнборо, Хэндс и лисовин не тронулись с места. - Вы слышали? Все.
        Выгнал-таки. Первыми подчинились пилоты, за ними - Том. Доктор Ливси упорствовал, но капитан безжалостно напомнил:
        - Дэвид, вы требовали, чтобы вам предоставили материалы по RF-медицине. Вы их получили. Освоили? Нет? Тогда не беритесь за проблемы, которые находятся вне вашей компетенции, - отчеканил мистер Смоллет, повышая голос. «Компетенция» буквально зазвенела в воздухе, будто злое насекомое.
        Пристыженный доктор покинул салон.
        Мистер Смоллет уселся напротив меня. Синие беспощадные глаза впились, вынимая душу; я с трудом выдержал этот взгляд. Больше всего на свете хотелось выложить правду, как она есть.
        Отпустило. Мистер Смоллет охлопал себя по карманам, вынул сложенный лист бумаги, развернул и предъявил мне:
        - Погляди.
        Джон Сильвер - настоящий. Та самая неприятная физиономия, которую мы с Томом выудили из информсети: худая, угловатая, сплошь кости и черная борода. Глаза скорей серые, чем зеленые, и совсем не похожи на луговые глаза Юны-Вэл.
        - Ты знаешь этого человека? - осведомился мистер Смоллет.
        - Это наш Джон Сильвер.
        Брови капитана сошлись к переносью. Ему не понравился мой ответ. Он ведь догадался, что у нас на борту - Юна-Вэл. Помнит о своей догадке, или Юна в медотсеке почистила ему память? С помощью тех приборов, про которые Том говорил: «Включили - раз, два, три - и выключили».
        - Где ты его видел? - продолжал капитан.
        - В информсети… в галактической, - уточнил я, лихорадочно соображая, что дальше врать. Мистер Смоллет помнит или забыл? Ну, была не была. - Затем на контурах и сейчас за ужином. Во сне.
        Он забрал лист и смял его, бросил в тарелку с остатками еды.
        - Джим, ты сказал правду?
        - Да, сэр.
        Похоже, он все-таки забыл, о чем недавно догадался. Но кто бы знал, как тяжело далась мне ложь. Я чуть не умер под синим пронизывающим взглядом.
        Капитан понурился. Посидел, разглаживая невидимую складку на скатерти. А когда снова поднял голову, я проклял себя за то, что солгал. В его лице была такая же боль, какую я видел на лице своей матери, когда хоронили отца.
        Мистер Смоллет провел рукой по лицу, стирая выражение этой боли.
        - Ты помнишь, что случилось на «Звездном охотнике»? Чем закончился роман суперкарго и второго помощника?
        Я подобрался. Чего совершенно не хотелось, так это обсуждать подробности.
        - Мне очень жаль, что не сумел тебя уберечь, - сказал капитан. - Прости.
        - Конечно, сэр, - пробормотал я, смутившись. - Я все понимаю.
        - А я никогда не пойму, как у Рея хватило совести, - заметил мистер Смоллет. - Джим, я говорил Сильверу и повторяю тебе: я запрещаю вам встречаться. «Испаньола» тянет из вас жилы, но она позволяет видеться, как ты называешь, во сне. Можешь вызывать на рандеву его сознание, если тебе это, - капитан ткнул пальцем в скомканный портрет на тарелке, - надо. Ты был на главном контуре, и ты хозяин: что пожелаешь, то и будет. Сильверу останется подчиниться. Но это всего лишь сны, и расплачиваться за них тебе не придется.
        Всего лишь сны? Как бы не так. Юна-Вэл неспроста шипела и готовилась драться за свою честь. Однако наш капитан не знает, что Юна против; он-то думает, что Сильвер за. Помыслить тошно, что он обо мне думает.
        - Джим, - окликнул мистер Смоллет. - Ты слушаешь? Или ты уже там - с этим… Ч-черт! - он саданул кулаком по столу, так что брякнула посуда. Остыл и неожиданно признался: - Знаешь, я люблю RF больше жизни; но боюсь, что мне уже не летать. Никогда.
        Вот новости. За что любить RF? Я спросил.
        Мистер Смоллет откинулся назад. Губы сжались, на скулах обозначились желваки.
        - Я в RF девятнадцать лет - сколько ты живешь на свете, - ответил он наконец. Четыре года учебы, затем полеты. Четыре года нас учили любить свое дело.
        «Внушали любовь к обслуживанию Чистильщиков», - подумал я.
        - И потом, - продолжал мистер Смоллет, - мы всегда летали на «двойке», не выше. А я тебе говорил, что «двойка» - чудесный режим, праздник сердца. Чувствуешь себя, словно хлебнул коктейля для влюбленных. У других такая сумасшедшая влюбленность бывает раз в жизни, а у RF - каждый рейс.
        - Зачем вам?
        - В сотый раз терять голову от своей жены, как впервые, - это хорошо, - сухо проговорил мистер Смоллет. - И лично мне это было нужно.
        - Зачем?
        Он поморщился, досадуя на собственную откровенность.
        - Джим, оставим эту тему.
        Я поспешил с новым вопросом:
        - Сэр, откуда известно, что можно обратиться за помощью к Чистильщикам?
        Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить:
        - Я капитан RF-корабля. Он и я - одно целое. «Испаньола» знает, что их можно вызвать.
        Корабль-убийца советует обратиться за помощью? Ради всего святого, нет.
        - Сэр, не делайте этого.
        - Это не тебе решать… капитан Джим.
        Как он выговорил два последних слова - с какой горькой усмешкой!
        Мистер Смоллет снова усмехнулся, повеселей.
        - Джим, объясни мне, бестолковому: чем хорош Сильвер? Почему его с пеной у рта защищают все подряд? Бог с ним, с Хэндсом, но Дэн и Рей… Уму непостижимо.
        - Это очень просто. - Как не сказать правду и одновременно не солгать? - Сильвер привел с собой людей, которые свободно обсуждают проблемы RF. У них нет внутренних запретов, как у вашего экипажа. И они поставили на уши весь корабль, все перевернули. Вы сами говорите такое, чего раньше в жизни бы не произнесли. Насчет пленников RF хотя бы. А еще прямо называете Чистильщиков Чистильщиками.
        - И только-то? Невелик подвиг.
        Я не стал спорить. Мистер Смоллет подождал, не добавлю ли я чего; не дождался.
        - Спасибо и на этом. Джим, - он требовательно взглянул мне в глаза, - ты сказал правду?
        - Да, сэр.
        Короткая фраза отдалась в мозгу глухим ударом. Я во второй раз солгал капитану корабля.
        Снаружи меня дожидался Том.
        - Что мистер Смоллет? Что с Рейнборо? - в один голос спросили мы друг у друга.
        Отвечать пришлось лисовину:
        - Непонятно, что с Рейнборо. Его убивает всеобщее презрение, но по-моему, дело не только в этом.
        - Корабль отыгрывается?
        - Кто его разберет, - Том откинул со лба пряди волос, морщась коснулся щеки, словно кожу саднило без биопласта. - Кажется, Хэндс что-то понимает. Так заботливо повел его в спортзал…
        Я же говорил капитану: «самозванцы» лучше старого экипажа разбираются в проблемах RF. Надеюсь, Хэндс сумеет помочь.
        - Я пошел? - Лисовин торопился к мистеру Смоллету.
        - Иди.
        Он скрылся в салоне. А я, нарушая запрет, двинулся вниз по коридору, на следующую палубу. На камбуз к Сильверу. К Юне-Вэл.
        Глава 8
        Сорванная шторка на входе - ее оборвали, когда сражались с крысами, - была привешена на место. Шторка была мертвой и безвольно покорилась, когда я ее отогнул.
        Сильвер… то есть Юна-Вэл… нет, все-таки Сильвер - был здесь. Сидел на высоком табурете, сгорбясь, поставив локти на заваленный припасами стол и подпирая ладонями голову. В горестных раздумьях? Играя роль? Я внимательно оглядел ладную фигуру. Биопласт наложен безупречно: крепкая шея, крутые плечи, великолепные мускулы на руках и ногах. Тонкая талия и узкие бедра - в самый раз. Под превосходно развитыми грудными мышцами женскую грудь не угадать.
        - Джон?
        Он - она - вскинулся. В первый миг не признал меня из-за маски:
        - Том? - Признал: - Джим? Уйди!
        Ну и рык. Хриплый, мощный. Наверное, биопласт на голосовых связках; вряд ли Юна-Вэл принимает гормоны.
        Я зашел и аккуратно расправил за собой шторку. Сильвер вскочил и двинулся на меня.
        - Сказано: уйди. Не хватало с Александром объясняться.
        - Я хочу с тобой поговорить.
        Его… ее… не разберешься! - глаза метнули зеленые молнии.
        - Нечего мне «тыкать»; я вдвое старше тебя. И уже было сказано: станешь во сне приставать - схлопочешь так, что мало не покажется. А если заикнешься о конфигурации тела, - Сильвер хлопнул себя по бедрам, - немедля огребешь по ушам.
        Я рассмеялся.
        - Конфигурация - высший класс. Где поюн?
        - В каюте.
        - Он тоскует в одиночестве.
        - Пусть лучше тоскует, чем болтает. Вон отсюда.
        Табурет на камбузе был всего один, для хозяина. Поэтому я расчистил место на столе и уселся.
        - В кого ты такой наглый? - За цветными линзами в глазах горел мрачный огонь, жесткое смуглое лицо стало еще жестче.
        - Я не наглый, а любознательный.
        - А кипяточку за шивороток не желаете, мистер? Убирайся, кому говорю.
        Рассерженного Джона Сильвера я бы посчитал опасным. Игравшая его Юна-Вэл вызывала нежность. В моих снах она была сильная и решительная, однако наяву влипла так, что ее необходимо было опекать.
        - Юна, - сказал я, твердо глядя в сумрачное лицо, - ты уже втравила в свою авантюру кучу народа…
        - Правду знает один Израэль, - перебила она. - Остальные воображают, что я Джон.
        - Прекрасно. Но лично ты вляпалась по уши, а с тобой мистер Эрроу и Рейнборо. И я. Значит, будем водить эти хороводы вместе. Не надо меня гнать, а скажи лучше, что я должен делать и чего нельзя. Я имею в виду сны.
        - Про сны забудь, - отозвалась она холодно. - Не сдержишься и попробуешь взять меня силой - отлуплю так… А потом еще Израэль отметелит.
        - Разве я похож на насильника?
        - Не знаю, на кого ты похож! - В низком голосе прорезались истерические нотки. - Ненавижу…
        - Меня?
        - Чистильщиков. - Она вдруг упала на табурет, согнулась, прижимая руку к губам.
        - В чем дело? Юна!
        Она взглянула снизу вверх. В смуглом лице Джона Сильвера, бывшего навигатора, читалось отчаяние. Будь это женское лицо, я бы сгреб Юну-Вэл в объятия и попытался утешить - словом или лаской… Пожалуй, отлупила бы она меня.
        Я коснулся ее твердого, упругого плеча. Сквозь биопласт прикосновение все равно должно ощущаться.
        - Что такое?
        - Там… В коробке от печенья… - Навернувшиеся слезы перелились через ресницы и скатились по щекам. Юна-Вэл сжалась, пряча их.
        Я соскочил на пол. Коробка была под столом; я как раз над ней рассиживался. Аппетитные картинки на стенках: золотистые печенюхи в вазочках и дымящиеся чашки коффи. Приподняв крышку, я заглянул внутрь. Оттуда шибануло запахом печенюх с пряностями, а донце коробки оказалось устлано слоем плотно сбившихся крыс. Черные сгустки то ли дремали, то ли мечтали о чем-то. Их венцы едва тлели, вяло помаргивая, и вся эта нечисть выглядела сонной и безобидной.
        - Опять пришли, - шепнула Юна-Вэл.
        - Ну и что? Не в первый раз. - Я плеснул в стакан воды и подал ей. - Отчего они в коробке?
        - Их мистер Эрроу заговорил… усыпил, - она цедила воду, удерживая стакан обеими руками. - Сказал: такого никому не удавалось. «Испаньола» на нас с тобой замкнута, поэтому… Но они скоро проснутся.
        - А зачем ты чувствуешь себя виноватой? Смотри: у тебя все получилось. - Я опять взгромоздился на стол, смутно надеясь, что сверху мои доводы прозвучат весомей. - Хотела попасть на корабль - попала. Криса мы спасли, уровень понизили до безопасной «двойки». Я очень рад, что побывал с тобой на контурах, и мне нравится, что ты Юна-Вэл, а не Джон. Что тебе еще? Какую вину изыскала?
        Она отставила стакан и понурилась. Я рассматривал ее руки с сильными длинными пальцами. Снять бы с них биопласт, имитирующий грубую мужскую кожу, погладить ее настоящие руки…
        Неожиданно вспомнилось: «Не предавай тех, кто тебя любит». Не о том ли речь?
        - Юна, ты считаешь, что предаешь Израэля?
        - Не твое дело.
        - Мое. Я был с тобой на контурах.
        - Джим! - Внезапно рассвирепев, она вскочила на ноги. - У тебя нет никаких прав, понятно? Ни на тело, ни на душу. Это ясно?
        - Да, сэр! - рявкнул я. - У меня есть право умирать за вас вслепую. А помочь права нет.
        - Да пойми же, бестолочь: умирать будешь не ты. Когда меня заберут Чистильщики и ты останешься один, на контуры пойдет Рейнборо. Без напарника. Чтобы переключить на себя «Испаньолу», чтобы она не сожрала тебя. И погибнет. А он женат меньше года, и они двойню ждут. Рей с ума сходит - так ему Лизу жалко. - Юна-Вэл перевела дыхание. Блеснувшие на ресницах слезы показались зелеными. - Прости; ты-то не виноват. Это все мои затеи. - Она нервно прошлась из угла в угол, затем принужденно улыбнулась: - И это называется «мы командуем кораблем». Капитан Сильвер и капитан Джим. Аховые мы с тобой начальники, не находишь?
        Я не отвечал. Как же так? Мы не для того спасали второго помощника, чтобы Юну-Вэл забрали Чистильщики, а Рейнборо погиб на контурах. Что делать? Ума не приложу… Юна-Вэл снова прошлась вдоль стола, в сердцах пнула коробку с крысами.
        - Гадость! Джим, хоть ты не сердись, ладно? Я сама знаю, что кругом виновата. Перед экипажем, перед Израэлем… Он меня спас на «Илайне». Там пламя текло по коридорам - какая-то дрянь сочилась и горела - а Рэль бежал со мной через огонь. Мы и знакомы не были; когда начался пожар, случайно оказались рядом. Рэль меня схватил, перекинул через плечо и куда-то помчал. У меня вспыхнули волосы; он потушил их прямо на бегу. Я осталась с клочьями на голове и без единого ожога. А у него руки были без кожи… Хорошо, только руки. А Джон обгорел страшно. И в уме повредился. Можно подумать, это я была виновата, что в «Илайн» врезалась яхта с ополоумевшим десантником. Психическая травма, да. Но главное, Джон не мог простить, что он едва не сгорел заживо, а я отделалась испугом. Да еще Рэль появился. Джон с первого дня, как узнал о нем, объявил меня потаскухой. Хотя у нас долго ничего не было, Рэль любил меня издалека, уважительно и не требовал близости. А Джон стал просто чудовищем. Больной, страдающий и жестокий человек. И вылечить его невозможно - ему нравится страдать и изводить других. Я сама с ним чуть не
рехнулась. Если б не Рэль… Он поддерживал меня как мог. Утешал, в прямом смысле носил на руках, баюкал, как младенца. Пел колыбельные - настоящие, что когда-то мать пела ему и младшим сестрам. Считай, он спас меня дважды. И вот что получил в благодарность.
        Юна умолкла, сердито сдвинув гладкие черные брови. Натуральный Джон Сильвер, которого я знал до сих пор. С трудом можно представить этого человека Юной-Вэл.
        Она рубанула воздух ладонью, словно рассекая невидимые сети. Упрямо вскинула голову.
        - Я понимала, что мечтаю увидеть Александра. Стремилась сюда не только из-за Птиц, но и ради него. Однако я была убеждена, что не люблю его нисколько. Потому что когда мы угодили к Чистильщикам, он заплатил за мою жизнь, а я - за его. Джим, это не передать - как они выпивают душу, отнимают твою любовь и самую способность любить. Александр иногда так смотрит… взгляд, от которого умираешь… Так вот у Чистильщиков в сто раз хуже. Точно крючьями выдирают внутренности. Мучительно вытягивают нечто, без чего ты не можешь жить. Проходишь через адскую боль и остаешься с пустой оболочкой. Никчемная скорлупа; сухой лист, который оторвался от ветки. Полетает и сгниет на земле… Чистильщики могут высосать досуха, а могут оставить человеку последнюю каплю и взять на службу. Станционным смотрителем или капитаном корабля. А меня выбросили, потому что я женщина и для службы им не гожусь.
        Или потому, что слишком опасна, подумал я. Недаром Юна-Вэл - враг номер раз на борту.
        - Мы с Александром пятнадцать лет не виделись, - продолжала она. - Не искали друг друга. Чистильщики отняли все, что нас связывало. У меня и мысли не возникло, что я могу снова в него влюбиться. И… и вот, - она беспомощно развела руками. - Это сильнее меня.
        - Израэлю придется это пережить, - мягко сказал я.
        - Рэль сильный человек, он переживет. Я не переживу. Мне отчаянно его жаль, а себя ощущаю такой подлой тварью… Когда поюн вопит: «Юна-Вэл - потаскуха!» - я чувствую, что он прав. Да еще ты на контурах, - ее губы дрогнули в улыбке. - Я боялась заодно и в тебя втрескаться.
        - Не удалось?
        - Бог миловал.
        - Я огорчен.
        Она засмеялась. Оборвала смех и отвернулась, утирая выступившие слезы.
        - Джим, у меня никаких сил уже нет. Иди, займись чем-нибудь, пока Александр не прознал, что ты здесь.
        Я сполз со стола, на котором гнездился.
        - Нам осталось лететь всего ничего.
        - Восемьдесят два стандартных часа. Мне столько не продержаться. Иди, - Юна-Вэл подтолкнула меня к выходу.
        Я сделал шаг и обернулся.
        - На борту - два десятка мужиков. Неужто не придумают, как спасти одну женщину?
        - Дорогой мой Джим. - Юна-Вэл с насмешкой прищурилась. - Когда одна женщина чуть не погубила два десятка мужиков, вряд ли ее стоит спасать.
        - Не согласен.
        - Твое право. Но… Джим, послушай! - вскрикнула она во внезапной тревоге. - Ради бога, не сболтни лишнего.
        - По-моему, я не из болтливых. Это ты мне рассказываешь свои тайны, а не…
        - Ты не понимаешь. - У нее кровь отхлынула от лица, смуглый биопласт стал серым. - Джим, поверь: это очень серьезно. Я уже была женщиной на RF-корабле. Из-за меня уже дрались - Александр и первый помощник. Ты не представляешь, как страшно, когда первый помощник, ангел-хранитель… тот, к кому всегда идут за помощью, - когда он превращается в животное, в обезумевшего самца. Потому что уж если он стал таким, чего ждать от остальных? Они терпели, сжав зубы; он сломался первым… гнался за мной от кают до самой рубки, где был Александр и капитан корабля. Громкую связь отключили, чтоб я не могла звать на помощь. Я и не звала. Нечем было кричать, голос пропал. В рубку ввалилась полумертвая. А это RF-рейс, в рубку посторонним нельзя. Увидела экраны и рухнула на пороге. А следом мчится первый помощник. Здоровенный, матерый. Александр против него - что твой лисовин; такой же тонкий, легкий. Они сцепились, покатились через всю рубку. Капитан отволок меня в угол, ткнул в шею лучемет и держал, чтобы не сунулась разнимать. И сам разнимать не полез, даже не пытался криком образумить. Надеялся, что эти двое друг
дружку покалечат, а я ему достанусь. Помощник Александра бы задушил, но Александр… Я только и видела, как у него в руке мелькнула железяка. Помощник остался лежать с проломленной башкой, а Александр вскочил и с той же самой железкой пошел на капитана. Тот с испугу мной прикрылся, стволом лучемета шею сверлит. Я думала: на спуск даванет. И то - пусть лучше убьют, чем… всей стаей… Но не убил. Александр забрал лучемет и отдал мне, и велел стрелять в любого, кто сунется ко мне в каюту. Однако стрелять не пришлось: вскоре за нами явились Чистильщики.
        Она примолкла; лицо смягчилось и сделалось странно юным, как я уже видел, когда она умирала от свиста «Испаньолы».
        - Джим, ради всего святого, не выдай меня. Уже и так четверо знают. А ведь Александр - капитан, корабль тянет из него переживаний больше, чем из всех, вместе взятых. Я боюсь, что «Испаньола» сведет экипаж с ума. Если меня растерзают… сдерут биопласт и… - Она запнулась, перевела дыхание. - Да черт со мной, я сама напросилась. Мне ребят жалко, их же превратят в убийц и кинут Чистильщикам.
        Мне тоже было жаль ни в чем не повинный экипаж. И жаль мистера Смоллета, который рано или поздно узнает правду. Только где к тому времени будет Юна-Вэл? Ее было жаль больше всех.
        - Послушай, - заговорил я, - ты врач. Ты разбираешься в RF и один раз уже все пережила. Так какого рожна снова поперла на борт?
        - Я хотела быть с Александром, - прошептала она убито. - И надеялась уберечь Энглеланд от Птиц. И… Джим, ну оставь меня в покое, бога ради. - Она прошла к выключенным печам на стеллажах и уткнулась лбом в прозрачную дверцу.
        Я внимательно посмотрел. Как есть Джон Сильвер, в котором невозможно разглядеть красивую женщину с луговыми глазами. На это никто не польстится, я уверен. Однако я тут же представил, как с нее срывают одежду и отдирают биопласт, оставляя кровавые следы на золотистой коже. Коли дойдет до такого… Не дойдет. Озверевшему экипажу придется иметь дело со мной, Рейнборо, мистером Эрроу, Хэндсом и с капитаном Смоллетом. А еще, может быть, с двумя техниками из «самозванцев» и с планет-стрелком. Итого девять человек, готовых защищать Юну-Вэл.
        Или не готовых, пришла новая мысль. Всего несколько минут назад мне хотелось снять биопласт с ее рук и погладить ее настоящую кожу. Если невинное желание превратится в наваждение, в одержимость… Нет. Проклятый корабль, ты слышишь? Нет!
        Я кинулся вон, бросился вверх по коридору. И через десяток шагов обнаружил, что чертовски устал. Ноги подгибались, сердце колотилось где-то в горле, дышать было нечем. Корабль-убийца нарочно стремится измотать до предела, чтобы проще было одолеть. Ну, еще поглядим, кто кого.
        У входа в спортзал я увидел Тома. Понурый лисовин сидел на палубе и без маски казался удивительно беззащитным. Он вскочил, когда я подошел, и сунулся было меня поддержать. Я и впрямь едва стоял на ногах, но помощь мне требовалась иная.
        - Где мистер Смоллет?
        Том кивнул на спортзал:
        - Проводит военный совет. Меня выставили.
        - Слушай, друг лисовин, мне нужен станнер.
        Он озадаченно моргнул, затем деловито осведомился:
        - На хрена?
        - Защищаться.
        - От Сильвера? - Том вообразил невесть что.
        - Если бы! Защищать придется его самого.
        - Неужто? Кто же покушается на это сокровище?
        Мне не понравилась издевка в его тоне, и огорчило отсутствие обычной присказки «Джим, друг».
        - За Сильвером вот-вот явятся Чистильщики. - Они не имели отношения к делу, но я их приплел заодно. - И экипаж его ненавидит, хотя не Сильвер придумал запустить нам пятый режим.
        Том разглядывал меня, словно видел впервые.
        - Так ты на Чистильщиков с оружием собрался?
        - Я не чокнулся.
        К удивлению, мой краткий ответ лисовина удовлетворил.
        - Будет тебе станнер, друг Джим.
        Он зашагал вверх, на следующую палубу, а я взялся за шторку, закрывавшую вход в спортзал. Экая зараза. Не дается. Выскальзывает, в пальцах не удержать. Совсем я, что ли, ослаб?
        Шторку отогнули изнутри, и я оказался лицом к лицу с мистером Эрроу. Седых, словно запорошенных пеплом, прядей заметно прибавилось, глаза были измученные, на белках набухла красная сеточка сосудов.
        - Капитан Джим пожаловал? - Первый помощник слабо улыбнулся. - Ну, входи.
        Я вошел. На выключенной беговой дорожке плечом к плечу сидели старшие пилоты: бывший и нынешний. Крупный, сильный, уверенный в себе Хэндс - скала скалой. И усталый, взвинченный, обозленный Рейнборо - точно сжатая стальная пружина. Под раскосыми глазами залегли коричневые тени, физиономия припухла, как будто он то ли двое суток беспробудно пил, то ли схлопотал пару крепких зуботычин. Рейнборо не пил, это известно.
        Чуть в стороне прислонился к стене мистер Смоллет: здесь и не здесь, с людьми и одновременно сам по себе. Снежная седина, утомленное молодое лицо, скрещенные на груди худые руки. И внезапно полыхнувший огонь в синих глазах.
        - …!!! - капитан бешено выругался.
        Взвился Рейнборо, вскочил на ноги Хэндс, резко выдохнул, как при ударе, мистер Эрроу.
        Крыса. Дрожащий черный сгусток ткнулся в мой ботинок, попытался вскарабкаться, но не сумел. Полежал в раздумье, снова попробовал. Опять неудача. Я шагнул вбок, повинуясь жесту капитана. Черный комок дернулся следом, но между нами встал мистер Эрроу. Медленно, чтобы не спугнуть, опустился на корточки, протягивая к крысе обе руки. Фиолетовые искры в ее венце закружились, как будто крыса обрадовалась вниманию.
        - Уходи от нее, - велел мне мистер Смоллет.
        Он вжался в податливую стену, напружинился, словно стена готовилась провалиться под напором потока воды, и капитан удерживал ее своим телом.
        Я потихоньку отодвигался, а мистер Эрроу подманивал мою крысу к себе. Откуда взялась гнусная тварь? Я же ни в чем не виноват. Разве что… Ох. Крыса броском очутилась рядом, налипла на ботинок, а я осознал свою вину - ужасную, безграничную, неискупимую. Я посмел солгать капитану корабля, и настала пора платить по счетам.
        Метнувшийся вслед за крысой первый помощник влепил мне такую плюху, что изжелта-белый мир «Испаньолы» взорвался красочным фейерверком. Оплеуха выбила из меня чувство вины, и одновременно раздался торжествующий вскрик Хэндса:
        - Есть!
        Проморгавшись, я посмотрел: крыса пропала. Бледный, словно выпитый до дна мистер Смоллет отлепился от стены и шагнул ко мне.
        - Что ты натворил?
        Пронизывающий синий взгляд требовал говорить правду. Но моя правда под запретом. Мэй-дэй! Что делать?
        - Сэр, простите… Я нарушил приказ… - Вспомнил истинную, а не навязанную крысой, вину, и решительно закончил: - Я ходил на камбуз разговаривать с Сильвером.
        - Прощаю, - столь же решительно объявил капитан, коснувшись пальцами моего лба.
        Сквозь биопластовую шерсть я ощутил тепло, и на душе полегчало. Всего лишь на миг: на меня обрушилась глыба нового осознания, развалилась, засыпала обломками по самую маковку, пережала горло. Я солгал ему - опять солгал. Будь я проклят! Забирайте же меня, виноватого, забирайте скорей, накажите. Ради всего святого, позвольте мне понести наказание - заслуженное, суровое, справедливое…
        На сей раз я огреб удар в солнечное сплетение. Мне показалось, сознание не терял, однако очнулся на палубе.
        - Не спасем, - прозвучал голос мистера Эрроу. Я открыл глаза; первый помощник как раз поднялся с колен и обернулся к капитану. - «Испаньола» держит слишком крепко. Ему не вырваться.
        - В чем он виноват? - Мистер Смоллет прижимался к стене; однако сейчас он не удерживал ее, а обессиленно искал опору.
        - Думаю, где-то тебе солгал, - после секундной заминки выговорил мистер Эрроу.
        - Ч-черт… Джим, - капитан увидел, что я пришел в себя, - послушай, мальчик… - Он шагнул ко мне, с неожиданной легкостью поставил на ноги и придержал, чтоб я ненароком не свалился; от его рук исходило доброе, уютное, ободряющее тепло. - Я прощу тебе что угодно, но ты должен сказать правду. Сию минуту. Иначе будет поздно, я ничего не смогу сделать. Ты солгал мне - значит, солгал «Испаньоле». Лжи она не прощает, а ты у нее на крючке. Что ты сказал не так? Джим, отвечай. Быстро. Потом уже ни я, ни Дэн тебя не спасем.
        Я молчал, потому что Юна-Вэл умоляла ее не выдавать. Капитан Смоллет истолковал мое упрямство по-своему.
        - Уйдите, черти! - рявкнул он на придвинувшихся пилотов.
        Они вовсе не уши свои любопытные приближали. На закаменевших лицах ничего не прочтешь, но я-то понимал, что они готовы помочь мне сберечь тайну Юны-Вэл. Какой ценой? Опять мистеру Смоллету достанется?
        Я молчал.
        В синих глазах капитана мелькнула растерянность.
        - Дэн, хоть ты его убеди, - попросил он.
        Первый помощник не стал тратить слов: привлек меня к себе, заставил ткнуться лицом в плечо.
        - Что делать? - шепнул я; щекочущая биопластовая шерсть тут же полезла в рот.
        - Молчи, - выдохнул мистер Эрроу, проводя ладонью мне по затылку.
        Никакого RF-колдовства: он просто меня приласкал, как маленького. Я отстранился и встретил напряженный взгляд Рейнборо. Раскосые глаза с коричневыми тенями смотрели не мигая и тоже заклинали: «Молчи». Израэль Хэндс глядел на мистера Смоллета - глядел вдумчиво, оценивающе, точно желая разобраться, чего стоит наш капитан. Затем его взгляд перебежал вниз, на палубу. Густые брови сердито сдвинулись.
        - Сволочь, - прошипел Хэндс, неуловимым движением оказавшись возле новой зародившейся из воздуха крысы. - Сволочь! - Он загородил меня, оттесняя черный комок.
        Возле него встал Рейнборо. Крыса подалась в сторону, неловко подпрыгнула и смущенно вернулась на место. Фиолетовые искры тревожно побежали по кругу, а у меня заныло сердце: виноват. Бесконечно виноват. Мистер Смоллет, простите… Я больше никогда… я сейчас уйду… Я недостоин находиться на корабле. Вы только простите, и пусть меня заберут. «Испаньола» отвергает меня, гонит прочь, она права, и я послушно уйду в черноту за бортом, в космический мрак, в ту очищающую мглу, откуда не возвращаются… вернее, откуда приходят очищенные от скверны, обновленные, готовые нести службу…
        - Джим, очнись! - догнал мое уплывающее сознание крик мистера Эрроу. Первый помощник хлестал меня по щекам.
        Смешно. Он пытается мелкой болью заглушить мощный зов чего-то огромного, великодушного, справедливого; зов, которому невозможно противиться; зов, на который я с восторгом откликаюсь…
        - Маска! - выкрикнул мистер Смоллет, и голос капитана, показавшийся мне голосом нашего корабля, на миг вернул в реальность.
        Перед Хэндсом и Рейнборо дергался, моргая фиолетовыми венцами, здоровенный сросток черных комков. Я почуял спасительную ненависть, которой пилоты сдерживали крыс, увидел бледного мистера Смоллета - он вжимался в податливую стену, в студенистые объятия «Испаньолы», которая тянула из него последние силы. Затем мистер Эрроу вцепился в мою приросшую к коже маску и рванул. Напрочь сорвал все, не оставив ни кожи, ни глаз; я мгновенно ослеп, как будто лицо слизнуло огнем. Вместо очищающей тьмы, куда я стремился, меня занесло в белое пламя, и оно сжирало щеки, нос, подбородок, выгрызало и без того слепые глаза…
        От жгучей боли сознание прояснилось. Какое, к черту, пламя? Первый помощник всего-навсего содрал биопласт, а ослеп я от выступивших слез.
        - Ничего страшного, - пробормотал я, пытаясь рассмотреть: прогнали пилоты крыс или как? Вроде не видать эту нечисть.
        Рейнборо протянул мне обеззараживающую салфетку; от ее лекарственного душка меня замутило, но я все-таки промокнул горящую кожу. Полегчало.
        - Алекс, у нас больше нет времени, - с каким-то особым значением проговорил мистер Эрроу, машинально сворачивая маску в рулончик. Спохватился и встряхнул ее, готовясь прилепить обратно.
        - Не надо, - я забрал биопласт и сложил мехом наружу. - Лучше Тому вернуть.
        Мистер Смоллет с силой потер виски, тряхнул седой головой и ткнул кнопку связи:
        - Мелвин, ответь мне. Начинай торможение. Я сказал: тормози. Будем принимать на борт гостей. Ты слов не понимаешь? - Очевидно, пилот противился распоряжению. - Пилот О'Брайен, повторите приказ! - рявкнул капитан на строптивца. - И выполняйте. Израэль, - обратился он к Хэндсу, - идите в рубку, помогите Мелвину; заодно приглядите, чтоб не психанул.
        - Слушаюсь, сэр. - У Хэндса потеплел голос, как будто мистер Смоллет посылал его во внеочередной отпуск.
        Капитан вызвал навигатора Мэя:
        - Возьми под арест лисовина. Он у входа в спортзал. Не хочу, чтобы путался под ногами… Правильно; и юнга мне ни к чему.
        Мистер Смоллет еще отдавал распоряжения техникам, а я вперед Хэндса выскочил в коридор. Тома - под арест?!
        В коридоре Хэндс настиг меня и ухватил за плечо:
        - Куда рванул? Ничего твоему лисовину не сделается.
        - Он мне нужен - маску отдать. - Я предъявил Хэндсу меховой комок.
        - Мистер Эрроу, они проснулись и лезут из коробки, - прошелестело по громкой связи: пытаясь умерить свой рык, Юна-Вэл шептала слова.
        Хэндс вздрогнул и прибавил ходу, увлекая меня за собой. Дважды ткнул кнопку на воротнике и, тоже стараясь, чтобы громкая связь не оглушила ревом, произнес:
        - Доктор Ливси и Том Редрут, пройдите в медотсек к Джиму Хокинсу. Подождешь там, - сказал он мне.
        Медотсек от спортзала был в двух шагах. Откровенно говоря, я обрадовался, потому что мгновенно устал торопиться.
        - Почему вы не остановили Юну-Вэл? - спросил я, пока Хэндс не умчался наверх, в рубку. - Вы понимали, что ей сюда нельзя?
        - Ты пробовал прекратить шторм на море? Юну никто не остановит. Ее можно только убить. - Хэндс бросился дальше, но через десяток шагов обернулся: - Вспомни, как у мистера Смоллета полыхали глаза перед стартом; его неодолимо звал RF. Так и Юну влекло - зверю в пасть.
        Я проводил его взглядом. Стремительный, сильный, надежный. Едва ли наш капитан сильней и надежней, чем Хэндс. Не понимаю я эту женщину.
        Не сладив с тугой шторкой, я уселся у входа в медотсек. Тут же потянуло в сон, но спать было нельзя; и на луг Юны-Вэл путь заказан. Прислушался, пригляделся, принюхался. Хоть тресни, не чувствую никаких изменений; разве «Испаньола» тормозит?
        Прибежал Том. При виде моей ободранной физиономии он зашипел, как настоящий лисовин, и выругался, как бывалый пират. Я протянул ему мех:
        - Забирай. Спасибо.
        Воровато оглянувшись, Том вынул из-за пазухи и сунул мне станнер, затем принял маску и вручил зеркальце.
        - Подержи, будь другом. - Глядя на свое отражение, лисовин наложил биопласт и принялся энергично его приглаживать и согревать. Белые усы печально висели, не желая подниматься. - Зачем ты ее содрал?
        - Не я: мистер Эрроу. Долго меня бил и всяко калечил, чтобы прогнать крыс.
        - Очень долго? - настороженно уточнил Том.
        - Ну… не так уж.
        - Сколько? Джим, друг, это важно.
        - В три захода. - Я начал перечислять: - Сперва оплеуха, затем полная отключка, потом несколько оплеух - не считал, и наконец содранная маска.
        - Черт, - выдохнул лисовин удрученно. - Много. Я спрашивал; прогонять крыс болью рискованно. Это и тебе плохо, и тому, кто бьет, аукнется.
        Из-за поворота вынырнули доктор Ливси и навигатор Мэй. Увидев меня, доктор всплеснул руками, космолетчик и бровью не повел.
        - Я за тобой, - приветливо сообщил он Тому, приближаясь упругой походкой тренированного космодесантника. - Оружие есть?
        - Нет.
        Навигатор сноровисто обыскал ошеломленного лисовина, изъял тонкий кинжал и опустил в свой карман.
        - У себя подержу. Ты арестован, - объявил он.
        - Вы с ума сошли? - возмутился доктор Ливси.
        - За что? - Том изобразил глубочайшее изумление. Ему ли не знать, за что арестовывают похитителей оружия? Он только не мог взять в толк, каким чудом Мэй так скоро прознал о краже станнера.
        - Приказ капитана Смоллета, - добродушно объяснил Мэй. - Пойдем, приятель; посидишь в каюте.
        - Чем ты опять отличился? - спросил Тома доктор, нахмурясь.
        - Мистер Смоллет отказался от услуг юнги, - сказал я. - Он не хочет, чтоб Том мельтешил рядом и… - Я прикусил язык. Коли наш капитан отправляет своего юнгу под арест, значит, ему грозит нешуточная опасность. Лисовин же наизнанку вывернется, лишь бы оказаться с мистером Смоллетом и предложить свою жизнь в обмен на жизнь капитана.
        Том всегда соображал быстрей меня; он и сейчас сообразил.
        - Мэй! - взмолился он.
        - Идем, - велел навигатор. Руки у него были пусты, но впечатление было такое, словно Мэй пригрозил «стивенсоном».
        Том подчинился, а я вслед за доктором Ливси вошел в медотсек. Миновали закуток, напичканный обычной - не RF - аппаратурой, и зашли в операционную. Бестеневая лампа над операционным столом была выключена, горело несколько матовых светильников. Доктор указал мне на табурет и обработал саднящее лицо. Закончив, он подтянул себе второй табурет и уселся рядом, сгорбившись, уронив руки между колен. Мы несколько минут сидели в тишине; чуть слышно постанывал корабль, да сидение табурета попискивало под доктором Ливси, когда он вздыхал или шевелился. Зверски хотелось спать. Я пальцами раздирал слипающиеся веки, они снова слипались, и в конце концов я задремал.
        - Джим, RF - это преступление, - заговорил доктор.
        - Угм, - вяло согласился я в полусне.
        - Ума не приложу, что сказать твоей матери, - пожаловался он.
        Я проснулся, внезапно обозлившись.
        - Скажете, что мы боролись, как могли. Сражались с этим самым RF до последнего. Стояли насмерть. Вот это и скажете.
        Вместе с табуретом доктор Ливси отъехал от меня и всмотрелся.
        - Джим, мальчик мой, это - ты?
        - Я самый. - Его трагический тон разозлил меня еще пуще. - Как говорят, капитан Джим.
        - А это ты брось, - возразил доктор. - Не ты командуешь «Испаньолой», и не Сильвер.
        - Мистер Смоллет сказал…
        - Я слышал, - оборвал он. - Я только что прочел об этих нижних контурах и их последствиях. Нигде не сказано, что пара влюбившихся космолетчиков начинает воздействовать на корабль. Единственное, что происходит, - понижается уровень напряжения. Вот это верно.
        Доктор Ливси выпрямился, расправил плечи и стал похож на себя прежнего - уважаемого врача, главу серьезной клиники.
        - Меня трое человек называли капитаном, - проговорил я, размышляя. - Мистер Смоллет, мистер Эрроу и Сильвер.
        - Сильвер - лжец, - припечатал доктор. Его черные, обведенные усталыми тенями глаза недобро блеснули. - А что до Александра и Эрроу… по ним не суд чести - по ним тюрьма плачет. И по мерзавцу Рейнборо.
        - Он не мерзавец. - Я встал на ноги, и доктор тоже поднялся. - Рейнборо все сделал с моего согласия.
        - Допустим. Он заморочил тебе голову и убедил, что так надо. Но кораблю ты не капитан, и я не понимаю, зачем твердить эту ложь.
        Мне расхотелось спорить. Надо бы самому глянуть, что читал доктор, и попросить объяснений у Юны-Вэл. Она-то должна разбираться. Не зря ведь ее супруг в бытность свою навигатором крал для нее информацию.
        - Внимание: Джиму Хокинсу, Джону Сильверу, Дэвиду Ливси и мистеру Трелони с охраной подняться на девятнадцатую палубу, - объявил по громкой связи капитан Смоллет.
        - Девятнадцатая - это которая? - спросил кто-то из охранников сквайра.
        - На самом верху. Я вас встречу.
        - Что нас ждет на сей раз? - осведомился у меня доктор Ливси, открывая шкаф с медицинскими инструментами.
        - Чистильщики, сэр.
        Я сделал шаг в сторону, желая посмотреть, что именно понадобилось доктору. Он тщательно загораживал собой полки шкафа.
        - Джим, я двадцать лет лечу и спасаю людей, - проговорил он раздумчиво, сунув что-то в карман, - но теперь начинаю задаваться вопросом: стоит ли спасать всех подряд?
        Я так и не видел, что он забрал. Но подозревал, что в умелых руках взятое окажется неплохим оружием.
        Глава 9
        Я брел вверх по коридору вслед за решительно настроенным доктором и задавался разными вопросами. Их было слишком много для моей усталой, сонной головы, и я попытался уменьшить число своих недоумений:
        - Израэль Хэндс, ответьте Джиму Хокинсу.
        - Мм? - невнятно отозвалась громкая связь.
        - Мы начали торможение?
        - Да.
        - А почему оно не ощущается?
        - Это RF.
        Знакомая песня. RF - и этим все сказано.
        Далеко обогнавший меня доктор Ливси обернулся.
        - Они тормозят так же, как ты командуешь кораблем. Не удивлюсь, если окажется, что мы вообще никуда не летим. Пилот с навигатором сидят в рубке, развлекаются, картинки смотрят - а мы всему верим. - Он сердито устремился дальше.
        Ноги не желали идти. Кое-как я добрался до жилой палубы. Возле каюты лисовина устроился навигатор Мэй: привалившись к стене, одну ногу согнув в колене, другую вытянув чуть не до середины коридора. Ноги у Мэя длинные. И руки длинные, с рельефной мускулатурой, как у бойца. Нетрудно вообразить, будто у него где-то рядом припрятан штурмовой «стивенсон». Цепкий взгляд скользнул по мне, оставив неприятное ощущение, что навигатор обнаружил укрытый под одеждой станнер. Однако Мэй ничего не сказал, а у меня язык не повернулся сообщить, что доктор Ливси тоже вооружился и за ним надо бы приглядеть.
        Совсем умаявшись, я свернул в щель, которая вела на следующий виток. Все ж таки путь покороче. Ее стены истекали желто-белым светом, и проложенный поверху светящийся шнур был едва различим. До чего узка, зараза. Упругий студень цеплял за плечи, я развернулся вполоборота и эдаким неловким манером продвигался вперед. Страшная канитель.
        Потом я увидел скорченную фигуру. Зажатый стенами человек сидел на пятках - я различил рисунок протектора на подошвах - согнувшись, так что головы не видать, одна вздрагивающая спина да крестец, на котором выбилась из-под ремня форменная голубовато-серая рубашка.
        Возле ботинок сгрудились крысы. Почуяв мое приближение, они оживились, венцы замигали ярче. Затем крысы напыжились, приподнялись и потянулись в мою сторону. Я не умел вызывать в себе ненависть, как наши risky fellows, и шуганул тварюг мысленным воплем: «Пошли вон, гады!» Они смущенно осели на место, притушили мерцание.
        Обтянутая рубашкой спина вздрагивала от беззвучного плача. Я понятия не имел, что делать с плачущим Сильвером, - не по моей части утешать раскисших навигаторов - и решил дозваться Юну-Вэл. Прислонился к стене, прикрыл глаза и мгновенно скользнул на ее седой от росы вечерний луг, в слоистый туман, к замирающим трелям скрипичников-прыгунцов.
        - Юна! - окликнул я, озираясь.
        Нашел. Она сидела в росистой траве; волосы цвета коффи скрывали опущенное лицо, нелепая куртка сползла с обнаженных плеч.
        - Ну, что ты? - Я опустился рядом на колени.
        - Не жалей меня, - прошептала она. - Не то я не удержусь и завою по громкой связи.
        - Нельзя, - сказал я, вспомнив инструкцию в своей каюте.
        - Но хочется… Это последнее, что можно сделать.
        - Юна, - я заставил ее распрямиться и посмотрел в мокрое от слез лицо; оно не опухло и не пошло красными пятнами, как бывало у Лайны. - Объясни.
        Она вытерла слезы рукавом.
        - Считается, что так можно ускорить события. Заплачешь по громкой связи - и вместо жалости вызовешь у людей раздражение. Корабль его подхватит и усилит. И ты пропал. Одно дело, когда экипаж стоит за тебя горой, и совсем другое - если ребята фыркают и кривятся, и только рады от тебя избавиться. Крысы без помех добивают жертву, и приходят Чистильщики.
        - Не плачь больше. - Я провел кончиками пальцев по ее влажной щеке.
        Юна-Вэл ткнулась лбом мне в грудь.
        Я поцеловал ее волосы - густые и упругие, как у Лайны. Лучше, чем у Лайны, без аромата пугающе дорогих духов.
        - Пора идти, - Юна-Вэл хотела подняться, но я ее удержал.
        - Почему ты меня не любишь? - Это не было нытьем - я желал разобраться в проблеме.
        Она с насмешливым удивлением вскинула брови, и на лбу обозначилась тонкая морщинка.
        - Мальчик мой, я гожусь тебе в матери.
        - А Джон Сильвер годился бы мне в отцы. Это не должно было помешать нам на контурах. Доктор Ливси прочитал о них и подтвердил: побывавшие на контурах влюбляются друг в друга.
        Юна-Вэл усмехнулась.
        - Могу представить, какую чушь он читал. Мистер Эрроу все еще пленник RF, он не мог дать верную информацию.
        - Все еще? - переспросил я.
        - Да. Я не успела… - Она запнулась, сердито прикусила губу.
        - Что ты собиралась сделать?
        - Тебе незачем знать.
        - Юна!
        - Джим! - Луговые глаза сверкнули; в них было больше стального блеска, чем нежной зелени. - Я не хочу погубить и тебя заодно.
        «Ты был на главном контуре, - объяснял мне капитан Смоллет, - и ты хозяин: что пожелаешь, то и будет. Сильверу останется подчиниться». Хорошо, коли мне удастся ее дожать.
        - Зачем ты явилась на корабль?
        - Отвяжись.
        - Отвечай! - рявкнул я, потому что убеждать было некогда.
        - Не смей на меня кричать! - Юна-Вэл взвилась с земли; я вскочил вслед за ней.
        - Отвечай. Правду.
        - Нет.
        - Говори.
        Показалось, что Юна-Вэл упадет - так побелело вдруг ее лицо, так вся она поникла, будто спаленное засухой деревце.
        - Я рассчитывала их спасти, - вымолвила она непослушными губами. - Александра и его экипаж. - Она перевела дыхание и заговорила тверже: - Я много лет занимаюсь проблемами RF. Джон по крупицам собирал данные; потом Израэль. Им было безумно трудно; они же risky fellows, взращенные Чистильщиками. Боролись, преодолевали блоки в сознании… А я ничем не могла помочь. И сейчас не до конца понимаю, как оно работает, но кое-чего добилась. По крайней мере, Израэль и еще трое наших пришли на «Испаньолу» без половины всаженного им в мозги багажа. Они способны говорить об RF и Чистильщиках, думать по-человечески.
        - И Рейнборо может, - добавил я. - Мистер Смоллет тоже начал.
        - Я ожидала, что все получится гораздо быстрей. Пронесла на борт щит собственного изготовления - штуку вроде гипноизлучателя, для защиты людей от воздействия RF-корабля…
        - Как тебе удалось? Нас же просвечивали перед посадкой.
        - В вещах мистера Эрроу «Щиток» отлично себя чувствовал. Однако в высоком режиме он действовал слабо.
        - А сейчас пашет как надо?
        - А сейчас его нет, - отрезала Юна-Вэл.
        - Почему?
        Она отвернулась. Слоистый туман подбирался к нам с краев луга, плыл над головой, стирая краски с облаков, озаренных малиновыми лучами уходящего солнца. Я коснулся плеч Юны-Вэл, облитых завитками ее волос. Кожа у нее была холодная, и Юна зябко поежилась.
        - Что сталось с твоим «Щитком»?
        - Разбила. - Она горько вздохнула и продолжила без моих понуканий: - Когда крысы пришли в первый раз… не когда вы прибежали на камбуз, а до того… Перепугалась до беспамятства, всякое соображение отшибло. Почему-то вздумалось, что если уничтожу «Щиток», корабль отступится. Как бы не так. Обломки не успела выбросить, а новые крысы тут как тут. Тогда уже стала кричать… Собственными руками разбила, идиотка. Чистильщики меня б забрали, но «Щиток» бы остался, работал. Весь рейс, туда и обратно. Ребята вернулись бы живые. Нас же послали на смерть. Всех - тебя, меня, Александра… Уже четыре корабля возвратились без экипажа, а руководство флота не чешется. Секретность проклятая! Смотрители безнаказанно гонят людей в рейс в высоком режиме, Чистильщики глотают добычу, не жуя. Джим, я не сомневалась в том, что нас ждет. Но этих risky fellows словами не убедить, не удержать. Я была уверена, что справлюсь здесь, на борту. И вот…
        Я прижался щекой к ее затылку.
        - Это не твоя вина. «Испаньола» заставила уничтожить оружие, с которым бы ты победила.
        - Что толку меня утешать?
        - Это правда. Ты же не сама ударилась в истерику, а корабль довел. Не казнись.
        Юна-Вэл погладила мои пальцы, лежащие у нее на плече.
        - Джим, прости.
        - За что?
        - За то, что не люблю, - прошептала она.
        Развернув Юну-Вэл к себе лицом, я посмотрел в ее несчастные глаза, на побледневшие изогнутые губы. Красивая… Я спросил о деле:
        - Отчего контуры сработали не так, как надо? Ведь твоего «Щитка» уже не было.
        - Кто их знает? Крис мог бы разобраться, но он в коме. А техники только руками разводят. Кстати, что именно сказал тебе доктор Ливси? - вдруг заинтересовалась Юна-Вэл.
        - Что мы с тобой не командуем «Испаньолой». - Я постарался припомнить дословно: - «Нигде не сказано, что пара влюбившихся космолетчиков начинает воздействовать на корабль».
        - Чушь, - удовлетворенно кивнула она. - Космолетчиков на контуры не сажают. Только пассажиры вроде нас с тобой понижают уровень - «командуют кораблем». Разумеется, это не то, что делает настоящий RF-капитан. - Она поразмыслила. - Однажды кто-то после контуров сдуру попер в гости в чужую каюту - там-то их роман и начался. А слух прошел иной, и теперь контуров все боятся.
        - Ты уверена?
        - Это версия.
        - Тогда приходи ко мне, побеседуем.
        Я пошутил. Однако Юна-Вэл сильно расстроилась; она заморгала, губы горестно дрогнули.
        - Ума не приложу, на что Александр надеется. Придумал раньше времени вызвать Чистильщиков! Сам бы не поплатился… Джим, я прощаюсь с тобой - здесь и сейчас. И запомни: Чистильщики - хуже смерти. Но если корабль тебя одолеет, не вздумай покончить с собой: это значит отнять последние шансы у остальных. Когда Чистильщики кого-то забирают, они дают краткую передышку уцелевшему экипажу. А стоит тебе ускользнуть из их пасти, ребятам пощады не будет. Джим, если мы встретимся там, у них… или на Станции… я тебя узнаю. И сделаю все, чтоб ты вспомнил, кто ты. Чтоб остался хотя бы наполовину человеком, как Александр. А теперь отпусти меня на корабль.
        - Я не держу, - пробормотал я, сглотнув ком в горле.
        - Ты удерживаешь мое сознание. Мы разговариваем здесь, а на самом деле застряли на трапе.
        Больше всего на свете мне хотелось остаться с Юной-Вэл на вечернем лугу.
        - Джим, не упрямься, - мягко сказала она.
        Схватив в объятия, я прижал ее к себе - крепко, как только мог. Не пущу. Чистильщики хуже смерти.
        - Надо идти, - шепнула она. - Александр ждет.
        Мистер Смоллет обещал, что не отдаст ее Чистильщикам. Юна-Вэл в это не верит; она лучше разбирается, чем он… Не пущу.
        - Возьми себя в руки, - проговорила она с холодком. - Некогда миловаться; нам пора.
        - Юна…
        Она рванулась, оттолкнула меня. В глазах полыхнул зеленый огонь.
        - Джим Хокинс, марш на корабль!
        Затянутый туманом луг исчез, и я оказался в щели - привалившись к стене, с целой стаей крыс под ногами. Перемигиваясь венцами, черные сгустки сновали от меня к скорчившемуся Джону Сильверу и обратно. Крысы тыкались в подошвы его ботинок и отскакивали, словно резвились.
        Сильвер поднялся на ноги, огляделся. При виде крыс смуглое лицо болезненно дрогнуло.
        - Видишь, что натворили. На RF-корабле нельзя долго спать… и уходить с него надолго - тоже.
        Мы двинулись наверх. Сильвер шагал легче и быстрей, я отставал. Крысы торопились за ним, вся черная свита мельтешила возле «бывшего навигатора», лишь изредка одна-две возвращались ко мне - подгоняли. Твари не пытались навязывать чувство вины, а просто бежали себе и бежали, будто компанейские зверьки.
        - Юна, - окликнул я, когда выбрался из щели в коридор; обогнавший меня на десяток метров Сильвер обернулся. - Что крысы сейчас делают? Зачем они кораблю?
        - Черт их знает, - процедил он, разглядывая сгустки тьмы на полу. - «Испаньола» сыта после наших с тобой бесед. - Он дождался меня и зашагал дальше.
        - В каком смысле «сыта»?
        - Она питается людскими переживаниями. Стоило мне побиться в истерике - и корабль доволен. Но ему скоро понадобится новая порция, и крысы примутся ее выжимать.
        - А как он живет в обычном состоянии - в нормальном рейсе, когда нет загнанной крысами дичи?
        - «Обычного состояния» у RF не бывает. Во втором режиме, как раньше всегда летали, взвинченный экипаж отчаянно влюблен в своих женщин. Корабль жирует на самых сильных переживаниях - на любовной тоске и неутоленной страсти. Если же удается заставить кого-то ощутить себя виноватым и сожрать его целиком - это отдельный праздник.
        - Влюбленность RF друг в друга кораблю тоже нужна. Иначе зачем эти каюты-ловушки, где людей заставляют терять голову?
        - Иначе незачем, - согласился «бывший навигатор». - Тут все идет в дело: влечение, стыд, душевный раздрай, конфликты в экипаже… Думаю, будь их воля, Чистильщики весь корабль превратили бы в сплошную каюту. А экипажи набирали бы из женщин - они более эмоциональны и трепетны, чем мужчины.
        - Тогда они погибли бы сразу, - возразил я, - больше никто бы не летал, и Чистильщики остались бы с носом.
        - Они и так останутся. Вопрос в том, сколько еще экипажей погибнет, кроме нас.
        - Джим Хокинс, Джон Сильвер, где вы находитесь? - прозвучал по громкой связи голос капитана Смоллета.
        «Бывший навигатор» огляделся.
        - Где мы? - спросил у меня.
        Нашел, к кому обращаться. Кругом - никаких ориентиров, кроме символов на шторках, в которых я не смыслю. Я дважды ткнул кнопку связи на воротнике:
        - Сэр, мы свернули с жилой палубы на трап и вышли с него на следующий виток.
        - Поторопитесь, - отозвался мистер Смоллет странно звенящим голосом.
        - Александр в бешенстве, - сказал Сильвер. - Ты потом не сердись на него. Не обвиняй. Любой RF-капитан - инструмент Чистильщиков. Они не позволят ему отбиться от рук.
        - Остановить его? - предложил я, прижимая к себе укрытый под курткой станнер.
        - Нет! - вскинулся Сильвер. - Покуситься на капитана значит оскорбить его богов. «Испаньола» тебе не простит, а меня заест в любом случае. Часом раньше или часом позже - какая разница?
        Мэй-дэй! Я сам себе не прощу, если ничего не сделаю для Юны-Вэл. Как ее уберечь? Пока не знаю…
        Прошли еще один виток. Где та девятнадцатая палуба, куда нам велено подняться? Сколько палуб Юне-Вэл осталось жить? Крысы тянулись за ней, словно короткий черный шлейф.
        - Представляешь, как странно, - заговорил «бывший навигатор». - Александр был женат…
        - Вот чудо-то, - буркнул я, скрывая собственное смятение. - Кто бы мог подумать.
        - Помолчи. Жена у него была зеленоглазая красавица.
        Не диво: потеряв Юну-Вэл, мистер Смоллет подыскал зеленоглазку на замену.
        - У них родился ребенок, но сразу умер. И они расстались.
        - Так что странное?
        - Что разошлись. Когда risky fellows - влюбленные и стосковавшиеся - возвращаются из рейса, в семье начинается очередной медовый месяц. Который тянется вплоть до следующего рейса. Поверь мне: от такого мужа не уйдешь, и он свою жену не бросит. А эти двое расстались. К тому же после общей трагедии.
        - Некая дама оставила супруга после катастрофы на «Илайне».
        - С Джоном было невозможно жить. Он изводил меня, как не знаю кто.
        На душе сделалось неуютно. Risky fellows одним прикосновением умеют влить физические силы или прогнать скребущих на сердце котунов. Нетрудно представить, каковы эти ребята по части любовных ласк. Куда до них простым смертным. «Все равно я тебя люблю», - мысленно сказал я Юне-Вэл. Обогнавший меня Сильвер оглянулся.
        - Что?
        - Я молчу.
        «Бывший навигатор» с минуту шагал, размышляя. Миновали еще одну палубу.
        - Джим, я не сравниваю обычных людей с RF. И ты ничем не хуже их. Все, что они умеют на борту RF-корабля, внизу не работает. И в первый раз меня понесло в рейс именно за этим - за сказкой, которой внизу не бывает.
        - Джон Сильвер, Джим Хокинс, поторопитесь, - рявкнула громкая связь.
        Знал бы капитан Смоллет, что гонит к Чистильщикам женщину, которую когда-то любил. Я ответил ему:
        - Сэр, мы идем, как можем. Я не в состоянии бежать.
        «Бывший навигатор» прибавил ходу. Я тоже; каждый шаг давался усилием воли.
        Впереди была новая щель. Сильвер остановился возле:
        - Будем протискиваться? Ох! - Он отпрыгнул, а из щели выхватился бывший старший пилот Рейнборо.
        - Вот вы где, черти. - Лицо у него разгорелось, и вид был цветущий, словно Рейнборо вернулся с курорта. - Стоять, - он с силой меня облапил. - Джим, спокойно. Вдохнул, выдохнул.
        Я покорился. Голова прояснилась, а тело налилось бодростью. Побледневший пилот выпустил меня и обернулся к Сильверу:
        - Поди сюда.
        Тот попятился.
        - Джон Сильвер, выполняйте приказ! - гаркнул Рейнборо, метнулся и поймал Сильвера в объятия. - Стоять. Держитесь, ребята, - пробормотал он, отпуская «бывшего навигатора».
        Лицо у пилота посерело; отступив, он привалился к стене.
        - Бегом.
        Мы ринулись в щель. То ли она была шире предыдущей, то ли студень послушней раздавался в стороны - но мы неслись во весь дух. Я следил, как бы не наступить на струящийся черный шлейф, не отстававший от Сильвера. Проклятые крысы никак не отвяжутся.
        Вырвались в коридор. Ни души. Девятнадцатая палуба на самом верху, возле рубки. Я помнил: чтобы подняться в рубку от жилой палубы, нужно пройти три трапа. Два мы уже прошли.
        - Израэль Хэндс, ответьте капитану, - ударила по ушам громкая связь.
        Мэй-дэй! RF-связь не работает? Или беда с самим Хэндсом?
        - Слушаю, сэр, - отозвался старший пилот.
        - Как вы?
        - В порядке, сэр. - Я слышал его дыхание: Хэндс явно делал нечто, требующее усилий. - Мелвин с Эйбом расстроились из-за Чистильщиков; пришлось окоротить обоих.
        - Что?
        - Хотели прекратить торможение. В драку полезли. Лежат связанные. - Хэндс вздохнул, очевидно, закончив возиться с бесчувственным телом кого-то из тех двоих.
        - Справитесь один?
        - Конечно, сэр. Пока стоим, чего не справиться?
        - Джим, поворачивай назад! - раздался крик доктора Ливси. - Не смей подниматься!
        Я дважды ткнул кнопку связи.
        - В чем дело?
        - Они - убийцы!.. - Крик оборвался.
        - Александр, что происходит? - спросил Сильвер, прижав кнопку на воротнике.
        - Доктор психанул. Я жду; шевелитесь быстрей.
        Нас уже гнали один раз - к старту «Испаньолы», когда сквайр Трелони грозился уволить мистера Смоллета и нанять другой корабль. Как говорил Хэндс, капитана тогда звал RF. А чей зов мистер Смоллет слышит нынче?
        - Доктор Ливси, ответьте Джиму Хокинсу.
        Молчание.
        - Доктор Ливси!
        - Не ходи… сюда, - едва слышно выдохнул доктор.
        Мы с Сильвером с разгону остановились.
        - Александр, что ты делаешь?! - закричал «бывший навигатор». Спохватился: - Что вы делаете?
        - Пытаюсь спасти твою шкуру, - с яростью отозвался капитан. - Ради твоей жены.
        Сильвер снова пустился со всех ног. Но теперь - спасибо Рейнборо - я был проворнее и без труда его обогнал. Виток. Еще виток. Трап. Я ворвался в щель.
        - Джим, подожди! - догнал меня крик Сильвера.
        Я еще наддал.
        Вылетел из щели в коридор.
        - Вниз, - рявкнуло над головой.
        Я повернул вниз, прочь от запретной для меня рубки. Посреди коридора стоял капитан Смоллет: в парадной форме, в светлом кителе с черными нашивками и с черным шарфом на шее. Завязанный узлом длинный шарф - символ служения Чистильщикам, знак подчинения чужакам. Однако синие глаза нашего капитана не пылали огнем RF. Это были яростные, но совершенно человеческие глаза. Сильвер ошибался: мистер Смоллет не был орудием Чистильщиков; по крайней мере, сейчас.
        Неподалеку зашевелилась шторка с иероглифом. Цепляясь за край проема, наружу выбрался доктор Ливси, выдохнул:
        - Не подходи. Он тебя убьет.
        - Ты бы посытней Чистильщиков кормил, - бросил мне капитан, не обращая внимания на доктора. - Дом свиданий устроили… Вниз! - крикнул он вырвавшемуся в коридор Сильверу.
        - Джим, беги, - прохрипел доктор Ливси, шатаясь. Почерневшее лицо было в испарине, взгляд помутнел.
        Я кинулся поддержать его. Доктор меня оттолкнул:
        - Беги! Александр, пощадите его… - Он двинулся к капитану. Взялся за сердце.
        Мистер Смоллет нажал кнопку на воротнике:
        - Слушаю, Дэн. Сейчас придем.
        Шатавшийся, едва переставлявший ноги доктор внезапным броском оказался возле мистера Смоллета. В руке блеснула полоска хищной сталь. Однако лезвие скользнуло, не воткнувшись, и капитанский китель прочертил длинный разрез на груди. Сильвер вскрикнул, капитан отшатнулся.
        - Дэвид, вы спятили.
        Сжимавшая скальпель рука бессильно разжалась, оружие выпало.
        - Беги, - шепнули почерневшие губы, и доктор Ливси повалился на палубу.
        Разрез на кителе мистера Смоллета был чистый, без кровинки. Что там, под тканью, - металл? Хорошая одежда у RF… Подобрав скальпель, я отбросил его подальше. Скальпель вошел в мягкий студень и исчез без следа.
        - Идемте. Джим! - Рванув меня за собой, капитан ринулся в отсек, из которого недавно выбрался доктор.
        Глава 10
        Здесь был огромный зал. Потолок переливался розовым, лиловым и фиолетовым, на стенах шевелились черные пятна: расплывались и сжимались, словно дышали. У дальней стены, возле самого крупного пятна, стоял мистер Эрроу. Вскинув руки, повернув к пятну ладони, он точно убеждал: «Успокойся, все хорошо». У его ног ничком лежал космолетчик; судя по квадратной голове - пилот Берт. Двое навигаторов - Норман и сумасшедший Тон-Тон - валялись возле двери. Над ними спина к спине стояли планет-стрелок Грей и техник Андерсон, наблюдали за беспокойными пятнами на стенах. Поодаль, возле стоящего навытяжку перепуганного охранника, сидел бледный сквайр Трелони; его второй охранник скорчился на палубе. Не иначе как Рейнборо отнял энергию, чтобы передать нам с Сильвером.
        - Все за мной! - крикнул капитан и помчался через зал к мистеру Эрроу; следом кинулись Грей с Андерсоном и охранник сквайра. - Обычно Чистильщики свободно забирают жертву, - принялся объяснять мистер Смоллет. - Когда они в силе. А мы нарушим всегдашний ход событий и вызовем недокормленных, слабых. Ими можно управлять.
        - Голодные только злее, - заметил Сильвер, тяжело дыша.
        - Джон, - рыкнул наш капитан, - когда моя жена преждевременно родила ребенка, у него не было сил жить. Я держал его на руках - я, RF, пытался отдать свою жизнь - а он умер.
        Он умер, потому что фантастические умения risky fellows внизу не годятся, подумалось мне. Но в словах о недокормленных Чистильщиках была своя логика.
        Мы добежали до мистера Эрроу; пятно, возле которого он стоял, превратилось в зевающую черную пасть. Первый помощник едва держался на ногах, струйки пота стекали по шее, впитываясь в повязанный черный шарф; вскинутые руки, обращенные ладонями к стене, дрожали. Мистер Смоллет подхватил его под локти и передал подбежавшему Грею. Планет-стрелок сосредоточился, яркий румянец схлынул - и Грей осел на палубу, возле не приходящего в сознание Берта.
        Охранник сквайра шарахнулся прочь, но мистер Смоллет настиг его, прижал к себе обеими руками. Охранник трепыхнулся, обмяк и повалился капитану под ноги, точно куль с тряпьем.
        Андерсон двинулся было ко мне.
        - Джону отдайте, - остановил его мистер Смоллет.
        Техник обернулся к Сильверу:
        - Забирай все.
        - Не могу, - вымолвил «бывший навигатор». - Я же не RF.
        Андерсон сгреб Сильвера в охапку. Побледнел, но устоял на ногах; видимо, сам он не мог отдать силы целиком, вплоть до обморока.
        От зевающей пасти в стене тянуло густым духом нагретого тростника. Мистер Эрроу стоял рядом, скрестив руки на груди; наверное, он уже ничего не мог с ней поделать.
        - Не паниковать, - сказал капитан нам с Сильвером. - Испугаетесь - все пропало.
        - Александр, да вы что?! - вскричал «бывший навигатор». Он уже был до смерти напуган черной пастью.
        Переступив через лежащего без сознания планет-стрелка, мистер Эрроу подошел к нам. Коснулся пальцами моего лба, затем обрисовал по контуру лицо Сильвера.
        - Держитесь.
        От его прикосновения ушла тревога, и поселилась уверенность: мы выдержим. То есть, я выдержу. А Сильвер… а Юна-Вэл? Ей по-прежнему страшно. Зрачки во всю радужку, и на смуглой биопластовой коже - капельки влаги.
        Черная пасть раззявилась шире, растянулась точно в ухмылке.
        - Спокойно, - мистер Эрроу обхватил «бывшего навигатора» за плечи.
        Сильвер напряженно выпрямился. На шее, под слоем биопласта, отчаянно билась жилка.
        - Джон, возьмите себя в руки, - отчеканил мистер Смоллет. - Вы навигатор или кто?
        Вот именно: «или кто», сообразил я, холодея. Она - женщина. Более эмоциональная и трепетная, чем мужчина - чем даже горевший на «Илайне» бывший RF-навигатор. Она смертельно боится Чистильщиков, и первому помощнику с этим не совладать. Проклятье!
        Черная пасть ухмылялась все шире, дышала теплом нагретого на солнце тростника.
        - Джон! - рявкнул мистер Смоллет, метнувшись к лже-Сильверу.
        Показалось - ударит. Нет: припечатал ладонь ко лбу, пуская в ход еще не знаю какие резервы RF-колдовства.
        - Спокойно, - приказал первый помощник.
        Губы у Сильвера стали пепельные, на висках налились крупные капли пота, скатились вниз.
        Юна, ну что ж ты? Сильная моя, смелая - успокойся. Поверь капитану; все-таки он больше, чем наполовину, человек.
        Я скользнул на вечерний луг, в белый слоистый туман.
        - Юна-Вэл!
        - Останови его! - раздался пронзительный крик.
        Юна бежала ко мне растрепанная, в порванной на груди куртке, словно только что отбивалась от банды насильников.
        - Александр погибнет. - Глаза у нее были безумные. - Джим, помоги! - Схватив за руки, она притянула меня к себе; теплое дыхание коснулось моих губ. - Я сделаю для тебя, что захочешь… обещаю. Но ради бога, останови его!
        Красивое несчастное лицо было совсем рядом с моим; безумие потухло в луговых глазах, и они заклинали: «Помоги!»
        - Я люблю его, - прошептала Юна. - Если с ним что-нибудь случится… я умру.
        Я молчал, всматриваясь, впитывая взглядом каждую клеточку ее гладкой золотистой кожи, пушинки на щеках, длинные густые ресницы. Скорей всего, я это больше не увижу.
        - Джим! - взмолилась Юна-Вэл.
        Растрепанные волосы колыхнулись, порванная куртка распахнулась на груди. Я позволил себе посмотреть - в первый и последний раз было можно. Ох. Два нежных золотистых холмика были как будто исхлестаны плетью, оставившей беловатые шрамы, а между ними на коже светлело сплошное пятно, как от ожога кислотой. Юна-Вэл повела плечами, и куртка снова сошлась.
        - Это после «Илайна», - пояснила Юна неловко. - Джон… неважно. Джим, милый, у нас нет времени.
        Я поцеловал ее - миг горького счастья - и снова очутился на «Испаньоле». Первый помощник удерживал «бывшего навигатора», чтобы не упал, мистер Смоллет пятился к издевательски ухмыляющейся пасти. Меня поддерживал Андерсон и шепотом ругался.
        - Отчего Джон психует? - резко спросил капитан.
        - Боится, - ответил я.
        Мистер Смоллет отступил еще на шаг к разверстой стене.
        - Черт возьми! Джон, Чистильщики вас не тронут.
        Сильвер дернулся, желая вывернуться из рук мистера Эрроу. Не удалось.
        - Алекс, нам бы станнер, - произнес первый помощник.
        Рванувшийся Сильвер сшиб его с ног и кинулся за помощью ко мне. Выхватив из-под куртки свое оружие, я даванул на спуск.
        - Джи… - Выстрел отсек последний звук моего имени.
        «Бывший навигатор» рухнул на палубу. Андерсон ударил меня по руке, отклоняя ствол станнера:
        - Оставь в сознании.
        Я не спятил - глушить человека долгим импульсом. Сильвер все сознает, но вяло, отрешенно, без испуга. И неотвязные крысы наконец исчезли.
        Откуда-то долетел хриплый крик. Я оглянулся. Сквайр Трелони брел к нам через зал, а от входа, подтягиваясь на локтях, полз доктор Ливси. Сквайра мотало, как пьяного.
        - Обезвредь их, - велел первый помощник Андерсону.
        Техник двинулся навстречу сквайру; сам-то шагал не слишком уверенно.
        Черная ухмылка «Испаньолы» за спиной мистера Смоллета расползалась, стена как будто готовилась порваться от края до края; тянущий изнутри сквозняк шевелил седые волосы нашего капитана. Он улыбнулся своей молодой улыбкой:
        - Дэн, поменьше грязи.
        - Приходи уборщиком, - отозвался первый помощник.
        «Спокойно», - приказал я себе. Не пугаться. Не переживать. Никого не жалеть. Все это после. А сейчас - не мешать капитану. Сейчас - спасти Юну-Вэл.
        Мистер Смоллет обернулся к стене.
        - Это мой экипаж, - проговорил он в черноту открытой пасти.
        Тянущий из нее сквознячок прекратился; корабль словно затаил дыхание.
        - Мои люди не виноваты, - продолжал мистер Смоллет. - Во всем, что случилось, только моя вина.
        «Испаньола» прислушивалась, не дыша.
        - Простите, - сказал капитан. - Я недосмотрел, недодумал.
        Его плечи поникли, голос стал глуше, в нем проскользнули нотки мучительного раскаяния. Но ему же не в чем себя винить.
        - Оставьте моих людей на борту, - попросил мистер Смоллет. - Они ничем не провинились.
        За спиной раздался вскрик. Мы с мистером Эрроу невольно обернулись. Джоб Андерсон, недавно шатавшийся от слабости, легко шагал от лежащего без движения сквайра к доктору Ливси. Доктор завороженно следил за ним и не пытался уползти.
        - Простите, - снова сказал мистер Смоллет. - Это мои ошибки, мой недогляд, мое преступление.
        Он же не Чистильщиков уговаривает, сообразил я, - самого себя убеждает. Входит в роль виноватого. В роль человека, которого они должны покарать.
        - Тихо, - прошептал мистер Эрроу, сжимая мое плечо. - Все будет хорошо.
        Он снова оглянулся на Андерсона, и я вместе с ним. Техник нагнулся над доктором Ливси, коснулся - и доктор уронил голову, распластался, словно это прикосновение его убило. Мистер Эрроу нажал кнопку связи на воротнике:
        - Джоб? Проверь навигаторов с охранником и уходи. Уходи, я сказал, - прошипел он, стараясь не мешать мистеру Смоллету.
        - Я негодный капитан, - горько вымолвил тот. - Взял на борт человека, которого нельзя было брать, и не уберег Джима. То, что с ним случилось, лежит на моей совести.
        Я до боли прикусил губу. Нельзя бояться. Нельзя переживать. Мистер Смоллет из-за меня провалит дело… Но как же за него не бояться?
        На полу шевельнулся Берт. Первый помощник отпустил меня и качнулся к пилоту. Без сил рухнул рядом на колени, провел рукой по широкому стриженому затылку. Забрал себе столько жизни, сколько мог. Перешел к планет-стрелку. Проверил пульс и затем осторожно, двумя пальцами отнял тот небольшой запас сил, что успел накопить Том Грей. Вернулся ко мне, прижал к спине ладонь, от которой исходило успокаивающее тепло.
        - На тебя людей не хватит, - прошептал мистер Эрроу. - Нечего психовать; лучше по-быстрому проверь, как там Сильвер. Там, - повторил он с нажимом, и я понял. - Мигом.
        Снова вечерний луг - потемневший, промозглый. Ели-ели вокруг почти черные, и сквозь туман не видно звезд над головой.
        - Юна-Вэл! - позвал я, и она появилась.
        Нагая, избитая в кровь, с обожженной кислотой грудью, она сидела в траве, подвернув под себя ноги.
        - Юна! - я метнулся к ней, срывая с себя куртку. Набросил ей на плечи, укутал.
        - Уйди, - безжизненно, как сумасшедший навигатор Тон-Тон, проговорила она.
        - Что с тобой?
        - Я просила остановить Александра. А ты… - Юна-Вэл провела языком по разбитым кровоточащим губам. - Ты вот что сотворил.
        Она так себя ощущает потому, что я ее не послушался?
        - Юна, в любых катастрофах в первую очередь спасают женщин и детей.
        Луговые глаза посмотрели мне в лицо. Взгляд, от которого сделалось холодно.
        - Не смей больше ко мне приходить. Никогда.
        Так и знал, что этим кончится. Я вернулся на «Испаньолу». Сильвер ничком лежал на полу; даже дыхания не было заметно.
        - Как он? - спросил мистер Эрроу вполголоса.
        - В бешенстве. - Меня тянуло подойти к «бывшему навигатору», что-то объяснить, оправдаться. Бесполезное дело.
        Я глянул на мистера Смоллета. Крысы! Мощные сгустки тьмы сновали у ног капитана, перемигивались фиолетовыми огнями. Он их не видел - откинув голову, он всматривался куда-то вверх, в черноту открытой пасти корабля.
        - Стоять! - мистер Эрроу перехватил меня, не позволив рвануться к капитану.
        Он сомкнул руки у меня на поясе, прогоняя тревогу, вселяя спокойствие и уверенность. А с двумя перепуганными - со мной и с Сильвером в придачу - ему бы точно не сладить. Счастье, что я станнером запасся…
        Провал в стене лилово затлел, изнутри дохнуло сухим тростником.
        - Я виноват, - убежденно проговорил мистер Смоллет. - Накажите меня; забирайте - но меня одного. Пощадите Джима и Сильвера. Отпустите их. Отпустите обоих.
        Помню, когда был на контурах, я точно так же взывал к Чистильщикам, просил пощадить Юну-Вэл…
        Капитан вдруг пошатнулся, как будто на плечи ему рухнула огромная тяжесть, схватился за край тлеющего лиловым провала.
        - Накажите меня! - крикнул он, а венцы у крыс вспыхнули розовым светом, твари взмыли в воздух и облепили его: сели на шею и плечи, на спину, на бедро, под коленом. - Накажите меня! Я прошу! - выкрикнул мистер Смоллет, клонясь под тяжестью чего-то незримого, навалившегося убийственной глыбой.
        Юна была права. Наш капитан погибнет, отправится к Чистильщикам вместо нее… и вместо меня. Рука дернулась к оружию. Нет станнера. Вытащен.
        - Уймись, - свирепо тряхнул меня первый помощник.
        Он знал, понял я. Наперед знал, как поступит мистер Смоллет. И лгал, уверяя, будто все кончится хорошо.
        Я сам говорил, что в первую очередь спасают женщин и детей. Женщин - да. Но я-то не ребенок.
        - Уймись, - процедил мистер Эрроу, и я подчинился.
        Сцепив зубы, смотрел, как ломается под невидимым грузом худощавая фигура в светлом кителе, как подгибаются колени нашего капитана, как он сползает по стене, упирается руками, чтобы не завалиться на бок. Длинные концы его черного шарфа мели пол, белые волосы упали на лоб, прилипли к мокрой коже. Ухмыляющаяся пасть «Испаньолы» раскрылась шире, нижний край оказался вровень с палубой, из нее ударил порыв теплого ветра. Белые стены зала порозовели, и ярче вспыхнули венцы прилепившихся к мистеру Смоллету крыс.
        От верхнего края пасти отвалился шмат лилово тлеющего студня, шлепнулся возле мистера Смоллета. Зашевелился, стягиваясь в круглый ком. Наш капитан выпрямился на коленях. Ком тоже стал вытягиваться вверх, приобретая форму человеческого тела. Внутреннее лиловое свечение потухло, и фигура на полу сделалась черной. В этой черноте тонул внешний свет, но я различил подробности: такой же китель, как у мистера Смоллета, завязанный узлом длинный шарф, те же черты лица. Только крыс на пришельце не было.
        - Я виноват, - сказал наш капитан стоящему на коленях двойнику. - Забирайте меня. - Он поднялся; лицо исказилось от усилия.
        Подвижный студень перетек из согнутых ног в туловище и обратно, ноги вытянулись, выпрямились, и чужак опять стал точной копией мистера Смоллета.
        От края лилового провала отвалился второй тлеющий шмат, упруго задрожал на палубе. Капитан отпрянул, и его двойник шагнул следом - не отрывая от палубы ног, плавно перетекая на новое место. Чуть слышно ахнул мистер Эрроу. Шмат живого студня быстро собрался в человеческую фигуру, лежащую ничком на полу. Второй Сильвер. Мэй-дэй!
        - Так должно быть? - шепотом спросил я.
        - Да, - ответил первый помощник.
        Опять солгал; я понимал это, но мне надо было ему верить. Потому что капитан Смоллет приказал не бояться, и потому что он хотел спасти нас с Юной-Вэл. Ради Юны я был согласен, чтобы за мою жизнь он заплатил своей.
        Прилепившиеся к капитану крысы соскочили, притушили венцы. Мистер Смоллет метнулся к чужакам, встал между своим двойником, перетекающим в новую позу, и тем, что лежал ничком. Крысы лениво двинулись за капитаном, с явной неохотой взяли в кольцо.
        - Забирайте, черт вас возьми! Убейте. Ну?
        Его двойник утратил форму, стек вниз и улегся на палубе второй копией «бывшего навигатора». Похоже, Сильвер им нравился гораздо больше, и они сосредоточились на нем, готовясь его забрать. Действие станнера проходит, и Юна-Вэл в полную силу ощущает свой страх за капитана? Ее любовь сильнее самовнушенного чувства вины, которое испытывает мистер Смоллет?
        - Пустите, - я хотел сбросить руки мистера Эрроу.
        - Нет.
        Вселенное им спокойствие не давало испугаться по-настоящему, и мысль, что Юна-Вэл сейчас погибнет, была холодной и как будто чужой. Не задохнуться от ужаса, не ощутить вину, не переманить Чистильщиков к себе.
        Крысы мистера Смоллета выцветали, готовясь исчезнуть; их фиолетовые венцы потухли. Зато два вытянувшихся ничком чужака затлели белесым светом, как стены «Испаньолы» при запуске RF-тяги. И мертвенно засветился черный шарф и нашивки на кителе капитана.
        - Алекс, шарф! - крикнул первый помощник.
        Мистер Смоллет схватился за узел, рванул. Тот не поддался. Сильвер шевельнулся, и вслед за ним одинаковым текучим движением шевельнулись его двойники. Капитан не мог развязать шарф; казалось, его пальцы готовы сломаться в борьбе с окаменевшим узлом.
        - Дэн, помоги! - вскрикнул он, а в глазах вспыхнул знакомый огонь RF, синие отсветы легли на искаженное лицо.
        Мистер Эрроу ринулся к нему. Я бросился к Сильверу и вцепился ему в горло, желая придушить и отвлечь от страха за нашего капитана. «Бывший навигатор» слабо вздрогнул - на большее не хватало сил.
        Мистер Смоллет дергал светящийся шарф, пытаясь сорвать его, словно ядовитого гада. Мистер Эрроу выхватил у него из кармана лучемет, вскинул оружие; узкий ствол уставился капитану в шею.
        - Стреляй, - приказал мистер Смоллет.
        - Голову отверни! - рявкнул первый помощник.
        Схватился за концы шарфа, оттянул, сколько мог, и полоснул лучом, разрезая ткань. Отшвырнул шарф; белесое свечение начало затухать. Капитан хрипло выругался.
        - Снимай китель, - велел ему мистер Эрроу. - Ч-черт! - он пинком отбросил меня от Сильвера.
        Приподнявшись, я увидел, как опадает, стекая вниз, чужак, копировавший меня: я еще застал его напряженную спину, опущенную голову и согнутые в локтях, душащие пустоту руки. Спустя несколько секунд он опять стал копией Сильвера.
        «Бывший навигатор» дернулся и глухо застонал. Второй раз не выстрелишь - Сильвер потеряет сознание, а этого нельзя.
        - Алекс, снимай китель, - повторил мистер Эрроу. - Быстро.
        Капитан сердито сдвинул брови. Нашивки светились, как только что светился шарф, с которым он отчаянно сражался.
        Мистер Эрроу поднял лучемет:
        - Снимай. Считаю до трех. Раз, два…
        Мистер Смоллет скинул порезанный доктором китель и повернулся к Сильверу и двум чужакам. Молодое лицо сделалось незнакомо жестким, огонь RF в глазах не затухал.
        - Дэн, с меня довольно, - проговорил он, оглядев три одинаковые фигуры на палубе. - Пусть забирают его к черту.
        Мистер Эрроу побледнел.
        - Тогда следующим они возьмут Джима.
        Пронзительный синий взгляд хлестнул меня по лицу.
        - Значит, они его возьмут, - отрезал мистер Смоллет.
        - Мы не можем его отдать.
        - Можем.
        Сильвер застонал. Две студенистые копии перетекли ближе, под бок к «бывшему навигатору». Мистер Смоллет бесстрастно наблюдал - беспощадный, неумолимый, точь-в-точь станционный смотритель. Шарф, осенило меня. Проклятая тряпка светилась - это воздействовали на капитана Чистильщики, не позволяя ему отбиться от рук, превращая его в марионетку. Неспроста мистер Смоллет с шарфом не расставался - не положено ему. Значит, у нас теперь настоящий RF-капитан?
        - Алекс, прости, - шепнул мистер Эрроу.
        В правой руке он держал лучемет, левой вынул из кармана мой станнер. Бросил станнер на палубу и лучом разрезал его надвое.
        - Прости, - повторил он громче. - Дурной у тебя первый помощник. Раззява. И не соображает ни черта.
        - Замолчи, - велел капитан Смоллет. - Еще не хватало…
        - Прости, - в третий раз сказал мистер Эрроу и отдал ему лучемет. Развязал собственный шарф, отбросил его и отвернулся.
        Я так и запомнил: прямая спина и неровная седина в волосах. И выросшие рядом две черные фигуры, такие же прямые и неподвижные. Глухая тьма, копирующая живое тело. Про Сильвера позабыли - подвернулся более лакомый кусок. На счету первого помощника много промахов; неизвестно, с какой силой он способен о них сожалеть… заставить себя ощутить вину, чтобы отвести беду от других.
        - Дэн! - тревожно окликнул мистер Смоллет. Он стоял, сжимая бесполезное оружие, не зная, что делать. - Перестань. - Пылающие глаза капитана еще не были человеческими, но лицо утратило чужую, навязанную жесткость. Мистер Смоллет сделал шаг к своему помощнику и чужакам. - Дэн, ради бога…
        Мистер Эрроу поднял ладони и положил их на начавшие одинаково сгибаться черные руки двойников. По розовеющим стенам зала полоснул белый свет - словно метнулся туда-сюда луч прожектора; «Испаньола» содрогнулась, будто налетела на какой-то космический риф. Внутри чужаков затеплилось и погасло лиловое свечение, у мистера Эрроу вырвался стон.
        - Нет, - выдохнул наш капитан, вскидывая лучемет. - Не отдам.
        В отчаянии, он выстрелил. Бледный луч разрезал левую фигуру; я видел, как вскипел черный студень, как пузырчатая полоска перечеркнула чужака. Тот не шелохнулся. Студень остыл и затвердел, чужаки снова осветились изнутри, а мистер Эрроу закричал от нестерпимой боли, согнулся, не отрываясь от лиловых рук, как будто его ладони приросли к чужой плоти. Две тлеющие фигуры клонились с ним вместе, текуче меняя позу и колеблясь, словно тоже по-своему бились от боли. По стенам метался белый свет, распахнутая пасть «Испаньолы» жарко дышала, палуба ходила ходуном - казалось, корабль-убийца сотрясается в упоении.
        Человеческий крик оборвался. Все замерло.
        - Дэн, - расслышал я стон нашего капитана.
        Чужаки утратили форму, оплыли вниз и слились с палубой. На черном пятне остался лежать мистер Эрроу. Странно изломанный, сжатый, как будто скомканный чьими-то злобными лапами.
        Это не Чистильщики, - вдруг ясно оформилась мысль. Это тупые куски тупого студня. Инструменты скрывающихся незнамо где богов.
        Черное пятно тронулось с места и поплыло к раскрытой пасти. Ни звука, ни малейшей волны - чернота просто смещалась и несла на себе мистера Эрроу.
        В оцепенении, я смотрел, как пятно вплыло в пасть. Лиловые отсветы легли на безжизненное лицо первого помощника, на его светлую рубашку - и погасли. Пасть начала закрываться. Издевательская ухмылка «Испаньолы» сужалась, края провала смыкались, не оставляя следа. Провал делался все меньше, все безобиднее, пока не превратился в дыру размером с кулак. Эта дыра жила еще с полминуты; из нее дул устойчивый ветерок, несущий запах горячего тростника. Потом ветерок выдохся, дыра закрылась. Розоватые стены выцвели и стали изжелта-белыми, как прежде; огни на потолке померкли.
        Я пересчитал людей. Не потому, что их надо было считать, а просто до конца еще не осознал случившееся. Десятеро. Сильвер - неподвижный, уткнувшийся лицом в палубу. Мистер Смоллет - потрясенный, растерянный. Рядом - планет-стрелок, пилот и охранник; все без сознания. Ближе к двери - сквайр Трелони, второй охранник и доктор Ливси; у порога - два навигатора. Кто их разберет, как они там…
        - Как же теперь? - прошептал мистер Смоллет. - Без Дэна… Без него нельзя.
        Часть третья
        ОСТРОВ СОКРОВИЩ
        Глава 1
        Я проснулся, вздрогнув, словно меня пнули в бок. Сердце колотилось, сна ни в одном глазу. В чем дело?
        Я прислушался. Снаружи было тихо. Сквозь оконца в палатку сочился голубоватый свет - фосфоресцировало каменное плато, на котором стояла «Испаньола». Возле корабля был разбит наш лагерь.
        Мистер Смоллет возражал против того, чтобы ночевать под открытым небом. Он вообще не хотел садиться на планету, где один за другим смолкли три разведывательных зонда, но сквайр Трелони настоял. «Настоял» - не то слово. Он в бешенстве орал, что сыт по горло кораблем-убийцей и выходками капитана, что он отдаст мистера Смоллета под суд и слупит с него такую компенсацию за моральный ущерб, что капитан по миру пойдет, продастся в рабство Чистильщикам… Много чего он орал, хотя вовсе незачем было так разоряться: корабль висел на орбите, и RF-тяга была отключена. В конце концов мистер Смоллет вскипел и отдал приказ садиться на планету и ставить лагерь. Сели. Вокруг лагеря разместили датчики тревожной сигнализации, полюбовались на заход солнца и фосфоресцирующее плато и завалились спать.
        Перед сном я поинтересовался у Рейнборо, как насчет местных чудищ и прочих опасностей. Пилот сказал, что стандартная информация о планете содержится на кристалле, который достался от покойного Билли Бонса, на орбите мы тоже не зря висели и кое-что видели, да и разведзонды успели немало передать. Планета пригодна для жизни, явных опасностей нет, кровожадных чудищ не обнаружено. Тогда я спросил, кто в таком случае сожрал наши зонды. В ответ Рейнборо признался, что у «Испаньолы» нет нормальных разведзондов. Их израсходовали в прошлых рейсах, а новых не получили, и Крис Делл купил у военных списанные зонды-шпионы. Быть может, вояки всучили брак и зонды не сожраны, а сами сдохли? По-моему, пилот шутил: едва ли кому-то удалось бы втюхать Деллу негодные зонды.
        В правом оконце я видел угол палатки, в которой спал лисовин, а выше - черное небо с ясными звездами. Слева тянулось плато: полторы мили светящейся ровной поверхности. В той стороне звезд было так много, что небо казалось серебристым - то ли в стеклянной пыли, то ли в блестящей паутине…
        Шаги. Осторожные, мягкие. Кто-то крался по спящему лагерю. Кого тут носит в глухую полночь?
        Да мало ли, кому куда нужно. Будочка туалета стоит поодаль, мне ее не видать… Нет, шаги направились не туда.
        Их слышал один только я. В палатках отменная звукоизоляция, мы с Томом перед сном проверяли: он горланил какую-то песню, а я в своем жилище не мог разобрать ни слова. Лишь высунув голову из палатки, услышал, как лисовин с чувством выводит:
        - Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
        Йо-хо-хо, и бутылка рому!
        Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
        Йо-хо-хо, и бутылка рому!
        Сундук, объяснил он мне, - это клад, хозяин которого уже мертвец, а ром - ритуальный напиток, который пьют, когда откопают сундук. Этими знаниями лисовин обогатился, посмотрев видео про древних пиратов.
        Два десятка человек преспокойно спали в своих «глухих» палатках; один я тревожился. По егерской привычке слушать ночь, я перед сном включил устройство, усиливающее внешние звуки; оттого и услышал крадущиеся шаги. Я приготовился выглянуть, но тут раздался голос Питера Рейнборо:
        - Чего бродишь?
        - Думы разные спать не дают, - ответил Крис Делл.
        Я снова улегся, успокоенный. Бог с ним, пусть бродит.
        Пока «Испаньола» висела на орбите, капитан Смоллет вывел второго помощника из RF-комы. Кома Деллу на пользу не пошла: мысли у него порой цеплялись друг за дружку и запутывались. Доктор Ливси обещал им заняться, но позже, когда пропадет желание удавить всех risky fellows разом.
        - Рей, где наши мальчишки?
        - Спят, - отозвался Рейнборо. - Сядь, посиди со мной.
        Второй помощник угнездился на скрипнувшем походном сиденьице. Я порадовался за Рейнборо. Ему не простили, что он отвел нас с Сильвером на нижние контуры, и кроме Делла, никто из старого экипажа не желал общаться с бывшим старшим пилотом, а из «самозванцев» - один лишь Хэндс. Сильвер вообще ни с кем не общался, на борту «Испаньолы» его было не видно и не слышно. А едва разбили лагерь, «бывший навигатор» заполз в свою палатку и больше не выполз; ужин сегодня готовили безотказный Хэндс и я с лисовином.
        - Мальчишек нет, - сказал второй помощник.
        - Тебе чудится.
        - Палатки пустые.
        - Крис, ради бога, - попросил Рейнборо, - не забивай голову ерундой.
        - Не считай меня идиотом.
        Пилот промолчал. Я постеснялся лезть наружу и доказывать, что я на месте, а у Делла и впрямь ум за разум заходит. Хорошо бы они не чесали языками до утра и дали поспать. Иначе придется выключить мою «прослушку», а этого не хотелось.
        - Ты бывал в коме? - поинтересовался второй помощник.
        - Не довелось.
        - Между прочим, занятно. - Делл усмехнулся. - Пока система была замкнута на меня, я слышал, что творилось в моей каюте. Потом уже вырубился полностью.
        Ох. Поистине, в каюте Криса Делла творилось немало интересного: Сильвер требовал, чтобы я шел с ним на нижние контуры, капитан добивался ответа, кто такой наш «бывший навигатор», лисовин признавался, что украл у Делла станнер…
        - Рей, у меня после комы с памятью не очень, - проговорил второй помощник, - но иногда всплывают удивительные вещи. Мне вспомнился некий Джон Сильвер, с которым мы вместе учились. Он был курсом старше и на отделении навигаторов, но я его знал. И сегодня попросил Алекса показать настоящую морду нашего Сильвера. Он - тот самый человек.
        - Ну и что?
        - Сильвер был скверный парень. Его дважды чуть не вышибли из академии за паскудные истории с девочками.
        - Это было давно. Двадцать лет назад.
        - Восемнадцать, - поправил второй помощник. И неожиданно спросил: - У тебя когда-нибудь был поюн?
        - Нет.
        - А нам с Таней подарили на свадьбу.
        Делл смолк. Рейнборо терпеливо дожидался продолжения. Я измаялся, гадая, к чему клонит второй помощник и при чем тут поюн.
        - Крис, я не понимаю, - наконец признался пилот.
        - Поюны забывают фразы, слышанные год-два назад. Поэтому вопли нашего Александра про потаскуху и мольбы «Джон, не надо!» - это все свежачок. Сильвер как был гадом, так и остался.
        - Он спас тебе жизнь, - напомнил Рейнборо.
        - Какого рожна он это сделал?
        - Идиотский вопрос.
        - Рей, поверь мне: Сильвер жертвовать собой не способен. Он не тот человек, чтобы по доброй воле идти на нижние контуры.
        Рейнборо смолчал: не рассказывать же, что на контуры шла Юна-Вэл. Делл тоже умолк. Кто знает, до чего он додумался? Я прикидывал, что можно сделать. Самое лучшее - повторить ход мистера Эрроу и Юны: оглушить и затем почистить память в медотсеке. Но сейчас до медотсека ох как далеко, а подъемник «Испаньолы» блокирован, и ключ у капитана Смоллета.
        - Что ты хочешь? - наконец спросил Рейнборо. - Ты обязан жизнью ему и Джиму. Что тебе еще?
        - Я хочу знать, кто прибился к нашему экипажу. Кого ты вел на контуры?
        - Крис, тебе мерещится черт-те что. И мальчишки в лагере, и Сильвер не такой подонок, как…
        - А ты слышал, что сказал лисовин, когда к Сильверу явились крысы?
        Что такое Том ляпнул на камбузе? Крис Делл занимался мистером Эрроу, пытался привести его в сознание. А я просил Тома помочь мне с Сильвером…
        - «Один - убийца, другой - еще хуже», - повторил Делл слова лисовина. - Я наконец удосужился расспросить парня толком. Он считает, что эта парочка, Сильвер с Хэндсом, покушались на Джима, а также они применяли гипноизлучатель к самому лисовину и сквайру, - тщательно выговорил второй помощник. - В последнем Сильвер признался при тебе.
        - Крис…
        - Ты не дослушал. Он воспользовался гипнаком, чтобы сквайр заставил Алекса взять на борт их команду. И тот гипнак остался на Энглеланде.
        - Крис… - снова начал Рейнборо.
        - А ты не задавался вопросом, чем он купил тебя?
        - Я знаю, чем он меня купил, - отрезал пилот. - И если мое мнение для тебя что-то значит…
        Делл опять не дал договорить:
        - Тогда объясни, что делал на борту второй гипнак. Обломки которого я нашел в камере утилизатора.
        Мэй-дэй! Он сыскал останки благословенного «Щитка». Юна-Вэл выбросила разломанный прибор, но не нажала кнопку срочной утилизации. В полубезумном состоянии, что ей навязала «Испаньола», нетрудно было позабыть. А второй помощник додумался порыться в мусоре. Когда только успел, будь он неладен…
        Рейнборо, естественно, о «Щитке» и слыхом не слыхал.
        - Что за гипнак? - осведомился он.
        - Ломаный, - повторил Крис Делл. - Штучная работа. Надеюсь, не надо объяснять, насколько это серьезно?
        Я прикусил костяшки пальцев. Кабы не «Щиток», Чистильщики сожрали бы нас всех поголовно. Но как убедить в этом Делла? Он продолжал:
        - Обломки попали в камеру не сегодня - это единственное, в чем я уверен. А в остальном… Что с нами было, что привиделось, что нам внушили, что заставили забыть?
        - Странно, - задумчиво произнес пилот. - Может, это вещь Дэна? Сам посуди: нас в космопорту досматривал ты, Сильвера с его командой - Дэн. Он обсчитался с оружием, но гипнак бы не пропустил. Значит, сам его пронес.
        - У Дэна не спросишь, - сказал второй помощник. - Терзать Джима я не могу; остается трясти Сильвера. А он отоврется. Придется трясти основательно.
        - Оставь Сильвера в покое. Он не сделал тебе ничего худого.
        - Если это настоящий Джон Сильвер, в его благие порывы я не верю. И хочу знать, за каким чертом он калечил мальчишку на контурах.
        «Да не калечат никого твои контуры! - мысленно вскричал я. - Уж тебе-то надо бы знать».
        - А коли это не Сильвер, - продолжал Делл, - я намерен выяснить, кто он и какая блажь его сюда погнала. И если даже понадобится содрать с его рожи биопласт, я это сделаю.
        - Крис, - улыбнулся Рейнборо. - Неуемный ты человек… Скажи: за десять лет, что мы вместе летаем, я тебя хоть раз подвел?
        - За одиннадцать. Ни разу.
        - Вот видишь. Давай так: я тебе шепну по секрету три важные вещи, а ты мне поверишь и успокоишься.
        Настала тишина. То ли Делл размышлял о предложении пилота, то ли они просто сидели, глядя на звезды или свет под ногами. Я очень надеялся, что Рейнборо скажет такое, от чего неуемный Крис и впрямь уймется. А если нет… Я оделся и отстегнул полог палатки.
        - Рей, - вздохнул второй помощник, - когда мы выпутаемся из этой передряги, давай завалимся в лучший ресторан и надеремся рому, про который распевал лисовин.
        - Как пить дать надеремся. Погляди: вон палатки Джима и Тома. Можешь подойти и убедиться, что мальчишки никуда не смылись. Это первое. Второе: наш Джон Сильвер - безобидный бродяжка-авантюрист, приятель настоящего Сильвера, примкнувший к экспедиции в надежде сорвать солидный куш. Он даже поюна выклянчил у Сильверовой жены, чтобы подкрепить свою легенду.
        Молодец, Рей. Не самая блестящая придумка, но лучше с ходу не измыслишь.
        - А вот тебе третье.
        - А в морду не хочешь? - вполголоса рявкнул Крис Делл.
        Что пилот ему сделал? У него было только время коснуться, как это умеют risky fellows. Но мы же не на борту RF-корабля. Рейнборо засмеялся:
        - Не уверяй, что тебе не понравилось. Крис, - он посерьезнел, - мы считали всю информацию с кристалла. Этих данных там нет, анализаторы «Испаньолы» ни черта не фиксируют. Но мы же с тобой - RF. Ты сам-то чувствуешь?
        - Ну… теперь - да.
        - А еще здесь работает RF-связь - дальняя, не тридцатиметровка. Боюсь, что это RF-планета, не меньше.
        Встревоженный Делл вскочил - брякнуло, опрокинувшись, сидение. Послышались стремительные шаги: второй помощник рванулся к моей палатке. Я приготовился выползать с заспанным видом - дескать, малая нужда погнала - если он сунется ко мне и обнаружит, что я одет и обут. Однако Делл в палатку не полез, остановился рядом.
        - Верно, - пробормотал он, - тут Джим, там лисовин.
        Определил не глядя, как в свое время Хэндс сквозь закрытую шторку нашел в моей каюте Тома. RF - всюду сплошной RF. Делл метнулся в другую сторону.
        - Рей, - раздался его голос, - а эти две - пустые.
        - Да, - подтвердил пилот.
        Делл ругнулся и спросил:
        - Когда они ушли?
        - Понятия не имею. Я проснулся незадолго до тебя.
        Внутренне похолодев, я выбрался наружу, на голубоватый свет и стылый ночной воздух. Темнели поставленные двумя полукружьями палатки; Рейнборо стоял, наблюдая за Деллом. Тот нагнулся над пультом в центре лагеря.
        - Сигнализацию отключили, - сообщил он. - Черт! Куда их понесло? У них оружие есть?
        Рейнборо не ответил. Я подошел к нему и встал рядом.
        Делл бросился к палатке мистера Смоллета.
        Ушли! Ночью. На чужой планете. Вдвоем. Без оружия. Впрочем…
        - Рей, у тебя ведь был станнер? - шепнул я. - Который ты отнял у лисовина.
        - Угм. Был.
        Уже легче. Хоть что-то у них есть.
        - Алекс, - Делл сунул голову в палатку. - Проснись. Алекс? - Он прополз внутрь, снаружи остались видны подошвы его ботинок.
        Рейнборо тоже прошел к капитанской палатке.
        - Что такое?
        Второй помощник выбрался назад, ткнул кнопку связи у себя на воротнике:
        - Израэль Хэндс, ответь Крису Деллу. Ты что сделал с Алексом? - Он послушал, что сказал пилот. - Вы оба спятили? Ладно. Когда надумаете вернуться, я вас пущу, но морды набью обоим.
        Судя по тону, он не был взбешен - скорей ошарашен.
        Нырнувший в палатку Рейнборо повозился там и вылез. Уточнил у Делла:
        - Они забрали энергию, чтобы уйти?
        - Чтоб убежать, - хмуро поправил второй помощник, оглядывая темные палатки на светящемся плато. Позади лагеря черной скалой вздымалась «Испаньола»; сигнальных огней на ее корпусе не зажигали. - У десяти человек отняли. Надо же столько сожрать и не подавиться…
        - Куда они двинулись?
        - Хэндс изволил шутить. Якобы они отправились искать сундук, о котором нам пел лисовин.
        Иными словами, Юна-Вэл пустилась в бега, чтобы дознание второго помощника не вылилось в содранный с лица биопласт.
        Ушла. Ни словом не обмолвилась, не попрощалась. Так и не простила.
        - Они взяли у Алекса лучемет, - сообщил Рейнборо.
        Делл выругался и двинулся по лагерю проверять, как себя чувствует экипаж. Они крепко спали, обессиленные; капитан Смоллет был без сознания.
        - Что с ним? - шепотом спросил я у Рейнборо.
        Вместо ответа пилот дважды провел ладонью мне по спине. Кажется, понимаю: у всех энергию отняли один раз, а у мистера Смоллета - дважды. Второй раз, недавно, это сделал Рейнборо, прикрывавший бегство Хэндса и Юны-Вэл.
        Куда ж они? В ночь, в неизвестность. Лучше бы я был с ними… Не нужен я ей. Совсем не нужен.
        Было что-то неправильное в том, что капитан Смоллет лежит без чувств по милости своего пилота. Ему-то Рейнборо теперь не скажет: «Я за десять лет ни разу тебя не подвел». Их отношения - не моя забота, и все же досадно. А главное, еще немного - и въедливый Крис Делл задастся вопросом: «Почему?»
        Я растолкал лисовина:
        - Подъем. Мистеру Смоллету нужна помощь.
        Том выскочил из палатки полуодетый, и я погнал его обратно, потому что было холодно.
        - Уйди, зараза! Наглый коготун, - раздался вдруг голос мистера Эрроу.
        На миг замерло сердце. Это не мистер Эрроу, конечно.
        - Если еще раз поймаю, берегитесь. Выкупаю в холодной воде, - грозился поюн, которого выпустил на свободу заглянувший в палатку Сильвера второй помощник. - Ты погубишь корабль! Погубишь Александра! Мне не нужна влюбленная пара, - возмущался зверь, бегая кругами вокруг Делла. - Умница Александр.
        - Питер, что делать? - воззвал к Рейнборо лисовин, прибежавший на помощь капитану.
        - Ладонь на спину, между лопаток, - отозвался пилот и обернулся ко мне: - Напрасно ты Тома потревожил.
        Что это было - упрек? Предупреждение? Надеюсь, я не сделал ничего, что может повредить Юне-Вэл.
        Второй помощник перестал метаться по лагерю и забрался в капитанскую палатку вслед за Томом. Палатка закачалась - втроем в ней было трудно разместиться.
        Поюн встал столбиком возле пульта сигнализации.
        - Не двигаться, - велел он сам себе, а затем горько попросил: - Александр, прости.
        Зачем Юна его оставила? Чтобы зверь за нее просил прощения у мистера Смоллета? Или не захотела брать с собой и подвергать опасностям? Рейнборо уверял, что планета безопасна. Хоть бы оно так и было…
        Пилот уселся наземь у входа в палатку капитана. Голубоватый свет не достигал лица - одни глаза блестели.
        - По мне, лучше бы им не возвращаться, - сообщил Рейнборо в пространство. - Сплошная морока.
        Через пару минут мистер Смоллет пришел в себя. Второй помощник принялся объяснять, что случилось. Не больно-то внятно он излагал, но капитан ухватил суть.
        - Вот ключ от подъемника; активирован. Вернуть обоих, - распорядился он. - Том, позволь мне одеться.
        Делл и лисовин выбрались из палатки. Рейнборо потянулся за ключом - тонкой металлической пластинкой.
        - Нет, - Делл отвел его руку, - ты не полетишь. Мэя пошлю.
        - Мэй чуть жив, - возразил пилот.
        - Посмотрим.
        Навигатор Мэй, наш космодесантник, оказался ни на что не годен: когда он выполз наружу, его шатало, и кружилась голова. Делл потратил силы на мистера Смоллета, и ему нечего было отдать Мэю, а приказать мне или Рейнборо он не сообразил. Сунулся в палатку к пилоту Берту, затем к навигатору Норману; безнадежно махнул рукой. Наконец вытащил Джоба Андерсона. Техник отчаянно зевал, однако на ногах стоял твердо и обещал, что справится с глайдером.
        - Джоб, сюрпризы могут быть самые разные, - напутствовал его мистер Смоллет; капитану было нехорошо, и он опирался на лисовина. - Будьте осторожны и возвращайтесь живым.
        - А с бортовыми станнерами он сладит? - спросил Рейнборо, не обращаясь ни к кому в отдельности.
        - Нет, - сказал Андерсон. - Мне бы стрелка в пару.
        - Грея не дам, - заявил Делл. - Я покажу; справишься.
        Они вдвоем пошли к «Испаньоле».
        Уфф. По крайней мере, второй помощник не собирался сам в погоню за беглецами. Очевидно, размышлял я на пути к своей палатке, Делл - слишком важная фигура в экипаже. Техником или навигатором можно рискнуть, а вторым помощником - нельзя.
        Я забрался к себе. Надеюсь, в ближайшие минуты меня не хватятся. А еще я надеюсь, что тут работает не только RF-связь.
        Растянувшись на спальнике, я закрыл глаза. Юна, где ты? Где твой вечерний луг с росой и туманом? На борту «Испаньолы» я попадал туда мгновенно. А здесь - здесь пути на луг не было. Я беспомощно тыкался в черную пустоту, которая была у меня под веками, и не мог сквозь нее пробиться. Юна-Вэл, отзовись. Ты слышишь меня? За вами погоня, Юна, берегитесь!
        Бесполезно. Не слышит. И не узнает о грозящей опасности, пока разведывательный глайдер не скользнет над головой и Андерсон не врубит бортовые станнеры. И тогда я уже не представляю, как уберечь Юну-Вэл от разоблачения.
        В глупой надежде, я ткнул кнопку связи на воротнике:
        - Израэль Хэндс, ответьте Джиму Хокинсу.
        И Хэндс не слышит - я же не RF.
        Их Рейнборо предупредит. Улучит мгновение и шепнет. Приободрившись, я снова выбрался наружу.
        Мистер Смоллет, Том и навигатор Мэй устроились на вытащенном из палатки спальнике. Рейнборо в компанию не пригласили, и пилот одиноко сидел в стороне. Поюн шнырял от него к мистеру Смоллету и обратно и бормотал:
        - Александр хороший. Умница Александр. Меня все зовут Рей. И можно на «ты». - Казалось, он желал их помирить.
        - Джим, иди сюда, - позвал лисовин, пока я не уселся возле пилота.
        Я присел рядом с Томом, чтобы не обострять отношения.
        - Алекс, не нравится мне это, - навигатор подавил зевок. - Отзови Андерсона, а? Если двух идиотов куда-то понесло, это их личное горе…
        - Они - не идиоты, - отчужденно произнес мистер Смоллет.
        - Тебе видней. Но мое навигаторское сердце чует беду. - Мэй натянул на голову капюшон и уткнулся лицом в поднятые колени, намереваясь спать.
        Том положил руку на запястье мистеру Смоллету. Влюбленность в Шейлу не мешала лисовину обожать нашего капитана, и сейчас ему хотелось, чтобы мистер Смоллет забрал себе еще хоть немного сил. Тот притворился, будто не заметил намека юнги.
        - Да, Крис, слушаю, - ответил он на вызов Делла. - Хорошо. Удачи Джобу.
        Я не видел, как глайдер вышел из порта «Испаньолы»: все огни были погашены. В небе, на плато и в невысоких горах вокруг не было замечено ничего живого, но мы по возможности таились.
        - Вон он, - сказал Том.
        Маленькая тень беззвучно отделилась от корпуса громадного корабля и заскользила, едва угадываемая на фоне звезд.
        Глайдер сделал круг над плато, завис в стороне от лагеря, опустился ниже, вновь поднялся - и вдруг исчез. Как ни пытался, я уже не мог обнаружить его в ночном небе.
        - Джоб Андерсон, ответьте Александру Смоллету. Что у вас? Понял. - Капитан снова прижал кнопку связи: - Крис, ответь мне. Что он видел? Хорошо, подожду.
        - Что там? - спросил Мэй, не поднимая головы.
        - Крис говорит: на плато какие-то письмена. Он принесет снимки.
        - Привет от Сильвера? - недоверчиво буркнул навигатор.
        - Вряд ли.
        Мы ждали с полчаса. Замерзший Рейнборо подсел ко мне, прижался спиной. Навигатор Мэй, который вроде бы спал, оглянулся, и ощущение было такое, словно он повел стволом грозного «стивенсона», указывая пилоту: «Пошел вон». Тот не ушел, а я подумал, что нелегко будет мне находиться сразу в двух лагерях: с Рейнборо и Юной-Вэл - и с мистером Смоллетом и остальным экипажем. Даже поговорка есть на эту тему… Как же? Вспомнил: ласковая тля двух маток сосет. Нет, не то. Ага: нельзя повеситься на двух суках. Или в двух спальниках не поспишь? И впрямь хотелось спать, глаза слипались, и мысли путались.
        - Да, Крис, слушаю тебя, - проговорил капитан. - Черт! - он вскочил, прижал кнопку связи: - Джоб Андерсон, ответьте Александру Смоллету. - Он яростно выругался на неизвестном языке, снова ткнул кнопку: - Крис, ответь мне. Где он исчез? Понял.
        Навигатор Мэй поднялся, прошелся вдоль палатки и обратно.
        - Алекс, я говорил тебе…
        - Александр хороший. Умница Александр, - объявился у него под ногами поюн.
        Мэй остановился, чтобы не наступить на вертлявого зверя.
        - Я с тобой, - с глубокой, не слышанной ранее, безнадежностью сказал поюн голосом Хэндса. И продолжил: - Алекс, я говорил тебе… Что это за хренотень?!
        - Заткнись, трепло. - Мэй подцепил зверюгу и сунул за пазуху.
        - Извольте помолчать! - донеслось из-под куртки.
        - Не надо было отправлять Андерсона, - проговорил навигатор. - Три зонда и глайдер - все отдали за здорово живешь.
        - А что человек пропал, не страшно? - возмутился Том.
        Мэй пропустил это мимо ушей.
        - Алекс, я знаю одно. Зонды посылал Хэндс, а с ним в рубке сидел Тон-Тон, которому все до фени. При нем можно творить что угодно. У Хэндса была отличная возможность отдавать зондам приказы на самоуничтожение.
        - Зачем?
        - Чтоб ты поменьше знал о планете. Чтоб ты ее боялся, а эти двое - нет. Смотри: ты с перепугу выслал погоню. Отправил единственного, кто держался на ногах. Самого надежного их друга, который нашел дезертиров, прервал связь с нами, взял приятелей на борт и полетел, куда надо. Он бы и планет-стрелка прихватил, да Крис не позволил.
        - Значит, пусть так и будет, - тихо сказал мистер Смоллет.
        - Алекс, ты отдаешь себе отчет?..
        - Отдаю. Раз им нужен глайдер - пускай. Это лучше, чем если они погибнут.
        - Тьфу ты! - рассердился Мэй. - Мы в рейсе досыта нахлебались, а тут еще - нате вам. Не хочешь сажать под арест, так хоть пусть бы сами выпутывались. Сколько можно цацкаться?
        - Чтоб уберечь Сильвера, Дэн отправился к Чистильщикам. - У мистера Смоллета гневно зазвенел голос. - Я отказался от Сильвера, послал его к черту, а Дэн заплатил за него самой дорогой монетой. Я не позволю, чтоб эта жертва пропала зря.
        Навигатор саданул кулаком о ладонь.
        - Тебе не Сильвер дорог; ты пытаешься доказать, что Чистильщики тебя не заломали вконец и оставили человеком.
        - Пытаюсь, - признал капитан.
        - Не стоит доказывать недоказуемое, - в сердцах бросил Мэй. - Или доказывай, но не так.
        Мистер Смоллет понурился. В течение пятнадцати лет, после первой встречи с Чистильщиками - или их подручными - ему важно было ощущать себя полноценным человеком. А тут снова - светящийся шарф и схватка, в которой неизвестно, кто победил. Похоже, Мэя угораздило ударить по самому больному месту.
        - Мэй, возьмите свои слова обратно, - сказал Том.
        Навигатор неловко потоптался. Из-под куртки выглянул поюн:
        - Извольте помолчать!
        - Алекс, меня занесло, - виновато пробормотал Мэй. - Извини.
        Поюн шмыгнул у него из-за пазухи, шлепнулся наземь, собрал разъехавшиеся лапы и подбежал к капитану:
        - Я люблю тебя.
        - Алекс, прости, - повторил навигатор.
        Не ответив, мистер Смоллет зашагал к «Испаньоле», Александр пустился за ним:
        - Я с тобой.
        Лисовин тоже дернулся было, но Рейнборо перехватил его:
        - Оставь в покое.
        Мэй тоскливо выругался и забрался в свою палатку. Черная фигура капитана, четко видимая в жемчужно-голубом свете плато, приблизилась к кораблю и слилась с ним.
        Рейнборо потер замерзшие руки и прижал кнопку связи:
        - Израэль Хэндс, ответь Питеру Рейнборо. Андерсон с вами? Как нет? Не морочь мне голову. То-то же. Мы можем выслать за ним глайдер? Не покуситесь? Ладно. - Затем пилот вызвал Криса Делла. - Ты плохо обучил Андерсона: вместо того, чтоб врубить станнеры, он принялся беседовать с Хэндсом. Они захватили глайдер, парня выкинули. Он валяется без чувств, при нем маячок, так что найдем. Второй глайдер, говорят, им ни к чему. Решай сам, верить или как. Мэй оклемался. Понял; конец связи.
        Разумно. Андерсон выглядит лопухом и недотепой, но его не упрекнут в том, что он дезертировал и угнал глайдер. Юна-Вэл и Хэндс все берут на себя. Как они оправдаются, когда вернутся?
        Да и намерены ли они возвращаться?
        За Андерсоном послали Мэя. Навигатор без звука подчинился, когда опальный Рейнборо велел ему подняться на борт «Испаньолы» и отправляться на поиски. Снова пришлось ждать. Несмотря на куртки с подогревом, мы сильно замерзли, однако не расползлись по палаткам. Вернувшийся мистер Смоллет прохаживался по лагерю с поюном на плече; зверь тыкался мордочкой в его седые волосы и на разные лады повторял:
        - Я люблю тебя. Я люблю тебя…
        Голос Хэндса меня мало трогал, а слушать Юну-Вэл было сладко и в то же время больно.
        Мэй благополучно подобрал и доставил назад Андерсона. Глайдер скользнул в порт, и спустя несколько минут из кабины подъемника вышли трое: Мэй, Андерсон и Крис Делл. Уж не знаю, глушил ли Хэндс техника выстрелом из станнера или разошлись полюбовно, однако оправдывался Андерсон косноязычно:
        - Мистер Смоллет… Сволочи. Простите, сэр… Врасплох застали. Такой промашки не случалось… Виноват.
        - Прощаю, - холодно произнес капитан ритуальную фразу, которой не дождался Мэй. - Крис, что у нас с письменами?
        - Погляди, - Делл вытащил из кармана мини-комп. - Джоб говорит: выложено камнями, которые притащены со стороны. Днем их тоже можно увидать, если смотреть внимательно, а не как мы. А ночью - вот.
        Мистер Смоллет изучил изображение на экране и передал комп Рейнборо. Затем комп получили и мы с Томом, жадно впились. Опять RF. На жемчужно-голубом фоне темнели кривоватые иероглифы вроде тех, что мы видели на входах в рабочие отсеки «Испаньолы».
        - Что это? - спросил Том. - Указано, где искать сундук?
        - Нет, - с серьезным видом ответил второй помощник, - тут написано, где найти ром.
        - Ром без сундука не нужен, - еще серьезнее заявил наш лисовин.
        - Ром в чистом виде - самое то.
        - Пятнадцать человек на сундук мертвеца! - заорал поюн; мы аж вздрогнули. - Йо-хо-хо, и бутылка рому! Пей, и дьявол тебя до… - зверь умолк: Крис Делл взял его за горло.
        - Спасибо, достаточно. Тут сказано, что ром находится в сорока днях пути на восток, - сообщил второй помощник. - Затем, - он взял комп у меня из рук и увеличил нижнюю часть изображения, - мелкими камушками выложено: Captain Flint be damned - «Будь проклят капитан Флинт», - Делл показал это мистеру Смоллету и Рейнборо, - и подпись: Бен Ган. Что скажете, господа?
        Мэй приложил руку ко лбу козырьком, словно в солнечный день оглядывал горизонт.
        - Бен Ган был шибко зол на капитана. Из чертовой дали пер кучу каменюк. На плато обычных камней нет.
        - Когда эта дура призывно светится в ночи, сам бог велел на нее садиться, - высказался Андерсон. - А если не садиться, то хоть рассмотреть по-человечески. Ган не ошибся с местом послания.
        - За сорок дней пути можно двадцать раз облететь вокруг планеты, - заметил Том. - Если на глайдере.
        - А пешком доберешься до заброшенного города, - отозвался мистер Смоллет. - Мы его видели с орбиты.
        - И нам не сказали, - упрекнул лисовин. - Самое интересное…
        - Самое интересное, что над этим городом смолкали разведзонды. То ли Мэй прав и это дело рук Хэндса, то ли в городе не любят чужаков. Хорошо, если только в городе.
        - Крис, почему именно ром? - спросил я.
        - Потому что камнями написано: ром в сорока днях пути.
        - Рим, - поправил молчавший до сих пор Рейнборо. - Roma, Rome. Город был такой в древности, на Земле. А кто слышал про капитана Флинта?
        - Я, - откликнулся Мэй. - Пару анекдотов.
        - Их потом расскажешь. А по делу?
        Навигатор развел руками.
        - Я слышал, - мистер Смоллет погладил притихшего у него на плече Александра. - Флинт был RF-капитаном. Чистильщики забрали его совсем молодым; потом он вернулся и много лет спокойно летал.
        - И что же? - не утерпел лисовин, потому что капитан умолк, то ли роясь в памяти, то ли подбирая слова.
        - Дальше приключилось странное. Флинт куда-то летал и дважды терял свой экипаж. Целиком, до последнего человека. Якобы их забирали Чистильщики, но по каким-то невразумительным причинам.
        - А он оба раза вернулся? - недоверчиво переспросил Крис Делл.
        Мистер Смоллет кивнул.
        - Как же он сумел - один? - удивился я.
        - RF-корабль может вернуться на Станцию вообще без экипажа, - напомнил Рейнборо.
        - Да, - подтвердил мистер Смоллет. - Говорили, что второй раз Флинт возвратился в коме.
        - Разбирательство было?
        - А как же. Два утраченных экипажа подряд и возвратившийся капитан - такое не каждый день случается. Разбирались и что-то выяснили. Но у Флинта оказались могучие покровители, и комиссии космофлота пришлось от него отступиться. Разумеется, больше его никуда не посылали… и вскоре нашли в гостиничном номере мертвым. По нему до смерти лупили из станнера. Я почему знаю - жил тогда в той же гостинице.
        - Дела… - пробормотал Мэй. - А про этого Бен-Гана ты не в курсе?
        Мистер Смоллет потер лоб, усиленно пытаясь что-то вспомнить.
        - Вроде я слышал про экипаж, в котором был некий Бенджамин Ган. С ним тоже связана история… Не то его местным каннибалам скормили, не то сами съели. Короче, парни чушь болтали.
        - Сэр, мы будем его искать? - спросил Том, рассматривая светящийся голубым экран мини-компа с иероглифами и криком души Flint be damned.
        - Будем, - с усмешкой ответил капитан. - Если не придется сначала искать сокровища, потом - вляпавшихся Хэндса с Сильвером, а после - сбежавших куда-нибудь непоседливых мальчишек.
        - Крис, - заговорил Рейнборо, - мне давно хочется задать бестактный вопрос.
        - Задай.
        - Каков твой прогноз: мы сможем вернуться на Станцию?
        Делл зябко поежился, сунул руки в карманы.
        - Хреновый у нас прогноз, - вымолвил он неохотно. - Я бы сказал: десять шансов из ста, что возвратимся. Девяносто - против.
        Глава 2
        Днем плато не светилось, а было похоже на мутно-белое стекло. Розовое солнце скупо пригревало, в воздухе посверкивали золотисто-розовые искры. Вокруг плато стояли бесплодные, низкие, сглаженные временем горы. Они были тускло-коричневые, даже солнечные лучи их не оживляли, и самой живописной скалой среди них высилась наша черная «Испаньола».
        - Я вам повторяю: Крис - наша единственная надежда, - вразумлял доктора Ливси капитан Смоллет. Он был доведен до белого каления, но сдерживался. - Если Крис сумеет расковырять потроха «Испаньолы» и дать нам на возвращение второй режим, мы вернемся на Энглеланд. Если нет - на «четверке» погибнем все.
        - Мне осточертело с вами спорить, - кипятился доктор. - Я не разбираюсь в RF и разбираться не хочу. Крису хватает здоровья, чтобы хамить мне и сквайру; вот и пусть ковыряет ваши потроха. Я не буду им заниматься. Слышите? Не буду!
        Мне было стыдно за него. И тревожно, потому что уж больно не похоже на доктора - отказывать в помощи. Не планета ли на него действует, туманит мозги?
        Скандал начался за завтраком. Еду по-походному, из концентратов, сварганил планет-стрелок, и сквайру его стряпня не понравилась. Охранники тоже забухтели, хотя их-то слово - последнее. Крис Делл, с утра маявшийся головной болью, напомнил мистеру Трелони, что не кто иной как сквайр нанял «самозванцев», из которых двое уже сделали ноги, и неизвестно, чего ждать от остальных, особенно если к ним придираться по пустякам. Доктор Ливси напустился на Делла с упреками, что именно Делл своим ужасным свистом довел мистера Трелони до сердечного приступа, а затем думал отлежаться в коме, и из-за него пострадал ни в чем не повинный Джим; теперь он сохнет по негодяю Сильверу и вот опять с утра ходит с заплаканными глазами (неправда - я не плакал, а просто не спал до утра). Рассвирепевший Делл рявкнул, что пусть бы доктор вообще помолчал и что лично он не дастся в руки человеку, который кидался на капитана Смоллета с ножом. Масла в огонь подлил поюн - он то восклицал: «Извольте помолчать!», то требовал: «Заткнись, трепло».
        Не выдержав, Рейнборо шагнул к доктору Ливси.
        - Дэвид, на минуточку.
        Тот обернулся. Рейнборо кончиками пальцев коснулся его лба. И тут же сердитое выражение ушло у доктора с лица, черные глаза сделались недоуменными, а затем - виноватыми.
        - Александр, о чем мы спорим? Конечно, я займусь Крисом, как только… - доктор Ливси запнулся и неловко закончил: - как только он освободится.
        Рейнборо прошел мимо сквайра - обманный маневр - и, обернувшись, положил ладонь ему на затылок. Мистер Трелони дернулся, желая отстраниться, и на этом его протест иссяк. Сквайр пожал плечами:
        - Что вы раскипятились, господа? Повод-то ерундовый. Мистер Смоллет, я все понимаю; но и вы меня поймите. Экспедиция влетела мне в такую копеечку, что мы непременно должны ее окупить.
        - Что за копеечка? - осведомился у меня Том.
        - Это такое паскудное место, куда влетает неудачная экспедиция.
        - Вот оно как… - протянул лисовин. - А я полагал, наша экспедиция влетела в задницу.
        - Отменно влетела, - подтвердил планет-стрелок.
        Немудреная шутка развеселила космолетчиков.
        - Алекс, это место дурное, где люди друг на дружку бросаются, - сказал Рейнборо. - Я считаю, надо уйти обратно на борт.
        - Ни в коем случае, - подскочил сквайр Трелони. - Дорогой капитан, подыщите что-нибудь получше, и мы перебазируемся. А в корабле я не намерен проводить ни одной лишней минуты. Взгляните, господа, - он широким жестом обвел скучный пейзаж, - кругом мир, спокойствие и благодать. Практически неизвестная, неосвоенная планета таит в себе массу…
        - Паскудства, - подсказал Том.
        - …сокровищ, - продолжал сквайр, - которые нас ждут. Я предлагаю так и наречь ее: Остров Сокровищ. У нее ведь нет иного имени, не так ли?
        - Есть, - в один голос сказали Том и мистер Смоллет.
        - Буквенно-цифровое обозначение, как принято в космических реестрах, - пояснил капитан.
        Лисовин энергично кивнул:
        - Я даже знаю, как она обозначена: ZADNITSA-33.
        - Том, веди себя прилично, - одернул его сквайр. - Господа, я предлагаю выпить за новое имя планеты - Остров Сокровищ - и за окончание всех и всяческих разногласий.
        За это выпили с большой охотой.
        Я обвел взглядом стеклянистое плато и тусклые горы вокруг. Юна, где ты? Как ты?
        Мистер Смоллет отставил бокал.
        - Приказ по кораблю. Техники и второй помощник занимаются исключительно «Испаньолой», Дэвид Ливси занимается Крисом Деллом. Когда будет готов полный отчет об условиях жизни на планете, я приму решение о возможности перебазирования в другое место, - властно отчеканил капитан. - Норман, возьми камеру и сходи к камням Бена Гана; Джим с Томом могут тебя сопровождать.
        - Спасибо, сэр, - обрадовался лисовин.
        Я поднялся с тяжелым сердцем. Хоть и говорят, что здесь нет очевидных опасностей, мне боязно за Юну-Вэл. Надеюсь, опытный Хэндс будет ей надежным помощником…
        Отправились. Высокий, угловатый Норман был из тех сумасшедших навигаторов, о которых толковал покойный Билли Бонс. Он шагал, неловко раскачиваясь и загребая ногами, с отсутствующим видом глядя прямо перед собой. Доберется ли он до камней?
        Однако Норман не зря служил навигатором: мы вышли прямо к гигантским кривым иероглифам. Обыкновенные камни на мутном стекле - серые, коричневые, беловатые. Многие из них были немаленькие: одному человеку не дотащить. Катил их Ган, что ли? Или возил на глайдере? Это же сколько работы - камни поднять, погрузить, выгрузить, выложить эдакими кривулинами… Том прошелся вдоль трехметровой закорючки ближайшего иероглифа, попробовал качнуть один из камней. Камень лежал плотно.
        - Не для одного человека работенка, - изрек лисовин. - Как по-вашему, Норман?
        Навигатор сделал несколько снимков и лишь затем отозвался:
        - Хрен его знает.
        Крайне ценная мысль.
        Мы с Томом отыскали более мелкую надпись Captain Flint be damned. Ее составляли желтоватые камни, ноздреватые и даже на вид более мягкие, чем те, что пошли на RF-иероглифы. И на них были выцарапаны имена. Абрахам Смит, Кевин О'Доннел, Ник Дуглас, Андре Санте, Мигель Санчес… Том принялся их считать, Норман снова взялся за камеру, а я быстро проглядел список целиком. И мысленно охнул: последним, на слове damned, значился Джон Сильвер.
        - Всего сорок два человека, - объявил досчитавший до конца Том. - Что тут делает Сильвер?
        - Странно, - навигатор убрал камеру и ногтем поскреб камень, на котором было выцарапано знакомое мне имя. - Совершенно даже непонятно… удивительно… занимательно… потрясительно… - Он еще долго бормотал, а мы с Томом терпеливо ждали. Что с сумасшедшего возьмешь?
        - Это список проклятых Ганом людей? - наконец предположил изведшийся лисовин.
        - Нет, - покачал головой Норман. - Проклят здесь один Сильвер.
        - Почем вы знаете?
        Навигатор передернул худыми плечами.
        - Полетай с мое - тоже будешь много знать.
        Мы двинулись обратно. Что за имена, и почему проклят один Сильвер? Потому что его имя единственное выцарапано в слове damned?
        В лагере нас встретили Рейнборо, скучающий планет-стрелок и мрачный, мающийся от вынужденного безделья сквайр с охраной. Все прочие поднялись на борт корабля. Норман передал камеру бывшему старшему пилоту, затем камерой завладел Том Грей. Он внимательно изучил на маленьком экране список выцарапанных в камне имен.
        - Андре я знаю, и Мирослава тоже. И Сильвера. Что ты об этом думаешь? - осведомился планет-стрелок у Нормана, который отрешенно глядел сквозь подошедшего к нам сквайра.
        - Это список погибших экипажей Флинта, - сообщил навигатор.
        - Но Сильвер с Флинтом не летал, - заметил Грей.
        - Нет, - Норман забрал у него камеру и передал мистеру Трелони. - Сильвер Гану досадил отдельно.
        Рейнборо нажал кнопку связи:
        - Израэль Хэндс, ответь Питеру Рейнборо. Все в порядке? Спроси у Сильвера: чем он досадил Бенджамину Гану?
        - Мистер Рейнборо! - возмутился сквайр. - Как вам не сты… Разумеется, теперь у них на все найдется ответ! - В гневе, сквайр повернулся к навигатору и планет-стрелку: - Не будь среди нас предателей, дезертиров можно было бы поймать и допросить. А при нынешнем положении дел у нас нет этой возможности. Я потребую у капитана, чтобы он лишил кое-кого средств связи. - Он вновь обернулся к пилоту: - Ну, что вам ответил этот проходимец?
        - Пока ничего.
        Юна-Вэл может и не знать, за что Бен Ган проклял ее бывшего супруга.
        Внезапно вспомнилось: холл нашего «Адмирала Бенбоу», Билли Бонс разговаривает с кем-то по дальсвязи, доносящиеся из-под козырька голоса похожи на журчание бегущей меж камней воды; старый космолетчик роняет свою трость, нагибается ее поднять, и глушилка не справляется со сказанными им словами: «Нет, Джон. Только не тебе». У него что-то требовал настоящий Джон Сильвер? Что он хотел - кристалл с записью маршрута на Остров Сокровищ? Сильвер бывал здесь, чем-то насолил Бену Гану, и недавно планета опять ему понадобилась. А Билли Бонс поспешил сбагрить кристалл мне…
        - Ну? - снова потребовал сквайр у Рейнборо. - Что они говорят?
        Пилот развел руками:
        - Молчат, сэр.
        - Естественно! - вскричал мистер Трелони. - Не исповедоваться же двум негодяям перед нами.
        - Том, - обратился лисовин к планет-стрелку, - объясни, пожалуйста. Каким образом RF-корабль возвращается домой без экипажа?
        Грей удивленно взмахнул пушистыми ресницами.
        - Кто это тебе наболтал?
        - Все так говорят. - Лисовин не стал ссылаться на Рейнборо.
        Грей плотно сжал губы - и, несмотря на девичий румянец и смазливую физиономию, стал похож на всамделишного стрелка, который способен разметать в пыль огромный кусок планеты.
        - Видишь ли, друг лисовин, - начал он, - с кораблями у нас непросто… или наоборот, проще некуда. Такая вот дурында, - он кивнул на черную громаду «Испаньолы», - летит от Станции по заданному курсу, а экипаж честно работает. Затем ее сажают на планету. Как мы сели. А когда корабль снова стартует, автоматически включится RF-тяга, и «Испаньола» возвратится на Станцию. На обратном пути экипаж ей не обязателен.
        Грей неуверенно замолк. Он переглянулся с Рейнборо, хотел поймать взгляд Нормана - сумасшедший навигатор глядел в землю - и махнул рукой.
        - Ладно, чего таить… RF-корабль стоит в месте назначения двести сорок стандартных часов. Ждет, пока экипаж закончит погрузку-разгрузку или для чего он там прибыл. Если срок ожидания истек, а команда на взлет не поступила, корабль стартует независимо от того, вернулись люди на борт или сидят в полицейском участке, задержанные за пьяный дебош.
        - «Испаньола» может взлететь своим умом? - уточнил сквайр Трелони, нахмурясь.
        - Да, сэр. Меньше, чем через десять стандартных суток. До той поры Крису необходимо придумать, как заменить четвертый режим на второй.
        Сквайр нахмурился еще больше.
        - То есть, у нас времени в обрез? Десять… девять суток? Но надо же искать Птиц, а мы толчемся у корабля.
        - Сэр, - Рейнборо отнял камеру, которую мистер Трелони собрался было сунуть себе в карман, - мне думается, Норман прав и это в самом деле списки погибших экипажей. Заметьте: RF-экипажей, которым свойственна повышенная живучесть. На Острове Сокровищ погибли сорок risky fellows. Вы хотите, чтобы Бен Ган выцарапывал еще два десятка имен?
        Сквайр этого вовсе не желал. И охрана его не желала. Они втроем сильно встревожились. Мистер Трелони потребовал встречи с капитаном и не успокоился, пока мистер Смоллет не спустился на плато.
        - Почему вы не предупредили, что в моем распоряжении всего девять суток? - подступил к нему сквайр.
        - Сэр, вы невнимательно читали контракт, который заключили с нашей компанией, - вмешался Рейнборо. - В нем сказано: корабль может находиться в пункте назначения не менее десяти суток. И ни слова нет про более долгий срок.
        Возмущенный мистер Трелони набрал полную грудь воздуха. И молча выдохнул, раздумав ссориться с космолетчиками. Как ни крути, он подписывал контракт не лично с ними, а с компанией-перевозчиком, и без толку срывать зло на парнях.
        - Ну, пусть так. Тогда скажите: почему мы болтаемся тут и бездарно тратим время? Отчего борзые Хэндс и Сильвер получили фору в целую ночь и утро и мчатся куда-то на глайдере, который им подарили? Капитан Смоллет, вам не приходит в голову, что они устремились за нашими сокровищами?
        В пухнущую от забот голову капитана эта мысль не забредала.
        - Мистер Трелони, в данную минуту меня волнуют не сокровища, а вопрос выживания. Если Крис не справится с поставленной задачей, «Испаньола» уйдет обратно в четвертом режиме, а мы останемся здесь - в надежде, что за нами когда-нибудь пришлют другой корабль. Я должен четко представлять, где и в каких условиях мы остаемся.
        - Нет уж, увольте! - вспылил сквайр. - Корабль долетит до Станции без экипажа, и я вернусь с ним. И с ценным грузом, который мы должны взять на борт, - добавил он очень внятно, как для глухих. - В отличие от вас, я рискну иметь дело с Чистильщиками. В конце концов, от них возвращаются.
        Рейнборо двумя пальцами коснулся затылка мистера Трелони. Сквайр этого не заметил, но подостыл.
        - Дорогой капитан, - заговорил он более миролюбиво, - дайте мне глайдер, надежного пилота и охрану. - Он оглянулся на своих парней и уточнил: - Кого-нибудь из вашей гвардии - Мэя или, на худой конец, стрелка, - произнес он с сомнением, не слишком доверяя юному виду Грея. - Я посажу в глайдер Тома с Джимом, и мы займемся поиском Птиц, как собирались. А вы тут разбирайтесь с планетой и кораблем, не тревожась о нас.
        - Мистер Трелони, по нашим данным, эта планета пригодна для жизни, но относится к числу так называемых недружественных к человеку. Иными словами, она опасна. - Мистер Смоллет откровенно лгал, стращая сквайра. - К тому же населена разумной жизнью; а чужаков, как известно, нигде не любят. И последнее. Я еще не знаю, сколько людей потребуется в помощь Крису, и не уверен, что смогу выделить вам пилота и стрелка…
        - Капитан Смоллет, - перебил сквайр со вновь нарождающейся сварливостью, - я нанял вас для того, чтобы свои проблемы вы решали сами. А коли вам не хватает людей, верните назад Хэндса с Сильвером.
        У капитана недобро сузились глаза.
        - Отлично, сэр. Их-то я с вами и пошлю. Вы желали сэкономить и не наняли команду поисковиков. Поэтому скажите спасибо за тех, кого я дам. Юнга лисовин, идем со мной, - мистер Смоллет зашагал к подъемнику «Испаньолы».
        Том бросился следом.
        - Сэр, позвольте, я дам хороший совет?
        Капитан приостановился.
        - Назначьте Питера Рейнборо первым помощником.
        Ну и советец! Рейнборо, нарушивший кодекс чести RF, держащий сторону двоих дезертиров, зачисленный сквайром в предатели, - ему становиться первым помощником вместо мистера Эрроу?
        Капитан не удивился нелепому предложению. Он серьезно поглядел на лисовина, затем перевел взгляд на Рейнборо. Раскосые глаза на обаятельной физиономии пилота смотрели настороженно.
        - Он уже взял на себя эту обязанность, - продолжал Том. - И с самого начала помогал мистеру Эрроу; он весь полет меня пас.
        - Рей не справится, - ответил мистер Смоллет с сожалением. - На это нужно слишком много сил.
        - Пусть лучше хоть что-то, чем совсем ничего.
        - Рей погибнет, если возьмется за дело по-настоящему. А он нам еще пригодится.
        Они ушли, и вскоре кабина подъемника поползла вверх. Раздраженный сквайр понял разговор глубоко по-своему:
        - Ну что за люди? Совершенно беспомощный народ. Второй помощник не справляется с кораблем, пилот вообще не жилец…
        Планет-стрелок ухмыльнулся.
        - Мистер Трелони, вы возьмете меня в долю, если я скажу, как быстро и без хлопот найти уйму сокровищ?
        Сквайр недоверчиво на него покосился, навострившая уши охрана придвинулась ближе.
        - У вас под ногами - огромное состояние, - Грей топнул по мутно-белой стеклянистой массе. - Такого минерала больше нет нигде во вселенной; отличный строительный и поделочный материал. Годен для парковых беседок и скульптур, великолепен для эротических женских украшений. Моих - двадцать процентов прибыли. По рукам?
        Шальная ухмылка Грея разгневала сквайра пуще прежнего.
        - Постыдились бы, молодой человек. Затейники кругом, - заворчал он, направляясь к своей палатке. - Только шутки шутить горазды. Абсолютно некомпетентный экипаж.
        Чтобы как-то себя занять, я задолго до срока принялся готовить обед. Мне взялись помогать Рейнборо с планет-стрелком и оба охранника. Приличный обед был вскоре готов, но с борта «Испаньолы» никто не спустился, и мы обедали в узком кругу. Потом Грей спросил у мистера Смоллета разрешение взять глайдер и совершить облет прилегающей территории - я было обрадовался, что слетаю с ним заодно, - и получил отказ. Невезуха. Охранники, зевая, слонялись по лагерю, мистер Трелони копил злобу.
        Розовое с утра, к вечеру солнце зазолотилось, и воздух сверкал от роящихся искр. Сглаженные вершины гор таяли в цветной дымке и казались романтически-манящими.
        - Едут, - наконец оповестил нас Рейнборо.
        Кабина подъемника с окном, от которого бил сноп отраженного света, поехала вниз. Сквайр приготовился встретить капитана Смоллета новым списком претензий.
        Космолетчики вышли. Вру: выползли - чуть живые, осунувшиеся, с темными подглазьями. Техники, навигаторы, два пилота и Крис Делл.
        Сквайр устремился им навстречу. Застоявшаяся охрана бодро припустила следом.
        - Где Том? - потребовал мистер Трелони. - Куда вы дели мальчишку?
        - Он там, - второй помощник махнул рукой в сторону «Испаньолы». - С доктором. Ему нездоровится.
        Мэй-дэй! Тут крепких risky fellows шатает; что же сталось с бедным лисовином?
        - Вампиры! - выкрикнул сквайр тонким голосом. - Пожиратели жизней! Где капитан? Как он смел?! Увел Тома и… Он за это ответит!
        Космолетчики добрели до лагеря. На парней страшно было смотреть - точно с каторги явились. Золотистые веснушки на лице пилота О'Брайена стали серые, будто присохшая грязь; сизые щеки Дика Мерри казались покрытыми двухдневной щетиной. Техник Стив рухнул на походное сиденьице, опрокинулся с него и остался лежать на голом камне, лишь пробормотал что-то жалобное, когда к нему наклонился Рейнборо.
        - Кормите, - взмолился навигатор Мэй. - Кормите - или сдохнем все.
        Я бросился выполнять просьбу, однако меня окликнул Крис Делл:
        - Джим, на два слова.
        Кормежкой занялся планет-стрелок, а я подошел ко второму помощнику.
        - Хоть бы Джима пожалели, уроды! - сокрушенно воскликнул сквайр Трелони.
        Делл с тоской посмотрел в искрящуюся даль; очевидно, у него не хватало сил тащиться туда, где не страшны чужие уши.
        - Забирайся, - он приподнял полог своего жилища.
        - Крис, вы спятили, - охнул сквайр. - Не смейте. Джим, не вздумай!
        Мы нырнули внутрь, и опущенный полог отсек внешние звуки.
        Поверх спальника здесь лежала пушистая шкура, явно принесенная из каюты второго помощника. Я уселся, стараясь не думать, что именно вообразил себе сквайр. Делл долго устраивался, не понимая, как в тесноте пристроить свои длинные ноги и не опрокинуть палатку. Наконец угнездился. И тут мы увидели в оконце смущенную морду охранника, которого мистер Трелони выслал проверить, чего ради второй помощник залучил меня к себе. Делл погрозил кулаком, и морда исчезла.
        - Джим, разговор сугубо между нами, - начал он. - Я думаю, на «двойку» нам не перейти и на Станцию не вернуться.
        - Почему?
        Он отвел от лица челку. Светло-серые льдистые глаза глянули непривычно строго и печально.
        - Алекс считает, что я после комы скверно соображаю и не могу найти верное решение. Он ошибается. Меня учили переналаживать и подстраивать режимы, но эта схема ни к черту не годится. Мне жалко людей, я напрасно их мучаю. Они не заслужили такой боли…
        - Почему боли? - не понял я.
        - Любые переделки на RF-корабле требуют мощного и болезненного RF-усилия, - объяснил Делл. - Плюс огромные энергозатраты. Ты сам видел - на ребятах лица нет. Лисовин вообще чуть на тот свет не отправился, Алекс его вернул с полдороги.
        Плохо дело. Я пораскинул мозгами.
        - Кто вас учил понижать заданный режим? Чистильщики?
        Второго помощника передернуло.
        - В их обучающие программы это не заложено. Люди учили, наши разработчики. Я успел пройти курс, а потом его отменили.
        - Потому что схема не работает, и все в этом убедились?
        - Наверное, - согласился Делл с грустью. - Словом, затея эта безнадежна, и я подумал… - Он растер лицо, пытаясь прогнать усталость, и бросил на меня неожиданный острый взгляд. - Джим, а не известно ли тебе о гипноизлучателе, который был у нас на борту?
        - Известно.
        Я рассказал о «Щитке». Делл выслушал с недоверием, потом осмыслил и застонал.
        - Что ж Сильвер, гад, с гипнаком ко мне не пришел? Уж я бы уберег. Ах, тварь горелая… Нет, надо же - сгубить такую вещь.
        Делл так расстроился, что я отвел взгляд, не в силах на него смотреть. За оконцем переминались чьи-то ноги. Не иначе как сквайр Трелони пытается блюсти нашу нравственность. Я обозлился. Только его идиотских подозрений не хватало.
        Второй помощник тоже заметил стража за окном и встрепенулся.
        - Джим, я вот о чем хотел потолковать. Коли нам не пересилить «Испаньолу», лучше потратиться на нечто конкретно полезное. Я готов заставить тебя забыть Сильвера. Хочешь? Тебе самому будет спокойней жить, да и сквайр с доктором перестанут высказываться. Это займет полминуты, и ты будешь свободен.
        Забыть Юну-Вэл? Ни за что.
        Однако я должен с благодарностью согласиться, потому как все считают ее Джоном Сильвером. На каком основании я откажусь?
        Крис Делл прижал кнопку на усилителе внешних звуков, и в палатку ворвались причитания мистера Трелони, хохот ожившей команды и ядовитые советы в адрес сквайра.
        - Слышишь, что делается? Он так и не успокоится, с доктором на пару.
        Я стиснул зубы. Сегодня risky fellows потешаются над сквайром, а что будет завтра? Еще немного - и посмешищем стану я.
        Но забыть Юну-Вэл?
        Разумеется, надо забыть. Я ей не нужен; у нее есть Хэндс и мистер Смоллет. Она не простила, что я ее ослушался на корабле. И не бывать мне на ее вечернем лугу со слоистым туманом…
        - Нет, - сказал я. - Крис, спасибо; нет.
        - Настаивать бессмысленно?
        - Абсолютно.
        - Как скажешь. Надеюсь, твой Сильвер - не тот человек, за кого себя выдает.
        Второй помощник выбрался из палатки. Хохот космолетчиков смолк, вопли сквайра - нет.
        - Мистер Трелони! - рявкнул Крис Делл. - Если я еще хоть раз услышу грязные намеки в адрес Джима или капитана Смоллета, пеняйте на себя. Вам ясно? Где тут чертова еда?! - загремел он так, что больше никто пикнуть не посмел.
        Когда налившееся закатным румянцем солнце село на лысую макушку горы и оттуда принялось пускать ослепительные алые стрелы, в лагерь вернулись мистер Смоллет с лисовином и доктор Ливси.
        Доктор был черен с лица и молчалив. Окинув лагерь мутным взглядом, он отыскал свою палатку и без единого слова в нее заполз. Мистер Смоллет и Том оба расслышали приглашение к ужину, и оба уселись, но есть не могли. Капитан глотнул тоника и плеснул в стакан Тому, однако лисовина затошнило, и я принес ему простой воды.
        Мистер Трелони завел речь об энергетическом вампиризме и недопустимом обращении с несовершеннолетними. За его спиной как из-под земли выросли Делл и Рейнборо, и сквайр опасливо умолк. Его охрана делала вид, будто так и надо.
        Сутки на Острове Сокровищ были длинные, и народ разошелся на ночлег, не дожидаясь заката. За день утомившись от безделья, я быстро задремал. И уже в темноте, когда голубовато засветилось плато, проснулся от стука в оконце.
        Оказалось: лисовин. Он лежал на животе, то ли скрываясь, то ли не в силах подняться. Я впустил его. Том улегся рядом со мной поверх спальника.
        - Чем ты занимался на борту? - спросил я.
        Лисовина передернуло.
        - В жизни ничего страшнее не видал. Даже когда мать умирала…
        Том завозился, пристраивая подбородок на скрещенных руках. Голубоватый свет фосфоресцирующего плато лежал на его белокурой шевелюре.
        - Мистер Смоллет велел мне остаться в кают-компании, а сам с Крисом ушел наверх. Но остальные двинулись вниз, к техническим отсекам, и я за ними. Зашли в какой-то отсек. Темнотища - глаз коли. У всех фонарики, а я не запасся. Пришлось остаться у входа; по контуру шторки ниточка света просачивалась: видно, куда удирать, если что. Они ушли недалеко и начали работать. Крис по громкой связи командовал… На том же языке, на каком все ругаются; язык жуткий - Крис и командовал, будто ругался. Техники что-то делали, а остальные не то страховали, не то отдавали им силы. Помогали, в общем. На трезвую голову в ум такое не придет. Парням было так больно, так… Я только слышал, как они стонали, а доктор Ливси шипел насчет RF и преступления, а на него шипели, что это их работа и чтобы не мешал. Потом кто-то закричал - помнишь, как мистер Смоллет кричал, когда оживлял мистера Эрроу. Стены кругом засветились - фиолетовые огоньки затлели, будто в рейсе. Я думал, у меня сердце лопнет… Стены погасли, а Мелвин попросил, чтобы Крис дал передышку. Крис разрешил несколько минут, и снова это зверство. Доктору стало худо, и
опять пришлось прерваться. Его отлупили по щекам и нарычали, что он не имеет права тут плохеть, а если кому из техников станет плохо с сердцем, то понадобится его помощь. Доктор сказал, что подождет этой минуты за дверью, а я убрался. И вовремя. Еще бы там чуток посидел - сам бы заорал, вместе с ними.
        Том прерывисто вздохнул. Белые усы, хорошо различимые в свете плато, дрожали.
        - Я двинул обратно в кают-компанию, - продолжил он. - Пока шел наверх, стены трижды загорались. После третьего раза Берт сказал, что Мерри потерял сознание.
        Том отвернулся и подтянул колени к груди.
        - Затем мистер Смоллет приказал мне подняться наверх в капитанский отсек, куда нас с тобой Рейнборо водил. Я пришел. Сам не нашел, конечно; он меня встретил. Завел в комнатенку с тремя входами. Огней цветных, как раньше были, нет, светят обычные лампы. Крис принес шкуру, на которой мы с тобой в прошлый раз сидели. Совершенно убитый. Расстилает ее на полу, а у самого руки дрожат. Мистер Смоллет велел мне устроиться на шкуре… - Лисовин смолк на полуслове.
        Я провел ладонью ему по спине.
        - Джим, друг, ты только не смейся, - прошептал он. - Мистер Смоллет сказал: «Сиди тут и изо всех сил люби нас с Крисом. Люби и жалей, как можешь; нам это нужно. Только не ходи ни в левую дверь, ни в правую». Дыры там, а не двери. Сами они туда и разошлись - в левую и в правую. И опять началось: Крис по громкой связи ругается… то есть, командует, мистера Смоллета не слыхать, и техников не слыхать, но я-то знаю, каково им внизу. Вокруг огоньки проклятые загораются - значит, кто-то с ума сходит от боли, кричит.
        Мне уж не до того было, чтоб Криса любить, но я старался. Черт знает, чем это может помочь… Потом Мэй запросил пощады: Стиву худо, нужен перекур. Тут Крис сорвался. Закричал, что лучше сам вниз пойдет, чем отсюда людей терзать, а здесь пусть хоть тот же Стив сидит, он справится, а вообще все бессмысленно, и схема идиотская не работает, и если кому-то нужно мучить людей, то он, Крис, не палач. Мистер Смоллет ему: «Раз схема не годится, придумай другую, ты же техник, а я в твоей кухне не разбираюсь». Крис в ответ: «Другую не придумать, потому что RF-корабли созданы для убийства, и никакая сволочь не даст нам понизить режим». Мистер Смоллет ему очень спокойно: «Значит, ты сделаешь невозможное». Крису на это сказать нечего. Слышу: плачет там у себя. А мне его жалеть велено. Я и пошел.
        До порога добрался, в дверь заглянул. Вижу: Крис возле огромного пульта, на пульте иероглифы светятся, дрожат и будто ползают, как живые. В стене щель вроде той, как была, когда Чистильщиков вызывали. И… по-моему, она меня увидела. Или из нее кто-то. Щель вроде как вдохнула - из меня душу так и вынесло. И туда внесло, в черноту. А дальше помню уже медотсек, где доктор Ливси и мистер Смоллет хлопочут. Доктор вне себя, грозится весь экипаж засудить, дайте только на Энглеланд вернуться. Мистер Смоллет доктора будто не слышит, а мне сказал, что больше никуда не возьмет, раз я злостно нарушаю приказы. Я долго там валялся. Крис приходил, хотел что-то хорошее сделать. Но руку не успел протянуть, а мистер Смоллет как рявкнет: не смей, мол, ты мне нужен со всеми силами и мозгами, сколько их есть, не вздумай тратить ни на что постороннее. Крис ушел, а доктор Ливси битый час возмущался, что мистер Смоллет чужих сил на меня пожалел и вообще я не посторонний. Как у мистера Смоллета терпения хватило слушать?..
        Том смолк, выговорившись. Я лежал, глядя в оконце, за которым фосфоресцировало плато. Крис Делл нарушил приказ, когда предложил мне помочь забыть Сильвера. Похоже, он совсем не верил, что сумеет изменить режим RF-тяги.
        «Испаньола» уйдет на Станцию без экипажа, но с подробным докладом о том, что случилось, и с призывом о помощи. Не сомневаюсь, что смотрители уничтожат и разоблачающий их доклад, и призыв. А с Острова Сокровищ посылать SOS можно до скончания века: мы так далеко от родной галактики, что и не представить. Я еще не видел планеты, но мне вовсе не улыбается жить тут вместе со сквайром и доктором и их идеями. С лисовином и космолетчиками - еще куда ни шло. И с Юной-Вэл. Если только не начнется схватка за единственную женщину. Мэй-дэй! Мы обязаны вернуться на Энглеланд. Меня мать ждет и Лайна. Впрочем, она-то утешится. А у наших рисковых парней жены, дети…
        Снаружи послышались шаги - два человека приближались к лагерю. Екнуло сердце. Юна-Вэл с Хэндсом?
        - Кто-то идет, - я приподнялся.
        - Это мистер Смоллет с Крисом, - сказал Том. - Они давно бродят.
        Жаль.
        Капитан и второй помощник прошли мимо палатки, не обратив внимания на то, что лисовин не у себя дома. Им-то дурного на ум не придет…
        - И все-таки, я считаю, надо избавиться от всех четверых, - раздался голос Криса Делла. - И от сквайра с доктором, и от мальчишек.
        - Мальчишек я бы оставил, - возразил капитан Смоллет.
        - Они тебе нужны?
        - Нет.
        - Вот видишь. Если кого и оставлять, то доктора. От него хоть польза бывает.
        - Уволь. Дэвид у меня уже в печенках сидит.
        - Значит, от четверых, - подвел итог второй помощник.
        Мы с лисовином пораженно уставились друг на друга. Как это так - от нас избавляться?
        Глава 3
        - Люблю пустыню. Прочна, надежна, никакой хляби под брюхом. Вдаль видно - ни тебе джунглей, ни тростника по маковку. Ни одна тварь не подкрадется незамеченной и не сожрет, что ахнуть не успеешь, - рассуждал по интеркому Питер Рейнборо; он пилотировал наш глайдер. - Мечта, а не местечко.
        «Мечта» лежала справа по курсу. Небольшая - десятка три квадратных миль. Она поблескивала под утренним солнцем, словно ее покрывал ледок, а от редких камней тянулись длинные четкие тени. Впереди зеленели джунгли; позади тоже осталось сплошное зеленое море. Рейнборо сказал, что и под дулом лучемета не станет сажать глайдер в джунгли, потому как вовсе не Птицы нас там ожидают, а изготовился к нападению легион хищников и ядовитых тварей.
        Летели мы не спеша, выискивая, на что можно положить глаз. Планета свое название не оправдывала, и сквайр злился. По-моему, зря. Разведзонды не дали информации о залежах особо полезных ископаемых (если б что имелось, планету давно бы освоили), однако здесь были два города. Один, заброшенный, зовущийся то ли Ром, то ли Рим, лежал в сорока днях пешего пути на восток, как и сообщалось в послании Бена Гана. Другой был дальше к северу, и в нем жили люди. Непонятно, что за народ. Вроде бы потомки землян, но как их занесло в такую даль до существования RF?
        Из трех вновь посланных разведзондов один опять погиб над заброшенным городом. Значит, не Хэндс виновен в гибели первой тройки, а работает система ПВО. Улицы и даже здания поросли густой зеленью, люди давным-давно ушли, а наших разведчиков уничтожает автоматика.
        Хотелось бы знать, что там такое. Мистер Смоллет запретил нам соваться в город, но в тоне его звучала уверенность, что мы непременно сунемся. Да и сквайр Трелони, слушая инструктаж, фыркал и выразительно кривил лицо. В самом деле: откуда капитану космического корабля знать, как искать сокровища на незнакомой планете? Уж он-то, сквайр, в жизни не покидавший Энглеланд, гораздо лучше разбирается.
        Доктор Ливси поблагодарил мистера Смоллета за отданный в наше распоряжение глайдер, но добавил, что если бы даже мы не получили транспорт и походное снаряжение, то ушли бы пешком, поскольку невозможно выносить то издевательство, которое он наблюдал вчера на «Испаньоле».
        Лисовин был глубоко несчастен. Подумать только: его изгоняют из лагеря! Он приободрился, лишь когда к глайдеру подошел навигатор Мэй с настоящим штурмовым «стивенсоном» на плече (чуял же я, что Мэй его где-то прячет) и безмятежно улыбающийся планет-стрелок. Навигатор забрался в салон, а Тома Грея мистер Смоллет поставил лицом к нам с лисовином. Видимо, он окончательно уверился, что с доктором и сквайром разговаривать бесполезно.
        - Вот ваш ангел-хранитель, - сказал капитан. - Том заступает на боевое дежурство и будет его нести круглосуточно. В глайдере есть маячок, и вас будет сопровождать спутник слежения. В экстренной ситуации «Испаньола» вас прикроет. Том может аккуратно уничтожить отделение пехоты, а может снести полгорода - чего он делать, естественно, не станет. Я это говорю, чтоб вы имели представление о боевых возможностях нашего корабля.
        - Спутник тоже несет вооружение? - спросил я.
        - Несет, и немалое. Но учтите: все это - на крайний случай. Не дай нам бог развязать войну.
        - Да, сэр, - печально подтвердил лисовин. - Не дай бог. - Он помялся. - Мистер Смоллет, простите меня за вчерашнее.
        - Прощаю, - улыбнулся своей молодой улыбкой наш капитан и коснулся ладонью его шерстистого лба.
        В салоне глайдера мистер Трелони долго ворчал, что Том к отцу родному так не ластится, как к чужим людям.
        - …Честное слово, больше всего я люблю пустыню, - продолжал свое пилот Рейнборо. И неожиданно сменил линию: - Но не эту. К здешней моя душа не лежит.
        - Что так? - сидевший в салоне Мэй оторвался от экрана компа, который он держал на коленях, и с интересом поглядел за окно.
        Он бы сидел в кабине и там переговаривался с пилотом, не будь у него задачи приглядывать за пассажирами; штурмовой «стивенсон» одним своим присутствием умиротворял самых сварливых.
        - Граница джунглей, - пояснил Рейнборо по интеркому. - Будто ножом отрезана - никакого перехода. У нормальной пустыни так не бывает. И вообще она мне чем-то неуютна. Садиться не будем.
        - Вы именно там и сядете, - подал голос мистер Трелони, - и возьмете пробы грунта. Вы же видите, как она блестит. Может, это выходы серебряной руды.
        Серебряными рудниками на Крольчарнике владела миссис Трелони; похоже, серебряные деньги супруги не давали сквайру покоя.
        - Сэр, не покупайтесь на дешевый блеск, - миролюбиво отозвался Рейнборо.
        - Поворачивайте.
        Пилот изменил курс, однако набрал высоту, не намереваясь связываться с «неправильной» пустыней.
        - Мистер Рейнборо, я сказал: пробы грунта, - сурово повторил сквайр.
        - Посмотрим, сэр. Если удастся, возьмем.
        - Рей, слева по курсу чужеродный объект, - доложил Мэй. - Лежит на земле. Похож на глайдер.
        Я прильнул к стеклу. Не вижу. Куда моим глазам до чутких систем обнаружения, которыми оборудован глайдер!
        Навигатор дал поправку курса, Рейнборо взял левее.
        - Запросил на всех частотах, - сообщил он. - Не отзываются. И маячок молчит.
        - Может, не глайдер? - спросил я с надеждой. - Или не наш?
        - Подлетим - узнаем, - отозвался Мэй, вглядываясь в экран компа и бегая пальцами по клавиатуре.
        - Вряд ли Хэндс потерпел крушение, чуть только сделал ноги. Они взяли пробы грунта и уже копают, - заявил Том так серьезно, что никто не заподозрил бы его в насмехательстве.
        - Вот именно, - подхватил сквайр Трелони. - Пока мы полтора суток… полторы сутки… больше полутора суток болтались у корабля, эти прохвосты…
        - Стандартный глайдер лежит на боку, - доложил навигатор.
        Крушение. Но ведь лежит, не взорвался же, уговаривал я себя. Должна была сработать система безопасности. Хоть бы это были не наши.
        - Израэль Хэндс, ответь Питеру Рейнборо, - услышал я: пилот не выключил интерком.
        Хэндс не отозвался.
        Это ничего не значит. Хэндс может не слышать, может по какой-то причине молчать.
        В салоне крепчало тревожное любопытство. Сквайр ерзал в кресле, охранники тянули шеи, стараясь что-нибудь разглядеть, доктор Ливси обернулся ко мне и ободряюще похлопал по плечу. Меня передернуло.
        - Рей, твоя нелюбимая пустыня содержит массу органики, - сообщил навигатор. - Как над навозом летим.
        - Что такое навоз? - осведомился Том.
        Мэй по-простому объяснил, и сквайр был возмущен его неделикатностью.
        - Зато, сэр, можно с уверенностью сказать, - изрек Рейнборо, - что в этом вашем навозе нет серебра.
        - Тогда поворачивайте обратно, - буркнул мистер Трелони, а один из охранников с умным видом добавил, что в навозе сквайра, разумеется, серебро отродясь не водилось.
        Посмеялись. Можно подумать, это смешно.
        - Вижу глайдер, - сказал Рейнборо.
        Я стиснул зубы, молясь в душе, чтобы глайдер оказался не наш.
        Низкое солнце светило сбоку; внизу каждый камень отбрасывал четкую тень. Я и глайдер сначала нашел по темному пятну, а потом уже различил освещенную солнцем машину. Рейнборо сделал круг, другой. С виду глайдер был целехонек, а сквозь пускающие блики стекла ничего не разглядеть. Почему они так сильно блестят? Ведь не должны.
        Сбросив скорость, Рейнборо пошел на снижение.
        Знать бы заранее, что из этого выйдет. Посвист снижающегося глайдера разбудил тысячу демонов. Вокруг завыло, завизжало, засвистало, терзая слух, раздирая душу, заставляя замирать сердце. В салоне кто-то заорал, глайдер бросило в сторону. Меня крепко сдавило, и лишь поэтому я не вылетел из кресла. От воя и свиста хотелось уползти под сидения, вжаться в пол. В глазах темнело, уши глохли, но убийственный вой, визг и свист раздавались в мозгу, рвали его в клочья. Вот как погиб первый глайдер. И мы сейчас тоже… Мы падаем…
        Мы долго-долго падали, и никак не могли врезаться в землю.
        Демоны незаметно умолкли; в раскалывающейся голове звучали отголоски их воплей. Я проморгался. Лисовин сидел скорчась, закрыв лицо руками. Доктор Ливси растирал затылок; сквайр сидел, уронив голову на грудь. Охранники осоловело таращили глаза, навигатор Мэй осмысленно глядел в экран своего компа. Вот же крепкий парень. Я вспомнил свист взбесившейся «Испаньолы». Очень похоже. RF-планета не выносит свиста, как и RF-корабль. Счастье, что пустыня маленькая и Остров Сокровищ не весь состоит из такого дерьма.
        Мы снова летели над джунглями - но почему-то на запад, к «Испаньоле».
        - Рей, - позвал навигатор, - ты очнулся?
        - В общем, да, - откликнулся пилот.
        - А почему летим обратно?
        - Я отдыхаю.
        Мэй кивнул и снова углубился в работу.
        Доктор Ливси занялся сквайром. В отличие от «Испаньолы», Остров Сокровищ сквайра до сердечного приступа не довел.
        - Ребята, жизнью вы обязаны Мэю, - сказал по интеркому наш пилот, разворачивая глайдер носом к солнцу. - Кабы не его рассуждения про навоз, мы бы сейчас тоже там лежали, рядком да ладком.
        - Не вижу связи, - отозвался навигатор.
        - Я тебя послушал и задумался: с чего вдруг они упали? Лично я не стал бы опрокидываться в навоз. Короче, был готов к чему-то подобному. И успел дать команду на обратный курс.
        - Молодец, - похвалил Мэй. - Но теперь придется сесть в джунгли.
        - Это еще зачем? - вскинулся сквайр, успевший поверить в теорию Рейнборо о готовых сожрать нас хищниках. - Мы летим дальше, искать что-нибудь… э-э… более подходящее.
        - Мы вынуждены задержаться, чтобы пешком дойти до глайдера.
        - Пешком по навозу? - охнул кто-то из охраны.
        - Можете идти на ушах, - любезно предложил навигатор.
        - Мою охрану не впутывайте. - В голосе мистера Трелони прозвенела сталь. - Нечего им туда таскаться.
        - Хорошо, сэр, мы решим этот вопрос иначе, - согласился Рейнборо. Видимо, он получил строгий приказ не ссориться со сквайром. - Мэй, что под брюхом?
        - Растительность, - сообщил Мэй очевидное. - Мягкая; высота не превышает шести метров. Грунт средней твердости, крупных теплокровных не обнаружено.
        - А мелких? - спросил Том. - Вроде Птиц?
        - Этих до черта.
        - Ну так давайте приземлимся, - воспрянул духом сквайр.
        Мэй дал координаты точки приземления, и через пару минут глайдер погрузился в зеленую кипень. Упругие ветки мели бока нашей машины, листья прижимались к стеклам, словно пытались разобрать на ощупь, что мы такое. Опустившись к земле, глайдер подал назад, повернулся, сминая гибкие стебли, и в суматошном волнении трясущихся листьев улегся на брюхо.
        - Никому не вставать, - предупредил Мэй.
        Никто и не торопился: все прилипли к окнам. Мощные, сочные листья с толстыми прожилками суетились снаружи и ощупывали стекла.
        - Трава - она и есть трава, - разочарованно вздохнул тот охранник, который не желал идти по навозу.
        Суетливые листья постепенно затихли, бессильно повисли на черешках и начали покрываться каплями влаги.
        - Плачут, - сказал доктор Ливси.
        - Готовят ядовитую слюну, чтобы плеваться, - поправил не доверявший джунглям Рейнборо.
        А листья стремительно увядали, скукоживались, чернели и опадали хлопьями мертвого пепла. Ветки становились ломкими, обваливались сучок за сучком, и вскоре все, чего коснулся при посадке глайдер, лежало вокруг, точно сожженное огнем. Рядом стояли нетронутые, сочно зеленеющие джунгли.
        - Ой-ёй-ёй, - вздохнул Том. - Не любят нас здесь.
        - Наглых чужаков нигде не любят, - заметил Рейнборо. - Мэй, что за бортом?
        - Угрозы для жизни нет, но я бы рекомендовал легкие средства защиты.
        - Не вижу ни одной Птицы, - пробормотал сквайр.
        Я тоже не видел живности. Ни пичуги, ни даже мелкой мушины. Похоже, Мэй нарочно обещал Птиц, чтобы сквайр не возражал против посадки.
        - Кто со мной? - Мэй направился в конец салона, где хранилось наше снаряжение.
        - Я, - хором ответили мы с Томом.
        - Ты, юнга лисовин, уже вчера ходил куда не след, поэтому сегодня пропускаешь. - Мэй раскрыл одну из упаковок.
        Со своего места поднялся доктор Ливси.
        - Я пойду вместо Джима.
        Мэй развернул сложенный защитный костюм. У нас на Энглеланде в похожих прозрачных дождевиках увидишь летом молоденьких девчонок.
        - Видите ли, Дэвид, - Мэй повертел костюм, словно отыскивая обозначение размера: подбирал нужные слова, - во-первых, Джим - куда лучший ходок, чем вы. Во-вторых, если кого-то придется нести, вы не утащите, а Джим унесет.
        - У нас есть охрана, - упорствовал доктор. - Сколько им охранять свое безделье?
        Охранники подобрались, готовые идти. Однако Мэй улыбнулся:
        - Дэвид, лично у вас охраны нет, - и они расслабились.
        Сквайр и не подумал послать хоть одного.
        - Я пойду с вами третьим, - твердо сказал доктор Ливси.
        Мэй не стал спорить.
        Мы натянули прозрачные костюмы - они тут же начали темнеть, сливаясь с серой обивкой салона, - подсоединили маски с воздушными фильтрами. Мэй сказал, что в джунгли без фильтров нельзя:
        - С непривычки зачихаетесь до смерти. Дэвид, понесете аптечку, - он вручил доктору Ливси объемистую сумку, которую пришлось крепить за спиной.
        Сам навигатор взял «стивенсон», а на пояс повесил нож.
        - Рей, выпускай нас. - Голос из-под маски звучал на удивление ясно.
        Дверца глайдера уехала вбок, в проеме осталась полупрозрачная мембрана. Сквозь нее аккуратно, давая возможность затянуться и не впустить в салон слишком много испарений, прошел Мэй. Следом пролез я, затем Мэй помог выползти доктору Ливси.
        Под ногами лежал слой черного пепла, а наверху, в выжженном проеме, голубело небо, где кружились розовые и золотые искры.
        - Дэвид - за мной, - велел навигатор, - Джим - замыкающим.
        Двинулись. Мэй скользил уверенным шагом космодесантника, запинающийся доктор едва за ним поспевал. Ветки цепляли за ноги, суетливые листья прижимались к костюмам, будто стремились ощупать нас, познакомиться, разгадать. Я оглянулся. Там, где мы прошли, листья затихали и никли.
        - Мэй, я вас не вижу, - растерянно сказал доктор.
        Я тоже потерял из виду обоих: защитные костюмы цветом слились с листвой. Доктора я в конце концов заметил, потому что он брел вперед, а поджидающего Мэя опознал по маске на лице и «стивенсону».
        - Хороши «хамелеончики»? - спросил навигатор, когда доктор Ливси на него наткнулся.
        - А? Что? Хороши, - согласился доктор. - Мэй, позвольте, я буду за вас держаться.
        Вскоре мы выбрались из джунглей и зашагали по ровной, пружинящей под ногами пустыне. Блестящий «ледок», который мы видели сверху, оказался пленкой на поверхности. Под ногами она то ли лопалась, то ли растворялась, и мы оставляли цепочки четких следов.
        Мэй ощупал попавшийся на пути камень, затем сдавил его пальцами. На камне остались вмятины.
        - Как есть навоз. - Навигатор прибавил ходу.
        На открытом месте доктор Ливси неплохо справлялся и не отставал. Впрочем, коварная пустыня его порядком тревожила.
        - Мэй, - окликнул он, - зачем мы так бежим? Вы не боитесь напороться на топь или зыбун?
        - Все проверено. Идем точь-в-точь, как летели на глайдере. И можете снять маску; не забудьте пристегнуть к плечу.
        Охотно сняли - без маски оно куда вольготней. Наши костюмы теперь сливались цветом с желтовато-коричнево-серой пустыней; нас выдавала лишь незащищенная нижняя половина лица. На кого мы похожи? На оборотней? Диверсантов? В голову лезла всякая чушь, пытаясь вытеснить тревожные мысли.
        - Мэй, - снова начал доктор Ливси, - отчего RF-планета такая… м-м… обыкновенная? Вроде Энглеланда?
        - Просто терраподобная планета. Их немало.
        - А как же RF-свойства?
        - Они ей не мешают.
        Доктор с сомнением оглядел поблескивающую «ледком» пустыню.
        - Мэй, но послушайте. Джунгли, которые умирают от нашего прикосновения, - что в них терраподобного?
        - Это не здешняя исконная растительность - их привезли сюда и насадили. В привозном же грунте, - объяснил навигатор.
        - С чего вы взяли? - не поверил доктор. - Тысячи миль сплошных джунглей…
        - Дэвид, анализаторы показывают: по всей их площади - однородный, всюду одинаковый грунт толщиной два с половиной метра.
        - Изрядно кто-то потрудился, - заметил я. - И ради чего?
        - Кислород производить, - ответил Мэй - не то всерьез, не то съязвил.
        Доктор Ливси не успокоился.
        - Но почему же туземцы в обитаемом городе так похожи на нас с вами? Остров Сокровищ не идентичен нашей прародине, согласитесь. Люди не могут не отличаться; а что нам показали зонды? Туземцы…
        - Это не туземцы, а потомки переселенцев с Земли. Малорослые заморыши, которые деградировали за время жизни здесь.
        - Но как они сюда попали? В этакую даль, куда залетает только RF?
        Мэй покривился; ему надоело объяснять.
        - Джунгли кто-то завез; почему людей не привезти? Дэвид, я знаю не больше вашего, - добавил он с ноткой раздражения, подкрепленной «стивенсоном» на плече, и доктор умолк.
        Наконец я разглядел впереди глайдер - поблескивающий, будто обледенелый. Я ускорил шаги.
        - Не высовываться, - осадил меня Мэй, - и на рожон не лезть.
        - Джим, успокойся. - Доктор Ливси поймал меня за локоть.
        До того хотелось послать всех к черту. Бегом бы пустился к лежащему на боку, с задранной кормой, глайдеру. Настороженный, обратившийся в зрение и слух Мэй, наоборот, шагал все медленней. Взял «стивенсон» наизготовку, приказал нам:
        - Стоять.
        И быстрым, неловимо-текучим движением скользнул к мертвой машине. Прижался к гладкому брюху, послушал. Затем гибко метнулся наверх, приставил «стивенсон» к стеклу кабины, целясь внутрь. Отвел ствол. Заглянул в салон, пожал плечами.
        Стрелять не в кого, понял я. Ушли? Что-то в лице Мэя, в жесткой складке сжавшихся губ, не позволяло думать, что они просто ушли.
        Навигатор постоял, словно в задумчивости, на наклонном боку глайдера. Затем спрыгнул вниз, махнул рукой: мол, подходите. Мы подошли.
        Сквозь лобовое стекло было видно, что кабина пуста.
        - И мы ради этого сюда бежали? - повернулся к навигатору доктор.
        Мэй сторожко оглядывался, точно ожидая нападения врага.
        - Посмотрите на кресла.
        Я приблизил лицо к стеклу. Оно было покрыто слоем блестящей пленки, и я уловил знакомый душок сухого тростника. Кресла в кабине были раскурочены, словно кто-то со страшной силой выдирался из объятий включенной системы безопасности: ремни порваны, боковые захваты отогнуты, у кресла первого пилота отломан подголовник.
        Кто-то достал их из кресел. Живых? Мертвых?
        - Это не наш глайдер, - сказал Мэй.
        - Вы уверены? - неожиданно зло спросил доктор.
        - Абсолютно. На нем написано: «Эльдорадо».
        Я судорожно глотнул воздух. В ушах звенело, точно не дышал целую вечность. Не наши. Не Юна. Слава богу.
        - Мэй, вы… вы чудовище! - воскликнул доктор Ливси. - Не могли сразу сказать? Зачем было мальчика мучить?
        - Извините, - пробормотал пристыженный Мэй и снова вспрыгнул наверх, протянул мне руку: - Залазь.
        Я ухватился, и он поднял меня легко, как ребенка. Под ногами оказалась закрытая дверь салона. Блестящая пленка, затянувшая корпус машины, была истоптана Мэем, и в следах его ботинок виднелись RF-иероглифы.
        - Вот название корабля, - указал навигатор. - Дверь кабины не взломана. Они ее сами открыли… зачем-то.
        Дверь была сдвинута вбок, а проем затянут плотной мембраной. Мэй надавил ногой, и мембрана прогнулась, не разорвавшись; совсем не такая, как в нашем глайдере.
        - Давно лежит, - сказал он. - Не меньше стандартного года. - Мэй посмотрел вниз, на доктора Ливси, и пустился в объяснения: - Мы-то снижались потихоньку, и как засвистело, легли на обратный курс - стали подниматься. А эти, похоже, так и рухнули с высоты, со свистом и воем. И в ответ завывало так, что убило сразу, они и не мучились. А потом за ребятами кто-то пришел. Гость не умел отключать кресла, но ум ему заменяла силища… - Навигатор смолк с задумчивой гримасой.
        - Может, он хотел их достойно похоронить? - предположил доктор Ливси.
        - Вспоминается мне история про Бена Гана, которого скормили местным каннибалам…
        - Мэй, не городите вздор, - оборвал доктор с досадой. Он ведь не слышал, что рассказывал нам капитан Смоллет.
        Навигатор достал нож из висящих на поясе ножен, взрезал мембрану и проскользнул внутрь. В кабине что-то захрустело. Спрыгнув вниз, я посмотрел сквозь стекло. Склонив голову набок, Мэй возился с пультом управления. Под его ловкими пальцами на пульте загорелась подсветка. Оживший глайдер, казалось, был готов лететь хоть боком, хоть кормой вперед.
        - Джим, отойди, от греха, - встревожился доктор Ливси, хотя глубоко застрявшая в грунте машина никуда лететь не могла.
        Мэй все выключил, забрал кристалл памяти, выбрался наружу и вызвал по RF-связи Рейнборо.
        - Глайдер с «Эльдорадо», людей нет, - доложил он. - Мы еще чуток осмотримся - и назад. Будь внимателен насчет крупных теплокровных; не поймешь, кто тут водится. До связи.
        Навигатор побродил возле глайдера, что-то разглядывая у себя под ногами. Ничего там не было, кроме изорванной нашими ботинками блестящей пленки. Мэй прежним путем забрался в кабину, открыл дверцу в салон, пролез туда и вскоре возвратился с черным свертком и небольшим прибором вроде компа. Откинул крышку, с нижней стороны которой был экран, и попросил:
        - Джим, возьми у меня нож. Будешь делать надрезы в навозе, где я скажу.
        Удерживая прибор перед собой и глядя на экран, Мэй двинулся вокруг глайдера. На экране появилось темное пятно.
        - Режь тут, - Мэй указал носком ботинка. - И тут рядышком. Ага, и здесь тоже…
        Мы быстро управились. Надрезов оказалось около двух десятков. Навигатор забрал у меня нож и принялся энергично кромсать твердую массу, отгребая вырезанные куски в сторону.
        - Есть!
        Он извлек на свет ботинок; мы втроем были обуты в такие же - легкие, прочные, удобные. Следом был откопан целый гардероб: три ботинка, две пары брюк, нижнее белье, две рубашки и куртки. А также двое наручных часов, мужской серебряный браслет, станнер в кобуре и зажигалка. Все это превосходно сохранилось и, стоило лишь оторвать от цепкого «навоза», выглядело как новое.
        Мэй проверил карманы курток, извлек удостоверения личности, посмотрел и передал мне. Имена были незнакомы, их не было в списке погибших экипажей капитана Флинта. Я вгляделся в цветные изображения. Молодые парни, на вид и тридцати не дашь.
        - Черт знает что, - Мэй начал складывать откопанное в черный сверток, оказавшийся пластиковым мешком, который принес из глайдера. - Просто оскорбительно.
        - О чем вы? - доктор Ливси взялся ему помогать.
        - Да вот, - Мэй подержал на ладони часы и сунул их в мешок. - Все поломали, порушили, вытащили мертвых ребят, раздели и уволокли. На что это похоже?
        - На варварство, - доктор продолжал складывать одежду. - Или местные религиозные обычаи. Одного не понимаю: зачем они вещи забили в грунт?
        - Их просто выкинули. А навоз со временем их поглотил. Как и глайдер заглатывает. - Мэй застегнул мешок и поднялся, бросил кругом последний взгляд. - Надеюсь, мы ничего не упустили? Тогда - назад.
        Возвращались по своим следам. Мэй шагал быстро, а у меня ноги еле шли. Усталость навалилась такая, словно я с грузом отмахал полсотни миль. Пережитый страх за Юну-Вэл вымотал почище любого марш-броска.
        - Мэй, попробуйте вызвать Хэндса, - попросил я.
        Спина шагавшего впереди навигатора выразила его нежелание иметь дело с дезертирами.
        - Пожалуйста.
        Помедлив, он все же поднял руку к кнопке связи.
        - Израэль Хэндс, ответь Мэйтону Старджону. Ты куда провалился? Мы тебя дозваться не могли.
        Он выслушал ответ и коротко рассказал о наших приключениях. Еще послушал и беззлобно пожелал Хэндсу провалиться снова, глубоко и надолго. Сообщил мне:
        - Говорит, был в каких-то катакомбах, где нет RF-связи.
        Неужто Хэндс разыскивает сокровища, как и боялся сквайр Трелони?
        Когда мы по коридору в джунглях, устланному черным пеплом, пришли к глайдеру, сквайр уже ничего не боялся. Он метал громы и молнии, требуя немедленно двигаться дальше и в кратчайшее время обеспечить ему Птиц и предметы здешней культуры, которые оправдают вложенные в экспедицию средства. Рейнборо заперся в кабине и отключил интерком, а Тому с охранниками деваться было некуда. Мэй со «стивенсоном» был для них долгожданным спасением. Мигом поняв ситуацию, навигатор уселся на место доктора Ливси, возле сквайра, и выразительно прислонил к ноге оружие стволом вверх. Мистер Трелони тут же утих.
        Глайдер поднялся в воздух, Мэй включил свой рабочий комп и связался с «Испаньолой». Крис Делл отказался с ним говорить, мистер Смоллет - тоже. Обескураженный Мэй вызвал планет-стрелка. Скучающий на боевом дежурстве Том Грей был готов общаться. Мэй рассказал о наших находках и попросил принять информацию с кристалла памяти, который он забрал из упавшего глайдера. Грей в ответ тоже что-то поведал, отчего навигатор пришел в дурное настроение и свирепо рявкнул на сквайра, пытавшегося ногой отодвинуть «стивенсон». Затем он запустил передачу информации с компа и включил интерком.
        - Рей, ты связывался с кораблем?
        - Пытался, - ответил пилот. - Они все в заботах.
        - Опять техников мучают, - заметил лисовин. - И опять без толку.
        - Рей, стоп, - вдруг приказал Мэй, не отрывавший взгляд от экрана компа, куда выводилась информация об окружающем нас мире. - Обратный курс.
        Глайдер послушно развернулся.
        - Вы с ума сошли? - вскинулся мистер Трелони. - Столько времени теряем!
        - Стоп, - опять сказал навигатор. - Еще назад. Потихоньку. Снижение - восемнадцать метров.
        Невзирая на протесты сквайра, глайдер медленно опустился и утонул в радостно приветствовавшей нас листве. Листья жались к стеклам, трепыхались, боролись друг с дружкой за право увидеть чужаков. И начинали плакать.
        - Три метра вправо, - скомандовал Мэй. - Садимся.
        - За каждую минуту промедления я выставлю вам счет, - объявил сквайр, в запальчивости позабыв о наших смутных перспективах.
        - Сэр, Мэй что-то нашел, - вежливо пояснил по интеркому Рейнборо.
        - Вот как? Тогда посмотрим.
        Лисовин съежился в кресле. Ему было стыдно за отца.
        - Дэвид, - позвал Мэй, вставая. - Пойдемте.
        На мне по-прежнему был защитный костюм, и я тоже поднялся. Навигатор притворился, будто меня не видит. Подсоединив маски с фильтрами, мы аккуратно выбрались сквозь мембрану. Кроме «стивенсона», Мэй прихватил из глайдера камеру и округлый прибор, похожий на чайник, но с сеткой в боку, и два пластиковых мешка. Опять будем что-то собирать?
        Мы стояли у глайдера и ждали, пока осыплется пеплом потревоженная растительность.
        - Жалко, - вздохнул доктор Ливси. - Сколько жизни убиваем…
        Беззвучно опадали черные хлопья. Мэй глядел в сторону. Проследив его взгляд, я обнаружил странный, неправильной формы взгорок, густо запорошенный пеплом и обломками веток.
        - Мэй, я не вижу, чтоб вы делали что-то полезное, - донесся сквозь мембрану голос мистера Трелони.
        Не дожидаясь, когда рассыплются стволики деревьев, Мэй шагнул к странному взгорку. Просто длинная кочка с развилкой, разве что ни единого деревца на ней не росло. Навигатор поднес к взгорку похожую на чайник штуку. Штука с жужжанием погнала воздух: полетели черные хлопья, медленно оседая поодаль. Из-под пепла показалось нечто беловатое, быстро обретшее форму: повернутый набок череп, с укором глядящий пустыми глазницами, цепочка шейных позвонков, грудная клетка, ребра, вытянутые вдоль тела руки; затем второй скелет, наискось переброшенный через первый. Совершенно целые, ни единая косточка не сдвинута, никем не погрызена.
        - «Эльдорадо»? - тихо спросил доктор Ливси.
        - Очевидно, - Мэй выключил жужжалку-очиститель и сделал пару снимков своей камерой. - Недалеко же их утащили. Гады. Надо ж было выковырять из глайдера, раздеть догола, уволочь в джунгли - и просто-напросто бросить на землю.
        Разозленный навигатор раскрыл пластиковый мешок; сквайр Трелони сообразил, что к чему, и возмутился:
        - Вы спятили? Это - везти с собой? Только скелетов нам не хватало.
        Я придерживал горловину мешка, а Мэй бережно складывал останки погибшего собрата. Скелет распадался в суставах, и Мэй укладывал его по частям.
        - Пятнадцать человек на сундук мертвеца, сэр, - холодно напомнил сквайру Том. - Пока не соберете пятнадцать покойников, сундука вам не видать. - И вдруг он заорал как оглашенный: - Пей, и дьявол тебя доведет до конца!
        - Том! - Мэя подбросило. - Сейчас так врежу…
        - Йо-хо-хо, и бутылка рому! - неслось из глайдера, и завопил охранник:
        - Кто подложил эту свинью?! - хотя всем известно, что поюн - не свинья. - Лови его, лови!
        Тайком пробравшийся в глайдер и выспавшийся зверь принялся носиться и самозабвенно распевать под очередные громы и молнии мистера Трелони.
        Мэй упаковал печальную находку, и мы втроем возвратились в салон. Сквайр умолк, но не надолго.
        - Мистер Рейнборо, - начал он официально, когда глайдер вновь поднялся над макушками деревьев, - я попрошу вас больше не менять курс и не делать ненужных остановок. У нас есть задача, и мы должны ее выполнить. Мы летим в город…
        - В ром, - подсказал лисовин, поглаживая свернувшегося у него на коленях довольного поюна.
        - …в город искать необходимые нам сокровища. Мы обязаны найти их, доставить к кораблю и погрузить на борт. Какова бы ни была судьба экспедиции, на Энглеланде у меня осталась дочь. Если ей предстоит потерять отца, пусть хотя бы найденные сокровища отчасти возместят ее утрату.
        После этой торжественной речи в салоне с минуту стояла не менее торжественная тишина.
        - Сэр, - робко подал голос охранник, - а что возместит утрату нашим дочерям и женам?
        - Навоз, - надменно отозвался сквайр. - И ядовито пояснил: - Он столь же уникален, как стекло, на котором стоит «Испаньола». Можете собрать тонну-другую.
        Глава 4
        Часа полтора спустя впереди показалась река с отлогими песчаными берегами, и мистер Трелони попросил сделать остановку, чтобы размять ноги. Рейнборо покружил над белым песком, анализаторы проверили выбранное место, и Мэй дал «добро» на посадку. Сели у воды, подальше от зеленой стены джунглей. Выждали, не начнет ли чернеть вокруг песок или мутнеть вода в реке, и Мэй выбрался из салона. Постоял, снял маску, походил - и наконец разрешил нам покинуть глайдер. Первыми сквозь мембрану вывалились охранники, за ними - приобретший опыт доктор Ливси, а после него - сквайр. Мы с Томом в недоумении остались, не придумав, куда деть поюна. Удерет ведь тварь пронырливая, лови его потом в джунглях. И сквозь мембрану просочится, только оставь одного…
        Из кабины выглянул чем-то озабоченный Рейнборо, протянул лисовину моток липкой ленты:
        - Прихвати под грудь и под брюхо; будешь водить на веревочке.
        Поюн не желал, чтобы его обматывали липучкой, барахтался и возмущенно вопил, но втроем мы его одолели. Том понес оскорбленного зверя наружу, а меня Рейнборо удержал:
        - Зайди в кабину.
        Я устроился в кресле второго пилота.
        - С тобой Крис хотел пообщаться. - Рейнборо сел на свое место.
        - Движется ли его дело?
        - Не ладится ни черта. Похоже, Крис прав, и перестроиться невозможно. Поговори с ним… хотя Алекс считает, что он повредился в рассудке. После комы и попыток сменить режим. По-моему, они оба не в себе, - с досадой закончил Рейнборо и подался к пульту управления. - «Испаньола», ответьте борту «Испаньола»-02.
        - «Испаньола» слушает, - отозвался второй помощник.
        - Крис, Джим готов с тобой разговаривать.
        Делл помолчал, словно собираясь с мыслями, и тихо вымолвил:
        - Как мне заставить Сильвера вернуться на борт?
        - Понятия не имею. - Ну и удивился же я.
        - Он мне нужен. Здесь. Немедленно, - с неожиданной горячностью проговорил второй помощник. - Как мне его убедить?
        - Крис, ей-богу… Объясните внятно, зачем он понадобился. Если это так важно, он вернется, - сказал я без особой уверенности: уж коли Юна-Вэл что-то вбила себе в голову, она не отступится.
        - Я не могу объяснить. А он не верит.
        Кажется, мистер Смоллет прав: Делл и впрямь умом тронулся. Я взглядом спросил совета у Рейнборо. Пилот сидел мрачный и машинально отскребал невидимую грязь с пульта управления.
        Я попытался придумать что-нибудь разумное.
        - Пусть мистер Смоллет попросит Джона вернуться.
        - Да черт возьми! Алекс сказал, что поручил этим двоим тайное задание. И они согласились его выполнять при условии, что оно останется тайной. И якобы он не может теперь их отозвать. Чушь какая-то.
        Сдается мне, что прав был Рейнборо, и с головой непорядок у обоих наших начальников. В раскосых глазах нашего пилота читалось печальное: «Я ли тебе не говорил?»
        - Крис, я подумаю, что можно сделать.
        - Спасибо. До связи.
        Рейнборо развел руками. Я с надеждой спросил:
        - Рей, а вдруг мистер Смоллет все-таки в здравом уме дал Хэндсу с Сильвером задание?
        - Дезертирам? Вряд ли. Хотел бы я знать, что они набрехали… Да, Том, слушаю тебя, - откликнулся пилот на вызов по RF-связи. Он сосредоточенно сдвинул брови, вникая в то, что говорил ему Том Грей. - Час от часу не легче. Ладно; давай свой отрывочек. Борт 02 слушает «Испаньолу», - произнес Рейнборо, голосовой командой включая передатчик, и мы оба услышали планет-стрелка:
        - Они уже забрались в глайдер и разламывают кресла.
        - Это запись с найденыша, - пояснил мне пилот.
        Пошла запись: треск рвущейся материи, скрежет металлопластика, сопение и кряхтение людей, затем восклицание: «Бен Ган!» - пропетое высоким чистым голосом. И хор погрубее: «Бен Ган, Бен Ган, Бен Ган!» Шебаршение, шелест, хруст сломанной мелкой вещицы, звуки чего-то скользящего, мягкое падение тела, новое восклицание «Бен Ган!», подхваченное отдалившимся хором, опять пыхтение и шелест. Затем новый голос - четкий, энергичный: «Борт 'Эльдорадо'-01, ответьте 'Эльдорадо'. Борт 01, вы меня слышите? Ответьте 'Эльдорадо'». «Бен Ган! Бен Ган!» - пели в ответ, а «Эльдорадо» их не слышал и упорно взывал к борту 01. Возня в кабине прекратилась, несколько приглушенных восклицаний донеслось снаружи, и вскоре все стихло. Потерявший надежду «Эльдорадо» тоже умолк.
        - Каково? - спросил с «Испаньолы» планет-стрелок.
        - С-собаки, - с чувством выругался Рейнборо.
        - Маньяки, - поправил его Грей. - Кстати, обрати внимание: вы движетесь прямиком к городу, куда приглашает любезный Бен Ган.
        - Спасибо, я в курсе.
        - Будь осторожен. До связи.
        - Почему «Эльдорадо» не нашел свой глайдер? - спросил я. - Машина лежала на виду.
        - Некогда было, - объяснил Рейнборо. - Они гробанулись перед самым взлетом… Иди-ка, погуляй, не то сквайр начнет задумываться, чего ради мы с тобой уединились.
        - Слушай, давай без намеков. У меня рука тяжелая.
        - Иди. - Пилот усмехнулся. - И запомни: драться с RF - себе дороже.
        - Почему?
        - Удар - это контакт. А при контакте я всю силушку у тебя и заберу. - Его раскосые глаза смеялись.
        - А если я тебя - палкой?
        - Ну-у, - протянул Рейнборо, - против палки придется взять лучемет.
        Чуть только я вылез из глайдера, пилот подозвал Мэя. Навигатор передал ему «стивенсон» и забрался в кабину, а Рейнборо остался снаружи следить за порядком.
        Охранники сквайра прогуливались по берегу, увязая в глубоком песке; доктор Ливси стоял, наблюдая ленивое течение воды; мистер Трелони в сторонке делал выговор Тому. Лисовин теребил в руках липучую ленту, на другом конце которой валялся вверх тормашками поюн. Александр извивался, драл липучку лапами, пытался ее грызть, но липучка не сдавалась.
        - …не нравится! Заруби это себе на носу, - донесся до меня обрывок отцовского воспитания.
        - Мне тоже не нравится, что вы не дружите со здравым смыслом, - огрызнулся Том и, злостно нарушая сыновний долг, зашагал прочь.
        Поюн на липучке поехал за ним, задрав лапы.
        - Вы не дружите со здравым смыслом, - объявил зверь. - Заруби это себе на носу.
        - Том, поди сюда, - велел мистер Трелони.
        Лисовин уходил вверх по течению реки. Далеко ли собрался?
        - Том!
        - Со здравым смыслом.
        Наверняка разобиженный лисовин подсказывал Александру.
        - Юнга, назад, - приказал Рейнборо.
        Том не повернул обратно, а остановился у воды. Ехавший вверх тормашками поюн перевернулся, встал на лапы и тоже сунулся к воде.
        - Назад! - рявкнул пилот так, что лисовин подпрыгнул и дернул за липучку поюна.
        Александр взмыл, описал дугу и шлепнулся оземь.
        - Со здрав…
        Из реки ударила струя воды, метко окатившая и поюна, и лисовина. Метнувшийся к Тому пилот уже стоял со «стивенсоном» наизготовку, но речная тварь благоразумно не полезла на берег.
        - Тебе говорили, что здесь не любят чужаков, - напомнил Рейнборо.
        Том отряхивался, поюн Александр фыркал и тряс лапами.
        - Выкупаю в холодной воде, - сулил он врагу. - Уйди, зараза! Наглый коготун.
        - Все в глайдер, - распорядился пилот. - Мистер Трелони, поторопитесь. Послушал запись? - спросил он Мэя, который выбрался из кабины. - Как тебе пение Бен-Гана?
        - Трудно сказать. То ли совсем дикари, то ли под наркотой. Я бы не стал соваться в город, куда нас приглашают.
        - Это не наша воля, - вздохнул Рейнборо.
        Мы опять разместились в салоне. Сквайр потребовал, чтобы Том сел с ним рядом, и долго держал место, стоя в проходе и не позволяя пройти Мэю. Лисовин притворился глухим и уселся рядом со мной. Биопластовая шерсть на его маске была мокрой от воды, белые усы горестно поникли.
        - Что случилось? - тихо спросил я, когда сквайр, Мэй и «стивенсон» наконец угнездились в прежнем порядке.
        Том лишь рукой махнул. Мокрый, опутанный липучкой Александр поднялся столбиком у него на коленях.
        - Мне разонравилось, что ты водишься с Джимом, - проговорил он.
        Сквайр обернулся. Мэй тоже. Лисовин скрестил руки на груди, не намеренный утихомиривать наше трепло.
        - В свете последних событий я вынужден за тебя опасаться, - изрек поюн, очевидно польщенный всеобщим вниманием.
        Сквайр начал наливаться краской.
        - И меня тревожит твоя нездоровая привязанность к капитану Смоллету, - продолжал ораторствовать Александр, обращаясь к мистеру Трелони.
        - Том, заткни этого болтуна.
        - Джима уже растлили; боюсь, очередь за тобой, - закончил свое выступление поюн и разве что не поклонился публике.
        Вот она, месть за отцовское воспитание. Мэй хохотал, охранники ржали во все горло, мистер Трелони распух от прилившей крови так, что казалось: кожа лопнет. Один доктор Ливси был угрюм и задумчив.
        - Мистер Трелони, - проговорил он, когда веселье поутихло, - вы переходите все и всяческие границы.
        - Сэр, - сказал по интеркому Рейнборо, - в мире полно глупцов, которые считают risky fellows извращенцами и вообще какими-то монстрами. Не уподобляйтесь им, пожалуйста.
        Он еще мягко сказал.
        В ромовый город Бена Гана мы сразу не полетели. Рейнборо посадил глайдер в нескольких милях от западной окраины Рима и выслал цель-имитатор. Висящий над нами спутник слежения должен был засечь точку, из которой откроет огонь местная система ПВО, и уничтожить ее. Система безмолвствовала. Наш имитатор покружил, изображая то разведывательный зонд, то глайдер, и возвратился невредимый. Тем временем планет-стрелок передал нам картинку города, полученную со спутника. На экране компа были видны черные полосы в зелени инопланетных джунглей, заполонивших улицы и площади Рима.
        - Следы глайдера, - с первого взгляда определил Мэй. - Неплохо они тут полетали.
        «Это и есть их тайное задание? - подумал я. - Излазить места, куда мы еще только направляемся?»
        - Итак, Хэндс с Сильвером успели вперед нас, - изрек сквайр Трелони. - Пока мы осторожничали, эти прохвосты обчистили весь город.
        - На весь у них объема глайдера не хватит, - заметил Том.
        - Значит, взяли самое ценное. Мистер Рейнборо, извольте поторопиться.
        Мэй как бы невзначай двинул ногой, и глядящий вверх ствол «стивенсона» шевельнулся. После этого навигатор и пилот долго без помех изучали на экране картинку, давая сильное увеличение некоторых, особо их интересующих, квадратов. Город был невелик и однообразен, и лично я сквозь зелень ничего занимательного не углядел. Разве что парк, не взятый штурмом низкорослых джунглей. Деревья там росли большие, как на Энглеланде, и красивые. Очевидно, гибнущая от прикосновения к чужакам растительность не сумела подступиться и задушить гордых великанов.
        Мэй с Рейнборо пришли к выводу, что Рим выглядит безобидным и можно рискнуть.
        - Последнее, - Рейнборо поднялся, чтобы перейти в кабину. - Мистер Трелони, вы помните, что капитан Смоллет запретил нам совать нос в города?
        - Я на память не жалуюсь, - настороженно ответил сквайр.
        - Вы готовы взять на себя ответственность за нарушение приказа? - Пилот был невыносимо официален.
        Мистеру Трелони это не понравилось; он молчал.
        - Сэр, я выполняю вашу волю, которая идет вразрез с приказом капитана корабля.
        - Я не понимаю: вы хотите за это свою долю сокровищ?
        Рейнборо подавил усмешку.
        - Я хочу, чтобы с вашей стороны не было претензий к капитану.
        - Черт вас возьми, - буркнул сквайр. - Поехали.
        Наш пилот был чрезвычайно осторожен. Глайдер летел низко - буквально плыл по макушкам деревьев, будто корабль по морю. Листья суетливо хлопали по нижней части стекол, спеша познакомиться с нами и умереть.
        Я пытался придумать, как выполнить просьбу Криса Делла и возвратить Юну-Вэл на корабль. Ничего дельного на ум не шло. Раз Юна сбежала, значит, на это есть веская причина. А Крис не в состоянии объяснить, зачем ему понадобился доселе проклинаемый Сильвер. Почему так? Он действительно не в себе или ему что-то мешает говорить о своих целях в эфире?
        - Рей, можно мне пройти в кабину? - спросил я по интеркому.
        - Нельзя, - ответил за пилота Мэй, не отрываясь от экрана компа.
        - Пусть идет, - разрешил Рейнборо. - Мэй, пропусти.
        Навигатор смерил меня оценивающим взглядом и мотнул головой: иди, мол.
        - Соедини меня с Сильвером, - попросил я, усевшись в кресло второго пилота и отключив интерком.
        - Он не станет с тобой разговаривать.
        - Тогда с Хэндсом.
        - Борт «Испаньола»-01, ответьте борту 02, - произнес Рейнборо.
        - Борт 01 слушает, - раздался невозмутимый голос сбежавшего пилота.
        - Израэль, здравствуйте.
        Пауза. И - настороженное:
        - День добрый, капитан Джим.
        - Скажите: чего хочет от Джона Крис Делл?
        Видимо, это было совсем не то, что Хэндс ожидал услышать. Он ответил быстро и чуть ли не с радостью:
        - Крису нужна помощь. Но он не говорит, какая.
        - Думаю, он хочет отремонтировать «Щиток».
        Старший пилот хмыкнул. По-моему, он удивился тому, что мне известно о приборе.
        - Восстановить «Щиток» невозможно: Джон потрудился на совесть.
        - Быть может, технику Крису виднее? И вам стоит откликнуться? Как-никак, он просит помощи, а не денег.
        - Джим, мальчик, послушай меня, - с внезапной усталостью проговорил Хэндс. - Джон не может находиться на «Испаньоле» или рядом с ней. Это место сводит его с ума. И Криса сводит, и мистера Смоллета. По-хорошему, оттуда надо убираться всем, и поскорей.
        Пока я соображал, что на это сказать, Хэндс попрощался и прервал связь.
        Глайдер плыл в хлопотливой листве, омываемый ее зелеными волнами.
        - Как считаешь, Хэндс прав? - спросил я у Рейнборо.
        - Боюсь, что да. Там дурное место, я уже говорил.
        И в другое перебраться нельзя, размышлял я. Взлет корабля - это команда к возвращению на Станцию.
        - Рей, Крис в состоянии пролететь в глайдере сотню миль и встретиться с Сильвером где угодно. Спросить совета, обсудить…
        - Джим, - как-то особенно мягко произнес пилот, и я ощутил, что дела наши совсем плохи. - Крис может покинуть борт RF-корабля. Но куда он денется с RF-планеты?
        Мэй-дэй… Я и забыл.
        - А как высоко поднимается глайдер?
        - Потолок - двадцать километров. Однако Хэндс проверял: Остров Сокровищ и там достает.
        - Катакомбы, - осенило меня. - Хэндс был в них; там нет RF-связи. Они - чистые. Рей, вызови его снова. Пусть они встретятся с Крисом…
        - Нет.
        - Почему?
        - Просто - нет. Иди отсюда.
        - Ты что? - Меня поразила его внезапная враждебность.
        - Пошел вон.
        - Рей, успокойся. - Меня осенило: - Это RF… это Остров Сокровищ тебе запрещает.
        - Заткнись.
        - Ну подумай сам: у тебя нет причин противиться. Мы должны помочь Крису…
        - Нет! - рявкнул он. И, по интеркому: - Мэй, забери Джима.
        Открылась дверь в салон, и появился «стивенсон», а за ним - Мэй. Чертов RF заставит нажать на спуск… Чтобы этого не случилось, я послушно вернулся на свое место.
        Отсадив поюна к охране, я шепотом поведал Тому наши новости. Вдруг лисовин надумает что-нибудь дельное?
        Том с минуту сидел, полуприкрыв глаза; биопластовые усы подрагивали. Затем он обернулся к доктору Ливси.
        - Сэр, когда вы беседовали с Крисом, как он вам показался? Насколько он здоров?
        - Он производит впечатление человека, который переутомился на работе, - дипломатично ответил доктор.
        - Он психически здоров? - настаивал Том.
        Охранники навострили уши, затылок сквайра тоже выразил интерес к разговору. Один Мэй, казалось, полностью был поглощен своим делом.
        - Том, я не психиатр, - сдержанно сказал доктор Ливси. - И тем более мне трудно оценить состояние наших risky fellows. С точки зрения обывателя, они все сумасшедшие. Крис нормален - относительно - в том, что не касается «Испаньолы». Но едва речь заходит о судьбе корабля, с ним начинает твориться неладное. Он теряет всякую надежду, впадает в отчаяние… С другой стороны, насколько я понимаю, Александр требует невозможного; как не отчаяться? - Доктор поразмыслил и не очень уверенно закончил: - Я бы сказал, что на Криса кто-то оказывает мощное психическое давление. То ли корабль, то ли сама планета.
        - Спасибо, сэр. - Том повернулся ко мне: - Дело за малым: собрать их обоих там, где нет давления.
        Наконец мы увидели Рим. Прямоугольные коробки домов стояли среди ровного моря джунглей и казались его порождением: такие же сочно-зеленые, затянутые растительностью. Странно, подумалось мне. По словам Мэя, джунгли растут исключительно на привозном грунте - однако же они с удовольствием освоили город. Поднявшийся ветер нанес с юга облака, и они сгрудились над Римом - плотные, с зеленоватым отливом, словно поросшие нежным мхом.
        - Мистер Рейнборо, будьте осторожны, - всколыхнулся сквайр, когда наш глайдер, сминая макушки деревьев, вплыл в прямую улицу, что пересекала город от края до края.
        Ветер трепал и без того суетливую листву, она казалась зеленым водопадом, который рушился с крыш, сбегал по стенам зданий и рекой затоплял широкую улицу.
        - Питер, мы можем увидеть, что в домах? - спросил доктор Ливси. - Как-нибудь заглянуть в окно?
        - Попробуем, - отозвался Рейнборо, сдвигая глайдер вбок.
        Мельтешащие листья облепили стекла, напирая друг на дружку. Глайдер потихоньку отжимал податливую зеленую массу. Затем он качнулся, коснувшись стены дома, подал вперед и потом назад, расчищая место. Завис.
        Листья заплакали. Куда ни глянь, они были одинаковые, по всей улице я не видел ни одного отличающегося растения. И живности никакой.
        Вниз посыпался черный пепел, оголяя стену, к которой мы прижимались.
        - Ребята, я вижу что-то родное, - с преувеличенной радостью объявил лисовин. - Мэй, как это называется?
        - Это зовется «поушивдерьмизм», - отозвался один из охранников. Я оглянулся посмотреть, кто именно; этого звали Джойс. Он продолжал: - Я в такие игры не записывался. Мэй, как бы нам выписаться обратно?
        Навигатор, к которому они оба взывали, ругнулся на RF-языке. Мертвая поросль опала, и под ней мы увидели черный студень, намозоливший глаза на «Испаньоле». Насколько я мог судить, растительность прекрасно себя чувствовала, держась корнями прямо в нем. Окно, у которого висел наш глайдер, было забито зеленью, росшей внутри. В оконном проеме - ни стекла, ни какой-нибудь пленки.
        - Хорошо бы зайти посмотреть, - высказал пожелание сквайр. - Мало ли, что найдется внутри.
        - Мэй, ты как? - спросил по интеркому Рейнборо. - За?
        - Можно попробовать, - согласился навигатор.
        - Я с вами, - вскочил Том. - Мэй, пожалуйста!
        Я тоже поднялся, однако навигатор сказал:
        - Беру только одного, - и мне пришлось уступить лисовину. Он в глайдере с самого утра насиделся.
        Том мигом натянул защитный костюм - он заранее подыскал и припрятал свой размер - и вышел сквозь мембрану вслед за Мэем, прямиком в окно. Хлопотливые листья долго вертелись на черенках, помня свое прикосновение к чужакам, затем угомонились и начали плакать.
        Мы ждали. Мэй доложил, что все в порядке. Снова стали ждать.
        Снаружи как будто посветлело. То ли солнце показалось из-за облаков, то ли… Стена! Очищенный от зелени кусок черного студня белесо затлел.
        - Мистер Рейнборо, скажите им: пусть немедленно возвращаются, - встревожился сквайр.
        - Уже идут, - отозвался пилот.
        Они и впрямь быстро пришли: невозмутимый Мэй и сильно разочарованный лисовин.
        - На «Испаньоле» и то интересней, - сообщил он, сняв маску. - Там можно пойти на камбуз и сыскать что-нибудь занятное для желудка.
        - Прожорище, - улыбнулся Мэй.
        - Есть охота, - пожаловался Том. - Совершенная пустота, как вообще не жили.
        - Кто не жил? - осведомился охранник Джойс. - Пирожки в твоем желудке?
        - В доме - вообще ничего. Голые лежанки да столы, и все травой поросло. Джунглями этими. И потом засветилось, пока мы ходили.
        - Рей, по твоей оценке, какой был режим? - спросил навигатор, усевшись и пристроив устрашающий сквайра «стивенсон».
        - Слабенький. Даже на первый не потянул.
        - В общем, дома тут не летали, - подвел итог Джойс.
        Что-то наша охрана разговорилась. В темных глаза Джойса притаилась усмешка, а его напарник Хантер, встретившись со мной взглядом, заговорщицки подмигнул. Определенно, парни не так тупы, как прикидывались. Я даже почувствовал к ним уважение. Это надо ж суметь - провести всех, включая капитана корабля.
        Двинулись дальше. Мистер Трелони требовал прочесать центр города. Если на окраинах пустота - оно и понятно, это наверняка район бедноты - то в центре непременно отыщется нечто, достойное называться сокровищем. У космолетчиков была своя цель, и они ее достигли: у края парка, где виднелось выжженное глайдером Хэндса пятно, Мэй обнаружил бездействующую зенитную установку. Услышав о ней, сквайр закричал, что надо спасаться. Мэй возразил, что коли уж мы висим над зениткой, а она нас игнорирует, можно приземлиться и познакомиться с ней поближе. Так и сделали.
        Мэй опять сказал, что возьмет с собой одного человека, и на сей раз была моя очередь.
        Зенитка находилась на улице, где по одну сторону стояли обросшие джунглями дома, а к другой примыкал парк. Мощные стволы, раскидистые кроны, листва всех оттенков от желтоватого до густой зелени, близкой к нашим благородным ели-ели. Парк был обитаем - неслась разноголосица пичуг, и я углядел промелькнувшего в вышине коричневого зверька. Затем я осмотрел пепел, по которому шагал. Увидел след лежавшего на брюхе глайдера и ведущую к зенитке и обратно цепочку следов. Не иначе как Хэндс бродил.
        Пушка стояла на невысокой платформе, маленькая, точно игрушечная, и бдительно смотрела в небо, на облака с зеленоватым отливом. Мэй обошел ее по кругу.
        - Это снятый с глайдера лучемет, - сообщил он и пригляделся к запорошенному пеплом коридору в джунглях, уходящему от платформы к парку. - Обожди здесь, я схожу, гляну.
        - Я с тобой, - сорвалось у меня; до сих пор я обращался к Мэю на «вы».
        - Ладно, - уступил он. - Со мной.
        Коридор оказался коротенький: пройдя полоску джунглей, мы очутились в парке. Под ногами была низкорослая трава, мелкие цветы, чуть дальше - худосочные кустики и, наконец, большие деревья. Среди травы чернел лаз, ведущий под землю; возле него трава была примята. Зелень тут и не думала сгорать от нашего прикосновения.
        Со «стивенсоном» наготове, Мэй приблизился к лазу, нагнулся над ним.
        - Ни черта не видать. Израэль Хэндс, ответь Мэйтону Старджону. Ты был в норе возле зенитки? И что там? Понял, спасибо. Говорит, безопасно, - сообщил навигатор, разглядывая узкий лаз. Смотрелась дыра неприветливо. - Вот теперь ты точно не со мной. Отойди-ка подальше.
        Я подчинился. Согнувшись в три погибели, Мэй полез в нору. Прошла минута, другая. На душе сделалось неспокойно. Лучше бы я пошел с ним…
        Свистнув, упал с неба глайдер, лег на траву рядом со мной. Из кабины выпрыгнул Рейнборо с лучеметом.
        - Где Мэй?
        Из дыры показался «стивенсон», затем выбрался сам навигатор. Защитный костюм на нем был черный, как тьма в той норе.
        - Марш в глайдер, - Мэй увидел пилота. - Тут дрянь всякая, а ты мне будешь без маски дышать.
        Рейнборо послушно нырнул в кабину. Мэй заговорил с ним сквозь мембрану:
        - Я сам оторопел, когда не смог тебя дозваться. Это Хэндсовы катакомбы, там связи нет.
        - Зачем они?
        - Пункт управления зениткой. Сделано с умом, добротно.
        - Почему она замолчала?
        - Хэндс вырубил питание.
        Я приблизился к черной дыре. Вниз вели деревянные ступени - не ошкуренные куски ствола, уложенные поперек наклонного спуска. Вот место, где должны встретиться Крис Делл и Джон Сильвер… и Юна-Вэл. В груди защемило. Как я хочу ее увидеть!
        - Джим, не суйся никуда, - предупредил Мэй. - Двигай-ка в глайдер; мы уже все поняли.
        Я подошел к кабине и постучал в лобовое стекло. Рейнборо состроил недовольную гримасу.
        - Что тебе?
        - Спустись со мной в пункт управления. Поглядим, что там.
        - Меня больше занимает, кого и зачем тут отстреливали, - с холодком отозвался пилот.
        - Рей, пойдем, пожалуйста. Я… я ведь много для тебя сделал, - пробормотал я, чувствуя, что краснею. Не умею просить; это у Тома хорошо получается.
        Рейнборо отвел взгляд, потер горло, словно там что-то застряло и мешало говорить.
        - Пойдем, - настаивал я. - В норе нет RF-связи, планета тебя отпустит. Хотя бы на пять минут.
        - Тебе что опять от него надо? - Сзади надвинулся Мэй.
        - Я прошу вызвать сюда Криса, - сказал я напрямую.
        - Вызывай, - Рейнборо с усилием вытолкнул из себя это слово. - Мэй, вызови его к нам.
        Мэй оглядел пилота сквозь стекло:
        - Что с тобой? Ты дрянью надышался?
        Рейнборо хлопнул ладонью по пульту, где находился передатчик.
        - Мэй, скорее, - взмолился я, боясь, что Рейнборо передумает - то есть, его заставят передумать - и мне придется убеждать обоих.
        Навигатор ткнул кнопку связи:
        - Крис Делл, ответь Мэйтону Старджону. Ты позарез нужен Рею и Джиму. Зачем? - спросил Мэй у меня.
        - Он сможет встретиться здесь… с кем хотел. - Я предпочел не называть имен, чтобы невидимый враг не подслушал.
        Мэй передал это Деллу и объяснил, где нас отыскать.
        - Ждем тебя… Черт! - вскрикнул навигатор, увидев, как помертвел вдруг Рейнборо.
        Кинувшись в кабину, он вынул пилота из кресла и перенес в салон.
        - Дэвид, - услышал я, - сердечное!
        Мэй-дэй… Рейнборо крепкий парень, ему не просто худо с сердцем стало. Это Остров Сокровищ его достает, не дает бороться. Рей, держись.
        А ведь если Крис с Юной-Вэл займутся делом, проклятая планета и вовсе их убьет. У меня озноб прошел по коже. Разве что в той норе они сумеют что-нибудь сварганить… Я двинулся взглянуть, куда приглашаю людей.
        Фонарика у меня не было, и едва сунувшись в лаз, я подумал, что иду напрасно. Наклонный ход оказался длинным; спускаться по ступеням, скрючившись, было зверски неудобно. Наконец я ощутил под ногами ровный пол и осторожно выпрямился. Голова уперлась в потолок. Я отодвинулся от входа, чтобы вниз просочился свет. Далеко не отодвинешься: тесно. Расставив локти, я уже мог коснуться ими стен. На полу я обнаружил небогатое хозяйство: маленький пульт, плоский корпус какого-то аппарата и приличных размеров куб, где можно было сидеть. Наверняка батарея питания, которую отключил Хэндс. Это будет место для Юны-Вэл, а Крис может и на ногах постоять.
        Я прислушался к собственным ощущениям. Ничего особенного, никакой явной свободы от RF. Может, я все придумал и зря погнал сюда Криса Делла? И беднягу Рейнборо напрасно поставил под удар? В тревоге, я вылез на поверхность.
        Возле глайдера топтался растерянный сквайр, рядом стояли Том и охранники. Лисовин бросился ко мне:
        - Питер умирает. Нас выгнали…
        - Пойдем, пожалеем.
        - Что-о? - Том решил, что я насмехаюсь.
        - Ты вчера жалел мистера Смоллета и Криса. Им это помогало.
        Мы забрались в салон. Рейнборо с кислородной маской на лице лежал в кресле, рядом на полу скорчился Мэй, положив обе ладони пилоту на сердце; тут же стоял доктор Ливси с диагностером в руках. Судя по опущенным плечам, надежды у него не было. Он обернулся, услышав нас.
        - Мэй уже отдал все, что мог. - Доктор посторонился, пропуская меня к навигатору.
        Я не умею просто жалеть. Лучше сделаю что-нибудь нужное; могу спасать или драться, защищая, а бездейственно жалеть - не по моей части. Это у нас лисовин мастер. Поэтому я сел на корточки рядом с Мэем и взял его за плечи. Побелевшие руки навигатора, лежащие у Рейнборо на груди, дрогнули.
        - Забирай все. - Я слышал эту фразу от Джоба Андерсона, когда наш капитан пытался отвоевать Юну-Вэл у Чистильщиков.
        Подле меня устроился Том, коснулся руки пилота. Я видел, как задрожали и горестно опустились его биопластовые усы, а потом в глазах у меня начало темнеть от слабости. Однако я еще был в состоянии думать.
        Капитан Смоллет просил своего юнгу о помощи, когда мучились и кричали от боли техники. Всякое RF-усилие крайне болезненно. Любовная тоска и неутоленная страсть экипажа - это ведь больно, больно… Мистера Эрроу мучили, когда забирали к Чистильщикам. А в самом начале полета капитан Смоллет вернул его к жизни тоже через невыносимую боль. Чистильщикам не нужна любовь; им требуется только боль. В любом виде - все съедят. А любовь и жалость - это оружие, которым можно защищаться. Тот, кто умеет любить и жалеть… Не додумав последнюю мысль, я провалился в серую пустоту и долго-долго в ней тонул, пока не вынырнул вдруг на поверхность.
        - Джимах, сумасшедший. Я люблю тебя. Я с тобой. Сумасшедший. - Мне в лицо тыкался мордочкой поюн.
        Здесь победит тот, кто умеет любить и жалеть, додумал-таки я и посмотрел, что делается вокруг. В соседнем кресле спал Том, а надо мной склонялся Крис Делл. Его длинная челка была подстрижена, и льдистые глаза могли прямо смотреть на мир. Они были страшно усталые, эти глаза. Делл убрал ладонь с моего лба и выпрямился.
        - Джимах, - распластавшийся у меня на груди поюн лизнул в подбородок.
        - Что Рей? - я огляделся в поисках пилота.
        - Отвоевали; спасибо лисовину. Послали SOS, ждем Хэндса.
        Я дернулся, желая вскочить; Делл удержал меня в кресле. Я не хочу, чтобы с Юной случилось то же, что с Рейнборо. Ее-то не отвоюем.
        Дверь в кабину была открыта, и я услышал тревожный голос капитана Смоллета:
        - Борт «Испаньола»-02, ответьте «Испаньоле». Что с вами? Рей, ответь мне.
        Ему не отвечали. Мэй-дэй! Я сам устроил ловушку для Юны-Вэл, космолетчикам осталось только ее заманить. А Остров Сокровищ ее убьет. Потому что лисовин ничего не знает, он не станет Юну жалеть. Он один так умеет, больше никто.
        - Пустите, - оттолкнув Делла, я поднялся. Голова поплыла, я ухватился за кресло. - Крис, так нельзя… вы погибнете оба.
        Его губы тронула знакомая холодная усмешка.
        - Это наша работа. Я должен вернуть домой тебя и Тома… и остальных.
        - Нет. Не такой ценой. - Я побрел к кабине.
        - Стой. - Коснувшись, второй помощник мгновенно отнял все силы, что я успел накопить, пока спал. - Джим, это не тебе решать.
        Я повалился на сидение. Сквозь открытую дверь увидел в кабине Рейнборо. Его опять вызывали:
        - Борт «Испаньола»-02, ответь борту 01. Вы живы?
        Хэндс торопится. Везет Юну-Вэл, не ведая, что ее тут ожидает. Ничего они с Деллом не успеют, планета не даст и пальцем шевельнуть. Не смогут же они сидеть в той норе сутками. А чуть только высунутся наружу… От сознания собственной беспомощности перехватило горло.
        - Борт 02, если вы живы, я вас сейчас убью.
        Хэндс чувствует, что это ловушка. Израэль, поворачивай назад, назад!
        Рядом с нашим стоит глайдер Делла; ему тут не место. Израэль, задумайся, встревожься. Ради всего святого, спаси Юну-Вэл…
        На фоне зеленоватых облаков мелькнул его глайдер. Хэндс не ринулся вниз очертя голову, а сделал круг над нами, присматриваясь, оценивая обстановку. Из второго глайдера вылез Мэй. Он сделал несколько неверных шагов, волоча за собой «стивенсон», и рухнул ничком, словно тяжело раненный.
        С посвистом, от которого я невольно сжался, глайдер опустился на траву. Дверь кабины открылась, и выскочил Хэндс - в маске, но без защитного костюма. Один.
        Взвился с земли Мэй, нацелил «стивенсон» в ноги сбежавшему пилоту.
        - Стоять, - сказал он дружелюбно. - Дезертиров сегодня лишают сладкого. Где Сильвер?
        Великолепные черные брови Хэндса сдвинулись. Не шевелясь - со «стивенсоном» и Мэем шутки плохи - он обвел взглядом оба глайдера, всмотрелся в вышедшего из салона Криса Делла, в вылезшего из кабины Рейнборо. Не поворачивая головы, скосил глаза на чернеющую среди травы нору.
        - Сдаюсь, - пилот невесело усмехнулся. - Однако зря вы это затеяли, ребята.
        - Где Сильвер? - повторил Мэй.
        Быть может, Хэндс не взял с собой Юну-Вэл, чтобы не подвергать опасности? Пилот молчал. И от его тяжкого молчания сердце сжималось в ледяной комок, и становилось трудно дышать. Не знаю, какая сила вынесла меня из глайдера; я чуть не упал, запнувшись о порожек.
        - Там, - сказал Хэндс. - В салоне.
        Он это мне сказал, и я пошел, хотя еще минуту назад стоять не мог от слабости. А сердце сжималось все больше, превращаясь в острый ледяной осколок, взрезавший мне грудь изнутри.
        - Джим, - Хэндс посторонился, потому что я шел прямо на него, - я сделал, что мог. Без толку.
        Глава 5
        Рванувшийся с места Делл успел в глайдер вперед меня, и несколько мгновений я его за это ненавидел. Потом забрался сам, увидел пустой салон и решил, что Хэндс меня обманул. Но прошедший в конец салона второй помощник со стоном выругался, и я понял, что пилот сказал правду.
        «Бывший навигатор» лежал в кресле, повернув голову набок. На нем был защитный костюм, сливающийся цветом с серой обивкой салона, и видна была лишь незакрытая часть лица: твердые губы, четко вылепленный подбородок, прямой нос с хищным вырезом ноздрей. Делл поднес руку к его приоткрытым губам.
        - Дышит.
        Я снял с Сильвера капюшон. Лицо казалось безмятежным и юным, как я уже видел, когда он умирал на «Испаньоле». Зрачки реагировали на свет, но он ничего не видел. Или не хотел видеть.
        Глаза без цветных линз были серо-зеленые, луговые. Глаза Юны-Вэл. Я нагнулся, пытаясь погрузиться в них, исхитриться и попасть на ее туманный росистый луг. Глаза слепо смотрели мимо меня.
        - Крис, уйдите, - попросил я, и он ушел, напоследок коснувшись ладонью спины и чуть-чуть добавив сил.
        Я дождался, пока закроется дверь в салон.
        - Юна, прости.
        Она не слышала. Или не желала прощать.
        - Я люблю тебя.
        Ей было все равно.
        Я притронулся пальцами к ее покрытой биопластом щеке; щека была теплой.
        - Юна, любимая моя… Прости.
        Просить прощения было не за что, и моя любовь ей была не нужна.
        В груди резануло. Если Остров Сокровищ и Чистильщики хотят моей боли, пусть возьмут. Пускай упьются допьяна, подавятся, захлебнутся. Но пусть они вернут мне Юну-Вэл.
        Юна, вернись. Единственная моя. Чужая. Недоступная. Не простившая. Любимая. Вернись, Юна, пожалуйста. Пожалей Израэля. Вернись к мистеру Смоллету. Он помнит тебя. Ты только вернись, и все будет хорошо. Юна, любовь моя, жизнь моя. Я не умею просить, я плохо прошу. Мне еще не так больно, как нужно. Я еще не кричу, раздирая горло, от нестерпимой муки. Пусть будет так больно, чтобы я закричал. Юна, я умру за тебя, если надо. Пусть я умру от боли. Но ты - ты вернись…
        Снаружи раздался дикий вопль. В небе полыхнула вспышка, грохнул взрыв, от которого вздрогнул глайдер. Я прикрыл собой Юну-Вэл. Нового взрыва не было, а нечеловеческий вопль перешел в поток неистовой брани. На грани истерики орал прежде невозмутимый Мэй. Неужели он недосмотрел, и кто-то пальнул из его «стивенсона»?
        Я выпрямился и провел рукой по глазам. Сухие. Не умею я плакать. И просить не умею. Не получилось вернуть Юну-Вэл. Будь оно проклято…
        Мне хотелось поцеловать ее, но настоящее лицо Юны было скрыто биопластом, а коснуться губами лица Джона Сильвера я не мог.
        - Юна, прости меня.
        Она молчала, и я вышел из глайдера.
        Здесь Крис Делл обнимал Мэя за плечи, а навигатор прижимал к груди «стивенсон» и виновато твердил:
        - Гадость… Ну гадость же.
        - Что случилось? - спросил я у стоящего рядом Хэндса.
        - Мэю в небесах что-то привиделось. Он и саданул в белый свет.
        - В черное, - возразил навигатор. - Там была черная гадость.
        - Твои штучки? - прищурился на меня Хэндс. - Ты у нас спец по галлюцинациям.
        Я помотал головой. Иллюзию краккена мы сотворили вместе с Юной-Вэл, а сейчас… сейчас я просил кого-то о смерти, но не получил ничего.
        На глаза попался напуганный взрывом Том. Лисовин озирался, со сна не соображая, откуда взялись лишние глайдеры и что вообще происходит.
        - Джим, друг, что стряслось? И где сквайр?
        Я огляделся. Ни мистера Трелони с охраной, ни доктора Ливси.
        - Ушли в парк искать сокровища, - объяснил Рейнборо, пытаясь изъять у Мэя оружие. - Дай подержать. Я верну.
        Навигатор лишь крепче прижимал «стивенсон» к груди и бормотал:
        - Мерзость какая… Совершенно отвратная гнусь.
        Посчитав, что Мэй уже вменяем, Делл отпустил его и двинулся к лазу в подземелье. Не сидеть ему там с Юной-Вэл, не конструировать новый «Щиток»… Высокий, всегда подтянутый второй помощник ссутулился, остановившись у норы, понурил голову. Его темно-рыжая шевелюра и та потускнела. Или это седина, которой раньше не было?
        - Я свободен? - спросил Хэндс у Рейнборо, который наконец отнял «стивенсон» у навигатора и повесил себе на плечо.
        - Да, - отозвался бывший старший пилот. - Прости.
        - Прощаю.
        - Поменьше грязи, - сказал я, проглотив ком в горле.
        - Приходи уборщиком. - Хэндс зашагал к своему глайдеру.
        Я больше не увижу Юну-Вэл. Хэндс так и будет возить ее с собой. Она в RF-коме, а из комы выводят, лишь когда отключена RF-тяга. На Острове Сокровищ всюду RF. Кроме той норы, где жить невозможно.
        Я отвернулся и побрел к Деллу. Как и я, он надеялся на помощь «бывшего навигатора», и теперь ему тоже было плохо. Он так и стоял над норой, которая не пригодилась.
        - Крис, спуститесь вниз. Хоть ненадолго.
        Я ожидал, что он будет совершенно убит, но Делл неожиданно улыбнулся.
        - Уже полегчало. То ли место хорошее, то ли… - второй помощник не договорил, встрепенувшись.
        Среди древесных стволов показался охранник мистера Трелони с лучеметом. Лучемет он держал так небрежно, словно всю жизнь с ним ходил. Следом торопился взволнованный сквайр. Оба были в масках, но волнение мистера Трелони сквозило в его суетливых движениях.
        - Джойс, вы не туда идете. Нам нужно гораздо правей.
        - Да, сэр. - Джойс выходил прямиком на нас с Деллом.
        Тут и сквайр нас заметил, прибавил ходу.
        - Что вы взрывали? Где Том? Где Том, я спрашиваю? Мы нашли сокровища.
        Джойс с явным сожалением вернул Рейнборо лучемет:
        - Зачем пилотам лишние игрушки? У тебя уже есть одна, - он имел в виду «стивенсон» Мэя у Рейнборо на плече.
        - Где доктор Ливси? - спросил я.
        - С Хантером, - объяснил охранник. - Они затеяли спор об искусстве. О направлениях в живописи и скульптуре.
        От удивления я присвистнул - и немедля огреб от Рейнборо по загривку. Хоть символически, но увесисто.
        - Никогда - нигде - не смей - свистеть, - раздельно произнес пилот. - Даже если охрана рассуждает о живописи.
        - Насвищешь ветер, - добавил серьезный, но со смешинками в темных глазах, Джойс.
        - Да, - подтвердил искомый сквайром лисовин, - и ветер выдует из дома деньги и прочие сокровища.
        - Мы их нашли, - провозгласил мистер Трелони торжественно, как будто не объявлял уже эту новость. - Крис, вы разбираетесь в скульптурах? Пойдемте, взглянем. Меня смущает их излишний натурализм.
        - Порнография, - вставил охранник с видом человека, который гордится знанием умного слова.
        - Нет, я бы так не сказал… но что-то в этом есть от вашего RF. Крис, идемте. Вам надо будет решить, как транспортировать их к «Испаньоле».
        - Скульптуры? - переспросил второй помощник. - А вы получили у властей разрешение на вывоз национального достояния?
        - В заброшенном городе власть у того, кто с оружием, - нашелся сквайр. - Я полагаю, мистер Рейнборо не будет чинить нам препятствий. Господа, прошу за мной, - он устремился в парк, круто забирая влево.
        Джойс нагнал его и повел, куда нужно. Рейнборо передал второму помощнику лучемет и остался возле глайдеров, а мы вчетвером двинулись под сень высоких деревьев.
        - Голодно, - вздохнул Том. - Пожрать так и не дали.
        Мэй извлек из кармана плитку сухого концентрата. Лисовин разломил ее и отдал половину мне. Вкусная, хоть и сухая. Есть ее пришлось, отстегивая маску, и Мэй следил, чтоб мы кусали, не дыша.
        - Крис, ей-богу, мне не померещилось, - сказал навигатор через полсотни шагов. - Там что-то было.
        - Верю, - холодно отозвался Делл. - Только Грей почему-то клянется, что спутник слежения ничего не фиксировал.
        Пристыженный Мэй умолк.
        Наверное, в солнечный день в парке было хорошо, но сейчас, под плотными облаками, казалось мрачновато. Низенькая травка росла редко, под ногами шуршали палые листья. В кронах пересвистывались мелкие пичуги. Свистят себе, и никакой RF их не пугает.
        - Нет, позвольте, - ветер донес голос доктора Ливси. - Произведение искусства должно отражать мысли и чувства творца, а не быть фотографически точным и бездумным отражением действительности.
        - И тем не менее, сэр, - возражал ему охранник Хантер, от которого я прежде двух связных слов не мог дождаться, - если ваш творец изображает свою натуру примитивно - тяп-ляп, в три взмаха тесака, - я считаю, что он просто неумеха и гнать надо такого творца в шею.
        - Надо, - соглашался доктор. - Но я не могу считать вершиной искусства вообще и скульптурной пластики в частности изваянные в мраморе волосы подмышкой.
        - Но что же делать, сэр, если они растут у людей?
        - Настоящее искусство отсекает лишнее, не разбрасываясь на несущественные мелочи и концентрируясь на главном.
        - Мэй, - заинтересовался лисовин, - а у вашей гадости волосы подмышкой росли?
        - Росли, - буркнул уязвленный навигатор. - И они у нее были главное.
        Беседующий с доктором Ливси охранник не унимался:
        - Сэр, но разве вас не поражает это превосходное понимание анатомии? Взгляните, как точно передано напряжение мышц. Скульптор не поленился отточить каждую жилку на ногах, каждую вздувшуюся вену. Посмотрите: человек как будто вот-вот оживет и рванется бежать. Это воплощенное в камне стремление к свободе - разве оно вас не восхищает?
        - До чего у нас красноречивая охрана, - подивился Крис Делл. - Кто бы мог подумать.
        Вслед за мистером Трелони и Джойсом мы вышли на полянку. Здесь было светлее, низкорослые кусточки храбро боролись за жизнь, их ветки с круглыми листьями густо затянули землю и ту самую скульптуру, о которой доктор и охранник вели речь. Скульптура была низкая, и под листьями ничего было не видать.
        - Уберите траву, - распорядился мистер Трелони, и Хантер с Джойсом принялись отгибать в сторону и приминать непослушные ветки.
        Листья сверху были зеленые, а с нижней стороны - ярко-желтые и походили на древние золотые монеты. Им бы еще звенеть, когда ветка трясется.
        Охранники с грехом пополам управились, и я наконец увидел, чем восхищался доселе не замеченный в красноречии Хантер. Из снежно-белого, с дымчатыми прожилками, камня был выточен молодой обнаженный мужчина. Казалось, он только что упал на бедро и сейчас вскочит; напряженные руки упирались во вросший в землю постамент, одна нога была согнута в колене, другая вытянута, и он страшным усилием рвался вверх. Мышцы бугрились, вены вздулись, лицо исказилось от натуги, и было несправедливо, что он так никогда и не поднимется.
        - Что скажете, господа? - сквайр с сомнением оглядел находку. - По-моему, гениталии можно было бы изобразить поскромнее. Крис, как вы считаете?
        - Они в натуральную величину, сэр. Как и все прочее. - Делл пощупал напряженную каменную спину, жилистую шею, тончайше вырезанные волосы. Сел на корточки и вгляделся в искаженное лицо с открытым ртом; было удивительно, что изо рта не вырывается тяжкое хриплое дыхание. - У него раньше были ресницы. Но камень достаточно хрупкий, и они отвалились.
        - Я и говорю: избыточный натурализм. Хоть бы тряпку какую накинули… как ее… драпировку.
        - Многим культурам был свойствен культ обнаженного тела, и они его не стыдились, - заметил Джойс. Видно, вдали от «Испаньолы» парни ощутили небывалую свободу и отпустили свои языки.
        - И все-таки они не выпячивали то, что положено прятать, - стоял на своем мистер Трелони. - На Энглеланде такую скульптуру только в Веселом районе ставить.
        - Неправда, - тихо возразил Том. - Это потрясающе. Он был молодец, этот парень.
        - Ладно, - решительно сказал Крис Делл. - Что еще вы нашли?
        - Тут рядом. - Хантер принялся разбирать соседний куст. - Вот.
        Среди вывернутых желтой изнанкой кверху листьев оказалось маленькое тельце из того же белого камня с дымчатыми прожилками. Худенькая голая девочка беспомощно лежала на спине, согнув ноги с острыми коленками, приподняв голову, оторвав ее от постамента. Лицо было некрасивым и бессмысленным, словно девочка была идиоткой. Тонкие руки-палочки были сжаты в костлявые кулачки, живот провалился, кожа обтягивала хрупкие ребра.
        - Аллегория голода и болезней, - произнес доктор Ливси. - У нас в клинике однажды лежала такая. Ее заперли в пустом доме. Она пробралась к соседям и спряталась, а они закрыли дом и надолго уехали.
        - Частные лица ее не возьмут, - размышлял сквайр. - Разве что в музей какой или картинную галерею. И опять же: почему было не изобразить ее со сведенными коленями? Ребенок не понимает, но взрослые-то должны.
        - Каждый видит свое, - хмуро отозвался Крис Делл. - Мэй - гадость в небе, вы - гениталии.
        - Крис, я бы вас попросил…
        - Джойс! Что тут еще?
        - Женщина. - Охранник перешагнул через девочку, запутался в цепких ветках, упал. - Тьфу, черт… Но она попорчена. Вандализм, - добавил он важно, продолжая играть дурака.
        Джойс убрал ветки. Женщина лежала на спине, смирно, как покойница. Старая, дряблая плоть. Мне стало жаль усилий, с каким неведомый мастер вытачивал и шлифовал каждую складку, морщинку, вмятину оплывшего старушечьего тела, расползшегося в стороны живота и безобразных грудей. Аллегория старости должна быть более благородной. Или хотя бы менее беспощадной. И что сделали с лицом несчастной статуи? Разбили, раскрошили. С какой же силой надо было бить по камню, с какой злобой… Во вмятины разбитого лица насыпались опавшие листья. Джойс смахнул их.
        - Э, взгляните. Доктор, что это с ней?
        Доктор Ливси обошел скульптуру и нагнулся над каменной головой с растрепанными жидкими волосами.
        - Господи, - вымолвил он.
        Разбит был не камень: размозжено лицо женщины; нос, лоб, щеки вбиты внутрь головы - и тщательнейше воспроизведены в белом камне.
        - Это уже гадство, - сказал Мэй. - Мистер Трелони, такую скульптуру у вас купят только маньяки.
        - Я ее и брать не буду. - Сквайра передернуло.
        - Здесь есть еще что-нибудь? - спросил второй помощник у охранников.
        Те неловко переглянулись.
        - Нехорошо разграблять подчистую, - пробормотал Хантер.
        Сквайр оживился; похоже, он до сих пор был не в курсе.
        - Где? - наседал Крис Делл.
        - Их много, - пробубнил охранник. - Что ж мы - все и сопрем?
        - Все не будем. Показывай.
        - Там, - Хантер махнул рукой вглубь парка. - Недавно стоят, еще не заросли.
        Мистер Трелони ринулся осматривать новые нежданные сокровища, а меня Джойс придержал за локоть.
        - Где твой болтливый зверь?
        - В глайдере.
        - Не оставляй без присмотра. Мало ли, случится неприятность.
        - В каком смысле?
        Джойс неопределенно повертел в воздухе кистями рук.
        - С болтунами часто случаются неприятности. - Он зашагал к поджидающему меня лисовину. - Том, не распускай зверюгу. Всюду бегает, треплет языком. Не ровен час, доболтается.
        У Тома округлились глаза. Нас предупредили. Это что же - сквайр велел Джойсу втихаря удавить поюна? Зверя, который разговаривает голосом Юны-Вэл? Если Джойс не удавит, сквайр Хантеру велит. А при случае и сам может наступить, сослепу да невзначай. Только за то, что Александр повторил глупости, которыми сквайр доводил лисовина?
        Я бросился догонять Мэя.
        - Пожалуйста, вызови Рейнборо. Пусть он пересадит поюна в глайдер Криса.
        Навигатор посмотрел на меня, как на идиота, однако просьбу уважил. Мне стало спокойнее.
        Впереди, в царящем под кронами зеленоватом сумраке, забелели статуи.
        - Экая толпа, - сказал лисовин. - Наверняка они хуже тех.
        - Почему? - оглянулся Джойс.
        - Когда хорошего делают сразу много, оно резко хужеет.
        - Мудрец, - усмехнулся охранник.
        Мистер Трелони первым достиг скульптур и затоптался в явной растерянности. Крис Делл стремительно прошелся среди них и повернул назад.
        - Мэй, камеру не взяли.
        - У меня есть, - отозвался Хантер, с мрачным видом стоя среди коллекции, которую хотел уберечь от разграбления.
        Лисовин ошибся: эти скульптуры не уступали трем первым. Тот же белый с дымчатыми прожилками материал, та же поразительная тонкость отделки. Только здесь не было ни женщин, ни детей, ни стариков.
        - Но это же сущее неприличие! - возмутился сквайр. - Полсотни голых мужиков. Куда я их дену?
        - Оставьте здесь, - предложил Джойс.
        - Какой свободолюбивый народ их создавал, - заметил доктор Ливси. - Они все рвутся убежать.
        И верно: кто-то, поверженный наземь, пытался вскочить, кто-то силился подняться с колен, а большинство готовы были сорваться с постамента и бежать, бежать…
        - Всюду извращенцы, - бормотал сквайр. - Сплошной RF. Голые - и обнимаются.
        Лисовин потянул меня туда, где ворчал мистер Трелони. Я пошел с ним, хотя извращенцами не интересуюсь. И Мэй направился туда же, и Делл с камерой.
        На одном постаменте стояли двое: парень помоложе, тонкий в кости, как наш лисовин, чем-то смертельно напуганный, и плотный мужчина постарше, одной рукой обнимавший младшего за плечи. Я множество раз видел, как точно так же поддерживали друг друга наши risky fellows.
        - Их сорок один человек, - сообщил любивший точность Крис Делл. - Вы правы, мистер Трелони: это RF.
        - Экипажи капитана Флинта? - предположил Том. - Памятники?
        - Может, и памятники, - Мэй скребнул ногтем постамент, достал нож и попытался острием провертеть углубление. - Твердый, зараза… То-то ребят с «Эльдорадо» раздели и поволокли голыми.
        Доктор Ливси с новым интересом осмотрел ближайшие скульптуры.
        - Уж больно они натуральные, - произнес он озабоченно. - Вы уверены, что это настоящие изваяния? Верь я в магию, сказал бы, что живых людей просто обратили в камень. Надо узнать волшебное слово, и они оживут. - Доктор подождал ответа от космолетчиков. - Крис, что вы скажете? Магию RF я уже наблюдал.
        - Нет, Дэвид: волшебное слово здесь не поможет. Я не понимаю, как это сделано, - признался второй помощник.
        - Экипажи Флинта, - повторил сквайр в задумчивости. - Но продавать их родственникам неудобно… Нехорошо ведь, что голые.
        Лисовин застонал.
        - Сэр, я дам денег, и вы сможете пошить им штаны, - проговорил он, а у самого даже голос задрожал от стыда. - Сил моих нет… - Он повернулся и быстро зашагал прочь.
        - Юнга, вернись, - приказал Мэй.
        Том и ухом не повел, и мне пришлось догнать его и удержать. Назло сквайру взял за плечи, и Том стерпел, не вырвался.
        - Плюнь и не переживай, - посоветовал я.
        - Он мой отец, - прошептал лисовин. - Я его всегда любил… даже когда мать лишилась работы, а он ее не взял в поместье. Ни горничной, никем. Побоялся. А теперь - вот… Вздумал продавать RF родственникам.
        Я повел Тома обратно.
        Крис Делл ходил вокруг скульптур и делал снимки камерой Хантера; сквайр тоже ходил, размышляя, какое найти применение новым сокровищам.
        - Ладно, пусть будет по-вашему, - объявил он, когда Делл закончил съемки, - пока не будем их трогать и оставим здесь. Так или иначе, Лайна не сумеет правильно ими распорядиться, а нам лишние хлопоты. Поищем что-нибудь другое. Народ, который умеет изваивать… ваять подобные скульптуры, наверняка способен еще на многое. Крис, вы согласны?
        - Да, сэр. - Делл повернулся к Мэю и указал на пытающегося подняться с колен мускулистого парня, чье лицо выражало отчаяние. Дымчатые прожилки на щеках напоминали следы слез и усиливали это впечатление. - Йозеф Вышетравский; он у меня техником стажировался. Что ж, господа, пойдемте обратно. Лично мне пора на корабль.
        - Нет, Крис, позвольте! - вскричал мистер Трелони. - Мы оставляем в неприкосновенности ваш RF, но те первые скульптуры заберем непременно. Вы как раз отвезете их на «Испаньолу».
        - Хорошо, сэр, - с неожиданной кротостью согласился Делл. Кротость айсберга, плывущего по ночному морю и готового потопить любой неосторожный корабль. - Если сумеем их поднять.
        Поднять, разумеется, не смогли. Джойс и Хантер пыжились изо всех сил, изображая, как тяжел вросший в землю постамент с больной малышкой. Я тоже попробовал приподнять. По крайней мере, одному его не сдвинуть. Сквайр понукал нас и требовал, чтобы Мэй с Деллом забрали энергию у остальных и отнесли в глайдер хотя бы скульптуру пытающегося вскочить мужчины.
        - Как скажете, - Делл повернулся к мистеру Трелони, протянув руки с хищно скрюченными пальцами.
        - Оставьте ваши шутки! - сквайр отскочил.
        Сильно расстроенный, он возвратился к стоящим на краю парка глайдерам. И тут же подступил к Рейнборо с расспросами об антигравах и способах их применения. Пилот уверял, что закопавшиеся в землю камни антигравами не поднять и глайдером тоже.
        Мэй тем временем сходил к зенитке.
        - И все-таки ее не зря поставили, - рассуждал он. - Значит, в небе что-то бывает. И гадость мне не привиделась.
        Слушал навигатора я один: Рейнборо беседовал со сквайром, охранники полезли в нору, доктор Ливси был погружен в какие-то невеселые мысли, Крис Делл помогал Тому гоняться за улизнувшим из глайдера поюном.
        - Заткнись, трепло! - вопил Александр. - Марш в глайдер. В свете последних событий я вынужден за тебя опасаться.
        - Мэй, город заброшен давно, а у зенитки автоматическое управление. Если тут кого-то сбили, он лежит себе на земле… или на крыше. Правильно я говорю?
        Навигатор согласно кивнул и окликнул:
        - Крис! - Мэй ловко наступил на волочащуюся за поюном липкую ленту, и зверя подбросило в воздух. - Будь другом, прикажи нам с Реем произвести разведку. Надо же понять, на кого тут ставили самострел.
        Второй помощник подхватил липучку и намотал ее на руку; поюн Александр, дрыгая лапами, повис в воздухе.
        - Мистер Трелони, пилот Рейнборо и навигатор Старджон получают приказ произвести в городе разведку, - объявил Делл с такой ледяной официальностью, что сквайр не посмел перечить. - Пока, ребята; я улетел.
        Я дошел с ним до его глайдера. Делл остановился у кабины, держа навесу поюна.
        - У нас с Таней был такой же. Он убежал… думаю, его украли… Что ты хочешь услышать? - резко спросил второй помощник. - Я не умею творить чудеса. И здесь вывести из комы невозможно.
        Внутри все болезненно сжалось.
        - Я не об этом. Вы сможете что-нибудь сделать без Джона?
        - Вряд ли. - Делл взял поюна под брюшко и подержал, словно прикидывая вес тощего тельца. - Я хотел задать вопрос… но боюсь, Джон все равно бы не ответил.
        - О чем? - Я не надеялся дать ответ вместо Юны-Вэл, однако я знал о ней чуть больше остальных.
        - Куда Чистильщики забирают людей и как они выглядят.
        - А мистер Смоллет?..
        - Алекс не смог ответить. И я не рискну спрашивать его еще раз. Даже в этой вашей норе.
        - Его спрашивать нельзя, а Джона можно? - Я ощетинился, хотя лежащей в коме Юне-Вэл было все равно.
        - Ну… - Делл посадил Александра себе на плечо и принялся разматывать с руки липучку, - ты сам знаешь: Джон может сказать гораздо больше, чем любой из нас. Мог. - Он открыл дверь кабины. - Прости.
        - Прощаю.
        Второй помощник уселся в кресло.
        - Александр, прости, - сказал поюн голосом Джона Сильвера, и дверь встала на место.
        Глайдер набрал высоту и исчез за обросшими зеленью домами.
        - Прощаю, - шепнул я ему вслед.
        - Все по местам, - скомандовал Рейнборо.
        - Но послушайте, - воспрянул духом сквайр Трелони, поскольку второй помощник улетел, - скульптуру ведь можно оторвать от постамента. Отрезать лучеметом…
        - По места-ам! - гаркнул Мэй. - Р-распустились, бр-родяги, капитана Флинта на вас нет!
        Вылезшая из норы охрана с готовностью нырнула в салон, ловко впихнув туда сквайра. Мэю вернули «стивенсон», разместились и поднялись в воздух.
        Зенитка нам больше не угрожала, и Рейнборо свободно вел глайдер над городом, описывая расширяющиеся круги. Мэй не отрывался от экрана компа; вскоре он обнаружил все четыре сбитых разведзонда. Мистер Трелони тоже внимательно следил за экраном. Увы. Тут не оказалось ни памятников, ни скульптурных фонтанов, ни резных украшений из камня, ни брошенных экипажей. Всюду одинаковые дома из студня и покрывающие их низкорослые джунгли.
        - Рей, стоп, - внезапно скомандовал навигатор. - Тридцать метров назад. Потихоньку.
        Все насторожились. Сквайр подался к Мэю, невзирая на стоящий между ними «стивенсон»; мы с Томом вытянулись в креслах, заглядывая навигатору через плечо. На экране было продолговатое темное пятно, а в нем - переплетение каких-то линий и шар.
        - Рей, снижение пятнадцать метров.
        - Я такое видел в ресторане «Экселенц» в Бристле, - заявил лисовин. - Там оно звалось абстрактной живописью.
        - На чьи деньги ты пировал в «Экселенце»? - подозрительно осведомился сквайр. - Я тебе столько не давал.
        - Я не пировал, сэр; я работал, когда болела мать. Ваших денег не хватало на лекарства.
        Сквайр смущенно кашлянул и примолк.
        Глайдер снизился над обнаруженным объектом. Пятно осталось темным, а кривые линии приобрели различную окраску: одни потемней, другие светлее.
        - Оно объемное? - спросил Том.
        - Рей, снижение четыре метра, и чуть левей.
        Глайдер завис над поросшей зеленью крышей. Листва плескалась под налетавшими порывами ветра.
        - Оно живое? - не унимался лисовин.
        - Живое. Было.
        - Так мы видим скелет, - обрадовался собственной догадке Том. - Зверюга бегала по крыше, споткнулась, упала и умерла.
        - Не умерла, а сдохла, - наставительно заметил охранник Джойс. - И споткнулась она не о крышу, а о тот лучемет у парка. Вон слева наверху скелет попорчен.
        Слева наверху и впрямь чего-то не хватало для симметрии.
        - Какие у нее размеры? - спросил по интеркому Рейнборо.
        - Примерно три на два на полтора. Еще чуток опустись и поерзай.
        Глайдер поерзал над скелетом, затем дважды облетел его по кругу и, по команде Мэя, прилег неподалеку. Мы не были уверены, что крыша выдержит вес машины, но она оказалась прочна.
        - RF не подведет, - жизнерадостно сообщил Том.
        Листья начали умирать; ветер уносил хлопья черного пепла. Вскоре посреди выжженной площадки остался неровный зеленеющий бугор: скелет неведомой твари и остатки растущих под защитой ее костей деревьев.
        - Придется чистить вручную, - Мэй поднялся. - Хантер, Джойс: на выход.
        - Мэй, позвольте… - запротестовал было сквайр.
        Навигатор обернулся со «стивенсоном» подмышкой, и протест увял. Пристегнув маски, охранники двинулись к двери. Мы с Томом, само собой, - тоже.
        - А вы остаётесь, - незаслуженно обидел нас Мэй.
        Пришлось сидеть в салоне.
        Впрочем, мы ничего не проиграли. Охране было мало радости работать: парни шуровали в листьях металлическими штырями, а Мэй переживал, что они недостаточно аккуратны и попортят скелет. Вдруг он тоже начнет осыпаться пеплом? Джойс и Хантер мужественно сражались с листвой.
        Наконец листья скукожились, и ветер понес новые черные хлопья.
        - Доктор Ливси, - заговорил сквайр, - не известен ли вам музей, который готов купить дурацкие кости местной твари?
        Доктор не знал такого музея.
        «Дурацкие кости» наконец показались. Тварь была крупная и строением не похожа на энглеландскую живность. Сколько я ни рассматривал хитросплетение костей, не мог найти ни позвоночник, ни конечности. Какой-то невнятный клубок - словно огромный ребенок, забавляясь, мял и скручивал толстую проволоку. Зато была голова. Вернее, нечто, напоминающее округлый череп, но он помещался внутри клубка. Впрочем, почему бы местной твари не прятать голову внутрь себя? Прячем же мы руки подмышки, когда они сильно замерзнут.
        Кости были зеленовато-серые, как облака в небе. Охранники их не попортили, и вообще скелет замечательно сохранился. Если не считать той не видимой из глайдера части, которую, по словам Джойса, сжег лучемет.
        Мэй походил вокруг с камерой, затем сел на корточки и принялся что-то разглядывать на крыше. Охранники уселись с ним в ряд. Хантер попытался приподнять какую-то черную тряпку, но она расползлась у него в пальцах и улеглась на прежнее место.
        - Небогатый урожай, - заметил мистер Трелони. - Целый день потратили на ерунду.
        - Погибшие ребята с «Эльдорадо» и экипажи капитана Флинта - это ерунда? - уточнил Том, а его выразительные биопластовые усы сердито встопорщились.
        - Не связывайся, - прошептал я, и лисовин отвернулся.
        Мэй с охранниками возвратились в глайдер.
        - Что вы там щупали? - встретил их сквайр.
        - Кожу, - потирая руки, Хантер прошел на свое место. - Только и уцелели - кости да кожа. Она толстая, и ее много. Лежит себе складками, а скелет на ней отдыхает.
        - Скелет не может отдыхать… - начал Джойс наставительно.
        - Так он и не работает. Ффу, гадость, - Хантер подул на пальцы, расстегнул защитный костюм и полез за обеззараживающей салфеткой.
        - Раньше надо было обтираться, - с поучающими интонациями Джойса сделал замечание Том. - А то - нанес гадость, сдул ее в салоне… Мэй, эта тварюга похожа на вашу гадость в небе?
        - Нисколько. - Навигатор скачивал информацию с камеры в комп. - Сейчас посмотрим, какова она вживе.
        Комп выдал на экран предположительное изображение твари: плотное тело без головы, вместо ног - мягкая широкая ступня, и все это было прикрыто длинной складчатой мантией. Потом нам показали, как появляется спрятанная внутри башка: шар с плоской мордой выпрыгнул из тела, как мячик из воды. Морда приветливо улыбалась, но это явно были фантазии компа.
        - А где у нее крылья? - спросил доктор Ливси. - Насколько я вижу, она летать не способна.
        Мэй пообщался с компом, но тот крыльев не показал.
        - Заместо крыльев - тряпки? - предположил Том. - Как расправит их, как полетит…
        Посыпались идеи: антигравы, реактивный двигатель, паруса и прочая ахинея. Я вдруг ощутил страшную усталость и раздражение. Знать не хочу нелетающую тварь, которая чудом оказалась на крыше. И мне без разницы, сбил ее в небе лучемет или ее лебедками подняли с земли и здесь оставили. У меня Юна-Вэл в коме. Юна-Вэл умирает! А тут - бескрылая тварь с черной мантией…
        Мэй передал на «Испаньолу» добытую информацию. Мы уже покинули город и летели дальше, и неспешное солнце пошло на закат, когда нас вызвал пилот Мелвин О'Брайен и попросил больше никаких тварей на борт не присылать.
        - Почему? - удивился Мэй, которому Рейнборо сообщил о просьбе по интеркому.
        - Без понятия. Мелвин был сильно расстроен.
        Мэй вызвал по RF-связи планет-стрелка, но сидящий в одиночестве Грей ничего не знал.
        Затем с нами связался Хэндс и дал координаты одного, как он выразился, красивого и безопасного местечка, где мы могли заночевать. Рейнборо рассказал ему про нелетающую тварь на крыше и странную реакцию «Испаньолы», но тут Хэндс был не судья. И, как сообщил наш пилот навигатору, Хэндс тоже был чем-то расстроен. Юна! Какая еще может быть у него беда? Стиснув зубы, я глядел прямо перед собой - на подголовник переднего кресла. Никому не покажу, как мне плохо. Чтобы не высказывались. И не заподозрили, что под биопластом скрывается женщина. Если она умрет, а мы останемся здесь, пусть хотя бы капитан Смоллет не узнает. Хотя бы этой боли избегнет…
        Обещанная Хэндсом красота «безопасного местечка» была на любителя. Глайдер приземлился на каменистую площадку, окруженную мрачными каменными выростами, которые Рейнборо почему-то называл жандармами. Жандармы эти темнели на фоне выцветающего золотисто-розового неба и нагоняли тревожную тоску.
        - Стражи порядка, - изрек осмотревшийся Хантер. - Если кое-кто надумает безобразничать, мигом к ногтю прижмут.
        Лисовин принял это на свой счет и с жаром стал доказывать, что он - самый дисциплинированный и ответственный из всех лисовинов. Впрочем, он тут же выказал неповиновение отцовской воле, когда в нашем снаряжении обнаружилась двухместная палатка и мистер Трелони решил, что ее-то он и займет - вдвоем с Томом. Лисовин был возмущен до глубины души.
        - Я лучше буду спать в глайдере. Да хоть на крыше. На голой земле. Где угодно.
        В конце концов в большую палатку отправили непритязательную охрану. Мэй отпустил двусмысленную шутку, Джойс с Хантером заржали, а сквайр долго ворчал о распущенности молодого поколения.
        В мрачном оцепенении, я дождался ужина, с трудом поел и спрятался в палатке. Хоть немного побыть в тишине, без чужих глаз и ушей, без идиотских высказываний сквайра и неловкого сочувствия доктора Ливси. Наедине с темнотой и мыслями о Юне-Вэл. Почему я не умолил Хэндса взять меня с собой? Я бы ему не мешал. Не стонал и не бился в истерике, а просто сидел бы возле Юны. Держал ее за руку, разговаривал с ней. Когда Крис Делл был в коме, он слышал, что говорилось в его каюте. И Юна-Вэл меня бы услышала… может быть. И я бы уступал Хэндсу место, когда он сам бы к ней приходил. И я бы притворялся, будто не вижу, как ему худо, и не показывал бы, как меня убивает ее медленная смерть…
        Кто-то расстегнул полог моей палатки.
        - Джим, проснись, - услышал я шепот.
        Вспыхнул фонарик, луч нашарил мою сложенную одежду.
        - Накинь что-нибудь, и пойдем в глайдер. Хэндс вызывает. - Это был Рейнборо.
        Я прикрыл глаза, будто на мгновение умер. Все кончено? А может, Хэндс хочет позволить мне с ней попрощаться и надо спешить? Натянув штаны, я выскочил наружу. Рейнборо набросил мне на плечи свою теплую, с включенным обогревом, куртку и повел к глайдеру. С неба смотрели белые звезды; кабина была освещена, и светлое пятно лежало на усыпанной каменной крошкой земле. Сквозь мембрану на месте открытой двери тоже сочился тусклый свет.
        Стиснув зубы, я забрался в кабину; сердце колотилось как сумасшедшее. Рейнборо встал за спиной, сомкнул руки у меня под подбородком. Это помогло, и я твердо сказал:
        - Борт «Испаньола»-01, борт 02 вас слушает.
        - Джим, - раздался ровный - слишком ровный - голос Израэля Хэндса, - когда ты был с Джоном в глайдере, что ты с ним сделал?
        Рейнборо прижал меня к спинке кресла. Я бы и сам не выпал. Просто долго соображал, о чем меня спрашивают.
        - Джим?
        - Я просил меня простить и… - Мэй-дэй! У нас же все переговоры пишутся на кристалл памяти. Наплевать. - Сказал, что люблю его.
        - Я спрашиваю: что ты сделал? - тем же ровным тоном повторил Хэндс. Показалось: сорвется и закричит, но пилот не закричал.
        - Израэль, что там у вас? - не выдержал Рейнборо.
        - Джон очнулся.
        - Собака! - охнул Рейнборо. - Ты не мог сразу сказать?
        Видимо, Хэндс не мог. Он и сейчас не стал больше разговаривать и прервал связь. А я изо всех сил вцепился в руки нашего пилота и лишь поэтому не заплакал.
        Глава 6
        Я проснулся, когда еще было темно, от знакомого посвиста: над площадкой снижался глайдер. Хэндс с Юной-Вэл? Я кинулся одеваться, но не успел. Глайдер приземлился на хрустнувшую под ним каменную крошку, и раздался голос пилота Мелвина О'Брайена:
        - Вот и мы.
        Кого он привез? Я вылез из палатки. У нас все спали, кроме Рейнборо. Оба пилота стояли у прилетевшего глайдера; свет из окон салона ложился на рыжие волосы Мелвина и делал их темно-красными.
        - Привет, - сказал Мелвин, увидев меня. - Поздравляю.
        - С чем?
        - Ты вывел Сильвера из комы.
        - Это не я, а Мэй. Он саданул из «стивенсона» по гадости в небе.
        Risky fellows восприняли мои слова серьезно.
        - Мне тоже так кажется, - произнес Рейнборо. - Не стало гадости, и всем полегчало - и Джону, и Крису, и мне.
        - Ага! - сердито начал Мелвин, но Рейнборо перебил:
        - Это другое. Я только не вижу связи: почему гадость явилась, когда нам привезли Сильвера?
        Пока не уснул, я долго обдумывал вопрос, который мне задал Хэндс, и вроде бы нашел ответ. Объяснять при Мелвине было неловко, но я наступил себе на горло. Это не мои личные переживания, а ценная информация для всего экипажа.
        - Когда я увидел, что Джон в коме, мне стало так худо… Думал, сдохну. И я просил… не знаю, у кого… у кого-то просил смерти. В обмен на Джона, чтобы его нам вернули.
        Мелвин задумчиво поскреб за ухом.
        - Не смерть же к вам прилетала. Ее из «стивенсона» не убьешь.
        - Нет. Но мне было очень больно. А весь ваш RF построен на боли. Вспомните.
        Пилоты согласно кивнули.
        - Наверно, я на свою боль кого-то приманил. Чистильщика, например.
        - Чистильщики живут не здесь, - убежденно сказал Мелвин.
        - А где?
        - Понятия не имею.
        - Почему бы и не здесь им обретаться? - заметил Рейнборо. - Хотя я в это не верю, - добавил он, оглядывая чернеющие на фоне звезд мрачные жандармы. - Остров Сокровищ не может быть их планетой.
        - Почему нет? - возразил я. - Тут сплошной RF.
        - Но мы их не нашли.
        - Мы не знаем, что искать. Может, вот они стоят, - я указал на жандармы. - Дремлют под звездами, напиваются чужим страданием, ждут своего часа…
        - А ну вас, ребята, - перебил Мелвин. - Болтаете чушь, когда у нас и так сплошь неурядицы. Я лисовину работу привез: будет Алекса выхаживать.
        - Что с ним?
        - Да кто бы знал? - неожиданно окрысился пилот. - Рей говорит: место плохое, людей с ума сводит. Вот и Алекса довело. До нервного срыва.
        - А что говорит Крис?
        Мой вопрос повис в воздухе. Мелвин потер переносицу, взглядом поискал поддержки у Рейнборо. Тот был в полном недоумении.
        - Все-то тебе известно, - с досадой буркнул Мелвин. - Крис попытался выспросить у Алекса про Чистильщиков, - объяснил он Рейнборо. - Каковы они из себя и где их найти. У Алекса случился первый срыв. Мы перепугались, но он быстро оклемался. А потом ему показали вашу тварь с крыши. Он ее спокойно рассматривал - и вдруг как закричит, забьется… Мы думали: без капитана останемся. Крис приказал его к вам отправить и ничего черного не показывать. Чтоб ни намека на Чистильщиков и RF.
        - Так значит, на крыше был Чистильщик? - спросил я. - А в небе тогда что? Мэй говорит: небесная гадость на крышевую совсем не похожа.
        - Бедный Алекс, - вздохнул Рейнборо. - Думаю, тварь просто напомнила ему нечто, связанное с Чистильщиками. И это наложилось на первый срыв. Какой черт Криса за язык потянул? Знает же, что нельзя это спрашивать.
        - Крис после комы вообще с головой не дружит, - огрызнулся Мелвин. - Алекса чуть не уморил, а теперь рушит корабль.
        - В каком смысле?
        - Дал техникам резаки и вместе с ними что-то кромсает.
        - По крайней мере, люди заняты делом, - заметил наш пилот.
        - Это не дело, а бред рехнувшегося второго помощника, - вконец обозлился Мелвин. - Хоть бунт на корабле поднимай.
        Я заглянул в салон. Наш капитан дремал в разложенном кресле; молодое лицо было усталым и несчастным. Я хотел уйти, но он вдруг открыл глаза.
        - Подойди-ка сюда.
        Я подчинился. Мистер Смоллет всматривался в меня, словно увидел новую, удивившую его сущность.
        - Том, тебе уже сказали про Криса?
        - Я Джим, сэр.
        В его синих глазах мелькнуло непонимание.
        - Том, когда тебе скажут, что это Крис виноват, ты не верь. Это не он меня убил. И не картинка с крыши. Это «Испаньола». А Крис сейчас убивает ее. Так нужно, понимаешь?
        - Да, сэр. Но я Джим, а не Том.
        Он опять не понял, как это может быть. И быстро прогнал свое недоумение.
        - Крис убьет «Испаньолу», чтобы она не убила всех. Том, поверь: Крис хочет вернуть нас домой. У него не получится… но «Испаньола» не сможет нас убить.
        У меня перехватило горло. Проклятый RF, проклятые Чистильщики! Что сделалось с мистером Смоллетом? А что будет после комы с Юной-Вэл?
        - Сэр, разрешите, я пойду?
        - Иди. Не забудь: Крис не виноват, и картинка тоже.
        Я выбрался из глайдера.
        - Мелвин, вы считаете, Том сможет помочь?
        - Даже не надеюсь, - честно признался пилот. - Но нам некуда деть Алекса, кроме как отдать вам.
        На рассвете сквайр Трелони был сильно недоволен, обнаружив в лагере капитана Смоллета, которого опекал его добросовестный юнга.
        - Приказ Криса Делла, - хором заявили Том и не расстающийся со «стивенсоном» Мэй, и сквайр не рискнул высказать недовольство вслух.
        Затем он смолчал, когда мистеру Смоллету за завтраком сделалось худо. Капитан выронил едва початую упаковку с соком и, бледнея, хрипло вымолвил:
        - Увеселительная прогулка. Том, это всего лишь прогулка.
        Мистер Трелони кривился, но молчал, когда лисовин сидел рядом с мистером Смоллетом, обнимая его за плечи, как заправский risky fellow, а наш капитан, сжав руками свою седую голову, медленно приходил в себя.
        Однако сквайр не сдержал негодование, когда мистер Смоллет сказал решительное «нет» на предложение посетить обитаемый город.
        - Это ни в какие ворота не лезет! - кричал мистер Трелони. - Кто мы - пленники вашего диктата? Я требую возможности окупить вложенные в экспедицию деньги. И мне нужно обеспечить дочь на случай, если Крис нас тут погубит. То есть оставит. Капитан Смоллет! Нам необходимо побывать в городе и выторговать там… что-нибудь. Было обещано, что здесь есть Птицы. Раз их нет в джунглях, будут в городе. И мы их отправим на Энглеланд.
        Синие глаза капитана уставились сквайру в лицо.
        - Мистер Трелони, у вас есть, чем заплатить? Или вы ожидаете, что Птиц вам отдадут даром?
        - Не захотят отдать - возьмем силой. У нас оружия навалом.
        - Сэр, - вступил в разговор Рейнборо, а его обаятельное лицо сделалось незнакомо жестким и суровым, - мы можем применить оружие только для вынужденной обороны. В ином случае это будет преступлением.
        Сквайр презрительно хмыкнул.
        - Преступлением против кого? Тех маньяков, что надругались над телами парней с «Эльдорадо»? Или против RF, который сводит с ума всех подряд?
        - Здесь живут потомки землян. И по отношению к ним мы будем вести себя как цивилизованные люди, а не какие-нибудь пираты.
        Мистер Трелони недовольно пожевал губами, покрутил в руках пустую упаковку из-под мяса.
        - Я знал, что risky fellows - извращенцы, самоубийцы и сумасшедшие. Но не ожидал, что они еще и идеалисты к тому же.
        - Какие есть, - отрезал пилот.
        - Александр, - подал голос доктор Ливси, - быть может, нам все же стоит навестить город? Не с корыстными целями, а для дела? Если нам предстоит здесь остаться, не лучше ли заранее установить дружеские связи с местным населением?
        - Останемся - тогда и установим. И имейте в виду: я не вас пошлю этим заниматься. Все связанные с контактом опасности возьмет на себя экипаж.
        - Но послушайте, - вскочивший мистер Трелони в сердцах пнул сидение; оно отлетело Мэю под ноги и брякнулось о «стивенсон». Сквайра это не отрезвило. - С чем «Испаньола» вернется на Энглеланд? Скульптуры брать нельзя, Птиц нельзя, а что можно? Что? Капитан Смоллет, я вас спрашиваю.
        - Возьмите в плен Чистильщика и потребуйте за него выкуп, - посоветовал Том.
        - Наглец! - сквайр сгоряча думал закатить ему оплеуху.
        Мистер Смоллет отвел удар - и мистер Трелони, охнув, осел наземь. Капитан всего лишь коснулся его предплечья; дотронулся, как это умеют risky fellows, мгновенно отняв все силы. К сквайру подошел Джойс, придержал, чтобы тот не завалился набок.
        - Что ж вы так неосторожны, сэр? Хант, плесни кофейку.
        Хантер налил из термоса коффи; мистер Трелони опасливо взял стакан ослабевшей рукой.
        - Ладно, - пробормотал он, глотнув. - Как скажете. Я понимаю, что мне вас не одолеть… не преу… не перебедить.
        День был посвящен облету территории. Мы осмотрели долину с жандармами; с одного ее края жандармы сильно разрушились и стояли беспомощными бугорками среди каменного крошева. Видели гору, у подножия которой зеленели готовые умереть джунгли, а склоны были затянуты ползучими растениями с синеватыми листьями; эти растения и не подумали увядать, когда глайдер опустился на небольшой уступчик и мы вышли размять ноги. Еще видели горное озеро, над которым клубился густой пар, а берега были покрыты розовато-серым налетом. Анализаторы сообщили, что пар смертельно ядовит; мы покружили в высоте и убрались.
        На ночлег расположились в излучине реки. Джунгли не сумели сюда подобраться, остановились в полумиле, и глайдер лежал на редкой и жесткой траве. Сквозь нее виднелся крупный коричневый песок. Ближе к реке песок приобретал фиолетовый отлив, а сама вода была густо-синего цвета и казалась твердым стеклом. В ней отражалось низкое золотисто-алое солнце и сбрызнутые румянцем заката облака.
        Мы с лисовином ставили палатки, доктор Ливси помогал охране с ужином, Мэй бродил по берегу, высматривая, нет ли каких-нибудь не уловленных датчиками опасностей. Рейнборо забрался на крышу глайдера и оттуда приглядывал за порядком - в основном следил за изрядно удалившимся Мэем.
        Сквайр Трелони подсчитывал, сколько часов осталось до старта «Испаньолы». Его сердило, что долгие дни потрачены впустую, а длинными ночами мы бездарно спим. Хуже всего было то, что мы не в состоянии обнаружить ничего ценного, потому как ничего ценного на Острове Сокровищ нет. Сквайру нашлось, что сказать по этому поводу.
        Капитан Смоллет стоял без дела и наблюдал за нашей с Томом работой. Двухместная палатка охранников оказалась с норовом и все время заваливалась набок. Мы и так, и эдак пытались найти к ней подход, но упругий каркас складывался, и она валилась. Охранники ухмылялись, как будто нарочно ее попортили.
        - Мистер Смоллет, помогите, - отчаявшись, попросил Том. - Вдруг она хозяйской руки послушается?
        Капитан не тронулся с места. С лица внезапно ушла краска, глаза остановились и погасли, но губы упрямо шевельнулись:
        - Том, Чистильщики здесь не живут. - Он пошатнулся.
        Мы оба кинулись к нему, подхватили. Ноги его не держали, и пришлось усадить на землю.
        - Том, они… - капитану не хватило дыхания, он умолк, низко опустив голову.
        Он теперь упорно звал Томом нас обоих, и я не был уверен, что он нас различает.
        Рейнборо спрыгнул с крыши, сквайр, доктор Ливси и охрана молча уставились на мистера Смоллета.
        - Сэр, - лисовин сел на корточки, сжал побелевшие руки нашего капитана, - мы знаем, что Чистильщиков здесь нет. Не надо о них.
        - Увеселительная… прогулка, - прошептал мистер Смоллет. - «Испаньола»…
        Склонившийся над ним пилот крепко обнял за плечи.
        - Господи, - пробормотал доктор Ливси. - Приступ за приступом. Питер, я могу как-то помочь?
        Рейнборо поднял мгновенно осунувшееся лицо; его длинные раскосые глаза показались намного больше обычного.
        - Это RF. Здесь никто не поможет.
        - Мистер Рейнборо, - заговорил сквайр, - вы не считаете, что с нашей стороны безумие - подчиняться больному человеку? Когда капитан корабля повредился в рассудке…
        - …командование перешло к его помощнику, - докончил пилот. - Мы подчиняемся Крису Деллу.
        - Который тоже не в себе, - заметил сквайр. - Правильно ли мы поступаем? - Не дождавшись ответа, он продолжил: - Недавно назначенный старший пилот дезертировал; остается прежний старший пилот, на которого ложится вся ответственность. Но вы, мистер Рейнборо, тоже не совсем здоровы.
        - Мистер Трелони, не вы ли намерены взять на себя руководство? - вежливо осведомился Рейнборо.
        В его вежливости было нечто убийственное; сквайр потупился и отошел. Охрана с унылым видом вернулась к приготовлению ужина из концентратов и консервов. Доктор Ливси беспомощно пожал плечами.
        - Питер, я согласен, что risky fellows - храбрые самоотверженные люди. Но кто даст гарантию, что сейчас мы выполняем здравые распоряжения?
        Рейнборо не ответил, провел рукой по белым волосам нашего капитана.
        - Алекс, ты как?
        - Никак, - отозвался мистер Смоллет. - Они должны убить нас. Но если Крис… - он резко выдохнул, как от внезапной боли, и потерял мысль. - Прогулка… экипажи Флинта… Театр!
        Упавший на колени Рейнборо снова обхватил его за плечи, скорчился, уткнулся головой в спину. Перепуганный Том сжимал руки мистера Смоллета. Доктор Ливси смотрел на них со страдальческим выражением, не в силах помочь.
        - Безумие, - пробормотал мистер Трелони. - Мы все - сумасшедшие.
        Остаток вечера и ночь прошли спокойно. Разве что сквайру не спалось, и он бродил по лагерю. Не изменяя егерской привычке слушать ночь, я не выключал усилитель внешних звуков, и его шаги несколько раз меня будили. Потом мистер Трелони остановился у палатки лисовина. Донесся горький вздох и негромкое: «Ах, Том, скверный мальчишка…» Затем сквайр все-таки угомонился, я уснул и проспал до утра.
        Солнце еще не поднялось над горизонтом, но уже слало в небо золотые лучи, когда полуодетый Рейнборо выполз из глайдера и рухнул на отсыревшую за ночь, холодную землю. Я увидел это первым.
        - Рей, ты что?
        Подскочив к нему, я пощупал ледяные руки, влажный лоб и слабый, затухающий пульс.
        - Доктор Ливси! Мэй!
        Умывавшийся в реке навигатор примчался на зов.
        - Рей, кто тебя? - Мэй принялся его ощупывать, уверенный, что пилота пырнули ножом.
        Крови он не нашел. А глайдер, оставленный без присмотра, вдруг взмыл в воздух, пронесся к темной полосе джунглей в полумиле от нас, упал к земле и через несколько мгновений вновь поднялся, мелькнул черным жуком на фоне золотеющего неба - и пропал вовсе, умчавшись.
        - Проверь, кто в палатках, - велел Мэй, прижимая обе ладони к груди нашего пилота.
        Я кинулся исполнять. Застегнутые пологи с трудом поддавались - или же я слишком нервничал. Из лагеря исчезли доктор Ливси, сквайр Трелони и оба охранника.
        - Уроды, - пробурчал Мэй. - Позови лисовина и принеси два спальника.
        Разбудив Тома, я притащил спальники. На один уложили Рейнборо, другим прикрыли его сверху, и мы с лисовином растирали ему руки и ноги, а навигатор поддерживал сердце. Через несколько минут пилоту стало лучше. Он сказал, что его тошнит и пусть мы оставим его в покое; самостоятельно перевернулся на живот, справился с дурнотой, продышался и попросил Мэя убраться к дьяволу, когда навигатор положил ладонь ему на затылок.
        - Жить будет, - подвел итог Мэй и беспокойно оглянулся на палатку мистера Смоллета: - Что-то Алекс разоспался. Проверь его, - велел он Тому, оглядел пустое, безоблачное небо и обратился к Рейнборо: - Ты помнишь что-нибудь?
        - Только страшные ругательства. - Пилот с головой заполз под спальник.
        Подошел мистер Смоллет, и вместе мы восстановили события. Примерно так: сквайр и доктор Ливси усомнились в здравости рассудка мистера Смоллета и Криса Делла и решили взять дело в свои руки; охрана подчинилась сквайру, и ее можно понять. Минувшей ночью мистер Трелони ходил от палатки к палатке и беседовал с людьми, готовя побег; над Томом он попричитал, но уговаривать не взялся, зная его преданность капитану. Под утро, когда развиднелось, сквайр и доктор в сопровождении одного из охранников покинули лагерь и ушли на безопасное расстояние. Оставшийся охранник зазевался и не успел похитить глайдер до того, как поднялся Мэй. Но все же, улучив момент, он приоткрыл дверь салона, где ночевал Рейнборо, и пыхнул туда быстро действующей и скоро распадающейся отравой. Надев маску с фильтром, он помог пилоту выбраться наружу, а сам прошел в кабину и, пока мы занимались Рейнборо, без помех взлетел. После чего забрал остальных и отправился на поиски Птиц и иных сокровищ, которые мерещатся сквайру Трелони.
        - Удивляюсь, как он Дэвида сговорил, - недоумевал мистер Смоллет.
        - Дэвид отправился дружить с местным населением, - пояснил Мэй. - Либо посчитал своим врачебным долгом присматривать за сквайром. У него, бедняжки, слабое сердце, - добавил навигатор с прорвавшейся злобой. - Алекс, пусть они летают, где хотят. И ищут на свою задницу неприятностей. Давай останемся здесь и будем жить без хлопот, в свое удовольствие… Да, Том, слушаю тебя, - ответил он по RF-связи планет-стрелку. - То и случилось: эти гады сперли глайдер и вчетвером слиняли. - Мэй усмехнулся каким-то словам Тома Грея. - Нет, с этим погоди. До связи. Они не отключили маячок, - сообщил он мистеру Смоллету. - Грей предлагает сбить их со спутника, чтобы впредь неповадно было безобразить.
        Биопластовые усы на маске нашего лисовина горестно поникли, в прозрачных глазах мелькнули слезы. Отец его снова предал, в который уже раз. Мистер Смоллет, вроде бы глядевший в сторону и не видевший горя своего юнги, похлопал его по спине.
        - Не переживай. А то, не ровен час, приманишь новую гадость.
        Мэй забеспокоился:
        - Том, будь другом, не огорчайся чересчур.
        Легко сказать.
        - И следовало бы их проучить, - задумчиво проговорил мистер Смоллет, - и на произвол судьбы не бросишь…
        Он посмотрел на выглянувший из-за горизонта край солнца, словно спрашивая совета, что делать. Утренний свет озарил его молодое загорелое лицо, придал красок, но подчеркнул тени под глазами и усталую складку губ. Капитан поднял руку к кнопке связи.
        - Израэль Хэндс, ответьте Александру Смоллету. Где вы? А мы глайдер проворонили. - Он кратко описал наши обстоятельства. - Я был бы очень признателен. Ваше условие принято. Ждем.
        У меня екнуло сердце. Хэндс прилетит? С Юной-Вэл?
        - Какое условие он поставил? - спросил Рейнборо из-под спальника, которым был укрыт.
        - Что Сильвера не будут спрашивать о Чистильщиках, - отозвался мистер Смоллет со странной отрешенностью.
        Видимо, он сам старался о них не думать. Желая избежать новых приступов? А может, это и не приступы вовсе, а Чистильщики затыкают ему рот, не позволяя сказать нечто важное? Как они контролируют чужое сознание, наперед угадывая мысли и намерения? Или всему виной - всаженные обучающими программами психологические блоки? Бог весть. Важно другое: что именно пытается сообщить наш капитан? «Увеселительная прогулка», «экипажи Флинта», «театр», «они должны нас убить». Лично я понимаю только последнее.
        Все еще бледный, но быстро оживающий Рейнборо поднялся на ноги.
        - Юнга лисовин, кому-то было велено не убиваться, - сказал он с напускной строгостью, а сам как бы невзначай коснулся Тома рукой. Я на себе уже испытывал такое прикосновение: словно с души смахнули мерзостную паутину.
        Том отстранился.
        - Мистер Смоллет, - его звонкий голос неожиданно сделался хрипловатым, - я приношу вам извинения за сквайра. Простите.
        - Прощаю.
        Лисовин ушел в свою палатку.
        Мэй с тревогой оглядел пустое небо.
        - Чует мое сердце: дострадается парень. Алекс, взял бы ты его в сыновья, что ли. Ему было б легче.
        - Не уверен. Да и не захочет он, по-моему. - Мистер Смоллет осмотрелся, словно что-то разыскивая. - Чего я сквайру не прощу, так это украденный завтрак.
        Воистину: в лагере не осталось ни единой упаковки с едой и ни глотка сока или коффи. Мэй вызвал Хэндса и поинтересовался, как у него на борту с припасами. Хэндс обнадежил его, сказав, что положить на зуб что-нибудь найдется.
        Неторопливое солнце выплыло из-за горизонта целиком и висело в небе огромным золотисто-розовым шаром, а широкая река наполнилась жидким золотом вместо воды. Борт «Испаньола»-01 со свистом упал с неба и лег на то же место, где еще недавно находился наш не убереженный глайдер.
        - С добрым утром, - из кабины вылез Хэндс - спокойный, уверенный в себе, надежный. - Здравствуйте, мистер Смоллет, - он улыбнулся своей великолепной белозубой улыбкой. - У нас все готово. Сперва пожируем, потом я отчитаюсь.
        Хэндс открыл дверь салона и сквозь мембрану принял у Сильвера коробку, которую передал нашему пилоту, а затем крышку от этой же коробки. Там и там плотно стояли упаковки с едой. Затем из салона выбрался «бывший навигатор», прижимая к груди несколько банок с тоником. Я наблюдал. Сильвер уверенно держался на ногах, смуглое жесткое лицо было серьезным и сосредоточенным. Он распределил привезенную снедь на семь едоков и пригласил нас к столу. Столом служила расстеленная на земле скатерка; после трапезы на ней оставались пустые упаковки, затем скатерку сворачивали и кидали в утилизатор в глайдере, откуда потом высыпали горстку безвредной трухи.
        Я так и не дождался от Сильвера ни приветствия, ни взгляда. Впору было удивиться тому, что меня вообще не забыли и не обделили завтраком. Ярко-зеленые, с цветными линзами, глаза смотрели сквозь, когда Сильверу случалось повернуться в мою сторону. Меня слегка утешило то, что «бывший навигатор» точно так же не замечал капитана Смоллета.
        Хэндс был оживлен и, похоже, крайне доволен тем, что вернулся к своим. Он с удовольствием рассказывал о местах, которые повидал на Острове Сокровищ, и обращался к мистеру Смоллету с какой-то особенной теплотой и дружелюбием. Наблюдая за ним, я уверился, что Хэндсу неизвестно о влюбленности Юны-Вэл в капитана. А еще он наверняка был благодарен, что мистер Смоллет не проклял его за дезертирство, все простил и позвал на помощь. В то утро старший пилот был среди нас самым счастливым человеком.
        Когда мы подмели завтрак и Сильвер с мусором в скатерке ушел в глайдер, капитан внезапно помрачнел и обернулся к Хэндсу. Пилот умолк на полуслове.
        - Израэль, скажите: когда и отчего Джон впал в кому?
        Черные брови Хэндса шевельнулись, словно он задумался над вопросом.
        - На следующий день после того, как мы покинули базовый лагерь. Мы разговаривали про мистера Эрроу, - ответил пилот осторожно.
        - Что именно вы обсуждали?
        - То, как мистер Эрроу вместо Джона ушел к… - Хэндс запнулся, посмотрел на свои ногти. - Извините, сэр. Крис не велел с вами об этом говорить.
        Мистер Смоллет досадливо поморщился.
        - Джон успел сказать, что там, за гранью?
        - Нет, сэр. Его моментально вырубили.
        - Скверно. Коли так, хоть покажите, где вы побывали.
        Хэндс принес из глайдера комп, и капитан, Рейнборо и Мэй собрались перед экраном. Для нас с Томом остались места во втором ряду. Старший пилот показал на карте маршрут своего глайдера, а затем - места, о которых рассказывал. По большей части он, как и мы, видел джунгли; среди них изредка попадались RF-территории вроде пустыни, где был найден глайдер с «Эльдорадо», и немало иных живописных мест. Когда Хэндс в своем рассказе добрался до белых скал, мистер Смоллет особенно заинтересовался и попросил дать увеличение картинки.
        Белые скалы были похожи на огромные зубы хищных рыб. Слегка изогнутые или наклонные, они блистали снежной белизной; можно было подумать, что они вырублены из заиндевевшего льда. Хэндс показал несколько снимков с глайдера, потом - снимки, сделанные у подножия двух тесно стоящих громадных «зубов». Снежно-белый камень напоминал материал, из которого были выполнены скульптуры в заброшенном городе, однако в нем не было серых прожилок.
        - Вот местные каменоломни, - старший пилот вызвал на экран следующую картинку. - Что меня удивило: они рубили камень без жалости, буквально крошили в пыль.
        На снимке белел изгрызенный снизу невысокий «зуб». Земля вокруг была усыпана белой крошкой. Хэндс дал большое увеличение, и мы увидели четкие следы работ: углубления, трещины, сколы, несколько вырубленных и брошенных на месте глыб.
        - Видите? Колупали как бог на душу положит, не заботясь, чтоб получались крупные блоки. Удобные для строительства или чего там еще.
        - Да им ни рвать, ни резать было нечем, - заметил Мэй. - Чем они трудились? Ломиками?
        - Похоже на то, - согласился Рейнборо. - И куда потом это крошево? Делать насыпи для дорог?
        - Дорог я не видел, - сказал Хэндс. - Ни дорог, ни насыпей, ничего рукотворного. Что могли построить люди, а не… м-м… вырастить из черного студня незнамо кто.
        - До обитаемого города вы не добрались? - уточнил мистер Смоллет.
        - Не успел, - ответил старший пилот извиняющимся тоном. - Не ожидал, что эти дурни сопрут глайдер и прямиком рванут туда. Но чисто по ощущению, не стоило бы нам туда соваться.
        - Да об этом сколько раз было говорено, - проворчал Мэй. - Кто бы нас слушал?
        - Израэль, почему ваша разведка именовалась тайным заданием? - поинтересовался Том. - Столько секретности вокруг нее развели! Я уж решил: вы должны прокопаться к центру Острова Сокровищ и вырыть сундук ростом с глайдер и пятнадцать бесценных покойников.
        Хэндс усмехнулся.
        - Это мистер Смоллет придумал: дать нас вам в помощь, но не сообщать, чтоб вы не рассчитывали и не расслаблялись. Раз уж мы все равно сбежали, так пусть хоть с пользой для дела.
        Мэй укоризненно покачал головой.
        - А я дивился: с какой стати наши дезертиры такие заботливые? Куда ни сунешься, всюду о нас порадели. То зенитку обезвредят, то координаты ночлежки дадут…
        Из глайдера появился Джон Сильвер. Постоял, озираясь, и побрел к воде. Ползущее вверх солнце уже не превращало реку в поток жидкого золота, и река налилась синевой.
        Хэндс стал показывать последнее, что успел изучить, - каньон где-то к северу, ближе к обитаемому городу. Все увлеклись, а я пошел за «бывшим навигатором».
        Сильвер остановился у воды, на песке с фиолетовым отливом. Берег уходил в воду полого, но из-за его темного цвета казалось, что уже через шаг-другой делается глубоко.
        Песок скрипнул у меня под ногами, и «бывший навигатор» оглянулся. На смуглом лице ничего не отразилось, Сильвер снова обернулся к воде. Я остановился рядом. Между нами была незримая стена.
        - Юна, ты меня узнаешь?
        - Узнаю, - по-прежнему глядя на воду, отозвался «бывший навигатор». Незримая стена между нами не дрогнула, не утончилась. - Ты Джим Хокинс, но мистер Смоллет зовет тебя Томом.
        - Как ты думаешь, почему? - спросил я, надеясь разобраться, насколько здраво Юна-Вэл способна рассуждать.
        Сильвер повел крутыми плечами.
        - Тебя с лисовином роднят две вещи: вы оба - славные мальчишки и не единожды Осененные Птицей. Александр это чувствует.
        Здраво. Особенно насчет славных мальчишек.
        - Юна, - заговорил я с новой надеждой, - я дождусь от тебя хоть слова по-человечески?
        - Нет. - Резкое, холодное «нет», после которого можно уходить, больше ни о чем не спрашивая.
        - Почему? - вырвалось у меня против воли.
        Твердые губы Джона Сильвера скривились в короткой усмешке.
        - Сначала ты захочешь слово, затем потребуешь дело, и кончится тем, что Александр меня убьет. Не хочу.
        - Ничего я не потребую. - Немыслимо было желать ласки человека, что стоял рядом, - мускулистого брюнета с жестким биопластовым лицом. Мне была нужна та красивая женщина с луговыми глазами, которую я видел на «Испаньоле» и которую любил - недоступную и отчаянно желанную. - Мне думалось, что мы с тобой друзья и ты можешь иногда со мной разговаривать.
        - Джим, давай обойдемся без обид и упреков, - «бывший навигатор» не отрывал взгляда от реки. - Я помню, что ты спас мне жизнь. Уже второй раз приходится тебя благодарить. Но отдаривать мне нечем: я не могу снять биопласт и пойти с тобой порезвиться в соседний лесок.
        Надо было слышать, как это сказано: с каким презрением и гадливостью. Минуту назад я в глубине души безнадежно мечтал о том, чтобы снять с Юны-Вэл биопласт и она была бы моей. Но стоило ей сказать это вслух - так сказать - и я оскорбился. За кого меня принимают? Да чтоб я стал требовать благодарность за спасенную жизнь?
        - Зря ты так, - вымолвил я, чувствуя, что надо уходить, что еще немного - и голос задрожит от обиды и от любви, с которой я ничего не могу поделать. - Я просто люблю тебя… и ничего не жду… и не требую.
        - Вот и оставь меня в покое. - «Бывший навигатор» развернулся ко мне. В глазах полыхнул зеленый огонь, доставшийся ему от Чистильщиков. - Убирайся. И не смей соваться ко мне… - он удержался от грубости, - со своими нежностями. Пошел!
        Я задохнулся. Юна-Вэл не могла такого сказать. Это Джон Сильвер, которого она играет. И эти злые слова - нарочно, чтобы я разлюбил ее и не мучился.
        - Я все равно тебя люблю, - прошептал я.
        Дурным голосом взревел Мэй. В небе мелькнула белая вспышка, шарахнула ударная волна, вода из реки плеснулась на берег.
        Отгрохотало эхо. Мэй не заходился в неистовой ругани, как в прошлый раз, а со «стивенсоном» наготове оглядывал небеса. Похоже, он надеялся, что черные гадости попрут косяком и он изведет их чохом. Хэндс и мистер Смоллет остались у глайдера, а Рейнборо кинулся к нам.
        - Кто вызвал гадость?
        - Уж не я. - Точно знаю: сердце у меня не рвалось, как в тот раз, когда Юна-Вэл была в коме.
        Сильвер промолчал, опустив глаза.
        - Что случилось? - требовательно спросил пилот.
        - Мы с Джимом слегка повздорили, - объяснил «бывший навигатор».
        - И только? - Рейнборо не поверил. - От горя здесь никто не умирал?
        Меня осенило: Юна страдает, когда ей приходится отмахиваться от меня и гнать прочь. Она может сколько угодно изображать злобную стерву, но ей плохо от этого, плохо!
        - Ни единая душа не умирала, - заявил Сильвер. - Скорей всего, гадости по протоптанной дорожке к нам легче пошли.
        Рейнборо нахмурился.
        - Что я должен сказать Алексу? Гадости приваливают, когда им в голову взбредет? Или их влечет милая и нежная дама по имени Юнона-Вэлери?
        У Сильвера шевельнулись желваки на скулах. Он ничуть не походил на «нежную Юнону-Вэлери».
        - Скажешь, что после комы я неадекватно реагирую на мир. Когда Джим явился ко мне со своей щенячьей привязанностью и пришлось послать его к черту, мне было его жаль.
        - Не пойдет, - возразил я, порядком задетый словами о щенячьей привязанности. Что за щеняча такая? У нас на Энглеланде щеняч не водится. - Жалость - это оружие против Чистильщиков. Гадость на нее не приманишь.
        - Тогда скажи, - Сильвер всерьез рассердился, - что я до слез обидел милого и нежного Джима, и пусть Александр потом бьет мне морду.
        Рейнборо махнул рукой и ушел. Я собрался за ним, но «бывший навигатор» вдруг принялся разуваться, явно собираясь в воду.
        - Куда это ты? Мэй не разрешает в реку лазать.
        Сильвер и ухом не повел. Закатал штаны выше колен, скинул куртку, рубашку и шагнул в прозрачную, лишь кажущуюся темной на фоне песка, воду. Все замечавший Мэй без стеснения заорал, что он о Сильвере думает; он ведь не знал, что в воду лезет дама. «Бывший навигатор» прошел два шага и ухнулся по бедра. Мэй много чего ему пожелал. Сильвер изогнулся, опустив руку в воду, и вытащил со дна нечто скверное и косматое, с чего ручьем текла вода пополам с песком. «Бывший навигатор» прополоскал добычу и понес ее на берег.
        Бдительный Мэй тут же направился к нам.
        - Что ты приволок? Родного братца небесной гадости?
        - Ты угадал. - Сильвер расправил мокрую вонючую добычу и положил на реденькую травку. - Это же Птица, господа.
        - Ты шутишь? - я с недоверием рассматривал пучок слипшихся тусклых перьев. Ничуть не похоже на сростки сверкающих самоцветов, что водились на Энглеланде.
        - Сухая она будет покраше. Заблестит. - Сильвер стянул намокшие штаны и принялся их отжимать.
        Мэй нагнулся над выловленным утопленником, я присел рядом на корточки. Ну и пакость.
        - С чего ты взял, что это Птица?
        - Иной живности на Острове Сокровищ нет… кроме той, что в Римском парке. Но те сюда бы не забрались.
        Я пропустил меж пальцев опахало первого махового пера, привел в порядок его смятые, расцепленные бородки. Может, оно и заблестит, но нет и намека на то волшебное ощущение, за которое на Энглеланде перья Птиц ценились дороже человеческой жизни. Нужно, чтобы Птицы сами в волнении сбрасывали перья? Видимо, да.
        - Алекс! - окликнул Мэй. - Иди глянь. Вот точно: гадостин братец, - проворчал он, морщась от вони. - Такое и в лагерь тащить неприлично. А уж хорошим людям показывать и вовсе грех.
        - Ты не прав, - заявил «бывший навигатор», одеваясь. - Грех был бы, если б мы показали ее сквайру. То-то бы он воодушевился.
        В отсутствие сквайра тухлая Птица не воодушевила никого. Народ больше заинтересовался тем, откуда она взялась - одна-единственная - и как угодила в реку.
        Я снова пощупал трупик. Перья да косточки.
        - Скорей всего, она погибла от голода. Здесь нет корма - ни жуков, ни мушин.
        - От слабости свалилась в воду? - с сомнением предположил Рейнборо. - Хотела напиться, но…
        - Нет: она утопилась от одиночества и несчастной любви, - изрек Мэй. Точь-в-точь охранник Джойс, разыгрывающий из себя идиота.
        - Уж ты бы помолчал, - ни с того ни с сего вспылил мистер Смоллет. - Сам не знаешь, что натворил.
        - Бог с тобой, Алекс. Успокойся. - Мэй обнял его за плечи.
        - Ты ведь не знаешь, кого убил в небе, - выговорил наш капитан, чуть задыхаясь. Он хотел высвободиться, но Мэй держал крепко.
        - Успокойся, - повторил навигатор. - Я убил твою смерть.
        Глава 7
        Мэй ошибся: он не убил смерть, а пробудил ее. Второго выстрела из «стивенсона» ему не простили. Черная хмарь нахлынула с неба, поднялась с реки, надвинулась со всех сторон. Краски яркого утра померкли, поблекшее солнце стало похоже на закопченную миску, зачем-то подвешенную в небе. И все затопил страх. Тошнотный, неодолимый, унизительный: бояться было нечего, а справиться с собой невозможно. Даже нам с Томом захотелось нырнуть в палатку или глайдер и затаиться, укрывшись, чтобы никто не видел и не слышал. А уж что переживали наши risky fellows… Я видел мертво стиснутые челюсти, серые щеки и затравленный взгляд людей, осужденных на лютую казнь.
        Не знаю, чего от нас ожидали, - то ли мы с криками разбежимся, то ли начнем с воем кататься по земле.
        - К глайдеру, - глуховато скомандовал мистер Смоллет.
        Метнулись к машине. Однако не кинулись внутрь, а не сговариваясь встали спиной к ней, прильнули к ее надежному боку. Тыл оказался защищен.
        - Держись, - шепнул мне Сильвер.
        Я придвинулся к нему. «Бывший навигатор» пытался унять дрожь; на несколько мгновений замирал, и его снова начинало трясти. С другого боку прижался Рейнборо; я слышал его частое дыхание. Наш лисовин нес вахту возле мистера Смоллета.
        - Алекс, надо сваливать, пока не сдохли, - хрипло вымолвил Мэй.
        - Кто поведет глайдер? Ты?
        - Я вас угроблю.
        Рейнборо и Хэндс молчали. Обоим было слишком худо, чтобы садиться за пульт.
        Мистер Смоллет попытался вызвать «Испаньолу»:
        - Крис, ответь мне. Том Грей, ответьте Александру Смоллету. Черт! Не дозваться.
        - Том Грей, ответь Израэлю Хэндсу, - проговорил старший пилот. Он дозвался. - Мистер Смоллет, что сказать?
        - Как они себя чувствуют на борту?
        - Отвратительно, - сообщил Хэндс, выслушав ответ. - Второй помощник громит корабль, и от этого у всех болят зубы.
        «Бывший навигатор» тихонько всхлипнул. Наверно, это был неудавшийся смешок.
        - Мы сдохнем, пока за нами прилетят, - сказал Мэй.
        - Я не буду вызывать людей сюда, - отрезал мистер Смоллет.
        - Надо улетать, - вымолвил Сильвер. - Ребята, кто может?..
        Молчание.
        - Куда лететь-то? - спросил Том.
        - В город, - неожиданно в лад отозвались капитан и «бывший навигатор».
        - Там нет… этого, - добавил мистер Смоллет.
        - Зато есть что-нибудь похлеще, - сказал я, вспомнив опасения наших risky fellows.
        - Значит, сдохнем здесь, - уверенно подвел итог капитан.
        Черная хмарь сгущалась, стискивала горло и выедала глаза. Если мне чудится такое, каково же остальным парням и Юне-Вэл? Может, лучше спрятаться в глайдер? Мне представилось, как с хрустом и скрежетом сминаются металл и пластик, проваливается потолок и вдавливаются стены, и нас тоже мнет и корежит…
        - Лизу жалко, - прошептал Рейнборо. - Не дождется…
        Вспомнилось: его жена самая красивая из жен нашего экипажа. Мэй-дэй! Если б я умел обращаться с глайдером…
        - Джим, - позвал лисовин. - Ты сможешь собрать палатки?
        - На кой они тебе?
        - Не бросать же добро.
        Я не успел удивиться его рачительности; Том продолжал:
        - Мистер Смоллет, вы позволите? Я немного умею - у меня был свой маленький глайдер.
        Толчок чужой ладони отбросил меня от машины. Оглянувшись, я увидел, как сползает наземь отдавший мне силы Рейнборо и как вскинулся во внезапной надежде Джон Сильвер. Что ж он раньше молчал, лисовин проклятый?
        Хэндс с Мэем втащили в глайдер потерявшего сознание пилота, следом нырнул Сильвер.
        Через минуту, когда я принес в салон палатки, «бывший навигатор» лежал в кресле - с неловко откинутой головой, с приоткрытыми серыми губами. Потом я заметил безжизненного Мэя. Понял: их силы отданы Тому. Сквозь открытую дверь я увидел его в кресле первого пилота. Бросив палатки, я сунулся в кабину, положил руку лисовину на плечо. Его трясло так же, как недавно - Сильвера.
        - Ты справишься, - сказал я. - Удачи.
        - Том, иди в салон, - велел мистер Смоллет.
        Том? Ах, это он мне.
        - Сэр, возьмите у меня энергию для лисовина.
        - Нет. - Он повалился на сидение. Выдохнул: - Израэль, забирайте все.
        Старший пилот нагнулся над капитаном.
        Черная хмарь за окнами терлась о стекла, стремилась внутрь, просачивалась сквозь стены. Хэндс прошел в кабину, оставив открытой дверь.
        - Джим, пересядь поближе, - услышал я. - Вдруг понадобишься?
        Я подчинился, хотя уже устроился рядом с Юной-Вэл.
        - Поехали, - сказал Тому старший пилот. - Я помогу вначале, а дальше ты сам.
        Глайдер поднялся медленно, словно не был уверен, слушаться ли чужих рук. Черная хмарь заволновалась, по стеклам заходили ее жадные лапы, в салоне закружились плотные черные клочья. Глайдер клюнул носом, Том ругнулся.
        - Не суетись, - велел Хэндс. - Здесь все то же самое, что было в твоем.
        - Все другое, и все не так, - сквозь зубы отозвался лисовин.
        - На другое плюнь. Главное - удержаться в воздухе… А! - Глайдер начал заваливаться на бок. - Спокойно, - повторил Хэндс, когда машина выправилась. - Не убей нас.
        Внизу сквозь хмарь проглядывала река; вода зловеще поблескивала. Река пронеслась под нами и осталась за кормой. Хэндс застонал.
        - Том, если я… велю несуразное… - он с трудом выталкивал из себя слова, - ты не слушай.
        - А как узнать?
        - Смотри. Подправляем курс…
        Глайдер резко пошел влево, потом вправо. По-моему, на курс легли прежний, но Хэндсу было виднее.
        - Так, - сказал он. - Следишь за этим табло… и за этим. Запомни цифирь.
        - Я в ней не смыслю.
        - Не смысль! - рявкнул Хэндс. Помолчал. - Просто запомни.
        - Израэль, запишите, - посоветовал я, с внутренней дрожью наблюдая, как косматые черные клочья вьются возле моих колен.
        - Вот, - донеслось из кабины. - Смотри, чтоб было одинаково.
        - Не те цифры, - сказал лисовин. - Вы не то написали.
        - Эт-то не ед-диница… С-семерка. А это ч-четверка. Ноль. - Хэндс подправлял то, что накарябал неверной рукой. И ему было трудно говорить. - Держись курса… и скорость… не снижай! - Он сорвался на крик.
        - Успокойтесь, - попросил Том.
        - Быстрее, - приказал старший пилот. - Вниз, вниз!
        - Том, не смей, - я кинулся в кабину. - Держи курс.
        Счастье, что Хэндс предупредил. Выполни Том команду - и мы вмазались бы в то, что сверху, сквозь хмарь, мне показалось болотом. Белые от напряжения руки лисовина лежали на пульте, где были прилеплены две бумажки, и кривые, расползающиеся цифры на них совпадали с цифрами на табло, под которыми бумажки держались. Хэндс скорчился в кресле, прижимая к лицу сжатые кулаки. Плотные языки черной хмари вились вокруг головы, лизали его светлые волосы.
        - Израэль, - я коснулся его широких плеч, - возьмите от меня сил.
        - Не поможет. Ребята… теперь вы сами…
        Хэндс положил ладонь Тому на предплечье. И через несколько мгновений как будто уснул, сложившись пополам, едва не ткнувшись головой в запасной пульт управления. Рука безвольно повисла.
        - Полный глайдер дохлых risky fellows, - пробормотал лисовин, пытаясь себя подбодрить. - Куда их девать? Продавать, что ли?
        Я встал за его креслом и сцепил руки у Тома под подбородком. Лисовин дернул головой:
        - Отвали.
        - Следи за курсом.
        - Уйди, говорю.
        - Смотри на пульт.
        - Джим! - Он рассвирепел. - Сейчас как…
        - Я тебе помогаю, чучело. Когда злишься, всякой гадости трудней тебя одолеть.
        Том больше не дергался. Ему и впрямь полегчало: напряженные мышцы расслабились, он откинулся на спинку кресла. Черные клочья вились повсюду, липли к лобовому стеклу, скользили по обоим пультам, облизывали Хэндса и пытались подступиться к нам с Томом. Том шипел на них, и клочья опасливо подавались назад.
        - Молодец, - похвалил я, когда он прогнал особо настырный клок черной хмари, севший на хэндсову бумажку с цифрами. - Так и доберемся, куда надо.
        - Куда нас гонят, - хмуро уточнил Том. - Не зря же капитана с Сильвером лично пригласили. Откуда им иначе знать, что в городе этого гадства не будет?
        - Неоткуда. - Я провел рукой по его белокурой макушке, чтобы он не терял такой нужной сейчас злости. - Знаешь, была минута, когда я завидовал нашим парням. Их всяческим умениям и способностям. Представь, как я теперь радуюсь, что мы с тобой - не RF.
        - И я от радости пляшу, - отозвался лисовин мрачней прежнего. - А ты руки не распускай, не то морду набью, чуть только сядем.
        - Борт «Испаньола»-01, ответьте борту 02, - внезапно ожил передатчик; я узнал голос охранника Джойса.
        - Борт 01 слушает, - ответил Том. - Ты сволочь.
        - Ага, - согласился Джойс. - Значит, Хэндс к вам прилетел. А ты что в кабине делаешь?
        Лисовин промолчал.
        - У вас все в порядке? - осведомился охранник.
        - Еще бы, - буркнул Том, наливаясь злобой до краев.
        - Капитан крепко сердится?
        - Ему не до вас, - вмешался я, пока Том набирал в грудь воздуха. - Куда вы движетесь? В город?
        - Туда.
        - Слушай, ты, - зарычал лисовин. - Город - это ловушка. Таких хлопот огребешь на свою задницу!
        - Не «тыкай» старшим, - наставительно сказал охранник. - Кликни-ка мне мистера Смоллета.
        Тут лисовин высказал все, что накипело. Ну и слов он где-то набрался. Джойс покорно выслушал, поблагодарил и попрощался.
        - Силен, - помотал я головой. - По каким притонам тебя носило?
        - По тем самым. В Бристле, - процедил Том.
        - И зачем ты там ошивался?
        - Мать умерла, а жить было не на что. У сквайра вечно туго с деньгами. И он не дал ни гроша, когда я попросил. - Лисовина передернуло от не позабытой обиды. - А месяц спустя он меня подобрал, как чадолюбивый папаша, приютил и пригрел. Облагодетельствовал, - выговорил Том с горькой насмешкой. - Я, дурак, сопли распустил от благодарности… Нет бы сразу сбежать, как деньжат прикопил.
        - Много прикопил?
        - Украл. Кучу денег; можно было с Энглеланда улететь. Но совестно стало. Как, думаю, удирать? Я сквайру был нужен. Он со мной душой отдыхал. И Лайна… Я к ней привязался. Девочке одной совсем бы худо было. Так и не удрал, пожалел обоих. Деньги на место положил.
        Я взъерошил ему волосы; Том поежился.
        Бедная Лайна. Как там она одна с матерью? Если мы не вернемся на Энглеланд, ее выдадут замуж, чтоб приумножить семейную казну. Ее так и так выдадут, пришла следующая мысль. Сквайр ее не защитит, Том в поместье больше ни ногой, я на ней не женюсь.
        - Борт «Испаньола»-01, ответьте «Испаньоле», - сказал передатчик голосом планет-стрелка.
        - Борт 01 слушает, - ответил я Грею.
        - Джим?
        - Я.
        - Что там у вас? Никого не дозваться.
        Я объяснил ситуацию. Планет-стрелок выругался и спросил, может ли Том отпустить меня в салон к нашим risky fellows. Лисовин сказал, что я волен катиться, куда хочу.
        - Проверь, живы ли, - велел Грей; слышно было, что он сильно встревожен.
        Я прошел в салон. «Бывший навигатор» спал, Мэй тоже. Жесткое лицо Джона Сильвера смягчилось и стало удивительно юным; большой, сильный Мэй выглядел беззащитным, словно тяжело раненный кургуар. Мистер Смоллет на первый взгляд показался мне мертвым; я долго не мог нащупать у него пульс. Нащупал-таки. Слава богу. Я проверил Рейнборо и испугался. Холодный. Дышит? Не дышит? Пульса нет. Сердца не слыхать. Кома? Диагностер бы мне. Я посмотрел на свалку снаряжения в конце салона. Разве тут что-нибудь сыщешь?
        Я вернулся в кабину, доложился планет-стрелку. Лисовин вздрогнул, когда услышал про Рейнборо. Мерзкие черные клочья заплясали и ринулись к Тому, облепили голову и плечи, легли на глаза. Я провел рукой по его маске, но клочья не ушли. Внизу смутно виднелись то ли провалы в земле, то ли холмы. Не угробиться бы.
        Планет-стрелок несколько секунд размышлял. Принял решение.
        - Я объявлю на борту, что все погибли. Когда спросят, скажете: да, мертвы. Ребята взвоют, и может быть, эта дрянь перекинется на «Испаньолу». Если захочет.
        - Нет, - глухо сказал Том; вцепившиеся в пульт руки напомнили мне руки каменных статуй в заброшенном городе.
        - Борт 01, подтвердите приказ.
        Лисовин подтвердил. Его била нехорошая дрожь, и налипшие на лицо черные клочья густели. Я обнял Тома за шею, но это не помогло, лишь его страх начал передаваться мне. У глаз закружились черные завитки.
        С минуту передатчик молчал. Ума не приложу, как мы эту минуту продержались. Я едва различал огоньки на пульте, нарисованные цифры на бумажках расплывались, а что говорили табло, я и вовсе не видел: одни мерклые желтые пятна. Оставалось молиться, чтобы у ослепшего лисовина не дрогнули руки, да не выросла бы у нас на пути какая-нибудь скала.
        - Нельзя говорить, что погибли, - прошептал Том.
        На Энглеланде есть примета: если объявить живого человека мертвым и люди поверят, он может взаправду умереть. Я раньше в приметы не верил.
        В кабине раздался голос Криса Делла:
        - Том, Джим! Что там у вас?
        Лисовин молчал, и отвечать пришлось мне:
        - Ребята погибли.
        - Что ты несешь?!
        - Погибли, - повторил я, ведь мы получили приказ планет-стрелка.
        А приметы на Энглеланде дурацкие.
        - Все? - переспросил второй помощник, разом охрипнув. - И Алекс?
        - Да.
        - А Рей?
        - Тоже.
        - И Мэй? И твой Сильвер?
        - И они… И Хэндс.
        - Ты с диагностером смотрел?
        Крис Делл надеялся на мою ошибку, на мою глупость, на чудо. Он не завоет от горя, пока не увидит трупы.
        - Что показал диагностер? - потребовал он.
        Я не успел придумать, что солгать. Лисовин дернулся у меня в руках и заплакал навзрыд.
        - Крис! Мистер Смоллет… - разобрал я сквозь плач. И еще разглядел, что руки с пульта управления он не снял.
        Делл что-то прошептал на RF-языке. Сухо, без единой слезы, рыдал Том; вокруг клубились черные клочья, сливаясь в сплошное облако. «Вмажемся в скалу, - подумал я. - Сейчас вмажемся». Сил не было бороться с этой мыслью.
        - Том, подымаемся. Быстрей.
        Лисовин мгновенно утих; глайдер задрал нос и пошел вверх. Меня отбросило к задней стенке кабины, а сквозь стекло на нас хлынуло черное небо. Оно давило, пыталось прижать обратно к земле, не пускало вверх. У Тома вырвался стон; глайдер продолжал набирать высоту.
        - Джим, - позвал с «Испаньолы» Крис Делл, - в самом деле? Алекс мертв?
        - Да…
        - И Рей?
        - Крис, черт возьми! - закричал я, сам себя едва слыша. - Все мертвы! Слышите?! Все!
        Никогда прежде со мной не случалось истерик.
        Делл наконец поверил. Его боль услышали и сочли привлекательной, а про нас позабыли: хмарь разжидилась, черные клочья соскользнули у Тома с лица, поплыли к стеклу и растаяли. На всех табло отчетливо светились цифры, ясно горели огоньки индикации. Внизу проносился поросший фиолетовым кустарником склон горы. Кусты едва не обметали брюхо нашей машины.
        - Ох! - разглядев, что творится снаружи, Том взял еще круче вверх.
        В лобовое стекло теперь смотрело синее искрящееся небо. Мы неслись в эту чистую, играющую искрами синеву - живые, спасенные поверившим в нашу ложь вторым помощником. Освобожденные чужим горем. Крис, спасибо. И простите нас…
        - Борт 01, как вы? - заговорил планет-стрелок.
        - Все хорошо, - отозвался лисовин, опуская задранный нос глайдера. - А у вас как дела?
        - Явились, гады. Собрались, как в театре. Упиваются.
        Меня что-то кольнуло.
        - Какие они? - спросил я, пытаясь сообразить, что меня насторожило.
        - Дыры в небе, - объяснил Грей. - Чернота, а из нее хлещет невидимая гадость. Датчики излучений не фиксируют, но сам чувствуешь.
        - Сколько их?
        - Три. - Он перевел дыхание; видимо, соседство с небесной гадостью давалось тяжело. - Джим, попробуй растолкать мистера Смоллета. Пусть поглядит, что с Рейнборо. До связи.
        Меня осенило: «Собрались, как в театре», - сказал Грей. И мистер Смоллет недавно говорил: «Экипажи Флинта… Театр!» О ком горевали экипажи проклятого Беном Ганом капитана?
        Я шагнул в салон, и все размышления вмиг вылетели из головы. Капитан Смоллет вытянулся между кресел, у ног навалившегося на подлокотник, сломавшегося в поясе Рейнборо. Пепельное лицо капитана было повернуто ко мне; руки лежали на ботинках пилота, словно мистер Смоллет задумал обтереть с них пыль, но не успел и умер.
        Я кинулся к «бывшему навигатору».
        - Проснись. Ю… Джон!
        - Что там? - тревожно спросил из кабины Том.
        - Не знаю. Проснись, - я затряс Юну-Вэл за плечо. - Ты врач или кто?
        - Врач, - шепнула она, не открывая глаз. Ресницы были мокрые. - Но мы не поможем.
        Я упал на колени возле мистера Смоллета. Он был теплый, и я нащупал слабый пульс. Обернулся, чтобы сказать об этом Юне-Вэл. И уткнулся взглядом в открытые глаза бывшего старшего пилота. Перегнувшийся через подлокотник Рейнборо невидяще смотрел на меня, зрачки расплылись во всю радужку, а обаятельное лицо было незнакомо строгим. И неподвижным.
        Я похолодел.
        - Рей в коме?
        Жесткие черты «бывшего навигатора» болезненно дрогнули, мокрые ресницы поднялись.
        - Он мертв.
        Как это - мертв? Я же обманул Криса Делла. Я солгал ему. Рейнборо должен быть жив, я ведь сказал неправду.
        - Рей?
        - Он не услышит.
        Как не услышит? Как это может быть?
        - Он отдал свою жизнь тебе, - вымолвил «бывший навигатор».
        - Рей, - опять позвал я, начиная осознавать слова Сильвера. - Рей, друг…
        Друг. Я только сейчас это понял. Настоящий друг. Умный, душевный. Щедрый на заботу и любовь. Слишком щедрый. Одним прикосновением отдавший жизнь.
        - Зачем? - спросил я у него. Как будто он мог ответить. Как будто можно такое спрашивать.
        - Чтоб ты жил, - ответил «бывший навигатор».
        - Зачем? - снова вырвалось у меня. - Рей! Что ж ты?
        - Он не ожидал, что умрет, - тихо произнес Сильвер. - Думал придать тебе сил. Но видишь, как вышло. Тебе придется жить за двоих. Александр хотел… хотел его вернуть… и не смог.
        Наш капитан лежал у ног пилота полумертвый. Он отдал бы ему жизнь - если бы Рейнборо взял ее. Рей бы не взял. Ни за что.
        А я принял чужую жизнь. Почему? Рей, прости. Я не хочу жить вместо тебя. Ты отдал мне все, а я не ощутил. Я бы вернул… попытался бы. Рей, прости!
        - Прощаю, - услышал я.
        Померещилось…
        …Охочие до зрелищ «театралы» явились и к нам: два черных провала в небе сопровождали глайдер. Казалось, чужие внимательные глаза ловят каждый наш жест, чуткие уши внимают каждому слову, жадные рты впивают нашу боль. Из них текло нечто невидимое, мерзкое - но нам было все равно. Потому что Рейнборо погиб.
        Мистер Смоллет сидел рядом с мертвым пилотом, обхватив его за пояс, и тоже медленно угасал. Измученное лицо темнело, под глазами наливались коричневые тени, щеки вваливались все больше. «Бывший навигатор» уговаривал его глотнуть тоника, но мистер Смоллет не слышал.
        Отчаявшийся Сильвер тронул за плечо Мэя. Навигатор сидел в обнимку со «стивенсоном», прижимаясь щекой к стволу. Не пальни он по небесной гадости, Рейнборо остался бы жив.
        - Мэй, - шепотом позвал Сильвер. - С Александром неладно.
        Навигатор поднял голову. На щеке отпечатался след ствола.
        - Что ты хочешь?
        - Возьми от меня сил и поддержи Александра. - Сильвер сам едва стоял на ногах. - Они убивают его. Как Рея. Только медленно.
        - Что у вас? - спросил Том сквозь открытую дверь кабины.
        - Александру плохо.
        - Всем плохо, - заметил недавно очнувшийся Хэндс. - Иди, - отпустил он лисовина.
        Перепуганный Том метнулся к капитану, обнял его за плечи, ткнулся лицом в седые волосы. Запекшиеся губы мистера Смоллета шевельнулись:
        - Уйди.
        Том не послушался, и его больше не прогоняли. Минуту спустя лисовин выпрямился.
        - Он не хочет. Не взял ничего. Мистер Смоллет! - взмолился Том. - Я ваш юнга и имею право…
        - Уйди, - приказал капитан.
        Так приказал, что лисовин отпрянул.
        Мистера Смоллета убьют, подумал я. Упьются досыта нашей первой потерей, а после заставят оплакивать капитана. Следующим будет Том или Юна-Вэл. И так нас прикончат всех - одного за другим.
        Мэй отставил «стивенсон» и поднялся.
        - Со мной-то ты спорить не будешь? - Он шагнул к капитану, заставил его наклониться вперед и положил ладонь на спину.
        Мистер Смоллет придержал покачнувшегося в кресле мертвого пилота:
        - Не упади.
        «Бывший навигатор» шатаясь побрел в кабину. Как-никак, под биопластом скрывалась женщина; ей было тяжелее любого из нас. Будь оно все проклято…
        - Мэй, - сказал я, - мистеру Смоллету понадобятся еще силы. Ты бери у нас с Томом, не стесняясь.
        - Не стеснюсь, - ответил Мэй и вернулся на свое место. Рухнул на сидение и сгорбился, прижав к себе «стивенсон».
        Том постоял возле капитана.
        - Мистер Смоллет, разрешите, я тоже подержу Питера, чтобы не упал?
        Не дожидаясь ответа, лисовин уселся в кресло позади Рейнборо и обеими руками обхватил его за плечи. Спинка кресла была широкая, держать пилота было неудобно, однако Том явно устроился надолго. Он, не выносящий прикосновений живых людей, обнимал за плечи мертвеца.
        - Спасибо, - прошептал мистер Смоллет.
        Нас сведут с ума. Капитана уже довели до безумия, очередь за лисовином. У меня перехватило горло.
        Отдышавшись и выждав пару минут, я прошел в кабину. «Бывший навигатор» стоял у Хэндса за спиной. Смуглое лицо казалось жестче обычного, пальцы впились в подголовник.
        - Что тебе? - резко спросил Сильвер.
        - Я к Израэлю. Где мы будем садиться?
        - Где позволят, - ответил пилот.
        Сильверу хотелось выставить меня вон, однако Хэндс не прогонял. Я спросил:
        - Израэль, почему на краю парка в заброшенном городе не действует RF?
        - Тот парк - кусок чужой планеты. Его сюда зачем-то приперли и положили. А под чужую землю, в пункт управления зениткой, RF не проникает.
        - Тут есть еще такие куски?
        - Встречаются. Но поверху RF присутствует везде. Вряд ли нам дадут время зарыться глубоко в грунт.
        В сущности, я тоже так считал. И глупо надеялся, что старший пилот скажет иное и чудом окажется прав. Чудес не бывает.
        - Что положено делать с погибшими? Хоронить или отправлять домой?
        - Домой. Но мы не сможем доставить его на борт. Нам не дадут повернуть к «Испаньоле».
        - Пусть за ним прилетят.
        - Хочешь, чтобы еще кто-то влопался, как мы? - горько спросил Хэндс.
        - Мистер Смоллет рядом с ним умирает. А следующим будет лисовин либо Джон.
        - Уйди, провидец, - не выдержал «бывший навигатор». - Без тебя тошно.
        - Послушайте, я еще на Энглеланде знал, что наша экспедиция закончится скверно. А сейчас мы живы потому, что я заставил Тома изменить курс и глайдер не врезался в гору. Хотя я ни черта не видел, никакой горы. И если я говорю, что надо забрать от нас Рея, значит, его надо забрать.
        - Израэль, не спорьте с Джимом, - поддержал меня из салона Том. - Он зря не болтает.
        Старший пилот ругнулся сквозь зубы.
        - Отстаньте от меня. Капитан сказал, что не будет вызывать сюда людей…
        - Делайте, что вам говорят, - неожиданно приказал мистер Смоллет.
        - Сэр? - Хэндс не поверил собственным ушам.
        - Вызывайте глайдер с корабля.
        Я выглянул в салон. Мистер Смоллет смотрел прямо на меня, и был похож на себя прежнего. Не скажешь, что он безумен.
        Хэндс покорился:
        - «Испаньола», ответьте борту 01.
        - «Испаньола» слушает, - отозвался планет-стрелок. - Как вы?
        - Погано. Дай мне связь с Крисом.
        - Даю.
        Я стоял, вцепившись в спинку свободного кресла. Никогда я не верил в приметы, почитая их вздором. Но мы объявили Рейнборо погибшим - и он мертв. Я сам уверял Криса, что мистер Смоллет погиб - и наш капитан умирает. И еще я говорил, что Сильвер, Хэндс и Мэй тоже погибли…
        - Борт 01, слушаю вас, - сказал Крис Делл.
        - Рассказывай, - велел мне старший пилот. - Сам.
        Второй помощник выслушал мои объяснения и объявил:
        - Ты опять лжешь.
        Вот тебе раз.
        - Александр! - позвал «бывший навигатор». - Крис не верит Джиму. Скажи… скажите ему, пожалуйста.
        Пошатываясь, наш капитан добрался до кабины, остановился в дверном проеме.
        - Крис, вышли к нам глайдер. - Он задыхался. - Надо забрать Рея.
        - Хорошо, - Делл мгновенно стал покладистым. - Включите маячок, чтоб вас найти. До связи.
        Цепляясь за кресла, мистер Смоллет возвратился к мертвому пилоту. Я шел следом, поддерживая капитана. Совсем ему худо… И Тому тоже. Лисовин по-прежнему держал Рейнборо за плечи; его биопластовые усы поникли, глаза помутнели. Он едва признал меня, когда я над ним наклонился.
        - Джим? Друг… принеси тоника…
        И Тома убивают! Не дожидаясь смерти капитана.
        Я разыскал в конце салона тоник и принес лисовину:
        - Пей.
        Он мотнул головой:
        - Дай мистеру Смоллету.
        У меня не было сил спорить. У капитана - тоже. Он покорно глотнул, когда я сунул край банки ему в зубы.
        - Еще, - велел я. - Пейте.
        Я заставил его выхлебать полбанки и так же силком напоил Тома. Последним глотком лисовин захлебнулся, закашлялся, тоник потек по шерсти на подбородке.
        Том уткнулся лбом в спинку кресла мертвого Рейнборо.
        Я глянул в окно, на две чернеющие в синем небе дыры. И задохнулся от внезапного бешенства. Раздавлю, задушу, уничтожу. Нет тебе места, нет тебе жизни, гнусь несусветная. Разметать тебя в клочья, в пыль, сжечь тебя в пепел. Ненавижу. Слышишь? Ненавижу! Отвяжись от нас. Убирайся, пока цела, слышишь, ты, гадость?! В глазах помутилось, меня швырнуло к окну. Перегнувшись через лисовина, я прижал ладони к стеклу и беззвучно заорал от клокочущей, хлещущей через край ненависти.
        Мой молчаливый вопль услыхали. Синее, с переливами искр, небо на миг ослепило белой вспышкой - и затянулось. Ни следа черных дыр. И с плеч будто свалилась убийственная тяжесть. Я перевел дух, огляделся. Мистеру Смоллету и Тому лучше не стало, а Мэй удивленно поднял голову.
        - Что случилось?
        - Я прогнал их. - Чувствуя, как запрыгали губы, я повалился на сидение и отвернулся к окну. - Ненавижу. Не-на-ви-жу, - шептал я, чтобы эти палачи не вернулись. Не позволю. Не дам сожрать лисовина и мистера Смоллета. Не дам!
        Вскоре Хэндс приземлился на берегу узкой, быстрой и пенной реки.
        - Не могу больше, - объявил старший пилот, когда наш глайдер лег на брюхо и - я мог бы поклясться - уснул, как утомленное живое существо. Хэндс вышел из кабины и встал, опираясь на кресла, оглядывая салон. - Как вы тут? Джон, жив?
        - К несчастью.
        Черные брови Хэндса вдруг изумленно вздернулись. Он уставился на мистера Смоллета, затем поднялся на цыпочки и через спинку кресла глянул на полумертвого Тома.
        - Что они делают?!
        От его свирепого рыка «бывший навигатор» испуганно вскинулся, Мэй вскочил на ноги.
        - Кто тут врач?! - заорал старший пилот, кидаясь к капитану. - Мистер Смоллет, - Хэндс оторвал его от Рейнборо, - дайте, я.
        - Вы - чужой, - еле слышно ответил наш капитан.
        Старший пилот вытащил его из кресла и бросил на руки Мэю:
        - Займись. Том, отпусти Рея. Джим, ты не чужой?
        - Нет, - сказал я, совершенно не понимая, о чем речь.
        Хэндс толкнул меня на место мистера Смоллета.
        - Держи. Крепко. - Он прижал меня к Рейнборо и уложил мою руку поперек его груди. - В жизни не встречал большего идиотизма, - сказал старший пилот, остывая.
        - Что значит «чужой»? - спросил «бывший навигатор».
        - Ну… - Хэндс затруднился объяснить. Он вернулся в кабину и оттуда ответил: - Значит, между людьми не было RF-контакта. Они не подпитывали друг дружку.
        Получается, я и впрямь Рейнборо не чужой. Он отдавал мне силы, когда мистер Смоллет готовился вызывать Чистильщиков; и еще когда вел на нижние контуры. Я крепко держал пилота. Мне стало нехорошо, к горлу подступила тошнота.
        Хэндс вызвал «Испаньолу», ему ответил Том Грей. О чем они говорили, я не разобрал: голова поплыла, в ушах зазвенело.
        - Джим, милый, держись, - расслышал я близкий голос - надо мной наклонился Джон Сильвер. Юна-Вэл. Теплая ладонь легла на затылок. - Держись, мальчик мой.
        Юна Рею тоже не чужая. Он отдавал ей силы, как и мне. Она позабыла это. Ну и ладно.
        - Господи… - шептала Юна-Вэл. - Ребята, простите. Я же не RF; у меня и мысли не было… Джим, удержи его, пожалуйста. Мэй, где тут диагностер?
        Вот именно: диагностер. Ни один из нас не удосужился взять его да поглядеть, что с Рейнборо на самом деле. Юна-Вэл объявила пилота мертвым, и мы поверили. Все - кроме капитана Смоллета, который из последних сил удерживал его по эту сторону жизни. Один Том догадался помочь. А я вообразил, будто наш капитан обезумел.
        Хотя у него вправду в голове помутилось: иначе бы он гораздо раньше попросил помощи у «Испаньолы». И у меня мутится - Рейнборо отчаянно борется за жизнь, отнимает силы. Рей, я твой должник; забирай, сколько тебе нужно. Забирай все…
        Глава 8
        Проснувшись в полной темноте, я долго не мог сообразить, где нахожусь. Было уютно и тепло, но тесновато. Оказалось, что я с головой забрался в спальник. Я высунул нос. В оконце моей палатки дрожал красноватый свет. Привстав, я выглянул наружу. Там горел костер; возле него сидели Израэль Хэндс и Крис Делл, а мистер Смоллет вытянулся на земле, устроив подбородок на скрещенных ладонях. Красноватое пламя высвечивало его измученное лицо, отражалось в глазах. Синего огня RF в глазах нашего капитана я давно уже не видал.
        Позади них стоял глайдер второго помощника. В салоне находилась «камера жизни», которую Делл вытащил из запасников и погрузил на борт 03. Я видел ее - внушительное сооружение вроде белого саркофага. В «камере» лежал Рейнборо.
        Усилитель внешних звуков в палатке не был включен - когда я в полуобмороке уползал спать, было не до него. Конечно, сейчас хотелось знать, о чем говорят на военном совете, но я постыдился подслушивать. Быть может, меня не прогонят, если я приду? Одевшись, я вылез в ночной холод, под яркие белые звезды. С одного края небосвода звезды были сожраны подступающей черной тучей.
        На военном совете молчали. Мистер Смоллет подвинулся на спальнике, где лежал, и я уселся рядом с капитаном. Искусственные дрова - принесенные из глайдера ровные чурбачки - давали жаркое бездымное пламя. Делл поворошил их. Напрасно трогал - правильно сложенные дрова раскатились. Кое-как он снова собрал их в кучу.
        Второй помощник выглядел еще более измученным, чем наш капитан: щеки провалились, у рта залегли горькие складки, и в свете костра видно было, как много стало седины в его темно-рыжей шевелюре.
        - Алекс, уволь: я не возьму Рея, - сказал он, продолжая начатый без меня спор. - «Испаньола» его убьет даже в «камере».
        - «Испаньола»? - переспросил мистер Смоллет. - Или ты?
        Делл поморщился.
        - У тебя осталась хоть одна доза «сыворотки жизни»? - холодно осведомился капитан.
        - Нет.
        Неужели второй помощник извел весь запас мощного стимулятора на своих несчастных техников?
        - Мы работали, - сказал он.
        - И где плоды ваших трудов?
        Лежал бы я лучше в палатке да спал. Не хватало стать свидетелем выволочки, которую наш капитан готов устроить Деллу.
        - Результатов придется подождать.
        Мистер Смоллет приподнялся на локтях, пытливо заглянул ему в лицо.
        - Крис?
        Второй помощник сидел, упрямо сжав губы, уставясь в огонь.
        - Крис, я услышу что-нибудь по существу? Или тебе вообще нечего сказать? - мистер Смоллет раздраженно повысил голос.
        Делл шевельнулся. В глазах блеснуло отраженное пламя.
        - Алекс, в RF недаром есть многое, о чем не говорят. Позволь мне пока не трепать языком.
        Наш капитан долго вглядывался в своего второго помощника.
        - Ладно. Скажи только: «Испаньола» будет на ходу, когда придет время стартовать?
        - Надеюсь.
        - А сколько людей на борту останется в живых? - спросил Хэндс.
        - Не знаю.
        Хэндс подался к огню, протянул к его дрожащим языкам ладони.
        - Крис, ты очень рискуешь. Вас одиннадцать человек…
        - Двенадцать, - поправил Делл, опуская голову.
        Я мысленно подсчитал. Три навигатора, два пилота, четыре техника - итого девять. Плюс планет-стрелок и сам Крис. Дюжина никак не выходит.
        Мистер Смоллет резко сел. Переспросил:
        - Двенадцать?
        - Алекс, я и так уже сказал лишнее.
        Старший пилот потянулся к Деллу, хлопнул его по спине:
        - Молодец.
        - Молодец, - повторил за ним мистер Смоллет. Улыбнулся короткой, внезапно дрогнувшей улыбкой: - Крис хороший. Умница Крис.
        - Ах-ах, - отозвался второй помощник, копируя нашего поюна.
        Он нашел мистера Эрроу? Раскурочил корабль и добрался до уведенного от нас первого помощника? Неужто он отыскал? Умный, дотошный, въедливый Крис. Не щадящий ни команду, ни себя самого. Нет, ну какой же он молодчага!
        И сразу, не успев порадоваться, я встревожился. Делл не хотел рассказывать. Нас видят и слышат, и в любую минуту готовы нанести удар. Не потерять бы мистера Эрроу снова - для услады нашего врага.
        - Значит, вас дюжина на борту, - вернулся к своей мысли старший пилот. - Ты рискуешь двенадцатью людьми - ради одиннадцати.
        Делл выпрямился. Пламя костра осветило измученное, но гордое лицо.
        - Я должен дать вам возможность отсюда убраться. Иначе всех ждет судьба экипажей Флинта, а я тем парням не завидую.
        - Вы знаете, что с ними случилось? - не удержался я.
        Он посмотрел на меня, словно только сейчас заметил.
        - Догадываюсь. Алекс, поверь: пусть лучше нас убьет «Испаньола», чем… эти.
        - Верю, - ответил капитан Смоллет. - У меня последний вопрос. Кто придумал вывести из строя второй борт?
        - Я приказал.
        Борт 02 - там же доктор Ливси и сквайр с охраной.
        - Что с ними? - подскочил я.
        - С людьми - ничего, - сухо сказал Делл. - А глайдер больше не летает. Грей накрыл их со спутника, чуть только сели пообедать; конец электронной начинке и их путешествию.
        - Они в безопасности?
        - В большей, чем если бы поперли в город. Кретины.
        - Кретины, - согласился Израэль Хэндс. - Но у нас осталось всего два исправных глайдера.
        - Надо было сделать по-другому? - ощетинился Делл. - Уничтожить город?
        Мистер Смоллет поднялся на ноги и зевнул.
        - Поспал бы ты чуток. - Он осмотрел небо - звездное, с наползающей тучей. - Иди в мою палатку.
        Второй помощник тоже встал.
        - Я полечу обратно.
        - Отдохни.
        - Некогда. Джим, помоги перенести вещи.
        Делл зашагал к нашему глайдеру, который стоял темный, без света в салоне. Когда второй помощник открыл дверь, салон осветился.
        - Помоги, - подтвердил его распоряжение мистер Смоллет. - Ох, ребята… За какие грехи нам вся эта канитель?
        Я начал перетаскивать наше снаряжение в глайдер, на котором прилетел второй помощник. Здесь была снята половина кресел, и на их месте стояла «камера жизни». Свой глайдер Делл намеревался оставить, а к «Испаньоле» вернуться на нашем.
        Немало пришлось перетащить - провизия, палатки, защитные костюмы, оружие, масса упакованных приборов. Пока я ходил туда-сюда, второй помощник стоял возле «камеры» и ничего не делал: просто смотрел на светящийся пульт на крышке, под которой лежал наш пилот. Я с трудом протискивался между креслами и белым саркофагом, да еще надо было ухитриться не задеть Делла. Чудилось: стоит его ненароком толкнуть, и он не удержится на ногах. Совсем ведь без сил. Какой черт его гонит обратно?
        - Подлая штука, - пробормотал он, когда я просквозил мимо, неся упаковку банок с бесценным тоником.
        Я пристроил упаковку, чтобы до тоника было легко добраться, а сверху положил диагностер: теперь я смогу его найти в любую минуту.
        - Что подлое?
        - «Камера». В ней-то человек живет; а сможет ли без нее? Организм охотно перестраивается. Я имею в виду - у RF.
        Час от часу не легче. Рейнборо сделается пленником «камеры жизни»?
        - А можно будет его оттуда достать? Завтра, послезавтра - пока не успел?..
        - Можно. И похоронить. - Делл провел ладонью по крышке «камеры». - Хоть не улетай…
        - И не надо, - сказал я, обрадовавшись. - Останьтесь до утра.
        Он обеими руками оперся на крышку саркофага.
        - Да я не помогу ему ничем. Просто сердце не на месте. Джим, - Делл повернул голову; больные глаза сделались внимательными, и в них блеснул знакомый лед, - как ты узнал, что ваш глайдер готовится поцеловать гору?
        - Понятия не имею. Откуда-то пришла уверенность, что вот-вот врежемся. - Я заставил себя попросить: - Крис, не улетайте. Пожалуйста. Не сейчас.
        Он выпрямился. Исхудалый, поседевший. Жесткий и решительный, как всегда.
        - Что ты знаешь?
        - Ничего, - честно признался я. - Но я прошу вас: останьтесь.
        Делл пожал плечами.
        - Глупо.
        Он осмотрелся, что-то разыскивая. Увидел на сидении сложенную одежду Рейнборо, вытащил из стопки рубашку и открепил с воротника кнопку связи. Затем нажал клавишу сбоку «камеры жизни», и крышка саркофага плавно поднялась.
        Под системой жизнеобеспечения пилота почти не было видно. Прикрытый белой сеткой лоб да закрытые глаза, ниже - дыхательная маска. Обнаженная шея и плечи, а дальше - сплетение проводов, датчиков, мелких приборов с точками огоньков. На нижней стороне крышки находилась целая микроскопическая клиника, от которой тянулись к телу Рейнборо тонкие блестящие нити. Крис Делл нашел в углу саркофага обыкновенную липучку, оторвал кусочек и прилепил кнопку связи пилоту на ключицу. Спеленатую руку Рейнборо поднять не мог, а подбородком до кнопки дотянулся бы. Если бы пришел в сознание.
        Второй помощник опустил крышку саркофага.
        - Глупо, - повторил он. - Оттуда не дозовешься. - По-моему, он имел в виду не «из камеры», а «с того света». - Ты все перетащил?
        - Да.
        - Спасибо.
        С тяжелым сердцем, я вышел вслед за ним из глайдера. Возле машины стояли мистер Смоллет и Хэндс. Они слышали, как я уговаривал Делла повременить с отлетом.
        - Крис, останься, - попросил наш капитан. - К Джиму стоит прислушаться.
        Второй помощник поглядел в ту сторону, где звезды на небе были сожраны наползающей тучей.
        - Тебе туда лететь, - сказал Хэндс. - Над хреновейшим болотом, в которое нырнуть - раз плюнуть. Послушай доброго совета: пережди.
        - Я буду осторожен.
        - Ты со всей осторожностью попрешь им прямо в пасть, - настаивал Хэндс.
        - Пойдем, ты мне нужен. - Делл увел пилота в кабину готового к отлету глайдера.
        - Мистер Смоллет! - обернулся я к капитану.
        - Я не могу ему приказать.
        Мэй-дэй! Я и забыл, что нынче кораблем командует второй помощник. И нет над ним ничьей власти. Однако до чего муторно на душе. Нельзя его отпускать. Хоть станнером вырубай. А что? И придется. Минуту назад оружие перетаскивал - знаю, где лежит.
        Я не успел осуществить задуманное. Хэндс выскочил из кабины, а Делл, не прощаясь с капитаном, поднял глайдер в воздух. Мелькнули бортовые огни - и быстро исчезли на фоне пока еще не затянутых чернотой звезд.
        - Сумасшедший, - с досадой произнес старший пилот. - Мистер Смоллет, идите отдыхать.
        Капитан потянулся к кнопке связи на воротнике. Раздумал, опустил руку. Подобрал спальник, который оставался у костра, и побрел к своей палатке. Измученный до предела. Не сумевший отговорить Делла от сумасбродного шага. Уже почти не капитан.
        Хэндс уселся на корточки возле огня. Я устроился рядом.
        - Почему вы не остановили Криса? Всех дел - отвлечь внимание и коснуться, отняв силы.
        - У Криса не отнимешь, - возразил старший пилот.
        Шелестело ровное пламя, шипела и бурлила в камнях близкая речка. Пока Делл был с нами, я шум воды и не слышал. А сейчас - отчетливо, словно речка снялась с места и подобралась к самой нашей стоянке. В небе сверкнула далекая зарница.
        - Гроза, чтоб ее… - проворчал Хэндс.
        - Крис может миновать ее поверху.
        - Может. Ах, будь я проклят…
        Старший пилот пошевелился, невзначай коснувшись моего плеча. Меня пронзила передавшаяся от него тревога. За Деллом следят чужие глаза, его выцеливают чужие стрелки, кто-то готов скомандовать: «Огонь!» Впрочем, стрелять не будут. Нашлют морок, как сегодня на Хэндса, - и Крис нырнет в то самое болото, над которым ему лететь…
        Снова сверкнула зарница, высветила край подползающей тучи. Гроза была еще далеко, и гром до нас не докатился.
        Хэндс ткнул кнопку связи:
        - Да, Том, слушаю тебя.
        Планет-стрелок что-то сказал ему, и пилот взорвался:
        - Черт! Я-то как помогу?!
        Беда. Мы ее ждали… Хэндс слушал Грея; его черные брови сердито сдвинулись.
        - Ты спятил? Как искать? У меня Рейнборо на борту - куда я с ним сунусь? Высылай разведзонды или что хочешь.
        Планет-стрелок пытался его в чем-то убедить.
        - Как вы грузили «камеру»? - рыкнул пилот. - Вот именно. А как я ее выну? Мистера Смоллета оставь в покое - он и так еле жив. Не дам на связь. Том, сказано: нет.
        Хэндс с присвистом выдохнул и потряс головой.
        - Что с Крисом? - спросил я.
        - Послал SOS и исчез, - процедил пилот.
        - Маячок?
        - Молчит маячок. Джим, - Хэндс провел ладонью мне по спине, - ты опять был прав…
        Я задохнулся. Не удержали Криса. Не спасли. А теперь даже не будем его искать. Хэндс отказывается от поиска; наверное, это правильно. Нельзя рисковать жизнью Рейнборо. И последним глайдером, что у нас остался. Но Крис! Где он? Может, еще жив? Глайдер нырнул в болото, а Крис успел выпрыгнуть и борется с затягивающей трясиной? Жжет сигнальный факел, надеется на помощь?
        - Израэль, попробуйте его вызвать.
        Пилот нажал кнопку связи:
        - Крис Делл, ответь Израэлю Хэндсу. - Он подождал и вызвал другого: - Том Грей, ответь Израэлю Хэндсу. Крис не отзывается… Да пойми: я не могу рисковать. У нас больше нет глайдеров. А без транспорта здесь - смерть.
        Здесь и с транспортом - смерть. А ведь я просил Криса остаться. Видать, плохо просил. Не умею я этого.
        Хэндс прижал меня к себе:
        - Успокойся.
        Рейнборо умел успокаивать. И мистер Смоллет, и мистер Эрроу. А от прикосновения сильной руки Хэндса пронзила такая боль, что я вздрогнул.
        - Джим, Крис нас простил бы, - пробормотал пилот.
        Крис бы простил.
        - Не плачь.
        Я не плакал. Просто внутри что-то рвалось, и меня скручивало от боли, а Хэндс пытался утешить, но от этого было только хуже. А главное - Криса не вернуть. И даже искать его не будем. Сволочи мы. Сволочи распоследние…
        Не знаю, сколько прошло времени. Немало, наверное. В небе погромыхивало, но гроза обходила нас стороной. Костер затухал.
        Хэндс увел меня в кабину глайдера, усадил в кресло второго пилота и принес из салона тоник.
        - Глотни.
        Затем он тоже уселся в кресло, поглядел сквозь лобовое стекло на небо.
        - Гады. Шестеро прибыли полюбоваться.
        Что он там видит, в ночной темноте? Боль немного отпустила, и я ощутил присутствие врага: с неба лилась невидимая мерзость.
        Сверкали частые зарницы, взрыкивал гром. Кто-то постучал в закрытую дверцу кабины. Хэндс нажал кнопку, дверца уехала вбок, и сквозь мембрану к нам забрался мистер Смоллет.
        - Что вы тут?
        - Ждем, когда Крис доложится с корабля, - сказал Хэндс.
        Что он несет?
        - «Испаньола», ответьте борту 03, - приказал наш капитан.
        - «Испаньола» слушает, - отозвался планет-стрелок.
        - Где Крис?
        - На подлете. Через пару минут будет у нас.
        Меня будто током шарахнуло.
        - До связи, - бросил мистер Смоллет. - Борт «Испаньола»-02, ответь борту 03.
        - Борт 02 слушает. - Голос был севший, хрипловатый - но это был голос Делла.
        - Подтверди, что ты жив, - попросил Хэндс, сжимая мне запястье; от его ладони исходило успокаивающее тепло. Такое, как надо.
        - Живой. Джим, спасибо: ты классно отвлек их. Против такой замечательной игрушки они не устояли. - Делл помолчал. - Прости. Я бы иначе не пробился.
        Мистер Смоллет взял меня за подбородок и заглянул в лицо.
        - Крис, ты сволочь, - сказал он, все поняв. - Но сволочь прощенная. Верно? - спросил он у меня.
        - Да, сэр.
        Он положил ладонь мне на лоб. Ладонь была добрая и теплая - просто теплая, как у обычного человека. Раньше руки у нашего капитана были другие - такие, как сейчас у Хэндса. Руки настоящего risky fellow.
        Я медленно отходил от пережитого. И вспоминал. Сегодня утром мистер Смоллет не сумел дозваться планет-стрелка. Ночью он хотел вызвать Криса - я видел, как он поднял руку к кнопке связи, - и не стал. Почему? Знал, что не дозовется? Наш капитан - больше не RF? В нем убили эти способности?
        - Алекс, я сказал сквайру - то есть охране, - чтобы ждали вас на рассвете, - заговорил второй помощник. - И чтоб носа из глайдера не высовывали… Ч-черт! - вскрикнул он.
        - Что у тебя? - мистер Смоллет подался к пульту управления.
        Делл что-то рявкнул на RF-языке. Хэндс охнул. Мистер Смоллет произнес какое-то слово - тоже на языке нашего врага, Делл коротко отозвался.
        Беда, понял я. Вот теперь - беда настоящая. Это же мы виноваты. Так ловко отвлекали врага на себя - и прежде времени расслабились, вообразив, что все уже кончено. Ну что бы мистеру Смоллету не прийти на пять минут позже?
        Делл хрипло выкрикнул несколько фраз; капитан Смоллет властно ответил. Жутковатые слова на чужом языке как будто повисли в воздухе, ударяясь о стенки кабины и лобовое стекло.
        - Крис!.. - Прозвучала новая команда.
        Со своим мнением встрял Хэндс, его низкий рык перекрыл последние слова капитана. Делл зарычал в ответ. Хэндс бросил руки на спящий пульт управления, словно мог таким образом помочь Деллу, коротко и страшно рявкнул. То же самое хлестко повторил капитан.
        - Нет! - крикнул второй помощник.
        Мистер Смоллет что-то велел - негромко, но с такой неистовой силой, что даже меня приподняло в кресле, и я готов был выполнить команду. Знать бы, что делать…
        Из передатчика донесся рев - Делл врубил аварийный двигатель.
        Хэндс впился пальцами в пульт, мысленно дублируя второго помощника, а мистер Смоллет с той же сокрушительной силой отдал новый приказ.
        - Крис! - Он повторил команду. - Крис, ты меня слышишь?
        - Слышу, - отозвался Делл. - Понял.
        Его аварийный двигатель взревел громче.
        - Опять он что-то затеял, - пробормотал Хэндс и на RF-языке обратился к Деллу.
        Второй помощник выругался, помянув «Испаньолу», чертей и Чистильщиков. Затем произнес ритуальное:
        - Алекс, Израэль, поменьше грязи.
        - Приходи уборщиком, - в один голос отозвались капитан и старший пилот и тревожно переглянулись.
        Аварийный двигатель бешено взвыл. Ничего не было слышно, кроме этого воя. Затем сквозь него пробился крик планет-стрелка:
        - Борт 02, ответь «Испаньоле»!
        Второй помощник не ответил. Двигатель зарычал на низких нотах, в кабине зашелся тревожный зуммер, и раздался скрежет, словно какие-то чудовищные челюсти сомкнулись и перекусили глайдер; связь тут же сделалась очень скверной.
        Мистер Смоллет, крепко сжимая мое плечо, вглядывался в пульт управления, словно мог проскользнуть в передатчик и таким образом очутиться в одном глайдере с Деллом.
        Двигатель смолк, и умолк зуммер.
        - Сволочь, - прошипел второй помощник. - Сволочь!!! - заорал он, и что-то глухо загудело.
        - Садит из лучемета, - определил Хэндс.
        - Борт 02! - снова закричал планет-стрелок. - Ответь «Испаньоле»! Крис, ты спятил?
        В кабине у второго помощника стало тихо, слышно было только тяжелое дыхание самого Делла.
        - Борт 02 слушает, - сказал он, включая связь с «Испаньолой». - Том, я убил Чистильщика.
        Мистер Смоллет выпустил мое плечо, которое сжимал. Я оглянулся, почуяв неладное. Помертвевший капитан привалился к задней стенке кабины.
        - Кого ты убил?! - в бешенстве заорал Том Грей. - Ты пробил корпус и вперся в корабль! Ты знаешь об этом?
        Делл расхохотался. Я впервые слышал, чтобы он так радостно и беззаботно хохотал.
        - А ты знаешь, что весь RF-флот возит «зайцев»? - спросил он, отсмеявшись. - Что Чистильщики сидят на борту и потешаются, когда нас колотит о стены? Алекс метко назвал это увеселительной прогулкой. Они без билета летают с нами и увеселяются за наш счет. А когда им приспичит забрать людей себе, они из тела корабля формируют копии жертв - то, что мы раньше считали Чистильщиками. Хотя это просто манипуляторы. Затем они утаскивают жертвы в свои апартаменты и там наслаждаются.
        - Ты рехнулся, - заявил Грей. Его было плохо слышно - черный студень корабля глушил сигнал - но второй помощник разобрал неуважительные слова.
        - Планет-стрелок Грей! - грозно рявкнул он.
        - Слушаю, сэр.
        - Почему ты не сбил глайдер, который атаковал твой корабль?
        - Потому что ожидал, что глайдер разобьется всмятку.
        - Правильно, - сказал Делл. - Так бы и случилось… если б я не влетел в дверь, которой пользуются наши друзья. К слову, дверь была открыта, а ты о ней - ни сном ни духом. Когда я уже был на пороге, дверь начала закрываться и прищемила глайдер. Корму оттяпала, сволочь. Такой отличный глайдер был…
        - Крис, - вскричал планет-стрелок, - не морочь мне голову!
        - Слушай внимательно: я прорвался сквозь заслон, потому что Джим отвлек гадов на себя. Но в последнюю минуту они спохватились и думали сбить меня на подлете к «Испаньоле». Вырубили электронику и мои собственные мозги. Напрочь. Если б не Алекс с Хэндсом, я бы сейчас лужей растекался на плато. Вместо этого я на аварийном движке ввалился в неучтенный открытый порт и убил Чистильщика.
        Мистер Смоллет застонал. Не зря Делл в свое время запретил при нем поминать этих тварей.
        - Крис, придержи язык, - сказал Хэндс. - Тебя слышат все - и мистер Смоллет тоже.
        - Алекс? - окликнул второй помощник.
        Наш капитан отер со лба холодный пот. Помертвевшему лицу возвращались краски.
        - Умница Крис, - вымученно улыбнулся мистер Смоллет. - Но боюсь, мы были живы, пока здравствовал наш безбилетный пассажир. Ты ведь не думаешь, что этот подвиг сойдет тебе с рук?
        Делл помолчал, размышляя.
        - Алекс, мы сможем стартовать, как только вы доберетесь до «Испаньолы». Я гарантирую безопасное возвращение на Станцию.
        - Ты уверен?
        - На все сто.
        - Крис, какой он? - не выдержал я.
        - Уже никакой. Но был огромный. И отвратный.
        - Он похож на то, что в небе?
        - Там - еще отвратительней.
        - А почему он сидел в «Испаньоле»?
        - Кайф ловил. Мы вошкались с кораблем, страдали - а он блаженствовал.
        - Зачем оставил открытую дверь? - спросил Хэндс. - Нарочно для тебя?
        Делл поразмыслил.
        - Скорей, он собрался меня встречать. Те, что в небе, не справились, и он двинулся на подмогу.
        - Хватит, - прервал наш капитан. - Крис, спасибо. До связи.
        - Мистер Смоллет, глоточек тоника? - предложил Хэндс.
        - Лучше коффи. Три минуты на сборы - и вылетаем.
        Мы уложились в две. Спавшие Мэй, Том и Сильвер проснулись одновременно с капитаном, когда ощутили присутствие небесных гадостей, поэтому расталкивать никого не пришлось. Мы покидали в салон палатки, и глайдер взмыл в небо. Внизу мелькнула красная искра затухающего костра.
        Летели мы, конечно, не к «Испаньоле», а за сквайром и доктором Ливси. Это было естественно - и в то же время это было ошибкой. Сквайра мы не найдем, сверлила неотвязная мысль, лишь сами зазря погибнем. Надо поворачивать. Пока не поздно. Пока нас еще пропустят к «Испаньоле». Надо убираться с планеты, когда нас готовы добром отпустить.
        Но не можем же мы развернуться и улететь, оставив на Острове Сокровищ четырех человек.
        Надо срочно поворачивать. Домой. Домой! Просто наваждение какое-то…
        Я нажал кнопку интеркома:
        - Мистер Смоллет, можно, я пройду к вам?
        - Иди, - разрешил капитан.
        Я прошел вдоль белого саркофага; на крышке светились огоньки. И Рейнборо напрасно сгубим… Я шагнул в темную кабину.
        Глайдер вел Хэндс, а мистер Смоллет был у него навигатором. На коленях у капитана стоял комп с черно-белой картой на экране. По карте ползла зеленая точка нашего глайдера. За стеклом дрожали яркие звезды; огоньки на пульте перед Хэндсом казались тусклее.
        - Чем порадуешь? - спросил старший пилот.
        Я рассказал о своем новом предчувствии.
        Мистер Смоллет вызвал «Испаньолу». Ему ответил планет-стрелок, и капитан попросил на связь Криса Делла. Пришлось долго ждать.
        - Слушаю вас, - наконец раздался голос второго помощника.
        - Крис, откуда берутся предвидения Джима?
        Надо же - мистер Смоллет не назвал меня Томом.
        - Полагаю, с ним держит связь кто-то из вражьего стана, - спокойно ответил Делл.
        - Доброжелатель?
        - Очевидно. Судя по тому, что предвидения идут нам на пользу.
        - Почему именно с Джимом?
        - Он Трижды Осененный. Второго такого у нас нет.
        - Да, - мистер Смоллет согласно кивнул. - Я тоже так считаю.
        - Алекс, у вас проблемы?
        - Нам советуют плюнуть на сквайра и повернуть к кораблю.
        - Поворачивай, - без колебаний сказал Делл. - Вас семеро, а их - четыре кретина, которые сами сбежали и напросились… на то, что их ждет. У тебя на борту двое мальчишек и Рей. Поворачивай, слышишь?
        Мистер Смоллет молчал. Молчал и Хэндс.
        - Алекс, возвращайся. Я клянусь, что «Испаньола» доставит на Станцию всех, кто окажется на борту, - настаивал второй помощник. - Никакого чувства вины не будет, нас никуда не заберут.
        Мистер Смоллет не возражал - но и не соглашался. Ползла по экрану компа зеленая точка нашего глайдера.
        - Алекс, это приказ: возвращайся.
        - Хорошо, Крис. Мы вернемся. До связи.
        Глайдер летел прежним курсом. Никто ведь не обещал, что мы повернем обратно сию минуту.
        - Мистер Смоллет, - заговорил Хэндс, - Крис не прикажет уничтожить их со спутника? Чтоб нам незачем было?..
        - Если сочтет нужным, Крис уничтожит кого угодно. Но это - в крайнем случае. У вас есть соображения по поводу?
        - Да, сэр.
        - Выскажете позже. - Мистер Смоллет включил интерком и кратко обрисовал наше положение. - Итак? У кого есть пожелания и предложения?
        В салоне было тихо. Затем открылась дверь, и на пороге вырос Джон Сильвер. В кабину просочился свет из салона, и легла четкая тень «бывшего навигатора».
        - Александр, мне пора отдавать долги. Я высажусь и буду приманивать небесных гадов, сколько понадобится. Мне найдется, о чем горевать; они будут довольны. А вы без помех заберете сквайра с доктором и вернетесь на корабль.
        - Нет, - сказал я. - Вот уж не ты здесь останешься.
        В его глазах сверкнул яростный зеленый огонь.
        - Джим, RF не выбрасывают за борт детей!
        Спрашивается, где он тут детей видел?
        - Еще предложения? - осведомился мистер Смоллет. - Самых младших прошу помолчать.
        Мы с лисовином послушно смолчали. У Мэя предложений не нашлось, Рейнборо был без сознания.
        - Израэль?
        - Вы оставите нас с Джоном, - сказал старший пилот.
        - Решено, - мистер Смоллет оборвал возражения «бывшего навигатора». - Мэй, собери вещи. Еду, оружие, защитные костюмы, палатки, средства наблюдения и связи.
        Я прижался к стенке кабины, рядом со стоящим в дверном проеме Сильвером. Что делать? Как убедить капитана оставить меня вместо Юны-Вэл?
        - Джим, каждый имеет право решать за себя, - произнес «бывший навигатор».
        Я мог бы возразить, что любой мужчина имеет право спасать любимую женщину, но меня бы услышал мистер Смоллет.
        «Бывший навигатор» потянул меня из кабины в салон; я подчинился. Мэй укладывал снаряжение, Том глянул на нас и отвел взгляд.
        - Прекрати психовать, - сказал Сильвер. - Ваша задача - незаметно проскользнуть туда-обратно. Будешь страдать - сорвешь все дело. Они вспомнят про вас, и погубишь всех.
        - Спасибо за совет. Может, заодно научишь, как мне сидеть и радоваться?
        - Научу. Мэй, где аптечка? Всем провожающим - по таблетке успокоительного.
        Я опустился в ближайшее кресло. Решение принято, и ничего не изменишь.
        Но то ли мы делаем, что нужно? Я прислушался к себе, надеясь уловить мнение неизвестного доброжелателя. Внутри была пустота - доброжелатель молчал.
        Два вещмешка были собраны, приготовлены два станнера и лучемет.
        Глайдер не спешил приземляться.
        - Александр, в чем дело? - спросил по интеркому «бывший навигатор». - Чего ждем?
        - Некуда садиться. Под брюхом - зыбучие пески.
        Капитан не выключил интерком, и я услышал, как нас вызывает «Испаньола».
        - Мистер Смоллет, их спутник слежения сдох, - доложил планет-стрелок. - Нет сигнала.
        - Кто его вырубил? Не Том ли Грей?
        - Нет, сэр. Честно: он ни с того ни с сего ослеп и оглох. Перед тем не зафиксировал ни малейших колебаний, никаких возмущений. Совершенно не ясно, что его убило.
        - А глайдер на месте?
        - Пока я видел его через спутник, был там. Мистер Смоллет… - Грей помялся, - вы возвращаетесь?
        - Да. До связи.
        Мэй поскреб в затылке, поглядел за борт, в непроглядную черноту внизу, достал еще один комп, пристроил его на коленях. Сильвер заглянул ему через плечо. Они с полминуты созерцали странную текучую картинку на экране.
        - Что это значит? - наконец спросил Сильвер.
        - Зыбучие пески давно кончились, - сказал Мэй. - Под брюхом - обыкновенный песок и камни.
        «Бывший навигатор» готов был кинуться в кабину.
        - Не скачи, - остановил его Мэй. - Когда понадобится, Алекс вас высадит.
        - Когда он надумает, будет поздно.
        - Тебе-то куда торопиться?
        Сильвер отвернулся, сжав кулаки. Слава богу: мистер Смоллет надеется сберечь всех и будет тянуть до последнего.
        В салоне вдруг громко прозвучал сигнал SOS. Мы вздрогнули.
        - Алекс, кто это был? - спросил навигатор по интеркому.
        - Второй борт либо некто чужой, - отозвался мистер Смоллет.
        Призыв о помощи не повторился. Наш капитан тщетно пытался вызвать на связь борт 02.
        - Это мог быть чужак, а наши преспокойно дрыхнут, - рассудил Мэй. - Джим, что говорит твой советчик?
        - Молчит.
        Наверняка доброжелатель махнул на нас рукой - или чем он может махнуть. На его совет наплевали, на приказ Криса - тоже. Борт 02 не отзывается, спутник слежения уничтожен. А глайдер? А люди? «Ответь мне», - воззвал я к тому, кто позаботился нас предостеречь. Он не желал иметь со мной дело.
        Джон Сильвер нервно прошелся по салону, запнулся о «камеру жизни». Он всех заставил проглотить по мерзкой таблетке, а сам остался без успокоительного. Ему-то было ни к чему.
        - Не суетись и не пинай Рея, - сделал замечание навигатор. - Иди-ка сюда, посидишь со мной рядом.
        - Отвяжись. - Сильвер открыл дверь в кабину и проскользнул внутрь, за кресло Хэндса. - Я здесь побуду.
        Его не погнали. Было слышно, что мистер Смоллет разговаривает с Крисом Деллом. С «Испаньолы» отправили новый спутник слежения на смену умолкшему, но он должен был появиться над бортом 02 позже нас.
        - Нам осталось лететь минут восемь, - сказал капитан.
        - Будь осторожен, - попросил Делл.
        - Буду. До связи.
        Сквозь открытую дверь я видел черный силуэт Хэндса и звезды за лобовым стеклом. Над старшим пилотом наклонился Сильвер, два силуэта слились в один. Юна-Вэл говорит, что больше не любит Хэндса, но она готова с ним умирать. Как я ему завидую…
        Ко мне подсел Том.
        - Джим, от твоего друга - ничего?
        - Не хочет он больше с нами дружить.
        - Он мучительно размышляет, что делать, - сказал лисовин. - По-моему, они вообще неразворотливы и туповаты. С высоты своего величия не видят, что мы - народ шустрый. На их месте я бы давно взял нас в оборот…
        - Не подсказывай убогим, - перебил я. - Умник.
        Белые усы печально опустились.
        - Спроси у него, - прошептал лисовин, - они живы?
        Я попытался дозваться. Впустую.
        Восемь минут тянулись, будто восемь часов. Наконец глайдер снизился и сделал круг над абсолютно черной землей.
        - Ребята, вы куда прилетели? - спросил по интеркому Мэй, глядевший на экран компа. - Здесь никого нет.
        Глайдер описал второй круг, пошире. Навигатор молчал. Том сидел, сцепив в замок побелевшие пальцы.
        Хэндс включил прожектор, и на землю легло световое пятно. Прожектор высветил желтый песок с россыпью мелких камней, пучки чахлой травы, кривое деревце, которое раскинуло ветви по песку, точно было не в силах потянуться к небу. Глайдер медленно двигался, яркое пятно внизу ползло вместе с ним. Песок и камни, да скудная трава.
        - Есть, - сказал в кабине мистер Смоллет. - Правей.
        Глайдер подал правее, и на границе светового пятна я различил нечто белое. Мощный луч уткнулся в непонятный предмет, и тот прямо-таки засветился. Свернутая скатерка с оставшимся после трапезы мусором, которую не кинули в утилизатор. Рядом блестел пластиковый стакан, и сияла картинкой с фруктами упаковка из-под сока.
        - Неряхи, - осудил Мэй. - Не прибрать после себя!..
        Луч прожектора обнаружил валяющийся на песке лучемет, а рядом - расстегнутый спальник, из которого глядел белый вкладыш. Возле спальника стояла пара ботинок, в головах лежала свернутая куртка. Очевидно, один из охранников спал под открытым небом, держа лучемет под рукой. Куда он делся - без оружия и босиком?
        Еще поискали. Нашли полупустую канистру с водой, использованную салфетку, включенный пульт тревожной сигнализации и датчики вокруг бывшего лагеря.
        И больше ничего.
        Глава 9
        Глайдер лежал на песке возле брошенного лагеря, освещая его прожектором. Мэй с Хэндсом перетряхнули оставленный спальник и скатерку с мусором и теперь ползали по земле, изучая каждый след. Я тоже мог бы читать следы - егерь все-таки - но мистер Смоллет не пустил меня наружу.
        Навигатор и старший пилот вскоре вернулись.
        - Значит, так, - начал Мэй. - Когда глайдер у них сдох, сквайр побушевал, но смирился, и они стали нас ждать. Один сидел, пересыпал песочек, другой складывал из камешков картинки. Очевидно, охрана - они парни спокойные, терпеливые. Третий - думаю, доктор - нервно ощипывал листья с куста, потом срывал и крутил в руках травинки. Сквайр угрюмо расхаживал; долго. Затем поужинали и легли спать. Трое в глайдере, а Джойс устроился снаружи с лучеметом. Готовился ко сну, не ожидая дурного: камешки разгреб, песок разровнял, ямку под плечо вырыл. Потом выхватился из спальника, босой ринулся к пульту, послал с него SOS и метнулся к глайдеру. И после этого они исчезли.
        - Почему работает сигнализация? - спросил я. - Глайдер сдох, а она…
        - «Тревожка» особо устойчива, - пояснил Мэй. - Короче говоря, сюда прибыл эвакуатор и унес наш второй борт незнамо куда.
        - В город, - мрачно сказал Сильвер.
        - В город, - подтвердил капитан.
        - Вероятно, тот же эвакуатор и спутник сожрал - для разминки, - добавил Хэндс. - Джим, что слышно от твоего доброжелателя?
        - Молчит, подлец.
        - Будешь его сволочить - он и будет молчать, - заметил «бывший навигатор». - Я бы вообще не стал помогать таким неблагодарным тварям, как мы. Александр, как насчет возвращения на «Испаньолу»? - спросил он дерзко.
        Мистер Смоллет не принял вызов.
        - Джим, - обратился он ко мне, - быть может, твой приятель затих потому, что нас уже не о чем предостерегать? Опасности больше нет?
        - Александр, вы великолепны! - Сильвер в гневе хлопнул себя по бедрам. - Блистательный вывод. С этой светлой надеждой мы и попрем сейчас в город себе на погибель?
        - Уймись, - поморщился Хэндс.
        - Джон, почему вы так безжалостны? - тихо спросил Том.
        - Потому что если буду жалеть всех, кого люблю, сдохну раньше времени, - напористо ответил Сильвер. - Безо всякой пользы для дела.
        - Уймись, - повторил Хэндс. - А ты не цепляйся, - сказал он Тому.
        Лисовин опустил голову; белые усы задрожали.
        Мистер Смоллет закинул руки за голову, посидел, разглядывая потолок.
        - Мы будем исходить из того, что опасность с неба нам не грозит и мы вольны поступать, как угодно. У кого есть соображения?
        - На разведку в город с бухты-барахты не сунешься, - сказал Хэндс. - Мы слишком не похожи на местных.
        Это верно. Я видел картинки, полученные с разведзондов: малорослый неказистый народ, с виду нездоровый, словно их от рождения до смерти плохо кормят. Наши космолетчики тоже исхудали, но их худоба другая. Они похожи на энглеландских красных волков - поджарых и быстроногих. А местные недокормыши - рыхлые увальни с дряблыми животами, одутловатые, с вислыми щеками. Даже если мы нарядимся в такие же тряпки, что здесь носят, и привяжем подушки на живот, за уроженцев Острова Сокровищ не сойдем.
        - Ребята, а кто сказал, что сквайра с доктором взяли в плен? - задумчиво произнес Мэй. - Может, они - гости?
        - Они пленники, - возразил мистер Смоллет.
        - Алекс! - Навигатор подался к нему. - Терпения с тобой не напасешься. Что тебе известно?
        - Экипажи Флинта были зверски убиты.
        - С чего ты взял?
        - Так утверждает Крис. И я сам знаю.
        - М-да… - Мэй усиленно поскреб затылок. - Можно пригнать к городу спутник, снова выслать разведзонды… наблюдение сожрет уйму времени. А если сквайра держат в каком-нибудь подземелье, черта с два его зонды отыщут.
        - Я что-то слышал про боевую мощь корабля, - заговорил Том. - Мы можем угрожать.
        - Кому? - возразил навигатор. - Маньякам, которые поют «Бен Ган, Бен Ган», растаскивая голых мертвецов? Что они поймут в твоих угрозах?
        - Те были ближе к Риму. Здесь другой город…
        - Ты их рожи видел? Полный город озверелых маньяков.
        Лично мне недокормыши такими не показались, но мистер Смоллет, Хэндс и Сильвер были согласны с Мэем.
        - Угрозами ничего не добьемся, наблюдать некогда, - сказал наш капитан. - Остается торговля.
        Мэй с сомнением поглядел на свой «стивенсон».
        - Наши игрушки их вряд ли соблазнят. А больше у нас ни черта нет.
        - Я предложу обменять сквайра и доктора на RF-капитана.
        - Одного на двоих? Не пойдет. До двух даже маньяки считать умеют.
        Мистер Смоллет невесело усмехнулся.
        - RF-капитан здесь должен высоко цениться.
        - Еще бы, - яростно подтвердил Сильвер. - Поэтому они сцапают тебя, едва увидят. Вот редкостный улов: сквайр, доктор и RF-капитан в придачу.
        - Не «тыкайте» мне, - холодно ответил мистер Смоллет.
        - Извините, сэр.
        - Там еще и Джойс с Хантером, - напомнил я.
        - Нет их, - припечатал Мэй. - Дурни-охранники не уберегли сквайра и не убереглись сами - и о них речь не идет.
        - Мистер Смоллет, я с вами, - сказал лисовин. - Двоих легче обменять на двоих, чем на одного.
        - Верно говоришь, - согласился с ним Сильвер. - Но с Александром не ты пойдешь. У нас есть RF-навигатор, точно так же побывавший у Чис… извините; при виде двух risky fellows маньяки не устоят и охотно сменяют на них сквайра с доктором.
        - Отлично придумано, - нахмурился Хэндс. - И еще кто-то должен вас сопровождать, чтобы получить тех двоих и доставить на борт. Мистер Смоллет, вы представляете себе, с кем нам вести переговоры?
        - Либо с народным собранием…
        - Со сборищем маньяков, - уточнил Мэй.
        - …либо с человеком, который установил лучемет в заброшенном городе, - докончил наш капитан.
        - Сомневаюсь, что нам повезет иметь дело с ним, - заметил старший пилот. - Мэй, ты сумеешь привести глайдер к «Испаньоле»?
        Помрачневший навигатор кивнул.
        - Я с вами, - повторил лисовин.
        Мистер Смоллет повернулся к нему.
        - Послушай, юнга, - начал он резко. - Я готов заплатить за сквайра и доктора своей жизнью. Готов отдать за них Джона и рискнуть Израэлем. Но отдать и тебя заодно - слишком жирно.
        - Можно мне самому решать?
        - Можно. - Капитан поднялся на ноги. - Если будешь настаивать, мы сию минуту двинемся к «Испаньоле». Решай. Что тебе дороже - твое упрямство или жизнь отца?
        Он был крут и несправедлив. Чисто Юна-Вэл, когда она бралась меня воспитывать.
        - Вы правы, сэр, - вымолвил побежденный Том. - Извините.
        Мистер Смоллет ушел в кабину, следом ушел Хэндс. Том с убитым видом сжался в кресле. Мэй и Сильвер переглянулись.
        - Юнга лисовин, тебя, случайно, не заносило к Алексу в каюту? - поинтересовался навигатор.
        - Ты без него жить не можешь, - добавил Сильвер. - Отчего бы это?
        - Идите к черту! Оба! - взвился Том.
        - Так-то лучше, - Мэй взъерошил ему волосы. - Не горюй и не приманивай нечисть. Ее нашим горем развлекать - последнее дело.
        Глайдер поднялся в воздух.
        Капитан сообщил по интеркому, что спутник слежения прибыл и нас сопровождает, а к городу отправлены новые разведзонды. Хэндс добавил, что планет-стрелок держит палец на пусковой кнопке и готов разнести город ко всем чертям. Мэй хлопнул себя по лбу.
        - Алекс, о чем мы думаем? Пусть Грей ахнет «сонными» ракетами. Среди мирно храпящих граждан мы отыщем своих…
        - Нет у нас «сонь», - ответил капитан. - Забыл? Они объявлены химическим оружием и запрещены. И сняты с вооружения.
        - Как так сняты? - не поверил Мэй. - Мы же столько времени тайком хранили.
        - Увы. Как раз перед последним рейсом нам их сняли. Мне еще знаешь какой разгон был!
        Навигатор выругался на RF-языке. Бред, подумал я. Безопасные «сони» запрещены, а лучеметы, «стивенсоны» и ракеты, которыми можно разнести мирный город, - это пожалуйста. Зря Юна-Вэл нападала на недалеких энглеландцев: не один Энглеланд богат идиотами…
        Мистер Смоллет попросил Мэя пройти в кабину, прихватив с собой все оружие, что лежало у нас на поверхности, а сам с Хэндсом вернулся в салон.
        - Спать, - объявил он. - Нам предстоят трудные хлопоты.
        Старший пилот деловито откинул спинки двух кресел и ухнулся в одно из них, с удовольствием вытянулся.
        - Какое счастье - чуток вздремнуть, - пробормотал он, зевая.
        - Джон, вас тоже касается, - велел мистер Смоллет, устраиваясь.
        - Доброй ночи, сэр. - Сильвер послушно разложил свое кресло. - Джим, тебе следить за порядком.
        Что это было - шутка?
        Длинная здешняя ночь подходила к концу. Небо на востоке посветлело; чернота сменилась густой синевой, в которой по-прежнему сияли звезды. Я хотел подсчитать, сколько суток осталось до старта «Испаньолы», но не сумел. Устал. Надо поспать. Да какой тут сон, когда впору завыть от отчаяния?
        Я буду надеяться, сказал я себе. Они хорошая команда - мистер Смоллет, Хэндс и Юна-Вэл. Два опытных космолетчика и самоотверженная Юна. Быть может, они выкрутятся?
        Я лежал закрыв глаза, и Том решил, что я сплю. Беззвучно соскользнув с места, он отправился в конец салона. Заподозрив неладное, я вывернулся в кресле и принялся наблюдать. Лисовин рылся в нашем снаряжении. Не иначе как оружие ищет. Он что задумал - полоснуть из станнера и остановить капитана, не пустить всех троих в город? Хоть бы ему удалось… Одно мгновение я страстно желал, чтобы Юна-Вэл и мистер Смоллет опоздали, чтобы не за что им было платить своей жизнью.
        Я идиот. Доктор Ливси, простите, что я этого пожелал. Не знаю, любит ли вас моя мать, но вы - ее единственный друг, самая надежная поддержка. Я хочу, чтоб вы вернулись на Энглеланд. Вы непременно должны возвратиться.
        Но - такой ценой?
        Иной цены не будет.
        Я чуть не застонал. Если б можно было самому оплатить…
        Том отыскал станнер, однако не похоже было, что он собирается сразу пустить его в ход. Лисовин сидел на корточках, крутил оружие в руках. Я встал из кресла и подошел к нему.
        - Том?
        Он поднял голову.
        - Зачем тебе игрушка?
        - Убивать.
        Я присел с ним рядом - на крышку «камеры жизни». Саркофагу ничего не сделается, а мне сподручно двинуть Тома по башке.
        - Кого ты приговорил?
        - Их. - Он мотнул головой, указывая на спящих космолетчиков и Сильвера. - Импульс из станнера - хотя бы не больно. Если не будет иного выхода…
        Я прикинул: чтобы из станнера убить человека, расстояние от стрелка до жертвы должно быть невелико, и требуется время. Секунд семь, восемь. Да еще хорошо бы самим удрать после выстрела… Надо толком все обмозговать.
        Я хотел достать для себя второй станнер, но лисовин сжал мне запястье:
        - Кыш!
        - С какой стати?
        - Ты в город не пойдешь. За двух человек не платят пятью жизнями.
        - Ты пойдешь - и я пойду. А нет - будем оба отсиживаться в глайдере.
        Он долго смотрел на меня, пытаясь найти подходящие доводы. Не нашел.
        Я высвободил руку, сунул ее в щель между коробками с едой и нащупал оружейный чемоданчик. Открыл его и вынул станнер, сунул в карман. От ощущения, что я при оружии, ко мне вернулись крохи утраченного здравого смысла.
        - Том, это будет не наша с тобой работа. Это сделают с «Испаньолы».
        - Возможно, - согласился лисовин. - Если спутник с небес укажет, куда слать ракету. А если они окажутся в подземельях?
        Да: супротив подземелий спутник не годится.
        Мы вернулись на свои места. Мистер Смоллет и Хэндс спали, а Юна-Вэл лежала в кресле, отвернувшись к стенке и, по-моему, плакала. Черт нас дернул обсуждать дела в полный голос.
        Конечно, в душе я не верил, что придется убить женщину, которую люблю.
        Мэй посадил глайдер на небольшой лужок, когда из-за горизонта ударили первые лучи солнца: огромный золотисто-розовый веер раскинулся по небу, прорвавшись сквозь прорехи в утренних облаках. Облака показались ненастоящими - такие они были яркие, со сверкающими ободками, будто из расплавленного металла. На востоке, под этим плавленым золотом, был город, а вокруг нашего лужка стояли джунгли - пока еще темные, даже верхушки не зарозовели под солнцем.
        Едва глайдер лег на брюхо, Сильвер тут же прильнул к окну. Думаю, он вовсе не спал. А космолетчики с трудом пробудились. Хэндс застонал, заворчал и не поднялся, пока «бывший навигатор» не принес им обоим по стакану коффи из термоса и горсть печенюх.
        Сильвер угнездился на крышке саркофага и держал тарелку с едой, пока мистер Смоллет и Хэндс не спеша прихлебывали коффи и угощались печенюхами, от восхитительного аромата которых на меня тоже напал едун. Я двинулся в конец салона подыскать что-нибудь на завтрак нам с Томом. И Мэя надо покормить. Где он, собственно говоря?
        Навигатор не выходил из кабины.
        - Мэй, завтракать, - позвал я по интеркому, набрав упаковок с едой и прихватив десерт для Юны-Вэл; ей наверняка кусок в горло не пойдет, но подкрепиться надо обязательно.
        Навигатор не отозвался и не вышел. Мистер Смоллет отдал Сильверу пустой стакан и открыл дверь кабины.
        - Мэй?
        Навигатор сидел с раскрытым компом на коленях.
        - С «Испаньолой» говорил, - пояснил он. - Алекс, плохи наши дела. Глянь, что Крис прислал. С зонда получено.
        Мистер Смоллет пригнулся, рассматривая картинку на экране. Мимо него в кабину протиснулся Хэндс.
        Космолетчики с минуту молчали. Затем капитан забрал у Мэя комп и поставил его на «камеру жизни». На экране был виден ствол дерева с лохмотьями отслаивающейся коры, хилый кусточек, сухие метелки травы, а за ними - две скульптуры на постаментах.
        Мэй вышел из кабины и сел на корточки перед компом. Навигатор ткнул клавишу, и картинка сменилась: мы увидели скульптуры вблизи. Двое молодых обнаженных парней. Один едва стоял - ноги подгибались, руки безвольно повисли, голова падала к плечу; другой рвался бежать и кричал. Новая картинка: лица. Джойс и Хантер. Как живые, только из белого камня с дымчатыми прожилками. Джойс, видно, был ранен и терял сознание, а Хантер дико кричал от боли и ужаса, и его неслышный, но физически осязаемый крик наполнил салон нашего глайдера, мурашками пробежал по спине, холодом дохнул на затылок.
        - Что в городе? - спросил мистер Смоллет.
        - Ничего, - ответил навигатор. - Жителей на улицах мало, все тихо. Зонды прибыли недавно, поэтому если что было ночью, мы этот праздник упустили.
        - Что говорит Крис? - Хэндс рассматривал лица охранников на экране.
        - Полагает, что охраны уже нет в живых. И едва зонды обнаружат статуи сквайра и доктора, мы можем с легкой душой повернуть назад.
        Старший пилот задумчиво потер подбородок.
        - За полночи сваять скульптуру невозможно. Превратить людей в камень… м-м… затруднительно. Так как, черт возьми, это сделано? - рыкнул он. - Мэй! Что думает Крис?
        - Он понятия не имеет.
        - Джим, - Хэндс обернулся ко мне. - Что твой приятель?
        - Молчит, собака.
        - Мистер Смоллет, это похоже на то, что делают Чис?.. Черт!
        - Нет, - быстро ответил за капитана Сильвер. - Совершенно не то.
        - Слепки, - сказал побледневший при упоминании Чистильщиков капитан. - С живых людей делают слепки. Затем форму заполняют раствором, и он застывает. Форму убирают, остается скульптура.
        - Ты веришь в это? - настороженно уточнил Мэй.
        - Не очень, - признался мистер Смоллет. - Что еще Крис нашел?
        - Дом правителя. Вот он, - навигатор коснулся клавиатуры.
        Деревянная хибара. Два окна затянуты мятой пленкой, на крыше лежат груды сухого тростника - или чего-то похожего на тростник; дверь завешена палаткой. Рядом с окном прорезана бойница, и из нее овальным черным глазом глядит ствол какого-то оружия.
        - Бортовой станнер, - сказал Мэй. - Лучемет поставили в Риме, а станнер приперли сюда.
        - Почем ты знаешь, что здесь живет правитель? - спросил Хэндс.
        - Народ ходит мимо и кланяется дому.
        - А «Бен Ган» поют?
        - Пока нет.
        - Дальше, - велел мистер Смоллет. - Где может быть сквайр?
        - В любом из жилых домов.
        Мэй снова ткнул клавишу, и экран показал нам дома: белесо тлеющие коробки в семь этажей, с ничем не закрытыми окнами. Ни одного растения не цеплялось за стены, не росло на крышах. Ничуть не похоже на заполоненный джунглями заброшенный Рим.
        - В доме правителя - ни души, - добавил навигатор. - Проверено.
        - Где может происходить нечто важное?
        - На перекрестках. Специальных площадей нет, парка - тоже. Один маленький садик, где статуи нашей охраны.
        - Только две? Других нет?
        - Нет. Зато… - Мэй пролистнул на экране картинки - деревья, трава, жалкие кустики. - Вот. Полюбуйтесь.
        На истоптанной траве лежало алое перо с желтым пятном. Измятое, потрепанное - и очень похожее на перо энглеландской Птицы. Мы с Сильвером одновременно подались ближе к экрану.
        - Оно? - спросил «бывший навигатор» у меня.
        Я кивнул.
        - Вот вам и Птицы для сквайра. - Сильвера передернуло. - А самих Птиц зонды показали?
        Мэй отрицательно качнул головой.
        - Видимо, их прячут.
        - Еще что-нибудь? - спросил мистер Смоллет.
        - Было, - сказал Мэй, снова листая картинки. - Не то, не то… Ага.
        Вдоль белесо тлеющей стены дома брели две низкорослые дряблые старухи с жидкими седыми волосами; позади них размашисто шагал статный мужчина лет сорока пяти с пышной шевелюрой и окладистой бородой. Старухи были обмотаны серыми тряпками, а он - в ярких одеждах цвета пламени, украшенных нашитыми на ткань перьями Птиц. В своем одеянии он сам походил на огромную Птицу. И какой здоровущий! Кто он - богатый вельможа, с детства кормленный как должно? Или вообще нездешний? Например, отставший от корабля risky fellow?
        - Правитель? - предположил Хэндс.
        - Вряд ли, - ответил Мэй. - На «Испаньоле» смотрели в движении; он обогнал старух и пошагал дальше, а они не поклонились. Лишь подались к стене, уступая дорогу. И потом долго таращились вслед.
        - Он вооружен? - Старший пилот увеличил изображение. - По виду не скажешь. Хотя кто знает, что под тряпьем укрыто… Похож на военного. Гвардия правителя.
        - У правителя на доме нет ничего яркого, и ни одного пера, - возразил Сильвер. - Это иная служба. Хранитель Птиц, например. Или наоборот, пожиратель.
        - Он один такой в городе? - спросил я. - Крупный и разодетый?
        - Пока замечен один, - ответил Мэй.
        - Дай-ка нам сплошной ряд, - попросил мистер Смоллет.
        На экране пошло видео: старухи едва ковыляли на нетвердых ногах, франт в ярких одеждах стремительно нагонял. Летящий по воздуху зонд показывал всех троих с высоты, затем снизился - очевидно, по команде с «Испаньолы». Нашитые перья поблескивали, хотя света от домов было немного, а рассвет в городе едва занялся.
        - Ну-ка… - Мистер Смоллет остановил видео и дал сильное увеличение; обмотанная красной тканью грудь франта заняла весь экран.
        Стало видно: перья нашиты не абы как, а в виде RF-иероглифов.
        - И что у него на брюхе значится? - спросил Том.
        - «Все дороги ведут в Рим», - ответил Хэндс. - Джим, ты смыслишь в перьях. Погляди: они свежие или старые?
        Я уткнулся в экран.
        - У многих поврежден очин…
        - Чего? - хором спросили Том и Мэй.
        - Очин - нижняя часть стержня у пера. Он пустой внутри, белый. Видите? Эти расщеплены, здесь кончик отломан. Красивая часть пера называется опахалом. Ее верхняя часть жестче и плотней, но уже разлохматилась; нижняя - пуховая, изрядно облезшая. По виду, этим перьям не один год.
        - «Все дороги ведут в Рим», - повторил Мэй, размышляя, - и парк со статуями у них именно в Риме. Там же лучемет и нелетающая тварь на крыше. Город заброшен не вчера, но и наш перьевик одежку носит не новую. Алекс, во что это складывается?
        Капитан не ответил; тяжело осел в кресло, прикрыл глаза.
        - Про крышу-то помолчал бы, - с досадой заметил Хэндс. - Крис отслеживает перьевика? Коли не сыщем Правителя, придется иметь дело с ним.
        - Следят, - виновато сказал Мэй, наблюдая за капитаном, которому стало нехорошо после слов о нелетающей твари. - Перьевик вошел в дом и завалился спать.
        - А глайдер нашли? - спросил Том. Он встал рядом с мистером Смоллетом и положил руку на его седую голову.
        - Глайдер в центре города. Пустой.
        - Дай взглянуть, - сказал Хэндс.
        Мы увидели короткое видео: тускло освещенная изнутри машина стояла на перекрестке длинных прямых улиц. Рядом не было ни души, и белесо светились в предрассветных сумерках дома. Зонд облетел глайдер по кругу, нырнул сквозь мембрану в салон. Здесь были разложены три кресла - свидетельство мирной ночевки. На одном из сидений стояла аптечка и термос, на полу валялся ботинок. Дорогой, из тисненой кожи - с ноги мистера Трелони. Иной одежды не было видно. По крайней мере, пленников не раздели, как погибших парней с «Эльдорадо».
        - Да, Крис, слушаю тебя, - откликнулся на вызов Мэй. Побледнев, обернулся к мистеру Смоллету: - Зонды в городе сдохли. Наш спутник тоже.
        Капитан вскочил на ноги. И тут же на нас обрушилась осязаемая тьма - словно порыв ветра швырнул пепел умерших растений. От охватившей меня жути прошиб холодный пот.
        - Защита! - крикнул мистер Смоллет, а сам сгреб в охапку Тома, на миг прижал к себе.
        Лисовин переломился в поясе, повис у него на руках. Старший пилот с навигатором метнулись к снаряжению, а капитан подхватил один из приготовленных для Хэндса с Сильвером вещмешков и кинулся к выходу из салона. Отшвырнул с дороги замешкавшегося Сильвера и выбросил наружу вещмешок, а следом - безжизненного лисовина.
        - Лови! - крикнул Хэндс, кидая два защитных костюма: один мне, другой Сильверу.
        - Алекс, - Мэй бросил через салон костюм мистеру Смоллету.
        Я вздохнуть не успел, как уже натянул прозрачную ткань.
        Подскочивший капитан рванул меня за руку, думая тоже выкинуть вон из глайдера. Как бы не так. Отнять силы сквозь костюм он не сумел, а физически я не слабее его. Пожалуй, еще и покрепче - особенно после убивающих его разговоров о Чистильщиках.
        - Одевайся! - рявкнул Мэй, и мистер Смоллет отступился от меня, мгновенно скользнул в защитный костюм.
        Затем прижал кнопку связи:
        - Крис, ответь мне. Поймешь, что здесь, и решишь. Если надо, уничтожишь все.
        С беззвучным ревом в лицо метнулся черный вихрь, застлал глаза, оглушил, остановил дыхание и сердце. Я ухнулся в бездонную черноту, точно в смерть. На миг стало страшно. Юна-Вэл! Где ты, Юна? И больше уже не было ни мыслей, ни страха за нее.
        Очнулся я в плену. Вокруг белесо тлели стены, тускло светился обширный потолок, в который я уперся взглядом, едва открыл глаза. Пахло сухим тростником, как на «Испаньоле». Пошарив рукой, я обнаружил толстые тростины, на которых лежал. Прислушался к своим ощущениям. Ничего не болит, но в голове туман, и зверски холодно. На мне ни защитного костюма, ни куртки, ни рубашки - одни штаны да ботинки. Станнер, разумеется, отняли. И на том спасибо, что догола не раздели. Почему? Я усиленно размышлял, словно это было самым важным. Быть может, враг всего лишь хотел оставить нас без связи? Кнопки-то у каждого над ключицей, вот с нас рубашки и поснимали… А где остальные? Я перевернулся на бок.
        Слава богу, все здесь.
        Жались друг к другу полуголые Хэндс и Сильвер, клубком свернулся закоченевший Мэй, вытянувшийся на тростнике мистер Смоллет то ли спал, то ли уже замерз насмерть. Я долго смотрел на его обтянутые кожей ребра и провалившийся живот, прежде чем убедился, что он дышит. Тогда я пополз к капитану. Ползти было трудно - мышцы ослабли, как после тяжкой болезни. Похрустывал жесткий тростник. Я бы, конечно, в первую очередь двинулся отогревать Юну-Вэл, но ее крепко обнимал старший пилот.
        Добравшись до капитана, я коснулся его плеча. Ледяное.
        - Мистер Смоллет, проснитесь.
        Он не шевельнулся.
        - Оставь, - тихо сказал «бывший навигатор». Оказывается, он не спал. - Ему и так хуже всех.
        Я уселся на тростнике, прижавшись бедром к худому боку нашего капитана.
        - Ребята, простите, - не открывая глаз, попросил мистер Смоллет. - Мне надо было послушать Криса…
        - Алекс, хватит. - Дрожащий от холода Мэй попытался свернуться плотнее, уткнулся подбородком в подтянутые к груди колени. - Всем ясно, что тебя сюда вели. Что толку извиняться?
        - Заткнитесь, - велел Хэндс. Поправился: - Мэй, заткнись. Все нужное сказано и выслушано.
        Значит, они очнулись раньше меня и один раз уже выясняли отношения. Мне было жаль мистера Смоллета, но я не мог придумать, что сказать или сделать. А Том бы сообразил. Где наш лисовин? Надеюсь, в безопасности. Я спросил:
        - Мы давно здесь?
        - Не слишком, - отозвался старший пилот. - Судя по тому, что не сдохли в холодрыге. Думаю, спутник слежения еще не прибыл.
        - Третий и последний, - заметил Мэй, растирая посиневшие плечи. - Хорошо б Крису его хватило, чтоб увидеть все необходимое.
        - Крису хватит, - обнадежил его Хэндс и начал подниматься. Лицо исказилось от усилия, с каким он отрывал себя от пола. - Черт-те что. Коффи напились, да еще холод собачий. - Он постоял, шатаясь; затем побрел в дальний угол, придерживаясь за стену. - Надеюсь, меня простят.
        Хэндс справил в углу малую нужду и, повеселев, двинулся обратно.
        - Отличный тростник: превосходно впитывает влагу и поглощает запахи.
        «Бывший навигатор» поднялся и с каменным лицом направился туда же. Я не сомневался, что биопласт наложен безупречно и Юна-Вэл сойдет за мужчину в любых обстоятельствах. Тем более, что никому не пришло на ум за ней наблюдать.
        Возвратившись, Сильвер снова угнездился возле старшего пилота.
        - Потеплело, - сообщил он.
        - Еще бы, - пробурчал Мэй. - Столько кипятку налито.
        Однако и вправду стало теплей; положив ладонь на тростник, я ощутил ток теплого воздуха. Сказал об этом.
        - Вот черт, - притворно вознегодовал Хэндс. - Кабы знать, что обогрев так включается, уж я б давно… - Он подумал и закончил, посчитавшись с ушами Юны-Вэл: - Море б налил.
        Они с Мэем обсудили вопрос с разных сторон и всласть позубоскалили. В конце концов даже мистер Смоллет усмехнулся.
        Отогреваясь, космолетчики быстро восстанавливали силы и способность соображать.
        - Вот что я думаю, - начал Мэй, вернувшись мыслями к нашему плену, - коли тут с самого начала было тепло, мы могли с устатку несколько часов продрыхнуть. Так что, может, и спутник над нами уже висит, и зонды новые летают.
        - Только надежды на них мало, - заметил «бывший навигатор». - Спутник опять сожрут, едва дойдет до развлечений.
        - То-то и оно, - Хэндс оглядел тлеющий потолок и стены без признаков двери. - Как нас тут замуровали? Мистер Смоллет, пойдемте проверим, что вокруг.
        Втроем с Мэем они двинулись вдоль одной из стен. Не прикасаясь к ней, с сосредоточенными лицами, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Risky fellows умеют находить людей сквозь стены. Кого они ищут сейчас - наших стражей? Однако мистер Смоллет, как мне казалось, утратил эти способности. Не полностью? Или не осознает, что потерял их?
        Я перешел к Сильверу, который не отрываясь следил за космолетчиками.
        - Ну что, капитан Джим? - слабо улыбнулся «бывший навигатор». - Хреновы ваши дела?
        - Не хреновей ваших, капитан Сильвер.
        Его биопластовые мышцы не усохли; плечи, бицепсы и торс по-прежнему смотрелись великолепно. Однако если приглядеться, то поймешь, что нервотрепка сожрала собственную плоть Юны-Вэл подчистую: «бывший навигатор» стал заметно тоньше в талии и уже в бедрах. Бедная моя Юна. Я попытался представить ту красивую женщину с изогнутыми губами и сединой росистого луга в глазах, которую видел на снимке в каюте и в «снах» на борту «Испаньолы». Представил - как будто увидел сквозь наложенный на лицо и тело биопласт. Юна-Вэл казалась измученной, напуганной и несчастной.
        «Я люблю тебя», - сказал я мысленно. Ярко-зеленые, с цветными линзами глаза уставились на меня. Неужто Юна-Вэл слышит мысли? Ей уже случалось угадывать, о чем я думаю; она понимала меня, как никто другой.
        «Я люблю тебя», - повторил я, а у самого вдруг перехватило горло. Удивительная, чудесная моя Юна. Что ее ждет? Судьба экипажей Флинта, участь Джойса с Хантером? У меня даже нет станнера, чтобы избавить ее от этого. Что ей проку в моей любви, если я не могу ее защитить?
        Теплые пальцы легли мне на шею, скользнули вдоль позвоночника.
        - Бедный Джим, - прошептала Юна-Вэл, убирая руку. - Мальчик мой… Надеюсь, Крис нас убьет вовремя.
        Мистер Смоллет, Хэндс и Мэй прошли одну стену и двинулись вдоль второй. Те же сосредоточенные лица, неторопливый размеренный шаг.
        И вторую стену прошли, и третью. Я наблюдал за ними, терзаясь надеждой. Вдруг найдут что-нибудь? Потайной выход, к примеру. Или место, где стена утончается и ее можно порвать руками. Если один из RF заберет силы у всех нас, он гору своротит…
        - Эй, - тихо сказал Хэндс, и они разом остановились.
        Настороженно уставились в пустую, тускло светящуюся стену.
        - Лисовин, - выдохнул Мэй, а мистер Смоллет оттолкнул его и Хэндса прочь и сам отпрыгнул далеко в сторону.
        Хэндс отчаянно замахал рукой, запрещая нам с Сильвером двигаться. Космолетчики кинулись от стены, словно та готовилась их сожрать.
        Из тлеющего студня выдвинулся короткий бледный стерженек. Нет - луч. Это же карманный лучемет в действии. Луч пробежал по кругу, затем вырезанный шмат студня с чмоканьем выдернули с той стороны. В дыру мне ничего не было видно - лишь тлела толстая стена.
        Он нашел нас! Хитроумный пронырливый лисовин, оставленный на свободе со всем снаряжением. Умница, друг, молодчага…
        - Гад-деныш, - со злобой прошипел кто-то, и в дыру головой вперед втолкнули Тома.
        Лисовин плашмя упал на хрустнувший тростник, а дыру в стене заткнули только что вырезанным куском. Разрез в студне тут же затянулся.
        Мы бросились к Тому. Он лежал ничком, такой же полуголый, как и мы. Прямые светлые волосы были мокрые, словно его окатили водой.
        Мистер Смоллет удрученно покачал головой.
        - Ну что ж, юнга лисовин, с прибытием.
        Том застонал.
        - Ты цел?
        - Да…
        Мистер Смоллет просунул руки ему под грудь, чтобы переложить на спину. Том вскрикнул.
        Наш капитан осторожно перевернул его - и застыл, удерживая Тома на руках. Сильвер охнул, Мэй выругался. Похоже, лисовина полосовали тем же лучом, каким резали стену. Умело и хладнокровно - не выжгли глаза, не повредили кости, не затронули сердце. На его биопластовой маске чернел выжженный иероглиф, второй иероглиф расползся по груди: длинные отметины шли от горла, сплетались над сердцем и затем сбегали на живот. Тонкие черные линии, окантованные красной воспаленной кожей. Вот отчего Том мокрый - его облили водой, когда потерял сознание.
        Том сполз с ладоней мистера Смоллета и снова растянулся на полу, ткнулся лицом в жесткий тростник. Мэй положил ладонь ему на затылок, капитан - обе руки на спину. Я пошарил по карманам штанов в поисках завалявшейся обеззараживающей салфетки. Пусто.
        Хэндс поискал у себя и тоже не нашел; Сильвер расстегнул ремень и сунул руку во внутренний потайной кармашек. Вытащил крошечную упаковку; ее и раскрыть было трудно. Особенно когда дрожат пальцы. Я забрал у «бывшего навигатора» салфетку и вынул ее из упаковки.
        Лисовин снова застонал, и мне хотелось застонать вместе с ним. Отыскать-то он нас сумел - а толку?
        - Цыц! - с деланной суровостью прикрикнул на него капитан и уложил Тома на спину.
        Выжженный иероглиф на груди показался мне еще страшнее, чем на первый взгляд. Я принялся обрабатывать его салфеткой; Том дернулся у меня под руками.
        - Тихо, - велел Мэй. - Уже ни черта не больно.
        Лисовина дергало не от физической боли - ее он умел терпеть.
        - Израэль, - вымолвил он хрипло, - простите. Я… я струсил. Назвал вас. Первым.
        - Первым - где? - сдержанно спросил Хэндс.
        - В очереди на смерть.
        Глава 10
        Космолетчики дождались, пока я закончил обрабатывать ожоги. На лице они были не такие глубокие, как на груди, но ведь это лицо - отметины останутся на всю жизнь… если выживем.
        Хэндс увел лисовина в тот обжитой нами угол, где мы очнулись. Устроились на полу: пилот привалился к теплой стене, Мэй и мистер Смоллет уселись перед Томом, я - рядом с ним, Сильвер - чуть поодаль.
        - Рассказывай, - велел Хэндс. - Какого рожна ты попер в город?
        - Мне был нужен глайдер, - заявил Том. Ему полегчало, и он почувствовал себя куда уверенней.
        Мэй выразительно хмыкнул: дескать, верим тебе, как же!
        - Нашел? - осведомился капитан Смоллет.
        - А то. Стоит брошенный, никому не нужный. Рядом с первым… то есть вторым бортом.
        - Рея не тронули?
        - Не видел, - признался Том виновато. - Я только сунулся - а там этот… перьевщик.
        - Перьевик, - поправил Сильвер. - И что он?
        - Сволочь он, вот что. У него бортовые станнеры, а у меня ни хрена.
        - Сколько времени прошло с рассвета? - спросил мистер Смоллет, озабоченный какими-то своими мыслями.
        - Около трех часов. Пока я до города добрался… потом с час полз до глайдера.
        - Полз?
        - Защитный костюм натянул - и полегоньку, сливаясь с домами и землей. Меня и не заметили. Представьте: лежу посреди дороги, а они ходят, будто мимо кочки. Одна тетка даже наступила… Мистер Смоллет, почему костюм от станнера не защищает?
        - Он так задуман, - ответил за капитана Хэндс. - Считается, прав тот, кто в глайдере, а не кто подбирается снаружи. Мало ли, какой пират разведчика ограбит и влезет в его костюм. Что было дальше?
        - Этот перщик, - продолжал Том, нарочно коверкая данное франту в перьях название, - поснимал с меня все и поволок куда-то… в дом, который я даже не знаю, где. Сюда, в общем. И стал допрашивать.
        - Что поснимал? - заинтересовался Мэй.
        - Передатчик, по которому я с Крисом общался, «глаз», костюм…
        Средства наблюдения и связи были в вещмешках, что Мэй собирал для Хэндса с Сильвером. Вот и пригодились; жаль, недолго лисовин ими пользовался.
        - Он допрашивал тебя с лучеметом? - нахмурился мистер Смоллет. - Зачем?
        - Затем, что сволочь. Он и без меня все знал. Кто мы, откуда, как корабль называется.
        - Сквайр рассказал?
        Лисовин дернулся.
        - Да… сквайр… - мне показалось, он лжет.
        - Что такое? - Капитан подался ближе. - Том, не темни.
        - Я не темню. Гад перщик соврал. Мистер Смоллет, не спрашивайте, - на одном дыхании выпалил наш лисовин.
        - Ты определись: либо соврал, либо не спрашивайте, - посоветовал Мэй. - Слушай, юнга, некогда сантименты разводить. Не дай бог, за Израэлем скоро придут.
        Том сухо сглотнул.
        - Израэль, простите. Я должен был первым назвать себя…
        - Какой от тебя прок - от первого? - отозвался пилот. - Все правильно сделал. Так что тебе гад наврал?
        Том посмотрел на меня, словно просил помощи. Чем я мог помочь?
        - Он сказал, - начал лисовин, - что сквайр отдал ему охрану и доктора Ливси, чтоб вы… вытро… выторговать, - удалось ему наконец это слово, - себе жизнь.
        - Брехня, - покривился Сильвер. - Мы и так у него в руках. О чем торговаться?
        - Сквайр… он будто бы нарочно гнал глайдер в город… - запинался Том, - чтобы предложить местным охранников и доктора Ливси… и за это устроиться здесь с удобствами.
        - Чушь, - повторил «бывший навигатор». - Выбрось из головы.
        По-моему, он сказал так из жалости. Лично я готов был поверить, что именно ради выгодной сделки мистер Трелони сюда и стремился.
        Лисовин коснулся ожога на груди, отдернул руку. Я протянул ему салфетку:
        - Приложи.
        Маленькой салфетки не хватило на весь выжженный иероглиф. К тому же она быстро выдыхалась.
        - Что хотел от тебя перьевик? - спросил мистер Смоллет.
        - Просто изгалялся. Ему нравилось, что мне больно.
        «И страшно», - подумал я, вообразив себя на месте Тома. Очень живо представил, как двигается ствол лучемета, как жгучий луч гуляет по щекам и груди, и остается гадать, не даванет ли мерзавец в следующий миг на спуск посильней, не разрежет ли лучом на части.
        - А что насчет очереди? - осведомился Хэндс. - Почему он заставил тебя составлять списки?
        - Ему так взбрендило. Спросил, хочу ли я первым в театр. Я сказал, что не рвусь. Тогда он спросил, кого я назначу первым.
        - Ясно. Кого ты назначил вторым?
        - Не скажу.
        - Том!
        - Оставьте, - приказал Хэндсу мистер Смоллет. - Придет время - узнаем.
        - Себя поставил третьим, - добавил Том.
        Догадаться нетрудно: вторым он поставил Сильвера. Юну-Вэл. Третьим - себя; значит, следующий - я. Или Мэй. Последним будет мистер Смоллет. Неизвестно, как часто здесь отправляют в «театр» - но хоть лишний день, хоть полдня Юна-Вэл могла бы прожить. Вместо меня, Тома, вместо нашего капитана. «Бывший навигатор» усмехнулся.
        - Юнга лисовин, ты мудр не по годам. Как верно рассчитал! И откуда узнал, что счастье не в том, чтобы жить, а в том, чтобы не видеть смерть тех, кого любишь?
        У мистера Смоллета гневно сверкнули глаза. Мне даже почудились в них синие искры огня RF.
        - Нам такое счастье ни к чему, - примирительно сказал Хэндс. - Нам бы что попроще - ноги унести. Том, насколько перьевик разумен?
        - Вроде в здравом уме. С оружием обращался осмысленно.
        - Что у него есть, кроме лучемета? - спросил Мэй.
        - Все награбленное. «Стивенсон», станнеры…
        - На себе таскает?
        - За ним свита ходит - городские маньяки. Они и носят.
        - Большая свита?
        - Четверо. Но меня он допрашивал в одиночестве, остальных за дверью оставил. То есть дверей нет, одни проемы. Маньяки в соседней комнате были и без конца пытались к нам сунуться. Он их гонял, чтоб не мешали.
        - Что им было надо? Из любопытства на тебя поглазеть?
        - Черт их знает. Они мяукали: «Дай-дай-дай, дай-дай». Будто пели.
        - «Умри, умри», - перевел Мэй.
        - «Дай лисовина, дай убить», - предложил свою версию Хэндс.
        - Может быть, - согласился Том. - Перщик говорил на том же языке, что мы говорим, а эти… Не разберешь, чего лопочут. Мистер Смоллет, что он мне на морде накарябал?
        - Просто бессмысленные закорюки. У RF такого знака нет.
        Том не поверил. Я тоже. Уж слишком веско, с нажимом произнес это наш капитан.
        - Мэй? - Лисовин коснулся лица. - Что там написано?
        - Сказано: ничего. Тебя красота заботит или то, как нам выпутаться?
        Risky fellows лгали в глаза. Очевидно, перьевик нарисовал нечто крайне обидное.
        - Где мы находимся? - задал новый вопрос мистер Смоллет. - Вверху здания, внизу?
        - После допроса меня волокли вниз. - Том подумал и добавил: - В соседней комнате из стены торчит железяка. Они за нее хватались, чтоб вынуть вырезанный кусок.
        - Перьевик - RF? - с какой-то особой, безжалостной прямотой спросил Джон Сильвер.
        Космолетчики притихли - то ли стыдясь такого собрата, то ли с тревогой ожидая, что скажет Том. Лисовин растерялся.
        - Почем я знаю? Он у меня силы не отнимал. Вырубил станнером и… О! У него глаза чуток светятся, как у мистера Смоллета бывает.
        Перьевик - служитель Чистильщиков, вроде станционного смотрителя?
        - Вряд ли он - RF, - усомнился Хэндс. - Скорее пассажир с RF-корабля, как наш сквайр. Какой risky fellow в здравом уме стал бы держать нас вместе? Да еще лисовина подкинул в придачу.
        - Какое у него настроение? - спросил мистер Смоллет. - Уверен в себе, беспокоится о чем-то? Боится?
        - Уверенности в нем выше крыши. От самодовольства чуть не лопается. Счастлив, что мы у него в подвале.
        - Ну, радость мы ему подпортим, - пообещал старший пилот. - Еще что-нибудь? - он выжидательно поглядел на капитана и навигатора. - Кто придумал дельные вопросы?
        - Когда обед? - вырвалось у меня; живот и в самом деле подвело.
        Они улыбнулись. Все, даже Том.
        - Кстати, насчет жратвы, - вспомнил он. - У двух маньяков из свиты перщика рты были черные. Как будто они грязь ели. И руки в черной пыли - явно черпали ее горстями и совали в пасть.
        - Пепел? - удивился Сильвер. - Они едят пепел растений?
        - Похоже, - кивнул Том. - В городе ни листочка местного. Все пожрали.
        Мэй поерзал и что-то сказал на RF-языке. Мистер Смоллет отмолчался, Хэндс развел руками и односложно ответил.
        - О чем вы? - насторожился «бывший навигатор», забыв, что ему по роли положено знать язык нашего врага.
        Хэндс поморщился.
        - Я говорю: дай бог, чтоб перьевик соблюл установленную Томом очередность. Это наш лучший шанс.
        Мистер Смоллет поднялся с пола и прислонился к стене. Прижался всем телом, как бывало на «Испаньоле», когда он пытался обуздать одолевающий нас корабль.
        - Александр… - встревоженно начал Сильвер.
        - Помолчите. - Мистер Смоллет недобро усмехнулся: - Перьевик забыл, с кем имеет дело, но я-то помню.
        - Что вы задумали?
        Капитан так глянул, что «бывший навигатор» больше не посмел спрашивать. Старший пилот и Мэй подобрались, наблюдая за мистером Смоллетом.
        - Сэр, вам помочь? - предложил Хэндс, видя, как он внезапно побледнел.
        - Обойдусь.
        Тускло тлеющая стена, к которой прижимался наш капитан, начала разгораться. Желто-белый свет разлился в стороны и вверх, охватил три другие стены и потолок. От него на душе стало веселей; до слепящего свечения «Испаньолы» было еще далеко. Мистер Смоллет оторвался от светящегося студня, перевел дыхание. Студень начал затухать.
        Хэндс снова предложил:
        - Позвольте, я помогу.
        Капитан отрицательно качнул седой головой:
        - Вам найдется, куда себя приложить. - И опять прильнул к стене, вжался в нее, прикусив от напряжения губу.
        Точно так же закусил губу Сильвер, не отрывавший от капитана тревожного взгляда. Стена заново разгорелась. Несколько секунд наше подземелье ярко светилось, затем мистер Смоллет отстранился. Глубоко вздохнул. Мэй хотел коснуться его запястья; капитан отдернул руку, не желая принимать помощь.
        - Алекс, не дури, - попросил навигатор.
        - Отвяжись. Израэль, займитесь делом, пока за вами не пришли.
        Мистер Смоллет в третий раз прижался к стене, заставляя студень ярко светить. Хэндс подчинился приказу: он обошел всех нас - меня, лисовина, Сильвера и Мэя - и у каждого забрал силы. Оставил ровно столько, чтобы не потеряли сознание. Мы остались лежать пластом на полу, а его глаза под черными бровями заблестели, на щеках заиграла кровь. Хэндс стремительно шагнул к капитану, и стало отчетливо видно, что пилота распирает энергия и он готов сражаться со всем миром.
        Мистер Смоллет тяжело дышал. На лбу выступил пот, седые пряди прилипли к коже.
        - Сэр… - начал Хэндс, протягивая к нему руку.
        - Не сметь!
        Хэндс замер. Мистер Смоллет привалился к потускневшей стене, словно ища опоры. Со стоном выпрямился, вжался в нее. Всплеск яркого света. Короткая передышка. Новый всплеск. Еще передышка. Всплеск. Пошатнувшись, мистер Смоллет нагнулся вперед, прижимая руки к груди.
        Том пополз к нему. Как только мог двигаться? Лично я был не в состоянии шевельнуться. Видимо, Хэндс пожалел лисовина и оставил ему больше сил.
        Том добрался до мистера Смоллета, когда наш капитан, едва живой, снова вжался в упругую стену. Я смотрел с завистью и стыдом: лисовин может, а я нет. Мистер Смоллет его не видел; наверное, он уже и Хэндса не видел, но пилот не решался нарушить запрет. Он лишь помог Тому преодолеть последние полметра - взял подмышки и подтащил ближе к капитану. Яркий свет затопил наш подвал и продержался несколько секунд. До меня наконец дошло: три долгих вспышки, три коротких, три долгих - сигнал SOS. Если свет распространяется по всему зданию, а спутник слежения жив, призыв о помощи увидят.
        Том положил руки на щиколотки нашего капитана. Он не умел отдавать энергию, но мистер Смоллет отлично умел забирать - неосознанно, против собственной воли. Лисовин ткнулся лицом в тростник, будто мгновенно умер. Хэндс оттащил его, а мистер Смоллет вскинул голову, обвел нас прояснившимся взглядом. Заметил Тома на полу и Хэндса рядом; в глазах полыхнул яростный синий огонь.
        - Извините, сэр, - пробормотал Хэндс виновато.
        Мистер Смоллет дослал две последние вспышки и осел на пол. Молодое лицо было бледным, но живым.
        - Израэль, заберите все. Вам пригодится.
        - Извините, сэр, - повторил Хэндс, отказываясь выполнять распоряжение. - Вам тоже не помешает.
        Пригасшие стены и потолок ровно тлели, от пола шел устойчивый ток нагретого воздуха.
        - Александр, - заговорил Сильвер, - вы уверены, что Израэля не оглушат из станнера? Лично я побоялся бы выводить его из камеры просто так.
        - Я бы - тоже, - отрезал капитан.
        И я. Но нам больше не на что было надеяться. Либо Хэндс сладит с перьевиком и его свитой, либо нет. Возможно, Мэй умеет драться лучше пилота, но Том не поставил навигатора первым. Дай бог, чтобы перьевик не переиначил теперь очередность.
        Стремительно и упруго Хэндс прошел к той стене, в которой перьевик вырезал дыру, чтобы втолкнуть к нам Тома. В тлеющем студне не было ни следа разреза, но Хэндс помнил место. Он с минуту стоял там, углубившись в себя, прислушиваясь к внутренним ощущениям, - и вдруг отпрыгнул метра на два, растянулся на хрустнувшем тростнике.
        - Замерли, - приказал мистер Смоллет.
        Стену пронзил короткий бледный луч, пробежал по кругу - большему, чем в прошлый раз. Вырезанный кусок студня с чмоканьем выдернули, а в дыру просунулись два ствола: «стивенсон» и лучемет. Я невольно считал удары сердца: один, два, три… пятнадцать. На пятнадцатом ударе ствол лучемета задвигался, и в дыру пролез его обладатель, взял на прицел лежащего на полу Хэндса. Следом пробрался тот, что со «стивенсоном»; направил оружие на нас.
        Местные. В намотанных на тело серых тряпках, босые, низкорослые. Однако подтянутые, без отвислых животов. Черного пепла на губах, о чем рассказывал лисовин, у этих двоих не было. Под дулом «стивенсона» мне было страшно, и с тем большей четкостью я замечал подробности.
        - Дай-дай-дай! - зачастил кто-то снаружи высоким голосом.
        - Бен Ган! - отозвался звучный бас. - Бе… - Оборвалось: раздался звук удара и вскрик.
        Маньяки с оружием не шелохнулись, стволы не дрогнули.
        - Что за черт? - спросили из дыры. - Эй! Живы?
        Хэндс медленно, словно с усилием, приподнял голову.
        - Я жив. Кто ты?
        Его вопрос пропустили мимо ушей.
        - Вставай, раз жив.
        Хэндс не торопился. Он не спеша привстал на локтях, отдышался. Поднялся на колени, сопровождаемый движением готового выплюнуть луч ствола. Провел ладонью по лицу, будто стирая пот. Встал на одно колено. Кое-как, со стонами, распрямился, удерживая равновесие с помощью разведенных в стороны рук.
        - Иди сюда, - велели ему.
        Нетвердыми шагами пилот двинулся к дыре. Маньяк с лучеметом повернулся, удерживая Хэндса на прицеле. Второй, со «стивенсоном», стеклянными глазами таращился на нас. Я не сомневался, что он механически нажмет на спуск при любом замеченном движении.
        - Иди-иди, - поторопили Хэндса. - Веселей.
        Пилот добрел до проема в стене.
        - Стой, - велели с той стороны. - Микки! Сюда.
        На окрик отозвался тот, что с лучеметом. Он невнятно буркнул что-то и шагнул к Хэндсу. Ствол уперся пилоту между лопаток.
        - Лезь, - приказал не видимый мне начальник. - Спокойно. Дернешься - он убьет.
        Замотанный в убогие тряпки, босой и послушный Микки не толкал Хэндса, но и не отводил лучемет от его мускулистой спины. Неловко согнувшись, упираясь ладонями в края проема, наш старший пилот полез в дыру. Микки скользнул за ним.
        - Стой, - снова донеслось из дыры. - Кто посылал SOS?
        - Я.
        - Это вам не поможет. Шагай вперед. Рич, выходи.
        Обладатель «стивенсона» Рич пятясь вернулся к дыре и нырнул в нее задом, держа наготове оружие. Скрылся. Проем в стене заткнули куском успевшего погаснуть студня. Поставленный на место шмат принялся потихоньку тлеть, набирая силу.
        - Поменьше грязи, - прошептал мистер Смоллет вслед ушедшему Хэндсу. Он огляделся и встретил взгляд «бывшего навигатора»; Сильвер смотрел так, словно от капитана теперь зависела судьба старшего пилота. - Джон, вы хотели знать, почему они его не оглушат. Потому что перьевик - дурак. Он не понимает, как скоро RF восстанавливают силы.
        Мистер Смоллет лгал. Нет смысла глушить станнером человека, которого ведут на мучительную смерть в «театре». Чем больней ему будет, тем лучше, но Сильверу это знать ни к чему. Впрочем, Хэндс ушел не на казнь - он ушел побеждать.
        Где-то ухнул взрыв, пол вздрогнул.
        - Привет с «Испаньолы», - оживился Мэй.
        Второй взрыв; нас опять основательно тряхнуло.
        - Хорошо садит, - удовлетворенно отметил навигатор.
        - Не прилетел бы на голову обломок, - обеспокоился Сильвер.
        - Не прилетит, - Мэй радостно ухмыльнулся при третьем взрыве. - Тут не кирпич, чтоб сыпаться. Эта дура будет качаться и плясать, но все выдержит. Тем более, что Грей не боевыми лупит, а давит на психику.
        Снова ухнуло.
        Неожиданно вскрикнул Том, а у мистера Смоллета расширились глаза. Что-то происходило у меня за спиной. Я обернулся посмотреть. Мэй-дэй! Новый бледный луч резал стену - но не ту, за которую увели Хэндса, а смежную с ней. За кем они пришли? За Юной-Вэл? Я рванулся туда, чтобы уйти, как ушел пилот. Верней, дернулся на полу - сил Хэндс мне почти не оставил.
        - Джим, не двигаться, - приказал мистер Смоллет, вскочив.
        Он держался на ногах неважно - однако держался. И не перепутал меня с Томом. Капитан двинулся к стене, которую уже разрезали и теперь с явным усилием вытаскивали из нее округлый шмат студня. Быть может, это Хэндс? Уже успел?
        - Александр! - вскрикнул «бывший навигатор».
        Страх Юны-Вэл меня подстегнули, и я тоже встал.
        - Назад! - рявкнул мистер Смоллет, словно увидел меня затылком.
        Студень чмокнул, и новая дыра освободилась.
        - Дай-дай-дай! - пронзительно заголосили снаружи.
        - Бен Ган! - отозвался знакомый бас.
        - Дай мне! - возмущенно потребовал кто-то. - Дай-дай мне! Гимми, гимми!
        Послышалась короткая возня, и жадюга умолк. Мистер Смоллет остановился метрах в пяти от стены. Я тоже не двигался. Снаружи ухали взрывы, и дом сотрясался.
        Из дыры показалась черноволосая голова с обильной проседью - человек лез в проем на карачках. Выполз до половины, остановился, упираясь руками в пол, и пробасил:
        - Бен Ган!
        Затем он оторвал от пола одну руку и вытащил из-под одежды станнер.
        - Бен Ган!
        Невидимый импульс полоснул от стены до стены - падая, я видел, как двигался ствол. Перекатившись, я замер.
        - Бен Ган! - повторил басистый и неожиданно добавил, уложившись в промежуток между взрывами: - Бобикавамлысого!
        Он убрал станнер и задом полез обратно. Потом донеслось натужное кряхтенье - он в одиночку затыкал проем вырезанным куском студня. Я шевельнулся, запоздало удивившись тому, что все вижу и могу шевелиться. Станнер не сработал? Вздор: это оружие осечек не дает. Мистер Смоллет безжизненно распластался на тростнике, и мертво застыли Сильвер, Том и Мэй. Мне повезло - бросившись на пол, я чудом ушел из-под выстрела. А остальные не смогли.
        Пол и стены содрогались от взрывов. Внезапно я расслышал шипение, и донесся тошнотный запах горелого. Пожар?
        Нет, не пожар. Белый вертикальный луч пронзил здание от крыши до подвала, чуть-чуть не достигнув покрытого тростником пола. Очень аккуратно, ювелирно, луч прошелся по стене, прожигая в шипящем студне проход. За прожженной стеной оказалась еще одна обширная комната. Луч убежал дальше, проделывать ход в следующей стене. Я завороженно смотрел на пузырящийся от жара студень на краях проема, на плывущий сизовато-черный дым. Студень остынет, и будет можно бежать. Канонада наверняка перепугала местных до полусмерти, и они не заметят нашего бегства.
        Луч освободил путь через все здание - вдали завиднелась полоска дневного света, а наверху в прорези голубело небо. Взрывы слышались куда отчетливей - бабахало где-то рядом.
        Бежать! Я дополз до Юны-Вэл.
        - Джон? Джон Сильвер!
        Не дозовешься. Маньяк импульса не пожалел. Ухватив Юну за руку, я попытался стронуть ее с места. Дернул раз, другой. Сил не хватает. Проклятье.
        Я оглянулся на проделанный ход. Пузырчатый студень застыл, дым уплывал к небу. Надо бежать - пока щель не обнаружили маньяки, пока не спохватились зрители-«театралы».
        Сам бы я уполз, конечно. Но я не оставлю беспомощных людей одних.
        А что от меня проку с ними рядом? Окажись я на свободе, мог бы… Что? Разыскать глайдер? В воздух мне его не поднять, даже если электроника жива, а легкого оружия там не осталось, одни бортовые станнеры. Их не снять и с собой не упереть: я понятия не имею, где и как они крепятся.
        Да и Хэндс вот-вот явится. Хотя ему тоже не сладить со всей командой; добро бы Юну-Вэл утащил. И Тома. Двоих ему не уволочь. Значит, возьмет у меня сил, сколько осталось, и поволочет. Решено: остаюсь и жду Хэндса.
        Я посмотрел на полоску голубого неба в щели. Надо же - мистер Смоллет сумел послать SOS, с «Испаньолы» проделали выход, а треклятый маньяк возьми да и сунься со своим «бобикавамлысого».
        Вот именно: бобика нам…
        В щель влетело нечто размером с лесную пичугу. С едва слышным гудением, пробившимся в интервал между взрывами, нечто описало в воздухе петлю и ринулось к мистеру Смоллету. Зависло. Я наблюдал - добраться до капитана и отогнать гостя все равно не смог бы. Нечто было темного цвета и похоже на приплюснутый, обкатанный морем голыш. Оно снизилось и, мне показалось, хотело ужалить капитана в шею. Я закричал. Приплюснутая штука метнулась ко мне, остановилась у лица, безглазо рассматривая. Да это же разведзонд с «Испаньолы».
        - Привет, - сказал я зонду, зная, что на корабле меня видят и слышат. Надо было только громче говорить, чтобы самому услышать себя сквозь взрывы. - Крис, Хэндса увели на казнь. Надеюсь, он скоро вернется. Остальных положили из станнера, поэтому мы не можем удрать. А так все целы… пока.
        Что еще сказать - чего на «Испаньоле» не знают?
        - Перьевик - не RF, но побывал у Чистильщиков. Он садист. Один из маньяков схлопотал от него по морде за крик «Бен Ган!». Другие кричат «Дай мне!» и какое-то «гимми». И они умеют обращаться с нашим оружием.
        Зонд висел у моего лица и тихонько гудел. Я невольно оглянулся на бесполезную для меня щель. Полоска солнечного света вдали настойчиво манила к себе.
        - Спасибо вам, - сказал я. - Я жду, когда вернется Хэндс… или когда ребята очнутся.
        Жаль, что с «Испаньолы» не могли ответить - военные зонды-шпионы, которые Крис Делл купил вместо обычных разведзондов, не предназначены для двусторонних переговоров.
        Зонд придвинулся и ткнулся мне в лоб. От неожиданности я отшатнулся, но он снова ткнулся, а потом прильнул на пару секунд. Точка, точка, тире, сообразил я. Буква «у». «Уходи»? Нет уж. Зонд тыкался мне в лоб, а я расшифровывал: «д», «а», «ч»… «Удачи». Последнюю букву передать не смогли: гудение зонда вдруг прекратилось, и он упал на тростник. Взрывы смолкли, а меня пронизало отвратное ощущение - как будто мазнула крылом близкая смерть. Я и без того был совершенно без сил, а тут стало еще хуже, я распластался на полу, едва дыша.
        Надо полагать, разведзонды убиты, спутник - тоже. Ведь не иначе как с него Том Грей обстреливал город.
        На борту «Испаньолы» остались ракеты. Прикажет ли Крис Делл разнести все к чертям?
        Несколько минут было тихо. Настолько тихо, что я слышал стук крови в висках, да изредка похрустывали стебли тростника. И вдруг откуда-то донеслось:
        - Дай-дай-дай! Дай-дай мне!
        Высокий голос, женский. Кричали снаружи - неподалеку от прожженного для нас хода.
        - Дай-дай-дай! - отозвались еще несколько голосов.
        К ним присоединился хор:
        - Гимми, гимми! Дай мне, дай мне!
        Надсаживалась толпа народу. И судя по звуку, она двигалась в нашу сторону. Я в тревоге приподнялся на локтях. Щель в здании отлично видна с улицы. Мэй-дэй! Планет-стрелок так садил по городу - а маньякам хоть бы хны. Разгуливают себе, вопят.
        - Пошливон! - рявкнул знакомый бас. - Бен Ган!
        Толпа взвыла:
        - Дай-дай-дай!
        - Бен Ган! Идиотыпошливон! - «Бен Ган» он кричал отрывисто, в два слова, а остальное - сплошняком.
        Толпа в ответ заорала невнятицу; затем над общим гамом взвился женский вопль, от которого у меня холод прошел по спине. Тетка дико орала, к ее вою присоединились другие, и наконец вся толпа завыла чудовищной сиреной. Пробились какие-то посторонние звуки. Вопли боли? Крики торжества? Их больше не было слышно, а ревущая толпа хлынула в щель - солнечный свет внизу закрывали прыгающие в подвал с улицы фигуры.
        - Гимми, гимми! Дай мне! Гимми!
        Они бежали сквозь комнаты - низкорослые, неуклюжие, в серых тряпках. Растерзают. Разметут и растопчут. Вон их сколько. И все требуют: «Дай мне!» Я сжался, готовясь к тому, что меня разорвут на клочки. Хорошо, Юна-Вэл без сознания, ничего не почувствует…
        «Умри», - раздалось вдруг в мозгу. Я успел позабыть, что на Острове Сокровищ у меня есть покровитель. «Ты мертв».
        Ревущие маньяки ворвались в зал.
        «Ты все увидишь, - бесстрастно сообщили мне. - Умри».
        Я постарался умереть, насколько мог. Закрыл глаза и перестал дышать.
        Множество ног топали вокруг, трещали стеблями тростника. Общий рев унялся, и слышны стали отдельные причитания: «Дай-дай! Дед, дед! Ай-яй!» И много чего еще непонятного. Меня щупали, дергали, трясли, поднимали, опускали, переворачивали. «Дед, дед! Алайв!» Какой дед? Что за Алайв?[1 - Джим не знает английского языка. Dead означает «мертвый», alive - «живой». прим. автора.] От густого духа немытых тел щипало в носу, и я боялся, что чихну и выдам себя. Где же Хэндс? Неужто ему не удалось? Наконец меня бросили на пол, в толчее чья-то босая нога больно наступила на колено.
        - Алайв! Алайв! - заголосили рядом.
        Я решился глянуть сквозь ресницы. Трое маньяков тормошили Мэя, еще четверо пытались разорвать на части Тома. Двое тащили его за руки, двое - за ноги, и каждая пара - в свою сторону. Они топтались, кружа на месте; голова лисовина бессильно болталась, светлые волосы мели пол. Внезапно маньяки затихли, как по команде, бросив Тома и оставив в покое Мэя. Пару мгновений они не шевелились, а затем подхватили нас всех и помчали к щели.
        Мелькнул пузырчатый студень прожженной стены, пахнуло горелым. Маньяки резво пробежали через анфиладу залов. На выходе замешкались - надо было лезть наверх, и неуклюжие недокормыши суетились, не в силах одолеть подъем. Несколько человек наконец справились, и втащили наверх нас пятерых. Куча народу осталась в подвале, а нас поволокли прочь, несмотря на обиженные вопли оставшихся.
        Приоткрыв глаза, я пересчитал «наших» маньяков. Семеро. Меня пер на загривке, будто охотничий трофей, самый здоровый малый. На поясе была намотана грязная желтая тряпка, а за нее заткнута короткая дубинка. Жилистая шея маньяка была совсем рядом - обхвати и души со всей силы. Да только сил у меня в руках нет. Мэй-дэй! Хэндс ушел - и не вернулся. Чего ради было энергию отнимать?
        Впереди двое тащили Мэя. Навигатор был тяжел, и они не утруждались - просто держали его за локти, а ноги Мэя волочились по земле. Дома по сторонам были из студня, но дорога обыкновенная - песок да мелкие камешки. Один из похитителей вдруг запнулся, выпустил руку навигатора; его напарник не удержал пленника, и Мэй шлепнулся на что-то мягкое. Его подняли и поволокли дальше, а я увидел на дороге тело в кровавых серых тряпках. Голова была свернута на сторону; в черных волосах - обильная седина. Знакомая шевелюра. Этот человек кричал «Бен Ган!» и «Пошли вон, идиоты!» Это он, как умел, пытался нас защитить. Бедняга. Окровавленный труп мелькнул под ногами парня, который тащил меня, и остался позади.
        «Что с нами будет?» - мысленно спросил я своего покровителя.
        «Ты все увидишь», - пришел холодный ответ.
        Чертов доброхот. Только начнешь на него надеяться - а он тебя мордой, мордой…
        Где Хэндс? Вот на кого можно надеяться. Израэль, где вы?
        «Ты все увидишь», - повторил чужак, как будто я с первого раза не понял.
        Маньяки, которые волокли Мэя, сбавили ход. Они упарились и тяжело дышали, и так же тяжко кто-то пыхтел позади. Затем раздался протяжный стон. Мой «носильщик» обернулся, что-то вякнув по-своему, и я увидел, как двое маньяков опускают наземь мистера Смоллета. Наш капитан был куда легче Мэя, а эти двое взмокли, будто перли всех пленников разом. Они стояли, утирая потные лица, и их шатало. Поделом гадам. Мистер Смоллет может убить их одним касанием. Мистер Смоллет, очнитесь!
        «Умри», - приказал мой покровитель.
        Маньяки заподозрили неладное. Побросав всех нас, они сгрудились вокруг капитана и залопотали, размахивая руками. Самый ослабевший не устоял и плюхнулся на задницу, жалобно взвыл. Я потихоньку придвигался к Юне-Вэл. Помочь ей я не мог, просто хотелось быть ближе. «Бывший навигатор», небрежно брошенный на дорогу, казался мертвым. Вот в чем наше спасение: «мертвых» не станут казнить, а пока мы «оживем», мир успеет перевернуться. То ли Хэндс появится, то ли «Испаньола» вдарит по городу самым крупным калибром.
        Темные ресницы нашего капитана дрогнули - мистер Смоллет приходил в себя. Маньяки заорали, а один со злости пнул его босой ногой под ребра. И тут же повалился рядом, обессилев. Резко выбросив руку, капитан шлепнул его по груди. Маньяк остался лежать, а мистер Смоллет вскочил и рванулся к другому. Не успел - «мой» маньяк выхватил из-за пояса дубинку и ткнул его в солнечное сплетение. Капитан снова рухнул наземь.
        Будь проклята наша беспомощность. Я боялся, что мистера Смоллета забьют насмерть, однако они не посмели коснуться; маньяк с дубинкой и тот опасливо отскочил в сторону. Они даже поостереглись тронуть своего приятеля, который лежал без движения. Потоптались рядом, тревожно восклицая, и бросили на дороге обоих. Двое вновь подхватили Мэя, двое - Сильвера, один перекинул через плечо лисовина, а «мой» маньяк, хоть и умаявшийся, опять взгромоздил меня на загривок, точно добытого зверя. Пошагал, сгибаясь под тяжестью. Мне теперь было удобно рукой давить на сонную артерию, и ему в ум не приходило, что я это нарочно. Он подергивал плечами, подбрасывал меня, пытаясь переложить удобней, - ничто не помогало. Я оказался упрямой добычей, и он совсем замучился, пока добрался до перекрестка, где поджидали остальные.
        Кроме наших похитителей, кругом никого не было видно. Можно подумать, все население ближайших кварталов осталось в подвале, из которого нас унесли. Впрочем, нет: они уже не в подвале. С той стороны донеслось завывание толпы, но я не мог повернуться и взглянуть, что происходит.
        «Мой» маньяк сбросил меня на спину «бывшему навигатору». Подумав, что Юне-Вэл трудно дышать, я приподнялся, упираясь в землю локтем. В локоть впились мелкие камешки, но это была ерунда. Поскорей бы прийти в себя окончательно.
        Завывание толпы приближалось.
        - Дай-дай-дай! - неслись дружные крики. - Гимми, гимми!
        Уж не тащат ли они мистера Смоллета? Он ведь остался у них на дороге.
        «Наши» маньяки, даром что местные, тоже встревожились, залопотали. И вдруг снова похватали нас и поволокли к одному из домов, свалили возле стены.
        Я соскользнул с мускулистого плеча Мэя, который все еще был без сознания, и сложился пополам, словно так меня и бросили. По улице к перекрестку валила толпа. Серые тряпки, босые ноги, безумные лица. Среди них я не заметил ни стариков, ни детей.
        «Наши» маньяки встали перед нами шеренгой. Разглядывая грязные пятки заслона, я задавался вопросом, для каких целей похитители хотят нас приберечь.
        С верхних этажей донесся вой - словно пронеслась стая гонящих дичь красных волков. И на этот вой откликнулись все дома, которые я видел: тусклый студень стен разгорелся ярче, а из пустых окон полетел такой же волчий клич. Один из «наших» маньяков испуганно заскулил, грязные пятки тревожно переминались возле моего лица.
        В оконных проемах появились люди. Они напирали друг на дружку, тянулись наружу, свешивались вниз, вопили, когда их зажимали до боли. Вот где были старики и дети. Кое-кто пошел из домов на улицу, но таких было мало, и на ногах они держались нетвердо. Больны? Изголодались? Впрочем, на их беды мне было наплевать.
        Из соседнего дома выскочили трое - резвые, ловкие. На их серую одежу были нашиты разноцветные перья. Каждый из них тащил, бережно прижимая к груди, нечто похожее на чудовищных размеров коричневое яйцо. Подручные перьевика? А где он сам? Я поискал взглядом крупную фигуру в красных одеждах. Не видать.
        При виде перьевичков «наши» маньяки прекратили скулеж; зато валящая по улице толпа и народ в окнах взвыли с утроенной силой. Перьевички отнесли коричневые «яйца» в центр перекрестка. Двое бережно положили свою ношу, а один поднял «яйцо» над головой, со всего маху швырнул его наземь и поспешно отпрыгнул. Скорлупа раскололась, из нее хлынула белая жидкость, широко растеклась. На земле забелело пятно, точно разметка на стоянке для глайдеров.
        Краем глаза я уловил движение вверху - что-то мелькнуло в небе. Небесная гадость? Я поднял взгляд, но поздно: сверкающее золотыми и розовыми искрами небо было пусто.
        Толпа привалила к перекрестку и, словно засмущавшись, рассредоточилась вдоль стен домов, подальше от расколотого «яйца». Подручные перьевика нервно пожимались, передергивали плечами и озирались. Наверное, их тревожило отсутствие главного.
        Возле «наших» маньяков собрался народ; за множеством босых ног мне стало ничего не видать. Маньяки тянули шеи, подымались на цыпочки, и на нас уже не обращали внимания. Я рискнул сесть. К горлу подступила тошнота, голова поплыла от слабости. Сесть-то я могу, а встать - уже нет. Оглянувшись, я наткнулся взглядом на открытые глаза Джона Сильвера. В них стоял ужас. «Бывший навигатор» справился с собой и улыбнулся, пытаясь меня подбодрить. Из окон первого этажа, прямо над нами, торчали гроздья завывающего народа.
        Внезапно сделалось тихо. Маньяки разом смолкли, и в наступившей тишине раздались стоны и хрипы одного-единственного человека. За серыми телами я ничего не видел, но все наши были со мной… кроме Хэндса и мистера Смоллета. Кто из них - там?
        Глава 11
        Придушенно охнул «бывший навигатор». Я дернулся, пытаясь понять, что он видит. В окне над нами почему-то не стало людей. Куда они делись?
        Из-за плотно сомкнутых спин долетали мучительные стоны. Затем раздался долгий хриплый крик, внезапно подхваченный всеми. Общий вопль заглушил крик казнимого человека.
        Бежать! Пока маньяки поглощены своим зрелищем, пока в окне над нами не торчит ни одной головы. Я встал. Покачнулся. Меня ухватили за плечо и не дали упасть. Обернувшись, я увидел мистера Смоллета. Полуголый капитан перегнулся через нижний край оконного проема и, одной рукой удерживая меня, другой указывал на Тома. Лисовин был притиснут к стене телом Мэя; я мог бы поклясться, что не очнувшийся пока навигатор выкачивает из Тома энергию. До этих двоих дело еще дойдет.
        Я ухватил за руку Юну-Вэл. Поднять Юну я не сумел, но мистер Смоллет дотянулся и перехватил ее запястье. Быстро втащил «бывшего навигатора» в окно.
        Придерживаясь за стену, я поднял тяжелую руку Мэя. Мгновенно ощутил, как уходят из меня силы. Мистер Смоллет втащил Мэя наверх и пропал на несколько долгих секунд. Толпа неистово завывала - и вдруг умолкла, словно у всех сразу лопнули голосовые связки. Лишь из центра перекрестка неслись стоны и хрипы.
        С неба хлынула нестерпимая мерзость. Что-то невидимое, но отвратное обрушилось на голову, потекло по плечам и спине. Особенно гадкое ощущение родилось на животе; я чуть не взвыл от отвращения, пытаясь стряхнуть это с кожи. Не стряхнешь - проще кожу содрать.
        В окне снова появился мистер Смоллет; я лишь сейчас рассмотрел, что он весь ободран, в крови и в пыли. Однако в руках у него оказалось достаточно силы, чтобы разом поднять и Тома, и меня. Он стремительно втащил нас в оконный проем и опустил на пол возле Мэя и Сильвера. Сильвер стоял на карачках и боролся с тошнотой; навигатор энергично растирал себе виски. Рядом вповалку лежали человек пять маньяков. Мне было все равно, мертвые или нет.
        - Уходим, - шепотом велел мистер Смоллет.
        «Стой, - раздалось у меня в мозгу. - Ты хотел увидеть».
        «Не хочу!» - мысленно заорал я, а капитан подтолкнул меня к выходу из комнаты.
        «Стой!» - рявкнул чужак - у меня чуть голова не лопнула.
        Снаружи долетел новый крик - человек умирал и кричал сквозь свою смерть.
        - Джим, быстрей, - прошипел мистер Смоллет. - Пошел! - Он шлепнул Сильвера по спине, отдавая «бывшему навигатору» часть своих сил. Не своих - отнятых у бездыханных маньяков и у толпы, которая валила по дороге, топча нашего капитана. Каждый, кто наступил, поплатился…
        - Он запрещает, - вымолвил я, не зная, что делать.
        - Кто? - Мистер Смоллет подхватил Тома, готовый бежать.
        - Чужак… покровитель.
        - Ч-черт! - Капитан оглянулся - видимо, искал, у кого можно забрать еще сил. Не нашел. - Держи, - он передал лисовина Мэю; тот перекинул Тома через плечо. - Бегите. Глайдер там, - он махнул рукой, указывая сквозь здание, и обернулся ко мне. - Что ему надо?
        - Чтоб я увидел…
        «Бывший навигатор» не желал уходить без мистера Смоллета, но Мэй решительно дернул его за собой к дверному проему. Они скрылись, а мистер Смоллет толкнул меня обратно к окну.
        - Смотри.
        Поверх голов было видно место казни. Трое перьевичков стояли над двумя коричневыми «яйцами» и бдительно их охраняли, а на белом пятне лежал голый Хэндс - на боку, согнув одну ногу и упираясь локтем, пытаясь подняться. Он был весь в крови, особенно голова - светлые волосы стали красными, изо рта кровь текла ручьем. Я не признал бы его, если бы не знакомые черные брови. Пилот дергался, голова моталась, и он кричал и хрипел, намертво приклеенный к земле белой штукой. Вот почему ребята из экипажей Флинта рвались убежать, но не могли сдвинуться с места.
        Театр. Зрители были внизу и наверху. Безумные люди, замершие у стен домов, глядящие из окон; и с десяток огромных черных дыр в небе, из которых истекала невидимая мерзость. Я бросил на них лишь один взгляд - и больше не смог. Если долго смотреть, то умрешь.
        Мистер Смоллет отшатнулся от окна и привалился к стене; с лица уходила жизнь. Ему вовсе нельзя было смотреть.
        - Зачем? - шепнул он. - Спроси у него.
        «Зачем смотреть?» - обратился я к чужаку. Где он? Которое из черных пятен в небе? Или, быть может, мой покровитель - не из тех гадостей?
        «Твой старший велел понять». Что такое? Ах да: мистер Смоллет приказал Крису Деллу разобраться, что к чему. «И уничтожить», - напомнил чужак.
        Перьевички подняли с земли оба «яйца». Протянули их тому, который первым разбил свое. Он срезал у «яиц» верхушки, и один из перьевичков начал бережно выливать белый клей на Хэндса. Сначала на ноги, потом на бедра. Пилот дергался, как попавшая в паутину мушина. Другой перьевичок подступил с головы. Далеко вытянул руки, чтобы не угодить в клей на земле, и аккуратно полил Хэндса выше пояса - торс, руки, плечи. Клей схватывался и застывал, Хэндс хрипел, но дергаться уже не мог, и только залитая кровью голова еще моталась. Наконец и ее залили. Белая масса стекла на лицо, затянула глаза, нос и рот. Слава богу - ему больше не мучиться…
        Перьевичок - тот, что разбил «яйцо» оземь, - выудил из-под одежды металлический штырь, изогнулся, дотягиваясь до пилота, и провел концом штыря по лицу. Мне послышалось натужное дыхание, хотя Хэндс был слишком далеко, чтобы я услышал. Разрезали пленку между губами, и он по-прежнему мог дышать.
        Я не смел нарушить приказ чужака. Так и стоял, вцепившись в край оконного проема, и смотрел на фигуру в центре перекрестка. Белое на белом. Неподвижное. Еще живое. А-а, будь они прокляты!..
        Что-то случилось. Я вдруг оказался на полу, а мистер Смоллет навалился сверху, зажимая мне рот ладонью.
        - Молчи. Джим, тихо.
        Разве я кричал? Не помню. Наверно, кричал, потому что и сейчас хотелось забиться, замолотить кулаками, разрыдаться. Мистер Смоллет не дал шевельнуться. Я мяукнул из-под его ладони и задавил подступавшую истерику.
        Капитан отпустил меня, оглянулся на окно. В проем была видна крыша дома напротив. Просто ровная линия, над которой начиналось небо. Узкая синяя полоска - небесных гадостей из комнаты было не видать.
        «Смотри», - снова безжалостно потребовал чужак.
        Снаружи завыла толпа. Я перевернулся на бок, желая уползти куда-нибудь, где ничего не видно и не слышно.
        - Смотреть? - спросил мистер Смоллет.
        Я покорно кивнул.
        Он подтащил меня к окну, поставил, придерживая за пояс. Толпа бесновалась. Из разинутых ртов неслись вопли, руки колотили воздух, ноги плясали. В доме напротив кто-то выпал из окна. «Наши» маньяки бесновались вместе со всеми.
        Я заставил себя взглянуть в центр перекрестка. Три пляшущих перьевичка и белая фигура на белом пятне. От нее поднимался дымок. Тело Хэндса, облитое белым клеем, дымилось, а изо рта на клей падали красные капли. И еще что-то сыпалось сверху - красивое, разноцветное. Очень знакомое. Перья.
        В воздухе метались Птицы - сотня Птиц. Они взмывали вверх, камнем падали вниз, проносились над самой землей, снова взмывали - и щедро сыпали перья, словно желая выкупить у толпы тело казненного Хэндса. Внезапно, как по команде, толпа ринулась подбирать падающие с неба сокровища. Торчавшие из окон тянули руки, пытаясь ловить перья в воздухе; еще один вывалился, брякнулся на чужие плечи. Вдвоем и застыли на земле. По ним бегали и топтали ногами, спотыкались и падали, поднимались и снова бежали. За перьями гонялись, из-за них дрались, вырывали из рук, ломая и комкая.
        Весь перекресток покрылся мельтешащими телами в серых тряпках - и только к белому пятну с дымящейся фигурой не приближались. Трое перьевичков без помех собирали перья, которые падали рядом. Те, что упали в клей, остались там.
        «Кричи», - внезапно пришла команда от чужака. Я не мог кричать и повернулся к мистеру Смоллету.
        - Что? - спросил он.
        «Кричи! - потребовал чужак. - Повторяй». В мозгу раздались жуткие хриплые вскрики. Я ощутил, что вот-вот грохнусь в обморок - и от увиденной казни, и от этих кошмарных вскриков.
        Мистер Смоллет взял меня за плечи. Он был смертельно бледен, но от рук исходили уверенность и сила.
        - Джим, что?
        - Надо кричать… повторять за ним…
        «Иди к окну. Кричи, - настаивал чужак. - Кричите оба!!!» - заорал он так, что у меня голова едва не раскололась.
        Голоса не было.
        Я еле вымолвил какое-то слово - из тех, что взрывались и ревели у меня в мозгу. Затем еще одно. Мистер Смоллет притянул меня к себе, впившись взглядом в лицо.
        - Джим, говори.
        «Повторяй!»
        Я стал повторять - хриплые, яростные выкрики, страшные и лишенные смысла. И сам себя едва слышал. Мистер Смоллет повернулся к окну и четко повторил слово в слово. Это RF-язык, сообразил я. Командный голос нашего капитана прорезал завывания толпы, но этого никто не заметил. Даже «наши» маньяки не спохватились. Впрочем, «наши» были далеко, увлеченные добычей перьев.
        Я думал, умру от этих вскриков. Казалось, им конца не будет, однако мистер Смоллет всего трижды повторил за мной составленные из них фразы. Наконец чужак смолк.
        Ноги не держали, и я осел на пол у окна. Снаружи метались Птицы. Они сбросили все перья, что могли, и в воздухе кружили только редкие цветные пушинки. Зато внизу продолжалась битва - безобразная свалка с воплями и дракой. Серая толпа билась за свалившиеся на нее даровые сокровища, а десяток небесных гадостей невозмутимо наблюдали сверху.
        Для кого мы кричали? Я не успел спросить.
        На крыше дома напротив появилось нечто огромное. Оно не спикировало с неба, а само собой зародилось на пустом месте - черный холм размером с полдома, на котором он укрепился. Настолько черный, что я едва различил складки мантии, укутавшей его сверху донизу. Верхушка холма была гладкой; из нее выдвинулась округлая голова. Я уже видел подобное - на экране компа, когда мы нашли сбитую лучеметом гадость в заброшенном городе - но этот был гораздо крупнее. В Риме был детеныш, промелькнула мысль.
        Мистер Смоллет отпрянул от окна, зажмурясь. Капитану нельзя было смотреть на Чистильщика.
        Голова повернулась в нашу сторону, на плоской морде блеснули коричневые глаза. Меня поразило, что они длинные и раскосые, как у Рейнборо. Больше на морде я ничего не мог рассмотреть - такого глухого черного цвета она была. Шевельнулись складки мантии, как будто Чистильщик вздохнул, устраиваясь поудобней.
        «Прощай, - сказал он. - Я был рад снова встретить твоего старшего и его женщину».
        «Кто ты?» - Более дельного вопроса я не придумал. От всего пережитого вообще перестал соображать.
        «Предатель, - хладнокровно отозвался чужак и велел: - Теперь помолчи».
        Я послушно молчал. Чистильщик восседал на крыше, полуприкрыв глаза; на морде виднелись лишь две узкие раскосые щелки. Чего он ждет?
        Наверху полыхнуло. Белый огонь плеснул на полнеба, затем обрушился грохот, от которого ходуном заходили дома. Меня отшвырнуло от окна и бросило на пол. Студень спружинил, и я не переломал себе кости. Приподнявшись, я снова посмотрел на ту крышу. Голова Чистильщика спряталась внутрь, и гладкий холм его тела трепыхался, вздрагивали складки мантии. Ему было больно. Очень. Настолько, что у меня сжалось горло.
        «Испаньола» вдарила боевыми ракетами? Похоже на то. В ушах звенело, и я ничего не слышал, кроме этого звона.
        Я поднялся на колени. Казалось, кругом не осталось ни единой живой души - только я да мистер Смоллет, прильнувший к стене. И Чистильщик на крыше. Оконные проемы опустели - ударной волной разметало всех. Птицы усыпали землю, точно сростки самоцветов. Многие лежали на телах неподвижных маньяков, две упали в белое пятно в центре перекрестка. От тела Хэндса все еще поднимался дымок.
        Синее, с золотыми и розовыми искрами, небо было пусто - ни следа небесных гадостей. Лишь вздрагивал на крыше назвавший себя предателем Чистильщик.
        Он начал крениться набок, и его мантия развернулась, разошлась спереди. Под ней была тьма - будто провал в иное измерение.
        Чистильщик неудержимо заваливался. Край мантии свесился вниз, вздрагивая вместе с огромным телом. Мистер Смоллет прижал ладони к лицу и сгорбился, словно от страшной боли.
        Черный холм опрокинулся. Тягуче перевалил через край крыши и ухнулся вниз. Оглохнув от взрыва, я не слышал, как он упал, но земля вздрогнула, и удар отдался в упругом студне домов. Складки мантии легли, разметавшись, прикрыв распластанные серые тела. Показалась верхушка головы, снова скрылась. По мантии прошла дрожь, и больше Чистильщик не шевелился.
        Мистер Смоллет скорчился на полу, не отрывая рук от лица. Я тронул его за плечо. Надо было бежать, пока город не ожил.
        - Мистер Смоллет! - Я сам себя не услышал, и он меня - тоже.
        Встряхнув, я заставил его выпрямиться. Глаза у нашего капитана были погасшие, словно погибший Чистильщик унес с собой и его жизнь.
        - Идемте скорей.
        Ухватившись за край оконного проема, он поднялся и выглянул наружу. Не стоило ему глядеть на Чистильщика - однако мистер Смоллет и не смотрел на него, а что-то выискивал в небе. Вспомнилось: перед самой казнью там что-то мелькнуло, но я не успел рассмотреть.
        На улице вяло шевелились контуженные маньяки. Я потянул мистера Смоллета к выходу. Он вырвался и крепко взял меня за руку, чтобы я не ушел один. Я бы и так не ушел. Но черт возьми, чего мы ждем?
        С той самой крыши, которую облюбовал себе Чистильщик, вниз нырнул глайдер. Наш? Но кто же в кабине? Глайдер скользнул вдоль улицы, сделал круг над перекрестком, над дымящейся белой фигурой, и подлетел к нашему окну. Дверь салона сдвинулась вбок, приглашая войти. Мистер Смоллет махнул мне: дескать, двигай.
        В оконном проеме мне было не выпрямиться; я так и шагнул в салон, скрючившись. Следом шагнул капитан. Дверь встала на место, и глайдер поднялся - над распростертыми серыми телами, над мертвым Чистильщиком, над фигурой казненного Хэндса.
        Я огляделся. Это борт 03: в салоне стояла «камера жизни». Однако на крышке саркофага не горел ни один огонек. «Камера» не работает? Но там же Рейнборо. Был… Мистер Смоллет усадил меня в кресло, потрепал по волосам и двинулся в кабину. Вскочив, я кинулся за ним.
        Рейнборо сидел в кресле первого пилота. На нем не было ни рубашки, ни куртки; на голых плечах блестела испарина. Пилот на мгновение оторвал руку от пульта управления и показал поднятый вверх большой палец, а мистер Смоллет уселся в кресло рядом. Я по-прежнему ничего не слышал, но догадался, что капитан вызывает «Испаньолу». Он что-то говорил Крису Деллу - или Тому Грею - а Рейнборо весь ушел в управление глайдером. Видно было, что ему очень тяжко - пилот часто дышал, по шее ползли капли пота. Каким чудом он поднялся из «камеры»?
        Я встал за его креслом и положил руки на влажные холодные плечи.
        - Рей, держись.
        Он держался. Даже энергии у меня забрал совсем чуть-чуть. На ключице была липучкой приклеена кнопка связи; ее прилепил Крис Делл, когда привез нам «камеру жизни». Он тогда еще сказал: «Глупо. Оттуда не дозовешься». А сам, видать, сумел дозваться и поднять пилота из саркофага. Молодец, Крис. И молодец, Рей.
        Доложившись на «Испаньолу», мистер Смоллет взял на себя управление глайдером; Рейнборо откинулся на спинку кресла. Я положил ладонь ему на сердце; оно едва билось. Увести бы пилота в салон и заставить лечь в «камеру», но я понятия не имел, как ее включать. Поэтому мы остались в кабине.
        Глайдер летел над городом. Внизу стояли едва тлеющие дома; они стали тусклей, чем были до казни Хэндса. Видимо, их обитатели все еще были в отключке после атаки с «Испаньолы».
        Я размышлял. Чистильщик заставил нас кричать для затаившегося на крыше Рейнборо. Системы обнаружения, которыми оборудован глайдер, вычленили из общего гама слова на RF-языке, и пилот нас понял. То есть не нас, а Чистильщика: тот через Рейнборо обратился на «Испаньолу» и вызвал огонь на своих увлеченных зрелищем собратьев, а затем прикрыл от ударной волны глайдер с едва живым, крайне уязвимым человеком.
        Предатель - и одновременно спаситель. Почему он о нас так заботился? Сказал, что рад новой встрече с мистером Смоллетом и Юной-Вэл. Выходит, пятнадцать лет назад «наш» Чистильщик летал с ними на одном корабле. И все, что тогда случилось, произошло по его вине. Он устыдился? Раскаялся? Или в принципе был против «увеселительных прогулок» и «театра»? Наверняка черные дыры в небе - это проходы в «театральные залы», где собираются толпы Чистильщиков и откуда они наблюдают за «сценой». Эти залы могут находиться невесть где, хоть за двадцать галактик отсюда. Знать бы, досталось ли сегодня нашим врагам или только закрылся доступ к сцене. А «наш» Чистильщик - откуда он взялся? Из далекого зала или прибыл с нами на «Испаньоле»? Теперь уже не узнаешь.
        Внизу показался глайдер - борт 02, чью электронную начинку вывел из строя планет-стрелок. Искалеченный борт одиноко стоял на пустом перекрестке, притулившись к углу крайнего дома.
        Неподалеку виднелось светлое пятно - остатки соскобленного белого клея. Здесь казнили Джойса и Хантера? Я поспешно отвел взгляд.
        Мы приземлились рядом со вторым бортом. Дверь его кабины была открыта, и сквозь мембрану вывалился бледный Мэй. Он слабо взмахнул рукой, приветствуя нас, шагнул к нашему глайдеру и обессиленно привалился к его боку.
        Я не мог оставить Рейнборо; иначе пошел бы взглянуть, как себя чувствуют Юна-Вэл и Том. К ним отправился мистер Смоллет. Он выбрался из кабины, обогнул глайдер, приостановился возле Мэя, коснулся его и прошел в салон. Оживший навигатор заглянул к нам сквозь лобовое стекло. Увидел Рейнборо, свирепо выругался - я не слышал, но мог судить по лицу - и ринулся в кабину.
        Он хотел вытащить пилота из кресла и затолкать в «камеру жизни», однако Рейнборо вцепился в подлокотники и затряс головой, а когда Мэй попытался настоять на своем, клацнул зубами, будто готов был кусаться. Навигатор покрутил пальцем у виска, Рейнборо провел ребром ладони по горлу. Мэй обругал его, пилот засмеялся. Ему было очень худо, но он не желал возвращаться в саркофаг.
        Рассерженный Мэй погрозил кулаком. Верней, он делал вид, будто сердится, а по лицу неудержимо расползалась улыбка. Мэй положил руку Рейнборо на грудь, рядом с моей ладонью, и сердце пилота застучало уверенней.
        Из второго глайдера выбрался Том; он нес потерянный ботинок сквайра, держа его за шнурки. Рейнборо подскочил, увидев выжженные иероглифы у Тома на лице и груди. Если б не звон в ушах, я бы спросил, что перьевик нарисовал на лисовине. Быть может, мне бы Рейнборо не солгал?
        Следом показались Сильвер и наш капитан. Мистер Смоллет нес сложенный комп, «бывший навигатор» прижимал к груди пяток банок с тоником - все, что осталось в разграбленной машине. По виду, Сильвер не был потрясен известием о казни Хэндса и даже слегка улыбался.
        Мистер Смоллет не рассказал: они же оба оглохли после залпа с «Испаньолы». Юне-Вэл еще предстоит узнать, как убили Хэндса. Она спросит, и мистер Смоллет расскажет; он поберег бы женщину, но Джона Сильвера не пощадит. Бедная Юна. А уж Хэндса как жаль…
        Рейнборо оглянулся на Мэя, который стоял рядом со мной за креслом, и что-то отстучал пальцем по его запястью. Мэй отстучал ответ Рейнборо по плечу. Оба засмеялись. Мэй принялся разуваться. Он с трудом помещался в узком пространстве между креслом и стенкой кабины и толкал меня. Разувшись, навигатор снял брюки и положил их Рейнборо на колени. Оказывается, пилот сидел совсем голый; я и не заметил. Когда он выбрался из «камеры жизни», одежды своей не нашел - все растащили маньяки или перьевик с подручными. Рейнборо коснулся моей ладони - попросил не убирать с сердца - и натянул штаны; затем благодарно улыбнулся Мэю и потер уши, желая как можно скорее вернуть себе слух. Оставшийся в трусах и носках Мэй снова обулся и отстучал Рейнборо по макушке фразу, от которой пилот захохотал.
        Им было хорошо. А Хэндсу… И Юне-Вэл… Я закусил губу.
        В кабину заглянул мистер Смоллет, вручил банку тоника на троих. Оглядел Мэя, усмехнулся и жестами показал, что им вдвоем надо куда-то идти. Навигатор отхлебнул тоника и ушел с капитаном. Вид у него был потешный, но мне было не до смеха.
        Мистер Смоллет и Мэй скрылись в ближайшем доме. Он засветился ярче, словно обрадовался приходу новых людей.
        Рейнборо задремал, а я присел на подлокотник, не снимая ладонь с его сердца. Оно уверенно и сильно билось; хоть это было хорошо. Так прошло минут десять.
        В небе одна за другой полыхнули три вспышки. Не такие мощные, как удар по Чистильщикам, но глайдер вздрогнул. Что там опять? Небо ведь пусто.
        Проснувшийся пилот что-то спрашивал; в кабину сунулся напуганный Том. Мы друг друга не слышали, да и сказать ничего путного не могли; пришлось просто дождаться возвращения мистера Смоллета. Капитан с Мэем примчались через минуту. Мэй раздобыл себе потрепанные брюки от летной формы RF, а мистер Смоллет принес совсем новую куртку для Рейнборо и кусок чистой серой ткани, в которую завернул лисовина, прикрыв ожоги на груди. Капитан и навигатор выглядели, точно вернулись с курорта. Мне вспомнились рассуждения сквайра об энергетическом вампиризме; по-своему, мистер Трелони был не так уж неправ. Однако наши risky fellows тут же принялись энергией делиться: Мэй отдал силы пилоту, мистер Смоллет - мне и Тому. Сильверу ничего не досталось.
        Наш капитан снова уселся за пульт управления. В небе опять полыхнуло - три вспышки подряд; выстрелы из «стивенсона». Призыв о помощи, вот что это такое. Кто там? Доктор Ливси и сквайр? Хоть бы они. С нашего глайдера ушла сигнальная ракета, оставляя за собой тонкий дымный хвост, и расцвела над крышами зеленым. Затем мистер Смоллет поднял машину в воздух и направил ее назад, к месту казни.
        Огромное тело Чистильщика почти перекрыло улицу; вокруг копошились очнувшиеся маньяки. Одни топтались рядом, щупали края черной мантии, тянули ее в рот, пытались жевать. Другие растаскивали тушки Птиц. Пытались укрыть их, прижимая к животу, но не догадываясь сунуть под одежду, и уже завязалось несколько потасовок.
        От вида мертвого Чистильщика мистеру Смоллету стало худо, и глайдер пришлось сажать Рейнборо. Он не стал приземляться у перекрестка, а пролетел дальше по улице. У меня сжалось сердце, когда внизу промелькнуло растоптанное тело человека, который восклицал «Бен Ган!» и пытался нас защитить.
        Глайдер лег на брюхо у дома с прожженной щелью. По краям щели стены ярко светились, как будто дом был встревожен своей раной.
        Чуть только мы сели, в кабину вломился Том, выдернул меня из-за кресла пилота и утащил в салон. Здесь было худо Юне-Вэл: «бывший навигатор» скорчился в кресле, уткнувшись лицом в колени, и его трясло, как от рыданий. Мэй недовольно кривился и явно не желал иметь дело с чужой истерикой. Однако Юна не могла узнать Хэндса под слоем застывшего белого клея; ей плохо оттого, что она увидела Чистильщика. Я не мог объяснить это оглохшему навигатору, поэтому просто ткнул пальцем в сторону кабины, где так же мучился наш капитан. Мэй ушел туда, а я склонился над Сильвером.
        - Юна, хорошая моя… - Я зажмурился, чтобы не видеть смуглую биопластовую кожу на мускулистой спине и крутых плечах. Под биопластом - настоящая Юна-Вэл, сильная и решительная, но при этом хрупкая и ранимая, как любая женщина. - Успокойся. Уже все хорошо… - Я лгал ей, потому что не знал, что сказать и как утешить. Да и вообще она не слышала мою ложь. - Мы скоро вернемся на «Испаньолу». Любимая моя, родная, успокойся. Все уже кончилось.
        Я гладил ее по вздрагивающей спине; Юна-Вэл затихала. Я невольно пожалел об этом, потому что пора было открыть глаза и отойти, но я понимал, что мне уже больше не ласкать ее - женщину, которую я любил и которая никогда не будет моей.
        И все-таки пора. Я выпрямился. «Бывший навигатор» перевел дыхание, забросил руки на спинку переднего кресла и уткнулся лбом в подголовник.
        На меня потрясенно глядел Том: глаза округлились, усы подергивались. Я представлял, что он обо мне думает. И мне было наплевать.
        А потом захотелось от души ему вмазать: я понял, что лисовин смеется. Он переводил взгляд с меня на Сильвера и веселился так, словно мы с «бывшим навигатором» были два клоуна. Черт бы его побрал. Да хоть бы я обожал всех RF-навигаторов, вместе взятых. Лисовину какое дело?
        Он понял, что вот-вот огребет, и унялся. Хлопнул меня по плечу, притянул к себе и встряхнул, будто одобрял какой-то мой выдающийся поступок. Что это с ним? Лисовин расплылся в ухмылке и показал большой палец; зеленоватые глаза искрились.
        У меня родилась неприятнейшая мысль.
        - Ты меня слышишь? - Я дотронулся до собственного звенящего уха.
        Он кивнул.
        Ох. Том разобрал, что я говорил Юне-Вэл. Значит, они втроем успели добежать до глайдера и спрятаться, прежде чем «Испаньола» вдарила по Чистильщикам. И только мы с капитаном оглохли, да еще Рейнборо.
        Мой верный, замечательный друг. Как он радовался! Прямо-таки светился от того, что наш «бывший навигатор» - женщина, а я не замаран. Может, надо было рассказать ему правду раньше?
        Джон Сильвер поднялся из кресла, с досадливой гримасой потер уши. Он все-таки контужен? Лисовин расслышал, что я говорил, а Юна-Вэл - нет? Тьфу, пропасть.
        Из здания неподалеку вышел человек. Стал, то ли разглядывая глайдер, то ли давая нам возможность как следует рассмотреть себя. Форма RF - черные брюки, серо-голубая рубашка, светлая куртка, длинный черный шарф на шее; в руке штурмовой «стивенсон», на плече два вещмешка. Он был чисто выбрит, как все наши risky fellows, но давно не стрижен - темные космы длинней, чем у любого энглеландца. Худой, побитый жизнью; на щеках вертикальные складки - настолько глубокие, что казались черными.
        Из кабины вылез Мэй. Незнакомец махнул рукой, приглашая кого-то следовать за собой, и двинулся к глайдеру.
        Из дверного проема вышел доктор Ливси. Очень бледный и тоже нагруженный - за плечами объемистая сумка, к груди прижаты два компа. Он не поспевал за незнакомцем - тот шагал легко и упруго, а у доктора заплетались ноги.
        Мы с Томом выскочили наружу, стали рядом с Мэем. Мы побежали бы навстречу доктору, но навигатор не пустил. По-моему, чужак ему не нравился. И особенно раздражал собственный Мэев «стивенсон» в чужой руке.
        Третьим из дома показался мистер Трелони в одном ботинке. С виду он был нездоров, под глазами набрякли коричневые мешки. Увидев отца, Том подобрался, как будто на улицу вышел опасный зверь. Сквайр тащил две коробки с едой, поставив их одну на другую и прижимая сверху подбородком. Не такие уж коробки тяжелые, чтобы он так отдувался.
        Четвертым вышел человек с лучеметом подмышкой - высокий, широкоплечий, светловолосый, тоже в форме RF. Лицо в запекшейся крови, на лбу и щеке - открытая рана. Это еще кто? Неужто перьевик? Но у того была окладистая борода, и волосы темные. А этот - другой. Окровавленный, страшный, безбровый… У меня сердце повалилось вниз. В голове зазвенело сильней, и я стал хуже видеть. Вглядывался, медленно узнавая крупную фигуру и уверенную походку. Вот только лицо - совсем чужое лицо…
        Ноги понесли меня навстречу.
        Я прошел мимо чужака, доктора Ливси и мистера Трелони, не сводя глаз с белокурого космолетчика. Остановился перед ним, преградив путь. Лицо в кровавых точках, одной брови нет, только гладкая кожа, на месте другой - голая кость, со скулы мясо будто сняли ножом, и вырвана половина щеки. Он улыбнулся, и от этой белозубой улыбки незнакомое страшное лицо стало знакомым. Хэндс. Это же и впрямь наш Хэндс!
        - Израэль, - прошептал я.
        Жив. В самом деле жив! Слава богу…
        Удерживая подмышкой лучемет, он постучал себя пальцем по уху: дескать, оглох, извини. В другой руке у него был оружейный чемоданчик - явно не пустой. Наши станнеры к нам вернулись.
        Пилот терпеливо ждал, когда я уйду с дороги. Уцелевшая бровь была сбрита - она не нужна под маской - а ресницы Хэндс сохранил. Карие глаза зеркально блестели, и я разглядел в них свое отражение. Два Джима Хокинса в чужих невеселых глазах.
        А кого же казнили на перекрестке? Выходит, перьевика? Старший пилот содрал с себя биопласт и налепил на этого садиста, затем раздел его и оставил, а сам вовремя смылся. Маньяки не заметили подмены, и пока перьевички казнили собственного шефа, Хэндс разыскал доктора Ливси со сквайром, наши покраденные вещи и чужого risky fellow. Мэй-дэй! Я ведь знал, что он ушел побеждать. Как я мог в нем усомниться?
        Вскинув руку, я отсалютовал ему - так же, как в свое время салютовал мне экипаж «Испаньолы». Хэндс удивился. Потом улыбнулся и мотнул головой, указав на глайдер: пойдем, мол. И мы пошли. Я отправился бы с ним хоть на край света.
        У глайдера началась радостная суета: Хэндса облапил Мэй, затем Сильвер, потом мистер Смоллет. Чужак стоял рядом. Глаза у него были голубовато-серые, в цвет форменной рубашки, и холодные, оценивающие. Мэй думал забрать у него «стивенсон», но чужак не отдал - отступил на пару шагов и красноречиво приподнял ствол. Между ними вклинился мистер Смоллет, оттолкнул Мэя. Раз навигатор лишился оружия, оно теперь принадлежит тому, кто его первым нашел? В этом была своя справедливость. Хэндс отдал Мэю лучемет, но замена была неравноценной, и навигатор сильно разозлился. Чужак усмехнулся; черные вертикальные складки на щеках искривились. Разъяренный Мэй ушел в салон, забрав принесенные доктором Ливси компы.
        Доктор всплеснул руками, словно что-то неожиданно вспомнив, и полез в объемистую сумку, которую принес за плечами; оказалось, аптечка. Он достал из нее нечто, похожее на легкий шлем, и протянул мистеру Смоллету. Капитан изобразил на лице глубокое сомнение. Доктор Ливси решительно нахлобучил «шлем» ему на голову; надо лбом загорелись два синих огонька, красный и желтый. Мистер Смоллет морщась потер переносицу, доктор Ливси кивнул: дескать, так и должно быть. Постучал пальцем по наручным часам и поднял обе руки, растопырив пальцы. Мистер Смоллет дернулся, изображая ужас: «Десять часов?» Доктор предъявил ему часы и показал на табло: минуты. Капитан смирился.
        Из добытых вещмешков была извлечена одежда - одни только куртки, а рубашек, которые с нас сняли, не было. Наверняка их уничтожили или надежно укрыли из-за кнопок связи на воротниках. Неизвестно, есть ли кнопка у чужака, - под шарфом не видно; из наших связь осталась лишь у Рейнборо.
        Доктор Ливси обнаружил в салоне «камеру жизни». Он пробежался по кнопкам пульта, проглядел информацию о состоянии пациента, затем схватился за комп, усадил рядом Рейнборо и что-то быстро отстучал на клавиатуре. Пилот прочел на экране мнение доктора и помотал головой. Я поглядел: доктор требовал, чтобы Рейнборо сию минуту отправлялся в «камеру». Отправится он, как же. Я положил ладонь ему на сердце. Рейнборо благодарно улыбнулся и обернулся к доктору Ливси: «Видите? Куда лучше и надежней». Доктор отступился и занялся Томом. Его усталое, помятое лицо сделалось несчастным, когда он принялся обрабатывать ожоги лисовина. Кого доктор категорически не замечал, так это сквайра - хотя мистеру Трелони тоже не повредили бы лечебные меры. Вид у него был совсем больной; сквайр тяжело дышал, откинувшись на спинку кресла.
        В салон зашел чужак. Глубокие складки у него на щеках были черные, будто нарисованные углем. Холодный взгляд остановился на выжженных у Тома на груди иероглифах. Брови удивленно вздернулись, затем на скулах шевельнулись желваки. Чужак глянул на Рейнборо и Мэя с откровенной неприязнью, словно в том, что перьевик издевался над лисовином, виновны были наши космолетчики. В глайдер вернулся мистер Смоллет; он стянул с головы «шлем», на котором красный и желтый огоньки уже сменились синими, и передал Рейнборо. Чужак наблюдал за капитаном с брезгливой гримасой. Чем ему не угодили, хотел бы я знать. По-моему, мистер Смоллет понимал, чем чужак недоволен, и ему было очень неприятно.
        Глава 12
        - Уму нерастяжимо, - Бен Ган экономно, мелкими глотками, прихлебывал тоник. - Чистильщики бандитствуют в свое удовольствие, а люди и в ус не дуют. Я ожидал, за эти годы что-то изменится.
        - Ты наивен, - Хэндс взял щепоть черного пепла из плошки на столе и осторожно, чтобы не перемазаться, отправил в рот. Старшему пилоту единственному пришлась по вкусу местная еда; он был зверски голоден, и скромного перекуса из наших запасов ему не хватило.
        Мы гостевали в доме правителя города. Неказистая хибара была сложена из неошкуренных древесных стволов, на крыше навален сухой тростник, и он же гулял и хрустел на полу под ногами. Мятая пленка на окнах с трудом пропускала дневной свет, поэтому хозяин откинул завешивающую дверь палатку. В проем была видна пустая улица и наш глайдер у порога. В глайдере спал мистер Трелони; доктор Ливси дал ему успокоительное. Без сквайра нам было куда вольготней.
        В хибаре стоял деревянный стол и стандартные кресла, снятые с глайдера. В дальнем углу были сложены скудные пожитки: спальник и кой-какая одежда, а на стене распята коробка из-под продуктов. На пяти ее гранях были одинаковые картинки: сияющее улыбками семейство пьет коффи у стола, где горой навалены на блюде засахаренные фрукты. Под семейством была прибита полочка, и на ней лежал брусок, вырезанный из RF-студня. Студень светился - точь-в-точь лампада под иконой.
        Кресел на всех не хватило, поэтому мы с Томом сидели на полу у стенки, а Бен Ган устроился возле глядящего в бойницу большого станнера. Одной рукой хозяин небрежно обнимал станнер, в другой держал банку с тоником.
        - Да, я наивен, - согласился он с Хэндсом. - Сдуру вообразил, что дело о преступлении капитана Флинта прогремит на весь мир. Ждал: вот-вот нахлынут журналюги, полиция и ученые. А они спешить не торопились. Не дождался… Но хотя бы тела парней с «Эльдорадо» надо было поискать? О себе я не говорю. Кому интересен Бенджамин Ган, паршивый техник с дрянного разведчика?
        - На чем ты летал? - осведомился Мэй. Ему вернули «стивенсон», и навигатор примирился с не глянувшимся ему поначалу чужаком.
        - На «Одиссее».
        Наши космолетчики переглянулись; они о таком корабле не слыхали. А Сильвер, поколебавшись, сказал:
        - В последний раз «Одиссей» вернулся без половины экипажа.
        Бен Ган удивленно хмыкнул.
        - Что ж они так-то? - Он зачерпнул ложку пепла, отправил в рот; ложка у него была одна, поэтому Хэндс брал пепел рукой. - Жрать охота, как из ведра… Кто вернулся?
        - Лучше спроси, кого забрали. Капитана, обоих помощников, одного техника и двух навигаторов.
        Правитель города бросил на Сильвера острый взгляд:
        - А ты часом не тот Джон Сильвер, по чьей милости я тут торчу? Не дергайся; сам вижу, что не тот.
        «Бывший навигатор» уставился на свои руки, Хэндс уставился на него.
        - «Одиссей» потерял людей, возвращаясь отсюда, - вымолвил Сильвер, не поднимая глаз. - И больше не летал.
        - Это он взорвался в космопорту? - спросил мистер Смоллет, что-то припомнив.
        - Да, сэр. День простоял и…
        - Как взорвался? - опешил Бен Ган. - Реактор, что ли, разнесло?
        - Корабль уничтожили по приказу руководства, - сказал Сильвер.
        - Что ты брешешь? - не поверил Хэндс. - Тебе что - лично докладывали?
        - У меня есть основания так считать.
        - Джон, - велел мистер Смоллет, - извольте рассказать, что вам известно.
        «Бывший навигатор» вскинул глаза, в которых сверкнули зеленые искры RF.
        - Сэр, мне известно, что уцелевший экипаж «Одиссея» убили. Их собрали на борту и взорвали при старте корабля.
        - Что ты брешешь? - тяжело повторил Хэндс. Его изуродованное раной лицо помрачнело и стало страшным.
        - «Одиссей» был разведчиком, - с внезапной яростью обернулся к нему Сильвер. - Его послали сюда по следам экспедиции Флинта - когда Флинт потерял свой второй экипаж. Парни с «Одиссея» сделали свою работу; только выводов сделать не успели. При возвращении половину экипажа сгубили Чистильщики, а оставшихся добило начальство. Потому что людям незачем знать о планете и тутошних безобразиях. Чистильщики приказали - и наши суки выполнили приказ. И объявили, что корабль взорвал неизвестный маньяк.
        Мистер Смоллет опустил голову и прижал к лицу кулаки.
        - Откуда вы знаете? - глухо спросил он. Упоминания о Чистильщиках по-прежнему его убивали.
        Лисовин поднялся и, стараясь поменьше хрустеть тростником, подкрался к капитану. Хотел было положить ладонь на плечо.
        - Уйди, - осадил его мистер Смоллет.
        Том отдернул руку, а Бен Ган холодно уставился на обоих.
        - Откуда - вы - знаете - подробности? - раздельно повторил мистер Смоллет.
        - Это не знание, а выводы из реальных фактов, - отрезал «бывший навигатор».
        Бен Ган пригубил тоник. Он экономил драгоценную жидкость и цедил по капле.
        - А мой приятель - Джон Сильвер с «Одиссея» - что с ним сталось? Его забрали в обратном рейсе или взорвали?
        - Твой приятель уцелел.
        - Во гад! Как ухитрился?
        - Чистиль… - Хэндс пнул его, и Сильвер осекся, - в рейсе им пренебрегли, а на борт перед взрывом он не явился.
        - Что так?
        - Жена умная оказалась. Не пустила.
        - Ты шутишь?
        - Нет, - сказал Хэндс. - Насколько я знаю Юну-Вэл, она могла.
        Бен Ган задумчиво поглядел на обоих.
        - Мир тесен… Я тоже знаю Юну-Вэл. Она черта удержит, когда ему надо на борт. Не баба, а землетрясение.
        «Бывший навигатор» подавил усмешку, принимая комплимент.
        - Чепуха, - заявил лисовин. - Если некто замыслил уничтожить свидетелей и извести экипаж «Одиссея», ничего не стоило кокнуть улизнувшего от смерти навигатора. Потом. Верно, Джон? - у него лукаво блеснули глаза.
        Бен Ган покривился. Лисовин его чем-то сильно раздражал.
        - За ним охотились, - возразил Сильвер. - Но навигатор с супругой укрылись на «Илайне»; а после катастрофы он сошел с ума и стал не опасен.
        - Думаешь? - усомнился Мэй, усиленно переваривавший массу новых неожиданных сведений. - Так-таки не опасен?
        - Его допрашивали… - По-моему, Юна-Вэл чуть не ляпнула «при мне», но вовремя спохватилась. - Допрашивали долго и жестко. Он не помнил… в смысле, не желал помнить ни Остров Сокровищ, ни Бена Гана. Поэтому его не стали убивать. Гуманисты, - добавила она с издевкой.
        Мистер Смоллет рассматривал «бывшего навигатора», как будто пытался взглядом проникнуть под биопласт. Он догадывается, что перед ним Юна-Вэл? Скорей всего. Надеюсь, беды от этого уже не будет.
        - Бен, как тебе повезло остаться здесь? - спросил Рейнборо.
        Он сидел рядом с доктором Ливси; доктор то и дело заботливо прикладывал ладонь к сердцу пилота.
        - Низкий поклон Джону Сильверу. - Бен Ган постучал краем банки по черным от пепла зубам. - Мы припозднились, и время поджимало. «Одиссей» готовился стартовать, а мы с Сильвером в Белых Скалах ковырялись. Там местные берут материал для скульптур, - пояснил он с недоброй усмешкой.
        - Мы их видели, - заметил Хэндс.
        - Помнишь разломы рядом? - повернулся к нему правитель города.
        Хэндс кивнул.
        - Глубокие как сволочь, - продолжал Бен Ган. - А мы опаздывали, и ну к глайдеру бегом. Меня и угораздило в разлом свалиться. Сильвер по эрэфке вызывает: «Как ты?» Я ему: «Спасибо, хреново». Копчик себе отбил и башку. «Веревку, - прошу, - кидай». Нам торопиться надо, корабль ждать не будет. Ладно. Он веревку кинул. Я за ремень зацепил, командую: «Поехали!» Он тянет, я ползу. По белому камню, из которого миллионы скульптур можно наваять, дай Чистильщикам волю. И вдруг чертов ремень расстегнулся. Шарк - и из штанов выскользнул, а я кувырк вниз. На совесть приложился. Лежу, смотрю в небо. Синее, с переплясами искр, а к нему белые стены разлома тянутся - высоко-высоко. Сильвер опять вызывает: «Как ты?» Я ему: «Еще хреновей. Давай все сызнова». На часы гляжу - мама родная! Чутка проваландаемся - и точно домой не успеть. «Джон, - кричу, - спускай веревку». Он мне по эрэфке: «Ты корабль вызывал?» На кой ляд корабль? Он не поможет. «Нет, - отвечаю, - на борту не в курсах». Сказал - и понял, что зря. Потому что на границе белого и синего является друг мой Сильвер. А в руке у него не веревка - станнер. - Бен
Ган усмехнулся и повел рукой, в которой держал банку с тоником. Осторожно повел, боясь расплескать. - Меня вырубил - и в глайдер. Так и успел на борт, подлюган… Уму нерастяжимо: все ему нипочем. И Чистильщики побрезговали, и от взрыва женулька уберегла.
        - А как ты выбрался? - спросил Мэй.
        - Там черта выберешься. Местные пришли за камнем - они и вытянули. - Бен Ган поморщился и запил неприятное воспоминание большим глотком тоника.
        - Ты знал это? - спросил Хэндс у Сильвера.
        - Нет.
        Разумеется, Юне-Вэл муж не признался.
        - И что ты стал делать дальше? - поинтересовался Рейнборо у Бена Гана.
        - Жить, - вздохнул правитель города. - Перво-наперво двинул туда, где «Одиссей» стоял. Долго шел… В джунглях всегда найдется, что похавать. Вопрос питания отменно продуман; пепла - завались. На плато меня глайдер ждал. В нем снаряжение, оружие, еда. Я, по идее, был покойник, а ребята надеялись, что доберусь и отыщу это добро. Жаль их… - Бен Ган помолчал, цедя тоник. - Видели на плато мои письма?
        - Любовались, - подтвердил Мэй. - Чесали репу: куда нас зовут? То ли в Рим, то ли ром пить.
        - Плато проклятущее ум отшибает. Я там долго вошкался, камни возил, раскладывал, имена царапал. Крыша-то и поехала. Быстрей, чем я закончил. Иначе другое б написал, вроде «Люди, уносите ноги сразу». И объяснил бы про Чистильщиков. Хотя они, наверное, меня под контролем держали… придерживали, чтоб не зарывался. В общем, простите - невнятен я был.
        - Прощаю, - серьезно сказал Рейнборо.
        - Прощаю, - шепнул мистер Смоллет, которому опять стало худо. Лисовин положил ладонь ему на плечо, и капитан его не погнал.
        Бен Ган прищурился.
        - Так это правда - что на вашем лисовине накарябано? Он и впрямь юнга?
        - Да, - подтвердил Том среди повисшего молчания и невольно коснулся лица с выжженным иероглифом. - Ну и что с того?
        - Помолчал бы! - свирепо обрушился на Бена Гана Сильвер. - Мало ли, какая сволочь чего накарябает.
        - Да я молчу, - отозвался правитель города с усмешкой.
        - Тебе говорили, - напомнил Тому Рейнборо, - что летать с юнгой - позор для RF-капитана. Ты все равно Алексу навязался. А теперь ему оправдываться на каждом углу.
        Лисовин огорчился.
        - Это сквайр перщику разболтал. А тот и рад издеваться. Мистер Смоллет, я не хотел вас подводить. Я же тогда не знал… И вообще меня взяли без оплаты, - добавил он, обращаясь к Бену Гану.
        Тот недоверчиво поднял брови.
        - Довольно, - рассердился наш капитан. - Вернемся на корабль - сделаем Тому новую маску. Шрамов не будет видно.
        А ведь на лисовине - два иероглифа - разных. Один означает «юнга». А второй что значит?
        - Кстати, Александр, нам не пора? - озабоченно спросил доктор Ливси.
        - Пора будет, когда Крис даст «добро», - ответил за капитана Рейнборо. - «Испаньола» гоняет нам системы в глайдере, восстанавливает порушенное - иначе не долетим. Чис… тьфу! Эти гады нам знатную свинью подложили. Ума не приложу, как машина до сих пор не гробанулась.
        - Крис молодец, - убежденно сказал Бен Ган. - Так по Чи… по небесам долбанул! Надеюсь, у них кишки полопались.
        - Про себя расскажи, - попросил Мэй. - Что дальше было?
        - Прилетел в Рим. Местечко - класс! - воскликнул Бег Ган с издевкой. - Два десятка жилых домов, прочее джунглями поросло. До кормежки рукой подать: прошел сотню метров, потрогал листья, пепла дождался - и жри от пуза. Местные, оглоеды, кормились с утра до ночи. В парке культурно, птички поют, скульптуры стоят, глаз радуют…
        - Зачем их стали делать? - спросил мистер Смоллет. - Насколько я понимаю, до экипажей Флинта здесь тоже совершали жертвоприношения?
        - Еще бы. Для того планетку и населили. Прихватили откуда-то тысчонку-другую-третью человек и тут сбросили. Радуйтесь, люди. Жратва бесплатно, дары драгоценные на маковку сыплются. В смысле, птицы треклятые бьются в истерике и перья сбрасывают. Извечная мечта лентяя: трепыхаться не надо, работать ни к чему, сиди, рот разинув, дожидайся, когда сокровища на башку упадут. Как до них местные охочи! Глотку перервут за идиотское перо. Будь оно трижды золотое или зеленое - все одно идиотское. От этих перьев ум застит. - Бен Ган постучал банкой по лбу. - Дураком становишься, одних перышек хочется да пепла на зуб. Да поглядеть на интересное, нервишки щекотнуть. Когда твой сосед, дрянью облитый, от боли заходится, а сверху хлещет это паскудство… Боги наверху расселись, тоже представление смотрят. А без них ни перьев не будет, ни зрелищ. Тем и пробавлялись: нет-нет, да и соберется толпа, выловит какого бедолагу - и на лобное место. Казнить. А после казни ощущают прилив вдохновения и начинают делать детей. Иначе бы и не рожали, и перемерли давно.
        Мне вспомнилась наша с Сильвером версия, что от бережно хранимых перьев тупеют люди на Энглеланде. В сущности, Бен Ган сказал о том же.
        - Откуда они берут клей? - спросил Рейнборо.
        - Боги поставляют. - Бен Ган хищно оскалился. - Мы-то сами ничего сделать не можем - умишко не тот. Только и хватает его в Белых Скалах камень добывать. И то под чужим руководством.
        - Кто руководит? - вскинулся Джон Сильвер.
        - При мне - никто, - отрезал правитель города. - А до меня - и до Флинта - не знаю.
        - Тот хмырь, который в красном, с перьями и бородой… - начал Том.
        - Рауль? Ну… Экипаж Флинта мог и он сгубить. Но при мне, - подчеркнул Бен Ган, - Рауль сидел тихо, как мышь под метлой.
        Он поставил на пол банку с тоником, укрепил ее в тростнике и задумчиво потеребил свои длинные космы.
        - Рауль здесь не сто лет живет. И до него кто-то обретался, за туземцами глядел. Их без пригляда не оставишь - передохнут. Чисти… наши боги забрали Рауля с «Туманной зари» - во названьице! - и после обработки высадили тут.
        - Он - не RF? - уточнил Сильвер.
        - Упаси господь. Дурной пассажир с дурного корабля.
        - Почему с дурного? - поднял голову мистер Смоллет. Он был очень бледен.
        - Потому. Где он обучился писать «юнга-любовник»? На «Туманной заре», не иначе. Очевидно, кто-то у них был и юнгой капитанским, и любовником.
        Том охнул. Так вот что пытались скрыть от него космолетчики. Бедный лисовин.
        - Бен, тебя просили помолчать, - процедил Хэндс, а Сильвер метнул на правителя города бешеный взгляд.
        Тот смутился, пробормотал извинение. У лисовина затрепетали усы.
        - Том, не бери в голову, - мягко сказал Рейнборо.
        - Забыли, - велел мистер Смоллет. - Бен, так зачем же местные делают скульптуры? - повторил он свой недавний вопрос.
        - Да хрен их знает. Я думаю - лично я лично думаю, - что боги пожелали сохранить их на память. Клей сжигает человечье тело и высыхает. Но держится он скверно, рассыпается, и слишком скоро ничего не остается. А камень простоит века.
        - Алекс говорил: форму заливают раствором, - припомнил Мэй. - Так?
        - Да. Крошат добытый камень, толкут в пыль и смешивают с… - Бен Ган запнулся, с сомнением поглядел на мистера Смоллета. - Как вам объяснить… Раньше они - боги - спускались на крыши и любовались оттуда. Все бывало ими усеяно. После казни на крышах оставалась серая пакость - целые лужи. Ее надо быстро собрать, пока не высохла, слить в закрытую тару и так хранить. Затем смешать с каменной пылью и залить в клейную корку. Раствор схватится - и скульптура готова.
        - Что же они оставляли на крышах? - с наигранным простодушием спросил Мэй. - Неужто сперму?
        - Больше нечего, - буркнул Хэндс. И мрачно изрек: - А клей дареный - это яйцо-болтун, которое не жалко. Бен, я прав? Яйца на крышах оставались?
        Правитель города закатился смехом - злым, холодным.
        - Ты прав. Именно яйцо-болтун.
        «Бывший навигатор» и старший пилот переглянулись - и тоже захохотали. Горько, с надрывом, смеялся Джон Сильвер, и от души веселился Израэль Хэндс. Мистеру Смоллету было больно.
        - С-собаки, - с ненавистью прошипел Рейнборо.
        - Ты в Риме лучемет против них настропалил? - спросил Мэй, когда Сильвер и Хэндс утихли.
        - Ну да. Боги перли на статуи глазеть. В парке и не видно за деревьями, а они лезут. Отменное побоище устроил; только ошметки летели.
        - Как они тебя после этого не сожрали? - удивился Рейнборо.
        Бен Ган гордо тряхнул длинными космами.
        - Так я ж - из-под земли. Они меня там не чуют, и аппаратуру мою не гробануть. Парк - кусок чужой планеты, и под чужой землей безопасно.
        - А отчего в городе остался один убитый детеныш? - спросил я. - Прочие трупы забрали?
        Бен Ган смутился.
        - Да не было других трупов. Они по-быстрому смекнули, что дело швах, и свалили. Детеныша забыли в суматохе; его одного я и прикончил.
        - А Крис сумел своего гада убить, - сказал я, помня, как второй помощник разделался с Чистильщиком, который засел в «Испаньоле».
        - На то он и Крис, - улыбнулся Рейнборо. - Вот уж кто врага не упустит. Бен, скажи: почему ты ушел из Рима сюда?
        - Боги нас покарали. Каким-то своим оружием прошлись, вроде станнеров. Я в подземелье пересидел, а когда вылез, гляжу - кругом покойники. Всех жителей подчистую… хотели меня достать, а получилось - их. Но богам не жалко: в запасе второй город есть. Про меня и не подумали, что спасусь.
        - А как твой Рауль выжил?
        - Здесь отсиделся. Когда прибыл «Одиссей» и в Рим нахлынули разведзонды, Рауль их засек. А поскольку рыло в пуху, он из Рима дал деру. Якобы к экипажам Флинта он касательства не имеет и вообще его не трожьте. Короче, я давай своих мертвецов хоронить. В парке, неподалеку от старых скульптур. Видели кладбище? Нет? Несколько братских могил… А потом я решил впредь казней не допускать, чтоб богам стало незачем сюда шастать. У нас и не было ни одной, местные у меня по струнке ходили. Я их во как держал! - Правитель города потряс сжатым кулаком. - Но вдруг, откуда ни возьмись, ваш сквайр с командой. Рауль… Мы с ним ладили, я подлянки-то не ожидал… Рауль смекнул, что настал его звездный час. Благодарные боги его не забудут и наградой не обделят. Особенно когда он услышал от вас, сэр, - обратился Бен Ган к доктору Ливси, - что RF почти не летает и Ч… э… оголодали, паразиты. Моя вина: все прохлопал. Глазом моргнуть не успел, как Рауль взял власть. Станнером шарк - и дело в шляпе.
        - Бен, - подал голос Том, - скажите: сквайр - он вправду готовился продать местным охрану и доктора?
        Правитель города скривил губы; шевельнулись черные складки на щеках.
        - Хрен его знает. По мне, тут не злодейство, а непроходимая тупость. И ослепляющая жадность. - Захрустев тростником, Бен Ган поднялся с пола. - Мистер Смоллет, у вас толковый старший пилот. И пилот Рей молодец. И вообще все ребята. Но мне как-то боязно. Не пора ли?..
        - Не пора, - отрезал наш капитан. Не стоило чужаку его погонять.
        - Израэль, - заговорил я, - где осталась одежда Рауля? Та красная, с нашитыми перьями?
        - Зачем тебе?
        - Пощупать. И понять, насколько здешние перья похожи на энглеландские.
        - Одежку Раулеву щупать противно - в кровище. Бен, у тебя есть под рукой?
        Хозяин порылся в тростнике под сложенным в углу спальником и вытащил несколько длинных перьев с великолепным зеленым отливом.
        - Вот. Сберег для себя. Я на них сплю.
        Сильвер выскользнул из кресла и тоже взял парочку перьев, повертел в руках. Я приложил жесткие опахала к щеке, прислушался к ощущениям. Тихая ласка, баюкающий шепоток. Да: эти перья не отличаются от энглеландских. Зачем Бен Ган спит на них, если знает, что они туманят мозги? Наверное, оттого и спит, что туманят.
        Я вернул ему перья и спросил:
        - Где у вас держат Птиц?
        - У нас не держат. Их боги сбрасывают. Р-раз - в небе явился цветной клубок. И птицы разлетаются кто куда. В смысле, пикируют к приклеенной жертве и начинают истерить.
        - А потом? Они выживают?
        Бен Ган покачал головой.
        - Мрут от голода. Пепел они не едят, а больше тут жрать нечего.
        - Да уж, - заметил Мэй, - на пепле только люди продержатся.
        Правитель города боком придвинулся к мистеру Смоллету.
        - Сэр, - начал он, явно смущаясь, - можно попросить у вас еды? Немного. Да у вас много и не найдется.
        - Для кого?
        - Для себя. Вы вернетесь на корабль, а мне оставаться.
        - На хрена? - удивился Мэй. - Тебе что тут - медом намазано?
        - Люди же, - неловко пояснил Бен Ган. - Если мне улететь, тут начнутся новые казни. А тешить богов - последнее дело. Мистер Смоллет! - взмолился он. - Чуток. Хоть несколько банок.
        - Забирайте все, - сказал капитан. - Там в салоне осталось.
        - Кстати, где твой глайдер? - осведомился Рейнборо.
        - Глайдер? - переспросил правитель, соображая. - А-а… - махнул рукой. - Сгубил я его. Утопил в болоте. Простить себе не могу; отличная была машина.
        Космолетчики помолчали, как будто речь шла о смерти человека.
        Доктор Ливси приложил ладонь Рейнборо к сердцу и встревоженно начал:
        - Питер, как хотите: вам нельзя…
        - Оставьте, ей-богу, - отмахнулся пилот. - Бен, что-то я еще хотел спросить… Да! Я так понял, что «Эльдорадо» прибыл сюда уже при тебе. Они тебя нашли?
        Бен Ган состроил мученическую гримасу.
        - Нашли они, как же. Их сюда по ошибке занесло, на Станции одну тьмутаракань с другой перепутали. Бардак, как везде. И лететь бы им туда-обратно да поплевывать, - но они переполошились, обвинили во всем себя и с испугу потеряли троих. Поэтому когда прибыли сюда, объявили отдых и полное безделье. Зонды отправили так-растак, посмотреть на планету толком не удосужились. И меня не заметили. Глайдер и тот проворонили, хотя он на виду стоял, в городе.
        - Уроды, - с чувством сказал Мэй.
        Бен Ган согласно кивнул.
        - Они себе отдыхали, ползали вокруг корабля, расслаблялись. И чуть не прохлопали время старта. Двое отправились на прогулку, и тут капитан спохватился: вот-вот взлетать. Завернул парней обратно. Они засуетились и сглупили. Грохнулись на Блестящую Плешь. Я как раз в глайдере был, ихний SOS услышал. Свой тоже послал - то-то «Эльдорадо» удивился. Так они про меня и услышали… а своих не дозвались. Мне уже поздно было к ним торопиться, все одно не успеть. Они и взлетели - без тех двоих и без меня. - Бен Ган сокрушенно вздохнул.
        - Глайдер с «Эльдорадо» потрошили твои архаровцы, - продолжил Рейнборо. - С пением «Бен Ган! Бен Ган!» Ты их туда послал?
        - Я взял пять человек, которые еще не совсем полные кретины, и с ними отправился искать глайдер. Блестящая Плешь - это пустынька такая мелкая, сквернопакостная. Я глянул сверху - и заскреб в затылке. Коли чужой глайдер там погиб, незачем и мне соваться. Мало ли, как обернется. Кто будет за местными смотреть, от казней удерживать? На Рауля я не шибко надеялся. Поэтому отряд свой отправил, а сам на краю джунглей остался. С ними был Тед, моя правая рука. Он самый умный из здешних. Во всем мне помогал. И вас вот думал от казни спасти. Сообразил же, что станнером надо. Эх… Лучшего человека растерзали… Короче, сижу я на краю Плеши, своих дожидаюсь. Потом глядь: мама родная! Мои умники голых парней волокут. Как будто казнить их собрались.
        - Отчего не похоронили, а так бросили? - спросил Хэндс.
        Бен Ган отвернулся к окну. Я видел его профиль: лицо человека, которому стыдно.
        - Не смог. Как увидел их, сердце зашлось. Хуже, чем когда «Эльдорадо» стартовал и со мной прощался. Так бы и завыл; а лучше застрелился… Словом, я ребят оплакивал, а тут боги явились. Целая туча - с неба глядят, радуются. Ох, я обозлился! Ну, думаю, бобика вам лысого. Не буду ребят хоронить, они мне простят. Ирыдать над ними не стану - вас, гадов, прикармливать. Загнал свойотряд в глайдер и улетел к чертям собачьим.
        - Плохо, - промолвил Хэндс, глядя в плошку с черным пеплом.
        - Плохо, - кивнул правитель города. - Но я… А, к черту! - Он обернулся к капитану Смоллету: - Сэр, «Эльдорадо», наверно, сообщил, что я остался здесь куковать. Но вы ж понимаете, планета под особой охраной. Если можно… сэр, вы позаботитесь, чтоб пришел корабль с врачами, с миссионерами? Людей надо вывезти. Нечего тут богам на крови жировать. Пока я жив, казней не допущу, но… Домой бы вернуться.
        Он умолк. Складки на щеках казались нарисованными углем - две черных полоски на застывшем лице.
        - Я сделаю, что смогу, - ответил наш капитан.
        - Спасибо, сэр.
        - Джим, вынеси из глайдера, что там есть из еды, - велел мистер Смоллет.
        В этот момент Рейнборо вызвали с «Испаньолы». Я задержался в дверях. Пилот выслушал сообщение и объявил:
        - Время корабля ускорилось.
        Мистер Смоллет взвился на ноги и метнулся наружу - я едва успел отскочить с дороги. Следом кинулся Хэндс, за ним - Бен Ган. Втроем они влетели в кабину глайдера.
        Я нырнул в салон и открыл дверь в кабину; за мной примчался Том. Мистер Смоллет вызвал «Испаньолу», ему ответил планет-стрелок.
        - Что у вас?
        - Счетчик завертелся как сумасшедший, - отозвался Том Грей. - Ребята пытаются наладить.
        Хэндс бросил руки на пульт; загорелась подсветка. Сейчас взлетим без остальных, мелькнула идиотская мысль.
        - Джим, еда, - приказал мистер Смоллет и крикнул сквозь мембрану: - Все в глайдер!
        Я выставил наружу две коробки. Том ссыпал наземь банки с тоником; подумал и забрал одну банку назад, пристроил возле «камеры жизни». Рейнборо, Сильвер, доктор Ливси и Мэй собрались в салоне.
        - Восстановление систем - семьдесят два процента, - доложил Хэндс, проверивший работоспособность глайдера.
        - Том, - приказал капитан планет-стрелку, - дай мне Криса.
        В кабине раздался голос второго помощника:
        - Алекс, вылетай. Быстро.
        - У нас - семьдесят два процента, - возразил мистер Смоллет.
        - Дотянешь.
        - Крис…
        - Послушай меня, - перебил второй помощник. - До старта сорок с лишним часов. Но скорость отсчета растет произвольными скачками. Как будто Ч… какой-то гад сидит, счетчик дергает. - Делл перевел дыхание. - Алекс, последние двадцать восемь процентов займут не меньше часа. Ты рискуешь остаться здесь с исправным глайдером…
        - …либо гробануться на пути к кораблю. Я понял; спасибо. Конец связи. Итак, господа?
        - С-собаки, - Рейнборо опустился на крышку саркофага. - Вот их месть за наши подвиги.
        - Обождите, пока восстановится глайдер, - сказал Бен Ган. - Не успеете - возвратитесь сюда. Я буду рад.
        - Гады очухаются - и вдарят из крупного калибра, - Мэй оглядел пустое небо.
        - Не будет нам тут житья, - согласился с ним Сильвер. - Надо убираться, пока целы.
        - Не долетим. - Хэндс пообщался с пультом и объявил: - Восстановление - семьдесят два и три десятых.
        - Крис сказал: дотянем, - возразил Сильвер.
        - Он бы дотянул. Я - нет.
        - Александр! Вы - пилот-навигатор. Что вы скажете?
        - Что семьдесят два процента - слишком мало.
        - А сколько надо?
        - Минимум семьдесят пять.
        - Израэль! - рявкнул Сильвер. - Скажи Александру, что у нас уже семьдесят шесть!
        Космолетчики покатились со смеху. То ли Юна-Вэл ляпнула несусветную чушь, то ли у risky fellows это лучшая шутка.
        - Подождем, - сказал мистер Смоллет, отсмеявшись.
        - На три процента нужно шесть минут, - подсчитал «бывший навигатор». - Надеюсь, они не будут стоить нам жизни?
        - Как знать? Бен, простите.
        - Прощаю. - Правитель города выпрямился. - Поменьше грязи, сэр.
        - Приходи уборщиком, - улыбнулся мистер Смоллет и приказал: - Все по местам. Мэй, карту!
        Бен Ган покинул кабину, мы с Томом отлипли от двери. Рейнборо поднялся с крышки саркофага и перевалился в кресло. Доктор Ливси опять напомнил, что пилоту необходимо лечь в «камеру жизни».
        - Вам надоело со мной вошкаться? - всерьез обиделся Рейнборо. - Я Джима попрошу.
        Доктор уселся с ним рядом и положил ладонь на сердце. Пилот откинулся на спинку кресла. Ему было совсем худо: лицо серое, губы запеклись.
        Мэй отнес в кабину комп, и капитан с Хэндсом принялись изучать маршрут. Если лететь по прямой, на пути окажется громадное болото. В него на аварийном движке не сядешь… то есть сядешь, но далеко не уйдешь. Кроме болотища, нам предстояло миновать горы, джунгли, реки, пустоши и еще бог весть что, но космолетчиков больше всего тревожило болото; они долго обсуждали, с какой стороны его огибать.
        Бен Ган стоял у порога своей хибары; в глазах была смертная тоска. Летел бы с нами. Хотя он надеется предотвратить новые казни, помешать Чистильщикам развлекаться «театром». Когда я был Хранителем Птиц, тоже занимался безнадежным делом… Я помахал Бену Гану. Правитель города махнул в ответ и ушел в хижину, палатка на входе опустилась. Он забыл взять припасы, которые просил у мистера Смоллета. Потом заберет.
        Джон Сильвер беспокойно прошелся по салону, задел спящего сквайра. Мистер Трелони вздрогнул и проснулся, обвел осовелым взглядом салон. Туман в глазах прояснился, когда он услышал слова Хэндса:
        - Тут нам точно хана. А здесь можно надеяться.
        - Что такое? - воскликнул сквайр. - Том, что еще стряслось?
        Лисовин притворился глухим, доктор Ливси - тоже. Объяснять, что к чему, пришлось мне. Сквайр был возмущен «легкомыслием и преступной медлительностью» мистера Смоллета. Он даже вскочил и думал прорваться в кабину, но вставший у двери Сильвер попросил у Мэя «стивенсон»; Мэй оружие не отдал, однако мистер Трелони притих.
        - Черт знает что, - бормотал он, тревожно озираясь. - Вечно капитан со своими замороками… Не хватало опоздать и пойти на корм… на казнь… Мистер Смоллет, поторопитесь! - не выдержав, воззвал он.
        - Восстановление - семьдесят пять процентов, - объявил Хэндс. - Старт, господа. Поехали!
        Глайдер взмыл. Внизу понеслись плоские крыши домов, пустынные улицы и перекрестки. Мертвого Чистильщика я не увидел, а белое пятно с готовой формой для скульптуры промелькнуло. Хэндсу пришлось отрезать перьевику язык, чтобы тот не объяснил своим, кто есть кто… Меня пробрала дрожь.
        - Ты чего? - спросил сидевший рядом Том.
        - Я видел казнь. - От воспоминания к горлу подступила тошнота.
        - Скоро забудешь.
        - Нет.
        Лисовин коснулся моего запястья.
        - Джим, друг.
        Мне стало легче.
        Глава 13
        Мы летели. Глайдер порой ухался вниз, и нас сжимала в тугих объятиях система безопасности. Хэндс выправлял машину, ругался сквозь зубы. В салоне была гробовая тишина, лишь следящий за картой Мэй изредка подавал голос, давая по интеркому поправку курса. Глайдер отклонялся, зеленая точка на экране компа ползла вправо или влево, мы теряли бесценное время. Зато в случае чего можно было без опаски приземлиться.
        Доберемся ли до «Испаньолы»? А отчего не дотянуть? Вон как славно летим. Если б только не дрожь, которая начала сотрясать наш глайдер…
        - Александр, разрешите пройти в кабину, - сказал Сильвер.
        - Идите.
        Дверь за «бывшим навигатором» закрылась. Я не сомневался, что Юна-Вэл встала позади Хэндса и мистера Смоллета, положив ладони им на плечи. Помогает, как может. Хэндс любит Юну и ради нее сделает что угодно. Дотянет до корабля. Жаль, что на одной любви неисправный глайдер не продержится…
        Дрожь вдруг прекратилась. Глайдер клюнул носом и круто пошел к земле. Взревел аварийный двигатель, машину тряхнуло. Выровнялись. Уфф; спасибо Хэндсу. Скорость упала, но глайдер уверенно держался в воздухе.
        - Алекс, время до старта? - спросил по интеркому Мэй.
        - По «Испаньоле» - восемнадцать с половиной часов. Семнадцать сорок пять, - тут же поправился мистер Смоллет.
        Счетчик на корабле вытворял что вздумается.
        - Сто сорок три километра до цели, - бесстрастно сообщил навигатор.
        - Мэй, на сколько километров рассчитан аварийный движок? - поинтересовался Том.
        - На сто.
        Сорок три километра пешком. За семнадцать часов их даже сквайр бы одолел. И Рейнборо. Его бы на себе доволокли. Однако семнадцати у нас не будет - «Испаньола» уже двадцать три часа скостила, а сколько еще оттяпает? Проклятье.
        Двигатель ревел, за глайдером стелился огненный хвост. Внезапно рев стал тише, скорость - меньше. Я глянул вниз. Текли назад местные низкорослые деревца, спереди наплывало сочно-зеленое море джунглей.
        - Почему замедлились? - не выдержал лисовин.
        - Топливо бережем, - отозвался Рейнборо. - Дэвид, вы устали. Джим, пересядь сюда, будь другом.
        Я поменялся местами с доктором Ливси. Он и впрямь измучился, в обведенных усталыми тенями глазах читалась безнадежность.
        - Рей, что б тебе не лечь в «камеру»? - Я пристроил ладонь у пилота на груди.
        - На час - смысла нет. А надолго… - Запекшиеся губы дрогнули - Рейнборо усмехнулся. - Сам увидишь.
        Время до старта - двенадцать часов, одиннадцать, десять. До цели - сто километров, восемьдесят, шестьдесят. «Испаньола» сжирает время быстрей, чем сокращается расстояние.
        Восемь часов, сорок километров. Сорок? Мы превысили резерв движка на три километра… на десять… пятнадцать… Но осталось уже всего семь часов.
        - Мистер Смоллет, можно я пройду в кабину? - попросил изведшийся Том.
        - Нельзя, - отрезал капитан. - Всем сидеть.
        Глайдер начал плавно снижаться. Внизу были джунгли, впереди - река, за ней - пустошь с редкими кустиками.
        - В воду не бултыхнитесь, - предупредил Мэй. - Глубина - до пяти метров.
        Река приближалась. Глубокий синий цвет воды менялся, светлел. Я плотней прижал ладонь Рейнборо к груди. Рей, друг, я уже терял тебя. Я не хочу второй раз…
        - Мэй, - окликнул я навигатора, - сколько до корабля?
        - Двадцать четыре с половиной. Перевалим реку - будет двадцать четыре триста.
        - А время?
        - Алекс, - позвал Мэй по интеркому, - время?
        Мистер Смоллет не ответил. И Хэндс промолчал, и Джон Сильвер.
        Глайдер рванулся вперед. Вода промелькнула и осталась позади, но над берегом двигатель смолк. Машина по дуге нырнула вниз, земля бросилась навстречу.
        Ох, вмажемся. Меня стиснуло с боков, прижало к спинке кресла. Система безопасности погасит удар…
        Юна-Вэл - она же стоит в кабине!
        Двигатель взрыкнул на последнем глотке топлива, глайдер подбросило вверх. Машина вломилась в куст, смяла хрупкие стволики, выскочила с другой стороны, брякнулась наземь и на брюхе проехалась метров десять. Стала.
        - Алекс, как вы? - спросил Мэй.
        - Целы.
        - Время?
        Из кабины выскочил «бывший навигатор» и кинулся к саркофагу, рядом с которым Том ставил банку с тоником. Мистер Смоллет вызвал корабль:
        - «Испаньола», ответьте борту 03.
        - Борт 03, «Испаньола» слушает, - отозвался Крис Делл.
        Сильвер схватил далеко укатившуюся банку и метнулся обратно.
        - Мы сели, - доложил наш капитан. - Время до старта?
        - По «Испаньоле» - час шесть минут.
        Я похолодел.
        - Отсчет времени замедлен, - продолжал второй помощник. - Этот час будет равен трем стандартным. Больше не обещаю, но за три ручаюсь. Где Рей?
        - Где Рей? - переадресовал вопрос капитан.
        - Здесь, - отозвался пилот.
        - В «камеру» не загнали, - сообщил Деллу мистер Смоллет.
        - Двадцать четыре километра за три часа - немыслимо! - вскричал сквайр.
        - Мистера Трелони - в «камеру», - распорядился Крис Делл. - Он дождется спасателей. Рею оставишь лучемет, «стивенсон» - с собой. Бегите.
        Мистер Смоллет вышел в салон. Мистер Трелони вскочил:
        - Лучемета не надо!
        - Раздевайтесь. Мигом. Дэвид, подготовьте «камеру».
        Доктор Ливси подчинился. Под его ловкими пальцами саркофаг проснулся, на пульте загорелись огоньки. Доктор поднял крышку, с нижней стороны которой свисали густые блестящие нити. Они чуть шевелились, ожидая пациента.
        Сквайр начал стаскивать куртку, убеждая:
        - Дорогой капитан, так нельзя. Вы уйдете, а пилот останется тут с оружием. Ничего не стоит вынуть из «камеры» беспомощного человека и занять его место.
        Рейнборо засмеялся.
        - Сэр, - Мэй повесил на плечо «стивенсон», - Рей не вытащит вас из «камеры» и не убьет.
        - Не уверен, - мистер Трелони скинул ботинки. - Капитан Смоллет, я настаиваю: никакого оружия.
        - Хорошо, - доктор Ливси взялся за лучемет. - Он будет у меня. - С лучеметом подмышкой, доктор вышел из салона.
        - Быстрей, - приказал капитан мистеру Трелони, который возился с носками. - Некогда.
        Я заглянул в кабину. Взмокший Хэндс цедил тоник, Юна-Вэл стояла за креслом и обнимала пилота за шею.
        Мы с Томом выбрались из глайдера. Лисовин часто дышал, словно плакал, хотя глаза были сухие.
        - Ты чего? - спросил я.
        - Сквайр прекрасно бы выжил - у реки в джунглях. Вода и еда. А Питер… - Том умолк, прикусил костяшки пальцев.
        Я осмотрелся. Обширная пустошь, редкие высокие кусты; за рекой - съедобная растительность до горизонта. Сквайр бы тут не пропал. А Рейнборо спасателей не дождется.
        - Мистер Смоллет, - обернулся Том к вышедшему из глайдера капитану. - Почему вы не приказали?..
        - Потому что он выкинул бы Рея из «камеры» и лег в нее сам, - со злостью объяснил капитан. - Израэль, Джон!
        Сильвер и Хэндс выбрались из кабины. С виду - оба спокойные, собранные.
        - Мэй! - позвал мистер Смоллет. - Дэвид!
        Навигатор покинул салон, следом появился Рейнборо. Хэндс протянул ему тоник. Пилот пригубил и вернул банку:
        - У меня тут целая река. - Он улыбнулся: - Удачи, ребята. Поменьше грязи.
        - Приходи уборщиком. Дэвид! - гаркнул Хэндс во все горло.
        Доктор Ливси с лучеметом как сквозь землю провалился. Далеко он уйти не мог - за каким-нибудь кустом схоронился. Космолетчики переглянулись.
        - Рей, - мистер Смоллет обнял своего бывшего старшего пилота, - прости.
        - Прощаю, - сказал Рейнборо.
        - Дождись, - попросил наш капитан.
        - Постараюсь. Бегите.
        - Дэвид, дождитесь! - крикнул мистер Смоллет.
        И мы побежали. Прочь от глайдера на берегу реки, от сквайра Трелони в «камере жизни», от умирающего пилота, от доктора Ливси.
        Под ногами хрустели мелкие камешки. Почему не я остался с Реем? В голову не пришло. А доктору пришло…
        - Александр! - догнал нас отчаянный крик. - Вернитесь! - Доктор Ливси махал нам, подавая какие-то знаки.
        Мэй сунул Хэндсу «стивенсон»:
        - Подержи.
        Мы помчались дальше, а навигатор пустился назад.
        Когда оглянулись, Мэй как раз добежал до глайдера. Рейнборо ему что-то дал, и навигатор повернул обратно.
        Мы перешли на быстрый шаг.
        - Подарок от Рея, - нагнавший Мэй вручил капитану кнопку связи на липучке и забрал у старшего пилота «стивенсон».
        Мистер Смоллет поднес передатчик ко рту.
        - Крис, ответь мне. Да, да. Бежим. Дэвид остался с Реем. До связи. - Он прилепил кнопку себе на ключицу. - Ребята, нас выручат только ноги.
        Мы бежали. Сначала через пустошь, затем вдоль подножия горы, где скрежетала каменная осыпь, потом через полоску джунглей. В джунглях Мэй велел снизить скорость и придержать дыхание; счастье, что джунгли вскоре оборвались. Мы перемахнули через ручей, вскарабкались по крутому склону холма и помчались вниз по другому склону, пологому и ровному. Пересекли мшистое болотце; напитанный водой мох с россыпями красных ягод чавкал и хлюпал. Раздавленные ягоды были похожи на капли свежей крови.
        С неба спикировал разведзонд - точь-в-точь обкатанный морскими волнами камешек. Зонд сделал петлю вокруг каждого из нас, заглянул в лицо. Глаз у малютки было незаметно.
        - Да, слушаю, - отозвался на вызов по RF-связи наш капитан. И заверил: - Джон добежит.
        Кто беспокоится о Юне-Вэл? Мистер Эрроу, не иначе. На борту «Испаньолы» он один знает, кто такой Джон Сильвер. Я посмотрел: сильная, тренированная Юна рысила не хуже Тома.
        Однако лисовин начал уставать. Слишком много на него свалилось. Сначала Чистильщики оглушили, чтобы взять в плен, затем Том побывал в лапах у перьевика, потом Хэндс забрал энергию, а после этого помощник Бена Гана саданул из станнера. Приотстав, я наблюдал за лисовином и Юной. Точно: оба устают.
        - Сколько до цели? - спросил я у зонда.
        Мистер Смоллет получил с «Испаньолы» ответ на вопрос.
        - Семнадцать километров. Сто тридцать две минуты до старта.
        Успеем.
        Я поднажал и догнал Тома.
        - Держись.
        - Держусь.
        Хэндс хлопнул Сильвера по спине.
        - Не надо, - выдохнул «бывший навигатор». - Я сам.
        Сам - не сам, но он прибавил ходу.
        Зонд пристроился у капитана возле виска и так летел с минуту, затем перебрался к Сильверу, а после него - к Тому. Чего хотят на «Испаньоле»? Слушают дыхание, пытаются понять, на сколько нас хватит?
        - Добежим, - шепнул я, когда зонд прибыл ко мне.
        Он ткнулся мне в плечо, будто желал подбодрить, и перелетел к Мэю. Навигатор отмахнулся, как от надоедной мушины, но разведчик точно прилип к его крепкой шее. Кожа была мокрой от пота; зонд висел возле сонной артерии.
        - Слушаю тебя, - мистер Смоллет прижал кнопку связи. - Понял. Шагом, - велел он. - Отдыхаем.
        Под ногами шуршала жесткая трава, острая, как резак. Лисовин неосторожно коснулся длинного коричневатого листа - и отдернул руку. Пальцы пересек наливающийся кровью разрез.
        - С-собака, - выругался Том.
        Отдохнули и снова пустились бежать. Гуськом, шаг в шаг, сберегая силы. Первым рассекал траву Мэй, за ним - Хэндс, следом я, Том и Сильвер, и наконец мистер Смоллет, который присматривал за нами за всеми.
        Зонд вырвался вперед: на «Испаньоле» изучали путь, который нам предстоял. Затем Крис Делл что-то посоветовал; капитану совет не понравился, но он уступил.
        - Мэй, левее.
        - Там дальше, - возразил навигатор.
        - Левей!
        Мэй подал влево. Трава здесь была пониже, и дорога пошла под уклон. Бежать стало легче; мы прибавили скорость. Вот и славно. Так и доберемся…
        - Стой! - вдруг рявкнул наш капитан.
        Затормозили на всем ходу; Том наткнулся на меня, на него налетел Сильвер. Мэй вскинул «стивенсон». Стрелять было не в кого - один разведзонд кружил впереди, изучая землю.
        Мистер Смоллет обогнал нас и остановился возле навигатора.
        Зонд пронесся туда-сюда над широкой прогалиной. Сплошь серый песок со скудными пучками резак-травы. Трава была хилая, и прогалина мне не понравилась.
        - Назад, - приказал мистер Смоллет.
        - Алекс! - возмутился Мэй. - Что за…
        - Это - к Крису. Под коркой зыбун… Да, слушаю тебя. Ну, ты нам удружил. Понял, спасибо.
        Зонд полетел вдоль проплешины, указывая дорогу. Мы ринулись дальше - чуть-чуть на подъем. Ноги отлично его ощутили. Врагу не пожелаю бегать вверх по склону.
        Том тяжело дышал; сквозь биопластовую шерсть просачивались капли пота и скатывались по изуродованной маске. Вдруг лисовин споткнулся на ровном месте, мне пришлось его подхватить. С десяток метров я тянул Тома за собой, потом он вырвался.
        - Не надо… я уж… как-нибудь, - хрипло выдыхал он слова.
        У Мэя подвернулась нога; он чуть не шлепнулся. Хэндс забрал у него оружие. Нелегкая штуковина - штурмовой «стивенсон». Пилот с усилием закинул его за спину.
        Разведзонд вел нас, то улетая вперед, то притормаживая и поджидая. Проклятая трава делалась выше и гуще. К счастью, она скользила по одежде, не разрезая ткань.
        - Крис, расстояние и время, - потребовал мистер Смоллет у зонда. - Понял. Пятнадцать километров и сто десять минут.
        Я посчитал; отлично бежали - по клятой траве, да еще зигзагами. Но предстоит почти вдвое больше, а скорость мы не удержим.
        Стиснув зубы, рвались вперед.
        - Александр, прикажите бросить оружие, - задыхаясь, попросил «бывший навигатор».
        - Нет.
        На что нам тяжеленная хреновина? Чистильщиков пугать? Коли за нас возьмутся всерьез, «стивенсон» не спасет.
        Я понял, зачем нужна хреновина, когда Том поскользнулся на склоне холма, который мы пересекали наискось. Лисовин хлопнулся плашмя и укатился вниз - по камням и скользкому мху, похожему на размазанный яичный желток. Не так уж далеко Том и катился, однако подниматься не спешил. Приложился головой? К нему устремился разведзонд.
        Мы остановились, Хэндс достал из-за пазухи банку с остатками тоника.
        - Каждому по глотку, - он протянул банку Сильверу.
        - Том! - крикнул мистер Смоллет. - Цел? А ну вставай!
        Лисовин начал медленно подыматься.
        - Юнга, шевелись, - приказал капитан и ответил на вызов с «Испаньолы». - Понял. Ч-черт…
        Том сел на пятки, упираясь ладонями в яично-желтый мох. Худо ему, бедолаге. Меня самого поташнивало, а я куда выносливей.
        - Иди вдоль склона, - велел Тому мистер Смоллет, принимая у «бывшего навигатора» тоник.
        Лисовин не тронулся с места.
        - Я спущусь? - предложил Мэй.
        - Не надо. Сам пойдет. - Мистер Смоллет глотнул тоника и отдал мне. - «Стивенсон».
        Хэндс передал ему оружие. Капитан направил ствол на Тома.
        - Юнга, считаю до трех. Пошел! Раз.
        Том завороженно глядел на нас снизу вверх.
        - Два, - объявил мистер Смоллет.
        - Том, вставай! - крикнул я, порядком тревожась.
        Лисовин не шелохнулся. У капитана сурово сдвинулись брови.
        - Три!
        Стрелять не пришлось: Том вскочил и пустился по склону, забирая вверх. В общем, туда, куда надо.
        Капитан сунул Мэю «стивенсон» и тоже кинулся бежать - Тому наперерез. Я бросился следом, слыша за спиной топот остальных. Не навернулся бы еще кто-нибудь.
        Мистер Смоллет перехватил Тома, на бегу прижал к себе. Лисовин вырвался.
        - Не смейте… это… делать, - вытолкнул из горла слова.
        - Если ты свалишься, я тоже останусь, - ответил наш капитан, - и нас убьют обоих.
        Том припустил резвей.
        Коли опоздаем к старту, Чистильщики никого не пощадят, думал я. Оглушат и перенесут в город, как уже было, и отдадут перьевичкам. И Бена Гана сплавят им же, чтобы не вредил своим богам. Мистера Смоллета убьют первым и насладятся горем Юны-Вэл и лисовина. Когда казнят Юну-Вэл, Чистильщики упьются страданием моим и Хэндса… А сквайра в «камере жизни» не тронут. Он единственный доживет до спасателей, которых пришлют сюда Крис Делл и мистер Эрроу.
        Прибыл еще один зонд. Он полетел впереди, осматривая дорогу, а старый закружил, изучая нас. Задержался возле Мэя.
        - Отвяжись, - сердито бросил навигатор.
        - Шагом, - приказал мистер Смоллет, выслушав сообщение с «Испаньолы».
        - Алекс, я… - начал Мэй, не сбавляя ход.
        - Шагом! - рявкнул капитан.
        Мэй подчинился. Чем встревожены на корабле? Ах вон что: у навигатора лопнули сосуды в глазах, белки кровавые. Плохо дело. Я забрал у Мэя «стивенсон». Тяжелый, сволочь. Бдительный зонд сунулся мне в лицо.
        - Кыш.
        Зонд отвалил к Сильверу. Я тоже к нему подался. Сквозь хруст быстрых шагов расслышал дыхание - частое, всхлипывающее.
        Хэндс положил ладонь Сильверу между лопаток.
        - Не надо, - неубедительно попросил тот.
        Хэндс задержал ладонь еще на несколько секунд.
        - Рэль, позаботься о себе.
        - Я люблю тебя, - тихо сказал пилот. Так тихо, что услышали только Юна-Вэл да я.
        - Крис, время! - потребовал мистер Смоллет, прижал кнопку связи. - Понял. Семьдесят две минуты, восемь километров девятьсот пятьдесят метров.
        Успеем - если бежать со всех ног. Если хотя бы просто бежать. Но мы выдохлись - и Хэндс, и Мэй, и мистер Смоллет. Том уже израсходовал силы, полученные от капитана, Юна-Вэл скоро потратит отданное Хэндсом.
        Впереди были лысые горушки, окружавшие плато с «Испаньолой». По ним еще карабкаться вверх-вниз.
        - Алекс, как Крис считает - по прямой? - спросил Мэй. - Или с учетом спуск-подъемов?
        - Без учета.
        - Так у нас длинней получается, чем у него.
        Мистер Смоллет прижал кнопку связи:
        - Слушаю тебя. Спасибо, родной, - он улыбнулся. - Крис посчитал до метра.
        Дотошный Крис. Если б он еще как-нибудь сумел помочь…
        - Бегом, - скомандовал наш капитан.
        Хэндс толчком послал вперед Сильвера. Мэй хотел забрать тянущий к земле «стивенсон», но я не отдал:
        - Дотащу.
        Скучные коричневые горушки едва приближались. Мельтешащие в воздухе золотистые искры сливались в сплошную пелену, и я плохо видел. Тряс головой, моргал. Зрение прояснялось и снова тускнело. Да это же пот заливает глаза. Я рассердился на собственную тупость. Эдак вообще всякий ум отшибет, соображать перестану. А нам еще бежать и бежать, и надо не завалиться, не вывихнуть ногу. Вывих - это боль и ликующие Чистильщики… это смерть.
        Начался подъем. Пустяковый - по нему бы трусить, посвистывая. Мы тащились, с трудом заставляя себя сделать каждый шаг. Да еще «стивенсон», будь он неладен…
        - Александр, Джиму плохо, - сказал Сильвер. У самого лицо было залито потом, глаза безумные. - Разреши бросить «сти…
        - Нет, - отрезал наш капитан. - Джим, отдай мне.
        Отдал. Если без чертовой хреновины не обойтись, пусть ее тащит, кто может. Кто-то коснулся спины - то ли Мэй, то ли Хэндс. Ноги пошли уверенней.
        - Восемь километров, шестьдесят две минуты, - передал мистер Смоллет сообщение с «Испаньолы».
        Не укладываемся. Надо бежать, а мы ползем, как морские улитицы.
        Разведзонд, который отслеживал наше самочувствие, куда-то пропал.
        - Алекс, где второй зонд? - спохватился Мэй.
        - У меня, - хрипло выдохнул «бывший навигатор».
        Сморгнув пот с глаз, я рассмотрел: малютка тыкался Сильверу в поясницу, подталкивая изо всех своих скромных сил. Кто-то на борту классно им управляет.
        - Крис, можно еще зондов? - спросил я.
        - Больше нет, - ответил мистер Смоллет.
        Как нас угораздило извести всех своих разведчиков? Мало их Крис закупил перед стартом…
        - Бегом, - велел наш капитан. - Том!
        Лисовина шатнуло.
        - Не могу…
        - Останемся здесь? Я останусь.
        Том побежал. За ним рванулся Мэй, следом - Сильвер и Хэндс. Мистер Смоллет наподдал мне по загривку, и полсотни метров я не то что пробежал - пролетел. Затем понял, что не слышу шагов капитана. Оглянулся. Он стоял, опираясь «стивенсоном» оземь, низко опустив голову.
        - Мистер Смоллет!
        Крик получился слабый, но меня услышали. Зонд, который летел впереди, метнулся обратно. Капитан стронулся с места, удерживая «стивенсон» одной рукой, а другую зачем-то вытянув вперед. Пошел, убыстряя шаг. Побежал.
        Я дождался его. Он сжимал в руке зонд.
        - Хорошо помогает?
        Он вложил зонд мне в руку. Эх! У малютки сил - точно у лесной пичуги. И все-таки с ним чуть легче. Я вернул зонд капитану.
        Подъем закончился. Мы бежали по дну мелкой расщелины; скрипели и гуляли под ногами каменные обломки. Не навернуться бы - ноги стали совсем ненадежные.
        Кое-как нагнали остальных. Мэй притормозил, пропустил вперед Сильвера с Хэндсом.
        - Алекс, брось игрушку. Сдохнешь.
        Мистер Смоллет мотнул головой.
        - Да на хрена тебе?
        - Нужен. - Капитан перекинул «стивенсон» на другое плечо.
        Расщелина кончилась, и снова подъем - метра три по каменным уступам. Они были удобные, точно ступени, но мы едва всползли. У Тома носом пошла кровь. Капитан отдал ему зонд.
        - Бегом!
        Ума не приложу, как мы выполнили приказ. Перед глазами мутилось, и я боялся упасть. Упаду - не встану. И Юна-Вэл не встанет - вымоталась вконец. Любимая моя, держись. Немного осталось. Мы добежим… доживем… Мы должны.
        Очевидно, несколько мгновений я двигался в полуобмороке. Я не видел, как упал «бывший навигатор», и очнулся, уже стоя над ним. Хэндс сел рядом на корточки.
        - Вставай.
        Сильвер повернул голову.
        - Бегите. Рэль, забирай все - и беги.
        Мистер Смоллет поднял «стивенсон». Ствол уперся Хэндсу в лоб.
        Пилот оцепенел.
        - Израэль, встать.
        Хэндс поднялся.
        - Пять шагов назад.
        Медленно, Хэндс сделал пять шагов. Мистер Смоллет держал его на прицеле.
        - Джон, я убью его. Если не встанете. Раз…
        Убьет, понял я. Нарочно велит пилоту отойти, чтобы нас не зацепило. Мокрое от пота лицо Хэндса напряглось, губы сжались. Как же это? Его нельзя убивать.
        - Два…
        - Пощадите, - хрипло вымолвил Сильвер.
        Юна, вставай. Я бы поднял ее, да ноги будто приросли к земле, я не мог сдвинуться с места. И Мэй тоже не мог, и Том.
        - Вставай, - тихо сказал Хэндс. - Пожалуйста.
        Юна-Вэл перевалилась на бок, но подняться не было сил. Мистер Смоллет оглядел нас - меня, Мэя, лисовина, - будто пересчитал.
        - Три.
        Я ударил кулаком по стволу. Белый огонь полыхнул далеко в стороне. Грохнуло; ударная волна едва не сшибла с ног. Рванув «стивенсон» из рук капитана, я отскочил, Мэй толкнул мистера Смоллета в другую сторону:
        - Ты спятил!
        Хэндс стоял, уронив руки, полуприкрыв глаза.
        Юна-Вэл взвилась с земли.
        - Эл, ты… убийца, вот кто!
        - Бегом, - приказал мистер Смоллет.
        Помчались. Пережитый страх и ярость буквально несли Юну-Вэл над землей. У Хэндса слегка заплетались ноги, его то и дело подталкивал Мэй. Бросив «стивенсон», я мчал вслед за Томом. Мистер Смоллет бежал последним. Я не оглядывался. Меня больше не занимало, как он там.
        Злость быстро выветрилась. Не прав я, не права Юна. Капитан знал, что ему не дадут попасть в Хэндса; он же смотрел на нас, оценивая, прося помощи. Нарочно запоздал нажать на спуск - выстрелил, когда я уже ударил по стволу. Ему надо было поднять на ноги Юну-Вэл, и он это сделал. Мудрый наш капитан…
        Я притормозил, и мистер Смоллет нагнал меня.
        - Беги, - выдохнул он. - Скорей.
        - Мистер Смоллет… - Пересохшее горло, казалось, вот-вот порвется. - Возьмите у меня силы. Пусть они добегут… Она. И Том.
        - Хорошо, - неожиданно решил капитан. - Отдашь Хэндсу.
        Чтобы отдать силы старшему пилоту, его надо было догнать. Хэндс и Мэй были далеко впереди. Я бежал за ними, пока не дошло, что капитан опять меня провел.
        - Мистер Смоллет! - Я подумал, что сейчас умру - бездарно, бесполезно.
        - Тебя мать ждет. Она не переживет, если…
        Ради матери я пробежал еще немного. Сердце колотилось в горле и мешало дышать.
        Остановился. Сил больше нет. Упаду и останусь здесь навсегда.
        - Крис, время, - вымолвил мистер Смоллет, поддерживая меня.
        - Сколько? - беззвучно спросил я.
        - Успеем. Пошли.
        Успеем? А ведь чем черт не шутит - быть может, на борту замедлили отсчет времени еще больше и у нас есть лишняя четверть часа? С нашего капитана станется утаить, чтобы не расслаблялись.
        Каким чудом мы добрались до плато? Не знаю. Внутри все рвалось, ноги отнимались. Увидев вдали черную громаду «Испаньолы», я просто-напросто бревном скатился по склону, обхватив голову руками. Внизу потерял время, сидя на земле, пока мир вокруг не перестал кружиться.
        Наконец-то ровное, надежное плато. Бегать по шероховатой стеклянистой массе - одно удовольствие… Мы едва переставляли ноги.
        До «Испаньолы» было далеко. Солнце ползло на закат, его край виднелся из-за черного бока нашего корабля, слепил пучком алого света.
        Мистер Смоллет откликнулся на вызов Криса Делла. Второй помощник что-то объяснял, наш капитан мрачнел, и у меня похолодело сердце. Неладно дело. Ох, как неладно…
        - Ты сожжешь нас, - сказал капитан.
        Мы остановились. Разом, как по команде: Том с перемазанной засохшей кровью маской, с кровавыми пятнами на груди; Сильвер - смертельно бледный, со страшно расширенными зрачками; едва живой Мэй; и Хэндс - уже где-то за пределами этой жизни, отдавший все силы Юне-Вэл и державшийся на ногах только своей любовью к ней.
        - Шагайте, - махнул рукой мистер Смоллет.
        - Александр?.. - начал Сильвер.
        - Шагай, - повторил капитан, и мы подчинились.
        Черный корабль вдруг понизу окутался пламенем. Донесся нарастающий рокот.
        - Что это? - испугался «бывший навигатор».
        - Аварийные двигатели, - ответил Хэндс.
        - Зачем?
        - Мистер Смоллет, зачем? - спросил пилот.
        Капитан хотел ответить, но закашлялся; на губах и подбородке завиднелась кровь.
        «Испаньола» стояла в озере огня; ревущее пламя кипело, клубилось, лезло вверх и растекалось в стороны. Затем корабль начал расти. Он становился выше, выше, и с ним вздымалось бушующее пламя… Да нет же - это он оторвался от земли, потянув за собой хвост огня. Что за черт? На аварийных двигателях не стартуют. Да и в прошлый раз «Испаньолу» поднимали на антигравах…
        Мистер Смоллет ухватил меня за локоть, притянул к себе лисовина и повел к кораблю.
        - Израэль, Мэй. Идемте.
        - Зачем?! - вскрикнул Сильвер.
        - Выполнять! - Казалось, лязгнула оледеневшая сталь.
        Я оглянулся. Хэндс вел «бывшего навигатора» следом за нами, обняв за пояс. Рядом, шатаясь, брел полумертвый Мэй.
        Клубящееся пламя текло навстречу. Мистер Смоллет крепче сжал мой локоть. Ему тоже было страшно.
        Яростный желто-белый огонь с ревом вырывался из дюз, хлестал вниз, ударялся о поверхность, разбивался о нее и расплескивался. Повисшая в воздухе «Испаньола» начала крениться в нашу сторону, грозя рухнуть с высоты. Рев огня как будто стал глуше; может, это я начал глохнуть?
        - Слушаю! - раздался крик нашего капитана. - Ах, чтоб тебя… Бегом! - рявкнул мистер Смоллет и повлек нас с Томом прямо под заваливающийся корпус.
        На бегу он оглянулся и что-то прокричал на RF-языке, отчего Мэй и Хэндс тоже рванули с места, увлекая за собой Сильвера.
        Нос «Испаньолы» опускался. Огромный корабль, черный, как Чистильщик, закрыл небо над головой, а впереди, там, где была корма, ревел, приближаясь, огонь. Пламя вот-вот нас накроет. Я рванулся. И полутрупом повис на руке капитана: он отнял все - даже не оставил сил бояться.
        Мистер Смоллет остановился. Я не видел корабль наверху - лишь его тень на мутно-белом плато. И пламя, которое шло на нас. Оно было все ближе, ближе…
        Кто-то обхватил меня за плечи и прижался к спине. Это Мэй - Хэндс не выпустил бы Юну-Вэл. Я повернул голову. Старший пилот и «бывший навигатор» прижались к мистеру Смоллету и лисовину. «Испаньола» плыла над головой. Когда накроет огнем, от шести прильнувших друг к другу человек и пыли не останется…
        Что-то мелькнуло, и нас опутало сетью. Плато ухнулось вниз, его мутно-белый цвет приобрел синеватый оттенок.
        Остановились. Наша авоська покачивалась, снизу светило вечернее солнце. Выхлоп из дюз уже не казался страшным - огонь и огонь. Далеко.
        Сеть так плотно сжимала, что было трудно дышать. Кое-как я ухитрился поднять голову.
        Мы болтались под кабиной подъемника, рядом чернел прямоугольник открытого порта, готового принять ее в себя. Окно кабины тоже было открыто, под ним вниз головой висел Дик Мерри, перетянутый ремнями страховки и в защитных очках. Я узнал его по лиловой шевелюре и сизым щекам. Техник кусачками резал сеть, опутавшую нас в несколько слоев. Сеть крепилась к короткому тросу, и Мерри трудился возле него, держа кусачки двумя руками.
        «Испаньола» набирала скорость. После старта должна автоматически включиться RF-тяга, и нашему кораблю нужно вовремя оказаться на орбите, чтобы уйти в коридор, по которому он вернется на Станцию. А мы летели над Островом Сокровищ, словно вовсе не собирались его покидать. Внизу проплывали лысые сглаженные горушки, где мы недавно бежали.
        Перекошенное лицо Мерри дергалось - с таким усилием он сражался с упрямой сетью. Наконец образовалась дыра, в которую можно было бы скользнуть, если б добраться. Мы висели под кабиной подъемника, плотно прижатые друг к дружке, и не могли шевельнуться.
        - Джим, лезь, - велел мистер Смоллет, возвращая мне отнятые силы.
        Застонав от напряжения, Мэй чуть отодвинул стенку авоськи. Стало легче дышать, и я ухитрился протащить вверх правую руку. Сунул пальцы в ячею, ухватился, потянул. Ох. Скорей пальцы отрежет, чем я поднимусь.
        - Лезь! - рыдающе выкрикнул Сильвер.
        И я полез - освободил вторую руку и пополз к дыре в нашей сетке. Авоська покачивалась на тросе.
        Снизу подтолкнули, и я мигом очутился у дыры. Сунул в нее голову, выпростал плечи. Ухватившись за трос, подтянулся, встал ботинком на чье-то плечо. Висящий вниз головой Мерри оказался со мной лицом к лицу.
        - Руки!
        Я протянул технику обе руки, и он замкнул на правом запястье браслет с прикрепленным тросом. Левую руку крепко сжал сам.
        - Поехали! - крикнул он, и нас обоих потащило наверх.
        Ногами вперед, в окно нырнул Мерри, затем втащили меня. Отстегнули браслет, и Мерри скользнул обратно. Стоя над глядящим в землю открытым окном, техника страховал Джоб Андерсон; рядом крепился подъемный механизм. Первый помощник Дэниэл Эрроу толкнул меня в угол, притиснул к стене - вернее, к тому, что в перевернутой кабине подъемника прежде было полом. Казалось, мистер Эрроу хочет меня приклеить, чтобы не вывалился. В окно задувал такой сильный ветер, что первый помощник, наверное, не зря за меня опасался. Странно: в авоське я ветра не ощущал. А здесь - вон какой ветродуй. Не зря встречающие risky fellows все в защитных очках.
        Мистер Эрроу метнулся обратно к Андерсону. Вдвоем они снова втянули в окно Мерри, а следом - Тома. Первый помощник усадил его рядом со мной.
        Третьим прибыл Сильвер. Мистер Эрроу тоже сдал его мне и вернулся к окну. Видно было, что он и Андерсон нервничают. Дику Мерри нервничать было некогда - он нырнул наружу в четвертый раз.
        «Бывший навигатор» скорчился на полу - на стене; глаза не отрывались от окна, под которым проплывала земля. В окне появились ботинки Мерри. Первый помощник с Андерсоном помогли ему забраться и втянули внутрь следующего. Мэй. Сильвер рядом со мной застыл, будто каменный.
        - У Алекса… сил не будет… - сообщил Мэй, чуть дыша.
        Дик Мерри снова отправился вниз.
        Ледяной ветер сек лицо, выбивал слезы. Я щурился, смаргивал. Ждал. Жужжал подъемный механизм. Сильвер поднялся и шагнул к окну, но мистер Эрроу отбросил его назад.
        Наконец-то. Снова явились ботинки Мерри; Андерсон ухватил техника за ноги, рывком втащил внутрь, а мистер Эрроу помог забраться Хэндсу. Старший пилот ничком растянулся на полу. Сильвер рванулся к нему:
        - Рэль! - Упал на колени, обхватил голову Хэндса ладонями.
        Нашего капитана подняли прямо в авоське. Кабина подъемника тут же вошла внутрь корабля, осветилась желто-белым. Мистер Эрроу принялся выпутывать капитана из сети, Андерсон закрыл окно.
        Летевшая горизонтально «Испаньола» начала подниматься. Стена с окном вздыбилась, мы дружно покатились на настоящий пол, находившаяся над головой дверь кабины встала на место. Дверь открылась, знакомо дохнуло сухим тростником. Снаружи было черным-черно, хотя в длинном коридоре горели круглые матовые светильники.
        Первый помощник остался лежать, точно мертвый, а выбравшийся из сети мистер Смоллет что-то приказал на RF-языке; коротко и страшно рявкнула громкая связь. Крис Делл отозвался по-человечески:
        - Стив и Вест без сознания.
        Стив и Вест - техники из старого экипажа. Я представил себе, как отчаянно парни сражались за нас со своим кораблем. Спасибо, ребята…
        Мистер Смоллет коснулся Андерсона и кинулся бежать по черному коридору. Андерсон без звука растянулся на полу, а наш капитан мгновенно исчез из виду - наверное, нырнул в щель трапа. По кораблю прокатилось его новое распоряжение.
        Мэй огляделся, что-то прикидывая.
        - Куда нас понесет? - спросил Мерри, отстегивая страховочные ремни.
        - Туда и покатимся - по коридору и за поворот. - Навигатор закрыл дверь кабины: - Тут пересидим, чтоб шеи не ломать. Ну-ка, все сюда.
        Мэй начал стаскивать Андерсона, мистера Эрроу и Хэндса к той стенке, где была дверь. Сам был едва жив, но перетащил.
        Мы с лисовином и Сильвером перебрались туда же. Кабина опять начала опрокидываться, нас бросило на стену с закрытой дверью - «Испаньола» снова ложилась на бок. Зачем? Нам же надо срочно выходить на орбиту…
        - Уволюсь, - пробормотал Дик Мерри и переступил через оказавшегося под ногами мистера Эрроу. - Вернемся… - техник упал на карачки, - и тут же уволюсь. - Он отполз в угол, поглядел на часы и по RF-связи спросил у второго помощника, как дела. - Крис, ты гений.
        - Что там? - не утерпел Том.
        - Крис сдерживает RF-тягу, - пояснил техник, о чем-то размышляя. - Не дает ей включиться.
        - Разве так можно? - не поверил Сильвер.
        - Он с отчаяния придумал, что сделать… за минуту, как вы появились… - Мысли Мерри были заняты другим.
        Мэй и очнувшиеся Хэндс с мистером Эрроу тревожно прислушивались к гулу и дрожи корабля. В глазах побывавшего у Чистильщиков первого помощника горели золотые искры, но больше он ничем не напоминал служителя RF-богов. Андерсон не приходил в себя.
        Внезапно Мерри подскочил и заорал по громкой связи:
        - Крис, третий ключ! Вырубай! - И еще несколько слов на RF-языке.
        Видимо, в спешке что-то придумали не так, а Мерри сообразил, в чем ошибка. Крис Делл закричал в ответ. Хриплый крик на языке нашего врага перешел в вопль нестерпимой боли, за окном кабины ярко вспыхнул студень корабельной плоти. Чистильщика на борту уже не было, но «Испаньола» упивалась чужой болью. Казалось, человека сжигают заживо; от его захлебывающегося крика у меня отказывалось биться сердце.
        Затем стало тихо. Студень за окном потух.
        «Испаньола» вновь начала задирать нос, мы покатились со стенки на пол.
        - Ребята, как Крис? - вполголоса спросил мистер Эрроу, и громкая связь не грянула, как обычно, а прозвучала тихо и напуганно.
        Экипаж молчал. Вероятно, рядом со вторым помощником не было никого, кто мог бы ответить.
        Меня мутило. Сильвера и лисовина трясло, Дик Мерри отер со лба испарину.
        - Мистер Смоллет, я буду у Криса через пару минут.
        Он дождался, когда пол кабины встанет на место, открыл дверь и побежал по коридору к трапу. Черные стены сжирали свет ламп, и те освещали только самих себя.
        - Алекс, - неожиданно раздался ясный голос Питера Рейнборо, - если нужна «камера жизни», то пожалуйста.
        - Рей?! - охнул я. - Где он?
        - Алекс подобрал глайдер, - мистер Эрроу вышел в коридор. Его шатало от слабости. - Подцепили автопогрузчиком и занесли в трюм.
        - Молодцы, - похвалил Хэндс. - Кто сидел в трюме?
        - Стрелок. Остальные - с Крисом.
        Я медленно осознавал эту радость. Рея спасли! И доктора Ливси. Спасибо планет-стрелку. И нашему капитану. И техникам…
        - Крис, ответь мне, - попросил мистер Эрроу по громкой связи.
        Молчание. Я подсчитал. С Крисом должно быть немало народу: двое техников, пилот и два или три навигатора в помощь. Что же - все замучены кораблем до беспамятства? Похоже на то.
        Мутно затлели стены и палуба в коридоре: включилась RF-тяга. Насколько я мог судить, режим был слабый - меньше «двойки».
        - Мистер Смоллет, мы успели? - осведомился планет-стрелок.
        - Да, - обессиленно выдохнул наш капитан. - Летим к Станции.
        - Подготовьте «камеру жизни», - с хрипотцой в голосе распорядился Дик Мерри. - Крису худо.
        Мистер Эрроу, только что едва стоявший на ногах, пустился бежать. Хэндс хлопнул по спине Сильвера, но «бывшему навигатору» все равно не хватило сил встать, ладони скользнули по стенке, на которую он хотел опереться. Хэндс ткнулся лицом в пол кабины, а Сильвер умоляюще посмотрел на меня и на Мэя.
        - Мэй, - сказал я, - возьми силы у нас с Томом. Для Джона. Он - врач и может пригодиться. Надо спасать Криса…
        Эпилог
        Зимний вечер был тихий и мягкий. С неба сеялся мелкий снежок, алмазной пылью посверкивал в воздухе и богато искрился на земле. «Адмирал Бенбоу» сиял, как огромная новогодняя игрушка, - окнами, подсветкой на стенах, фонарями, вывеской над входом в бар, где прохлаждался привезший Лайну пилот Майк. Раньше бар у нас был безымянный, а нынче именовался «Безумный навигатор». По алым буквам очумело носились золотые вспышки; смотреть на них было утомительно.
        Название придумал лисовин. Он вообще много чего затеял в гостинице и окрест; например, развесил цветные фонарики на деревьях вдоль побережья и в лесу, где каждый день бегал на лыжах вместе с Шейлой. Том был так счастлив, что у меня язык не поворачивался возражать, когда он являлся с какой-нибудь новой придумкой. И мать не перечила, лишь осведомлялась у меня, намерены ли наши влюбленные пожениться, а то негоже так-то - без свадьбы.
        Это ей негоже. А Тому с Шейлой - замечательно.
        Сейчас они с хохотом гонялись друг за дружкой по кромке берега, бросались снежками. Море, покрытое тонким ненадежным льдом, вблизи белело, а дальше сливалось с темным небом. Шейла в серебристом костюмчике с меховой оторочкой была похожа на принцессу из зимней сказки. Верней, на веселую служанку той самой принцессы. Она похудела, похорошела, и они с лисовином были ладной парой: веселая служанка и лишенный наследства неунывающий принц. На «Испаньоле» Тому сделали новую маску, повторяющую его собственное лицо; Шейла не могла налюбоваться.
        Счастливые, думал я, с грустной завистью наблюдая за их беготней. По-настоящему, безоглядно счастливые.
        Рядом со мной на снегу шевельнулась тень; я повернулся к Лайне.
        С ней мы встретились впервые после моего возвращения на Энглеланд. В шубе из жемчужно-серого меха, с драгоценными камнями на пальцах и в волосах, припорошенная снегом, Лайна походила на королеву. Прекрасная снежная королева… но совсем не из той сказки, что Шейла и лисовин.
        - Джим, - промолвила она дрогнувшим голосом, - ты в самом деле меня больше не любишь?
        На языке вертелась коронная фраза поюна Александра: «Я люблю тебя; я с тобой», - но я не мог это произнести. На душе было муторно, я чувствовал себя виноватым, и хотелось поскорей закончить тяжкий разговор.
        - Я так ждала тебя, - пожаловалась Лайна, - а ты…
        - Прости, - сказал я, как говорили на «Испаньоле».
        - Джим, - Лайна подняла лицо, глядя на меня снизу вверх; подведенные глаза казались очень большими и таинственными, - так это правда - что папа говорит? Про тебя и Джона Сильвера?
        Меня взяла досада.
        - Не припомню, когда мистер Трелони в последний раз говорил правду.
        Лайна не рассердилась.
        - Я сперва не поверила, - произнесла она жалобно, - но ведь и Том подтвердил.
        - Кто-о? - поразился я.
        - Том, - повторила Лайна. - Я спросила, правду ли папа… А Том схватился за голову и закричал, что конечно, от папы всегда услышишь одну святую правду. Зачем было орать? Я не глухая.
        Мэй-дэй! Лисовин не соображает, с кем разговаривает?
        - Джим, - продолжила она проникновенно, - подумай: ведь Сильвер - он же совершенный мерзавец.
        - С чего ты взяла?
        - Папа…
        - Мистер Трелони наговорил чепухи, - перебил я невежливо.
        - Но он сам видел. Сильвер на обратном пути вломился в каюту к этому… с уродским лицом. А тот Сильвера вышвырнул и чуть не прибил. Ты помнишь, для чего на таких кораблях ходят в чужие каюты?
        Вот еще новости. Чего не узнаешь через десятые руки. Зачем Юна-Вэл отправилась к Хэндсу? Чтобы снова его полюбить и забыть капитана? Никем не сказано, что мистер Смоллет в Юне нуждается, а Хэндс - очень. Но отчего он помел ее вон?
        - Почему Хэндс погнал Сильвера?
        Лайна сосредоточилась, припоминая; подрисованные брови сдвинулись.
        - Папа рассказывал. Хэндс ругался… и хохотал… Мол, нормальные люди головой не только едят, а думают не одной лишь задницей. И еще какой-то вздор - кого ему любить: то ли Джона, то ли Юну. Потом он заметил папу и умолк. - Лайна подула на озябшие ладони и натянула перчатки. - Ты понимаешь теперь, что Сильвер - скверный человек?
        Юна-Вэл не сообразила, что в каюте RF-корабля человек полюбит того, кого увидит? Очень нужен Хэндсу ее биопластовый облик. Он же не мог пойти с Юной на контуры, как я ходил. Быть может, она не ожидала, что пилот окажется у себя, и зашла в каюту, чтобы просто побыть там? Бедная Юна. Я не понял, за что ее жалею, но почему-то было очень жаль. И еще сердце рвалось от того, что она пошла не ко мне.
        Громко завизжала Шейла. Я оглянулся. Том повалил ее наземь, и они вдвоем катались в снегу, как молодые игривые кургуары. У обоих свалились капюшоны, в волосах снег.
        Мэй-дэй! Я все бы отдал за то, чтобы вот так же подурачиться с Юной-Вэл. Никогда этого не будет. Ни-ког-да. Кто бы знал, как мне без нее плохо…
        Наши влюбленные принялись самозабвенно целоваться.
        - Бесстыжие, - осудила Лайна. - Ушли бы с чужих глаз и вытворяли, что угодно.
        - Отвернись, - посоветовал я.
        Лайна отвернулась. Понурилась, притаптывая снег носком сапожка, оставляя узкие острые следы.
        - Я ждала тебя. Надеялась, вернешься с чем-нибудь стоящим. А ты… Джим, ты совсем меня не любишь? Ни чуточки? Послушай, но ты ведь забудешь Сильвера. Давай начнем сначала? Джим! Ты два года за мной ухаживал. Ты же любил меня, правда? Я ничем не провинилась, не стала хуже. Я… - Показалось: Лайна задохнулась холодным воздухом, захлебнулась падающими снежинками. - Хочешь, я останусь в «Адмирале»? Будем, как Том с Шейлой. Хочешь?
        Я не хотел. Но я был виноват перед ней, и ей было больно.
        - Джим, - продолжала она торопливо, - мама с папой грозят, что лишат меня наследства, если я за тебя выйду. Но мама… я ее уговорила, что мы с тобой немножко… потихоньку… Она сказала: раз мне невтерпеж… - Лайна сбилась и умолкла. Поглядела испуганно: - Джим?
        Да уж. Миссис Трелони знала, что разрешать. Отлично понимала, что на трезвую голову я не порушу Лайнину репутацию - и что Лайна отказа не простит.
        Я погладил ее по волосам и поцеловал в переносицу.
        - Нет.
        - Нет? - переспросила она захолодевшим голосом.
        - Прости меня.
        - Ну и дурак! - Лайна оскорбленно повернулась и зашагала к площадке, где стоял ее глайдер.
        Я смотрел, как печатают шаг сапожки на высоких каблуках и колышется подол длинной шубы, как скользит по снегу ее тень. Внутри что-то рвалось, как будто это уходила Юна-Вэл. Прощай, королева Кэролайн. Дай бог, чтоб тебе никогда не было так худо, как мне сейчас.
        Том с Шейлой поднялись на колени и продолжали целоваться. Шейла попутно вытряхивала снег из волос лисовина.
        Из бара с вывеской «Безумный навигатор» выскочил Лайнин пилот и побежал к глайдеру. Я не хотел видеть, как Лайна улетит, и отвернулся. В глаза лезли золотые вспышки на алых буквах. Завтра же сниму дурацкую вывеску. Пусть лучше бар без названия, чем с таким.
        Заскрипели по снегу шаги; пахнуло духами Шейлы. Она прошла мимо, а лисовин остановился.
        - Джим, друг.
        - Угм.
        - Вот и ладно. - Том коснулся моего плеча и отошел.
        Шейла скрылась в холле, где ей положено было сидеть за стойкой администратора; лисовин отправился помогать ей в этом ответственном деле.
        С неба сеялась алмазная пыль. Я подставил лицо падающим снежинкам; они покалывали кожу нежным холодком. Лайна скоро утешится - а мне Юну-Вэл не забыть.
        Внезапно меня пробрала тревога, пробежала мурашками по спине - как будто я посеял что-то нужное, и надо срочно искать. Что ж это было? Не вспомнить.
        Я прошелся по расчищенной дороге вдоль побережья. В глубине леса на деревьях светились фонарики, которые развесил Том. Снег пошел гуще и возле фонариков казался синим, зеленым, красным, желтым, фиолетовым… Если идти по дороге, прибудешь в «Жемчужную Лагуну», к Лайне.
        Незачем мне туда ходить.
        И все-таки смутное беспокойство гнало вперед. Мэй-дэй! Что я там потерял, в самом деле?
        С тяжелым сердцем, я повернул обратно. Не то я делаю. Не то.
        Справа, над морем, показались сигнальные огни - снижался маленький глайдер.
        Когда я возвратился к гостинице, он уже стоял на площадке. На боку я увидел эмблему «Жемчужной Лагуны» - горка жемчуга и накатывающая на нее волна. Лайна вернулась? Но у нее машина куда шикарней.
        Из глайдера вылез человек в меховой куртке с поднятым воротником. Свет фонаря лег на светлые волосы, на густые черные брови. Хэндс прилетел!
        Улыбаясь, пилот сделал шаг навстречу. Новая маска скрывала шрам на лице. Доктор Ливси заставил Хэндса весь обратный путь ходить без биопласта и залечил-таки ему рану.
        - Ну что, капитан Джим? - спросил пилот, пожимая мне руку. - Командуем «Адмиралом Бенбоу»?
        - Больше нечем. К сожалению. Откуда вы?
        - От сквайра. - Хэндс кивнул на глайдер: - Привез лисовину свадебный подарок. Прекрасная, почти новая машина переходит в его полную собственность, - объявил пилот с величавой торжественностью, передразнивая мистера Трелони. Затем стукнул по дверце: - Выходи, чего уж.
        Дверца открылась, и наружу выскользнула Юна-Вэл. Настоящая. Без биопласта. В легкой курточке и брюках, заправленных в сапоги на шнуровке, в ажурной шапочке на волосах. Завитки цвета коффи льнули к щекам и красиво лежали на плечах. Это был парик - не могла же Юна-Вэл сохранить свои кудри под смоляной шевелюрой Джона Сильвера - но мне было все равно.
        - Юна…
        - Джим, - она несмело улыбнулась.
        Красивая. Краше, чем на портрете, который я прихватил с борта «Испаньолы» и прятал у себя в комнате. Высокая, изящная, неожиданно хрупкая без биопласта. Под зимним небом, с которого сыпался алмазный снег, освещенная огнями «Адмирала Бенбоу», Юна-Вэл была до того хороша, что у меня перехватило горло.
        - Джим, милый… - Она была рада меня видеть. Но рядом стоял Хэндс, и Юна не знала, что сказать.
        Из-за пазухи у нее выглянул поюн. Глаза сверкнули - не потому, что Александр побывал у Чистильщиков, а потому, что он зверь.
        - Джимах! - поприветствовал поюн бодро. - Я люблю тебя. Я с тобой.
        Вскинув руки, Юна обняла меня за шею, прижалась теплой щекой к моей щеке.
        - Джим, я тебе так благодарна… за все.
        Придавленный поюн вякнул, вскарабкался ей на плечо и объявил:
        - Юна-Вэл! Самый сумасшедший из всех навигаторов. - Слышно было, что это шутит Хэндс.
        Я обнял ее - такую хрупкую, любимую, желанную. От ощущения ее упругой груди под тонкой курткой меня бросило в жар.
        Юна провела ладонью мне по затылку:
        - Ты весь в снегу.
        Я поцеловал ее. Губы у Юны-Вэл были сладкие, но поцелуй оказался мучительным и горьким. Любимая - и не моя. Даже в моих объятиях - чужая.
        Я отстранился - словно оторвал у себя кусок сердца. Юна не хотела меня отпускать, и ее руки остались у меня на плечах.
        - Спасибо, что прилетели, - сказал я.
        - Не за что, - отозвался Хэндс. Пилот смотрел на нас с Юной, прощая и наше объятие, и долгий поцелуй. Глаза у него были грустные. - Мы не одни. Скоро мистер Смоллет появится, и с ним еще трое.
        - Мэй, Крис и Том Грей, - пояснила Юна-Вэл и стряхнула подтаявший снег с моих плеч.
        - У-умница Кри-ис, - с добродушной насмешкой протянул поюн, повторяя подслушанное у мистера Смоллета, и напомнил: - Александр хороший. Умница Александр.
        Я вспомнил, что я - хозяин гостиницы.
        - Ужин? На десятерых, включая Шейлу и мою мать. В отдельном зале, при свечах?
        Юна-Вэл и Хэндс замялись.
        - Или вам подать в отдельный номер?
        Юна с сожалением поглядела на часы.
        - Боюсь, ужинать некогда. Мы прилетели рейсом с Баядерки, а он стартует обратно без пяти полночь. Нужно поторапливаться.
        - Вздор, - заявил Хэндс. - Обратный рейс - не повод остаться с пустым брюхом. Где лисовин? Дайте, я хоть с ним повидаюсь. - Он зашагал ко входу в гостиницу.
        Поюн скатился с плеча Юны-Вэл и пустился следом за пилотом.
        - Рэль, я не пущу тебя! - выкрикнул он.
        - Юна, что произошло?
        Она зябко сунула руки в карманы своей тонкой, совсем не зимней курточки.
        - У Александра дела со сквайром. Мы прилетели с ним… Мне было страшно его отпускать. Помнишь «Одиссей»?
        Еще б я забыл. Экипаж «Одиссея» раскрыл тайну Чистильщиков на Острове Сокровищ и был уничтожен; один Джон Сильвер уцелел, потому что Юна-Вэл не пустила его на борт перед взрывом корабля.
        Да и мы живы до сих пор только благодаря хладнокровию нашего капитана и изобретательности Криса Делла. Весь обратный путь Делл ковырялся в потрохах уже изрядно раскуроченного корабля, и к Станции «Испаньола» причалила как ни в чем не бывало. Постояла, сколько положено, и отвалила, держа курс на Энглеланд. Вероятно, станционные смотрители были удивлены тем, что наш безбилетный пассажир на Станции не сошел, однако претензий не предъявили. Чистильщикам виднее, где и когда покидать борт корабля, на котором они совершали невинную увеселительную прогулку. К тому же мистер Смоллет вел себя как обычный RF-капитан, вернувшийся из нормального рейса. А что мистер Эрроу побывал у Чистильщиков и возвратился от них куда раньше обычного, смотрителей не взволновало. Это личное дело богов - кого и когда отпускать на свободу. Планет-стрелок хотел разметать Станцию в пыль вместе со смотрителями, которые отправили нас на смерть в четвертом режиме, но капитан сказал: «Я не намерен гнить в тюрьме за убийство и тебе не позволю». Грей был сильно расстроен.
        Юна-Вэл продолжала:
        - Александр намерен биться за то, чтобы RF запретили. Повсюду и навсегда. Ребята его поддержат; они пойдут за ним в огонь и в воду… Но RF долго приносил слишком большие деньги, чтобы от него так вот, вдруг, отказались. Александру заткнут глотку прежде, чем его по-настоящему услышат. И остальным тоже. Джим, нет! - Юна-Вэл вскинула руки, заставляя меня молчать.
        Я еще рта не раскрыл, но она угадала мысли.
        - Даже думать не смей. И лисовина не пущу.
        - Капитан Сильвер, кто вас спросит?
        Ее красивые изогнутые губы дрогнули.
        - Джим, ради женщин, которые вас любят, - ради твоей матери и Шейлы - я прошу: не надо. Мужчины всегда уходят на войну… от любимых и любящих… но эта война - не твоя. Ты ничем не поможешь. Тебя просто убьют, как и всех.
        - Меня и здесь убьют, - пожал я плечами. - Я такой же свидетель, как ты, Том и сквайр. Кстати, на сквайра тоже начнется охота?
        - Он единственный и уцелеет, - отрезала Юна. - С его-то деньжищами.
        Мы постояли, глядя на снег. Он сверкал под фонарями, словно россыпи драгоценных камней. Словно сокровища, которые мистер Трелони надеялся отыскать на другом конце Вселенной.
        Я спросил:
        - Отчего Израэль такой… не такой?
        - Он знает про Александра.
        - Ты не забыла мистера Смоллета? Ты же ходила к Израэлю в каюту.
        - Так он меня выгнал. И вообще Крис изуродовал корабль, каюты не действуют, как раньше.
        - Ну и что теперь?
        - А то! - с неожиданным отчаянием вымолвила Юна-Вэл. Ресницы были мокрые - на них таяли упавшие снежинки. - Рэль смирился и ждет: то ли меня Александр позовет и я уйду к нему, то ли я одумаюсь и его позабуду. Рэль молчит. Молчит, ждет и… и любит. Была минута - он готов был сам уйти. Но мне привиделось, как он ночует в гостинице, пьет с горя… или бродит по улицам неприкаянный… Не отпустила. Не смогла. Джим, я всем ему обязана. Я жива, и Александр жив, и ты, и остальные - потому, что Рэль помогал мне со «Щитком». Я уж молчу про Остров Сокровищ… Как его оставить? Если предать Рэля, то на что я нужна Александру? Кто я буду? Потаскушка, которая не может разобраться с двумя мужчинами. - Юна-Вэл прикусила задрожавшую губу и отвернулась.
        Бедная Юна. Как ей помочь?
        - Что говорит мистер Смоллет?
        Она передернула плечами.
        - От него дождешься! Хоть бы слово сказал, хоть бы моргнул… А он то ли ждет, чтоб я сама решила, то ли ему это не нужно.
        Снежинки, усеявшие ее шапочку и завитки волос, блестели и переливались. Юна-Вэл вынула из кармана перчатку и промокнула ею глаза.
        - Прости, что я на тебя выливаю. Но я не могу с этим к Рэлю… ему и так больно. А к Александру не подступиться. Я натыкаюсь на его взгляд, на синий огонь - и у меня язык отнимается. В нем слишком много от RF, от Чистильщиков.
        - Тогда что ты бьешься? Мистер Смоллет не для тебя, вот и все.
        - Я его люблю, - прошептала Юна.
        У меня от жалости заныло сердце. С языка просилось: «Я люблю тебя» - однако ей и без моих признаний было плохо. Дать бы дельный совет - но я понятия не имел, какой именно. И утешать я не умею.
        - Ты советовалась с мистером Эрроу?
        - Первым делом. А он сказал: «Как ни раскладывай, из трех несчастных людей трех счастливых не сделаешь. Подумай, с кем ты будешь менее несчастна; а мужчины сами о себе позаботятся».
        Юна-Вэл опустила голову, теребя перчатку. Пальцы у нее были длинные и изящные. Я вспомнил, какой сильной казалась ее рука, когда была одета в биопласт.
        - Капитан Сильвер, вы непозволительно раскисли.
        Она подняла влажные глаза.
        - Не можешь предать Израэля - и хорошо, - продолжал я. - Вообще не понимаю, зачем все страдания: на твоем месте я выбрал бы именно его и успокоился.
        Юна-Вэл разглядывала меня, словно услышала бог весть какое откровение.
        - Джим, а почему… Прости глупое любопытство… Почему ты не говоришь: «Выбирай из двух третьего - Джима Хокинса?»
        - Потому что я люблю тебя.
        Лучше б я помолчал. Она разрыдалась - неудержимо, горько, задыхаясь и зажимая рот рукой. Я прижал ее к себе, мучаясь от невозможности укрыть, защитить, уберечь от боли, которая рвет ей сердце.
        Юна утихла, но вздрагивала от подавленных, загнанных вглубь рыданий. Бедная моя. Сильная смелая Юна, измученная до последнего предела.
        - Капитан Сильвер, возьмите себя в руки.
        Она отстранилась, зачерпнула горсть снега, умылась и перчаткой обтерла лицо.
        - Ты очень похож на Израэля.
        - Я рад. - Я в самом деле был польщен.
        - И на Александра, - добавила она.
        На это я не нашелся, что ответить. Оглядел мутное темное небо, надеясь увидеть огни приближающегося глайдера - ведь было обещано, что скоро пожалует наш капитан с Мэем, Крисом Деллом и планет-стрелком. Небо было пусто, только снег летел.
        - Пойдем; я распоряжусь насчет ужина. Правда, у нас кормят не так вкусно, как на «Испаньоле».
        Она улыбнулась:
        - Спасибо тебе.
        Мы поднялись по ступеням. Прозрачная дверь открылась, изнутри дохнуло теплом. За стойкой администратора хохотала Шейла - Хэндс рассказывал ей что-то уморительное; поюн Александр бегал по стойке и что-то вынюхивал. Лисовин встретил Юну-Вэл настороженным взглядом и пошел ей навстречу.
        Стоя на пороге, я оглянулся на море, на цепочку фонарей на берегу. Слева небо было светлее: там стояли соседние гостиницы, а еще дальше, не видимый отсюда, лежал Бристль. Под сердцем опять шевельнулась тревога и глухая тоска. Что-то я потерял, и нужно срочно искать…
        Том поздоровался с Юной-Вэл и обратился ко мне:
        - Я сказал девчонкам, чтоб накрыли ужин на десять проглотов. - Он подождал, когда Юна отойдет к Хэндсу и хохочущей Шейле. - Джим, друг?
        - Угм.
        Мое «угм» получилось неубедительным.
        - Не переживай, - сказал Том мягко. Затем его прозрачные зеленоватые глаза потемнели. - Я спросил, отчего Рейнборо не прилетел. Хэндс говорит: Рей и мистер Эрроу готовят места, куда прятаться, если война с RF и начальством выйдет боком. А мы с тобой как? Тоже на войну?
        - Ты - нет. У тебя Шейла.
        У Тома печально опустились углы губ. Мне показалось, я вижу черно-рыжую маску с поникшими усами.
        - Да, - проговорил он задумчиво, - Шейла. Поэтому с войны надо вернуться. О, смотри, - лисовин указал на еле различимые огоньки в небе.
        - Это не наши.
        Глайдер летел не от Жемчужной лагуны, а со стороны Бристля.
        Неприятно екнуло сердце. Я попытался себя успокоить: нервы разгулялись. Мало ли народу летает над побережьем, где стоит десяток гостиниц. Конечно, сейчас не сезон, однако постояльцы есть. Особенно на выходные любят наезжать. До выходных - три дня…
        Маленький двухместный глайдер приземлился в стороне, возле соседней гостиницы.
        - Том, - осведомился я, - ты при станнере?
        Лисовин хлопнул себя по карману: запасся.
        - Знаешь, - сообщил он, - я давно подумываю, что нам стоит заиметь охрану. В «Старом виноделе» есть; чем мы хуже?
        - Ничем.
        От соседей к нам никто не шел. У стойки раздавался смех Юны-Вэл и писк изнемогавшей Шейлы - Хэндс усердно развлекал их обеих.
        Том окликнул:
        - Шел! Свяжись с Молли, спроси: кто к ним прибыл?
        Шейла утерла выступившие от смеха слезы и обратилась к компу.
        - Один человек зашел в бар, - передала она слова Молли. - Раньше здесь не бывал.
        - Приглядывай тут, - попросил я Тома и отправился в ресторан.
        Лисовин не оговорил отдельный зал, и девочки накрыли в общем. Ну и ладно. Я оглядел три составленных вместе столика под длинной скатертью, еще не зажженные свечи, цветы в горшочках, нарядные салфетки. Годится.
        Из ресторана я прошел в левое крыло «Адмирала Бенбоу» и постучался к матери.
        - Джим?
        - Я.
        - Входи.
        На матери был элегантнейший черный костюм. Шиньон из срезанных ею в знак траура волос получился удачный - нипочем не заметишь, что это шиньон. Роскошь золотых колечек струилась до пояса, почти скрывая ее обнаженные плечи.
        - Ну? У меня будет счастье иметь невестку, которая мне ровесница? - Мать скрестила руки на груди. - Видела я, как вы миловались. Одна радость - в ней росту больше, чем в Лайне. Может, она и умом побогаче?
        За притворно-язвительным тоном угадывалась нежность. Мать готова была принять кого угодно, лишь бы мне по душе.
        - Мама, сейчас прилетит капитан Смоллет. Я прошу тебя прийти на ужин в ресторан.
        - А твоя красотка - ты намерен меня с ней знакомить?
        - Она не моя. - Я хотел сказать это твердо, чтобы не выдать себя. Не получилось.
        Мать вгляделась мне в лицо. Затем обернулась к туалетному столику и открыла перламутровую шкатулку; вместо драгоценностей там оказались лекарства. Мать извлекла пузырек с таблетками:
        - Выпей-ка - две или лучше три. На тебе лица нет. Джим, она…
        - Ее зовут Юнона-Вэлери. И я обязан ей жизнью. - Я не стал брать таблетки и сунул пузырек обратно в шкатулку.
        - Она тебя не любит? - осторожно выговорила мать.
        - Нет. - У меня не было сил объяснять, что к чему. - Мама, ужин в ресторане…
        - Да, - согласилась она кротко. - Я приду.
        - Спасибо.
        Я вышел в коридор, где на стенах багрово тлели светильники, имитирующие горсти раскаленных углей. Были бы настоящие угли - я схватил бы их и зажал в кулаке. До дикой боли, до шока. Не любит Юна меня. Не любит!
        На запястье курлыкнул браслет-передатчик; мы с лисовином позаботились обеспечить себя связью, как risky fellows. Я отозвался.
        - Летят, - сообщил Том.
        Я спустился в холл. Шейла едва дышала от смеха, по румяным щекам катились слезы. Юна-Вэл прислонилась к стойке с вазочкой, где Шейла держала пучок биопластовых перьев от старой маски Тома. Юна вынула одно перо и машинально раздергивала опахало. Хэндс стоял рядом, касаясь ее плечом. Из кармана его куртки выглядывал поюн и благоразумно помалкивал.
        Дверь была открыта настежь, Том ожидал на пороге. Снаружи падал снег. Темное небо было пусто, на берегу - никого.
        Они явились со стояночной площадки. Первым по ступеням взбежал мистер Смоллет, за ним - Мэй, Крис Делл и планет-стрелок. Все четверо были одеты в меховые куртки. Роскошные меха; слишком хороши для натуральных.
        - Юнга лисовин! - Мистер Смоллет сгреб Тома и увлек за собой в холл. - Можно сделать подарок твоей невесте?
        - Конечно, сэр.
        Мистер Смоллет бросил на стойку перед утирающей слезы Шейлой нарядную коробочку и обернулся ко мне.
        - Капитан Джим! Ужином кормишь?
        - Да, сэр.
        Его синие глаза пылали огнем RF, и от нашего капитана веяло ощущением силы, властности и незнакомой отчужденности. Глядя на него, хотелось вытянуться в струнку и рапортовать: «Да, сэр! Слушаюсь, сэр! Виноват, больше не повторится!»
        - Можно открыть? - спросила Шейла, не решаясь коснуться подарка.
        Мистер Смоллет прижал защелку коробочки; крышка отскочила. Внутри лежала брошь в виде цветка, лепестки переливались лунным светом. Очень красивая вещь.
        Шейла ахнула. Бережно вынула брошь и положила на ладонь, разглядывая переливчатое чудо. По ладони загуляли лунные блики.
        - Ужин! - велел мистер Смоллет. - У сквайра нас не кормили.
        - А брюхо-то подвело, - добавил Мэй.
        Штурмового «стивенсона» при нем не было, но я не сомневался, что навигатор вооружен. И Крис Делл вооружен, и Том Грей. Планет-стрелок безмятежно улыбнулся, взмахнув пушистыми ресницами.
        - Господа, надо обмыть покупку.
        - Алекс купил ломаный хлам, - пояснил Крис Делл; льдистые глаза сердито блеснули из-под челки. - Хлам раньше звался кораблем.
        - Ты купил «Испаньолу»?! - изумленная Юна-Вэл выронила ощипанное перо.
        - Капитан Сильвер, не «тыкайте» мне, - обрезал мистер Смоллет. - Джим, куда идти?
        - В общий зал, сэр.
        Он стремительно зашагал по коридору, увлекая с собой Тома.
        - Алекс рехнулся, - пробормотал Мэй.
        - Александр хороший, - встрял поюн, выглядывая у Хэндса из кармана. - Умница Александр.
        - Идемте в ресторан, - пригласил я. - Шейла, цепляй брошь - и мигом. Все торопятся. - Я помнил про обратный рейс на Баядерку без пяти полночь.
        Юна-Вэл забрала у Шейлы брошь и приколола лунный цветок ей на грудь.
        Пожелтевшие к зиме пальмены у входа хрустнули длинными листьями и встрепенулись, когда мы ввалились в зал ресторана. Зеркальные стены отразили толпу космолетчиков, женщин и Джимов Хокинсов. Мистер Смоллет и Том уже сидели, бросив куртки на спинки кресел; ни одного из наших постояльцев не было.
        - Где твоя мать? - спросил у меня Крис Делл.
        - Скоро придет.
        Мы уселись вокруг составленных вместе столиков, и я зажег свечи. Трепетные язычки потянулись вверх, выбрасывая дымные завитки. Мистер Смоллет щелкнул пальцами, подзывая официантку. Вечно наши девчонки зевают.
        - Сэр, все заказано, - произнес лисовин. Вид у него был растерянный.
        - Так пусть несут. - Капитан вынул из нагрудного кармана несколько кредиток и принялся выкладывать на скатерть: - Израэль, ваша. Капитан Сильвер, получите. Том, твоя. Джим - твоя и доктора Ливси.
        - Что это? - насторожилась Юна-Вэл.
        - Деньги. Ваша доля от продажи сокровищ.
        - Каких сок… Мы разве что-нибудь привезли?
        Девичий румянец на щеках у планет-стрелка стал гуще.
        - Три тонны дряни, - сказал Грей, - на которой стояла «Испаньола». Сквайр ее уже продал.
        Выходит, пока мы гонялись по Острову Сокровищ, оставшиеся у корабля risky fellows воплотили его идею? Грей советовал сквайру нарезать куски светящегося плато и привезти на Энглеланд, однако мистер Трелони с возмущением отказался.
        Шейла потрогала переливающуюся брошь:
        - Это оно?
        - Оно самое, - хмуро подтвердил Крис Делл. - Девочка, это очень дорого стоит.
        Шейла отстегнула брошь. Положила лунный цветок на стол:
        - Мистер Смоллет, я не могу принять…
        - Да не в том смысле, - поправился второй помощник. - Нам дорого далась сама стекляха.
        Юна-Вэл решительно отодвинула от себя кредитку:
        - Александр, я не возьму.
        - Сколько здесь? - спросил Хэндс.
        - По семьсот пятьдесят тысяч на брата. Мы выбили из сквайра положенные Тому, - мистер Смоллет кивнул на Грея, - двадцать процентов общей суммы и поделили на всех.
        - Я не возьму, - с напором повторила Юна-Вэл.
        Грей вскинул пушистые ресницы. Руки сжались в кулаки, лицо ожесточилось, и смазливый парнишка внезапно стал похож на всамделишного планет-стрелка.
        - Нечего ломаться! - зарычал он. - Когда эту дрянь добывали, Крис стоял с лучеметом и держал техников под прицелом. Они резали стекляху и таскали, умываясь слезами. Кто задумывался: почему до нас плато осталось целехонько? Все предыдущие корабли снимались с места, не взяв сувениров. Потому что Чистильщики не позволяли ни кусочка отколупнуть. Они и над нами висели, пытались прогнать - пока Крис не взбесился и в бешенстве сам не прогнал их. Никто не мог взять стекляху - а Крис с техниками взял. А вы тут… - Грей клацнул зубами, разжал кулаки.
        Подошли две официантки с подносами, начали выставлять на стол еду и вино. Едва шевелились, копуши.
        - Мистер Смоллет, зачем вы купили «Испаньолу»? - осведомился Хэндс.
        У капитана сузились глаза. Синий огонь в них вспыхнул ярче.
        - Ее купил сквайр. Для меня. «Испаньола» теперь - самый безопасный на свете RF-корабль, способный ходить по единственному маршруту: от Энглеланда к Острову Сокровищ и обратно.
        - А вы - единственный на свете RF-капитан, способный на ней летать?
        - Вот именно. Мистер Трелони во мне крайне нуждается.
        - Ты будешь возить для него сокровища? - с каждым словом повышая голос, спросила Юна-Вэл.
        - Буду.
        Юна швырнула ему кредитку:
        - Забирай! Отдай сквайру - пусть подавится.
        Карточка едва не улетела на пол; мистер Смоллет поймал ее и передал Хэндсу:
        - Подержите у себя.
        Пилот убрал обе кредитки в карман. Мы с Томом уставились друг на друга. Потом я взглядом указал на Шейлу: дескать, возьми для нее. Семьсот пятьдесят тысяч - сумма серьезная.
        - Мистер С-смоллет, - запинаясь, начал потрясенный лисовин, - что вам за охота возить сокровища для сквайра?
        - Мне нужны деньги.
        Мэй вытаращил глаза, Делл усмехнулся и с довольным видом откинулся в кресле. Ответ капитана его чем-то порадовал.
        Мистер Смоллет взял бутылку красного с Джорджии Третьей - Том заказал самое дорогое вино, какое только есть на Энглеланде, - и разлил по бокалам. Поднес свой бокал к свече, разглядывая вино на свет. По руке скользнул красный отсвет.
        - Ваше здоровье, дамы и господа.
        Космолетчики выпили; мы с лисовином - тоже. Шейла запоздала, глядя на Тома; Юна-Вэл не притронулась.
        - Александр, на кой черт тебе деньги?
        - Капитан Сильвер, я вас просил не «тыкать».
        - Александр! - в ярости крикнула Юна.
        Он грохнул кулаком по столу:
        - Капитан Сильвер!
        Посуда брякнула, свечи подпрыгнули, язычки пламени заметались. Хэндс опустил голову, пряча усмешку.
        Синий огонь в глазах нашего капитана пригас.
        - Во-первых, я привезу с Острова Сокровищ Бена Гана и его стадо, - объяснил мистер Смоллет по-человечески.
        Да он же нарочно играет свой спектакль для Юны, сообразил я. Рычит на нее и стучит кулаком, чтобы не подпустить к сердцу.
        - Полагаешь, Ган жив? - осведомился Крис Делл.
        - А вдруг? И потом, людей так и так надо вывезти; если не я, больше некому. Во-вторых, деньги понадобятся на уйму дел: нашу безопасность, центр реабилитации бывших risky fellows, оборудование, транспорт, еще черт-те на что. Дальсвязь тоже немало стоит, а мне нужно будет распространить информацию об RF и Чистильщиках быстро и эффективно. Чтоб не было смысла убирать свидетелей, как случилось с экипажем «Одиссея». Короче, надо хорошенько подготовиться.
        - Дело говоришь, - Мэй взял бутылку и начал доливать в бокалы вино. - И корабль у тебя неплохой. Раскурочен, зато людей нужно мало, почти как на обратный рейс. Давай посчитаем экипаж: ты сам - капитан и пилот-навигатор…
        - Еще нужен техник, - подхватил Крис Делл. - У тебя есть.
        - И второй пилот, - добавил Хэндс. - Тоже есть.
        - И второй навигатор, - Мэй убрал опустевшую бутылку под стол.
        Планет-стрелок взял с блюда кусок сыра.
        - Мистер Смоллет, вам понадобится обслуга на борту. Я немного умею готовить. - Он свернул сыр в трубочку и положил в рот.
        Наш капитан кивнул, пристально разглядывая вино в своем бокале. Ничего там особенного не было.
        - Сэр… - начал Том.
        - Нет.
        - Но мистер Смо…
        - Нет! - Синий взгляд полоснул лисовина по лицу. - Больше никого не возьму.
        Не возьмет, понял я, хоть на колени стань. Слишком уж он изменился. Прежнего мистера Смоллета можно было упросить либо заставить; нынешнего - ни в жизнь.
        - Джим, - обратилась ко мне Юна-Вэл, - ты противился первой экспедиции. А сейчас у тебя есть предчувствия?
        - Есть. Скверные.
        Она ждала объяснений, однако мне нечего было сказать. Что-то я потерял, и не рассиживаться надо, распивая вино, а искать…
        - Брось, не тревожься, - сказал Крис Делл. - За нами погоня, только и всего.
        - Да, - хладнокровно подтвердил мистер Смоллет.
        Мэй заел вино копченым мясом, планет-стрелок отправил в рот новый кусок сыра.
        - В прошлый раз он спустил на меня собак, - Хэндс потер бровь и скулу, где под маской была залеченная рана. - А сегодня что выкинет?
        У Юны-Вэл расширились глаза. Потом начали расширяться зрачки.
        - Рэль… Александр? - она переводила взгляд с пилота на капитана Смоллета.
        - Александр хороший, - объявил поюн и шмыгнул на стол, к блюду с мясом. - Совсем сумасшедший! - Он стащил кусок и в зубах понес его мистеру Смоллету.
        Я оглядел окна, за которыми был виден заснеженный берег моря. Стекла в ресторане изнутри прозрачны, однако снаружи зал не просматривается. Берег был безлюден. За стеклянной дверью, возле которой стояли на страже пальмены в кадках, тоже никого не видать. Правда, есть еще вход с кухни…
        - Джим и Том, возьмите кредитки, - велел мистер Смоллет, забирая у поюна мясо. - И не дергайтесь. Сегодня дурного не случится.
        Откуда ему знать?
        Космолетчики преспокойно угощались; между прочим, красное с Джорджии Третьей ударяет в голову - будь здоров. Я больше не выпил ни капли. Побледневшая Юна-Вэл цедила первый бокал, и вид у нее стал замученный. Я догадывался, кто преследует наших risky fellows, и было любопытно посмотреть, а с другой стороны - чуток не по себе.
        Мистер Смоллет прижал кнопку RF-связи:
        - Слушаю вас, Шон. Спасибо.
        Шон? Ах да! Это один из тех рисковых парней, кого приглашал в экипаж мистер Смоллет и кому перебежали дорогу «самозванцы». Я видел его в космопорту перед стартом; «самозванцы» отдали ему часть заработка, а Шон узнал Юну-Вэл, но не выдал ее.
        Я помнил, что на Энглеланде RF-связь возможна в пределах тридцати метров; значит, Шон где-то близко. Мистер Смоллет нанял его «пасти» преследователя? Очевидно, да.
        Космолетчики подобрались, готовые к разным неожиданностям. Мэй выложил на стол карманный «стивенсон»; в ближнем бою эта кроха намного удобней штурмового.
        - Джим, где миссис Хокинс? - спросил Крис Делл. Он уже один раз интересовался.
        Охваченный беспокойством, я поднялся из-за стола. Чтобы защитить Юну-Вэл и Шейлу, здесь хватит народу - а мать осталась одна. Где она, в самом деле?
        - Александр, - умоляюще проговорила Юна, - только не надо из станнера. Ему нельзя.
        Сквозь стеклянную дверь я увидел: в холл перед рестораном ворвался черный кургуар. Сердце ухнулось вниз: неужто Дракон? Зверь длинным скачком одолел холл и, нагнув голову, ударился в медлительную, едва начавшую открываться дверь. Пальмены хрустнули листьями. Кургуар вбежал в зал, развернулся и сел к нам спиной, к двери мордой, подогнув под себя гибкий хвост. Нет, не Дракон: мой погибший зверь был сплошь черный, а у этого бока будто присыпаны седым пеплом.
        Вслед за кургуаром в ресторан вошел человек. Не Шон - его бы я узнал. Шон был худощав, пониже ростом и заметно старше. А этот высокий, мускулистый и крупный, как Хэндс. Вдобавок похожий на Джоба Андерсона: такой же красавец, будто с рекламной картинки. На нем были черные брюки от летной формы RF и белый свитер; меховую куртку он держал на согнутой в локте правой руке. Держал естественно и небрежно; разве что кисть было не видать. Не укрыл ли он чего под мехом?
        Незнакомец оглядел зал, щурясь, словно его ослепили отраженные в зеркалах светильники, и двинулся к нам. Кургуар зарычал и приподнялся, звучно ударив по полу хвостом. Чужак остановился:
        - Мерлин, фу!
        Кургуар снова сел, широко расставив передние лапы. Зверя и чужака отделял от нас ряд пустых столиков.
        - Где Шон? - спросил мистер Смоллет.
        - Там, - незнакомец кивнул на дверь. - Отдал мне Мерлина и остался.
        - Что ты с ним сделал?
        - Ничего. Шон просто остался.
        Дико закричала Юна-Вэл:
        - Том, не смей!
        Выхвативший станнер лисовин целился в пришельца. Тот не обратил внимания ни на крик, ни на оружие.
        - Мистер Смоллет, меня зовут Джон Сильвер. Я навигатор и хочу наняться к вам на корабль.
        - Убийца! - звеняще выкрикнул лисовин.
        - Том, нельзя! - снова крикнула Юна-Вэл, вскакивая.
        Хэндс схватил ее за талию и силой усадил обратно.
        Безумного навигатора уже держали на мушке Мэй, Крис Делл и планет-стрелок. У всех троих были «стивенсоны».
        Сильвер ничем не напоминал того навигатора, чей портрет я видел в галактической сети. Худое угловатое лицо скрывала маска рекламного красавца, а цветные линзы превратили его зеленовато-серые глаза в лиловые, как у Дика Мерри.
        - Я бывал на планете, куда вы направляетесь, - невозмутимо объяснял Сильвер нашему капитану. Он совершенно не боялся, хотя в него целились четверо.
        - Этот человек - убийца, - повторил Том. - Он покушался на Джима. Я его узнал. Он - копия Израэля… в биопласте.
        Так вот почему лисовин подозревал в покушении Хэндса: Том перепутал его с одетым в биопласт Сильвером. Я бы тоже их не отличил, если не смотреть на лица… Мэй-дэй! Меня окатила волна ярости. Сумасшедший навигатор сгубил Дракона и чуть не прикончил меня самого. Дракон погиб, а этот безумец вернулся.
        - Если выстрелишь, оставишь его паралитиком, - предупредил Тома Хэндс. - И угодишь в тюрьму.
        - Мистер Смоллет, возьмите меня с собой, - настаивал Сильвер. - Иначе вы совершите непростительную ошибку.
        - Какую?
        - Вы привезете Птиц. Эти твари чертовски вредны для людей. Мне о них рассказывала Юна-Вэл. Она-то пальцем не шевельнула, чтоб уберечь энглеландцев. Все пришлось самому: чистить питомники, освобождать от этой напасти лес, устранять егерей…
        - Десять егерей, - произнес Том. - Ты убил десять человек.
        - Мистер Смоллет, Энглеланд сейчас чист, и завозить сюда новых Птиц - преступление.
        - Договорились. Я их не повезу. - Наш капитан поднялся на ноги.
        - Не двигаться, - приказал Сильвер.
        Рука под курткой приподнялась. Есть у него оружие, или пугает? Узнаем, когда выстрелит. Мэй-дэй! По здешним законам, пока Сильвер не начал открыто угрожать, атака на него считается преступлением. Особенно если окажется, что он безоружен. А у наших risky fellows - «стивенсоны», из которых можно только убить.
        - Ладно, Джон, - сказал мистер Смоллет. - Я принимаю вас в экипаж.
        Я поймал отчаянный взгляд Юны-Вэл. Напуганная Шейла съежилась, втянув голову в плечи, и тихо выползала из кресла, придвигаясь к Тому.
        - Юнга, не вздумай стрелять, - снова предостерег Хэндс.
        Он левой рукой придерживал Юну, чтобы не дернулась, а правую держал под столом. Пожалуй, у него станнер, как и у нас с лисовином. В крайнем случае Хэндс сам вырубит Сильвера, оставив его на всю жизнь паралитиком. И сядет в тюрьму, потому что на Энглеланде супротив закона не попрешь.
        - Не двигаться, - повторил сумасшедший навигатор. Что-то его встревожило. - Мистер Смоллет, я не люблю, когда со мной играют.
        Кургуар зарычал.
        - Мерлин, фу! - прикрикнул Сильвер, и зверь утих.
        Это же полицейский кургуар из космопорта, осенило меня. Так какого рожна он слушается Сильвера?
        - Джон, вам следует подписать официальный контракт, - сказал капитан.
        На биопластовой физиономии мелькнула нехорошая усмешка. Рука под курткой дрогнула.
        Мистер Смоллет что-то крикнул на RF-языке, упреждая движение навигатора, заставляя его подчиниться. Короткая страшная команда - и Джон Сильвер невольно выпрямился, подтянулся.
        - Извините, сэр. Но вы знаете: я давно не RF. С той поры, когда Юна-Вэл бросила меня в огне на «Илайне».
        И черт возьми, его совершенно не трогали глядящие в упор стволы трех «стивенсонов».
        Лиловые из-за цветных линз глаза остановились на бывшей жене. Руку повело следом. Зарычал Мерлин, и рявкнул Крис Делл, что-то приказывая этому сумасшедшему.
        Я думал, Хэндс выстрелит, но пилот удержался. Ему не хотелось в тюрьму, и он до последнего надеялся, что нам удастся заговорить безумному навигатору зубы.
        - Мерлин, фу! - велел Сильвер, и проклятый кургуар опять подчинился. Навигатор покачал головой. - Нет, господа: так дело не пойдет. Я не RF, и вы мне не указ. Мистер Смоллет, пока мы с вами не отправились, эта женщина должна быть наказана.
        Я резко свистнул. Если бы свистнуть в два пальца, вышло бы громче; но и так недурно получилось. Сильвер в страхе присел, ожидая ответного удара RF-корабля. Его не пугали «стивенсоны», однако всаженные в сознание рефлексы от Чистильщиков работали.
        Капитан метнулся через стол.
        - Мерлин, фас!
        Одновременно взмыли Мэй, Хэндс и Делл. Прыгнувший кургуар ударил навигатора лапами в грудь и опрокинул на пол. Мэй двинул Сильвера ногой под ребра, Хэндс - по правой руке, Делл отшвырнул скрывавшую кисть куртку. У Сильвера таки ничего не оказалось. Уфф. Счастье, что его не убили.
        Шейла кинулась поднимать упавшие свечи, Юна-Вэл тушила занявшиеся салфетки.
        - Вот же урод, - пробормотал планет-стрелок, убирая «стивенсон». - Сильвер, где Шон?
        - Поищите, - отозвался распластанный на полу навигатор и раздраженно сделал мне замечание: - Не хрен свистеть почем зря.
        - Шон Кенари, ответьте Александру Смоллету, - вызвал наш капитан. И ринулся вон из зала, крикнув на бегу: - Мерлин, ко мне!
        Юна-Вэл помчалась следом, я тоже. С Сильвером разберутся без нас.
        Пробежали в холл, где пустовала стойка администратора, и вырвались на парадную лестницу. У ее подножия ничком лежал человек; куртка была распахнута и стелилась по снегу, точно раскинутые крылья. Стуча когтями, кургуар первым скатился по ступеням и с жалобным подвыванием кинулся к лежащему.
        - Шон! - мистер Смоллет упал на колени рядом с космолетчиком, ощупал его. - Ч-черт!
        Юна-Вэл склонилась рядом, я - с другой стороны. Шон был без сознания. Руки еле теплые, пульс слабый, но ровный.
        - Оглушен станнером, - предположил я.
        Мерлин ковырнул лапой снег и подал голос:
        - Уррух.
        Мистер Смоллет поднял с земли станнер. Сильвер его нарочно выбросил? Или выронил, не заметив? Наш капитан предъявил оружие Юне:
        - Полюбуйся. Вот что творит твой спятивший супруг. И десять егерей убил. От Птиц спасаем Энглеланд. Какого черта? Почему он не в клинике, а разгуливает на свободе? - Капитан был в бешенстве.
        - Джим, помоги занести Шона внутрь, - велела Юна-Вэл.
        Пока мы с мистером Смоллетом поднимали космолетчика и несли вверх по лестнице, Юна сочиняла ответ.
        - Во-первых, - начала она, когда я открыл дверь свободного номера, - Джон - мой бывший супруг. Во-вторых, - она помогла уложить Шона и принялась энергично растирать ему лоб и виски, - как я могла засунуть его в клинику, если он не желал лечиться? Ты что, не знаешь, как свято у нас блюдут права человека?
        - Он убил десять человек, - повторил мистер Смоллет, массируя Шону левое плечо.
        - Кто это видел? Том так сказал, да Джон. Ты знаешь, чего стоят слова.
        - Юна, ты врач или нет? Ты в состоянии оценить… предсказать его поведение?
        - Александр, - Юна-Вэл выпрямилась, прекратив растирать Шону голову, - я не психиатр. И поверь: мне хватало иных забот, кроме как держать под надзором Джона.
        - Но он - псих. Опасный псих, и ты это знала лучше прочих.
        - Я знала, что он измывался надо мной, - отрезала Юна-Вэл. - Но никогда - слышишь ты? никогда! - он не пытался наводить порядок и оберегать чужих ему людей от Птиц или кого другого. По крайней мере, не говорил об этом. - Она снова занялась Шоном.
        Я шагнул к двери. Разговор не для моих ушей, и в номере мне было нечего делать.
        - А уж коли речь зашла о сумасшествии, - гневно продолжила Юна, - так что - загнать в клинику всех поголовно? И тебя, и твоих risky fellows? Вы такие же сумасшедшие!
        - Не спорю, - миролюбиво признал мистер Смоллет. - Весь RF - сплошное безумие; доктор Ливси это верно подметил.
        Я вышел в коридор. На стенах багровели горсти искусственных углей, и мне вновь захотелось сжать их в кулаке.
        Со второго этажа спустилась мать. Волосы были сколоты на затылке, лишь несколько локонов свободно падали на плечо. Красивая у меня мать… но Юна краше.
        - Опять что-то случилась? - спросила она.
        Я помотал головой. Она вздохнула:
        - Господи, когда ж это кончится? Погляди, - мать протянула мне ожерелье, сплетенное из ниток жемчуга и мелких алых перьев. Перья были похожи на кровавые капли. - Можно ей подарить? Это, в общем, дорогая вещь, - пояснила она неловко, словно оправдываясь. - Энглеландский жемчуг и перья Птиц - такого нигде больше нет. Жемчуг дарил твой отец, а перья… ну… ими ты был Осенен в первый раз. Я сама сплела - к нашей с Дэвидом свадьбе.
        - Ты выходишь замуж?
        Мать кивнула, смутившись. Я давно знал, что доктор Ливси хочет на ней жениться, однако не ожидал, что все уже решено.
        Она с сомнением оглядела ожерелье.
        - Что - не ахти? Думаешь, ей не понравится?
        - Понравится, - вымолвил я, хотя был уверен, что Юна в жизни не наденет ожерелье с вредными перьями. - Очень.
        И ушел в холл. Не стоять же под дверью номера, где осталась Юна-Вэл; и не было ни малейшего желания возвращаться в ресторан.
        Входная дверь предупредительно открылась, в холл влетели снежные хлопья и каплями осели на полу. Снег валил преизрядный, свет фонарей бессильно в нем увязал, моря было не разглядеть.
        На верхней ступеньке лестницы сидел Рысь. Наш белый с рыжими пятнами котун прядал ушами, стряхивая ложащийся снег, шерсть на спине подергивалась. Вообще-то Рысь недолюбливает снегопад.
        - Кого сторожишь? - поинтересовался я. - Поджидаешь соседушку?
        - Мяу.
        - Она не придет. По такой непогоде.
        - Мяу.
        Рысь потряхивал ушами и ждал, на что-то надеясь. На усах повисли белые хлопья. Надоест дожидаться - сам к своей душечке побежит. Одному мне бежать некуда. И пожаловаться, как мне плохо, некому. Не стану плакаться ни матери, ни Тому. С Рысем, что ли, поделиться?
        - Джимах! - через порог скользнул поюн, встал столбиком возле котуна. - Не двигаться. Я с тобой.
        - Мяу, - отозвался Рысь.
        Подошел Хэндс.
        - Где они?
        - Приводят в чувство Шона. Сильвер оглушил его из станнера.
        Пилот выругался.
        - Знал бы - в полицию его сдал. За то, что он с Юной творил. Она вечно его защищала - оттого что он помогал ей с RF. - Хэндс помолчал, наблюдая, как снег заносит наших зверей; они на глазах превращались в заснеженные пеньки. - Джим, у тебя вправду есть предчувствия?
        - Ничего у меня нет. И никого, - вырвалось против воли. Не хотел ведь жаловаться.
        Пилот мог бы возразить, что я неправ: у меня есть мать, Том с Шейлой и доктор Ливси, есть Рысь, лес и море. Наконец, есть деньги и вся жизнь впереди, и я волен покинуть Энглеланд и отправиться искать новых приключений и новую любовь. Я согласился бы, если б он так сказал, но Хэндс промолчал. Лишь провел ладонью мне по спине, и от его прикосновения стало легче, как будто мы были на борту RF-корабля или на Острове Сокровищ.
        - Где эта бестолочь? - спросил пилот. - Дурной кургуар. И Шона не уберег, и сам смылся.
        Я поглядел сквозь летящий снег. Ничего не видать. Надо было о чем-то заговорить, чтобы Хэндс не думал, будто меня нужно еще жалеть и утешать.
        - Израэль, помните, мы с Юной-Вэл ухитрились создать иллюзии… Две здесь, а потом на «Испаньоле» отличились. Как по-вашему: отчего это было?
        - Твоя Осененность и наши RF-умения одной природы - дары Чистильщиков. Юна испытала их гостеприимство и тоже что-то обрела.
        - Ну и что?
        - Сложи Осененного Птицей энглеландца и любого из risky fellows - и получишь массу сюрпризов. Я полагаю, в тот раз, когда мы в глайдере чуть не гробанулись, - это была наша с тобой иллюзия, а не твоя и Юны. Ты испугался меня, я - тебя.
        Я обдумал услышанное. Вероятно, Хэндс прав.
        - Израэль, давайте опять попробуем. Вдруг получится?
        - Что ты хочешь?
        - Черного кургуара. У меня был Дракон - почти такой же, как Мерлин. Друг детства.
        - Он погиб?
        - Да. - Я не стал объяснять, что Дракона убил Сильвер.
        - Тогда не стоит. Иллюзии погибших друзей… - пилот не договорил. Наверное, он тоже кого-то недавно потерял.
        - Я хочу.
        - Будь по-твоему.
        Рысь сидел, прядая ушами, поюн стоял рядом столбиком. Мы с Хэндсом уставились в снежную пустоту - туда же, куда глядело наше зверье. «Дракон! - мысленно позвал я. - Дракон-Драчун, Кусака и Ворчун…» Сжалось горло. Я упрямо смотрел сквозь снег, пытаясь увидеть своего друга.
        Донесся глухой топот лап, и показалось что-то черное. Дракон?! Сердце оборвалось. Хэндс поймал меня за локоть и не дал броситься вниз по ступеням.
        - Я говорил: не надо. Это Мерлин.
        Полицейский кургуар взмыл по лестнице, Рысь с Александром порскнули в стороны. Мерлин с воем ткнулся мордой пилоту в колени.
        - Кто тебя напугал, чучело бестолковое? - Хэндс потрепал его по ушам.
        Мерлин поднял лобастую башку и заглянул ему в лицо. Переступил на месте, коротко вякнул и потрусил вниз, оглядываясь и приглашая за собой.
        - Мерлин? - я шагнул за ним.
        Кургуар горестно взвыл, приседая на задние лапы и оглядываясь. Мы с Хэндсом сбежали по ступеням.
        Мерлин пустился стрелой: мимо стояночной площадки, по идущей вдоль побережья дороге. Я сегодня уже ходил здесь. Я искал. И повернул обратно. А там - чья-то беда…
        В глаза летели снежные хлопья. Мерлин стелился над дорогой, словно красный волк на охоте. Мой Дракон был никудышный бегун, а полицейский кургуар вмиг оставил нас позади. Сквозь метель донесся его вой.
        Хэндс на бегу вынул станнер. Я достал свой. Вдоль дороги горели фонари, но за снегом ничего не разглядишь. Черт знает, кто там. Если, например, медведка порвала человека, она не уйдет, пока не насытится. И кинется на любого, кто рискнет помешать ее пиршеству.
        - Мерлин! - крикнул Хэндс. - Куда он делся?
        Пропал. Вой вдруг донесся откуда-то сзади.
        Мы бросились обратно. Рядом с дорогой я увидел следы: кургуар свернул в лес. Свет фонарей лежал на заснеженных лапах ели-ели, а дальше была тьма. Развешанные лисовином цветные фонарики остались в стороне.
        - Мерлин! - позвал я.
        Черная морда кургуара вынырнула из-под дерева - и скрылась. Раздался призывный скулеж.
        - Была не была, - пилот шагнул с дороги в сугроб. - Александр Смоллет, ответьте Израэлю Хэндсу. - Он доложил, куда мы отправились.
        Я охлопал карманы. Фонарик остался в куртке, а она - в ресторане.
        Хэндс нырнул под тяжелые лапы ели-ели.
        - Ни черта не видать.
        - Обождите. - Я пробрался вслед за ним. - Лес - это мое.
        Свет фонарей едва просачивался сквозь ветки, но мне его хватило, чтобы снова отыскать следы Мерлина. Он целую дорогу протоптал.
        - Идемте. - Я обогнул молодую пушистую ели-ели, скользнул между голых стволов ивушей.
        За спиной глухо хлопнул свалившийся с ветки снег, ругнулся Хэндс.
        - Мерлин! - позвал я снова.
        Кургуар жалобно взвизгнул.
        Пилот придержал меня за локоть:
        - Не сунься под ствол.
        Двинулись рядом. Слови я очередной импульс - и дело может кончиться параличом, как для Сильвера: слишком много раз уже в меня стреляли. Мы проползли под раскидистыми лапами старой-престарой ели-ели и уткнулись в заросли цепкого прутняка. Как Мерлин тут просквозил? На брюхе?
        - Вот он. - За прутняком я различил черное пятно на снегу. - Мерлин!
        Кургуар выскочил на нас сбоку, а черное пятно осталось неподвижным. Ломясь сквозь прутняк, я всматривался. Маловато для взрослого человека. Подросток? Как он тут оказался?
        Мерлин ловко прополз по земле, вскочил и ткнулся мордой в черное. Раздался тягучий стон, от которого у меня оборвалось сердце. Рванувшись вперед, я вывалился из прутняка, упал на колени в снег и обеими руками вцепился в жесткую, холодную, родную черную шкуру:
        - Дракон!
        Пришел. Каким-то чудом возвратился. Куда Сильвер его перекинул - опять к Смертной Грязи или еще дальше? Откуда он шел полтора месяца, бедняга?
        Мой зверь лежал мордой на лапах, зябко собравшись в ком. Уши были ледяные, сухой нос - тоже, и во всем его изможденном теле не было тепла. Я ощупал широкую голову, выпирающие ребра, острые позвонки. На крестце было липкое и холодное - кровь. Следы чьих-то когтей - медведки либо рысюка.
        - Дракон… - прошептал я. Подсунул руки ему под брюхо и поднял из снега.
        Вернулся. Приполз. Истощенный, раненый, умирающий. Я почуял, что он здесь, я искал его - и не нашел. Дракон, друг, прости.
        Он бессильно висел у меня на руках. Поздно. Я не раз видел смерть в лесу. И я знаю, когда бывает слишком поздно.
        Хэндс положил одну руку на грудь Дракону, другую - на бок. Подбородком прижал кнопку связи:
        - Александр Смоллет, ответьте Израэлю Хэндсу. Мы в лесу. Нужна «скорая»-ветеринарка. И вы. Держись, парень. - Нагнувшись, он прильнул щекой к спине кургуара. - Если наш капитан не поможет, то уже никто.
        Я стоял, прижимая к груди обтянутый шкурой скелет, не чувствуя его веса. Мы не на Острове Сокровищ. Мистер Смоллет не спас своего раньше времени родившегося сына; чем он поможет Дракону? «Не умирай, - мысленно попросил я. - Не умирай, слышишь?»
        Заскулил Мерлин. Дракон застонал, как будто прощался. Я ткнулся лицом ему в шею. На шерсти намерзли ледышки.
        - Не умирай.
        Сверху ударил мощный луч, затопил нас ослепительным светом. Глайдер. Я оторвал лицо от намокшей шкуры. Мелкие ледышки таяли от моего тепла.
        Глайдер сел на дорогу. Луч опустился с ним вместе, но не потерял нас, пробиваясь сквозь ветви слепящими стрелами. Я увидел два силуэта бегущих к нам людей: мистер Смоллет и Юна-Вэл. В руке у мистера Смоллета вспыхнул сильный фонарь. Потом зашипело: капитан лучеметом резал прутняк. Прыгая через вскипевшие лужицы, Юна-Вэл подбежала к нам первой; в руках была аптечка из глайдера.
        - Дракон? - спросила она, хотя я никогда не рассказывал ей про кургуара.
        Мистер Смоллет посветил фонарем. Весь крестец и левая задняя лапа были в застывшей крови. Юна вынула диагностер, приложила Дракону к шее. На табло что-то высветилось, Юна выдохнула сквозь зубы и молча погладила зверя между ушами.
        - Опоздали? - спросил мистер Смоллет.
        - Александр, - у нее дрогнул голос, - попробуй ты.
        Хэндс отнял у меня кургуара и повернулся с ним к капитану.
        - Мистер Смоллет, попробуйте. Давайте вместе.
        Капитан передал Юне фонарь и обеими руками приподнял Дракону голову. Юна-Вэл обняла меня за пояс, прошептала:
        - Они справятся.
        Я хотел бы ей верить. Но Энглеланд - не Остров Сокровищ и не борт RF-корабля. Что могут здесь даже лучшие из risky fellows?
        - Они смогут, - шептала Юна, - вот увидишь. Ты - Осененный Птицей. И Дракон Осененный. Вы с ним - тоже немножко RF. Он сумеет взять…
        - Бери, - велел мистер Смоллет. - Забирай всё.
        Фонарь вздрагивал в руке Юны-Вэл, и луч гулял по снегу, по стволам деревьев, по напряженной спине капитана, по висящим лапам моего кургуара, по склоненной голове Хэндса.
        - Они смогут, - шепотом убеждала Юна-Вэл. - Они умеют отдавать, как никто другой.
        До меня вдруг дошло сказанное: «Вы с ним - тоже немножко RF». Я рванулся к нашим risky fellows, положил руки на лоб Дракону. Неужели я не отдам ему кусок своей жизни?
        Юна-Вэл подошла к Хэндсу и прижалась сбоку, поглаживая по плечу.
        На снегу мелькнуло нечто узкое, верткое. Стало столбиком чуть поодаль.
        - Я люблю тебя, - сказал поюн Александр. - Я с тобой.
        Передняя лапа Дракона приподнялась и скребнула меня по бедру. Казалось, он тоже хотел сказать: «Я с тобой. И я жив».
        И кто-то подумал - может быть, Юна-Вэл, но я не уверен: «Мы живы, пока нас любят». Я отчетливо услышал эту чужую мысль.
        notes
        Примечания
        1
        Джим не знает английского языка. Dead означает «мертвый», alive - «живой». прим. автора.