Гори, гори ясно Карина Вран
        Вселенная мира Ночи #5Огневик #2
        Пройдя через огонь, пройдя через пепел, вы изменитесь? Узнав, что мир вокруг - совсем не тот, каким представлялся, а люди, которых вы знали - не все и людьми-то могут называться, вы останетесь прежним?
        Между тем, разгадка причин происходящего лишь отдалится. Что вы предпримете, зная, что за одним противником придут другие? Спрячетесь? Понадеетесь на то, что гроза пройдет мимо вас? Или же начнете пуще прежнего искать ответы?..
        Если выберете последнее, помните: вам жить с последствиями.
        Прекрасный, дождливый Питер, мир Ночи - созданный Андреем Васильевым.
        Андрей, спасибо, что позволил мне осуществить эту даже не задумку - мечту!
        Автор обложки - Софья Потоцкая.
        Гори, гори ясно
        Часть 1
        Для чего тебе огонь - сварить ужин или сжечь целый город?
        Эрнест Хэмингуэй. По ком звонит колокол.
        
        
        
        Все персонажи, места, заведения и события являются плодом воображения автора, совпадения случайны.
        Возможно.
        
        
        Так-с, пока меня снова не сбили с мысли, с колеи воспоминаний, продолжу-ка я свои записи. Что значит «снова»? О, лучше не спрашивайте. Тяжела и неказиста участь узкого специалиста. Сдернули, понимаете ли, затушить одно возгорание. Очередное: в деревне на полсотни домов за год сгорело семь из них. И клуб деревенский.
        Меня вызвали, когда шепотки о поджогах перешли в громкие заявления. Вспомнили про похожие серии пожаров в других населенных пунктах, не сильно далеко находящихся. Были и другие высказывания, о происках потусторонних сил. Эти звучали тише, почти шепотом.
        Как-то так приплели к расследованию меня. И шерстистый поучаствовал: он-то тоже, как услышал эту деревенскую историю о ночных огнях, высказался за неслучайность возникновения пепелищ. Каких-то жарениц поминал недобрым словом...
        Скатались впустую. Никаких нечистых сил возле сгоревших домов Кошар не унюхал. Погорельцы тоже ничего эдакого не замечали. Лучше бы, чем меня дергать, кто-нибудь из местных разорился на видеонаблюдение.
        Нет, человечка, шалившего по ночам, я сотрудникам компетентных органов приволок. Только чуть меньше лени, чуть больше «глазков» видеокамер - и моя беготня вовсе не понадобилась бы.
        Когда я вернулся, узнал, что пропустил серьезный пожар в родном Питере. Где тоже - к гадалке не ходи, с нечистиками не советуйся - явственно торчали уши жадюг и хапуг.
        Парадники, когда мне про это происшествие рассказывали, грустно вздыхали. Птицы, мол, только гнезда свили, как рядом задымило, да жаром лютым обдало. За два десятка лет знакомства с мифологической братией, я так и не перестал поражаться этой разности в отношении. Смотрите: курицу - хоть в суп, хоть на вертел, хоть в жертвоприношение, а за гнездо птицы перелетной чуть ли не слезы льют.
        Выговаривали они мне за мое отсутствие (и за неоказание помощи птахам) в процессе состязания... Стоп. Что-то занесло меня. О состязаниях, как и о прочем, что из давнего прошлого за мной тянется, по порядку следует поведать. Я же для того и сел записи свои «наколачивать», как говорит Кошар. А понесло выкладывать про нынешнее... Не дело. Исправлюсь.
        Этот негодник уже и кисточки на ушах навострил. Очень его веселит, как я «пыжусь и пучусь» в процессе записи воспоминаний. Хочется верить, второе, про пучение - это он о глазах говорит, о том, что большими они у меня становятся.
        Прошлое...
        
        - Помню такую пору, когда сосед соседа через челобитную обвинял в том, что смотрел тот на него зверообразно, - с серьезнейшим видом высказала Федя Ивановна Палеолог.
        Мне тут же представилось, как тонет под ворохом исковых бумаг Макс Находько. Этому для зверообразного взгляда и волком оборачиваться не обязательно. В нем данная функция включена по умолчанию.
        ...Чуть погодя, когда летящие со всех сторон бумаги закроют Шпалу с головой, ворох белых листов, испещренных чернилами, разлетится в стороны. Выпустит на волю взъяренного волчару. И полетят клочки по закоулочкам, вместе с головами истцов-просителей...
        Федя Ивановна настояла на моем к ней визите на четвертый день от безрадостного события в гараже. Проще говоря, от дня, когда я стал убийцей. Если в деревенской истории с пущей-мертвущей и старушкой-медичкой, получившей возврат проклятия «по наследству», я стал «пусковым механизмом», то тут никаких оправданий быть не могло. Я их и не искал. Огонь исполнил мою волю. И точка.
        Попрекнуть случившимся меня уже кто только не успел... Сергей Крылов - за отнятую жизнь. Семен Ильич Рыков - за утрату, возможно, единственной ниточки, способной размотать клубок дела Мельникова. Ивана Афанасьевича, колдуна, погибшего при первом пожаре в том же злосчастном гараже.
        Домашние нечистики ругали меня за то, что не рассмотрел художества «костюмчика». Это когда тот кисть в банку с чем-то красным обмакивал и водил той кистью по полу. Возражения о скудности освещения и плохом обзоре овинника с парадником не трогали. Я же, не вникая в их претензии, отвлеченно размышлял о содержимом банки. Может, вовсе там и не кровь была, а краска на водной основе? Или и вовсе - вишневое варенье? Или клюквенно-брусничный конфитюр?
        Может, меня обездвижили, чтобы травить несмешные анекдоты, а я не мог сбежать от скуки?
        Это были пустые, бестолковые думы. Ими я «завешивал» неприятную картинку в памяти.
        Специалист по древностям пенять мне ни на что не стала. О погибшем она высказалась своеобразно:
        - Фигуры раньше или позже оказываются в коробке, - одарила она меня очередным шахматным сравнением. - А хламу место в урне.
        Фигура не справилась с пылинкой на доске - выходит, не фигура и была. Про урну: останков «костюмчика» как раз на погребальную емкость и набралось. К списку своих навыков и вероятных профессиональных качеств я теперь мог приписать услуги по кремации. Причем не обязательно посмертной.
        После равнодушного шахматного высказывания Федя Ивановна отчего-то переключилась на почти забытого мной «спящего красавца». Моториста, который пострадал при другом пожаре, на теплоходе. Того мужичка, кто мог стать жертвой пламени, но не стал. Моими в том числе стараниями. Чем он не угодил Палеолог? Головой отлежал некое нежное место? Ну, когда валялся в отключке головой на саквояже, как на подушке? Серьезно, я о том мужичке и думать забыл, а она отчего-то помнит.
        - Нет, каков наглец! Ему жизнь спасли, а он исками закидал всех причастных, кого только смог приплести, - не знаю, чего больше было в этом восклицании: негодования или презрения. - Времена меняются, люди остаются прежними. Миру Ночи - ветер в спину, а бедолагам - все в лицо.
        Палеолог, как я понял, обывателей не жаловала. За редким исключением.
        О ветре: когда Чеславу ветер донес, что его без пяти минут ученика и подручного чуть на тот свет не отправили, он - Чеслав - взъярился. Вместе с Чеславом взъярился и ветер, обратив июльскую грозу в ураган. Вырывались с корнями деревья, рвались провода, разлетались осколками окна. Движение поездов в пригородах на несколько часов остановилось.
        Рабочая смена следующим вечером прошла с пустым залом и с раздевалками, полными зонтов. А уж как распирало от ехидства Борееву... «Бюро находок? Здравствуйте, моя фамилия - Смольный. Я тут крестик с позолотой потерял, вам не поступало, случайно, заявки о нахождении?»
        Смольный собор, точнее, его основной купол, в результате буйства стихии лишился креста. «Крестик» золоченый в шестьсот кг весом и около шести метров в длину был сбит молнией. И другому кресту перепало, правда, без падения.
        Тучеводец разошелся вовсю. Я на этот буйный шторм успел наглядеться. Сначала из салона авто, затем в провал на месте вторых уже ворот гаража. Или это прежние обратно поставили после первого происшествия?
        Сергей Крылов приехал на пожарище один, без подполковника. Семен Ильич был занят попытками утихомирить Хозяина Кладбища в Пушкине. О непонятной ситуации с Казанским кладбищем служивый рассказывал нехотя.
        Дело было так: кто-то сумел воздействовать на кладбищенскую нежить, а потом устроить погром с разбитыми надгробиями, с заваленными и перевернутыми крестами. Может, и еще с чем - я за что купил, за то и продаю. Сторож - человек без всяких там паранормальных сил - попытался помешать безобразию. Ему пообещали повешение: затейливое, вниз головой, с последующим кровопусканием.
        Сторожу хотелось жить - нормальное стремление, я его отлично понимал. Так что беспредел продолжился. Там, на том же кладбище, еще и склеп обнаружился, изрисованный занятной символикой изнутри. Понять масштаб негодования Хозяина Кладбища (не того, который сторож, а неживого) я мог. Я бы тоже был дико зол, если бы меня вырубили в собственном доме, разнесли жилье, извазюкали стены и пригрозили бы Кошару умерщвлением.
        Так что Семен Ильич с тем могильным вандализмом застрял всерьез и надолго. Самого Сергея тоже дергали который день. То одно случалось, то другое. Баламутило наш город. Одних пожаров за прошедшие дни было больше пятидесяти, и это не считая ложных вызовов. В огне сгинул один дощатый дачный домик в садоводстве... И Ковен Северных Ведьм лишился еще одной участницы. Я уточнил: нет, не Злате досталось.
        Усталый парень в милицейской форме делился со мной произошедшими событиями, а в моей голове звучало: «Я столько шума наводил тут, загонял псов шелудивых. И меры принял».
        Неужели это все - дело рук «костюмчика»? Ради того, чтобы под шумок расправиться с одним-единственным мной? Нет, в такой размах мне решительно не верилось. Слишком круто. В то, что охрана перепилась не случайно - верил. Это тянуло на принятые меры. Что до прочего, убежден, там иные цели преследовались. Особенно тот кладбищенский разгром.
        М-да, если Хозяин Кладбища, что бы тот из себя не представлял, в ярости столь же суров, как Чеслав, то в Пушкин в ближайшее время соваться не стоит. Я бы сказал, что мне там нечего делать, но... В Пушкине живет Бартош. Живет с сестрой, и меня к себе не звала ни разу. Оно и понятно, у меня во всех отношениях удобнее. А так... нехорошо было бы поехать в гости к девушке, и отхватить случайно метко брошенным крестом. Не соборным, могильным. И услышать вдогонку что-нибудь вроде: «Низко полетел. К дождю».
        Ладно, про Бартош потом. И про Чеслава потом. Судя по сведенным в линию соболиным бровям, хозяйка дома что-то мне поведать решила. А ее слова мимо ушей пропускать не стоит...
        - Андрюшенька, милиция установила личность погибшего, - о каком именно погибшем речь, я понял без уточнений. - Его звали Игорь Викторович Липин.
        Дальше я молча слушал, как хозяйка сухо перечисляла факты биографии моего несостоявшегося убийцы. Моей жертвы.
        Тридцать три года, не состоял, не привлекался, прочие «не». Профессию я не угадал. Юрист он был, а не банковский служащий или искусствовед. Жил с матерью. У матери паралич нижних конечностей. Когда он не пришел домой, мать всполошилась. По ее заявлению и сопоставили...
        Вообще, мне повезло, что таксист смог подтвердить часть истории, с совместной поездкой. И с нестандартным ее, поездки, завершением. Он, водитель такси, очнулся уже после завершения осмотра гаража Крыловым. Там же, в черном нутре дважды выгоревшего гаража, я поклялся Луной. В том, что сказанное мной - сказано без утайки, а душегубство свершилось в попытке защитить себя самого. Формулировку подсказал Сергей, сам бы до такого не додумался.
        Причем я сначала эту клятву дал, а только потом подумал о Праскуне Карасичне. Об участии в случившемся дочки водника я служивому не сказал... Пронесло: видимо, не столь серьезное то было умолчание, раз не посчиталось за «утайку». Полагаю, толкование именно мои действия с моими же словами соотносило. И со словами-действиями погибшего.
        Липин, который Игорь Викторович, не относился к миру Ночи. Он был обыватель - и это обстоятельство, похоже, здорово бесило Федю Ивановну.
        Сейчас сотрудники правоохранительных органов опрашивали коллег Игоря Липина, шерстили его знакомства, особенно недавние. Проявляли бурную деятельность.
        Как преподнесли матери Игоря факт гибели сына, Палеолог не сообщила. Не думаю, что ее сей нюанс волновал хоть сколько-то.
        - Должен остаться след, - без особой, впрочем, убежденности сказала хозяйка квартиры. - Некая «она», упомянутая в разговоре... в монологе, может быть вашей общей знакомой.
        О том, кто такая «она» я думал чуть ли не постоянно. Безрезультатно: не было у меня кандидатур на эту роль. О чем я и сказал начистоту специалисту по древним рукописям и прочему, и прочему. И еще одно соображение присовокупил.
        - Его мать нуждается в уходе, - с ощущением давящей плиты поверх груди озвучил я. - Что теперь с ней станется?
        Взгляд Феди Ивановны потеплел. Похоже, я поторопился с выводами касательно ее отношения к простым смертным.
        - Верно подмечено. Есть в вас потенциал, Андрюшенька, - похвалила меня она. - И с поиском покровителя не стали затягивать, и выводы делаете верные. Покровитель ваш, конечно, тяжел и буен нравом, зато и силен. А за догадку про старшую Липину - хвалю. Знакомые-влекомые - одно, а судьба матушки сгоревшего - другое. Не исключено, что к Зинаиде Петровне наведается кто-то из сей группы... или даже организации.
        Во рту появился привкус, будто вместо цельных ягод в креме недавно съеденного пирожного были куски соли.
        Тот, кто пытался меня укокошить, а в результате сам стал прахом, и тогда-то не тянул на злодея. А теперь, в свете приоткрывшихся подробностей...
        Возможно, мои представления о злодеях далеки от реальности. И матерые убийцы, если не все, то через одного, рассказывают своим жертвам несмешные анекдоты, с сожалением твердят о неприятной, но жестокой необходимости. Дымят, как паровоз. А вне своей преступной деятельности заботятся о больных родителях. Как знать.
        - Не беспокойтесь, меры уже приняты, - по-своему истолковала мою гримасу Палеолог. - К даме приставлена сиделка. Без пригляда она не останется.
        - Когда наблюдение утратит актуальность, - я плеснул себе водички из графина, выпил одним глотком в попытке смыть воображаемые соль и горечь. - Что тогда?
        Хозяйка повела плечами.
        - Покон запрещает посягать на детей и родителей, - с серьезностью проговорила она. - Пусть эти люди не из мира Ночи, но вреда той женщине никто не причинит.
        «Хотя бы так», - подумал я. Горчить на языке стало чуть меньше. И то еще утешило, что, случись мне набедокурить в этом самом мире Ночи, его представители не отыграются на моей родительнице. Жаль, нельзя быть уверенным в том же относительно обычных людей.
        - Не отказался бы побольше узнать про этот Покон, - со всей вежливостью спросил я.
        - С этим вам, Андрюшенька, к ведающим обратиться стоит, - отозвалась она. - Или к покровителю. Иным чужого подопечного наставлять не след.
        Я представил, как обращаюсь с тем же вопросом к ведьме Злате, поежился. Решил, что лучше будет потолковать с планетником.
        - И снова благодарю вас за беседу и ужин, - наклонил голову - она у меня не отвалится, а уважения не бывает много. - Сегодня снова обещают грозу, хотел бы обернуться до ее начала.
        Палеолог довольно резко подняла руку в останавливающем жесте.
        - После нашего с вами прошлого разговора у меня остались сомнения, - после недолгих раздумий сказала Федя Ивановна. - Великое множество сомнений. Верно ли я поступила, умолчав о том, что мне известно... Ведь тот, кто выступал носителем семейной истории, более не может ни о чем поведать.
        Что да, то да - отец унес с собой в могилу все те знания о семейном древе, которые мне бы пригодились. Не зря же Кошар неоднократно намеками про кровь разбрасывался. И неспроста дядька Демьян что-то в доме своем деревенском накрутил. И домовика застращал...
        - Ваш род был уважаем и известен, - не дождавшись от меня иной реакции, кроме задумчивости, продолжила хозяйка. - В пору величайшего своего могущества - весьма влиятелен. Не стану утомлять деталями. Возникнет интерес - ознакомитесь с книгой, я для вас одну подготовила.
        Она поднялась с дивана, прошлась до книжных полок. Вернулась с томиком в зеленом переплете. Я поблагодарил, недоумевая: мне-то говорили, что фамилия нашей семьи из семьи «мастеров лаковых дел» пошла. Художников-живописцев. Какое влияние, какое могущество у людей искусства? Нет, может, я чего-то не понимаю, и вообще зря ловил мух на уроках истории, но... Как-то не вязалось одно с другим.
        - Скажу сразу: я к истории вашего рода никакого отношения не имею. Кровные родичи мои со стороны матушки - те да, пересекались, устремлениями и не только, но не я, - говоря о родичах, Палеолог поджала губы. - То, что мне известно - лишь результат любопытства. Когда живете долго и не проявляете ни к чему интереса, стоит убедиться, все ли в порядке. А то, может статься, вы уже мертвы.
        - Сдается мне, это и к короткоживущим вполне относится, - не удержался я от комментария.
        Эти мои слова были встречены благосклонной улыбкой.
        - Так вот, о годах расцвета и о пресечении рода вы, Андрюшенька, прочтете на досуге сами, - моя собеседница кистью указала на книгу. - Я же посчитала нужным сообщить вам другое. Вы - не первый из рода Бельских, кто прошел сквозь огонь и уцелел.
        Я подался вперед, не скрывая своей заинтересованности. Полагаю, любой на моем месте повел бы себя так же. Сведения, что решила мне передать Палеолог, по одним только оговоркам тянули по ценности на бриллиант в дорожной пыли.
        - День начался с ясного неба, безветрия и щебета птиц, - хозяйка откинулась назад, смежила веки. Вспоминая? Зазывая в давнишние воспоминания меня? - О ханском войске, обошедшем разряды, знали. Но безбоязненно ждали: воеводы успели войти в город. Вот - воины, чего за их спинами страшиться? Подлых захватчиков, железа да стрел? В домах укроемся, в церквях...
        Изогнулись в усмешке губы, так, что я невольно сравнил их с движущейся змеей.
        - Простите, что перебиваю, - встрял в рассказ. - Но можно ли чуть поконкретнее? Что за город, что за хан? Насколько помню, набегами куда больше одного хана занималось. Что за воеводы, опять же?
        Она глянула на меня с укоризной, чего я якобы не заметил. Эта манера Феди Ивановны речь заводить не с начала, а откуда-то с середины истории, здорово сбивала с толку. Возможно, на то и был расчет. Возможно, обычный круг ее собеседников настолько «в теме», что не нуждается в уточнениях и датировках. Я не таков, и сбиваться с толку мне еще в прошлый раз не понравилось. Так что - восторженный туземец улыбается и машет. Опробованный ход, действенный.
        - Город на Москве-реке. Год, когда заполнилась река эта - трупами, - вроде как ответила на мой вопрос Палеолог, но все в той же манере «сам догадайся». - Хан Девлет-Гирей. Из воевод интересен и важен один - Иван. Дмитриевич, как и ты. Иван Дмитриевич Бельский.
        И пауза - я к таким в исполнении Феди Ивановны уже начал привыкать. Эх, мне бы знание и страсть к истории, как у Бартош - глядишь, и понимал бы с полуслова озвученные воспоминания специалиста по древностям.
        - Царь - тоже Иван - тот берегом ушел из города, - не дождавшись от меня реакции, кроме все тех же интереса и внимания, продолжила хозяйка. - Хан же обрушил на город огнище: посад... предместье подожгли по его приказу. И сменилось безветрие шумным огненным штормом. Казалось, поджег хан само небо, и то, обрушившись, пролилось огнем на землю. Помчалась по улицам буря пламенная, срывая крыши, сжигая все на своем пути.
        Пересказ событий взбудоражил. Шторм с ярчайшими молниями, на днях отгремевший над городом, стоял перед глазами. Представилось, как вместо ливня потоками хлещет огонь, как раздувается он в бешеных порывах ветра. Как выжигает во все стороны - и строения, и людей.
        И как стоит в этом пламенном безумии невысокая девушка. Ее руки раскинуты, в темных глазах плещутся отблески огня.
        - Впоследствии Иван Бельский был признан погибшим, - резко сменила настроение повествования Палеолог. - Задохнувшимся в подвале своего дома. Однако же, несколько лет спустя, мой знакомец, заслуживающий доверия, собственными глазами видел Ивана Дмитриевича. Живым, здоровым и необожженным. Слово того свидетеля, как и слово мое - крепко и истинно. То был он, а не кто иной.
        - Как такое возможно? - удивился я. - То есть, если бы обгоревший труп приняли за него, я бы понял. А если он задохнулся...
        Девлет-Гирей, горящая Москва и Иван на царстве - это который Грозный, тут даже я догадался. Первопрестольная вспыхивала неоднократно, но, чтобы так круто - не каждый год. И привязка к личностям.
        Тут, пожалуй, то сыграло свою роль, что урок о набегах Девлет-Гирея пришелся на время болезни нашей исторички. Ее подменила молоденькая студенточка. И вот она урок вела так, что хотелось не только на симпатичную фигурку глазеть, но и слушать, что именно практикантка говорила. Так что в моей памяти отложился в неплохой сохранности урок про набеги эти. Один из них привел к страшному горению, и пленению тысяч мирных жителей, а второй завершился убедительной, разгромной победой над татарами. Побили, посекли - говорилось про наших; побежали, потонули - про неприятеля.
        Что по тем временам было в развитии криминалистики? Полагаю, шиш да маленько, как Мал Тихомирыч выражается. Подкинуть что-то из фамильных украшений, доспехи напялить на схожее ростом и комплекцией тело. Обуглить до неузнаваемости. Готово! Формулировка «задохнулся в подвале» неузнаваемости не предполагала.
        - Меня не спрашивай, «как», - покачала головой Федя Ивановна. - Способы разные есть. Может, мороком, может, подкупом. Ближе первое, так как при встрече той Иван был с колдовкой рядышком. А та как раз хороша была в наведении мороков. И знаю я, что с той колдовкой прыгали они через костер в купальский праздник. Закона то не нарушило: жена Ивана из Шуйских уже упокоилась. Знаю, что позже родился у них сын. Родовое имя тот взял по матери.
        - К чему такие сложности? - задал вслух я крутившийся на языке вопрос. - Чтобы жену сменить?
        - Если б только для того, - сдержанно улыбнулась моя собеседница. - Проще было несчастный случай провернуть. Не с собой, с женой. Нет. Царь, осмеянный ханом, не простил бы воеводу. С Бельскими и до того было остро да колко, а тут воевода город не уберег. Ему бы под ноги так и так углей подгребли. Может даже, ввиду высокого родства, сам царь своим посохом и подгребал бы... Нет, не жить было Ивану после сожжения Москвы. Другое любопытнее: как он из горящего города вышел?
        - И как же? - не стал я разочаровывать Федю Ивановну, та явно этого вопроса от меня ждала.
        - Не знаю, - с улыбкой развела руками она. - Знаю лишь, что костер с новой женой он перепрыгивал - одним из нас. Одним из мира Ночи.
        - А поподробнее? - это уже самый настоящий интерес был. - Кем именно?
        Серьезно, я-то уже настроился на то, что покровы тайны с картины фамильного древа будут сорваны. Целиком и полностью.
        - Знакомец мой не спрашивал напрямик, - изобразила сожаление специалист по древностям. - А я не просила его, чтоб допытывался. Не столь велико было мое любопытство. Это повлекло бы за собой либо долг, либо неприязнь. Я такого не люблю.
        Спрашивается: и стоило ли меня дразнить?..
        - Вы предположили, что огонь признал меня за своего потому, что мой предок, возможно, с огнем был в ладах? - эту речь я произнес, скорее, для Палеолог, чем для себя. - А как так получилось, что я - Андрей - снова Бельский? Не какой-нибудь... не знаю, Петров?
        - Про сродство с огнем и кровь общую вы верно мои догадки истолковали, Андрюшенька, - просияла Федя Ивановна. - Подлинно говорю: возвышение ваше - лишь вопрос времени. Про фамилию же: другой ваш предок, живший уже позже, воспылал чувствами к девице из рода живописцев Бельских. Принял сие, как знак. Вошел в род.
        Значит, были-таки живописцы. А то я успел подумать, что про них мне лапшу на уши вешали.
        - Безмерно признателен вам за этот экскурс, - повторно согнул шею. - За мной...
        И снова взлетела кисть руки в останавливающем жесте.
        - Все, что мной сказано - сказано по доброй воле, без долговых обязательств, - казенно проговорила она. - В знак моего к вам расположения.
        После этого я снова засобирался, и чуть не забыл про еще один вопрос. Не то, чтобы особой важности он был, но у кого еще о таком справляться, как не у специалиста по памятникам письменности?
        - Федя Ивановна, а не подскажете, почему планетника так называют? Немало я всяких новых слов узнал за последний месяц, и все они были... как бы так выразиться... О! С налетом старины. А планетник на их фоне сильно выделяется. Чужеродно звучит, я б сказал. Тучеводец - куда как ближе.
        - Вам бы по стопам батюшки пойти, - всплеснула руками моя собеседница. - Раз подобное любопытство возникает. Взгляните: вы слышите слово, трактуете его на современный лад и потому замечаете нестыковку. В вашем понимании, в том значении слова «планета», как оно вам известно и привычно. Небесное тело, вращающееся по орбите вокруг звезды.
        Я невольно кивнул: как слышу, так и пишу, так и выводы делаю.
        - Оставим современность в стороне, - Палеолог проделала жест, будто бы и впрямь отодвигая что-то от себя подальше. - Слово это интересное. Небесная планида - так в старину говорили не только о судьбе, но и о сильной грозе. В украинской речи есть слово «планитуватий», означает «сведущий во влиянии планет на погоду». А в старопольских говорах мы встречаем слова «planeta» и «planetnik» - знакомо звучит, не так ли? Значения: «облако» и - внимание! - «человек, управляющий облаками».
        - О как, - выпалил, дослушав эту импровизированную лекцию. - Был не прав. Судил поспешно.
        - Это лишь недостаток знаний, - мягко сказала хозяйка. - Причем довольно специфических. Был бы с нами ваш батюшка... Простите, что напомнила о вашей утрате, Андрюшенька. Я все еще печалюсь о потере его записей, которые многое могли бы дать миру слова.
        А вот в этом «простите» я не услышал подлинного сожаления. Наверное, потому, что из памяти не выветрилась реакция Лены-Хелен, вурдалачки, когда та узнала, чей я сын. Причем та вурдалачка чуть ранее была готова меня выпить досуха.
        Я рассыпался в благодарностях и поспешил удалиться.
        
        От Феди Ивановны я вышел в смешанных чувствах. С одной стороны, сказано мне было много. Разного и нового. С другой - сведения не были полны. Как были прорехи в моем семейном альбоме, так и остались. Новые лица добавились, да. Но в таких дальних далях, что мне от этого добавления практической пользы чуть. Дыры же в ближней истории никуда не делись.
        Почему рассорились отец с дядей? Что из себя представлял дядька Демьян?
        Выходило так: один предок с «колдовкой» семью построил, другой, если верить домовой нечисти, «бесовок, мертвячек, кикимор и ведьм» бить предпочитал при помощи ремешков с заклепками. Очень необычных ремешков, надо сказать - от удара с такой обмоткой взвыл один знакомый вурдалак.
        Противоречие? Как по мне - еще какое.
        Так что, все, сегодня мною узнанное, было весьма занятно, но малоприменимо к текущим вопросам. Кругозор расширил - и то ладно.
        Федя Ивановна же, показательно отказавшись от платы за переданные сведения, связала меня прочными узами «расположения». По правде говоря, я бы предпочел четко сформулированный долг. Потому как ввязываться в игры и «симпатии» специалиста по древностям куда дороже.
        Все помнят про бесплатный сыр? А этот сыр подан с улыбкой, с мурчанием - кошкой, прожившей сколько-то там сотен лет на белом (и не очень) свете. Кошка - иносказательно, зато про сотни лет на свете - прямее некуда.
        Я бодро переставлял ноги, тогда как «чердак», который голова, был забит не особо жизнерадостными, пасмурными мыслями. И о прошлом-давнишнем, и о даме, подкармливающей меня сластями (с собой, кроме книги, мне снова упаковали несколько коробок с десертами) и информацией. Еще были мысли о женщине, лишившейся сына... Эти были особо серы.
        Как затянувшие небо тучи. Сумрак по низу, сумрак по верху, в отражении луж - серость.
        Неоднократно слыхал я утверждение, мол, Питер вообще - сер. Всякий раз удивлялся: мы про один Питер речь ведем? Потому как мой Петербург полон красками. Может, не все они ярки и броски. Может, говорящие про серость были в городе только в дни непогоды, когда скрадываются цвета и размываются линии. И, не могу не согласиться, фасады многих зданий стоило бы мыть почаще. Но... а, не важно. Не стану убеждать. И без того отвлекся.
        Вот, стоило подумать про серость и краски: вышел к перекрестку, а там девушка с огнями. Вращает, подбрасывает две штуковины вроде вееров с фитилями на длинных металлических спицах. Получается что-то между танцем и жонглированием - красиво, завораживающе. Я такое впервые вживую видел, раньше только по «зомбоящику» наблюдал. Что сказать? «Живая-то лучше!»
        Темень и вот такое промежуточное состояние, когда небо уже заволокло, но лить с него еще не льет - самое то для таких представлений. Исполняла свое искристое шоу девушка под бой барабанов. Парень позади нее отбивал ритм на двух «пузатых» инструментах. Звук украшал действо, добавлял к нему некой первобытности.
        Я простоял минут десять, любуясь золотистыми бликами. Оставил в ящике пару купюр. Улыбнулся.
        Все-таки город - это не только архитектура и история. Это и те, кто в нем живет.
        Запищал рингтоном мобильный.
        - Хвостатым - физкульт-привет, - положительно, на меня увиденное шоу повлияло... положительно, отвлекло и взбодрило.
        - Вот именно, что физкульт! - бодро отозвался Макс (и даже без мата - в лесу кто-то сдох). - Ты с того года не подзабыл, с какой правой стороны ручка газа, и с какой левой стороны ручка управления сцеплением?
        В прошлом августе Находько прихватывал меня в нагрузку, когда их компания проводила учебные занятия для знакомых барышень. Я не был барышней, зато сработал, как прикрытие от ревнивой жены Макса. Прикатись он на тот выезд один, и прознай она об этом - устроила бы ему веселую жизнь. Я с его женой немного знаком, это очень резвая и настойчивая дама. Не удивлюсь, если выяснится, что она - как и он, не совсем человек.
        - Не блондинка, не путаюсь, - хмыкнул, припомнив самую необучаемую из стайки юных дев, с какого-то перепугу решивших приобщиться к романтике езды на байке. - Только прав у меня с того года как не было, так и не появилось.
        - Ититушки, ура! - возрадовался совершенно искренне Шпала. - Через полчаса на Финбане. «Конь» с нас, шлем с нас. Права к херам и прочим полосатым палкам. А на обратке - в сауну закатимся. Да?
        - С этого и следовало начинать, - подтвердил я свое участие в чем бы то ни было.
        - Там еда, - дернул за рукав прохожего, тоже остановившегося поглазеть на выступление. - Пирожные. Пусть ребята перекусят.
        Я быстренько пристроил рядом с ящиком, где блестели монетки и скромно жались в уголок немногочисленные купюры, пакеты со сладостями. При себе оставил только тот пакетик, в котором лежала книга. И поспешил - вечер переставал быть томным.
        - Чеслав, только без ливня сегодня, пожалуйста! - проговорил вполголоса.
        Не факт, что тот меня услышал, но обошлось без ливня. И без грозы, обещанной Гидрометцентром.
        ...Накануне я как раз спрашивал планетника на тему слышимости. Вне помещений его ветер гулять может, где ему вздумается - «прослушка» идеальная, если вдуматься. Никакими техническими средствами ее не засечь.
        При второй нашей встрече на Сенной он сообщил, что его «послание передал ветер». Иначе говоря, он поставил в известность всех значимых представителей мира Ночи в пределах Петербурга касательно меня.
        О том, что с этих самых пор я - под его, Чеслава, рукой, и чтобы никто даже думать не смел причинить мне вред. Разве что подручный его сам проявит себя таким дураком, что даст повод к нападению. Понятное дело, отщепенцев вроде Шпалы оповещать планетник не стал - много чести.
        Спорное решение в моем понимании. Раньше обо мне обитатели мира Ночи в большинстве своем знать не знали. Мы не то, что краями - вообще никаким боком не пересекались. За редкими исключениями, вроде водных духов. Теперь наличие в городе огневика станут учитывать в раскладах... И не обязательно эти расклады будут в мою пользу.
        Впрочем, сделанного не воротишь, поэтому я молча принял случившееся к сведению. Ладно, не совсем молча... Кое-что спросил все же.
        - Ветер свой ко мне приставлять не будете?
        Чеслав махнул головой.
        - Кто знает цену свободе, как не палач? На плахе остается плата за проступки. Кровь да вспухшая от кнута кожа - за мелкую провинность. Залитие горла - за чеканку фальшивой деньги. За измену и предательство - петля. Заплатил - свободен. Ветер приставить - как в клетку без стен посадить. Нет в ней свободы, лишь видимость.
        Я оценил его прямоту.
        
        А нелюбимая мной подземка знала цену быстрой поездке: кроме жетончика, я заплатил головной болью. Нет, неправильно говорю: заплатил головой не болящей. Или даже так: бонусом к скорости мне выдали мигрень. Раздражающую и не уходящую почему-то после волны живого огня.
        Оттого, напяливая на голову выданный Находько мотоциклетный шлем, я скрежетал зубами. Вообще эта ноющая и постреливающая гадость была не в тему. Я даже проигнорировал появление в рядах галдящей и развеселой компании знакомого лица. Подумаешь, пригласил Макс и ее тоже. Вот, если у нее таблетка от боли при себе найдется - другое дело.
        - Мы со всеми выдвинемся или как? - спросила Ира, оглядывая собравшихся мужчин и их байки. - О, привет, Бельский!
        Ирка, наше «маленькое начальство» с работы, была единственной особью женского пола возле гаражного ряда. Интересно, Шпала сказал, что в клуб ей не попасть, кроме как гостем или «грузом»? Или «собственностью», но такое я при Ире поостерегся бы озвучивать. А «цвета» - это мимо нее по определению.
        Тех прошлогодних барышень катали не за так. Мероприятие было проплачено. Можно сколько угодно скалить зубы, заявляя о свободе, ветре в лицо, связи с миром и прочих бесконечностях. Но обслуживание техники, даже такой неприхотливой, как выделенные нам с Ирой «Ижи», стоит денег. Бензин стоит денег. Вообще ничего не падает из воздуха само, даже крест с купола Смольного.
        - Не, мы не будем тормозить парней, - отозвался Находько. - Отдельно. После них покатим.
        Услыхав это «после», я стянул с болящей головы громоздкий шлем.
        «Хех», - мне стала понятна радость Макса от моего согласия на совместный выезд. Жена его, прознав о поездке вдвоем с другой женщиной, не стала бы вдаваться в подробности. Ей было бы фиолетово, насколько наша начальница «свой парень», и как ровно дышит к ней Макс.
        - Приветствую руководство, - стараясь не морщиться от громких звуков (то тут, то там уже порыкивали «звери») выговорил я. - Ты какими судьбами тут?
        Задумался: Ирке в клубе своей не стать, тогда как Шпала - в доску свой. И он вообще не человек. Впрочем, прознай его братья по клубу про иную личину Макса, еще и восхитились бы. Его наглая морда с хищным оскалом отменно сочетается с клубной символикой.
        - Этот, - она махнула рукой в сторону Находько. - Отрабатывает должок. За смену, которую пролюбил, а позвонить, предупредить о пролюбе - забыл. Я тогда прикрыла его тощий зад.
        «Поджарый и хвостатый зад», - мысленно внес я поправку.
        - Это после... - одернул себя: про наши похождения в Михайловском замке и под ним говорить при посторонних не стоило. - Когда Ханна уезжала? Слушайте, от головы есть что-нибудь? От раскалывающейся?
        - Тогда, ага, - ответил Шпала, покосился в сторону начальства.
        Оно и понятно: подробности в другой раз.
        - В моей сумке, - слова ее прозвучали, как песня. - Макс, куда ты ее дел? Держи газетку, страдалец. Потерпи, спасем тебя.
        Как-то так я остался один. Дюжина шумных мужиков на той же территории не в счет, им до меня дела не было. Ира со Шпалой отошли, чтобы облагодетельствовать меня лекарством. Оставили перед уходом экземпляр печатной прессы. Сегодняшний «Вечерний Петербург».
        Газет я давно не читал. В них ничего обо мне не пишут, так зачем они мне? Вот подстелить под что-то грязное - это можно.
        А тут - потянуло на чтение.
        «Привидения в петербургских дворцах», - я трижды перечитал название, чтобы убедиться - нет, не привиделось. Привидения были в заголовке. И во дворцах, по мнению автора статьи. Вчитался.
        «Наши корреспонденты вам расскажут, любезный читатель, о тех местах, где привидения - дело обычное, и если там их встретите, знайте: все путем. Привидения, встреченные вами в других местах, следует считать последствием перегрева вашей головы, на которую в данном случае следует надеть кепку».
        Кепку? Кепку?! Чем поможет кепочка при встрече с призраком? Или уже после полученного теплового удара?
        «Видимо, писала женщина», - я покачал головой, получил за это очередной болезненный «выстрел».
        «И не думайте, что настоящие привидения являются только ночью», - было сказано дальше.
        Ночью, в кепке, не думать. Все веселее и веселее.
        Дальше следовало скучноватое перечисление мест, где видели призраков. И что это были за призраки.
        Необщительное привидение в Эрмитаже - Николай I. Какое-то мутное описание хрупкой дамы в Русском музее. Архитектор в Академии художеств, являющийся студентам. Всегда к несчастью.
        Собор Петропавловской крепости и привидения, стук которых слышит дежурный мужского (подчеркнуто - непременно мужского пола). Дом старого каретника на Большой Мещанской с медленно проявляющимися теневыми картинками на стенах.
        Не припомню дворцов, которыми владели бы каретные мастера, ну да пусть.
        Дело дошло до Инженерного замка. В нем была отмечена Белая дама в золотых башмачках (снова эта манера расписывать, кто во что наряжен - они же мертвые, какая разница?). Призрака Павла I тоже вниманием не обошли. «Он был бледен и наигрывал на флажолете - старинном музыкальном инструменте, напоминающем флейту».
        Эту бы авторшу, да спиной бы по ступенькам. Наигрывал на флажолете... У меня прям в духе Шпалы родились ассоциации, с инструментом, напоминающим флейту, и с автором статьи.
        Серьезно, я не выдумываю: все, что я тут рассказал, было в печатной форме изложено. Без дураков.
        Впрочем, вскоре эта призрачно-дворцовая чушь выветрилась из моей головы.
        Мы не лихачили, конечно. Для Иры это была первая поездка. И я в плане опыта езды недалеко от нее ушел. Но байк - это байк. Это концентрация на пределе. И, одновременно с тем - свобода. Отзывчивость и мощь. Отрыв от всей будничной шелухи, от скуки и стабильности. Отрыв - в нем вся соль.
        Поворот, на котором сосредоточился не в полной мере - и переднее колесо проходит по обочине. Опасность, которая рассекает воздух перед тобой. Момент в точке, что может стать чертой, разделяющей жизнь и смерть. Контроль этого момента - суть свободы.
        Там, на повороте, мы немного разошлись. Макс с Иркой понеслись дальше, тогда как я замедлился. По нервам мне та черточка прошлась, ровно что бормашина, только не точечно «в зуб», а прям от затылка до пяток.
        Когда я сбавил скорость, в мой ряд перестроились молодчики в дребезжащей «коробке». В долбанном ржавом ведре - «копейке». Попытались подрезать. Зачем? Кто их знает, может, захотелось впечатлить девиц с заднего сиденья.
        Резко вспомнился совет от Шпалы: «В любой непонятной ситуации - газуй! Если кто решит взбрыкнуть на дороге, типа защемить без поворотника, отбей удоду зеркало - упырь в него все равно не сечет. Сурпрайз, гайз».
        Мой добрый и заботливый приятель... Добрый - потому как сплавившаяся со мной сущность аж взвилась, предлагая подогреть ребяткам салон изнутри.
        «Пусть едут», - осадил я ретивого, прижавшись к обочине.
        Вообще конь металлический коню огнегривому пришелся по нраву. Я это прямо-таки физически ощущал. Они даже ревели в унисон.
        Байк - это независимость. Превосходство. Простор.
        Нет, я не утверждаю, что таков байк для каждого. Он таков для меня. Уверен, что таков он и для Шпалы. Или даже больше... О таком не расспрашивают.
        Ирка по завершению поездки с «Ижа» сползла с помощью Макса. Колени тряслись, а глаза были шальные-шальные. Позднее, в сауне уже, куда мы так же ввалились втроем, она стребовала с Находько обещание.
        - Проконсультируешь меня с покупкой.
        - Так прет рулить по ямам? - заржал Шпала.
        И получил тычок за подколку.
        Яма - «пит» - это то же, что и игровой зал (место, где ведутся игры). Можно провести очень грубую аналогию с оркестровой ямой. И так же называют тумбу, в которой хранятся всякие нужности. Сменные колоды карт, шарики, запасные срезки и прочее.
        Ирина - наш пит-босс. Она «рулит по ямам».
        - Скотина ты серая, Находько, - фыркнула наша начальница. - Я в бассейн.
        «Ты даже не представляешь, какая!»
        Бассейн в сауне имелся, но малюсенький. Как три-четыре моих ванны. И чуть поглубже. Поваляться в водичке можно, поплавать не получится.
        - Смотри, чтобы со дна не пришлось поднимать, - махнул рукой Макс. - Как «К.Э. Циолковский».
        - Это ты про теплоход? - встряхнулся я.
        - Про него, тля, - хмыкнул приятель. - Рвануло на нем с неделю назад. «Пожарные! Тушить!» Тазик на дно ушел. Контора-владелец: «Пожарных косяк. Душить!» Человечишки такие человечишки...
        Выходит, утянул тогда водник судно. Разозлился он тогда крепко, конечно. Возможно, поэтому Федя Ивановна вспомнила про обожженного «спящего красавца». Как раз в связи с шумом вокруг затопления теплохода. Или на что-то мне намекала, а я сообразить не могу, на что.
        - Макс, про отъезд Ханны... - вспомнил я еще одну прозвучавшую фразу.
        - С ней все пучком, - отозвался Находько. - Я ее немножко проводил. Кое-что, как выяснилось, от предков лисоньки сохранилось. Мы это изъяли, отнесли в одно местечко, где... - он замялся, подбирая формулировку, а заминки для напористого Макса совсем несвойственны. - Разбираются в старинных предметах.
        - Постой, - я чуть оторопел. - Случайно, не на Кирочную отнесли?
        Двумя часами ранее я выяснил, что на Кирочной улице находится «скромная лавка» Феди Ивановны. Правда, на уточнение, не у нее ли некие чувствительные к запахам существа закупаются особыми порошками и другими полезными штуками, мне ответили отрицательно.
        - Так ты в теме? - удивился Макс.
        - Мир тесен, - отозвался я. - И что там было дальше? С Ханной?
        - Дальше мы махнули в Ригу, - как само собой разумеющееся, сообщил Находько. - Нашли одного ме-э-эдленного дальнего родственника Луккунен. Он вроде не такой тупой, каким пытался выглядеть. Я передал лисоньку в его ме-эдленные лапы и отчалил. Конец истории.
        - Это хорошо, - с облегчением сказал я. - Славно, что она нашла кого-то из своих. Пусть и дальше все у нее идет, как задумано.
        Шпала кивнул. Вот может же он, когда захочет, вести себя, как нормальные люди.
        - АБ, слушай, - после недолгого молчания серьезно и вопросительно обратился ко мне Макс. - На понедельник-вторник планы есть уже?
        - Кроме как отоспаться? - я ненадолго задумался. - Нет, никаких. Свободен, как ветер. А что, есть предложения?
        Макс сделал отмашку заглянувшей к нам местной работнице, чтобы та шла пока подальше.
        - Надо сгонять в уезд... - Шпала перекосился, как от кислятины. - Короче, дело к ночи. Есть родственница. Не моя, супруги. Племяшка. Жила себе, росла себе - была как все. В мае ей стукнуло четырнадцать, и понеслась душа по кочкам.
        - Ты излагаешь очень образно, дружище, - вздохнул. - Но не очень информативно. Я пока не понимаю ни черта: ни что там с девочкой не так, ни зачем тебе я для «сгонять».
        Макс сочно выматерился, как бы выпустив за раз одним «выхлопом» все, что не досказал этим вечером. А оно явно рвалось наружу, свербело.
        - Она начала сбегать в лес, - снова вернулся к «цивильной» речи приятель. - Не так, как, скажем я... Просто уходить в лес. Ни с того, ни с сего. Без предупреждений, без поводов. Ее уже трижды искали, прочесывая лес. Когда находят, она обычно босая пляшет и поет. Не ту дребедень, что по радио гоняют, а такие... далекие от современности песни.
        - Народные? - уточнил я у явно нервничающего Макса.
        - Блатные-хороводные! - взорвался он. - Иптить-коптить, АБ! Про огнедеву она песни поет. С огненным змеем. И как невменяемая во время этих песнопений. Мигалки стеклянные, тело ватное, из рук спасающих вырывается. Одного покусала. Жена психует - родная кровь же. Она - племяшка - не как я, уже проверил. И фиг поймешь: в дурку сдавать ее или оставлять, как есть. Зверям лесным на прокорм, раз ее туда тянет.
        Шпала впечатал кулак в скамью.
        - Хорошо, это я понял, - успокаивающим тоном сказал я. - От меня что требуется?
        - Светочем твоим ее засветить бы, - из Макса будто выпустили пар. - За мной будет долг. Независимо от того, что ты в ней углядишь.
        - Не надо...
        Договорить мне коллега не дал. Рявкнул так, что очередная работница, заглянувшая нас проверить (на массаж пригласить, все дела), затряслась мелкой дрожью. Испарилась.
        - Сказал - долг, значит - долг, - нахмурился Находько. - Словом не разбрасываюсь. Мне важно прояснить, что с ней не так. Я же к ней уже сам обращался. Спрашивал: «Мелкая, вопрос по существу. Что ты за существо такое?» Эта дурында только фарами хлоп-хлоп.
        Хорошо, что Макс под фразу с фарами поморгал - показал, так сказать, мимикой, что сказать хотел. А то не факт, что я бы сразу сравнение фар с глазами «догнал».
        Повторно рыпаться, чтобы оспорить Максово: «За мной будет долг», - я не собирался. Может статься, мне его помощь пригодится. Как знать? Я намерен был рыть со всем тщанием в направлении «группы... или даже организации», как выразилась Палеолог. Мне бы хоть маленькую зацепочку, от чего клубок разматывать... В общем, помощь от оборотня по моему обращению - в хозяйстве явно пригодится.
        - Лады, Большое Перо! - хлопнул в ладоши приятель. - Больше никаких серьезных тем. Сегодня все - за мой счет. Дамы!
        Девочки в сауне работали не из боязливых. Так что вскоре они (парочка работниц и Шпала) уже играли в салочки в бассейне, этот паяц напевал про покусанные бочка и волчка, который обязательно придет, если заснуть с краю кровати.
        Ира, наплескавшись, уединилась с массажисткой. А мне не хотелось покидать жаркое помещение. Жар внутренний нежился и млел в горячем помещении. Я нежился вместе с ним.
        Забавно, нелогично, но факт: о том, что Находько наведывается в данное заведение, его супруга прекрасно знает. И ему за эти маленькие шалости с девчонками не прилетает. Ни сцен ревности, ни сковородок в голову. Зато за покатушки с кем-либо женского пола - еще как.
        Мы это в том году за кружкой пива обсуждали, помнится. И в три головы (я, Джо и сам Находько) не поняли, почему так. «Женщины!» - дружно воскликнули мы тогда и взяли еще по кружечке.
        
        Домой я приехал отдохнувшим и довольным. Отогревшимся, как кот под полуденным солнышком.
        Традиционно пересказал овиннику с парадником, о чем мы беседовали со специалистом по древностям. Точнее, о чем она сказ вела, а я ушами хлопал.
        Выслушал торжествующие возгласы шерстистого.
        - Я говорил! Я знал! У, старая кровь! Дальние дали, многие лета. Сила великая, кровь родовитая.
        Спросил его, что мне эта кровь дает, кроме осознания (Кошаром, не мной) силы и родовитости?
        - Жизни и рассудка тебе мало, владыка? - очень тихо и строго спросил Кошар. - Говорил я уже. Не растет семя на голом камне. На худой земле и колос слаб. Тебя, неподготовленного, выжгло бы, ежели б не кровь. Если б не наследие. Может, намертво спалила бы тебя сила, да развеялась. А могла и разум выжечь, взяв тело - себе. Нахрапом ли, исподволь ли...
        - Я так понимаю, риск последнего, про исподволь - он все еще сохраняется? - внял я серьезности момента.
        - Раз все сам осознаешь, чего лишние вопросы задаешь? - переглянувшись с насупленным овинником, тряхнул седой шевелюрой Мал Тихомирыч. - Не буди лихо, пока оно тихо!
        Оставив тех двоих шушукаться, я утопал в комнату. Завалился на диван. Сон не шел: я вообще плохо спал после того, как пробудил память пепла. Стоило мне закрыть глаза, как проявлялись видения пепелищ, заново вспыхивающих. Пламени, что возникало из горстки пепла и проносилось огненным шквалом по знакомым мне улицам. Проносилось, не считаясь с жертвами.
        Однажды мне привиделась мать, объятая пламенем. В другой раз огонь пожирал Ташу Бартош.
        Кто такая «она»? Ма - во Франции, хотя бы ее этот бред не касается. Разве что в видениях. Бартош? Лишенная силы и жаждущая эту силу вернуть?
        Каюсь, тень моего сомнения на Арктику пала. Очень своевременно она тогда приехала ко мне. В ночь, когда она рассказывала о болезни сестры и своей утраченной, выжженной силе, а я - запускал зеленые всполохи небесных огней - в эту самую ночь убивали Дарью Ивановну Берегову.
        Я расправился с сомнением, когда мой огонь «признал» в Бартош если не «свою», то точно не чуждую. Он ее не обжег. По правде сказать, выпускать живой огонь, обнимая девушку, было боязно. Не хотелось обнаружить головешку на месте девушки... Обошлось: Таше от живого огня достались волна бодрости и... едва ощутимый отклик утраченного дара.
        Темень из подземелья не обманула, сообщая Арктике: «Держись ближе к огню. Утраченное обратимо».
        Кто такая «она»? С теми знаниями, что есть у меня сейчас (то есть, без знаний вовсе) - это может быть кто угодно. Хоть Нина, начальница моя. Это менеджер, которая возражала против моего повышения в категории. Она со мной не пересекалась по сменам, за работой не видела (максимум - в записи с камер), но против высказалась. Чем не повод обвинить женщину?
        Или это может быть соседка-скрипачка, Катенька. Тоже - просто потому что женского пола. Такое же безосновательное предположение, как и с Ниной. Такими темпами я мог начинать перечислять всех знакомых женского пола. Вместо овечек для ускорения засыпания.
        Я подскочил с дивана, как будто меня током ударило. Липин собирался меня убивать. Был буквально в процессе подготовки, когда высказывал то немногое, что мною позже было передано компетентным органам. Жить мне оставалось - чуточку. После - финиш, все услышанное я бы унес в могилу.
        Собственно, в том состоит оправдание книжно-киношному ходу: тому, где злодей выбалтывает свои грандиозные планы по захвату мира и другим безобразиям. Герой должен унести все эти откровения в могилу, злодей же напоследок потешит свое самомнение. Мертвые не встают на пути исполнения злодейских планов. Джо бы поспорил, но я не про разумную нежить речь веду, а о самом банальном покойнике.
        Липин много-много наболтал по пути ни о чем, а в момент, когда дошло до главного, не сказал мне ровным счетом ничего существенного. «Она не должна узнать, что ты втянут», - как и другие сочувственные фразы - немного эмоций и пожелание смириться с неизбежным. Все.
        Зато в другой ситуации, с выжившим свидетелем - случился разговор о мотивах. Да, не особенно полный, краткий, но он (разговор) не просто состоялся, он был услышан и донесен до тех же компетентных органов.
        Как так? Та парочка не могла поговорить до или после «прогулки» по теплоходу? Они вроде не в игрушки играют. Взрывчатка, пожары, разгром на кладбище. Трупы всамделишные - правда-правда, я один из них сам видел. И эти «не игруны» выбирают для разговора о мотивах подрыва теплохода тот самый теплоход? А после всего лишь оглушают, не «зачищают» свидетеля?
        Допустим, кто-то из той парочки сильно жалостливый. Всякое случается. Вон, Игорь Липин был заботливым сыном. И участие в его голосе звучало вполне натуральное. Но участие не помешало Липину затащить меня в гараж для смертоубийства. Оба говоривших - там, на теплоходе - попались из добряков, не желающих напрямую марать руки кровью? Понадеялись на то, что взрыв да вода за них "приберут"?
        Что-то сильно сомневаюсь. Особенно в свете акцентов, заданных Палеолог. Чтобы она, да столько слов никчемному обывателю посвятила? Беспричинно?
        Дернулся к мобильному, чтобы немедленно позвонить Крылову, поделиться с оперативником своими мыслями. Посмотрел на время - половина первого ночи. Решил, что не настолько срочно мое подозрение. До утра потерпит.
        Сон по-прежнему не шел. И потому я озадачился другим вопросом: интересом Феди Ивановны к записям отца. Дважды высказанным интересом. Меня и в первый-то раз вопрос о записях насторожил.
        Чуть погодя события закрутились, я переключился на другие мысли (например, как выжить). Потом мне качественно выносили мозг. И я не то, чтобы забыл о словах Палеолог про записи, скорее, отложил их в долгий ящик. У ящика даже имелась дата для извлечения - первое августа, день, когда мне должна позвонить ма.
        Тогда и собирался уточнить у родительницы, почему она «вычистила» отцовский кабинет. Одно дело, если родительница на эмоциях это сделала. Она натура тонкая, не удивлюсь, если так оно и было. Другое дело - если при вывозе бумаг отца мать руководствовалась соображениями... Любыми соображениями за пределами чистых эмоций.
        Эти соображения я намеревался прояснить. Их - и контакты отца. Профессора, выделяемые из общей массы студенты. Знакомые по переписке: знаю, что па вел обширную переписку. Но понятия не имею, с кем и по каким вопросам. Не уверен, что ма знает больше, но спросить стоит.
        Долгий ящик затрещал, когда меня приволокли в гараж - когда вопрос стал личным. Не просто: «Хм, кому и зачем нужны эти убийства?» С момента, как в жертвы определили меня, задача стала звучать так: «Как мне до них добраться?»
        Так... В щепки тот ящик, в труху. Снова потянулся к телефону. Эти-то не спят по ночам. Ночь - их время.
        - Джо, хорошей тебе ночи! - говорить пришлось громко, на фоне у вурдалака пели, играли и громыхали. - Можешь дать мне номер Лены? Или ей - мой?
        - Ночи, АБ! Утром, все утром! - повысил голос и Женька тоже. - Нынче Хелен не в той кондиции.
        Он сбросил вызов.
        Утром так утром. Мне пока не настолько горит, чтобы я до утра дотерпеть не мог.
        
        Женина жена Лена-Хелен Курьянова позвонила мне в восемь. На мои путаные полусонные объяснения, почему наш разговор лучше бы вести не по мобильной связи, не обиделась. Назвала адрес кафе для беседы.
        - Рад встрече, - почти что искренне поприветствовал вурдалачку. - Давно ждешь?
        В кафе она пришла до меня, заняла столик в углу и заказала себе... глинтвейн, кажется. Не уверен.
        Зацепился взглядом за футляр с гитарой. Тот лежал на двух стульях сразу, обозначая, видимо, что столик занят. Час все еще был ранний, а зал пустой, не считая нас с Хелен да скучающего работника за стойкой.
        Мертвые девушки, милые причуды.
        Милая мертвая девушка взмахнула рукой. О значении жеста догадываться предполагалось самостоятельно. То ли это было такое приветствие, то ли «убирайся с глаз долой».
        - Так понимаю, здесь самообслуживание? - обернулся к стойке и замершему за ней парню. - Подожди еще пару минут, закажу себе чаю. Не позавтракал.
        - Болван для того и оставлен, - Лена щелкнула пальцами, и работник заспешил от стойки к нам.
        Уже вблизи я подметил сияющую улыбку и бездумный взгляд парня.
        - Черный чай и пару бутербродов, - я не притронулся к протянутому меню.
        - С бужениной, с ветчиной и сыром, с... - принялся монотонно перечислять официант (или бармен?).
        Стоял он при этом в полупоклоне и продолжал держать в руке меню. Смотрел прямо перед собой. Зрачки были расширены.
        «Болван», - я поежился, вспомнив, как при первой встрече певунья звала меня «прогуляться».
        Сделать из меня такого же болвана. Одноразового, надо думать.
        - Всех по два, - вмешалась вурдалачка, затем указала в направлении двери. - Вы закрыты.
        «Болван» послушно пошел закрывать дверь кафе.
        Меня подмывало спросить, для чего она заморочила бедного парня. Причем в духе Шпалы спросить, вроде: «На буя буянила?» Смолчал. Мне нужна помощь вурдалачки. «Попросить» закрыть зал и принести поднос бутербродов - это не то же самое, что «попросить» присоединиться к завтраку в качестве блюда.
        Так что я просто ускорился с поглощением пищи. И быстренько перешел к тому, ради чего эта встреча затевалась.
        - Лена, - вздохнул поглубже, как перед прыжком в воду. - Я хотел бы поговорить с тобой о моем отце. Если ты не возражаешь, конечно.
        - И все же, с болью в горле, мы тех сегодня вспомним,Чьи имена, как раны, на сердце запеклись,Мечтами их и песнями мы каждый вдох наполним[1]...
        В пустом помещении ее голос звучал особенно звонко. Надрывно. Пронзительно. Искренне. Лена уже напевала при мне строку из этой бардовской песни, но тогда звучание было совсем иным.
        - Спрашивай, - прочувственно сказала она. - Не знаю, будут ли тебе полезны мои ответы - я всего лишь одна из его студенток. Луной клянусь отвечать полно и искренне, и не возьму за то никакой платы.
        После того, как прозвучала клятва - клятва, которой я не просил - я задумался. Джо был прав, когда обещал мне союзника в лице своей немертвой жены. Будет ли верным использовать представившуюся возможность только для расспросов о работе и университетском круге общения отца?
        - Если не возражаешь и можешь уделить мне лишних полчаса, начну издали, - сложил пальцы домиком, свел брови и принялся говорить. - Расскажу о некоторых недавних событиях, чтобы ты поняла, с чем связан мой интерес.
        - Постой! - оборвала меня жестом Лена. - Дополню: Луною и непроглядной ночью клянусь сохранить весь разговор между нами двумя, если только последнее не нанесет вреда моей семье.
        Благодарно ей кивнул. На столь широкий жест я не рассчитывал. Идя на встречу, и представлял наш разговор иначе. Несколько моих вопросов, несколько ее ответов.
        Мне же были протянуты щедрой рукой помощь и расположение - бери и пользуйся. Отказаться от этого дара? Только потому, что в самом начале нашего знакомства все пошло вкривь и вкось? Или потому, что в моей новой союзнице не было жизни - в привычном мне понимании?
        Увольте, не настолько я дурак.
        Союзник - это слово звучит хорошо. Во все времена. Ко всем, живым и мертвым, оно одинаково применимо.
        И я стал говорить.
        Повел рассказ с того дня, как откликнулся на зов о помощи из гаража. Отбросил лишние подробности, сосредоточился на фактах. На неких словах, что совсем на слова не похожи. На том, кто пользуется этими словами-не-словами: то ли шайка, то ли организация. На эффекте этих не-слов.
        И на явственном интересе к записям родителя со стороны (я обошелся без имен) одной могущественной представительницы мира Ночи.
        Не забыл упомянуть, что записи из отчего дома убраны. Куда и зачем - мне не ведомо, а выяснить смогу не раньше августа.
        Слова. Мир слова. Отец, заведующий кафедрой математической лингвистики.
        Его младший (по должности) коллега, профессор Пивоварский. Его странная гибель.
        И разговор, точнее, обрывок разговора. Тот в памяти всплыл недавно, уже после того, как не-слова были применены ко мне.
        «Это может стать проблемой», - дребезжащий голос гостя.
        Дядя Слава не был стариком, они с отцом были ровесники. А голос его дребезжал по-стариковски, отчего я сразу узнал говорившего.
        Тихий, неприметный, книжный человек. «Пыльный» почему-то хотелось мне его называть.
        «Это может стать прорывом, Мстислав!» - грудной, сильный и властный голос па.
        С отцом редко кто спорил. Он был столь убедителен, когда говорил, что с ним обычно соглашались.
        «Андрей? Вот ты где. Будь любезен, помоги мне найти табак для кальяна. Кажется, он был в одном из верхних ящиков», - мелодичный и нежный голос матери.
        Мое полное незнание: с чем работал отец. Что должно было стать прорывом - или проблемой? С кем он над этим работал, кроме Мстислава Юрьевича. Того тоже уже не спросить...
        Я сказал вурдалачке больше, чем служивым. Больше, чем знатоку из мира слова - Феде Ивановне. Больше, чем домашним нечистикам, хотя к тем мое доверие было велико. Просто нечисть домовая и овинная мало чем помогла бы в этом деле.
        Все, что могли, Кошар и Мал Тихомирыч уже по данному вопросу высказали. «Допрежь не бывало». «Все эти прогрессии - к худу».
        Нет никакой уверенности, что мертвая певунья скажет больше дельного. Но как узнать, не спросив?
        - Для начала, - белые пальцы простучали по столу: «Та-да-да-дам». - Разговор, который ты вспомнил. Он мог быть вообще не о том. Например, о студентах по обмену из... не знаю, Тибета. Уточнить мы не можем, не у кого, поэтому держим в уме, но не зацикливаемся.
        Безропотно согласился с ее выводом. Убрать одно слово из контекста - и изначальный смысл всей фразы может быть утерян или искажен.
        Да-да, я не всегда хлопал ушами, когда мой родитель говорил умные вещи. Вот когда начинались дебри с пресуппозицией, импликацией и прочими чудн?ми зверьми, тогда мои уши сворачивались в трубочку, и я плавно утекал куда подальше.
        - Далее, - указующий перст показал в сторону стойки, за которой по-прежнему стоял «оболваненный» работник кафе. - Чтобы у тебя не возникло сомнений. Наше внушение действует не так, как ты описал. Оно вообще не на слова завязано. И - тот вон не вспомнит завтра, что нас видел. И что закрывал свой голимый общепит. Я прикажу, и он завтра ни тебя, ни меня не узнает. Но дар мое воздействие не угасит. Я могу внушить, что ты не хочешь к нему взывать - это сработает, но принцип иной.
        - У меня не было подозрений в ваш адрес, - сказал, подразумевая и Лену с Джо, и вурдалаков вообще.
        Хотя бы потому, что будь такие подозрения у служивых, те бы вовсю копали под семью Джо (или, если таких семей в городе несколько, то под все эти семьи). И Палеолог бы не промолчала.
        Нет, специалист по древностям ясно и четко дала понять, что столкнулась с подобным впервые. Она долго живет на свете, про то, как работает внушение вурдалаков, должна знать.
        - Еще одно, - на этот раз стук ногтей вышел нервным, не музыкальным. - Я обязана буду пересказать услышанное семье. Жертвы в мире Ночи, семьи это может коснуться тоже. Ты же понимаешь?
        - Понимаю, - нехотя кивнул.
        Да-с, промашечка вышла. Оговорку про вред семьи мог бы и соотнести с тем, что рассказываю. «Слово перебросил, обратно не втянешь», - тут, пожалуй, ввернул бы мой папенька.
        - Позже я передам услышанное мужу, - с извиняющимися нотками сказала Хелен. - Только о смертях этого лета. О речевом воздействии. И только ему.
        - Отличное решение, - согласился. - Вот еще что передай... Лена, пусть при пересказе мужу и дальше - не звучит мое имя.
        И пересказал ей недавние события с кладбища в Пушкине.
        Я не очень хорошо пока ориентируюсь в мире Ночи, но, как мне видится, Хозяином на кладбище не живой человек «трудится». Семья Митиных - немертвые. Кровососы.
        Союз - это не одностороннее понятие. Я не заинтересован в том, чтобы моя кровососущая союзница пострадала. Защитить ее не в моих силах, так хоть предупредить могу о том, что на нежить эти слова-не-слова тоже влияют.
        Клятвы о неразглашении касательно кладбищенских непотребств я не давал. С меня ее и не спрашивали. Однако и уточнять, что это от меня ушли вести к вурдалачьему семейству, не хотелось бы.
        - До нас дошли слухи, - союзница наградила меня взглядом исподлобья. - О шуме в ночи, в приюте мертвых. Уверена, муж будет рад услышать больше о случившемся.
        Поймал себя на мысли (причем эта мысль не впервые ко мне приходила), что оговорок о положении Жени в их «семье» прозвучало немало. Что положение это не рядовое. Он явно обладает если не властью, то правом голоса.
        Среди того немногого, что я успел выяснить о вурдалаках, было немного об их иерархии. Есть глава семьи, его мнение неоспоримо. Есть его - главы - приближенные, те, к чьим словам глава может прислушаться. Круг прав и обязанностей приближенных предметно при мне не обговаривали, точнее не скажу.
        И есть - все прочие. Они существуют, они подчиняются. Их голос мало что значит.
        Как-то так. Уверен, там все тоньше устроено, но чужим в эти тонкости хода нет.
        Из всего того, что слышал, напрашивается вывод: Джо, скорее всего, один из приближенных к главе. Внимание, вопрос: что делает вурдалак его положения в дилерском составе не самого крупного казино Питера? Маскируется? Сильно сомневаюсь.
        Однако - этот вопрос следует задавать напрямик Жене, а не его жене.
        - С уточнениями уточнили, пора действие действовать, - вурдалачка усмехнулась, подхватила футляр с инструментом. - Ты с завтраком закончил? В таком случае - поехали.
        Часто усмешка барышням не к лицу, даже тем, кто считает иначе. Она кривит лицо, напрочь убивает «милоту». Ехидные «ведьмы» (не те, что ведают, а такие... по состоянию души) далеко не каждому мужчине по душе. Лену усмешка не портила. Добавляла экспрессии, «живости» белокожей певунье.
        - Куда поехали? - поинтересовался. - И с какой целью?
        - Ты меня пугаешь, - изобразила испуг немертвая девушка.
        - Мне казалось, это я тебя должен опасаться, - широко улыбнулся. - Как и любой нормальный теплокровный парень.
        - АБ - это от абсолютного балбеса сокращение? - Хелен покрутила пальцем у виска. - В университет поехали. На факультете мы сейчас мало кого найдем, вступительные в главном корпусе... Но кто-то наверняка будет. Нам и лучше, чтобы немного людей слонялось. Цель - ответы на твои вопросы.
        
        - Слушай, как вообще можно ничего не знать о родном отце?
        Лена вела резковато. Я бы занервничал от того, как она швыряла машину из ряда в ряд, без знания: за рулем нежить. Разумная нежить, с реакцией куда лучше, чем может похвалиться любая живая женщина за рулем.
        - Кто сказал, что ничего? - пожал плечами, стараясь говорить, как о чужом человеке. - Знаю о предпочтениях в литературе, музыке, одежде, еде и даже опере. Привычки, причуды. Знаю его - домашнего. Знал... Работу же мать настойчиво просила оставляться на работе. То, что не оставить - держать в пределах его личного кабинета.
        - И получалось? - она повернулась ко мне, перестав следить за дорогой; впрочем, на вождении это никак не отразилось. - Оставлять вне дома работу? Мой муж, не способный увлекаться, временами как вывалит на меня этого вашего игорного сленга, хоть повторно упокаивай.
        Остроты у нее - само очарование.
        - Раз я обращаюсь к тебе, получалось, - мрачно откликнулся.
        Направляемая вурдалачкой тойота королла обогнала волгу с тонированными стеклами. В ответ на возмущенный «би-и-ип» Хелен выставила в окно средний палец. Не думаю, что водитель волги это увидел. И, подозреваю, самой Лене было плевать.
        - Прекраснодушный доверчивый юноша со взором горящим и пламенным сердцем в груди, - почти пропела Хелен. - Так запросто выкладываешь самое сокровенное. В машину садишься к малознакомым девушкам. Знаешь, что говорят о таких, как наша семья? Что мы мстительны, мнительны и жутко злопамятны. И, когда нам это нужно, неплохие лицедеи.
        Она потянулась ко мне, щелкнула зубами.
        - Увезу тебя я в тундру на оленях утром ранним[1], - напела с изрядным ехидством вурдалачка. - Затем убью, расчленю и съем.
        - А разве для «съем» мне не положено быть живым? - решил подыграть ей. - Горячая, живая кровь. Нет?
        - Думаешь, я с тобой шутки шучу? - мертвящим голосом спросила Лена. - Шутки кончились, мальчик, как только ты стал частью мира Ночи. Теперь: или ты жрешь, или сожрут тебя.
        - Сейчас впечатлюсь, взорву бензобак, - ровно ответил. - Мне потом неловко будет объясняться с твоим мужем, но я справлюсь.
        - М-м, - выражение лица нежити сменилось на мечтательное. - Это было бы красиво. Рада, что ты хоть немного просчитываешь варианты событий. На будущее: доверие - роскошь, не одаривай им первого встречного.
        - Понял, - кивнул в ответ на испытующий взгляд.
        - Клятву зачастую можно обойти, - не унималась вурдалачка, чем напомнила мне домашних «нечистиков», тех тоже хлебом не корми - дай нотацию прочесть. - Особенно легок обход, если оставить в клятве лазейку. А уж обратить против тебя твои же добровольные откровения - для такого не нужно быть мастером слова. Среди жителей Ночи простачков и дурачков мало. Не задерживаются они, не выживают.
        - Понял-понял, - я начал думать, что авария - не худший способ уйти от нравоучений.
        - Отличненько! - машина жестко затормозила. - Приехали.
        Мне всегда казалось, что на набережной парковаться нельзя, но у Хелен на сей счет, похоже, было свое мнение.
        А дальше начались наши хождения по мукам.
        Мы искали какую-то Яковлевну в яме. Яма - это столовая. Скажу так: теперь мне ясно, почему мать каждое утро вставала в несусветную рань и готовила родителю еду с расчетом на весь день.
        Мы спускались в катакомбы за Катериной. По заверению «бывшей местной» Лены Курьяновой, мы находились ниже уровня земли. Я ей в этом вопросе верю, она доказала, что разбирается в университетских микротопонимах.
        Лабиринт, Олимп, обшарпанная лестница, упирающаяся в потолок... Прогулялись мы изрядно, ноги к завершению похождений устали.
        Все, что я вынес полезного из данного визита - это несколько умных слов, вроде «парцелляции». Еще получил несколько листов со списками фамилий. Позднее к ряду фамилий добавились адреса и телефоны.
        Забегу вперед. Списки оказались пустышками, тратой времени. Я побеседовал с эрудированными людьми, выслушал от каждого слова сочувствия. Послушал (мало что понимая) о работах, научным руководителем для которых выступал отец.
        О персональных исследованиях профессора Бельского толком ничего не узнал. Сотрудничал отец, по общим заверениям, с Мстиславом Юрьевичем Пивоварским и с доцентом кафедры. Последняя не могла со мной пообщаться по уважительной причине: ее сбила машина. Насмерть. Ровно год назад.
        Еще были письма. Переписку отец вел обширную. Корреспонденции приходила на домашний адрес, но я надеялся, что на рабочем месте что-то обнаружится. Увы. Если что и было, после гибели профессора Пивоварского все увезли сотрудники органов. Я догадался, каких именно.
        Лена предложила посетить и библиотеку. Уверен, рациональное зерно в ее предложении присутствовало. Представил, как пытаюсь пролистать все те тома, что хотя бы раз изучал отец согласно библиотечной карточке. Понял, что это будет башня из книг. И меня попросту завалит обилием информации.
        Попросил Лену заняться библиотекой - она в литературе понимает куда больше.
        Да-да, это после ее выступления в авто с «убью, расчленю и съем». Почему? Потому что все, с кем мы встретились в обшарпанном вместилище великих мыслей, сначала имели краткую беседу с вурдалачкой. Она подходила, шептала на ухо несколько слов и удалялась.
        - То, чего я не слышу, того не смогу и пересказать, - как дошколенку, объяснила мне немертвая девушка. - В том числе и под давлением.
        Конечно, оставался слух - тот, что куда совершеннее моего по заверению Жени Митина. Возможно, все ее поведение - клубы дыма. Напускное, путающее. Возможно, она и впрямь превосходный лицедей. А я - наивный глупец.
        Кредит доверия ей, как союзнику, выдан и не исчерпан. До той поры - я играю с ней в открытую. С осознанием: если ошибусь - пойду на корм. Сначала кровопийцам, затем червячкам.
        Готовность рисковать - то, что отличает человека азартного от... от нормального. Покажите же мне дилера, которому чужд азарт!
        Но есть нюанс, отличающий дилера от игрока: контроль. Игрок - тот обладает иллюзией контроля. В его руках фишки, в бумажнике наличные. Если речь о покере - то в руках у него несколько карт.
        «Делайте ваши ставки», - говорит с улыбкой крупье. Тот, кто держит в руках всю колоду. Тот, кто вращает шарик. И тот, кто точно знает: казино не существовали бы, не будь игровой бизнес прибыльным.
        Опытный (да просто думающий) дилер знает, что карты и шарик в его руках - тоже иллюзия контроля. Часть выверенной системы.
        Все это работает с одной оговоркой: пьяненькие крупье с получки, точно зная о запрете на игру в других казино, то и дело заваливаются в запретные для них заведения. В те, где нет картотеки, помельче, попроще. И там уходят в отрыв.
        К чему это я? Отправив Хелен изучать библиотечный каталог, я дал ей в руки часть колоды и стопку фишек. Как она ими распорядится, покажет время. Дилер в моем лице будет ждать ее ставку.
        Но всю колоду в неживые руки, как и все фишки из флота, передавать не станет.
        - Подбросишь до метро? - на вопрос о дальнейших планах ответил встречным вопросом.
        - Так давай подвезу нормально, - предложила вурдалачка. - Куда тебе?
        - Сам пока не решил, - пожал плечами. - Устал, запылился. Хочу прогуляться, проветриться до работы.
        - Пф-ф, - фыркнула Лена. - Было бы предложено. Запрыгивай. До метро так до метро.
        С мигренью я смирился заранее. Больше того, выданный Ирой блистер предусмотрительно занял место в кармане брюк еще до выхода из дома. На выходе из дома я думал о другом доме...
        О том, какой дикой, несусветной глупостью было до сих пор не посетить родительскую квартиру. Да, кабинет пуст. С ним все понятно.
        Почтовый ящик: вдруг кто-то писал уже после отъезда матери в Париж? Вдруг кто-то медлителен, и не получил вежливого послания от Бельской Богданы о завершении жизненного пути адресата - ее мужа? Она эти письма под копирку писала первые пару месяцев после ухода из жизни отца его партнерам - уже бывшим - по переписке.
        Последний раз я был в этой квартире в апреле, забирал кое-что из вещей. Выбросил кучу макулатуры. Вот и сегодня почтовый ящик распирало.
        Я отпер замочек, начал вываливать прямо на пол счета, рекламу, какие-то бесплатные газеты... Намусорил, утешая себя тем, что все равно все уберу. И даже замету площадку, как закончу.
        Писем не было. Ни одного.
        - Ой-ей, что делается! - заголосили снизу. - Средь бела дня безобразят! Прочь, пойдите прочь, наглецы! Ой, Андрюша, ты ли это?
        Подслеповато щурясь, на меня уставилась сквозь толстые стекла очков соседка со второго этажа.
        - Я, Марья Ивановна, - поднял руки вверх, и листы разлетелись, совсем замусорив площадку. - Не ругайтесь, пожалуйста, все будет убрано.
        - А я вас с матерью давно не видела, думала, вы окончательно съехали, - зачастила пенсионерка. - Так и сказала милиционерам. И мужчине - такой приличный, приятный на вид, приходил, расспрашивал. У тебя неприятности?
        И сурово на меня глянула.
        Милиционеры - это, почти наверняка, Рыков с Крыловым. Везде я прихожу уже после них, получается.
        Приличный мужчина - Липин? Под описание подходит.
        - Все в порядке, Марья Ивановна, - заверил я бдительную соседку. - Может, затянул с оплатой счетов? Я как раз за ними.
        Нагнулся, подобрал квиток. Глянул: за май, без задолженности за предыдущий период. Перед отъездом матушка заверила меня, что все финансовые вопросы уладила. Чтобы сын - я, то бишь - мог сосредоточиться на учебе, не переживая о мелочах.
        - Да-да, доподлинно так. Ироды, присосались, как клещи поганые, к народу, - трость старушки ударила по чугунным прутьям лестничного ограждения. - И тянут, и тянут копеечки. Ишь, уже и милицию привлекают! - и совсем другим тоном продолжила. - Ты прибери за собой, Андрюш, не бросай. И не тревожься: мы тут все за тебя выскажемся, если кто спросит.
        - Приберу, - пообещал я в спину удаляющейся бабулечки.
        Оно нашлось перед входной дверью. Кто-то подпихнул конверт между полотном и наличником. На конверте обнаружились: обилие почтовых марок и отсутствие адресанта. Из обозначений имелись только страна и город отправителя: Франция, Париж.
        - Ма?.. - ухнуло сердце к пяткам.
        Вскрыл письмо заледеневшими пальцами. Открытка с каким-то памятником архитектуры. На обороте - одна строка.
        «Je savais que tu n'allais pas renoncer[2]», - почерк размашистый, совсем не такой, как у матери.
        Без подписи.
        - Какого беса?! - кулак впечатался в белую подъездную штукатурку.
        Искал? Искал. Нашел? Нашел. Помогло? Стало понятнее? Хрена с два!
        Только новых вопросов добавилось.
        Позже я замел устроенный беспорядок на лестнице. Прошелся по квартире, убедился, что нигде не течет и не дует. Все нормально. Порыскал по полкам в кабинете и по рабочему столу отца: вдруг что отыщется? Безрезультатно.
        Попробовал позвать парадника, даже огонек на ладони зажег. Показал, что свой, мне можно показываться. Наверное, парадник был занят, на зов он не откликнулся.
        Я не стал засиживаться: подступало время выхода на смену.
        - Не Шерлок. Не Холмс, - повторил не так давно мелькавшую мысль перед выходом. - Впрочем, будь все на поверхности, служивые давно бы уже разобрались.
        Не справился за день - справлюсь за неделю. Или за месяц, или за год. Я не сдамся. Тресну, разорвусь, но докопаюсь. До корней, до причин, до личин...
        Открытку убрал в карман, как и разорванный конверт. Пусть будут у меня. Не оставлять же всяким ходокам, повадившимся что-то о моей семье разнюхивать.
        
        - О, а еще такой был случай, - в честь выхода из отпуска очередь травить байки из жизни опытных крупье выпала Марго. - Две стажерки в уборной зависли у раковин, обсуждая пит-босса. Одна соловьем разливается, вторая поддакивает. Наталья кривая, Наталья косая, тупая, рябая и жопа у нее толстая. Лохудра в счете, зато умеет задирать юбку перед теми, кем нужно. И по номерам ее протащили все, кто только мог и хотел, и так, и эдак, и на столе под закрытие... В общем, насолила чем-то Ната девкам, те ее так смачно расписывали.
        - А по утрам, а по утрам девчонок прут по номерам, - потряс в такт нехитрого напева шевелюрой Вадик Коломийцев. - Что как, Ритка, а Ната ВИП-ам экскурсии по этажу проводила, факт.
        Водяра и Маргарита в разное время ушли из одного клуба. И по разным причинам: одного выперли за пьянки, вторая не легла под какую-то шишку. Она пятый год в игровом бизнесе, успела застать период грязи и беспредела...
        - Еще раз перебьешь - пну больно, - беззлобно высказала Верба (это от фамилии - Вербицкая). - Так вот, о девках. Женская уборная - десять кабинок. Я свои дела закончила, руки вымыла - болтушки притихли. Ухожу, слышу в дальней кабинке смыв. Оборачиваюсь. Десятая кабинка открывается, из нее выплывает Ната, огибает стажерок. Моет руки, стряхивает воду на этих двух клуш. Они стоят, ртами по-рыбьи хлопают. Володенька, привет!
        Это пришедшему Окуневу: с Рыбой Маргарита тоже успела вместе поработать до того, как пришла к нам.
        - Остановилась я на чем? А, вода. Брызги летят в клуш, Ната изрекает: «Кули ты звездишь, гаденыш?» - и плывет на выход белой лебедью.
        Паша с Гошей загоготали, оглаживая свои новенькие, на днях пошитые форменные жилетки. Оля, тоже в жилеточке (им и бейджи обещали новые, где выгравировано гордое «крупье», а не «стажер» возле имени) бросала испуганные взгляды на Бартош.
        Марго, она же Верба, мне симпатична. Верба, кстати, не только от фамилии, еще и за тонкий стан ее так прозвали. Стройная, талию моими ручищами обхватить можно запросто. Рыженькая, глаза темно-зеленые. Непослушные жесткие кудри выбиваются из тугой косы.
        Она остра на язык, но не брызжет ядом, как Майя Бореева. Легкая, звонкая, яркая - хорошая девочка. Вообще, Марго на пять лет меня старше, но по виду этого не скажешь. И у меня рука не поднимется, чтобы «просветить» Маргаритку истинным огнем. Не хочу испортить восприятие.
        - Мораль в чем, детеныши? - обратилась к молодняку Вербицкая. - Следить за языком надо. Или все всё услышат. Стажерки после этого недолго проработали, слились по собственному желанию. А Наталья по сей день в бизнесе. Эй, ты чего на Арктику косишься?
        - Ната... - захлопала ресницами Овца. - Наталья.
        - На-та-ли-я, - не отрываясь от чтения, по слогам проговорила Бартош. - Для особо одаренных: это два разных имени.
        - Там одна буква разницы, - пробормотала себе под нос Оля.
        Услышали - точно под выданную Вербой мораль - все и всё.
        - Ольга и Ольха - тоже одна буква разницы, - пожала плечами Арктика.
        - У нас уже есть дева-ива, - Обуреева, конечно, не могла не встрять. - Отличный загар, Вербочка. Куда ездила?
        - В Оле О на Б заменить и нормуль, - встрял Водяра.
        Овца заалела ушами и спешно скрылась в женской раздевалке.
        - На даче провела весь месяц, - ответила Бореевой Марго. - Помогала своим.
        Дальше Майя зевала, мол, такая скукота, неужели на что получше не заработала. Верба отмахивалась, говоря, что в такое славное и солнечное лето нет смысла мотаться на юг, а купаться можно в Озерках.
        Я ждал Джо и слушал краем уха пустую болтовню девчонок. Надеялся успеть его выловить до начала смены и перекинуться парой слов. Не сложилось: Женя прибыл минут за пять до выхода в зал. К тому моменту я уже задремывал под рассказы и сентенции «юным дарованиям игорного дела» - стажерам - от дарований уже не столь юных, зато куда более сведущих.
        «А руки, руки вам тянули для рукопожатия все клиенты подряд?» - вопрошала Марго.
        Она пропустила «вылет птенцов из гнезда» и теперь стремилась наверстать упущенное. Соприкасаться руками нам с игроками строжайше запрещено. Трюк с рукопожатием в ответ на приветствие «свеженького» крупье - старая добрая шутка. Традиция, можно сказать.
        «А за столами стоя уже засыпали? Как лошади в стойле?» - с заботой в голосе продолжала расспросы Верба.
        С непривычки перестроиться на ночной режим бодрствования тяжко. Сон стоя, когда тебя оставили «охранять» пустой стол - самый частый «косяк» начинающих дилеров.
        Сам через это прошел, когда еще пытался совмещать ночную работу с дневными лекциями. Поймал однажды дружеский пинок под колено от пит-босса.
        «А день, точнее, ночь сурка встречали? Это когда вы встаете на какой-нибудь стол в начале смены, здороваетесь. Под утро снова идете на тот же стол, там те же лица, желаете им удачной игры, идете домой. Выходите на вторую смену: тот же стол, те же самые лица. Утро второй смены - они все еще там. Третья смена...» - на этом Маргаритку прервала Ира, подошедшая с назначением по столам.
        Напомнила, что стажеров никто не пустит работать с графиком три через один.
        - Тогда самое клевое у вас еще впереди! - хлопнула в ладоши Маргоша, просияла улыбкой.
        Хлопнула громко и прямо возле уха, сбила полудрему.
        - Какая же ты замечательная, Вербочка, - выговорил, позевывая.
        - Я такая, да, - изобразила воздушный поцелуй моя рыжая коллега. - Берите пример со старшего, детеныши. Хвалите, цените, будьте заиньками. А козленочков, даже самых-самых умных, никто не любит.
        Зацокали по лестнице в ВИП каблуки Овцы. Металлические набойки по металлической лестнице.
        Все, что следует знать о субботней ночи в казино, я уже рассказывал. Дымина, хоть реально топор вешай, галдящие игроки. С учетом смыслового и стилистического наполнения безустанного гвалта, в слове «галдящие» так и тянет убрать букву «л». Без нее оно даже вернее будет.
        В субботнюю ночь нет места отдыху, но есть место азарту. Азарта в воздухе столько же, сколько и сигаретного дыма. Он дрожит, электризуется, бьется разрядами тока.
        Я нисколько не преувеличиваю. Немного романтизирую, грешен, но основываюсь на фактах. Покрытие в зале - мягкое, скрадывающее звуки шагов - синтетическое. Ковролин, немного похожий на мох в лесной чаще, как цветом, так и ощущением при шаге.
        И этот ковролин отлично набирает статическое электричество. Когда крупье подходит, чтобы заменить коллегу, он (или она) легонько дотрагивается до плеча того, кто в данный момент ведет игру. Случается, между дилерами в этот момент пробегает искра.
        Помню, однажды коснулся плечика Алии, так по щелчку между нами ее волосы (она их коротко стрижет) на секунду встопорщились одуванчиком.
        Дым, что те тучи, статика вместо молний.
        Темнее дыма - лица проигравшихся, ярче вспышек небесного огня - мимолетный восторг от сорванного куша.
        А бывает и так: вот она, сверкает, удача поймана за хвост! Вспыхивают глаза, озаряются восторгом лица - и, миг спустя, мрачнеют, сереют. Падают духом, бьют по сукну кулаками.
        Как сегодня.
        Покер, играют все шесть боксов, Марго на раздаче. Я - инспектором на два стола, причем больше приглядываю за работой Тамары (это которая Шах-и-Мат, экзотика, беловолосая индианка). У Маргаритки открытой картой туз пик.
        Игроки переговариваются - это не запрещено.
        - Там минималка, - с уверенностью говорит второй с краю. - Говорю тебе, закрывайся. У меня пара тузов, значит там - туз-король.
        Рассуждает он о комбинации туза с королем, она составляет «минимальную игру», младше комбинации в покере нет. Не считая, разумеется, набора «нет игры», когда в пяти картах вообще никаких сочетаний не набралось.
        Мужичок справа от говорящего «тянул» флэш - пять карт одной масти, менял в надежде на удачу одну карту. Тянул-тянул, да не вытянул. Набрал пару пятерок и чешет репу: сбросить или рискнуть?
        - Там минималка, - с горящими лихорадочным блеском глазами подтверждает игрок с четвертого бокса; подается вперед, щурится, чтобы рассмотреть гравировку на бейдже. - Как там тебя? Маргарита? Дай игру!
        - Минимальную игру! - решается обладатель пары пятерок.
        Стол ждал его решения, остальные пять боксов уже закрылись.
        Марго улыбается, приподнимает пиковым тузом свои карты.
        - Ми-ни-мал-ка, ми-ни-мал-ка! - дружно скандируют игроки.
        Переворачивается первым король пик.
        - Да-а-а! - вскакивает со стула центральный, тот, что просил дать игру. - Расцелую!
        - Минима... - обрывается на полуслове облегченное от крайнего правого.
        Вербицкая вскрывает все пять карт.
        - Флэш, - как бы извиняется она перед парой пятерок.
        Ради такой раздачи я оставил без внимания стол Шах. Глянул на карты перед флотом Марго. Кашлянул.
        Марго дилер опытный, это вам не Овечка с ее «хлоп-хлоп» ресницами. Услышала мой кашель, начала искать подвох.
        - Стрит флэш, - тихо добавила, выкладывая карты по порядку, по возрастанию.
        Споры, как говорить правильно: «стрит» или «стрэйт» не утихали у нас с открытия. «Говорите так, как привычно людям», - разрешила спор менеджер Нина. Так что пять карт подряд по порядку мы называем «стрит», как «улица». Хотя вообще-то он «straight».
        С пяти боксов полетели карты. В открытую, в закрытую - проигравшие. И только четвертый сидел с прямой спиной и предвкушением на лице.
        Я тронул ногу Вербицкой под столом, по обуви. Почти пять лет лет стажа, вторая инспекторская категория, не позорить же ее перед всеми суровым: «Не чек».
        Маргарита вперила в меня непонимающий взгляд. Я поиграл бровями.
        - Ой, - обнаружила она незамеченную подробность. - Роял флэш.
        Старшая версия пяти карт одной масти и по порядку, от десятки до туза - вот, что с третьей попытки отыскала у себя Верба.
        - Рояль! - заорал игрок с левого края стола. - Тут рояль!
        К столу заспешили Антон и Ненад. Событие нерядовое, выплата существенная. Это, если «рояль» - просторечное обзывание роял флэша - и сыграл у игрока. Дилер же просто соберет со стола все проигравшие ставки.
        Мужчина с четвертого стула по-прежнему не сбросил карты. Сидел он прямо. Костяшки пальцев, вцепившихся в край стола, побелели.
        Марго перевернула его карты. Выложила по порядку.
        - При своих, - проговорила глухо.
        Пять карт центрального бокса были: десять, валет, дама, король, туз. Все червы.
        - Тут ДВА рояля! - совсем разошелся в эмоциях и воплях крикун. - Два! Рояля! Разом!
        Я подумал, что быть ему - крикуну - битым, так посерел и ощерился обладатель роял флэша на червах.
        - На чай, - когда дилер собрала все карты, игрок с «при своих» поднял фишки, швырнул их через стол.
        До самого конца нашей смены стол играл в пять боксов из шести. Место «рояля» никто не занимал.
        
        С утра моросило. Не полноценный дождь, так, мелкая взвесь в воздухе. Многих такая погода бесит, но не меня. Мне свежо и хорошо, а всякие Шпалы, то и дело встряхивающиеся с недовольной миной, могут идти лесом.
        Или полем - Марсовым. Мы решили пройтись с утречка через него, рассудив, что в новолуние да в компании меня должны нормально пропустить.
        Тот же Литейный мост штатно преодолевался с того раза, когда чугунные русалки пытались утянуть меня за ограждение. Без озорства водных духов.
        Проходя мимо Михайловского замка, остановились, помолчали.
        - Доброго дня, Ваше Императорское Величество, - сказал я вполголоса.
        И, беспечно вышагивая, потопал дальше.
        Туман обступил, облепил нас, стоило сделать дюжину шагов от набережной реки Мойки. Только что была приличная видимость, под ногами шуршала щебенка, а через миг - у ног молочные клубы по пояс, повыше - рыхлые клочья. Влажные, мутные.
        - Дымная кровь пусть останется тут, - донесся из тумана заунывный девичий напев.
        - Тогда перевертыш с опойцей пройдут, - вторил невидимой девице сиплый мужской голос.
        - Нет, - ответил-отрезал Шпала.
        - Не пойдет, - поддержал его Джо, добавил куда тише, для нас. - Зря я предложил срезать. После рассвета у них не должно быть силы...
        - Вода с неба, - запоздало догадался я. - Погода играет на них.
        Муть колыхнулась, сложилась в когтистые лапы.
        - Имя его назовите! - заныла девица.
        - А после - идите, идите... - просипел мужик.
        - Нет! - в один голос рявкнули мои приятели.
        - Называйте меня Шифоньер, - предложил я тварям из тумана.
        Удачная у нас все-таки традиция с прозвищами. К парням тоже по ним буду обращаться, пока мы не выберемся с поля Потешного.
        Вспомнил уже наказы нечистиков не соваться на Пустой луг. Правда, парадник с овинником тоже напирали на опасность его в полнолуние, до которого еще долго. Возможно, они, как и Джо, заблуждались. И тинные девки с утопцами резвятся не только под луной.
        - Пусть зверь растерзает, немертвый возьмет себе кровь, - взвыла дева из тумана.
        - Оставите тело лишь вы между трех берегов, - добавил мужской сип.
        Волчий рык слился с отстраненным, даже потусторонним: «Третий раз - нет», - вурдалака.
        Я не видел Шпалу. Что там, мне дальше кончика носа почти ничего видно не было. Но уверен, он вовсю готовился к фазе, логично следующей за провальными переговорами - к бою. Скорее всего, Джо занимался тем же.
        А мне именно в ту минуту приспичило задуматься: о каких трех берегах речь? Берег Невы, берег Фонтанки и берег Мойки? А Лебяжья канавка за берег считается? Или же речь о чем-нибудь другом, мифологическом?
        - В детстве я сильно простыл, - заговорил, стряхивая несвоевременные мысли, как Находько стряхивал капельки влаги с волос. - Охрип, осип - вот как вы примерно. Вы, кто про три берега и тело озвучил. Так мне тогда прописали курс прогревания. Может, и мне для вас такой курс прописать?!
        К концу обращения я повысил голос. Вспылил, разозлился.
        - Стой, - одернул меня Макс. - Не обостряй. Огня на все поле у тебя хватит?
        Я скрипнул зубами.
        - Найду.
        Сам сдохну, но устрою тут крематорий для старых косточек. Как там говорил парадник? От коровьих до людских тут их валом навалено? Так давно пора выжечь дочиста.
        - У огня есть неприятное свойство: он не отделяет чужих от своих, - остудил мой порыв Женька. - Не горячись. Попугали, трижды проверили. Теперь обязаны отпустить, если нет за ними права мести.
        - Не долж... - не договорил.
        - Право! Право! Право! Право! - зашумело, заплескалось молочное море.
        Расступилось прямо передо мной. Из белесой пелены выдвинулся тощий пацан в серых тренировочных штанах и черной толстовке с капюшоном.
        - Меня подарил, - из раскрытого рта тонкой струйкой полилась вода. - А я подарю тебя.
        Тут-то я и порадовался, что обмотку на руку накрутил перед выходом. Не поленился.
        Пообещал себе: если доживу до отпуска, то никакие курорты, пляжи и загорелые красотки в бикини не встанут между мной и деревенькой со чудным названием Журавлев конец. И уже там непременно дойду до дядиной могилы, принесу ему чарку водки и теплое благодарственное слово.
        - Я помню предысторию, - озвучил Находько. - Сопляка-топляка можно обернуть против тебя, да. Он не слишком силен, меньше луны под водой. Мы вмешаться не можем, но и он будет без пособников. Это один на один, как в Бойцовском клубе. Только насмерть.
        - Осторожно с огнем, - предупредил Митин. - Против этого ты вправе действовать всеми силами. Заденешь хоть кого-то кроме него - и один на один превратится в трое против всех. Искры хватит.
        Не стал переспрашивать, почему именно трое против всех. Трое, не один я. Они не бросят меня перед лицом опасности или причина в тройной проверке, в трех отказах?
        Вот выживу, унесу ноги с Пустого луга, можно будет уточнить. А здесь и сейчас не до того.
        Шпала прав: как в клубе, только насмерть. В схватке участвует только двое. Новичок обязан принять бой.
        Я размял шею, поманил дохляка приглашающим жестом.
        Туман растянулся по краям, образовав почти открытое пространство два на три. Два метра в ширину, три в длину. Почти, потому как по низу, по колено пацану и до середины моих икр, продолжало клубиться белое марево.
        Мои товарищи отошли в стороны, встали молчаливыми наблюдателями.
        В голове - спасибо недавнему просмотру - зазвучала музыкальная тема к финальной сцене «БК». Причем почему-то с параллельной «озвучкой» в переводе. На развлечения, игры разума времени нет. Пусть звучит, ритм мне не помешает.
        Утопленник сделал пару шагов. Вразвалочку, усыпляюще медлительно. А затем ринулся нечеловечески скорым броском. Я видел, как взмывает вверх тело упыря: возможно, именно эта картинка в памяти и спасла мою шкуру.
        Ноги - плотный упор, вес на правую ногу; подключить корпус, задавая инерцию движению. Взрывной удар левой в голову высоко подпрыгнувшего пацаненка.
        Голова откидывается. Обычному человеческому детенышу этого удара хватило бы. Этому - сбило замах.
        «Туру-туру-туру-туру-тум-ту-ру-рум»...
        Неровные ногти скользят по моей щеке, сдирая кожу. Но и только-то - корпус развернут, чтобы пропустить «прыгуна» мимо.
        И чтоб перехватить его ногу. Удачно, в рывке.
        «Твои ноги в воздухе[1]»...
        Что-то хлюпает, хлопает под замызганной серой тканью. Звук разрываемых связок звучит иначе, как и звук перелома. Значит, что-то в мертвом пацане устроено не так...
        Он изворачивается, дергает свободной ногой. Отпускаю: противник не изучен, упорствовать в захвате не стоит.
        Маленькое тело падает в туман, скрывается под ним целиком.
        Плохо. Атаку снизу я не предусмотрел. Отступаю.
        «Туру-туру-туру-туру», - шаг-шаг-шаг-шаг.
        «Тум-ту-ру-рум», - разворот на сто восемьдесят.
        Молочные клубы под ногами вихрятся, словно их вспарывают изнутри. Будто сквозь них плывет крупная, быстрая рыбина.
        «Посмотри, что-то плавает»...
        Рыбак из меня так себе, но и «рыб» мог бы поступить умнее. Подкрасться незаметно, атаковать из тумана.
        Резко смещаюсь в сторону, когда из клубов выныривает краешек черного капюшона.
        «Зайди в воду», - ну уж нет, спасибо. Вода сама идет ко мне.
        Идет и даже летит. Прыжок нечеловеческий: утопец буквально выстреливает телом ввысь.
        Снова: ноги - корпус - стремительный выпад. Изловить за шкирку, за плотную ткань, впечатать колено в грудную клетку. Рвануть на себя!
        Твареныш выкручивает плечевые суставы, лупит бездумно, неразборчиво. Попадает, вспарывает рукав рубашки - и руку под ним.
        Боль проясняет голову, выбивает, как током, всю муть. Все становится ясным, прозрачным.
        «Где же мой разум?»...
        Зов к живому огню: именно так, не отпуская буйное тело, терпя удары. Боль уходит, но кровь продолжает сочиться.
        Визг! В глаза мне летит смесь из воды и красноватого щебня.
        Бью коленом, не целясь - тварь трепыхается, пытается выскользнуть. И выскальзывает, рыбкой летит вниз.
        Челюсти смыкаются на моей щиколотке - это ж как надо извернуться!
        Живой огонь. Визг!
        «Туру-туру-туру-туру», - шаг-шаг-шаг-поворот.
        «Тум-ту-ру-рум», - пропустить «рыбку» мимо себя.
        «Шу-ух» ногой по дуге, поддевая щебенку.
        Утопленник подвижен, активен и быстр. Не бьет, а рвет и кусает. Если он показал все, на что способен, тогда, как вывод: он ноль в технике и чуть выше ноля в тактике.
        Что-то особенное готовит? Или...
        «Где же мой разум?»...
        Или же цель не выбить из меня разом дух, а измотать, выпустить побольше крови. Пацан мертв, не устает.
        Удар по щиколоткам, затем подсечка под колени.
        Готовлюсь встречать землю.
        Кувырок, падение на спину. Перекат.
        В тумане не видно ни зги. Давай же, рыба моя, плыви сюда: я в воде, на твоей территории. Добей!
        «Попробуй исхитриться»...
        Колени и локти - вот, что разрывает туман в первую очередь. Доли секунды на ответное действие.
        Левая - с цестусом - бьет в голову, в дохлую рожу. Следом - вбить правый кулак, рдеющий истинным пламенем, в солнечное сплетение.
        «У-у... у-у... у-у»...
        Кто-то визжит, что-то шипит. Больше нет сизогубого пацана, по моим рукам стекает вода. Вскакиваю.
        - Надеюсь, на этом все? - спрашиваю у тумана.
        Во мне ершится чувство вины. Я случайно подставил подростка, разозлил его. Парнишка плюнул в реку, а потом в полнолуние неудачно прошел близ воды. К воде его и прибрали... Мало того, теперь я повторно его... упокоил?
        Жаль парня. Жаль, что ему вообще взбрело в голову пройтись вдоль набережной не в тот день, не в тот час, и подобрать не ту вещь.
        Это какой-то заколдованный круг: только я решу, что закруглил вопросы с обитателями питерских вод, как всплывает что-то новенькое. Или за подводным камнем отыщется что-нибудь старенькое, позабытое.
        - Все, я спрашиваю?! - злость прорывается наружу.
        Опадает на траву и щебенку безобидной росой туман.
        
        - Больше через Марсово не ходим, - Макс хмурился и не матерился - плохой признак. - Ни в какую Луну.
        Смолчал: к сказанному нечего добавить, я готов был под каждым прозвучавшим словом расписаться.
        - Я недооценил водных духов, - Женька имел вид бледный и холодный, как тот туман. - Вина на мне.
        Я потягивал глинтвейн. После нашего похождения он куда лучше заходил, чем пиво. Что покрепче между сменами пить - это надо Водярой быть, я же решил обойтись горячим вином с пряностями.
        - Можешь искупить свою вину здесь и сейчас, - поднял бокал. - Почему ты работаешь дилером? Я пошел в казино за деньгами и ночным графиком. И потому что было интересно. Понимаю, зачем эта работа нужна была Ханне. Зачем она Максу и Таше. А какого рожна ты забыл в дилерской, не понимаю.
        - Вино - вина - еще вина, - Шпалу, кажется, отпускало, раз уже начал ерничать. - Погодите с речами. Гарсон, повторить! Пусть лучше сразу притараканят, чем потом мельтешат не в кассу.
        
        
        
        
        [1] Здесь и далее: строки перевода саундтрека к к/ф «Бойцовский клуб», «Where is my Mind?» исполняет группа Pixies.
        
        [1] «Увезу тебя я в тундру», музыка Марк Фрадкин, слова Михаил Пляцковский, исполняет ВИА "Самоцветы".
        [2] (Фр.) Я знал, что ты не отступишься.
        
        
        [1] Как здорово (Изгиб гитары желтой), Олег Митяев.
        Часть 2
        - С вами точно все нормально? - подоспел к столику работник кафе.
        Хороший парнишка. Без вопросов показал, где уборная, предложил аптечку. Перед тем, как вломиться в ближайшее открытое заведение, я постарался привести себя в божеский вид. Остановил кровь многократным обращением к живому огню. Отряхнулся от щебня и дорожной грязи, насколько это было возможно - извалялся-то я знатно.
        Красноглазый поделился со мной ветровкой, чтобы прикрыть драную и окровавленную рубашку. Дальше ту рубашку только на выброс. Обмотка с руки перекочевала в брючный карман.
        Платок кое-как отер кровь со щеки и шеи.
        «Упал, да так неудачно», - это мы сказали парнишке.
        Джо порывался было что-то еще сказануть, но я его придержал. В кафе еще до нас сидела парочка. Могло нехорошо получиться, если бы они заметили резкое изменение в поведении официанта. Они, конечно, заняты друг дружкой, воркуют, точно те голубки, но вдруг?
        Я умылся, полюбовался белыми полосками шрамов на щеке. Прогнал столько раз живой огонь через себя, что в зеркале светиться начал факелом. С каждым обращением к огню шрамы истончались, и под конец исчезли.
        Вода - враг огня. Воздействие тех, кто связан с водой, на меня - сильнее, чем чье-либо иное.
        Немного потянул бы время - и остался бы с шрамированной физиономией. Человеку же, не имеющему сродства с живым огнем, на моем месте грозили бы еще более «веселые» последствия. Отравление, заражение крови и медленная смерть. Так мне позже Кошар сообщил.
        - Все хорошо, спасибо, - искренне поблагодарил я парня.
        Тот оставил на столике наш глинтвейн и вернулся за стойку под бурчание Находько про ласты, которые еле шевелятся.
        - Прояви немного уважения, - с укоризной сказал Шпале. - Он такой же работник сферы обслуживания, как и мы.
        Макс демонстративно достал из бумажника пятисотенную, подпихнул ее под блюдце.
        - Мое уважение к труду. Материальное к материальному. АБ, ты странный с утра. Ведешься на подначку кровососа. Приложить его фэйсом об тэйбл не тянет? Нет? Вместо этого АБ вписывается за человечишку.
        Шпала отчасти прав: он-то против опасного маршрута возражал. Не стесняясь в выражениях.
        - Я уже признал свою вину, - ровно отозвался Евгений.
        Вурдалак, как мне виделось, не врал. Недооценил, в это можно поверить. Но и всей правды не говорил - такое у меня было ощущение.
        - Так на кой ляд ты подбил огонь пойти к воде?! - жахнул кулаком о стол Макс.
        Хорошо, я успел допить первую порцию глинтвейна и взял в руки вторую кружку. Иначе мое вино плеснулось бы через край, как и Максово.
        - Угомонись, - обратился я к Шпале. - От Джо поступило предложение. Я на него согласился. Это было мое решение.
        Кровопийца, имей он на то желание, мог прикончить меня в другом заведении общепита, где стаканы скалят зубы, а графины выполнены в форме черепов. И не нужно было подвергать себя риску, идя на поле с водными духами, говорить за меня.
        Со вчерашнего дня Лена вряд ли раскопала что-то настолько ценное в библиотеке, чтобы Джо повел меня к кончине таким сложным путем.
        - Нахера? - лаконично уточнил Находько.
        - Это. Мой. Город, - отпечатал я каждое слово. - Никто и ничто не выселит меня из него. Никто и ничто не заставит меня бояться: подворотен, полей или каналов Питера. Я должен знать, что приму любой вызов. Откуда бы этот вызов не пришел.
        С минуту мы со Шпалой молча сверлили друг друга взглядами. Джо изучал потолок: белые фигурно-выпуклые квадратики, кажется, несли в себе глубокий смысл.
        - Как был без башни, так и есть, - хмыкнул Макс. - А красноглазище наш на вопрос не ответил, на клыки крючок повесил.
        - Мне было любопытно, - Джо отвлекся от потолка, показательно зевнул. - Год назад я заметил за нашим простаком-попутчиком занятное свойство: он не воспринимал мое внушение.
        Чего я сильно не люблю, так это когда говорят при мне и обо мне в третьем лице.
        - Едри же пассатижи, Джо! - столику снова досталось от Находько. - Ты слово давал, что не причинишь вреда АБ!
        Это утро било все рекорды по изменению моего отношения к этим двоим.
        - П-ф-ф, - отмахнулся Женька. - Никакого вреда, сплошная польза. Мы наговорили лишнего при человеке. Я всего лишь попросил бы его забыть об услышанном.
        - Когда Макс назвал тебя дохлым конем в пальто? - полюбопытствовал.
        Заметим: я держал себя в руках. И коня огнегривого тоже. Чтобы он не вспылил, не устроил бучу в общественном месте, я подогревал ладонями глинтвейн. Очень полезное упражнение, одно из двух, изученных на первом занятии с Чеславом. Правда, планетник учил меня не на стеклянной кружке жар выпускать, а на куске гранита.
        - Именно, - подтвердил Джо. - Видишь, АБ нормально реагирует.
        Нормально. Только теперь или пить почти кипяток, или ждать, пока остынет.
        Вспомнил то утро, тоже июльское, только годичной давности.
        «Усатого прикрыл сегодня кто?» - про опоздание Макса на смену.
        «Дохлый конь в пальто!»
        Все, что могло вызвать удивление в этом обмене репликами, так это обращение: «Усатый», - от Женьки к Максу. У дилеров не приняты бороды и усы, должностная инструкция включает в себя пункт об аккуратном внешнем виде. В этот пункт включено и бритье.
        Я услышал и забыл. Мало ли при каких обстоятельствах Митин видел Находько усатым. Может, еще до начала моей с ними совместной работы. А без подковырок эти двое и дня прожить не в состоянии.
        - Я ща тоже норм среагирую: шею тебе сверну тощую, - дружелюбно оскалился Макс. - Тебе ж пофиг, куда таращиться.
        - Ты не слушаешь, рассадник блох. АБ помнит дохлого коня, и мое внушение на него не действовало уже тогда. Недавно я убедился: не только мое. За одним исключением: духи вод.
        Стекло в руках треснуло. Я поспешил отбросить кружку с недопитым глинтвейном, чтобы не обжечься и не изгваздаться еще сильнее. Это огонь меня не берет, а кипяток - вода. Вино в данном случае.
        - Простите, пожалуйста, - повинился перед официантом. - Рука дернулась. Мы оплатим.
        Тот шустро подбежал к живописным осколкам в луже цвета крови.
        Не все Шпале посуду в кафешках бить.
        Я не рассказывал никому, кроме домашних нечистиков, о том случае с чугунными русалками с Литейного моста. Ни Джо, ни жене его, ни Шпале. Так откуда Митин об этом «исключении» узнал?
        И откуда у меня устойчивость к внушению, работавшая, по словам кровопийцы, задолго до обретения огня?
        - Хорошая новость в том, что и их воздействие на тебя ослабло, - почему-то с укоризной глянул на меня Джо. - Практически сошло на нет. Откуда мне знать? Специфика моей чувствительности. АБ, скажи, у тебя есть какой-то оберег?
        Я покачал головой.
        «Сошло на нет», - хоть одна хорошая новость за утро, если мой немертвый коллега не солгал.
        - Не находишь это странным? - обратился не ко мне, а к оборотню вурдалак. - Обычный человек, стойкий к внушению. Не задает вопросов при упоминании мира Ночи. То, что другому показалось бы странным - для него в порядке вещей.
        - Я нахожу тебя говнистым жмуриком, - скривился Макс. - АБ, как насчет свалить отсюда в тихий переулок и подрихтовать один черепок?
        - Он все еще не ответил на мой вопрос, - напомнил я про способ искупления вины, озвученный ранее. - С разбитым черепом, наверное, сложно будет говорить?
        Митин показательно вздохнул.
        - Дети! - он всплеснул руками. - АБ, я говорил сегодня за тебя, и скажу завтра, если понадобится. У нас нет конфликтов. Ты был занятным человеком, стал не менее занятным обитателем подлунного мира. Я дал волю своему любопытству в изучении твоей устойчивости к воздействию на разум, потому что был уверен в дневной слабости тех, с кем мы столкнулись.
        - Это мы уже слышали, - скрежетнул зубами Находько.
        - Дослушай, - велел Джо. - Когда мы слышали вопросы, они давили на тебя, АБ: страхом, беспомощностью. Позже наоборот ярили, чтобы ты полыхнул огнем, дал им повод тебя растерзать. Ты даже не почесался.
        - Голосую за то, чтобы счесть эксперимент успешным, - я выставил руку вверх. - И перейти к моему вопросу.
        Не стал выказывать облегчение и, тем более, благодарность. Вурдалак заслужил бы ее, если бы поставил меня в известность. Заранее. А не ставил опыты на мышке.
        - Перейдем, - пообещал коллега. - Ты уверен, что не носишь оберег? Может, ты сам того не знаешь? Есть ли такая вещь, с которой ты не расстаешься с давних пор, носишь ежедневно?
        - Нет, - ответил с уверенностью.
        Соврал.
        Женька недоверчиво сощурился.
        «Щурься, клыкастый, не я тебе должен, а ты мне», - подумал и скрестил руки на груди.
        - По поводу казино, - Джо понял, что ничего от меня не дождется. - У моей семьи есть прямой финансовый интерес. Я... скажем так, в меру сил присматриваю за тем, чтобы сей интерес соблюдался.
        - Из дилерской? - приподнял бровь я. - Из-за стола?
        - А какая разница, откуда присматривать? - вопросом на вопрос ответил кровосос. - Мой... образ жизни не позволяет присутствовать в зале постоянно. Как на майском розыгрыше выдала девица из бара: «Работаем круглосуточно и в любое другое время».
        Я упрямо тряхнул головой.
        - Все равно непонятно.
        Джо побарабанил пальцами по столу.
        - Попытаюсь объяснить на примере. Помните кореянку на рулетке? Хвостатый стоял инспектором, ты крутил, а азиатка ставила по шансам?
        Мы со Шпалой покивали. Карнавал с латиносами и «везучей» азиаткой было сложно забыть.
        - Драгана тогда вызвал я. Вызвал, так как заметил воздействие, непрямое, через повязанного духа. К нам заявилась мудан - шаманка из Кореи.
        - Из Северной или Южной? - не в тему встрял с ерундовым вопросом Макс.
        «Какая, ежика тебе под хвост, разница, из какой Кореи та мадам?» - полыхнул я мысленно.
        - Из Южной, - терпеливо разъяснил Митин. - Шаманка настоящая, не из тех, что за плату воют и гримасничают. У нее дух к ветви сосновой был привязан и в зарок взят. Дух воздействовал на шарик, на мелкие предметы сильные духи могут влиять. Дух незаметен для людских глаз и камер. Он и мне незаметен, зато заметно воздействие.
        - Джо, все из твоей семьи... или подобные тебе - видят такое? - теперь уже я не удержался от вопроса, на ходу путано формулируя мысль.
        - Это персональное свойство, - ровно ответил вурдалак. - И я делюсь с тобой сведениями, потому что...
        - Потому что не далее, как полчаса назад по твоей милости я дрался за жизнь? - спросил я с вежливой улыбкой и сверился с часами. - Двадцать пять минут назад, если быть точным.
        Митин махнул пробегающему официанту, затребовал счет.
        - Настоящая причина состоит в том, что я умею видеть возможности, - понизил голос вурдалак. - И не разбрасываюсь потенциальной выгодой, даже неочевидной. Неприменимой в текущем периоде.
        - Эй! - рявкнул Шпала. - Ты же не удумал его тяпнуть? Только посмей пасть открыть, в бараний рог скручу!
        Оборотень клацнул зубами, видимо, в попытке демонстрации процесса «тяпания».
        - Зачем бы мне тогда разглагольствовать? - покачал головой Джо. - Знай я наверняка, что хотя бы одна особенность АБ сохранится при обращении: огонь или устойчивость к внушению... Утрата вероятнее сохранения. Так что угомонись и не добавляй к счету еще боя посуды.
        Последнее уточнение пришлось ко времени. Находько уже замахнулся кружкой в сторону немертвого коллеги.
        На денежной ноте - оплата счета, чаевые парню - завершились наши посиделки.
        Домой я пришел, полный дум.
        Определенно, ответы Женькины полнотой не блистали.
        Чтобы не говорить правды, далеко не всегда нужно лгать. Правда - абсолютная правда - она как яблоко. Можно подать ее целиком. Можно нарезать на дольки, убрать сердцевину. Есть вариация с яблочным пюре, растертым, «разжеванным» для упрощения усвоения. И с пирогом-шарлоткой, где кусочки яблока-правды утоплены в тесте лжи. С компотом, где толика истины утопает в подслащенной воде бесполезных слов. Словом, масса вариантов.
        А еще можно снять кожуру, отдариться той кожурой и оставить себе мякоть с косточками.
        Очень похоже, нам с Максом скормили ведро яблочной кожуры. И выбора не предоставили: жуйте, что подано, и скажите спасибо, что вообще кормят.
        Уйдя с головой в кулинарные сравнения, я имел глупость рассказать Кошару о прогулке через поле Потешное. Чуть не оглох.
        Опять же, скрыть поход и драку было бы затруднительно. Утопленник привел мою рубашку в полную негодность. С порога видно, что утро у меня задалось.
        Ругали в два голоса. Мал Тихомирыч поддержал шерстистого: в том, какой я балбес, их мнения сходились. Я кивал да помалкивал. Когда выбирал из карманов брюк все, что в них напихано, выяснилось, что где-то посеял конверт. Это который из Франции, но неизвестно, от кого. Зачем вычищал карманы? Так после перекатов по мокрому щебню им прямая дорога в химчистку.
        «Где-то посеял» - это, скорее всего, на Марсовом поле. Что упало, то пропало, как говорится, туда на поиски я точно не отправлюсь.
        Я почти уснул, когда меня озарило: шаманка - дух - зарок. Нет, срываться и бежать искать южнокорейскую мудан - до такого меня не припекло.
        Сам принцип важен: не все умершие покидают наш мир мгновенно, раз их кто-то способен захомутать.
        В параллельной смене работает Миха со славным прозвищем Смерть. Я ясно видел за истинным пламенем отходящие от его тела дымчатые жгуты. Что, если Смертушка - это не только прозвище, основанное на любви к черепам и косточкам в украшениях, а отражение его... сути? Его дара? Что, если Миха действительно как-то связан с умершими и может с ними взаимодействовать?
        Тогда я просто обязан найти к нему подход. Пепел восстал пожаром и выжег единственного свидетеля, того, кто что-то знал о деятельности «шахматистов». Если есть хотя бы мизерный шанс расспросить его после смерти, то использовать его необходимо.
        Липин Игорь Викторович поведал мне куда меньше, чем знал, об этой организации. Хорошо бы это исправить.
        
        Воскресная смена прошла куда спокойнее субботней. В ожидании утра и финансов она прошла, так как до нашего выхода в зал в комнату отдыха забежала на минутку главный кассир Татьяна. Она поделилась с нами, дилерами, хорошей новостью: зарплатные ведомости готовы, денежку можно будет получить по утру.
        Пока народ обсуждал культурную программу на завтра (зарплатное утро, такое нельзя не обмыть), я подошел к Жану с вопросом. Точнее, с просьбой: попросил его дать мне телефон Михи.
        - Зачем тебе Удовеня? - спросил начальник.
        Михаил Удовеня - так у нашего коллеги в паспорте указано, он его даже показывал нам как-то по пьянке.
        - Хочу поменяться, - почти не соврал я. - Сместить смены перед отпуском.
        Может, и поменяюсь, только не с Михой, а с кем-то другим, чтобы попасть в одну смену со Смертью. Если с телефоном не выгорит.
        Первой мыслью было взять подработку, но на ближайшие выходные у меня уже имелась договоренность с Максом о поездке. И с Леной, возможно, понадобится пересечься, если та что-нибудь нароет в университетской библиотеке.
        - Я посмотрю, - пообещал Жан.
        К утру он принес мне зеленый листочек с номером. Я его - номер - тут же продублировал записью в мобильном телефоне.
        После смены мы все поочередно спускались по лесенке, ведущей в ВИП. Расписаться в ведомости, получить от кассира свой конверт. В моем конверте после повышения категории стало побольше купюр, что не могло не радовать.
        Там, внизу, я заметил Нину. Менеджер, выступавшая против моего повышения, что-то выговаривала сотруднику зала с игровыми автоматами. Она на меня не смотрела, была увлечена выволочкой.
        «Кто такая она?» - снова накрыло меня.
        Вдруг - чем черт не шутит? - разгадка стоит близко от меня?
        «Хуже не будет», - подумал я и зажег над ладонью язычок истинного пламени.
        Нина выглядела почти так же, как и в обычном зрении. Почти - это минус густой макияж, скрадывающий возраст.
        Как и ожидалось, ничего мне этот просмотр не дал. Нина - человек. Впрочем, и Липин был обывателем.
        - Шифоньер, ты встал так, что не обойти, не объехать, - ругнулся на меня Вадик. - Двинься, что ли.
        Это я подход к лесенке частично перегородил своим массивным туловищем.
        А дальше, после получения всеми заветных конвертиков - в лучших традициях - были посиделки на Малой Садовой. И бурные обсуждения дальнейших мероприятий, будто их за ночь не хватило кому-то, всю смену обмусоливали, куда лучше пойти.
        Я отсел в сторонку, где шумели поменьше. К Таше под бок. Находько на выходе из здания перехватила супруга. Поддела его хрупкой женской рукой под локоть и мягонько, но неуклонно уволокла к припаркованной возле газона машине. Джо испарился после звонка. У него своя выпивка, похоже, организовалась.
        Народ договорился до самой скучного, на мой взгляд, заведения - бара. Все, что там представляло интерес (кроме спиртного, которое где угодно можно найти) - это дартс.
        Решил, что посижу с коллегами полчасика, а потом предложу Арктике плавно переместиться ко мне.
        - Пошли-вышли? - хлопнул меня по плечу Водяра.
        Я только подумал про Ташу, огонь и прочие приятности...
        - Что срочное? - лениво откликнулся.
        - Да, дело есть, - Коломийцев подхватил стопку, опрокинул ее одним махом, цапнул со стола полную бутылку «беленькой». - Идешь?
        Мы вышли на улицу, в поднявшийся ветродуй. Сначала топал я, следом Вадик.
        Удивиться стеклянному звону, сильному удару по темечку и темноте, что последовала за ударом, я не успел.
        
        Очнулся от хлопков и всхлипов. Странное сочетание, особенно после звона стекла и отключки. Еще и попахивало... Едкой кислятиной, горечью и чьим-то небогатым внутренним миром. Я что, оконфузился?..
        Быстрые осмотр с принюхиванием подсказали: не во мне дело. Источником вони и звуков являлся Вадим Коломийцев, и он же, скорее всего, помог мне принять сидячее положение возле деревца. И руки стянул за стволом, вероятно, он же. Не иначе, из заботливых соображений - чтобы не упал коллега, не поранился.
        «Так, ехидство оставим до лучших времен», - покривился я. - «До тех, когда пойму, что за дичь со мной на этот раз происходит».
        - Не могу, - шмыгнул носом Вадик. - Не могу, не могу.
        Нас с ним разделяли ветки, вроде как ивовые. Деревья сильно смахивали на те, что растут в центре кладбищенского пруда Карасичей, старшего водяника и младшей, дочурки его. Заслон ветви с листьями давали не полный, так что коллегу я опознал. И по виду, и по голосу.
        Место действия ничем не напоминало окрестности бара, возле которого меня выключили, облив водкой. Бар в городе: старая застройка, асфальт, тротуары. Не ивы плакучие с землицей и травушкой. Справа вроде и песочек виден, за зеленью не сказать точнее. И плеск... набережная? Те в гранит в основном забраны.
        И еще в центре города соловьи не выводят звонкие трели, а если и распоется птаха, за шумом машин никто ее не услышит. Здесь же, поодаль от меня, то замолкал, то заливался нежными песнями соловушка.
        «Куда меня коллега - на кол бы его! - приволок?» - отозвалось в затылке болью.
        Немного живого огня для ясности мысли... А поразмыслить тут было, о чем.
        Мое мнение о Водяре сложилось в первый год совместной работы. Из разных мелочей, из косяков, из похабного отношения к обязанностям и людям, из откровенной ссыкливости (не сказать тут иначе). Если коротко, звучало оно так: не мужик.
        Поначалу, как вся партия стажерского «свежего мяса», я развешивал уши над его историями. Пока Вадик не подставил стажера.
        Была сделана неверная выплата на рулетке, причем очень круто (и не в пользу казино) обсчитался дилер, а инспектор (собственно, Вадик) выплату допустил. «Чек?» - спросил дилер. «Чек», - подтвердил инспектор. «Верно? Верно!» - так это можно упростить.
        Потом пришел сигнал с видеонаблюдения, подошел вежливый Драган и начал задавать вопросы тем, кто стоял за столом. Когда казино переплачивает игроку, просить того вернуть лишку - дурной тон. Может, где-то и практикуется подобное, но не у нас.
        Водяра сказал, что его отвлекли в момент выплаты, а крупье не спросил, чек или не чек. Я был за соседним столом, и слышал, как было на самом деле. Постукивать - это для дятлов, не для меня. Промолчал.
        Потом была странная смена, когда Коломийцев терзал дрожащими пальцами колоду карт. Карты упрямились, рассыпались, замес получался еле-еле.
        Джо по утру за пивом хмыкнул: мол, на старости лет Водяра решил научиться «исполнять», замешивать в определенной последовательности карты. Чтобы сдавать некоему «случайному» игроку хорошие комбинации. «Заряжать» колоду с похмелья, подыхивая перегаром, не стоило. Он еще и трясся, что тоже не облегчало процесс.
        Митин, помнится, улыбнулся в бокал и обронил, что больше Вадим подобного практиковать не станет. Почему? На этот вопрос Женя неопределенно пожал плечами. Я решил, что дело в зорких пит-боссах: раз непорядок усмотрел Джо, и те должны были заметить бедлам и сумятицу на покерном столе.
        Окончательно добило меня поведение нашего героя-алконавта в утро, когда он затянул нас, молодых и глупых, «пошпилить». Сыграть в другом казино. То, чего нельзя, но если очень хочется, то можно - втихаря и без проверки паспорта.
        Он обещал нам показать, как «катают папки». Показал, как «папка» оставляет всю зарплату в чужой кассе. И выпрашивает, точь-в-точь как наши чайки-марамои-побирушки, у всех подряд по фишечке. Отбиться!
        Из зала он выполз без гроша, с ворохом долгов и шмыгающим носом. Разнылся в ожидании такси (за чужой счет, разумеется).
        «Папка» был откровенно жалок тем утром.
        Мне Коломийцев пакостей не делал (до сего дня, конечно), но у меня рядом с ним всякий раз возникало ощущение, что я не человека вижу, а застывший слой жира на желеобразной массе.
        Я думал, в самом убогом состоянии Водяра передо мной уже представал. Тогда, харкающим на мостовую голоштанником.
        Как показало утро нынешнее, я ошибался.
        Вадя, сидя на корточках, ладонями похлопывал себя по щекам. И вот эти его шлепки - они настолько ровно ложились на эту спонтанную ассоциацию, что мысль получила продолжение. Хлипкий студень, не человек, а мудень.
        Несомненно, я предвзят. Так на то у меня имелись основания.
        - Должен! - решился на что-то Водяра, как мысли мои услыхал.
        Хлюпнул носом, встал, отряхнул колени. Бухнулся в прежнюю позу, завыл на одной ноте.
        Если бы я мог, приложил бы к лицу руку. Но те были заняты: я осторожненько нагревал запястья, чтобы позже без труда освободиться. Не резко, потому как не хотел привлекать внимание. Спугнуть студня не хотелось.
        - Не могу, - опять промямлил Коломийцев. - Он нравится Маргошке, - с небывалой тоской добавил вдруг он. - Она расстроится.
        «Чего?!» - нечаянное Вадькино признание потрясло меня сильнее, чем удар по кумполу.
        Похитить человека, связать его. Нанести телесные повреждения. А после - шлепать себя по лицу и ныть, что тайная зазноба опечалится?! Причем «тайную» стоит взять в кавычки, поскольку в узком коллективе, в небольшом стаффе все затаенные воздыхания быстро становятся явными.
        Я понял бы, встань - здесь и сейчас - между нами Маргаритка. Ей, понятно, неоткуда тут взяться, но вдруг? А вот так - где логика? Конечно, я не в накладе: живой, только чуток побитый, да это мне не привыкать. А мог и не очнуться, будь мой коллега тверже характером, обладай он стальными шарами и умением не только бить, а еще и убивать.
        Липин имел и то, и другое. Задержка в его случае была вызвана сугубо практичными соображениями. Он не хотел «разбазарить» огненный дар.
        Этот же... Серьезно, это было бы смешно, не будь оно так грустно.
        Ситуация, от которой во многих смыслах плохо пахло, затягивалась. Бормотать Водяра перестал, впав, похоже, в оцепенение. Что же, выжидать и вслушиваться - больше не наш метод. Пора начинать действовать.
        Осталось решить, как именно действовать. Подкрасться незаметно - это не с моими габаритами. Ниндзя из меня курам на смех. Раз я могу видеть за «занавеской» из свисающих веток Коломийцева, то и Коломийцев заметит первое же резкое движение с моей стороны.
        Бросится, чтобы докончить начатое - хорошо, встречу с распростертыми объятиями уже свободных рук. А если ринется бежать?
        Гони его, а не догонишь - ищи-свищи? Уволится без отработок, укатит в глушь. Пишите письма на деревню дедушке? Нет, такой вариант мне решительно не подходит.
        Значится, будем импровизировать.
        - Вадь... Ох, голова... - я постарался попасть в тон, каким ныл и подвывал мой коллега. - Вадик, ты здесь?
        Показать голосом: я слаб, беззащитен, дезориентирован. Нечего бояться.
        И при этом готовиться к рывку, если моя актерская игра окажется недостаточно убедительной. Если мой старший коллега струхнет и надумает слиться, бросится наутек. Старший - по возрасту. Точно не знаю, сколько ему, но под тридцатник. А то и за...
        - Мне что-то так дурно... Перебрал, наверное, - продолжаем изображать Незнайку. - Ты меня на воздух вывел, да?
        «Угу, а по башке треснул, потому что увидел на волосах комарика и не рассчитал с силой удара. По комарику, ясен пень», - это уже не вслух, в мыслях. - «Именно водочкой, чтобы сразу и продезинфицировать место укуса».
        Коломийцев - запойная пьянь, в «перебрал и поплохело» должен поверить. С ним самим подобное бывало не раз и не два.
        Водяра явно колебался. Жаль, лицо было совсем плохо видно, листва мешала.
        - Ох, как спина затекла, - попытался доныть до нужного мне результата. - И рук совсем не чувствую. Вадик, помоги, а?
        Сюда так и просилось: «Будь другом». Но называть другом кусок студня у меня не поворачивался язык.
        Вадик встал. Шаг, другой, третий... Я все ждал: сорвется или нет рыбка с крючка? Аж дыхание затаил.
        Перед завесой из тонких веток он замер.
        - Да-а... - голос Водяры дрогнул. - Накрыло тебя. И мы на воздухе, дышим, вот. Вдыхаем... Как ты, Шифоньер, не совсем развалился?
        «Подойди и проверь».
        - Кажется, я в труху, - я издал что-то между смешком и икотой. - Дышу и то со скрипом.
        Смех успокаивает. Одна бесхитростная шуточка может разрядить обстановку легче и действеннее долгих увещеваний.
        Коломийцев крякнул - будем считать это за смех.
        Ветки раздвинулись. Вадик шагнул ко мне.
        Первый пик пройден. Пик - громко сказано, так, за мелкий холмик перевалили. Впереди пригорок повыше: я должен «легализовать» свободные руки. Так, чтобы связавший меня Водяра поверил, что «оно само».
        В прошлый раз у него было два пути: подойти или сбежать. Было проще, поскольку я уже знал - сломался Вадик, разнюнился. Знал, что тот идет ко мне не убивать, а попытаться разгрести содеянное. Мол, я не я, и лошадь тебя привезла не моя. И лягнула в черепушку тоже чья-то чужая лошадь.
        Он держится за работу. Без денег сложно жить и пить, и плюс там, в казино, Маргаритка.
        Завидев, что я снял путы, Вадя встанет уже перед тройным перекрестком. Сбежать (попытаться, без форы фиг он от меня уйдет), напасть или же решить все миром.
        Может быть, скинуть вину на кого-то другого. Кого? Да хоть бы и на меня самого, вроде: ты сначала отключился, а потом как стал буянить. И пришлось принять суровые, но необходимые меры, чтобы сам себе не навредил. Чушь, конечно, но это в характере Коломийцева - сваливать вину на других. Умывать руки, отмазываться.
        «Как же сложно с людьми», - кольнула внезапная и несвоевременная мысль. - «Мир Ночи играет словами, но прямой лжи я от его обитателей ни разу не слышал. Могут сбить с толку, напустить тумана, это да. Но их слово имеет вес и не расходится с действием».
        По крайней мере, по сию пору со мной было так. Не считая эпизода с разъяренной ведьмой Златой, так та вела со мной игру, как с обывателем.
        Все, мысли не по делу в сторону, Вадик двинулся ко мне и даже руку протянул. Забавно: он же сам мои конечности вязал. Или нет?..
        - Не бзди, ща починим тебя, - а голос-то не шибко уверенный.
        Я встряхнулся, как большой лохматый пес. Домовой в доме дядьки мне здорово напоминал такого шерстяного собакена, его и спародировал. Размял плечи, шеей покрутил.
        И вывел руку из-за спины, протянул ладонь Вадику. И мышцу у локтя напряг, дрожь изобразил. Получилось с преувеличением, не тремор, а как от тока подергивание. Сойдет по сельской местности...
        Он впялился на мою лапу, на мое лицо, полное дружелюбия, снова на ладонь.
        И... Есть реакция!
        Студень сначала отдернул руку, затем, передумав, перехватил мое запястье, потянул на себя.
        Встал, покряхтывая, а сам старался не показать торжества. Держим лицо деревянного, как Буратино, Шифоньера.
        Второй пик, который пригорок, преодолен. Третий - реальная гора, на которую могу и не взобраться. Вершина той горы - суметь разговорить Водяру. Желательно, не прибегая к насилию. В конце концов, нам с ним еще в одной смене работать.
        Просто не будет. Без насилия - это вообще заоблачно высоко.
        Кто-то другой на моем месте сказал бы, что нечего со студнем церемониться. Опрокинуть, скрутить, поменяться местами у деревца - и устроить любителю беленькой допрос с пристрастием. Этот путь куда короче и проще.
        Но тут какое дело: я не умею пытать людей. Не приходилось. Проблема не по технической части: тот же урок Чеслава с неторопливым нагревом поверхности через ладони отлично бы сработал. Кисть Вадика зажать в руках, как в тисках, и подавать жару по капельке. Руки - второй по важности инструмент крупье, после мозгов. Мы руки свои бережем.
        Даже не обязательно доводить до обгорелой плоти. Коломийцев - слабак и трус, как потянет жареным, тут он и спечется. Страх доделает остальное.
        Дело в другом. Миролюбие, о котором я столько раз повторял за прошедший месяц, что впору на языке мозоль заиметь, не напускное. Намеренно причинять боль беззащитному разумному (человеку ли, обитателю ли мира Ночи) - меня коробит от одной мысли.
        Увы для Водяры, это не значит, что мне не хватит духу. Хватит, если мирные средства будут исчерпаны. Ответы, понимание причин для меня сейчас важнее мук совести. Прибавятся к моим кошмарам вопли подпаленного Вадика, что же. Множить сущности есть нужда.
        Пока же попробуем пройти сложной горной тропой - тропой терпения и увещевания.
        - Вадь, - не отпуская его руки, с растерянностью в голосе обратился я. - А где это мы?
        - Так... это... м-м... - промямлил студень. - У Верхнего озера. В той вон стороне, - свободной от моего «дружеского» пожатия рукой он указал направо. - Поклонная гора. Там, грят, тело Распутина жгли на костре. А он сел в гробу да махнул рукой. Вот, в Озерках мы.
        «Отличный загар, Вербочка. Куда ездила?» - голос Бореевой в голове.
        «Купаться можно и в Озерках», - ее милейшество Маргаритка.
        Есть ли связь? А бес его знает, и сейчас не о том речь.
        Кстати говоря, одна из немногих вещей, что я запомнил из лекций по истории в универе (я их всего пяток и посетил за первый семестр первого курса), как раз про кремацию тела Распутина. Согласно заверению нашего историка, останки почтенного старца сожжены были в печи Политехнического института. Где правда? Не знаю, и момент для выяснения неподходящий.
        А вообще - хорошо идем, к успеху идем. Не сглазить бы...
        - Круто, - я выпустил руку Вадика. - А как мы тут оказались?
        И поморгал быстро и удивленно. Так Овца делает, когда тупит и просит подсказать ей выплату.
        - Частник подвез, - Водяра подернул плечами. - Прижало тебя, приятель. Духота да водочка - плавали, знаем. Сморило. На воздух самое оно, когда такое дело. А тут хорошо, птички поют.
        Соловушка подтвердил, залившись трелью: птички поют.
        Именно этот момент выбрал комар, чтобы впиться в мою шею. Самое оно, ага...
        - Спасибо, Вадь, - я шлепнул кровососа и широко осклабился коллеге. - Ты хорошо поступил.
        Придвинулся к Водяре, хлопнул его по плечу.
        - Спасибо! - повторил с чувством. - А зачем было связывать?
        Он дернулся, я сжал сильнее пальцы. Вот мы и подобрались вплотную к самому сложному отрезку пути.
        - Вадь, серьезно, что происходит? - в противовес зажатому плечу просил я как можно мягче. - Ты ведь парень нормальный, не злой. Расскажи мне, что на самом деле тут творится? Ты меня знаешь, я вменяемый, пойму, войду в положение.
        - Угу, наклонишь и еще разок войдешь, - Коломийцев предпринял безуспешную попытку сбросить мою руку с плеча. - Не надо мне в уши лить. Я тебе не стажерка-первоходка, мне с полтычка в голову не впендюрить. Эх, зря я тебя пожалел.
        «Эх, а ведь так отлично двигались к успеху», - взгрустнулось мне.
        - Похоже, возникло недопонимание...
        - Недовынимание недопроникло, - ощерился Вадим. - Повторяю, не лей мне в уши, тварь. Я своими глазами видел, что ты вытворяешь.
        «Он отрастил шары, или его покусал Находько?» - удивился я. - «Вообще в духе Шпалы шпарить начал. Ладно, последняя попытка».
        Похоже, переборщил я с показательной слабостью. Он надумал, что, поборов меня один раз, легко повторит свой подвиг.
        - Не знаю, о чем ты, но хочу уладить ситуацию миром, - дипломатично выговорил я. - Нам же вместе работать. Мне не нужны как конфликты, так и повторы сегодняшнего. Мир, Вадь?
        Вместо ответа он замахнулся. Дряблые мышцы студня явно не знали драк и тренировок, замах вышел слабый, медленный. Я без труда левой перехватил его кулак. А правой сразу ударил в солнышко.
        Все, время дипломатии прошло, а третий пик не покорился.
        Раскрылся рот Водяры, щелкнула челюсть. Вадик сложился, прилег на травку в позе эмбриона.
        - Тварь... - нескоро сумел выдавить из себя коллега.
        Я провел с ним, в некотором роде, рокировку. Подтащил к тому же дереву и стянул за спиной руки его же ремнем.
        - Приятно снова познакомиться, - улыбнулся в лицо бедолаге. - Меня можешь продолжать звать Шифоньером. Мы остановились на том, что мне не нужны конфликты. И на том, что мне очень хочется выяснить причины происходящего. Ты мне поможешь по-хорошему или по-плохому?
        Вадя не ответил, сплюнул в сторону.
        Я прошелся туда-обратно перед тем, кто недавно распустил нюни, а теперь вдруг стал хорохориться. Походить, нервируя коллегу - двойной прок, и себе немного времени на раздумья дать, и его промариновать в неведении.
        «Насилие - путь неразумных. На всякий страх найдется страх больший», - говаривал отец, убеждая в правильности поиска мирных путей.
        Был ли у Вадика больший страх? Что-то такое, что заставило студень собраться и попытаться дать отпор.
        Этого делать совсем не хотелось, но я больше не находил вариантов, исключающих силу.
        Почему вообще возился с Водярой, еще и допускал продолжение совместной работы с ним? Так не далее, чем сутки назад мне один кровосос прожужжал все уши про внушение. И из услышанного я сделал простой, как советская песня, вывод: для Джо и ему подобных это самое внушение - естественный способ решения разных задач. От добычи пропитания до «подтирания» нежелательных воспоминаний.
        Со слов того же Джо, на меня не проходит внушение вурдалаков и не только их. И я в этом - скорее исключение из правил, чем норма.
        Мог ли кто-то внушить Вадику идею вывезти меня на природу и сделать к той природе ближе посредством закапывания трупа под слоем земли? Вообще не удивлюсь.
        В голове Водяры едва ли умещается больше двух мыслей за раз, причем одна из тех мыслей - о беленькой. Чтобы он сам - с ходу - надумал на меня напасть за то, что с огоньком увидел? Не знаю, не знаю...
        Кроме внушения есть еще и банальный, но весьма действенный шантаж. Под угрозой здоровья близких на что только не идут. Если дело в чем-то таком - я готов забыть и замять покушение.
        И третий повод вполне допускаю, будничный, реалистичный. Коломийцев мог влезть в долги по-крупному. В счет погашения долга списать, предположим, поручили меня. Кто и на кой? Это уже другой вопрос, мне сейчас не до дебрей причинно-следственных связей.
        Главное - это то, что при любой из надуманных причин я спущу на тормозах вот это вот все. Даже очередную испорченную рубашку. Руку перестану подавать студню, но отсутствие приветственного рукопожатия жить не мешает, а неимение зарплаты - очень даже.
        И чхать на то, что Водяра врал, как сивый мерин с рассказом про частника. Подвезти двух парней, один из которых в отключке и с характерным запахом алкоголя - это да, легко. Вымарать салон в крови, которая сочится из затылка одного из парней? В такое не поверю даже с отшибленной напрочь башкой.
        Это после живого огня там корочка запекшаяся, а до «самолечения» кровушка вовсю сочилась из порезов. Осколки стекла - дрянь та еще.
        Помнится, у Вадика было четырехколесное. Развалюха древняя, кажется, «четверка», точно не вспомню. Не удивлюсь, если наткнусь по пути к цивилизации на припаркованный «жигуль».
        Вранье - бес бы с ним. Мне не содержимое ответов было нужно от Вадика, а ответы сами по себе. Разговорю или нет. До определенной точки разговорить удалось, дальше - застопорились.
        Я перестал расхаживать взад-вперед, остановился перед коллегой.
        - Ты же любишь крупные ставки, Вадь? - спросил его с равнодушием в голосе. - Сколько горелых частей себя ты готов поставить на то, что сохранишь молчание в процессе? - я зажег над ладонью огонь, приблизил его к подбородку Водяры. - Для начала мы тебя слегка побреем, за ночь оброс... Или лучше начать с менее заметных мест? Верно, с ожогами на нижней челюсти будет сложней говорить. Выбирай: правая рука или левая?
        Никогда не общался с маньяками. Но зомбоящик в комнате отдыха у нас работал постоянно, а там чего только не показывают. Для примера - сойдет и актерская игра. Мне не Оскара получать, а лишь перебить больший страх страхом гигантским.
        Противно? Еще бы, но это слабый шанс остановиться на угрозах без реального членовредительства. Ради такого я готов изображать психопата. Только сегодня и только на нашей сцене: Бельский Андрей - актер главной роли. Погорелого театра, епрст...
        Работало! Вадика начало потряхивать, рот искривился.
        - Т-тварь, - застучал зубами Водяра. - Поганая т-тварь!
        Неведение - тоже страх. К блюду пришла пора добавить специй. Я зашел за спину Вадику, присел на корточки.
        - Правую... Левую? - принялся приближать и отдалять огонь от кистей рук. - Обе? Хм-м...
        Водяра выл, выкручивал конечности, насколько позволяли путы. А я по-прежнему пытался обойтись малой кровью... Малым жаром.
        Весь вред, что я ему нанес - это опаленные волосины на костяшках. Они почернели, оплавились, скрутились и запахли. Такие меленькие волосики, а пахнули! Мне лично понравилось, мне теперь все запахи, связанные с огнем, приятны. А вот коллеге моему, похоже, не очень...
        - С-су-у-чий потрох! - если взвыть со стучащими зубами, получается ну очень странное звучание. - Я скажу!
        - Скажешь, конечно, скажешь, - согласился я, снова подводя огонек. - Причем добровольно и с песней. Да, Вадь?
        - Да! Да! Д-да! - выстучал зубами Коломийцев.
        Громко получилось, не хватало еще, чтобы на вопли кто-либо сунулся. Будет сложно объяснить с учетом композиции возле деревца, что хороший парень тут - я. Относительно хороший, разумеется.
        Обошел дерево, встал перед Вадимом. Дал огню взметнуться выше, жаднее.
        - Меня не интересует, с какой целью ты меня сюда привез, - доверительным тоном сообщил студню. - Мне важно знать: зачем? Почему? Если кто-то велел, то кто?
        Во взгляде Коломийцева что-то блеснуло: что-то, кроме страха. Ярость? Возможно. Я не настолько хорошо читаю по лицам и глазам, чтоб утверждать наверняка.
        - Чтобы одной тварью стало меньше, - это звучало бы гордо, с вызовом, не мешайся зубной перестук. - Враг рода человеческого должен сдохнуть, как пес! Сгнить в земле!
        Это становилось интересным: Водяра речь про тварь и врага повторял с чьих-то слов, сам он так не выражается. Не его это похабный стиль. Нахватался от кого-то наш любитель выпить.
        Как-то похоже на проповедь прозвучало...
        - Рода человеческого? - я потер подбородок. - Церковь новый крестовый поход объявляет?
        - Церковь нас не спасет, - в запале бросил Вадик, явно снова за кем-то повторяясь. - Только мы сами, своими руками, можем спастись.
        Итого, что мы уже выяснили? Что студню качественно промыли мозги. Все то немногое, что обнаружилось в районе пустой антресоли, где эхо, эхо... Таша так про голову Бореевой высказывалась, но к Вадику оно поближе будет. И с религией я промахнулся.
        - Вадь, кто хочет спасти тебя... и других? Кто такой умный и заботливый?
        Может, так в лоб не стоило спрашивать. Но что уж теперь...
        - Они... они... - зрачки Вадика расширились, завращались - ненатурально и жутко.
        - Кто? Имена! Кто - они?
        Вздулось бесконтрольно пламя, я только и успел, что отшатнуться, сделать шаг назад.
        - Твари нельзя узна-а-ать! - вырвался из горла Коломийцева истошный крик.
        А потом он булькнул, выпучил глаза, испуганно, недоверчиво и беззащитно. Как-то по-детски. Дернулся и обмяк. Изо рта полилась кровь.
        До меня не сразу дошло, что случилось. Что разговор наш окончен, собеседник выпал из обсуждения. Категорически выпал.
        Секунд пять-семь я тупил, хватая воздух раскрытым ртом. Взбунтовавшийся было огонь угомонился, скрылся под кожей. Я проверил дыхание - отсутствие такового, поискал пульс. Пнул со всей дури ствол дерева.
        Выругался так, что листва зашелестела. Смущенно и укоризненно.
        - Ни хрена, - скрипнул зубами. - Разговор не окончен.
        Я успел уже проверить, что мой телефон на месте, и даже не выключен, хотя бумажник пропал. В пустую антресоль не залетела мыслишка о том, чтобы проверить чехол на ремне.
        Правильный, законопослушный гражданин вызвал бы скорую, милицию, да того же Крылова набрал бы. Вот только у меня выдалось неправильное утро, беззаконное.
        - Мих, привет, это АБ беспокоит, - сказал в ответ на хриплое: «Хто?» - Так сложилось, что мне необходима твоя помощь.
        
        Миха: щетина с сединой на подбородке (Михе нет и тридцати), легкая сутулость, метр девяносто худобы и апатичный взгляд.
        - Не знал, что у нас тут корпоратив.
        Я ждал, прислушивался, осматривался, и все равно пропустил приход Смерти.
        - Как и я, выходя поболтать с сотрудником, не знал, что дело кончится всем этим, - повернул к Михе голову так, чтобы он смог увидеть мой красивый затылок.
        А потом зашелся нервным, совершенно неестественным смехом.
        - Корпоратив... - отдышался и снова захохотал.
        - Всякое случается в жизни, - безразлично высказал Миха. - И в смерти.
        Меня попустило, судорожные смешки прекратились.
        - Время - деньги. И сон, - поучительно продолжил Удовеня. - Как здесь закончим, настоятельно рекомендую тебе хорошенько придавить подушку. Сейчас сходи, погуляй. Проветрись. Вон, хотя бы со свидетельницей пообщайся. Или сообщницей?
        - Сейчас не понял? - я, честно сказать, растерялся, заозирался по сторонам.
        Возмущенно квакнула лягушка.
        - Ясно, значит, свидетельница, - с выражением абсолютного пофигизма на лице и в голосе сказал Смерть. - Покажись, дева озера. Мертвая дева мертвого озера.
        - Э?
        Определенно, совет про хороший сон был весьма кстати, нервишки у меня тем утром пошли в разнос. Совсем контроль за своими эмоциями и реакциями растерял.
        За спиной послышался плеск воды.
        - Приглашаешь к себе? - глядя мимо меня, спросил Миха. - Мы не утрудимся, подойдем.
        И рукой мне махнул, мол, потопали.
        За зеленью вполне ожидаемо обнаружился берег озера. И весьма неожиданно - девушка, по плечи погруженная в воду. Плечи тонкие, шея длинная, кожа бледная.
        - Русалка? - вслух предположил я.
        Что было резонно: купальщица, даже сильно в воде засидевшись, едва ли станет настолько бледной, чуть ли не до прозрачности.
        - Мы не посягаем на воду, дева озера, ты не посягаешь на землю, - озвучил коллега. - Нет между нами вражды и претензий.
        - Кроме дыма вонючего, ты хочешь сказать? - наклонила головушку дева. - Знаешь, как вонь над водой разносится? Фу!
        «Дева» выглядела лет на пятнадцать-шестнадцать и была отчаянно некрасива. Маленькие глазки с опущенными вниз внешними уголками. По низкому лбу словно струйки воды спускались тонкие пряди волос, то ли русых, то ли серых. Нос, непропорционально длинный, нависал над тонкими губами и скошенным подбородком. Довершали картину оттопыренные уши и мелкие кривые зубы, которые дева то и дело показывала, скалясь. Или то была улыбка?..
        Если я верно помнил (тут сразу уточню: помнил неверно), в русалочий «штат» зачисляли девушек-самоубийц. С таким-то отражением в зеркале немудрено было камнем на дно добровольно пойти...
        - Дым - это... - начал было я.
        - Если вздумал оправдываться, заткнись, - негромко велел мне Миха. - Не смей. Примут, как слабость, откроют охоту. Ты разжалобился от ее вида? Несчастная уродинка, все такое. Забудь. Уродинка поди успела столько за свою недолгую натворить, что иному рецидивисту и не снилось. Успела ведь, а, любопытная?
        - С такими локаторами самое то любопытничать, - буркнул я себе под нос, но дева услыхала.
        - П-ф-ф, - фыркнула русалка. - Нужны вы больно, чтобы вас подслушивать.
        - Ты все еще здесь, - пожал плечами коллега. - Что говорит само за себя.
        Девица изобразила ртом нечто булькающее и ушла под воду.
        - Поди за водорослями покрепче занырнула, - Миха махнул рукой. - Скоро опять объявится. Тянет таких, как она, к смерти.
        Спорить с ним я не стал, ему виднее. Спросил про другое.
        - Что дева мертвая, понятно и видно. А озеро почему мертвое?
        Смерть выпростал руку, указывая на другой берег озера.
        - Там кладбище. Шуваловское. Соприкосновение зон влияния, так сказать. Ненавижу лекции. И дело пора делать. Дева как вынырнет, можешь с ней поболтать за всякое. Главное, слабину не давай и в воду к ней не заходи. Утянет - крякнуть не успеешь.
        Удовеня развернулся и ушел, оставив меня у воды. Поверхность рябила от ветра и водомерок, а дна даже у берега было не разглядеть от мути. Замутило - от алкоголя ли, или же от сотрясения - и меня. С трудом удержался от вызова живого огня: не прямо же на кромке, на тонкой границе земли и воды? Не от страха себя сдержал, просто незачем провоцировать. Эдакий своеобразный этикет, как я его для себя понимал.
        - И чего уставился? - русалка вынырнула прямо там, куда был направлен мой взгляд, не иначе нарочно. - Мало того, что дымит, так еще и пялится.
        Я как раз ее не высматривал, больно надо. Но Миха сказал ждать здесь, а спиной поворачиваться к озеру? Поищите дураков в другом месте.
        Коллегу, его желание сохранить свои тайны при себе, мне было нетрудно понять. И, прямо скажем, мне начхать было на методы Смерти, лишь бы он смог разговорить покойничка.
        Выпад озерной девы оставил без внимания, пусть ее. Собака лает, ветер носит. Лягуха квакнет, по воде разносит.
        - Чего вы вообще дурью маетесь? - русалочка прикусила в задумчивости нижнюю губу. - Ну, стала жизнь не мила, захотели уйти из-под солнышка - так дойдите до озера, там вас примут, приласкают да обнимут. Нет же! А мне теперь из-за вас тело волочь.
        От такой трактовки событий я поперхнулся.
        - Тело волочь не нужно, - ответил машинально.
        - Да? - русалочье тело приподнялось над водой повыше, подбоченилось. - А виру взять? Дымы дымили, сна-покоя лишили, и все за так? Нет уж!
        Ладошка хлопнула по воде.
        - Мы не посягаем на воду, - повторил я за Михой почти что слово в слово. - Ты не посягаешь на землю.
        Подумал, что при худшем раскладе мне придется биться еще и с этой... красоткой. Затруднение: не приучен бить дам, но как быть, коли дама мертвая? Тогда в лифте-то за жизнь боролся, потом совесть чуть не заела, что девчонку пожег.
        «Не о том думаю», - одернул себя.
        Вовремя.
        Русалка не изменила позы, не сменила оскала-улыбки на что-то иное. Но одновременно с тем преобразилась. Теперь при взгляде в ее сторону позвоночник пронизывало могильным холодом. Кожу как морозными иголками истыкало, подняло табун мурашек и волосы на руках.
        Зевнул, широко и страшно невежливо. Показательно.
        Джо оказался прав: первоначально воздействие было довольно-таки сильно, но с каждым ударом сердца слабело.
        Потер запястье.
        - Между нами нет вражды и претензий, - скопировал сухую интонацию Михи. - И не советую их создавать.
        - Ты хочешь сказать, - взвилась уродинка. - Что, когда бродячий пес примет твои ноги за столбы и обоссыт штанину, у тебя к нему претензий не появится? Ты такой скажешь: песель, все пучком, хвост и усы торчком. А вонь - ну что вонь? Перетерпится, перетопчется.
        Этим живописным сравнением дева мертвого озера повергла меня в ступор. Серьезно, как можно дойти от запаха дыма при нашем с Водярой «общении» к такому вот... перфомансу? Это и есть мифическая женская логика?
        Понял: мне такое не осилить. Никому в здравом уме не сладить с подобными доводами.
        Потому зашел с другой стороны.
        - Ты говоришь: твои ноги, ты скажешь, - я придал лицу и голосу как можно больше безразличия. - Значит, запах дыма был на берегу твоего озера? Твоего личного, единоличного? И сестриц русалок там в тине ни одной, и водник этим озером не правит?
        - Ну... это... - маленькие глазки забегали, а я себя поздравил с попаданием.
        - Твое же озеро, твое, как моя гипотетически уделанная штанина. Ты и виру брать вознамерилась за вред. Ты - брать - себе - виру - собралась, - разделяя паузами слова для большей доступности, додавил еще сильнее я. - Подчеркну: за тобой надуманный вред, поскольку никого больше с жалобами я не наблюдаю. Почему?
        Русалка только хлюпнула вместо ответа.
        - Потому что берегов не знаешь, вот почему, - добавил в голос пренебрежения.
        И какое-то (очень недолгое) время наслаждался тишиной.
        - Потому что день, - по размышлении высказала дева. - Днем старые кошелки дрыхнут на донце, трусят вылезти на солнце. А водяник старее всех, ему все уже до бороды.
        Я поднял взгляд к небу. Облака шли плотно, скрывая солнышко.
        Наглая уродинка, в отличие от большинства встреченных мной ранее фольклорных существ, выражалась вполне современным языком. Проскакивали тут и там словечки специфические, но это, как говорится: с кем поведешься, от того и наберешься. Сам грешен, порой даже не замечаю, как начинаю выражаться в духе Кошара.
        Вывод? Не так уж давно, как мне кажется, ушла под воду эта русалочка. Может, удастся что-нибудь из нее вытянуть? В плане информации об укладе бытия посмертного, например. Скорее, не выйдет ничего толкового, но отчего бы не попробовать? Тем более, заняться мне, пока Миха с телом Вадика на полянке, и нечем.
        - И что? - я продолжил гнуть свою линию. - Чья-то леность делает озеро твоей собственностью? Ты гни, да не перегибай.
        - Эй! Тебе что, жалко? - гонору в голосе поубавилось, зато проявились нотки, какие я терпеть не могу - нытья. - Глянь: и ты, и приятель твой уйдут целехонькими, а мне всего-то тельце холодненькое достанется. Неужто плохо кому, а?
        Эта подводная дрянь выпрашивала у меня труп коллеги, как избалованный ребенок у матери конфету.
        С треском разошлась ткань - это я оторвал рукав у рубашки. Ту только на выброс теперь, вся в кровяных разводах, особенно со спины.
        Брезгливо поморщился и демонстративно отер ботинок рукавом. На обувь тоже попала кровь.
        - Ну ему же все равно! - не поняла намека дева, продолжила канючить. - И тебе плевать, ты не за него держишься, а мне досадить пытаешься. Зачем? Просто так. Могу и обижаю, самоутверждаюсь. Знаю я таких, навидалась.
        В нытье прорезалась натуральная обида. Похоже, что давнишняя, давно вызревшая.
        - Хочешь поговорить об этом? - вздохнул. - Так я выслушаю, приступай.
        «Вешай мне лапшу на уши, это лучше, чем тину на ноги», - мысленно отмахнулся я.
        Русалкины откровения мне интересны не были. Я ждал отмашки от Михи. Жаждал вытянуть из покойного Вадика, кто довел его до идеи о загородной поездке со мною, причем в один конец для меня. Хотел узнать, что послужило причиной его внезапной гибели, потому как от подпаленных волосин не умирают. На берегу я убивал время.
        Поэтому в жалостливую историю о том, как мертвую деву при жизни задирали за нефотогеничную наружность сверстницы, не особо вслушивался. Фон, он и есть фон. Лягушка квакает - фон, ветви на ветру шумят - фон, русалка хнычет - тоже фон.
        Другое дело, если бы она мне о порядках не-жизни поведать решила. Но нет, нытье, обиды и жалобы на вселенскую несправедливость относились к тому периоду, когда дева еще дышала. О своем отношении к нытью я уже сказал.
        А Миха, как на зло, не торопился.
        «Только за смертью посылать», - сам мысленно пошутил, сам не посмеялся. Вышло не смешно.
        Внимание к рассказу я даже не пытался изобразить. Зачем? Хватит и того, что спросил. И мыслями был далеко... Ладно, не очень-то и далеко, поблизости я был, там, где оставил у деревца Вадика.
        Словом, момент, когда дева перешла от жалоб на разнообразные (и порой безобразные, кое-что ухо выхватывало из монолога) издевки к тому, как поквиталась с обидчицами, я упустил. Прохлопал и то, как девица, вполне живая тогда, сговорилась с некими отморозками о встрече. И как так вышло, что вместе с одной из обидчиц они общей дорогой шли в позднее время - это я тоже прослушал.
        Так или иначе, на другой день в школу та, другая девушка, не пришла. Тело пережило встречу с компанией обдолбанных ублюдков, а разум не выдержал.
        «Уродинка поди успела столько за свою недолгую натворить, что иному рецидивисту и не снилось»...
        Тут я начал вслушиваться.
        Вторую обидчицу дева наказала своими руками. И крепкой леской. Встретила в арке после занятий танцами (занималась не убийца, а жертва, поэтому-то и возвращалась домой по темноте) перед двором-колодцем, накинула со спины самодельную удавку и стянула покрепче.
        Потом - и это русалку особенно печалило - ей долго не предоставлялось удобного случая для мести. До летнего пригожего денька и приглашения на дачу от еще одной соученицы. У той был день рождения, и позвала она на отмечание весь класс. На выходные, с ночевкой.
        - Эта была хуже всех, - сочились ядом и водою губы озерной девы. - Притворялась добренькой. Домашку мне давала списывать. Вступалась, красовалась: гляньте, какая я хорошая, дружелюбная. Кот Леопольд в юбке, тьфу!
        С предыдущими трагедиями никто будущую русалку не связал, поэтому, надо полагать, ей чутка сорвало крышечку. От безнаказанности. Добрую соседку по парте дева ясным днем попыталась утопить - в этом самом озере, когда они кучно пошли купаться.
        Что-то пошло не так. Ногу уродинки свело судорогой, и очнулась (не уверен, что тут уместно это слово) она уже в новом, неживом статусе.
        Соседка по парте из озера выплыла, подняла на поиски пропавшей уродинки взрослых.
        - Неделю ходили, тину баламутили, - сморщила нос утопленница. - И дура эта бегала, орала, пока голос не сорвала. А после моду взяла: каждый год в один и тот же день ромашковый венок в воду швыряет. Вот бы утянуть ее, да нельзя.
        - Нельзя? - удивился вполне искренне. - Почему?
        Русалка глянула на меня искоса.
        - Не твое дело, нос не суй, - подбоченилась. - Впрочем, давай так: я скажу, почему нельзя, а ты мне тельце? Заметь, не твое прошу тело, чужое.
        - Забудь, - рявкнул я. - Пристала, как пиявка.
        - Едь домой, - появление Смерти за спиной вновь прошло для меня незамеченным. - Кин? не будет.
        По воде пошли круги. Русалка скрылась из виду: то ли с Михой общаться не желала, то ли к своим за силовой поддержкой отправилась. Или любой другой вариант - это же совершенно непредсказуемое существо.
        - Это как? - отвернулся от озера, уставился с непониманием на Миху.
        Тот был - извиняюсь за тавтологию - бледен, как смерть.
        - Наш коллега не отвечает на призыв, - Удовеня, видимо, прочел по моему лицу, что яснее мне не стало. - Абонент вне зоны доступа. Как тебе еще объяснить?
        - Словами? - предложил я.
        Миха вздохнул.
        - Ты ничего не должен мне, так как работа не исполнена, - он вздохнул снова, с усилием (как мне показалось) выдавливая из легких воздух. - На том разойдемся. До Вадика не дозваться. Где он сейчас: пьет ли беленькую в мирном посмертии, отдает ли долг какой, мне не ведомо.
        - Совсем без вариантов? - стало паршиво мне от осознания: шанс докопаться до кусочка мозаики, до проблеска истины - ускользнул из рук. - Вообще-вообще?
        - Для меня - совсем, вообще, - мой коллега чуть заметно поморщился. - Может, Ходящий близ Смерти смог бы... Только эти товарищи, которые не всем товарищи, редки. И себе на уме. Не особо сговорчивы.
        В моем личном «каталоге небывальщины» добавилась новая строка.
        - И что это за фрукты такие? - решил уточнить, «расписать» поподробней графу.
        - Ведьмаки, - лаконично ответил Смерть.
        И остановился, не раскрыв тему.
        - И?.. - сделал вопросительное лицо я.
        - И спать иди, - устало откликнулся Миха. - Ненавижу лекции.
        «Это он повторяется», - подумал, глядя в спину удаляющемуся коллеге.
        Потом добавил к мыслям много непечатных слов. Пнул валун. Как Удовеня ненавидит лекции, так я ненавижу оказываться в тупике. В бессилии повлиять на ситуацию. Лучше сойтись в неравной схватке с превосходящим по силе соперником, чем вот так утыкаться в стену.
        Аж кулаки зачесались.
        Над водичкой пронесся тихий ехидный смех.
        Зуд в кулаках усилился.
        «Какой замечательный день», - сказал я немного другими словами. А после набрал Сергея Крылова.
        Раз уж так обернулось, стоило закончить дело более-менее правильно.
        «Какой замечательный день», - повторил сотрудник органов вслед за мной, внимательно выслушав мои откровения о чудесно проведенном утре. Тоже немножко другими словами.
        Крылова пришлось встретить, а перед тем пройтись, разведать окрестности. Сергей приехал на знакомом мне «уазике». Взвинченный, дерганный, помятый - не «уазик», оперативник.
        Своим звонком я выдернул его с пожара. Полыхнуло практически в центре, ярко и круто. Настолько круто, что сам Крылов допускал мысль о моей причастности к возгоранию.
        Пикантности ситуации добавляла локация пожара: чердак казармы МВД. По интенсивности горения и охвату пожар сравнивали с пожаром девяносто седьмого года, когда полыхала высшая пожарно-техническая школа МВД.
        - У меня алиби, - пожал плечами я, выслушав служивого. - Надеюсь, вы на том чердаке, где вспыхнуло, ничего ценного не хранили?
        Сергей очень странно на меня посмотрел. Напомнил мне в этот момент своего начальника, Рыкова Семена Ильича.
        - Такое себе у тебя понимание алиби, - после паузы проговорил милиционер. - Убийство против поджога.
        О том, что коллега умер не по моей воле, я уже успел подробно рассказать. Повторяться не стал, молча потопал к зелени, прикрывающей полянку и труп.
        - Алиби, говоришь? - Крылов сморщился, как от резкой зубной боли.
        Я понял и разделил его негодование, потому как никакого трупа на полянке не наблюдалось.
        
        Некоторое время мы оба молча глядели на взрытую землю, на вывернутые корешками к верху, вершками к низу комья.
        Я пнул такой ком, поставил как надо, травяной зеленью вверх. Задумался: вот то бордовое - это моя запекшаяся кровь или?..
        - Тело существовало? - устало спросил милиционер.
        - Дышало и разговаривало час... уже полтора часа назад, - вздохнул. - Мы на обочине «жигуленка» встретили - это была его машина.
        - Хочешь сказать, что оно встало и ушло само, пешком, пока ты меня встречал? - Крылов повысил голос.
        - У мымры мокропузой спрашивай, где тело! - взвился я.
        Нервы, похоже, сдали окончательно.
        Следующие четверть часа мы с Сергеем орали друг на друга, по поводу и без. Он мне пенял на то, что за мною, чем дальше, тем больше, след кровавый тянется. А им, служивым, его, след этот, приходится подчищать. Тогда как назначение их скорее обратное: защищать простых людей от распоясавшихся представителей мира Ночи. Блюсти мир и покой.
        Я предложил парню не тушеваться, пустить мне пулю в затылок и убрать проблемное туловище из водоворота событий. Всех «глухарей» разом навесить и объявить о сопротивлении при задержании. Профит!
        А то, что реальные зачинщики событий продолжат баламутить воду града на Неве, это пустяк.
        Крылов после моего щедрого предложения слегка поостыл. Понял, что перегнул палку. Кажется, даже смутился. Под это дело я ухитрился вытянуть из него немного новой информации.
        Так, Рыков продолжал вести кладбищенское дело. Набезобразивших человечков по большей части выявили, кого-то даже сдали Пушкинскому РУВД. Дело вышло за границы мира Ночи, наделало шуму. На кладбище и в склеп повадились журналисты.
        Правда, к тому моменту обитатели места вечного упокоения значительную долю бардака устранили, и вместо полутора сотен разрушенных могил писаки и следаки (из обычных) узрели едва ли два десятка потревоженных захоронений. Еще символы сатанинские внутри склепа не потерли, чтобы обыватели могли сделать фотографии и выводы.
        Итак, людей, которые шалили в ночи, нашли. Но ни один из участников развеселой ночки не признался, зачем они это все творили. «Как нагрузили их чем-то», - выхватил я ухом формулировку.
        «Как и Вадика?» - предположил я (мысленно, не вслух).
        Хозяин Кладбища непосредственных исполнителей наказал. Как именно, Крылов не озвучил. Не смертельно, но памятно - этим ограничился. Я уточнять не стал, не мое дело.
        Организатор же буйства остался за кадром, к пущему недовольству Хозяина Кладбища и постоянным переработкам Семена Ильича и всех его подчиненных.
        Еще удачно проскочила информация о горящем на улице Якубовича казарменном чердаке. Я - какой молодец, а? - ткнул пальцем в небо и попал точно в звездочку. На тот чердак с некоторых пор переехали кое-какие архивы.
        На мое: «Нашли место», - Крылов вскинулся с сердитым видом.
        Видите ли, своего, отдельного здания у «их» управления не было. Они чуть ли не кабинеты делили с обычными оперативниками, из тех, что по людским делам. Маразм был в том, что одна часть сотрудников никакого допуска к делам другой, меньшей части, не имела. И незаслуженно считала ту, другую часть, лентяями, бесполезными придатками.
        Я бы с радостью послушал подробности, но Сергей заметил, что наговорил лишнего и прикусил язык.
        В общем, архивы перестали умещаться в отведенном для них хранилище, и частично переехали в место, где никому до них дела нет. В закуток на чердаке казармы...
        «Послушайте!» - не смог я удержаться от декламации Маяковского. - «Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно?»
        И спросил потом нормальным тоном, кто знал про архивы и кому те архивы могли навредить?
        Крылов надолго загрузился. Я похлопал его по плечу, указал в сторону озера, посоветовал искать тело Вадика там. И ушел.
        Пуль мне в затылок не прилетело, как и требований остановиться.
        
        
        О последующих событиях я узнал не в тот же день, однако позволю себе забежать вперед и рассказать о них разом, по горячим следам и эмоциям.
        Тело Вадика достали из воды. Я был прав: мелкая дрянь воспользовалась моей отлучкой и стянула «конфетку». Если нельзя, но очень хочется, то можно...
        Какими аргументами Крылов убеждал подводную жительницу вернуть стыренное, мы уже не узнаем. Полагаю, он был крайне убедителен.
        Вадик вошел в статистику. В газетную статью попал, правда, без минуты славы, безымянным «мужчиной около тридцати». Статейка была об утопленниках. Статью, точнее, газету с ней, приволокла на следующую смену (ту, что Коломийцев пропустил по крайне уважительной причине) Майя Бореева. Вызвала удивление в массах: «Обурейка умеет читать?»
        Смена уже началась, Вадик отсутствовал, начальство не могло до него дозвониться. Только я из присутствующих знал о причинах, знал и помалкивал. Тогда-то Майя и изрекла: «Давайте думать о коллегах хорошо. Может, он не пришел, потому как умер?» - и статейку зачитала вслух.
        Я поперхнулся, все прочие посмеялись. До уведомления по месту трудовой деятельности, сделанного РУВД Невского района. Вадик жил и умер в Выборгском районе, а извещали из управления по Невскому, что никого не смутило.
        На работу сообщили, потому как больше извещать было некого. Коломийцев жил один, ни родителей, ни братьев-сестер, ни даже девушки постоянной у него не было. Некому было оплакать усопшего.
        Наверное, было бы верным поступком сходить на его похороны (их оплатило начальство, а мы скинулись на венки), но я не пошел. Что я там забыл? Лицемерно изображать скорбь - не мое. Скорби искренней не было и в помине. Некое смятение чувств - да, имело место быть. И все на том...
        После оповещения от руководства мы всей сменой напились до синих чертиков перед глазами и черных кругов под ними. Пили любимую Вадиком водку, ни с чем не смешивая. Я не пошел на похороны, но пил вместе со всеми.
        Знаю, что Удовеня как раз пришел на последнее прощание с Вадиком. Какими мотивами он руководствовался, без понятия. Может, реально опечалился (смерти коллеги или неудаче в вызове того коллеги - отдельный вопрос), может, ему просто нравился процесс хождения за гробом.
        Терзали меня и другого толка сомнения: что, если Миха в тот день дозвался-таки до Водяры? И не пожелал делиться со мной тем, что узнал? Скажем, потому что это сказанное как-то вредило самому Михе? Бред на грани с паранойей, но небольшую (мизерную) вероятность такого я допускал.
        Шла за гробом и Маргарита, несла букет полевых цветов. Кто искренне грустил в тот день, так это она. Полагаю, так же она грустила бы о любом из нас. Откуда знаю о цветах? Алия сказала. Еще одна душевная малышка, все принимающая близко к сердцу.
        Марго... Не удивлюсь, если доброй соседкой по парте уродины-русалки действительно была Вербицкая. Совпадения случаются, мне ли не знать? Жить дружно, быть добрыми к ближним и дальним - это ее. Только не притворяться добренькой, красуясь на людях, согласно версии русалки, а действительно быть доброй девушкой с большим сердцем. Маргошка и Алия - те, кто удерживал на плаву мою веру в людей, в их хорошие качества, долгие годы.
        Даже тогда, когда наши пути по жизни разошлись.
        Но это все было позже.
        
        Пока же я ехал в резвой бибикалке, предвкушая очередную головомойку от домашних нечистиков.
        «Би-ип», - то и дело рвал мой уставший мозг сигнал. Водитель считал своим долгом обозначать свое недовольство всем, кто хоть что-то не так сделал на дороге.
        Я помалкивал. Хорошо еще, что этот частник согласился подвезти до дома красочного такого персонажа (меня). Как-то привычно уже на вопрос водителя: «Что случилось?» - скороговоркой ответил: «Вот так неудачно упал». «А в рукаве уже искали бриллианты?» - подмигнул и загоготал мужик, как бы принимая правила игры.
        И хорошо, что в ожидании Смерти я преодолел смущение да пошарился по карманам усопшего. Где и нашелся мой бумажник, с моей родной зарплатой. Иначе кисло пришлось бы: топать от Озерков до Замшина на своих двух, та еще радость. Просить Крылова, чтоб подбросил - ну его. Опять же, ему не до извоза нынче.
        «Доедем - отосплюсь», - пообещал своей болящей голове. Как выяснилось, обещал напрасно.
        О том, что обещанию не суждено сбыться в ближайшее время, меня известил женский голос и звон металла от удара по кафелю.
        - Давай... Давай же! - одновременно с просящими и требовательными нотками в голосе девушка увещевала связку ключей.
        За дальней по коридору дверью, ключ от которой уговаривала девушка, обитали сразу три особи женского пола. Пьющая дама неопределенного возраста, мать семейства и - в комнате по соседству, на правах арендатора - иногородняя скрипачка.
        Расхристанное на полу туловище полулежало-полусидело ко мне задом, к двери передом, но проблемы опознавания передо мной не стояло. Однозначно, домой попасть пыталась Катя - это которая скрипачка. Потому как ноги в чулках в сеточку кому угодно могли принадлежать, а футляр от скрипки, что рядом с туловищем лежал, был точно Катин.
        Я невольно задержался взглядом на ровных ножках. Так-то юбка на Катюше была длинная, без разрезов, но изрядно задралась в процессе трепыханий и уговоров. Видимо, замок не поддавался уже какое-то время.
        «Пьяненькая, перебрала?» - почесал я затылок.
        - Кать, ты в порядке? - спросил вслух. - Помощь нужна? Дай мне ключи, отопру.
        - Ты-ы кто? - обернулась на звук соседка.
        Взгляд расфокусирован, губы подрагивают, пальцы... Пальцы и вовсе ключи выронили.
        Я быстренько подошел, потянулся к связке с брелоком в виде скрипичного ключа. Мои и Катины пальцы соприкоснулись. Я вздохнул, перехватил ключи. И понял, что совсем не чувствую запаха алкоголя. Даже вот так, в непосредственной близости.
        - Кровь? - испуганно отшатнулась скрипачка.
        Еще раз окинул взглядом соседку. В желтоватом свете коридорной лампы Катя была бледна, как полотно.
        - Ты подожди минуточку, я тебе водички принесу, - пообещал девушке.
        Ее ключи плавно перекочевали в мой карман: пусть побудет здесь, за минуту-две ничего с ней не случится.
        Отпер другую дверь. Промчался прямо в обуви в комнату, на ходу сдирая рубашку. Пуговицы весело застучали по полу.
        - Кошар! - позвал шерстистого, впрочем, тот сам уже стоял на тумбе возле вешалки и топорщил усы. - Рысью за мной. Изображаешь домашнего котика, после говоришь мне, что учуял. Все вопросы потом! Мал Тихомирыч, если вы слышите: он выходит со мной, по важному делу.
        Если мой человечий нос не в состоянии унюхать запах спиртного от девушки, что в состоянии «в стельку, в дымину, в хлам», значит, что-то не так. С носом ли, с девушкой ли - вопрос, с ответом на который и должен ответить мой домашний нюхач.
        Когда мы выскочили из квартиры, Катя шарила по полу в поисках ключей и что-то бессвязное бормотала под нос.
        Я присел на корточки, протянул соседке обещанный стакан воды. Взглядом указал овиннику цель для обнюхивания.
        - Котик! - заулыбалась скрипачка, точь-в-точь как пьяная.
        - Ага, котик, - согласился. - Непослушный, выскочил вот. Попей, ладно?
        Сам же вопросительно уставился на шерстистого. Тот махнул хвостом и потрусил к нашей двери.
        - Нагулялся? - сказал сурово, глядя на Катю. - Еще чуть-чуть потерпи, пожалуйста. Я его домой загоню и вернусь.
        И отправился выслушивать вердикт главного по вынюхиванию. На секунду перед глазами встала картинка из деревенских впечатлений, как Кирилл подхватывает на руки Лидию и уносит на руках от неясной и явной одновременно угрозы.
        Мы с Катей не в тех отношениях. Мы вообще не в отношениях, привет-пока не считается. Тащить в квартиру малознакомого человека - это не тоже самое, что котика с помойки приютить. Кхм... Про котика!
        - Что почуял? - стоило двери захлопнуться за моей спиной, спросил у Кошара.
        Чужая-то она мне чужая, но я уже вписался в происходящее. И оно, происходящее это, не нравилось мне с каждой минутой все больше.
        - Цапнули девку, как пить дать, - хлопнул хвостярой шерстистый. - Мертвячиной-вурдалачиной от ней несет. И ты бы с ними, погаными, не водился. А еще...
        Что-то стукнуло и покатилось по полу в кухне.
        - Не в дому, не в дому, не в парадной, - зачастил Мал Тихомирыч еще до того, как выскочил в прихожую. - В парадную Катерина такой уже вошла... Маломощной да малокровной. То не у нас, то где-то...
        - Уходила с вечера она нормально? - перебил парадника.
        Про то, что соседка играет где-то по ночам, я помнил.
        - Не испитой утопала, верно, - подтвердил Мал Тихомирыч. - Токмо горячку не пори, а? Ты, Андрей, в дела вурдалачьи не лез бы, а не то...
        Не дослушал. Выскочил за дверь.
        «О, он не бьет фужеры», - спокойный голос Бартош зазвучал в ушах, как вживую.
        «Фужер должен быть со стучащим моторчиком, клять», - а это уже голос Шпалы.
        И зрелище упыриной лежки перед глазами...
        Сколь малое отделяет «неразбитый фужер» от бездумной, жадной до крови твари? А от трупа?..
        Ярость всклокотала, что лава в недрах вулкана. С рассвета злости во мне накопилось - не вычерпать, и вся эта злость забурлила, требуя выхода.
        А еще я наконец-то понял чуждость кровопийц, бездонную пропасть между ними и теми, в ком течет теплая кровь - пропасть, по которой струится алая река.
        В речах упоминание рациона вурдалаков выглядело странным и неприятным, но далеким, как предрекаемый апокалипсис. Если кто думает, что конец света - это часть модных веяний современности, пусть, например, про Рагнарёк почитает.
        Или, чтобы далеко не ходить, может попробовать к корням приобщится. Вот, кстати, о птичках:
        Которая птица всем птицам мати?
        А Стратим-птица всем птицам мати.
        И живет она на Океане-море,
        И вьет гнездо на белом камене...
        Мне как-то отец про эту женщину-птицу из стародавних славянских сказаний рассказывал, запомнилось. Параллельно рассказу он украшал меня зеленкой по следам славной битвы с пацанами из соседнего двора.
        Вступился за пернатых, называется: эти юные дарования подманивали голубей хлебными крошками, а потом швыряли в птиц камнями. Один на шестерых - такая получилась арифметика. Финал баталии был неочевиден: нас разогнала дворничиха.
        Тогда-то поучительным тоном вместо выговора па завел речь о птицах в славянской мифологии. О ладье с корабельщиками, о буре великой, о птице, что моря колеблет. О немом отроке, что кинулся в воду, принеся себя в жертву, а после вернувшимся в родной острог - статным и звонкоголосым. Краснословом, к которому на выучку ходили все сказители Беломорья. О Крылат-камне, подле которого упокоился парень...
        «Когда Стратим вострепещется во втором часу после полуночи, тогда запоют все петухи по всей земле, осветится в те поры и вся земля».
        Понимай, как знаешь.
        Тогда я не получил нагоняй за драку, из чего извлек вывод, что все сделал правильно. И что братьев наших меньших обижать никак нельзя, пусть и кое-кто из них способен сам за себя постоять.
        Удивительно, как много мыслей и воспоминаний может промелькнуть в краткий промежуток времени между открытием двери и закрытием ее же с другой стороны.
        Катю я обнаружил все там же, на кафельном полу. С глупой улыбкой она поглаживала входную дверь и бормотала: «Откройся... Я пришла... Откройся».
        Скрежетнул зубами. Больше всего мне хотелось устроить для того, кто раззявил рот в сторону моей соседки, петушиные песни с ярким солнечным светом. Если не хватит солнышка, то своим огнем «подсветить» эту мертвячину изнутри и снаружи.
        Загвоздка в том, что для подсветки сначала нужно выяснить личность мертвячины. Как показала практика, следователь из меня не ахти. Правовой же вопрос: обоснована ли «обратка» за укус моей соседки - не волновал меня ни чуточки. Как-то даже мысли об этом в голову не пришло.
        Я дошел до распластанной девушки, обогнул туловище, что тут же потянулось обнимать мою штанину. Вставил длинный ключ с насечками в злосчастный замок. Присел, стряхнул ручки-веточки, тонкие и слабые, со штанов, переложил одну руку себе на плечо. Обхватил за талию и приподнял жертву вурдалачьей жажды.
        Катя была точно манекен, вертите, как хотите, несите, грузите... Я и сгрузил, как добрался до комнаты скрипачки. По пути пришлось перешагнуть подозрительную лужицу на грязном полу, пройти мимо пыльного зеркала, покривиться от кислых запашков с общей кухни, отпереть еще один замок, уже на двери в комнату. И порадоваться, что не столкнулся с прочими жильцами этой густонаселенной квартирки.
        - Катюш, - мягко позвал «манекен», усаженный на узкую кровать так, чтобы спина опиралась о стену. - Ты после работы с кем-то встречалась? Кто-то, может быть, тебя провожал?
        - Не-ет, - расплылась в улыбке девушка. - Не-ет. Я дома!
        «М-да, достучаться до разума будет непросто», - подумал и огляделся.
        Чистенько, но бедненько, кажется, так говорится? Или наоборот? Не суть, было чисто (на контрасте с грязью в прихожей это бросалось в глаза) и бедно. Платяной шкаф, комод, стол с парой стульев видали если не царя-батюшку, то ранний период СССР точно застали. Все вещи убраны (вот у меня вечно что-то где-то валяется), кроме кружки на столе.
        Подошел поближе, заглянул. Пустая, чистая посудина. Подхватил ее и выскочил за дверь. Ключи снова спрятал в карман.
        Снова заскочил к себе, поручил Кошару сделать крепкого и сладкого чаю - в Катиной кружке сделать. Она и привычна, и меньше вопросов, если что.
        - Я в магазин, - призадумался. - И в аптеку, пожалуй.
        Когда к ссадинам и синякам добавлялись порезы (всякое случалось в моем веселом детстве), меня откармливали виноградом и гематогенками.
        - Яблоко зерненое погляди там, - внес свою лепту насупленный Мал Тихомирыч. - Слыхал я, ладно оно для сотворения крови. Рдяное к рдяному, агась.
        - Родия? - непонятно для меня переспросил Кошар. - И плод граната, яблока зерненого, и молнию лилово-рдяную, шаром летящую, так называли в давности. Вслушайся, к Роду звучание, а Род...
        Парадник и овинник оба запрокинули головы вверх, к небу. Или, точнее будет сказать, к потолку, поскольку от неба нас отделяли несколько перекрытий и крыша.
        - Крайне познавательно, спасибо, я пошел, - отсалютовал нечистикам и помчал за покупками.
        Алая пелена за суетой и покупками сошла на нет, и обратно в Катину комнатушку я уже заходил спокойно. Выложил на стол содержимое пакетов, а чашку с чаем всучил придремавшей прямо в сидячем положении девушке. Растолкал ее перед этим, мне от спящей никаких ответов не добиться.
        - Кать, постарайся, это важно, - попросил соседку, придерживая руку с кружкой, чтоб не пролила и не обожглась. - Ты с работы прямо домой поехала? Или где-то останавливалась? С кем-то говорила?
        - Домой, домой, - замотала головой скрипачка. - Дома!
        «В таком виде с ней каши не сваришь», - вздохнул и подсунул под нос девушки ватку с нашатырным спиртом.
        Катя дернулась, чуть не расплескав питье, зато взгляд слегка прояснился.
        - На чем ты добиралась до дома? - продолжил свой мягкий допрос. - Метро, автобус, маршрутка, такси?
        - Машина... - глаза резко расширились. - Денег же нет! Сумочка?
        Я указал ей на черный кошелек на шнурке, перекинутый наискось поверх блузки.
        - Скрипка?! - взвилась Катя.
        Ткнул пальцем в направлении футляра. Его я, разумеется, не бросил на лестничной клетке.
        Девушка обмякла. Затем снова встряхнулась, свободной рукой начала рыться в сумочке, достала три или четыре сотенных купюры (точнее не разглядел), вздохнула с облегчением и убрала деньги обратно.
        - А ты что здесь делаешь? - дошла очередь до наиболее резонного вопроса.
        - Пытаюсь помочь, - ответил предельно честно. - Скажи, на работе не случилось ничего необычного? Тебя кто-нибудь о чем-нибудь просил? Пытался поцеловать или... потрогать?
        Взглядом при этом скользил по ее шее, но следов от клыков не находил.
        - Нет... Кажется, - она замялась. - А почему ты спрашиваешь?
        - Кажется или нет? - с напором переспросил.
        Катя недоуменно пожала плечами.
        - Попробуем с другой стороны, - я начал понимать, что труд Крылова и Рыкова легким никак не назовешь. - Как называется место, где ты играешь?
        Катюша озвучила название, которое я приведу, но искать не советую - вы такого не отыщете на картах города, ни современных, ни устаревших. Мифистика.
        Сам не знаю, почему, но я вдруг резко вспомнил ночной разговор с Джо, когда я ему звонил, чтобы связаться с Хелен.
        «Ночи, АБ! Утром, все утром!» - и вокально-инструментальное сопровождение на фоне голоса Женьки.
        Он еще тогда упомянул «не ту» кондицию супруги.
        «Что, если...» - воображаемые шестеренки в моей голове закрутились, я прямо-таки увидел их обороты.
        Ночная жизнь Лены и Джо - раз. Кровавая диета немертвых - два. Музыка и прочий шум - три. Ночная работа Катюши - четыре.
        Музицировать по ночам можно в фешенебельном ресторане. А можно...
        «В клубе играем», - это как раз Катины слова.
        Следующий вопрос я задал уже не скрипачке, а быстро (не иначе, на удачу) ответившей на вызов вурдалачке.
        - Недоброго утра, Лен. Тебе что-нибудь говорит название «Мифистика»?
        - Конечно, это наш... - жена Джо осеклась. - Стоп. Откуда ТЫ знаешь про клуб?
        Пять. Пятый оборот. Щелчок. Попадание.
        И почему-то голос в голове, озвучивавший для проката Брэда Питта: «Первое правило клуба - не упоминать о Бойцовском клубе».
        - Про тот, что в скором времени красиво полыхнет ярким факелом? - съязвил в ответ. - М-м, я уже вижу эти живописные развалины и дымок над ними.
        - Прекрати ерничать, а тем более - угрожать! - рявкнула в трубку Хелен. - Я спишу это на юношеский задор и дурость и не передам твои слова патриарху.
        Я рассмеялся, чем вызвал удивленный и чуть испуганный взгляд Кати и явственно слышный зубной скрежет жены Джо.
        - Вперед, беги с докладом, - напутствовал клыкастую. - Мчи. Глядишь, за выслугу получишь лишнюю шейку на покус. Или косточку дадут обглодать сахарную.
        - Ты! - похоже, моя собеседница отодвинула от лица аппарат и устроила небольшой погром: грохот, стук и звон битого стекла я четко услыхал. - Так. Кратко и четко, изложи причину, по которой ты на меня взъелся. Еще позавчера мы вполне ладили, откуда такая резкая перемена? И, главное, не забудь сказать, чем тебе неугодно существование нашего клуба.
        Я отправил Катюше ободрительную улыбку. Мол, как кашу заварили, так и расхлебаем.
        - К тебе лично - пока - претензий нет, кроме всех этих пафосных заявлений, - взял я тон поспокойнее, все же ссора до выяснения обстоятельств мне ни к чему. - Бесят. Но это ладно, у всех свои недостатки. А почему клуб ваш я намерен пустить в растопку? Чтобы прекратили пить из горла. Как это там у вас происходит? Один подхватывает девицу, а семья вокруг кружочком стоит и приговаривает: «Пей до дна, пей до дна»?
        - Совсем дурак, да? - прошипела Хелен Курьянова. - Больное воображение разыгралось? Количество пригласительных согласовано с законниками, все приглашенные входят и выходят на своих ногах. Недавно обращенные, они себя не очень контролируют, верно, но нет у них доступа... Стой, я поняла: кто-то, кто тебе дорог, попал в список гостей? И, вероятно, смог тебе об этом рассказать... Хотя нет, не мог: они не вспоминают утром, что было ночью. Я запуталась.
        Упоминание законников здорово меня охладило. И напрягло, признаюсь: если вот так они понимают защиту человечков от обитателей мира Ночи, то стоит запастись дробовиком. В моем случае, чем-то из огневой силы, чтобы посильнее огонька на ладони.
        - Ты ведь любишь музыку, Лен? - спросил нейтральным голосом, как спрашивают о погоде за окном. - А музыкантов? Они вкуснее, чем обычные смертные?
        - Не понимаю, о чем ты, - вздохнула Хелен и продолжила с эдаким придыханием. - Если что, я гуляю по ночам Катькиному садику, там такие гламурные мальчики... Которых, что немаловажно, никто не будет проверять и искать, они же не рассказывают мамочке с папочкой, где и с кем планируют встречаться. Может, среди них кто-то и дружит с музыкой, но...
        - Персонал, Лена, - от голоса вурдалачки по коже побежали мурашки, и это без всякой мистики - не работает на мне внушение кровососов, особенно через мобильную связь. - Музыканты в клубе, в вашей бесовой Мифистике.
        - Персонал Мифистики неприкосновенен, - безапелляционно заявила жена Джо. - Это гостей в любой момент можно набрать с улицы, а дельный работник ценен. Особенно музыканты! Мы не станем терзать уши паршивым бренчанием, важны навыки и толика таланта, чтобы у нас работать. Поэтому... Подожди, с тобой хочет пообщаться муж. Передаю ему...
        - АБ! - перехватил мобильный мой давний знакомец. - Давай-ка встретимся и поболтаем с глазу на глаз. Кое-кто много лишнего наговорил, того, что не следует доверять технике.
        - Через полчаса у «Колокола мира», в парке...
        - Знаю. Буду. Отбой, - отчеканил каждое слово Джо и сбросил вызов.
        Пока говорил, расхаживал туда-сюда по комнатушке. Закончил разговор, повернулся к Катюше. Та сидела, поджав ноги, и дрожала, как испуганный, нахохленный воробушек. Кружка в вытянутой вперед руке накренилась, из нее на пол тек тонкий чайный ручеек. Кошар сделал для пострадавшей каркаде, видимо, по указке парадника: рдяное к рдяному. Потому лужица получилась кроваво-красного цвета.
        - Что происходит? - пришибленным голосом спросила соседка.
        - Ничего, - поспешил успокоить «воробушка». - Уже ничего. Я пойду.
        
        
        Джо оказался пунктуален, хоть секундомер сверяй: он тронул мое плечо спустя тридцать минут и ни секундой ранее. Я глазел на бронзового журавля и стройные березки за ним, да поглядывал на отцовские часы.
        - Пройдемся, - бросил коллега и потопал по дорожке, подальше от двух мамочек с колясками.
        И не холодно им в такой ветродуй чад своих выгуливать?
        - Сразу к делу, АБ, - заговорил кровосос, когда мы отдалились от лишних ушей. - Я так понял, кто-то из твоих близких пострадал в клубе семьи. Этот кто-то из работников, скорее всего - музыкант.
        - А нюх как у соба-аки, а глаз, как у орла![1] - не удержался, напел. - А слух так и вовсе не с кем сравнить, как хорош.
        - Все так, - согласился, якобы не заметив сарказма, Женя. - Больше скажу, я знаю, о ком из музыкантов речь. Екатерина Дунаева, двадцать два года, уроженка Твери, закончила музыкальное училище по специальности скрипка.
        Я крутнулся на пятках, ухватил Джо за ворот куртки.
        - Это ты к ней приложился, с-собака с-с хорошим слухом? - прошипел не хуже иного змея.
        Джо покачал головой.
        - Нет, но я видел, как это произошло, - он вперился в меня холодным требовательным взглядом, стряхнул мою руку. - И настоятельно рекомендую не лезть в это дело.
        Я сощурился. Женька, кажется, разглядел в моих зрачках огни грядущего пожара, и продолжил.
        - Даю слово, что этот вурдалак не уйдет от ответственности. Не сейчас, не от твоей руки, мера наказания за его действия и проступки будет определена патриархом. Вкупе, не по мелочи вроде укуса.
        - Мелочи?! - вскипел я.
        - Девушка жива, не обращена, так что да, это мелочь, - равнодушно, как от мухи назойливой, отмахнулся мой коллега. - Не веришь мне, переспроси у законников. Я же обещаю кару, полномерную, но отложенную.
        - Блюстители закона в курсе, что у вас творится? - переспросил я. - И не препятствуют?
        - У нас своеобразный рацион, - равнодушно ответил Джо. - Как довольно давно сказал один из цепных псов закона: «Если по Неве однажды поплывут вереницей осушенные трупы, следом берега присыпет слоем пепла». Мы блюдем договор, они блюдут порядок.
        Вообще, я неплохо относился к Джо, и, даже когда узнал про эту своеобразность в его рационе, мало что поменялось. Но тут мне нехилого усилия стоило сдержать порыв и не превратить в горстку пепла коллегу и собеседника. Попытаться превратить - едва ли он стоял бы ровно в ожидании сожжения.
        - Почему я должен тебе верить? - остановился, скрестив руки на груди. - Слово я слышал, да. Много общих слов ни о чем, без конкретики. Кто он? Какую роль играет в семье? Зачем тебе наказание для него?
        Женька развел руками.
        - Хотя бы потому поверь, что скрипачка твоя дышит и ходит, - глаза блеснули красным. - И может это делать, потому что я вовремя вмешался. Кстати, не мне решать, но ты бы посоветовал своей девушке сменить место трудовой деятельности. Со своей стороны, обещаю хорошее выходное пособие.
        - Она не моя девушка, - буркнул я. - Совет твой передам при случае, но прислушается ли она, без понятия.
        - Вот даже как, - кровосос прищелкнул языком. - Занятно. Впрочем, не важно. Про виновника: он тот, кто встает на моем пути. В семье, - он выставил ладонь параллельно земле, сравнял ее со своей макушкой, затем опустил до уровня шеи. - Он на ступень выше меня. - ладонь опустилась до плеча. - У меня есть поводы подозревать, что он намерен подняться еще выше. Что это: амбиции или предательство, я как раз выясняю. И чье-либо вмешательство может спутать мне все карты. Так что давай ты не станешь изображать из себя рыцаря на белом коне, блюстителя чести прекрасных дам, и не влезешь всеми копытами на чужое поле, где все перепортишь и вытопчешь.
        - Джо, - зло ответил я на длинную речь кровососа. - Это снова общие слова, только теперь их стало больше. Имя. Факты. Гарантии.
        - АБ, - вернул мне злой взгляд Женька. - Ставки в этой игре куда выше, чем ты себе можешь вообразить. Имя? Ок, назову я его. Егор. Что дальше? Ты помчишь причинять добро? Так он тебя пришлепнет и не почешется, поминай, как звали. Сильный, многоопытный, хитрый вурдалак, вот что тебе стоит о нем знать. Факты... То, во что тебе вовсе не стоит лезть. Но раз уж требуешь, факт: он выпил, сделал упырем, одного перспективного, умного парня, к которому я долго присматривался, планировал обратить. И не его одного, что говорит не о неосторожности при питии.
        - Это на кого мы тогда в подземке наткнулись? - я, в принципе, догадался, но решил уточнить. - Которая от Михайловского замка?
        Джо кивнул.
        - Видишь ли, обычно невозможно определить создателя упыря, - поделился кое-какими нюансами немертвого существования коллега. - Но чрезвычайно сильные, быстрые, сравнимые в реакции с иными вурдалаками упыри - в своем роде визитная карточка Егора.
        Я быстренько прокрутил в памяти скоротечную схватку своих приятелей с теми самыми упырями.
        - Вы ж их одной левой уделали? - усомнился в тактико-технических характеристиках.
        - То днем, - криво усмехнулся Джо. - Ночью... Ночью я бы не повел вас на них. Кроме того, упыри Егора, если их упокоить, рассыпаются прахом, как истинные дети кровавой Луны. От других остается гниющее тело.
        - Почему так? - взыграло во мне любопытство.
        Красноглазый пожал плечами.
        - Василий - это мой аналитик, выдвигал ряд теорий, но без исследований все они недоказуемы. Меня, признаться, никогда такая ерунда не занимала. Куда больше меня заботит, не намерен ли Егор воплотить в жизнь свой давний план о создании такого количества упырей, чтобы в несколько ночей изменить расстановку сил в регионе.
        - А у него был такой план? То есть, он им поделился вслух с другими? - искренне удивился я, как-то не вязалась такая прямолинейность с определением «хитрый». - И эта чудная затея была отвергнута?
        - Это очень давняя... затея, - изогнул рот в усмешке Джо. - Семья тогда была значительно меньше, и отношения в ней были иные. А упыри - они что дикие звери. Почти неуправляемые, ими движут жажда и инстинкты, считай, звериные. Кое-как с ними управляться может только их создатель, и то, это до первой крови. Дикий гон и яркое солнышко для всей семьи - вот к чему бы привела эта затея.
        «А еще это бешеная силища в одних руках», - додумал я недосказанное.
        - Егор Митин, значит, создатель крутых упырей, - сказал вслух. - Где, говоришь, находится ваша Мифистика? Или мне у Кати уточнить?
        Митин Евгений нахмурился.
        - АБ, тебе жить надоело? Так давай я сам тебя прибью, чтоб не мучился. Повторяю, Егор тебе не по зубам, вот ты ему - как раз на один зуб. Ты хотел гарантий? Как тебе мое существование в качестве гарантии?
        Я только хмыкнул в ответ.
        - Не веришь? - вернул «хмык» кровосос. - Не осуждаю. Однако, это так. В итоге, скорее всего, все придет к раскладу: он или я. И выйти на этот итог я должен с картами, какие он не сможет побить. Если хоть что-то сорвется, если Егор узнает о моей роли, все будет кончено. Всякий из нас мстителен и мнителен, а Егор любого в обоих этих качествах переплюнет. И уж он-то найдет способ разделаться со мной, с Хелен, с Базилио, он же Вася, с Трофимом, он мой силовик. Я откровенен, могу Луну призвать в свидетели.
        - А зачем? - из чистого интереса уточнил я. - Не Луну, а чего ради ты со мной откровенничаешь? Чтобы при встрече - конечно же, совершенно случайной! - с этим клыкастиком я не завел светскую беседу и не сдал тебя? Ты меня совсем за идиота не держи.
        Женька ощерился, аж зубы показал.
        - Сложно не держать! - вспылил он. - Он распустит тебя на ленточки раньше, чем ты успеешь спичку зажечь, пойми, баран ты упертый. Поживи с его, уничтожь столько врагов, сколько он под землю отправил, тогда и геройствуй. Вася твою разумность круто переоценил, когда посчитал, что прямота убедит тебя держаться в стороне.
        - Два месяца, - махнул рукой я. - Срок тебе на интриги и прочее.
        Кошар просил не пороть горячку. В августе я укачу в деревню, может, не на весь месяц, но часть его точно в глуши проведу. До августа уже рукой подать. Сентябрь - начало нового учебного года, часть внимания на себя перетянет, да и работу никто не отменял. Это не сессия, но тем не менее, учебу я забрасывать не собираюсь. И уроки с Чеславом важны.
        Мир Ночи живет куда медленнее, чем вечно спешащие обыватели, а я не жалуюсь на память. Пусть Джо напряжет свои... пусть будут извилины, ему полезно. А затем, если красноглазый не уложится, я схожу познакомиться с его родственничком. Там и поглядим, кто, кого и как: он меня на ленточки или я его в лучину.
        - «Безумству храбрых поем мы песню», - как сказала бы Лена, - Джо потряс головой. - Топай спать, герой. Авось, тебе приснится способ победить двухсотлетнего вурдалака. Действительно, иди, у тебя глаза уже слипаются. Завтра же с блохастым в леса покатите, выспаться тебе не помешает.
        - Ты-то откуда знаешь? - опешил я. - Про поездку с Максом?
        - А ты думал, он к тебе первому с семейной проблемой обратился? - фыркнул Джо. - Не обижайся, но ты не самый опытный и умный среди его знакомцев. Наверняка и завтра он еще кого-нибудь подтянет.
        Женька выдал иронический смешок и удалился, оставив меня на парковой дорожке с кучей новой (по большей части бесполезной) информации.
        
        В парадной не горели лампочки.
        «Электричество отрубили?» - удивился, ведь, когда уходил, все было освещено.
        И парадник наш, Мал Тихомирыч, не бездельник, он бы живо порядок навел, если б мог.
        Лифт тоже не работал.
        «Точно света нет», - вздохнул и потопал к лестнице. И к прямой «кишке» в теле дома - мусоропроводу. Ну да, не зря заранее морщился: кто-то снова вышвырнул какую-то тухлятину, и на лестницу просочился «аромат».
        «А почему за окнами темно? День ведь», - пробежал холодок по позвоночнику, когда вместо солнечных лучей из окон на межэтажном лестничном пролете меня встретила непроглядная тьма.
        «Ладно, разберемся. Все свое ношу с собой», - вызвал над ладонью огонек, чтобы видеть, куда иду.
        - Ты меня искал? - спросила темнота низким голосом.
        Я поднял пламя столбом ввысь, молниеносно, без подготовки. Высветил высокую фигуру в строгом пальто (или кителе?) и шляпе. Угол наклона головы и поля шляпы полностью скрывали от меня лицо, но я, кажется, понял, кем может быть говоривший.
        - Егор Митин? - спросил, а сам распалил огонь перед собой до размеров хорошего походного костра.
        - Приятно познакомиться, - вежливо откликнулся «китель».
        А после смазался, перестал быть там, на пол пролета выше места, где я остановился, только тени в пламенной подсветке колыхнулись. И очутился здесь, возле меня.
        Толчок, пульсация, боль, вспышка тьмы. Огонь заливает площадку, но тщетно: тьма, ударив, отступила. Теплое льет по груди, животу и ногам. Черная в игре отсверков и темени, живая - моя кровь.
        - Щенок, - доносится, как через толщу воды.
        Тьма накрывает с головой.
        Стоп. Я же уже поднялся - на работавшем лифте - домой.
        Я - дома.
        Выхватываю ртом воздух, подслеповато щурюсь: яркий солнечный свет после мрака в парадной (сна о мраке в парадной?!) бьет по глазам.
        Мои стены, мой диван. Значит, все-таки сон. Проделки подручного Чеслава, сноходца или как там его?
        Негромкий смешок за спиной.
        - Чеслав сказал, что для развития тебе нужен враг. Враг сильный, достойный. Удачно, что ты нашел для себя такого врага.
        - А шпионские замашки со шляпой - это зачем? - соображается с трудом, поэтому цепляюсь за первый попавшийся «якорь».
        - Ты знаешь, как выглядит твой враг? - ехидно отвечает все тот же голос из-за спины. - И я не знаю.
        Разворачиваю корпус: никого за спиной, стенка, обои в полоску.
        - Удачно и то, что ты задал срок, - доносится слева. - Не придется возиться с тобой слишком долго.
        - Теперь я буду знать, что это твои проделки, - снова верчусь, уже сознавая, что никого не увижу.
        - Уверен? - спрашивают справа.
        Смех, отдаляющийся, будто распадающийся на отдельные отголоски звуков.
        Я же всегда задергиваю шторы, когда ложусь спать после ночной... Черт!
        - Андрей! Андрей! Да проснись же! - заполошный зов Кошара.
        Надеюсь, хоть он-то реален.
        
        [1] «По следам бременских музыкантов» - Я - гениальный сыщик. Музыка - Геннадий Гладков, слова Юрий Энтин, исполняет Муслим Магомаев.
        Часть 3
        Кошар был всамделишный. Шерстистый скакал по мне, тряс усами и хвостом, даже по физиономии лапой заехал в тщетных попытках меня добудиться. Пропахал мне рожу царапками хорошо, я аж залюбовался перед тем, как свести эту метку живым огнем.
        Стыдно ему не было, потому как все действия, по глубочайшему убеждению овинника, были направлены мне во благо. Я и не стыдил его, так, хмыкнул да очередной комплект постельного потянул в стирку, отчищаться от пота на простыни и крови на наволочке.
        Кошар почуял наведенный сон как что-то «иношнее», и всеми силами пытался владыку огневого из «иношнего» вытянуть в «тутошнее». И ходил за мной теперь, как привязанный: я к стиралке, он на нее, я к умывальнику, он на краю ванны, я на балкон, он на перила.
        - Пять за старание, но больше так не делай, - велел разволновавшемуся нечистику. - Когда я вот так сплю, не буди больше.
        - Как можно, как можно? - встопорщил усы Кошар, а после насупился. - Верно, что по велению учителя жуть на тебя навели?
        - Послезавтра встреча назначена с Чеславом, тогда и уточню, - пожал плечами, вдохнул ночного воздуха полную грудь. - Не думаю, что по городу сноходцев больше одного ходит. И он тучеводца назвал. Хм, а вот мы в деревню укатим, там он со своими снами до меня дотянется?
        Кошар поглядел на меня с задумчивостью.
        - Как учить тебя, шалопая рискового, наставнику виднее. А как те снохождения происходят, мне и знать-то неоткуда.
        - Это был риторический вопрос, хвостатый, не парься, - я улыбнулся, перегнулся через балконные перила, выпростал руку в сторону спящего парка.
        И поднял столб пламени - до низа верхнего балкона.
        Уверенно, четко. Как если бы всегда так и жег.
        - Хорошо бы, чтоб дотягивался, - добавил азартно. - Там нас ждет отменный полигон для практики, в городе с этим сложнее.
        Признаться, меня малость смущало, что Чеслав куда больше налегает на теорию и пространные беседы, чем на практику в моем обучении. Слов он лил не меньше, чем туча льет воды в иной ливень. Как человек, который за многие годы безмолвия истосковался по собеседнику, и, наконец, обрел такового. Также я вполне допускаю, что планетнику просто нравилось звучание его голоса.
        Практических же заданий тучеводец мне задал ровно два. О первом я уже упоминал: постепенный нагрев каменюки (или любого другого подходящего предмета) в ладонях, эдакую медитацию по-огневому. Вторым требованием Чеслав меня озадачил, попросил он меня сотворить цветочек аленький, о пламенных лепестках, искристых тычинках и молниевых прожилках, а пестик чтоб сиял истинным пламенем.
        На вежливый вопрос мой: для чего оно ему (и мне заодно), планетник велел сказки читать по вечерам, коли нет своего разумения, то к мудрости тех, кто жил и творил до моего рождения, прислушаться.
        - Сказка ложь, да в ней намек, - буркнул я тогда, вспомнив нашего парадника.
        - Верно, верно, - покивал в такт словам Чеслав. - Коника любой мало-мальски рукастый кузнец подкует, а блохе подковы справить только мастер особый сподобится. Былички да сказочки часто хранят отзвуки глубокой мудрости, пренебрегать ими не следует.
        - Это задание на концентрацию? - я потер лоб, признавая резонность витиеватых аргументов. - И на контроль огня?
        Чеслав хохотнул, и в звуке его смеха послышались громовые раскаты.
        - Выйдет с тебя толк, коли не сгинешь раньше времени. Кто силу обрел, тот стремится к величию, то естественно, то понятно. Только вот ведь в чем шутка: не обуздав, не удержишь. Не отточив инструмент, только грубую поделку им соорудишь. Что до тебя, ученик, то пыхнуть лучиной и выгореть, что может быть бездарнее?
        Задание оказалось с подвохом: если сам бутон сформировать и удерживать у меня получалось, то мелкие детали никак не складывались вместе с огненно-цветочной основой.
        Теперь, в свете ночных событий и отсвета огненного столба, замысел тучеводца стал для меня яснее. Контролю - день, развитию мощи - ночь. Или в какое там время меня сморит с моим особым графиком трудовой деятельности.
        Последнюю мысль, про мощь и контроль, я высказал вслух, для шерстистого.
        - Коли так, я напрасно встопорщился, - отозвался Кошар, не сводя завороженного взгляда с огненного столба. - Но я ж не знал: вот ты лежишь ни жив ни мертв, невыразимо в словах, каков ты был. Даже так: ты и был, и не был.
        - Сон - смерти младший брат, - повторил я одну из излюбленных присказок отца, которыми он отговаривался от ма, чтобы остаться в кабинете с работой, а не в спальню идти.
        Па спал помалу, не более пяти часов в день.
        Я договорил, отпустил огонь и занялся зарядкой, обычной, телесной. На балконе, на воздухе, разминаться самое оно, разве что не побегаешь. Так для бега у меня цельный парк под окнами разбит.
        - Не накликай, - посоветовал Кошар, спрыгнул с перил и, вальяжно помахивая хвостом, удалился.
        
        Следующим утром на Финбане меня встречали Шпала и пара железных коней.
        - Покатим вдвоем? - уточнил я, вспомнив вчерашнюю реплику кровососа, про не самого опытного в ряду знакомцев Макса.
        - Ты да я, да мы с тобой, - указал в мою сторону кулаком, а после ударил себя в грудь Находько. - Так-то я еще льдышку-малышку зазывал, но той сегодня не до нас.
        - Чего это? - удивился: подумалось мне, что случай родственницы оборотня должен был заинтересовать Ташу.
        - Сегодня годовщина смерти ее отца, - без тени привычного шутовства ответил Макс.
        - Не знал.
        - Как и я, - приятель хлопнул по седлу... по сиденью мотоцикла. - Понеслась душа по кочкам. Малышка грит: если что можно увидеть, ты светочем засветишь своим. Будет что-то, чего мы не поймем, два мужика-долбоящера, то ей пересказать, она докумекает.
        - Прямо так и сказала? - хмыкнул я, зная немного манеру Бартош выражать свои мысли, и манера эта была куда суше, сдержаннее.
        - Хрен ты засушенный, АБ, - отмахнулся Находько. - Добавил малеха экспрессии. Так все ж понятно? А раз так, то двигаем коней, пока коня не двинули.
        И мы выдвинулись, свернув болтологию. Что в положительную сторону отличает езду на байке от поездок на четырехколесном транспорте, так это отсутствие лишнего трепа. Тут с тобой говорит один только ветер: шепотом, свистом, а то и воем, и твой механический зверь отвечает рыком мотора. Время от времени «цивилы» своими сигналами встревают в ваш диалог с ветром, но класть вы на них хотели с прибором...
        Чем дольше я об этом думал, тем сильнее мне улыбалась идея обзавестись своим двухколесным товарищем. Да, багаж на нем особо не повозишь, извращения вроде коляски не рассматриваем. Но при желании что-то не шибко габаритное можно и ремнями прикрутить, и вести осторожно, без гонок, если груз ценный. Прав у меня нет, но уж этот вопрос решаемый.
        Зато в плюсах: скорость, маневренность и свобода. Однозначно, надо брать! Финансов подкопить, со Шпалой про «бэ-у» друга о двух колесах погутарить и - брать. Это не адреналиновая блажь, как у Ирки, нашей «рулящей по ямам», а насущная необходимость.
        Серьезно: где вы видели пожарную команду, зависящую от расписания общественного транспорта? А я, по стечению обстоятельств, теперь как раз в качестве такой команды (в одном лице) и рассматриваюсь, случай с теплоходом яркий (пламенный!) тому пример.
        А тренировки? Мелочи малозаметные можно кое-как маскировать, а нечто объемное? Сдается мне, если я решусь залить огнем лестничный пролет в своем подъезде - не по надобности, жизнь спасая, а в качестве закрепления пройденного во сне «материала» - то парадники не испытают радости. А я ценю доброе отношение ко мне Мала Тихомирыча, и на добро привык отвечать добром, не копотью на стенах.
        Для таких масштабных «учений» нужно безлюдное место, вроде выжженной пущи, но поближе. И туда, когда такое место отыщется (я настырный, найду), тоже крайне желательно добираться на своих ногах или колесах. Паранойя? Нет, здравый смысл.
        Или, случись мне вызнать что-то про «шахматистов», и возникни надобность куда-то проследовать срочно и вне маршрутов того самого общественного транспорта? Частники? Таксисты? Недавно уже на такси прокатился, причем в такой славной компании...
        Нет. Огонь не станет зависеть от маршруток и прочего, тому подобного. Огонь получит свои два колеса, да рычащее железное нутро в придачу к колесам. Решено.
        С этим: «Решено», - совпал выезд за черту города, где светофоры и прочие условности мешали разогнаться от души. И мы рванули: Шпала впереди, он указывал мне путь, я следом. Все размышления мигом выдуло встречным ветром, оставив след из довольства от принятого решения и пыльного «кометного хвоста» за байком.
        Ехать нам предстояло ни много ни мало сотню км по Таллинскому шоссе до деревни в области с названием Ильеши. Точнее, по шоссе до другой деревушки, Пружицы, а от нее еще немного по дороге похуже на две полосы.
        На правила дорожного движения и скоростное ограничение Находько положил большой пушистый волчий хвост, его лихачество благополучно передалось мне. Так что домчали мы в Ильеши с ветерком.
        Если сравнить с деревенькой, где дядькин дом стоит, Ильеши были побольше, скорее с соседним селом их впору сравнивать, но при этом общее впечатление от двух деревень разнилось. Вроде и там и тут домики давно сработанные, не новодел. Однако же влияние времени в той деревеньке, где журавли пролетают, не так уж бросалось в глаза, а где бросалось - выглядело органичным. Тут же все мои впечатления вписывались в одно слово: обшарпанное. Таковым тут выглядело все: дома, заборы, церковь, даже люди.
        Макс остановил железного коня у домика с зеленой крышей, я поставил своего «коняшку» рядышком. Приятель хмурился и щерился, похоже, что звериное нутро и недовольство рвались наружу.
        Он дважды бухнул кулаком по столбику возле незапертой калитки, гаркнул: «Гости в дом», - и протопал в сторону дома, не дожидаясь ответа.
        Я повторил за Максом гостевую фразу и шагнул на придомовую территорию.
        Чтобы тут же, без предупреждения, получить толчок в бочину. Я крупный, устойчивый, меня уронить сложнее, чем вырубить, одним словом - Шифоньер. Однако удар был такой силы, что я пошатнулся. Устоял.
        Удержал и пламя, что чуть не взметнулось зарницей по огородику.
        Кулак в ответочку удерживать не стал, но тот прошел по воздуху: цель проскочила, как молния.
        - Свои! - сориентировался Шпала, прикрикнул на нападавшего. - Полкан, свои, не трожь.
        Названный Полканом послушно замер, уставился на меня темно-коричневыми глазами. Умный, полный достоинства и уверенности взгляд был у него.
        - АБ, все в норме, - хмыкнул приятель.
        - Все пучком, хвосты торчком, - я вернул ему ухмылку.
        «Все пучком», - так Находько описывал ситуацию нашей общей знакомой лисички, Ханны. Вспомнилось.
        - Типа да, - Макс оскалился. - Расслабься, Полкан - добрейшей души...
        - Человек, - докончил я фразу.
        А что, я бы не удивился.
        - Не, он собакен, - коллега подмигнул. - Чистокровный алабай, он же овчарка среднеазиатская. Сам дарил, вот такусеньким!
        Находько свел ладони, как бы удерживая между ними сферу размером с баскетбольный мяч. Детский, как на физре в ранние школьные годы бросали в корзину.
        - Вуф, - опроверг сказанное большой белый пес с палевыми ушами, явно несогласный с тем, что он, такой гордый и сильный, имел общее прошлое с чем-то «такусеньким».
        Нашу славную беседу на троих прервало появление нового лица. Из открытого настежь окошка высунулась русая вихрастая голова с требованием:
        - Максим, заходь в дом! Чего возле грядок тереться? Батя велел звать, обед почти готов.
        - Вань, мы ненадолго прикатили, - я слушал Шпалу и не узнавал: ни мата, ни коверканий родного и могучего, даже на Максима откликался. - И по делу. Одно колесо тут, другое уже в развороте...
        - Ой, будто я не знаю ваших дел, - досадливо откликнулся парнишка в окошке. - Только ненадолго не получится.
        - Опять? - скрипнул зубами Находько.
        - Угу, - вздохнул в ответ подросток.
        Я понял, что нам перепадет обед в деревенском стиле, а после него - веселая пешая прогулка по лесу. Потому как из вышесказанного и Полкану было ясно, что речь о Максовой племяшке, которая имеет нездоровую тягу к побегам и песнопениям.
        - Ты-то как упустил, дружище? - Макс потрепал по макушке песеля.
        Пес потянулся. Мол: эти лапы другому делу служат, чужих не пущать, а зубы для того, чтобы чужих тех за мягкие и не очень места надежно хватать. Причуды своих человечков - не песья морока.
        Мы немножко полавировали между грядок и ягодных кустов, прежде, чем оказались у порога. Там нас уже встречал Ваня, тот самый, что перекрикивался со Шпалой из окна.
        - Я ж просил последить за сестрой, чтобы не свалила к нашему приезду, - попенял Макс, переступая порог. - Заранее предупредил, клять.
        - А я что сделаю? - подернул плечами подросток. - Ногу ей сломаю? Нет, так-то можно было, но как-то жалко.
        - Нога - не шея, срастется, - буркнул мой приятель, впрочем, совсем беззлобно, скорее, для острастки. - А нам теперь по лесам шароё... искать эту ёшкину кошку. Так, знакомьтесь: это чучело - Ванька, брательник дурынды, ради которой мы сюды и рванули, как говно по трубам. Этот шкафчик - Андрей, я за него говорил с твоим батей.
        Мы с Ваней обменялись рукопожатиями. Через пару минут процедура знакомства повторилась, только вместо Вани мою руку перехватил Матвей Ильич.
        - Без отчеств, чай, не на боярском собрании, - прогудел крупный и крепкий мужик. - Сами мы простые, деревенские. Проходи, будь гостем.
        Эти двое, Матвей и Иван, похожи были чрезвычайно, если отбросить печать лет и габариты. Но какие Ванины годы, раздастся еще, заматереет.
        Во время обеда (наваристые щи, картошка с курицей и капустные пироги) познакомился я и с другими домочадцами. Круглолицая мать семейства Людмила, Ванин брат-погодка Антон, сестра их Машка - все они говорили за столом о чем угодно, кроме очередного побега Милы, самой младшенькой в семье.
        Кормили сытно и вкусно, говорили тоже вкусно - у Матвея обнаружился талант рассказчика. Так что я работал ложкой и мотал на ус - на ус Макса, у него есть, я видел - историю деревни Ильеши. Мое внимание делилось между пищей телесной и пищей для ума, потому дословно рассказ Матвея я не запомнил, и кое-что перескажу с сокращениями, своими словами.
        История деревеньки, стоит отметить, корнями уходила глубоко, во времена, когда славянские боги еще не предметом обсуждения историков с культурологами являлись, а мощными силами. Им поклонялись, их просили о милостях, их славили, как речами, так и ратными подвигами.
        Конкретно здесь, близ деревни, в десяти-пятнадцати минутах ходьбы, прежде было место поклонения Макоши, той, что покровительствовала ремеслам и рукоделиям, плодородию, матерям и незамужним девушкам. А еще Великая Ткачиха Макошь (или Мокошь) сплетала нити жизни.
        - Камень-чаша, источник, береза священная, - перечислил Матвей древние объекты поклонения. - Вода в источнике была целебная, мои дед и прадед от ревматизма ею омывались, а по женской части - там свои были, хех, нюансы в применении.
        Поклонение, со слов Матвея, продолжилось и в пору христианства, только теперь люди кланялись Параскеве Пятнице, ей несли первину льна в ноябре. А священная береза Макоши, если верить рассказу, явила рубленую на доске икону с ликом Параскевы. Якобы гнал по пятничному вечеру пастух стадо в деревню и заметил на березе девочку. Стал гнать ее, сбивать кнутом, кричать, кидаться камнями, но дерево сомкнуло ветки и защитило девочку. Пастух довел стадо до деревни да озаботился подмогой, а когда вернулся к березе, девочки уж дух простыл, а у корней икона стояла. Позднее на том месте поставили часовню.
        - Как оно на самом деле с иконой получилось, сам не видел, врать не стану, - отговорился Матвей. - Была ли девочка, был ли мальчик-пастух. На старом выпасе давно никого не пасут, он потихоньку зарастает борщевиком. Сами должны понимать: когда слово истинное утеряно, правдой становится самое громкое слово. Была Макошь, стала Параскева. Чаша продолжала наполняться водой даже в засуху, к дереву и часовне ходили с мольбами, вода из источника по-прежнему исцеляла.
        Эта причудливо сплетенная в общую нить вера в Макошь-Параскеву пережила и революцию, почитание никуда не делось с приходом большевиков к власти.
        - Тут же вот какое дело: в родовых муках бабе надо веру иметь, - Матвей улыбнулся жене. - Вера сил придаст, а как чадо родится - благодарность появится. Макошь же и роженицам покровительствовала, а роженицы не перевелись, когда землю русскую крестили, не перевелись, и когда те кресты сносили. Мамка шепнула дочке, дочка своей дочке - и так, пока бабы на селе есть, будет длиться обычай.
        Мы со Шпалой на этом моменте переглянулись и синхронно хмыкнули. Он явно вспомнил тот же момент из саги о Ведьмаке, что и я, с объяснениями Лютика популярности культа богини Мелитэле. Как там было?.. Что-то про обязательность криков при родах. А к визгам про то, что женщина больше никому никогда ни-ни, должны прилагаться призывы какого-нибудь божества. Это я очень приблизительно пересказал, можно, конечно, свериться с первоисточником, чтобы дать точную цитату, но это лишние телодвижения. Суть-то я передал: логика Матвея и логика Лютика в ключе веры и деторождения подозрительно совпадали.
        - Кому-то в верхах такая вера стала, как кость в горле, - продолжал отец семейства, проигнорировав хмыканья гостей. - Ну, или какие еще там имелись соображения, чего не знаю, того не знаю. Часовню взорвали. Источник засыпали, прошлись трактором.
        Тут рассказчик посмурнел, взял паузу. Отломил большой кус от пирога, хлебнул чаю (с душицей и мятой, так нам эту вкуснятину описала Людмила). Мы с пониманием не встревали, сами работали челюстями.
        - Сам я тогда мелкий был, под стол пешком ходил, - мужик стукнул костяшками пальцев по скатерти, покрывающей обеденный стол. - Но даже я помню, что никто не хотел браться за исполнение. Рьяный тракторист и парторг, да еще сам председатель колхоза, которому наказ сверху пришел, вот все, кто в том деле участвовал. И все трое за полгода после отошли, причем каждый из них - нехорошей смертью.
        Матвей снова прервался, долил себе чайку. Покачал головой, продолжил.
        - Тракторист повесился. До петли он говорил, что каждую-де ночь во сне видит длиннорукую девочку, и та ему ниточку вокруг шеи обвивает. Другой утонул, да чуть ли не в луже, какую воробей перебежит, пузо не замочит. А третьего убило молнией. Вам, городским, не прочувствовать, это в малом поселении на полста-сто дворов, когда средь бела дня молния бьет в человека, всякого пронимает.
        Надо будет у Чеслава спросить, не его ли проделки?
        - Худо стало потом. Люди стали уезжать, не сказать - сбегать, - Матвей почему-то уставился на свои руки. - Деревня почти обезлюдела, только в дачный период оживает. Мы, вот, последний год здесь станем зимовать. Тоже в город переберемся. Детям для учебы оно лучше, только хозяйство оставлять жалко, конечно.
        - Может, и на лето не будем приезжать, - понуро добавил Ваня. - И все из-за Милки.
        - Ну-ка цыц! - цокнул языком Матвей. - Тебе в институт поступать, не ей. А она...
        Мужик махнул рукой. Людмила молча поднялась и вышла из-за стола.
        - Как Полкан будет в городе, а? - не унимался старший сын. - Он же не городской пес...
        - Выгуливать будете почаще, по очереди, - отрезал Матвей. - Доел? Так помоги матери. Тошка, Машка, туда же.
        Когда за младшими закрылась дверь, хозяин дома вгляделся пытливо, сначала в меня, затем в Шпалу, будто видя впервые. Словно взвешивая, стоит ли ждать от нас помощи, или же мы два заезжих пустобреха, ни на что не способных, кроме как щи хлебать. Удивительно: никогда не считал себя чтецом душевных порывов, но тут буквально на лице и в глазах все мысли были прописаны.
        - Старшим я имена давал, - наконец заговорил - куда глуше прежнего - Матвей. - Простые и понятные: Ванька, Антошка и Машка, без всяких там загогулин. А четвертую, младшенькую, Людка вытребовала, чтобы Милой назвали. Прям в слезы ударилась, Мила она - и все тут. Я ж не тиран какой, уперлось жене это имечко, пусть ей.
        - Мила - Людмила, - покатал я на языке созвучие имен.
        - Хочешь сказать, никакого подвоха? - Матвей покивал мне, но в кивках не было согласия. - Я тоже так считал, цельных четырнадцать лет. А в эту весну, как начала она ноги из дому делать, призадумался. Мила - кому, чему она Мила? Кто мне дочку баламутит, в омут беспамятства швыряет? Пока ее побеги обходятся без беды, но с каждым разом меньше деревенских выкраивают время на поиски. В прошлый раз ходили вчетвером: я, сыновья, Полкан. Это лес, там зверье, змеи, коряги...
        - Сегодня мы вдвоем Милку поищем, - обратился к главе семьи Макс с уверенностью в голосе. - И найдем, обещаю.
        - Не уверен, что смогу дать ответы, - предельно откровенно сказал я. - Но сделаю все, что от меня зависит.
        Матвей порывисто кивнул.
        
        До опушки нас вызвался проводить Ванька, он и пса с умнющими глазами прихватил. Я так понял, парнишка вовсе и не к краю леса намылился сходить, а всю дорогу с нами вместе проделать. Это в наши планы не входило.
        - Это что, от часовни? Или тут заодно еще гору взорвали? - удивился я обилию камней вдоль нахоженной тропы, ведущей вглубь леса.
        Каменюк и камушков всех форм и размеров было столько, что впору собирать сад камней. Затянутые зеленым мхом, булыжники и глыбы, они выступали, как бы произрастали из земли.
        - А это, батя говорил, - с энтузиазмом откликнулся Ваня и запрыгнул с разбегу на один из мшистых валунов. - Как святилище порушили, с округи навезли валунов, чтобы среди них не можно было найти тот, который стоял над источником.
        - Ты сам в это веришь? - сверкнуло лукавство в глазах Макса. - В богов старых, в целебные источники?
        - Мила, случаем, не на месте бывшей часовни обычно находится? - прежде, чем парнишка ответил Шпале, нагрузил я его новым вопросом.
        А что, не такая и редкость, когда самый очевидный ответ и есть верный. Если так, нам бы удалось здорово сократить поиски.
        - Милку когда где находили, по-разному, - ответил сначала мне Ваня. - А в бесовщину и в боженек пусть батя верит. Как по мне, шизанулась Милка, и все тут. А мы с ней носимся, как с писаной торбой.
        - Услышано, - Макс негромко присвистнул. - Дальше мы вдвоем. Дружище, проводи гражданина.
        Это он к Полкану обратился, если что.
        - Не, я... - парень не договорил.
        Его нога скользнула по мху, подогнулась, а руки взметнулись в попытке ухватиться за воздух.
        Рванулся с места к младшему хозяину пес белой молнией.
        Что-то треснуло, что-то хрустнуло.
        - У-и-и, - на высокой ноте простонал Ваня, с превеликим удивлением щупая вывернутую конечность. - Кажись, сломал.
        Шпала шустро очутился возле родственника жены, тронул пострадавшую ногу, затем потянул, толкнул... Щелчок!
        - О! - только и успел обозначить свое удивление парнишка.
        - Перелома нет, вводная та же: до дому с Полканом и с песней, - легкомысленно махнул рукой Находько. - Чего сидим, кого ждем? Святого Пенделя, епть?
        - А... - Ваня хлопал глазами. - Что я своим скажу?
        - Как что? Шел, шел, упал, очнулся - штаны порваны.
        Не церемонясь, Макс поднял на ноги племянничка, развернул лицом к деревне и придал ускорения толчком. Умный пес потрусил рядом с ошеломленным подростком.
        - Едрить-коптить, наконец-то, - приятель аж рыкнул вполне по-звериному в конце фразы. - Язык как помело. АБ, Ивана-дурака не слушай, а все, что говорит Матвей, дели на два.
        - По причине? - уточнил я на ходу, углубляясь в лес.
        - Когда тут вроде как делали бдыщь, Матвею было года два, два с половиной, - ответил приятель. - Что он может помнить? Эт раз. Два-с: дед его - из семьи купцов. Они по-своему слышат мир, через звон монет. Стало реже падать в кошелек? Худо. Жопу ассигнациями не подтереть? Совсем хренота.
        Логика в его словах имелась. На что в нашем доме не затрагивали политику, равно, как и не смотрели новости, и почти не читали газет, но даже в такой среде я понимал простую вещь: перемены - это не всегда для всех благо. Если хорошо тебе, не обязательно хорошо и другим. Или плохо тоже всем.
        - Тут раньше денег крутилось: стриги не хочу, - продолжил Шпала. - Человечков на ход с иконой прикатывала уйма, со всех окрестных сел. А что за зверь - паломник? Это легко убеждаемый и падкий до чудес барашек. Поесть с дороги? Извольте, епть. Ноги стерлись? Целебные травы, аж с самого пола часовни душица, сами корячились, собирали, сушили. Хворь замучала, падучая? Кусочек корешка самой святой березы, готов завернуть. Крестик в водичке целебной вымочен, и водичка чудотворная - этими вот руками набирал.
        - А потом вдруг перекрылся денежный поток, так? - я понимающе усмехнулся.
        - В тыблочко, АБ! - вернул усмешку Шпала. - А еще я не первый год знаю Матвея. Он верой не блистал раньше гребаным брюликом в куче навоза. Не. Вот как Милку накрыло, так его начало бросать во все стороны. Зырь: про Макошь ему кто сболтнул, дед ревматоидный? Ага, щаз. Это он наверняка к бабкам местным, шептуньям, ходил. Там накрутили, навертели, почва-то благодатная, и семья не из голодранцев. Бабке тоже кушать хотца.
        - Сегодня на одного верующего может стать больше, - я фыркнул, вспомнив красочное падение Вани. - Ты его и спровоцировал. Сказка: Иванушка-дурачок и коварный злой волчок. Вообще, тебя послушать, и все совсем не так было, как нам только что нарассказывали. Ты же вроде не из этих мест родом?
        Макс аккуратно обогнул здоровую паутину. Чем глубже в лес мы заходили, тем больше попадалось этих ловушек для насекомышей.
        - В отличие, епть, от Иванушки-дурачка, у волчка на плечах есть башка, - сказал он. - И волчок не привык жить по чужой указке. Матвей неплохой мужик, и за дочь боится, но судит однобоко с чужого напева.
        - Ты часовню видишь? - теперь полотно паутины пришлось огибать уже мне. - А я нет. И не пора ли нам лесного хозяина одарить, башковитый волчок?
        Нам с собой хозяйка завернула поесть, а пока она это делала, Находько как бы невзначай вытряс цельную буханку хлеба домашнего приготовления. И пару пирогов.
        - Дары сюда клади, - предложил мне дедуля, которого еще секунду назад на пне не было, больше того, не было там и самого пня. - Хороший пень, опята родит.
        Был он - дедуля, не пень - сказочно броваст, как две густые еловые ветки вместо бровей по лбу пролегли.
        Дедок спрыгнул с пня, уставился на меня снизу-вверх.
        - Воля твоя, лесной хозяин, - я выложил на пень выпечку, прибавил к ним положенные слова.
        - Интересные у меня нынче гости, - нехитрые дары исчезли в котомке за спиной лесовика. - С пониманием. С чем, говорите, в лес мой пожаловали?
        - Да вот, привел приятеля, спросить у трухлявого пня на трухлявом пне, как оно взаправду было со святилищем, - шагнул вперед Шпала. - А если нам ответ не особо понравится, тут мы и проверим, хорошо ли пни горят.
        «Хор-рош, едрит Мадрид!» - восхитился я наглости приятеля и одновременно прикинул, сколько кило шашлыка из волчатины из того приятеля получится. С чего бы вдруг? А нехрен рубить на корню мои задумки. Я рассчитывал на помощь лесного хозяина в поисках беглянки.
        - Шутки шутишь?! - приосанился и вроде как даже увеличился в размере дед. - Что, внуче Велеса, жать стала головушка, укоротить на нее?
        Находько обхватил ладонями голову. Глаза навыкате, язык высунут - режим шута включен.
        - Как еще растормошить тебя, Хмур, если не доброй подначкой? - с укоризной обратился к лесовику Макс.
        - Тьфу ты, - поморщился дед. - Потешник из тебя, что ворона в павлиньих перьях. Что ты услыхать-то хотел? Знаешь же, я столпотворений не люблю, и зверушек отвожу завсегда, да сам вглубь леса ухожу.
        Очевидный и упущенный сходу момент: эти двое явно знакомы. Лесной хозяин не назывался, но Шпала обратился к нему по имени. Может, в этих краях коллега и устраивает свой «бег в ночи»?
        - Что знаешь, то и расскажи, - уже нормальным тоном обратился Макс, ткнул пальцем в мое плечо. - Ему с полчаса назад навешали, как трое местных порушили часовню, родник и камень. И все втроем потом хреново откинулись.
        - Трое? - заиграл бровями лесовик. - Местных, может, и трое было, не считал, там чужаков кроме них понаехало. Что с кем сталось, это не ко мне, еще бы какой мороки скумекать, как за людишками следить. Был шум, был люд - это было. Про камень не знаю.
        - А источник? - полюбопытствовал я.
        Целебная вода, полезный ведь актив, я бы лично не стал разбазаривать.
        Хмур сделал кустистые брови домиком.
        - Так там все близенько держалось. Земельку растревожили, родничок и ушел.
        - Куда ушел? - зацепился я за слово.
        Не «пропал» или «иссяк», именно «ушел».
        Лесной хозяин заозирался, словно в поисках.
        - Как знать? - поджал он губы и ладони кверху поднял. - Вы в мой лес для того и пришли, чтоб поспрашивать?
        - Нам бы еще девку отыскать певучую, - как о сущем пустяке высказал Шпала нашу основную цель визита. - Могу и сам обернуться, порыскать, но луна не полна, а я блюду договор. Девка с весны в твой лес повадилась бегать, должен был запомнить ее, Хмур.
        - Должен? - снова посмурнел лесовик. - Кому лес должен, тот под травяным одеяльцем, под мхом да черничником косточками лежит.
        - Вот всегда с ним так, - выпятил нижнюю губу Макс, снова паясничая. - Хоть ты ему скажи, АБ.
        - Добрый полицейский, злой полицейский? - хмыкнул я. - Лес палить не буду, не проси. И слово дал, и зверушек жалко.
        - Уболтали, черти, - картинно вздохнул Находько.
        Он порылся во внутренних карманах косухи, извлек оттуда два мятых кулька.
        - Белкам за труд, - на пень посыпались орехи. - Эй, чего ты снова хмур, Хмур? Поможешь нам, и мы быстрее уберемся из твоего леса.
        - За-ради последнего, - буркнул Хмур. - Ждите здесь.
        Лесовик подошел к густой елке, обогнул ее и... исчез. Вскоре вокруг пня замелькали рыжие хвосты: грызуны брали плату по орешку и спешили наверх по древесным стволам.
        - Поисковые белки спешат на помощь? - не удержался от мультяшного сравнения я. - Забавно.
        - Нет лучше помощника, чем крот, если надо под землей что-то найти, а на поверхности вот эти хвостики отменно шустрят, - ответил Шпала.
        Он оказался прав по поводу шустрых хвостиков: спустя полчаса ожидания к нам снова вышел Хмур. Лесовик открыл нам тропу, а та, в свою очередь, вывела к поляне.
        Округлая, обрамленная темными елями и остролистыми деревцами с алыми ягодами, поляна зеленела мягкой травой. Поляну пересекал узкой лентой ручеек, через который босыми пятками перепрыгивала девушка.
        Она пела: постоит в траве, пропоет строку или куплет, затем птичкой перепорхнет через ручей, и заводит новый куплетик.
        «Поле широкое покрой цветом синим к лету, а алым к осени...»
        Глаза у певуньи синие, как васильки, а волос рыж, как костер.
        Перескок.
        «Дай-дай, гуси-лебеди над крыльцом кружиться. Дай-дай, белым пухом стелют двор...»
        Кожа у Милы белая, без веснушек, свойственных рыжим.
        Прыжок.
        Не знаю, заметила ли она наше присутствие, но в какой-то момент юная певунья замерла, как бы прислушиваясь к шорохам леса, а после подбежала к деревцу (или кусту-переростку), сорвала с него пару ягодок, растерла сок по щекам. Сразу же разрумянилась, обагрила белую кожу.
        - Волчеягодник, - процедил сквозь плотно сжатые зубы Находько. - Жги светоч, гляди на Милку, не просто так пялься.
        Я зажег. Мила вернулась к ручью, изменила напев.
        «Во всем доме сидела солнцева дева. Не терем златой искала дева; не богатырь могуч из Новгорода подлетал, подлетал огненный змей...»
        Перескок.
        Взгляд - невидящий - на (сквозь) меня.
        Истинный огонь над ладонью колышется, словно смеется: Мила «на просвет» точно такая же, как и в обычном зрении.
        «А броня не медяна, не злата, а ширинки на нем не жемчужены; а шлем на нем не из красного уклада, а калена стрела не из дедовского ларца...»
        Прыжок.
        Всматриваюсь, таращусь во все глаза, силюсь выцепить несоответствие. Хоть какую-то, хоть мизерную разницу.
        «Полкан, Полкан! Разбей ты огненного змея, ты соблюди девичью красу солнцевой девы...»
        На обращении к псу - возможно, не тому, с каким я знаком, но с той же кличкой - моя рука дрогнула. Потому я и заметил расхождение.
        Мила, не допев про змея и деву, снова замерла, обратилась в слух. Повернулась лицом к Максу.
        «А на полой поляне светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол...»
        Перескок.
        Макс сереет лицом, черты заостряются, и мне кажется, что он вот-вот превратится в зверя.
        «Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый; а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит...»
        Прыжок.
        Находько держится в облике человечьем, а я вслушиваюсь, запоминаю слова - их потом очень неплохо бы дословно пересказать Бартош.
        И продолжаю глядеть на певунью: на нее и вокруг нее.
        «Месяц, месяц - золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гады, чтобы они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли[1]...»
        - Никто в семье Матвея не знает, что я оборачиваюсь, - клацнул зубами Макс. - Что видишь, АБ? Что она такое?!
        - Ты про поляну иль про девицу, Велесов внуче? - прежде, чем я успел высказаться, встрял лесовик. - Земелька - что, девица - кто. Грядет девица блажити землицу, в том права. Отойдем на время, пусть ей.
        Хмур как привел нас к певунье, так и пропал, а тут снова вдруг нарисовался вместе с родящим опята пеньком.
        - Кто. Она. Такая? - раздельно, с глубокими, как овраги, паузами спросил Макс, когда мы отошли за границу вековых елей.
        Лесной хозяин принялся изучать грибочек, всем видом показывая: он не при делах.
        - Есть предположение, - сказал я, сопоставляя увиденное с ранее услышанным, и сопоставляться они не желали. - Но оно противоречит тому, что Милу прежде находили в разных местах.
        - Поясни? - тяжело обронил Шпала.
        - Хмур, родничок ушел - сюда? - обратился я к лесовику. - Его вода ручьем бежит через поляну?
        Лесовик выпучил глаза, кивнул.
        - Догадливый, - расщедрился он на похвалу, а после и на разъяснение. - Есть показное, явное, всем видимое. Есть сокрытое, истинное, куда пути всякому-якому закрыты. Вода вернулась, здесь теперь.
        Когда пламя истинное дрогнуло, Мила не изменилась. Изменилось ее окружение. Мне сложно описать словами то, что я видел, потому как было оно - изменение - чуть заметное. Но я постараюсь, иначе для чего бы я все прочее расписывал?
        Земля под низеньким травяным ковром словно дышала: из-под ног певуньи шел пар, заметный только в истинном зрении. Этот пар поднимался, вихрился вокруг девушки, складывался на доли секунды в плывучие фигуры и пропадал, растворялся в прозрачности, как ничего и не было. Я не успевал рассмотреть, уловить очертания, потому как прямым взглядом происходящее было не выхватить, даже сквозь огонь, только боковое зрение воспринимало эти воздушные сдвиги.
        Необычно. Непонятно. Отчасти схоже с дыханием на морозе, только день стоял июльский, не было стужи, и дышала как будто сама земля.
        - Раз в этом я прав, то у меня для тебя три новости, Шпала, - хмыкнул я, отгоняя видения. - Две хорошие и одна плохая. Начну с хороших. Первая: мы теперь знаем, где течет целебная водичка.
        Находько отчетливо зарычал. Понимаю: судьба источника его меньше всего на данный момент волновала. А нечего было с лешим треп про эти дела давно минувших дней разводить, тогда и я бы не стал дразнить хвостатого приятеля.
        - Вторая хорошая новость, - позёвывая, продолжил. - Мила скорее всего человек. Ничего эдакого в ней не видно.
        - Плохая какая?! - выдавил злющий коллега.
        - Плохая: я без понятия, что происходит.
        Макс глухо выругался. Если приблизительно перевести его высказывания на язык нормальных людей, то он в трех десятках слов поинтересовался, что же здесь происходит, и почему такой хороший я еще не ударился о ближайший дубок головою вперед со смертельным исходом.
        - Я бы сказал, что причина странного поведения Милы - в свойствах поляны, - не стал я доводить оборотня до психоза. - Если бы она сюда каждый раз бегала. Нестыковка в том, что находили ее в разных местах. Других местах, не здесь, верно, Хмур?
        Лесовик то ли крякнул, то ли фыркнул.
        - Прежде-то девица ходила-бродила, но теперь, коль нашла сокровенное место, сюда всякий раз прибегать станет, - он потряс головой, поводил бровями. - Лес же и тропки путал, и ветви да корни сплетал, и паутинами завешивал, а она все одно дошла. Не отвадить, коль так. А вас привел - вы хоть и чужие, но Луна светит, языками лишку молоть не начнете. Так ведь?
        Он грозно глянул на нас с Максом.
        - Что это за место, Хмур? - вместо обещания не болтать требовательно спросил я. - Не похоже, что обрядное. Но совершенно точно могу сказать - это не простой пятачок травы между деревьями.
        Пока мы топали по тропке, я припоминал, где раньше слышал название деревни - а я его точно слышал когда-то. Сначала подумал, что что-то похожее, мало ли сходных по звучанию топонимов на территории области?
        А потом вспомнил, как Мстислав Юрьвич не без иронии про результаты летней практики своих «студентиков» рассказывал отцу. «Девки трижды ходом ходили вокруг часовни в Ильешах, а затем ложились под проносимый образ, прося святую послать им жениха, что далеко от православных представлений», - зачитывал профессор Пивоварский и посмеивался.
        Затем они с па курили кальян, и дядя Мстислав упоминал своего дальнего родственника (настолько дальнего, что их куда больше сближал интерес к филологии, чем кровное родство), который готовил целую монографию, посвященную исследованиям в области народного православия, и потому въедливо собирал материалы. И ему отчасти пригодились заметки и отчеты «студентиков» Мстислава Юрьевича.
        Тогда они и обряды дохристианские в беседе затрагивали, и капища с идолами. Я это как услышал краем уха, так сразу и забыл, а тут всколыхнулось в памяти.
        - Не отстанешь? - почесал затылок лесовик.
        Я махнул головой.
        - Не отстанет, - добавил и Макс.
        Хмур поерзал на пне, нахмурился (хотя куда уж больше).
        - То мне прежний хранитель леса пересказывал, а ему - тот, что был до него, - принялся за сказ лесовик. - Так что я и сам не понимаю всего, например, что за нужда ввела в лес ночной молодую ткачиху. Заблудилась? Искала травы, ягоду? Не знаю, но заночевать ей выпало на той самой поляне.
        - Где Милка скачет? - перебил нетерпеливый оборотень.
        За что удостоился гневного взгляда. Хмур еще и пальцем потряс, чтобы слушатель не встревал не по делу.
        - Там. Женщина была из простых, несведущих, ее мучали голод и жажда, и в темноте она нарвала ягод с кустика. Да наелась, а то волчье лыко оказалось. Что я про волчье лыко прежде говорил?
        - Что яд? - буркнул Шпала. - Не щенок, в курсе. Или ты о названии? Типа: собрались звери на совет, как что в лесу обозвать, а волк опоздал, без него все назвали. Со злости ободрал ближайший куст, и совет, чтобы серый не взбесился, в его честь назвал волчеягодник? Детские байки, Хмур...
        Макс нервничал, бесился - он тоже, как и я, ненавидит бессилие, невозможность повлиять на ситуацию. Леший же, как ни в чем не бывало, продолжил рассказ о ткачихе.
        - Как женщину скрутило, поняла она ошибку, закручинилась. Но не о том, что молодухой помрет, а про то, что труд свой ткаческий, работу большую и важную не сможет закончить в срок. Бабий вой взмыл над маковками еловыми, и был услышан. В руки ткачихе упал клубочек нитяной, упал, да дальше по поляне покатился. Где ниточка пролегла, там ручеек потек с целебной водичкой. Молодуха зачерпнула водицы ладонями, напилась, и смогла пережить ночь. А по утру ушла на своих ногах из лесу, только махонький обрывок ниточки прицепился к ней, и упал оземь на опушке. Там потом малый родничок забил, а людишкам и то за чудо.
        - Это все? - когда Хмур закончил водить бровями и говорить, спросил я. - Что с поляной дальше было?
        Сказ объяснил ручей и необычность места, но не дал толкования песням Милы, ускользающим образам в «дыхании земли», не подсказал разгадки, с чего сюда тянет современную девушку.
        - То не ваше дело, - отрезал лесной хозяин непререкаемым тоном. - Вы - мужики. Там дела бабьи. Все сказал!
        
        Милу Макс дотащил на закорках. Закинул за спину, сложил под мягким местом руки замком и так нес до самого дома Матвея с семейством. Певунья в это время сладко спала.
        Он же и объяснялся с семьей. Коротко, резко, без деталей. Шли, нашли, вернули. Как быть с девкой дальше, будем совещаться, ждите. Родителей такой ответ, ясное дело, не удовлетворил, но от отъезда нас их недовольство не остановило. Погода стремительно портилась, облака собирались складками, предвещая ливень, а нам еще обратный путь в сто километров по трассе предстоял.
        О завтрашней встрече за час до смены с привлечением к обсуждению Таши условились, еще пока шли по лесу. Они, может, и раньше начнут беседу, это уж как Макс с Бартош договорятся, а я подойду после урока с Чеславом.
        Тогда же, на лесной тропке, я поднял вопрос с правами для езды на своем, не одолженном байке. Шпала обрадовал, пообещав решить дело со скоростью пули. А на следующий вопрос, о байке с прокатом, чтобы вышел по финансам бюджетно и не развалился при первом же выезде, и вовсе меня огорошил.
        - Ключи в кармане, АБ, товарищ теперь твой.
        - Что почем? - я не приучен быть должным.
        - Не зуди, - фыркнул коллега. - Уговор был: скататься и глянуть, а не шастать по ямам и корягам. Ты охеренно помог, так что давай без этого?
        Вот так внезапно я стал владельцем старенького, видавшего дороги и виды, «Ижа».
        В город вернуться мы оба спешили: мокнуть на шоссе на двухколесном друге желания не имелось. Спешили, но в игре наперегонки со стихией победа была не за нами. Небо сперва поседело за серостью туч, затем набухло свинцом и полоснуло по дороге обильными струями.
        Дождем нас накрыло на полдороге. Хлестким, спаянным с ветрюгой, что делало дождь - косохлёстом. Видимость тут же просела, как и сцепление с дорогой. Ориентир - смазанный свет заднего фонаря байка Шпалы. Вдогонку - отблеск мигалок и сирена «гайцов». С чего вдруг, когда прицепились - бес их знает, не до разбора.
        Стук воды по шлему, гул мотора, звук рассекаемых лужиц, свист встречных транспортных, сирена, плеск и натужное жужжание - все смешалось, породило не какофонию, а почти музыку.
        ...Дым от кальяна над зеленой настольной лампой, как влага в свете фонарей. Граммофон: он старый, но в прекрасном состоянии. Пластинка, густой мужской голос под аккомпанемент духового инструмента и, кажется, гуслей.
        Буря море раздымает, ветром волны подымает.
        Сверху небо потемнело, кругом море почернело[1].
        Мы не на палубе судна, а ливень не буря, но звуки дороги идеально ложатся на любимую отцом морскую песню.
        Асфальт мокнет, чернится, глухие тучи над полосой дороги и верхушками сосен отрезают нас, мчащих, от дневного света.
        Шпала не притормаживает, набирает скорость. «В любой непонятной ситуации - газуй!» Стражи дорог за спинами, получается, входят в список таких ситуаций.
        Машину на встречке ведет, заносит, чуть не выбрасывает в наш крайний левый. Свист и скрежет, мелькание огней... Огни несет на меня.
        Разминулись, пронеслись мимо.
        В полдни будто в полуночи, ослепило мраком очи:
        Одна молнья-свет мелькает, туча с громом наступает.
        Ветер крепчает, треплет деревья вдоль трассы. С гулким шорохом в шлем впечатывается отломанная ветка с длинными иглами. Нечем смахнуть: руки заняты. Смоет косыми струями, сдует тем же ветром, что и принесло.
        Байк Макса вихляет, обгоняя легковушку, я повторяю маневр. Настырные мигалки продолжают висеть на хвосте.
        Дождь продолжает хлестать, пузырятся, пенятся лужи.
        Грохочет встречный длинномер. Поджимает справа грузовичок: он широк и неуклюж в сравнении с маневренными мотоциклами.
        Гудит, сигналит длинномер. Скрежет. Протиснулись!
        Волны с шумом бьют тревогу, нельзя смечать и в дорогу, -
        Вдруг настала перемена, везде в море кипит пена.
        Фура, тяжелая, неповоротливая дура движется с брызгами. Мокрое - все, даже стельки в ботинках. Под шлемом тоже мокро, по лбу градом стекает пот.
        Гребаная сирена никак не отвяжется. Легковушки мельтешат огнями. С длинным тормозным следом, с натуральной волной, уносит к обочине «пазик».
        «Волна» захлестывает колею передо мной, прокатывается по ногам и колесам. Наклоняю своего «коня», прохожу, не теряя скорости.
        Одна пройтить не успеет, а другая свирипеет,
        Друшка друшку рядом гонят, с боку на бок корабль клонят.
        Безумствует ветрюга, клонит могучие сосны, как камыши. Хруста ломаемой древесины я не слышу - угадываю его, когда ствол высоченной сосны кренится, заваливается прямо на моем пути.
        Газуй!
        Я выжимаю по полной, влетаю под ветки. Огонь во мне бьется в экстазе, ликует, вырывается ввысь своевольно, поджигая хвою ярким, но недолгим пламенем - скоро его собьет дождем. Сейчас же сосна пылает в зеркалах, она прекрасна, куда там новогодним елочным гирляндам и прочей искусственной мишуре.
        Погоня окончена, «гайцов» отрезало от нас упавшим деревом, и мы беспрепятственно проносимся сквозь дождь, в свете молний и фар, до самого Питера.
        Мы разъехались на Финляндском, как и всегда. На прощание сняли шлемаки, ударили кулаками друг дружке в плечо.
        - Огонь! - не иначе, при этом восклицании у меня горели глаза.
        - Огнище! - согласно скалится во все тридцать два коллега.
        Я в спокойном уже режиме докатил до дома. Дождь ослаб, а к прибытию и вовсе закончился, оставил только лужи и радужные разводы на дорогах.
        Как никогда прежде, сегодня я был близок к попаданию в статистику по ДТП. И именно поэтому задумался: насколько случайным было то дорожно-транспортное, в котором погибла коллега отца?
        Может, отсчет смертей следует вести вовсе не от колдуна в гараже? Тот был до Мстислава Юрьевича... А если добавить в список ту даму с кафедры? И... пойти дальше.
        Что, если смерть отца - не случайность?
        
        Ощущение взгляда, вот что выбило меня из размышлений. Я оставил железного друга на обочине, перешел через дорогу. Пока шагал, обшарил взглядом окрестности.
        Есть: парень лет двадцати, может, чуть больше, внешности неприметной, неброско одет. Из особенностей: явные оспины на переносице, ближе к кончику носа и на щеках. Натуральные рытвины, не повезло ему в свое время...
        Стоял этот перец на тротуаре под каштаном, чуть в стороне от прохода к моей парадной. Поглядывал по сторонам, причем чаще вправо, чем влево. Справа ничего примечательного, разве что Сезон (это магазин такой, я его вроде бы уже упоминал). И еще я обычно с той стороны к дому подхожу, не срезаю путь дворами.
        Мы встретились взглядами. Он сделал маленький шаг назад и отвел взгляд. А я его вспомнил, точнее, вспомнил, что уже встречал данного персонажа по пути домой. Тогда было раннее утро, я пер домой бутыль с карасями и не особо глазел по сторонам. Но в такую рань встречных прохожих было раз, два и обчелся. Потому взгляд выцепил паренька, что стоял у остановки. У остановки, где в этот час еще не проезжали ни автобусы, ни маршрутки, только если частника поймать...
        Я встал на тротуаре, пошарил по карманам, достал ключи. По идее, если этот меченый всего лишь один из моих незнакомых соседей (дом большой, живу я в нем не то, чтоб долго, ручкаться со всеми подряд не стремлюсь), то он ничего не предпримет. Он стоит тут по каким-то своим причинам и до меня ему дела нет.
        Если же парнишка по мою душу, что-то будет, какая-то реакция, какое-то действие. И снова это не то, чтоб приступ паранойи: серьезно, не мог же Липин ходить за мной в одно лицо так, чтобы я его не запомнил? Полагаю, наличие у него помощников куда как вероятней их отсутствия.
        Скрежет шин по асфальту. Меченый зазевался, его окатило брызгами из-под колес резко затормозившего авто. Парень ругнулся, бросил на меня еще один взгляд и... сел в машину.
        - Любопытно, - сощурился я, доставая мобильник и сразу же вызывая одного из самых частых моих собеседников. - Сергей, и снова здравствуй. Мне бы пробить номерок одной машинки... Нет, сегодня никаких трупов. Серьезно. Да. Диктую. Только вот что: хотелось бы побыстрее узнать про эту машинку, а не как с тем работником теплохода. Угу, угу... Хорошего вечера!
        Крылов звонку не обрадовался, напрягал я парня последнее время, задергал. Ну, служба у него такая.
        А про работника теплохода - я как передал в разговоре свои соображения, что не чисто может обстоять с мотористом, так до сих пор внятного и четкого подтверждения (или опровержения) не получил. «В работе», - отмазывался раз за разом сотрудник особых органов.
        Не будь я лично заинтересован в происходящем, послал бы всю их контору далеко и надолго. Ладно, черт с ними, конспираторами.
        Пнул бордюр, двинулся к дому.
        - Огоньку не найдется? - под козырьком у самого входа обнаружился типчик в шляпе, надвинутой на глаза.
        - Сколько угодно, - осклабился я и повторил то, что уже проделывал на лестничной клетке.
        Во сне.
        В другом сне?..
        На мокрых ступенях огонь не взялся, зато отыгрался на сухом пятне под козырьком. Взметнулся костром инквизиции...
        Дикий, нечеловеческий крик, перетекающий в вой, в стон. В тишину.
        - Знакомься, Адолат Орипов, начинающий актер, - насмешливый голос из-за спины. - Сегодня получил эпизодическую роль, отправился репетировать. Твой сосед с третьего этажа. Бывший сосед. А ты спор на расправу, огневик.
        - С-сука... - мой кулак с разворота рассекает воздух.
        Конечно же, совершенно напрасно. Я это знаю, он это знает.
        Смех. Заливистый, издевательский, переходящий в икоту.
        
        Этот «сонный» урок меня взбесил так, что холодный душ и зарядка на балконе не помогли утрясти эмоции. Кошар держался в стороне, помня мои наставления с прошлого раза, только нет-нет, а посматривал желтым глазом.
        - Так, - сказал я сам себе, когда из-под гантели, опущенной на балконные перила, потянуло дымом. - Собраться.
        Теперь я совмещал полезное с полезным: упражнения для тела с упражнением для контроля огня. Не булыжник постепенно нагревал, а гантели.
        Голову проветрил, пора ее включить. Для начала свериться, с какого именно момента этот мозгоклюй, он же сноходец, вмешался в мое мировосприятие. Мобильник: есть два исходящих. Один на номер Крылова, второй не вписан в журнал, он с восемь-один-два начинается, городской.
        Меченый, значится, был, как и отзвон служивому по поводу номера авто. Порядок событий из-за навязанного сна нарушился точно после моего звонка Крылову.
        Что до второго номера, его я набрал уже из дома. Так, по порядку, сбитому этим... Соней-ходуном. Сначала я ополоснулся, поужинал, пообщался с нечистиками, а затем снова задался вопросом: случайна ли была смерть отца? Был ли инсульт?
        Вопрос был тот еще, с заковыкой, с вариантами ответов - сильно разными вариантами. С одной стороны, служивые: те знали, кто я, чей сын, плюс они же меня и уведомили о крайне неприглядной кончине профессора Пивоварского. И ни словом, ни делом не давали мне понять, что в уходе моего родителя было что-то из ряда вон. На той же стороне, но ближе к обочине стояла ма, от нее я изначально и услышал заключение - инсульт.
        Если в смерти па что-то было не так, имелся ли смысл милиционерам скрывать это от меня? Мы вроде как в одной лодке в этом мутном потоке... Мать же... Она, я много раз повторял, натура тонкая, сложная. Ей как раз могло прийти в голову, что защитить меня ложью (или умолчанием) - обосновано, естественно.
        Мать есть мать. И даже спрашивать без толку, если она что-то себе в голову вбила, выбить это не под силу никому.
        На другой стороне... Там над кальянным дымом и светом зеленой лампы, под шелест и скрип отыгранной мелодии с виниловой пластинки звучал отцовский голос: «Я вызову эту бурю, Мстислав. Время пришло».
        Я не знаю сути, не знаю контекста, но, чем больше думаю, тем сильнее гложут меня сомнения. Противоречиво? Еще как. Сомнительно? Не без того. Как проверить, хотя бы косвенно? Хм...
        Списки лиц, работавших с отцом, номера их телефонов. Мстислав Юрьевич. Ильеши... Тот дальний родственник профессора Пивоварского, который писал монографию, как же его? У них разные фамилии, а само родство - седьмая вода на киселе. Звали... Звали его Александр. Напряг память. «Откликается он нынче исключительно на Александра Александровича, серьезный стал неимоверно», - с тихой ехидцей говорил дядя Мстислав.
        Снова список. Поиск по имени-отчеству. Есть, он один такой. Не откладывая в долгий ящик, набрал тут же с мобильного. Да, я уже делал обзвон по всем номерам из списка, с домашнего телефона. По иному вопросу.
        - Александр Александрович? - спросил, дождавшись перехода гудков в четкое: «Слушаю?»
        - Он самый. Кто спрашивает? По какому поводу?
        Тут я зачастил со словами: чем быстрее речь, тем сложнее ее критически воспринимать. Представление опустил, ибо незачем. Сказал, что студент, и пытаюсь связаться с профессором Пивоварским, но не могу, а в летний период секретариат не берет трубку, хотя, казалось бы, это их прямая обязанность. Мне якобы сказали (не задержался на моменте - кто сказал), что уважаемый Александр Александрович может быть осведомлен о том, как связаться в нерабочее время с Мстиславом Юрьевичем.
        - Я вам не помогу, юноша, - дослушав едреную смесь полуправды и выдумки, отозвался мой собеседник. - Профессор Пивоварский недавно скончался.
        - Как?! - сыграл изумление я. - Не может быть... От чего?
        - Острая сердечная недостаточность, - был мне сухой ответ. - Полагаю, довели нерадивые студенты.
        И гудки вместо приема соболезнований.
        Что хотел, то я услышал. Человек закруглил неприятный для него разговор с кем-то посторонним, это нормально. Был ли ему смысл врать? Не думаю. Скорее, именно такую ему предоставили версию, а то и в заключении могли написать.
        Подтверждение мыслей о не случайности, хоть и косвенное.
        Когда началась эта буря? В день, когда меня накрыло огневым валом или куда раньше?..
        
        - Может, чаю, коль не спишь? - Кошар, видя мою нервозность, сама деликатность. - Я на листах смородиновых заварил, из деревни, подсушенных.
        - А давай, - легко согласился я.
        Не на все вопросы ответы находятся легко и просто, за какие-то приходится землю рыть. Или кровушку лить...
        На кухне обнаружился и парадник, он с удовольствием прихлебывал чай и щурил глаза-блюдца, глядя на овинника. Не иначе, снова о чем-то поспорили.
        - Мал Тихомирыч, а есть ли в нашем доме жилец Адолат Орипов? - своевременно оказался рядом нечистик, есть, у кого спросить, не отходя от кассы... ото сна. - На третьем этаже предположительно он обитает.
        - Есть, есть, - закивал парадник. - Рассеянный, жуть. То кран не закроет, то утюг забудет включенным. Творческая, ишь, личность. А ты его, Андрей, откуда знаешь? Знакомец?
        Я отмахнулся от вопроса о знакомстве.
        - С ним сейчас все в порядке? Не сгорел... от утюга?
        Нехорошо получится, если с ним и впрямь что случится. А еще поразила дотошность сноходца: не просто фигуру «с потолка» взял, а настоящего жильца мне явил на сожжение.
        Мал Тихомирыч с сожалением отставил чашечку, юркнул за дверцу кухонного гарнитура. Вернулся минут через пять, отчитался.
        - В порядке. Ходит по комнатке, проговаривает на разные лады: «Огоньку не найдется?» - парадник закатил глаза. - Не, Андрей, таких все напасти минуют, он же не от мира сего. Как мотылек, ни хлопот тебе, ни забот. И оплату коммунальную завсегда задерживает, а потом «фи», когда дворничиха из-под ног его, утонченного, какаху не убрала, подошвы не обмыла.
        Ворчливого нечистика понесло. Я уже не прислушивался. Прихлебывал вкусный, терпкий чай, впитывал заоконную тьму, что пахла дождем и листвой. Шерстистый не закрыл форточку, и прохлада освеженного грозой воздуха смешалась с запахом смородины.
        Променял бы я эту жизнь, беспокойную, возможно, короткую, полную загадок и странностей, на мирное неведение прошлых лет?
        Ни за что.
        
        К Чеславу у меня скопилось много вопросов. Однако, задать их все не получилось.
        - С говорильней до заката простоим, - высказал персонаж, склонный к пространным разговорам. - Условимся: один вопрос на встречу, не касаемо урока. По текущим непонятностям спрашивайте, не молчите.
        Я кивнул, признавая его авторитет.
        - Далее, - решил подсластить пилюлю мой необычный учитель. - За исполненное задание - еще вопрос. Отвечу так полно, как сам разумею. Справедливо?
        - Да, Чеслав, - снова кивнул.
        Мы стояли на крыше невзрачной пятиэтажки, изящно прикрытой от глаз туристов доходным домом Акимого-Перетца. Прежде тут располагалась холерная больница, познавшая народную ярость в ходе холерного бунта. Нежное название «клоповник» и слава местечка, где в подвальных помещеньицах можно было вкусить дешевой любви, а также продать нечестно нажитое, прилагались к зданию.
        На случай, если я чего-то из этого не знал, планетник не забывал вставить словцо-другое. Вроде: «Купол на той башне весь прогорел. Нынешний сплошная бутафория, сетка, штукатурка», - это не про бывшую больницу, та башенками похвалиться не могла, а про куда как более интересный в плане архитектурных решений доходный дом перед «клоповником».
        Это же не говорильня, а исторические справки. Надо чувствовать разницу.
        Как мы поднялись на крышу? Не по лестнице, вестимо. Чеслав раздул, закрутил компактный вихрь, тот подхватил нас обоих и легко, как два перышка, взметнул. Занятное ощущение свободного падения, только вверх, а не вниз.
        - Люд редко глядит наверх, - объяснил наше перемещение планетник. - Самым зорким ветром камушки с пылью в глаз бросил. Пусть трут, не глазеют.
        Отбор из ассортимента накопившихся вопросов, если так задуматься, легко определялся по значимости.
        - Я вскоре уехать планирую, километров за двести от города, - выбор пал на наиболее важный в моем представлении вопрос. - Надолго, в отпуск, я говорил про это уже. Сноходец сможет на таком расстоянии мне свои сны насылать?
        Об отпуске и поездке в деревню мы с тучеводцем имели беседу. И условились до отъезда моего попробовать ожечь истинным пламенем один из осколков зеркала. Уничтожить частицу зла в отражениях. Не сегодня, в следующую встречу.
        Чеслав покачал головой.
        - Направление?
        - К Псковской области, - уточнил я. - Переезжая Сланцы.
        Учитель мой ненадолго задумался.
        - Единожды зашлю его в тот край. Зазнался там кое-кто, надо вернуть понимание. Сноходец для того сгодится. Двойная польза.
        - Вопрос исчерпан, - подытожил я.
        Право на второй вопрос я заслужил позднее, по итогу игры с Чеславом. Накануне как раз вспоминал баскетбол и школьные уроки физкультуры, а тут весьма оригинальная реализация подоспела.
        Вместо мяча планетник создал «родию», шаровую молнию, гудящий лилово-красный шар. А кольцо по указке наставника создал и поддерживал я. Огненное кольцо, само собой. В него и мы и бросали мячик. Сначала тот мяч еще надо было взять в руки, а он даваться не спешил. То катился над крышей в обманчиво-медленном темпе, то подскакивал - молниеносно, как ему и положено. Сыпал искрами, как Чеслав подначками, мол, не дается владыке огневому шарик небесного огня, не признает за повелителя.
        Я тоже мухлевал (и это было обговорено в правилах заранее), сдвигал кольцо в момент броска наставника, чтоб он промазал.
        Играли мы с шаровой молнией около часа, закончили с равным счетом попаданий в кольцо, а непокорная в начале «родия» к финалу пофыркивала в моих ладонях, как котенок.
        - Вчерашнее видение, где я вместо вурдалака сжег соседа, - принялся я формулировать заслуженный вопрос. - В чем суть урока? Спешка - зло, поспешишь, людей насмешишь? Силы, умения мне этот сон не добавил.
        - Днями молния в дитя ударила, - высказал тучеводец. - Малое, невинное, годков четырех. Насмерть. Моя в том вина?
        Я задумался.
        - Не направлял ту молнию нарочно. Случайность. Безвинен я?
        Нахмурился: любит он нагрузить. Так, что простые «да-нет» неприменимы.
        - Огонь - сила великая. Можно греть им. Можно кормиться с его жара, с очага, с костра. Можно выжечь дотла цельный град.
        Я молча согласился. Где сила, там ответственность. В пироманьяка превращаться не намерен.
        - Бой насмерть - грань, сделка с совестью, - продолжал планетник. - Как совесть истреплется, на сдачу уйдет человечность. Себя подставить под удар, ударить на опережение? Нет верного ответа. Все - неверные. Готовым быть нужно к любому пути. Здесь, - он щелкнул пальцем по виску, затем ударил кулаком в грудь. - И здесь.
        - Понял. Принял. Осознал.
        
        Для встречи Находько с Бартош выбрали людную, шумную кофейню. Море света и смеха, где островком холода была Таша. И шарик мороженого, который Арктика больше разминала в креманке, чем ела. Параллельно она рассказывала Шпале что-то криминальное.
        - Перепилили прутья, разбили двойные стекла, - вычленил я мерный, почти в стиле Чеслава, голос коллеги. - Края стекла оклеили лейкопластырем, чтоб не порезаться при спуске.
        - Это в крыше? - уточнил Макс, вальяжно раскинувшийся в кресле.
        Бартош кивнула.
        Я подошел не к началу истории, сел, не встревая. По ходу разберусь, о чем они.
        - Спустились через разбитые стеклянные фонари, перекусили пассатижами сетку и похитили жертву.
        - Боевичок, однако, - хмыкнул Шпала.
        - Кто жертва? - когда стало ясно, что речь не о пропаже имущества, мой интерес всколыхнулся.
        - Какаду, - ровно ответила Бартош.
        - Как... как ты сказала? - я поперхнулся, а Находько заржал, аки конь.
        - Ка-ка-ду, - по слогам повторила Таша. - Жертва - попугай. Выкрали на днях из зоопарка.
        - Едри же эти пассатижи, совсем человечишкам нечем заняться, - отсмеявшись, высказал Макс. - Ладно бы лисичка-сестричка в полнолуние в курятнике жильцов пересчитала. Инстинкты, гы. А эти...
        - И давно вы тут... - я оглядел круглый столик, заставленный раскрошенными и недоеденными десертами. - Плюшками балуетесь?
        - Полтора часа, - отчиталась Бартош. - Макс рассказал, как вы съездили, что видели и слышали. Мы поругались, но он, кажется, внял голосу разума.
        Я еще раз оглядел кофейню. Следов погрома заметно не было, выходит, ругань за градус кипения не поднялась.
        - Подробности? Чай у вас есть? - второй вопрос был уже к официантке, а та ткнула в меню, в список горячих напитков. - Вот этот, с малиной.
        Таша дождалась ухода девицы, затем ответила.
        - Макс настаивал на моей поездке в деревню. Я отказала.
        - Зараза, тебе бы лесовик сказал, как бабе, - скорчил рожу Находько. - Что там за дела, с чего клинит Милку.
        Девушка пожала плечами.
        - Возможно. У меня нет времени на это. И есть решение проблемы. Предположительно есть, - поправилась она.
        - Теперь мне особенно интересны детали, - я вскинул брови. - Ты знаешь, что с ней? И можешь помочь, я правильно понял?
        Таша вздохнула, отодвинула креманку с молочной жижей, в которую превратилось мороженое.
        - Сильная кровь, память места, - сказала она как о чем-то, само собой разумеющимся. - Как моя кровь дает мне в?дение, так ее, скорее всего, действует на слух.
        - Но ты не уверена, - ощерился оборотень. - И на днях у тебя было время, а тут вдруг не стало.
        - Не вдруг, - лицо Бартош, и без того не шибко эмоциональное, стало похожим на маску. - Не вдруг дегенераты разгромили могилу моего отца. Не вдруг им за это от меня и достанется. Поэтому мне не до увеселительных поездок, Макс. Я помогу тебе, но так, как считаю нужным, а не так, как хочется твоей левой пятке.
        Я подумал о том, как тесен мир. Бартош живет в Пушкине, там и приключился кладбищенский бедлам. Годовщина смерти ее отца... Она пришла на могилку, а там... все не очень хорошо.
        Это некрасиво с моей стороны, но я почувствовал облегчение от того, что Таше - заметно, ощутимо - было плохо. Выходит, она - не та она, про которую говорил Липин. Та не могла не знать о погроме, поскольку на Хозяина Кладбища воздействовали особыми словами.
        Бартош - вне подозрений.
        - Ты упоминала решение проблемы, - переключил я тему. - Что можно сделать для девушки? Увезти в город, как хочет ее отец?
        Коллега покачала головой.
        - Переезд не поможет. Может и хуже сделать, если зов сильный: утопает она пешком из города в направлении поляны, что с ней по пути случится? Люди не звери, могут сбить, изувечить... Нет, переезд - худшее из решений.
        - Отвергая, предлагай, - с несвойственной ему серьезностью высказал Макс.
        - Мне стукнуло семь, пора было идти в школу, - ударилась в воспоминания Таша. - Бук я продолжала видеть. Тогда бабушка вырезала и заговорила для меня оберег. Он из редких, мало кто о таком помнит, не какой-нибудь Свадебник или Целебник. Юза - пелена. С ним я видела мир так же, как обычные люди.
        - И ты хочешь отдать его Миле? - спросил я.
        Отхлебнул чаю: сплошная химоза, ни в какое сравнение с домашним напитком не идет.
        - Вещи не вечны, - Бартош опустила глаза. - Мой старый оберег не исключение. Но я смогу сделать новый.
        - Делай, - сказал, как отрезал, Макс. - Что для это нужно? Ты не хотела говорить без АБ - тут он, натурлих. Ну?
        - Не нукай, не запряг, - заполнил я паузу, потому как лицо Арктики снова сковало льдом.
        - Ты будешь должен ему, - тонкий пальчик Бартош указал на меня. - Если он согласится.
        - Соглашусь на что? - удивился.
        Она побарабанила пальцами по столу.
        - То, что ты мне даешь... Возвращаешь. Мне нужно больше, много больше силы. И для создания оберега, и для... своих целей.
        Я раскинул руки в стороны.
        - Ты знаешь, где меня найти.
        - Именно, - Таша вперила в меня решительный взгляд. - Ты скоро уедешь. Я спешу. Возьмешь меня с собой? В отпуск?
        - В деревню? - ей снова удалось меня удивить.
        Про мой отъезд мы говорили. Как-то вскользь, у меня дома между смен. И про ее планы на последний месяц лета. У Бартош были взяты две отпускные недели в августе, она собиралась занять эти дни подготовкой младшей сестры к новому учебному году.
        Планы поменялись? Из-за кладбищенского дела?
        - В деревню, - повторила за мной Арктика. - Хоть куда.
        Отдых в деревне всем хорош: свежий воздух, просторы бескрайние, пуща-дремуща для экспериментов с огнем. Приятельские отношения с соседом и отменный самогон.
        Но такие там длинные ночи!
        - Ты готовить умеешь? - спросил, улыбнулся.
        - Умею.
        Я улыбнулся еще шире и кивнул.
        - А с тебя, - Таша повернула голову к Максу. - Я возьму плату за работу.
        - Назови свою цену, - сощурился мой хвостатый приятель.
        - Мне нужен огнестрел и патроны к нему, - сказала Арктика, как про кулек леденцов. - Что? Ничто так не помогает раскаяться в плохих поступках, как оружие у виска. Я проверяла.
        - Откуда дровишки, льдышка-малышка? - подался вперед Шпала. - Такие специфические познания.
        Бартош мягко повела плечом.
        - Не твое дело, - и тень улыбки. - Заметь, я не добавила: собачье.
        - Так мило с твоей стороны, - скорчил рожу Макс.
        - Андрей, тебе расскажу, - решила, кажется, подразнить хвостатого девушка. - Позже, с глазу на глаз.
        - М-м, - Находько облизнул губы. - А вам там третий точно не нужен?
        - Давно в табло не прилетало? - вежливо поинтересовался я. - Выйдем на улицу, мигом исправлю.
        - О, про табло, - ничуть не смутился шут гороховый, вытащил мобильник. - Скинул тебе номерок Ван Ваныча, с тебя фотка и явка. Сам с ним за день-время перетрешь, права он обещал до конца недели оформить.
        - ПДД с вождением сдавать - тоже через него договариваться? - решил на всякий случай уточнить.
        Макс выпучил глаза.
        - Нахрена? После вчерашней катки какое тебе еще вождение сдавать?
        Я поперхнулся. Чай чуть не прыснул из ноздрей наружу.
        - Ты мне, друг ситный, спецом вчера гонки устроил? - возмутился я. - Экзамен? Тэйбл, то бишь, роад тест?
        Он врубился в параллель между тестом на знание игрового стола и экзаменом на поведение на дороге.
        Когда «треники», то бишь, проходящие тренинги на овладение премудростями дилерского труда мальчики и девочки завершают обучение, им устраивают тэйбл-тест. Прогоняют по всем столам, за какими им предстоит работать. У нас это покер, блэкджек и рулетка. Так вот, на тесте жестят, насыпают башни из фишек, делают максимально сложные для подсчета выигрыша ставки. Условия экстремальные.
        Мотоциклы в дождь, да с мигалками вдогонку - чем не экстрим?
        Только как, дери это чучело недоделанное в хвост и в гриву, как он подобное организовал?!
        - Звезданулся? - обалдел от моего предположения Шпала. - Гайцы, они как вши, сами заводятся. Подумаешь, ну показал ранимым средний палец, когда мимо них звездячил. Так я всегда им тычу. Кто ж знал, что эти возбудятся? Зато как ты елку запалил, ептить! Дас ист фантастиш!
        Я закрыл лицо руками. Палец он им всегда выставляет... Клоун.
        - Сосну, - поправил машинально. - Загорелась сосна, а не ель.
        - Не один ли хренюлькин? - махнул рукой этот гад.
        Ставлю все свои получки до конца года, хвостатый обормот свои права тоже получал через Ван Ваныча. А с брошюркой правил дорожного движения соприкасался разве что в сортире, когда подтирал ею (брошюрою) зад.
        Пока я вносил в список контактов рекомендованного персонажа, моя «нокия» затренькала. Вызов от Лены Курьяновой, она же вурдалачка Хелен.
        Неужто поиски в университетской библиотеке дали результаты?
        - Отойду, - сообщил коллегам перед тем, как ответить на вызов.
        - Андрей, я кое-что выяснила, - быстро заговорила вурдалачка. - Разговор не телефонный, нужно встретиться. Как можно скорее.
        - Работа, - с сожалением ответил я. - Смена вот-вот.
        - Утром, - предложила собеседница. - Встречу тебя после работы... Стоп, не выйдет. Ты сможешь до девяти меня подождать? Мне недалеко до вашего казино, в девять-ноль-пять буду у входа.
        - Договорились, подожду, - согласился.
        Удалось клыкастой меня заинтересовать, удалось. Что она такого интересного нарыла, ради чего спешка? Впрочем, завтра и узнаю. Если доживу - если мы оба доживем. Последнее время жизнь такие коленца выкидывает, что зарекаться не стоит...
        Я потеряю час времени и сколько-то сверху, сколько займет разговор. Еще откровения Таши про раскаяние и стволы придется в другой раз выслушать. Ничего, у нас впереди много долгих пасторальных вечеров под беседы предвидится.
        Зато, скорее всего, хоть что-то да узнаю. Может быть, даже что-то дельное.
        За вурдалачьим: «Пока, сладкий», - от которого меня передернуло, последовал второй вызов.
        - Приветствую служителей закона, - бодро выпалил.
        В памяти моего телефона только один такой служитель значился, Сергей Крылов, его номер и высветился при звонке.
        - Похвальная жизнерадостность, - сухо похвалил меня голос, принадлежащий не Сергею. - И отношение хорошее. Доброго дня.
        - Семен Ильич, - признал я собеседника. - По какому поводу вы звоните мне лично?
        О том, что подполковник недолюбливает технику, как-то сболтнул его младший сотрудник. Раз уж Семен Ильич, вопреки антипатии к достижениям прогресса, говорит со мною сам, причина должна быть существенная.
        - Поводов, на самом деле, несколько, - откликнулся Рыков. - И будет лучше, правильнее, встретиться лицом к лицу для беседы. Кроме того, на наше отделение вышли с просьбой о содействии представительницы Ковена Северных Ведьм. Их глава хочет лично встретиться с вами, Андрей, мы же - отделение - выступим как гарант безопасности встречи.
        - Извиниться хочет? - не удержался, хмыкнул.
        - Простите? - кашлянул подполковник.
        - За Злату, - напомнил я законнику обстоятельства моего предыдущего соприкосновения с Ковеном.
        Перед моими глазами встала не истеричная наглая ведьма, вовсе нет. Я увидел - очень натурально - детский карандашный рисунок на альбомном листе. С тетенькой в черно-красной штрихованной луже.
        - Полагаю, слово «извиниться» не вполне корректно, - Семен Ильич очень вежливо подбирал слова. - Речь о содействии...
        - Пусть с вами и содействуют, - щедро предложил свой вариант развития событий. - Расследованием занимаетесь вы со своими людьми. Мне с ведьмами нечего обсуждать. Только если извинения, а их, как я понял, ждать не следует. Значит, говорить нам не о чем.
        Через мобильный донесся протяжный вздох.
        Понимаю, выглядит не очень. Обида? Увольте, в чем смысл обижаться на существ, которым любые досады на них сугубо фиолетовы? Я ничего не чувствовал к Злате, даже эхо глухого раздражения успело разойтись.
        Следовало обозначить позицию. Я новичок в мире Ночи. Много всего за гранью моего понимания - до сих пор. Но то, что поведение одной из представительниц Ковена не будет ей спущено с рук, показать было нужно.
        Ничего сверхъестественного: вначале извинения, затем какое-либо содействие. Не могут «прогнуться»? Их трудности.
        - Я вас услышал, Андрей, - после некоторой заминки сказал Семен Ильич. - Для встречи со мной и Сергеем у вас найдется минутка?
        - Несомненно, - подтвердил я. - В любое время, кроме рабочего.
        «Ищейки», как презрительно называла милиционеров памятная ведьма, владели информацией. Ради сведений о деле «шахматистов», о малейших его деталях, я сдвину любые планы.
        Это куда больше, чем вопрос жизни и смерти. Если я прав в своих сумбурных выкладках относительно смерти отца, это вопрос сыновьего долга.
        Теперь для меня это вопрос - не побоюсь громкого, хоть и истрепанного, испохабленного, как только можно и нельзя, слова - чести.
        - Завтра, в восемнадцать тридцать, касательно места уточним немногим позже, - озвучил подполковник. - Вас устроит?
        - Устроит.
        
        Рабочие ночи посреди недели - это пасьянсы, игры в города и нарды, перелистывание журналов и книг, тихий скрежет пилки по ногтям. И литры чая-кофе, просто от нечего делать. Это скука смертная. Исключения случаются, но не то, чтобы часто.
        Нынешняя ночь обещала быть такой же. Полторы калеки в верхнем зале, один старый (и по возрасту, и по давности визитов к нам) клиент в «подземелье». Так мы порой называли ВИП-зал по причине необходимости спуска-подъема по узкой винтовой лестнице. На самом деле, нет никакого подземелья - там первый этаж, а у нас, дилеров, дружный сдвиг по фазе.
        Сначала закруглились «калеки», освободили верхний зал. Затем собрался на выход и игрок из ВИП. Пит-боссы, а работали в этот раз в паре Ирка и Жан, выставили дежурных «лошадок» в «стойла»: дилеров постоять у закрытых столов.
        Сие занятие есть тягомотина невообразимая: ты просто стоишь возле стола и ничего не делаешь. Задремывает в процессе стояния с непривычки каждый второй. С опытом приходит умение спать с открытыми глазами, чтобы не спалили камеры и проходящее мимо начальство.
        Тут бы и настала пора для нехитрых развлечений, призванных убить рабочее время. Но не в этот раз.
        Теперь у нас была Тамара, девочка из покер-клуба. И, как внезапно выяснилось, Маргаритка тоже умела работать на холдеме. Начальство знало правила, а еще эти двое тоже скучали. И потому с легкой руки Жана: «Случись казино расшириться на зал стад-покера, у нас уже будут обученные кадры», - наше уютное «подземелье» преобразилось в игровой зал для своих.
        За соседние столы усадили на раздачу Марго и Тамару. Именно усадили: я еще, помнится, удивлялся странной манере индианки сдавать карты, согнувшись над столом, теперь понял, почему она так делала. Крупье покер-клуба при раздаче сидят, они на одном уровне с игроками.
        В роли клиентов (и заодно обучаемых) выступили мы, дилеры. Шах-и-Мат вкратце рассказала правила. Те же пятьдесят две карты, как и в обычном пятикарточном покере, абсолютно те же комбинации. Все игроки получают по две карты в закрытую, так называемый «префлоп».
        На самой первой раздаче крайний слева игрок «сидит на баттоне», то бишь, получает круглую фишку без номинала, и сдача карт начинается с него. Роль «баттона» в нашем случае сыграла черная фишка с рулетки.
        Игрок, сидящий за «баттоном», выставляет половину минимальной ставки (она же «малый блайнд»). Второй после «баттона» делает полную минимальную ставку, «большой блайнд». Третий и далее игроки до раздачи ничего не ставят.
        Карты сданы, начинается первый круг торговли. Первым торгуется игрок, сидящий сразу за «большим блайндом». Можно спасовать, отказаться от карт. Можно согласиться с предыдущей ставкой (по умолчанию это «большой блайнд»). Можно повысить ставку. И так по кругу, по очередности, последним торгуется игрок на «большом блайнде».
        Круг торгов закрыт, на стол выкладываются три карты в открытую, их называют «флоп». Открытые карты являются общими, то есть цель игры (очевидная): собрать из двух карт в руке и пяти карт на столе наилучшую комбинацию.
        Немного менее очевидная, но более верная цель игры: забрать себе все прочие ставки. Казалось бы, одно следует из другого, но это не всегда так. Но об этом чуть позже, пока про правила.
        Открытие «флопа» начинает новый круг торгов. По завершении их на сукно кладется четвертая открытая карта, «тёрн». Следом, правильно, еще один круг торгов. Далее приходит черед «ривера», пятой открытой карты. И - последнего круга торговли.
        Те, кто не вышел из игры в течение всех кругов ада... ставок, я хотел сказать, вскрывают карты. Крупье сравнивает комбинации и называет победителя. Ему и уходит банк: все фишки, что были поставлены с начала раздачи и до закрытия торгов.
        Далее «баттон» сдвигается на одну позицию по часовой стрелке, за ним ставятся «блайнды», стартует новая раздача.
        Звучит сложновато из-за обилия терминов, но по сути механика игры проста. Три-четыре-пять, и еще плюс два со старта. Любую непонятность разъяснит крупье, он для того и усажен за стол.
        Хитросплетения начинаются с торгами. Очевидно, не всякий раз на руки приходят хорошие карты. И тут в игру вступает его величество блеф. Помните, я сказал про чуть менее очевидную цель игры? Вам нужно забрать банк, вот в чем цель. С какими картами вы это сделаете - другой вопрос.
        Тот, кто лучше блефует и считывает чужой блеф, куда вероятнее сорвет куш, чем любой другой персонаж за столом.
        Позже, когда законы изменятся, и в Питере не останется легальных казино, многие «переедут» в онлайн-казино. И это уже будет суррогат. Не почувствовать через монитор эмоций противника, не заметить блеск азарта в глазах, дрожь пальцев или спрятанную за картами (бокалом, сигаретным дымом - нужное подчеркнуть) ухмылку. Настоящую ли, мнимую?
        Голая механика останется, но «соль», как по мне, уйдет, растворится в сигналах интернет-провайдеров.
        За моим столом собралась отличная компания. Почти... Таша, Джо, Макс, Майя и Жан. Если бы не присутствие Обуреевой, можно было бы смело называть нас «дримтим». Впрочем, наша крашеная блондинка с карими глазами погрузилась в новую азартную игру по самую выбеленную макушку, и потому вела себя вполне прилично.
        По залу прошелся Пол, наш менеджер. Пожал руку Жану, одобрил инициативу с расширением кругозора. Сам сходил к барной стойке, распорядился принести на всех нас кофе. В кофе, судя по аромату, капнули грамм пятьдесят виски.
        Баталии на зеленом сукне разыгрывались нешуточные (если забыть, что играли мы не на свои), и каждый норовил обхитрить товарищей по игорному делу.
        Возможно, дело в капельке виски в кофе, или же в кольцах дыма - то Жан раскурил сигару, окончательно наплевав на правила внутреннего рабочего распорядка. В какой-то момент я живо и красочно обрисовал нашу компанию в ином свете. Это не были видения, навеянные алкоголем или проявленные в огне образы. Чистая фантазия, игра воображения.
        Жан с его вальяжными манерами вписался в образ аристократа в изгнании. Сапфировые запонки, безукоризненный шелк жилета и барские повадки. Он ставил всякий кон, всегда по-крупному, порой даже не глядя в карты. Просто потому, что мог (что было верно, поскольку ключи от флотов с фишками лежали в его кармане).
        Майя много говорила. То щебетала, то допытывалась. Стреляла глазками напропалую, эдакая кокетка. Ее я увидел с завитыми в крупные локоны волосами, в алом платье с блестками, с массивными, издали заметными украшениями. Она сбрасывала карты куда чаще, чем принимала ставки, но при этом умудрялась не уходить в большой минус.
        Джо играл равнодушно. Презрительно посмеивался над уловками блондинки. Заходил с откровенно слабыми картами в торги. Вот только за этим видом скрывался цепкий взгляд прожженного плута. Он играл не на картах - он играл на реакциях тех, кто делает ставки. Выигрывал.
        Макса, с его чутьем хищника и манерами слона в посудной лавке, не нужно было никак представлять. Черная кожа, много металла, раскатистый хохот - такой он по сути, только на работе прикидывается «цивилом». Наш шумный приятель проигрывал чаще других.
        Ташу, рациональную и быструю, мое воображение обрисовало в белом. Атлас под горло, жемчуг и серебро. Столбики фишек перед нею неуклонно увеличивались.
        Один раз я заглянул в ее карты, причем, как мне кажется, это было не очень-то и случайно. На руку с раздачи Таше пришло два туза. Флоп, три в открытую: две двойки и восьмерка, разномастные.
        Я пасанул почти сразу, потому как мне сдали откровенный мусор. Зато теперь мог наблюдать за партией, не отвлекаясь на собственные интересы.
        Майя повысила ставку. Несильно, вроде как в сомнениях - а стоит ли ей вообще это делать? Жан, как всегда, поддержал и повысил.
        - Олл-ин! - вне своей очереди завопил Макс, подскочив со стула и выпростав вверх руку с картами.
        - Пожалуйста, минутку терпения, - остудила его порыв дилер Тамара. - Ваша очередь, - а это уже к Таше.
        - Пас, - Бартош недрогнувшей рукой отправила своих тузов на выброс.
        Причем, я уверен, решение это было принято ДО вопля Макса.
        «Олл-ин» - иначе говоря, ва-банк - это когда игрок ставит на кон все свои имеющиеся фишки. Кто-то идет на все при победной комбинации, кто-то - в попытке «выдавить» других участников торгов. Кто-то - Макс, кричащий «олл-ин» где-то каждую третью раздачу. Как попугай, выучивший одно слово.
        Джо спасовал, а перед этим прошелся по Бореевой оценивающим взглядом.
        Десятка на «тёрне». Щебет Майи о том, как сложно играть и жить в целом. Новое повышение, аккуратное такое, со стороны блонди.
        В торгах с нею только Жан, потому как все, что мог поставить Шпала, он уже выставил. Жан поддерживает ставку.
        Валет на «ривере», заключительной, пятой картой. Майя мнется, теребит бабочку (а мне видится, что пальцы с красным маникюром перебирают бусины в ожерелье).
        - Олл-ин? - интонация скорее вопросительная, чем утвердительная.
        Жан толкает вперед свои фишки.
        - Отвечаю. Открываемся.
        И переворачивает восьмерку с королем.
        - Две пары, - фиксирует комбинацию «экзотика», беловолосая индианка в роли крупье.
        Успевает поймать скользящие по столу карты Макса, у него король с дамой, что с общими картами дает чуть больше, чем ничего - пару двоек.
        Я все еще держу в уме пару тузов, выброшенных Бартош. Если бы на «тёрн» или «ривер» пришел третий туз (просто в качестве предположения, вероятность их прихода была не нулевая), тогда перебить ее комбинацию могло бы только каре от Майи.
        Майя переворачивает первую карту - и это двойка. Три одинаковых, признаться, я на такое рассчитывал, глядя на ужимки блонди. Гипотетический (и не вышедший) туз все еще бил бы эту комбинацию.
        Вторая карта - и еще одна двойка. Каре.
        То самое, победное. Оно бы разбивало вдрызг даже комбо, которое гипотетически могло «срастись» у Таши с приходом еще одного туза, но не срослось.
        - Сюда, сюда, мои сладенькие, - тянет рученки к фишкам Бореева. - Идите к мамочке, подальше от этих мужланов.
        Тень снисходительной улыбки на лице Джо. Равнодушие, чистый лед - Таша.
        - Шеф, нам нужна дозаправка, - гогочет Макс, тычет в сторону флота.
        - Гулять, так гулять, - соглашается Жан, отсыпает себе и Шпале еще фишек.
        - Ты знала? - шепчу, не скрывая факта подглядывания.
        - Я не медиум, - пожимает плечами эта ведьма.
        Или кто она? Кстати, надо бы спросить, а то еще неловко получится...
        
        Техасский холдем скрасил ожидание утра. Пит-боссы дневной смены, похоже, впечатлились, и переняли от нас эстафету. Марго задержалась ненадолго, чтобы разъяснить правила игры. Наши пошли собираться, а я отправился в душ.
        До девяти утра, времени, обговоренному вурдалачкой Хелен, я как раз и освежиться успевал, и чаю выпить. Кофе - это неплохо, особенно с добавкой алкоголя, но я его не особенно жалую. Предпочитаю чай.
        По двери душевой постучали, когда я мок под прохладными струями.
        - Кому там неймется? - рыкнул, но открыл.
        Как был, голый и недовольный вмешательством.
        - Я принесла полотенце, - заявила одна любительница приключений и протиснулась мимо меня в кабинку. - Ты покажешь мне суровую июльскую зиму, Андрей?
        Полотенце эта хитрюга принесла на себе, на своей изумительной шоколадной коже. И больше, естественно, ничего поверх кожи надето не было.
        Полотенце упало на мокрый кафель. По телу Африки струились тонкие полосы воды и мокрые косички. Согласитесь, выставить из душевой девушку в таком виде было бы бесчеловечно? А я отзывчивый.
        Позже, за кружкой с горячим чаем, она стреляла в меня шалыми глазками.
        - Видишь, все внизу, увлечены новой игрушкой, - она обвела широким жестом пустой (кроме нас двоих) стафф.
        Я так-то ничего и не спрашивал. Объяснений авантюре с душевой не ждал. Аннэт любит необычные ощущения, что тут такого? Разве что...
        - Там тоже видеонаблюдение, - лениво поднял палец в направлении «глазка» камеры.
        - Пустяк, попрошу маму удалить запись, - отмахнулась Африка.
        - Маму? - на этом моменте я изрядно напрягся. - А кто у нас мама?
        - Нина, - состроила невинную мордашку «шоколадка». - Ну, ты знаешь...
        Конечно, я знал менеджера дневной смены Нину. Вот только никогда не интересовался ее фамилией: у нас не принято обращение к «высокому» начальству иначе, чем по именам. А зарплатные ведомости у нас разные, негде мне было подглядеть ее ФИО.
        Нину, которая была против моего повышения, а я недоумевал: с чего вдруг? Даже задумывался: а имеет ли она отношение к «шахматистам», смотрел на нее сквозь огонь...
        М-да.
        
        В пять минут десятого напротив главного входа в клуб остановилась знакомая тойота. Стекло у пассажирского места опустилось, и наружу выскользнула изящная кисть в черной кружевной перчатке. Манящий жест.
        М-м, вот мертвая она, а все же будоражит воображение. И это после Африки в душевой кабинке! И не поленилась ведь, потянулась, выгнулась, чтобы рученьку белую (черную) из неудобного (от места рулевого) оконца выставить. Милота да и только.
        Я уселся рядом с вурдалачкой, прошелся оценивающим взглядом. Глянуть там было на что: черная блузка с рюшами, корсет, пышная юбочка по колено, из-под которой белеет нижняя юбка, черные чулочки, крохотная черная шляпка.
        «Вдругорядь уцепить могут», - всплыл в памяти наказ Кошара после того, как я на Невском разминулся с другой девочкой-готом. Забавно. Может, у них так модно? У них - в смысле, у разумной кровососущей нежити?
        Мой оценивающий взгляд не был обойден вниманием. Вурдалачка томно улыбнулась, а я помахал ей ручкой, здороваясь.
        - Привет. Прямиком с вечеринки?
        - М-м, - потянулась с грацией большой кошки Хелен, прежде, чем отъехать от казино. - Да, я из клуба. Нравлюсь?
        - Черный - крайне практичный цвет, - я нацепил на лицо рабочий «покер-фэйс». - На нем практически не видно крови.
        Хелен ждала другой реакции, иного ответа, но «проглотила», оставила мой выпад незамеченным.
        - Кстати, об этом: муж сказал, что тот непонятный момент улажен. В смысле, это когда ты на меня наехал из-за какой-то девицы. Все так? Мне не стоит тревожиться, влезать в мужские дела?
        «Можно подумать, ты волновалась о чем-то, кроме своего узкоспециализированного заведения», - я хмыкнул.
        Лена в курсе, что парень я горячий, пылкий, могу устроить веселые огоньки им вместо очередной вечеринки. А судьба и здоровье некой скрипачки - это нечто малозначимое, из разряда: «ехало болело».
        - Улажен.
        Кое в чем она была права: дела, как выяснилось, это чисто мужские, мы сами разберемся. Так или иначе. Срок обозначен.
        - Славно, - вурдалачка кивнула и утопила педаль газа, абсолютно наплевав на скоростные ограничения. - Подвезу тебя, по пути поговорим. Ок?
        Я сложил пальцы в ответном: «окей».
        - Колись, что раскопала в пыли старинных фолиантов, - улыбнулся, представив Лену в этом же прикиде, сидящую с вытянутыми ножками в окружении сотен томов.
        Пикантно это смотрелось бы, да.
        - Увы, на библиотечном фронте пока глухо, - Хелен поджала губы и жестко подрезала старенький синий москвич.
        Я переждал маневр, удержался от ответной реплики (а та напрашивалась) из серии: «Какого беса меня дергала, если ничего не нарыла?»
        - Фронт работ там огромный, ты сам можешь прикинуть, - продолжила вурдалачка, оставив продукт отечественного автопрома бухтеть двигателем позади. - И очень разнообразный. Там и труды санскритологов, и шумерология, и про реконструкцию прототекста, и... Эй!
        Возглас мертвой умницы и красавицы относился к моему зевку, сочному, во весь рот, разве что рукой для приличия прикрылся.
        - Так и скажи: много букв, и ты их не осилила, - участливо посоветовал я вурдалачке. - Ничего страшного. Признавать свои ошибки и поражения - нормально. Не всем же быть гениями.
        В какой гримасе исказилось лицо моей собеседницы - любо-дорого было смотреть. Думаю, она не попыталась меня прикончить только потому, что мчала под сотку. А для того, чтобы вонзить в меня клыки, пришлось бы слегка отвлечься от вождения.
        Она аж зашипела в порыве эмоций.
        - Тише, спокойней, дыши, - продолжил увещевать. - Черт, забыл, вы же не дышите. Как вы тогда успокаиваетесь? Существует психотерапевт для нежити?
        - Мы с-сушим, - сквозь зубы с присвистом выдавила Лена. - Тех, кто нас-с бесит!
        - Будь проще, подруга, и люди к тебе потянутся, - вытянул в ее сторону руки. - Грязными волосатыми руками.
        И жамкающий жест обеими руками изобразил.
        Хелен ударила по тормозам.
        Я хлопнул в ладоши, чем вызвал полный удивления и бешенства взгляд.
        - Пошутили и будет, - решительно высказал. - О чем ты хотела со мной поговорить? О важном и срочном, как я понял по телефонному разговору. Итак, речь о?..
        Чего я не ожидал от нее, так это пения. Не в этот момент. Не на таких эмоциональных качелях.
        - О несчастных и счастливых, о добре и зле, - прочувственно, с ощутимой тоской о несбыточном, начала петь Хелен. - О лютой ненависти и святой любви[1].
        Машина снова тронулась. Плавно и аккуратно, как подменили водителя.
        - В одном ты прав: быть гением дано не каждому, - проговорила она, допев. - Дмитрий Федорович Бельский был гений, бесспорно. Пройти по его следам... Сложно. Он не оставил последователям след из хлебным крошек. Я могу засесть в библиотеке, безотрывно, без продыху. Перекусывая студентами. Гарантирует ли мне это успех? Не уверена.
        Я терпеливо выслушал ее «повинную». Результатов - быстрых по крайней мере - так-то никто от бывшей студентки филфака и не ждал. Зацепок каких-либо, их я надеялся получить. Но раз нет - нет. Такой сценарий мною тоже в голове проигрывался.
        Однако, она меня вызвонила, срочно, значит, что-то нашла. Не в книгах, следовательно... в людях? Хелен не сыщик со стажем, чтобы искать улики. Зато мало кто сможет эффективнее разговорить сотрудников ВУЗа, чем нежить с даром внушения.
        - Андрей, я не отказываюсь от поручения, мне и самой интересно, - продолжила вурдалачка. - Просто...
        - Я тебя услышал, - перебил ее. - Ближе к делу. Пожалуйста.
        Вежливую форму добавил после того, как она выразительно клацнула зубами.
        - Удивительно, как такой беспардонный нахал до сих пор жив, никем не пришиблен, - потрясла головой Лена.
        - Пардоньте, мадемуазеля! Вы истчо красивше, когда беситесь, - коверкая сразу два языка, я поднял руки вверх. - А теперь давай все же о том, ради чего ты меня позвала.
        «Истчо» - пример из арсенала па, как невежа может допустить пять ошибок в слове из трех букв.
        Хелен нахмурилась, резко кивнула.
        - Значит так. У меня нет неопровержимых доказательств того, что я тебе сейчас перескажу, - вурдалачка таки надумала перейти от пустой болтовни к важной теме (вовремя: мы уже на Литейный мост выехали, считай, треть пути позади). - И многое из того, что я скажу, тебе не понравится.
        Она скользнула по мне взглядом. Странным, будто извиняющимся. Похоже, то, что она нарыла в университете, ей и самой не нравится. Тем больше поводов выяснить, что же там такое, что нежить разумную коробит?
        - Хватит тянуть кота за яйца, Лен, - пожурил девушку. - Излагай.
        - Я пообщалась с университетским персоналом, практикантами и студентами, - решилась наконец моя собеседница. - В летний период народу куда меньше, но и не совсем пустыня. Кто сдает хвосты, кто методички клепает... Вахта, опять же.
        - И?.. - даже не пытался скрыть нетерпение.
        Пусть фырчит. Я-то знаю, что Хелен натура артистичная, и внимание ей, что стопарик для алкоголика, сладко и приятно в любое время дня и ночи.
        - Началось с того, что в библиотеке я случайно пересеклась со старой знакомой, бывшей старостой, - артистичная натура не спешила переходить к сути. - Машка сейчас в аспирантуре. Ей от рождения ни связей, ни красоты, ни великого ума не выдали, все скомпенсировав упорством. Так что она всегда, сколько помню, была зубрилой. Мальчики, гулянки? Нет, Маша допоздна в библиотеке, до закрытия, а после с фонариком под одеялом, доучивает, чтоб от зубов отлетало.
        - И? - повторил, вглядываясь в блескучие волны Невы справа.
        - И-а, блин! - Лена цокнула, зыркнула. - Ослик такой, на тебя чем-то похож. Так вот, мы с Машей разговорились, вспомнили былое. Обычно болтали, без внушения. И речь сама собой зашла о профессоре Бельском, о его скоропостижном уходе. Маша - она на него чуть не молилась, как на святого, сошедшего с небес. Чтобы ты понимал ее отношение, уточняю.
        У меня засосало под ложечкой от предчувствия.
        - В день, когда Дмитрия Федоровича не стало, Маша шла в деканат, несла ведомости, - тон вурдалачки изменился, она стала предельно серьезна. - И по пути столкнулась с профессором Пивоварским. Говорит, он очень спешил, и лица на нем не было. А до того столкновения Маша припомнила еще один момент: перед ней по коридору шел высокий черноволосый мужчина в костюме. Опознать она его не смогла, а эта заучка всех запоминает, кого хоть раз видела. На лица и манеры память идеальная, зато на все остальное - почти никакая.
        - К чему ты клонишь? - я потер глаза, примерно представляя себе ответ.
        - После разговора с Машей я опросила всех, - холодно и сухо продолжила Хелен. - Нашла того, кто был на вахте в тот день. Кто работал в деканате. Вообще всех, кто сейчас в городе, и кого было реально опросить. Так вот, никто, кроме бывшей старосты, не помнит чужака в костюме. А у Мстислава Юрьевича и вовсе в тот день была простуда, его не было на рабочем месте.
        - Твоя староста - фантазерка и врушка, выходит? - я до дрожи сжал кулаки.
        - Профессор Пивоварский не предоставлял больничного за тот период, - еще суше, безучастнее продолжила моя немертвая союзница. - Впрочем, это ничего не доказывает: один день можно пропустить без открытия больничного листа в поликлинике. Что до слов Маши... Была еще одна девушка. Она утверждала... даже настаивала, что профессора Бельского... убили.
        Повисла пауза. Слышно было гул мотора и свист ветра через приоткрытое окно.
        «Браво, Хелен!» - хотелось аплодировать проделанному расследованию. Но я молчал.
        - Эта девушка... как бы сказать, - замялась вдруг Лена. - Про нее в универе ходили слухи. Что она и твой отец... Что она была связана с профессором Бельским... отношениями.
        - Любовница? - с немалой долей иронии спросил я.
        Ирония - это потому, что изменять жене, Богдане Бельской, писаной красавице, да еще и такому занятому человеку, как мой родитель... Нет, бред. Быть не могло.
        В убийство поверю, не зря я сам пришел с иными вводными к схожим выводам. Измена? П-ф-ф!
        - То были слухи, Андрей, - как бы повинилась за вышесказанное вурдалачка. - В бардачке документы и фото. Взгляни?
        Не стал упираться, открыл бардачок. В последний момент накрыло меня мыслью, что на фото непременно окажется кто-то из моих знакомых. Кто угодно, вплоть до Аннэт...
        Ошибся. Незнакомая миловидная девица, некая София Бойко. Напряг память. На похоронах отца было много народу, много лиц, далеко не все из них мне были знакомы. Только вот последнее, что мне тогда было интересно - это запоминать те лица.
        - Не припомню, чтобы видел ее раньше, - покачал головой, закидывая папку с бумагами обратно в бардачок. - Она была на похоронах, ты не узнавала?
        - Согласно записям, она забрала документы и уехала из Петербурга сразу после происшествия, - Лена покачала головой. - Вернулась в родную солнечную Молдавию. Адреса не оставила.
        - Удобно, - хмыкнул.
        - Андрей! - взвилась на сиденье моя собеседница. - Слухи - черт с ними. Важно другое: если Софа и Маша не фантазерки, а Машку я проверила от и до, выходит, Дмитрий Федорович не от инсульта умер. Его могли убить, Андрей. Понимаешь?
        - Лучше, чем кто бы то ни было, - я сжал кулаки.
        Она уставилась на меня долгим пытливым взглядом. Пожалуй, это хорошо, что набережная по утру не загружена транспортом, и можно вести, не глядя на дорогу.
        - Ты не удивлен, - констатировала она, и в салоне повеяло могильным холодом. - Не удивлен! Ты знал? И молчал?!
        И даже запахом мокрой земли в ноздри ударило. Впрочем, в последнем, скорее всего, виновата была перекопанная клумба, мимо которой мы как раз проезжали.
        - Я поняла, - скрежетнула зубами Хелен. - Ты учишься. Игра в открытую, душа нараспашку - это путь к поражению. Молодец. Ладно, я уж договорю, пока есть время.
        Мы уже свернули с набережной, и до моего дома такими темпами катиться нам оставалось минут пять-семь, в зависимости от того, как повезет со светофорами.
        Она ошиблась, но я не стал ее поправлять. Дело в том, что я никогда не играл в открытую. Не совсем так. Я играл на своих картах: как ночью, в импровизированном покерном состязании, так и в обычной жизни вне казино. Показывал, что моя рука никчемна, если так оно и было. Повышал ставки, когда карты приходили хорошие. Не блефовал. Почему?
        Потому что, если делать так недолго, никто не поверит в твою искренность. Соперники просчитают - решат, что просчитали - и не будут верить твоим действиям. Тем самым подставятся. Если же игру «на своих» затянуть, тогда возникнет эффект привыкания. Ожидая блефа, обожгутся раз, другой, третий... И поостерегутся на четвертый. На пятый-десятый поверят: ты заходишь с солидными картами, стоит уступить.
        А в твоей руке будет ерунда вместо карт, пшик, чистый обман. Или нет - но и тогда ты ничего не потеряешь.
        Нужен очень «длинный стек» для такой игры, проще говоря, иметь очень много средств (фишек, денег, средств убеждения, сил - верное подчеркнуть).
        Кто-то играет каждую партию, как последнюю. Кто-то мыслит на ход-другой вперед. А кто-то выстраивает стратегию на долгую-долгую игру.
        Я молод. По меркам мира Ночи и вовсе младенец. Тем легче убедить окружающих в своей открытости.
        - Я проверила всех, - звенящим хрусталем прозвучал голос моей кровососущей приятельницы. - На цельность восприятия, на последовательность воспоминаний. Маша - чиста. Ее память под внушением и без оного выдают одно и тоже. Память всех прочих свидетелей на первый и второй взгляд тоже стыкуются, но...
        Хелен запнулась. Наверное, решая, сказать мне, как есть или же умолчать о чем-то.
        - Вася нарисовал графики, восстановил поминутно перемещения персонажей, которых я опрашивала, - выпалила она, как на духу. - Вася - это наш...
        - Аналитик, я помню, Джо говорил, - кивнул ей поощрительно.
        - Со схемами Васи вышла полная чехарда, - с облегчением (видимо, от того, что не выдала мне семейную тайну) продолжила вурдалачка. - То есть, когда персона А должна быть в столовой, персона Б видит персону А на рабочем месте. И прочее, снежным комом. Вывод...
        - Им чистили память? - я сощурился, как кот перед прыжком к мышке. - Внушением?
        - Очень похоже на то, - скорбно признала она. - И сработали хорошо. Если не закапываться в тайминг воспоминаний, как это сделали мы с Васей - все гладенько «сшито».
        - А что же твоя Маша? - прицепился к выпадающему из мозаики кусочку. - Почему до нее не добрались?
        Хелен чуть замешкалась с ответом.
        - Не знаю, - и перед глазами у меня полыхнуло.
        Бордовая завеса пламени. Что это было, что за шуточки «коня огнегривого», я не стал вдаваться. Спросил с упором.
        - Не знаешь?
        Это мой огонь так на ложь среагировал? Или просто ответ не по нраву пришелся?
        - Полагаю, потому, что я стала первой, кому она рассказала об увиденном, - подумав, сказала вурдалачка, и огненная пелена спала. - Маша молчала, даже когда Софа орала и рыдала под дверьми деканата. Машка не самая умная, зато осторожная. А мне открылась, потому что за давностью все утряслось. Да и я ей не чужая.
        «Орала и рыдала», - повторил я про себя. А мы с ма ни сном, ни духом. Или только я?..
        - Почти приехали, - грубо вписалась в поворот разумная нежить. - Я сказала тебе все, что знаю, выводы сделаешь сам.
        Алые искры перед глазами: не сплошной пеленой, а отдельными высверками. Забавный эффект, проанализирую его непременно.
        - Благодарю.
        Она высадила меня у парадной и долго махала вслед затянутой в траурное кружево ручкой через открытое окно у пассажирского сиденья. А еще напевала:
        «Вот новый поворот, и мотор ревет.
        Что он нам несет - пропасть или взлет, омут или брод,
        И не разберешь, пока не повернешь...[2]»
        
        
        [1] «Музыкант», автор текста Константин Никольский.
        [2] «Поворот» - песня группы «Машина времени». Автор текста А. Макаревич.
        
        
        [1] Здесь и далее в отрывке: «Навигацкий кант», популярный в XVIII веке, авторство неизвестно, текст песни может разниться у разных исполнителей.
        Часть 4
        Дома меня первым делом обнюхали. И всем видом выказали отвращение. Знаете ли вы, как выражает отвращение манул?
        Он топорщит шерсть, и без того густую и пушистую, и становится похож на одуванчик. Одновременно с поднятием шерстин манул показывает длинные белые клыки и опускает усы. А потом демонстративно поднимает заднюю лапу и стряхивает несуществующую грязь с этой лапы, якобы его великолепие манул измарался в чем-то омерзительном.
        Неважнецки относится шерстистый к кровососам, и не устает это всемерно демонстрировать.
        - Знаю, помню, заботу твою ценю, - прокомментировал я старания Кошара. - Так было нужно для дела. Подогрей чайничек, я переоденусь и приду с рассказом, хорошо?
        Сделаешь вид, что не заметил стараний, он затаит обиду, это мы уже проходили. А мне пары слов для верного помощника не жалко, на языке от них мозоль не натрется.
        Меня же крайне интересовало новое проявление огневой сути, в беседе с вурдалачкой выявленное. Огонь уже застил мне взор, бывало, но там было другое. Тогда он принуждал меня к действиям, к тому, чтобы выжечь до углей и пепла неугодных ему (или мне).
        К реакции на слова Хелен не прилагалось никаких эмоций, только «спецэффекты».
        На удивление, первую версию выдвинул не хранитель огня в овине, а парадник, незаменимый Мал Тихомирыч.
        - Думается мне, что лжу от правды отделяет и показывает нутро твое, - предположил нечистик. - Хочешь, проверим?
        Я закивал. Еще бы мне не хотеть!
        - Все печенья вкусные, с вишней, съел овинный злыдень, - Мал Тихомирыч направил указательный палец на Кошара. - И прянички! Все-все.
        Перед глазами тут же зажглись многочисленные искры, причем у меня сложилось впечатление, что конь мой огнегривый ржет над проверкой, ухахатывается.
        - Не может быть, - с наигранной строгостью откликнулся я.
        - Не верь, не верь ему, Андрей, - включился в игру, оскалился Кошар. - Наговаривает он на меня.
        Никаких визуальных эффектов.
        - Так уж и быть, - погрозил с боевитым видом парадник. - Не все прянички. Половину.
        Огоньки взметнулись, но в куда меньшем числе.
        - Ладно, будет, - шаркнул ножкой Мал Тихомирыч. - Одну он заел печенюшку, а прочее я под чаек оприходовал. Дюже вкусные... были.
        И уставился на меня своими огроменными гляделками.
        - Славно, - я хлопнул в ладоши. - Рад, что угодил. И эксперимент можно считать успешным.
        Пересказал советчикам, когда и как появлялись огоньки и искорки.
        - Елефант не раздавил, не сдюжил, куны в дачу пошли, - хмуро высказал овинник, чем вызвал у меня протяжный вздох.
        - По-русски, пожалуйста, по-современному, сколько раз просить?
        Кошар опустил голову, повинился:
        - От волнения забываюсь. Не сердись, объясню. Куны - ну, подкуп, как денежка, шкурки куньи, бельи иль собольи. А елефант... сейчас.
        Он перепрыгнул на столешницу, ловко открыл распашные дверцы навесного шкафчика. Подтянулся на передних лапах, порыскал внутри.
        - Вот, - с гордым видом и паутинкой на усе сказал овинник.
        Извлек он из недр кухонного шкафа пачку байхового чая со слоном на упаковке. Я и не знал, что у меня такой есть.
        - Слон? - уточнил про «елефанта», дождался подтверждающего кивка, решил развить мысль. - То есть, в переводе с русского на русский, ты хочешь мне сказать, что силовой метод завоевания территории не прошел, и теперь огонь меня решил купить? Добровольным показом чьего-либо обмана? Хм, а как он этот обман определяет?
        Манул совсем по-человечьи развел передние лапы.
        - Не знаю. Кто из нас человек, хотя б изначально? Я или ты, Андрей?
        Я растянул губы в улыбке: умеет шерстистый ставить вопросы.
        - Когда знаешь, что неправду говоришь, уши краснеют? - продолжил вопрошать овинник. - В жар бросает?
        - Нет и нет, - пожал плечами. - Врать не люблю, но умею себя контролировать. Работа такая. И не думаю, что Мала Тихомирыча бросало в жар при упоминании выпечки. Он же нечисть.
        Любопытно: домовик в деревенском доме, когда правду сказать не имел возможности, молчал. Его крутило и корежило, но он не врал: не мог, как я понял. А парадник, хоть и нарочито, явно, но искажал истину. Обжился, пообтесался в людской компании?
        - Вовсе я не врун по натуре, Андрей, - как будто мысли мои прочитал хранитель порядка в нашей парадной. - Не подумай. Опыта ради, испытания для! Как артистишка тот, тьфу, ты - ну, ты, ножки гнуты, в роль вжился, значится.
        - Проверка прошла замечательно, - заверил я. - Благодарим за содействие, Мал Тихомирыч, награждаем пачкой печенья и банкой варенья.
        Печеньки песочные и варенье черничное с еле слышным бурчанием: «Тают, тают запасы», - вручил награждаемому Кошар, снова пошустрив по верхним полкам.
        Парадник засмущался, заблестел глазками.
        Мы еще какое-то время посовещались, совмещая беседу с чаепитием. Пришли к зыбкому мнению, что огонь мой, суть пламенная, как истинный облик выявляет, так и отношение говорящего к произносимому может уловить. Эдакое «верю - не верю» к восприятию того, кто слова изрекает.
        Ты можешь врать другим весьма правдоподобно. Юлить, умалчивать, переводить диалог в иное русло. Можно солгать, не произнеся и слова неправды, что лично я считаю почти искусством. Только себе не соврешь. Разум хранит знания, опыт и - истину.
        Кошар был настроен весьма скептически к этому проявлению «дружелюбия» моей пламенной сути. Он убежден, что огонь не оставит попыток завладеть мной, взять верх в нашем союзе. «Не мытьем, так катаньем». И принимать мзду от него, как бы все безобидно не выглядело, себе дороже.
        Прав шерстистый, конечно же. Но до чего же полезная функция!..
        Особенно в свете предстоящей встречи с законниками. И, не будем себя обманывать, с ведьмами. Я высказал относительно последних свое: «Фи», - однако иллюзиями себя не тешил. Заявятся эти... ехиды, или я буду не я, а айсберг в центре Невского проспекта.
        И еще: как донести до огня, что его добровольное содействие не требуется? Я не знал, и Кошар не знал. Мал Тихомирыч вовсе только плечами пожал и углубился в баночку с вареньем. Зато другое я понимал четко: ни одна живая душа, равно как и дух бесплотный, прознать об этом «детекторе лжи» не должны. С нечисти слово я стребовал, сам проболтаться не должен.
        Потому что такой козырь надо держать в руке до последнего. Если придется, то и до гробовой доски.
        
        В том, что ведьмы притащатся на встречу, я убедился заранее. Как только услышал о месте, выбранном для этой самой встречи. Сергей Крылов позвонил и назвал ресторан... обойдусь без названия, ни к чему оно. На Невском расположен.
        Бывал я в дорогих ресторанах, а также в театрах, музеях, концертных залах... Мать прежде каждый месяц вытягивала нас с отцом на семейный вечер, обязательно в приличное место, с культурной программой. Манеры мне прививала, чтобы не смотрелся в обществе поленом неотесанным. Зачем? С материнским: «Так надо», - спорить было невозможно.
        Если кое-кто решил таким образом показать свое превосходство, то промашечка вышла. Но дело не в том. Законники для встречи подобное место не стали бы выбирать.
        Что младший лейтенант, что подполковник - бюджетники. Разумеется, я в их кошельки не заглядывал, чтобы так уж смело утверждать. Но в одном уверен: служаки, оба, на завсегдатаев рестораций не похожи.
        Провести разговор, сидя на скамеечке? Запросто. Совместно отмерять шагами мощеные тротуары? Это можно. В неуютном кабинете устроить не менее неуютную беседу? И такое вполне представляю. Я б даже понял, если бы служивые меня в музей позвали: там всегда можно найти тихий зал. Непринужденная обстановка, просматриваемые помещения, в которых можно и людей оперативно расставить, и слежку отсечь.
        А выбор дорогого заведения общепита для делового разговора - это из иной пьесы. Той, где на главные роли претендуют... артистки, чтоб их.
        Впрочем, Крылов не позволил мне долго мнить себя предсказателем будущего. Он прямо и открыто заявил, что представительницы Ковена настаивают на переговорах. Мои слова до них донесены, и дамы готовы к диалогу.
        Я не стал ерепениться. Извинятся - отлично, танцуем... то есть, общаемся. Решат разжечь конфликт сильнее или вытереть об меня ноги - пренебрегаем, вальсируем. В произвольном направлении, куда подальше. Я даже вежливым побуду из уважения к возрасту... Семена Ильича.
        До названного ресторана я почти дошел. Собственно, пешеходный переход оставался между мной и местом встречи, плюс десяток шагов. У самой зебры, на кромке проезжей части, я стоял и позевывал. Не поспал между смен: за разговорами, чаепитием и беготней день пролетел незаметно.
        Беготня - это в фотоателье, чтобы нужного размера фото сделать, на права. Оттуда метнулся к Ван Ванычу, чтобы сходу запустить процесс оформления прав. Тот, кстати, оказался китайцем, и правильно его звали Ван Ан.
        Ван как князь, Ан как мир, вежливо пояснил мне китаец на превосходном русском, почти без акцента. Его коллегам почему-то трудно было произносить фамилию и имя верно, так что он сначала стал Ван Ваном, а потом и Ван Ванычем. Улыбчивый восточный мужчина не обижался на «северных варваров», к которым его занесло ветром судьбы, только посмеивался. А права обещал мне в готовом виде выдать уже в пятницу.
        И все бы хорошо, но помотаться мне по городу пришлось изрядно. Так что перед важной встречей я зевал и мечтал о подушке, отлично зная, что прикоснусь к ней не раньше следующего утра.
        Из легкой дремы возле зебры, что пересекает главную транспортную артерию города, меня выдернул толчок в плечо.
        - А? - я обернулся и чуть не ударил на рефлексах, без замаха, но вовремя очухался.
        Никто мою тушку нарочно не пихал, просто ждущего народу набралось многовато, вот кто-то и задел меня сонного. Бывает, за такое не бьют. Людской поток оттеснил меня в сторону. Тут-то я и задумался: а надо оно мне, предуготовленное «с корабля на бал»? То бишь, из метро и толчеи в статусное заведение, где дамы из Ковена заранее удобненько расположились, выбрали меню и то, как именно будут макать носом в соус нахального меня, что-то посмевшего им предъявить?
        Переключился светофор, автомобили двинулись, пешеходы замерли. Я так и не перешел дорогу. Достал «нокию», набрал Сергея Крылова и сообщил, что буду рад видеть их с подполковником в кафе на набережной реки Мойки. Адрес продиктовал точный, дабы не заблудились. Озвучил, что уже иду туда, и пусть они подходят тоже.
        - Но... - успел сказать мне младший лейтенант, когда я жал на кнопку сброса.
        И выключения.
        Поднял голову ровно в тот миг, когда мимо проехал черный джип с высокой посадкой. Ниже уровня глаз промелькнул профиль... до боли знакомый.
        Потряс головой: кого-кого, а этого человека на Невском я сегодня никак не думал увидеть. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.
        Джип уже унесло потоком. Разубедиться или удостовериться в личности пассажира я бы не смог, даже сорвавшись на бег. Поэтому я убрал руки в карманы и пошел к кафе, знакомому по посиделкам с вурдалаками.
        А что? Там вкусная рыба, мне в тот раз очень понравилась. И цены вполне демократичные, служители закона смогут себе позволить что-то кроме воды с лимоном. Что же до представительниц Ковена Северных Ведьм: вертел я их. На шампуре шашлычном, да снизу угли раздувал.
        В одном мне крупно повезло: отдельный зал в шестом часу пополудни еще не был занят. За переговоры в общем зале ведьмы, чует моя печенка, мне бы весь мозг выклевали.
        А они пришли, да. Недовольные, неприкрыто враждебные, чертовски привлекательные.
        Я как раз доедал форель в горчично-сливочном соусе, когда они стайкой впорхнули в уютный (до их прихода) малый зал. Семен Ильич и Сергей вошли следом, пропустили дам вперед.
        И, если к встрече со Златой я был заранее готов, то двух других дам встретить снова никак не ожидал. Не только сегодня, а вообще в этой жизни.
        
        О, я их вспомнил. Эпизод, где мы столкнулись в общем пространстве (ВИП-зале), был мимолетен, но ярок.
        - Корпоратив, - не стал скрывать узнавания, приподнялся немного над стулом, поприветствовал всех вошедших. - Добрый вечер, дамы. Семен Ильич, Сергей.
        Двое последних подошли, чтобы обменяться со мной рукопожатиями.
        Злата осталась стоять у дверей кабинета. Гордо вскинутый подбородок, взгляд сверху вниз, пальцы вцепились в объемную сумку. Ее выдавали коленки. Я выгодно расположился и теперь с моего места было замечательно видно, как колени надменной ведьмы подрагивают. Зря она надела короткую юбку, в штанах, глядишь, и не заметил бы.
        - О чем вы? - изогнула бровь брюнетка в черном. - Что здесь доброго, и о каком корпоративе речь?
        В прошлый раз, когда имел удовольствие лицезреть этих дам, она тоже была в черном. Длинном вечернем платье с таким декольте... Скажу словами классика: «Что не можно глаз отвесть[1]».
        - Юноша, верно, шутит, - встряхнула светлые кудри вторая из вошедших. - Неудачно.
        Эта и сегодня пришла в красном. Офисный костюм, правда, был куда скромнее платья с глубоким, как бездна отчаяния, вырезом.
        Оно и к лучшему, если они меня не помнят. Хотя узнать, что они делали в казино, любопытно. Играли в карты, потому как захотелось? Сомневаюсь отчего-то.
        Ведьмы расселись. Черная справа, красная слева, каждая оставила между собой и мной пустой стул. Точнее, обе дамочки манерно и синхронно, будто всю жизнь репетировали, поставили на сиденья между мной и собой аккуратные сумочки.
        Отлично. Я только за, чтоб выдержать дистанцию.
        Семен Ильич опустился на стул подле брюнетки, Сергей «отзеркалил» шефа, сел возле светловолосой. Злата осталась стоять молчаливой статуей при входе.
        Пара официанток споро разложила перед гостями меню. Одна замешкалась, не решаясь обратиться к стоящей «на отшибе» Злате, но быстро сориентировалась, оставив одно лишнее меню на краешке стола. После чего девушки испарились.
        Судя по затянувшейся паузе, дамы решили поиграть в молчанку. Светленькая - так и тянуло назвать ее дамой червей, просто идеально ложилась ассоциация - сосредоточилась на изучении меню. Темноволосая - а эта была вылитая дама пик - буравила меня таким взглядом... Она будто примерялась, что лучше: воткнуть мне вилку в глаз или столовый нож в горло загнать.
        Уж не знаю, что это было: показ недовольства передислокацией или нагнетание обстановки (пусть этот юнец понервничает). Так или иначе, своих целей они не добились. Вместо того, чтобы нервничать, я представлял, как раскладываю их на столе, подобно папке с меню, одну за другой. Благо, мне их не трудно было мысленно раздеть: я уже видел обеих в нарядах, оставляющих мало простора для воображения.
        Я улыбался, как Чеширскому коту и не снилось, дама пик прожигала меня взглядом, дама червей искала новые слова в меню. Семен Ильич подпер подбородок рукой, Крылов ерзал на стуле. Злата косплеила статую.
        Эту молчаливую идиллию прервала официантка.
        - Вы готовы сделать заказ или мне зайти позже?
        - Вина. Сухого, белого, - брезгливо отшвырнула папку с меню светловолосая ведьма. - Лучшего, что отыщется в вашей забегаловке.
        - Кофе покрепче, - ласково обратился к сотруднице кафе я. - Не обижайтесь на дам, пожалуйста, у них выдался трудный день. А джентльменам принесите то же, что и мне до этого.
        Вкусная рыбка у них как-то замудрено называлась, я не запомнил. А скомпенсировать нервный день служакам мой кошелек после зарплаты в состоянии.
        Вино, бокалы и кофе появились на столе спустя пару минут после заказа. Все-таки правильное я выбрал место, отличный же сервис!
        - Итак, ты потребовал извинений, - нарушила молчание темненькая.
        - И вам здравствуйте, - наши взгляды скрестились; дама пик выгнула бровь, я развил начинание. - Вы проигнорировали мое приветствие и не представились. Немного невежливо, поскольку мое имя вам наверняка известно.
        - Власта, - коротко ответила темная, затем указала на светлую. - Белава.
        «А Злата - предмет мебели», - я усмехнулся и кивнул ведьме. Мол: продолжайте, я весь внимание.
        - Извинения, - веско повторила Власта и махнула рукой.
        Статуя отмерла. Злата чуть ли не подбежала к столу, вытянула вперед руки, что сжимали лаковые ручки черной сумки.
        Ведьма в черном дернула подбородком. Подрагивающие пальцы справились с застежкой и начали выкладывать на стол прелюбопытные штуки. Новехонькие тысячные купюры в банковских корешках. С наличными мы по работе имеем дело, хоть и реже, чем с фишками. В одном таком корешке сто листов, на упаковке указаны номинал, данные кассира, идентификатор и дата фасовки - сегодняшняя.
        Один, два, три... На пятом Злата остановилась. Пять по сто по тысяче - полмиллиона рублей.
        «Мило. Что дальше?» - спросил я Власту одними глазами, продолжая широко улыбаться.
        В ответном взгляде промелькнул интерес.
        - Деньги тебе, - подала голос Белава. - Компенсация за моральный ущерб, как сказали бы юристы. Достаточно?
        Вздохнул, отпил крепкого кофе. Не люблю его, но с недосыпа кофе хорошо заходит.
        - Мало? - истолковала по-своему дама червей. - Добавь.
        А это уже к Злате обращение. Та послушно приложила к стопке вторую такую же, потом поставила сумку на пол. Исчерпала запасы?
        Я сделал еще глоточек. Черный, ядреный, самое то.
        - Мало?! - повторила, повысив голос, Белава.
        Покачал головой в знак отрицания.
        - Тогда что, на блюдечке с голубой каемочкой подать? - понизила тон, добавила в голос иронии ведьма в красном. - Ты! Принеси блюдо.
        Под руку ведьме попалась официантка с рыбой для законников. Те, что показательно, вообще не встревали в устроенную ведьмами сцену. Они склонились над столом и тихонько о чем-то переговаривались.
        Сотрудница и тут явила чудеса расторопности. Блюдо, правда, принесла металлическое, под медь, но ей и инструкций точных не давали.
        Злата споро переложила купюры на блюдо. Протянула, повинуясь брошенному Властой взгляду, мне.
        Я допил остатки ароматного напитка, поставил белую чашечку на белое же блюдце. Отодвинул их. Встал, продолжая улыбаться, нежно и искренне, только теперь обращал свою улыбку к одной Злате. Ведьма попятилась.
        Шагнул к ней. Она снова обратилась в статую, но на этот раз с блюдом. Обошел по кругу «предмет интерьера», потрогал указательным пальцем верхнюю купюру.
        Ударил. Не ведьму, а низ блюда. Оно подлетело вверх и вбок, перевернулось, с грохотом упало на кафельный пол. Купюры разлетелись из упаковок, красивым «листопадом» осыпались на шахматные черно-белые плитки. А что? Хорошее сравнение: лист дерева и лист бумаги, и те, и те с зеленцой.
        - Как-то так, - я обвел жестом композицию, цокнул языком. - Я вижу ваши взятки. Хм... Вот если выложить из них слово «извините»... Нет, все равно не интересно.
        Я вернулся на место, заглянул в пустую чашку.
        - Девушка, еще кофе, будьте любезны, - улыбка моя едва не померкла, но тут же вернулась.
        Это я обратился к испуганной работнице, которая прибежала на шум и рискнула сунуть голову в пасть льву... львицам; иными словами, просунуть голову в приоткрытую дверь. Глазки девушки округлились: она заметила живописный беспорядок в дальнем углу.
        - Не обращайте внимания, - попросил со всей вежливостью. - Мы постараемся больше не шуметь. Трудный день, как я уже говорил.
        - Сотрудничество будет не из легких и приятных, - проговорила Власта и глазом не моргнув. - Жаль. Злата, на колени.
        «Сурово у них», - подумал я, наблюдая, как бледнеет лицо златовласки.
        Когда кожа сравнялась цветом с ниткой жемчуга на шее ведьмы, Белава поднялась со своего места, обошла стол с дальней стороны.
        - Считаешь, это мы должны расхлебывать твои промахи?
        «М-м, хороша в гневе», - я разве что не облизнулся - это было бы неприлично.
        - Бесполезная, - Белава выплеснула вино из бокала в лицо подчиненной. - Тебе сказано...
        Вина было на донышке, попало оно в глаза, заставив ведьму болезненно сощуриться. Теперь алкогольные капли стекали по кукольно красивому лицу, точно слезы.
        - Бэл, я сама, - негромко сказала Власта.
        И тем самым окончательно подтвердила, кто из них - глава Ковена.
        Дама червей отступила, дама пик подошла впритык к бледной Злате. Поддела рукой нитку жемчуга, рванула на себя. Нить порвалась, жемчужины посыпались, покатились по кафелю, добавляясь к композиции на полу. Злата покачнулась, некрасиво дернула шеей в момент рывка. Получила удар ногой под колени и рухнула к жемчугу, купюрам и ногам.
        - Ковен Северных Ведьм в моем лице приносит извинения, - озвучила дама пик тоном, каким говорят: «Погода сегодня прекрасная». - Повтори.
        - Ковен Северных Ведьм... - послушным эхом зашептала Злата с опущенной головой.
        Если кто подумает, что мне приятно было унижение той, что однажды пыталась унизить меня, то он ошибется. Впрочем, жалости во мне тоже не было. Никаких эмоций, полная отстраненность. Будто кино смотрю, причем с довольно предсказуемым сюжетом, и оттого скучное.
        - Громче, - голос Власты чуть изменился, теперь бы ему подошло: «К вечеру похолодает».
        - Ковен Северных Ведьм в моем лице приносит извинения, - послушно, поспешно и ошарашенно выговорила златовласка.
        - И надеется, что Повелитель огня Андрей, ученик и подручный тучеводца Чеслава, не затаит обиды на нас, - продолжила Власта. - Ибо Ковен Северных Ведьм не враждует с Чеславом и его подручными.
        - И надеется... - Злата оттарабанила и это вслед за главой.
        - Хорошо, - легко и добродушно ответил я. - Спасибо, прелестная фея, - переключился на официантку с моим кофе. - Постойте, я сам заберу.
        Не стал заставлять бедную девочку вышагивать по усыпанному полу. Там еще и ведьмы скучковались в проходе, Злата в позе просителя... Сам подойду, не переломлюсь.
        - Мне кажется, вы зря накаляете, Андрей, - вполголоса сказал подполковник, когда я проходил мимо него. - Обиду затаят за унижение, что чревато последствиями. Вы не всю жизнь будете учеником планетника. Ведьмы умеют мстить. Выйдете из-под руки Чеслава, мигом вам все припомнят.
        - Я благодарен за совет, Семен Ильич, - в той же громкости (тихости?) ответил.
        И прошел мимо. Совет запоздал. Кроме того, даже дойди он до меня заранее, я все равно поступил бы точно так же. Упертость - часть меня, черта характера, которая мне лично по нраву. Мнение остальных вторично.
        Пока я забирал с подноса кофе, ведьмы успели рассесться по своим местам, только Злата стояла, как была. Я примостил чашку на край стола, отодвинул стул - тот, что напротив моего, сделал пригласительный жест.
        - Злата, прошу.
        Дождался, пока ведьма распрямится, снова вздернет подбородок, дойдет до стула и усядется. Пододвинул к ней поближе салфетницу, чтобы следы от вина могла стереть. Затем подхватил кофе, отхлебнул прямо так, стоя.
        - Итак, раз с этим мы разобрались, - по пути к своему месту высказал я, - Позволю себе напомнить, что у нашей беседы есть временной лимит. В девятнадцать тридцать я вас покину.
        - Сказал тот, из-за кого мы ехали сюда, - дама червей сощурила глазки. - Да ты наглец.
        Красивые, надо отметить, зеленые глазоньки. Темные, как... елка в сумерках - как мундиры гвардейцев в моем давнишнем сне о пожаре в Зимнем дворце.
        И аккуратные брови полумесяцем, и точеный носик, и пухлые губки - все в Белаве было хорошо, складно. Власта тоже была восхитительна, эдакой хищной красотой. Черты темноволосой были острее, резче, глаза - два черных омута, огромные, чуть раскосые.
        Еще тогда, в ВИП-зале, я их пленительность подметил. Долларовый зал посещают люди небедные, посему я решил, что внешние данные есть результат усилий косметологов. И, может быть, пластических хирургов. Их работа в некотором роде тоже чудотворство.
        Я мог бы зажечь язычок истинного пламени над ладонью, дабы сличить их настоящую внешность с дивной «обложкой». Этот шаг я оставил на будущее, а пока, что называется, не горит.
        - Раз вы обращаетесь ко мне неформально, с моей стороны будет бестактностью называть столь очаровательных дам на «вы», - приветливо улыбнулся. - Так ведь, Бэл?
        Ведьма, к которой я обратился, на секунду опешила. А затем выпалила, явно пытаясь уязвить.
        - Ну, жемчуг вместо бисера мы перед тобой уже метали, одну из своих низвели, так что хуже уже некуда. «Тыкай», мальчик.
        Что и требовалось доказать: не обязательно применять огонь, чтобы увидеть суть. Порой достаточно чуть подтолкнуть в должном направлении, как она, суть эта, сама выпячивается.
        - Белава, - тряхнула волосами Власта. - Не стоит забываться.
        Я хлопнул в ладоши, засмеялся.
        - Действительно, Бэл, ты же не хочешь на ее место? - как бы невзначай глянул туда, где только что стояла на коленях Злата. - Подчеркивая свое превосходство, не стоит втаптывать в грязь того, с кем вы вроде как планируете общие дела. Хотя... Будем честны: не сделай вам Чеслав предупреждения, вы бы махнули рукой на просчет Златы. Не так ли, моя дорогая?
        Последний вопрос я адресовал Злате, которую сам усадил напротив себя. Та как раз закончила вытирать лицо и на мой вопрос ответила взглядом, полным ненависти.
        - И что? - без тени эмоций спросила Власта. - Глупость наказуема, когда проявляются последствия. Это общеизвестный факт. Обращайся ко мне на «ты», Повелитель огня, и пусть это сэкономит нам всем драгоценное время. Я не возражаю.
        А вот эта - самая опасная из противниц. Самая умная, расчетливая, хладнокровная.
        - Отлично, - кивнул. - Так зачем ты хотела меня видеть, Власта?
        Именно «ты», не «вы», как Ковен. Приближенные подпоют с ее напева то, что она от них попросит - крайне вежливо, почти не лицемерно попросит. Мог бы изобразить непонимание, но представление (во всех смыслах) и без того затянулось.
        - Сначала я поделюсь с тобой недавними событиями, - дама пик откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. - Кратко, это не затянет нашу встречу.
        Приподнял чашечку, мол: прошу, вещайте, сударыня.
        - За прошедший месяц наш Ковен лишился четырех ведьм, - без тени трагичности сообщила Власта. - Дария была первой, следом за нею нас покинули двое младших. А на днях была убита в своем доме Илона, одна из моих доверенных. Сильная, мудрая ведьма. Ее зарезали. Могучую природную ведьму прирезали, как корову на бойне. Я, как ты верно догадался, Верховная Ковена Северных Ведьм. И не могу допустить, чтобы моих ближниц вырезали, как скот. Хуже всего то, что я не знаю, кому за них мстить. Кто - виновник. Со дня смерти Дарии служители закона ничего не сделали для того, чтобы найти и покарать убийцу - или убийц. Я не знаю, кто станет следующей в череде смертей. В круге нас осталось девять. Белава? Я? Да хоть бы и Злата, я и дуру отдавать на заклание не готова.
        - Только не Злата! - я сложил ладони, как это делают молящиеся. - Злате никак нельзя на тот свет.
        - Это почему? - сумел я удивить Верховную. - Любопытно.
        - Думаешь, тебя заподозрят первым? - выдвинула предположение Белава. - Снова?
        - Потому что о покойниках принято говорить хорошо, - я сделал скорбное лицо. - Возможно, мы сегодня договоримся, поладим. Мне придется идти на ее похороны, в знак уважения к Ковену. Вдруг меня попросят сказать речь? Будет жутко неловко стоять и молчать, как немтырь.
        Власта приподняла уголки губ, Белава хлопнула в ладоши, Злата запыхтела, что тот паровоз.
        - Ладно, в сторону лирику, - сказал проникновенно. - Печально, что старуха с косой повадилась выкашивать ваши ряды. Но я здесь каким боком? Вы, - бросил взгляд поочередно на красную и черную, после на Злату. - Не дуры, как некоторые. Считать виновником меня... Нет, не думаю. Тогда к чему это все?
        - Семен Ильич, приятного аппетита, - вместо ответа Верховная неожиданно переключила внимание на подполковника. - Как вам здешняя кухня?
        - Благодарю, весьма недурно, - Рыков степенно кивнул. - И вам советую попробовать.
        - Возможно, позже, - уклонилась от предложения Власта. - А еще, может, будет правильнее, если на вопрос Повелителя огня ответите вы, а не я?
        Подполковник отодвинул тарелку с приборами, потянулся за салфеткой.
        - Зачем мне встревать в такую славную беседу? - пожал плечами законник. - Как по мне, вы отлично справляетесь. До сих пор не пролилось ни капли крови... Вино, разве что, но его не жалко. А вот кровь...
        Взгляды Семена Ильича и Власты пересеклись. Верховная разве что молнии очами не метала, тогда как подполковник демонстрировал твердокаменное спокойствие.
        Я не очень понимал, откуда «ноги растут» у этого обмена репликами. Вероятно, что-то из ранних договоренностей касалось кровопускания. Только ли из моей тушки, или в совокупности, не суть. Я видел, что ведьма недовольна законниками. Еще я видел, что Рыкова не проняло возмущение главной представительницы Ковена.
        Упрямый мужик. Зауважал.
        - При всем уважении, - встрял я. - Можно ли называть меня огневиком, без Повелителя?
        Манула отучил (почти) от вычурного обращения, и ведьм пора переучивать.
        - Огневиком... - бархатным голосом откликнулась Верховная, обратив взор свой ко мне. - Можно, отчего нет. Но тут ведь вот какая тонкость: силу, что тебе досталась, мало получить. Ее необходимо обуздать. И не разово, в момент обретения, а каждый миг, день, год твоего существования. Ты либо повелеваешь огнем, либо тебя, как личности, нет. Ты сожжен, уничтожен им.
        - И все же, - улыбнулся шире, показал, что не впечатлен ее проникновенной речью.
        - Как пожелаешь, - Власта вернула мне улыбку. - Слова - это только слова. В большинстве случаев.
        Голос изменился. Похоже, мы добрались до подоплеки данной встречи.
        - Служители закона чураются нас, не делятся информацией, - главная ведьма бросила укоризненный взгляд на младшего служаку, Крылова. - Ты и сам мог заметить, огневик, - а это уже Рыкову попеняла. - Поэтому для понимания происходящего за последний месяц в мире Ночи и за его пределами нам пришлось немало постараться. Встречи, сделки, даже несколько давнишних долгов списали.
        Мог бы я ее поправить относительно сроков: очень может быть, что картина мира изменилась не месяц назад. Но не стал. Как говорится, подозрения к делу не пришьешь. И не всякими соображениями стоит делиться с... ехидами.
        - Режут не только нас, - продолжила Власта. - Досталось многим, не стану тратить время на перечисление. Из всех подобных столкновений с неведомыми врагами живыми вышли только ты да старая бессмертная кошелка, но ту, думается, прямым попаданием метеорита не прибить. Ты спросил, к чему это все? К тому, что ты жив. Выжил там, где не справились другие.
        - То есть, вы внезапно поняли, что не бессмертные, - я усмехнулся без тени веселья. - И не самые-самые, потому как какой-то выскочка оказался удачливее вас. И теперь вы гадаете: а в удаче ли дело? Кстати говоря, упоминать Федю Ивановну в такой форме... слегка опрометчиво, вам так не кажется? Да, Семен Ильич, если вас не затруднит, передайте ей от меня поклон.
        Обозначил наклон головы для пущей искренности.
        - Непременно, Андрей, - закивал подполковник. - Она с нами недавно связывалась. Упоминала, что была бы рада вашему визиту.
        Мысленно поставил себе галочку: до отъезда в деревню заехать к Палеолог. Да, мне претит отношение специалиста по древностям к обывателям. И все же, узнать, что дало наблюдение за матерью моего несостоявшегося убийцы, стоит.
        - Как мило! - всплеснула руками дама червей, захлопала густыми ресницами. - Сейчас пущу слезу. Ты со всеми милый и пушистый заинька, только к нам одним жопкой поворачиваешься?
        - Бэл, - укоризненно взглянула на подручную дама пик. - Довольно. Вообще, отношения Ковена и старой паучихи посторонних не касаются.
        Я дернул плечами, признавая, в целом, ее правоту.
        - Ты весьма прямолинеен, настолько, что прямота граничит с грубостью, - Власта уставилась на меня. - Это молодость, юношеский максимализм, принципиальность. Я тоже была молода, горяча и наивна, могу понять. Прими совет: иногда лучше прикрыть свой рот и раскрыть... да хоть бы и кошелек. И поступиться принципами во благо общему делу.
        На мой рассудок явно действовал недосып, потому как после слов: «Прикрыть свой рот», я тут же додумал: «Раздвинуть ноги», - а не то, что ведьма выговорила на самом деле.
        И картинку воображение мгновенно зарисовало.
        - Принципы, - я хохотнул. - Слышал я о замечательном принципе, по нему в той же Европе в не самом далеком прошлом многие жили. Ведьме - пламя. Или, на чуть более современный лад, каждой ведьме по костру.
        Белава порывалась что-то вякнуть, так что я погрозил ей пальцем. Удивительно, но сработало: ведьма промолчала.
        - Ничего личного, как говорил один мужик, собираясь меня прикончить, - подмигнул светловолосой. - Просто меня еще в детстве учили, что продавать свой труд за деньги - это работа, продавать свое тело за деньги - проституция, а принципы продавать - бесчестие. Низость, а низкие люди ничтожны, одноразовы, как вон та салфетка, - я махнул рукой в направлении белой скомканной бумаги, которой недавно вытирала лицо Злата. - Их используют и вышвыривают.
        Не ожидал, что Власта после моей импровизированной речи зарукоплещет.
        - Как хорошо сказано, - она чуть подалась ко мне, прищурилась, точно кот, стянувший и успешно слопавший целую рыбину. - И как хорошо тебя воспитали. Браво! Слышала, Златочка? Чеслав не стал бы из жалости брать в ученики пустозвона с функцией зажигалки, и не тебе тягаться с ним в дальновидности.
        Злата снова начала бледнеть, ее тонкие пальцы сцепились в замок, а голова опустилась.
        - Я допустила ошибку, - проговорила-прошептала златовласая ведьма.
        - И не одну, - отмахнулась Власта. - Андрей, хочешь, я ее тебе подарю? Погоди отказываться, - рассмеялась она, когда я затряс головой и замахал руками. - Не насовсем, на годик-другой. Захочешь, будет греть тебе постель. Готовить, обихаживать тебя. Или ковриком придверным лежать, чтоб тебе мягко ступалось. Ведьма она слабая, характер вздорный, но ты прикажешь молчать - и слова от нее не услышишь. А как срок выйдет, глядишь, прибавится в ней разумения, воспитания и понимания своего места под Луной и под солнцем.
        Верховная обращалась ко мне, но что-то мне подсказывало, главным адресатом этой речи была Злата. Проштрафившаяся ведьма была белее салфетки, ее трусило, ногти впились в кожу чуть ли не до крови.
        И при этом очевидном воспитательном моменте, если б мне взбрело в голову ответить: «А давайте», - Ковен в лице Власты действительно передал бы мне златовласку. Главная ведьма не говорила ничего, что не готова была воплотить в жизнь.
        И лишним подтверждением являлось отсутствие «искорок» от коня моего огнегривого. Он вообще ни разу не «искрил» с начала встречи.
        - Премного благодарен, но нет, - перевел я на корректный язык «в гробу я вас видал с такими предложениями», затем постучал указательным пальцем по циферблату. - Время. Оно уходит, а я так и не услышал, ради чего мы вместе собрались.
        Такими темпами, если хождения вокруг да около затянутся, то я не смогу перекинуться словечком с законниками. Что плохо, ведь говорить с ними при ведьмах неохота, но и откладывать разговор негодно. Мне от них информация нужна, причем желательно - вчера.
        - Нас режут, жгут, мозжат черепа, - Власта прервалась, чтобы налить себе вина и выпить одним махом. - Нас - детей Ночи. Знаешь, в чем ирония, огневик?
        Молча покачал головой.
        - В том, что никто не ищет союзников, чтобы вместе дать отпор общему врагу. Одни отсиживаются в кустах в надежде, что до них не доберутся. Другие вывозят из города семьи и сбережения. Третьи в гордыне своей не видят ничего дальше кончика носа. Мне пришлось покупать - покупать! - информацию. Ни один не сел со мной за стол и не сказал: «Власта, так оно и так».
        Дама пик сжала пустой бокал с такой силой, что стекло не выдержало. Хрустнуло, раскололось на осколки. По руке побежали тонюсенькие струйки крови.
        Дама червей охнула, помчалась к главе Ковена. Привстал с отвисшей челюстью Сергей, а подполковник кашлянул и придвинул соседке по столу салфетницу.
        - Пустое, - сомкнула веки Верховная. - Эта кровь не нарушает договоренности. Оставьте эту суету.
        Власта махнула рукой. Окровавленные осколки отправились на пол, где уже столько всего валялось, что хоть картину пиши. Маслом.
        - Помнишь, что ты сказал той дуре? - Верховная раненой рукой указала на Злату. - «Закон натравить на ведьм, ведьм на закон». В этом есть смысл. Каждая убитая ведьма рушит хрупкое, что то стекло, равновесие. Мы против убийц? Или против ищеек, которые этих убийц не находят? Недоверие множится, нарастает снежным комом. Превращается в гнев. Тут даже уместно слово - праведный, хотя, казалось бы, где мы и где праведность?
        - Не скажу, что рад своей правоте, - сказал абсолютно серьезно.
        - Тебя тоже пытались убить, огневик, - не спросила, утвердительно высказала дама пик. - Значит, у тебя есть свои счеты к тем, кто за всеми этими смертями стоит.
        Коротко кивнул. Размер счета ей знать не следует.
        - Я пришла предложить тебе сделку, - блеснула черными очами ведьма. - Теперь вижу, что напрасно. Работать на меня ты не захочешь, а прочие варианты с оплатой, - она усмехнулась. - Не приемлешь. Мне остается только одно.
        «Уйти», - пожелал я услыхать вариант логичного окончания.
        - Заключить союз, - разрушила мои надежды Власта. - На равных. Extremis malis extrema remedia[2]. К такому я не готовилась, потому четко сформулировать рамки, границы и степени взаимодействия сходу не получится. Если ты согласишься, мы обсудим детали на отдельной встрече. Андрей?
        Это был прогресс - она не безлично ко мне обратилась, вспомнила имя. Но заботило меня другое: нужны мне такие союзники или ну их в пень (если по-простому сформулировать)?
        Да, Верховная не солгала ни словом - огонь тому свидетель.
        Да, у них есть повод искать и карать «шахматистов».
        Да, один в поле не воин.
        Да, я уже сблизился с нежитью, чтобы добыть чуть больше ответов. И вурдалачка, и ведьмы (в теории) - союзники временные, ситуативные.
        Возможно, начнись наше знакомство с Ковеном с иного, градус общения был бы куда теплее. Не до уровня жарких объятий и поцелуев, но до рукопожатий и договоренностей - вполне.
        С другой стороны, я понятия не имел, что даст (снова в теории) такой союз. Что они реально могут противопоставить «шахматистам»? И будет ли такой союз взаимным усилением, а не предложением побыть наживкой с туманными перспективами на выживание.
        - Андрей, - негромко позвала Верховная. - Время. Думаю, вы бы еще хотели для мужских разговоров найти минутку-другую.
        - Вы правы, - я решился. - Поговорить мне с ними нужно. Что до союза: это надо обсудить. Отдельно, детально. Не здесь и не сейчас.
        Власта подалась ко мне.
        - То есть, принципиально ты согласен?
        - На кота в мешке? - я в очередной раз широко улыбнулся. - Разумеется, нет. Будут подробности, будет и разговор.
        - Осторожность? Расчет? Неважно, - Власта поднесла правую ладонь к лицу, что-то шепнула. - Белава, оставь ему визитку. Через Бэл и договоритесь о встрече.
        Ведьма в красном послушно выложила передо мной визитку. На ней значились: имя-фамилия (Краснова, символично), два номера телефона (рабочий и мобильный), а также должность в крупном книжном издательстве.
        Засим дамы изволили удалиться. Оставили Злату, чтоб «прибралась, и пошустрее». Ладонь Верховной к моменту ухода уже не кровила, да что там, даже следов на коже не осталось.
        Я подсел поближе к законникам. Понятно, что при оставленных «ушах» что-либо серьезное обсуждать затея такая себя. Только мелочи, вроде моего скорого отъезда.
        Спину как иголками закололо. Дернулся, обернулся, чтобы заметить, как над кусочками стекла поднимается темный дым. Причем одна дымная струйка тянулась из кармана пиджака златовласой ведьмы.
        Хмыкнул: прежде, чем искать союзников вне Ковена, Власте следовало бы присмотреться к своим подручным. Карман - это уже второй «звоночек». Первый был, когда Власта поранилась. Белава ринулась на помощь, а Злата... Злата часто задышала, с жадностью вбирая воздух.
        С уборкой ведьма не стала затягивать. Купюры, почти все, исчезли в недрах сумки. Пяток банкнот Злата выложила веером: счет, чай, бой посуды, доставленные неудобства. Не стал ничего говорить, просто добавил от себя еще одну тысячную. Подполковник отправил младшего сотрудника проводить ведьму, усадить в такси.
        И наконец-то я смог узнать кое-что из новостей.
        Во-первых, мне передали сведения о владельце машины, номер которой я недавно просил пробить. Рыбкин Денис Иванович, двадцать девять лет, не привлекался. По адресу регистрации не проживает, род деятельности не установлен. Обещали по возможности уточнить, закрасить «белые пятна».
        Во-вторых, похвалили меня. За догадку о мотористе, что не все с ним ладно и просто. Итак: мужика, которого мы с Сергеем вытащили с полыхающего теплохода «К.Э. Циолковский», после выписки из больницы руководство отправило в оплачиваемый отпуск. И даже оплатило билет в санаторий Краснодарского края. Мужик перед отъездом, по слухам, грозился всех засудить, от владельцев судна до пожарной службы. Так что его, по сути, спровадили из города под благовидным предлогом.
        Когда же служивые в лице все того же Сергея попытались связаться с санаторием, всплыло несколько любопытных моментов. Для начала, в номер санатория по путевке вселился совершенно другой дядька. Выяснилось это не сразу, ведь Крылов не лично покатил на юг за персонажем истории с теплоходом.
        Опущу подробности, дабы не лить много словесной воды. Дядьку, что заместил моториста на положенном отдыхе, допросили. Тот не упирался особо: ему предложили отдых по дешевке, какой дурак откажется? Ну и что, что с рук путевка? Настоящая же, с четырехразовым сбалансированным питанием.
        Куда делся моторист на самом деле (а из Петербурга он уехал, это установленный факт), следователям в настоящий момент неизвестно. Разыскивают активно, в том меня заверили.
        Ищут - уже хорошо. Найдут ли, вопрос, конечно. Но от меня тут уже ничего не зависит, всё, что мог, я уже сделал. Дал законникам возможную ниточку.
        В-третьих, расстроили меня относительно Липина. Никого подозрительного возле его окружения не замечено.
        Однако, Федя Ивановна для чего-то желала меня видеть: что, если плоды дало наблюдение за матерью моего несостоявшегося убийцы?
        В-четвертых, мне показали парочку фотокарточек, снятых на полароид. На них позировала глазастенькая девушка в медицинской маске, белом халате и перчатках на фоне белой же плитки санузла (у меня дома похожая). Дева строила глазки и тянула вверх большие пальцы в жесте «хорошо» или «нравится».
        Еще в кадрах был белый фаянсовый друг и его последний пользователь. Этот был плохо виден, одним русым затылком. Яркими контрастными пятнами на фото служила кровь на сидушке.
        Самая свежая жертва, как мне пояснили. Колдун из Колпино, убит ножевым ударом в горло. Причем били снизу, заранее расположив жертву в коленно-локтевой над унитазом, а потом придерживали, чтобы хлестало в чашу. Иначе крови вокруг было бы куда больше.
        А девочка на фото - новая сотрудница, с дипломом судмедэксперта и некими особыми способностями (какими именно, мне не ответили). Запечатлела, так сказать, свой первый раз - первый выезд на место преступления.
        Зачем показали? Не знаю, может, для того, чтобы проникся серьезностью ситуации.
        На прощание мне посоветовали держаться с ведьмами осторожнее. Во всех смыслах. Я обещал прислушаться к доброму совету.
        На том мы со служивыми распрощались, а я поспешил в казино. Отрабатывать последнюю смену перед отпуском.
        Я прискакал на работу в последнюю минуту, чуть не получил втык от начальства. И успел услышать фразу Бореевой: «Давайте думать о коллегах хорошо. Может, он не пришел, потому как умер?»
        Речь шла о Вадике Коломийцеве, вторую смену подряд пропустившему. Накануне это приняли как должное: прогул сразу после получки для нашего запойного коллеги был нормой.
        Всю ночь мы резались в техасский холдем, а утром получили безрадостную весть. И ушли дружно в бар, чтобы там насвинячиться в зюзю. Я пил со всеми. Безуспешно заливал водкой воспоминания о последних минутах жизни Водяры. Не залил. Осознал, что залипаю от сонливости, подхватил под локоток относительно трезвую Ташу, поймал частника и срулил с нею со скорбной попойки.
        
        В этот раз я понимал, что сплю. И сам сон отличался от прежних: в нем не было врагов или пламени, только воспоминания. Истертые временем, утерянные - ведь я-взрослый совсем не помнил того дня.
        Мне три года. Высокий стул придвинут к столу, заставленному разными закусками. Еще от стола вкусно пахнет жареной корюшкой. Вокруг несколько взрослых, среди них привычные, теплые, родные - мама и папа. И еще какие-то шумные люди.
        Я-спящий узнал соседа по столу, что сидел слева от папы. Дядя Слава, тут он куда моложе, чем привычный мне Мстислав Юрьевич. Справа от мамы сидит смутно знакомая женщина... Определенно, я ее знаю, но не могу вспомнить сходу.
        Очень хочется рыбки - потребность меня-ребенка. Рыбка вкусненькая, но самому мне не дотянуться до огромного блюда в центре стола. Ручки коротенькие.
        Родные заговорились с соседями по столу, и моя желанная рыбка зависла на полпути ко мне, на вилке в пальцах мамы. Я верчусь, тянусь к вкусняшке, открываю и закрываю рот. Молча.
        Минута, другая, третья.
        - Ма, дай рыбу! - возмущаюсь вслух.
        А как с ними иначе, если не понимают потребностей меня-малявки?
        - Держи, сын, - очухивается мама.
        Выкладывает в мою тарелку долгожданную рыбешку, тут же тянется за другой. Зависает.
        - Андрей, что ты только что сказал? - голос мамы дрожит.
        - Ма, дай рыбу, - спокойно повторяю, затем добавляю. - Спасибо.
        - Сынок! - ее желтые глаза блестят.
        - Ма, тебя кто-то расстроил? - озадачился бисеринками слез я-мелкий.
        Самый родной человек трепет меня по волосам.
        - Что ты, милый. Как меня может кто-то расстроить, когда у меня самый лучший в мире защитник?
        «Это хорошо», - решает малявка и больше не отвлекается от еды.
        - Надо же, он не немтырь, - голос той смутно знакомой женщины за шумом текущей воды.
        Гости разошлись, папа ушел к себе, мама моет посуду. Я-малявка потопал на кухню, потому что скучно. А там может найтись еще что-то вкусненькое. Поесть я люблю.
        - Не говори так о моем сыне, - голос мамы звучит так холодно, что я даже не сразу его узнаю. - Не смей.
        - Ребенку четвертый год, и вплоть до сего дня он не говорил, - пожимает плечами чужая тетя. - Мальчик похож на колобка, да еще и говорить не умеет. Как его, по-твоему, называть?
        С оглушающим дребезгом бьется в раковине тарелка.
        - Андрей прекрасно разговаривает! Ты слышала своими ушами.
        - Ага. Голос прорезался. Поздравляю, Богдана.
        - Уходи немедленно.
        В голосе мамы что-то незнакомое, страшное. Настолько, что я-малявка прижимаюсь к дверному косяку, забыв, зачем шел.
        - Уходи, и никогда больше не переступай порог моего дома, - кажется, будто ее голосом можно резать, слова острее, чем осколки разбитой посуды. - Ты услышала меня, Дария? Вон!
        Та женщина смеется, но смех неестественный, как бумажные снежинки на окнах перед Новым годом.
        - С радостью, Богдана. С радостью.
        Она идет на меня, и я-спящий узнаю эту женщину: тетка Дарья, соседка по дачному участку. Но я же точно помню, что в «Три сосны» мы въехали куда позже...
        Мелкий я на диване, по бокам от меня родные. Снова теплые, близкие.
        - Кто я? - счастье в вопросе мамы, не первом и не последнем.
        - Ма! - серьезный ответ.
        - Андрюша, а это кто? - она тянется через меня, тычет пальцем в жилет папы.
        - Па! - с важностью отвечаю.
        Родные руки притягивают меня к себе, обнимают.
        - Это самые чудесные слова. Всегда так нас и зови, сынок.
        Улыбка, редкая гостья на сосредоточенном лице папы, яркая и добрая.
        Темнота.
        
        Всегда думал, это блажь, чтобы я их так звал.
        - Ты просто забыл, - бесячий голос в моей голове. - Точнее, думал, что забыл. Я помог вспомнить.
        Надо же, какой заботливый...
        - Я такой, да. Не нервничай. Дернешься, разбудишь красотку. Цени, самый мирный сон тебе показал, чтобы не мешать вашим обнимашкам.
        Пшел вон!..
        
        Проснулся и в самом деле в объятиях Таши. Точнее, под закинутыми на меня конечностями. Аккуратненько выполз и даже не разбудил.
        Дошел до ванной, умылся, затем направился на ревизию холодильника. Со всеми разъездами нормальной еды в него я уже несколько дней не закидывал. И теперь - быстрый осмотр подтвердил - жрать было нечего. Нет, будь я один (не считая нечистиков), перебился бы яичницей из последних трех яиц в упаковке. Но вскоре проснется Бартош.
        Последствия опьянения ей и себе я снял живым огнем, когда мы только приехали ко мне. Проснется, будет зверский аппетит - сужу по себе. Всем хорош огонь, но голод он не утоляет. Огонь и сам вечно голоден...
        Пришлось снова красться на цыпочках в комнату, брать одежду. В шкаф не полез, там дверца поскрипывает, схватил вчерашние джинсы с рубашкой. Не свежие, но для похода в круглосуточный (а за окнами царила ночь) сойдет.
        Одевался возле кухонного стола. Рядом, на подоконнике, сидел манул, мечтательно взирая на растущую луну. Считаные дни до полнолуния...
        Задний карман немного выпирал. Странно, что не заметил этого раньше. Хотя, если подумать, ничего удивительного. Снимал перед сменой я их в дикой спешке, а когда с утра надевал, был загружен мыслями про Вадика. Дома же, после попойки, их и вовсе с меня стянули без моего участия.
        Пальцы нашарили и извлекли на свет сложенную вчетверо салфетку. Изнутри мелким неровным почерком шла карандашная запись: «Ковен не впервые теряет ведьм».
        Без подписи.
        Выругался полушепотом. Овинник подскочил, обнюхал бумагу.
        - Пропахло тобой сильно, - повинился мой домашний нюхач. - Не определю, кто еще прикасался.
        - Так, - я опустился на стул, потер лоб. - Кто?
        Салфетка из кафе, больше неоткуда. Судя по почерку, записка сделана женской рукой. Опять же, нет смысла служакам что-то подобное выделывать, когда можно просто сказать.
        На всякий случай напряг память: не заходили ли мне за спину оба представителя закона? Так, чтобы была возможность незаметно запихнуть этот бесов клочок бумаги. Джинсы я ношу далеко не «в облипку», так что то, что я не ощутил касания, нормально. Однако... эти двое всю дорогу находились перед моим лицом, кроме одного момента: когда я ходил забирать кофе у входа в кабинет. Я прошел тогда за спиной сидящего Крылова, туда и обратно. Не останавливался, потому не думаю, чтобы он успел на глазах остальных что-то такое провернуть.
        Далее куда более вероятные ручки, женские, шаловливые - ведьмовские. Власта исключается с вероятностью девяносто девять процентов. Ей на фоне прочих признаний было проще сказать, чем писать. А еще она ни разу не оказывалась позади меня. И когда я ходил мимо Крылова, огибал стол с противоположной от Верховной стороны.
        Один процент оставляем чисто на всякий случай. Кто этих ведьм и их способности разберет, так, чтобы утверждать со всей уверенностью?
        Остаются Белава и Злата. Белава обходила меня сзади дважды (и потом еще в обратном направлении топала): сначала, когда с бокалом шествовала к Злате, затем в момент ранения руки Власты осколками другого бокала.
        Могла? Да. Мотив? Хм... У меня есть визитка Белавы Красновой, могу набрать и спросить напрямик. Впрочем, это излишне. Спросить стоит, но не о самой записке, а о ее содержимом. С глазу на глаз, без ее главной. И поглядеть на реакцию.
        Злату оставил на сладкое. Эта тоже мимо моей филейной части ходила. Я прокрутил мысленно все перемещения по кабинету.
        Вот я отодвигаю стул для униженной ведьмы. Она усаживается, я придвигаю салфетницу. Пальцы ведьмы подрагивают. Сколько она достала салфеток?
        Верю ли я, что та же самая златовласка, которая привлекла чужого пацаненка для рисования трупа тетки Дарьи, имеет настолько слабый самоконтроль, чтобы явно демонстрировать тремор рук?
        Я стоял рядом, пил кофе. Затем развернулся и без спешки пошел к другому концу стола. В руках была чашка с кофе, отсюда неторопливость, чтобы не пролить.
        Пока я отхлебывал бодрящий напиток, могла Злата достать откуда-то карандаш и сделать запись... скажем, на коленке? Перед ней ни еды, ни напитков, она только что просила прощения. Никого не удивят опущенная голова и руки на коленях. Короткая юбка, кожа без чулочной продукции, не скользит. Ответ: да.
        Вот я разворачиваюсь, и моя задница (речь о месте расположения карманов, попрошу без двусмысленностей) в доступной близости.
        Я говорю про временной лимит встречи уже на ходу. Достаточно ли времени на то, чтобы засунуть в мой карман клочок бумаги? С быстрыми пальцами да хорошей реакцией - очень даже да.
        Альбомный лист с рисунком, листок салфетки с запиской... Манера действовать исподтишка, чужими руками, причем больше эффектно, чем эффективно. Черт побери, все сходится!
        Кроме мотива. Злату понизили и унизили из-за меня, едва ли это повод относиться ко мне лучше, доверительнее. Действия Ковена по отношению к ней более оскорбительны?
        Примем как данность, что женская логика непостижима, и не станем заморачиваться с мотивом. Я его могу не понимать, а мыслить, как ведьма, не умею.
        Злата или Белава. Красновой я по-любому буду звонить. Поговорим, а после сделаем выводы.
        Я усмехнулся и спалил записку, в традициях шпионских книг и фильмов. Если я пойму, что дама червей не передавала мне карандашного сообщения, сдавать Злату не стану.
        В таком случае начнет действовать принцип: такая скотина нужна самому. Это я не в обиду, просто мультик вспомнил.
        - Я за продуктами, - сообщил шерстистому. - Если Таша проснется, сделай ей чаю.
        Овинник кивнул, не отрывая взгляда от окна. Даже ходить осторожно не потребовал.
        Интересно: может, где-то вдали у другого окна сидит другая кошечка, скрывающая необычную сущность под пушистой шерсткой, и тоже глядит на луну? Не совсем кот, не вполне кошка, мистическая лунная дорожка...
        Определенно, это влияние сна-воспоминания. Размяк я после него, надо собраться.
        
        
        Слежку я заметил не сразу. По дороге в круглосуточный продуктовый прикидывал, как лучше поступить? Сразу же (не сию секунду, а утречком) поделиться с работниками милиции содержимым записки, или лучше подождать? Сначала попытаться определить отправителя?
        Примем пока что на веру, что автор записки не лжет. Ковен уже терял ведьм. Ведьмы, костры... Будет особенно пикантно, если дело о случае (случаях?) из послания хранилось на сгоревшем чердаке. Где можно сделать ставку, что так оно и было, а?
        Вот такие думы меня одолевали.
        Пора белых ночей уже миновала, фонари во дворах горели далеко не все (привет коммунальщикам). Клочки искусственного света перемежались с бархатной темнотой. Дрожало на асфальте кружево теней - фактурные листья огромных каштанов вдоль тротуара в подсветке фонарей и редких неспящих окон чуть трепетали на ветру.
        Признаю, что был беспечен. Мысли были далеко, тьма не пугала, наоборот, скорее манила. По сторонам я не глазел. И это большое везение, что после того, как завернул за угол, заметил идущую следом за мной вторую тень.
        Я продолжил топать спокойненько тем же прогулочным шагом, только маршрут слегка скорректировал. Пошел вдоль длинного дома, где почта со сбером обосновались. Да-да, того самого, возле которого я с вурдалачкой Хелен чуток сцепился в недавнем прошлом.
        Здание большое, посреди ночи со стороны проезжей части все двери заперты, так что внутрь не вломиться, если что. Вниз (от коммерческих помещений между участками чахлого газона) ведут ступени, а под ними узкая полоса тротуара и проезжая часть. Просмотр отличный, я к тому.
        Под вывеской почты России замешкался, изобразил завязывание шнурка. Бросил взгляд наискось: тень позади меня замерла. Собственно, я и вывел своего преследователя на площадку с хорошим обзором, чтобы убедиться: он не случайный прохожий. Не ищет в половине третьего ночи (почти по классике), как пройти в библиотеку. Тут, кстати, есть одна неподалеку, детская.
        Распрямился, встряхнулся. Пошарил по карманам ветровки, вроде как ищу что-то. Выругался, развернулся в обратном направлении. Это представление было излишним, но мне стало любопытно поглядеть на действия того, кто ходит за мной по пятам.
        Мужик в черном слегка замешкался, прежде чем повернуться лицом к спуску и проезжей части. Случайно подставил лицо под свет. И рытвины на физиономии я мигом узнал - эту россыпь ямок от оспин по лицу сложно перепутать.
        - Ха! - вырвалось из моей груди одновременно с полыхнувшей в рост ходуна стеной пламени. - Куда собрался?
        Еще две «стеночки» по бокам. Буквой «П», где безопасна для бегства только та сторона, где стою я. И потираю кулаки, готовлю теплый прием.
        Не дурак же он, сигать в призывно гудящий огонь? Щербатый перескочил ступеньку, завертелся на безопасном пятачке.
        - Эй! - ору, чтобы он ко мне развернулся. - Вот же...
        Мой окрик вызвал не ту реакцию: этот идиот бросился прямо в огонь. Я успел убрать стену. О, нет, не по причине человеколюбия. Этот гаденыш - моя информация на живом убегающем носителе, на ножках.
        Он рванул от меня по газону, сверкая пятками. Я понесся вдогонку. По верху, вдоль здания, и по низу, вдоль дороги, мчало вперед меня пламя. Я гнал и его, и парня, чтобы тот оставался на хорошо освещенном участке. Подгадывал момент. О! Он почти у ступенек ко входу в Сбербанк. Выше, ярче стена перед рожей.
        Пламя подается к бегуну, сыплет искрами. Меченый все-таки хочет жить, потому как проскальзывает по траве. Затормаживает. Наверняка прикидывает, уберу ли я снова огонь с его пути, если он повторит свой рывок.
        Но мне чхать на его прикидки: в этот раз пламень никуда не денется. Опалится да обжарится - сам виноват, туда и дорога. Достали, церемониться с каждым ушлепком...
        Злость не совсем моя, но я с огнегривым конем в кои-то веки согласен на все сто процентов.
        - Стоять! - реву в один голос с огнем. - Или сдохнешь, идиота кусок.
        Потенциальный факел развернулся ко мне. Попятился.
        Вверх и вперед: со ступеней я слетаю в рывке, в воздухе. Дропкик! Пяткой в подбородок, центнером веса в разгоне - аут при четком попадании. На его счастье, я не стремлюсь его угробить. И даже челюсть ломать не хотелось бы, со сломанной челюстью неудобно говорить.
        В последнюю секунду смещаю направление удара. Да и он не послушный болванчик, шарахается в сторону, но недостаточно быстро. Удар ногой приходится в грудь, далеко не в полную силу. Падаем все трое: он, я и огонь.
        Мое падение контролируемое, огонь убран моей волей. Еще не хватало, чтобы меченый в него случайно влетел при падении. А бегуна хорошо так о землю приложило. Спиной и мягким местом, так что травм особых вроде нет. Зубы и сознание на месте, зыркает досадливо, плюется зачем-то на тротуар...
        Шум, топот лап где-то на заднем фоне. В отдалении.
        «Кыш отсюда», - мысленно желаю живности свалить, мне тут лишние персонажи ни к чему.
        - Кто тебя послал? - нависаю над меченым. - Чем быстрее отвечаешь, тем целее останешься.
        Звук свистка бьет по ушам. И второй свист.
        Собачий лай, «пым-пым» по земле. Звуки движущегося авто с проезжей части.
        Я схватил за грудки бегуна, потом дернул головой на самый громкий звук.
        Грузное мужское туловище бежит в нашу сторону и свистит. А перед туловищем несется светлое четырехлапое.
        Треск ткани - это меченый воспользовался моментом, рванулся, перекатился и прытко бросился к проезжей части, под фары.
        - С-су... - я оборвал на полуслове адресное обращение.
        Проныра не попал под колеса. Он подпрыгнул, перескочил через капот, проскользнул по нему. Идиотам везет: водитель успел притормозить. Я ринулся за чертовым паркурщиком. Вызвал огонь на пути собаки и ее бдительного, мать его так, хозяина. Будем считать, это детки крутые фейерверки зажгли, ага.
        Не успел: по дороге решил проехаться грузовичок. Как так? Была пустая дорога, пустые тротуары, откуда все вдруг вылезли так несвоевременно?
        Признаюсь, одна часть меня возжелала рвануть бензобак этого неуместного транспорта. Примерно так, как я Хелен предлагал однажды сделать, если не заткнется и продолжит меня стращать.
        Чтобы взлетело тут все в столбе огня и дыма, красочно и ярко, чтобы взвыли сигналки на выбитых стеклах Сбербанка, чтобы собачника впечатало в стену оторванным от авто кузовом...
        «По-кх-мо-кх-гите!» - всплыл в памяти голос парнишки из горящего гаража.
        И я пропустил машину. А следом еще одну, по встречке.
        Не стану таким же, как те, кто устроил тот пожар в гараже. Без крайней на то нужды - никаких случайных жертв. Тех, кто заслуживает - пожалуйста, хоть живьем на костер и до состояния угольков.
        Последние мысли уже на бегу мелькали в голове. Я перебежал дорогу, тротуар, понесся наугад. Туда, где хуже всего с подсветкой: скрываться легче в темноте. Не угадал. Пробегал с полчаса по подворотням, через дворы домчал до Кондратьевского, до огней казино-конкурента.
        Вернулся ни с чем. Уточнение: с продуктами, зашел на обратном пути в круглосуточный, накидал в корзину всякого разного, не глядя.
        - Долго же ты, - поводил усатой мордой Кошар по возвращению. - Где был?
        - Бегал, - не нашел ответа получше.
        
        - Рассказать? - мы с Ташей перекусили и стояли на балконе, дышали ночным воздухом. - Про то, как оружие у виска помогает раскаянию?
        Пожал плечами.
        - Как хочешь.
        Нам предстояло провести немало долгих совместных ночей в деревушке. Момент для разговора уж точно отыскался бы.
        - Выслушаешь, и передумаешь брать меня с собой в отпуск, - отзеркалила пожатие плечами Бартош. - Возможно.
        - Это вряд ли.
        Я только что на полном серьезе думал взорвать автомобиль с водителем. Просто потому, что тот стал мне помехой. И сильно сомневался, что некий эпизод из прошлого Арктики меня ужаснет.
        - Отец нас бросил, когда мне и трех лет не было, - Таша оперлась на перила балкона, устремила взор к спящему парку и начала рассказ. - Так я думала половину сознательной жизни. Мать перед смертью надумала сказать мне правду: отец не сам ушел. Его убили.
        Я молчал. А что тут скажешь? «Сочувствую тебе»? По себе знаю, как пусто и бессмысленно это звучит.
        - Зачем нужно было врать мне все эти годы, я так и не поняла, - девушка покачала головой. - Уберечь от боли? Глупость полнейшая. Я все те годы его ненавидела. За то, что бросил и даже не справляется, как его дочь. За отчима. За... одиночество. А оказалось, что ненависть была надуманная. Незаслуженная.
        - Раз его убили, ненависть получила настоящую цель? - предположил я.
        И совсем не удивился, когда Арктика кивнула.
        - На отца я тоже злюсь, - тихий вздох смешался с порывом ветра. - До сих пор. Мораль, нравственность, духовные ценности... Он умер за бутылку водки, представь себе. Отказал алкашу из соседнего дома в подачке на опохмел. Потому как у того дома жена беременная, и ему не стоит так себя вести. И пока он этому отбросу втирал, как надо правильно жить, тот пырнул его в бок, задел печень. Забрал бумажник, столкнул еще живого отца в канаву и ушел бухать.
        У меня просто челюсть отвисла. Бытовуха, суровая, бессмысленная и беспощадная - ничем не лучше разборок в мире Ночи.
        - Отец был уверен, что люди отличаются от животных, - невеселая усмешка. - Так-то и не поспоришь. Некоторые индивидуумы куда хуже зверья.
        - Согласен.
        - Это, как ты догадываешься, еще не вся история, - снова вздохнула Таша. - Дальше начался форменный цирк с конями. Помнишь, чем обосновал отказ дать денег отец? Скорым будущим отцовством алканавта. И тем же руководствовался его брат, который взял вину на себя. Все всё знали, Пушкин - маленький городок. И все смолчали. Был суд, был приговор. Присел на тринадцать лет подставной братик. А этот огрызок человека вроде как взялся за ум. Родил дочь - жена его родила.
        - А потом ты узнала правду, - заполнил я паузу в откровениях. - Годы спустя.
        - Верно, - кивнула Арктика. - И захотела познакомиться поближе с тем, кто оставил меня без отца. А после вышел сухим из воды.
        - Я бы тоже не простил, - сказал, думая о собственном родителе. - И тоже бы решил... познакомиться.
        - Конечно. Ты такой же, как я, - она запрокинула голову, и налетевший ветер взметнул ее светлые волосы. - Есть свои, есть чужие. Тронувший кого-то из своих - враг. Я не могла себе позволить действовать необдуманно: на мне уже осталась Настя. Учеба, работа... Полгода я только подбиралась к гаду. По знакомству достала оружие. Это было нетрудно, в нашем местном казино большая часть контингента была из криминала.
        Новый порыв ветра разыгрался с прядями распущенных волос.
        Залюбовался: миниатюрная валькирия, меча с доспехами не хватает.
        - Они жили на первом этаже соседней пятиэтажки. Жили бедно, на окнах вместо штор висели тряпки, что, впрочем, помогало мне с осмотром их нищенского жилья. Отброс работал сантехником, пропивал почти все заработанное. Жена была уборщицей в школе, и тоже пила. Он бил ее, она терпела.
        Таша помолчала с минуту.
        - Он должен был жить и дальше своей убогой жизнью. Я для того и выискивала момент, когда он будет дома один. Приставить ствол к башке, заставить молить о прощении. Чтобы прочувствовал, что такое страх и близость смерти. Сама смерть ничему не учит, а вот близость ее - пронимает.
        - Он бы тебя сдал, - с сомнением высказал.
        Уже догадался, что личное знакомство с убийцей прошло не совсем по задуманному Ташей сценарию.
        - В Пушкине? - она фыркнула. - В участок сразу же завалилась бы компашка из тех, кого менты не трогают - жизнь дороже. Хором бы пропели, как весь вечер готовили и ели со мной шашлыки на природе в ста километрах от места происшествия.
        Я не стал уточнять, насколько тесными были те знакомства. Не мое дело, собственно.
        - Я подгадала со временем в его выходной, он работал по сменам, - продолжила Бартош. - Думала, что подгадала. Жена моет школьные коридоры, дочь в танцевальном кружке, гад с пузырем на диване. Но девочка вернулась раньше, не знаю, почему.
        Таша сжала кулаки.
        - Люди хуже животных, Андрей, - проникновенно выговорила Арктика. - Те не бьют своих детенышей. Не заваливают, не задирают юбок, не стягивают белье. Не насилуют, зажимая ладонью рот жертве.
        - Мразь, - я сделал шаг назад, потому как задымился - меня всего жаром обдало от омерзения.
        - Я не вмешалась, - Таша повернула голову ко мне; во взгляде - стылый лед. - Должна была. Но я обмерла, как парализованная. Да, он был мразь, он заколол отца ни за что. Но я и помыслить не могла, что он мразь - настолько. Тогда я его приговорила.
        От меня к ней метнулся алый всполох. И я, и огонь разделяли ее решение.
        - План изменился. Я привлекла ребят, рассказала им о том, что увидела. Урода вывезли в лес, привязали к сосне. Я вытрясла из него все подробности, и про отца, и про бедную девочку. Не то, чтобы они, эти подробности, мне были нужны, но так у него теплилась надежда, что он выговорится, и его отпустят. О, он раскаялся. Он скулил, лил пот, мочу, слова и слезы. Страх смерти и ствол у виска отлично стимулировали.
        Таша брезгливо покривилась.
        - Он назвал девочку ублюдком, жену наблудившей сукой, а ему де кормить их теперь. Предложил обеих вместо себя мне отдать, и жену, и дочь. «Это все из-за них», - цитата. Я прострелила ему оба колена. Затем пах. И только потом голову.
        В ало-рыжем отсвете моего огня, в играх ночного ветра светлое облако волос будто горело.
        - Конец истории, - шумно выдохнула Бартош. - Где-то в том лесу его и закопали.
        - И муравейник ему могилкой, - подытожил. - Мразью меньше - мир чище. Забудь и не вспоминай, он того не стоит.
        Чтобы отвлечь, я всколыхнул для нее небо. Полотна зеленого, лилового и бледно-красного затрепетали на небосклоне. Свет разгоняет тьму, прошлое блекнет в забвении. Как-то так оно было задумано.
        - Красиво, - выдохнула Таша.
        Я подумал, что привлечение небесного огня сработало, отогнало мрачные мысли. Встретился взглядом с лютой стужей.
        - Скажи, ты что-то знаешь о разгроме кладбища в Пушкине? - переключилась на другую тему Арктика. - Когда мы сидели со Шпалой и затронули разоренную могилу отца, ты странно отреагировал. Как будто знал уже. И даже с облегчением. Почему?
        «Глазастая», - я про себя ругнулся. Не в адрес Таши, а на себя за то, что не потрудился тогда скрыть эмоции.
        - До меня доходили слухи о том происшествии.
        - Подробнее? - требовательный взгляд.
        - В новостях было, и в газетах писали, - развел руками.
        - Андрей, я же не дура, - с укоризной сказала она. - Не темни. Ты что-то знаешь. И знаешь, что для меня значит этот разгром.
        - Именно поэтому не хочу, чтобы ты лезла в это дело, - признался. - Оно опасно. И огнестрел в данном случае послужит слабой защитой.
        Таша затарабанила пальцами по перилам.
        - Вот как. Выходит, сила мне нужна еще больше, чем я предполагала.
        Она не отступится. Полгода готовиться к наказанию отморозка - о многом говорит. Но и тянуть ее в мир Ночи, который нынче лихорадит, в коем резвятся «шахматисты», сбрасывая с доски одну фигуру за другой, вариант хуже не придумаешь.
        Не прав я, придумаешь: если она сама туда влезет, двумя ногами в самый жир. А потом ее этими же ногами вперед и вынесут.
        И так плохо, и эдак погано.
        Не хочу, чтобы эта белая кожа стала еще белее, а после пошла трупными пятнами. Привязался я к Арктике.
        - Ты в деревню со мной хочешь? - спросил на выдохе.
        Бартош кивнула, прожигая меня внимательным и требовательным взглядом.
        - Тогда сейчас мы закрываем тему, - поднял руку ладонью вперед. - И никаких возражений. Сама сказала: тебе нужна сила. А пока ее у тебя кот наплакал, нервы лишним знанием трепать незачем.
        - Не бывает лишних знаний, - мотнула головой Таша, явно пропустив часть моей речи про возражения.
        - Зато бывают несвоевременные, - грозно сдвинул брови. - Таш, я не твоя родительница, чтобы годами скрывать от тебя правду из неясных побуждений. Утро вечера мудренее, в нашем случае утро наступит тогда, когда мы оба - и ты, и я - станем сильнее. Отпуск в нормальном режиме, потом разговор про кладбище. Договорились?
        Она долго прожигала меня взглядом, прежде, чем ответить.
        - Ты же не причастен к погрому? Я тебя не подозреваю, но не могу не спросить.
        - Никоим образом, - честнейше заверил девушку.
        - Договорились.
        Я выдохнул. Надо будет надавить на законников, чтобы дали мне больше информации по делу в Пушкине. И по возвращению из деревни сдать что-то более-менее безопасное Таше. А там пока суд да дело, может, опасность и минует.
        Сам в это не особо верю, но так я хотя бы отсрочку создал.
        - Ты против тех, кто это устроил, - сказала она утверждающе. - Они и тебе враги. Я права? Вижу, что так. Я мало что могу в нынешнем состоянии, ты прав. Подожду, подготовлюсь. Бьют заточенным клинком, не тупым. Просто знай, что я на твоей стороне.
        Кивнул. Обошелся без пафосных речей и заверений в ответ.
        Мы еще какое-то время стояли, молча глядели на переливы небесного огня. Каждый думал о своем. Таша, наверняка, о кладбище и возмездии. Я - о разговоре со своей родительницей.
        Первое августа, пора ей сделать звонок из Франции.
        Впрочем, из Франции ли?..
        
        - Ви-ви-ви-ви, тра-та-та, - донеслось снизу, из парковых кустов. - Ви-ви-ви!
        Аккомпанеметом птичьей песне служил шум крон.
        - Сорокопесенник, - определила сходу певуна Таша, добавила, заметив мое удивление. - Садовая камышовка.
        - Чиба-чиба, - обрадовалась узнаванию ночная птаха. - Чиба-чиба, чек-чек.
        Улыбнулся: мы в казино, когда выплату готовим, спрашиваем инспектора: «Чек?» - и, если все верно посчитано, слышим в ответ тоже: «Чек», - уже утвердительное. Чек-чек.
        Это: «Чек-чек», - звучало в исполнении пернатой мелодично, а еще громко. И только тут, на фоне ночных пений, я понял, что дундук.
        Ночь! Великолепная слышимость. Транспорта минимум. Хотя что-то с Пискаревского и Блюхера и доносится, но девятиэтажки с деревьями глушат звуки моторов и шин.
        Звуки - на примере звонкой птичьей песни - разносятся далеко и явственно. А я увидел тень. Не услышал шаги преследователя, а только на видимое свидетельство среагировал. В прошлый раз меченый встретился мне возле парадной. Предположим, нынче ночью он там же приблизительно и отирался.
        Выходит, он шел за мною через весь двор, а я его шагов не услыхал. По асфальту мягкой обувью? Припомнил: да, бегун был в кроссовках. Но он же не пушинка, чтобы никаких звуков при ходьбе не издавать! И потом, когда я по дворам метался в поисках беглеца, тоже не было топота.
        - Таш, ты в какой обуви пришла? - повернулся к Арктике.
        Другая, может, закатила бы истерику на тему: ты что же, настолько не обращаешь на меня внимания?! Или удивилась бы, спросила, зачем мне? Бартош выдала ровно ту реакцию, какую я и ждал.
        - В кедах.
        - Прогуляемся?
        Без лишних вопросов Таша отправилась в комнату, одеваться. Платиновый слиток в плане характера, а не девушка.
        Случилась заминка в прихожей. Кошар услыхал, что мы куда-то намылились вдвоем посреди ночи, и пожелал пойти с нами. Даже голос подал при гостье, чего он обычно себе не позволяет, хоть и знает, что суть его Арктике известна.
        Тревожно ему, видите ли. То есть, как меня одного в третьем часу отправлять за хлебушком - нормально. А с Ташей вдвоем прогуляться вокруг дома и по парку - тревожно. Так бы и сказал: хочу проветриться, засиделся в четырех стенах.
        Взял я его, конечно. И озвучил для парадников, что это ушастое недоразумение со мной выходит на их территорию, под мою ответственность. Таше было глубоко фиолетово, вдвоем мы идем на улицу или с нагрузкой в виде заскучавшего манула. Чай, не свидание.
        Вообще, оказавшись на ночной улице, я переосмыслил наличие овинника в нашей компании. Мне же хотелось провести эксперимент в приближенных к недавним (часа не прошло) событиям. В таком раскладе я уходил вперед, а Бартош просил выждать некоторое время, и только потом идти следом за мной.
        Одну. Девушку. Посреди ночи. За спиной. Ни разу не джентльменский поступок.
        Теперь же с нею рядом перебирал лапами Кошар, с виду безобидный «котик», а на деле нехилая огневая мощь на пушистых мягких лапках.
        Устроили мы прогулочку: походили, побегали. Арктика кралась за мной на цыпочках, я бегал за нею, дав фору в дистанции... Слушал. И слышал! То веточка под ногой хрустнет, то листик опавший зашуршит - это только о той части, где легонькая девушка ступала осторожно, мелкими шажками. Бег и вовсе был замечательно слышен.
        Мой же соглядатай шел за мной бесшумно. Вон, как сущность из преданий старины далекой, но тому простительно. Овинный хозяин, кстати, когда захочет, такие топотушки может устроить, что мертвого разбудит. А в другое время движется так, словно призрак парит над землей. В кошачьем обличье дело или в том, что суть его не вполне материальная, я не разбирался.
        Предположить бы, что и меченый - дух, нечисть. Или нежить, как вариант. Только я ходуна-бегуна этого за грудки хватал, видел, как его грудь вздымается. Дыхание его, тяжелое после пробежки и пахнущее не ментоловой свежестью, ощущал.
        Он живой. Может, и соотносится как-то с миром Ночи, но точно не дух и не иллюзия. Эта сволочь дышит, он существует, облеченный в плоть.
        Вспомнилась фразочка из тех, что ма любила и с ехидцей вставляла в речь: «Человек - это душонка, обремененная трупом», как говорил Эпиктет»[3].
        Сведет нас с меченым снова жизнь на кривой дорожке, плюну на миролюбие. Оставлю между данным трупом и его душонкой выжженную полосу.
        Бартош все-таки не удержалась, спросила, что именно мы тестируем на ней в ночи. И о подоплеке действа.
        - Шел по дороге один типчик, - пришлось отвечать. - Совершенно неслышно его было. Я озадачился, врожденное это свойство, или можно научиться так же ходить. Хотя, думаю, с моей комплекцией, такое возможно только после великого колдунства.
        Таша задумалась. Присела на корточки, приложила ладони к обувке. Зажмурилась, принялась что-то беззвучно шептать: голоса я не слышал совсем. Налетел, крутанулся вокруг хрупкой фигурки ветер, взметнул пыль и какие-то травинки. Может, так совпало, может, это был эффект от ее действий.
        - А теперь прислушайся, - посоветовала Арктика и сорвалась на бег по парковой дорожке.
        Мы уже обогнули дом и двигались в сторону поющего куста - места, где засела садовая камышовка.
        Бартош неслась, я видел в отсвете огневых шаров (их запустили мы с овинником, а то с фонарями в парке полный швах) мелькание светлых подошв. Но, когда те подошвы соприкасались с дорожкой, не издавалось ни единого шороха. Так было до негромкого вскрика на неосвещенном участке (отстали наши шарики), треска и звука падения.
        Мы с Кошаром стартанули с места в забег, не сговариваясь. Мигом вспомнилась манулья тревожность перед выходом, я ее тут же мысленно помножил на закон подлости. Поучалось, что в лучшем случае Таша споткнулась о чей-то труп. В худшем, что трупом вот-вот станет сама Арктика.
        - Чего это вы? - бодро и самостоятельно поднялась, и принялась отряхиваться Бартош. - Встань передо мной, как лист перед травой?
        - Ты в порядке? - требовательно спросил, повертев ее из стороны в сторону, чтобы убедиться в целости.
        - В полном, - пожала плечами девушка. - Я в темноте деревяшку не заметила, запнулась об нее и жахнулась. Пара ссадин и синяков, сведу и забуду.
        Кошар отогнал нас от места падения, затем запалил своими шерстинами огонь на дорожке. Траве поблизости тоже досталось.
        - Где ссадины, там и кровь, - обосновал разведение «костра» в неположенном месте шерстистый. - Лучше прибрать.
        Второй урок подряд про кровь пролитую. Я запомнил.
        - А что ты сделала, чтобы тебя слышно не было? - раз уж все в норме, полюбопытствовал.
        - Приглушение шагов, - ответила Таша. - Даже моих сил хватило, не такое и великое колдунство. Правда, действовало недолго совсем.
        И верно, я уже слышал шелест щебенки под ее подошвами.
        - За мной мужик шел, - сморщил лоб. - Или это никак не связано?
        Мне никто энциклопедии по возможностям и умением существ из мира Ночи не выдавал. Оттуда и вопросы, местами откровенно глупые.
        - Говорю же, не нужно большого искусства и затрат сил, - ровно высказала Бартош. - Много кто может, разве что, называть могут по-разному. Опять же, ему кто-то мог помочь. Заранее.
        - Понял, - кивнул, снова задумался. - А сложно, если тебя преследуют... С огнями: фонариками или там с факелами... Уйти от такого преследования?
        - В ночи? - уточнила Таша, и я кивнул. - Думаю, зависит от того, кто убегает. Скажем, леший в лесу зайдет за деревце и все. Хоть забегаются до стертых по уши ног за ним, в своем лесу он всюду скроется. Волколак обернется. Пока ищут человека, зверь найдет, где спрятаться. Другие... Отвод глаз - он много кому доступен.
        Кошар слушал с видом степенным, не встревал. Значит, согласен, а если и нет, исправит (дополнит) позже. Еще он нет-нет, а принюхивался к чему-то, водил носом.
        - Отвод глаз, значит... Спасибо, Таша, - поблагодарил девушку.
        - Я увижу через любой отвод, - добавила Арктика. - Кроме как через сродство хозяина с его местом. Лесного с лесом, водного с водой и так далее. Это не сокрытие, это тождество.
        - Учту. Домой?
        - Ф-р-р! - вздыбил шерсть и по-кошачьи зафырчал Кошар.
        - В роль вошел? - спросил я с сарказмом. - Так все свои.
        - Там, - шерстистый выставил переднюю лапу в направлении Пискаревского проспекта. - Разложение. Кровь. Крови немного. Спеклась.
        «А вечер-то перестает быть томным», - сказал я в ответ совершенно другими словами. Цензурными там были только предлоги и союзы.
        
        Труп заботливо прикопали под кустом, да поверх землицы накидали обломанных веток. Кажется, ивовых. А в целом - чхать, каких. Забота заботой, но зарыли тело халатно, на малую глубину, потому и учуял запах смерти мой нюхач.
        Впрочем, не окажись в парке Кошара с его неимоверным обонянием, лежало бы себе под слоем почвы мертвое тело и лежало. Кусты высились метрах в пяти от хоженых дорожек, и интереса прохожих, как мне думается, не вызывали. Мимо могли катать коляски мамаши, бегать всякие сознательные, ведущие здоровый образ жизни, личности, бродить и выть на луну бродячие псы... Зря наговариваю: как раз псы бы этот труп рано или поздно обнаружили бы. Просто так сложились звезды, что Кошар оказался поблизости раньше иных нюхачей.
        Три сорок четыре - это я на часы глянул. Рассвет. Самое время обрадовать родную милицию, пусть просыпается и нас бережет. От чего? Да хоть бы от всяких трупов в городском парке.
        Знакомых милиционеров у меня было немного, а вызывать любых по горячему номеру - это потом разные протоколы подписывать, показания давать, доказывать, что ты не верблюд и не зарыл сам несчастного. Ага, а после частично раскаялся и сдал органам место захоронения. И если слегка ковырнуть, надавить, то раскаюсь и во всем прочем.
        - Бодрого утра, Сергей! - оживленно выпалил в трубку после шестого гудка и сонного бормотания. - Как спалось? Где это ночь? Вовсю светает, самолично наблюдаю блеклый горизонт. Отставить спать! Копать! Нет, мне ничего не надо раскопать. А вот трупу, наверное, не помешало бы выкопаться и нормально перезахорониться. В специально отведенном для этого месте, специально обученными людьми. Почему сразу я? Стечение обстоятельств. Шел, шел, нашел. А что ты мне предлагаешь с ним сделать? Могу кремировать. Нет, я не знаю, чей это труп, на данный момент он бесхозный. А куда мне звонить? В бюро находок? Я не смеюсь. Да, понимаю, что мосты. Никуда он не денется до сведения мостов. Как доедете, наберете меня, провожу и покажу. Угу, понял. Сразу бы так.
        Как нетрудно догадаться, Сергей Крылов был просто неописуемо рад моему звонку. Я б даже сказал, что неописуенно он обрадовался. И, наверное, не стоило ржать в середине разговора, все-таки мертвяк не повод для веселья. Так я не над ним смеялся, а над идеей позвонить в бюро находок. Сразу вспомнилась Бореева с ее шуткой про бюро находок и потерянный крестик с позолотой. Это после того, как ненастьем сшибло крест со Смольного.
        Сергей, конечно, тоже молодец. Мне в его вопросах особенно понравились: «Кого ты на этот раз уработал?» - и: «Где ты в таком случае взял труп?»
        Сразу видно, профессионал.
        - Ладно, гражданский долг мы выполнили, потопали отсюда, - махнул рукой шерстистому и Таше.
        Последняя не без любопытства поглядывала на меня во время разговора с оперативником.
        - Идем, - легко согласилась Бартош. - Я проголодалась.
        Я говорил уже, что она классная? Готов повторить.
        Законники явились в половине шестого утра. Провел им экскурсию по зеленой зоне, памятник показал. И место захоронения, ведь они не за красотами приехали, а к ночной находке.
        Потыкал издали прутиком в сторону торчащего носа замызганного ботинка. Из-под веток тот торчал, из земельки высовывался. Явно спустя рукава мужика закапывали, схалтурили. Дальше, наверное, еще дождичком размыло, и почва осела, вот обувка наружу и показалась. Если б зимой или по ранней весне дело было, назвали бы тело подснежником. А в августе он кто? Пион?
        О том, что труп мужского пола, я знал от Кошара. Сам к тельцу не совался, мне оно не надо, чтобы там мои следы поблизости обнаружили или отпечатки.
        - Если сейчас выяснится, что это кто-то мусор не донес до помойки, - принялся ворчать, как старый дед, Крылов. - То я тебя в обезьянник отправлю. Чтобы поездка не была напрасной.
        Молча зажег над ладонью огонек.
        - На дворе август, не апрель, чтоб так шутить, - легкомысленно махнула рукой глазастая очаровашка. - Скорее доставайте мой замечательный трупик. Мне не терпится с ним поработать.
        Эта чистой воды непосредственность являлась новым штатным сотрудником отделения РУВД Невского района. Звали ее Аней, и я тут же переименовал судмедэксперта в «Анютины глазки».
        - Живые такие странные, - выдала забавную реакцию новоиспеченная законница. - Быстрее, работаем, пока местные не разузнали и не отобрали мой труп!
        Так-то находка на территории Калининского района должна была обследоваться и расследоваться «местными», то бишь, сотрудниками милиции ближайшего управления. Устами Анютиных глазок глаголила истина. Впрочем, то были не мои проблемы. Я им труп нашел? Нашел. Дальше пусть сами разбираются, в чьей он юрисдикции.
        - А она забавная, - поделился я наблюдением с Сергеем, пока четыре суровых мужика под присмотром Анечки осторожно ходили вокруг кустов. - Поздравляю с расширением штата.
        Они сегодня подкатили на двух машинах, Сергей с Аней в знакомом «уазике», а неразговорчивые дядьки в более габаритном авто с красным крестом.
        - Штат не расширился, - глухо откликнулся Крылов.
        - Кто-то уволился? - решил я поддержать беседу. - Как это у вас называется? Ушел в запас?
        - От нас не уходят в запас, - еще глуше проговорил законник. - Андрей, не мешай работать, иди по своим делам. Понадобишься для показаний - вызову.
        - Черт... - я понял, что сморозил очередную глупость. - Не мое дело, но, может...
        Сергей насупился, потопал к кустам и подскакивающей на месте, аки зайка, Анечке.
        Если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Жаль, но делиться подробностями со мной не намерены.
        - Приятно было познакомиться, - помахал «Анютиным глазкам» и добавил зачем-то на англоязычный манер (не иначе, от менеджеров понабрался). - Файтин!
        И покинул на этой не особенно радостной ноте праздник жизни и смерти.
        Когда пришел домой, оказалось, что Таша уже отчалила. Электрички начинают ходить рано, и автобусы до вокзала уже начали движение, так что коллега моя не стала задерживаться.
        Кошар сообщил мне про отъезд Бартош, наполовину торча из духовки. Что-то он там внутри затеял, не нравилось ему, как горелка срабатывает.
        Все были при деле, только я в отпуске. Поймал себя на том, что зеваю во весь рот, и завалился досыпать. Проверил только телефон, что точно работает, трубка лежит правильно - звонок от матери не пропущу.
        Разбудил меня и впрямь звонок, только не тот, которого я ждал. Крылов раскопал «клад» и поспешил поделиться со мной новостью.
        Оказывается, я очень удачно «шел, шел и нашел». Вообще, сомневаюсь, что слово «удача» применимо к убитому человеку, но высказывание не мое, а Сергея. Тело пролежало в земле недостаточно долго, чтобы помешать опознанию. Дырочка в голове могла бы воспрепятствовать, но стреляли в затылок. И тем самым сильно обрадовали «Анютины глазки». И Крылова тоже, после того, как он убитого осмотрел. И опознал (это пока предварительно, но он уверен в узнавании), потому как был лично знаком.
        - Мы нашли моториста с теплохода «К.Э. Циолковский», - не стал утаивать от меня данные следствия законник.
        Ну вот, а заявляли, что моторист покинул Санкт-Петербург, мол это «установленный факт». Вот уж дудки, господа! Питер - это навсегда.
        Просто у некоторых «всегда» выходит не слишком долгое.
        
        Шелест дождя. Окно приоткрыто, музыка воды и ветра просачивается в дом. Тихонечко, на грани слышимости позванивают длинные хрустальные подвески. Высокий белый потолок с лепниной, старинная люстра на десять рожков, бронза и хрусталь.
        Радужные блики в зеркалах. Их два: одно круглое, в бронзовой раме с кружевным узором; второе прямоугольное, от пола до потолка. Второе зеркало современное, оно не гармонирует с антикварным соседом.
        Оба отражают молочно-белые стены, белый с серыми прожилками мраморный пол, черные простыни и огромную кровать. Ворох сброшенных одежд, объятия двух обнаженных тел.
        - Почему бы не выключить свет? - мужчина проводит рукой по точеной шее партнерши, сдвигает волосы, покрывает поцелуями шею и плечико.
        - Я слишком красива, чтобы любить меня в темноте, - шепчут алые губы.
        Белое, черное, штрих красного.
        Она откидывается на спину, рассыпая по шелковым простыням каштановый шелк завитых волос - длинных, ниже талии. Он нависает над нею, жадно, собственнически проходит руками по телу: грудь, бедра, перевернуть, сжать ягодицы.
        Она стонет, выгибается, льнет к нему. Сплетаются пальцы, переплетаются тела, сливаются стоны. Капли по стеклам бьют все сильнее, ритм ускоряется. Капли пота в ложбинке между высоких грудей.
        Он хватает ее за волосы, поворачивает. С рыком притягивает губы к губам. Она дрожит, тонко стонет. Закидывает руки назад, словно ища опору. Блики на полированном металле.
        Взмах. Удар. Алые капли из пробитой артерии брызжут на простыни, на беломраморный пол, на высокое зеркало. Там, где кровь попала на зеркальную гладь, алое расходится, растекается подобно масляным кругам на воде. Затем бледнеет, втягивается. Словно и не было на зеркале ничего стороннего.
        Женщина отталкивает от себя еще дрожащее в рваном ритме тело. Перекатывается, встает, распрямляется. Жидкости на ее теле блестят в свете старинной люстры. Она подтаскивает агонизирующее туловище к высокому зеркалу. Кровь натекает, ее будто тянет к отражающей поверхности. Зеркало пьет.
        Она обходит кровать с безнадежно испорченными простынями, приближается к круглому зеркалу. Дотрагивается окровавленными пальцами до поверхности, вглядывается в свое отражение.
        Радужка в отражении из серой на мгновение меняется на дымно-черную.
        Черное, красное, белое.
        Звонкий хрустальный смех наполняет спальню. Довольный, радостный, сытый смех.
        Мигает люстра: поочередно выключаются и загораются лампочки в разных патронах.
        Вид отдаляется. Капли дождя на подоконнике.
        Окно на фоне других окон, оно заметно благодаря неровному свету.
        Вид на фасад. Дом многоквартирный, не новостройка. Где-то в центре? Жаль, фасад не выделяется ничем особенным, было бы проще с узнаванием...
        
        Стоп. Это очередные игры с моим разумом? Вот же скотина неугомонная!
        - Не игры, а задание Чеслава.
        Подробнее?
        - Насколько мне известно, перед отъездом куда-то там ты вызвался очистить осколок древнего зла. Вот твоя цель.
        Я полагал, что работать предстоит с тем, что хранится у Чеслава. А не с этим... с этой... Бр-р! Ноль желания к этой недотраханной бабенке приближаться.
        - А придется. С меня - сон хозяйки, с тебя - выжигание зла-в-отражениях.
        Это еще и совместная миссия? С напарником, которому доверия ни на грош?
        - Так иди к ней один, недоверчивый.
        Проехали. Когда и куда мы идем? С Пятачком...
        - Ты мне скажи, когда. Адрес...
        
        Звонок телефона выдернул меня из сна на диктовке местоположения зеркал и их владелицы. Ничего, не последний раз сплю. Успеет еще этот шутник передать сообщение целиком. Вообще, зря я повторно задрых после разговора с Крыловом о находке в парке.
        Потом, все потом.
        Подскочил, заграбастал трубку.
        - Слушаю?
        Ма... Наконец-то!
        Следующие несколько минут я слушал восторженный щебет о прекрасных виноградниках в Шампани. О том, какие виды открываются с возвышенностей на бескрайние зеленые холмы, отданные под посадки. О рассветах, туманах и нежных закатах над всем этим великолепием. О россыпях домиков с красно-коричневыми крышами, о ветряных мельницах... И, конечно же, о винах.
        - Ма, не спейся там, пожалуйста, - не особенно удачно пошутил я.
        - Сын! - притворно возмутилась родительница.
        - Кстати, о французском, - решил, что мать высказалась о прелестях забугорья, и можно менять тему. - Что значит: «Je savais que tu n'allais pas renoncer»?
        В трубке послышался кашель.
        - Твое произношение ужасно, сын, - попеняла родительница. - Это означает: «Я знал, что ты не отступишься». Впрочем, твоего знания языка должно было хватить для самостоятельного перевода. Или же ты мог взять французско-русский словарь. Откуда интерес? Чья это фраза?
        - О, это самое интересное, - добавил крупицу интриги в голос.
        И пересказал, где и в каком виде нашел послание со словесами заморскими.
        - М-м... - похоже, мама всерьез озадачилась. - Клод? Да, возможно. Подобное в его духе. Я не писала ему, ведь он был в паломничестве... Тибет, какие-то исследования. Милый, не забивай себе голову, записка наверняка предназначалась отцу.
        - Что за Клод? - отказался «не забивать голову». - И почему он пишет отцу спустя год с лишним со дня его...
        - Клод - это давний знакомый па, - повелась родительница, не могла она не перебить меня после слов про уход отца. - Весьма своеобразный... сударь. Я плохо его знаю, признаться. Кажется, его род как-то связан с Алессандро Калиостро, у того еще было немало имен... Предок предка Клода якобы был потомком графа. Незаконным, не от брака с Лоренцей, впрочем, это не точно... Они, граф с супругой, бывали в Петербурге, жили в Елагином дворце.
        Занятно: про мистика и алхимика слышал и я, далекий (ранее) от всего необъяснимого и потустороннего. Мать так сформулировала, будто знала Калиостро лично, чего, разумеется, быть не могло. Жил он давно, в Петербург его занесло, если не путаю, в восемнадцатом веке.
        - Клод - русский француз, так он себя называет, - продолжила мать. - Учился в Сорбонне, на факультете медицины. Бросил, подался в разъезды по миру и народные методы лечения. Когда-то они с Димой вместе путешествовали. Давно, еще до нашей свадьбы. Позднее Клод заглядывал к нам. Он бывал в России наездами. В последний его приезд они с Димой крепко бранились: Клод звал твоего отца в огромной важности поездку, па же не был готов оставить должность и семью.
        «Должность и семью», - я молча кивнул. Порядок верный. Отец был невероятно ответственен и трудолюбив. Нас он любил, но работа всегда съедала б?льшую часть его времени.
        - Вот и всё, собственно, - непринужденно закруглила рассказ мать. - Клод убыл в Тибет, связи с ним не было. Не могу знать наверняка, но, думаю, Дима писал ему. На Парижский адрес, полагаю. Скорее всего, Клод получил письмо или письма, и ответил - в своем духе. Поэтому, повторюсь, не забивай голову. Лучше займись языком, это полезно для саморазвития.
        - Ма, а для чего ты вывезла документы и книги из кабинета отца? - спросил, пока она в настроении говорить. - И куда?
        - Для сохранности, - без промедления откликнулась родительница. - Разумеется, туда, где бумаги будут храниться в целости. «Рукописи не горят», верно. Но кто убережет бумаги, если в наше с тобой отсутствие квартиру зальют?
        Хм... Ладно, допустим.
        - Скажи, пожалуйста, у тебя остался список контактов па по переписке? По которому ты делала рассылку, когда...
        Это всякий раз срабатывает. Главное, не переборщить.
        - Прости, милый. Не помню, куда я его убрала. Может быть, выбросила.
        - Зачем? - изумился.
        - А зачем было бы его держать в доме? - изумилась в ответ мать. - За ненадобностью, сын. Ты задаешь сегодня странные вопросы. Ты здоров? Хорошо себя чувствуешь? Спишь и питаешься нормально?
        - Да, ма, нормально, - отмахнулся. - А ты не думала завершить свой вояж? Вернуться... Чтобы знать, как твой сын. Не раз в месяц по телефону.
        «Или ты уже вернулась, ма?»
        - Скажешь тоже! - выдохнула она. - Мой сын взрослый, самостоятельный. Не нуждается в том, чтобы его контролировали. Ведь так? О, кажется, связь начинает барахлить. Здесь были грозы и...
        ...И конец беседы, гудки в трубке. Я размахнулся, швырнул старый дисковый аппарат в стенку. Шнур выдернулся, пластик разбился, открывая металлическое нутро с проводочками. Трубка уцелела, зацепилась витым шнуром за подлокотник дивана.
        К черту. Ждать повторного сеанса связи с Францией до сентября не стоит. Вот и оттащу старый хлам на помойку, за ненадобностью, как только что сказала мать.
        Что мне дал этот разговор, кроме размытых сведений о некоем Клоде? Да ничего, собственно.
        Слов было сказано немало. Ответов дано - ноль. Даже вопросы далеко не все успел задать...
        Хорошо же. Самостоятельный, сам и разберусь. Хуже то, что вместо загадок «шахматистов», сути работы отца и прочих важных вещей меня сильнее всего заботит сейчас одно: кого я тогда видел в джипе на Невском? Была ли это мать или просто похожая на нее женщина?
        И не спросишь... Я вздохнул, собрал наиболее крупные куски мусора, еще недавно исправно работавшие средством связи. Пошел на кухню, сдаваться Кошару. Он не любит, когда мусорят, и мчит убирать.
        Шерстистый встретил под дверью. Явно ждал, прислушивался.
        - Сломался, - буркнул я про останки аппарата в руках. - Новый куплю, современный и с кнопочками.
        
        
        
        
        
        
        [1] А.С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди».
        [2] Отчаянные времена требуют отчаянных решений.
        [3] Марк Аврелий. «Наедине с собой».
        Часть 5
        После умывания, перекуса и всякого такого, что нормальные люди делают по утрам, а я - в шестнадцать часов, ближе к вечеру - занялся обзвоном. Не по городскому аппарату, мир его останкам, а по мобильнику.
        Первым делом договорился о встрече с Федей Ивановной. Ее пожеланиями не стоит пренебрегать, опять же, будем считать это проявлением уважения к возрасту.
        Вторым звонком я растревожил спящую Лену Курьянову. Или это был не сон, а какой-то специфический метод медитации - не разобрался.
        - Хелен, звезда моя, у меня есть к тебе эксклюзивное предложение, - с интонациями зазывалы-рекламщика выдал я, прижимая к уху Нокию. - Причем эксклюзивность его имеет срок годности, так как время не ждет. Кроме прочего, мое предложение позволит тебе выбраться из пыли библиотечных завалов.
        - Всё вы, смертные, суетитесь, - фыркнула в ответ вурдалачка. - Излагай свое предложение.
        - Нужно разыскать одного человека... - замялся, переформулировал. - Не обязательно человека. Известно имя - Клод. Предполагаемое происхождение - потомок графа Калиостро. И город проживания известен.
        С таким предком, если Клод не заливал о своих корнях, «народными методами исцеления» вполне могут являться и знахарство с алхимией.
        - Фамилия? Возраст? Род деятельности? - тут же завалила меня вопросами Хелен.
        - Бывший студент Сорбонны, переквалифицировался в спеца по народной медицине, - ответил только на последнее. - Прочее неизвестно.
        Лена задумчиво помычала в трубку.
        - И город, надо думать, не Санкт-Петербург? Иначе ты бы не стал акцентировать на нем внимание.
        - Париж, Франция, - не стал отпираться. - Заметь, я не сказал, что будет легко.
        - Легко?! - немертвая девушка взвилась так, что я это чуть ли не увидел, не то, что услышал через динамик. - Ты представляешь, сколько в Париже может быть Клодов?! Сколько и блох на бродячей собаке!
        - Сколько и Ванек в Питере, - поддержал я ее в справедливом возмущении. - Знай я больше, нашел бы его по другим каналам. Это было бы куда проще и без нервотрепки.
        - Так, - скрипнула зубами моя собеседница. - Зачем тебе этот Клод? И зачем мне - нам - его поиски?
        - Прости, наверное, мне с этого и следовало начать, - повинился. - Это давний знакомый отца. Есть предположение, что он в курсе того, над чем работал папа. Он - отец - писал этому Клоду незадолго до своей... кончины. Как много известно французу, готов ли он к диалогу - это отдельные вопросы. Они не имеют смысла до тех пор, пока Клод не найден, пока мы не с ним не поговорили.
        - Ты не ответил про интерес моей семьи, - холодно напомнила Лена.
        - Нет, прелестница, это ты не дослушала, - весело откликнулся. - Вечно вы, бессмертные, проявляете нетерпение.
        Нежить хмыкнула. Одобрительно, кажется.
        - Если вы выйдете на Клода, - продолжил уже другим тоном. - И тот действительно знает, чем занимался отец, тогда есть ненулевой шанс, что ты и твоя семья получите ключ к последней работе профессора Бельского. И, возможно, сможете ее повторить. Или хотя бы понять. Или найти способы противодействия. Тут, сама понимаешь, результаты будут зависеть от приложенных усилий.
        Вурдалачка молчала с полминуты.
        - Это все при условии, что Дмитрий Иванович действительно разработал слова против дара, - проговорила она после раздумий. - И этот Клод может ничего не знать, может отказаться говорить, может...
        - Может оказаться пустышкой, - добавил в тон. - А может - джекпотом. Лен, ты в праве отказать, я не обижусь. Все нормально, интересы семьи выше любопытства. Ноль претензий, если что. Я просто обращусь к другим. Сегодня вечером у меня встреча с Федей Ивановной Палеолог, а та дважды изъявляла интерес к работам отца. Затем еще с ведьмами буду пересекаться, те сейчас за любую ниточку уцепиться готовы, так их прижали, прямо аж пятки горят. А еще есть законники. Интерпол, да что угодно. Я найду решение.
        - Ты меня сейчас шантажируешь? - искренне изумилась Хелен.
        - Что ты?! - воскликнул. - Как можно? Я обратился к тебе первой - в знак дружеского расположения. Всего лишь обозначил альтернативные пути и гипотетических помощников в поисках. Эти стороны хорошо мотивированы, однако у меня не возникло раздумий вроде: «А с кем мне будет выгоднее договориться?» Нет, драгоценная немертвая подруга, я сразу позвонил тебе, именно тебе, как только получил информацию.
        - Ай, болтун, ай, нахал, - рассмеялась она. - Тебе бы в шоу комическом выступать, имел бы успех. Кроме шуток: это дело предполагает вовлечение не только моей семьи. Европа... Это сложно.
        - В Европе нет вурдалаков? - удивился вслух. - Мне думалось, там их пруд пруди.
        - В Европе есть вурдалаки, - опровергла предположение Хелен. - А я просила без шуток. Мне нужно время. Это решение не мне принимать, я должна посоветоваться с мужем.
        - Конечно, - легко согласился я, потому как заранее предполагал такой ответ. - Только я на той неделе уеду из города. Дайте мне знать до отъезда, готовы вы заняться поисками или нет. Принципиально «да» или принципиально «нет».
        - Это приемлемо, - поставила точку в разговоре Хелен.
        
        - Привет, - смущенно улыбнулась мне соседка.
        Мы снова столкнулись с Катюшей на лестничной клетке, и в эту встречу она выглядела куда как бодрее, чем в прошлый раз. И с пола ее соскребать (в буквальном смысле) не требовалось.
        При виде меня она разрумянилась или же переборщила с косметикой, я не понял. Щечки выделялись на лице, как те яблочки сорта Макинтош (он же Осеннее краснобокое), что растут у нас на дачке. Эти яблоки поздно вызревают, но такие они сочные, пряные, кисло-сладенькие, немножко отдают конфетами. В общем, когда на рынке появились изделия одной штатовской фирмы с яблочным названием, я понял, почему основатель выбрал именно этот сорт.
        Но речь не о технике и не о вкусе из детства, а о румянце на лице скрипачки.
        - Хорошо выглядишь, - отвесил дежурный, но вполне себе заслуженный комплимент.
        Она была просто одета сегодня, классическая пара: черный низ, белый верх. Белая блузка как раз подчеркивала краски на лице, а черные брючки стройнили и удлиняли и без того стройные длинные ножки.
        Почему так много слов про соседку? Все просто: я засмотрелся. Вроде ничего эдакого в образе, а так свеженько, миленько и натурально она выглядела, что не залюбоваться было невозможно. Эстетика, она такая.
        - Спасибо, - захлопала ресницами Катя.
        Не должна эта милота и дальше вкалывать на немертвых, неправильно это. Слишком... живая она для них.
        - Катюш, можно мне высказаться в лоб? - спросил, дождался робкого кивка. - Тебе бы работу сменить. Нынешний твой клуб... не слишком хорош.
        Скрипачка вздохнула.
        - Твой клуб не слишком хорош, - повторила она за мной, как эхо. - Твое образование недостаточно хорошо. Твоя семья слишком бедная. Твое жилище - это вообще позор позорный.
        Катя укоризненно покачала головой.
        - Так, не надо мне приписывать лишнего, - возмутился. - Я только за место работы высказался. На правах того, кто тебя после этой работы домой заносил.
        Она замахала руками.
        - Не ты, мой бывший. Просто так похоже сказал, меня прям затрясло. Ой! Я же не поблагодарила тебя за то утро...
        - Брось, - отмахнулся. - Не стоит.
        Катюша насупилась.
        - А вот это мне решать. Слушай, я заранее сегодня вышла. Есть полчасика на поболтать. Может, пройдемся? Или кофе где-нибудь выпьем? Я угощаю.
        Вообще, я тоже вышел из дома пораньше с мыслью заскочить в Дом книги. Хотел скромный презент для Феди Ивановны прикупить.
        - Прогуляемся, - широко улыбнулся. - Погода отличная, а чаю-кофе нахлебаться мы еще успеем.
        Пожалуй, обойдется специалист по древностям без очередной книжечки в коллекции. Может, в другой раз.
        А вот за счет Кати куда-то идти совсем не правильно. Я помнил, как она в полубессознательном состоянии пересчитывала сотенные купюры, и как мало тех было. Вот ее угостить - это запросто, но она же упрется в свою «благодарность».
        Лучше подышать свежим воздухом. Парк под боком, труп из него уже вывезли...
        Я перехватил футляр с инструментом и пошел вперед. Следом застучали каблучки.
        - Я действительно очень, очень тебе благодарна! - выпалила на ходу Катюша, когда мы завернули за угол, к выходу на парковую дорожку. - Плохо помню то утро, но то, что ты там был, и ты мне помог - помню. И что ничего не сделал, когда я была... никакая.
        Она смутилась, отвернулась и, кажется, покраснела еще больше.
        - Слушай, ничего такого, - принялся отбояриваться от «подвига». - Немного помог по-соседски. А насчет «ничего не сделал», так то было бы смесью изнасилования с некрофилией. Ни тем, ни другим не увлекаюсь.
        Поежился. Явственно ощутил, что такое «быть не в своей тарелке».
        - Я знаю, - заверила меня девушка. - Ты хороший. На самом деле хороший, а это редкость в наши дни. Андрей... Я кое-что вспомнила про то утро. Как в тумане все, но всплыло вот...
        Она остановилась, выписала несколько окружностей руками. Странный жест.
        - Рассказывай, - велел резковато. - В мельчайших подробностях, даже если сомневаешься, было оно или примерещилось. Все, что помнишь.
        - Я помню голос, - послушалась Катюша. - Из-за спины. Мужской, низкий, такой... бескрасочный. «Забирай это», - сказал он. Потом меня подняли и понесли. Запихнули в машину. «Следует что-то предпринять, господин?» - спросил тот, кто меня нес и запихивал. Этот был гнусав, неприятен в звучании. Извини, если плохо объясняю, мне привычно воспринимать и описывать мир через звуки. Какие они, как ощущаются...
        - Ты ведь музыкант, - пожал плечами. - Специфика профессии.
        Для меня весь мир - игра. Для нее - набор звуков. Это понятно.
        Соседка кивнула, улыбнулась признательно.
        - Бескрасочный сказал: «Сосунок даже помог мне. Ничего с ним не делай. Мясо сгрузи и жди сигнала. Как получишь - дай нюхнуть и уходи». Дальше провал, наверное, я совсем выключилась. Следующее, что помню, уже твое лицо, твой голос.
        Бескрасочный, значит? Дайте, угадаю: Егор Митин, собственной кровожадной персоной. Господин, раком его к солнышку... Малозначимое по меркам моих знакомых вурдалаков происшествие становилось все интереснее.
        - А до слов из-за спины ты что-то помнишь? - решил попытать удачи.
        Катя помотала головой с виноватым видом.
        - Только как вышла с работы. Потом, что была в машине. И затем уже ты. И вот то, что всплыло в памяти. Прости, больше ничего не помню.
        - Какая была машина? - закинул очередную удочку.
        - С черными сиденьями, - крючок вернулся пустым. - Кожаными? Вроде, скрипела кожа подо мной... Или дермантин? Не уверена, сразу, считай, выключилась. Слушай, мне пора бежать. Спасибо еще раз, Андрей!
        Она всплеснула руками, встала передо мной. Протянул ей футляр, думая об услышанном. О том, что именно мог внушить моей соседке Егор. Ведь не просто так «мясо» доставили к двери и заставили шевелиться («нюхнуть», уверен, было для этого) аккурат перед моим приходом. Любопытно, любопытно...
        Вместо того, чтобы взять протянутый футляр со скрипкой, Катя встала на цыпочки, обвила руками мою шею, поцеловала в губы. Жарко, прочувственно... Форма благодарности, признаю, оказалась лучше кофе. Портили вкус только мои мысли о вурдалаке, уже вкусившего крови этой девочки. И о том, что этот гад мог вложить в ее голову.
        
        Специалист по древностям была гостеприимна, по обыкновению. «Прикармливает, приручает», - не мог я мысленно не ерничать. А еще она была в своей квартире не одна.
        - Жар-жар-пожар! - поприветствовал меня «третий лишний», непредусмотренный участник разговора.
        И ужина с чаепитием, где этому товарищу было отведено специальное место, с персональным меню. Ел он исключительно фрукты и время от времени вставлял свои ценные комментарии.
        - Он раньше путешествовал с фокусником, - сказала про него Федя Ивановна. - Увы, тот умер. Банально, от инфаркта, даже не во время представления. Инвентарь фокусника и его спутника контрабандой доставили в Петербург. Кое-что из вещиц оказалось достойным моего внимания. А он... его я взяла на пансион. Надеюсь, временно. Поиск нового дома для него непрост.
        - Душили, душили. Душили, душили, - покачал головой «третий лишний».
        - Похоже, у него своя точка зрения касательно смерти фокусника, - предположил я. - Он при этом присутствовал?
        - Понятия не имею, - хозяйка отложила приборы. - Поскольку это было в другой стране, и сам фокусник был иностранец, о нюансах его кончины знать я хочу ровным счетом ничего. Мне бы его птицу пристроить...
        Тот, о ком говорила Палеолог, расправил желтый хохолок.
        - Vraiment?[1] - спросила птица.
        - Право, право, - сурово и слегка ворчливо отозвалась хозяйка.
        И, как мне показалось, с толикой довольства. Понравилось препираться с забавной птицей? Кто знает. Возможно, вскоре Федя Ивановна станет специалистом не только в древних артефактах, но и в орнитологии.
        - Слышал, недавно из зоопарка украли попугая, - улыбнулся я, вспомнил историю, рассказанную Бартош. - Какаду.
        С подозрением уставился на белую птицу.
        - Он тоже какаду, - подтвердила мою догадку Палеолог. - И я б не прочь, чтобы и его тоже выкрали. Впрочем, я не ради попугая вас звала, Андрей.
        Я подался вперед.
        - Прежде, чем перейти к тому вопросу... - Федя Ивановна сделалась задумчивой. - Вы ведь осведомлены о том, что в парке имени Академика Сахарова нынче был найден покойный? И о том, кем покойный являлся?
        - Моторист с теплохода, - подтвердил. - Его закопали в парке неподалеку от моего дома.
        Похоже, весь город в курсе, где я живу. Всякие рябые за мною таскаются, вурдалаки подкидывают «мясо» в парадную... Нет смысла скрываться от этой дамы. Эта дама обо всех знает так много, что едва ли мое место жительства для нее тайна.
        - Верно, верно, - проговорила она, явно довольная моим ответом. - А вы не размышляли, отчего так? Проживал покойный в ином месте, трудоустроен также неблизко...
        - Гриша - хороший! - встрял попугай.
        Я непроизвольно улыбнулся.
        - Да, Гриша, ты прав, - заверил пернатого.
        - Попугая зовут Ганс, - хозяйка окинула птицу изменившимся взглядом. - Он австралиец. Путешествовал по миру с владельцем, но в России оказался впервые. Он легко обучается новым словам, даже слишком легко. Но что в самом деле занимательно, так это то, что Григорием звали покойного моториста. Григорий Иванович Савченко.
        - Гриша - хороший! - уверенно повторил какаду. - Некрасивый, но хороший. Good![2]
        - В точку, дружище, - поддержал я Ганса.
        И крепко так призадумался. Гриша - моторист - красотою мне не запомнился. А уж после нескольких дней в земле... К чему бы тогда привязать «хорошесть» Гриши?
        «Пьяные и младенцы говорят правду», - не уверен в точности цитаты, но вроде как из Платона. Чем в нашем случае хуже младенца попугай? Говорят, они по интеллекту как раз с малыми дитятками и сравнимы.
        - Вы ведь в тот день спасли его жизнь, Андрей, - похоже, Палеолог думала в том же направлении. - Обыватели редко испытывают благодарность, еще реже ее проявляют. Однако, предположим, что Григорий пожелал отплатить за добро добром. Для того направился к вам... Впрочем, откуда бы ему знать, где вы проживаете?
        Я был не вполне согласен с ее мнением о проявлениях благодарности. Катюша, например, ее проявляла довольно горячо и искренне.
        - За мной следили, - озвучил я известный факт. - И продолжают следить. Добро... В чем оно могло заключаться? Хотел рассказать о сообщниках?
        Вот тут я опечалился, что «слил» труп законникам, а не выкопал сам. И, выкопав да признав, не вызвал на «беседу» с покойником Миху по прозвищу Смерть. Теперь-то знакомить служивых со Смертью не лучшая идея. Полагаю, Миха будет против такого знакомства.
        - Или же предупредить о покушении на вас, - выдвинула свою версию Федя Ивановна.
        - Моторист застрелен и зарыт недавно, счет на дни, - усомнился. - А Липин пытался меня прикончить две недели назад. Не сходится.
        - Вы уверены, что новых покушений на вашу жизнь не предвидится? - серьезно и с толикой заботы в голосе спросила специалист по древностям. - Взгляните на фотокарточку.
        Она поднялась, дошла до шкафа, принесла мне фотографию.
        Момент (для Питера) на ней был запечатлен самый обычный: женщина под зонтом в дождь.
        Я повертел фото в поисках чего-то особенного. Но нет: дождь, зонт и женщина в плаще. Лицо скрыто зонтом. Замшевые туфли, разве что, для хождения по лужам плохой выбор. Промокают.
        - Что именно я должен здесь разглядеть? - перед этой женщиной выглядеть глупо я не стеснялся, скорее, наоборот.
        - Кадр был сделан возле дома Игоря Липина и его матери, - ответила Федя Ивановна. - Дама долго стояла под окнами их общей квартиры, затем поклонилась и ушла. Проследить за ней не удалось. Приставленный к дому потерял ее, когда она зашла за угол.
        - Похоже, - я нахмурился.
        И рассказал специалисту по древностях о своих ночных приключениях.
        - Существуют предметы, обереги на отвод глаз, - подтвердила версию Таши хозяйка. - Поскольку случай не единичный, с разными... людьми, полагаю, использовались предметы. Как бы то ни было, у нас теперь имеется подтверждение, что ОНА, - это слово Палеолог подчеркнула интонацией. - Та, о которой говорил Липин, существует.
        - Cherchez la femme![3] - Ганс захлопал крыльями.
        Промолчал. Лично я верил своему несостоявшемуся убийце и без доказательств. И пытался понять, кто она, без напутствий всяких там пернатых.
        - Вам следует быть осторожным, Андрей, - участливо проговорила Федя Ивановна. - Как мне видится, вокруг вас стало много разного рода... активностей. Вы ведь собирались покинуть город на время? Езжайте, и как можно скорее. Возможно, вдали от Петербурга вы сможете переждать бурю.
        Склонил голову. Не знаю, чем вызвана внезапная забота обо мне, но она - забота - приятна.
        - Завершу пару дел и уеду, - пообещал.
        - Не тяните, - я услышал в ее голосе тревогу.
        Она замолкла, словно бы в раздумьях: добавить ли еще каких-то слов, или сказанного достаточно. Повисла тишина.
        - Hell is empty![4] - разорвал тишину выкрик птицы.
        
        
        
        [1] Право? (фр.)
        [2] Хороший (англ.)
        [3] Ищите женщину! (фр.)
        [4] Ад пуст! (англ). Ганс здесь цитирует «Бурю» Шекспира.
        Прода 13.06.2022
        От Феди Ивановны я не сразу поехал домой. Спать не хотелось, выспался, несмотря на наведенные кошмарики. В голове звенел птичий крик, тот, что про «hell». Засел и царапал занозой.
        В итоге я рванул в родительскую квартиру. Шкафы и полки в кабинете хранят одну лишь пыль, но в стеллажах гостиной остались стоять общеобразовательные книги. Часть мать упаковала в коробки, часть поленилась или забыла... Не важно, коробки и открыть можно.
        Речь про обычные книги, вроде сборников сказок и стихотворений. Многотомные собрания сочинений классиков - эти мне помогали в годы учебы, не приходилось брать литературу в школьной библиотеке. Кое-что из произведений тех же классиков в заграничных изданиях, некоторые на языках оригинала.
        С собой я вез очередную коробку сластей и просьбу-напутствие от специалиста по древностям.
        - Не гневитесь на Семушку за нерасторопность, очень прошу, - сказала в прихожей, где я переобувался в уличное, Палеолог. - Их служба поставлена в крайне неловкое положение. Им блюсти положено порядок давнишний, день от ночи отделять и охранять. Во все времена найдется ведь отметник, коему законы не писаны, слова не сказаны, только свое величие важно.
        - Отметник? - уцепился я за незнакомое словцо. - Кем-то отмеченный?
        - Отщепенец, - дала толкование Федя Ивановна. - Таковых должно службе выискивать и карать без всякой жалости. И иных злонамеренных, кто под Луной ходит. А тут, невиданное дело, день на ночь бранью пошел.
        - И на подобный случай им инструкций не выдавали, - усмехнулся. - Не подумайте, я с пониманием.
        - Хорошо, что с пониманием, - проговорила хозяйка. - Дельно. Семушка и ребятушки его за общий порядок радеют. Как могут, в меру сил.
        - Пор-рядок! - попугай прилетел в прихожую, шумно взмахивая крыльями. - Кости между грядок.
        Я закашлялся.
        - Говорите, в России он прежде не жил? - уточнил со скепсисом. - Поразительная адаптивность.
        - Не жил, - вторила мне Федя Ивановна. - Хотите, подарю? Будет вам собеседник.
        «Чтобы этот пернатый крендель на пару с манулом мне устроили из однушки помесь дурдома и цирка на выезде?» - оставил я невысказанным.
        - Не думаю, что это удачная мысль, - постарался сформулировать поделикатнее. - Мои жилищные условия не подходят для содержания крупной птицы.
        Ганс заверещал, пародируя автомобильную сигнализацию.
        Федя Ивановна тяжко вздохнула и пожелала мне доброй дороги.
        Отправиться в семейное гнездышко - это был импульс. Но с каждым шагом моя уверенность в правильности поездки укреплялась все больше.
        Может, получится вызвать парадника. Или от Клода еще какой-нибудь «привет» обнаружится. Опять же, вдруг я что-то упустил в прошлый визит? Сложно искать то, не знаю, что, там, не знаю, где. Поручик, не рифмовать!
        Еще на подходе завидел «звено» наших подъездных пенсионерок. Вот, кто в нашем здании старой застройки все про всех знает. Кто, что, где, когда, кого, к чему и почему.
        Поздоровался, осведомился о здоровье каждой из бойкого квартета. За шесть десятков всем (кое-кому и за семьдесят уже), но все бодрятся, улыбаются, следят за собой. Разных повидал я бабулек и дедулек, но наши боевые старушки - реально позитивные.
        - Хорошо, что ты заглянул, Андрей, - высказалась бабушка со второго этажа. - Мы уж совещались, как с вами связаться.
        - Да? - вскинул брови. - По какому поводу?
        - Тут же такое случилось, ай-яй, - Марья Ивановна застучала по тротуару тросточкой. - Воры, негодяи эдакие, в вашу квартиру ломились. Хорошо, Петровна собиралась выйти да услыхала шум. Закричала на них через дверь, что милицию вызовет, спугнула.
        - Дверь побоялась открывать, - немного иначе описала свой подвиг соседка по лестничной клетке. - Хоть и с цепочкой, а боязно: два лба здоровых. Но коли б не сбежали, я бы сделала звонок участковому. Не сомневайся.
        - Вы правильно поступили, Светлана Петровна, - заверил старушку. - А вы этих лбов не запомнили, случаем? Может, сумеете описать?
        Та покачала головой.
        - Зрение не то, еще и через глазок... Потом они сбежали быстрее ветра, куда мне с моей черепашьей скоростью... Мой следующий маршрут - в белых тапках на кладбище, а не за темными личностями по лестницам гоняться.
        Нашей соседушке уже под восемьдесят, тут бодрись не бодрись, а возраст возьмет свое.
        - Спросил, не подумав, - повинился. - Примите в знак благодарности, пожалуйста.
        Протянул коробку с пирожными от Феди Ивановны. Рассыпался в комплиментах и пожеланиях крепкого здравия бабулечкам, а после сбежал, пока не затянули под шумок на чаепитие. Эти могут.
        У двери в квартиру затормозил, пригляделся. Так и есть: царапины, соскобы металла. А вот тут, кажется, дверное полотно отжать силились. О, а это что? Мужички с шаловливыми ручками еще и пожечь дверку пытались?
        Особенно интересно, случайные то ребятки были, «залетные» (мало ли, квартира давно пустая стоит, кто-то мог и навести), или неспроста ломились товарищи, которые нам не товарищи? Засланы «шахматистами» или «гастролеры»?
        Только гадать теперь. Это еще повезло, что с нами соседствует бдительная Светлана Петровна. Так-то обычно в схожих ситуациях никто ничего не видел, не слышал, существовал в параллельной вселенной, даже если мимо вскрытого помещения пройти пришлось.
        И словами литературными не передать, как жаль, что вряд ли встретимся мы с этими умельцами в темной подворотне. Я бы показал воришкам, что такое горелка, и как с ней следует правильно обращаться. Почти как паяльник с черного входа, только веселее, ярче.
        Отпер дверь, зашел внутрь. И обмер: домушники подкинули отличную идею. Внутрь организма, не совсем горелка, и лучше, чтобы не одна... Огонь идея, скажу я вам! Хоть прям тут спать устраивайся, чтобы во сне на воображаемом кровососе отработать воплощение.
        Впрочем, от засыпания здесь и сейчас я отказался. Обошел и осмотрел заново жилище, позвал (и опять безуспешно) парадника. Добрался до книг. Не ошибся, нашел строчку в томике Шекспира про пустой ад и всех дьяволов (помню, еще вариант перевода с «чертями» был, он мне более симпатичен), которые «сюда слетелись».
        Не знаю, почему, но эти строки с пустым адом четко ассоциировались у меня с кровососами. Не дьяволы, но и не люди. Не в аду, а здесь, среди нас, возле нас. И как минимум одного из них я твердо намерен отправить в самое пекло.
        
        Дома, в своей маленькой квартирке с видом на парк, я поцапался с Кошаром. Я настаивал на том, чтобы поехать в деревню без него. Манул был решительно против.
        - Я же вернусь за тобой, - уговаривал шерстистого упрямца. - Закину Ташу в Журавлев конец, выжду денька три-четыре, а потом прикачусь обратно.
        - За три дня с тобой чего только не случится, - буркнул в ответ овинный хозяин. - А кто в ответе будет? И как я подсоблю, сиднем сидя в городе?
        - Хорошего же ты обо мне мнения! - всплеснул руками я. - Послушай, так надо. Я крепкий, за меня не бойся. А тебя я оставлю в качестве следственного эксперимента: припрутся взламывать замки уже по этому адресу в мое отсутствие или нет.
        Раз мои перемещения отслеживаются, будем считать это установленным фактом, то громкий отъезд на байке с блондинкой в обнимку незамеченным не пройдет.
        Громкий - это потому что мот шумный. Его бы в сервис по-хорошему, но пока работает - пусть работает. Аварийную машинку мне бы Макс не сбагрил, у него свой интерес в моем здоровье присутствует.
        Так вот, задумка простая, как два пальца об асфальт. Я укатываюсь, манул остается в квартире. Не особо я его светил, пара прогулок всего по парку. Обычных мяукающих и лающих их владельцы тоже выгуливают. Ничего особенного в этом нет.
        Если до моего возвращения никто не попытается влезть в мое скромное холостяцкое жилище - ладно. Там и Мал Тихомирыч присмотрит, он-то сразу дал согласие. Тогда я спишу неудачное проникновение в родительскую квартиру на случайность. Мало ли поганого люда, жадного до чужого имущества?
        А вот если к моим дверям придут с отмычками и прочим инструментом...
        - И что я сделаю? - мотал усатой мордой главный герой задумки. - Испужать до мокрых портков - то запросто. А допросить не смогу, не положено. Не положено нам перед людишками раскрываться.
        - Испуга будет вполне достаточно, - заверил Кошара. - И мы будем знать, что к нам лезли целенаправленно. Все, я устал тебя уговаривать. Делаем так, как сказано.
        Встал из-за стола, шумно задвинул стул, скрежетнули по кафелю ножки. Что-то мне в спину доносилось бурчащее, но я не вслушивался.
        Мне предстояла веселая ночка за отработкой «огонь-идеи». Сноходец как понял, чего хочет «пациент». И до самого утреннего пробуждения я сходился с вурдалачиной в неравных поединках.
        Меня вскрывали от грудины до паха, вышвыривали в окно седьмого этажа, а потом и с крыши здания. Мне вскрывали горло, распарывали бедренную артерию. Проламывали моей головой мусоропровод, ломали хребтину, перебивали все конечности. Каждая бесславная гибель сопровождалась хохотом «на заднем фоне» от устроителя сна-поединка.
        Я раз за разом жег - безуспешно - своего противника. Он избегал моих атак за счет скорости и - как мне стало под конец казаться - предугадывания моих действий. Или это сноходец мухлевал, подыгрывал вражине.
        «Огонь-идея» явно требовала доработки и отработки. В нынешнем сыром виде ее было недостаточно для победы.
        Под финал сна вурдалак разорвал меня на две половины.
        «Достаточно», - подытожил подручный Чеслава, устав, по всей видимости, ржать. - «У нас серьезное поручение на сегодня, если ты не забыл».
        И надиктовал адрес, где одна сексапильная штучка сначала допускала самцов до своего тела, а затем пускала им кровь.
        
        Кого я не ожидал встретить перед домом дамочки-убийцы, так это подполковника Рыкова. Сноходец предупредил, что в квартиру с зеркалами я пойду не один, и что он усыпит красотку. И я как-то сам додумал, что наводчик сновидений выступит моим напарником. Ошибся.
        - Семен Ильич, - пожал руку служивому. - Неожиданно.
        - Чеслав взялся за большое дело, - ровно ответил подполковник. - Нужное. Обладатели осколков постепенно теряют себя. Поначалу это провалы в памяти, а по приходу в чувства находят рядом тела убитых близких или гостей, причем нередко уже расчлененные. Уже случались прецеденты.
        Я коротко кивнул, подтверждая, что согласен: необходимо очистить город от зла-в-отражениях.
        - Чем дальше, тем хуже, - продолжил законник. - Если первое убийство прошло безнаказанным, то за ним следует второе, затем третье, четвертое... Владелец становится марионеткой осколка, как полностью подчиненный придаток.
        - Кормилец и поилец, - я вспомнил сон с зеркалами.
        Зеркало, пьющее кровь - это не то, что можно легко «развидеть».
        - Я бы сказал: кукла, приводящая пищу своему кукловоду, - переформулировал Семен Ильич. - И молодежь на встречу с кукловодом, у которого и тела-то нет, не пошлешь. Наломают еще дров... То, что нельзя перепоручить, следует исполнять самому. Идемте?
        Мы прошли под арку, миновали узкий двор, проследовали в парадную. Я угадал: дом был из старых, еще во времена Петра Первого возведенных. Но по обшарпанному состоянию парадной это был тихий ужас. Никакого сравнения с прелестными кариатидами в парадной, где живет Палеолог. Да даже с родительским домом, где попроще внутреннее обустройство, не сравнить.
        Скорее всего, дом сильно пострадал от бомбежек. Немало их таких осталось после войны: фасад вроде бы держится, а внутри руины. Где смогли, подлатали, где нельзя подлатать - перестроили... Город выстоял, не утратил дух. Но и прежним остаться не мог.
        Дверь Семен Ильич вскрыл буднично - ключами. Полагаю, дубликатом. Явно загодя готовились к «мероприятию». Прихожая, коридор, несколько дверей. За нужной нам - знакомая по сновидению спальня.
        Кровать, зеркала и владелица. Последняя мирно дрыхла. Свернулась в клубочек, что тот котенок, улыбалась во сне. Так и не скажешь, что эти ладошки сжимали прежде орудие убийства.
        - Перво-наперво следует определить вместилище зла, - выдал ценное указание подполковник. - Это ваша часть работы, Андрей.
        - Конечно, - кивнул. - Постараюсь не шуметь, хотя не обещаю.
        Когда мне снился пожар в Зимнем, зеркало натурально разговаривало, нашептывало всякое испуганным гвардейцам. Черт его знает, на что способны его «прикормленные» осколки.
        - Хозяйка не проснется, пока ее держит в дреме другой подручный планетника, - сказал Семен Ильич. - За шум не беспокойтесь. С вами тут цельный подполковник, ежели нагрянет кто с проверкой.
        Я зажег на ладони язычок истинного пламени. Комната преобразилась. На белые стенах и потолке проступили уродливые пятна черной плесени, на полу пузырилась бурая вязкая жидкость. Оба зеркала истекали тьмой и мерзостью, поганым чавкающим мраком.
        За гранью реального слуха я слышал шипение, полное ненависти. Поверх накладывался еле различимый перезвон подвесок. И бульканье несуществующих пузырей. И шорохи, будто не плесень расползалась по стенам, а тысячи крохотных насекомых.
        Только люстра осталась прежней, да круг на потолке ровнехонько по размерам светильника белел. Свет, пусть и искусственный, отринул тьму?
        Огонек колыхнулся вправо, затем влево, замер, тревожно подрагивая. Где тьма, где отражение? Какое из зеркал вместило в себя древнее зло? То, что впитывало кровавую жертву или то, что наблюдало?
        Это не рулетка, где при неверной ставке теряются лишь фишки. Да и при игре «по шансам» шарик может выпасть на зеро, и тогда все «чет-нечет», «красное-черное», колонки и дюжины - все эти ставки проигрывают. «Ноль, зеленое», - против устоявшихся правил называет зеро Шпала.
        Или-или не обязательно. Оба зеркала могут быть тем, ради чего мы здесь.
        Я бросил взгляд на спящую. Она не особенно изменилась, разве что как-то... поблекла. Осколок поглотил ее разум, а что случилось с душой? Ее вытеснили наружу, она сбежала, не выдержав творимых телом ужасов? Или же теплится где-то внутри «куклы»?
        Не о том думаю. Нужно жечь, бить по тьме, пока та бездействует. Только определиться сначала с направлением удара. Рук у меня две, разжечь два огонька мне под силу, а вот смогу ли я раздуть истинный огонь так мощно, чтобы оба зеркала разом ожечь?
        Прежде с этой ипостасью - первоосновой огневого дара - у меня не продвигалось взаимодействие. Воплотить, проявить чью-то суть, получалось. А заставить разгореться сильнее - нет.
        Что, если не заставлять огонь, а быть им?
        Я-огонь уже проходился по скверне поганой, пусть и во сне. Я помню это чувство. Помню, как выплескивались в темные оконные проемы пламенные ало-черные крылья.
        - Семен Ильич, вам лучше выйти, - глухо произнес. - И женщину вынести.
        Голос звучал, как чужой.
        - Все так плохо? - подобрался подполковник. - Или не получается определить?
        - Оба. Ответа. Да.
        Губы шевелятся с трудом. Возможно, это потому, что огонь не имеет рта.
        Рыков, чеканя шаг, покидает комнату.
        - Спящая? - говорить все труднее.
        - Ей уже не помочь, - сухо роняет слова законник. - Я здесь для ее зачистки. Уцелеет - приберу позже. Огонь не перекинется на соседние квартиры?
        - Удержу, - я выдыхаю жар.
        Живая искра удаляется. Искры в той, что подрагивает на простынях, я не вижу.
        «Я дам тебе крылья. Сегодня - только их. В другой раз подарю тебе небо, если захочешь. Сказки не на пустом месте писаны, жар-птица - как тебе такое воплощение? Мы поладим, обязательно. Доделаем то, что ты начал давным-давно. Дело благое, общее. Готов? Вперед!»
        И мои руки становятся пламенем. Чистым огненным крылом делается каждая рука. Крылья ширятся, заполняют помещение, хлещут по зеркальным провалам, разбрасывают искры-перья в каждое темное пятно.
        Занимаются простыни и занавески. Этот огонь не чадит, он - основа основ.
        Вопят зеркала. Лопаются блескучие поверхности, выстреливая острым стеклом в меня. Вонзаются в пламя и с дребезгом сыпятся на пол бесполезным стеклянным крошевом. Опалить, разметать, развоплотить!
        Рывком выпрямляется на кровати женщина, распахивает глаза. В пустых глазницах плещется мрак. Крылья схлопываются, бьют по стройному телу, обнимают его - почти ласково.
        Вспыхивают волосы. Содрогается в безмолвном крике тело.
        Не огонь убивает эту женщину, она была мертва задолго до пламенного касания. Я лишь изжарил тело.
        Взмахиваю крыльями. Касаюсь всего, что успела запятнать тьма.
        Успел: бесцветное пламя истинного огня вычистило все, прежде, чем опало искрами на беломраморный пол. Вместе с моим враз потерявшим чувствительность и все силы туловищем.
        - Андрей? Андрей? Отзовитесь! - голос Рыкова как через стекло.
        На чистом упрямстве подстегиваю себя живым огнем.
        - Ага, - снова могу дышать. - Я в норме.
        Встаю, пошатываюсь.
        - Кончено? - спрашивает казенным тоном подполковник.
        Киваю. На изрядно пострадавшей от огня, но еще целой кровати пепельный налет.
        - Не курите в постели: пепел, который придется потом подметать, может оказаться вашим собственным, - не вполне к месту вспомнилась мне цитата из арсенала матушки.
        Кажется, сказано это было неким владельцем сети отелей. Он явно знал, о чем говорил.
        Мини-прода 20.06.2022
        Следующим днем состоялась моя встреча с наставником, на которой мне досталось в равных долях похвалы и недовольства. Для начала, Чеслав вполне одобрил мои действия в жилище с зеркалами.
        - Прежде один багрянцевый лепесток раздувал. Ныне столь заметный выплеск, - порадовался моему развитию планетник; еще немного хвалы, и я бы, наверное, сам стал багрянцевым - покраснел бы. - Законник зело доволен, как и я. Не в пустую бадью, выходит, мои уроки летят.
        Тут я встрял с вопросом: почему бездействовала тьма? Почему ждала, пока я за нее возьмусь и только тогда осколками стрельнула из зеркал?
        - Одна сторона монеты - сила, другая - слабость, - ответил Чеслав. - Зло берет верх над человечишкой, по-всякому его пользует - в том его сила. Сколы куда менее мощны, чем основа, от коей они откололись. В захват взяли, так и защищать должен захваченный, а он - она - спит беспробудно. Оборонил вас сноходец, не дал ответить на призыв зла-в-отражениях спящей.
        - Не клади все яйца в одну корзину, - прокомментировал я ответ планетника поговоркой. - Кукловод без своей куколки как без рук остался. Понял. Ходоку по снам - благодарность за отлично выполненную работу.
        Дамочка вскочила, конечно, в последний момент, когда огонь уже почти разобрался с зеркалами. Я успел среагировать, значит, все в порядке. Боец невидимого фронта, блин, с подлунной спецификой, нормально сработал.
        - У тебя из-под рук ворог убег, - Чеслав переключился на рассказанную мной историю со слежкой и попыткой отловить поганца. - Это печалит. Бездари, и те с моих молний пример берут, как ударить, не убив, и в захват взять. А мой подручный не догадался.
        И разряд в крышу запустил с руки.
        Пожурил он меня беззлобно и заслуженно, на такое обижаться глупо. Серьезно, шокеры изобретены, а до того описаны еще до моего рождения... да хоть бы в «Незнайке на Луне» Николая Носова. А мне ведь и в голову не пришло.
        - Ваш подручный не настолько продвинулся, чтобы молнию использовать, - повинился. - Это же сначала надо научиться применять ее так, чтобы не насмерть бить.
        - Будет моему подручному, - планетник передразнил меня. - Чем занять себя в отъезде. Вернется, проверю, чему и в какой мере научился.
        Махнул головой. Хорошо, что в деревню со мной едет Бартош. Не в том смысле, что я на ней намеревался молнии отрабатывать, но и ей в этом действе найдется занятие.
        - Будет на сегодня, - отпустил меня с короткого урока тучеводец. - Не разочаруй меня по возвращению.
        Чеслав спустил меня с небес на землю выволочкой. И с очередной крыши на мостовую своим ветром приземлил. Куда, по каким делам понесся его ветер после, мне не ведомо. Я же отправился на «свидание» с ведьмами.
        
        
        Ведьмочки, как много в этом слове!
        Белава Краснова назначила мне встречу в центре, возле своего офиса. Разумеется, заставила себя ждать. Я сжевал шоколадный батончик, попил водички, раскрошил пару несоленых хлебцев воробьям с голубями.
        Так-то можно было набрать ведьму, затребовать пропуск на мое имя в издательство или просто выразить недовольство. Но не стал: пусть дамочка потешит свое эго, вроде как ставя на место нахального выскочку (меня, то бишь). Едва ли это улучшит характер ехиды, но пускай порадуется.
        Мне было, над чем подумать, пока я пернатых подкармливал. О самих ведьмах, о записке в кармане от одной из них. О красотке из другой «оперы», в смысле, оперативной разработки подполковника Рыкова и моего наставника Чеслава. Об угрызениях совести, которых я ну никак не мог в себе отыскать, хотя выискивал тщательно.
        Мимо меня прошли женщина с ребенком, девчонкой-дошколенком. Одну ладошку малявки крепко сжимала рука матери, во второй руке дите держало куклу. Игрушка в какой-то момент выпала из детских пальцев на тротуар. Девочка захныкала, потянулась к пропаже.
        - Оставь, - бросила через плечо ее мать. - Не трогай грязное, испачкаешься. И не ной! Куплю тебе новую.
        Брошенная кукла осталась лежать в пыли с поднятыми вверх пластиковыми ручонками, бусинками глаз взирая на прохожих.
        Вот примерно столько же, если не меньше, жизни и личности оставалось в сожженной мной женщине. И совесть моя тоже не подавала признаков жизни.
        Белава наконец показалась из здания. Плавной походкой, аки белая лебедь по темным водам мутного городского озерца, выплыла она. Встала, уперев руки в бока. И шеей завертела: не иначе, меня высматривала.
        - Прелестно выглядите, сударыня, - польстил я ведьме, едва приблизился.
        Ведьма вскинула брови. Она-то ждала негативной реакции, двадцать минут мять булки у входа в офисный центр редко кого настраивают на добрый лад. Собственно, на то и расчет был.
        - Долго пришлось ждать? - спросила она с лицом, похожим на нынешнее небо - сероватым и пасмурным. - Так уж вышло, что я работаю с идиотами. Они по жизни туговаты на голову, но порою их тупость пробивает дно и крышу, вот, как сегодня.
        Изобразил интерес на физиономии, мол, вещайте дальше, уважаемая, мне крайне любопытно.
        - Мы запускаем новую серию, - не обманула моих ожиданий Белава. - Фэнтези. Берем новых не раскрученных авторов. Кто-то выстрелит, кто-то нет - тут уже вопрос таланта и попадания в целевую аудиторию. Мы же понемногу формируем общественное мнение.
        - Реноме, - ввернул я словцо и дополнил. - Рифмуется с макраме. Мама одно время увлекалась.
        Бэл хмыкнула. Окинула меня неопределенным взглядом с макушки до пят.
        - Слабенькая рифма, - прокомментировала она. - Но для новичка сойдет. Так вот, о чем я. Смотрел «Интервью с вампиром»?
        - Доводилось, - улыбнулся.
        Ничего такое кино, доброе. Про бездушных и душных, про пороки и слабости. Еще про право выбора. И про вампиров, что, впрочем, ясно из названия.
        - Роман Энн Райс был опубликован еще в семьдесят шестом, - увлеченно вещала Бэл, покуда мы шли к стоянке. - И почти два десятилетия ждал экранизации. Фильм произвел фурор, породил субжанр, раскрутил по всему миру интерес к кровопийцам.
        Покивал, тут не с чем было спорить. Мы с ней тем временем дотопали до ее авто, серого «форда».
        - А мы? - всплеснула руками Бэл и приглашающим жестом указала на машину. - Устраивайся, ехать около часа. У нас на сотню присланных рукописей в лучшем случае одна соответствует заданной тематике. Остальные - это вариации на тему стервозной красотки, в которую влюбляются все встречные, от принцев эльфийских кровей до рассыпающегося зомби. Любое чудо-юдо сразу же ее, любовь-морковь, а всех врагов она по щелчку пальца прижучивает. Сегодня мои помощнички превзошли себя, таких морковей притащили - жевать не пережевать, такая однообразная низкосортная жвачка.
        - Так займи нишу, что тебе стоит, с твоими-то знаниям? - предложил я. - Интервью... Нет, не звучит. Беседы с ведуньей? М?
        - Меня Власта проклянет, - поежилась с не наигранным испугом сотрудница издательства. - Покроюсь коростами и язвами. Есть вещи, о которых лучше даже не думать. Потому как одно дело - выдумки, так-сяк приближенные к истине, и совершенно другое - реальные события. А придумывать - это не беседы с ведуньей получатся, а ведьмины байки под балалайку. И вообще, сам предложил - сам и напиши.
        - И ты возьмешь в печать мои откровения? - рассмеялся я.
        - Будет бред графомана - пущу в растопку камина, - честно ответила блондинка. - А если нормальный текст выйдет, отчего бы не издать? Всем выгода.
        Я хмыкнул.
        - Возможно, когда-нибудь и напишу.
        Так, за ненавязчивым разговором о современной литературе в ограниченном пространстве салона авто, напряженность между мной и ведьмой в неизменном красном поугасла. Настороженность взаимная осталась, без нее в мире Ночи не выжить, но зверем Бэл на меня больше не смотрела.
        И уже перед самым домом Власты, а ехали мы из центра в пригород именно к ней, я со скучающим видом спросил:
        - Бэл, а Ковен прежде терял ведьм?
        
        ДРУЗЬЯ, ПРОДА МЕЛКАЯ И ПРОХОДНАЯ. ЗАДУМЫВАЛОСЬ ИНАЧЕ, НО: ВОСПАЛЕНИЕ, ТЕМПЕРАТУРА, АНТИБИОТИКИ, ПОСТЕЛЬНЫЙ РЕЖИМ. ПОЭТОМУ ЛУЧШЕ ВЫЛОЖУ ТО, ЧТО ГОТОВО. ПОНЯТЬ И (СНОВА) НЕ ПИНАТЬ.
        Прода 28.06.2022
        Блондинка зыркнула на меня с удивлением.
        - История Ковена Северных Ведьм начинается день в день с основанием Петровой фортеции, а это без малого триста лет, - проговорила Белава лекторским тоном. - В день закладка камня на Заячьем острове состоялась. В ночь - ритуал.
        Я изобразил на лице восхищение.
        - Кому-то три сотни лет - это смена нескольких поколений, - все тем же тоном и с добавлением покровительственных ноток продолжила ведьма. - Другим - пустяк, мышиный чих. Но годы то были насыщенные, непростые. Ты, надеюсь, не из тех, кто верит, что город основали на пустом болоте с Невой посередке, а жизнь местная заключалась исключительно в комарах, водомерках и жабах? И зайцах еще, остров ведь Заячий.
        - Не из тех, - скупо ответил.
        - Славно, - кивнула Белава; крутанула руль, припарковалась возле кованого забора. - Прежде тут стояли дюжины поселений, и в каждом не без отмеченного Луной. А ведьмы, кроме Верховной, пришли в Ингерманландию молоденькие, малоопытные. Искусные ведуньи, знаешь ли, неплохо поживали на насиженных местах, с чего бы им срываться в чужой край?
        Ворота (кованые, как и забор, с растительным орнаментом) стояли нараспашку. Очевидное приглашение для гостей, и мы не преминули им воспользоваться.
        - Полагаю, что незачем, - согласился с Белавой, она этого явно ждала. - А еще, полагаю, не одни ведьмы успели к основанию. Я вообще не о том спросил...
        Сразу за воротами начиналось царство зелени. Впрочем, и иных цветов тут хватало: бутоны ампельных пеларгоний на высоких арках, лилейники и какая-то мелочь с шаровидными бутонами радовали глаз.
        Арки и «коридоры» из хвойных деревьев, кустарников и цветов предлагали пройти в трех направлениях. Как в сказках: налево пойдешь - коня потеряешь, направо пойдешь - жизнь потеряешь... И про прямо там тоже был какой-то подвох.
        Слева виднелся сад, правая арка вела к увитой зеленью беседке, а самая большая арка открывала мощеную природным камнем дорожку. Та немножко петляла среди растительных излишеств и упиралась в темно-серое двухэтажное строение.
        - Торопыга, - поджала носик Бэл; она замедлила шаг у перекрестка трех дорог. - Ты спросил, терял ли Ковен ведьм. Так вот, ответ положительный. Терял. Мы, как ты сам сказал не так давно, не бессмертные. В годы, когда с этих земель местных теснили, тут каждый кустик, каждый камушек обагрили кровью. Чаще тех, кого изживали, но и без своих потерь не обходилось. А иначе нельзя было. Не укрепить владения на месте чужом, с чуждыми силами не схлестнувшись. Ладно, раз тебе о прошлом слушать скучно, идем. Власта нас уже ждет.
        Ведьма определилась с направлением. Ориентиром явно послужила черноволосая худышка на крыльце дома. Девчонка при виде нас замахала руками.
        - В дом позовет, - с придыханием сказала Бэл. - Младшенькую показала. Чудны дела твои, Верховная.
        - А обычно как-то иначе всё происходит? - поинтересовался.
        Ведьма хмыкнула.
        - Обычно столик садовый выносят к яблоням у забора, - блондинка махнула рукой влево, в сторону садовых насаждений. - Стулья, кувшин с напитком, посуду и закуски. Реже - в беседку зовут, она левее, вон там, в плюще. А чтобы младшенькая вышла встречать гостя, такое на моей памяти впервые.
        Знак расположения или ловушка - это мне предстояло выяснить опытным путем. От подобных приглашений не отказываются.
        - Как неловко: я без презента, - покачал головой. - И, Бэл, мне не скучно слушать твой сказ о минувшем. Ты замечательно рассказываешь. Сама видишь, нас как бы ждут, и затягивать ожидание неправильно. А так: я бы с удовольствием послушал эту историю. Отдельно. В другой раз.
        И лицо сделал наивное, искреннее. В рамках этой встречи я решил «зарыть топор войны» и побыть максимально дипломатичным. Если не взбесят, конечно же.
        - М-м, - блеснула глазами ведьма. - На свидание приглашаешь, юноша?
        - Даму, которая видала прежних обитателей Финского залива и берегов Невы? - я выгнул бровь. - Не уверен, что хватит смелости.
        - Эй! - возмущенно выпалила Бэл. - Моя бабушка их видала, а не я. Только подумала похвалить за обходительность, как старухой обозвал.
        - Ты так здорово рассказывала, - я выставил руки вперед, вроде как защищаясь от заслуженной ярости. - Так красочно, так живо...
        Белава не стала развивать тему, а пошла с гордо выпрямленной спиной по дорожке. Я зашагал следом. Ни словом, ни видом не показывая, что веры в искренность чувств и порывов белокурой ведьмы у меня было с дырку от бублика.
        На мой вопрос ведьма ответила и не ответила одновременно. Кстати говоря, послушать о ранних годах истории Петербурга я и впрямь бы не отказался. Любопытно же.
        Однако, что-то мне подсказывает, в записке на салфетке речь шла не про давние потери. И по реакции дамы червей можно смело вычеркивать ее из списка тех, кто мог подсунуть мне ту писульку.
        Уже хоть какая-то определенность.
        
        Девчонке надоело ждать, пока мы преодолеем весьма скромное расстояние до крыльца. Она пронеслась вприпрыжку по дорожке, добежала до меня с Бэл, резко затормозила. Я даже руку рефлекторно вытянул, чтобы придержать, если занесет ее, и она врежется в кого-то из нас, или вовсе навернется, не удержит равновесие.
        Не пригодилась поддержка. Дева юная (годков я ей навскидку дал не более тринадцати) встала, как вкопанная, ровнехонько передо мной. Уставилась в упор гляделками своими черными. Темные косы и бездонные глаза выдавали близкое родство худышки с Властой.
        - Почему? - спросила юница после пристального разглядывания моей персоны, затем выдержала поистине МХАТовскую паузу и только затем соизволила уточнить. - Почему так долго шли?
        Девчонка повернула голову к Бэл.
        - Рада встрече с тобой, Рада, - поприветствовала ведьма «младшенькую».
        - Будьте здоровы, - кивнула та.
        А затем быстрым шагом обошла меня по кругу, причем Белава отшагнула в сторону, чтобы «дать дорогу молодым».
        - Тебя звать - Андреем? - совершив полный оборот, задала архиважный (судя по тону и сдвинутым бровям) вопрос Рада.
        - Да, - не стал отрицать очевидное.
        Худышка тут же нацепила серьезную мину.
        - Приветить тебя велено. Власта у себя. Белава знает дом, проводит.
        Она уступила нам с Белавой дорогу. Чинно так отошла, руки белые сложила... И в последний момент подмигнула.
        - Огневик, - вполголоса проговорила ведьма, когда мы отдалились от Рады. - Чего я о тебе не знаю? Ты царских кровей? Может, у твоего рода тысячелетняя история?
        Я пожал плечами и улыбнулся. Не пересказывать же, в самом деле, историю моей фамилии, как я ее слышал от Феди Ивановны?
        Мы зашли в дом. В прихожей для нас нашлись подготовленные гостевые тапочки.
        - Власта ничего не делает без причины, - с изумленным видом шагала по широкому коридору Бэл и гадала вслух. - Приветить велено, надо же! Да от таких приветов два шага до брачных обетов. Может, ты или род твой связаны с ушедшими Богами? Настолько ценен, как союзник? Что ты такого успел сделать, а, парень?
        - Может, я просто такой красавчик? - пожал плечами.
        Удостоился еще одного оценивающего взгляда. Прям как конь на ярмарке, то одна, то другая разглядывают, разве что зубы показать не просят.
        - Красоты в тебе... - Бэл потрясла головой. - Много.
        - Так и я о чем.
        Ведьма взялась за дверную ручку.
        - Мы вместе пришли, - сменила тему и тон блондинка. - В какой-то мере я за твое поведение в стенах этого дома в ответе. Советую по-хорошему: шутки свои здесь оставь, за порогом. Власта ценит силу, ум и власть. Всё это с дурачеством сочетается плохо. Не знаю, что Верховная в тебе разглядела, но ты постарайся вести себя так, чтобы и дальше быть у нее на хорошем счету.
        - Ага, - согласился я. - Всё будет хорошо, Бэл. Не переживай.
        Накрыл кисть ее руки своей и повернул ручку.
        - Гость долгожданный, - приподняла голову от бумаг Верховная.
        «У себя» оказалось кабинетом. Сам не знаю, чего я ждал от жилища ведьмы, наверное, какой-то древности, былинности. Но тут ничего эдакого не было. Спокойные тона в отделке, мебель из массива дуба. Большие окна, много света. Стол письменный, на нем серый крупненький монитор и клавиатура. Несколько папок, стопка бумаг. На втором столе, расположенным под углом к основному, телефон, калькулятор, счеты и еще одна внушительная стопка бумаг.
        На открытых полках - книги. В другой части комнаты угловой кожаный диван и низенький столик.
        Ни тебе травок сушеных, ни зелий готовых, ни свечек, ни каких-либо иных ритуальных принадлежностей. Впрочем, дом большой, вполне возможно, для всего такого отведено отдельное помещение, а то и не одно. Скажем, в подвале.
        - Доброго дня, Власта, - обогнула меня Белава. - Темных ночей. Мы задержались в пути.
        - Гостю дом показала? - спросила брюнетка. - Купальни? Нет? В другой раз покажи непременно. Прошу: гость в дом - радость в дом. Располагайтесь.
        Бэл сделала круглые глаза, а я воспользовался приглашением и занял удобное место с приятным видом. Из окна открывался участок сада с пышными соснами и раскидистым краснолистым кленом.
        - Рада накроет на веранде, - дождалась, пока я усядусь, и продолжила Верховная. - Отобедаем, как мясо дойдет. Если голодны, я скажу ей подать сюда закуски.
        Я вежливо отказался от закусок. От обеда отговариваться не стал, все же традиции гостеприимства нарушать не стоит. Предложил разговор начать до приема пищи, сослался на то, что мне еще обратно в город ехать.
        На чем ехать, не стал уточнять. Может так получиться, что вместо транспортировки с личным белокурым водителем меня из этого дома пинками выпроводят.
        Я ведь, по большому счету, ничего особо ценного не знаю. В семейные вопросы посвящать ведьм не планирую. Остальное - выложу, за этим и приехал. Но это остальное ведьмы и без меня, красивого, могли разузнать.
        - Почему бы и нет? - согласилась Власта. - Побеседуем.
        Дальше я говорил. Много, детально. Сам предложил начать с того, что знаю, видел лично или получил из вызывающих доверие источников. А ведьмы пусть спрашивают, уточняют интересующие их моменты по ходу беседы.
        И они не стеснялись конкретизировать, прояснять нюансы. Мне пришлось напрячь язык и память: какие-то мелочи уже осели на дно омута воспоминаний.
        Наибольший интерес у них вызывали действия законников и случаи, по которым те проводили расследования. Причина крылась в одном из первых дел, убийстве профессора Пивоварского. Служивые заподозрили ведьмин след в том деле и как-то, видимо, без должного уважения подошли с расспросами к представительницам Ковена.
        Потом случилась кровавая расправа с ведьмой Дарией в ее же домике в садоводстве. Взаимное недовольство законников и ведьм тогда вышло из берегов, практически порушив худые, но терпимые отношения, что прежде годами и договорами выстраивались.
        «Нашла коса на камень», - описала ситуацию Белава.
        Светловолосая ведьма отошла от потрясений и участвовала в разговоре почти на равных с главой Ковена.
        Затем, буквально вишенкой на торте, случилось сольное выступление Златы у моей парадной, с рисовальным шедевром и угрозами. Если бы златовласка повела себя иначе, не выставила бы своим умолчанием служивых в дурном свете (напомню, я тогда решил, что ведьму на меня навели подполковник с младшим лейтенантом, а Злата раздула мои подозрения), всё могло бы обойтись.
        Но случилось так, как случилось. Я поднял на уши Крылова, наехал на него за (мною же придуманное) разглашение информации. Тот взбаламутил всех сотрудников, даже до Рыкова дошло. Рыков, на что он сдержанный и опытный человек, взбрыкнул. Изложил Власте, что думает о поведении ее подручных, которые топчут грязными ногами честь и доблесть его людей.
        Та не осталась в долгу, описала красочно, как, в каких обстоятельствах и позах видит дальнейшее сотрудничество с милицией Петербурга. И - осталась отрезанной от информации.
        «Служители закона чураются нас», - так при самих служаках высказалась Власта, как сейчас помню. Еще тогда подумал, что не все так просто в их (ведьм и родной милиции) взаимоотношениях.
        - Злата - идиотка, - подвела черту под явно сокращенной версией причин разлада Бэл. - Ее выходка стоила нам крайне дорого. И дружба с Дарией ее не оправдывает. Не смотри так, мы тоже умеем дружить.
        Я привычно улыбнулся, представляя клубок сплетенных змеиных тел.
        В дверь постучались, затем в кабинет проникла мордашка Рады. Пришла она, чтоб сообщить, что стол на веранде накрыт.
        - Продолжим позже, - сказала Власта. - Не застольные темы обсуждаем.
        Кивнул: про убийства за едой говорить - аппетит не улучшит. Я, чтоб не запутаться, придерживался хронологии в изложении известных мне событий. Добрался к моменту появления Рады до нашего с Липиным тет-а-тет в гараже. Это где он меня собирался прикончить, да погорел.
        Зазвенел механической птичкой рингтон из сумочки блондинки. Бэл замялась.
        - Ответь, - с недовольством велела Верховная. - И поспеши.
        Лицо блондинистой ведьмы вытягивалось и бледнело с каждой секундой после слова: «Алло».
        - Яна, - дослушав, Бэл буквально выдохнула имя. - Мертва. Ее нашла Ирина.
        - Подробности? - подалась вперед Власта.
        - Кровь и кишки, - Белава держала лицо, только трепет ноздрей выдавал ее отношение к проговариваемому с чужих слов. - Рубли Елизаветинские на глазах. Надпись на стене. Все, как с Дарией.
        - Андрей, мне жаль, но отобедаем мы в другой раз, - обернулась ко мне брюнетка. - Мне нужно быть там. Бэл, довези огневика до его дома, затем присоединяйся. Я соберу остальных.
        - До станции, где электрички останавливаются, достаточно подбросить, - предложил я. - Мне знакомы места, наша дача в двух станциях отсюда. Доберусь сам.
        Власта махнула рукой.
        - Ценю твой жест, но нет. Белава доставит тебя, куда сказано.
        Блондинка часто-часто закивала.
        - Хорошо, - мысль закрутилась в голове, и я не стал держать ее при себе. - Один вопрос: а другие ваши... девушки - они так же погибли?
        - Нет, - ответила Бэл. - Иначе. Одна сгорела заживо, другой раскроили череп. Илону зарезали, но без выпускания внутренностей. Почему ты спрашиваешь?
        - Их убивали разные люди, - ответил я. - Точнее, один убил соседку нашу. И сегодняшняя жертва - его рук дело. Один почерк. Другие - не его работа.
        Я вспомнил разговор с подполковником и младшим лейтенантом на дачке, когда эти двое действия с монетами и надписью обсуждали.
        - Для маньяка убийство - не просто убийство, - заговорил, повторяя во многом слова Семена Ильича. - Важно соблюдение условий. Выбор жертвы, времени, орудия, способа. Послание передать, опять же. Других просто убили. Разными способами. А Дарью и... Не вслушивался, как звали девушку? Дарью и Яну отработал один человек. Или не человек, этого я знать не могу. Лишнее подтверждение, что противников следует во множественном числе обсуждать.
        Ведьмы переглянулись.
        - И это точно не ты, - зачем-то добавила Белава. - Ирина говорит, кровь Яны совсем свежая.
        Оставил сие высказывание без внимания, хотя, казалось бы, вопрос моей непричастности давно закрыт. Дамочки на нервах, это понятно и простительно.
        - Мы все услышанное обдумаем, - свела брови Власта. - Условия союза собиралась я обсудить после трапезы, неуместно прежде говорить о серьезных делах. А теперь...
        - Не до того, - откликнулся. - Я понимаю. Больше скажу: для союза я фигура малозначимая. Так что пришел к вам сегодня, чтобы разрешить возникшие недопонимания. Если что-то из сказанного мной поможет - будет хорошо. Этого достаточно.
        - Достаточно... - эхом откликнулась Верховная. - Что же, слово сказано. В моем доме ты с сего дня - желанный гость.
        На том и закончили. Власта спешила, Белаве и вовсе будто черти пятки прижигали, так она неслась к машине, а затем, на трассе, вдавливала педаль газа. Я с ностальгией вспомнил бешеную езду вурдалачки Хелен, с нею было безопаснее.
        На въезде в город мы встряли в пробку. Бэл оставалось только нервно колотить пальцами по рулю и осыпать проклятиями прочих водителей.
        - Слушай, пока есть минутка, - обратил я с несчастных автомобилистов на себя ее внимание. - Подскажи номер Златы?
        - Зачем? - опешила блондинка. - Решил воспользоваться предложением про личную постельную грелку? А, без разницы. Пиши.
        Она надиктовала по памяти номер, а я бодренько вбил его в память мобильного.
        Сегодня неподходящий момент для звонка, у ведьм сбор намечается по печальному поводу, но попозже я обязательно наберу этот номер. Наверное, уже после отпуска. Так даже лучше: время притупляет эмоции.
        
        Продочка 07.07.2022
        Уже за полночь мне позвонила Хелен. Озвучила предварительное согласие на поиски Клода. Обозначила границы: вурдалаки постараются, связи задействуют, но из кожи вон лезть не станут. Все же рыть Париж дневной и ночной дистанционно - задачка не из легких. Своих же, доверенных людей... то есть, нежить, в командировку отправлять - на такое в нынешних условиях Джо пойти не готов.
        Согласился: пусть поищут хотя бы так. Если Клод личность во Франции известная, он отыщется. Нет? Значит, не настолько он и важен.
        Так или иначе, с вурдалаками (некоторыми, не станем обобщать) я вроде бы тоже вышел на вполне ровные отношения. Без перекосов в откровенную неприязнь или (что, как по мне, хуже) целования «в десны». Ровно - это ровно. Золотая середина, ее и будем держаться по возможности и впредь.
        Теперь в городе меня держала только пятничная встреча с китайцем. Это который «князь мира» и права мне сделать обещал. Князь сказал - князь сделал. В пятницу я стал счастливым обладателем прав категории А, и теперь мог с чистой совестью свистеть на моте мимо ребят в форме и с полосатыми палками.
        Я не стал затягивать с отъездом. Все сборы произвел заранее, причем на два заезда. Как ни фырчал Кошар, а остаться в квартире, чтобы караулить возможных незваных «гостей», ему пришлось. Ну и все нужное в один рюкзак не влезло.
        По этому поводу шерстистый тоже поворчал, мол, останемся мы в самый щекотливый момент без самого нужного, будет обидно. При этом он не уточнил как суть момента, так и что же такое нужное я не взял в поездку. «Будет обидно, досадно, но ладно», - отмахнулся я от ворчуна и остался с тем, что набилось в заплечную сумку.
        Ташу я встретил на вокзале, с пригородной электрички. Тут же нерыцарским жестом передал ей рюкзак и второй шлем. А что поделать, иначе неудобно.
        И мы помчали. Скучные спальные районы вскоре сменились зеленым пригородом, а затем и вовсе перетекли в поля, леса и реки.
        Кое-кто (честное слово, уже устал его поминать, но он реально не унимался) предрекал нам поломку где-нибудь среди полей. И что придется нам там куковать, пока хоть кто-то соизволит помочь горе-путешественникам. Но риск «кукования» на дороге всухую проигрывал свободе. Вызванивать частника, чтобы уехать из деревни, если возникнет такая нужда, когда есть свои колеса... Нет, спасибо.
        Я ни капельки не пожалел о выборе. Мчать среди лесов и золотистых равнин, да с красоткой за спиной - чудесно. В одном живописном местечке мы устроили привал, совмещенный с походом в кустики. Таша прошлась по краю ячменного поля, поводила ладошками по длинным ворсинкам почти спелых колосьев.
        К деревне мы подкатили во второй половине дня. На съезде с дороги в мокрую чавкающую грязь пришлось спешиться. Дожди тут явно шли обильно, развезло землю конкретно.
        Двухколесного друга я покатил вдоль грязевого месива по притоптанной траве. Пока таким небыстрым образом мы (я, байк и Бартош) двигались, выдал кратенькую справку о населенном пункте, его ближайшем окружении и моей по праву наследования в нем недвижимости.
        О прилагаемом к недвижимости домовике с непростым характером. Мы с ним вроде как стали получше коммуницировать, но кто его знает, как он к Таше отнесется. Предупредил о вероятных каверзах со стороны местных ведьм. Заодно пересказал, как снял с пущи леса проклятие, и к чему это привело.
        На мое предупреждение девушка только улыбнулась многообещающе. Этим она мне и нравится: внутренним стержнем и уверенностью в себе. Размазню, будь она хоть Мисс Вселенная по внешним данным, я бы сюда не пригласил.
        Арктика поежилась, проходя мимо кладбища, покосилась в сторону густой листвы, что скрывала оградки, кресты и памятники. Наверное, углядела там что-то кроме веточек-листиков.
        У жальника, памятного мне по прошлому приезду, как холм с трюфелями, я решил потешить любопытство.
        - Таш, что ты там видишь? - спросил, указывая на кривенькую сосенку и зеленые заросли.
        - Траву? - вскинула бровь коллега. - А что должна?
        Я пересказал еще и случай с Ярой, деревенской егозой, грибочками и пояснением овинника про древнее захоронение.
        - Андрей, в меня рентгеновский аппарат не встроен, - покачала головой Арктика. - Если что и задержалось посмертно на границе явного мира, оно скрыто в земле. Выйдет поздороваться - тогда и скажу. Если успею. Века в земле и забвении обычно будят голод и ярость, а не доброжелательность.
        - Спокойных вам там снов, уважаемый, - сделал я ручкой в сторону холмика.
        У дуба было суетно. Носились с воплями и писками мелкие, Яра, Мишуня, Сережа и незнакомая девчонка помладше этих оболтусов.
        - Андрей-Андрей-Андрей! - зачастила главная заводила, изменила траекторию бега и чуть не заплелась в ногах на бегу. - Все-таки-приехал-а-привез-подарки? Галка-иди-познакомлю! Ой, тетенька с тобой такая светлая...
        На нормальную речь Яра перешла после того, как Таша выступила вперед и загородила меня от мелкой балаболки. Вообще-то она это сделала, чтобы я из рюкзака смог достать леденцы, как раз для мелких с самого верху и уложенных. Но Яра как-то стушевалась, а потом уставилась большими влюбленными глазами на Арктику.
        Тем временем до нас домчали пацаны. Их куда больше заинтересовал байк, а не какие-то там конфетки или «светлые тетеньки». Кирилл в духе Ярославы задвинул речь скороговоркой о том, как рад моему приезду, и чтобы я непременно зашел к ним с дядей Кириллом, ждут там меня. Мишанины передние зубы уже начали отрастать, но «фепелявить» пацан еще не перестал.
        Серега молча получил свой леденец, пощупал с разрешения колесного «ослика» и был таков. Смурная девочка Галочка прилипла к стволу дерева и наотрез отказалась приближаться к незнакомому дядьке. К счастью, сладостей я взял с запасом, и через вторые руки передал мини-презент стесняшке. Для этого предложил Мише побыть рыцарем и угостить прекрасную даму.
        Меня тут же начали окучивать на тему: «А можно покататься?» - и, как всегда, энтузиазм Яры пылал ярче всех остальных. Разогнала шебутную компанию хмурая тетка в спортивном костюме.
        Я выдохнул. И направился выполнять сложную часть миссии: переправку через Вейнку вброд. Много позже, когда слышал песню «Аквариума», непременно подпевал: «Переходим эту реку вброд», - и вспоминал, как пер по мокрым камням свой байк.
        Про брод я знал от Кирилла, тот им пользуется, когда катается к ручью и карьеру с некой исторической ценностью. Антонов на пальцах объяснил мне, как можно выйти (или выехать) к замечательному месту, где речушка широко разливается по камням и становится совсем мелкой, так, что «воробей проскочит, лапы не намочит». Они через него к карьеру с велосипедами перебираются.
        Надо тоже будет скататься к этому их Великскому чему-то там. Мне оно надо, как тухлый хвост селедки, зато Арктика, будущий историк, порадуется. Может, сувенир какой археологически ценный из «века рыб» получится взять на память.
        Операция «переправка» прошла успешно. С шутками-прибаутками я осторожно толкал байк и тихо радовался, что день выпал нежаркий.
        Представил, каково было бы переволочь двухколесного товарища по деревянному мосточку. Прям как вживую увидел себя и байк на серединке моста. Конструкция скрипит, ругается на своем деревянном на тупоголовых болванов и центнеры веса на себе, хрупком. А потом с треском рушится нафиг, отправляет идиотов искупаться. И обломками деревях по кумполу прицельно лупит, чтобы купалось лучше.
        Таша, как более легкая, успевает ухватиться за край, но шедевр мысли и труда мостника неумолим: дерево крошится в щепу под хватом тонких пальцев. И Бартош кинематографично, как в замедленной съемке, летит вниз.
        А уж как бы обрадовались местные обрушению удобной переправы! На фоне этой яркой картинки брод показался идеальным способом добраться до нашего отшиба.
        Уже потом, вечером, узнал от Кирилла, что есть объездная дорога на нашу сторону. Приходится делать приличный крюк, конечно.
        За участками деревенских поля, я так понял, колхозные. Это там, где мы мяли колосья после распития самогона на дубовой щепе. Так вот, поля засеяны зерновыми, их же надо ежегодно убирать, для того и организован подъезд для техники.
        Кошара надо будет обязательно привезти сюда на замолотки. Пусть поностальгирует мой ворчливый помощничек.
        
        Очень меня тревожил момент знакомства Бартош с Нелидом. Домовик с непростым характером, еще и под действием предсмертного наказа дяди Демьяна. А дядька, по косвенным данным, негативно относился к «ведьмам и прочим ехидам». И тут я привожу в дом Ташу.
        Потому с порога задвинул небольшую речь.
        - Проходи, не стесняйся, будь как дома, - пропустил вперед коллегу я. - Говорю по праву хозяина: здесь тебе рады. Кров и стол, хлеб-соль и никаких проделок! Слышал, Нелид? Тебя тоже приветствую, соскучился.
        - Такой замечательный домовой дух не причинит вреда хозяину и гостье, - непривычно мягко обратилась Арктика к скамье в сенях. - Верно же?
        Прода 21.07.2022 (Спасибо за терпение!)
        - Уж он-то замечательный, - припомнил я эпизод с обвалившейся лестницей.
        Впрочем, затем я вспомнил и то, как корежило нечистика. И как он мне презент от дядьки вручил. Цестус мне уже пригодился, прямо хорошо зашел в дохлую рожу...
        - Осмотрись: ты видишь пыль? - слегка склонила голову к плечу Бартош. - Не видишь, потому как ее нет. Чисто, как после генеральной уборки.
        Таша не льстила малорослику. Если в прошлый приезд тут пылищей и грязищей можно было обмазаться, то сейчас все выглядело весьма опрятно.
        - Моя бабушка была та еще чистюля, - коллега достала из внутреннего кармана легкой куртки носовой платок. - Всякий раз после мытья полов проверяла качество работы. Беленьким платочком по плинтусу проводила. Если оставался след, заставляла перемывать весь дом, в полном объеме.
        - Сурово, - впечатлился.
        - Отлично дисциплинирует, - пожала плечами Бартош.
        Она прошлась до стены, присела на корточки. Провела тканью по лакированному деревянному бруску, что тут плинтусом служил. Продемонстрировала: безупречно белая материя таковой и осталась.
        - ЧТД, - Арктика распрямилась. - Ждали тут твоего приезда, за хозяйством следили тщательно. Цени.
        - Ценю! - я прищелкнул языком. - Нелид, принимай благодарность. И покажись уже, можно, все свои.
        Нечистик ожидаемо выбрался из-под скамьи. Себя он тоже слегка привел в порядок. Подлатал одежки, чтобы края не махрились и швы не расходились. Шевелюру чуток обиходил, бороду подровнял. Тоже, наверное, чтобы в грязь лицом не ударить.
        - Драсьте, - буркнул Нелид, сделал своими глазюками «хлоп-хлоп», добавил емкое. - Дела.
        И укатился прочь. А мы принялись обживаться.
        
        К вечеру мы успели раскидать вещи, приготовить еду (Таша), натаскать воды и организовать нам баньку (я), собрать два лукошка ягод: крыжовника, малины и красной смородины (Нелид).
        Банника у нас на хозяйстве не наличествовало.
        - Ентово хозя... Демьян отпустил, - удалось вытянуть из домового. - На том берегу баенку ажно каменную правили, Демьян и помог, слово нужное нашептал хозяину.
        Так что все сам, своими ручками. И - местами - на своем горбу. Зато попарились от души, всю дорожную грязь в парилке оставили.
        Таша из парной голышом пронеслась до мостков по деревянному настилу и скользнула белой рыбкой в ледяную воду Вейнки. Тут-то я отдельно порадовался персональному спуску, крутому подъему и высоким деревьям. Мне этой фарфоровой красой любоваться можно и нужно, а прочие деревенские пусть даже не облизываются.
        Меня она тоже звала окунуться, но я предпочел не тревожить водного хозяина. Бдил с берега, пока подруга не наплескалась.
        - Чтобы в русалки не пристроили, - обосновал свое стояние на мостках в одном полотенце на бедрах.
        - Я в русалки не гожусь, - приняла мою руку Бартош. - Можешь на этот счет не тревожиться.
        - А если ногу сведет? - я присел, протянул руку ей навстречу. - Вода холоднющая.
        - Мою не сведет. Спасибо.
        С моей помощью она выбралась на старенькое, но совсем не трухлявое дерево. Собрала руками длинные волосы, выжала из них воду. Я же созерцал ее аккуратную фигурку. Солнышко, скатываясь к горизонту, подсветило капли на коже так, что вся девушка ненадолго засияла.
        Хорошо, правда хорошо, что мы вместе поехали в Псковскую область, Гдовскую губернию.
        К вечеру заявился к нам на огонек румяный, радостный Кирилл. Узрел Арктику, икнул и замялся, пряча что-то за спиной. Я подмигнул деревенскому приятелю и сделал приглашающий жест.
        Таки не девочку-ромашку я привез из города, а опытную девушку-крупье. Ее не испугать самогонкой после всех казиношных попоек. Мы порой так насиживаемся, что под конец пьянки в организме алкоголя чуть ли не больше, чем крови. Не хвастаюсь, констатирую.
        Словом, первый вечер в деревне у нас удался. Омрачало его только отсутствие Лиды, девушки Кирилла. После июльского происшествия она не решилась вернуться в деревню. По словам Антонова, Лидию колотило при одной мысли о встрече с соседкой.
        Кирилл рассказал, что после моего отъезда и ожидаемой кончины ведьмы Алевтины ее приятельница Алла совсем ополоумела, точно с цепи сорвалась. При встречах случайных шипела, ругалась и как-то даже плюнула в сторону Антонова старшего. А Антонова младшего, Мишуню, разок аж по лицу хлестнула.
        Малой возле колодца на оклик Яры обернулся, шагнул неловко, да случайно оттоптал Алле ногу. Та ему за это пощечину влепила, хотя что там в ребенке веса, где у ведьмы убыло, что травмировалось?
        - Я себя на полпути к ней тогда остановил, - нахмурился сосед в процессе пересказа. - Кулаки чесались ей по сопатке и всему сопутствующему за Мишку проехаться. Но ведь баба! Решил: бес с ней. Злость и пар спустила, может, убавится стервозности.
        - Это вряд ли, - вырвалось у меня чисто автоматически.
        - Знаете, - Таша подложила нам закуски. - У меня, вследствие совокупности первичных и вторичных половых признаков, нет комплекса «ведь баба». Если по делу, могу и ударить. Момент упущен, но имейте ввиду.
        Кирилл икнул.
        - Красивая, умная, правильная, - выпалил он. - За это надо выпить!
        - За красоту, - поддержал я тост.
        Чуть позже, пока мы еще не налакались до ай-ай, я обрадовал соседа, что он вскорости узнает, каково это - на электрическом стуле посиживать. «Легонечко, не на полную мощь», - пообещал парню. Тот как-то заерзал. Наверное, стул неудобный.
        Принесенные гостем «ноль-пять» показали дно, а время, как уверили настенные часы, еще было вполне детское. Причем за окнами уже стемнело, в деревне это как-то раньше происходит по сравнению с городом.
        Кирилл предался воспоминаниям о своем босоногом детстве, о летних деньках и вечерах в этом славном и целебном для него захолустье. О посиделках у костра, о вкусе печеной в углях картошки...
        - А поехали к костровищу? - воодушевился Антонов. - С краю от поля, близ ручья оно. Недалеко. Картошечка молодая у меня есть. Батаевы на пробу несколько ведер вынули, я у них взял. О, и Мишуню захватим, пускай приобщается.
        Ехать по колдобинам в потемках самоубийц все-таки не нашлось, и к месту, отведенному для разведения костров уже много лет как (Кириллу его еще папка показывал), мы пошли пешком. Вчетвером: Антонова младшего затянули в компанию, хоть тот и упирался. Мол, друзья за ним скоро придут.
        - Какие еще друзья? - сдвинул брови дядя Мишани. - Вон, по телеку «Спокойной ночи, малыши» доигрывают колыбельную. Одно из двух: или ты ныряешь в койку, или ты идешь с нами.
        Мелкий, не будь дураком, выбрал общество взрослых.
        Кирилл из дома забрал корнеплоды, свежие огурчики, ягодный компот, племянника и потертую гитару. Компот перелил в пару термосов, одноразовые стаканчики нашлись в кухонных ящиках, а прочей посудой мы решили пренебречь. Иначе много цивилизации получится, не то.
        На месте я взметнул костер выше макушек плакучих ив, что обильно росли у ручья. Попросил заранее честную компанию отойти подальше, чтобы им одежду, ресницы и прочую растительность на головах не опалило.
        В получившиеся алые угли щедро напихали картофелин.
        Потом мы расселись по бревнам, которые кто-то давным-давно заботливо разложил вокруг кострища. Вкушали дары природы, а Кирилл не слишком умело бренчал на гитаре. Пел он так себе, но в общем сплетении голосов, когда все дружно подпевали Антонову, звучало душевно.
        «И его костер взовьется до небес[1]», - широко улыбаясь, напевал Кирилл, и ему вторило три голоса. Даже мелкий знал слова.
        «Еще не все погасли краски дня,
        Еще не жаль огня, и ночь хранит меня», - не сговариваясь, мы перепели на свой лад припев. Миша разок спел по привычному, а затем уже пел как мы.
        И ночь хранила нас, окутывала бархатным небосводом с россыпью звезд.
        
        Утренний визитер мне понравился куда меньше. Вернее, не понравилась, так как явилась ко мне дама. Старая леди, определенная мною, как главная ведьма Журавлева конца.
        - Здрав будь, племянник Демьяна, - ведьма кивнула, завидев меня. - Или же я могу называть тебя Андреем, как это делает моя внучка?
        Меня подмывало вспылить. Нелид разбудил меня, когда я впервые за долгое время видел нормальный - после всех наведенных кошмаров - сон. Наш с Арктикой ритм жизни конкретно искорежен работой в ночные смены, и деревенский подъем ни свет ни заря воспринимался организмом, как что-то невозможное.
        Я только и успел, что натянуть одежду да ополоснуть физиономию в рукомойнике. Настроение соответствовало.
        Сдержался из вежливости, и только потом отметил, как ведьма закусила губу на словах про внучку.
        - Зовите, раз вам так хочется, - пожал плечами. - Правда, было бы логично тогда и самой представиться, уважаемая соседка.
        Глаза моей собеседницы сузились, но запрос мой она решила удовлетворить.
        - Анастасией Николаевной зови, - с воистину барскими достоинством и интонацией произнесла ведьма.
        Заверил, что мне крайне приятно с нею познакомиться. Осведомился, какая забота привела ее к моему скромному жилищу в столь ранний час.
        Вящая, как называл эту даму Кошар, ударила по земле тростью.
        - С просьбой пришла, - хмуро выговорила седая ведьма. - По-соседски задачку подбросить, к коей ты хорошо приспособлен. Не за так. Выполнишь - найду, чем отблагодарить.
        Ведьма - с просьбой? Неожиданно.
        - О какой задаче речь? - перешел сразу к делу.
        Она, кажется, удивилась.
        - Не о награде спросишь? - Анастасия Николаевна покачала головой. - Будь по-твоему. Задача: сжечь одно строение, чтобы полыхнуло, так полыхнуло.
        - И присядь за поджог, - рассмеялся я. - Отличное предложение, но вынужден отказаться.
        На лицо вящей упала густая тень. На небе тем утром, что показательно, не виднелось и единого облачка.
        - Ничего с тобой не станется, - возразила она. - По моему поручению действо, с меня и спрос. Слово даю: нет и не было в моем предложении попытки подвести тебя под карающую длань закона.
        - Так, - я потер лоб. - Давайте попробуем зайти с другой стороны. С причины. Для чего нужно жечь чью-то собственность? Ничего, если пояснения займут много времени. Я в отпуске, никуда не тороплюсь. Итак, по пунктам: что сжечь, чье сжечь и почему сжечь?
        - Ты прав, - вящая выдохнула. - Давненько со мною такого не случалось, чтобы гнев замутил разум. За себя я бояться уж лет сто, как разучилась, а за внучку... Рассказываю: вчера шалунья моя, Ярослава, пошла на ночь глядя в дом Жориных, так еще и других обормотов малолетних с собой потащила. Вернулась, зуб на зуб не попадает, вся белая, аки саван. Мальчишка, что с ними ходил, разбил лицо и руки в кровь. А девчонка городская ногу вывернула. Ярка их чуть ли не на себе из того дома вытащила. В ужасе все трое, ничего внятного сказать не могут. Страшное, бледное, быстрое - все, что вытянуть из них удалось.
        - Про сам дом что-то можете сказать? - спросил я. - Что там могло напугать детвору? Жорины, которые там живут - они могли просто шугнуть их, приняв, скажем, за воров?
        Вчера Мишка обмолвился про то, что ждет приятелей. Похоже, и он туда бы поперся, если б не развеселые после самогона на дубовой щепе мы.
        - Они там не живут, - качнула головой Анастасия Николаевна. - С год уж как.
        Историю семейства Жориных я после пересказывал дважды, сначала Таше, затем Кириллу. Потому и тут изложу своими словами, так короче выйдет.
        Купила молодая семья два соседних участка на краю деревни, что по той стороне реки. Снесли все ветхие постройки предыдущих владельцев, подняли двухэтажный кирпичный дом, вырыли скважину, для чего выписывали технику аж из Сланцев.
        Чтобы было понятнее: в доме дядьки Демьяна вода для умывания и прочих нужд наливается в рукомойник. Это такая металлическая штука, похожая на перевернутый колокол, с крышкой сверху, клапаном и стержнем снизу. Нажимаем на стержень, клапан открывается, и льется вода. Внизу установлена раковина, сток которой ведет в таз. Таз набрался полный - хватаем, выносим, выплескиваем.
        А Жорины заморочились с обустройством системы водоснабжения и водоотвода. Установили нормальную сантехнику, как в городе. Для местных это неслыханная роскошь.
        Пошла семья против правил и с забором. Тут они в основном номинальные: низенькие, местами покосившиеся. У кого-то и вовсе пара жердей к колышкам приколочена. Границы обозначили - и хватит. Жорины же подняли сплошной забор в человеческий рост.
        И стали в этом доме жить-поживать, правда, как и большинство городских, наездами в летний период. Состав семейства: муж, жена и два сына, близняшки. Борис и Вениамин, или же Борька и Венечка.
        В круг местной детворы близнецы не влились. У ребят были самые крутые игрушки, самые красивые одежки и самомнение с переходом в заносчивость. Дети такое отлично чувствуют, так что близняшки своими в компании не стали.
        Впрочем, это никого не расстроило. Борю и Веню устраивало общество друг друга, их родители тоже не особо стремились налаживать связи в Журавлевом конце. Семья свила свое уютное гнездышко в глуши, до прочего дела им не было.
        Наездами Жорины провели в деревне три лета, считая от постройки дома. В прошлом июне один из близнецов упал с крыши. Зачем и как он туда забрался, никто так и не понял. Может, на спор, но это уже не имело значения. Приземления Веня не пережил, сломал шею.
        Его мать, Валентина, красивая, холеная женщина, сорвалась в депрессию. Никого не подпускала к телу, перестала есть и пить, не давала похоронить ребенка. После третьего обморока супруги ее муж обратился за помощью к соседям.
        Анастасия Николаевна лично изготовила зелье для безутешной матери. Веню хоронили в закрытом гробу. Не только из-за вывернутой шеи. Тело держали в доме, да по июньской жаре...
        Валентина перестала выходить за пределы забора, и Борю не отпускала от себя. Все внешние дела и покупки взял на себя Олег, глава семьи. Через месяц после похорон первого сына почерневший Олег снова появился на крыльце старой ведьмы.
        Боря просто не проснулся тем утром. Чего стоили мужику вторые похороны подряд (не про финансы речь), сложно вообразить. Валентина, похоже, окончательно утратила связь с реальностью. После всего Жорины уехали: Олег буквально впихнул воющую жену в машину.
        На годовщину Олег приехал один. Выглядел плохо, до деревни добирался, похоже, на перекладных, общественным транспортом. Анастасия Николаевна предположила, что дела у него пошли не очень, потому как голова была занята другим. Горе придавило.
        - Я пропустила его отъезд, - завершила рассказ о семейной трагедии вящая. - Жаль их. И ушедших, и тех, кто остался с этим жить. А с домом после того, как Жорины съехали, стало... непонятно. То птиц дохлых у забора найдут, то чья-нибудь животина пропадет. Пошли шепотки. Я ходила, смотрела. Хладно и горестно, так скорби в доме столько приключилось. Запретила всем приближаться без нужды и особенно соваться внутрь. Постоит домина, все само уладится со временем.
        - Яре тоже запретили? - скептически выговорил я. - И как, сработало?
        - Ей много дозволено и мало дадено розги, - нахмурилась бабушка Яры. - Удумала она на храбрость испытать себя да приятелей. Испытала...
        - И теперь вы решили кардинально подойти к решению проблемы, - озвучил я посыл, с которого весь разговор и начался. - А почему вы сами не...
        - Мертвое, - перебила меня ведьма. - Не по мне. Мне бы живое удержать, порядок в округе. Взялась бы, куда деваться, да тут ты...
        - Такой красивый, - уже я ее перебил, не сдержался.
        - Добрый молодец, ликом красен, сутью ярок, - чуть заметно усмехнулась вящая. - Выжги дом. Огонь очищает. Я в долгу не останусь. Слово даю.
        Наверное, я бы согласился. И не для получения преференций от ведьм, а ради здоровья детей, душевного и физического. Реально, Мишка тоже трясся бы сегодня в ужасе, не утяни мы его с собой на посиделки у костра.
        Меня остановили искорки: легкие ало-золотые просверки перед глазами на последних репликах Анастасии Николаевны. Конь огнегривый давал понять, что не все, говоримое ведьмой, истина. Мир Ночи не лжет, однако, можно умолчать о какой-нибудь мелочи или чуточку сместить акценты.
        - Мне нужно подумать, - дипломатично сообщил я. - День-другой. Посоветоваться. Тянуть с решением не стану, равно как и суетиться.
        Вящая стиснула рукоять трости так, что пальцы побелели.
        - Со светлой-пресветлой тетенькой? - холодно спросила Анастасия Николаевна. - Яра про нее сказала. Ты кого в наш край привез, десница пламени?
        Замялся. Что не так с Ташей? Я всю дорогу ее как раз за ведьму держал, только не втянутую в ковен и потому... Неиспорченную, что ли.
        - Так ты и сам не знаешь, - глухо посмеялась ведьма, точно ворона закаркала. - Тем интереснее.
        - Рад, что угодил, - вернул ей смешок.
        - Не тяни с моей просьбой, племянник Демьяна, - вящая совсем ушла от обращения по имени. - Не тяни. Кто знает, кого следующего туда занесет помериться отвагой?
        Как мысли про Мишку прочитала ведовка старая!
        Разговор она сочла оконченным, и удалилась. Я же пошел будить Арктику, потому как одна голова хорошо, а две лучше. Три (с подключением к вопросу еще и Кирилла) - уже Змей Горыныч.
        Антонова загрузить проблемой я решил потому, что без объяснений он не поймет, почему должен держать в поле зрения племянника, не пускать того к сверстникам. А Миша наверняка будет рваться, хотя бы для того, чтобы узнать, как у тех прошла ночная вылазка.
        - Надо проверить дом, - как-то так вышло, что мы все втроем пришли к общему мнению, Таша его просто первая озвучила. - Своими глазами посмотреть. Удачно, что мы захватили фонарики.
        Это она так намекала на свою способность зреть незримое да сокрытое. Согласился: я так тоже могу, но мне обязательно нужно через истинный огонь глядеть. Тогда как у Бартош это функция по умолчанию.
        Фонари - это исключительно Ташина инициатива. Она прихватила в поездку парочку еще тех осветительных приборов, что мы под Инженерным замком использовали. Налобные фонари тогда доказали свою удобность.
        - А я? - огорчился Кирилл. - Снова стеречь? Андрей, что за дела?! Я же лучше собаки!
        - Лучше, - приободрил я соседа. - Утащи его в лес на весь день или к этому вашему Велику на великах. Нагуляй парня так, чтобы к вечеру упал и уснул без задних ног. Вот так ему точно будет не до глупостей.
        - А я в течение дня, если ты не против, навестила бы пострадавших детей, - Бартош вперила в меня требовательный взгляд; можно подумать, я бы ей запретил. - Если получится, немножко успокою и подлечу их. А там кто-то из них, возможно, вспомнит, что их так напугало.
        У меня к ней был вопрос, который давненько стоило задать. И озвучил я его, когда мы вернулись из дома Антоновых.
        - Таш... - я вздохнул, прикидывая, как лучше сформулировать. - Тут местная ведьма спросила, кого я привез. И я не нашелся с ответом.
        - Недоделку ты привез, - горько высказала Бартош. - Помнишь, как я силы лишилась?
        Кивнул. Сестру она с того света вытянула, излечила от лейкемии.
        - Когда с твоим огнем сила начала возвращаться, - ее взгляд потеплел. - Я начала пробовать разное, чему бабушка учила. И почти ничего не выходит. До сих пор, хотя силы во мне восполняются, скоро, надеюсь, их будет, как до утраты.
        - Ты Шпале обещала помочь с племяшкой, - вспомнил я недавние приключения. - Оберег какой-то сделать.
        - Обещание сдержу, - Арктика качнула головой. - Обереги у меня получаются. Лечить могу. За сложное пока не возьмусь, а простуду или мигрень уже сейчас без особых усилий уберу.
        Это да: когда я пришел на смену после поездки в метро, именно Таша сняла мне головную боль. Села рядом, деревянным гребнем волосы расчесывала, что-то мурлыкала под нос неразборчивое. Это ее бормотание помогло лучше таблетки. Правда, Обуреева изошла на яд, наши «нежности» комментируя.
        - А кто ты по... происхождению? - прояснять, так прояснять. - Ведьма?
        Бартош покачала головой. Мимо, не угадал. Права старая: тем интереснее.
        - Ворожея. Древняя кровь берегинь вроде как течет в моих жилах. Невыученная: моя бабуля сбежала от своих. Причин не знаю, она не желала говорить на эту тему. Только велела подальше держаться от таких же, как мы, и ни за что не раскрываться перед чужаками.
        Приятно, меня чужаком не считают. Эту мысль я не высказал вслух, просто улыбнулся. Зато другую озвучил сходу.
        - Ты детей собралась приводить в чувства и здравие, - напомнил о высказанном ранее намерении. - Это тебя не раскроет?
        - Исцелять много кто способен, - успокоила меня коллега. - Боги, когда так или иначе одаривали смертных силами, в основном направляли их на пользу, на правые дела. А потом... Кто защиты искал для себя и близких, кто - воздаяния. Кто личной силы ради самой силы.
        - Понял. Сбил тебя, продолжай.
        - Ничего. Другие, нормальные ворожеи могут всякое, - вздохнула Таша. - Например, убить одним усилием того, кого сочтут угрозой миру.
        - Типа диктаторов или маньяков? - взыграло во мне любопытство.
        - До них, как правило, ворожеям дела нет, - не согласилась Арктика. - Они далеко. Там... сложное восприятие того, где вред, где польза. Что есть мир: край природный, что они охраняют? Покой, гармония существ на их землях? Тайны древние, новые знания? Жизнь по конам Прави? Я сама не понимаю, как они судят. Тебе повторяю то, что от бабушки слышала.
        - Очень... занятно, - подобрал я подходящее слово. - Но разве берегини не должны беречь?
        Про берегинь как-то обмолвился Кошар, его поддержал парадник. Нечистики о данных представительницах славянской мифологии мало внятного сказали, зато восторженных междометий выдали - не сосчитать.
        - Если для того, чтобы дать ход воде, надо разрушить камень, это вред, не сбережение? - склонила голову набок Таша. - Без тока обмелеет русло, высохнет и зачахнет долина, погибнут звери и птицы.
        Я хлопнул в ладоши.
        - Вот, а говоришь, что не понимаешь ход суждений ворожей, - сказал с восхищением. - Значит, ты теперь истинно светлая, раз только на пользу можешь обращать свой дар? Светлая-пресветлая?
        Это я Яру вспомнил. И старшую родственницу Ярославы. Надеюсь, последней там икнулось.
        Коллега моя замерла, словно внимала некоему звуку, слышимому лишь ей.
        - Осознанная жертва. Жизнь вопреки всему. Оберегать - есть суть, - зашевелились губы девушки.
        Сама она обмерла, как камень.
        - Таш, ты в порядке? - забеспокоился я.
        - Да, - встрепенулась Бартош. - Относительно. Не выйдет из меня заточенного клинка. Больше нет. Я бесполезна.
        - Значит, клинком буду я, - решил не дать Арктике впасть в уныние. - М-м, как пошло прозвучало. Хотел еще про ножны пошутить, но, пожалуй, не стоит.
        Детей осматривать Таша пошла через часик. А я занялся делами по дому, которые Нелиду несподручны. Отвечать добром на добро: на заботу о жилище в мое отсутствие. С запасом, ведь если осенью я еще наведаюсь разок-другой в губернию, то всю зимнюю пору домовику придется куковать в одиночестве.
        - Гостью нашу в бессчастный дом возьми, - посоветовал нечистик. - Не из ведьмей она, годная. Берегинь опыри и прочая нежить боялись пуще пламени. Мерли там, стало быть, завелась погань. Так мыслю.
        Я отметил для себя «нашу» гостью. Значит, пришлась Арктика домовику по сердцу (или другой какой части его анатомического строения). И с соображениями о мертвечине согласился. Нет, теплилась во мне надежда, что на бесхозной жилплощади «прописалась» какая-то резвая зверушка, но разум склонялся к версии Нелида.
        С уточнением: это навряд ли упырь («опырь» в трактовке домовика). Я тех тварюг в подземке видел раз, запомнил на всю оставшуюся. Отделаться легким (или не очень) испугом при встрече с упырем малышне не удалось бы. И жертвы неизбежны, вечно голодные мертвяки за год столько народу бы схарчили, что в масштабе деревни заметно.
        Полноценная вурдалачина, причем способная контролировать свою жажду, могла бы долго таиться. Стал бы высший немертвый пугать мелюзгу? Не думаю. Хотя... Со счетов не сбрасываю. Оборотень? После истории Ханны тоже допустимо.
        Впрочем, нет смысла гадать. Надо дождаться Ташу, выспросить, узнала ли она что-то дельное от пострадавших. И идти в дом. Знакомиться лицом к лицу с быстрой бледной страхолюдиной, что там обосновалась.
        Арктика вернулась, когда за окном уже сгустились тени. К этому времени она привела в чувство и расспросила мелких приключенцев. Всем троим полегчало после общения с ворожеей, как физически, так и эмоционально, но внятности показаниям это не добавило.
        Детвора напугалась еще на подходах к дому. Все случилось враз, одномоментно. Вот они крадутся по дорожке, шуршат под ногами листики, ребята друг над дружкой подшучивают... Через миг на них мчит что-то бледное и становится страшно-страшно. До мокрых колгот у некоторых.
        Дети разбежались кто куда, двое из них упали и поранились. Яра удержалась на ногах и смогла помочь приятелям сориентироваться, выбраться за границу забора и страха. За воротами ужасный ужас спал до обычного испуга, и юные искатели приключений дохромали до своих жилищ.
        - Очень подвижная девочка, - охарактеризовала Таша внучку главной ведьмы уезда. - Рвалась бежать и показывать, где именно их жутью накрыло.
        Кроме того, моя коллега аккуратно разузнала, что за люд жил на тех двух участках, которые купила и застроила многострадальная семья. В процессе наших обсуждений на три головы всплыла и такая версия, что с землей могло быть не все ладно еще до переезда Жориных.
        Версия отпала. Один домишка был продан дальними родственниками одинокой бабульки. Наследники сбагрили участок и строение с превеликой радостью. Еще одну возрастную семью сын перевез в город. Никаких странностей, Анастасия Николаевна поручилась за то, что прежние жильцы под солнцем ходили, а не под Луной.
        - Решено, - озвучил я. - Выдвигаемся после ужина.
        Забренчали сковородки с кастрюлями в углу возле печи, дернулась печная заслонка, выкатился мне под ноги взлохмаченный Нелид.
        - Мужик разумный идет с обережью, - я не сразу понял, о чем говорит домовик, пока мне не протянули шнур с подвеской. - Ясным месяцем, дробными звездами заслонись, хозяин.
        Подвеска оказалась грубо сработана. Загнутое в подобие месяца железо и темный тусклый камушек. Дробные звезды: метеорит что ли на поделку пошел? Открыл было рот, чтобы уточнить, но Нелид затряс шевелюрой и сделал просящие глаза-плошки. Ясно, запрет Демьяна, видимо, как-то косвенно обойденный.
        - Благодарствую, помощник, - я присел, чтобы взять дар и потрепать нечистика по жесткой пакле волос.
        Тот с серьезнейшим видом поклонился.
        - Для гостьи ничего нет, - развел руками домовой. - Да она и сама белой зарей опоясана. Целыми вернитесь.
        С тем напутствием мы и выдвинулись.
        
        Владения Жориных встретили скрипом подвесных качелей. Бартош встрепенулась на звук, вгляделась. Покачала головой: пусто, ветер шалит.
        Мы пошли вместе, но с условием: если я сочту ситуацию по-настоящему опасной, велю ей уходить и звать подмогу. Она, в свою очередь, не упирается, не перечит, а делает так, как сказано.
        Я держал вокруг нас марево живого огня. Эта грань стихии знает Ташу, не обжигает девушку, принимает за свою. Живой огонь - защита. Высматривать же необычности пало на долю Арктики.
        Их - необычностей - пока за забором не встретилось. Поросль шиповника, лебеда по колено, прошлогодняя листва на дорожках. Гамак, растянутый между яблонь. Качель еще скрипучая... Собачья будка. Гараж.
        Его мы решили проверить до того, как в сам дом пойдем. Плана дома Жориных у нас не было, так что тыкаться по всем углам нам в свете налобных фонарей придется наугад.
        Механизм гаражных ворот заклинило. Я не специалист по взлому, окон в пристройке не имелось. Махнули рукой.
        Окошко в самой двухэтажной домине разбили задолго до нашего прихода. Высоковато, но я бы со своим ростом забрался. Не пришлось: входная дверь, проверенная чисто на всякий случай, оказалась не заперта.
        Я сжал одной рукой ладонь Арктики, другой дверную ручку. Распахнул. И оказался в самой обычной прихожей, разве что неубранной. Мебель, дождевики, тапочки... Завешенное материей зеркало.
        Нашел на стене выключатель, щелкнул им, ожидаемо не получил освещения. Я сам пробки выкручиваю перед отъездом, логично же. Впрочем, света от налобных фонарей вполне хватало для обзора.
        Коридор вел прямо, упирался в лестницу и закрытую дверь под ней. Еще две двери по левой стороне были гостеприимно распахнуты. Я выбрал ту, где по моим прикидкам зияло тьмой разбитое окно.
        Это оказалась кухня. Массивный овальный стол, шесть стульев (пара дополнительных для гостей?), кухонный гарнитур из резного дерева.
        Шаг. Хруст. Хруст?
        Мы с Ташей, не сговариваясь, направили фонари вниз. И о... обалдели, пусть будет так. Пол был усеян маленькими трупиками. Насекомые от комарья до мотыльков и жуков устилали своими мертвыми телами пол.
        - Яра сказала, в прошлом году тут видели свет, - на фоне хруста голос Бартош звучал странно. - Когда дом уже стоял без жильцов. Как от ночника... или свечи.
        На краю стола возле одного из посадочных мест на большом блюде виднелись огарки свечей.
        - Нежить не в ладах с огнем, - озвучил известное я. - Кроме высшей, тем только истинное пламя не...
        - Смотри, вон там, там и там, - Арктика перебила меня, чтобы показать на разбросанные по углам смятые листы бумаги. - Я проверю.
        Девушка отпустила мою руку. Прошлась по кухне, собрала макулатуру. На шелест и хруст я старался не обращать внимания. Как и на неприятный гнилостный запах. Примерно так пахнет от сломанного холодильника, в котором надолго оставили и забыли кучу продуктов.
        Когда она в очередной раз нагнулась, добычей стал не лист, а почти целая тетрадь. В ней явно не хватало листов, обложку мочили и жгли, причем непонятно, в какой последовательности.
        Таша уселась за стол, принялась распрямлять листы и откладывать те, что пришли в полную негодность. Не мешал. Осторожно осматривался. Похоже, самое интересное находилось в тонких пальцах будущего историка, но я продолжал изыскания. Так, обнаружил, что в ящике для приборов нет острых ножей. Есть скугленные столовые, но ни одного разделочного.
        Пока коллега шуршала бумажками, вспомнил историю, рассказанную ма относительно закругленного кончика столовых ножей. Якобы ножи стали делать такими после того, как кардинал Ришелье испытал приступ брезгливости, узрев гостя, который ковырялся в зубах ножом на манер зубочистки.
        - Кажется, нам повезло, - оторвала голову от бумаг Бартош. - Это записи Валентины, вроде дневника. Часть нечитабельна, часть отсутствует, но есть кое-что любопытное.
        - Весь внимание, - я положил руку на спинку стула, занятого Арктикой.
        - «Боря говорит, что он жив», - зачитала моя подруга. - «Веня жив! Сыночек мой здесь, рядом! Я не сошла с ума, не выдумала, мы же не можем вдвоем заблуждаться. Дети не лгут, Боря искренний. Они оба мои славные честные мальчики. Венечка живой, он хочет со мной поговорить».
        - Звучит, как бред или манипуляция, - нахмурился. - Продолжай.
        - Часть отсутствует, - показала на неровно выдранные края бумаги в тетради Таша. - В обрывках тоже нет. Читаю дальше, что нашла. «Почему я не слышу Веню? Боренька с ним говорит, а я, мать, не могу. Боженька, мальчики мои, за что?!»
        - Веня стал духом, призраком? - предположил я. - А Боря вроде медиума или нашего Удовени?
        - Близнецы - это почти одно целое, - Арктика пожала плечами. - Возможно, дело было в их связи. Следующее: «Беда! Олег услышал, как мы разговариваем. Он ударил Борю. На родного сына поднял руку! За вранье, за то, что доводит мать до дурки... Дурак здесь только он, неверующий».
        Я напрягся.
        - Уже на троих разговаривали, когда муж вмешался? Не понял по тексту.
        Девушка пожала плечами.
        - Увы. Лист оборван. Валентина не датировала записи, к сожалению. И ясности это не добавляет. Тут есть кусок, который я вообще не знаю, к какому периоду отнести, - Бартош взяла в руки одиночный обрывок. - Про пса. «Аркашу нашли утром в будке. Он забился в угол и издох. Отчего? Молодой же пес. Боря плачет. Олег унес собаку в лес, там закопает».
        - Значит, смерть собаки она нормально восприняла, - я задумался. - А в уход сына никак не могла поверить. Хм...
        Бдыщ!
        Что-то громыхнуло наверху. Шкаф упал? Я дернулся к выходу, наступил на осколки выбитого внутрь стекла. То хрустнуло под ногой еще жалобнее, чем хитин насекомышей.
        - Подожди, - Таша остановила меня. - Тут еще пара интересных записей. Зачитаю и проверим вместе. «Венечке тоже очень грустно. Боря сказал, что они договорились, и братик обязательно скажет, как любит маму. Обнимет меня. Хоть бы муж не вмешался на этот раз». И вот еще одна, последняя из разборчивых: «Он не просыпается. Боря не открывает глазки. Олег кричит, что это все моя вина. Я ему потакала в глупостях, а теперь он не дышит. Где здесь моя вина?! Боренька просто поспит подольше, так уже бывало...»
        Помолчали. Чужая тоска, чужое заблуждение на грани с сумасшествием сдавили горло, как что-то близкое, болезненное.
        - Похоже, Веня не перешел грань, остался в виде неприкаянной души, - высказала Арктика. - Второй из близнецов пустил его в свое тело, добровольно, по-братски. И умер.
        - Что-то пошло не так, - уронил я невеселое.
        - Или так и было задумано, - предоставила свое в?дение девушка. - Смерть меняет, срывает маски воспитания и морали. Может, ребенок хотел, чтобы и другие страдали, как он?
        - Не исключено, - я не стал спорить: и так и эдак получалось грустно по итогу. - Хотя бы относительно понятно, с чем мы имеем дело. Бледное, быстрое... Но - свечи. Погасить огонь призрак может. Уронить что-то - тоже. А разжечь огонь?
        Таша встала из-за стола.
        - С огнем непонятно. А что, если мать тут жила какое-то время одна? Забор высокий, у людей свои дела есть, кроме как присматривать за чужим домом.
        - Возможно, - кивнул. - Поглядим, что там грохотало или сначала до конца обойдем первый этаж?
        Коллега выступила за систематический подход, так что следующим к осмотру предстала гостиная. Там мы наконец-то увидели семью Жориных. В большой фоторамке на тумбе у телевизора с совместной фотокарточки улыбались все четверо: крупного телосложения отец, элегантная мать и оба сынишки. Веснушчатые смешливые пацаны в шортах и двуцветных футболках, один в белой с синим, второй в синей с зеленым. Наверное, их так и различали, по цветам. По крайней мере на фото сходство у мальчишек было абсолютное, две капли воды.
        Пол в гостиной не издавал хрустящих звуков. Его застилал ковер с длинным ворсом и темным неразборчивым узором. Мы тихо зашли, осмотрелись, «познакомились» с хозяевами и тихо вышли.
        Раньше тут наверняка было оживленно и громко. Но самых шумных прибрала смерть, а другие уехали, оставили дом на расправу времени и безмолвию. В этой тиши ясно слышалось, как отсчитывают секунды настенные часы, все еще рабочие. Слышно было, как бьется мое сердце, и как легонько дышит Таша. Как стрекочет вдалеке какая-то живность. Как ночной ветерок шумит листвой садовых яблонь.
        Тишину вспорол звук рассекаемого воздуха. И, сразу следом, дребезг рамочки с семейным фото.
        - Успела разглядеть? - спросил я Арктику: она обернулась быстрее меня, на долю секунды, но раньше.
        - Шустрая тварюшка, - покачала головой девушка.
        - Ви-и-и-и-и-и!!! - истошный визг откуда-то сверху, почему-то женским голосом.
        Мы скрестили лучи фонарей: переглянулись.
        - Настойчиво зовут подняться, - выдал я комментарий.
        - Ага. Заглянем сначала под лестницу? - спросила Бартош так же ровно, как и утром, когда предлагала мне выбрать между красным и черным чаем.
        За дверью под лестницей у Жориных пристроился рабочий кабинет, явно отцовский. В нем мы не нашли ничего любопытного. Трупик засохшей фуксии скуксился на подоконнике. Пыль щедро накрыла все поверхности, войдя, мы подняли ее, заставили кружиться в свете фонарей.
        Яру, Сережу и Галочку испугали еще во дворе, а с нами как-то не торопятся. Пара мелких пакостей не в счет. Задумался: это древняя кровь Таши не подпускает местную пакость или для нас заготовлено что-то особенное, захватывающее?
        - Наверх? - улыбнулся я лестничному пролету.
        - Прихожая с коридором образуют букву «Г», - откликнулась Таша. - Я думала, место для лестницы, но тут стена явно длиннее, чем глубина прихожей. Мы пропустили помещение.
        Действительно. Жорины поставили светлые двери в кухню и комнаты, а коричневая дверца напротив входа в кухню выпала из виду, потерялась в темноте на фоне обоев.
        Там оказалась кладовая с разными долгоиграющими припасами. Стеллажи, ящики и жестяные банки на них. И напольный люк, металлическая дверь в полу под ковриком.
        Я присел на корточки, потянул за ручку. Дверь не поддалась. Напрягся изо всех сил: ноль результата. А попасть внутрь хотелось, ведь не просто же так на полу возле люка запеклись бурые кляксы?
        - Хи-хи, - послышалось из коридора.
        Оставил непокорную дверцу в покое, распрямился.
        - Еще немного, и я разозлюсь, - ласково сообщил гостеприимным стенам. - И тогда кое-кому смерть может показаться не худшим исходом.
        - Предлагаю сходить наверх, - Арктика оторвалась от осмотра пятен, что и ее привлекли нешуточно, одно она даже ногтем поскребла. - Затем вернемся.
        Сверху заорали, с жутким дребезгом разбилось что-то стеклянное.
        - Если будет, куда возвращаться, - недобро процедил.
        Идея здешней ведьмы - сжечь весь дом к чертям собачьим - уже не казалась мне чрезмерной.
        - Занятно: мне про трубы, скважину и сантехнику так расписали, - громко заговорил я, скользя взглядом по темным разводам на подходе к лестнице. - И где? Кран на кухне я оценил. А где самые важные атрибуты? Белый фаянсовый дружище, ванна-джакузи?
        - Решил воспользоваться оказией? - Таша не замедлила шаг возле неровных линий. - Думаю, все из твоего списка обустроили возле спален, на втором этаже. Удачно: нам как раз туда и нужно.
        - Тогда - дамы вперед, - галантным жестом указал я на ступеньки.
        Если что, мне девушку проще поймать, чем ей мою тушу в полете «на ручки» ловить. Бартош легким шагом обошла меня по дуге, шепнула, приблизившись: «Двое», - и начала считать ступеньки, ведущие наверх. Я за ней.
        Тут бы пригодился Кошар с его нюхом. Уж он-то на раз-два определил бы, что на полу: кровь или компот разлили. Если кровь, то человечья ли и как давно пролилась. Может, он и чуял свою пригодность, потому и вредничал до самого моего отъезда? Но у овинного хозяина своя миссия, в городе он нужнее. Опять же, на все случаи жизни соломки и шерстин Кошаровых не напасешься...
        С треском порвалась ткань. Следом ударил по ушам и нервам звонкий удар. Где-то у входа в дом разлетелось вдребезги что-то стеклянное, кажется, пройденное нами завешенное зеркало.
        Мы оба инстинктивно обернулись. Что-то тут же потянуло меня за ноги, и я почувствовал тепло от подвески Нелида. Снизу тонко пискнули, натяжение исчезло. Покачнулась Таша, я выставил руки вперед и взлетел через пару ступеней, чтобы не дать ей упасть.
        Спасать ворожею не пришлось. Когда я подскочил к ней, Бартош держала руки раскинутыми, пальцы широко растопыренными. Я обхватил на всякий случай коллегу за талию, а на второй руке зажег истинный огонь. От Ташиных ладоней лился мягкий свет, в двух встречных потоках этого света дергался и выл полупрозрачный силуэт.
        Слишком мелкий для взрослого, а для ребенка в самый раз.
        - Попался, шкодник, - мягко произнесла Арктика. - Не дергайся. Сведу руки - будет совсем плохо. Второго зови.
        - Чтобы и его... - простонал пленный дух. - У-и-и-ы...
        - Парень, если бы мы хотели по-плохому, тут бы уже вовсю бушевал пожар, - сказал без тени веселья. - Именно на таком исходе настаивал кое-кто из жителей деревни.
        Увы, я понимал, что мое миролюбие в случае Жориных не «выстрелит». Кровь - вряд ли бурые пятна и разводы были чем-то иным - уже пролита. Чья? Это предстояло выяснить.
        Меня снова дернули за штанину, но я к тому (примерно) и готовился. Успел развернуться, выбросить руку с пламенем в сторону второго призрака. Огонь изогнулся дугой, а затем обернулся кольцом вокруг второго недоброжелателя.
        - Ну зачем... - прогнусавил Ташин пленник и хлюпнул несуществующим носом.
        Тот, кто имел дурость напасть на меня, вместо ответа взвыл раненым зверем. Это я еще пожалел его, обычный огонь призвал.
        - Как твое имя? Кто еще в доме? - обратилась Бартош к «своему» призраку, она его и себя «развернула», встав рядом со мной. - Ты не можешь солгать. Говори!
        Мы осторожными шажочками поднялись на площадку между этажами, там допрос неживых подозреваемых проводить казалось удобнее, безопаснее.
        Еще страшнее взвыл «мой», кривошеий. Хотя, казалось бы, куда истошнее...
        - Боря я! - задрожал «Ташин». - В доме мы с Веней... А-а, больно же! Папа, папа еще... Мамочку мы отпустили. Веня не хотел, но я ее выпустил.
        - Папа где находится? - спросил я, догадываясь об ответе.
        - В подполе, - не разочаровал меня мертвый Боря Жорин.
        Вдох. Выдох. Добросердечие, подвинься.
        - Он жив? - спокойно уточнила Арктика. - Ваш папа - живой или мертвый?
        - Сама-то как думаешь? - набрался наглости призрак, пыхнул мраком, потемнел настолько, что утратил часть прозрачности. - Веня научился проявляться. «Боря, это ты?», - это он произнес басовитым взрослым голосом. - «Невозможно!» - тут-то я его и отправил полетать. Шею он сломал, прям как Венька.
        Мелкая темная погань рванулась, оглушительно завопив. Мой, который Веня, тоже дернулся. Таша вдруг пошатнулась, начала оседать. Свет, что сжимал духа, померк.
        Защитить подругу от падения оказалось важнее, чем держать в огненной узде дохляка.
        - Бедный папочка, - высказал кто-то из близнецов, и оба расхохотались. - Он так и не научился нас различать.
        И хохот, хохот, хохот. Отовсюду: сверху, сбоку, снизу; сдвоенный гогот как мячик ударялся об стены, пружинил от них, взлетал к потолку, затем скакал по полу и ступенькам...
        Я прижал к себе бесчувственную Ташу. Переоценила свои силы маленькая отважная ворожея... Хорошо, что я свои оценивал здраво. И выпустил, выпалил наружу всю злость, что сжигала меня изнутри.
        Добротный дом Жориных вспыхнул, как спичка. Коридор, наш путь к выходу, по воле моей остался без жара. Я нес по нему Бартош, а за спиной в струи горячего воздуха вплеталось истинное пламя. Чтобы ни одной неживой твари не удалось уцелеть.
        Что же до папы в подполе... Будет ему знатный погребальный костер. Такой, от какого я бы и сам не отказался на исходе пути.
        - Я много пропустила? - заворочалась моя ценная ноша.
        - Нет, - мягко ответил. - К самому красивому очнулась.
        С дороги на фоне ночного неба взлетали, затмевая звезды, лепестки пламени. Старая ведьма сдержала обещание: никто из деревенских не выбежал с криками, и даже собаки не разлаялись.
        
        
        [1] «Машина Времени» - «Костер». Автор текста: А. Макаревич. Композитор: А. Макаревич.
        Прода 29.07.2022
        И еще одно утро началось с визита Анастасии Николаевны, и снова я был не в духе. Не выспался, разумеется. Пока все эти телодвижения в доме Жориных, собирание по крупицам трагической семейной истории, пока за огнем бдил, чтобы никуда дальше необходимого он не перекинулся.
        Потом Таше захотелось проветриться, и я ее отлично понимал. Мы постояли на мосточке, затем побегали вдоль поля, затем лежали в колосьях и считали звезды. Все примятое юная ворожея клятвенно обещала исправить, несмотря на слабость после атаки призрака. Знаете, это тоже волшебство, когда сломанные и вжатые в землю ростки распрямляются, крепнут и шуршат на ветру, как ни в чем не бывало.
        По дороге к дому нас застал крупнокапельный летний дождь, и мы бежали от него (под ним), оглашая всю округу радостным смехом. Теперь я точно знаю, как звучит свобода.
        Обрадовали Нелида, что живы и целы, а подарок его сгодился. Я порывался снять шнур, вернуть на хранение домовику вещицу, но нечистик зашелся в сумбурной жестикуляции с фырчанием и вкраплениями редких понятных слов. Смысл я перевел примерно так: не надо, чай, не последняя опасность.
        Согласился. Высушил промокших насквозь себя и Арктику, а потом мы далеко не сразу провалились в сон.
        Короче, когда явилась вящая, я все еще спал. Нелид разбудил меня от кошмара. Обычного, не наведенного сноходцем. В этом сне я не чувствовал тела и ничего вообще, только слух остался при мне. Непрестанно, неумолчно на разные лады два детских голоска повторяли: «Бедный папочка! Он так и не научился нас различать». И заливались хохотом. Снова и снова, как заезженная пластинка.
        Доброты и настроения мне это не прибавило.
        - Хорош же ты спать, Андрей, - приподняла уголки тонких губ старая ведьма. - Столь же хорош, как и в деле. Пришла говорить о награде, как договаривались.
        Эта тень улыбки, похвала, словно патока, они только разозлили меня.
        - Вы сказали, что пропустили отъезд отца семейства, - я сузил глаза и только что дым из ноздрей не начал пускать. - Забыли, наверное, добавить, что его весь Журавлев конец пропустил. Не мог не пропустить, так как Олег Жорин из деревни в город не вернулся.
        Ведьма хмуро уставилась на меня, принялась молча буравить взглядом.
        - Пусть кто-нибудь займется извлечением его тела из подпола дома, - велел я. - Там мог и не достать огонь, помещение отлично закупорено.
        - Это и есть твое пожелание? - спросила вящая.
        - Вы удумали захоронение Олега как мою награду оформить? - хлопнул в ладоши. - Хор-рошая попытка, но не стоит. Это узкая дорожка, до добра не доведет.
        Однако, умению извлекать выгоду из абсолютно любых раскладов мне у нее стоило поучиться. Превосходный жизненный пример!
        Анастасия Николаевна пожала плечами.
        - Опустим, - ответила она, как королева, дарующая милость просителю. - Олега похороним, средства изыщем.
        - Хоть не отрицаете, что знали - или догадывались - о том, что он мертв, - хмыкнул. - А что Валентина жила в доме после всего случившегося?
        - Догадывалась, - нехотя признала ведьма. - И про смерть, и про жизнь. Я телефонирую в Сланцы, чтобы Валентину уведомили о похоронах. Но не думаю, что это добавит ей покоя.
        Звучало так, будто старая меня осуждает за беспокойство как свое, так и Валентины Жориной. Последнюю мне жаль, досталось женщине горя по полной программе, но свое участие в делах их семьи я считал оконченным. И не худшим образом, как по мне.
        - Теперь про награду, - оставил ведьму с ее недовольством я. - Алла из вашего ковена.
        - Голову ее тебе доставить? - зыркнула вящая. - Этого не будет, забудь. Нас и без того мало осталось...
        - К чему мне ее голова? - перебил, пока вовсе монстром-людоедом не заделали. - От Аллы, не знаю, как по отчеству, мне нужна клятва. Перед Антоновыми, старшим и младшим. Нужно слово, гарантия, что впредь Алла задевать никоим образом Антоновых не станет. Клятва силой меня устроит. Кроме того, Лидию, девушку старшего Антонова, никто не станет тянуть в ковен, равно как и высказывать явное или скрытое порицание за отказ принять силу умиравшей ведьмы. Вреда ей причинять, само собой, тоже нельзя.
        Извинений я требовать не стал. Памятны мне были денежные и не только завалы в кафе, на фоне которых извинялась другая ведьма. С характером местной склочной бабы-ведовки такое не стало бы уроком, только лишним поводом для злости. Кому это нужно?
        - Неожиданно... - Анастасия Николаевна всерьез задумалась.
        Полагаю, о невыдержанном характере подчиненной и последствиях срыва, когда ту занесет на повороте. А это случится, если не назначить такую кару, чтобы даже эта бабенция дважды задумалась, а стоит ли оно того, прежде, чем сорваться.
        - О девице: не раньше, чем та войдет в семью Антоновых, - до того, как я возразил, вящая выставила руку ладонью вперед. - Не возражай. Твое требование о ней слишком размытое, а риски для ковена существенны. Иначе не договоримся.
        Всюду для себя выторгуют условия получше, а! Из любой ловушки вывернутся, так еще и пользу для себя исхитрятся выхлопотать. Так и тянуло назвать собеседницу хитрой лисицей, но Ханна, моя бывшая коллега и оборотень-чернобурка, не заслужила, чтобы я ставил ее в один ряд с «ведьмями».
        - Пусть будет так, - согласился, хоть радости мне это не доставило. - Тогда вот что еще: вы узнаете, в каком сейчас состоянии Валентина Жорина. Здорова ли, имеет ли трудности в финансовом плане. Если она в беде, то вы ей поможете. Последнюю корку хлеба отдавать не прошу, пусть это будет поддержка в меру сил.
        - Ты взял на себя весь труд, а просишь за других? - уточнила старая ведьма.
        Пожал плечами. Не объяснять же, что вот такой я идиот. Чувствую ответственность за тех, кого «приручил». И что не уверен, смогу ли чем-то помочь через год-другой. Меня банально может не быть в числе живых через эти год-два. А мне хочется знать, что не навредил я своим вмешательством в жизни тех, кто мне симпатичен.
        Коротко: добрый дурак.
        А Валентина... Женщине досталось от судьбы, пусть хоть какой-то луч доброты и участия мелькнет в ее окне.
        - Твои требования выполнимы, племянник Демьяна, - вынесла вердикт после обдумывания Анастасия Николаевна. - Уверен ли ты, что хочешь именно этого за свою работу?
        По-хорошему, следовало обсудить вопрос награды с Ташей. Хотя бы потому, что Арктика участвовала в вылазке и рисковала не меньше, чем я. Но я для себя все решил. Повторюсь: дурак. И отдаю себе в том отчет.
        - Истинно так, - легко ответил, улыбнулся.
        Вящая каркнула: вообще-то звук должен был считаться смехом, но что получилось, то получилось.
        - Не сочти за труд, погоди немного. Я пройдусь до ее порога, - Анастасия Николаевна указала тростью направление в дальний край деревни. - Перетолкую с Аллой с глазу на глаз, да с нею и обернусь. Ты получишь то, чего желаешь.
        Чтобы не терять время попусту, я вернулся в дом, взял там два бидона и пошел к родничку. Окунулся в туман, как парного молока хлебнул: после ночного дождя густое марево стояло от реки до травин на краю склона. На обратном пути чуть не шлепнулся на скользком от выпавшей влаги камне-ступени. Дятел поддакнул моему ласковому нецензурному возгласу, и я в очередной раз оценил разницу между жизнью в городе и в деревне.
        А когда вернулся, обнаружил под яблоней близ дома еще одного гостя.
        - Хры-у, - пришлый оторвался от падалицы под старым деревом. - Гу!
        - И тебе привет, пятачок, - я осторожно поставил бидоны на крыльцо. - Давно не виделись. И еще бы столько...
        Кабанище взрыл землю копытом, хрустнул яблочком, всем собой вполоборота повернул свою тушу. Зрение у кабанов не очень, но это, как правило, не их трудности. Где-то три центнера дикой ярости мирно паслись на лужайке возле дядькиного дома. Ляпота!
        - Ты, наверное, не просто так ко мне заглянул? - резонно предположил я. - Не подумай, яблок мне не жалко. Трескай, сколько влезет. Лесовик прислал? - дождался ответного гука. - Передай ему, что сегодня же зайду. Обязательно.
        Так и попадают в психушку. Начинают разговаривать с выдуманными друзьями или зверьем неразумным...
        Свинтус бойко гукнул, поддел яблочко и потрусил через бывший огород в сторону поля. С желтеньким, чуть примятым с бочка фруктом на клыке. Забора по той части участка никогда не стояло, Демьян не озаботился. Не удивлюсь, если это для удобства таких вот... гостей.
        - Племянник Демьяна! - окликнули меня с дороги.
        - Нарасхват сегодня, - из сеней показалась Арктика, заметила воду в емкостях. - К твоему возвращению как раз заварится чай с листьями смородины и мятой.
        Перед тем, как скрыться в доме, Таша качнула головой, и тем дала мне понять, что слышала мои «торги» с главной ведьмой и одобряет мой выбор.
        Не стану описывать, как бесилась и кривилась подчиненная Анастасии Николаевны, какими выражениями крыла меня (их я запомнил, некоторые обороты звучали так ярко и изгибисто, что Шпала позавидовал бы). Эта зараза утихомирилась только после тычка тростью от вышестоящей, причем попала вящая точнехонько в солнечное сплетение с одного ленивого толчка.
        Из словесного поноса Аллочки я вынес стойкое понимание: лесовик не сдал мою причастность к возврату проклятия на ту почившую ведьму. Иначе мне бы высказали за деяние, а то и глаза попытались бы выцарапать. Не удивлюсь, эта карга вполне на такое способна.
        Вывод: с лесным хозяином можно иметь дело. Отменная проверка: дать некоему персонажу пару карт, которыми тот может запросто «побить» меня, и ждать, что он (или она) предпримет.
        Главное, в итоге я получил то, чего добивался.
        Волки сыты (вящая спокойна за свою не в меру подвижную внучку), овцы целы (Антоновых больше не станут доставать). Я выяснил, кто такая Бартош, чего от нее ждать. И немного потренировался в обращении с огнем. Еще и полезную штукенцию от Нелида заполучил.
        А то, что мог получить больше выгоды для себя, любимого, так это не страшно. Спокойный сон и чистая совесть мне лично дороже.
        
        - Евсей, я к тебе. По твоему приглашению, - громко озвучил за кромкой лесной. - Хлеба не успел свежего приобрести, спешил, зато принес домашние пирожки. С ягодами.
        Пока я общался - назовем это так - с ведьмами, моя подруга на пару с домовиком напекли маленьких сочных пирожков. Тесто дрожжевое на него, оказывается, аж со вчерашнего дня было поставлено. Когда эти двое успели сговориться, я не понял, но вкус и заботу оценил в полной мере.
        Первую пробу я успел снять, сцапав пирожок прямо из печи, с противня, благо, мне-то обжечься не грозило. Вкуснотень - пальчики оближешь. В прямом смысле: я спешил, и кисло-сладкая начинка вытекла на пальцы, а дать пропасть вкусности было выше моих сил.
        После обращения к лесному хозяину под ноги сама собой легла тропка, такая ровная, что хоть в качестве недостижимого идеала показывай дорожным рабочим, которые асфальт кладут в культурной столице нашей необъятной родины. Вряд ли поможет, но хоть будут знать, как оно должно быть.
        - Яством угодил, угодил! - улыбка на лице лешего рождала диковинный узор из морщин, а привычка сдваивать слова, подобно эху, никуда не делась. - От души, от души. Но лакомство - сладко, а лихо - горько. Выслушаешь?
        - За тем и пришел, - кивнул. - И уважение выразить.
        Принимал меня лесной хозяин на небольшой полянке. Вокруг обильно зеленела молодая поросль, соседствуя при этом со старыми и даже выломанными деревьями.
        Один ствол с дырой по центру был то ли разбит, то ли выеден: в рамках здоровой коры обнаженная сердцевина, казалось, смотрела на меня. Печально, вдумчиво, мудро. Дырявая паутина на сломе дерева-соседа так и кричала: «Лес все видит».
        
        
        А промеж их соседей растянулась огромная блестящая паутина. Я нет-нет, да посматривал на нее, ожидая увидеть восьминогого хозяина этого роскошного полотна.
        - Да-да, молодцом, - улыбка погасла, сменилась озабоченностью. - Такое дело: дурачье в лесу костер развело. Развело, да не затушило. Ахнул по пням трухлявым жар-пожар, и понеслось, понеслось. Был бы то мой лес, я б его в зародыше, - лесовик ткнул большим пальцем в ладонь и покрутил, будто насекомое давил. - Да то не мой сосняк, через поле, через пахоту.
        - Думаете, хозяин того леса не справится? - озабоченность передалась и мне. - Он просил о помощи?
        Евсей заелозил на пне.
        - От леса Звяги мало-мало осталось, на лесопилку много дерев ушло, - собеседник мой насупился. - Слаб он стал. Слаб. Может, и вышел ужо весь Звяга... Полевик с пахоты клич кинул, а то б... Ух тебя увидал, мне весть принес, принес. Ты молодцом был, когда пущу-мертвущу одолел. Подсобишь и с этой напастью?
        Я прикрыл глаза, потер лицо. Задумался. С одной стороны: как откажешь? И лес жалко, в особенности его обитателей. И планы у меня на бывшую мертвущу. А с другого боку: не свалят ли на меня все местные затруднения вскорости? Такими темпами над крыльцом дядькиного дома впору будет табличку повесить: «Бюро добрых дел».
        - Детеныши в эту пору еще малые, - подкинул дровишек в костер моих сомнений лесовик, как знал, на что давить. - Бег от жара выдюжат не все, не все. Гнезда выгорят...
        - Ух - это пятачка так зовут? - этим вопросом я давал себе время.
        Хотя сам понимал, чем отвечу Евсею на его зов о помощи.
        - Не, не, - заиграл кустистыми бровями лесной дед. - Ух - неясыть. Глаза мои. Одни из.
        Я рефлекторно покосился на глазастых «стариканов» на краю полянки.
        - Есть глаза сейчас возле лиха, - покивал сам себе леший. - Есть. Глянь сам, что зрят.
        Огромная паутина засеребрилась, заискрила каплями росы, какой в полдень уже пора бы испариться. А потом посерела. Я проморгался, но серость стала только гуще, плотнее. Дым - вот чем была серость. А под облаком дыма змеилась разноцветная полоса. Наслоение цветов и оттенков было дикое, нечеловеческое, с уходом в часть спектра, от которой моим глазам было больно.
        Звука паутина не передавала, так что цветного змия, что полз и ширился в сосновом лесу, я наблюдал на фоне безмятежного шелеста живого леса и гудения одинокого комара. Оттого змий выглядел ненастоящим, нарисованным. А сосны - спичками, которыми чиркнул шаловливый малыш.
        Огонь и верхушки приблизились. Видимо, обладатель глаз заложил круг пониже. И тут меня накрыло осознанием, что это все на самом деле. И шутить о паутинке, показавшей себя круче, чем экраны в спортбаре у нас на работе, расхотелось. Гиб лес. Гибли те, кто его населял.
        - Ты не ответил, - надтреснутым голосом проговорил лесовик (или тот ствол с дырой?). - Не ответил... Сдюжишь сей пламень? Возьмешься? Поможешь?
        - Тропу откроете? - коротко спросил. - Чем быстрей я к огню доберусь, тем меньше он выжжет.
        - До полей открою, - хмурое лицо Евсея просветлело. - Ну молодцом ты, молодцом! А дальше полевику накажу проход открыть. Только вот что... - лесовик отвел взгляд. - Лес Звяги жешь... Смогёт ли он благодарствовать, не ведаю. Я уж от себя лесных даров не зажму, токмо что тебе с них? А лес у меня не богатый на всякое, клад-то исть, только давнишний, злой, на крови.
        - Евсей, - я поморщился. - Не трать время, мое и леса. Я тебе не ведьма, чтобы торговаться. Сколько стоит живой олененок, а сколько - горелый? Не по мне такое. Открывай тропу, я пойду к пожару. А ты уж сам реши, пока меня нет, что тебе не жалко презентовать за огнетушение соседского хозяйства.
        Побеги расступились, открывая прямой, как стрела, путь. Не мешкая, я рванул бегом по ней. Евсей расстарался: дорожка лесная сама ускоряла мой бег. На опушку я выскочил, не успев вспотеть. Там меня уже ждала натуральная колея между спелых колосьев, явно работа полевого хозяина.
        Не замедляясь, выкрикнул благодарное слово.
        - До оврага проход, дальше невмоготу, - прошуршали злаки. - Там ужо близенько... Подбирается.
        - Понял, - ответил я коротко, стараясь беречь дыхание. - Остановлю.
        Через поля я промчал так быстро, что мог бы претендовать на мировой рекорд в забеге на длинные дистанции. Допускаю, что несся я даже быстрее, чем запущенный несколькими годами позже между Питером и Златоглавой Сапсан. С оговоркой: вместо допинга на скорость повлияли непростые тропки от лесной и полевой нечисти.
        У оврага встал, отдышался. Гонимый ветром дым шел впереди огня, да и гул-треск слух уже различал. Совсем близко.
        Я пожелал, чтобы лесное бедствие стихло, остановилось на том, что уже пожгло. Треск усилился, языки пламени лизнули ольшаник по краю оврага.
        Я приказал огню остановиться. И... ничего не ощутил в ответ. Огонь меня не слышал. Как и почему - эти вопросы могли погодить, лес - нет.
        - Как там по старинке стопорили огонь? - заговорил вслух, мне звук собственного голоса помогал сосредоточиться. - Встречным палом? Это мы можем, да, огнегривый?
        Тот тоже восторга не испытал, когда меня ослушалось чужое бездумное пламя. И готов был - я это четко ощущал - добавить жару от себя в мою задумку.
        - По-о-огнали! - растянул я «о» и огонь на всю длину оврага, даже там, где не видел его.
        Огнегривый помог, ему ограничитель в виде зрительной доступности был по боку.
        Небо над оврагом полностью заволокло дымом, с бешеным треском сошлись два ярых вала. Столкнулись, стакнулись, сдавили один другого. Я держал багрово-рыжую стену, правил ее, крепил изо всех сил.
        Кто пересилит, тот и останется с победой. Дам слабину, отступлю, и пламя, слепая ярость, разольется по округе. Смогу ли я после такого держать в узде свою огневую суть? Едва ли...
        Время, кажется, замерло. Сколько длилось наше стояние у безымянного шрама в земле: секунды, минуты, часы? Без понятия, хотя куда вероятнее первый вариант.
        В какой-то миг чужое пламя поникло, схлынуло к древесным корням. И, услыхав наконец-то мой приказ, заглохло, разошлось черными дымками.
        
        Обратный путь я проделал неспешным шагом. Выложился, выдохся. Поле шелестело и пело, а лес Евсея встретил стрекотом и беличьими любопытными мордахами. Грызуны без всякого стеснения скакали по деревьям передо мной, красовались.
        - Евсей, дело сделано.
        Лесовик встретил меня на той же полянке с куда большей теплотой, чем часом раньше. Это я с часами сверился, мое ощущение времени субъективно, тогда как отцовские часы не врут.
        Грибов и ягод для меня собрали на несколько заходов, не иначе. Или на один, но с выделением грузового транспортного... да хоть бы и кабана.
        - Я думал о твоих словах, думал, - высказал лесовик. - Пристыдил ты меня, дряхлого пня, пристыдил. Клад мы тормошить не станем, пакостный он. Я травок собрал, да не абы каких. Отборных! Тебе не сгодятся, так выменяешь чего дельного на них, ага-ага.
        Стоило бы расспросить о содержимом берестяного туеска с травами, что вошло в состав «гербария», для чего применимо... Но я таким уставшим себя давно не ощущал, потому сказал: «Спасибо, Евсей, выделишь сопровождение для доставки?» - и подхватил туес под мышку, в левую руку взял самую объемную корзину.
        И побрел домой. Один. Но все, что собрали для меня, а в руки не влезло, обнаружилось возле старой яблони.
        Последний доброхот современности дотопал до дома, свалил на домашних кучу продуктов и бессовестно задрых.
        
        Несколько позже меня разозлит поступок другого лесовика, и я в сердцах выскажу, что ежели «ой» - на меня он и его соседи могут не рассчитывать. Тушить, случись где пожар, будут сами.
        Лесной хозяин выпятит грудь и гордыню, осмеет меня. Он скажет, цитирую дословно: «Ты забыл, головёшка злобная, где живешь? Дык напомню! Там, где седмица без дождичка - невидаль. Как пыхнет, так и стухнет, верно тебе говорю. Выстоят дерева без всяких, как все годины прежние обходились».
        В следующем августе Ленобласть, а затем и Петербург накроет серым дымом с горящих торфянников. Вонять будет...
        И я не помогу, потому как слово сказано. Ответ получен.
        А не стоит портить отношения с огневиком, соратником тучеводца. Псковщина же никаких таких трудностей не ощутит, и в сторону Журавлева конца ветрами огонь и дым не занесет. Отчего так? Очевидно же: Евсей, хоть и себе на уме, но с пониманием.
        А вкус белых грибочков, отобранных для меня лешим, как в жареном, так и в маринованном виде, окажется просто незабываемым.
        
        
        Пара слов не по тексту: обычно я не балуюсь картинками, но тут не смогла удержаться. Первое фото сделано моим дражайшим в совместную прогулку, а второе найдено на просторах интернета, к сожалению, без указания авторства. Надеюсь, визуальное дополнение не повредило.
        Прода 07.08.2022
        Когда я проспался, уже было утро нового дня.
        - Выпей, - сходу предложила мне чашку с питьем Бартош.
        На чай не было похоже, как видом и запахом, так и вкусом.
        - Что это? - проявил любопытство.
        Напиток горчил, вязал язык.
        - Укрепляющее, - ответила девушка. - Из тех трав, что ты вчера принес.
        - А, - дернул подбородком.
        Славно, что вылазка к горящему лесу оказалась полезна. И что Таша умеет из травок что-то дельное варить, тоже новость отменная.
        - Если дозировку превысить, тот, кто выпьет, умрет, - с ледяным спокойствием в голосе сообщила Арктика. - В муках. В таком случае лучше всего маскировать вкус и запах мятой.
        Таша всем хороша, кроме отсутствия чувства юмора. Точнее, наличием чего-то весьма изощренного и извращенного на месте, где положено этому чувству юмора быть.
        Я не поперхнулся, хотя позыв случился.
        - Составлю тебе рецепт, - пообещала подруга дней моих суровых, деревенских. - А пока вот список того, что ты мне вручил. Пункты с первого по шестой я бы попросила для себя. Они пригодились бы в процессе создания пары оберегов.
        - Забирай, - ответил, не глядя в список.
        И уж тем более, не задумываясь над возможной ценностью запрошенных трав. Таша заслужила своей помощью в доме с привидениями целый букет.
        - Чертополох я пущу на вощанку, его немного, а собран он правильно, - продолжила Бартош, не вызвав у меня никакого желания уточнять, как это - правильно собрать чертополох. - Болотную мяту, девясил, емшан, земляничный лист и белый таленц можно...
        Признаюсь, я начал засыпать под перечисление. Делала коллега это монотонно, холодно. В своей привычной манере.
        - Откуда летом взялся нечуй-ветер, я не представляю, - немного оживилась на очередном пункте Таша. - И тебе он вряд ли понадобится. Попробуй предложить ведьмам, не местным, городским, они дороже оценят. Но какую бы цену не предложили, требуй с них втрое больше. Трава в идеальной сохранности, как вчера с озерного берега взята.
        - Ага, спасибо за совет, - поддакнул для вежливости, для меня же стараются.
        - Расковник, пожалуй, туда же, - Арктика все перечисляла презенты от лесовика, а я удивлялся: туесок не велик, как в него столько «сена» поместилось. - Хотя, если тебе нужно будет открыть сложный замок и услуги ведуна-зелейника окажутся дешевле, чем взломщика из людей, оставь. Тут тебе виднее.
        «Оставлю», - решил для себя я и подумал об отцовском сейфе. Скорее всего, из него все вытащила и увезла мать, но вдруг нет? А кода к замку мне никто не говорил.
        - Самое ценное, - Таша продемонстрировала что-то, завернутое в кусок холстины и перевязанное тесемкой, сплетенной с какой-то травой. - Мандрагыр.
        - Мандрагора? - услышал я что-то, кроме чертополоха, знакомое.
        - И так, и так назови, суть одна, - пожала плечами Бартош. - Корень предлагаю придержать, у него множество применений, от обезболивающего действия до лечения бесплодия. При грамотном обращении, разумеется, и это я не про себя. Тебе достался корешок лет десяти, может, двенадцати. Не сильна в определении. Если решишь продать, лучше не за рубли продавай, меняй на что-то существенное.
        - Вроде долга? - спросил.
        - Или определенной помощи в сложном деле, - подхватила мысль Таша.
        Я поблагодарил помощницу, допил забытый в процессе своеобразной инвентаризации отвар. Потом быстренько собрался и утопал в лес, в самую пущу. Тренироваться. Отрабатывать замысел, который очень надеюсь применить к одному клыкастому по осени.
        Подруга собрала мне перекус и термос с чаем. Свой укрепляющий отвар не дала, его пить следовало один раз в день, до завтрака. В мое отсутствие Бартош собиралась заняться участком. Огород городить в августе месяце чушь несусветная, а всяким там кустарникам и плодовым деревьям ворожея могла помочь.
        На пепелище в окружении мощных вековых стволов я тренировался до седьмого пота. Додумывал, оттачивал, усложнял. Отбрасывал лишние заморочки, пробовал упрощенную версию моего пылкого привета вурдалачине. Совершенствовал. Жег, жег и жег.
        В разных масштабах: от тонких выплесков пламени, сравнимых с лезвиями кинжалов, до полномасштабных взрывов, когда огонь раздувался на всю пущу и воздымался над верхушками сосен.
        Лесовик не показывался. Если и приставил ко мне «глаза», то я их не замечал. Не до того было. Отпуск короток, а замыслов громадье. Пуща - идеальное место для того, чтобы «вжарить» на полную - далека от Питера, и в том ее единственный недостаток.
        Потому отжигал я до сумерек. Вежливо попросили меня из лесу добрым: «Ух!» - в довольно неожиданный момент, в состоянии абсолютной сосредоточенности.
        - Заканчиваю, - бросил через плечо.
        А вот и «глаза» Евсея, видимо, как раз тот Ух, что мое прибытие в глушь сию засек и доложил «начальству», лесовику то бишь.
        Полыхнул напоследок да зашагал по тропке, на ходу высказал благодарность за полигон и за сервис. Конечно, договоренность про мертвущу у нас с Евсеем случилась ранее, на основании моих трудов, но от пары слов язык не отвалится. Древней нечисти приятно, мне не хлопотно.
        С утра, едва смолкли петухи за рекой, я уже мчал на байке по объездной дороге. Таша осталась на хозяйстве. Благо, с Нелидом они поладили, и я был спокоен за их кооперацию. А я поехал забирать из серых холодных (в мое отсутствие) стен городской многоэтажки своего хвостатого товарища. Пока этот товарищ, в кругу своих именуемый Кошаром, те стены со скуки не спалил и не разнес. Он может.
        О дороге говорить особо нечего. Подвел механического коня к водопою, то есть, на заправку заехал. На быковатых автолюбителей, которым мотоциклист на дороге, ровно красная тряпка, забил. Ибо не стоят нервов.
        Человек ко всему привыкает, как к плохому, так и к хорошему. Вот и к просторам необъятной нашей родины взгляд привык, замылился. Словом, доехал и доехал.
        
        - Явился, не запылился, - криво ощерился, приложил клык о клык овинный хозяин. - Ан-нет, запылился, да еще как. П-ть-х-хи!
        
        - Будь здоров, - на автомате пожелал я. - Чтобы не пылиться, мне следовало ехать медленно, делать остановки, отряхиваться. Может, где-нибудь остановиться на чаепитие. А я несся на пределах скоростных ограничений, чтобы поскорее добраться до дому. Где меня, похоже, не особо-то и ждут.
        Шерстистый разлегся в проходе. Коридор узкий, я широкий, а перешагивать овинника, чтобы разуться, вроде как непочтительно.
        Намек он понял, взвинтился на тумбу молниеносно.
        - Ждем-пождем мы тебя, Андрей, - с грохотом выкатился из кухни Мал Тихомирыч. - Приблуда помойная кочевряжится. Но кашу он у тебя не зря ест!
        - Действительно? - сделал вид, что удивлен услышанным. - И в чем же заключается незряшность? Погодите чуточку с рассказом, я хоть руки с дороги вымою.
        Главное действующее лицо (или вернее сказать морда?) грядущего повествования фыркнуло и ускакало в сторону кухни. По возне я заключил: чайник на огонь ставит.
        Не ошибся, встретили меня на кухне чаем и заветренными пряниками.
        - Как, значится, убыл ты второго дня, - засиял глазами-плошками парадник, явно не терпелось ему поделиться новостями. - Нагрянули тати. Двое. Андрей, ты как в воду глядел!
        - В огонь, - хмуро выдал поправку Кошар.
        - Та хоть в куда! - отмел исправление парадник. - Не сбивайте. Засек я, значится, чужаков внизу еще. Гости, знаете ли, по-иному себя ведут. По сторонам не зыркают, точно шарят гляделками: кто, что, где? Не шушукаются. А эти - чисто шмыги, ей-ей!
        Я не упустил момента переброситься взглядами с овинником. Мой передавал послание: «Я же говорил! А ты упирался, балбес». Недовольный Кошаров ответ был таков: «Ну и что? Раз в год и палка стреляет».
        - Как на этаже на этом стали в замочке ковыряться, - продолжал тем временем описывать визит лихого люда в нашу парадную Мал Тихомирыч. - Так я твоего помогайку озадачил. Настропалил. Замочки на общих дверях плохонькие, одна декорация, так что недолго шмыги возились. Выжидали мы, что прощелыги дальше уделают, и дождались: те давай совать штырьки-прутки в замочные скважины. Сноровисто, один в верхний замок, другой в нижний. Ну да шустрилам шустрить положено, живут они с того.
        - Теперь уже вряд ли, - фыркнул Кошар.
        - Да-а, - потер ладошки парадник. - Славно вышло у нас. Мне ж, Андрей, негоже человекам являться, не считая деток малых, неразумных еще. А у рожи наглой запрет. Тебя нет, и ему ходу из квартиры нет.
        Заранее спросить о послаблении условий для Кошара я как-то не подумал. Увлекся планами и замыслами, и деталь из виду упустил. Впрочем, внутри жилища заревой батюшка с вторженцами вправе делать все, что угодно. Только до смертоубийства просил его не доводить без крайней на то необходимости. Труп - это такая морока, да и если до тандема Рыкова-Крылова дойдет, запарюсь объясняться. Анюта, новенькая их, обрадовалась бы, но мне оно надо?
        Для моей минутки размышлений сложилась удобная пауза. Мал Тихомирыч отпил чаю, уже поостывшего за время беседы, пожамкал тонкими губами. Заулыбался, что то солнышко.
        - Наш прохвост, - тут парадник лихо подмигнул хвостатому. - Через замочную скважину шерстин своих в проходную зону вытолкнул. А у лиходеев тот замок, что сверху, уже готов, да только нижний не дается им ни в какую. Переругиваются, один другого торопит. И тут у них одежи тлеть начинают. Всюду! Ай, как они ногами засучили, как стали вещи-то прямо на себе рвать, ляпота! И наголовники свои с козырьками прям с волосами посдергивали.
        - Ты же трещал под ухом: «Пятки прижги супостатам», - махнул лапой Кошар, будто и не его славят. - А мне всегда было любопытно, что означает выражение людское: «На воре и шапка горит».
        - Совместил, - тепло взглянул на защитника наших стен и собственности. - Полезное с полезным.
        Главный герой зевнул и кивнул разом.
        - На их вой соседи повыскакивали, - Мал Тихомирыч смаковал историю, как лакомство. - В службы разные обратились с вызовами. Те пока ехали, дымник их крутил-вертел. Оба разве что по потолку не забегали. А я дверочку вскрытую, которая к лифту, придержал, чтобы, значит, дождались служивых.
        - Ты им там ожоги какой степени организовал? - полюбопытствовал у шерстистого. - Дожили хоть до приезда скорой помощи?
        - Обижаешь, Андрей, - этот позер лапой ус подкрутил. - Ни следочка, ни царапинки, кроме тех, что своими же пальцами себе нанесли. Тряпки испортил, да. Хотя и ту дураки больше сами попортили.
        - Иллюзорное пламя? - я выгнул бровь, удивленно и задумчиво. - Ловкость лап и никакого мошенства. Научишь?
        Кошар поскреб когтями шерстку на груди.
        - Попытаюсь.
        - Дорассказать дайте! - стукнул ложечкой о блюдце парадник. - Я вызнал, оба-двое хапуги укатились в дом дураков, приют для умалишенных. Сделать дело шли темное, подлое, да погорели. Сделал помогайка твой их - кажениками. И был прав!
        - Кем-кем? - переспросил я.
        Слово было смутно знакомое, но значения я не мог вспомнить.
        - Вообще, так баяли за тех, кого лесной хозяин обошел, ветром-вихрем обвеял, - взялся пояснить Кошар. - Из чего те потеряли ум и память.
        - В Степана-Скворцова им и дорога, - я хмыкнул. - Ты же их на горячем во всех смыслах поймал. А не хотел оставаться. Видишь, не зря я настоял на своем. Одно жаль, в психушке с ними вряд ли удастся потолковать на предмет, что они у меня дома забыли. И кто их прислал...
        Заревой батюшка издал звук, с каким последняя вода на дне кастрюли выкипает, а Мал Тихомирыч замахал руками.
        - Так нет же! В том и соль, что не к тебе супостаты ломились. В другую дверь они тыкались.
        
        Прода 18.08.2022
        - И в чью же? - я подался вперед, не скрывая удивления.
        - А где малохольная твоя подружка обитает, туда и ломились, - с искрометным ехидством произнес овинник. - Недогрызок вурдалачий.
        - К Катюше? - это звучало еще удивительнее. - Ты меня разыгрываешь?
        Самое ценное в том жилье - скрипка Кати, остальное не стоит вообще ничего. Я про имущество, если что, не про девушку. Сам бывал недавно внутри, видел своими глазами. Ошиблись ворюги или нечисть меня поддразнивает?
        - Ради правды, не одна Катерина живет в той квартире, - вставил свое веское Мал Тихомирыч. - Еще целая семья по соседству.
        Мне почему-то тут же вспомнилась лужа в коридоре, которую я перешагивал с Катей на руках в свой единственный визит к соседям.
        - Хотите сказать, ворам понадобилась коллекция пустой стеклотары из-под бухла? - спросил нарочито грубо. - Больше у них брать-то и нечего. Опять же, там всегда кто-то дома, они же нигде не работают.
        Парадник тяжко вздохнул.
        - Не скажи, Андрей, - нечистик хмуро глянул в направлении, где жилье соседей-алкоголиков располагалось. - Про сухой закон слышал? Когда под запретом была продажа спиртного после вечернего часа. А пьянчужкам же надыть, им те законы - фьють в одно ухо. Наталья Пална - это старшая в семье - смекнула выгоду и торговать стала на дому. К ней тогда столько швали еженощно шастало - ужасть. Наша парадная была худшей в доме! То наплюют, то наблюют, то за пузырь подерутся в кровищу. Тьфу, вспомнить тошно.
        А потом или сын Натальи Павловны очень рано спился и жену такую же привел в дом, или наоборот, дочь спилась и нашла себе забулдыгу. Я же так и не в курсе, кому она там мать. И не стремлюсь узнавать.
        - Допустим, бойкая дама успела хорошо заработать, - сказал я вслух. - Столько лет жить, тунеядствуя, любые финансовые подушки опустошатся. Может, спутали квартиру?
        Да и не похоже ни капли их жилье на квартиру подпольных миллионеров.
        - Четко шли, целенаправленно, - покачал головой Мал Тихомирыч. - За сбережения их не могу знать. Другое знаю: два вечера на седмице оне проводят вне дома. Все уходят, пса с собой берут, а малышонка бросают. Он там один-одинешенек заливается слезами, я его и хожу агукать.
        - И воры, разумеется, пришли в один из таких вечеров? - призадумался. - А Катя была дома или на работе?
        - Усвистала в вурдалачню твоя Катя! - зло сверкнул глазами Кошар.
        А он-то чего злится? Все последствия решения не менять место работы на скрипачке.
        - В любом случае, хорошо получилось с «гостями», - решил я сгладить углы. - Мал Тихомирыч, а давно соседи вот так дружно уходят гулять?
        Вероятность того, что алкаши как-то связаны с «шахматистами» близка к нулевой, но убедиться стоит.
        - Да не первый год, - потер затылок парадник.
        - Понял, - нечистик явно что-то еще хотел сказать, но я вмешался. - Еще раз благодарю за службу, уважаемые. Пойду, отмоюсь от дорожной грязи. На рассвете выезжаем, Кошар.
        Совпадения случаются. Оставленный дома овинник «выстрелил», да не в нашу дичь. Тоже неплохо, конечно, но не то, чего я ждал. Впрочем, не всегда же моей паранойе быть правой.
        Я сходил поставить на зарядку «нокию». Она у меня была выключена еще с отъезда, после того, как разослал всем контактам сообщение про свой загородный отпуск, где я буду вне зоны доступа. Подзаряжать аппарат я не забывал, вдруг самому связь понадобится. А меня дергать по вопросам важным и не очень - обойдутся. Нет меня.
        Пока был в душе, мне соорудили поесть. И теперь была моя очередь рассказывать о приключениях, а у нечисти удивляться. А дальше сон и новая дорога под колеса.
        
        Следующее чаепитие проводили вчетвером: я, Таша и Кошар с Нелидом. К нашему приезду снова наготовили пирожков с ягодами, которые взрывались на небе и языке ярким летним вкусом. Ягоды на столе были и в свежем виде: в основном лесная малина, черника и немножко морошки. Не знал, что в этих краях морошка растет. Не иначе, по знакомству среди нечисти болотной Евсей добыл мою любимую ягоду.
        - Все по правде, - шерстистый тоже не брезговал ягодками. - По труду и награда. И тем сочнее вкус, чем честнее труд. В осень звереныши войдут в силу, откормятся, им теперь есть, куда вернуться и нет нужды бежать, спасаться. Не всякая птица найдет гнездо целым, но те, кто уцелел, совьют новые на тот год. Лес залечит раны. Жизнь возьмет свое. Всегда берет, если не мешать ей.
        Я молча принял похвалу. Настроение было созерцательное, вальяжное и доброе. Смаковать янтарные ягоды, думать о том, как золото полей скоро перекинется на деревья, где смешается с багрянцем августовских закатов. Земля отдарится за труды предыдущего сезона.
        Румяные яблоки, алые гроздья рябины, мед на разнотравье и самогон на дубовой щепе, да прибавь ко всему славную компанию, в которой каждому можно доверить спину - и выходило, что я тот еще везунчик. А август обещает подарить немало теплых воспоминаний.
        Арктика уловила мое нежелание выходить из-за стола и предложила устроить продолжение посиделок, сменив направленность. Устроить состязание по стад-покеру в формате два на два. Бартош в паре с Нелидом, я с Кошаром. Сдавать по очереди, круг я, круг она. Вместо фишек - спички, запас коих у дядьки скопился ого-го, на пару зим ежедневного розжига хватит, и еще останется.
        Так нигде в рамках цивилизованного игрового сообщества не делают, но мы-то в глухой провинции, и чхать хотели на все правила.
        Нам с Ташей полезно для мелкой моторики. С тяпкой на участке руки грубеют, теряют чувствительность пальцы.
        Нечистикам - развлечение и ощущение причастности, вроде как не бросают их в стороне, ставят наравне с собой.
        Помнится, Джо однажды обмолвился над скалящимся стаканом с виски, что нечисть - многие ее представители - питает страсть к азартным играм, особенно к картам и костям. Вот мы и получили возможность убедиться: действительно питает, и еще какую.
        До появления звезд на небе мы резались в своеобразном покерном турнире, и самую ярую активность, с чистейшими, незамутненными эмоциями, с пылом и страстью, с руганью и победными выкриками проявляли как раз представители славянской мифологии. И так это дело нам «зашло», что покерные посиделки стали непременной частью наших деревенских вечеров на весь отпуск.
        Так и повелось. Дни я проводил в лесу, оттачивал понимание и управление пламенем. Я учился вести в нашем огненном танце, и стихия постепенно покорялась моей воле, позволяя все более тонкие воздействия.
        Когда в очередной мой сон занесло сноходца, я порвал своего противника на лоскуты, а из тех соорудил фейерверк блескучих искр.
        С шокером-молнией тоже потренировался. «На кошках», причем немного деревянных - Кирилла я под манекен приспособил. Таша страховала и помогала парню отойти от незабываемых ощущений.
        Антонов стучал зубами, подвывал, если я жахал очень уж круто, раза четыре принимался биться головой о стену, чтобы прекратить искрение перед глазами. Но не жаловался и не просил воли. Прознал Антонов-старший о моем договоре с местными ведьмами и счел себя должным. Конкретно должным. Настолько, что на опыты с «электрическим стулом» пошел добровольно и с песней.
        Не все в августе шло складно, случались и неприятные моменты. Скажем, когда я бросил байк возле дома Антоновых, а по возвращению там его не нашел. Нашел дальше, в сторону ручья и костровища, почему-то лежащим поперек дороги. А в стороне валялся замершей сломанной куклой знакомый пацан, Сережка.
        Не дождался деревенский подросток, пока я его покатаю, решил сам... Я, когда подбегал к нему, думал - все, насмерть убился балбес. Он же шлем мой напялить не догадался и теперь голова сочилась липкой жидкостью с тягучим запахом.
        Перепугался я за него так сильно, что жахнул живым огнем, не думая, что могу остаться с головешкой в руках. Обошлось. И паренька не спалил, и повреждения живой огонь ему вылечил. Юного гонщика отконвоировал к порогу родительского дома. Он отделался трепкой, я - легким испугом. Двухколесный дружище не пострадал.
        Перед завершением отдыха я зашел на кладбище, проведать дядькину могилу. Как положено, с выпивкой, с закуской. Склонил голову возле места последнего упокоения, постоял. Рассказал не без улыбки о Нелиде, что бережет он дом пуще живота своего, и что волноваться об оставленной недвижимости нет нужды.
        - Знаешь, дядь, я ведь к тебе на могилу прихожу чаще, чем к отцу, - сказал, потому что иногда нельзя не сказать, даже если никто не услышит. - А ведь я тебя и не знал, считай. Кровь родная - это да, так и с отцом у вас была общая кровь. Чего вы разругались? Что так братьев раскидало? Вот уж не поверю, что па к силе ревновал. Эх, что теперь говорить... Хотел бы я вас помирить. Наверное, даже будь у меня такая возможность, вы бы уперлись рогом, оба, потому как один самый умный, а второй самый опытный, но я бы попытался.
        - Обязательно бы уперлись, наш так точно, - глухо и немного скрипуче проговорили за спиной. - Ты стой, не вертись, ни к чему тебе на меня таращиться.
        - Позвольте осведомиться, - я вежливо обратился в никуда. - Не вертеться - это запрет или пожелание? Мне воспитание не позволяет стоять спиной к собеседнику.
        - Пусть будет запрет, - безразлично откликнулись. - Мы тишину и покой сильно уважаем, а они всякий раз нарушаются, когда нас пугаются.
        Меня чуть напополам не разорвало от противоречий. Тело рвалось обернуться, глянуть на того (тех, раз оно о себе во множественном), кто мной мелко манипулировать пытается. Разум велел стиснуть зубы и подождать, вдруг чего дельного скажут? Судя по самой первой реплике, мой не самый приятный собеседник что-то о дяде Демьяне знал.
        - Хозяин - барин, - процедил я сквозь зубы.
        И, кажется, случайно угадал с ответом.
        - Ишь! - за моей спиной зашумела листва. - Догадливый. Тем лучше. Даруем тебе право на один вопрос, к нам или к ушедшему, но тот должен лежать в нашей земле.
        - Так я задал уже свой вопрос, - сказал как можно безразличнее. - Хочу знать, что стало причиной раздора между дядькой моим, что вот тут лежит, и его родным братом.
        - Не где книга рукописная хранится с множеством тайн, включая и семейные? - в голосе прорезалась хрипотца. - Не то, кем был покойный, какие скрывал секреты? И даже не то, от чего принял он смерть?
        Отличные вопросы кладбищенский искуситель предлагал. Отборные.
        - Я. Спросил.
        Я примерно догадываюсь, как это работает. Смени интерес, как тут же посыпется: а ты уверен? Может, все же вот то? Или что-то еще более заманчивое предложат. А затем и вовсе может захлопнуться ларчик за неисполнение начального условия или частой смены мнения. Нет уж.
        - Разругались они из-за женщины, - презрительно сообщили мне, а затем мне пришлось подождать раскрытия мысли. - Один не справился с ненавистью к ведьме, другой не отказался от избранницы заради братских чувств.
        Прода 13.09.2022
        Первым делом по возвращению в город стал звонок Злате, который ожидаемо привел к «свиданию» с миловидной дамочкой наистервознейшего характера. Если бы не желание удостовериться в авторстве и причине подсовывания записки (той, где «Ковен не впервые теряет ведьм»), честное слово, гореть той ведьме, не перегореть...
        После душевных бесед в загородном домике и расчудесной компании контраст был особенно ярок. Вон, даже сухой и неразговорчивый Нелид, как узнал про весточку от прежнего хозяина, глаз тер усиленно. Толь слезу скупую вытирал, толь пыль попала (так-то грязь и пыль стараниями самого домовика была изведена начисто, но вдруг).
        В деревне было хорошо. В городе пока так себе.
        Позволю себе не пересказывать весь разговор со златовлаской. Хватит и того, что подозрения она мои целиком и полностью подтвердила. Богдана Бельская, в девичестве Астахова, до встречи с моим отцом ходила под рукой Власты.
        Я не удивился. Даже тогда, на кладбище, не было ни крохи удивления во мне. Бывает так, что понимание чего-либо лежит на поверхности, но разум до последнего отказывается верить.
        Дария нашем доме, в разговоре с матерью позволяющая себе немало дерзости. Приглашение в дом от Власты. Да, при нашей первой (второй, на самом деле) встрече, она не знала, чей я сын, а к моему визиту явно навела справки. И знакомство с младшенькой, забыл, как ту звали, тоже отлично ложится в канву: кровь не водица, а ма моя, как выяснилось, ведьма природная. И, не стоит забывать, что врагов следует держать к себе ближе, чем дружественно настроенных персонажей.
        Всегда оплаченные счета. Мелкие, но частые оговорки, что я пропускал мимо ушей всю свою сознательную жизнь. Даже великолепные чаи и травки всякие на дачке, и те являлись крохотными штрихами к общей картине.
        И больше не оставалось сомнений, чей профиль я видел на Невском в проезжающем мимо авто. Париж? Я ведь сам провожал ма в аэропорт, чемодан нес... Впрочем, что ей мешало улететь, погулять по столице Франции, а затем вернуться ближайшим же рейсом?
        Там, где одна ложь, всегда найдется место для второй. И третьей, и сотой... Ложь - она как дым. Столь же легка, столь же свободно разносится. И рано или поздно она развеется. Как сказал был Мстистав Юрьевич (он любил эту фразу): правду не спрячешь в платок.
        Мне следовало ощутить гнев или обиду. А я ощущал безразличие. Даже когда Злата сообщила о ритуале отказа от силы, на который мать пошла, чтобы быть с любимым, не тронуло это меня, вот совсем.
        Ведьма? Начхать. Пошла на жертву, чтоб создать ячейку общества и сына (меня) родить? Ее выбор.
        А Дария, ведьма закладная и слабая, оскорбилась, как личное зло приняла уход Богданы из Ковена Северных Ведьм. Как я понял, там не о дружбе великой речь шла, а о чем-то вроде покровительства. Богдана покровительствовала Дарие, а та при случае выступала на стороне своей приятельницы. Симбиоз? Пожалуй, да.
        Потом Богдана выбрала обычного смертного, и ради него отказалась от всего, что давали ей сила и союз с другими ведающими. И Дарие стало труднее в круге своих. И жизнь рядом с бывшей подругой, некий «присмотр», жаль, не разъяснили мне, зачем было смотреть за обессиленной ведьмой, это был добровольный выбор тетки Дарьи.
        Белава, как выяснилось, вошла в Ковен на место ма. Злата не любила приезжую Краснову с той поры: в представлении златовласки место приближенной к главе должно было отойти ей, а досталось девке со стороны. Мне эти сложности карьерного роста в ведьмином котле были до лампочки, но Злата аж слюной брызгала, когда говорила про перестановки, вот и запомнил.
        - Я тебя сразу узнала, - быстро, почти скороговоркой высказала она, сменив тему на ходу. - Видела прежде мальцом, но это не важно. Гляделки такие во всем Петербурге у нее да у тебя. Звериные, наглые. Лоск, манеры ваши - пыль в глаза. Я поэтому и не сдержала себя тогда. Богдане жизнь взять, что воды глотнуть, и все с царским видом, будто это она одолжение воде делает. Власта, я уверена, и отпустила ее потому, что конкурентку за главенство в ней видела.
        Мой отец видел в глазах матери цвет осени. Злата - звериную дикость. Истина в глазах смотрящего...
        Не поверил я в эти откровения про воду и жизни. Не до конца. Память хранила тепло материнских рук, любящий взгляд и заботу в голосе.
        Способна ли мать на убийство? Я бы ответил: да. Беспричинно? Не знаю, склоняюсь к отрицательному ответу.
        Могла ли она убить отца? Пусть бы даже за измену (допустим на секунду, что слухи о профессоре и студентке не пусты)? Нет. Я видел, как поблекла, затухла жизнь в ма, когда его не стало. Потому и отправлял ее с легким сердцем за границу: надеялся, что смена обстановки пойдет родительнице на пользу.
        Злата продолжала заполошно говорить, полоскать грязное белье ковена, все больше распаляясь. Ушел я от злопамятной ведьмы с грузом неприятных знаний.
        Днем позже Сергей Крылов пересекся со мной возле метро. Задал несколько вопросов, дал пару ответов. Еще я послушал диктофонную запись пения Анюты, совершенно счастливой, судя по голосу.
        Баночки-скляночки, ржавый пинцет,
        Вкус формалина на милом лице.
        Пусть остаются со мной навсегда
        Ты и твоя красота[1].
        Эти милые строки она напевала, исследуя тело Златы. Ту разделили на восемь частей, причем язык с бережностью определили в баночку с формалином.
        - Каждый раз, как мне кажется, что я с Аниными тараканами свыкся, она очередной перл выдает, - вздохнул оперативник. - И хоть стой, хоть падай. Зацени: «Все люди делятся на две части, а некоторые даже на восемь».
        - Душевненько, - ухмыльнулся. - С фантазией девочка. И с нормальной защитной реакцией. А как иначе, если ты целыми днями во внутренностях трупешников копаешься?
        - Ну, - Сергей почесал затылок. - Если так рассудить... Теперь про твоего отца: дела на него у нас нет.
        - Что, в сгоревшем архиве хранился? - не мог сдержаться от сарказма я. - Который вы на чердак запихнули?
        Парень глянул на меня с укоризной.
        - Там давнишнее было. Лет двадцать-тридцать назад закрытые дела, - слил малозначимую (на его взгляд) информацию милиционер. - А на профессора Бельского дела никогда не существовало. Семен Ильич это гарантирует.
        «Значит, сгорели в числе прочего и записи о приключениях матери до замужества», - отстраненно подумал я. - «Жаль. Я б почитал».
        Когда я разговор этот и свои соображения по поводу него выдавал домашним нечистикам, в дверь позвонили. Снаружи, от двери с общей площадки. Туда выведены звонки и подписаны номера квартир жильцов. Я никого не ждал.
        - Кто там? - спросил, не поднимая зада со стула.
        Зачем, если рядом существа сверхъестественные?
        - Девка какая-то незнакомая, - сощурился и принюхался шерстистый. - Опасности от нее не ощущаю, но тухлая она.
        М-да. И как это понимать? Чтобы тухлой была рыба, я могу представить, а чтобы девица? Впрочем...
        - Упырица? - решил проверить версию.
        - Не, - манульи лапы вытянулись - чисто кошачьи потягушки. - Из людского мира. Смердит от ней, а чем - не пойму. Не открывай.
        Кнопку звонка вдавили повторно, с настойчивостью, достойной лучшего применения.
        Я с сожалением отставил чашку с чаем. Заварка сегодня особенно удалась Кошару, остынет, пока хожу, не то уже будет.
        Пыхнул загодя живым огнем. Овинник не чует опасности, но лучше подстраховаться. Вдруг пахнет девица, потому как дурной болезнью страдает?
        Вышел в общий коридор, отпер дверь, приоткрыл на ширину ладони. Окинул беглым взглядом молодку с жидкими сальными волосами в футболке и трениках. Дух перегара и курева ударили в лицо. В правой руке визитерша сжимала коробку, даже не так - коробочку.
        «Мальчонка в коробчонке», - не в тему промелькнуло в голове.
        - Мы ничего не покупаем, - рявкнул и захлопнул дверь.
        «Дзынь!» - не унималась молодая, но уже потасканная жизнью дамочка.
        - Сказано: нам ничего не нужно! - пророкотал для особо непонятливых. - В лотереи не играем, купить чудо-утюг не желаем, а про религию мне лекцию прочтут без вас, причем с глубоким знанием и погружением в вопрос.
        - На Боровой мост приходи, - выпалила мне в лицо тухлая девка, причем зрачки ее, я почему-то отметил этот момент, абсолютно не двигались. - Завтра в четыре пополудни. Ждать тебя станут час, не более, позже твою подругу частями пришлют.
        Постановка фраз никак не соответствовала внешнему виду говорившей. Закончив с текстом, она швырнула в меня через приоткрытую дверь коробочку, развернулась и пошла вперевалку к лифту.
        От молнии в спину ее спас дурацкий комплекс, который давно пора бы изжить. «Ведь баба», - дал название комплексу Кирилл. А я вспомнил, как тяжко ему приходилось, пока я ту молнию на нем тренировал.
        «Подругу частями», - вычленил я из сказанного и занес руку. Непосредственно через кисть у меня получалось дать малый разряд.
        - Пусть идет, - потянул меня за штанину Кошар. - Разнюхал я тухлость: под внушением она. Пустышка. Ничего и никого не вспомнит, хоть жги ее.
        Лязгнули двери лифта. Сальноволосая укатилась вниз. А я вспомнил про коробочку, которую не стал ловить, пропустил мимо себя, чтобы на пол упала.
        - Не опасно, - вынес заключение мой нюхач.
        Внутри оказались волосы, свернутая восьмеркой прядка. Я ощутил, как разжимается пружина внутри: волосы были темные. Бартош светленькая. Ворожея в моем понимании - главная претендентка на роль «подруги», если не сказать, что единственная.
        С кем я еще в последнее время «дружил»? С Аннет-Африкой? У той дреды. Хелен могли видеть в моей компании в принципе. Неоднократно. У нас ничего быть не может, она неживая, к тому же замужем за моим (тоже неживым) приятелем. Вообще, она уже пару дней не отвечает на мои звонки, но тому может быть масса объяснений. Я и Джо звонил, мне про Клода узнать хотелось.
        «Позже. Лично. Занят», - наговорил в быстром темпе вурдалак и сбросил вызов. Если Джо занят, то и Хелен с ним, я так думаю.
        Чья тогда прядь? Катина? С чего бы ту в подруги записывать? Одна маленькая благодарность вроде как не повод.
        - Кем пахнет? - невежливо пихнул волосы под нос Кошару.
        Тот втянул воздух, чихнул.
        - Мертвой золой пересыпано, не учуять, - виновато ответил овинник. - Пальцы замарал, не видишь?
        И впрямь, кожа измазалась. Протянул между пальцев волосинку, вдруг цвет изменился от золы? Я в этих красках не понимаю. Убедился, что темное - не зола, реальный цвет. И решил не забивать себе голову ерундой.
        Не суть. Схожу да разузнаю. Постарались, пригласили, уважить надо... напоследок. Жаль, что первый, деревянный Боровой мост в войну был разрушен и после перестроен в железобетоне. Такой мог бы быть хороший погребальный костер для тех, кто меня на встречу столь экзотическим образом зазвал.
        - Идти не вздумай, - как мысли мои прочел Мал Тихомирыч. - Дурное место, гиблое. Мы тебе говорили о нем. Ты живым нужен, а не мертвым-бездыханным!
        Под конец речи парадник аж на крик перешел, голос сорвался предательски.
        Не спорю, мост самоубийц, так по-доброму зовут петербуржцы это дорожное сооружение через Обводный канал, не лучшее место для прогулки. Но кто сказал, что в самоубийцу буду играть я?
        - Не ходи, - поддакнул шерстистый. - Вижу, что хочешь. Не надо. Прислушайся хоть единожды к совету доброму.
        - Хорошие вы мои, - вздохнул я. - Я непременно пойду. Мне бросили вызов, и я, признаться, этому даже рад. Определенность появится хоть какая-то. Да не войте вы, как над покойником, пусть те, кто меня зовет, белые тапки готовит, а от меня вы так легко не отделаетесь.
        Воспользовался некоторым замешательством, которое произвела моя маленькая речь, подхватил шерстистого и понес домой, наглаживая, как домашнего кошака. Тот даже возмутиться забыл от ошеломления.
        
        Я подъехал на Боровую заранее. Оставил байк, не доезжая до моста метров двести пятьдесят, и прогулялся. Любоваться в этой части города особо нечем, промзоны и та самая серость, в которой часто обвиняют Питер. Вот тут она наличествует, даже серая вода в темно-серых гранитных берегах отражает серые рельефные тучи.
        И не для того я гулял, чтобы хвост сбросить. С этим я уже благополучно справился. Меченый в этот раз не шифровался, наоборот, при виде меня он отлип от турника на дворовой детской площадке и показательно провел рукой по горлу. Стоило мне подойти к двухколесному другу, как этот раскрасавец запрыгнул в машину.
        Я не злой человек. Хочу думать, что есть люди и нелюди похуже меня. Но ехать на встречу с врагом (или, что вероятнее, врагами), имея на хвосте пару дополнительных противников (меченый и водитель авто), посчитал излишним. Потому повел мотоцикл нарочито медленно, а как выкатил на свободный участок трассы, послал за спину пучок молний.
        Часть ударила в дорожное полотно перед машиной, часть ушла в стороны, и два ослепительных росчерка понеслись в лобовое. С управлением в таких экстремальных условиях не справился бы и Шумахер, а водитель обшарпанного автомобиля до мастера не дотягивал. Коробку на колесах встретило заграждение.
        Живы ли те, кто сидел внутри, я вызнавать не стал. Первая-то мысль была: опробовать давным-давно обещанный Хелен подрыв бензобака, тогда бы вовсе без шансов. Но взыграло в очередной раз миролюбие. Из строя преследователей вывел, а нити жизни их оставил в руках судьбы. Повезет - встретят следующий рассвет живыми, не улыбнется фортуна - познакомятся с землицей поближе.
        А пешком я топал ради сохранности байка. Пусть товарищ мой переждет эту встречу в отдалении, в безопасности. Не верилось мне, что мирно пройдет сегодняшнее «свидание». И еще одно приготовление произвел. Маленькое, да удаленькое, если все пройдет так, как задумано.
        Почти сразу после того, как я вышел на мост, на другой стороне Боровой остановился джип. Сначала повыскакивали водитель и курчавый рыжий парень, который ехал на заднем сиденье, затем транспорт обогнула статная женщина.
        Я стиснул кулаки и зубы: не так мне представлялась наша новая встреча.
        Она жестом остановила сопровождающих. Парни остановились в паре шагов за спиной Богданы.
        - Здравствуй, ма, - разочарование в моем голосе можно было черпать ложками, я не делал попыток его как-то скрыть. - На первое сентября звонить не придется.
        Особенно если твой сын не уйдет с этой встречи на своих двух - это не стал добавлять.
        - Андрей, - вздохнула некогда прекрасная женщина. - Не дерзи мне, пожалуйста.
        Родительница похудела, осунулась, на переносице и под глазами наметились морщины. Она не маскировала ведьминскими штучками или косметикой эти изменения. Осанка, как и всегда, была идеальна, а глаза сияли янтарным пламенем, только тепла с ее стороны я не ощущал.
        Да, не такой мне представлялась мать по возвращению из Парижа.
        
        
        [1] Dr. Александров - Анатом (Альбом "The anatomist" 2001г)
        Прода 22.09.2022
        - Тебе не кажется, что для воспитательного процесса поздновато? - скривился я. - Я взрослый, самостоятельный. Да и обстановка не располагает.
        В Питере немало известных мостов (а уж сколько малоизвестных!), но Боровой к ним не относится. Это не Аничков, где можно посчитать соотношение копыт и подков. И не Банковский с его грифонами, к которым приходят загадать желание (одни для этого монетку под лапу кладут, другие повыше хвоста трут или даже целуют, фу-фу). Боровой не украшают львы или сфинксы, он прост и безыскусен в оформлении и устройстве. В его конструкцию не включена (среди великого множества обыкновенных) одна-единственная заклепка из чистого золота, как поговаривают о Большеохтинском.
        Здесь не принято целоваться, влюбленным и не только, как на бывшем Цветном, а ныне Поцелуевом мосту. Прежде, в деревянном обличии, тот мостик в какие только цвета не красили, позднее он стал чугунным, с четырьмя гранитными обелисками. Обелиски менялись на фонари, фонари опять на обелиски... А название мост взял от кабака Никифора Поцелуева, который держал на левом берегу Мойки кабак «Поцелуй». Каких только романтических историй об этом мосте не ходит в народе.
        С моста самоубийц принято сигать в воду, кончать с суетой бренного существования. Каждое десятилетие в третьем его году человечки отправляются с Борового в мир мертвых.
        О предыстории ходят разные слухи, легенды и домыслы. Мои домашние знатоки мифологии сами не вполне ведают, что из говоримого правда, а что - придумки. Кому интересно, тот может порыться в архивах или местных жителей разговорить на тему: «Плохая земля. Нельзя копать».
        А то я не готов вот так входу заявить, что именно стало причиной немалого числа самоубийств. Может, распил гранитных плит со знаками на поребрики. Или некое проклятие. Или кости растревоженного захоронения, кои вывезли на свалку, даже не перезахоронив по-человечески. Или «жертва» в виде некоего Франца Ягелло, которого в 1913 выловили в виде отдельных свертков. Вдова его созналась в убийстве. А сатиновая юбка в горошек - это такая удобная тара для фасовки частей тела, ничем не хуже торбы и кисета (тоже улов полицейских).
        Кошар и Мал Тихомирыч сходились в одном: на участке между мостом и устьем Волковки (Сутиллой речку называли в стародавние времена), в глубине, обитает древнее могучее зло. Диета у зла своеобразная: оно питается жизнями.
        Не будь у меня временного дефицита, я бы мог обратиться к служителям закона за справкой. Те бы подняли архивы, коли те долежали до наших дней в сохранности, не сгорели, не были сгрызены мышами и т.п. Но времени было в обрез, поэтому я довольствовался байками в пересказе нечистиков, которые сами в тех местах не бывали ни разу.
        Я пока голосов в голове, что убалтывали бы меня искупнуться в притягательной, пусть и мутной водице, не слышал. Настроение муторное имелось, но тому были резоны вне мостов и каналов.
        - Учи своих детей молчать, - выдохнула после краткой паузы мать. - Говорить они научатся сами. Бенджамин Франклин.
        Любимые цитаты пошли в ход. К ним она прибегала чаще всего тогда, когда терялась с ответом. Наверное, пыталась заимствованием чужих изречений приблизиться к уму и эрудиции отца.
        - Скажи, а па придет? - спросил я бесхитростно. - Мы его ждем?
        Богдана отшатнулась, как если бы я не словами бросался, а каменными глыбами.
        - Что ты несешь? С ума сошел? Он ведь мертв.
        - Подумал, если ты не в Париже, то и он не в гробу, - ответил с неподдельной жалостью. - Допущение, основанное на ряде несоответствий. Ладно, запускай свою вербальную магию, а то покойнички нервничают.
        Не подумайте, я был в здравом уме. Просто ставки с моей стороны были до того высоки, что выбора: щадить чувства матери или же бить по всем болевым, дабы вывести ее из равновесия - как такового не стояло. Она вызвала меня на мост самоубийц, обозначила себя, как противника, так пусть понервничает.
        - Нельзя было оставлять тебя без присмотра, - ма нахмурилась, и морщина на ее переносице вдруг стала напоминать кровоточащую рану. - Но тогда я не могла поступить иначе. О каких покойниках ты говоришь?
        - Так вон же, - улыбнулся и махнул в сторону сопровождения Богданы. - Сама посуди: всех, кто знал лишку о нашем семействе, постигла скоротечная кончина. Кого непонятная штуковина угробила, кого банальный ножик. Мстислав Юрьевич, тетка Дарья, Злата. Власта на очереди, полагаю, но до нее добраться труднее в разы. Не так ли?
        - Ты разглагольствуешь о том, в чем ничего не понимаешь, - сузила глаза мать. - Не надо под одну гребенку...
        - Не знаю, как ты, - я не дал ей договорить. - А я намерен сегодня много говорить о семейных делах. Кто знает, когда еще оказия выпадет, и выпадет ли вообще? Ребятушки наслушаются всякого-разного, куда им после этого дорога? Только в свежую могилку. Парни, ничего личного, будь моя воля, вы бы тут и близко не стояли.
        «Вы бы лежали. Тонким слоем пепла на мостовой», - дало сбой мое миролюбие. Оно бы у кого угодно дало сбой, под двумя-то наведенными стволами.
        - Предлагаешь мне их отослать? - холодно спросила мать.
        - А ты думаешь, что я для тебя представляю опасность? - ответил я вопросом на вопрос. - Повторюсь: мне без разницы, что с ними станется. Заводи уже свою шарманку с абракадаброй.
        Сверкнуло золото глаз. Зазвучала мешанина из оттенков несочетающихся звуков. И снова я не мог их уловить, запомнить, они ускользали от моего разума.
        Перед глазами потемнело, я шатнулся, но устоял на ногах. Тонкая натянутая нить внутри оборвалась, отсекая меня от пламенной сути. Однако, прогресс: в прошлый раз меня совсем ведь выключило.
        Богдана даже не шелохнулась. Она стояла на середине моста, скрестив руки на груди, и наблюдала, как корежит ее сына.
        - Ма, я вспомнил, - ласково обратился к родительнице.
        - Что? - ни малейшего намека на эмоции, пустой голос.
        - День, точнее, вечер, с которого начал звать тебя и отца «ма» и «па», - мягко продолжил. - С гостями, застольем и корюшкой. Когда я заговорил, а вы радовались.
        Похоже, она подавилась вздохом. Я мог поздравить себя с успехом: раскачка эмоциональных качелей удалась.
        - Нам отойти? - негромко осведомился один из сопровождения ма, который помладше и рыжий.
        Оружие он и его напарник убрали. Полагаю, сочли меня неопасным без силы.
        - Нет, Никита, останьтесь, - ровно выговорила Богдана. - Андрей уже не в том возрасте, когда все его капризы должны исполняться.
        Отвлеклась и тут же взяла себя в руки, попыталась отыграться. Ничего, ма, еще не вечер.
        - Угу, снайпер же сидит на попе ровно, не дергается, - я зевнул, прикрыв рот ладонью. - И вы не отлынивайте. У па среди пластинок была такая розовая, с записью Мении Мартинес «Работай, негр». Кубинская народная. Хорошие, верные там были слова, мне их па перевел, когда я ленился в своей комнате порядок навести, - я напел, совершенно не попадая в ритм. - «Работай, негр, солнце еще высоко! Господин, но это же луна! Все равно работайте, она еще высоко».
        - Довольно, - оборвала мое выступление Богдана. - Прекращай дурачиться.
        - И правда, - я сложил руки домиком. - У нас же не так много времени, - глянул на часы. - Осталось на задушевные беседы. Или что ты там планировала со мною делать, ма?
        Узнать о наличии и позиции снайпера я успел до того, как остался без связи с огнем. Тянуть время порой бывает полезно для здоровья. Жаль, не узнаю уже, один ли он тут или где-то еще затаился неучтенный человечек с ружьишком (или винтовкой, огонь не очень разбирается в современном оружии). Я, пока шел, прикинул сразу с пяток удобных мест.
        Тут бы пригодился Кошар с его чутьем нечеловеческим. Заревой батюшка рвался со мной на рандеву, пришлось напомнить о лишении силы, кое почти гарантировано будет применено. На Хозяина Кладбища оно действует, значит, и по овиннику шандарахнет. И какой тогда толк от шерстистого?
        Сейчас же я силился понять, чья была инициатива с подстраховкой матери издали. С ее ведома сидит вон в той кирпичной коробке старой застройки мужчинка, или кто-то другой из «клуба шахматистов» подсуетился. Увы, вихрастый Никита встрял дюже несвоевременно, и теперь я фиг, что «считаю».
        Всю жизнь я думал, что ма тонкая, импульсивная, эмоциональная. Ошибался. Или, что мне видится более близким к истине, в семейной жизни родительница скидывала маску, без которой в ведьминском сообществе никак. И наслаждалась обретенной свободой... Возможно, я не прав, и она, наоборот, все эти годы жила придуманной жизнью, а настоящую Богдану я вижу перед собою сейчас. Но, если так, становится совсем грустно, до отвращения, до едкой горечи.
        Богдана молчала, ее изучающий взгляд скользил по мне, будто она впервые меня видела.
        - Окей, - усмехнулся. - Пока ты размышляешь, сразу меня ликвидировать или промариновать ожиданием, я спрошу первым. Ма, почему? Почему ты заодно с убийцами, чем тебя заманили? Сомневаюсь, что сладким пряником, ты не из таких. Или я совсем тебя не знаю.
        - Ты ничего не понимаешь, сын, - маска пошла трещинами. - Ничего...
        - Так объясни, - мягко попросил. - Прежде я, действительно, не смог бы разобраться, потому что не знал о существовании мира Ночи. Как слепому не описать словами радугу, так и я бы не воспринял всех тонкостей этого особенного мира. Но теперь-то я и сам часть мира Ночи. И услышу тебя, ма.
        Богдана вдохнула, выдохнула, опустила голову и стала говорить. Как бы не мне, а покрытию моста.
        - Мне предложили месть, - голос звучал решительно. - За Диму. Его предали, продали. Твоего отца убили, Андрей.
        Она сказала вслух то, о чем я догадался ранее, только крохотная неувязка: в моих умозаключениях отец пал жертвой интриг «шахматистов». Месть за то, что сами и сделали? Где логика? Неужели я так круто промахнулся?
        - Кто? - глухо спросил. - И как именно? Я имею право знать.
        Прода 01.10.2022
        - Дима был задушен, - мать вскинула голову, обожгла меня яростным взором. - Кто виновник - вопрос сложнее, на него не ответить в одно предложение.
        - Ответь в два, - зло рявкнул в ответ. - В три, в тридцать три, во сколько потребуется!
        Шейный платок: па в жизни не надевал его ни разу, а в гробу лежал в нем. Теперь он получил объяснение своему нахождению на теле отца.
        - Что толку? - Богдана поджала губы. - Ты задаешь не те вопросы. Правильный: за что его убили? Узнаешь мотив, отыщешь и преступника.
        - Дай угадаю, - мой голос сочился ядом сарказма. - За ту вербальную прелесть, которой ты меня приголубила, мамочка.
        Обращение, которое она терпеть не могла. Хуже воспринималось ею лишь презрительное «мамаша». Я злил ее, распалял нарочно. Больше ярости, меньше самоконтроля.
        - Прелесть, - тоскливым эхом повторила родительница. - Твой отец был гений. Гений, гордец и фанатик. Человек идеи. Замысел «прелести» он почерпнул из какого-то древнего манускрипта еще в те времена, когда он мотался по миру с приятелем-французом, Клодом Бальсамо. Но загорелся так, что не потушишь, после свадьбы.
        Богдана поморщилась, тяжко вздохнула. Парочка за ее спиной обратилась в слух и, похоже, расслабилась. Ну а что? Жути никакой не происходит, угроз не сыпется, пули или что похлеще не летят. Мирно беседуют родственники, проясняют недопонимания.
        А то, что я наговорил чуть раньше о покойниках, парни выбросили из головы. Чушь, они считают себя неприкосновенными, ведь к Самой Богдане приближены. Я же не слепой, вижу, с каким восхищением, послушанием, едва ли не раболепием, к ней прислушиваются. И помню отменно слова Игоря Липина: «Она не должна узнать, что ты втянут. Это недопустимо».
        Тем лучше. Время терпит.
        - Клод искал рецепт эссенции вечной жизни, - ма зачем-то перескочила на личность потомка графа Калиостро. - Этот рецепт, по его глубочайшему убеждению, обрел в странствиях его далекий предок, но потомкам не передал. Следовательно, пройдя по следам предка, имеется шанс найти рецепт повторно. Дима интересовался языковыми памятниками древности, и на каком-то временном отрезке их с Клодом пути с интересами пересеклись. Бальсамо все еще ищет свой рецепт вечной жизни, а Дима...
        Лицо ма исказилось при упоминании мужа. Нет, к гибели отца она непричастна, двух мнений быть не может. Такую тоску не сыграть.
        - Знаешь, он никогда не распространялся, как и где нашел пергамент, с которого все началось, - минутный порыв прошел, Богдана снова взяла себя в руки. - А от прямых расспросов уходил, закрывался. Думаю, воспоминания были не из приятных. Кстати, если ты решил разыскать Клода, забудь. Во-первых, я ему строго-настрого запретила с тобой разговаривать. Он мог бы не послушать, но проклятие с отложенным действием даже для этого сорвиголовы - аргумент. Во-вторых, он не слишком осведомлен, Дима посвятил его в суть изысканий только в общих чертах. В-третьих, Клод снова пустился в странствия, на сей раз в джунгли Амазонки.
        Нехороший звоночек: либо от «моих» вурдалаков «сквозит», либо они попали в неприятности. И то, и другое плохо.
        - Учту, - кивнул.
        - Когда мы с Димой встретились... - взгляд ма затуманился. - Всё было так ярко, так всеобъемлюще, феерично. На фоне этого теряло всякое значение то, кем мы были до встречи, чем жили и дышали. Я распростилась с силой, отринула Ковен. Дима вдребезги, бесповоротно разругался с Демьяном. Не уверена, знаешь ли ты, но твоему дяде достался родовой дар Бельских.
        - Слышал краем уха, - пожал плечами. - Без подробностей. Даже кем именно он был, не в курсе.
        - Чаровой он был, - легко и непринужденно раскрыла тайну моего родича Богдана. - Или чарник, так тоже верно будет. Не путай с чародеем, тот буквально деет - от «деяти» - творит чары. Себя он называл рукодельником, что не совсем правильно. Он создавал особенные вещи, с необычайными свойствами. Чувствовал материалы, подбирал их так, чтобы они взаимодействовали, усиливали друг дружку. На низком уровне, по набору известных рецептов, шаблонов, создавать особые предметы могут и другие. Но истинного мастерства и понимания им никогда не достичь. А Демьян был последним, насколько мне известно, чаровым в северных землях. Когда он умер, я надеялась, что его дар перейдет к тебе.
        - А как так получилось, кстати? - я решил откатать по полной аттракцион невиданной информационной щедрости. - Не старый же он был.
        - Нарвался на проклятие, - ответила родительница. - Демьяну цены бы не было, если б не его пунктик на борьбе со злом. На том и погорел. Мне неизвестны подробности, но по характеру проклятия скажу так: дурное оно было, скорее всего, посмертное. Жизнь за жизнь, кровь за кровь. И все его поделки оказались бессильны. Девять лун отбегал, а после в белое полотно и в землю.
        Сожаления в ее словах о дяде я не заметил. Вот ни капелюшечки.
        - Постой-ка, - вскинула красивые брови ма. - А почему я раньше не задумалась? Сила у Демьяна была - родовая, наследуемая по мужской линии. Если Бельский умер бездетным, сила переходит к отроку, кто наиболее близок по крови. Ты его племянник, и по возрасту и степени родства должен был стать наследником Демьяна, когда тот умер. Но не стал.
        Наиболее близкий (вроде как) по крови отрок деликатно шаркнул ножкой.
        - Я знаю, когда и при каких обстоятельствах тебе достался чужой дар, - родительница качнула головой. - Чужой, а стакнулся с твоим нутром он как раз благодаря крови поколений. Тут другое. Не верю, что сила Демьяна рассеялась или выбрала чужака. Это значит - что? Что где-то по миру ходит некто Демьянович, сродственник тебе, и Луна в положенный срок коснулась его чела... Он что, прятал сына от родни?
        Про Луну, срок и чело Богдана говорила нараспев, сложилось впечатление, что произносит она ритуальную фразу. Что до прочего... Ма любит говорить заумно, цитировать заумь и так далее, но тут прямо органично звучало.
        - Или не знал, что стал папой, - мои плечи снова пришли в движение. - Похождения дядюшки и грехи бурной молодости - это, конечно, занимательно, но мы существенно отдалились от куда более важного рассказа.
        - Действительно, - легко согласилась она. - Итак, братья рассорились. Видишь ли, Демьян не стеснялся в выражениях и красках, описывая младшему брату негативные стороны ведуний и многих других, кто под Луной ходит.
        - В смысле, правду сказал? - с невинным лицом уточнил я. - Как есть?
        - Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце, - назидательно высказалась мать. - Марк Твен. Демьян швырял брезентовые полотнища с колотыми льдинами из Северного Ледовитого океана.
        Упрямство - семейная черта Бельских. Так что я вполне мог себе вообразить, как проходили пререкания двух упрямцев. Каждый стоял на своем, одновременно тщась переупрямить, вбить свою истину в голову другого брата.
        - Позднее Дима всерьез задумался о соприкосновении двух миров: мира Дня и мира Ночи, - продолжила ма. - О безопасности при их взаимодействии. О том, что на стыке этих миров будет проходить наша дальнейшая жизнь, хотим мы того или нет. И что нашим детям, а мы мечтали о большой семье, однажды придется пройти по грани, такой тонкой, что впору сравнить с лезвием бритвы. Пройти и выжить.
        - Хочешь сказать, - я всплеснул руками. - Что он изобретал доспех, а создал бомбу?
        - Твой отец потратил два десятилетия, приложил колоссальные усилия, - запальчиво выговорила Богдана. - Он дал людям возможность говорить на равных со всеми созданиями Ночи! Без страха поймать случайное проклятие, без риска, что собеседник обернется зверем и вцепится тебе в глотку. Даже вурдалак не сможет внушить тебе, что он-де лучший твой друг, а тебе же не жалко для лучшего друга литра кровушки.
        Тонкий намек после слов про поиски Клода... Не все ладно у Джо и его ближников. И на зверя экивок мимо ушей не пролетел. Проклятия - так я общаюсь и ведьмами, в частности, со Златой совсем недавно...
        - Ма, - я выставил ладонь перед собой в останавливающем жесте. - Допустим, отец ратовал за мир и безопасность. Пусть я и не верю, что столь умный человек не видел альтернативного применения своему труду. Инструмент сдерживания - оружие, которое нетрудно обратить против всех, кто не вполне человек. Ты сказала, что знаешь, как я дар получил. Тогда должна знать и то, что бывший обладатель дара - мертв. Его предполагаемый наследник искалечен, лежит в коме с множеством переломов. Взаимодействие? Безопасность? Говорить без страха? Мертвые, как правило, молчат. И бояться их не стоит. Правда, не всех. Бывают исключения.
        Мать отвела взгляд к стально-серой воде Обводного канала.
        - Тот мальчик - сопутствующий ущерб. Прискорбно, что он пострадал, но в коме он провел двое суток. Его давно поставили на ноги, он получил лучшее лечение из возможных.
        Однако. Мне несколько иначе преподнесли информацию о раненом ребенке сотрудники милиции. Выходит, не зря я засомневался, стоит ли звать их на «свидание» к Боровому мосту. Вслух, конечно, другое сказал.
        - О! Именно в таких выражениях мою смерть в том же гараже и описал бы Игорь Липин, - я зааплодировал. - Сопутствующий ущерб. Прекрасная формулировка.
        - Хватит! - вспыхнула Богдана. - Он сполна заплатил за свои действия. Это ведь ты его сжег, то не была случайность?
        Мужчина постарше, который исполнял при ма функции водителя, при этих словах насупился и снова потянулся к оружию.
        - Технически, когда вспыхнул огонь, я был под воздействием абракадабры, - доверительно сообщил. - Точно, как сейчас.
        Я ласково улыбнулся крупному лобастому мужику и матово-черному выходному отверстию.
        - Стоп! - ма всегда тонко чувствовала, когда дела плохи. - Без глупостей. Это ко всем относится! Мы не договорили.
        Прода 12.10.2022
        Вихрастого парнишку впору было пожалеть: он зыркал поочередно то на Саму Богдану, то на напарника, и явно не понимал, что происходит, почему «их» сторона не в согласии. Чем-то он мне напомнил потерянного щенка. Мелькнуло и угасло сожаление: такие «щенки» обычно и гибнут первыми. Либо при доблестном исполнении служебных обязанностей, либо по причине неверного выбора стороны, за какую стоит биться до последней капли крови.
        Родительница крутнулась на каблуках так споро, что взметнулись темно-русые пряди.
        - Виктор, на заднем сиденье конверт, - распорядилась Богдана тоном, не терпящим возражений. - Ступай за ним. Немедленно.
        Рука с оружием опустилась, огни ненависти в глазах потухли.
        - Да, - подал голос водитель.
        Низкий, прокуренный голос. Странная компания для ма, любительницы высокого штиля. Наверное, он очень хороший специалист. В вождении, в охранении, в убиении...
        - Мы подошли к той части разговора, где ты начнешь сомневаться, верить ли мне на слово, - ма снова развернулась ко мне. - Или упираться из принципа, брать под сомнение все услышанное, просто потому, что ты помнишь все иначе.
        - Ты дала мне массу поводов, чтобы я разуверился в твоей искренности, - покачал головой. - Париж, лаванда, виноградники... Это я не углубляюсь, так, по поверхности, по свежим воспоминаниям.
        - О, - поджала губы Богдана. - В чем я лгала? Я улетела в Париж, провела там некоторое время. Более того, Францию я посетила трижды - только за текущий год. Ряд встреч, договоренностей, обменов.
        - Открыток прикупить, - подсказал я с умилением. - С красивыми видами и прочими скульптурными излишествами.
        - И их тоже, - она пропустила иронию мимо ушей. - Ни слова неправды я не произнесла. Лавандовые поля на плато Валенсоль изумительны, а продукция виноделов из Шампани известна на весь мир.
        
        - Брось, - я решил прекратить экскурс в умение ведьм юлить и выкручиваться. - Я не в обиде.
        Тем более, за спиной ма мрачной тенью снова встал быковатый водитель. Теперь он держал не оружие, а белый пухлый конверт, и содержимое конверта интересовало меня куда больше, чем оправдания матери.
        - Право? - ма удивилась. - Тем лучше.
        - Все так. Предлагаю ускориться, а то наш разговор буксует, как телега с квадратными колесами по ухабам в ноябрьскую слякоть. Вон, холопы твои уже терпение теряют, - многообещающий обмен взглядами с «холопом» постарше. - Я же верно понимаю: в один не прекрасный день о работе отца узнали те, кому не следовало? То есть, как раз те, от кого па хотел обезопасить нас?
        - Почти так и было, - голос ма надломился. - «Тем» помогли узнать.
        Момент болезненных, но важных откровений испортил цокот копыт за моей спиной. Лицо матери скривилось, и я решил обернуться, взглянуть, кого же нелегкая принесла? Оригинально так, с подковами...
        Я минуту назад сказанул про телегу. Просто так, без глубокого смысла, взбрело в голову. А тут по асфальту вышагивала светло-серая двойка, и катилась на лошадиной тяге телега о синих (не квадратных, к счастью) колесах. Телегу украшала надпись с логотипом пивоваренной компании, а везла она бочонки, предположительно, с пивом. Правил этой красотой кучер в синем камзоле (хотя тут я мог ошибиться, потому как дуб дубом в старинной моде), а на коленях у него лежали белокурый парик и синяя треуголка.
        Напрягся. Ладно бы на Невском проезжало сие транспортное. Я бы понял: реклама барышня капризная, любит всяческие необычности. Тут-то что забыл мужик с коняшками?
        Телега мирно покатила себе дальше, а водитель Богданы заржал, что тот конь.
        - Рекламная пауза, ёпть.
        Мать закатила глаза. Вихрастых парень робко улыбнулся. И мне совершенно расхотелось его убирать... Эх, доброта меня и сгубит.
        - Ма, а как оно работает? - мне подумалось, что удачно переключившееся внимание может быть мне на руку. - Это ваше сложно воспроизводимое? Как такое вообще можно выговорить, не сломав язык?
        Родительница глянула, как водой ледяной окатила.
        - Ответы ты узнаешь в том случае, - она протянула ко мне руку. - Если сядешь со мной в машину. Тогда, по прибытии в защищенное место, я разъясню для тебя все нюансы гармонии. И на все прочие вопросы отвечу. Скажу сразу: ты не вернешься в квартирку на Замшина. Безобразную подработку также оставишь. Мы в достаточной мере обеспечены, чтобы не подвергаться такому позору. Круг знакомств...
        Выбор без выбора? Нет, милая матушка, мы еще поглядим, кто что оставит...
        - Можешь не продолжать, - я сделал шаг назад. - Нет.
        Материнская рука бессильно опала.
        - Надеюсь, что ты передумаешь, - суховато выговорила Богдана. - Пока же слушай. Все детали работы твоего отца были известны узкому кругу лиц. Собственно, Диме, мне и Мстиславу. Ольга, коллега твоего отца, кое-что знала. Клод в общих чертах. Клода мы отбрасываем. Он не лингвист и осведомлен был лишь о направлении изысканий. Ольга не соприкасалась с миром Ночи, и понятия не имела, что, в сущности, создает ее руководитель.
        - Это не помешало вам ее приговорить, - глухо сказал, вспомнив о печальной участи доцента.
        - Можешь не верить, но та авария - несчастный случай, - холодно откликнулась мать. - От таковых никто не застрахован. Мы к смерти Ольги непричастны.
        Пожал плечами. В какой уже раз? Вычленил гадкое для моих ушей «мы». Богдана сократила список посвященных до двоих: себя и дяди Славы. Руку даю на отсечение, вот к его кровавой гибели ма имеет самое прямое отношение.
        - Остались я и Мстислав, - созвучно моим рассуждениям вздохнула родительница. - Я бы скорей умерла, чем позволила навредить Диме. Что же до Пивоварского... Виктор, конверт.
        Белая обертка для секретов перекочевала из грубых ручищ в тонкие аристократические пальцы. Обручальное кольцо ма не перестала носить.
        - Взгляни, - мать протянула мне три фотокарточки неплохого качества.
        На них в дорогой, явно ресторанной обстановке, сидели друг напротив друга Мстислав Юрьевич, друг и коллега отца, и Власта, Верховная Ковена Северных Ведьм. Их засняли в профиль, не в упор, но перепутать было бы сложно. Внешность Власты редкая, «штучная», а серый в тонкую полоску костюм дяди Славы я знал до последней складки, так часто он в нем к нам приходил.
        - Запись их разговора велась? - спросил, потому как совместный обед еще не доказательство убийства.
        Богдана покачала головой.
        - Тогда почему ты уверена, что дядя Слава виновник всех бед?
        - Если отставить в сторону внезапное обогащение Мстислава вскоре после того разговора, - мрачно сказала родительница. - Есть куда более весомый факт. В день убийства к Диме прикасались четверо - это я знаю наверняка, лично провела ритуал. Я, ты, Мстислав и... всякий раз забываю, как ее звали: Соня, Тоня? Погляди.
        Ма вытряхнула из конверта все содержимое, передала мне. Кадров было немало. На одних уже знакомая мне по фото симпатичная девушка находилась подле отца; где несла стопки бумаг, где, вероятно, получала разнос (опущенные голова и плечи обычно идут в комплекте с негативными отзывами).
        И другие имелись кадры, где Софья стояла навытяжку перед незнакомкой.
        - Та, что постарше - это Илона, приближенная Власты, - пояснила родительница.
        Кивнул. Сделал вид, что тщательно разглядываю фотокарточки. Сам же думал о другом.
        На моменте с перечислением прикасавшихся Богдана не выказала никаких эмоций. Ровный голос, лицо без выражения. Но я наконец-то понял, прочувствовал, из-за чего отстранилась от меня мать. Крохотный червячок сомнения - о, он, несомненно, разбивался о монолит здравого смысла и материнской любви - медленно подтачивал ей душу.
        Такого не может быть, но все же, вдруг? Вдруг она чего-то не узнала, не проконтролировала в прошлом? Что, если она взрастила чудовище?
        Она давила червя каблуками, топтала и била. А он восставал, собирался из ошметков, и принимался грызть заново изнутри разум и подсознание ма.
        - Я не убивал па, - ровно произнес для того, чтобы червь недоверия загнулся, наконец, без шанса на возрождение. - Студентку звали Софья. В университете о них с отцом ходили непристойные слухи...
        Мать смежила веки. Хорошо. Может, теперь треснет лед между нами.
        - Не верь, - повела она кистью руки. - Любовницей Димы она не являлась. Студентка, воздыхательница и соглядатай, вот кем она была. Приезжая слабосилка, из закладных, прихлебательница Власты.
        - Тоже из Ковена? - удивился: такой информации Хелен о девушке не раскопала.
        - Кто б ее взял? - фыркнула Богдана. - Но очень хотела попасть в круг - билет в будущее вытащить. Выслуживалась перед Властой, как когда-то Дашка передо мной. Той я помогла, она доказала полезность. А эта... Разумеется, Софья старалась. Только Диме было недостаточно смазливой мордашки и раболепия. По-моему, он даже не замечал эту моль.
        - Дай угадаю: до родной Молдавии девушка не доехала? - в моем голосе не было обвинений, только сожаление. - Постой. Ты сказала, что после встречи с отцом отказалась от силы, тогда как смогла провести ритуал?
        - Про Софью ты верно догадался, - мать коснулась лба. - Что же до ритуала... Теперь я понимаю, что решение оградить тебя от всего, что связано с миром Ночи, было неверным. Видишь ли, сила - это не инструмент, который можно применять, а можно отложить ввиду ненадобности. Нет, какая-нибудь закладная дурочка не сможет ощутить крепость, глубину связи с силой, отклик пройдет незамеченным. И для силы такая балбеска станет всего лишь сосудом: заполнить и покинуть, как сосуд износится. Мы же, носители древней крови, осознаем, что сила - нечто большее. Сложно говорить о разумности, о сознании, но то, что дар - не механизм бессмысленный - есть истина.
        Богдана могла бы и с меньшим пылом меня убеждать, уж я-то больше многих мог поведать о сложности нематериальной составляющей, облеченной в мою плоть. Кое-кому совсем скоро предстоит знакомство с моим богатым и ярким внутренним миром...
        Я поднял руки, потянулся, как бы разгоняя затекшую кровь. Охрана напряглась, но не стала делать резких движений.
        Я подал знак.
        Время для слов почти вышло. Обидно, многое останется не узнанным, но тянуть дольше нельзя. Не при матери на мосту самоубийц.
        - Чтобы отринуть силу, я и Ковен вынуждены были принять ряд условий, - продолжила мать, не дождавшись от меня реакции, кроме потягушек. - Диму задушил Мстислав, но с подачи Власты. Пигалица-молдаванка вынесла бумаги, как им думалось, с результатами работы Димы. Рука Ковена коснулась моей семьи, жизнь мужа пресеклась по их вине. Одно из условий было нарушено. Я отправилась к месту проведения ритуала и вернула свое.
        Нахмурился.
        - Я знаком с Властой, - озвучил то, что матери известно. - И она не производит впечатления слабоумной.
        - Что ты хочешь сказать?
        Теперь хмурились все: я, мать, охранники, чернеющие тучи, волны в Обводном.
        - Так жестко подставиться - это надо быть идиоткой, - вздохнул. - Тебе самой не кажется, что все слишком очевидно и однозначно? Прямая дорога, проспект к твоему воссоединению с силой. А другие версии ты вообще не рассматривала?
        Финал 20.10.2022
        Драгоценная матушка порывалась вставить какое-то возражение, без сомнений, исполненное негодованием и уверенностью в своей правоте, но я не дал.
        - Ма, я абсолютно точно, из первых уст, знаю о заинтересованности в работе отца другой стороны, - я давил голосом, взглядом, убежденностью. - И сторона эта с Ковеном не в ладах. Федя Ивановна Палеолог, знаешь такую?
        Мать фыркнула, почти как мой одомашненный «манул». Негодования во взоре поубавилось, проявились заинтересованность и работа мысли.
        Я не льщу матери. В плане интеллекта до профессора Бельского ей далеко, как, впрочем, и мне, и процентам девяноста мыслящего населения Земного шарика. Всем, кроме гениев, а таковых никогда не бывает в избытке. Однако родительница моя далеко не глупа, и способна мыслить рационально. Главное, вовремя сбить ей здравыми аргументами эмоциональный порыв. Направить энергию и мысль в нужное русло.
        - А есть кто-то в петербуржском мире Ночи, кто не знает старую паучиху? - вопросом на вопрос ответила Богдана.
        Позволил себе улыбку. Из Ковена мать вышла, а про специалиста по древностям отзывается ровно так же, как и ее бывшие товарки по ведьмовскому сообществу.
        - Я, например, не знал, пока на одном горящем пароходе не выудил из саквояжа старушку, - покачал головой вверх-вниз. - Уверен, тебе не нужно пересказывать подробности.
        - Без надобности, - ровно откликнулась мать.
        - Я так и понял. Так вот, Палеолог настойчиво выспрашивала о записях, которые остались после смерти отца. Ведьмы чуть не шипят при одном ее имени. И я сильно сомневаюсь, что Федя Ивановна знает о трудах па от Власты или кого-то из ее круга.
        Родительница склонила голову на бок.
        - Земля слухами полнится, - поставила под сомнение мои доводы Богдана. - А паучиха до омерзения умна.
        - Допустим, - не стал спорить. - Тогда как быть со сведениями, что в день смерти отца по университету хаживал, цитирую: «Высокий черноволосый мужчина в костюме». Тот же свидетель, прости, обойдусь без имен, видел немногим позже и профессора Пивоварского. «Он очень спешил, и лица на нем не было», - я снова повторил за вурдалачкой, что раздобыла для меня эти сведения. - В деканате же убеждены, что Мстислав Юрьевич в тот день не вышел на работу, болел. Однако далее показания сотрудников и студентов расходятся. В мелочах, В мелочах, в едва заметных нестыковках по времени. Свидетель непредвзят.
        - Кто? - выдохнула Богдана. - Кто твой свидетель?!
        Отрицательно покачал головой.
        - Хватит смертей, ма, - мягко попросил. - Довольно случайных и неслучайных убийств, достаточно «сопутствующего ущерба». Ты не узнаешь от меня имен, и не нужно приказывать своим холопам, чтоб волокли меня в машину, - это я на взгляд матери через плечо среагировал. - На меня не действует вурдалачье внушение. А ведь именно на работу вурдалка похожи расхождения в показаниях университетских человечков. Далее. Допустим, отца задушил Пивоварский. Ради бумаг? Ему не проще было копии сделать? Сам он додумался до убийства, или ему помогли? Был ли он настолько сильнее па физически, что смог запросто лишить жизни друга и начальника?
        - Перед тем, как душить, он ударил его по голове, - стылым голосом произнесла ма. - Сзади. На бронзовом пресс-папье осталась кровь.
        - И эту ненужную деталь ты просто позабыла мне сообщить? - всплеснул руками. - Не суть. Удар объясняет, как дядя Слава мог справиться с высоким и не таким уж слабым отцом. Но зачем ему было поднимать руку на друга? Захотелось? Чтобы секрет абракадабры остался только в записях? А то, что ты в курсе, и что дома у нас есть сейф, про это он не подумал? Или Пивоварскому помогли захотеть совершить эту низость? Как думаешь?
        - Высокий. Черноволосый. В костюме, - выделяя паузами слова, проговорила мать. - Еще. Описания. Имеются?
        - Вижу, у тебя есть кто-то на примете, - сердечно откликнулся я. - И с выводами о внушение не споришь.
        - Выводы сомнительные. Но я обязана проверить все, даже самые невероятные версии. Речь о Диме! - она сорвалась на крик.
        Рдяный отблеск на уровне четвертого этажа в здании напротив. Время вышло.
        На воодушевлении, на внезапной ясности мышления я бросил на стол (или вернее будет сказать: на мост?) еще одну карту. Туза или пустышку? Будет видно.
        - Его, того, кто на примете, зовут Егор? - спросил, как о прогнозе погоды. - И он состоит в вашей теплой компании. Или даже руководит ею?
        Ведь кто-то должен был завлечь в организацию - так и не спросил название, а теперь уже и некогда - мою убитую горем утраты родительницу. Тот, кто предложил ей месть, дал «инструменты».
        Такие группы не собирают ради того, чтоб отомстить. Тем паче, не все жертвы их деятельности связаны с отцом. Месть - только повод для вовлечения сильной ведьмы. Кровно заинтересованной в успехе организации.
        Ошибся с предположением? Пускай, ничего не теряю.
        Увы, Богдана не успела выдать реакцию на мой «пробный шар». С громким хлопком и яркими лепестками пламени вылетели два соседних стекла на четвертом этаже пыльного кирпичного уродца.
        - Ты говорил про снайпера? - подалась вперед ма.
        - Тебе послышалось, - невозмутимо возвел очи горе.
        Нет больше снайпера в мире живых. Лесные тренировки прошли не впустую. Я сдержал обещание, данное огнегривому. Как ни странно, помог мне Евсей с его «глазами». В минутку отдыха я выспросил его, как это работает. Лесовик пустился в путаные объяснения, из коих я извлек простую мысль: хозяин леса связан со всеми обитателями леса, как если бы они были частичками Евсея.
        Это было так схоже с моим восприятием огненной сути, что я буквально загорелся. Основой образа стал Ух, бородатая неясыть. Уж не знаю, откуда в лесах Псковщины взялся краснокнижный птиц, он, по идее, селится в иных местностях. У моего не каноничного жар-птица глазищи светились истинным огнем, и сам он был соткан из чистого пламени.
        
        Мы с огнегривым договорились: я дарую ему полет, он безропотно принимает волю своего хранителя. Переговоры проходили странно: я говорил, а ответы мне приходили на уровне ощущений и искр перед глазами.
        Важен не процесс, а результат. И результат покрывал гарью кирпичную стену.
        Мать сузила глаза, уперлась в мою грудь тяжелым взглядом. Терзали ли ее сомнения? Наверняка.
        - Никита, второй сценарий, - не оборачиваясь, обронила она всего три слова.
        Сухой щелчок, выстрел. «Вот тебе и мальчишка-щенок», - успел подумать я. Силы, проклятия, даже пламя - медленнее пули.
        Лобастый мужик упал, как подкошенный. Из головы принялась натекать кровавая лужица.
        На покрытие моста полетел огнестрел. Его хозяин нервно сглотнул и зашагал к парапету. «Как на параде», - подумал и едва не прозевал момент, когда ладони парня обхватили литое чугунное ограждение.
        - Что он делает? - выпалил я, тщась понять происходящее.
        - Так надо, - ответила ма голосом, каким читала мне сказки. - Так ты сможешь уйти. Не со мною.
        «Живым», - повисло невысказанным.
        - Стоп! - прикрикнул на вихрастого, глянул на наручный циферблат. - У нас есть минут пять-десять. Разберемся. Зачем ему прыгать?
        Один паренек уже сигал на моих глазах с моста. Спасибо, мне не нужно повторения.
        - Виктор был не мой человек, - ответила мать. - Так жаль, что Никита поддался зову из глубин, его разум помутился. Он застрелил товарища, а затем принес себя в жертву, прыгнув с моста. Все произошло внезапно, ты воспользовался моментом и скрылся.
        - В жертву? - полыхнул я. - Вы что их, зомбируете?
        - Никита осознает, что делает, - не утешила меня родительница.
        Осознает? И она выбрасывает в Обводный такую небывалую преданность?
        - Отдай его мне, - сказал, как о вкусной корюшке из детства.
        «Ма, дай рыбу».
        - К тебе ему нельзя, - покачала головой мать.
        - Угу, - отмахнулся. - Отправлю его охранять «три сосны».
        - Да что там... А, - взмахнула рукой она. - Никита, слушай моего сына, как меня. Не подведи и не подставь его.
        Бледный рыжик закивал.
        Из темных провалов на месте окон повалил дым.
        Я скороговоркой выпалил адрес здания, возле которого оставил байк.
        - Жди меня там, - напутствовал. - Побежал, шустрее! Ма, уезжай немедленно, - это уже родительнице. - Подумай о том, что я сказал. Если...
        - Почтовый ящик чаще проверяй, - ответила Богдана, быстрым шагом приблизилась ко мне, выдохнула на ухо. - Черногория, две княжны.
        Джип унесся по набережной, а я потопал в другую сторону. Только сначала спихнул в воду пистолет. Рыжик его без перчаток держал.
        
        Серый форд подкатил к мосту, когда я дошел до края пролета.
        - Я управился пораньше, не взыщите, прекрасные дамы, - сказал я вместо приветственной речи.
        - Ты назвал время... - ошеломленно и зло прошипела Белава.
        - Чуть позже назначенного, чтобы вы успели меня спасти, - улыбнулся красоткам. - Если все пойдет плохо-плохо.
        - Ты обещал! - возмутилась ведьма.
        - Что передам вам для беседы того, кто будет на мосту, - согласился я. - Если удастся. Увы, мужик попался резкий. Он там, сумеете разговорить - будет здорово.
        «Того», а не «тех», именно так я вчера и сказал Белаве по телефону. Так или иначе, кто-то остался бы на мосту, я бы о том позаботился. Вышло чуть иначе, но в рамки договоренности укладывалось.
        А что? Игра «на своих», она такая.
        Мать я им не выдам.
        - Труп? - коротко уточнила Власта. - Он был один?
        - Нет, - я показал на дым из окон и пламенные язычки, что принялись облизывать крышу. - Но туда не советую подниматься.
        - Ясно, - Верховная не дала своей подчиненной возмутиться. - Уговор в силе. Белава передаст тебе документы, как они будут готовы.
        «Что ты хочешь за информацию?» - спросила вчера Бэл.
        «Дачный участок соседки», - ответил я.
        «Дом, где убили ведьму, плохой выбор для проживания», - похоже, блондинка усомнилась в моем здравомыслии.
        «Его я снесу. И выкопаю пруд», - выдал ей свои планы.
        «На кой тебе пруд?!» - оторопь в голосе.
        «Для красоты. Рыбок подселю. Карасей там или сомиков», - на том я закруглил разговор.
        ...Когда я вернулся из деревни, на скамейке возле парадной сидела девочка. Сидела с ногами, подобрала их так, чтобы уткнуться лицом в колени, и, кажется, спала. Стоило мне подойти ближе, как малявка вздернула носик, опустила на тротуар ножки в белых с синими полосками гольфах.
        - Наконец-то, - и в этом «ц» я снова услышал скрежет старой патефонной пластинки. - Ждать тебя устала.
        - И тебе вечер добрый, Праскуня Карасична, - поздоровался я с дочкой водяника. - С какой целью ты меня ждешь?
        - Жить у тебя стану, - без затей выпалила малявка. - Ушла я от батьки. Лебедей он пустить по воде собрался. И беленьких, аки косточки, и черненьких, как тоска. Пусть, говорит, соревнуются за мой пруд.
        Она шмыгнула носом, пнула какой-то камушек.
        - Осьмью ночами ранее тип один ушлый к прудам пришел, - продолжила говорить Карасична. - Батюшка ему водицы-мертвицы отлил. За плату словами договаривался, не откупом. Меня прогнал, но ясно же - ты его откуп.
        - Я был лучшего мнения о его здравомыслии, - задумался о том, что теперь делать с мелкой, которая сперва меня чуть не угробила, а затем помогла спастись. - Со мной ты жить не будешь. Исключено. Так. Я спрошу по знакомству, чтобы дождик посильней зарядили. Весь парк в лужах утонет, там какое-то время побудешь. А я тем временем придумаю, где тебя обустроить.
        Праскуня от моего решения в восторг не пришла, но и выбор у нее был не особенно велик...
        Белаве я назвал время на час позже того, что мне озвучили. В уверенности, что представительницы Ковена прибудут раньше. И дамы оправдали мои ожидания.
        Ведьмы не стали меня удерживать подле моста самоубийц, так что я прогулочным шагом добрался до байка и своего нового приобретения. Никита не сбежал, он честно ждал меня, где и было велено.
        - Зачем я тебе нужен? - вместо «спасибо» рыжик сплюнул на асфальт. - Если она из-за тебя пострадает...
        - Скажи, как ты относишься к маленьким девочкам? - перебил я щенка, фанатеющего по Богдане.
        - Чего? - он скривился от омерзения. - Ты что удумал, извра...
        - Нянькой тебя сделаю, - я улыбнулся ему многообещающе. - Будешь таким образом искупать преступления.
        Я перебросил ему ключ от дачного домика и рассказал, как добраться. Сам же выкатился на набережную и помчал, куда глаза глядят. Нужно было проветриться, многое обдумать. Надо мною летел, ничуть не уступая байку в скорости, огнекрыл.
        В вышине, распарывая черные тучи, пылал закат. Лучи заходящего солнца отражались от воды, от окон и витрин. От осколков моего мира... Ало-рыжие лучи освещали варианты пути, все развилки, каждый неправильный выбор. Какой из путей передо мной - ложный? Все до единого?
        Та, что дала мне жизнь - она же с легкостью забирала чужие жизни. Начхать, сама или с помощью подчиненных. Предать ее в руки закона? Верный путь... для кого-то другого.
        Оставить все так, как есть? Пусть и дальше льют кровь по Питерским улочкам «шахматисты»? И эта дорога неприемлема.
        Переложить выбор на чьи-то плечи, чтобы другие бились над неразрешимыми задачами? Узкая тропка в один конец, и та - для слабаков.
        Солнечный диск утонул в Неве, огонь занял место в моей груди, а я все колесил по набережным. Выжег в сердце направление, цель: остановить «шахматистов», но вывести из-под удара мать. Как я с этим справлюсь? Сколько преград испепелю на своем пути?
        Ответы предоставит лишь время. Я мог бы забежать вперед, рассказать о кипучей решимости, о потерях и о пламени пожаров... Не стану. Эту история стоит того, чтобы следовать ей по порядку. Шаг за шагом.
        
        КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ.