Я Распутин. Книга третья Алексей Викторович Вязовский
        Распутин #3
        ...Век буржуазного богатства
        (Растущего незримо зла!).
        Под знаком равенства и братства
        Здесь зрели темные дела...
        А человек? - Он жил безвольно:
        Не он - машины, города,
        "Жизнь" так бескровно и безбольно
        Пытала дух, как никогда...
        А. Блок
        Я Распутин. Книга третья
        Глава 1
        Легко сказать, похитить царевича Алексея... А как? Дворец охраняется - будьте нате. И полиция с Герарди, и ЕИВ конвой из казаков. На въезде КПП с пулеметом, патрули с винтовками, гвардия в пяти минутах скачки на лошадях. Все освещено, везде глаза и уши прислуги, которая докладывает новому-старому начальнику дворцовой полиции.
        Плюс моральная сторона дела. Боевики никакого пиетета перед царской семьей не сохранили - насмотрелись уже в столицах разного. Имели шанс сравнить свою сельскую жизнь с крестьянами Европы. Как говорится, небо и земля. Я же сомневался - от такого стресса с больным царевичем что угодно может случится. Пойдет кровь носом и остановить не сможем. Или еще что… И тут был большой задел для размышлений насчет “слезинки” ребенка.
        Впрочем, колебался недолго.
        - Ищите место, где можно будет спрятать Алексея
        - Да что его искать? - зевнул шурин - Дом НикНика, где он с полюбовницей миловался, пустой стоит. Я там недавно мимо проходил.
        Боевики заулыбались, вспоминая наш визит с фотографом в гнездышко развратников.
        - Тогда давайте думать, как проникнуть в Царское - я почесал в затылке - Только перед этим вот что. Ты, Коля говорил, что окрутил какую-то телеграфистку на почте?
        - Что есть, то есть - Распопов довольно заулыбался - Машка - девка огонь. В рот мне смотрит, замуж хочет…
        - Знает она кто ты?
        - Я шо, дурной? Нет, Емельяном представился. Питерских каретных дел мастером.
        - Сможет она для нас телеграммы тайком отослать? Анонимно?
        - Какие? Кому?
        - Надо бы “вздернуть” наших аристократов слегка. Чтобы не было им сейчас до меня. Нужно время на подготовку
        - Как же их можно “вздернуть” какими-то телеграммами? - удивился Аронов
        - Есть способ - заулыбался я, вспоминая проделку Конан Дойля с лондонскими банкирами в 10-м году - Найдете адреса Герарди, Великих князей, акромя “инженера”, начальника жандармерии, главных их гвардейцев. Пусть твоя Анна пошлет им телеграммы без подписи. “Все вскрылось, срочно бегите!”
        Боевики сначала хлопали глазами. Потом засмеялись. Идея такого “спама” захватила их.
        Я же все думал про похищение. Надо подманить Алексея на прогулке в парке Царского. Отвлечь как-то бонну и… А если будет на прогулке Деревянко? Он же мигом нас опознает!
        Так, давайте с другого бока. Помнится, читал я рассказ Честертона или кого-то из англичан, как ловкий вор обобрал клуб в Лондоне - он просто одел фрак и джентльмены принимали его за слугу, а слуги - за джентльмена, ибо и те, и другие тоже носили фраки… Вот и нам нужен такой фрак-невидимка. Кого вокруг дворца много? Да конвойцев же, две, а то и три сотни! Никто и внимания не обратит, если не лицом к лицу столкнутся! Ну так тут смотреть надо - форма у казаков яркая, приметная, издалека видная, вполне можно заранее разойтись.
        Еще там постоянно ходят молочницы, с царскосельской мызы и соседних ферм, по преимуществу финки. Отличная пара вырисовывается - казак и молочница, они же свинарка и пастух. Царевича можно необычной игрушкой увлечь, сделать, раскрасить поярче не проблема. Отвести в сторонку… а как дальше? На телегу с молочными флягами! Самый неприметный транспорт в Царском. Можно даже настоящую угнать - дать по башке и отыграть свое, гори оно огнем! Только надо очень внимательно отследить по времени, где какие караулы меняются, где и когда эти самые телеги ездят… Черт, а вот это будет непросто, там долго не просидишь. Комнату снять? Так непременно в полицию стукнут, придут проверять. На работу устроится? Так работать надо, времени наблюдать не будет. Опять же опознают… Надо думать. Но уже ясно, что нужна Елена.
        Отбил эсерке срочную телеграмму и спустя двое суток она уже была в Питере.
        В столице началась оттепель, застучала капель. В Юсуповском дворце битком - кроме эсерки я вызвал глав всех крупных ячеек “небесников” и представителей стрелковых клубов. Первых на партийную “учебу” - попросил пару известных кадетов, а также Вернадского с Булгаковым прочитать лекции про конституционную монархию, всеобщую избирательную систему… Заодно капитан под шумок устроил аудит финансовых документов. Некоторых лидеров хорошенько так допрашивали, было даже одно “персональное” дело о мошенничестве. Нижегородскому главе светила настоящая уголовка за недостачу. Умник пустил партийную кассу в предприятие друга-купца. Тот прогорел, сбежал в Париж - иди теперь его ищи-свищи…
        Стрелки тоже были позваны не просто так. И у них состоялась своеобразная “лекция”, ее читал специально приглашенный из Сестрорецка Владимир Григорьевич Федоров. Как оказалось, этим летом он вчерне закончил работы над автоматической винтовкой и у него уже даже был рабочий прототип. Помогал ему не кто-нибудь, а сам Дегтярев. Который служит слесарем опытной мастерской при Офицерской стрелковой школе Сестрорецкого оружейного полигона. Спайка двух гениев.
        У прототипа были проблемы с осечками и задержками, но в целом стало ясно - автоматическому оружию быть. И пора начинать работы над автоматом Федорова с магазином на 25 патронов.
        Приглашение от стрелковой ассоциации Владимир Григорьевич принял с удовольствием. Власть не баловала оружейника вниманием, почти все свои изобретения он, по сути, делал за свой счет, так сказать, на общественных началах. И когда после лекции и демонстрации автоматический винтовки, я выписал ему чек на сто тысяч рублей - удивлению и даже растерянности не было предела. Федоров долго отнекивался, отказывался брать деньги, пришлось убеждать “всем миром”. Под общественным давлением, чек он все-таки взял, тут же пообещав передать на испытания в клубы еще несколько создаваемых винтовок. Большой военной ценности они не имели, для пехоты нужнее полноценный ручной пулемет. Но мне было важно, чтобы Федоров почувствовал общественную поддержку, ускорился с опытными образцами. Чтобы они в армию попали не в двенадцатом году, а на пару лет раньше. Пока там оформят государственный заказ, пока обкатают в частях… Самое главное - ручной пулемет сильно ударит по сознанию армейцев. Они, наконец, поймут какой огромной запас патронов потребует будущая война.
        *****
        - Ты сошел с ума! - Елена выглядела настоящей гранд-дамой. Большая шляпа с полями, манто, меховая муфта из соболя. В пустом зале, где только что закончилась лекция, эсерка вертела в руках винтовку Федорова. Умело откидывала затвор, щелкала предохранителем… Прямо русская амазонка.
        На входе стояли хмурые боевики, разворачивали подальше всех желающих войти внутрь.
        - У тебя есть другой план? - коротко, не желая вызвать бурю, ответил я
        - Ты! Хочешь! Похитить! Ребенка!
        “На время позаимствовать” - чуть не схохмил я, но вовремя себя оборвал.
        - Дадим ему снотворное. Алексей не пострадает. Даю тебе слово!
        - Ты чудовище!
        - Год назад ты была готова не просто похищать - убивать людей. По политическим основаниям.
        - И я со стыдом вспоминаю этот период своей жизни! К тому же, это были царские чиновники, взрослые мужчины!
        - И у них есть жены, дети…
        - Это все плохо кончится! Даже если Николай отречется… Он потом передумает.
        - Не дадим. Поезд уже уедет. Лена - я взял эсерку за руки, посмотрел ей в глаза - Я тебе помог. Теперь твоя очередь, помоги не мне - Родине!
        Прозвучало пафосно, но похоже подействовало
        - Это низко так упрекать прошлым! - девушка заколебалась
        - Елена Александровна - я тяжело вздохнул, перекрестился - Видит Бог! Я перебрал все другие способы, пытался найти выход. Его нет. Стране нужна Конституция, а Думе - выборное, ответственное правительство. Только так мы сможем подготовится к будущей войне. Если Николай останется главой государства, этого государства через десять лет не будет на карте. Заодно история слизнет десятки миллионов русских. И сколько там будет детей - одному Богу известно! Да и Никсе с детьми також не уцелеть…
        Этот спич произвел впечатление. Елена испытывающе на меня посмотрела, коротко спросила:
        - Что от меня нужно?
        - Вот это уже деловой разговор. План таков…
        *****
        Тихая паника волнами гуляла по Александровскому дворцу, накрывая крылья, выплескиваясь на курдоньер, отдельно стоящую кухню и расходясь дальше по Царскому селу всполошенной прислугой, усиленными караулами и патрулями гвардейцев, нервными криками городовых, мчащимися санями и авто с полицейскими, военными, гражданскими…
        В крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Екатерины Великой я вышел из автомобиля, страшно ругаясь на дурацкую конструкцию без теплой кабины и почти сразу натолкнулся на взмыленного Герарди. Явился, не запылился! Жалко недолго действовал мой “спам” - услать бы этого проныру годика так на два, на три… На Сахалин!
        - Добрый день, Борис Андр… - только и успел я сказать, как он, едва ли не спихнув меня с дороги, умчался к ожидавшему его экипажу, запрыгнул в него и был таков в вихре снега из-под полозьев.
        “А крепко их тут пробрало” - подумал я, проходя анфиладой в восточное крыло, где были покои царской семьи. Еще бы, такого скопления полиции тут, наверное, никогда не было и никогда не будет, вон, даже Филиппов тут.
        Главный сыскарь Питера лишь на минуту выглянул из кабинета, передал бумаги флигель-адъютанту и махнул рукой ожидавшему у стены Деревянко. Тот с отчаянием обреченного закрыл за собой дверь - надо полагать, сейчас его будут допрашивать. А потом и остальных лакеев, мамок-нянек и вообще тружеников дворцового хозяйства, стоявших в очереди на совершение процессуальных действий, как написали бы в протоколе. Допрос, даже в качестве свидетеля - не сильно приятная штука, а уж для тех, кто косвенно или прямо отвечал за пропавшего цесаревича…
        Да, у нас все получилось - ну так не зря столько готовились. Четыре толковых бабенки, “сосватанных” мне Манькой Шепелявой, трудились на местных фермах, обеспечивая молоком, маслом и сметаной дворцы и казармы Царского Села. Ну заодно и примечая, что где и когда происходит.
        Аронову по кусочкам надергали форму конвойца - заказывать напрямую было слишком стремно, а “своему” портному я доверил только окончательную подгонку. И не потому, что не доверял, извините за каламбур, а просто там в форме такая куча тонкостей, что человеку со стороны, хоть бы и умеющему шить, ни в жисть не понять. Вон, был у нас возле университета клуб реконструкторов, на наполеоновскую эпоху бухали, так они о плетении этишкетов чуть ли не до драк спорили. Так и тут - малость в этих “выпушках, погончиках, петличках” ошибешься и все, опытный взгляд мгновенно разоблачит. А так-то портняжка был мой с потрохами - еще бы, я ему открыл путь к славе и процветанию, пол-Петербурга вслед за мной обшивалась. Ну, может не половина, а четверть, но тоже неплохо.
        Семью тоже не стал в Питер перевозить, снял им дом в Царском. Митька мотался по всему городу, Варька тоже не отставала. Жаль, конечно, что их из дворца выперли, идеальная же позиция была, но хоть так…
        Вышло все почти идеально - Аронов отвлек няньку болтовней, Лена в костюме молочницы подманила царевича леденцом-петушком. И мало-помалу увела за собой. Немного хлороформа, царевич спит. Алексея положили на молочную тележку, прикрыли соломой, заставили флягами и увезли.
        А я тем временем сидел в Юсуповском дворце и трясся, поскольку поставил на карту все. И сорвись мой блеф - все дела пойдут насмарку, а я, в лучшем случае, в каторгу. И то не факт - могут и придушить, не доводя до суда.
        Первым позвонил Дрюня и парой кодовых фраз сообщил, что все прошло удачно. Потом, правда, оказалось, что боевая группа чуть не засыпалась, когда дорогу тележке преградил шедший в казармы эскадрон желтых кирасир и проснувшийся было Алексей помахал им ручкой. Хорошо хоть Лена догадалась перед этим закутать ребенка большим клетчатым платком крест-накрест и цесаревича приняли за сына работницы с фермы…
        Второй же звонок был уже из Царского, звонил, как ни странно, барон Фредерикс и голосом с визгливыми интонациями, совершенно необычными для него, потребовал моего срочного приезда. Вот я и приехал.
        Государь был плох. Мешки под глазами, руки ходуном, постарел разом на десяток лет. Еще хуже с царицей - та ожидаемо впала в истерику и безутешно рыдала. Когда я появился в гостинной - даром что не бросилась мне на грудь, причитая, что зря позволила отселить Парашку с детьми. Умоляла простить и вымолить сына.
        Меня же колотило ничуть не меньше - ничего ведь еще не кончено, все может сорваться в любой момент.
        Совместный молебен немного всех успокоил, заплаканных княжон увели спать, когда примчался бледный Герарди и прямо в руки передал Николаю конверт.
        В нем было письмо, составленное из букв, вырезанных из газет.
        “Завтра в полдень подписать публично, в присутствии репортеров и послов, конституцию кадетов и передать всю власть избранной Думе. Ребенок будет передан обратно через три дня в полдень на одном из вокзалов. В противном случае… Время пошло”.
        Царь поначалу просто не поверил.
        - Нет, нет, этого не может быть! - и бросил лист, на который я с таким трудом ночью наклеивал буквы, прямо на пол.
        Потом начал кричать. Лицо самодержца так покраснело, что я испугался - вот хватит его удар и власть передавать будет просто некому. Но нет, Николай выдержал первый приступ. Суета слуг, обморок Аликс, которая подобрала письмо…
        Вот кому реально поплохело - начальнику штаба Отдельного корпуса жандармов Саввичу. Схватился за грудь, еле успели подхватить под руки.
        - Никто! Слышите, никто - помазанник ткнул в конверт - Не должен узнать об этом. Всех слуг, нянек изолировать. Казаков запереть в казарме…
        - Какой позор - рядом тихо вздохнул Федерикс, вытирая пот со лба платком
        Следом разъяренный царь наорал на полицейских за то, что они до сих пор не смогли найти никаких зацепок.
        - Может, привезти собак из питомника в Петергофе? - потерянно пролепетал Герарди.
        - Если вы сами ни на что не способны, везите хоть собак, хоть кошек! Найдите Алексея! Сегодня же!
        Полицейские гурьбой покинули кабинет, от греха подальше. Остались только мы с Федериксом да император, который неожиданно придвинул стул к окну, сел и прислонился к стеклу лбом.
        - Если бы они попросили выкуп… Но конституция! Нет, России без самодержавия не выстоять…
        - Ваше Величество… - начал было барон, но Николай только махнул рукой.
        - Подите прочь!
        Министр ушел, а я вот нет. Сел рядом, положил руку на плечо царя. Было ли мне его жалко? Было. Но Россию было жальче.
        - Подпиши, бумага стерпит
        - Ты еще тут?
        - Где же мне быть?
        - Я окружен предателями… - Николай закрыл лицо руками - Все бесполезно.
        - Манифест от 17-го - продолжал нашептывать - Считай, та же конституция. Ну будет еще одна бумажка, большое дело. Как вернут Алексея и ежели похочешь, порвешь ее и всех делов. Жизнь сына важнее!
        Царь отнял руки от лица, посмотрел на меня долгим взглядом.
        - Великие князья не позволят подписать… да и маман
        Как же ему тяжело даются решения. До последнего всегда тянет.
        - Ежели сына по частям начнут присылать? Тогда что?
        Николай побледнел, в глазах показались слезы. В кабинет зашла Аликс. Царица зачем-то переоделась во все черное, будто уже кого-то хоронить надо. В глазах у нее плескалось безумие. Сейчас она устроит Никсе… Надо валить.
        - Пойду молится, чтобы Господь ниспослал мне видение о цесаревиче.
        Николай и Аликс подняли на меня глаза. Видок у меня, надо думать, был еще тот - нечесаные с утра патлы, круги под глазами
        - Прикажите в часовню никого не пускать.
        Меня довели до двери с красивыми резными крестами, пропустили внутрь и затворили. Теплый свечной дух и запах ладана подсказал мне, что делать - я взял несколько свечей из ящичка, зажег их от лампадки перед иконой и поставил перед алтарем, а сам лег крестом на пол.
        И заснул - организм от этой нервотрепки как выключился.
        Сколько спал, не знаю, но свечи прогорели до конца и в темноте светились только огоньки лампад.
        В коридоре мне навстречу поднялся Старков - молодой парень-лакей, знакомый мне с первого визита во дворец.
        - Веди, Прохор. Было мне видение.
        Новость пожаром пролетела по всему дворцу и по дороге я слышал, как шепчутся две горничные:
        - Батюшка Григорий Ефимович всю ночь в молениях провел.
        - Спаси бог, спаси бог…
        Николай и Аликс сидели на диване, обнявшись и дремали, склонив головы друг к другу - наверное, так и не легли.
        - Жив царевич, было мне видение, - сказал я, присев перед ними и взяв обоих за руки. - То правильно, что конституцию подпишешь - спасешь сына
        - Где Алексей?!? - спросила царица.
        - То мне неведомо, но где-то рядом, чувствую с ним связь.
        *****
        Думу от Манифеста о даровании конституции разорвало, как того хомячка от капли никотина. Тут, понимаешь, один парламент за другим разгоняют, на депутатов кричат, а Николай вдруг лично приезжает в Таврический дворец и в присутствии репортеров, сенаторов, послов, подписывает Манифест.
        В последний момент все чуть не сорвалось по второму кругу. Владимир Александрович буквально бросился в ноги царю, отговаривая его и хватая за руки. Великий князь чуть ли не плакал, умоляя Николая повременить и дать время полиции. Царь нашел меня взглядом, я лишь покачал головой.
        Под вспышки фотоаппаратов, мы прошли в зал заседаний, помазанник подписал Манифест, отдал его Головину.
        Надо было видеть лица депутатов. История о похищении царевича так и не вышла за пределы Царского Села - никто ничего не понимал. Началась давка на балконе, где находились репортеры и публика, потом она перекинулась в зал - все хотели посмотреть, а что именно подписал Николай.
        Надо было срочно публиковать и манифест, и конституцию. Но у нас был первый документ и только черновик второго.
        Октябристы бушевали, Пуришкевич орал с трибуны, Шульгин и Балашев мутили в кулуарах, но явно согласованной позиции не имели. Все были в страшной растерянности. Слишком крутые перемены и никто к ним не был готов.
        Заседать исключительно нашим с кадетами блоком я посчитал неправильным. Все-таки у октябристов полторы сотни голосов, да и начинать такое дело ссорой со Столыпиным не стоит. Последний, кстати, сам заявился на собрание, сел справа у стола. Как министр внутренних дел он, естественно, знал о событиях в Царском, но помалкивал.
        - Заседание Сеньорен-Конвента Думы объявляю открытым - откашлялся Головин, посмотрел вопросительно на меня. На столах у всех лежал проект Конституции кадетов, отдельно поправки от небесников , которые составил Варженевский с приглашенными юристами. Разумеется, следуя моим ценным указаниям.
        - Выборы должны проходить по цензовому принципу! - начал с самого важного Шульгин.
        - Полностью согласен, Василий Витальевич! - в ответную атаку пошел я - Ценз предлагаю двойной - либо имущественный, либо образовательный.
        - Это как?
        - Недвижимое имущество на определенную сумму и окончание гимназии либо приравненных заведений, реальных училищ, например. Если проходит хотя бы по одному цензу - то может голосовать.
        Парламентарии задумались - октябристам импонировал имущественный ценз, кадетам - образовательный. Столыпина устраивали оба варианта.
        - И как часто вы предлагаете проводить выборы?
        - В думу - раз в пять лет, как в рейхстаг.
        - А в Государственный совет?
        - Своих представителей губернии могут избирать когда угодно. Тоже на пять лет. И государь также может назначать в любое время.
        - Назначать?
        - Именно. А еще судей Верховного и Конституционного суда, причем этих - пожизненно. Еще государю необходимо право вето на утвержденный Думой состав правительства.
        Николая никак нельзя было оставлять без рычагов, а то эти говоруны могут без надзора в разнос пойти. Потому мы предложили совместить посты главы государства и верховного главнокомандующего.
        Думцы заволновались, но после короткой дискуссии согласились, что это приемлемо. Судя по всему, их уже начинало раздувать от чувства собственного величия - еще бы, первый настоящий парламент в России, ответственное правительство! Ничего, я эту свору еще взнуздаю, узнаете, что такое настоящая работа. А то ишь, в реале сидели, по пять-семь лет важнейшие законы не могли принять!
        Пока депутаты шумели, Столыпин кивнул мне на выход. Пора было договариваться о реальной власти.
        Глава 2
        - Мне все это очень и очень подозрительно! - премьер посмотрел на меня долгим взглядом.
        Сели в кабинете, Анечка принесла на подносе чай. И этим сбила Столыпина с мысли. Я ввел для сотрудников секретариата униформу - черные юбки, белые блузки, никаких сложных причесок у женщин. Волосы закалывать в пучок или хвост - офисный минимализм. Но и в таком виде Танеева выглядела прекрасно. Девушка стала носить очки на цепочке - прямо учительница в старшем классе, мечта пубертата.
        - Вы?? Анна Александровна… Как же так? Здесь? Секретарем?? - премьер увидел чай на подносе
        - Всякая работа почетна! - Танеева сказала, как отрезала. И подала мне срочный номер Слова, который мы втайне готовили, чтобы обойти конкурентов. Гигантский тираж, огромные, аршинные буквы в заголовке. “Конституция! Слава царю!”.
        Столыпин впился глазами в передовицу, я подвинул газету ему поближе.
        - Ничего подозрительного тут нет - я ловко перевел разговор, показывая глазами Танеевой, чтобы она оставила нас - Имел беседу с редактором “Слова”. Каюсь, проговорился о вчерашних разговорах про Конституцию в Царском. Вот они и подготовились.
        Я хитро посмотрел на Столыпина.
        - Сегодня же вечером хотим у Зимнего торжественный митинг собрать. Ты не против, Петр Аркадьевич?
        Напор и напор. Не дать ему вернуться к подозрениям.
        - Зачем митинг??
        А чтобы царь ненароком не передумал.
        - Разумеется, в поддержку Манифеста. Сколько народ чаял свободы и вот она, бери, не хочу! Я бы и завтра митинг собрал, а також всю неделю славил царя на площадях.
        - Стало быть, судьба Алексея тебя не волнует?
        - Молюсь за него каждый день! Было мне видение - все будет ладно, вернут малого в целости.
        Разговор опять повернул в ненужную сторону.
        - Дозволяешь митинги?
        Столыпин поперхнулся чаем. Вот так за здорово живешь брать на себя ответственность?
        - По премьерству твоему все решим прямо тута - я решил зайти с козырей - Как только соберется Дума, назначим заново главой нового правительства. Все голоса на то у нас есть…
        Столыпин задумался. Он явно меня в чем-то подозревал. Но и куш перед ним светил приличный. Стать сразу первым избранным премьером страны, главой ответственного правительства. Не нужно прогибаться перед великими князьями, слушать часами жалобы Аликс и угождать царю - бери и делай. Прямо просвещенная Европа. Большой соблазн.
        - Фрейлины тебе чай подают, министры на поклон ездят, теперь уже и премьеров значит, назначаешь?
        А вот на это провокацию мы не поведемся!
        - Не я, народ! А за Танееву мне выговаривать - стыдно. Вон, девок без любви в деревнях выдают, так сколько их потом вешается или топится… Давно на похоронах не был?
        Повздыхали. Столыпин, похоже, неплохо знал о ситуации с фрейлиной и в этой истории еще не успел дойти до конфликта с ней.
        - Какие условия? - премьер допил чай, достал из портфеля бумагу, макнул перо в чернильницу. Записывать готовится.
        - Деловой подход - покивал я - Мыслю так. Надо бы разделить премьерство и пост министра внутренних дел
        - Согласен. Сам уже с трудом справляюсь. Кого хочешь на МВД?
        - Зубатова - вздохнул я. Сейчас начнется жар. Добавил: - Охранное отделение с жандармерией надо бы слить - одним делом заняты. Назвать, скажем, Службой государственной безопасности. А хошь - комитетом, как французишки называют.
        Я посмеялся про себя. Сколько уже бабочек в этой истории перетоптано - не сосчитать.
        - Отделения жандармерии в войсках отдать СМЕРШу.
        Вот тут наконец, до Петра Аркадьевича дошло и он заспорил. Поскольку не хотел создавать второе силовое ведомство - конкурента МВД. Пришлось нажать на него, рассказать о прогнившей охранке. Рачковский - экс-глава зарубежного отделения был много лет завербован французами и работал на Второе бюро. Замешан в убийстве Плеве, якшался с Азефом, который собственно и укокошил бывшего министра внутренних дел. Рачковский сейчас хоть и в отставке, но его люди работают во всех отделениях, начитываются “Протоколами сионских мудрецов”*** от бывшего шефа. Тут требуются чистки. Проще это делать во время реорганизации. Да и вообще правильно разделить полицию и спецслужбы. А то, когда они все варятся в одном котле… Не к добру это.
        Дискутировали долго, Танеева успела принести легкие закуски с новой порцией чая. Наконец, согласовали все позиции, мне пришлось сдать Столыпину должность начальника Комитета. Кто им будет - не знал ни я, ни сам премьер. Отказался также и от идеи “товарища” премьера. Столыпин совсем не хотел себе зама, который может его подсидеть.
        Пока мы торговались, депутаты согласовали финальный вариант Конституции. Многое отстоять не получилось. Ни избирательного права для женщин, ни всеобщих равных выборов… Еле отбил единоличное назначение губернаторов Столыпиным. Тема Синода и обер-прокурора тоже подвисла, решили вынести ее на голосование Думы отдельным вопросом. Хотелось, конечно, пораньше пустить Православную церковь в свободное плавание, дать архиепископам-митрополитам столь чаемого им патриарха, но сейчас важнее было не опрокинуть лодку, которую и так штормило.
        Голосовали за Конституцию несколько раз. Сначала взбрыкивали октябристы, потом с очередными правками прибежал Головин - у кадетов подгорело с Финляндией.
        - Ее статус определим позже - отрезал я - Скорее всего отменим все привилегии и сделаем княжество просто губернией. Но сначала туда надо будет ввести дополнительные войска. К бабке не ходи - начнутся волнения. И по Польше також придется что-то решать.
        Опять споры, кулуарные интриги… Только сейчас октябристы и Ко поняли, какую власть получает не просто Дума, а главы комитетов. Опять пошла торговля. Конституцию мы могли принять простым большинством, но я хотел ?. А желательно единогласно. Понятно, что националы будут против, левые скорее за - перед ними открывалась возможность взять всю следующую думу. Образованных среди эсеров и трудовиков - пруд пруди. Оставалось убедить октябристов. Делать было нечего, пообещал переголосовать комитеты. От обещал ведь никто не обнищал, правильно?
        Наконец, рано утром, двадцатого декабря 1907-го года, в пять тридцать, подавляющем большинством мы, сонные и вусмерть уставшие, приняли Конституцию. 402 голоса за, сорок один против. Каждого заставил лично подписаться на огромном листе-приложении. Те, кто против, тоже. Страна должна знать своих героев!
        Собрав все документы, я помчался в редакцию Слова. Там тоже не ложились спать - ждали. Точнее попытался помчаться. Дорогу из приемной мне преградила Елена.
        - Ты?!? - я обалдело уставился на эсерку, которая была одета под мещанку. Простенькое, серое платье, замызганный полушубок. На голове - цветной платок.
        - Я! Специально приехала посмотреть, правда ли?
        - Что правда?? - я затащил Елену внутрь, захлопнул дверь - С кем Алексей??
        - Мальчик с Распоповым, учится играть в чижика - девушка достала из кармана часики, посмотрела на них - Точнее, учился. Сейчас спит.
        - Ты должна быть с цесаревичем! - прошипел я ей в лицо - Ты что творишь??
        - Это что ты творишь?? - прошипела в ответ эсерка - Взял себе Танееву в любовницы и думаешь, я не узнаю?! Где она?
        Елена пробежалась по приемной, зашла в кабинет.
        - Окстись! Шесть утра! Анна устроилась ко мне секретарем. Я ей обещал помочь, когда жил во дворце…
        Какой дурдом! Страна входит в эпохальный период, я везу публиковать важнейший после Русской правды документ в истории России, а тут Елена с ревнивыми бреднями.
        - А это? Это что? - девушка кидает на стол номер “Кабацкого листка”, низкопробной желтой газеты. В ней целая статья посвящена персонально мне. И Танеевой. Ее называют госпожа Т. Журналист прямо намекает, что “старец” соблазнил и увел прямо из под венца фрейлину двора. Скандал!
        А ведь я даже не прикоснулся к Анечке. Хотя та и намекала. Во дворце зашла в мои покои полураздетой, спрашивала не надо ли чем помочь. Но я работал над правками к Конституции - мне было не до утех. А теперь обидно. Так хотя бы за дело полоскали.
        - Ложь! От начала до конца - отмел я подозрения Елены - Ничего промеж нас с Танеевой не было! Богом клянусь!
        Я перекрестился. После чего взял икону из красного угла, поцеловал.
        - Ну раз так… - эсерка в удивлении покачала головой
        - Елена Александровна! - я умоляюще сложил руки - Езжай обратно! Завтра вам возвращать Алексея. Кстати, мальчик сможет вас опознать?
        - Нет. Как ты и велел, мы надевали на лица шелковые маски. И ему тоже, вроде как игра.
        - Тогда срочно езжай назад. Как только все будет готово, дай знать.
        По пустым, утренним улицам я почти мгновенно домчался до редакции Слова, текст Конституции тут же начали заверстывать.
        - Эпохально! Я прямо поверить не могу… - Перцов прыгал от счастья и даже позвал Адира сфотографировать сначала меня, а потом себя с листами Основного закона - Мы считай вошли в историю! Да что вошли… Вбежали!
        Ага… Как бы нас за такое из истории не вынесли. Вперед ногами.
        - …. никто не ожидал. Месяца не прошло, как Его императорское величество вновь наотрез отказался от Конституции - и тут вдруг такие перемены - Перцов продолжал фонтанировать эмоциями - Григорий Ефимович, вы не знаете, что случилось?
        Киднепинг будущего русского царя. Я очень надеялся, что благодаря моим усилиям Ипатьевского дома в этой истории не случится и мы с Алексеем и княжнами отделались “малой кровью”.
        - Царь внял чаяниям народа. И моим молитвам - я тяжело вздохнул - Но уверенности, что до конца - нет. Павел Петрович, вели подверстать внизу передовицы объявление.
        - Какое??
        - Сегодня с обеда и все следующие дни на Дворцовой площади мы будем славить царя.
        - Дельно! Сейчас же распоряжусь.
        Перцов убежал, а я перекусил в трактире и поехал … в Зимний. Взошло яркое солнце, день обещал быть ясным. Опять начала стучать капель - декабрь выдался непривычно теплым, не питерским. На улицы, со вчерашними газетами в руках, высыпали толпы людей. Они яростно о чем-то спорили, кто-то уже шел быстрым шагом в центр. Ничего… Сейчас мы по вам вдарим экстренным выпуском Слова - Перцов велел нанять максимальное количество уличных мальчишек-газетчиков - и вот тут посмотрим чья возьмет. Ни секунды не сомневался, что Николай попробует все откатить обратно.
        В Зимнем я скинул шубу служителю, быстрым шагом пошел в рабочее крыло. Дворец напоминал растревоженный улей, чиновники бегали по этажам с бумагами, лица у них были ошалевшие. Кое-кто из знакомых лиц пристроился мне в фарватер, усилились перешептывания за спиной.
        - Где кабинет главного цензора, Блюма? - я схватил первого попавшегося чинушу, рявкнул прямо в лицо. Пора показать этой братии, кто в доме хозяин. Столыпин запросто пришел на заседание Сеньор-Конвента Думы, ну и я тоже стесняться не буду. Меня провели к Блюму - круглому, одышлевому толстячку в пенсне.
        - Указ о «Дополнении временных правил о повременных изданиях» вам уже не указ?! - грозно начал я, даже на закрывая дверь кабинета. Сзади прибавилось чиновников, народ вытягивая шеи, внимательно слушал.
        - А что собственно происходит?!? - толстяк нервно подскочил из-за стола.
        - А вот что происходит - я сунул ему в руки номер Кабацкого листа - Поносят сволочи, порочат светлое имя госпожи Т.
        - Хотите знать кто это? - я повернулся к чиновникам.
        Судя по их глазам - они хотели знать. Кое-кто даже очень-очень.
        - Это Анна Танеева. Фрейлина государыни. Светлая, благочестивая девушка! Меня оклеветали, ладно, привык. Но ее!
        Блюм прилично так взбледнул, засуетился:
        - Собственно, мы в главном управлении по делам печати нынче такими вопросами не ведаем. Вам надо в Осведомительное бюро
        - Умолкни! - опять рявкнул я - Развели тут бюрократию. Ну ничего… Мы с Петром Аркадьевичем вычистим ваши авгиевы конюшни!
        С цензурой в стране и правда надо было что-то делать. МВД насоздавало дублирующих структур: Главное управление печати в теории контролировало всю прессу, могло закрывать газеты, но вот за достоверностью сведений, поступающих в газету, следило другое ведомство. Осведомительное бюро Главного управления цензуры. Лебедь, рак и щука.
        - Сей же час все решим!
        Упоминание Столыпина подействовало, Блюм засуетился, стал вынимать какие-то папки из стеллажа.
        - Нужно заявленьице подписать, сразу дам делу ход
        - Принесешь в кабинет Петра Аркадьевича - я уже выходил в коридор, расталкивая чиновников - Чего столпились? Работы нет? Зажрались вы тут, братцы. Ну ничего, нынче новые времена наступили. Теперича придется вам поработать как след.
        Нагнав страху на бюрократов, я пошел в кабинет Столыпина. И сразу попал “с корабля на бал” - премьер проводил заседание кабинета министров. В усеченном составе.
        Секретарь попытался встать “горой” на моем пути, но я его взял подмышки, переставил прочь. Сзади опять раздался дружный “ох”.
        - Не помешаю, Петр Аркадьевич? - я снял черные очки, посмотрел на Столыпина. Тот тяжело вздохнул, кивнул в сторону свободного стула.
        Присутствовали основные “игроки” - военный министр Редигер, мой “протеже” Янжул, черная лошадка, малознакомый мне министр иностранных дел Александр Извольский, грустный, с заплаканными глазами, граф Фредерикс. Этот мне вяло кивнул, отвернулся. Янжул, рядом с которым я сел, пожал руку. Приветственно улыбнулся Редигер.
        Попал я в самый разгар того, как Столыпин устраивал выволочку главе жандармов Саввичу. Тот был - краше в гроб кладут. Похоже его выдернули прямо из больницы, не считаясь с состоянием. Саввич вяло оправдывался.
        - Мы опросили уже больше сотни человек. Все дороги и морские пути перекрыты. Повсеместно организованы заставы. Привлечена армия.
        - Удалось ли соблюсти секретность? - напирал Столыпин - Его Величество особо отметил, что все должно храниться в тайне!
        - Нижним чинам дали установку, что украдены особо ценные документы. Их должны вывезти на ребенке. Ну и описание царевича.
        - Начинайте повальные обыски - стукнул рукой по столу премьер - Переверните Царское село, если надо соседние поселки и деревни.
        - Это больше двадцати тысяч домохозяйств! - ужаснулся Саввич - Нужна минимум пехотная дивизия
        - У меня лишних войск нет! - развел руками Редигер - Все что были, уже и так привлечены на патрулирование. Можно попросить флотских…
        Столыпин начал названивать морскому министру, которого не было на совещании, присутствующие стали шушукаться.
        - Однако ж, господа - первым повысил голос Извольский - Что же теперь делать? Вот вы, Григорий Ефимович, что думаете?
        Молодец. Перевел стрелки. Да еще с подначкой так, ухмылкой.
        - Молил я Господа всю ночь аполся похищения, и дал он мне знак: вернется наследник здравым, а посему надо думать, как жить теперича своим умом.
        Конституция дадена - я пожал плечами, взял со стола копию, что выслал фельдкурьером в Зимний ночью - По вашему составу мы сегодня проголосуем, волноваться не надо. Все кто на своих местах, там и останутся. Но на комитеты прошу прийти, выказать уважение депутатам. Пущай вам позадают вопросы, а вы поотвечаете.
        Министрам это не понравилось. Какой-то сибирский мужик, пусть и с дворянством - будет им вопросы задавать.
        - И на какой же комитет должен прийти я? - скривился Извольский
        - Как какой? Иностранных дел. Там, кстати, покамест я в председателях состою - моя плотоядная улыбка не пришлась по вкусу министру - Поговорим, обсудим…
        Столыпин откашлялся громко и демонстративно:
        - Господа, пока официально не опубликована Конституция, говорить о нашем ответственном правлении пока рано…
        - Как не опубликована? - развел руками я, достал из портфеля сигнальный номер Слова. Специально сидел, ждал. Даже подремать успел чуток - Вот, держите.
        Газета пошла по рукам, министры начали переглядываться.
        - А теперича гляньте наружу
        Я первый встал, подошел к окну. На дворцовой площади собирался народ. Бегали городовые, вокруг Александрийского столпа кружила стая голубей.
        - И что же это значит? - Янжул встал рядом, близоруко прищурился
        - Как что? Будем славить царя. Митинг, резолюция. Все как полагается. Думаю, так еще взять у народа наказ для правительства и Думы. Как считаешь, Петр Аркадьевич?
        Столыпину это все активно не нравилось, он сморщился. Да, вот так… “Рыбка плывет, обратно не отдает”. Поди, устрой, второе кровавое воскресенье! Нет уж, теперь все по-новому будет.
        - Господа, совещание окончено - премьер встал, тоже взглянул в окно - Александр Петрович - это уже Извольскому - Будьте любезны на днях появится в Таврическом. Да, да, вы первый. Проявим уважение Думе. Она теперь…
        Тут Столыпин запнулся, не знаю, какое подобрать слово. Я помог:
        - Она теперь верховная власть. Ну и вы, господа, конечно, тоже.
        Всей гурьбой мы вышли из кабинета, министры тут же начали закуривать. Я подписал заявление трясущегося Блюма и тут же попридержал за локоток уходящего Редигера.
        - Александр Федорович, на пару слов.
        Увлек министра в коридор, подальше от посторонних ушей. Встали в уголке, я в волнении хрустнул пальцами. Теперь все и решится.
        - Может возникнуть ситуация… Нехорошая. Когда злые люди будут отговаривать Его императорское величество… от даденного слова.
        - Вы про манифест?
        - Именно - я тяжело вздохнул - Народ взбудоражен новыми свободами. Не хотелось бы второго Кровавого воскресенья.
        - К тому есть основания? - военный министр напрягся
        - Идут сообщения…
        - И что же делать? - Редигер растерялся
        - Громко и недвусмысленно объявить, что армия - вне политики. Петербургский гарнизон останется в казармах.
        - У жандармерии есть свои части!
        - Есть - покивал я - Но их мало для разгона такой толпы. Которая пока настроена мирно. Слышите? Поют Боже царя храни!
        Редигер задумался. Решалась не только его судьба, но судьба всей страны.
        - Я поеду к Лауницу, буду у него - министр кивнул сам себе - Будет что… Удержу от поспешных действий. Но гвардия мне не подчиняется. Так что…
        - Петра Николаевича еще не успели снять - усмехнулся я - Повидаюсь с ним. Думаю, и гвардия будет верна приказу Великого князя, останется в казармах.
        Как хорошо, что власти не успели сделать полицейскую стражу. Эти бы не колебались…
        В полдень, когда я я вернулся из Зимнего в Таврический и даже успел еще пару часиков вздремнуть тревожным сном, из Царского пришла телеграмма “Пополнение в колонии готово к отправке”. Я потер руки! Все идет по плану! Тут же отправил Дрюню, в пенсне и при усах, в мундире жандармского поручика, на телеграф в Питере отбить депешу дворцовому коменданту “Известная вам персона гостит рядом, в доме дяди. Буквы вырезаны из газет”.
        Я же упал в кресло у окна и прикрыл глаза, перед которыми как живая встала картина Царского Села. Готов поклясться, что там бушует тот еще вихрь!
        Наверняка поначалу пошлют эскадрон-другой кирасир в Гатчину, где живет дядя царевича великий князь Михаил. Потом кто-нибудь сообразит, что есть и другой дядя - не цесаревича, а царя. Кинутся на дачу НикНика, окружат ее, найдут Алексея…
        Поскачут посыльные в Александровский дворец, в Гатчину, пока там не наломали дров, из дворца помчится повозка с императорской четой и весь конвой… Еще через полчаса во всех церквях прикажут бить в колокола, а меня настоятельно затребуют в Царское.
        И начнется последний акт этого “Марлезонского балета”.
        ***
        /«Проток?лы си?нских мудрецов» - подложный документ, созданный с антисемитскими целями, в котором якобы излагаются планы евреев по установлению мирового господства и разрушению христианского мира. Впервые опубликован на русском языке в 1903 году под видом отчёта о тайных собраниях сионистов в Базеле и под названием «Протоколы собраний Сионских мудрецов». Текст «Протоколов» стал предлогом для антисемитов начала XX столетия и сыграл важную роль в обосновании теории «жидомасонского заговора».Подложность «Протоколов» была отмечена в печати и независимых расследованиях уже вскоре после публикации и в современной науке считается доказанной. Вместе с тем и в настоящее время имеются многочисленные сторонники мнения о подлинности текста «Протоколов». За свою историю существования документ переиздавался многомиллионными тиражами и был переведен на многие языки мира.Американский историк и политолог Вальтер Лакер отмечает, что у «Протоколов» были исторические прототипы. Среди них он называет памфлет немецкого публициста Вильгельма Марра, в 1879 году предрекающего победу еврейства над германизмом и революцию в
России, брошюру «Речь главного раввина» писателя Германа Гёдше, вышедшую под псевдонимом «сэр Джон Рэтклиф» и сочинение румынского авантюриста Миллинера, написанное под псевдонимом «майор Осман-бей Кибризли-заде». Сочинения Гедше и Миллинера, обвиняющие евреев в заговоре с целью захвата власти в мире, пользовались большим успехом в России.Французский историк Пьер-Андре Тагиефф считает, что цели создателей протоколов были не в том, чтобы создать всепланетный миф XX века. Их задача была значительно скромнее. Тагиефф пишет, что задача фальсификаторов была в том чтобы опорочить любую попытку модернизации Российской империи, представив её как «еврейский проект». Фактически «Протоколы» были инструментом, который мог позволить убедить царя избавиться от министра финансов Сергея Витте. Ряд исследователей предполагает, что для этого мог быть похищен и использован сатирический текст известного в то время рьяного противника Витте Ильи Циона. Только после 1917 года эта фальшивка стала восприниматься как идея о всемирном еврейском заговоре.Наиболее распространённая версия гласит, что «Протоколы» - это плагиат
малоизвестного памфлета середины XIX века, направленного против Наполеона III. Памфлет назывался «Диалог в аду между Макиавелли и Монтескьё», его автором был французский адвокат и сатирик Морис Жоли. Сразу после напечатания в 1864 году памфлет был запрещён во Франции. В тексте «Протоколов» в основном использованы реплики Макиавелли из «Диалога», хотя встречаются заимствования и из реплик Монтескьё. Текстуальные совпадения оказались настолько велики, что факт плагиата совершенно очевиден.Профессор российско-американского учебно-научного центра библеистики и иудаики РГГУ, доктор филологических наук Леонид Кацис отметил, что «Существовала целая серия подобных мистико-конспирологических текстов, которые заимствовали друг у друга идеи, куски и так далее». И поэтому, по его мнению, «говорить о подлинности или авторстве смысла просто нет»/.
        Глава 3
        Перед отъездом в Царское, я успел собрать всю верхушку небесников. Распределил кто когда выступает на митинге, велел согнать в первые ряды всех партийцев, иоанитов и стоять до последнего. Организовать горячее питание из всех окрестных кабаков. Хотя бы для основных участников. Оных разделить на десятки, свести в сотни. Вытряс всю партийную кассу ЦК - на еду, на дрова…
        - Что же и ночью стоять? - удивился капитан
        - Хотя бы пару тысяч организуйте. Знаю, будет холодно. Грейтесь у костров. Составьте смены.
        - Гармонистов надо - под общественные гуляния все оформить - сообразил Булгаков
        - Да хоть цыган. Денег я вам дал, держите народ. Все решится в ближайшие дни. И вот что… Пошлите за моей семьей в Царское. Пусть нарядятся в крестьянскую одежду - выйдут со мной все на сцену.
        Мне важно было показать народу, что я плоть от плоти его. Выражаю дух и букву общественных запросов. Меня должны увидеть с семьей и на уровне инстинктов понять - “этот наш, этот не предаст!”.
        - Так нет сцены то - простодушно удивился Стольников
        - Так сделайте. И поскорее!
        - Прямо на Дворцовой площади??
        - Долго ли срубить плотникам? От городовых препятствий не будет. Столыпин выжидает, ждет чья возьмет.
        - А почему чья-то должна взять?
        Вернадский вообще не понимал о чем речь. Царь уже даровал Конституцию. А тут я организую по-сути бессрочный митинг. Вроде и в поддержку, но с кострами по ночам.
        - Потому, что прямо сейчас Николаю все его родственники, часть министров, все эти гвардейские князья да графья нашептывают отменить Манифест.
        Я был уверен в своем заявлении. Власть просто так не отдают. Аристократия теряет очень многое. От кормушки их будут отодвигать - почище чем во времена отмены крепостного права.
        Я это понял, когда “буквально на минутку” в кабинет после совещания заскочил глава фракции эсдеков - Чхеидзе. Николай Семёнович после того как Мартов сбежал к Ленину в Швейцарию оставался пожалуй, единственным рукопожатным левым. Пытался лавировать между всеми силами - и со своими не рассориться и в Думу пройти. Хоть и маленькой фракцией, зато горлопанистой и активной.
        - Позвольте, Григорий Ефимович поздравить с небывалой победой! Колоссальный прогресс для России! Если потребна какая помощь…
        Чернявый, с грузинскими корнями Чхеидзе прямо светился. Вот рупь за сто даю, он уже настрочил телеграммы всей сбежавшей левой верхушке - от эсеров до большевиков, всем этим черновым, лениным, да и своему патрону Мартову тоже. Ура, мы ломим - гнутся шведы. Пакуйте чемоданы - Родина ждет.
        - Спасибо, обойдусь - я мрачно смотрел на депутата от тифлисской губернии. Вот моя следующая головная боль. Эти имеют огромную поддержку, на честных выборах могут запросто победить, просто на волне эйфории. Возьмут большинство и врубят страну Советов. А там гражданская война, оккупация, торговая блокада, голод и разруха. Знаем, плавали…
        - Срочно закон о реквизиции! - размахивал сигаретой Чхеидзе - Кабинетные земли в общественный фонд, бюджетные ассигнования на царя и великих князей - пускаем на образование, реформы…
        - У меня тут не курят, Николай Семёнович - осадил я шустрого эсдека - И никаких реквизиций мы проводить не будем!
        - Извините, взволнован, - туша сигарету произнес депутат - Но вот насчет реквизиций вы не правы, взгляните на вот эти выкладки.
        Чхеидзе подал мне пачку документов. В основном это были расчеты царских богатств. Причем довольно точные. Каждый император имел свой капитал, который формировался с его рождения. Сначала эта сумма составляла двадцать тысяч рублей в год, а после совершеннолетия - сто. К моменту коронации Николай имел на счету больше миллиона рублей. Плюс еще двадцать миллионов рублей, которые в качестве наследства были оставлены сыну Александром III. Они хранятся большей частью в виде ценных бумаг в Bank of England, частично в немецких банках.
        Я поднял ошарашенный взгляд на Чхеидзе. Да… глубоко копают союзнички. Ведь не сами левые получили все эти цифры. Углубившись в бумаги, я узнал, что только личное “жалование” Николая составляет двести пятьдесят тысяч рублей в год. На конец прошлого года состояние царя превысило тридцать миллионов!
        Эх… я мечтательно зажмурился. Волго-Донской канал - десять с половиной миллионов золотых рублей. Железная дорога в Финляндию, дабы привязать их к нашему зерну и легко перекидывать войска - еще два миллиона. Романов на Муроме - полтора миллиона. С дорогой все шесть. Янжул прислал в канцелярию расчеты министерства финансов - цифры впечатляли.
        Время поджимало, но я не мог оторваться от документов. Ежегодно из общих доходов империи на двор и траты самодержца выделялось двадцать миллионов рублей! В месяц царская семья расходовала более полутора миллионов… Гигантские деньги. Почти два миллиона в год тратилось на поддержку российского искусства и благотворительность. В основном на содержание театров. Ну да… балерины - наше все.
        - Вот-вот - покивал Чхеидзе, заметив мою мимику - Этих денег с лихвой хватит, чтобы решить проблему голода в губерниях, удвоить количество школ... Утроить! Мы готовы помочь с реквизициями. У нас есть товарищи, которые…
        - Спасибо, не надо - оборвал я лидера эсдеков - Вы за последние три года так напомогали, что Россия до сих пор кровью харкает. Мало вам эксов было, еще реквизиций захотели! Так вот, их не будет!
        Задумался, добавил:
        - По крайней мере сейчас.
        Чхеидзе нахмурился, захотел сказать что-то резкое, но сдержался. Я решил ему подсластить пилюлю.
        - Максимум, что могу предложить - это закон о всеобщей амнистии. Но под обязательный публичный и письменный отказ от революционной деятельности. И только в отношении граждан, не причастных к терактам.
        Лицо Николая Семёновича просветлело.
        - Да, да… это было бы весьма кстати. Жест примирения новой власти с нашими левыми.
        - Каждого из ваших теоретиков - я назидательно поднял палец вверх - Должны взять на поруки трое из почтенных граждан. Также как я взял Варженевского и Щекина
        - Это весьма необычно…
        - Зато действенно. Я за них отвечаю, наставляю. И посмотрите результат! Щекин - глава огромного делового объединения. Банк, с полдюжины заводов… А Варженевский! Законы для Думы пишет. А год назад чем занимались? Первый раздавал ваши революционные брошюрки-листовочки. Второй чемоданчик с бомбами хранил… Я вас уверяю, Варженевскому так и вовсе виселица грозила. Щекина поди выслали бы в какой-нибудь Туруханск - я посмотрел на часы - мне уже пора было лететь в Царское - там бы его “отполировали до революционного блеска” ваши друзья-товарищи ссыльные, пара терактов и тоже добро пожаловать на эшафот.
        Чхеидзе хотел что-то возразить, но я постучал ногтем по Брегету:
        Пора, мой друг, пора! Покоя сердца просит
        Летят за днями дни, и каждый час уносит!
        - Пишите законопроект об амнистии - тут мне пришла в голову идея, я усмехнулся - Кроме публичного обязательства не фрондировать, пропишите ускоренную процедуру помилования. За сто тысяч рублей в бюджет. Поди подпольные кассы эсдеков, да эсеров с большевиками не оскудеют?
        Надо было видеть лицо Чхеидзе!
        *****
        Пока ехал в Царское на финальную битву добра с нейтралитетом - просмотрел выкладки по бюджету Российский империи. С ним и правда, надо было разбираться. На первый взгляд все выглядело неплохо. Доходы с расходами сводятся с положительным сальдо - профицит по прошлому году составил целых сто сорок миллионов рублей. Весь бюджет - почти семь миллиардов. Это при том, что в Англии и Франции чуть больше десяти миллиардов.
        Но были три существенные проблемы. Во-первых, высокая долговая нагрузка. Русско-японская война дорого далась государственным финансам. Пришлось много занимать - а теперь необходимо много отдавать. Госдолг почти девять миллиардов! Одной только Франции платим в год по триста с лишним миллионов рублей процентов. Тут единственным выходом я видел - перезанять у Германии много и надолго, а после начала Первой Мировой помахать ручкой “кому должен - всем прощаю”. План с секретным названием “хитрое рефинансирование”.
        Вторая проблема - винная монополия. Народ спаивают и спаивают активно., водка и прочий алкоголь приносят бюджету девятьсот миллионов рублей из общей суммы доходов в три с половиной миллиарда. То есть почти четверть того, что заработало государство. Собственно, это был тот вопрос, на котором сломали голову несколько министров финансов. Тут выход я видел один - постепенно ограничивать продажу алкоголя, вводя подоходный налог. Перефразируя известный афоризм - не бывает публичного представительства без налогов. Хотите своих депутатов в полновластной Думе? Платите. В 1916-м году власть и так введет подоходный налог, но из-за войны его банально не успеют собрать. А потом сухой закон, обрушение бюджета, новые займы у союзников. Нет, с налогом придется ускориться. Я написал записку Янжулу о том, чтобы вопрос рассмотрели срочно и заодно побыстрее решали с акцизом на табак. Его продажа тоже будет быстро увеличиваться.
        Третья беда России - сильная зависимость от экспорта зерна. Урожайный год - дела идут в гору. Все пляшут, поют песни… Неурожай? Сосут лапу, голод по губерниям, народ ест лебеду. Ближайшие пару лет эта проблема стране не грозила. Но потом… Надо ускорить строительство складов государственного резерва, регулярно выделять средства на закупку зерна. Иметь в бюджете статью на непредвиденные нужды, чтобы и балансировать выпадающие доходы от неурожайных лет. И срочно развивать экспорт других товаров. А это значит, развивать всю экономику.
        *****
        Караулы вокруг Александровского дворца так и не сняли - на каждом углу торчали солдаты Гвардейской стрелковой бригады. Хотя зачем они здесь и сейчас - наверное, не смогли бы ответить и самые высокопоставленные командиры. Так, изображают безопасность и бдительность.
        А громадная толпа придворных, генералов и чиновников всех мастей, забившая под завязку залы сразу за парадным входом во дворец, изображала верноподданичество и всеобщую радость по случаю избавления. Интересно, а как они все узнали о произошедшем, если все было велено держать в тайне? Нет, надо срочно российский истеблишмент вздрючить на предмет сохранения секретов, и вздрючить жестоко. Нужно какое-то показательное дело. Пусть Корнилов займется.
        Сейчас кое-кого, конечно, и без меня вздрючат, но вовсе не за секретность и неумение держать язык за зубами. Словно в подтверждение моих мыслей, двери в царское крыло выплюнули пожеванного Герарди, вытиравшего лоб платком, отчего пришел в беспорядок его зачес. Подполковник выглядел затравленным и даже настолько скукожился, что его высокий рост перестал бросаться глаза. А отчаянные взгляды не вызывали в собравшихся никакого отклика. Обычный закон бюрократической стаи: подтолкни падающего и займи его место, ну или как там оно у них формулируется. А Герарди был именно что упавшим со своих высот под тяжестью повешенных на него обвинений. Причем уже второй раз. Сановная толпа расступалась перед ним, будто не желала прикоснуться к прокаженному.
        - Добрый день, Борис Андреевич, - придержал я его за локоток в коридоре. - Вы в прошлый раз очень спешили, может, сегодня у вас найдется минутка?
        Он затравленно взглянул на меня, но я старательно избегал издевательского тона. В самом деле, специалист ведь неплохой, а нам контрразведку комплектовать надо. Сейчас покровители от него откажутся, человек в полном раздрае, тут самое время подобрать, обогреть… Или подогреть, обобрать, уж как получится.
        - Да, найдется, - с некоторой даже надеждой ответил полицейский. - Уж извините за прошлый раз, сами понимаете…
        Договорить ему не дали - появился Прохор Старков:
        - Григорий Ефимович, вас требуют.
        Я кивнул:
        - Иду. Борис Андреевич, приезжайте ко мне в Юсуповский завтра, поговорим.
        Алексея держала на руках Аликс и отпускать не собиралась. Своего рода тихая истерика - вцепилась в обретенного сына и даром что не подвывала. Царь обретался рядом, придерживая жену. Единственный, кто был спокоен - это сам Алексей. Он сосредоточенно облизывал леденец на палочке и пока что не реагировал на воздыхания родителей. Но если так и оставить, то наведет ему Аликс истерику, как пить дать наведет.
        Я размашисто перекрестился и грянул:
        - Слава богу! Внял нашим молитвам!
        Аликс повернулась с желанием прикрикнуть на нарушителя спокойствия, но увидела меня и только тихо заплакала.
        - Матушка, да что же ты? Все хорошо, дай сыну отдохнуть, да и сама тоже отдохни, лица на тебе нет!
        Мало помалу я успокоил императорскую чету и даже забрал Алексея себе на руки.
        - А я в чижика играть умею! - похвастался ребенок.
        Вот же пластичная психика у ребенка. Через годик и забудет обо всем - даже удивляться будет, если напомнят. Да не было такого…
        - Ай, молодец! Вот лето придет, мы с тобой в чижика наиграемся! И в пристенок, и в бабки и в городки с бирюльками!
        Няньки цесаревича, стоявшие по стенке, изобразили неприятие этой идеи, вытянув лица сверх всякой возможности.
        - Что кривитесь? Нужные игры, руку и глазомер развивают. Государ Александр III, небось, не брезговал в городки играть!
        Крыть было нечем. По мановению царя я передал наследника двум боннам с охранником и вышел вслед за императором в кабинет.
        Николай осунулся, под глазами стали заметны мешки, в бороде заблестела седина. Нда. сорока лет еще нет мужику…
        - Ну что, рад? Этого хотел? Умаления самодержавия, коим Россия держалась? - наехало на меня его величество.
        Я только вздохнул. Ладно, попробуем иначе.
        - Ты, государь, сейчас убиваешься, как купец, деньги вложивший в фабрику.
        - Что за чушь?
        - Ну как же. Вот был, скажем, миллионщик, решил он новую фабрику построить, вложил полмиллиона и сидит, плачет - ай-ай-ай, капитал умалился, был миллион, осталась половина! - я изобразил плаксивого купца, отчего царь хоть и криво, но усмехнулся.
        - Ну так у него фабрика будет, зря плачет!
        - Вот именно, государь. И твое “умаление” - это такое же вложение в Россию, как и купеческие полмиллиона в фабрику.
        - Не знаю, - Николай достал портсигар, вынул из него папиросу, обмял, но продолжал держать в руке. - На меня родственники и Синод давят, требуют отменить конституцию.
        - Даденое назад забрать? Боюсь, лишь большой кровью получится, мало нам горя было. Нельзя так с людьми…Вона скока их на площадях стоит нынче.
        Это подействовало. Николай покивал как-будто соглашаясь. Поди уже доложили про Дворцовую площадь. Только я успел порадоваться, как Николай продолжил в ту же дуду:
        - А вымогать конституцию можно было? Тебе-то что, вон, в Думе на первых местах засел, с конституцией только сильнее будешь!
        - Так и ты, государь, сильнее будешь, если того пожелаешь!
        Николай недоуменно уставился на меня, так и забыв прикурить. Пришлось объяснять.
        Конституция, в первую очередь, это разделение ответственности. Царь отвечает за все победы, а Дума и выборное правительство - за все поражения. Никто не посмеет тыкать пальцем в царя, как это было после Цусимы и Кровавого воскресенья. Царь - верховный арбитр.
        А что “народ у нас не дорос”, так то и хорошо, Дума оттого у нас слабенькая, без традиций, крутить-вертеть такой особых умений не надо.
        И взять те же Европы, брата Георга и брата Вильгельма - куда как много власти имеют, и это при конституциях, парламентах-рейхстагах, свободной прессе и так далее! А народ русский, чай, не глупей немцев. И родственники сообразят, что в новых условиях им куда лучше, и церковники, что добиться Патриарха теперь можно проще простого - внести законопроект в Думу и все. И что я считаю необходимым увеличить цивильный лист до пятидесяти миллионов.
        Вот-вот. Не грабить царя надо, а добавить ему денег. Кнут и пряник.
        Цифра впечатление произвела. А я дополнил, что если раньше в год строили, скажем, тысячу школ, то “прогрессивная общественность” все равно шельмовала царя - а почему не две тысячи? А теперь, когда Николай отойдет немножко в сторону, каждая построенная им школа или больница будет только в плюс, а за нехватку ругать будут Думу.
        - И много ли мне школ строить надо? - ернически спросил император, наконец-то зажегший спичку и затянувшийся табачным дымом.
        - Не знаю, государь. Да и не в школах лишь дело. Вот, к примеру, авиация…
        - Знаю, знаю, - замахал он рукой с зажатой папиросой, - все твои мечтания!
        - То не мечтания, - строго ответил я, - ведомо мне, что из сего баловства важнейшая ветвь вырастет, воздушный военный флот! И что России таковым обладать необходимо!
        Он только ладонью махнул.
        - Мало ли у нас дел, на которые вечно денег не хватает? Вот, положим, те же школы. Можно ведь не их строить, а учительские семинарии. Ты одну семинарию построишь, а Дума, чтобы учителей пристроить, будет вынуждена создать десяток-другой школ…
        - Скажи, Григорий, а тебе лично что в этом нужно? - царь строго посмотрел на меня.
        Ну, гражданин Распутин, держись! Я снял очки и ответил прямым взглядом:
        - Не для себя стараюсь, мне за державу обидно! Коли думаешь иначе - прикажи вывести меня в парк да пристрелить. Или вон - я кинул на стену, где висело оружие - шашкой заруби.
        - Ну полно, полно, не обижайся. Я думаю, в честь избавления Алексея надо нам на богомолье съездить. Ты тоже давай с нами.
        Я поклонился. Кажется, момент истины позади.
        - Обязательно, государь! А насчет конституции - пусть пока поиграются. Еесли уж сильно в лужу сядут, тогда и отменить можно будет…
        Царь пристально посмотрел на меня, но промолчал.
        *****
        До Юсуповского дворца добрался в разобранном состоянии, сильно сказалось напряжение от разговора и последовавшей трехчасовой молитвы с царским семейством.
        Позвонил Перцову, дал указание малость сменить тон в нашей рекламной кампании, упирать на то, что конституцию мог даровать только такой сильный и справедливый государь, как Николай.
        Анечка оставила подборку газет - все российские, за исключением совсем уж черносотенных, ликуют, да и монархисты не то, чтобы резко против. Хотя положение у них идиотское: они же за самодержавие? Ну так самодержавный царь самодержавно от оного отказался. Вы против? То есть, вы против самодержавия? Бу-га-га-га!
        “Цивилизованные страны” всячески приветствовали. Выше всех в воздух чепчики бросали французы, англичане и немцы реагировали посдержанней. Австрияки, падлы, хоть и поздравили, но сквозь зубы. Дескать, посмотрим, как русские варвары приживутся в семье конституционных монархий. Но приветственные телеграммы все братья по классу прислали - Вильгельм, Георг, Франц-Иосиф, Виктор-Эммануил и всякие прочие шведы, голландцы и португальцы с испанцами.
        Разогнал соратников - Лена, как ни ворчала, отправилась обратно в Сызрань. Убедить смог только тем, что там нужны заботливые руки и хозяйский женский глаз. Дрюню загнал в Финляндию отлеживаться, боевиков услал в Покровское семьи повидать. И почувствовал себя как голым. Кто у меня остался? Стольников да Мефодий. Но зато конституция! Какой козырь у левых выбил, а? Стребовал себе мадеры да и напился на радостях. Хрен с тем, что завтра весь город судачить будет, должны же быть у старца недостатки?
        Мысль эту я додумал утром, когда говорил с Герарди. Дав команду распустить митинг на Дворцовой, я заперся с Борисом Андреевичем в кабинете.
        Золотых гор не обещал, но дал понять, что будет новая служба и что в ней очень нужны будут опытные люди, пока же надо некоторое время не высовываться, пока острота событий не сойдет на нет. Герарди ушел, а я решил что одного Евстолия уже не хватает, надо нормальную службу безопасности разворачивать - вон Дума, проходной же двор! Силовой блок у меня уже есть, дело за оперативным и аналитическим. Кого бы придумать на место начальника личной спецслужбы?
        Глава 4
        Чертог сиял, гремели хоры. А куда деваться - заселился во дворец, так будь любезен давать если не балы, то хотя бы приемы. Тем более, по случаю Рождества. И принятия Конституции.
        “Сегодня у нас пол-Петербурга” - расхожая фразочка эстрадных конферансье вполне точно описывала происходящее. Верхушки всех думских фракций, все “небесники”, Кованько с авиаторами, ученые, включая Менделеева, инженеры, лучшие ученики колоний и педагоги с дядьками … Вот прям “Елка в Кремле”. Даже две - днем для подростков и вечером - для взрослых.
        В приглашении попросил Танееву четко написать, что подарков не надо, лучший подарок - пожертвовать на колонии. Но все равно, несли - “Ну как же без подарка, такой день!” Пришлось выделить комнатку, чтобы все складывать, а голову ломать, куда это все деть, придется потом.
        Были, конечно, и толковые вещи. В первую очередь книги, в том числе религиозные. Так, Юсуповы подарили одно из первых русских Евангелий в переводе от Российского библейского общества. Аж 1819-го года. Раритет каких поискать. Менделеев притащил “Размышления о причине теплоты и холода” Ломоносова с дарственной надписью автора. Благодарил Михайло Васильевич не кого-нибудь, а саму Екатерину Великую. Историк во мне немедленно ожил, растрогал меня до слез, я долго благодарил Дмитрия Ивановича и даже расцеловался с ним, борода в бороду. Ну и тот спел мне дифирамбы про меценатство: работы по синтетическому каучуку, что я спонсировал, дали первые результаты.
        - Получены образцы на основе этилового спирта, бутадиена с последующей анионной полимеризацией жидкого бутадиена в присутствии натрия! - торжественно сообщил Менделеев.
        - Дмитрий Иванович, дорогой, я в этой вашей научной физике ничего не понимаю. Вы простыми словами скажите - пора думать о создании завода или нет?
        Менделеев прямо воспарил, но в запросах своих остался реалистом:
        - Опытного завода, или крупной лаборатории, Григорий Ефимович! Рано пока на большое производство замахиваться.
        Кроме тех, кого я числил “под крылом”, набежало изрядно левой публики - бьюсь об заклад, почуяли возникновение нового центра силы в российской политике и поспешили выразить свою извечную благорасположенность к демократии и конституционному устройству. Вчера они, конечно, об этой своей расположенности и сами еще не знали.
        В первую очередь это были разного рода купцы и финансисты. Разумеется, Лазарь Соломонович Поляков. С ним после известных событий у нас сложились отношения, которые можно описать словом “вооруженный нейтралитет”. Его банки государство поддержало, но финансисту было объявлено, что больше на махинации глаза закрываться не будут - за любую попытку насхемотозить денег кара последует незамедлительно, Сахалин еще заселять и заселять. В качестве жеста примирения, я договорился о включении Лазаря Соломоновича в комиссию по совершенствованию банковского законодательства, которую возглавлял мой протеже Янжул. Поляков на практике увидел, что государство закрывает основные дыры, через которые так легко получалось воровать деньги, и притих.
        Банкир, к моему удивлению, подарил “Ярмарку” Кустодиева. Картина сразу вызвала неподдельный интерес - к ней началось паломничество гостей. Кустодиев сейчас, считай, придворный живописец, в большой моде. Впору ставить "лейб" на визитные карточки.
        А вот “Мальчик с трубкой” и “Молодая девушка с цветочной корзиной” Пикассо, что подарили Рябушинский и Морозов-младший, понимания не вызвали. Розовый период мастера с трудом заходил публике. Пришлось пообещать разделить коллекцию по залам и направлениям. Коллекцию! По всему выходило, что я уже начал обрастать собственным музеем. Не пора ли обратить внимание финансовых тузов на скульптуры? Ведь не последний прием даю.
        Все трое воротил в частных разговорах требовали одного. Свободы вероисповедания! И старообрядцы и евреи хотели открывать молельные дома, церкви без разрешения полиции, свободно отмечать священные праздники, проводить собрания верующих, одним словом вести полноценную религиозную жизнь.
        Это еще сильнее грозило столкнуть меня с замшелым православием в лице Антония и Феофана. Отношения накалялись, в проповедях в столице питерские священники все чаще стали упоминать лжестарцев, которые находятся в состоянии “духовной прелести”. Т.е. соблазнены дьяволом. Без имен, но с конкретным таким, жирным намеком. Тревожный звоночек. Хотя дело о моем “хлыстовстве” затихло само собой, а насчет дарование конституции церковь и вовсе отмолчалась - конфликт шел по нарастающей.
        И с этим надо было что-то делать.
        Отбоярившись мутными обещаниями решить вопрос с вероисповеданием, я пошел встречать следующих гостей.
        Засвидетельствовать свое почтение прибыл престарелый граф Сольский. Трагическая в чем-то фигура - при Лорис-Меликове был сторонником введения народного представительства, при Александре III его задвинули “за шкаф”, на канцелярскую должность. Все равно остался конституционалистом, только сильно умеренным, и вот под конец жизни - нате, сибирский мужик пробил то, о чем он только осторожно намекал. Принял я дедушку со всей вежливостью, не преминул сказать, что наши достижения только благодаря тому, что мы стоим на плечах титанов. Польстил, в общем. Но визит знаковый - среди высшей бюрократии, как ни странно, конституцию желали многие. Для себя, конечно, но тем не менее.
        Естественно прибыли и послы - поддержать Думу на новом для нее пути. Если английский и французские посланники держались скромно, изучали меня и окружение, то Фридрих Пурталес просто сиял. Как же… Неформальным лидером парламента стал, считай, германский “протеже”, с которым уже разные гешефты крутились-вертелись. “Уничтоженные” публичным скандалом черногорки, нейтралитет России в боснийском вопросе, поставки заводов… Глядя на довольное лицо немецкого посла, я прямо таки чуял, что зайдет вопрос и выходе из Антанты. В которую мы еще толком то и вступить не успели - всего три года прошло, как оформился блок Англии, Франции и России в противовес Германии, Австро-Венгрии, Италии. А немцы уже “работают” над его развалом. Нет уж, все это было не в наших интересах, о чем я завуалированно Пурталесу и сообщил. Дескать, “сами мы не местные”, только-только взобрались на Олимп, надо сначала оглядеться. А то падать далеко и больно.
        Осторожничал я потому, что ссорится с немцами мне было совсем не с руки - от Сименса и Цейса продолжало поступать оборудование для радиотелеграфного и оптического заводов. Но и предавать союзников тоже не хотелось - те же англичане поставляли всю начинку для предприятия по производству бензиновых моторов. Стоит только заикнуться о выходе из Антанты - мигом перекроют кислород. И никакие Ротшильды не помогут. А ведь мне с них получать еще установки для химического завода! Так что лавировать, лавировать и еще раз лавировать.
        Единственное, от чего не удалось отбояриться - от обещания первый официальный визит в качестве главы парламентского большинства совершить в Берлин.
        *****
        Разочарованный и обиженный на жизнь Никса, даже не дождавшись меня, с семьей отбыл на богомолье. Рождественские праздники для знати подзатихли, да и что в них нового? Список официальных мероприятий тоже небогат - прием у Столыпина, в Думе у Головина, да у меня в Юсуповском.
        Стоит ли удивляться, что гостей все прибывало и прибывало? Образовалась целая пробка из экипажей, некоторые из посетителей были… ну со странностями. Мой “городовой” Евстолий аж с тремя помощниками справлялся все хуже и хуже, наконец, дело дошло до форменного скандала.
        Самое начало его я пропустил: свалил от праздничной суматохи и многочисленных желающих “засвидетельствовать лично” в кабинет с Зубатовым. Праздник праздником, а работа работой, тем более в МВД перестановки и новые веяния, нужно держать руку на пульсе.
        Пульс выглядел как объемистый портфель, из которого Зубатов извлек толстую папку с документами.
        - Счета, недвижимость, заложенные драгоценности…
        - Великий князь Алексей Александрович - я полистал бумаги, тяжело вздохнул.
        - Он самый. А еще яхта, недвижимость записанная на его любовниц.
        - Сергей Васильевич, - я поднял глаза на министра, - Зачем вам это?
        - Вы же не просто так двинули меня наверх - Зубатов ткнул пальцем в потолок - Вам нужен результат. А какой сейчас лучший результат? Прижать к ногтю аристократов. За Генерал-адмирала никто не вступится, а дело будет громкое и показательное.
        - Его любит Никса
        - Пускай любит и дальше, - как-то легкомысленно махнул рукой новодельный министр. - Французы все одно его не выдадут, даже если мы проведем заочный суд. Чего наше законодательство, кстати, пока еще не позволяет. А с царем, вы отношения уже не наладите. Так чего теперь терять?
        - Я обещал, что не будет реквизиций
        - А их и не будет! Даю слово. Мы арестуем по уголовному делу недвижимость и драгоценности любовниц Великого князя, он тут же прибежит к вам договариваться. Не сам, конечно. А через доверенных лиц. Отдаст не все, но многое. Добровольно. Пожертвованиями.
        Деньги бы нам не помешали… Сколько можно содрать с Алексея Александровича? Я еще полистал документы. На зарубежных счетах было около десяти миллионов. Даже если отдаст половину… Считай, железная дорога в Финляндию у меня есть. Плюс реконструкция крепостей в Польше. Овчинка стоила выделки.
        - Ладно, возбуждайтесь.
        Термин из будущего развеселил Зубатова, разговор пошел легче. Я узнал как идет реформа МВД, удалось ли назначить на посты в министерстве своих людей из охранки.
        - Первым делом переподчините себе полицмейстеров в губерниях. Если надо кого снять из строптивых - не медлите.
        Мы еще пообсуждали новую структуру МВД, я посоветовал, ссылаясь на опыт немцев и англичан, организовать при всех розыскных отделениях кинологические службы, а также создать кабинеты по изучению и систематизации отпечатков пальцев преступников. Дактилоскопия уже пришла в Россию, но пока ей занимались лишь пара энтузиастов.
        - Я бы и своих денег дал на сие дело - жду от этого большой пользы.
        Но тут шум из общих залов, все нараставший и нараставший, стал уже совсем нестерпимым, завизжала женщина, начались крики.
        Мы, не сговариваясь, кинулись к дверям, распахнули их и через приемную выбежали в зал.
        Твою бога душу мать!
        Гвардейский (а других в Питере, почитай, и не водилось) офицер саблей крест-накрест рубил “Молодую девушку” Пикассо! Я уж было подумал, что это чокнутый поклонник классицизма, но понял, что еще немало гвардейских офицеров сдерживают толпу гостей и даже выталкивают ее из зала. Черт, откуда они тут вообще взялись?!
        Я провел глазами по взбаламученному залу и понял причину - немного в стороне от центра событий стоял, криво усмехаясь, великий князь Владимир Александрович, окруженный десятком офицеров. Он заметил меня и уставился, зло и презрительно.
        Однако! Крепко я накрутил хвосты всей этой сволочи, что великий князь лично приперся скандалить и дебоширить. Ну да ладно, хотите обострения - будет вам обострение.
        Я дернул за плечо рубщика картин, и, когда он, пьяно покачнувшись, повернулся ко мне, пробил ему прямой в нос. Мы люди простые, гвардейским политесам необученные - он нелепо взмахнул руками, выронил свое пыряло и рухнул на пол, заливая мундир кровью из расквашенного носа.
        Ко мне рванулись трое ближайших офицеров и в образовавшуюся брешь немедля хлынула толпа. Первого я встретил на противоходе и точно так же впечатал ему кулак в лицо, второй было замахнулся, но его свалил удар здоровенного небесника, третьего принял крестьянский депутат. Против народной стихии аристократия оказалась предсказуемо слаба, а у мужиков в глазах заиграло вырвавшееся на волю “Можно! Можно бить бар!”.
        Стенку мы сформировали почти инстинктивно и в нее, влипая слева и справа, становилось все больше и больше народу, даже октябрист Гучков не удержался! Впрочем, он бретер и задира известный.
        Офицеры от так очевидно выраженного народного волеизъявления попятились - не надо было обладать сверхъестественным чутьем, чтобы понять, что сейчас их будут бить, может быть даже ногами. И никакие сабли не спасут, клапан уже сорвало.
        Ситуацию спас Зубатов, решительно вклинившись между сбившихся вокруг великого князя офицеров - аристократов и спортсмэнов - и русской кулачной стенкой, готовой посчитаться за вековые унижения.
        - Господа, я предлагаю вам немедленно покинуть здание. В противном случае я, как министр внутренних дел, буду вынужден всех арестовать.
        - Да как вы смее… - начал было Владимир Александрович.
        - И последующем разбирательстве буду свидетельствовать, - твердо и четко выговорил Сергей, - что вы начали дебош и спровоцировали драку.
        Непрошеных гостей без малого не вытолкали взашей. Двоих, с разбитыми носами, вели товарищи, под смешки, кто-то ернически пропел вслед:
        Офицерик молодой,
        Ручки беленьки,
        Ты катись ка колбасой,
        Пока целенький.
        Под это дело я чуть не выдал на автомате:
        …На фига нам император?
        Создадим другую власть.
        До свиданья, узурпатор!
        Кто тут временные? Слазь!...
        Но сдержался. Не сдержались остальные - проводили дорогих гостей свистом и хохотом. Для комплекта нужны еще “издевательства иностранных разведок”, но на это у нас послы есть.
        - Мы еще посчитаемся! - уже в дверях погрозил мне кулаком дядя царя.
        Чисто “Ну, погоди!”, ей-богу. Оброненная ценителем искусств сабля, которую в суматохе просто забыли, покинула дворец последней - я нарочито выкинул ее на набережную вслед гвардейцам.
        Еще полчаса мы обсуждали случившееся, поднимали тосты, но адреналин, а с ним и азарт победы схлынули, за ними схлынули и почти все гости, мало ли что. Вот же сволочь гвардейская, изгадили праздник и даже от драки увильнули!
        - Григорий Ефимович, - обеспокоенно подошел ко мне Зубатов, - вам нужно срочно озаботиться безопасностью здания. Бог весть, что могут учудить оскорбленные гвардейцы.
        - Я, с вашего позволения, готов остаться, оружие у меня есть, - решительно влез Гучков.
        Я поблагодарил его и прикинул - народу у меня хватает, депутаты да небесники теперь горы свернут, среди них немало стрелков, но это необученная сила, надо чем-то возможную атаку купировать…
        - Сергей Васильевич, пулеметы из участков, насколько я знаю, с прошлого года еще не забрали?
        Зубатов побледнел.
        - Не слишком ли? Вы же не собираетесь расстреливать гвардейских офицеров?
        Не хочется, но… не помешало бы. Меньше будет дураков, которые в 1914 поведут солдат на убой, в полный рост под шрапнелью, бравируя собственной “храбростью” и похлопывая себя стеком по сапогам.
        - Пугнуть, только пугнуть. Думаю, звук пулеметной очереди сразу горячие головы остудит.
        Зубатов несколько секунд подумал, а потом решительно кивнул. Видимо, окончательно встал на мою сторону против всей этой прогнившей верхушки. Да, совсем непонятно - чего это в России так свою аристократию не любят? Может, съели чего?
        Два пулемета привезли на санях через полчаса, приставленных к ним унтеров я немедленно припахал для обучения меня, Гучкова и еще десятка желающих. Самым трудным было сбить полицейских с наезженной программы и объяснить, что нам нужно крайне быстро узнать азы - как заправлять и подавать ленту, как взводить, что делать при задержке и так далее. А внутреннее устройство, сборку-разборку мы как-нибудь потом изучим.
        К ночи определились со схемой охраны дома, сильно помогли присланные Зубатовым полицейские, а также трансваальский опыт Гучкова. Выставили часовых, определили места для “максимок” в окнах, порядок смены и… завалились спать, не железные, чай.
        Напоследок только поржали над новостями из города - по нему усиленно растекался слух, что “старец Гришка великого князя Владимира Александровича с лестницы спустил пинком под зад. Второй раз на задницу страдает, болезный”. Причем народ передавал этот слух со смешками, одобрением и даже сожалениями, что “не был при сей баталии хотя бы мичманом”. Народная любовь к великим князьям она такая, ага.
        Утром я проснулся с гудящей, как бидон, головой - и вовсе не от выпитого, как можно было бы подумать. Я дежурил второй очередью, так что ложится до нее я посчитал бесполезным и сел писать статью для Перцова - “Слово” должно было выйти с заголовками “Великий князь под следствием!” и статьей про художества генерал-адмирала. Так что поспал всего часа три, как меня разбудили с офигительной новостью - гвардейцы строятся на Дворцовой площади. Я сначала и не поверил. Прямо фантасмагория какая-то. Милорадович скачет на лошади к восставшим, в него стреляет Каховский…
        - И много их там? - мрачно спросил я у вестника.
        - Видимо-невидимо, батюшка! - закланялся запыхавшийся мужичок из иоаннитов.
        Видать, прямо от Зимнего бежал.
        - Видимо-невидимо это сколько?
        - Много, батюшка!
        Твою мать, при моей больной голове еще и такие загадки. Выручил Евстолий:
        - Надо в Зимний позвонить, им же из окон видно.
        “Видимо-невидимо” оказалось цифрой в пределах двухсот человек, даже роты не набрали. Но сам демарш и наличие прямо перед правительственным зданием профессиональных военных с оружием уже немало. Пока все укладывается в понятие “мирная, но вооруженная демонстрация”, но шажок влево или вправо - и вот вам военный мятеж.
        В голове стрельнуло и я, разозленный сверх меры, решил - терять нечего, и так вляпался по самые уши. Хотите повысить ставки? Да на здоровье, а коли меня пристрелят, так хоть в историю войду, как пробивший конституцию. Только хрен я дам меня пристрелить, скорее, сам…
        А это мысль. Нет, это даже идея!
        И минут через пятнадцать мой автомобиль уже вез меня, прилипшего, как банный лист Гучкова и полицейского унтера в сторону Эрмитажа. Сзади между нами, рылом наружу, торчал “Максим”, укрытый первым попавшимся покрывалом.
        Стороны прибыли на площадь одновременно - я проехал по набережной Мойки до Певческого моста и оказался между Главным штабом и штабом гвардии, а минутой раньше по Миллионной прикатил Владимир Александрович. Он вышел из авто в распахнутой шинели на красной подкладке - весь такой модный - и встал со своими гвардейцами в строй.
        Я заложил два пальца в рот и свистнул так, что соседи покачнулись. Над площадью взвились и захлопали крыльями птицы, гвардейские головы повернулись в мою сторону. Что примечательно - солдат там не было, сплошь офицерье. Белая кость, голубая кровь. Сбоку, в окнах Зимнего, замелькали головы чиновников, среди которых вроде бы мелькнула лысина Столыпина. Ну и отлично. Устроим для него показательное выступление.
        - Что, господа хорошие, никак, в новые декабристы наметились? - прокричал я. - Так вспомните, чем они закончили.
        Штыки качнулись было в мою сторону, но выдрессированная гвардейская сволочь без команды старшего не сдвинулась с места.
        А старший, разглядев с кем имеет дело, матерно выругался, скомандовал повернуть фронт и взять винтовки на руку. Это что же, они на меня в штыковую собрались? Ладно, будет вам штурм Зимнего.
        По моему взмаху шофер поставил автомобиль задом к площади, гвардейцы заржали - видно, решили что удираю, но заткнулись, стоило мне сорвать покрывало с пулемета.
        - Как прицел выставлен?
        - На две головы выше, - подрагивающим голосом ответил унтер.
        - Вали отсюда, ты не причем, тут моя война.
        Взялся за гашетку и врезал очередью над головами. Пули прошли мимо Александровской колонны, мимо Исакия и Адмиралтейства, над Конногвардейским бульваром, в сторону Новой Голландии... Гвардейцы аж присели, Владимир Александрович рот открыл - мир рухнул!!! Мужик, быдло, выскочка стреляет в великого князя из пулемета!
        Собравшиеся было зеваки сыпанули прочь, а я чуть-чуть крутанул вертикальную наводку и еще раз провел стволом туда-сюда. Посыпались гильзы, вокруг кисло запахло порохом, несколько гвардейцев не выдержали, упали на булыжник, остальные замерли в полуприседе. Опытные, суки, знают, что до меня добегут от силы человек пять.
        - Это было последнее предупреждение! Кто хочет жить - оружие на землю! - и демонстративно взялся за винт вертикальной наводки. Гучков с ошалевшими глазами, приподнял ленту, готовясь дальше подавать ее в приемник.
        Рожу при этом я держал самую зверскую, что при бородище и очках было не так уж и трудно. Да и пулеметные очереди пониманию способствуют, коли уж не побоялся великого князя пугать, так обратной дороги нет, врежет такой и не задумается.
        Потекли томительные секунды, воздух на площади аж звенел от напряжения, а потом раздались сразу два громких звука - упала на брусчатку винтовка и хлопнул револьверный выстрел. Один сдался, один застрелился.
        И пошло-поехало - самоубилось, как потом выяснили, всего пятнадцать человек, остальные сложили оружие. Ну да ладно, будем считать, что гвардия за Кровавое воскресенье*** ответила.
        От дворцового сада выезжали драгуны и автомобиль Редигера, по Большой Морской бежали солдаты в серых шинелях под командой Великого князя Петра Николаевича. Ну да, прямо-таки восстание декабристов, хорошо хоть без пушек обошлось. Я устало плюхнулся на сиденье и подмигнул смотревшим на все выпученными глазами полицейскому унтеру и Гучкову:
        - Ну что, робяты, сделали мы с вами революцию?
        ***
        /События 9 (22) января 1905 года в Санкт-Петербурге, известные также как «Кров?вое воскрес?нье», или «Кр?сное воскрес?нье» - разгон шествия петербургских рабочих к Зимнему дворцу, имевшего целью вручить императору Николаю II коллективную Петицию о рабочих нуждах. Шествие было подготовлено легальной организацией «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга» во главе со священником Георгием Гапоном. Поводом для выступления рабочих стала не достигшая своих целей забастовка, начавшаяся 3 января на Путиловском заводе и охватившая все заводы и фабрики Петербурга. 5 января Гапон бросил в массы мысль обратиться за помощью к самому царю, а 7 - 8 января составил петицию, перечислявшую требования рабочих. Наряду с экономическими, петиция включала ряд политических требований, главным из которых был созыв народного представительства в форме Учредительного собрания. В день шествия самого царя не было ни во дворце, ни в самом городе. Политический характер выступления и стремление демонстрантов прорваться сквозь оцепление солдат стали причиной разгона шествия, в ходе которого против рабочих
было применено огнестрельное оружие. Разгон шествия, повлёкший гибель более сотни человек, вызвал взрыв возмущения в российском обществе и во всём мире и послужил толчком к началу Первой русской революции/
        Глава 5
        Движуха на площади не затихала еще долго - Ридигер лично выставлял оцепление, из здания Главного штаба появился Корнилов, Петр Николаевич же удерживал своего сиятельного родственника, который, разглядев самоубийц, все рвался в рукопашную со мной. Его лицо покраснело, усы вздыбились. Он что-то несвязанно орал.
        Лавр Георгиевич действовал решительней и толковей всех - он тут же направил своих СМЕРШевцев реквизировать окрестные кареты и авто, назначил экипажи автозаками и принялся паковать в них гвардейцев.
        Когда мятежников оставалось человек двадцать, из Зимнего вышел бледный Столыпин. Первым делом он попытался успокоить Владимира Александровича, но бестолку. Вокруг оцепления снова начала собираться толпа горожан, пару раз хлопнул магний репортерских камер.
        - Да, - Гучков витиевато выругался, подрагивающими руками прикурил у полицейского унтера и затянулся, - революцию. Младороссов, итить их мать.
        - Кого??
        - Были младоитальянцы, младосербы, младотурки. А мы вот, выходит, младороссы, - с каждой затяжкой Гучков возвращал себе спокойствие. - Мне тут еще вот какая мысль в голову пришла. Это ж мы одним авто с пулеметом роту остановили, а что если таких авто будет пять-шесть штук на полк? Я когда в Трансваале воевал, слышал про такие повозки, “галопирующий лафет” или что-то в этом духе… Жаль только, автомобилей у нас мало.
        - Ну так и ставить на повозки, как вы говорите, - поддержал я будущего-бывшего военного министра, не все же мне двигать прогресс, - повозок у нас много. А на автомобили, помимо пулеметов, вешать броню, будут эдакие вездеходные бронепоезда.
        Гучков, задумчиво глядя вдаль, докурил, накинул на пулемет покрывало, старательно подоткнул его со всех сторон и снова повернулся ко мне:
        - А ведь интересно может получится!
        Еще как интересно. Ладно, про гусеницы пока промолчу, нельзя столько всего и сразу.
        Тем временем репортеры подбирались к нашему экипажу все ближе и ближе и я попросил Корнилова:
        - Лавр Георгевич, будьте так любезны, распорядитесь отодвинуть обывателей и убрать газетчиков.
        Оцепление сдвинулось и понемногу выдавило толпу за пределы Дворцовой площади. На опустевшем пространстве сразу стал виден каждый человек и на меня обратил внимание Столыпин. В руках он держал серебряную фляжку с чем-то явно горячительным:
        - Боже мой… боже мой… Что ты натворил, Григорий!
        - Я??
        Столыпин приложился к фляжке и замер. Я почти силой вынул ее из рук премьера - ну да, отличный шустовский коньяк.
        - Александр Иванович, - я протянул фляжку Гучкову, - не желаете?
        “Октябрист” не желал. Он не мог оторвать взгляда от трупов, уже накрытых шинелями, но всю площадь не накроешь и красный снег притягивал взгляды. Подошли Редигер и приехавший Зубатов. Мы стояли молча на морозе, передавали друг другу фляжку. Даже Гучков в итоге сдался, присоединился к нам.
        - Мыслю так, - начал я. Кому-то же надо? - Владимира Александровича, во избежание, надо изолировать.
        - С семьей, но под охраной, домашний арест, - включился Зубатов.
        - Гвардейцев, кто был на площади - всех в Петропавловку, - предложил военный министр.
        - Гвардию вообще после сегодняшнего раскассировать надо, - утер усы после глотка сам командующий гвардией. - Замешанных по дальним гарнизонам россыпью, полки на западную границу, на Кавказ и Туркестан.
        - А кого в Питере оставить? - вскинулся Редигер.
        - Линейные части, - мрачно ответил Петр Николаевич. - Гвардии веры нет, как ни печально это признавать.
        - Надо для газетчиков сообщение сделать, - ввернул я. - дескать, попытка мятежа, но без имен и подробностей. Судить предлагаю закрытым военным судом и адью, медведей гонять, кого бурых, а кого и белых. Також без деталей для публики. Согласны?
        Собравшиеся облегченно закивали. Даже Столыпин, который, оказывается, думал о медийном эффекте:
        - Газеты до особого распоряжения под цензуру, во все издательства направить чиновников из Осведомительного бюро и Главного управление печати. Пусть вычитывают тираж каждого номера под личную ответственность.
        - Слухи все одно пойдут, - осторожно произнес Зубатов
        - Пущай - отмахнулся я, - против слухов надо всем заодно говорить одно и то же. Будем рассусоливать - растащут на клочки, так что надо прямо сейчас сесть и написать, чего говорить будем. Ну и прочие меры расписать тоже.
        - Думаю, - нахмурился Петр Николаевич, - надо объявить город на особом положении, хотя бы на неделю, а лучше - до смены полков гарнизона. И установить комендантский час.
        Военный министр, Корнилов скосили глаза на Столыпина. Дескать, выполнять или как? Повисло тяжелое молчание. Премьер тем временем уставился в снег, откручивая и закручивая обратно крышку фляжки.
        Где-то вдалеке, за оцеплением завыл женский голос. Ну вот и родственники самоубийц пожаловали.
        - Петр Аркадьевич, - тихо произнес я. - Пути назад нет. Ежели сейчас дать слабину, стопчут не только меня, но и вас.
        - Так и есть, - глухо произнес Столыпин. - Мы нынче в одной лодке.
        И уже министру с командующим гвардией и Корниловым:
        - Распорядитесь. Это единственный выход. И прошу всех ко мне в кабинет, составим план действий. Я беру на себя цензоров, потом сразу к его величеству, в Царское… И уберите, наконец, тела! Эх!
        Премьер кинул фляжку в снег, со всей силы вдарил по ней каблуком. Тут же все пришло в движение, побежали чиновники, адъютанты…
        Я осторожно поднял фляжку с брусчатки. Отряхнул от снега. Историческая вещь, отдам ювелиру, починит.
        *****
        Вой и крик в обществе все-равно поднялся. Экстренные выпуски зацензурить не успели и они, после утренней статьи в “Слове” про художества генерал-адмирала, вышли с аршинными заголовками “Новые декабристы”, “Мятеж на Дворцовой”, “Забывши долг и присягу”. Проехались и по Владимиру Александровичу, кое-кто вообще эпитетов не жалел. И Россия вздрогнула - в один день двух великих князей макнули, да как! Можно! Кончились неприкасаемые!
        В Думе протестовали монархисты во главе с Бобринским и Марковым. Захватывали трибуну, скандировали, ловили хайп, как будут говорить в будущем. Дошло даже до рукоприкладства - возле президиума Марков полез с кулаками на Стольникова. Но не на того напал, это интеллигентные кадеты таких выходок побаивались, а Никодим Николаич просто и без затей засадил Маркову в торец, даже разнимать не потребовалось - унесли скандалиста и все. Но своих принципов он держался до конца - вызов на дуэль все-таки прислал. Вот мне еще этого не хватало! Стольникову я просто запретил принимать вызов, а Маркову через Зубатова пригрозил арестом, коли будет продолжать в таком же духе.
        Раскассировать гвардию без шума тоже не получилось. Вся эта знать, родственнички съехались в Царское, устроили пробку возле казарм. Началось трехдневное противостояние. Войска напирали, по одному растаскивали кареты, выдергивали гвардейцев из казарм. Аристократы отбивались, чуть ли не баррикады делали. У тех и у других после моей демонстрации хватило ума не применять оружие, но перетягивания каната стоило всем много нервов. Но надо отметить, солдатики действовали веселей и напористей - можно! А уж когда Петр Николаевич распорядился в блокированные казармы не доставлять питание и уголь… Зимой в России, знаете ли, бывает прохладно.
        Самодержец, несмотря на кажущуюся апатию, в стороне не остался, плеснул бензинчику в огонь. Попытался выпустить манифест в поддержку Владимира Александровича с гвардейцами, осуждением правительства и Думы. Мне персонально там был посвящен целый абзац. Лжестарец, обманщик, обильно цитат из Библии и святых отцов - “небезопасно льву пасти овец, небезбедно тому, кто и сам страстен, начальствовать над другими страстными”. И все в таком же духе. Счастье, что мы цензуру успели ввести и заблокировали публикацию. Цензоры, конечно, малость охренели от такого подхода - а что, так можно было? Цензурить высочайший манифест? Можно, теперь все можно.
        Чтобы малость успокоить волнения, забабахал в “Слове” редакционную статью “Чем опасна гвардия для монарха?”, где помянул все дворцовые перевороты, тех же декабристов и прочие кунштюки “парадных войск”. И что истинная гвардия - не та, что “вальсирует на паркете”, а та, что готова в любой момент отразить любого врага. Тоже бомба вышла недурная - я ведь на гвардию навесил убийство Иоанна Антоновича, Петра III и Павла I. Эпизоды малоприятные, и потому их в истории Романовых предпочитали замалчивать. Те, Кому Надо об этом, конечно, знали, но вот открытое упоминание в газете…
        Ну и как вывод - потребовал “оградить обожаемого монарха от гвардейского произвола”. Последствия это возымело самые неожиданные: на мою сторону встало часть казаков конвоя ЕИВ. Видать, у них там тоже все непросто и даже среди тех, кто связан с царем “личной унией” (а казаки всегда считали, что служат лично царю, а не государству) и несет самую почетную службу, прошло размежевание.
        С десяток терцев и кубанцев привел в Таврический знакомый мне Петр Северцев и бухнул прямо с порога:
        - Принимай на службу, Григорий Ефимович! Нет больше мочи служить в Царском.
        - Что же так? - я в удивлении откинулся в кресле.
        - Поносит государь нас за Алексея. Каждый день - дескать, из наших кто покрал царевича… - вахмистр перекрестился. - Богом клянусь, не мы это.
        - Значит, не доверяет, - я побарабанил пальцами по столу. Все складывалась очень удачно!
        - Так и есть, - казак повесил голову, сзади загомонили сослуживцы - Как жить теперича не знаем. То ли по домам, то ли…
        А у них-то срок не выслужен, вернуться - запозорят в станицах, как это, казак сам на льготу вышел? Положение хуже дезертирского. Значит, им нужно где-то дослужить, а мне - куда-то их пристроить… А почему бы и не в Думу? Охраняли единоличного главу государства. теперь пусть охраняют коллективного.
        - Мне в Думе нужна своя, особая думская стража. Драчунов растаскивать, охранять покои. Возьметесь? Жалованием не обижу! Жить пока при мне, в Юсуповском дворце. Там есть помещения, сделаем казармы… Когда все наладится, сделаем постоянные казармы в Таврическом.
        Лица казаков просветлели.
        - Любо!
        - Хотим!
        - Бери нас обрат на службу, Григорий Ефимович.
        - Не подведем!
        - Вот и ладно! - я встал, пожал руку Северцеву. - Головой пока назначаю тебя, Петр. Но ежели похочете казачьим обычаем выбрать на круге другого - так тому и быть.
        Это тоже понравилось казакам. Хоть какая-то видимость прежних вольностей. Избрали в итоге все того же Северцева.
        *****
        Как не хотел я проводить реквизиции, а пришлось. Во-первых, Зимний дворец. Его статус потребовалось прописать в отдельном законе. Теперь там официально располагалось правительство, поднимался флаг страны, исполнялся гимн в случае приема глав иностранных государств. На этом, как ни странно, настоял Столыпин.
        - Как к этому отнесется Его императорское величество? - осторожно спросил я, прочитав текст законопроекта.
        Столыпин вроде был еще вхож в Царское, у кого же еще спрашивать? Премьер только расстроенно махнул рукой. Как выяснилось, разрыв с помазанником случился не только у меня, но и у Петра Аркадьевича. Николай все ждал, когда Столыпин выступит на его стороне, но сначала декабрьские события, потом “недовосстание” гвардейцев, которых уже успели в обществе окрестить “январистами”, в ходе которого премьер поддержал меня, убедили - помощи не будет. Николай окончательно замкнулся, перестал приглашать в Царское всех, кто имел хоть какие-то отношение к Зимнему или Таврическому дворцу. Царская семья перешла в режим “затворники”. Вот тут поневоле порадуешься, что император не унаследовал характер отца или прадеда. Те бы нас в бараний рог скрутили, не говоря уж о Петре Алексеевиче, этот бы все питерские фонари увешал, а потом бы еще сплясал на поминках в немецкой кабаке…
        - Кстати, вот, держи - Столыпин покопался в портфеле, поставил на стол цельный изумруд, в который были вмурованы часы - Поздравляю с именинами!
        Я удивился. 7 февраля день ангела у Григориев? Долго благодарил довольного премьера, а сам думал, что надо посетить семью. Как Столыпин ушел, попытался быстро смыться из Таврического, но увы. Однопартийцы, депутаты уже знали об именинах, потянулись вереницей. Задарила подарками, приветственными открытками, иконами. Только к вечеру я смог выбраться к семье в Царское. Тут меня тоже ждали. Дети бросились на руки, жена накрыла на стол. К моему удивлению Параскевья Федоровна озаботилась элитным алкоголем - на столе стояла бутылка Вдовы Клико! И откуда только деньги? Тут я засмеялся вслух. Ясно откуда. Я же и даю.
        - Собирайся! - после застолья, у меня состоялся разговор с Дмитрием - Будешь жить при мне, работать курьером в Думе.
        Сын запрыгал от счастья, а на меня уставилось шесть пар вопросительных глаз. Жена с дочками тоже хотели в столицу.
        - По вам апосля решу - отмахнулся я - живите пока здеся на всем готовом.
        *****
        Вторые мои реквизиции коснулись генерал-адмирала. Даже не мои - Зубатова. Тот сдержал свое слово, докатил бочку на царского дядю. И сразу выяснилось, что у Алексея Александровича полно недоброжелателей в Морском комитете - компромат нам начали тоже отгружать бочками. Я тут же переправлял его в “Слово”, которое стало чуть ли не рупором борьбы с аристократией. Общественность встрепенулась, крови потребовали даже октябристы. Видимо, им тоже Александровичи перешли дорогу.
        Нельзя сказать, что высшая аристократия вот так взяла и сдалась. Начать с того, что бойкот Николая плохо сказался на работе государственного аппарата. Царь отказывался назначать конституционных судей, членов нового Сената и вообще игнорировал всю нашу деятельность, вставляя палки в колеса, где только можно. Вот кто бы мог себе представить ситуацию, что итальянской забастовкой и саботажем будет заниматься глава государства? Воистину, Россия - страна чудес.
        Банкиры тоже отчебучили. По звонкам околокняжеских прихлебателей начали прятать капиталы генерал-адмирала. Что-то мы быстро находили и арестовывали, что-то увы, успешно утекало за границу и терялось во мраке. “Запад нам поможет” - это из другой оперы, а тут деньги, живые деньги! Французский посланник, Морис Бомпар, даже говорить отказался на эту тему - зато долго пытался меня воспитывать насчет восстания “январистов”. Дескать, надо проявить милость, не судить, а отпустить гвардейцев, тем более Дума собирается принять амнистию, вот и повод…
        - Господни Бомпар, а как поступили депутаты Генеральных штатов с французским королем и аристократами? - я снял черные очки, вперился взглядом в тощего, больше похожего своими усиками и бородкой на графа Дракулу посла
        - Созыв Национального конвента был неизбежен, как и низложение Людовика, - пожал плечами Бомпар - Но подобные аналогии мне не кажутся уместными. Впрочем…
        Моя шпилька подействовала, в после взыграли республиканские чувства, дело сдвинулось. Вопрос с судом над гвардейцами был признан нашим внутренним делом - вслед за французами социально близких “сдали” и немцы с англичанами. Европейские газеты, конечно, потоптались по нам - дескать, посмотрите, что у них без царя творится. При этом Николай никуда не делся - сидел в Александровском дворце, строил козни. Но уже так вяло, без огонька. Подействовали намеки на то, что у правительства и Думы много возможностей - не пустить вдовствующую императрицу из Дании, уменьшить цивильный лист и вообще вспомнить про роль царя во время Ходынки или Кровавого воскресенья. Так и передали Николаю через Юсуповых, которые хотели нас примирить, аж из штанов выпрыгивали, - “у каждой ошибки есть имя и фамилия”.
        *****
        Всю Масленицу гвардейские полки снимались с насиженных десятилетиями мест и готовились отбыть на границы империи. Не все, а только замешанные в выступлении. Гвардейский экипаж и стрелки остались на месте, равно как и лейб-казаки. И все равно суматоха была знатная - часть офицеров сидит под следствием, часть от греха подальше подала в отставку. Редигер сердито мне выговаривал, что такая спешка ни к чему, что можно спокойно, за полгода провести ротацию…
        - А вы, Александр Федорович, представьте, что война началась, войска уже завтра нужны на фронте. Если уж сейчас, в мирное время, такой бардак, то что тогда будет?
        Вот и объявили происходящее “учениями службы военных перевозок”. И ничего, вполне за полтора месяца управились. Правда, кое-кого из военных чиновников выперли в отставку с “волчьим билетом”, а десяток-другой вообще под суд загремел, очень уж много интересного вскрылось - как раз СМЕРШ на кроликах потренировался.
        В Питере же шли обычные масленичные гуляния, только с благодарственными молебнами, салютами и политической активностью. Больше всего радовались свежеприбывшие полки - еще бы, выдернули из тмутараканей, где они порой ютились в самых скверных условиях и поселили в гвардейские казармы! Но всем командирам и офицерам, собранным в Главном штабе, Палицын прямо сказал: через год два полка, показавшие худшие результаты в боевой подготовке, уедут обратно. Тренируйтесь.
        Суды над гвардейцами прошли быстро, а чего тянуть, если вся доказуха очевидна? Вышли с оружием, известны поименно. Опять же, СМЕРШ учился тактике допросов, вскрывал связи - и в этом новой службе помогали “инструкторы” Зубатова. Двоих лишили прав и состояния, десяток разжаловали, и всех разослали по дальним гарнизонам. Там нет ресторанов и оперы? Вот и отлично, пусть заведут и поднимут культуру на глухих окраинах.
        Наезд на Алексея и Владимира Александровичей и суды над аристократами дали еще один неожиданный результат - поднялся вал судебных исков к графьям и князьям. Где землицу неправильно размежевали, где финансовые интересы нарушены, где имущество неправильно к рукам прилипло. То есть все это копилось, копилось и когда прозвучал сигнал “Можно!”, выплеснулось. Своего рода отложенный спрос.
        Заехавшая по случаю Зинаида Николаевна жаловалась - их семья под эту волну тоже попала. Одно дело с неприкасаемым Сумароковым-Эльстоном тягаться, и совсем другое с гражданином Юсуповым.
        - Так я бы на вашем месте только порадовался, голубушка Зинаида Николаевна!
        - Чему же, Григорий Ефимович?
        - Да хоть тому, что все в суде решается, по закону, а не так, как два года назад - вилами да красным петухом.
        - Сомнительная радость.
        Ну да, надо дождаться, когда в 1917 году клапан напрочь сорвет, когда начнут хватать заложников из “классово чуждых”, да расстреливать их без жалости. И ведь не объяснишь ей, что в эту кровавую мясорубку не только мелкая сошка попадет, но и сам император с семейством.
        Единственный позитивный итог визита Юсуповой стала реставрация Пикассо. Гвардеец изрядно испортил картину, а руки у меня до нее не доходили. Зинаида Николаевна порекомендовала своего знакомого художника - Александра Карловича Беггрова. Известный питерский маринист за символическую сумму взялся восстановить “Молодую девушку”.
        *****
        По России Масленица прокатилась кампанией банкетов и собраний. “Образованная”, “передовая”, “думающая” и так далее публика, в первую очередь земцы, выпивали и закусывали под многоречивые тосты и пожелания. Принимали заявления, публиковали отчеты в газетах - в общем, создавали видимость политической жизни. Пришлось настоять в Думе и принять специальное постановление “Долг земского представительства не в том, чтобы заседать или поднимать тосты, а в каждодневной работе на благо России”. Не скажу, чтобы это сильно повлияло, но следом за постановлением вниз официально пошли “рекомендации” Думы, а неофициально адресатам намекали, что тем, кто от оных рекомендаций отмахнется, дальнейшая политическая карьера будет заказана.
        Уже Великим постом прибыл наш первый “антифилософский пароход” или, точнее, “непломбированный вагон” - Дума объявила амнистию и разрешила вернуться в Россию всем, кто прямо не замешан в террористической деятельности, для чего были организованы специальные вагоны из Берлина.
        Первым приехали Мартов, Дан, Чернов и еще куча умеренных. Их, к удивлению настороженно наблюдавших из далека оставшихся эмигрантов, не арестовали, а спокойно приняли и дали поселиться в России. За одним только исключением - в Москву и Питер допускали только тех, за кого замолвит слово депутат Государственной Думы, причем каждому депутату разрешалось “взять на поруки” только одного эмигранта. Зубатов ходил, как объевшийся сметаны кот - столько ранее неизвестных связей всплыло!
        Наконец, недели за три до Пасхи, приехала и вторая партия - Троцкий, Авксентьев, Зензинов и сам товарищ Ленин. Этих я встречал лично, к вокзалу подали экипажи, всех скопом отвезли в Таврический дворец, где прибывшие с интересом рассматривали “оплот демократии”, думскую стражу из казаков и особенно стоявший на почетном месту у входа пулемет с золотой накладкой “В память событий на Дворцовой площади”. Потом всех усадили в одном из небольших залов, на приветственную речь в моем исполнении.
        - Так что, господа хорошие, мы за то, чтобы все решать миром. Поэтому за призывы к насилию будем наказывать, а в остальном - воля вольная. Учитесь добиваться своего без драки.
        - А если невозможно? - ехидно спросили из угла.
        - Трудно бывает, да. Я вот сибирский мужик, с детства привык чуть что - сразу в рожу…
        В зале пошли смешки.
        - …и то, себя сдерживаю. А уж вам-то, умным, образованным, сам бог велел решать все без мордобоя. Дорогое это удовольствие - драка, слишком много посуды бьется, а у нас в России ее и так немного.
        - Боюсь, с помещичье Думой без дгаки никак, - выступил-таки Ленин.
        - Так поменяйте ее! - развел руками, отлично зная о проблемах с общественным представительством. Благодаря усилиям Столыпина - один голос помещика был приравнен к 4 голосам купцов и промышленников, к 65 голосам горожан среднего класса, к 260 крестьянским и 540 рабочим голосам. В результате 200 тысяч российских помещиков - феодально-аристократическая опора царского трона - имели в Думе через октябристов, кадетов и правых почти 50% голосов. Нечестно.
        - Пока так, через годик, другой новый избирательный закон примем - увещевал я - глядишь, и вы, господин Ульянов, депутатом станете.
        Расходились задумчивые, только на выходе Ленин подошел к пулемету, потрогал пальцем накладку и спросил:
        - Это что, тот самый? Из котогого в великого князя стгеляли?
        - Он, точно.
        - И что, гука не дгогнула? - прищурился Владимир Ильич.
        Я снял очки и посмотрел на “вождя пролетариата”.
        - Не дрогнула. И дальше не дрогнет.
        Глава 6
        Новый избирательный закон стал отличной морковкой, которую я подвесил перед левыми. Троцкий, Ленин, все более-менее умеренные “теоретики” вошли в комиссию при Думе, начали до хрипоты спорить. А я им еще подкинул угольку - предложил скататься по России и поагитировать за право голоса у женщин. Чего они наслушались в патриархальной стране - ни в сказке сказать, ни пером описать. Баба она же не человек, это в больших городах еще туда-сюда начали понимать про права женщин. А уж в деревнях….
        Приехали левые из поездки - оплеванные по самое немогу. И тут я по ним вдарил как следует кнутом. Люди Зубатова выпасли Зензинова, который встречался с нелегально приехавшим в Питер Савинковым. Арестовали обоих. И с поличным - на конспиративной квартире нашли химикаты для приготовления бомб, нелегальную литературу…
        - Я же вас упреджал! - начало спича выдалось минорным - Просил!!
        В том же самом зале Таврического, где была первая встреча, теперь собрались не только Ленин, Троцкий и Ко., но и вся фракция трудовиков с эсдеками.
        - Кто там за Зензинова поручался, ну-ка встань!
        Поднялся мрачный Гегечкори. Депутат от Грузии взял эсера на поруки и теперь явно не испытывал счастья от произошедшего.
        - На ка! Посмотрите, Евгений Петрович - я провел рукой над столом президиума. Там лежали револьверы боевиков, бикфордовы шнуры и прочая террористическая бижутерия.
        - Буду ставить вопрос о лишении господина Гегечкори мандата депутата
        Обе левые фракции, недовольно зашумели, начались выкрики с мест - дескать это все из старых запасов, ничего такого Зензинов с Савинковым не собирались делать…. В дверях зала показались казаки думской стражи, но я отмахнулся.
        - Давайте дальше миром решать, как дальше будем жить…
        Публичный скандал - а мы левых еще пропесочили в прессе - подействовал. Я легко пропихнул закон о комитете государственной безопасности. Его создание тормозилось вопросом финансирования - в бюджет надо было внести соответствующую статью, это повлекло за собой острую дискуссию со Столыпиным о том, что и сам бюджет на 8-й год надо бы утвердить Думой. А для начала провести его в соответствующем комитете, собрав предложения от партий. Ругались, рядились, договорились сделать бюджет на 9-й год, а на нынешний - скорректировать в рабочем режиме. Я плотно засел с Янжулом за цифры. А они радовали.
        С Александровичей удалось получить почти семь миллионов! За две недели до Благовещенья мы получили три миллиона рублей переводом из Парижа и вскоре закрыли уголовное дело против генерал-адмирала. На само Благовещенье пришло еще четыре миллиона, Столыпин подписал выездные паспорта Владимиру Александровичу и его семье, тот сразу укатил в Лондон. Подозреваю - плести заговор. Да, у такого решения были издержки, но присутствие Великого князя в России имело больше минусов. Судить его? Правые в Думе окончательно сорвутся с катушек. Да и не был я уверен в нынешних судьях, с хорошим адвокатом легко бы оправдали. Это гвардейцы вышли на Дворцовую с оружием, а у Владимира Александровича ничего же не обнаружили.
        Разумеется, за князей мне прилетело. На нас накинулась левая пресса, да и эсдеки с трудовиками в Думе. Как же так… Боролись, сражались и вот так врагов народа отпустить…
        - Нет никаких врагов народа! - набросился я в ответ на левых с трибуны Думы - Вредный и богопротивный термин, господа! Вспомните, чем закончили все эти Сен-Жюсты, Мараты и Дантоны, которые во время французской революции ввели в употребление сие понятие. Сегодня вы назначаете врагами народа - завтра точно так же назначат вас.
        Но с левыми пришлось поделиться, причем не только с эсдеками и трудовиками, а вообще со всеми. Внес в Думу законопроект о государственном финансировании партий, которые победили на выборах.
        - Ежели народ вас выбрал - открывай карман, получай деньгу.
        Выделил со всех щедрот на это миллион рублей в пропорции полученных процентов. Разумеется, почти половину забрали небесники. В кулуарах, а потом в Зимнем пришлось всем разъяснять такую щедрость:
        - Пущей государство платит за партии, чем их на содержание возьмут какие-нибудь немцы или англичане. Вот придет шпиен к Маркову, даст тому денег. Не так чтобы совсем много - тысяч пятьдесят. Дабы тот законопроект нужный немцам провел. Ну например о понижении вывозных пошлин на зерно. И что же… Марков пять раз подумает - взять пятьдесят тысяч и потерять сто от государства. А ежели сам не подумает, его однопартийцы одернут. Круговая порука, понимаете?
        *****
        На самом деле деньги разошлись мигом. Четыре миллиона выбили флотские. Эти тотчас сориентировались - притащили программу строительства линкоров. "Полтава", "Петропавловск" плюс "Севастополь" и "Гангут". Держитесь за стул! На сто восемнадцать миллионов рублей! Но вот прямо сейчас им нужно было всего четыре - забронировать верфи и начать подготовительный этап. Проектирование и прочее. И я знаю этот подход. Коготок увяз (отдал четыре) - птичке конец (отдашь и остальные сто четырнадцать!). Придут адмиралы, разведут руками - ну как же так, дорогой Григорий Ефимович! Ведь уже столько денег потрачено, экипажи сформированы…
        К началу Первой мировой в строй вступят дай бог, два линкора. Воевать с полутора десятками немецких нам ни при каком варианте не светило. Жаба меня душила - невозможно описать как. Чисто деньги на ветер, вернее, в воду! И не дать нельзя - флотские после Цусимы активно эксплуатировали национальную травму в обществе. Которое и так, если брать высшие классы, ушиблено разгоном гвардии и князей. Единственное что выбил - приоритетное финансирование из этих 4-х миллионов строительства подводных лодок на Охтинском и Балтийском заводах. Крылов уже успешно протестировал на “Почтовом” шноркель с клапаном - можно было смело увеличивать тоннаж подлодок. Это давало нам хороший запас мореходности, вместительные топливные баки, более тяжелые торпеды.
        Миллион рублей ушел на создание КГБ - тут удалось много сэкономить. Здания, персонал перешел комитету от жандармерий и охранки. Архив, картотеку, сеть осведомителей - все это тоже не пришлось создавать с нуля. Но вот техническое обеспечение… Автомобили, открытие особых отделов при военных заводах, зарубежные резидентуры - все требовало денег.
        Председателя выбирали долго. Варианты, слава богу, были - полковник Лавров из Разведочного отделения Главного штаба, жандармский подполковник Еремин, работавший по террористам и подполью, полковник Туркестанов, тоже из жандармов и штабс-ротмистр Самохвалов, коего очень насовывал Столыпин. Последнему, судя по обмолвкам, Петр Аркадьевич был чем-то обязан.
        Но у последнего - слишком маленький чин, даже не подполковник. В итоге назначили Туркестанова, толкового офицера и, в текущих условиях важнейшее - из князей. Кинули, так сказать, кость “высшему обществу”. Хотя какой Туркестанов князь - служака, ищейка. Ровно то, что надо.
        А Самохвалов заинтересовал меня лично, я внимательно изучил его досье и даже скинул информацию Зубатову - проверять дальше.
        Не поленился вызвать штабс-ротмистра и устроить ему натуральный допрос на думской комиссии. Просветили как на рентгене: православный, из крестьян Симбирской губернии окончил Казанское пехотное юнкерское училище. Сделал там неплохую карьеру - дорос до штабс-капитана.
        В 1904 году перевели в Варшавский жандармский дивизион с переименованием в штабс-ротмистры. Тут наблюдалась либо чья-то жирная лапа… Либо перед нами был натуральный самородок, каких поискать.
        - Мы с вами, Григорий Ефимович, чем-то похожи, - Самховалов увлек меня в курилку после заседания комиссии - Оба из крестьян, оба высоко взлетели.
        У меня что-то щелкнуло в голове. Да это же тот самый Самохвалов, который возглавлял всю контрразведку Врангеля в Белом движении! И это его играл Джигарханян в “Неуловимых мстителях”. Что же там было еще, что так дернуло?.. Точно! Песня! “Русское поле”. Я вытащил из кармана записную книжку и под недоуменным взглядом Самохвалова, пока помнил, карандашом быстро записал:
        Поле, русское поле…
        Светит луна или падает снег, -
        Счастьем и болью вместе с тобою.
        Нет, не забыть тебя сердцем вовек.
        Петр Титович заглянул через руку, прочитал вслух:
        - Здесь Отчизна моя
        И скажу, не тая,
        Здравствуй, русское поле,
        Я твой тонкий колосок…
        - Григорий Ефимович, милостивый государь, это же очень талантливо! После вашего “Улетают птицы” грех сомневаться в стихотворном даре, но это… Выше всяких похвал! Тут и песню можно сочинить, если подобрать ноты.
        - Песню было бы отлично, - я никак не мог вспомнить последний куплет:
        …Не сравнятся с тобой
        Ни леса, ни моря…
        А что дальше? Ладно, потом вспомню. Я убрал записную книжку, вопросительно посмотрел на Самохвалова, который отстукивал на подоконнике что-то.
        - Видите ли, я немного музицирую. Играю на рояле - Петр Титович замялся - Помогает отвлечься от работы. Мог бы попробовать подобрать ноты.
        - Что ж… попробуйте. Тут просится романс - я попытался напеть первый куплет, но вышло откровенно плохо. Прямо карканье какое-то, а не знаменитая песня.
        В курилку заглянул чиновник из секретариата. И обалдело уставился на нас. Распутин поет песню, а Самохвалов внимательно слушает, отстукивая на подоконнике ноты. Картина маслом!
        - Петр Титович, у меня есть к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
        - Даже так? - удивленно поднял бровь жандарм.
        - Именно так - возглавить мою личную службу безопасности. Полномочий - вагон, жалованьем не обижу, люди есть.
        - Да я вроде и не против, только не пойму, зачем это вам?
        - Мы в такую кашу влезли, что уже сейчас вокруг меня множество темных личностей вьется, в том числе и заведомые вражеские агенты. Да и недругов я нажил немало, есть у меня нехорошее чувство, что меня скоро убивать будут.
        *****
        Наверное, если бы ребята из галактики Кин-дза-дза лепили свой пепелац из тряпочек и палочек, он бы так и выглядел - как я ни старался донести до наших авиастроителей новейшие веяния будущего, все пока не впрок, все пока у них вешалка для белья выходит. На колесиках и с моторчиком.
        Но - летает! И летает неплохо. Стрекочет, как Карлсон, прямо “лучшее в мире привидение из Гатчины”. И шестеро офицеров уже подготовлены как летчики - Кованько из кожи вон лезет, чтобы пробить непробиваемую военную бюрократию и выдать ребятам “свидетельство пилота”. Сам летал только пассажиром, низенько и близенько, потому как генерал-майору никак невместно такой трещоткой парусиновой управлять. Но по глазам видел - хочет, ох хочет Александр Матвеевич в небо! Но нельзя. И потому он всю свою энергию направлял на то, что считал необходимым для развития воздухоплавания и авиации. Например, на ссоры с Вуазеном.
        Шарль тоже еще тот красавчик. Понимаю, что раньше он работал с братом и никакого начальства над ним не было, вот и не привык вести себя, как положено в иерархической структуре, тем более армейской. А Кованько, хоть и воздухоплаватель - военная косточка, ему с детства в подкорку зашили “равняйсь-смрно-разрешите обратиться!” и он таких взбрыков не понимал. Ну и плюс Кованько худо-бедно старался привлечь к делу ученых мужей, с Николаем Егоровичем Жуковским переписку затеял, тот все рвался из Москвы приехать, на полеты посмотреть. Дмитрий-то Рябушинский, его патрон и создатель Аэродинамического института уже успел причаститься, когда с картиной Пикассо приезжал.
        Так что генерал старался поставить дело “по науке”, а Вуазен все больше на “инженерную интуицию” уповал. И ладно бы у него большой опыт был, так откуда он в двадцать шесть лет возьмется?
        За две недели до Пасхи авиаторы сожгли нахрен седьмой мотор. То есть он не прямо сгорел, а выработал ресурс. Поскольку некая практика уже имелась, то произошло это, слава богу, не в воздухе, а при наземных испытаниях - авиаторы вели учет моточасов и когда до установленного срока оставалось меньше двух, летать на таком движке прекращали. Шарль же на это дело забил (и где-то был прав - перестраховка, все равно дольше сорока минут аппарат в воздухе не держался), сделал какое-то усовершенствование и немедля возжелал проверить его в воздухе. Солдатики в парке французскому гостю отказать не смогли, на старт вывели, пропеллер крутанули, от винта разбежались - но по команде доложили и севшего Вуазена встречал рассвирепевший Кованько.
        Ну а дальше - слово за слово, припомнили друг другу все, начиная с полета Икара и разругались вдрызг. Шарль дверью хлопнул и свалил из Гатчины. А Кованько приказал доработать ресурс, ставить новый двигатель и продолжать полеты.
        И как назло, в первом же разбился поручик Корф. Насмерть. Вошел в штопор и не вышел. Только справили поминки, первый вылет после катастрофы - авария! Хорошо хоть капитан Гатицкий отделался переломами и двумя выбитами зубами, жив остался. Проверили все, перепроверили - и прямо на старте запороли еще один двигатель. Поршневая пошла вразнос и показала всем “кулак дружбы” - торчащую сквозь корпус движка головку шатуна. Ну такие сейчас двигатели, все на той самой интуиции, теории еще нет, все решения на ощупь.
        И вот тут приехал первый двигатель сызранской сборки. Завода там еще не было, потому собирали полукустарно, в мастерских - впрочем, условия у Сегена были немногим лучше. Дозвонился мне тот же Гатицкий, прямо из Царскосельского госпиталя - приезжайте, Григорий Ефимович, плохо дело в парке. Двигатель новый, неопробованный, сборка русская, а не привычная французская, настроения на авиаполе похоронные, без вас вода не освятится…
        Я как раз сидел в кабинете у окна, открытого в первый раз после зимы и наслаждался нежданным теплом и редкой паузой в непрерывном потоке партийных дел, думских интриг, финансовых махинаций и планов на будущее. Разговор с летчиком разбередил душу и я решил дать себе день роздыху - послал всех дела к черту, на все звонки велел таинственно отвечать “занять государственными делами чрезвычайной важности” и велел запрягать автомобиль. Или закладывать - как правильно-то, уже и не соображал. Явившийся для получения приказаний шофер спросил, насколько далекой планируется поездка. Узнав что в Гатчину, поглядел в потолок, что-то посчитал, шевеля губами, кивнул и вышел - через пятнадцать минут авто будет у подъезда.
        Я тем временем вытащил из шкафов изрядно запылившиеся кожаное пальто, шлем, очки, краги и прочие доспехи, но тут в меня буквально вцепилась Танеева:
        - Григорий Ефимович, умоляю! Возьмите меня с собой, я все время мечтала посмотреть на аэропланы!
        На аэропланы, ага. Небось на героических летчиков посмотреть - они ведь сейчас вроде космонавтов, да к тому преимущественно из благородных семейств, чем не пара Анечке? Глядишь, и выдам ее замуж по любви…
        - Собирайся, поехали.
        Что она там щебетала два часа, пока мы катили в Гатчину, уже не вспомнить - хорошая погода, дорога, ветерок… расслабился я, только благосклонно кивал и помалкивал.
        По приезду все-таки пришлось переходить в рабочее состояние - проводить совещание, разбирать взаимные претензии. Если не поломать сейчас нездоровое уныние в воздухоплавательной школе, то они дальше себя так накрутят, что полгода работы насмарку пойдут. Потому я велел готовить единственный оставшийся “на лету” аппарат к старту. Выкатили мне наше последнее детище, двухместный биплан, почти как настоящий. Еще бы двигатель раз в пять помощнее, да обшивку фанерную и вот почти истребитель. Ну а пока так.
        Облачился я в свою авиакожу, обошел аэроплан, проверил, как того требовала недавно составленная инструкция - не течет ли масло, туго ли натянуты тросы управления, нет ли где люфта ненужного, уселся на пилотское место, рычаги подвигал… и как-то ушла суета питерская, легко стало. Впереди - только небо!
        От винта!
        Разбег и взлет выполнил почти идеально, против ветра, даже сам собой погордился. Поднял аппарат метров на пятьдесят, сделал коробочку над аэродромом, хотел было над городом пролететь, да решил, что сегодня не стоит, сегодня главное авиаторам показать, что все в порядке. И сел тоже красиво, всего разик и подпрыгнул и аккуратно подрулил к стоянке, а там уже чуть ли не праздник.
        - Вот, господа, - гудел Кованько, грозно разглядывая пилотов, - вот что значит любить небо! Никаких тебе фокусов, все строго по инструкции. Взлет, коробочка, посадка! Также требую от всех!
        При этих словах несколько офицеров отвели взгляды, а еще несколько сделали вид, что это к ним не относится. Сдал машину техникам на проверку, сам поднялся с увязавшейся Аней в кабинет начальника и тут она начала умолять нас - пустите полетать! Всю жизнь мечтала, с детства сны о полете смотрела, без неба жить не могу! Бог весть, что на нее нашло, но была она крайне убедительна. А я, как представил, что если ее не покатать на аэроплане, то нам еще обратно ехать на автомобиле и она мне весь мозг вынесет, вся поездка насмарку.
        - Александр Матвеевич, давайте, а? У нас же в планах полет с наблюдателем, вот и…
        Генерал напрягся, но скорее от того, что пассажиром предполагалась женщина. А женские дела, как сформулировали немцы - кухня, церковь и дети, а не по небесам рассекать.
        - …машина. как вы видите, исправна, я сам полечу, а?
        И опять: от винта!
        Второй полет за день дался труднее - зря я эйфории поддался, и центровка из-за второго человека на борту другая, и взлетный вес другой, так что я едва успел поднять аппарат в воздух, рычаг тянул на себя что есть силы. И движку было явно тяжелее тащить двоих, ну слабенькие у нас еще движки, слабенькие.
        Но ничего, набрал высоту, выровнял - стрекочет, тянет. Внизу окрестные мызы, поля с коровками и прочая пастораль.
        - Ой, - вдруг сказала Танеева, сидевшая у меня за спиной, - а что это капает?
        Я повернулся, насколько мог… Черт! Бензин течет!!! Надо срочно назад, бог весть, надолго ли его хватит.
        - Ой, уже струйкой! - в голосе девушки послышалась паника - Мы упадем, да?
        Отличный вопрос! Лишь бы в истерику не сорвалась, мне сейчас машину сажать, вон поле вроде бы ровное…
        - Аня, держись за меня крепче, садиться будем!
        Поле ровным казалось только сверху, а так - кочки, впадинки, самолетик скакал, прыгал и трясся. Дя я еще неверно ветер определил, так что несло нас со всей силой прямо в стену здоровенного сенного сарая, стоявшего в конце поля. Но - счастлив наш бог, как в фильме, встали в полуметре от стены. Рычаг, правда, я если не выломал, то погнул точно, да и в момент, когда винт делал последние обороты. подломилась стойка колеса и мы вывалились прямо на землю. Вот тут меня и накрыло, так что я даром что не на четвереньках добрался до ворот сарая, зашел внутрь и упал навзничь на стог соломы, успев только сорвать шлем и утереть лоб. Рядом со смертью же прошли!
        Сердце колотилось как бешеное, руки-ноги поднять не было никакой возможности, пот прошиб и тут я почуял, что ловкие ручки расстегивают сперва пальто, а потом и штаны.
        - Гриша, миленький, какой же ты молодец! Спаситель! Ох, я сейчас тебе хорошо сделаю…
        Мне бы отогнать ее, да сил никаких не осталось, а Танеева уже ловко управлялась с моим хозяйством. Однако, ну и нравы у них там в Смольном или где она училась?
        Через несколько минут Аня освободилась и от своего пальто и решительно встала надо мной, подбирая юбки, а потом присела сверху.
        - Ааааах!
        Я смотрел на происходящее будто со стороны - Аню, судя по всему, возбуждал экстрим. Цинично подумалось, что вот повезет ее будущему мужу - свозил покататься на американских горках и вот тебе темпераментная супруга.
        Глава 7
        - Алексей Александрович, а почему корова серет лепешками, а коза катышками?
        Граф Бобринский выпал в осадок. Побагровел, выпятил вперед свою знаменитую бороду.
        - Милостивый государь!
        Я выложил на рабочий стол серебряную фляжку Столыпина с отметкой его каблука. Так и не удосужился ее починить. Задумчиво повертел в руках. Бобринский поперхнулся, его взгляд сфокусировался на фляжке. Нет, все-таки знаковая вещь. Вон как действует на людей…
        После нескольких секунд молчания граф не выдержал:
        - И почему же?
        - Ну вот, Алексей Александрович! - резюмировал я - Даже в говне не разбираетесь, а в дела бюджета лезете!
        Сказал - как срезал. Танеева, что стенографировала наш разговор, бросила на меня влюбленный взгляд, тихо засмеялась. Бобринский же просто завис. И вот что отвечать на такое? Я бы и сам растерялся.
        - Э… позвольте откланяться.
        Граф неловко встал, бочком-бочком пошел к двери. Ну и отлично! Целый час выиграл себе - а то сиди, спорь о бюджетных статьях с главой фракции правых. Еще бы и выторговал себе что-нибудь. Тема лоббирования - быстро проникла в широкие массы депутатов. Зубатов докладывал, что в столице уже появились “жучки”, которые за определенную мзду предлагают провести в бюджете нужную статью, продвинуть “правильный” указ…. Прямо пора принимать закон о лоббизме и выводить всю эту деятельность из тени. Если не можешь запретить - возглавь.
        В дверях Бобринский разминулся с капитаном.
        - Григорий Ефимович, все работаешь! - упрекнул меня Стольников - Уже девятый час. Отпустил бы хоть домой Анну Александровну!
        - У меня сегодня вечером куафер - тихо произнесла Танеева
        - Хорошо, езжайте, казаки вас довезут - вздохнул я, потянулся в кресле. Организовать что ли спортивный зал в подвалах Таврического дворца? Так и не долго жиром заплыть. Работа то сидячая…
        Девушка быстро собрала свои бумаги и упорхнула.
        - Хороша маша, да не наша - капитан облизнулся вслед девушке, быстро закрыл дверь кабинета - Гриша! Поехали в кабаре!
        - В Питере появилось кабаре? - удивился я
        - Никита Балиев открыл на днях.
        - Это тот, который организовал “Летучую мышь” в Москве?
        - Да, он. И я уже там был - надо сказать все поживее, чем в старой столице. Канкан, кокотки… А вчера в Питер из Парижа приехала такая! танцовщица - Стольников облизнулся - Боже, что она вытворяет на сцене…
        Я прислушался к себе. Да, надо развеется…
        - Ну поехали. Сейчас я позвоню Самохвалову.
        Я набрал начальнику службы безопасности, сообщил, куда мы собираемся ехать. Попросить организовать сопровождение, но не казаками, которых за версту видно, а охранниками в штатском.
        Пока ехали - капитан расспрашивал о моем визите в Царское. По императорской семье был нанесен сразу тройной удар, который они выдержать не смогли. Во-первых, первая женщина-авиатор. Газеты написали про Танееву, Кованько подтвердил, что да, Анна поднималась в воздух (мое участие было опущено) - и вот, весь мир судачит и обсуждает русского пилота в юбке. В Таврический потянулись репортеры - но моя секретарша дичилась, интервью давать отказалась наотрез. Это еще больше подогрело интерес публики. И царской семьи тоже.
        Второй удар - требование Алексея вернуть своего дружка по играм. Дмитрий теперь был при мне в Думе, в Александровский дворец не заглядывал. А царевич уже привык. Начал ныть, скандалить.
        Наконец, пасхальные богослужения. Тут уже не выдержал Никса. Хороший повод, Аликс давит с Танеевой, Алексей с Дмитрием - и вот, пожалуйста, приглашение. Взял с собой бывшую фрейлину царицы, сына, прикатил сразу целым кортежем из нескольких авто. Впечатлил. И сразу обрушил на Никсу новость о залежах нефти в Бугульме. Перед самым отъездом от Менделеева пришла подробная записка по результатам экспедиции, с оценкой залежей и ожидаемой динамикой добычи.
        Ее и показал царской семье:
        - Большие деньги ждут Россию - подал царю таблицу с цифрами доходов бакинских промыслов. - В прошлом году было выкачено и вычерпано около 400 тысяч пудов жижи - это почти половина мировой добычи. А прикамская нефть может дать не меньше. Да если хоть и половину, тоже прибыток немалый. И возить ближе, трубу до Камы кинуть - всего верст сто пятьдесят, чай, не Баку-Батуми, гор нету. А уж по Каме да по Волге - баржами наливными.
        В бумагах Дмитрий Иванович по моей просьбе рассчитал три варианта: радужный, обычный и осторожный. И по всему выходило, что вложения даже при осторожном варианте окупятся крайне быстро! А если учесть, что количество бензиновых и дизельных моторов растет с каждым годом, как на дрожжах - то и еще быстрее. Туда же подшил и справку от Крылова о нефтяном отоплении котлов на флоте, как наиболее перспективном. Обложился бумагами со всех сторон, чисто бюрократ какой.
        По дороге в церковь, Николай вник в расчеты, впечатлился. Царь все еще сильно злился на меня, но магия нефтяных цифр произвела впечатление. Особенно на жадноватую Аликс, ей император не мог отказать в том, чтобы ознакомиться с моими (ха! С Менделеевскими!) выкладками.
        В ходе богослужения, Никса то и дело оглядывался на меня, даже что-то шептал на ухо Аликс. Та согласно кивала и шептала в ответ.
        Разговлялись мы уже почти ночью, в большой компании придворных и чиновников. Под празднование был отведен весь Концертный зал Варенги. Пиршество продолжалось долго, аристократия удивленно на меня пялилась - совсем недавно Распутин палил из пулемета по графьям да баронам и вот он уже, развалившись на стуле рядом с императором, пьет малагу. Ничего не понятно.
        - Короче, Никса дает денег из своих накоплений на разработку месторождений - резюмировал я нашу встречу с царской семьей для Стольникова - Бери казаков, езжай в Сызрань к Елене.
        - Зачем казаки? - удивился капитан
        - Сопровождать деньги августейших… хм… пайщиков.
        *****
        В новом кабаре царил чад и угар кутежа. Уже на подъезде мы попали в пробку из автомобилей и карет, даже охрана не смогла быстро расчистить нам дорогу. Само кабаре было оформлено в инфернальных тонах - с большой зубастой Летучей мышью из папье-маше, черной и бордовой драпировкой окон и сцены, любопытной подсветкой снизу.
        Бодигарды организовали нам персональный коридор от входа до центрального столика, прямо возле сцены. Рядом вился конферансье, он же владелец все этого заведения - толстенький, губастый Никита Балиев. Ему вообразилось, что в кабаре нагрянули небесники во главе с самим Распутиным - будет битье окон, скандал, вытаскивание танцовщиц голыми на улицу. Ну и бонусом обмазывание дегтем и посыпание перьями.
        - Расслабься - махнул я рукой Балиеву - Отдохнуть пришли
        - Славно-с! Ах как замечательно - Никита прямо ожил на глазах, щелкнул пальцами официантам - Все самое лучше господам! Шампанское, черную икру, трюфеля. Не пожелаете-с осетра? Мигом сготовим, целиком.
        - Ограничимся шампанским и також икрой - я осмотрел зал, публику. Все было на высшем уровне, много знакомых лиц. Ба, да тут мой второй номер пулеметной команды - я увидел Гучкова за одним из столиков. Помахал ему рукой:
        - Александр Иванович, не чинись, садись к нам!
        Дважды уговаривать не пришлось - под угодливые заискивания Балиева, Гучков перебрался к нам. Нет, совместные боевые действия сплачивают людей, невзирая на политические взгляды.
        За столиками все таращились на сцену, а мне было скучновато - после всех супер-пупер шоу XXI века, пусть даже и на видео, смотреть на первые потуги было откровенно неинтересно. Вот хотя бы парижский канкан, от которого здесь все визжат и рассказывают не иначе, как значительным шепотом на ухо. Так того канкану всех достоинств, что женские трусы не придуманы, а дамские панталоны под платьем не закрывают промежность. Ну и когда вздергиваются ножки - все видно. Недостриптиз. Кстати, надо узнать у Елены как продвигается тема с женским нижнем бельем. Поди уже образец бюстгальтера сшили…
        Сегодня давали пару театральных скетчей-пародий, невнятные песенки - ни слов, ни смысла, ни мелодий я не запомнил, да обещали “экзотические” танцы. И еще были “живые картины” - весьма своеобразный жанр. Брали известное живописное полотно, одевали актеров а ля персонажи картины, расставляли, открывали занавес - публика ахала, а исполнители начинали двигаться и говорить. Порой получалось очень смешно, все кругом ухохатывались. Кроме меня - это ж надо быть очень глубоко в контексте, знать, какая картина премию в Академии Художеств выхватила, какие вокруг нее споры происходили, да и вообще, что в театрально-артистической богеме творится. Юмор для своих, неудивительно, что я заскучал.
        Гучков же это заметил и подсел еще поближе. Пару раз чокнулись шампанским, Александр Иванович эдак испытующе на меня посматривал, а потом…
        - Я смотрю, вы мыслями где-то далеко. Если позволите, у меня к вам есть просьба.
        Ну вот опять. Число просителей в последнее время все увеличивалось и увеличивалось и с этим надо было что-то делать. К славе “царевого молитвенника” добавилась слава “великокняжеского укротителя” и “думского предводителя”, что в глазах обычного подданного империи означало небывалые властные возможности. Вот и кинулись многие выпрашивать должность, пенсию, местечко для родственника, контракт и так дале. Да и то, при сугубо вертикально-ориентированной системе власти в России высказанное наверху даже не пожелание, а так, мнение, могло сильно влиять на местные расклады - ну, например, новая железная дорога пройдет не через город А, а через Б. И, разумеется, интересанты из этих городов будут искать возможность добиться, чтобы наверху высказали нужное мнение.
        Впрочем, Гучкову ни места, ни контракты не нужны - сам с усами. И бородой. И с миллионами. Речь он завел совсем о другом.
        - У меня все никак не выходит из головы идея с пулеметами на автомобилях. Если, как вы говорили, навесить на авто броню, это даст изрядный вес, что потребует усиления каркаса.
        - Разумеется, - поддержал я, - бронированный автомобиль будет куда тяжелее обычного.
        - Так вот, чем тяжелее авто, тем мощнее двигатель ему требуется.
        Я все пытался понять, куда же он хочет вырулить - уж больно издалека заходит.
        - Ко мне обратился инженер Корейво, он служит в Коломне, на машиностроительном заводе.
        - У Мещерского? Знаю такой, хотел оттуда сманить кого-нить в Сызрань.
        - Да, тот самый. Дело в том, что Корейво изобрел какой-то новый тип двигателя, и даже запатентовал его во Франции. Но сейчас немцы начали делать такой же без лицензии и даже без уведомления. Корейво обратился к начальству, а Мещерский не пожелал влезать в дрязги.
        - А что же инженер к вам обратился?
        - Так я же акционер и Коломны, и Сормова.
        Странная история. Беда с изобретателями в том, что многие из них зацикливаются и всю свою энергию отдают не новым творениям, а пробиванию созданного. Причем считают всех, кто не был достаточно восторжен относительно великого прорыва в науке и технике, как минимум недоброжелателями, если не врагами. Как бы тут не такой случай - Мещерский инженер известный, с солидной репутацией, а вот про изобретателя я даже и не слышал.
        Но судя по рассказу Гучкова, оный Раймонд Александрович Корейво вполне вменяем и как специалист известен. Жаль только я ни черта не понимаю в двигателях и на смогу определить, насколько толковое изобретение. Хотя если Корейво действительно грамотный инженер, так нужно воспользоваться шансом и прибрать специалиста. А то заводы есть, а людей нету - бедно пока в России с инженерами и техниками, толковые просто нарасхват. Так что берем, пока дают, и если его двигатель себя покажет - будет просто дополнительный плюс.
        Пока я вникал в цилиндры, поршни, воздушное охлаждение и прочие инженерные тонкости (как оказалось, Гучков глубоко погрузился в тему) - на сцене начался главный номер вечера.
        - Дамы и господа! - Балиев просто лучился довольством - Несравненная! Интригующая! Прямо из таинственной Индии… Мата Хари!
        Тут то я и офигел. Уставился в обладлении на сцену, даже подвинул капитана, чтобы все видеть. А там было на что посмотреть! Стройная, в экзотическом платье, которое больше открывало, чем скрывало, в диадеме стилизованной под змею - Мата Хари смотрелась очень хорошо! Черноокая, чернобровая, гибкая. И танец такой… быстрый, заводной. Тоже с восточной спецификой. Добавить бы питона в руки - прямо Сальма Хайек в фильме “От заката до рассвета”. И также как в кино, танцовщица подошла к нашему столу, вскочила на него. И так аккуратно, что не задела ни один прибор.
        Музыка еще больше ускорилась, браслеты на руках и щиколотках Маты зазвенели, а элементы платья полетели на пол. Сначала прозрачная накидка, потом лиф.Обнажились небольшие крепкие груди с крупными, красными сосками. Дойдет ли до низа? Нет, увы, не дошло… Музыка смолкла, танцовщица замерла в позе многорукой богини Шивы.
        Зал взорвался аплодисментами, Мата Хари, стрельнув в меня глазками, соскочила со стола, убежала. Да… По сравнению с этим стриптизом - канкан отдыхает.
        - Нет, ты видел это! - Стольников раскраснелся, вытирал платком пот со лба
        - Господа, какой скандал - Гучков тоже покрылся красными пятнами - Надо сейчас же уходить
        - Куда уходить?! - капитан схватил кадета за руку - Мата сейчас к нам за стол придет
        - Откуда знаешь? - удивился я
        - Вчера ко мне подсаживалась, просила с тобой познакомить
        Ага, вот где собака зарыта! Опять ко мне решили подвести женщину. Да какую! Я вспомнил Анну Чернышеву - подругу Макса цу Фюрстенберга. Вот на чей бюст я бы с удовольствием взглянул. А может и пощупал…
        - Месье, бонжур!
        К нам за столик присела Мата Хари. Девушка уже успела одется в облегающее, муаровое платье, даже нацепить небольшую шляпку с пером. Вблизи она оказалась не столь красива - лицо портил крупный нос.
        Кислый Гучков, который так и не ушел, начал нам переводить с французского, Стольников зашептал на ухо:
        - Пятьсот рублей ночь!
        - Шутишь?
        - Вчера почти столковались, но она попросила с тобой познакомить.
        Ах, да. Мата Хари у нас не только танцовщица, но еще и куртизанка. Интересно в шпионки ее уже завербовали немцы или еще нет? Самый пик карьеры Маты придется на Первую мировую, сейчас то она поди на вторых ролях еще.
        - Проси теперь скидку - пошутил я
        Официанты принесли еще шампанского, мы подняли тост за ее таланты, потом за знакомство.
        - Давай ты первый, а я завтра - продолжил нашептывать капитан - Она тут неделю, я успею еще.
        - Нет, не претендую - пошел в отказ я - И тебе не советую
        - Почему же?
        - Намотаешь что-нибудь на винт и будешь по Думе безносым ходить…
        Шутка Стольникову не зашла. Он насупился, попросил официанта принести водку. Сначала откланялся Гучков. Потом под недоуменными взглядами Маты, по неотразимости которой был нанесен внезапный удар - ушел и я. Ведь дома меня ждала Анечка Танеева. Да еще с новой прической… Нет, со стороны нам не нужно.
        *****
        Мир с царской семье требовалось срочно закрепить, а тут и повод нашелся. В Лондон, на 4-е олимпийские игры собралась российская сборная. Ну как сборная… Всего шесть спортсменов в трех видах спорта. Из двадцати двух! Позор усиливался тем фактом, что сборная запланировала поездку с опозданием в 12 дней. Член международного МОКа от России - граф Георгий Рибопьер банально забыл о различии календарей в России и Англии. Пришлось напомнить. Вышел конфуз. Спортсмены, чиновники покраснели, начали переглядываться.
        Царь тоже скомкал церемонию проводов - быстро пожелал победы, перекрестил всех. К моему удивлению в Мраморный парадный зал зашли Антоний с Феофаном, начали ритуал освящения. Пока попы тянули молитву, я подошел к Николаю.
        - Беспорядок какой-то в нашем спорте - начал я - Своего, отечественного комитета нет. Спортсмэны едут в Англию за свой счет. Ну борцы, марафонец, ладно… А где наши боксеры? Где атлеты, пловцы? Почему бы не послать наших мастеров стрельбы? Вот хоть бы из небесников - там есть такие удальцы!
        Николай на все это лишь пожал плечами, вопросительно посмотрел на Рибопьера, который прислушивался к нашему разговору.
        - Так денег нет, Григорий Ефимович! Были пожертвования от санкт-петербургского атлетического клуба, но небольшие.
        - Спорт - дело государственное! - заметил я - Будем выделять деньги из бюджета. Скорее создавайте национальный олимпийский комитет, а потом и по видам спорта - федерации. Чтобы был ответственный человечек на каждый вид. С кого можно спросить. Ентот кавардак - пора заканчивать!
        Царь с графом поморщились, но покивали.
        - Так Григорий Ефимович - покажи пример - подковырнул меня Рибопьер - Возглавь стрелковую федерацию!
        - И возглавлю! - набычился я - А також отправлю в Лондон за свой счет Антипку - он самого поручика Давыдов перестрелял в декабре. Поди не посрамит Россию в Англии.
        И опять император с графом “съели лимон”. Поди, вспомнили о “дырявой жопе” - великом князе Владимире Александровиче. Который в этом самом Лондоне как раз сейчас проклинал “страну хамов”. Даже интересно, пойдет он смотреть на стрелковые состязания олимпийцев или постережется?
        Сразу после освящения, митрополит Антоний изъявил желание пообщаться со мной приватно. Ну как приватно? На встрече присутствовал младший Извольский - обер-прокурор Синода и куда без него, Феофан. Последний и организовал встречу - договорился о янтарной комнате в Большом Екатерининском дворце. Почему нельзя было поговорить в Александровском дворце - осталось загадкой. Боялись быть подслушенными?
        Пока ждал переговорщиков “в черном”, поразглядывал пыльный шедевр Вольффрама и Шахта. Подарок короля Фридриха Вильгельма Петру Великому. Сначала дочка Петра Елизавета велела установить комнату в Зимнем. Потом под присмотром Расстрелли, ее уже перевезли в Царское село. Шедевр много раз реставрировали и еще одна реставрация намечалась на 41-й год. Началась война, комнату почему-то не включили в эвакуационный план и все досталось немцам. Которые спрятали эдакое чудо где-то в бункерах или штольнях Кенигсберга. Там их искали просто толпы энтузиастов и ничего не нашли. Пришлось сначала советскому, а потом уже российскому правительству тратится на восстановление комнаты. Благо остались фотографии и рисунки. Ну как тратится? Основные деньги в итоге дали немцы.
        Эх… сделать бы из Екатерининского дворца - национальный музей! И водить смотреть на эту красоту посетителей со всей страны. Благо шедевров - завались. Из Зимнего можно привезти сюда «Мадонну» Да Винчи и «Кающуюся Марию Магдалину» Тициана. А ведь у Столыпина висят еще «Апостолы Петр и Павел» Эль Греко, «Юноша с лютней» Караваджо, «Даная» Рембрандта… Эх, мечты, мечты. Не отдаст царь Екатерининский, даже подходить не буду. А отбирать… Хватит уже, наотбирали. Всю весну делили деньги великий князей, арестовывали счета…
        - Григорий Ефимович, дорогой! - в комнату быстрым шагом, постукивая церковным посохом зашел Антоний - Почто обиду на нас копишь, на подворье не заглядываешь?
        Сзади митрополита умильно улыбался Феофан, хмурился Извольский.
        - Так в делах весь, в заботах - ухмыльнулся я в ответ. Теперь все ясно. Антоний окончательно решил стать патриархом. Слухи об этом до меня доходили. И даже был прощупывающий разговор с Булгаковым. Дескать, пора отменить должность обер-прокурора, выбрать наконец, главу православной церкви из самих священников. Время пришло.
        В шорт-лист потенциальных патриархов, кроме Антония, входили митрополит Киевский, архиепископ Новгородский, еще несколько иерархов. Началась подковерная возня, победителя в которой все равно без Думы не определить. То есть, без моего одобрения Антонию взобраться на церковный Олимп никак не получалось, я же держал паузу, ждал. Выходит дождался. И теперь надо не проиграть эту схватку, а крепко взять Антония за жабры и получить хоть что-то взамен. В первую очередь передать в ведение минобразования приходские школы. Если получится - договорится про закон о свободе вероисповеданий. В последнем прописать полномочия комиссии по делам религий Думы. Чтобы иметь инструмент контроля за работой церквей. Получится ли? Судя по лицам присутствующих - не факт.
        Глава 8
        Дмитрий оказался незаменимым помощником. Пацан не только успевал ездить в Царское - играть с царевичем, но отлично выполнял все свои обязанности в Думе. Сын быстро изучил столицу, мигом доставлял корреспонденцию во все министерства, в Зимний дворец, в редакции газет. А еще завел знакомства с курьерами из разных ведомств, секретаршами думских лидеров (они его подкармливали), обзавелся друзьями среди колонистов. Я даже написал Щацких записку с просьбой разрешить использовать пацанов из приюта для дел Дмитрия. И уже к концу мая у меня была собственная сеть осведомителей, подглядчиков, подслухов, где только можно. На мелкоту никто не обращал внимание, при них велись важные разговоры. Ну стоит курьер в затрапезной одежде, ждет бумаг. Отлучилась секретарша носик припудрить? Мальчонка заглянул в документы. Может ничего и не понял, но все запомнил и старательно пересказал Дмитрию. А тот мне.
        - Батюшка, на Невском столкнулись трамвай и ентот как его… - сын заглянул в записную книжку, выговорил по слогам - Авто-бус! Шуму было, городовые ругались…
        Хм… первая авария большегрузного транспорта в столице. Я тоже достал свой кондуит, сделал запись - ускорить создание транспортной полиции в МВД. Запатентовать классический светофор с красным, желтым и зеленым светом. Вместо этого ужаса с а-ля железнодорожный семафор. Без крыльев, автоматический. Вполне можно поручить делать общинам - спрос по городам будет большой. Да и на экспорт можно отправлять. Надо только нанять толковых электриков, чтобы поставили дело. Тут же пишу записку главе питерских иоаннитов и боцману. Пусть срочно займутся.
        А для ГАИ можно предложить простенький тест на трезвость - проход с закрытыми глазами и раскинутыми руками вдоль белой веревки. Пьяных извозчиков, водителей и прочих нарушителей - штрафовать, при рецидиве лишать транспортного средства. Ситуацию с дорожными авариями надо сразу ставить в правильные рамки. А для этого Думе надо принять ряд законов и поправок в Уголовное уложение. Я тяжело вздохнул. Опять работы привалило.
        - Дальше давай
        - Ага, вот еще новость - Димка рукавом вытер сопли, продолжил - На Крестовском открыли атлетичный клуб
        - Атлетический
        - И також еще один аэроклуб. Тятенька, пусти полетать с собой! Аньке можно, а мне нет?!
        - Не Аньке, а Анне Александровне - я попытался дать подзатыльник сыну, но тот ловко увернулся
        - На съезде левые разругались в пух и прах. Яшка Свердлов сцепился с Дер.. Дез... - Дмитрий опять уставился в блокнот и прочел по слогам, - Дзер-жин-ским. Поляк какой-то, только из ссылки приехал. За грудки друг друга таскали.
        Я мысленно потер руки. Сразу после амнистии и возвращении “философского парохода”, теоретики из левых попытались провести объединительный съезд. И неудачно.
        Возможность легально забрать Думу и власть в стране - сильно манила Ленина, Троцкого и ряд товарищей помельче. Разумеется, к ним в оппозицию тут же стали фанатики, которые все еще желали пролетарской революции. Свержение царизма стало неактуальным, теперь дзержинские требовали отдать всю власть народу в лице советов и по-прежнему хотели конфискации собственности, по крайней мере крупной. Ну это пока они на мелкую не покушаются - только дай им волю, дойдут и до крестьянский огородов. Фанатиков следовало “осадить” и помочь умеренным ульяновым встроиться в легальное поле. Для чего требовалось решительно размежевать на агнцев и козлищ. Агнцев уже поощрили - часть выкупа князей по разделу для партий досталась трудовикам и эсдекам, те передали деньги Авксентьеву от эсеров и Ульянову от большевиков.
        Осталось “закозлить козлищ”. Но как? Нетривиальная задача, хотелось обойтись без репрессий - спасибо, уже накушались.
        Самых борзых типа Савинкова, которого я навестил в тюрьме - глянуть на историческую личность - мы изолировали. Но как утихомирить следующих за ним? Всех этих возвращающихся из ссылок и тюрем Гоцев, Дзержинских, Спиридоновых, Камо, Биценко, Сталиных? Они же не откажутся от террора как инструмента борьбы. Ответа у меня пока не было.
        - Ладно, что там еще?
        - Новая мода среди вашблагородей - по-взрослому усмехнулся Дмитрий - Ставят себе ванны-качалки
        - Как это??
        - Это как кресло-качалка, только внутри морская вода. Залезаешь туда, только башка торчит и качаешься.
        - И вода не разливается?
        - Неа, там воротник такой особый вокруг шеи. Головин себе поставил и…
        - Пустое! - прервал я сына - Дельное давай
        - Ага, вот. Капитан повел Ильюху Аронова и шурина твого в Летучую Мышь. К этой танцовщице индейской. Гудели там всю ночь.
        Я выругался про себя. После того, как боевики вернулись обратно в столицу - я их временно пристроил в охрану к Самохвалову. Тот их особенно не задействовал - хватало штатных бодигардов из агентов и казаков. Вот мужички и пошли вразнос. Вслед за Стольниковым, который совсем потерял голову из-за Маты Хари. И это создавало проблему.
        Я крикнул Танеевой соединить меня с Зубатовым и спустя минуту уже говорил с министром МВД:
        - Сергей Васильевич, есть мнение усилить работу по столичным проституткам. Совсем страх божий потеряли, желтый билет не получают, медосмотры не проходят. Бардак. Да, знаю. И про это тоже слышал. А вы знаете, что даже из-за рубежа потянулись к нам шлюхи? Вот хотя бы взять эту … минутку, гляну… ага, Мату Хари. Весь свет к ней ходит на случку, билета у нее нет. Выслать? Да, пожалуй от этого будет дело. С запретом на въезд на десять лет. Сделаете? Отлично. Нет, отчета по ней Туркестанова не видел, сейчас гляну.
        Я бросил трубку, начал, матерясь про себя, копаться в папках. С официальным документооборотом в стране был бардак почище, чем с проститутками. Все писали всем, никаких служебных грифов не было - пора было наводить порядок. ФАПСИ я конечно, организовать быстро не сумею, но шифрование, фельдъегерей, защищенные каналы связи - были нужны как воздух. Ага, вот служебка главы КГБ… Мату Хари уже успели “прослушать” - благо на телефонных станциях были специальные комнаты с агентами, а также устроить негласный обыск в ее вещах. Кроме того навели справки через нашего комитетского резидента во Франции.
        Турецкая империя?!? Я еще раз перечитал документ. Нет, не ошибся. Не французы и не германцы, как можно было подумать. Точнее, их уши тоже торчали, но далеко-далеко. Мата Хари взяла халтурку у османов!
        *****
        - Григорий Ефимович, да вы меня не слушаете! - Менделеев недовольно уставил на меня бороду.
        - Простите, Дмитрий Иванович, давит сильно.
        - Что давит? Может, врача?
        - Нет-нет, не надо. Не болезнь это. Чувствую страшное, чего остановить не в силах. Падет на землю звезда полынь…
        Свой бенефис я приурочил к выдаче Дмитрию Ивановичу премии за бугульминскую нефть. Взял я ее из царских денег - экспедиции никто не отменял, искать да бурить расходов требует, а Менделееву как мозговому центру тоже мотивация нужна. Вот и привез конвертик, но сам все время демонстрировал отстраненность, замолкал посреди фразы, отвечал невпопад, а то и вовсе подходил к окну, глядел на небо и выключался из разговора. Не знаю, какой из меня актер, но Менделеев заметил.
        - Помилуйте, это древние пророчества, какое они имеют отношение к нашим делам?
        - Чую гнев божий. Страшный удар ждет землю, только не знаю где. Молюсь, чтобы отвел от больших городов…
        - Мракобесие какое-то, вы уж извините.
        - Понимаю, Дмитрий Иванович, вы человек науки, вам руками пощупать надо, как Фоме Неверующему. Так подскажите этим вашим, которые за землетрясениями следят - пусть до сентября следят особо тщательно. Мракобесие или нет, но вроде я ни разу не ошибался…
        Менделеев еще разок недоверчиво посмотрел на меня, но обещал переговорить с сейсмологами.
        Никакого другого способа я не придумал, пришлось вот так, в лоб, легендировать свои знания про Тунгусский метеорит. Лето 1908 года, а вот когда - бог весть, не помню. Кажется июнь. Или июль? Ну да не беда, будем работать с тем, что есть.
        Обкатанное на великом химике пророчество я запустил второй раз в гораздо более подходящем окружении: на Поместном соборе Русской православной церкви, назначенном в Москве для выбора патриарха.
        Съехались фигуры солидные, архиерейского ранга, не меньше, митрополиты да епископы, плюс чиновники Синода во главе с обер-прокурором Извольским, братом министра иностранных дел. И эта семейственность во власти начинала напрягать.
        Если священнослужители были степенны и в целом довольны жизнью, то чиновье суетилось, чувствуя, что у них отбирают кормушку и норовило пристроится к иерархам, имеющим вес в церкви. Таковых было несколько. Разумеется, Антоний вместе с Феофаном. Викарий Петербургской епархии, Алексий Симанский. В моей истории он, кстати, благодаря Сталину стал патриархом. Приехал митрополит Киевский Флавиан, архиепископ казанский Никанор и архиепископ Тихон Белавин. Много разных фигур масштабом помельче, но с большими амбициями. Некоторые даже не постеснялись, заглянули предварительно ко мне. Прощупать, так сказать, почву. Пока лишь тайком.
        На сам собор меня пытались не пустить, но я, выпятив вперед пузо с золотым наперсным крестом, что мне вручал лично обер-прокурор - между прочим “за славные дела защиты православной веры” - все-таки прорвался. Настроение у иерархов было отличное, можно сказать победное. Никто не сомневался в патриаршестве Антония, тот считай уже надел на голову белый куколь. Мол, остались только формальности. Меня это категорически не устраивало.
        Хотя за поддержку Антония и я выбил перевод церковноприходских школ в минобразования, этого маловато. А главное, в случае избрания Антония на патриаршество, я терял все рычаги контроля. Оказанная услуга - не услуга. Что мешает Феофану и Ко в случае дальнейшего конфликта отлучить меня от церкви, как они это сделали с Толстым? Или снова возобновить дело о хлыстовстве… Нет, по-прежнему нужен был кроме пряника еще и кнут.
        И я пошел в ва-банк. Прямо коридоре Патриарших палат устроил приступ. Вроде как поглаживал бороду, а сам метнул рот кусочек мыла. Гадость редкая, а чтобы “пошла пена”, его нужно долго катать во рту. А еще тренировки, а еще выбор такого сорта, чтобы по запаху нельзя было понять, что пена от мыла… Ничего, ради великой цели и претерпеть можно.
        Тренировался не зря - сработало, потекла пена на бороду, я закатил глаза и без малого рухнул на руки стоящих рядом. Ну и пошел “пророчествовать”. Народ засуетился, вокруг столпилось много священнослужителей, чиновников.
        - Не будет нам защиты от патриарха! - труднее всего оказалось заплакать, можно было бы луком веки смазать, но запах, запах…
        Меня на руках донесли до одного из диванов “в присутствии”.
        - Что, что ты видел, Григорий? - толпа волновалась, перешептывалась.
        - Грядет, грядет гнев Божий! Третий ангел вострубит, и упадет с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и падет она на третью часть рек и на источники вод…
        - Куда падет?
        - Когда?
        - Совсем вскоре - я сел на диване, ощупал себя. Кто-то подал мне кипу шитых салфеток, я вытереться.
        - Милостивый государь - вперед протолкался Извольский - Перестаньте кликушествовать!
        - Не того выбираете - покачал головой я - Другого надо, деревенского, настоящего защитника Руси! И сказал Господь: за то, что они оставили закон Мой, который Я постановил для них, и не слушали гласа Моего и не поступали по нему; а ходили по упорству сердца своего и во след Ваалов, как научили их отцы их. Посему так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: вот, Я накормлю их, этот народ, полынью, и напою их водою с желчью!
        С Собора меня разумеется, выперли. Точнее, вынесли - вот так просто вызвали врача, санитаров с носилками и вынесли. Но за спиной шептались, по столицам и стране пошли слухи о страшном пророчестве Распутина. Распространять их помогали “иррегулярные с Бейкер Стрит” во главе с Дмитрием, в “Слово” мы тоже аккуратно дали инцидент на Соборе. Но так, в пересказе и невнятной трактовке. Палицын сделал материал про пророчества Святого Малахия, Нострадамуса… Позвал просвещенную публику к дискуссии. И на редакцию сразу обрушился вал телеграмм и писем со всей России. Это еще больше усилило перешептывания насчет Антония, да так, что московский генерал-губернатор Гершельман с перепугу посадил меня под домашний арест! Ну, как посадил - только я собрался в день выборов выйти из общинного дома, как нате, пожалуйста - два десятка городовых, да еще взвод лейб-гренадеров Екатеринославского полка вокруг, мышь не проскочит. Проскочила только неприятная телеграмма от Столыпина, он пенял мне насчет палок в колеса Антонию, возбуждения толпы “ненужными пророчествами”. Я я отбил ему раздраженный ответ о самоуправстве
Гершельмана, на что Петр Аркадьевич, зараза такая, ответил, что генерал-губернаторы идут по линии МВД и вот пусть Зубатов с ними и разбирается.
        Пока мальчишки бегали туда-сюда с телеграммами, в Москву прибыл царский поезд - Николай, так сказать, по должности, приехал на избрание патриарха. А я в двойном кольце охраны… Но сообразил - мальчишек-то пропускают, вот и настропалил их устроить пожар по соседству, мало ли мусора у заборов валяется, а по летнему сухому времени все пыхнет, как порох. Занялось мгновенно, я еще посоветовал облить предварительно мусор нефтью или мазутом - многие дома уже имели котельные на жидком топливе, так что раздобыть ведерко проблемы не составило.
        И когда повалил жирный черный дым, заорали “Огонь! Горим!”, вдали затрезвонили экипажи пожарных частей, охрана, естественно, отвлеклась. Да еще общинники выскочили, создали толпу, я порскнул из задней калитки, два поворота в московских переулках - ищи меня, свищи!
        В Кремль прошел просто на нахальстве - благо комитетские охранники меня хорошо знали и уже в Патриарших палатах наткнулся на Никсу, отошедшего покурить. Царь недовольно принялся мне выговаривать насчет пророчества:
        - Не время сейчас! Вон, в Финляндии волнения, хоть войска вводи! Прекращай, Григорий!
        - То, Государь, не моя воля, то мне свыше дается.
        - Знаю, как свыше. И про пулеметы знаю. И чем кончится может, тоже - вон, в Македонии восстание, младотурки требуют полного отречения султана. Этого хочешь?
        - Денно и нощно молюсь за здравие твое и семьи твоей, государь. Чую большую беду над Россией и страшный удар, боюсь, как бы не постиг гнев божий столицу. Езжай, государь, в Кириллов на богомолье, у меня сердце спокойней будет.
        Николай зло посмотрел на меня и сломал недокуренную папиросу.
        - Совсем задвинуть хочешь, чтобы твоя Дума всем руководила?!?
        Швырнул ее в угол, даже не в пепельницу, и вышел, бряцая шпорами. За ним, пряча ехидные улыбочки, поспешила свита.
        Меня еще раз выперли с Собора, Антония избрали, торжественные богослужения отслужили. От греха и губернатора подальше я вернулся в Питер. Но шепотки не утихли и когда через два дня в небе случилось зарево, по стране бумкнула ударная волна от Тунгусского метеорита - в столицах случились если не волнения, то сильная паника. Народ побежал в церкви, кое-где и в набат ударили.
        Но затихло быстро, не продержалось и дня - Академия наук выпустила заявление, я вслед громогласно заявил, что праведники, дескать, отмолили Россию, отвели гнев божий. Прямо, разумеется, не говорил, но строил фразы так, что любой понимал: без Распутина все праведники не справились бы.
        Да и масштаб удара метеорита в центральной части страны совсем не ощущался - когда еще придут фотографии поваленных деревьев из Сибири... Странно посматривающий на меня Менделеев, разумеется, сразу выбил денег на экспедицию ученых, а новый патриарх благодаря моей клоунаде сразу стал “хромой уткой”.
        Я же немного подбросил дровишек - мол, в этот раз отмолили, а что дальше будет, неизвестно. Потому как разврат и беззаконие кругом, мало нам своих блядей, так еще иноземных тащим. Зубатов, заранее подготовленный, тут же выслал Мату Хари, причем с большим скандалом - явившиеся выдворять чиновники и полицейские сняли с нее… министра Извольского. ну, не то, чтобы сняли, но застали в подштанниках. Скандал вышел - конфетка. Старший Извольский был женат, валялся в коленях, чтобы не сообщили супруге. Не сообщили. Но протокольчик сохранил в папочке архива. Глядишь - пригодится.
        Дальше меня дернули в Царское, я даже решил, что воспитывать будут и выговаривать за “моего ставленника”, но нет - на склонное к мистике царское семейство Тунгусский метеорит подействовал как бы не больше, чем на сибирскую тайгу. Аликс вообще смотрела широко раскрытыми глазами, меня даже допустили до Алексея, вокруг которого после известных событий выстроили непробиваемое кольцо охраны. Малой радовался, дергал меня за бороду и смеялся - приключение с похищением никак не отразилось на его поведении. Забыл уже все напрочь.
        - Григорий, - царь выглядел сконфуженно, но взял себя в руки и продолжил, - прости, что не доверял, что на Соборе ругал. Вот, возьми на память…
        Николай протянул мне золотые часы с императорской монограммой, выложенной мелкими бриллиантами. Ого, кабинетские часы, да еще не с гербом, а вензелем Николая, да не просто золотые, а с камушками! Это как бы не самая высокая личная награда от императора. Есть еще броши - но они для дам и табакерки - но я не курю. А самые распиаренные яйца Фаберже попросту не ко времени. Так что царь отдарился по максимуму.
        - Спасибо, государь, принимаю с благодарностью. И прошу высочайшего дозволения обратить их в деньги для колоний и приютов, чтобы не давать поводов для слухов, что старец-де в золоте и бриллиантах ходит.
        - Да, - печально улыбнулся император, - злые языки страшнее пистолета. Сам грешен. Поступай по совести, но тогда я должен тебе другой подарок.
        Дают - бери. Я немного подумал и попросил написать одну личную просьбу одному там большому начальнику. С этим посланием и уехал из Царского, снова лучшим другом императорской семьи, молитвенником и заступником.
        В Юсуповском меня ждал не вполне обычный визитер - военный агент при османском посольстве миралай, то есть полковник, Кылыч-бей. Он дожидался меня в приемной и совсем извел Анечку своими восточными подкатами, отчего она передала визитера мне с явным облегчением.
        Стиль общения у полковника был одинаков что с женщинами, что с мужчинами и полчаса я старательно пытался разобрать среди словесных кружев, что же ему нужно. Все оказалось по классике - нужна Кемска волость. То есть не сама Кемь с окрестностями, а Босния и Герцеговина.
        Турки, лишившись агента в лице танцовщицы, забеспокоились и пошли на прямой контакт - чуяли, что на Балканах припекает. Если в Берлине и тем более Вене им объяснили беспочвенность протестов против грядущей аннексии, то оставался шанс настропалить русскими руками сербов - пусть гяуры объявляют мобилизацию и бодаются, а правоверные тем временем будут затягивать вопрос.
        Де-юре Босния до сих пор турецкая, несмотря на то, что уже бог весть сколько лет оккупирована австрияками. И коли отложить аннексию на более поздние сроки, то за это время, как говорил Ходжа Насреддин, либо шах помрет, либо ишак.
        Полковник разливался соловьем - он принадлежал к движению младотурок, только что заставивших султана восстановить конституцию и упирал на идеологическое сходство с “младороссами”. Что характерно - сходство было, и еще какое. Ограничение монархии, конституция, образование, даже права женщин! Вот он и лил в уши, что двум идейно родственным течениям надо поддержать друг друга. Вы нас - в Боснии, мы вас - в праве прохода через Проливы.
        И все бы хорошо, только я помнил, что это те самые младотурки, которые будут воевать против России через шесть лет. И резать армян. И мутить Среднюю Азию - лидера младотурок Энвер-пашу грохнули красные кавалеристы, когда гоняли басмачей, если я ничего не путаю. Так что я в дипломатических выражениях сообщил ему сакраментальное “Я вас услышал” и быстренько завершил аудиенцию - меня давно ждали в Сызрани, куда я и отправился.
        С остановкой в Москве. Спускать Гершельману мой домашний арест было никак нельзя, а то каждый губернатор решит, что ему можно со мной как угодно поступать. Вот я и вперся к губернатору без приглашения. Зато с двумя орлами Туркестанова, коих “одолжил” у него ради такого дела. Нет, арестовывать губера я не собирался, у нас закон и порядок, офицеры мне были нужны для того, чтобы пройти секретарей да адъютантов без драки. Вот я и прошел.
        - Здравствуй, Сергей Константинович, здравствуй! - обратился я к военному в мундире при эполетах и с приметными “мефистофельскими” бровями вразлет. Перед поездкой я посмотрел досье на Гершельмана. Боевой офицер, много воевал, был контужен. Последние годы сильно ударился в черносотенство, начал спонсировать правых. Союз русского народа так и вовсе имел главную штаб-квартиру в Москве. Тут им было полное раздолье.
        - Да… как... ты… вы… - он совершенно не ожидал увидеть меня вот так, у себя в кабинете и без доклада.
        - Да вот так, друг дорогой, - я придвинул кресло и уселся в него, наблюдая, как генерал наливается дурной кровью. - Что согласно Своду законов Российской империи положено за арест неприкосновенного лица?
        Тут из приемной в громадный губернаторский кабинет просочился секретарь с папочкой, я благосклонно кивнул и тот принялся выкладывать перед Гершельманом листки и нашептывать на ухо. Слова “двое, из КГБ” я уловил отчетливо. Уловил их и генерал - кровь отхлынула.
        - Вот-вот. Но в уважение ваших военных заслуг и крепости в православии, хочу решить по-любовному.
        Если бы я начал козырять решением Столыпина, гнуть пальцы - еще бы неизвестно чем все закончилось. Но я решил поступить по-другому.
        - Вот, прочтите.
        И я передал записку Николая, в которой император настоятельно советовал генерал-губернатору подать в отставку. Обещал пристроить его на вакантную должность главы дворцовой полиции. Неплохая такая синекура с доходом под сто тысяч рублей в год.
        - Полагаю, так будет лучше для всех.
        Глава 9
        Из Москвы в Сызрань я ехал уже в статусе почти главы государства. Охрана, министерский, литерный поезд с вагонами из красного дерева и “зеленой улицей”. Услужливые официанты и проводники, даже приветственные оркестры в Рязани, Ряжске… Если в первом городе уже было отделение небесников с иоанитами, то в Ряжске к поезду прорвалось делегация из местных земств. Вывалили на меня кучу проблем, главная из которых - это урезание полномочий по Уложению 90-го года. Контрреформа цвела и пахла, в западных губерниях земств не было вообще. Не разрешены-с. Как бы невзначай не самоопределились куда-нибудь в сторону Европы...
        Непорядок. Губернское самоуправление я собирался развивать по-максимуму. Дороги, школы, больницы, суды, даже какую-то местную полицию с избранными “шерифами” - все это вполне можно было разрешить. Точнее не только разрешить, но в первую очередь профинансировать, оставив в регионах часть налогов. Но только после того, как в закончится реформа спецслужб и в каждой из губерний будет полноценное отделение КГБ вместе с полицейской стражей. Иначе получится как в Финляндии. Вот приняла Дума единогласно закон об отмене финских привилегий, в Суоми ожидаемо полыхнуло. Как это так? Православных в Финляндии уравняют с нами в правах? Налоги мы будем платить не в казну княжества, а прямо в имперскую? Призыв в армию??? И сейм наш распускают?
        Слава богу, полыхнуло вяло, без огонька. Финны поднялись на забастовку, объявленную всеобщей, попытались заблокировать работу железной дороги и портов. Вооруженных стычек не было - этому способствовал быстрый ввод войск, благо Хельсинки были всего в 300 километрах от Санкт-Петербурга.
        Редигер мигом распорядился задействовать силы флота, перекинул на север-запад пару пехотных дивизий. Столыпин лично отправился увещевать депутатов Сейма. Так сказать объяснять им “новую политику партии”. Пряником вез проект железной дороги с поставками дешевого зерна и льготный налоговый режим для вложений вне Великого Княжества Финляндского. Которое теперь превратилось просто в финскую губернию - полякам приготовиться.
        Очень помогло то, что за 1905-1907 года сильно проредили местных “активистов” и прочих радикалов, при этом местные социал-демократы набрали при выборах в сейм почти сорок процентов голосов. Вот на них я и натравил остатки левых из Думы - а что это вы, господа хорошие, за национализм топите? Вы же интернационалисты. И никто у вас ни языка, ни школ финских не отбирает.
        На налоговый режим подписались прежде всего финские шведы - исторически небольшая, но самая богатая часть общества, да еще имевшая такой потрясающий пример преуспеяния в российском обществе, как семью Нобелей. Вот примерно так, слева и справа, удалось пригасить ситуацию. Если дело не дойдет до террористов, то все, по моим расчетам, должно угомониться за 3-4 года.
        В Пензе догнала меня правительственная телеграмма - пензенский помещик Столыпин сообщал об “аграрных волнениях” в Сызранском уезде и, ничтоже сумняшеся, навесил на меня почетную обязанность эти волнения успокоить. А точнее, обезопасить владения крупнейшего тамошнего помещика, графа Орлова-Давыдова. Ну а что, красиво - сейчас крестьян без применения силы хрен успокоишь, так что либо мне задание провалить и показать себя никудышным государственным деятелем, либо самому записаться в сатрапы и палачи. Куда ни кинь, всюду клин. Мало того, премьер еще и в газеты дал информацию, что в Сызрань выехал “народный заступник” в моем лице.
        Я перечитывал телеграмму и очень четко понимал - нет в политике места слабым. Оступился - сожрут. И я сожру Столыпина, коли оступится. Но пока к премьеру претензий не было. Историю с Никсой он прочувствовал на пять с плюсом, расследование похищения Алексея аккуратно спустил на тормозах. Понятно, что подозревал, но подозрения к делу не пришьешь. А власть Столыпин теперь получил огромную. Зачем под себя самого рыть?
        Финляндию тоже отработал на хорошо и даже отлично. Лично встречался с депутатами Сейма, обещал представительство в следующей Думе, не только железную дорогу и налоговые льготы, но и дешевые кредиты.
        Тут я конечно, закряхтел. Еще раз пересмотрел цифры по бюджету. Влезаем с расходами, но внапряг. Выхода нет - надо ехать на поклон в Европу. Сначала в Германию. Перекредитовываться и потихоньку выводить обратно в Россию золотовалютные резервы. В первую очередь Никсы. Чтобы не делать это в 14-м году спешно и судорожно. А для этого надо сковырнуть непотопляемого министра двора Фредерикса, который имеет пароли ко всем счетам. Янжул мне уже намекал, “пора мой друг, пора” избавляться от Владимира Борисовича, но все никак руки не доходили. Теперь дойдут.
        *****
        Сызрань встретила меня протестным митингом. И таким… полукрестьянским. Как мне тут же сообщили, в толпе много окрестных селян. И Финляндией тут ни разу не пахло - все наэлектризовано было по-максимуму. Протесты я по-началу специально проигнорировал - сразу с вокзала в сопровождении всей сызранской “головки” отправился в Казанский собор на молебен. Отмечали Пятидесятницу и все было торжественно, с крестным ходом…
        Надо было видеть лица священников. Вроде и мирянин, но весь в синем шелке, почти архиерейское облачение, с большим наперсным крестом в золоте. Вхож к царю, главный в думе, но патриарх не благоволит, велел (тайком!) к причастию не допускать. Но Антоний сам не в авторитете, слухи про него идут плохие, а про Распутина - непонятные. Дескать, заступник в небесных делах, опять же пророчества. А вдруг еще обер-прокурора обратно вернут? Да и с иоаннитами и небесниками как быть? Вон они стоят, зыркают на сызранского архипастыря…
        В итоге, исповедь приняли, до причастия допустили, крестным ходом прошли.
        *****
        Сельский сход бушевал, до одури напоминая собрание жильцов ТСЖ. Вот вроде сто лет прошло, а суть все та же - проораться, да попробовать решить свои проблемы, а уж что там с общими будет - неважно. Моя хата и все тут. Очень запомнились два персонажа, пьяненький мужичок что все время подъелдыкивал ораторов, пока не получил по шапке и визгливая старушенция, все время встревавшая с козой. Ну то есть не собственно с козой, а с тем, что ее огород травит и вытаптывает соседская коза. На бабку шикали, отодвигали, пытались вразумить - ничего не помогало, стоило возникнуть самомалейшей паузе, как в него вклинивался дребезжащий на высоких нотах голосок “А вот коза…” и следовали безумные обвинения в адрес соседки. В конце концов та не выдержала и вцепилась бабке в волосы. Что за свадьба без драки, а сход без скандала? Ладный мужик, видать муж соседки, попросту надавал плюх и растащил женщин, но лучше не стало - тут изобиделся бабкин дед и принялся бухтеть на всю площадь с требованиями немедля покарать и не попустить.
        Смех и грех. Сход-то о земле собрался, и дело без малого к кровопролитию клонится - граф Орлов-Давыдов своего отдавать не намерен, а крестьянам вынь да положь не сволочную столыпинскую, а ту самую вечная, чаемую мужицкую реформу - каждому по сто десятин, как писал классик. И точно так же, как он писал, такой реформы даже обожаемый гетман произвести не мог. Да и никакой черт тоже.
        И в глубине души собравшиеся мужики это понимали, но надежда выдурить хоть две, хоть одну, хоть половину десятины… А я смотрел на это людское сборище и все лучше понимал большевиков: единоличник не может быть опорой государства без крупнотоварного производства. А уж как оно будет организовано - колхоз там или латифундия, агрокомплекс или сельхозколония - неважно. Сколько людей в Сибирь не переселяй, единоличник страну не прокормит. И уж тем более не прокормит позарез нужную стране большую индустрию.
        Вот и решение сложилось - крупное производство. Графу выгода, крестьянам избавление от голода, мне снабжение заводов. Только захотят ли землепашцы?
        - А что, православные, сколь вам земли на нос будет, а? - дождавшись, когда спорщики утомятся, вступил в дело я. - Ну, ежели все по-вашему выйдет?
        Мужики заскребли в затылках и бородах.
        - Сколько? - повернулся я к сопровождающему меня чиновнику управы.
        - При разделении всех спорных земель… - зашуршал он бумагами, прижимая локтем к боку портфель.
        - Да точно не нать, по простому скажи.
        - Осьмая часть десятины на едока, господин Распутин.
        - То ись на самую многодетную семью десятины полторы. И что, сильно поможет?
        Накал малость спал, начались подсчеты. Загибали заскорузлые пальцы, шевелили губами, возводя очи горе, морщили лбы и по всему выходило, что не-а, не хватит. А я еще подбросил сомнений:
        - А знаете ли, что на эти спорные земли еще и левашевские своими считают?
        - Да кто они такие! - раздался единодушный вопль народный, поддержанный массовым засучиванием рукавов, а в задних рядах и выдергиванием кольев из забора.
        - Ну то есть вы готовы таких же мужиков, точно так же вкалывающих от зари до зари, точно так же страдающих от недорода, за осьмушку десятины убить? - я насмешливо обвел взглядом бородачей. - Не будет вам счастья с той земли. Как ковырялись поодиночке, так поодиночке подыхать и будете.
        - И будем! - мрачно возразил детина в полосатой рубахе.
        - А скажи мне, мил человек, скольких ты детей схоронил, а? А ты? А ты?
        Мужики опускали глаза и отворачивались - детская смертность адова, в каждой один-два ребенка до пяти лет не доживали, а уж если недород…
        - А ты не совести нас, не совести! Ишь, умник нашелся, рожа сытая, кафтан шелковый, а туда же, учить вздумал!
        - А я природный крестьянин тобольского села Покровского и пахал не меньше тебя, - придавил я скандалиста взглядом. - А что рожа сытая, так на то мне откровение божье было, как хорошую жизнь наладить, и не только себе, но и всем, кто со мной пойдет.
        Стоявшие в качестве группы поддержки “небесники” закивали головами, всем своим видом показывая - да, отец наш Григорий Ефимович строг, но за ним как за каменной стеной!
        - А коли мы с тобой пойдем? - выкрикнул шебутной мужичонка, эдакий дед Щукарь в молодости.
        - Пойдем, чегож не пойти. Знаю я, как беду вашу развести и как сытую жизнь наладить.
        И еще два часа рассказывал про крупное производство. Доказывал, что чем мельче надел, тем труднее с него жить. Что один трактор может заменить десять лошадей, но на чересполосице ему делать нечего. И что выход я вижу один - сельхозтоварищество на паях. Практически совхоз.
        - Это что же, в батраки??? - взвился все тот же недо-Щукарь.
        - Зачем в батраки? В пайщики. Вы - трудом, граф - землей, а я - машинами. Детишек возьмем учиться при заводе, своих механиков вырастим… Только мужички, мигом выборных до города и амба митингам! По рукам?
        Еще через час споров утомившиеся селяне ударили со мной по рукам. Теперь дело за малым - уговорить графа.
        - За каким хреном??? - не удержался я, увидев у правления концерна “Распутин и сыновья” директорский автомобиль. - Лена, у нас что, денег девать некуда? Тут город - полчаса пешком от края и до края! Между заводами и полуверсты нету, до управы и на пролетке доехать можно!
        - Ты не понимаешь, - обиженно поджала губы бывшая эсерка, а ныне бизнесвумен. - Тут же мужское царство, я для них баба, вылезшая с кухни! На пролетке я обычная барынька с претензиями, а на авто - директор!
        - Ты начальник над всем производством, - уже менее сварливо заметил я. - И они это знают.
        - Знать, Гришенька, одно, а понимать - другое. А тут понимание прямо на колесах подкатывает. Да с нашим двигателем, да на нашем бензине…
        Хм. А логично, живая демонстрация достижений. Значит, можно рассматривать как неплохой маркетинг.
        - Ты же не сердишься? - подошла Лена вплотную и положила руки мне на грудь.
        - Я… кгхм… гони прислугу.
        - Уже, Гришенька, - лукаво улыбнулась госпожа директриса и потащила меня в спальню.
        *****
        К графу я отправился наутро и на Ленкином автомобиле. Орлов-Давыдов поначалу настроен был агрессивно - ясное дело, когда у тебя родовую землю отобрать хотят. И ни о каких совхозах слышать не хотел, подать сюда воинскую команду, разогнать мужиков и водворить спокойствие.
        Но мало-помалу утихомирился. Человек-то образованный, университет закончил, сахарные заводы поднимал, прогрессивными идейками в масонской ложе баловался… Ну да кто сейчас этим не балуется, зато граф содержал чуть ли не два десятка сельских школ.
        А купил я его даже не расчетами, над которыми мы сидели вчера заполночь. И хорошо все у нас получалось - рост продукции, гарантированный рынок сбыта - заводы, механизация… Но больше его заинтересовало мое предложение вступить в Небесную Россию. И баллотироваться в Думу при первой возможности - избирательный закон в пользу помещиков, а визави может выдвигаться аж в девяти губерниях, где у него владения, и по городу Санкт-Петербургу, где у него дома.
        - Только одно условие, Алексей Анатольевич, - поднял я бокал с вином, последние детали мы шлифовали за обедом. - Масонские дела придется оставить, у нас с этим строго, партия христианская, преимущественно православная, тайные общества и обряды неприемлемы.
        - Договорились, Григорий Ефимович. Хоть и жаль связей.
        - Ничего, в Думе новые наработаете.
        - Это верно. Но вот что я еще хотел бы вас попросить. Вы же на короткой ноге с новым министром внутренних дел?
        - Ну… знакомы, да.
        - Есть у меня подозрение, что волнения эти не на пустом месте возникли…
        Конечно, не на пустом, у мужика три-четыре десятины, а у тебя сто тыщ.
        - … уж больно одновременно все загорелось, сразу по всем деревням. И требовали все сходы одно и то же, как под копирку. Я думаю, тут без наших революционеров не обошлось. Расследовать бы?
        - Обязательно, если все, как вы говорите, мне рядом с моими заводами никакого подполья не требуется.
        В Сызрани я засел на телеграфе и полчаса перестукивался с Зубатовым. Черт, надо собственную телеграфную станцию завести, а то приходится на городской побираться, да и лишние уши… Телеграфисту я сразу сказал - упаси бог кто о наших разговорах узнает, глаз на жопу натяну. Необычная угроза весьма впечатлила, субтильный чиновник старательно отбивал и распечатывал текст и все поглядывал на меня - прикидывал, наверное, смогу я или нет.
        Зубатов согласился прислать агентов “под прикрытием”, не афишируя их принадлежность к МВД и Охранке. Вот и славно, глядишь, кого еще из непримиримых выловим.
        Так что до заводов я добрался только на третий день. Двигательный уже обзавелся литейкой и кузнечным цехом, за ними возводили токарный и сборочный. Наверное, с точки зрения заводов-гигантов моего времени эти цеха, в лучшем случае, годились только под ширпотреб малой серией, но для России 1908 года это было колоссально. Свои двигатели! Не французские или немецкие - свои! Это значит, что можно будет гнать свои самолеты и свои грузовики, а не ждать, когда союзники отсыпят от щедрот, да еще и за золото.
        На заводе уже вовсю распоряжался Корейво и, судя по тому, что я увидел, распоряжался толково. И очень хотел начать работы над своим двигателем, но я пока притормозил. Экспериментальный - сколько угодно, но только не ценой нарушения запланированного выпуска. Ага, план - закон!
        Пряником выдал идею бампера, бензиновых и масляных фильтров, нормальных стоп-сигналов и поворотников, электрического стартера - патент на него уже получил Доусинг, но пока в усеченном варианте. Печка в машине, работающая от тепла мотора - тоже вызвала удивление.
        - Это где же такое делают? - Корейво достал записную книжку, начал быстро в ней черкать. Похоже его больше всего поразила банальная печка.
        - Немцы придумали, но у них тепло, пока не ставят еще. А у нас и под сорок морозы бывают. И собственного Гольфстрима увы, нет. Раймонд Александрович - я взял инженера за пуговицу на пиджаке - Богом тебя прошу, покумекай над компоновкой - ну это же адские муки для шофера, когда ручной тормоз черте-где, стартер також, куча рычагов каких-то… Все должно быть в одном месте, удобно для водителя. Я бы еще и съемное запасное колесо клал в машину. С домкратом.
        Это идея просто убила Корейво. Он буквально завис.
        - Так просто?! Неужели тоже немцы?
        - Нет, это я придумал.
        - Надо срочно все патентовать!
        Эх, дорогой Раймонд Александрович еще идею поточного конвейера не знаешь... Его как раз в этом году Генри Форд в США пытается запустить. Мы же пойдем вторым номером. Посмотрим, какие шишки набьет Форд, установим улучшенный вариант. Надо кого-то отправлять в Штаты. И срочно. Там будет скоро самый расцвет промышленной революции.
        - Только, Григорий Ефимович, тут такое дело… - замялся инженер. - Я в двигателях разбираюсь, а по автомобилям отдельный человек нужен, я все вместе не потяну. Да и завод рассчитывали только на движки.
        - Правильно говоришь, все валить в один завод не годится, - нда, теперь еще и в автомагнаты надо выбираться. - Ничего, придумаем где, может, тут рядом и поставим. И будут у нас “грузовые авто Сызранского автомоторного завода”. А легковые…
        Я мечтательно улыбнулся, глядя из окна цеха на Мать рек русских.
        - А легковые назовем “Волга”!
        *****
        Радиотелефонный завод строился впритык - он среди прочего будет делать магнето и прочую электроарматуру для двигателей, так сказать, синергия. Доморощенная. конечно, но у других и такой нету. Здесь рулил совсем свежий выпускник Петербургского Политеха Миша Шулейкин. Оттого многие вещи у него шли хуже, чем у опытного Корейво и я пометил себе - пусть деятельный двигателист возьмет шефство над радиотехниками. Не в части продукции, а по строительству, организации производства и так далее. А вот с чем Корейво помочь никак не мог, так это с задержками поставок оборудования от Сименса. Причем задержки не по одной-двум позициям, а по всему спектру и серьезные - некоторые станки ждали уже четвертый месяц. Надо срочно накрутить хвост юристам, чтобы содрать с немцев штрафы, предусмотренные договором. А то у нас Балканский кризис на носу, который вполне может войной обернуться… Стоп. А если это намеренный саботаж? Вот как раз война на носу, а русские затеяли свою радиотехнику выпускать, так тормознем немножко…
        И еще пометочка - Берлин, Макс цу Фюрстенберг, Чернышова, разобраться. А лучше - самому ехать.
        Ленкино производство стояло несколько в сторонке и охранялось будьте-нате. Меня, владельца, вооруженные берданками и револьверами сторожа не пустили без пропуска! Кипя от возмущения, я проследовал в контору завода, где ехидная “эсерка” оформила мне постоянный пропуск по высшей категории. Ага, производство связано с взрывчаткой и тут внедрили систему ограниченного доступа. Работаешь на штамповке? Вот и славно, вот тебе пропуск в штамповку, но с ним на склад нельзя. Работаешь на складе? Вот пропуск на склад, но в сборочные ни-ни. Разноцветные картонки помогали отслеживать кто-откуда-куда, и только у нескольких лиц, включая теперь и меня, был полный доступ во все помещения. Кстати, надо подумать над такой же системой для Юсуповского дворца, а то шляются толпы народа, порой и не поймешь, кто и зачем. Придет какой-нибудь чокнутый, пырнет ножиком и ку-ку, Гриня - никакие казаки не спасут. Я пощупал свой “шелковый” бронник под пиджаком. Последнее время обратно стал носить. Тревожно что-то мне…
        Склады стерегли еще несколько постов охраны, взрывчатку перемещали только малыми порциями, а в светлых и выбеленных сборочных сидели бабы и девки и аккуратно, отточенными движениями, выделывали взрыватели и капсюли. На меня и сопровождающих лиц мужеска пола даже внимания не обратили - ритм такой, что не зевай. Натуральный конвейер. Ну или обратили исподтишка, я не заметил.
        - А что с оптикой? - спросил я у Ленки, ведавшей всем ”промышленным районом”.
        - Две беды - тяжело вздохнула “эсерка” - Стекло варить научились, а охлаждать пока нет, - она выложила на стол первые наши отшлифованные линзы. - Оттого много искажений.
        Я покрутил линзы, посмотрел сквозь них в окно - вроде ничего… Да, по краям заметны огрехи, но лучше уж такой в бинокль, чем вообще никакого!
        - И второе, для стекла нужен особый, кварцевый песок. Здесь рядом его нет, возим из Гусь-Мальцевского.
        - Ну и возите на здоровье! В чем затык то?
        - В том, что если завод заработает на полную мощность, песка нужно будет много. А возить его - дорого. Без малого золотой песочек получается.
        - Понятно… - я побарабанил пальцами по столу.
        Да, производство надо ставить поближе к сырью… Как же я упустил то про Гусь-Хрустальный то? А все спешка, суета…
        - Оптический завод сейчас в каком состоянии?
        - Да какой там завод. Одна варочная печь да участок шлифовки.
        - Значит, надо переносить в Гусь. Там и мастера по стеклу есть, авось что придумают с охлаждением.
        По соседству с тремя заводами поставили общую для них “культурно-бытовую зону” - столовую, баню, детский сад и ясли. Последние поначалу вызвали в городе оторопь, но сызранцы быстро привыкли и теперь даже гордились, что у них есть такое, как в берлинах и парижах. Ну и приток рабочей силы сильно увеличился - одно дело бросить дома малолетнего бандита, и совсем другое - сдать его под надзор воспитательниц и воспитателей. Да-да, обязательно мужчин, не дело отдавать воспитание мальчиков только в женские руки.
        Напоследок доехал почти на самый берег Волги, где впритык к складам товарищества Нобеля строился химический плюс нефтеперегонный заводы. Сырье вот оно, Нобели пайщики, отгрузка по воде и железке, все продумано. Нобели, кстати, сосватали и директора, доктора Льва Гурвича. Он поначалу все косился на мой крест во все пузо, видать, имел счеты с нашими ультраправославными, но вскоре оттаял, увидев, что я не кусаюсь и не обращаю внимания на его происхождение. По плану первый выход продукции намечен на осень, а пока идет монтаж ректификационных колонн и прочих самоваров, чтоб я понимал в этом. Эх, жаль мы с Нобелем разминулись всего на неделю, было бы о чем поговорить…
        Так что обход владений привел меня в радужное настроение - двигатели и взрыватели уже есть, крекинг вот-вот начнется, осталось дожать немцев и пойдут телефонные аппараты… Есть чем гордится. О! А не устроить ли мне в Москве или Питере выставку достижений? Пригласить того же Нобеля. Гучкова, Морозовых, да мало ли в России интересных идей, не все же за ними в Париж кататься!
        Глава 10
        Возвращался в приподнятом настроении. Сдвинулась таки махина! Как говорил один пятнистый товарищ в будущем: “Процесс пошел”. Там, где двигатели - там и сборка. Деньги на автомобильный конвейер я найду - Ростех, банк твердо встали на ноги, капиталец прирастает каждый день. Обойдусь даже без кредитов - на свои построю.
        А вот по взрывчатке и капсюлям надо уже сейчас подтягивать госзаказ. Пнуть по приезду Редигера и ГАУ. Давно уже должны были дать расклад по возможным военным действиям с Германией. Хороший сценарий (быстротечный пограничный конфликт) и плохой - долгая, тяжелая война на истощение. Фронт от Балтики до Черного моря. Три года беспрерывной бойни. Вот со вторым вариантом идти к Столыпину и Янжулу - выбивать дополнительные деньги, формировать стратегические резервы.
        И вот под это дело можно взять немецких кредитов. А на ловца и зверь бежит. Кто у нас по кредитам специалист? Правильно, глава “Распутин и сыновья” - Щекин. Он собственно, и встречал меня в Москве.
        - Готовься, Георгий Спиридонович - по пустому перрону мы шли быстрым шагом - Поедешь со мной в Германию. Надо Янжулу помочь с кредитами. Как бы немцы не обмишурили нас
        - Дело привычное, Григорий Ефимович - Щекин подсунул в машине мне документы на подпись и начал нашептовать - Качаются банки то у Полякова. Ежели нажать как в прошлом году - скупим задешево!
        - Нет! Ротшильды свои обязательства выполняют в срок, химическое оборудование доставляют без задержек. Никаких атак на Полякова!
        - Эх… время упустим. Сейчас он обратно встанет на ноги, потом умучаемся бороться.
        Потом, дорогой мой Жора - война будет. Такая бойня, что экономику придется на военные рельсы ставить. Причем надолго. Тогда и прищучим этого ставленника Ротшильдов. Национализируем банки и всех делов. Самого пинком под зад в Англию. К покровителям. Ничего этого, я разумеется, говорить Щекину не стал, перевел разговор:
        - Разберемся. У меня не забалуешь. Ты вот, что Георгий Спиридонович… Скажи ка мне, свободные средства сейчас есть?
        - В избытке-с. В кредитном комитете очередь из купцов и промышленников получить займы. Десять с половиной миллионов забронировали.
        - Отложи два.
        - На что?
        - Будет создавать свою “фабрику мечты”. Пора. Эй, шофер! Рули на Житную.
        На улице Житная располагалось знаменитое киноателье Ханжонкова. Родоначальника всего русского кино.
        Стоило нашему кортежу подъехать к скромному зданию с двумя флигелями, как встречать нас вышел сам Александр Алексеевич. Модник, с подкрученными усами а-ля турецкий ятаган, ясным взором творца. Дела у него не сказать чтобы идут в гору. Прошлогодний фильм «Палочкин и Галочкин» - между прочим первая отечественная лента - так и не был закончен. Нынешние картины «Песнь про купца Калашникова» и «Русская свадьба XVI столетия” - застопорились. По банальной причине. Кончились деньги. А пайщики товарищества на вере «А. Ханжонков и К°» из московской купеческой управы дополнительно финансировать режиссера отказываются. Это в будущем ты показываешь черновой материал, впечатленные меценаты отсыпают еще денег. А сейчас - извини, подвинься. Давай свои. А если свои и так уже все вложены в дело?
        Все это узнали мои “боевики”. Передовой отряд выехал заранее в Первопрестольную, Дрюня потолкался в московской купеческой управе. Распопов подкупил местного делопроизводителя. И у меня появился полный расклад.
        - Александр Алексеевич, дорогой! Я всей душой болею за отечественные кинофильмы! Но так дело не делается.
        Сели пить чай втроем на летней веранде. Рядом суетились операторы, костюмеры… Порой в одном лице - российское кинопроизводство только рождалось, настоящих специалистов не было, обходились фотографами и людьми театра. Но… творческий процесс не умирал, а совсем наоборот.
        - И как же правильно? - усмехнулся Ханжонков
        - Масштаб мелкий. Мне таковые судороги не интересны - осадил я режиссера - Масштаб подавайте
        Щекин тяжело вздохнул, предчувствуя крупные расходы.
        - Пять съемочных павильонов минимум. Круглогодичных - начал загибать пальцы я - Лучше, конечно десять. Своя фабрика по производству пленки, камер, кинопроекторов. Своя сеть синематографов по всей стране.
        - И сколько же вы готовы вложить в такой огромный проект??
        Ханжонков мигом стал серьезным, переглянулся с Щекиным.
        - Миллиона полтора, два. Но при условии, что вы перенесете все в Крым, в Ливадию. Я поговорю с Его Величеством - он выделит земли.
        Упоминания царя тоже впечатлило режиссера, он задумался.
        - Почему Крым?
        - Во-первых, длинный съемочный день. Во-вторых, любые виды, что называется в пешей доступности. Хочешь море? Вот тебе море. Даже с кораблями. Горы? И они есть? Города? Полно. Знаете, как сейчас расцвели Ялта, Севастополь? Прямо Европа - бери, снимай. Есть и античные развалины. Под исторические фильмы.
        - Я смотрю вы разбираетесь в нашем деле…
        - Сходил в Германии в синиматограф. Також в Англии полюбопытствовал. Грядет новая эпоха. Сейчас вы снимаете немое, статичное кино общим планом. Но скоро придумают звуковые фильмы, будут крупные планы актеров, потребуются совсем другие актриссы - я усмехнулся, вспоминая увлечения царя и великих князей балеринами. Теперь поди переключится элита на русских “мерлин монро”.
        Тут Ханжонков сломался. Достал из пиджака записную книжку, быстро что-то почеркал в ней:
        - Феноменально! Откуда у вас такие знания?? Я был в Европе, там ничего подобного нет!
        - Ежели нет, значит будет. Надо снимать много фильмов. Десять картин в год минимум. Лучше двадцать. Сколько у нас недель в году? - внезапно спросил я
        - Э… пятьдесят - неуверенно ответил режиссер
        - Пятьдесят две - аккуратно поправил его Щекин
        - Каждую неделю должен выходить новый фильм. Да, знаю, знаю. Сейчас это кажется фантазиями, но поверьте, так и будет!
        Своим напором я увлек Ханжонкова. А заодно пятью чеками по двадцать тысяч рублей. На гранты под создание новых художественных картин. Одну “фильму” обязательно историческую. Вторую - военную. Обязательно любовное кино и детектив. Наконец, что-то в жанре комедии. Куда уж без нее..
        Договорится о выкупе доли московских купцов удалось довольно легко. Те, сначала задирали цену, но я на званном ужине повспоминал о перипетиях своей войны с Поляковым и те сдались. Документы оформили быстро, спустя день я уже ехал в Питер. А там…
        *****
        Столица встретила меня ненастьем. С Балтики нагнало туч, не по летнему похолодало. Пошел сильный дождь. Публика вылезала из экспресса, ощетинившись зонтиками.
        - Все неладно - вводил меня в курс дела по дороге в Таврический мрачный Стольников - Беда за бедой.
        - Начинай с главной - осадил его я, присмотрелся - Погодь, ты чего такой смурной? Все по этой шлюхе грустишь??
        - Она не шлюха - набычился капитан - Несчастная женщина, у нее такое детство было…
        Ну да… Прямо Соня Мармеладова. И откуда это у сильных мужчина такая тяга к падшим женщинам? Ведь у Стольникова есть супруга - субтильная брюнетка в очочках. Конечно, ни разу не Мата, но десять лет брака в унитаз не спустишь… Плюс дети.
        Стольников начал рассказывать про Мату Хари. Я его опять прервал:
        - Ежели влюбился, так и скажи!
        - Нет, как можно, просто…
        Никодим задумался. В руках у него были черные четки, шарики так и метались среди сильных пальцев.
        - Ладно, не куксись. Скоро едем в Германию, а там может и во Францию заглянем. Глядишь, может и увидишь свою Мату
        Лицо капитана просветлело. Потом на лоб опять набежали тучи. Прямо как над нами.
        - Булгаков уходит.
        - Почему?
        - Антоний его подговаривает новую партию создать. Православную. Ребятки твои, Григорий, разнюхали. Да… Будет из сынка толк - далеко пойдет.
        Булгаков давно волком смотрел на меня из-за конфликта с Антонием. Тут все ясно.
        - Отпускаем. Пущай попробует зарегистрироваться - а мы посмотрим, получится ли - коротко хохотнул я
        - Кого же вместо него? Нужен кто-то из дворян бывших. Для балансу.
        - Графа
        - Орлова-Давыдова?
        - Его. Дельный человек, партии будет полезен. Ежели Булгаков хочет уйти - пусть передаст свой мандат графу. Его оформим в “небесники” задним числом.
        - Разве так можно??
        - Передавать мандат? Разумеется, можно.
        Я усмехнулся. Вот они гримасы российской избирательной системы. Независимых депутатов у нас в Думе нет - ибо нет мажоритарных округов, где можно избраться минуя партийную иерархию. Хочешь уйти из партии? Автоматом теряешь мандат.
        В Таврическом меня порадовали уже на входе. Самохвалов, сам, безо всяких подсказок ввел систему цветных пропусков. В зависимости от уровня доступа. Нужно тебе в секретариат? Получай зеленый. К депутату? Получи желтый. На входе всех записывали, провожали охранники. И да. Появился досмотр. Сколько я с ним бился, просил, требовал прекратить проходной двор… И вот, это случилось. Не иначе, в Сызрани на капсюльном производстве тоже его рук дело. Или наоборот, там подсмотрел - ну не верю я в то, что в двух “моих” структурах одинаковые решения рождаются совсем независимо. Так оно и хорошо, перекрестное опыление или, как любили говорить в мое время, “синергия”. Пусть идеями делятся, лишь бы на пользу.
        Но Самохвалов даже догадался сделать систему “шлюзов” - просто так боевики не ворвутся. Кроме того, депутатам и сотрудникам Думы раздали пропуска с фотографиями. Европа!
        Впрочем, это светлый луч был единственный в темном царстве проблем. Следующим вывалил на меня свои беды Янжул.
        Ну как свои… Страны. Бухнул на стол две папки, одна другой толще, сам умостил в кресло свое дородное тело и мрачно сообщил:
        - Не выходит.
        Каменный цветок, ага. У меня в голове сплошная Сызрань, ну можно же как-то поконкретнее? Что я не менее мрачно сообщил министру финансов. Он вздохнул и снизошел до объяснений:
        - Волго-Донской канал.
        - Почему?
        - Как показали расчеты, - он постучал пальцем по верхней папке, - потребный наряд сил и средств на сегодняшнем уровне развития техники потребует расходов, сравнимых с постройкой Транссиба.
        - Так там всего сто верст!
        - Версты не беда, вот сажени… - вздохнул Янжул. - Профессора-гидротехники в самом наивыгоднейшем варианте насчитали подъем почти в пятьдесят саженей.
        Брови мои сами съехались к переносице. Это же сто метров, если я правильно помню - путаюсь до сих пор. Вот, надо страну на метрику переводить! Но это снова деньги… Моя мимика от Янжула не укрылась и он продолжил:
        - Если забирать воду из лежащего выше Дона, все равно двадцать-двадцать пять саженей. Потребуется перекачивать колоссальный объем, создавать на водоразделе питающее водохранилище. И не одно - для судоходства потребуется еще несколько на Дону. А это затопление войсковых земель, за которые тоже придется платить, и очень немало. И еще неизвестно, согласятся ли донцы.
        - Погодите, а использование водохранилищ для орошения?
        - Так это когда будет, а земли отдай сразу. Так что, Григорий Ефимович, проект этот, при всей его нужности, убьет нам бюджет лет на пять вперед.
        - Жаль… Нам транспортную связность империи повышать надо.
        - Тут могу порадовать, - он тяжело наклонился к портфелю и выудил из него третью папку. - Вот расчеты по соединению Белого моря, Ладоги и Онеги.
        Бог ты мой! Это же Беломорканал! Выроем и папиросы выпустим, будет летчикам подспорье вместо карты. Впрочем, шутки в сторону, я раскрыл папку и вынул первый лист.
        Смотри-ка ты, уже переняли - своих “подчиненных” я приучил вначале давать краткую суть справки, проекта или прошения. Ну, чтобы времени не терять на все эти велеречивости.
        Так… профессор Тимонов… проект… золотая медаль Парижской выставки… порты при входе и на озерах… постойте, превышение тридцать пять саженей?
        - Иван Иванович, но тут даже выше, чем на Волго-Доне!
        - А вы читайте, читайте…
        Я снова ткнулся в бумаги. Ага, вот в чем дело! На водоразделе есть озера, могущие обеспечить естественное наполнение! То есть, насосы не нужны… или гораздо меньше, чем на юге… ага, вместо водохранилища Выгозеро… возможность использования воды канала для питания гидроэлектростанций… прорыть требуется около сорока верст… навигация ориентировочно шесть месяцев…
        Так. Если, вернее, когда начнется война, Волго-Дон нам не очень-то и нужен будет - возить в закупоренное турками Черное море станет нечего. А вот дублировать железку на Мурман заманчиво, заманчиво… а если канал будет иметь “морские” глубины, это ж можно военные корабли на север перебрасывать? Ну миноносцы и подводные лодки как минимум.
        Теперь ГЭС. Идея хорошая, но куда девать электроэнергию? Строить в придачу линию до Питера так себе идея, уж на что я гуманитарий по образованию, но еще со школы помню, что чем больше расстояние - тем больше потери.
        - Иван Иванович, замысел мне кажется интересным, а вот есть ли в округе канала заводы или фабрики, коим потребно электричество?
        Янжул забухтел что-то вроде “Я министр финансов, а не промышленности”, пришлось его малость осадить.
        - Так вы же должны и будущих выгодах думать, и о потерях! Вот смотрите, там в округе наверняка есть полезные ископаемые, которые можно пустить в переработку - вот вам и потребитель, коему станции смогут подавать электричество.
        И дальше вывалил на оторопевшего Ивана Ивановича концепцию того, что в мое время называлось модным словом “кластер”, а при советской власти - “территориально-производственный комплекс”. Да, расходы на создание будут куда выше, но и отдача больше! К тому же, предприятия можно отдать частникам, а не навешивать на бюджет.
        - И проконсультируйтесь с Морведом, насколько им нужен такой канал - а коли нужен, его можно частично профинансировать за счет бюджета флота.
        *****
        - Падает! Ей богу, падает, батюшка!!
        В глазах Дмитрия был чистый восторг. Он аж приплясывал на месте.
        - Кто падает и куда?
        - Анька! Танеева. Скорее тата, бежим
        Сын схватил меня за рукав, попытался вытащить из кабинета. Законно получил подзатыльник, но к окну я все-таки подошел. В чистом, голубом небе виднелась какая-то белая точка. У меня похолодело в груди.
        - Быстрее!
        - Где… Анна?!?
        В приемной сегодня Танеевой не было. Но она кажется, предупредила, что с утра задержится. Но по какому поводу - не сказала. Подумал - какие-то женские дела. Я еще раз выглянул в окно. Над белой точкой стрекотал самолет, выписывая странные круги. На площади начал собираться народ, все задрали голову.
        - Да вон же она - Димка ткнул пальцем в небо и я с ужасом увидел, увеличивающийся в размерах парашют.
        Так быстро я еще никогда не бегал. Депутаты в коридорах разлетались передо мной как кегли в кегельбане.
        Успел! На площади я оказался еще до того, как парашютист… парашютистка! приземлилась. Уже отчетливо была видна фигурка Танеевой под куполом. В красных шароварах!
        - Ох дура!!
        Я бросился к Шпалерной. Танееву сносило ветром не на площадь, а прямо на улицу с оживленным движением. Конки, первые автобусы…
        - Стоять! Тпру!!
        Я схватил под узды одну лошадь, махнул рукой городовому, подбегающей охране, заорал:
        - Останавливайте движение!!
        Вместе, мы худо бедно затормозили несколько телег, экипажей. А тут поджав ноги, на мостовую спланировала счастливая, раскрасневшаяся Анна. На ней тут же повис визжащий от восторга Дмитрий, образовалась толпа народа. Даже репортеры, что вечно пасутся у Думы, сразу протиснулись вперед, засверкали вспышки фотоаппаратов. Как же… Первая русская парашютистка! Да что там... Первая в мире женщина-парашютистка! Очередная победа русской авиации.
        Я посмотрел на дрожащие руки. Подойти бы и врезать по жопе. Так, чтобы на всю жизнь запомнила. Но нельзя. Вон, Танеева мне уже машет рукой, зовет разделить победу…
        После всех торжеств - на подрагивающих ногах я вернулся в Думу. Тут тоже все бурлило. Депутаты живо обсуждали событие, многие хотели узнать подробности у меня лично. Дескать я же все организовал…
        К обеду все более-менее успокоилось, мы даже успели принять два законопроекта. Я встретился с кандидатами в верховные судьи, обсудил регламент работы согласительных комиссий с Сенатом. Меня еще потряхивало, но это было даже к лучшему. На адреналине намного проще прошел разговор с левыми.
        Радикалы из большевиков и эсеров требовали отмены выборного законодательства. Даешь один гражданин - один голос. После чего хотели невозможного. Перевыборов Думы. Умеренные левые из депутатов колебались, вели долгие дискуссии. Пошли слухи, что Сызрань многих воодушевила на прежнюю борьбу, пора мол готовить всероссийскую забастовку. Царя убрали - надо убрать Столыпина. Левая Дума - легко поставит своего собственного премьера. Это дело надо было срочно пресекать.
        Я вызвал на приватный разговор Чернова от эсеров и Ленина с Троцким от большевиков.
        - Господа… ах, простите, товарищи!
        - Григорий Ефимович - поморщился Ульянов - Давай без амикошонства!
        - Таковых сложных слов не знаю - пожал плечами я - Разговор у меня к вам вот какой…
        Я вытащил документы по бюджету. Показал, что на новые выборы у государства банально нет денег. Закладка двух линкоров, строительство нового города Романов-на-Муроме и железнодорожной ветки к нему, Беломорканал, плюс склады госрезерва по губерниям… все это съедало подчистую профицит и по расчетам Янжула нам придется увеличить не только внешний долг - первый официальный визит в Германию уже был согласован - но и внутренний.
        - Выход есть такой - резюмировал я - От финской губернии в Думу должны были избираться 4 депутата. Они бойкотировали выборы, мыслю, что в свете всех последних событий - будут бойкотировать и довыборы. Предлагаю вам заявится в Хельсинки и других финских округах. Победите легко, я дам негласный наказ нашим войскам в губернии, а також флотским - голосовать за вас.
        - Вешатель будет против - мрачно заявил Ленин
        - Это ты, Владимир Ильич, про Петра Аркадьевича? Ах как неаккуратно… Нам сейчас как никогда требуется единство! А ты опять перессорить всех со всеми хочешь.
        - Единство с помещиками? - усмехнулся Чернов
        - Виктор Михайлович - я ласково посмотрел на главу эсеров - Я уже знаю, чьи уши торчат в забастовке в Сызрани. Предупреждаю первый и последний раз. Ежели будете опять мутить народ - пятый год вам детскими шалостями покажется. Ссылками не отделаетесь - это я вам, сибирский мужик, лично обещаю. Я человек простой, безо всяких интриг. Мне взяться за пулемет - сами знаете… плевое дело.
        Левые насупились. Угроз они не боялись, но пройти легально в Думу… Это был большой пряник.
        А я подкинул еще один, он же яблоко раздора между левыми.
        - А к вам, господин Чернов, я особое предложение имею. В той Сызрани, где ваши уши торчат, затеяно с моей подачи некое сельскохозяйственное предприятие.
        - Да-да, наслышан. Господин Распутин, - саркастически объяснил главэсер своим врагам-товарищам, - создает небывалого монстра, соединяющего в себе частное и кооперативное владение. Так сказать, впрягает в телегу коня и трепетную лань.
        Социалисты сдержанно посмеялись.
        - В целом верно. Дело новое, небывалое, подводных камней море. Но при успехе большое облегчение крестьянам будет. Так я хотел чтобы вы, Виктор Михайлович, при избрании в Думу, так сказать, взяли на себя этот вопрос. Там же наверняка новые законы потребуются. К примеру, заложенные имения не продавать за бесценок, а заводить на этих землях, как вы назвали? А, монстру!
        Ленин с Троцким помалкивали - четко просекли, что если крестьянин будет жить лучше, то хрен его в революцию заманишь. А Чернов пусть в ярмо лезет, шею себе ломает. У него же партия “крестьянская”, вот пусть и отдувается.
        - А с вами, господа эсдеки…
        - Закон о труде! - с ходу начал торговаться Ленин - Девяти часовой рабочий день, положение о страховании рабочих на случай болезни или несчастного случая. Двухнедельный отпуск для всех сотрудников - хоть частных предприятий, хоть государственных.
        - По рукам - подставил я ладонь - Сами в Думу и внесете сии законы. Уже как депутаты.
        Ну? Хлопнут?
        Поморщились, но хлопнули.
        - Вот это по нашему, по мужицкому! Аня! Неси скорее белую - обмоем с товарищами договор.
        Пить со мной левые отказались.
        Глава 11
        - Милостивый государь! Я требую, чтобы вы объяснились о своих отношениях с Анной Александровной!
        Требует он… Я еще раз посмотрел на лейтенанта, что заявился ко мне в Юсуповский дворец. Красавчик. Тонкие усики, правильные, аристократические черты лица. Кульнев. Илья Ильич. Потомок героя Отечественной войны 1812 года, потрясающего генерала Кульнева - того самого человека феерической храбрости и благородства, по причине коего в него даже запрещали стрелять противники!
        Аудиенции Илья добивался аж три дня, о нем звонили из Морведа и я успел собрать информацию.
        В январе 1904 года был выпущен из Морского кадетского корпуса мичманом. Принял участие в русско-японской войне. Побывал в плену. Много плавал. Совершил «кругосветку». Сейчас увлекся авиацией, собственно Кульнев и был тем самым пилотом, что сбросил над Таврическим дворцом Танееву и чуть не угробил девушку.
        Этим он вызвал просто взрыв интереса к России в мире. Десятки западных газет вышли с фотографиями первой парашютистки, в страну поехали сотни энтузиастов авиационного дела - учиться у Кованько и Вуазена, перенимать азы летного мастерства (были желающие и по двигателям, но к Сегену в Сызрань поди доберись). Благо в Гатчине не только официально заработала авиашкола, но приехал сам Жуковский с прицелом на создание целого института. Под это дело начались заходы о том, чтобы передать “русским икарам” Гатчинский дворец. Ну или хотя бы Арсенальное крыло.
        - Требуете?!? У меня??
        Я вперил в Кульнева свой грозный взгляд.
        Подействовало. Лейтенант смешался, быстро заговорил:
        - Я имею самые чистые, возвышенные чувства к Анне Александровне! Я ее… люблю!!
        Ох, как некстати… Танеева мне нужна, как воздух. Сразу после знаменитого полета, а потом и прыжка я устроил от небесников выступления Анны перед публикой. Аншлаг - это слишком мягкое слово. Люди на люстрах висели, чтобы услышать все лично от девушки. Разумеется, платили за посещение лекции, делали значительные пожертвования энтузиастам авиадела. Казна партии сразу наполнилась, значительные суммы были отправлены в Гатчину и Сызрань на развитие заводов. Был даже построен первый именной самолет. От “санкт-петербургского купеческого общества”. Посыпались предложение от европейских стран на предмет гастролей Танеевой.
        - Она моя секретарша - пожал плечами я - Отношения сугубо деловые
        - А я слышал иное - нахмурился Кульнев
        - Скажешь курице, а она и по всей улице - засмеялся я - Чего только про меня не плетут завистники. Но кажется, у Анны Александровны есть сердечный друг. Подробностей я не знаю, но у вас может быть соперник.
        - Так и есть! - грустно кивнул лейтенант - Госпожа Танеева ко мне холодна… Но я буду добиваться ее руки! Жизни своей без нее не представляю!
        Эх, как же не вовремя эти амуры-тужуры! Нужна мне Анна, без нее никак. Жизни своей без нее не представляю - на девушке весь документооборот, графики законопроектов... У нас в августе запланировано внедрение подоходного налога в стране, наконец, начинают работать Сенат и Верховный суд. Оттуда идет просто вал разных бумаг, инициатив. Зачастую глупых. Не дай бог Кульнев добьется расположения Танеевой и заделает ей ребеночка… Работа секретариата просто рухнет. Я пометил себе срочно искать помощников для Анны. Ну и разумеется, ставить палки в колеса лейтенанту. Ведь он служит…. а что ж, это отличный выход.
        Дождавшись, когда Кульнев уйдет, я сразу позвонил морскому министру Дикову. Благо у нас с адмиралом сложились вполне рабочие отношения.
        - Иван Михайлович, это Распутин. Не отвлекаю? Отлично. Пришли мне тут секретные сведения по линии нашей разведки. Нет, не Смерш. И не Комитета. Чьи? Ну скажем так от моих людишек в Европе. Так вот. Ходят слухи, что англичане задумались ставить самолеты на корабли. Да, вот такая инвенция. Взлетной полосы не хватит? Да, точно такие опасения. Однако, думают либо на поплавках аэропланы и спускать на воду краном, как баркас, либо есть предложения паровой катапультой запускать, как из рогатки. Да, умно. Это же какие возможность отркываются перед флотом в смысле разведки. Как планируют обратно сажать? Так поплавки же. Садится на воду, тем же краном морячки затаскивают обратно. А чтобы не смыло в волнение - спускают лифтом в трюм. Согласен, очень необычно…. Обратно соглашусь, такие полеты возможны только в штиль. Но и это уже огромный плюс для флота. Я тут вот, что подумал. Есть у Кованько морской лейтенант Кульнев. Курс пилотирования уже освоил. Самолет с поплавками построить недолга. Что если попробовать где-нибудь устроить испытания? Нет, в Кронштадте не стоит. Слишком много ушей и глаз в Питере.
Где-нибудь на Черном море. Сможет флот выделить судно для дооборудования катапультой? Самолет спроектировать я поручу Жуковскому. Нет, Вуазену не стоит - все-таки иностранец. А ну как утекут наши секреты во Францию… Корабль выделите? Вот и договорились! А выгорит дело - надо будет думать об отдельной школе для морских летчиков. Там же, в Крыму где-нибудь. Чтоб от добровольцев отбоя не было, хе-хе…
        Положив трубку на рычаг телефона, я потер руки. Одним выстрелом - сразу двух зайцев. Морская авиаразведка плюс сплавить Кульнева подальше от Танеевой.
        *****
        От новости про довыборы левых по Финляндии у Столыпина естественно бомбануло. Имел с ним крайне неприятный разговор.
        - Так на пороховой бочке же сидим, Петр Аркадьевич - пожал плечами я на все претензии премьера - Я тут поднял материалы Особого совещания. Доклад Анфимова к вопросу о крестьянской реформе.
        - А… эти земцы! - Столыпин расстроенно махнул рукой. Ну еще бы. Прикладывали они премьера будь здоров. И главное, все обоснованно!
        Из сорока пяти миллионов сельских работников лишь треть могла найти себе применение в сельском хозяйстве, а из оставшихся тридцати миллионов только пятая часть - в промышленности. Следовательно, примерно половина трудоспособного крестьянства оказалась сейчас просто лишней. Эти примерно двадцать три миллиона человек (трудоспособных мужчин, а не просто крестьянского населения) и составляли так называемый “аграрный навес”, когда рост населения обгоняет рост производства продуктов питания, ограниченного плодородием почвы.
        Кстати, с приходом в губернии земств и как следствие врачей, больниц, фельдшерских пунктов - ситуация с ростом населения еще больше ухудшилось. Просто потому, что заметно уменьшилась смертность, в первую очередь детская.
        Судя по выкладкам, столыпинская реформа (переселение крестьян на восток) запоздала лет на тридцать-тридцать пять, тот же Транссиб надо было строить в 1870-е. Не хотела царская власть выбрасывать в эмиграцию миллионы лишних крестьян, вот и получила на свою голову. А другие страны из мальтузианской ловушки именно так и выскочили - Италия сплавила с юга почти треть (!) крестьян в Северную и Южную Америку, из Австро-Венгрии валили с национальных окраин, аналогичные процессы шли в Германии, Скандинавии и даже в Леванте.
        Сами земцы, судя по докладу, выхода из этой ситуации не видели. Приветствовали прекращение выкупных платежей помещикам, а также “практически все комитеты, представляющие нечерноземную полосу, постановили ходатайствовать об увеличении срока переделов до двадцати пяти лет”. Т.е. общину предлагалось сохранить, но перераспределять землю между крестьянами не раз в пять-шесть лет, а раз в четверть века. Разумеется, Столыпин, которому подгорало (причем в буквальном смысле - как-раз ему взорвали дачу на Аптекарском острове) положил крупный болт на все эти замыслы с общиной.
        Но не только аграрное перенаселение толкало к революции. Правящий класс - сто тысяч семей, полпроцента населения - ситуация устраивала. И вот по какой причине, отмеченной Особым совещанием: “по мнению комитетов, недопустимо положение, когда аграрный сектор дает около половины доходов государства, а расходы на него составляют всего ДВА процента бюджета”.
        Т.е. крестьяне, “верный наш народ”, были нынешней нефтью и газом - качай себе деньги бесконечно, всем хватит - и бюджету, и помещикам, и церкви, и промышленности….
        - Сверхэксплуатация - я сделал вид, что с трудом произношу слово - До добра не доводит. Полыхнет по-новой, ежели не озаботимся.
        - И каков же выход? - Столыпин неверяще пожал плечами, взял документы и принялся их просматривать.
        - НЭП
        - Прости, что??
        - Новая экономическая политика. Лишних крестьян на селе занять нечем, а в городе для них мест тоже нет. Значит, нужно быстро построить много заводов и фабрик, да хоть больших мастерских. Поначалу простых, чтобы без обучения справились. Прощелкаем - им задурят головые левые. Первый голод и вот вам новые тысячи эсеров, эсдеков и анархистов.
        - Ну хорошо, слушаю…
        - Обязать новых губернаторов лично отвечать за открытие новых предприятий в каждой волости. Спустить им план. Выполнил его? Молодца, вот тебе медаль. Нет? Пинком под зад. Особенное внимание к ентой, как ее… електрификации. На нее - отдельный план. Дать губернаторам налоговые льготы под новые заводы и фабрики, да электростанции.
        - Пустое это все! - Столыпин покачал головой - Для воровства все будет использовано. Настроят потемкинских деревень, на налоговых льготах начнется покража.
        - Лишь бы нужное строили. А воровать… пусть воруют, но с прибылей. А Комитет присмотрит. Проведем пару показательных порок - задумаются. Или Туркестанов совсем мышей не ловит??
        - Ну ладно, что еще?
        - Трудовые войска.
        - ???
        - Забривать, как в армию и направлять на стройки. Армейский распорядок, дисциплина, все, как в армии. Только вместо винтовки - лопата, кирка и тачка. Янжул приносил документы по Беломорканалу?
        - Приносил.
        Премьер задумался.
        - Побегут
        - Из армии не бегут, а там тяжеленько. Зато кормят лучше, чем в деревне, и грамоте учат. А в трудовых войсках обучение сделать обязательным, чтобы потом было кому на новопостроенных фабриках работать. И обязать частных промышленников нанимать приоритетно только из этих войск, ну, вроде как солдат “на вольные работы”. А левых надо отвлечь, дать им игрушку - пустить в Думу, пусть полощут правительство.
        - Да они заберут всю Думу целиком!
        - Через пять лет! А сейчас просто будут выпускать в ней пар. А за пять лет мы можем положение развернуть. Вон, вы за год с революцией справились, неужто за пять оплошаете?
        Худо-бедно удалось убедить Столыпина не препятствовать легализации левых, не ставить палки в колеса.
        *****
        Вот так сидишь, государственные проблемы решаешь, страну к большой войне готовишь, а потом бац - и вторая смена. И тебя вызывают в КГБ на допрос.
        Ну, не совсем на допрос, и не то, чтобы вызывают - так, позвонили и со всей вежливостью пригласили “на беседу”. Можно было и отказаться, но ведомство новое, если я начну манкировать - то и остальные следом, а это нехорошо, служба должна внушать шок и трепет.
        Полковник Туркестанов раздражение свое скрывал весьма успешно, прорывалось оно только в излишне резких движениях да отрывистых приказаниях по телефону, несколько выбивавшихся из общепринятого ныне стиля общения.
        Причиной же такого раздражения стали колонисты. Вернее, сорванная благодаря им операция.
        - Три года! - выговаривал мне князь. - Три года разработки! Еще жандармы начинали, мы заканчивали. Подводили людей, понемногу отдавали информацию, приучали нам доверять! И когда все было готово, германский агент уже шел на встречу, где его ждала засада и перевербовка, ваши архаровцы устроили возмутительную драку, агент переменил решение!
        Вот тоже новости хорошие - я-то надеялся, хоть первый слет колонистов сумеют без моего присутствия провести, а тут вон какой коленкор.
        - Что драку устроили, это я разберусь как надо и накажу кого попало, не сомневайтесь, Василий Георгиевич. А что агент не пришел - что поделать, назначьте встречу еще раз.
        - Да спугнули его, - страдальчески сморщился Туркестанов. - Заподозрил неладное, свернул деятельность и сидит тише воды, ниже травы. Не чем зацепить. Теперь опять три года выманивать.
        - Погодите, он что, драки испугался? Никогда не видел, как мальчишки дерутся? - что-то было не так в рассказе полковника.
        Так оно и оказалось - ведший операцию офицер удивился неявке агента и попытался форсировать события, вместо того, чтобы подождать и отдать ход противнику. Пришлось одной рукой обещать всевозможные кары колонистам, а другой потыкать свежеиспеченное КГБ в то, что не предусмотрели запасной план. А если вдруг извозчики подерутся, или там трамвай с рельс сойдет, что тогда, вся контрразведывательная работа насмарку?
        Василий Георгиевич огрызнулся и, похоже, разобиделся. Дескать, не надо лезть в тонкие материи сыска грубыми крестьянскими лапами - не иначе, нажал я на болевую точку. Ничего, я его обиды переживу, а контрразведка злее будет. Но тоже молодцы - сами прохлопали, а свалить решили на колонистов. Что я в нашем бурном разговоре и высказал, хотя надо было придержать язык за зубами. Что ж, сделанного не воротишь, откланялся и поехал на слет.
        Термин “драка” описывал происшедшее слишком мягко, “поножовщина” - слишком жестко. Новенькие, набранные полгода тому назад в Москве, не поделили место с питерскими “старичками”, первыми колонистами первой колонии. Слово за слово, первые тумаки, высыпали на улицу, а там дело и до холодняка дошло. А потом вскрылись такие глубины…
        Примчавшиеся воспитатели мордобой, конечно, прекратили, но вот двух питерских пришлось срочно перевязывать - порезали их москвичи не то, чтобы глубоко, но часто и кровищи натекло немало.
        Дальше - хуже. Зачинщиками предполагались трое ребят постарше, но они дружно отпирались и показывали на мальца года на три младше. Что характерно, остальные москвичи тоже показали на мальца, но уже не так уверенно. И никого из педагогов это не насторожило до тех пор, пока ведомый в назначенную изолятором каморку приюта “зачинщик” не устроил форменную истерику - бросился с кулаками на воспитателя, а когда тот от неожиданности выпустил его, схватил стоявшую рядом с коридорной печкой кочергу. По счастью, воспитатель увернулся и сумел выхватить железяку, а то бы к двум порезанным добавился как бы не труп.
        Вся эта история очень нехорошо пахла и мне пришлось бросить другие дела и учинять форменное дознание. Следователь из меня так себе, поэтому я попросту позвонил Филиппову и попросил прислать дознавателя потолковее. Владимир Гаврилович приехал самолично - ну да, одно дело непонятный мужик Гришка и совсем другое укротитель великих князей, дуайен депутатского корпуса, глава общероссийской партии, владелец заводов, газет, пароходов и прочая, прочая, прочая… Ну или у главного сыскаря просто выдался относительно спокойный денек и он решил рязмяться “на мякеньком”.
        Что и говорить, любо-дорого смотреть, как профессионалы работают. А и то, пришел толстый добрый дяденька и, пофыркивая в моржовые усы, никого не пугал, ни на кого не кричал, только ласково улыбался и кивал головой на каждый ответ. И черкал в книжечку. Меньше, чем за час Филиппов опросил двадцать колонистов и выдал картинку - те самые трое старших москвичей. Они чем-то неуловимо отличались от остальных, только я никак не мог сообразить, чем. И на них дружно указывали питерские. А москвичи прятали глаза и в показаниях, что называется, путались. И только троица держалась уверенно, даже нагловато - ничего не знаем, никаких ножей нету, дрались пустыми руками, а то чо они!
        Владимир Гаврилович покивал, мимоходом послал сторожа колонии за ситным и колбасой, велел сообразить чайку и продолжил опросы. Принесенное велел подать в комнату, где сидели опрошенные - дело долгое, придется по второму заходу опрашивать, уже подробно, отпускать на обед никого не будет. Ну и продолжил, а через пять минут позвал меня, вышел из кабинета и тихо открыл дверь в комнату. Трое главных подозреваемых сгребли все съестное себе и сидели в уголке, кромсая твердую колбасу и ситный ножами. Ага, теми самыми, которых не было.
        А я вдруг понял, что в них не так - одежда заметно лучше, чем у прочих. Рубахи поновее, пиджаки, сапоги вместо ботинок. Причем сапоги понтовые, гармошкой, со скрипом. Ну чисто деловые! И похожи на тех лиговских, с кем я уже сталкивался…
        Не знаю, что на меня нашло, но свет буквально померк в глазах. Ах вы, суки, сидите, жрете, товарищей обираете??? Я рванулся в угол, зацепив по дороге пустой стул и вознося его над головой.
        Двое замерли а третий, наверное, вожак - у вожаков реакция быстрее, - кинулся навстречу с ножом. Почти одновременно он получил стулом по башке и вспорол мне сюртук. Вот не будь на мне шелкового броника - сидеть мне на полу, ловить кишки…
        Меня оттащили, троих, по команде Филиппова, уже вязали подоспевшие служители и городовые.
        - Григорий Ефимович, с вами все в порядке? - прорезался обеспокоенный голос Шацкого. - Пройдемте, доктор пока еще здесь, он вас осмотрит.
        - Господин Распутин! Разве можно вот так, на нож кидаться?! - Филиппов прямо сказать слегка взбледнул.
        Я как в тумане позволил отвести меня в выбеленную комнатку, отведенную в колонии для больных. Сейчас там, перемотанные бинтами, сидели двое пострадавших и завершивший перевязку доктор. Он укоризненно посмотрел на меня, будто это я сам в себя ножом тыкал, но снова разложил свой саквояж и велел раздеваться. Я скинул сюртук, жилет, задрал рубаху…
        - Вскользь прошло, - констатировал эскулап, осматривая царапину на боку. - Сейчас обработаю и все, ничего страшного.
        Он вытащил запечатанную склянку с йодом, откупорил ее, мазнул мне ваткой по ребрам, оставив коричневую полосу, велел одеваться обратно и быстро откланялся.
        Пока одевался - подбодрил мальчишек, дескать, вон, меня тоже покоцали, но ничо, жить будем. За одного битого - двух небитых дают. Да они и сами смотрели вполне жизнерадостно, даже задали вопрос:
        - Григорий Ефимович, а чем это вас мазали?
        - Как чем? Йодом! Вас ведь тоже?
        А вот хрен. Выяснилось, что йод - заморский, цены немалой и потому на пацанов его тратить не стали. Нарычав на Шацкого еще и по этому поводу, я велел так отличившуюся московскую колонию немедля раскассировать, а узнав, что она находится в опасной близости от Хитровки, перенести в другое место.
        Но йод никак не выходил из головы - у нас тут война на носу, знаете ли, йод будет нужен в изрядных количествах. Навел справки, в том числе позвонил Дмитрию Ивановичу Менделееву и оказалось, что в России своего йода нет. Покупают у монополистов - чилийцев, а те, чтобы держать высокую цену, загружают только пятую долю мощностей. Еще выяснил, что имеется технология производства йода из водорослей и тут я вспомнил, что на это дело шли водоросли Белого моря. Выращивали морскую капусту, жгли или что там, и получали. Немного, но на несколько тонн в год вполне можно выйти. А морскую капусту можно и в пищу, сильно полезная вещь. Даже коров помнится водорослями кормили и ничего, отлично кушали.
        Назавтра поехал к Менделееву и вывалил на отца русской химии все идеи на этот счет. Дмитрий Иванович посомневался - края не сильно промышленные, на что я рассказал ему про канал, гидроэлектростанции и необходимость развивать целый район.
        - Да, тогда проект имеет смысл. И знаете что, Григорий Ефимович, я бы предложил его Соловецкому монастырю. Там традиционно предприимчивые насельники, мощное хозяйство, они быстро поднимут…
        А еще это неплохой реверанс перед церковниками - дать такую кормушку! Ладно, подумаю, может, и вправду отдам.
        Глава 12
        За распоротый бронник имел долгую и неприятную беседу с Самохваловым.
        - Григорий Ефимович - выговаривал Петр Титович - Какой смысл в охране, если вы манкируете ей? Почему оставили казаков у здания колонии?
        - Ну не к детям же с охраной… - вяло оправдывался я - Да еще там почти все служащие из отставников, бдят. Потом полиция приехала…
        - Ну вот недобдели - пожал плечами штаб-ротмистр - Другой раз ткнут ножом поточнее и все, уже бы на погост снесли.
        Проблема была еще в том, что нынешние бодигарды слабо знают специфику охранной службы. Как осматривать помещения, обыскивать подозрительных, проводить эвакуацию… Бою в закрытых помещениях они тоже не учились. Да и Самохвалова ругать не за что. Он разрывался между мной и думской стражей. Поди обеспечь безопасность тремстам депутатам, четверть из которых сами представляют опасность для других. Телохранители из агентов были представлены к Головину, его замам, самым важным небесникам вроде капитана, Вернадского… Вот и шли косяки один за другим. То какой-то студентик пронесет в Думу револьвер и выронит его из штанов в кулуарах вызвав переполох. То какая-то сумасшедшая запрется в женском клозете и ее час уговаривают выйти, а она обещает всех взорвать.
        - По реквизициям, у Владимира Александровича была загородная дача для тайных встреч в Царском селе - я покопался в документах, нашел выписку из реестра - Забирайте в службу охраны и создавайте тама штаб-квартиру. Школу телохранителей, полосу препятствий…
        - Что за полоса? - заинтересовался Самохвалов
        - Поинтересуйтесь у Корнилова из СМЕРШа. Они что-то у себя уже сделали. Навроде тира, но в движении. Солдатик бежит по бревнам, прыгает через препятствия, ползет под холостым огнем. Сделан цельный дом с комнатами - коридоры, двери…. При этом должен стрелять из револьвера в установленные цели, выбивать нужное количество очков.
        - Дельно! Обязательно съезжу к Лавру Георгиевичу.
        А я что-то зацепился мыслью за револьверы - полоса это, конечно, хорошо, но ведь сейчас вооружение прототипов “спецуры” ничем не отличается от линейных полков! Что у Корнилова, что у Самохвалова - наганы, шашки да мосинки и хорошо еще, что не со штыками, а карабины. А им ведь нужно совсем другое оружие - легкое, удобное, скорострельное. Напрашивается ППС, но я ничего про него не знаю, кроме слов того, что он был чрезвычайно прост в производстве и что его делали в блокадном Ленинграде. Надо вспоминать, у нас даже в школьном музее был стенд про этот автомат. И наганы заменить на что-нибудь более толковое, хотя бы на браунинги, как у меня - они удобнее в носке, барабан не мешается. Калибр, конечно, слабоват, тут бы девять миллиметров в самый раз… Может, у американцев чего найдется, они любят всякие мощные стрелялки под убойные патроны?
        По аналогии всплыл пресловутый “промежуточный патрон”... нет, АК сейчас никак не осилить, нужно что-то простое… Господи, чего я думаю, сам же федоровскую автоматическую винтовку в руках крутил и чек ему выписывал! Надо влезть в это дело поплотнее, может, я чего и подскажу, наверняка ведь в голове обрывки знаний болтаются. Перекос затвора, поворот личинки - все мы хотя бы раз смотрели видюхи на ютубе или читали статьи на десятках тематических сайтов. Так что ставим задачи Федорову и Дегтяреву - упрощенная автоматическая винтовка, ППС и пулемет Дегтярева. Он вряд ли сильно сложнее того, на что способна нынешняя промышленность.
        Проводив Самохвалова и записав оружейные мысли в ежедневник, я выглянул в приемную оценить фронт работ. С каждым днем посетителей становилось все больше, их статус все выше и выше. Министры, послы, генералы, статские и тайные советники, думские лидеры… Вот и сегодня тоже густо. Несколько кандидатов на должность губернатора Москвы. Извольский-младший по поводу Балканского кризиса - после случая с Матой Хари, министр иностранных дел ходил ко мне как на работу. Ну, этот подождет.
        Из промышленников - Иван Воскресенский и Алексей Путилов. Ижорский и Кронштадтский заводы соответственно. Поди, услышали про НЭП - слухи то идут - и решили подзаработать. Последний еще небось и от банковского лобби - подал в Думу законопроект о принудительному выкупе помещечьих земель. Правые, разумеется, устроили скандал, блокировали трибуну. Чуть не случилась драка с левыми, которые, разумеется, были за. Теперь надо договариваться, и, пожалуй, на таком фоне можно пропихнуть закон о “совхозах”. Не принудительно выкупать, а создавать крупное производство.
        Эммануил Нобель. Ого! Этого надо принять в первую очередь. Сто процентов приехал проситься в бугульминскую нефть. Пустить? Если пустить - значит, испортить отношения с Манташевым. Надо что-то предложить взамен? Но что?
        - Господа, всех приму, но надо обождать. Угощайтесь пока кофием и чаем, вон самовар стоит с кипятком, калачи от Филиппова, сладости от Бормана, - я пробежался взглядом по лицам остальных посетителей и… - Ольга Владимировна??
        В глухой вуалетке, в черном платье, в самом конце приемной сидела Лохтина.
        Я пропустил женщину в кабинет, плотно закрыл дверь. Подвинул стул, приглашая присесть, потом встал у окна, разглядывая Шпалерную. Движение возле Таврического стало совсем оживленным - два регулировщика уже не справлялись. Может, нанести на брусчатку разметку? Вроде какой-то англичанин увидел, как по улице ехал протекший молоковоз, оставляя за собой белую полосу и сразу предложил властям идею. Вот и последуем.
        - Мы так и будем молчать?
        Лохтина откинула вуалетку, я увидел заплаканные глаза. В голове сразу возникли стихи, что я посвятил женщине:
        …Сердцу трудно, сердцу горько очень
        Слышать шум прощального крыла.
        Нынче для меня не просто осень -
        От меня любовь моя ушла….
        - Чему обязан вашему визиту? - сердце больно кольнуло, но я сохранил на лице вежливое выражение - Кажется, мы расстались и весьма неприглядно.
        Ольга не выдержала, зарыдала.
        Пришлось успокаивать, отпаивать водой из графина. Из обрывков фраз я понял, что муж недавно скончался и жизнь Лохтиной рухнула. Действительный статский советник оставил значительные долги, все друзья и родственники от Ольги отвернулись - ее винили в сердечном приступе Владимира Михайловича. И тут была доля правды.
        - Долги я покрою - я быстро выписал чек Лохтиной.
        Хоть одна проблема решается деньгами. Вот бы так всегда…
        - Мне неудобно брать - замялась женщина - От…
        - Бывшего любовника?
        - Да!
        - А от работодателя?
        На лице Лохтиной появилось удивление.
        - Мне нужна обратно секретарша. Видишь, как все закрутилось…
        - Что же Танеева? - с некоторой долей ревности спросила Ольга
        - Аня высоко взлетела - усмехнулся я - Первая женщина пилот, поди приземли ее теперь в приемную…
        - А Елена?
        - Тоже парит возле Олимпа. Стала директором моих предприятий. Нынче в Сызрани.
        Повисла пауза, Лохтина раздумывала. Потом тяжело вздохнула, спросила:
        - Когда приступать?
        - Ежели без новых побегов - я не смог удержаться от шпильки - То прямо сейчас.
        *****
        Закончив переговоры с промышленниками, я тут же принял Извольского.
        - С чем пожаловали, Алексей Петрович? - я снял очки и принялся тереть переносицу.
        Надо что-то придумывать, а то совсем в кресло врасту, никакие полеты не помогут. Может, сделать себе тренажерный зал и принимать посетителей там, хе-хе? А что, я персонаж экстравагантный, могу себе позволить. Опять же, введу в моду, а то у нас только гимнастическое общество в пару сотен человек ЗОЖем занимается, а все остальные разве что пешком ходят и верхом ездят.
        - Очередные притязания Японской империи, Григорий Ефимович. На этот раз тарифы за перевозку по Южно-Маньчжурской дороге.
        - Кемску волость хотят?
        - Простите? - Извольский, хоть и попривык к моим выходкам, выглядел обескураженно.
        - Не обращайте внимания. Японцы, значит, требуют все большего и большего, а нам ответить нечем, так?
        - В целом верно, после… ммм… неудачной войны наши силы на Дальнем Востоке крайне слабы.
        Ну да. Стратегический и геополитический тупик - громадные вложения в Транссиб уперлись в трижды отобранный Порт-Артур и все тысячи километров дороги ведут практически в никуда, вместо того, чтобы приносить стране прибыль. И бодаться с японцами сейчас ни сил, ни времени - главные проблемы на западе.
        Извольский тем временем бубнил про Маньчжурию и я краем уха выхватил, что с момента постройки КВЖД население края увеличилось вдвое, за Великую стену, невзирая на запрет, вовсю валят ханьцы. С одной стороны, это хорошо - под нашим влиянием растет потенциал и возможности. С другой - страдают собственно российские территории, особенно от хунхузов, а забайкальские, амурские и уссурийские казаки понесли серьезные потери в русско-японскую и не в состоянии полностью прикрыть границы. Да еще должно в Китае бахнуть, попрут беженцы…
        - Полагаю необходимым ответить решительной нотой… - продолжал Извольский.
        - А сколько ты их уже направил, Алексей Петрович? И был ли с того толк?
        - Ну как же! - начал было Извольский, потом принялся считать, потом все-таки признал: - Как в бездну. Японцы чувствуют себя сильными и творят, что хотят.
        - Во-от! - я чуть было не выдал “надо ломать парадигму”, но вовремя спохватился и объяснил попроще: - Сейчас сложилось такое положение, которое можно изменить либо силой, либо совсем иным подходом.
        - Вы имеете в виду признать главенство японцев на Дальнем Востоке? Но это несовместимо со статусом великой державы! Его Величество… - Извольский осекся, вспомнив, что времена поменялись.
        - Да ни боже мой! Но в Японии наверняка есть силы, настроенные на сотрудничество с Россией.
        - Конечно, например князь Ито, бывший премьер-министр.
        - Ну так он наверняка не сам по себе, есть же у него единомышленники?
        - Да, есть определенные круги в Японии, в первую очередь промышленные, заинтересованные в мирном развитии - им сейчас необходимо переварить Корею.
        - Ну вот и действовать через них. Вы же понимаете, что рано или поздно мы столкнемся с Германией?
        - Весьма вероятно, но какое отношение это имеет к нашей дальневосточной политике?
        - Самое непосредственное: германские колонии и фактории в Китае. Почему бы не намекнуть князю, что при изменении настроений в пользу России, мы не будем препятствовать установлению японского контроля над Циндао и германскими островами?
        Извольский задумался. Похоже идея достичь прочного мира со страной Восходящего солнца ему пришлась по душе. Я усилил нажим:
        - Или что Российская империя не будет возражать против проведения Японией более широких действий южнее Великой китайской стены
        Да мало ли чего можно придумать, если не жадничать - тех же японских промышленников пригласить на совместные предприятия в Маньчжурию, вырастить среди них группу, кровно заинтересованную в сотрудничестве… Даже если просто развить Желтороссию, там поднимется уровень жизни и хоть какая-то часть хунхузов переориентируется на “внутренний рынок”. Цинично? Да, зато спокойнее будет северней Амура.
        - А еще, Алексей Петрович, запросите у японцев возможности закупки их патронов малого калибра.
        - Зачем???
        Вообще-то для Федорова, для СМЕРШа, для новых разработок… Но говорить этого не буду, могу поспорить, что о таких неожиданных мотивах Извольский если не в министерстве, то дома будет говорить. И пойдут круги по воде, в том числе и к совсем чужим ушам.
        - А у меня ребятни в стрелковых обществах много, мосинская винтовка для них тяжела, пусть с легкой японской стрелять учатся.
        Вот как в воду глядел - ляпнул что-то Извольский не там и не тому, всполошились посланники Токио и Пекина и забили мне два рабочих дня своими китайскими церемониями. Сперва Са Юнту долго растекался мыслею по древу, то подбираясь к важным вопросам, то вдруг меняя тему и все не решаясь спросить главное - будут ли делить Китай? От его шитого золотом парадного мундира у меня попросту рябило в глазах, так что через три часа пустопорожней беседы я сказался больным и завершил наш плодотворный обмен мнениями на том, что высказался в пользу непременного улучшения отношений с высоким правительством Китайской империи и уверениями в вечной дружбе и уважении. Хотя очень хотелось просто послать.
        Итиро Мотоно был менее велеречив и больше упирал на практическую сторону дела - какие концессии в Маньчжурии можно получить, каковы прогнозы на случай войны в Европе и так далее. Но его я свернул на закупку патронов, вернее, на то, как ее произвести частному лицу - военное министерство и ГАУ наотрез отказались делать это за государственный счет.
        *****
        В себя я пришел к утру второго дня плавания - иначе в городок Повенец из Питера не добраться. Ну то есть можно, конечно, доехать поездом до Сердоболя, который в мое время именовался Сортавалой, но оттуда до Повенца еще четыреста верст, причем совсем не по шоссе. Даже на автомобиле часов двадцать ходу. Поэтому - водный транспорт, целый караван. И то, повод значительный - закладка Беломоро-Балтийского канала.
        Плыли всей честной компанией - царь с царицей, Антоний с Феофаном, Столыпин с министрами, депутаты. Додумайся кто потопить головной пароход под броским названием “Честь и слава” - страна сразу лишится почти всей верхушки.
        Стоило только отойти от Шлиссельбурга, как сразу начались хождения из каюты в каюту. Сначала меня пригласили к Николаю, курить сигары. Точнее курил один царь, я же отговорился качкой и тошнотой. Не сказать, чтобы нас сильно мотыляло по волнам, но озерная качка так себе удовольствие, Аликс тоже вот слегка позеленела и ушла сразу к себе. А вот не надо было требовать перехода по Ладоге - есть же целых два канала, идущих вдоль южного берега, новый и старый. Но - захотелось видов, а озеро серьезное, почитай, целое море, шуток не любит.
        Никса переносил качку спокойно, попривык в плаваниях на своем Штандарте, взялся за меня всерьез. Царь хотел добиться возвращения в страну своих дядьев. Владимир Александрович и Ник Ник сидели в Лондоне и похоже готовили заговор. К ним зачастили разные курьеры из России, причем родовитые. Князья, графья… Прямо как при большевиках - великие князья в эмиграции лелеют планы возвращения.
        - Состоявшаяся амнистия, - артикулировал сигарой Николай, - показала обществу правильный путь к национальному примирению. Думаю, будет правильно сделать первый шаг навстречу великим князьям.
        Ссорится с помазанником перед важным мероприятием я не хотел, поэтому я лишь кивал, соглашался, но упирал на тему покаяния. Дескать, князьям прежде чем возвращаться в Россию надо бы очиститься. Вон как популярны стали паломничества в Святую Землю у нашей знати - дня не проходит, чтобы из Иерусалима кто-нибудь не вернулся. Весь такой одухотворенный, с таинственным блеском в глазах.
        Николаю эта отсрочка совершенно не нравилась - видимо из Лондона ему от дядьев пришли совсем другие пожелания. Поэтому царь начал торговаться. Дескать, и в Европе есть святые места, а уже в сентябре хорошо бы устроить примирительную встречу в столице, как раз у Владимира Александровича день ангела.
        От этой истории надо было как-то отбиваться и я стал напирать на моральный аспект. Ладно, Владимир Александрович… Но ведь Ник Ник прелюбодействовал со Станой! Находясь в браке с герцогиней Лейхтенбергской… С которой сейчас, кстати, разводится. И этот развод идет прямо скажем грязно, со взаимными обвинениями, публикацией личной переписки… Говорить царю о том, что бензинчику в этот костер по моей просьбе подбрасывает Перцов и Ко, я, разумеется, не стал. В Слове мы старались этот скандал не раздувать, но недавно холдинг “Распутин и сыновья” тайно приобрел бульварную газету “Копейка”. И вот туда журналисты Перцова не стеснялись вбрасывать всякое разное про князей, не только про Ник Ника.
        Еле отбившись от царя, с тяжелой душой пошел в каюту к патриарху. Как чуял - с Антонием разговор оказался еще сложнее. Ведь на нем присутствовал хитроумный Феофан, который, собственно, и организовал этот “зондаж”. Дескать, Бог велел прощать, чего нам делить - одно дело делаем… Даже организовал в каюте чаепитие. Мол, под чаек мы сейчас этого “старца” в бараний рог скрутим. Ну и да, начали крутить. Иерархи ни много ни мало, замахнулись на окончательный уход от налогов. От поземельного епархии были освобождены, но церковь много платила, так сказать, за свои коммерческие предприятия: за отданные внаем доходные дома, промыслы при монастырях и прочие “свечные заводики”.
        - Ежели можно было бы так устроить, чтобы дать льготы святым старцам, да молитвенникам русским - велеречиво рассуждал Антоний - То было бы большое дело!
        Кроме налоговых вопросов, Феофан запросил земель под новые монастыри.
        - Опомнись, отче! - тут уже я встал насмерть. - В крестьянстве брожение, что надо всю землю у помещиков и монастырей отнять и переделить! Как на пороховой бочке сидим, прирезать сейчас угодий церкви все равно что самолично фитиль поджечь!
        Разошлись недовольные друг другом, так и не договорившись ни о чем.
        Избавившись от переизбытка чая, я отправился к Столыпину. Думал, ну хоть у премьера отдохну от дрязг и мотания нервов. Увы. Попал с корабля на бал - у Столыпина пилили бюджет. И тоже со скандалом.
        Как оказалось, к строительству Беломорканала было решено закупить пять новых паровых экскаваторов. Делали их англичане, а конкретно компания “Ruston Proctor”. Хитромудрые жители Альбиона разумеется, предложили департаменту железных дорог откат. Точнее, его главе. Который красный как рак и стоял перед разгневанным Столыпиным.
        - Причем тут департамент железных дорог? - тихо спросил я у присутствующего Янжула
        - Так это же железнодорожные поворотные экскаваторы - пояснил министр финансов - Между прочим, двести тысяч фунтов каждый
        Миллион. Не хило так. При курсе 9 рубликов за один фунт стерлингов, это выходило…
        - Под суд пойдешь! - кричал Столыпин, размахивая какой-то бумагой с вензелями. Я присмотрелся и увидел в шапке документа орла с двумя мечами в лапах - новую символику Комитета. Ага, теперь ясно, кто настучал премьеру.
        - Одно воровство везде - тяжело вздохнул Янжул мне в ухо - Я узнавал, на Путиловском заводе по чертежам американской фирмы Бьюсайрус делают те же самые экскаваторы. Только в два раза дешевле!
        - Так что же молчите? - возмутился я, начал протискиваться к Столыпину.
        Министр схватил меня за руку:
        - Чуть позже, Григорий Ефимович! Сейчас Петр Аркадьевич не в духе, как останется один, переговорим. Контракт еще не подписан, вовремя спохватились.
        Я вернулся обратно к Янжулу, тоже тяжело вздохнул:
        - Да, как в анекдоте про Карамзина…
        - В каком?
        - Карамзин приехал во Францию, русские эмигранты спрашивают его “Что, в двух словах, происходит на Родине?” Карамзину и двух слов не понадобилось, ответил одним - “Воруют”.
        Янжул засмеялся, на нас начали оборачиваться.
        Быстро переговорить со Столыпиным не получилось. Сначала премьер “порол” железнодорожника, потом переключился на “филолога” - так в правительстве шутливо называли Александра Николаевича Шварца, министра народного просвещения. “Филологу” прилетело за то, что министерство затягивало согласование передачи приходских школ. По той самой моей сделке, благодаря которой Антоний стал патриархом.
        Шварц же долго жаловался на недофинансирование, на сопротивление священников.
        - Я не хочу ничего слышать! - напирал в ответ премьер - Антоний плывет с нами освящать закладку канала - сей же час идите к нему и без согласительной записки с подписями не возвращайтесь! Чтобы были указаны точные даты, сроки.
        Качка парохода постепенно усиливалась, я увидел в иллюминатор высокие волны, что рябью шли по озеру. Небо заволокло тучами, в корабль начали бить шквалы порывистого ветра. Вот же… Неужели накаркал??
        Глава 13
        Шторм на Ладоге - удовольствие для мазохистов, тут они бывают с волной до нескольких метров, прямо как на море. И довольно часто, большое открытое пространство, всего-то раза в два меньше чем, например, Азовское море, дает возможность разгуляться ветру.
        Так что через полчаса после начала шквала народ, вслед за Аликс, расползся по каютам - болтало неимоверно. А я с тревогой прислушивался к беготне матросов по коридорам и открытым палубам. Похоже на кораблике не все в порядке.
        Пересилил себя, поднялся и пошел, держась за стеночки (извините, за переборки), в направлении рубки. Уже на подходе стало слышно, что капитан сильно недоволен - если не в объеме Большого Петровского загиба, то уж Малого точно. Пускать посторонних на мостик он, разумеется, не желал, пришлось переться напролом, отодвинув одного флигель и одного просто адъютанта.
        Капитан, услышав появление нового человека, вызверился на меня, но узнал и неожиданно махнул рукой:
        - А, Григорий Ефимович! Вам можно.
        - С чего такая честь?
        - Никодим Николаевич и Мефодий Акинфич о вас отзывались.
        Вот знай, где найдешь, где потеряешь. Хотя профессиональные сообщества в России невелики, а отставных водоплавающих у меня не только Стольников с боцманом, но и в колониях полным-полно.
        - А скажите, господин капитан, что происходит?
        - Тонем, - лаконично ответил первый после бога.
        А я еще шутковал насчет потопления врагами, вот сейчас бульк - и нет верхушки империи и еще скажут, что божья кара.
        - Та-ак, - крякнул я, - От чего тонем?
        - Старая течь открылась.
        - Да как же вы с течью пошли???
        Тут капитан снизошел и до Большого загиба, после которого, перемежая свою речь весьма экспрессивными выражениями, рассказал мне все, что он думает о начальниках, которым “давай-давай” и срочно выходи. И что с детства, мать, мечтал, мать, закончить свою жизнь, мать, утоплением императора, бога душу мать. Потом малость подуспокоился и объяснил:
        - Обшивка у нас давно гуляла, вот и отошла на волне. Матросы трижды пытались пластырь завести, но в такую болтанку не получилось, одного чуть не утопили, слава богу, линьком принайтовлен был, вытащили.
        - Чем помочь можно?
        - Нам два часа продержаться надо, как раз до Новой Ладоги догребем. Матросам вы ничем не поможете, тут опыт нужен, а вот пассажиров подготовить и панику пресечь - самое то.
        Ну да. Пресечение внутренних волнений - это прям моя специальность.
        - А догребем-то?
        Капитан отвернулся и сказал, глядя на висевшую в углу икону Николая-чудотворца:
        - Должны. На худой конец, сдадим вправо, там глубины небольшие, да ляжем на дно. Потопнуть не потопнем, но вымокнем, так что можете сказать, что опасности жизням нет.
        Через десять минут в императорском салоне собралась чрезвычайная комиссия по спасению на водах - царь, премьер и аз, многогрешный. Патриарха отрядили молиться за благополучный исход, потому как больше пользы от них не добьешься. Но Антоний новости принял спокойно, “все под Богом ходим”. Чем, кстати, прибавил уважения к себе у всех присутствующих.
        Николай распорядился весьма толково - всем военным, а их было немало, определил участки ответственности и поставил задачу душить панику. Женщинам порешили пока ничего не говорить, самый быстрый кораблик из каравана послать как можно быстрее в Ладогу, готовить встречу.
        Два часа злой трепки в Волховской губе вынули душу не хуже разборок с российской элитой и мы почти дошли, хотя вода уже свободно перехлестывала главную палубу, а на пассажирской перекатывалась вровень со щиколоткой.
        Почти - потому как уже на Волхове, в виду причала и “встречающей делегации” внутри кораблика что-то обстоятельно хрустнуло и наружу, не обращая внимание на министров, патриархов, императоров и прочая, прочая, прочая, повалили матросы, кочегары и машинисты. Кораблик заложил последний вираж в сторону берега и не дойдя, начал тонуть. Императорская семья со Столыпиным и патриархом погрузились в единственную шлюпку, остальные, включая меня, прыгнули в озеро.
        Несмотря на август, вода так… бодрила! Градусов девятнадцать максимум. Корабль завалился на борт, выкинув вверх белую струю пара.
        Я скинул в воде свой модный сюртук, сапоги, погреб стежками, благо берег был близко. И тут же развернулся - сзади раздались отчаянные крики. Шлюпка императора наткнулась на волну, Аликс взмахнула руками, не удержала равновесие и бултыхнулась в воду. Ушла мигом с головой. Мужчины из шлюпки сразу нырнули за ней, тут же показались обратно.
        - Правее!
        - Нет, левее берите!!
        Я задержал дыхание, тоже нырнул. Мощно оттолкнулся ногами, стал загребать ладонями. Вода была мутная, видимость околонулевая. Пипец царице! В сердце похолодело, я нащупал дно, начал по нему перебирать. Камни, песок, коряга какая-то… Аликс как в воду глядела - после истории с царевичем она никогда не оставляла Алексея одного, а тут на целую неделю езжай на Ладогу…
        Я тоже глядел в воду и ничего не видел. Рядом показался Николай с выпученными глазами, оттолкнулся ногами от дна, поехал вверх. Я же продолжал перебирать руками. Воздух уже заканчивался, легкие горели. Ну же!
        Есть! Ладонь уткнулась в что-то мягкое. Я сжал пальцы… Щиколотка! Рванул на себя, начал всплывать. И тянул, тянул за собой ногу. Голубое платье царицы раскрылось как колокол, я увидел белые кружевные панталоны. Воздуха совсем не оставалось, а поверхность была где-то вверху. Вдруг почувствовал, что меня тоже тянут. Сразу несколько человек схватило меня, начали вытаскивать.
        - Агрххх! - кислород ворвался в легкие спасительной струей. И меня тот же накрыло волной.
        - Держите ее!
        - Держим!
        Рядом плавали какие-то люди, меня тащили, тянули сразу несколько человек. А я все держал Аликс за ногу. Вот так вместе нас, вдвоем выволокли на берег.
        - Нет, Боже, нет!!
        Крик Николая оглушил. Царь упал на грудь Аликс, зарыдал.
        - Боже, спаси и сохрани! - рядом перекрестился мокрый, взъерошенный Столыпин - Не дышит…
        С трудом встав, я грубо, под общий вздох отодвинул Николая от тела царицы. Перевернул ее, перехватил в районе диафрагмы, сдавил. Изо рта Аликс полилась вода.
        - Что он делает!
        - Это неслыханно!
        - А ну замолчали все! - я бешено посмотрел на шептунов рядом, перевернул Аликс обратно, уложил на песок.
        - Платок, быстро!
        Первым среагировал Николай и протянул мне чистый, но вымокший батистовый платок, который я накинул на рот Аликс. И начал реанимировать. Два вдоха - десяток нажатий на грудину - два вдоха… Мокрый платок плохо пропускал воздух, я его убрал. Чем вызвал еще один взрыв негодования. Он целует мертвую!
        Впрочем, никто остановить меня не решился. Даже Николай. Царь лишь стоял рядом на коленях, и безотрывно смотрел в лицо жены. Которое… начало розоветь! Я почувствовал под руками удары сердца, Аликс вздрогнула… и ее вырвало водой.
        - Жива!
        - Слава Богу!
        Рядом закричали, меня начали хлопать по плечу.
        Идиоты! Еще же ничего не закончилось.
        - Врача!
        Я растолкал толпу, огляделся. К нам спешили местные. Первым бежал бородатый мужик в странной каске. Пожарник??
        *****
        На берегу, прямо в маленькой Спасской церкви, несмотря на то, что в двухстах метрах был большой Рождественский собор, патриарх отслужил молебен “во избавление от потопления”. Николай облобызал меня при всех, одарил личным портсигаром с бриллиантами с царского плеча. Вот нахрена козе баян?
        - Проси, что хочешь! Я твой должник по гроб
        - Что с Аликс?
        - В уездной больнице. Идем, навестим ее.
        Сходили.
        В больнице для Аликс освободили отдельную палату, поставили пару бравых гвардейцев перед дверьми. Тут же, в коридоре, расположилась и свита: фрейлины, пара генералов. Ждут. Авось удастся попасть и поздравив с чудесным спасением что-то урвать... Сама царица вид имела бледный, но вполне живой. Да и по заверениям врачей лично мне, мимо Николая, никакой опасности для здоровья уже нет.
        От эскулапов, которые уже знали про способ реанимации царицы и хотели подробностей, еле-еле смог отвязался.
        Обещал изложить все письменно и выслать почтой. Главный врач в ответ заявил, что распространит схему искусственного дыхания во всех медицинских изданиях. Дескать, грех о таком не рассказать миру. Заодно сам узнал, что в 1907 году небольшая немецкая компания Drager сделала для врачей чемоданчик «Pulmoftx» с кислородным баллоном, патефонным механизмом, вращавшим золотник, и лицевой маской на гибком шланге. Но сочетать искусственное дыхание и стимуляцию сердце руками через грудную клетку - еще никто не додумался.
        Обласканный и царицей тоже, я вернулся обратно, понаблюдал, как Столыпин распоряжался сменой парохода. Проверяли его будьте-нате! Каждую заклепку. Все были при делах. Кроме меня.
        Весь вечер перед глазами мельтешили местные власти, из которых запомнился только тот самый бранд-майор в сверкающей каске - еще бы, на их головы внезапно свалились высшие лица империи, да еще так драматично! Патриарха с сопровождающими принял Николо-Медведский монастырь, городской голова распорядился освободить гостиницу для императора и свиты, Столыпина с министрами разобрала на постой местная элита. Так что мы с “головой” на пару оказались без пристанища и потому засели в ресторане, я согреваться, а он держать руку на пульсе. К полуночи все экстренные меры пришли в действие и к нам присоединились исправник, брандмейстер и два офицера, подполковник Скачков и ротмистр Фирсов, что неожиданно - пограничники. Оказывается, тут, в Ладоге находился целый отдел 1-й пограничной Санкт-Петербургской императора Александра III бригады и один из ее отрядов, что характерно - Новоладожский.
        Господа начальники приняли, как и я, “для сугреву”, но этим и ограничились. Такую сдержанность мне тихо объяснил подполковник:
        - Ну как же, Григорий Ефимович, сейчас не водку пить надо, хотя и есть за что, а быть в готовности. Такой шанс выпадает раз в жизни - проявить себя перед императором и премьером!
        Еще часа два мы чутко прислушивались к звукам за стенами, время от времени принимая посыльных. За это время мы раза три обсудили происшествие, а потом перешли к разговорам попроще. Весьма продвинутый по части краеведения ротмистр успел мне поведать про соседнюю Старую Ладогу, первую на Руси столицу Рюрика, но особенно он гордился тем, что здесь служил граф Суворов и что именно тут было написано Александром Васильевичем “Полковое учреждение”.
        - Ну теперь в ваши летописи впишут крушение “Чести и славы”. Как чуть царица здеся не утопла.
        Мужики поперхнулись водкой, закашляли.
        А потом я все-таки улегся вздремнуть на сдвинутых стульях.
        Распорядительность и быстрота действий не остались без награды - поутру, когда подошел сменный пароход и город провожал нежданных, но дорогих гостей, Николай вынул из саквояжа адъютанта несколько кабинетских часов и портсигаров и одарил местную власть и служивых. Досталось даже капитану “Чести и славы”, а Столыпин велел составить списки принимавших участие в спасении, накормлении и обсушивании и пообещал, что ни одна сволочь, извините, ни один герой не уйдет от справедливой награды. Ладожане блестели глазами, у кого были подкручивали усы, и махали нам вслед платочками.
        Бледная Аликс отправилась назад в столицу, на этот раз Новоладожским каналом, во избежание. Мы тоже двинулись каналами и без приключений - Онега побаловала нас тихой погодой. Хождений из каюты в каюту было куда меньше, Столыпин внял моему совету и теперь мы плыли на разных посудинах, чтобы не рисковать всем сразу, и добрались до Повенца с опозданием на день.
        *****
        Что бывает, когда в уездный город внезапно прибывает вся верхушка, мы только что видели на примере Ладоги. Что бывает, когда в уездный город вся верхушка появляется после уведомления и слухов о крушении, мы увидели после швартовки. Звон колоколов, шпалеры солдат, пригнанных из неблизких гарнизонов, олонецкий губернатор с присными, лучшие люди города в праздничных одеждах, потеющие от осознания важности момента, хоругви и транспаранты, на которые пошел, наверное, весь городской запас мануфактуры. Трибуна в бело-сине-красном, ученики и ученицы в форменном…
        - А не подскажете, сколько населения в Повенце? - обратился я к незнакомому чиновнику в форменном сюртуке
        - Две тысячи душ от силы.
        Что-то учеников и учениц многовато для такого уездного городка. Небось, со всей округи согнали… Пока там говорили приветственные речи, я потихоньку выспросил у местных - так и есть! Помимо Повенецких училищ для мальчиков и девочек, пригнали из ближайших училищ тоже - из Волозера, Лумбушей, Габсельги, некоторым пришлось аж за тридцать верст добираться! Протолкался к Шварцу, наябедничал.
        - Александр Николаевич, нельзя так, дети все-таки, а тут такие концы! А если бы мы не опоздали, их бы следующим днем обратно погнали?
        - Преувеличиваете, Григорий Ефимович! Многие в школы за несколько верст ходят, а ради шанса повидать государя и патриарха и сами бы прибежали.
        Это да, это он правильно заметил, я-то до сих пор мерками своего века меряю… Девочки тем временем преподнесли хлеб-соль, Николай его принял и вся толпа двинулась в сторону будущего канала.
        Да-а… и это я пытался на народное просвещение наехать за показуху… Времени для подготовки закладки первого камня, то бишь выемки первой тачки, у нас было в обрез. Просто так сложилось - все же адски занятые, у Столыпина заседания и поездки, у Антония службы и поездки, у царя встречи и поездки, даже у меня полон дом визитеров и думских проблем. И вот в этих плотных графиках чудом, не иначе, нашлось пригодное для всех окошко, буквально через несколько недель после принятия решения по каналу. А что в России можно сделать за такое время, кроме показухи? Почти ничего.
        Вот и у нас никакой трудовой армии не было, почти вся подготовка легла на небесников. Насобирали старших ребят из колоний, привезли в Повенец вроде как в летний лагерь или на практику, всех членов партии и сочувствующих, до кого дотянулись, тоже, с грехом пополам набрали три сотни человек. А ведь всех кормить надо, ночлег устраивать… Хорошо армия помогла - те, кто шли встречать “царский караван”, везли в обозе палатки, инструмент и так далее. Ладно, начнем так, а по ходу дела и трудармия появится и все остальное.
        Молебен, хоть и патриарший, впечатление произвел разве что на местных и солдат, мы-то видали карликов и покрупнее. Потом сказал речь Столыпин, слава богу, короткую, чем задал тренд, и все остальные вынуждены были тоже отстреляться быстро. Ну в самом деле, как может губернатор или тем паче городской голова, выступать дольше премьер-министра? Вот и покатил государь император пустую тачку к первой яме уже минут через сорок, по специально проложенному дощатому настилу. Дюжие молодцы-землекопы вместе с Николаем (он лопату - они десять), быстренько накидали в тачку земли, но не сильно много, чтобы довезти без приключений. Царь этот гаджет выкатил на будущий берег канала и под вспышки магния вывалил привезенное. Вот это перемещение тридцати килограмм грунта на пятьдесят метров и было решено считать первой тачкой на строительстве канала. Ничо, еще и памятный знак поставим.
        Как только Николай вывалил землю, на размеченном участке начали рыть привлеченные, я тоже кинул несколько лопат, за мной и остальные отметились. Разумеется, сделали общую фотографию. Ну а потом веселым пирком да за свадебку, как говорят в русских сказках. Ну, не за свадебку, а просто за банкет, накрытый в очень красивом рубленом тереме Повенецкой земской управы.
        Вот тут с речами оттянулись по-полной, никто длину тостов не ограничивал, я прямо загоревал, чувствуя, как бесполезно утекает время.
        Столыпин заметил и тихонько так спросил:
        - Жалеешь небось, что не прилетел, а? Вжик - и ты уже в Питере… Вот неплохо бы такие аэропланы построить, чтобы как в поезде можно было ехать…
        - Ежели бы я не поплыл, а полетел…то
        Премьер понятливо закивал. Аликс бы утонула и не факт, что ее тело бы нашли. Унесло течением и привет.
        Я решил подбодрить помрачневшего Николая, которые прислушивался к нашему разговору:
        - Построим, обязательно построим! Дайте только заводишку моему двигательному раскрутится, будут у нас и русские самолеты-тяжеловозы…
        - Самолеты? - попробовал новое слово на зуб премьер. - Хм, хорошо звучит, только самолетом веревочный паром называют…
        - Ништо. Новые времена, новые смыслы.
        И мы чокнулись мадерой.
        *****
        Обратный путь подарил нам сказку. Северную, кружевную, рубленую - Кижский погост. От Повенца все равно мимо идти, вот патриарх и насоветовал. Типа надо бы обстоятельно помолиться, не на Валаам же заворачивать, слишком большой крюк. Хотя я думаю Антоний в глубине души как раз бы не отказался от захода на Валаам, но мы и так серьезно вылетели из графика, а Кижи отлично подходили для ночной стоянки - после Волховской губы все пуганые, ночью по открытым водам ни-ни. Ну, кроме Столыпина, у него дел невпроворот, велел гнать в Питер.
        Северные ночи летом светлые и я отправился посмотреть на всемирно известные церкви, срубленные, как утверждают, без единого гвоздя - может и врут, может это я путаю. Погост удивил тем, что и Преображенская, и Покровская церковь вид имели далекий от хрестоматийного - бревна сруба были закрыты обшивкой из досок, кое-где носившей следы побелки. Покровская была крыта деревянной черепицей, а вот многоярусная Преображенская могла похвастаться только скучным железом. Наверное, так практичнее, но пропадает половина очарования.
        Я бродил вокруг церковной ограды, за которой стоял лес крестов-голубцов на могилах - простых, деревянных, с маленькими двускатными крышами. Ломится внутрь ночью конечно, не стоило - и так у хозяев было немало нервотрепки в связи с нежданными, но офигеть какими дорогими гостями, так что я просто глазел на маковки.
        Как оказалось, не я один - пройдя домик причта, у белых столбов ворот встретил еще одного экскурсанта, Николая. Чуть поодаль маячили два казака конвоя.
        - Не спится, Григорий?
        - Нет, Ваше величество, думы спать не дают.
        - Надумал, чего в награду хочешь?
        - Портсигара достаточно
        - Это слишком маленькая награда.
        Тогда медаль за спасение на водах, не меньше. Ну в самом деле, что можно попросить, и надо ли? Ведь не скажешь “Обернись, Николай Александрович, товарищем Сталиным и выиграй мировую войну!” И завод не попросишь построить - в камскую нефть вложился император своим именем и то слава богу. Имя! Вот, пожалуй, что можно и нужно…
        - Надумал. Прошу принять стрелковые союзы под высочайшее покровительство.
        Рука Николая с сигаретой застыла на полпути - уж больно резкие ассоциации вызывало сочетание “Распутин” и “стрельба”, но ничего, справился государь, мимо рта не промахнулся. Затянулся, помолчал и спросил:
        - Зачем тебе это, Григорий? Там ведь и так все неплохо идет.
        - Да мне-то это незачем. А вот стране через несколько лет хорошие стрелки на вес золота будут.
        - Войну видишь?
        - Вижу, - тяжело вздохнул я. - И не вижу, как ее избежать.
        - С кем же?
        - Вестимо, с австрияком да германцем, не зря же союзы с Францией и Англией подписывали.
        - Но Вилли заверял меня, что питает самые дружеские чувства…
        - Франция свое вернуть хочет, у Англии немецкий флот кость в горле, да и за Австрию Германия вступится, к гадалке не ходи. Будет война, государь, и готовиться к ней надо что есть сил.
        Мы еще помолчали и разошлись. Наутро по земле и по воде съехались все окрестные жители, которых успели предупредить и Преображенская церковь на патриаршем молебне была полна. Антония оставили благословлять собравшихся, а царский и думский пароходы отошли курсом на исток Свири.
        С нами поехал и знаменитый местный сказитель Иван Рябинин, ради такого дела я перебрался на корабль к Николаю - в одну воронку снаряд дважды не падает, не утонем, чай. Рябинин сказывал или даже пел былины, те самые, про Илью Муромца, Вольгу Святославича и Микулу Селяниновича, про Святогора-богатыря. И каждый раз, когда речь шла о защите земли русской, царь бросал на меня задумчивые взгляды.
        Глава 14
        В Питере меня ждал триумф. Не такой, конечно, чтобы на колеснице, в лавровом венке. Поскромнее. В Царском Селе устроили бал, на котором Николай пожаловал меня “с нисходящим потомством” графским титулом. Как говорится - из грязи в князи. Представляя издевки аристократии и реакцию левых, я всячески пытался увильнуть от этой награды, но тщетно. Всю семью опять вернули в Александровский дворец, для жены и дочерей Аликс лично наняла учителей.
        - Вы теперь не просто дворяне - поучала царица жену - А графского достоинства! Должны вести себя соответственно.
        На бедную Парашку повалились знания. С большой буквы З. Этикет, танцы, геральдика… Ладно, ради дочерей потерпит.
        Вместе с титулом Николай отписал мне выморочный майорат угасшего рода Стадницких из Подольской губернии. Так себе подарок, поди галичане не будут рады, когда я заявлюсь к ним в Каменец и предъявлю бумаги на две тысячи десятин, включая поместье со службами и замком…
        Пришлось ехать в геральдическую палату и смотреть, что за Стадницкие такие, и можно ли у них что-то позаимствовать. Герб не впечатлил - “в красном поле белая река, ниспадающая по искривленной линии от правого верхнего к нижнему левому углу. Щит увенчан графской короной”. Ярко, но банально. Мне нужно что-то особенное, ранее не встречавшееся.
        Решил отложить пока проблему с геральдикой, и с головой погрузился в свой первый официальный международный визит - Германия, потом Франция и Англия. Такой вот вояж на осень намечался у премьер-министра, а меня пристегнули как представителя думского большинства, чай, не самодержавие дикое, а просвещенная конституционная монархия. Изволь соответствовать, пищи, но тащи.
        Тащить же было что - если едет премьер, то переговоры будут не только о политике, хотя куда же без нее, но и о экономике, таможенных тарифах, квотах и, самое главное, о кредитах. Грех такой возможностью не воспользоваться.
        Очень кстати, порадовал Менделеев, прошлый раз мы говорили о йоде и морской капусте, но Дмитрий Иванович этим не ограничился и вывалил на меня проект, прямо скажем, мирового масштаба, лично приехав ради такого дела в Юсуповский.
        - Видите ли, Григорий Ефимович, при наличии электричества можно очень дешево получать хлор из морской воды.
        Хлор? Я напряг остатки школьных знаний по химии и ничего, кроме хлорки и хлорирования воды не вспомнил. А! Еще хлор использовали немцы в газовых атаках! Менделеев правильно прочитал мои сомнения на лице и обстоятельно объяснил:
        - Процесс этот простой, давно известный…
        - А почему тогда никто этим не занялся?
        - Занимались, - успокоил меня великий химик, - только в лабораторных масштабах, для промышленного не хватало электричества под боком. А тут все как на заказ. Так вот, я продолжу. Из хлора легко получить его соединения, хлораты. Не буду вдаваться в тонкости процессов и реакций, скажу сразу о том, что можно получить на выходе.
        - Весь внимание.
        - Различные хлораты, которые пойдут на очень дешевую горную взрывчатку.
        - Помилуйте, Дмитрий Иванович, да зачем нам горная взрывчатка после того, как мы пророем канал?
        - Никто в мире не сможет дать такую цену, американцы с их Панамским каналом с руками оторвут, им еще рыть да рыть! - Менделеев пододвинул ко мне папку с расчетами. - Там все расписано.
        Пришлось сделать вид, что вникаю в проект, хотя я ничегошеньки в этом не понимал.
        - Кроме того, хлор это производство отбеливателей для ткани, а еще бертолетова соль.
        Я отвлекся от бумаг и поднял взгляд на Дмитрия Ивановича. Бертолетова соль вроде бы слабенькая взрывчатка, хлопушки и тому подобное? Или что-то более серьезное?
        - Если вы возьмете обыкновенную спичку, - химик дотянулся до коробка, лежавшего у “гостевой” пепельницы, вынул из него палочку и показал мне, - то бертолетова соль составляет почти половину головки.
        - Не понимаю… Спички же делаются в Швеции, это их монопольное производство? При чем тут мы?
        Ну мне и объяснили, бестолковому. Да, шведы подмяли под себя спичечный рынок. Но сырье-то им все равно нужно, а тут дешевая бертолетова соль, которую, к тому же, можно возить не менее дешевым водным транспортом! Легко можно сделаться монопольным поставщиком, а при некотором старании и войти в долю… Это только кажется, что спички - копеечное дело, на них люди миллионные состояния делали. Так что Дмитрий Иванович принес мне на блюдечке мировую монополию на хлор и процентов пять от мирового спичечного рынка. Поди плохо… А уж остальное, вроде лесопилок с электроприводом, само нарастет.
        - Да, вот еще что. Профессор Тимонов, автор проекта канала, проталкивает добычу шунгита - там рядом с Повенцом есть месторождение.
        Такое слово я вообще впервые слышал и прямо об этом сказал.
        - Аспидный камень. Нечто среднее между углем и графитом. Всеволод Евгеньевич считает, что его можно использовать как топливо и заменить уголь, который в Петербург везут даже из Англии. Так вот, вынужден разочаровать, использовать его слишком сложно, не беритесь. В металлургии в небольших количествах он пригоден, как строительный материал, но не более того.
        Менделеев уехал, я еще раз проглядел бумаги, вернее, лист с краткими выводами. Хлорный проект… У немцев мощная химия, им точно будет интересно. Взять кредит, в обеспечение предложить долю, а с началом войны вся германская собственность будет конфискована… Звучит как план, решено.
        Но одного пряника было мало. К началу визита я решил организовать и вторую морковку перед мордой Вильгельма. Договорился с Перцовым об “утечках”, дескать, в Зимнем и Таврическом обеспокоены экспансией Англии, появились сомнения насчет участия в Антанте. Канцелярия премьера затребовала документы по Союзу трех императоров, что существовал во времена Александра II, так сказать изучить вопрос.
        Разумеется у английского и французского послов резко подгорело. Зато засуетился Фридрих Пурталес. Просто не вылезал из моей приемной. Кредиты? Пожалуйста. Понизить немецкие пошлины? И это можно. Хотите купить миноносцы? В Балтийское море нельзя. А в Черное море? А вот это можно устроить. Рассыпался мелким бисером.
        - По краю ходим - качал головой Столыпин во время встреч со мной - Если немцы поймут, что их обманули…
        - От обещал никто не обнищал - отмахнулся я от страхов премьера - Пущай твои министерские включат волокиту. Я Извольского еще предупрежу. Рассматриваем, думаем…
        - Французы прислали официальную ноту. Хотят знать нашу позицию
        - Я знаю. Надо ответить, что позиция России неизменна. А немцам вкинуть какой-нибудь черновик нового договора трех императоров.
        - Вена заблокирует.
        - Так на то и расчет. Мы, как говорил Пилат, “умываем руки”. Пусть сначала со своим союзником разберутся. А там или ишак сдохнет или падишах…
        - О чем это ты, Григорий?
        Столыпин явно не знал знаменитого анекдота про Ходжу Насреддина.
        - Некий хитрец явился к падишаху и вызвался за тысячу золотых и пять лет сроку научить говорить осла. Падишах отдал ему и животное, и деньги, но дома жена хитреца испугалась, что муж не выполнит обещанного и навлечет на себя гнев падишаха, ибо животное говорить не может. “Не печалься, жена”, - ответил хитрец, - “Возьми деньги и трать их, а за пять лет кто-нибудь да сдохнет - или я, или осел, или падишах”.
        Столыпин засмеялся, потом задумался.
        - Долго водить за нос немцев не получится.
        - Долго и не надо, - я посмотрел на довольного премьера, решился - Петр Аркадьевич, что ты думаешь насчет вступления в Небесную Россию?
        Ход был рисковый. У Столыпина была своя партия из октябристов. Да и кадеты в рот ему смотрели. Зачем ему небесники? Собственно, этот вопрос он и задал.
        - Левые сильно жмут, Финляндию на довыборах забрали не глядя. Теперь к трудовикам кое-кто из депутатов Думы хочет перебежать, почуяли, куда ветер дует
        - А я предупреждал! - премьер напрягся, зыркнул на меня недобро
        - Так нам надо тоже усилиться. Предлагаю на основе “небесников” сделать объединенный союз с кадетами и октябристами, созвать совещание для начала. На нем и вступишь в единую…
        Я чуть не ляпнул Единую Россию. Нет, от красивого названия отказываться не будем. Наши помыслы - они устремлены в небо!
        - Милюков и Гучков не будут довольны - Столыпин пожал плечами - Они больше теряют, чем приобретают.
        - Создадим расширенный Совет - включим туда главных кадетов и октябристов.
        Премьер задумался. Крепко так.
        - Ты Петр Аркадьевич не торопись - отступил я - Обмысли все крепко. Нам в центре нужна мощная сила, чтобы левых приструнить, да брожения среди чиновников и земства пресечь, а то они не знают, к какому берегу прибиться.
        - Вот не будь у тебя в партии выкрутасов социалистических, тогда срослось бы. А так… нет, на дыбы встанут. Хотя заманчиво, и контроля больше, и денежные потоки дробить не надо, все в одну кассу.
        - А без выкрутасов этих мы левых не обойдем, неизбежно это. Времена новые наступают, а с ними и новые идеи. Вон, даже Бисмарк немецкий как свои реформы называл? Прикладное христианство и государственный социализм. И куда как хорошо у него получилось.
        Столыпин барабанил торцом карандаша по бумагам на столе и через несколько секунд выдал:
        - Нет, утопия это. Все разделить, всем поровну…
        - Как сказано в Деяниях апостолов, “Все же верующие были вместе и имели всё общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого”. Но люди все разные, ровнять не выйдет, а вот делить справедливее можно. А насчет утопии…, - а, была не была, бахну тяжелым! - Так лет триста лет назад никто и помыслить не мог, чтобы торговые мужики в своем собрании все дела страны решали и даже воле монарха перечить смели. Утопией считали. А сейчас, глянь, не только во Франции или Америке, но и в самой Англии парламенты и сенаты. И никто уже утопией не считает.
        - Ты бы знал, какой кровью они это оплатили! - Столыпин бросил наконец карандаш и глянул на часы.
        - Так и мы не меньшей, раны еще не зажили.
        - Ладно, - недовольно отмахнулся Столыпин, - подумаю. А сейчас извини, дела.
        *****
        - Едет!
        В кабинет без спроса ворвался Димка, подскочил к окну:
        - Вона!
        Гучков, что сидел у меня, вскинулся от подобного нарушения этикета, попытался взять сына за ухо. Бесполезно. Тот легко увернулся, кинулся к двери. Но там насмерть встала Лохтина:
        - Сколько раз я тебе говорила?! Что за безобразия ты творишь??
        Ухо сорванца оказалось в крепких руках, Димона под завывания потащили в приемную. Я подошел к окну и увидел целый кортеж, который подруливал к Таврическому. Точнее пытался. Ибо мостовая перед дворцом была разбомблена рабочими - после моего стопятьсот первого напоминания, Головин наконец, озаботился созданием нормальной парковки у Думы и дал команду хозяйственникам.
        - Кто едет то?
        Рядом встал Гучков, ахнул:
        - Его императорское величество!
        Я выматерился про себя. Вот нормально предупредить нельзя?? Мотивацию Николая я вполне отчетливо понимал - после Ладоги и закладки канала, Никса понял, что парламентаризм работает. Шестеренки государства не перестают вертеться, бюджет верстается, казначейство оплачивает расходы, налоговики собирают подати. Финляндию мы скрутили в бараний рог - всего за два месяца. Быстрый ввод войск, аресты зачинщиков, торговля с элитой на предмет экономических преференций. Не таких, чтобы создавало напряженность с русским населением, а косвенные. Инвестиции в создание железной дороги, первая крупная ТЭС на угле рядом с Хельсинки, еще ряд выгодных начинаний. Волнения быстро сошли на “нет” и нашу быстрота впечатлила Польшу - там даже не рыпнулись. Оказывается можно договариваться. В Питер зачастили польские тузы, пошел нормальный процесс “выпрашивания денег”, лоббизма.
        И царь смирился. И даже не просто смирился, а увлекся Думой. Изучил регламент работы, потребовал документы из комиссий. Предложил как английская королева - открывать и закрывать сессии парламента. А сегодня вон аж внезапно пожаловал к нам в гости.
        Всей думской толпой мы пошли встречать помазанника. Прибыл он не один - в компании министра двора и великого князя Петра Николаевича. Последний заинтересовался нашим пневматическим документопроводом, что сейчас монтировали английские специалисты в Таврическом. “Инженера” я тут же сплавил капитану, который отвечал за этот проект, сам же повел Никсу в зал заседаний.
        Думцы встретили царя аплодисментами, пресса защелкала фотографическими аппаратами, засверкала магниевыми вспышками. Народ на балконе тоже возбудился - пришли поглазеть на скучное заседание, а тут такое развлечение!
        - Нужна приветственная речь от Думы! - шепнул мне на ухо Головин - Григорий Ефимович, я знаю, ты не особо любишь выступать с трибуны, но тут ситуация безвыходная!
        Безвыходная она была и для меня. Почти. Я кивнул Димке подзывая его к себе:
        - Мухой мне в кабинет. На рабочем столе синяя папка. Одна нога здесь, другая там.
        Эх, не для этого я готовил свою речь думцам. И уж точно не в присутствии царя. Но другого случая не будет!
        - Что же это у вас тут такая красивая ваза стоит? - Николай заглянул за барьерчик - Да она еще и деньгами набита.
        - Ежели кто из думцев матерное скажет - кладет рубль. Не пороть же таких важных господ….
        Царь со свитой засмеялись, а я медленным шагом отправился на трибуну. Налил воды из графина. Пока пил, шум в зале стих, на галерке народ тоже подуспокоился.
        - Ваше императорское величество, господа думцы! - я глубоко вздохнул, бросился с головой в омут - Долго думал я, в чем корень наших бед. Отчего в обществе множится несправедливость, нарастает страх и ложь. И вот что я понял. Главное в судьбе страны - это честные граждане.
        Головин мне сделал страшные глаза - мол где приветственная речь?! Будем вам. Сейчас все будет!
        - Как во времена древних, сейчас нужны праведники, чтобы спасти Россию. Разве на армию нашу и страну нашу не пало более огненных туч, чем на Хананейские города?!
        Я строго посмотрел на побледневшего Никсу, махнул рукой на зашумевших правых:
        - Возьмем недавнюю войну с Японией. Все для победы у нас было: и деньги, и оружие, и люди…
        Дальше я развернул сравнение двух стран в 1904 году - вдвое больший военный бюджет у России, вшестеро больше военно-учебных заведений, даже при полной мобилизации империя восходящего солнца не могла выставить войск больше, чем русская армия мирного времени. По всем отчетам флот числился многократно сильнее японского, но все кончилось Цусимой.
        Я намеренно давил на свежую болевую точку, надеясь расшевелить слушателей. И это мне вроде бы удалось.
        - Что же привело нас к такому финалу? Недостаток чувства долга и правды. Чего же было вдосталь? Лжи и обмана.
        И я пошел шпарить по материалам думских расследований, показавших, что бесчисленные рапорта, справки и доклады лгали. Что поставленные отвечать за дело люди слали наверх ложные донесения, обманывая собственную страну и заботясь лишь о благоволении начальства и собственном кармане. Вплоть до того, что прогадившие порученное дело за него же и получали награды.
        Шум в зале нарастал, а я продолжал хлестать:
        - Ложь и воровство разрушают империю, делают ее слабее. Было нам Божье предупреждение - метеор в небе, что ударил в Сибири. Нет, не услышали. Продолжают слать губернаторы бравурные отчеты, а сами набивают карманы взятками. Спасение же наше во Христе, в идеале первых общин. Не Мамоне служить, а обществу. Не свой карман лелеять, а общее дело. Не лгать, не воровать - не стоит город без праведника, не стоять и России без честных людей!
        Я усиливал и усиливал напор. До тех пор, пока Никса не начал ерзать на своем месте, а с мест не пошли выкрики:
        - Что предлагаешь?
        - Дело говори!
        Головин зазвенел в звонок, но бестолку. Тут надо по-другому.
        - Будет вам дело. Господин председатель, господа товарищи председателя - я повернулся к президиуму - Считаю крайне важным принять специальный закон о противодействии мздоимству.
        Первое. Все высшие чиновники, депутаты ежегодно объявляют о своих имуществе и доходах. Також и членов семьи - детей, жен, родителей и братьев, сватьев, дабы не записывали на них в обход закона. Комитет государственной безопасности проверяет объявления и коли находит вранье - гнать в шею. Увольнение с позором без права занимать государственную должность в дальнейшем.
        Поднялся шум, депутаты повскакали с мест.
        - Я еще не закончил - бухнул по трибуне кулаком - Все объявления открыты и публикуются в газетах.
        - Это нарушение приватности!
        - Да кто ж пойдет после такого на службу?
        Последний выкрик Пуришкевича вызывал дружный смех в зале.
        - Второе, - я поднял руку и дождался тишины. - Подарки чиновникам також объявлять. Все, что больше пяти рублей - сдавать на помощь малоимущим. Не сдал? Увольнение с позором.
        - Третье. У нас, господа, в стране каждый считается невиновным, пока не доказано прокурором и приговором суда не установлено обратное. Так вот. Предлагаю в отношении доходов чиновников это отменить. Коли не можешь доказать, что средства получены законным путем - виновен! Это ты должен доказать суду, что чист, а не наоборот.
        - Четвертое. Чтобы успокоить господина Пуришкевича, скажу, что меры эти требуют и кратного увеличения содержания, чтобы чиновник мог жить на честное жалование.
        - Разоримся, - все так же ехидно поддел Владимир Митрофанович.
        - Отнюдь, если сократим число чиновников. Большая часть их занимается бесполезным делом, бумажки перекладывает, отписки строчит да начальству угождает. А работа стоит, сами знаете - верблюду легче пролезть сквозь игольное ушко, нежели полезное начинание сквозь министерство протолкнуть!
        В зале послышались хохотки, думцы зашумели, несмотря на прострацию - такие нововведения переварить трудно. Это вы еще, ребята, не знаете, насчет силы подоходного налога, внедрение которого уже началось. Через налоговиков тоже много чего любопытного вскроется и можно будет хорошенько так почистить элиту.
        - У меня есть еще ряд предложений, но дабы не утомлять высокое собрание, - я посмотрел на оторопевшего Никсу, - внесу их обычным путем, через комитеты.
        На самом деле в неозвученных предложениях были не менее важные пункты. Показательные аресты. И да, ликвидация безграмотности, в том числе правовой. Народ же сам несет чинушам “барашка”, ибо уверен, что по другому нельзя.
        - Очень смело.
        Отпаивать Николая я повел в кабинет Головина. Все-таки неудобно вот таки приватизировать самодержца на глазах думцев. А у нашего спикера был секретный глобус-бар с настойками, что ему присылали родные из Московской губернии.
        - И очень опасно - Николай пригубил рюмку, тяжело вздохнул - Мздоимство в России неискоренимо. Мой прадед, когда утвердил комитет «Для соображения законов о лихоимстве” говорил моему деду: “Мне кажется, что в России не воруем только мы с тобой”.
        - Помню эту историю - заулыбался Головин, подливая нам рябиновую - Это он сказал после истории с художником Францем Крюгерем.
        - Что за история? - заинтересовался я
        - Один немец рисовал прадеда - Николай достал золотой брегет из кармана, показал мне - И ему были дарованы вот такие часы. Только с бриллиантами. Однако чиновники дворцового ведомства принесли Крюгеру только золотые часы, на которых не было ни одного бриллианта. Дед узнал об этом и сказал художнику: “Видите, как меня обкрадывают! Но если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, для этого мало было бы всей Сибири, а Россия превратилась бы в такую же пустыню, как Сибирь”.
        - Не будет толку от твоих инициатив, Григорий - грустно покачала головой Никса - Мы же не в Европе живем, последний городовой и тот мзду тянет. Тут если запретить взятки - весь чиновничий аппарат встанет. Никто работать не будет.
        - Я это слышал и в отношении Думы - коротко ответил я - Дескать, нельзя быдлу во власть, все испортит. Крестьянин должен пахать, купец торговать… ну вы поняли.
        - Социальный прогресс возможен - примирительно произнес Головин - Ваше величество, главы фракций хотят вам засвидетельствовать свое почтение. Если возможно…
        - Да, пойдемте обратно в зал - царь встал, допил настойку - Я еще не осмотрел пневмопровод.
        Глава 15
        Огромная куча дерьма. Коричневая. Дурнопахнущая. Лежала у меня на рабочем столе. Принес ее не кто-нибудь, а лично Филиппов - глава сыскной полиции Питера. Спокойно дождался своей очереди в приемной, положил мне на стол докладную записку из МВД. За подписью Зубатова. В которой министр просил снять депутатскую неприкосновенность с господина Кузнецова Ивана Ивановича.
        Я посмотрел справку, которая была приколота к записке. Из крестьян смоленской губернии. Окончил земскую школу. С четырнадцати лет три года был учеником в московской столярной мастерской. С семнадцати до девятнадцати лет жил в родной деревне, где занимался сельским хозяйством вместе с родителями. Потом работал столяром на Балтийском судостроительном заводе в Санкт-Петербурге. В течение четырех лет отбывал воинскую повинность, служил в пехоте. В ноябре 1905 вернулся в родную деревню, а уже в апреле 1906-го года избран от кадетов (!) в Государственную думу первого созыва от съезда уполномоченных волостей Смоленской губернии. Попал под репрессии как подписант Выборгского воззвания. В седьмом году амнистирован, после чего вступил… да что за… в Небесную Россию…
        - Оля! - от моего крика задрожали стены
        Испуганная Лохтина забежала в кабинет, уставилась на меня коровьими глазами.
        - Срочно мне личное дело Кузнецова. Ивана.
        - Это который смоленский? Их крестьян?
        В отличии от меня Лохтина помнила поименно всех небесников, что прошли в третью Думу.
        - Ага, он
        - Натворил что? - Ольги испуганно посмотрела на невозмутимого Филиппова
        - Подломил банковскую кассу на Литейном, - я не стесняясь секретарши матерно выругался.
        Нет… ну почему сейчас?!? У меня на носу - инспекция крепостей, потом важный визит в Европу. С немцами все висит на волоске!
        - Владимир Гаврилович! - Лохтина не спешила уходить из кабинета. Плотно закрыла дверь, встала позади меня. Успокаивающе положила руку на плечо - Да что случилось то??
        Много чего писали про распутинских баб. А вот то, что они вили веревки из старца - ни слова. А это правда! Что Елена, что Танеева, теперь вот обратно Лохтина. Да, болеют за дело, да заботливые… А кто-то ведь должен идти искать личное дело Кузнецова!
        - Григорий Ефимович, да чего ты всполошился то?? - Филиппов достал портсигар, вопросительно на меня посмотрел. Я кивнул:
        - Кури
        - Ну появилась у тебя черная овца в стаде, так и стадо большое! Всех не упомнишь. Я узнавал - сто восемьдесят два депутата в Думе от небесников
        - Уже меньше. Булгаков увел семерых, и вот теперь это - я вчитался в записку.
        У Кузнецова в Питере оказалась целая шайка, свой наводчик, специалист-медвежатник по сейфам и взломам, двое “валетов” на шухере.
        - Но зачем?!? - я покрутил головой, разминая шею. Нежные руки Ольги тут же принялись массировать мне плечи.
        Филиппов глядя на это только крякнул. Затянулися сигаретой, дым поплыл по кабинету.
        - Оля, открой окно пошире - я бросил записку на стол, задумался - И принеси наконец, личное дело Кузнецова.
        Лохтина ушла, Филиппов курил, разглядывая меня.
        - Тебе сколько лет, Григорий Ефимович?
        - Тридцать девять. Скоро сорок
        - Плохая дата
        - Почему?
        - Так по Библии через 40 дней после смерти душа покидает землю и возносится на небо.
        - А еще потоп длился 40 дней - я тяжело вздохнул - Дело говори Владимир Гаврилович! Винишь меня?
        - Ни боже мой! - Филиппов прижал руку к сердцу - Встаем утром и благодарим тебя, Григорий Ефимович. Засыпаем - обратно славим. Содержание сыскарям поднял, открыл эти кабинеты дика… дикло
        - Дактилоскопии
        - И сыскные собаки. Раньше только в двух центральных околотках были. Все денег нет, денег нет… А теперь служебное животное в каждой бригаде. Какое-происшествие - выезжает сразу три сыскаря. Один пальцы снимает, другой собакой ищет. Кстати, Кузнецова так и нашли - один из “валетов” каблук от сапога потерял. Сначала выследили его, потом всю шайку.
        - Ну и где он?
        - В кабаке на Лиговке отмечают. Как дашь бумагу от Думы - сразу всех возьмем.
        Я опять застонал. Сначала докладывать на совете Думы об этом гнилом деле - правые и левые по мне знатно оттопчутся. Потом собрание фракции. Только пережили уход Булгакова, еще идут дела по партийным кассам в губерниях… И вот снова-здорово. Кузнецов.
        - Нет, хоть убей, не помню его - я повертел в руках фотокарточку - После выборгской амнистии брали чохом к себе много кадетов. Как он к ним угодил то?
        - Если хочешь, Григорий Ефимович, поспрашиваю на допросе. Только ты мне побыстрее бумагу дай разрешительную. Ну как сдриснут из этого кабака…
        - Жди тута - пойду нырять в дерьмо
        - Хорошо живешь. Мы оттуда и не выныривали.
        *****
        Замуштрованные до потери пульса солдатики старательно тянулись в равнении на высоких особ, прибывших в Ковенскую крепость. На первый взгляд, крепость полностью готова к обороне: двор чисто выметен, подворотнички свежие, пуговицы начищены, рамы и двери подкрашены… Наверное, будь у генерал-лейтенанта Григорьева побольше зеленой краски, он бы и траву покрасил.
        1-ый Ковенский крепостной полк бодро прокричал “Здра-жла ваш им-пе-ра-тор-ское высоч-ство!” и уже покороче поприветствовал военного министра и начальника Главного штаба, ограничившись “Вашим высокопревосходительством” для Редигера и Палицина. Мне же, как откровенному шпаку, не досталось даже “Вашего сиятельства”, как теперь положено титуловать графа Распутина-Стадницкого. Одно утешает, что извозчики не ошибутся - они всех сколь-нибудь солидных пассажиров “вась-сиясями” величают.
        Грянул оркестр, под бодрый марш ротные коробки, преданно тараща глаза на высокое начальство, промаршировали мимо и утопали с глаз долой, проклиная, небось, высокую инспекцию, поломавшую размеренное течение дел.
        - Скажите государю, - наклонился я к уху Петра Николаевича, - что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни Бог войны, они стрелять не годятся.
        - Вы это к чему, Григорий Ефимович? - подозрительно нахмурившись спросил великий князь.
        Шутки он похоже не понял. И вообще с чувством юмора у “инженера” оказалось туго. Всю дорогу из столицы изводил меня различными “прожектами”. Тут был и самолет-автомобиль со складывающимися крыльями, и крылатые ракеты для полетов на другие континенты и даже авиатакси. Наш поезд с официальной делегации ехал на Запад медленно, с остановкой на инспекцию оборонительных крепостей, так что наслушался я всякого.
        - Да к тому, что все эти парады да оркестры суть та же самая чистка кирпичом. Показывают внешний блеск и отрывают солдата от наращивания внутренней силы.
        Редигер с Палициным заинтересованно придвинулись поближе, Федор Федорович не утерпел:
        - Во-первых, смотры позволяют увидеть, насколько бодры и здоровы солдаты. Во-вторых, внешний вид показывает, насколько хорошо поставлена служба. И в-третьих, умело ли они действуют вместе.
        - И часто ли крепостному полку придется в бою вместе вот так маршировать? Я бы поинтересовался - каков запас снарядов в крепости, правильно ли они хранятся, исправны ли орудия, как быстро расчеты могут подготовить их к стрельбе и насколько точно поразят цели… А парадное прохождение дело нужное, но далеко не первостепенное.
        Спор о чистке ружей кирпичом мы продолжили на обеде в честь прибывших гостей, коий дало командование крепости. Слава богу, помимо меня на нем присутствовали и другие гражданские лица из числа губернского начальства, а то бы заклевали меня господа генералы. Но системно их возражения в итоге приходили к одному и тому же аргументу - вы человек штатский и в военных вопросах дурак дураком. Ну, разве что формулировали повежливее.
        Зато по моей просьбе Владислав Тышкевич, знакомый мне по Думе, пригласил высокую инспекцию посетить его имение. А местные небесники организовали для поездки несколько автомобилей. Ни в какое имение, разумеется, ехать я не собирался - поутру кавалькада машин пересекла Вилию и покатила на север, прямо к IX-му форту, где и высадила нас всех.
        Разумеется. обстановка на форту, где нас не ждали, мало была похожа на вчерашний парад-алле и потому недоуменные интонации начальствующих лиц быстренько заглохли и сменились лающими. По плану, доложенному вчера генералом Григорьевым, на IX-м форту вовсю расширяли полевые укрепления, по факту же рядом со рвом уныло ковырялось от силы два десятка солдат под командой подпоручика.
        Вот он и отдувался за все начальство сразу перед тремя генералами такого уровня, что представить себе разговор с ними он мог лишь в мечтах. Или в страшном сне.
        Но несмотря на вопиющую юность, робевший поначалу подпоручик шустренько освоился и бодро отвечал на вопросы. Наверное, оттого, что я сразу шепнул - не боись, паря, говори правду, а коли обидит кто, сразу мне жалуйся, я Распутин. Это имя уже крепко засело в общественном сознании.
        Господа военные, кто слышал, изобразили на лицах неудовольствие, но промолчали. Разве кто-то из адъютантов тайком показал поручику кулак.
        Расклад нам предъявили вполне обычный - большинство солдат на “вольных работах” в Ковенском уезде. То есть трудятся на уборке урожая, обеспечивают крепость продовольствием или, что вернее, зашибают деньгу в полковые кассы, откуда она перетекает в полковничьи карманы. А что модернизация крепости от этого идет ни шатко, ни валко, всем пофиг.
        Пока там генералы от инфантерии да инженерии терзали подпоручика, я отправился к солдатам. Они поначалу вытянулись во фрунт, хоть и были без мундиров, в одних рубахах, и даже приставили лопаты “к ноге”.
        - Господин Распутин! - обратился ко мне самый бойкий, с курносой рязанской рожей.
        - Ваше сиятельство! - пнул его солдат постарше, видать, унтер.
        - Бросьте, мужики, по простому зовите.
        - С графьями не положено, - спокойно заметил третий, но смотрел недобро.
        - Да какой я граф, смех один. Крестьянином родился, даст бог так и помру. Шелуха это все.
        - А коли так, Григорий Ефимыч, - снова подкатил бойкий, - табачком не богаты? Мы за утро весь запас скурили.
        Унтер цыкнул на него, но я только развел руками:
        - Нету, не курю и вам не советую. Вся грудь изнутри у вас чернотой потом изойдет.
        Проняло. Но не всех.
        - Может, еще и не пьете? - с поддевочкой спросил третий.
        - Пью, как не пить, еще Владимир Святой сказал “Веселие Руси есть пити”. Только умеренно.
        - А в газетах пишут, что вы за вечер ящик мадеры выпиваете! - бойкий тут же пострадал за длинный язык, получив затрещину от унтера.
        - Не, здоровья не хватит. Так, стакан может и все. И то, только для запаху - своей дури хватает.
        За разговорами сопровождающие нас лица на другом фасе форта организовали пикничок, куда мы и перешли всей толпой, снабдив подпоручика и солдат частью припасов.
        - Прекрасный форт, новейший проект! - обвел панораму рукой великий князь.
        - А какой в нем смысл, Петр Николаевич?
        - Вы человек не военный, поэтому объясню просто: здесь необходимо прикрыть стратегически важные железнодорожный тоннель и переправу через Неман, - пока еще вежливо ответил Петр Николаевич.
        - Да это понятно, - спрятал я усмешку в бороду, - но какой смысл городить форты в трех верстах от крепости?
        Трое военных в больших чинах откровенно засмеялись, рассаживаясь на привезенных стульях вокруг доставленного стола.
        - Ну как же, Григорий Ефимович, форты не дают противнику применять артиллерию по крепости, - объяснил мне как дурачку Редигер. - К тому же, этот форт уже в пяти верстах.
        - А какова дальнобойность немецкой осадной артиллерии?
        Все посмотрели на Палицина. Федор Федорович отвлекся от фужера с вином и выдал ответ немедленно:
        - Пятнадцатисантиметровая полевая гаубица образца 1902 года имеет дальность восемь километров. Тяжелые орудия - до двенадцати-четырнадцати.
        - Ну вот я человек не военный, как верно заметило Ваше высочество, но давайте представим, что я командую осадной армией. Какой смысл мне перестреливаться с крепостью, если я могу вдалеке, вне досягаемости фортов, расположить дальнобойную артиллерию и уничтожить форты один за одним?
        - Время, Григорий Ефимович, время, - наставительно произнес великий князь, акцентируя вилкой. - За то время, что противник потратит на взятие крепости, подойдут резервы и войска укрепятся на новых рубежах.
        Далее передо мной развернули концепцию “игры от обороны” с опорой на крепости. Я же, памятуя о серьезном превосходстве немцев в артиллерии и что все русские крепости рано или поздно были взяты, все старался с позиции “гражданского шпака” и “полного лоха в военном деле” задавать всякие наводящие вопросы. Например, считал ли кто-нибудь расход снарядов на взятие крепости и сравнивал ли его с таковым на прорыв равнозначной по стоимости полосы обороны? Ну, то есть куда выгоднее деньги закапывать - в редкие крепости или в многокилометровые траншеи? И все время старался с вершин военного искусства сбить генералов на вопросы финансовые. У всех военных аппетиты только дай, им денег всегда не хватает, так что под хоровой плач “модернизация крепостей требует значительных сумм, которых казна не имеет”, некоторое смятение в мозгах я произвел.
        При моей скромной помощи великий князь и генералы сформулировали принцип “чем больше калибр осадной артиллерии - тем короче осада”, а когда я как бы ненароком помянул Перемышль, очень задумались. Эта кость торчала в горле у Русской армии в основном потому, что первый штурм не обеспечили крупными калибрами. Вот я и задавал вопросы - а можно ли, как в Порт-Артуре, поставить на железнодорожные платформы морские орудия? А можно ли это сделать быстро? Или втихую и держать эту дубинку хоть за Уралом? А потом быстро так - рраз! и пригнать в нужное место…
        Вообще, концепция войны “от экономики” пока еще не сложилась и то, что предстоит воевать на истощение, в головах укладывалось с трудом. Типа мы такие лихие на конях шашками вжик! вжик! а следом чудо-богатыри в штыки ура-а-а-а! и все, мы в Берлине. “А Кенигсберг? А Позен и Бреслау?” - невинно спрашивал я и подталкивал к тому, что воевать будем трудно и долго. И потому воевать надо дешево и с максимальным сбережением жизней. А врагу наносить урон экономический. Мысль о том, что раненый вражеский солдат нам выгоднее, чем убитый, произвела среди собравшихся смятение.
        - Вы, Григорий Ефимович, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и хитро, но больно странно. Над вами смеяться будут, - под веселое хихиканье сообщил мне Палицын.
        - Да пусть смеются, мы еще посмотрим, кто посмеется последним. Вот смотрите, господа, убитый солдат упал и лежит, потом его закопают и все. А раненый? Во-первых его надо с поля вытащить, значит, нужен еще один солдат, а то и двое. То есть одним выстрелом мы выключили из боя сразу двоих. Во-вторых, его надо перевязывать и лечить, то есть тратить на него перевязочный материал, лекарства, время санитаров и докторов. В третьих, если он выбыл из строя, ему надо платить пенсию. Сплошные расходы! Да еще если раненые и увечные будут возвращаться по домам в большом числе, это будет подрывать дух в тылу и волю к сопротивлению.
        Тут на форту поднялась суета, на которую мы вынужденно отвлеклись - забегали солдатики, заблажили фельдфебеля, выскочили, громыхая шашками, офицеры… Как оказалось, всю суматоху произвел командующий крепостью генерал-лейтенант Григорьев, до которого, наконец, дошла весть о внезапной инспекции IX-го форта и он примчался под светлы очи высокого начальства. Каковое, устав от военно-теоретических разговоров, немедля пригласило его к столу на предмет выпить и закусить.
        В дальнейшей идиллии я принимал участие как статист - три генерала, Редигер, Палицын и Григорьев, воевали еще в русско-турецкую, и потому разговоры свернули на темы боевой молодости. Как мы такие лихие на конях шашками вжик! вжик! а следом чудо-богатыри в штыки ура-а-а-а! и все, мы в Стамбуле… А, нет, не в Стамбуле.
        Смотрел я на них и который раз убеждался - генералы готовятся к прошедшей войне. А Григорьев, просидевший русско-японскую в Варшавской крепости - так и вовсе к позапрошлой.
        Эти сомнения я и вывалил на спутников, стоило нашему поезду тронутся дальше.
        - Я понимаю стремление дать заслуженным генералам необременительную должность, но, господа, если через пять-шесть лет нас ждет большая война, - тут я фирменным “распутинским” взглядом оглядел большое начальство, чтоб запомнили, - то к ее началу во главе узлов нашей обороны окажутся пожилые люди, чей военный опыт устарел лет на тридцать? И это при том, что у нас достаточно людей, защищавших Порт-Артур.
        Очень я стремался, что увешанные орденами старцы такого навоюют, что накликают Ленина и Ко. И когда в Гродне нас встретил генерал-майор Кристашович шестидесяти лет, а в Бресте инженер-генерал князь Туманов аж шестидесяти четырех лет от роду, то верхушка армии и гвардии начала нервно переглядываться. Ну да, шестьдесят четыре плюс шесть равно семидесяти, вот он вам навоюет.
        Теоретические разговоры продолжились во время внезапной инспекции Новогеоргиевской крепости - варшавское отделение небесников точно так же подогнало поутру машины и через час мы пересекли Вислу и Нарев.
        Солдатики на въезде, завидев обилие золотых эполет, молча взяли на караул и мы въехали в ворота Новогеоргиевской крепости.
        - Постойте, господа, то есть если я и, скажем, десяток депутатов нарядимся в мундиры с орденами и лентами, то нас также легко пропустят в крепость? - не преминул я вставить шпильку господам генералам.
        Они тяжело засопели и встопорщили усы, не умиротворила их и некоторая даже пасторальность обстановки - у краснокирпичной башни паслась коза на веревочке, там же на распорках были натянуты веревки и сушилось белье. А из начальства крепости нас встретил только полковник Дзевановский, комендант изволили отсутствовать, что еще больше разъярило инспекцию. По итогам оной генерал-лейтенант Бобырь своей должности лишился и крепость сдал начальнику штаба.
        Запивать раздражение мы уселись на бережку Нарева, недалече от козьего выпаса. После четвертой крепости мои воззрения уже не вызывали такого отторжения, как в Ковне и даже сами господа генералы начали продуцировать разумные идеи.
        - Да-с, цитадель безусловно устарела, да и кирпичные форты тоже, - вздохнул Палицын. - Полагаю, что при интенсивном обстреле поражения от осколков кирпича будет как бы не больше. нежели от снарядов противника.
        - Деньги, Федор Федорович, деньги. Я бы с удовольствием перестроил ее в бетоне, но… - вздохнул и Редигер.
        - Так может и не надо их все перестраивать? - влез я. - Наоборот, нарыть траншей, окопов, во много рядов, ходов между ними? Дешево, да и при обстреле одного участка войска можно отвести на другой…
        Генералы только водки хлопнули. Но это оказалось и к лучшему - через две стопки на третью напряжение отпустило и нас опять понесло в военно-теоретические дебри. Договорились до того, что роль крепостей преувеличена, что они имеют смысл в основном как пункты снабжения. От крепостей перешли к методам их осады и тут я напророчил инженерно-штурмовые части, вплоть до бронежилетов.
        - Думаю, что роль инженеров, саперов и пионеров в грядущей войне только возрастет, - я слегка поклонился “инженеру”. - Судите сами: строительство и преодоление грандиозных оборонительных линий, осады, минирование…
        - Что? - переспросил Редигер.
        - Наземные мины, - пояснил Палицын. - Британцы в Трансваале вполне успешно их применяли для защиты своих городов и железных дорог.
        - Ну, это же в буквальном смысле слова зарывать деньги в землю!
        - Так мину можно сделать дешевой, - не утерпел я. - Мы же согласились, что нам достаточно ранить вражеского солдата, а не разорвать его на тысячу клочков?
        И я рассказал про пулевые мины - кусок ствола с патроном, упирается в острый шип. Наступил - шип наколол капсюль - патрон выбросил пулю - ранение ноги. А стволов от старых берданок навалом, из каждого пяток мин сделать можно.
        - Помилуйте, это бесчеловечно! - возмутился Петр Николаевич.
        - Бесчеловечно убивать людей, в особенности наших. А когда мы раним противника, мы тем самым спасаем его жизнь, - иезуитски вывернул я.
        Долго мы еще говорили. О колючей проволоке - да так, что Палицын подозвал адъютанта и велел подать блокнот. О снайперах, которых можно набирать из Стрелковых обществ или сибирских охотников. О пулеметных тачанках и о том, что пулемету не нужен расчет в шесть человек - и трое отлично справятся. О легких пулеметах для конницы - тем более Федоров уже озаботился…
        Под конец генералы слвсем расфантазировались, когда Петр Николаевич впал в экстаз после литра выпитой и предложил перевозить пехоту на самолетах. Гений, чо. считай, придумал воздушный десант, только вот самолеты у нас пока дай бог одного пассажира поднимут.
        - Мысль интересная, но самолеты это еще когда будет, а вот грузовики армии нужны уже сейчас, - надавил я. - И пехоту возить, и снаряды, и пушки тягать, и полевые кухни. Он же не устает как лошадь, знай - подливай горючее да масло.
        - Знаем мы вас, - погрозил мне пальцем Редигер. - Небось о своем заводике думаете, куда моторы пристроить, как бы подряд выхватить!
        - И о нем тоже, - посерьезнел я. - Но вот я при всех говорю: истинный крест, коли война начнется, все заводы, что могут на войну работать - двигательный, оптический, взрывателей, радиотехнический, - все передам в казну.
        Глава 16
        У самой границы нас нагнал литерный поезд Столыпина, целый город на колесах - помимо премьера ехали и министры, и чиновники, всех надо кормить-поить, спать укладывать… Вагон-кухня, вагон-салон, вагон-кабинет и несколько закрытых платформ, куда погрузили автомобили. И биплан №1 с именем собственным “Генералиссимус граф Суворов-Рымникский”. Полноценный самолет-спарка с кабиной, закрылками, нормальным хвостовым оперением. С новым двигателем, гарантированно работавшем шесть часов. И с Танеевой в придачу. Пока Столыпин здоровался с генералами, железнодорожники меняли колеса, я быстро попрощался со всеми и уединился с Анечкой в отдельном купе.
        - Соскучилась! - стоило мне запереть дверь девушка тут же бросилась на грудь, но сразу отстранилась. Посмотрела ревниво.
        - Это правда, что ты обратно взял к себе Лохтину?
        - Наглая ложь - засмеялся я, задергивая шторы - Это она меня взяла
        - Ну ты и хам!
        - Дорогая - я прихватил Танееву за талию - У нас исключительно деловые отношения. У Лохтиной умер муж, оставил большие долги…
        - И ты, разумеется, вообразил себя рыцарем и бросился помогать!
        Анечка попыталась отстранится, но моя рука уже задирала ей подол.
        - Ну какой рыцарь из сибирского крестьянина?!
        - Ты теперь граф!
        - А ты пилот
        - Пилотесса!
        - Аэронавтка! - моя рука нащупала шнуровку платья.
        Начинается квест - раздень девушку. Под платьем меня ждал натуральный сюрприз. Бюстгальтер на крючках и нормальные женские трусики. Не панталоны до колена!
        - Очаровательно, правда?
        Анечка все-таки вырвалась из объятий, покрутилась передо мной - На Невском открылся магазин женского белья. И представляешь, какие там появились новинки?! Стыд и срам!
        - Очень большой стыд - согласился я, разглядывая белье - Огромный срам.
        Бюстгальтер закрывал половину туловища, трусики тоже поражали размерами. Но и это огромный шаг вперед.
        - Кстати, знаешь кому принадлежит магазин?
        - Кому? - спросил я, догадываясь
        - Елене! Твоему директору. Говорят, что она в Сызрани открыла какую-то мастерскую по пошиву. Вся столица фраппирована моделями….
        - Давай и мы профраппируемся - я развернул Анечку к дивану, наклонил.
        - Разве так можно… Боже, какой стыд… Ах, ах…
        - Не вздумай кричать - трусики отправились вниз, бюстгальтер я решил не снимать. Полюбуюсь им сзади.
        *****
        Немцы дали составу зеленую улицу, вернее, колею, и поезд быстро миновал Бромберг, то есть бывший и будущий Быдгощ; Шнайдемюлль он же Пила; Ландсберг то есть Гожув, Костшин-Кюстрин и помчался по однозначно немецким землям. В Берлине, вместо ожидаемой торжественной встречи, остановились на полчаса, приняли на борт дипломатов из посольства и усвистели дальше - встречу на почти что высшем уровне кайзер перенес в Хайлигендамм.
        Такое эксцентричное решение принял самолично Вильгельм, заявив во всеуслышание, что в Берлине будет слишком много помех, а вот в тихом городке на Балтике, старейшем морском курорте Германии, самое то что надо. Кулуарно же до русской делагации довели, что император взбешен обнаружением английского шпиона в его ближайшем окружении и потому выбрал место, где можно контролировать всех и вся.
        Как по мне, это попахивает паранойей, но когда твоя собственная мать не скрывает своей приверженности Англии и при первой же возможности вывозит туда архив отца, это накладывает некоторый отпечаток…
        Курорт, куда нас перенаправили, стоял прямо на берегу Балтийского моря, недалеко от Ростока. Вместо вокзала имелись три платформы, чуть приподнятые над уровнем земли, два пути между ними и пахший свежей краской легкий павильон, но все было увешано гирляндами цветов, флажками, драпировано материей в цвета национального флага. У павильона человек пятьдесят оркестрантов играли “приятные слуху музыки”, но поскольку слух был вильгельмов, то отчетливый акцент военного марша в любой исполняемой композиции слышался.
        Я поначалу решил, что с такой помпой встречают нас и даже почти не ошибся - встречали первые поезда, ветку сюда закончили меньше недели тому назад, а тут такой повод - приезд кайзера и высоких зарубежных гостей! Так что переговоры начались с протокольного мероприятия - Вильгельм, гордо топорща усы, разрезал ленточку, оркестр грянул гимн, мэр, разве что не извиваясь от чинопочитания. произнес речь… Даже Столыпину перепал ключ от города, как почетному гостю, а мне лишь букетик цветов от фройляйн гимназического возраста. Впрочем, как и всем остальным членам делегации.
        Место оказалось и вправду приятное - зеленый парк с десятком небольших двух-трехэтажных отелей или пансионов выходил на променад вдоль песчаного пляжа, за которым на отмели плескалось море. Сезон давно закончился, Балтика это вам не Средиземное и даже не Черное, до “ледяной ветер катил валы свинцового моря на мрачный берег” не дошло, но курхаус и отели пустовали. Можно себе представить, как поднял свою популярность кайзер среди широких масс отельеров, выкатив им такой роскошный подарок за государственный счет - почти стопроцентное заполнение! Пусть и на неделю всего.
        Общие переговоры перемежались заседаниями комиссий или прогулками вдоль моря с целью надышаться целебным морским воздухом, но в целом шли туго. Немцы не особо горели желанием давать кредиты России - наверняка в сейфах их генштаба уже лежат подписанные Мольтке-младшим и завизированные лично Вильгельмом планы войны против Антанты.
        Все сдвинулось после демонстрационного полета Танеевой. Анечка не просто пролетела над обеими делегациями, а сделала… полубочку! Глядя на эту фигуру высшего пилотажа - я чуть дубу на дал. Сорвется в штопор и все! Члены делегаций тоже рты пооткрывали. Демонстрационные полеты вошли в моду по всей Европе и уже даже успели приесться. Но чтоб такое!
        Разумеется, Вильгельм устроил тут же фуршет в честь русской пилотессы, шампанское полилось рекой, тосты поднимались один за другим. Немцы были впечатлены!
        А я все пытался урвать у героине дня минутку, чтобы отругать. Наконец, удалось уединиться возле задней стенки шатра.
        - Не терзай сердце, Гриша - отмахнулась от меня Анечка - Мы с Ильюшей все опробовали неоднократно, риска не было
        - Ильюшей?!? Кульнев должен был уехать в командировку в Крым!
        - Так и уехал. Но сначала мы самолет опробовали в деле! Чудо, а не аэроплан! Говорят “Распутин и сыновья” уже и заказы на него получили?
        - Не пытайся переводить тему! Я категорически…
        Договорить нам не дали. На фуршете объявились мои старые знакомцы - Макс цу Фюрстенберг с Анной Леопольдовной и меня выдернули обратно в шатер. Сначала я поболтал в углке с Чернышовый, узнал последние новости. Девушка была рада меня видеть, легко делилась всеми дворцовыми сплетнями. Возможно, это был такой ход со стороны немцев - дабы облегчить переговоры. Неформальные каналы сработали, Макс через Чернышеву передавал мне хотелки Вильгельма, а я уже транслировал все Столыпину. Мы вместе вырабатывали нашу позицию, министры кидали ее на бумагу. Переговоры стронулись с места, мы подписали документы по кредитам, причем на льготных условиях, согласовали покупку миноносцев в Черное море. Турки не будут рады этому, но нам светила война на два фронта - так что флот все одно придется укреплять.
        Решили также вопрос по взаимным пошлинам, кроме того немцы пообещали выслать революционеров из числа непримиримых эсеров и большевиков, которые отказались от амнистии. А также пообещали надавить на Швейцарию. Леваков я собирался продолжить впихивать в правовое поле - нечего им сидеть по заграницам, исходить желчью и готовить революцию. Еще, неровен час, найдутся добрые дяди, подкинут им деньжат и тогда пиши пропало.
        Единственное, о чем не удалось договориться окончательно - Босния. Вроде бы уже согласовали “нейтралитет” России в Балканском кризисе. Но все упиралось в позицию Сербии. Столыпин не вылезал из переговорного пункта, обмениваясь телеграммами с Белградом. Сербы шли на принцип, были готовы объявить мобилизацию.
        И тут Вильгельм совершил ошибку - решил надавить на нас, а через нас на сербов и черногорцев. Утром 8 октября Германия известила правительство Австро-Венгрии, что в случае разрастания конфликта они могут полностью рассчитывать на поддержку Германской империи. Нас в известность не ставили, мы узнали об этом из вечерних газет. А уже на следующий день австро-венгерские войска начали сосредотачиваться на сербской границе. Запахло порохом.
        Столыпин тут же подбросил бензинчику в костер и решил “развернуть самолет над Атлантикой” - объявил, что российская делегация срочно покидает Германию, но не тут-то было. Ко мне в номер уже через час пришел Макс с Чернышевой, развел руками:
        - Дорогой друг, к сожалению вынужден сообщить неприятное известие. Дорога новая, только-только построили, грунт еще не устоялся и произошел провал почти у Ростока, пути повреждены.
        - Какая неожиданность! - картинно всплеснул руками я, подошел ближе - Дорогой друг, царь не простит вам “взятие заложников”. Тем более премьер-министра и фактического главу Думы.
        Торговались мы долго, Аня умаялась переводить, но так ни к чему и не пришли. Особых рычагов надавить на Сербию у России все равно не было, а немцы с австрийцами уж очень хотели откусить этот кусок.
        *****
        Похоронные настроения в делегации были страшнее немецкого давления. По сути, все уже согласились с тем, что проиграли и без серьезной встряски и внушения уверенности в победе нам тут ловить нечего. Можно упираться и отказываться, но австрийцы, пользуясь тем, что мы застряли “в гостях” у немцев, просто разыграют все по своим нотам.
        - Петр Аркадьевич, положение требует от нас решительных действий - я зашел в номер к премьеру в боевом настроении. Нужны были неординарные ходы.
        - Застрелиться, что ли? - трагичным голосом взволнованно вопросил премьер, тоже поддавшийся мрачному пессимизму.
        Ну да, народная китайская месть - повесится на воротах обидчика. Но мы-то, черт побери, русские!
        - Улететь. В Данию.
        Присутствующие вытаращились на меня, как на привидение. А я принялся развивать свой авантюрный план:
        - Самолет у нас есть, “Суворов” рассчитан как раз на двоих. Я поведу, вы, Петр Аркадьевич, за пассажира. Отсюда до датских островов - всего пятьдесят верст, чуть больше, чем от Франции до Англии.
        - Но… мы можем упасть в море!
        - У нас есть пробковые жилеты. Кроме того, остающиеся могут нанять местных рыбаков и отправить их широкой дугой вслед за нами, чтобы гарантированно подобрать в случае аварии.
        - А если мы собьемся с пути?
        - Дания строго на севере, полетим по компасу. Двигатель новый, помощнее прежнего, за три часа работы я головой ручаюсь, за это время мы даже до Копенгагена долететь сможем, а уж до островов-то всяко доберемся.
        - Может, тогда вдоль побережья?
        - Вот как раз вдоль побережья три часа и уйдет, а потом все равно через широкий пролив, верст двадцать. Да и кто может поручится, что за эти три часа немцы не придумают чего, чтобы нас посадить? Да хоть миноносец с пулеметами в пролив подгонят… А тут - через пять минут после взлета мы на свободе.
        Уговаривал я собравшихся битый час, да так и не уговорил. Одно дело - впереди, на лихом коне (многие в молодости служили, да и вообще геройство на войне уважаемое занятие), а тут - на палочках и тряпочках над холодной Балтикой, уповая на керосинку. Непривычно и страшно. Столыпин заявил что, мол, поздно, и пошел в привезенную с нами походную церковь молится.
        Ну а мне что делать? Хоть сам улечу, все какой-никакой канал связи помимо германцев. Собрал вещички, оставил премьеру записку и часа в четыре ночи вышел типа прогуляться от бессонницы. Сопровождал меня бурчащий без остановки Самохвалов. Начальник охраны был категорически против любых авантюр с самолетом.
        - Политика - это всегда риск - не соглашался я с Петром Титовичем - У меня будет просьба. Как бы не обернулись наши дела, постарайтесь тайно вывезти Танееву. Я очень беспокоюсь об Анне.
        Нагулявшись, я пошел потихоньку в сторону нашего поезда.
        Он так и стоял в тупичке впритык за станцией - после открытия ветки и до окончания переговоров больше никакого движения не планировалось, - я без шума разбудил техников и велел не суетясь снова готовить самолет, погруженный обратно после полетов Танеевой. Тащить посреди ночи самолет на поле, с которого взлетала Анна я посчитал слишком стремным, будем действовать по плану.
        Где-то через час, когда мы спустили центроплан на среднюю платформу и уже крепили крылья, в поезд пришел Столыпин. В пальто, перчатках и шапке на уши - ночью гулять холодно, а летать еще холоднее. Да-да, летать, принял он мой план, прочитал записку и пришел. Ну, пальто мы с него сняли и выдали кожаную одежку одного из технарей, подходящую по размеру. Самого же хозяина летной формы, наоборот, обрядили в премьерское и отправили для отвода глаз гулять дальше.
        В шесть утра, за час до рассвета, самолет стоял на старте и в него заливали последние канистры бензина.
        - Ну что, Петр Аркадьевич, с богом?
        - На него одного и уповаем, - перекрестился Столыпин и полез в самолет - Вывезешь - дам орден. Любой на выбор
        - Ишь, медаль!.. Большая честь!.. - процитировал я Филатова, улыбаясь -
        У меня наград не счесть:
        Весь обвешанный, как елка,
        На спине - и то их шесть!..
        Столыпин засмеялся, напряжение спало. Я оглядел премьера.
        Черт, он же весит раза в два больше Танеевой… нет, самолет должен выдержать, мы же предполагали еще и пулемет с боезапасом и бомбы, так что запасца грузоподъемности должно хватить.
        - От винта!
        Техник крутанул лопасть раз, другой… движок схватился и взрыкнул, обдав станцию густым белым выхлопом, а потом поймал нужные обороты и заработал ровно. Сейчас, минутки три хотя бы прогреем и вперед…
        - Хальт! Хальт!
        Вот тебе и прогрел - от парка к нам, громыхая саблями о сапоги неслись люди в прусской форме, полицейские или военные времени выяснять не было.
        - Ну, с богом! - и я тронул самолет вперед.
        Сейчас самое главное не свалиться с узенькой платформы, она всего на полметра шире колесной базы и я сосредоточился на уходящей вдаль колее, следя, чтобы она приходилось ровно напротив стойки остекления - других способов контролировать прямолинейность разбега у меня не было.
        Уже когда мы удачно пробежали полпути, из пристанционной будки на другом конце платформы вывалился, напяливая на ходу мундир, железнодорожник и тоже заорал “Хальт!” Мало того, он кинулся нам наперерез - не иначе, спросонья, самолет пусть и легкий, но руками его не остановить, еще и пропеллером порубит.
        Я бросил отчаянный взгляд на закрылки, поддал газу и метрах в двадцати от идиота взял ручку на себя. Ну, давай, граф Суворов, не подведи!
        Самолет задрал нос и поднялся в воздух, разве что вздрогнув в самый последний момент - как потом рассказали свидетели, железнодорожнику перепало колесом по голове, отчего он сразу и окончательно проснулся и сел на задницу прямо на рельсы.
        Но мы взлетели! Чуть не задели вершины деревьев, опасно близко подступавшие к станции, но взлетели! Я набрал сотню метров высоты и, когда разворачивал самолет носом на сервер, увидел, как на земле бегут и суетятся новые фигурки и показал Столыпину рукой вниз. Он слегка перегнулся через борт но сразу же откинулся обратно и постарался сесть поглубже, да еще натянул шлем на глаза. Это что же, он высоты боится. но все равно полетел? Уважаю.
        Собственно полет прошел без приключений - ноу-хау из будущего позволили нам сделать аэроплан, опережающий нынешние лет на пять, если не больше. Я держал курс на север, изредка сверяясь с компасом, движок ровно гудел, внизу бежали мелкие волны, на востоке серело небо… Сорок минут и впереди показался вытянутый в нашу сторону полуостров с мелью, дугой уходящей влево. Еще через пять минут мы увидели домики прибрежного поселка. Дания это или нет, а садиться надо, хотя бы для того, чтобы понять, где мы.
        Я постепенно снижался, выглядывая место на полях за домиками, когда заметил, что к флагштоку в центре поселка вышел человек со свертком под мышкой. Он, не обращая внимания на стрекот в небе, прикрепил полотнище к фалу и начал поднимать флаг. Я заложил вираж, чтобы пройти поближе и разглядеть, чей он. С первого захода я распознал только цвет - красный и белый, это мог быть как датский, так и германский флаг. На втором заходе, когда человек внизу наконец обратил на нас внимание, а я покачал ему крыльями, ветер развернул ткань - белый крест на красном фоне, Дания!
        Сел я на поле, подогнав самолет как можно ближе к дороге, идущей вглубь острова и помог выбраться Столыпину. Ступив на твердую землю, он сразу обрел уверенность и потребовал срочно найти телеграф. С тем мы и вышли на дорогу.
        Слева, в километре, остался прибрежный поселок. Справа, на таком же примерно расстоянии, был виден другой и туда от близлежащей фермы выруливала тележка молочника.
        Вот кто бы мог сказать, что повороты европейской политики будут зависеть от упрямого датского крестьянина? Ни за какие деньги он не соглашался довезти нас до городка - он должен доставить молоко, его ждут, он не может отвлекаться на посторонние дела. На наше счастье, как раз возвращался домой на повозке местный пастор, вызванный ночью к умирающему, и он объяснил, что ближайший телеграф - в городке Нюкебинг, до которого как минимум два часа, и что он готов нас отвезти, только вот отслужит утреннюю службу…
        - Ну что, Петр Аркадьевич, придется опять лететь.
        Премьер аж позеленел, но время - деньги. Сейчас каждая минута дорога, так что Столыпин лично крутил винт по команде (прямо как в анекдоте - “Не знаю, кто это, но водителем у него сам Путин”), а когда двигатель завелся, стоически полез в самолет. Ну да расстояние небольшое, покрыли минут за пятнадцать, да и летели над сушей. Так что вскоре мы скинули наши кожаные доспехи в комнатке местного телеграфа и засели у аппарата.
        Пока мы колотили телеграммы в Санкт-Петербург и русское посольство в Копенгагене, вокруг собиралась местная интеллигенция, поглазеть на такое чудо - премьера великой державы и знаменитого монаха-авиатора в глухом провинциальном городке. А что, с телевизорами тут напряженка, даже радио еще толком нет, газеты освещают события с изрядной задержкой, а тут такое событие! Наверное, так и останется в летописях - в 1332 году тут умер король Кристофер II, в 1667 женился Кристиан V, в 1716 проживал Петр I, а в 1908 свалились с небес Столыпин и Распутин.
        Первая же ответная телеграмма из посольства привела премьера в бешенство - еще бы, неизвестный дипломатический клерк только что порушил свою карьеру, выразив сомнение в том, что сам Столыпин может оказаться в богом забытой датской глуши, да еще в такой ранний час! Пришлось отправлять срочную в Питер, потребовав настучать по башке соням в копенгагенском посольстве и через двадцать минут тон сообщений радикально изменился. Более того, в игру вступила сама Мария Федоровна, по традиции гостившая у своих датских родственников и вокруг нас завертелась настоящая карусель - примчался местный полицмейстер с вопросами, не надо ли чего, явился представиться мэр или как он тут называется… В общем, натуральный переполох в курятнике. Отдав Петру Аркадьевичу честь переписки с высочайшими особами, сам отдался в руки местной акулы пера. Репортер, бедолага, чуть не поседел, когда понял, что я не только датского, но даже и немецкого не знаю и выспросить о таком эпическом событии никак не получится. Но надо отдать ему должное - еще до приезда коллег из крупных городов, он поднял округу на рога и сумел найти дядечку,
когда-то служившего в Петербурге и вполне сносно говорившего на русском.
        Когда я рассказал все животрепещущие подробности, Столыпин закончил переговоры по прямому проводу, а из местной школы явилась посмотреть на нас целая экскурсия, в порт влетела миноноска флота его величества Фредерика VIII, родного брата Марии Федоровны, и нас с триумфом погрузили на борт. А через каких-то шесть часов, посвященных морской болезни, сдали на руки встречающим в порту Копенгагена.
        Глава 17
        Мария Федоровна явилась встречать нас лично - на пристани стояла ее карета в сопровождении эскорта датских драгун. Я так понимаю, что и король бы сам примчался поздравить с такой плюхой ненавистным германцам, но дипломатический политес, то-се, вот только эскорт и выделил. Нас в царскую карету со всем вежеством господа морские офицеры и передали - им-то на этой дребезжащей скорлупке привычно, а нас крепко укачало, да так, что колыхания экипажа мы воспринимали как плавное движение.
        Король Фредерик за нумером восемь, родной брат Дагмары, за ограничения протокола отыгрался на обеде - частным порядком, разумеется. Высочайшие особы, все, как на подбор, Глюксбурги, Петр Аркадьич и аз, многогрешный. И вилок у каждого куверта штук по восемь. Ладно, Юрий Алексеевич Гагарин у британской королевы на приеме не сплоховал, и мы в грязь лицом не ударим. Слева направо, сначала небольшие для закуски, потом большие для основных блюд, всякие щипцы для устриц - даже не трогаем. Тут опыт нужен.
        Темой для разговора служил очередной мой эпический перелет, вернее, его последствия - вся Европа снова восхищалась “монахом-авиатором”, а ехидные газетчики через строчку совали шпильки Вильгельму. Особенно усердствовали французы с англичанами, им-то любое охлаждение между Россией и Германией только в плюс.
        Пока обедали, да политесы разводили, прилетело без малого полсотни телеграмм - из Питера, Берлина, от англичан - член палаты общин Рэндольф Скримджур и само собой Уинстон Черчилль. Сеген с Вуазеном вообще из штанов выпрыгивали - второй перелет, заказы на планеры и движки… Порадовал и Кристиан Фергюссон - народ снова за распутинским мерчем кинулся, пошли новые заказы самолетов, бабки рекой, но пенял, что экспромтом, с подготовкой можно выжать куда больше.
        - А что Извольский сообщает? - спросил я у Столыпина после обеда, когда мы уселись в курительной.
        Петр Аркадьевич бросил мимолетный взгляд на благодушно улыбающегося Фредерика, но, видимо, решил, что секретить тут нечего, и так завтра все будет в газетах.
        - Для начала, железную дорогу подозрительно быстро починили, - премьер даже крутнул ус, а мы понимающе улыбнулись.
        - Затем немцы согласились на кредиты сроком на десять, пятнадцать и двадцать лет.
        Йессс!!! Я чуть было не заорал и не двинул локтем вниз. Выгорело! Выгорело! Ай да Распутин, ай да сукин сын!
        - По боснийскому вопросу Извольский передал наши требования отдать Сербии восточную часть Боснии, населенную сербами. Немцы поначалу взвились, но посчитали возможные плюсы и минусы и согласились. Там еще идет финальное согласование.
        - И чем же господин министр их убедил? - повернулся к Столыпину король.
        - Во-первых, сербы не самое лояльное к Австрийской империи население, а тут они его передают в другую страну. Во-вторых, акт аннексии из одностороннего превращается в международный и тем самым, в-третьих, Турция получает против себя не только Австрию с далекой Германией за спиной, но и Сербию с Россией.
        Сербам, правда, и этого показалось мало, они возжелали получить все районы Боснии, населенные соплеменниками - а их хватало и на западе, но надо же понимать свои возможности! У них и так граница с Австрией километров четыреста, Белград австрийцы вообще из винтовок обстреливать могут, так нет, подай еще и кишку до Баня Луки! Как они эти лишние пятьсот километров оборонять будут, чем?
        Нет, халява развращает. Казалось бы - перепали тебе нежданно-негаданно здоровенный кусок земли и тысяч сто населения, так сиди и радуйся, а не разевай рот на что ты никак удержать не сможешь.
        Примерно так в ноте Извольского и объяснили ситуацию сербскому правительству. Верхушка во главе с королем надулась, но простой народ вышел на улицы праздновать воссоединение пусть пока с малым кусочком родины. Причем и в самой Сербии, и в Черногории, и в той части Боснии, что отходила к сербам, чем немедля воспользоались тамошние националисты и вылезли на празднование с лозунгами “Великой Сербии”. Некоторые горячие головы вообще требовали всех славянских земель южнее Дуная - вот в Болгарии-то удивились!
        Удивились и в Турции, но больше разобиделись и надулись, но турок-то понять можно - несмотря на тридцатилетнюю оккупацию Босния и Герцоговина де-юре османские. Так что со свободным проходом через Проливы у нас вопрос надолго закрыт. В обоих смыслах. Но кое-что из этой ситуации выжать можно и даже должно.
        - Петр Аркадьевич, а вы не считаете, что нам нужно неким образом показать туркам свою решимость и недовольство их позицией, помимо дипломатических нот, бесед с послами и прочей говорильни?
        - Предлагаете тамошних пашей из пулемета перестрелять? - неожиданно подъелдыкнула Мария Федоровна.
        А молодец тетка, умеет в трололо.
        - Полагаю, Ваше Величество, - поклонился я Дагмаре, - младотурки и без нашей помощи с этим управятся, больно резвые ребята. А вот Черноморский флот у нас, кажется, застоялся.
        - Хм… Произвести демонстрацию у проливов? Так державы взбеленятся, - нахмурился премьер. - Но идея мне нравится. Разве что… да, надо организовать визиты вежливости в Румынию и Болгарию. Отряд флота во главе с флагманом, вполне, вполне.
        - Пару-тройку старых миноносцев им продать, по дешевке, - дополнил я.
        Столыпин поднялся, извинился перед венценосными особами и помчался вершить мировую политику - глаза горят, усы топорщатся, считай, звездный час настал, человек впервые почувствовал, что значить быть в центре внимания всей Европы.
        Вскоре ушла и Мария Федоровна, а мы с нашим корольком на радостях накатили коньячку, после чего я тоже кинулся на телеграф - вершить политику финансовую. Любое обострение это же колебания на бирже, а тут такой мощный инсайд! Если Щекин и наши банковские структуры сыграют правильно, мы можем очень неплохо нажиться на левантийских бумагах.
        А если еще правильно подыграть, то можно пощипать и немецкий консорциум с французским названием Societe de Chemins de Fer Ottomans d’Anatolie - это как раз та самая железная дорога Берлин-Багдад. Немецким банкам лишние деньги ни к чему, а нам пригодятся. Правда, это заденет и французов, но на бирже союзников нет.
        Сколько я отбил и принял телеграмм, не помню, но машину запустил. Теперь вопрос чем себя занять - поезд у меня только завтра, дураков лететь в Англию на самолете нет, после таких приключений надо движок перебирать. Так что погрузять “Генералиссимуса Суворова” на платформу и домой, малой скоростью. До Германии два гвардейца его величества Фредерика довезут, а там Танеева примет.
        Мне же развеяться бы. Нет, не так как в Париже - с кокотками и Мулен Ружем, хочется высокой культуры.
        Сопровождал нас в гости к королю посол в Дании князь Кудашев. Иван Александрович вел себя, как истинный аристократ, не строил из себя буку, а внимательно и любезно меня выслушал. Несмотря на то, что был несколько выбит из колеи темпом событий - вот служишь ты в европейском захолустье, где главное событие приезд и отъезд вдовствующий русской царицы, а тут бац! свалились тебе на голову сразу Распутин и Столыпин. Что делать? Куды бечь?
        Когда я на голубом глазу предложил послу побыть моим гидом по столице, он мигом согласился. Сразу все стало понятно и привычно - есть высокопоставленные визитеры, их надо занять и развлечь.
        Мы взяли два экипажа - второй для охраны - отправились обозревать город. Амалиенборг - зимняя резиденция королей, в стиле Людовика XV. Замок Розенборг, старый город с ратушей и биржей… Все это мне быстро надоело, обычная старая Европа.
        - Есть у вас тут есть еще интересного? - поинтересовался я у посла
        - Можно отправиться в оперу. Сегодня дают Кармен, - начал обстоятельно отвечать Кудашев. - Еще посоветую варьете…
        - Нет, нет, неблагоуветливо, в Париже накушался - прервал я Ивана Александровича. Мой взгляд остановился на афишной тумбе рядом с уличным перекрестком. Среди пестрых афиш с рекламой цирка, синематографа и театров я неожиданно прочитал крупный заголовок Probleme der modernen Physik, под которым красовалась фотография усатого очкарика. Подпись под портретом гласила - Max Karl Ernst Ludwig Planck. Это что, тот самый Планк? Великий физик, изобретатель квантовой теории.
        - Что там на афише? - я невежливо ткнул пальцем в сторону тумбы.
        - С лекциями в Копенгаген - Кудашев прищурился, читая мелкий шрифт - Прибыл немецкий ученый, чьи взгляды перевернули наше представление об устройстве вселенной.
        - Вселенная это душеспасительно. Едем, глянем на немца
        ****
        Народу в зал датской академии наук набилось битком. Люди стояли в проходах, у самой кафедры, где должен был выступать Планк толпились газетчики.
        Для нас, разумеется, место мигом нашлось - все-таки личные гости короля, но не в первом ряду.
        - Я конечно, переведу - посол тяжело вздохнул - Но Григорий Ефимович, вынужден предупредить, что в физических терминах я не силен.
        Зал захлопал, на кафедру под вспышки фотоаппаратов зашел невысокий мужчина в хорошем твидовом костюме. Я пригляделся - вроде он, а вроде и не он. Какое-то несоответствие с фотографией на афише. Впрочем, сейчас фото в газете так внешность перевирает, не дай бог, до hi-res еще лет сто…
        Лектором Планк оказался экспрессивным, много размахивал руками. Быстро чертил на доске мелом, писал формулы. Слушатели еле успевали за ученым, а вот Кудашев не успевал совсем. Я понимал с пятое на десятое, но тем не менее спокойно досидел до конца лекции, когда начался аттракцион “вопросы и ответы”.
        Первый же вопрос был от какого-то датского ученого с длинным именем, которому все отдельно похлопали. Толстячок в пиджаке со следами то ли мела, то ли сигарного пепла на лацканах долго о чем-то спрашивал лектора, тыкая рукой в одну из формул на доске.
        - Господа! - Планк в удивлении развел руками - Я почитал Копенгаген серьезным научным городом, с большой физической школой…
        Я увидел как толстячок пошел красными пятнами.
        - …а тут такой простой вопрос, на который может ответить даже мой шофер.
        Лектор сделал эффектный жест в зал и там поднялся усатый мужик в автомобильной куртке, из карманов которой торчали шоферские очки и перчатки. Громким, поставленным голосом он начал отвечать толстяку, тыкая уже в какие-то другие формулы на доске.
        У публики вытянулись лица. Вот это афронт!
        И тут я неполиткорректно заржал. На весь зал. Ко мне начали оборачиваться, Кудашев дернул меня за пиджак.
        - Что вы делаете?!?
        - Херрен! - громко произнес я - Дас ист Фантастиш!
        Я встал, начал пробираться к “водиле”.
        - Херр Планк! Гиб мир битте айн аутограф! - я протянул ученому свою записную книжку и паркер для автографа - Фантастиш мистификайшн!
        Тут-то до народа и дошло. Лекцию по физике читал нахватавшийся шофер Планка, а сам он сидел в зале, изображая водителя.
        Поднялся хохот, шум…
        - Herr Rasputin? - Планк мне улыбнулся, поставил размашистую подпись
        - Йа, йа, - пробормотал я, разглядывая вскочивший на ноги зал. И как теперь отсюда выбираться?
        *****
        Фергюссон встретил, как родного - заявился прямо на причал, куда ошвартовался пароход из Дании.
        Мало того, что он был хорошим парнем и надежным деловым партнером, так теперь считал себя обязанным. Я, честно говоря, даже сразу не понял, а он объяснил - папа-то его, член Палаты Общин, сынка пристроил управлять поместьем и увлечения воздухоплаванием не одобрял. А кто платит, тот и заказывает музыку и Кристиан страдал. Зажрался, не без этого - сын английского лендлорда это ныне самая верхушка “золотого” даже не “миллиарда”, а “ста миллионов”. А вот бизнес на имени Распутина дали Крису собственный и немалых доход, так что он с чистой душой (но под ворчание родителя) передоверил родовое имение нанятому профессионалу и занялся любимым делом.
        - Как там Олимпиада?
        - Все по плану, Грег, лодка куплена, моторы установлены.
        - Что за лодка?
        - Скоростная, постройки сэра Джона Торнкрофта, нашего знаменитого корабела, - с гордостью поведал Фергюссон.
        - А соперники кто?
        - Две французские лодки, две английские и еще одна такая же от Торнкрофта, на ней будет выступать его сын.
        - Такая же? - подозрительно спросил я, для сынка, небось, лодочку получше сделал…
        - В точности! Сэр Джон и Айзек, его сын - настоящие спортсмэны, мы разыграли лодки по жребию.
        - Ну что же, пойдем, посмотрим.
        В сарае на берегу Темзы на деревянных подставках стояла лодка, очень похожая на скоростные моторки моего времени, только раза в три побольше. Обшивка деревянная, из легкого дюраля тут пока не строят. Ладно, подумаем, что тут можно сделать… Я провел ладонью по борту, тут же хватанул занозу и с ругательствами выгрыз ее зубами. Они что, совсем не заглаживают поверхность? О! А это идея!
        - Крис, сколько времени у нас до гонок? И какой план?
        В Англию я прибыл не просто так. Надо было закрепить эффект от перелета в Данию и договориться о поставках самолетов, да и о новых инвестициях. Два авиазавода в России требовали масштабных вливаний, так почему бы не профинансировать их англичанам? Выпустим облигации, пущай лондонские воротилы покупают. Под это дело и государственных впихнем - поди, Янжул не будет против новых доходов бюджета. А англичан все это привяжет к нам почище любой Антанты. Своих должников надо холить и лелеять.
        - От трех дней до недели, раньше погода не устоится. Гонка прямо напротив Саутенда, в устье Темзы, там глубины небольшие. Пять кругов между двумя поворотными точками, расстояние восемь миль..
        Так, восемь на пять, да в километры… семьдесят четыре.
        - А скорость?
        - Двадцать узлов, сэр! - изобразил матроса-служаку Фергюссон.
        - Вольно! Тогда так. Найми рабочих, чтобы отшлифовали борт и покрыли его лаком.
        - Зачем?
        - Трение. Шершавый борт за собой воду тащит, отделка для скольжения важна. Да, и покрасить полосами под российский флаг.
        Крис хмыкнул, но в книжечку записал. А я полез внутрь. Мать твою, они на прогулку собрались? Диванчики, рундучки и хрен знает чего еще понатыкано. Да, слабо тут пока представляют спортивный снаряд.
        - Сколько экипаж?
        - Два человека, рулевой и механик, но Айзек, как я выяснил берет третьего - вычерпывать воду.
        - Отлично, я пойду черпальщиком.
        - Вообще-то это перетяжеляет лодку, - с сомнением оглядел меня англичанин.
        - А ты выкинь всю эту мишуру, у нас гонка, а не пикник.
        Через три дня лодка преобразилась - все скошено, зализано, подобрано, все готово для рывка. По моему настоянию еще поставили лобовое стекло, чтобы головы экипажа не торчали над корпусом. Лишнего выкинули почти на двести кило, так что мой вес роли не сыграет. А удобства… удобства потом вернем на место. Я еще раз оглядел лодку - ну чисто торпедный катер! Кстати, надо бы нам озаботится - кораблик дешевый, а шороху навести может.
        Гонку назначили на пятый день, перед ней мы совершили пару пробных ездок, по результатам переставили кое-что еще. “Агентура” Фергюссона добыла данные о движках конкурентов - чуть мощнее одного нашего двигателя, но сильно уступают паре. Значит, пойдем со старта на одном, чтобы сразу не раскрывать карты. Ну и резерв на случай поломки.
        - Экипажи по местам! - прокричал в рупор благообразный джентльмен. - Лодки на линию старта!
        Военно-морской оркестр грянул какую-то развеселую моряцкую мелодию. Точно, я ее слышал еще в школе, как раз отмечали пятьдесят лет бабушки Елизаветы на троне, так вся семейка - Филипп, Чарльз, Уильям, Гарри, Кейт и камилла под нее аж приплясывали на трибуне. Ну так и нам, значит, не зазорно.
        Господа спортсмэны попрыгали в лодки, наш экипаж к зависти остальных тут же нацепил “распутинские” шлемы и очки. Публика засвистела, заволновалась. Народу на “регату” собралось прилично, весь берег был забит лондонцами. Присутствовала и русская делегация - я заметил развивающийся российский триколор.
        Судья на старте поднял флаг.
        - Go!
        Механик двинул рычаг вперед, позади вспенился белый бурун, полетели брызги и вокруг лодки встали каскады маленьких радуг.
        Бли-ин, надо что-то со звукоизоляцией делать, в воздухе рев не так заметен, корпус, что ли, резонирует? Пока я там вслушивался и всматривался в мотор, Торнкрофт на Gyrinus ускакал вперед по волнам, следом неслись Quicksilver и самая маленькая из всех четырех Wolseley-Siddely, а мы замыкали. Нашу лодку назвали броско - “Москва”.
        Вода, брызги, рев, широченные усы пены справа и слева, легкие рвет набегающий воздух… Э-ге-гей!
        - Мы отстаем, Крис, - проорал я в ухо компаньону.
        Тот сделал успокаивающий жест и махнул механику. Рев немного усилился, а я пытался понять, позволит ли нам эта небольшая прибавка догнать лидера. Но брызгами в лодку заносило изрядно воды и вскоре я занялся своим основным делом - черпанием.
        На повороте Крис показал класс - эти двое насобачились проходить впритирочку к бую, когда остальные давали широкую дугу. К третьему кругу мы вышли вперед и уверенно наращивали преимущество, пока в работе движка не послышались перебои.
        Фергюссон тревожно оглянулся на механика, тот развел руками.
        - Переключаемся?
        - Да!
        Рев затих, потом взвился снова - заработал второй движок, но за эти небольшие секунду Торнкрофты опасно приблизились. Крис напряженно крутил штурвальчик, покусывая губы и не давая себе оглядываться на преследователей. Механик лихорадочно, не обращая внимание на скачки с волны на волну, копался в моторе.
        На финальную прямую мы вышли бок о бок, оставив всех остальных далеко позади. Английский экипаж уступал нам полкорпуса, но был настроен решительно. До финиша оставалось четыре мили, когда механик ткнул меня в бок и поднял большой палец.
        - Заводи! Заводи оба! - заорал я так, что обернулся Крис.
        Он сразу въехал и подтвердил мою команду. Рев заложил уши и лодка ощутимо прибавила в скорости, разбивая надежды Торнкрофтов.
        *****
        Нашу победу сразу попытались опротестовать. Сэры Джон и Айзек оказались вовсе ненастоящими “спортсмэнами” - тут же подали жалобы. Два мотора! Совсем не фэйр плей.
        Жалобу разбирал лично президент Международного олимпийского комитета. Пьер де Кубертен. Типичный куртуазный француз, с распушенными усами быстро просмотрел регламент состязаний, пожал плечами:
        - Господа, тут нет запрета на два мотора. Это моя недоработка.
        Англичане заволновались, начали наседать на председателя. К Джону и Айзеку присоединились с протестами и соотечественники де Кубертена. Но тот был непреклонен:
        - На следующих играх запретим подобную практику, но сейчас, господа, ничем не могу помочь. Команда сэра Фергюссона объявляется победителями.
        Никаких гонок на моторных лодках в следующих играх не будет - это я помнил точно. Зато будет полно парусных, гребных регат.
        - Предлагаю разделить нашу награду с командой господина Айзека - я вмешался в спор и попытался сгладить ситуацию. Какое там… Торнкрофты разобиделись и ушли прочь подзуживать толпу. А ее негативно настраивать и не потребовалось - ну как же… какой-то Распутин влез, устроил морской нации олимпийский позор.
        Лицо короля Георга при вручении наград тоже было кислым. Парадный зал Букингемского дворца был практически пуст - несколько чиновников, и мои два “заклятых” друга. Уинстон Черчилль и Рэндольф Скримджур. Англичане уже знали про бульгуминскую нефть и сразу после награждения начали играть в плохого и хорошего следователя.
        Уинстон прозрачно намекал на оказанные услуги - помощь с продажей технологий нитрования толуола и моторного завода Уолсли Моторс. Скримджур невнятно грозил разрывом соглашения по Антанте - это при том, что именно британцы больше всех выпрыгивали из штанов ради этого союза. Я же только посмеивался про себя:
        - Господа, концессии в Бульгуме обсуждать возможно, я поговорю с нашим премьер-министром. Но слышал я, что братья Виккерсы и Герберт Остин ведут работы над дизельным мотором. Патент на него они даже отказываются предлагать нами.
        Намек был понят, англичане переглянулись, покивали. Пока мало кто понимает важность автомобильных двигателей. Как и авиастроение все проходит у головах элит по разряду “чем бы дитя не тешилось”, “прогресс - о, это круто!”.
        - Я поговорю с Гербертом - Скримджур нервно хрустнул пальцами - Но решение по концессии в Бульгуме надо принять до Рождества!
        Глава 18
        По случаю поездки в Лондон Антипка Стрельцов вместо колонистской блузы был обряжен в приличный твидовый костюмчик, гетры, новенькие ботинки и кепку с ушами. Единственно, что он наотрез отказался носить, так это галстук - жаловался и все время ныл, что натирает и головой вертеть неудобно, и теперь щеголял в понтовом шейном платке из натурального шелка. А что, заслужил - золотая олимпийская медаль в стрельбе!
        - Ну что, брат Антипка, - полуобнял я мальчишку за плечи, когда мы встретились после окончания моего официоза, - чего желаешь в награду?
        - Пистолет! - выпалил ломающимся баском парень и, вдруг засмущавшись, добавил: - И на Шерлока Холмса посмотреть!
        - Да? Ну пошли.
        Портье быстренько начеркал нам путь в сторону Риджент-парка, объяснив, где по пути будут оружейные магазины, и мы двинулись. Вслед нам пару раз пыхнул магний, причем зуб на откол, охотились не за мной, а за Антипом. Я-то что, водолив у аглицкого лорда, а вот он настоящая звезда - газетчики окрестили коренного москвича “сибирским охотником из таинственной taiga”, а одна газетенка даже договорилась до того, что свои потрясающие способности Стрельцов приобрел вследствие падения Тунгусского метеорита. Акулы пера и шакалы ротационных машин, РЕН-ТВ на них нет.
        В окружении охраны и невзирая на мелкий лондонский не то дождь, не то морось - город сегодня показывал нам классическую британскую погоду, туманный Альбион во всей красе - мы весело топали по улицам на север. Суетились на улицах кэбы, время от времени проскальзывали авто, даже знаменитые двухэтажные автобусы были наполовину конными - не везде еще стальной конь пришел на смену английской лошадке. И чем больше мы удалялись от центра, тем меньше становилось машин, а на углу с Дорсет-стрит мы даже увидели двух всадников.
        А на следующем перекрестке Антипа постигло ужасное разочарование. Он шел, отмечая номера по нечетной стороне и чуть не подпрыгивая от предвкушения, но после восемьдесят пятого дома Бейкер стрит закончилась и началась Йорк-плейс. Парень не мог поверить в такое коварство и дотащил меня дальше, до Аппер-Бейкер-стрит, но она тоже стартовала с первого номера…
        Дома 221-Б не было. Вообще, в принципе.
        Антипка печально слушал мои объяснения, что Холмс литературный герой, вымышленный персонаж, что сэр Конан-Дойль все придумал, да, наверное, парень и сам все понимал, но в глубине души надеялся увидеть дом знаменитого сыщика и, чем черт не шутит, и его самого… Современные мне британцы, кстати, не подкачали - специально вкарячили в улицу дом 221-Б и создали там музейчик.
        Утешаться мы пошли в оружейный магазин. Ну в самом деле, что еще может поднять настроение мужчине? Только холодная сталь с клеймами. После первых двух-трех фраз, когда мы отказались от охотничьих ружей “Джеффрей”, “Эванс”, “Парди” и даже “Холланд-Холланд”, продавец опознал в Антипе олимпийского чемпиона и развил бурную деятельность. Он выкатил все мало-мальски подходящие под описания стволы, а пока Стрельцов рассматривал кучи пистолетов и револьверов, успел уведомить хозяина и фотографа. Так что несмотря на покупку двух браунингов - побольше и поменьше, - на групповом фото мы сжимали в руках нарезные “слонобои”. Хозяин заверил нас, что завтра же на магазине будет висеть плакат “У нас покупают олимпийские чемпионы по стрельбе”, и продал нам всего один пистолет, второй пошел как подарок.
        Рассовав железо по карманам, мы вышли на улицу - дождь почти прекратился, так что не было необходимости задирать воротники.
        На дымном метро доехали до Тауэра. Посмотрели замок, знаменитых черных воронов.
        - Хорошо у них тут устроено, живи не хочу, - оглядев лондонский люд высказал мне Антипка.
        - Э-э-э, брат, ты не путай туризм с эмиграцией!
        - Чего?
        - Ты здесь гость. А гостям, как положено - лучшее место и лучший кусок. Во всяком случае, что ты здесь видел? Гостиницу, стрельбище, центр города. Рабочих районов тебе не показывали и приютов тоже.
        - А давайте посмотрим, Григорий Ефимович? - простодушно предложил Антип.
        Я оглянулся на старшего охранника - Евлампия Земляного. Тот пожал плечами.
        - А давай.
        Четыре километра до Ист-энда со знаменитыми лондонскими доками два кэба проехали за полчаса. И еще полчаса Антип во все глаза смотрел на жителей пролетарских кварталов - почти таких же, как в Москве и Петербурге, разве что шляп и галстуков побольше. А так - рабочие блузы, грязноватые штаны и пиджаки, кепки, тяжелые взгляды на нас.
        - Сытые.
        Антипка не впечатлился английскими пролетариями.
        - И наглые какие-то…
        Стоило нам повернуть на перекрестке, как сразу несколько человек с дубинками в руках, кинулись к нам. Бегущий впереди статный мужчина с красным лицом громко крикнул:
        - Стоять! Вы арестованы!
        Охрана подтянулась ближе, Евлампий вытащил револьвер. Это отрезвило бегущих, они резко затормозили.
        - Полиция!
        Красномордый ткнул палкой в сторону Земляного:
        - Убери револьвер! Я констебль Дарви.
        - Вы можете подтвердить свои полномочия? - начал с главного я.
        - Я их подтвержу вам в участке Баркинга! - отрезал констебль. - Будут вам полномочия какие угодно.
        - Баркинг это же даже не пригород? Что вы делаете в зоне ответственности лондонской полиции?
        - Не ваше дело! Уберите оружие.
        Красномордый, встретив уверенное спокойствие, замешкался, не зная, что делать. Его соратники так и вовсе сбились в кучу и попрятались один за другого. Пятеро против пятерых - не взлетит.
        - Будьте добры, покажите ваш значок, или удостоверение, или что должны показывать полицейские в штатском, - давить и давить, пока у них сомнения, пока ситуация в нашу пользу.
        Он сунул было руку во внутренний карман пиджака, собираясь выполнить мою просьбу, но вдруг передумал и повторил требование проследовать в Баркинг. Его поведение и тон подтверждали недавно написанное свежим нобелевским лауреатом Киплингом - “основой подавляющего большинства расположенных на суше английских учреждений служит герметически непроницаемый пласт махрового разгильдяйства”.
        - Полномочия, будьте добры, - повторил я сухо. - Откуда мне знать, что вы полицейский, а не обычный бродяга?
        За спиной уже открыто хихикали охранники, а рядом скалился Антипка.
        - Коли вы мне не доверяете, проследуйте в участок Баркинга! - он произнес это с таким воодушевлением, будто пел “Боже, храни королеву!”.
        - Мне что, мотаться через весь город каждый раз, когда незнамо кто вздумает объявить себя констеблем?
        Повисло тяжелое молчание.
        - Господа, мы уходим - я кивнул Евлампию и мы бочком, бочком начали отходить в сторону.
        Полицейские за нами не пошли, констебль Дарви лишь напряженно смотрел на меня, соображая, как сохранить лицо перед подчиненными.
        - Если вы хотите, чтобы было все официально, приходите с ордером в гостиницу Ноттингем Плейс, - не стал я добивать разгильдяя. - Мы остановились там.
        *****
        Вернувшись в отель, я тут же вызвал “на ковер” недавно назначенного посольского резидента КГБ в Лондоне, бывшего участника революционного движения, а затем важную фигуру в царской охранке - Аркадия Михайловича Гартинга. Лысый, полноватый выкрест производил странное впечатление. С одной стороны - явно компетентный, умный, с “подходом”. Вывалил на меня кучу поздравлений в связи с победой на Олимпиаде, сделал несколько выверенных политических прогнозов по нынешней ситуации в Европе. Как аналитик весьма неплох. С другой стороны… Бегающий взгляд, что-то неуловимо “вражское” в поведении. Гартинга в моей истории быстро отправили на покой. Сразу после того, как узнали, что во Франции он был фактически двойным агентом - готовил покушение на Александра III. Мутная личность.
        - Так что же удивляться? - развел руками Аркадий Михайлович, после того, как я ему рассказал историю с полицейскими из Баркинга - В Эссексе осели Владимир Александрович и Ник Ник. Великие князья снимают там поместье Грейт Дикстер…
        - Вдвоем? - удивился я.
        - И семьи перевезли - покивал Гартинг - Всех местных прикормили, не подступишься. Я уже докладывал Туркестанову
        Странно. Ничего подобного глава КГБ мне не сообщал.
        - И “семь пудов августейшего мяса” к ним недавно заглядывал - продолжал преданно смотреть на меня Гартинг - Что-то готовится.
        Еще этого французского “сидельца” мне не хватало в этом натюрморте.
        - Надо выяснить что готовится, - твердо произнес я - Считайте это вашим главным заданием. Приказ по линии комитета я пробью.
        - Сразу как получу указания, приступлю к работе. Лично выеду в Эссекс и буду контролировать операцию. Внедрим кого-нибудь из прислуги в поместье, попробуем перехватить письма на почте.
        - Новые шифровальные книги вам в посольство привезли? - я решил сменить тему. Уверенности в успехе операции у меня не было, собственно, как и уверенности в самом Гартинге. Как бы он вообще не работал на Великих князей. Логику назначения Аркадия Михайловича я понимал - у Туркестанова в ведомстве был жесточайший кадровый голод. Вроде бы и слили жандармерию с охранкой, минимально почистив их предварительно. Сотрудников много. А работать некому. Вот и приходится бросать на амбразуры “гартингов”, пока новая поросль службистов не выпустится из новообразованной комитетской школы.
        - Привезли. Не понимаю эту срочность со сменой шифров, - Аркадий Михайлович тяжело вздохнул - Еще обязали заняться перехватом радиотелеграфных сообщений с Даунинг-стрит. Даже не знаю, как к этому подступиться…
        - Есть у меня специалисты в Сызрани. На радиотелеграфном заводе. Пришлю их к тебе, покумекаете, как сделать ответвления от линий.
        Я себе пометил - направление с Берлином еще важнее, чем с Лондоном. Там перехват сообщений даст намного больше.
        - А найдут? Поссоримся с союзниками - Гартинг явно не хотел работать в этом направлении.
        Нет, с таким резидентом у нас тут ничего не взлетит. Спецслужбы заполнены каким-то просто случайными людьми, если не предателями, то могущими стать таковыми… И реформа пока идет со скрипом.
        *****
        Стоило только отпустить Гартинга, как явился новый визитер, целый граф, да какой! Сам Бертран Рассел, внук премьер-министра, один из знаменитых философов ХХ века! Причем с приглашением выступить в Фабианском обществе - очень английские “постепенные социалисты” заинтересовались практикой “небесников” в России. Да только времени не было, долго задерживаться в Ноттингем-Плейс я не стал. А ну как Дарви и правда получит ордер? Если Великие князья сумели коррумпировать английскую полицию, что им стоит прикупить себе и эссекского судью? Не стоит искушать судьбу.
        Вот я и готовился к отъезду, так что поговорили мы с сэром Расселом, которому было всего тридцать шесть лет, то есть почти ровесником моего здешнего тела, буквально “на чемоданах”. Кругом носились горничные и белл-бои, укладывли барахло и вытаскивали багаж вниз, время от времени с последними вопросами прибегали оставшиеся еще в Лондоне члены олимпийской команды - не все смогли досидеть до конца, игры шли ни много ни мало а целых три с половиной месяца! Никаких командировочных не хватит.
        Рассел и сам видел всю эту суматоху и потому вскоре откланялся, но уже с ответным приглашением приехать в Россию, причем в виде “открытого листа” - мы будем рады принять хоть пять, хоть десять фабианцев. Среди них были весьма интересные личности, хотя бы Герберт Уэлс или Бернард Шоу, а потом этот “клуб по интересом” стал неким мозговым центром для лейбористской партии. Интересные союзники могут получится. жаль, что так на бегу не удалось пообщаться.
        Раздав все указания, я наконец отправился в Россию вместе с олимпийцами. Тоже морем, нечего зазря дразнить немцев с австрийцами. Пароход выбрали шведский, чтобы гарантированно без заходов в германские порты. Да так и дешевле оказалось, прямой пакетбот из Лондона в Петербург стоил раза в два дороже.
        Корабль гуднул на прощание и буксиры потащили его из лабиринта лондонских доков, пристаней, эллингов и прочей морской инфраструктуры сердца мира - да, пока оно здесь, еще не случились две мировые войны и никому пока не под силу оспорить положение империи, над которой не заходит солнце. Но звоночек англо-бурской войны уже прозвучал и те, кто поумнее, особенно за океаном, начинают прикидывать, как половчее вышибить стул из-под имперской задницы. А что при этом погибнут миллионы людей - фигня, тут серьезные люди о серьезных деньгах думают.
        Вот черт, хотел расслабиться “в морском круизе”, а мысли все равно на мировую войну поворачивают. Надо срочно выбросить все из головы и просто дышать морским воздухом, пока погода позволяет. а то налетит шквал в Северном море и сиди себе в каюте, кутайся в плед. Я поднялся на прогулочную палубу и двинулся от носа к корме, обозревая на прощание Англию. В голосе сложился глупейший стишок:
        Слева Эссекс, справа Кент
        То империи фрагмент,
        Прямо Темза, сзади Лондон -
        Вот такой антаблемент.
        И как обычно бывает, такая фигня прилепилась надолго. Так я и бурчал его до самого Саутэнда, места олимпийской славы, где пароход покинули лоцман, буксиры и таможенники, далее мы двинулись в морские просторы самостоятельно.
        - Сзади Эссекс, сзади Кент…
        - Прошу прощения, господин Распутин? - окликнул меня ломающийся юношеский басок.
        Я повернулся к человеку, коему был благодарен уже за то, что он сбил меня с этого бреда. Совсем молодой человек, лет девятнадцати-двадцати, впрочем, в это время такой возраст считается взрослым, многие с четырнадцати-пятнадцати работают по взрослой норме, а кто и женится. Несколько вытянутое лицо, чуть пухлые по-детски щеки и слабая растительность над верхней губой.
        - Да, это я - кивнул охране, чтобы пропустили
        - Вас-то мне и надо! - радостно воскликнул юноша, но смутился и продолжил уже спокойнее. - Извините, я не представился, Сикорский, Игорь Иванович, студент Киевского политехнического института…
        Сикорский? Игорь? Киев? Неужто тот самый? Я никогда не видел его портретов, но уж такую фамилию знал. И следующие слова подтвердили мою догадку:
        - … состою в воздухоплавательной секции механического кружка профессора Артемьева. У меня построена модель винтокрылой машины, она даже оторвалась от земли, но двигатель недостаточно мощный…
        Энтузиаст. Прямо с первых слов, не успев толком представиться, начал вываливать на меня детали своего увлечения. Ну да ладно, я-то знаю, куда этот энтузиазм направить.
        - Игорь… Иванович, - взял я застрявшего на середине фразы студента за локоть, - я тут уже несколько часов гуляю, продрог малость. Вы не будете возражать, если мы наш разговор продолжим за ужином? Я попрошу стюарда, чтобы нас посадили вместе.
        Сикорский проглотил недовысказанное и с жаром согласился, но в самый последний момент его пробила еще одна мысль и он запнулся.
        - Видите ли, Григорий Ефимович, я… я путешествую вместе с отцом…
        - И вам неудобно оставить его одного?
        Игорь с облегчением кивнул.
        - За чем же дело стало? Сядем все вместе, ну и познакомимся заодно.
        Штампуют их, что ли? Вся здешняя профессура выглядит как близнецы - костюм, галстук, бородка, очки опционально. Не стал исключением и папа Игоря, Иван Алексеевич. Он тут же насел на меня с вопросами о деятельности колоний, поскольку профессионально интересовался “детьми, трудными в воспитательном отношении”, как он сам выразился. Я, сколько мог, просвещал его, а Сикорский-младший страдал - отец полностью завладел моим вниманием и не давал вставить ни словечка о летательных аппаратах. Целый штатский генерал, то бишь действительный статский советник, оказался весьма увлеченным психиатром, не менее, чем его сын - фанатом авиации. Он выведал у меня все, что я помнил, вытребовал адрес Шацкого, к которому вознамерился съездить и посмотреть “как поставлено дело исправления нравственного недоразвития”и уже совсем было принялся разбирать Небесную Россию как “национально-русский проект”. Похоже, одним ужином мы не отделаемся, подумал я, глядя на заскучавшую молодежь. О, точно!
        - Иван Алексеевич, а вот насчет колоний, совсем запамятовал - вот же вам прекрасный источник, Антип Стрельцов.
        - Прошу прощения? - уставил браду профессор.
        - Воспитанник московской колонии, все середения, так сказать, из первых рук.
        Я подмигнул Антипу - выручай, мол, он вздохнул и подсел ближе к Сикорскому-старшему. А за меня принялся Сикорский-младший. Восторги моими перелетами я оборвал и предложил сразу перейти к делу. Что мне нужно от Игоря. я знал, а вот что ему нужно от меня, еще не успел узнать.
        Задачка решилась просто - двигатель. Сызранский двигатель, который можно поставить на винтокрыл. Мощности, по прикидкам студента, должно хватить на подъем машины с пилотом. Так, если я правильно помню, первые толковые вертолеты появились только на рубеже Второй мировой войны, плюс-минус. Значит, сейчас это не вполне нужное направление. Ну даже предположим, что Игорь за шесть лет построит стрекоталку и она сможет тащить пилота. А высота, а дальность какая будут? А от истребителей как отбиваться? Сдается мне, что в грядущей войне потенциала у вертолета нет, так, бесполезная игрушка, разве что морская авиаразведка - выискивать вражеские подлодки и прочее. Но самолеты сейчас важнее. Вот и попробуем.
        - Игорь, у меня к вам есть деловое предложение. Я, как вы знаете, летаю на аэропланах и вижу в них большое будущее, причем довольно близкое. А вот аппараты вертикального взлета это пока дальняя перспектива.
        Он попытался было возразить, но я решительно отмел эту попытку, выставив вперед ладонь.
        - Нет, работу в этом направлении прекращать не надо, но России вскоре потребуются сотни, если не тысячи аэропланов. В том числе и тяжелых, многомоторных. Страна у нас большая, представьте, как ускорится доставка почты или ценных грузов! - говорить о том, что адски ускорится доставка взрывчатых веществ на головы противников я посчитал пока что преждевременным.
        - У меня есть двигатели. В Гатчине ведется работа над планерами. Я предлагаю вам перевод в Питерский политех и работу в Гатчине в качестве конструктора, с перспективой стать главным конструктором авиапарка.
        - Но винтокрыл…
        - У главного конструктора возможностей работать над своим проектом куда больше, чем у члена кружка воздухоплавания. А коли будет результат - так я и вложусь первым.
        - Я согласен!
        - Но первым делом - самолеты!
        Последнее я произнес громко и тут же поймал взгляд привлекательной дамы в муаровом платье за соседним столом. Шатенка с зелеными глазами даже отложила приборы, так заинтересовался моей фразой.
        Я ей подмигнул, пропел:
        - …Мы, друзья, перелетные птицы.
        Только быт наш одним нехорош,
        На земле не успели жениться,
        А на небе жены не найдешь…
        Тут уже приборы отложили почти все пассажиры, младший Сикорский покраснел, спросил:
        - Это новая песня?
        - Да. Специально для пилотов один композитор написал - я оглядел кают-кампанию - Слушайте припев:
        Потому, потому, что мы - пилоты!
        Небо - наш, небо - наш родимый дом!
        Первым делом, первым делом - самолеты,
        Ну, а девушки? А девушки - потом.
        Глава 19
        - …Нежный образ в мечтах приголубишь,
        Наташа потянулась в постели, одеяло приоткрыло ее небольшую грудь с крупными сосками. Я потянулся к ней, но был остановлен.
        - Как там дальше? Ну же….
        - Хочешь сердце навеки отдать - я попытался стянуть ниже одеяло, но и тут потерпел фиаско.
        - Вспомнила! Нынче встретишь, увидишь, полюбишь, а наутро пора улетать. Правильно?
        - Правильно - я все-таки смог запустить руку под одеяло, но укоризненный взгляд Натальи Бенкендорф меня почему-то смутил и я окончательно прекратил все попытки добраться до тела девушки.
        - Ночью, милочка, ты вела себя иначе!
        Это фраза получилась немного резче, чем я хотел. Я встал, начал одеваться. Корабль немного штормило и попасть ногой в штанину было не так уж и просто.
        - Ночью все бывает иначе - Наталья закуталась в одеяло, села в кровати - Ты, Григорий, конечно из кавалеристов нутром. Такую быструю атаку на меня устроил…
        Дочка нашего английского посла Александра Бенкендорфа - та самая зеленоглазая шатенка в муаровом платье - возвращалась в Россию на том же судне, на котором мы бежали из Туманного Альбиона. После ужина, пассажиры первого класса отправились к роялю, где от меня потребовали слов песни. Наталья села за инструмент и довольно быстро подобрала ноты. И понеслось. Песня соло, песня хором… Шампанское, еще шампанское…
        - Ты же не думаешь, что у нас все серьезно - Наталья спустила ноги с кровати. Они у нее были что надо - стройные, длинные… - Я слышала о твоих амурных похождениях. Собственно, о них вся столица судачит.
        - Ложь и поклеп - на автомате произнес я
        - Так всем и отвечай дальше - хмыкнула девушка
        - Это правда, что твой отец не говорит по-русски - я постарался быстро спрыгнуть со скользкой темы и перевести разговор
        - Ложь и поклеп - засмеялась Наталья - Папа плохо пишет по-русски, Его императорское величество разрешил подавать отчеты на французском. По-русски он говорит хорошо. А кто это тебе, кстати, рассказал? Гартинг?
        - А ты проницательна
        - Этот субъект как приехал в Лондон сразу стал рыть под отца. Пишет кляузы Извольскому, Туркестанову…
        И тут серпентарий. Террариум единомышленников, прости господи.
        - Посольский корпус будем менять - я пожал плечами - Засиделись вы в своих Лондонах, забыли о стране, которой служите. Отчеты на французском строчите…
        - Это неправда! - Наталья раскраснелась, вскочила на ноги. Одеяло упало, девушка взвизгнула, прыгнула обратно в постель.
        - Большего патриота, чем отец - вам не сыскать. Признавайся, Григорий, ты бы хотел чтобы граф к тебе на поклон бежал, правда? Как датский посол или французский…
        - Французский как раз не на поклон заявлялся - буркнул я - Возомнили себе черти что… Константинополь им подавай!
        - Папа будет раздавлен отставкой - Наталья тяжело вздохнула, посмотрела на меня жалостливо - Может есть возможность оставить его на службе?
        - Дипломатическому корпусу нужен свой институт - задумался я - Готовить новые кадры.Твой отец согласится возглавить такое заведение?
        - Ты чудо! - девушка, скинув одеяло, бросилась мне на грудь
        *****
        С корабля мы попали, что называется, на бал - в самый разгул милитаристского и ультрапатриотического угара. Публика весьма нервно отреагировала на происшествия в Хайлигендамме, аннексию Боснии и Герцоговины, невнятные дипломатические маневры и последовавшие за этим демарши Турции насчет проливов.
        Обиженная в своих лучших чувствах общественность требовала вломить супостатам со всей русской силушкой. Но подсознательно понимая, что взвесить люлей Германии дело маловероятное, патриотическая общественность на роль мальчика для битья назначила Турцию. Хотя я подозревал, что здесь не обошлось без главных интересантов обретения проливов, которое завуалированно именовалось “водружением православного креста над Святой Софией”. Проливы в первую голову были нужны касте зерноторговцев, ибо экспорт русского хлеба шел в основном через черноморские порты и далее по Средиземному морю во Францию. И все милюковские крики про историческую миссию, освобождение единоверцев и так далее имели в основе очень неслабый финансовый интерес.
        Так и сейчас, судя по широте размаха и подготовленности “волеизъявления масс”, играли деньги - в некоторых местах, как сообщили разосланные по городу в дозоры колонисты, участникам даже раздавали заранее привезенную выпечку, а на ряде заводов прошли организованные администрацией молебны за православных Эпира, Македонии и Фракии, страдающих под игом.
        Сторонники мира тоже присутствовали, но, видимо, не имели столь мощных спонсоров и потому их голоса тонули в воинственном гуле. Паре редакций, выступивших со статьями типа “ну куда мы лезем?” даже разнесли стекла.
        В высших сферах тоже все бурлило - военные топорщили усы и пики, по городу под приветствия обывателей маршировали колонны гвардейских полков, на южные рубежи перебрасывались войска. Что Палицын, что Редигер, что Петр Николаевич - все бегали, как ошпаренные ввиду приказа Главковерха о больших маневрах в Киевском, Одесском и Кавказском военных округах, совокупно с экзерцициями Черноморского флота.
        В приемной Столыпина обычная круговерть посетителей, казалось, достигла уровня турникета в метро: подошел-приложил-прошел или, в здешних реалиях, прибыл-получил задание-убыл. Каждую минуту хлопали двери, а четыре телефона на столах секретарей, казалось, трещали непрерывно.
        К премьеру я буквально вломился, цыкнув на очередь и прижав к стене адъютанта, заступившего мне дорогу.
        В кабинете сидел мрачный Янжул, с которым мы друг другу кивнули. Отлично! Министр финансов тут очень кстати.
        - Петр Аркадьевич, да что же ты делаешь! - начал я сразу с панибратского наезда - Побойся Бога!
        Столыпин оторвался от бумаг в руке, вскинул на меня ошалевшие глаза, но в понимание пришел не сразу, еще несколько секунд у него перед взором прыгали циферки и буковки. Ох, угробят мужика, как пить дать угробят! Жахнет какой инфаркт с инсультом и никакого Богрова не надо.
        - Григорий, погоди, не до тебя сейчас.
        - До меня, до меня. Ежели во все эти игры влезать, то военные непременно затребуют дополнительные ассигнования. А Дума не горит желанием бюджет перекраивать, вон сколько проектов запустили и теперь что же, все в трубу? - я дошел до стола, отодвинул кресло и уселся в него, прямо напротив Янжула.
        - Не тем ты занимаешься, Петр Аркадьевич, ей-богу, не тем. Текучка, сиюминутные вопросы - на то заместители и подчиненные есть. Негоже полководцу каждой ротой лично командовать, твое дело - сверху смотреть, общую обстановку определять, а не вот эта суета.
        - Ну и как ее определять, если война на носу? - сварливо огрызнулся премьер.
        - С чего ты взял? - я подмигнул министру финансов, давай, дескать, подключайся! - Поегозят турки, поорут, да успокоятся, пусть они лучше с Австрией разбираются. Да и Вена, мать ее, тоже в стороне не останется, коли мы турок прищемим. А коли Австрия влезет - так и Германия тоже, к бабке ходить не надо. А мы готовы с немцами воевать?
        - С немцами - нет, - решительно отрезал Столыпин. - Но есть шанс взять под себя проливы, его надо использовать.
        - Возьмете - так и Англия против нас встанет.
        - Мы не можем терпеть ситуацию, когда вывоз зерна зависит от прихотей Стамбула.
        - Весь вывоз они не закроют, им самим нужно. А коли что-то в России останется так и хорошо, хлеб подешевеет, народ голодать не будет. Опять же, почему Финляндия зерно в Германии покупает, а не российское везет? Ну и запасы пора создавать, а то как неурожай, так прямо как на пожаре полошимся. Государственный запас зерна!
        - По планам, через полтора года откроем вывоз зерна по северному маршруту, - откашлялся Янжул. Молодец, на руку мне играет!
        - Через Романов на Мурмане? - поинтересовался я
        - Именно так. Все строится по плану. И железная дорога, и порт.
        Столыпин гневно посмотрел на Янжула, хрустнул пальцами.
        - Ишь как у вас все просто! А выручка в бюджет? А перевозки встанут - пароходные компании, железные дороги?
        - Так вот и надо думать, чем заменить. Выручка-то ладно, мы кредитами закрыть можем…
        Столыпин кинул тревожный взгляд на… и я предпочел дальше в эту тему не углубляться, и так мы вдвоем поняли, о каких кредитах речь. Тут я на коне.
        - Вон, затеяли мы общинно-частные предприятия на селе, - сменил я тему на не столь щекотливую. - Вам же, помещикам, край как выгоден мир с мужиками, вот вам способ, занимайтесь! Уже сейчас надо думать о весеннем севе, чем новым устроениям помочь, как образец распространить… Вот где стратегия, а не в том, сколько полков на юг перевезено и где для них вагоны брать. Этим пусть ВОСО занимается, у них голова болеть должна.
        - Общество требует мобилизации, - как за последний бастион спрятался премьер за “глас народа”.
        - Ах вот оно что, общество… - протянул я. - Ну, раз требуют, будет им мобилизация, ща устрою.
        Прямо от Столыпина дозвонился в Юсуповский, велел собирать расширенный пленум, звать всех, до кого дотянутся, прямо на завтрашнее утро, а пока срочно собрать “военную фракцию” - служивших и воевавших.
        Набралось их человек пятьдесят - битых жизнью мужиков от двадцати с небольшим до шестидесяти лет. Старики как раз в последнюю войну с Турцией служили и хлебнули всех прелестей, от штурма Плевны до стояния на Шипке. И облом со взятием Стамбула помнили крепко. Молодые - по большей части “амурцы”, воевавшие с Японией. Пришли и мои казаки-охранники, и даже Евстолий, он в полицию попал общим порядком, после службы в армии.
        - Ну что, голуби мои, народ войны жаждет. А вы как, воевать согласные?
        Кое-кто попрятал глаза, несколько человек зло хмыкнули, но уличного энтузиазма никто не выказал. Наоборот, молодой чернявый мужик резко выкрикнул:
        - Хватит, навоевались! - и собрание поддержало его согласным гулом.
        - Вот и я думаю, что воевать нам сейчас не след. Потому как это война будет за наших зерноторговцев, чтоб они пуза свои потолще отрастили.
        В зале хохотнули и отпустили в адрес хлебного лобби несколько шуточек на грани.
        - Но сами видите, толпу нам не остановить. Поэтому предлагаю следующее - не отговаривать, а наоборот, набирать добровольцев. Давайте, двигайтесь ближе, расскажу, что задумал…
        Загремели стулья, народ собрался в кружок плотнее, Евстолий, как почуял, встал у двери - лишние уши нам не нужны. В задних рядах тот же чернявый мужик достал цигарку, но на него зашикали соседи - все знали, что я не одобряю курения и уж точно не разрешаю курить во дворце…
        Утром в пристроенном к дворцу театре собрались все доступные руководители и активисты небесников. Раскол наблюдался нешуточный - мелкое торговое сословие стремилось воевать, толстовцы хотели мира, педагоги колоний тоже, прочая интеллигенция больше за войну, вот такая вот чересполосица…
        Примчавшийся из Москвы Савелий Евдокимов начал с того, что негоже нам быть в стороне от всенародного подъема и, коли все желают турку бить, то надо Небесной России тоже высказаться, а еще лучше - возглавить движение. Его поддержало две трети собрания - без криков “На Стамбул!”, но близко к тому, общая истерия захватила многих.
        - Ну раз вы считаете, что Небесная Россия должна быть впереди, то так тому и быть. Своим примером покажем, что готовы, не посрамим, не пощадим живота и грудью ляжем. Вон там сидят наши вербовщики, первого добровольческого батальона “Небесная Россия”. Всяк, кто считает, что надо воевать, идет и записывается.
        - У меня белый билет! - заполошно выкрикнул купчик самого охотнорядского вида.
        - А кто не может винтовку держать, должен внести на снаряжение и обмундирование батальона, в зависимости от возраста и состояния. Двадцать пять лет не менее - пять тыщ, тридцать - четыре, сорок - три, пятьдесят - две, кто старше шестидесяти - тыщу.
        Добровольцев, к моему удивлению, набралось человек пятьдесят. Им вербовщики быстренько расписали все прелести сидения в окопах, кое-кому даже показали следы от ран и желающих осталось буквально три человека. Всем же остальным была выдана бумага под роспись с теми же условиями: желающие агитировать за войну либо сами вступают в войско, либо вносят денег либо… либо приводят трех добровольцев. Ага, прямо по анекдоту из моего времени - приведи в военкомат трех друзей и получи отсрочку от призыва.
        Ну и пошло-поехало: как где собрание или митинг или молебен на за непременную войну, туда немедля выезжает передвижной вербовочный пункт небесников. За ними - репортеры “Слова” и других союзных редакций (особенно тех, кому стекла били). Аккуратно так ставят столы, разворачивают транспаранты и плакаты с условиями и вперед, записывайтесь. Особенно усердствовали те, кто подписался на “трех добровольцев” - чуяли, что облажались и всеми силами заставляли облажаться других. На первых же выездах после начала работы вербовщиков публика куда-то быстренько исчезала, так что в последующие “налеты” стали брать и оцепление из числа служивших да и просто крепких ребят.
        Журналисты дали себе волю - почти все газеты вышли с полосами, посвященными вербовке, причем я сам дал им вольную осмеивать процесс. “Слово” глумилось хитро, напрямую ничего не говоря, но публикуя списки - дескать, Имярек выступил за немедленную оккупацию Константинополя, но… дальше шли варианты - записался. не записался, дал два рубля, вырвался и убежал, понося всех последними словами и так далее. Уйма “ястребов” разворачивали газетные листы с надеждой не найти себя в списках соскочивших. А поскольку добровольцев со всего города наскребли всего полсотни, денег - тысяч двадцать, то провал “патриотической кампании” был вполне очевиден. Правда, насобирали еще чертову прорву расписок о том, что приведут троих. Помнится, такие структуры именовались пирамидами - но поскольку число людей конечно, а участников митингов тем более, все затихло дня за три. Я так понимаю, что желавшие чтобы некто (ни в коем случае не они сами!) отвоевал им Проливы теперь забились по домам и на патриотические выступления их не затащишь.
        Пришла пора приниматься за Москву, но тут со всей силой подключился сам Лев Николаевич. Вот порой даже и не знаю, вредит такая прямолинейность или помогает - объявил граф о лекциях в защиту мира. Так сказать, наш главный пацифист.
        И публика испытала двойственные чувства. С одной стороны, однозначный моральный авторитет, чье положение бесило разве что уж самых отморозков-черносотенцев. Даже Патриархия терпела его сквозь зубы - ну а что еще делать, если сами же объявили, что “Церковь не считает его своим членом”.
        С другой - столько лет публицисты всех мастей вдалбливали о славянском братстве, единоверцах, босфорах и дарданеллах, что это стало своего рода аксиомой. Проливы? Надо брать, дайте два!
        Так что в московским обществе наблюдалась некоторая растерянность. Прямо и однозначно высказались только фланги противостояния - толстовцы поддержали, черносотенцы, хоть и раздробились уже на пять или шесть организаций, заявили, что не допустят.
        А там и “сдох ишак”. Бряцанье оружием, даже не наше, Австро-Венгрии - сыграло роль и Турция объявила, что согласна на мирный конгресс в Париже. Дескать, давайте все спокойно обсудим, зачем воевать, лучше торговать. Черноморские зерновозы пошли через Проливы, ситуация вернулась в норму. Там, на юге. А в столице я имел неприятный разговор со всей военной верхушкой. На “правеж” меня вызвали Редигер, Корнилов, присутствовало несколько генералов с адмиралами.
        - Что же вы это Григорий Ефимович, помимо Военного министерства мобилизацию проводите? Собираете добровольческие батальоны?! - Редигер вроде начал спокойно, но постепенно его голос обрел силу - Это теперь каждый депутат себе роту соберет? А каждый министр по полку?
        - Да хоть бы и так! - завелся я. Учить они меня собрались! - Сколько у вас полков во время дошли до театру учений? Половина? Треть? А с подвозом провианта и огнеприпасов как? Все удачно? А я слышал иное. Дескать, солдатики и поголодать успели и без палаток осенью оказались. Пущай и на юге…
        Генералы наморщились, адмиралы же воспряли, заулыбались. У них-то все прошло на пять с плюсом. Даже подлодка “Камбала” удачно отстрелялась учебными торпедами по броненосцу «Ростислав» и условно потопила его. Кроме того, впервые была испытана авиаразведка на море. Как раз тем самым лейтенантом Кульневым - несостоявшимся кавалером Танеевой.
        - Ежели нас ждет тяжелая, длинная война, то без добровольцев нам никак - вдалбливал я генералам простую в целом истину - И это должен быть такой доброволец, которые не дезертирует сразу с фронта. Будет воевать. Стойко и упрямо! А еще, это такой доброволец, коей обучен стрелять, колоть штыком, обихаживать себя. Хоть у нас народ то поразбежался, однако ж некоторый костяк офицерского состава набрать удалось. Списочек то вот он! - я помахал пачкой бумаг.
        Остудить пыл военных удалось не сразу. И крови они у меня попили много. Как же… рушится монополия армии и в мобилизации, и в обучении стрелковому делу. Сколько я не агитировал за всероссийское состязание “Лучший снайпер” - все бестолку. Генералы жаловались на отсутствие финансирования, прицелов для винтовок, на косность офицерства.
        - Опять как в 4-м году со спущенными штанами окажемся перед войной - стращал я.
        - Так патронные заводы трудятся - возражал Редигер - Снарядами тоже запасаемся.
        - Крепости ремонтируем - соглашались генералы - Даже телеграф тянем в расположения полков и дивизий
        - Мало! Мало этого - напирал я - Нужно больше железных дорог в будущей прифронтовой полосе, больше тяжелой артиллерии. А военные аэродромы? Каждому корпусу надо думать, куда их ставить, да не по одному.
        У Редигера глаза стали круглыми.
        - Что за аэродромы??
        - Место стоянки самолетов. Вот смотрите: к концу года заводы выпустят уже тридцать-сорок штук серийных аэропланов; к концу следующего восемьдесят-девяносто, еще через год счет пойдет на сотни. Школа пилотов в Гатчине також работает, второй выпуск был, третий на подходе. Что со всем этим делать прикажете?
        Господа генералы и адмиралы призадумались. Так-то вроде летают сами по себе стрекоталки, ну и пусть летают, а тут вдруг выясняется, что их будет много, да и польза от них уже очевидна. И разведка, и донесение доставить…
        Мореманы было вздохнули - ну ясно же, что в первую голову этот чемодан без ручки достанется армейским, но я им тоже ежа подкинул:
        - Или вот, поставить аэроплан вместо колес на поплавки - так он и с воды взлетать сможет, и садиться! Машинка маленькая, на ту же башню орудийную запросто влезет, а случись нужда - спустить его за борт лебедкой….
        - Стрелой, - пробурчал кто-то из флотских, обиженных за незнание морских терминов.
        Этой идеей я добил не только адмиралов, но и всю военную верхушку. Если будут самолеты, значит, это новый род войск и кто-то должен им командовать. А это новые чины, звания, деньги… Так что за авиаотряды разведчиков теперь можно не беспокоится.
        - Ладно, это дело на завтра. Вы лучше вот что скажите, Григорий Ефимович, - вернул всех с небес на землю Редигер, - куда собранные деньги намерены потратить, коли батальона не будет?
        Ай, молодец. Коли гражданским мобилизацию проводить нельзя, то и на деньги надо лапу наложить? А вот хрен тебе, Александр Федорович! Кинем косточку адмиралам:
        - Полагаю, надо их употребить на выкуп у японцев крейсера “Варяг”. Поднять они его подняли, в порядок привели, негоже, чтобы символ русской славы в чужих руках оставался. Да и кораблей на Дальнем Востоке у нас не так, чтобы много.
        Глава 20
        - Семь пулек как в Сараеве - пробормотал я, разглядывая новую докладную записку Зубатова.
        Некий поручик Фролов гудел с друзьями в “Доминике” на Невском. Рядом гуляла компания купцов. Слово за слово, мордой об стол - офицеры подрались с торговцами. Поле боя осталось за купечеством - поручика выкинули из ресторана на мороз. Но это еще не конец истории. Обиженный офицер зашел домой, взял наган, вернулся в “Доминик” и высадил шесть пуль в негоциантов. Один убит наповал, трое ранены. Фролов арестован, сидит в тюрьме.
        - Простите, что? - Сергей Васильевич поерзал в кресле, допил кофе. Звякнула чашка, в кабинет тут же заглянула Лохтина
        - Господа, еще кофе?
        - Не обращайте внимание, Сергей Васильевич - я тяжело вздохнул, посмотрел на секретаршу. Сегодня она выглядела весьма смело. Платье с глубоким вырезом, яркая помада.
        - Ольга Владимировна! Попрошу одеваться на работу в деловом стиле. В Таврическом уже больше двухсот секретарей и делопроизводителей. Не надо тут устраивать кабаре.
        Лохтина вспыхнула, хлопнула дверью.
        - Стоило ли так резко? - Зубатов тяжело вздохнул
        - Порядку нет, Сергей Васильевич - я побарабанил пальцами по столу, разглядывая докладную. Зубатов пришел мне не по поводу Фролова. Поручик стал лишь поводом. Курс на упрощение владение стрелковым оружием, револьверами, плюс обучение обычных людей - по мнению МВД приведет вот к увеличению числа вот таких расстрелов в общественных местах. А еще к появлению черного рынка оружия. Тут сразу тема террористов возникает. Автоматом. Нужно какое-то сложное регулирование, но какое? Разрешение при покупке от генерал-губернатора ситуацию не сильно спасало.
        - На прошлой неделе в женском туалете торговали чулками. Целая распродажа - очередь стояла. Прихожу в понедельник - докладывает дежурный думской стражи. Найдены листовки!
        - Какого содержания? - министр МВД оживился - Революционные?
        - Почти. Призыв прийти на митинг суфраджисток.
        - Суфражисток?
        - Нет, я правильно сказал. У суфражисток теперь новая мода. Занимаются японским джиу-джитсу. Дабы защищать себя на митингах. Вот и пошло новое слово.
        - Забавно! - Зубатов засмеялся
        - Было бы забавно, если я бы не нашел листовку этих любителей японской борьбы у Лохтиной на столе!
        - Да… задачка. Ей то что не хватает?
        - Что и всем. Права голоса на выборах в Думу.
        - Общество еще не готово к таким радикальным шагам!
        - Я тоже так думаю. Надо бы пяток лет погодить. Выбрать сначала без скандала 4-ю Думу, а там уже…
        Мы помолчали, каждый размышляя о своем.
        Лохтина все-таки одумалась, принесла нам еще кофе на подносе. Свой глубокий вырез на платье она скрыла шалью. Но на меня демонстративно не смотрела. И кремовых пирожных тоже не предложила - тарелочку с ними поставила только перед Зубатовым.
        - Что будем делать по случаю с Фроловым? Тут требуется ужесточение уголовного законодательства
        - И дополнительное регулирование оборота гражданского оружия - буркнул я, четко понимаю, что даже в будущем эта проблема не будет решена.
        Даже в самых богатых обществах. Американские школьные шутинги - тому доказательство. Может вернуть в оборот нелетальные дуэли? Оскорбили тебя? Идешь стреляться восковыми пулями с обидчиком. На какой-нибудь государственной арене. Ага, а туда еще желающим билеты продавать.
        - Сейчас у меня начнется совет Думы - я дотянулся до тарелки Зубатова, под его одобрительным взглядом, подхватил одно из пирожных - Подниму тему. Но быстрого решения тут не вижу.
        ****
        Да зала заседаний Совета Думы я не дошел буквально несколько шагов - меня в коридоре перехватил Самохвалов.
        - Григорий Ефимович, решил лично доложить - глава службы безопасности отвел меня в закуток-кулуар - За вашими передвижениями по городу следят
        - Кто?
        - Выяснить не удалось - Петр Титович тяжело вздохнул - Следившие очень ловко ушли от контрнаблюдения. Я настаиваю на блиндированной карете. Никаких авто. И упаси боже, мотоциклов.
        - Какие уж тут мотоциклы - вчера снег шел
        В столице и правда сильно похолодало, с Невы потянуло стылом ветром. Как бы наводнения не случилось. Скорее бы уже река “встала”.
        - И надо сократить передвижения по городу
        - Нет! Это категорически невозможно. У меня на носу подготовка к выставке сызранской продукции, из Беловежской пущи возвращается Его императорское величество… Придется ездить в Царское.
        - Как пошла охота? - почтительно поинтересовался Самохвалов, похоже смирившись с моими суетными передвижениями по городу и окрестностям
        - Как обычно - буркнул я - Убили много зубров. Жди рогов в подарок.
        - И тем не менее….
        - Нет и нет. Никаких изменений в графике. Блиндированная карета… ну пусть. Увеличьте конвой. Известите Туркестанова. Что-то КГБ совсем мышей не ловит!
        К комитету у меня накапливалось все больше и больше претензий. Работа по лондонским “сидельцам” фактически не велась, создание нормальных резидентур тормозилось. Все погрязло в каких-то мелких разборках, которые нам постоянно выносили на думский комитет. Депутаты чувствовали себя важными и причастными, но я видел, что документы подготовлены из рук вон плохо, работа саботируется. Туркестанова надо было менять. Но на кого? Зубатов и Самохвалов только-только вошли в курс дел. Взять варяга? Чем он будет лучше князя?
        - Сделайте второй кортеж. Пускайте его параллельно со мной - пущай вороги гадают, где я еду.
        - Дельная идея - лицо Самохвалова расплылось в улыбке - На два маршрута сил у них не хватит.
        ***
        С выставкой достижений нас постиг облом - Нобели по своим внутренним соображениям отказались, Морозовым ввиду перераспределения собственности в клане совсем не до нас было, Гучков обещал подумать да так и задумался. Но вот нужда в шоу-руме чем дальше, тем больше выдвигалась на первый план, потому как бинокль или там индукционные катушки еще можно в гостиничном номере показывать, а вот движок в работе или бочку нефтепродуктов уже никак.
        С местом под “зал Ростеха”, как его первоначально окрестили, помог наш всезнающий Мефодий Акинфич. Старый боцман сосватал нам владения купца Зайцева - дом, конюшню и экипажную мастерскую в углу между Обводным каналом и депо Николаевской дороги. Я прикинул - туда, если прикупить и пару соседних зданий, можно и еще одну колонию всобачить, с производственной практикой в железнодорожных мастерских или на литейно-механическом заводе Сан-Галли, прямо через забор. Разве что Лиговка с ее дурным влиянием слишком близко…
        Так что пока перестроили купленное, в бывших конюшнях убрали перегородки и получили нечто вроде зала в два света, даже дополнительных окон пробивать не потребовалось. С доставкой экспонатов тоже все удобно вышло - привезли на товарный двор Николаевского вокзала, а оттуда рукой подать. Осталось украсить лапником, царскими штандартами - у меня по-прежнему было право использовать императорские цвета как официального поставщика двора ЕИВ - и вот, можно торжественно открывать.
        Поначалу к нам ездили исключительно специалисты, но потом ручеек визитеров начал нарастать и пришлось несколько менять концепцию - не шоу-рум для избранных, а выставка для всех. Со всякими аттракционами в стиле “Экспериментариума” и полным интерактивом.
        Среди мужской части посетителей большой популярностью пользовался аттракцион “заведи двигатель кривым стартером” - сколько раз придется крутить ручку, прежде чем движок фыркнет, зачихает и выдаст струю выхлопа (ее благоразумно вывели через специальную трубу наружу). Ну, а пока зеваки крутили ручку, серьезные посетители договаривались о поставках или инвестициях. Корейво, энтузиаст такой, все-таки сделал модель своего двигателя и, когда за ним не надзирали, пытался найти на него интересанта. Пришлось проводить воспитательную беседу, хотя я ему все давным-давно разобъяснил.
        На наш авиационный движок целая очередь выстроилась - еще бы, перелет через Ла-Манш, перелет в Данию, высшее достижение инженерного гения и все такое. Миллер с московского завода “Дукс” прямо выпрашивал эксклюзив, но рядом крутились такая акулы, как “Руссо-Балт”, ну и рыбешка поменьше - “Первое Российское товарищество воздухоплавания” Щетинина, Одесский аэроклуб и даже сын миллионщика-сахарозаводчика Терещенко. Оказывается, он тоже фанател по авиации и уже даже начал что-то строить под Москвой.
        А вот цельный автомобиль мы, увы, не успели. Ну то есть была некая самобеглая коляска в статусе экспериментального образца, но показывать недоделку нельзя - и сопрут идеи, и продавать нечего. Ничего, будут и еще выставки, покажем.
        Миша Шулейкин очень переживал, что тоже пока не может показать серийный образец, только катушки, конденсаторы и прочие комплектующие. Но кто понимал, уже рвали с руками, особенно кругами ходил Семен Айзенштейн, один из первых российских радиотехников и все уговаривал войти к нему в долю “Общества беспроводных телеграфов”. Ну, это мы пока подумаем, а вот свой беспроволочный телеграф, экспериментальный образец, показывали в виде аттракциона: стоят два стеклянных столика, на них два аппарата. Жмешь кнопку на одном - на втором загорается лампочка. Очень популярная игрушка вышла, кнопку уже четыре раза меняли, до того ее восхищенные юзеры вдавливали.
        Дамская часть посетителей визжала на стенде Сызранского нефтеперегонного - там по моей просьбе Дмитрий Иванович Менделеев написал нам несколько простеньких, но зрелищных реакций, типа марганцовки с перекисью. Вот нефтехимики и пугали общественность “змеями из пробирки”. Те же, кто имел интерес не к фокусам, а к производству, беседовали с Гурвичем. Ну и проекты освоения зоны Беломорканала тоже листали - и похоже у нас приличный консорциум наберется, от лесоторговцев до химических магнатов.
        Бинокли мы пока делали только театральные, до призматических дело еще не дошло, но обязательно дойдет. Но даже вокруг театральных вились солидные оптики - Швабе, Урлауб, всем интересно если не в производство влезть, то уж в продажи точно.
        А я поглядел на весь этот цирк и велел туда же и непромышленные проекты представить - черт с ними, с подельниками, вытянем выставку сами. Колонии могут себя показать? Да запросто. Стрелковый союз? Тоже. И все ведь одно другое питает - и взрыватели сызранские для военной подготовки нужны, и колонисты движки делают, и линзы они шлифуют, пусть наши проекты друг друга подпитывают… Было какое-то модное слово для этого - синергия, во!
        ***
        Вторую годовщину прибытия в это непростое время решил совместить с именинами. 14-го октября родился христианский святой и византийский доместик Григорий Афонский - как говорится, сам Бог велел. Дал команду Лохтиной напечатать в типографии красивые приглашения, заказать в “Кюба” еды на сто персон. Я прикинул, что скорее всего придет больше людей, поэтому спиртного пришлось закупить сразу на двести человек. Вот буквально - бочками. Никаких столов - все на ногах, в стиле “фуршет”. Плюс Шаляпин с военным оркестром от Морского комитета. Патриотические песни, потом танцы. Не бал, но где-то близко.
        Перед началом именин собрал в Юсуповском ближний круг. Из Сызрани на выставку приехала Елена. Вернулась из своих зарубежных авиа-вояжей Танеева. Пришли капитан с Лохтиной, трое “боевиков” - Дрюня, Аронов и Распопов. Женщинам я презентовал золотые подвески с буквой Г, выложенной трехкаратными бриллиантами. Мужчины все курили - так что получили портсигары. Так же из желтого металла и с моей монограммой из таких же бриллиантов. Все это сделал лично Карл Фаберже по моему заказу и эскизам. Сначала именитый ювелир, воротил нос, но после настоятельной просьбы из дворца - сдался.
        - Ох, какая прелесть! - Танеева тут же попыталась примерить подвеску, но помешал шейный платок. Пока она его снимала, ее опередила Лохтина. Нахмурившаяся Елена же даже не шелохнулась:
        - На именины полагается дарить подарки, а не получать!
        - Да, с чем связаны такие дорогие презенты? - капитан с удивлением разглядывал портсигар
        - Цифры видите? - я забрал у капитана портсигар, раскрыл его. На задней крышке был выгравирована семизначное число
        Я взял подвеску Елены - перевернул ее. Там тоже были цифры.
        - Разные - первым сообразил Распопов. Цыкнул зубом, покачал головой, разглядывая свой портсигар.
        - Разные - покивал я - Это код. К именной банковской ячейке в Центрально-Русском банке. Щекин предупрежден, лично проводит.
        - И что это все значит? - Елена забрала у меня подвеску, повертела ее в руках
        - Это значит, что ежели со мной что случится… - я строго посмотрел на всех - Непоправимое… То вы идете в банк и получаете по полмиллиона рублей каждый. В основном в золотых червонцах.
        Народ пооткрывал рты. Женщины глубоко вздохнули.
        - Не только в червонцах, есть ассигнации, британские фунты - я ткнул пальцем в Распопова - Ты, Николай, обещай при всех позаботится о моей семье. Из столицы их сразу же увезешь в Покровское, купишь земли, поставишь новый дом. Детей отдашь учится в тюменские гимназии. Наймешь им учителей.
        - Гриша, родной, да в чем дело то?!? - Распопов встрепенулся - Ты только скажи, мы подрежем любого, кто на тебя прыгнуть хочет!
        - Не решается это ножом - пристукнул я ладонью по столу - Серьезные люди на меня охоту начали. А может даже правительства. Делай как я сказал!
        - Сделаю, конечно, но…
        - Теперь ты Илья - я не дослушав обещания шурина повернулся к Аронову - Знаю, что последнее время зачастил в детские колонии, заботишься о сиротах.
        - Ну так и есть, заскучал малость в Питере - Илья застенчиво улыбнулся - Да и все эти кабаки да варьете надоели…
        - Будешь главным над Шацким. В твоей ячейке есть соответствующий приказ ему. Много денег Станиславу Теофиловичу не давай - он неаккуратен с финансами. Помаленьку. Знаю, что мужик ты основательный, беспорядку в колониях не допустишь. Открывайте новые поселения, забирайте в них мальцов. Поможет тебе Янжул, я его предупредил. Да и не забывай про левую фракцию в Думе. Ленин недавно сильно интересовался колонистами, напрашивался на экскурсию. Используй их ежели кто попробует дело мое порушить.
        Здоровяк лишь согласно кивнул.
        - Теперь ты Никодим Николаевич - я посмотрел в глаза капитана - В твоей ячейки лежит поболее - миллион. Делай что хошь, а партию сохрани! И фракцию в Думе також! Четверть доходов от банка тоже тебе отписаны. Знаю, что человек ты честный, прямой, но тут будет потребна гибкость. Подкупай кого надо, интригуй…
        - Да что ж ты себя, Григорий Ефимович, раньше времени хоронишь! - не выдержал Стольников - Охрана усилена, шпики город прочесывают мелким гребнем. Выловим этих гастролеров!
        - А что за гастролеры? - вступила в разговор Танеева
        - Не важно - отмахнулся я - Ты Аня, возвращаешься во дворец. К Аликс.
        Надо было видеть лицо бывшей фрейлины.
        - Никогда!
        - Цыц тут мне! - я опять ударил рукой по столу - Волю взяла… Я говорил с царицей. Будет под тебя сделан единый секретариат. Туда будем передавать дела Министерства императорского двора. Фредерикса - на покой. Теперь уяснила?
        - Владимир Борисович все? - удивился капитан
        - Да, Столыпин его сковырнуть давно хочет. А я не против. Много мутного в его министерстве творится. Отчетности не допросишься, куда деньги уходят неведомо, вокруг жулье стаями вьется… Понимаешь, Анна, какая на тебе ответственность?
        - Я не справлюсь! - девушка отбросила подвеску прочь
        Я взял украшение, силой вложил ей в руку - Справишься. Нам всем очень нужен свой человек при дворе. Аликс давно тебя простила, обещала мне никакого больше сватовства не устраивать.
        - Ну раз так…
        - Лена, теперь ты - я повернулся к “эсерке”.
        - Ростех - девушка пожала плечами - Мой крест. И без твоих денег бы справилась, Гриша.
        - С деньгами будет проще. В ячейке доверенность тебе. Генеральная - я поднял палец вверх - Можешь покупать заводы, строить фабрики, заключить любые контракты. Только дело давай.
        - А что мне? - Лохтина покраснела, ревниво поправила прическу, кося взглядом на Анну и Елену - Что мне поручишь?
        - А ничего! - развел руками я - Деньги твои, делай с ними что хошь. Считай за подарок за все, что ты для меня сделала.
        - Да что она сделала? - окрысилась эсерка - Сбежала обратно к своему мужу от тебя?
        - Да как ты смеешь, паршивка!
        - Тихо обе! - я уже ударил по столу двумя ладонями сразу - Ты, Ольга, пойдешь работать к Стольникову. Будешь ему помогать во всем, а также хранить мою память. В ячейке кроме денег, переуступка арендного договора дворца на тебя. Сохранишь мою коллекцию картин, весь архив. За последний год - я понизил голос - Мною и Зубатовым было собрано много… ну скажем так… опасных бумаг на известных персон.
        - Компрометирующих? - почесал в затылке капитан
        - Да. Разные фотокарточки тайно сделанные, выписки по счетам, по которым проходили взятки, неосторожные расписки и векселя. Тебе, Никодим Николаевич все это пригодится - Ольга поможет разобрать бумаги, ключ от сейфа я ей дам.
        Весь мой “тайный синедрион” молчал, глядя в пол. Только сейчас они ощутили всю ответственность. И она тяжестью легла на их плечи.
        - Буду молиться, чтобы вы все справились. Верю в это!
        Я поднялся, поправил сюртук. Надел свои знаменитые черные очки:
        - А теперь уберите кислые мины. Идем веселиться!
        ***
        Не знаю, как у остальных, а у меня веселья не получилось - всем что-то нужно от Григория Распутина, а где еще поговорить кулуарно, как не на приеме? Ну, может не всем, а доброй половине. Так что не успевал я отвязаться от московских промышленников, возжелавших вложиться в химическое производство вокруг Беломорканала, как меня брали за локоток офицеры Главного штаба и настоятельно просили помочь с продвижением легких пулеметов, а то пока военное ведомство раскачается, уже и две войны закончатся. Избавился от них - навалились авиаторы, вынь да положь им если не рекордный перелет, то авиагонки. Только оставил их думать над созданием оргкомитета оных, как японский военный атташе взял в оборот на предмет выкупа “Варяга”...
        И такая дребедень целый день, целый день… Один только момент запомнился - прибыл флигель-адъютант Николая и от имени всей царской семьи преподнес в подарок икону святого Григория Чудотворца. В приложении к оной прибыл также доцент духовной академии Россейкин, который пояснил собравшися, что икона - византийского письма, аж ХII века, времен династии Комнин.
        - Святитель представлен прямолично, чуть ниже пояса, в однотонной охристой фелони и белом омофоре с чёрными крестами, с Евангелием в покровенной левой руке, правой благословляет, - распинался у образа доцент.
        Вариантов нет. Надо будет ехать к императору, благодарить. Царский подарок.
        Под самый занавес приема в меня вцепились левые. Ленин, Троцкий и Чхеидзе полчаса промывали мозги на тему Закона о вероисповеданиях, будто я и без них не знаю, что нужен позарез, но как его протолкнуть через Думу? Патриархия будет упираться всеми четырьмя копытами, царь и Столыпин тоже не среди сторонников. Из-за этой суеты я толком и не поговорил ни с Шацким, ни с приехавшим из Сызрани агрономом насчет общинно-частного сельхозпредприятия…
        А уж сколько выпить пришлось - уж на что Гриша мужик крепкий, и то к вечеру меня штормило. Я уж под конец велел себе подкрашенную воду подавать, но поздновато спохватился. Так что утречком проснулся в разобранном состоянии и с осознанием необходимости ехать в Царское. Интересно, кто Николая надоумил?
        Впрочем, к императору все равно есть два разговора, те же пулеметы для кавалерии и визит Вильгельма. Если, так сказать, “государственный “ визит не получится пробить через думу и кабинет, то Николай может пригласить кузена лично, типа по родственному. А Вилли тут нужен - и англофранцузов малость осадить, и кредитный наш рейтинг среди немецких банков повысить, да и плюху в Хайлигендамме надо скрасить.
        Слопал две таблетки новомодного аспирина, запил лимонадом из натуральных лимонов, принял душ да и велел закладывать авто. Самохвалов второй кортеж еще не организовал, оттого ехали на двух машинах - я да охрана. По набережным выскочили на Измайловский проспект, а вот у Троицы один из охранников с заднего сиденья наклонился вперед и сказал:
        - Григорий Ефимыч, вроде как авто за нами от дворца держится.
        Шофер вопросительно посмотрел на меня.
        - Давай-ка по Ротным улицам покрутись мальца, по Гарновской да Якобштадской.
        Водитель заложил вираж, вторая машина вильнула за нами, еще три-четыре поворота и мы снова выскочили на проспект.
        - Вроде отстали, не вижу.
        - Ну, может попутно ехали.
        - Не знаю, Григорий Ефимович, тревожно мне что-то.
        - Так возьмите оружие наизготовку.
        До Забалканского проспекта мы доехали спокойно, но у городских скотобоен нас встретил затор из десятка телег, пришлось сбросить скорость и пробираться между ломовиками и прочими экипажами. На противоположной стороне стоял извозчик, ковырявший упряжь.
        - Дерганый парень, - заметил охранник, - все по сторонам оглядывается, нет бы сбруей заниматься.
        Я поглядел - и точно, молодой возница неуловимо отличался от привычных “ванек”. Мы встретились глазами и он немедленно уткнулся в ремешки и пряжки.
        Тут и грохнуло первый раз.
        Откуда выскочил метатель, мы так и не поняли, охрана начала стрелять уже после взрыва, на что и был расчет - с другой стороны метнули еще два снаряда, а потом с крыши доходного дома застучали три или четыре винтовки.
        Вздрогнула земля от второго взрыва.
        Я еще успел увидеть, как завалилась и забилась в постромках раненая лошадь и побежал в сторону человек, зажимая окровавленную голову.
        А потом накрыло нас.
        Сердце встало. Вспыхнул свет, ударил по глазам. И полная темнота.