Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Глушков Роман : " Повод Для Паники " - читать онлайн

Сохранить .
Роман ГЛУШКОВ
        ПОВОД ДЛЯ ПАНИКИ
        
        
        Конец света наступил в шесть тридцать утра Прекрасный Новый Мир в одно мгновение превратился в пылающий кровавый хаос, когда глобальная компьютерная система, контролировавшая все аспекты жизни человеческого общества, по неизвестной причине прекратила функционировать. На жилые районы обрушились межпланетные рудовозы, неуправляемые транспортные модули стали причиной страшных катастроф с многочисленными жертвами, уличные банды фиаскеров, наркоманов и мародеров захлестнули крупные города Мир погрузился в анархию, однако и в это смутное время нашлись люди, способные навести порядок Власть в свои руки берут реал-технофайтеры - гладиаторы будущего, люди, закованные в бронированные доспехи и вооруженные самым совершенным оружием. Капитану одной из гладиаторских команд Гроулеру предстоит выяснить, кто спровоцировал апокалипсис и чью волю выполняют его бывшие коллеги, внезапно ставшие для него смертельными врагами
        
        
        ПРОЛОГ
        ПЯТЬЮ ГОДАМИ РАНЕЕ
        
        Огонь... Бушующий океан огня. Стихия, поглотившая мир, - она могла бы уничтожить все живое за считаные мгновения. Но ей было попросту нечего уничтожать, поскольку жизнь в Преисподней отсутствовала. Единственными живыми существами, кому следовало бояться адского огня, являлись мы - вышедшие на бой реал-технофайтеры, однако огонь страшил нас в последнюю очередь. Оружие врага - вот чего мы действительно опасались. А угодить в огненное облако было уже не так страшно.
        Бушующее вокруг пламя завораживало. Пламенем было объята почти вся Преисподняя, и наши доспехи из высокопрочного меркуриума также отливали мерцающим оранжевым светом. Поэтому все мы выглядели словно порождения огненной стихии - кровожадные демоны, не до конца принявшие человеческий облик.
        Однако огонь не только завораживал. Он также отвлекал, слепил, накалял доспехи и порой вырывался наружу прямо из-под ног реал-технофайтера, заставляя того спешно ретироваться, иногда даже под выстрелы противника. Пламя било изо всех щелей практически непрерывно, словно две стихии - мрак и огонь - сошлись, как и мы, в непримиримой схватке до победного конца. Мрак имел бы шанс на победу, иссякни вдруг Под землей те источники, что питали адское пламя. Но они, похоже, были вечными, как и сама Преисподняя...
        Мое верное войско вошло в Преисподнюю изрядно потрепанным. Чтобы сражаться без потерь на нашей войне, надо было являться настоящим гением стратегии и обладать нечеловеческим боевым мастерством - то есть быть богом Войны. Мы не были богами, хотя находились люди, которые причисляли нас к таковым. Нам это льстило, и мы во что бы то ни стало старались соответствовать такому высокому статусу.
        Без потерь не обходилось никогда, но таких потерь, как в эту весну, бойцы реал-технофайтинга еще не несли. Всему виной были абсолютно новые интерактивные доспехи «форсбоди-5», чьи испытания пришлось проводить в сжатые сроки. Так что полностью выявить все бреши в защите нам довелось уже в ходе настоящих боев, и расплачиваться за обнаруженные неисправности приходилось чрезмерно высокой ценой. Уже после первого сражения наши ряды покинули Леопард, Ти-Рекс и одна из тройняшек-Валькирий. Последующие схватки пополнили список потерь: Маховик, Милашка, Крэшер, Франкенштейн, Рапира, Стилфингер, вторая Валькирия... И я говорю только о тех, кого подвели недоработанные «форсбоди». Неудачников, павших от выстрелов врага, было гораздо меньше, но их уход с поля боя лишь усугублял и без того плачевную ситуацию.
        Мой «форсбоди» тоже функционировал со сбоями. Система усиления движений «гиперстрайк», более мощная, чем в предыдущей модели, временами самопроизвольно сбрасывала настройки на максимум, отчего при сбоях каждое мое движение ускорялось десятикратно и едва не выворачивало суставы. В такие моменты мое поведение выглядело со стороны не вполне нормальным: я дергался и подпрыгивал, как перепуганный неврастеник, норовя сбить с ног кого-нибудь из собратьев по оружию.
        Однако, несмотря на постигшие нас неприятности, нам повезло - мы все-таки добрались до финальной битвы. Вообще везение часто сопутствовало «Молоту Тора». Оно было с нами и в этой войне. Правда, со мной везение сыграло в Преисподней злую шутку, отвернувшись в самый неподходящий момент. Фортуна отвернулась лишь на мгновение, но этой секунды хватило, чтобы моя жизнь изменила свой привычный ход.
        Но все это случилось чуть позже, а сейчас восемь самых стойких бойцов «Молота Тора» во главе со своим капитаном шагнули в Преисподнюю, дабы доказать, кто в аду хозяин...
        «Всадники Апокалипсиса», которые ворвались сюда из других ворот, превосходили нас по количеству, но это меня не особо пугало. На боевых аренах, наподобие Преисподней, количественный перевес играл второстепенную роль. Существенную пользу из него можно было извлечь только на открытом пространстве. Усеянная препятствиями и ловушками, Преисподняя не позволяла атаковать врага единым фронтом. Поэтому я разбил «Молот Тора» на четыре боевые пары, определил для каждой из них конкретные задачи и отправил бойцов в свободную охоту за головами врага, оставив прикрывать себе спину остроглазого Рамфоринха.
        - Ну где же ты, Гроулер? - издевательски заскрипел в инфоресивере голос капитана «Всадников», хитрого Спайдермена. - Подходи, я вырву твои тупые клыки и воткну их тебе в глаза!
        - Подвешу на собственной паутине и откушу твою мерзкую паучью голову! - прорычал я в ответ. - Ты зря сюда явился! Ад - мой!..
        Традиционный обмен любезностями между реале-рами сражающихся сторон - своеобразное состязание, за кем останется последнее слово. Будь моя воля, я бы обходился и без этих дешевых эффектов: правда - она не в словах, а в кулаках. Но не я диктовал здесь правила, так что мне оставалось лишь подчиняться давно принятым законам реал-технофайтинга.
        - Ад был твой! - откликнулся Спайдермен. - Я забираю его у тебя!
        - Попробуй, ублюдок!..
        Дань традициям отдана, наконец-то можно сосредоточиться на деле. Главное в Преисподней - находиться в постоянном движении. Снайперы - настоящее проклятие для любого штурмовика - чувствуют себя здесь не очень вольготно, поскольку яркие вспышки огня их ослепляют и мешают целиться. Да и притаиться в укромном темном месте у них не получается - мест, пригодных для снайперских укрытий, в Преисподней попросту нет. Поэтому снайперы по обе стороны фронта единодушно решили отложить сегодня винтовки и взять в руки что-нибудь не столь точное, но более скорострельное.
        Первое наше столкновение с вояками Спайдермена дало понять, что враг предпочитает маневрировать не двойками, а тройками. Однако неграмотное распределение оружия между бойцами попавшейся нам на пути тройки свело на нет все их преимущество. Три ракетницы в группе - на мой взгляд, явный перебор. Суматошный залп «Всадников», произведенный навскидку, поднял столько пыли, что, пока она оседала, мы с Рамфоринхом, наверное, успели бы попить кофе. Но мы предпочли рационально использовать момент и, не дожидаясь второго - прицельного - залпа, перегруппировались в соответствии с заранее оговоренной тактикой.
        Уверенные в огневом и количественном превосходстве, бойцы Спайдермена, по логике, обязаны были расстреливать нас ракетами до полного уничтожения, не вдаваясь в сложные тактические сценарии. Чудовищная плотность открытого по врагу огня всегда дает излишнюю самоуверенность - знаю по личному опыту. Опьяненные собственным могуществом, «Всадники» именно это сейчас и чувствовали. Три их ракетницы, не слишком скорострельные по отдельности, в связке били практически беспрерывно. Противник видел цель и не задумываясь атаковал ее всеми доступными способами.
        Атаковал, верил в скорую победу и не подозревал, что уже играет по нашему сценарию. Вооруженный световым блайндером, оставленный мной на защищенной позиции, Рамфоринх дождался, пока канонада на миг смолкнет, после чего несколько раз выстрелил по врагам. Напарник не стремился кого-либо из них ослепить, да и поднятая пыль мешала ему стрелять точно, он просто сверкнул лучом, дабы отвлечь огонь на себя. Наводка на цель удалась, и ракетницы заработали с удвоенной яростью.
        Пока Рамфоринх отвлекал вражеское внимание, я включил форсаж на своих интерактивных доспехах и под прикрытием живописных развалин крепостной стены (откуда в Преисподней могли взяться крепостные стены? впрочем, задумываться об этом было некогда) тремя длинными прыжками обогнул бойцов Спайдермена с фланга. Передо мной из-под земли полыхнуло огромное облако пламени, но я, задержав дыхание и на миг зажмурив глаза, проскочил прямо сквозь него. Прозрачное забрало шлема спасло меня от ожога, однако ударивший в лицо жар все же опалил ресницы и брови. Риск моего отчаянного поступка был вынужденным - каким бы шустрым ни являлся Рамфоринх, против трех ракетниц ему долго не выстоять.
        Я материализовался за спинами «Всадников» из огня, будто бескрылый феникс, и, не дав противникам обернуться, открыл по ним шквальный огонь из обоих стволов своего «кальтенвальтера», легкого оружия, выпускающего за выстрел порядка полусотни маленьких ампул, начиненных «венериными слезами» - жидким веществом с планеты Венера, которое при контакте с земной атмосферой моментально затвердевает. Картечь из кварцевых ампул ударила по доспехам вражеской троицы, покрывая их бирюзовыми фосфоресцирующими кляксами - коварные «венерины слезы» вступили во взаимодействие с земным воздухом...
        Уже через три секунды передо мной стояли не грозные «Всадники Апокалипсиса», а неподвижные истуканы, я намеренно не целил им в головы, иначе быстро твердеющее содержимое ампул угодило бы врагам в дыхательные пути. Я не намеревался убивать этих ублюдков. Да и был ли в этом смысл, если после смерти они снова очутились бы в аду?.. «Всадники» были полностью парализованы, однако находились в сознании, вращали головами и осыпали меня уже не ракетами, а проклятиями, которых я, естественно, не боялся. Вражеские доспехи покрывала блестящая бирюзовая корка, сравнимая по прочности с закаленной сталью.
        Я издал грозный рык, и он, усиленный громкой связью, раскатами разнесся по Преисподней. Мой победный клич заставил бы содрогнуться даже Дьявола, находись он в этот момент где-нибудь поблизости.
        Только в этом аду правил бал вовсе не Дьявол, а человек.
        - Брэк, Гроулер! - скомандовал Хатори Санада. - Чистая победа! Три очка в твой актив и два бонусных за мультиубийство! Продолжайте игру!
        Турнир для поверженных «Всадников» завершился, Впереди их ожидала долгая процедура раздевания в зале техобслуживания стадиума «Сибирь», и, что самое обидное, проводить раздевание будут не обольстительные красотки из группы поддержки, а бездушные модули с плазменными резаками.
        Едва моя отчаянная атака увенчалась победой, как место нашего скоротечного боя накрыл изоляционный купол арбитра. Все, что скрылось под куполом, - бранившиеся побежденные и суетившиеся вокруг них модули медконтроля, - уже не предназначалось для глаз болельщиков и в трансляцию игры не попадало. Мелкие автоматические шоу-трансляторы, что сновали над полигонами стадиума и всегда успевали убраться с пути игрока, направили свои беспристрастные взоры в другую сторону, а турнир-корректоры у монтажных пультов создавали виртуальный финал схватки, так называемую мираж-версию: «Всадники» замерзают и превращаются в ледяные скульптуры, после чего с хрустом разваливаются на бесформенно-кровавые куски льда. Что поделаешь - законы арены: нельзя в реал-технофайтинге без эффектной концовки, пусть даже разыгранной не людьми, а их виртуальными двойниками. И хоть в отличие от гладиаторов древности реалеры проливают кровь только по неосторожности, как и тысячелетия назад, публика требовала зрелищ, и обязательно кровавых...
        Что ж, в этот вечер зрителей ожидал достойный подарок: финальный капитанский поединок, который с тех пор и стал главной мишенью для нападок всех противников нашего жесткого вида спорта.
        Все могло обойтись без жертв, не столкнись мы со Спайдерменом лицом к лицу в каких-то бутафорских горящих руинах. Турнир шел уже без малого час, и в каждой из команд к тому времени оставалось примерно по половине от первоначального состава игроков. Страсти накалялись, поскольку победитель турнирного сезона не определился пока даже приблизительно. «Всадники Апокалипсиса» так и воевали с количественным перевесом, однако ставки на них были ниже - болельщики продолжали верить в успех моего «Молота Тора», бессменного чемпиона предыдущих восьми сезонов.
        Едва мы с Рамфоринхом собрались наброситься из засады на крадущегося мимо Спайдермена и его бойцов, как нас накрыло изо-куполом, а все ближайшие шоу-трансляторы тут же переключились на оставшихся снаружи игроков. Повинуясь команде арбитра, мы прекратили начатую было атаку - весьма перспективную, надо сказать, - и опустили оружие, злобно взирая на противников, только что заметивших наше появление.
        Это лишь для болельщиков бои в реал-технофайтинге протекают динамично и красиво. В действительности все обстоит слегка иначе, и в трансляцию никогда не попадают сцены, когда недовольные произволом арбитра игроки бранятся с ним порой по нескольку минут кряду. Вот и сейчас мы с Рамфоринхом долго не могли успокоиться, брызгали слюной и выказывали недовольство сорванной атакой, на подготовку которой ушло столько времени и сил. Мы ругались под изоляционным куполом, проклиная эти дурацкие порядки и растрачивая понапрасну боевую ярость, но умом осознавали, что по-вашему все равно не выйдет. Если всевидящий и всезнающий арбитр Хатори Санада решил драматизировать финал турнира, значит, так оно и выйдет. Будем плясать под его музыку и никуда не денемся - таковы условия контракта, спорить с коими значило здорово осложнить себе жизнь.
        Арбитр Хатори терпеливо переждал волну нашего негодования, после чего бесстрастным голосом отдал распоряжение капитанам команд начать рукопашный поединок. Наше мнение его, как всегда, абсолютно не интересовало. На терминалах турнир-корректоров уже проектировалась мираж-версия, обязанная «закрасить» последние минуты игры. В этой версии виртуальные двойники Гроулера и Спайдермена не отпускали в адрес арбитра проклятия, а вызывали друг друга на последнюю схватку, что должна была определить исход финала. Нам оставалось только в сердцах плюнуть себе под ноги и организовать перед шоу-трансляторами драку на кулаках - и непременно красивую драку! - которую турнир-корректоры незаметно состыкуют с уже готовой виртуальной сценой-вступлением.
        А вы, наверное, думали, что реал-технофайтинг - спорт чистой воды и ничего более? Не спорю, элементы реального состязания в нем безусловно преобладают, но, согласитесь, наивно полагать, что кто-то отважится пустить на самотек такое масштабное и дорогостоящее действо. Для того и нужны невидимые турнир-корректоры, чтобы подавать зрителю к столу не недожаренный суррогат - тупую потасовку с оружием, - а изысканное блюдо - зрелище, поставленное по всем канонам развлекательного жанра. Поэтому каждый из реалеров является не только натасканным на драку бойцом, но и артистом. Весьма узкоспециализированным, но все-таки самым настоящим артистом,
        Рамфоринх и «Всадники» отступили, а остальные разбежавшиеся по Преисподней реалеры получили приказ прекратить сражение. Выстрелы, разрывы и лучевые вспышки утихли, и пока мы со Спайдерменом кружили по площадке, стараясь свирепыми взглядами подавить друг друга морально, возле нас собрались наши оставшиеся в строю немногочисленные товарищи по командам. Реалеры не кричали и не бесновались, как вели бы себя на их месте болельщики, они просто сгруппировались по разные стороны площадки и с угрюмой усталостью наблюдали за поединком. Но их молчаливая поддержка была тем не менее ощутима и придавала нам сил.
        Спайдермен так же, как и я, включил гиперстрайк на полную мощность и выпустил из наручей на кулаки защитные меркуриевые накладки. Поставь нас сейчас работать в паре вместо модуля-тоннелепрокладчика, и мы бы, наверное, за сутки пробили одними кулаками сквозной тоннель даже в Эвересте. Однако вместо этого приходилось бестолково колошматить друг друга.
        Наш поединок со Спайдерменом чем-то напоминал столкновения двух раскрученных стальных шаров. Маневрируя на предельной скорости, мы периодически сокращали дистанцию, обменивались сериями сокрушительных ударов, после чего, отброшенные мощью вражеского гиперстрайка, разлетались в разные стороны, чтобы через мгновение вновь броситься в атаку. Нападая на Спайдермена, я будто бросался под винт гигантского пропеллера. И все же новый «форсбоди», при всех его недостатках, нравился мне больше предыдущей модели: вмятин на панцире и шлеме почти не оставалось, а система амортизации пропущенных ударов работала мягче. Даже вышибающие искры из глаз удары накладкой в голову уже не казались столь опасными, поскольку превосходно сдерживались усовершенствованным шлемом и защитным воротом-стабилизатором позвоночника.
        Режим полного погружения, пребывая в котором большинство болельщиков реал-технофайтинга следили за турнирами, не давал и половину тех ощущений, какие испытывал на арене реалер. Тоже мне, полное погружение - наблюдать за схватками посредством шикодиапазонного инфоресивера, вделанного в шлем игрока. Самому же при этом сидеть дома в мягком кресле и периодически вздрагивать, когда через гипносенсоры тебя вдруг охватит внезапный приступ боли или страха, переживаемый реалером наяву. Ощущать полное погружение было дано лишь тем, кто действительно присутствовал на полигонах, - нам, игрокам.
        Я сомневался, что болельщики, настроившие инфоресиверы на мой канал, переживают сейчас те же чувства, что и капитан «Молота Тора» Гроулер. Болельщики ощущали жар бушующего пламени, особо рисковые могли даже доплатить за экстремальное погружение и получить сымитированный гипносенсорами ожог, но, как бы то ни было, все они только наблюдали за турниром издали. По справедливости, это болельщиков следовало считать игроками. Они делали ставки, впадали в азарт, ликовали и огорчались. В общем, наслаждались игрой, как могли. Реалеры олицетворяли для них обычные фишки, двигающиеся по игровому полю. Ладно хоть принимать самостоятельные решения этим фишкам пока никто не запрещал, а иначе они бы и вовсе превратились в бездушные модули, подчиняемые прихотям болельщика. Во что-то наподобие искусственных виртоличностей, только обладающих настоящими человеческими телами.
        Впоследствии мне рассказали, что поначалу болельщики были в восторге от этого поединка. Юркие шоу-трансляторы демонстрировали бой во всевозможных ракурсах, смаковали при помощи замедленных повторов самые сногсшибательные моменты, а турнир-корректоры добавляли в действие разнообразные эффекты, вроде хищного блеска наших глаз или громоподобного эха ударов. Сам я этот бой в записи так и не видел, хотя нередко тешу самолюбие, пересматривая собственные боевые триумфы.
        В тот день меня тоже ожидал триумф, но, будь моя воля, я бы согласился вычеркнуть из своего послужного списка половину заслуженных побед, лишь бы титул чемпионов в том сезоне завоевали «Всадники Апокалипсиса». Не пристало, конечно, так говорить некогда прославленному капитану реал-технофайтеров, и все-таки это истинная правда...
        Я не снимал и не снимаю с себя ответственности за гибель Спайдермена. Я убил его в бою, причем сделал это жестоко и беспощадно. И пусть расследование доказало, что причиной смерти капитана «Всадников» стал мой плохо отрегулированный «форсбоди», тем не менее тот убийственный удар, что свернул шею моему противнику, нанес я. Вполне вероятно, что Гроулер оказался единственным убийцей, которого маршалы не занесли в Красный Список за последние пару веков. Не много ли чести негодяю? Негодяй думает, что много, но маршал, который вел расследование, считал иначе. А кто еще знает всю правду, если не он?
        Почему с головы Спайдермена сорвало шлем, маршал тоже выяснил: сломалось крепление, оставленное в «форсбоди-5» без изменений и не выдержавшее повысившейся мощи нового гиперстрайка. Когда это произошло, я как раз шел в очередную атаку, задействовав функцию «лонгджамп» - усилитель горизонтальных прыжков. Согласно турнирным правилам, анализатор физического состояния противника у меня был включен. Так что я исправно зафиксировал нарушение техники безопасности - слетевший с головы врага шлем. После такого экстренного случая наши «форсбоди» обязаны были блокироваться, арена - очутиться под изо-куполом, а арбитр - предоставить Спайдермену исправный шлем. Но, как я уже упоминал, мой гиперстрайк был подвержен непредсказуемым сбоям, происходящим именно на полной мощности. Утративший шлем противник застыл в неподвижности возле каменной колонны, однако мой кулак реактивным снарядом продолжал нестись к его голове. Блокировка моего «форсбоди» бездействовала, а я был слишком возбужден, чтобы вовремя среагировать...
        Впрочем, никто в то мгновение не среагировал: ни арбитр, отвечающий за изо-купол, ни турнир-корректоры, исправляющие накладки в трансляции, ни сам Спайдермен, чей заблокированный «форсбоди» не позволял ему уклониться даже на сантиметр. Летальный исход для лишенного шлема противника был неминуем.
        Какой бы обширной ни являлась база спецэффектов у турнир-корректоров, какие бы эффектные сцены расчленений там ни присутствовали, вряд ли среди них отыскалось бы что-нибудь подобное. Сотни тысяч подключенных к моему инфоресиверу болельщиков не сразу догадались, почему показанная им концовка выглядит столь бледно и непривлекательно: кровь не разбрызгивается живописным фонтаном и голова моего врага не слетает эффектно с плеч, а, вывернутая под неестественным углом, остается на месте. Болельщикам «Молота Тора» и прочим жителям планеты еще предстояло осознать ужасающую правду, которую уже нельзя было скрыть. В Едином Информационном Пространстве сенсационные новости разлетаются быстро.
        Зато несколько тысяч поклонников Спайдермена, заплативших немалые суммы за экстремальное погружение, лишились чувств прямо в своих домашних креслах и потом, придя в сознание, долго не могли вернуться к нормальной жизни. Испытанное ими погружение получилось воистину экстремальным: пережить ужасную смерть и затем воскреснуть - такой экстрим выпадает далеко не каждому любителю острых ощущений. Выдержать подобное без последствий для психики сложно.
        «У всякой причины есть следствие» - гласила истина, преподанная мне впоследствии моим другом Наумом Кауфманом. О последствиях этой трагедии я могу рассказывать намного дольше, чем о ней самой, но о них несложно догадаться и так.
        Без преувеличения будет сказано: шумиха поднялась всепланетная. Еще бы, на глазах миллионов людей произошло умопомрачительное событие - человек убил человека! Вероятно, в дикую эру Сепаратизма, когда подобное происходило на каждом шагу, смерть на спортивной арене не вызвала бы такого бурного общественного резонанса. Но в гуманную эру Великого Объединения слово «убийство» звучало столь же экзотично, как «насморк» или «нищета». То есть что-то абсолютно ненормальное, частица прошлого, по странному капризу Истории угодившая в наш мир. Нет, конечно, убийства, в основном непредумышленные, происходили и сегодня - как встречались порой несчастные, что заболели насморком или погрязли в нищете, - однако явления эти носили единичный характер. Убийство - редчайшая злокачественная аномалия, причина которой расследовалась маршалами, хранителями закона и составителями Красного Списка.
        Ведший надо мной следствие маршал был первым, кто помимо самых истовых болельщиков «Молота Тора» публично признал меня невиновным. Прежде всего с ним не соглашались «Всадники Апокалипсиса» и их поклонники. Они выражали протест яростнее всех. Болельщики и члены остальных команд также осуждали меня, но делали это все-таки сдержанно, без обвинений маршалов в некомпетентности. Некоторые из бойцов моей команды покинули ее в знак протеста, но большинство предпочли остаться - ребята трезво оценили степень вины своего капитана, понимая, что тот злосчастный «форсбоди» мог достаться любому из них.
        Противники реал-технофайтинга злорадствовали и вопили на всех углах, что произошло закономерное явление, которое рано или поздно просто обязано было произойти, а потому «самый дегенеративный из всех видов спорта» нуждается в скорейшем запрещении. Остальная общественно активная часть землян, до сего дня равнодушная к реал-технофайтингу, после всего произошедшего любви к нему, разумеется, не обрела. Эти люди также не остались в стороне и внесли посильный вклад в общий ажиотаж. «Такой реал-технофайтинг нам не нужен!» - под этим девизом человечество жило целый месяц после трагедии. Имя Гроулера склонялось в Едином Информационном Пространстве где только возможно и угрожало превратиться в нарицательное, войдя в современный лексикон подобно именам Ирода и Дракона.
        Арбитр Хатори Санада невозмутимо хранил молчание, и его личное мнение насчет произошедшего так и осталось для меня загадкой. Оправдательный вердикт маршала не позволил отстранить меня от участия в дальнейших турнирах. Наоборот, на волне яростных дискуссий и скандалов наш спорт привлек к себе еще большее внимание, поэтому в следующем игровом сезоне количество проданных лицензий на полное и экстремальное погружение побило все рекорды. Казалось бы, парадокс, но тем не менее, как показывает история, похожие парадоксы случались и прежде. Вот уж и впрямь, нет худа без добра, да простит меня за столь циничные слова покойный Спайдермен - великий реалер, ставший жертвой фатального стечения обстоятельств,
        Но, к глубокому разочарованию всех неофитов-болельщиков реал-технофайтинга, главный персонаж следующего сезона - то есть я - не оправдал возложенных на него надежд. Гроулер не только не подтвердил свой неофициальный титул кровожадного маньяка, но и вообще не вывел «Молот Тора» в победители, проиграв в полуфинале. Безусловно, я старался, чтобы мои личные проблемы никоим образом не отразились на игре команды, но увы... С тех пор мы больше ни разу не надевали Золотые Венки триумфаторов.
        Удивляюсь, почему бойцы «Молота Тора» продолжали терпеть меня на посту капитана. Еще сильнее удивляюсь, почему с ними была солидарна часть болельщиков, продолжавшая верить в меня вопреки нашим хроническим неудачам.
        Не удивляюсь только своей беспринципности, из-за которой не смог добровольно покинуть капитанский пост, хотя после каждого проигранного сезона моя совесть - вернее, ее черствые заплесневелые остатки - подталкивала меня на этот шаг Но эгоист Гроулер упрямо держался за насиженное место, ибо сроднился со своей заслуженной в боях привилегией. Я был незаконнорожденным, отчего в детстве меня лишили права носить отцовскую фамилию, поэтому и имел наглость считать звание «капитан» своим вторым именем. Так что упрямство мое было вполне объяснимо и в какой-то степени простительно.
        Тяжкое испытание, которое мне довелось пережить на спортивной арене пять лет назад, оказалось, к сожалению, не последним, что было уготовано капитану Гроулеру в этой жизни. Шок от причастности к нелепой смерти собрата по оружию не шел ни в какое сравнение с ужасами Апокалипсиса, что обрушился на наши головы в это, казалось бы, вполне обычное лето. Тысячелетиями человечество готовилось к наступлению Конца Света, а он, вопреки всем предсказаниям, явился оттуда, откуда его никто и не ожидал...
        
        
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НОВЫЙ ПАЛЕОЛИТ
        
        
        «Весьма вероятно наступление невероятного...»
        Агафон, древнегреческий трагик
        
        «Где стол был яств, там гроб стоит»
        Г Р. Державин
        «На смерть князя Мещерского».
        
        
        Азия.
        Гигаполис Западная Сибирь.
        Эра Великого Объединения
        
        Апокалипсис случился в шесть тридцать утра, поэтому начало такого знаменательного события я банальным образом проспал. Не могу сказать, трубили ли тогда архангелы, но, по всей видимости, - нет. Сплю я чутко, и рев архангельских труб расслышал бы однозначно, Так что переломный момент мировой истории в моей памяти не отложился, хотя впоследствии я ни разу об этом не пожалел. Некогда было жалеть...
        Мое последнее воспоминание о Привычном Старом Мире было связано с Сабриной. Она проснулась рано, чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала к инстант-коннектору. Сабрина жила в Баварии, и хоть добираться туда по межконтинентальному хайвэю было от силы полчаса, подруга дожидалась моего пробуждения только по выходным. В остальные дни наше прощание всегда происходило так, как сегодня.
        Сабрине было двадцать четыре года, и она спешила на Службу. До отставки ей оставалось еще шесть лет, а потом, как и все отставники, она собиралась всецело отдаться любимому делу, посвятив ему остаток жизни. Так по крайней мере она мне пообещала. В свободное от Службы время Сабрина возглавляла ассоциацию болельщиц команды реалеров «Молот Тора», а в будущем намеревалась создать музей своих кумиров, дабы сберечь память о них на века. Мне, как капитану «Молотов», идея подруги импонировала. Я не сомневался, что у Сабрины все получится - она была чертовски целеустремленной девушкой. Она даже периодически выпрашивала у меня для будущего музея кое-какие личные вещи. Впрочем, в последнее время меня терзали смутные сомнения, что все эти отслужившие свой срок бытовые мелочи не приберегались Сабриной для музея, а расходились по рукам ее многочисленных подруг - таких же, как она, ярых фанаток реал-технофайтинга и его героев.
        Традиционный прощальный поцелуй Сабрины в то утро оказался символичным. Словно не она, а целый мир попрощался со мной и исчез в никуда, оставив меня досматривать сладкий предрассветный сон в полном неведении относительно происходящего наяву.
        - До завтра, Гроу, - промурлыкала Сабрина, нежно кусая меня за ухо. - И будь другом, смени себе окрестности. Альпы - это такая скука...
        «Прощай, Гроулер! - злобно оскалился Привычный Старый Мир. - Прощай, жалкий капитан аутсайдеров! Отныне игры кончились, добро пожаловать в реальность!»
        Его циничной усмешки я не разглядел...
        Межсезонье в турнирах я любил прежде всего за возможность отоспаться, поэтому редко когда просыпался в эти месяцы раньше полудня. Можно было, конечно, нежиться в постели и дольше, но срабатывал своеобразный инстинкт - едва наступал полдень, меня начинали мучить беспричинные угрызения совести. Находясь в блаженной полудреме, я обзывал себя безвольным слабаком, лежебокой, лентяем и другими справедливыми эпитетами. Средство для успокоения капризной совести существовало - скорейший подъем, тонизирующая камера, полчаса пробежки по кольцеобразному климат-полигону при смоделированном внутри него встречном ветре (спасибо нашему арбитру - он распорядился оборудовать этим дорогостоящим тренажером дом каждого реалера, дабы мы заботились о поддержании турнирной формы и в межсезонье), затем снова тонизирующая камера в сочетании с классическим водяным душем... В общем, через час нытье совести прекращалось и не давало о себе знать вплоть до следующего утра.
        Не открывая глаз, я потрогал уже остывшую вторую половину кровати и убедился, что чуда не произошло - Сабрина не осталась. После этого я с некоторым огорчением разомкнул веки и, как обычно, приказал:
        - Бэримор, время.
        Произошло другое чудо. Бэримор - мой бессменный виртуальный дворецкий, обитавший в системе жизнеобеспечения особняка со дня его постройки, - молчал, словно был живым человеком и по какой-то причине сильно на меня обиделся.
        - Бэримор, время! - уже громче повторил я.
        Бэримор не реагировал. Уж не умер ли он там случайно у себя в виртомире? Что делать в случае смерти бестелесного дворецкого, я понятия не имел. Оставалась надежда, что виртоличность отключила войс-командер в связи с самопрофилактикой, но раньше Бэримор этим в присутствии хозяина никогда не занимался.
        - Бэримор!.. - сострожился я, рывком усаживаясь на кровати. Остатки сна улетучились. - Бэримор, время! Бэримор, свет! Бэримор, сектор новостей! Бэримор, в режим голо-проекции!.. Бэримор, да проснись же наконец!
        Совершенный идиотизм - приказывать проснуться тому, кто никогда не спит, однако от растерянности я даже не замечал, что за ерунду выкрикиваю.
        Одетый в доисторический сюртук, невозмутимый старик с орлиным носом и окладистой седой бородой - привычная оболочка-скин виртоличности Бэримора, - так и не материализовался передо мной в голо-проекции, хотя, совершенно сбитый с толку, я даже пригрозил заменить его на длинноногую грудастую горничную Матильду - самый популярный скин прислуги в этом году. Мне давно рекомендовали сексапильную Матильду, но я почему-то жалел старину Бэримора и не собирался менять проверенного временем служаку на броскую новинку. Однако теперь, кажется, для этого настал подходящий момент.
        Инфоресивер лежал под рукой, в стенной нише. Ничего страшного, сейчас подключусь к «Серебряным Вратам», вызову Контрольную Службу и, если ей не удастся вернуть к жизни Бэримора, потребую заменить старика на Матильду. Знать бы еще, как это делается - раньше по поводу всех возникающих проблем беспокоился сам виртуальный дворецкий. Он следил за порядком, оплачивал счета, закупал пищу, управлял кухонным комбайном и добросовестно выполнял прочие свои обязанности.
        Проклиная так некстати почившего в бозе Бэримора, я привычным движением прилепил к виску биомагнит инфоресивера и постарался не моргать, ожидая, когда сенсор считает с радужной оболочки глаза данные моего персон-маркера. После чего «Серебряные Врата» гостеприимно распахнутся для капитана Гроулера, а в ушах зазвучит музыка заставки-приветствия; в нынешнем году это был Бетховен. Затем перед глазами, как обычно, возникнет полупрозрачная вуаль пикчерз-креатора - пикра, - предоставив в мое пользование суфлер войс-командера. На нем - полный перечень дозволенных мне в Открытой зоне виртомира команд. Останется лишь выбрать нужную и ждать помощи...
        Меня подстерегал второй сюрприз, тоже не из приятных, - ничего из ожидаемого не произошло. Инфоресивер, он же ключ от «Серебряных Врат», наотрез отказался крепиться к виску и окоченевшим пауком упал рядом со мной на кровать, беспомощно задрав вверх три биомагнитные «лапки» и рамку пикра. Я смотрел на инфоресивер, открыв рот от изумления, ибо, прожив на белом свете тридцать с лишним лет, просто не помнил случая, чтобы ключ когда-либо вел себя подобным образом. Для меня это было равносильно тому, как если бы он не упал на кровать, а взлетел в воздух и прилип к потолку. Возможно, на антигравитационных аттракционах такие фокусы считались в порядке вещей, но только не в моем доме.
        Я с опаской переложил ключ на ладонь, будто он и впрямь был впавшим в анабиоз ядовитым тарантулом. Обычно подсвеченные зелеными микролайтерами, сейчас биомагниты ключа были матово-черными, словно покрытыми копотью. Я коснулся их пальцем, все еще не веря в происходящее. Только теперь на меня повеяло холодом первого предчувствия грядущей трагедии: ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО В ПРИНЦИПЕ. Солнце не восходит на западе, а люди не имеют перьев - это аксиома. Инфоресивер работает всегда - это тоже аксиома. Ключ ломается только в случае, если приложить к этому максимум усердия - потоптаться по нему ногами или бросить в огонь.
        В любой момент я мог угодить в беду и лишиться зрения или слуха - для игрока в реал-технофайтинг это далеко не призрачная угроза. Однако даже самый простенький инфоресивер легко компенсировал бы мне утраченные чувства. Да что там говорить - для меня ключ всегда олицетворял собой такой же неотъемлемый орган современного человека, как глаза, уши и персон-маркер. Именно посредством инфоресивера я считывал данные с персон-маркера любого встречного незнакомца. Уже через секунду я знал, кто передо мной, его краткую биографию, характер и привычки. Равно как и встречный знал обо мне все что положено.
        Но самое главное - ключ открывал для меня «Серебряные Врата». И если простая неисправность инфоресивера приравнивалась к утрате зрения и слуха, утрата связи с «Вратами» была не чем иным, как потерей памяти. Практически полной ее потерей.
        Получалось, что в это солнечное летнее утро я одновременно ослеп, оглох и занедужил склерозом.
        Я пощелкал ногтем по миниатюрному корпусу инфоресивера и по рамке пикра, лелея надежду, что это поможет. Необъяснимый, почти инстинктивный поступок, над которым я даже не задумался. Мертвый паучок от этого не ожил, что, в общем-то, не стало для меня откровением. Следующим инстинктивным желанием было разнести инфоресивер вдребезги, но от такого вандализма я воздержался. Нельзя унять головную боль, ударяясь лбом о стену - разбитая голова куда хуже мигрени.
        - Спокойно, Гроулер, - сказал я себе. - Только спокойно. Проверь-ка еще разок, спишь ты или нет - возможно, тебе просто снится кошмар.
        Щипок, которым я немилосердно наградил собственный нос, вернул бы к жизни даже мертвеца. И все же для полной гарантии я ущипнул себя еще пару раз. И только когда из глаз покатились слезы, пришлось с прискорбием констатировать - кошмар происходит наяву. Кряхтя от боли и шмыгая покрасневшим носом, я свесил ноги с кровати и осторожно коснулся ступнями пола. Без привычного Бэримора и незримого присутствия «Серебряных Врат» этот омертвевший дом больше не вызывал у меня доверия.
        Пол был холодным, из чего следовало, что система жизнеобеспечения также не функционирует. Впрочем, я этому особо не удивился - после уже пережитых неприятностей поразить меня сегодня еще чем-то было трудно. Так что все дальнейшие сюрпризы, обрушивавшиеся на мою голову, я воспринимал, стиснув зубы. Позволял себе лишь крепко выругаться, и то потому, что молча взирать на происходящее было по силам лишь хладнокровному человеку, каким капитан Гроулер никогда не являлся. А также он не являлся любителем дол-го раздумывать над проблемами, что и позволило ему в дальнейшем с честью выходить из трудных ситуаций Парадоксально, но это так. Всегда и везде рубить с плеча - черта моего характера, ранее считавшаяся скверной, в Жестоком Новом Мире превратилась в истинную добродетель.
        Вот в таком состоянии - с горящим от щипков носом и замерзшими от холодного пола ступнями - я и узрел в окно Апокалипсис. Правда, прежде чем он предстал перед глазами во всей своей дикой красе, пришлось опять пойти на варварские методы. Затонированное на ночь золотистой дымкой окно спальни после отказа системы жизнеобеспечения так и продолжало оставаться непрозрачным. Команда, какая обычно отдавалась на этот счет Бэримору, не сработала. Я, конечно, подозревал, что она не сработает, но все равно попробовал - а вдруг?
        Никакого «вдруг».
        Выбивание окна не входило в мои планы, все случилось непроизвольно Кто бы мог подумать, что на самом деле оконный кварц настолько непрочный - раньше-то я по нему никогда кулаками не стучал. И ведь не со злости ударил, а лишь слегка - авось да поможет. В отличие от инфоресивера, помогло Не так, как ожидалось, но помогло - окно в Жестокий Новый Мир распахнулось, брызнув водопадом осколков под лучами полуденного солнца.
        Вот таким - солнечным и теплым - встретил я обещанный тысячелетия назад Апокалипсис. По голубому небу плыли редкие белые облачка, дул ласковый ветерок, вокруг пели птицы Природа радовалась погожему дню и не ведала, что населяющие мир высокоразвитые двуногие создания уже окрестили его Жестоким.
        До того как я выбил окно, во мне еще теплилась надежда, что череда престранных неприятностей обрушилась только на мой дом - этакое редчайшее стечение роковых обстоятельств. Но едва передо мной открылась панорама окрестностей, надежда эта канула в небытие
        Я жил в престижном мегарайоне Западной Сибири, полностью отведенном под частные владения. Сказать, где именно жил, затрудняюсь: со времен всеобщего упразднения государственных границ и изобретения инстант-коннектора, инскона, послужившего основой основ Единой Транспортной Сети, такими вещами мало кто интересуется Но по характеру местности - невысокие нагорья, чередующиеся с равнинами, - догадывался, что дом мой находился где-то на окраине нашего гигаполиса.
        Ближайший отрезок межконтинентального хайвэя инскона пролегал южнее соседнего гигаполиса Алтай - по пятидесятой параллели - и разделял Казахстан на два гигаполиса. Северный и Южный. Идущие к хайвэю магистрали Западной Сибири сливались воедино с алтайскими и уральскими далеко отсюда. Так что помимо скромных «трубопроводов» местной Транс-сети никаких колоссальных, диаметром до полукилометра, линий межконтинентального хайвэя поблизости не наблюдалось и вида не загораживало. Далеко не каждый землянин мог похвастаться пейзажем почти девственной природы у себя за окнами.
        Впрочем, имелся-таки один недостаток, который не позволял относить окрестный пейзаж к идиллическому торчащие на горизонте высотные здания соседних, не столь престижных, мегарайонов Западной Сибири. Из-за этого нестройного, окутанного сизой дымкой каменного частокола я был лишен счастья в полной мере созерцать закаты солнца. Однако покидать тихий пригород и переезжать в высотный мегарайон по столь несущественной причине желание, естественно, отсутствовало
        И все равно, несмотря на живописные окрестности, я предпочитал пользоваться ландшафт-проектором, который создавал по всему куполу силового поля над моим жилищем панораму настоящей дикой природы. Ландшафт-проекторы имелись в каждом особняке нашего мегарайона, отчего, выйдя за границу своих владений, я всегда наблюдал одно и то же: купола силовых полей соседей, напоминавшие сотни больших пузырей на луже под дождем. Пузыри эти были не просто прозрачными, а переливались всеми цветами радуги. Именно так выглядело при взгляде снаружи голографическое изображение, проецируемое изнутри на защитные купола.
        Я постоянно загружал в ландшафт-проекторы что-нибудь альпийское или скандинавское - обожаю суровую, скупую на краски северную природу. Сабрине не нравились мои художественные пристрастия. Она называла их безвкусными и требовала для себя море, пальмы и песок. Я же ненавидел яркое солнце и буйство красок за окном - все это мешало мне нормально отдыхать, а отдыхать я любил в спокойных раздумьях, какие навевали на меня лишь сосны, снега и скалы мрачного севера
        Признаться, я уже здорово отвык от естественного, не скрытого виртуальным ландшафтом вида из окна своей спальни. Выстроенные в отдалении друг от друга дома соседей с окружающими их редкими деревьями, идеально прямая и уходящая за горизонт местная магистраль Транс-сети, неширокая речушка, чьи берега отделаны декоративным полимером, стилизованным под стриженую травку .. Еще вчера вечером на этом месте возвышались снеговые шапки гор, искрился радугой далекий водопад, а кряжистые вековые сосны глядели с утесов в воды бурной горной реки - не чета той сонной протоке, что петляла теперь неподалеку, заключенная в полимерное русло. Неудачная метаморфоза, но я горевал по этому поводу недолго. На смену сожалению о погасшем ландшафт-проекторе подоспела очередная порция шокирующих впечатлений.
        Ландшафт-проекторы отключились вместе с защитными полями, поэтому привычного, покрытого большими пузырями «водоема» теперь не наблюдалось в помине Простые дома, выстроенные в более или менее одинаковом стиле, и никаких куполов над ними - ни радужных, ни прозрачных. Оставалось только обнести наши особняки архаичными деревянными оградками, и вот вам готовые декорации для исторического виртошоу на тему эры Сепаратизма, а конкретно - девятнадцатого-двадцать первого веков. Мы с Сабриной часто посещали такие шоу в развлекательном секторе «Серебряных Врат». Из того, что мне довелось там увидеть, я понял одно: в те века была не жизнь, а сплошные мучения. По мне, так уж лучше пожить денек-другой во времена, когда о двигателях внутреннего сгорания и слыхом не слыхивали, тогда хоть атмосфера была сродни нашей, а то и чище.
        Пропавшие силовые купола больше не защищали наши дома от непрошеных гостей и непогоды, однако позволяли рассмотреть округу более тщательно, постольку теперь не заслоняли множество мелких деталей, Я пригляделся, пытаясь отыскать на улице кого-либо из соседей, но никого поблизости не обнаружил. Откуда-то издалека раздавались взволнованные крики. Кричавший был мне не виден, и тем не менее причина его раздражения являлась понятной. Я и сам был весьма расстроен после всего, что пережил за истекшие пять минут.
        Окрест царило безлюдье, даже возле стоянки ботов инскона не маячило ни одного человека. Боты застыли возле стартового шлюза стройной шеренгой, словно патроны в пулеметной ленте. Функционировал ли сам инстант-коннектор, определить было невозможно, но большие информационные пикры возле шлюзов не светились, а сигнальные лайтеры на ускорителях не предупреждали о том, что из шлюза в магистраль стартует очередной бот. Из всего этого я сделал вывод, что Транс-сеть, равно как и виртомир «Серебряных Врат», тоже переживает кризис. Об истинном масштабе кризиса я судил по тому факту, что два великих технических достижения человечества, чья исключительная надежность подтверждалась столетиями безупречной службы, вышли из строя одновременно. Даже мне с моим неоднократно контуженным и сотрясенным на турнирах мозгом хватило ума догадаться: такое совпадение отнюдь не случайно...
        Глухой низкий звук, напоминающий далекие раскаты грома, донесся откуда-то с запада. Ничто не предвещало грозу, наоборот, яркое солнце немилосердно било мне в лицо и заставляло щуриться. Я приложил ладонь козырьком ко лбу, пытаясь отыскать вдали причину, что нарушила зловещую тишину сегодняшнего утра.
        Причина вскоре отыскалась. Конечно же, это была не гроза. Когда до меня дошло, что я вижу именно то, что вижу, мысль о кошмарном сне снова начала перерождаться в уверенность. Видеть наяву подобные вещи, пусть и издали, - огромное потрясение даже для такого черствого циника, как я.
        Что-то огромное и объятое огнем неслось к земле из стратосферы, разваливаясь на части. От испуга я разразился ругательствами и решил было, что это прорвавшийся через Орбитальный Щит метеорит, но уже через секунду понял, что будь это железный подарок с небес то на столь пространное ругательство у меня бы просто не хватило времени. Не слишком стремительно для метеорита падало увиденное мной нечто. Однако тем не менее падало, причем должно было грохнуться где-то поблизости. Не иначе в соседнем мегарайоне...
        Перед тем как это произошло, я успел подумать, что было бы неплохо лечь на пол или еще лучше - выбежать из дома. Кто знает, что случится в момент столкновения этой чудовищной штуки с Землей? Будет ли ослепительная вспышка или всесокрушающая ударная волна превратит в пустыню все в радиусе сотни километров? Пришедшая в голову мысль была рациональной, но она безнадежно запоздала - на принятие мер безопасности у меня оставалось полсекунды. Какое тут бегство, и отвернуться-то толком не успеешь...
        Поэтому я и не отвернулся, став свидетелем ужасной трагедии, развернувшейся в окне моей спальни.
        Оставляя дымный след, нечто врезалось прямо в те высотки, что мешали мне любоваться закатами. Сразу же стали ясны размеры упавшего с небес тела: приблизительно как пара вместе взятых высоток, которые огненное нечто в мгновение ока погребло под собой. Но прежде чем до меня долетел грохот, а место падения окутала завеса пыли, мне удалось рассмотреть, на что было похоже развалившееся тело Очертания его напоминали межпланетный рудовоз, какие бороздят Солнечную систему вот уже несколько веков, снабжая человечество тем, что оно давным-давно подчистую выбрало из недр старушки-Земли. По всей видимости, это и впрямь был рудовоз - иных логичных предположений не имелось.
        Удар от столкновения рудовоза с Землей оказался настолько силен, что повлек за собой целую череду разрушений. Еще две из каменных громад, что маячили на горизонте, обрушились, медленно осев в плотных клубах пыли. Остроконечная верхушка одной из них завалилась на третью башню, более низкую и стоявшую практически впритык. Шпиль падающего здания чиркнул по крыше соседки и напрочь снес ей верхние этажи, сооруженные из кварца. Едва различимое отсюда облако кварцевых осколков сверкнуло на солнце подобно водяной пыли. Подкошенная ударом высотка содрогнулась, после чего начала рушиться, как и остальные. Неутихающий раскатистый грохот усилился...
        Через полминуты на месте целого квартала высоких каменных башен не осталось ничего, кроме непроглядной пылевой завесы.
        Такого шока мне еще не доводилось переживать. Я стоял, парализованный ужасом, с выпученными глазами и разинутым ртом, душа моя от всего увиденного ушла в пятки. В принципе разрушениями меня было не удивить. Случалось, что во время турниров мы, следуя сценариям игры, взрывали и обрушивали на полигонах довольно высокие постройки. Но все они были лишь искусно сооруженными декорациями, несравнимыми с настоящими городскими высотками. Сколько людей погибло под их руинами, даже вообразить было страшно. Я с содроганием ожидал, что вслед за упавшими зданиями начнут рушиться и другие, однако, к моему невероятному облегчению, этого не произошло.
        Я поежился: Сабрина проживала в подобном мегарайоне, тоже застроенном высотками. Где сейчас моя подруга и что с ней? Успела ли добраться до Службы или застряла где-нибудь по дороге? Все-таки следовало надеяться, что Сабрина не угодила в неприятности, поскольку чем еще мне было утешаться, кроме этих надежд?
        Наконец-то Апокалипсис сбросил маску и явил миру свое подлинное лицо, перекошенное жестокой гримасой убийцы. Руки мои беспомощно опустились, в ногах поселилась слабость, в горле пересохло. Надвигалось нечто ужасающее, и против этого неизведанного я чувствовал себя жалкой букашкой, которая ползет по земле навстречу несущемуся торнадо. Ни убежать от него, ни забиться под камешек было нельзя - надвигающийся торнадо с корнем выдирал деревья и срывал крыши домов. Хотелось что-нибудь срочно предпринять, как-то повлиять на ситуацию, но я не знал, каким образом. Стоять, пялиться в окно, наблюдая, как Привычный Старый Мир летит в тартарары, трястись в ужасе и ожидать, когда явится Спаситель в обличие всемогущего контролера или механического модуля-ремонтника?
        А что еще остается? Только сидеть дома, надеяться на лучшее, ждать хороших новостей и пить пиво. Разумеется, пока-то еще холодное - я подозревал, что фростер в баре также приказал долго жить вместе с исчезнувшими Бэримором и прочими благами высокоразвитой цивилизации.
        Пока я пялился в разбитое окно и терзался мрачными раздумьями, на юге тоже начали происходить любопытные вещи. Из-за горизонта - откуда-то с окраин гигаполиса Алтай - медленно поднимался столб черного дыма. Дымовой столб был столь плотным и огромным что, когда ветры окончательно развеяли его, он успел подняться до верхних границ тропосферы. Что творилось в той стороне, определить было нельзя. Второй страшный катаклизм, замеченный мной в это утро из окна спальни. Сколько же их бушевало сейчас на планете и сколько случится в ближайшее время?
        Пересохшее от волнения горло и взвинченные нервы вернули меня к мыслям о размороженном фростере и медленно нагревающемся в нем пиве. Требовалось срочно успокоиться. Обычно в межсезонье я не позволял себе употреблять спиртные напитки до вечера - в сезон турниров я не баловался ими вовсе, - но сегодня выдался совершенно особый денек. К тому же бар являлся единственным источником пищи, который был в данный момент доступен; завтрак Бэримор приготовить не успел, а с кухонным комбайном, куда дворецкий заряжал пищевые полуфабрикаты, я обращаться не умел.
        И все-таки, пройдя на кухню, куда при живом Бэриморе (решил вспоминать о нем как о человеке - старик это, бесспорно, заслужил) приходилось заглядывать редко, я посмотрел на комбайн оценивающим взглядом: в его продуктовых камерах хранились внушительные запасы пропитания. Пусть в неприглядном и неудобоваримом состоянии, но вполне пригодном для утоления голода. На одном пиве и вине долго не протянешь, и голод довольно скоро даст о себе знать. Меня не остановит тонкая полимерная перегородка, отделяющая голодного зверя Гроулера от вожделенной пищи. Судьба безмолвного кухонного комбайна была уже написана - очень скоро ему предстоит пережить то же, что и оконному кварцу, только его смерть уже не будет случайной. Он виноват лишь в том, что хочется мне кушать... Не помню, кто из древних поэтов это сказал, поскольку литературу эры Сепаратизма в интернате Гражданского Резерва, где я вырос, нам преподавали по ускоренной программе. Педагоги-виртоличности наверняка предвидели, что в будущем классическая литература мне не пригодится. Моя судьба, как и судьба подавляющего большинства граждан Привычного Старого
Мира, была просчитана практически с младенчества и никаких превратностей не сулила. Гарантированно.
        Где теперь эти гарантии и кто ответит за их несоблюдение?
        
        Пиво было еще холодным - первая радость за сегодняшнее утро. Как оказывается мало надо человеку для поднятия настроения при Апокалипсисе! Пришлось правда повозиться с крышкой бочонка - я из тех гурманов, кто предпочитает дорогие экзотические сорта, разлитые в деревянные емкости, - поскольку еще ни разу не приходилось открывать ее вручную. В конце концов выяснилось, что дерево ненамного прочнее синтетического полимера. Недостаток у варварского метода откупоривания бочек был один - смакуя первую кружку, я постоянно выплевывал плавающие в пиве щепки,
        Эх, если бы все неприятности в жизни были столь несущественными!
        Склоняюсь к мысли, что именно распитие спиртных напитков во внеурочное время и нервное перевозбуждение потянули меня на дальнейшие подвиги. Расхаживая по дому с пивной кружкой, я провел дотошное исследование на предмет различных сюрпризов, какие еще могла преподнести текущая экстраординарная ситуация. Сюрпризы, естественно, обнаружились. Самые неприятные из них: не было воды, не работал модуль медицинского контроля «Панацея», входные двери заклинило намертво.
        Отсутствующую воду могло несколько дней без проблем компенсировать пиво; кстати, было бы весьма познавательно хотя бы раз в жизни удариться в многодневный запой. Однако запой запоем, но ходить грязным я в запойном состоянии не собирался, а поливать себя пивом из кружки в тонизирующей камере не шибко-то хотелось. Даже в познавательных целях.
        Облепленная всевозможными инжекторами, а ныне превратившаяся в бесполезный ящик, «Панацея» глядела на меня с немым укором линзами погасших сканеров. Она словно отговаривала от проведения запойных тестов Резон в ее укорах имелся железный: лечить неизбежную в случае запоя ежеутреннюю головную боль «Панацея» была теперь не в силах. Подумав, я все-таки с ней согласился и отверг заманчивую идею беспробудного пьянства. Однако пообещал обязательно к ней вернуться, если вдруг на меня снизойдет озарение, как охладить пивные запасы.
        Хуже всего дела обстояли с входной дверью. Войсблокиратор, отпиравший дверь лишь после того, как сличал голос хозяина с образцом из голосовой базы «Серебряных Врат», похоже, заклинило намертво. Дверь со стеной превратились в монолит, и решить эту проблему кулаком без травматический последствий было нельзя. Окна, что выбивались достаточно легко, на первом этаже, как нарочно, отсутствовали. Все это недвусмысленно намекало мне, чтобы я не высовывался из дома в Жестокий Новый Мир, где с небес будто мертвые птицы падают рудовозы, шутя разваливаются каменные колоссы, а дым пожаров застилает небеса.
        Но Гроулер дерзнул. Без какой-либо определенной цели - ему просто захотелось на волю.
        Опустошив бочонок, кое-как уняв нервы и войдя в состояние, когда любая тварь дрожащая легко убеждается, что она право имеет, я вернулся к разбитому окну и, совершенно не заботясь о том, как попаду обратно, выпрыгнул на гранитные плиты дворика.
        Здесь-то мной и было нарушено главное правило поведения в Жестоком Новом Мире, которое гласило: жизнь есть страдание и любой необдуманный поступок неизбежно приводит к плохим последствиям. В своих турнирных доспехах модели «форсбоди-5» из облегченного сверхпрочного меркуриума, снабженных силовыми амортизаторами прыжков и стабилизаторами суставов, я порой сигал с такой высоты, что в полете успевал досчитать до пяти. Будь на мне сейчас «форсбоди», я бы вообще ничего не почувствовал - так, будто не прыгнул из окна, а переступил порог комнаты. Нет, конечно, я прекрасно помнил, что в это утро мои ноги не предохраняли удароустойчивые амортизаторы Просто понадеялся на свой многолетний турнирный опыт и решил, что небольшой высоты не стоит бояться. Тем паче что после выпитого натощак бочонка пива законы пространства уже не казались столь непоколебимыми, а потому земля со второго этажа выглядела гораздо ближе, чем обычно.
        Я убедился в собственной глупости, когда едва не пробороздил носом гранит, не устояв на ногах после приземления и распластавшись прямо возле погасшего ландшафт-проектора. Больше минуты провалялся в такой неприглядной позе, приходя в себя. За это время я успел раскритиковать вслух и свое мальчишеское поведение, и гранитное покрытие двора, и даже земную гравитацию, постоянство которой, безусловно, делало ей честь, однако в данную минуту этот факт меня почему-то не радовал.
        Впрочем, нашлось за что себя и похвалить. Отправляясь из дома под хмельком, я не забыл надеть штаны, майку и ботинки, поэтому не ободрался о гранит и не отбил при приземлении ступни. Первый урок был усвоен: жизнь в Жестоком Новом Мире заставляет быть предусмотрительным даже в мелочах.
        Кряхтя и потирая ушибленные ладони, я неуклюже поднялся и осмотрелся. Передо мной лежало три дороги, первая вела к инстант-коннектору, вторая - вдоль по улице, третья - самая короткая - упиралась в порог соседнего дома. Но проблемы выбора не возникло. Возле стоянки ботов инскона я заметил какое-то движение и потому направился именно туда.
        Молодой парень, по всей вероятности, контролер, прохаживался вокруг готового к отправке в стартовую камеру бота и непрерывно говорил. А поскольку кроме него на стоянке больше никого не было, получалось, что разговаривал он сам с собой. Подойдя поближе, я заметил в его глазах слезы.
        - Два - четырнадцать - игрек - восемь, - без остановки бубнил парень. Говорил он, конечно, не со своей тенью, а пытался ввести координаты боту. Отключенный бот не реагировал. - Да что же за напасть!.. Два - четырнадцать - игрек - восемь.... Ну пожалуйста!.. Два! Четырнадцать!..
        - Эй... как тебя там!.. - окликнул я первого встреченного за день человека. Без обязательного ключа на виске и полупрозрачного пикра перед глазами я ощущал себя крайне неловко - будто вышел прогуляться голым Невозможность опознать персон-маркер собеседника создавала жуткие неудобства Я понятия не имел, кто передо мной, каков его психологический портрет и как следует себя вести при разговоре с этим незнакомцем В отличие от меня, у парня инфоресивер был с собой. Только по уже известной причине он держал его в руке, а не закрепил на положенном месте. Услыхав мой голос, молодой человек вздрогнул, дрожащей рукой поднес ключ к виску и нацелил на меня рамку пикра.
        - Бесполезно, - заметил я, приближаясь. - Можешь не суетиться - мой ключ тоже не работает.
        Парень между тем повел себя неприветливо - занервничал и испуганно попятился от меня так, словно узрел какого-нибудь мифического живоглота, коими любят стращать доверчивого зрителя в виртошоу ужасов. Моему дружескому совету парень не последовал, энергично потряс инфоресивер возле уха и снова направил на меня сенсор.
        - Ну как, помогло? - поинтересовался я, походя отметив, что не одинок в своей привычке применять насилие к отказавшей технике. Не иначе, этот эмоциональный жест следовало рассматривать как некий инстинкт, дремавший в нас ранее и теперь разбуженный критическими обстоятельствами. Я уже не сомневался, что ещё не раз столкнусь с его проявлением
        - Не подходи! - яростно блеснул влажными глазами парень, после чего ретировался за бот и настороженно замер, выбрав такую позицию, чтобы между ним и мной была непреодолимая стальная преграда. - Стой, где стоишь! Чего тебе надо? Я тебя не знаю!
        - И что с того? - бросил я, замедлив шаг. - Я тоже тебя не знаю. Давай познакомимся. Меня зовут Гроулер, я живу вон в том доме у холма. - Я изобразил добродушную улыбку, которую свирепый по натуре капитан реалеров мог иногда себе позволить. - И у меня было плохое утро, так что прекрасно тебя понимаю Иду, гляжу, у тебя похожие проблемы, поэтому дай, думаю, подойду, спрошу - может, ты в курсе, что происходит...
        - Нет! Проваливай1
        - Вижу: не в курсе. Однако стоит ли так переживать по этому поводу? Не спорю - трагедия. Но дело-то поправимо. Разберутся, кому следует, и все починят. А хочешь, пойдем попьем пивка? Еще холодное.
        Признаться, я понадеялся, что парень меня узнает, но он, к сожалению, не узнал Разве есть на свете такой поклонник реал-технофайтинга, который отказался бы выпить пива с самим капитаном Гроулером, пусть и давно утратившим свой чемпионский титул?
        - Уходи, я тебе не верю! - прокричал парень. Если бы я не остановился, он бы наверняка забегал от меня вокруг бота. - Держись подальше, пока не увижу твой персон-маркер!
        - Как скажешь, - отступился я. И не предполагал, что поломка инфоресивера сумеет вогнать человека в такую параноидальную подозрительность. - Ты вообще где живешь-то?
        - Не твое дело! Иди, откуда пришел!
        Я пожал плечами - действительно, какое мне дело до этого ненормального, - развернулся и зашагал обратно Однако не прошел я и десяти шагов, как парень боязливо меня окликнул.
        - Э-э-эй, а куда я попал?
        Так и подмывало ответить. «Не твое дело», но я причислял себя к культурным людям и потому от грубостей воздержался.
        - Западная Сибирь, - обернувшись, просветил я его. - Мегарайон частных владений. Если не ошибаюсь - третий.
        - Издеваешься, что ли, географ? - обиженно фыркнул парень. - Типа я такой умник и знаю, где эта Западная Сибирь находится1 Координаты стоп-зоны какие?
        - Пять - восемнадцать - зэд - тридцать один, - великодушно уточнил я, чувствуя, что еще минута общения с этим инскон-кочевником, и я точно сменю милость на гнев И плевать тогда на кодекс реал-технофайтеров, предписывающий вести себя в обычной гражданской жизни тише воды ниже травы. Этому придурку лучше не знать, что такое гнев выведенного из себя Гроулера.
        - Пятерка! - удивленно присвистнул парень. - Это Азия, что ли? Вот занесло! А я-то думаю, почему меня так морозит...
        Последние слова он бормотал уже под нос и продолжал бормотать до тех пор, пока я не удалился, оставив его страдать в гордом одиночестве. Никакой он не контролер, как показалось вначале. Фиаскер-глюкоман; вон и следы перламутрового налета на веках заметны.
        Эта деградированная публика была мне принципиально неинтересна. Больше половины фиаскеров и на Службе-то никогда не состояли, остальные либо были с позором уволены до срока, либо, кое-как отслужив свой срок, опустились до столь низменного состояния после отставки. Я не считал фиаскеров полноценными людьми - жители трущоб, а то и вовсе бродяги, фиаскеры и глюкоманы прожигали жизнь, покрывая веки глюкомазью, единственным легализованным наркотиком, и мотаясь по свету от одного увеселительного заведения к другому.
        Изрядная часть фиаскеров, наоборот, десятилетия-ми не покидала своих убогих квартир, возлежала в огромных креслах, круглосуточно находясь подключенными к безграничному миру «Серебряных Врат» Опекаемые модулями социальной поддержки, обладатели разжиревших многоцентнеровых туш поглощали пищу и справляли естественные надобности рефлекторно, даже не замечая этого. Их мозг жил совершенно отдельной от тела жизнью. Двумя словами - полные деграданты
        Умственно ограниченное сообщество фиаскеров варилось в собственном соку, вполне довольствуясь доступными ему благами цивилизации и не мечтая больше ни о чем в жизни. Порождения нашей архигуманной эпохи - обучены только брать и ничего не отдавать взамен. Я мог лишь догадываться, сколько сегодня в мире насчитывается этих бездельников, обладателей предельно низкого социального рейтинга. Но, судя по тому, что встречались они мне везде и повсюду, их было достаточно много. Да и автораздатчиков бесплатной глюкомази в последнее время на улицах города стало значительно больше - тоже говорящий о многом признак.
        
        Едва я вернулся к развилке, как увидел бегущую по улице молодую женщину. Заметив меня, она поднесла ладонь к виску, подобно нелюдимому фиаскеру пытаясь опознать мой персон-маркер при помощи «мертвого» ключа. Я заранее настроился на ее недоверчивую реакцию, что по моим прогнозам обязана была наступить после, но, вопреки ожиданиям, женщина не испугалась неопознанного субъекта. Наоборот, обрадовалась так, словно встретила долгожданного родственника.
        - Наконец-то вы прибыли! - возликовала она, подбегая ко мне, хватая за руку и увлекая за собой. - Вы даже не представляете, чего мы здесь натерпелись! Это... Это... Это немыслимо! Вокруг такое творится!
        - Тоже заметил, - подтвердил я, растерявшись и покорно следуя за женщиной. - Извините, куда вы меня тащите?
        - Как куда? - Мой вопрос вызвал у нее откровенное недоумение, она даже остановилась. - К себе домой, куда же еще! Это же я - Гертруда Линдстром! Я вызвала вас примерно полчаса назад. Вы опоздали, но я не буду предъявлять претензий. Понимаю, не маленькая - ведь когда вокруг творится такое... такое...
        - Один момент! - Я высвободил запястье из ее цепких пальцев. В моей голове шумело пиво, которое плохо влияло на процесс мышления - Позвольте-ка объяснить никто меня никуда не вызывал Я живу вон в том доме, и у меня так же, как у вас, выдалось прескверное утро.
        - Хотите сказать, что вы не контролер? - Гертруда посмотрела на меня с таким огорчением, что мне даже стало неловко.
        - К сожалению, нет, - подтвердил я - И никогда им не был.
        - Но ваше лицо мне знакомо!
        - Наверное, вы видели его в спортивном секторе «Серебряных Врат». Меня там иногда показывают. Раньше показывали чаще, но последние пару лет...
        - Что за ерунда! - вскричала Гертруда. - Я потому вас и знаю, что вы - диспетчер Контрольной Службы! Прекратите ваши глупые шутки, и идемте скорее - у меня розы в оранжерее вянут!
        И снова попыталась ухватить меня за руку.
        - Спокойно! - отпрянул я. Люди сегодня будто состязались, кто быстрее выведет меня из душевного равновесия. Понятно, что мир в кризисе, но стоит ли из-за этого сходить с ума? - Еще раз повторяю: я не контролер! Мое имя Гроулер Гро-у-лер! Ни о чем не напоминает?
        И я широко, во весь рот, улыбнулся, продемонстрировав свой коронный звериный оскал, давно вошедший в историю реал-технофайтинга как мой второй персон-маркер. Воспроизводить боевой клич, который я вкупе с оскалом обычно издавал над поверженным врагом, не стал - Гертруде хватило и вида моих обнаженных клыков. Эти чудовищные искусственные имплантанты, сделанные мной исключительно ради воинственного имиджа, быстро освежили память моей случайной знакомой. Причем освежили даже лучше, чем того требовалось.
        - Вы - тот самый жестокий реалер-убийца, которого оправдали! - без обиняков заявила она, отступая на шаг, но других признаков страха не проявляя. Это уже делало ей честь - Из-за вас тысячи болельщиков получили тогда тяжкие психические травмы! Да, это точно вы! И знать не знала, что со мной по соседству живет...
        «Такое чудовище!» - явно хотела сказать она, но воздержалась. Что ж, и на том спасибо.
        - Это реальный и жесткий вид спорта, госпожа Линдстром, - невозмутимо парировал я. К подобным обвинениям в свой адрес я привык и давно перестал на них обижаться. Нервировало лишь то, что капитан Гроулер был не первым реалером, совершившим непредумышленное убийство, однако как только где-либо заходила речь о жестокости в спорте, тут же вспоминали Гроулера, его звериные клыки и тот трагический инцидент пятилетней давности. - На аренах всякое случается Капитан Спайдермен, как и прочие игроки, был добровольцем и знал, чем опасен реал-технофайтинг. На месте Спайдермена с той же вероятностью мог оказаться я.
        Неизвестно, удовлетворило Гертруду мое объяснение или нет, но тему она сменила.
        - Но где же тогда контролер? - уняв эмоции, поинтересовалась женщина. - Я связалась с ним полчаса назад, но его почему-то до сих пор нет. И кто мне скажет, что вообще сегодня происходит?
        - Кризис, разве не видно? - ответил я. - Но вы, наверное, ошибаетесь: «Серебряные Врата» закрыты уже как минимум два часа. Вы могли вызвать контролера только ранним утром, не позже.
        - Я вызвала его после того, как проснулась и поняла, что моя горничная... пропала, - заявила Гертруда.
        - И контролер вам ответил?
        - А что, он должен был мне ответить?
        Я задумался: а кто его знает, что обычно отвечал Бэримору вызываемый на дом контролер. И приезжал ли он вообще хотя бы раз на вызов лично - насколько я был в курсе, обычно виртуальный дворецкий получал все нужные инструкции через «Серебряные Врата» и устранял неисправность самостоятельно.
        - Не знаю, госпожа Линдстром. - Я озадаченно почесал макушку. - Инфоресиверы умерли, поэтому вряд ли вы сумели бы связаться с контролером...
        - То есть как это умерли? - выпучила глаза Гертруда - Вы в своем уме? Да, мой паучок сегодня ведет себя немного странно: он не захотел общаться и рассказывать мне о вас. Но я подумала, что он просто скучает по Лауре, моей горничной, и потому капризничает... - Госпожа Линдстром трогательно погладила пальчиком сенсоры-лапки инфоресивера, после чего презрительно сощурилась и холодно произнесла: - Мой паучок жив! А ваш, возможно, и впрямь умер! И я не удивлюсь, если вы сами прикончили его! О ваших животных наклонностях знает весь мир. Наверняка вы едите сырое мясо, а вместо воды пьете кровь! Троглодит!
        - Прошу прощения, кто? - удивился я, собираясь уточнить, следует ли мне оскорбляться, и если да, то насколько глубоко. Таким экзотическим прозвищем меня еще не награждали, но звучало не менее грозно, чем Живоглот.
        Гертруда не ответила, поскольку ее внимание привлекло что-то у меня за спиной
        - А, вот и контролер! Я знала, что он появится! - Она подпрыгнула от восторга и, небрежно оттолкнув меня плечом, припустила к инстант-коннектору. Я проследил за ней до самой стоянки и навострил слух, поскольку приблизительно догадывался, что сейчас услышу. Такую любопытную сцену не следовало пропускать.
        - Замри на месте! Замри, кому сказал! Стой, где стоишь! - вскоре раздались оттуда вопли уже знакомого мне фиаскера, застившего глаза глюкомазью
        - Кто вы такой? Вы контролер? - вопрошала госпожа Линдстром, неопознанная заплутавшим кочевником.
        - Я что, похож на контролера? Нет, я не контролер! Проваливай отсюда, ненормальная! - отбивался от нее фиаскер.
        - А где контролер? - продолжала атаковать Гертруда. - Он уже должен быть здесь!
        - Не видел я твоего контролера!
        - Куда же он делся?
        - Проваливай!..
        «Мир сошел с ума», - думал я, стоя посреди пустынной улицы и слушая далекую перебранку двух вполне обычных граждан, которые еще вчера даже не посмотрели бы друг на друга при встрече. Возможно, были правы те, кто называл Гроулера зверем. Однако в данный момент под это определение подпадал не только он. Все мы в большей или меньшей степени обычные животные, отгородившиеся от дикой природы искусственной преградой из плодов собственною, не в меру развившегося разума. Животное плюс высокие технологии - вот и получился человек в современном его понимании. Отними от суммы второе слагаемое, что остается? Не больно-то сложная арифметика, даже для не блещущего интеллектом реалера.
        Я давно усвоил, что мне противопоказано заниматься философскими рассуждениями - голова начинает пухнуть от переизбытка мыслей, а настроение неизбежно ухудшается. К тому же после этого утомительного занятия всегда хочется перекусить.
        Я с тоской посмотрел на выбитое окно спальни: действительно, пора бы задуматься не о философских вопросах, а о хлебе насущном, до которого требуется еще добраться. Второй этаж - это для реалера в «форсбоди» один легкий прыжок, а для обычного человека - приличная высота. Взять такую не получится даже с разбега. Поэтому придется поискать что-нибудь, что можно приставить к стене. Ландшафт-проектор? Маловат, да и хрупок - раздавлю, как пить дать. Вот мраморная тумба-подставка от него подойдет. Правда, тяжелая; лень ворочать ее, но зато сооружение будет возведено для многократного использования - неизвестно, сколько еще раз предстоит хаживать этой рискованной тропой. Тут уж волей-неволей улучшишь свою прыжковую технику - как говорится, не было счастья, так несчастье помогло.
        Прежде чем хвататься за тумбу и корячить ее к стене, мне требовалось некоторая подготовка. Не в смысле разминка, а в смысле - такая, что была необходима перед физической работой человеку, выпившему много пива. В общем, кому знакома подобная ситуация, тот понимает.
        И не припомню, когда в последний раз справлял малую нужду вне туалетной комнаты. Постыдный, откровенно варварский поступок, но с природой не поспоришь. Оглядевшись по сторонам и опасаясь не столько свидетелей, сколько их инфоресиверов, которые по закону подлости могли именно в эту минуту включиться и запечатлеть легендарного реалера за столь непотребным занятием (Сабрина бы душу Дьяволу продала за такую голографию для своего будущего музея), я пристроился за углом особняка и приступил к делу. Угрызения совести, что испытывал я при вписывании угла, словами были неописуемы... уж извините за вульгарный каламбур.
        
        Самыми опасными, однако и самыми захватывающими турнирами по реал-технофайтингу считались турниры категории «ретро». В них всегда использовалось оружие последних столетий эры Сепаратизма: оружие примитивное, неточное, стреляющее свинцовыми пулями посредством энергии сгорающего пороха. Меркуриевые «форсбоди» надежно оберегали игроков от попаданий кусков свинца, но сила пулевых ударов была такова, что сбивала с ног и оглушала даже закованного в бронированные доспехи человека. Само собой, что на ретро-турнирах нам, игрокам, приходилось быть особенно осторожными.
        О ядерных ракетах и водородных бомбах мощностью в сотни килотонн я знал лишь понаслышке, поэтому коварнейшим оружием эры Сепаратизма считал не их, а длинноствольное, оснащенное оптическим прицелом приспособление для дистанционного убийства под названием «снайперская винтовка». Этот смертоносный агрегат, в отличие от большинства видов древнего вооружения, имел чертовски медленную скорострельность, зато обладал непревзойденной точностью Попадание в голову из снайперской винтовки почти всегда оканчивалось травмой - тяжелым сотрясением мозга и растянутыми мышцами шеи - и надолго выводило игрока из строя. Я выстрадал это на собственной шкуре. Вовек не забуду проклятого снайпера Флинта из «Веселого Роджера», помявшего мой новенький меркуриевый шлем и испортившего впечатление от позапрошлогодних весенних турниров. Такие хитрые игроки, как Флинт, никогда не лезли в гущу сражения, но бывало, что зарабатывали за игру для команды куда больше очков, чем самые отчаянные штурмовики.
        Реалера спасало от снайперских выстрелов только одно качество.
        «Не надежда умирает последней, а реакция, - любил говаривать мой друг и наставник, ныне ушедший на покой ветеран реал-технофайтинга Ганнибал, и всегда уточнял - Можешь похоронить все свои надежды, но если тебя даже за секунду до смерти уколоть иглой, ты вздрогнешь. Реакция - вот на что турнирный боец должен полагаться прежде всего».
        Я накрепко усвоил совет Ганнибала и впоследствии убедился, что мой наставник был прав. Благодаря и хорошей реакции в том числе, Гроулер удерживал столько лет звание капитана команды «Молот Тора».
        А вот сегодня профессиональная реакция сыграла со мной отвратительную шутку. Я уже застегивал ширинку, когда в доме напротив - стилизованном под старину особняке - из маленького оконца под крышей мне в глаза блеснул солнечный зайчик. Точно такой же зайчик, что отбрасывали на ретро-турнирах оптические приделы неопытных снайперов, занимавших позиции лицом к солнцу.
        Это уже потом до меня, пьяного, дошло, что я не на полигоне стадиума «Сибирь» и что причина появления солнечных бликов в окне соседского дома наверняка кроется в другом. Это потом я от души посмеялся над собой и своей хронической нервозностью. Но едва мои глаза уловили световые всполохи, исходящие с характерной для снайперской засады позиции, как, не успев опомниться, я ничком бросился на землю и, как был с расстегнутой ширинкой, перекатом ретировался за ближайшее укрытие - постамент ландшафт-проектора. И только после этого разразился потоками ругательств, но не в адрес соседей, а в свой собственный. Смысл моей самоуничижительной тирады сводился к одному: Гроулеру надо пить не пиво, а успокоительное. Причем такими же бочонками.
        Продолжая браниться, я застегнул ширинку и, хмуро косясь на злополучное окно, поднялся на ноги. Даже когда на последнем турнире моя команда не вошла в тройку финалистов, я не испытывал столь глубокого стыда. Хотелось порвать мерзавца-соседа пополам и долго-долго втаптывать в землю его внутренности. Хотелось причинить ему еще много страданий, но в действительности я не мог даже плюнуть в его сторону. Не только потому, что считал себя культурным человеком (о вышеупомянутом инциденте умолчим - зов природы, исключительный случай) Просто сосед был в моем позоре совершенно не виноват. Что бы ни сверкало в его окне, это мои поступки выглядели по-идиотски, а оправдания им звучали бы еще глупее.
        Существовал, правда, малоутешительный шанс, что вытворяемые мной глупости остались незамеченными в доме напротив. Но надежда на это растаяла уже через несколько секунд Я с огорчением наблюдал, как окно, в котором только что сверкали блики, отворяется. Старинное двустворчатое окно с открывающейся вручную рамой! Меня это заинтриговало: я был наслышан историй о чокнутых любителях пыльного антиквариата, но вживую они мне пока не попадались. А тут вдруг выяснилось, что один из них проживает у меня прямо под боком.
        Вот ведь как порой случается отгороженные от Привычного Старого Мира ландшафт-проекторами и силовыми куполами, мы практически ничего не знали о тех людях, кто прятался даже под ближайшим пузырем Общаясь посредством «Серебряных Врат» и Транс-сети с друзьями и знакомыми, проживающими от нас за тысячи километров, мы порой не считали нужным пройти сотню шагов от собственного дома, дабы познакомиться с соседями. Если предшествующую эру тотальных войн принято называть эрой Сепаратизма, то наше время потомки будут именовать не иначе как эра Парадоксов. Парадоксов во всем, но прежде всего - в человеческих взаимоотношениях.
        Что я знал о своем ближайшем соседе? Да ничего. Ни его имени, ни имен членов его семьи. Я даже лиц их никогда не видел, хотя с большинством живущих в округе сограждан так или иначе сталкивался по пути к инскону. К примеру, Гертруда Линдстром встретилась мне сегодня не впервые, правда, вспомнил я об этом не сразу. Виделись мы уже, госпожа Линдстром Год или два назад, но виделись, так что мое лицо знакомо вам не только по скандальным репортажам о жестокостях современного спорта
        Окно соседнего дома распахнулось, и в нем нарисовался низкорослый, в меру упитанный человечек, коему на вид можно было дать лет шестьдесят Мне сразу бросилось в глаза, что пожилое лицо человечка выглядело непривычно естественным: морщинки, красноватые пятна на лбу и щеках, маленький второй подбородочек, свалявшиеся волосы, только по этому признаку выказывающие свою натуральность - искусственные имплантанты никогда бы не спутались в таком беспорядке. Сосед явно пренебрегал многочисленными услугами по омоложению внешности, какими в наш век не пользовался лишь самый недалекий и ленивый пенсионер. Был ли мой сосед ленивым и недалеким, я пока не ведал, но то. что он - человек со странностями, я догадался еще до того, как он произнес первую фразу. Когда же он заговорил, я лишь укрепился в своих догадках.
        - Добрый день, капитан Гроулер! - выкрикнул сосед, зачем-то отвесив мне полупоклон, от которого, как мне показалось, едва не выпал из окна, - Извините, что поставил вас в неловкое положение! Надеюсь, вы не держите обид на глупого старика?
        - Издеваетесь: «добрый день»! - прорычал я, все еще чувствуя в душе неприятный осадок. - Я таких добрых дней в жизни не видел!
        - Что вы, что вы! Никоим образом не издеваюсь! И в мыслях не держал! - испуганно замахал руками сосед, честно говоря, еще далеко не старик. - Желать кому-то доброго дня - это... э-э... такая древняя традиция. Знаете, в те века, когда люди не обладали персон-маркерами, так они обращались друг к другу при встрече Замечательная традиция, смею заметить, молодой человек. К сожалению, давно утрачена. И не только она. Была и такая, согласно которой каждый воспитанный человек обязан желать другому при встрече здоровья...
        И впрямь странный субъект. Во-первых, зачем-то натыкал меня носом в незнание древних традиций. Кому они нужны? Тем более сейчас?.. Ладно, забудем; меня вон сегодня уже и географом обозвали, и этим... как его... троглодитом. Ничего, стерпел.
        Во-вторых, этот велеречивый говорун не стал по распространенной привычке целиться в меня из инфоресивера. Сосед вообще не держал его в руках, что было само по себе любопытно - значит, не я один в этом бедламе успел смириться с утратой своих искусственных ушей, глаз и памяти. Впрочем, кое-какая вещица у соседа в руках все же имелась. Это было непонятное приспособление, отдаленно похожее на дистанционный анализатор... или даже на спаренный прицел все той же снайперской винтовки. Очевидно, что вогнавшие меня в панику солнечные зайчики исходили как раз от него.
        Интересный субъект проживает у меня по соседству. Странный, но, кажется, вполне безобидный. И все-таки я решил пока не приглашать его на пиво - не было интереса выслушивать нудную лекцию о давно изживших себя традициях
        - Вы тоже видели это, капитан? - полюбопытствовал сосед, указав на затянутый дымом горизонт. - Какой ужас!.. Я таки просто в жутком шоке!
        - И не говорите, - согласился я, думая о том, как бы поскорее закончить разговор. - Кому-то завтра придется ответить за этот бардак. Не завидую тому, кто окажется крайним. Ладно, не переживайте, контролеры и маршалы скоро во всем разберутся...
        Сосед вдруг спохватился, хлопнул себя по лбу и снова рассыпался в извинениях.
        - О, любезный капитан, вынужден снова просить у вас прощения, я ведь не представился: Наум Исаакович Кауфман Конечно же, для вас, как для друга, - дядя Наум. К сожалению, не имею чести знать ваше полное имя..
        - По закону мне не положено носить отцовскую фамилию, - признался я. - Я - незаконнорожденный.
        - Вот оно как!.. - Теперь настала очередь Наума Исааковича ощущать неловкость
        «Сам напросился», - злорадно подумал я, зевая в ожидании извинений, которые, как и предполагалось, последовали незамедлительно
        Кауфман мог бы и не извиняться, поскольку, говоря начистоту, обидного в статусе незаконнорожденного было мало. Закон о регуляции числа населения планеты был принят задолго до моего рождения, и я не виноват что мой неизвестный папаша решил завести себе внебрачное дитя. Хотя случилось так, что крайним оказался все-таки я: интернат Гражданского Резерва и пожизненный запрет на ношение отцовской фамилии - не слишком приятные воспоминания о детстве.
        До совершеннолетия у меня и вовсе не было имени. Лишь порядковый номер. Это уже потом, перед выпуском и распределением, когда мне предложили выбрать любое приглянувшееся имя, я выбрал это интернатское прозвище, данное мне за грубый, не соответствующий ребенку, голос. Выбрал будто в отместку, даже не взглянув на тысячи предложенных вариантов, хотя раньше прозвище Гроулер не особо мне нравилось. Зато в отличие от прочих, гораздо более благозвучных и красивых имен, я успел с ним сродниться.
        - Право слово, хотелось бы как-то загладить перед вами мою жуткую бестактность... - потупив глаза и нервно тиская в руках свою антикварную вещицу, подытожил дядя Наум.
        - Да никаких обид. Забудьте, Наум Исаакович, - отмахнулся я, поморщившись. Все хорошо, когда в меру. Извинения - не исключение
        - А знаете, молодой человек!.. - встрепенулся Кауфман. - Милости прошу к нам на обед! Сегодня у нас, замечу вам, потрясающая жареная курочка. Нет, правда, заходите! Мы с Кэрри будем рады Так ведь, Кэрри? - крикнул он, обернувшись. - Мы же будем рады нашему дорогому соседу, капитану Гроулеру?
        Я не расслышал, что ответила скрывающаяся в доме Кэрри, Однако судя по тому, что глазки Наума Исааковича виновато забегали, а на лице появилась натянутая улыбка, госпожа Кауфман не горела особым желанием принимать гостей.
        - Ай, не слушайте ее, молодой человек, она таки вас немного стесняется и к тому же сильно напугана всеми этими взрывами, - поспешил заверить меня дядя Наум.
        Меня заинтриговало не само радушное приглашение, а наличие у дяди Наума жареной курочки - факт, не поддающийся никакому логическому осмыслению и посему больше похожий на обман. Хотя. Я повел ноздрями: и правда, пахло очень вкусно и именно жареным мясом.
        - Но откуда... - начал было я, обведя рукой безжизненную округу, однако Кауфман предугадал вопрос, хитро подмигнул и загадочно сообщил:
        - Молодой человек, я открою вам эту страшную тайну, только если вы примите мое приглашение. Прошу вас, уважьте старого человека и присоединяйтесь к нашему скромному столу. А перед этим сделайте доброе дело и помогите мне открыть дверной замок. Дядя Наум, конечно, мог бы справиться и сам, но слишком уж долго придется возиться...
        Нежелание идти в гости к чудаковатому Науму Кауфману напрочь истребил запах жареной курицы Правда, было неудобно появляться в гостях без подарка, но за пивом я возвращаться не стал. Да и плохой это был подарок для визита в обитель культурных людей.
        
        Деревянная дверь архаичного особняка Кауфманов запиралась на современный войс-блокиратор, также открывающийся лишь после опознания голоса хозяина через «Серебряные Врата». До меня наконец дошло, почему на окрестных улицах столь малолюдно. Кризис случился, когда подавляющая часть жителей нашего мегарайона спала. Так что в настоящий момент все они сидели взаперти и терпеливо ожидали чуда. И только самых непоседливых, вроде меня, госпожи Линдстром и дяди Наума, зов свободы заставил искать пути для бегства из замкнутого пространства собственных домов, волею обстоятельств лишившихся выходов. Неизвестно, как выбралась наружу Гертруда, но Наум Исаакович явно оказался самым хитрым из нас. За него всю тяжелую работу по высвобождению из ловушки выполнил гость, чьи ноздри возбужденно трепетали в предвкушении обеда.
        Треснувшая от удара кулака деревянная крышка пивного бочонка ввела меня в заблуждение относительно непрочности этого редкого материала - дерева. Дверь особняка Кауфманов даже не собиралась обращаться в щепки под натиском кулаков Потерев отбитые костяшки и безрезультатно подергав дверь за приделанную к ней рукоять - полный атавизм, но Наум Исаакович, похоже, был без ума от подобной экзотики, - я растерялся. Пинать ногами такую красоту было как-то не по себе. В отличие от безжизненного полимера, хитросплетения древесных волокон выглядели натуральной живой тканью. Редкие глазки почерневших от лака сучков смотрели на меня с немым укором, будто молили одуматься и не совершать злодеяние...
        - Ну же, молодой человек! - прокричал из-за двери Кауфман. - Ломайте, не бойтесь! Для вас ведь это так просто! Учтите: обед стынет1
        - Отойдите подальше, а то зашибу, - потребовал я, отступая на несколько шагов для разбега. Хитрый Наум Исаакович знал довод, который избавит меня от сомнений.
        Верх неприличия - входить подобным манером к незнакомым людям (да и к знакомым, в общем-то, тоже), - но раз уж те сами попросили... Выбитая ногой дверь влетела в прихожую и грохнула по полу. Заклинивший блокиратор так и остался болтаться в дверном проеме вместе с отщепленным куском двери Выдирать замок из стены я уже не стал - это было попросту бес-полезно. Перескочив по инерции через порог, я остановился посреди просторной прихожей, застеленной пушистым ковром, усыпанным щепками от выломанной двери.
        Наум и Каролина Кауфманы испуганно взирали на меня из дальнего угла коридора. Одно дело наблюдать за злобным Гроулером с верхнего этажа, и совсем другое когда этот тип, обладающий харизматической звериной внешностью, возникает прямо перед тобой после того, как разнес в щепки входную дверь. «Ваше место - в вольере для хищников!» - сказали мне однажды поборники «реал-технофайтинга с человеческим лицом». Судя по взглядам Кауфманов, они думали обо мне в том же ключе.
        Мне представилась возможность познакомиться с остальными членами семейства дяди Наума. Точнее, с Каролиной Кауфман, которая оказалась вовсе не женой Наума Исааковича, как я ошибочно предположил, а была его дочерью: довольно привлекательная молодая особа с черными кудрявыми волосами до плеч Все, что я до сего момента знал о ней со слов отца, так это то, что она была стеснительна и не любила принимать у себя незнакомых гостей. Неизвестно, что подразумевал под стеснительностью ее отец, но я почему-то представлял стеснительных девушек немного иначе. Румянец скромности на лице Кэрри разглядеть было сложно не потому, что девушка обладала смуглой кожей, - он там попросту отсутствовал Когда же у Каролины прошел испуг, она уставилась на меня со снисходительностью терпеливой мамаши, чей озорник-сынишка учинил очередное хулиганство. «Мамаша» словно решала, следует ли портить себе нервы и устраивать шалопаю взбучку, если проку от этого все равно не будет Кого и стеснялась дочурка Наума Исааковича, так, вероятно, только папу, но точно не меня.
        Вблизи и с высоты моего капитанского роста дядя Наум выглядел намного миниатюрнее, чем показалось вначале. Его холерический темперамент становился заметен с первого взгляда. Глаза Кауфмана бегали, он постоянно вертел головой, а на лице его за несколько секунд отображалась столь разнообразная гамма чувств, что определить, какое из них владело Наумом Исааковичем в настоящий момент, я затруднялся Кауфман то угрюмо хмурил брови, а через миг уже улыбался, то озадаченно морщил лоб или, воздев глаза к потолку, начинал цокать языком, после чего многозначительно сощуривался и прикусывал губу. Руки дяди Наума все время находились в движении, словно искали, за что бы ухватиться, а ноги постоянно пританцовывали. Поначалу я списал это на неловкость хозяина перед гостем и последствия от пережитого шока, однако потом понял, что в таком возбужденном состоянии Кауфман пребывал практически всегда. Непоседливость была присуща ему от природы, как мне - свирепость.
        - Ничего-ничего, я потом все починю, мне не привыкать, - затараторил Наум Исаакович, пытаясь помочь мне оттащить вышибленную дверь к стене прихожей. Я деликатно отстранил его, но он все равно подскочил и успел подержаться за край двери, пока я волочил ее по ковру. Помощью это, конечно, назвать было нельзя, разве что моральной.
        - Правильно его Гертруда назвала: натуральный троглодит, - с холодной усмешкой вымолвила Каролина вместо приветствия
        - Кэрри! - притопнув ногой, шикнул на нее отец, и не успел я моргнуть, как он уже улыбался мне широкой гостеприимной улыбкой: - Не обижайтесь на нее, капитан, это она не со зла. Такой моя Кэрри человек: что думает, то и говорит. Прямая и честная Вся в маму пошла, Стефанию Леонидовну, покойся она с миром Стефания Леонидовна тоже любила высказывать правду в глаза, и не иначе. Так что у Кэрри это, можно сказать, в генах. И не представляете, капитан, как тяжело ей, бедняжке, жить на свете...
        - Папа, прекрати!.. - осуждающе сверкнула глазами дочь, и я поспешил вмешаться, дабы ликвидировать назревающий семейный конфликт в зародыше:
        - Все в порядке. Какие могут быть обиды, а тем более на правду? - миролюбиво улыбнулся я, стараясь, чтобы Кауфманы не заметили мои всемирно известные клыки, демонстративно выступающие из верхнего ряда зубов. - Вы бы слышали, какими прозвищами меня награждали поклонники после проигрыша на весеннем турнире. Кстати, а кто такой троглодит? Разновидность живоглота?
        - Не удивлена, что капитан не знает таких простых вещей... - пробурчала Кэрри, отводя взгляд, в котором искрилась насмешка. Но не презрительная, а скорее снисходительная. - Ну скажи, папа, разве Гертруда не права?
        Все ясно: девочка из категории «палец в рот не клади». От таких, как она, надо защищаться лишь ответным сарказмом. Встретив отпор, они обычно начинают нервничать и либо обиженно примолкают, либо переходят на грубую схватку и выставляют себя уже не остроумными критикессами, а заурядными злючками. К сожалению, тугодум Гроулер не был силен в дискуссиях, и за ответным словом в подобных ситуациях ему обычно приходилось лазить в самый дальний карман.
        - Здесь вовсе нет загадки, - натянуто рассмеялся дядя Наум, недовольно посматривая на дочь. - Троглодиты - это люди, жившие в эпоху палеолита. Они обитали в пещерах, кушали сырое мясо...
        - ... и запивали его кровью, - закончил я, припомнив последние слова госпожи Линдстром - А теперь прошу вас, объясните, кто такой этот Палеолит, раз в его честь назвали целую эпоху.
        Если честно, меня совершенно не интересовали эпохи, предшествовавшие эре Сепаратизма, которой я также интересовался постольку-поскольку - кому это вообще может быть сегодня любопытно? Все, что мне хотелось, так это немного позлить Каролину Наумовну - в шутку, разумеется, - но дядя Наум воспринял просьбу гостя серьезно и пустился в пространные объяснения. Сосед ринулся в глухие исторические дебри и начал оперировать такими заковыристыми терминами, что уже прозвучавшие сегодня «троглодит» и «палеолит» показались мне словами, знакомыми с детства. Из лекции Кауфмана я усвоил одно: хорошее время палеолитом не назовут. Мыслимое ли дело: драться палками, шарахаться от огня и зубастых тварей, жрать сырое мясо на завтрак, обед и ужин, при этом радуясь, что едят не тебя...
        Кстати, о еде!
        - Вкусно пахнет, дядя Наум, - принюхавшись, ненавязчиво вернул я хозяина из его экскурса к истокам цивилизации. - Похоже, вы тоже додумались, каким образом добыть огонь из ничего. Расскажите-ка лучше об этом - очень любопытно, знаете ли.
        Мой прозрачный намек следовало понимать как «расскажите за обедом».
        - Пойдемте на кухню, капитан, - махнув на отца рукой, поманила меня за собой Каролина. В ее голосе послышалось дружелюбие. Или мне это с голоду почудилось? - Уж не обессудьте: мы не ждали гостей, полому накрыли стол на кухне. Папа, ты идешь или как?
        - Да-да, Кэрри, уже иду, - закивал дядя Наум и, дождавшись, пока дочь удалится, вполголоса со вздохом добавил: - Мой ангел-хранитель. Что бы я таки без нее делал...
        
        Кухня Кауфманов оказалась не менее оригинальной, чем их экзотический особняк. В отличие от моей, она была большой и просторной Наряду с обязательными кухонными атрибутами, что имелись и у меня, - комбайн, утилизатор, водогенератор, фростер, - здесь присутствовало множество других, непонятных и громоздких приспособлений Из них я узнал только стол, невероятно большой и сработанный из дерева; похоже, Наум Исаакович питал к деревянным предметам особую страсть. О предназначении остального - пышущего жаром железного ящика в углу, развешанной по стенам старинной медной посуды, загадочного агрегата, из которого сочилась тоненькая струйка воды, - я мог лишь догадываться. Правда, кое о чем я догадался сразу: все эти незнакомые кухонные устройства определенно не являлись современными разработками. Да и выглядели они так, словно их доставили из далекого-далекого прошлого. Палеолита, например.
        Заметив, что я остановился в нерешительности, Каролина хитро улыбнулась и ничего не сказала, а дядя Наум взял меня за руку и, проводив к столу, едва не насильно усадил напротив накрытой крышкой медной посудины. Описывать словами аромат, что исходил от посудины, было бы делом неблагодарным. Заветная курочка - причина моего незапланированного визита к соседям - без сомнений, скрывалась именно под медной крышкой.
        - Я вас прошу, молодой человек, не надо стесняться. - Хозяин этой загадочной комнаты был само гостеприимство. - Честно признаюсь, мы с Кэрри редко принимаем гостей. Так что если вдруг наши манеры покажутся вам грубыми, не обращайте внимания...
        Кэрри фыркнула:
        - Папа, ты не осмелишься на грубость, даже если троглодиты поймают тебя и начнут поедать заживо. - Усмешливый взгляд в моем направлении. - Так что пользуйся моментом и выучи у капитана Гроулера пару-тройку грязных ругательств. Уверена, он знает их предостаточно... Ладно, ешьте давайте.
        Два раза повторять не пришлось.
        Любопытство переполняло меня, и я все время порывался засыпать словоохотливого соседа вопросами, но говорить с набитым ртом было, во-первых, неприлично, а во-вторых, просто невозможно. Поэтому следующие четверть часа мы молчали, энергично работая челюстями и обмениваясь мимолетными взглядами.
        Больше смотрели, естественно, на меня. Смотрели с плохо скрываемыми улыбками, причиной которых был опять же я. Нет, я, безусловно, стремился не ударить в грязь лицом и старательно вспоминал правила поведения за столом, каким когда-то был обучен в интернате Гражданского Резерва и основательно подзабыл в дальнейшем. Самым лучшим выходом из щекотливого положения было наблюдать за Кауфманами и вести себя так, как они - воспитанные культурные люди. Получалось или нет? Скорее нет, чем да. Впрочем, Кауфманы восприняли мою «недовоспитанность» как само собой разумеющееся: иного они от троглодита просто не ожидали.
        Век живи - век учись, скажет чуть позже Наум Исаакович совсем по другому поводу. Прискорбно, что нельзя было запомнить все, чему учил меня впоследствии этот уникальный человек, но это его замечание я не забыл. Б ходе того знаменательного обеда я открыл для себя истину, что, оказывается, курица - не животное, а птица, притом птица довольно костлявая. Куда девались кости из куриц, которых жарил Бэримор, до сих пор остается для меня загадкой, ибо в Привычном Старом Мире курятина сроду не колола мне десны. Дядя Наум и Каролина с интересом наблюдали, как я пристально изучаю обглоданные кости и решаю, стоит ли их тоже съесть или все-таки воздержаться. Пришлось воздержаться, поскольку никто из хозяев кости в пищу не употреблял, Кажется, Кэрри оказалась разочарована: троглодит приобщался к правилам хорошего тона и лишал се замечательного повода для насмешек.
        Пивное опьянение у меня постепенно прошло, в го-лоно прояснилось, а в желудке воцарилась приятная сытая тяжесть. Настроение после утренних потрясений немного приподнялось, чему также способствовала теплая домашняя атмосфера, царившая в этих стенах. Обглодав последнюю косточку, я покрутил ее в пальцах, изучая, после чего вовремя вспомнил, что воспитанные люди всегда должны благодарить друг друга за угощение.
        - Отменная курица, Наум Исаакович. - Я почтительно кивнул. - Спасибо за вкусный обед. Как оригинально приготовлено. Сроду не ел ничего восхитительнее.
        - Не мне спасибо, а Кэрри, - поправил меня Кауфман. - Это она здесь хозяйничает. У нее на кухне я такой же гость, как и вы. А что восхитительно - это правда. Свежая курятина - она таки всегда приятнее тех замороженных мясных кирпичей, что ваш слуга обычно заряжает в комбайн.
        - Свежая курятина? - переспросил я. - Как вас понимать?
        - Так и понимайте: еще три часа назад это глупое пернатое создание кудахтало у нас на заднем дворе, - развел руками дядя Наум.
        - И как оно туда попало? Ни разу не видел, чтобы в округе летали такие крупные птицы.
        Здесь уже и воспитанные Кауфманы не сумели удержаться от смеха.
        - Вы нас удивляете, молодой человек, - произнес хозяин, продолжая улыбаться, - А впрочем, почему «удивляете»? Наоборот, ваши вопросы вполне естественны для обычного современного человека с обычным запасом знаний. Конечно же, курицы не летают, и дядя Наум не стреляет в них из окна из нервно-паралитического стиффера. Все куда проще, когда-то давным-давно я служил на птицеводческой ферме в Дели. Уходя в отставку, я и купил там несколько этих не особо прожорливых птичек. Пока вез их домой, бедняжки подняли в боте жуткий гвалт - не понравилось им кататься с восьмикратной звуковой скоростью. Они ведь у нас обычно в живом виде и не путешествуют. Я соорудил для курочек вольерчик, рассчитал им рацион, и теперь эти милые твари вот уже много лет несут нам яйца, высиживают птенцов и накапливают жир. Все, что от меня требуется, так это кормить их, запускать к ним в клетку клинер-модуль да регулировать их популяцию, кушая самых разжиревших.
        Кауфман говорил об этом так обыденно, словно вел речь о широко распространенном среди пенсионеров увлечении, наподобие выращивания благоухающей флоры или содержания пушистой фауны. Ну с кошками и собаками все ясно: я тоже могу подолгу с умилением наблюдать за игрой какого-нибудь лопоухого шпицбергенского добервейлера - снимает стресс и все такое. Но держать у себя в доме стаю громадных птиц, чтобы поедать их!.. Сдается мне, это далеко не последнее чудачество дяди Наума, о котором я узнаю. Таинственный человек дядя Наум... хотя и открытый.
        - Обожаю рубить куриные головы, - заметила Каролина с плотоядной улыбкой. - Нет лучшего способа высвободить негативные эмоции. Не надо никаких релаксантов - дайте только топор и курицу. Когда-то мы ещё держали кроликов, и я давно прошу папу снова купить их - шкурки с кроличьих тушек сдирать куда проще, чем выщипывать птичьи перья. Но папе надоела крольчатина... Капитан, с вами все в порядке?
        О да, конечно, в порядке! Не обращайте внимания на мою отвисшую челюсть, на самом деле я совершенно спокоен! Что здесь необычного: папаша растит дочурке зверушек, а она, счастливо улыбаясь, обезглавливает их на заднем дворе, после чего жарит вон в том горячем железном ящике; кстати, вспомнил, как он называется: печка!.. Затем, выплеснув накопившуюся за день негативную энергию, Кэрри зовет папу, и милое семейство Кауфманов садится ужинать и пить кофе...
        - Хотите кофе, капитан? - осведомился дядя Наум - добрейшей души человек, подаривший родному дитя для его любимого занятия острый топорик.
        - Да, спасибо... - автоматически отозвался я, не сводя глаз с обворожительной улыбки сидящей напротив куроубийцы. Пожалуй, чашка кофе - это как раз то, что мне сейчас нужно. Столько эмоциональных потрясений за день, поэтому требуется прийти в себя. Если, конечно, кофе еще способен мне в этом помочь.
        - Вы с самого начала видели, что творилось сегодня в соседнем районе? - Я решил перевести беседу на актуальную тему, хотя перед глазами у меня продолжали маячить безголовые курицы и летать окровавленные перья, а в ушах отчетливо слышался стук топора.
        - Да, конечно, - подтвердил Наум Исаакович. - Весь день не отхожу от окна, смотрю в бинокль... - Он кивнул на свой оптический прибор, висевший тут же на стене рядом с кухонной утварью. - То, что происходило в соседнем районе, - страшно. Действительно страшно поверьте мне, молодой человек. Меня до сих пор жутко трясет.
        В доказательство он вытянул перед собой ладонь. Та и впрямь едва заметно подрагивала.
        - И что вы думаете по поводу всех этих аварий? - спросил я.
        - Что думаю? - За секундную паузу на выразительном лице Кауфмана успел смениться практически весь спектр эмоций. Среди них отсутствовала только радость. - Имеет место громадное несчастье. Могу ли я назвать его причину? Пожалуй, лишь приблизительно. Пугает, почему таки бездействуют контролеры? Вы помните, чтобы они когда-нибудь бездействовали? Вы помните на своей памяти такой продолжительный кризис?
        - Вообще не припоминаю даже что-то близко похожее на кризис, - признался я. - Обычно все неприятности со мной случались на турнирах. Вне арены - крайне редко. Да и разве то были проблемы? Так, мелочи. Дома проблем не было никогда. Так в чем же может быть причина?
        - Точно не скажу, но, видимо, имеет место целая совокупность неприятностей, случившихся в одно и то же время, - пожал плечами Наум Исаакович. - Иными словами, непредсказуемый форсмажор, против которого оказались бессильны стандартные методы устранения неполадок Ну хорошо, вот вам пример: предположим, я подавился за обедом крошкой. Ваши действия?
        - Стукну вас по спине, - не долго думая ответил я.
        - Спасибо, вы настоящий друг, - поблагодарил Кауфман - Только умоляю: если не приведи господь подобное случится, бейте дядю Наума нежнее - он ведь почти тридцать лет как пенсионер. Но вы поступите абсолютно закономерно. Есть причина - тут же появляется следствие. Однако усугубим ситуацию. Предположим, что, подавившись крошкой, я начал дергаться и опрокинул на себя кипяток, а затем поскользнулся, упал и свернул себе шею. После этого вы тоже станете стучать меня по спине?..
        Каролина тем временем подошла к печке и водрузила на нее экстравагантную посудину: пузатую, с длинным кривым носиком и изогнутой ручкой. Посудина тут же принялась недовольно сипеть и посвистывать, будто выражала протест против своего нахождения на горячий плите. С каждой минутой доносившиеся до меня звуки становились громче и раздражительнее, и вскоре из отверстия в крышке посудины повалил пар Кэрри незамедлительно среагировала на это, сняла медного свистуна с печи и принялась разливать по чашкам с ужо насыпанным кофе крутой кипяток. Натуральный кипяток, полученный без помощи кухонного комбайна!
        Чудеса продолжались.
        Опасаясь, как бы приведенный Кауфманом пример с кипятком не воплотился в реальность, я отодвинулся подальше от стола. Дядя Наум рассказывал столь живо и убедительно, что наверняка сумел бы заставить меня бояться даже собственной тени.
        - Скажите, в какой отрасли вы несли Службу? - спросил Наум Исаакович.
        Вместо меня ответила Каролина:
        - Папа, я, кажется, говорила тебе, что капитан Гроулер не был контролером, - сказала девушка. Я с интересом посмотрел на нее - откуда, дескать, у вас, милая, такая осведомленность? - и она, глядя на отца, спешно пояснила - Помнишь, ты утром уже спрашивал о капитане? Ну, когда у него окно разбилось.
        - Да-да-да, припоминаю, - закивал дядя Наум. - Точно, спрашивал Действительно, вы же в спорте без малого десять лет, а спортсмены в молодости освобождаются от Службы... Разрешите полюбопытствовать, как вы вообще угодили в реал-технофайтинг из интерната Гражданского Резерва?
        - Прошел психооценку и распределение, как и все. Ведь никто не отнимает у незаконнорожденных право на распределение... В отличие от некоторых других прав. Система Психооценки нашла меня чрезмерно агрессивным, так что будущее реал-технофайтера было мне, можно сказать, уготовано.
        - На диво безупречное получилось распределение, - саркастически произнесла Кэрри, пододвигая мне чашку с кофе. - Чрезмерная агрессивность! Точнее не скажешь. Нет, лично я против вашей команды и вас конкретно ничего не имею. В какой-то мере даже вас понимаю - мягкотелым среди реалеров не место, - но, по-моему, вы просто не замечаете грань между спортом и обычным побоищем. Несколько лет назад такой стиль игры был весьма популярен, однако сегодня он себя явно изжил.
        - Так вы, оказывается, поклонница реал-технофайтинга! - заметил я. - И за кого болеете?
        - Уж точно не за «Молот Тора», - язвительно ответила Каролина. Могла бы не говорить - я уже догадался. - В спорте я ценю благородство и красоту, до которых вам с вашей агрессивностью еще ой как далеко. Поэтому болею за Ахиллеса и его «Всадников Апокалипсиса». Ахиллес - великий человек! Он сумел воодушевить команду после хорошо известной вам гибели их капитана и повести «Всадников» за собой к победе Ахиллес и «Всадники Апокалипсиса» - эталон для современных реалеров. И поэтому они сегодня чемпионы.
        - Ахиллес!.. - вполголоса проворчал я. - Надо было сразу догадаться - все теперь болеют за бесподобного Ахиллеса. Благородство и красота, говорите? Что-то не замечал за «Всадниками» ни того, ни другого Впрочем, с трибун, наверное, видней. Не буду оправдывать «Молот Тора», он играет, как умеет. И он еще станет чемпионом, уверяю вас.
        - Жутко сомневаюсь!..
        - Молодые люди! - Наум Исаакович позвенел ложечкой о чашку. Он вовремя почувствовал, что обстановка за столом накаляется, и поспешил вмешаться: - Нашли время спорить! Капитан Гроулер, я спросил вас, состояли ли вы на Службе, не ради праздного интереса Служи вы в молодости контролером, вам было бы проще вникнуть в смысл моих слов. Но вы неглупый человек и вникнете в любом случае, могу обещать, И не наводите на себя напраслину - какая такая чрезмерная агрессивность? Ерунда все это! Вы - вполне нормальный человек, уж мне-то можете поверить, я жизнь прожил. Так вот, возвращаясь к вашему вопросу: что есть Контрольная Служба в целом и контролер в частности? Сужу, конечно, по личному опыту, но думаю, что сужу объективно. Чем я занимался на Службе? Тем же, что и все: сидел за терминалом «Серебряных Врат» по три часа в день и поддерживал порядок во вверенном мне секторе. Я служил диспетчером, принимал сигналы о неполадках и сбоях, потом переадресовывал их кому следует. Десять лет контролер Наум Кауфман исправно указывал коллегам, кого и где требуется постучать по спине. А они, в свою очередь, делали это,
выполняя давным-давно выученные назубок инструкции. Потом я ушел в законную отставку. В тридцать лет, как и все контролеры. Как видите, не опустился до фиаскера, обустроил дом и вырастил красавицу-дочь...
        После этих слов отца Каролина поджала губки и скромно потупилась. Она и впрямь «умела-таки немного стесняться». Что ж, дополнительная записи в реестр ее достоинств. Пока что небольшой реестр - кроме красоты и интеллекта Кэрри Кауфман, занимавших две верхние строки моего мысленного списка, больше в нем до сего момента отметок не было. Но они появлялись, и это вселяло оптимизм. Я не хотел оставлять в памяти о дочери соседа негативные впечатления.
        - Неважно, в какой отрасли очутился контролер после распределения, - продолжал дядя Наум. - Все мы сидели за одинаковыми терминалами по три часа в сутки, четыре рабочих дня в неделю. И так десять лет служебного стажа, по истечении которого государство повышает нам социальный рейтинг и соразмерно заслугам обеспечивает пожизненной пенсией. Уходя в отставку, мы вольны творить все, что душе угодно: создавать семью, заниматься бизнесом, путешествовать или просто весь остаток жизни посвятить любимому хобби и воспитанию детей, как я. Такова награда Великого Альянса контролерам за их самоотверженный труд, учили меня с детства. И это более чем достойная награда, здесь даже глупо спорить. Каждый из нас делал на своем посту строго определенную работу, а вместе мы делали одно большое нужное дело...
        Дядя Наум прервался и отхлебнул кофе. Похоже, беседа не только отвлекала Кауфмана от пережитого утром кошмара, но и оказывала на пожилого человека некий целебный эффект - давала выговориться и тем самым облегчала душу от скопившихся в ней страхов. Спустя полчаса после нашего знакомства Кауфманы выглядели уже не столь подавленными и озабоченными, как в тот момент, когда я переступил порог их дома. Общаясь с ними, я тоже понемногу свыкался с нашим незавидным положением, в котором все мы сегодня очутились.
        Пока Наум Исаакович переводил дух, я старательно укладывал в голове его слова, недоумевая, почему он говорит о своем прошлом в таком грустном тоне. Кауфману было чем гордиться, и главная его гордость сидела сейчас напротив меня, притихнув и тоже внимая отцу. Положа руку на сердце следовало признать, что жизнь Наума Исааковича сложилась намного счастливее моей, хоть и не было в ней столь громкой славы и мировой популярности, коими всегда гордился я. Больше мне гордиться было попросту нечем...
        - Большое нужное дело! - повторил дядя Наум. - Но что же конкретно это было за дело? Я десять лет манипулировал настройками терминала при помощи суфлера войс-командера. Кэрри вот уже два года занимается тем же самым в другой отрасли. Контролеры, что сидели в моем кресле до меня, тоже исправно твердили те же опостылевшие команды. И сто, и двести лет назад за терминалом находился такой же контролер и делал всю ту же работу. Я знаю, что говорю, - изучал историю. Контролеры стучат по спине виртомир, если тот вдруг поперхнется какой-либо мелкой неполадкой. В распоряжении контролеров есть аварийная отладочная подсистема «Контральто Д» - анализатор неисправностей, их устранитель, отладчик и диспетчер одновременно. Сложнейший механизм, существующий не одно столетие. Он был доведен в свое время до совершенства, и его надежность подтверждается гигантским сроком безупречной службы. Контролеры пользуются «Контральто Д" в любой критической ситуации, и за прошедшие несколько веков подсистема еще ни разу их не подводила... Вот мы и подобрались к главному, молодой человек. Я вас не утомил своей болтовней?
        - Что вы, ничуть, - помотал я головой - Очень интересно.
        Каролина Наумовна скуксилась. Кажется, она была со мной не согласна, но вслух этого не выразила.
        - Когда я еще находился на Службе, мне не давал покоя один вопрос. Если я задавал его кому-нибудь, на меня смотрели как на, простите, чокнутого фиаскера. Поэтому вскоре я перестал приставать к людям со своей теорией. А вопрос элементарный: что будет, если вдруг из сбалансированной системы сосуществования реального мира и виртомира «Серебряных Врат» выпадет какой-нибудь ключевой фрагмент? К примеру, источник энергии?
        - Вы имеет в виду, что вдруг ни с того ни с сего возьмет и бесследно исчезнет конденс-поле? - усмехнулся я. - Ну и вопросик! Неудивительно, что вас принимали за ненормального. Куда же денется конденс-поле? Ведь оно как... как воздух!
        - Вы таки слишком просто смотрите на жизнь, молодой человек, - укоризненно покачал головой Наум Исаакович. - Но ваша точка зрения вполне понятна: кому сегодня хочется забивать голову техническими тонкостями современного мироустройства? Только таким занудам, как я, которые лезут ко всем со своими дурацкими вопросами. Скажите-ка, на каком основании вы считаете воздух и конденс-поле вечными? Вечного на нашей планете ничего нет и быть не может в принципе. Один хороший гостинец из космоса, и мы - всего лишь горстка космической пыли.
        - А Орбитальный Щит?
        - Орбитальный Щит - не панацея. Периодически мы с успехом отстреливаем всевозможную метеоритную мелочь, но глупо полагать, что в Солнечной системе присутствует только она. Там тоже помимо булыжников есть свои горы. Причем немаленькие.
        - М-да, есть над чем задуматься, - пробормотал я, вспоминая упавший с небес рудовоз, казалось бы, миниатюрный по космическим меркам, однако наделавший столько бед.
        - Ну да бог с ними, с метеоритами, - вернул меня к теме Наум Исаакович. - Речь все-таки не о них, Сейчас мы говорим об отказе источника питания в гигантской сбалансированной системе. Вы правы: в нашем случае это конденс-поле. Я всегда пытался просчитать последствия его возможного отказа и всегда приходил к трагическим выводам. Что будет, если в мгновение ока исчезнет воздух? Трагедия - не то слово, молодой человек. Что будет, если исчезнет конденс-поле? Практически то же самое - наш мир зависит от конденс-поля ненамного меньше, чем от воздуха. Только в первом случае мы умрем быстро, во втором - придется помучиться.
        Я глядел на Кауфмана с недоверием. Откуда столь радикальный пессимизм? Пропажа конденс-поля! Куда ему деваться? Даже моих ограниченных знаний хватало, чтобы уяснить глупость такого предположения Мы живем не в эру Сепаратизма, когда все в мире вращалось вокруг электричества, для получения которого требовалось неимоверное количество материалов и постоянно выходящих из строя механизмов. Что нужно для получения конденс-поля, так это сущий пустяк. Как говорят некоторые романтики - дитя от брака Марса и Венеры, и эти люди несомненно правы.
        Освоение человечеством планет Солнечной системы подарило ему множество всевозможных неизвестных ранее минералов. Периодическая система химических элементов за довольно короткий срок разрослась настолько, что сегодня в ней с трудом разобрался бы даже ее отец-основатель. Перед исследователями конца эры Сепаратизма открылись новые, еще более просторные горизонты.
        Особый интерес представляло создание химических соединений из веществ, обнаруженных на разных планетах. И вот в один прекрасный день российский ученый Иван Александрович Ковалев получил для исследований два новых металла - венерианский либертиний и марсианский викториал. Довольно скоро Ковалев обнаружил, что при нахождении друг рядом с другом образцы металлов окружают себя общим красноватым ореолом, на поверку оказавшимся сильным энергетическим полем. Причем на качественные изменения неизвестного поля влияла как удаленность компонентов друг от друга, так и их пропорциональное соотношение. Иван Александрович углубился в исследования своего открытия и уже через год получил за него Нобелевскую премию. Сам того не ожидая, Ковалев одарил человечество альтернативой господствующему тогда на планете электричеству, дав миру невероятно мощный источник практически неиссякаемой энергии, названной впоследствии конденс-полем.
        Конденс-поле полностью заменило электричество уже через полвека, чему способствовали неисчерпаемые залежи либертиния и викториала на их родных планетах. Централизованное производство электричества с его громоздкими электростанциями, протяженными силовыми линиями и намертво привязанными к ним энергопотребителями заменили автономные генераторы, устанавливаемые повсеместно и имеющие срок эксплуатации полторы сотни лет Силовые линии представляли собой тонкое двужильное волокно, одна жила которого была сделана из либертиния, а вторая соответственно из викториала. Являющееся уже само по себе слабым источником конденс-поля, волокно это естественным путем усиливало идущий от генераторов энергетический поток, что позволяло делать последние достаточно малогабаритными. Стоявший у меня в особняке генератор занимал чуть больше места, чем модуль медицинского контроля, и в глаза не бросался.
        Одно из величайших открытий человечества - конденс-поле - подарило нам не только дешевую энергию, но и решило вечную проблему транспортных перевозок. При строго определенной пропорциональности либертиния и викториала сооруженный из них контур выталкивал попадающие в него предметы со скоростью, в восемь раз превышающей скорость звука. Это свойство сплава инопланетных металлов, нареченного либериалом, вызвало бурный интерес у военных эры Сепаратизма - оружие, не требующее пороха, было в те годы весьма прогрессивной разработкой. Но со временем, когда уставшее от войн человечество вступило в эпоху массового объединения народов и упразднения границ, появилась предпосылка для создания Единой Транспортной Сети.
        Тут-то второе открытие русского ученого Ковалева и было реализовано в полной мере. Разрушительная энергия либериаловых контуров переродилась в сугубо мирную и окончательно объединила землян. Так появился инстант-коннектор - Транс-сеть, опутавший планету паутиной магистралей; скоростное, экологически чистое, а главное, абсолютно безопасное, в отличие от транспорта эры Сепаратизма, средство передвижения. Боты инскона мчались во все концы Земли по гигантским вакуумным трубопроводам с установленными в них ускорительными контурами. Скорость ботов четко регулировалась переменной мощностью силовых полей, а комфорт-амортизаторы внутри кабины бота не позволяли пассажиру страдать от неимоверных перегрузок.
        Упорядоченное движение автоматизированных ботов в закрытых магистралях избавило человечество от таких серьезных проблем, как транспортные катастрофы, ранее вызываемые различными факторами, от погодных до человеческих. Страшно подумать, как человечество столько веков терпело хаос из носившейся по и над планетой колесной и крылатой техники, чье движении регулировалось лишь сводом бесчисленных написанных на бумаге правил. Люди гибли в авто- и авиакатастрофах десятками тысяч ежегодно!
        Дикая, дикая эра Сепаратизма!..
        
        - ... Успокойтесь, молодой человек, - приободрил меня дядя Наум. - Конденс-поле живо-здорово и никуда не делось. Это первое, в чем я поспешил убедиться сегодня утром. Мой генератор в порядке, как наверняка и ваш. Видите? - Он указал на горячую печь и текущую в углу из трубки воду. - Мои верные помощники, которых я собрал своими руками по архаичным чертежам, работают как часы. И вы непременно хотите знать почему?
        Кауфман хитро мне подмигнул.
        - Мои-то часы как раз не работают, - возразил я, - Но вы правы: было бы очень любопытно выведать тайны вашего дома. Эти ваши... помощники кого угодно озадачат. Хотя, кажется, я разгадал, в чем их секрет.
        Отец и дочь многозначительно переглянулись.
        - Так-так, - азартно потер ладони Наум Исаакович. - Ну что ж, любезный сосед, тогда вам и слово. Поделитесь-ка с нами своими догадками.
        - Ваша тайна на самом деле не такая и великая, - начал я. - С устройствами, работающими по сходному принципу, я уже неоднократно имел дело. Каролина Наумовна, как поклонник реал-технофайтинга, должна знать, что такое «громовержец» и блайндер...
        - Это оружие реалеров, - пояснила Кэрри для отца. - Первое разит молнией, второе используют только великие мастера... И иногда капитан Гроулер. - Причислять меня к мастерам она отказывалась принципиально, да и чёрт с ней. - Чтобы стрелять из блайндера, надо иметь навык, поскольку он поражает только глаза. Узконаправленный луч света воздействует на сетчатку и дезориентирует противника. Хотя, насколько я помню, у капитана Гроулера лучше получается дезориентировать врага прикладом блайндера, нежели его вспышкой.
        - Вы разбираетесь в оружии, - похвалил я девушку, пропуская ее сарказм мимо ушей. - И «громовержец», и блайндер устроены примерно одинаково: источник питания, конденсатор и простейшая схема производства выстрела. Никакого программного обеспечения - только полуавтоматический прерыватель стрельбы. И наше примитивное оружие прекрасно справляется со своей задачей. Ваши «помощники» работают по аналогичной системе. Такому сообразительному человеку, как вы, дядя Наум, не составило труда подключить их к генератору и заставить выполнять одну-две несложные функции, К примеру, нагревать термоэлемент или качать воду из резервуара. Могу поручиться, что так оно и есть.
        - Дьявол! - ругнулась Кэрри, огорченно хлопнув себя по коленям. - Да, папа, капитан Гроулер действительно не так неотесан, как кажется. Совершенно невероятно! Даже поверить не могу!
        - Кэрри, следи-таки за речью! - пожурил ее отец, после чего, довольно улыбаясь, пояснил: - Перед тем как вы помогли нам открыть дверь, я уверил дочь, что вас не шокирует наше оригинальное убранство, а она была со мной не согласна. Как видите, прав оказался я. Я убедился, что вы - неординарная личность, едва только вас увидел.
        - Вот как? - удивился я. - И что конкретно убедило вас в моей неординарности? То, чем я занимался за углом собственного дома и что вы успели заметить в ваш бинокль?
        - Да будет вам дуться по поводу того курьезного эпизода, - сконфузился Наум Исаакович. - Все мы люди, с кем не бывает? Нет, капитан, ваша неординарность кроется прежде всего здесь. - Он коснулся пальцем своего тронутого сединой виска. - Где ваш ключ, позвольте спросить?
        - Оставил дома. Какая от него сегодня польза?
        - И что вы чувствуете, разгуливая по улице без инфоресивера?
        - То же, что и если бы, простите, вышел без штанов, - честно признался я.
        - Но тем не менее вы не паникуете, как любезная Гертруда и тот грубиян на стоянке инскона?
        - Я не привык паниковать, даже когда знаю, что проигрываю игру. Так что мертвыми инфоресиверами, виртуальными дворецкими и прочими членами их издохшей компании меня подавно не напугать.
        - Но ведь их отказ тоже может причинить травму - душевную, - возразил Кауфман.
        - Понятия не имею, о чем вы. Реалер не может позволить себе такую роскошь - страдать от душевных травм, - пояснил я. - Душевные страдания игрока могут испортить игру всей команды Когда-то мне крепко вбили в голову одну простую истину душа - не конечность, поэтому душу нельзя травмировать.
        - Занятная философия.
        - Папа, не спрашивай капитана Гроулера о чуждых ему вещах, - перебила отца Кэрри, но дядя Наум ее не послушался и терпеливо разъяснил:
        - Под душевными травмами я предполагал то, что вы наблюдали у встреченных вами утром людей. Разве вы не заметили странностей в их поведении?
        - Еще бы не заметил! - подтвердил я. - Так, значит, все они... травмированные душой? А я-то решил, что они просто сбрендили Бегают, суетятся, психуют... Чего, спрашивается, психовать? Один черт, рано или поздно все образуется.
        - Нет, я таки потрясен вашим самообладанием! - покачал головой Наум Исаакович. - Кстати, о нем и идёт речь. Железное самообладание - редчайшее в наше время явление! Жуткий анахронизм! До встречи с вами мне еще не доводилось сталкиваться с человеком, имеющим такую выдержку. Надо полагать, это у вас профессиональное качество, без которого в спорте просто не выжить. И прекрасное качество, замечу. В ваших глазах, движениях, манерах есть что-то такое... такое...
        - Звериное, - подсказал я, поскольку знал капитана Гроулера куда лучше, чем кто-либо из сидящих в комнате.
        - Именно! - поднял палец Кауфман. - Но в хорошем смысле этого слова. Звериное, природное, естественное... То, что всегда помогало людям выживать в трудные времена. В вас это состояние выражено особенно сильно Вам известно что-нибудь о войнах начала эры Сепаратизма?
        - Немного. Тогда вроде бы даже порохом не пользовались.
        - Верно. Огромные армии сходились на просторных полях и, бывало, сражались по нескольку суток кряду. Люди бросались на копья, мечи, стрелы и умирали тысячами. Какое безграничное самообладание надо было при этом иметь! Я часто задумываюсь над тем, сколько еще полезных качеств растеряло человечество в процессе эволюции Когда-то люди хладнокровно рубили друг друга на куски и умывались вражеской кровью, а мы впадаем в безумие оттого, что не можем выйти из дома или определить персон-маркер собеседника. Человечество отдалилось от своей природы, капитан. И отдалилось весьма сильно. Мы научились очень достойно жить, но одновременно разучились выживать. Это плохо. Того, кого взрастили в раю, ад убьет одним своим видом.
        - Ну вы-то, дядя Наум, и в аду прекрасно устроились, - заметил я. - Едите жареных курочек и попиваете горячий кофе. Маленький островок рая посреди адского хаоса. А вот я со всем своим самообладанием, чтобы не умереть с голоду, вынужден довольствоваться вашим гостеприимством. Так кто же из нас более приспособлен к жизни?
        - Вы таки всерьез убеждены, что видите за окном ад? - ответил вопросом на вопрос Наум Исаакович и снова помрачнел. - Падающие здания, дым на горизонте и паника на улицах навели вас на подобные мысли? Молодой человек, уверяю вас: это еще не ад и даже не чистилище. Это пока лишь порог райских врат, где отвергнутые души остаются ни с чем. Ад ожидает нас впереди. Разумеется, если наша ситуация не выправится в ближайшие дни. Иначе .. Вы себе представляете, как изменится мир уже через месяц? А через год?
        - Но что же все-таки конкретно произошло, дядя Наум? - вернулся я к оставленной нами теме. - Генераторы конденс-поля в порядке, следовательно, основа основ нашего мира на месте. Одна причина отпадает. Может быть, все дело в контролерах? Что-нибудь вроде массового невыхода на работу. Знаете, как в древности, когда требовалось выразить протест или еще какое недовольство...
        - Да, история знавала подобные катаклизмы, которые порой приводили к тяжким последствиям. Однако... - Наум Исаакович поморщился. - Ваша логичная на первый взгляд версия лишена главного. В ней есть только следствия, но нет причины. Назовите мне причину, по которой современный контролер должен учинять забастовку? Чем он может быть недоволен? Трехчасовым рабочим днем? Четырехдневной рабочей неделей? Изматывающим трудом? Недостойным жалованьем? Выходом в отставку в тридцать лет, когда у него еще вся Жизнь впереди? Нет, конечно, недовольные Службой имеются и в наше время, но вряд ли их недовольство обретет когда-либо массовый характер. Наши забастовщики - это фиаскеры-одиночки на фоне многомиллиардной армии законопослушных контролеров, презирающих лентяев. Но если вы таки настаиваете, чтобы дядя Наум дал вам самую правдоподобную причину кризиса, я попробую. Кэрри, милая, среди вас, молодых, еще гуляет легенда о Синем Экране Смерти или она давно не популярна?
        - Гуляет, папа, - ответила Каролина. - Не сказать, что она особо популярна, но по крайней мере молодым контролерам ее пока рассказывают.
        - Синий Экран Смерти? - переспросил я. - Никогда не слышал такую легенду. Хотя среди реалеров тоже ходит много подобной чепухи: призраки старых полигонов, проклятое оружие, плохие знамения перед турниром... А что за Синий Экран?
        - Очень древняя история... - Наум Исаакович откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы на животе. - Заря современной цивилизации, первые примитивные модули - носители искусственного интеллекта Общаться с ними было тяжело и неудобно - очень уж медленно они работали. Только-только появился прообраз «Серебряных Врат», который был лишь небольшим пакетом рабочих и контрольных программ, что вручную устанавливались непосредственно на каждый модуль. Тогда никто еще не отождествлял «Врата» с Единым Информационным Пространством, которому на самом деле в те годы было уже больше века. Да и Единым его не называли - оно дробилось на множество видов связи, существующих параллельно и подчиненных разным ведомствам.
        - Представляю, какой хаос творился тогда в виртомире, - заметил я.
        - Не то слово, молодой человек, - кивнул Кауфман. - Существовали даже такие понятия, как информационные войны и киберпреступность. Это уже потом, после всеобщего упразднения границ, «Вратам» привили мощный искусственный интеллект. Они перестали быть бездушной операционной системой и превратились в несокрушимые «Серебряные Врата» - первого помощника человека во всем, передатчика информации и хранителя мировых знаний. Создатели «Серебряных Врат» обрели такое влияние, что смогли монополизировать Пространство, обратить его в Единое и в кои-то веки навести там порядок. Но на закате эры Сепаратизма, когда несовершенные модули с несовершенным искусственным интеллектом оперировались столь же несовершенными «Вратами», строптивость машин была явлением повсеместным и привычным. Сейчас уже никто не скажет вам, что доподлинно означает Синий Экран Смерти. Известно одно - тот, кто видел его перед глазами, имел дело с мертвым оборудованием. Синий Экран был этаким предсмертным вздохом наделенного искусственным интеллектом модуля и воспринимался древним контролером как катастрофа.
        - Когда я только поступила на Службу, - продолжила за отцом Кэрри, - старшие коллеги рассказали мни, что, согласно старому преданию, в день наступления Конца Света пикры на терминалах контролеров будут светиться синим огнем. Якобы именно поэтому мы испокон веков носим форму красного цвета и не держим возле терминала синих вещей - мол, незачем вгонять искусственный интеллект «Серебряных Врат» в траурное настроение. По той же причине контролеры не произносят на Службе слово «синий», а ругательства наподобие «да гори оно синим пламенем» не рекомендуется употреблять даже в мыслях. Таковы неписаные правила, с которыми у нас знакомят всех новичков. Абсурд, конечно, но... прочно укоренившийся и переросший в традицию.
        - Любопытная сказка, - заметил я с горькой усмешкой. - Жаль, нельзя проверить, правдива она или нет. Только почему эта легенда кажется вам самой логичной, дядя Наум? Вы не видели причины в моей теории, а я не вижу в вашей. Отказ систем жизнеобеспечения, Транссети, «Серебряных Врат»... С чего бы вдруг терминалам контролеров загораться синим пламенем?
        - А вы таки вспомните, о чем вы с вами только что говорили: редчайшее стечение неприятных обстоятельств. Каскад причин, порождающий лавину следствий. При всем совершенстве отладочной подсистемы «Контральто Д» нашелся-таки и для ее зубов крепкий орешек. Не справлявшиеся с проблемой древние модули капитулировали, выбрасывая в таких случаях белый флаг - Синий Экран. «Серебряные Врата» поступили в аналогичной ситуации сообразно своему предку. В сущности, такое их поведение вполне логично. Как в природе - от мощного стресса организм впадает в кому. Что-то послужило для виртомира сильным источником раздражения, что и вызвало у него подобную защитную реакцию. Но меня больше волнует другой вопрос: помнят ли приемы экстренной реанимации те, кто веками только и делал, что стучал пострадавшего по спине? Вот тут я, молодой человек, жутко сомневаюсь...
        
        Первая ночь, проведенная мной в Жестоком Новом Мире, выдалась бессонной. Я ворочался на кровати, которая впервые казалась мне такой жесткой и неуютной. Из разбитого окна тянуло холодом и страхом. От холода спасал теплый плед, а вот от страха спасения не было. Глядя на луну, взошедшую над погруженным во мрак миром, я испытал натуральное звериное желание завыть от тоски - во весь голос, протяжно и жалобно. И наверняка завыл бы, наплевав на все приличия, если бы не открытые окна в доме Кауфманов - моих новых добрых знакомых, у которых я провел весь день и даже разрешил им уговорить себя остаться на ужин.
        Освещение в особняке соседей функционировало так же исправно, как и печь с подведенным к ней резервным водяным отоплением. Однако хитрые приспособленцы намеренно не зажигали лайтеры, дабы не собрать вокруг своего жилища столпотворение из отчаявшихся соседей. Да и не только соседей - свет окон кауфмановского особняка был бы единственным источником света на видимом почти до горизонта подлунном пространстве. Что творилось бы окрест наших домов утром, страшно было вообразить. Предусмотрительные дядя Наум и Кэрри хоть и являлись на редкость гостеприимными людьми, принимать гостей в таком несметном количестве не собирались. Куриный вольерчик, любезно продемонстрированный мне птицеводами-любителями, вряд ли насытил бы голодную ораву паломников, что неминуемо стянулись бы поутру к обители Кауфманов.
        Прежде чем лечь в постель, я долго шатался из угла в угол Спальни, периодически подходя к окну и с тревогой всматриваясь в горизонт. Далекое зарево полыхало на Алтае и чуть слабее багровело на западе - там, куда утром рухнул с орбиты злосчастный рудовоз.
        Дядя Наум высказал предположение, что падающие рудовозы были для нас не единственным источником смертельной опасности. По мнению соседа, больше всего следовало бояться инстант-коннектора, чьи боты при отказе систем управления могли оказаться полностью неуправляемыми. Автоматическая система торможения и остановки ботов размыкала ускорительные либериаловые контуры, после чего боты плавно сбрасывали скорость от восьмикратной звуковой до нуля. Если же в связи с кризисом где-то в стоп-зонах инстант-коннектора остались неразомкнутые контуры... Последствия от прибытия на финишные пункты разогнанных до максимальных скоростей ботов должны были оказаться не менее разрушительными, чем от падений космических перевозчиков. А если еще брать в расчет загруженность межконтинентальных хайвэев...
        У дяди Наума не находилось слов и мужества, чтобы толком описать мне свои догадки, и он лишь удрученно качал головой.
        Я волновался за Сабрину - ей частенько доводилось пользоваться Транс-сетью. Трудно было представить, что инстант-коннектор - средство, с давних пор объединяющее человечество, - превратился в массового убийцу. Жуткий кошмар, до которого так и не додумаюсь создатели разнообразных виртошоу ужасов. Действительность превзошла все фантазии, в том числе самые немыслимые...
        Искать спасения от окружающего ужаса в спиртных напитках я даже не пытался. Бежать от действительности - удел ничтожеств. Вот мой сосед Наум Исаакович Кауфман - пожилой человек, а выдержки и силы духа у него не меньше, чем у любого из реалеров. И Кэрри под стать отцу - спокойна и даже пытается иронизировать. Плоские у нее шутки, конечно, но сам факт того, что она способна шутить в сложившихся обстоятельствах, делает ей честь. Так неужели мой дух слабее и я позволю себе опуститься в глазах стойких соседей?
        Существовал и вполне прозаический довод против пьянства: нагревшееся за день пиво пить уже не хотелось.
        Безжизненный мрачный пейзаж за окном не только пугал, но и в какой-то степени завораживал. Такого реалистичного пейзажа не мог продемонстрировать ни один ландшафт-проектор, а потому, глядя в окно на злую холодную луну, призрачно-черные силуэты деревьев и зарево на горизонте, я испытывал ощущения, сходные с теми, какие обрушились на меня при первом взгляде на настоящий океан. Не то восторженный испуг, не то испуганный восторг, вызывающий трепет перед естественной природной красотой. Вот только при созерцании безграничного океана восторга во мне было все-таки куда больше, чем испуга.
        Собрав все теплые одеяла, что удалось отыскать в темноте, я укутался ими с головой и, проворочавшись еще с полчаса, все же заснул. Последнее мое пожелание самому себе было не «спокойной ночи». Я пожелал, чтобы утром меня, как обычно, встретил брюзжащий старик Бэримор, а все пережитое вчера оказалось лишь кошмарным сном. Исключая, разумеется, визит к Кауфманам. Не знаю, какие впечатления остались у них после знакомства со мной, но для меня время, проведенное у соседей, было единственным светлым воспоминанием о вчерашнем дне.
        
        Точно неизвестно, сколько я проспал, вымотанный переживаниями и согретый толстыми одеялами. Но разбудил меня не занудный баритон виртуального дворецкого, а обеспокоенный голос вполне живого человека. Однако занудливости в том голосе было столько, что ее, без сомнения, хватило бы на десяток Бэриморов.
        - ... Да проснитесь вы наконец, капитан Гроулер! - с укором требовал ходивший где-то внизу, под окном, дядя Наум. Судя по раздраженному тону соседа, он будил меня уже довольно давно. - Как вы можете спать, когда вокруг столько шума? Прошу вас, поднимайтесь! Разве не слышите: нас с вами умоляют о помощи! Капитан Гроулер! В вашем возрасте много спать - вредно!..
        Первым моим позывом был метнуть в зануду подушкой (против Бэримора такой прием не действовал, поскольку через голопроекцию дворецкого подушка пролетала насквозь - проверено, и не единожды). Однако я воздержался от грубости. Но не из уважения к пожилому человеку, а оттого, что по собственной глупости мог утратить почетное право помогать Кауфманам в регулировании популяции их курятника. Потерять такую привилегию в нынешних суровых реалиях значило лишить себя последнего удовольствия в жизни.
        - В чем дело, дядя Наум? Стряслось что-нибудь серьезное? - стараясь придать голосу дружелюбие, с неохотой откликнулся я, выкапываясь из-под одеял. За окном уже рассвело, но солнце еще светило неярким багровым светом. Сказать по правде, давненько не просыпался в такую рань - Погодите минутку, сейчас выйду!..
        Пока продирал глаза и напяливал штаны, сумел вычислить причину, напугавшую Наума Исааковича, благи определить ее можно было уже на слух. Мирную утреннюю атмосферу будоражили несмолкаемые беспорядочные стуки и приглушенные человеческие крики. Какофония раздавалась отовсюду. Походило на то, что все жители нашего мегарайона состязались, кто из них быстрее развалит голыми руками собственный дом. Поражали единодушие и энтузиазм, с коими добропорядочные граждане предавались своему занятию. Крепко же я спал, раз не расслышал прелюдии этого впечатляющего концерта!
        Кауфман бегал вокруг тумбы от ландшафт-проектора, бубнил что-то под нос и нервно жестикулировал. Облаченная в брючный костюмчик, очаровательная злючка Кэрри сидела на газоне неподалеку и недовольно поглядывала то на отца, то на выбитое окно моей спальни. На траве рядом с ней лежал совершенно не подходящий для хрупкой девушки инструмент. Да, именно тот самый инструмент, на котором, по-моему, даже издалека различалась запекшаяся кровь невинных пернатых.
        Вполне закономерно, что я не знал, как выглядят допотопные раритеты наподобие печей, чайников и насосов, но не разбираться в древнем оружии для реал-технофайтера непростительно. Топор! В руках я его еще не держал, но о правилах эксплуатации сего примитивного орудия представление имел. Семейство Кауфманов вышло в Жестокий Новый Мир подготовленным к любым неожиданностям.
        - Доброе утро, любезный сосед! - завидев меня, приветливо помахал рукой Наум Исаакович. Каролина лишь коротко кивнула. - Жутко извиняюсь, что разбудил, но разве можно спать, когда отовсюду слышится глас вопиющих о спасении?
        - Чего это они разорались? - полюбопытствовал я зевая. - Я что-то пропустил?
        - А вы таки проверьте ваш ключ, - порекомендовал дядя Наум.
        - Если вспомню, куда его задевал... - Я оглянулся в поисках инфоресивера, но на обычном месте его не оказалось. - И что я там увижу?
        - Такое непременно надо посмотреть самому...
        Я пригляделся получше и вскоре обнаружил то, что искал. Ключ валялся возле кровати, задрав вверх свои паучьи лапки-биомагниты. Сразу бросилось в глаза, что микролайтеры на них светились, демонстрируя готовность ключа открыть для меня «Серебряные Врата».
        - Наконец-то! - проворчал я, однако облегчений почему-то не испытал. В душу закралось нехорошее предчувствие, какое раньше терзало меня при выходах на пустынные полигоны стадиума - где-то поблизости засада противника, но определить, где конкретно, не удается. Вот и сейчас: инфоресивер явно функционирует, а вокруг вместо радостных криков только вопли отчаяния... Да и Наум Исаакович с дочерью что-то не выглядят счастливыми.
        Я поднес приборчик к виску, и биомагниты прилипли к коже - значит, связь с «Вратами» все-таки есть. Пикр также исправно развернулся вуалью перед глазами...
        ...И тут же наградил меня ослепительной синей вспышкой. Никаких музыкальных заставок, никакой обязательной надоедливой рекламы при входе в виртомир - лишь сплошная синева, холодная и молчаливая.
        Мертвая!
        Так вот ты какой - Синий Экран Смерти, предвестник Конца Света...
        - Можете ничего не говорить - мы с Кэрри тоже видели это. - Наум Исаакович сразу уловил мое подавленное настроение, когда я вновь приблизился к окну. Сам он, впрочем, угнетенным не выглядел. Каролина тоже. У этой семейки, готовой ко всем случаям жизни, где-нибудь наверняка припрятаны огнеупорные скафандры для адского пламени, что будет гулять по планете при Апокалипсисе.
        - А что надо сказать? - пожал я плечами. Настроение на всю оставшуюся до Конца Света жизнь было испорчено. Захотелось подобно тем несчастным узникам собственных домов заорать от безысходности и начать крушить стены. И уже неважно чем - руками или головой; главное - выплеснуть накопившиеся эмоции.
        - Да все, что угодно, только умоляю: не надо посыпать себе голову пеплом и разрывать собственные одежды!
        - Я похож на психа? - буркнул я. - И где вы видите пепел? У меня что, ночью во дворе пожар случился?
        Недоверчиво покосившись на Кауфманов, я высунулся из окна и осмотрелся. Как и ожидалось, следы возгорания отсутствовали. Да и откуда им было взяться там, где гореть попросту нечему?
        - Папа, сколько раз тебе твердила - подбирай выражения. - Кэрри тяжко вздохнула и картинно закатила глаза к небу. - Ты постоянно забываешь, что капитан Гроулер склонен воспринимать все буквально.
        Все ясно: про одежду и пепел - это очередная кауфмановская шутка для интеллектуалов, изначально не рассчитанная на троглодитов.
        - А капитан Гроулер держится молодцом, - заметил дочери Наум Исаакович. - Впрочем, я и не сомневался, что он выдержит. Спускайтесь вниз, молодой человек, нам сегодня предстоит совершить немало подвигов. Слышите, нас уже зовут... Мы с Кэрри могли бы не тревожить вас и заняться этим сами, но вам такое щепетильное дело куда сподручнее.
        - А вы уверены, что нам следует освобождать этих ненормальных? - спросил я, невольно представляя, как улицы наполняются толпами вызволенных из плена паникеров с выпученными глазами и нервозным поведением. - Пошумят-пошумят да угомонятся, а там, глядишь, и кризис минует.
        - А если таки не минует?
        - Ну что ж... тогда давайте попробуем. Вы ведь меня затем и позвали, чтобы какая-нибудь Гертруда Линдстром у вас топор не отобрала.
        И я с ворчанием принялся спускаться из окна. Ладно, поможем, все равно делать больше нечего, кроме как ожидать Конца Света.
        - Осторожнее! Держитесь за выступ! Обопритесь получше! Так, не торопитесь! Очень хорошо, теперь спускайте другую ногу!.. - заботливо руководил моим нисхождением со второго этажа дядя Наум, ставший невольным свидетелем моего вчерашнего трюкачества. Сегодня его советы были излишни: урок по теме «Деструктивное влияние гравитации на человеческий организм» капитан Гроулер усвоил твердо.
        Каролина с показной неохотой вручила мне свою любимую игрушку, и мы втроем направились к ближайшему дому, откуда раздавались призывы о помощи.
        День выдался на редкость запоминающимся. Мне довелось познакомиться почти со всеми соседями, что проживали в радиусе полукилометра от наших с Кауфманами особняков. Замечательные, дружелюбные и гостеприимные люди... хотелось бы сказать о них, но не получалось. Не исключено, что позавчера я не испытывал бы в этом никаких сомнений, и любая из освобожденных нами семей радушно пригласила бы нас на чашку чая или бокальчик вина. Но сегодня всех нас окружал уже иной мир, в котором просто не оставалось места для открытых дверей и задушевных бесед. Мир истерик, криков, отчаяния и паники; мир, где на невозмутимых людей, как я и Кауфманы, смотрели словно на сумасшедших.
        А может, и впрямь безумцами были мы, а не они? В конце концов, разве мое спокойное поведение нельзя было при желании трактовать как тихое помешательство? Да еще при наличии в руках топора, который я был готов обрушить на голову любому, кто покусится на здоровье моих новых друзей, не столь воинственных, чтобы отпугивать недоброжелателей одним своим видом.
        Понять беснующихся внутри собственных домов сограждан было легко. Подавляющее большинство из них когда-то служили контролерами или являлись таковыми сегодня. Все они были наслышаны, что означает знамение в виде Синего Экрана Смерти.
        Практически у всех, до чьего спасения у нас дошли в этот день руки, окна в особняках так и оставались затонированными с ночи кризиса. Попытаться разбить крепкий венерианский кварц, как поступил вчера я, догадались единицы, однако ничего хорошего из их попыток не вышло - не хватило сил или терпения. Поэтому все, что могли наблюдать затворники помимо стен своих домов, представляло собой однотонные синие пикры ключей, неожиданно заработавших после суток молчания. Любой землянин окончательно и бесповоротно рехнулся бы от такой картины... К счастью, вызволенные нами из-под домашнего ареста соседи не казались мне окончательными безумцами, но среди них попадались и впрямь безнадежные.
        Нас постоянно принимали за контролеров. Поначалу мы пробовали доказывать обратное, но нам не верили и считали наши оправдания попытками уйти от ответственности за опоздание. Поэтому проще оказалось изобрести универсальную отговорку, чем рассказывать правду. В конце концов Наум Исаакович придумал дежурную легенду, согласно которой мы действительно были спасательной группой контролеров, высланной перед основной ремонтной бригадой.
        На вопросы, когда же прибудут главные силы, Кауфман отвечал уклончиво: «Скоро. Сидите наготове и ждите. Хозяева, отсутствующие дома в момент появления ремонтной команды, будут обслуживаться в последнюю очередь». Благодаря этому предупреждению мы были избавлены от толпы нежелательных сопровождающих. Лишь несколько человек неотступно ходили за нами, игнорируя любые предупреждения. Разговора с ними не получалось. Шокированные люди были пока не в том состоянии, чтобы адекватно выражать собственные мысли, просто плелись следом и наблюдали за нашей работой. Наум Исаакович тут же метко окрестил сопровождающих «апостолами».
        Все наши спасательные акции проходили по шаблонному сценарию, стихийно выработанному в ходе первого освобождения. Периодически менялась лишь вступительная часть, за которую отвечали либо Каролина, либо ее отец. Если из-за заклинившей двери раздавались истерические женские крики, на переговоры выдвигался дядя Наум. Его вкрадчивый дружелюбный тон быстро успокаивал паникующих затворниц. Когда же хозяином освобождаемого нами дома являлся муж чина, в дело вступала Кэрри. Даже находясь в сильном нервном возбуждении, граждане мужского пола внимали приятному бархатистому голоску девушки.
        И кто категорически не допускался к переговорам так это я. Кауфманы запрещали мне приближаться к домам жертв катаклизма до тех пор, пока контакт с хозяевами не будет установлен. Наум Исаакович высказал резонное предположение, что ожидающие Конца Света паникеры примут мой раскатистый бас не за Глас Спасителя, а скорее за нечто противоположное - рык злобного демона или еще кого-нибудь из сатанинской свиты. Я не возражал и, держа топор на плече, следил за ходом переговоров издали.
        Когда наступала очередь моего вмешательства, дядя Наум подзывал меня и молча указывал на требующую взлома дверь, после чего я получал еще одну возможность попрактиковаться во владении архаичным оружием. После первого же практикума пришлось забинтовать ладони обрывками тряпки - Кэрри, имевшая опыт работы топором, забыла предупредить меня о таком побочном эффекте, как мозоли. Ухмыляясь, она пожертвовала мне на бинты кусок чистой ветоши, прихваченной ею из дома. Пожертвовала во имя нашей благородной миссии, в которой трудяге Гроулеру была отведена немаловажная роль.
        После уничтожения входной двери начиналась самая непредсказуемая часть мероприятия - очное знакомство со спасенными жертвами. Здесь от нас прежде всего требовалась тактичность и жесткость. Желательно было, конечно, вести себя в рамках приличий, но обычно получалось иначе. Из трех десятков выпущенных нами на свободу затворников только несколько вели себя пристойно - то есть не стали выскакивать навстречу с безумными глазами, хватать нас за одежду и умолять немедленно объяснить происходящее. Однако эти тихони вели себя так потому, что все они пребывали в глубоком шоке, который лишь усиливался после того, как они видели, во что превратились их раскуроченные двери.
        День закрытых дверей и захлопнувшихся «Серебряных Врат"...
        Тяжелее всего было общаться с теми, кто в перевозбуждении уже не отдавал отчета в своих действиях. За прошедшие сутки в этих людях накопилось столько негативной энергии, что они были готовы выплеснуть её на первого подвернувшегося под руку человека, требуя у него ответа за все постигшие мир беды. Вот тут-то и проявлялось благоразумие Наума Исааковича, пригласившего меня поучаствовать в акции. Без моей поддержки Кауфманам пришлось бы туго, Причем наш топор ничуть не смущал выскакивающих навстречу психов, какие еще недавно являли собой вполне добропорядочных граждан. Приходилось применять рукоприкладство, поскольку на словесные увещевания психи не реагировали.
        - Полегче, молодой человек, - предупреждал дядя Наум, когда я сбивал с ног очередного безумца и удерживал его до тех пор, пока тот не прекращал вопить и вырываться. - Уверяю вас: эти любезные люди нам не враги - они лишь очень сильно расстроены. Дайте им время прийти в себя, и они образумятся.
        - Образумятся? - недоумевал я, придавливая коленом к земле брыкающегося и брызжущего слюной человека. - Почему вы в этом так уверены?
        - Ну, не во всех, конечно, уверен, но в большинстве - да, - терпеливо пояснял Кауфман. - Сегодня вы имеете возможность наблюдать редчайшее явление: массовую истерию. Человечество помнит множество примеров, когда массовая истерия меняла ход истории и, к сожалению, редко когда в лучшую сторону. А чтобы сойти с ума, много не надо. Пример - перед вами. Люди заперты в собственных домах, отрезаны от мира и информации. У кого-то сдают нервы, и он поднимает панику. Его непременно услыхали, и вот уже паникеров становится в десять раз больше. Паника, замечу вам, весьма заразна. Древняя болезнь, к которой мы давно утратили иммунитет, ибо забыли, что такое - паниковать. Единичный случай паники, и вокруг уже воцарилась настоящая эпидемия. Но кто-то подвержен неизвестной болезни в большей степени, кто-то - в меньшей, а кто-то и вовсе нет...
        - Значит, вы причисляете нас с вами к категории здоровых? - спросил я.
        - Ну, я бы не посмел делать столь радикальные выводы. - возразил дядя Наум. - Легкое недомогание - вот наш диагноз. Разве я не боюсь всего происходящего? Разве вы не боитесь?
        - Боюсь.
        - Вот видите... Любезный, вам полегчало? - участливо поинтересовался Кауфман у моего подопечного, который прекратил брыкаться и наконец-то угомонился. Тот пробормотал нечто маловразумительное, но, судя по всему, дал утвердительный ответ. - Замечательно. Вы наверняка голодны, поэтому идите поешьте и приведите нервы в порядок. Капитан, вскройте ему кухонный комбайн, только не повредите крышку. В ней при необходимости можно носить воду из реки...
        Кауфман давал подробные инструкции на будущее каждому освобожденному нами человеку. И пусть большинство из освобожденных, пребывая в крайнем волнении, пропускали эти советы мимо ушей, Наум Исаакович все равно из раза в раз терпеливо объяснял, где можно разжиться водой и из чего смастерить примитивные орудия труда наподобие нашего топора. А также чего следует избегать, дабы не угодить в неприятности, не получить травму и продержаться неделю-другую на полном самообеспечении. «Не думайте о плохом, - настоятельно рекомендовал всем дядя Наум, - думайте о ваших семьях. Все образуется».
        Мыслил Кауфман столь неординарно, что был способен извлечь выгоду даже из совершенно непригодных вещей. Самое любопытное, что, общаясь с ним, я ощущал, как постепенно приобретаю аналогичный взгляд на мир, заражаюсь этим странным мировоззрением, при котором невольно начинаешь задумываться над вопросами, раньше в голову не приходившими. Варварский практицизм - так охарактеризовал я учение, ненавязчиво преподаваемое мне дядей Наумом. Варварски разломать сложный, а ныне бесполезный агрегат, чтобы извлечь из него одну-две простых и практичных детали. Или наоборот - отбросить все детали, а лишенный начинки агрегат приспособить для каких-нибудь нужд: сбора воды, разведения огня, хранения припасов... Но обо всем этом я узнал позже. В первый же день постижения мной науки варварского практицизма я выдвинул лишь робкое предложение удлинить ручку топора - и удар, дескать, станет сильнее, и вид оружие обретет внушительнее.
        Наум Исаакович мое рационализаторство охотно поддержал.
        - Отличная идея, молодой человек! - одобрительно закивал он. - Ваше мышление адаптировалось к новым реалиям, и это не может не радовать. Я в вас определенно не ошибся. Мы с вами составляем прекрасную команду для выживания в это смутное время, Нам таки непременно надо держаться вместе. Как считаете?
        Я согласился. Уж в чем в чем, но в командной игре капитан Гроулер знал толк И пусть в этом экстравагантном коллективе верховодил не он, состав игроков ему определенно нравился. Если бы еще не колючий взгляд и вечные колкости Каролины, наша команда и вовсе сошла бы за идеальную.
        Наскоро пообедав и кое-как разогнав по домам любопытных «апостолов», мы решили продолжить совместный рейд, отправившись по улице в противоположном направлении. До самой ночи раздавался над поселком треск раздираемого топором полимера, но вместе с этим слышался и другой, более жизнерадостный звук - атмосфера вокруг постепенно наполнялась человеческими голосами. И пусть это были в основном лишь испуганные возгласы, меня они радовали куда сильнее, чем гнетущая тишина, что царила здесь вчера.
        Ближе к вечеру наша команда столкнулась с уже знакомыми всем нам личностями.
        Можно было не отвлекаться и пройти мимо этого дома - ни криков, ни грохота оттуда не раздавалось. Однако дядя Наум предпочел потратить несколько минут и проверить, все ли обитатели подозрительно тихого жилища живы-здоровы. После настойчивых стуков в дверь никто не отозвался, и пока Кауфман продолжал безуспешные попытки переговорить с хозяевами, его дочь заглянула за угол, после чего позвала нас.
        - Так вот где живет наша подруга Гертруда Линдстром, - заметила Каролина, указывая на оранжерею, примыкающую к тыловой части дома. За прозрачными панелями из меркурианского кварца красовались сотни распустившихся цветочных бутонов всевозможных размеров и оттенков. - Давно хотела взглянуть на ее розы, о которых она всегда рассказывала возле стоянки инскона. Куда же хозяйка подевалась? Вчера была практически единственной, кто на свободе бегал, а сегодня пропала.
        - Теперь догадываюсь, где она вышла на свободу. - Я подошел к вентиляционному люку в боковой стони оранжереи, приподнятому для притока свежего воздуха. В подтверждение моей догадки под люком был приставлен стульчик, на который вскарабкивалась низкорослая Гертруда, прежде чем протиснуться в лазейку. Ещё одна тайна раскрыта.
        - Зайдем, папа? - осведомилась Кэрри у озадаченно почесывавшего затылок отца.
        - Будет-таки неприлично без приглашения... но зайдем, - подумав, согласился тот. - Надо убедиться, что с любезной госпожой Линдстром все в порядке.
        - Я - первый! - не терпящим возражения тоном сказал я. Кто знает, что случилось со взбалмошной Гертрудой за истекшие сутки, и не притаилась ли она под сенью розовых кустов, обезумевшая и готовая расправиться с любым, кто посягнет на ее владения.
        - Как пожелаете! - скривила губки Кэрри. - Только дайте сюда топор - с ним Гертруда вас на чай точно не позовет. Это ведь она вчера кричала на всю округу, что вы - жестокий убийца, разгуливающий на свободе?
        - Так и есть, - подтвердил я, мысленно проклиная крикливую госпожу Линдстром и ее отнюдь не голословные обвинения в мой адрес. - Но обычно я обхожусь без топора, поэтому...
        - Достаточно, молодые люди! - с немым укором посмотрел на меня Кауфман, а дочери он погрозил пальцем, словно невоспитанному ребенку. - Ведите себя пристойно! Сколько можно создавать конфронтации из-за пустяков?
        - Ничего себе пустяки! - пробубнила Каролина. - Он убил человека голыми руками, и ему все сошло, как с гуся вода. А ты только свою колесницу из гаража выгнал, так сразу в Желтый Список!
        - Давай не будем сейчас об этом, хорошо? - нарочито мягко попросил ее отец. Похоже, он вообще не умел повышать голос. Однако скрывать чувства - тоже. Я услыхал про Желтый Список, когда уже протискивался в оранжерейный люк, но не выдержал и удивленно обернулся. Взгляд Наума Исааковича смущенно блуждал, а на лице опять играли, сменяя друг друга, разнообразные чувства. И опять среди них отсутствовала радость. Да, весьма и весьма любопытные вещи сообщила Кэрри. Тихий и добродушный человек - такое впечатление сложилось у меня о соседе за эти два дня - умудрился-таки когда-то совершить правонарушение и угодить в Желтый Список хранителей закона - маршалов. Я, правда, толком не расслышал, по какой причине но уточнять момент был неподходящий - мы вероломно проникали в чужие частные владения.
        В маленькой, утопающей в цветах оранжерее Гертруды Линдстром благоухали розы, отчего голова моя слегка закружилась. Тропинки промеж насаждений были предельно узкими, и я, из опасения сломать по неуклюжести какой-нибудь бесценный куст, шагал осторожно, стараясь не задевать хрупкие стебли и нежные бутоны. Крупногабаритный троглодит Гроулер смотрелся в цветочной оранжерее еще нелепее, чем пресловутый слон в посудной лавке.
        Оглядевшись, я удостоверился, что Гертруда не притаилась в засаде с целью размозжить мне голову цветочным горшком, после чего махнул рукой Кауфманам, и они, помогая друг другу, забрались в оранжерею следом за мной. Топор предусмотрительная Каролина оставила подпоре.
        - Какое дивное местечко, право слово, - комично поводив носом по воздуху, заметил Наум Исаакович. - Цветочки - это так славно. Однако с практической точки зрения они совершенно бесполезны. Кушать их я бы вам не рекомендовал даже в самый жуткий голод. У нас в курятнике ароматы, конечно, не столь изысканны, но сегодня они вселяют в меня гораздо больше оптимизма, чем эта божественная, но, к сожалению, умирающая атмосфера. Если бы дядя Наум и взялся выращивать что-либо у себя на заднем дворе, так только капусту или картошку. Те хоть и отвратительно цветут, зато гарнир из них к курятине отменный. Эх, поздновато вспомнил об этом!
        - Ты не романтик, папа, - с укоризной произнесла Каролина, нюхая розовый бутон и прикрыв глаза от наслаждения. - Ты ценишь материальное, но часто пренебрегаешь духовным. Так неправильно - я сто раз тебе об этом говорила.
        - Что поделать, если я родился законченным прагматиком, - печально вздохнул Наум Исаакович. - Твоя мама Стефания Леонидовна, покойся она с миром, меня всю жизнь в этом упрекала, а что толку?.. Но признаю: розочки любезной госпожи Линдстром все же хороши. Таки жаль, что природа не додумалась превращать их в хрустящие сочные кочаны.
        Раздавшийся откуда-то из дома заливистый смех Гертруды пресек начатую было дискуссию о материальном и духовном.
        - Весьма странно, - удивленно вскинул брови дядя Наум. - Ей смешно! - Смех Гертруды повторился, на сей раз громче и продолжительнее. - Действительно, смешно! Идемте-ка, молодые люди, проверим, все ли там в порядке.
        С Гертрудой все было в полном порядке, и она действительно чувствовала себя счастливой. Согласно древнему выражению, единицей измерения человеческого счастья принято считать небесные уровни, коих якобы всего семь. Неизвестно, на каком небе пребывала в данный момент Гертруда, но наверняка не ниже шестого Ее смех был столь беззаботен и легок, что просто выпадал из общего фона паники и страха, царивших снаружи. «Умом тронулась», - уверенно решил я еще до того, как увидел хозяйку дома, и ошибся. Действительность оказалась куда интереснее.
        Госпожа Линдстром сидела в гостиной, откинувшись в кресле и покатываясь от неудержимого смеха. В доме она находилась не одна, Напротив нее, в другом кресле, развалился тот самый фиаскер, что отирался вчера возле стоянки ботов и шарахался от всех, кто пытался с ним заговорить. Инскон-кочевник пялился на хохотушку Гертруду мутными влажными глазами и вторил ей нервным хихиканьем Появившихся на пороге гостиной троих посторонних парочка даже не заметила.
        Я сразу вычислил причину их неуемного веселья Причина лежала тут же, на столике, рядом с инфоресиверами, и представляла собой маленький тюбик наподобие тех, в каких хранили пищевые концентраты межпланетные первопроходцы. Содержимое этого тюбика использовалось по иному назначению. И хоть к Космосу оно не имело абсолютно никакого отношения, фиаскеры были с таким утверждением не согласны. По их словам, хорошая доза глюкомази могла доставить ваше сознание в такие уголки Вселенной, до которых человечество не дотянется и через тысячелетия. При этом ваше тело остается здесь, на родной планете, - ну разве не потрясающе? Подтвердить или опровергнуть подобное заявление я был не в состоянии, поскольку глюкомазью не пользовался. В моей жизни и без того хватало наслаждений - как для духа, так и для тела, - чтобы помимо них предаваться еще и сомнительному удовольствию для безмозглых идиотов.
        К сожалению, нами был пропущен исторический момент, когда сия эклектичная парочка сумела найти общий язык. И вот теперь мы наблюдали уникальное явление - радостные обыватели, упоенные счастьем в мире, над которым маячил синий призрак смерти. Заблудившийся фиаскер больше не рвался на родину, а Гертруда Линдстром позабыла о контролере, о своих увядающих розах и о мертвом «паучке». Да и незачем им было волноваться по пустякам, когда маленький тюбик со счастьем лежал от них на расстоянии вытянутой руки. Бери, пользуйся и ни о чем не переживай - тоже, между прочим, выход из трудного положения Пусть иллюзорный, но зато самый простой.
        Наум Исаакович придержал меня за руку, нахмурился и помотал головой, чтобы я оставался на месте, после чего вошел в гостиную. Следом за ним прошмыгнула Кэрри, а я так и остался торчать в дверях, будто выполнивший задачу слуга-провожатый. Завидев Кауфманов, Гертруда и ее новый друг в изумлении выпучили глаза, но уже через секунду взорвались таким хохотом, что в оранжерее за моей спиной задребезжали кварцевые панели. Это было уже не веселье, а натуральный истерический припадок. Госпожа Линдстром показывала на дядю Наума пальцем и все порывалась что-то сказать, но захлебывалась смехом, представлявшим собой даже не смех, а визгливые всхлипывания. Дебил-фиаскер гоготал, брызжа слюной, раскачивался в кресле и тряс головой. норовя расколоть лбом столик перед собой.
        Я и Каролина уже вникли в ситуацию, но Кауфман продолжал хлопать глазами, удивляясь поведению хозяйки и пытаясь вставить хотя бы слово. Наверное, в годы молодости дяди Наума были популярны иные средства самоуспокоения, поэтому проявление побочных эффектов от употребления глюкомази ему наблюдать ещё не доводилось.
        Наконец парочка вроде бы немного угомонилась Фиаскера трясло, будто на морозе, а Гертруда размазывала по щекам обильные слезы. Наум Исаакович понадеялся, что теперь-то его наверняка выслушают, но надежды его оказались тщетными.
        - Прошу-таки извинить нас за беспардонность - начал было он, однако стоило ему лишь раскрыть рот, как хозяйка с приятелем снова покатились со смеху Кауфман невольно покосился на собственную ширинку наивно полагая, что все дело в ней, не застегнутой по рассеянности. Обнаружив, что с ширинкой все в порядке, он опешил еще больше и оскорбленно насупился.
        - Пойдем отсюда, папа, - позвала его Кэрри. - Здесь нам точно делать нечего. Ручаюсь, эти двое выживут и без твоих советов.
        Дядя Наум беспомощно развел руками и молча указал нам на выход. Фиаскер и Гертруда проводили нашу компанию дружным хохотом, словно прогоняли с арены проигравшую и опозоренную команду реал-технофайтеров.
        - И все равно, я беспокоюсь за этих молодых людей, - сказал Кауфман, когда дочь наконец объяснила ему, по какой причине он был столь жестоко осмеян - Любезная госпожа Линдстром казалась мне разумным человеком. Как однако легко ошибиться даже в знакомых людях. Взрослая женщина, а ведет себя хуже ребенка. Надо по мере сил таки приглядывать за ними, а то не дай бог натворят глупостей...
        Ужинал я в тот вечер, разумеется, у Кауфманов. Уставшая за день Кэрри не захотела утруждать себя обезглавливанием и ощипыванием курицы, а пошла по более легкому пути: открыла герметичный люк в полу и извлекла на свет замороженные продукты, из которых и взялась готовить ужин. Выяснилось, что пространство под домом Наум Исаакович также использовал рационально - там скрывался гигантский фростер, функционирующий в автономном режиме, подобно остальным изобретениям дяди Наума. Еще вчера я поклялся себе, что больше не буду удивляться сюрпризам, которые продолжал преподносить мне сосед, но соблюдать эту клятву было не так-то просто.
        - Сегодня мы показали людям наглядный пример того, что такое взаимопомощь, - ответил Наум Исаакович на мой вопрос, отправимся ли мы с утра пораньше продолжать творить благие дела или на этом наша миссия исчерпана. - Кто-то усвоил наш урок, кто-то не усвоил, но я считаю, что хватит уже ломать чужие двери. Пусть теперь ближний помогает ближнему и передает опыт дальше. И если сегодня к нам прислушалось хотя бы полдесятка соседей, значит, день мы прожили не зря... Что интересного у «Серебряных Врат»?
        - Ничего, - грустно произнес я, пряча в карман инфоресивер, который до этого проверял. - Сплошная синева.
        - Прискорбно... Наверное, придется мне завтра стать новым Прометеем и подарить людям огонь. В округе немало детей, а им необходимо кушать горячее. Вы умеете добывать огонь, молодой человек?
        - Проще простого. Я возьму файермэйкер и выстрелю зажигательным зарядом во что-нибудь деревянное. Ваша дверь, к примеру, подошла бы.
        - Оставьте в покое мою дверь! - возмутился дядя Наум. - Возле реки есть чудная рощица, за которой присматривает муниципальный модуль-клинер. Однажды я проследил, куда он стаскивает спиленные сухие ветки. Завтра проверим это местечко, и если обнаружим, что там полно древесины, покажем его людям... Я вас правильно понял: у вас дома имеется пушка с зажигательными зарядами? Что же вы раньше молчали? Конечно, с ней Прометею будет куда легче творить добро.
        - Нет, ни файермэйкера, ни «громовержца» у меня под кроватью не припрятано, - огорчил я обрадовавшегося было соседа. - Так что поджигать древесину будет нечем.
        - Ну прямо-таки и нечем! - снисходительно рассмеялся Кауфман. - Было бы что поджигать, а уж чем поджечь, найти нетрудно. Парадоксальный факт, согласитесь, - в нашу высокотехнологичную эпоху вдруг приходится возвращаться к древнейшим методам добычи огня! Можно сказать, заново учиться вещам, которые человечество уже изучало сотни тысяч лет назад, но основательно подзабыло.
        - Изучало в дикую эпоху палеолита?
        - Совершенно верно. Троглодиты, к вашему сведению, добывали огонь трением или ждали милости от природы - угодившую в дерево молнию. Первый способ для нас слишком трудоемок, второй - слишком маловероятен. Но сейчас не палеолит, и нам с вами есть из чего выбирать. Я не говорю про фокусирование солнечных лучей линзами, химические экзотермические реакции и им подобные процессы - все это тоже достаточно хлопотно. Используем то, что уже есть под рукой Самое элементарное: соорудить из генератора конденс-поля простейшую зажигалку. Либериал нагревается внутри корпуса до температуры около трехсот градусов по Цельсию. Все, что нам требуется, так это разломать корпус и убрать термозащитную оболочку, после чего в нашем распоряжении окажется практически вечная зажигалка
        - Значит, опять будем ломать, - понимающе кивнул я - Что ж, похоже, я начинаю к этому привыкать.
        За окном раздался шум, и перед нашим взором предстала немногочисленная процессия, состоявшая из вызволенных нами соседей Процессия двигалась по улице и, судя по тому, что большинство из ее участников тащили с собой снятые крышки от кухонных комбайнов, направлялась к реке. Люди выглядели подавленными разговаривали раздраженно, однако не паниковали и вообще вели себя пристойно. Я заметил среди них даже тех, кого сегодня пришлось усмирять насильственными методами.
        При виде угрюмо бредущей мимо окон процессии на лице Наума Исааковича появилось выражение, какое бывает у заботливых отцов, чьи дети полностью оправдали возложенные на них надежды. Переполнявшее Кауфмана удовлетворение передалось и мне. Я тоже ощутил гордость от того, что вся нервотрепка минувшего дня оказалась не напрасной.
        - Вот и замечательно, - проговорил дядя Наум, провожая взглядом ведомых общей целью людей. - Главное - подтолкнуть их в нужном направлении. Дальше пойдут сами. У них есть вода и пища, а завтра будет огонь. Немного, конечно, но когда-то человеку этого было вполне достаточно для жизни.
        Я собирался задать Науму Исааковичу еще три вопроса, но предпочел промолчать. Просто не хотелось омрачать ему настроение - дядя Наум, бесспорно, заслужил эти минуты счастья А вопросы мои затрагивали лишь неприятные темы.
        Первый вопрос был по существу с водой и огнем все ясно - река и генераторы конденс-поля не дадут нам умереть от жажды и холода, однако запасы пищи в конце концов иссякнут даже в бездонном хранилище Кауфманов. Что потом? Где искать пищу, если раньше к нам в мегарайон ее доставляли по инстант-коннектору со всех концов Земли? Охота? Рыбалка? Подножный корм? Или массовый исход в более благодатные земли? Последний вариант казался мне самым логичным, ибо за годы проживания в нашем мегарайоне я ни разу не встречал здесь потенциальных объектов для охоты: ни на земле, ни в воде, ни в воздухе. Я надеялся, что дядя Наум уже рассматривал такую ситуацию и выработал на этот счет какую-нибудь стратегию. А то и не одну.
        Второй вопрос касался нашей изоляции от окружающего мира. Мы жили посреди огромного материка, но, лишенные средств информации и передвижения, по существу, очутились на острове, отделенном от «большой Земли» - центральных районов гигаполиса - расстоянием в три сотни километров. Преодолеть их можно было только пешком. Нет, вполне вероятно, что для людей палеолита легкая трехсоткилометровая прогулка была лишь средством для стимулирования аппетита, но даже такой современный троглодит, как я, приходил в ужас от мысли о подобном пешем вояже. Я - современный человек и привык к тому, что за четыре часа могу легко обогнуть планету по экватору. Поэтому мысль о том, что сегодня за час я в силах удалиться от дома лищь на пять-шесть километров, заставляла чувствовать себя не хозяином планеты, а полным ничтожеством. Трудно будет отыскать добровольцев идти пешком в центральный мегарайон за новостями.
        И все же хотя бы минимум информации о положении в мире нам требовался. Приходилось уповать на слухи, за объективность которых лично я не заплатил бы и тысячной доли своего турнирного гонорара. Однако вся прелесть слухов как раз и заключалась в том, что платы за них никто сроду не взимал. Что думал по поводу такого спорного источника информации Наум Исаакович, мне было весьма любопытно.
        И, наконец, третий не заданный мной в тот вечер вопрос. Его можно было вообще не задавать - к насущным проблемам он отношения не имел. И все-таки я чувствовал, что рано или поздно потребую на него ответа. А кто бы удержался от расспросов, если бы, к примеру, вдруг встретил человека с крыльями? Бескрылый дядя Наум представлял для меня не меньшее чудо Несмотря на свою бесспорную порядочность, он умудрился-таки где-то преступить закон и угодить в Желтый Список злостных правонарушителей.
        Возникал вполне естественный вопрос: за что? Если кто в Великом Альянсе и попадал в Желтый Список, так это окончательно выжившие из ума фиаскеры, чье поведение становилось социально опасным. Дальновидный Кауфман смотрелся среди недалеких фиаскеров как изысканное ресторанное блюдо в окружении дешевых бутербродов из уличного автосэйлера. Наблюдать их на одном столе было непривычно и дико.
        Я дал себе слово, что в ближайшее время непременно выясню причину, по которой добряк Наум Исаакович очутился в столь непривлекательной компании.
        
        
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        КАПИТАН, СПАСИТЕЛЬ И ЕГО ДОЧЬ
        
        
        Если гора не идет к Магомету то Магомет идет к горе
        Восточная мудрость
        
        Первый месяц нашей жизни в Жестоком Новом Мире выдался на редкость мирным и безмятежным. Я осознал это в полной мере гораздо позже, когда такие слова, как «мир» и «безмятежность», уже нельзя было употреблять без горького чувства ностальгии. Такая уж нам, жителям окраин, была уготована судьба: пока где-то за горизонтом вовсю бушевало безумие - вспыхивали пожары, одна за другой происходили катастрофы, гибли люди и формировались новые порядки, - мы бесцельно слонялись по округе, жгли костры и готовили пищу. Что любопытно в нашем отрезанном от цивилизации мирке все было устроено по справедливости. Мы не отнимали друг у друга продукты, не сбивались в стаи и не боролись за территории, что непременно должно было случиться с нами в эпоху палеолита. (Наум Исаакович продолжал закрашивать пробелы в моих знаниях, видимо, всерьез решив воспитать из троглодита полноценного «хомо сапиенс»; мысль о том, что у природы на это ушло не одно тысячелетие, Кауфмана не отпугивала.). Мы просто существовали, питаясь консервированной пищей и надеждами. Причем последние играли в нашем рационе куда более важную роль. Лишь
благодаря надеждам наше сообщество продолжало исповедовать привычные цивилизованные законы. Меня, Кауфманов и прочих проживающих по соседству граждан объединяла общая цель: все мы терпеливо ждали, пока разрешится кризис и восстановится прежний порядок вещей.
        По мнению некоторых оптимистов-соседей, возвращение Привычного Старого Мира должно было произойти со дня на день. Главным аргументом для них служила заставка «Серебряных Врат», которую непрерывно демонстрировали пикры наших инфоресиверов. Заставка якобы постепенно меняла цвет с пронзительно-синего на более привлекательный - голубой, который уже не ассоциировался с траурным.
        Не знаю, откуда в этих людях присутствовала такая уверенность. Лично я, периодически прикладывая к виску ключ, ничего подобного не замечал. Гроулер, конечно, не специалист в определении тонких цветовых оттенков, но голубой от синего безусловно отличит. Говорят, у страха глаза велики. А вот у надежды, похоже, глаз нет вовсе; их отсутствие компенсировано чрезмерно богатым воображением.
        Самой безмятежной, на мой взгляд, выдалась вторая неделя «ожидания чуда»; люди немного успокоились и свыклись со своим положением, продуктов пока у всех было навалом, а зловещие и зачастую противоречивые слухи из центрального мегарайона до нас еще не добрались.
        Не жизнь, а сущая благодать! Я часами сидел возле дома на травке, грелся на солнышке, пялился вдаль и наслаждался пением птиц - настоящих, а не тех, чьи голоса были записаны в ландшафт-проекторе. Дым, что постоянно окутывал горизонт, меня уже не смущал. Когда мне надоедали разогретые на костре полуфабрикаты, я под каким-либо предлогом напрашивался в гости к Кауфманам. Но обычно предлог выдумывать не приходилось - Наум Исаакович сам приглашал меня время от времени. Его приглашения следовало воспринимать как знак уважения, потому что, кроме меня, больше никто из соседей такой чести не удостаивался. Даже неприветливая Каролина стала понемногу оттаивать и уже не смотрела на меня с презрением, словно на пережиток каменного века. Она относилась ко мне как к забавному, но сообразительному псу, которого надо непременно подкармливать, дабы он не озверел от голода. Я заметил, что дядя Наум стал частенько оставлять нас с дочерью наедине, ссылаясь на какую-нибудь незаконченную работу и убегая из дома. Делал он это определённо с умыслом: видимо, старался, чтобы мы познакомились получше.
        Hепонятно, насколько далеко заходили благие намерения Наума Исааковича, однако заметных результатов от его инициативы не наблюдалось. Едва мы с Каролиной оказывались тет-а-тет, как любая из начатых в присутствии дяди Наума бесед быстро сходила на нет и между нами возникало неловкое молчание. Я понятия не имел, каким образом поддерживать разговор с чело-веком, который его поддерживать не стремился. Так что как только наша и без того вялая беседа переходила в гнетущую тишину, я подобно дяде Науму тут же выдумывал для себя неотложное дело и откланивался. Каролина понимающе кивала и не возражала. И так от раза к разу.
        Дымили костры, наполняя атмосферу щекочущим ноздри, доселе неведомым мне запахом горелого дерева. Люди ходили за водой к реке, по дрова в рощицу и в гости к соседям. Последнее занятие служило самым эффективным рецептом борьбы со скукой и мрачными мыслями. Отсутствие средств для виртуального общения невольно стимулировало обывателей к общению реальному. Глядя на это повсеместное явление, я опять утвердился в мысли, что меня и Кауфманов все-таки следует считать не вполне нормальными людьми. В отличие от остальных граждан, мы были способны без проблем переносить собственное уединение.
        Однако и здесь имелся любопытный нюанс, благодаря которому нас нельзя было воспринимать как исключение из правил. Мы игнорировали компании соседей, но общество друг друга переносили нормально. Напрашивался вывод, что даже отъявленные мизантропы (таким самокритичным определением охарактеризовал нас дядя Наум; звучало едва ли привлекательнее, чем троглодиты) нуждаются в обыкновенных межчеловеческих отношениях. Пусть с себе подобными, но все-таки нуждаются.
        
        Мы прожили этот месяц будто обитатели райской долины, рядом с которой пробудился вулкан. Мы с тревогой наблюдали за ним, надеясь, что извержение вскоре прекратится или по крайней мере его последствия минуют нас стороной. Кое-как примирившись с трудностями, мы готовы были потерпеть еще какой-то срок, только бы этими, в целом безобидными, неприятностями дело и ограничилось. Но когда до нас стали долетать брызги вулканической лавы под видом ужасных слухов - и чем дальше, тем все чаще и чаще, - надежды на скорейшее разрешение проблем стали таять на глазах. Вулкан и не думал успокаиваться. Наоборот, кипящий лавовый поток подступал к границам нашего маленького дружелюбного мирка - идиллии на фоне уже вовсю пылающих окрестностей.
        Слухи начали гулять по округе ближе к концу первого месяца кризиса. Их несли прибывающие из центрального мегарайона беженцы, после чего новости принимались кочевать из дома в дом, обрастая массой невероятных подробностей. Любопытство пересилило мизантропию Кауфмана, поэтому он взял за правило регулярно прогуливаться по округе и внимательно слушать, о чем говорят соседи. Я же нарочно отказывался от подобных разведывательных вылазок. Просто рассудил, что новости в изложении Наума Исааковича будут содержать гораздо больше истины, нежели когда я самостоятельно начну извлекать ее из гущи кривотолков.
        И все равно, несмотря на непревзойденное умение Кауфмана отделять зерна от плевел, поначалу я не поверил тому, о чем он сообщил нам с Кэрри после сбора информации.
        - То есть как это: «полное беззаконие»? - недоумённо переспросил я дядю Наума по окончании его краткого, но шокирующего отчета о прогулке. - Куда же смотрят маршалы?
        - Маршалы могут смотреть сегодня куда угодно, молодой человек, - мрачно ответил он. - В данный момент они как толпа слепцов: вроде бы на вид и грозная сила, однако проку от нее совершенно никакого. Признаться, я неприятно удивлен, насколько деградировал институт маршалов.
        - О чем вы говорите? - насторожился я. - Что за деградация? Маршалы - основа основ мирового правопорядки!
        - Еще две недели назад я бы с вами безоговорочно согласился. Но, как ни прискорбно, даже такой отлаженный механизм, каким мы знали институт маршалов, имел уязвимые места. И назывались они персон-маркерами. Да-да, наши с вами персон-маркеры: такой же неотъемлемый атрибут современного человека, как волосы или ногти. Что вы знаете о персон-маркерах, капитан Гроулер?
        - Не более того, что нам давали в интернате по курсу анатомии.
        - Ну в принципе это тоже немало. Общеобразовательный курс анатомии в целом объективен, и все-таки, к сожалению, он не освещает вопрос о персон-маркерах всесторонне. Между тем вживление этой микроскопической, но немаловажной детали в человеческий организма следует приравнивать к очередному витку эволюции. Громадному витку, не побоюсь этого слова. Лишь с появлением персон-маркеров окончательно исчезли последние отголоски дикой эры Сепаратизма. Чудо генной инженерии, персон-маркер есть не что иное, как биологический микрокомпьютер. Этакий регистрационный номер гражданина в Едином Информационном Пространстве, передающийся по наследству от родителей к детям. Наши персональные данные, психологический портрет и кредитоспособность с некоторых пор открыты, причем данные эти регулярно обновляются и дополняются. Посредством персон-маркера мы автоматически даем информацию о себе всем заинтересованным лицам или же сами можем получить так называемое виртуальное досье на любого заинтересовавшего нас человека. С утверждением закона об обязательном наличии персон-маркера человечество искоренило тайну личности. И
неудивительно, что тысячелетний обычай интересоваться при встрече здоровьем быстро канул в Лету...
        - Поэтому вы и удивили меня, когда вспомнили о нем в то утро, - заметил я.
        - Да, верно... Но, разумеется, в заслугу персон-маркеру надо ставить не искоренение этой хорошей привычки, Благодаря ему буквально за несколько лет уровень преступности на планете упал практически до нуля Этому также способствовало множество других факторов - повышение социальных гарантий и благ, но не о них сейчас речь. Нарушившим закон стало просто некуда деваться - у них отобрали все надежды на спасение. Даже отказ носить инфоресивер не мог уберечь преступника от всевидящего ока маршалов - сканеры персон-маркеров установлены повсюду. Да и что давал этот отказ? Даже чашку кофе в автосэйлере не купить, не говоря об остальном - запертые двери, закрытый инскон, заблокированный доступ в «Серебряные Врата»... Современный преступник лишен всего, даже возможности смотреть в глаза людям - его легко опознает любой встречный. В общем, пришедший на смену старой системе правосудия институт маршалов полностью контролировал каждого гражданина Земли. И пусть поначалу кому-то это виделось ущемлением демократических свобод, но таковой являлась плата за жизнь в действительно цивилизованном мире. Мире без войн,
насилия, обмана и прочих пережитков древности. И это был-таки неплохой мир, капитан Гроулер. Он держался на маршалах, и вот теперь, похоже, его несущая опора рухнула.
        Наум Исаакович горестно вздохнул.
        - И что, утрата контроля над персон-маркерами так легко подкосила эту опору? - недоверчиво спросил я. Дядя Наум предпочел не отвечать прямо на поставленный вопрос, а почему-то вернулся к давно не затрагиваемой нами теме:
        - Кэрри уже поведала мне о ваших всемирно известных грехах, молодой человек. Многие предрекали вам попадание в Красный Список и пожизненную изоляцию в Антарктиде. К счастью, справедливость восторжествовала: вы не переехали в Антарктиду и не испытали на собственном опыте все прелести закона о Списках. Могу догадываться, что вы чувствовали в тот момент - мне ведь тоже довелось побывать в шкуре правонарушителя.
        - Каролина как-то упоминала об этом, - подтвердил я, заерзав в нетерпении. Не иначе, Кауфман решил не дожидаться расспросов и утолить мое любопытство без напоминаний.
        Но Наум Исаакович ожиданий не оправдал.
        - Возможно, на днях я расскажу вам, как дошел до такой жизни, - отмахнулся он. - Но пока просто примите к сведению: вы общаетесь с человеком из Желтого Списка, которому, в отличие от вас, на оправдание рассчитывать - увы! - не приходилось. Так вот, когда мои противоречия с маршалами достигли апогея, я задался целью изучить закон о Списках поподробнее, но, к своему удивлению, ничего, кроме общеизвестных положений, не обнаружил. Меня же в первую очередь интересовал механизм исполнения данного закона. Концентрационная зона в Антарктиде существует века, и пусть сегодня в Красный Список заносят единицы, эти люди собираются на ледяном континенте со всей планеты, так что народу там проживает порядочно. Продукты и жильё ссыльным предоставляются, однако вряд ли этого достаточно для комфортного обитания среди льдов, вдали от цивилизации. Я не верю, что ссыльными Антарктиды ни разу не предпринимались попытки побега; история не раз доказывала, что для целеустремленного человека океан - явно не достаточная преграда на пути к намеченной цели. Или попытки массовых бунтов - их тоже нельзя исключать. Неужели,
думал я, бунты пресекаются при помощи оружия? Маршал, применяющий физическое насилие к человеку, - это же радикально противоречит их основополагающему принципу! Скрывать подобное беззаконие веками попросту невозможно. Не знаю, как вы, а лично я верю в порядочность маршалов. Нет, решил я, все должно быть гораздо проще Персон-маркер - вот основной маршальский инструмент воздействия на непокорных. Кто сказал, что система слежения и идентификации не может одновременно выполнять другие функции? Об этом не распространяются, но поверьте - маршалы вовсю пользуются лазейкой в наш мозг, иначе на чем еще базируется их сила? Мы и на пять процентов не знаем всех возможностей маршалов. Персон-маркер - их главное оружие мощное и при этом абсолютно гуманное. И о том, что сегодня оно пришло в негодность, я сужу по происходящим в центре беспорядкам. С годами маршалы настолько уверовали в свое могущество, что постепенно перестали рассматривать возможность вспышек массовых бесчинств. Бессилие маршалов объясняется не сбоем в работе «Серебряных Врат» или гуманными методами работы. При угрозе тотального хаоса дозволено
поступаться любыми принципами, ибо бездействие властей в такой ситуации куда непростительнее, чем излишняя строгость. Это не мои выводы, молодой человек, почитайте историю. Причина бессилия маршалов элементарна - их крайне мало, а количество недовольных граждан столь огромно, что вставать у них на пути теперь просто смешно - затопчут и не заметят.
        Сидевшая с нами и молчавшая до сего момента Каролина зябко поежилась, но точно не от холода - печь на кухне Кауфманов жарко пылала.
        - И что теперь будет? - поинтересовалась Кэрри упавшим голосом. Впервые я видел ее такой неуверенной и подавленной.
        - Хотелось бы, конечно, молодые люди, утешить вас каким-нибудь оптимистическим прогнозом, но вам я лгать не хочу, - огорченно развел руками Наум Исаакович. - И все же не будем терять самообладание и подождём ещё немного. Надеюсь, уже скоро мы с вами дружно посмеемся над нашими сегодняшними страхами.
        - A если... - начала было Кэрри, но отец не дал ей договорить:
        - A на случай, если станет совсем плохо, мы заручимся поддержкой нашего друга, капитана Гроулера. Полагаю, с ним мы можем чувствовать себя в безопасности.
        Дядя Наум мне откровенно льстил. Вряд ли на самом деле он считал, что я окажусь для его семьи надежной защитой от надвигающейся стихии. Отец просто-напросто утешал дочь.
        Керри уныло покосилась на меня и ничего не сказала. Она не была наивной, чтобы верить в подобные утешения. Но, дабы не расстраивать отца, сделала вид, что поверила.
        Я также промолчал, не высказав вслух трезвую оценку собственным возможностям. Гроулер не всесилен, однако во всем этом вселенском бардаке у него наконец-то появилась цель. Выполнимая или нет - неизвестно, но безусловно достойная А за достойную цель не грех и побороться.
        
        Беженцы продолжали прибывать, будоража наш мегарайон все новыми ужасающими слухами. Кочующие по округе истории не блистали разнообразием. В основном в них рассказывалось о взбесившихся фиаскерах, объединившихся в банды и поделивших между собой центр на территории, в каждой из которых заправляла какая-либо из банд. О маршалах было известно лишь то, что они словно в воду канули.
        Один из беженцев, когда-то проживавший неподалеку от местной штаб-квартиры маршалов, так называемой Пирамиды, рассказывал и вовсе ужасающие вещи. Он якобы не так давно наблюдал, как огромные фиаскерские банды, озверевшие от голода и опустевших автораздатчиков глюкомази, брали штурмом белокаменную Пирамиду - убежище своих главных врагов, ранее преследовавших фиаскеров за малейшие правонарушения. Нервно-паралитические стифферы - единственное оружие самообороны, что дозволялось иметь маршалам, - было столь же эффективно против орды нападавших, как волнорезы против цунами. Фиаскеры ворвались в ворота штаб-квартиры на одном из ярусов, сметая все на своем пути. О том, что творилось затем внутри Пирамиды, свидетель мог лишь догадываться Он не стал дожидаться развязки штурма, предпочтя сбежать оттуда подальше.
        Особняком во всем этом бедламе держались хилеры - сообщество чудаков, не доверявших всемирной фармакологической системе «Панацея» и продолжавших практиковать старинные методы лечения. Закон был терпим к хилерам, чей девиз «Не навреди!» говорил о крайней гуманности этой неофициальной всемирной организации. Раньше хилеры брались лечить лишь добровольцев, доверивших им свои жизни, но сегодня их умение оказалось востребовано как никогда .И фиаскеры, и остальные граждане, даже те, кто сроду не доверял сомнительным хилерским процедурам, тянулись со своими бедами к хилерам. Они же - люди высоких моральных принципов - помогали всем без исключения и поэтому их не обижали даже самые отмороженные фиаскеры.
        Все становилось в мире с ног на голову. Или же наоборот - занимало свои законные места...
        Из дошедших до нас обрывков сплетен складывалась удручающая картина. Люди бежали из адского центра куда глаза глядят. Беженцев совершенно не волновали трудности кочевой жизни. По мнению испуганных людей, хуже проблем, чем уже пережитые, в природе быть не могло. Сегодня в пылающем сердце гига-полиса вольготно жилось тем, кто раньше ютился по трущобам, вращался только в своем кругу и страшился закона, как огня. Причины, всколыхнувшие, казалось бы, апатичное ко всему сообщество фиаскеров, были элементарны: лентяи, привыкшие кормиться лишь за счет социального обеспечения, не на шутку встревожились, когда в одно прекрасное утро их кормушки оказались пусты, а главное средство проведения вечного досуга - «Серебряные Врата» - кануло без следа. К тому же. как уже упоминалось, автораздатчики легализованного наркотика, глюкомази, перестали снабжать глюкоманов. Учитывая количество любителей бесплатного средства для обретения мнимого счастья, истощение его источника носило характер стихийного бедствия.
        Лишенные цели существования, в поисках пропитания и развлечений на улицы высыпали озлобленные фиаскеры. А там и без них царила полная неразбериха. Беспомощность маршалов только подстегнула фиаскеров к беспределу. Лидеры банд почуяли за собой реальную власть и, подобно вцепившемуся в кость псу, уже не собирались терять внезапно обретенное могущество. Их поведение было вполне предсказуемо Обилие рвущихся к власти лидеров неизбежно порождало такую изрядно подзабытую проблему, как Сепаратизм со всеми вытекающими. Мне было нелегко поверить во все услышанное, но других слухов до нас не доходило.
        Окончание периода блаженного неведения ознаменовалось для нас знакомством с беженцем, которого Кауфманы однажды позвали к себе на ужин. Наум Исакович, ранее не приглашавший гостей, в тот вечер поступился принципами, и не потому, что вдруг ни с того ни с сего исполнился сострадания к беженцам. Я давно усвоил: если убежденные прагматики наподобие дяди Наума и проявляют сострадание, то исключительно ради личного интереса. Так было со мной, когда Кауфманам потребовалось заручиться на будущее моей поддержкой, так случилось и с этим человеком - контролером, как выяснилось, находившимся на посту в последние часы существования Привычного Старого Мира.
        Прослышав краем уха о новом беженце, Кауфман не поленился обежать окрестности и отыскать место, где тот, изможденный многодневным пешим переходом, расположился на отдых. Новоприбывшие обычно не надоедали аборигенам, напрашиваясь на постой, а собирались неподалеку от стоянки ботов инстинкт-коннектора. Уже наученные кое-каким жизненным урокам, беженцы больше не нуждались в рекомендациях по выживанию. Они ночевали в мягких креслах ботов, оттащив их под трубопровод инскона, дабы укрыться от зачастившего в последнее время дождя. Там же, под магистралью, гости из центра и обитали, обустраиваясь каждый в меру собственной фантазии. Иногда им помогали продуктами, но обычно они просили лишь огонь, навык пользования которым был усвоен ими в горящем центре. Кто-то из беженцев делал у нас лишь временную остановку и, передохнув, отправлялся дальше - искать более приемлемые условия для пережидания кризиса. Но большинство гостей оставались надолго, отстроив из шарообразных ботов маленькое поселение, издалека напоминающее яйцекладку доисторического дракона. Эта группа переселенцев надеялась пережить суровые
времена неподалеку от родных мест, и их надежды были родственны нашим.
        Гость Наума Исааковича принадлежал к первой категории беженцев и собирался уже на следующий день двинуться в дальнейший путь Естественно, что перед трудной дорогой он не отказался от небольшого пира, плату за который дядя Наум назначил справедливую - гостеприимный хозяин пожелал выслушать подробную историю о том, что случилось в то знаменательное утро. Я также был любезно приглашен на пир в качестве второго почетного гостя. Узнав во мне широко известного реалера, беглый контролер слегка смутился, но горячая и изысканная по нынешним меркам пища вскоре истребила это смущение на корню.
        Обглодав сочные куриные ножки, исхудалый беженец отплатил за угощение сполна. Мы слушали его не перебивая, а Кауфман даже производил по ходу рассказа какие-то записи в антикварном блокноте таким же антикварным карандашом. Исходя из того, что бережливый сосед осмелился испачкать пометками бесценную бумажную реликвию, я сделал три вывода: либо он не в себе, либо озадачился какой-то грандиозной идеей, либо то и другое вместе. Я забеспокоился по поводу душевного самочувствия дяди Наума, но поскольку Каролина беспокойства не проявляла, значит, все было в порядке. Впрочем, психическое здоровье кровожадной дочурки Наума Исааковича, выпотрошившей сегодня очередную курицу, тоже следовало бы поставить под сомнение, причем еще в первый день нашего знакомства. Говоря по правде, за обоими чудаками Кауфманами нужен был глаз да глаз.
        Беженец оказался воспитанным человеком. Отужинав и обстоятельно ответив на все вопросы, он вежливо отблагодарил хозяев и поспешил удалиться. Дядя Наум не стал предлагать гостю ночлег, хотя было уже далеко за полночь. Вместо этого Кауфман собрал ему в дорогу немного провизии.
        Я тоже хотел после сытного ужина отправиться домой - на обсуждение последних новостей попросту не осталось сил - и уже вышел за порог, однако Кауфман выскочил следом за мной во двор, прикрыл входную дверь, вставленную им обратно на следующий день после взлома, и попросил меня задержаться.
        - Глаза слипаются, Наум Исаакович, - устало запротестовал я. - Давайте уже до завтра дела отложим. Что изменится за ночь? Ну разве еще одна-две семьи из города прибегут.
        - Никакого «завтра»! - отрезал дядя Наум, произнеся это почему-то шепотом и с оглядкой. - У меня есть к вам важный и секретный разговор. Я сказал Кэрри, что немного покопаюсь перед сном в мастерской, поэтому идемте туда.
        - Секретный разговор? - переспросил я, направляясь за соседом в самое загадочное крыло его особняка. Туда он меня еще ни разу не водил. - От кого секретный? Дядя Наум, вы начинаете меня пугать.
        - Тс-с! - цыкнул он, приложив палец к губам. - Нельзя, чтобы нас услышала Каролина. Это типично мужское дело, и ей о нем знать не положено.
        - Бот оно как! - удивился я, послушно переходя на шепот. - А я-то думал, у вас с дочерью нет друг от друга тайн. И что за дело?
        - Одну минуту, молодой человек. Имейте терпение...
        
        Всегда считал, что хранилище антиквариата называется музеем, а не мастерской. Обилие развешанных по стенам железных инструментов здесь не просто поражало, но даже настораживало. О предназначении некоторых реликвий можно было догадаться без труда - я даже обнаружил набор маленьких молотов, очень похожих на тот, что служил гербом моей команды, - но большинство загадочных приспособлений никаких ассоциаций не вызывало. Убранство мастерской дяди Наума куда удачнее вписалось бы в доисторическую камеру пыток, чем в жилище современного пенсионера. Не будь я хорошо знаком с добряком Кауфманом, при виде его коллекции древностей непременно решил бы, что на самом деле он - отъявленный садист, чьи болезненные наклонности не были выявлены в юности всевидящей системой Психооценки. Ну, правда, очень аккуратный садист, тщательно отмывающий кровь с пола и пыточных инструментов после каждой оргии.
        Не все убранство потайной комнаты Наума Исааковича находилось на виду, кое-что было скрыто под брезентом. В частности, едва ли не четверть полезной площади занимала крупная конструкция, сравнимая габаритами с многоместным ботом инстант-коннектора. Конструкция вызвала во мне живой интерес: в хозяйстве прагматичного соседа бесполезных изобретений не имелось в принципе, но для чего предназначался сей громоздкий аппарат, было неясно. Выведать это было необходимо хотя бы для расширения собственного кругозора, который после знакомства с Кауфманом у меня и без того весьма расширился. Вдобавок я обнаружил, что одна из стен мастерской - вовсе не стена, а плохо замаскированные ворота, выходящие на прибрежную долину. Это лишь усилило мое любопытство, поскольку ворота пыли сооружены явно по размерам спрятанной под брезентом конструкции. Учитывая тягу хозяина к антиквариату конца эры Сепаратизма, я пытался определить, что же хранилось у дяди Наума в мастерской.
        Пока я разглядывал убранство, Кауфман аккуратно притворил дверь, занавесил окна и убавил яркость лайтеров, дабы не привлечь нежелательных ночных визитеров. После этого он пододвинул мне единственный стул, а сам уселся на полимерный контейнер, маркированный непонятными символами Прежде чем начать разговор, дядя Наум долго собирался с духом: прокашливался, морщил лоб, прицокивал языком, хрустел пальцами... Из уважения к старшему я не торопил соседа, хотя чертовски не терпелось узнать, что же подразумевает под мужским разговором этот готовый ко всем перипетиям судьбы хитрец.
        - Капитан Гроулер, крайне неловко просить вас о столь небезопасных услугах, - исполнился наконец решимости Наум Исаакович, - но мне просто не к кому больше обратиться.
        - Задумали кого-нибудь убить? - мрачно пошутил я.
        - Эх, если бы все было так просто... - озадаченно потер переносицу Кауфман. По его тону нельзя было определить, отшучивается он или говорит серьезно. - Работа нам предстоит тяжелая и рискованная, поэтому, если откажетесь, я таки вас пойму...
        - Ладно, заканчивайте церемонии, - проворчал я. - Вы и Кэрри - мои друзья, а друзьям я готов помочь безо всяких вопросов. Чем займемся на этот раз?
        - Мы с вами поедем в центр...
        И дернул же меня черт полтора месяца назад зайти к добросердечным Кауфманам на угощение! Слабовольный неосмотрительный Гроулер! Стыд и позор: поддался искушению жареной курицей! Нет бы лежал в своей норе, давился теплым пивом и безвкусными полуфабрикатами да поплевывал в окно от избытка свободного времени! Забыл старинную присказку: «Коня в гости зовут не мед пить, а воду возить»? А еще решил широту души продемонстрировать: «Друзьям помогаю без вопросов!» Вот теперь стисни зубы и помогай, раз сам напросился.
        Поедем в центр!.. Месяц назад подобная фраза звучала более чем обыденно, а сам путь до центра отнял бы у меня минут пять-шесть. Никто и не предполагал, что наступит время, когда центральный мегарайон превратится в нечто труднодостижимое, наподобие марсианских рудников, а простенький глагол «поехать» станет таким же фантастическим, как «левитировать» или «телепортироваться». И вообще, в мире, где транспорт давно лишился колес и интегрированных двигателей и мутировал в Единую Транспортную Сеть, по земле ездили лишь служебные модули, преодолевающие небольшие расстояния. Так что слова Кауфмана «поедем в центр» резанули мне слух еще и своим неправдоподобием.
        - Какого дьявола вас, разумного человека, потянуло в этот проклятый центр? - не скрывая раздражения, полюбопытствовал я. - Нет, я, конечно, не против устроить небольшую прогулку - сам уже почти рехнулся от тоски, - только замечу, что из всех маршрутов вы выбрали самый неудачный. И на чем вы собрались туда ехать? Придумали, как активировать местную магистраль?
        - Разумеется, мы с вами едем в центр не на прогулку. - Судя по интонации, Наум Исаакович немного обиделся на мою грубость. - Просто сегодня вечером после разговора с любезным контролером я решил попытаться помочь Макросовету разрешить этот чересчур затянувшийся кризис.
        Вот так: просто и обыденно, словно само собой разумеющееся. Посторонитесь, господа контролеры, Наум Кауфман из Западной Сибири идет...
        - Вас посетило озарение? - стараясь сохранять серьезность, спросил я.
        - Вовсе нет. Чтобы суммировать факты, мне не нужно озарение. И не смотрите на меня как на выжившего из ума: я действительно мог бы попробовать помочь правительству. Я уже рассказывал вам о своем прапрадедушке по отцовской линии?
        - Обмолвились как-то однажды, - припомнил я, - Вроде бы он участвовал в создании нашего исчезнувшего виртомира.
        - Верно, - подтвердил дядя Наум. - Ему действительно довелось приложить к этому руку и поработать в команде с воистину гениальными людьми. Пусть на под-хвате, но довольно долго. А о хобби моего дедушки я вам не рассказывал?
        - О хобби - нет. Но зная вашу семью, могу предположить, что это должно быть нечто экзотическое.
        - И да, и нет, - поморщился Кауфман. - Мой предок вёл дневники, очень подробные. В них он размышлял о том, чем занимался, и о том, как все это изменит мир его потомков.
        - Наверное, очень полезные материалы, - согласился я. - Было бы любопытно ознакомиться. Жаль, что сегодня из-за сбоя этих проклятых «Серебряных Врат» нам не добраться до вашего семейного архива.
        - Добраться до него еще легче, чем принести из реки воды, - улыбнулся дядя Наум. - Да будет вам известно, что я на нем сейчас сижу.
        И он постучал ладонью по контейнеру, который использовал в качестве стула.
        - А, да, забыл! - спохватился я. - Во времена вашего прапрадедушки пользовались внешними кристаллическими накопителями! Я видел оборудование, на которых они читались, - в музее, рядом с патефонами плазменными панелями и прочей бытовой техникой эры Сепаратизма.
        От моих слов улыбка Кауфмана стала еще шире.
        - Не угадали, молодой человек, - сказал он.
        - Меня так часто били по голове, дядя Наум, что память уже совершенно ни к черту, - признался я, - Что там еще в те века было-то? Лазерные диски? Ферромагнитная лента? Виниловые пластинки?
        - Записи на бумаге! - не без гордости сообщил Наум Исаакович. - Целый сундук записей! Все упорядочено по датам и очень доходчиво истолковано. Правда, почерк у дедули был не очень, но разобрать можно.
        Он соскочил с контейнера, открыл его и протянул мне первую попавшуюся под руку реликвию - пожелтевшую от времени тетрадь.
        - Теперь понимаю, чьих генов вам досталось больше всего, - заметил я, листая древние страницы, покрытые мелким убористым почерком. - Ваш блокнотик и карандаш - тоже небось дедушкино наследство. Так какое отношение ваш дедушка имеет к нашей проблеме?
        - Самое прямое! - Глаза Кауфмана загорелись, как у одержимого. - Помимо мемуаров записи прапрадедушки хранят в себе столько практической информации о его работе, что историческую ценность этих рукописей и представить сложно. Раньше я не занимался плотно их изучением, но сегодня покопаться в них мне. как говорится, сам бог велел. К тому же дедуля собирал кое-какую литературу древности по истории зарождения «Серебряных Врат». Эти книги он также счел необходимым сохранить. Половина сундука - как раз они и есть. Опираясь на эти знания, молодой человек, можно раскрыть множество тайн современности. В том числе и тайну нашего кризиса,
        - Неужели вы хотите сказать, что раскрыли ее? - затаив дыхание, спросил я.
        - Конечно, нет, - с сожалением проговорил Кауфман. - Для этого недостаточно простого изучения архивных материалов. Для начала мне следует попасть на терминал удаленного доступа в Закрытую правительственную зону. А он, как вы, наверное, помните, расположен в Западно-Сибирской штаб-квартире маршалов.
        - Чем сроду не интересовался, так это где у нас в округе лазейка в Закрытую зону. И что же вы намереваетесь предпринять, когда доберетесь до терминала в Пирамиде? Отвоевать его у фиаскеров, которые якобы теперь там хозяйничают?
        - Не будем забегать так далеко вперед, молодой человек. Во-первых, надо сначала просто доехать до центра. Во-вторых, придется нам воевать или нет - еще неизвестно, а вот отыскать маршалов, если их не окажется в Пирамиде, потребуется обязательно. Соваться на правительственный терминал без представителя власти нельзя - не забывайте, что мы с вами не хулиганы, а законопослушные граждане, предлагающие посильную помощь Макросовету. В-третьих, на терминале нам будет очень трудно без следящего за ним контролера. У нас окажется куда больше шансов на успех, если с системой удаленного доступа и порядками Закрытой зоны меня ознакомит работавший в Пирамиде служащий. Возможно, маршалы подскажут, где его можно отыскать. Ну и после того, как мы выполним все эти условия, нам лишь остается молиться, чтобы оборудование исправно функционировало, дабы мы опробовали на практике мои теоретические наработки. На этом все.
        - И впрямь ничего сложного, - кисло усмехнулся я. - Пришел, увидел, победил Вернее - приехал. Я так понимаю, вы не оговорились и нам предстоит именно поездка, а не пробежка.
        - Ничуть не оговорился, молодой человек. Поедем, как говаривали в древности, с ветерком.
        Я открыл было рот, чтобы задать Кауфману очередной вопрос, но он жестом оборвал меня на полуслове, подошел к загадочной конструкции и эффектным жестом иллюзиониста сдернул с нее брезент.
        Наверное, демонстрируя свое изобретение, Наум Исаакович ожидал от меня иной реакции, нежели снисходительный смех, - восхищение, почтительное изумление, заинтересованность... Я бы, конечно, не стал смеяться, если бы загадочный аппарат оказался какой-нибудь не виданной мной ранее диковинкой. Но когда у меня перед глазами возникла увеличенная в несколько раз копия клинер-модуля, у которого на верхней части корпуса вместо блока сенсоров была приделана кварцевая кабина с тремя креслами и примитивной панелью управления, смех вырвался непроизвольно. И он лишь усилился после того, как я прочел старательно выведенную краской на боку аппарата надпись: «Неуловимый».
        - Мы поедем в центр на этом... - Я не уточнил, на чем именно, потому что затруднялся подобрать подходящее сравнение, а те, что приходили на ум, были бы для изобретателя довольно обидными.
        Несмотря на мою дипломатичность, Кауфман все равно оскорбился.
        - Это называется автомобиль, молодой человек, - проворчал он, насупившись, - что в переводе на современный язык означает...
        - Мне известно об автомобилях, Наум Исаакович, - неторопливо обходя вокруг «Неуловимого» тактично перебил я его. - Смотрел исторические виртошоу. Правда, в эру Сепаратизма автомобили выглядели немного иначе, поэтому я его сразу и не признал... - Я с трудом удержался от очередной улыбки. - Поражаюсь, как у вас хватило терпения собрать столь невероятно сложную модель... хм... автомобиля?
        - Непременно добавьте: действующую модель! - довольный собой, уточнил дядя Наум.
        - Действующую?! И вы на ней уже... того. - Я указал на ворота мастерской.
        - Полевые испытания прошли успешно, - доложил сосед, снова обретая ко мне дружеское расположение. - За час я преодолел на «Неуловимом» тридцать километров по берегу. Я бы легко добился и большей скорости, но испытания сорвались по непредвиденным обстоятельствам. К сожалению, это было первое и последнее тестирование «Неуловимого».
        - Жаль, я пропустил такое впечатляющее зрелище.. А почему у вашего автомобиля столь специфическое имя? Кто-то на «Неуловимого» уже посягал?
        - Длинная история, - отмахнулся дядя Наум, - однако для молодых людей она будет весьма поучительна. Я непременно расскажу вам ее по дороге в центр.
        - Погодите-ка минуту, Наум Исаакович! - встрепенулся я. Наконец-то Кауфман представил мне повод для критики. Было даже неловко указывать на столь элементарный просчет в его грандиозных задумках. - Меня уже давно не надо убеждать, что вы - неординарный человек с массой изобретательских талантов...
        - Да будет вам, капитан! Вы льстите мне совершенно напрасно, - смутился Кауфман.
        - ...Допускаю: ваша грандиозная затея вполне может удаться. Контролеры признались в собственном бессилии и бегут из центра - мы видим это собственными глазами. Впрочем, не исключено, что множество энтузиастов продолжают работать. Что ж, давайте поможем им, почему бы и нет? Я не сомневаюсь, что ваш «Неуловимый» с честью выдержал все испытания и не подведет в ответственный момент - такой мастер, как вы, просто не умеет изготавливать ненадежные вещи. Итак, у нас есть цель и средства для ее достижения - с этим всё ясно. И все-таки, дядя Наум, вы забыли про одну деталь, причем довольно существенную.
        - Вот как? - озадаченно вскинул брови Наум Исаакович. - И где же, по-вашему, я просчитался?
        - Вы только что сказали «по дороге», дядя Наум! - Меня переполняла гордость от того, что хоть в чем-то троглодит Гроулер оказался дальновиднее прагматика Кауфмана. - Где, чёрт побери, вы видели в окрестностях дороги? Или под ними вы подразумеваете тропки, по которым модули снабжения курсировали к разгрузочной площадке инскона? Смею вас разочаровать: это дороги доведут нас лишь до ближайшей продовольственной базы. Да и «Неумолимый»...
        - Разрешите поправить: «Неуловимый».
        - ...Не пройдет по таким дорогам «Неуловимый». Слишком широкоплеч ваш парень... Поздновато он родился - не осталось для него в этом мире подходящих дорог. Сгинули они с последними автомобилями. Заросли травой и засыпались землей. Ничего не поделаешь, придется нам с вами топать в центр пешком. Несолидное, конечно, занятие для таких героев, как вы да я, ну ничего, переживем... Что с вами? Разве я сказал что-то смешное?
        Действительно, ситуация повторилась с точностью до наоборот: теперь Наум Исаакович смеялся надо мной снисходительным смехом философа, потешающегося над банальными мыслями глупца. Недолго же мудрый сосед дозволил мне наслаждаться собственным триумфом. Пристыженно умолкнув, я принялся лихорадочно соображать, что в моих словах развеселило дядю Наума но так и не догадался. Разве что колесная машина Кауфмана еще и по воздуху летала, о чем я не подозревал.
        - Не обращайте внимания на мою несдержанность молодой человек. Дядя Наум слегка нервничает, - произнес он, все еще улыбаясь. - Ваши рассуждения простительны - вы не прагматик. Оглядитесь по сторонам, как можно не заметить в двух шагах от вас изумительную дорогу - ровную, без единой кочки или выбоины? Дорогу, которая приведет нас в самое сердце центрального мегарайона!
        - В упор не вижу!.. Если, конечно, вы не имеете в виду магистраль инскона...
        - Именно! - возбужденно всплеснул руками закоренелый прагматик и, предвидя мой вопрос, уточнил. - Разумеется, мы не будем загонять «Неуловимого» внутрь трубопровода, хотя я уверен, что вакуума там сегодня уже нет. Попади автомобиль в энергетический контур и нас размажет по магистрали тонким слоем до самого Уральского хребта. Мы поедем по верху трубопровода!.. А что? Я уже произвел все замеры: идеально
        прямая, чуть выпуклого профиля, дорога с шириной проезжей части порядка десяти метров Дальше к западу трубопровод вольется в межрайонную магистраль и проезжая часть расширится. Подходящая дорога для автотранспорта, согласны? Да на такой дороге я без труда разверну «Неуловимого» в обратном направлении, если из-за непредвиденных обстоятельств придется возвращаться домой. Но самое главное: эта первоклассная дорога целиком и полностью принадлежит нам! Ни встречного, ни попутного транспорта! Я прямо-таки горю от нетерпения прокатиться по ней на максимальной скорости. Правда, немного беспокоят вероятные разрывы магистрали, однако, по моим прогнозам, их следует ожидать ближе к концу маршрута.
        Очевидно, именно такие ощущения принято называть прозрением.
        - Дядя Наум, вы - гений, - только и сумел вымолвить я, после чего мысленно зарекся отныне доказывать свое превосходство над гениями, пусть даже и непризнанными.
        - Полноте. Все гениальное просто, как либериаловый генератор, - отмахнулся Кауфман. - Вы только что лишний раз в этом убедились. Глядите на мир повнимательнее, молодой человек, и откроете для себя множество потрясающих и одновременно элементарных вещей. А пока вы не напомнили мне еще об одном якобы моем просчете, спешу развеять ваше сомнение...
        - ...Относительно того, каким образом мы забросим «Неуловимого» на стартовую позицию?
        - Верно. Ничего сверхъестественного. Потребуется лишь немного храбрости и сноровки. Вам знакомо место в паре километров отсюда, где магистраль прорезает холм?.. Макушка того холма расположена чуть выше трудопровода, так что для прыжка даже нет нужды набирать максимальную скорость. Сейчас я укреплю амортизаторы, дабы они выдержали встряску, а завтра ночью, если вы не против, мне хотелось бы двинуться в путь.
        - «Ночью» - это чтобы Каролина не узнала? - понимающе подмигнул я. - Ведь ее мы наверняка с собой не берем?
        - Да, Кэрри будет ждать нас дома, - подтвердил Наум Исаакович. - Как отец я категорически против её участия. Порядочным девушкам сегодня в центре делать нечего. Пусть лучше присматривает за хозяйством. Здесь я за нее спокоен - она достаточно взрослая и в опеке не нуждается. Двери я укрепил, засовы переделал. Надеюсь, Каролина поймет, что так было надо. Само собой, я не сказал ей, куда собираюсь, - незачем нам перед поездкой лишний скандал. И если дочь проведает о наших планах, папочке очень не поздоровится...
        - Ты даже не догадываешься, как тебе не поздоровится!..
        Дверь мастерской с грохотом распахнулась и на пороге нарисовалась разгневанная Каролина. Ее горящие словно у тигрицы, глаза не обещали нам ничего xopоше-го. Судя по всему, спать Кэрри не ложилась, предпочтя сну более увлекательное занятие - шпионаж за заговорщиками, которые задались грандиозной идеей спасти мир. Причем решили провернуть спасательную операцию без участия третьего члена своей команды, лишенного прав по возрастному и половому признаку.
        - Вот уж не ожидала от тебя, папа, такой подлой вы-ходки! - накинулась Кэрри на инициатора заговора, который от неожиданности потерял дар речи и лишь испуганно хлопал глазами. - Да как ты мог так со мной поступить! Ты же поклялся, что больше ни разу в жизни не сядешь в эту проклятую колесницу! И вы тоже хороши!.. - Не все упреки посыпались на бедного папочку, кое-что перепало и мне. - Сидите, поддакиваете, будто так и надо! Вам-то что: вы хоть до Кейптауна, хоть до Буэнос-Айреса трусцой добежите и не запыхаетесь! А па-па - пожилой человек, ему волноваться и перенапрягаться вредно! А тем более в пекло лезть!.. - И снова набросилась на отца: - Никаких поездок! Тем более на этой чёртовой колеснице! Помни, ты поклялся! Капитана я не держу, он может отправляться куда угодно. Пешком, на машине, по земле, по трубам - мне все равно, а ты остаешься дома! Ясно?! Ясно, я спрашиваю?..
        Дядя Наум робко пытался не то возразить, не то оправдаться, но любимая дочь не давала ему и рта раскрыть. Перебранка Кауфманов напоминала тушение жаркого костра из кофейной чашки. Редкие брызги оправданий Наума Исааковича не охлаждали распаленную яростью Каролину, а лишь заставляли ее еще больше шипеть и выпускать пар гнева. Хотелось подольше понаблюдать за столь любопытной сценой, но это было попросту неэтично - семейный скандал дело сугубо интимное, и присутствие при нем свидетелей излишне.
        «Ну вот и замечательно, - с облегчением подумал я. - Проблема разрешилась сама собой. Поездка в ад отменяется - Кауфман нашел на свою голову неприятностей, не выходя из дома. Пойду-ка лучше отосплюсь. Права девочка: нечего сегодня разумным людям соваться в этот сумасшедший центр».
        Не обращая внимания на беснующуюся Кэрри, я равнодушно зевнул, обнажив свои знаменитые клыки, после чего направился к выходу - троглодит не вмешивается, ему абсолютно нет дела до чьих-то внутрисемейных разборок. И вообще он устал и отправляется отдыхать...
        - Спокойной ночи, - пожелал я напоследок Кауфманам. - Если вдруг понадоблюсь - я у себя.
        Ответного пожелания я не дождался, поскольку занятые выяснением отношений отец и дочь меня попросту не расслышали.
        
        ...И потому представьте мое удивление, когда следующим утром ни свет ни заря Кауфманы явились на порог моего дома, одетые по-походному и с сумками в руках.
        Спокойной ночи у соседей явно не получилось. Наум Исаакович выглядел печально, как никогда, под глазами его набухли отеки, а на обычно живом выразительном лице застыла маска непроницаемого уныния. Каролина была растрепана и бледна, и на фоне нездоровой бледности ее красные заплаканные глаза выделялись очень заметно. Кэрри избегала встречаться со мной взглядами - видимо, испытывала неловкость и за вчерашнее неподобающее поведение, и за сегодняшний неопрятный внешний вид. Однако, несмотря на отгремевшую перебранку, было непохоже, что папа и дочурка продолжают пребывать в ссоре. И хоть спросонок мое настроение также являлось мрачным, я все-таки нашел в себе силы порадоваться за соседей, вставших на путь примирения и согласия.
        Впрочем, радоваться насчет их полного согласия пока было рано. Даже беглого взгляда хватало, чтобы определить: ссора завершилась компромиссом, выработанным после долгих ночных дискуссий. Враждующие стороны пошли на взаимные уступки, а на какие именно, указывал походный наряд обоих Кауфманов и их поклажа, вещей в коей было явно больше, чем на одного щупленького Наума Исааковича.
        Значит, спасательная операция все-таки состоится и Каролина Наумовна отправлялась вместе с нами. Не сказать, что меня обрадовало ее участие, право на которое она выбила ценой неимоверных усилий, но возражать я не стал. Что ж, раз отец не возражает против участия дочери, значит, присмотрю за обоими.
        Из сумки, что держала Каролина, торчала рукоять её любимой игрушки, удлиненная в два раза после моей рекомендации. Кровавый кошмар кауфмановского курятника - топор был зачислен в команду на правах четвертого члена, но против его участия, в отличие от участия Кэрри, я бы возражать не посмел. Наш острый стальной соратник не требовал ни воды, ни пищи, места занимал мало, зато его присутствие действовало на меня успокаивающе. Как учил опыт палеолита, наличие даже самого примитивного оружия куда лучше, чем его отсутствие.
        - Вы готовы, капитан Гроулер? - осведомился Наум Исаакович.
        - Разумеется, - кивнул я, выдавливая приветливую улыбку и делая вид, что не помню о вчерашних размолвках. - Разве можно отказаться от увлекательной прогулки в такой чудесной компании?
        Чудесная компания глянула на меня исподлобья, явно не разделяя столь необоснованного оптимизма.
        Как и все изобретения Наума Исааковича, «Неуловимый» также использовал в качестве источника энергии либериаловый генератор, поэтому, в отличие от автомобилей эры Сепаратизма, работал беззвучно и не выделял в атмосферу газообразную отраву. А в случае, если бы Кауфман вдруг решил воссоздать дух минувшей эпохи и оснастил «Неуловимого» двигателем внутреннего сгорания, ничего бы у него не вышло. По элементарной причине: дядя Наум попросту не нашел бы для такого двигателя горючее. Ну, если бы, конечно, не пробурил во дворе скважину и не соорудил нефтеперегонный аппарат. При наличии нефти и желания в ней пачкаться у Кауфмана непременно все бы получилось. Я даже понятия не имел, выпускалась ли вообще сегодня такая штука, как бензин. По-моему, достать в наше время фураж для лошадей было куда реальнее - их некоторые поклонники экзотической фауны еще разводили. Поклонники грязных, грохочущих и воняющих двигателей внутреннего сгорания мне пока не попадались.
        Кауфман выгнал автомобиль наружу и побросал наши пожитки в грузовой отсек. При этом дядя Наум дважды уточнил у дочери, все ли замки в доме она заперла, а также достаточно ли корма и воды в курятнике, после чего все равно вернулся и перепроверил. Пока он совершал прощальный обход владений и запирал ворота гаража, мы с ворчащей Каролиной разместились в тесной кабине «Неуловимого». Я собрался было втиснуть своё крупногабаритное тело на более просторное заднее сиденье, однако Кэрри указала мне на то, что находилось рядом с креслом оператора. Я поморщился, но возражать не стал - было весьма познавательно понаблюдать за тем, как дядя Наум управляет собственным изобретением.
        Непривычно, что при посадке в транспорт передо мной не перемигивались индикаторы; кресло не «обнимало» меня мягкими, но крепкими объятиями антиперегрузочных силовых полей; не закупоривался герметичный люк и приятный женский голос не желал добро-го пути. Правда, последнее неудобство в какой-то мере компенсировало ворчание Каролины, но то, что она бубнила под нос, было отнюдь не счастливыми напутствиями.
        Наконец дядя Наум завершил последние хлопоты, уселся в кабину и нажал какие-то сенсоры на панели управления. «Неуловимый» тронулся с места безо всяких подготовительных церемоний и неторопливо покатил со двора. До ушей доносились лишь шуршание травы под колесами да сосредоточенное сопение Hayма Исааковича, управляющего автомобилем при помощи колеса-манипулятора.
        До холма, с вершины которого дядя Наум намеревался загнать «Неуловимого» на магистраль, мы проехали не берегом реки, а прямиком по родной улице. С ветерком не получилось - грязь, груды дров и выброшенный из домов хлам загромождали улицу, мешая проезду. Лишь месяц с небольшим бездействовали работяги клинер-модули, а округа преобразилась почти до неузнаваемости. И, к сожалению, не в лучшую сторону.
        Женщины испуганно пялились на нас из выломанных дверей и выбитых окон. Бегающие по давно не стриженным газонам дети показывали на «Неуловимого» пальцами, а занятые заготовкой дров и воды главы семейств бросали работу и озадаченно чесали в затылках. Самоходный аппарат воспринимался соседями как очередное чудачество дяди Наума, уже давно заработавшего в округе репутацию человека со странностями.
        До первой остановки мы проехали совсем немного. Наум Исаакович высадил меня и дочь, не доезжая холма, возле массивной опоры, поддерживавшей трубопровод, - «Неуловимого» перед прыжком надо было облегчить до максимума. И пока мы с Каролиной взбирались на головокружительную высоту по кронштейнам, предназначенным для ремонтных модулей инскона, Кауфман успел въехать на холм и с первой же попытки осуществить задуманное. Дядя Наум превосходно осознавал, что в случае неудачи шанса на вторую попытку у него не будет, и потому предельно сосредоточился на выполнении маневра.
        Занимаясь альпинизмом, мы с Кэрри, к сожалению, проворонили феерический полет «Неуловимого» над пропастью. Так что когда мы, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, в конце концов вскарабкались на трубопровод, дядя Наум уже поджидал нас наверху, взволнованно расхаживая перед машиной и сопереживая нашему восхождению. Я отметил, что настроение Кауфмана за прошедшую четверть часа заметно улучшилось.
        - Спешу доложить, молодые люди: это было незабываемо... - затараторил он, как только мы приблизились. - Давно не испытывал такого мощного притока адреналина. Еле-еле отдышался.
        - Ты в порядке? - забеспокоилась Каролина.
        - О да! - довольно провозгласил дядя Наум, которого до сих пор трясло от возбуждения. - Не поверите: помолодел лет на двадцать!
        - Зато я как раз наоборот - поседела раньше срока, - проворчала дочь. - Еще парочка твоих выкрутасов, вовсе облысею.
        - Если честно, эта часть нашего плана сильно меня беспокоила, - пояснил Кауфман. - Но, к счастью, расчёты оказались верны. Таки жаль, что инфоресивер неисправен и мне не довелось запечатлеть свой прыжок для истории. Буду жив, непременно повторю.
        - Я тебе повторю! - огрызнулась Кэрри, но уже незлобливо, а скорее по привычке. Прохлада, что царила все утро в отношениях отца и дочери, медленно таяли под лучами солнца, до которого здесь - на верхушке трубопровода - было все-таки чуть-чуть ближе, чем на земле. Денек обещал выдаться славным, и уходящая за горизонт магистраль просматривалась как на ладони. Действительно, с этой точки инскон и впрямь напоминал идеально ровную, будто луч света, дорогу. Только вела эта дорога не туда, куда раньше - в гнездо цивилизации, - а совсем наоборот, и верным направлением для путешествия по ней следовало считать противоположное нашему. Но мы не отказались от выбранного пути, хоть и причисляли себя к разумным людям. А так это на самом деле или нет, обещало прояснить время - самый беспристрастный из всех судей в мире.
        Время, которое уже давно играло против нас.
        
        Любопытно, если бы Транс-сеть была сделана из прозрачного материала, какую бы картину наблюдали пассажиры ботов, двигаясь по магистрали с восьмикратной скоростью звука? Я старался вообразить это, глядя в окно «Неуловимого», скорость которого по ровной поверхности была примерно в триста раз ниже. Мысленно я разогнал пейзаж за окном до скорости бота и вскоре пришел к следующему выводу: в принципе хорошо, что инскон такой, каким мы знаем его уже много веков. Во-первых, вместо красоты мы бы увидели только пеструю мешанину из мелькающих деталей пейзажа. Во-вторых, впечатлительным пассажирам от такого калейдоскопа становилось бы не по себе, и каждая поездка превращалась бы для них в пытку.
        И третья причина, до которой я сумел додуматься лишь в Жестоком Новом Мире: закрытая магистрль сделала смерть пассажиров инскона, очутившихся заложниками бота в роковой час, мгновенной и легкой. Лететь, не снижая скорости, навстречу хаосу из огня и обломков уже разбившихся ботов... Нет, видеть такое перед смертью не заслужили даже самые отъявленные грешники. То, что несчастные пассажиры погибли в блаженном неведении, - благо для них. Ну разве не гуманны были создатели Транс-сети, придумав завязывать глаза всем потенциальным жертвам своего детища?..
        Что-то неподходящие мысли посещают голову во время такого рискованного занятия, как путешествие на высоте сотен метров от земли по узкой дороге, лишенной ограждений. Не справься Кауфман с управлением, и вряд ли наша судьба сложится удачнее, чем у погибших пассажиров...
        Между тем дядя Наум не давал поводов усомниться в своем водительском мастерстве. Он пребывал в хорошем настроении, поскольку осуществил-таки безумную мечту и стал основоположником нового вида экстремальных развлечений. Уняв кипящий адреналин, Кауфман выровнял скорость и теперь аккуратно вез нас по дороге, наверняка понравившейся бы любому водителю эры Сепаратизма. Дяде Науму приходилось лишь изредка пошевеливать манипулятором, выравнивая курс; чуть зазевался, и выпуклая поверхность трубопровода тут же тянула «Неуловимого» к пропасти. Но в целом путешествие проходило, как и было запланировано.
        Уже давно остался позади родной мегарайон, и наш путь пролегал над незнакомой местностью. Это были улицы и парки соседнего мегарайона, но я совершенно не ориентировался в них, потому что никогда не посещал эти места. Благодаря чрезвычайным обстоятельствам у меня наконец-то появилась возможность открыть «терра инкогнита», к какой относилось все пространство, начиная от противоположного берега реки за моим домом и заканчивая многоярусными улицами центра. Знакомиться с ней, понятное дело, приходилось, глядя на мир из окна «Неуловимого». Но этого было вполне достаточно - достопримечательности, которые хотелось бы осмотреть получше, здесь отсутствовали. За всю историю человечества в этом мегарайоне
        Западной Сибири так и не появилось ни Колизея, ни Твдж-Махала, ни даже какого-нибудь местного кремля - в общем, ничего такого, что можно было бы заложить краеугольным камнем в местную туристическую индустрию.
        Эта территория уже не дробилась на частные владения. Внизу под нами проплывали промышленные объекты и многоэтажные постройки - нечто промежуточное между колоссами центра и особняками пригорода. Все чаще в поле зрения попадали параллельные магистрали инскона, проложенные ниже той, по которой ехали мы, Где-то впереди все они должны были слиться в единую межрайонную магистраль, но где именно, мы пока не видели. Суетившиеся на земле люди различались с трудом, однако жизнь их текла в том же русле, что и жизнь обитателей окраин. Повсеместно уничтожались на дрова парки, везде были разбросаны ветви деревьев. Горели костры. Ветер размазывал по лабиринту улиц голубоватую пелену дыма. Всепроникающий запах горелой древесины ощущали даже мы. Жаль, нельзя было выяснить, кто выступил в этом мегарайоне в роли Прометея: либо бесценная технология разжигания огня была перенята от нас, либо нашлись-таки и здесь свои сообразительные дяди Наумы.
        Через полчаса поездки голова моя пошла кругом от обилия информации - сказывалось длительное безвылазное сидение дома вкупе с экзотичностью самого путешествия. Я один жадно пялился по сторонам. Каролина не смотрела в окно, задумчиво уставившись в спинку водительского кресла. Сосредоточенно нахмуривший брови Наум Исаакович вцепился в манипулятор и глядел строго вперед. Он пребывал на ответственном посту, и вертеть головой было для него недозволительно.
        Вроде бы все ссоры остались в прошлом, но разговор почему-то все равно не клеился. Желая поскорее разрядить напряженность, я первым нарушил затянувшееся молчание:
        - Так почему же все-таки «Неуловимый», дядя Наум? Вчера вы пообещали рассказать о нем поучительную историю. Не хочется отвлекать вас от работы, но было бы интересно послушать, пока у нас есть на это время.
        - Расскажи ему, расскажи! - оживилась Кэрри. - Любопытно, как ты сегодня смотришь на тот ужасный случай. Если мне не изменяет память, последним эту историю слышал маршал, который выносил тебе вердикт. Только от начала и до конца рассказывай, раз уж наш бравый капитан решил почерпнуть оттуда урок.
        - И впрямь не упомню, чтобы рассказывал о том случае кому-то еще, - охотно отозвался Кауфман. - Хорошо, что заговорили о нем, любезный сосед, - раз дядя Наум дал обещание, значит, надо его выполнять. Хотя, сказать по правде, история не очень приятная.
        - Мягко сказано, - заметила Кэрри. - Такого унижения натерпелись. Хорошо, что мама не увидела этого.
        - Да, Стефания Леонидовна, покойся она с миром, мне бы такого не простила, - грустно усмехнулся дядя Наум, - Ну да ладно, молодой человек, раз вам это интересно, слушайте...
        История действительно вышла занимательной и не лишенной морали. Рассказ Кауфмана внес ясность не только в происхождение имени нашего автомобиля, но и пролил свет еще на кое-какие факты, давно терзающие мое любопытство. Мне повезло, что при рассказе присутствовала Каролина, иначе изложение получилось бы однобоким и необъективным. Кэрри постоянно обрывала Наума Исааковича на полуслове, спорила с ним и добавляла пропущенные детали, пропущенные явно намеренно. Такое поведение дочери по отношению к отцу выглядело слегка непочтительным, зато достоверность повествования от этого только выиграла. Я не перебивая выслушивал обоих рассказчиков и, памятуя, что истина всегда лежит где-то посередине, делал соответствующие выводы...
        
        Все началось в один ничем не примечательный день, когда на Кауфмана налетел очередной порыв творческого вдохновения, тут же раздувший в Науме Исааковиче пламя кипучего энтузиазма. Дочь непризнанного гения называла отцовские порывы к творчеству лаконичнее: заскоки.
        Созидательные заскоки не посещали изобретателя уже пару лет. Причиной столь длительной апатии был то, что Кауфману просто нечего стало изобретать. Все незаменимые в хозяйстве вещи были уже давным-давно дополнены древними аналогами; дом и надворные постройки переделаны по собственному вкусу; курятник исправно разнообразил меню семейства диетической курятиной и калорийным яичным протеином... Отвлекаться на мелочи, наподобие резьбы по дереву или выращивания цветов, дядя Наум, человек прагматического склада ума, не желал, хотя не чурался прекрасного и над дизайном своих изобретений работал кропотливо.
        В тот день с дядей Наумом произошел особенно сногсшибательный заскок. Наум Исаакович приписал это внезапному озарению, однако Кэрри опровергла его слова. Она напомнила отцу, как он часами просиживал на пороге дома, наблюдая за муниципальным клинер-модулем, а потом вероломно затащил его в гараж и, дабы не быть поутру уличенным в хулиганстве, за ночь разобрал колесный агрегат, внимательно изучил его устройство и снова собрал. Дядя Наум посетовал на плохую память и подтвердил: да, все происходило именно так - надругательство над модулем действительно имело место.
        По признанию Кауфмана, самой трудоемкой частью его затеи выдался поиск... элементарного колеса. А если точнее, то четырех абсолютно одинаковых колес. Все колеса, что попадались ему на антикварных аукционах, выставлялись в единичных экземплярах, Чудаковатые собиратели автомобильной атрибутики предпочитали держать у себя в коллекциях лишь по одному колесу определенной модели автомобиля - коллекционирование комплектов требовало слишком много места для складирования. Но упорный дядя Наум не сдавался. Став за короткий срок матерым экспертом по колесным вопросам, он был в конечном итоге вознагражден за своё упорство. Две пары каучуковых раритетов, на алюминиевых сердцевинах которых красовалась зовущая к странствиям эмблема розы ветров, - достойная награда за долгие поиски. Правда, роза на колесах почему-то имела нестандартную форму трилистника, но это была мелочь - главное, приобретение оказалось удачным.
        Именно алюминиевая роза ветров и сыграла в судьбе дяди Наума фатальную роль, но не будем забегать вперед...
        Каролина вспоминала о тех временах с содроганием. Страшным проклятием для их семейства стал затаившийся в гараже бесколесный монстр - самый серьезный заскок папочки за всю его жизнь. Чтобы приобрести недостающие запчасти, дядя Наум изрядно истощил свой банковский счет и даже собирался переоформить продуктовое соцобеспечение пенсионера в финансовое - ему срочно требовались деньги на покупку жизненно необходимых деталей.
        Однако тут уже категорически воспротивилась дочь, к тому времени повзрослевшая и получившая право вмешиваться во внутрисемейную политику. Каролина убедила отца не отказываться от соцобеспечения, объяснив, что для здоровья автомобилестроителей и их детей требуется полноценное питание, а не жестокая яично-окорочковая диета. При этом Кэрри поклялась, что если по милости папы она похудеет хотя бы на полкило, то в одно прекрасное утро тот отведает каучуковое жаркое из уже купленного колеса. Такой серьезный довод образумил Наума Исааковича, и попробовать фирменный «завтрак автомобилиста» ему не довелось.
        Суровые месяцы расточительств и затянутых поясов миновали, и вот наконец чрево гаража исторгло самоходный механизм, напоминавший не то исследовательский бот для планет с высокой гравитацией, не то огромный клинер-модуль, сконструированный не иначе как для Авгиевых конюшен. Несведущему человеку было тяжело определить, что прообразом конструкции служит типичный автомобиль эры Сепаратизма.
        Каролина не комментировала ту часть рассказа, в которой говорилось о первых впечатлениях дяди Наума от поездки на автомобиле, поскольку принципиально отказалась тогда от приглашения «прокатиться с ветерком». Кэрри не имела претензий к остальным изобретениям папы, но против последнего возражала в полный голос. Она предчувствовала, что вся эта дорогостоящая блажь не доведет их до добра.
        Здесь дочь гения оказалась прозорливее отца.
        Празднующий триумф Наум Исаакович выписывал на автомобиле круги по прибрежной долине, не замечая никого и ничего вокруг. Новая забава Кауфмана оправдывала затраченные средства, что бы там ни говорила непонятливая дочь. Очевидцев уникального испытания почти не нашлось - все ближайшие особняки скрывались тогда под защитными пузырями силовых полей. Спрятавшиеся за виртуальными пасторалями ландшафт-проекторов жители прибрежной зоны и не ведали, что у них под носом разворачивается вполне реальное шоу.
        Упоенный счастьем, Кауфман как раз набирал разгон при заходе на очередной круг, когда узрел на пути человека, который целил в него из неизвестного устройства. Униформа на человеке выдавала в нем маршала, а появление его на берегу не сулило испытателю ничего хорошего.
        Перегородивший дорогу маршал отбросил устройство и вытянул перед собой руку, приказывая остановиться. Столь старомодный способ общения был выбран им неспроста. Просто принудить Кауфмана подчиниться приказу через ключ не представлялось возможным - Наум Исаакович вообще редко носил при себе инфоре-сивер и, отправившись на испытание, также оставил его дома. Именно поэтому маршалу приходилось остепенять нарушителя спокойствия на древнем языке жестов. Разумеется, дядя Наум был законопослушным гражданином и даже не думал противиться блюстителю порядка. Завидев маршала, он тут же принялся выполнять требование и потянулся к пульту, дабы выключить питание генератора: успокойтесь, любезный, уже никто никуда не едет...
        Кауфмана подвели взвинченные нервы. Исполни он приказ как подобает, закон был бы к нему снисходительнее. Но дрожащие пальцы автомобилиста так сильно потянули за регулятор скорости, что выломали его и застопорили в максимальном положении. Лишенный возможности остановиться, автомобиль мчался на остолбеневшего маршала, угрожая переехать его своими дорогостоящими колесами.
        Это уже потом Наум Исаакович выяснил, что весь древний транспорт в обязательном порядке оснащался тормозами. Клинер-модуль, с которого изобретатель копировал ходовую часть автомобиля, в тормозах не нуждался, поскольку двигался так медленно, что не представлял собой угрозы. Миролюбивый дядя Наум тоже не собирался угрожать человечеству своим изобретением, планируя кататься на нем в безлюдных местах. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает.
        В тот день бог почему-то невзлюбил Наума Исааковича. Но все-таки не возненавидел окончательно и позволил незадачливому маршалу вывернуться буквально из-под колес. Сильнее маршала испугался только сам Кауфман. Он понял, что совершил непоправимую ошибку, и потому от отчаяния впал в шок. Дядя Наум догадывался, что будет крайне сложно убедить маршала в том, что тот стал жертвой несчастных обстоятельств. В перспективе замаячили крупные неприятности...
        Шокированный испытатель так и продолжал кружить по берегу, едва находя от потрясения силы удерживать манипулятор и не дать себе утопиться в реке вместе с автомобилем. Чудом спасшийся маршал сделал из произошедшего единственно разумный вывод: покусившийся на его жизнь негодяй пустился в паническое бегство. Инструкции предписывали маршалу поднять тревогу, вызвать подкрепление и учинить на преступника облаву, что и было предпринято слугой закона.
        Дальнейшее шокированный Кауфман помнил смутно, зато его дочь поминутно запечатлела в памяти тот незабываемый вечер. Каролину едва ли не насильно приволокли на берег, превращенный к тому моменту в натуральный военный полигон. Наверное, маршалы полагали, что дочь хулигана тоже каким-то образом причастна к беспорядкам. При виде столь грандиозного переполоха Кэрри поначалу не поверила своим глазам, Оно и понятно: трудно поверить, что зачинщиком бедлама стал ее отец - тишайший человек, который даже куриную голову не мог отрубить без последующих угрызений совести. Тем не менее центром всеобщего внимания был именно дядя Наум и никто иной.
        Маршалы выпрыгивали из ботов инскона целыми подразделениями - походило на то, что их собрали по тревоге со всего гигаполиса. В эру Сепаратизма по злостным нарушителям дорожных правил открывали стрельбу, но маршальский кодекс отвергал насилие над человеком, и потому маршалам предстояло нейтрализовать угрозу гуманными способами, что усложняло отсутствие у Кауфмана ключа. Не желая врезаться в защитные купола соседей, Наум Исаакович так и чертил по побережью окружности, уже изрядно примяв колесами некогда аккуратно подстриженную травку. Столпотворение наверняка фиксировалось приборами орбитальных баз и наблюдательных спутников. Следует добавить, что горе-автомобилиста вычислил именно такой спутник, призванный следить за работой муниципальных модулей. Носившийся кругами по берегу крупный неопознанный модуль живо заинтересовал наблюдавших за округой контролеров, а затем, когда внутри модуля обнаружился человек, для расследования нештатной ситуации был привлечен уже маршал...
        Маршалы приволокли с собой гору оборудования для экстренной остановки модулей и в течение некоторого времени пытались опробовать его на кауфмановском автомобиле. Естественно, что найти общий язык с лишенным искусственного интеллекта автомобилем маршалам не удалось. Прекратить же работу либериалового генератора - крайняя мера в безвыходных ситуациях подобного рода - можно было, лишь уничтожив тот физически; воздействие различными импульсами повредить генератор не могло.
        Непробиваемый для маршальских атак, автомобиль дяди Наума доставил блюстителям порядка немало хлопот. Исчерпав стандартные методы, маршалы галдели на все побережье, тщетно стараясь докричаться до человека, засевшего в кабине модуля. То, что гражданин Кауфман выжил из ума, уже ни у кого, в том числе и у его дочери, не вызывало сомнений. Заботливая Каролина даже начала консультации с виртуальными адвокатами «Серебряных Врат» по поводу поблажек, положенных по закону душевнобольным преступникам.
        За неимением других идей маршалы взяли на вооружение нестандартную, выработанную прямо на месте тактику. Они вызвали на побережье все муниципальные модули, что обслуживали данный квартал. После оперативной перенастройки охоту за прытким Кауфманом повели уже искусственные ловцы. Уступая автомобилю в скорости, модули не носились бестолково за жертвой, а, вычислив траекторию ее движения, шли наперерез, самоотверженно бросаясь под колеса.
        Скрежет раздавленного металла разнесся над побережьем - модули не были рассчитаны на то, что когда-нибудь их станут использовать в таком качестве. Тех механических заложников служебного долга, которые были помельче и помедлительнее, автомобиль давил шутя, как упаковки от пиццы. Стальные самоубийцы покрупнее сражались мужественнее и гибли не так быстро, однако тоже не могли устоять перед натиском массивного врага. Но победили в этой затяжной битве все-таки они, взяв верх не умением, а числом. Модули объединили усилия и организовали на пути автомобиля непреодолимый заслон из собственных тел. Автомобильные колеса врезались в когорту противника, обратили ее в лом, да так и завязли в груде покореженных модулей, не в силах преодолеть препятствие. Накатавший по побережью без остановок уже немало километров, автомобиль дяди Наума был наконец-то пойман.
        Обрадованные маршалы накинулись на еле живого от страха водителя и, подхватив его под руки, оттащили от орудия преступления, после чего немедленно отыскали либериаловое «сердце» строптивого модуля и вырвали из его стальной груди...
        Дальше по логике событий должна была наступить вполне рутинная развязка: расследование, определение степени вины и суд. Но последствия у бесшабашного кауфмановского автовояжа выдались не менее интересными. Вроде бы ничего особенного - есть правонарушитель, есть совершенные им злодеяния, зафиксированные инфоресиверами трех десятков маршалов. Вся процедура расследования и вынесения вердикта обещала занять куда меньше времени, чем даже время самого преступления. Однако дело приняло непредсказуемый оборот и затянулось почти на неделю - немыслимый срок при нынешних темпах судопроизводства!
        Первым сюрпризом оказалось то, что преступление дяди Наума вообще не имело прецедента. Современный уголовный кодекс существовал в неизменном виде уже несколько веков. Его утвердили еще на заре нашей эры, когда упразднившее границы человечество срочно нуждалось в едином законодательстве. С той поры миновали столетия, и, казалось бы, сегодня в уголовном кодексе уже не должно остаться неиспользованных статей. Дело Наума Кауфмана опровергало такой неоспоримый на первый взгляд вывод.
        Статья для автомобилестроителя, конечно же, отыскалась - люди, писавшие современное уголовное право, потому и вошли в историю, что мыслили широко и дальновидно. Только нитки, пришивающие данную статью к делу Кауфмана, были взяты не самого подходящего оттенка. Не то чтобы ярко-белые, но тоже довольно броские. Если верить Науму Исааковичу, в покрытой целью векового забвения статье говорилось приблизительно следующее:
        «Гражданам Великого Альянса запрещается проектировать, воссоздавать, использовать либо хранить у себя любые разновидности двигателей внутреннего сгорания. Это также относится ко всем видам транспортных средств, оснащенных подобными двигателями либо имеющих конструктивные возможности для оснащения таковыми».
        К статье прилагалось внушительное приложение из голографий древних автомобилей. Приложение наглядно демонстрировало маршалам, по каким критериям следует определять незаконное транспортное средство, подпадающее под действие вышеуказанной статьи.
        Виртуальный адвокат, предоставленный дяде Науму правозащитной системой «Серебряных Врат», опротестовал обвинение как высосанное из пальца: где вы, дескать, многоуважаемые автоэксперты, нашли в транспорте гражданина Кауфмана двигатель внутреннего сгорания? Но маршалы сразу же уточнили: они основывают обвинение лишь на последней части статьи, и гражданин Кауфман ответит по закону за то, что его автомобиль обладает всеми предпосылками для установки в него запрещенных к эксплуатации механизмов.
        На сей счет у обвинения имелся ряд улик. Генератор конденс-поля, стоявший на транспортном средстве, был съемным. А раз так, значит, на его место можно было установить все, что угодно, в том числе и двигатель внутреннего сгорания. По мнению маршалов, «конструктивная возможность» была налицо.
        Второй аргумент выглядел куда внушительней, поскольку опровергать его было сложнее. Голографии из приложения к обвинительной статье убедительно доказывали сходство древних автомобилей с автомобилем Наума Исааковича. Усугубляли положение обвиняемого антикварные колеса с фирменной эмблемой. Красующаяся на них трезубая «роза ветров» один в один повторяла эмблему, что встречалась на корпусах, грузовых отсеках, но самое главное - двигателях внутреннего сгорания множества представленных на голографиях автомобилей.
        Хитрый ход предприняли маршалы, слов нет!
        Спорно, конечно же, было строить обвинение на таком совпадении, однако этой несуразицы оказалось достаточно, чтобы поставить в тупик искусственный интеллект виртуального адвоката, Беспрецедентное дело требующее специфических знаний о технике эры Сепаратизма, послужило для виртоличности камнем преткновения. И адвокат выбрал оптимальный, на его взгляд, вариант: предложил Кауфману чистосердечно признаться во всех преступлениях. А их, помимо основного, насчитывалось еще несколько. Уже не столь существенных, но таких, закрыть глаза на которые не получалось. К счастью, маршалы разобрались, что дядя Наум трепал им нервы не нарочно, а исключительно по вине психического срыва и конструкторского недомыслия. Другими словами, имело место не спланированная преступная акция, а непредумышленное хулиганство. Кауфману повезло, что обошлось без жертв и ему не вменили в вину покушение на убийство маршала, а также не заставили выплачивать стоимость поврежденных при облаве модулей.
        - Что бы я ни имел против закона, в целом он таки справедлив, - заметил мне по этому поводу Наум Исаакович.
        Издерганному судебной тяжбой Кауфману смертельно надоела вся эта канитель, и он пошел на поводу у стушевавшегося защитника. Дядя Наум подписал признание, хотя Каролина была против такого отцовского шага. Окончательный приговор не замедлил себя ждать, и имя Наума Кауфмана пополнило собой маршальский Желтый Список наряду с другими правонарушителями. чьи преступления не попадали в категорию тяжких Осужденный изобретатель лишился половины социальных гарантий и доступа ко многим секторам «Серебряных Врат», а также получил запрет на бесплатное снабжение кое-какими видами продуктов. Впрочем, экономного Кауфмана последнее наказание не очень расстроило. Больше всего, конечно, он переживал по поводу подмоченной репутации и понижения своего социального рейтинга, о чем теперь свидетельствовала пожизненная метка в персон-маркере. Но, как верно подметила Кэрри, обижаться Науму Исааковичу следовало прежде всего на самого себя.
        Потрясающая судьба сложилась у автомобиля, смертельный приговор которому был зачитан еще на берегу. Лишенное генератора, злосчастное изобретение было изъято и до полного выяснения обстоятельств отправлено в карантинный бокс ближайшей базы снабжения - другого охраняемого объекта поблизости не нашлось. Путь оттуда автомобилю предстоял один: разбор и отправка на утилизацию.
        Вот здесь-то в Науме Исааковиче и пробудилась природная смекалка, которая так подвела изобретателя во время судебного процесса. Случайно прознав после суда, что его детище до сих пор цело и невредимо, Кауфман незамедлительно подал прошение о возврате автомобиля владельцу. Точнее, слово «автомобиль» дядя Наум уже не употреблял. Он применил более обтекаемую формулировку: «коллекция старинных предметов, приобретенная законным путем на антикварных аукционах». К прошению прилагались список антиквариата, документы о легальности покупок и клятвенное обещание пересмотреть условия хранения коллекции, поскольку нынешний ее порядок, как выяснилось, нарушал законодательство. Хитрец не забыл уточнить, что наказание за нарушение правил хранения он уже понес по всей строгости.
        «Я называл мою коллекцию антиквариата автомобилем?! - сделал невинные глаза дядя Наум, когда маршалы попытались возразить и ткнули его носом в судебные протоколы. - Нет, вы таки подумайте - и впрямь называл! И чего только не наговоришь в расстроенных чувствах... О чем речь, конечно же, не автомобиль. Обычная коллекция старых деталей, собранных в макете автомобиля. Уверяю вас: уже завтра все это будет разложено по полочкам с соответствующими ярлычками. Можете прийти и проверить...»
        - Закон что вот этот манипулятор - при желании им можно крутить в любую сторону, - похлопав по колесу управления, подытожил Кауфман очередную главу своего рассказа. - Признаться, даже не ожидал, что идиотское оправдание, которое я сочинил для маршалов, сработает. Однако поди ж ты - сработало...
        Маршалы вернули «коллекцию антиквариата», поскольку так и не нашли, к чему придраться в доводах ее владельца, А может, просто не захотели придираться - кому нужна волокита, если документы в порядке и нарушитель получил по заслугам? Стражи закона даже проявили великодушие и выделили буксировочный модуль, чтобы Наум Исаакович дотащил «макет автомобиля» до гаража для последующего демонтажа.
        Довольный Кауфман вышагивал рядом с механической процессией с видом человека, которому в этой жизни для счастья больше ничего не надо. Он проиграл на одном фронте, но взял впечатляющий реванш на другом. Только наслаждаться триумфом ему пришлось в одиночестве - Каролина не приветствовала поступок отца, вернувшего в дом это четырехколесное проклятие.
        Дядя Наум сдержал слово и разобрал автомобиль даже быстрее, чем с этой работой справился бы модуль-утилизатор, Явившиеся для проверки маршалы убедились, что коллекция приведена в порядок и больше не отправится на берег в собранном виде творить вселенский переполох. Последующие проверки окончательно убедили маршалов в том, что гражданин Кауфман осознал свои ошибки и отныне живет с законом в нерушимой дружбе.
        Только мнительную Каролину кроткое поведение Наума Исааковича не обмануло. Она-то подозревала, какие планы скрываются за этой показной кротостью. Сам факт того, что папа добился возврата автомобиля, уже наводил на нехорошие мысли: гениальный конструктор вряд ли удовлетворится созерцанием рассыпанного по гаражу железа.
        Дядя Наум не запрещал Каролине заходить в гараж, но втайне от нее поменял замок на допотопный - механический, - ключ от которого всегда держал при себе. Однако Кауфман недооценил свою дочь. Довольно скоро Кэрри наловчилась вскрывать примитивный замок гибкими «лапками» инфоресивера. И потому не было ничего удивительного в том, что однажды, когда все неприятности остались в прошлом и маршалы уже не досаждали Кауфманам проверками, между отцом и дочерью вспыхнула очередная конфронтация.
        Нетрудно догадаться, что яблоком раздора послужила все та же «коллекция антиквариата», которая начала пропадать с полок и скапливаться в дальнем углу гаража. Но не в виде разрозненных деталей, а в легко узнаваемой форме прежнего автомобиля. Ни брезент, ни инструменты, набросанные поверх него ради маскировки, не скрыли от Кэрри новое творение изобретателя-рецидивиста.
        Конфронтацию удалось погасить лишь после того, как Наум Исаакович поклялся страшной клятвой в том, что автомобиль не покинет стен гаража и маршалы никогда о нем не пронюхают. Для пущей гарантии дядя Наум даже сформировал на прежнем месте новую коллекцию, накупив по бросовым ценам всяческий железный хлам, который не интересовал даже неискушенных коллекционеров. Мнимая коллекция обязана была пускать пыль в глаза проверяющим; они хоть и не показывались уже довольно долго, но все равно могли нагрянуть в любой день. Убедительно или нет выглядел этот камуфляж, шанса выяснить не представилось - маршалы к дяде Науму больше не заявлялись.
        Драматичная жизнь «Неуловимого», получившего столь гордое имя после тайного воскрешения, так и тянулась внутри гаражных стен, пока вчера его создатель не нарушил данную клятву и снова не выгнал затворника на волю. Сам же клятвопреступник угрызений совести по этому поводу не испытывал. Он верил, что действует не только во благо дочери, но и во благо всего остального человечества.
        Мне и Каролине не оставалось иного выбора, как уверовать вместе с ее отцом.
        
        Согласно историческим хроникам, автомобили эры Сепаратизма - особенно ее конца - двигались все-таки быстрее, чем колесница Кауфмана. Не хочу петь дифирамбы двигателю внутреннего сгорания, но по такой качественной дороге, что имелась в нашем распоряжении, древний автомобиль добрался бы до центра гигаполиса часов за пять-шесть. У «Неуловимого» на это ушло около двух суток, с учетом остановок и ночлегов. Не слишком стремительный темп для автомобиля с таким громким именем, зато умеренная скорость колесницы дяди Наума с лихвой компенсировалась не нуждающимся в подзарядке источником питания. Можно было даже сказать, что двигатель нашего автомобиля был вечным - срок службы либериаловых генераторов превышал вековой рубеж.
        Знаток канувших в Лету традиций, Наум Исаакович припомнил старинную поговорку: «Тише едешь - дальше будешь» - и сделал ее девизом нашего путешествия. Спорное заявление, но смысл его стал мне понятен к исходу второго дня пути, когда мы добрались до центра, избежав поломок и прочих дорожных неприятностей.
        Впервые я въезжал в центр не в боте инскона, так что масса новых ощущений была мне гарантирована. При других обстоятельствах я бы даже назвал это восторгом, но только не сегодня. Рассказ беглого контролёра ярко отпечатался в моей памяти и гасил все восторги. Пришлось ограничиться лишь констатацией факта: да, при таком оригинальном способе путешествия большой город предстает перед тобой в совершенно ином свете.
        Все эти два дня мы словно удалялись в океан на утлом суденышке. Возвышающиеся по обеим сторонам магистрали здания следовало в данном случае сравнивать с волнами. По мере удаления от берега волны увеличивались и принимали угрожающие размеры. Частные особняки окраин за волны можно было не считать - так, обычная рябь на мелководье. Промышленные зоны и жилые кварталы контролеров выглядели внушительнее, и строения этих районов следовало приравнивать к прибойным волнам, накатывающим на берег длинными грядами. И только кто видел монументальные, километровой и более высоты, громады центра, чьи вершины выступали над облаками, тот смел утверждать, что побывал в настоящем гигаполисе. Ровно как тот, кому довелось испытать буйство штормовых океанских валов, мог справедливо полагать, что видел настоящий океан. Я не бывал в штормовом океане и теперь собирался частично компенсировать это, направляясь в штормящий гигаполис.
        Местность под магистралью понижалась, отчего казалось, будто наша дорога поднимается все выше и выше, хотя в действительности этого не происходило. Приближаться к краю трубопровода стало и вовсе страшно, однако на подступах к центру высота ощущалась не так заметно - сказывались титанические размеры окружающих построек. Стоп-зоны для ботов здесь попадались гораздо чаще. Их мы вычисляли по цвету, окрашивающему трубопровод из серебристого в предостерегающе красный. Подобная система окраски была разработана специально для удобства спутникового наблюдения. После одного такого продолжительного красного участка, где раньше ботам приходилось снижать скорость, наша магистраль плавно влилась в межрайонную, уже давно идущую параллельным курсом. Пригодные для проезда пространство расширилось в несколько раз, что позволило Науму Исааковичу чувствовать себя уверенней. Других поводов для уверенности в грядущем, к сожалению, не имелось.
        На первый ночлег мы остановились над каким-то лесопарком. За густыми кронами вековых деревьев нельзя было различить землю. Перед тем как уснуть в неудобных креслах «Неуловимого», мы долго слушали завывание ветра и смотрели на звезды сквозь кварцевую крышу кабины. Ветер был резким и холодным, а звезды - близкими и тревожными. Громады далеких зданий, ранее расцвеченные огнями окон и гигантских рекламных пикров, а ныне безжизненные, словно марсианские скалы, загораживали половину небосвода и мешали насладиться великолепием ночного неба в полном объеме. Костров внизу не наблюдалось, но в отдалении, где-то в мрачных лабиринтах кварталов, мерцали оранжевые отблески. Магистраль тускло серебрилась под светом звезд и уходила вдаль, проделывая брешь в сплошной стене зданий. Тоскливое одиночество, что накатывало на меня по ночам весь прошлый месяц, здесь, на продуваемой лютыми ветрами и окутанной мраком высоте, было как-то по-особому неприятно. И пусть я находился в кабине «Неуловимого» не один, все равно, от тоски это не спасало.
        Дядя Наум не переставал укорять себя за то, что не удосужился оборудовать в кабине печку. Каролина укоряла отца и за отсутствие печки, и за сам факт существования «Неуловимого». По мнению Кэрри, создав автомобиль, папочка пошел наперекор эволюции и совершил тяжкий грех, равносильный воскрешению динозавров. За это судьба и наказывала нас сегодня всевозможными испытаниями. Незлобивое препирательство Кауфманов слегка разбавляло мою тоску, а также отвлекало от холода, пока наконец и вовсе не усыпило своей монотонностью.
        К исходу второго, ничем не примечательного дня пути (разве что высотные здания все больше загораживали обзор и заслоняли солнечный свет) мы были вынуждены задуматься о ночлеге гораздо раньше. До границы центрального мегарайона оставалось около получаса езды, но соваться в центр на ночь глядя было опрометчиво. Наум Исаакович нарочно остановил «Неуловимого» на пересечении магистрали с широкой рекой, чтобы до наступления темноты хорошенько изучить противоположный берег в бинокль, предусмотрительно прихваченный Кауфманом с собой.
        - Заметили что-нибудь любопытное? - спросил я, глядя, как дядя Наум, нервно покусывая губы, пристально следит за чем-то на той стороне реки.
        - И да, и нет, - уклончиво ответил он. - Вижу каких-то людей. На вид вроде бы вполне приличные, но кто их там теперь разберет... Взгляните сами.
        Я взял протянутый бинокль, минуту повозился с ним, настраивая резкость изображения, после чего еще минуту пытался сориентироваться, куда конкретно следует устремить усиленный оптикой взор. Как и в работе с топором, к обращению с биноклем требовалась привыкание. Оба этих устройства только внешне выглядели примитивными. Удовольствие, что возникало после освоения науки пользования древними инструментами, было непередаваемым. Научившись обращаться с биноклем, я ощущал себя натуральным троглодитом, добывшим огонь из деревяшки путем долгого трения. Радость победы - награда за усердие тому, кто на пути эволюции стремится только вперед...
        Я тоже заметил людей на противоположном берегу. Вполне обычные люди, подобные тем, которых мы уже неоднократно видели по дороге сюда. Люди неторопливо брели вдоль берега и оживленно между собой переговаривались. Компания состояла в основном из молодежи плюс несколько взрослых. Поведение их напоминало прогулку, только при каждом прогуливающемся имелось оружие, не характерное для обывателя Привычного Старого Мира. Примитивное, грубое оружие в виде палок, строительной арматуры, обломков водопроводных труб и прочих подручных материалов, что при желании можно отыскать в городе. Я не хотел делать поспешных выводов насчет лояльности этих людей закону, который вроде бы пока никто не отменял, но было в их манерах нечто такое, что моментально настораживало. Даже присутствие среди них женщин не добавило бы мне спокойствия, встреться я с ними на узкой дорожке.
        Сомнения охватили меня сильнее, когда, присмотревшись, я заметил, как плетущиеся в конце нестройной процессии юноша и девушка остановились и, не сводя друг с друга влюбленных взглядов, коснулись по очереди пальцами век партнера. Маленький тюбик в руке парня раскрывал природу загадочного любовного ритуала: типичная глюкомания, процветающая в среде фиаскеров сильнее, чем где бы то ни было. Делать запасы на черный день у глюкоманов было не принято - автораздатчики глюкомази функционировали раньше круглосуточно и всюду, - поэтому «тюбик счастья» очутился у парочки явно недавно. То есть наверняка был взят из разграбленного раздатчика, Присмотревшись получше, можно было различить, что перламутровый налет покрывал веки большинства бредущих по берегу. Выводы: если компания и соблюдала какие-либо законы, то только ими же и установленные.
        - Что скажете? - поинтересовался Кауфман после того, как я опустил бинокль.
        - Похоже, наш удирающий на восток друг был прав, - ответил я. - Допускаю, что моя мнительность раздута и на самом деле все не так страшно. Однако будет лучше, если по дороге в Пирамиду мы воздержимся от контактов с местным населением. Кстати, вы случайно не знаете, далеко отсюда до стадиума «Сибирь»?
        - Думаю, ближе, чем до маршальской штаб-квартиры... А почему вы интересуетесь?
        - На всякий случай. Ваш топор - вещь безусловно хорошая, но при тесном общении вон с той публикой я бы предпочел что-нибудь повнушительней. Хотя бы самый простенький нервно-паралитический стиффер. Этого добра на «Сибири» навалом, а вот добраться до него весьма проблематично. Так что вряд ли кому-то удалось разграбить арсеналы. И если бы вы помогли мне открыть на них замки...
        - Нет, нет и нет! - воспротивился Наум Исаакович. - Никакого оружия, капитан Гроулер! Я не позволю вам убивать или калечить людей! Мы и топор захватили лишь для технических целей. Забудьте о насилии! Будем решать проблемы мирными способами. Еще раз напоминаю вам, что мы...
        - Никто не говорит о насилии, дядя Наум, - возразил я. - Но уверяю вас, решать проблемы мирными способами с оружием в руках у нас бы получилось гораздо эффективнее. - И, понизив голос, добавил: - Не забывайте, что с нами - ваша дочь. Я да вы - отчаянные парни и вполне можем обойтись без оружия, а вот для безопасности Каролины нелишне будет подстраховаться.
        - Убедили, молодой человек, - не устоял Кауфман против такого веского контраргумента. - Но для начала все-таки осмотримся и подумаем, следует ли перегибать палку и терять драгоценное время, отклоняясь от маршрута.
        - В данной ситуации я бы лучше перегнул палку, чем дал этим глюкоманам переломать их палки о наши головы.
        До самой темноты мы убивали время, рассматривая в бинокль унылые громады центра, Несколько раз нам попадались на глаза мелкие группки граждан, а также одиночки, поведение которых кардинально отличалось от поведения компании, замеченной нами первой. Остальные горожане перемещались по улице так, словно не они всю жизнь являлись хозяевами этого города. Они с опаской выглядывали из-за углов, крались вдоль стен, а когда порой замечали друг друга, то общались жестами и короткими фразами. Некоторые жесты не требовали пояснений. Когда собеседники указывали в направлении, куда удалилась вооруженная компания, после чего мотали головами или выразительно махали руками, они явно предупреждали, что туда ходить не рекомендуется. Даже не пересекая реку, было легко уяснить, кто сегодня хозяин этого мегарайона.
        Ночь прошла беспокойно. Приходилось спать вполглаза, поскольку я отказался от идеи организовать посменное дежурство. Науму Исааковичу требовалось хорошенько отдохнуть - в отличие от нас с Кэрри, он в эти два дня пути без работы не скучал. Доверять обязанности дозорного Каролине я не рискнул, хотя давно убедился, что она - человек ответственный. Но одно дело доверять кому-то в мирной жизни и совсем другое - возлагать на него ответственность в экстремальной обстановке. Сказать по правде, я и в собственные силы не особо верил, но из всей команды «Неуловимого» надеяться приходилось только на себя.
        Трижды я покидал кабину и вслушивался в ночные звуки. Здесь уже не ощущалось той гробовой тишины, в какую погружалась наша окраина после наступления сумерек. Жизнь за рекой продолжалась и ночью. За плеском речных волн постоянно раздавались человеческие крики, звон кварца и грохот разрушений. Где-то неподалеку от побережья горел огонь, скрытый от нас зданиями. Отблески пламени плясали на кварцевых витражах и притягивали взор, однако не вызывали во мне желания направиться к теплу и людям. Просто слабо верилось, что у далекого костра нас поджидают друзья. Да и вообще неизвестно, был ли этот огонь разведен для обогрева и приготовления пищи. Судя по яркости пламени, он больше походил на пожар, вокруг которого устроила шабаш вопящая нечисть. Чем с ней бороться, нам еще только предстояло выяснить...
        
        Я проснулся, когда Наум Исаакович уже переправил «Неуловимого» через реку и вовсю гнал его по неизведанной территории. На мой недовольный вопрос, почему меня не разбудили вместе с остальными, дядя Наум ответил, что просто хотел дать мне время отдохнуть перед трудным днем, от которого явно не приходилось ждать ничего хорошего. Одно то, что его придется провести на ногах, напрочь лишало оптимизма. Не говоря о прочих неприятностях, способных подпортить нам жизнь, а то и вовсе разлучить с нею.
        Межрайонная магистраль тянулась в прежнем направлении, лишь сменила цвет на сплошной красный, без единого серебристого просвета. Это означало, что путешествие наше подходит к концу - мы двигались по последней, самой продолжительной стоп-зоне. Где-то впереди должен был находиться финишный пункт, венчающий длинную «иглу» магистрали этакой булавочной головой.
        Последний участок пути, где еще было реально прикинуть на глазок расстояние до земли, - речное побережье - мы давно миновали. Определить, на какой высоте мы находились сейчас, я даже не пытался. «Неуловимый» резво бежал вперед по глубокому искусственному каньону, стены которого - кварцевые и каменные стены окружающих магистраль зданий - уходили ввысь, оставляя для созерцания лишь полоску голубого неба над головой, Трубопровод под колесами автомобиля был такого диаметра, что «Неуловимый» смотрелся в сравнении с ним жалкой букашкой, ползущей по поваленному стволу вековой сосны.
        Горизонт как таковой здесь отсутствовал. Раньше жители нижних ярусов центрального мегарайона наслаждались восходами и закатами лишь при помощи панорамных псевдоокон. Из-за колоссального размера зданий в центре практически не было смены дня и ночи. На нулевом ярусе, то бишь поверхности земли, где брезговали жить даже непритязательные фиаскеры, такого явления, как день, не было вовсе. Нельзя сказать, что там царила вечная ночь. Скорее, мрак чередовался с сумерками. Мощные лайтеры круглосуточно боролись с темнотой, не давая нулевому ярусу превратиться в место для любителей экстремальных прогулок. Пространство под жилыми ярусами занимали в основном системы жизнеобеспечения, стоянки модулей и различные товарно-продуктовые базы. Сегодня там должен был образоваться целый мир, живущий по совершенно обособленным законам: тьма скрывала в многокилометровых лабиринтах несметные запасы продовольствия и масса охотников блуждала по тем лабиринтам в поисках пропитания. Голод являлся достаточным стимулом чтобы презреть страх перед остервенелыми фиаскерами, чьи банды уже, без сомнения, наложили лапы на большинство
продуктовых баз. На прежде безлюдном нулевом ярусе шла сегодня жестокая война, о масштабах которой можно было только догадываться.
        Я помнил: финишный пункт нашей магистрали располагался на пятом ярусе. Это означало, что путь наш пролегал сейчас примерно в полукилометре от поверхности земли. Всего же ярусов в центральном мегарайоне насчитывалось десять, и какой из них являлся наиболее безопасным для путешествий в глубь центра, я с ходу определить не ручался.
        Мы постоянно наблюдали людей. В отличие от обитателей мегарайонов, через которые мы проезжали вчера, жители высотного центра не стремились без нужды спускаться ближе к земле, предпочитая находиться на освещенных солнцем средних и верхних ярусах. Люди с удивлением пялились на нас с эстакад, террас и межъярусных переходов, что-то кричали вслед, а один фиаскер даже запустил в «Неуловимого» обломком трубы, но, к счастью, с глазомером у подонка было не ахти. Такая немотивированная агрессия по отношению к автомобилю здорово оскорбила его изобретателя, и он долго не мог успокоиться. Кауфман возмущался и жаловался, что маршалы - и те не проявили к самодельной технике столь беспардонного отношения. Меня же брошенный в нас обломок лишь укрепил в мысли, что наше миролюбивое кредо необходимо срочно пересматривать.
        Получить по крыше кабины брошенным с высоты хламом - самое страшное, что пока грозило нам в центре. Выскочить на магистраль и броситься в погоню недоброжелателям не удалось бы: территория, по которой инстант-коннектор пересекал жилые кварталы, всегда считалась запретной; граждане пересекали закрытые зоны по переброшенным через них эстакадам. Это свойство инскона играло нам на руку, однако имело и оборотную сторону - у нас также не получилось бы покинуть магистраль в любой понравившейся точке. Поэтому мы следовали к финишному пункту, откуда планировали попасть в город через стоянку ботов - единственно приемлемый способ для выхода с запретной территории. Каким образом это осуществить, следовало выяснить на месте. Спускаться с инскона тем же методом, которым мы на него забрались, - цепляясь за кронштейны ремонтных модулей, - на полукилометровой высоте не рискнул бы даже я, самый физически развитый член нашей команды.
        Я внимательно поглядывал вверх, опасаясь, как бы нам на головы опять не сбросили что-нибудь тяжелое, и потому дядя Наум первым заметил конец пути. Да и не заметить такое было нельзя даже издалека.
        - Об этом я вам и толковал, - мрачно заявил Кауфман, сбрасывая скорость до минимума, отчего «Неуловимый» пополз чуть быстрее пешехода. - Какая жуткая трагедия! Не завидую тем несчастным, кому довелось угодить в эту стихию.
        Финишный пункт практически перестал существовать. Сохранилась лишь стоянка для ботов - ее спасло то, что она была пристроена к инскону сбоку. Сегодня магистраль не заканчивалась шарообразной «заглушкой», станцией техосмотра и сортировки ботов, трубопровод резко обрывался неподалеку от чудом уцелевшей стоянки. Раскуроченный до неузнаваемости, он чем-то напоминал бамбуковую палку, конец которой побывал в зубах свирепого пса.
        Буйство стихии, разворотившей инскон и уничтожившей финишный пункт, на этом не ограничилось. Когда мы добрались до конца и остановились, не доезжая обрыва, перед нами развернулась и вовсе удручающая картина. Станция техобслуживания была лишь мелочью в сравнении с прочими бедами, какие натворили неуправляемые боты, вылетавшие из трубопровода с восьмикратной скоростью звука. Не ведай мы ничего о причине разрушений, решили бы, что сюда рухнул метеорит. Боты-убийцы сровняли с землей почти все здания, расположенные у них на пути в секторе радиусом около двух километров. Еще несколько колоссов рухнули, не выдержав веса упавших на них соседних высоток. За считаные минуты в плотно застроенном центре гигаполиса образовалась брешь, превышающая по площади Аризонский метеоритный кратер. Сколько людей при этом погибло, можно было догадаться по кургану, наваленному над их телами: гора из обломков, готовая в скором времени вырасти еще за счет полуразрушенных, но пока державшихся зданий.
        Взволнованная Каролина взяла отца за руку и молча взирала вместе с ним на немыслимую по масштабу трагедию. Наум Исаакович, сумевший в деталях описать эту катастрофу, не выходя из дома, тоже пребывал в растерянности: похоже, реальность превзошла его самые пессимистические прогнозы. Держась за руки, поникшие Кауфманы понуро стояли на краю обрыва, словно родня, опоздавшая на похороны кого-то из близких. Я тоже притих неподалеку, не переставая, однако, при этом следить за округой. Нельзя было забывать о придурках, готовых уронить нам на голову какую-нибудь гадость, Но вокруг царило безлюдье - очевидно, горожане держались от этого жуткого могильника подальше.
        В то время как наше путешествие, по сути, только начиналось, для «Неуловимого» на данном этапе оно подошло к концу. Согласно первоначальному плану, автомобилю полагалось дожидаться нашего возвращения здесь, в недоступном месте, будучи припрятанным в развалинах станции технического обслуживания. План чуть не пошел прахом, поскольку от станции не осталось даже развалин. Кауфман озабоченно походил вокруг автомобиля, поцокал языком, осмотрелся, после чего беспомощно развел руками и произнес:
        - Что ж, ничего не поделаешь: придется бросить его прямо тут. Задержимся на полчаса - мне требуется принять кое-какие меры, чтобы по возвращении мы уехали домой без проблем. Капитан, будьте добры: пока я буду возиться, придумайте, как нам отсюда спуститься.
        Задачка получилась несложной, но трудоемкой. Стояночная площадка находилась на пятнадцать метров ниже, и половину этого расстояния я преодолел легко, съехав на заднице по покатому боку трубопровода. Когда же скат стал более отвесным, я покрепче вжался спиной в трубопровод и, притормаживая таким образом, осилил вторую половину спуска.
        Приземление вышло жестким, но сегодня я был к этому готов. Едва обретя опору под ногами, я совершил перекат вперед, чтобы не пробороздить носом площадку. Неплохая акробатика для ветерана; кажется, даже Каролина это оценила. Правда, виду не подала - только я выпрямился и поглядел вверх, как она поспешно отвернулась, будто вовсе не смотрела в мою сторону. Неблагодарная, хоть бы улыбнулась для приличия, ведь ради общего дела здоровьем рисковал...
        Глупо было, конечно, требовать от Кауфманов последовать моему примеру - что я стану делать посреди этого хаоса с двумя переломавшими ноги калеками? Поэтому пришлось соорудить для них некое подобие лестницы из стоявших неподалеку одноместных ботов. Ещё ни разу мне не доводилось ворочать их руками, но в действительности меркуриевые боты оказались не такими уж тяжелыми. Для крепкого реал-технофайтера не составило труда взгромоздить их друг на друга, сложнее было уследить, чтобы яйцеобразные боты не раскатились и не развалили конструкцию, которую я из них соорудил…
        - Ловите! - крикнул сверху дядя Наум, однако вместо походных сумок швырнул мне открученное автомобильное колесо. Бесценный каучуковый раритет больно съездил меня по груди и чуть не переломал пальцы. Кое-как изловив его, я едва не навернулся со своего шаткого сооружения наземь. Предусмотрительный Наум Исаакович не ограничился одним колесом и для пущей гарантии отвернул их все. Когда колеса были сброшены на стоянку, дошла очередь до вещей, а затем уже и Кауфманы отважились под моим чутким надзором спуститься с трубопровода.
        Первой в мои объятия скатилась Каролина. Шутливо шлепнув меня по рукам, она грациозным движением соскочила с пирамиды, после чего помогла мне подстраховать отца, съехавшего вслед за ней через несколько секунд.
        Колеса припрятали в одном из ботов, а пирамиду разобрали во избежание неприятностей. Легкий либериаловый генератор, который дядя Наум также извлек из «Неуловимого», мы прихватили с собой. В умелых руках Кауфмана генератор мог при необходимости оживить любую технику, от простого лайтера до более сложных приспособлений.
        - Итак, каковы будут задачи на сегодня? - осведомился я, вешая на плечо сумку и проверяя, чтобы торчащая из нее рукоять топора всегда была под рукой. Непривычная тишина звенела в ушах, словно вдруг ни с того ни с сего воздух утратил звукопроводимость. Не считая оставленных позади руин, все привычные атрибуты пятого уровня вроде бы находились на месте - та же неизменная обстановка, только узнать ее было не так-то просто. Первоначальное впечатление, сложившееся у меня после того, как мы покинули стоянку инскона: город - мертвый организм, душа которого отлетела безвозвратно. Не двигались по улицам реки-толпы пестро одетых горожан, не мельтешили экспресс-модули локальной транспортной сети, потоки рекламы и прочей информации не обрушивались на меня каскадами красочных голограмм...
        Все исчезло, остались лишь декорации, покрытые грязными разводами прибитой дождем пыли. Окутавшая их плотная тишина наводила на мысль, что этот грандиозный театральный реквизит давно заброшен и пылится на свалке истории. Но думать так было в корне неправильно. Спектакль продолжался. Он шел, даже несмотря на то, что режиссерами сегодня стали бывшие статисты, которые раньше присутствовали на сцене лишь в задних рядах массовки...
        Кауфман ответил на мой вопрос не сразу. Порывшись в сумке, он извлек оттуда маленький приборчик, поначалу принятый мной за древний таймер. Приборчик также имел стрелку, которая почему-то начинала вращаться и дрожать при малейшей встряске. Довольно скоро я догадался, что это не таймер, но истинного названия сей штуковины так и не вспомнил, хоть оно и вертелось у меня на языке. Наум Исаакович крепко ухватил странный таймер обеими руками, дождался, пока стрелка его прекратит крутиться, осмотрелся и только потом заговорил:
        - Согласно моей карте, штаб-квартира маршалов должна быть в тридцати двух градусах от севера. Ну, может быть, ошибаюсь на один-два градуса. У моих предков, как известно, иногда возникали трудности с топографией, так что если немножко заплутаю, вините во всем мою наследственность... Будем придерживаться маршрутных линий экспресс-модулей. Так мы избежим лишнего блуждания и доберемся до цели кратчайшим путем. Но есть загвоздка: кое-где линии переброшены по воздуху через закрытые зоны инскона. В этих случаях нам придется идти в обход по ближайшим эстакадам.
        - А если при помощи вашего генератора реанимировать транспортный модуль и не мозолить себе ноги длинной прогулкой? - высказал я осенившую меня идею. - Доехали бы до Пирамиды хоть без ветерка, зато с комфортом.
        - Мысль замечательная, молодой человек, но реализовать нам ее не удастся при всем желании, - отверг моё предложение Кауфман. - Экспресс-модули не используют автономные генераторы. Для них источником питания служит непосредственно маршрутная линия. Уверен, что энергия на линии есть, но пока я разберусь со схемой подключения, пока переделаю модуль на ручное управление... Это длительный процесс, да и положительный результат не гарантирован. Так что увы... Но не отчаивайтесь: нам осталось до цели примерно три дня пути - куда меньше, чем мы затратили бы, не будь у нас «Неуловимого».
        - Ладно, проверим, много ли останется в вас оптимизма хотя бы к сегодняшнему вечеру, - усмехнулся я.
        
        Я определил для Кауфмана слишком долгий предел терпения - оптимизм у него иссяк уже к обеду, когда город наконец-то явил нам свой лик во всей красе. Лик одичавшего животного, уже мало чем напоминавшего прежнее - выдрессированное и миролюбивое...
        Дабы ненароком не заблудиться, мы придерживались одного яруса - пятого - и не сворачивали в межъярусные переходы, попадавшиеся на пути. Лишенные универсального путеводителя-инфоресивера, я уже через четверть часа не мог определить, в какой стороне находится стадиум, Непривычно было перемещаться по центру такими черепашьими темпами. Чтобы добраться от инскона до стадиума, я всегда садился в экспресс-модуль и уже через несколько минут стоял у служебных ворот «Сибири». Двигаясь пешком, я абсолютно утратил чувство пространства. Порой мне чудилось, что мы, отмахали уже полгорода. Однако, обернувшись, я всё еще отчетливо видел полуразрушенную высотку, примеченную мной у финишного пункта инскона. И когда она в конце концов пропала из поля зрения, я лишился последнего ориентира.
        Наума Исааковича подобные мелочи не пугали, поскольку, в отличие от меня, он полагался не на собственную память, а на прибор с незамысловатым названием «компас», Балансирующая на острие иглы намагниченная стрелка заменила дяде Науму инфоресивер, напичканный миллиардами высокоточных деталей размером с молекулу. Постоянно сверяясь с компасом, Кауфман уверенно поднимался на путепроводы, углублялся в разгрузочные подуровни пятого яруса, уверенно выбирал курс на уличных развилках, пересекал эстакады и вёл нас под аркадами торговых галерей, которые из-за погасших лайтеров и рекламных пикров обрели готическую мрачность. Опасения Наума Исааковича по поводу его наследственных недостатков были явно беспочвенны - гены известнейшего проводника всех времен и народов Моисея в нем хоть и присутствовали, но доминирующей роли не играли. Наш проводник искал не призрачную «землю обетованную», а конкретную цель, повинуясь не эфемерным мечтам, а логике, с которой у него был полный порядок.
        Я много раз рекомендовал Кауфману не торопиться. Рекомендовал настоятельно и доходчиво. «Дядя Наум, разве не вы учили, что тише едешь - дальше будешь?» - напоминал я ему. Но, на нашу беду, Кауфман принадлежал к тем людям, которые в состоянии сильною увлечения не обращают внимания на то, о чем толкуют им окружающие. Не ступи он однажды на стезю изобретателя, наверняка стал бы заядлым игроком, просаживающим пенсионное пособие в многочисленных казино «Серебряных Врат». Хотя кто знает, может быть, в молодости дядя Наум просто не успел пристраститься к азартным играм. В этом случае для него ещё не всё было потеряно.
        Увлеченный своей игрушкой - компасом, Кауфман быстрыми шагами двигался в авангарде, то и дело вырываясь вперед на десяток метров. Когда это случалось, Каролина прикрикивала на отца, а я, в свою очередь, предупреждал ее, чтобы не слишком горячилась - нам следовало вести себя тихо. Обычно Наум Исаакович слушался дочь, но изредка пропускал ее окрики мимо ушей. Тогда приходилось бегом догонять теряющего бдительность проводника, дабы снова напомнить ему элементарные правила осторожности.
        В этот раз Кауфман увлекся ориентированием особенно азартно. На ходу он умудрялся не только вычислять курс, но и отмечать его карандашом в походном блокноте. Не глядя по сторонам, дядя Наум опять быстрой походкой рванул вперед и, не успела Кэрри сделать ему двадцатое за час предупреждение, скрылся за углом, только его и видели. Чертыхнувшись, мы снова пустились вдогонку.
        Бежать пришлось недолго. Дядя Наум не заставил тратить силы на его поимку, остановился без лишних предупреждений и покорно дожидался нас перед длинной эстакадой.
        Кауфмана смутила группа людей, которые не нашли иного места для времяпрепровождения, как переброшенная через «русло» инскона эстакада. За время, проведенное нами на ногах, мы уже встречали горожан, как одиночек, так и маленькие группы. Кое с кем из них - теми, что посмелее, - мы даже перебрасывались парой-тройкой фраз, но проку от этих разговоров было чуть. Удалось лишь выяснить, что некоторые граждане состояли членами общин, организованных в ответ на творимое фиаскерами беззаконие. («Вполне закономерно, - заметил на сей счет Кауфман. - История развивается, как и должно - хищники лютуют, травоядные отращивают рога и сбиваются в стаи».) Я предупредил дядю Наума, чтобы молчал, откуда мы и зачем пожаловали: слухи о прибывших в центр чокнутых провинциалах могли нам навредить. Поэтому в разговорах со встречными Кауфман ограничивался ответом, что мы - заблудившиеся жители соседнего мегарайона.
        Знакомиться с горожанами на эстакаде было нецелесообразно. Наум Исаакович догадался об этом сразу, как только увидел преградившую путь компанию: дюжина развязно ведущих себя молодых людей, среди которых присутствовали и девушки. Оружие имелось у всех без исключения и представляло собой все те же палки, трубы и арматуру. То, что мы столкнулись именно с фиаскерами - хозяевами окрестных территорий, - лично я не сомневался ни секунды.
        Мы приблизились к переминавшемуся с ноги на ногу Кауфману, испуганному настолько, что, когда Кэрри взяла его под руку, он вздрогнул.
        - Думаю, молодые люди, нам таки надо поискать другую дорогу, - вполголоса произнес Кауфман, рассовывая по карманам карандаш, блокнот и компас. - Здесь мы определенно не пройдем.
        - Замечательная мысль, дядя Наум. Только реализовать нам ее, похоже, не удастся при всем желании, - разозлённый, я ответил Кауфману его же словами, сказанными накануне. - Плохо, что вы забываете смотреть по сторонам, очень плохо!
        Впрочем, учинять взбучку неосмотрительному проводнику было поздно. Все двенадцать пар замазанных глюкомазью глаз уже пялились на нас с нездоровым возбуждением. Фиаскеры, которые сидели вдоль парапета эстакады, принялись с недовольством вставать, остальные нервозно поигрывали оружием, ожидая, когда группа соберется вместе.
        - Идемте отсюда, - приказал я негромко. - Только без паники. Гиены не должны почуять запах нашего страха. Иначе разорвут.
        У меня возникло старое, но отнюдь не доброе чувство, ранее появлявшееся при выходе на полигон в составе изрядно потрепанной команды. Предвкушение схватки и повышенный адреналин в крови от того, что шансов на победу имеется не так уж и много. И пусть сегодня моими противниками были не «Всадники Апокалипсиса», отсутствие хорошего оружия и командной поддержки - Кауфманов я за боевую силу не считал - мешало уверенно предсказывать исход назревающего конфликта. Щекотало нервы и то, что все происходило с нами в реальной жизни, поэтому легкомысленно было надеяться на соблюдение противником правил турнирной этики.
        Отступление позорно на спортивной арене, в природе оно - вполне нормальная тактика при встрече со стаей разъяренных гиен. Стараясь побыстрее скрыться с глаз опасной компании, мы развернулись и направились обратно - туда, где пять минут назад заметили переход на четвертый ярус, на котором имелась такая же эстакада, сооруженная на сотню метров ниже. Оставались шансы, что фиаскеры просто поленятся догонять замеченных ими незнакомцев либо сочтут преследование убегающих ниже собственного достоинства. Шансы крайне мизерные, поскольку само понятие «достоинство фиаскера» было из разряда абсурдных: что-то наподобие «человеколюбие садиста».
        И потому лично я не удивился, когда надежды эти не сбылись. Фиаскеры бросились в погоню с таким воодушевлением, словно караулили нас уже несколько суток и вот после томительного ожидания удача наконец-то им улыбнулась. Топот и крики нарастали с каждым мгновением. Поведение врага плохо вязалось с общеизвестной вялой медлительностью, характерной для хронических глюкоманов. Угол здания пока скрывал фиаскеров, однако звуки их приближения ввергали в дрожь не только Кауфманов, но и меня. Побросать вещи и спасаться отчаянным бегством? Глупо: были бы фиаскеры еще далеко, тогда ладно, а так... Любой, даже самый заторможенный глюкоман настигнет пожилого дядю Наума за считаные секунды.
        Значит, бегство исключено. Что ж, Гроулер не поворачивался спиной к врагу на арене, не повернется и здесь, Тем более к такому недостойному врагу!
        - Может быть, желаете провести с ними переговоры? - со злой иронией полюбопытствовал я у Наума Исааковича, извлекая из сумки топор. - Мы же вроде бы цивилизованные люди и избегаем насилия.
        - Боюсь, капитан, они отвергнут любые наши предложения, - ответил еле живой от страха дядя Наум, стуча зубами и пятясь вместе с дочерью к спуску на нижний ярус. - Делайте все, что сочтете нужным. Но в пределах допустимого, прошу вас...
        - Уходите вниз, - распорядился я. - Потолкую с ними в переходе. Поторопитесь!
        Кэрри бросила на меня понимающий взгляд и, подхватив отца под локоть, поволокла его на четвертый ярус. Я перехватил рукоять топора поудобнее, постарался усмирить нервы, задав себе привычный турнирный настрой, после чего развернул топор обухом к противнику и встал возле угла, выжидая подходящего момента для контратаки. «Начну вполсилы, а там как получится», - коротко обрисовал я для себя стратегию грядущего боя - первого боя в моей жизни, идущего не по спортивным правилам.
        Топот и агрессивные вопли приближались. Фиаскеров подстегивал животный азарт погони, вполне естественный для хищников, охотившихся стаей. Я мог бы, конечно, выбрать сравнения и из области спорта - командный дух, чувство локтя и им подобные, - только это звучало бы неуважительно к моим собратьям по оружию, которые и в мыслях не позволили бы себе поднять руку на женщин и стариков. Звериная стая - она и есть звериная стая, со всеми присущими ей законами. А следовательно, и драться с ней требовалось по звериным принципам: прежде всего ликвидировать вожака - его потеря надломит боевой дух даже самых агрессивных хищников.
        Я рассчитывал, что фиаскер, бегущий во главе банды,| как раз и будет тем, кто мне нужен. Прицелившись, я выждал момент, когда из-за угла покажется тень первого врага, после чего резко выдохнул и нанес опережающий удар обухом на уровне промежности пока невидимого вожака.
        Капитан «Молота Тора» Гроулер только на четвертом десятке лет жизни узнал, что является на редкость беспринципным человеком. Он свято чтил кодекс реалеров, запрещающий заниматься рукоприкладством вне спортивной арены, однако, спровоцированный крайними обстоятельствами, легко поступился правилами. Но вот что интересно: колошматя ораву безмозглых идитов, которых поодиночке воспринимать за серьезных противников было и вовсе глупо, я не испытывал ни малейших угрызений совести.
        За два месяца фиаскеры освоились далеко не со всеми законами Жестокого Нового Мира. Кое-какие недостающие знания я вдалбливал сейчас в их тупые головы. Главное, фиаскеры усвоили основной постулат моего урока, а его мне, в свою очередь, преподал всезнающий дядя Наум (правда, преподал не в такой радикальной форме, но тоже весьма доходчиво): всякое действие рождает противодействие, причем не всегда адекватное затраченным усилиям. Данная же ситуация вышла в какой-то степени уникальной, поскольку противодействие в ней явно опередило действие. Жаль только, что те, кто олицетворял собой действие, вряд ли оценили эту уникальность. Но они хотя бы запомнили урок - и то хорошо.
        Первое «противодействие» не получилось точным. Я ошибся в расчетах, так как не предполагал, что бежавший в авангарде фиаскер окажется столь высокорослым. Обух топора - более гуманное оружие, нежели лезвие, - угодил не во вражескую промежность, а по коленной чашечке. Я отчетливо расслышал хруст сломанной кости - звук, накрепко осевший у меня в памяти после трагического поединка со Спайдерменом. Даже не осознав толком, что произошло, верзила загремел на бетон, тут же сменив крик ярости на пронзительно-жалобный вопль боли. И не успел он еще завопить во все горло, как я уже выскочил из-за угла и набросился на того, кто бежал следом за ним.
        Второй подвернувшийся под руку фиаскер испуганно выпучил глаза при виде моей свирепой физиономии оскаленных клыков-имплантатов и занесенного топора Оказать сопротивление ублюдок тоже не успел - заблажил подобно верзиле и рухнул на колени со сломанной ключицей. А я, не останавливаясь, перехватил топор поудобнее и ткнул им в зубы третьего возжелавшего нашей крови негодяя. Мне даже не пришлось наносить удар: фиаскер сам с разбегу налетел на обух и лишился сознания, не успев вскрикнуть.
        Надо признать, что озверевший человек все-таки сохраняет остаток разума и не превращается до конца в животное. Вряд ли бы разъяренная стая гиен, потерявшая трёх особей, отказалась от своих агрессивных намерений. Фиаскеры, получившие неожиданный и жестокий отпор, пошли на попятную на удивление быстро. Хорошенько остепенив самых неугомонных, я собрался было ударить под дых очередному нападавшему, но тот уже убегал от меня и потому заработал лишь тычок между лопаток. Его менее быстроногие, однако сообразительные приятели поступили так же, в мгновение ока перестроив арьергард атакующего подразделения в авангард отступающего.
        Я не стал догонять поджавшего хвост врага, хотя здравомыслие и рекомендовало мне вывести из строя для пущей безопасности еще как минимум двух противников. Опустив топор, я встал возле скрючившихся в три погибели побитых фиаскеров. Судя по всему, парни впервые в жизни узнали, чем настоящая боль отличаетется от ее имитации в экстрим-развлечениях виртомира.
        Поредевшая банда ретировалась на безопасное расстояние, сбилась в кучу и начала оперативно анализировать обстановку. Процесс анализа у нее протекал медленно, поскольку осложнялся заторможенностью мыслительных процессов. Тем не менее выводы они сделали правильные: не все граждане центрального мегарайона одинаково запуганы; встречаются среди них и такие, для кого стандартных методов запугивания явно недостаточно.
        - Эй ты! - потрясая обломком трубы и стараясь придать дрожащему голосу свирепости, обратился ко мне один из недобитых противников. - Ты чего, придурок, вконец рехнулся? Да ты хоть понял, кто мы такие?!
        - Догадываюсь, - отозвался я, переводя дыхание. Два месяца без тренировок давали о себе знать. - Вы - самые шаловливые детишки в этом дворе. Извините, погорячился - вы так расшумелись, что я слегка вышел из себя. Обещаю: в следующий раз буду шлепать только по мягким местам.
        - Но, ты!.. - Мой откровенно издевательский тон фиаскерам не понравился. - Ты покалечил Тигра, Гоблина и Убийцу! Соображаешь, что сейчас с тобой будет, урод? На куски порвем! В бетон втопчем! С яруса выкинем!
        - Что же вас останавливает? - полюбопытствовал я, перебросив топор из руки в руку.
        Такой, казалось бы, элементарный вопрос поставил фиаскеров в тупик, потому что конкретного ответа я так и не получил. Бросая на меня злобные взгляды, банда принялась возбужденно спорить, каким же образом дать понять незнакомцу, что он совершил самую крупную ошибку в своей жизни, Идея воздать наглецу по справедливости, переломав руки и ноги, выдвигалась каждым из спорщиков. Однако брать на себя роль инициатора по ее исполнению энтузиастов не нашлось. Девушки из компании и вовсе предложили плюнуть на больного идиота - то есть меня, - забрать раненых и заняться менее рисковым делом, а именно - поискать в округе уцелевшие раздатчики глюкомази. Мужская половина фиаскеров в принципе не возражала, вот только несдержанное обещание казнить меня страшной казнью задевало самолюбие товарищей Тигра, Убийцы и Гоблина.
        Пока фиаскеры решали мою участь, я от избытка праведного гнева разнес топором рекламный пикр и скамейку. В общем, работал на публику - производил психологическую атаку и выплескивал не растраченную до конца агрессивную энергию. Покалеченные фиаскеры взялись отползать от меня, как недодавленные тараканы, а их нерешительные товарищи - вздрагивать и отступать при каждом ударе все дальше и дальше. В финале показательного выступления я проявил и вовсе немыслимую дерзость - демонстративно плюнул в сторону мешкавшей банды, - чего, разумеется сроду бы не сделал в культурном обществе.
        - Короче, слушай ты, псих!.. - крикнул тот фиаскер, который получил обухом по спине. - Отдай нам ребят и проваливай отсюда, понял? Понял или нет?
        - Да я вообще-то и так не держу ваших героев, - проверяя пальцем остроту топора, пожал плечами я. - Иду мимо, никого не трогаю. И дальше бы не трогал, если бы вы меня не задержали. Так, значит, говорите, можно идти?
        - И пошевеливайся! - визгливо тявкнул фиаскер. - В следующий раз поймаем - мало не покажется! Скажи спасибо, что мы сегодня добрые!
        - Премного благодарю, - уважил я великодушных хозяев пятого яруса. - Что ж, если все утряслось, значит, счастливо оставаться... - После чего указал на пострадавших фиаскеров: - Им бы желательно побыстрее к хилеру - такие травмы лучше лечить у специалиста. И впредь пусть воздерживаются от глупостей. Это, впрочем, и вас касается.
        - Эй, а мы тебя раньше не встречали? - подала голос девица, которая в завершившемся споре больше всех настаивала на непротивлении злу насилием. - Что-то лицо твое мне знакомо,
        - Вам показалось, - бросил я, удаляясь. У меня отсутствовало всякое желание задерживаться и отвечать на вопросы, что обязаны были возникнуть, объясни я девице причину ее дежа вю. Инцидент исчерпан, разговоры окончены...
        Положив топор на плечо, я двинулся за Кауфманами, скрывшимися где-то поблизости, на четвертом ярусе. Периодически я оглядывался и проверял, чем занимаются у меня за спиной фиаскеры. Враг вроде бы умерил пыл, и на повторное нападение его могла подвигнуть разве что внезапно взыгравшая гордость. Но меня больше волновала не она, а смена вражеской тактики, вполне логичная после всего произошедшего. Противник с треском проиграл лобовую атаку, но мы продолжали дразнить его, находясь на территории, разведанной им вдоль и поперек. Это давало фиаскерам преимущество, пожелай они напасть снова. А они, бесспорно, пожелают, причём сделают это более продуманно, поскольку обжигаться второй раз среди них кретинов явно не отыщется.
        Я с тревогой ожидал грядущей ночи - идеальных условий для взятия реванша теми, кто проиграл в честном бою при солнечном свете. Нам требовалось сохранять бдительность в бетонных джунглях и стараться больше не лезть на рожон. Ради этого я был готов даже посадить дядю Наума на поводок, если он не пересмотрит свое легкомысленное поведение.
        Взволнованные Кауфманы ожидали меня на выходе из межъярусного перехода, спрятавшись за автосэйлером. Моя короткая стычка с фиаскерами была видна им во всех подробностях, что избавило меня от необходимости рассказывать о ней, Наум Исаакович ощущал себя виноватым и был подавлен. А вот во взгляде Каролины я обнаружил нечто любопытное. Правда, дать своему открытию точное определение я затруднялся. В глазах Каролины было что-то среднее между одобрением и пониманием. «Все в порядке, Гроулер, - как бы намекала Кэрри. - Можешь не оправдываться - на твоем месте я поступила бы так же», Этот доселе невиданный мною взгляд приковывал внимание простой человеческой теплотой, ранее спрятанной под маской показной холодности, Что ни говори, а такая Каролина нравилась мне гораздо больше.
        Наваждение мелькнуло и пропало. Убедившись, что я в порядке, Кэрри вручила мне мою сумку и снова вернулась в свое привычное амплуа Снежной королевы, у которой несносная Герда только что увела из-под носа любимого фаворита Кая. На меня Каролина больше не смотрела, что, впрочем, было и к лучшему. Запечатлев в памяти ее теплый взгляд, мне хотелось сохранить в мыслях именно это короткое, уже ускользнувшее мгновение. Я решил считать его наградой за проявленное усердие в своем специфическом ремесле. Наградой скромной, но вполне заслуженной.
        - Мне таки жутко неудобно, капитан, что по моей вине вам пришлось... - начал было Кауфман, но я, недослушав его, махнул рукой:
        - Ладно, дядя Наум, что случилось, то случилось. Погибших нет, так что можете успокоиться. Нам повезло, что мы наткнулись на дешевых артистов, а не на ребят посерьезней. Представлением, которым они пыжились меня удивить, я уже двенадцать лет развлекаю публику на стадиуме. Поэтому в законах жанра разбираюсь гораздо лучше. Два месяца - слишком короткий срок, чтобы превратиться из ничтожества в полноценного бойца, хоть Тигром при этом назовись, хоть Убийцей. Кусаться и тявкать - одно, рычать и раздирать глотки - совсем иное. Чтобы уяснить разницу между этими вещами, надо обладать кое-каким опытом. Тигр рычит, когда поймает добычу и не раньше. Плохо то, что, едва войдя в город, мы уже нажили себе врагов, хотя могли без проблем избежать этого. Ну да черт с ними, неужели мы струсим и отступим перед горсткой каких-то придурков? Просто теперь будем почаще озираться и выглядывать из-за углов, прежде чем куда-нибудь свернуть...
        - Я вот о чем хотел поговорить, молодой человек, - жестом прервал меня Кауфман, - Помнится, вчера вы предложили отклониться от маршрута и заглянуть в одно незапланированное местечко. Так вот: я не против. Лучше потерять день на поиск средств самозащиты, чем из-за их отсутствия потерять собственные жизни. Эти ваши арсеналы на стадиуме - расскажите-ка о них поподробнее. Если арсенальные замки относятся к войс-блокираторам, думаю, при помощи отвертки, молотка и кусочек вскрою их за пару часов. А потом экипируетесь, как ваша душа пожелает. И вам будет сподручней... хм... разбираться во внештатных ситуациях, и нам с Кэрри спокойней...
        Однако как просто, оказывается, заставить гуманиста поменять мировоззрение в антигуманном обществе! Ещё одно доказательство, что против природы не попрёшь. Её законы зародились на миллионы лет раньше появления человека, и спорить с этими законами, на мой взгляд, бесполезно. Желание выжить быстро выветривает из головы предубеждение к насилию, а особенно насилию к тому, кто покушается на твою жизнь. Сегодня с подобными предубеждениями расставались даже те, кто еще вчера из принципиальных соображений не обижал даже мух.
        
        Рассказывать о том, как мы провели в диком центре первую ночь, будет скучно, поскольку прошла она на удивление спокойно. Знай я наперед, что так случится, выспался бы безмятежным сном праведника и запасся силами на пару последующих дней. Но плохой сон преследовал меня уже третьи сутки. Я толком не вздремнул даже вечером, когда решил отдохнуть перед долгой ночной вахтой, заставив близорукого Наума Исааковича готовить ужин, а Кэрри - наблюдать за округой до тех пор, пока не зайдет солнце, В кромешном мраке к нам легко могли подкрасться даже неосторожные фиаскеры. Поэтому давать Кауфманам ответственное поручение, требующее чуткого слуха, зоркости и выдержки, я не рискнул. При свете дня - еще куда ни шло; Каролина - девушка дисциплинированная и глаз у нее острый, но ночной город - это уже полигон для более профессиональных бойцов.
        Или побитые фиаскеры и впрямь оставили нас в покое, или мы умудрились хорошо запутать следы, но сколько Каролина, а после нее я ни напрягали зрение, выявить поблизости врагов нам не удалось. Мы специально заняли выгодную позицию - терраса пустого и уже давно разграбленного ресторана на перекрестке улиц. Оттуда пятый ярус просматривался во всех направлениях, а мы, заблокировав выходы на террасу столиками и соорудив из солнцезащитных зонтов палатку были с улицы практически незаметны. Пока я пытался заснуть, дядя Наум сбегал с отверткой на ресторанную кухню и выломал из печи небольшой термоэлемент, который тут же подсоединил к нашему либериаловому генератору, Получилась крохотная, но вполне работоспособная печь. Так что, когда я, злой и не выспавшийся, заступил на ночное дежурство, меня ожидал горячий ужин и все, что требовалось бдительному стражу для приготовления крепкого кофе. Дядя Наум был отвратительным воякой, но превосходно знал, как поддерживать бодрость духа в своем телохранителе. Я приглядывал за Кауфманами, Кауфманы заботились обо мне - самая настоящая командная порука...
        Действительно, держимся вместе с первого дня кризиса, пора бы уже и название для команды придумать. Что-нибудь величественно-грозное наподобие «Молота Тора»... «Спасатели Мира»?.. Величественно, но не грозно. «Топор Кауфмана»?.. Грозно, но не величественно. «Топор Мира»?.. Грозно и величественно, но звучит по-идиотски. «Спасатели Кауфмана»? Ни то ни другое, к тому же двусмысленно. Хотя во втором смысле гораздо ближе к истине: я предчувствовал, что нам с Кэрри еще не раз придется вызволять рассеянного дядю Наума из беды...
        Мне все же удалось поспать часок на рассвете, пока Кауфманы хлопотали над завтраком. Бодрости этот скоротечный сон не добавил, а лишь еще больше разморил. На кофе, употребляемый всю ночь, к утру у меня выработался стойкий иммунитет. Чтобы взбодриться, Гроулеру требовалась адреналиновая инъекция, сиречь хорошая нервная встряска.
        Наум Исаакович будто догадался об этом. Едва лишь солнце засверкало в полную силу, он порадовал меня известием, что в его бинокль уже наблюдаются верхушки мачт, на которых вокруг стадиума «Сибирь» развевались знамена с гербами команд реал-технофайтеров. Я попросил бинокль, после чего долго выискивал между рядами высоток милые сердцу атрибуты прошлой жизни и по наводке Кауфмана все-таки нашел. Едва у меня перед глазами замаячил ориентир, как вялость моя улетучилась бесследно, а в душе заиграла тяга к дальнейшим путешествиям, которая по всем признакам должна была напрочь исчезнуть после вчерашнего инцидента.
        Мой второй дом, где я провел почти половину сознательной жизни, - стадиум «Сибирь» - манил меня развевающимися на ветру флагами. Словно старый друг, что приметил вдалеке запропастившегося невесть куда приятеля и теперь радостно подзывает его к себе. Я тоже был рад снова видеть знакомый до боли стадиум и спешил к нему навстречу, веря, что в родных стенах мне с друзьями не угрожает опасность. К тому же очень хотелось повидаться с кем-нибудь из знакомых, которые, я надеялся, непременно должны были попасться нам на стадиуме либо поблизости от него. Слабо верилось, что на огромных пространствах «Сибири» - полигонах, коридорах, студиях - не осталось ни одной живой души, помнившей незабвенного капитана Гроулера.
        
        Наум Исаакович оставил в покое компас, поскольку даже мне - профану в древнем ориентировании - было ясно, куда идти. По мере того как мы приближались к стадиуму, стяги над ним становились все заметнее, постепенно превращаясь из разноцветных пятнышек в хорошо различимые вымпелы, Я уже мог невооруженным глазом определить, какое из знамен принадлежит «Молоту Тора», Огромные полотнища, каждое площадью в две тысячи квадратных метров, волнами развевались на мачтах и синхронно меняли направление по воле ветра. Наши знамена еще ни разу не сложили свои гордые крылья, поникнув от штиля, - бушующий на километровой высоте ветер не утихал никогда.
        На пути к стадиуму Наум Исаакович доказал, что уроки вчерашнего дня отложились в его голове основательно. Причем даже основательнее, чем хотелось бы. Теперь дядя Наум отрывался от группы крайне редко, однако все равно продолжал двигаться впереди, видимо, не хотел выглядеть усталым стариком, плетясь следом за нами. Его обязанности проводника в это утро свелись к минимуму - с появлением на горизонте стадиума я начал узнавать прилегающие к нему территории. Поэтому энергичный Кауфман без колебаний взял на себя роль дозорного. Приближаясь к очередному повороту, он жестом придерживал нас, так же знаками призывал к тишине, а затем подкрадывался к углу и осторожно выглядывал из-за него. Не обнаружив ничего подозрительного, дядя Наум звал нас к себе и давал «добро» на дальнейший путь. Все это делалось Кауфманом так артистично, что я с трудом сдерживал улыбку. Но деликатно помалкивал: пусть лучше он ведет себя так, чем пялится на компас и прет напролом.
        Первое время я радовался, глядя на Наума Исааковича, адаптировавшегося к современным городским реалиям. Радовался, пока не убедился, что его адаптация принимает параноидальный характер.
        Проявлялось это обычно так:
        - Капитан, вы тоже видите засаду за тем кредитным терминалом? - зловещим шепотом спрашивал меня Кауфман, указывая на настороживший его объем: - Я засек возле него какое-то подозрительное копошение.
        - Да это же просто бродячая собака, дядя Наум, - приглядевшись, успокаивал я его. - Наверное, кто-то набросал там объедков, вот она и роется в них.
        - Вы уверены? - недоверчиво хмурился Кауфман. - Сроду не встречал таких крупных собак, сами посудите, с чего им жиреть-то сегодня? Ну-ка присмотритесь внимательнее, молодой человек!
        - Бросьте, Наум Исаакович! - раздраженно отмахивался я. - Даже будь это фиаскеры, сколько человек спрячется за терминалом? От силы два. Ручаюсь: поодиночке эти двуногие псы нападать точно не отважатся.
        - Те, с которыми вы вчера имели беседу, может, и не отважатся. Однако не забывайте, что вокруг еще шастает полным-полно всякого сброда...
        И так происходило почти на каждом углу. Кауфман пререкался, покуда хватало моего терпения. Когда же оно иссякало, я вытаскивал топор и, выходя из-за укрытия, показывал упрямцу всю безосновательность его подозрений.
        - ... И все-таки уверен, что негодяи здесь были! - ворчал дядя Наум, проходя мимо рассекреченной им «вражеской западни». - Наверняка испугались и скрылись. Быстро бегают, мерзавцы...
        К счастью, медлительные и непуганые мерзавцы ошивались в то утро далеко от нашего маршрута. Три или четыре раза мы наблюдали с высоты пятого яруса малочисленные банды фиаскеров, промышлявших ниже, а однажды даже стали свидетелями потасовки между бандами.
        - Стая собак, не поделившая кость! - глядя на них фыркнула Каролина, презрительно скривив губки, и была абсолютно права.
        В роли кости выступал почти пустой раздатчик глюкомази, валявшийся там же. Смотреть на мутузящих друг друга чем попало фиаскеров было противно до отвращения. Несколько вооруженных били одного безоружного, упавшие запинывались ногами и добивались палками. Фиаскеры блажили, брызгали слюной и сквернословили такими словами, от которых сгорели бы со стыда даже лишенные эмоций виртоличнссти. Растрепанные подруги фиаскеров, уже с трудом подпадающие под определение «прекрасный пол», таскали соперниц за волосы, визжали и расцарапывали им лица. Гвалт стоял такой, что его наверняка слышали даже на нулевом ярусе. Новые хозяева города проходили закалку в горниле уличных баталий, и вряд ли молот наших гуманных законов сумел бы перековать обратно то, что должно было в итоге выйти из этого горнила...
        Главные ворота стадиума находились ярусом выше. Я уведомил об этом Кауфманов, и, когда до «Сибири» оставалось порядка часа ходьбы, мы выбрали самый безопасный переход и поднялись еще на сотню метров ближе к небесам. Я сомневался, разумно ли входить на стадиум с площади Победителей, через парадный вход.
        Однако останься мы на прежнем ярусе или спустись ниже, то, вероятнее всего, наткнулись бы лишь на запертые служебные двери, а терять драгоценное время на взлом дюжины замков было нерационально. Напомню, что в календаре реал-технофайтинга на начало кризиса значилось межсезонье, поэтому и было проблематично отыскать на стадиуме открытые выходы.
        Главные ворота тоже перекрывались в межсезонье. Только ворот как таковых там не имелось, а стояли турникеты с мембранами ограничительных силовых полей. Я вполне логично рассудил, что если защитные купола в нашем поселке не функционируют, то мембраны на турникетах также по идее должны были отключиться - системы-то одинаковые. Кауфман назвал мое предположение здравым и безоговорочно его поддержал.
        Чтобы обежать площадь Победителей по периметру, спортсмен вроде меня затратил бы минут сорок. В центре площади возвышалась полукилометровая монументальная стела с выгравированными на ней именами великих реалеров прошлого, среди коих присутствовало и имя моего учителя Ганнибала. Вместе площадь и стела походили на донельзя увеличенную копию кауфмановского компаса, где роль стрелки выполняла тень, отбрасываемая обелиском. В течение дня стрелка-тень с запада на восток медленно проползала по северному сектору площади Победителей и в полдень указывала строго на север. Не познакомься я с Наумом Исааковичем и его антикварными приборами, вряд ли бы когда-нибудь при взгляде на площадь Победителей меня посетило подобное сравнение.
        С чем сравнить стадиум «Сибирь» в Жестоком Новом Мире, я пока затруднялся ответить. Но точно не с местом вселенского праздника, ощущение которого всегда наполняло меня при пересечении площади, на пути к главным воротам. Обычно игроки и технический персонал пользовались служебными входами, но изредка реалерам приходилось рисоваться на публике, расхаживая по площади, позировать для шоу-трансляторов и ставить автографы своими персон-маркерами на инфоресиверах болельщиков. Мы с удовольствием участвовали в подобных рекламных акциях, проводимых по инициативе арбитра Хатори Санада. Общение с болельщиками всегда считалось нужной и почетной обязанностью. Правда, для того чтобы выйти к рукоплещущей толпе, требовалось выполнить одно условие: надо было стать чемпионом турнира. Площадь Победителей и предназначалась для победителей, как ушедших на покой, так и тех, кто еще топтал изрытые полигоны стальными ботинками своих «форсбоди». Мне довелось побывать в шкуре триумфатора восемь раз, однако только в семи из них меня выпускали к поклонникам, как говаривали среди нашего брата - «на ощип лаврового венка»,
Золотые Венки, заработанные нами в восьмой победе, как и положено, пылились на почетном стенде команды, вот только капитану Гроулеру не довелось надевать свою награду на публике. Думаю, нет смысла напоминать почему...
        Впрочем, подойдя ближе к стадиуму, я нашел-таки для него подходящее сравнение.
        Однажды мы с Сабриной мотались на прогулку в Рим и видели там под кварцевым куполом древний архитектурный памятник Колизей - прообраз всех современных стадиумов. Мертвые и неприглядные развалины, пережившие тысячелетия, выглядели в тени римских высоток словно жалкая кучка камней, ожидающих когда клинер-модуль сметет их в мусорный контейнер. Давным-давно Колизей впечатлял мир своими размерами, однако сегодня обшарпанные стены древнего стадиума недотягивали даже до первого яруса многоярусного гигаполиса. В наши дни Колизей влачил жалкое существование и не рассыпался в прах лишь потому, что потомки его строителей решили оставить эти руины в качестве памятного сувенира. Мне было жаль угрюмый Колизей, внутри которого когда-то кипели отнюдь не спортивные баталии гладиаторов. Мне почему-то казалось, что познавшему мировую славу стадиуму просто не хочется жить в окружении заурядных каменных гигантов новой эры. Престарелый триумфатор устал от такой унылой жизни и мечтал упокоиться навек. Но не находилось для него в нашем мире избавителя, способного сжалиться над ветераном и вынести тому справедливый
приговор, развернув кулак большим пальцем вниз: казнить, ибо сколько можно мучить дряхлого старца помилованием...
        Разумеется, стадиум реал-технофайтеров походил на Колизей не размерами - на каждом из двадцати полигонов «Сибири» при необходимости разместилось бы с полдюжины колизеев. Сходство у них сегодня было в другом: атмосфера заброшенности, окружавшая эти некогда многолюдные сооружения. Расцвеченные лайтерами и голопроекторами, обставленные рекламными пикрами - не говоря уже о флагах, сувенирных автосэйлерах, терминалах тотализатора и прочее - стены «Сибири» в сезон турниров ласкали глаз и наполняли сердце радостью. Поразительно, как утрата лоска и карнавальной мишуры способна видоизменить, казалось бы, знакомые до мелочей вещи! Сооруженный для массовых развлечений, в современной действительности стадиум выглядел чужеродно. Да и само понятие «массовые развлечения» сегодня свелось практически к единственному... Да-да, именно тому грязному мордобою, который мы наблюдали час с лишним назад. Другие развлечения, способные привлечь к себе массы, в Жестоком Новом Мире отсутствовали.
        На пустынной площади Победителей мы встретили лишь нескольких горожан, да и те были всего-навсего случайными прохожими. Все они передвигались по площади чуть ли не бегом, явно боясь задерживаться на открытом пространстве. Глядя на них, мы тоже ускорили шаг. Для изрядно подуставшего за день дяди Наума наращивание темпа вылилось в тяжкое испытание. Уже через минуту он оставил свой дозорный пост и зашагал рядом с нами, а еще через полторы начал помаленьку сдавать и эту позицию. К чести пожилого человека, он не стонал и не жаловался, лишь натужно пыхтел да громко шаркал отяжелевшими ногами по булыжникам, стараясь поспевать за молодежью, Мне было жаль Наума Исааковича, однако сбавлять темп я не посмел - чем дольше мы задерживались на площади, тем больше внимания к себе приковывали.
        Мы уже поравнялись с обелиском, когда позади нас раздался пронзительный свист, которому моментально ответил такой же. Свист словно иглами пронзил тишину, обволакивающую площадь Победителей, и заставил меня вздрогнуть. В этом резком звуке была заключена паническая, прямо-таки животная энергетика, воспринятая мной на инстинктивном уровне, И хоть у меня на загривке не росла шерсть, что-то похожее на ее шевеление я ощутил. Как, очевидно, и мои спутники, принявшиеся испуганно озираться.
        Прежде чем обернуться и выявить источник будоражащего кровь свиста, я заметил, что редкие горожане на площади в панике разбегаются по сторонам, Сограждане отвергали лишь два пути к бегству - тот, откуда двигались мы, и противоположный - непосредственно стадиум «Сибирь». Насчет первого все было ясно: жуткий свист шел оттуда. А вот почему перепуганные люди игнорировали ворота стадиума - при том, что от многих паникеров они находились почти в двух шагах, - я затруднялся сказать, Но в ту тревожную минуту мы не придали значения этому факту,
        Не останавливаясь, я бросил беглый взгляд через плечо, готовясь увидеть самое худшее, и уже через секунду выяснил, что худшее в моем представлении - это еще куда ни шло. Кто бы мог подумать, что ворчун и мизантроп Гроулер такой оптимист: в то время как он надеялся лишь на обычную, вполне прогнозируемую опасность, ему предстояло узреть подлинную катастрофу...
        Тому, кто считает, будто он прошел огонь, воду и медные трубы, было бы нелишне опробовать еще одно экстремальное развлечение - раздразнить и натравить на себя разъяренную банду отморозков человек в пятьдесят-шестьдесят. Уверен: даже тертый жизнью экстремал по достоинству оценил бы это развлечение, в сравнении с которым огонь показался бы ему расслабляющей сауной, вода - парным молоком, а рев медных труб - переливами божественной флейты. Впрочем, я бы не стал рассчитывать на то, что рискнувший пройти подобное испытание доброволец - точнее, безумец - выживет и поделится впечатлениями. Существовало гораздо больше шансов остаться в живых, прыгнув в Ниагарский водопад, чем при знакомстве с сотней беспощадных кулаков.
        Завидев высыпавшую на площадь толпу озверелых фиаскеров, я не стал заниматься подсчетами наших шансов на выживание. И без подсчетов было ясно, что шансы мизерны. Голова моя обратилась в гудящую наковальню, а ноги сделались ватными. Однако я пересилил слабость и перешел на бег.
        - Быстро отсюда! - рявкнул я, подтолкнув побледневшую Каролину в спину, а ее отца ухватил под локоть и поволок за собой. - Живо к стадиуму и не оглядываться!..
        Приказав Кауфманам смотреть только вперед, сам я не имел права оставлять врага без наблюдения. Судя по всему, за нами гналась не простая банда, а целое бандформирование, объединившее в себя две или три группировки фиаскеров. Мне чудились в толпе разъяренные лица вчерашних знакомых, не забывших собственное унижение. Волоча еле переставлявшего ноги Наума Исааковича, я трижды проклял себя за свое неуместное великодушие, которое воспрепятствовало мне разобраться с обидчиками более жестко - переломать им ноги, к примеру, - и тем самым, возможно, устранить угрозу на будущее. На что рассчитывал? На ответное благородство? Всё благородство фиаскеров ограничилось тем, что, собирая силы для возмездия, они разрешили пожить нам лишние сутки.
        Будь со мной одна Каролина, мы бы легко унесли ноги от не слишком шустрых врагов, в прошлом любителей праздного образа жизни, но присутствие Наума Исааковича существенно сдерживало темп нашего бегства. Увидев, что мы с дядей Наумом не поспеваем за ней, Кэрри перекинула сумку на плечо и подхватила отца под второй локоть. Продвижение пошло быстрее, однако не так резво, чтобы оторваться от бегущих налегке преследователей. Повисший у нас на руках Кауфман всячески пытался облегчить наши усилия, но лишь бестолково сучил ногами в воздухе. Выражение его лица следовало читать как «простите, молодые люди глупого старика за то, что втянул вас во все это». Я серьезно боялся, как бы у бедного дяди Наума не отказало сердце; впрочем, смерть от сердечного приступа являлась бы в нашей плачевной ситуации не худшим выходом. Для хрупкой девушки Каролина держалась хорошо, хотя и было заметно, что она готова вот-вот закричать от страха. Да что греха таить, я и сам был недалёк от этого.
        Наверное, впервые в жизни я переживал такую беспомощность. Теряя порой на аренах товарищей и оставаясь в одиночку против десятка соперников, я всегда продолжал верить в собственные силы. Грамотная тактика и мощное оружие в руках вселяли в меня уверенность. Сегодня, будучи практически безоружным, я не мог уповать даже на тактику. Голое, открытое пространство и толпа мчавшихся за нами ублюдков лишали меня любой возможности к тактическим импровизациям. Идеальный вариант - добежать до стадиума; необязательно до полигонов, где я чувствовал бы себя как дома, - хотя бы до главных ворот. Заняв стратегическую позицию в узком проходе между турникетами, можно было на какое-то время сдержать врага, пока Кауфманы спрячутся в лабиринте полигонов.
        А что потом?
        Я вперед не загадывал. Все зависело от того, насколько устрашит фиаскеров кровавая баня, которую я планировал учинить при помощи топора. В этот раз мерзавцам предстояло отведать не обуха, а кромсающего плоть лезвия. Другой вопрос, остановит ли безумную толпу вид крови или, наоборот, распалит еще больше.
        Медленнее, чем хотелось бы, но все-таки мы приближались к лестнице перед главными воротами. Лестница - явно архитектурное излишество, что было сооружено при стадиуме исключительно ради экзотики. Никаких эскалаторов - для ленивых они были построены чуть дальше - только каменные ступени. Знаменитые сто ступеней, неизменно попадающие в репортажи о «центре мировой агрессии» - вотчине жестоких реалеров, стадиуме «Сибирь». Преодоление крутой лестницы считалось среди болельщиков своеобразным ритуалом, который обязан был пройти каждый фанат реалтехнофайтинга. Ритуал восхождения демонстрировал прошедшим его то, что они, в отличие от большинства современников, пребывают в хорошей физической форме, и давал право гордиться этим. Весьма полезная традиция, поскольку за годы ее существования она заставила не одну тысячу болельщиков задуматься о крепости своего тела и дальнейшем физическом самосовершенствовании.
        В пяти шагах за нашими спинами загремели по камням обломки труб и прочий хлам, используемый фиаскерами в качестве оружия. Оглядываться назад значило отвлекаться и терять скорость, однако и без этого я определил: враг продолжает настигать нас и уже подобрался достаточно близко. Теперь все решали секунды - или мы, измученные и выдохшиеся, мобилизуем последние силы и успеем взбежать по лестнице к спасительным турникетам, или фиаскеры выйдут на дистанцию для точного броска и пробьют наши многострадальные головы еще до того, как поймают нас.
        Всё же стимул фиаскеров явился недостаточно сильным, поскольку он не подстегнул их выложиться в погоне на все сто. Для них погоня была лишь азартной игрой, в то время как для нас бегство стало вопросом жизни и смерти... Поэтому-то мы и сумели прибавить ходу вопреки тому, что легкие наши от частого дыхания едва не выворачивались наизнанку, а перед глазами пульсировали разноцветные круги. Даже дядя Наум при виде спасительных стен пересилил изнеможение и принялся еще усерднее перебирать ногами.
        Мы все-таки достигли лестницы и не остались лежать на площади с раскроенными черепами. Благодарить за это следовало объединившее нас жгучее желаниевыжить. Но даже его оказалось мало, чтобы преодолеть сотню ступеней стадиумной лестницы. Мы осилили лишь половину, когда Кэрри споткнулась и растянулась на камнях, чуть не расквасив нос. Пытаясь поддержать дочь, Наум Исаакович рванулся, локоть его выскользнул из моей руки, и Кауфман упал вслед за Каролиной Морщась от боли, девушка тут же попыталась вскочить, но от переутомления голова у нее пошла крутом, и Кэрри снова плюхнулась на ступени. Дядя Наум и вовсе лежал ни жив ни мертв, сипло и часто втягивал воздух, отчего казалось, будто он не дышит им, а глотает, как воду. Чтобы заставить Кауфманов подняться, требовалось сейчас нечто большее, чем наступающая на пятки банда головорезов. Я сам с трудом держался на ногах, поэтому даже не помышлял о том, чтобы волочить обессиленных товарищей к турникетам. Еще десяток ступеней - вот и все расстояние, на которое хватило бы моих возможностей. Конечно, было обидно отдавать наши жизни так дешево, ну да в любом
случае два-три раза топором я ударю.
        Ух и не поздоровится же кому-то сейчас!..
        Оскалив клыки и бешено зарычав от отчаяния, я занес топор и развернулся к врагу, недоумевая, почему он вдруг прекратил швырять в нас трубы и палки. Hеужели фиаскеры решили рискнуть и сыграть между собой в русскую рулетку, выбрав мой топор в качестве орудия фортуны? Маловероятно: русская рулетка - игра не для таких, как они. Даже полностью замазав глаза глюкомазью, они не отважились бы отдать свои жизни в угоду слепому случаю. Кто нападет первым, обречен - весь мой вид давал понять это; фиаскеры, которые присутствовали на вчерашнем «разговоре по душам», сегодня не бежали в первых рядах, определенно. Поэтому перед вражеской атакой я ожидал сначала усиленную «артподготовку», после которой справиться с нами было бы на порядок проще.
        Рассвирепевший Гроулер готовился убивать, причём убивать безо всякого зазрения совести. Остатки моего гуманизма только что улетучились бесследно. Нас окружал Жестокий Новый Мир, и принципы выживания в нем радикально отличались от принципов Привычного Старого Мира. Мне требовалось срочно пересматривать свое мировоззрение, иначе плата за промедление стала бы слишком высокой...
        Я так и застыл с занесенным в ударе топором словно статуя, поскольку увиденное мной не поддавалось никакому логическому объяснению. Адреналин будоражил мне кровь, но выплеснуть ярость оказалось попросту не на ком. Толпа фиаскеров продолжала орать и потрясать оружием, однако загадочная мистическая сила удерживала их на месте, не давая и шагу ступить на лестницу. Как будто, едва мы взбежали на нее, сразу же за нами выросла незримая стена силового купола. Я поверил бы в это, если бы не знал, что абсолютно прозрачных силовых куполов в природе не существует. Как не существует и магии, растерявшей последних приверженцев ещё в начале нашей эры. Но, как бы то ни было, сейчас я был готов поверить в любую мистику, только бы мне объяснили причину замешательства грозной банды, еще минуту назад сметавшей со своего пути все преграды.
        Я смотрел на беснующихся у подножия лестницы фиаскеров, подозревая в их действиях тактическую уловку, и потому продолжал держать оружие наготове. Вероятно, они просто взяли минутный тайм-аут перед решающим броском. Правда, то, с какой энергией они выплёскивали эмоции, мало напоминало передышку. Тем не менее я обрадовался этой заминке, чем бы она в конечном итоге ни была вызвана. Мне тоже следовало подкопить силы после изматывающей пробежки и встретить врага как подобает.
        Дыхание мое более или менее пришло в норму, но вздыбленные нервы мешали ему полностью успокоиться. Я опустил топор, поскольку руки затекли держать его на изготовку. Фиаскеры между тем продолжали вы-пускать пар. Кое-кто из самых нервозных ублюдков в сердцах колотил трубами и палками о землю. Остальные брызгали слюной, грозили кулаками и жестами манили нас к себе; неужто и впрямь надеялись, что мы побежим к ним? Большинство обращенных к нам жестов были из тех, которые не принято показывать в культурном обществе.
        Противостояние продлилось несколько минут, прежде чем я окончательно убедился, что атака фиаскеров не состоится. Я часто оглядывался, стараясь высмотреть причину, по которой враг отказался от своих намерений и пошел на попятную. Тщетно, на это отсутствовал даже намек. Фиаскеры вели себя подобно нечистой силе, сдерживаемой границами магического круга. Нечисть исходила на нет в бессильной ярости, но страшилась переступить черту. Знать бы только, кто провел эту магическую черту вокруг стадиума...
        Плюя под ноги от раздражения и размахивая руками, фиаскеры развернулись и направились восвояси. «Мы с вами не прощаемся» - явственно читалось в их свирепых взглядах. А также недвусмысленно читалось еще кое-что: злорадство. Очень похожее на то, которые однажды испытал ко мне капитан Торментор, когда во время поединка я загнал его в ловушку и в этот момент мне на голову обрушилась двухтонная декорация. «Форсбоди» спас меня от увечий, но обвал намертво придавил мое тело к земле. Уже смирившийся с неизбежным проигрышем Торментор стоял надо мной и смеялся, и шоу-трансляторы демонстрировали на весь мир моё обидное поражение. Ухмылки фиаскеров живо воскресили в моей памяти злорадную улыбку Торментора, нежданно-негаданно вырвавшегося в победители (правда, «Молот Тора» выиграл тогда по очкам, и триумфатором в том сезоне стали мы, а не команда Торментора). Гадко улыбающийся и отступающий враг - этого было вполне достаточно, чтобы усомниться в правильности выбранного нами пути к спасению.
        Провожая глазами фиаскеров, я снова тревожно оглянулся. Что же, черт побери, происходит? Полсотни фиаскеров не боялись вооруженного топором Гроулета, но ретировались перед невидимой третьей силой. Напрашивался закономерный вопрос: следует ли нам опасаться этой загадочной силы? Или мы все-таки вправе рассчитывать, что сражаемся с ней на одной стороне?
        Кауфманы немного оправились от шока и теперь, поникшие, молча сидели на ступеньках. Отец и дочь напоминали двух перелетных птиц, потрепанных ураганом на пути к заветному югу. Птицам не имело смысла возвращаться назад, а для продолжения полета требовалось набраться новой энергии, что напрочь иссякла в борьбе со стихией. Я приблизился и уселся рядом с Кауфманами - третья птица маленькой стаи, пострадавшая меньше остальных и вполне способная на дальнейший полёт, но не собиравшаяся проделывать его в гордом одиночестве.
        - Жутко удивляюсь, как вам это удалось, капитан Гроулер, - едва слышным голосом проговорил дядя Наум, нашаривая ходящей ходуном рукой в сумке фляжку с водой. - Наконец-таки мерзавцы вас узнали. Что ни говори, а мировая известность иногда бывает весьма и весьма полезна.
        Он извлёк фляжку, но, прежде чем пить, протянул её дочери.
        - Вы заблуждаетесь, Наум Исаакович, - ответил я, глядя вслед фиаскерам. Банда не покинула площадь, а демонстративно расселась у подножия обелиска. - Благодарите не меня, а того, кто прячется за этими колоннами.
        - О чём вы толкуете? - испуганно оглянулся Кауфман. Разумеется, за колоннами он разглядел ровно столько же, сколько и я. - Простите, любезный, но я отказываюсь вас понимать.
        - Сам мало что понимаю, - проворчал я, - Сначала подонки бегут за нами, а потом ни с того ни с сего передумывают. Могу, конечно, предположить, что у них вдруг отыскались более срочные дела, но разве это разумная версия? Их что-то спугнуло, а что именно, сказать затрудняюсь.
        - Молодой человек, не надо нас стращать, мы и без того натерпелись страху, - переглянувшись с дочерью, нахмурил брови Наум Исаакович, после чего вяло улыбнулся и погрозил мне пальцем. - Принижая свои достоинства, вы чересчур скромничаете. Ну кого еще в городе напутается эта орущая толпа варваров?
        - Другую толпу варваров, превосходящую их по количеству и опасности.
        - Хм, а ведь верно... - Кауфман покосился на племя современных дикарей, вальяжно расположившихся у постамента стелы. Один из фиаскеров в этот момент справлял малую нужду прямо на обелиск. Я со злостью стиснул рукоять топора: представилась бы возможность, ублюдок смыл бы это собственной кровью. - Тогда есть ли смысл ходить на стадиум?
        - Возвращаться тем более нет смысла.
        - Я, право слово, уже не знаю, как нам и быть... Мы убегали от Сциллы прямо в пасть Харибды.
        - Попонятней, пожалуйста.
        - Из огня да в полымя... Кажется, старый дурак Наум Кауфман переоценил свои силы. Мы зря покинули наш поселок, капитан. Я подверг смертельной опасности всех вас. Простите меня, молодой человек. Прости меня, дочка...
        Наум Исаакович часто-часто заморгал, и по его вмиг состарившемуся лицу покатились слезы.
        Я опешил: непривычно было видеть оптимиста Кауфмана павшим духом. Однако не успел я подыскать для него слова утешения, как меня опередила Кэрри. Ярая противница поездки в центр, сейчас Каролина Наумовна молвила столь неожиданные речи, что у меня от удивления поползли на лоб брови, а у дяди Наума и вовсе отвисла челюсть. Стремительная перемена убеждений дочери Наума Исааковича была для меня чем-то из ряда вон выходящим и совершенно не укладывалась в мои представления об упрямом характере Кэрри.
        - Послушай-ка, папочка! - с вызовом произнесла Каролина, беря отца за плечи и энергично встряхивая. - Будешь извиняться, когда доберешься до правительственного терминала и окончательно убедишься, что твоя гениальная теория спасения мира - полная чепуха А пока, будь добр, прекрати истерику и возьми себя в руки! Ты все-таки не один - с тобой люди, которых, между. прочим, в тебя верят. Сначала ты убедил нас с капитаном в своей правоте, а теперь что же - на попятную? Я всю жизнь терпела твои заскоки и ни разу не слышала от тебя извинений. Сегодня они мне и подавно не нужны. Переживу как-нибудь без них, не ребенок уже. Хватит расклеиваться - нас ждет дело! Ну-ка соберись, и пошли искать эти ваши... ящики с оружием. Кто бы там ни ошивался внутри стадиума, капитан наверняка знает безопасный маршрут через полигоны.
        - Разумеется, - подтвердил я. - «Сибирь» - единственное место в центре, где я не заблужусь даже с закрытыми глазами. На стадиуме мне доводилось бывать всюду, в том числе на технических ярусах и в коммуникационных шахтах. Так что, дядя Наум, если поторопимся, будем у арсеналов уже через час.
        - Спасибо за доверие, молодые люди. Очень тронут... - Кауфман достал из кармана платок, вытер мокрые глаза, звучно высморкался, после чего кряхтя поднялся со ступеней. - Вы способны вселить уверенность даже в такую развалину, как я. Что бы я без вас делал?
        - Сидел бы дома, мастерил какую-нибудь безделушку, - буркнула Каролина, поднимаясь следом. - И не забивал бы себе голову глобальными проблемами, когда есть люди, обязанные думать о них по долгу службы.
        - Но ведь о вашем будущем пекусь, - возразил дядя Наум. - Разве простит молодежь, если старики оставят им в наследство такой испорченный мир?
        - Пекись-пекись... Вон та молодежь вам, старикам, за порчу мира только спасибо скажет. - Кэрри кивнула на околачивавшуюся возле обелиска группировку.
        Кауфман даже не глянул в их сторону, видимо, не желая вспоминать о тех, кто не питал уважения ни к старикам, ни ко всем остальным.
        - Ведите нас, капитан, - попросил Наум Исаакович, подобрав сумку, и добавил: - Права дочка: рановато капитулировать, пока удача на нашей стороне, Так что давайте поскорее разберемся с этим недоразумением...
        
        Внутри «Сибири» было намного тише, чем снаружи где отзвуки человеческой жизнедеятельности хоть изредка, но нарушали гнетущее безмолвие. Здесь же, за толстыми каменными стенами, можно было при желании расслышать стук собственного сердца. В данный момент мне казалось, что я различал биение не только своего сердца, но и сердец Кауфманов - так бешено трепетали они при входе на зловеще пустынный стадиум. Странное дело - площадь стадиума была огромной, однако едва мы пересекли турникет и очутились под кварцевым куполом, на меня нахлынуло нечто похожее на клаустрофобию. Подкупольное пространство «Сибири», при всей своей безграничности, тем не менее являлось замкнутым и враждебным - это обстоятельство давило мне на психику тяжелым камнем. Тяжелым, но вполне терпимым - все-таки я прибыл домой, a дома, как известно, и стены помогают. Спорное, конечно, утверждение, поскольку сегодня они могли в равной степени как помочь, так и превратиться в ловушку.
        Холл миновали короткими перебежками от колонны к колонне, каждый раз перед броском выглядывая из укрытия и осматриваясь. Конкретных следов присутствия на стадиуме людей, вынудивших отступить наших преследователей, я не замечал, но кое-что любопытное обнаружил. «Косвенные улики» - назвал мою находку дядя Наум, знакомый с маршальской терминологией в связи с уже известными обстоятельствами.
        При виде этих улик Кауфманов брезгливо передернуло. Так выглядела бы лестница стадиума, устрой я на ней полчаса назад кровавую вакханалию. Вернее, именно такой вид лестница приобрела бы на следующий день, когда бродячие собаки уже растащили бы с нее наши останки, а кровь на ступенях запеклась и побурела. Полузатертые пятна покрывали голубой венерианский мрамор пола, а местами также стены и колонны. Бойня, что свирепствовала здесь недавно, явно превосходила по размаху ту, что мы наблюдали утром. Останки гад, правда, отсутствовали. Вряд ли ими полакомились четвероногие падалыцики - все было убрано довольно тщательно. Кроме крови: ее неизвестные уборщики отмывать но стали. Уж не в назидание ли непрошеным гостям вроде нас?
        Сомнительно, чтобы потерпевшие поражение фиаскеры чинно и благородно вынесли своих убитых с поля боя. Значит, порядок в холле наводили все те же загадочные победители. И раз уж эти люди столь трепетно относились к санитарному состоянию стадиума, следовательно, они были не простые проходимцы, избравшие «Сибирь» местом разборок с другими проходимцами.
        Поддержание порядка явно указывало на наличие в лагере победителей дисциплины. Поэтому я смел надеяться, что они не бросятся на нас с палками сразу, как только увидят. Слабое утешение при взгляде на заляпанный кровью пол, однако все лучше, чем полная неопределённость.
        Мы бы сэкономили время, если бы двинули к арсеналам напрямую, по служебным коридорам, но вместо этого я повёл Кауфманов к ближайшему входу в коммуникационную шахту. Заблудиться в шахтах было сложно, поскольку все они были проложены под каждым коридором и предназначались в основном для модулей обслуживания, дабы те не путались у людей под ногами. Само собой, об удобстве передвижения по тесным шахтам не могло идти и речи, однако ради пущей конспирации стоило потерпеть.
        Проникнуть в шахты было легко. Раньше они запирались по принципу входных турникетов - мембранами силовых полей, - и сейчас все до единой были открыты. Мы спустились внутрь и, стараясь не топать по гулкому полу, зашагали под служебным коридором в нужном направлении. Моя клаустрофобия от этого лишь обострилась, плюс ко всем бедам через пять минут у меня здорово затекла шея. Капитанская стать, доставшаяся мне в наследство от неизвестного родителя, не способствовала прогулкам по низким тоннелям. С этой точки зрения Кауфманам повезло: Каролина, девушка чуть выше среднего роста, чувствовала себя в шахте вполне комфортно, а ее отец мог при необходимости и вовсе подпрыгивать без риска набить шишку. Вот и верь после этого утверждению, что низкорослые люди с рождения обижены природой. Запугать врага широкими плечами - это еще как получится, а вот обладать миниатюрной комплекцией, чтобы в случае опасности быстро и надежно спрятаться, - качество более практичное. Природа сотворила Наума Исааковича прагматиком во всем, даже во внешнем облике, так что ему обижаться на природу было глупо.
        Ведя к арсеналу нашего взломщика-самоучку, я опасался, как бы до него там не покопались в замках загадочные местные обитатели. Притягательная цель, особенно в суровых реалиях Жестокого Нового Мира, - арсенал - наверняка и служила той причиной, покоторой банды фиаскеров воевали из-за стадиума. Трудно было поверить, что оружейная комната реал-технофайтеров до сих пор не подвергалась попыткам взлома. На вопрос, увенчались ли эти попытки успехом, я бы скорее ответил «нет»: следы применения мощного оружия мы бы обнаружили невооруженным взглядом.
        - Маловероятно, что среди фиаскеров найдётся человек, который справится с замками, даже найди он подходящий инструмент, - сказал Кауфман, когда я поделился с ним своими сомнениями. - Войс-блокиратор - именно он здесь наверняка и стоит - нельзя просто взять и выломать. Система блокировки обладает множеством уровней защиты и интегрирована не только в дверь, по и в стену; вы таки помните, во что превратились двери наших домов, когда вышли из строя сканеры голосовых паролей? Но это опять же у нас в поселке, а о арсенале, я так понимаю, двери изготовлены не из полимера.
        - Ринголиевая пластина двухдюймовой толщины, - уточнил я. - Весь арсенал укреплен изнутри подобными пластинами.
        - Ринголий! - с восторженным придыханием прошептал дядя Наум. - Высокопрочный металл, обнаруженный на Мимасе, спутнике Сатурна! Редкий и дорогой материал. Всегда мечтал хотя бы просто подержать его в руках не говоря уже о том, чтобы смастерить из него что-нибудь. Топор, к примеру, ха-ха... Шучу, конечно: сомневаюсь, что вы так же изящно махали бы топором весом в полтора центнера... Я могу открыть войс-блокиратор, но на это потребуется гораздо больше времени. Дело хлопотное: придется переключать систему отпирания в обход голосового сканера. Для этого нужна лишь маленькая отверточка и очень большое терпение.
        - Против ринголия - с отверткой? - усомнился я.
        - Именно так. С виду все элементарно, но это впечатление обманчиво. Чтобы знать, куда именно и в каком порядке нажать отверткой, требуется богатый технический опыт и смекалка. Взлом, молодой человек, это такое же искусством, как и игра на фортепиано, - ему таки надо долго учиться. Если встретите фиаскера, владеющего искусством взлома, непременно познакомьте с ним дядю Наума... Или лучше отшибите этому фиаскеру память - с такими талантами он опасен втройне.
        Непривычно было слышать от Кауфмана такие сло-ва. Похоже, он всё больше сходился со мной во взглядах на современную действительность. Что ж, после всего пережитого стать единомышленниками могли бы даже самые непримиримые оппоненты...
        Однажды, уже на подходе к арсеналу, мне почудилось наверху какое-то движение. Я жестом велел Кауфманам затаиться, а сам подкрался к ближайшему люку и прислушался. Сложно было определить, что происходило в коридоре над нашими головами, но звуки напоминали медленные шаги и негромкую беседу. Голоса споконые, деловые. Взбалмошные фиаскеры так не разговаривают - глюкомазь серьезно расшатывает им нервную систему, поэтому они просто физически не способны к нормальной беседе. И если люди, которые привлекли мое внимание, являлись все-таки фиаскерами, тогда, очевидно, я плохо изучил повадки этих человекообразных животных.
        Кто, интересно, это мог быть? Скрывшиеся из Пирамиды маршалы? Да, щедрый вышел бы подарок судьбы - встретить на стадиуме тех, кого ищешь. К сожалению, уповать на счастливую случайность было глупо, и вот почему: я даже вообразить не мог, что гуманные слуги закона, чьим самым грозным оружием всегда являлся нервно-паралитический стиффер, способны пролить такое количество крови. Маршалы скорее отступят, чем нарушат свои непоколебимые принципы.
        Я подавил в себе желание высунуться из шахты и полюбопытствовать, что за подозрительно уравновешенные ребята хозяйничают сегодня в этих стенах. Рановато пока знакомиться. Если все у нас получится тихо-мирно, то мы обойдемся без лишних знакомств, а не получится - познакомимся так или иначе. Было бы, конечно, хорошо заручиться поддержкой этих людей, поскольку заполучить их во враги означало здорово усложнить нашу и без того тяжелую участь.
        Шаги и голоса вскоре стихли, и мы отправились дальше. Остаток пути до арсенала проделали в гнетущем молчании, заранее настраиваясь на то, что, возможно, все пережитые злоключения выдались напрасными. Если арсеналы под охраной, вступать в бой с охранниками я не планировал, пусть это даже будет единственный, самый тщедушный боец из всей местной банды. Хватит проблем, а то сердце дяди Наума не выдержит и остановится от избытка впечатлений. В случае неудачи просто продолжим путь по шахте и выберемся со стадидиума на противоположной стороне. Выходило отклонение от курса, но зато появлялась отличная возможность оторваться от преследователей, понятия не имевших, с какой стороны «Сибири» мы выберемся в город.
        Добравшись до места, я оставил Кауфманов на пять минут в одиночестве, а сам отправился наверх выяснять обстановку. Первым делом я с удовлетворением отметил, что охраны возле арсенала не выставлено, а его неприступные двери находятся в целости и сохранности. Осуществлялись или нет попытки взлома, определить было нельзя, потому что оставить следы на ринголии могло разве только то оружие, которое в арсенале и хранилось. Я. подкрался к дверям, придирчиво осмотрел их, после чего призадумался: а по зубам ли дяде Науму этот крепкий орешек? Не слишком ли полагается Кауфман на свою отвертку? Уж больно невероятно выглядело - замахиваться примитивным инструментом на инопланетный металл. Тем более что я в упор не замечал, к чему тут вообще можно приложиться отверткой - всюду сплошной металл, ни стыков, ни съемных деталей, лишь голосовой сканер, да и тот убран за мелкую ринголиевую решеточку. Помимо отвертки Науму Исааковичу требовалось обладать также сверхъестественными способностями, чтобы справиться с этой проблемой.
        Однако когда я вернулся в шахту и собрался было высказать сомнения, как обнаружил, что во время моего отсутствия Кауфман не терял времени даром. Он уже вовсю корпел с отверткой у крышки какого-то настенного терминала. Каролина помогала отцу, подсвечивая ему через плечо микролайтером. Не отрываясь от работы, дядя Наум выслушал мой доклад, довольно кивнул, а затем посвятил меня в суть своих загадочных манипуляций:
        - Это именно то, что нам нужно, молодой человек. - Кауфман с треском сорвал полимерную крышку, обнажив хитроумные внутренности терминала, - Мы с вами случайно наткнулись на контрольную панель служебных модулей. Типичная картина: питание в порядке, однако система, увы, бездействует. А теперь взгляните-ка вот на этот порт. - Он указал на отверстие под терминалом. - Для чего он, как думаете?
        - Прекратите издеваться над троглодитом, дядя Наум, все равно ведь не угадаю, - огрызнулся я, но предположение все-таки выдвинул: - Это похоже на древнее устройство, через которое когда-то от централизованного источника подводилось электричество. Чертовски неудобная система энергоснабжения; неудивительно, что со временем ее сменили автономные генераторы. Понятия не имею, откуда на стадиуме взялся этот порт, и тем более не скажу, для чего он нужен. Но вы, следует понимать, уже раскрыли его загадку?
        - А вот сейчас и выясним, - разминая пальцы, ответил Кауфман, после чего отобрал у Каролины микролайтер, склонился над разверзнутым пультом и, подсвечивая себе, принялся осматривать нутро терминала.
        - Есть! - воскликнул он через минуту, но тут же спохватился, испуганно зажал рот ладонью и уже громким шепотом повторил: - Есть, молодой человек! Самая настоящая оптоволоконная нить. Жуткий архаизм, как и ваш топор, однако подобно ему также имеет целый ряд преимуществ. В нашем случае это выделений и защищенный канал связи, а не источник энергоснабжения, как вы ошибочно предположили. Не морщите лоб, сейчас объясню, зачем он здесь. Вас пускали в арсенал после сканирования голоса. Но арсенал, как и остальные помещения, нуждается в уборке. Скажите, вы видели когда-нибудь на стадиуме людей с метлами и швабрами?
        - С чем, простите?
        - Забудьте, это неважно. Арсеналы вычищал от грязи обычный клинер-модуль. То есть, конечно, не совсем обычный: от собратьев он отличался тем, что имел доступ к святая святых «Сибири» - комнатам с оружием. Оснащать его голосовым имитатором для открытия арсенала через обычный сканер нельзя - слишком небезопасно. Проникновение клинер-модуля в арсенал осуществляется по другой схеме. Модуль получал доступ в него, ещё не покидая служебной шахты, вот через этот порт. Клинер посылает по оптоволокну опознавательный код при помощи простого света. Эта примитивная схема совершенно не требует задействовать в открытии замка резервы «Серебряных Врат». Однако уровень защиты здесь такой же высокий, как и у войс-блокиратора.
        - И если сейчас сюда приползет клинер-модуль, засунет свой микролайтер, или что там у него, в эту дыру, арсенал распахнет пред нами двери? - подытожил я рассказ Наума Исааковича. - Отлично! Но где искать этот мёртвый кусок железа? Не спрашиваю, как его оживить, - вам провернуть такой фокус проще, чем мне спину почесать.
        - В пяти минутах ходьбы отсюда мы наткнулись на стоянку модулей, - объяснил дядя Наум. - Наш маленький уборщик обязан быть где-то среди них. Я поручаю вам доставить его сюда, молодой человек.
        - Но там их десятка три, не меньше! Как определить, какой именно вам нужен?
        - Катите тот, у которого на корпусе обнаружится дополнительное устройство. Выглядит оно примерно как... Посмотрите внимательно на порт доступа и ищите что-то адекватное по форме. А я пока подготовлю инструменты и генератор...
        
        Наум Исаакович снова доказал, что он является уникальной личностью, ценность которой было трудно переоценить. Имея на руках минимум инструментов и бытовой генератор, дядя Наум за какие-то полтора часа вскрыл ринголиевый бункер, рассчитанный на прямое попадание ядерной ракеты. Поэтому я мог смело утверждать, что наша группа имеет при себе настоящее оружие стратегического назначения, пусть на вид и не очень грозное... да и вообще не походившее на оружие. Перед разрушительным потенциалом, что наряду с созидательной энергией хранился в голове Кауфмана, мощь ядерной боеголовки выглядела жалко.
        Я довольно быстро отыскал необходимый модуль, благо от остальных он отличался не только дополнительными устройствами, но и цветом. Когда я доставил находку, Наум Исаакович приказал перевернуть ее вверх колесами, после чего безжалостно вскрыл модулю брюхо и вытащил оттуда маленькую - чуть больше обычного инфоресивера - деталь. Изучив ее при помощи лупы, дядя Наум удовлетворенно хмыкнул, пристроил деталь к порту терминала, пробормотал с презрением «жутко примитивная технология», а затем отправил меня к арсеналу, дабы я рапортовал ему о результатах эксперимента.
        Поначалу ничего интересного не происходило. Я простоял перед ринголиевыми дверями четверть часа, словно Аладдин, ожидающий, пока Сезам допустит его к сокровищнице. Видимо, Сезам пребывал не в духе и оттого упорствовал. Затем из люка высунулось очаровательное личико принцессы Каролины, которая осведомилась, чем Аладдин порадует нашего всемогущего джинна с отверткой. Аладдин молча развел руками: радовать волшебника было нечем. Принцесса вполголоса выругалась и опять скрылась с глаз.
        Время шло, Сезам продолжал упорствовать. Принцесса являла свой лик еще четырежды. В последний раз она обнадежила меня известием, что все в порядке, просто папа по рассеянности забыл сохранить на световом пульсаторе нужные настройки и их пришлось восстанавливать по памяти. Мне оставалось лишь порадоваться тому, что рассеянность дяди Наума не влияла на его логическое мышление.
        Наше упорство было вознаграждено. Хорошо знакомый мне звук отпираемого арсенала - низкий тяжёлый гул, от которого дрожал пол, а на душе возникало чувство лёгкой тревоги, - донесся до моих ушей, а вслед за этим я наконец-то узрел долгожданный результат. Повинуясь воле доброго волшебника Кауфмана, арсенальный зев распахнулся передо мной, будто, клыки оскалив, составленное в пирамиды оружие. Лайтеры в хранилище не горели, и там царила темнота, густая, как крепкий кофе. Приоткрывшаяся на ширину клинер-модуля дверь превратила темноту в полумрак, вполне достаточный, чтобы я мог свободно в нем ориентироваться. Показавшаяся из люка Кэрри и без моего доклада догадалась, что ее отец сотворил-таки чудо, улыбнулась и побежала радовать Наума Исааковича хорошими новостями.
        Не терпелось войти в арсенал и первым делом разыскать свой «форсбоди», порядком поношенный, но удобный и проверенный десятками турниров. И все же я дождался, пока ко мне присоединятся Кауфманы: в параде победителей они заслужили право идти во главе процессии. Но дядя Наум передал мне лайтер и сказал, что, конечно, был бы рад взглянуть на реалерскую технику, но, к сожалению, сделать этого не может - плохое зрение, а в темноте польза от прадедушкиных очков невелика.
        - Я, пожалуй, посижу здесь, передохну с полчасика, - сказал он, располагаясь на контейнерах возле входа. - Уморился что-то - такой хлопотный день. Только постарайтесь побыстрее, молодой человек. Хотелось бы до ночи покинуть это жуткое местечко и заночевать подальше отсюда.
        - Уложусь в пятнадцать минут, так что слишком не расслабляйтесь, - ответил я. - А еще лучше следили бы за коридором в свой бинокль. Нам лучше избегать встречи с хозяевами. Хотя бы до тех пор, пока не выясним, кто они такие.
        Каролине показалось скучно сидеть в ожидании, и она отправилась вместе со мной к стеллажам и пирамидам «Молота Тора», что находились в центральной части арсенала.
        - С детства смотрю ваши чемпионаты и даже не подозревала о существовании этого места, - призналась она, следуя за мной по пятам. - Как забавно: оружие, которым вы полгода воюете друг с другом, вторые полгода мирно хранится в общей комнате. Здесь даже интересней, чем в музее, - все такое... как бы это сказать... живое, что ли...
        - Неужели ты считала, что мы растаскиваем весь этот хлам по домам? - засмеялся я, отыскивая на стеллажах лучом лайтера герб моей команды. Заговорившая со мной Каролина - редкое явление, а тем более Каролина дружелюбная, без своих извечных поддевок. Ведь могла же общаться в нормальном тоне, когда хотела!
        - Конечно, не считала, - возразила Кэрри. - Просто с годами у меня сложилось стойкое мнение о вас и о вашем спорте. Ломать стереотипы довольно сложно, но интересно - все-таки действительность сильно отличается от фантазий. Реалеров очень редко демонстрируют публике в обычной, повседневной обстановке. Вот вы, капитан, оказывается, в жизни совсем другой, чем на арене...
        - Давай уже наконец перейдем на «ты», Кэрри, - предложил я. - Друзья называют меня Гроу. И отцу передай, чтобы тоже прекратил эту официальность.
        - Хорошо... Гроу, передам обязательно. Так, безусловно, лучше.
        И она замолчала, будто случайно нащупанная ею тонкая нить разговора вдруг порвалась и выскользнула у нее из пальцев.
        - Так какой же я в жизни? - Мне пришлось самому отыскивать концы этой нити и связывать их воедино. Вряд ли узел получился прочным, ну да не время сейчас заботиться о его крепости.
        - Извини за откровенность, но раньше я представляла тебя тупым и жестоким человеком. Одно это чего стоит... - Каролина поднесла указательные пальцы к верхней губе и наглядно изобразила мои клыки-имплантаты. Вышло очень похоже. - Как выяснилось, я в тебе ошибалась. Ты не такой троглодит, каким кажешься.
        - Уж лучше так, чем наоборот, - довольно заметил я. Добавлять, что Каролина тоже не такая злючка, как мне показалось, не стал - побоялся обидеть.
        - А где хранится оружие «Всадников Апокалипсиса? - неожиданно сменила Кэрри тему беседы. Я припомнил, чья она на самом деле поклонница, и слегка приуныл: эх, куда ушли мои чемпионские годы, когда «Всадники» были лишь заурядной командой из второй пятерки...
        - Собираешься прихватить у них на память какой-нибудь сувенир? - полюбопытствовал я.
        - Да нет... - смутилась она. - Просто раз уж все равно мимо проходили, почему бы не взглянуть краем глаза?
        - Долго искать придется. По-моему, уголок Ахиллеса где-то в другом конце арсенала, - объяснил я, после чего задумался, смерил Кэрри нескромным взглядом и добавил: - А как ты посмотришь на то, чтобы получить сувенир от «Молота Тора»? Да, сегодня мы уже не популярны, но клянусь: кроме капитана Гроулера, больше никто не подарит тебе такого дорогого подарка. Даже Ахиллес.
        - О чём ты? - удивилась Кэрри.
        - Через пять минут узнаешь... А, вот и наша куча ржавого железа!..
        Я, разумеется, сгустил краски: чтобы меркуриевая амуниция пришла в негодность, ей пришлось бы не одно столетие пролежать в условиях, намного худших, нежели чистый сухой арсенал «Сибири». На наших доспехах отсутствовала даже пыль, которой здесь было просто неоткуда взяться. Мой «форсбоди» также находился на положенном месте - там, куда я и определил его три месяца назад, после весеннего турнира.
        Я приторочил лайтер к соседней пирамиде, осветив стеллажи «Молота Тора», после чего открыл на них прозрачную кварцевую перегородку. Можно было выбирать любые доспехи, но я предпочел те, которым доверял свою жизнь уже долгие годы. Каролина в почтительном молчании наблюдала, как я выполняю привычный, отработанный до автоматизма предбоевой ритуал. Перво-наперво проверил источники питания - либериаловые мини-генераторы в полном порядке. Потом осмотрел прочие важные детали - биомагнитные крепления и сенсоры тоже в норме. Это означало, что усилитель движений - гиперстрайк - и другие вспомогательные функции, получающие команды от нервных импульсов тела игрока, теоретически должны работать.
        «Форсбоди» поверх повседневной одежды - зрелище довольно дурацкое. Не спорю, об эстетике в нашей ситуации стоило задумываться в последнюю очередь, однако напяливать доспехи на потертые брюки я всё равно не желал - честь мундира, так, кажется, говорили в старину? Тем более что черные форменные комбинезоны, надеваемые под «форсбоди», хранились здесь же.
        Каролина недоуменно изогнула бровь при виде того, как я взялся стаскивать с себя штаны, а потом понимающе кивнула и деликатно отвернулась. Когда она вновь осмелилась взглянуть на меня, я уже прикрыл наготу и облачался в свой защитный меркуриевый панцирь, заодно проверяя пульт ручной настройки «форсбоди», спрятанный под щитком на левом наручне. Мне не доводилось пользоваться пультом раньше - все настройки, как плановые, так и экстренные, производились через инфоресивер, - а потому возникало резонное опасение, исправна ли система ручной регулировки.
        Сразу бросился в глаза светящийся красный микролайтер на фоне десятка зеленых. Я забеспокоился: красный цвет вряд ли сигнализировал о чем-то хорошем. Но присмотревшись лучше, с облегчением отметил, что этот сигнал всего лишь напоминал о нерабочем ключе. В общем, тяжело, но терпимо: инфоресивер реалера мог выйти из строя в любой момент боя, после чего управление автоматически перенастраивалось на ручное. Такое изредка случалось кое с кем из моих товарищей, и никто из них не покинул арену до финальной сирены. Правда, неизвестно, являлось ли ручное управление безотказным при длительной эксплуатации - насколько я знал, пока никто из реалеров не пользовался им дольше одной игры.
        Я выставил все настройки на полную мощность, после чего провел короткий тест, выполнив двойное сальто назад с приземлением на руки - весьма эффектный номер, если показывать его при свете дня впечатлительной публике. То и другое в темном арсенале отсутствовало. Единственный зритель - Каролина, видимо, сочла мои тесты мальчишескими выкрутасами и наградила меня не аплодисментами, а снисходительным покачиванием головы. Тем не менее результаты проверки порадовали - амортизаторы суставов прекрасно справились с нагрузкой, контролер вестибуляции мгновенно выровнял находящееся вверх ногами тело, а гиперстрайк высоко подбросил его на руках, после чего я вернулся в исходное положение. Все в порядке, лишь при надевании шлема возник дискомфорт, поскольку пикр сразу же показал Синий Экран Смерти, транслируемый нашими ключами уже второй месяц кряду. Пришлось покопаться в настройках, чтобы устранить эту проблему. Система служебной связи играла для реалера немаловажную роль, и теперь мне требовалось какое-то время, чтобы смириться с отсутствием привычного турнирного виртомира. Однако опыт жизни в Жестоком Новом
Мире подсказывал, что адаптация к информационному вакууму произойдет уже в ближайшие часы.
        Закрыв глаза на эти неприятности, я все-таки признал, что влезть в удобную старую шкуру - чертовски приятное ощущение. Отныне я глядел в будущее гораздо уверенней. Можно было даже забыть об оружии - и без него «форсбоди» являл собой весьма сокрушительное средство самозащиты. Но после облачения в интерактивные доспехи мой грузоподъемный потенциал возрос многократно, так что поместить в кобуры кое-какое вооружение не помешало бы.
        Я так увлекся настройкой «форсбоди», проверял крепления и радовался привычным ощущениям, что совершенно забыл о притихшей рядом Каролине. Девушка прислонилась к стеллажу и с любопытством наблюдала за моими действиями.
        - Ты похож на ребенка, который нашел давно потерянную игрушку, - наконец не выдержала она. - Извини, что отвлекаю от дела, но где мой обещанный сувенир? Я, конечно, не попрошайка, но ведь никто же тебя за язык не тянул, правда?
        - Да-да, помню, - подтвердил я, придирчиво выбирая оружие. - С правого края находятся «форсбоди» сестер Валькирий. Выбери себе тот, который поменьше. Комбинезоны там же. Если не разберешься с креплениями - подскажу. Настройки пока не трогай - их я сам отрегулирую.
        - Ни черта себе! - потрясенно вымолвила Кэрри. - Ты шутишь?
        - Ничуть. Ты - давняя поклонница реал-технофайтинга, следовательно, имеешь примерное представление, как обращаться с этой штуковиной. Три часа поносишь и освоишься. Я не заставляю тебя лезть в потасовки, просто будешь присматривать за отцом. Было бы замечательно и его нарядить в «форсбоди», но, к сожалению, таких низкорослых игроков, чьи доспехи подошли бы дяде Науму, среди нас нет... Разве что Человек-Ядро, но у него «форсбоди» сделан на заказ, поэтому двукратно в плечах явно не ужмется.
        - И что, я могу забрать это насовсем? - с надеждой спросила Каролина.
        - Там будет видно, - уклончиво ответил я. - Если кризис минует, естественно, вернешь, и я подыщу тебе другой сувенир. А если нет, «форсбоди» в домашнем хозяйстве всегда пригодится. Хоть дрова таскать, хоть недоброжелателей отпугивать.
        - Здорово, - обрадовалась Кэрри, нежно касаясь ладонью доспехов младшей из Валькирий. - А я поначалу решила, что ты собрался мне какую-нибудь разбитую оптику или сломанное крепление подарить... И оружие дашь поносить?
        - Ты переодевайся, а я пока подумаю, - поторопил я девушку. - Время идет.
        - Уже бегу, - с готовностью отозвалась она, скидывая куртку. - Только это... я бы тебя попросила...
        - Слеп, как крот, - подмигнул я ей и демонстративно отвернулся к пирамиде с оружием,
        Оружия было много, отчего глаза мои разбежались. Душевные порывы выбрать самое безвредное улеглись после воспоминаний о сегодняшней погоне. Ближайшая ко мне многозарядная ракетница прямо-таки сама просилась в руки. Топор в сравнении с ней выглядел как первый искусственный спутник Земли на фоне современных межпланетных рудовозов. Но выбирать ракетницу было непрактично по причине слишком малого и громоздкого боекомплекта, ко всему прочему стрельба из неё в узких коридорах была сопряжена с риском обвалить себе на голову потолок или пораниться обломками стен. Трезво оценив степень вероятной опасности, я решил начать выбор с простого вооружения, а там уже как получится.
        Компактный нервно-паралитический стиффер я взял со стеллажа не задумываясь - штука полезная, позволяет экономить боеприпасы, когда наносить тяжелый урон врагу вовсе не обязательно. Боезапас - заряд импульсного шокера - при экономном расходовании практически неиссякаем. Берем: не пригодится мне - авось понравится гуманисту Кауфману.
        Теперь настало время позаботиться об основном вооружении. Я прошелся вдоль пирамиды взад-вперед, то и дело вынимал какое-либо приглянувшееся оружие, осматривал его, оценивал, недовольно морщился и возвращал обратно. Еще пару часов назад многое бы отдал ради того, чтобы у меня в руках оказался даже самый настоящий экземпляр этой громадной коллекции. Однако сейчас, при впечатляющем разнообразии выбора, подходить к экипировке следовало с умом, и я нашел то, что искал, - идеальное оружие для турнира с Жестоким Новым Миром.
        Рассуждая в духе прагматика Кауфмана, я пришёл к выводу, что экипироваться надо было не самым разрушительным, дальнобойным или скорострельным оружием. Главный критерий отбора заключался в следующем: лучшее оружие на сегодня то, для которого нетрудно раздобыть боеприпасы. Где я, позвольте спросить, отыщу в городе заряды к ракетнице, ампулы с «венериными слезами» для кальтенвальтера, контейнеры с термогелем для файермэйкера, конденсаторы блайндера и патроны к пулемету? Да, в арсенале «Сибири» подобного добра предостаточно, но не станешь же для пополнения боезапаса каждый раз бегать на стадиум? Мы получили все, что хотели, и возвращаться сюда я планировал теперь только в том случае, если все вернется на круги своя и старого турнирного волка Гроулера опять позовут топтать полигоны и развлекать поклонников. Мало того, разжившись оружием и амуницией, я собирался приказать Науму Исааковичу снова наглухо запечатать двери арсенала. Нетрудно было вообразить, во что превратится центр гигаполиса, заполучи фиаскеры наше оружие.
        Ручная многозарядная баллиста «метеор» принадлежала к непопулярным среди реалеров средствам отстрела противников. В меру мощное, в меру скорострельное оружие со средней дальнобойностью обладало множеством достоинств, но заслужить к себе массовую любовь игроков и болельщиков у баллисты не получалось. Верно подметил однажды мой товарищ по команде Рамфоринх: боец, вооруженный «метеором», чувствовал у себя в руках все, что угодно, только не карающий инструмент гнева господнего.
        Оглушительный грохот ракетниц и пулеметов, леденящие душу посвисты стифферов, фырканье плюющегося ампулами кальтенвальтера, треск лопающихся термогелиевых контейнеров файермэйкера - неотъемлемые звуки боя, что всегда будоражили кровь как реалерам, так и их поклонникам. Добавить к этому вспышки трассеров, дымовые ракетные следы, мерцание молний да бьющее фонтаном пламя, и вот она перед нами - классическая атмосфера арены в разгар турнирной баталии. Болельщики лишились бы всего этого, возьми мы моду проводить схватки на беззвучных «метеорах». Что это за зрелище, если толпа грозных бойцов пуляет друг в друга железными шарами размером с абрикос, пусть и сшибающими с ног при точном попадании? Детская забава, да и только! Зрители древности закидали бы нас за такое представление тухлыми яйцами. Реал-технофайгинг - зрелищный спорт, где все обязано выглядеть привлекательно: сурово, жестко, бескомпромиссно, но непременно эстетично. Мы обязаны считаться со вкусами болельщиков, которые находили больше эстетики в стрельбе из трясущегося, грохочущего и воняющего пороховой гарью пулемета, чем в бесшумной и
бездымной баллисте. Лишь два-три раза за сезон «метеоры» появлялись на аренах, и то исключительно для внесения в игру разнообразия, а не из тактических соображений.
        Ствол баллисты представлял собой модель инстант-коннектора в миниатюре: ограниченные по мощности либериаловые контуры, выстреливающие маленькие снаряды. Конечно, не со скоростью транспортных ботов - где-то раза в три быстрее обычной свинцовой пули. Калибр у баллисты был достаточно велик - восемьдесят миллиметров, - однако в отличие от огнестрельного оружия, где на дальность полета пули влияло давление пороховых газов, калибр зарядов «метеора» мог варьироваться в широком диапазоне. Как и в трубопроводе инскона, выверенное до микрона взаиморасположение ускорителей отправляло попадающее в них тело - в данном случае стальной заряд - по строго определённой траектории. Это позволяло поражать из «метеора» цель с одинаковой точностью как снарядами размером с горошину, так и более крупными их разновидностями.
        Я набил автозарядную кобуру боеприпасами крупного калибра, будучи уверенным, что, когда они подойдут к концу, мне удастся отыскать им замену. А откуда именно можно извлечь стальные шарики, мне должен был подсказать дядя Наум - адепт варварского практицизма и большой знаток «анатомии» разнообразной техники.
        В общем, постепенно переделав склад мышления по принципам Наума Кауфмана, я начинал смотреть в грядущий день гораздо уверенней, что бы он нам ни готовил.
        А в третью универсальную кобуру я определил наше проверенное на практике спецсредство - топор. Бросать антикварный инструмент было попросту жалко - я привык к нему и считал своим талисманом удачи. Гибкие захваты кобуры обвили рукоять чужеродного приспособления так же бережно, как и любое из высокотехнологичных современных устройств. Заботливый «форсбоди» словно догадывался об истинной ценности топора и потому без лишних напоминаний взялся оберегать его.
        - Я готова, - наконец подала голос возившаяся с доспехами Каролина.
        Я в эту минуту рассовывал по отсекам «форсбоди» ударные гранаты (хорошие подарки любому врагу, угодившему в радиус их поражения) и, когда повернулся на зов девушки, так и застыл с гранатой в руке, словно позируя древнему художнику-баталисту. Смена походной одежды на доспехи реал-технофайтера преобразила Кэрри просто до неузнаваемости.
        Бесспорно, «форсбоди» Каролине очень шел и сидел на ее крепкой стройной фигуре как влитой. Сказать такое можно было далеко не каждой девушке, примерившей его, поскольку доспехи реалеров все-таки не наряд от модного кутюрье. Чтобы смотреться в них эффектно, требовалось нечто большее, чем просто привлекательная внешность. Каролина Кауфман полностью отвечала этим требованиям. Глядя на нее, я даже подумал, что государственная система Психооценки и Распределения допустила в свое время ошибку и мир реал-технофайтинга потерял весьма перспективного игрока. Возможно, что и звездной величины. Стань Кэрри реалером, болельщики - особенно их мужская половина - однозначно полюбили бы ее. Согласись дочка дяди Наума сменить образ жизни и попытать счастья в нашем спорте, я бы зачислил ее в свою команду стажером прямо сейчас. Умение грамотно драться на арене приходит с опытом, а вот талант очаровывать публику - он либо заметен сразу, либо не проявится никогда.
        - Всё правильно сделала? - спросила Каролина, кокетливо поворачиваясь ко мне то левым, то правым боком и демонстрируя застегнутые крепления.
        - В целом - да, - похвалил я девушку, как только убедился, что практическое занятие на данную тему с новобранцем можно не проводить И все же ради проформы перестегнул по-новому пару креплений: пусть знает, что к безопасности следует относиться серьезно. - Дай-ка взглянуть на твой пульт,
        Кэрри протянула руку, словно подставляла запястье для поцелуя галантному кавалеру. Вся моя галантность свелась к тому, что я сбросил ей все настройки на четверть мощности, а гиперстрайк пока и вовсе отключил - пусть осваивается постепенно, а то махнет рукой и ненароком свернет кому-нибудь из нас шею.
        - Повращай руками, - приказал я. - Присядь... Встань... Пробегись на месте.. Попрыгай... Выше!.. Хорошо, достаточно. Надень шлем. Не так - наоборот! Удобно?
        Можно было обойтись и без этой гимнастики, но хотя бы раз в жизни хотелось заставить подчиняться строптивую дочку Наума Исааковича. Каролина прикусила губку, но покорно повиновалась. Проделав упражнения, девушка откинула волосы со лба и напялила шлем, отчего ее сходство с матерой хищницей арены только усилилось.
        - Терпимо, - уведомила она меня, повертев головой и привыкая к новым ощущениям. - Так что решил насчёт моего оружия?
        Кэрри права: несправедливо дарить человеку лишь половину дорогого подарка. Если решил сделать щедрый жест, будь щедрым до конца. Вот только бы широта души капитана Гроулера не повлекла за собой плохие последствия. Знакомить Каролину с оружием по полной программе нет времени, а ограничиваться теорией рискованно - не куриные же головы, в конце концов, учится рубить. Или, может, вернуть ей топор: пусть довольствуется тем, на чем рука набита? Нет, пожалуй, так еще хуже - слишком крупные куры бегают по городу; для их обезглавливания у Кэрри маловато хладнокровия.
        - А с чем тебе проще освоиться? - уклончиво ответил я вопросом на вопрос. Реалер волен в выборе оружия, если только согласно сценарию игры капитан не вручает ему в приказном порядке что-то конкретное. В моих сценариях Кэрри отводилась роль няньки при ее гениальном папаше, поэтому допускать девушку к участию в игре я не торопился.
        - Раз ты сегодня сама доброта, тогда я возьму маленький стиффер, как у тебя, и вот этого красавчика.
        И Каролина уверенно вытянула из пирамиды легкий пульсатор «самум», ошарашивающий врага направленным силовым полем. По моим нынешним критериям, «самум» являлся чересчур гуманным оружием - гуманнее стрельбы из него было разве что подушками кидаться, - но желанию Каролины я возражать не посмел. Пусть берет, если нравится. Пульсатор - самое подходящее оружие для новичков: маломощное, зато его владелец не отстрелит никому случайно жизненно важных частей тела.
        - Он почему-то всегда мне нравился, - призналась Каролина, разглядывая «самум», в кои-то веки угодивший ей в руки. Неуверенности, свойственной новичкам при обращении с оружием, я у Кэрри не заметил: явно сказывалось отцовское воспитание, одним из девизов которого был: «Технику следует уважать, а не бояться». - В «самуме» нет чрезмерной жестокости. Я всегда считала, что он - оружие благородных бойцов. И Ахиллес пользуется только таким... Без обид, разумеется.
        Опять Ахиллес! Вот и дари после этого девушкам дорогие подарки! Решил блеснуть широтой души, произвести на Кэрри впечатление, а она продолжает думать об этом Ахиллесе! Где справедливость, спрашивается?
        - Надеюсь, тебе не представится шанс пострелять из него, - сказал я. - Это для человека в «форсбоди» он безвреден, а хлипкого фиаскера так о стену долбанёт, что мало не покажется... Но если придется стрелять - делай это, не задумываясь. Чтобы выстрелить, наведи излучатель на цель и нажми вон тот сенсор на рукояти...
        - Прости, я... знаю, как пользоваться пульсатором, - перебила Кэрри. - Состояла в стрелковом виртклубе и курс проходила. Выбивала в виртуальном тире восемьдесят пять из ста. Хороший результат, не так ли?
        - Замечательный. Только хочу напомнить, что виртуальный тир, даже самый навороченный, - это всего лишь симулятор реальности. А она, как тебе известно...
        - Капитан Гроулер! - раздался в темном арсенале властный голос, отразившийся от ринголиевых стен гулким звоном. - Я в курсе, что ты здесь, капитан! Твой друг мне все рассказал! Не волнуйся, с ним все в порядке - мы же с тобой не враги, в конце концов. Знаю, что сегодня нельзя никому доверять. Но ты - разумный человек и способен отличить врагов от друзей. Выходи, Гроулер-сан!Я жду!
        Вцепившись в пульсатор, Каролина растерянно глядела на меня и ждала, как я отреагирую на слова незнакомца, схватившего её отца. Растерянность охватила меня лишь в первые секунды, однако потом я быстро смекнул, в чем дело. Все было не так уж плохо, и мы могли верить этому человеку.
        - С твоим отцом ничего не случилось, - успокоил я девушку. - Убери оружие в кобуру и следуй за мной. Говорить буду я, а ты помалкивай. Главное, держись уверенно, и все будет в порядке. - И, повернувшись к двери, выкрикнул: - Мы поняли, сейчас выйдем! Рад встрече с вами, арбитр Хатори!..
        
        
        
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ТАРАН ДЛЯ «СЕРЕБРЯНЫХ ВРАТ»
        
        У каждого был жезл маршальский в суме, у каждого своя победа на уме...
        П.А. Вяземский «Битва жизни»
        
        
        - Я никогда не препятствовал капитанам лично подбирать стажеров себе в команду, - сказал арбитр Хатори Санада, не сводя глаз с сидевшей рядом со мной Каролины. Облаченная в «форсбоди», она смотрелась в нашей компании очень естественно. - Признаться, Гроулер-сан, у тебя замечательный вкус. Я не возражаю против стажировки этой девочки в «Молоте Тора» - твоего поручительства за нее вполне достаточно. И когда в мире будет восстановлен порядок, мы наверняка заключим с Каролиной-сан контракт. Проявит себя с лучшей стороны - станет суперзвездой. Это я ей гарантирую - потенциал бойца в ней чувствуется. Наречем ее... - Он с прищуром посмотрел на Кэрри и, осененный идеей, щелкнул пальцами: - Немезида! Хотя нет, в «Двести килотонн» уже играет такая... Или вот: Черная Гарпия! Этот псевдоним ещё не занят. Хорошо звучит: «На арене - Черная Гарпия, ученица великого Гроулера!» Тебе ли не знать, капитан, как обожает зритель помпезные прелюдии.
        Хатори не подозревал, что моя «ученица» узнала о своей стажировке у меня в команде лишь за час перед тем, как получила боевой псевдоним. За час Каролина превосходно освоилась в новой шкуре: помалкивала и держалась с невозмутимым достоинством, присущим истинным реалерам. В общем, четко следовала моим рекомендациям, полученным еще в арсенале. Лишь на миг в глазах Кэрри мелькнуло недоумение - когда я представил её арбитру как стажера «Молота Тора». Но смекалистая девушка живо включилась в игру, догадывалась, что весь этот блеф затеян нарочно, дабы оправдать, почему я вообще доверил ей дорогостоящие турнирные доспехи. А легенда нам была нужна убедительная, так как помимо Санада то же самое требовалось доказать присутствующим здесь моим собратьям по оружию, которые выразили бы недовольство при виде простой болельщицы, одетой в «форсбоди» с чужого плеча. Теперь всё зависело от Каролины: сумеет подтвердить легенду, не уронив достоинство, - хорошо; выкажет слабость - будут неприятности. В первую очередь, разумеется, у меня, но и Кэрри придется выслушать о себе много нелестного. Пока же новоиспеченная
Черная Гарпия не давала поводов усомниться в моих словах: придав себе гордый, даже чуть надменный вид, она прекрасно вживалась в роль будущей суперзвезды, заставляя «учителя» испытывать за нее неподдельную гордость. Мало того, похоже, что наша ситуация Каролину не только не пугала, а определенно ей нравилась. Я лишь опасался, как бы стажерка не нарвалась на провокацию кого-нибудь из реалеров - в реал-технофайтинге пренебрежение к новичкам мало чем отличалось от такового в любом другим виде спорта.
        Наум Исаакович не заключал со мной никаких предварительных договоренностей - просто не успел, - поэтому глядел на Гарпию-дочь так, словно видел ее первый раз в жизни. Дядя Наум являлся самым слабым звеном в моей легенде. Однако звено это на удивление стойко выдержало самый напряженный - начальный - момент нашего «испытания на прочность», и сейчас в отношении Кауфмана я был уже спокоен. Он ещё не отошел от испуга, может быть, поэтому и держал рот на замке, доверив мне самому разбираться с арбитром и остальными. Впрочем, испуганное помалкивание дяди Наума отнюдь не означало, что он не размышляет над ситуацией, в которую мы угодили по его рассеянности...
        Оставленный нами на страже у арсенала, вымотанный до предела дядя Наум все-таки не выдержал и задремал. Поэтому он и проворонил группу людей, подошедшую к арсеналу по коридору. Смотри Кауфман в оба, он без труда засек бы появившегося там на десять минут раньше человека. Им был Деструктор - один из «Всадников Апокалипсиса», патрулирующий подступы к арсеналу. Деструктор не разглядел спавшего в уголке Наума Исааковича, зато сразу же заметил распахнутые двери арсенала. Предчувствуя самое худшее - проникших в оружейную комнату фиаскеров, - дозорный сломя голову бросился за подмогой.
        Хатори Санада лично явился к оружейной комнате в сопровождении мощной группы поддержки, удостоверился, что Деструктору действительно не померещились взломанные ринголиевые двери, а после этого с удивлением обнаружил у входа щуплого человечка спящего на контейнере с оборудованием. Вид у человечка был настолько мирный, что принять его за злобного фиаскера можно было разве что сослепу.
        Пробуждение у дяди Наума выдалось не из приятных. Нависшая над ним толпа плечистых незнакомцев являла собой не кошмарный сон, а суровую реальность. От испуга у Кауфмана перехватило дыхание, поэтому он и не сумел нас предупредить.
        У нежданных гостей сразу же появилась масса вопросов к Науму Исааковичу, на которые он принялся сбивчиво, но охотно отвечать. Кауфмана безмерно радовало, что гости верят ему на слово и не выпытывают ответы при помощи пудовых кулаков. А когда взломщик обмолвился, что пришел сюда не один, а в компании капитана Гроулера, гнев незнакомцев сменился удивлением и они стали заметно дружелюбнее. После этого Кауфман окончательно уверился, что телесные наказания за вторжение на чужую территорию отменяются. Он даже с гордостью признался высокомерному тучному человеку - явному лидеру пленившей его группы, - каким образом вскрыл двери арсенала. И хоть Санада из объяснения все равно ничего не понял, однако выслушал пленника с огромным интересом.
        Когда мы с Каролиной предстали пред очи арбитра, прибывшие с ним реалеры встречали нас, держа в руках расхватанное с ближайших пирамид оружие. Само собой, что прямо в лоб мне никто не целился, но поспешность, с какой парни вооружились, и их настороженное поведение выдавали, что доверия к нежданно-негаданно явившемуся капитану Гроулеру у них нет. К тому же идущая за мной экипированная по-боевому Каролина была, как и ее отец, в кругах реал-технофайтинга настоящей «персона инкогнито». Чужаки в оружейной комнате также заставляли нервничать Санада и компании.
        Я тоже рисковал, выходя к собратьям с открытым забралом, но только так можно было доказать наши мирные намерения. Арбитра и реалеров удивило наше появление, меня, в свою очередь, удивило такое количество знакомых людей на стадиуме. По личному опыту я знал, что в межсезонье реалеры предпочитают отдыхать где угодно, лишь бы подальше от «Сибири» - за три месяца турниров стадиум, в котором приходилось торчать практически безвылазно, успевал всем нам изрядно надоесть. С Хатори все ясно: он - босс и мог быть на службе даже в межсезонье; кое у кого из реалеров тоже могли найтись причины заглянуть на «Сибирь». Но что за повод пригнал сюда в полном составе «Всадников Апокалипсиса» и некоторых членов других команд? Вряд ли они собрались здесь после начала всепланетной трагедии. Чтобы созвать столько народу, требовалась, во-первых, связь, а во-вторых, инстант-коннектор - подавляющая часть присутствующих здесь проживала гораздо дальше, чем мы, а добросердечный сосед с антикварным автомобилем был только у меня - уверен на сто с лишним процентов. Хотелось бы знать, что происходило на «Сибири» в день Большого
Катаклизма и почему это благородное собрание до сих пор не желает расходиться...
        Убедившись, что застигнутые врасплох гости ведут себя пристойно, реалеры расслабились и расступились, дозволяя мне лицезреть арбитра. Я собрался было поприветствовать их согласно обычаю дяди Наума, но передумал. Мало того, что не оценят, так еще подвох учуют - чего это, дескать, Гроулер вдруг нашим здоровьем обеспокоился? Но, как бы то ни было, встреча с собратьями, пусть и неприветливыми, была для нас предпочтительнее, чем столкновение с бандой фиаскеров.
        Для Каролины момент встречи выдался вдвойне волнительным, ибо ей в кои-то веки довелось живьем увидеть своего кумира. Капитан «Всадников» Ахиллес сопровождал арбитра и также успел вооружиться. Сказать по правде, сегодня Блондин, как мы частенько величали его за глаза («Курносый и белокурый грек - это нонсенс!» - заметил нам однажды по этому поводу Рамфоринх, как раз и бывший, в отличие от Ахиллеса, чистокровным греком), уже не походил на канонический эталон реалера, каким привыкла видеть его Кэрри: всклокоченные волосы, помятое лицо, небритость, поношенная одежда; впрочем, все мы за два месяца жизни в Жестоком Новом Мире так или иначе утратили прежний картинный облик всенародных любимцев.. Но для преданных поклонниц, наподобие Каролины Кауфман, это, разумеется, не должно было служить поводом для разочарования.
        Я бросил на Кэрри настороженный взгляд, ожидая от нее типичной для болельщицы восторженной реакции, пусть даже непроизвольной - как-никак момент обязывал, - но девушка вновь удивила меня своим потрясающим хладнокровием. Несомненно, эмоции переполняли Каролину, и это было заметно по румянцу, выступившему у нее на щеках. Но то, что румянец - признак волнения, догадывались лишь я, немного знающий дочь Наума Исааковича, да ее отец. Для Хатори, Ахиллеса и «Всадников» смятение Кэрри оставалось в тайне. Они наблюдали уверенную молодую особу, которая знала себе цену и в то же время не выходила за рамки приличия, обязательные для новичка. Девушка держалась на полшага позади меня, показывая всем, кто ее капитан и кому она подчиняется. И пусть это был лишь вынужденный спектакль, я чувствовал себя польщенным - Ахиллес и его ребята наблюдали перед собой хоть маленькую, но слаженную команду реалеров, даже не подозревая, что образовалась она каких-то пять минут назад.
        Оправдательный приговор, вынесенный мне после гибели Спайдермена, не повлиял на отношение «Всадников» к невольному убийце их бывшего капитана. И пусть новый капитан сумел-таки вывести команду обычных середняков к чемпионскому титулу - что так и не успел сделать покойный Спайдермен, - Ахиллес до сих пор любил при случае высказать, какого великого человека лишился реал-технофайтинг благодаря моему стремлению победить любой ценой. Конечно, во многом Блондин был прав. Но когда он вновь и вновь повторял свои обвинения во всеуслышание, я начинал подозревать, что Ахиллес не столько поддерживает память о действительно великом реалере, сколько не дает высохнуть пятну позора на моей репутации. Естественно, что он делал это с определенным умыслом. Несмотря на потерю лидерства, «Молот Тора» был и оставался для «Всадников Апокалипсиса» серьезным конкурентом, бороться с которым следовало как на арене, так и вне её. Я тоже не питал любви к конкурентам, однако считал, что выяснение отношений не должно выходить за пределы полигонов. Вне стадиума текла совершенно другая жизнь, которую я всегда разграничивал со
спортивной карьерой. Многие не соглашались со мной. Даже члены моей команды порой настаивали, чтобы я отвечал на словесные нападки конкурентов адекватным образом, но втянуть меня в околотурнирные дрязги пока ещё никому не удалось.
        Говорят, я принадлежал к реалерам старой закалки, что выражалось и в стиле игры, и в обычной жизни. Судить не буду, со стороны виднее. Вот и сейчас я был приветлив со всеми без исключения. А то, что кто-то при этом соблюдал приличия, кто-то глядел косо, а кто-то и вовсе отворачивался - дело субъективное. По существу, я разговаривал лишь с Хатори Санада - самым дружелюбным членом этого тайного общества, - однако было заметно, что арбитр тоже относится к нам с подозрением...
        
        Прозрачная кварцевая стена высотных апартаментов Санада, куда нас проводили хозяева «Сибири», выходила на площадь Победителей. Из окон апартаментов нельзя было видеть, что творится у подножия стадиума, но вторая половина площади просматривалась хорошо Я заметил, что фиаскеры уже покинули подножие обелиска - падалыцики не обладали терпением для долгой засады. Для них было куда проще подыскать себе новую зазевавшуюся жертву.
        - Так вот, значит, кого они гоняли по площади пару часов назад, - понимающе кивнул арбитр. - Последние три недели мы на них уже не обращаем внимания - научены дегенераты кое-чему, поумнели, сюда больше не лезут. Не знаю, что творится на западных полигонах - возможно, там фиаскеры гуляют в открытую, - но в восточном секторе стадиума подобного отребья уже не наблюдается. Мы навели здесь порядок, потому что тут - сердце нашей «Сибири», согласен, капитан? Ну а теперь, когда твой друг Наум-сан разрешил для нас громадную проблему, мы восстановим порядок не только на стадиуме, но и на прилегающих территориях... Впрочем, что это я все о проблемах да о проблемах. Вы ведь наверняка проголодались. Не составите нам компанию? Обсудим возникшие вопросы, так сказать, в неофициальной обстановке.
        И он подал знак одному из стоявших за нашими спи-нами реалеров. Тот удалился.
        Я покосился на Ахиллеса и его бойцов, уже облаченных в «форсбоди» и вооруженных кое-чем помощнее обломков труб, которые реалеры единодушно побросали за ненадобностью у взломанных дверей арсенала. Любопытно, что будет, если мы откажемся от ужина и, сославшись на занятость, откланяемся? Само собой, после того, как вкратце объясним, какие цели преследуем, - мы же вежливые люди, в конце концов...
        Как-то слабо верилось, что арбитр сотоварищи скажут нам что-нибудь в духе «Что ж, желаем удачи; спасибо, что зашли - приятно было пообщаться». Да уж, приятно! Удивляюсь, почему нас вообще до сих пор не разоружили. Черт бы побрал эту неопределенность! Такое впечатление, будто хозяева только и ждут, когда я выкину какую-нибудь глупость, чтобы пристрелить меня с чистой совестью. Гостеприимство, в котором навязчивости куда больше, чем вежливости! Мы с Кауфманами походили сейчас на важных арестантов, удостоившихся привилегии разделить трапезу с начальником тюрьмы. Да, похоже, выбора и впрямь нет, поэтому приглашение на ужин придется принять.
        Несколько расторопных, пропахших дымом слуг, в коих я без труда узнал бывших турнир-корректоров, накрыли стол на пять персон. Ими же были поданы к столу зажаренные на огне полуфабрикаты: на вид - полная гадость, но мой желудок не согласился с такой точкой зрения и требовательно заурчал. Запивалось все это весьма дорогим, разлитым в настоящие стеклянные бутылки вином, смотревшимся рядом с неаппетитными полуфабрикатами словно блестящий жемчуг в сером прибрежном иле.
        Почетный гость, для которого предназначался пятый прибор, уже присутствовал в апартаментах - это был Ахиллес. Вернув свои доспехи, капитан «Всадников» обрёл более-менее привычный облик всемирно известного любимца публики. Ему оставалось лишь привести в порядок свою растрепанную шевелюру да сбрить щетину. Хатори дал знак, и мы расселись по разные стороны стола, словно на переговорах: гости - я и Кауфманы - напротив представителей местной власти.
        Санада приступил к трапезе, не дожидаясь, пока остальные примутся за еду. Нелегкая сегодня была у Хатори жизнь, при его-то комплекции. Хотя что такое на самом деле потеря трех десятков килограммов для человека весом более двух центнеров? На первый взгляд даже незаметно, разве что щеки у круглолицего Санада впали, отчего его азиатские глаза перестали казаться чересчур узкими.
        - Итак, Гроулер, какого дьявола тебя занесло на стадиум? Неужели ты проперся это расстояние и вскрыл арсенал только ради того, чтобы познакомить стажера с амуницией? - Ахиллес поглощал пищу не так жадно, как арбитр, поэтому мог позволить себе отвлекаться на разговоры. Заговорив со мной без разрешения, Блондин невольно выказал мне еще одну примечательную деталь. «Всадники Апокалипсиса» и прочие отиравшиеся здесь реалеры подчинялись арбитру явно не по жестким правилам турнирной субординации. Больше походило на деловое партнерство. А вот равноправное или нет - еще предстояло выяснить.
        Задав вопрос, Ахиллес смерил Каролину недвусмысленным взглядом прославленного любимца женщин, неофициальный титул которого он всегда носил А Кэрри, которая при солнечном свете смотрелась и вовсе неотразимо, продолжала играть свою не лишенную шарма роль воинственной амазонки. Она ответила Ахиллесу немым презрением, отчего тот, судя по его оскорбленной физиономии, ощутил себя отвергнутым юношей, чья подружка не оценила его пылкой любви. Вот она какая, наша Кэрри - настоящий алмаз! Способен ли ты, Ахиллес, совладать с такой, если привык иметь дело лишь с податливыми как воск и мгновенно тающими при твоем появлении болельщицами?
        - Нет, конечно, Ахиллес, мы прибыли сюда не за этим, - ответил я. - В городе опасно ходить без оружия. Мы решили зайти на стадиум по дороге в штаб-квартиру маршалов.
        Я решил быть откровенным, поскольку не видел смысла скрывать правду. Недоверие недоверием, но разве все мы так или иначе не стремимся к единой цели - восстановлению привычного порядка вещей?
        - Вот как? - Услыхав мой ответ, Хатори даже не донёс до рта ложку. - И зачем вы шли к маршалам, если не секрет?
        - Наум Исаакович считает, что он мог бы помочь Макросовету разрешить кризис и вернуть обратно виртомир. - Я кивнул на дядю Наума, робко смакующего дорогое вино. - Для этого ему требуется правительственный терминал, который поблизости имеется только в Пирамиде.
        Арбитр и Ахиллес переглянулись. По выражению их лиц было сложно определить, как отреагировали они на мои слова. Я не покривил душой и теперь ожидал ответной откровенности. Однако хозяева, по-видимому, сочли, что время для этого пока не настало. Вместо разъяснений Санада переключился на беседу с дядей Наумом - инициатором дерзкого проекта глобальных масштабов, в двух словах описанного мной.
        - А вы, как я погляжу, весьма претенциозный человек, Наум-сан, - сказал Хатори, однако в голосе его чувствовалась не усмешка, а уважение - Судя по тому, как легко вам удалось устранить проблему, над которой мы безрезультатно бьемся вот уже два месяца, вы - специалист высокого уровня. Наверняка в молодости работали на правительство. Я прав?
        - Смею огорчить вас, любезный Хатори, но вы таки заблуждаетесь, - смущенно потупился Кауфман. - Я - скромный контролер птицеводческой фермы в Дели.
        Вскрывшаяся правда заставила отложить ложку даже Ахиллеса.
        - И кто научил тебя отпирать заклинившие ринголиевые двери толщиной в четыре пальца? - с присущей ему бесцеремонностью полюбопытствовал Блондин, неохотно переводя взгляд с красавицы дочери а отца.
        - Будет правильнее сказать, что я - самоучка, - признался Кауфман. - Уделяю много времени изучению тех вещей, на которых в современном обществе не принято акцентировать внимание. Или которые давным-давно позабыты за ненадобностью.
        Я усмехнулся: метко подмечено. Вот она, формула развития современного гения: копай глубже и двигайся не вперед, а к истокам, Против течения то есть. Идти наперекор всему, порой даже наперекор здравому смыслу, - удел настоящих гениев, которых не путает и перспектива остаться непризнанными.
        - Не видел бы я собственными глазами, на что вы способны, счел бы ваши слова бахвальством излишне самоуверенного человека, - заметил арбитр, возвращаясь к еде. - А вас не затруднит, Наум-сан, хотя бы в общих чертах рассказать, как вы собираетесь искоренить всепланетное зло? И почему именно с правительственного терминала?
        - Что вы, господин Хатори, нисколько не затруднит, - и не подумал отпираться Кауфман, доливая себе еще вина - Сочту за честь поговорить с умными людьми, которым тоже не безразлична судьба этого мира.
        Доверчивость - слабое место большинства добрых гениев. Дядю Наума подкупила заинтересованность, с какой хозяева отнеслись к его идеям. Любитель поговорить, в жизни он тем не менее редко оказывался перед аудиторией, готовой внимать каждому его слову. Сроду бы не подумал, что в лице арбитра Наум Исаакович найдет себе благодарного слушателя. Про Ахиллеса я бы та-кого не сказал: судя по его презрительно-равнодушной реакции, он бы с удовольствием заткнул рот разговорчивому Кауфману своим пудовым кулаком. Но проявленное Хатори любопытство и моя легко предсказуемая реакция на такой поступок удерживали Блондина от всплеска эмоций. Я бы на месте дяди Наума трижды подумал, прежде чем распинаться перед этой скрытной публикой, но, к сожалению, предупреждать его на сей счёт было уже поздно, а прерывать на полуслове - подозрительно для хозяев.
        - Если не возражаете, я хотел бы начать издалека, - приступил к делу Кауфман, пригубив немного вина. Дядю Наума просто распирало от желания выговориться - это было заметно по его возбужденному состоянию. - Так вы поймете меня гораздо лучше... Не секрет, что с некоторых пор наша жизнь протекает как бы в двух параллельных измерениях. В двух мирах - реальном и виртуальном, более известном как виртомир. Статус последнего весьма условен: мир, где можно присутствовать сознанием, но не телом, сегодня столь же реален, как и первый. Судите сами: современный человек проводит в нем больше половины собственной жизни. Больше, чем даже во сне! А некоторые пользовали «Серебряных Врат» и вовсе возвращаются в действительность лишь для того, чтобы их бренное тело не умерло от голода... Хорошо ли это для человека, естественно ли? К чему мы стремимся? Пусть прозвучит банально, но сегодня мы живем для того, чтобы есть, и едим для того, чтобы жить. Что грандиозного произошло в жизни человечества за прошедшие пару веков? Да, наши беспилотные разведчики таки добрались до Плутона и Харона и теперь производят разведку их
недр. Лет через двадцать у нас появится еще один сырьевой придаток, тридцатый или тридцать первый - не помню, давно сбился со счета. Замечательно, конечно, но чем мы похвалимся ещё?
        Наум Исаакович обвел вопросительным взглядом внимавшую ему аудиторию и остановил глаза на бутылке вина, после чего сам себе ответил:
        - Разве только тем, что наши машины до сих пор не разучились делать божественные напитки... М-да... Мы с вами живем в счастливейшее время за всю историю планеты, - продолжил он. - Мы решили почти все неразрешимые проблемы эры Сепаратизма. Мы превратили в сырьевые источники все пригодные для освоения планеты и спутники в Солнечной системе, наловчились даже из пояса астероидов извлекать наиболее богатые рудой образчики и «потрошить» их прямо на месте! Это позволило нам оставить в покое практически истощенные недра матушки-Земли. Мы устранили экологические проблемы - атмосфера в центре наших гигаполисов сравнима по чистоте с воздухом альпийских заповедников. Мы обладаем источниками дешевой неиссякаемой энергии и автоматизировали производство и быт везде, где только возможно. А связь? Когда-то я мог при желании полностью контролировать технологический процесс на птицеферме в Дели, сидя у себя дома в Западной Сибири. Сказка, да и только! Люди эры Сепаратизма мечтали о таком лишь в самых смелых мечтах... Естественно, за жизнь в раю приходится кое-чем расплачиваться. Без этого нельзя. Нам приходится
жестко контролировать рождаемость, но плата эта чисто символическая, поверьте мне.
        - Однако так ли уж она необходима? - заметил я, поскольку подобная тема всегда задевала незаконнорожденного Гроулера за живое. - Люди дикой эры Сепаратизма обходились и без столь радикальных мер.
        - Ошибочно считать, что в эру Сепаратизма не было контроля над рождаемостью, - ответил Кауфман. - Действительно, в те годы подобная мера являлась непопулярной, однако ее с лихвой компенсировали многочисленные войны. В нашем цивилизованном мире с извечной проблемой перенаселения справляются обычные законы... На эту тему можно спорить долго, однако не будем отвлекаться от основной. Благодаря массовому повышению уровня жизни неизбежно произошло следующее: со временем научно-технический прогресс прекратил карабкаться в гору и как бы вышел на ровное плато, где и топчется по сей день. И правильно, зачем человечеству штурмовать новые высоты эволюции? Оно достигло всего, к чему стремилось тысячелетиями. О чем еще нам можно мечтать? О покорении звезд? Мечта хорошая, но нынче она непопулярна. Кому охота вкладывать капитал в призрачные мечты, когда освоение ближнего космоса окупает вложения стабильнее и быстрее? Даже без финансирования разработок нового оборудования - у имеющейся техники сроки службы исчисляются столетиями. Технический прогресс плавно перешел в застой. Прискорбно, но это уже давно
свершившийся факт...
        Наум Исаакович печально вздохнул и выпил еще вина; прежде чем проглотить, с видом ценителя благородных напитков долго перекатывал его во рту, рассмотрел на свет вино в бокале, затем удовлетворенно кивнул и продолжил:
        - Виртуальный мир «Серебряных Врат» - одно из лучших порождений научно-технического прогресса. Но виртомир тоже прекратил развиваться, достигнув верхней точки своих возможностей, пусть потрясающих, но далеко не беспредельных. У всех на слуху его главный девиз: «Серебряные Врата» - пропуск в мир без границ». Звучит заманчиво, но разве это правда? Границами обладает любой мир, как реальный, так и виртуальный. Другой вопрос: что нужно для того, чтобы преодолеть эти границы? С реальным миром все понятно: наши межпланетные челноки сильно расширили границы околоземного пространства, со временем превратив в таковое едва ли не половину Солнечной системы. Как любой землянин, я безусловно рад за человечество. Однако вместе с этим я испытываю горечь, поскольку знаю, что мне, как и большинству землян, никогда не пересечь границ своей планеты - туристов во внепланетные промышленные зоны не допускают. А как хочется порой просто из любопытства слетать на Марс или Венеру... Впрочем, опять отвлекся... То же и с границами якобы безграничного виртомира. Не знаю, как вас, господин арбитр, - вы все-таки человек,
наделённый кое-какой властью, - а лично меня «Серебряные Врата» никогда не выпустят за пределы дозволенного. Ради своей же безопасности - незачем дяде Науму соваться туда, где он мало что смыслит и может ненароком навредить. Я имею в виду Закрытую зону виртомира. Однако это вовсе не значит, что у меня не получится составить о ней представление на основе сведений, доступных широкой публике. Помните мое кредо: внимание к мелочам и поиск корня проблемы? За последний месяц я провел кое-какие любопытные исследования и изучил ряд фактов, напрямую касающихся устройства «Серебряных Врат». Благодаря этому мне удалось вывести приблизительную теорию возникновения нашего кризиса. Так что кто знает - возможно, в итоге я окажусь прав.
        - А почему, Наум-сан, вы решили, что обнаружили именно корень проблемы, а не его второстепенные придатки? - осведомился Санада.
        - Открою вам секрет, - хитро подмигнул ему Кауфман, заметно опьяневший от нескольких глотков вина. Мне его пространные хмельные речи не нравились все больше и больше, потому что хозяева своих карт пока не раскрыли - Дядя Наум, господа, владеет уникальными документами. Они достались мне по наследству. Обладание этими документами я бы приравнял к владению ковчегом Завета, не иначе. Мое наследство столь же бесценно, пусть и выглядит лишь горой старых бумаг. Согласитесь, все-таки поразительно, до какой степени виртомир стал напоминать реальный. И главное их сходство в том, что мы живем по их законам, понятия не имея, кто и когда эти законы устанавливал. Правда, с виртуальным миром дела обстоят не столь безнадежно. Имена его многочисленных создателей, среди которых был и мой прапрадедушка, еще не стёрлись со скрижалей истории. Но главное, остались воспоминания этих людей. Вы, конечно, можете посетить исторический сектор «Серебряных Врат» и найти там много полезной информации, однако такого вы там точно не отыщете..
        С этими словами Кауфман извлек из сумки, в кото-рой волочил с собой почти половину семейного архива, потрепанную книжицу. Она не принадлежала к рукописным трудам предка дяди Наума, а была полноценной древней книгой, с четким печатным шрифтом и оформленной в цвете обложкой. Наум Исаакович берег сумку с наследством как зеницу ока и не доверял нести ее даже нам. На привалах он иногда доставал на свет кое-какие документы и продолжал их изучение даже в дороге. Эту книгу из его коллекции мне еще не доводилось видеть и я глядел на нее с не меньшим интересом, чем хозяева стадиума.
        - А, знаю! - встрепенулся Ахиллес. - Это... как её... Старье, которое делали из бумаги...
        - Книга, - напомнил арбитр. - У меня дома в кунсткамере есть десяток похожих, только потолще.
        - Вы абсолютно правы, - подтвердил Наум Исаакович. - Удивительно, правда: за всю свою многовековую историю человечество так и не изобрело более надёжного носителя информации. В банк памяти моего инфоресивера можно вместить содержимое миллионов книг, но попробуйте сегодня извлечь оттуда хотя бы слово. А то, что хранится здесь, - он погладил ладонью обложку своего сокровища, - люди прочтут и через сто, и через двести лет... Если, конечно, к тому времени окончательно не разучатся читать.
        - Позвольте-ка взглянуть, Наум-сан, - попросил Хатори, и Наум Исаакович протянул ему книгу. Санада повертел ее в руках, озадаченно наморщил лоб, после чего произнес: - Я в совершенстве владею русским и английским языками, поэтому могу перевести заголовок. А вот понять его смысл - нет. Бессмыслица какая-то: «Окна для чайников»! Впрочем, в отличие от вас я не знаток технической терминологии прошлого и потому воздержусь от комментариев. О чем здесь написано?
        - Для меня тоже стало загадкой упоминание кухонной утвари в названии этой книги, - признался Кауфман. - В тексте о посуде ни слова, так что затрудняюсь сказать, при чем здесь чайники. Ну да оставим эту странную игру слов на совести авторов - все-таки ценность книги не в заголовке, а в её содержимом. Об окнах в общепринятом их представлении здесь также не упоминается, но тут уже нет никакой загадки. Под ними подразумеваются как раз те самые «Окна», что послужили когда-то прообразом наших «Серебряных Врат».
        - Что, раньше они прямо так и назывались - «Окна»? - переспросил Ахиллес. - Впервые об этом слышу.
        - Действительно, малоизвестный ныне исторический факт, - согласился дядя Наум. - Однако «Серебряные Врата» обязаны своему существованию именно этим «Окнам». А также целому ряду менее популярных в те годы операционных систем, о которых здесь тоже вскользь упоминается. Эти примитивные, по современным меркам, системы и есть те самые неотесанные камни, что закладывались в фундамент нашего виртомира.
        - И уважаемый Наум-сан берется по замшелым камням определить, почему рухнула наша грандиозная сверкающая башня? - недоверчиво усмехнулся Хатори.
        - Я бы не стал на вашем месте выражаться так категорично: «рухнула», - возразил Наум Исаакович. - Пошатнулась, осела, дала трещину - вот более правильные определения. Я был готов поверить в тотальный крах Единого Информационного Пространства в первый день кризиса, когда наши ключи не выдавали абсолютно никакой информации.
        - Но они и сегодня не выдают! - возразил Ахиллес. - Ничего, кроме этой чертовой синевы, будь она проклята!
        - Вы таки неправы, молодой человек, - не согласился Кауфман, хмелея и смелея с одинаковой скоростью. - Чертова синева, или, как ее принято называть у контролеров, Синий Экран Смерти, на самом деле символизирует не агонию умирающего. Это своеобразная защитная реакция «Серебряных Врат», которая информирует нас о требующих устранения неполадках в системе. Это явление описано и моим прапрадедом, и в других книгах наряду с массой прочих неприятностей, от которых не были застрахованы операционные системы прошлого.
        - Абсурд! - фыркнул Ахиллес. - Разве можно изучать неисправности... к примеру, файермэйкера, основываясь на знаниях о луке и стрелах?
        - Ну зачем же так категорично, - произнес Наум Исаакович. - На знании не о луке и стрелах, а об огнемёте, что применялся в войнах конца эры Сепаратизма. Разумеется, конструкция огнемёта с тех пор существенно изменилась, но принцип его работы остался прежним. Та же разница между «Окнами» и «Вратами» - различия огромны, но сам принцип работы схожий. Поэтому я и рассчитываю на помощь вот этих старинных бумажных консультантов. Возможно, истина лежит не так глубоко, как нам кажется
        - Да что ты всё твердишь о каких-то принципах и бумажках! - не выдержал Блондин. - «Возможно», «вероятно»! Я вон тоже догадываюсь, как работает кухонный комбайн. Однако когда он вдруг ни с того ни с сего начал пережаривать бифштексы, я не полез в его нутро выяснять, в чем проблема, а просто вызвал контролёра. Догадки догадками, но есть в мире такие проблемы, решение которых требует конкретных знаний. Наша - из их числа. Ты собираешься проводить эксперименты со сложной и незнакомой системой! Это тебе не двери арсенала взломать - здесь даже твоего крутого ума может оказаться недостаточно.
        - Ахиллес-сан прав, - поддержал его арбитр. - Неужели вы считаете себя умнее контролеров правительственных терминалов? Согласитесь, если эти парни до сих пор не решили проблему, значит, она и впрямь крайне серьёзна.
        - Я вам скажу, почему они не решили проблему.
        - Как, вы и это знаете?! - воскликнул Санада и переглянулся с Блондином. Их немой обмен взглядами продолжался мгновение, однако от меня не ускользнуло, что они не на шутку встревожились.
        Так-так, чем дальше, тем загадочнее и загадочнее! Что же за скелеты рассованы по шкафам стадиума «Сибирь«, о которых капитану Гроулеру знать не положено? Может, спросить напрямую, какого дьявола вся эта компания тут околачивается? Любопытно, что ответят... Нет, пока воздержусь: парни слишком нервничают, и вероятность того, что я получу правдивый ответ, мизерна.
        - Да, знаю, - без обиняков заявил Кауфман. - Недавно я беседовал с контролером, который следил за работой инстант-коннектора. Весьма ответственный пост, надо заметить. Его занимают лишь высококвалифицированные специалисты. Точнее, квалифицированные настолько, насколько их подготовила лучшая из всех ментор-систем Великого Альянса - «Прима» к слову сказать, все маршалы тоже проходят подготовку в «Приме». И чем же, разрешите спросить, занимались лучшие из лучших контролеров в роковой для человечества день? Правильно - тем, чем и должны были: старались устранить кризис всеми известными им способами, прописанными в служебных инструкциях. Я уточнил: проблемы начались в шесть тридцать утра по местному времени, когда даже самые стойкие пользователи развлекательного сектора «Серебряных Врат» уже спали. Поэтому неудивительно, что в моем поселке практически не нашлось граждан, которые стали свидетелями столь знаменательного события. Но даже если бы я встретил таковых, все равно мало что понял бы из их рассказа. Мне мог помочь лишь настоящий действующий контролер уровня «Прима», и я таки отыскал этого
человека, чем теперь и горжусь. Итак, господа, что же происходило в Едином Информационном Пространстве, а конкретно на контрольных терминалах инстант-коннектора, в то злосчастное утро? Все началось со внештатной, но уже имевшей аналоги ситуации «фрозен тайм» Справиться с ней…
        - Погодите, Наум-сан, - перебил его арбитр. - Не всем в этой комнате довелось служить контролерами. Что означает «замороженное время»?
        - Редчайшая, но в принципе хрестоматийная ситуация, - пояснил Кауфман. - Иногда «Серебряные Врата» наотрез отказываются подчиняться командам пользователя и оставляют вас наедине с застывшим виртомиром. Сам я в такое положение не попадал, но, судя по воспоминаниям очевидцев, - пренеприятное состояние, от которого особо впечатлительные граждане могут легко сойти с ума. Если, конечно, не догадаются снять инфоресивер.
        - Последний раз с «фрозен тайм» сталкивались в Мексике три года назад, - добавила Каролина - единственная из присутствующих, кто в данный момент являлся контролером. - Землетрясение вызвало сбой в работе главного регионального терминала, отчего кризис поразил весь гигаполис. О подобных случаях в обязательном порядке информируют всех контролеров планеты. Ментор-системы готовят их к ситуации «фрозен тайм», и ликвидация проблемы занимает обычно минуту-две. Мексиканцы управились за полторы.
        - При «фрозен тайм» в бой вступает старая, проверенная временем подсистема «Контральто Д», - уточнил дядя Наум. - Ради пущей гарантии запускается вручную с сенсорной панели при помощи трех контролёров. Работает безотказно, надо только опять же вручную выбрать правильную команду суфлера. После чего «замороженное время» оттаивает и виртомир снова оживает. Так происходило всегда, по крайней мере, последние полтора века. Три с лишним десятка случаев возникновения ситуации «фрозен тайм» добавили седин столкнувшимся с ними контролерам, однако были разрешены в кратчайшие сроки и без катастрофических последствий. Но только не в последний раз.
        - Не подействовало «Контральто Д»? - догадался Ахиллес.
        - Не только не подействовало, но и вообще не запустилось, - подтвердил Кауфман. - Контролеры инскона следуют особым инструкциям: прежде чем запускать отладочную подсистему, вся без исключения транспортная инфраструктура в экстренном порядке переключается в аварийный режим. Вне зависимости от места возникновения неполадки аварийный режим вводится по всей Транс-сети. Представляете, какой ужас испытали контролеры инскона, когда увидели, что помимо основной системы отказала и аварийная? Боты полностью потеряли управление - это же катастрофа глобальных масштабов! Оставалась последняя надежда на «Контральто Д». Но подсистема, как верно заметил капитан Ахиллес, тоже не функционировала... Я был контролером и могу понять душевное состояние ребят, находившихся в тот момент на Службе. Я не удивился, когда услышал от свидетеля этой трагедии, что старший их смены умер на месте от разрыва сердца, а еще один контролер сошел с ума. Капитан Гроулер присутствовал при нашей беседе и может подтвердить, с каким ужасом мой гость рассказывал о случившемся.
        - В свои двадцать пять лет он выглядел на все пять-десят, - сказал я. - Никому не пожелал бы пережить то, что пережил он. Преждевременная седина в его годы не красит.
        - Что верно, то верно, - согласился дядя Наум. - Только самые выдержанные из контролеров продолжали бороться с упрямой «Контральто Д» и аварийным управлением. Само собой, безрезультатно. Поразивший систему «фрозен тайм» не поддавался ликвидации. Причем его воздействие распространилось не только на инстант-коннектор, как решили поначалу контролеры, но и блокировало весь без исключения служебный сектор «Серебряных Врат».
        - Кое-кто из моих бойцов успел застать это твое «замороженное время», - произнес Ахиллес, закончив ужин и задумчиво поигрывая ложкой. - Говорят, оно продлилось совсем недолго. А перед тем как пикры погасли, вроде бы на них промелькнуло какое-то идиотское предупреждение.
        - Да, на терминалах инстант-коннектора тоже видели эту надпись. Я даже записал ее со слов моего собеседника: он дословно запомнил то «последнее пророчество» виртомира. Одну секунду... - Наум Исаакович вытащил из кармана блокнот и долго листал его, пока не наткнулся на нужную пометку. - Вот оно! Цитирую: «Приложение «Рубикон» произвело недопустимую операцию и будет закрыто. Данное приложение противоречит политике Законотворца и подлежит немедленному помещению в карантинный сектор. Код системной ошибки...» и далее число из двенадцати цифр. А в конце вопрос: «Произвести изоляцию приложения «Рубикон»?»...
        Дядя Наум посмотрел на каждого сидящего за столом, словно надеялся, что кому-то из нас окажется знакомой зачитанная им белиберда. Тщетно надеялся, чему, впрочем, и не удивился. Потом все же великодушно пояснил:
        - Идиотским это предупреждение кажется только при поверхностном взгляде. На самом деле, в нем зашифрована причина постигшего нас несчастья. Именно после изоляции некорректного приложения «Серебряные Врата» сначала отключились на сутки, а потом воскресли в образе «синего призрака смерти».
        - Вы что-то знаете об инсталляторе «Рубикон»? - холодно прищурился арбитр.
        - А вам, любезный господин Хатори, известно, что это загадочное приложение относится к инсталляторам? - незамедлительно отреагировал вопросом на вопрос Кауфман.
        Санада в замешательстве прикусил губу. Ахиллес прекратил поигрывать ложкой и исподлобья уставился на арбитра. Тот явно спохватился, да поздно - дядя Наум мог десять раз пропустить мимо ушей напоминание об осторожности, но при разговоре на технические темы был чутким, как кошка, стерегущая мышь. Я всеми силами старался скрыть собственное волнение, однако всё же не сдержался и забарабанил пальцами по столу.
        - Я знаю о «Рубиконе» лишь в общих чертах, - пояснил Хатори, не став отрицать то, в чем невольно сознался. - Эта закрытая правительственная система для внесения поправок и дополнений в законодательный сектор «Серебряных Врат». Кто-то из моих друзей однажды упоминал о ней в разговоре.
        Звучало неубедительно, и Кауфман тоже наверняка это почувствовал. Но виду не подал. Если требовалось, он умел мастерски прикидываться простачком нарочито приветливая улыбка, открытый, немного наивный взгляд, добродушный голос... Нервозных собеседников это успокаивало безотказно.
        - Значит, вот что за птица этот «Рубикон», - проговорил дядя Наум. - Заартачившаяся правительственная система из Закрытой зоны. Это, конечно, усложняет нам задачу, но на терминал удаленного доступа мне следует попасть в любом случае. Чтобы завершить начатое контролерами дело и окончательно разобраться с «Рубиконом», мне требуется войти в Закрытую зону «Серебряных Врат» на правах Законотворца. Сделать это я смогу лишь с правительственного терминала.
        - На чьих правах? - переспросил арбитр. - Я не ослышался, на правах того самого Законотворца, чьей политике якобы неугоден «Рубикон»?
        - Совершенно верно.
        - Но кто он вообще такой - Законотворец, на чьи права вы вознамерились посягнуть? Раньше, до кризиса, мне не встречалось даже упоминаний об этом человеке.
        - Вы таки опять заблуждаетесь, - возразил всезнающий дядя Наум, ткнув пальцем в раскрытую перед ним книгу. - Законотворец «Серебряных Врат» - это тот человек, которого в эпоху «Окон» называли системным администратором. Огромная многофункциональная система не может существовать сама по себе. До того, как я впервые столкнулся с упоминанием о Законотворце, я ошибочно полагал, что «Серебряные Врата» существуют лишь благодаря усилиям служащих Великому Альянсу контролеров. Но проанализировав новые данные и документы прапрадедушки, я пришел к выводу, что контролеры никоим образом не влияют на политику виртомира. Равно как и маршалы - те призваны лишь следить за исполнением законов. Законотворец «Серебряных Врат» подобен законодателю реального мира. Более того, поскольку эти два мира неотделимы друг от друга, я уверен, что Законотворец - это кто-то из членов Макросовета. И человек этот обладает воистину огромными возможностями. Для виртомира он - натуральный бог... Но, к сожалению, бог далеко не всемогущий, ибо не сумел предотвратить Апокалипсис.
        - И ты собрался занять место этого бога? - усмехнулся Ахиллес.
        - Разумеется, временно, - уточнил Наум Исаакович. - Для начала я постараюсь через правительственный терминал отыскать самого Законотворца. Скажу сразу, что надежда на это мала. Я боюсь, что с этим человеком случилось что-то непоправимое.
        - Он умер? - почти в один голос спросили арбитр и капитан «Всадников».
        - Не исключено, - кивнул Кауфман. - Причем умер еще до кризиса, иначе почему прежде стабильный «Рубикон» вдруг вызвал столь резкое отторжение у «Серебряных Врат»? Возможно ли такое под контролем Законотворца? Ведь «Рубикон» - не что иное, как один из его инструментов. Докопаться до причин катастрофы и по мере сил помочь Макросовету ее ликвидировать - мой гражданский долг. Пока не знаю точно, как я это сделаю, но буду стараться. Клянусь вам в этом перед лицом дочери.
        После этих патетических слов дядя Наум скромно потупился, что выглядело вовсе не наигранно, а вполне искренне. В апартаментах воцарилось молчание - каждый из присутствующих думал о чем-то своем. Кауфман - видимо, о трудностях на пути к воплощению задуманных планов. Трудностей ожидалось много, и вряд ли мы могли предвидеть хотя бы половину из них. В отличии от дяди Наума, я наперед не загадывал и сейчас проигрывал в уме самые безболезненные варианты расставания с этой вроде бы дружественной, но уж очень скрытной компанией. Каролина невозмутимо поглядывала то на отца, то на меня, то на хозяев, а о чем думала - тайна. Вероятно, просто старалась хорошо доиграть свою роль Черной Гарпии.
        Судя по тому, как откровенно Ахиллес пялился на Кэрри, он думал не столько о мировых проблемах, сколько о том, каковы у него шансы затащить в постель несговорчивую брюнетку. Ранее в подобных вопросах ему всегда играл на руку титул чемпиона, но на сей раз у Блондина оказались незавидные карты - Каролина пока не выказала к нему расположения даже полунамеком, Ахиллес спешно искал причины этой странной, по его мнению, холодности. Искал старательно, но пока безрезультатно.
        О чем размышлял арбитр Хатори, предположить было трудно. И потому, когда он наконец-то нарушил растянувшуюся на несколько минут паузу, пришлось признать, что если бы я даже очень постарался, то все равно не угадал его мысли. Как выяснилось, все это время Санада не просто обдумывал вышесказанное Он еще и собирался с духом, дабы раскрыть нам кое-какую правду. А вот с каким умыслом он это сделал, неизвестно. Слабо верилось, что только из чувства гражданской солидарности с Кауфманом. Я сильно сомневался, что помимо дяди Наума и его дочери вижу здесь еще хотя бы одного порядочного человека.
        - Вам не воспользоваться терминалом удаленного доступа даже при поддержке маршалов, - неожиданно заявил арбитр. Судя по твердости его голоса, он не предполагал, а утверждал.
        - С помощью маршалов я намеревался отыскать местного контролера, - пояснил дядя Наум. - По логике, он тоже должен являться одним из них. Доверять государственные секреты гражданскому лицу - дело сомнительное.
        - Вы совершенно правы, - подтвердил Санада. - Только смею вас заверить, что даже если вам повезет и вы найдете этого маршала, пользы от него будет немного. Контролера правительственного терминала зовут Семен Петренко. Я с ним знаком и случайно встретил его, когда он бежал из центра. Теперь это совершенно другой человек. Семья Петренко погибла в аварии на инстант-коннекторе, и Семен сошёл с ума. Как мне показалось, уже безвозвратно.
        - Но... вы таки убеждены, что мы говорим об одном и том же человеке? - растерялся Кауфман.
        - Разумеется. Больше никто из маршалов, кроме Петренко, не служил на правительственном терминале.
        - И у него не осталось дублеров?
        - Зачем ему дублеры? Терминал использовался редко: сеансы связи с Женевой проводились два-три раза в неделю. Семен даже не присутствовал на терминале постоянно - при срочных сеансах его просто вызывали туда.
        - Что ж, очень жаль бедного господина Петренко, - приуныл Наум Исаакович. - А я так рассчитывал на его помощь... Значит, придется выкручиваться самому.
        - Повторяю: в одиночку вы ничего там не сделаете, Наум-сан, - напомнил Хатори. - Доступ в Закрытую зону виртомира защищен паролем. Не спорю, во взломе войс-блокираторов вам нет равных. Но пароль - эта штука посерьезнее. Ваши железные игрушки против него бессильны.
        - Я должен попробовать в любом случае, - сверкнул глазами несгибаемый дядя Наум. - Буду биться над паролем столько, сколько потребуется. Хоть целый год...
        - Могу ускорить вам работу на триста шестьдесят четыре дня, - снисходительно улыбнулся арбитр. - Я знаю пароль для входа в Закрытую зону.
        - Вы?! - изумился Кауфман. Меня тоже не оставила равнодушным такая сногсшибательная новость. - Но откуда? Вы же не маршал, а всего-навсего... главный спортсмен!
        Применительно к тучному арбитру словно «спортсмен» звучало весьма забавно, если не сказать - издевательски, но Санада не оскорбился.
        - Всё очень просто, - не стал темнить Хатори. - Каждая отрасль игровой индустрии контролируется государством, но с реал-технофайтингом случай особый. Мы не просто находимся под контролем правительства а принадлежим ему со всеми потрохами. В действительности хозяин здесь не я, как принято считать, а Макро-совет. Я всего лишь его доверенное лицо и главный исполнительный директор. Для Гроулера-сан это, несомненно, большой сюрприз.
        - И не говорите, - согласился я. - Сроду бы не подумал, что работаю на правительство.
        - Тем не менее, по сути, это так. Когда сотню лет назад реал-технофайтинг стал чрезвычайно прибыльным предприятием, разгорелась грандиозная подковерная борьба за обладание его контрольным пакетом акций. Нечто подобное происходило когда-то с Единым Информационным Пространством и Транс-сетью.
        - Победил в этой борьбе, естественно, сильнейший, - заметил я. - Против закона не попрешь, а против тех, кто его творит, - тем более.
        - Как и во все времена, - кивнул арбитр, - Открытая монополизация игорной отрасли не делает чести правительству, так что анонимность наших хозяев вызвана скорее этическими соображениями, нежели правовыми. Я, как доверенное лицо, подчиняюсь непосредственно Макросовету и потому владею паролем для входа в Закрытую зону. Так что оказать содействие в вашей благородной миссии, уважаемый Наум-сан, будет для меня не прихотью, а исполнением гражданского долга.
        Опять высокопарные речи! Вот только, в отличие от дяди Наума, в искренность арбитра мне почему-то верилось слабо...
        
        В город вошла новая сила, внушающая уважение одним своим видом. Сила эта была уже хорошо известна в центре, но раньше она не покидала пределов стадиума «Сибирь». Не потому, что боялась другой, более серьёзной силы - таковой здесь попросту не существовало, - а потому, что у нее просто отсутствовала цель. Истекшие сутки кардинально изменили ситуацию. Сила не только нашла для себя достойное применение, но и стала ещё внушительнее, заполучив мощное оружие и пополнив ряды новыми бойцами. Было бы чересчур амбициозно заявлять, что сила эта являлась в данный момент самой могущественной на планете, но в пределах гигаполиса Западная Сибирь конкурентов у нее, бесспорно, не имелось.
        Моё недоверие к старым знакомым понемногу улеглось - нам с Кэрри не приказывали снять «форсбоди» и сдать оружие. С негласного дозволения хранителей стадиума мы просто примкнули к ним на равных правах так, по крайней мере, мне казалось). Нам была уже растолкована причина их внеурочного собрания. Оказывается, эта пестрая компания околачивалась на стадиуме в преддверии грядущего юбилейного чемпионата и готовила для церемонии его открытия какие-то показательные выступления. Команда чемпионов - «Всадники Апокалипсиса» - и три десятка специально приглашенных игроков других команд под руководством арбитра Санада репетировали рекламное шоу, когда грянул гром и все они очутились отрезанными от своих домов, разбросанных по планете. Со слов Хатори, кое-кто из «шоуменов», проживающих, подобно мне, поблизости, отказался дожидаться окончания кризиса и отправился домой пешком. Оставшиеся на стадиуме арбитр, реалеры и турнир-корректоры сочли преступлением бросать без надзора переполненный оружием арсенал. Тот хоть и был замурован наглухо, однако, как показала практика, для смекалистых людей ринголиевые двери не
являлись непреодолимым препятствием.
        «Вот и вся загадка, капитан Гроулер, - убеждали меня кристально честные глаза Хатори и товарищей по оружию. - А вы что про нас подумали?»
        Что подумал? Да полная ерунда вся эта ваша история, вот что! Мыльный пузырь, который я при желании прихлопну одним щелчком. Показательное шоу? Тогда почему я наблюдаю аж два десятка реалеров из команд второго и третьего эшелонов, а из «Молота Тора», до сих пор стойко удерживающегося в первой пятерке, нет ни единого представителя? Неужели под моим командованием не играют достойные реал-технофайтеры? Про себя умолчу: я давно не эталон - старик, по гроб жизни замаранный в скандалах, - но птенцы под моим крылом подобрались как на подбор - талантливые, целеустремленные, рвущиеся в небо. Весьма странно, что никто не вспомнил о них, когда зашел разговор о перспективных реалерах следующего поколения, обязанных участвовать в юбилейном мероприятии.
        Впрочем, я решил пока оставить свои сомнения при себе: худой мир лучше доброй ссоры. Однако не прекратил приглядывать краем глаза за бывшими соперниками по аренам. Сегодня превращать их в соперников было опасно. По количеству пролитой крови эти парни за два месяца догнали и с лихвой перегнали меня. Так что кичиться перед ними своей пресловутой кровожадностью у меня теперь вряд ли получится. Разумнее было бы вообще не поворачиваться к ним спиной, но такое было просто физически невозможно: личная гвардия арбитра окружала нас с Кауфманами со всех сторон.
        Заперев арсенал и оставив на его охране маленькую но вооруженную до зубов группу, мы покинули «Сибирь» через главные ворота и зашагали по направлению к Пирамиде. Шли не таясь, гордо расправив плечи - так, как всегда выходили на турнирную арену Что ни говори, а мы до сих пор оставались той силой, принизить которую было не так-то легко. За отсутствием маршалов пришлось возложить на себя почетную обязанность хозяев этого города. Да, это выглядело противозаконно, однако иного пути для нас не существовало - претендентов на звание короля улиц имелось предостаточно, только цели, к которым рвались соискатели трона, радикально разнились с нашими.
        Оставленные стеречь арсенал бойцы вышли вслед за нами на ступени стадиумной лестницы. Они долго стояли, провожая нас взглядами и держа оружие на виду. Их выход носил демонстративно-устрашающий характер: отиравшиеся возле площади фиаскеры должны были крепко-накрепко усвоить - реалеры не бросили «Сибирь» на произвол судьбы, как раз наоборот - вернув себе оружие и доспехи, они подготовились к обороне более тщательно. Самым недоверчивым фиаскерам не возбранялось подойти поближе и проверить, только они предпочли воздержаться от подобных исследований.
        Арбитр также отправился вместе с нами. Само собой, тучный Санада не стал даже пробовать шагать в од-ном темпе с облаченными в интерактивные доспехи крепышами. Хатори вышел из затруднительного положения древним азиатским способом - приказал телохранителям соорудить ему из кресла и труб что-то наподобие паланкина. Тащили паланкин двое «Всадников» включивших «форсбоди» на полную мощность и потому не испытывающих при транспортировке тяжелого пассажира особых затруднений. Со стороны наша процессия напоминала шествие восточного султана, только без верблюдов, знамен, опахал, экзотических одеяний и прочей соответствующей эпохе атрибутики. Да и Хатори мало чем походил на султана, разве что комплекцией.
        Дядя Наум перестал бояться наших грозных попутчиков, однако всё-таки предпочитал держаться поближе ко мне и Каролине, которая тоже не слишком отдалялась от меня. Девушка немного освоилась в нашем обществе, почувствовала себя более раскрепощенно и порой очень колко парировала шуточки своих новых сотоварищей по оружию». Досталось даже Ахиллесу, вздумавшему отпустить ей комплимент. Вернее, то, что Блондин подразумевал под комплиментом, поскольку галантных манер не имел отродясь. Он пообещал Каролине на первом же турнире от души «надавать по симпатичной упругой попке». Кэрри в ответ порекомендовала ему присматривать за своей задницей, до которой тоже рано или поздно доберется чей-нибудь ботинок, а возможно, даже ботинок самой Черной Гарпии. Ахиллес покосился на ухмыляющиеся лица собратьев, потом на меня, буркнул: «Смотри, выскочка, как бы тебе не пожалеть о своих словах» - и прекратил приставания.
        Я готов был зааплодировать Каролине Наумовне, способной без боя укрепить свой авторитет среди реалеров. Но воздержался: не мой стиль - публично хвалить учеников. Распекать за ошибки - другое дело, это полезно. Однако ругать Черную Гарпию было пока не за что. Она не грубила старшему, она лишь показывала, что не станет молча сносить никчемные комментарии в адрес своих «симпатичных и упругих» частей тела.
        По расчетам, путь до штаб-квартиры маршалов дол-жен был занять у нас полтора-два дня. Затратили мы все три: дядя Наум и Хатори нуждались в регулярном отдыхе. Нам в «форсбоди» можно было вообще обойтись без промежуточных дневных привалов - шагай да шагай себе на здоровье: в интерактивных доспехах силы расходовались предельно экономно. Не будь с нами арбитра и Кауфмана, мы бы достигли цели за пару двенадцатичасовых бросков, но двое пожилых людей вынуждали нас двигаться в умеренном темпе и делать через каждые три часа короткие передышки. Глядя на восседавшего в паланкине Санада, трудно было поверить, что арбитр тоже устает, однако такой способ передвижения казался удобным только с виду. Боссу постоянно приходилось сидеть так, будто он проглотил палку - одно неловкое движение, и он мог вывалиться из шаткого паланкина, даже несмотря на крепкие руки носильщиков. Балансирование отнимало у арбитра почти все силы. Но как ни крути, а идущему пешком Науму Исааковичу было всё равно тяжелее, пусть и шагал он налегке, разделив свою драгоценную бумажную поклажу между мной и дочерью.
        К вечеру первого дня пути мы наткнулись на крупную банду фиаскеров - куда большую по количеству, нежели та, что гнала меня и Кауфманов по площади. Фиаскеры облюбовали для обитания широкую эстакаду. Позиция ими была занята стратегически выгодная. Пролегающая над инсконом эстакада являлась единственным пешеходным переходом между кварталами на участке в несколько километров. Легко угадывалось, чем занимались здесь фиаскеры. Сложенные у перил коробки с продуктами и выпивкой, а также небольшие очереди запуганных граждан, столпившиеся у противоположных концов эстакады, указывали, что фиаскеры возродили одну из традиций эры Сепаратизма, а именно - взимание дорожной пошлины. Из всех способов добычи пищи ублюдки выбрали самый простой. Им очень хотелось съесть рыбку и при этом, что вполне логично, не замочить ноги. Но вопреки древней истине, всё у фиаскеров складывалось весьма удачно. Причина успеха крылась лишь в количестве и наглости тех, кто не желал лезть в воду.
        Была ли плата за проход по эстакаде справедливой или нет, мы не выяснили, поскольку платить всё равно не собирались. Выйдя на эстакаду с оружием наперевес, мы направились к пропускному пункту, не сбавляя шага и деликатно отстраняя к перилам выстроившихся в очередь граждан. Они же вылупились на нас, как на спустившихся с небес божеств. Можно было сразу определить, кто считал нас добрыми богами, а кто - злыми. Правда, испуганных взглядов наблюдалось гораздо больше - в справедливость высших сил здесь верили только отчаянные оптимисты, а таковых остались единицы. Часть особо недоверчивых горожан и вовсе подхватила под мышки свои коробки и резво пустилась прочь от эстакады: трудно было предсказать, чьей победой завершится схватка двух хищников, зато вовсе не требовалось гадать, что станет со свидетелем, который в пылу драки мог случайно попасть в их когтистые лапы.
        Но наиболее прозорливыми оказались всё-таки те, чьё любопытство пересилило страх и кто вопреки инстинкту самосохранения не сбежал с моста. Им, как стервятникам, довелось учинить славный «пир на костях», оставшихся на эстакаде после нашего столкновения с фиаскерами. Сами мы подбирать трофеи отказались, потому что не испытывали пока нужды в продовольствии.
        - Эй, «сибиряки», что за дела?! - возмутился вышедший нам навстречу верзила с гипертрофированной мускулатурой (парень раньше наверняка злоупотреблял бодистимуляторами) и явно атрофированными мозгами. - Какого черта вам здесь надо? Мы не суемся на стадиум, и вы не суйтесь в наш район! Проваливайте отсюда - это наша территория! Или платите по закону, как все, - у нас такой порядок!..
        Шедший первым Ахиллес в ответ не произнес ни слова - просто ухватил верзилу за горло и при помощи гиперстрайка швырнул его через перила вниз с полукилометровой высоты.
        Фиаскеры были готовы сопротивляться, скорее всего, они даже атаковали бы нас, позволь мы им это - сотня воинственных, вооруженных чем попало людей давно лишилась чувства страха. Но мы были начеку: едва Ахиллес весьма убедительно объяснил фиаскерам, что мы не вступаем в переговоры, как «Всадники» направили оружие на остальных и дали по ним короткий беспорядочный залп.
        Свистнули парализаторы, награждая многочасовыми судорогами тех, кто угодил под их излучение. Пролаял пулемет, успевший за две секунды прострелить ноги почти полудюжине врагов. Ампулы кальтенвальтера покрыли бирюзовой коркой еще двух фиаскеров - оба они должны были умереть через несколько минут от удушья. Истошно завопил и заметался между товарищей объятый огнем фиаскер, обращенный в живой факел одним из наших файермэйкеров. Приятели попытались сбить с несчастного пламя куртками, но тот, обезумев от боли, со всего маху налетел на перила, перекувыркнулся через них и последовал за вожаком.
        Но больше всего бед натворила автоматическая ракетница самого Ахиллеса, излюбленный «самум» которого остался в арсенале. Капитан «Всадников» стрелял последним и целился наверняка. Врезавшаяся в толпу фиаскеров ракета разметала всех и вся в радиусе пяти метров, но воздействие её этим не ограничилось. Турнирные ракеты не разлетаются на осколки, а поражают противника исключительно ударной волной. Однако в данном случае вышло по-иному. Угодивший в зону поражения хлам, из которого банда соорудила на эстакаде заградительные барьеры, с силой разметало во все стороны. Обломки заграждения покалечили множество оказавшихся поблизости фиаскеров, так что после ракетного выстрела число жертв нашей короткой атаки возросло почти вдвое.
        Чувство командной солидарности заставило и меня выхватить из кобуры «метеор». Я даже отыскал для себя цель, но так по ней и не выстрелил. После того, как прогремел взрыв, любая стрельба уже была излишней - банда в панике ретировалась, а стрелять во вражеские спины я не испытывал ни малейшего желания. Каролина тоже держала «самум» на изготовку и, напряженно прикусив губу, хладнокровно наблюдала за происходящим.
        Кэрри и ее отцу было нелегко. Увиденная ими воочию экзекуция произошла всего-то в десятке шагов от них. Но Кауфманы крепились и не отводили глаз от ужасающей картины. Только дядя Наум едва заметно покачал головой, осуждая столь жестокие методы препротивной борьбы. Высказывать протест во весь голос он не осмелился, хотя ему явно хотелось это сделать. Кауфман стерпел, поскольку чего-чего, но терпения у него имелось в избытке. Я уже не сомневался, что Наум Исаакович и его дочь выдержат все тяготы - на удивление жизнестойкие ребята, пусть иногда и склонны проявлять сугубо человеческие слабости...
        Схватка хищников, а вернее, расправа сильного над слабым, завершилась; начался пир стервятников. Сложенные вдоль перил коробки с отобранными продуктами очутились без надзора, и их в мгновение ока растащили обрадованные этому факту горожане, которых только что едва не затоптали бежавшие хозяева эстакады. С опаской косясь на нас, люди хватали первое, что попадало им под руки, и разбегались кто куда. Их даже не волновало, что коробки забрызганы кровью, а вокруг стонут и корчатся раненые фиаскеры. Обижаемые и притесняемые жители центра дорвались до бесхозного продовольствия, оставить которое здесь было бы преступлением перед их голодающими семьями.
        Как все изменилось вокруг! Мог ли я два месяца назад увидеть подобную сцену прямо в центре родного гигаполиса? Куда катится мир!..
        Или уже докатился, что дальше некуда?
        Арбитр равнодушно поглядел со своего паланкина на раненых и контуженых врагов, ничего не сказал и подал знак следовать дальше. Сбежавшие фиаскеры вернутся и позаботятся о пострадавших приятелях, после чего удостоверятся, что права на их территорию никто не отобрал, и непременно возобновят свое прибыльное занятие. Мы - проходимцы. Нас не беспокоила судьба тех, кто провозгласил себя здешними королями, - прежде чем короноваться, эти глупцы должны были подготовиться к тому, что права на корону придётся отстаивать ценой немалых жертв. Ничего не поделаешь - издержки королевского статуса...
        Нас также не беспокоила дальнейшая участь местного населения, получившего временную свободу от гнета самозваных диктаторов. В центре уже имелись крупные общины, с успехом противостоящие диким фиаскерским бандам. Ничто не мешало людям объединиться и создать новые. Если же с нашим уходом всё здесь вернется на круги своя - значит, так тому и быть. Мы радели за судьбу всего мира, поэтому не отягощали себя заботами о малой его толике. Вернется порядок в мир - будет порядок и на этой земле. Как хотелось надеяться.
        Я тоже возражал против той тактики, что использовали на эстакаде «Всадники Апокалипсиса», - при наличии «форсбоди» разумнее было бы обойтись простыми зуботычинами. Однако пришлось признать, что зло-вещая слава, которая начала быстро опережать нашу группу, сыграла нам на руку. Можно сказать, что слава эта прорубила для нас безопасную просеку в кишевших разнообразными гадами джунглях. На всем протяжении маршрута до Пирамиды нас ожидали свободные от фиаскеров улицы, пустынные эстакады и безлюдные межъярусные переходы. Почти идиллия, только плакатов «Счастливого пути!» недоставало.
        Правда, изредка эту идиллию нарушали стихийные обвалы крупного мусора, сыпавшегося на наши головы с верхних ярусов. Сегодня разрушения не были в городе такой уж редкостью - частенько этому способствовали сами горожане, громившие в поисках необходимого всё, что только попадалось им на дороге. Но мы не верили в случайность обвалов, поскольку происходили они подозрительно регулярно.
        Униженные хозяева улиц таким образом намекали, что они о нас помнят. Потрепанный хищник теперь не лез в открытый бой, а кусался исподтишка. Поэтому следовало соблюдать осторожность и поглядывать не только по сторонам, но и вверх.
        Мы не отстреливались, когда враг бомбил нас мусором, - берегли боеприпасы, да и вычислить укрывшегося на высоте противника было не так-то просто. А он под конец нашего пути обнаглел настолько, что однажды угостил натуральной лавиной из автосэйлеров, Полимерные коробки торговых автоматов загрохотали в десяти метрах впереди, рассыпая нам под ноги остатки своего неразграбленного содержимого. Лишь хорошая реакция спасла нас от вражеских поползновений - турнирные инстинкты в агрессивной среде не утрачивались, а, наоборот, обострялись еще сильнее.
        Будет неправильно сказать, что за три дня пути мы сплотились в дружную команду. Свыклись друг с другом - это вернее. Мы с Кауфманами не разрушали наш маленький сплоченный коллектив: я держал их в поле зрения, потому что обещал приглядывать за ними, они не отходили от меня по той же причине. Иногда во время остановок к нам присоединялся Хатори, ещё реже - Ахиллес; остальным реалерам до нас и вовсе не было дела. Беседовали о разном, но предпочитали не затрагивать серьезные темы. Просто все чувствовали себя усталыми, и ничего путного из тех разговоров не вышло бы. Я судил об этом по себе: сколько ни пытался дядя Наум за время пути объяснить мне детали своего замысла, сколько ни тряс у меня перед носом дневниками прапрадедушки, я каждый раз уходил от разговора - чересчур заумно все это выглядело для капитана Гроулера. Вероятно, в спокойной обстановке я бы вник во все премудрости и познал принцип спасения мира по Кауфману, но только не сегодня. Трудно постигать древние истины, удерживая при этом ушки на макушке и поминутно озираясь в ожидании вражеской атаки.
        Я верил в идеи Наума Исааковича и без доказательств, надеясь, что впоследствии он растолкует мне всё не спеша и популярно. Разумеется, когда наша грандиозная авантюра благополучно завершится. В противном случае специфические знания об изнанке «Серебряных Врат» вряд ли окажутся для меня интересными. A тем более будут мной где-либо востребованы. Тогда уж лучше потратить время более практично. Например, ознакомиться с устройством печных термоэлементов - эта наука уж точно не отложится в голове бесполезным бал-ластом и всегда будет востребована в условиях Жестокого Нового Мира.
        
        Почти все, что рассказывали о штаб-квартире маршалов забредавшие к нам в поселок беженцы, на поверку оказалось правдой. Все, кроме того, что она якобы сильно разрушена. В нескольких километрах к востоку от Пирамиды действительно находился участок с разрушенными зданиями, подобный тому, какой мы с Кауфманами наблюдали по прибытии в центр. Саму штаб-квартиру разрушения миновали, а обратить ее в руины могла разве что ядерная ракета эры Сепаратизма. Гигантская белокаменная пирамида с вершиной из ярко-красного кварца - там располагался знаменитый зал Закона, в котором хранился один из первых экземпляров конституции Великого Альянса, - пребывала в запустении, что было различимо уже издали. Окон в Пирамиде не имелось, так что определить, был ли внутри пожар, мы не могли. Хотя что-то похожее на следы копоти, издалека приметной на белых стенах, наблюдалось у немногочисленных выходов из здания.
        Именно эти следы придавали Пирамиде пятнистую чёрно-белую окраску березовой коры. Фиаскеры, чьих рук дело мы наблюдали, не добрались только до кварцевой верхушки Пирамиды, хотя разнести вдребезги зал Закона должно было, по идее, считаться делом чести для любого уважающего себя вандала; наверное, лентяи просто поленились взбираться по лестницам на километровую высоту. Кроваво-красный наконечник - отличительная черта всех маршальских Пирамид планеты, как и прежде, сверкал на солнце рубиновыми искра-ми, отчего сразу же выделял штаб-квартиру слуг закона из массы прочих строений, тоже довольно оригинальных по архитектуре.
        Главный вход в Пирамиду располагался на пятом ярусе, на который мы заблаговременно спустились еще вчера. Возле входа признаки отгремевшего здесь сражения были весьма отчетливы. Мембраны силовых полей в воротах Пирамиды отключились, как и везде, а защитники из гуманных маршалов вышли не чета защитникам стадиума - закаленным в турнирных баталиях реалерам. На полный разгром маршальского войска указывали несколько валявшихся у входа скелетов, обглоданных бродячими собаками. Скелеты и обрывки мундиров на них как бы символизировали то плачевное состояние, в каком находился сегодня институт блюстителей правосудия. Впрочем, делать выводы из увиденного о состоянии этого института по всему миру было пока преждевременно. Хотя, принимая в расчет примитивную психологию типичного фиаскера (сыт - доволен, голоден - зол), следовало догадываться, что положение дел в остальных гигаполисах Великого Альянса вряд ли сильно отличается от нашего - бунты, погромы, грабежи...
        - Сомнительно, что здесь кто-либо остался, - пред-положил Хатори, спустившись с паланкина и подбирая с земли маршальскую фуражку. - Нам довелось повоевать с осатаневшими глюкоманами. Если эти твари чувствуют в противнике слабость, они только звереют. Маршалам в том бою победа не светила в любом случае. И потому, что их было мало, и потому, что они не были готовы убивать…
        Разбросанные останки еще двух с лишним десятков тел были обнаружены нами сразу при входе в штаб-квартиру. Уличный воздух постоянно проникал в парадный холл через широкие ворота, однако мерзкий запах тлена все равно не выветривался отсюда. Практически все скелеты были одеты в разодранные маршальские мундиры - здесь происходила даже не битва а массовая резня. При взгляде на ее последствия версия арбитра о тотальном разгроме защитников Пирамиды показалась мне убедительной. Соотношение противников в этом сражении сложилось далеко не в пользу маршалов. Да и продлилось побоище наверняка от силы несколько минут. Я был уверен, что на других ярусах здания увижу такую же удручающую картину, но, к моему облегчению, идти туда не потребовалось.
        Разъяренные фиаскеры не удовлетворились лишь убийством тех, кто всегда ограничивал их свободу и заносил правонарушителей в позорный Желтый, а особо отличившихся - в Красный списки. Обстановка холла также хранила на себе следы безудержной агрессии нападавших. Все кварцевые и полимерные детали убранства были педантично обращены в осколки, а те, что разбить и растоптать было уже посложнее, валялись раскиданными и покореженными. Некогда аккуратно подстриженные кустики были выдраны с корнями, а экзотические деревья топорщили обломанные ветви. Даже цветы - вечный символ любви и мира - были безжалостно вытоптаны. Какой удар испытала бы при виде всего этого наша соседка, любительница роз Гертруда Линдстром! Человеческие скелеты, и те, наверное, не шокировали бы ее так сильно, как варварски уничтоженная клумба...
        Наум Исаакович, старательно избегавший смотреть на истлевшие тела, резонно забеспокоился по поводу сохранности правительственного терминала, чья участь так же могла оказаться плачевной.
        - Напрасно волнуетесь, - утешил его арбитр. - Даже самый тупой из фиаскеров не станет спускаться на нулевой уровень, где расположен терминал. Что он там забыл? Во-первых, здесь и наверху-то нечем поживиться, а внизу и подавно: раздатчиков глюкомази маршалы не держат. А во-вторых, кому захочется потом карабкаться обратно вверх по лестнице на полукилометровую высоту? Нижние ярусы Пирамиды - это полностью изолированные от внешнего мира бункеры со стенами толщиной в несколько метров.
        В отличие от ленивых фиаскеров, мы были вынуждены спускаться к самому основанию Пирамиды. Ради этого пришлось напяливать шлемы со встроенными лайтерами, поскольку свет в шахте и на нижних ярусах отсутствовал. Ахиллес оставил в холле трёх бойцов для охраны единственного пути к отступлению - при желании враг легко загнал бы нас здесь в безвыходную западню, - а затем мы отправились разыскивать лестницу, ведущую на нулевой ярус. Поиски пришлось вести вслепую, поскольку даже часто бывавший в Пирамиде Санада понятия не имел, где находится аварийный выход. Как и все визитеры, он всегда пользовался либо лифтом, либо транспортным экспресс-модулем.
        Доступ к лестничной шахте обнаружился в одном из служебных помещений. Мы бы искали вход в него гораздо дольше, если бы фиаскеры не выломали поблизости все зеленые насаждения. Шахта скрывалась за обычной дверью, замаскированной под декоративную облицовку, и уходила вниз, во мрак и неизвестность. Лучи наших лайтеров не достигали дна шахты, растворяясь во тьме где-то на полпути. Спускаться на нулевой ярус по этой головокружительной тропе не хотелось, однако альтернативы ей не было. Разве что тоннели для модулей, но для пожилого дяди Наума и тучного Хатори они являлись вовсе непреодолимыми.
        Перед началом спуска арбитр выгрузил свое габаритное тело из паланкина, решив пройти остаток пути своим ходом, опираясь на руки реалеров. Вероятно, ему уже до колик осточертела трехдневная болтанка в шатком кресле, а может, он побоялся ненароком вывалиться из него в пропасть. Широкая винтовая лестница, шедшая вдоль стен шахты, изобиловала ровными площадками для отдыха, так что пешее передвижение не стало для Санада чересчур суровым испытанием. Кауфман поглядел на Хатори и тоже без лишних напоминаний оперся на руки мне с Кэрри - ему, как никому другому, требовалось беречь силы перед предстоящей работой. Мы бережно подхватили нашего драгоценного гения под локти - сегодня, когда на нас были надеты «форсбоди», невесомое тело дяди Наума и вовсе не причиняло нам неудобств.
        Мне редко доводилось посещать нулевые ярусы высотных городских районов, а в Западной Сибири я не наведывался туда еще ни разу. Сложно было сказать, какие ощущения испытал бы я снаружи Пирамиды, но когда наши подкованные ботинки наконец ступили на твердый пол, нависающие со всех сторон монументальные стены надавили мне на психику всей своей массой. Только здесь, у поверхности земли, житель гигаполиса осознает, кем он является в действительности жалкой букашкой, копошащейся у подножия гигантских скал, пусть рукотворных, но от этого не менее внушительных. Острее всего это должно было чувствоваться в первый день кризиса, когда «скалы» вокруг вдруг начали рушиться... Мне же, чтобы испытать мерзкое чувство собственного ничтожества, хватило лишь воображения и взгляда вверх.
        Пока я нервно поигрывал пальцами на рукояти «метеора» и озирался по сторонам, привыкая к непривычной атмосфере, дядя Наум узрел для себя во мраке, пронизанном лучами лайтеров, кое-что любопытное. Он тут же кинулся исследовать находку, после чего подозвал меня и попросил посветить ему, дабы он, по его словам, избавил нас от одного маленького неудобства. Кроме зловещей атмосферы, разогнать которую Кауфману было явно не по силам, неудобством здесь можно было считать только отсутствие освещения. Поэтому до меня сразу дошло, чем занимается Наум Исаакович, ковыряющий отверткой и пассатижами в обнаруженной им стенной нише.
        Хатори, Ахиллес и прочие столпились вокруг нас, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. Всем им следовало бы запомнить эту минуту, поскольку они удостоились чести присутствовать на древнем таинстве, описанном ещё в Библии, а именно: превращении тьмы в свет. В данный момент дядя Наум действительно претендовал на роль бога, ибо собирался ни много ни мало отменить на планете Апокалипсис.
        А вот согласится ли с этим настоящий творец, предсказывать было рановато. Зная об обидчивости этого типа, не следовало особо надеяться на его поддержку. Хотя, с другой стороны, существовала вероятность, что творцу самому надоело глядеть на Жестокий Новый Мир, поэтому он не станет препятствовать любимым детям возвращать прежний порядок вещей.
        Лайтеры на стенах вспыхнули столь неожиданно, что все мы невольно вздрогнули. Окружающая обстановка сразу преобразилась до неузнаваемости, а львиная доля моих страхов бесследно испарилась. Яркий свет - это как-то привычнее и спокойнее.
        - Как вам такое удается, Наум-сан? - восхитился Хатори работой гения. - Да я ключ к виску медленнее прицепляю, чем вы проделываете свои умопомрачительные фокусы!
        - Прямо такие уж умопомрачительные? - разулыбался Наум Исаакович. - Нет, конечно, в жизни мне порой попадались и настоящие головоломки, но для этого фокуса много ума не надо. Все, что я сделал, - упростил схему работы освещения до элементарной. Надо было лишь исключить из схемы всё связанное с дистанционным управлением. Источник питания и источник света - оба они прекрасно функционируют и без дополнительных устройств. Конечно, отсутствие автоматического контроля представляет жуткие неудобства, однако в нашем положении будет скорее неудобно без света, нежели без регулятора яркости. Что ж, любезный Хатори-сан, комфорт я вам обеспечил. Теперь показывайте дяде Науму, где терминал...
        
        Как и предполагалось, не нашлось среди фиаскеров такого фанатичного вандала, который готов был преодолеть километр крутых лестничных пролетов ради того, чтобы побуянить в столь экзотическом месте. Именно это, а также кромешная тьма спасли правительственный терминал от разрушения.
        Здесь было где разгуляться вандалам Рассчитанная на возможность ручного управления, система удаленного доступа в Закрытую зону являлась крайне громоздкой и сложной. Ну и, разумеется, несовременной, мягко говоря. Мыслимое ли дело: для контроля в ней использовались не последние достижения видеотехнологии, пикчерз-креаторы, недавно вышедшие из обихода голопроекционные мониторы, а допотопные настенные панели псевдообъемного изображения - тонкие и гибкие; если не ошибаюсь, в старину их в шутку называли «простынями».
        Да, разбить правительственный терминал - это не инфоресивер под каблук сунуть: топнул, и все дела. Для его уничтожения требовалось куда больше времени и усердия. Пять широких дисплеев-«простыней» располагались перед креслом контролера так, чтобы обеспечить работающему на терминале человеку максимальный угол обзора. Слева и справа от дисплеев виднелась добрая сотня погасших микролайтеров, каждый из которых обязан был сигнализировать о чём-то своём. Это напоминало сигнализацию на пульте ручного управления настройками «форсбоди» - примитивная, но предельно доходчивая схема.
        Впрочем, обычные инфоресиверы здесь также были. Большие ключи контролеров, с пикрами повышенной интерактивности, лежали рядом с терминалом. Однако Кауфман не стал даже приближаться к ним.
        - Ключи - это стандартная схема доступа, - пояснял дядя Наум. - Они нам не помогут, даже в том случае, если полностью работоспособны. У нас есть пароль для входа в Закрытую зону, но, к сожалению, нет персон-маркера местного контролера, а без него инфоресивер не активировать. Поэтому придется воспользоваться вот этой дублирующей системой. - Он указал на нагромождение древнего оборудования. - Как я и предполагал, на терминале она таки имеется. Никогда не доводилось общаться с подобным анахронизмом. Жутко не терпится попробовать.
        И Кауфман в возбуждении направился к терминалу. Но вёл дядя Наум себя настороженно, будто входил в храм древнего божества и опасался ненароком пробудить его своим вторжением. Тем не менее страх надо было обуздать, поскольку мы сюда затем и пожаловали, чтобы растормошить капризное божество по имени «Серебряные Врата».
        Панель ручного управления дублирующей системой была небольшой, но обилие на ней разнообразных сенсоров, помеченных буквами, цифрами и непонятными символами, не позволяло говорить об удобстве, тем более о простоте ее эксплуатации. Однако при виде панели Кауфман отнюдь не пал духом, а, наоборот, радостно потёр ладони и провозгласил:
        - Так вот она какая - настоящая клавиатура! Это вам не ее современное трехкнопочное подобие - пульт отладочной подсистемы «Контральто Д». Работа на клавиатуре, замечу вам, ненамного проще игры на фортепиано. Став виртуозом ручного управления «Серебряными Вратами», я могу при желании делать с ними всё, что захочу. Даже при полностью отключенном войс-командере! К сожалению, времени на мастерское освоение этого инструмента у меня нет, но основные аккорды сыграть двумя пальцами попробую. Для начала проверим, как обстоят дела с питанием...
        Питание было в полном порядке. Об этом нас немедленно известили замерцавшие вокруг дисплеев лайтеры, когда Наум Исаакович нажал пальцем самую большую и самую заметную кнопку на панели. Послышался легкий шелест, и откуда-то со стороны терминала в лицо мне повеяло тёплым ветерком. Несколько лайтеров плавно поменяли цвет с красного на синий.
        - Принудительное охлаждение, - пояснил Кауфман. - Судя по всему, у начинки этой штуки весьма высокая теплоотдача . Итак, приступим.
        Дядя Наум медленно опустился в кресло контролера, с опаской занес руки над панелью, но касаться сенсоров не спешил. Он явно пребывал в нерешительности, поскольку на лице его опять промелькнула широкая гамма чувств - характерный для Кауфмана признак волнения. А пока Наум Исаакович сомневался, все пять дисплеев вдруг ни с того ни с сего замерцали вразнобой обилием гигантских беспорядочных чисел. У меня зарябило в глазах, а напуганный дядя Наум отшатнулся и отдернул руки от панели. Лицо его раскраснелось и покрылось потом, а дыхание перехватило.
        - Это не я! - заявил он осипшим от испуга гол сом. - Это... это... Один момент, любезные!
        Он пристально всмотрелся в мелькающие перед ним числа, которые вскоре сменились скупыми непереводимыми терминами, среди которых, правда, изредка попадались и узнаваемые слова. Из известных чаще всего встречалось слово «загрузка», хотя кто, кого и чем здесь загружал, лично я пока затруднялся объяснить.
        - Все в порядке! - с облегчением выдохнул Кауфман. - Происходит то, что и должно происходить. Активация питания повлекла за собой старт дублирующей операционной системы. Конечно же, как я сразу не подумал: при ручном управлении старт всегда осуществляется автоматически! Это сильно упрощает работу контролёра в аварийной ситуации... - Дядя Наум сцепил пальцы в замок и, отрешенно глядя перед собой, в полголоса пробормотал: - Все хорошо, все хорошо... Без паники, без паники... Так, собраться, собраться... Если я всё правильно запомнил, с минуту на минуту должна появиться... Ага, вот и она!
        Каскады мелькающих терминов пропали, и на дисплеях нарисовалась знакомая мне с детства эмблема-заставка «Серебряных Врат». Как и прежде, она вращалась и жизнерадостно переливалась яркими цветами, однако наблюдать ее в таком неприглядном - плоском - виде было непривычно. Всё равно, что рассматривать картину какого-нибудь великого художника, перерисованную ребенком. Впрочем, ущербная заставка недолго мозолила нам глаза. Уже через минуту на её фоне появилось непроницаемо-суровое лицо человека с колючим взором и плотно сжатыми губами. Почему-то незнакомец живо напомнил мне того самого маршала, который проводил разбирательство по факту совершенного мной непредумышленного убийства капитана Спайдермена. Хладнокровие и неподкупность - все это было отражено даже во внешности глядевшего на нас с дисплея человека.
        - Добро пожаловать в Закрытую зону «Серебряных Врат», - равнодушно произнес незнакомец, едва размыкая губы, после чего представился: - Я - привратник Уильям. Напоминаю, что для работы на этом терминале вам требуется обладать правами допуска в Единое Информационное Пространство не ниже первой категории. А теперь попрошу ввести ваш персональный код.
        - Вы знаете этого господина? - пристально вглядываясь в лицо привратника, спросил Кауфман у Санада.
        - Никогда раньше не видел, - недоуменно пожал плечами арбитр, после чего приблизился к терминалу и обратился к человеку на центральном мониторе:- Прошу прощения, кто вы такой?
        Вместо ответа привратник снова потребовал у него код. В голосе Уильяма не слышалось ни капли раздражения. По-моему, он был готов повторять свое требование столько, сколько будет нужно, и я сомневался, что уловлю разницу в его интонации между тысячным вопросом и первым.
        - Судя по всему, мы имеем дело не с человеком, а с обычной виртоличностью, причём не самой любезной, - не оборачиваясь, пояснил Кауфман. - И господин Билл просит у нас пароль. Таки дайте ему то, что он хочет, Хатори-сан, иначе мы будем топтаться у этих «ворот» до бесконечности.
        - Но я его знать не знаю! - возмутился Санада. - Раньше для пропуска в Закрытую зону достаточно было просто назвать пароль после заставки, и все! Откуда этот привратник здесь взялся?
        - Пока неизвестно, - ответил дядя Наум, - но есть подозрение, что он имеет прямое отношение к Законотворцу, который, как вы помните, диктует здесь политику.
        - Что ж, мне не остается иного выхода, как поверить вам, Наум-сан, - развел руками Хатори. - Опрометчиво, конечно, доверять пароль незнакомой виртоличности, но вы правы - выхода у нас нет.
        И он принялся размеренно и громко проговаривать длинную абстрактную комбинацию из букв и цифр, которую, к счастью, помнил наизусть.
        - Прошу вас, не так быстро, - произнес Наум Исаакович, старательно нажимая одним пальцем сенсоры на клавиатуре. - Я за вами не поспеваю, а ошибаться нам нельзя ни в коем разе. Господин Билл может счесть нас за злоумышленников и полностью блокировать доступ в зону. Вот тогда точно пиши пропало...
        Писать это грустное слово Кауфману не пришлось. Привратник Уильям остался доволен паролем и улыбнулся нам скупой служебной улыбкой.
        - Благодарю вас, господин Санада, - произнес он, после чего лицо его переместилось с центрального дисплея на правый, а на центральном возникла псевдообъёмная, но бедноватая на детали пастораль: живописные зелёные холмы и прозрачно-голубое небо над ними. - Вы ввели правильный код доступа и имеете право находиться в Закрытой правительственной зоне. Напоминаю, что в данный момент вы не можете по техническим причинам покинуть эту зону и выйти в Открытую. Также вы не можете воспользоваться следующими функциями правительственного терминала...
        И Уильям взялся нудно перечислять, в чём сегодня ограничены привилегированные посетители Закрытой зоны и с какими проблемами они могут столкнуться. Судя по нескончаемой череде ограничений, работа для дяди Наума ожидалась не сахар.
        - Хватит! - не выдержал арбитр. - Достаточно, Уильям! Скажи лучше, как нам... Эй, да хватит же! Наум Исаакович, как мне поговорить с ним?
        - Нет доступа к войс-командеру, - словно отвечая на вопрос, продолжал бубнить Уильям. - Чтобы включить войс-командер, воспользуйтесь панелью ручного управления. Если у вас возникают затруднения при работе ручным управлением, вызовите контролера либо проконсультируйтесь со справочной службой, активировав сенсор «эф-один». Сенсор расположен в верхнем левом углу панели. Активация осуществляется путем нажатия...
        - Знаком с ним пять минут, а уже готов убить зануду! - процедил сквозь зубы Хатори. - И кто только служил прототипом этого Билла?
        Услыхав про справочную службу, Кауфман незамедлительно отыскал нужный сенсор и нажал на него. Травянистые холмы преобразились в изысканную гостиную с пылающим камином, а привратник обрел тело и переместился в мягкое кожаное кресло, стоявшее возле камина. Настроение Уильяма тоже изменилось с официально-делового на радушное. «Задавайте ваши вопросы, я вас внимательно слушаю», - показывал весь его вид: расслабленная поза, склоненная набок голова, заинтересованный взгляд. Окошко суфлера, на котором отражались вводимые Кауфманом с клавиатуры буквы было выполнено в виде инкрустированной золотой рамой картины, висевшей по левую руку от привратника.
        Восстановленный войс-командер был первым успехом Наума Исааковича, достигнутым им в Закрытой зоне. Минут двадцать Кауфман неловко манипулировал сенсорами, вписывая вопросы в диалоговое окно, выслушивал ответы привратника, поминутно сверялся с притащенной из дома библиотекой, которую разложил перед собой, и периодически нажимал на большой сенсор, помеченный изогнутой стрелкой. Пот лил с дяди Наума градом, однако мой несгибаемый сосед всё-таки отыскал верный язык общения и с этим оборудованием. Результатом тому служил привратник Уильям, который в одну прекрасную минуту обрел слух и стал понимать, о чём его спрашивают, без посредства клавиатуры.
        - Спросите, что ему известно о ситуации в Женеве, - первым делом потребовал Санада у Кауфмана.
        - Теперь вы можете спрашивать его сами, - поправил тот арбитра. - Только боюсь, он всё равно не скажет. Как я уже понял, господин Билл не полноценная виртоличность, вроде виртуальных адвокатов и им подобных, коими изобилует мир «Серебряных Врат». Уровень искусственного интеллекта привратника приблизительно соответствует технологическому уровню этого оборудования. Поэтому вы с Уильямом и незнакомы: он - это всего лишь часть аварийной системы. Он призван помогать пользователю разбираться в устаревших технологиях без помощи ключа. Справочник, облечённый в максимально удобную форму, так что нельзя требовать от него знания текущей политической обстановки. Впрочем, убедитесь сами...
        Привратник выслушал Хатори, а затем виновато развёл руками и попросил конкретизировать вопрос. Всё, что он мог ответить по теме, касалось только истории славного города Женева и ее определяющей роли в современном мировом порядке. Обладай мы массой свободного времени, наверняка с удовольствием послу-шали бы познавательную лекцию, но в данный момент нам было не до виртуальных экскурсий.
        - Хорошо, тогда свяжите меня с членом Макросовета Клаусом Штраубом, - снова потребовал арбитр.
        В этот раз отказ Уильяма был категоричен: с господином Штраубом нет связи, так как в данный момент он не зарегистрирован в Закрытой зоне.
        Hе успел ещё Санада огорченно поморщиться, а расторопный дядя Наум тут же отреагировал на заявление привратника вопросом: а с кем тогда любезный Уильям может установить сейчас связь?
        К нашей безмерной радости, Уильям обладал на сей счёт конкретной информацией. Не скажу за остальных моих спутников, а я ощущал себя Робинзоном Крузо, обнаружившим после долгих лет одиночества на берегу своего острова человеческие следы. На нашем острове, изолированном от прочего виртомира, следы также имелись и принадлежали не дикарям, а вполне цивилизованным людям - маршалам-контролерам аналогичных терминалов, расположенных в Торонто, Мельбурне, Владивостоке, Панаме и Тель-Авиве. Представители пяти гигаполисов пребывали на связи, и едва услужливый привратник известил маршалов о появлении в Закрытой зоне нового пользователя, как все тут же выказали желание познакомиться с новичком.
        Недостатком этого общения являлось отсутствие между нами визуального и звукового контакта, но на такие мелочи, с сегодняшней точки зрения, неудобства пенять было уже глупо. Активированный Кауфманом войс-командер нашего терминала прекрасно распознавал речь и при поддержке окна суфлера преобразовывал ее во вполне связный текст. А он тут же редактировался и купировался до некоего усредненно-лаконичного стандарта, обязанного облегчать общение вслепую. И пусть за этими скупыми строками терялась личность собеседника, зато общение между нами было предельно понятным. Я мысленно возблагодарил всех известных мне богов за то, что они одарили человечество письменностью и не дали позабыть её даже тогда, когда в ней уже практически отпала надобность. Иначе нам пришлось бы совсем туго, не научись мы в своё время читать.
        Кауфман чуть не ошалел от свалившейся на него удачи. Отчаявшись после известия о сумасшествии местного контролера, он внезапно обрёл контакт с пятерыми его коллегами сразу. И пусть они находились от Западной Сибири по разные концы света, система аварийной связи Закрытой зоны собрала всех нас как бы за одним общим столом. Не на пир, разумеется, а на военный совет. Время пировать еще не пришло.
        Однако война войной, а потратить часок на простое человеческое общение никто из нас не отказался, ведь беседовали мы не с подобными Уильяму виртоличностями, а с живыми людьми. Все-таки плохо, что мы не слышали голоса друг друга, но то, что при этом мы были избавлены от ручного набора текстов, ускоряло и на порядок облегчало общение. Не имеющий должного навыка работы на клавиатуре, дядя Наум уже через час отбил бы себе пальцы, если и вовсе не рехнулся от такого энергоёмкого и скрупулезного труда.
        
        Информационный голод - вот как назывался массовый недуг, поразивший нас в Жестоком Новом Мире. Волны разнообразной информации, ранее захлестывавшие мозг современного человека через инфоресивер, превратились сегодня в жалкие, пересыхающие ручейки слухов, передаваемых из уст в уста. Тому, кто родился и вырос у бушующего информационного океана, было неимоверно трудно приспосабливаться к жизни в безводной пустыне скудных кривотолков. Поэтому едва нам представился случай вновь ощутить себя частью Единого Информационного Пространства, мы жадно припали к этому источнику, забыв и о постоянной опасности, и о том, где находимся, и об усталости, и о голоде... Разве что причину, по которой сюда пожаловали, не забыли, и то лишь потому, что других тем для разговора не предлагалось.
        Пять разбросанных по миру адресов, при рабочем инсконе считавшихся бы соседними, а ныне отделенных друг от друга непреодолимыми преградами - океанами и тысячами километров бездорожья. Пять источников информации, из которой уже можно было складывать целостную картину современного мира. Пять человек, тщетно пытающихся вернуть этому миру прежний облик. И вот к пятерке отважных присоединился шестой радетель о судьбе человечества, исполненный неординарных идей и беспричинного, по нынешним меркам, оптимизма. Событие по-своему значимое, что и било единодушно признано всеми участниками Всемирного Антикризисного Комитета - единственного обитателя с грехом пополам функционирующей Закрытой зоны.
        Ещё месяц назад в Комитете было не пять, а гораздо больше членов, однако остальные пропали из Закрытой Зоны и назад не вернулись. Причины их исчезновения объяснилась лишь с пропажей последнего сгинувшего маршала. На протяжении целого часа он вел драматичный репортаж о том, как в дверь к нему ломится толпа остервенелых фиаскеров, после чего связь с ним оборвалась на полуслове. Поредевшему и подавленному Комитету оставалось лишь гадать о дальнейшей судьбе своего члена. Судьба, та не представляла загадки и могла с одинаковой вероятностью настигнуть каждого комитетчика, проводившего у своего терминала дни и ночи напролет.
        В Жестоком Новом Мире маршалы превратились в вымирающий вид. Комитет уже знал, что вымирание маршалов было повсеместным и, как ни прискорбно это звучало, неизбежным.
        Пятеро маршалов да еще виртоличность Уильям - не очень сообразительный для равноправного членства в Комитете, но прекрасно сведущий в законах Закрытой зоны, а потому единогласно зачисленный на должность распорядителя - в данный момент это были все обитатели современного виртомира... Или даже не мира, а так - мирка. Маленького кораллового рифа в сравнении с прежним континентом, ушедшим на дно подобно мифической Атлантиде. Кто-то из комитетчиков волею обстоятельств уже остался на терминале в одиночестве, кого-то еще охраняли чудом выжившие собратья-маршалы. Кто-то пребывал на грани отчаяния, в ком-то еще теплился оптимизм. Появляющиеся в окне войс-командера отредактированные строки не раскрывали душевное состояние их автора, но общее представление о его современном взгляде на жизнь складывалось.
        Кауфман, вошедший в Закрытую зону под именем Хатори Санада, так и продолжал выдавать себя за него. Развалившийся в кресле арбитр неотлучно находился рядом со своим протеже, внимательно наблюдал за его действиями, но в беседу не влезал, безоговорочно доверив обсуждение технических аспектов дела Науму Исааковичу. Мы с Каролиной и остальные реалеры разместились кто где; кому не хватило кресел, те приволокли их из соседнего помещения. Ахиллес отправил разведывательную группу на обследование Пирамиды, а сам предпочел остаться с нами.
        Привратник Уильям тоже находился здесь, выбрав себе один из второстепенных мониторов. Хитрец делал вид, что дремлет у своего камина, хотя, когда к нему обращались за советом, реагировал без промедления, а иногда и самостоятельно вносил какой-нибудь своевременный комментарий. Уильям был единственным членом Комитета, кто разговаривал с нами нормальным человеческим голосом, хотя отдавать его в пользу того или иного решения привратнику возбранялось. Но виртоличность не жаловалась на дискриминацию, поскольку была напрочь лишена такого качества, как обидчивость. Как, впрочем, и лишена подавляющего большинства других человеческих чувств.
        Комитет заседал второй месяц кряду, но результатов его деятельности не наблюдалось. Все стандартные сценарии борьбы с кризисом были опробованы и отвергнуты, поскольку ещё в первый день стало ясно, что они неэффективны. Оставалось уповать на нестандартные методы, представлявшие собой все мыслимые и немыслимые эксперименты с привычными командами, попытки расшифровать код системной ошибки при помощи отнюдь но выдающихся способностей привратника Уильяма, и ещё пару-тройку совсем экзотических способов, которым ментор-система «Прима» никогда не обучала контролеров, так как сроду не додумалась бы до такого абсурда. В списке предпринятых экстренных мер не фигурировали только молебны и пляски с бубнами. Да и то наверняка лишь по причине отсутствия у маршалов молитвенника и шаманского музыкального инструмента, звуки коего, по слухам, изгоняли злых духов.
        Все попытки реанимации «Серебряных Врат» разбивались о Синий Экран Смерти, словно снежки о стену. Положение усугубляло и то, что сам Макросовет упорно хранил молчание. Из-за этого Комитет всё больше склонялся к мысли о некой масштабной катастрофе, постигшей столицу цивилизованного мира. На Женеву рухнул метеорит или сдетонировала припрятанная где-нибудь со времен эры Сепаратизма ядерная боеголовка - такие теории были предложены Науму Исааковичу в качестве основополагающих.
        Кауфман, отнюдь не смущенный тем, что комитетчики обращались к нему по имени Хатори, разнёс эти теории вдребезги одним лишь фактом, что Комитет до сих пор вполне успешно общается между собой в Закрытой зоне, чего никогда бы не случилось, если бы в Женеве был уничтожен главный сервер Единого Информационного Пространства или как там в действительности называется технический центр, в базе которого хранятся системные файлы «Серебряных Врат» и к чему раньше посредством локальных трансляторов подключались наши ключи-инфоресиверы.
        Осведомленность арбитра в подобных деталях изумила технически подкованных комитетчиков, а тот, в свою очередь, удивленно уставился на дядю Наума, листавшего дневники прапрадедушки в поисках новых контраргументов. Маршал из Тель-Авива - судя по всему, самый опытный член Комитета - признался, что в наши дни о технических тонкостях работы «Серебряных Врат» не ведают девяносто процентов контролеров, искренне считающих, будто виртомир существует сам по себе, наподобие естественного радиационного фона планеты. Безусловно, арбитр прав: в Женеве действительно есть технический центр, только именуется он не главным сервером - откуда вообще взялся такой безликий термин? - а Хранилищем Всемирного Наследия. Неизвестно, как другим контролерам, а тем, кто обучался в ментор-системе «Прима», об этом рассказывали.
        Хранилище Всемирного Наследия было сконструировано по принципу гигантского инфоресивера: в его накопителях, на не подверженных износу самоклонирущихся бионосителях, хранилась вся база данных «Серебряных Врат». Мириады процессоров неустанно обрабатывали информацию и перенаправляли ее на мультиканальный передатчик, столь мощный, что его сигналы четко и практически без задержек принимались даже на базах Плутона и Харона. Напичканное биотехнологиями Хранилище больше походило на постоянно самоомолаживающийся организм, который питался энергией либериаловых генераторов и был надежно защищён сверхпрочными стенами. Комитетчики согласились с господином Санада: действительно, он рассудил здраво - этот организм был пока жив, так что следовало вести речь о его болезни, а не о смерти. Тяжелой, неизвестной науке болезни, от которой требовалось оперативно разработать лекарство.
        Наум Исаакович высказал опасение, что о лекарствах, по всей видимости, говорить поздно - болезнь сильно запущена, поэтому «Серебряным Вратам» требуется уже не терапевтическое лечение, а хирургическое вмешательство. А вместо того, чтобы разъяснить маршалам суть своего диагноза, поинтересовался, кто такой этот самый Законотворец, политике которого внезапно начал противоречить инсталлятор «Рубикон».
        Прежде чем ответить, Комитет выдержал длинную паузу, очень похожую на заговорщическое перешептывание, которое и впрямь имело бы место, будь у комитетчиков отдельный канал для переговоров. Однако за неимением такового они явно не совещались, а выжидали, кто же из них ответит на вопрос первым. Почему-то в Антикризисном Комитете долго не находилось желающих утолить любопытство западносибирского всезнайки
        - Вообще-то, это закрытая информация, - наконец отозвался маршал из Владивостока. - Но раз уж вы, господин Санада, являетесь доверенным лицом Макросовета и обладаете паролем для входа в Закрытую зону, значит, в связи со сложившимися обстоятельствами вам можно приоткрыть кое-какие государственные тайны. Как считаете, уважаемые коллеги?
        Коллеги помялись, но все же согласились: новый член Комитета показал себя на удивление осведомленным человеком, а значит, в любознательности ему не откажешь. Люди, любознательные от природы, - особая категория человечества. Они вполне могут подкинуть свежую идею даже в той области, где разбираются постольку-поскольку. Одна голова - хорошо, пять - лучше, а плюс к ним шестая и светлая - так и вовсе дар свыше.
        - Вы один у терминала, господин Санада? - спросил панамский маршал. - Если нет, боюсь, разговор на затронутую вами тему не состоится.
        Дядя Наум вопросительно посмотрел на Хатори: следует ли отвечать правдиво, если на честный ответ мы получим вежливый отказ, после чего дальнейший диалог скорее всего потеряет всякий смысл. Раздумывая над решением, арбитр неторопливо пригладил волосы, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, затем шепотом произнес:
        - Ответьте: я здесь один. Спросят, где маршалы, - скажите всю правду: в Западной Сибири их больше нет.
        И почему-то угрюмо покосился на привратника, словно тот поймал его на лжи и уже готовился уведомить об этом Комитет. Но Уильям продолжал дремать у виртуального камина, будучи абсолютно равнодушным к нашему обману. Даже если привратник и наблюдал за нами втайне при помощи скрытых в зале ключей, вряд ли он собирал информацию для комитетчиков, поскольку маршалов наш ответ полностью удовлетворил. А мы, согрешив против одной истины, выведали для себя другую - ту, за которой сюда и пожаловали...
        - Должность Законотворца всегда принадлежала председателю Макросовета, - сообщил маршал из Торонто после того, как арбитр уверил Комитет в том, что конфиденциальность соблюдена. - Только глава правительства обладает правом регулировать политику виртомира. Вы понимаете, господин Санада, что глупо применять законы реального мира в Едином Информационном Пространстве. Организовывать в виртомире что-то наподобие демократического совета, выбранного из числа пользователей, нельзя - здесь иные правила. Как бы мы ни называли «Серебряные Врата» - виртомир, государство в государстве, страна неограниченных свобод и возможностей, вторая реальность и тому подобное, - виртомир всегда был, есть и будет искусственно созданным продуктом. Хрупкой дорогой вещью, если хотите. И у каждой такой вещи должен быть хозяин, причем желательно один - полноправный и ответственный. Хозяин неустанно печется о собственности и принимает все меры для ее сохранности. А также при надобности корректирует выявленные недостатки. «Серебряные Врата» обладают стратегическим значением, так что кому, как не председателю Макросовета, взять их
под свою опеку?
        - Значит, всем известный господин Паскаль Фортран и ость наш Законотворец? - попросил уточнения арбитр Кауфман.
        - Совершенно верно, - подтвердил комитетчик. - Но во избежание разногласий с остальными членами Макросовета все они также обладают правами Законотворца. Всеми правами, кроме одного: права самовольно вносить изменения в порядок работы «Серебряных Врат» при дееспособном председателе. Поэтому мы и сочли, что Женева стерта с лица земли - все, кто мог справиться с обязанностями Законотворца, пропали без вести, отчего кризис продолжается до сих пор.
        - А вы не связываете его чрезмерную затянутость с тем, что Законотворец просто не сумел устранить проблему с инсталлятором «Рубикон», который, по всей видимости, и послужил причиной кризиса?
        - Устранение проблемных компонентов виртомира есть прямая обязанность Законотворца, - ответил маршал из Австралии. - Разве у вас, господин арбитр, возникают проблемы с удалением из игры травмированного игрока? С «травмированными» компонентами «Серебряных Врат» ситуация аналогичная. Разве что замена игроков в ходе боя у вас не практикуется, а удаленные компоненты Единого Информационного Пространства восстанавливаются из архивов Хранилища Всемирного Наследия. Все члены Макросовета ознакомлены с восстановительными процедурами. Паскаль Фортран тоже знает их до тонкостей. Так что невольно напрашивается вывод: в Женеве произошла катастрофа. И не менее серьёзная, чем падение метеорита или ядерный взрыв, это однозначно.
        Здесь уже Кауфман возражать не стал, дочитал послание, поразмыслил над ним с полминуты, после его развернулся к Хатори и попросил:
        - Хатори-сан, могу ли я попытаться от вашего имени получить права Законотворца? С санкции любезных маршалов, разумеется.
        - То есть вы хотите сказать, что сейчас мы с вами замахнемся на полномочия самого председателя Макросовета? - уточнил Санада.
        - Только на те бразды правления, которыми Паскаль Фортран руководит виртомиром, - уточнил Наум Исаакович. - Остального нам не надо.
        - И вас не пугает перспектива оказаться в Антарктиде за подобное самоуправство? - криво ухмыльнулся арбитр. Его почему-то не смутила предложенная идея, хотя Хатори следовало бы беспокоиться сильнее своего протеже: постороннее лицо - Кауфман - попал в Закрытую зону с его разрешения.
        - Да хватит вам нагонять тоску - какая, помилуй господи, Антарктида! - отмахнулся дядя Наум. - Если у нас все получится, я сразу же сложу с себя полномочия Законотворца и добровольно передам их Антикризисному Комитету - дальше пусть поступают так, как велит им закон Паскаль Фортран - разумный человек. Уверен, он проявит к нам снисхождение, потому что победителей не судят. А если не получится... Но давайте-таки надеяться на лучшее.
        - Ну что ж, Наум-сан, дерзайте, коли уверены, - вздохнул арбитр. - Ведь не зря же мы, в конце концов, проделали весь этот путь...
        Комитет осмеял дерзкое заявление новичка. Смех этот мы, само собой, не слышали, но исходя из того, что тон общения маршалов перешёл на снисходительный, они не отнеслись к предложению Кауфмана серьезно.
        - Понимаете ли, в чем дело, уважаемый господин Санада, - вежливо ответил нам маршал из Тель-Авива. Несмотря на корректный тон, это всё равно прозвучало как «разжевываю специально для тупых». - Ваша идея не нова. Мы обсуждали ее накануне. Да, действительно, в отличие от Открытой зоны виртомира, попасть в зону Законотворца из Закрытой гораздо проще. Сделать это можно двумя путями: надо либо знать пароль Законотворца, либо отключить систему распознавания паролей. Первый путь для нас тупиковый, так как отгадать пароль председателя Макросовета попросту невозможно. Второй путь проще: привратник Уильям, помимо прочих его ипостасей, и есть эта самая система распознавания. По сути, Уильям - стандартная виртоличность, которую можно нейтрализовать через аварийную подсистему «Контральто Д». Единственная и непреодолимая проблема - сам привратник лишает нас доступа к «Контральто Д»! Сначала привратник отказался сообщить нам, каким образом подсистема запускается с дублирующего терминала. Но путем логического анализа нам удалось вычислить три ключевых сенсора. Уильям подтвердил, что порядок набора символов верен,
однако он не может допустить нас к аварийной подсистеме из соображений безопасности. Что я вам всё это рассказываю, сами проверьте ради интереса. Вы ведь наверняка не знаете, как запустить «Контральто Д» с аварийного терминала, поэтому проделайте следующее...
        - Спасибо, уже догадался, - перебив контролера, не без гордости заявил дядя Наум. В действительности он, конечно же, не догадался, а нашёл ответ в бумагах прапрадедушки. - Прямо сейчас и проверю.
        Потревоженный нажатием трех секретных сенсоров, Уильям моментально вышел из дремы и, изобразив дежурную улыбку, уведомил нас, что, к сожалению, до-ступ господину Санада к «Контральто Д» закрыт по той же причине, что и Комитету. Затем лицемер извинился и предупредил, что о попытке восьмого запуска подряд временно запрещённого в Закрытой зоне приложения будет доложено куда следует. Заерзав от возбуждения, Кауфман потребовал от привратника доложить немедленно - ещё бы, ведь это был реальный шанс выйти на контакт с самим Законотворцем! Уильям тут же сослался на отсутствие связи, однако заверил нас, что, как только она снова появится, доклад о злостном правонарушении будет отправлен на рассмотрение в приоритетном порядке.
        Я невесело усмехнулся: как будто по прошествии кризиса у председателя Макросовета - если тот, конечно, еще жив - не найдется иных забот, как изучать доклад о каких-то трех сенсорах, нажатых вопреки запрету восемь раз подряд! Прав был Хатори, когда хотел убить этого редкостного зануду Уильяма. Я и так недолюбливал коренных обитателей виртомира, а после знакомства с привратником и вовсе готов был поддержать политику геноцида по отношению к виртоличностям. Конечно, если вдруг Макросовет задумает когда-нибудь претворить ее в жизнь, как поступил в свое время с виртоклонами - виртуальными двойниками реально существующих людей; проблема конфликта с ними имела место пару десятилетий назад. Виртуальное клонирование личности давно находилось под запретом, в отличие от создания обычных искусственных личностей, абсолютно покладистых жителей Единого Информационного Пространства.
        К сожалению, сегодня устраивать геноцид собратьев Уильяма было и вовсе натуральным кощунством. Наоборот, последняя оставшаяся в мире виртоличность нуждалась в охране, как любая экзотика. Пожалуй, я погорячился: пусть привратник живет, тем более что самостоятельно размножаться таким, как он, один черт не дозволено.
        Однако Наум Исаакович не разделял моих либеральных взглядов и устроил с экзотическим занудой борьбу не на жизнь, а на смерть. Добряк дядя Наум вознамерился попросту убить ненавистного Билла, поскольку тот остался единственной преградой между ним и заветной целью. Правда, об истинных намерениях Кауфмана я догадался лишь тогда, когда он уже совершил свое грязное дело. Было трудно охарактеризовать выбранный им метод убийства, но я отнёс бы его к отравлению. Самому элегантному из всех известных случаев отравлений, для которого даже не пришлось изготавливать смертоносное зелье. Жертва Кауфмана скончалась от яда собственных сомнений, что оказался для виртоличности столь же губительным, как и цианид для обычного человека.
        Потерпев неудачу с «Контральто Д», дядя Наум пару минут пребывал в глубокой задумчивости, играя в гляделки с привратником, однако сдал позиции и в этой игре. Впадать в дремоту Уильям уже не хотел, видимо, всё-таки предчувствовал что-то нехорошее, поэтому и насторожился. А Кауфман, собравшись с мыслями, задал ему замаскированному под джентльмена церберу, казалось бы, совершенно отвлеченный вопрос:
        - Уильям, я хочу знать дату начала твоей службы привратником.
        Тот без промедления назвал нужные данные, похожие на то, какие указывались в свидетельствах о рождении ещё у моих прадедов. Привратник не усмотрел подвоха вопросе Наума Исааковича, поэтому отвечал, как и положено любому носителю искусственного интеллекта - быстро и правдиво.
        - Боже мой, какой замшелый экземпляр нам подсунули! - скривил лицо Кауфман, - Если мне не изменяет память, наш нелюбезный Билл принадлежит ко второму или третьему поколению виртоличностей. Адвокат, с которым я однажды имел дело, годился бы Уильяму в правнуки.
        - И что из этого следует? - поинтересовался арбитр. Похоже, он слегка разуверился в могуществе своего персонального контролера.
        - А то, что преклонный возраст этой виртоличности окажется нам только на руку. Я хорошо понимаю логику Законотворца, эксплуатирующего в Закрытой зоне старьё позапрошлого века. Первые виртоличности всегда были и будут оставаться образцовыми исполнителями. Их природа довольно проста: примитивная симуляция человеческой психологии и необходимый для полноценного общения с собеседником багаж знаний. Другими словами, ничего лишнего. Если Уильяму понятен вопрос, он даст исчерпывающую консультацию. Если нет - заставит вас формулировать вопрос до тех пор, пока не уловит смысл, либо честно признается что не знает ответа. Логическое мышление у него развито, но прямолинейно, как магистраль инскона, и совершенно не склонно к импровизациям.
        - И что же из того? - уже не скрывал раздражения Санада. - Не пора ли вам наконец перейти от слов к делу?
        - Все-все, уже перехожу, - компанейски подмигнул ему Кауфман, возвращаясь к клавиатуре и нажимах сенсор вызова справочной службы.
        - Уильям, нужна консультация, - обратился Наум Исаакович к мгновенно оживившемуся привратнику. - Возникла проблема: мой виртуальный переводчик постоянно уверяет меня, что все переводчики его версии неисправны и всегда выдают заведомо ложную информацию, Хотелось бы знать, верить мне этому заявлению или нет.
        - О чем вы, Наум-сан?.. - недоуменно вылупился на Кауфмана арбитр, но тот поднес палец к губам, требуя тишины.
        - Ваш переводчик неисправен, - не долго думая отозвался Уильям и порекомендовал: - Замените его на переводчик более поздней версии, если таковая имеется.
        - Уильям, тебя же не спрашивают, заменять его на новый или нет, - уточнил Наум Исаакович. - Я просто хочу выяснить, говорит ли он правду.
        - Предупреждение о технической неисправности правдиво, - подтвердил привратник. - В противном случае оно бы не появилось.
        - Почему же ты уверен в его правдивости, Уильям? - ехидно прищурился дядя Наум. - Ведь в предупреждении говорится, что ВСЕ переводчики данной версии ВСЕГДА предоставляют недостоверную информацию. А раз так, значит, я не должен верить и этой.
        Возникла короткая пауза. Взгляд привратника на пять секунд стал холодным, но потом вновь ожил.
        - Видимо, я сделал неправильные выводы, - признался Уильям. Его виртуальный образ на дисплее несколько раз конвульсивно дернулся, словно кто-то невидимый одну за одной вонзил Биллу в зад с полдюжины иголок. Причём вонзил с такой силой, что вместе с привратником подпрыгивало и кресло. - Сведениям, полученным от вашего переводчика, нельзя доверять.
        - Но если его сведениям нельзя доверять, значит, выходит, что предупреждение было все-таки правдой - все до единого переводчики той версии лгут! - ударил с другого фланга Кауфман. - Как же мне верить в эту правду, если, по-твоему, она - ложь?
        Пауза затянулась на полминуты. Теперь уже задергался не только Уильям, но и всё изображение, которое начало двигаться по монитору заметными рывками. Даже огонь в камине заплясал по-иному: периодически застывал, а после вновь оттаивал. Хатори и все мы с любопытством наблюдали за происходящими с привратником метаморфозами.
        А вот дядю Наума они, кажется, совсем не удивляли. Он глядел на дисплей плотоядными глазами готового к прыжку хищника. Этакого осторожного мелкого хищника, который атакует лишь в том случае, если точно уверен, что совладает с жертвой. Тогда-то я и догадался, что упрямый привратник обречён. Кауфман медленно, но верно уничтожал его при помощи некой мистической силы, нежданно-негаданно проснувшейся в нем после прочтения колдовских рукописей его прапрадеда. Иного объяснения я в тот момент не находил.
        - По... по всей видимости, я оп... опять... пять... ошибся. - Речь Уильяма задрожала вместе с его изображением. - Технической инфор... формации вашего переводчика сле... ле... дует верить.
        - Верить в то, что он, как и ВСЕ переводчики его версии, ВСЕГДА говорит неправду? Как я могу верить в неправду? - Дядя Наум снова поменял вектор атаки. - Ты противоречишь себе, Уильям! Так верить или не верить, любезный? Мне требуется конкретный ответ.
        - Нет... То есть да... Не верить... Верить в любом случае... Кроме этого случая... Требуется время на обдумывание... Недостаточно данных... Ваш запрос некорректен... Некор-р-р-р-р-р-р!..
        Рычал, разумеется, не хищник Кауфман, а его жертва, доведенная неразрешимой дилеммой не до белого каления, а как раз наоборот - до полного замораживания. Картинка на дисплее стала полностью статичной; сидящий в кресле Уильям обратился в манекен, пялившийся перед собой остекленевшими глазами, а огонь в камине стал подобен тому, какой в нарисованном виде украшал каморку папы Карло - мифического создателя деревянных и совершенно неуправляемых модулей. Застыл даже звук - разбитый параличом привратник так и продолжал выговаривать слово «некорректен», наполняя нашу комнату угнетающе монотонным рычанием.
        - Уильям? Уильям, ты меня слышишь? - участливо поинтересовался Кауфман, только в голосе его слышалась не забота, а скорее любопытство отравителя, проверяющего результат проделанной работы. Переспросив привратника еще два раза, наш злой гений наконец удостоверился, что жертва не симулирует агонию. После чего злорадно ухмыльнулся, довольно потер ладони и во всеуслышание объявил:
        - Господа, перед вами классический «фрозен тайм», только произошедший не стихийно, а смоделированный искусственно! История показала, что в мире высоких технологий эта болезнь неизлечима, как и человеческая глупость.
        - Что ты с ним сделал, чокнутый умник? - спросил Ахиллес, удивленно привстав со стула и морщась от неприятного рокота, что продолжал вибрировать в помещении.
        - Всего-навсего загрузил логический процессор Уильяма по полной программе, - пояснил дядя Наум. - Умственное переутомление - оно никому не идет на пользу: ни людям, ни виртоличностям. Ничто так быстро не переутомляет мозг, как чрезмерная зацикленность на заведомо неразрешимых задачах. Главное было подобрать нашему Биллу подходящую загадку, Яйцо и курица - слишком примитивно. Билл бесконечно мусолил бы эту затертую до дыр тему, как жвачку, без малейшего вреда для своих виртуальных мозгов. Теорема Криузера-Манхаймера? Слишком круто для простого привратника. Да и наверняка эта неразрешимая загадка современности уже прописана у него в памяти, поэтому он просто отказался бы ее решать, А вот изрядно подзабытый в наши дни Критский парадокс - именно то, что надо. Я лишь чуть-чуть осовременил оригинал - «критянин утверждает, что все критяне всегда врут», - дабы наша виртоличность его лучше восприняла. О, этот коварный Критский парадокс! Вы таки не поверите, но некоторые из древних философов сходили с ума и накладывали на себя руки от бессилия разорвать эту петлю. Если бы бедняга Билл знал об этом, он бы,
конечно, сразу отказался со мной разговаривать.
        - И отправил Законотворцу отчёт о готовящейся диверсии! - хохотнул Санада. - Страшный вы чело-век, Наум-сан, как я погляжу. Опасно воевать с вами на этом поле.
        Я тоже мысленно согласился с Хатори: да, что ни говори, а в умелых руках даже философия может стать грозным оружием!
        Сидя на фоне застывшего пламени камина, Уильям, парализованный тяжкой умственной работой, так и продолжал рычать на одной ноте, словно двигатель внутреннего сгорания. Привратнику было уже не до выполнения служебных обязанностей, ибо голову его занимал мучительный поиск разгадки извечной философской проблемы. Разобраться с ней в стиле Александра Македонского, который, не мудрствуя лукаво, разрубил Гордиев узел, не получалось. Парадокс Кауфмана, подброшенный Уильяму лично автором головоломки, требовал взвешенного и вдумчивого подхода. Привратник чуял, что истина где-то рядом, но все время от него ускользает. К сожалению, уровень искусственного интеллекта Уильяма был не настолько высок, чтобы уразуметь: коварная истина бегает от него по замкнутому кругу...
        - Что происходит? Что вы наделали? Что случилось с привратником? - одно за другим начали появляться в окне суфлера послания от взволнованных комитетчиков.
        - Все в полном порядке, господа, - утешил их Хатори-Кауфман. - Доступ в зону Законотворца свободен. - А затем с разрешения арбитра потребовал: - Как доверенное лицо члена Макросовета Клауса Штрауба, я прошу у Антикризисного Комитета маршалов выдать мне санкцию на временное пользование правами Законотворца. Обязуюсь сложить их с себя, как только работоспособность «Серебряных Врат» будет восстановлена.
        Вызванное Кауфманом окно аварийной подсистемы «Контральто Д» появилось на мониторе безо всяких проблем, как и положено при возникновении ситуации «фрозен тайм». В окне сразу же бросалась в глаза предупреждающая надпись: «Защитная система «Привратник» не отвечает». Это было, конечно, слегка утрировано, потому что правильнее звучало бы «глубоко задумался» или «погружен в себя» Но упрощенная до предела «Контральто Д» не разбиралась в таких тонкостях.
        Также она настоятельно не рекомендовала входить зону Законотворца без сопровождения привратника. Однако, поскольку проводник из находившегося в ступоре Уильяма был никакой, Кауфман без сожаления нанес ему добивающий удар - при помощи аварийной подсистемы выгнал забастовавшего привратника из Закрытой зоны в три шеи. Так сказать, отправил размышлявшего о вечном виртофилософа прямиком в эту самую вечность. И поделом: здесь сейчас и без него забот хватало.
        - Ваши таланты, господин Санада, нас просто восхищают! - польстил арбитру, а вместе с ним и дяде Науму маршал из Тель-Авива. - Где вы получили такие потрясающие знания?
        - Где мы получили такие потрясающие знания? - Кауфман переадресовал вопрос Хатори. От арбитра явно требовали назвать ментор-систему, в которой он проходил обучение, так что вполне возможно, это была проверка.
        - Соврите что-нибудь правдоподобное, похоже, вы в этом большой специалист, - махнул рукой Санада. - А вообще я обучался в стандартной группе «Втора».
        - А я - еще ниже... - озадаченно почесал в затылке Наум Исаакович, - Нет, замахиваясь на права Законотворца, такие вещи лучше не афишировать. Скажем лучше вот что.. Я слишком много времени провожу в образовательном секторе, изучаю историю развития «Серебряных Врат» и принципы их работы, - ответил Кауфман комитетчикам, немного погрешив против истины. - Такое, знаете ли, у меня хобби. Даже не надеялся, что когда-нибудь оно сослужит мне службу.
        - Вы, бесспорно, доказали, что способны оперативно и верно ориентироваться в обстановке, - продолжал маршал. - Что не удалось нам, к нашему глубокому сожалению... Вы устранили на нашем пути довольно серьёзное препятствие в лице привратника. По сути, это уже вмешательство в политику Законотворца, однако вмешательство конструктивное, и Антикризисный Комитет готов оправдать ваш поступок перед Макросоветом. Безусловно, тот факт, что вы являетесь доверенным лицом уважаемого Клауса Штрауба, тоже говорит в вашу пользу. Лично я не вижу альтернативной кандидатуры на должность временно исполняющего обязанности Законотворца. Думаю, коллеги меня поддержат.
        - С конституционной позиции этот поступок будет считаться противозаконным, - заметил маршал из Торонто, - но если говорить по существу, разве наш с вами Антикризисный Комитет не является самопровозглашенным? Речь в данный момент идет не о законности нашего решения, а о его своевременности, Моё мнение. более действенной тактики нам в ближайшее время не выработать.
        - Согласен, - заявил маршал из Владивостока. - Законы умалчивают, как поступать в нашей ситуации, и потому будем руководствоваться здравым смыслом. Господин Санада открыл для нас вход туда куда бы мы попали еще не скоро... Если вообще попали бы, Следовательно, ему в эту дверь по праву первооткрывателя и входить.
        Остальные комитетчики высказались аналогично. Единодушие их было объяснимо: даже если кто-либо из них и имел что-то возразить на решение большинства, он не хотел создавать в рядах Комитета раскол. Не то время, чтобы дробиться на фракции, - в трудный час сплоченность и выдержка нужны как никогда.
        - Прежде чем покидать Закрытую зону, хорошенько запомните несколько правил, господин Санада, - произнес напоследок контролер из Тель-Авива. - Первое: всегда находитесь с нами на связи. Условия в зоне Законотворца такие, что вы будете единственным, кто сможет производить в ней какие-либо операции. У нас не получится ни отследить, ни тем более оперативно вмешаться в ваши действия. Вы должны все время помнить это и оставаться в поле нашего зрения. Второе: избавившись от привратника, вы автоматически лишили себя поддержки справочной службы. Так что направлять ваши действия и предупреждать об их последствиях теперь некому. Вы непременно столкнетесь с огромным количеством малознакомых вам систем. Каких именно - для нас это такая же загадка, поэтому не особо надейтесь на нашу помощь. Однако докладывайте обо всем, что вызовет сомнение, - будем выходить из тупика совместными усилиями. И третье условие, господин Санада: перед тем как приступить к работе в зоне Законотворца, хорошенько позаботьтесь о вашей личной безопасности. Нельзя допустить, чтобы именно сейчас с вами случилась беда. Извините за прямоту,
но нас беспокоит не столько ваша жизнь, сколько то, что начатое вами дело не будет должным образом завершено.
        - По поводу последнего условия не волнуйтесь, - отозвался дядя Наум, оглядываясь на внушительную свиту арбитра. - Я надежно заперся, и у меня достаточно провизии, чтобы просидеть здесь безвылазно долгое время. Насчёт остального тоже не следует переживать - буду держать вас в курсе каждого своего шага.
        - В таком случае желаем удачи! - ответил за всех комитетчиков маршал из Тель-Авива. - Возвращайтесь с победой.
        - Непременно, - уверил их дядя Наум.
        
        Ключевая команда для входа в зону Законотворца располагалась в окне «Контральто Д» отдельно от прочих и была выделена красным цветом. Подсказка эта предназначалась исключительно для председателя Макрвосовета. Для остальных пользователей Закрытой зоны аварийная подсистема при «живом» привратнике являюсь попросту недоступной. Наум Исаакович четко и с расстановкой произнес команду для доступа, после чего изображение на всех мониторах пропало, а на смену ему пришла зловещая чернота, от которой даже в освещённой лайтерами комнате стало пасмурно и неуютно.
        Мы вторгались туда, куда вряд ли кто-нибудь из нас попал бы в обычной жизни. И не только потому, что нас не пропустили бы маршалы и привратник. Рядовым гражданам Великого Альянса здесь попросту нечего было делать - уже через минуту пребывания в зоне Законотворца им стало бы невыносимо скучно. Не скажу за любознательного дядю Науму, а мне - наверняка.
        Всё здесь было покрыто мраком, как в замке Дракулы. Даже войс-командер по форме напоминал летучую мышь. Вероятно, скудность дизайна обители Законотворца обязана была не отвлекать его от работы, однако, очутись на его месте, я уже через день умолял бы освободить меня от этой тоскливой должности. Серость и тоска - неотъемлемые атрибуты бремени власти, которое нес на своих плечах председатель Макросовета.
        Я со страхом ожидал, что вот-вот из мрака выглянет разгневанный Паскаль Фортран и разразится страшными проклятьями. Зона Законотворца принадлежала ему, а кому понравится, когда бесцеремонные чужаки нарушат твое уединение? К тому же взломав перед этим систему защиты. Беззаконие чистой воды, чреватое для каждого из нас занесением в Желтый Список, а для рецидивиста Кауфмана, пожалуй, и в Красный.
        Однако все прошло гладко, и, видимо, наша беседе с Паскалем Фортраном была отложена до лучших времен. Призрак Смерти, появлению которого здесь я бы в принципе не удивился, также обнёс нас своей чашей и не выплеснул нам в лица адское синее варево. Вскоре мы немного привыкли к темным мониторам, а они, как бы в утешение, порадовали нас приветствиями. Пусть дежурными, но куда более приятными, чем предупреждения о нарушенной конфиденциальности и угрозы пожаловаться кому следует.
        Впрочем, одно предупреждение все-таки было:
        «Внимание! Вы - незарегистрированный пользователь зоны Законотворца, - гласила надпись, выскочившая на центральный монитор после приветствия. - Пожалуйста, назовите ваше имя».
        Торжественно, словно принимая присягу, дядя Наум произнёс имя арбитра, после чего проследил, как оно прописалось в окне войс-командера, официально подтверждая, что исполняющий обязанности Законотворца вступил в должность. Арбитр наблюдал за своим протеже с таким надменным видом, будто Кауфман был по меньшей мере его учеником, который наконец-то справился с трудной задачкой, однако за нерасторопность ему не приходилось рассчитывать ни на награду, ни даже на похвалу.
        Не понравился мне этот взгляд Хатори, жутко не понравился. Но больше не понравился жест, который Санада тайком сделал Ахиллесу за спиной Кауфмана. Уж кому-кому, но мне не требовалось объяснять, что означал этот жест. Это был знак турнирного общения реалеров, и о значении его арбитр был, разумеется, осведомлён.
        «Приготовиться!» - так обычно мы без слов предупреждаем товарищей по команде, когда желаем сохранить тишину на канале связи.
        К чему приготовиться, черт вас всех побери?
        Изобразив почесывание затылка, я неторопливо поднёс руку к торчавшему из-за плеча прикладу баллисты, находившейся в кобуре «форсбоди». Самое интересное, что Ахиллес поступил схожим образом: сделав вид, что выковыривает соринку из прицела ракетницы, он переложил оружие к себе на колени. Я готов был публично признать себя законченным параноиком, если в ближайшую минуту не произойдет чего-то экстроординарного. А вот если произойдет, то признавать себя придется в лучшем случае разоруженным пленником, в худшем...
        Нет, лучше все-таки быть параноиком. Говорят, безумцам иногда везет, а покойникам удача улыбается лишь в том случае, если им довелось умереть быстро и без мучений. Ракетница Ахиллеса такой шанс предоставляла. Однако имея при себе баллисту, я бы предпочёл воспользоваться шансом на жизнь, пусть менее вероятным, но более заманчивым.
        - Что ж, премного благодарен вам, любезный Хатори-сан, за то, что помогли осуществиться моим планам, - безмятежно улыбнулся дядя Наум, наблюдая, как на мониторе десятками появляются списки всевозможных служб и систем, входящих в арсенал Законотворца. Для меня - темный лес, для Кауфмана, возможно, и не такой темный, к тому же у него имелся компас в виде наследия прапрадедушки, а с компасами он умел обращаться.
        - Вы неверно выразились, Наум-сан, - поправил его новоиспеченный Законотворец, грузно поднимая свое массивное тело из кресла. - Это я должен выразить вам благодарность. А также всевышнему, который смилостивился надо мной и прислал вас в качестве своего щедрого дара. И впрямь, после такого знамения поневоле в бога уверуешь! Не я вам помог, а вы - мне. За это я отблагодарю вас не менее щедро: вы назначаетесь моим первым помощником, а ваша дочь и Гроулер-сан могут поступить ко мне на службу!
        - Боюсь, я плохо вас понимаю... - Глаза дяди Наума обеспокоенно забегали, а голос задрожал.
        - Сейчас все поймете! - Голос Санада стал холоден, как воды Ледовитого океана. - Я отправляю Макросовет и его председателя в бессрочную отставку и беру власть над Великим Альянсом в свои руки! Все вы недавно убедились, что на самом деле эта кучка всенародно избранных слюнтяев и их хваленые маршалы - беспомощнее младенцев! Посмотрите, к какому бардаку они нас привели! Кому нужны такие правители? Отныне власть на планете переходит к тем, кто гарантирует народу настоящий порядок! Мы по праву забираем то, что даровано нам богом! Вы, трое, можете присоединиться ко мне, как разумно поступили вот эти воистину великие бойцы!..
        Хатори указал на «Всадников Апокалипсиса», в напряжении переминавшихся с ноги на ногу. Я перестал почесывать затылок и сомкнул пальцы на прикладе баллисты. Меня сейчас больше интересовал не разглагольствующий арбитр, а Ахиллес, весь подобравшийся, как перед прыжком, и периодически косившийся на нас с Каролиной. Блондин явно прикидывал шансы на случай, если дело дойдет до потасовки: успеет ли он опередить меня в скорости реакции?
        Правильно беспокоишься, щенок: снаряд «метеора» в любом случае быстрее ракеты, так что уступи я тебе долю секунды при выхватывании оружия, с лихвой отыграю ее на выстреле. Рано еще записывать Гроулера в старики; опустей у него пороховницы, он давно покинул бы турнирную арену...
        - Но ведь это же... это же... - Знающий объяснение всему и вся, сейчас Наум Исаакович затруднялся подобрать комментарий к услышанному. - Государственный переворот! Просто уму непостижимо!
        - Вам придется смириться с этим, мой высокообразованный друг, - панибратски похлопал его по плечу арбитр. - Буду честен: ваши таланты позарез нужны новом правительству, поэтому вы не имеете права отказать мне в помощи. Считайте, что вас призвали на период кризисного положения исполнить свой гражданский долг.
        - Я... я отказываюсь участвовать в вашей авантюре! - воспылал праведным гневом Кауфман. - Никогда!
        - Что ж, в таком случае буду вынужден заставить вас силой... О, дьявол! Гроулер-сан! Немедленно опустите оружие! Выполнять! Это приказ!
        - Я не на арене, чтобы подчиняться вашим приказам! - прорычал я, глядя на свору заговорщиков через прицел баллисты. Умница Кэрри со своим «самумом» шустро последовала моему примеру, замешкавшись лишь на пару секунд. - Любой, кто хоть пальцем тронет этого человека, будет иметь дело со мной! Все к стене, или я разнесу ваш чертов терминал! Дядя Наум, живо сюда!
        - Повредите терминал - умрете все! - взвизгнул Санада, пятясь за спины ощетинившихся стволами «Всадников». - Я не выпущу вас живыми!
        Толстяк был прав: два ствола против двадцати - невыгодный расклад. Кроме того, уже через секунду наше плачевное положение усугубилось. Не успел Кауфман сделать и шага, как Ахиллес молниеносно ухватил его за шею и прикрылся им словно щитом. Каролина рванулась было на выручку отцу, не иначе намереваясь сцепиться со своим бывшим кумиром врукопашную. Но я придержал её - прежде чем она добежала бы до врага, Блондин успел бы три раза оторвать дяде Науму голову. Ахиллес скалился нам злорадной ухмылкой, однако так и не смог полностью спрятать за ней терзающий его страх. Царствующий ныне чемпион реал-технофайтинга боялся давно свергнутого с трона ветерана - неужели у меня получалось скрывать страх гораздо лучше? Вот уж не ожидал, поскольку свои трясущиеся поджилки я ощущал даже под доспехами...
        - Ты проиграл, Гроулер! - находясь под защитой верной гвардии, рассмеялся арбитр. - Я даю тебе последнюю возможность присоединиться к победителям!
        - Черта с два он к нам присоединится, и мы уже не раз это с вами обсуждали! - взревел Ахиллес, не сводя с меня лютого взгляда. - Вы заблуждаетесь, Хатори-сан, если думаете, что мы будем работать в одной команде с тем, кто подло прикончил лучшего из нас! Или вы забираете назад свое предложение, или мы выходим из игры! Яне шучу!
        - Да, Гроулер, похоже, у тебя, как и у меня, больше нет выбора, - поморщился Санада. Разногласия с командиром своей гвардии именно в этот момент ему были абсолютно не нужны, поэтому он и пошел на попятную. - Советую бросить оружие и сдаться. Иначе сам понимаешь...
        Я молчал.
        - Даем тебе на размышление десять секунд, - поставил условие Ахиллес, крепче стискивая горло заложника. - После этого пеняй на себя.
        Какой великодушный жест - десять секунд1 Как ой добр, наш всеми обожаемый чемпион! Поменяйся мы с ним местами, я не дал бы ему ни одной...
        Удерживаемый Блондином, дядя Наум дышал часто и хрипло и не отрываясь смотрел на меня. Не на любимую дочь, за которую, безусловно, переживал, а именно на меня. Смотрел пристально, словно хотел без слов, намеком указать на что-то важное. А затем легко улыбнулся, подмигнул и едва заметно кивнул.
        К своему великому сожалению, я его не понимал. Абсолютно.
        А время, отпущенное нам, неумолимо уходило...
        
        
        
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ КЛУБ ОЗЛОБЛЕННЫХ РЕНЕГАТОВ
        
        Оптимизм - это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо.
        Вольтер
        
        
        Апокалипсис завершился столь же неожиданно, как и начался. Мне было сложно определить точную дату и время его окончания, и тому имелся ряд веских причин. Главной из них, конечно, являлось отсутствие механического таймера, с каким не расставался мой прагматичный друг Наум Кауфман. С того дня, как мы в последний раз видели его, умирающего, возле правительственного терминала, за временем я практически не следил. Поэтому неудивительно, если я обсчитался на несколько суток. Да-да, именно су-ток, поскольку на нулевом ярусе, в мире вечного мрака, невозможно было проводить даже такие элементарные подсчёты.
        Все произошло обыденно: в один прекрасный момент мрак, с которым мы до этого боролись при помощи имеющихся у нас автономных лайтеров, сменился ярким светом внезапно включившейся системы освещения, не работавшей все три месяца кризиса. Свет был с непривычки столь непереносимым, что я как будто во второй раз пережил чувство, которое наверняка уже переживал при рождении. Или прорепетировал собственную смерть - легенды гласят, что при вознесении на небеса души усопших также видят ослепительный
        Свет ознаменовал конец Апокалипсиса, вот только далеко было этому свету до божественного. Жестокий Новый Мир, пришедший три месяца назад на смену Привычному Старому, опять менялся. И судя по тому, что мне было известно о причинах его метаморфозы, - отнюдь не в лучшую сторону.
        
        Как известно, счастливые часов не наблюдают Мы с Каролиной не следили даже за календарем, однако называть нас счастливыми я бы не стал. Какое тут счастье, если мы были вынуждены прятаться по темным норам, будто крысы. Да и разве только эти неудобства усугубляли наши бедствия? Существовало множество других, с которыми также приходилось мириться.
        Уйти в подполье - так называлась бы наша тактика в далекую и смутную эру Сепаратизма. Вот и капитану Гроулеру пришлось волею обстоятельств переквалифицироваться в подпольщики. Причем не одному, а в компании с очаровательной дочкой Наума Исааковича, предательски брошенного нами в штаб-квартире маршалов. Почему я так поступил, буду оправдываться чуть позже, а пока пусть все называется своими именами; предательство. Вынужденное решение - бросить одного, чтобы выжить двоим, - однако мою вину оно не умаляет.
        Что там говорить, провалилась наша благая миссия с громким треском. Обстоятельства оказались сильнее нас, и помощь моя вылилась в трагедию. Да, свою мечту Наум Исаакович осуществил, только что получилось в итоге? Кризис миновал, однако какую цену пришлось ради этого заплатить? Виртомир выздоравливал, но процесс его выздоровления грозил при новом Законотворце затянуться надолго. И лишь единицы знали, что в действительности кроется за этим выздоровлением.
        Мы с Каролиной как раз принадлежали к их числу.
        Нелегко быть жертвой обстоятельств, а тем более тех, в какие угодил добровольно. Попасть в заложники чьих-то амбиций, бросить при смерти хорошего человека и стать носителем чужих грязных тайн - такой позорный финал был уготован мне в этом путешествии. Впрочем, финал до сих пор оставался открытым, и попытаться изменить его в лучшую сторону я пока мог. Знать бы еще только, как это сделать...
        Видеть Каролину Кауфман в роли подпольщицы я желал меньше всего на свете. Но иного выхода не существовало, так как отправлять Кэрри домой, в поселок, было куда рискованнее. Да и вряд ли она позволила бы себя туда спровадить, оставив меня выяснять судьбу своего отца. А выяснить это требовалось в любом случае, поскольку ни Кэрри, ни я в смерть Наума Исааковича не верили. В конце концов никто из нас не видел его мертвым, а это вселяло надежду. Особенно в безутешную Каролину
        Нет желания вспоминать, насколько трудно пришлось мне с ней в первое время после того, как мы остались без дяди Наума. Кэрри обвиняла меня во всех грехах, рвала и метала, даже пыталась сбежать и вернуться в Пирамиду, дабы в одиночку учинить вендетту. Я был вынужден заблокировать ее «форсбоди», пока она не угомонится и не придет в себя. Обездвиженная Каролина вскоре остыла, однако продолжала тихонько плакать и укорять меня в малодушии, из-за которого, вполне вероятно, её отца уже нет в живых. Я не утешал девушку и не пререкался с ней, просто молчал, отвернувшись от её презрительного взгляда. Неудивительно, что она плохо контролировала свой гнев - кто бы обучил её этой древней воинской науке? Так что, решил я, пусть уж лучше Кэрри выпустит пар: поплачет, покричит и успокоится - это пойдет ей исключительно на пользу. Говоря начистоту, так следовало поступить и мне - разгромить парочку автосэйлеров и наораться до хрипоты, после чего непременно бы полегчало и камень на душе перестал бы давить так сильно. Но Каролине Кауфман не положено было видеть отчаяние капитана Гроулера, и потому она его не
увидела. Ради нашей общей пользы.
        Затем Каролина уснула. Я тихонько взял ее на руки и понес, пока не обнаружил среди множества тёмных складов и ангаров тот, что был пригоден для обитания: сухой, чистый, с большим запасом консервированной пищи и воды; тот, где еще не ступала нога голодного фиаскера - на наше счастье, таковые склады до сих пор попадались. Встроенных в наши шлемы лайтеров вполне хватило, чтобы более или менее комфортно осветить обретенное жилище, в котором отсутствовали окна. Модулям снабжения, что раньше сновали здесь стаями. окна были ни к чему. Да и людям на нулевом ярусе пользы от окон было мало. Главным источником света здесь служили не окна, а мощные стационарные лайтеры, сегодня присутствующие лишь в качестве бесполезного ностальгического напоминания о Привычном Старом Мире.
        Большая часть наших вещей была безвозвратно утеряна. Но чудом сохранившаяся походная торба дяди Наума содержала в себе все, что нам недоставало, - либериаловый генератор и термоэлемент. Поскрипев извилинами и вспомнив уроки, полученные от владельца торбы, я сумел-таки соединить эти две детали в работающий агрегат. Как оказалось, ничего сложного; больше времени было потрачено, чтобы отыскать для нашей микропечки пожаробезопасный уголок и посуду для разогрева пищи. Так что когда отдохнувшая и слегка успокоившаяся Каролина проснулась, я уже копошился возле очага, пытаясь из имевшихся под рукой продуктов воплотить в реальность свои кулинарные фантазии. Будучи мрачнее самой местной атмосферы, подавленная Кэрри молча отстранила меня от печки и взялась колдовать над ней самостоятельно, что у опытной кухарки, несомненно, выходило гораздо лучше. Я без пререканий уступил Каролине эти обязанности - ей, как и мне, срочно требовалось подкрепиться, а мое примитивное варево вряд ли пришлось бы девушке по вкусу.
        Подполье подпольем, однако если имелась возможность привнести в него хоть капельку цивилизаций, то почему бы не сделать этого? Сразу и жизнь начинала казаться не такой мрачной, и в будущее получалось смотреть гораздо уверенней...
        Нас никто не вынуждал жить на нулевом ярусе, но я предпочёл скрыться там, где сегодня ошивалось меньше всего народу. Чересчур приметная была у меня внешность, чтобы разгуливать по верхним ярусам на виду у всех. Я опасался не только нападения. Каждый встреченный нами горожанин, неважно кто, запуганный обыватель или обнаглевший фиаскер, превращался в потенциальную опасность иного рода. При случае он легко мог выдать нас нашим главным врагам, коих мы нажили пусть и немного, зато любой из них стоил как минимум двадцати фиаскеров. Хатори и его банда многое бы отдали, чтобы заполучить мою голову.
        Кто бы сомневался в том, что нас будут искать! Люди, провозгласившие себя новой властью и в чей круг ещё недавно входил я, преследовали меня, словно государственного преступника. Тяжело было смириться с этой абсурдной ситуацией, однако ничего не поделаешь, поскольку происходила она не во сне, не в интерактивном шпионском виртошоу, а наяву. Случилось то, что случилось, и от этого уже никуда было не деться. Мы не могли бежать из центра, пока оставалась под вопросом судьба Наума Исааковича. Брать в каждую руку по стволу и возвращаться в Пирамиду для выяснения этого - тоже. Отрадно, что Каролина была разумной девушкой, и едва у нее улеглось нервное возбуждение, она вновь стала мыслить трезво и не по годам рассудительно. Как только Кэрри утихомирилась, успокоился и я. Теперь можно было ослабить над ней контроль и быть уверенным, что она не выкинет какую-нибудь глупость, наподобие налёта на вражескую цитадель, который собиралась устроить поначалу.
        В общем, когда мы с Каролиной смирились с участью ренегатов, я без труда убедил её посидеть какое-то время в спокойной обстановке и поразмыслить.
        - Сама посуди, - сказал я ей. - Твой отец для этих проклятых заговорщиков почти святой. Без него они, по сути, те же фиаскеры, разве что хорошо вооруженные. Ну какой из арбитра Законотворец? Он - эксперт по спортивным играм и полжизни провел на стадиуме. Поэтому вреда они дяде Науму не причинят, однозначно, а умереть и подавно не дадут. Наоборот, отыщут для него хилера в кратчайший срок, а после пылинки с твоего отца сдувать будут. Иначе все их грандиозные планы пойдут коту под хвост... Ну а если все-таки случилось непоправимое...
        - Я отомщу! - сверкнула глазами Каролина. Когда Кэрри произносила это спокойным уверенным голосом, верилось, что она не отступит от своих слов и Санада обязательно пожалеет, что вообще родился на свет.
        - Мы отомстим, - поправил я, понимая, что отговаривать дочь дяди Наума все равно бесполезно.
        Каролина не возражала. Как я уже не раз говорил, она была разумной девушкой и потому осознавала - при поддержке капитана Гроулера ее месть воплотится в жизнь и быстрее, и надежнее. Но что-то подсказывало мне: рановато пока оплакивать дядю Наума...
        Атмосфера полутемной каморки, в которой мы ютились до того, как на нулевом ярусе зажглись лайтеры, весьма способствовала спокойным обстоятельным размышлениям. Ничто не отвлекало меня от обдумывания как наших дальнейших планов, так и вероятных планов наших врагов. В моей логической концепции, которую я постепенно сформировал, не хватало связующих звеньев. Возможно, я упустил их из-за недостаточной гибкости собственного ума, но, вероятнее всего, мне попросту недоставало фактов. Стремление амбициозного по жизни Хатори извлечь выгоду из ситуации и дорваться до власти в принципе было понятно (хотя раньше я не подозревал, что у него в душе кроется такое - разве можно вообразить недовольным жизнью генерального директора крупного высокоприбыльного предприятия?). В этом случае дядя Наум и впрямь явился для него даром свыше.
        Загадка состояла в следующем: быстрота, с какой Санада принял подобное решение. Да, у него под рукой весьма кстати отыскалось верное вооруженное подразделение, а также человек, способный добыть ключ от власти. Однако это вовсе не значило, что надо бросать всё и пускаться в поход за короной председателя Макросовета. Я знал арбитра как талантливого организатора, обладающего стратегическим мышлением. Только идиот мог признать принятое за три дня решение о захвате власти взвешенным и продуманным. Хатори был прекрасно осведомлен о последствиях такого поступка. Провести остаток жизни в заснеженной Антарктиде его не тянуло, как любого нормального человека.
        Здесь крылось нечто особое, о чем капитан Гроулер мог только догадываться. Новоиспеченный диктатор и его клика - проклятье, когда-то я уважал каждого из этих людей! - явно осознавали, на что замахиваются, и верили, что их мероприятие увенчается успехом. А вот в связи с чем они были столь уверены?
        Опять сплошные домыслы: мои бывшие собратья владели достоверной информацией о состоянии дел там, куда они вознамерились вероломно вторгнуться. А то, что сегодня обстановка в высших кругах власти, мягко говоря, нестабильна, за время кризиса успел понять даже самый безмозглый фиаскер.
        Вопрос лишь в том, насколько она нестабильна?
        Придется снова довольствоваться догадками. Недавно Кауфман упоминал о парадоксе яйца и курицы. Передо мной встала похожая проблема. Что случилось раньше: кризис в правительстве или сбой в работе «Серебряных Врат»? Любой из этих катаклизмов мог быть как причиной, так и следствием другого. Либо Макросовет оказался бессилен перед стихийным бедствием, охватившим виртомир, либо неурядицы внутри правительства как раз и породили это бедствие.
        Яйцо или курица? Извечный спор о первичности, в котором все почему-то забывали про петуха, без которого из яйца все равно ничего бы не вылупилось. Возможно, что в петухе каким-то образом и кроется разгадка парадокса. Так и в моем случае: наверняка, зациклившись на фрагменте проблемы, я в упор не замечал остальные ее части, в которых, вероятно, крылся ключ к разгадке.
        Столь длительная мыслительная деятельность была нехарактерна для прежнего Гроулера. Опасаясь повторить судьбу привратника Уильяма, почившего в бозе от умственного перенапряжения, я решил отложить мозговой штурм на некоторое время и поспать. «Утро вечера мудренее» - гласила древнерусская поговорка, хотя каким образом отличить на нулевом ярусе первое от второго, народная мудрость умалчивала.
        Я редко вижу во сне кошмары. Очевидно, от них меня спасают хорошие нервы и плохая впечатлительность. Однако сегодня мой сон был беспокоен и прерывист - сказывалось обилие пережитых впечатлений, способных расшатать даже самые крепкие нервы.
        
        - ... Девять! - рявкнул Ахиллес, стискивая шею дяди Наума железной хваткой. Что ждет нас на счет «десять», если не подчинимся, Блондин уже говорил. Огневая мощь «Всадников Апокалипсиса», противопоставленная нашему жалкому вооружению, вынуждала меня признать поражение, что я и намеревался сделать, как любой здравомыслящий человек в безвыходной ситуации. Я не имел права рисковать жизнями Кауфманов, проверяя, блефует Ахиллес или нет. В конце концов, я сам втравил их в неприятности, когда согласился сотрудничать с Санада, чью двуличность раскусил практически сразу. Бросить оружие и сдаться на милость победителя - вполне закономерный финал после такой опрометчивости, а там уже будь что будет..
        Я с большой неохотой опустил «метеор», однако пальца со спускового крючка пока не снимал. Последние мгновения, когда капитан Гроулер еще чувствует в себе силу, наводящую на врага страх. Сила эта испарится бесследно, как только баллиста упадет наземь. А дальше ничего, кроме унижений и позора. И так - до самого момента смерти, срок и характер которой будут зависеть от желания победителя.
        «Десять!..»
        Именно это хотел крикнуть Ахиллес и даже рот успел раскрыть. Однако не крикнул, поскольку его заложник вдруг захрипел, затрясся всем телом и закатил глаза. Язык Кауфмана вывалился, колени подогнулись, а сам он мешком повис на руке Блондина, отчего тот, пытаясь сохранить равновесие, едва не отдавил ноги прятавшемуся у него за широкой спиной Хатори.
        Для меня припадок дяди Наума случился столь же неожиданно, как и для остальных. Еще пару секунд назад Кауфман смотрел на меня вполне осмысленным взглядом и даже подавал какие-то знаки и вот уже бьется в агонии, хрипя, пуская пузыри и обламывая ногти о доспехи Ахиллеса. Я решил, что ублюдок Блондин чересчур сильно нажал на шею заложника своей усиленной «форсбоди» рукой. Хотя, говоря по правде, Ахиллес был далеко не новичок в обращении с интерактивными доспехами и допустить подобную ошибку не мог в принципе.
        В чём же тогда дело? Неужели сердце бедного дяди Наума не выдержало каскада потрясений, случившихся с ним за последнее время? Крепись не крепись, но если ты уже тридцать лет как пенсионер, ничего не попишешь...
        Впервые в жизни я увидел, как бесстрашный капитан «Всадников» растерялся. На лице Ахиллеса появилась гримаса отвращения, и он брезгливо отпихнул от себя агонизирующего заложника так, словно боялся заразиться от него этой внезапно проявившейся болезнью.
        В зале раздалось два крика, слившихся в один, душераздирающий и протяжный. Первый голос принадлежал испуганной Каролине, чей отец бился сейчас на полу в страшных конвульсиях. Кэрри вторил панический вопль арбитра. Хатори отпихнул Ахиллеса и навис над дядей Наумом, угрожая расплющить его своим безразмерным брюхом. Руки Санада ходили ходуном, а лицо стало пунцовым.
        Будучи только что в центре общего внимания, мы с Каролиной вдруг переместились для этой банды на второй план. Взгляды всех без исключения врагов сошлись на бесчувственном Науме Исааковиче, продолжавшем заходиться в жутком, выворачивающем наизнанку храпе. Не придумав ничего лучше, арбитр несколько раз хлестнул Кауфмана по щекам. Не помогло, наоборот, конвульсии дяди Наума лишь усилились.
        Каролина отшвырнула «самум» и кинулась было на помощь отцу, но я ухватил ее за плечо. Она попыталась вырваться, но тщетно - гиперстрайк моих доспехов был включен на максимум, поэтому освободиться из моей крепкой хватки не сумела бы даже пойманная за хвост акула Кэрри что-то прокричала и, развернувшись, хотела в ярости заехать мне по физиономии. Я без труда перехватил ее руку и вместо того, чтобы продолжать удерживать девушку, грубо швырнул ее по направлению к выходу После чего бросился туда сам, при этом ни на миг не упуская врага из вида. Я и не надеялся выскочить из комнаты незамеченным, уйти с линии огня - вот к чему я стремился.
        Правильное или нет я принял решение, определить в ту минуту было нельзя. Мой поступок, вызванный крайними обстоятельствами, являлся в большей степени спонтанным, а сколько уже таких спонтанных решении я вынужден был принять в своей жизни - и не сосчитать. И пусть не всегда они оказывались верными, зачастую именно подобные стихийные меры выводили «Молот Тора» в победители.
        Если у Кауфмана дела действительно плохи, мы с Кэрри все равно ему не поможем. Даже в том случае, если нам позволят беспрепятственно выйти отсюда вместе с Наумом Исааковичем: сложно искать в гигантском городе медицинскую помощь, когда и без того немногочисленные хилеры попрятались по темным углам, а то и вовсе сбежали из центра. А вот помочь себе, пока наш враг держал приоткрытой дверь, ведущую на волю, у нас вполне получилось бы. Следовало только помнить, что открытой эта дверь будет лишь считаные секунды...
        Старый турнирный волк Гроулер еще не потерял нюх и не разучился чуять выгодные для себя шансы, а тем более шансы на победу. Или на спасение, что в нашем случае было равнозначным.
        Я в два скачка нагнал споткнувшуюся возле двери Кapолину, рывком поставил ее на ноги, а затем, не дав ей опомниться, вышвырнул девушку на лестницу. Мне же пришлось на секунду задержаться, чтобы попросить у врага ещё чуть-чуть форы.
        Наверное, мне следовало бы стрелять в ближайшего противника, но я дал выход эмоциям и разрядил баллисту в того, кого в данный момент ненавидел больше остальных. Заметив, что мы позорно сбегаем с арены, Ахиллес зарычал и вскинул к плечу ракетницу, намереваясь исполнить давно обещанную угрозу. И непременно исполнил бы, повернись я к нему в этот момент спи-ной. Но я такой оплошности не допустил.
        Всё-таки зря мои собратья по арене недооценивали баллисту «метеор». В качестве второго названия ей надо было дать что-нибудь наподобие «бесшумной смерти», но, к сожалению, слабая популярность баллисты среди реалеров вряд ли обещала ей в будущем другое, неофициальное прозвище. И всё же кое-какими задатками для этого баллиста обладала «Метеор» представлял собой то оружие, потенциал которого раскрывался лишь при определённых условиях. Как когда-то раскрылась для человечества ценность долго заряжающегося, но шутя пробивающего любые рыцарские латы «дьявольского оружия» - аркебузы.
        Выброшенный моей «аркебузой» стальной шар с бешеной скоростью пронесся по воздуху и по касательной угодил Ахиллесу в закрытое доспехами плечо. Попадание получилось эффектным: капитана «Всадников» отбросило назад, развернуло и впечатало в стену так, словно это им самим выстрелили из пушки. Треск полимера и звон кварца - и груда обломков декоративной облицовки обрушилась на Блондина, засыпая его с ног до головы. Было бы, конечно, куда надежнее выстрелить ублюдку в не защищенную шлемом голову, но мне катастрофически недоставало времени для хорошего прицеливания. Так что пусть пока живет и помнит милосердие своего извечного противника, отныне не только турнирного.
        Мой единственный бесшумный и удачный выстрел вызвал в стане врага бурную реакцию, и задержись я в дверном проеме еще на мгновение, меня разнесло бы даже не на куски, а, наверное, на молекулы В то место, где я только что стоял, одних ракет ударило не менее четырех. Не говоря уже об остальной, вредной для здоровья пиротехнике. Ударная волна толкнула меня в спину и опять сбила с ног едва поднявшуюся с пола Каролину, Пламя вулканом вырвалось из дверного проема, превратив лестничную площадку в огненный хаос. От грохота мне заложило уши, а голову наполнил звон. Благо мы с Каролиной находились уже вне зоны поражения, иначе наш ущерб вряд ли бы ограничился лишь легкой контузией.
        Как только схлынуло пламя и отгрохотали разлетевшиеся вокруг обломки, на площадку из заметно расширившегося выхода обрушился второй убийственный ракетно-свинцовый шквал. Разгневанного врага, видимо, не удовлетворили результаты первого залпа, и следующей атакой он вознамерился выскоблить из лестничной шахты не только наши останки, но и сам дух нашего пребывания в ней. Педантичность, с которой «Всадники» вели стрельбу, с одной стороны, мне очень льстила, а с другой - пугала. Льстила, поскольку я и не предполагал, что один-единственный Гроулер способен устрашить два десятка хорошо вооруженных реалеров; что ни говори, а для ветерана арены это приятно. Однако одержимость, с которой противники поливали лестницу огнём, говорила, что они вряд ли успокоятся, пока не убедятся, что от меня остался лишь закопченный клыкастый череп, вполне пригодный для опознания по зубам. И вот эта болезненная одержимость врага меня раздражала. При таком усердии мечты «Всадников» стереть нас в пудру могли воплотиться в жизнь уже в ближайшие минуты.
        Дабы покинуть вражескую территорию, нам требовалось снова преодолеть полукилометровую лестницу, только теперь в обратном направлении. Не такое уж серьезное препятствие для человека в «форсбоди», только не тогда, когда его враги также облачены в доспехи реал-технофайтеров и готовы стрелять на поражение. Я помог подняться растерянной от грохота Каролине и, грубо перехватив руку девушки, открыл на ее левом наруче панель настроек, после чего снял все ограничения с её заблокированного гиперстрайка. Теперь поскачет вверх, как горная серна, если, конечно, обуздает свои возросшие многократно силы. Придется ее контролировать а то еще ненароком свернет себе шею.
        - Надень шлем! - приказал я, подталкивая Кэрри вверх по лестнице. Несмотря на то, что состояние её было близко к истерике, она тем не менее подчинилась беспрекословно. Я почувствовал себя уверенней: начни она пререкаться или того хуже - кинься обратно к отцу, живыми мы бы отсюда точно не выбрались. А так появилась надежда.
        Страх, гнев, отчаяние создают проблемы, но наличие самоконтроля позволяет справиться с ними, когда необходимо. Черная Гарпия обладала этим незаменимым для бойца качеством. Да, она рыдала, скрипела зубами, ругалась на чем свет стоит, однако продвигалась вперёд длинными скачками, преодолевая за раз по десять ступеней. Я догадывался, что сейчас она ненавидит меня столь же сильно, как Ахиллеса или Хатори. И все же мысли Кэрри оставались трезвыми: бежать - значит, бежать; назад дороги нет. Прекрасное качество для девушки - здравомыслие. У Каролины оно наследственное, это бесспорно...
        - Не жди, я тебя догоню! - крикнул я ей вслед и услышал в ответ очередное ругательство. Но приказ Кэрри снова исполнила как положено. - И не смотри вниз! Что бы там ни случилось, ясно?
        Я собирался оставить ее одну совсем ненадолго. Мне было крайне необходимо задержаться, чтобы извлечь из футляров парочку ударно-ослепляющих гранат: весьма эффективное средство для борьбы с противником в закрытых помещениях. На моем лице играла плотоядная улыбка, когда, отключив гранатам предохранители, я одну за другой отшвырнул их с лестницы вниз - аккурат к порогу раскуроченного «Всадниками» выхода из зала терминала. Пальба как раз прекратилась, и вскоре они должны были высыпать на площадку подводить результаты стрельб. Предстояло их разочаровать - в прошедших соревнованиях под девизом «Кто первый прихлопнет Гроулера» приз не достался никому.
        Гранаты были брошены мной очень своевременно первые выскочившие в шахту полдюжины «Всадников» только-только осмотрелись и убедились, что боеприпасы потрачены впустую. Пережить по этому поводу разочарование «Всадники» не успели. Два подкатившихся к их ногам металлических шарика разорвались с оглушительным грохотом и яркими вспышками, награждающими свои жертвы временной слепотой. Эффективность гранат увеличивалась, если на голове угодившего в область их поражения человека отсутствовал шлем, фильтры коего спасали глаза и уши от ударно-светового шока. Отчаянные бойцы Ахиллеса не удосужились на пялить шлемы - недосуг было: слишком стремительно разразился конфликт - и потому насладились моим ответным угощением в полной мере.
        Как только гранаты запрыгали по ступенькам, я сразу же нахлобучил шлем и, не дожидаясь, когда активизируются световые и звуковые фильтры, крепко зажмурил глаза и прикрыл уши. Все, что я почувствовал, - лишь безобидный сдвоенный хлопок да всполохи света сквозь закрытые веки.
        Полсекунды, и все закончилось. Я бросил мимолетный взгляд вниз и немедля припустил за Каролиной, уже упрыгавшей далеко вперед. Увиденное мной на нижней площадке можно было отнести к промежуточной победе: пять или шесть ослепших и оглохших «Всадников» - кто-то в шоке ползал на коленях, кто-то держался за стену, не в силах сделать и шага. Этим нетерпеливым ребятам было уже не до погони - найти бы безопасное местечко, где отлежаться, пока вновь не вернётся способность видеть и слышать окружающий мир.
        К сожалению, врагов у нас имелось куда больше, чем средств по их устранению. Знал бы, что придется бросаться гранатами, запасся бы по одной на каждого «Всадника». Теперь оставалось уповать лишь на баллисту, способную плеваться как одиночными снарядами, так и очередями. Однако я не удержался от соблазна сыграть злую шутку и швырнул вниз оторванный от перил декоративный набалдашник - судя по топоту, на дне шахты опять наметилось оживление.
        Очень хотелось задержаться и понаблюдать за представлением, но я не рискнул тратить драгоценные секунды на праздные удовольствия. Безобидный набалдашник навел на вторую группу преследователей столько паники, сколько её натворила бы та же граната, имейся она у меня в запасе. Товарищи пострадавших «Всадников» увидели что-то мелкое и круглое, катившееся к ним по ступенькам с характерным металлическим позвякиванием. О том, что это всего лишь шутка, врагам было невдомек - вряд ли они ожидали шуток от разъярённого Гроулера. Предупреждая друг друга, «Всадники» наперебой заорали «граната!» и кинулись обратно, в зал терминала. А пока они дожидались в укрытии взрыва, мы отыграли у них еще какое-то время. Взрыва, естественно, не последовало, и обиженный враг ответил на мой розыгрыш беспорядочной стрельбой. Однако мы к тому времени уже были надежно защищены лестничными пролетами, разве что только случайно могли угодить под рикошет.
        - Не стрелять! - рявкнул кто-то из подручных Ахиллеса через громкую связь «форсбоди». Приказ бойца, который заменил капитана «Всадников», был вполне обоснован: под шквальным огнем лестница могла обрушиться, а иного пути с нулевого яруса наверх сегодня не существовало.
        Стрельба тут же стихла, и ее сменил топот множества ног - «Всадники», как и мы, врубили гиперстрайки на полную мощность и теперь рвались потягаться со мной в ближнем бою. Я, разумеется, таким желанием не пылал и припустил быстрее. Декоративные набалдашники на перилах попадались на каждом шагу, только вряд ли мне удалась бы повторная шутка с ними. Впрочем, я больше не думал о шутках, поскольку стремился во что бы то ни стало догнать Каролину до того, как она достигнет пятого яруса. В пылу бегства я совершенно забыл напомнить ей о том, что пятый ярус стережёт группа охраны, оставленная Ахиллесом для прикрытия тыла. Дабы избежать столкновения с наверняка переполошенными канонадой охранниками, нам требовалось выйти из шахты как можно дальше отсюда - на восьмом ярусе. Выше выходов наружу попросту не имелось. С восьмого яруса мы бы прорвались на свободу, минуя все посты. Правда, ради этого нам пришлось бы пробежать вверх еще немалое расстояние, но при гигантской длине наших шагов - спасибо функции «лоногджамп» - такой подъем не представлял особых трудностей. Главные и единственные трудности
сквернословили и гремели ботинками у меня за спиной. Вот их-то нам и следовало сейчас бояться.
        Или я отвык за эти месяцы от своей «железной шкуры», или Каролина так хорошо освоилась в интерактивных доспехах, только догнать ее оказалось непросто. Мы взбирались все выше и выше, постепенно приближаясь к охраняемому ярусу. Кричать Каролине по громкой связи, чтобы девушка поумерила пыл, я не хотел - боялся привлечь внимание охраны, которая и так уже наверняка насторожилась. Однако иного выхода не было. Расстояние между нами сокращалось медленно, а быстроногую Кэрри требовалось предупредить как можно скорее.
        Я активировал громкую связь, но отдать приказ не успел. Вместо меня его практически слово в слово озвучил кто-то другой, находившийся наверху.
        - Стоять на месте, сучка! - загрохотал в шахте искусственно усиленный и оттого вдвойне зловещий голос. - Стоять, не двигаться! Иначе стреляю!
        Обращались не ко мне, поэтому я и не счёл нужным отреагировать. Как выяснилось мгновением позже, Каролина также проигнорировала приказ чужака. Это, бесспорно, правильно - подчиняться лишь приказам непосредственного командира, однако в данный момент непослушание могло сослужить Кэрри плохую службу.
        Я понадеялся на здравомыслие девушки, которое не позволит ей атаковать человека с оружием, однако понадеялся зря. Каролина и без того люто осерчала на Ахиллеса, а тут его прихвостень еще пытался ей угрожать! Плохо знали «Всадники» Каролину Наумовну, на чьей совести тоже имелся не один десяток загубленных жизней. И пусть это были лишь жизни ничтожных пернатых, инстинкт убийцы - весьма полезный инстинкт в наших обстоятельствах - у Кэрри был развит отменно. Его требовалось только разбудить получше, что и произошло сейчас...
        Находись я рядом с Каролиной, она, конечно, не получила бы от меня приказа к атаке. Но я запоздал с предупреждением, и потому приходилось теперь принимать экстренные меры, дабы оградить девушку и от врагов, и от её же необдуманных поступков.
        Боевой клич разгневанной Каролины пробирал до костей даже без поддержки громкой связи. Тот, кто преградил ей путь, выслушал из её уст череду грязных ругательств и что-то рявкнул в ответ, но, к моему облегчению, стрелять по безоружной девушке не стал. Зато раздавшиеся следом удары, которые сопровождались характерным лязгом меркуриевых доспехов, топотом и новой бранью, дали понять, что над моей головой разыгралась отнюдь не шуточная потасовка.
        Ярости в Каролине бушевало так много, что девушка без колебаний бросилась сразу на трех противников - ровно столько охранников бежали нам навстречу, заслышав выстрелы. Я пропустил начало этого скоротечного поединка и момент, когда малышка Кэрри разбила в сплошной синяк половину лица «Всаднику» по прозвищу. Риппер, кстати, довольно известному реалеру с солидным турнирным стажем. Великолепный вышел удар для девушки, не имеющей навыка рукопашной схватки в интерактивных доспехах. Умей Каролина грамотно использовать гиперстрайк, она просто повторила бы мой мрачно известный подвиг, завершившийся летальным исходом для предыдущего капитана «Всадников Апокалипсиса». Но разбить лицо опытному бойцу - дебют, достойный будущей спортивной звезды... которой Кэрри, впрочем, уже никогда не стать, даже при моей протекции. Кто такой капитан Гроулер с этой минуты? Штрафник, лишенный права на участие в турнирах до конца жизни... Между мной и арбитром шла теперь яростная война, и была она не чета тем словесным войнам, какие мы устраивали с ним раньше по поводу того или иного несправедливого, на мой взгляд, судейского
решения.
        Подумать только, какая насыщенная жизнь настала у меня с исчезновением виртомира! Врагу не пожелаешь такой жизни...
        Впрочем, врагам, которым мне сегодня пришлось бросить вызов, я пожелал бы и не таких прелестей. Риппер, Бешеный Слон и Хомяк-Людоед (по правде, из всей троицы это его следовало бы окрестить Слоном, ибо габаритами он превышал любого из своих напарников) угрожающе нависли над моей Черной Гарпией, сбитой с ног и придавленной к полу тяжелыми ботинками охранников. Дабы отключить у строптивицы гиперстрайк, Хомаяк-Людоед безуспешно пытался изловить руку Каролины, а девушка, в свою очередь, старалась заехать ему этой рукой по ухмыляющейся физиономии. Тоже безрезультатно, хотя не попасть кулаком по такому широченному лицу было сложно. От их возни лестница ходила ходуном и вот-вот грозила обвалиться на головы тем врагам, что бежали за нами десятком пролетов ниже.
        - Стой, где стоишь, Гроулер! - протрубил по громкой связи Бешеный Слон, направляя на меня инжектор файермэйкера. - Или хочешь, чтобы я зажарил из тебя сочный бифштекс? Бросай свою трубу! Бросай, кому говорят!..
        Как эффектно сказано! Ну прямо турнирная арена с ее традиционным обменом любезностями! И вроде бы серьёзные ребята, однако ведут себя так, словно не свергают государственную власть, а вышли растрясти кости на полигон стадиума!
        Я и рад был бы ответить чем-либо подобающим, но, во-первых, ужасно спешил, а во-вторых, отлично усвоил, что давно играю не на арене. Вне ее царили совершенно иные правила. И одно из них гласило: меньше слов - больше дела...
        Баллисту, которую бесцеремонный Слон окрестил трубой, я не бросил. Я не сделал это по приказу его капитана, так что не понимал, с какого перепуга должен бросать «метеор» сейчас. Пусть считают хоть до сотни. Если, конечно, успеют хотя бы до одного...
        Стрельба на опережение, удачно опробованная мной на Ахиллесе, сработала и здесь. Следовало бы шарахнуть по этой кучке безмозглых идиотов очередью, но я вовремя спохватился: отскочившие от их «форсбоди» стальные снаряды могли рикошетом угодить в барахтающуюся на ступенях Каролину. Один прицельный выстрел тоже был опасен рикошетом, но уже не в такой степени.
        В отличие от своего капитана, Бешеный Слон оказался на удивление проворным представителем реалерской фауны (впрочем, нерасторопность Ахиллеса была лишь досадной случайностью; кто-кто, а я-то знал какой он в действительности нерасторопный). Чтобы угадать мой ход, Слону потребовалась доля секунды. Столько же потребовалось и мне, дабы осознать: курок его файермэйкера спущен и в следующее мгновение вместо меня на лестнице окажется жареный бифштекс, как справедливо подметил господин Бешеный.
        Не имело значения, кто из нас нажал на спусковой крючок первым. Все решилось не этим, а скоростью полета наших снарядов, в которой мой «метеор» на порядок превосходил оружие Слона. Контейнер с самовоспламеняющимся термогелем еще не вырвался из инжектора файермэйкера, а разящий шар баллисты уже подлетал к своей цели...
        Бешеный Слон вышел из игры тем же неблагородным манером, что и его капитан, разве что пострадал больше - снаряд угодил ему в нагрудник и, лишив сознания, крепко припечатал к лестнице. Выскочивший из рук Слона файермэйкер улетел через перила в шахту.
        Меня спасла турнирная привычка - стрелять по цели только в движении: жизненно необходимый прием, особенно на открытых аренах. Неподвижная мишень - легкая мишень. Бешеный Слон также владел техникой стрельбы в движении, однако произвести маневр уклонения ему помешали стоявшие по бокам товарищи. Я же в момент выстрела совершил резкий уход с линии огня файермэйкера, при этом едва не перевалившись через перила. Но риск был оправдан - лучше уж так, чем безуспешно тушить на себе липкий горящий термогель.
        Разрывной контейнер с зажигательной смесью со зловещим шипением пролетел над моим плечом и раз-бился о стену метрах в двадцати позади. Хлопок, треск - и через миг путь к отступлению нам преградила стена ревущего пламени. Коварство термогеля заключалось в том, что он мог полыхать долго и жарко даже на несгораемой поверхности. Вырвавшаяся из контейнера липкая субстанция залила стену и лестницу, и потухнуть ей предстояло не скоро.
        Крупнокалиберный пулемет в руках Риппера загрохотал и заходил ходуном, окатив меня потоком свинца. Пули ударили по меркуриевой броне, с каждым попаданием отбрасывая меня на шаг по направлению к плотной огненной завесе. Ощущение было отвратительное: словно я угодил на наковальню, а дюжина кузнецов без устали колотит молотами по моим доспехам. Попадая в броню, пули не причиняли мне вреда, однако если бы хотя бы одна из них угодила в шлем - нокаут и сотрясение мозга в лучшем случае. А Риппер явно стремился к этому, рассчитывая на то, что из сотни выпущенных им пуль какая-нибудь обязательно поцелует меня в лоб.
        Скрипя зубами от боли под градом сокрушительных ударов - что ни говори, а синяки на теле наверняка выступят (и хорошо, если на живом теле!), - я изо всех сил старался взять Риппера на прицел, что мне никак не удавалось. Злило то, что, оставаясь подвижным, я был при этом абсолютно беспомощен: ни ответить ублюдку точным выстрелом, ни просто подскочить и разбить ему для симметрии вторую половину лица. А упоенный стрельбой Риппер лишь хохотал во всю глотку, что слышалось даже сквозь пулемётный гвалт.
        На выручку мне пришла Черная Гарпия. Правда, помощь её вышла непреднамеренной, но подоспела весьма кстати. Продолжая борьбу с Хомяком-Людоедом, Каролина чересчур энергично брыкнула ногой, однако угодила не по нему, а по бедру упоенно расстреливающего меня Риппера. Того качнуло, и ствол его пулемета ушёл вверх, начав крошить пулями лестничный пролет над нашими головами. Выпавшая на мою долю секундная передышка была использована мной с пользой. Получив отсрочку, я наконец-то упер приклад «метеора» в ноющее от ударов плечо и, взяв на мушку заплывшее свежим синяком лицо врага, выстрелил...
        Второго своего собрата по оружию, теперь уже бывшего, я прикончил хладнокровно и без зазрений совести. Между спортивной игрой и игрой на выживание пролегла огромная пропасть. В данный момент я стоял на том ее краю, где царили более жестокие порядки, далекие от законов спортивной этики. Отсюда и совершенно иная мораль... то есть полное ее отсутствие. Зверюга Гроулер, всемирно известный реалер-убийца, вернулся, и он отнюдь не собирался подставлять вторую щеку этому дерьмовому беспринципному миру.
        Риппер зря не надел шлем - возможно, это все-таки спасло бы ему жизнь. Впрочем, пожалеть о собственной халатности пулеметчик все равно не успел, ибо погиб быстро и без мучений. Снаряд «метеора» начисто снес ему голову, разбросав остатки мозга и обломки черепа по лестнице и лежащему на ней без сознания Бешеному Слону. Обезглавленное тело Риппера покачнулось, после чего пластом повалилось назад, так и не выпустив из рук дымящийся пулемет...
        Прижавший неукротимую Кэрри к полу, Хомяк-Людоед мигом оценил свое проигрышное положение - его кальтенвальтер находился в кобуре, а моя баллиста уже целила ему в лицо. О том, что капитан Гроулер - хороший стрелок даже из экзотического «метеора», Хомяку наглядно демонстрировал безголовый труп товарища, распластавшийся неподалеку от него. Я не собирался щадить Хомяка и не пощадил бы, только этот подонок поднял руки раньше, чем я спустил курок.
        Я пока не созрел для того, чтобы стрелять в капитулирующего врага. Видимо, во мне взыграли остатки прежнего капитанского благородства, которые, впрочем, уже довольно скоро обещали бесследно выветриться.
        - Прыгай в шахту! - прорычал я Хомяку. - Живо! Считаю до двух! Раз!..
        Опытному реалеру было проще простого перепрыгнуть в «форсбоди» на какой-нибудь из нижних пролётов. Даже такому гиганту, как Хомяк-Людоед. Даже не думая оспаривать приказ чужого капитана, он оставил в покое Каролину и метнулся к перилам...
        Однако Черная Гарпия опротестовала мое благородное решение. Хомяк-Людоед даже не успел как следует порадоваться тому, что остался жив. Судьба отсрочила смерть Хомяка ненадолго - просто у Судьбы были по отношению к нему иные планы. Подскочившая со ступеней Каролина молнией метнулась вслед Людоеду и со всей мощи своего «форсбоди» заехала тому между лопаток. Хомяк как раз сигал через перила, когда его настигла карающая рука обиженной Кэрри.
        Усиленный бронированной накладкой и гиперстрайком, кулак хрупкой девушки разил ненамного слабее снаряда баллисты, к тому же Каролина вложила в удар всю накопившуюся злость. Вместо того чтобы перепрыгнуть на нижний пролет, Хомяк потерял равновесие и устремился прямиком в шахту. Доспехи ему теперь не помогали, наоборот - тянули вниз, лишь ускоряя падение с полукилометровой высоты...
        Грохот удара массивного тела о бетон мы не расслышали, поскольку не успело оно достигнуть дна, а по нас уже вовсю палили преследователи, подобравшиеся к огненной преграде. Выхватив из рук мертвого Риппера пулемёт и всучив его возбужденной Каролине - непрактично было бросать трофейное оружие на поле боя, а свою винтовку Черная Гарпия потеряла у терминала, - я подтолкнул ее к ближайшему выходу, ведущему в парадный холл штаб-квартиры - туда, откуда мы и проникли в шахту несколько часов назад. Сам же, отступая, выпустил наугад, сквозь завесу пламени, несколько снарядов. Скорее всего, ни в кого не попал, чему, в общем-то, не огорчился. Наша маленькая команда, наполовину состоящая из дилетантов, и так заявила о себе весьма убедительно. Да и достаточно было уже на сегодня крови.
        Пробиваться сквозь бушующее пламя «Всадники» побоялись, и всё-таки уповать на то, что огненная преграда их остановит, я не стал. Задержит, конечно, на минуту-другую, вынудив прыгать сюда с нижних пролетов, в обход опасной зоны - да, но не остановит. Поэтому нам следовало не мешкать и срочно выбираться наружу, в спасительные лабиринты улиц. Бежать на восьмой ярус пропал всякий смысл - тыловое охранение Ахиллеса было уничтожено, и путь в город оказался свободен.
        Я не погнал Каролину туда напрямик, через открытую площадь, а едва мы выбежали из Пирамиды, указал девушке на ограждение зоны инскона, за которым далеко внизу - на уровне второго или третьего яруса - пролегала магистраль. Но меня интересовала не она а сама запретная зона - быстрый и беспрепятственный путь для возврата на нулевой ярус, только теперь уже вне стен Пирамиды. По ее ровным покатым бокам мы должны были достигнуть безопасного «темного царства» за пару минут.
        Каролина что-то дерзко буркнула - видимо, выказала оценку моей самоубийственной авантюре, - но подчинилась: забросила пулемет в кобуру и без лишних колебаний перемахнула через ограждение следом за мной. После всего случившегося я уже не относился к Черной Гарпии снисходительно: она только что прошла испытание, куда более суровое, чем обычные тесты для неофитов арены. Кэрри приняла участие в реальном бою, познала, что такое боевая ярость и даже больше - видела смерть и сама почувствовала вкус убийства. Я догадывался, что, когда возбуждение спадет, Каролину наверняка будет мутить от этого блюда, но пока она держалась молодцом.
        Как только мы с ней ступили на наклонную плоскость, уходящую в мрачную бездну, так сразу же на наших доспехах заработали контроллеры вестибуляции, предохраняя меня и Кэрри от головокружения. Фиксаторы ботинок крепко впивались в бетон, а стабилизаторы суставов мешали коленям подкоситься. Двигаясь по стене семенящими шагами, мы припустили вниз - туда, где стоял мрак и куда практически не достигали солнечные лучи. Тень от трубопровода обещала спрятать нас от взоров преследователей, а сама магистраль - превратиться в надежный щит на случай, если «Всадники» начнут стрелять нам в спины. А ежели надумают кинуться в погоню, решил я, укроюсь за колонной и методично расстреляю их на голом склоне, как мишени в тире. Вот только успеть бы затеряться в темноте, иначе все выйдет с точностью до наоборот и враг с удовольствием развлечется охотой за двумя зайцами. При этом, вопреки древней примете, шутя поймает обоих, ибо ловцов здесь имелось куда больше, чем зайцев.
        Уверен, мы с Каролиной были первыми, кто покидал Пирамиду столь экстравагантным манером. Может быть, поэтому погоня за нами так и не состоялась - видимо, враги поздно сообразили, каким путем ретировались от них беглецы. Отыскивать же нехоженые тропы там, где их вроде бы и быть не должно, меня научил дядя Наум, устроивший для нас с Кэрри потрясающую автомобильную прогулку по лучшему и единственному в миро автомобильному шоссе.
        Бежать под гору было куда менее утомительно, чем скакать по лестничным пролетам, но удобства в таком передвижении оказалось мало. Инерция постоянно влекла нас вниз, заставив перейти с семенящего шага на размашистые скачки. Не противясь ей, мы бы достигли нулевого яруса за полторы минуты. И все-таки поддаваться этому соблазну было нельзя. Стремительный спуск с Пирамиды был подобен для нас последнему полету Икара - велико искушение близкой свободы, но достигнуть ее, не свернув себе шею, было нереально.
        Едва трубопровод инскона заслонил нам небо, как чёрная пасть мрака сомкнулась за нашими спинами. Но в отличие от стаи гиен, которая гналась за нами, этого зверя мы боялись гораздо меньше.
        
        Время, прожитое нами до того момента, как мир снова вернулся к своему привычному состоянию, мы провели с пользой. Естественно, что другого занятия, кроме разработки операции по вызволению из плена дяди Наума, у нас с Каролиной не было. А задачей номер один являлось выяснить, жив ли он вообще. И если все-таки случилось самое страшное, план наших дальнейших действий следовало переименовывать из «найти и спасти» в «пойти и уничтожить». Несмотря на кажущуюся простоту последнего варианта, вряд ли он был проще спасательной миссии. Действовать в духе камикадзе, идя в лобовую атаку, я отказывался. Мстить следовало не с отчаянием, а с умом, ибо для меня не имела смысла месть, после которой ты не плевал на могилу врага, а покоился с ним по соседству. Или того печальнее - он глумился над твоими останками.
        Нет, Гроулера в полной мере устраивал только первый вариант. Каролину - тоже, и это автоматически избавляло нас от множества противоречий внутри нашей маленькой команды. Не от всех, конечно, но от главных, вроде поиска верных путей для достижения цели, точно. Я доходчиво объяснил девушке, какие преимущества дает мстителям предварительная слежка за объектом мщения, и Кэрри такая тактика устроила. Сегодня Каролина вообще редко со мной спорила. Больше молчала, а если я предлагал ей что-либо, просто кивала, соглашаясь. Иногда мне казалось, что она не слушает меня, но когда девушка начинала задавать вопросы, тут же убеждался: она не пропускает ни единого моего слова.
        К процессу слежки мы подошли основательно Перво-наперво раздобыли обычную гражданскую одежду, дабы не мозолить глаза горожанам своими черными реалерскими комбинезонами. Конфронтаций с фиаскерами избегали, хотя компактные стифферы всегда таскали с собой под одеждой. Обустроили себе позицию для скрытного и комфортного наблюдения за Пирамидой - терраса с полузасохшим садом, расположенная на шестом ярусе близлежащей высотки; с неё штаб-квартира маршалов - особенно ее парадный вход - просматривалась как на ладони.
        Мы не поленились разведать наиболее безопасный путь до нашего наблюдательного пункта. Маршрут получился почти в два раза длиннее оптимального, зато дорога эта принадлежала лишь нам двоим. Шла она через служебные коридоры для модулей и лестницы лифтовых шахт; кое-где приходилось вместо заблокированных дверей пользоваться выбитыми окнами, а в одном месте даже балансировать над шахтой по перекинутой через нее железной балке. Проделывать весь этот путь без «форсбоди» было тяжело, но в качестве физической подготовки - полезно. А для Каролины, твердо решившей встать на тропу войны вместе со мной, физические тренировки были и вовсе жизненно необходимы. Тяжело в мучениях, легко в раю... или что-то похожее сказал один древний полководец. Впрочем, Кэрри на трудности не жаловалась и постоянно отказывалась от помощи, когда я протягивал ей руку во время очередного трудного восхождения. Гордость и злость, помноженные на целеустремленность, в любом случае дают результат, а вот с каким знаком - плюс или минус - это уже зависит от самого бойца.
        Оставшаяся у меня в отсеке «форсбоди» походная котомка Наума Исааковича, помимо либериалового генератора и термоэлемента, хранила в себе также бинокль, одна зрительная трубка которого, правда, оказалась повреждена пулей Риппера. Но линзы на второй трубке уцелели, так что смотреть в антикварный прибор одним глазом можно было не хуже, чем двумя. Ветви некогда роскошного сада, погибшего без защитного силового купола на этой высоте от холодных ветров, скрывали нас с Каролиной от глаз постоянно маячивших у Пирамиды «Всадников». Черт их знает, насколько дотошно они наблюдали за окрестностями - вероятно, вовсе не наблюдали, - однако рисоваться перед врагами, разгуливая по саду в открытую, мы не стали. Наше укрытие и так было далеко от идеального. Любой внимательный снайпер легко разглядел бы нас в прицел винтовки с верхнего яруса Пирамиды - снайперская оптика вряд ли слабее бинокля. Разве только уверенные в собственном могуществе «Всадники» сочтут выставление снайперского поста чрезмерной предосторожностью. Лишь параноик станет разглядывать в лупу каждый квадратный метр окрестностей, сидя в неприступной
цитадели, имея на руках богатый арсенал и не имея в округе достойных противников.
        Те, кто засел в Пирамиде, страдали не паранойей, а манией величия. Параноиком следовало считать меня. Да не простым параноиком, а законченным. Мне уже не просто мерещились повсюду глобальные заговоры - я абсолютно точно знал, что один такой произошел прямо у меня на глазах.
        Тем временем заговорщики чувствовали себя с каждым днем все вольготнее и вольготнее. Пока мы с Кэрри прятались на нулевом ярусе и приходили в себя, в лагере Хатори Санада произошли существенные перемены. Я заметил это сразу же, как только впервые глянул в свой полубинокль. Банда разрослась и окрепла, что, впрочем, было вполне естественно для любой банды с далеко идущими намерениями. Вызывало любопытство и недоумение, за счет кого она расширила свой штат фиаскеры! Не поверив своим глазам, я присмотрелся получше: и верно - у Пирамиды ошивались те самые псы-падальщики, с которыми капитан «Всадников» давно вёл непримиримую войну.
        Как оказалось, не такую уж и непримиримую... Фиаскеры не походили на пленных, потому что их излюбленное оружие - палки и обрезки труб - находилось при них. Хотя равноправия в этом коллективе я тоже не обнаружил. Отношения реалеров к бывшим врагам скорее напоминали покровительственные. Вероятно, членство в самой крутой западносибирской банде принималось фиаскерами за оказанную им великую честь, и удостоившиеся ее обязаны были забыть о равноправии. Вполне нормальная политика сильного по отношению к слабому: негоже вошедшим в состав Римской империи варварам претендовать на ложу в Сенате. Видимо, фиаскеры резонно посчитали, что уж лучше быть последним среди львов, чем первым среди шакалов (правда, неясно до конца, кто придумал этот девиз - лев или шакал; судя по всему, второй, поскольку настоящий лев вряд ли утешился бы таким раскладом).
        Лично я бы на месте Ахиллеса трижды подумал, прежде чем заключать этот зыбкий союз. Однако вскоре причина его заключения стала очевидной: Санада требовалась рабочая сила. Много силы, так как задуманное им мероприятие являлось по-своему грандиозным. Шутка ли - переправить в Пирамиду со стадиума реалерский арсенал! Тащить по городу несколько десятков километров контейнеры, битком набитые оружием и амуницией, - занятие чрезвычайно рискованное. Этот лакомый кусок приманит к себе весь сброд и поневоле объединит фиаскерские группировки центра. Полусотне реалеров, даже вооруженных до зубов, не выстоять против такого крупного бандформирования. Как дальновидный стратег, Хатори предвосхитил события, ради чего и разработал этот пакт о перемирии и сотрудничестве, дающий арбитру не только крепкую поддержку, но и рабочую силу, а также относительно безопасный коридор от стадиума до своей новой цитадели.
        Под знаменами заговорщиков маршировали примерно полторы сотни новобранцев. По моим приблизительным подсчетам, именно столько фиаскеров Ахиллес мог держать у себя в подчинении, не опасаясь с их стороны бунта. Больше - опасно, меньше - невыгодно. Караван с оружием, состоящий из вьючных фиаскеров и стерегущих их «Всадников», пришел под стены цитадели вскоре после начала нашей наблюдательной операции. Восстановив в памяти количество оружия в арсенале и мысленно разложив его по контейнерам, я сделал вывод, что вижу в бинокль если не все реалерское богатство, то по крайней мере его львиную долю. Бойцы, которых Ахиллес оставил на стадиуме перед нашим походом к терминалу, также присутствовали здесь.
        Некоторые из караванщиков, коих я сначала по невнимательности принял за бывших собратьев, в действительности ими не являлись. Меня смутили «форсбоди», надетые на этих людях, которые на самом деле были похожи на реал-технофайтеров не больше, чем я - на доброго сказочного эльфа. Вычислить самозванцев удалось легко: во-первых, я помнил всех реалеров в лицо, а во-вторых, если бы и не помнил, отличил бы чужаков даже со спины. Истинный реалер чувствовал себя в «форсбоди», как рыба в воде. Прочие, далекие от реал-технофайтинга люди, кому иногда доводилось примерять нашу униформу, попросту побаивались интерактивных доспехов. Поэтому и двигались они в «форсбоди», словно виртоличности первых поколений, - крайне скованно и неестественно. Взять хотя бы, к примеру, Каролину, так до конца и не привыкшую к моему капитанскому подарку.
        Можно было догадаться, за какие заслуги пять или шесть фиаскеров получили в пользование «форсбоди». Это походило на уступку арбитра союзникам, которые наверняка потребовали от него настоящее оружие. А он одаривать их оружием, разумеется, не собирался, хотя обещание такое в дипломатических целях, безусловно, дал. Сдерживать же это обещание - упаси бог, уж лучше раздать гранаты обезьянам. Я подозревал, что и гиперстрайк на пожертвованных фиаскерам доспехах был активирован от силы на четверть, а крышки на пультах ручной настройки и вовсе заблокированы намертво. По всей видимости, в меркуриевых обновках щеголяли исключительно вожаки банд, потому что к контейнерам с оружием они не прикасались, хотя в «форсбоди» могли бы таскать их и в одиночку. Щедро вознаградив лидеров союзников, Хатори покупал их лояльность, после чего Ахиллесу уже не требовалось неусыпно контролировать всех подручных фиаскеров - достаточно было держать в кулаке одних вожаков.
        Я утешил Каролину тем, что ее отец наверняка жив, иначе зачем Санада потребовалась бы вся эта канитель с переездом и перемирием? Какой резон обживать Пирамиду, когда все твои планы пошли прахом? Для Хатори, лишившегося главного помощника, было бы куда разумнее отказаться от противозаконных планов, нежели рисковать, самостоятельно вмешиваясь в то, в чем он ни черта не смыслит. Связался с Антикризисным Коми-том, признал своё поражение и сдал должность, после чего снова чист перед законом как младенец.
        А свидетели? Да кто им - то есть нам - в конце концов поверит? Быстрее поверят доверенному лицу Макросовета, тем паче что участие в этом спектакле Наума Кауфмана так и останется для комитетчиков тайной.
        Каролину моя теория успокоила слабо; если честно, я и сам не до конца в неё верил, поскольку опровергнуть её можно было добрым десятком контраргументов. Кэрри угрюмо смотрела на копошившихся у контейнеров врагов и, наверное, сожалела, что выбрала тогда, в арсенале, «самум», а не снайперскую винтовку. Тоже был бы выход: щелкать их втихаря по дюжине в сутки; глядишь, через полмесяца можно и победу праздновать.
        Но шутки шутками, а проблема освобождения из плена моего соседа и доброго друга превращалась из трудной в невыполнимую. Эх, собрать бы свою команду да в красках обрисовать им ситуацию... Конечно, кое-кто из членов «Молота Тора» наверняка отказался бы от участия в таком сомнительном приключении, но большинство - я верил - непременно бы согласилось. Только где теперь искать это согласное большинство?.. Гроулер да Черная Гарпия - вот и весь «Молот Тора» на сегодня... Тоже мне - молот! Так, безобидный молоточек из тех, что хранил Кауфман в инструментальном отсеке «Неуловимого». Куда этому молоточку против разросшейся адской кавалерии «Всадников Апокалипсиса»!
        - Ну что, есть какие-нибудь мысли? - вернув мне бинокль, с надеждой осведомилась Кэрри.
        - Пока нет, - честно признался я. - Но не будем торопить события. Главное - следить в оба, и тогда рано или поздно мы нащупаем брешь в их защите. А таковая непременно отыщется, можешь быть уверена. К тому же нам известен план нижнего яруса Пирамиды, а это уже кое-что.
        - Все ясно, - вздохнула девушка. - Короче говоря, шансов нет.
        - Шанс есть всегда, - возразил я. - Только сам он к нам в руки не придет. Придется его выманивать.
        - А если отбить у них парочку контейнеров, а потом обменять папу на оружие? - предложила Каролина, видимо, первое, что пришло ей на ум. Необдуманная мысль. Я на ней даже не заострялся. При иных обстоятельствах идея звучала бы здраво, но только не в случае с дядей Наумом. Впрочем, Кэрри сама это быстро поняла.
        - Сомневаюсь, что они пойдут на такую сделку, - сказал я. - Что для них два ящика железа по сравнению с тем оружием, что хранится в голове у твоего отца?
        - Да, ты, разумеется, прав...
        Контейнеры с оружием пролежали на площади перед Пирамидой недолго. Едва к каравану подтянулся арьергард, как фиаскеры оперативно затащили все контейнеры внутрь здания. А нам только и оставалось, что лежать в кустах да беспомощно наблюдать за тем, как враг наращивает мускулы. Ввязываться с ним в драку становилось все опаснее и опаснее.
        Через несколько дней наблюдение превратилось для нас в рутину. Заметную пользу пока что приносило лишь каждодневное преодоление «полосы препятствий», и то исключительно для тела. Морального удовлетворения эта выматывающая гимнастика не давала. Мы тренировались для борьбы с врагом, в то время как он нарастил свою мощь до размеров маленькой и хорошо вооруженной армии. По большому счету, нам требовалась более углубленная подготовка, чем обычные физические нагрузки и слежка. Капитану Гроулеру ещё не доводилось выходить на арену при таком численном перевесе противника. Но попробовать стоило, с условием, что я сделаю ставку не на мускулы, а на то, что мне пытался привить дядя Наум. Имеется в виду, конечно же, нетривиальное мышление, а не любовь к техническому творчеству.
        Пока что нетривиальные мысли спали во мне креп-кис сном, и чем их пробудить, я понятия не имел.
        Дабы ускорить сей процесс, я потратил день на обход Пирамиды по периметру, переходя с яруса на ярус и стараясь держаться от нее на безопасном расстоянии. Белокаменная островерхая цитадель смахивала на коренной зуб, причем идеально здоровый, без малейшего намёка на кариес в виде каких-нибудь поврежденных и пригодных для проникновения внутрь участков стен. Пирамида маршалов определенно собиралась посоревноваться в долголетии со своими египетскими прототипами. Правда, с теми «разорителями гробниц», каких дал себе на службу Хатори, долгие лета этого здания ставились под большой вопрос. В поисках глюкомази фиаскеры без зазрений совести раскатали бы по камешку и пирамиду Хеопса. Штаб-квартиру маршалов спасали от разорения то, что в ее стены не были вмонтированы автораздатчики с глюкомазью.
        Помимо главного входа в Пирамиде имелось еще несколько. Выбор был невелик, а если рассуждать о преимуществах какого-либо из вероятных путей проникновения, и вовсе получалось, что преимуществ таковых попросту нет. Все входы надежно охранялись, подступы к ним простреливались, а окна, в которые мы с Кэрри наловчились запрыгивать на «полосе препятствий», в Пирамиде отсутствовали напрочь. Натуральная гробница, разве что наполненная не иссохшими мумиями, а людьми. Но сегодня эти люди вызывали у меня куда меньше симпатий, чем давно умершие фараоны, коих я видел в одном историческом виртошоу.
        Обуреваемый насущными проблемами, я возвращался из разведрейда обратно на наблюдательный пост, к Каролине. Спустившись на шестой ярус и подойдя ко входу на террасу, я споткнулся о стоявшую там коробку, наполненную продуктами и кое-какими бытовыми мелочами. Собрать весь этот скарб можно было тут же, неподалеку - на четвертом ярусе, в маленьком, практически не разграбленном ресторанчике. Когда четыре часа назад я покидал террасу, ничего похожего здесь в помине не было. Конечно, в мое отсутствие провизию могла насобирать и Каролина, только мне хотелось верить, что проинструктированная насчет осторожности девушка не ослушалась моего распоряжения и не покинула пост. Дочь Наума Исааковича давно показала себя как ответственный боец, поэтому в вопросах служебной дисциплины я доверял ей безоговорочно, Да и у нас в убежище на нулевом ярусе, было и без того полно припасов, чтобы носить их издалека.
        На террасу явно забрел посторонний. И он должен был до сих пор ошиваться там, если, конечно, Черная Гарпия не напугала его до полусмерти и он не задал стрекача, забыв о своей коробке. Хотя я с трудом представлял, чтобы очаровательная Каролина Наумовна вогнала кого-то в столь панический ужас. Любопытно, какого черта незваного гостя вообще потянуло на террасу? Что он хотел на ней обнаружить, кроме засохших деревьев и кустов? Двинул в лес по дрова? Очень даже вероятно, правда, до сего дня каких-либо порубок в нашем парке не замечалось.
        Я осторожно сунул голову в проход и осмотрелся. Вроде бы никого. Памятуя, что при моих габаритах толкового разведчика из меня не выйдет, я насколько мог тихо прошмыгнул на террасу, после чего притаился за ближайшим деревом и снова изучил обстановку. Парк был обширным, и охватить его взглядом не удавалось. Каролину я отсюда тоже не разглядел - наблюдательный пост располагался у самого края террасы, - поэтому, совершив еще несколько перебежек от дерева к дереву и не выявив ничего подозрительного, я решил первым делом предупредить соратницу, а уже затем обшарить оставшиеся закоулки парка.
        И именно в этот момент я засек того, кого искал. Незнакомец - мужчина среднего роста и сухощавого телосложения - стоял ко мне спиной примерно в сотне метрах левее от того места, где, по моим расчетам, притаилась Кэрри. В отличие от нее, этот тип даже не думал спрятаться. Так и торчал в полный рост, прислонившись к дереву и неторопливо жуя какое-то лакомство, очевидно, прихваченное из брошенных у порога запасов. На фиаскера незнакомец не походил: одежда пусть и поношенная, но опрятная, не те кичливые лохмотья, в какие обожают рядиться потребители глюкомази. Ни дать ни взять - обычный горожанин вышел прогуляться перед сном, подышать свежим воздухом, съесть на природе бутерброд и послушать пение птичек. Ярусом ниже чёрт-те что творится - мировая революция, иного сравнения не подберешь! - а незнакомцу на нее плевать: знай себе пялится вниз с террасы и лениво жует свой бутерброд. Его просто интересовало зрелище: одетые в доспехи люди с оружием, понукающие кротких, как овечки, фиаскеров, - и впрямь любопытная картина. Знай незнакомец причины происходящего, он явно не маячил бы у всех на виду, а бежал бы
отсюда подальше, пока какой-нибудь снайпер не вычислил в нем шпиона и не принес его голову на алтарь мировой революции... Незнакомец был лишь зрителем на трибуне, только вот за кого болел, пока неясно.
        Сейчас узнаем...
        Глянув по сторонам и лишний раз убедившись, что незванный гость наведался в наш парк без товарищей, я вышел из-за дерева и, стараясь ступать по мягкому грунту как можно тише, подкрался к незнакомцу со спины. Одним глазом я успевал поглядывать, что происходит возле Пирамиды и не наблюдает ли кто-нибудь за нами в этот момент. Заметь «Всадники» опального капитана, ошивающегося возле площади, и нашей, до сего дня относительно спокойной жизни мгновенно пришел бы конец.
        Человек так увлеченно следил за суетой у Пирамиды, что заговорить с ним и при этом не испугать было просто невозможно. Я подобрался к незнакомцу почти вплотную, а он даже ухом не повел; однако странно, что жизнь в кишевшем опасностями городе не привила ему осторожности.
        Ладно, плюнул я, пугать так пугать. Главное, чтобы не запаниковал и не бросился с террасы вниз. Или в драку не полез. Этому беспечному придурку повезло, что он не заинтересовал «Всадников», так как с площади его фигура наверняка была хорошо заметна. А вот если напугается и начнет суетиться, тогда непременно обратит на себя внимание. Уверен, знакомство с «революционерами» подарит ему массу впечатлений, только вряд ли эти впечатления будут позитивными.
        Кажется, все прошло великолепно. Даже если «Всадники» на площади и видели маячившего на террасе человека, для них он просто пропал. Высунув руку из-за дерева, я ухватил незнакомца за шиворот, зажал ему рот, подножкой швырнул на землю и утащил от края террасы. После чего бросил мимолетный взгляд через перила, дабы убедиться, что враги не начали беспокоиться и показывать на нас пальцами.
        Что ж, мой дебют в качестве разведчика прошел «на ура», но незнакомец не стал мне аплодировать. Вместо этого он начал дергаться, вращать глазами и мычать что-то испуганное. Бороться со мной он и не пытался: так, брыкался от страха, и только. Было с чего бедолаге испугаться: стоял, никого не трогал и вдруг на тебе! - набрасывается какой-то амбал и тащит неизвестно куда Со страху все, что угодно, можно вообразить, вплоть до...
        Впрочем, надеюсь, за маньяка-насильника он меня все-таки не принял.
        - Успокойтесь! - приказал я ему. - Я не собираюсь вас убивать. Прошу прощения, но вы ведете себя чертовски неосторожно, поэтому я так поступил. Нечего мелькать на виду у тех ублюдков - пристрелят и не задумаются. Сейчас я вас отпущу, только умоляю: не надо кричать! Повторяю: я вам не враг!
        Следовало сначала проверить, возымели мои слова действие или нет. Я осторожно освободил захваченному рот, но держал ладонь наготове - кто его знает, а вдруг не поверил и сейчас как заголосит благим матом на всю округу.
        Поверить не поверил, однако голосить не стал.
        - Вы тоже оттуда! - задыхаясь от ужаса, произнес незнакомец дрожащим голосом. - Я вас узнал - вы один из них! Дьявол, мне конец!..
        - Верно, - согласился я, - когда-то я был одним из них. Но я не оттуда. С недавних пор я не имею отношения к тем людям. Ещё раз извините за вынужденное насилие, но своим легкомысленным поведением вы могли навлечь на всех нас беду.
        - Тогда будьте добры, уберите руки, пожалуйста, - вопросил он, поскольку, занятый беседой, я как-то упустил из виду, что все еще удерживаю его за шиворот. Само собой, это шло вразрез с моими мирными заверениями и вызывало у собеседника недоверие. - Согласен: я был не прав. Клянусь больше так не делать.
        - Верю. - Я немедленно освободил его и даже из вежливости разгладил ему смятый на горбушке пиджак. - Не смею вас задерживать, можете идти. Только две просьбы: никому не рассказывайте, что видели меня здесь, и никогда больше не гуляйте на шестом ярусе этого здания.
        - Огромное спасибо, обязательно учту, - нервно кивнул человек, постепенно приходя в себя. - Так это... я пойду?
        - Да, конечно, - подтвердил я. - Удачи вам. В следующий раз будьте осторожнее. А лучше вообще убирайтесь из центра.
        Незнакомец еще раз кивнул, попятился было к двери, однако потом остановился и замялся в нерешительности. Он явно собирался задать какой-то вопрос, но, видимо, опасался, что я вдруг поменяю милость на гнев. Я вопросительно посмотрел на него, но он так и не осмелился открыть рот.
        - Что-нибудь еще, уважаемый? - Мне пришлось нарушить эту грозившую затянуться молчанку.
        - Капитан Гроулер, ведь верно? - Он вымученно улыбнулся и потрогал свою верхнюю губу, намекая на мой второй «персон-маркер», который незнакомец уже успел заметить. - Не отпирайтесь, это точно вы! Я видел несколько ваших игр. И ту игру, где вы... на которой вам очень не повезло. Но я рад, что вас в итоге оправдали.
        Нашел место и время для ностальгических воспоминаний! Хотя, сказать по правде, всегда приятно, когда тебя узнают. Даже в такие минуты.
        - И не боитесь? Ведь за то, что вы меня опознали, я могу вас убить, - мрачно пошутил я, думая при этом, что пора бы, наверное, расстаться со своими клыками. Особые приметы мне сейчас ни к чему. Кого только заставить выдрать мне клыки? У самого рука точно не поднимется.
        - Не боюсь, - ответил незнакомец, однако на пару шагов все же отступил. - Вы же дали слово, что не убьете.
        - Могу и нарушить, - буркнул я вполголоса и уже громче добавил: - Напоминаю: вы тоже дали слово, что не видели меня.
        - Нем как могила! - стукнул себя в грудь незнакомец. - Будьте уверены... А можно еще вопрос?
        Я заметил у него за спиной шевеление кустов, пригляделся и обнаружил, что притаившаяся в зарослях Каролина с любопытством подсматривает за нами. Правильно ведет себя девочка: без приказа на глаза не показывается. Вон и стиффер в руку взяла - а вдруг понадобится? Похвальная предусмотрительность. Надо только будет рассказать ей поподробнее о правилах маскировки, большинство из которых Черная Гарпия не соблюдала, поскольку элементарно о них не знала.
        - Спрашивайте, - разрешил я. - Только после этого ответите на мои вопросы, договорились? Кстати, кем имею честь разговаривать?
        - Ах да, забыл представиться: меня зовут Семён. Семен Петренко.
        - Очень приятно, Семён. Можете называть меня Гроулер... Или лучше «капитан» - мне так привычней. Постойте-ка!.. - Я встрепенулся. - Ваше имя кажется мне знакомым! Да, точно!..
        - Вы заблуждаетесь, капитан, - возразил Семён, однако взгляд его обеспокоенно забегал. - Тот Петренко, которого вы знаете, наверняка просто мой однофамилец.
        - Не исключено, не исключено... - Я напряг память. И впрямь, можете выдрать мне клыки, только я всё равно буду упорствовать, что определенно где-то слышал о Семёне Петренко. И, что самое любопытное, слышал не так давно. - Это не вы выиграли в последнем докризисном тираже Реал-Лото?
        - Э-э-эх, ваши бы слова да богу в уши! - мечтательно протянул Семен, ткнув пальцем в небо. - Сорви я банк в Реал-Лото, сразу бросил бы Службу, купил замок в Швейцарии и сидел в нем безвылазно, лишь бы быть подальше от всего этого бардака.
        - Ну хорошо, видимо, и впрямь вас с кем-то перепутал, - отстал я, прекратив дознание в надежде, что память моя все-таки прояснится и избавит меня от этого стойкого дежа вю. - И что вы хотели спросить?
        Семён воровато обернулся - удивляюсь, как он при этом не разглядел прячущуюся в кустах Каролину, чью кудрявую макушку не заметил бы разве что слепой, - после чего проговорил:
        - Ваши друзья, капитан... Те, что на площади... Почему вы не с ими?
        И указал на Пирамиду.
        - Хороший вопрос, - усмехнулся я. - Любознатетельность, Семен, редко кого доводит до добра, но я вам отвечу. Скажем так: у меня с... друзьями возникли серьёзные разногласия и потому пришлось разорвать контракт с их организацией. Вынужденная отставка, в общем.
        - Однако, судя по всему, они остались вам кое-что должны, раз вы до сих пор еще тут?
        А. этот тип не такой уж недотепа, каким показался вначале. Кто же ты, Семен Петренко, человек, информация о котором уже заложена мне в память? Вспомнить бы только, на какую полку я забросил твое досье. Но не на самую дальнюю - это точно.
        - Речь шла об одном вопросе, господин Петренко, - напомнил я. - Хотите получить ответ на второй, вам придется рассказать кое-что о себе. И учтите: у меня отличный нюх на ложь!
        Преувеличивал, конечно. И Гроулера можно было при желании водить за нос сколько угодно, Чаще всего это удавалось моим бывшим подругам, к которым я почему-то всегда относился крайне доверчиво, Впрочем, с годами той доверчивости изрядно поубавилось. Но дабы на корню пресечь в Семене желание обманывать, для профилактики его следовало слегка припугнуть. А запугивание у меня всегда получалось гораздо лучше, нежели словесные увещевания.
        - Хорошо, - кивнул Семен, - Если не захочу отвечать, то просто уйду. Лгать вам я не собираюсь, да и лжец из меня, признаться, никудышный. А сегодня без этого умения в городе тяжко.
        Вспугнуть Семена неприятным для него вопросом я не имел права. Что-то подсказывало мне - видимо, интуиция: нельзя прогонять этого человека. В конце концов, к лагерю врага он не принадлежал, а следовательно, мог сослужить нашему подполью какую-нибудь службу. Хотя бы в качестве внештатного информатора, Взамен я готов был предложить Семену защиту, от которои ему, при его-то осторожности, было бы глупо отказываться.
        - Вы так пристально следили за теми серьезными ребятами, - придав голосу дружелюбный тон, сказал я, - что мне это тоже слабо напоминает обычное любопытство. Похоже, они успели задолжать не только мне, но и вам. Я прав?
        Проклятье! Получилось, что поневоле я ответил на его второй вопрос. Ну да ладно, пусть считает это ещё одним знаком моих добрых намерений.
        Семен потупился, размышляя, Я ждал, что он вот-вот развернется и зашагает прочь, но, вопреки моим ожиданиям, Петренко продолжал оставаться на месте. В принципе он тоже дал мне ответ, сам того не желая. И ответ утвердительный. Отговорка вроде «Нет, просто было любопытно, что там за столпотворение» в долгом обдумывании не нуждалась.
        - Раньше мне доводилось бывать в Пирамиде, капитан, - наконец вымолвил Семен. - Я отлично помню, кто её настоящие хозяева. Ваши бывшие друзья к ним и близко не относятся.
        Он не сказал прямо «раньше я служил маршалом» - видно, Жестокий Новый Мир все-таки кое-чему его научил, - однако, чтобы прояснить мне память, хватило и этих слов. Короткая обтекаемая фраза послужила ключом для моих забытых воспоминаний. Действительно, я уже слышал имя Семёна Петренко, причем оно имело прямое отношение ко всем пережитым нами невзгодам.
        «Семен Петренко... Я с ним знаком и случайно встретил его, когда он бежал из центра, - сказал Хатори Санада дяде Науму во время нашего первого разговора на стадиуме. - Теперь это совершенно другой человек. Семья Петренко погибла в аварии на инстант-коннекторе, и Семен сошел с ума...»
        Речь тогда шла о контролере правительственного терминала.
        Посетившее меня озарение взбудоражило нервы так же сильно, как и недавний побег из вражеских лап. Вида я, конечно, не подал, но надумай Семен завершить разговор, ему уже не удалось бы просто взять и уйти. Чтобы остановить Петренко, я был готов с легкостью нарушить данное ему обещание и удержать его силой. К счастью, Семен уходить пока не собирался, что и спасло его от грубости с моей стороны, а меня - от нарушения клятвы.
        - Позвольте-ка, я угадаю, почему вы топчетесь здесь, Семён. Думаю, вы собирались выяснить судьбу своих коллег, уважаемый маршал Петренко, контролер правительственного терминала... - Настала моя очередь повергать собеседника в смятение. Я уже не боялся испугать его. Настало время нам поговорить начистоту, независимо от того, хотел он продолжать разговор или нет. - Должен вас огорчить: все ваши друзья, останки которых мне довелось недавно видеть, теперь для вас тоже бывшие. Внутри Пирамиды не осталось живых маршалов. Сочувствую.
        Притворяться Семен действительно не умел: вздрогнул, будто наступил на колючку, понурил плечи и, пригорюнившись, уселся на ближайшую лавочку.
        - Раньше мы с друзьями частенько захаживали в этот парк после Службы, - с тоской признался он. - Отсюда открывается такой потрясающий вид на город... Я все надеялся, а вдруг случайно встречу здесь кого-нибудь из них, чем черт не шутит?.. Значит, вам известно, кто я такой, капитан? Догадываюсь, от кого вы получили эти сведения.
        - Мне известно еще кое-что, - добавил я. - Если верить человеку, который рассказывал мне о вас, сейчас я должен разговаривать с умалишенным...
        - Даже так?
        - Ваша семья якобы погибла на инсконе в первый день кризиса, от чего вы безнадежно сошли с ума.
        - Нет, что вы, вас обманули! - замотал головой Семен. - Моя семья в полном порядке, я навещал их на днях. Видите ли, мы с Такирой давно в разводе, поэтому сегодня о жене и дочери заботятся родственники Такиры. Я постоянно проверяю, как у них дела, помогаю, чем могу... Недавно они присоединились к местной общине, так что теперь Такира и малышка Кристи в полной безопасности. Но кое-что в ваших словах - правда. Я, наверное, и впрямь сошел с ума. Знаете, иногда даже говорю сам с собой. Но рехнулся я не в первый день кризиса, а гораздо раньше...
        - Ну, на самом деле в таких разговорах нет ничего страшного, - попытался я утешить совсем раскисшего Семена. - Лично мне вы не кажетесь сумасшедшим. Можете верить моим словам - за прошедшие пару месяцев я вдоволь насмотрелся на безумцев.
        Я говорил именно то, что думал. Семен Петренко показался мне усталым, запуганным, издерганным человеком. Но не сумасшедшим. Я внимательно смотрел ему в глаза: безумие в них отсутствовало. Оптимизм, правда, тоже, но в Жестоком Новом Мире это давно уже вошло в норму.
        Я поманил Каролину, которая изнывала от нетерпения, пытаясь расслышать мой разговор со странным человеком. Пока девушка продиралась сквозь кусты, я подал ей знак, чтобы она спрятала оружие. Семен не представлял для нас угрозы, а если у меня и оставались какие-то подозрения, угрожать оружием маршалу я не собирался.
        Появление перед ним очаровательной брюнетки со стиффером за поясом Семен воспринял равнодушно. Когда же я представил их друг другу, он ответил на скупое приветствие Кэрри вялым кивком. Однако, всмотревшись в лицо девушки, вдруг приободрился и заявил:
        - А я ведь вас уже встречал! Могу, конечно, и ошибаться - вы были тогда совсем юной... Хотя вряд ли - у меня с рождения прекрасная память на лица.
        - В таком случае вынуждена вас огорчить: я нашу встречу совершенно не помню, - с прищуром поглядев на Семена, ответила Каролина. - Сроду не водила дружбы с маршалами. Единственный случай, когда мне пришлось тесно общаться с вашим братом, действительно произошел со мной в юности. Если бы не отец и его проклятая колесница...
        - Да-да, именно в тот день я вас и видел, - подтвердил Петренко. - Конечно же, вы меня не запомнили - я был один из многих, кого в спешном порядке бросили блокировать побережье. Веселый выдался денек, я вам скажу.
        - Кому веселый, а кому и нет, - огрызнулась Каролина, явно не желая развивать больную для нее тему.
        - Представляете, - Семен повернулся ко мне, - не поддающийся контролю большой самодельный модуль! Для нас это было настоящее чудо. Кто бы тогда предположил, что в мире порой случаются чудеса и похлеще...
        Полностью был с ним солидарен. Однако при всем недружелюбии мира, в котором нам приходилось жить стоило отметить, что изредка он преподносил и приятные сюрпризы. И хоть после краха Транс-сети реальный мир поневоле вернулся к своим истинным - необъятным - масштабам, иногда он казался по-прежнему тесным.
        Произошедшая сегодня неподалеку от Пирамиды встреча лишний раз это доказывала.
        
        Подпольщики отреагировали на внезапное возрождение «Серебряных Врат» каждый по-своему. Изрядно отвыкший от света, я выругался, когда мне в глаза ударили яркие лучи вспыхнувших на нулевом ярусе лайтеров. Каролина и Семен - добровольно примкнувший к нам третий и весьма ценный член подполья, - как люди более воспитанные, ругаться не стали. Кэрри лишь печально вздохнула, наверное, подумала об отце, чья мечта наконец-то осуществилась. Маршал Петренко вздрогнул, зажмурился, воскликнул: «Глазам не верю!» - и принялся судорожно шарить по карманам в поисках инфоресивера, который всегда носил при себе, как и мы.
        Я последовал его примеру: достал свой ключ и с замиранием сердца поднес его к виску...
        Синий Экран Смерти - зловещий символ Жестокого Нового Мира - исчез бесследно. Вместо него перед глазами возникла знакомая, как собственное лицо в зеркале, эмблема-заставка «Серебряных Врат», готовых распахнуться в бескрайний и заманчивый виртомир...
        Конечно, это были далеко не те «Серебряные Врата», какие я привык видеть с младенчества. Отсутствовало буйство рекламных красок, как, впрочем, и сама реклама, от которой в прежние времена просто не было отбоя. Парадоксально: стоило исчезнуть тому, что раньше ничего, кроме раздражения, не вызывало, и виртомир тут же утратил колорит и привлекательность. Вот уж не думал, что в один прекрасный день затоскую по этой никчемной рекламной мишуре!
        Отсутствие виртоличностей, что всегда встречали посетителя при входе в виртомир, ощущалось уже не так остро. Консультанты и проводники, без которых большинство пользователей боялись и шагу ступить в глубь виртуального пространства, словно вымерли. Вместо них имелось большое окно суфлера со множеством коротких тематических ссылок. Произнеся название первой попавшейся на глаза ссылки - «новости», - я убедился, что суфлер войс-командера как раз и призван заменять привычных проводников, отсутствующих в возрожденном виртомире по неизвестной причине.
        В разделе новостей хранился один-единственный короткий текстовый комментарий, но его по праву можно было считать самой долгожданной новостью последнего времени: «Просьба сохранять спокойствие. Идет восстановление систем и параметров «Серебряных Врат». Заранее приносим извинения за возможные сбои».
        Как выяснилось, аналогичные комментарии скрывались за всеми без исключения ссылками. Передо мной распахивали двери пустые комнаты и раскидывались огромные безжизненные пространства, ранее служившие декорациями для идущей на их фоне виртуальной жизни. Я узнавал и одновременно не узнавал вроде бы знакомые уголки мира, в котором провел изрядную часть своей жизни. Следовало обязательно запомнить его таким: виртомир в первый день возрождения, бедный на краски, но по-своему привлекательный.
        Земля в момент сотворения, не иначе...
        Ради интереса я направил сенсор ключа на сидящего напротив Семена. Тут же поверх окна суфлера появилась подноготная господина Петренко, считанная с его персон-маркера и перепроверенная через базу «Серебряных Врат». Кое-что здесь все же работало. Хотя для нас было бы лучше, чтобы персон-база осталась неактивной по возможности дольше. Некогда главный козырь маршалов - система всемирного поиска преступников по персон-маркеру - работал против нас, поскольку сегодня он угодил в страшные руки.
        Пикр инфоресивера маршала был направлен на меня - Петренко проводил ответное опознание моей, вроде бы и так хорошо известной личности. Не знаю, как Семена, а меня результаты исследования удовлетворили: все, что рассказывал нам о себе контролер правительственного терминала, оказалось правдой.
        «Жаль только, что обычай, которому научил меня дядя Наум, снова стал неактуален, - с грустью подумал я. - Надо ли теперь при встрече интересоваться здоровьем собеседника, если шкала его физического и эмоционального состояния вот она - прямо перед глазами?»
        - Значит, у них все-таки это получилось, - удрученно заметил Семен. - Что ж, теперь любопытно, как новые повелители мира объяснят своим подданным, что произошло и куда подевался Макросовет.
        - А зачем им вообще распространяться об исчезновении Макросовета? - спросил я. - Ты его прикончил, а Кауфман воскресит.
        - Он не сможет! - воскликнул Петренко.
        - Ты сам видишь, на что способен Наум Исаакович, - возразил я. - Он реанимировал виртомир, неужели не справится с таким пустяковым для него вопросом?..
        Дядя Наум был скорее жив, чем мертв, и воскрешение из небытия «Серебряных Врат» являлось тому косвенным доказательством. Ценность Кауфмана для нового Законотворца стала еще более очевидна после того, что поведал нам Семен. Пища для ума, подброшенная им, оказалась весьма калорийной. Волею судеб Петренко стал носителем такой взрывоопасной информации, что для новых повелителей мира он представлял, пожалуй, еще большую угрозу, чем мы. У нас с Каролиной была на руках лишь часть бомбы; появление Семена сделало наше подполье обладателем не только оставшихся частей, но и детонатора.
        В моей игре с арбитром маршал Петренко, как и дядя Наум, являлся стратегической фигурой, умелое использование которой могло перевесить чашу весов в нашу пользу. Самый простой сценарий игры был одно-временно и самым трудновыполнимым. Не с практической стороны, а с моральной. Каюсь, у меня не раз возникали грешные мысли скрутить Семена по рукам и ногам и организовать с Хатори взаимовыгодную сделку, обменяв на дядю Наума настоящего контролера правительственного терминала. Равноценный обмен, на который я, утихомирив совесть, возможно, и рискнул бы. Однако, даже не спрашивая мнения Каролины, было ясно - при всей ее любви к отцу она будет против. Как не согласился бы со мной и сам Наум Исаакович, если бы такой обмен вдруг случился, - все же, в отличие от меня. Кауфманы имели более высокие понятия о благородстве.
        Втайне от Кэрри уговорить Семена пойти на этот шаг добровольно? А стоит ли обрекать на рабство одного хорошего человека вместо другого?
        Недостойная идея, и я поклялся себе больше не возвращаться к ней.
        С момента воскрешения «Серебряных Врат» Каролина заметно приободрилась. Она тоже явно чувствовала во всем этом золотые руки и светлый ум своего отца. В остальном же возвращение атрибутов Привычного Старого Мира радовало нас не больше, чем дневной свет - ночных хищников: приятно, конечно, погреться в лучах солнца, однако об эффективной охоте при этом обладателям ночного зрения можно благополучно забыть. Хозяевам мрака в таком случае приходится ждать наступления ночи.
        Нашему подполью ждать милостей от природы не приходилось. Шанс на победу таял с каждым днём. Я уповал лишь на неорганизованность врага, получившего в виде «Серебряных Врат» солидное преимущество, но пока не научившегося использовать его с полной отдачей. Я поинтересовался у Семена, какова вероятность того, что Хатори вычислит наше месторасположение при помощи маршальских технологий.
        - Высока, если он отыщет и заставит служить себе хотя бы одного маршала, - ответил Петренко. - Или второго уникума наподобие господина Кауфмана, чтобы тот параллельно занимался вопросами вашего поиска. У арбитра проблема: он испытывает катастрофическую нехватку высококлассных контролеров. А тот специалист, который у него под рукой, по горло загружен решением более неотложных вопросов. Будьте уверены: их предостаточно. Санада сейчас просто не до того, чтобы отвлекаться на поиск двух беглецов, не представляющих угрозы до тех пор, пока не заработает инстант-коннектор.
        - Ребята, а если выложить всю известную нам информацию на Всемирном Форуме, когда он снова откроется? - с блеском в глазах предложила Каролина. - Ведь тогда правду узнают миллиарды людей!
        - Пока положение нового Законотворца довольно зыбкое, он не допустит такую глупость, как открытие Всемирного Форума, - возразил я. - Даже если с Форумом все в порядке, он останется закрытым под предлогом технических неполадок. Как наверняка и прочие каналы связи.
        - Капитан прав, - подтвердил Семен. - Общая неопределенность и разобщенность играют сейчас заговорщикам на руку. Беспорядки в виртомире будут продолжаться до тех пор, пока Хатори не укрепится во власти. Захват правительственного терминала и коронование себя Законотворцем - это еще не тоталитарная власть. Мировое господство получит тот, кто возьмет под контроль бесценные базы данных и мультиканальный пере-датчик в Хранилище Всемирного Наследия. Дистанционный контроль - это лишь половина дела. Систему удаленного доступа легко вывести из строя, и Хатори осознаёт это. Законотворец обязан присутствовать на ключевом посту. Только в этом случае он полностью обезопасит от посягательств главный атрибут своей власти - Хранилище Всемирного Наследия.
        - В которое арбитр попадет лишь тогда, когда восстановит Транс-сеть, - закончил я. - Пусть даже не всю - только нужный ему участок. Вот чем он сейчас занят - активирует ремонтные модули на отрезке инскона Западная Сибирь - Женева. Оставшуюся тысячу с лишним проблем он намеревается устранить уже из столицы.
        - Не буду спорить, - поддержал меня наш многострадальный друг. - Однако если мы планируем расстроить их планы, придётся поторопиться, поскольку до Женевы нам никогда не добраться. И вообще придется забыть об инстант-коннекторе. Достаточно внести наши данные в специальный реестр инскона, и его боты превратятся для нас в ловушку. Для этой процедуры даже не надо особых знаний - достаточно от лица маршала отдать распоряжение любому контролеру-транспортнику. А этих парней уже наверняка вызвали на свои посты в официальном порядке.
        - Где находится ближайшая к Пирамиде стоп-зона межконтинентального хайвэя? - спросил я.
        - Могу ошибаться, но, по-моему, ближайшая разгрузочная станция расположена на четвертом ярусе, неподалеку от азиатского филиала Гранд Опера.
        - Ни разу не был в театре, - смутился я. Еще недавно Каролина вдоволь бы посмеялась над таким признанием, но не сегодня. - Далеко отсюда?
        - Не слишком. Часа три пешком, если напрямик. Это где-то возле реки.
        - Завтра разведаем там обстановку, проследим, не видно ли какой подозрительной активности. А тебе, Семён, как специалисту поручается приглядывать за «Серебряными Вратами». Авось раскопаешь для нас в виртомире что-нибудь интересное или полезное...
        
        Загоревшиеся лайтеры послужили первой ласточкой наступившей весны. Когда на следующий день мы с Каролиной выбрались в город, жизнь там бурлила ключом, выйдя из анабиоза буквально за ночь.
        Изменения были заметны уже на нулевом ярусе. Команды модулей оживленно сновали по улицам - механическим трудягам явно не терпелось поскорее разделаться с накопившейся за время их бездействия работой. Еще вчера мы считали себя едва ли не хозяевами этих мест, а сегодня приходилось жаться к стенам, дабы случайно не нарушить порядок движения модулей и не создать затор. Сложная конструкция половины из них была мне незнакома - вероятно, эти модули представляли собой ремонтников и строителей, услуги которых в спокойные времена были востребованы редко.
        На верхних ярусах от общего оживления пестрило в глазах, изрядно отвыкших от уличного многолюдья. Помимо занятых восстановительными работами модулей улицы заполняли радостные горожане, которые своей толчеей мешали маленьким ремонтникам делать их благородное дело. Людской поток был, конечно, не столь полноводным, каким я привык его видеть раньше, - самые осторожные горожане пока не высовывались из своих убежищ, - но количество ликующего народу уже позволяло затеряться в толпе даже такой приметной личности, как я.
        На месте возбужденных сограждан я все же не стал вести бы себя так опрометчиво - фиаскерские банды тоже присутствовали здесь и вряд ли готовились к расформированию. Однако любопытно: оказавшись среди такого количества утративших страх горожан, фиаскеры уже не выглядели королями улиц. Будто окруженные взбесившимся овечьим стадом волки, которые робко жались друг к другу из-за боязни быть попросту затоптанными. Естественно, что хватать овец за загривки они в эту минуту и не помышляли. И вообще, как было заметно, фиаскеров больше интересовали не воспрянувшие духом горожане, а автораздатчики глюкомази, исправно восстанавливаемые модулями наряду с прочей разбитой техникой. Подвоз содержимого тоже обещал не заставить себя долго ждать. Грамотный ход нового Законотворца, надо отдать ему должное - для успокоения самой мятежной категории населения большего на первых порах и не требовалось.
        Следовало догадываться, что аналогичная картина наблюдается сейчас повсеместно, Политическая уловка: прежде чем выносить на суд общественности причины отгремевшего кризиса, общественность было необходимо сначала накормить, напоить и ублажить по полной программе. Сытый судья - милосердный судья. Древнеримский принцип «хлеба и зрелищ» являлся актуальным и поныне. Иначе как объяснить, что еще вчера вечером в «Серебряных Вратах» заново открылся развлекательный сектор, предоставив пользователям с полсотни виртошоу, сделанных еще до кризиса и - самое главное! - как на подбор лишенных даже намека на насилие. Несомненно, огромное количество граждан Великого Альянса, в том числе и фиаскеров, тут же с головой ушли в виртомир: хватит, отмучились в чистилище, райский отдых справедливо заслужен.
        Отлично, господин Санада, просто отлично! Верните Привычный Старый Мир, и вам все сойдет с рук. Конечно, если мир узнает о вашей грандиозной авантюре. В противном случае и сходить с рук будет нечему. Жителям Рая плевать на то, кто следит за райскими порядка-ми, лишь бы только эти порядки оставались неизменными и удовлетворяли всех поголовно. Можно, разумеется, со мной не соглашаться, вот только разве последнее столетие не служило убедительным доказательством справедливости моих слов?
        Чертовски интересное явление - демократия в раю. Древняя, пришедшая в наш век из далекой эры Сепаратизма, демократия, она же «власть народа». Выборный орган всемирной власти - Макросовет - олицетворял в Привычном Старом Мире эту самую власть. Раз в десятилетие мы голосовали на Всемирном Форуме за двенадцать достойнейших землян, обладателей самого высокого социального рейтинга. После чего снова благополучно забывали о Макросовете на целых десять лет, аккурат до новых выборов. Так поступала примерно половина граждан Великого Альянса и я в том числе. А остальное апатичное к политике население - преимущественно фиаскеры, - по-моему, и вовсе не имело представления о системе государственной власти, не говоря уже о таком понятии, как демократия.
        Зато все они мгновенно вспомнили о правительстве три месяца назад. Как в старой притче о немом мальчике, внезапно заговорившем во время обеда. «Суп недосолен», - изрек мальчик и при этом едва не заставил онеметь родителей. «Сынок, почему же ты раньше молчал?» - оправившись от шока, спросил отец. «А раньше всегда нормально солили», - как ни в чем не бывало ответил сын.
        Что-то похожее происходило и у нас. Нам не было нужды вспоминать о демократии и ее блюстителях, пока все в мире было «досолено» как следует. Есть ли нужда в раю лишний раз задумываться о боге, сполна рассчитавшимся с тобой за праведную жизнь? Мы вкушали божественную благодать, которая являлась прямым доказательством того, что всемогущий покровитель в лице Макросовета заботится о нас. Мы выбирали новых членов правительства практически наугад, всего лишь по уровню социального рейтинга, подсчитанного соответствующими службами «Серебряных Врат». Выбирали без единой мысли о том, какую политику поведут новые правители. Нас устраивала любая, лишь бы она не противоречила существующей...
        Рай вечен, думали мы, и только полный безумец посмеет нарушить его совершенную гармонию. Поиски лучшей доли закончились для человечества с последней войной эры Сепаратизма. Уму непостижимо: оружия в те века на планете было столько, что, пустив его на переплавку, древние земляне еще тогда могли бы получить достаточно материала для создания какого-нибудь примитивного инстант-коннектора. Но древние предпочитали совершенствовать своё оружие и испытывать его друг на друге, находя это цивилизованным занятием. Мы думали, что, вкусив прелести рая, человечество уже никогда не опустится до подобной дикости. Поэтому безоговорочно доверяли Макросовету, даже не требуя от него отчета о проделанной работе. Зачем? Ее результат и так был налицо.
        Такова была демократия в нашем безоблачном раю... Наверное, вовсе не та, какой представляли ее в будущем демократы ушедших эпох, но тоже в принципе работоспособная схема. Наша демократия устраивала девяносто девять процентов населения планеты - разве не на это всегда ориентировались любые демократические реформы?
        И вот во что все это вылилось... Знал бы землянин, что за люди в действительности пребывали у власти несколько последних десятилетий, он бы несказанно удивился, под чьими знаменами маршировало сегодня человечество.
        Неужели я назвал их людьми?
        Виноват, оговорился...
        
        День прошел весьма продуктивно. Важный для заговорщиков стратегический объект - ближайший к Пирамиде стартовый пункт инскона - был обнаружен и выучен нами со всех сторон. Ремонтные работы на нем велись усиленными темпами, модули облепили разрушенную стоп-зону, будто пчелы - соты, копошились, сновали вверх-вниз, подвозили стройматериалы и монтировали каркас. Неизвестно, как на других участках хайвэя, но на этом долгостроя явно не предвиделось.
        Иногда в толпе мелькала красная униформа контролеров - еще одна обнадеживающая примета, обязанная внушать согражданам оптимизм: мол, всё в порядке, всё возвращается на круги своя... Хотя для полного спокойствия этого было маловато. Форма маршалов была бы сейчас более кстати. Напрасно отчаивался Семен: в городе наверняка пряталось еще много маршалов, но, к сожалению, форму они не носили, а по другим признакам выделять их из толпы я не умел.
        Тем было хуже для маршалов, поскольку капитан Гроулер оказался бы им сегодня очень полезен. Во-первых, он отговорил бы выживших служителей закона возвращаться в Пирамиду, где их не ожидало ничего хорошего. Во-вторых, объяснил бы, почему в возрожденном виртомире им недоступна Закрытая зона. Для уцелевших маршалов это, несомненно, являлось главной загадкой прошедшего дня. Для всех, кроме, естественно, маршала Петренко - он знал причину.
        А если бы для убеждения скептиков мне не хватило аргументов, я открыл бы маршалам и вовсе ужасающую правду: рассказал о человеке, который фактически сидит сегодня за пультом правительственного терминала. Убежден, это произвело бы на коллег Семена впечатление: с его слов, местные маршалы превосходно помнили Наума Исааковича. Имя Кауфмана обещало остаться в истории мирового правосудия подобно имени древнего хулигана Герострата, память о коем, вопреки исторической справедливости, сохранилась куда лучше, чем память о сгоревшем объекте его вандализма - храме Артемиды Эфесской.
        В общем, встретить собратьев Семена не удалось, о чем я очень сожалел. Я не уповал на боевое мастерство маршалов - жизнь показала, какие из них вояки. Однако, собрав пару-тройку светлых умов во главе с Петренко, можно было попробовать нанести удар по заговорщикам со стороны виртомира. Например, саботировать работу модулей на строительстве инскона: дырка от бублика арбитру, а не Женева! Вреда простым гражданам это все равно не причинит, а лишнее время на подготовку нам добавит. Или пустить дезинформацию, которая выманила бы Ахиллеса и костяк его армии из Пирамиды, а самому в это время внезапно напасть на остаток вражеских сил и попытаться вернуть горемыку-отца безутешной дочери. Тем более вторгаться в штаб-квартиру придется по знакомому маршруту, а это значит, что спланировать операцию можно будет предельно рационально.
        Впрочем, если не появится в ближайшее время других задумок, придется остановиться именно на этой, использовав Семена в качестве приманки для Ахиллеса и его баиды. Освобождение Кауфмана из плена автоматически положит конец заговору, оставив Хатори ни с чем. А отыскать другой правительственный терминал, выйти через него на Антикризисный Комитет маршалов и вернуть им власть - это уже задача номер два. Но уж лучше отправиться в путешествие к соседнему гигаполису и начать все заново там, чем оставаться в нашем городе рядом с озлобленной стаей бывших товарищей.
        Стараясь не выделяться из толпы, мы с Каролиной возвращались обратно, размышляя на ходу каждый о своем. И хоть раздумья наши так или иначе сводились к одному, разговор почему-то не клеился. Словно в первые дни нашего знакомства, когда дядя Наум, желая растопить лед между мной и Кэрри, бывало, оставлял нас наедине. Я постоянно поглядывал на выступающую над зданиями рубиновую верхушку Пирамиды - созерцание вражеской цитадели помогало мне сосредоточится на нужных мыслях.
        Каролина плелась на полшага позади, и ее угрюмое личико сильно контрастировало с улыбающимися лицами встречных прохожих. Я уже думал, что сегодня Черная Гарпия не проронит больше ни слова, однако, когда мы пересекали очередную оживленную эстакаду, девушка вдруг застыла как вкопанная и изумленно воскликнула:
        - Папа!
        - Где?! - вздрогнул я, озираясь и хватая ее за плечо. Ничего себе заявление - как топором по голове! Ладно если обозналась, а не приведи господь и впрямь заметила в толпе отца, да как кинется сейчас к нему, забыв обо всем. Встретить дядю Наума в окрестностях Пирамиды было вполне реально - надо же иногда затворнику дышать свежим воздухом? Вот только вряд ли Кауфмана отпустили бы на прогулку без сопровождающих. Их-то я и боялся, поскольку блокировать нас на узкой эстакаде было проще простого.
        - Там папа! - повторила ошарашенная Каролина. Вопреки опасениям, она не стала вырываться и бежать к отцу. Побоявшись, что причиняю ей боль, я отпустил её, но девушка была шокирована настолько, что, по-моему, не отреагировала бы, даже если бы я ее ударил.
        - Да где же он, черт побери?! - Последний раз я повышал на Кэрри голос во время нашего бегства из Пирамиды. Снова приходилось так поступать, потому что в любую секунду ситуация могла перерасти в критическую.
        Я пристально вглядывался в том направлении, куда смотрела девушка, но видел лишь незнакомые лица. Похоже, у бедняжки случился нервный срыв, который в принципе прогнозировался уже давно. Удивительно, почему этого не произошло раньше.
        - Он - там, - пояснила Каролина, дотронувшись до прикрепленного к виску ключа. - Это... Это правда он!
        У меня отлегло от сердца: пусть уж лучше там, чем здесь.
        - Спокойно, не волнуйся, - попросил я и, взяв ее под локоть, усадил на ближайшую скамью. - Попробуй-ка дать мне разрешение на право пользования твоим каналом доступа в Открытую зону.
        Мой инфоресивер был также подключен к «Серебряным Вратам», поэтому, с позволения Каролины, я мог изучать поступающую к ней на пикр информацию. При наличии связи, разумеется.
        Кэрри не возражала, только это все равно ничего не дало - связь отсутствовала.
        - Хорошо, верю на слово, - сказал я. - Тогда просто опиши, что ты видишь. Голограмму? Видеоизображение? Ну же, не молчи!
        И энергично встряхнул ее за плечо. Хуже всего, если Кэрри наблюдала лишь призрак своего воображения - сошедшая с ума Черная Гарпия здорово бы осложнила нам жизнь. От моего прикосновения Каролина вздрогнула, сосредоточенно потерла виски, после чего я с удовлетворением отметил, что ее взгляд вновь стал осмысленным.. Она совладала с потрясением и пришла-таки в себя.
        - Не голограмму, - помотала она головой. - Это виртоличность. Знаешь, там, где раньше всегда находились проводники. Только теперь вместо них - папа.
        - Ты уверена?
        - Да, черт побери! Не выжила еще из ума! - вспыхнула Каролина. - Я вижу папу так же хорошо, как тебя.
        - Он хочет поговорить с тобой?
        - Наверное... Но молчит. Просто стоит и смотрит. Сейчас я позову его...
        - Не смей! - предостерег я ее. - Возможно, это провокация. Вернёмся в убежище и посоветуемся с Семёном. А пока выйди из Открытой зоны. Неизвестно, кто скрывается за обликом дяди Наума. Возможно, его насильно заставили сообщить координаты твоего персон-маркера и теперь нас загоняют в ловушку.
        - Я так не думаю...
        - Вот и не думай! Отдай мне ключ от греха подальше... Быстрее! Кто бы ни навязывал нам игру, глупо начинать её, хорошенько не обдумав условия.
        Каролина недовольно посопела, но отцепила от виска ключ и бережно, словно драгоценную семейную реликвию, протянула его мне.
        - Будь с ним поаккуратней! - наказала она при этом. - Мне его папа подарил...
        
        Обученный в кои-то веки правилам слежки, Семен нёс вахту на нашем секретном посту, успевая одним глазом следить за площадью, а другим - через пикр ключа - за положением дел в виртомире. Служба не требовала от Семена запредельных усилий, поскольку на обоих фронтах ничего интересного не происходило. Разве что на площадь периодически высыпали возбужденные горожане, видимо, желавшие лично удостовериться, что возврат к прежней жизни происходит не только в виртомире, но и в действительности. Их ожидало разочарование, которое затем переходило в недоумение, когда среди подозрительно дисциплинированных фиаскеров граждане вдруг обнаруживали знакомых персонажей популярного спортивного шоу. Восторги сразу утихали, а озадаченные горожане убирались с площади подобру-поздорову. Им оставалось лишь лелеять надежду, что кто-нибудь в городе объяснит им смысл происходящего в маршальской штаб-квартире.
        Заговорить с самими хозяевами Пирамиды горожане не решались, и, на мой взгляд, совершенно напрасно. Никто бы их здесь сегодня не обидел. В худшем случае попросили бы отойти на безопасное расстояние, кратко проинформировав, что штаб-квартиру стерегут не бандиты, а группа добровольцев, взявших под охрану объект государственного значения.
        Наиболее прозорливые из горожан вполне логично предположили бы - и оказались бы правы, - что эта компания и есть будущие маршалы возрожденного мира, новые слуги закона, чьи понятия о гуманизме претерпели существенные изменения.
        Бедолаги-фиаскеры, опоздавшие переметнуться на сторону победителей! Они и не ведали, что, творя беззаконие, лишь укрепляют общественное мнение в необходимости грядущих репрессий. Такого беспредела не простил бы и прежний, сверхгуманный институт маршалов, а новый не простит и подавно. Фиаскеры могли быть уверены, что возмездие за все их злодеяния уже не за горами...
        - Виртоличность Наума Исааковича? - не поверил своим ушам Семен, когда мы рассказали ему об удиви-тельном случае, произошедшем с нами пару часов назад. - Уму непостижимо! А вам не почудилось?
        Каролина, повторно уязвленная недоверием, опять была готова взорваться, но я положил ей руку на плечо, и взрыва не последовало.
        - Что ж, если это правда, значит, ваш отец, Кэрри, неплохо освоился на посту Законотворца, - уважительно кивнул Петренко. - Теперь вы можете быть полностью уверены, что он жив и на его месте не работает какой-нибудь другой контролер. Вы наверняка видите не виртоличность, а самого настоящего виртоклона, создать которого намного проще и быстрее, работал бы мнемосканер. Сотворить же его без участия... хм... извините, оригинала невозможно. Только вот с какой целью это было предпринято? И все же я считаю, стоит попробовать установить контакт. Сами посудите: была бы это западня, стоило ли тратить время на процесс виртуального клонирования? Если уж Хатори стали известны координаты персон-маркера Каролины, он бы мог просто использовать персон-маркер ее отца и связаться с ней от его имени по обычному каналу.
        Не сказать, что такое объяснение меня убедило, но оно притупило мой скептицизм, и я вернул девушке ее ключ.
        - Пока ты не активировала войс-командер, позволь дать тебе один совет, - сказал я Каролине, прикрепляющей к виску инфоресивер. - Если что-то в поведении отца покажется тебе подозрительным или он вдруг поинтересуется о нашем местонахождении, немедленно разрывай связь - тут явно нечисто. Уяснила?.. Тогда вперёд, милая...
        - Папа еще здесь! - обрадованно сообщила девушка после того, как снова очутилась в виртомире. - Стоит на прежнем месте.
        Чтобы составить хотя бы приблизительную картину происходящего, я постарался вообразить, где именно Кэрри наблюдает отца и как он выглядит. С фантазией у меня всегда было туго, поэтому воображаемый дядя Наум виделся мне в облике обычного виртуального проводника - неброского человечка, на внешность которого сроду не обратишь внимание. Впрочем, помнится, в действительности Кауфман как раз и являлся таким человеком, так что, вероятно, мои фантазии были недалеки от истины.
        - Выходи в командный режим, тогда он тоже тебя заметит. - От волнения Семен взялся руководить Каролиной, будто она и без него не знала, что делать. - Как только это произойдет, можешь начинать общаться...
        Не стану описывать момент трогательной встречи отца и дочери. Скажу лишь, что моя подозрительность сразу сошла на нет, как только я увидел в глазах Каролины слезы. Не существует на свете таких искусных лицемеров, которые способны обмануть любящую дочь, выдав себя за ее отца. Даже при помощи столь изощренной маскировки, как виртуальная оболочка. И уж тем более нет на свете любящих отцов, которые станут обманывать собственных дочерей в угоду каким-то проходимцам. Нельзя, конечно, отвечать за весь мир, но Наум Исаакович до такого бы не опустился, это точно.
        Я поманил Семена, и мы отошли в сторонку, чтобы не мешать. Пусть Кауфманы пообщаются наедине. Дела подождут, несколько минут ничего не изменят. Что сказать, весьма оригинальный способ общения избрал дядя Наум, но, видимо, были на то свои причины, которые мы непременно вскоре выясним.
        - Эй, ребята! - наконец обратилась к нам Каролина. Глаза ее светились счастьем, щеки со следами от слез порозовели. - Папа хочет вас видеть. Дайте ему свои персон-маркеры, и он подключится к вашим каналам.
        Мы с Семеном по очереди позволили Кэрри считать через ключ наши личные данные, после чего оставалось только сидеть и ждать явления виртуального Наума Кауфмана пред наши очи. Сгорая от нетерпения, я, однако, не забывал поглядывать вниз, на площадь, опасаясь другого явления - уже не виртуальных «Всадников Апокалипсиса». Но возле главных ворот вражеской цитадели продолжало царить относительное спокойствие.
        Что же за игру затеял дядя Наум? Не верю, что все это было организовано им только ради того, чтобы увидеться с дочерью...
        Наум Исаакович (для удобства я решил присвоить виртоличности имя ее создателя) возник передо мной не таким, каким я представлял его в виртомире. И хоть черты лица Кауфмана остались прежними, его облик и одежда претерпели кое-какие изменения. Ну, с обликом простительно - утративший сутулость и животик, дядя Наум помолодел лет на десять, - но вот одежда. Нет, не шел ему строгий правительственный костюм; определённо не кауфмановский стиль...
        - Здравствуйте, капитан. Здравствуйте, маршал. Как я счастлив всех вас видеть, - учтиво поприветствовал нас виртуальный Кауфман, демонстрируя, что создатель, помимо всего, привил ему также древние традиции вежливости. Виртоклон, соблюдающий традиции, - выглядело весьма необычно и в то же время очень естественно. Перед нами словно находился настоящий живой человек, а не его искусный двойник. Воистину великая сила сокрыта во всех этих старинных правилах хорошего тона. Виртоклон дяди Наума смотрелся куда живее некоторых обитателей реального мира, давно забывших не только исторические традиции, но и элементарные правила вежливости.
        - И вам... того же самого, Наум Исаакович, - кивнул Семён, который пока не успел приобщиться к манерам, принятым в нашем добрососедском кругу.
        - Здравствуйте, дядя Наум, - ответил я. - Как вы себя чувствуете? Надо сказать, здорово напугали вы нас тогда, в Пирамиде. Я уж, грешным делом, подумал, что мы вас больше не увидим.
        - Со мной все в порядке. Моим предкам в их тяжелые времена приходилось гораздо хуже, - отмахнулся он. - На здоровье не жалуюсь, кормят вволю, а приступ - это так, для отвода глаз. Я лишь помог вам выпутаться из сложного положения, любезный капитан. И вы меня не разочаровали: все правильно поняли и верно сориентировались в ситуации. Признайтесь, ловко же я провел этих двуличных мерзавцев! Вы бы таки видели их лица после того, как они догадались, что дядя Наум - всего лишь бессовестный симулянт.
        - Дай только добраться до тебя, симулянта! - проворчала Каролина, но в голосе ее отсутствовала злоба. - Я тебе потом такую симуляцию покажу!..
        - Благодарю, что избавили мою дочь от этой дрянной компании, молодой человек, - кивнул Кауфман. - Дядя Наум вам теперь по гроб жизни обязан. Как представлю, что ожидало бы малышку Кэрри, останься она здесь, среди этих невоспитанных грубиянов, аж дурно становится. Берегите ее и дальше, капитан, прошу вас. Вы у нее теперь один близкий человек.
        - Я же пообещал, дядя Наум! - с укором посмотрел я на него.
        - Да-да, не забыл... - подтвердил он.
        Я вдруг понял, чего так не хватало виртуальному Науму Исааковичу: его неподражаемой мимики. Виртоклону было очень сложно воспроизвести всю ту гамму чувств, что порой за считаные мгновения проносилась по лицу настоящего Кауфмана. От печали до радости, от злости до полного спокойствия, от хитрости до откровенной наивности, от рассеянности до сосредоточенности - попробуйте-ка изобразить такое, да чтобы вдобавок все это выглядело естественно... Бесполезно. Лишь недавно я догадался, что мимика дяди Наума в какой-то мере отражала ход мышления гения и словно индикатор наглядно демонстрировала скорость его мысли.
        Трудно было в данный момент судить об умственны способностях стоящей перед нами виртоличности, но вряд ли они были гениальными. История человечества не единожды доказывала, что гениальность не передается при клонировании. Ни при обычном, ни при виртуальном.
        Словно отвечая на пока не заданный мной вопрос, виртуальный Кауфман счел должным сразу же объяснить, в насколько тесном «родстве» он находится со своим создателем:
        - Говорите со мной так, молодые люди, как говорили бы, будь я сейчас с вами. Не обращайте внимания на кое-какие мои странности. Процесс мнемосканирования, которому я однажды подверг себя во время сна, прошёл не совсем корректно. У меня просто не было времени разобраться в нем как положено. Слава богу, что я вообще наткнулся в зоне Законотворца на этот секретный генератор виртоличностей - вот уж не думал, что после той шумихи с виртоклонами он до сих пор сохранился! Говорите мне все, что думаете, но знайте, что я прослушаю нашу беседу позже. Так надо для конспирации, иначе у нас с вами ничего не выйдет - за мной следят почти круглосуточно. Мой двойник, которого вы видите перед собой, лишь посредник. Он поведает мне о нашей беседе тогда, когда я сам его вызову. Зато в отличие от меня он может находиться с вами постоянно. Буду признателен, если вы не станете отвлекать его на посторонние беседы - это значительно упростит мне потом обработку информации... Итак, жутко рад, что все вы живы-здоровы, молодые люди! Однако прости меня, дочка, но я хотел бы в первую очередь побеседовать с нашим новым другом.
        - Взаимно, господин Кауфман, - отозвался Семён. - Ни за что бы не подумал, что снова встречусь с вами, да еще при таких обстоятельствах!
        - Да, Кэрри уже рассказала мне, где мы с вами виделись в последний раз. Я вас тоже не помню, поэтому и не держу обид. - Дядя Наум улыбнулся и нетерпеливо потёр ладони. - Так и хочется завалить вас тонной вопросов, однако постараюсь выбирать только самые наболевшие. Каролина обмолвилась, что вы храните при себе страшные тайны. И раз уж вы раскрыли их ей и капитану Гроулеру, буду очень признателен, если вы сделаете это и для меня.
        - А разве вы еще не докопались до всех ответов самостоятельно? - удивился Петренко. - Неужели в этом мире от Законотворца существуют какие-то тайны?
        - Существует, и немало, - признался Кауфман. - Вы таки будете смеяться: ваш дядя Наум вхож нынче в Хранилище Всемирного Наследия, но он до сих пор так и не разобрался, что стряслось с «Серебряными Вратами». Странно - будто бы та часть виртомира, где хранились ответы на эту загадку, взяла и сгинула бесследно. И безвозвратно, кажется... Закрытая зона похожа сегодня на швейцарский сыр - в ней понаделано столько дыр, что и не сосчитать!.. Итак, любезный маршал, куда же запропастился наш Макросовет?..
        
        
        
        ЧАСТЬ ПЯТАЯ ДЕМОКРАТИЯ В РАЮ
        
        Пусть даже ты добился своего - Что в том? Ты город взял, но сжег его.
        Уильям Шекспир
        
        Жизнь маршала Семена Петренко можно было считать удачной, как и жизнь любого другого гражданина, кого всеведущая система Психооценки и Распределения направила на маршальскую службу. К тому же Семен еще с детства мечтал носить мундир слуги закона, поэтому, если не брать в расчет хронические неудачи маршала в семейной жизни, можно было утверждать, что он являлся счастливым человеком.
        Удача улыбнулась Семену еще раз, когда по прошествии пяти лет Службы его кандидатуру утвердили на пост контролера правительственного терминала. Сколько еще имелось претендентов на эту должность, кроме него, и за какие заслуги ему была оказана столь высокая честь, Семен не знал. Пути системы Психооценки неисповедимы для смертных, и критерии ее отбора были известны, пожалуй, лишь ей одной.
        Социальный рейтинг маршала Петренко подскочил на треть и впереди у маршала замаячили пять лет спокойной Службы и довольно солидная, по отношению к социальным гарантиям остальных коллег, пенсия. Лично я бы на месте Семена от таких перспектив впал в глухую тоску, в какую всегда впадал к середине турнирного межсезонья от скуки. Видимо, поэтому Гроулера и не взяли в маршалы - от унылой служебной рутины он бы уже на следующий день Службы бросился вниз с верхушки маршальской Пирамиды.
        Как и все будущие пенсионеры, Петренко лелеял мечту, осуществлением которой и планировал заняться после ухода на пенсию. Мечта Семена выглядела посвоему оригинальной: ему хотелось соорудить у себя на приусадебном участке океанический климат-полигон, а потом построить внутри его настоящую деревянную каравеллу. Петренко страсть как тянуло пережить наяву тропические шторма, гигантские волны, а также прочие морские приключения, доступные сегодня в домашних условиях (когда Семен рассказал мне об этом, я в первую очередь подивился размеру обещанной ему пенсии - мой маленький климат-полигон, подаренный мне за спортивные заслуги, стоил баснословные деньги и без плавающих в нем моделей старинных кораблей в натуральную величину). Семен объяснял свою жажду странствий тем, что его всегда восхищали истории о мореплавателях-первооткрывателях.
        Я предполагал иное: Петренко просто нуждался в хорошей нервной встряске, чтобы взбодриться, - именно то средство, от недостатка которого реал-технофайтеры отродясь не страдали. Естественно, что на пенсию контролера правительственного терминала Семен мог устроить себе любой выброс адреналина, даже такой экзотический.
        Однако за экстремальные развлечения ему не пришлось платить вовсе, поскольку они нашли его сами, да к тому же прямо на Службе. Экзотика в них, понятное дело, отсутствовала, зато встряска получилась похлеще любого тропического шторма...
        
        До встречи с Семеном я полагал, что всепланетный кризис разразился именно в то злополучное утро, с рассказа о котором я начал свое повествование. В действительности корни всех наших неприятностей следовало искать тремя годами раньше, когда в Макросовет был избран новый член по имени Клаус Штрауб. Казалось бы, ничего экстраординарного - имея высокий социаальный рейтинг, набрал необходимое количество голосов на Всемирном Форуме, получил мандат, ознакомился с правилами законотворческой деятельности и - добро пожаловать в правительство, уважаемый гражданин Великого Альянса! Процедура, повторяющаяся из десятилетия в десятилетие без каких-либо эксцессов...
        Только не в последние выборы.
        Такой вот казус - отставной маршал Клаус Штрауб узнал о том, что он является кандидатом в члены Макро-совета, в день выборов. Кто-то из знакомых Клауса посетил Всемирный Форум и увидел, что там, где еще вчера находились данные одного из кандидатов, сегодня красуются голограмма и досье господина Штрауба. Мало того, почтенный господин Штрауб уже уверенно вырвался в тройку лидеров по количеству набранных голосов. Поздравления горой посыпались на недоумевающего Клауса, победа коего на выборах при таком результате голосования была уже практически предопределена.
        Шокированный Клаус заподозрил во всем этом розыгрыш, но, лично убедившись, что это не так, отправился уведомить своих бывших коллег-маршалов о случившемся недоразумении. Иного объяснения в данной ситуации не имелось - причина, по которой его кандидатура появилась в выборных списках, была совершенно неясна.
        Прошу прощения, забыл упомянуть, что вся эта история происходила здесь, в гигаполисе Западная Сибирь. Западносибирские маршалы приняли Штрауба с распростертыми объятиями - что ни говори, а приятно, когда кто-то из собратьев удостаивается столь высокой чести. Среди поздравлявших присутствовал и Семён Петренко, только-только заступивший на должность контролера правительственного терминала.
        Над историей Клауса маршалы сначала посмеялись, так же приняв ее за шутку, но потом призадумались и немедленно взялись разбираться, в чем дело. Выяснилось, что данные на кандидата в Макросовет Клауса Штрауба поступили на Всемирный Форум, как и положено, из Закрытой зоны, а следовательно, формально все было по закону. Чтобы добраться до истоков, требовалось связываться уже непосредственно с Макросоветом. Клаус как новоизбранный член правительства - хочешь не хочешь, а он имел теперь полное право так именоваться - мог беспрепятственно сделать это с правительственного терминала.
        Со Штраубом разговаривал сам председатель Макросовета Паскаль Фортран, переизбранный на этот пост второй раз подряд. Разговор получился недолгим. Клаус был срочно вызван в Женеву для дальнейшего разбирательства, настолько секретного, что господин Фортран даже не рискнул проводить его в Закрытой зоне виртомира.
        Любопытная получилась история. Не менее любопытной вышла и ее развязка. Клаус из Женевы не вернулся, а имя его вскоре появилось среди имен остальных членов нового Макросовета. Западносибирские маршалы недоуменно почесали головы, пожали плечами и вернулись к своим обязанностям - раз наверху разобрались с этим недоразумением, значит, и им нечего волноваться.
        Обычно член Макросовета назначался курировать тот регион, от которого он был призван. Под опеку Клауса Штрауба попали северная и восточная части Азии, поэтому Семен Петренко стал часто видеться с ним в Закрытой зоне. Их общение всегда носило сугубо деловой характер, и выяснять в подробностях, каким образом утряслась проблема Штрауба в Женеве, Петренко, естественно, не посмел, хотя и сгорал от любопытства. Единственное, что маршал позволил себе, так это поздравить Клауса со вступлением в должность. О том, что дела у земляка в порядке, красноречиво свидетельствовало одно его присутствие в Закрытой зоне. Штрауб поблагодарил вежливого контролера за поздравление, однако у Семена сложилось впечатление, что кура-тор не слишком радуется по этому поводу.
        Вскоре странное происшествие на выборах осталось в прошлом, и членство Клауса в Макросовете стало восприниматься как само собой разумеющееся. Однако странности на этом не прекратились.
        В обязанности Петренко также входило и предоставление доступа в Закрытую зону доверенным лицам Макросовета, среди коих значился и один из «королей» спортивной индустрии Хатори Санада. Беседы Штрауба с арбитром заметно отличались от его бесед с прочими подчиненными. Хатори и Клаус общались между собой в неофициально-дружественном тоне, из чего смекалистый Семен вывел: эти двое познакомились явно не у его терминала.
        Любопытство пересилило контролера, и он воспользовался служебным положением, дабы прояснить кое-какие факты из биографий Штрауба и Хатори. Действительно, будучи маршалом, Клаус несколько раз расследовал дела о несчастных случаях, возникающих порой на аренах реал-технофайтинга (кто знает, не уйди Штрауб в отставку десять лет назад, возможно, и мне довелось бы с ним познакомиться). Не слишком подходящий повод для дружбы, однако то, что по всем расследованиям были вынесены оправдательные заключения: «трагическое стечение обстоятельств», могло, конечно, в какой-то мере этому способствовать.
        Клаус и Хатори встречались не только в виртомире, но и в реальном, причем делали они это очень часто. Не было ни одной беседы, где бы они не вспоминали моменты своей последней встречи. Иногда в их разговорах проскальзывали непонятные Семену выражения, а иногда, затронув какую-нибудь тему, собеседники внезапно обрывали разговор: «Не сейчас, обсудим позже». Такая таинственность казалось Петренко тем более странной, что с другими доверенными лицами Штрауб всегда изъяснялся открыто и доходчиво.
        Семену не терпелось отследить место встреч арбитра и его женевского друга - по всем признакам, это происходило где-то в швейцарских Альпах - и подслушать их приватные беседы. Из чистого любопытства, разумеется, без какой-либо задней мысли. Но процедура отслеживания чьего-либо персон-маркера обязательно отражалась в отчетном реестре контролера, и потому воплотить свою идею на практике Петренко не удалось. Тогда он решил утолить любопытство по-другому и стал внимательнее прислушиваться к странным фразам, что порой срывались с уст Штрауба и Хатори. Маршал думал, что, возможно, узнав значение какой-нибудь из фраз, он начнет хотя бы приблизительно представлять, о чем ведут речь пользующиеся его терминалом высокопоставленные граждане.
        Вот и впрямь, знал бы, где споткнешься... До сего дня Петренко сотни раз пользовался справочной системой Закрытой зоны и считал привратника Уильяма чуть ли не своим близким другом. Чьим на самом деле другом оказался Билл, прояснил один короткий вопрос, заданный ему Семеном после очередного разговора Хатори с куратором нашего региона. После той консультации, вылившейся для Петренко в крупные неприятности, бедолага маршал и начал за глаза называть Уильяма более подходящим именем - Иуда...
        «Что такое форматирование раздела «С»?» - осведомился Семен у привратника, даже не подозревая, во что выльется это невинное любопытство.
        Петренко поначалу удивило, что обычно расторопный Уильям на сей раз почему-то мешкает с ответом. Однако потом Семен удивился еще больше, когда к нему на терминал из зоны Законотворца вторгся не кто иной, как председатель Макросовета Паскаль Фортран собственной персоной. Семену хватило одной секунды, чтобы уяснить: господин председатель весьма и весьма рассержен.
        Фортран не стал испытывать терпение маршала.
        - Отвечайте немедленно, зачем вам понадобилась эта информация?! - насупив брови, грозно потребовал председатель.
        Едва не до икоты ошарашенный внезапным появлением перед ним высокого гостя, Семен принялся оправдываться, что сделал запрос по личной инициативе из простого любопытства и что запрос этот никоим образом не касается идущих в гигаполисе расследований.
        - Откуда вам стала известна подобная терминология? - был задан ему второй вопрос.
        У Петренко не оставалось иного выхода, как чистосердечно во всем признаться.
        Паскаль Фортран так и не снизошел до того, чтобы объяснить Семену значение таинственных слов «форматирование раздела «С». Выслушав контролера, председатель Макросовета столь же внезапно покинул западносибирский терминал, оставив напуганного Петренко теряться в догадках. Но не смысла процесса форматирования, а собственной дальнейшей судьбы, которая - маршал уже чуял - готовила ему массу неприятностей.
        Семен ожидал нагоняя за самовольство, нелицеприятной беседы со Штраубом и Хатори, даже понижения социального рейтинга и позорного перевода на прежнюю должность. Но реальность превзошла все ожидания...
        На тот момент Семен уже находился с женой в разводе и проживал в небольшой квартирке поблизости от Пирамиды - там, где обычно селились несемейные маршалы да контролеры, которых могли вызвать на Службу в любое время суток. В ночь после неприятного инцидента сон у Семена был отвратительным, но только ему удалось с трудом забыться, как его разбудили чьи-то грубые толчки. Петренко решил спросонок, что вернулась жена, однако, к его изумлению, вместо жены по комнате ходили совершенно посторонние люди.
        Впрочем, кое-кого из них Семен, протерев глаза, вскоре признал, поскольку не признать тучного Хатори Санада было трудно даже в полумраке.
        - Потрудитесь объяснить, что все это значит? - возмутился Петренко, понемногу приходя в себя и осознавая, что арбитр и явившаяся с ним компания - это не сон - Как, черт вас побери, вы сюда попали?
        И по привычке потянулся к инфоресиверу. Но чья-то крепкая рука перехватила Петренко за запястье и швырнула обратно на кровать. Разозленный Семён обернулся и увидел стоящего у него за спиной еще одного незваного гостя, которого также узнал. Да и кто бы не узнал чемпиона последних турниров, популярного реалера Ахиллеса? Судя по комплекции и выправке, остальные столпившиеся у кровати недружелюбные посетители тоже принадлежали к числу реалеров. Безусловно, наведайся вся эта компания к Петренко в гости средь бела дня, маршал счел бы их визит за большую честь. Но бесцеремонное ночное вторжение даже таких известных личностей вовсе не обязывало Семена к радушию.
        - Сидите смирно и не дергайтесь! - предупредил Хатори заметавшегося по кровати хозяина. - Мы пришли просто поговорить
        - Да что вы вообще себе позволяете! - вскричал Семён. - Это противозаконно! А ну убирайтесь отсюда! Я - маршал и могу привлечь вас к ответственности за вторжение в частные владения! Хотите поговорить? Приходите днем, тогда и поговорим!
        - Не вынуждайте нас к рукоприкладству! - повысил тон арбитр, грузно присаживаясь на край натужно заскрипевшей кровати. - Разговор состоится здесь и сейчас, желаете вы этого или нет. В ваших же интересах выслушать меня внимательно.
        - А иначе что?.. Да вы никак угрожаете маршалу.
        - Какой сообразительный! - рассмеялся Ахиллес, а следом за ним и его подручные. Семён покосился на них, но промолчал.
        - Можете понимать и так, Петренко-сан, - кивнул Хатори. - Хотя мне, безусловно, не хотелось бы этого делать. От обычного разговора будет куда больше проку. Догадываетесь, почему мы здесь?
        - Думаю, да. Только не догадываюсь, как вам удалось вскрыть мой войс-блокиратор и к чему все это представление.
        - Уверяю, нам и не такое по силам. Как говорили в старину: у нас длинные руки, и мы вас везде достанем. А представление - для того, чтобы вы быстрее в это поверили.
        - У кого это - «у нас»? - осведомился Петренко. Ему довелось вдоволь пообщаться с Хатори, чтобы успеть понять - знаний арбитра едва хватало на обычное пользование ключом терминала, не говоря уже о вскрытии заблокированных дверей. А от его реалеров, по мнению Петренко, и вовсе не обремененных лишними мозгами, ожидать подобного высокотехничного трюка не приходилось подавно. Поэтому «у нас» следовало понимать: не только у тех, кто присутствовал сейчас в квартире Семена.
        - Ну так что, поговорим? - уклонился от ответа Санада. - Или еще попугаете меня своей маршальской неприкосновенностью?
        - Ну хорошо, давайте поговорим, - стараясь сохранить остаток гордости, согласился Семен, Как будто у него имелся выбор! - Так о чем пойдет речь?
        - О вас.
        - Уже догадался.
        - А если точнее - о вашем будущем. Сегодня вы, уважаемый Петренко-сан, совершили самую большую глупость в своей жизни. Впрочем, вряд ли вы совершили её нарочно: если бы вы знали, в какой муравейник втыкаете палку, то трижды подумали бы, прежде чем обращаться к справочной системе. Поэтому мы вас ни в чём не обвиняем. Правда, и за излишнее любопытство похвалить не можем.
        - Ну спасибо, - проворчал Петренко. - А раз так, может, хоть вы объясните, что означает это проклятое форматирование раздела «С»?
        - Когда-то я полагал, что в этом мире от маршалов нет секретов, - задумчиво произнес Хатори. - Однако выяснилось, что вы такие же слепцы, как и прочие... Впрочем, со слухом у вас полный порядок. Признаю, моя оплошность: надо было следить за своей речью при свидетелях. Не подумал, что вас заинтересует эта информация. Слышали легенду о Великом Потопе? Для виртомира форматирование - примерно то же самое. Разумеется, если подвергнуть форматированию все разделы без исключения.
        - Никогда не слышал, что помимо зон в «Серебряных Вратах» существуют какие-то разделы, - заметил Семен, с опаской поглядывая на Ахиллеса и его головорезов. Угрюмые реалеры, казалось, только и ждали, когда им дадут команду свернуть маршалу шею.
        - Я не специалист в этой области, - ответил Хатори, - но, насколько понял из того, что мне рассказывали, на разделы поделены накопители в Хранилище Всемирного Наследия. Для удобства обработки информации, по всей видимости.
        - Возможно, - согласился Петренко. - Значит, исходя из ваших слов форматирование одного раздела будет уже не Великим Потопом, а лишь локальным наводнением. И что же столь существенное можно «потопить» в разделе «С», если из-за этого поднялась такая паника?
        Арбитр нерешительно глянул на Семена, словно вдруг надумал прекратить едва начатый разговор и распрощаться. Семен не на шутку забеспокоился, поскольку понятия не имел, какая участь ждет его в этом случае помилование или свернутая шея. И то и другое могло произойти с одинаковой вероятностью.
        - Раздел «С» - это главная жемчужина Всемирного Наследия, основа основ наших общественных устоев, - сказал Хатори. - В его накопителях заложено все, что относится к управлению Великим Альянсом. А вы наверняка знаете, как правильно называется содержимое этого раздела.
        - Принятые Макросоветом законы и инсталляторы для их интеграции в Единое Информационное Пространство, - подтвердил Семен. Он немного пришел в себя, утешившись мыслью, что вряд ли потенциальному покойнику стали бы вообще о чем-то рассказывать. - Любой закон или поправка к нему проходят через соответствующий инсталлятор, иначе в виртомире они не получат юридической силы. Все виртоличности и прочие обладатели искусственного интеллекта обязаны следовать букве закона, принятого в реальном мире. Боже мой, нельзя даже думать о вмешательстве в работу этой системы, не говоря уже о ее уничтожении! Надеюсь, вы с господином Штраубом не планируете форматировать раздел «С»? Правда?
        - Нет, мы всерьез намерены организовать для раздела «С» Великий Потоп, - без обиняков заявил арбитр. - И не смотрите на меня, как на чудовище! К сожалению, сегодня это сделать просто необходимо, иначе в обозримом будущем нас ожидает ужасная катастрофа...
        От услышанного у Семена сдавило грудь и едва не перехватило дыхание. Заявление Санада ошарашило его куда сильнее, чем вчерашний разговор с разгневанным председателем Макросовета. Слова арбитра бросили Петренко в жар, хотя веяло от них не жаром, а скорее лютым холодом Антарктики - места, где безумец Хатори проведет остаток своей жизни. Служебный долг требовал от Семена незамедлительно предъявить Санада ордер на арест. Одна загвоздка: смешно предъявлять такие обвинения, будучи, по сути, арестованным самому.
        - О чем вы?.. - От осознания собственного бессилия голос Петренко звучал подавленно. Семену раньше и в голову не приходило, что кто-либо в этом мире способен выставить служителя закона беспомощным.
        - Раздел «С» заражен, - пояснил арбитр. - Так, по крайней мере, утверждает Клаус, а у меня нет оснований ему не доверять.
        - Ерунда какая-то! - вырвалось у Семена. - Что значит - заражен? Мы с вами живем не во времена формирования виртомира, когда его чуть ли не ежемесячно будоражили всевозможные вирусные эпидемии. Мы давно искоренили эти пережитки эры Сепаратизма подобно раку или насморку.
        - Не знаю, о чем вы толкуете, - пожал плечами Хатори. - Мне абсолютно ничего не известно о вирусах эры Сепаратизма. Наша болезнь к ним не относится. Я, конечно, не Клаус, но попробую популярно объяснить вам ее характер. Надеюсь, нет смысла напоминать, почему в свое время было запрещено виртуальное клонирование человека?..
        Закон о запрете вышеупомянутой процедуры маршал Петренко знал столь же хорошо, как и данные своего персон-маркера. Изначально весьма перспективное изобретение мнемосканирования на деле получилось палкой о двух концах, один из которых был усеян острыми занозами, не замеченными поначалу. Детальное исследование коры головного мозга и психики отдельно взятого человека, анализ его поведения чуть ли не с момента рождения и снятие всех физиологических параметров организма формулировались в программный код. После чего при помощи генератора виртоличностей можно было создать виртуальную копию подопытного образца и отправить ее жить на безграничные просторы «Серебряных Врат».
        На первый взгляд складывалась любопытная картина: Единое Информационное Пространство могло за довольно короткий срок оказаться наводненным не шаблонно сгенерированными виртуальными обитателями, а копиями реально существующих граждан. Однако Макросовет решил тогда не торопить события и дать полутора тысячам экспериментальных образцов прожить пару лет там, где их менее развитые в плане искусственного интеллекта предшественники существовали уже достаточно давно.
        Весьма благоразумный поступок совершило правительство. Акклиматизация виртоличностей-клонов с треском провалилась. Их поведение изо дня в день становилось все более непредсказуемым и опасным, поэтому ни один из них так и не сумел получить «путевку в жизнь». Всех виртоклонов пришлось поначалу изолировать в карантин, а потом, когда стало окончательно понятно, что изменить их поведение уже невозможно, и ликвидировать...
        Нельзя доподлинно утверждать, почему виртоклоны не прижились в Едином Информационном Пространстве. Семен и многие из его знакомых предполагали, что в этом было виновато само общество, категорически отказавшееся позволить виртоклонам стать его равноправными членами. А клоны, как раз наоборот, всячески старались доказать, что отличаются от прочих виртоличностей тем, что представляют собой именно личность: выказывают эмоции, спорят, настаивают на своем, дают советы, самостоятельно принимают решения... В общем, пользуются полной свободой выбора - одним из главных принципов обоих миров Великого Альянса.
        Человечество не смирилось с таким положением вещей. Виртоличности-клоны обосновались в виртомире будто хозяева, отчего пользователи «Серебряных Врат» - те, которым доводилось тесно общаться с клонами, - стали считать себя в Едином Информационном Пространстве лишь гостями. А кому бы понравилось, когда в его доме неожиданно появляется новый жилец, претендующий на равноправие с владельцем? Отсюда и получалось, что пользователи охотнее шли на контакт со старыми обитателями «Серебряных Врат» - обычными шаблонными виртоличностями, чья простая психология была абсолютно предсказуема. Эти безыскусные ребята являлись только исполнительными служаками и сроду не претендовали ни на какое равноправие.
        Эйфория от первого общения с виртоклонами постепенно схлынула. Уже не звучали во всеуслышание высокопарные эпитеты наподобие «новый вид человечества», «братья по разуму» или «параллельное поколение». Что же осталось? А остались не в меру своенравные виртоличности. Мало того, что они взялись требовать от создателей дать им право на воспроизводство, так еще и саботировали работу виртоличностей предыдущих поколений. Виртоклоны явно почуяли в них преграду на пути эволюции своего вида.
        К счастью, самым сильным видом на просторах виртомира были и оставались маршалы, поэтому они быстро пресекли поползновения зарвавшихся выскочек.
        Угодив в изоляцию, кое-кто из виртоклонов даже пытался организовывать в карантинной зоне акции протеста, доказывал, что он и его собратья - полноправные граждане Великого Альянса, и требовал для себя и прочих арестантов гражданских свобод. Виртоклоны отказывались считать себя копиями реально существующих людей, они уже в открытую называли себя людьми.
        Естественно, записывать клонов в граждан Великого Альянса никто и не подумал, а их претензии не стали даже слушать. Карантинная зона была полностью очищена от «параллельного поколения» за считаные часы, а закон о запрете виртуального клонирования личности Макросовет принял еще быстрее.
        Человечество оказалось не готово сосуществовать с виртоличностями, наделенными столь продвинутым искусственным интеллектом. Нельзя говорить, что интеллект сей опередил время и потому был отвергнут, - похоже, его время не настало бы никогда. Мыслимое ли дело - допустить равноправие с виртоклонами! Столь же безумная идея, что и присвоение Калигулой своему коню звания сенатора. Потомки определенно не простили бы нам такой ошибки...
        
        - ...Вы, маршалы, думали, что, отформатировав карантинную зону и убив виртоклонов, раз и навсегда покончили с проблемой, - продолжал Хатори. - Глубокое заблуждение. Кое-кто из виртоклонов все же выжил.
        - Невозможно, - помотал головой Семен, изучавший материалы по данной теме во время учебы. - Все полторы тысячи экспериментальных образцов были уничтожены. Это неоспоримый факт.
        - Уничтожили только те образцы, которые изловили в Открытой зоне, - возразил арбитр. - Однако вы не знали, что существуют еще двенадцать виртоклонов, обитающих вне ее. Эта новомодная в те годы забава - мнемосканирование - не обошла стороной даже Макросовет. Члены его поддались искушению и вырастили себе виртуальных двойников, которые, понятное дело, не отправились вместе с остальными образцами разгуливать по виртомиру, а были оставлены в Закрытой зоне в качестве помощников, с помощью которых Макросовет собирался упростить себе наблюдение за регионами. Короче говоря, двадцать четыре глаза - хорошо, а сорок восемь - лучше.
        - Что за... абсурд! - недоверчиво фыркнул Петренко. - Виртоклоны в Закрытой зоне! Да вы рехнулись!
        - Не перебивайте, дальше будет еще интереснее, - не обиделся на грубость Хатори. - Скопированные с членов Макросовета виртоклоны вели себя на удивление покладисто и проблем не создавали. Оно и понятно - ведь их прототипами послужили лучшие граждане планеты. Яблоко от яблони, как говорится, но в хорошем смысле этого слова. Порой их даже допускали к участию в совещаниях, но без права голоса, разумеется. Искусственный интеллект, бывало, генерировал весьма конструктивные идеи. Готов спорить на что угодно: вы не догадывались о том, что автором восьмой поправки к закону о маршалах является виртоклон.
        - Вы издеваетесь надо мной, так ведь? - насупился Петренко.
        - Даже не думал издеваться! Мне рассказал об этом Клаус Штрауб, а он - напомню, если вы вдруг забыли, - все же член Макросовета и отдает себе отчет в том, что говорит. К тому же мне как будто больше делать нечего, как врываться посреди ночи к маршалу и пудрить ему мозги небылицами... Лучше слушайте дальше. Все продолжалось прекрасно вплоть до той знаменательной «карательной операции» карантинной зоны. Совещание, на котором был принят закон о запрете виртуального клонирования, Макросовет предусмотрительно провел втайне от своих внештатных помощников. Однако впоследствии те все равно узнали о зачистке. Клаус полагает, что «заговор клонов» созрел именно тогда. Чертовски смышленые существа, умеющие чувствовать и делать прогнозы, члены этого проклятого «виртосовета» либо последовали инстинкту самосохранения, либо - что тоже не исключено - решили отомстить за... хм... павших сородичей. Так или иначе, виртоклоны Закрытой зоны подозревали, что, когда закончится срок правления этого Макросовета, все они также будут уничтожены.
        - Бред... Ну и бред... Такого бреда я еще не слышал, - качая головой, шепотом бубнил себе под нос Петренко, но, вопреки голосу разума, советующему плюнуть на всю эту ересь, продолжал внимать рассказу Хатори.
        - Заговорщики вынашивали свой план до ближайших выборов. У них было примерно полгода на подготовку. Все это время тот из них, которого мы сегодня знаем под именем Паскаль Фортран, выискивал слабые места в системах управления «Серебряными Вратами» и при помощи этих лазеек проникал все глубже в запретные для него территории виртомира. Как ему это удалось, вам грамотнее расскажет Клаус, но для виртоклона, чей прототип являлся председателем Макросовета, это было, видимо, несложно. В общем, чтобы выжить, виртоклоны решили пойти на превентивные меры и нанести удар первыми.
        - Виртоличности, выступившие против человека? Ну это уж слишком! Процесс формирования виртоличностей невозможен без строгого соблюдения правил, регулирующих степень свободы любого искусственного интеллекта. Все эти правила были неукоснительно соблюдены и при создании виртоклонов. Да, их своенравие вошло в историю, однако они ни разу не опустились до причинения вреда человеку и командам подчинялись.
        - Нет, наши парни тоже не пошли наперекор правилам. Наоборот, виртоклоны Закрытой зоны заботились о своей безопасности так, чтобы никто из их создателей при этом не пострадал. Теневой «виртосовет» добился своего бескровными методами и почти демократическим путем.
        - Ну вы и сказали! - не удержался от смеха Семен. Весь этот театр абсурда начинал ему понемногу надоедать.
        - Без шуток: именно так все и вышло, - усмехнулся в ответ Хатори. - О, вы удивитесь тому, что проделали виртоклоны в Закрытой зоне. Это их собратья из Открытой зоны были стеснены в возможностях, а наша привилегированная дюжина, прикинувшись паинька-ми, продемонстрировала завидную изворотливость. Вы только что упоминали о вирусах. Вероятно, вы в чем-то правы. Говорят, только вирусы обладают столь феноменальной живучестью...
        Эту часть истории арбитр рассказывал так, как усвоил ее со слов Штрауба. Семену пришлось подключить воображение, чтобы догадаться, как происходило развитие событий на самом деле, потому что Санада плохо ориентировался в малознакомых ему вещах.
        Виртоклонам удалось открыть доступ практически во все запретные для них уголки Закрытой зоны. Из-за идентичности членов Макросовета и их двойников в защитных фильтрах обнаружилась масса прорех, которыми ушлые виртоклоны и пользовались. Петренко нехотя согласился, что тактика «виртосовета» и впрямь напоминала тактику вирусов, давным-давно будораживших прообраз Информационного Пространства. Поэтому определение «зараза» подходило им очень точно.
        Проторив тайные тропы, вскоре виртоклоны сумели добраться до своей «колыбели» - генератора виртоличностей. После этого каждый из них вырастил себе по двойнику, которые и были принесены на заклание Макросовету в урочный час - накануне очередных выборов.
        Уверенный, что подчистил за собой весь «мусор», Макросовет согласовал с маршалами дату очередных выборов. Маршалы, обязанные контролировать это мероприятие, обратились к разделу «С» Всемирного Наследия, чтобы запустить на Форуме избирательную процедуру. Они и не подозревали, что на той территории уже безраздельно властвуют двенадцать оккупантов, уничтоживших свои голографические оболочки.
        Демократией в тот год на Всемирном Форуме и не пахло, только об этом, разумеется, не узнала ни одна живая душа на планете. Кое-кто из членов сдавшего дела Макросовета сильно удивился, почему его не переизбрали на второй срок, хотя для этого вроде бы имелись все предпосылки. Двенадцать незнакомых лиц вошли в новое правительство. Двенадцать человек с отличным социальным рейтингом, выдвинутых на выборы со всех концов планеты, проверенных и благословленных строгой системой Психооценки. Придраться было не к чему - все прошло строго по закону, как и десятки раз до этого. Маршалы зафиксировали результаты всемирного голосования и выдали новому Макросовету санкцию на доступ в Закрытую зону...
        Откуда маршалам было знать, что на самом деле члены Макросовета уже давно находились внутри этой зоны, подчинив ее целиком, и при этом не обладали человеческими телами в реальном мире. Впрочем, разве кого-либо из граждан Великого Альянса - мира, где виртуальные контакты давно сделали ненужными обычные встречи, - волновало то, что Макросовет не появляется на людях? Для его общения с гражданами существовал Всемирный Форум, на котором прежде всего ценилось умение быстро и толково отвечать на вопросы, а с этим у нового правительства проблем не было...
        
        - Меняя личину, эти мерзавцы саботировали уже третьи по счету выборы, - подытожил Хатори. - Виртоклоны настолько прочно осели в Закрытой зоне, что уже, по сути, стали ее неотъемлемой частью. Я вас отлично понимаю, маршал: в такие вещи верится с трудом, однако вам придется в это поверить. Положение в мире - куда хуже, чем безвластие. Больше двадцати лет нам пускает пыль в глаза жалкая кучка виртоличностей. Они диктуют человечеству свою волю, а мы подчиняемся их приказам. Просто чудо, что до сих пор не разрушен прежний порядок вещей. Однако кто даст гарантию, что уже завтра не случится катастрофа? Вы только представьте, что будет, когда эта банда отменит запрет на виртуальное клонирование! С такой поддержкой виртоклоны мгновенно отвоюют у нас виртомир, утратив который мы будем мгновенно отброшены на несколько веков назад! Проклятые виртоклоны заполонят Единое Информационное Пространство, и вы ошибаетесь, если считаете, будто они простят нам ту зачистку карантинной зоны. А отобрав у нас «Серебряные Врата», они фактически отберут у нас и остальной мир. Я имею в виду такой мир, каким мы привыкли его
видеть. И нам ничего не останется, как браться за дубины и рушить Хранилище Всемирного Наследия до основания, потому что это будет уже не наше наследие. Сами того не желая, мы породили новый вид человечества, и сегодня на планете разворачивается настоящая межвидовая борьба. К счастью, нам еще вполне по силам ее выиграть.
        - Отформатировав раздел «С»?
        - Именно так! И вы поможете нам это сделать.
        - Господин Хатори! - Терпение Семена наконец лопнуло. - Вам никто не говорил, что вы - безумец?..
        До сих пор маршала Петренко еще не били по лицу. Даже жена ни разу не залепила ему пощечину, хотя скандалы у них в семье случались частенько. Поэтому можно сказать, что в эту ночь Семену довелось познать неизведанные доселе ощущения. Правда, будь на то его воля, он бы предпочел и дальше оставаться в неведении, но здесь от его воли уже ничего не зависело.
        Хатори Санада смотрел на избиваемого маршала и молчал. Его никогда в жизни не называли безумцем, и ему это тоже не понравилось.
        Ахиллесу пока не доводилось избивать маршалов, так что для него это также являлось свежим ощущением. Впрочем, вряд ли он испытывал по этому поводу угрызения совести. Наверняка капитану «Всадников» было интересно, кто бил бы его, откажи он арбитру и Клаусу Штраубу в поддержке...
        
        - Что с вами случилось? - участливо поинтересовался Клаус Штрауб у Семена, когда тот отыскал его на одном из пустынных полигонов стадиума «Сибирь». Бывший маршал, а ныне член Макросовета стоял посреди полуразрушенной улицы возле настоящего древнего танка и снисходительно посматривал на ковыляющего к нему Петренко. Семен слегка припадал на правую ногу и морщился, когда порой запинался за разбросанные тут и там булыжники.
        - Будто не догадываетесь! - проворчал Семен. - Ваши чертовы реалеры не знают иного способа заставить человека сотрудничать, как только лупить его почем зря! Полночи синяки с лица сводил, благо в «Панацее» отыскались нужные инжекторы. Да и тех, как видите, не хватило...
        И Семен красноречиво потер больную ногу.
        - Кто это сделал? - нахмурился Клаус, но гнев его не выглядел искренним. - Ладно, разберусь, накажу. Не сердитесь на парней Хатори, они - люди боя, резкие, прямолинейные. У таких с упрямцами разговор короткий. А вы, я слышал, проявили изрядную твердолобость.
        - Еще бы я не упрямился! - возмутился Семен. - Врываются среди ночи, стращают совершенно безумными историями, да еще и к государственной измене склоняют!
        - Это моя вина, - покаялся Штрауб. - Надо было сразу поговорить с вами лично, тогда у вас возникло бы меньше сомнений. Давайте-ка пройдемся. Или желаете где-нибудь присесть?
        Семен окинул взглядом полигон: руины, окопы, покорёженное железо, разбитая древняя боевая техника... Странное место для беседы выбрал Клаус Штрауб, хотя в турнирное межсезонье безлюдные полигоны стадиума были, пожалуй, самым подходящим местом для тайных встреч. Инфоресивер на виске у Штрауба отсутствовал. По настоятельной просьбе арбитра Семен тоже снял свой ключ, когда покидал квартиру. Хатори дал гарантию, что ни одно слово, сказанное Штраубом и Петренко, не вылетит за пределы стен «Сибири», и отключил на полигоне «1942» даже служебные модули. Без них окружающая обстановка стала еще больше соответствовать двадцатому столетию, закату эры Сепаратизма... Не хотелось бы Семену жить в те времена, однако после того, во что его вынудили ввязаться вчера, Петренко уже не хотелось жить и сегодня. Но с судьбой потенциального преступника приходилось смириться. Маршалу четко разъяснили, что будет, если он вдруг решит наложить на себя руки. Или сознается во всем коллегам по Службе.
        - Лучше прогуляемся, - ответил Семен. Отбитая нога болезненно ныла, но протирать штаны на грязных камнях Петренко не хотел.
        И они с Клаусом не спеша зашагали вдоль улицы, обходя завалы и бронированные машины, чем-то похожие на уродливые гибриды гигантских черепах и носорогов.
        - Как ваша семья? - участливо поинтересовался Клаус. Казалось бы, вполне обычный вопрос при встрече двух знакомых.
        - Оставьте в покое мою семью! - взвился Петренко. - Я дал слово, что сделаю все, как вы прикажете! Только не трогайте Такиру и дочь!
        - Успокойтесь, маршал! - тоже повысил голос Штрауб. - Я всего лишь поинтересовался. Но вы правильно заметили: безопасность вашей семьи сегодня целиком и полностью зависит от вас. Мы, конечно, не звери, но если вы нас вынудите, придется прибегнуть к насилию. Хатори уже доказал вам, что мы не шутим. Потребуется - докажет более убедительным способом.
        - Ненавижу... - прошептал Семен. - Вы не люди.
        - Ошибаетесь, - не согласился Клаус. - Мы-то как раз стопроцентные люди, а вот те, с кем мы ведем войну, - нет. Они также не звери и не сказочные чудовища. Они... как вы там говорили: вирусы? Весьма точное определение, надо заметить.
        Петренко не ответил. Он пришел сюда не по своей воле и не собирался разводить пустопорожние разговоры. Ему уже вкратце растолковали, что от него потребуется, однако в звенящей от ударов голове все это отложилось плохо. Семен запомнил: Штраубу и Хатори до зарезу требовался его терминал. Только вот зачем - припоминалось смутно. Вроде бы как раз для того самого зловещего форматирования. Безграмотная методика: закладывать в чью-то голову знания и одновременно бить по ней кулаками. Бить требовалось либо до, либо после - так сказать, для лучшего усвоения. Похоже, Санада понятия не имел об этом воспитательном принципе, хотя и был уже зрелым человеком.
        - Я хочу, чтобы вы до конца осознали главное, - продолжал Клаус. - Мы не враги и не изменники. Но нас непременно заклеймят как предателей, если мы проиграем. Вот поэтому нам и нельзя проигрывать.
        - Вам нельзя, - поправил его Семен. - Меня ждет трибунал в любом случае.
        - Да не будьте вы таким пессимистом, - похлопал его по плечу Штрауб. - Обещаю, что, когда мы вернем в мир порядок, вы станете героем! Вас ожидают слава и почести.
        - Нужны они мне в Антарктиде, - обреченно вздохнул будущий герой войны с виртоклонами.
        - Ладно, хватит паниковать, перейдем к делу, - сменил тему член Макросовета. - Отправив свой запрос привратнику, вы, конечно же, не знали, что этот двуличный мерзавец сортирует всю идущую через него информацию по категориям секретности и докладывает Паскалю Фортрану о любом сомнительном запросе. Если бы запрос отправил я, все было бы в порядке, но когда рядовой маршал вдруг начинает пользоваться терминологией Законотворца, это вызывает подозрения. Макросовет насторожился, и у меня возникли крупные неприятности. Сегодня мне закрыт доступ ко многим важным участкам Закрытой зоны. К счастью, не ко всем, поскольку иначе я бы не нашел образец вашего голоса и не открыл войс-блокиратор у вас в квартире. Ваша самодеятельность разрушила мои планы, поэтому нам приходится торопиться, пока меня и вовсе не лишили всех прав.
        - Простите за нескромность, но как вы вообще их получили? - не удержался Семен от давно терзающего его вопроса. - Я еще не забыл тот случай, когда вы пришли к нам и жаловались на ошибку, якобы допущенную при последних выборах. Следуя логике вашей истории, ошибка и впрямь была, иначе каким образом живой человек умудрился затесаться в компанию виртоклонов?
        - Все очень просто, - объяснил Штрауб. - Эти твари так же смертны, как и мы. С одним отличием - для них не существует естественной смерти. Лишь от несчастного случая - системного сбоя, например, или того же форматирования. Что стряслось с одним из них аккурат во время выборов, я не знаю, только Макросовету срочно потребовался новый виртоклон. Элементарно клонировать кого-то из своих они не стали - любопытная «наследственность», заметьте: как и мы, виртоклоны также не доверяют собственным копиям! - поэтому им ничего не оставалось, как поступиться законом и взять для клонирования человека. А почему меня, спросите вы? Никакой загадки: в свое время я уже служил прототипом для одного из виртоклонов, которого потом уничтожили в карантинном секторе...
        
        
        Спешка, с какой лже-Макросовет устремился заделывать брешь в своих рядах, была такова, что еще не «рожденного» виртоклона Клауса Штрауба пришлось объявить членом правительства. Паскаль Фортран и прочие захватчики Закрытой зоны очутились перед серьезной проблемой. Впервые в их планы оказывался втянутым человек, а это грозило крахом столь тщательно соблюдаемой конспирации, Проще всего было бы уничтожить Клауса после процедуры клонирования, однако этот выход являлся для виртоклонов неприемлемым. Всему виной были проклятые правила создания искусственного интеллекта, идти наперекор которым обладатели оного не могли, как не может сам человек, к примеру, усилием воли отключить работу своих легких.
        Виртоклоны и не пытались нарушить законы собственной природы. Не стали они и угрожать Клаусу. Зачем? Тот, кому доверена тайна богов, уже не нуждается в запугивании, поскольку отлично знает цену своего вероятного предательства. К тому же добрым богам куда проще завоевать к себе расположение, чем злым. За процедуру мнемосканирования, последующее создание его виртоклона и сохранение всего этого в строгой секретности Штраубу пообещали такую награду, о которой отставной член Макросовета вряд ли когда-либо мечтал. Согласись Клаус на нее, он мог бы устроить безбедную жизнь не только себе, но и нескольким поколениям своих потомков.
        Всей правды ему, конечно, тогда не раскрыли, поэтому Клаус думал, что общается в Хранилище Всемирного Наследия со вполне реальным Паскалем Фортраном, не пожелавшим поговорить лицом к лицу и избравшим для этого внутренний служебный канал. Клауса заверили, что нарушение закона о виртуальном клонировании - государственная необходимость, после чего порекомендовали не задавать лишних вопросов и принять вещи такими, какие они есть. Тем более что за это Штраубу полагалось огромное вознаграждение, из-за которого даже самый упрямый ортодокс публично отрекся бы от своих убеждений.
        Клаус был шокирован не столько предложенным ему откупным, сколько тем, от кого поступило предложение нарушить закон. Разум подсказывал Штраубу во избежание проблем согласиться на все условия, породить на свет еще одного виртоклона и, прикусив язык, проваливать восвояси куда-нибудь на край земли. В конце концов, не Клауса это было дело, почему вдруг Законодателям снова понадобился виртоклон маршала как они хотят его использовать.
        Однако попытка Макросовета выбрать для клонирования наилучший образец привела к неожиданным результатам. В прошлом Клаус Штрауб действительно был хорошим маршалом и чтил закон превыше всего на свете. Уход в отставку ни на йоту не изменил его принципы. Клаус был полностью доволен своей жизнью и подкупить его золотыми горами оказалось сложно. Зато убедить в противозаконности всех этих сомнительных уговоров - проще простого. Само возрождение виртуального клонирования уже давало все основания обвинить Макросовет в нарушении закона. Только вот загвоздка: каким образом отставному маршалу, уже фактически считающемуся членом Макросовета, выдвинуть обвинение против своих новых коллег.
        Случай беспрецедентный. Дабы исполнить маршальский долг, Штраубу пришлось бы многое объяснить своим бывшим сослуживцам, а те в первую очередь потребуют убедительных доказательств, которые у Клауса отсутствовали. Беседа с председателем Макросовета явно не протоколировалась, поэтому как улика отпадала начисто.
        Терзания заложника престранных обстоятельств Штрауба были куда мучительнее, чем у его будущего заложника Петренко. Хотя бы потому, что Семену никто золотых гор не сулил. Паскаль Фортран пристально глядел на Клауса и ждал ответа. И Клаус принял решение. Правильное или нет, он тогда еще не ведал, но только это был не тот ответ, на который надеялся председатель.
        - Я дам согласие на мое виртуальное клонирование, - заявил Клаус. - Но не сейчас. Прежде чем это случится, я хотел бы послужить какое-то время членом Макросовета. Хотя бы половину положенного срока.
        - Зачем? Разве вам мало нелимитированного пожизненного гособеспечения и максимального социального рейтинга? - не изменившись в лице, поинтересовался Паскаль. Однако голос его заметно похолодел.
        - Это очень щедрый подарок, господин Фортран, - сказал Клаус. - И я непременно воспользуюсь вашим предложением. Но только после того, как честно отслужу Великому Альянсу на этом посту пять лет. Иначе я сочту положенную мне награду незаслуженной. Это мое встречное требование. Я человек принципов и не привык получать незаслуженные награды.
        Штраубу было чертовски любопытно, что ответит на его неожиданный выпад председатель, однако поведение Фортрана он предугадал верно: деваться тому было некуда.
        - Хорошо, - согласился Паскаль. Клаус отметил про себя, что у Фортрана завидная выдержка. Не торгуясь, отсрочить задуманные планы на пятилетку - не каждый бы пошел на такой шаг. Отсюда также следовал вывод, что планы эти не являлись срочными. - Вы отслужите в Макросовете столько, сколько сочтете нужным. Можете начинать осваиваться в должности прямо сейчас. Однако довожу до вас правило, которое я установил еще во время своего первого срока председательства. В целях безопасности я запрещаю членам Макросовета собираться вместе. Все совещания проходят только в Закрытой зоне «Серебряных Врат»...
        «Странный порядок, - подумал Клаус, радуясь и одновременно настораживаясь скорой победе. - Да и все здесь странно. Не верю я вам, джентльмены. Хоть на куски режьте, но не верю. Ну да ничего, обещаю, что непременно докопаюсь до истины - времени у меня достаточно...»
        
        - Это было нелегко, маршал, но за три года я докопался-таки до нее, - признался Клаус. - Все мои доказательства, все выкладки - здесь... - Он постучал пальцем себе по лбу. - Я скрупулезно анализировал даже мельчайшие детали. Кое-где, правда, пришлось делать догадки, но поверьте - эти догадки верны на сто процентов. К несчастью, построить на них законное обвинение мы не сумеем - вам ли это объяснять? Других доказательств у нас, к сожалению, нет.
        - Вы можете выйти на Всемирный Форум с официальным заявлением, - предложил Семен. - Люди обязательно прислушаются к словам члена Макросовета. Разразится грандиозный скандал, от которого...
        - Еще быстрее, чем это случится, меня таким же официальным путем объявят сумасшедшим, - перебил его Штрауб. - Законотворец - царь и бог виртомира. Паскаль Фортран предвидит наперед большинство моих вероятных ходов, а после того, как вы переполошили привратника, я и вовсе утратил доверие. Но это не беда - я не настолько самоуверен, чтобы не иметь в запасе альтернативный сценарий, как раз на случай непредвиденных обстоятельств. Мой первоначальный план был таков: примерно через полгода я намеревался разрушить защитную систему Закрытой зоны, что автоматически объединило бы ее с Открытой. Ненадолго - полдня, день, в общем, пока Законотворец опять не восстановил бы барьер. Однако за это время миллионы пользователей не устояли бы перед искушением прогуляться по засекреченным секторам «Серебряных Врат». Клянусь, наши экскурсанты обнаружили бы там такое, что вряд ли оставило бы их равнодушными. Виртоклоны успели порядком «наследить» в Закрытой зоне, переделав все на свой лад. Согласитесь: миллион свидетелей уже трудно обвинить в безумии, и маршалам хочешь не хочешь, а пришлось бы вмешиваться. На этом моя
миссия была бы выполненной. Но... - Штрауб развел рука-ми. - Сегодня мне к защитной системе путь закрыт. Поэтому работаем по запасному варианту. Теперь придётся действовать быстро, агрессивно и точно. Второй попытки у нас не будет...
        Никто из маршалов не удивился ночному появлению Семена Петренко на служебном посту. Рабочий день контролера правительственного терминала проходил по особому расписанию - сеансы связи с Женевой и терминалами других гигаполисов случались не только днем, но зачастую и по ночам. Так что это была не первая ночь, проведенная Петренко на нулевом ярусе Пирамиды в ожидании высоких гостей, но первая, когда ожидание это заставляло сердце маршала буквально разрываться от страха.
        Семен все время думал о своей семье. Клаус и Хатори поклялись ему, что, если Петренко выполнит все требования, с его женой и дочерью ничего не случится Обещаниям арбитра Семен не верил, но слово бывшего маршала Штрауба подарило ему тот минимум спокойствия, без которого осуществление грядущей диверсии было попросту невозможно. Руки Семена заметно подрагивали, и хоть в зале правительственной связи было тепло, контролер чувствовал сильный озноб, словно за истекшие сутки зал был переделан в гигантский фростер. Петренко с горькой усмешкой подумал, что ему следует привыкать к подобным ощущениям, поскольку в Антарктиде его ожидали и не такие морозы.
        Хатори появился в Пирамиде ближе к утру. Арбитр прибыл без сопровождающих, в компании которых он наведывался на квартиру маршала, - реалерам вход на правительственный терминал был запрещен. По легенде, Хатори намеревался обсудить кое-какие неотложные дела с Женевой. В действительности же он присутствовал здесь для того, чтобы контролировать контролера Петренко, знакомить его по ходу дела с деталями операции, а также символизировать для него нечто вроде дамоклова меча. Последнее было, в общем-то, излишним - Семен не нуждался больше в угрозах. Наоборот, зная, что здесь его никто по шее бить не будет, Петренко был нарочито дерзок со своим ночным посетителем, чего раньше не допускал по отношению ни к Хатори, ни другим пользователям терминала. Впрочем, раньше те не требовали от Семена столь крамольных услуг.
        - А, явились, не запылились, - поприветствовал маршал ввалившегося в зал визитера. - Отвратительно выглядите - не иначе плохо спали. Если хотите кофе, заказывайте сами - я вам не дворецкий.
        - Прекратите паясничать! - прошипел Хатори, с сопением усаживаясь в кресло. - Делайте, что приказано, и помалкивайте! Иначе...
        - Еще одна угроза, и будете сами разгребать ваше дерьмо. А я посижу в сторонке и погляжу, как это у вас получится, - резко оборвал его Семен. Он мог позволить себе немного поизгаляться над Санада - здесь цена могуществу Хатори равнялась нулю. Арбитр являлся богом реал-технофайтинга, но в работе с правительственным терминалом соображал туго.
        - Клянусь, как только мы выйдем отсюда, вы на коленях будете умолять меня простить вашу дерзость! - процедил сквозь зубы Хатори.
        - Это вряд ли, - с издевкой улыбнулся ему Семён. - Отсюда мы с вами на пару отправимся покорять Южный полюс. Кстати, почему вы не захватили с собой снегоступы и теплые вещи?
        Хатори не ответил, насупился и скрестил руки на груди, давая понять, что не намерен вступать в перебранку. Петренко еще долго смотрел на него с нескрываемым превосходством, после чего отвернулся к терминалу и еще раз прокрутил в голове порядок диверсионной акции. Несмотря на поведанную ему подробную и отчасти правдивую легенду, он все равно отказывался называть предстоящую операцию спасением человечества. Если честно, Семена больше волновала не судьба человечества, а то, удастся ли ему убедить коллег в том, что его насильно принудили к соучастию в диверсии. На успех этого противозаконного мероприятия Петренко рассчитывал слабо, а в герои не стремился и подавно.
        Атаковать командный центр Законотворца требовалось одновременно с двух терминалов: Западносибирского и Женевского. Запевалой в дуэте был, разумеется, Штрауб. Семену оставалось лишь следовать инструкциям, доводимым до него арбитром Хатори. Хитрый Клаус не рискнул загодя инструктировать Петренко, решив сделать это в самый последний момент из-за боязни сорвать конспирацию. Пока же Семен знал только главный принцип их совместной работы со Штраубом: форматирование раздела «С», краеугольного камня Закрытой зоны, невозможно было произвести непосредственно из этой зоны. Проще говоря, нельзя было заставить зверя пожрать самого себя.
        То, что собирались учинить с разделом «С» злоумышленники-клоноубийцы, по смыслу больше всего напоминало артналет - эффективную военную тактику последних войн в истории человечества. Хатори командовал батареей, Семен стрелял, а находившийся в непосредственной близости от цели Клаус координировал огонь, практически вызывая его на себя. Разве что, в отличие от артиллеристов прошлого, эти «артналетчики» все рисковали примерно в равной степени...
        - Эй, уснул, что ли? - вывел Семена из размышлений взволнованный голос арбитра. - Нас вызывают!
        Служебные ключи, вовсе не похожие на те, которыми пользовались посетители Открытой зоны, были громоздкими и больше напоминали не паучков, а, скорее, паукообразных монстров, коих так любят сажать на головы несчастных жертв создатели виртошоу ужасов. Заметив, что пикры на инфоресиверах призывно пульсируют, Семен мрачно вздохнул, протянул Хатори ключ пользователя, дождался, пока арбитр закрепит его на голове, после чего привел в рабочее состояние свой - контрольный. Все по инструкции, как и раньше. Только что в последний раз...
        - Приготовьтесь, - предупредил Хатори. - С минуты на минуту начнем творить историю.
        Появившийся в Закрытой зоне Штрауб был сосредоточен и даже не удостоил соратников приветствием.
        - Примите передачу, маршал, - распорядился Клаус, после чего перед взором Семена нарисовался суфлер незнакомого ему войс-командера. - Это точная копия инсталлятора «Рубикон» - одного из главных инструментов Законотворца. Не спрашивайте, как она мне досталась, скажу лишь, что одно обладание ею - уже преступление, а вынос за пределы Закрытой зоны равносилен государственной измене. Все операции с разделом «С», производимые через «Рубикон», отмене не подлежат. Чтобы их отменить, необходимо много времени и волокиты. Учтите, у вас будет шанс только на один «выстрел». Когда - вам подскажет Хатори. Что бы ни произошло, подчиняйтесь только его приказам. А пока наблюдайте и не вмешивайтесь. И помните о своей семье!
        Петренко помнил...
        По милости Штрауба, Семен и Хатори стали свидетелями грандиозного переполоха, взорвавшего Закрытую зону буквально за полминуты. Маршал и арбитр словно наблюдали с улицы в окно трактира, где в это время разгоралась нешуточная драка. Жуткое и одно-временно притягательное зрелище; к тому же свидетели ни на миг не забывали, что им тоже вот-вот придется вмешаться в потасовку...
        Закрытая зона, сколько Семен ее знал, всегда отличалась исключительным порядком, чего сроду не наблюдалось в Открытой. Но такого бардака, как сегодня, Семену не доводилось видеть даже в секторах фиаскеров. Сначала отовсюду поверх строгих деловых антуражей принялись каскадами вспыхивать грозные предупреждения о попытках незаконного вторжения в зону Законотворца. Чуть погодя в пестром калейдоскопе стало все чаще появляться имя Клауса Штрауба, которому предписывалось немедленно прекратить все операции в Закрытой зоне.
        Предупреждения ужесточились, из чего следовало, что Клаус на них не реагирует. Чем он занимается на своем терминале, Петренко затруднялся даже предположить. Маршал с содроганием наблюдал, как ворвавшаяся в святая святых «Серебряных Врат» буря набирает силу. Буря напомнила Семену виденную им однажды осенью картину: порыв ветра врывается в осиновую рощу, срывает с деревьев засохшие багряные листья и гонит их прочь огненным облаком. Красные листья-предупреждения летели прямо в лицо Петренко, заслоняя собой практически все и мешая сосредоточиться.
        За этой пеленой Семен едва сумел прочесть информацию, что доступ в Закрытую зону блокирован. Петренко решил было, что операция провалилась, однако тут же с удивлением обнаружил: на них с Хатори запрет не распространяется. Они оказались как бы вне этого багрового хаоса, не имея возможности убежать от него, вернувшись на исходные позиции - к главному командеру западносибирского терминала. Причины этой странности наверняка крылись в выданном Семену инсталляторе, чья принадлежность к Закрытой зоне и не давала маршалу разорвать с ней связь.
        Клаус продолжал атаковать зону Законотворца, а Паскаль - осыпать его предупреждениями. Настырность Штрауба показалась Семену чрезмерной, как и терпение Фортрана. Петренко бы на месте председателя Макросовета урезонил наглеца гораздо раньше, попросту вытолкав его из Запретной зоны в три шеи. Это прежде всего, а разбирательство по факту злостного хулиганства проводил бы уже после.
        Фортран пришел к подобному выводу пару минут спустя - очевидно, терпение у виртоклонов было покрепче, чем у людей, Выбросив свое грозное десятитысячное предупреждение, председатель наконец-то нашел довод, каким, по его мнению, можно было образумить хулигана.
        - Господин Штрауб! - был оглашен приговор бунтовщику. - Ваше некорректное поведение создает угрозу работе Макросовета. Я намерен лишить вас права нахождения в Закрытой зоне до завершения внутреннего служебного расследования.
        - Внимание, маршал! - оживился Хатори. - У тебя будет примерно две-три секунды, чтобы сделать свое дело. Активируй «Рубикон»!
        Семен беспрекословно повиновался. Заслоненный до этого сотнями предупреждений, инсталлятор снова очутился у него перед глазами.
        - Чтобы лишить Клауса полномочий, Фортран обязан внести поправку в реестр, - торопливо пояснил арбитр. - Сделает он это при помощи своего «Рубикона». Статус Штрауба будет исправлен на накопителе раздела «С». Ты должен опередить Фортрана. Когда он откроет для себя доступ к накопителю, ты запустишь нашу копию «Рубикона», но с совершенно другой командой. Если она опередит команду председателя, тот уже не сможет нам помешать,
        - Какая именно команда? - попросил уточнения Петренко.
        - Ты ее уже знаешь, - ответил Хатори. - «Форматировать раздел «С». Сейчас мы вне Закрытой зоны, поэтому теоретически даже можем уничтожить ее всю. Но Клаус приказал бить врага только в мозговой центр, поскольку у нас очень мало времени.
        Семен загодя оформил нужный приказ в войс-коминдере инсталлятора. Для того чтобы команда отправилась по назначению, требовалось лишь озвучить её. Петренко «зарядил орудие» хладнокровно и без колебаний, будто выполнял свою обычную работу контролера. Ничего в этом мире его больше не волновало. Он не чувствовал ни страха, ни отчаяния. Вместо них Семена наполнили другие переживания.
        Теперь в кресле контролера сидел не запуганный человек, а готовящийся к прыжку тигр. Ранее охотничьи инстинкты маршала проявлялись лишь при отлове правонарушителей через поисковые системы. Безусловно, в той охоте тоже присутствовал азарт, но Семен всегда знал, чем она закончится. Что ждет его в финале сегодняшней игры, Петренко не ведал, и от этого азарт в нем бил через край. Самое интересное, что такое щекотание нервов маршалу даже понравилось - полностью реальное экстрим-шоу, не идущее ни в какое сравнение с виртуальными. Острые ощущения - вот чего не хватало Семену все эти годы! Что ж, наверняка в Антарктиде - среди сосланных туда со всего света отщепенцев из Красного Списка - у Петренко не будет недостатка в острых ощущениях. Только понравятся ли они там ему, еще неизвестно...
        Несвоевременные мысли Семена о грядущей ссылке на край земли едва не нарушили ход всей операции. Маршал расслышал команду арбитра, когда тот озвучил ее уже во второй раз, прокричав с такой силой, что контролер едва не вывалился из кресла:
        - Действуй, кому говорят!
        Видимо, Хатори не на шутку перетрусил, решив, что Семен вознамерился предать их в самый ответственный момент. Зря беспокоился: услыхав приказ, Петренко исполнил его с привычной маршальской расторопностью. Команда на форматирование «выстрелила» по цели, после чего тут же появилось требование ее подтвердить, что Семен и сделал, отправив подтверждение вслед за командой.
        Проще простого. Вопрос двух секунд. Короткий миг, а сколько ему предшествовало таинственности, угроз, убеждений, риска разоблачения... Даже немного обидно, что все случилось столь обыденно. Хотя ведь именно так и творится львиная доля мировой истории: отдал команду, нажал сенсор, завизировал документ... И отправил цивилизацию по новому пути развития.
        Семен не стал любопытствовать, что за особый знак получил Хатори и как рассмотрел его на пикре среди мешанины из угроз и предупреждений. Семена это уже не волновало, поскольку он выполнил свою часть работы, Петренко также не волновало, войдет ли он в историю, как пообещал арбитр. Смертельная усталость навалилась на контролера неподъемным грузом, вдавила в кресло и опутала сетью глухой апатии ко всему на свете. Семену было даже безразлично, удалась задумка Штрауба или нет. Все равно маршал ощущал себя не героем, а лишь жалким винтиком в механизме глобального заговора, мелкой деталью, которой главный конструктор в любой момент легко пожертвует ради достижения своих целей.
        Семен закрыл глаза, стараясь отрешиться не только от виртомира, но и от реальности. Теперь оставалось лишь ждать, когда за ним придут, Что скоро - это несомненно. Пособничество изменнику, обладание незаконной копией «Рубикона»... Грехов предостаточно. Непривычно осознавать, что ты уже не хозяин собственной жизни...
        Давно Семен не слышал в стенах штаб-квартиры сигнала общей тревоги. На его памяти это происходило всего два раза; последний - при поимке того безумца, что навел панику, разъезжая по пригороду на самодельном автомобиле. Инфоресивер, который Петренко еще не отключил, сводил с ума воем сирены, разрывающей не только барабанные перепонки, но и мозг. Из допотопных настенных динамиков ей вторила дублирующая сирена, которая будоражила нервы и поднимала волосы дыбом. Семен инстинктивно подскочил из кресла, но тут же плюхнулся обратно. Можно было не суетиться. Поздно бежать к коллегам и строить из себя святую невинность - все проводимые на терминале операции строги протоколировались.
        Между тем в Закрытой зоне начали происходить странные и одновременно любопытные вещи. Обилие предупреждений сгинуло, словно все тот же ураган выдул-таки стаю багряных листьев подчистую. Вместо красного единообразия виртомир запестрил цветами всевозможных оттенков. Закрытая зона играла красками, сверкала и переливалась не хуже масштабной рекламной голопанели, какие обычно устанавливались в центрах площадей. Правда, происходило все это в полнейшем беспорядке. Виртуальные декорации меняли цвета как им заблагорассудится, поверх них проступали какие-то незнакомые команды, а однажды Семену почудилось, что в буйстве красок он различил лицо самого Паскаля Фортрана, перекошенное в разъяренной гримасе. Или агонией умирающего в жутких муках. Петренко почему-то решил, что председатель Макросовета тоже заметил его - соучастника грандиозного преступления - и, прежде чем исчезнуть бесследно, проклял бедного Семена на веки вечные.
        Безумие напоминало кошмарный сон фиаскера, страдающего от передозировки глюкомази. Глядя на этот хаос, можно было самому бесповоротно рехнуться. Впрочем, Семен не боялся сойти с ума, наоборот, всячески желал этого. Забыться в безумии до конца своих дней - неплохой выход из положения. Тогда и Антарктида покажется не такой мрачной, и обитатели ее - вполне приятными людьми. Однако, как назло, Петренко глядел на сотворенное им беззаконие и при этом оставался невозмутимым, как скала. Он уже и не знал, какое умопомрачительное событие должно было случиться в подлунном мире, которое лишило бы его рассудка, Уничтожение Макросовета являлось уже недостаточным поводом для сумасшествия.
        Декорации Запретной зоны продолжали переливаться красками, теперь сменяющими друг друга гораздо чаще. Кое-где из антуража бесследно пропадали целые куски. На месте их тут же появлялась пустота, которая резко контрастировала с многоцветием остального виртомира. Пустота уже ничем не заполнялась, и эти дыры, коих зияло все больше и больше, невольно притягивали взор наблюдателя. Этакие темные пятна на солнце, точнее, черные кляксы на радуге - уродливая дисгармония, не походившая на творение рук человеческих Скорее, в ней присутствовало нечто космическое - последствия какого-нибудь Большого Взрыва или искривления пространства.
        Видоизменился даже инсталлятор «Рубикон» Из ультрасовременного войс-командера суфлер превратился во что-то отдаленно напоминающее замшелый камень, какие ставились в старину на распутьях, дабы создавать странствующим витязям лишние проблемы. Перечень оставшихся невостребованными дежурных команд «Рубикона» кривыми буквами усеивал этот валун, только увеличивая его сходство с древним придорожным указателем. С большим трудом Семену удалось прочесть нижнюю надпись: «Форматирование раздела «С» осуществлено на десять процентов...» При этом число процентов медленно, но неуклонно росло. Вместе с их ростом разрасталась и пустота, пожиравшая Запретную зону словно ржавчина.
        - Вы справились, маршал! - довольно произнес арбитр, морщась от воя сирены и поднимаясь из кресла. - Прекрасная работа! Так и быть, я прощаю вам все ваши дерзости. Боюсь, теперь у вас возникнет масса проблем, но уверяю - это ненадолго, Мы не забудем вашей помощи, обещаем. Как только окончательно восстановим раздел «С» и наведем порядок в Запретной зоне, вы будете реабилитированы, а возможно, даже станете членом нового Макросовета. Для героя это будет несложно. Счастливо оставаться!
        И, вернув инфоресивер Семену, он заспешил к лифту, намереваясь покинуть растревоженную штаб-квартиру.
        Петренко не ответил. Он продолжал тупо пялиться в пикр, где перед глазами маршала «творилась история». Закрытая зона была уже практически неузнаваема и представляла собой сплошной хаос из остатков прежних декораций и черных провалов. Запертым в ней мнимым членам Макросовета некуда было деваться из этого хаоса - спасительное бегство в Открытую зону гарантировало им быструю отправку в карантин, где их неминуемо ожидала ликвидация. Даривший виртоклонам надежную защиту и убежище, бастион выгорал изнутри, а снаружи погорельцев подстерегали палачи-маршалы. Время виртоклонов, затянувшееся на гораздо больший срок, чем думали их создатели, подходило к концу. Болезнь виртомира, проникшая ему в мозговой центр, уничтожалась хирургическим путем вместе с частью здоровых тканей, но, по мнению Клауса Штрауба, это была необходимая жертва.
        Семен не стал дожидаться, пока счетчик форматирования покажет заветные сто процентов или когда к нему на терминал ворвутся обеспокоенные коллеги, Сняв ключ, контролер покинул рушившийся виртомир и вернулся в реальность. Семену почему-то вдруг остро захотелось взглянуть на город, в котором он прожил всю свою жизнь. Взглянуть в последний раз перед тем, как его отправят в страну холода и вечных льдов. Обещанная Хатори были лишь обещаниями; кто знает, увидит ли еще на самом деле Петренко родные места.
        С трудом передвигая ватные ноги, маршал доплелся до лифта, но распорядился доставить себя не к выходу, а на верхушку Пирамиды - в церемониальный зал Закона, где хранился экземпляр конституции, выполненный на настоящей бумаге в форме древней книги, Именно там Семен присягал когда-то на верность Великому Альянсу, начиная свою маршальскую Службу. Там он эту Службу и завершит...
        Где-то внизу завывала сирена и суетившиеся маршалы пытались выяснить причину тревоги, а в зале Закона было пустынно и тихо. Петренко вышел из лифта и, стараясь не глядеть на постамент с конституцией, проследовал к прозрачной стене зала. Сквозь красный кварц город предстал перед Семеном в тревожно-багровых тонах, но эта неестественность не испортила маршалу впечатления. Он осуществил свое последнее желание, и в душе его воцарилось спокойствие, разбавленное... нет, не тоской, а всего лишь легкой ностальгией по ушедшему, Погруженный в светлую грусть, Семен взирал на занимающееся над городом утро, стараясь на всю оставшуюся жизнь запечатлеть в памяти эту картину, Она, а также мысли о семье обязаны были согревать его в далекой Антарктиде...
        Лайтеры, освещавшие постамент с конституцией и стенды с другими реликвиями, вдруг аритмично замерцали и вскоре погасли окончательно. Отзвук сирены, который долетал на десятый ярус Пирамиды, тоже звучал все тише и тише, пока наконец полностью не растворился в наступившей тишине. Семен обеспокоенно оглянулся, однако тут же снова вернулся к созерцанию города - то, что творилось внизу, взволновало его гораздо сильнее.
        Рекламные панно, в огромном количестве установленные на большинстве городских зданий, проделали то же, что и лайтеры зала Закона, - погасли на всем видимом с верхушки Пирамиды пространстве. Тысячи транспортных экспресс-модулей, что сновали по городским магистралям и добавляли в панораму города динамизм, резко остановились, словно за стенами штаб-квартиры протекала не жизнь, а масштабное виртошоу и кто-то поставил его в режим паузы. Семен глядел во все глаза на мгновенно преобразившуюся картину и не мог поверить, что наблюдает ее в реальности.
        Впрочем, он видел пока лишь самое безобидное из того, что ему предстояло увидеть.
        Кварцевые стены зала Закона едва не раскололись от раздавшегося со всех сторон оглушительного грохота. Еще не до конца поверивший в происходящее, Семён вздрогнул и испуганно вжал голову в плечи, однако остался стоять на месте, не в силах даже пошевелиться. Колоссальный, похожий на торнадо, столб из тонн пыли и обломков взмыл в небо из того района, где располагалась стоп-зона ближайшей магистрали инскона. Угодившие в смерч здания накренились и стали медленно оседать, разваливаясь на части и вздымая вверх новые тучи пыли и дыма.
        Еще три чудовищных торнадо взвились в воздух с интервалом в несколько секунд, мгновенно изменив привычный городской пейзаж до неузнаваемости. Грохот снова сотряс Пирамиду до основания.
        Минута, и небо над городом заволокли черные тучи. Всполохи огня, которые то и дело сверкали в непроглядной мгле, сопровождались все новыми и новыми разрывами. Семену доводилось участвовать в интерактивных виртошоу, посвященных войнам прошлых эпох, однако разыгравшееся снаружи действо давало понять, что настоящего ада маршал Петренко пока не видел.
        Ноги Семена подкосились, а к горлу подкатила предательская тошнота. Обессилев от ужаса, он уселся прямо на пол, будучи не в силах отвести взгляд от творившегося в городе кошмара. Петренко удивляло, почему он не сошел с ума сразу после диверсии в Запретной зоне. Теперь же он чувствовал, что наконец-то все встаёт на свои места - безумие накатывает на него сметающей волной животной паники. Панику усугубляло и осознание того, что Семен был напрямую причастен к этой трагедии.
        Ад ступил на землю при его посредничестве. Вину маршала нисколько не умаляло то, что ему пришлось действовать по принуждению. Подчиняясь заговорщикам, Семен беспокоился о семье... И вот во что вылилось его беспокойство: Такира и малышка Сандра были сейчас где-то там, в этом ревущем урагане. Как и семьи других, ни в чем не повинных людей.
        Дрожащими пальцами Семен извлек из кармана инфоресивер - обычный, для выхода в Открытую зону, - но тот наотрез отказался связывать его с семьей, поскольку вообще не подавал признаков жизни. Похоже, Клаус непростительно ошибся в расчетах: последствия форматирования оказались куда более катастрофическими, нежели прогнозировалось.
        Бежать... Срочно бежать отсюда. Лучше уж сгинуть в аду, чем наблюдать, как он безжалостно уничтожает то, что тебе дорого...
        Дверь в шахту аварийного выхода не поддавалась, и Семен успел в кровь разодрать о полимер кулаки и отбить ноги, прежде чем догадался, как открывается выход. Неудивительно: шахтой не пользовались со дня основания Пирамиды - не было необходимости. И вот спустя столетия такая необходимость все-таки возникла.
        Семен бежал прочь из Пирамиды. Он бежал в охваченный хаосом город, дабы быть вместе со своей семьей, Петренко истово надеялся, что с ней все в порядке, а иначе и пожизненное заключение на ледяном материке явилось бы для маршала-предателя чрезмерно мягким наказанием. Судьба канувшего в небытие виртомира Семена в данный момент не волновала. Хватило бы сил уцелеть в реальном.
        В первое утро Жестокого Нового Мира маршал Петренко и не предполагал, что такая задача окажется ему по плечу...
        
        
        
        ЧАСТЬ ШЕСТАЯ МАРШАЛ ЖЕСТОКОГО МИРА
        
        
        Брат мой почтенный! Жестоко
        тебя Ахиллес утесняет,
        Около града Приамова, бурным
        преследуя бегом
        Но остановимся здесь и могучего
        встретим бесстрашно!
        Гомер «Илиада»
        
        
        То, что непогода наконец отступила, стало понятно утром, когда взошло солнце, Солнце выстрелило лучами по последним, отступающим в сторону Казахстана тучам, после чего, довольное победой, двинуло по своему обычному маршруту, как бы показывая нам: дескать, все в порядке, вот оно я, никуда не делось.
        Никто, разумеется, и не сомневался, хотя усомниться в этом повод все же был. Неделю с лишним носились над нами несметные орды грозовых туч, которые били по городу залпами дождей и всячески мешали солнцу выполнять его извечную миссию. Тут уж волей-неволей засомневаешься, а все ли в порядке в небесной канцелярии и не случилось ли у них в операционной системе тоже какого-нибудь сбоя. Всё же затяжные дожди в это время года - явная аномалия. Превратившиеся в бурные реки, водоотводные каналы нулевого яруса едва справлялись со своими задачами. Потоки воды того и гляди норовили выйти из берегов и ускорить модулям-клинерам работу по уборке мусора, успевшего скопиться в городе за время их бездействия.
        Поэтому вряд ли кто-то из горожан не обрадовался яркому солнцу, вернувшемуся на небосклон после долгого отсутствия. Обрадовалось и наше подполье, успевшее за время непогоды подыскать себе более комфортное убежище несколькими ярусами повыше - сырой и промозглый андеграунд успел нам изрядно надоесть. После затяжных дождей хотелось выбраться куда-нибудь на солнечное местечко да погреть на солнцепеке косточки, однако заботы государственной важности совершенно не позволяли нам расслабиться. Подполье, в состав которого сегодня входил также виртоклон Наума Исааковича, продолжало борьбу, игнорируя непогоду и прочие мелкие неприятности. Крупных, к счастью, на нас пока не обрушивалось, но их было никак не избежать - наступило время открытой борьбы.
        Подпольщики выходили из тени и имели на то веские основания. Именно в это утро все мы были официально приняты в состав Антикризисного Комитета маршалов, с которым для нас установил связь Кауфман. Само собой, клон дяди Наума не обладал неограниченной свободой путешествия по виртомиру и вообще сразу же после первой встречи с нами избавился от своей броской оболочки-скина. Теперь он присутствовал в «Серебряных Вратах» в образе бесплотного духа, что немного огорчало Каролину, успевшую быстро привязаться к двойнику своего отца. О своем появлении в нашей компании виртуальный курьер-невидимка извещал голосом и частенько пугал этим Семена - нашего постоянного наблюдателя за виртомиром.
        Продолжавший обитать в полуразрушенной Запретной зоне Антикризисный Комитет пребывал в полной растерянности. После того как арбитр Хатори получил права Законотворца, он, вопреки обещаниям, ни разу не соизволил связаться с благословившими его на святое дело маршалами. Тем не менее первые положительные результаты работы временного Законотворца были налицо. Комитет не знал, как реагировать на молчание Хатори, и потому занял нейтральную позицию наблюдателя. Маршалы надеялись, что рано или поздно их всё-таки порадуют официальным отчетом об успехах. Законотворец тем временем продолжал бурными темпами восстанавливать Служебную и Открытую зоны, а о Закрытой даже не беспокоился. Впрочем, это еще ничего не значило - главное, деятельность Хатори Санада шла на пользу обществу и вселяла в граждан оптимизм.
        Явление Антикризисному Комитету виртоклона Наума Кауфмана здорово напугало и озадачило маршалов. Но еще больше комитетчиков озадачила поведанная им история злоключений их коллеги - маршала Петренко. История содержала множество подробностей, известных только контролерам правительственных терминалов, поэтому нельзя было счесть ее выдумкой. Самым же ярким подтверждением рассказа Кауфмана были выданные им документальные сведения о девственно чистых накопителях, которые раньше принадлежали Макросовету. А также обнаруженные повсеместно чужеродные файлы, предположительно и являвшиеся останками виртоклонов, следы коих терялись в уже не существующих участках Закрытой зоны.
        Не сразу, но все-таки поверившим в рассказ Кауфмана комитетчикам стало интересно, где сейчас находится Клаус Штрауб - инициатор борьбы с теневым заговором, а также виновник постигших планету бед. Как выяснилось, Наум Исаакович прояснял этот вопрос для Хатори еще до того, как услышал историю Петренко. Виртоклон доложил Комитету, что на момент начала кризиса Штрауб находился в боте инскона отдельной правительственной магистрали. Боты Макросовета были оборудованы терминалами для связи с Закрытой зоной, и, по всей видимости, атака Штрауба на зону Законотворца в целях конспирации велась именно оттуда. Правительственная магистраль пострадала от сбоя, как и все остальные, поэтому было маловероятно, что Клаус уцелел. Останки единственного человека из членов Макросовета можно было искать в любом районе планеты. В отличие от его сообщника-арбитра, который решил сыграть в свою игру и выловил в мутной воде настоящую золотую рыбку. Местонахождение Хатори Санада было известно прекрасно, однако добраться до него было практически нереально.
        Антикризисный Комитет не на шутку встревожился. Причастность арбитра к диверсии давала маршалам полное право немедленно отозвать подозреваемого с высокой должности и арестовать его. Только как это сделать, если Хатори, во-первых, отгородился от виртомира в зоне Законотворца, а во-вторых, прятался в Западной Сибири, намереваясь в скором времени и вовсе обосноваться в Женеве вместе со своей вооруженной группировкой? Желание маршалов поймать преступника было лишь желанием, а вот Хатори, немного освоившись в шкуре Повелителя Обоих Миров, имел возможность перекрыть кислород и без того бесправному Комитету.
        Что же оставалось делать бедолагам-комитетчикам? Правильно: привлечь на службу сознательных законопослушных граждан, способных произвести арест без пяти минут диктатора, пока тот не покинул место своей нынешней дислокации.
        Здесь очень кстати и подвернулось Антикризисному Комитету наше подполье.
        
        «Капитан Гроулер, мы официально обращаемся к вам за помощью... Вы - последняя надежда законной власти... Судьба мира в ваших руках... Уповаем на вашу сознательность...»
        И далее в том же духе. Нет, конечно, приятно было слышать в свой адрес столь доверительные слова, только я попросил дядю Наума пропустить начало послания Антикризисного Комитета и сразу переходить к главной теме.
        Маршальская просьба подкреплялась весьма заманчивыми гарантиями. В связи с кризисной обстановкой меня официально зачисляли в маршалы и разрешали пользоваться их правами, привилегиями и неприкосновенностью. Недурно, вырвите мне клыки, очень недурно! Я, конечно, как Семен, о маршальском мундире с детства не мечтал, но все равно довольно щедрый и почётный получился подарок, отказываться от которого изгнанному из стаи реалеру было негоже.
        Сознавшемуся в грехах маршалу Петренко была обещана частичная амнистия, но только в том случае, если он окажет активное содействие маршалу Гроулеру в поимке преступника. За шанс избежать антарктических снегов Семен ухватился крепко и от искупления вины не отказался.
        А вот о Каролине Наумовне в послании комитетчиков не говорилось ни слова, и это ее сильно оскорбило. Виртоклону пришлось выслушать о себе и своем создателе много неприятного, только двойник все равно не отреагировал на критику. Он являлся лишь посредником, не более. Как полноправный член подполья Каролина требовала, чтобы Комитет зачислил в маршалы и ее, без каких-либо скидок на пол и возраст. Для убедительности она даже притопнула ногой, забыв, что виртоклон этого все равно не увидит.
        Настоящий Наум Исаакович начал бы сейчас подыскивать разные оправдания, но его лишенный эмоций двойник твердо заявил, что не намерен больше обсуждать этот вопрос. От такого упрямства Кэрри распалилась еще больше, однако я поспешил ее успокоить, сказав, что правом маршала назначаю девушку своим помощником, а о характере ее помощи мы поговорим позже.
        Не сказать, что Каролина обрадовалась моему предложению, но по крайней мере возмущаться прекратила. Зато остался недовольным ее отец, который тут же связался со мной по отдельному каналу и лишний раз предупредил, чтобы я не вздумал подпускать малышку Кэрри к опасной работе,
        Едва угомонились Кауфманы, запротестовал Семен. Заявив, что теперь мы с ним сослуживцы, он попытался выйти из-под моей диктатуры, упирая на свой маршальский стаж, по сравнению с моим более чем почтенный. Пришлось жестко ответить, чтобы Семен и думать забыл о командирских обязанностях. Я без пререканий уступил бы ему командование, ожидай нас чистая и бескровная операция в виртомире, поскольку в той области Петренко разбирался, несомненно, лучше меня. Но верховодить в полевой операции с использованием стрелкового оружия я не мог ему доверить при всем уважении. Как доверить и само оружие - незачем оно Семену, тащить контролера за собой в пекло я не собирался. Я давно принял решение, что, если дело дойдет до вооруженного конфликта, буду разбираться в одиночку. Что бы там кому ни обещал,,.
        Вот в такой строптивой компании маршалу Гроулеру приходилось постигать азы Службы. Никаких стажировок и испытательных сроков - сразу в бой. Вряд ли кто-то из маршалов мог похвастаться таким первым заданием: арестовать Законотворца. Хотя и вряд ли когда-нибудь слугам закона настолько развязывали руки. Топор, баллиста, стиффер, трофейный пулемет - никаких ограничений на их использование мне не давали. И правильно. Настала пора слегка усовершенствовать маршальскую тактику и внести в нее пару-тройку реалерских элементов.
        Одно не давало мне покоя, и я поинтересовался: а как же присяга? Мне ответили, что как раз сейчас, когда маршальский институт катастрофически нуждается в добровольцах, Комитетом ведется работа над новым текстом присяги, поскольку старый изжил себя морально. Я усмотрел за этой отговоркой иной смысл: раз новобранцу-маршалу позволяют творить правосудие без присяги, это вовсе не означает, что он пользуется исключительным доверием. Вполне вероятно, что на методах его работы и будет основан новый маршальский устав. Или наоборот, не основан, если эти методы окажутся чересчур антигуманными. Во втором случае с меня без лишнего скандала сорвут только что выданные погоны и признают ошибкой привлечение бывшего реалера на государственную службу. Политика, черт ее побери, от которой, как и во все времена, никуда не деться.
        
        - А если все-таки попробовать воззвать к его рассудку и уговорить сдаться добровольно? - робко полюбопытствовал Семен. - Арбитр Хатори вполне разумный человек. Может быть, узнав о том, что институт маршалов возрождается, он одумается и откажется от своих планов?
        - Не будь таким самонадеянным, Семен, - в который уже раз отмахнулся я, - Если Хатори пожелает, он прихлопнет наш с тобой институт в зародыше. Наум Исаакович уверяет, что арбитр довольно быстро во все вникает и сам активно изучает изнанку «Серебряных Врат». Я не говорил это при Каролине, но боюсь, когда Кауфман наведет порядок в виртомире, Хатори тоже поднатореет на посту Законотворца и от нашего дяди Наума попросту избавятся, как от отработавшего срок модуля. Но ты прав: я теперь служу закону, и эти мерзавцы обязаны знать, против кого они воюют. Что со связью?
        - Должна уже работать. Надеюсь, Кауфман раздобыл для нас правильный код служебного канала этой банды. Я сделал все, как он приказал, поэтому, если что-то не так, вини его.
        - Вот сейчас и выясним, кто из вас знает свое дело лучше, - подытожил я, надевая на голову шлем от «форсбоди».
        «К нам вернулся закон! В городе новый шериф!» - так, кажется, кричали в исторических виртошоу жители спасенных от бандитов поселений; моя подруга Сабрина обожала эти давно вышедшие из моды интерактивные забавы. Тот, о ком шла речь, - человек с железной звездой на груди и парой пистолетов на поясе, - сурово поглядывал на благодарных жителей из-под широкополой шляпы и молча с ними соглашался. Мне не раз доводилось наблюдать вместе с Сабриной финалы подобных историй, поэтому ничего удивительного, что, когда я впервые появился на людях в качестве маршала, именно это сравнение пришло мне на ум.
        Я осмелился привнести в привычный образ современного маршала кое-какую отсебятину. Вместо строгого мундира, раздобыть который мне было попросту негде, я снова облачился в свой неизменный «форсбоди». Но дабы у сограждан не сложилось об экс-капитане «Молота Тора» ошибочного мнения, прогулялся с Семеном до его квартиры и реквизировал у напарника пару лишних маршальских шевронов и кокарду. Большие броские шевроны налепил прямо на доспехи, а кокарду приторочил к шлему. После этого я уже смел надеяться, что даже малолетний ребенок при встрече со мной не испугается грозного дядьку в доспехах. Это, естественно, не относилось к фиаскерам - им-то как раз нового маршала следовало бояться пуще огня, И все потому, что кодексы для меня были пока не писаны. Закованный в броню слуга закона трактовал закон так, как сам его понимал. А понимал он его, прожив три месяца в Жестоком Новом Мире, достаточно просто: добро должно иметь не только кулаки, но и более крупнокалиберные средства убеждения.
        Глядя, как я вожусь с шевронами и кокардой, Петренко извлек свой маршальский мундир из шкафа и, ни слова не говоря, надел его.
        - Признаться, отвык чувствовать себя человеком власти, - заметил он, поправляя фуражку. - Прошу, не заставляй снимать его - надоело уже бояться.
        - Да носи на здоровье. - Я не стал возражать, лишь посоветовал: - Только не отходи от меня слишком далеко - одной смелостью от фиаскеров не отобьешься.
        Я не был до конца уверен в благоразумии поступка Семена, однако не мог с ним не согласиться - если блюстители порядка будут и дальше прятаться по норам, последствия кризиса минуют не скоро.
        Горожане глядели на нас с Семеном по-разному: кто-то недоуменно, кто-то настороженно, кто-то, видимо, и вовсе принимал нас за сумасшедших. Однако иногда навстречу попадались и те, кто приветливо кивал и улыбался. Вернее, кивали и улыбались в основном Семену, мне же это делали гораздо реже. Но, как и предполагалось, маршальский герб на моем «форсбоди» действовал безотказно: от человека в доспехах не разбегались в панике, и это вселяло уверенность.
        В город действительно вернулся шериф, а вскоре обещал возвратиться и закон. Но для его полного возвращения было необходимо подготовить почву. Чем мы вплотную и занялись, как только закончилась непогода.
        Частенько навстречу попадались и фиаскеры. Сегодня это была уже не та оголтелая публика, которая доставила нам столько хлопот в первые дни пребывания в центре. Вероятно, где-то еще ошивались остатки прежних банд, но восстановленные раздатчики глюкомази и развлекательный сектор виртомира автоматически расформировали большинство из них. И правильно: пропади она пропадом, эта опостылевшая за три месяца реальность, если снова появилась возможность отрешиться от нее.
        Эх, вот бы все наши проблемы решить таким способом! Знал бы заранее, к чему приведет эта поездка в центр, запер бы неугомонного дядю Наума в его же курятнике. И пусть бы он прочищал там куриные мозги своими теориями спасения мира до тех пор, пока кто-нибудь другой не спас мир вместо него. Теперь же вот приходится заниматься этим самому...
        Впрочем, чего это я разбрюзжался? В конце концов, разве такая почетная миссия выпадает всем подряд? Здесь не брюзжать, а гордиться надо.
        Я и гордился. Но получалось как-то уныло.
        Вот в таком состоянии унылой гордости мы с Семеном и приближались к Пирамиде. Подойти следовало на строго определенное расстояние: максимальный радиус действия наших турнирных инфоресиверов. Не дальше - тогда план не удастся - и не ближе, поскольку маячить перед носом Ахиллеса я пока не намеревался, даже под прикрытием маршальского герба.
        Служебная система связи, которой реал-технофайтеры пользовались во время турниров, действительно функционировала, и стараниями Кауфмана я получил к ней допуск. Встроенный в мой шлем капитанский инфоресивер, отличающийся от простого бойцовского расширенными возможностями, мгновенно выдал мне перечень доступных для переговоров лиц, информация о коих высветилась у меня на пикре.
        Я видел перед собой имена всех врагов, кто носил сегодня «форсбоди». Даже имена привилегированных фиаскеров, о которых уже упоминал. Оказывается, каждому из этих мерзавцев выдали доспехи только из арсенала «Молота Тора», что наверняка было проделано с умыслом - отныне Ахиллес стремился во всем меня унизить, вплоть до таких мелочей. Подобное кощунство непременно взбесило бы капитана «Молотов», но пришлось напомнить себе, что теперь я - маршал, а им приличествует быть сдержанными и беспристрастными. Ничего, проклятые глюкоманы, скрипя зубами, подумал я, при случае обязательно устрою вам экзамен на право ношения реалерских доспехов и сомневаюсь, что кто-нибудь из вас его сдаст.
        Долго отмалчиваться, изучая имена врагов и подслушивая их переговоры, было нельзя - мое подключение к системе связи также отразилось на вражеских пикрах. Поэтому, едва ознакомившись со списком своих потенциальных слушателей, я незамедлительно взялся за дело:
        - Внимание всем, кто меня слышит! К вам обращается маршал Великого Альянса Гроулер. Вы служите государственному преступнику Хатори Санада! Он обвиняется в государственной измене, а также диверсионной деятельности в Закрытой зоне. Антикризисный Комитет маршалов выдал мне ордер на арест Хатори Санада! Всем, кто в данный момент поддерживает этого преступника, предоставляется последний шанс сложить оружие и вернуться к нормальной гражданской жизни. В противном случае вы будете считаться его сообщниками и понесете наказание. Повторяю: к вам обращается маршал...
        - Гроулер?! Не верю своим ушам! - оборвал мою грозную тираду вклинившийся в систему Ахиллес. - Ты ли это, старый клыкастый ублюдок? С каких это пор ты стал носить маршальскую фуражку?
        - Да, это я, бывший капитан «Молота Тора» Гроулер! - не выходя за рамки приличий, подтвердил я. - Всё только что сказанное мной касается в первую очередь тебя, капитан Ахиллес! А в маршалы меня зачислил хорошо известный тебе Антикризисный Комитет - единственный на сегодня полномочный представитель власти Великого Альянса!
        - Ты лжешь, презренный трус, решивший прибиться к таким же трусам! - загоготал капитан «Всадников». - Даже имей ты под рукой второй терминал, у тебя все равно не хватило бы мозгов, чтобы попасть в Закрытую зону!
        - Ты прав, чемпион, - не стал я отрицать очевидное, - Вот поэтому мне и пришлось разыскать маршала Семена Петренко, также прекрасно тебе известного. Он-то мне и помог. Я и с вами сейчас разговариваю только благодаря ему. Он еще и не на такое способен. Ваш Кауфман по сравнению с Семеном - профан!
        Я надеялся, что «профан» простил мне такие слова, если услышал.
        - Это ложь! - вскричал Ахиллес,
        - Кстати, Семен просил передать, что удар у тебя - хуже, чем у «обмазанного» фиаскера.
        - Что-о-о?!
        Стоявший рядом и поглядывавший по сторонам Семен не удержался от улыбки - видимо, представил вытянувшуюся физиономию того, кто не так давно бил Петренко по его собственной.
        Наконец-то Ахиллес убедился, что я не блефую. Ну или почти не блефую: пусть уж лучше уверуют в сверхвозможности Петренко, чем подозревают в пособничестве Комитету своего главного технического советника.
        Ахиллес одарил меня чередой отборных ругательств, после чего подозрительно притих. Воспользовавшись паузой, я взялся было повторять свое воззвание, но не успел его договорить, так как меня снова прервали. На сей раз это был сам «преступник и диверсант», причем явивший свой лунообразный лик, как и раньше, в командном окне арбитра. Честное слово, будто в старые добрые времена: вот возьмет и отдаст через секунду приказ к началу турнира.
        А мы по привычке подчинимся...
        - Что ты там такое несешь, капитан? - разгневанно осведомился Хатори.
        - Раньше был капитан, - поправил я его. - Теперь - полноправный маршал Великого Альянса. Как и ваш старый знакомый Семен Петренко. Вы знаете, что-то он не похож на умалишенного. Хотя истории, конечно, рассказывает жуткие... Итак, господин Законотворец, вы собираетесь складывать с себя полномочия или нет?
        - Прекратите, мар... Тьфу, проклятье, да какой ты, к черту, маршал! - Лицо арбитра стало пунцовым от злости. - Такой же, как и капитан! Теперь ты никто, Гроулер! Усвой это раз и навсегда! Не я, ты - преступник! И это я приказываю тебе сдаться! Институт маршалов полностью ликвидирован, и мы не уверены, что те, кто сегодня называет себя ими, - не самозванцы! И кому как не мне возрождать этот благородный институт? Поэтому не смей даже думать о том, чтобы причислять себя к слугам закона!
        - Пять маршалов, что составляют Антикризисный Комитет, - самозванцы? - удивился я. - Разве не они дали вам допуск в зону Законотворца? И у вас поворачивается язык называть их самозванцами?
        - Они - лишь обычные контролеры, возомнившие себя преемниками Макросовета, в то время как я - его доверенное лицо, - после небольшой заминки ответил Сатори. - Я имею больше прав на должность Законотворца! Так и быть, я готов восстановить их в званиях на новой маршальской Службе. Но для тебя, Гроулер, там места нет и не будет! И для предателя Петренко - тоже. Понятия не имею, что он там тебе наплел, только в действительности это он - главный подозреваемый по делу о диверсии в Закрытой зоне. Это он убил Макросовет, включая Клауса Штрауба! Приведи Петренко ко мне, и тогда - возможно! - я дарую тебе амнистию. Это справедливое предложение, Гроулер. Советую тебе его принять, иначе крепко пожалеешь.
        - Все с вами ясно, - вздохнул я. - Не получается у нас разговора, а жаль. Значит, придется арестовывать вас силой. Хотя могу, в свою очередь, также пообещать вам снисхождение, если отпустите заложника и воздержитесь от диверсий вроде повторного форматирования Закрытой зоны.
        - Я не держу заложников и не занимаюсь диверсиями! - Побелевшие было щеки арбитра вновь пошли красными пятнами. - Я восстанавливаю порядок, если ты, слепец, еще этого не заметил! Так что прекрати свои идиотские нападки! Немедленно выползай из своего укрытия и сдавайся! А будешь сопротивляться - тебе же хуже!
        - Так и отметим: подозреваемый от явки с повинной отказался, - заявил я во всеуслышание и перед тем, как отключить инфоресивер - дабы не запеленговали, - обратился к реалерам, наверняка следившим за нашей перепалкой: - Решайте сами, ребята, как вам поступить! От имени закона последний раз предупреждаю: институт маршалов никуда не делся, и он амнистирует каждого, кто добровольно сложит оружие. Да, нас сегодня мало, но мы продолжаем нести Службу. Что бы ни сулил вам Хатори Санада, закон на нашей стороне. Выбирайте, на чьей стороне вы!..
        - Правильный ход, - похвалил мою тактику Семен, когда мы, запутывая следы, поднялись с ним на три яруса выше. - Внести в душу врага смятение - значит ослабить его. Только бы они поверили, а иначе все твои старания пойдут прахом.
        - Скорее всего, они и пойдут прахом, - ответил я. - Говоря по правде, я не рассчитывал на положительный результат. Здесь важно другое. Во-первых, скажем спасибо Кауфману - вторгнувшись в их систему, мы доказали, что можем обхитрить Законотворца, а это серьезное заявление. Во-вторых, когда дойдет до столкновения, «Всадники» будут чувствовать себя уже не так уверенно, зная, что стреляют в маршала. Я бы чувствовал, по крайней мере. Мы их слегка припугнули, и это заставит Хатори поторопиться с переездом в Женеву - как раз то, что нам и нужно. Кауфмана они потащат за собой разгребать бардак на вершине мира, поэтому он обязательно известит нас о дне «великого исхода». С его слов, ремонтных работ на магистрали Западная Сибирь - Женева осталось примерно на полторы недели. Замедлить темп уже не получится - дядя Наум и так сколько мог оттягивал сроки ремонта. За неделю нам надо поразмыслить, как произвести арест Хатори и освободить дядю Наума, обойдясь при этом малой кровью. А лучше совсем без нее.
        - У тебя есть мысли на сей счет?
        - Пока лишь парочка поверхностных идей. Но если Кауфман снабдит нас исчерпывающей информацией...
        - Маршалы! - послышался у нас за спинами призывный окрик. Мы обернулись: кажется, кому-то требовалась наша помощь.
        Обычный человек в обычной одежде. Чуть покрупнее Семена, по возрасту - наш ровесник. На фиаскера не похож. Впрочем, на нуждающегося в помощи тоже - ведет себя спокойно, не суетится.
        - Вы действительно маршалы? - Оценивая нас недоверчивым взглядом, человек медленно приближался. Очевидно, сомнения у него вызывал лишь тот маршал, который был закован в реалерские доспехи. - Да-да, вижу: точно вы! Здравствуйте, маршал Петренко!
        - Не имею чести быть знакомым, - ответил Семен, нервно перебирая пальцами по рукоятке стиффера.
        - Все в порядке, я тоже маршал, - пояснил человек в гражданском и представился: - Даниэль Фишер. Я служил на шестом ярусе Пирамиды, а вы - в «норе». Я был лишь одним из многих служак, но вас-то все знали... Почему вы в форме? Неужели Служба восстановлена? Нас никто не извещал.
        - Вас? - переспросил Петренко.
        - Я знаю еще десятерых наших, кто выжил. Мы иногда встречаемся, чтобы обменяться новостями, но никогда не надеваем форму. Сейчас уже, конечно, на улицах не так опасно, но мы все равно не рискуем появляться в форме. Хотели вернуться в Пирамиду, когда вроде бы все нормализовалось, но она до сих пор захвачена. Что же делать?
        - Слуги закона! - вырвалось у меня. - Поборники гуманизма! Даже затрещину этим раздолбаям-фиаскерам боялись отвесить! Насилие к гражданскому лицу, видите ли! Странно, и почему эти граждане не оценили такое гуманное к себе отношение?
        - Капитан Гроулер сегодня с нами, - пояснил Семён. - Как вы уже наверняка поняли, у него свои представления о гуманизме.
        - Догадался, - кивнул Даниэль. - И это отчасти справедливый упрек. Пора бы нам кое в чем пересмотреть свои идеалы. Так вы объясните наконец, что происходит, почему вы здесь и как долго нам еще ждать хороших новостей?..
        
        По-настоящему хороших новостей для Фишера и десяти его друзей не нашлось, однако их ободрили и те, что они услышали. Рассказ Семена изгнал из его собратьев неуверенность и заставил вспомнить о служебном долге. Болезненно переживая разгромное поражение от своих извечных врагов - фиаскеров и наблюдая, как те свободно расхаживают по штаб-квартире вместе с peaлерами, маршалы возжелали восстановить справедливость.
        Даниэль сотоварищи оперативно собрались в нашем мобильном штабе, явившись все как один, по примеру Семена, при полном обмундировании и готовые к действиям. Маршальское единодушие меня, разумеется радовало, однако, кроме него, радоваться было нечему! Оружия у них не имелось, опыта ведения боевых действий - тоже, а отправлять их в Пирамиду на одном воодушевлении в надежде, что мундиры заменят им доспехи, было глупо. В них бы даже не стреляли - просто выпроводили бы вон. В лучшем случае накормили бы обещаниями в скором времени восстановить на Службе и оставили в Пирамиде в качестве гостей, без права доступа к ключевым постам. Хитрый Законотворец осознавал, что глупо полностью абстрагироваться от прежней власти, наоборот, для Санада было куда выгоднее сохранить хотя бы внешнюю ее преемственность перед лицом оставшихся маршалов.
        Семен был до конца честен со своими друзьями и рассказал, в каком беззаконии ему довелось участвовать. Мнение Фишера и его команды совпало с мнением Антикризисного Комитета: давайте сначала разрешим все государственные проблемы, а потом будем разбирать собственные дисциплинарные проступки. Но уже сейчас маршалы готовы были простить Петренко хотя бы за то, что он первый осмелился выйти на улицу в форме и собрал вокруг себя коллег и единомышленников. Семен поправил их: не его следует благодарить за инициативу, а капитана Гроулера. Это он не поддался на посулы заговорщиков и согласился двинуть на бой с ними под маршальскими знаменами. Маршалы закивали: похвальная гражданская позиция, достойная того, чтобы ее поддержать.
        Я промолчал, поскольку побоялся оскорбить слуг закона заявлением, что если о чем сейчас и думаю, так только не о гражданском долге. А зад заговорщикам собрался надрать только потому, что хочу вернуть дочери её угодившего в беду отца. И «маршальство» принял только по этой причине. Все остальное - лишь в качестве дополнительных услуг. Такова была настоящая правда.
        Однако благодаря Семену я предстал перед его друзьями не отбившимся от стаи озлобленным реалером, а харазматичным лидером сопротивления, способным вести за собой массы. Масса количеством в двенадцать человек объявила, что готова следовать за мной по первой команде хоть на край света. Кроме Антарктиды, естественно, - туда должны были отправиться Хатори Санада и его приспешники. Я поспешил взять с маршалов слово, что в ряды приспешников не будет записан мой друг Наум Кауфман, а иначе лидер сопротивления заранее слагает с себя маршальские полномочия. Петренко, Фишер и прочие поспешили уверить меня, что взятий в заложники энтузиаст-реконструктор «Серебряных Врат», которого помимо Семена также помнили все присутствующие, будет не только отпущен на свободу, но и полностью реабилитирован путем удаления из Желтого Списка.
        Каролина тут же поспешила доложить об этом виртоклону Наума Исааковича, который заметил, что создателю это определенно понравится и скрасит его унылое заточение на нулевом ярусе Пирамиды. А также понравится известие о том, что в полку освободителей дяди Наума прибыло.
        На этой оптимистической ноте мы и завершили в тот день наше собрание. Маршалы не пожелали расходиться, сказав, что заступают на бессрочную вахту до тех пор, пока на просторах Великого Альянса не будет восстановлен порядок. После того как они узнали правду, жизнь вновь обрела для них смысл. Я и Петренко были теперь для них кем-то вроде идейных вдохновителей. Маршалам казалось, что имеющегося у нас оружия вполне достаточно, чтобы считать их возрожденный институт силой, способной на великие свершения.
        Я же отправился спать не в таком хорошем настроении. Меня терзал вопрос, как за короткий срок превратить поступивших под мое начало маршалов в достойных бойцов. И если бы проблема состояла только в упертом маршальском гуманизме! От остатков гуманизма я бы избавил их легко, А вот что конкретно из «антигуманных наук» дать им взамен и, главное, как сделать, чтобы военное ремесло было усвоено маршалами на уровне инстинктов, я понятия не имел. Да и чем вооружить рвущихся в бой вояк?
        Все эти задачи, похоже, не имели решения...
        
        А на следующее утро произошло прелюбопытное событие.
        Меня разбудила перепуганная Каролина и сообщила, что один из маршалов заметил в квартале отсюда группу реалеров, которые ходят по ярусу и пристают с расспросами к горожанам. Кого ищет эта отдалившаяся от Пирамиды компания, можно было легко догадаться.
        Отыскать нас особого труда не составляло, поскольку мы не собирались больше скрываться. Количество видевших нас горожан росло с каждым часом, поэтому даже пожелай мы опять уйти в подполье, рассчитывать на конспирацию уже не приходилось.
        Я по-быстрому нацепил доспехи и, наказав маршалам не покидать убежища, вышел навстречу опасным гостям.
        Реалеров было шестеро, все в полном боевом облачении. Первое, на что я сразу обратил внимание, - среди них не наблюдалось ни одного «Всадника Апокалипсиса». Флибустьер и Крюк из «Веселого Роджера», воинственная Голодная Панда из «Цунами», а также знаменитая троица - Висельник, Кашалот и Билли Кид - из постоянно наступающей на пятки «Молоту Тора» «Адской Гильотины». Всех шестерых я знал превосходно - ребята крайне отчаянные, и пребывание их под знаменами Ахиллеса было вполне объяснимо. Пообещали им небось Блондин и Хатори каскад головокружительных и хорошо оплачиваемых приключений, те и согласились - все же профессионалы, коим негоже отказываться от щедрого гонорара.
        Заметив меня, реалеры остановились, однако оружия почему-то не повыхватывали. Я тоже не стал вынимать из кобуры «метеор», хотя количественное и огне-вое превосходство врага не оправдывало такого легкомыслия.
        - Шикарная эмблема, капитан! - заметил Крюк, указав на маршальский герб у меня на доспехах. - Так ты и вправду теперь с ними?
        - Совершенно верно, - подтвердил я. - Раз уж игр мне больше не видать, так почему бы не выступить на другой арене в другой достойной команде?
        - Маршал Гроулер!.. - неторопливо, словно смакуя, проговорил Висельник, - Круто!
        - Не то слово, - добавила Голодная Панда. - Радикально круто: первый маршал в истории, который убивает!
        - Чем обязан, леди и джентльмены? - перешел я к делу. - Пытаетесь получить награду за мои клыки?
        - Вот еще! - фыркнула Голодная Панда. - Мы что, похожи на идиотов, что клюнут на это? Твои клыки стоят в четыре раза дороже той суммы, которую дает за них Хатори. Пусть за эту смехотворную подачку сам тебя и ловит!
        - И во сколько же оцениваются мои челюсти? - не сдержал я любопытства и, услыхав сумму, удивился: - А вы, видимо, богатые люди, раз не желаете побороться за такой приз. Я бы на вашем месте ни за что не отказался - солидный особнячок отстроил бы себе поближе к экватору...
        - Тогда давай заключим сделку, - осклабился Билли Кид. - Ты нам клыки, а мы тебе - треть вознаграждения.
        - Не пойдет, - поморщился я. При всем моем желании избавиться от этой особой приметы расставаться с моим «вторым персон-маркером» почему-то расхотелось. Даже за хорошие деньги.
        - Что, мало? Да на эту сумму ты себе даже из меркурианского соляриума имплантаты вживишь! И на карманные расходы еще наверняка останется.
        - Не в этом дело, - пояснил я. - Клыки не продаются. Фамильная реликвия. У меня с ними связано много приятных воспоминаний.
        - Жаль, - огорчилась Голодная Панда. - Видать, хорошо маршалам платят, если те от легких денег отказываются. Но мы вообще-то не за твоими клыками пришли, так что расслабься. Не нравится нам то, что в Пирамиде творится. Давно не нравится. Обещают всего и много, только плохо пахнут те обещания. Хатори одно говорит, ты - другое. Черт его знает, кому из вас верить. Я от Ахиллеса краем уха слыхала, что они с Хатори все в Женеве переделают по-новому. Ну, в общем, так, чтобы вообще без Макросовета. Законотворец один будет у власти. Дескать, такое вполне возможно, если Санада все вернет на свои места и вдобавок повысит социальные гарантии. А кому какая разница, кто у власти, Законотворец или Макросовет, если жизнь станет еще лучше, чем прежде, так? Лично мне было бы без разницы.
        - Так чем же вы тогда недовольны? - поинтересовался я.
        - А тем, что маршалы называют его государственным преступником, - ответил вместо Панды Кашалот.
        - Крутое обвинение, - поддержал его Висельник. - Все думали, что маршалов больше нет, а они выжили! Глупо драться против них. Я не пойду против закона - я не настолько крут. Хатори - тот крут, но он не на тех замахнулся. Все знают, чем заканчиваются такие драки.
        - Короче, мы от них ушли, - подытожил Билли Кид. - Пусть проваливают в свою Женеву и делают там все, что хотят. Это Ахиллес всегда перед арбитром выслуживался, за что ему Хатори многое с рук спускал. Мы за них не отвечаем и в Красный Список по их милости не собираемся. В общем, передай маршалам: мы шестеро выходим из игры и чтобы к нам никаких претензий, как и обещалось. Ты лично обещал это, капитан.
        - Маршалы от своих слов не отказываются, - заверил я бывших противников по арене. - Вы поступаете в высшей степени разумно. Но вы не выполнили последнее условие маршалов. - Я указал на свои «форсбоди» и баллисту. - Оружие и доспехи придется сдать, и я упоминал об этом вчера. Иначе никакого договора не будет.
        Все шестеро заметно приуныли и начали угрюмо переглядываться.
        - Так нечестно, капитан, - проворчал Крюк. - Я не меньше тебя ношу реалерские доспехи. Черт с ним, с оружием - забирайте, но только не «форсбоди». Кто знает, может быть, игр больше никогда не будет. Я пол-жизни посвятил арене, и это железо уже приросло ко мне намертво. Вы сдираете его вместе с кожей, а это больно. Прошу, капитан, оставьте нам доспехи. Могу поклясться, что упрячу их дома под силовой купол и никогда больше не надену. Но они останутся со мной, и это главное. На память о самых лучших годах моей жизни. Ты ведь не Ахиллес, капитан, ты из старой гвардии, поэтому не говори, что не понимаешь нас.
        Еще бы я их не понимал! После разрыва с арбитром сам тяжело переживал мысль о том, что, видимо, уже никогда не выйду на арену. Но что поделаешь, если судьбе было угодно завершить мою спортивную карьеру именно таким образом.
        Впрочем, помочь ребятам я мог. Не слишком здравая идея - предлагать такое дезертирам из вражеского лагеря, однако в данный момент было бы еще глупее не заручиться поддержкой столь грозных бойцов...
        - Капитан, я стрелял в тебя тогда, на лестнице, - недоверчиво посмотрел на меня Кашалот после того, как они выслушали мое предложение. - Хочешь сказать, что ты доверишь мне прикрывать тебе спину?
        - Да, - без колебаний ответил я. - Как и любому из вас.
        - И мы тоже получим маршальские права? - Глаза у Голодной Панды возбужденно заблестели.
        - Наравне со мной. Маршалам будет достаточно моего поручительства за вас.
        - Круто! - заулыбался Висельник. - А я уже решил, что мне теперь до старости лет дома бока пролеживать. Не знаю, как вы, а я в игре!
        - Я тоже! - поддержала его Панда. - Эта команда мне больше нравится.
        - Давно мечтал сыграть вместе с тобой, капитан, - признался Билли Кидд, самый молодой из шестерки реалеров. - Только плохо, что арбитр сегодня судит предвзято... Нуда разве с ним это впервые?
        У более опытных Кашалота, Флибустьера и Крюка идея выступить на стороне маршалов не вызвала особых восторгов. Однако нежелание расставаться с привычными реалерскими атрибутами и покидать игру в самый интригующий момент вынудило этих бойцов последовать примеру остальных.
        Конечно, трезво оценив соотношение сил, нельзя было утверждать, что теперь мы превратились в серьезную угрозу нынешнему Законотворцу. И все же выход на арену в составе команды, пусть даже неполноценной и далекой от идеала, вселял в меня некоторое спокойствие.
        
        ...В отличие от Хатори Санада, который, наоборот, очень забеспокоился, Кауфман известил нас, что арбитр долго третировал его, вынуждая заниматься настройкой маршальской поисковой системы. Всему виной были шестеро дезертиров, чей уход по-английски здорово взбесил арбитра и Ахиллеса. Вместо того чтобы восстанавливать стратегически важную магистраль инскона, Наум Исаакович налаживал работу спутников слежения, которые Хатори изначально планировал восстанавливать уже в Женеве. Беглый капитан Гроулер и кучка беспомощных маршалов - это одно, а семь вооруженных и вышедших из повиновения реалеров - уже серьезная проблема. Санада как никто другой знал характер своих бывших подопечных, памятуя, что те имеют привычку быстро находить между собой общий язык и собираться в команды.
        Предчувствия арбитра не обманули. Довольно скоро он обнаружил, что дезертиры не разбежались кто куда, а обосновались неподалеку вместе с опальным капитаном и дюжиной маршалов. Дядя Наум спешно уведомил нас, что ему не удалось повлиять на происходящее и теперь Законотворец обрел способность отслеживать любое наше перемещение.
        Ситуация усугублялась с каждым часом. Вскоре Хатори снова отправил Кауфмана на восстановление инскона, а борьбой с реалерско-маршальской коалицией решил заняться лично. Чересчур расплодившиеся враги вынуждали Законотворца постигать секреты своего ремесла ускоренными темпами...
        Надо признать, учился Хатори быстро. Уже через полдня после предупреждения Кауфмана персон-маркеры всех членов нашей группы были отслежены. Мы определили это по тому, что каждый из нас утратил доступ в Открытую зону.
        Это был серьезный удар, на корню уничтожавший все наши тактические сценарии. Дело принимало нежелательный оборот. Мы потеряли единственное преимущество и фактически стали слепы. Источник информации иссяк, а всевидящие спутники взяли нашу группу под постоянный прицел. И ладно бы только это - нас даже перестали обслуживать продуктовые автосэйлеры, тем самым невольно вынуждая вернуться к недостойной маршалов практике налета на продуктовые базы.
        Впору было начинать рвать на себе волосы. Виртоклон дяди Наума, на помощь которого я возлагал все надежды, исчез для нас навсегда. Без него мы словно осиротели, а сирот, как известно, при желании может обидеть любой.
        Не требовалось обладать стратегическим мышлением, чтобы догадаться: вражескую атаку следует ожидать в самое ближайшее время. Причина, по которой Ахиллес медлил, быть одна - ему просто не хотелось терять бойцов, поскольку он и без того лишился на днях шестерых.
        Впрочем, я забыл об одной немаловажной детали: для такой грязной работенки, как уничтожение маршалов, в банде Блондина было полно лишних рук - тех самых, которые уже однажды обагрились маршальской кровью.
        
        - С какого направления? - уточнил я у Даниэля, первым обнаружившего надвигающуюся угрозу.
        - Отовсюду! - возбужденно ответил Фишер. - Не знаю, как внизу или наверху, но на этом ярусе нам уже из здания не скрыться.
        - Далеко они?
        - Через пару минут заблокируют выходы.
        Я достал кауфмановский бинокль и приблизился к окну. Чудом выжившего при резне маршалов в Пирамиде Фишера трясло от страха, однако он не преувеличивал: расталкивая прохожих, в нашем направлении двигались человек тридцать фиаскеров. Вел их крупный детина в реалерских доспехах, на которых я без труда рассмотрел герб своей команды. У детины - явно главаря этой своры, - а также у большинства его подручных имелось оружие. В основном стифферы, но кое у кого в руках были стволы и помощнее.
        Я в два прыжка пересек зал и выглянул в окно на противоположной стене. Вторая замеченная Даниэлем группа фиаскеров находилась от нас чуть дальше первой, но действовали они явно скоординированно. Я был убежден, что такие же ударные группы выдвигались сейчас и к остальным выходам из здания, в котором мы обосновались. Я пока не знал, участвуют ли в блокировании «Всадники», а потому сильно забеспокоился.
        Пока я анализировал ситуацию, в зал по тревоге сбежались все мои соратники. Я недовольно посмотрел на Каролину, которая со дня зачисления в наши ряды шестёрки беглых реалеров стала носить подаренный мной <<форсбоди», почти не снимая. Вот и сейчас девушка, уже достаточно освоившая премудрости интерактивных доспехов, старалась ничем не отличаться от остальных членов моей новой команды. Мне уже надоело просить ее пожалеть отца и прекратить изображать из себя Чёрную Гарпию, хотя винить в этом следовало прежде всего себя и свое желание произвести на нее впечатление тогда, в арсенале. Кэрри пошла на принцип и заявила, что не снимет доспехи ни под каким предлогом и «в обоз» не отправится. Я махнул рукой - мне и без того хватало проблем, чтобы еще пререкаться с этой упрямицей. Чёрная Гарпия сочла это за собственную победу и теперь ходила, задрав передо мной нос. Она даже умудрилась выменять у Висельника свой трофейный пулемет, который, говоря по правде, я ей и не дарил, на более легкий кальтенвальтер, считавшийся Висельником «недостаточно крутым».
        - Пожаловали, уроды! - процедила сквозь зубы Голодная Панда, тоже выглядывая в окно. - Похоже, всех наемников согнали. Представляю, что им пообещали за эту работу.
        - Умно придумано, - присоединился к ней Крюк. - Грязные фиаскеры уничтожают последних маршалов! Какая ужасная трагедия! Законотворец публично выражает соболезнования родным и близким погибших... Ну что, капитан, стреляем без предупреждения или сначала устроим переговоры?
        Сегодня на доспехах Крюка и его товарищей красовались маршальские гербы, однако реалеры все равно отказывались обращаться ко мне и друг к другу «маршал». Что поделаешь - привычка.
        - К черту переговоры! Уходим на нулевой ярус, - приказал я. - Отсюда стрелять нельзя - слишком много народу внизу. Фиаскеры знают, за чьими спинами прятаться...
        Лифты уже работали, но мы не рискнули ими пользоваться. Для Хатори, который сегодня отслеживал каждый наш шаг, заблокировать нас в лифте было проще простого. Пришлось бежать по лестнице. Я, Каролина и реалеры обогнали нерасторопную группу маршалов, дабы проверить, не поджидает ли нас возле служебного выхода засада. Но нет - кроме суетливо носившихся по нулевому ярусу модулей, там пока было спокойно.
        - Куда теперь? - полюбопытствовала Каролина, прислушиваясь к доносившимся сверху звукам.
        - Ты и Семен бежите с маршалами на базу в трех кварталах отсюда, - распорядился я. - Помнишь, не так давно я посылал тебя туда за продуктами? Должна помнить... Там заблокируетесь хорошенько и будете ждать нас. А мы с ребятами немного задержимся.
        - Я никуда не побегу!.. - заартачилась было Каролина, и мне пришлось пресечь ее протесты:
        - Побежишь. Ты сама напросилась в команду, поэтому обязана подчиняться приказам капитана. Вот тебе официальный приказ: охранять маршалов. Если с ними что-то случится, ответишь по всей строгости... Что стоишь? Выполнять!
        Подействовало. Протесты прекратились, и Кэрри, прикусив губу, отступила.
        - Что вы задумали, капитан? - спросил Семен.
        - Поскольку нам все равно от них не отделаться, проведем короткую товарищескую встречу, - пояснил я. - Фиаскеры должны знать, во что они ввязались. Уходите и спрячьтесь получше. Здесь будет довольно жарко.
        Я ожидал, что маршалы не преминут напомнить мне о гуманизме, однако они и словом не обмолвились на сей счет, лишь пожелали удачи. Я приказал им поторопиться и, кивнув на прощание Каролине и Семену, отвернулся к оставшимся членам команды.
        - Всем доводилось бывать на полигоне «Большой Каньон»? - осведомился я у них.
        - И не раз, - пренебрежительно бросила Голодная Панда.
        - Значит, с техникой атаки «вихрь» вы должны быть знакомы, - подытожил я. Реалеры кивнули. - Отлично. Выступаем под следующими номерами: я - первый...
        Схожесть нулевого яруса с полигоном «Большой Каньон» была, конечно, относительной, но узкие улицы и отвесные высокие стены зданий позволяли не мудрствуя лукаво использовать проверенную и отшлифованную до блеска тактику. А тем более использовать против противника, который вряд ли имел понятие, как противодействовать такого рода атакам.
        Первая группа фиаскеров появилась на нулевом ярусе спустя всего пару минут. Это были самые нетерпеливые преследователи, которые быстрее всех добежали до лифтов. Фиаскеры высыпали из служебных выходов на улицу, прекрасно зная, где мы в настоящий момент находимся, поскольку наверняка получали информацию о нас непосредственно из Пирамиды. Мы же нарочно не стали поджидать их возле выхода, а, пустив маршалов и Каролину впереди себя, изобразили энергичное бегство. По крайней мере, координатор этой банды обязан был воспринять наш обманный маневр именно так.
        Перевоспитание из неорганизованных бандитов в помощников Законотворца не изменило психологию фиаскеров. При виде бегущей жертвы они по привычке впали в звериный азарт преследования, не думая уже ни о чем, кроме как догнать и растерзать добычу.
        Непоправимая ошибка, если в пылу погони забываешь о том, что у жертвы тоже имеются зубы. Как только три или четыре группы фиаскеров выбежали на улицу и растянулись по ней на добрую сотню метров, они заиграли не по своим, а по нашим правилам. Правда, догадались фиаскеры об этом, когда игра уже началась.
        Преимущество тактики «вихрь» заключалось в том, что, используя ее, мы могли вести непрерывный огонь и при этом сохранять хорошую маневренность. Возглавив боевой порядок, я взял на себя ответственную роль поскольку мне пришлось задавать темп всей группе. Скомандовав «за мной», я подпрыгнул, оттолкнулся ногой от стены ближайшего здания, перелетел через улицу и приземлился на ее противоположной стороне. Затем повторил маневр, но уже в обратном направлении, не забывая при этом продвигаться вперед и вести огонь. Мое зигзагообразное передвижение происходило стремительно, и поймать меня в прицел мог разве что опытный турнирный боец, коих в стане врага пока не наблюдалось. Голодная Панда и прочие последовали моему примеру, удерживая строгую дистанцию. Это и был так называемый «вихрь», умелое использование которого на полигоне «Большой Каньон» всегда давало тактическое превосходство.
        Всемогущему покровителю фиаскеров было поздно предупреждать подопечных об опасности. Дабы противостоять надвигающемуся «вихрю», реалеры обычно оперативно перестраиваются в оборонительный порядок «активный щит» - прием, требующий для исполнения хорошего опыта и обязательного наличия «форсбоди» у каждого из обороняющихся. Но даже не умея выстраивать «щит», фиаскеры могли бы пережить нашу атаку с наименьшими потерями. Им требовалось только не останавливаться, а продолжать что было духу бежать нам навстречу - в этом случае разогнавшийся «вихрь» пронесся бы над ними за несколько секунд. А пока мы разворачивались бы, фиаскеры успели бы или рассеяться, или противопоставить нашим действиям грамотную огневую завесу. Однако неорганизованные пособники Законотворца предпочли остановиться и открыть беспорядочный огонь, не догадываясь, что как раз именно против такой атаки «вихрь» и был разработан.
        Мы не ставили перед собой цель физически уничтожить врага, но наша контратака все равно получилась достаточно жесткой. Многие из опешивших фиаскеров, наверное, даже не успели пожалеть о том, что вообще ввязались в эту погоню. Пробивая себе дорогу как оружием, так и при помощи интерактивных доспехов, мы прорывались сквозь толпу подобно штопору, буравящему винную пробку. Наше передвижение только на первый взгляд выглядело хаотично: мечущиеся от стены к стене реалеры, все время закрывающие друг другу сектор стрельбы. В действительности никто никому не мешал. Стреляли мы по четко отлаженной методике - в прыжке, строго вниз. Каждый из нас не просто поражал врага, но и одновременно расчищал площадку для прыгающего следом товарища. Не говоря уже о психологическом воздействии такой атаки: своим мельтешением мы дезориентировали фиаскеров настолько, что, стремясь достать нас ответным огнем, они частенько попадали в своих, отчего количество жертв среди них непрерывно возрастало.
        После прорыва «вихря» число преследователей сократилось почти на четверть, причем пострадавших среди них было куда меньше, чем дезертиров. Множество врагов побросало оружие и ретировалось кто куда, лишь бы подальше от опасной улицы. Спасающие свои жизни дезертиры нас больше не интересовали.
        Атмосфера турнирных полигонов, которую мы только что воспроизвели, оказалась чересчур ядовитой для не подготовленных к ней фиаскеров. Однако в бегство ударились далеко не все - нашлись и такие, кто с честью прошел стадию боевой закалки и уже неплохо адаптировался к агрессивной среде боя. Эти наиболее отчаянные фиаскеры готовы были продолжать атаку. Они верили, что при поддержке собратьев, которым посчастливилось заполучить «форсбоди», им тоже есть что нам противопоставить. Да и обещанная награда за наши головы из-за потери лишних соискателей только увеличилась.
        Как бы то ни было, я не собирался легкомысленно относиться к оставшимся на поле брани врагам. Мне довелось убедиться в своей правоте практически сразу, когда фиаскеры довольно быстро пришли в себя и не дали нам перестроиться для второго «вихря». Не мешкая, они ринулись в очередную атаку, на сей раз уже не такую безрассудную. Я заметил, что в их нестройных рядах наличествовало даже некое подобие командной системы: группа атаки и группа огневого прикрытия - видимо, уроки Ахиллеса не пропали даром. Похвально, разумеется, вот только к этому еще бы побольше опыта...
        Трудно было обходиться без служебной связи и координировать действия группы, но неприятность эта не являлась для меня критической. Бойцы моей новой команды еще не позабыли язык реалерских жестов, который перед выходом на арену осваивает в обязательном порядке каждый новичок.
        Обладатели крупнокалиберного оружия Крюк и Кашалот были отправлены мной на подавление вражеского огневого щита. Улицы нулевого - технического - яруса опутывали хитросплетения коммуникаций, что и позволило нашим прикрывающим занять более выгодную по отношению к противнику позицию. Пока Крюк и Кашалот взбирались наверх, мы по мере возможности отвлекали на себя внимание фиаскеров: отстреливались, совершали обманные маневры и не давали атакующей группе врага приблизиться. Но как только сверху на головы противника обрушился первый ракетный залп, мы немедленно бросились уже в настоящую контратаку.
        По вполне очевидным причинам огневое прикрытие фиаскеров составляли не самые лучшие воины. Лидеры слегка потрепанных банд больше не уповали на свое численное превосходство и потому запретили наименее подготовленным бойцам выходить на передовую. Однако щит из них тоже вышел не слишком надежный. Вместо того чтобы как следует поддерживать огнем атакующих, фиаскеры из группы прикрытия втянулись в банальную перестрелку с Крюком и Кашалотом, испортив тем самым и без того не бог весть какую гениальную задумку своих лидеров.
        Перестрелка групп прикрытия оттянула на себя много вражеских ресурсов. Мне, Голодной Панде и остальным предстояло воспользоваться моментом и не дать разобщенному врагу вновь объединить усилия. Смешать наши ряды с рядами противника - вот к чему мы стремились. Рискованный план, но он сводил на нет использование фиаскерами огневой поддержки - стрелять по нас, когда велик риск угодить в своих, они уже не посмеют. А огонь засевших на высотной позиции Крюка и Кашалота обязан был удерживать вражескую группу прикрытия на месте.
        Дело дошло до грубой силы, а она, как известно, солому ломит. Опыт выступал против количественного превосходства - на первый взгляд наши шансы были примерно равны, а так это или нет, предстояло выяснить.
        Яростный бой на короткой дистанции для реалера - дело привычное, хотя во время турниров мы редко ввязывались в него намеренно. Открытая лобовая атака всегда чревата большими и зачастую неоправданными потерями. В обязанности капитанов входило следить, чтобы этого не случалось. Но в данный момент риск был оправдан, поскольку главный принцип лобовой атаки - проверка крепости не только лба, но и духа - фиаскерам еще предстояло постичь.
        Постижение принципа - процесс довольно сложный, особенно если тебе приходится заниматься этим в реальной боевой обстановке. К чести наших врагов, они старались изо всех сил. У фиаскеров, носивших доспехи «Молота Тора», явно было время попрактиковаться в обращении с «форсбоди», что парни нам и продемонстрировали. Но даже несмотря на хорошего учителя - Ахиллеса, - практики фиаскерам все равно не хватало.
        Когда я впервые увидел их в доспехах своей команды, то пообещал, что устрою нечестивцам суровый экзамен на право ношения реалерского обмундирования. Слово свое я сдержал. На спортивных аренах я склонен проявлять снисхождение к новичкам, здесь же спрашивал с них по всей строгости. Выданное им Ахиллесом оружие было достаточно грозным - «громовержец», пара пулеметов, картечница и пульсатор, - однако технику стрельбы по движущимся целям фиаскеры еще не отшлифовали. Недостаток точности они компенсировали скорострельностью, что только новичкам арены кажется равносильной заменой.
        Желание разобраться с теми, кто присвоил доспехи моих товарищей по команде, превратилось для меня в вопрос принципа. Наказав четверке своих бойцов отсекать от меня обычную «пехоту», я ринулся навстречу главным вражеским силам, сосредоточившись на уклонении от их неприцельного огня.
        Против пятерых реалеров в такой ситуации мне пришлось бы несладко. Сказать по правде, используя тактику камикадзе, я вообще не добрался бы до опытного противника. Но благодаря помощи тех, кто прикрывал мне спину, я ловко избежал пуль, подставил под картечь зазевавшегося фиаскера, после чего словно нож сквозь масло прошел через оборону противника и обрушил праведный гнев на фиаскеров, чьи головы закрывали шлемы с гербом моей команды.
        После первой нашей атаки в магазине моего «метеора» оставалось лишь два заряда. Стрелять во вражьи головы - стопроцентная гарантия победы - я не мог, поскольку крайне тяжело проделывать столь точные выстрелы во время маневрирования при плотном ответном огне. Вместо этого я всадил оставшиеся заряды в первого попавшегося на пути фиаскера.
        Закованного в доспехи врага отбросило назад, и он подмял под себя еще двух соратников, чьи тела не были защищены меркуриевой броней. Пока его упоенные стрельбой товарищи пытались поразить мою мелькающую фигуру, я ухитрился подскочить к одному из них, ухватить его за шею и использовать в качестве живого щита.
        Дух товарищества отсутствовал в команде противника наряду с опытом. Пока я прикрывался неосторожным собратом этих вояк, в него врезалась такая масса свинца и прочей дряни, сколько, наверное, весили его доспехи. Я терпеливо переждал, пока у расстреливающей нас из пулеметов парочки иссякнет боезапас, после чего отшвырнул обмякшего заложника - добивать контуженого врага уже не требовалось - и, вернув разряженную баллисту в кобуру, пошел в рукопашную.
        Гиперстрайк у фиаскеров был включен на полную мощность, так что наши силы в этой схватке можно было считать относительно равными. Если, конечно, было справедливо суммировать весь их боевой опыт и ставить против моего. Мне же на помощь товарищей надеяться не приходилось - все они по горло увязли в разборках с многочисленной «пехотой».
        Незнакомый рукопашник с сокрушительным ударом, каким являлся для меня каждый фиаскер в «форсбоди», опасен прежде всего тем, что совершенно не знаешь, чего от него ожидать. Манера боя всех моих предыдущих противников была мной так или иначе изучена. Еще до турниров я старался различными путями раздобыть сведения о новых бойцах, что порой появлялись на арене. Сложно было сказать, насколько серьезно фиаскеры натренировались в уличных потасовках за три месяца Жестокого Нового Мира. Однако я не сомневался, кто эта школа была усвоена ими лучше стрелковой.
        Хорошо, что во время этого боя меня не видели члены Антикризисного Комитета, иначе после такого кошмарного представления Гроулера точно лишили бы права называться маршалом. Старый турнирный волк сошелся в остервенелой схватке с тройкой молодых уличных волков, уже успевших опробовать зубы в настоящей охоте.
        Плохая была идея - пытаться забить меня обломками труб; вероятно, фиаскеры ухватились за это оружие по старой привычке. Браться за дубинку в «форсбоди» нелепо. То же самое, что водружать на танк катапульту - ненужное дополнение к и без того грозной мощи. Наоборот, посторонние предметы в руках сковывали движения, что не позволяло игроку задействовать все ресурсы интерактивных доспехов. Бронированные накладки на кулаки - единственное, что требовалось реалеру-рукопашнику.
        Наше столкновение сопровождалось лязгом и грохотом, будто на нулевом ярусе сошлись в битве две средневековые армии. Пока двое фиаскеров безрезультатно охаживали меня трубами, я довольно жестоко расправился с их товарищем, впечатав его серией молниеносных ударов в железный бок какого-то резервуара. После чего, не дав противнику опомниться, вонзил фиксаторы левой ноги в бетон, а правой нанес фиаскеру сокрушительный удар в голову - категорически запрещенный на турнирах прием, поскольку безынерционные удары с жесткой фиксированной позиции обладали убийственной мощью реактивного тарана. Доказательством тому послужил меркуриевый шлем моего врага, сплющенный в блин толщиной в четыре пальца. Извлеченная после такой экзекуции из шлема раздавленная вражеская голова могла бы без труда уместиться в упаковку для пиццы.
        Выдрав фиксаторы из бетона, дабы срочно вернуть себе подвижность и самому не угодить впросак, я в ударе поймал трубу того фиаскера, который досаждал мне больше всех, после чего выхватил оружие из рук противника и узлом стянул трубу у него на шее. Пока я проделывал все это, фиаскер постарался нокаутировать меня мощными ударами в голову, из которых парочка угодила-таки в цель. Сбитый с ног, я загремел на бетон, однако желаемого достиг: труба прочно стянула шею врага, сжав ему горло толстой стальной удавкой. Если бы не защитный ворот-стабилизатор на его «форсбоди», я бы и вовсе срезал мерзавцу голову будто ножницами.
        Защитный ворот-стабилизатор спас не только фиаскера, но и меня, Когда я вскакивал с бетона, голова моя от пропущенных ударов гудела набатом, перед глазами все качалось, но это был единственный причиненный мне ущерб. Прикрепленный к вороту шлем отлично выдержал атаку, хотя бей меня не фиаскер, а реалер, вряд ли бы я после этого еще трепыхался.
        Задыхавшемуся врагу было сейчас не до схватки - все его усилия уходили на то, чтобы освободить горло от стальной петли. Я мог на какое-то время с чистой совестью забыть об этом противнике и переключился на оставшегося фиаскера, успевшего уже изрядно измять о мои доспехи свою трубу. Ублюдок кинулся ко мне, желая втоптать меня в бетон, но вместо этого сам был сбит с ног подсечкой.
        Фиаскера явно не обучили, как вести себя в партере, будучи закованным в тяжелые доспехи. Вместо того чтобы перевернуться на живот и резко оттолкнуться руками от пола при помощи гиперстрайка - самый простой способ принять в «форсбоди» вертикальное положение, - фиаскер предпочел акробатический подъем разгибом - излюбленный прием мастеров, который они обычно выполняют на публике. Не спорю, возможно, все у парня и получилось бы, не забудь он включить контроллер вестибуляции. Без него сохранить равновесие в тяжелых доспехах после такого трюка было сложно.
        Подскочивший с бетона фиаскер пробыл в вертикальном положении лишь долю секунды, после чего мощная инерция уронила его вперед, и он, всплеснув руками, грохнулся плашмя прямо мне под ноги.
        Подняться я ему уже не позволил. Еще один прием из запрещенного арсенала - удар ногой в затылок упавшего противника, - и шею врага не спас от перелома даже защитный ворот... Никогда я не нарушал за один бой столько правил. Хотя о каких нарушениях могла идти речь, если о правилах здесь никто и не вспоминал?
        Фиаскер, получивший от меня в подарок тугой стальной галстук, все-таки совладал с неподатливым узлом, однако вдохнуть полной грудью ему все равно не довелось. Он лишь успел инстинктивно прикрыть лицо руками, но против точных ударов меркуриевой накладкой такой способ защиты был бесполезен. Мне даже не потребовалось добивать этого врага - после пропущенных ударов он и не пытался подняться.
        «Безмозглый гибрид бульдозера и камнедробилки» - называли меня когда-то в спортивных хрониках. Скупая, но очень емкая характеристика капитана Гроулера, чья зубодробительная тактика всегда критиковалась болельщиками-эстетами, Время действительно показало, что вышибать из противника дух - это все, чему я был научен в этой жизни. Не больно-то изящное искусство, но даже его я всегда старался демонстрировать с полной отдачей. Испытывал ли я при этом вдохновение? Наверное, да. Вдохновение капитана - это стремление к победе. Неважно где, на спортивной арене или в реальной боевой ситуации. Другого вдохновения я не знал...
        Моя команда теснила вражескую «пехоту» по всем фронтам. Огневое прикрытие и атакующие группы противника снова смешались в неорганизованную толпу - сказывался выход из игры лидеров и отсутствие им достойной замены. Противостоящие нам фиаскеры были еще довольно многочисленны, но их слабое вооружение, состоявшее в основном из стифферов, а также полная деморализация после разгрома главной ударной силы лишил врагов боевого запала.
        Я сорвал шлем с головы последнего из поверженных врагов в надежде, что мои удары не уничтожили ключ служебной связи. Пикр на шлеме фиаскера мерцал, и это был верный знак.
        - Именем закона, оружие на землю! - рявкнул я прямо в шлем, понятия не имея, как должен в действительности звучать подобный приказ. В арсенале реалеров оный отсутствовал, а маршалы не успели на сей счет меня проинструктировать. - Кто не подчинится, будет уничтожен на месте!
        Мой свирепый голос и только что доказанная на деле серьезность намерений возымели эффект. Проклятый Санада, лишивший меня возможности сделать это раньше! Вероятно, все обошлось бы куда меньшей кровью...
        Кто-то из фиаскеров подчинился, кто-то нет, но оставаться на нулевом ярусе им расхотелось. Дружное мелькание вражеских пяток сняло с моей души громадный камень, так как сейчас, когда адреналин от прошедшего боя весь выгорел, меня начинало немного мутить. Не столько от пролитой крови, сколько от ее количества.
        Обещая фиаскерам поквитаться, я и не подозревал, что моя месть выйдет столь ужасной. Три или четыре десятка убитых и раненых в отгремевшей скоротечной стычке - это был явный перебор. Такое количество жертв просто не укладывалось в голове. Да, черт побери, не мы развязали войну, только от этой мысли все равно не становилось легче. Я нарушил не только маршальский кодекс, но и реалерский, поскольку поднял руку на гражданских. Рано было пока давать оценку нашим действиям, но вряд ли мое новое командование одобрило бы такие радикальные методы.
        Случись столь массовое кровопролитие в Привычном Старом Мире, округа бы уже содрогнулась от воя сирен мобильных медицинских модулей. Но, очевидно, работа экспресс-службы «Панацея» была еще не восстановлена, поэтому раненые, хоть и имели при себе исправные ключи, продолжали безответно взывать о помощи.
        Я не мог хладнокровно взирать на это.
        - Знаю, что ты меня слышишь, Ахиллес, - проговорил я в трофейный шлем. Пикр на нем не погас, а значит, по всем признакам связь с Пирамидой еще была. - Твои люди нуждаются в помощи. Срочно вышли сюда бригаду хилеров, иначе многие здесь долго не протянут. Понял меня или нет?
        Ответа не последовало. Я повторил просьбу, но с тем же результатом. Выругавшись, я вытащил из отсека «форсбоди» мини-аптечку и бросил ее фиаскеру, корчившемуся в муках неподалеку от меня. На ноги, конечно, это его не поставит, но какое-то время продержаться даст.
        Было бы справедливо, чтобы все члены моей команды поступили по примеру капитана, но такое благородство могли себе позволить лишь Голодная Панда и Висельник. Крюка, Кашалота и Билли Кида потрепало в передряге, причем состояние последнего вызывало серьезное опасение. Он сидел, привалившись к стене, и отплевывался кровью, а Голодная Панда хлопотала возле него с аптечкой.
        А вот Флибустьеру помощь хилеров уже не требовалась. Он лежал лицом вниз на разбитом в крошево бетоне и не шевелился. Я перевернул его на спину и первым делом взглянул на наручную панель его «форсбоди». Сенсоры физического состояния все как один светились красным. Похоже, полученная из стифферов чрезмерная доза нервно-паралитического излучения остановила дыхание моего бойца.
        Жаль Флибустьера. Раньше я не был с ним знаком и за то короткое время, что довелось нам отыграть вместе под гербом маршалов, так почти ничего об этом реалере и не узнал. Кроме одного: вояка он был хороший.
        Я забрал уже не нужную Флибустьеру аптечку и отдал ее еще одному пострадавшему фиаскеру. На мое удивление, тот не стал пользоваться ею, хотя и был ранен в ногу, а отполз к одному из своих товарищей, который чувствовал себя совсем плохо, и передал аптечку ему. Пришлось признать, что не такие уж фиаскеры и беспринципные люди: кое-что человеческое имелось и у них...
        - Вообще-то, круто было, - приблизившись ко мне, подытожил Висельник, но радость победы в его голосе отсутствовала. По унылой физиономии Висельника можно было судить, что на душе у него так же муторно, как и у меня. - Только... глупо все это... Ради чего? Правильная, конечно, команда - маршалы, но... не нравятся мне такие игры. Ты извини, капитан, но воевать с сопляками, пусть даже крутыми, я не хочу. По-другому надо с ними как-то...
        - Ты - доброволец, - напомнил я ему. - Держать тебя здесь я не имею права. Можешь сдать оружие прямо сейчас.
        Висельник поморщился, но ничего не ответил, отошел к Крюку и Кашалоту, расстегнувшим доспехи и занятым обработкой своих ран.
        Немного пришел в себя Билли Кид, которому, как выяснилось, не повезло подлезть под выстрел из «громовержца». Я впервые наблюдал подобную травму, поскольку на турнирах стрельба из электрического оружия зарядами такой мощности запрещалась категорически. Вдобавок к тяжелому шоку боец получил сильный ожог лица и шеи, поскольку забрало на шлеме не спасало от ударов молнии. Аптечка дала Билли Киду лишь временное облегчение, и нам было необходимо срочно доставить его к хилеру. Кажется, Кашалот знал, где поблизости можно отыскать кое-кого из этих чудаков, чьи человеколюбивые принципы не переменил даже всемирный кризис.
        Голодная Панда помогла мне жестко зафиксировать Все сочленения на доспехах Билли Кида, тем самым обратив его «форсбоди» в носилки. Но не успели мы с Висельником приступить к транспортировке раненого, как Крюк встревоженно окликнул меня:
        - Эй, капитан, и какие теперь будут приказы?
        Я обернулся, недоумевая, что за приказы он от меня требует, но переспрашивать не пришлось. Пока я возился с доспехами пострадавшего, ситуация успела перемениться. И, к сожалению, не в нашу пользу.
        К нам приближались не фиаскеры, а кое-кто посерьезнее. Свет уличных лайтеров, уцелевших после стычки, отражался от меркуриевых доспехов этих людей, отчего издали казалось, что на нас надвигаются не реалеры, а текучая масса расплавленного серебра. Металла по нулевому ярусу текло много - даже очень много, - но вот назвать этот металл благородным язык не поворачивался.
        Приказывать можно было все, что угодно: и атаковать, и уносить ноги. Результат в обоих случаях был бы один - нас просто зажали бы в узком каньоне улицы и перебили за пару минут. Один погибший, трое раненых и лишь трое боеспособных - такой была в данный момент моя команда. Безусловно, мне приходилось проводить турнирные баталии при явном количественном перевесе противника и даже изредка в них побеждать Но только не на полигоне «Большой Каньон», где бои велись по жестким правилам открытой арены. А тем более не доводилось побеждать в боях, где арбитр нагло подсуживал команде соперников; я вообще не припоминал столь откровенной дискриминации на играх.
        Наверняка нападение фиаскеров было организовано Ахиллесом с одной целью: выгнать нас на безлюдный нулевой ярус и как следует измотать перед атакой основной команды. А потом уничтожить. Что ж, задумка удалась. Кроме последнего пункта, выполнение которого было лишь вопросом времени.
        Держа оружие наготове, «Всадники» окружали нас неторопливо, откровенно наслаждаясь моментом поражения своего извечного врага - капитана Гроулера. Главный триумфатор тоже присутствовал здесь. Ахиллес двигался впереди своего многочисленного воинства и посматривал на нашу потрепанную команду точь-в-точь таким же взглядом, каким семь лет назад - во времена, когда в мире реал-технофайтинга безраздельно властвовал «Молот Тора», - я сам глядел на «Всадников Апокалипсиса», хронических неудачников той славной поры. Сполна воздалось мне за прошлую гордыню. А также за прочие грехи, включая, разумеется, убийство учителя Ахиллеса - капитана Спайдермена. Возмездие наконец-то настигло Гроулера, решившего было, что он так и доживет до старости безнаказанным. Теперь, похоже, не доживет и до сегодняшнего вечера...
        На голове Блондина даже не было шлема. Но не потому, что Ахиллес исполнился чрезмерной самоуверенности, хотя именно так оно и выглядело. Самоуверенность наблюдалась в походке и жестах капитана «Всадников», но только не во взгляде - пристальном и настороженном. Глаза выдавали истинное состояние Ахиллеса и его тактическую уловку, весьма рискованную, надо заметить.
        Непокрытая голова врага провоцировала меня на выстрел и начало очередной бессмысленной бойни. Вряд ли, конечно, мне дали бы совершить этот соблазнительный выстрел - да еще какой соблазнительный! - но тем не менее по какой-то причине Блондин не желал выступать зачинщиком неминуемой схватки. Что это: сохранившееся в нем турнирное благородство или боязнь первому поднять руку на маршала? Опять попахивало политикой: маршалы-самозванцы учинили геноцид мирным фиаскерам, а когда хорошие парни, верноподданные новой власти, захотели остановить кровопролитие, безумцы с маршальскими гербами накинулись и на них. Поэтому бешеных псов пришлось пристрелить...
        Рано радуешься, молодой человек: тебе больше вовек не узреть мое бешенство. Достаточно Гроулер пролил на сегодня крови, да и несолидно старому турнирному волку поддаваться на столь явную провокацию.
        - Стоим, не дергаемся, - распорядился я вполголоса для Панды и остальных бойцов, уже вскинувших оружие и начавших разбирать цели. Я был уверен в своей поредевшей команде: ребята опытные, огонь без приказа не откроют. - Подохнуть мы всегда успеем. Попробуем начать не с пушек, а с дипломатии...
        «Всадники Апокалипсиса» обступили нас подковой, прижав к стене и лишив последней возможности организовать оборонительный порядок. Подступать чересчур близко они все же не рискнули. Держать нас на безопасной дистанции было гораздо практичнее.
        - Ты привел хилеров? - первым делом поинтересовался я у Ахиллеса, хотя и так было понятно, что он не выполнил мою просьбу. Что не расслышал - это вряд ли.
        - Хилеры будут, как только вы сдадите оружие, - высокомерно заявил Блондин. - Так что если хотите спасти жизни этих кретинов, советую не мешкать.
        Наверное, настоящий маршал на моем месте ни секунды не колебался бы после такого ультиматума и незамедлительно выполнил все его условия ради спасения жизней гражданских людей. Вот только маршал Гроулер до таких высоких моральных принципов еще не дорос. Самопожертвование ради тех, кто намеревался разорвать нас на куски? Я, конечно, сочувствовал пострадавшим фиаскерам, но даже в безвыходном положении не имел желания делать в их сторону столь широкие жесты. Не дети, знали, куда лезут.
        - Любопытные порядки у тебя в команде, - заметил я, обведя взглядом толпу «Всадников». - Никакой медицинской страховки! Не стал бы я подписывать контракт с капитаном, которому плевать на мое здоровье.
        - Так ты, маршал, отказываешься помочь этим пострадавшим гражданам? - прищурился Ахиллес, сделав презрительный акцент на слове «маршал».
        - Помощь членам твоей банды будет оказана, как только вы сдадитесь представителям закона, - ответил я. - В данный момент вы препятствуете мне исполнять долг. Это также будет предъявлено вам в вину.
        Кто-то из «Всадников» нервно переступил с ноги на ногу, кто-то, приопустивший было ствол оружия, снова поднял его. Парни осознавали, что играют сейчас в русскую рулетку: они гадали, кому из них не повезет пасть от нашего огня до того, как все мы будем уничтожены. Трое-четверо бойцов противника, без сомнений, были обречены.
        - Тогда позаботься о своем человеке, - предложил Ахиллес, кивнув на лежащего у его ног Билли Кида.
        - Да пошел ты!.. - нашел в себе силы выругаться Билли и плюнул кровавой слюной на ботинок своего бывшего капитана. - Не слушай этого труса, Гроулер! К черту его подачки! Он всегда тебя боялся, это все знают!
        Ахиллес брезгливо посмотрел на испортивший его сверкающие доспехи плевок, презрительно усмехнулся, побарабанил пальцами по прикладу ракетницы, после чего с напускным разочарованием произнес:
        - Ломайся не ломайся, но ты все равно подчинишься мне, маршал. Твою кучерявую сучку и ее пугливых кружков как раз сейчас выкуривают из той норы, где они прячутся. Кто бы мог подумать: ничтожества решили оказать сопротивление! Надеюсь, их-то жизни тебе ре безразличны?
        Было не похоже, что блондин блефовал. Отыскать Каролину и маршалов пособникам нового Законотворца было не труднее, чем нас, а захватить и того проще. Однако Кэрри и компания, кажется, не захотели просто взять и сдаться. Проклятье, мне только их геройства сейчас не хватало!
        - Ублюдок! - прорычал я, забыв о всякой маршальской вежливости. - Будто ты не знаешь, что эти люди - не бойцы! Надеюсь, у тебя хватило ума не открывать по ним огонь?
        - Ты плохо знаешь своих друзей, - ответил Ахиллес. - Кое-кто из них был отменным бойцом. Та же сучка Гарпия, да будет тебе известно, подстрелила Дикобраза.
        - Что с ней?
        - Пока неизвестно, - пожал плечами он. - Штурм еще не закончен. Но ты можешь остановить его прямо сейчас.
        «Провокация... Спокойно, это всего лишь провокация... - колотилась у меня в голове отчаянная мысль. - Ему надо, чтобы мы бросили оружие, вот и все. Или напали на них - тогда с нами было бы еще меньше проблем».
        Выхода имелось два, и оба проигрышные. Однако как бы капитуляция без боя не била по моей гордости, угодившую в беду Каролину следовало выручать. К несчастью, я не мог проверить, лжет или нет капитан «Всадников» насчет штурма и жертв.
        - Ублюдок! - повторил я, опуская баллисту. - Жаль, что твой учитель не научил тебя главному - достойной игре!
        Ахиллесу словно подзатыльник отвесили: он вздрогнул, щека у него задергалась, а глаза налились злобой. Ствол его ракетницы нацелился мне в лицо, и я обратил внимание, что оружие в руках Блондина подрагивает. Что случилось с капитаном врагов, догадаться было легко: своим упреком я угодил ему в больное место - Ахиллес считался лучшим учеником покойного Спайдермена, и сносить такие обвинения было для него тяжко. И уж тем более сносить их от меня. Теперь он мог сколько угодно демонстрировать самоуверенность - эта маскировка уже не скрывала переполнявшее его волнение.
        - Достойная игра?! - рассвирепел Ахиллес, едва сдерживаясь, чтобы не разрядить в меня ракетницу. - Ты - подонок, который прикончил Спайдермена, когда тот был беззащитен, и ты будешь рассказывать мне о достоинстве?!
        Любопытная идея появилась у меня в мозгу. Третий выход из создавшегося положения. Зыбкая такая, непродуманная идея - возможно, неудачная, - но за неимением прочих стоило попробовать ее реализовать. И делать это следовало быстро...
        Значит, говоришь, хотел поймать меня на провокацию, чемпион? Похоже, пришла пора брать на вооружение твою же тактику.
        - Тебе - о достоинстве? - переспросил я. - Нет, не буду: поздновато уже рассказывать взрослому человеку о таких вещах. Просто мне хотелось увидеть достойную игру от ученика достойного реалера. Спайдермен обучил тебя всему, а вот этому, кажется, не успел. Обидно. Не удивлюсь, если ты и кодекса уже не помнишь.
        - Кодекс я помню лучше тебя! - огрызнулся Ахиллес. - Моя команда, в отличие от твоей, никогда не покрывала себя позором!
        - Вот пусть и дальше будет так! - повысил я голос, после чего обвел рукой окруживших нас реалеров и обратился к ним: - Я знаю всех вас! Так же, как и вы - меня! Со многими имел честь сражаться на арене, об остальных слышал только хорошее. Можете обвинять меня в чем угодно, только не в том, что я оспаривал результаты турниров, и это известно каждому. Даже самые спорные результаты. Сегодня я впервые делаю это! В данный момент капитан Ахиллес нарушает кодекс, и я, как капитан команды соперников, требую свое право на контрольный бой! Немедленно!
        - Очнись, Гроулер! Ты не на арене! - захохотал Блондин, оглядываясь на товарищей в поисках поддержки. - Какой контрольный бой?! Бросайте оружие, неудачники, и спасайте свои жизни! Нет, вы слышали это: ему нужен контрольный бой!..
        Конечно, все это слышали, иначе бы я и рта не раскрывал.
        - Прав Билли-малыш: он и впрямь тебя боится! - процедила за моей спиной Голодная Панда. Она сказала это достаточно громко, и я был благодарен ей за поддержку.
        - Так, значит, ты отказываешься от контрольного боя, капитан? - нарочито размеренно произнес я, наблюдая за реакцией «Всадников Апокалипсиса». Они же, в свою очередь, поглядывали то на меня, то на Ахиллеса: пусть даже реалерские кодексы остались для них в прошлом, однако команде было любопытно, что ответит их капитан на брошенный вызов. Ответит после того, как другой капитан обвинил его в недостойной игре. Ситуация принимала интересный оборот, но Ахиллес сам загнал себя в такое положение. Не надо было ему тянуть с нашей расправой, пытаясь взять нас живыми...
        Контрольный бой - капитанский поединок с оружием на выбранном по жребию полигоне - не являлся на играх такой уж редкостью. Каждый турнир недовольные капитаны проигравших команд (обычно безнадежных аутсайдеров) вызывали победителей на «контролку», дабы реализовать последний шанс продвинуться по турнирной сетке. Я не лгал - Гроулер, как и многие другие капитаны старой закалки, считал ниже своего достоинства требовать у арбитра контрольный бой: портилось отношение и с соперниками по арене, и с самим арбитром, чье судейство в этом случае тоже оспаривалось. Мне бросали вызов на «контролку», и не раз, только результат от этого менялся крайне редко. Если мы без проблем побеждали аутсайдеров в обычном бою, в контрольном чудес, как правило, не случалось.
        Характер реал-технофайтера - странная штука. Похоже, дух арены так сильно пропитывал наши души, что выветрить его оттуда уже нельзя никакими способами. Даже теми ветрами, что бушевали на вершине мира, в шаге от которой находился сейчас Ахиллес.
        Капитан «Всадников» не хуже меня видел, как его замешательство воздействует на бойцов его команды. Ахиллеса уже дважды обозвали трусом, а он сносил это, скрипя зубами. Случись подобное на арене, перед миллионами болельщиков, и репутация чемпиона последних лет здорово бы пошатнулась. Она и сейчас начинала шататься, пусть свидетелей его унижения здесь присутствовало лишь несколько десятков. Зато все до единого являлись собратьями по оружию, а это было куда неприятнее.
        - Что ты мне ответишь, капитан? - У меня на лице появилась откровенно издевательская улыбка, обязанная стать последней каплей для переполнения чаши терпения врага.
        - Тебе так не терпится сдохнуть?..
        Отлично! Именно этого я и добивался. Подобный взгляд Ахиллеса я видел уже не раз и вот теперь наблюдал его вновь - прозрачно-холодный взгляд бойца, в котором уже отсутствовали примеси неуверенности и высокомерия. Чистая, искренняя ненависть. Точно так же смотрел на меня перед своим последним поединком Спайдермен.
        Блондин вспомнил то, о чем я так старательно ему напоминал, и я снова проникся к нему уважением. Сугубо профессиональным, разумеется. Что ж, без сомнения, это был отличный противник для последнего боя капитана Гроулера.
        - Получи свой контрольный бой! - бросил мне в лицо Ахиллес. Реалеры наших команд все как один одобрительно закивали: хороший ответ, правильный, а то мы, дескать, уже в тебе сомневаться начали. - Что?! Нет, не спятил! Да плевать я хотел на ваши приказы! Чёрта с два откажусь! Мало ли что вы об этом думаете! Гроулер напросился, и он свое получит!..
        Последние слова, как следовало догадываться, предназначались арбитру Хатори, наблюдавшему за всеми перипетиями через ключи «Всадников» и теперь не на шутку встревоженному таким развитием событий. Яснее ясного, что выбор Ахиллеса нарушил его планы, поэтому Санада и призывал его одуматься. Я не слышал, кто именно говорил Законотворец своей «правой руке», но, судя по тому, как перекосило лицо Блондина, арбитр вздумал ему угрожать. Однако я давно усвоил, что субординация в этой банде - весьма условная. Ахиллес упорно претендовал на равноправное партнерство, так что Хатори не приходилось ждать от командира своей гвардии беспрекословного подчинения. Тем паче сейчас, когда капитан «Всадников» уже перешагнул рубеж, возвращаться за который значило опуститься в глазах подчиненных.
        Было даже в какой-то степени забавно, что слово арбитра в этой игре ничего не стоит. Чертовски хотелось взглянуть на его позеленевшее от гнева лицо, но в данный момент это зрелище мог наблюдать лишь дядя Наум. Хотя бедному Кауфману было сейчас явно не до этого - он наверняка переживал насчет дочери, за которой я так и не сумел уследить.
        - Выбирай арену! - следуя турнирным правилам, потребовал Ахиллес.
        - Сначала полностью останови бой! - выдвинул я встречное условие, также необходимое для проведения «контролки».
        - Бой давно закончен, - сознался капитан «Всадников». - Неужели ты и впрямь поверил, что мы долго канителились с этими жалкими вояками? Не волнуйся с твоей сучкой все в порядке. За остальных не ручаюсь.
        - Тогда можем приступить прямо здесь, - ответил я. - Мне все равно, где это случится.
        - Понравилось воевать в дерьме? - скривился Ахиллес. - Предлагаю более хороший полигон: верхние ярусы Пирамиды, с восьмого по десятый. Я вхожу через восточные ворота, ты - через западные. А потом я покажу тебе, что такое настоящий благородный бой, который ты жаждешь увидеть! Если ты, конечно, еще не забыл, как сражаться по благородным правилам.
        - Первые достойные слова, которые от тебя слышу, - заявил я, нисколько не покривив душой. - Что ж, пусть будет Пирамида. Лучшей арены для боя с маршалом ты найти не мог.
        
        У каждого реал-технофайтера есть как любимые полигоны, так и те, сражаться на которых он ненавидит. Узкие запутанные коридоры восьмого яруса Пирамиды, заканчивающиеся либо тупиками, либо тесными залами, либо межъярусными переходами, до боли напоминали особо ненавистный мне полигон под названием Термитник. Полчаса суматошной беготни по Термитнику, где вся тактика боя сводилась к игре в пятнашки, надоедали мне больше, чем день, проведенный на открытых аренах, которые я тоже не очень-то жаловал.
        Капитанские поединки в Термитнике я никогда не проводил, но по опыту товарищей знал, что занятие это малоприятное: охотиться друг за другом в лабиринтах, да еще без вмешательства в ход игры турнир-корректоров, можно было до бесконечности. Однако в Пирамиде процесс этот оказался на диво захватывающим. Правда, виной тому была не архитектура полигона, а сама атмосфера происходившего на нем поединка. Пообещав биться честно, других обещаний мы с Ахиллесом никому, в том числе и друг другу, не давали, поэтому вольны были поступать с проигравшим соперником, как нам заблагорассудится. Как поступит со мной Ахиллес в случае своей победы, я догадывался: у Блондина давно чесались руки поквитаться за учителя. Я тоже не собирался даровать Ахиллесу пощаду, на что также имелись веские причины...
        Нельзя сказать, что нас вели к Пирамиде под конвоем, хотя сделай я какое-нибудь резкое движение или направься не в ту сторону, вряд ли это осталось бы безнаказанным. При взгляде со стороны наши команды двигались по центру так, словно были единым дружным коллективом, в котором напрочь отсутствовали разногласия. Уверен, что никто из встреченных нами горожан в этом не усомнился.
        Каролина и маршалы также были с нами, следуя в окружении «Всадников» позади процессии. С Кэрри все было нормально, несмотря на то, что ее непрофессиональный и плохо вооруженный отряд угодил в серьезную передрягу. Мой «резерв» отбивался отчаянно и умудрился выстоять против лучшей команды реалеров четверть часа - просто уму непостижимо! До того как Черную Гарпию поймали и разоружили, она действительно пополнила свой боевой счет, уложив Дикобраза - надо заметить, не самого последнего бойца «Всадников». Точнее, не уложив, а обратив в каменную статую из своего кальтенвальтера. Еще одного «Всадника» уничтожили маршалы, ошарашив того залпом из стифферов, а затем уронив ему на голову какую-то тяжелую конструкцию.
        На этом список побед моих не столь воинственных соратников заканчивался. К сожалению, помимо него существовал и список потерь, без которых также не обошлось.
        Я не стал расспрашивать у Каролины во всех подробностях, как погиб маршал Петренко, - не до этого было. Кэрри рассказала лишь, что Семен пытался вытащить из-под огня раненого товарища, когда выстрел из файермэйкера накрыл их обоих. Не будь мои мысли поглощены предстоящим поединком, я бы, разумеется, скорбел о гибели этого человека вместе с остальными маршалами, а сейчас пришлось лишь со злостью констатировать: проклятые амбиции Санада унесли еще одну жизнь. При всех ошибках, совершенных Семеном Петренко в последние месяцы жизни, умер он с честью, и это, несомненно, полностью искупало его вину перед маршалами и законом. А вот мне еще только предстояло отвечать за проступки, которые я уже успел совершить за свой короткий срок пребывания на посту маршала.
        Можно догадаться, о чем первым делом подумала Каролина, когда увидела, что у меня не отобрали оружие. Я не стал ничего ей объяснять, молча отошел в сторону - мне хотелось побыть в одиночестве; известие о смерти Семена поколебало мой боевой настрой, поэтому за время оставшегося пути требовалось снова сосредоточиться на предстоящем поединке. И пусть Голодная Панда сразу же растолковала Кэрри, в чем дело, я успел уловить тень презрения, мелькнувшую в глазах Черной Гарпии. И пусть это было лишь презрение на основе ошибочного вывода, что я переметнулся во вражеский лагерь, все равно Каролина имела полное право меня презирать. За все остальное: за то, что так и не вызволил ее отца, за хронические неудачи, излишнюю самоуверенность и многое другое, что в конце концов и привело нас к поражению. В реал-технофайтинге ответственность за проигрыш команды возлагалась на капитана. И если уж я вспомнил сегодня о турнирных традициях, отступать от этой тоже было недозволительно.
        По дороге в Пирамиду Каролина порывалась несколько раз поговорить со мной, но я постоянно уходил от разговора, обещая обсудить все позже. Слишком долгий путь предстоял мне к арене, и любой отвлеченный разговор мог поколебать мое душевное равновесие. Каролина была понятливая девушка и вскоре об этом догадалась. Как наверняка догадалась и о том, что наш разговор может и вовсе не состояться. Впрочем, разве нам с Кэрри было привыкать к несостоявшимся разговорам и прочим недомолвкам, частенько возникавшим между нами?
        Лишь у западных ворот, через которые, по условиям контрольного боя, я обязан был выйти на арену, девушка дотронулась до моего плеча и, отведя взгляд, негромко произнесла:
        - Удачи, Гроу. Я буду ждать тебя.
        В ответ я лишь молча кивнул.
        - Выдери этому павлину хвост, капитан! - Напутствие Голодной Панды было более конкретным. - Я воткну его перья себе в шлем, чтобы все видели.
        - Это будет круче Золотого Венка, - заметил Висельник, задирая голову к сверкающей на солнце рубиновой верхушке Пирамиды. - Крутая арена... Я и сам не прочь по ней побегать. Могу пойти вместо тебя, если хочешь.
        Естественно, такой просьбы он от меня не дождался.
        Даже Билли Кид попросил помочь ему приподняться, дабы он смог пожать мне руку.
        - Что здесь происходит? - поинтересовался Даниэль Фишер от лица недоумевающих маршалов, которым так никто и не удосужился объяснить, почему я вооружен и мы до сих пор топчемся у ворот Пирамиды. - Маршал Гроулер, что все это значит? Мы арестованы?
        Что я должен был им ответить? Что устроил все это ради спасения их жизней, которые, оказывается, на тот момент уже были в безопасности, и сейчас доигрываю спектакль, поскольку просто не вправе выйти из него? Да, фактически мы считались арестованными, хотя нам пока и не заламывали руки. Что ожидало нас после контрольного боя? Сейчас я не забивал голову подобными мыслями - до окончания «контролки» еще следовало дожить. Объяснять все это Фишеру было долго и неинтересно, к тому же один из «Всадников» уже подал мне знак, что его капитан добрался до восточных ворот.
        Висельник не ошибся: было и впрямь чертовски круто. Правда, ощущение это пришло не сразу - потребовалось какое-то время, чтобы прочувствовать атмосферу непривычного полигона и отыскать друг друга в хитросплетениях его коридоров. Пока мы поднимались с нулевого яруса, Ахиллес приказал охранявшим Хатори бойцам очистить три верхних уровня Пирамиды, поэтому сейчас восьмой, девятый и десятый ее этажи целиком и полностью принадлежали нам.
        Едва я вошел внутрь, как тут же во весь дух помчался по коридорам в восточном направлении, тараном сметая все на своем пути. Мне не терпелось войти в огневой контакт с противником и побыстрее завершить дело. Сегодня никто не заставлял меня устраивать долгое зубодробительное шоу с акробатикой и пиротехническими эффектами, а болельщики со всего света не следили за нами в режиме полного погружения. Чистый, не обремененный никакими сценическими условностями бой. Момент истины, не иначе...
        По логике, Ахиллес должен был поступить аналогично - затягивание боя также не входило в его интересы, - поэтому я резонно рассчитывал, что столкнусь с ним на полдороге, где-то в центре восьмого яруса. Однако когда я, раскидывая мебель и разнося вдребезги кварцевые перегородки, вломился в центральный холл, Ахиллеса там не было. Значит, Блондин решил отказаться от лобовой атаки и с ходу перейти к тактической игре - косвенный довод в пользу того, что он не уверен в собственных силах. Но нельзя было допустить, чтобы неуверенность Ахиллеса меня расслабила: тягаться в тактике с чемпионом последних лет было нелегко. А тем более с чемпионом, имевшим возможность хорошо изучить верхние ярусы Пирамиды. Мне же оставалось полагаться только на устную информацию об их планировке, полученную от служившего здесь покойного маршала Петренко.
        Центральный холл я покинул совсем иначе: осторожно, держа уши на макушке и глаза на затылке. Чересчур узких коридоров старался вовсе избегать - увернуться в них от ракеты было тяжело. Ситуацию усложняло и то, что пригодные для свободного маневрирования помещения здесь попадались редко. Все, к чему стремились архитекторы Пирамиды, - это показать ее монументальным строгим видом незыблемость законов Великого Альянса. Архитекторам и не снилось, что однажды в этом здании реал-технофайтеры устроят свои разрушительные игры, для которых было необходимо гораздо больше простора.
        Внезапно пикр служебной связи на моем шлеме ожил и в командном окне появилось лицо арбитра Хатори. Приветствий он от меня, разумеется, не дождался.
        - Что, капитан, гордость взыграла? - полюбопытствовал Санада, гневно сверкая очами. - Раззадорил мальчишку на драку и радуешься?
        Следовало догадываться, что разговор велся втайне от Ахиллеса. Лично я бы никогда не рискнул назвать его в глаза мальчишкой
        - Не вмешивайтесь, арбитр, - недружелюбно произнес я, осматривая коридор. - Вас не приглашали в эту игру.
        - Я могу прямо сейчас заблокировать твой «форсбоди», - пригрозил Хатори. - И игра для тебя закончится.
        - Мальчишка вам этого точно не простит, - ответил я. - Он у вас и так далеко не паинька. Думаю, вам не захочется скандалить с ним из-за какой-то пустяковой «контролки». У вас и без того проблем выше купола, к тому же вы только что убили двух маршалов, поэтому займитесь лучше своим алиби, а не нашими разборками.
        - Проклятый Гроулер! - вскипел арбитр. Его хваленая азиатская невозмутимость, похоже, осталась в далеком прошлом. - Проклятые реалеры! Только и ищут повод для драки! Ни на кого нельзя положиться!..
        Сетования разгневанного арбитра остались мной недослушаны, поскольку «мальчишка» наконец-то дал о себе знать. Несмотря на всю мою осторожность, Ахиллес все-таки ухитрился застать меня врасплох, зайдя с тыла. Как я ни старался игнорировать докучливого Хатори, ему все же удалось отвлечь мое внимание.
        Ахиллеса я не увидел, зато прекрасно расслышал выстрел его ракетницы и зловещий свист несущегося ко мне реактивного снаряда. Заполучить такой в спину означало проиграть самым обидным образом. Не мешкая, я грохнулся на пол и пропустил ракету, ушедшую дальше по коридору и разорвавшуюся в тупике на безопасном расстоянии.
        На перезарядку ракетницы уходит некоторое время, однако пользоваться паузой и открывать по врагу ответный огонь я не стал. Выстрелив, Ахиллес сразу же спрятался за углом - он не намеревался изображать мишень, поскольку помнил, как я умею обращаться с баллистой. Вмятина на его доспехах, оставшаяся после предыдущего нашего столкновения, должна была напоминать ему об этом. Я воспользовался моментом более рационально. Едва прошедшая над головой ракета обожгла мне забрало раскаленным реактивным выхлопом, как я подскочил с пола и метнулся к ближайшему повороту коридора, до которого было довольно далеко. Пришлось задействовать «лонгджамп», иначе бы не успел - когда до поворота оставалась всего пара прыжков, вторая ракета уже оглашала коридор зловещим свистом.
        Инициатива была безнадежно упущена. Ахиллес гнался за мной по пятам со взведенной ракетницей, только и ожидая, когда я высунусь из-за угла для контратаки. Зарядов Блондин не жалел - похоже, он набил ими все свободные кобуры и отсеки «форсбоди». Мне только и оставалось, что добегать до спасительных развилок и поворотов. Щитки у меня на спине нагрелись от разрывов, от которых я пока каким-то чудом увертывался. Несколько моих ответных неприцельных выстрелов были потрачены впустую. Наблюдай сейчас за нами болельщики «Всадников Апокалипсиса», их восторгу не было бы предела: их кумир гонял по арене маститого ветерана словно кошка мышку.
        Мое спасение лежало на верхнем ярусе, где можно было постараться перехватить инициативу и начать поединок с нуля. Однако до межъярусного перехода еще требовалось добежать, к тому же у меня возникло стойкое подозрение, что знающий план этого яруса Блондин умело отсекает меня от выходов. Я понятия не имел, что ждёт меня наверху: такие же коридоры или условия покомфортнее. Но здесь мне уже точно ничего не светило.
        Хатори откровенно наслаждался ходом боя. Когда утихали разрывы, до меня доносился злорадный смех арбитра, впервые выступавшего в качестве болельщика, а потому вольного открыто проявлять эмоции и симпатии. Впрочем, я сомневался, что Санада подыгрывает Ахиллесу, выдавая тому мое месторасположение, - подобные махинации непременно отразились бы на пикрах «Всадников», капитан которых делал сейчас все возможное, дабы убедить команду, что все предъявленные ему обвинения лживы. Помощь Законотворца в контрольном бою как раз доказывала бы обратное. Но Ахиллес и без чьей-либо помощи демонстрировал свое мастерство, не давая мне даже минутной передышки.
        На верхний ярус я все-таки попал, но по чистой случайности: ракета снесла колонну, а вместе с ней рухнула и часть потолочного перекрытия. Открывшийся проем оказался вполне достаточным, чтобы я, используя форсаж гиперстрайка, в один прыжок осуществил свое желание и сменил арену. Естественно, Блондин не последовал за мной в пролом, хотя я на всякий случай приготовился устроить ему теплую встречу. Хитрец явно имел про запас обходные пути. Определить, откуда именно появится Ахиллес, я мог лишь приблизительно.
        На девятом ярусе уже было где развернуться: здесь имелись просторные холлы, в которых длинными рядами стояли блоки накопителей. Региональная информационная база маршалов, догадался я. Передо мной предстала лишь малая толика Всемирного Наследия, но создавалась эта база не одно и не два столетия. Однако на ее уничтожение у нас могло уйти от силы минут пять. Было бы верхом кощунства учинять здесь бой, но его условия, к сожалению, были давно оговорены и пересмотру не подлежали.
        - Проваливайте оттуда, Гроулер! - словно прочитав мои мысли, распорядился Санада. - Это не арена для игр, найдите другую! Мы и так за время кризиса потеряли почти половину Наследия. Не хватало из-за ваших мальчишеских раздоров лишиться остального! Если ты и впрямь считаешь себя маршалом, ты должен с уважением относиться к таким вещам!
        Руки чесались разнести назло Хатори парочку накопителей, но в данный момент арбитр был абсолютно прав: кто бы ни пришел к власти в Жестоком Новом Мире, Всемирное Наследие не должно от этого страдать. Потомкам и без того было за что на нас обижаться; не хватало еще, чтобы мы навсегда утратили память о прошлом!
        - Передайте Ахиллесу, чтобы искал меня наверху, - ответил я арбитру. - Вы правы: здесь не место для сведения счетов.
        - Что ж, обязательно зачту тебе это благородство, если Ахиллес сжалится и оставит тебя в живых, - пообещал довольный Санада. - Будешь жить в Антарктиде в отдельном коттедже.
        - Благодарю, вы очень добры, - отозвался я, отправляясь на поиск выхода. - Только на вашем месте я придержал бы этот коттедж для себя. Я лучше сдохну, чем окажусь там.
        - Сдохнуть - это твое почетное право, которого тебя никто не лишает, - расхохотался арбитр. - Только постарайся не затягивать - у меня каждая минута на счету.
        - Размечтались! - огрызнулся я. - Только начали, и уже - закругляйтесь! Не надейтесь: буду веселиться на всю катушку, пока дышать не перестану!..
        
        Что располагалось ярусом выше, я знал абсолютно точно - считать до десяти еще не разучился. Покойный Семен Петренко рассказывал мне о зале Закона - «наконечнике» Пирамиды, - чьи стены из красного кварца в солнечный день пылали ярким рубиновым огнем. Учинять там погром было не меньшим святотатством, но так как маршалом я был отнюдь не образцовым, то и не ощущал трепета перед хранившимися в зале святынями. Прежде всего храм маршалов представлял собой просторное помещение, пригодное для маневров, а именно от недостатка маневренности я сейчас и страдал.
        К сожалению, мне нечем было пробить дыру в потолке, дабы поскорее убраться из зала накопителей, поэтому на поиск межъярусного перехода пришлось затратить несколько драгоценных минут. Заминка вышла очень некстати, поскольку изначально я рассчитывал прибыть в зал Закона раньше Ахиллеса. А когда мне удалось-таки отыскать туда дорогу, ощущение того, что Блондин снова оказался на шаг впереди, переросло в уверенность.
        Поэтому я и ворвался на десятый ярус Пирамиды столь бесцеремонно - слишком велики были шансы напороться на ракету противника прямо на входе. Искусные деревянные ворота зала Закона (Кауфману такая экзотика точно бы понравилась), одним своим видом обязанные вгонять «прихожан» маршальского храма в благоговение, я вынес бронированным плечом еще легче, чем дверь особняка дяди Наума. После чего с разгона влетел внутрь, стараясь на ходу определить, откуда ждать атаки.
        Долго гадать не пришлось. Не успел я сделать и пяти шагов, как справа полыхнула вспышка и ударил грохот ракетницы, осточертевший мне за прошедшие четверть часа. Даже не задумываясь, я по обыкновению нырнул на пол и, сдирая доспехами деревянный паркет, покатился по залу. Находясь в движении, я успел отследить, где начинается дымовой ракетный след и, не останавливаясь, сделал в ту сторону несколько выстрелов...
        Вот это уже совершенно другой бой! В зале Закона было где разойтись двум широкоплечим парням с мощным оружием. Теснота Термитника уступила место настоящему безудержному веселью открытых арен. Говоря словами Наума Исааковича, сказанными им после прыжка на «Неуловимом», я помолодел сейчас лет на двадцать. Хороший противник, хороший полигон - что еще требуется старому реалеру для достойного завершения карьеры?
        Наконец-то я заставил Блондина прекратить гонять меня своей крутой пушкой. Стальные шары «метеора» шутя разнесли стеллаж с маршальскими реликвиями, за которым засел капитан «Всадников», а один из шаров вскользь угодил ему в плечо. Далеко не фатальное попадание, но настроение у меня чуть-чуть приподнялось - не все коту масленица, пора мне начинать отыгрываться. Впрочем, сбитый с ног Ахиллес довольно быстро оправился от шока и вернулся в игру раньше, чем я подскочил с пола.
        Резво прыгать и метко стрелять - все, что требовалось мне сейчас для победы. Как и Ахиллесу. В отличие от легко задеваемой гордости врага, обнаружить ахиллесову пяту в его защите оказалось практически нереально. Однако сделать это было необходимо любой ценой, поскольку иных методов для расправы с непобедимым попросту не существовало.
        Я уже не сомневался, что наш спор разрешится именно в зале Закона. Менять выгодные для меня условия на другие я не собирался - лучшего места в Пирамиде мне было попросту не отыскать. Ахиллес со своей долго заряжающейся ракетницей чувствовал себя здесь не слишком комфортно, но убегать от меня обратно на восьмой ярус Блондин не посмел бы. Он был слишком горд, чтобы поворачиваться спиной к убийце своего учителя.
        Хотелось, конечно, чтобы этот бой сохранился в летописи реал-технофайтинга. Не потому, что он был красив и проходил в экзотическом месте, - просто я полагал, что принимаю участие в последнем сражении в истории этого вида спорта вообще. Так что продемонстрировать достойную игру было необходимо еще и по этой причине.
        Дьявольский шквал бушевал в зале Закона. Огненный ураган разрывов расшвыривал по воздуху обломки убранства и кварцевые осколки стен. Я тоже вносил лепту в этот хаос, пусть не такую существенную, зато гибель бесценного экземпляра конституции следовало записать на мой счет. Укрывшись за постаментом с конституцией, Ахиллес, видимо, решил, что у маршала дрогнет рука стрелять в него через такую преграду. Не спорю, наверняка у маршала из Привычного Старого Мира и дрогнула бы, но у того, кто прошел науку варварского практицизма и научился давать вещам реальную цену, руки от подобного уже не дрожали.
        Подумаешь, реликвия! Одной больше, одной меньше - таковых по всему миру отыщутся еще сотни. Если бы мне предложили из всего книжного наследия человечества выбрать самое ценное, я без колебаний остановил бы выбор на сундучке дяди Наума, содержимое коего при умелом использовании помогало пережить даже Конец Света. Великая созидательная сила скрывалась в мелких строках, написанных торопливым почерком. Если Ахиллес хотел гарантированно избежать снарядов моего «метеора», ему надо было реквизировать у Кауфмана одну из его книг и прикрепить ее к своим доспехам.
        Град стальных шаров раздробил постамент и оставил от конституции лишь летающие по воздуху обрывки, уже через минуту сгоревшие в пламени очередного ракетного взрыва. Ахиллес вовремя догадался, что нашел не слишком удачное укрытие, и успел ретироваться за полсекунды до того, как беспринципный капитан Гроулер надругался над многовековой святыней.
        После того как наш бой переместился на верхушку штаб-квартиры, его уже могли наблюдать не только толпившиеся у выходов члены наших команд, но и прочие горожане, кто находился в данный момент поблизости от Пирамиды. Только последним приходилось гадать, что же такое творится в зале Закона, поскольку доносившийся оттуда грохот и разлетающиеся во все стороны осколки рубиновых стен вряд ли проясняли картину. Тем не менее нашим собратьям этих примет было вполне достаточно, чтобы получить представление о ходе боя: противники еще не израсходовали боезапас, а значит, с учетом опыта обоих пока рано говорить о чьем-либо преимуществе. Вот когда у одного из капитанов иссякнут снаряды, тогда и можно будет ставить на победителя. Вопрос лишь в том, кто из нас окажется менее расточительным...
        Когда нам с Ахиллесом приходилось одновременно перезаряжать оружие, на поле боя случались мгновения тишины. Мы затаивались за ближайшими укрытиями и, не выпуская друг друга из виду, спешно меняли обоймы, после чего возвращались к прерванному занятию. В одну из таких передышек Блондин даже снизошел до разговора.
        - И это все, на что ты сегодня способен, Гроулер? - включив громкую связь, полюбопытствовал он. - Я в тебе разочарован! Ты ведь уже старик, а все куда-то лезешь и что-то кому-то пытаешься доказать!
        - Просто я слишком добрый дедушка! - выкрикнул я. Мне приходилось надрывать голос, поскольку Хатори лишил меня всех видов связи, кроме командного окна на пикре. - Но на взбучку ты все равно напросишься!
        Давала о себе знать сугубо профессиональная привычка. Работая на публику, мы всегда подначивали друг друга на арене подобными перебранками. Болельщики от них просто заходились в экстазе. Даже сейчас я не сумел удержаться от этой старой капитанской игры: за кем останется последнее слово.
        - Размечтался, - злобно хохотнул Ахиллес. - Это не ты, а я чересчур добрый - дал тебе напоследок растрясти косточки! Растряс? Хватит! Теперь готовь гроб, дедуля!..
        Оглушительно хлесткий, как раскат близкой грозы, треск разнесся по залу Закона. Звук напоминал выстрел снайперской винтовки, и я инстинктивно огляделся, недоумевая, откуда на арене мог взяться третий игрок. Однако никаких нарушений правил «контролки» не произошло - наши собратья просто не допустили бы этого.
        Треск повторился. Теперь он продолжался гораздо дольше, и к нему добавился звон расколотого кварца. Несколько осколков упало с высоты неподалеку от меня. Забыв, что он находится в режиме громкой связи, Ахиллес грязно выругался, чего сроду не позволял себе на играх. Глядя вверх, мы на миг даже забыли друг о друге, так что заметь сейчас Блондин мою торчащую из-за укрытия голову, он имел бы возможность легко выбиться в победители. Но его, так же как и меня, встревожили звуки, доносившиеся из-под свода зала.
        Однако, что бы там ни трещало над головой, долго рассиживаться на одном месте было для меня опасно. Как только осколки кварца отзвенели по полу, я вскочил на ноги и, стреляя на опережение, осыпал укрытие противника градом стальных шаров. Расходовать боеприпасы в таком темпе было нерационально, но я рассчитывал, что плотный огонь удержит Ахиллеса на месте, благодаря чему я подберусь к нему на расстояние точного выстрела.
        Посмотрим, мерзавец, как тебе понравится такая растряска моих старческих костей!.. А это что еще за дьявольщина?..
        Я даже присел от неожиданности, хотя чем-чем, а грохотом меня сегодня испугать было уже трудно. Я знал, что Блондин не стрелял из ракетницы, поскольку отчетливо видел его падающую из укрытия тень. Тень металась из стороны в сторону - Ахиллес судорожно пытался провести контратаку и припугнуть меня хотя бы неприцельным выстрелом. Но выстрела-то как раз пока и не было. Тогда откуда грохот?
        Оттуда, откуда и треск - сверху...
        Как я уже упоминал, в жизни меня не единожды били по голове, в том числе и сегодня. Вот и опять, когда перед глазами все дрогнуло и поплыло, ощущение было вполне знакомым и привычным. Разве что моя многострадальная голова никакого удара перед этим не испытала.
        Верхушка Пирамиды, сама являвшаяся полноценной пирамидой размером со свой древнеегипетский прообраз, наконец-то не выдержала и рухнула, накрыв собой обоих бессовестных вандалов. Раздолбанный «метеором» и ракетницей, стенной каркас ослаб и уже не мог удерживать многотонные кварцевые панели. Мы же с Ахиллесом просто-напросто пощекотали пятки этому железному атланту, веками подпиравшему своды зала Закона. У титана, как оказалось, не хватило терпения выдержать такую усердную щекотку.
        Сооружение провалилось внутрь сверкающим рубиновым водопадом, превратившись в груду битого кварца, часть которого тут же ссыпалась с десятого яруса и потекла по пологим стенам звонкими искристыми потоками. За несколько секунд знаменитая маршальская Пирамида изменила форму и обратилась в усеченную. На верхней плоскости новой Пирамиды образовалась грандиозная свалка - осколки кварца вперемешку с обломками металлоконструкций. Это и портило правильные геометрические очертания преобразившегося строения.
        Мне несказанно повезло, что на момент обрушения я маячил не в центре зала, а с краю - там, куда с малой высоты упали лишь остатки кварцево-металлического обвала. Основная же его масса рухнула в середине яруса, местами проломив пол и выпустив потоки кварца на ярус накопителей.
        Сама верхушка «пирамиды на Пирамиде» грохнулась с высоты добрых ста метров, разметав во все стороны разнокалиберную рубиновую картечь и обломки каркаса. Окажись я аккурат под лавиной, вряд ли «форсбоди» обезопасил бы мои старческие кости от этой небесной кары.
        О противнике можно было в этот момент не переживать - с таким же успехом можно было бы попытаться попасть в мишень, стоя под Ниагарским водопадом. Я застыл на месте, совершенно растерявшись. Рушившийся вокруг мир вызвал во мне взрыв животной паники, однако взрыв этот прогремел внутри прочного бункера моей турнирной выдержки и наружу не вырвался. Паника гнала меня прочь отсюда, в то время как интуиция советовала прямо противоположное - замереть и не дергаться Какому из этих двух чувств доверять, лично я не сомневался ни секунды
        Я и впрямь будто очутился под Ниагарским водопадом, причем весной, когда Ниагара только-только вскрылась ото льда. Мелкие осколки окатили меня сверху и брызгами застучали по доспехам, а нерасколовшиеся, подобные льдинам, панели несколько раз ощутимо ударили по шлему. Крупный фрагмент каркаса, что напоминал угодившее в водопад поваленное дерево, загремел в пяти шагах от меня. Даже стоя у края лавины, я трепетал от ее мощи, которая в центре зала была и вовсе губительной,
        Именно оттуда - из звенящего на все лады ада - выстрелил тяжелый стальной обломок. Он шибанул меня по ногам, да так, что я крутанул в воздухе неуклюжее сальто и всем своим бронированным телом грохнулся в кварцевое крошево, а потом со скрежетом покатился по скользкому кварцу назад, к краю десятого яруса. Мне предстоял и вовсе немыслимый трюк: скоростной спуск по стене Пирамиды туда, откуда мы не так давно пришли, - на нулевой ярус. Однако вскоре шлем уперся во что-то твердое, и мое скольжение прекратилось. Бесспорно, отличный вышел бы тест на прочность «форсбоди», только я все-таки предпочел бы, чтобы в роли тестера выступал кто-нибудь другой. Да и не до тестов сейчас было.
        Я был шокирован ударом и потерял ориентацию в пространстве, поэтому мне потребовалось целых полминуты, чтобы сообразить, что со мной произошло. Пока я крутил сальто, кувыркался по полу и приходил в себя после этой акробатики, обвал прекратился. Я лежал, с головой засыпанный осколками, подобно кукле, забытой на улице в снегопад. Ушибленная обломком нога полностью онемела. Прямо-таки везение, что баллиста осталась зажатой в руке, иначе я бы долго искал ее в кварцевом крошеве, слой которого достигал полуметра.
        Что-то попискивало на контрольном пульте. Окончательно очнувшись и стряхнув с себя мусор, я тут же проверил, в чем дело. Можно было не проверять, поскольку едва я вскочил с пола («Ахиллес! Мертвый или живой, но этот ублюдок до сих пор где-то рядом!»), так сразу чуть не загремел обратно. Левая нога, на которую пришлась вся тяжесть удара, отказывалась мне подчиняться. Вернее, сама-то нога подчинялась, а вот интерактивные доспехи на ней пришли в негодность и превратились в тяжелый бесполезный балласт - натуральную гирю, какие волочили за собой каторжники древности.
        Дьявол побери эти доспехи! Прыгать на одной ноге при включенном гиперстрайке - сущая пытка, без него - полный паралич. А если Ахиллес в состоянии продолжать бой - моментальная смерть. Ладно, делать все равно нечего, посмотрим, насколько тяжела будет пытка. Авось она и не такая мучительная, как кажется.
        Пытка оказалась недолгой. Добряк Ахиллес смилостивился и отменил ее, не позволив калеке смешить публику неуклюжими прыжками. Кажется, сам мерзавец пережил хаос без ущерба. Мне теперь приходилось лишь мечтать о резвости, с которой Блондин выпрыгнул из-за груды мусора и разрядил в меня ракетницу. Противник явно наблюдал за мной с момента, как я еще барахтался на полу, поскольку прекрасно знал, куда надо стрелять, чтобы полностью меня обездвижить.
        Я отреагировал на внезапную атаку врага с нервозностью, недостойной ветерана. Мой палец на спусковом крючке дрогнул, и я опустошил за один залп весь магазин. В горячке совершенно вылетело из головы, что это был мой последний боезапас, который теперь следовало расходовать чуть ли не поштучно. Даже не став проверять, попал или нет, я весь сосредоточился на летящей ко мне ракете, намереваясь отпрыгнуть от нее подальше.
        Двуногий реалер на моем месте успел бы при желании уклониться от ракеты за полсекунды до попадания. Мне, одноногому, именно этого времени и не хватило. Моя неповрежденная нога уже толкала тело в прыжке, когда неотвратимая, как божий гнев, ракета шибанула прямо в нее. Отменный прием - полностью обезножить соперника, а после учинить над ним такую расправу, какую только пожелает давно жаждущая возмездия душа.
        Что происходило в следующую минуту, я помню довольно расплывчато. Я лежал на боку, голова гудела, словно рядом со мной работал инфразвуковой излучатель, а глаза застилал багровый туман. Ног я теперь не ощущал вовсе. Странное чувство: вроде бы все при мне, все цело, однако тело словно объявило забастовку. Руки, правда, еще шевелились, но польза от них при разряженной баллисте была нулевая. Даже элементарно на кулаках не подраться, не говоря об остальном.
        Когда в глазах слегка прояснилось, я увидел Ахиллеса, осторожно подкрадывающегося ко мне с ракетницей наперевес. Не отдавая себе отчета, я инстинктивно прицелился в него из «метеора» и нажал на спуск. Чуда не случилось - баллиста была пуста. Блондин этого, правда, не знал и потому метнулся вбок, однако выстрелить не успел - вовремя заметил, как я в сердцах отшвыриваю разряженный магазин и судорожно стучу по кобуре, стараясь извлечь запасной. А его-то у меня как раз и не было. В противном случае магазин вообще не пришлось бы искать - кобура сама выплюнула бы боеприпасы мне в ладонь.
        Понаблюдав за этой сценой, капитан «Всадников» сразу же утратил страх, расхохотался в голос, расправил плечи и двинулся ко мне в полный рост, ничуть не опасаясь обездвиженного и обезоруженного врага.
        - Моли о пощаде, Гроулер! - продолжая победно смеяться, потребовал Ахиллес. - Моли, пока есть время, потому что я не собираюсь оставлять тебя в живых. Ты первый заговорил о чести и сейчас увидишь, как она будет восстановлена. Клянусь памятью учителя, если не попросишь пощады, я прикончу тебя так же, как ты прикончил его! Моли, это твой последний шанс!
        Я тем не менее унижаться перед победителем не хотел, впрочем, и умирать тоже. Вместо мольбы я протянул руку к торчащей из-за плеча рукояти топора и выдернул его из фиксаторов кобуры. Признаться, давненько не доводилось общаться со своим молчаливым стальным спутником, с которым мы были неразлучны едва ли не с первого дня Жестокого Нового Мира. С тех пор как я благодаря дяде Науму вернул себе «форсбоди», топор всегда находился со мной в универсальной кобуре. Выглядывающее из кобуры топорище смотрелось смешно и нелепо, но только не для меня и Кауфманов, знавших подлинную цену этому древнему инструменту.
        Вот и сейчас, завидев у меня в руке топор, Ахиллес разразился таким хохотом, что его, наверное, расслышали даже в соседних с Пирамидой высотках. Неудивительно: я бы тоже смеялся, глядя, как поверженный враг не знает, за что ухватиться, и потому в отчаянии хватается за все подряд.
        - Посмотрел бы ты на себя со стороны, - отсмеявшись, процедил сквозь зубы Блондин и сплюнул. - Как же ты жалок, Гроулер! И этот позор сейчас видят все, даже твоя команда... - Он постучал пальцем по своему инфоресиверу. - Я позаботился об этом. Очень скоро наш бой увидят и твои поклонники. Им тоже будет над чем посмеяться.
        Ахиллес приближался. Я и не сомневался, что он устроит из моего поражения публичное шоу. Чемпионский синдром, которым в свое время страдал и капитан Гроулер: триумф должен быть запоминающимся - это закон жанра. Царствующий чемпион Ахиллес не собирался отступать от законов жанра и здесь, благо моя беспомощность способствовала этому. Все вполне естественно и предсказуемо. Блондин обмолвился, что приготовил для меня ту же смерть, которой я казнил бедного Спайдермена. Мой противник работал на публику, и я даже мог предсказать сценарий, который он намеревался разыграть. Свернуть шею - это кульминация, а перед этим мне предстояло сначала выслушать приговор и только потом подставить голову под добивающий удар. Зуб за зуб, око за око - каноны высшей справедливости...
        Ахиллес приближался. Глядя на него, я уже отчетливо слышал хруст своих шейных позвонков. Не выпуская топора, я смотрел Блондину прямо в глаза, а получалось, что не только ему, но и остальным реалерам, подключенным к системе связи. Вполне вероятно, что сейчас меня видел и дядя Наум - обыкновенный пенсионер из пригорода, спасший мир, однако сам угодивший в кабалу того, кто вознамерился прибрать этот мир к рукам. Хитрый инакомыслящий дядя Наум, ты перекроил мое мышление по лекалам варварского практицизма и заставил смотреть на вещи в совершенно ином свете...
        Ахиллес остановился в трех шагах от меня. Улыбка продолжала играть у него на лице - известная на весь мир улыбка непобежденного короля арены. Я тоже постарался улыбнуться - не хватало еще, чтобы соратники и болельщики запомнили капитана Гроулера с перекошенной в страдальческой гримасе физиономией! Надо сохранять оптимизм. Даже сейчас, под занавес спектакля...
        - Я ошибся в тебе, Ахиллес, - проговорил я, приподнимаясь на локте. - Ты - достойный боец. Твой учитель наверняка тобой гордился бы...
        Блондин уставился на меня, силясь понять, почему я заговорил с ним в таком тоне. Следовало ли это понимать как мольбу о пощаде или запоздалую попытку к примирению?..
        - Ты храбро сражался, - продолжал я. - Почти безупречно. Твой просчет в одном: ты не прагматик...
        - О чем ты там скулишь? - наморщил лоб Ахиллес, и я догадался, что ему, скорее всего, просто незнакомо это слово - «прагматик».
        Но я не стал разъяснять его смысл. Сунув разряженную баллисту под мышку, я направил ее в грудь Ахиллеса, а затем перехватил топор за обух и с силой вогнал топорище в жерло ствола «метеора». Приблизительно так, как когда-то мои товарищи стреляли из миномета на полигоне «1942», только миномет мне заменила баллиста, а снарядом послужил топор. Сам он, естественно, в ствол не провалился, но не слишком толстая рукоять проскочила туда легко. А для ускорительных либериаловых контуров не имело никакого значения, что выталкивать - стальные шары или деревянную палку...
        Вероятно, я бы мог претендовать на главный приз в конкурсе «Самое оригинальное использование топора в истории человечества», вздумай кто-нибудь организовать подобное мероприятие. Вдобавок получил бы дополнительный приз за рекордно мощный бросок этого оружия, метать которое в старину также умели. Баллиста выплюнула топор с такой яростью, что если бы я не успел отдернуть пальцы после того, как втолкнул рукоять в ствол, их оторвало бы напрочь. Обычно беззвучная стрельба из «метеора» в этот раз имела резкий звук расщепляемого дерева - топорище не выдержало мгновенного ускорения до сверхзвуковой скорости и разлетелось в щепки. Зато трехкилограммовый топор успел за этот короткий миг превратиться из примитивного в воистину супероружие...
        Громкий удар металла по металлу, и Ахиллеса словно ветром сдуло - секунду назад стоял передо мной и вот уже кувыркается по залу, расчищая в завалах кварца траншею. Возле меня брякнулась на пол вражеская ракетница. Блондин не удержал ее в руках, поскольку за долю секунды сам набрал ракетную скорость и мог бы шутя пробить шлемом бетонную стену.
        Так это или нет, проверить не удалось, потому что стен на пути у Ахиллеса не оказалось. Не будь зал Закона завален обломками, капитан «Всадников» проделал бы то, что не удалось мне, - скатился бы по стене Пирамиды на нулевой ярус. Однако Блондин тоже не достиг края зала. Гора кварца и железа, которую он нагреб перед собой быстрее, чем самый шустрый модуль-грейдер, остановила стремительное скольжение Ахиллеса. Замерев на месте, он безвольно распластался у подножия этой кучи и больше не шевелился. Я продолжал лежать на боку, стискивая под мышкой баллисту, и не сводил с противника пристального взгляда. Все еще не верилось, что моя «топорная» импровизация принесла столь сногсшибательный результат.
        - Не прагматик... - повторил я и закашлялся, так как давно отвык от пыльной атмосферы боевых полигонов.
        Расстегнув крепления, я избавился от неподъемной обузы, в которую обратился «форсбоди», и оставил на себе только шлем. Затем подобрал трофейную ракетницу - тяжелая, зараза, когда берешь ее голыми руками! - и, с трудом переставляя отбитые ноги, поплелся к поверженному врагу. Резкая боль отдавала в спину - похоже, я здорово потянул поясницу после всех этих кувырканий. Мне приходилось идти на риск: если Ахиллес всего лишь прикидывается бессознательным, он разорвет меня, не защищенного доспехами, как ломоть хлеба. Поэтому я и тащил с собой ракетницу: задумай Блондин напасть исподтишка, узнает на собственной шкуре, что такое получить по ногам реактивным снарядом.
        То, что враг все-таки не притворяется, я определил уже издали. Под глубокой вмятиной на нагрудных щитках у Ахиллеса находилось как минимум три-четыре сломанных ребра. Когда я подошел ближе, то убедился, что те, похоже, вдобавок пробили легкое - дыхание Блондина срывалось на кашель, а брызгавшая изо рта слюна была перемешана с кровью. Он уже был не боец, это однозначно.
        Топор, лишившийся топорища, вмял вражеские доспехи и даже удосужился пробить их. Но не навылет - в этом случае Ахиллес был бы давно мертв, - а лишь настолько, чтобы самому застрять в пробое. Я с трудом узнавал в этом деформированном куске металла прежнего куриного палача, только что избавившего меня от унизительного сворачивания шеи. Бывший топор, буквально вклепанный в «форсбоди» Ахиллеса, мог отныне считаться частью его доспехов. Правда, теперь эти доспехи нуждались в капитальном ремонте, как и их хозяин - в срочной медицинской помощи...
        Чтобы присудить победу в контрольном бое, решение арбитра не требовалось - бой всегда продолжался до тех пор, пока результат его не вызывал сомнений ни у участников, ни у зрителей. «Контролка» являлась практически единственным состязанием, где чистый спорт вытеснял сценическое шоу. А сегодня она не походила даже на спорт - настоящий гладиаторский бой, после которого на арене остался только один выживший. И все же скатываться до такой дикости, как добивание врага, я не намеревался. Глядя на едва дышащего Ахиллеса, я принял решение завершить поединок. Принял за нас обоих. Что бы ни решил на сей счет Блондин, если через минуту он не поднимется на ноги, по правилам «контролки» он проиграет. Мне же было яснее ясного, что с такими травмами противник не встанет на ноги и через неделю.
        Однако кое-кто, ранее категорически выступавший против этого поединка, вдруг выказал чрезвычайную заинтересованность в его результате.
        - Добей его, Гроулер-сан! - нахмурив брови, оживился в командном окне арбитр. Мне даже показалось, что самопровозглашенный цезарь вот-вот продемонстрирует мне свой большой палец, указующий в землю. - Давай, не мешкай! Сделай это, и я забуду все наши разногласия. Ты займешь место Ахиллеса! Ты теперь капитан его команды, поскольку по праву завоевал это звание в честном бою. Моя ошибка, что не предложил тебе стать партнером раньше. Прошу простить меня за это, Гроулер-сан! Работать со старой гвардией было бы не в пример результативнее; к сожалению, я поздно понял это. Добей его и возглавь команду победителей! Я, Законотворец, обещаю сегодня же сделать тебя главой нового института маршалов. Не тех жалких гуманистов, с которыми ты связался! Наши маршалы станут настоящей силой! Мы с тобой, Гроулер-сан, будем держать в кулаке весь мир. Оба этих проклятых мира! Кому еще в жизни выпадал такой шанс? Надо быть полным идиотом, чтобы отвергнуть его!..
        Ахиллес открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом исподлобья. Было заметно, как мучительно давался ему каждый вдох. Возможно, Блондин думал, что я тоже стану заставлять его просить пощады. Но у меня и в мыслях такого не было, поскольку я твердо знал: ученик легендарного Спайдермена скорее согласится на многодневные пытки, чем начнет умолять сохранить ему жизнь.
        - Добей его! - не унимался Санада. - Думаешь, он пощадил бы тебя? Разнеси его на куски, чтобы о нем и воспоминаний не осталось! Горе побежденному - вы оба знали это, когда начинали свой бой! Доведи дело до конца, Гроулер-сан! Доведи и получи такой Золотой Венок, какой тебе и не снился!
        Вмиг подобревший Хатори говорил не останавливаясь, видимо, поставил перед собой твердую цель переманить меня на освободившееся вакантное место. Столь заманчивых условий он мне еще никогда не сулил. Передо мной раскинулось два мира, в каждом из которых я мог бы стать если не богом, то по крайней мере архангелом. В ближайшую пару дней будет восстановлен инскон, мы переедем в Женеву, вызовем туда всех остальных реалеров и превратимся в несокрушимую силу. Санада был так уверен в этом, потому что знал: мало кто из нашего брата откажется от таких головокружительных перспектив.
        Здесь я полностью разделял его уверенность: любому из тридцати головорезов «Молота Тора» предложение арбитра пришлось бы по душе. Вероятно, они согласились бы даже при условии, что сам капитан не стал бы в этом участвовать. Кому какое дело до позиции капитана, когда на кон брошены такие ставки? При всем нашем турнирном чувстве локтя мы - игроки профессионального спорта, которые прежде всего ищут личную выгоду. Кто знает, возможно, предложи мне Хатори в свое время поучаствовать в их со Штраубом войне против виртоклонов вместо Ахиллеса, и я бы с превеликим удовольствием втянул в нее «Молот Тора», но сейчас... Хороша ложка к обеду. К сожалению, этот обед был для меня давно испорчен и аппетита уже не вызывал. Я обожал бифштексы с кровью, однако в предложенном нам блюде ее количество превысило все допустимые нормы.
        - Как тебе это? - поинтересовался я у Ахиллеса. Я стянул с головы шлем и держал его в руке, чтобы Блондин также слышал разглагольствования своего бывшего компаньона. Мне показалось, что капитан «Всадников» просто обязан присутствовать на моих переговорах с Законотворцем.
        Ахиллес презрительно скривился, дыхание его от бессильной ярости участилось. Говорить ему было очень тяжело, хотя нетрудно было догадаться и без слов, что он хотел сказать. Тем не менее Блондин поднял руку и поманил меня ближе, давая понять, что у него есть ко мне дело. Я отбросил шлем - мне и самому уже порядком надоело выслушивать Хатори - и приготовился внимать Ахиллесу: повторять дважды было бы для него слишком мучительно.
        - Маршал Гроулер... - начал он, часто прерываясь, чтобы отдышаться или прокашляться. - Я и моя команда... Что гарантирует нам закон, если мы... выдадим вам изменника?
        «Деловой подход! - усмехнулся я в мыслях. - И очень своевременный. Значит, сделка, говоришь? Прекрасно: торговля - не война».
        А вслух ответил:
        - Полной амнистии не обещаю, однако за содействие правосудию клянусь похлопотать, чтобы вас не заносили в Красный Список. Но, как бы то ни было, медицинскую помощь тебе окажут безо всяких условий.
        Ахиллес внимательно выслушал мой ответ, полминуты обдумывал его, затем удовлетворенно качнул головой:
        - Это... справедливо. Толстяк ваш, забирайте его. Я прикажу парням, чтобы не мешали... И, Гроулер, спасибо, что...
        И он указал на ракетницу в моих руках.
        - Потом поблагодаришь, - отмахнулся я. - А будет желание, переиграем заново.
        И хоть дышать для Ахиллеса было подобно пытке, а я вроде бы не сказал ничего смешного, он рассмеялся. Впрочем, у него имелся повод для радости: в отличие от Хатори, Блондин выбрал верный путь, чтобы покинуть эту чересчур затянувшуюся игру.
        
        «Всадники Апокалипсиса» уходили из Пирамиды. Никто их пока не арестовывал, да и с нашими оставшимися силами это было попросту невозможно. Здесь и так хватало забот, чтобы еще отвлекаться на возню с тремя десятками заключенных. Мало того, я даже не стал требовать у них сдать оружие. Перед тем как команда понесла Ахиллеса к хилерам, он поклялся нам, что все вооружение и амуниция, находившиеся у «Всадников» на руках, вернутся на стадиум и будут взяты под усиленную охрану до тех пор, пока мы не решим, что с ними делать. Но подготовленные к отправке в Женеву контейнеры с прочим оружием было все же решено оставить под нашим присмотром.
        Я не беспокоился насчет того, что клятва Ахиллеса будет нарушена. После ранения и публичного поражения - первого за последние несколько лет и потому вдвойне обидного - Блондин упал духом и, похоже, надолго охладел не только к военным авантюрам, но и к реал-технофайтингу вообще. Настроение капитана передалось команде - это было заметно по потухшим физиономиям «Всадников», которым как-то сразу стало не до завоевания мира, а просто захотелось разойтись по домам, к семьям.
        Остервенелый Хатори кричал и бесновался, пытаясь назначить на место Ахиллеса сначала его заместителя, потом ближайших друзей, сулил за это такие золотые горы, которых не обещал даже мне, но все тщетно. Контрольный бой завершил эту войну как для меня, так и для «Всадников Апокалипсиса». Мое ответное обещание добиться для них частичной амнистии успокоило этих разочаровавшихся бойцов и дало им надежду на возвращение к прежней, нормальной жизни. В отличие от журавля в небе, которого в красках расписывал Санада и ловить которого надо было браконьерским способом, подаренная мной синица выглядела не столь привлекательно, зато дар этот был совершен на законной основе. И пусть покидавшие арену «Всадники» продолжали оставаться для нас серьезными противниками, клятва Ахиллеса гарантировала, что бывший стальной кулак самозваного Законотворца не ударит нам в спину.
        Отпускать Санада маршалы, конечно же, и не подумали. И не только потому, что ему инкриминировалась попытка государственного переворота. Помимо этого, после гибели Семена Петренко арбитр Хатори остался единственным свидетелем, который мог более или менее внятно объяснить причины постигшего мир Хаоса.
        Когда «Всадники» отказали Хатори в поддержке, случилось то, чего я и боялся: рассвирепевший арбитр пустился во все тяжкие и принялся всячески препятствовать собственному аресту. Первым делом он полностью заблокировал «форсбоди» всем, кто не догадался после наблюдения за контрольным боем отключить систему служебной связи. Только-только собравшиеся покинуть Пирамиду «Всадники», а также члены моей команды бранились грязными словами, поскольку все они как один стали заложниками отключившихся интерактивных доспехов. Этот фокус не прошел только со мной и Каролиной - я разоблачился из поврежденного «форсбоди» еще на десятом ярусе, а у Кэрри отобрали мой подарок вместе с кальтенвальтером на нулевом ярусе после того, как она прикончила Дикобраза. Поэтому на захват государственного преступника мы отправились лишь в сопровождении маршалов из поредевшей группы Даниэля Фишера.
        Хатори продолжал чинить препоны. Двери захлопывались перед нами, служебные модули загромождали коридоры и едва не сбивали с ног, лайтеры гасли в самый неподходящий момент... Но мы упорно продвигались к лестничной шахте, взрывая двери ракетницей, уворачиваясь от ошалелых модулей и полагаясь на хорошую память Даниэля, способного ориентироваться в коридорах Пирамиды даже при кромешном мраке.
        В сопротивлении арбитра только на первый взгляд наблюдалось паническое отчаяние. На самом деле план бегства из Пирамиды был продуман им до мелочей. Неизвестно, где он собирался скрываться, улизнув от нас, - вероятно, имел на этот счет какие-то идеи, - но из каменного мешка, на дне которого находился правительственный терминал, Санада просто не терпелось вырваться.
        - Стойте, - придержал я спутников, когда мы наконец-то подобрались ко входу в шахту. - Хатори знает, что на лифте мы не поедем, поскольку будем в нем заблокированы. Он предполагает, что мы разделимся: кто-то из нас побежит по лестнице, а кто-то будет стеречь лифт. Для Санада путь по лестнице исключен - арбитр не слишком легок на подъем. Поэтому, пока кто-то из нас будет спускаться, он успеет подняться с нулевого яруса на лифте. И он подготовится для встречи с нашей группой прикрытия. Вояка из него, конечно, не чета Ахиллесу, но стрелять он умеет, это точно. Думаю, новые жертвы нам не нужны.
        - Что ты предлагаешь? - спросила Каролина. Девушка была бледна, и ее колотила дрожь. Сейчас Кэрри, как никогда, переживала за судьбу отца, оставшегося наедине с мечущимся в панике Хатори.
        Вместо ответа я подошел к лифту и истратил две последние ракеты: первой разнес двери, а вторую отправил вниз по шахте, дабы она уничтожила подъемную кабину.
        - Теперь у Санада одна дорога наверх, - подытожил я свои действия. - И ему с нами уже не разминуться.
        Я полагал, что предусмотрел все варианты развития ситуации, но, оказывается, это было не так.
        Остановить нас в лестничной шахте можно было только одним способом: устроить засаду у входа в терминал и расстрелять на лестнице из пулемета или файермэйкера. Однако странное дело - лайтеры в шахте продолжали гореть, хотя до сего момента арбитр пугал нас темнотой с завидным постоянством. Заставить нас брести во мраке километр по крутым лестничным пролетам, чтобы потом тепленькими изловить внизу на мушку, - упускать такую возможность для загнанного в угол Хатори было бы крайне глупо. Впрочем, ради эффекта внезапности он мог погасить лайтеры непосредственно в момент атаки...
        Раньше мне доводилось воевать с Санада только на словах, и вот теперь пришлось встретиться с ним в настоящем бою. Надо признать, что в словесных баталиях я боялся его куда меньше.
        Мы преспокойно добрались до дна колодца, не встретив никакого огневого сопротивления. Мои прогнозы не оправдывались, и я занервничал сильнее. И только подойдя ко входу в зал, возле которого на стенах отчетливо виднелись следы отгремевшего здесь месяц назад боя, я понял, какой тактический прием применил Санада Однажды арбитру уже приходилось им пользоваться, причем в этом же самом месте. Только в тот раз мы с Кэрри бежали в противоположную сторону.
        На что рассчитывал негодяй? Карабкаться наверх, прикрываясь заложником? Я сильно сомневался, что он и без заложника одолеет хотя бы половину пути. Или, может, никакого захвата заложника нет и в помине, а Хатори смирился с неизбежным и ждет нас, чтобы мирно сдаться? Чертовски трудно предсказать поведение отчаявшегося человека, способного на самоубийственные поступки, поскольку терять ему уже нечего.
        Ожидая всего, чего угодно, вплоть до самого страшного, и гадая, успею ли я, если придется, обездвижить безумца легким зарядом стиффера (не будь Санада столь ценен для маршалов, вряд ли я проявил бы к нему такую гуманность), я осторожно переступил порог уже знакомого мне зала правительственной связи. Я чувствовал себя канатоходцем, идущим под куполом цирка без страховки. Каждый следующий шаг угрожал стать для меня роковым...
        Мы заметили Хатори практически сразу. Оказывать нам сопротивление он был уже не в силах, так как без движения распластался на полу, возле кресла контролера, - натуральный морж, уснувший на морском берегу. Оружия в руках у арбитра не наблюдалось, но неподалеку возле стены валялась картечница. Я опустил стиффер - даже притворяйся Санада бессознательным, ему потребовалось бы не меньше четверти минуты, чтобы подняться с пола и броситься на нас. За это время я успею угомонить его и без стиффера.
        Второе, что бросилось мне в глаза: дядя Наум в зале отсутствовал.
        - Папа! - закричала Каролина, вошедшая следом за мной. Ее крик напугал меня, поскольку я сразу же решил, что глазастая дочь Кауфмана обнаружила отца, лежащего где-нибудь в дальнем углу. Я осмотрелся: нет, не заметить Наума Исааковича в хорошо освещенном зале было сложно.
        - Папа, ты здесь?! - еще более взволнованно крикнула Каролина. - Папа, ответь!
        Я хотел было попросить ее не шуметь - и так ясно, что дядя Наум куда-то запропастился, - когда из-под громоздкого пульта терминала раздался грохот и оттуда, уронив кресло, словно выгнанный из норы грызун, выскочил всклокоченный Кауфман. В руке у него находилась отвертка, а в зубах был зажат микролайтер - видимо, Наум Исаакович подсвечивал самому себе под пультом. Выплюнув лайтер и уронив отвертку, брошенный нами на произвол судьбы месяц назад дядя Наум обрадованно закричал и кинулся к дочери, которая при виде его моментально расплакалась от счастья. Растроганный Наум Исаакович тоже не сумел сдержать слез. Обнявшихся отца и дочь совершенно не волновало, что сейчас на них смотрят одиннадцать маршалов, включая меня. Я же ощутил несказанное облегчение и вполне естественное желание заключить в объятия обоих Кауфманов, однако сдержался - это была их семейная радость, да и не по мне такие сантименты.
        Пока отец и дочь радовались долгожданной встрече, мы с маршалами столпились вокруг Хатори Санада. Фишер и компания напрасно переживали: арбитр не покончил с собой, как могло показаться вначале, а всего лишь пребывал в глубокой отключке. Обстоятельство это выглядело довольно странным. Я почему-то не предвидел такой исход - Хатори обязан был предстать перед нами либо живой, либо мертвый. Ну, в крайнем случае умирающий, если совершил самоубийство незадолго до нашего вторжения. Но чтобы вот так - лишившись чувств, словно впечатлительная барышня...
        Под ботинками что-то захрустело. Я сразу же обратил на это внимание, потому что чистота в зале была идеальной - Санада ненавидел грязь и именно по этой причине крайне редко выходил лично инспектировать пыльные полигоны стадиума. По полу было рассыпано множество каких-то мелких одинаковых предметов, наподобие скорлупы от грецких орехов. Желая получше рассмотреть странный мусор, я наклонился и подобрал одну «скорлупку»...
        «Эф-один» - было написано на маленьком полимерном колпачке. «Если у вас возникают затруднения при работе с ручным управлением... проконсультируйтесь со справочной службой, активировав сенсор «эф-один», - всплыл в памяти совет привратника Уильяма, когда он инструктировал дядю Наума, как пользоваться аварийной панелью терминала. Я держал в пальцах деталь от той самой клавиатуры, на которой Кауфман осваивал азы ручного управления.
        - Любезный капитан, вы таки не представляете, как я жутко рад вас видеть! - Вопреки моим неоднократным просьбам, дядя Наум принципиально отказывался называть меня на «ты». Он приблизился и, обхватив мою ладонь своими маленькими ручками, энергично затряс ее в рукопожатии.
        - Почему же? - удивился я, глядя на осунувшегося и небритого Наума Исааковича. - Очень даже представляю. Я тоже несказанно рад видеть вас целым и невредимым. Что здесь произошло, дядя Наум?
        - Ай, что случилось, то случилось, не берите в голову, - отмахнулся Кауфман, но, заметив у меня в руке сенсор от клавиатуры, пояснил: - Мне жутко стыдно за свою горячность, молодой человек, но просто не удержался. Верите, нет, но я бы наверняка сделал это гораздо раньше, если бы не его охрана, - Он кивнул на бесчувственного Хатори. - Но слава богу, час назад вы уговорили этих нелюбезных парней уйти! Тогда ваш бывший босс совсем обезумел: собрался уничтожить терминал, а также стрелять по вас и моей дочери! Неужели вы думаете, дядя Наум допустил бы такое?
        - Да уж... - пробормотал я, почесывая в затылке и хрустя ботинками по обломкам клавиатуры. - Пожалуй, следует от лица маршалов выразить вам благодарность за задержание особо опасного преступника...
        - И все-таки мне жаль, что я сломал любезным маршалам такую дорогую вещь, - посетовал дядя Наум. - Не ожидал, что она окажется столь хрупкой. Но не волнуйтесь, на работе терминала это никак не отразится. Я уже нашел в резервном отсеке запасную клавиатуру и почти закончил ее монтаж. - Дядя Наум указал на пульт, из-под которого вылез при нашем появления. - А эту я починю, обещаю. Будет еще лучше прежней, вот увидите!
        - Не к спеху, дядя Наум, - утешил я его. - Разблокируйте-ка лучше для начала доспехи «Всадников» и моих ребят, а то у них, наверное, уже руки-ноги затекли. А потом немедленно настройте связь с Антикризисным Комитетом.
        - Уже бегу! - с готовностью доложил Кауфман. - Ваше слово - закон, а закону дядя Наум не перечит...
        
        
        ЭПИЛОГ МЕСЯЦЕМ ПОЗЖЕ
        
        - Значит, ты окончательно решил покинуть нас, капитан? - поинтересовался у меня Фишер, когда до него дошли слухи, что я намерен сложить с себя маршальские полномочия. Официально я еще не заявлял об отставке, но пару раз в разговорах с маршалами упомянул об этом.
        - Да, окончательно. Поэтому я и отказался принимать присягу, - подтвердил я, глядя на открывающуюся с десятого яруса Пирамиды панораму Западной Сибири. Педантичные клинер-модули давно разгребли здесь все завалы и вычистили мусор, и теперь это была лишь голая ровная площадка под открытым небом. Если бы не пронизывающий ветер и служебные обязанности, я мог бы часами просто стоять и любоваться видом города. - Извини, Даниэль... Для настоящего маршала я слишком злобен и невыдержан. В мирное время таким мизантропам, как я, среди вас не место.
        - Очень жаль, - разочарованно поморщился Даниэль. - А я уже собрался назначить тебя ответственным за северо-восточный участок пригорода... Или, может, все-таки одумаешься?
        - Бесполезно упрашивать, Даниэль, - отрезал я. - Поздно старому аренному волку переквалифицироваться в кого-то еще. Да и устал, если честно.
        - Кстати, утром мы получили сведения о твоей подруге, - спохватился старший маршал нашего гигаполиса. - Она...
        - Спасибо, меня уже ознакомили с отчетом, - прервал я его. - Рад, что с Сабриной все в порядке. И благодарен ее новому мужу за то, что он заботился о ней все это время. Сабрина поступила очень мудро, что нашла себе в жизни надежную опору. Без Дитриха ей в этом аду было бы тяжело.
        - Что-то на самом деле ты не выглядишь радостным. - От Фишера не ускользнула легкая печаль в моем голосе.
        - Почему же? - возразил я и постарался улыбнуться. - Я счастлив, что для Сабрины и Дитриха все завершилось просто замечательно, - и, желая переменить тему, спросил: - Поступили еще отчеты до обеда? Кауфман из Женевы ничего не прислал? Не сообщал, когда освободится?
        - Ну, до «амнистии» ему еще далеко. Восстановление раздела «С» в Хранилище Всемирного Наследия приходится производить по крупицам и остаткам копий документов, что еще можно отыскать в Закрытой зоне. Комитет, конечно, не удерживает Наума Исааковича и даже предлагал ему неделю отпуска, но Кауфман сам отказался покидать Женеву, пока не доведет дело до конца. Комитет всячески ему потакает и даже выдал в исключительном порядке «право на жизнь» виртоклону Наума Исааковича. Тот, правда, не столь сообразительный, как его создатель, но тоже существенно нам помогает. Особенно в поиске доказательств существования виртуального Макросовета: у виртоклона отменный нюх на следы своих собратьев... Впрочем, тебе, наверное, все это уже неинтересно. Так чем планируешь заняться в отставке, капитан?
        - Дел по горло, - признался я. - Наум Исаакович попросил помочь вернуть домой его... коллекцию антиквариата.
        - Ты имеешь в виду тот автомобиль, который Кауфман поставил на колеса перед отъездом в Женеву и попросил предоставить временную стоянку на финишном пункте восточной пригородной магистрали?
        - О чем ты? - изобразил я недоумение. - Я имею в виду коллекцию антиквариата дяди Наума, которая действительно сейчас пылится на финишном пункте, вдали от дома. Редкие дорогие вещи, будет обидно, если они пропадут.
        - Будь по-твоему, - хитро прищурился Даниэль. - Антиквариат так антиквариат... И ты надумал катить его в пригород своим ходом?
        - Еще толком не решил. Не очень-то хочется наживать соседа-врага, если вдруг по дороге с его любимой коллекцией что-нибудь случится. Наверное, пока я не в отставке, воспользуюсь служебным положением и реквизирую на государственные нужды грузовой бот. Так спокойнее. Потом отправлюсь в Дели за курами; Наум Исаакович также об этом попросил. Каролина говорит, что, пока мы были в центре, кто-то проник в их курятник и выпустил на волю всех птиц. Некоторых уже съели, нескольких Кэрри удалось поймать, но двадцать с лишним одичавших кур до сих пор бегают по округе.
        - Какой ужас! - покачал головой Даниэль. - Стая голодных нелетающих птиц рыщет по пригородным лесам и пугает местное население. Надо задействовать спутник для их поимки.
        - Хорошая мысль, - согласился я. - Так что видишь - работы у меня дома полно. Я пообещал помогать Кауфманам, поэтому просто обязан принять участие в возрождении их семейного дела. Да и самому не мешало бы соорудить у себя в усадьбе хотя бы маленький курятничек. Надо же чем-то заниматься на пенсии.
        - Гроулер-птицевод! - хохотнул старший маршал Западной Сибири. - Ты считаешь это занятие достойным отставного реал-технофайтера?
        - Почему бы и нет? - пожал плечами я. - Птицеводство - дело полезное. К тому же, когда привыкаешь к настоящей курятине, на суррогаты больше смотреть не хочется.
        - Что ж, твое право... Но раз ты все равно отказался присягать маршалам, может быть, тогда тебе придется по душе другое, не менее нужное занятие...
        - Я же сказал - бесполезно уговаривать!
        - Подожди, ты недослушал!.. Время сейчас неспокойное, сам понимаешь. Мы бросили на Всемирном Форуме призыв, и теперь у нас нет отбоя от добровольцев - люди устали от беззакония. Порядок более или менее восстановлен, но кое-кто до сих пор считает, что анархия продолжается. В основном это, конечно же, фиаскеры и молодежь. Чтобы искоренить проблему, нам необходимо снова загнать их в «Серебряные Врата». Человек должен выплескивать свои негативные эмоции только в виртомире и не выносить их в реальный мир. Как бы мы ни осуждали в прошлом реал-технофайтинг, все-таки его значение для общества трудно переоценить. Этот спорт - как громоотвод для выплеска негативной энергии миллионов людей. Как гладиаторские бои в Древнем Риме, надеюсь, помнишь: «Хлеба и зрелищ!» Так и у нас: поставки хлеба налажены, а вот зрелищ катастрофически не хватает. Турниры по реал-технофайтингу должны быть возрождены, ты согласен, капитан? Поэтому как член Антикризисного Комитета я бы хотел попросить тебя взять на себя организацию этого популярнейшего шоу. Кому, как не тебе, этим заниматься?
        - Вот дьявол! Ничего себе предложение! - от неожиданности только и сумел выговорить я. Кто бы мог подумать, что после авантюры Хатори Санада и причастности к ней известных реалеров маршалы так скоро заговорят о нашем спорте. И уж тем более доверят мне, обычному аренному бойцу, отбеливать его запятнанную репутацию. В последнее время я окончательно смирился с мыслью, что реал-технофайтинг остался для меня в прошлом. И не только по вышеуказанной причине. Хватит, давно пора ветерану уйти на покой и уступить дорогу молодым. Единственное, что удерживало меня раньше от этого шага, - я твердо знал, что уже через полгода отдыха на пенсии волком взвою от тоски по прежнему образу жизни.
        Сегодня я шел на пенсию в полной уверенности, что история реал-технофайтинга закончена. Жить воспоминаниями о славном прошлом - куда ни шло для ветерана, пока еще не убеленного сединой. Но жить, чувствовать в руках силу и при этом знать, что шоу продолжается без твоего участия...
        - Вот дьявол! - повторил я. - Но почему именно я? Мало, что ли, других достойных ветеранов в отставке?
        - Не забывай, что арбитр - это, ко всему прочему, еще и доверенное лицо Макросовета, - напомнил Даниэль. - Кому еще из вашего брата мы можем сегодня безоговорочно доверять?
        - Если Хатори не убьет Антарктида, то это известие его точно доконает, - проворчал я, хватаясь за голову. - Нет, похоже, не видать мне покоя в этом мире! Будь трижды проклята эта политика!.. Ладно, считайте, что на один сезон вы меня уговорили, а дальше видно будет.
        - Я и не сомневался, что ты согласишься, арбитр Гроулер, - похлопал меня по плечу Фишер. - Так что о курицах пока забудь. Займись настоящим делом.
        И он направился к выходу, оставляя меня в зале Закона наедине с мыслями. Из головы сразу же выветрилась и грусть после известия о замужестве Сабрины, и все планы, что я уже успел построить для себя в преддверии грядущей пенсии. Вместо прежних забот горой навалились новые, о которых я пять минут назад и не подозревал.
        Мне предстояло сделать очень многое и многому научиться, чтобы хотя бы примерно соответствовать тому организаторскому уровню, на котором работал проштрафившийся Санада. Планка находилась высоко, но понижать ее я не собирался. Первый турнир арбитра Гроулера будет проведен с размахом и непременно запомнится поклонникам реал-технофайтинга. Иначе просто нельзя, если я решил-таки связать себя с этим спортом до конца жизни. А пенсия от меня все равно никуда не денется.
        Мне нравилось это ощущение. Знакомое ощущение грядущего праздника, какое не могли принизить даже ожидавшие меня неизбежные хлопоты. Разве что одна проблема, о которой я неожиданно вспомнил, заставила недовольно заскрипеть зубами и слегка испортила настроение, Однако на новом посту арбитра все личные пристрастия и антипатии обязаны были уйти для меня на второй план. Отныне я радел не за отдельную команду, а за игру в целом, что заставляло поступаться любыми принципами, свойственными прежнему капитану Гроулеру.
        Арбитру Гроулеру предстояло в скором времени отправиться на поклон к Ахиллесу и «Всадникам Апокалипсиса», дабы уговорить их принять участие в ближайшем турнирном сезоне. Переговоры ожидались трудными, но без чемпионов последних лет очередные игры были обречены на провал, Ахиллес понимал это не хуже меня и потому мог ставить сегодня организаторам любые условия. И мне не оставалось иного выхода, как соглашаться с этими условиями, нанося громадный урон и своему самолюбию, и турнирному бюджету. Суперзвезды - весьма капризные люди, отлично знающие себе реальную цену. Незачем было далеко ходить за примером: в годы чемпионства «Молота Тора» арбитру Хатори тоже пришлось со мной несладко.
        Но в одном я был твердо уверен: Ахиллес не откажется от выхода на арену, а когда выйдет, отыграет свою роль как положено. Ведь это был не только мой праздник, но и его тоже.
        Пропахшие гарью, оглохшие от взрывов, избитые и израненные, со скрипящим на зубах песком и слезящимися от пота глазами, мы - реал-технофайтеры - праздновали наш праздник два раза в год, будучи не в силах изменить этой старой традиции.
        Праздновали и радовались тому, что уже в который раз сумели выжить в аду...
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к