Реквием машине времени Василий Васильевич Головачев
        УАСС (неофициальный цикл) #6 Эксперимент по «бурению» времени, проведенный в далеком будущем, вышел из-под контроля. Хроношахта, прошив века, проявилась во многих эпохах, принося разрушения и захватывая оказавшихся поблизости людей. Дальнейшее «углубление» шахты может привести к непредсказуемым последствиям, и поэтому организуется экспедиция, имеющая цель: дойти до «низа» и отключить "бурильную установку".
        ВАСИЛИЙ ГОЛОВАЧЕВ
        РЕКВИЕМ МАШИНЕ ВРЕМЕНИ
        Одни мы над миром владыки,
        Нам зверь подчиняется дикий
        И травы зеленых полей…
        М. ТАРЛОВСКИЙ. ИРОНИЧЕСКИЙ САД
        ЧАСТЬ I
        Глава 1
        Вездеход выгрузил их на лесной поляне, краем выходившей на покинутую деревню с необычным названием Скрабовка. В деревне уцелело всего несколько домиков, крытых соломой, серой от непогод и времени. Веяло от них запустением и старостью, неприкрытой крестьянской бедностью начала века, хотя водитель вездехода, местный старожил, рассказывал, что деревня покинута недавно, года четыре назад. Когда-то через нее тянулся Дятьковский тракт, обходивший болото и приток Ветьмы Пожну, но потом болото пересохло, через Пожну построили мост, тракт опустел, а когда люди, соблазненные благами цивилизации, перебрались в райцентр, деревня захирела и умерла совсем.
        - Не скучайте, - сказал белобрысый, словно в соломенном парике, водитель. - Через пару дней доставлю остальное ваше барахло. Ну, ни пуха…
        Вездеход взревел по-бычьи, всплыл над землей, почти касаясь травы резиновыми бортиками воздушной подушки, и, ускоряя ход, пополз по дороге. Тугая воздушная волна пригнула траву, сдула пыль с поросшего подорожником и снытью тракта и сорвала с головы Рузаева берет.
        Когда вездеход скрылся за деревьями, Сурен Гаспарян, одетый, как на прием в посольстве, поставил на землю рюкзак, сел на него верхом и хмыкнул:
        - Барахло! Слышали, как он о нашей аппаратуре?
        - Кстати, - хладнокровно сказал Рузаев, подбирая и надевая берет, - в этом рюкзаке вся наша оптика.
        - Правда? - удивился Гаспарян, продолжая сидеть. - То-то я чувствую седалищем что-то твердое…
        Был он человеком, склонным к сдержанной насмешливости, и привыкнуть к его манере поведения удавалось не всем.
        - А чуете, как здесь тихо? - сказал третий участник экспертной группы, высокий жилистый Иван Костров. - Благодать-то какая, эксперты! Соскучился я по лесной тишине.
        - Да и я тоже, - признался Гаспарян. - Давненько нас не посылали в поиск. Только птиц здесь почему-то не слышно. Нас испугались, что ли?
        Костров окинул взглядом груду снаряжения.
        - С чего начнем? Может, сразу пойдем к месту происшествия?
        Гаспарян в раздумье покачал головой:
        - Сначала поставим палатку, наведем порядок.
        - У меня идея. - Рузаев посмотрел на низкое солнце. - Выберем одну из хат, и дело с концом.
        - Ну уж нет, палатка лучше, - возразил Гаспарян. - Лично я не люблю спать с клопами и тараканами.
        - Какие там клопы-тараканы? - махнул рукой Костров. - В домах уже четыре года никто не живет, насекомые давно сбежали. А вот сырости там хватает.
        Через час они поставили две палатки: одну, четырехместную, для себя, другую для груза, который составляли нежная аппаратура и продовольствие.
        - Теперь так. - Гаспарян поправил свою модную и строгую джинсовую двойку: сизо-синюю куртку с эмблемой «Вязники», расшитую бахромой и серебряной нитью, и такие же брюки. - Мы с Иваном пройдемся по лесу, а ты подежуришь в лагере, - обратился он к Рузаеву. - Все равно будешь битый час тупо смотреть в стенку палатки и вспоминать, зачем нас сюда послали.
        Возражений не последовало. На монголоидном лице Миши Рузаева не дрогнула ни одна черточка. Характер у него был невероятно сдержанный, ровный и спокойный. К жутким выпадам Гаспаряна, которых поначалу пугались все в отделе, пока не разобрались, что за этим кроется избыток юмора, Рузаев относился так же хладнокровно, как философ к зубной боли.
        Оставив Михаила хозяйничать в лагере, Костров и Гаспарян пересекли полянку, окруженную смешанным лесом, прошли мимо вросших в землю домов Скрабовки и оказались на заброшенной проселочной дороге, украшенной коровьими следами и узорчатыми полосами от велосипедных шин.
        - Метров двести налево, - сказал Гаспарян. - И в лес?
        - Вроде бы так, - согласился Костров, вспоминая, с чего все началось.
        Два дня назад в Центр по изучению быстропеременных явлений при АН СССР пришла телеграмма из Брянска, в которой сообщалось, что над лесом возле деревни Скрабовки Жуковского района потерпел аварию вертолет энергохозяйства. Причины аварии расследовались линейным отделением милиции и были отнесены к компетенции научных органов. Что это были за причины, Костров толком не знал, но, будучи экспертом Центра, привык к неожиданным командировкам, зачастую не приносящим научных результатов.
        - Черт! - сказал Гаспарян, сдирая с лица паутину. - Это уже четвертая.
        Костров тоже дважды воткнулся головой в паутину, висящую между деревьями и кустами, но как заядлый грибник, давно привыкший к лесному неуюту, не обращал на это внимания.
        Сегодня на лесной поляне,
        Среди широкого двора,
        Воздушной паутины ткани
        Блестят, как сеть из серебра, -
        торжественно продекламировал он стихи Бунина и добавил с удовлетворением: - А грибы тут есть. Я уже два подосиновика нашел. Гарантирую завтра суп с грибами.
        Лавируя между стволами редких осин и кустами акаций, они подобрались к краю болота, заросшего ивняком, осотом, ракитником и рыжим мхом. Болото пересекала цепочка ажурных мачт линии электропередачи, исчезающая в просеке недалеко от того места, где вышли эксперты.
        Гаспарян ступил на пружинящий мох, остановился, предупреждающе поднял руку. Костров сразу понял, что привлекло внимание начальника группы.
        Рядом со старой сосной высился могучий полутораметровый муравейник. Однако он был безжизнен и оплетен паутиной до самого верха. На вершине муравейника лежала кверху лапками мертвая птица с серо-желтым оперением.
        - Сорокопут? - неуверенно сказал Костров.
        Гаспарян осторожно приблизился к муравейнику, осмотрел его, потрогал птицу и пробормотал:
        - Как тебе это нравится?
        Костров пожал плечами и пошел вперед.
        Ближайшие кусты перед ним были почти сплошь оплетены паутиной, да в траве кое-где виднелись серебристые паутинные вуали, похожие на пятна изморози. Лес стоял мрачный, молчаливый, будто притихший перед грозой, и в его глубине кое-где виднелись на ветвях все те же паутины. Костров шагнул было к кустам, но Гаспарян поймал его за рукав.
        - Не спеши, дорогой, к славе, она сама тебя найдет.
        - Я только посмотрю, интересно же…
        - Не спорю, но сегодня ничего смотреть не будем. Заметил, какая тут прорва паутин?
        - Трудно не заметить, - пожал плечами Костров. - Михаила бы сюда, это больше по его части. Давай хотя бы поищем разбитый вертолет, из-за которого начался сыр-бор. Он где-то здесь.
        Гаспарян посмотрел на небо - солнце вот-вот должно было зайти, но перечить не стал, сказал только:
        - Вертолет не причина, а следствие. Неужели не догадался, из-за чего нас сюда прислали?
        - Ты же знаешь, что меня вытащили из отпуска и я в институт не заходил, прямо из дома - на вокзал. Паутины?
        - Они самые.
        - Не вижу ничего загадочного.
        Краем болота они вышли к просеке и молча остановились, разглядывая открывшуюся картину.
        Просека была опутана паутиной так, что совершенно скрывалась в белесом «тумане», сквозь который проступали смутные контуры кустов, пней и опор. Некоторые узорчатые полотнища пересекали просеку от одной стены деревьев до другой и даже взбирались на опоры ЛЭП. Дальний конец просеки скрывался в сплошном белом мерцании, и смотреть туда было жутко и неприятно.
        Гаспарян передернул плечами и стряхнул с куртки остатки паутины.
        - Понял теперь? На районной подстанции диспетчер обнаружил утечку энергии, сначала небольшую, потом она возросла до… В общем, напряжение упало. Послали вдоль линии бригаду на вертолете. Дальше ты знаешь.
        - Понятно. Значит, утечка была в этом районе?
        - Именно. Электрики в паутинник сунуться побрезговали, посбивали кое-где паутину с проводов, а улетая, напоролись на дерево.
        - Живы? - В больнице. К ним полетел Ивашура и кто-то из начальства, узнавать подробности. Милиция в общем-то разобралась в аварии, ну а нам придется разбираться во всем остальном. Кстати, я пауков с детства не люблю.
        - Странно…
        - Что не люблю?
        - Нет, что именно нашу группу послали сюда. Мы же атмосферники, а не биологи. Разве что Михаил когда-то, в дремучем детстве, был не то зоологом, не то энтомологом.
        - Он как-то иначе называл свою бывшую профессию… Но неважно. А послали нас сюда потому, что, во-первых, мы специалисты широкого профиля, я имею в виду группу, а во-вторых, в Центре толком не знали, с чем нам придется столкнуться. О паутинах, например, я узнал только от электриков. В крайнем случае, привлечем к работе узких специалистов.
        Обратно шли молча, внимательно высматривая просветы между деревьями, чтобы не влезть в паутины, частота которых явственно указывала на биологическую аномалию. Откуда-то пришло ощущение, будто из лесной чащи за ними наблюдает затаившийся хищник.
        - Интересно, - сказал Костров, невольно понижая голос, - волки здесь водятся или всех переохотили?
        - Гнать бы их надо! - ответил задумавшийся о своем Гаспарян.
        - Волков?!
        - Пауков. Вызвать бригаду санэпидстанции и…
        В тот же момент сзади, у просеки, раздался гортанный, с металлическими модуляциями, страшный и странный крик. Длился он несколько секунд, взорвав тишину на осколки эха, и были в этом леденящем душу крике смертельная тоска, злоба и ужас!
        Костров споткнулся от неожиданности и замер, прислушиваясь.
        - Кто это?! - пробормотал Гаспарян, меняясь в лице.
        - Упырь, - хрипло ответил Костров. - Погоди-ка…
        Где-то недалеко послышался еще один крик, человеческий:
        - …а-ан!.. ре-е-ен!..
        - Наверное, Миша зовет!
        Не сговариваясь, оба бросились сквозь чащу к дороге, но вскоре выяснилось, что тревожились они напрасно. Рузаев звал их в ответ на чужой вопль. Толком не поняв, кто кричит, он вскочил и опрокинул в костер котелок с чаем.
        - Один - ноль в пользу крикуна, - прокомментировал Гаспарян, переводя дух. - Мне казалось, тебя ничем не проймешь.
        - Мне тоже так казалось, - проговорил Рузаев. Он был эвенком, но по-русски говорил всегда чисто, разве что чуть замедленно. Но сейчас в его речи явственно звучал акцент.
        - Кто кричал?
        - Леший, - предложил вторую свою гипотезу Костров и пошел умываться.
        Чай в этот вечер они пили поздно.
        ГЛАВА 2
        Под утро Кострову приснилось, будто он взобрался на высокую скалу, ощущая восторг от распахнувшейся дали, и шагнул с нее прямо в воздух. С минуту он парил на той же высоте, вольный и легкий, как луч солнца. Под ним в синей дымке расстилался лес, теряющийся за горизонтом, извилистой фиолетовой лентой текла река, выпирали из леса рыцарские шлемы сопок… Деталей он не различал, был занят собой, общим состоянием сказочной легкости и управляемости тела. С легкой грустью Костров подумал, что видит Красноярский край, вспомнил отца, умершего семь лет назад. «Надо навестить родственников, скажут - забыл… Вот прямо сейчас и полечу, чего откладывать!» И вдруг с ужасающей отчетливостью внизу показалась огромная паутина, накрывшая лес на несколько километров. «Откуда здесь паутина?»
        - успел подумать он и сразу же начал падать, быстро и неудержимо. Со страшной скоростью засвистел мимо воздух, мир сжался до размеров глубокого колодца, в который он влетел стремительным болидом. А когда удар о землю казался неминуемым, тяжелое сердце в диком ускорении оторвалось, пробило грудную клетку и взорвалось впереди огненным фонтаном…
        Осторожно пощупав левую сторону груди, Костров выглянул из палатки. В трех метрах от нее горел костер, у которого возился Рузаев. Пахло дымом и рыбным супом.
        - Незаменимый ты человек, Рузаев! - с чувством сказал Костров. Но тут ему на голую спину стекла с полога палатки холодная струйка воды. Он взвыл и разбудил Гаспаряна.
        Через час, позавтракав и поразмышляв о причинах вечернего крика, все трое шагали по мокрой, седой от росы траве к дороге, увешанные своей драгоценной, осточертевшей за долгие месяцы экспедиций аппаратурой. Недалеко от места, где вчера экспертов застал крик, они совершенно случайно обнаружили останки разбитого вертолета.
        Здесь тоже было полно паутины: на траве, на кустах орешника, на ветвях берез и нежнокорых осин. Стальной винт вертолета успел покрыться густой ржавчиной, хотя авария произошла всего два дня назад, и все кругом было буквально нашпиговано паутинами разных сортов и рисунков.
        - Откуда их здесь столько, братцы? - удивился Рузаев, отбросив на мгновение свою природную невозмутимость.
        - Оттуда, - пояснил Гаспарян, сдирая с лица удивительно прочные нити, и прошипел: - Гадость! Ты, кажется, зоолог по образованию? Классифицируй, тебе и карты в руки. Кстати, обратите внимание: в лесу полностью отсутствуют насекомые.
        - Что же тут удивительного? - буркнул Костров. - Начало осени. Но вот птиц действительно не слышно.
        Ступая по жухлой осенней траве, он приблизился к вертолету.
        Стабилизирующий винт машины валялся в стороне, лонжероны заднего стабилизатора были погнуты, лобовое стекло отсутствовало, кабина была смята.
        - Ударились они прилично! Слышишь, металловед? - обратился Костров к Гаспаряну.
        - Ржавчина уже по твоей части. Кабина тоже насквозь проржавела, даром что дюралевая.
        - Ладно, ладно, - произнес Сурен. - Металловед я бывший, но распределять обязанности положено мне. Разбирайте аппаратуру. От вертолета наметим границы спокойной зоны, а дальше к просеке надо держать ухо востро, без датчиков не вздумайте шагу ступить.
        - Не чересчур? - спросил Рузаев, останавливаясь рядом с Костровым. - Никогда не видел такой паутины! Смотри, Иван, белая как снег! - Он дотронулся до края паутины пальцем и резко отдернул руку.
        - Ах ты!.. Жжется! - пояснил в ответ на удивленные взгляды товарищей.
        Гаспарян подошел ближе, сунул палец в паутину и тут же отдернул. Потом достал электрометр и приблизил чувствительный элемент прибора к паутине.
        - Электростатический заряд, - сообщил он через минуту, - мне добавить нечего. Миша, обычная паутина проводит электричество? Или она диэлектрик?
        - Не знаю, - подумав, сказал Рузаев. - Скорее проводник.
        - Специалист, - в тон ему сказал Гаспарян. - Вот что, дорогие мои, давайте уясним себе правило: с этой минуты ничего не трогать руками. У нас есть щупы, зонды, пинцеты, перчатки… Договорились?
        - Как прикажете. - Рузаев вдруг шарахнулся от вертолета. Сверху, с козырька над дверцей, метнулось к нему круглое черное тело диаметром около пятнадцати сантиметров, пролетело над головой, сочно шлепнулось в центр паутины и мгновенно исчезло, оставив после себя слабый запах эфира.
        - Вот и паучок пожаловал, - сказал Сурен со смешком. - Симпатичный такой!.. Птиц, значит, они уже сожрали, теперь очередь за нами.
        - Я, конечно, не разглядел как следует, - проговорил Рузаев, придя в себя, - но скорее всего это сольпуга, а не паук.
        - Соль… что? - спросил Костров.
        - Сольпуга - фаланга из семейства паукообразных. Сольпуги неядовиты, так что бояться их нам вроде бы нечего.
        - А паутину они, эти сольпуги, плетут? - осведомился Гаспарян.
        - Н-нет… кажется, нет.
        - Вот видишь! - Гаспарян с треском захлопнул футляр электрометра. - Эксперты! Специалисты, так сказать! Помощнички!.. Надеюсь, ты прав и пауки неядовиты. Как вы думаете, сюрпризы еще будут?
        Рузаев с иронией развел руками.
        - Гарантировать не могу, но кажется мне, что все еще впереди.
        - Михаил-пророк! - фыркнул Костров.
        Гаспарян посмотрел на часы:
        - Ну-с, джентльмены, за работу.
        Солнце поднялось уже высоко, исчезла с кустов и травы роса, день обещал быть по-летнему жарким.
        Вскоре эксперты закончили измерение локальной полевой обстановки в радиусе километра вокруг просеки с ЛЭП, произвели соответствующие записи в журнале и полюбовались на свои вытянутые физиономии. Радиационный, а также магнитный, электрический и прочий фон оказался в норме. Приборы не фиксировали аномалий электромагнитного характера вроде тех, что были отмечены возле разбитого вертолета и у линии электропередачи. В последнем случае это было нормальным явлением: ЛЭП работала и «гнала» свои двести пятьдесят тысяч вольт потребителям в городах и поселках района.
        Правда, одна аномалия все же была - биологическая. Концентрация паутины в одном месте на трассе ЛЭП, в районе просеки, была очевидной. Она не отражалась электронными символами на экранчиках приборов и обладала только одним достоинством - наглядностью.
        - Сядем, покурим, - предложил Рузаев, доставая сигареты.
        Костров отказался, Гаспарян машинально взял одну и тут же вернул: он не курил, как и Иван.
        В целях безопасности они вышли из «паучьей зоны» и расположились отдохнуть на берегу Пожны, здесь она была лишь ручьем шириной метра полтора.
        - Что же мы имеем? - пробормотал Гаспарян. - А имеем мы без малого нуль информации. Странное нашествие пауков - раз, утечку электроэнергии на линии - два, самих пауков, не похожих на пауков, - три, крик ночью - четыре. Все?
        - Ржавый вертолет - пять, - подсказал Костров. - Отсутствие живности в лесу - шесть, да еще сверхпрочная паутина-диэлектрик! Больно ты пессимистичен, начальник. У нас материала уже на приличную сенсацию, а ты - «нуль информации»!
        - Нужна аппаратура физико-химического анализа, - сказал Рузаев, затягиваясь - Иван прав, набор проблем хорош. Но тем интереснее с ним работать. И неплохо бы достать какие-нибудь комбинезоны или спецовки, что ли, а то лазить по лесу в наших костюмах несподручно. Хорошо хоть сапоги догадались взять. Я их достал из мешка, можете надевать.
        - Вечером схожу в райцентр и позвоню Ивашуре, - пообещал Гаспарян. - Спецовки он привезет. Что касается моего пессимизма, то обосновать его я не могу. Тревожно что-то на душе, друзья мои. Не нравится мне паучье нашествие.
        - Обычная вспышка биологической активности, - предложил идею Костров. - Вы не хуже меня информированы о таких вспышках среди леммингов, крыс, саранчи. Вспомните «красные» приливы в Атлантике, когда по каким-то причинам начали бурно размножаться красные водоросли. Вот и здесь нечто подобное: нарушилось где-то экологическое равновесие, и среди пауков вспыхнула «эпидемия» размножения.
        - Не годится даже в качестве прикидочной гипотезы, - покачал головой Рузаев. - Слишком много несоответствий. Во-первых, трудно представить, из-за какого экологического фактора начали плодиться пауки. Во-вторых, судя по виду, это не пауки вовсе, а сольпуги, хотя утверждать не берусь - разглядеть не было времени. Да и родина сольпуг - юг Туркмении, так что непонятно, откуда они взялись в умеренной зоне России. И в-третьих, обычная паутина непрочная, а эта словно соткана из шелковых ниток! К тому же накапливает электрические заряды!
        - Чувствуется профессионал! - сказал Гаспарян. - Да, Иван? Зоолог я хреновый, но меня Михаил убедил. Что будем делать дальше, джентльмены? Ваши предложения?
        - Давайте попробуем пробиться к просеке со стороны леса, - предложил Костров, спокойно отнесшийся к «разгрому» своей идеи. Он был самым высоким в их компании и самым молодым. Лицо открытое, слегка скуластое, курносое, глаза карие. Друзья любили его за добрый нрав и бесстрашие, когда дело касалось критических ситуаций в экспедициях Центра: надежен, смел и удачлив. И не было случая, чтобы он дрогнул перед опасностью, спасовал или струсил. Фамилию свою Костров целиком и полностью оправдывал: он виднелся издалека, и не столько из-за роста, сколько из-за огненно-рыжей шевелюры.
        - Зачем тебе просека? - спросил Гаспарян.
        - Может быть, найдем причину скопления паутины именно в том месте. Судя по всему, там паучий центр.
        - Резонно, - заметил Рузаев. - Только поход к просеке я бы отложил: нужна, как я уже говорил, спецодежда, да и рация для связи. А вот экземпляр паука нам бы не помешал. Пожалуй, я займусь ловлей. Если ты не возражаешь, - добавил он дипломатично.
        Гаспарян кивнул.
        - Согласен. В крайнем случае сфотографируйся с пауками вместе на память, а мы с Иваном нанесем на карту особо запаутиненные места и начнем исследовать свойства паутин. Кстати, кто у нас сегодня дежурный по кухне? - Он посмотрел на Кострова.
        - Михаил начал - ему и кончать, - быстро среагировал тот.
        Гаспарян хмыкнул, посмотрел на каменное лицо Рузаева.
        - Логично мыслит, да, Михаил?
        - Подежурю, - коротко ответил Рузаев.
        К вечеру они закончили намеченные работы только наполовину: Рузаев истратил цветные фотопленки и километр кинопленки, снимая паутины, пауков и лес, но паука поймать не смог. Костров и Гаспарян определили координаты паутинных скоплений, однако на изучение паутин не хватило времени. Начальник группы в половине седьмого ушел в райцентр, надеясь засветло вернуться.
        Костров, не обращая внимания на мрачные пророчества Рузаева относительно его здоровья, с наслаждением искупался в Пожне, найдя неподалеку от лагеря бочаг глубиной около двух метров. Вода была холодная и чистая до полной прозрачности.
        Во время ужина у Кострова разыгралось воображение, и он выдал две гипотезы, которые Рузаев уничтожил неторопливо, методично и основательно, словно «сыпал» завравшегося диссертанта.
        - Ну а у тебя самого есть собственная гипотеза? - спросил задетый за живое Костров.
        - Есть, а как же, - невозмутимо проговорил Рузаев. - Я лично считаю, что Carthago delenda est.[«Карфаген должен быть разрушен» - слова римского патриция Катона-младшего, которыми он обычно заканчивал свои речи в Сенате (лат.).]
        Ошеломленный познаниями товарища в латинском языке, Костров повертел головой и не нашелся, что ответить.
        Так как на следующий день дежурить по биваку была его очередь, а от судьбы, как известно, не уйдешь, Иван решил заранее сходить к реке и набрать два ведра воды.
        Закат пламенел на полнеба, предвещая ветер, глухо шумел лес, наполненный тысячерукими тенями, покинутый зверем, птицей и насекомыми. Это отсутствие животного мира действовало на нервы больше, чем паутины в лесу. Дома на краю деревни казались угрюмыми склепами, стерегущими сон покойников, и Костров, далеко не робкий по натуре, под влиянием таинственной и мрачной атмосферы засвистел.
        Дойдя до речки и зачерпнув воды, он не сразу понял, что на его свист откликается довольно необычное эхо. Он остановился, перестал свистеть и прислушался. Это было не эхо. Из леса слева от тропинки доносился тихий прерывистый свист, даже не свист - писк. Он смолк почти сразу, как только Костров прекратил свистеть, и дважды возобновлялся в ответ на переливчатые рулады Полонеза Огинского. Кто-то помогал Кострову солировать.
        Продолжая насвистывать, Иван поставил ведра с водой, нашел подходящий сук и метнул его в чащу, откуда доносился писк. И тут же из леса раздался вопль, похожий на тот, что поразил их в первый вечер. Он прозвучал резко и сильно, полный тоски и злобы, и Костров невольно отскочил на середину тропинки, прямо на ведра.
        С минуту он прислушивался к шорохам леса, готовый бежать или драться, потом подобрал ведра и снова пошел за водой.
        - Кто-то кричал? - спросил его сонный Рузаев, когда он принес воду и молча залез в спальный мешок.
        - Я, - ответил Костров.
        Гаспарян пришел поздно ночью, усталый, злой и возбужденный.
        Костров, спавший вполсна, повернул голову в сторону негромких проклятий, доносившихся сквозь храп Рузаева, и спросил:
        - Ты, Сурен?
        - Спи, спи, дорогой, - отозвался Гаспарян. - Хорошо хоть в палатке пауков нет. Вот ведь дряни наплодил Господь Бог при сотворении мира! Кого он хотел этим удивить - ума не приложу.
        - Что случилось?
        - Да ничего особенного. Устал как собака, километров двадцать отмахал туда и обратно да еще драпал километра три…
        - От пауков? - засмеялся Костров.
        - Кто его знает. Где старый брод через Пожну, помнишь? Проезжали, водитель показывал… Нет? Впрочем, все равно. Темно, понимаешь, кругом, жутко - птицы молчат… А возле дороги что-то светится в кустах, как два глаза… И такая в них тоска - не передашь!.. Кинул я туда камешек…
        - А оттуда как заорет! - досказал Костров.
        - Точно! Как догадался? Слышал?
        - Слышать не слышал, но со мной тоже произошел случай.
        Гаспарян прыснул.
        - Ну и мчался же я! Наверняка установил рекорд в беге с препятствиями! Ты тоже?
        - Нет, я прыгнул в длину метров на семь без разбега, прямо в ведра с водой.
        Они засмеялись вдвоем, всхлипывая, давясь, и хохотали до тех пор, пока не проснулся Рузаев.
        - Вы что, с ума посходили? Два часа ночи, а они ржут! Анекдоты травите, что ли?
        - Извини, Михаил, - сказал изнемогший Гаспарян, вытирая слезы. - Разрядка за день.
        - Звонил Ивашуре?
        - Звонил. Шеф передал всем привет. Завтра вечером или послезавтра утром обещал привезти комбинезоны или штормовки. Так что надо успеть составить хотя бы общую картину.
        - Да, Игорь Васильич не любит туманных формулировок. - Костров выполз из спального мешка и, поеживаясь от холода, выбрался из палатки. Спустя минуту раздался его голос: - Братцы, посмотрите-ка!
        - Что там еще? - всполошился Гаспарян, высовывая голову из-под полога, и тихо выругался по-армянски.
        Над лесом, в стороне злополучной просеки, «заросшей» паутинами, вставало мягкое, переливчатое, серебристо-пепельное сияние.
        ГЛАВА 3
        Завтрак прошел в молчании.
        Собирались также молча, только Гаспарян, выглядевший, несмотря на плохо проведенную ночь, как всегда, аккуратным, подтянутым и свежим, сказал Кострову:
        - Иван, захвати-ка на всякий случай ружье.
        Кострову не хотелось тащить на себе лишние килограммы железа, но он вспомнил свое вечернее приключение и без слов нацепил на шею ремень ивашуринской бескурковки. Рузаев лишь головой покрутил, протирая объектив своего знаменитого
«Киева-10».
        В лес вошли по тропинке, протоптанной ими за два дня. Не успели миновать заросли жимолости, как шедший впереди Гаспарян вдруг остановился, словно наткнулся на змею. Костров обошел его сзади и увидел в кустах, невысоко над землей, кружевную снежно-белую паутину.
        - Так, - спокойно сказал Рузаев. - Пауки расширяют свои владения. Еще вчера их здесь не было.
        Гаспарян молча раскрыл футляр электрометра.
        - Напряженность поля - четыреста вольт на сантиметр.
        Костров присвистнул. Потоптавшись у паутины, он проследил за длинной серебристой нитью, цеплявшейся за куст рябины, и увидел вторую паутину. За ней располагались сразу две, связанные между собой ажурным «мостиком», а дальше, метров через десять, шло уже белое паутинное поле, опутавшее стволы сосен и берез, траву и кустарник.
        Гаспарян отломал сухой сук и ударил по паутине. С отчетливым стеклянным хрустом паутина развалилась на две части и потухла - стала серой, словно ее присыпали пылью.
        Костров заметил какое-то движение в траве под кустом, без долгих раздумий рванул с плеча ружье, поймал на мушку черное пятно, убегающее в траву, и нажал на спуск.
        Бах!
        Выстрел разнес тишину леса в клочья отголосков.
        - Сдурел! - шарахнулся в сторону Гаспарян.
        - Паук… - пробормотал Костров и повел стволом.
        Рузаев с любопытством оглядел его, полез в кусты и, поворочавшись там минуты три, глухо спросил:
        - Чем было заряжено ружье?
        Костров покосился на Гаспаряна.
        - Дробью, - ответил тот. - А что?
        - Это был паук. К сожалению, Иван отменный стрелок, и от паука остались только рожки да ножки.
        Рузаев вылез из кустов и смахнул с колен приставшие комки мха и сосновые иголки.
        - Надо было целиться в ногу, - сказал он рассудительно.
        Все трое переглянулись и засмеялись. Потом Гаспарян взял у Кострова ружье.
        - За стрельбу тебе еще придется отвечать, стрелок, так что не очень радуйся. Тут тебе не тир. А это слышали? Дразнит нас какая-то зараза…
        - С чего вы взяли? - осведомился Рузаев.
        Костров посмотрел на Сурена и рассказал Михаилу случай с «вечерним концертом».
        - Значит, кричат, по-вашему, пауки?
        - Но ведь больше некому, сам видишь - ни птиц, ни зверей.
        - Ну, отсутствие зверей еще надо доказать, а вот то, что паукам нечем издавать звуки, это я знаю точно.
        - Сам же говорил, это не пауки, а сольпуги. Может, и не сольпуги вовсе, а какой-нибудь новый вид?
        Рузаев пожал плечами.
        - Не знаю. Вообще-то на Земле известно около тридцати пяти тысяч паукообразных, открыть новый вид сложно. Но если это действительно новый вид - так и быть, приоритет за тобой.
        - Дадим ему название: паук иванус костровус, - предложил Гаспарян. - Звучит, не правда ли, Михаил?
        Рузаев, усмехнувшись, кивнул.
        - Лично у меня есть своя гипотеза. - Он прошагал к ближайшим паутинам и снял с шеи ремень фотоаппарата. - Пауки-мутанты.
        - О! - Гаспарян оживился. - В этом что-то есть.
        - И все же здесь нужен специалист-арахнолог. - Рузаев сфотографировал потухшую паутину и перевел пленку. - Я всего лишь зоогеограф по образованию; моя специальность, причем бывшая, заметьте, - изучение факторов, определяющих распределение животных, в частности пресмыкающихся. О пауках я знаю мало.
        - Где я тебе возьму специалистов? - буркнул Гаспарян. - Я говорил Ивашуре, он обещал что-нибудь придумать, но в один день специалиста не найти, да и с оформлением командировок под конец месяца - проблема. Так что будем обходиться пока своими силами. Факты, давайте факты, ничего, кроме фактов, выводы сделают другие. Миша, ты все же попробуй поймать паука, только без этого… - Он пошевелил пальцем: - Без стрельбы. А мы с Иваном займемся обстановкой. Будем делать замеры трижды в день и один раз ночью. Кто знает, как нам это может пригодиться.
        После обеда Костров взял метровый щуп, представляющий собой гибкий металлический стержень с керамической рукояткой, закинул за плечи рюкзак с ЗЗУ - звукозаписывающей аппаратурой - и направился к болоту.
        - Осторожней там, - по привычке пробурчал Гаспарян ему вслед. - Не подходи к просеке близко, возвращайся пораньше. Оделся хорошо?
        Костров похлопал щупом по своим сапогам: экипирован он был по всем законам леса.
        За обедом Рузаев поделился своими наблюдениями: он дважды видел пауков, но поймать так и не сумел - слишком шустрыми они были, зато хорошо рассмотрел.
        - Это не сольпуги, - заявил он, - но и пауков таких я не знаю. Может, действительно новый, неизвестный науке вид? Во-первых, размер тела - около двадцати сантиметров! Людоеды, а не пауки! Во-вторых, окраска фиолетовая, с металлическим отливом. В-третьих, хелицеры у них, то есть передние ноги для защиты и нападения, совершенно не развиты! В-четвертых, педипальцы - ногощупальца, наоборот, увеличены. В-пятых, у них всего по две пары глаз, но зато размером чуть ли не с половину головогруди! Если это не новый вид, то уж точно мутанты. Единственное, что смущает, так это причина мутагенеза. Самый мощный из известных сегодня источников мутации - радиация для пауков не страшна…
        Пробираясь между деревьями, Костров продолжал размышлять над словами Михаила, и предложения товарища будили в нем такие ассоциации, от которых на душе становилось муторно.
        Он вышел на край болота чуть дальше того места, где они с Суреном впервые увидели скопление пауков. Осока и камыш пересохшего болота были ржавого цвета, белые островки паутин хорошо выделялись на этом фоне. Несмотря на расширение своих владений в лесу, пауки почему-то неохотно ткали сети на болоте: паутинных полей здесь было значительно меньше.
        Шурша ломкой травой и опавшими листьями, Костров начал пробираться к просеке с линией электропередачи, стараясь идти по краю болота и не заходить в лес. Даже со стороны было заметно дрожащее белое мерцание в его глубине: пауки заткали все пространство между деревьями, и чем ближе Костров подходил к просеке, тем гуще становилось паутинное плетение. Наконец идти дальше, не затрагивая паутин, стало невозможно. Костров потыкал щупом в ближайшее паутинное облако, скрывшее под собой кусты чернотала, подивился упругости паутины и углубился в болото, обходя редкие островки паутин и колдобины с грязью.
        Через полчаса он выбрался к опоре ЛЭП и вытер пот со лба: ветер стих, и было довольно жарко. Вокруг царила странная тишина, будто все живое в радиусе нескольких километров от научного «логова» бежало, спасаясь от неприятного соседства, затаилось, спряталось. Не было видно даже длинноногих комаров карамор, живущих на болотах до поздней осени, что Костров отметил еще раньше. Он впервые оценил этот факт как сигнал тревоги. Заныло под ложечкой, стало зябко и неуютно, пришло ощущение чьего-то незримого присутствия…
        Костров передернул плечами, снял рюкзак и достал продолговатый футляр ЗЗУ. Вскрыв панель, вставил в отверстия по бокам решетчатые диски антенн, включил питание, подумал и поставил переключатель режимов в положение «инфразвук». Вложив прибор в рюкзак, он снова закинул его за плечи и побрел в сторону просеки, придерживаясь линии электропередачи.
        Через полкилометра линия привела его к просеке, и идти дальше Костров не решился. Построения паутин здесь приобретали странные, вполне осмысленные формы: арки, столбы, шпили, башни и даже целые «крепостные» стены, так что за ними не было видно ни леса, ни опор, ни самой просеки. Зато оттуда ощущался ток чистого и свежего теплого воздуха, щедро сдобренного запахом эфира.
        Тишина угнетала. Костров поймал себя на том, что норовит оглянуться через плечо, пытаясь хоть краем глаза поймать какое-то движение: ему казалось, что паутины по сторонам едва заметно колеблются, но, как только он бросал в том направлении взгляд, это движение замирало, пряталось куда-то вглубь, чтобы возникнуть уже в другом месте. Лес казался насыщенным странной жизнью и в то же время был неподвижен и мертв.
        Рассердившись, Костров ткнул щупом в ближайшую паутинную башню, серую у подножия и ослепительно белую вверху, на высоте шести-семи метров. Щуп с трудом преодолел ажурную преграду, и в тот же миг Костров почувствовал сильный удар по руке.
«Башня» сердито зашипела, засияла вся сверху донизу. Костров выпустил щуп и отскочил назад.
        Щуп остался висеть в воздухе, потом вдруг раскалился до желтого свечения и… осыпался каплями расплавленного металла! Запахло жженой пробкой и горелой виниловой изоляцией.
        - Ч-черт бы вас побрал! - в сердцах сказал Костров. - Хоть бы предупреждали!
        Кому адресовались его слова, он сам не знал.
        Он постоял некоторое время, потирая ушибленные пальцы, и вдруг подумал о спичках, представил, как горит сухая трава на болоте, полыхают деревья и жухнет в огне паутина… Додумать до конца Костров не успел: ему внезапно стало очень плохо. Голова закружилась, заломило виски, в ушах поплыл тихий, но все усиливающийся звон, ноги сделались ватными, подкосились, и он, теряя сознание, упал лицом в траву…
        Очнулся он от странных размеренных звуков: «Кх-кха-а-а… Кх-кхха-а-а… Кх-кхха-а-а…» Словно где-то рядом дышал громадный зверь или шумели кузнечные мехи…
        Костров открыл глаза, приподнял тяжелую голову и увидел, что лежит на голой скале, белой, как отполированная ветром и дождем кость. Вокруг, насколько хватал глаз, стояли необычные зеленые колонны, пушистые, словно поросшие зеленой шерстью. Вверху они расщеплялись на несколько тонких хлыстов с кисточками на концах, некоторые заканчивались свернутыми в спираль пучками зеленых листьев. Колонны соединялись между собой белыми ажурными мостиками, в которых Костров узнал паутины. Он резко сел и почувствовал, что вокруг стоит небывалая жара, что воздух здесь душный, густой, как кисель, и полон незнакомых ароматов…
        Обливаясь потом, Костров соскользнул со скалы, потрогал ее гладкий горячий бок, обошел кругом. На высоте его роста в скале обнаружились два отверстия, напоминавшие пустые глазницы черепа, а чуть ниже зияла щель, в которой смутно угадывались ряды треугольных пластин.
        Костров отошел от утонувшей в земле скалы, потом, движимый неосознанной тревогой, оглянулся. Скала…
        Холодея, он понял, что эта скала не что иное, как высохший череп какого-то исполинского зверя! Сомнений быть не могло. Костров хорошо помнил изображения ящеров палеозоя и мезозоя, в его домашней библиотеке было несколько книг из серии «Возникновение жизни на Земле».
        Попятившись, он наткнулся спиной на зеленую колонну, стрелой вонзавшуюся в густо-синее, без единого облачка, небо, и отскочил в сторону. Это была, конечно, не колонна, это было дерево… «Псилофит, - всплыло в памяти название одного из самых древних растений, - или… сигилярия?»
        Озираясь, он пошел между «псилофитами», чувствуя, как рубашка липнет к телу.
        Прекратившиеся было звуки снова возобновились, Иван направился в ту сторону, ошеломленный своим пробуждением в неведомой местности. Вопросов - почему, где и как? - он себе не задавал: ответов все равно искать было не у кого.
        Внезапно он вышел на край громадной воронки, скрытой под вогнутой белой пленкой, в которой он не сразу угадал… колоссальную паутину! Звуки шли оттуда, но разглядеть в глубине воронки что-либо, кроме тусклого оранжево-желтого мерцания, было невозможно. С каждым «кх-кхха-а-а» из воронки волнами наплывали запахи, в том числе и запах эфира, от которого кружилась голова и слегка поташнивало. Жара вблизи нее стояла совершенно невыносимая.
        Костров отступил, шатаясь, прошел несколько шагов и наткнулся на бугристый черный «ручей», бесшумно и неудержимо скатывающийся в воронку. Это были пауки!
        Костров зачарованно смотрел на «ручей», пока тошнота не подступила к горлу с новой силой. Тогда он попятился за ствол «псилофита», нечаянно задел паутинный мостик, что-то сверкнуло в воздухе, и наступила темнота…
        Сознание вернулось не сразу, а очнувшись от непонятного забытья, он увидел перед глазами знакомые жесткие стебли осота, коричневую губку мха и за кочкой - черное паучье тело с четырьмя громадными, прозрачно-фиолетовыми глазами. Паук поводил в воздухе двумя передними парами лап, видимо, «размышляя», что ему делать с непрошеным гостем.
        Костров отмахнулся, встал и побрел прочь от просеки - бежать не было сил. Лишь свалившись в скрытую подо мхом яму, к счастью сухую, он опомнился и перевел дыхание. Ноги дрожали, в голове стучало, словно он отравился газом. Кое-как уняв дрожь в ногах, Костров осмотрелся. Никто его не преследовал. Кругом расстилался знакомый ландшафт, жара исчезла, как и странная обстановка с «псилофитами» и черепом ископаемого динозавра. Но рубашка была мокрой и неприятно липла к телу.
        - Бред! - вслух сказал он. Выкарабкавшись из ямы на невысокий бугорок, он погрозил кулаком в пространство и пожалел, что не захватил с собой ружье. В то же мгновение новая волна слабости чуть не свалила его с ног. Задохнувшись от боли в голове, Костров, спотыкаясь, побрел в глубь болота и остановился, когда последние паутинные пятна скрылись из глаз…
        В лагерь он вернулся только через два часа, к заходу солнца, обойдя местность с пауками пятикилометровым крюком.
        Выслушав его сообщение, Гаспарян долго смотрел на пляшущие над костром языки пламени…
        - Что ты об этом думаешь? - спросил он наконец Рузаева.
        - Ничего, - ответил тот. - Когда я ловил пауков, у меня тоже несколько раз появлялась головная боль, хотя и не такая сильная, как у Ивана. Да и «неземные» пейзажи мне не снились, но чувствовал я себя скверно. Потом все прошло, и я забыл…
        - Что ж ты молчал! Мимо таких ощущений нельзя проходить спокойно. Пауки отгоняют нас от своих владений, это очевидно. Но чем? Ты какую аппаратуру с собой брал?
        - Звукозапись, - сказал Костров и стукнул себя по лбу. - Тьфу, совсем выбило из головы! Я же включил ЗЗУ на инфразвук. - Он встал, нырнул в темноту к палатке и через несколько минут вернулся с прибором.
        - Удивляюсь, как я его не поломал, когда падал. Сейчас посмотрим беднягу.
        Проверив настройку, он включил прибор на воспроизведение. Некоторое время из динамика доносилось только шуршание фона, потом раздался длинный вздох и долгое, постепенно затухающее, пульсирующее гудение.
        - Частота? - встрепенулся Гаспарян.
        - Восемь герц, - посмотрел на шкалу Костров. - Мощность десять децибел.
        Гаспарян медленно встал с пня.
        - Что?! Восемь герц?!
        - Фликер! - хмыкнул Рузаев. - Инфразвук с частотой семь-восемь герц - это фликер. Будь частота равной трем герцам, а мощность в полтора раза больше, ты, Иван, уже не встал бы. Три герца - это биоритм смерти.
        - Значит, восемь… - глухо повторил Гаспарян. - Однако это уже не игрушки… Твои галлюцинации тоже, вероятно, следствие излучения. Вот так паучки! Придется вызвать тревожную группу Центра, пока не случилось беды.
        - Подождем Ивашуру, - сказал Костров и виновато посмотрел на руководителя группы. - Он же обещал приехать завтра?
        - Обещал. - Гаспарян не заметил оговорки Ивана, выражавшей недоверие к нему как к руководителю. - Давайте ложиться спать, владыки мира. Отдых наш кончается. Утром перетащим лагерь подальше от болота, я видел паутины уже в деревне. И займемся систематизацией данных…
        Они полюбовались мягким голубоватым сиянием над лесом, где пауки соткали свое
«государство», и улеглись спать. Спали, однако, недолго. Ночью всех разбудил сильный грохот.
        Они выскочили в трусах из палатки, спросонья не зная, за что хвататься и куда бежать. Но в темноте ничего не было видно, даже сияния над лесом. Только со стороны деревни доносился удаляющийся грохот, словно по лесу неслась дьявольская кавалерия, круша деревья и сшибая недругов с седел, да мелко вздрагивала земля. Вскоре грохот утих, в последний раз громыхнуло, и в лес вернулась первозданная тишина, сквозь которую послышалось нарастающее журчание воды.
        Они стояли и всматривались во мрак, пока не продрогли.
        - Сходим? - предложил Костров, хотя желания идти вслепую, в ночном мраке, неизвестно куда у него не было. Как и у остальных.
        - Утром, - принял мудрое решение Гаспарян. - Ни черта мы сейчас не увидим, даже с фонарями. Залезайте обратно, не хватало, чтобы мы схватили простуду.
        Рузаев без слов залез в спальный мешок и тут же, судя по дыханию, уснул. Костров долго прислушивался к вою ветра и задремал только через час. Гаспарян уснул последним. Он еще два раза вылезал из палатки с ружьем и смотрел на притихший лес, вслушивался в ночные шорохи, сняв на всякий случай ружье с предохранителя…
        ГЛАВА 4
        Утром стала известна причина ночного переполоха.
        От просеки с пауками через лес, дорогу и деревню проходил громадный рваный ров! По пути он задел две крайних избы и разметал их на бревнышки, а дойдя до Пожны, остановился, и речка, изменив русло, теперь почти вся текла по этому рву в лес, к болоту.
        Они молча стояли на метровом валу вывороченного дерна и разглядывали обмелевшую ниже по течению Пожну. По дну рва бежал уже посветлевший поток воды, направленный чьей-то волей к скоплению паутин.
        - М-да, - сказал Гаспарян, теребя выбритый подбородок. Когда он умудрился побриться - никому ведомо не было. - Кто-нибудь может мне сказать, что это такое?
        - След от сохи Никиты Кожемяки, - буркнул Рузаев. - Он со Змеем ночью землю делил…
        - Канал, - произнес Костров, настроенный более прозаично, со вздохом трогая щетину на щеках. - Глубина метра два да ширина столько же… Пауки наши, оказывается, умеют строить каналы не хуже нас. Д-р-р-р - и готово! Только зачем им вода? Миша, паукам вообще вода нужна?
        - В мизерных количествах. Насколько мне известно, необходимое количество жидкости пауки высасывают из своих жертв. Но чтобы целая река… Кстати, почему ты решил, что этот «канал» построили пауки?
        - А кто еще?
        - Вот что, - сказал Гаспарян. - Давай-ка определим точно, куда идет ров. Если вода течет к просеке, там скоро будет потоп. Тогда придется переносить лагерь еще выше по дороге.
        - Переносить надо в любом случае. - Рузаев обвел взглядом лес, свежую двухметровую борозду, проделанную неизвестно кем и неизвестно зачем за одну минуту. - Вдруг паукам вздумается проложить еще один «канал»? Попади он по лагерю…
        - Точно, - кивнул Костров, - костей не соберем!
        Гаспарян поморщился и махнул рукой.
        - Я же сказал, перенесем. Пошли.
        - А завтрак? - спросил голодный Костров. - Может, лучше после завтрака?
        - Успеем, перекусим консервами. Не отставайте.
        Они потянулись гуськом друг за другом: впереди Гаспарян, потом Рузаев и Костров. Не успели пройти и полсотни шагов, как в лесу раздался треск, и на берег
«канала» выскочил ошалелый пожилой дядя, одетый в заплатанные штаны времен Первой мировой войны, ветхую студенческую куртку с надписью «Алтай-88» и женскую соломенную шляпу с выцветшей розой на полях. В руках он держал просторную ивовую корзину, судя по его рыси - пустую. Заметив экспертов Центра, он круто затормозил.
        - Доброе утро, - вежливо приветствовал его Гаспарян.
        - Здорово! - сипло отозвался дядя, заросший мощным волосом чуть не до бровей. - Чего это вы тута..
        - Мы ученые, не пугайтесь, изучаем пауков, а вы?
        - Леший, - шепнул на ухо Кострову Рузаев.
        - Грибник, - догадался тот. - Я уж думал, что сюда по грибы никто не ходит. Вы, наверное, напоролись на пауков?
        - Тьфу! - сплюнул дядя, достал громадный клетчатый платок и вытер лоб и шею. - Я в этих местах, почитай, шестой десяток годков грибы собираю! Что ж это за дрянь тут деется?
        - Вы же видели, пауки, - пожал плечами Рузаев. - Туда больше не ходите, опасное место. Где вы живете?
        - В Жуковке, хата у меня там…
        - Вернетесь, скажите соседям, чтобы сюда пока не ходили. Мол, запретная зона.
        - Дак куды ж тогда за грибами?
        - Лес велик, найдете еще места. А здесь… сами видите.
        - Вижу. - Дядя немного успокоился, трубно высморкался и тут заметил ров. - А энто откудова?
        - Оттудова, - кивнул в сторону болота Рузаев.
        Дядя проследил за его взглядом, затем издал сиплый горловой звук и снова попер в лес, ворочаясь в зарослях, как дикий кабан.
        Костров засмеялся.
        - Натерпелся страху грибник, все грибы растерял!
        - Страх - ладно, не было бы еще каких-нибудь сюрпризов вроде инфразвука, - сказал Гаспарян. - Места эти, видать, грибные, ждите еще гостей, особенно в выходные дни. Надо бы как-то обозначить зону, не дай Бог что случится!
        - Чем обозначить? Не писать же объявления на деревьях…
        - Не знаю, чем и как. Думайте.
        Рузаев почесал в затылке.
        - Одни мы не справимся. Охватить надо зону километра три в поперечнике, это по окружности километров десять.
        Гаспарян молча зашагал вперед.
        - Ладно, посмотрим по ходу дела, - сказал Костров, понимающе глядя в спину начальника группы.
        Они снова направились вдоль созданного ручья в лес и вскоре пришли к мнению, что ров тянется точно к просеке, к центральному паутинному скоплению. Однако никаких следов затопления местности не обнаружилось, хотя ручей тек всю ночь и должен был уже разлиться по лесу.
        - Странно, - пробормотал озабоченный Гаспарян. - Никакого котлована в районе просеки вроде бы нет. Куда же девается вода?
        - В болото, - предположил Костров.
        Рузаев промолчал.
        Они стояли в удивительном сказочном лесу, затканном паутинами. Косые лучи утреннего солнца пронизывали его огненными стрелами, и паутины вспыхивали всеми цветами радуги, словно усыпанные драгоценными камнями. Свежая борозда разделяла лес надвое и придавала ему угрюмую материальность. Лишь один звук нарушал колдовскую тишину вокруг - едва слышное журчание воды.
        Рузаев сфотографировал ров, исчезающий в туманной глубине леса, и они побрели назад, стараясь идти бесшумно, тихо, инстинктивно ожидая появления чего-то непонятного и грозного. В восемь часов утра позавтракали сухим пайком, сложили палатки, собираясь перебазировать лагерь подальше от рва и поближе к дороге, и услышали издалека в лесу крик. Не сговариваясь, бросились в заросли, причем практичный Рузаев успел захватить ружье.
        - Везет же нам на крики! - констатировал он хладнокровно.
        Это была девушка.
        Она лежала навзничь у куста акации, отбросив в сторону кошелку с грибами. Правая ее рука касалась паутины, и прямо над ней сидел громадный, не круглый, а многогранный, неуловимо асимметричный черный паук, поводивший из стороны в сторону двумя передними парами лап.
        Костров, бежавший первым, успел схватить ситуацию в одно мгновение, подивившись ее сходству с собственным случаем у просеки, и на бегу метнул в паука свой фотоаппарат. Паук исчез вместе с паутиной, повеяло странным сухим и горячим ветром. Иван подхватил девушку на руки и бегом направился назад, к лагерю.
        - Фотоаппарат подбери, - крикнул он Рузаеву, отмахиваясь от его помощи.
        Вместе с Гаспаряном он уложил потерпевшую на брезент, подсунув под голову свернутый спальный мешок, и брызнул ей на лицо водой. Ресницы девушки дрогнули, она открыла глаза. Ужас, мелькнувший в них, сменился радостью и недоумением.
        - Вы кто? - спросила она, приподнялась и села, пряча ноги под себя.
        Одета она была несколько легкомысленно для лесных прогулок: в небесного цвета кофточку поверх легкого сарафана, открывающего длинные, стройные ноги. Смуглая, тонкая в талии, с волной каштановых волос, перехваченных у шеи лентой, она показалась Кострову лесной феей, разве что бедновато одетой для сказки.
        - Мы исследователи, - сказал Гаспарян, деликатно отводя глаза. - Не бойтесь, здесь вы в безопасности. Меня зовут Сурен, а это, - он оглянулся на Кострова, - ваш спаситель, Иван Костров, эксперт Центра по изучению быстропеременных явлений природы.
        Костров церемонно поклонился, шаркнув ногой.
        Девушка улыбнулась. Бледность с ее щек стала исчезать.
        - Меня зовут Таисия, Тая… Пришла вот за грибами и… Кто это был?
        - А кого вы видели?
        - Сначала паутину, там их много, просто ужас! А потом паука. Он так смотрел!.. Я замахнулась на него корзиной, и… и мне стало плохо. Потом… появились вы.
        Эксперты переглянулись.
        - За грибами теперь сюда ходить нельзя. Вы здешняя?
        - Вообще-то я живу в Днепропетровске, а сюда приехала в отпуск, мои тетки живут в Жуковке.
        - Похоже, весь райцентр ходит сюда по грибы, - сказал Гаспарян Кострову… - Ну что стал? Объясни Таисии ситуацию, а я схожу к Михаилу, что-то долго он твой фотоаппарат разыскивает.
        Гаспарян взял из груды снаряжения щуп и скрылся в кустах.
        Костров помог девушке встать и вкратце рассказал историю их появления в Брянском лесу.
        - До чего интересно! - воскликнула Тая, всплеснув руками. - Я ведь журналист по образованию, работаю корреспондентом в газете. Вот уж никак не ожидала найти здесь материал!
        - Этот материал пока не для газеты, - остудил ее восторги Костров. - Слишком много необъяснимого и даже опасного. Вам здесь, наверное, и оставаться-то нельзя.
        - Вот еще! - Тая упрямо сжала губы. - Я уже не ребенок, сама могу решать, где мне можно быть.
        - Да я не против, - миролюбиво согласился Иван. - Только ведь и мы не решаем, кто имеет право присутствовать возле запретной зоны с пауками.
        - Кто у вас начальник? Этот… Сурен? - В характере Таисии, по всей видимости, одной из главных черт была решительность.
        - Сурен - руководитель группы, но скоро должен прилететь Игорь Ивашура, начальник отдела.
        - Вот с ним и решим, пусть приезжает.
        Таисия наскоро привела себя в порядок, чувствуя взгляды Ивана, и вдруг посмотрела на него с мольбой:
        - Я буду тише воды ниже травы! Ну, пожалуйста!
        Костров невольно засмеялся и махнул рукой:
        - Договорились.
        Из леса вышел мрачный Гаспарян, за ним бесстрастный Рузаев.
        - Ну, ты даешь! - сказал начальник группы, подходя и бросая на землю щуп.
        - Да, природа тебя силушкой не обидела. - Рузаев подкинул в руке плоский предмет. - Узнаешь?
        - Что это? - удивилась Тая. Рузаев остановился, потом подал черную мятую пластину.
        - Несколько минут назад э т о было фотоаппаратом. Ваш спаситель метнул его в паука так, что сплющил в лепешку.
        - Ерунда, - сказал Костров. - Не мог я метнуть фотоаппарат с такой силой. Там даже дерева поблизости не было - трава и паутина с пауком, так что разбивать аппарат было не обо что. А сделать из него пластину и вообще невозможно без пресса.
        - Выходит, это сделал паук.
        Костров посмотрел на Таю и пожал плечами.
        Гаспарян заметил его взгляд и мягко отнял у девушки искалеченный фотоаппарат.
        - А вам, Таисия, придется нас покинуть. Мы не имеем права рисковать чужой жизнью. Еще хорошо, что так закончилась ваша грибная охота, могло быть хуже.
        - Почему это вы будете рисковать моей жизнью? Разве я сама не отвечаю за себя? Решайте свои вопросы, я вам не помешаю. К тому же я журналист…
        - Ваши… м-м… полномочия не вызывают у нас сомнения, - начал Гаспарян. - Но поймите, зона леса в этом районе действительно стала опасной. Скоро здесь, я думаю, появятся воинские части и тогда…
        - Вот и прекрасно. Когда дело дойдет до официального запрещения - я возражать не стану. А пока… давайте я вам лучше помогу.
        Гаспарян почесал горбинку носа, хмыкнул и сдался:
        - Ну хорошо, оставайтесь, только одеты вы… м-м… не по сезону.
        - Ничего, сбегаю домой, переоденусь.
        Через полтора часа они перенесли лагерь на триста метров от прежней стоянки, установив палатки в нескольких шагах от заброшенной дороги. А еще через полчаса приехал Ивашура.
        ГЛАВА 5
        Игорь Ивашура на всех производил одинаковое впечатление. Высокий, гибкий и бесшумный, он не ходил, а подкрадывался, был постоянно настороже, словно ожидал нападения со стороны своих самых близких друзей. Лицо у него было резкое, хищное, и на нем выделялись яркие, прозрачно-желтые, «тигриные» глаза…
        Ивашура не удивился, встретив их в другом месте. Выгрузив с помощью своих подчиненных какие-то громоздкие ящики, выслушал доклад Гаспаряна, сходил с ним к просеке, посмотрел на «отводной канал» и, задумавшись, присел на ящик, вертя в руках остатки фотоаппарата.
        - Держитесь, - шепнул Костров на ухо Тае. - Как Игорь решит, так и будет.
        - Я не боюсь, - шепотом же ответила Таисия. Костров покачал головой.
        За что он уважал Ивашуру больше всего, сказать было трудно. Наверное, за умение ладить с людьми самых разнокалиберных характеров. У начальника экспертного отдела был какой-то особенный сплав такта, доброго юмора, мягкости и желания понять собеседника, и вместе с тем он был решителен, тверд в убеждениях и обладал железной волей - качеством, столь необходимым для начальника любого ранга. По-видимому, Тая тоже почувствовала в Ивашуре человека незаурядного, что Костров отметил не без укола ревности. Она рассматривала начальника отдела с любопытством и опаской, потом тихонько отошла за палатки.
        - Тут грибов в лесу тьма, - подошел к ним водитель «рафика», усатый, небритый и веселый - рубашка нараспашку. - Вы долго стоять будете? А то я полазаю полчасика с ведерком…
        - Ни в коем разе, - буркнул Гаспарян. - В лес ходить опасно. Можете посмотреть издали, что там творится, и назад. Миша, покажи ему.
        Рузаев увел недоверчиво улыбающегося водителя и через четверть часа привел обратно, бледного и растерянного.
        - Так! - сказал Ивашура. - Ждите меня к вечеру. Ничего без меня не предпринимайте.
        И через минуту юркий «рафик» скрылся за поворотом.
        Ивашура быстро принимал решения и быстро выполнял их. Таю он, вероятно, не заметил, хотя, по мнению Кострова, она была этому только рада.
        - Какой-то он у вас… жесткий, - сказала она со смешком.
        - Да нет, - вздохнул Костров. - Он просто встревожен.
        Вспомнился разговор с Суреном еще в самом начале его научной карьеры в отделе.
        - Красивый мужик, - со вздохом признался тогда Гаспарян после знакомства с новым начальником отдела, хотя ему-то как раз грех было жаловаться: почти все девушки отдела были в него тайно влюблены. Но Костров с ним согласился. Ивашура был красив по-мужски, целеустремленной красотой, он был гармоничен всегда и во всем, а это, по мнению Кострова, было главным в человеке. Нет, не зря Тая обратила внимание на Игоря Ивашуру, власть его над людьми была удивительна и неповторима.
        - Вот так, - сказал Рузаев и повалился столбом в траву. - Приказано ничего не предпринимать, а я человек дисциплинированный. Люблю бабье лето! Воздух в лесу: дыши - не хочу! Насовсем в деревню уехать, что ли?
        - От твоих сигарет деревня за неделю покроется смогом! - проворчал Гаспарян. - Вон как смолишь - пачку в час! Первый раз вижу эвенка, курящего сигареты, а не трубку.
        - Брошу курить. Не веришь? Вот докурю… пачку… и брошу. Буду жить один, распашу поле, сохой, на оленях… посажу картошку, капусту…
        - Ягель, - подсказал Костров. Рузаев и ухом не повел.
        - Заведу корову, пару баранов, олешков и буду покорять природу голыми руками, без техники.
        - Покоритель! Владыка, так сказать, лесов, морей и рек. Города мы уже превратили в сточные ямы цивилизации, моря, кажется, тоже прибрали к рукам, очередь за последней деревней, за полями и лесами…
        - Ты что, Сурен? - удивился Костров. - Лекцию читаешь? Или вспомнил обязанности члена общества охраны природы?
        - От окружающей среды, - хихикнул Рузаев.
        - Двое на одного? - Гаспарян расстегнул свою куртку и покосился на привезенный Ивашурой ящик. - Между прочим, Игорь был-таки в больнице и расспросил пилотов упавшего вертолета. Симптомы те же: они вдруг почувствовали себя плохо, а вертолет потерял управление и врезался в дерево. Чудо еще, что остались живы.
        - Инфразвук, - подал голос из травы Рузаев.
        - Очевидно. Какие еще причины могут заставить двух здоровенных мужиков потерять сознание? Так что будем делать до вечера, эксперты?
        - Лично я буду загорать, - сонным голосом отозвался Рузаев.
        - Надо бы разобрать новый груз, - заметил Костров. - Интересно, что привез Игорь?
        - Эврика! Вставай, Михаил, отдыхать будешь в институте.
        - Не хочу, - сказал Рузаев, однако спустя минуту встал.
        - А я пока схожу переоденусь, - сказала Тая. - И вернусь.
        - Лучше бы вы, Таисия… - начал недовольно Гаспарян, но посмотрел на Кострова и замолчал.
        - Я ее провожу, - буркнул тот. - Вы тут без меня справитесь.
        - Хорош! - развеселился Рузаев. - Идеи подавать мастер, а осуществлять их должна Маргарита. Я шучу. - Он похлопал Кострова по плечу, повернулся к начальнику группы. - Справимся, Сурен?
        - Иди, - нехотя проговорил Гаспарян. - Только побыстрей возвращайся. И уговори ее остаться дома.
        - Не прощаюсь, - звонко засмеялась Тая и взяла Кострова под руку. - Пойдемте, рыцарь.
        Они ушли.
        - Красивая девочка, - вздохнул Рузаев - И, видать, еще не испорчена мужским вниманием.
        - Да, - согласился Гаспарян и подумал об Ивашуре. - Они с Иваном чем-то похожи, да? Волосами особенно.
        - Миша, - через некоторое время позвал он, - у тебя дети есть?
        - Дочка, Галина. - Рузаев, прищурясь, посмотрел на товарища. - А что?
        - Да это я так, к слову… Сколько ей?
        - Двадцать четвертый пошел.
        - Да ну? - поразился Гаспарян. - Это сколько же тогда тебе?
        - Сорок семь. Что, хорошо выгляжу?
        Гаспарян покачал головой.
        - Я думал, ты мой ровесник, мне тридцать четыре…
        Костров вернулся к обеду без Таисии. Она пообещала прийти к вечеру и побежала на вокзал сдавать билет.
        Подходя к биваку, Иван заметил за редким сосняком у дороги двухвинтовой вертолет и поспешил к палаткам. За время его отсутствия возле лагеря побывала какая-то автомашина, это он определил по отпечаткам шин, а вертолет был двухместный, легкий - «Ка-18».
        Возле их оранжево-синей палатки стоял Гаспарян и разговаривал с двумя незнакомцами в серых брезентовых спецовках.
        - Понятно, - сказал один из них, плотный, с ежиком седых волос. - Доложу начальству, пусть решает. Поехали, Витя.
        Очкастый долговязый Витя мотнул головой, отвечая на приветствие Кострова, и зарысил к вертолету.
        - Это наш сотрудник, Иван Костров, - представил Ивана Гаспарян.
        - Матвеев, - протянул руку седой. - Странные тут у вас дела творятся, товарищи ученые. Ну да ладно, еще не раз сюда приеду, чует мое сердце. Пока…
        Вертолет улетел.
        - Электрики? - спросил Костров.
        - Начальник дежурной смены Жуковской подстанции, - буркнул Гаспарян. У него отчего-то испортилось настроение.
        - А еще кто приезжал? Я видел на дороге следы машины…
        - Случайные гости. Проехали мимо, в лес. - А где Михаил?
        - Тут я, - ответил из палатки Рузаев. - Пришли?
        - Я один.
        Рузаев выглянул.
        - Уговорил-таки остаться? Молодец! Я был о тебе лучшего мнения.
        - Не уговорил, обещала прийти вечером.
        - Тогда другое дело, - хмыкнул Рузаев и снова скрылся.
        - Зачем хоть электрики прилетали?
        - Утечка возросла, - очнулся от раздумий Гаспарян. - Напряжение в сети «село» почти на десять процентов. Если так пойдет и дальше, придется воевать с пауками всерьез, иначе район останется без электричества.
        Костров изучающе посмотрел на озабоченное лицо Сурена. Таким он его еще не видел. Сдержанная насмешливость Гаспаряна куда-то исчезла, уступив место угрюмой нерешительности и тревоге. В подобной ситуации никто из них не был, но Гаспарян интуитивно чувствовал серьезную опасность паучьего нашествия и мучился сомнениями относительно правильности своих действий, хотя уже понимал, что инициатива перешла в руки Ивашуры, а сам он, по сути дела, ничего толкового не придумал и не сделал.
        Костров сунул голову под полог палатки и шепотом спросил Рузаева, перезаряжающего фотоаппарат:
        - Что это Сур ходит, как под наркозом? Что тут у вас произошло?
        - Ничего, - сказал из-под одеяла Рузаев и добавил, понизив голос: - Просто в нем сейчас умирает лирик.
        Костров почувствовал в словах Михаила дружеский совет не мешать и буркнул:
        - Понял.
        Взяв из ящика складывающийся электрозонд и электрометр, он сказал в спину Гаспаряну, что идет в лес.
        В паучьем «логове» ничего не изменилось, если не считать того, что площадь, занимаемая паутинами, увеличилась. Пауки принялись застраивать Скрабовку и кое-где пересекали дорогу недалеко от старого места расположения лагеря.
        Костров наблюдал за «каналом», снабжающим паучий «город» водой, пробрался к просеке со стороны болота, стараясь думать о пауках «приятно», и долго всматривался в белое мерцание паутинных башен, взобравшихся по опорам линии электропередачи до гроздей керамических изоляторов. «Вот откуда утечка на линии,
        - подумал он. - Паутина проводит ток в землю…»
        Ни одно движение не нарушало мертвой неподвижности леса и паутинного царства, и это было странно, потому что Кострова не покидало ощущение, что за ним наблюдают чьи-то внимательные глаза. Сторожат, подумал он, преодолевая искушение швырнуть в кусты зонд. Пусть сторожат, я мирный прохожий… Повернувшись к просеке спиной, он не спеша двинулся обратно, ожидая «оклика» или «выстрела в спину». Напряжение постепенно ушло, неслышимое ворчание сторожа втянулось в лес, ощущение взгляда со стороны прошло.
        Костров вытер холодный пот со лба и ускорил шаг.
        Вечерело, когда он, закончив разведку, подходил к палаткам. Откуда-то из-за кустов доносилось бормотание мотора, и Костров понял, что вернулся начальник отдела.
        Ивашура приехал не один. Вместе с ним на зеленом с синей полосой «уазике» прибыл невысокий худой майор милиции с двумя молодыми людьми в штатском. Они действовали расторопно, записали рассказ Гаспаряна на диктофон, и Рузаев, свыкшийся с ролью проводника, увел их в лес.
        - Только недолго, - крикнул им вслед Ивашура. - Скоро стемнеет.
        - А что делать нам? - спросил Гаспарян, несколько повеселевший после прибытия гостей.
        - Сегодня - только регистрация фона вокруг зоны с паутинами, а завтра - посмотрим. Хорошо бы, конечно, отловить пару экземпляров, специалисты быстро разобрались бы, откуда эти пришельцы. Не пытались ловить?
        - Пробовали, однако, - вмешался вынырнувший из леса Рузаев. - Но встречаются они довольно редко, и реакция у них поистине космическая, да и ловить их небезопасно.
        - Куда ты дел районное начальство УВД? - вполголоса спросил Гаспарян.
        - Они пожелали остаться одни, дальше обещали не заходить.
        - А почему пауков ловить небезопасно? - поинтересовался Ивашура. - Из-за инфразвука?
        Рузаев напомнил ему случай с фотоаппаратом Кострова.
        - Ну, это не аргумент, - махнул рукой начальник отдела. - Иван, как это было?
        Костров рассказал, не зная, как относиться к случившемуся: с иронией или серьезно.
        - Когда я его бросил, - вспомнил он вдруг, - в лицо мне пахнуло горячим воздухом. Как из… духовки.
        - Любопытно. Что скажет по этому поводу металловед?
        - Насчет горячего воздуха ничего, а вообще - хорошо бы этот фотоаппарат отдать в нашу лабораторию, - проговорил Гаспарян, раздувая костер и умудряясь при этом оставаться чистым и франтоватым. - Нужен всесторонний анализ. Но все же считаю, что Иван не мог с такой силой метнуть аппарат, чтобы сплющить его в лепешку. Для этого нужен удар силой в пару сотен килограммов, если не больше.
        - И я сомневаюсь, - пробормотал Костров. - Разве можно сплющить фотоаппарат о траву или кусты?
        - Маловато, - вздохнул Ивашура. - Маловато мы еще узнали, больше сомнений, чем знаний.
        - Знания - это сомнения, оставшиеся неопровергнутыми, - изрек Рузаев известный афоризм, но вопреки его надеждам никто не откликнулся на шутку.
        Ивашура легко вскочил с места, спрятал записную книжку в карман.
        - Что ж, займемся ужином, надо накормить гостей. Я, пожалуй, пойду им навстречу, а вы тут похозяйничайте.
        Рузаев с Костровым быстро приготовили немудреный ужин: консервы, малосольные огурцы, привезенные Ивашурой, сгущенное молоко. Гаспарян вскипятил чай.
        Солнце зашло за щетинистый гребень леса, поляну у дороги пересекли длинные тени от высоких сосен. С запада на небосклон набегала гряда не слишком симпатичных облаков, и Рузаев со знанием дела предсказал скорое изменение погоды.
        - Если пойдут дожди, завязнем в грязи, - поморщился Гаспарян, посматривая на часы. - Где же они там?
        - Кто, дожди?
        - Не издевайся, я о гостях. Зря ты отпустил их одних, Михаил, еще случится что-нибудь…
        Костров тоже посмотрел на часы, но по другой причине. Таи все еще не было, и он уже начал беспокоиться, не случилось ли с ней чего-нибудь по дороге к лагерю.
        Рузаев встал, собираясь пойти на розыски ушедших, но в это время из леса донесся знакомый жуткий вопль, всколыхнувший торжественную тишину вечера.
        - Эт-то еще зачем?! - изменился в лице Гаспарян. - Засекли, в какой стороне?
        Однако в их помощи никто не нуждался. Через несколько минут со стороны реки послышались голоса, и к палаткам вышли все четверо: слегка улыбающийся Ивашура, растерянный майор милиции и оживленно разговаривающие парни.
        - Мы уже хотели бежать на помощь, - сказал Костров.
        - Дьявольщина! - хрипловато произнес майор, снимая фуражку и обнажая под ней лысину. - Вы были правы, Игорь Васильевич. Поехали, ребята.
        - А ужин? - спросил разочарованный Рузаев.
        - Какой там ужин! - махнул рукой майор. - Некогда ужинать. Да, братцы, задали вы нам задачку!
        - Разве мы? - весело удивился Ивашура. - Скорее уж с вас все началось, после аварии вертолета. Так я надеюсь, вы примете меры?
        - Как и договаривались.
        Майор еще раз махнул рукой, попрощался и полез в «уазик». Машина уехала, эксперты снова остались вчетвером.
        Поужинав, Костров отмерил по дороге несколько километров в сторону райцентра, но Таи так и не встретил.
        Укладываясь спать, Рузаев посмотрел на мрачную физиономию товарища и подмигнул остальным.
        - Будь оптимистом, Иван. Не пришла сегодня, придет завтра. Однако будь осторожен, история учит, что красивая женщина - это в основном голод любви, жажда самовыражения и неоправданные надежды.
        - О ком вы? - сверкнул в полутьме рысьим глазом Ивашура.
        - Да о той девушке, которую Иван спас от пауков, - пояснил Гаспарян. - Фотоаппарат не пожалел и нести никому не позволил. А фотоаппарат, между прочим, вещь подотчетная.
        В палатке установилась тишина, нарушаемая только дыханием людей. Снаружи палатки тоже царила тишина: ветер стих, и лес перестал шуметь, замер в мертвом оцепенении.
        - Нет ли тут связи? - подал через некоторое время голос Гаспарян. - Между нашими мыслями и действиями пауков?
        - Поясни, - коротко отозвался Ивашура.
        - Возьми случай с Иваном: он подумал, что неплохо бы поджечь лес с пауками, и… потерял сознание от инфразвукового удара. Есть даже запись в ЗЗУ. Потом эта девушка, Таисия. По ее словам, она замахнулась на паука и тоже потеряла сознание. Симптомы те же. Затем - пилоты… Все совпадает до мелочей. Сегодня утром и я попробовал… - Он замолчал.
        - Что ж не предупредил? - укоризненно проговорил Рузаев.
        - Не хотел рисковать всеми. Сознания не терял, но почувствовал себя плохо именно в тот момент, когда подумал об уничтожении пауков. Интересно, что ЗЗУ записала вместе с инфразвуком и ультразвуковое эхо. Хочешь - не хочешь, а напрашивается вывод, что паукам не нравится наше вмешательство в их дела, даже мысленное. Каким-то образом они чуют угрозу с нашей стороны и отвечают тем же.
        - Пауки-телепаты, - фыркнул Костров, вылезая из палатки. - А красиво светится, - сказал он минуту спустя.
        - Что там у тебя светится? - спросил Ивашура.
        - Не у него - воздух над просекой, - пробормотал Гаспарян.
        ГЛАВА 6
        Разбудил их дождь, хлеставший по палатке, как из двух пожарных шлангов. Костров посмотрел на часы - светящиеся цифры показывали семь утра - и выглянул из палатки. Небо было затянуто сплошной серой мутью, прочерченной кое-где космами ливня. Пелена дождя размыла лес в акварельный пейзаж, вылезать в такую мокрядь не хотелось.
        Однако пришлось. Предусмотрительный Ивашура достал всем армейские плащ-накидки из привезенного накануне запаса, и даже ворчливый Гаспарян примирился с непогодой.
        После девяти часов колесо событий, несмотря на продолжающийся дождь, закрутилось с ошеломляющей скоростью.
        Сначала из районного центра прибыли три грузовика со взводом солдат местного гарнизона. Солдаты в мгновение ока поставили рядом с палаткой экспертов две свои, громадные, тридцатиместные, раскочегарили кухню, поставили умывальники, навес для столовой и, выслушав инструктаж, исчезли в лесу, растягиваясь в оцепление. В лагере остались только дежурные кухонного наряда и один дневальный на обе палатки.
        Потом примчался вездеход на воздушной подушке и привез Матвеева, знакомого уже начальника смены с подстанции, и с ним - почти всю его смену электриков, четыре человека. Настроены они были решительно, но, выслушав советы Гаспаряна, ушли в лес уже менее бодро. Сопровождал их Рузаев. А еще через полчаса прибыл громадный бело-синий вертолет и привез научного директора Центра Богаева и группу ученых из областного отделения Академии наук. Поляна запестрела разномастными плащами и даже зонтиками.
        Во всех этих событиях чувствовалось влияние Ивашуры, его умение доказать необходимость этих мероприятий, и Костров в который раз признал в душе его превосходство над собой. Ивашура в свои неполные тридцать лет был личностью незаурядной. Все эти и другие мысли промелькнули в голове у Кострова в тот момент, когда он увидел в кабине вездехода Таю. Она издали помахала ему рукой и ушла вслед за основной группой «экскурсантов».
        За день еще дважды прибывали машины из города, привозили каких-то людей, видимо, представителей местных властей. Поляна, где эксперты разбили лагерь, преобразилась и стала походить на военно-полевой штаб. Движение заметно оживилось.
        Солдаты закончили растягивание трехкилометровой зоны проволочного заграждения с грозными табличками: «Стой! Запретная зона! Опасно для жизни!»
        Рузаев с вертолетчиками подстанции опустился на их машине к центру просеки и сфотографировал лес сверху. Вернулся он с непривычным рассеянным видом, а на вопросы товарищей отвечал:
        - Пауки строят крытый стадион…
        Несколько раз в лесу слышались дикие, ни с чем не сравнимые крики, уже знакомые экспертам. Эти крики заставили гостей отнестись к странной паучьей деятельности со вниманием. К тому же двое солдат из оцепления почувствовали себя плохо, и оцепление отодвинули от проволочного забора еще на сто метров.
        Вечером в одной из больших палаток состоялась короткая «пресс-конференция», подготовленная Ивашурой. На ней присутствовали ученые мужи, представители райисполкома, командиры воинской части, корреспондент АПН и эксперты Центра.
        - Я думаю, настало время скоординировать наши действия, - картавя, начал Богаев, низкорослый, полный, круглолицый. - Мы полагаем с завтрашнего дня начать тщательное исследование феномена с привлечением всех лабораторий Центра, имеются в виду биологические лаборатории. Но нужны специалисты в области арахнологии, экологии, палеозоологии. Надеюсь, в этом нам поможет Академия наук.
        - Непременно, - быстро ответил багроволицый, тучный академик Зиновьев, то и дело вытиравший лицо платком. - Это же чудовищное, небывалое явление! Я такого не припомню за все полвека моей научной деятельности, да-с.
        - Сколько же времени вы думаете исследовать пауков? - задал вопрос заместитель председателя райисполкома.
        Богаев развел руками.
        - Этого я вам сказать не могу. Явление очень редкое, ранее не наблюдавшееся. Нужен осторожный, тщательно продуманный подход, всесторонний анализ.
        - Да какой еще анализ! - вскочил представитель райсовета. - Район получает крохи электроэнергии, в домах нет света! Скоро остановятся заводы, асфальтовый и велосипедный, лесозаготовительные комплексы! Фермы без света тоже не смогут работать! Вы представляете масштаб вашего «научного явления»? Не строить же другую ЛЭП, пока вы будете изучать пауков!
        - Что вы предлагаете конкретно? - спросил Ивашура.
        - Что тут предлагать? Очистить линию от паутины, отогнать пауков, коль уж они у вас воду пьют и электричеством пользуются.
        - Сделать это, к сожалению, непросто. К просеке сейчас не подойти, пауки отпугивают людей инфразвуком.
        - Ей-богу, верится с трудом, - проговорил Зиновьев, - хотя я и сам убедился. Как пауки генерируют инфразвук, каким образом отводят электроэнергию, зачем она им нужна - сплошные загадки.
        - Верно… странные паутины… прочные… вода куда-то девается… пауки величиной с собаку! - раздались голоса.
        - Вот-вот, а вы обратили внимание на конструкцию паутины? Ведь ни в какую теорию не лезет! Паучий «город», да и только! Так что, извините, исследовать сие явление нужно и должно, - повернулся академик к руководителю райцентра. - Как вы помните, электрики уже пытались сбить паутину с проводов ЛЭП, и вертолет с ними потерпел аварию. Где гарантии, что с другими не произойдет то же самое?
        - И все же надо что-то делать, - буркнул представитель райсовета. - Так это оставлять нельзя. Нешуточное же дело, - заволновался он снова. - Да с нас же народ, общественность голову снимет, если мы обесточим район!
        Богаев усмехнулся, обвел сидящих на солдатских койках прищуренными глазами.
        - Прошу высказываться, товарищи. Может быть, у кого-нибудь есть гипотезы, которые смогут пролить свет на вторжение пауков? Жаль, среди нас нет арахнологов…
        - Арахнологов действительно нет, - подтвердил Ивашура, - приедут завтра, но есть зоологи.
        - А что с них толку? - под общий смех сказал Зиновьев. - Я тоже зоолог, ну и что? Я даже пауков не видел, только паутины да ров с водой. Может, это сделали вовсе и не пауки?
        - Пауки, пауки, - успокоил его Ивашура. - Тут недалеко наши сотрудники в походных условиях делают фотографии, снимали они много, скоро принесут. - Он нашел глазами Кострова. - Сходи, узнай, как там дела у Михаила.
        Иван сходил в палатку к Рузаеву и принес пачку мокрых отпечатков - сушить их было негде. Фотографии разошлись по рукам, в палатке раздались удивленные возгласы, говор двух десятков людей.
        - Насмотрелись? - спросил Ивашура у Зиновьева, разглядывающего не очень качественную фотографию паука.
        - Насмотрелся, - вздохнул тот. - Это не пауки. По форме они близки к сольпугам из семейства фаланг, но и не сольпуги… Помесь какая-то…
        - Знаете, - слегка заикаясь, сказал молодой ученый-зоолог, сотрудник Центра, - ведь этот паук похож на прапаука, древнейшего паука из верхнего силура.
        - Силурийский паук? - с сомнением произнес Зиновьев. - Реликт, так сказать? Не знаю, не знаю…
        - Похож, - вмешался кто-то из сидящих. - Недавно читал статью Барановского в
«Природе». Там приводилась фотография, вернее, реконструкция предка современных паукообразных. Ваш паук как две капли воды похож на того.
        - Не знаю, не знаю… - повторил Зиновьев, упрямо покачивая головой. - Ни один из пауков древности не достигал таких размеров.
        В палатке наступила тишина.
        - Ну хорошо, пусть прапауки, пусть силурийские пауки, вымершие, кстати, более четырехсот миллионов лет назад, - продолжал академик. - Что это нам дает? Откуда они? И почему именно здесь, в Брянских лесах? Почему в зоне умеренного климата?
        - Вопрос некорректен, - мягко сказал Ивашура. - Все равно что спросить: почему материальное тело состоит из атомов? Аксиома…
        - Не так уж и некорректен, - не удержался Костров, чувствуя рядом локоть Таи. - Возможно, в силурийском периоде зона умеренного климата была зоной полупустынь и субтропиков, а наши пауки «не знали», что климат изменился, и явились на старое место обитания…
        - Это скорее фантастический экзерсис, - улыбнулся Ивашура, - нежели научное предположение. А для окончательного вывода требуется мнение специалиста-арахнолога, не в укор всем будет сказано. Что касается уничтожения пауков… - он не договорил.
        Совсем близко, за тонкими намокшими стенками палатки, пугающе громко раздался длинный пронзительный вой, прервавшийся на высокой ноте. В нем явственно прозвучала угроза и холодный вызов.
        Все вскочили с мест. Тая вцепилась Кострову в руку.
        За стенками послышалась команда и удаляющийся топот.
        - Что это?! - спросил в наступившей тишине Зиновьев. - Третий раз слышу!
        - Ответ пауков, - спокойно сказал Ивашура, - дружеский совет их не трогать.
        ГЛАВА 7
        Последующие дни были заняты суетой, связанной с размещением прибывающих специалистов всех рангов, изучением реакции пауков на действия людей и спорами ученых, предложивших несколько гипотез и отстаивающих каждый свою.
        Костров как старожил нес службу проводника одного из малых исследовательских отрядов, в который входили немолодой кандидат биологических наук, один из электриков, норовивший все потрогать своими руками, старик Гришин, профессор экологии Московского университета, и эксперт Валера из отдела Ивашуры, чрезвычайно энергичный и любознательный. Из-за его рассеянности Костров все время вынужден был держаться начеку, так как олицетворял собой силы безопасности отряда и отвечал за действия и здоровье каждого целиком и полностью. А Валера - маленький, кругленький, как шарик для пинг-понга, в очередной раз выброшенный стальной рукой Кострова из скопления паутин, - только помаргивал белесыми ресницами, продолжая глазеть по сторонам и забывая о самой элементарной осторожности. Зато у него была своя «выстраданная» гипотеза, о которой он любил размышлять вслух.
        - Вы знаете, у него в самом деле интересная гипотеза, - признался как-то Кострову сухопарый медлительный Гришин. - Я все чаще прихожу к выводу, что этот молодой человек в чем-то прав.
        - В чем же? В том, что человечество «нарушило тонкую структуру времени» и от этого образовался канал, по которому пауки из силурийского периода «прорвались» в наше время?
        Гришин уловил в голосе Ивана иронию, но остался спокойным.
        Они стояли на бугре, поросшем тонкими дубками. Под ногами шуршали опавшие листья, сплошным слоем усеявшие землю. В лощине у одной из паутин, сплетенной пауками совсем недавно, возились с приборами биолог и электрик, а эксперт Валера стоял на коленях возле пустого муравейника и размышлял о чем-то вслух.
        - Нет, в пришельцев из чужих времен я не верю, - ответил Гришин. - Много неувязок, идея бездоказательна, хотя небезынтересна. Понимаете, ни прапауки, ни пауки сегодняшнего дня не живут колониями, как муравьи, например. А тут налицо паучья колония! Нонсенс! Пауки - хищные насекомые! Главное, однако, не в этом. Вам не кажется символичным, что пауки появились в самом чистом - экологически чистом - уголке земной природы?
        - Не знаю, - осторожно сказал Костров, не понимая, куда клонит Гришин. - Вы считаете, что центр Брянского леса - наиболее подходящее для пауков место? Или оно выбрано ими разумно?
        - Разумно - не то слово, хотя стоит задуматься над тем, что заставило пауков трудиться коллективно. Я хочу сказать, что пауки - живородящие твари, они не могли вылупиться из яиц, пролежавших в земле сотни миллионов лет. Понимаете?
        - Тогда Валера прав, и пауки появились здесь через «тоннель времени»…
        Гришин с неопределенной гримасой покачал головой.
        - Дался вам этот «тоннель»… Вы упомянули о «разумности» пауков…
        - Коллектива пауков.
        - Разумеется. Так вот, если бы этот коллектив был разумен, он никогда бы не выбрал для развития Брянский лес, да и вообще умеренные широты. Нет-нет, пауки появились в здешних местах случайно, будьте уверены.
        - Почему вы так думаете?
        - Вы замеряли температуру поближе к паутинному скоплению? Вижу, что нет. А мои коллеги замерили, и оказалось, что под паутинным пологом температура на пятнадцать-двадцать градусов выше, чем в среднем по лесу!
        - Микроклимат? - хмыкнул Костров, вспоминая свой бредовый сон.
        - Верно, микроклимат. Пауки строят себе дом по всем правилам строительного искусства, с отоплением от линии электропередачи и водопроводом.
        - Тогда следует принять за аксиому, что они таки разумны. - Костров пожал плечами. - Почему бы и нет? У Валеры есть еще одна гипотеза, что пауки пожаловали к нам из «соседнего измерения».
        Гришин поморщился.
        - Несерьезно. Валера в этой гипотезе не оригинален, о соседних измерениях, по-моему, даже фантасты перестали писать. Пауки действуют целесообразно, это верно, но называть их действия разумными я бы не стал. Их строительная деятельность - наверняка проявление какого-то сложного инстинкта, о котором мы не имеем ни малейшего представления. Не будете же вы отрицать, что в природе существуют примеры подобных явлений, которые мы, однако, не причисляем к разумным.
        - Но что строят пауки? Масштаб их деятельности не так уж мал.
        - Что? Убежища, например, «город», так сказать. Близятся зимний период, холода, вот они и спешат. Это самое простое и, может быть, самое близкое к истине объяснение. А может быть, они ищут способ вернуться туда, откуда прибыли, ведь появились же они откуда-то, из какой-то странной экологической ниши? Видите, и я вслед за вами начал фантазировать.
        - И совсем неплохо, - похвалил Костров. - Экологическая ниша, заселенная силурийскими пауками, «замороженная» в веках в Брянских лесах и открывшаяся сегодня! Совсем неплохо! Только какая причина заставила ее раскапсулироваться?
        Гришин развел руками.
        - Чего не знаю, того не знаю. Давайте догоним наших коллег, они уже ушли вперед. Кстати, мне послышался возглас Валеры…
        Костров огляделся и бросился в лощину. Возле паутинной «башни» он нашел Валеру, замершего в странном ожидании: глаза расширены, взгляд устремлен в бесконечность, лицо бледное, лоб покрыт испариной.
        Костров тронул его за плечо, и Валера безвольно упал, словно мягкая тряпичная кукла. Испугавшись, Иван позвал остальных и принялся делать парню искусственное дыхание. Втроем они с трудом привели молодого эксперта в чувство. Очнувшись, тот бессмысленным взором обвел встревоженных товарищей, кусты и, пробормотав что-то о «немыслимой жаре, древних папоротниках», пожаловался на сильную головную боль.
        Пришлось возвращаться в лагерь и оставить пострадавшего под присмотром добровольной медсестры - Таи.
        - Инфразвук? - спросил Ивашура, отведя их в сторону.
        - Не похоже, - ответил Костров. - Мы бы тоже почувствовали.
        - Тогда электрошок. Замерили электрическое поле в том месте?
        Костров переглянулся с Гришиным и виновато опустил голову.
        - Не догадался.
        Ивашура нахмурился:
        - Несерьезно, Иван.
        Костров слегка покраснел под изучающим взглядом Гришина и вдруг неожиданно для себя самого рассказал им свой странный сон - «путешествие во времени» - и присоединил слова Валеры о жаре и папоротниках.
        - М-да-а… - протянул Гришин. - Как, вы говорите, выглядели эти деревья?
        - Высокие стройные колонны, пушистые, словно в шерсти, с пучками больших
«перьев» на вершинах.
        - Похожи на кордаиты или на сигиллярии, но не совсем…
        - Вы что же, всерьез полагаете, что Иван побывал в девонском периоде? - прищурился Ивашура.
        - Не думаю, но… чего только не приходит в голову при близком знакомстве с пауками. А «сон» Кострова, кстати, не лишен здравого смысла. Наши пауки не зря создают себе микроклимат, значит, привыкли к более жаркому климату. Там же, где, по словам Ивана… э-э… Петровича, он оказался, было очень жарко. Совпадение?
        Ивашура задумался, вздохнул и отошел. Как-то само собой получилось, что он стал начальником комплексной экспедиции и взял на свои плечи всю полноту ответственности. В реальность «сна» Кострова он не поверил, как не верил и сам Иван. Слишком уж сказочным было допущение «путешествия во времени». Скорее всего
«сон» был галлюцинацией, вызванной инфразвуковым ударом или электрошоком. То же самое случилось, очевидно, и с Валерой…
        Погода не менялась. Целыми днями моросил мелкий, занудливый дождь, превративший дорогу в грязевой поток. Все ходили мокрые, измазанные торфом, глиной и зеленью. Одежда не успевала просыхать за ночь, и приходилось с отвращением натягивать на себя распаренные сырые брюки, рубашку и куртку. Один Гаспарян сохранял вид
«столичной штучки» и ходил сухой, словно переодевался каждый час.
        Тая раздобыла где-то палатку и переносила тяготы походной жизни вместе с остальными, не обращая внимания на уговоры новых друзей «беречь здоровье в городе».
        - Всем известно, что на природе здоровей, - смеялась она.
        Когда в четверг, на шестой день пребывания ученых у паучьего «города», Костров вернулся с вечерней бесплодной прогулки, Таи в палатке не было. Обнаружив, что Ивашуры тоже нет, он швырнул в угол свою куртку и принялся насвистывать невеселую мелодию, прикидывая, где в это время может находиться начальник отдела.
        - Паук укусил? - негромко осведомился Рузаев.
        - Если бы, - вздохнул Костров, залезая в сырой спальный мешок. - Миша, извини за любопытство, ты женат?
        Рузаев помолчал.
        - Второй любопытный. Неужели я так плохо выгляжу?
        - Да нет, - смутился Костров. - Я вообще…
        - Ну, если вообще, то прощаю. Кстати, как у тебя с Таей?
        - А никак… не знаю, как. Мы, по сути дела, незнакомы. Закончим расследование и разъедемся в разные стороны…
        Рузаев несколько минут размышлял.
        - Знаешь, парень, - сказал он наконец серьезно. - Есть одно мудрое изречение:
«Научи меня, Господь, спокойно воспринимать события, ход которых я не могу изменить, дай энергию и силу вмешиваться в события, мне подвластные, и научи мудрости отличать первые от вторых».
        Рузаев поворочался и затих.
        - Философ! - раздался из-под одеяла глухой голос Гаспаряна: он тоже не спал. - Научил мудрости… Внемли, Иван, иной раз и философ может дать хороший совет.
        Костров улегся и стал смотреть на полог палатки, освещенный прожектором. Неподалеку слышались голоса, позвякивание, фырканье мотора, шаги: жизнь военного лагеря шла своим чередом.
        Не каждому дано мыслить глобально, думал Костров, вспоминая свои поступки, разговоры, решения. Не от этого ли появляется иногда смутное недовольство собой, мелкостью собственных желаний и решаемых проблем? Ну хорошо, допустим, Игорь Ивашура масштабней, умнее, сильнее и так далее, допустим. Означает ли это, что на его фоне я выгляжу бледно? Или он колдун, раз Тая все чаще обращает на него внимание? Научи меня, Господь, спокойно воспринимать события… неподвластные мне события… А какие события мне неподвластны? Разве я не могу изменить положение в свою пользу? Впрочем, изменять пока нечего, не надо спешить с выводами. Ивашура не настолько слеп, чтобы не заметить красивой девушки, а если он все-таки ее не замечает, то это не его идеал… И хватит об этом! Миша дал прекрасную идею, и единственная его ошибка в том, что на Господа Бога уповать не надо. Если я не научу себя сам, никто другой мне не поможет… Гораздо сложней решить проблему пауков! Откуда они, почему появились в здешних местах, как с ними
«договориться»…
        Уснул он незаметно и не видел, когда вернулся Ивашура.
        Начальник отдела разделся, включил фонарь и долго разглядывал спящих в палатке, словно удивляясь чему-то. Кострову в это время снились жуткие «оскалы паучьих морд», Тая, бьющаяся в паутине, а также Игорь Ивашура с ружьем, отстреливающийся от «лавины» пауков…
        ГЛАВА 8
        В четвертом часу ночи шум возле палаток заставил всех проснуться. Ивашура второпях оделся и пошел узнавать, в чем дело. Вернулся он быстро.
        - Вставайте.
        - Что там такое? - сквозь зевоту спросил Гаспарян.
        - Район полностью обесточен. Приехал первый секретарь Жуковского райкома Глазунов. В общем, подъем!
        Костров оделся быстрее всех и выскочил из палатки. Дождя не было, но воздух был сырым и холодным, из-под ног брызгала вода. Над лесом в районе болота висело облако прозрачного голубоватого свечения.
        На дороге в отсвете фар Иван увидел «Волгу», в пятне прожектора у военных палаток сновали какие-то люди, слышался гул множества голосов. Из «гражданских» палаток выходили ученые и шли на освещенное место, как мошки на огонь.
        - Такое дело, товарищи, - говорил высокий, узкогубый и крупноносый мужчина с непокрытой седой головой. - В районе нет света, линия электропередачи замкнута. Наши специалисты прошли по всей трассе на вертолете - не верилось, что пауки забирают всю энергию, - но обрывов нигде нет, значит, дело в пауках. Нужно принимать срочные меры! Завтра из Москвы прилетит комиссия, а мне дали полномочия решать вопросы на месте любым способом. Если надо очистить ЛЭП от пауков, значит, будем очищать.
        Ивашура протиснулся сквозь толпу к говорившему. Все взоры потянулись к нему.
        - Потеряем людей, - сказал он тихо.
        Секретарь райкома побледнел.
        - Почему потеряем? Каким образом?
        - Пауки не подпускают нас ближе чем на полкилометра. Стоит подойти - генерируют инфразвук, и человек теряет сознание. Смертельных исходов не было, но мы и не брались за дело всерьез.
        При этих словах Костров вдруг почувствовал нарастающую тревогу. Словно зазвенела где-то гигантская струна, грозящая вот-вот оборваться и обрушить на людей страшный удар, способный взрыть землю на километр вглубь!
        По-видимому, многие в толпе почувствовали то же самое, потому что по ней прошло какое-то движение, и люди сдвинулись тесней.
        Глазунов прислушался к своим ощущениям и вопросительно посмотрел на Ивашуру.
        - Именно, - кивнул тот. - Это их реакция на наш разговор. Каким-то невероятным способом пауки «слышат» даже наши мысли!
        - И против этого нет никакой защиты? А если подойти к ним на бронетранспортере?
        - Броня не защищает от инфразвука.
        - Что же тогда?
        - Не знаю.
        Секретарь райкома оглядел плотно сдвинувшихся людей. Над толпой всплывали облачка пара от дыхания, температура была близка к нулевой. Костров под его взглядом опустил глаза. Да и что он мог сказать? Он тоже не видел способа избавить лес от непрошеных гостей. И еще мешало ощущение нависшего «дамоклова меча» - психологическое давление чужеродного, неприятного, холодного присутствия паучьего «города».
        - Зажечь лес? - пробормотал кто-то из сопровождавших Глазунова.
        Не успел он закончить фразу, как в лесу неподалеку от людей прозвучал короткий вопль. Все вздрогнули.
        - Слышите? - сказал Ивашура. - Стоит только подумать об их физическом уничтожении, как сразу раздается вот такой крик. Предостережение это или нет - не знаю, но звучит достаточно впечатляюще.
        - Что же делать? - повторил вопрос Глазунов.
        - Решайте. Если у вас большие полномочия… Мы, конечно, постараемся выполнить указания, но все же пауков трогать я не стал бы. Пока не научимся защищаться от них.
        Секретарь райкома вытер ладонью выступивший на лбу пот. Костров даже пожалел его, он сам испытывал чувство безысходности и злости на чудовищных «реликтов», чудом вырвавшихся из тьмы веков в современную эпоху.
        - Понимаете, - вмешался в разговор тот человек, который заговорил о поджоге леса, - в районе сто сорок одна больница, госпиталь на триста коек… Без тока нельзя оперировать. Случись несчастье…
        - Да, это довод! - глухо сказал Ивашура. - Об этом я не подумал.
        - А что, если… - начал вдруг неожиданно для себя самого Костров и остановился. Все повернулись к нему.
        - Что? - коротко отозвался Ивашура.
        Костров оглянулся. Начальник отдела понял.
        - Товарищи, расходитесь по палаткам. Ночью мы все равно не будем ничего предпринимать, отдыхайте. Пошли.
        Он взял Кострова за рукав и направился к «Волге».
        В машину сели секретарь райкома, Ивашура с Костровым, командир взвода оцепления, подтянутый лейтенант, Гаспарян и еще кто-то в штатском. Ивашура посмотрел на него недовольно, однако Глазунов поспешно представил его: майор госбезопасности Левченко.
        Майор скупо улыбнулся, понимая реакцию Ивашуры. Кострову он сразу понравился уверенностью, ненарочитым спокойствием, умением держаться.
        - Пауки каким-то образом читают наши мысли, так? - начал Костров.
        - Некоторым образом.
        - Что, если установить с ними контакт?
        - Контакт с пауками? - усмехнулся Гаспарян. - Однако, Иван, ты явно начитался…
        - Подожди, - с досадой в голосе перебил его Ивашура. - Говори толком, Иван.
        - Я и говорю - надо установить с пауками мысленный контакт. Приблизиться к просеке, насколько можно, и представить себе, что нам нужно освободить просеку от паутины… чтобы они догадались и убрались восвояси…
        - Чушь! - махнул рукой Глазунов. - По-вашему выходит, что пауки - мыслящие существа?
        - Не мыслящие, может быть, но мысли наши все же воспринимают. Да кто знает, пауки ли? Я хочу сказать, что руководить всем этим - деятельностью пауков, например, - может кто-то другой…
        - Мысль не такая уж и вздорная, - высказал свое мнение Левченко. - Думаю, стоит попытаться. Не годится нам пренебрегать даже самым мизерным шансом мирного решения проблемы. Путь военного вмешательства проще, но грубее и необратимее. Давайте конкретно обговорим все детали вашего контакта и приступим к выполнению. Времени у нас действительно в обрез. Как вы думаете приблизиться к их центру? Пешком или на машине?
        Ответить Костров не успел.
        Внезапно с неба на лес, на машины и палатки обрушился тугой звонкий удар, словно ударная волна давления от сверхзвукового самолета. Раздались крики, из леса прозвучало несколько выстрелов.
        Ивашура с лейтенантом одновременно выбросились из кабины, Костров выскочил за ними. От военных палаток бежал испуганный помкомвзвода с карабином на изготовку.
        - С постов передают - вблизи зоны невозможно находиться, солдаты падают без сознания!
        - Инфразвуковое нападение, - бросил сквозь зубы Ивашура и побежал в лес. - За мной, лейтенант! Остальным оставаться на местах.
        Ошеломленные люди снова потянулись к прожектору.
        Костров чувствовал какое-то томление, ему стало жарко, заломило в висках. Воздух стал ощутимо плотным, пропитался странным напряжением, словно перед грозой. Казалось, над лесом повисла чудовищная жара, готовая в любой миг сорваться и раздавить все живое…
        Другие испытывали те же ощущения, что и Иван, разве что реагировали по-разному. Секретарь райкома поднес руку к голове и с силой потер лоб.
        - Ну и духота тут у вас!
        Костров нашел Гаспаряна.
        - По площади бьют?
        - Сейчас проверим.
        Гаспарян умчался в темноту и скоро вернулся вдвоем с Рузаевым, тащившим тяжелый параллелепипед звукозаписывающего устройства.
        - Так и есть, - сказал он через минуту, выключая прибор. - Инфразвуковое излучение, мощность невелика, всего пять децибел.
        - Конечно, бьют по площади, а не векторно, - сказал Рузаев.
        - Что это значит? - спросил Левченко, обращаясь к Кострову. - Я не специалист…
        - Как вы себя чувствуете?
        - Н-ну… голова тяжелая… и дышать трудновато, душно тут у вас в самом деле.
        - Все ваши ощущения - результат действия инфразвука. Пауки «включают» свой
«генератор инфразвука» - как они это делают, я не знаю, - и, будь мощность излучения на порядок выше, нам с вами не поздоровилось бы.
        - Пауки излучают инфразвук во все стороны, - добавил Рузаев. - Потому и мощность мала.
        - Солдаты оцепления стоят к просеке ближе, чем мы. - Гаспарян передал ЗЗУ Рузаеву. - Пройдись с ним по периметру зоны. На них, очевидно, инфразвук действует сильнее. Может, нужна наша помощь?
        Никто ему не ответил. Инфразвук продолжал «струиться» из леса, действуя на людей угнетающе, подавляя волю, вызывая страх и головную боль.
        Тая робко тронула Кострова за руку. В расширенных глазах ее бродили отсветы фар, и поэтому казалось, что они живут отдельно, поглощенные созерцанием внутренней боли.
        - Скоро это кончится, Иван?
        Костров легонько обнял ее за плечи.
        Из темноты выступил полуодетый эксперт Валера. По всему было видно, что инфразвука он не чувствует, как и того, что одет он более чем странно: в сапоги на босу ногу и брезентовую куртку на голое тело.
        - Хотите гипотезу? - Никто ему не ответил, но Валеру это не остановило. - Вспышка жизни среди древних паукообразных, - продолжал он вполне квалифицированным языком, радуясь, что нашел достойную аудиторию, - это всего-навсего маленький нарыв на теле Земли как планеты. Загрязнение экологической среды перешло в новое качество. Уже не пятна нефти на воде и смог над городами определяют уровень загрязнения, а сдвиги континуума на уровне тонкой структуры. Затронута ядерная основа пространства-времени…
        - Ты конкретнее, философ, - перебил его Гаспарян. - И без терминологии, дорогой, а то мы сейчас плохо соображаем.
        - Пожалуйста. - Валера заметил жест Кострова и запахнул куртку. - Пауки появились здесь потому, что произошла локальная трансгрессия времени, сдвиг одного из его «гниющих» пластов, и образовался временной «фурункул». Кстати, этой гипотезой можно объяснить многие явления на Земле.
        Костров и остальные эксперты и ученые уже были знакомы с «гипотезой» Валеры, поэтому никто из них не стал возражать. Глазунов же знакомился с этими мыслями впервые, поэтому и реагировал соответственно.
        - Вы-то хоть сами понимаете, что говорите, молодой человек? При чем тут загрязнение среды?
        - А я нахожу в его словах долю истины, - проговорил незаметно подошедший Гришин.
        - Дымящие трубы… сточные воды… вонь и дым, грязь и копоть!.. Термин «загрязнение среды», конечно, сильно избит, но вдруг мы ломаем природу не только на макроуровне, но и на уровне элементарных частиц? Помните у Фрэнсиса Томпсона:
«Коснувшись цветка - потревожишь звезду»?
        Секретарь райкома дернул плечом, было видно, что держится он с трудом - то ли из-за нервного перенапряжения, то ли его организм реагировал на инфразвук особенно сильно…
        - Стоит ли говорить об этом сейчас? По-моему, у нас другие проблемы.
        - Стоит, - вмешалась вдруг Тая, заставив Кострова вздрогнуть. - Еще как стоит! Об охране природы уже анекдоты ходят, не слышали?
        - Общество охраны природы от окружающей среды, - тихонько подсказал Рузаев.
        - Вот, пожалуйста! Вы же умные люди, оглянитесь! Биосферу Земли стремительно заполняет растущий поток химикатов, многие из них губительны для жизни: отходы промышленности, выхлопные газы автотранспорта и авиации, ядохимикаты, применяемые в сельском хозяйстве, несбалансированные химические удобрения и тому подобные «побочные явления прогресса»! Кроме того - бесконтрольная вырубка леса как за рубежом, так и у нас, выработка полезных ископаемых, заиливание рек, атоллы, превращенные в свалки мусора, льды, черные от нефти и мазута! И все это разрушает циклы, тысячелетиями сложившиеся в биосфере! Какие нужны силы, чтобы справиться с этим тихим и самым ужасным преступлением человека против самого себя?! А вы говорите - не стоит об этом сейчас! А когда стоит? А если этот юноша прав?..
        - Так его! - крякнул Левченко. - Однако сильные вы приводите аргументы! По специальности, наверное, журналист?
        - Да, - смутилась Тая и спряталась за спину Кострова.
        - Критиковать мы все умеем, - усмехнулся, морщась, Глазунов. - А как до дела… Ээ, что говорить! Послушайте, это безобразие с инфразвуком вашим долго будет продолжаться?
        - Неизвестно, - сказал Гаспарян. - Кстати, всем, кто плохо себя чувствует, самое разумное - уйти из зоны излучения на некоторое время. Мощность инфразвука с расстоянием убывает слабо, но все же…
        Люди зашевелились.
        - Оденьтесь и пройдите к городу по дороге. Думаю, уже через двести-триста метров всем станет лучше.
        Большинство присутствующих разбрелись по палаткам и, одевшись потеплее, потянулись к дороге, подсвечивая путь фонарями. У машин остались только эксперты, приехавшее из города начальство, диспетчер подстанции Матвеев и Тая. Шел уже пятый час утра, небо потеряло монолитную мрачную плотность, стало сероватым, мглистым, начал накрапывать мелкий дождик. Сияние над лесом поблекло, словно втянулось под землю. Поднявшийся ветер играл полами плащей и задувал брызги в лицо. Костров с Гаспаряном решили было пойти к постам оцепления на поиски Ивашуры, но тут он сам появился.
        - Плохо дело, - выдохнул он, откидывая капюшон плащ-накидки и вытирая разгоряченное лицо мокрой ладонью. - Кто-то из солдат спровоцировал нападение пауков.
        - Рядовой Шинкаренок, - подтвердил лейтенант, переводя дыхание. - Он же и стрелял.
        - Подробнее, пожалуйста, - попросил Глазунов.
        - Рядовой Шинкаренок раздобыл где-то флягу с бензином, по договоренности с напарником ушел с поста, перелез через проволоку заграждения и направился к просеке. Хотел, по словам напарника, поджечь лес… Оружие его мы нашли, но дальше идти невозможно, слишком велика мощность инфразвука.
        - Он что, действительно пытался поджечь лес?
        - Пытался, там и спички рядом с карабином… Да что в такую погоду гореть может? Ума не приложу, зачем это ему понадобилось!
        - Новичок, - извиняющимся тоном сказал лейтенант. - Ну, пусть только вернется, влеплю по всей строгости!
        - Надо, чтобы еще вернулся, - серьезно сказал Левченко. - Вы говорите, глубже в лес не пройти? - повернулся он к Ивашуре.
        - Я пробовал, - кивнул тот, - чуть не свалился.
        - Может быть, еще разок рискнуть?
        - Рискнуть можно, да что это даст?
        - Ну, попытка - не пытка, а человека спасать надо. Пошли, лейтенант, где там твои подчиненные?
        Левченко с лейтенантом исчезли в лесу. Поколебавшись, за ними ушел Рузаев.
        Костров заметил вопрошающий, умоляющий и укоряющий взгляд Таи, открыл рот, собираясь предупредить, что и он уходит на поиски пропавшего солдата, и в это время взгляд его упал на округлую тушу вертолета за дорогой. Иван сглотнул слова и подошел к девушке.
        - Не хочешь со мной?
        - Куда?
        Костров ткнул пальцем в мокнущий под дождем вертолет. Тая непонимающе посмотрела в ту сторону.
        - В вертолет, что ли?
        - Понимаешь, можно попытаться вытащить солдата из зоны на вертолете. Я когда-то пилотировал…
        - А не убьемся?
        - Обижаешь десантника…
        - Тогда давай возьмем с собой кого-нибудь еще…
        - Боюсь, трое в кабину не поместятся, да и время дорого.
        Они посмотрели друг на друга. В глазах Таи сквозь сомнение проглядывали интерес и удивление.
        - Я первая, - наконец прошептала она.
        ГЛАВА 9
        Костров влез на сиденье пилота, включил зажигание. Тая вдруг тронула его за локоть: через поляну к ним бежал Матвеев.
        - Вы что?! - заорал он, подбегая. - Сами угробитесь и машину загубите! Слезайте, я вам говорю!
        Костров резко открыл дверцу, высунулся по пояс, приблизил лицо к оторопевшему Матвееву и сказал бешено и тихо:
        - Там парень погибает, отец! Ясно? Может быть, полетите вместо нее?
        Иван указал на Таю.
        Начальник смены подстанции отступил на шаг, оглянулся. Костров захлопнул дверцу.
        Лопасти винтов нехотя сдвинулись с места, закрутились все быстрей и быстрей. Тугой поток пригнул траву, всколыхнул ветви деревьев, погнал рябь по лужам. Матвеев, пригибаясь, отбежал в сторону.
        - Ну, Тайна, отступать поздно, - громко сказал Костров, перекрывая шум двигателя, и потянул штурвал на себя. Мелькнули и ушли вниз мокрые стволы сосен, поляна с палатками закружилась каруселью и скрылась из глаз.
        Посветлело настолько, что лесная «шкура» стала отличима от неба, хотя видимость из-за дождя не превышала сотни метров. Вертолет, кренясь, летел к просеке в десятке метров от верхушек деревьев.
        Кострову показалось, что стало трудней дышать, сердце заработало тяжело, с перебоями, на глаза набежали слезы… «Терпи! - приказал он себе, стискивая кулаки. - Поздно отступать! Да и не простишь ты себе этого никогда! Терпи, эксперт!»
        Он мотнул головой, тяжелой, будто налитой ртутью. Говорить не мог, язык жег гортань, как раскаленный кусок железа. Заныл позвоночник, волна боли прошла по суставам…
        - Ах, черт! - воскликнул Костров.
        Вертолет подскочил вверх, как поплавок из воды. Стало чуть легче.
        - Ниже не опуститься. Тайна! Придется возвращаться.
        - Где мы? Я что-то потеряла ориентацию…
        - Над проволокой, под нами пост оцепления, кто-то машет руками… Видишь?
        Тая с трудом обнаружила провал в лесу и увидела троих волокущих что-то по траве. Четвертый махал руками: возвращайтесь!
        - Левченко! - узнал Костров. - Молодец, майор, опередил нас. Они, кажется, вытащили парня без нашей помощи.
        Вертолет поднялся выше, боль в голове отступила. Костров почувствовал блаженное облегчение, вздохнул всей грудью. И вспомнил свою речь о «контакте».
        - Ну что, не боязно? - спросил он девушку. - Рискнем еще разок? Вдруг получится?
        - Рискнем! - отчаянно кивнула Тая. - А как?
        Костров засмеялся.
        - Я и сам не знаю. Подлетим к их куполу и попробуем мысленно «предложить им дружбу».
        Вертолет набрал полтораста метров высоты и медленно, словно крадучись, подобрался к заселенной пауками просеке.
        Сквозь пелену дождя открылось странное зрелище: кипенно-белое облако в форме конуса придавило лес, возвышаясь над опорами линии электропередачи на добрый десяток метров. Диаметр облака достигал трех километров, края его постепенно редели, растворяясь в лесу, смешиваясь с кустами и деревьями. Над конусом всплывал пар, столбом поднимался струящийся от жары воздух. Было в этом зрелище что-то нереальное, чуждое восприятию; человек двадцатого века не встречал еще на Земле ничего подобного. Гармония паутинного конуса потрясала, притягивала и отвращала одновременно. Присутствовал в ней нечеловеческий, чужой и холодный элемент, чужой и холодный расчет. И мороз пошел по коже, когда Костров вспомнил, что творцы конуса - пауки.
        - Начали? Думай о пауках, предлагай им, фигурально выражаясь, руку дружбы, а главное - пусть очистят доступ к ЛЭП! Держись!
        Вертолет плавно пошел вниз.
        Навалилась душная, жаркая тишина, снова боль толчками отозвалась в позвоночнике, в грудной клетке. Костров закрыл глаза и застыл, вцепившись руками в полукольцо штурвала.
        Сквозь сомкнутые веки мелькнула бесшумная белая вспышка, потом еще и еще. Проговорила что-то Тая. И вдруг перед глазами Ивана появилось видение: бесконечный лес и белое поле паутины на нем. Оно растет, растет, поглощая лес, пока не останется ничего, кроме искрящегося паутинного покрывала…
        - Нет! - крикнул Костров, а может, хотел крикнуть. Он представил себе, как у паутины встречаются человек и паук, но, кроме протянутой руки для дружественного
«рукопожатия», выдумать ничего не смог.
        В ответ в голове взорвалась бомба недоумения, словно по обнаженному нерву, управляющему приемом сигналов эмоционального состояния собеседника, ударили топором…
        Обливаясь потом, Костров упрямо продолжал опускать машину к паутинному конусу, попытался представить рядом человеческий город и паутинный, расположил вблизи от них теплоэлектростанцию. Люди протянули от электростанции к паукам линию электропередачи, построили канал и пустили воду. Костров подождал, сосредоточиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям - грозный звон недоумения и угрозы слегка утих. Тогда Иван быстро «нарисовал» человека, входящего в паутину паучьего конуса, перечеркнул его, потом то же самое проделал с пауком, подползающим к городу…
        Ничего не произошло…
        Костров открыл глаза, посмотрел на Таю, и в следующее мгновение накатилась волна жуткой, холодной, нечеловеческой тоски и угрозы… Все померкло перед глазами…

«Не поняли! - подумал Костров, на мгновение теряя сознание и тут же выныривая из омута тьмы. - Не поняли! Назад!»
        Но назад он не успел…
        Ивашура, запыхавшись, выбежал на поляну и быстро оглядел оставшихся.
        - Кто полетел?!
        - Костров, - тихо ответил Гаспарян.
        - Один?
        - С журналисткой… Я не успел на минуту…
        - Ч-черт! - Ивашура стукнул кулаком о кулак. - Надо было мне с ним идти…
        Из-за деревьев вертолета не было видно, но доносился то нарастающий, то удаляющийся рокот моторов.
        Несколько минут прошло в молчании. Потом двигатель вертолета взревел как-то необычно и стих. И тотчас же над лесом в стороне болота встал в полной тишине столб бледного золотого сияния. Вокруг него закружились облака, заиграли сотни крохотных радуг. Потом - люди зажмурились - невероятный золотой водопад огненных стрел хлынул с небес на землю, раздалось громкое ядовитое шипение, пахнуло горячим ветром, озоном…
        Сияние над лесом сдвинулось в фиолетовый диапазон. Струна, державшая всех в напряжении, зазвенела сильней, так что все перестали слышать обычные звуки: скрип стволов деревьев, хлопанье брезента палаток, шорохи и журчание воды.
        - Что же это? - сказал Гаспарян. - Игорь, что это?!
        - Всем - уходить! - опомнился Ивашура, оглянулся, ища кого-то глазами. - Лейтенант, командуй: всем быстро уходить отсюда к городу, солдатам тоже! Быстро, быстро! Давай команду своим. Чего стоите? - повернулся он к остальным. И было в его голосе нечто такое, от чего все безмолвно кинулись к дороге: Матвеев, Глазунов, шофер, солдаты…
        Гаспарян бросился было за ними, но остановился, увидев, что Ивашура что-то ищет у палатки с аппаратурой.
        - Игорь, а ты?
        Ивашура вырвал из рюкзака кинокамеру, накинул ремень на шею и снова наклонился над рюкзаками.
        - Погоди-ка, Сурен.
        Гаспарян подскочил к начальнику отдела, тот протянул ему фонарь и ружье.
        - Держи. Зови Михаила, пойдем искать Ивана. Кажется, они с Таей упали…
        - Миша! - крикнул Гаспарян, и словно в ответ на его крик под ними вдруг загремело, зарычало, земля ударила в ноги, встала дыбом… Людей бросило к дороге на несколько метров. А в стороне болота показалась над лесом какая-то темная громада, окутанная сеткой молний, стала расти в высоту, пока не достигла низкой пелены туч. Земля снова содрогнулась, низкое рычание вырвалось из ее недр, звук становился громче, нестерпимее. Тон его повышался, пока не превратился в свист и не ушел в ультразвук. И тогда те, кто еще не потерял сознания от звукового шторма, услышали не то плач, не то скулящий вой, полный ужаса, тоски и безнадежности, - кричали гибнущие пауки…
        ЧАСТЬ II
        ГЛАВА 1
        Сначала пришла боль: кололо в боку, болела голова, ныло правое бедро. Потом пришел звук: тоненький всхлип, повторяющийся каждые полминуты. Но свет не приходил, хотя Иван уже разлепил глаза и таращился во тьму изо всех сил. От напряжения глаза заломило, в них поплыли огненные колеса и светящиеся узоры - иллюзия света.

«Где это я? - вяло подумал он и пошевелил рукой перед глазами, пытаясь разогнать темноту. - Уж не ослеп ли, чего доброго?»
        Потрогал веки - целы, но тьма не рассеивалась. Попробовал сесть, и боль сразу накинулась на все тело. Иван охнул, тихо выругался, но все же заставил себя приподняться.

«Вертолет, - пришла догадка, - вертолет разбился, но я остался жив. А Тая?!»
        Чувствуя себя так, словно в теле рвались сухожилия, Иван с натугой встал.
        - Тая!
        Глухое эхо, словно в сыром склепе.
        - Таисия! Где ты?
        Всхлипы и тишина. И темнота.

«Никого… Где же я, черт возьми?! В лесу, что ли? Ночью? Не похоже…»
        Иван сделал шаг. Загремело, будто по каменному полу покатились стеклянные банки.

«Нет, это не лес… фонарь бы сюда…»
        Морщась, потрогал бедро и бок, но на ощупь определить что-то было невозможно, хотя на боку, кажется, вспух здоровенный синяк. Немудрено - сверзиться на вертолете со стометровой высоты!.. Как еще жив-то остался! Но где же все-таки Тая?
        - Таисия! - позвал он еще раз. Как в вату. Потоптался на месте, прислушался к хрусту под ногами и равномерному всхлипыванию: шагах в десяти, если судить по громкости звука. Похлопал себя по карманам. Спички! Достал коробок, гадая, как он к нему попал, вспомнил - разжигал костер сутки назад. Сутки ли?
        Чиркнул спичку, язычок пламени раздвинул мрак на несколько шагов. «Не ослеп, слава Богу. Под ногами белесые бугры, хрупкие, как высохшая молочная пенка. Это от них такой хруст. Паутина… Паутина?! Точно, вот и характерный узор…»
        Спичка погасла. Иван вынул другую и остановился. Не спеши, эксперт, экономить надобно. Неизвестно, отыщется ли здесь еще коробок… Подумал, проверил карманы более тщательно. В куртке оказались расческа, ручка, носовой платок, записная книжка и конфета, в брюках - нож с выскакивающим лезвием и клок не то от газеты, не то от тетрадного листа. Годится. Свернул в трубочку и поджег.
        Колодец! Вернее, что-то вроде круглого колодца диаметром около четырех метров. Стены в густой массе склеившейся и засохшей паутины, пол покрыт слоем той же паутины и сверху другим слоем - белых, как фарфор, полых трубок. Потолка не видать - высоко, выхода тоже незаметно…
        Клок газеты догорел.

«Что еще зажечь? Записную книжку жалко, но выхода, кажется, нет. Выхода… Погоди жечь спички, выход можно поискать в темноте».
        Он обошел колодец кругом, спотыкаясь на стеклянно звенящих трубках и пробуя стены. «Глухо! Настоящий колодец! Хорошо, что сухой. Неужели его сделали пауки в просеке, а я в него провалился?.. Но почему не видно неба? Тучи?»
        Иван зажег свернутый в трубку лист из записной книжки и торопливо осмотрел бок и бедро. «Так и есть: на боку громадный кровоподтек до ребер, на бедре ссадина. Черт с ними, заживут! Выбраться бы отсюда…»
        Попробовал добраться до стенки колодца сквозь шелушащийся слой паутины. «Похоже
        - камень… или бетон. Как же выбраться? Рубить в бетоне ступеньки? Абсурд!»
        Иван отодвинул несколько «фарфоровых» трубок и сел, прислонившись к стенке колодца. Задумался, вспоминая последние минуты полета с Таей, но как он здесь оказался, вспомнить не мог. Ясно одно: «контакта» с пауками не получилось, гипотеза об их разумности не выдержала проверки делом… Иван нащупал в кармане конфету, подумал и съел. «Теперь попить бы не мешало… Пауков попросить, что ли, чтобы воды принесли?..»
        В этот миг где-то рядом раздался крик, знакомый крик паука.
        Он начался с жалобного завывания, поднялся на тон выше, превратился в визг и закончился хохотом гиены!.. Иван вскочил, забыв про боль в теле, приник к стене, а та почему-то вдруг поехала от него, потом с размаху ударила в лицо, затрясся пол, откуда-то из темных таинственных глубин под колодцем донесся удаляющийся гул…

«Землетрясение, - подумал Иван, вжимаясь в пол всем телом. - Задавит, как червяка, в этом склепе!»
        Гул стих, еще раз дернулся пол, и в колодец вернулась тишина.
        Костров полежал еще несколько минут, прислушиваясь к тишине, соленая капля сползла на губы. Он лизнул - кровь…
        - Ну вот, - сказал он вслух, садясь спиной к стене и задирая голову. - Теперь и нос разбил…
        Посидел в такой позе, дожидаясь, пока остановится кровотечение. Звон в голове утих, и стал слышен знакомый тихий всхлип. Теперь Иван понял, что всхлип этот идет откуда-то из-за стены, как и крик паука только что… Значит, колодец имеет выход… или вход. Но где?
        Иван повертел головой, и ему показалось, что он видит какой-то серый прямоугольник на уровне головы. Свет?!
        - Да будет свет, сказал кандидат наук… - пробормотал он и встал. Руки нащупали край отверстия, полускрытого пластами паутины.
        Свет - если только можно так назвать едва видимое свечение - шел оттуда. Очевидно, землетрясение приоткрыло дверь или окно или разрушило кладку стены. Однако уходить не хотелось. В колодце было сухо, тепло, безопасно…

«Что это я? - сказал он сам себе. - Неужели труса праздную? Вперед, эксперт! Не хватало, чтобы этот колодец стал твоей комфортабельной могилой!..»
        Превозмогая боль, Иван подтянулся на руках, лег грудью на ровный край «окна» и кое-как протиснулся в щель, образованную наклонившейся плитой. Дальше шел коридорчик, узкий, как крысиная нора, но короткий. Иван осторожно высунул голову. То ли глаза его окончательно адаптировались к темноте, то ли здесь было светлее, чем в колодце, во всяком случае, он почти разглядел большой и очень высокий - потолка не видно - зал. Определенной формы зал не имел, стены его то смыкались друг с другом под тупым углом, то шли уступами, переходили в гнутые поверхности и плоскости с рядами ниш. Дальний конец зала терялся во мраке, а слева Иван углядел звездообразный пролом или проход, более светлый, чем остальные предметы. Именно через этот проход и сочился сероватый рассеянный свет.
        По залу были раскиданы какие-то предметы, кучи мусора или песка - не разобрать, холмы все той же засохшей паутины, а в центре лежала округлая туша с четырьмя свисающими «лапами». Иван невольно схватился за нож и сплюнул.
        - Тьфу, нечистая сила!
        Это был вертолет, вернее, его разрубленный пополам остов с лопастями винтов.

«Ну и абракадабра! Вертолет в зале, я сам в колодце… Чушь какая-то! Где лес, где паучья зона? Где люди, Тая? Гаспарян с Ивашурой?..»
        Иван прислушался: тишина. Лишь таинственный всхлип доносился из пролома-прохода. Может, выход именно там, где свет?
        Костров хотел вылезти из своего коридорчика в зал и вспомнил изречение Козьмы Пруткова: «Попав в незнакомое место - осмотрись». Последуем совету мудрецов. Осмотрелся и увидел, как в одной из черных ниш зажглись на мгновение и тут же погасли круглые желтые глаза! Мороз всшершавил спину. Млея, Иван вжался в пористую неподатливость своей ниши и пожалел, что, кроме ножа, у него нет никакого оружия.
        Сколько пролежал в таком положении, он не помнил. «Глаза» больше не показывались, все было тихо, вернулось чувство одиночества. Набравшись сил, он тихонько сполз на пол, сжимая в потном кулаке рукоятку ножа. Осмелев, сделал шаг к вертолету: никого… Тогда он зашагал, нарочно поднимая шум, пиная попадавшиеся под ноги предметы и гулко топая в черный пол. Ответом было только отрывистое множественное эхо. То ли хозяева глаз - пауки? - убрались отсюда, то ли вообще глаза померещились Ивану.
        Он на ощупь нашел дверцу кабины вертолета, дернул на себя - безрезультатно.
        - Заклинило, наверное. В таком случае зайдем с другой стороны…
        Он не заметил, как заговорил вслух.
        Дверца с другой стороны была придавлена, зато отсутствовало лобовое стекло кабины. Прекрасно, теперь можно поискать, что там есть внутри…
        Порезав палец, он понял, что без света найти что-нибудь полезное будет трудно. Пришлось снова жечь лист записной книжки.
        Кабина оказалась покореженной и забитой осколками оргстекла и пластмассы, деревянной щепой, трубками и железными гнутыми листами. «Неужели ничего, что могло бы пригодиться? Стоп! А это что такое? Это же ящичек пилота, выпавший из-под пульта. Что там? Ага, великолепно! Резиновые перчатки, аптечка, пассатижи с отверткой и фонарь!»
        Иван жадно схватил фонарь, включил. Яркий сноп света больно резанул по глазам.
«Потише, счастливчик, так и ослепнуть недолго! Надо привыкнуть к свету. Но какая удача!»
        Порывшись в рассеченной надвое кабине еще полчаса и ничего больше не обнаружив, Иван рассовал «сокровища» по карманам и отошел от остатков вертолета. Теперь он чувствовал себя увереннее, в нем проснулся азарт охотника за неведомым, и лишь мысль о Тае мешала радоваться тому, что он жив.
        Луч света выхватил из тьмы блестящий черный пол зала, кучи какого-то тряпья, непонятные предметы, похожие на помятые жестяные бочки, железные ящики, банки, цилиндры из белого материала, штабеля блестящих, как ртуть, стержней. Иван похмыкал, пнул ногой серую «банку», тяжелую, словно налитую свинцом, потрогал один из блестящих стержней длиной в метр и толщиной в палец, взвесил в руке. Килограммов пять! Явно не из металлов, но в качестве дубинки сгодится. Заметил на торце стержня выбитые буквы МК, под ними в ряд цифры 2301… Пожал плечами: кто знает, что за штука. Еще раз огляделся.
        Стены зала тоже странные, черные, с красным отливом и все в белых пятнах паутины, а потолок… Иван поднял луч фонаря вверх и присвистнул. Потолка не было! Вместо него на высоте примерно в тридцать-сорок метров клубилась буро-сизая дымная пелена, похожая на дождевое облако.

«Итак, эксперт, соображения по данному поводу? - задал сам себе вопрос Иван. - Соображений нет. Ну а поскольку бесплодное ломание головы только увеличивает шанс умопомешательства, то необходимо что? Правильно, переменить обстановку!»
        И зашагал к рваному пролому в стене, откуда в зал просачивались непонятные звуки и слабый сумеречный свет.
        Он оказался в длинном помещении с тремя рядами пультов. Как и в оставшемся позади зале, здесь тоже царили запустение и разруха. Изящные, красивые, необычных форм пульты были разбиты вдребезги, на полу валялись горы битой пластмассы и белого стекла, футляры каких-то приборов, знакомые белые и голубые цилиндры и припорошенные пылью метровые пирамиды, серые и монолитные, как бетонные блоки для строительства плотин на реках. Правда, в отличие от зала, потолок здесь был низкий, черный, словно закопченный пожаром. В одной из стен - ряд дверей, противоположная стена - целиком из мутного серого стекла.
        Иван выключил фонарь, минут десять привыкал к темноте и убедился, что слабый свет сочится именно из-за этой стены. Побродив по гулкому, как подвал, помещению, он потолкался у дверей без ручек, но ни одну из них открыть не смог.

«Может, вернуться и поискать другой выход?» - подумал он. Но идти обратно в мрачный зал с остатками вертолета не хотелось. Зато хотелось пить. Интересно, как давно он валялся без памяти в колодце? И что это за странное помещение? Почему он оказался внутри да еще вместе с вертолетом?..
        Отвечать было некому. Иван вздохнул, присел на какой-то ящик и снова выключил фонарь. Следовало экономить ресурс батарей. Поразмышляв еще некоторое время, пока глаза привыкали к темноте, он понял: пора что-то делать. Безысходность тайны требовала какого-то активного действия, а не мысленного усилия. Отвлекшись, он забыл о странных звуках, но, сидя в неподвижности и тишине, снова услышал тихие равномерные всхлипы. Тогда он начал искать направление, по которому звуки слышались отчетливей всего, и нашел - внизу у стеклянной стены. Оказалось, что между стеной и полом есть щель, в которую он мог просунуть взятый стержень.
        Иван осторожно просунул его в щель, нажал и тут же отскочил.
        Что-то щелкнуло, и стена стала крениться в его сторону, пока не повернулась на невидимых осях горизонтально. За стеной открылся серый пыльный коридор, пустой и длинный, уходящий в абсолютный мрак. Иван, подивившись простоте выхода и собственному везению, перебежал в коридор, но стена так и осталась висеть параллельно полу, удерживаемая неведомой силой.
        Иван поискал глазами источник света: это был прямоугольный пролом в стене коридора, на высоте полутора метров. Иван заглянул в пролом и увидел еще одну комнату, с потолка которой свисала густая бахрома паутины. По всей видимости, и эта комната не заканчивала здания, в котором очутился Иван, потому что и здесь источником света была лишь трещина в стене. Всхлипы в коридоре слышались явственней, но определить, откуда они доносятся, было невозможно. К этим звукам прибавился еще один - еле слышное «хриплое дыхание». Иван несколько минут прислушивался к звукам, склонив голову к плечу, не нашел в них ничего угрожающего, но машинально взвесил в руке «дубинку». Приключение затягивалось, и пришла уверенность: впереди еще много сюрпризов и открытий. Во всяком случае, Иван точно знал, что это не сон.
        Поколебавшись, в каком направлении идти, он выбрал «путь к свету» - в коридор можно было вернуться в любой момент. Иван влез в пролом, покачал головой: стена была толщиной в метр; интересно, чем можно пробить в ней аккуратную двухметровую дырку. И в это время где-то зловеще закричал паук: длинный, с завываниями крик, закончившийся визгливым лаем! От неожиданности Иван дернулся вперед и вывалился с другой стороны стены на что-то живое и мягкое. Новый крик, человеческий!
        Чьи-то кулаки ударили Ивана в грудь, забарабанили по лицу!
        Он поймал эти кулаки, рявкнул:
        - Отставить! С ума сошел?!
        Человек перестал кричать и вдруг заплакал. Женщина?!
        - Вы?.. Вы?.. Я думала… Кто вы?
        Иван встал, нашел выпавший фонарь и зажег свет. Перед ним сидела, скорчившись, вжимаясь в стену… Тая! По ее перемазанному сажей и пылью лицу текли слезы, оставляя светлые дорожки.
        - Тая?!
        Девушка перестала плакать, подняла голову. Иван поспешно отвел луч фонаря в сторону, потом направил вверх.
        - Ив… Ив-ван? - заикаясь, недоверчиво спросила она. - Ты жив? О Господи! - И бросилась к нему на шею, целуя, плача, приговаривая: - Ванечка! Хороший мой!.. Живой!.. Ванечка…
        Успокоилась она, только когда поблизости снова заорал паук. После крика из неведомых глубин здания донесся гул, вздрогнули стены, задрожал пол…
        Они стояли, обнявшись, еще несколько минут, ожидая удара или грохота падающих стен. Потом Тая опомнилась и высвободилась, а Иван, спохватившись, выключил свет. Они сели, и девушка поведала ему свою короткую одиссею.
        Очнулась она, как и Костров, в полной темноте, неподалеку от вертолета. Долго сидела неподвижно, потом решила обследовать комнату, но не закончила, потому что закричал паук…
        - С тех пор и сижу здесь, - закончила она с дрожью в голосе и как бы случайно дотронулась до руки Ивана. - Как ты думаешь, где мы?
        - Не знаю, - вздохнул Костров. - Я видел больше, но знаю столько же, сколько и ты. Где, ты говоришь, оставила вертолет?
        - Там. - Тая взяла руку Ивана и указала направление. - У стены.
        - Где?! - удивился Иван. - Вертолет здесь, в этой комнате?
        - Ну да, почему ты удивляешься?
        - Потому что я оставил его в большом зале.
        Иван встал, включил фонарь и увидел у стены смятый корпус вертолета. Подойдя ближе, потрогал металлический корпус ротора, отдернул руку. Чепуха какая-то! Он точно помнил, где остался лежать вертолет, - в зале без потолка.
        Иван молча передал фонарь подошедшей девушке и попытался открыть дверцу кабины - вертолет стоял на носу. Это удалось ему с третьей попытки, и, порывшись в кабине, он вытащил еще один ящичек из НЗ пилотов. Разложив на ящике те же предметы, что и полтора часа назад, он тупо уставился на них.
        - Что с тобой? - тихо спросила Тая.
        Иван молча достал из кармана отвертку, пассатижи, перчатки и аптечку и положил рядом с кучей таких же вещей.
        - Понимаешь?
        Тая отрицательно покачала головой.
        - Я тоже. Получается, что было два вертолета! Откуда взялся второй, если мы летели вместе в одном?
        Помолчали. Где-то далеко кто-то «всхлипывал и хрипло дышал» - доносились звуки, уже привычные и ускользающие от сознания. Накатило и отхлынуло чувство одиночества, заброшенности в глубинах чудовищного подземного города… Рядом стояла Тая и ждала его решений.
        - Ладно, пригодится, - сказал Иван. - Потом разберемся. Возьми фонарь и аптечку, остальное мне. Ну что, пошли?
        - А куда? - понизила голос Тая.
        - К свету, - решительно сказал Иван. - Нет беды, у которой не было бы конца. Не бесконечен же этот пещерный город.
        ГЛАВА 2
        Через полчаса они выбрались во второй коридор, уходящий, казалось, в бесконечность что направо, что налево. Этот коридор освещался слабым мертвенно-синим светом: светились надписи на некоторых дверях. Они ровным рядом прорезали одну из стен коридора. По толстому ковру пыли Иван подошел к ближайшей двери и с недоумением уставился на светящуюся надпись.
        Шрифт был какой-то странный - легкий, стремительный и красивый, и от этого русские буквы казались чужими. Впрочем, некоторые буквы в самом деле мало напоминали буквы русского алфавита.

«Стой! - вещала надпись. - Входить без ТФЗ запрещено! Сброс координат!» Буква Щ была написана как латинская W.
        Иван осмотрел другие двери. Надписи на них были такими же или еще лаконичней:
«Опасно! Не входить!», «Стой! Не входить!» и просто «Не входить!».
        Иван оглянулся на Таю и встретил ее недоумевающий взгляд. «Черт возьми, где мы?!
        - с оторопью подумал он. - Что это за здание? Старый заброшенный завод по переработке чего-нибудь радиоактивного? Чушь! Такие заводы не бросают… Тогда что же? Подземные выработки? И что делать дальше?»
        - Пойдем по коридору, - сказал он хрипло и откашлялся. - Куда-нибудь да придем.
        Но, прежде чем выступить в поход, они привели себя в порядок. У Ивана это заняло минуту, у Таи - пятнадцать. Одета она была по-походному: сапожки, джинсы и джемпер под зеленой штормовкой. Иван был экипирован примерно так же.
        Коридор был широкий, как улица, и высокий. В стену слева равномерно через каждые тридцать шагов врезались громадные черные двери с одинаковыми металлическими полосами по центру, с надписями и без них. Стена справа была серая и шершавая, вероятно, бетонная, потолок блестел, как стекло, в нем карикатурно отражались фигуры людей. Пол коридора был покрыт слоем пыли толщиной в палец, и лишь спустя час Иван обратил внимание на следы в этой пыли. Кто-то проходил здесь, большой и грузный, в ботинках пятидесятого размера с рубчатой подошвой, но с тех пор прошло уже порядочно времени - следы были припорошены пылью.
        Иван невольно перехватил в руке свой «лом» и посветил вперед. Коридор равнодушно уходил вдаль, сходясь где-то в километре в точку.
        - Мы отмахали уже километра четыре, - сказал Иван. - И конца этому не видно. Это, вероятно, штрек какой-то шахты. Будь мы в здании, мы бы давно вышли на волю.
        - Может, нужно идти в другую сторону? - предположила Тая. Она уже обрела былую свою уверенность, и между ними снова установилось расстояние «приличного тона и благовоспитанности». Иван вспомнил объятия девушки, нежное тепло ее губ на щеке и вздохнул.
        - Нет, пойдем вперед, - сказал он. - Возвратиться мы всегда успеем, а заблудиться здесь негде.
        Снова потянулись минуты, скучный пыльный пол под ногами, однообразный ряд дверей. Прошел час, второй, в начале третьего Иван решил сделать привал и тут заметил, что следы, по которым они шли, повернули к одной из дверей, исчезли за ней. Тот, кто проходил по коридору задолго до них, вошел в дверь. Надписи на этой двери не было.
        - Так. - Иван смахнул пыль с пола у «бетонной» стены и сел, хлопнув ладонью рядом. - Располагайся, перекурим.
        Тая села, со вздохом прислонилась к стене. Улыбнулась в ответ на его понимающую улыбку.
        - Устала чуть-чуть.
        Он придвинулся к ней ближе, осторожно обнял за плечи и привлек к себе. Девушка положила ему голову на плечо, и они замолчали.
        Иван закрыл глаза, вспоминая подробности своего пробуждения.
        Обычная, «нормальная» человеческая логика во всем этом отсутствовала. Объяснений, как они с Таей оказались внутри таинственного здания или подземелья, также не отыскивалось. В том, что этого здания в Брянском лесу не было и не могло быть, Иван не сомневался, а вот насчет подземелья следовало подумать. Ведь построили же пауки «шатер» высотой с полсотни метров! Может быть, и подземный город они вырыли? Вертолет упал и провалился под землю…
        Иван усмехнулся. Мозг искал самые простые пути решения, самые привычные. Но ведь вертолетов было два?! Откуда взялся второй? И эти многокилометровые коридоры… Не могли пауки проделать под землей штреки такой длины за две недели! Да еще и заполнить комнаты подземелья битым оборудованием непонятного назначения. Не могли!..
        Тишина стала угнетать. Стихли тонкие «всхлипы» и «дыхание». Тишина стояла настороженная, сулящая новые каверзы. От нее звенело в ушах, и хотелось разбить ее криком.
        - Двинулись? - шепнул Иван на ухо Тае.
        Девушка послушно встала.
        - Пошли, а то что-то не по себе… Снова в том же направлении?
        Иван кивнул и подошел к двери, у которой кончались следы размером чуть ли не в полметра каждый. Попробовал толкнуть дверь - безрезультатно. Ручек не было, и потянуть на себя было не за что. Иван потрогал металлическую полосу, потом снова налег на дверь изо всех сил. Внезапно что-то тоненько свистнуло, и дверь медленно втянулась в металлическую полосу, которая тут же исчезла, будто растаяла в воздухе.
        Иван отступил на шаг, но ничего не случилось. За дверью стыл абсолютный мрак, такой густой, что, казалось, его можно черпать горстями. Иван включил фонарь, направил луч внутрь и изумленно прищелкнул языком. Луч света бесследно терялся в черноте за дверью, словно это черное нечто поглощало его полностью, не рассеивая и не отражая.
        - Яма? - спросила Тая, подходя сзади.
        - Не похоже. Ни пола не видно, ничего… Видишь, даже луч не виден! Чертовщина какая-то! - Иван постоял, поворачивая фонарь во все стороны, но луч света освещал все в коридоре и ничего - за дверью.
        - На, брось. - Тая протянула Ивану ключ. - От квартиры, у меня остался запасной.
        Иван взвесил ключ в руке и бросил в темноту, как в воду. Томительная секунда, другая, и вдруг - удар! Стены и пол коридора дрогнули, по потолку промчался стремительный ручей голубого света, где-то раздался знакомый паучий вопль, снова удар, за ним - тяжкий гул, сотрясающий все здание…
        Иван толкнул Таю на пол, упал рядом и прижал девушку к себе.
        Гул стих. Еще раз по потолку коридора пронесся ручей света. Вернулись тишина и неподвижность.
        - Все-таки мы, похоже, под землей, - спустя несколько минут сказал Иван, поднимая голову. - В каком-то подземном лабиринте в сейсмически активной зоне. Похоже на землетрясение…
        Тая тихонько засмеялась и села, отряхивая пыль с куртки.
        - А я думала, что это из-за ключа. - Иван тоже засмеялся, глянул на дверь и осекся. Дверь была закрыта, и на ней светилась надпись: «Внешняя переходная зона хронопровала. Опасно для жизни! Не входить! Не открывать!»
        Они шли уже шестой час подряд с небольшими остановками на отдых. Коридор не кончался, однообразный, как тоннель метро. Примерно раз в час раздавался гул и тряслись стены и пол, причем каждый раз все это предварялось длинным тоскливым паучьим криком, то далеким, то близким, хотя сами пауки не показывались.
        Обнаружились еще следы, тоже припорошенные новым слоем пыли, скорее всего собачьи, а может, волчьи. Животное бежало во встречном направлении, потопталось у двери с надписью «Смотровой колодец» и побежало обратно. Иван пробовал открыть и эту дверь, но, как и в прошлый раз, открыть - открыл, но ничего не увидел: теперь за дверью шла белая мгла, похожая на молоко, луч света увязал в ней, как в плотном тумане.
        Правая стена казалась монолитом, но все же они нашли в ней свежую трещину, не настолько широкую, чтобы протиснуться в нее, но достаточную, чтобы заглянуть. За стеной располагался треугольный зал с круглой дырой люка в потолке, сквозь которую в зал сочился тусклый желтый свет и доносились уже знакомые звуки: всхлипы, пыхтение и какой-то непрерывный шелест.
        - Все! - сказал Иван и стукнул стержнем о пол. - Пойдем назад. Все-таки с той стороны подземный мир разнообразнее.
        Тая молча кивнула и облизнула сухие губы. Она устала, хотела пить и есть, и призрак голода поманил Ивана из темноты костлявым пальцем. Пить и есть было нечего, а до пролома в стене, через который они проникали в этот коридор и который таил хоть какую-то надежду, было не меньше двадцати пяти километров - пять-шесть часов ходьбы.
        Но они смогли продержаться на ногах лишь два часа, дальше идти у Таи не хватило сил. Иван решил хоть немного поспать, устал он тоже изрядно, да и есть хотелось просто зверски. Сон должен был немного подкрепить их.
        Постелили на полу у стены куртку Ивана, легли и накрылись зеленой штормовкой Таи. Девушка уснула мгновенно, доверчиво прижавшись к Ивану и положив голову ему на грудь. Несмотря на усталость, Иван долго не мог заснуть. Так и сидел, обнимая Таю, чувствуя пьянящую близость горячего девичьего тела и какую-то восторженную нежность к этой красивой, умной девушке, сумевшей сохраниться неизбалованной в век быстрых знакомств и расставаний без сожалений. Ему нравилось, как она говорит, ходит, улыбается, нравилось, что она понимает все с полуслова, не жалуется на усталость и голод, что она доверчива, как ребенок, и при всем при том умеет вести себя в любой обстановке. Но Иван не знал, какие чувства испытывает к нему Тая. Она была ровна, дружелюбна - и только. Несколько часов в этом странном и мрачном подземелье сблизили их больше, чем две недели у паучьего конуса в Брянском лесу, но что будет дальше, Иван гадать не хотел. Не удержавшись, он коснулся волос девушки губами и уснул, готовый защищать ее от любого врага…
        Проснулся он от боли во всем теле. Тая спала в том же положении, ее волосы щекотали ему шею. Он осторожно переменил позу, посмотрел на часы: прошло всего два часа. Оглядел пустой коридор - никого - и тут же снова уснул. И даже ежечасный гул и дрожь пола не могли их разбудить. Лишь через пять с половиной часов они проснулись окончательно.
        - Ты знаешь, - сказала Тая, поворачиваясь к нему лицом, - мне было так уютно и тепло! И снилось, что ты меня целовал.
        - Мне тоже, - пробормотал Иван, разминая затекшую руку.
        - Что тоже? - Тая засмеялась. - Что уютно или что целовал?
        - Ничего не снилось, - с сожалением признался он. - Но я бы не отказался…
        Она мгновение смотрела ему в глаза, потом наклонилась, быстро поцеловала и тут же вскочила.
        - Вставай, соня! Проспишь с тобой все на свете! Я такая голодная, что, если ты еще раз уснешь, я тебя съем.
        Немного приободрившись, они снова тронулись в путь. По расчетам Ивана выходило, что они провели в залах и коридорах подземелья уже более семнадцати часов. «На воле» - где именно, Иван представлял смутно, скорее всего в Брянском лесу, - была, должно быть, ночь.
        Вскоре они нашли знакомый пролом в стене, сквозь который выбрались в коридор. Иван первым полез в темноту, держа наготове свою «дубинку».
        Вертолет, из которого выпала Тая, был на месте, ничего в этой комнате не изменилось. А вот вертолета Ивана в зале без потолка не оказалось. Иван обыскал весь зал до самых глухих тупиков, но не нашел следов.
        - Все! - сказал он горестно. - Я больше ничему не удивлюсь! Присниться он мне не мог, потому что вот фонарь из него, а утащить его отсюда невозможно, в проломы и щели он бы не пролез. Может, пауки разрезали его на части?..
        Тая молчала. Ей было не по себе, и она то и дело посматривала на подрагивающую серую пелену, нависшую над залом вместо потолка.
        Снова выбрались в комнату с пультами, потом в первый коридор, более узкий, чем тот, по которому отшагали с полсотни километров в оба конца. Этот коридор пострадал гораздо больше и местами был завален обломками рухнувших стен или останками каких-то непонятных аппаратов и машин. Двери здесь шли группами то с одной, то с другой стороны, и почти все были распахнуты, открывая взору разгромленные комнаты, залы, клетушки и боксы. В одной из комнат им впервые повстречался паук, перепугав Таю. Он выпрыгнул из угла, светя глазами, взбежал на холм белых цилиндров, скрипуче крикнул, вернее, даже не крикнул, а кашлянул и исчез в какой-то щели, прежде чем Иван успел что-нибудь предпринять.
        Тая отпустила плечо Ивана, виновато посмотрела на него.
        - Знаешь, я, наверное, к ним не привыкну. А глаза, ты видел его глаза?
        Я проснулся в ночной тишине,
        И душа испугалась молчания ночи.
        Я увидел на темной стене
        Чьи-то скорбные очи.
        Иван продекламировал стихи и грустно посмотрел на девушку.
        - Что-то скорби в них я не заметила, - фыркнула Тая. - Ты любишь Блока?
        Иван улыбнулся.
        - А кто его не любит?
        - Я отношусь к нему спокойно. Но тебя понимаю.
        - Если говорить об «очах», то мне, честно говоря, больше нравится Заболоцкий:
        Ее глаза - как два тумана:
        Полуулыбка, полуплач…
        Ее глаза - как два обмана,
        Покрытых мглою неудач…
        Тая задумчиво и удивленно посмотрела на Ивана, но ничего не сказала.
        Они миновали ряд темных комнат и, не сговариваясь, одновременно приникли к длинной трещине, пересекающей стену тупика наискось. Еще один зал с грудами каменных обломков, металлических предметов, цилиндров, но главное - с двумя длинными узкими окнами, через которые в зал вонзалось золотистое, без теней, сияние. И еще: знакомые «всхлипы» в этом зале усилились до громкого и гулкого шипения, словно за стеной выпускали пар из котла, то закрывая, то открывая вентиль.
        - Выход? - полуутвердительно сказал Иван. - Но как туда добраться? В щель нам, пожалуй, не протиснуться.
        Он попробовал действовать стержнем, как рычагом, но с таким же успехом можно было пытаться пробить стену голой рукой.
        - Черт, не везет! Отдохнем?
        Тая задумчиво побродила по комнате, рассматривая разбросанные по полу непонятные предметы. В дальнем углу она остановилась и включила фонарь.
        - Иван!
        Костров встал с глыбы не то камня, не то керамики с вкраплениями сверкающих шариков и подошел к девушке.
        Луч света выхватил из тьмы колодец глубиной в десяток метров. На дне колодца лежали чьи-то кости, зеленовато-желтые и словно отполированные.
        - Что здесь происходит, Ваня? - дрожащим голосом спросила Тая. - Куда мы попали?
        Иван не успел ответить. Тяжкий удар потряс здание, качнулись стены, дрожь пола вошла в позвоночник через ноги. Вскрикнула Тая, едва не свалившись в колодец: Иван успел удержать ее за полу куртки. Снова удар, и новая волна вибрации, сквозь стихающий гул донеслись далекие тревожные крики.
        - Я боюсь! - шепотом сказала Тая, касаясь губами уха Ивана. - Этот страшный лабиринт, коридоры, комнаты… эти взрывы… Ваня, может, нас захватили какие-то пришельцы и увезли на свою планету? Я читала в одном рассказе…
        Иван заставил себя рассмеяться, хотя ему было не до смеха.
        - Чудачка ты моя, мы на Земле, а скорее всего под землей. Пришельцы не стали бы писать на дверях по-русски.
        - Русский-то он русский, но шрифт не очень русский… О, смотри! - воскликнула вдруг Тая. - Кажется, мы теперь сможем выбраться в тот зал!
        Щель в светлый зал стала шире в полтора раза, сейчас даже Иван мог протиснуться в нее, не рискуя застрять.
        Через минуту они были в зале, пробрались между грудами обломков и мусора и подбежали к окнам. То, что открылось их взорам, они увидеть не ожидали…
        Окна выходили наружу в стене колоссального здания, крылья которого плавно заворачивались полукольцом по гигантскому радиусу вправо и влево и терялись за горизонтом, а на высоте около трех сотен метров над котловиной, заполненной золотистым маревом, постепенно становились прозрачными и исчезали! В центре котловины сияние было особенно сильным, и марево там истаивало в темном небе струями свечения, оранжевыми и малиновыми полосами. Оттуда доносился глухой рокот, равномерное «шипение пара» и густое «астматическое дыхание».
        Завороженные странной картиной, Иван и Тая простояли полчаса, разглядывая котловину с золотым светящимся туманом, стены здания, уходящие вверх на громадную высоту и в стороны по кругу, с рядами окон и похожих на черные кляксы пятен.
        - Да! - сказал наконец с чувством Иван. - На Землю это похоже мало! Но пришельцы
        - чушь!
        - Что тогда? - тихо спросила Тая. - Где мы, по-твоему?
        Иван промолчал, и они с новым вниманием принялись рассматривать ландшафт с высоты в двести метров.
        - Под нами вроде бы лес, - неуверенно сказал Иван. - Спуститься бы… Но как?
        - Если это здание, то должны быть лифты или лестницы. Поищем, а не найдем - вернемся сюда и будем думать снова.
        Иван поколебался, поглядывая на шапку светящейся субстанции в котловине, и решительно направился в глубь зала.
        - Не отставай и смотри под ноги, тут колодцев хватает.
        Голод и жажда, мучившие их уже более полусуток, несколько притупились, уступив место волне возбуждения и надежды.
        ГЛАВА 3
        Им повезло - этот коридор не был бесконечным. Уже через полчаса он вывел их в круглый зал, пронизанный в центре трубой диаметром около трех метров. С одной стороны в трубе располагалось окно из толстого матового стекла. За стеклом ничего нельзя было разглядеть, хотя Ивану показалось, что он видит какую-то объемную решетчатую конструкцию.
        - Лифт, наверное, - сказал он, постучав по стеклу и прислушиваясь к тонкому хрустальному звону.
        Зал был совершенно пуст, весь в пятнах какой-то краски или копоти. Пыли здесь оказалось меньше, но это не могло скрыть следов, пересекающих пол в разных направлениях. Здесь были следы округлые и овальные, маленькие и большие, принадлежавшие собакам и другим животным, но были следы, заинтересовавшие Ивана,
        - человеческие. Проходили двое, причем босиком. Эти следы выходили из стеклянной двери «лифта», как Иван назвал трубу в центре зала, и заканчивались у двери с металлической полоской: в зале таких дверей было две. Проход из коридора, через который они проникли в зал, так и остался открытым.
        Иван попробовал открыть двери, но одна из них приоткрылась на мгновение и снова захлопнулась, а вторая, свернувшись и растаяв, открыла за собой темный провал с наклонными металлическими балками, на которых кое-где сохранились ступеньки и даже целые марши лестницы. Спуститься по ней без спецснаряжения было невозможно.
        - Да-а, - протянул Иван, посветив вверх и вниз. - На веревках кое-как можно спуститься… - Он замолчал. В шахте лестницы родились какие-то звуки: далекий визг, удары и уханье. Но шум остался - шелест, потрескивание, шепчущее эхо… Отзвуки жизни… Внизу кипела активная жизнь, явно отличающаяся от тишины и неуюта этого мертвого горизонта.
        Иван перестал светить вниз и поставил фонарь так, чтобы свет рассеивался стеной зала.
        - Что будем делать дальше?
        Они посмотрели друг на друга. Тая держалась бодро, но была бледна, под глазами легли тени, лицо осунулось. Иван невольно потрогал суточную щетину на щеках, усмехнулся. О бритве, видимо, надолго придется забыть.
        - Надо спускаться на землю, на первый этаж, - сказала Тая. - Здесь все мертво.
        - И не соблюдается элементарная демографическая установка, - подхватил Иван, - нет достаточного для проживания количества пищи, одежды и жилья… У меня была конфета, но я ее съел. А норма для человека таких габаритов, как я, - три тысячи восемьсот килокалорий в день!
        Тая красноречиво проглотила слюну, и они одновременно засмеялись. О килокалориях можно было только мечтать.
        Решили поискать в ближайших комнатах хоть что-то напоминающее веревку. Пути вниз, на уцелевшие марши лестницы, не было.
        - Эх, работал бы лифт! - вздохнул Иван, обойдя трубу с дверями. - Раз! - и мы внизу. - Он стукнул стержнем, с которым не расставался, в поющее стекло и заорал: - Сезам, откройся! Я кому говорю?! - И застыл с открытым ртом.
        Дверь вдруг покрылась световой сеткой и бесшумно рухнула на пол грудой стеклянных кристаллов.
        - Вот те на! - хмыкнул Иван, глядя на представшую взору кабину. - Неужели я потомок Соловья-разбойника?
        Кабина была собрана из решеток, сквозь которые виднелись стены лифтового колодца, и освещалась мигающим голубым светом из невидимых источников.
        Тая заглянула внутрь кабины, но Иван, опомнившись, оттащил ее в сторону.
        - А если застрянем, кто поможет?
        Тая пожала плечами.
        - Как-нибудь выберемся. Голова у тебя имеется?
        Иван молча повернулся и первым вошел в кабину, предварительно испытав прочность ее белого чистого пола. Слева у двери он увидел ряд темных окошечек. Одно из них светилось, но высвечивало не цифру этажа, а какой-то непонятный значок в виде стрелы, пересекающей два кольца.
        - Мы здесь, - ткнул он пальцем в окошечко.
        - По логике у тебя была, наверное, пятерка, - с веселыми искрами в глазах предположила Тая.
        Иван сделал вид, что не заметил в ее словах иронии.
        - Где же у них нижний этаж? Вдруг здание уходит под землю?
        - Я тоже об этом подумала.
        - Но если судить по той высоте, на какой находится мертвый наш этаж, то здесь явно не хватает кнопок: их должно быть не меньше сотни, а тут всего десяток.
        - Может, высота этажей не везде одинакова.
        - Все равно, что-то тут не так, - Иван оглянулся. - Рискнем?
        Тая не опустила взгляда. «Что нам остается?» - понял ее Иван.
        - Заходи, цепляйся за меня.
        Они стали в центре кабины, Тая обняла Кострова сзади, и он тронул самое нижнее окошечко. Раздался двутональный гудок, заставивший их вздрогнуть, но кабина осталась на месте.
        - Так. Наверное, на нижний этаж лифт не идет. Попробуем на второй снизу.
        Снова резкий сигнал, и никакой реакции лифта.
        - Может быть, механизм испортился? - робко предположила Тая. - Видишь, и дверь рассыпалась…
        Иван хмыкнул.
        - Может быть… может быть, это и не лифт вовсе.
        Над рядом окошечек он увидел буквы ТФ и ряд цифр - 2301, подумал, что уже где-то видел эти цифры, причем недавно. Где именно?.. Вспомнил, поднял стержень в руке и прочитал на торце буквы и цифры: «МК-2301». М-да, если бы к этим цифрам и буквам были еще и поясняющие надписи…
        Иван нажал ближайшее к светящемуся окошечко, и в тот же миг на них обрушилась тяжесть, едва не свалившая с ног. Тяжесть быстро прошла, наступила невесомость, отчего Таю затошнило, она вскрикнула, уцепилась за Ивана, напрягшегося как при падении. Но и невесомость прошла быстро, сладко ныли мышцы тела, голова казалась пустой и звонкой, потрескивало в ушах, во рту появился сладкий привкус.
        Окошечко, на которое давил Иван, светилось, и на нем были нарисованы другие знаки: контур человеческой ладони, а под ней дефис и цифры «10 000».
        - Приехали, - с облегчением сказал Иван. - Наверное, лифт сверхскоростной, с дикими ускорениями. Теперь поищем выход.
        Они вышли из лифта в кольцевой зал и поняли, что лифт действительно перенес их на другой горизонт здания.
        Запах здесь стоял, как в зверинце. Зал некогда был отделан под розовый мрамор, но пол его был усеян птичьим пометом и так истоптан, что потерял первоначальную окраску. Впрочем, помет оказался не птичьим. Как только Иван включил фонарь, под потолком зала раздался тонкий писк, захлопали крылья, и стая летучих мышей ринулась в глубь мрачного коридора, исчезнув в темноте.
        - Так и поседеть недолго! - сказала Тая со смешком, не спеша отпускать локоть Кострова. Тот прижал палец к губам.
        - Тише!
        Где-то далеко послышался странный звук: рев трубы с плачущим отголоском, который повторился еще и еще. Затем донеслись крики какой-то птицы, хруст ломающихся ветвей, лай, и все стихло.

«Жизнь! - подумал Иван с некоторой тревогой. - Карабин или хотя бы ивашуринское ружье не помешали бы…»
        - Выключи свет, - посоветовала Тая.
        Постояли, привыкли к темноте. Постепенно стали различать отсвет на стене зала, но коридор, в котором исчезли летучие мыши, остался заполненным полнейшим мраком. Иван оглянулся и сжал плечо девушки. Дверь лифта была цела, и сквозь нее было видно, как в трубе проносятся сверху вниз цепочки голубых огней, словно воздушные пузыри в воде. Промчались, и лифт снова стал темен и нем.
        Они осторожно обошли трубу. Свет шел из другого коридора, дверь из полупрозрачного коричневатого материала лежала на полу и была смята, как тряпка. Коридор, тоже истоптанный грязными следами, вскоре вывел путешественников в просторное помещение без окон и второго выхода, но с дырой в человеческий рост, по-хозяйски прикрытой листом полированного металла. Из щели между листом и стеной бил желтый луч света и тянуло холодом.
        Иван подбежал к щели, уперся стержнем и с натугой откинул тяжеленный лист, упавший, как чугунная чушка весом в полтонны. В лицо хлынул желтый свет, морозный свежий воздух и волна незнакомых запахов и звуков. Снаружи в нескольких шагах начинался заснеженный лес, над которым пылало желтое зарево… Завороженно глядя на лес, Иван шагнул было к дыре, но остановился, заметив необычность проделанного в стене прохода.
        Дыра была пробита из помещения наружу каким-то мощным энергетическим выхлопом, лазерным, плазменным или иным, и расплавленный материал стены, застыв, образовал полупрозрачную корону из острых зубцов и нитей метровой длины.
        Оглянувшись на Таю и встретив ее вопрошающий взгляд, Иван попробовал ногой прочность «короны» - держит - и выбрался из помещения первым.
        Они стояли на снегу у стены здания, поднимавшейся над ними на недосягаемую высоту. Вершина терялась в небе где-то на высоте не менее полутора километров, а насколько оно простиралось в длину, можно было только гадать.
        Мороз был несильным, около пяти-шести градусов, но путешественники были одеты не по-зимнему и долго выдержать даже такую температуру не смогли бы.
        - Снег! - тихо проговорила Тая. - В сентябре - снег!..
        - Это там был сентябрь, - так же тихо сказал Иван. - В Брянском лесу. А перед нами - не Брянский лес.
        Узкая полоса свободной от деревьев земли отделяла стену здания от стены чужого, застывшего в настороженном молчании леса. Снег был разрисован звериными следами, особенно в том месте, где вышли Иван с Таей. Видимо, именно через этот лаз проникли в здание животные и летучие мыши. Сквозь неумолчный далекий рокот и ритмичное шипение доносились иногда крики птиц, треск ветвей и взлаивающий рев. Земля тряслась мелкой дрожью. Тая первой обратила внимание на это - внутри здания дрожь не ощущалась. Иван крепче сжал свою «дубинку», взял за руку девушку.
        - Пошли, иначе замерзнем.
        - А куда идти?
        - Все равно куда. Пойдем в сторону зарева, может, встретим людей, да и что-нибудь из еды поищем. Назад вернуться успеем всегда, здание видно издалека.
        Тая зябко поежилась, но не возразила, хотя было видно, что идти ей никуда не хочется.
        Лес был в основном лиственный: береза, ольха, верба, реже встречались осина и тополь, но попадались и сосны. Иван обратил внимание на то, что у многих берез обломаны ветви и содрана кора, а снег рядом утоптан громадными следами - круглыми, как тарелки, размером с полметра.
        - Медведь? - робко спросила Тая, с опаской разглядывая следы.
        Иван нагнулся, понюхал воздух.
        - Не похоже, и пахнет псиной.
        Неподалеку раздался рев пополам с надсадным кашлем. Тая вздрогнула, посмотрела на Кострова. Тот застыл, прислушиваясь.
        - Странный крик, - сказал он медленно. - Где-то я слышал его раньше… Кажется, в зоопарке. По-моему, так кричат рассерженные слоны.
        - Слоны?! Откуда они здесь?
        Иван промолчал, он знал столько же, сколько и Тая. К тому же его больше занимали мысли о еде, потому что желудок уже в который раз напоминал о себе.
        Дальше пробирались молча, утопая в снегу по щиколотку, реже по колено. Набрели на рябину, сохранившую несколько кистей ярко-алых ягод. Съели по пригоршне, хотя челюсти сводило от кислоты и горечи. Тая захватила несколько гроздей с собой - все же какая-никакая, а еда. Иван заел ягоды снегом, вспомнив, что давно хочет пить.
        Через полчаса заметили впереди просвет между стволами берез, ускорили шаг. Иван пролез под ветвями разлапистой ели, вышел на край поляны и замер. Посреди поляны стоял… мамонт! Гигантское буро-коричневое тело, крутой лоб с выпуклыми надбровьями, загнутые двухметровые бивни, хобот, вытянутый в их сторону… Мамонт смотрел на застывших людей, пошевеливая ушами и словно размышляя, что с ними делать. Мирный вид и неподвижность нежданных гостей, видно, успокоили его. Мамонт фыркнул, повернулся к людям боком и стал рыться хоботом под снегом, извлекая пожухлую траву и закидывая ее в пасть.
        Совсем близко раздался короткий визгливый рев, мамонт вздернул хобот и ответил лающим криком.
        Тая потянула Ивана за рукав, и они обошли поляну порядочным крюком. Остановились отдышаться под поваленным тополем.
        - Мамонты, - сказал Иван, отогревая Таины пальцы в руках. - Вымершие, насколько я знаю, около десяти тысяч лет назад. Это шерстистый мамонт, живший в верхнем плейстоцене, около тридцати тысяч лет назад.
        - Что будем делать дальше, капитан?
        Тая с сомнением посмотрела на стержень в руке у Ивана, и ее спутник понял этот взгляд. «Против мамонта с этой палкой не пойдешь, - говорили глаза девушки. - И кто еще встретится?»
        - Пробежимся? - предложил Иван. - Хоть согреемся.
        Они побежали, проваливаясь в снег.
        Местность заметно понижалась, начался, очевидно, спуск в ту котловину, которую они увидели из окна сверху. Бежать было все легче, словно они теряли в весе. Заметив это, Иван замедлил бег. Деревья становились ниже, тоньше и почти все, будто под напором ветра, наклонялись вершинами в сторону центра котловины. Здесь было светло как днем, но свет был какой-то странный - золотистый, не дающий теней.
        Тая тоже заметила перемены в окружающем ландшафте и посматривала на Ивана искоса, ожидая его решения. Наконец деревья пошли в рост человека, поредели, и впереди показалась голая снежная равнина до горизонта. Иван остановился, глядя на золотую сияющую пелену в половину небосклона. Рокот исходил из этой пелены, иногда оттуда доносились более громкие басовитые удары, вызывающие заметные колебания земли. После каждого удара над золотым заревом вставал факел белого пламени и расплывался сияющим зонтиком, из которого начинал идти золотой дождь, тускнеющий до малинового свечения. Чтоб слышать друг друга, здесь приходилось повышать голос.
        - Мне кажется, туда идти опасно, - сказала Тая.
        Иван и сам думал о том же. Он заметил, что по снежному полю метет поземка - в безветрии! Причем она пульсирует - то усиливается, то ослабевает, и в такт этим пульсациям из золотой бездны долетает густое шипение, словно там на гигантскую раскаленную жаровню ритмично льют воду.
        - Ты, безусловно, права, - сказал Иван. - Туда мы не пойдем. - И вдруг сжал руку Таи до боли. - Смотри!
        В сотне метров от них катился из леса черный ручей. Он распался на струи, осмысленно обтекающие кусты и деревья, и, не сбавляя скорости, понесся по снежному полю. То были пауки!
        Через несколько минут поток пауков иссяк и вскоре исчез в снежной коловерти. Иван опомнился и отпустил руку девушки. Они молча посмотрели друг на друга. У обоих мелькнула одна и та же мысль: это был мир пауков или кто там они были на самом деле, и люди попали в него случайно. «Но где этот мир? - подумал Иван. - Под землей Брянского леса или?.. Впрочем, что значит «или»? Мы же трезво мыслящие люди, надо просто найти правдоподобное объяснение всему этому безобразию! Самое простое объяснение… самое простое… Сон? Бред? Господи, насколько это тривиально! Я же уверен, что не сплю…»
        - У меня замерзли ноги, - совсем тихо сказала Тая.
        Иван очнулся, огляделся по сторонам и направился в глубь леса.
        - Сейчас, Тая, потерпи чуток. Разведем костер и согреемся.
        Костер дымил и стрелял искрами, но горел.
        Сухостоя в этом лесу не было, лишь иногда встречались сухие ветки, обломанные мамонтами, поэтому Иван нарезал ножом живых ветвей с берез и тополей. Таю он усадил на лапник, благо сосны и ели росли рядом с костром.
        Вскоре они согрелись, и если бы не сосущее чувство голода, настроение было бы значительно лучше..
        С небес продолжал литься на землю приятный золотистый свет, почти не дающий теней. Глухо клокотал неведомый вулкан, дрожала земля. Где-то продолжали трубно перекликаться мамонты, а один раз донесся пронзительный визг дикой свиньи и утробное уханье не то зверя, не то птицы.
        Они молчали. Говорить было не о чем. То, что с ними случилось и что происходило вокруг, пересекло «горизонт восприятия необычного», душевных сил на постоянное удивление не хватало, да и физические убывали с каждым часом. Иван со страхом подумал, что может свалиться без сил прежде, чем они найдут пищу. Приключение затягивалось, и надо было беспокоиться о будущем, не надеясь на скорое возвращение из необычного плена или на чью-нибудь помощь.
        - Помыться бы, - сказала вдруг Тая грустно. - В бане. Я грязная, как замарашка. А у теток такая прекрасная баня!
        - Не мешало бы, - согласился Иван. - Кстати, слово «баня» в переводе с тюркского означает - изгонять боль и грусть.
        По лесу раскатилась частая дробь, словно кто-то стучал колотушкой по стволам деревьев. Иван повернул голову, но не двинулся с места. Снова деревянная дробь, затем вскрик, шум, возня, рычание…
        Иван вскочил, настороженно прислушиваясь к шуму борьбы.
        - Наших бьют, помочь, что ли?
        Тая не улыбнулась шутке.
        Глухие удары, топот, треск сучьев, снова рычание, и все стихло, доносилось лишь ставшее привычным далекое громыхание.
        - Посиди, я сейчас. - Иван подумал, взвесил в руке стержень и отдал его Тае. - Держи на всякий случай. Пойду посмотрю, что там за возню устроили.
        Тая только кивнула, сил возражать у нее не было. Лицо девушки еще больше побледнело и обострилось, губы потрескались. У Ивана сжалось сердце, он вернулся, поцеловал ее в щеку, отчего девушка виновато улыбнулась, и быстро направился в сторону источника недавнего шума.
        Через несколько минут он вышел на вытоптанную мамонтами тропу и увидел необычного зверя, похожего на льва и на тигра одновременно. У него была короткая желтоватая шерсть, мощные лапы и великолепные клыки, которыми он разрывал плоть небольшой лошади. Зверь повернул к Ивану окровавленную морду, прянул ушами и низко рыкнул, как бы предупреждая: не мешай, прошу по-хорошему!
        Несколько минут они смотрели друг другу в глаза, потом лев-тигр еще раз рыкнул и принялся доедать добычу. Иван отступил за ствол березы и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. У него был нож, но считать его оружием против тигра было невозможно.
        Через четверть часа тигро-лев насытился, оглянулся на человека, словно приглашая к трапезе, и гордо удалился прочь, ступая тяжело, но бесшумно и мягко. Вскоре в той стороне раздался тревожный вопль мамонта. «И все же на тигра он не похож, - подумал Иван, выжидая. - Скорее лев, пещерный лев, но без гривы. Где-то я читал, что у пещерных львов не было гривы… и таких клыков… разновидность какая-то… Но откуда он здесь? Впрочем, оттуда же и мамонты. Это их мир, и пришельцы в нем мы, а не они…»
        Подождав еще несколько минут, Иван подбежал к убитой лошади и торопливо вырезал несколько кусков мяса из нетронутых лодыжек и крупа.
        Тая ждала его стоя, судорожно сжимая в руке стержень и напряженно прислушиваясь к новому звуку: повизгиванию и поскуливанию в десятке шагов от костра. Иван успокаивающе погладил ее по спине, шагнул в сторону звуков и рявкнул:
        - Пшел вон!
        Кто-то шарахнулся по кустам, потрещал ветками, и все стихло.
        Иван невольно засмеялся, бросая мясо на снег.
        - Выходит, мы не самые слабые в этих краях. Наверное, собака…
        Они жарили ломтики конины, насаженные на прутья, и ели, обжигаясь. К этому рациону не хватало хлеба и соли, но оба понимали, что им, возможно, предстоит еще привыкать и к сырому мясу, чтобы остаться в живых. На помощь рассчитывать пока было нечего…
        ГЛАВА 4
        Несмотря на то, что в этом странном мире стоял вечный желтый день, их потянуло ко сну: биологические часы организма были настроены на привычный двадцатичетырехчасовой цикл. В лесу спать было холодно, да и небезопасно - костер еле грел, а у них даже не было зимней одежды.
        - Придется идти спать в «крепость», - сказал Иван, вскидывая глаза на стену здания, нависшую над ними. - Там хоть тепло, а повезет - так и уют найдем.
        Тая согласилась. Она была сыта, сил заметно прибавилось, к тому же на настроение благотворно влиял небольшой запас жареного мяса, завернутый в бересту и отягощавший карманы куртки Ивана.
        На пути к зданию они встретили другого мамонта, обгладывающего кору березы. Мамонт был космат и явно ниже первого. Один бивень у него был сломан, и мамонт дрожал крупной дрожью, что было заметно даже сквозь густую бурую шерсть.
        - Замерз, бедняга, - пожалела его Тая.
        Иван отрицательно покачал головой.
        - Они не боятся холода, тут что-то другое. Может, заболел.
        Постояли, глядя на гиганта с явным сочувствием. Ветер донес издалека длинный тоскливый вой. Мамонт вздернул голову, хлопнул ушами, прислушался и молча подался в чащу, оставляя на кустах и ветвях деревьев клочья шерсти.
        - Паук? - нерешительно сказала Тая.
        - Не похоже, крикунов тут достаточно и без пауков. Пойдем, незачем ждать приключений.
        Они пробрались сквозь кустарник к стене здания - странно пятнистой, ячеистой, с рядом слепых черных пятен. Никаких дверей видно не было, а окна начинались метрах в двадцати от земли и, насколько хватал глаз, все были целые, без трещин и пробоин. Эти проемы Иван называл окнами больше по привычке, на настоящие окна они походили мало.
        - Наверное, мы уклонились от дыры, - пробормотал Иван. - Поищем? Она должна быть недалеко.
        Тая первой двинулась вдоль стены. Эксперт с невольной жалостью посмотрел на ее короткие сапожки. Тая часто проваливалась в снег до колен, и ноги, наверное, были совершенно мокрыми. Как и у него, впрочем.
        Они прошли около километра. Ячеи сменялись выпуклостями, «окна» то пропадали совсем, то шли длинными рядами, а входа все не было. Пока шли, было тепло, но стоило остановиться, как холод возвращался под одежду… Посмотрели друг на друга и повернули обратно. Не успели пройти несколько десятков шагов, как впереди вдруг бесшумно отъехала в сторону часть казавшейся монолитной стены, и на снег вылился черный «ручей». Снова пауки!
        Тая подалась назад. Иван поспешил закрыть ее телом, поднимая вверх руку с
«дубинкой». Но паукам было не до них: ни один не свернул в сторону и не посмотрел на замерших людей. По снегу они передвигались так же быстро и плавно, как и по твердой земле, словно скользили над ним на невидимых лыжах, и, лишь приглядевшись, можно было заметить, как работают их членистые ноги. Странные это были пауки. И не потому, что размеры их превышали размеры любого паука на земле: было в них нечто и от гибкости змей, и от механической равномерности и целеустремленности машины, и что-то еще - неуловимое изящество геометрических форм, «запах» мысли и опасности, что всегда отличало живое от неживого…

«Ручей» пауков исчез за деревьями, на снегу остался только странный дырчатый след, не похожий на след живого существа. «Противоречие, - подумал Иван. - В них много и от живого, и от неживого…» Он вспомнил - дверь! И потянул Таю за собой.
        - Бежим!
        Через несколько секунд они оказались в здании, и тут же блок стены совершенно бесшумно и без помощи каких-то видимых механизмов стал на место и закупорил проход. Наступила темнота и тишина. Иван зажег фонарь и зажмурился от брызнувших со всех сторон искр.
        Они стояли в ледяном гроте - таково было первое впечатление. Слегка наклонные стены - в пластах хрустального, с белыми прожилками, льда, сводчатый потолок - сплошной искрящийся слой снега со льдом. Однако это был не лед. Материал стен грота был теплым и щипался электричеством. Лишь пол не создавал иллюзий насчет своей основы - металл, похожий на хромистую сталь.
        - Тепло, но слишком жестко, - сонным голосом сказала Тая.
        Было видно, что дальше идти ей смертельно не хочется, но право решения она оставляла мужчине. Иван невольно улыбнулся.
        - Ты права, к тому же здесь шастают пауки. Поищем более укромное убежище, и вообще у меня идея - попробовать выйти на другую сторону здания.
        У Таи загорелись глаза, но тут же погасли. - Мы уже пробовали в коридоре, помнишь?
        - Плохо пробовали. Но отложим поход на утро…
        Иван не договорил. Где-то внутри здания родились шорохи и скрипы, гулко ударил невидимый гонг. Стены грота стали потрескивать, искриться, Иван выключил фонарь, но темнота не наступила, они были окружены призрачным холодным сиянием стен. Шорохи приблизились, распались на дробное постукивание сотен быстрых ног.
        Иван затравленно огляделся - бежать было некуда - и отступил, насколько смог, с середины грота к стене. В ту же секунду дальний тупик грота раскололся щелью, в которую вкатился знакомый черный поток пауков. Пахнуло свежестью и эфиром.
        Бесшумно отошел в сторону блок выхода наружу, передний отряд пауков выкатился на снег, а остальные равнодушно бежали следом, не обращая внимания на людей. Они бы так и проскочили мимо, но Тая вдруг пошатнулась. Иван едва подхватил ее на руки. Последний из замыкающих колонну пауков замедлил бег и остановился, обернувшись к ним блюдцами глаз и приподняв переднюю пару лап. Иван опустил Таю и угрожающе поднял свое оружие. Паук, казалось, раздумывал, что делать, потом вдруг испустил тонкий лучик света, ощупал им фигуры людей, повернулся и припустил за своими собратьями. Блок выхода встал на место, потемнело. Сияние уходило в глубь стен, запах озона исчез.
        Иван снова включил фонарь, с тревогой глядя на Таю. Девушка побледнела еще больше, глаза ее лихорадочно блестели. «Не заболела бы!..» - озабоченно подумал он.
        - Сможешь идти?
        - Наверное, смогу, но куда?
        Иван повел лучом фонаря и нащупал плечо Таи. Проход, через который пауки проникли в грот, остался открытым. Гадать, почему он открыт, было некогда, и они побежали, хотя Иван признался себе, что у него сил почти не было. Что же говорить о Тае?
        Они выбежали в обширный зал, занятый какими-то громадами, словно покрытыми черным лаком. Одна из них тихо, как трансформатор, гудела, и над ней крутились фиолетовые огоньки. Запах здесь стоял странный - сладкий, с привкусом мяты и полыни. Пол в зале напоминал черное стекло и был теплым, почти горячим на ощупь, зато потолок отсутствовал, как в том зале, где Иван оставил вертолет. Вместо потолка на высоте полусотни метров колыхалась сизая дымная пелена.
        Тая подумала, села на пол и сняла сапожки.
        - Снимай и ты… тепло, согреемся.
        Иван послушно снял свои когда-то щегольские фирменные сапоги и остался в мокрых насквозь шерстяных носках. Вскоре ноги и вправду согрелись, приятное тепло растеклось по всему телу.
        У них хватило сил поискать нишу между одной из темных машин и стеной зала, постелить многострадальную куртку Ивана и лечь. Оба уснули почти мгновенно и не слышали, как гудящая громада в другом конце зала трижды со странным звуком выпускала из своего чрева потоки пауков…
        Спали они семь часов по часам Ивана, а проснувшись, не сразу вспомнили, где они и почему так тверда их постель.
        В зале было все так же темно, только теперь гудели и потрескивали уже четыре громады. В глубинах пола пробегали длинные голубые искры, а иногда целые дорожки непонятных символов и цифр.
        Иван сделал зарядку, погладил порядком подросшую щетину на подбородке и перехватил взгляд Таи.
        - Что, хорош?
        Тая улыбнулась.
        - А борода у тебя темная, не рыжая, как волосы. Что будем делать, капитан?
        - Сначала - завтракать. - Иван вытащил ломти мяса. - Потом пойдем искать противоположную сторону здания. А что, есть другие варианты?
        Тая пожала плечами и стала надевать высохшие сапожки. Иван с трудом натянул свои.
        Через четверть часа они вышли в путь с новой надеждой на успех. Ивану пришло на ум изречение Бэкона: «Надежда - хороший завтрак, но плохой ужин», - но он не стал высказывать его вслух.
        Выход из зала нашелся быстро. Их было несколько - многометровые арки в толще стен. Пройдя арку, путешественники вышли на узкий балкончик, опоясывающий обширную шахту, которая уходила вниз на неизвестную глубину. Верх шахты исчезал в колышущейся синеватой пелене. Иногда внизу что-то остро посверкивало, и мимо балкона пролетали снизу вверх какие-то полупрозрачные бесплотные тени неуловимых глазу очертаний.
        Посмотрели минут пять-шесть и вернулись в зал. Второй выход - узкий лаз в темноту - вывел их в затхлый каменный мешок, где они нашли странные светящиеся кости какого-то неизвестного животного. Если судить по скелету, у этого животного вместо головы росло нечто вроде запасной лапы с кинжаловидными когтями!
        Снова вернулись в зал. Иван обошел его по периметру, высвечивая каждую впадину, и обнаружил в центре колодец с белыми скобами, уходящими в темноту. Колодец был снабжен толстой прозрачной крышкой, в глубине которой светились буквы ТФМ и непонятный значок в виде стрелы, перечеркнувшей круг. Крышка была откинута.
        - Влезем в какую-нибудь канализацию! - пробормотал Костров, глядя на светящиеся буквы. - Но выхода нет. Все арки ведут на балкон, а узкие трубы - в колодцы с костями. Смотри, снова те же буквы… Интересно, что они обозначают? Знаешь, мне пришла мысль, что здесь ходили люди.
        - Через этот колодец?
        - Не только. Вспомни лифт, разрушенную лестницу, двери, да и этот колодец с нормальной лестницей… Паукам все это не нужно: скобы, ступеньки, двери, широкие коридоры… Значит, строили здание люди?
        - Логично. Но где же они? Почему встречаются только следы да пауки, непонятно как ворвавшиеся в Брянский лес?
        Иван задумался, но мысль, которая, казалось, все объясняла, ушла, спряталась в ворохе впечатлений. Делать было нечего - следовало проверить, куда ведет этот колодец. Иван попробовал прочность первой скобы и полез в глубину. Опустившись на высоту своего роста, он неожиданно уперся ногами во что-то упругое. Посветил фонарем вниз, но увидел лишь продолжение колодца. Тем не менее нога упиралась в упругое препятствие, совершенно невидимое.
        - Что там? - шепот Таи отразился от стен странной трубы звонким дребезжащим эхом.
        - Не понимаю… не пускает. Ничего не видно, но под ногами словно резиновая подушка.
        Иван попробовал прочность «подушки» двумя ногами - держит.
        - М-мда, кажется, и здесь нам не пройти. Влипли.
        - Подвинься, пожалуйста, я тоже попробую.
        - Я вылезу.
        - Нет-нет, одна я боюсь.
        Тая забралась в колодец, и в тот же момент крышка люка бесшумно закрылась за ними, чуть не придавив Ивану пальцы. Прозрачная преграда под ногами засветилась призрачным зеленым светом, свет собрался в облачко и превратился в пылающие буквы и цифры: ТП-22 000.
        - Мембрана семь, - раздался снизу четкий мужской голос с едва заметным акцентом.
        - Спуск в пределах хроноперехода. Рекомендуется инкриентная ориентация и псивеллинг.
        Через несколько секунд буквы погасли, а затем неизвестная упругая субстанция, на которой стоял Иван («Силовое поле», - мимолетно подумал он), стала опускаться. Костров автоматически ухватился за скобы, но те «поехали» под руками с той же скоростью, что и невидимое «дно». И вдруг наступила невесомость!
        Тая тихо вскрикнула от неожиданности и выпустила из рук фонарь. Иван чуть не выронил свой фонарь - тоже от неожиданности: показалось, что они сорвались и полетели вниз, в глубину колодца. Но скобы были под руками, ветер не свистел в ушах, ничего не изменилось, кроме ощущения потери веса.

«Падали» недолго: упругая сетка поймала их и мягко опустила на твердый пол. Иван перестал поддерживать Таю.
        - Не ушиблась?
        - Только испугалась и, кажется, потеряла фонарь.
        - И мой что-то погас.
        Иван повозился, фонарь вспыхнул, но свет его был не так ярок, как прежде.
        - Батареи сели, что ли?
        Они висели на скобах в том же колодце! Казалось, до крышки вверху можно было дотянуться рукой, но Иван, вытянув левую руку, встретил упругое сопротивление. Явление повторилось «со знаком минус»: сначала они не могли опуститься вниз, теперь не могли подняться наверх.
        - Ты что-нибудь понимаешь?
        - Не больше твоего. О, смотри!
        Вверху над их головами беззвучно таяли в воздухе светящиеся цифры: - 40 000.
        - Здесь своя жизнь и своя техника. Одно знаю твердо: на Земле пока нет ни такой техники, ни таких зданий. Мне кажется, что мы еще не видели и тысячной доли того, что здесь есть.
        - Не хочешь же ты сказать, что мы не на Земле? - жалобно проговорила Тая.
        Иван попробовал нащупать ногой «подушку», но не нашел.
        - Не знаю. Надо выбираться из здания, тогда все станет ясно. Кажется, теперь можно спуститься ниже. Я пойду первым.
        Они снова начали спускаться, осторожно пробуя скобы, хрупкие с виду, но прочные, как будто из стали. И оказались… в решетчатой кабине лифта с распахнутой дверью! Дверь вела в знакомый круглый зал, похожий на тот, что окружал лифт, вынесший их в зимний лес с мамонтами.
        Три выхода в темные коридоры, два из них - в старой пыльной паутине, третий выводил в длинный зал с непрозрачными окнами и дверью.
        - Метаморфозы на грани помешательства! - пробормотал Иван. - Похоже, мы уже под землей, я потерял ориентацию. Как ты думаешь, в какой стороне «двор» со снегом?
        Тая беспомощно пожала плечами.
        - Я тоже запуталась.
        Они осмотрели сначала левый коридор, узкий и холодный, - из него несло плесенью и сыростью, потом тот, что вел в длинную комнату с окнами. Иван уже имел опыт открывания дверей, разделенных металлической полосой, но на этот раз его усилия были тщетными: дверь лишь на мгновение отогнула край и тут же встала на место. Правда, они успели заметить золотистый купол неба - «двор» с мамонтами находился за этой дверью.
        Иван прекратил попытки открыть упрямую автоматическую дверь и махнул рукой.
        - Нам пока там делать нечего. Зато совершенно ясно, где расположена внешняя сторона нашей тюрьмы.
        Они углубились в оставшийся коридор, широкий, но сырой, с застоявшимися лужами на грязном полу. Стены коридора были серыми, с цветными разводами, и в них местами торчали концы ржавых и мокрых балок, с которых капала вода.
        В коридоре было тихо, пусто и мрачно, как в могильном склепе, лишь звуки падающих капель рождали дребезжащее эхо, вязнувшее в толще казавшихся бетонными стен.
        Иногда откуда-то из неведомых глубин здания волнами накатывала дрожь, сначала слабо, потом все сильней и сильней. По лужам разбегались круги, разбиваясь в интерференционной картине, с потолка падали комки и отслоившиеся пластинки бетона. Дрожь усиливалась до такой степени, что у людей начинали стучать зубы и в позвоночник, в шею, в грудь, в голову проникала жаркая боль. Потом дрожь уходила в пол, убывала, исчезала совсем, и в коридор вновь возвращалась капельная тишина.
        Через полчаса стало понятно, что коридор тянется бесконечно, как и тот первый, сухой и пыльный, по которому невольные разведчики протопали около полусотни километров. Иван не терял направления, пока они шли, и теперь выходило, что слева - внутренняя сторона здания с ровным золотым светом, а справа - внешняя, конечная цель их поисков. Но добраться до нее не представлялось возможным, в этом коридоре не было ни окон, ни дверей, ни трещин. Надо было возвращаться. И тут Иван поймал-таки мысль, не дающую ему покоя.
        - Постой… - сказал он, останавливаясь, - мы же спустились на этаж ниже…
        Тая непонимающе посмотрела на него.
        - Ну и что?
        - А то, что мы не могли видеть дневной свет, так как опустились «по мембране номер семь» ниже поверхности земли.
        - Что же мы тогда видели?
        - Проще вернуться и посмотреть еще раз.
        Тая с гаснущей надеждой посмотрела вперед: коридор, непропорционально, нечеловечески длинный, подавляющий своей загадочной необходимостью тем, кто его строил, как и все в этом здании, уходил в сырую, угрюмую тьму, навевавшую уныние и страх.
        Фонарь светил совсем тускло, пришлось выключить его и включать периодически, чтобы не наткнуться на стены. В зал с лестницей они вышли мокрые, как после дождя, и Тая вслух посетовала, что это не тот зал, где можно было обсушиться, просто сидя на полу.
        Иван еще раз попытался открыть упрямую дверь в сыром и длинном зале с рядом слепых окон. Напрасно. Тогда он обошел зал кругом и нашел проход в соседнее помещение, замаскированный свисающим покрывалом серого цвета. Покрывалом оказалась паутина, мокрая и грязная. Иван сбил ее стержнем на пол и, посвечивая под ноги, прошел в квадратную комнату с бугристым скользким полом и сочащимися сыростью стенами.
        - Б-р-р! - содрогнулась Тая, выглядывая из-за его спины. - Все-таки это, наверное, подвал. Пошли наверх, там хоть сухо и тепло.
        Иван, не отвечая, подошел к серому пятну справа на стене, с минуту разглядывал его и вдруг ударил по нему ногой. Раздался отчетливый хруст, пятно распалось и осыпалось кусками, обнажая дыру в стене с «воротником» из расплавленного материала стены. В комнату хлынул водопад знакомого золотистого света. Иван сбил остатки паутины, потрогал гладкую поверхность «короны» и присвистнул.
        Золотое зарево на горизонте не изменилось, как и рокот, идущий оттуда. Но вместо снега и лиственного леса перед изумленными путешественниками открылась болотистая низина, ограниченная слева опушкой дикого леса, состоящего из знакомых деревьев - лиственницы, секвойи, бука - наряду с незнакомыми, не то пальмами, не то древовидными папоротниками. Справа низина переходила в зеркало воды, отражающее огненно-желтый световой шатер на горизонте.
        - Ничего не понимаю! - пробормотала Тая. - Выходит, мы не под землей?
        - Выходит, что так.
        Иван первый вылез на край полупрозрачного «воротника», окружающего дыру, осмотрел его и хмыкнул.
        - Ну и силища! Представляешь мощь удара, способного пробить метровую бетонную стену, да еще так аккуратно! Кому-то очень хотелось выйти именно здесь, да и в первый раз тоже. Лезь осторожнее, не зацепись, края очень острые.
        Они ступили на густую траву, скрывающую кое-где камни и утонувшие в земле стволы и ветви деревьев. Ветер донес из близкого леса волну приятных запахов и гулкие отголоски необычного эха.
        - Может, не будем заходить далеко? - нерешительно спросила Тая. - Там кто-то ходит…
        - Да я и не собираюсь, но вдруг там ходят люди?
        Иван поднес руки рупором ко рту и крикнул:
        - Эгей! Люди! Есть кто живой?
        У опушки леса колыхнулись кусты, донесся удаляющийся топот и частый треск, в высокой и жесткой траве, напоминающей осоку, зашуршало, захрустело и плюхнулось в воду. Возня в лесной чаще на минуту прекратилась, потом снова все пошло своим чередом: этот мир жил своей сопящей, чавкающей, шуршащей жизнью, и плевать ему было на пришельцев.
        Они все же отважились на вылазку в глубь леса, по направлению к дымно-золотистому факелу на горизонте. Пробираться по чаще было довольно трудно, лес здесь стоял старый, полный умерших древесных исполинов, многие из которых Иван никогда не видел ни в жизни, ни на фотографиях и рисунках. Все живое в радиусе двух десятков шагов пряталось от них, и все же они пару раз успели заметить каких-то мелких зверьков, убегающих в траву, а у расколотого надвое, почерневшего двухметрового пня увидели неторопливо уползающего в чащу питона.
        Вскоре вышли на край пустыря, заросшего жесткой травой и камышом, уходящего километров на пять к светящемуся золотому столбу тумана. За полосой камыша шла совершенно свободная от растительности черная пустыня, над которой стлался странный сиреневый туман.
        - Не пройти, пожалуй, - сказал Иван. - Торфяные гари…
        И они побрели назад, обуреваемые противоречивыми чувствами: любопытством и жаждой определенности, желанием поскорей выбраться домой, к людям. А уже неподалеку от циклопической стены здания наткнулись на группу… первобытных охотников! Те вышли на поляну и замерли, глядя на так же опешивших Ивана и Таю.
        Трое. Один волосатый, запахнутый в шкуру, с копьем - впереди, двое с палкой за плечами, на которой висела туша какого-то животного, - сзади. Одинаковые лица с широкими приплюснутыми носами, низкими челюстями. Неандертальцы? Кроманьонцы? Питекантропы?..
        - Гы-у! - рявкнул вдруг вожак, опомнившись, повернулся и кинулся наутек. Двое соплеменников бросили наземь свою поклажу и сыпанули следом. Шум, скулящий вскрик, и тишина.
        Иван дернул Таю за руку, и они побежали было своей дорогой, но Иван тут же сообразил, что случай снова пришел к ним на помощь, и вернулся к брошенной охотниками добыче. Тая отвернулась, когда он начал вырезать мясо из рогатой туши, но «дремучие» инстинкты, напомнившие о бренности человеческого тела, помогли преодолеть брезгливость и отвращение к мясницкому ремеслу. Они оторвали от Ивановой куртки подкладку и завернули в нее мясо. Через несколько минут выбежали к стене здания, отыскали дыру, похожую издали на зрачок исполинского глаза, опушенного перламутровыми «ресницами», и залезли внутрь.
        В кольцевом зале с выходом на лестничную площадку передохнули, поглядывая друг на друга. Наконец Тая сказала:
        - Кто это был? Синантропы?
        - Что не обезьяны - точно, - сказал ей в тон Иван. - Может, синантропы, может, питекантропы, не разбираюсь. Homo erectus.[Человек прямостоящий (лат.).] Предки, одним словом.
        - У меня голова идет кругом! Ведь это… это… Питекантропы жили по крайней мере двести тысяч лет назад! И потом - куда подевался зимний ландшафт с мамонтами?
        Иван покачал головой и ничего не сказал. В памяти всплыли цифры, что высветились над ними, когда они спускались по скобкам в колодце «мембраны номер семь»: - 40
000… Что это за цифры? Кто их зажег и что они означают?
        - Может, я сплю, Ваня? - вдруг всхлипнула Тая.
        Иван погладил ее по руке, легонько прижал к себе.
        - Тогда мы спим оба.
        Пол под ними завибрировал, качнулись стены зала, где-то с грохотом рухнуло что-то тяжелое, и вслед за этим далеко-далеко отозвался паук: тоскливый, с переливами, переходящий в свист крик…
        ГЛАВА 5
        После часового отдыха решили все-таки отыскать дорогу к противоположной стороне здания, выходящей, по идее, на «Большую землю».
        Для начала тщательно обследовали другой коридор и анфиладу комнат вдоль внутренней стены здания с выходами «на двор», но обнаружили только ржавые обломки каких-то машин, заросшие плесенью и паутиной колодцы и кучи белых цилиндров - все это в грязи, мокрое, сочащееся водой, зловонное и больное. Очевидно, весь этот горизонт здания был сырым и нездоровым, никого живого, даже пауков, здесь не встретилось. Проходов к внешней стене здания Иван с Таей не нашли.
        - Придется, наверное, подниматься, - сказал Иван, с тревогой посматривая на фонарь - тот уже еле светил. - К тому же мы скоро лишимся света.
        Тая виновато шмыгнула носом.
        - Сама не знаю, как выпустила из рук свой фонарь.
        Иван задумчиво похлопал по карманам, достал отвертку, повертел в пальцах. Хмыкнул, достал из другого кармана плоскогубцы и перчатки и принялся рыться в остальных карманах. Потом озадаченно посмотрел на девушку.
        - Странно… Я, кажется, посеял второй комплект пилотского инвентаря. Помню, что положил в правый карман…
        Он снова начал обшаривать карманы, но Тая мягко остановила его.
        - Ну зачем нам это, Ваня? Хватит и того, что осталось. Вот фонарь действительно жаль. У меня предложение: давай рискнем и опустимся еще ниже, в подвал.
        - Мы уже опускались в подвал, а очутились… здесь.
        - Ну и что, просто колодец «мембраны» попался такой - вывел нас не вниз, а в другую сторону.
        - Ну, положим, я этого не заметил, но, с другой стороны, подняться мы всегда успеем. Ищи люк с крышкой.
        Знакомый люк с полупрозрачной крышкой и надписью «ТФМ» удалось отыскать через час в сухом металлическом бункере с сильным запахом озона.
        Они опять начали спуск по знакомым скобам, готовые к любым неожиданностям, и двумя метрами ниже произошло то же, что и два часа назад: приятный голос мягко предупредил, что это «мембрана сорок один, спуск в пределах хроноперехода, рекомендуется инкриентная ориентация и псивеллинг», потом было «падение» в черный колодец, волна тепла по телу, и в результате оказалось, что они держатся за скобы в том же положении, в каком их застала невесомость, а над ними медленно гаснут в темноте красные цифры: - 220 000.
        - Минус двести двадцать тысяч… - пробормотал Иван. - С ума можно сойти! Или я на грани сумасшествия, или…
        - В прошлый раз было минус сорок тысяч…
        Тая судорожно вздохнула, словно всхлипнула.
        - Знаешь, Ваня…
        Он подождал продолжения, но Тая молчала. Тогда он включил фонарь и увидел слезы в расширенных глазах девушки.
        - Ну, что ты, маленькая, - пробормотал он, поднявшись на две скобы выше, и погладил ее по волосам. - Что ты, не надо, ведь я с тобой.
        Она глубоко вздохнула несколько раз.
        - Уже все прошло… извини. - Она улыбнулась. - Я, наверное, неженка, да?
        - Ты молодец! Хорошо держишься! Не думал, что ты такая сильная. Хочешь, я спою тебе хриплую песню?
        Иван дребезжащим голосом запел: «Ты моя королева…»
        Тая снова улыбнулась, благодарно прижала его руку к щеке и вытерла слезы.
        - Спасибо, Ваня. Вдвоем с тобой мне не страшно… вернее, страшно, но не так…
        Иван засмеялся.
        - Вот и прекрасно. Вдвоем мы выкрутимся, вот увидишь. Не может быть, чтобы нам никто не встретился из людей. Как сказал бы Миша Рузаев: «Не может быть, чтобы Ванька помер, он нам еще должен». - Иван осекся. Где в этот момент Рузаев, он не знал.
        Они спустились по скобам вниз и оказались в кабине открытого лифта, ждущего их в стандартном круглом зале, похожем на те, что они уже проходили. Иван задержался в коробке лифта, подождал, пока спустится Тая, и успел увидеть, как пространство колодца над ним сжалось в линию и исчезло. Дыра в потолке кабины подернулась
«льдом» и спустя несколько секунд «заросла», будто ее и не было.
        Этот зал был сух и покрыт холмиками тонкого оранжевого песка. В нем тоже было три двери: одна смята ударом в складку, две другие завалены холмами мусора.
        Они обошли зал, но следов, указывающих на то, что этот зал посещали до них, не обнаружили. За изувеченной дверью открылся треугольный низкий тоннель, скорее даже лаз, потому что идти по нему можно было, только согнувшись в три погибели. К тому же песка в нем было наметено гораздо больше, чем в зале. Но выбирать не приходилось - остальные двери были до половины засыпаны холмами странного разноцветного хлама, обрывками проводов и каких-то пакетов.
        Около полусотни метров прошли нормально, но дальше тоннель повернул под прямым углом, песка в нем прибавилось, и пришлось встать на четвереньки. В иной обстановке Иван, может быть, и повернул бы обратно, но, во-первых, впереди забрезжил слабый свет, а во-вторых, возвращаться не хотелось: какое-то внутреннее чутье подсказывало, что впереди их ждут интересные находки.
        Последние метры до выхода из тоннеля пришлось ползти на животе. Иван добрался первым и высунул голову из узкой щели между потолком тоннеля и слоем наметенного песка.
        Он увидел круглую комнату с широкой трубой в центре, барханы песка, из-под которых высовывались тонкие гибкие хлысты, похожие на усы экзотического рако-скорпиона. Комната освещалась хорошо знакомым желтым светом, льющимся сквозь горизонтальные щели в стене под потолком.
        - Ну что там? - прошептала Тая, дергая его за ногу.
        Иван наконец выбрался и встал, подавая руку спутнице.
        С минуту они осматривались, прислушивались к новым звукам: вою ветра за стеной, приглушенному бормотанию, скрипам и шорохам. Обошли комнату, стараясь не притрагиваться к ярко-красным «усам» - было в них что-то пугающее, живое и неживое одновременно.
        Щели в стене шли примерно на высоте двух с половиной метров. Иван попробовал допрыгнуть, но песок гасил усилие прыжка. Тогда пришла идея подставить спину Тае. Девушка кое-как взобралась на плечи эксперта и заглянула в узкую десятисантиметровую щель.
        - Кажется, мы снова не попали в подвал, - сказала она через минуту. - Там дальше, наверное, пустыня, а потом… котловина и в ней - колонна светящегося тумана. Гул идет оттуда.
        Она спрыгнула на песок.
        - Так, - сказал Иван. - Этот светящийся золотой туман мы видим уже в четвертый раз… Пустыню ты хорошо разглядела? Может быть, тебе показалось? Откуда ей тут быть, если «во дворе» лес и болото?
        - Нет, там песок до горизонта, и больше ничего не видно.
        Иван с силой потер лоб, усмехнулся.
        - Свихнуться можно! Правда, я тут для себя уже все объяснил. Проверю, прав ли, и расскажу. А пока запишем этот факт в реестр загадок. Поищем-ка дверцу наружу, убедимся, что не грезим, что пустыня реальна.
        Но двери в комнате не оказалось. Единственным выходом и входом служил тоннель, через который они попали сюда, да узкие и длинные щели, сквозь которые ветер продолжал сыпать песок и пыль.
        Иван наткнулся на один из двухметровых хлыстов, внимательно осмотрел его и вдруг неожиданно для себя самого ударил по хлысту стержнем. И получил оплеуху, бросившую его на стену помещения. Хлыст завибрировал, изогнулся, песок под ним вспучился, и на свет показалась черная полусфера с мигающим алым глазом на боку.
        - Берегись! - крикнул Иван, ворочаясь на песке и не чувствуя боли. - В тоннель!
        Тая не стала мешкать и пулей влетела в полузасыпанное отверстие тоннеля. Иван с трудом доковылял туда же и вполз в отверстие ногами вперед, продолжая наблюдать за действиями неожиданно ожившего чудовища.
        Черная полусфера полностью вылезла из песка, поднялась на гибких шлангообразных ногах. Ног было семь, в диаметре полусфера достигала метра. Она приподнялась над песком метра на полтора, касаясь своим хвостом песка, стен комнаты, словно ощупывала их, беззвучно обошла комнату по кругу, семеня пружинящими ногами, остановилась под одной из щелей и просунула туда хлыст. Алый огонек в единственном окошке на боку полусферы замигал, что-то тоненько прозвенело внутри корпуса неизвестной машины.
        - Отойди подальше, Иван, - взмолилась Тая, дергая Ивана за ногу. - Кто знает, что у него на уме.
        - Не бойся, это кибер, - отмахнулся Иван. - Ничего он нам не сделает, он и так полудохлый.

«Полудохлый» автомат неизвестного назначения отошел от стены, его «антенна» вычертила на стене идеальную окружность, уперлась в центр круга и… часть стены вывалилась наружу, впустив в комнату каскад желтого сияния. Полусфера просеменила к проделанному проходу, занесла несколько ног на край отверстия и замерла. Потом дернулась и завалилась на бок. Алый огонек на ее боку погас. Длинные щупальца ног сократились и словно втянулись в черные выступы.
        - Сдох! - прокомментировал Иван и вылез из своего убежища.
        - Куда ты?! - испуганно воскликнула Тая. - А если оно снова оживет?
        - Не оживет: у него, очевидно, кончился энергозапас, причем очень давно. От удара замкнуло какие-нибудь контакты, вот он и проснулся на минуту. К нашему счастью. Тут их целое кладбище, штук двадцать.
        Иван выглянул из круглого окна, вырезанного автоматом. Края отверстия были не горячими, как ожидалось, а наоборот - холодными, даже ледяными. Хмыкнув, Костров махнул рукой выглядывающей из тоннеля Тае и выпрыгнул на близкую песчаную зыбь под окном.
        - Вылезай, прогуляемся. Да не бойся, трусиха.
        Тая пробралась мимо зарывшейся в песок краем полусферы, опасливо поглядывая на ее «антенну», и перелезла через край отверстия.
        Они стояли на песчаном валу, утопая в песке по щиколотки. Вдоль стены дул холодный, пронизывающий ветер, срывая с песчаных гребней струйки песка и пыли. Насколько хватал глаз, перед ними лежала пустыня без малейшего признака растительности. Лишь в нескольких километрах слева виднелось какое-то скопление скал и камней белого цвета. И больше ничего, до самого дрожащего золотого столба на горизонте, освещающего этот угрюмый пустынный пейзаж.
        Иван оглянулся на здание, ощутимо материальное, тяжелое, молчаливое, загадочное, подавляющее размерами и таинственной жизнью, снова посмотрел на песчаное море.
        - Да, это не подвал… Но мы спустились по лестнице вниз, это бесспорно. Получается, что каждому этажу здания соответствует свой ландшафт «во дворе». Так, что ли?
        - Может быть, здание - нечто вроде дендрария? «Двор» разделен на зоны, и в каждой свой экологический комплекс…
        - Тогда уж не дендрарий, а экологарий, - рассеянно сказал Костров. - И все-таки мы спустились по скобам вниз. По моим расчетам, мы должны сейчас находиться под землей на глубине двадцати - двадцати пяти метров по отношению к земному ландшафту с мамонтами.
        Тая запахнула штормовку на груди, переступила с ноги на ногу. Спорить она не хотела, ей было холодно и неуютно, давно хотелось пить и есть.
        После короткого раздумья решили пройтись до белых скал и вернуться, все равно спешить было некуда.
        По песку идти было трудно, поэтому они скоро согрелись. Тая первой заметила, что здесь, в пустыне, «чего-то не хватает».
        Остановились, внимательно оглядели окрестности. Ни движения - кроме струек песка по склонам барханов, ни звука - кроме посвиста ветра.
        - Ну, конечно, - догадался Иван. - Тишина!
        В этом мире горизонт с золотой дымкой-колонной был нем, не тряслась почва, не раздавались рокот и гул. Правда, Ивану все время казалось, что рокот есть, но они его странным образом не слышат.
        Пошли дальше. А когда до цели оставалось около сотни метров, из-за белой, изъеденной выветриванием скалы показался сначала громадный коричневый рог, а потом и его обладатель - громадный носорог. Он был весь покрыт бурой, свалявшейся шерстью, достигал в холке трехметровой высоты, а рог животного возвышался не меньше чем на полтора метра.
        Тая тихо вскрикнула, отступая на шаг. Ивана бросило в жар… Не зная, что предпринять, он только сжал «оружие», которое таскал с собой третьи сутки. Однако носорогу было явно не до них. Он только жалобно, совсем по-коровьи, промычал и, шатаясь, повернул за скалы. Теперь стало видно, насколько он исхудал, бока запали так, что выступили ребра, ноги словно обуглились и превратились в костяные колонны.
        - Хорош! - крякнул Иван, расслабляясь. - Не хочешь посмотреть, кто там прячется еще?
        - Шерстистый носорог, - пробормотала Тая, - эласмотерий… Бежим, пока он не захотел познакомиться с нами поближе.
        - Во-первых, у него не хватит сил, а во-вторых, носороги - травоядные животные. И мне его жалко.
        Через час они вернулись к «окну» в стене, вырезанному автоматом-полусферой, и только сейчас увидели, что стенка в этом месте имеет полукруглый уступ на всю ее высоту, с рядами щелей через каждые пять-шесть метров. Постояли, глядя на безрадостный ландшафт, навевающий мрачные мысли. Чувство одиночества здесь усиливалось до боли, лишая душу уверенности в том, что когда-нибудь их путешествие закончится.
        - А я знаю, почему носорог не ушел отсюда, - сказал Иван негромко. - В скалах, наверное, есть вода. Хорошо было бы пойти и принести.
        - Нет! - быстро ответила Тая. - Ни в коем случае! Я тебя не отпущу, обойдемся.
        Иван осмотрел ближайшие участки стены, но она оказалась слепой: не только без каких-либо дверей, но и без окон.
        - Придется возвращаться.
        Тая безропотно полезла в отверстие, забыв о своей недавней подозрительности к обесточенным автоматам.
        Вернулись в зал с трубой, отдохнули.
        - Жаль, не из чего развести костер, - сказал Иван. - Пожарили бы мясо. Ты не находишь, что нам здорово везет?
        Тая, прислонясь к стене трубы с закрытыми глазами, отрицательно качнула головой.
        - Ну и зря. Мы живы, это раз; есть кое-какие запасы еды, это два; одеты сносно, это три. Правда, с водой плоховато, но найти ее несложно, хотя бы в этом коридоре на «сыром» этаже.
        Иван заметил, что Тая дрожит, и придвинулся ближе.
        - Замерзла?
        - Слегка…
        - Тогда чего мы здесь сидим? Поехали вверх, на теплый горизонт. Или… рискнем спуститься ниже? У меня есть одна идея…
        Тая встала.
        - Как хочешь. Не обращай внимания, сейчас согреюсь. Кстати, эта труба, наверное, лифт.
        Иван обошел трехметровую трубу, выходящую из пола и исчезающую в потолке, и нашел едва заметный контур двери.
        - Ты не ошиблась, вероятно, тот самый лифт. Но как открыть дверь?
        - А как ты открыл в первый раз?
        - Крикнул… - Иван подумал и с сомнением сказал: - Откройся!
        Никакой реакции.
        - Ты крикни, только не забудь сказать «сезам».
        - Сезам, откройся!
        Звонкий щелчок! Они вздрогнули. Но дверца осталась закрытой, если, конечно, это была дверца лифта.
        - Ничего, - сказал разочарованный Иван. - Не зная, как управляется здешняя техника, мы… - он не договорил.
        Дверца просветлела, из серо-коричневой превратилась в прозрачно-голубую, стала утоньшаться, таять и исчезать, открыв знакомый решетчатый короб лифта с панелью окошечек. Одно из квадратных окошечек светилось зеленым светом, и на этом фоне чернели буквы ПЛ и ниже цифры: - 1 000 000.
        - Ага, - бодро сказал Иван. - Мы здесь… черт знает где! Ну, едем ниже?
        Тая кивнула.
        - Вперед!
        Палец коснулся окошечка ниже светящегося, волна теплого воздуха прошла по телу снизу вверх, странная тяжесть легла на плечи, хотя, по идее, должна была наступить потеря веса из-за падения вниз. Проем двери потемнел, исчез, в кабине погас свет. Движение длилось с минуту, не больше. Тяжесть схлынула, раздался металлический щелчок, и вновь загорелись невидимые светильники. Окошечко на панели высвечивало букву М и цифры: - 70 000 000.
        - Знаешь… - Иван задумчиво разглядывал цифру. - Кажется, я и в самом деле сделал открытие. Все сходится.
        Тая потянула его за рукав.
        - Выходи, а то я боюсь. Что же это за открытие?
        - Подожди, вот проверим, куда мы с тобой попали, и скажу.
        Этот этаж оказался сухим, теплым, заполненным таинственным движением и жуткой механической и полумеханической жизнью. В первом же коридоре наткнулись на отряд пауков, затем на колонну знакомых полусфер с хлыстами-антеннами и ногами-щупальцами и, наконец, на жуткую черную фигуру, внушающую ужас и отвращение. Фигура напоминала грубую скульптуру человека с намеками на голову, плечи, руки и ноги и в то же время создавала впечатление чужеродности, неземной угрюмой силы и целеустремленности. В трехметровой высоты коридор она вмещалась с трудом, и при каждом ее шаге пол ощутимо вздрагивал. На людей она не обратила внимания, вперив горящий взгляд (глаз у нее был один - горизонтальная щель на лбу) куда-то вдаль.
        Проводив взглядами закованную снизу до пояса в полированный металл фигуру, путешественники переглянулись и дальше шли уже с опаской.
        Коридор был светлый, широкий, со множеством дверей, преимущественно закрытых, но встречались и выломанные двери. Одна из комнат с такой дверью, куда заглянули робинзоны, была на всю глубину заткана белой светящейся паутиной, в другой лежали аккуратные ряды белых цилиндров, а в третьей ворочался густой черный дым, перехлестывая иногда через порог и растекаясь по коридору медленно редеющими струями. Пол коридора возле комнаты был сплошь металлическим, пахло здесь озоном и сгоревшей изоляцией.
        Иван с помощью испытанного приема открыл наугад одну из дверей с металлической полосой и увидел громадный зал, полный летающих алых огней. Пахнуло горячим воздухом и озоном, а откуда-то из глубины зала вдруг забормотал гортанный голос:
        - Не входить, без ТФЗ не входить! Опасность! Не входить…
        Иван отступил, и дверь закрылась.
        - Там люди! - прошептала побледневшая Тая.
        Иван с сомнением покачал головой, снова открыл дверь. Тот же голос опять начал бормотать на одной ноте:
        - Не входить без ТФЗ! Напоминаю: опасность распада! Без ТФЗ не входить…
        - Кто здесь есть? - крикнул Иван. - Выйдите, пожалуйста, сюда!
        Голос поперхнулся, молчал несколько секунд, потом продолжал:
        - Я сто первый РК, выйти не могу, предупреждаю: без ТФЗ не…
        Иван махнул рукой, отступил назад. Дверь закрылась и отрезала бормотание неведомого «сто первого РК».
        - Автомат. Людей здесь нет.
        Они прошли по коридору километра два и вернулись к залу лифта. Второй коридор оказался копией первого, а в третьем произошел инцидент между Иваном и пауками.
        Этот коридор был, собственно, не коридором, а отполированной до блеска металлической трубой диаметром примерно в два человеческих роста. Дверей в нем не было, но через каждые сто метров по обе стороны центральной рубчатой дорожки в стенках трубы выдавались черные цилиндры с окулярами, похожие на тубусы микроскопов. На торцах некоторых цилиндров горели крошечные зеленые огоньки.
        Иван осмелился заглянуть в окуляр одного из выступающих «тубусов» и увидел далеко-далеко несколько искаженный пейзаж с «доисторическим» лесом, скалами, рекой и золотистым светящимся столбом на горизонте.
        - Нечто вроде смотрового колодца, - сказал он и отодвинулся, давая спутнице возможность заглянуть в окуляр. - Или телескопа.
        Тая посмотрела и разогнулась.
        - Телескоп приближает предметы, а эта трубка уменьшает.
        - Но все равно служит для наблюдения. Интересно, а что на другой стороне?
        Они отыскали работающий «телескоп», отмеченный зеленым глазком индикатора (остальные трубы не просматривались), на правой стороне тоннеля и увидели далекий зеленый хвойный лес.
        - Лес, - сказал Иван, и до него дошло, что смотрит он в направлении внешней стороны здания. - Это же снаружи, Тая! Это воля!
        Они еще несколько раз по очереди заглядывали в окуляр смотрового устройства, словно не могли наглядеться на родной до слез хвойный простор, и побрели обратно в зал с лифтом: идти дальше по трубе не имело смысла, новых открытий она не сулила. И тут сзади раздался звонкий удар, тихое жужжание, метровый кусок тоннеля в потолке плавно пошел вниз, из образовавшегося проема на пол посыпались пауки. Они построились в колонну и, дробно цокая лапами по металлическому настилу, пронеслись мимо прислонившихся к стенке тоннеля людей. Но последний почему-то вернулся, постоял невдалеке, шевеля поднятыми передними лапами и не сводя глаз с побледневшей Таи, и внезапно быстро и молча вцепился в протянутый навстречу для защиты стержень Ивана. Потянул к себе. Иван рванул свою «дубинку» назад, но паук держал крепко, хотя, как он ее держал, понять было нельзя. Так они тянули стержень в разные стороны добрую минуту, потом Иван не выдержал и заорал:
        - А ну пошел вон, дурак!
        Паук присел от акустического удара, выпустил стержень и умчался в тоннель. Тая вскрикнула в испуге - крик Ивана и для нее был неожиданным, - засмеялась:
        - Напугал ты его!..
        - Будет знать, как хватать! Кстати, что-то пауки здесь очень смирные: не кричат на нас, не пугают инфразвуком… - Иван заторопился, заметив, что Тая пытается сдержать зевок. - Пойдем-ка выйдем из нашей тюрьмы, зажжем костер, поедим - и спать. Бродим без отдыха уже девятый час подряд.
        Они вышли в кольцевой зал с колонной лифта, нашли в его стене не замеченную ранее дверь, но она вдруг открылась сама, и навстречу, утробно урча, выползла полусфера с гибким членистым хлыстом красного цвета. Иван с Таей отскочили к стене зала, металлическая громадина, помаргивая передним голубым глазом, бесшумно просеменила к толстой колонне лифта. Ивану почудился незнакомый запах, будоражащий и гнетущий одновременно.
        - Пошли, - тихо прошептала Тая, глядя на замершую «черепаху», хлыст которой ощупывал колонну лифта омерзительно «живыми» движениями.
        Дверь осталась открытой, и путешественники юркнули в нее, не глядя, куда ведет новый путь. И тут лифт вдруг выбросил из чрева двух пауков. Первый из них явно не ожидал встретить препятствие и с ходу столкнулся с полусферой. Дальнейшее произошло в течение трех-четырех секунд.
        Хлыст «черепахи» мгновенно выстрелил в паука, как плеть, и часть паучьего бока вместе с лапой оказалась начисто снесенной. Паук же мгновенно отскочил назад и поднял вверх передние лапы. Второй удар «плети», почти незаметный глазу - так быстро он был нанесен, - и обе лапы паука упали на пол. Паук окутался белым облаком газовой продувки, он и не думал сопротивляться, и третий удар разящего хлыста развалил его надвое. Зато его спутник, смотревший на схватку из клети лифта словно в оцепенении, прыгнул прямо на полусферу, из его туловища сверкнул узкий лучик, вонзился под глаз полусферы. Паук увернулся от изогнувшегося хлыста, чиркнул по его основанию тем же лучом, и хлыст с шипением превратился в струйку вспыхнувшего газа.
        Внутри «черепахи» что-то забулькало, она попятилась, неуверенно переставляя гофрированные ноги-шланги. Паук, избежавший печальной участи товарища, несколько мгновений смотрел на полусферу ничего не выражающим взглядом, потом проскрипел что-то и умчался в круглый тоннель.

«Черепаха» вдруг осела на пол, на ее макушке вырос желвак, из которого начал вытягиваться розовый, как коровий сосок, палец.
        Таю затошнило, и Ивану пришлось поспешно увести ее от этого зрелища. Они отошли от двери, и та закрылась, отрезав доступ в зал, где произошла схватка между автоматами.
        Пленники оказались в пустом конусовидном помещении с гладким светящимся полом. Противоположная сторона помещения заканчивалась белым диском с тремя круглыми штурвальчиками - то ли дверь, то ли какой-то пульт. Как только люди приблизились, он тихонько клацнул и зажег уже виденные ранее букву М и цифры: -
70 000 000.
        - Что они не поделили? - спросила Тая, кивая назад.
        - А пес их знает, - пожал плечами тот. - Вероятно, от неожиданности. Жалко паука…
        - И мне… Я к ним как-то привыкла, а эти полусферы… какие-то чужие, неестественные… как и тот, черный…
        - Чужие - хорошо сказано. Они всему здесь чужие. Ты заметила, она там отращивает новый хлыст?
        Тая поморщилась.
        - Не вспоминай. Куда же теперь?
        - Как куда? Только вперед.
        Иван подошел к пульту.
        - Откройся! - сказал он грозно.
        На поверхности диска загорелась зеленая стрелка, указав на один из штурвальчиков.
        - Техника что надо! - одобрительно сказал Иван. - Сплошь автоматика речевого приказа плюс системы безопасности.
        Он потянул за штурвальчик, покрутил вправо, потом влево, снова потянул, и диск со всеми его приспособлениями отъехал в сторону.
        - Что я говорил? - Иван чуть нагнулся и шагнул в проем.
        Он оказался на каменистом взгорке с разбросанными тут и там валунами. Дальше начиналась утоптанная кем-то, может быть и «черепахами», тропа, переходящая в просеку в великаньем лесу, состоящем из гигантских пирамидальных деревьев с красноватой корой, похожих на секвойи, и из деревьев с чешуйчатыми стволами, напоминающих сосны и араукарии одновременно. Были и еще какие-то деревья и кустарники, но уж и вовсе неведомого облика. Из-за леса вставало золотое зарево и доносился неумолчный приглушенный гул, скрадывающий все остальные звуки. Порыв ветра принес из леса терпкий запах смолы и зелени и… смрадный трупный запах.
        Иван нагнулся к низкому отверстию выхода, позвал Таю, и в это время из-за ближайших древесных колоссов на просеку бесшумно шагнул чудовищный исполинский динозавр! Ростом с трехэтажный дом, двуногий - ноги похожи на птичьи, в пупырчатой броне, с подергивающимся в такт шагам хвостом, двумя передними двупалыми лапками, маленькими по сравнению с задними, и полутораметровой пастью, полной саблевидных зубов.
        - Господи! - слабо ахнула Тая и юркнула обратно.
        Иван, словно в столбняке, медленно нашарил рукой край двери, не спуская глаз с чудовища. В памяти всплыло название зверя - тираннозаврус рекс. Но это был близкий родственник тираннозавра - тарбозавр, самый страшный из хищных динозавров конца мелового периода мезозойской эры.
        Тарбозавр птичьим движением повернул голову к человеку, глаза его покрылись слюдяной пленкой - он мигнул. И тут Иван опомнился и прыгнул в круглый проем, откуда слышался зовущий голос Таи.
        ГЛАВА 6
        Они нашли эту полость спустя час после бегства от динозавра.
        Полость была просто глубокой нишей в стене коридора, и, хотя по коридору то и дело проносились пауки, а иногда и другие странные полуживые-полумеханические твари, путешественники решили отдыхать здесь. Во-первых, пол ниши был устлан толстым слоем похожего на поролон материала, во-вторых, здесь было тепло и уютно, и, в-третьих, Тая уже не могла идти дальше.
        Иван выбросил из темной ниши в освещенный коридор бесполезный фонарь - лампочка уже еле тлела - и сел рядом с молчавшей девушкой, ощущая, как сладко ноет поясница и гудят натруженные ноги.
        - Есть хочешь? - спросил Иван спустя минуту, чувствуя, что еще немного, и он уснет.
        - Больше пить, чем есть, - призналась Тая. - Как ты думаешь, нас найдут?
        Иван честно попытался представить, как их ищут, но у него ничего не получилось. Все же он успокоил Таю:
        - Конечно, нас уже ищут. Ивашура небось поднял на ноги всю округу… - Иван замолчал. Ивашура остался в Брянском лесу вместе с Рузаевым, Гаспаряном и другими. Здание же, внутри которого они путешествовали вдвоем, не могло находиться в том же лесу. Таких циклопических сооружений, превосходящих по размерам все созданное людьми, не было на всей Земле. И все же оно стояло на Земле, в этом Иван не сомневался.
        - Как ты думаешь, где мы? - тем же ровным голосом спросила Тая, словно не заметила оговорки эксперта.
        Иван подумал, потом с трудом встал.
        - Я сейчас, посиди.
        Уже из коридора он пробормотал:
        - Я знаю, что мы на Земле и в то же время внутри какой-то громадной башни… Подожди, я сейчас приду и расскажу свою идею.
        Он вернулся в зал с лифтом, где сражались паук и «черепаха» (следы их борьбы уже исчезли), набрал разноцветных «досок» в куче мусора у запертой двери и приволок к нише. Тая ждала его, высунув голову и напряженно всматриваясь в глубь уходящего в неведомое коридора.
        - Не оставляй меня одну, - попросила она, облегченно вздыхая.
        Иван кивнул и стал разводить огонь.
        Вскоре костер с некоторой неуверенностью стал поедать «доски», которые принес эксперт. Теперь стало видно, что это вовсе не дерево, хотя рисунок на «досках» был древесный: «доски» горели чистым зеленым пламенем и почти без дыма. От огня попахивало жареными орехами и чем-то «больничным», вроде йода или камфары. Иван поколебался, потом изжарил на пробу кусок мяса и осторожно отведал. Мясо было вполне съедобным. Тогда он зажарил весь оставшийся запас козлятины и разделил на две порции.
        - Хлебушка бы… - вздохнула Тая.
        - Негоже, Таисия свет Васильевна, - проговорил Иван с набитым ртом, - перебирать харчами в нашем положении. Ешь, что Бог послал, то есть питекантропы-охотники.
        Тая немного пожевала мяса и покачала головой.
        - Не могу… не лезет…
        - Да, водицы испить бы не мешало. - Иван спрятал остатки трапезы в карман. - Только где ее искать? Эй! - крикнул он, заметив бегущего по коридору паука: страха перед ним у Ивана никакого не было, пауки стали для него просто частью обстановки.
        Паук резко затормозил у ниши, уставился глазищами, словно в недоумении перебирая лапами.
        - Будь другом, принеси воды, - проникновенно попросил Иван. - А то умрем от жажды.
        Паук постоял немного в позе растерянности и умчался в недра здания. Тая тихонько засмеялась, следом за ней засмеялся Иван.
        - У него был такой вид, будто он знает, что делать, - произнес он сквозь спазмы смеха.
        - Словно он думал, что ответить…
        Отсмеявшись, они вытерли слезы.
        - Теперь я поделюсь своей идеей, - сказал Иван. Оглядевшись - глаза уже привыкли к полумраку, он растянулся у теплой черной стенки ниши. - Тот лифт, на котором мы катались, вовсе не лифт, а машина времени.
        Тая легла у другой стенки лицом вверх, глаза ее были открыты.
        - Что молчишь? Разве я не прав?
        - Я думаю… Наверное, прав.
        - Помнишь цифры в лифте на кнопках-окошках? Последняя была минус семьдесят миллионов, так? А тираннозавры, кстати, жили именно в это время: шестьдесят пять
        - сто миллионов лет назад, в меловом периоде.
        - Может быть.
        - Почему «может быть»? Все сходится. Я теперь думаю, что Валера был прав. Помнишь Валеру? Наш самый молодой эксперт. Что-то произошло со временем, он говорил - фурункул времени. Вот и прорвались к нам мамонты, динозавры… питекантропы.
        Тая не отвечала.
        - Спишь? - вполголоса спросил Иван, подождал, потом встал и подошел к девушке. Тая спала. Он поколебался немного и вернулся обратно. Сон упал могильной плитой…
        Проснулся он от крика и машинально схватился за стержень.
        Кричала Тая. У ее ног сидел паук и держал в трех лапах что-то круглое.
        Тая прижалась спиной к стене и выставила вперед руку.
        - Пошел прочь! - Иван вскочил и замахнулся стержнем.
        Паук отпрянул, секунду глядел на человека без всякого выражения, выронил на пол круглый предмет и выскочил из ниши. Дробным удаляющимся стуком отозвался пол коридора.
        - Вот гад, подкрался! - Иван опустился на корточки возле Таи и погладил ее по волосам. - Испугалась?
        Тая кивнула, лицо ее было мокрым.
        - Ты плачешь!
        - Нет. Я спала, и вдруг что-то мокрое проползло по лицу…
        - Мокрое?
        Иван хмыкнул, огляделся, нашел глазами круглый предмет, оставленный пауком, взял в руки.
        Это был довольно тяжелый плоский диск с небольшим ребристым выступом на боку. Иван повертел его в руках, нечаянно надавил на выступ, и в лицо брызнула струйка воды. От неожиданности Иван выронил диск и вытер лицо ладонью.
        - Черт побери! Вода!
        Тая на коленях подползла к нему.
        - Вода? Где?
        - Да вот в этой… фляге…
        Он снова поднял диск, прижал пальцем выступ, и из центра диска ударила тонкая струя воды.
        - Вода! Это действительно фляга! Паук принес воду, понимаешь?
        Они долго и с наслаждением пили.
        - Вот это сюрприз! - Иван, отдуваясь, положил флягу на пол и откинулся к стене.
        - Паук понял! Но тогда никакой он не паук, а самый настоящий кибер, как я и догадывался. Конечно, кибер, автомат… А раз он понял, то это еще раз доказывает, что мы на Земле.
        Тая слабо кивнула, легла, глаза ее закрылись, но она тут же встрепенулась.
        - Ложись рядом! Пусть паук будит тебя.
        Иван улыбнулся, глотнул еще раз воды, удивляясь, что фляга не иссякает, и лег. Тая повернулась к нему лицом, обняла, провела пальцем по подбородку.
        - Знаешь, без бороды я тебя уже не помню.
        Последней мыслью Ивана было: надо сказать пауку, чтобы вывел к людям…
        Проснулись они от толчка: пол под ними дернулся и задрожал.
        Издалека донесся гул, серия свистов различной тональности. Снова толчок и вибрация пола, заметная даже сквозь «поролон», и вслед за этим снова гул и свист.
        - Что это? - приподнялась Тая, протирая глаза.
        Иван несколько секунд прислушивался к затихающему гулу, потом встал и выглянул в темный коридор, освещаемый кое-где мигающим красным светом. По потолку коридора промчалась алая световая стрела, снова дернулся пол, толчок едва не выбросил Ивана в коридор. Где-то близко прозвенел звонок, раздался топот, непонятное бормотание, шорохи и металлические лязги. Мимо ниши вихрем промчался паук, за ним еще несколько.
        - Что-то случилось, - пробормотал Иван, возвращаясь к Тае. Пол теперь трясся непрерывно, из глубины здания волнами накатывал тяжелый гул, прерываемый ударами гонга.
        - Что будем делать?
        Свет в коридоре продолжал мигать, иногда по стенам или потолку проносились огненные змеи, какие-то символы и слова. Звонок доносился не переставая, где-то хлопали двери - было похоже на это, что-то осыпалось со стеклянным хрустом и звоном. Кто-то скребся в стену ниши, изредка стуча в нее чем-то тупым и тяжелым.
        Тая подхватилась с пола и попятилась к выходу из ниши, оглядываясь на Ивана.
        - Там кто-то есть!
        Костров не успел ответить. Совсем рядом пугающе громко закричал паук, ему ответили такие же крики в разных концах коридора.
        В потолке ниши загорелась пульсирующая алая звезда, и раздался голос:
        - Внимание, хроносдвиг! Длительность сто семь лет, коррекция сверху невозможна. Горизонт в провале, горизонт в провале. Покинуть горизонт! Всем ТФА покинуть горизонт! Даю отсчет времени: три минуты, две минуты пятьдесят девять, две минуты пятьдесят восемь, две минуты…
        Иван сориентировался первым.
        - Бежим! Иначе тоже окажемся «в провале».
        Он схватил флягу с водой, стержень, помог Тае подняться, и они побежали, не обращая внимания на спасающихся бегством пауков.
        До зала с лифтом, к счастью, было недалеко, но бежать по дрожащему полу оказалось не просто - хуже, чем по песку. Иван считал в уме секунды, и, когда они выскочили из коридора в кольцевой зал, по его подсчетам выходило, что до истечения трех минут оставалось секунд сорок, не больше.
        Дверца лифта была открыта, и кабина до половины оказалась забитой пауками, а они все прибывали и прибывали. Один из них транслировал отсчет неведомого автомата: сорок один, сорок, тридцать девять, тридцать восемь…
        - Кыш отсюда! - рявкнул Иван, тыкая стержнем в массу пауков и ожидая сопротивления. Те замерли, разглядывая непрошеных гостей, потом мгновенно расчистили угол кабины.
        Тая было уперлась, с ужасом глядя на скопище неприятных созданий, но Иван потянул ее за собой. Гул в зале слышался все отчетливей, да и пол здесь трясся сильней.
        - Восемнадцать, семнадцать, шестнадцать… - размеренно считал равнодушный металлический баритон.
        Иван поискал глазами панель управления лифтом, протянул было руку к ряду окошечек-кнопок, но его опередил один из пауков, ткнув суставчатой лапой в середину панели.
        Дверь лифта проявилась из ниоткуда, словно загустел сам воздух, ударило в ноги, еще и еще раз. Кабину стало раскачивать и трясти, она то падала свободно вниз, то тормозила, то начинала вибрировать так, что в голове и позвоночнике отдавало болью.
        Тая села на пол. Иван тоже был вынужден опуститься рядом.
        Сколько времени они так мчались - не мог потом вспомнить никто. Кабина внезапно остановилась, будто наткнулась на препятствие. Дверь растаяла, и пауки посыпались вон, сразу исчезнув в темноте: в помещении, куда их доставил лифт, было темно хоть глаз выколи.
        Иван посмотрел на панель с окошечками, в одном из них светились буквы ВЮ и рубиновые цифры: - 150 000 000.
        - Прибыли, - сказал эксперт. - Если не ошибаюсь, мы попали куда-то в юрский период - как раз сто пятьдесят миллионов лет назад. Или около того.
        Он взял Таю за руку и вывел из освещенной кабины. Дверь лифта тотчас же закрылась - стала плотной и непроницаемой, свет померк. Люди остались в полной темноте.
        В помещении стоял запах плесени, сырости, где-то звонко цвинькали в пол капли воды. Издалека доносился приглушенный рокот и буханье, от которых еле заметно вздрагивал пол.
        Иван подумал, достал резиновую перчатку, насадил на стержень и поджег. Чадящее пламя выхватило из тьмы мохнатые от белесого слоя плесени стены и мокрый, серый, в зеленых и синих пятнах пол зала.
        Тая передернула плечами.
        - Как в погребе… Мне кажется, мы уже здесь были.
        - Нет, - отрицательно качнул головой Иван. - Похоже, но не то. Грязи меньше и следов нет.
        Он прошелся по залу, вспугивая дребезжащее эхо.
        В зал выходили три коридора, как и на других этажах. Один из них вел на лестничную клетку, лестница была цела и уходила в неведомые глубины и высоты. Второй коридор был залит водой и походил на трубу канализации. В третьем слабо фосфоресцировал потолок, вернее - пятна какой-то нитевидной плесени, и вдоль стен были проложены пучки труб разной толщины.
        - А все-таки странно, что нет людей! - сказала Тая. - Одни пауки, «черепахи»… и черные нелюди…
        Иван не ответил. Он не верил, что в здании больше никого нет. Но сомнение уже начало свою работу, и бороться с ним было все трудней. Более четырех суток прошло со времени падения вертолета, и за все это время они ни разу не встретили людей. Куда подевались хозяева этого неимоверного, ужасающего размерами здания?! Ради чего оно построено? И главное - где?
        Нет ответа!
        А лифт? Что это за лифт, который никуда не везет, то есть остается на поверхности земли, но зато меняет эпохи? Пресловутая «машина времени»? Или нечто вроде кабины пневмотранспорта, доставляющей пассажиров в разные сектора какого-то гигантского «заповедника истории Земли»?..
        Нет ответа!
        А золотистое марево «во дворе» здания, вечно грохочущее и тревожащее? Что это такое? Почему к нему бегут отряды пауков?
        Нет ответа!
        Что же делать? Куда идти? Вверх? Вниз? Сколько они продержатся? Как велики у них запасы терпения, позволяющие поддерживать в себе уверенность в благополучном исходе путешествия и не опускаться до тезиса: выжить любой ценой?..
        - Охотно бы сейчас проснулся, - сказал Иван, поднимая повыше свой «факел». - А ты?
        Тая улыбнулась в ответ бледной улыбкой.
        - И я! Твержу как заклинание: пусть это будет сон!
        Они взялись за руки и вошли в коридор, не зная, куда он выведет их на этот раз.
        Выбрались из здания через громадный пролом: здесь обрушилась часть стены высотой примерно до восьмого этажа.
        Тот же «двор»: золотое сияние за лесом, зеленоватое небо, бесконечная стена здания, плотная и осязаемая до высоты в двести метров и зыбкая, расплывающаяся в туманно-серую пелену выше двухсот. Но лес был другой, и ландшафт тоже.
        Справа и слева от пролома в стене вставали заросли высоких папоротников и хвощей, каких-то чешуйчатых деревьев, похожих на пальмы, и длинноствольных, с нежной розовой корой сосен. В просвет между зелеными купами виднелось озерцо с голубой водой. Ближний берег озерца был пологим и песчаным, а дальний, каменистый и крутой, порос теми же «пальмами» и древовидными папоротниками. За лесом из «пальм» вырастал переливающийся желтым сиянием туманный столб, истаивающий где-то на десятикилометровой высоте багровыми струйками и плоскими облаками.
        В кустах слева что-то зашуршало, и на прогалину с шумом выпрыгнула странная птица с отливающим металлической синевой оперением, с длинным хвостом и зубастой пастью вместо клюва. Размером птица была с крупного орла. Она заметила людей, растопырила крылья, зашипела, показав длинный красный язык, и поскакала прочь.
        - Археоптерикс? - ахнула Тая, прятавшаяся за спиной Ивана. Тот поднял палец к губам.
        - Тише.
        Сквозь шорохи леса донеслись далекие визгливые крики, шлепанье и тупые удары, от которых вздрагивала почва.
        Иван жестом показал Тае, чтобы она осталась на месте, не замечая мольбы в ее глазах, и быстро перебежал на берег озерца. Он увидел, что озерцо - на самом деле язык залива, уходящего вправо до горизонта. Слева залив переходил в цепочку мелких, но широких луж, по которым бродили туши на слоновьих ногах, с длинными хвостами, с осклизлой серо-фиолетовой кожей, длинными и тонкими шеями, напоминавшими змеиные тела, которые венчали крохотные головки. Длина этих громадин достигала метров тридцати. При каждом шаге раздавалось гулкое «тумм», от которого вздрагивала земля.
        - Бронтозавры! - прошептала над ухом Тая.
        Иван оглянулся. Девушка стояла рядом и смотрела на тяжеловесных созданий круглыми глазами.
        - Это диплодоки, - поправил Иван. - Бронтозавры короче, да и шея у них была потолще.
        Диплодоки окунали головы в лужи, потом по-куриному вздергивали их вверх, жуя зеленые плети водорослей. На людей они не обращали внимания, постепенно удаляясь по низине в редколесье папоротников.
        - Они нам не опасны, - пробормотал Иван. - Диплодоки были растительноядными.
        Издалека снова донесся визг - очевидно, крик диплодока. Тая невольно вздрогнула.
        - Давай вернемся, Ваня.
        - Ты боишься?
        - Не боюсь, но эти диплодоки - танки, а не животные! Задавит и не заметит!
        - Они ушли. Предлагаю пройтись к золотому костру на горизонте. Все же интересно, что это такое. Да и пищу какую-нибудь раздобудем, коренья там, плоды… Будь с нами Рузаев, мы были бы обеспечены квалифицированными советами по части съедобных растений. Я, к сожалению, в ботанике и биологии разбираюсь слабо.
        Они напились из чудесной фляги, принесенной пауком. Напор воды не падал, несмотря на то, что они пили уже несколько раз, а объем фляги не превышал литра. Иван повертел флягу и у края диска нашел выпуклые цифры: 2301. Это число встречалось им уже несколько раз, но что оно означает, догадаться пока было невозможно, хотя у Ивана и мелькала догадка, что цифры эти означают год изготовления.
        Часа два они пробирались по первобытному лесу. Вокруг стояли стройные, похожие на пальмы деревья с расходящейся веером кроной, полутораметровые и выше папоротники, похожие на пирамидальные тополя, но с хвоей - предки секвойи, а также громадные великаны с тысячами ветвей, похожие на гинкго. Листья этих древесных исполинов были глубоко рассечены на две узкие доли.
        Травы в лесу почти не встречалось, ее заменяли побеги папоротников, плети какого-то ползучего растения и мелкие злаки в виде метелок и гребней. Диплодоки больше не попадались, но бродили где-то недалеко: изредка ветер приносил их визгливые крики. Зато дважды показывались другие животные. Сначала Иван вспугнул странное двуногое существо, похожее на тираннозавра, но величиной… с курицу! У существа была вытянута голова с зубастой пастью, короткие «ручки» с тремя пальчиками и куриные ноги. «Динозавр» выскочил из-под листьев папоротников, зашипел в сторону людей и бросился наутек.
        Вторая встреча произошла на каменистом откосе заросшего хвойными пирамидами холма. Иван почти сразу узнал стегозавров в двух массивных животных, ползущих мимо. Спины этих панцирных динозавров украшали два ряда крупных костных пластин, хвост, напоминающий булаву с шипами, волочился по земле. Один из стегозавров в два удара хвостом повалил небольшую «пальму» и принялся меланхолично жевать молодые верхние листья, второй протопал мимо и скрылся за деревьями.
        Иван встретился взглядом с Таей и ободряюще подмигнул.
        - Не дрейфь, Таисия, стегозавры, по-моему, тоже питались только растительностью. Это тебе не тираннозавр - la bestia senza pase.[Зверь, не знающий мира (ит.).]
        Тая слабо улыбнулась.
        - Эксперты говорят по-итальянски?
        - А журналистам это в диковинку?
        - Ну, все же в наше время стандартный тест на интеллигентность - знание английского. Но итальянский…
        - Просто моя мама - преподаватель итальянского в университете. But I speak English too.[Но я говорю и по-английски (англ.).]
        Тая засмеялась.
        - Ты самородок. Не предполагала, что рыжий…
        - …рыжий Костров способен выучить иностранный, - подхватил Иван, рассмеявшись в свою очередь. Он был рад, что девушка не пала духом в этом диком путешествии. С нею было легко и просто, и Костров благодарил судьбу за то, что именно он оказался рядом с Таей в момент испытания. Он был убежден, что основной их экзамен на терпение, выдержку и выносливость - еще впереди.
        Лес вскоре кончился, дальше, насколько хватал глаз, расстилалась каменистая пустыня, поросшая кое-где куртинами зеленовато-бурой травы или мха. Золотистая колонна светящегося тумана возвышалась над горизонтом, как след упавшего болида. Длинные струи и волокна, шарфы и шлейфы дыма текли по ней снизу вверх, теряя яркость, и гасли, превращаясь в малиновые и багровые перья. Непрерывный гул, исторгаемый колонной, был здесь слышен лучше, чем у стены здания, а может, люди уже привыкли к нему и перестали замечать, и лишь там, где ничто не отвлекало внимания, он напомнил о себе.
        Иван несколько раз подпрыгнул на месте, ощущая необыкновенную легкость во всем теле. Знакомое явление. Они уже испытали на себе уменьшение силы тяжести, когда пробирались к источнику света по заснеженному лесу. Идти дальше не хотелось, интуиция подсказывала, что впереди опасность. Однако стоило все-таки проверить, в чем она заключается, почему в этом странном мире меняются ландшафты, эпохи, но не меняется таинственный грохочущий туманный столб, служащий единственным источником света.
        И они рискнули пойти дальше.
        Вскоре шапки мха перестали попадаться не только на вершинах увалов, но и в низинах, в ямах и рытвинах бугристого плато. Идти становилось все легче. Словно какая-то сила постепенно нейтрализовала силу тяжести, притягивая людей к световому столбу, заставляя их сдерживать шаг и пристальнее вглядываться вперед. Еще через два километра на горизонте показалась стена. Тяготение здесь уменьшилось настолько, что каждый шаг уносил людей на два-три метра. Иван замедлил движение, и дальше они передвигались чуть ли не ползком.
        Стена оказалась выстроенной из частокола металлических труб диаметром с туловище человека и высотой с пятиэтажный дом. Над ней знойным маревом дрожал воздух - трубы были раскалены чуть ли не до красного свечения.
        - Приехали, - сказал Иван, подавляя слабый протест желудка. У стены царила почти невесомость, и тело казалось воздушным шаром, готовым улететь в небеса.
        Из-за стены доносились гул, шипение и бульканье, будто кто-то огромный парился в бане, выливая на раскаленные камни ушаты воды. Каменистая, покрытая коркой почва часто вздрагивала и колебалась, как верхний слой торфа и земли на болоте.
        - Хоть бы одним глазком поглядеть, что там, - сказала Тая, пряча в глубине глаз страх перед неведомым явлением.
        Иван прикинул высоту стены и покачал головой.
        - Не влезем, она гладкая и горячая. Может, стена не везде одной высоты?
        Они поползли вдоль частокола труб, обливаясь потом; даже в десятке метров от стены несло невыносимым жаром.
        Им повезло. Через полкилометра они наткнулись на гигантский механизм, который приняли сначала за странной формы скалу. Но это была не скала, а нечто вроде колоссального кентавра, преодолевшего в прыжке препятствие, но упавшего на передние ноги и умершего в таком положении. Конечно, механизм имел еще множество деталей, выступов и отверстий, но обводы корпуса все же превращали его в
«кентавра». Правда, вместо головы на «человеческом торсе» вырастал членистый рог длиной около пяти метров. Он был сизо-серым, а весь корпус механизма лоснился чернотой полированного металла.
        - Вот это паровоз! - опомнилась Тая. - Такого мы еще не видели! Он не оживет, как та «черепаха»?
        Вместо ответа Иван полез на колоссальную машину, цепляясь за штыри и выступы.
        - Лезь за мной, только держись крепче, не то улетишь. Некоторые штыри скользкие.
        Они взобрались на «ногу» механизма, перелезли на «грудь», потом на «спину кентавра». Если бы не потеря веса, вряд ли бы им удалось взобраться на колосс без веревок и страховочных приспособлений.
        С «крупа кентавра» им открылась удивительная картина.
        За стеной шла узкая, с километр, полоска черной выжженной земли, дальше над ней появлялись плоские фиолетово-сиреневые слои тумана, сливающиеся в двух-трех километрах в плотную пелену. Эта пелена начинала вспухать, расти и образовывала светящееся оранжевым светом кольцо. За ним еще одно кольцо - желтое, а уже из него вырастал ослепительно желтый столб, состоящий из туманных струй, непрерывно текущих ввысь и расплывающихся чудовищным грибом на большой высоте.
        - Ой, смотри, пауки! - Тая тронула Ивана за ногу.
        По черной земле неслась колонна пауков, но размерами они превосходили тех, что встречались в здании и еще раньше, в Брянском лесу.
        Иван тихонько присвистнул.
        - Вот это да! Они же ростом с меня!
        Пауки исчезли в пелене тумана.
        В толще многокилометрового текучего столба разгорелась яркая звезда, раздался гулкий удар, вздрогнула «спина кентавра».
        Если бы Иван не держал Таю за руку для страховки, она свалилась бы вниз.
        - Держись! На этом «скакуне» далеко не ускачешь. О, гляди-ка!
        Из светящегося дыма вынырнула какая-то черная тень, за ней другая, третья… десятая. Ивану почудилось нечто знакомое в их очертаниях, но они были далеко, и, лишь когда приблизились, возвышаясь над сиреневым полем тумана, Иван понял, что видит таких же «кентавров», как и под ними, но живых! А на спинах «животных» сидели черные фигуры наподобие той, что путешественники встретили в коридоре здания.
        Колонна неведомых созданий надвигалась, от их тяжелого бега дрожала земля, хотя, казалось, в невесомости за стеной они тоже не должны весить. Дрожь земли передалась мертвому «кентавру» и людям, вцепившимся в основание «хвоста».
        Иван представил, как живые колоссы поворачивают к ним, останавливаются у стены, поднимают «копыта» и… Он перевел дух. «Кентавры» перепрыгнули стену далеко от того места, где стоял их мертвый собрат, и удалились тяжелой равномерной рысью. Их рога на «человеческих торсах» блестели мрачным фиолетовым огнем. Черные фигуры на «спинах кентавров» не пошевелились.
        Еще с четверть часа путешественники приходили в себя, рассматривали загадочный столб, кольца и поля тумана, стену из трех слоев труб, внутренний из которых был раскален до вишневого свечения, и слезли с «кентавра».
        - Я боялась, что они повернут к нам, - призналась Тая. - Ну и жуть, правда?
        - Темна вода во облацех, - вздохнул Иван. - Я думал, что это автоматы, очень необычные, чужие какие-то, но автоматы. Я имею в виду не только «кентавров», но и всадников. А теперь сомневаюсь… Что же творится за стеной? Конечно, это вовсе не туман, температура там гораздо выше точки кипения воды. Пары каких-нибудь металлов?
        Тая промолчала.
        Назад идти было гораздо трудней, мешали тянущая к стене сила и ровный ветер в лицо. Но они все же добрались до леса. Отдохнули. Затем с огромным наслаждением искупались в лагуне, стесняясь друг друга, не спуская глаз с ближайших зарослей на случай появления нежелательных гостей. Вода была прозрачная, холодная, пресная, вполне питьевая. Потом Ивану пришла в голову мысль порыбачить - он заметил у берега мелькнувшую серебристую полоску.
        Удочку сделали из побега папоротника, леску - из нитки, которую Тая выдернула из своей куртки, крючок - из булавки, нашедшейся, как ни странно, у Ивана. Ни червей, ни мошек на берегу не обнаружилось, и Тая вспомнила про остатки мяса. Насадили мясную крошку, закинули удочку, посмеиваясь друг над другом, и первый же заброс оказался удачным - клюнула толстобокая рыбина величиной с ладонь. Вида ее Иван определить не смог, на языке вертелось название «латимерия» - все, что он знал о древних предках рыб, но это была не она.
        Тая вполне освоилась и, пока эксперт удил рыбу, набрала полусгнивших, полузасыпанных песком обломков древесных стволов. Диплодоки ушли, и кругом стояла мирная первобытная тишина.
        Развели костер и нажарили рыбы, глотая слюнки. Иван припомнил рассказ О'Генри, где герой и героиня оказались на холме, отрезанном от мира водой, проголодались и начали вспоминать гастрономические блюда.
        - Я тоже читала, - кивнула Тая. - Гурман я плохой, мне бы хлебушка к этой рыбке и больше ничего не надо.
        - Соли и пива, - добавил Иван, обгладывая рыбьи кости.
        Насытившись, прилегли у костра. Смены дня и ночи в этой стране не было, но организм сам давал знать, что нуждается в отдыхе.
        - Вообще-то спать лучше в помещении, - проговорил Иван.
        - Да-да, я сейчас… - сонно пробормотала Тая.
        Иван собрался было по ее примеру подремать - идиллическая картина древней природы была настолько мирной и спокойной, что все тревоги и страхи отошли на второй план, как вдруг из-за пальмовидных деревьев к ним метнулась громадная птица с голым, почти полуметровым черепом. Птица имела короткое туловище, когтистые лапы, двухметровые кожистые крылья и длинный гибкий хвост.
        Иван вскочил и замахал стержнем, отгоняя невиданную птицу. Она, шипя и шумно хлопая крыльями, сделала над ними круг, открывая и закрывая страшный, усаженный крючкообразными зубами клюв, хрипло проклекотала и полетела обратно, выделывая резкие виражи.
        - Для полноты впечатлений нам только птеродактилей не хватало, - сказала побледневшая Тая, с которой разом слетел весь сон.
        - Это не птеродактиль, - сказал Иван. - Птерозавр, но какой - не помню точно. По-моему, диморфодон.
        - А говорил - дилетант в биологии.
        - Просто интересовался когда-то историей возникновения жизни. Вот тебе и еще одно доказательство, что мы на Земле. Ну что, потопали в наш большой дом? Здесь оставаться рискованно.
        Пошли пятые сутки их блуждания в неизвестном мире.
        Этаж здания, примыкающий к «юрскому периоду мезозоя», был слишком неуютен и сыр, чтобы искать в нем пристанище для ночлега. Но и на свежем воздухе устраиваться спать было опасно: хищников в мезозое хватало.
        Иван вспомнил «кентавров», их всадников, летающую махину диморфодона и с сомнением взвесил в руке свое оружие. Увы, гарантии безопасности этот стержень дать не мог.
        - Остается лифт, - сказал эксперт, не видя в темноте выражения лица Таи. - Или не будем больше рисковать опускаться?
        - А чем мы рискуем? - тихо спросила девушка.

«Действительно, чем? - подумал Иван. - Ну вылезем где-нибудь в палеозое, и что? Что здесь, что там - одинаково опасно, зато, может, попадется сухой этаж…»
        - Решено! Попробуем подняться вверх, может, и встретим по дороге кого-нибудь.
        Лифт услужливо открыл им дверь в решетчатый куб кабины. Пахнуло незнакомым ароматом, в котором смешались запахи цветов, плодов и нагретого металла. На панели управления горело окошечко с цифрами: - 150 000 000.
        Иван поразмышлял и нажал самое верхнее окошко. Дверь закрылась, но кабина осталась на месте.
        Так. На самый верх везти не хочет. Попробуем чуть ниже. Но и вторая сверху пластина не оживила лифт, лишь где-то за стенками кабины прозвенел звонок. Иван перепробовал все десять пластин-окошек до их этажа - безрезультатно.
        - Придется ехать вниз, - упавшим голосом сказал он Тае. Девушка кивнула, пытаясь ободряюще улыбнуться.
        Иван тронул пластину ниже светящейся, и повторились те же ощущения, как и всегда при «спуске» в этом странном лифте: толчок в ноги, волна тепла, давление на уши, тяжесть в теле, потом невесомость, покалывание внутри глазных яблок, слабость…
        Они вышли на ярко освещенную площадку. Светились зеленые стены, светился потолок, светился пол и даже труба лифта. Белое сияние заливало коридоры, уходящие в белесый туман свечения. Тихо, ни звука. Не тепло, но и не холодно.
        - Годится? - полуутвердительно сказал Иван и первым шагнул в один из совершенно пустых и стерильно чистых коридоров. О том, что свечение может оказаться побочным спутником радиации, он старался не думать, да и обострившаяся интуиция не поднимала тревоги.
        Тая шла, спотыкаясь, но не ропща, однако было видно, что идет она через силу. Тогда Иван посадил ее у стены, дал в руки нож, а сам пошел вперед в надежде отыскать какую-нибудь нишу или комнату. Но этот коридор не имел дверей, зато имел дыру в полу, сквозь которую слышался плеск воды. Через несколько десятков шагов появилась еще одна дыра. Чем дальше Иван шел по коридору, тем труднее становилось идти, пока путь не оказался совсем перекрыт длинным провалом: пол здесь на протяжении десятка метров просто отсутствовал.
        Иван с опаской приблизился к краю провала, но мрак внизу был слишком густым, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Тогда эксперт вернулся к спутнице. Девушка спала в том же положении, в каком он ее оставил. Иван покачал головой, стянул куртку, свернул и сделал подушку. Потом осторожно уложил Таю у стены и лег сам. Тишина не нарушалась ни единым звуком, вскоре сон сморил и его.
        ГЛАВА 7
        Второй коридор заканчивался чем-то вроде тамбура: кубическим помещением с двумя дверями. Стены его не светились, воздух был теплым и влажным, в нос бил неприятный запах гнили, хотя вокруг было чисто.
        Иван помешкал, прежде чем открыть вторую дверь, первая уже закрылась за ними, отрезав доступ в сухой и светлый коридор. Видимо, выходом недавно пользовались, и запах гнили был запахом той местности, которая ожидала за дверью. Тая уловила его колебания, но молчала, и Костров почувствовал прилив благодарности и нежности к попутчице, тонко понимавшей его состояние. Она была уверена в нем до конца и поэтому спокойна, ведь недаром же она полностью доверилась ему во всем, признав за ним право защиты. Как поется в песне: «…но дело мужчин - пересилить тревоги…» А может быть, это шанта - низшая форма любви, выражающаяся в спокойной уверенности, как говорит йога?
        Иван уловил слабое пожатие пальцев Таи и ударил кулаком в металлическую полосу, разделявшую дверь на две половины. Дверь втянулась в полосу, исчезла.
        Волна жаркого, душного и сырого воздуха окатила их. Воздух был наполнен тяжелым смрадом болота, сырой земли и зелени, дурманящим запахом гниющих трав и грибов, удушливой вонью сернистых газов. Тая закашлялась, зажимая рот рукой. Дышать было тяжело. Теплая липкая сырость невидимой пленкой легла на лица и руки, сдавила тело.
        Прямо напротив двери рос из земли буро-зеленый ствол какого-то растительного великана, покрытый жесткими выпуклыми ромбами коры. За ним в зелено-желтом полумраке выступали силуэты других величественных колонн, полностью загораживая небосклон. У подножий великанов виднелись их ветвящиеся корни, похожие на кровеносные сосуды человеческой руки.
        Лавина звуков, тихих, но отчетливых, влилась в уши: сопение, чавканье, вздохи, шипение, хруст… Жизнь какой эпохи воскресла перед ними? С помощью каких чудес?..
        Совсем близко раздался квакающий рев, будто взревел гиппопотам, захлебываясь и пуская пузыри в болотной жиже. Ему ответил второй «гиппопотам», чуть подальше, и еще один - совсем далеко.
        Иван ободряюще улыбнулся потерявшей уверенность Тае и, шагнув из тамбура, оказался по колено в воде. Тыкая вперед стержнем, он двинулся в глубь заболоченного леса от ствола к стволу, то выбираясь на сушу, то снова попадая в мелкие зеленые или ржавые лужи стоячей воды.
        В этом лесу встречались деревья, прямые, как столбы, без ветвей, похожие вверху на ершик с густой щетиной листьев, деревья с рубчатыми стволами и редкими, как растопыренные пальцы, ветвями, деревья чешуйчатые, с десятками ярусов звездчатых ветвей, кругами опоясывающих ствол, деревья, усыпанные иглами от комля до вершины…
        Над головой плыла крыша из перистых канделябров, громадных пушистых хвостов, чудовищных шишек, листьев на концах развилин и ажурных кружев ветвей, похожих на пальмовый веер.
        Под ногами цвел ад пропитанных влагой мхов, хвощей, папоротников и грибов, пробираться сквозь который было трудно и противно.
        Иван обливался потом, но упорно шагал вперед, чтобы убедиться в том, что попал в тот же «двор» с золотым столбом, окруженный кольцом здания. Вскоре впереди наметился просвет, и они вышли к небольшому вывалу в лесу: с десяток стволов валялись в болотной жиже, придавив друг друга. Нижние из них уже наполовину сгнили, верхние только покрылись синеватой плесенью и семьями грибов, похожих на ярко-розовые уши.
        Желтое сияние в просвете зеленых крон подтвердило принадлежность леса к территории «двора».
        - Палеозой, - сказал Иван, дыша открытым ртом. - Здесь нам делать нечего.
        Издалека прилетел знакомый булькающий рев. Где-то рядом кто-то пробежал, шлепая по воде и ломая папоротники. С дерева в двух шагах от людей упало в лужу гигантское насекомое, похожее на клопа, и тут же зарылось в грязь.
        Таю передернуло. Иван ударил по грязи стержнем и махнул рукой, подзывая девушку:
        - Держись ближе.
        Они вернулись к стене здания и с трудом отыскали дверь в тамбур: стена была вся обвешана плетями каких-то ползучих лиановидных растений, пятнами плесени и мха. В тамбуре их ждал сюрприз: как только дверь закрылась, в стенах и потолке загорелись красные квадраты, волны пурпурного сияния залили помещение, повеяло озоном. Путешественники почувствовали жжение на коже лица и рук, стало невыносимо жарко, но длилось это недолго. Квадраты погасли, жара спала, и открылась дверь в знакомый коридор со светящимися стенами.
        - Уфф! - сказал Иван с облегчением, когда они выскочили в коридор. - Чистилище! Здесь хоть дышится нормально. Искупаться бы, как в прошлый раз.
        Тая согласно кивнула. Одежда их так пропиталась грязью, что, высохнув, стала походить на жестяные доспехи.
        Отдохнули в зале с трубой лифта. Этот горизонт здания был пустынен и тих, как покинутый пакгауз. Видимо, даже пауки посещали его редко. Можно было попробовать подняться по лестнице вверх, но лестничная клетка не светилась, а спичек в коробке осталось совсем мало, поэтому Иван решил еще раз попытать счастья с лифтом.
        Они вызвали кабину и помчались «вниз»: кнопки-окошки верхних этажей здания не включали механизм лифта. Сначала они вышли в силуре.
        Взору предстала плоская равнина, усеянная бесчисленными лужами, озерами и лагунами солоноватой воды, отгороженными друг от друга полосами серо-зеленой тины, песчаными валами и цепочкой ржавых плоских камней. Растения здесь напоминали невысокие ветвящиеся трубки без листвы с закрученными спиралью верхушками.
        Иван решил проверить глубину работы лифта, и во второй раз они вышли уже в царстве кембрия: та же равнина, но покрытая темной коркой такыра, широкие и мелкие водоемы, по берегам - приземистые растения. Животных видно не было, воды лагун были прозрачны и мертвы, отражая текучий желтый пламень горящего столба на горизонте. Низкий гул растекался по равнине, дрожала земля, по лужам бежала рябь. Дышалось в этом краю тяжело, хотя жары не ощущалось.
        Путешественники побродили по берегу одной из лагун, по молчаливому согласию искупались по очереди в теплой и прозрачной до самого дна воде. Пока Тая занималась стиркой, Иван искал хоть что-нибудь съедобное. На пробу он выдернул одно из хилых растеньиц и обнаружил нежную белую луковицу. Попробовал на зуб: водянисто, кисловато. Съел, прислушался к ощущениям. Когда Тая позвала его, Иван притащил целую связку луковиц, и они наелись первым из растений, почти безвкусным, но зато и безвредным.
        К концу «дня», отмеренного часами Ивана, решили еще раз поискать выход из здания или хотя бы встретиться с пауками. В голове эксперта засела мысль попросить паука отвести их к людям или вывести из здания на другую сторону. На худой случай, можно было просто попросить еды - принес же паук флягу с водой.
        Горизонт здания, выходящий на сушу кембрийского периода палеозойской эры, был чист, светел и полон механической жизни. Коридоры в нем были не коридорами, а металлическими тоннелями разного сечения. Стены в них представляли собой то гладкие плоскости с рядами круглых вмятин, то невообразимые решетки, озаренные всполохами цветных огней из глубин здания. Воздух был напоен ароматами нагретого металла и пластика, озона и смолы, краски и каких-то неизвестных горьковатых или, наоборот, кислых и сладких испарений. Отовсюду гудело, позванивало и посвистывало, хрипело и дышало, пело на разные голоса и шелестело, словно кто-то невидимый перелистывал страницы сразу двух десятков книг.
        Иван и Тая неторопливо шли тоннелем, поминутно ожидая сюрпризов, но, кроме обильного звукоизвержения, невидимая жизнь здания ничем себя не выдавала. Только однажды по стене мимо них пронесся паук, и снова лишь звуковая каша выливалась из-за стен, то сплошных, то дырявых, то прозрачных, то непрозрачных…
        - Шумновато, но безопасно, - решил Иван, весь травянисто-зеленый от спрятанных в толще стен светильников. - Автоматика у них полностью самостоятельная и не должна причинять вреда живым существам, в том числе и нам. Помнишь три азимовских закона робототехники?
        - Помню. Но все же здесь мрачновато. У меня такое впечатление, будто эти тоннели не предназначены для людей. Давай вернемся.
        Иван задумчиво замедлил шаги.
        - Наверное, ты права. Но и я тоже прав: если уж пауки не причинили нам никакого вреда, то и остальные киберы не причинят. Я все-таки хочу попытаться выйти на другую сторону здания. Странно, что мы все время выходим только во «двор».
        Через несколько сот шагов тоннель разделился на два, вернее, от него ответвился узкий ход. Иван, не задумываясь, свернул в этот ход, так как вел он, по расчетам, именно к внешней стороне здания.
        В коридорчике, настолько узком, что два человека с трудом могли разойтись в нем, было довольно жарко, стены тряслись мелкой горячечной дрожью. Коридорчик оказался коротким, около полусотни метров, и вывел в самый широкий из всех коридоров, которыми когда-либо проходили путники. Ширина его достигала двадцати метров - Иван специально измерил шагами, высота - около семи-восьми, и стены его от пола до потолка были забраны шестигранными выпуклыми щитами, похожими на панцири черепах. Пол коридора был коричневым и упругим, словно покрытым толстой каучуковой дорожкой, потолок казался стеклянным.
        Иван вышел на середину коридора, осмотрелся: источниками желтоватого неяркого света служили некоторые из щитов на стенах у потолка.
        - Больше метро, - прошептала Тая и вдруг зажала рот ладонью, показывая вперед.
        Иван машинально заслонил девушку, вглядываясь в сумеречную даль коридора, и увидел вдалеке… человека! Незнакомец сидел на полу, прислонясь к стене, и не двигался.
        Иван встретил взгляд Таи, полный тревоги и надежды. «Неужели это он - один из строителей или хозяев здания?!» - говорил этот взгляд.
        - Эй! - шепотом позвал Иван.
        Никакой реакции.
        - Эй! - позвал он громче.
        Человек не двигался, издали было невозможно рассмотреть его лицо, определить, жив он или нет.
        Не сговариваясь, они бросились к незнакомцу.
        Иван подбежал первым и тронул его за плечо. Человек пошевелился и открыл глаза. Он был бледен до прозрачности, но могуч телом, широк в плечах. Лицо вытянутое, сдавленный у висков лоб, волосы курчавые, черные, глаза тоже бледные - не голубые и не серые, рот безвольный и даже капризный - довольно странное явление для мужчины с такой внешностью. На вид ему было около сорока лет. Одет в синюю куртку необычного покроя и ярко-желтые брюки, на вид блестящие, словно из цветной металлической фольги.
        - Что с вами? - спросил Иван. - Вам плохо?
        Человек оглядел их равнодушно, задержавшись взглядом на Тае, и снова откинул голову к стене, закрыл глаза.
        Иван и Тая переглянулись недоумевающе.
        - Вам плохо? - повторил вопрос Иван. - Вы меня слышите? Кто вы?
        - Мне хорошо, - неожиданно проговорил незнакомец звучным голосом с каким-то неуловимым акцентом. - Я Лаэнтир Валетов, двадцать первый. А вы - девятнадцатый?
        - Он приоткрыл глаза и снова посмотрел на Таю.
        - Почему девятнадцатый? - не понял Иван.
        Незнакомец продолжал смотреть на Таю, и она невольно спряталась за спину товарища, краснея и поправляя одежду.
        - Девятнадцатый век, - без всякого выражения сказал Валетов. - Я из двадцать первого, вы…
        - Из двадцатого, девяностый год. Значит, вы тоже не отсюда?
        - Вопрос некорректен логически. Я спал в лесу, проснулся здесь… - Речь незнакомца была медленной, словно он говорил нехотя, через силу, акцент в ней ощущался отчетливо, но какой-то необычный акцент - не грузинский или англоязычный, а другой.
        - И долго вы здесь бродите? - вырвалось у Таи.
        - Не знаю… месяц… может, два… - Лаэнтир Валетов потерял интерес к разговору и замолчал, глядя в стену перед собой ничего не выражающим взглядом.
        Иван снова переглянулся с Таей.
        - Значит, вы не знаете, как выйти из здания?
        - Здания? Это не здание… и выйти отсюда невозможно, я пытался…
        - Так давайте попробуем еще раз, вместе!
        Глаза Валетова открылись, тусклые, равнодушные и отрешенные.
        - Бессмысленно. Я сделал много попыток, убедился… Идите одни, обреченные.
        Иван разочарованно разогнулся.
        - Но, может, вы больны? - спросила Тая робко. - Мы вам поможем…
        - Чем? - Глаза Валетова остановились на рваной штормовке Таи. - Я в вашей помощи не нуждаюсь. - Гость из двадцать первого века расслабленно двинул рукой и сделал вид, что уснул.
        Иван с Таей потоптались рядом, отошли в сторону.
        - Что делать? - шепотом спросил Иван.
        - Странный какой-то… Его нельзя оставлять в таком депрессивном состоянии. По-моему, он болен.
        - Так что же, тащить его силой? Куда? Он же сказал, что не знает выхода. Вот не думал, что наши потомки будут такими… такими, - Иван поискал слово, - рыхлыми, вялыми.
        - Ну, не все же они такие. А ты веришь, что он из двадцать первого?
        - А ты?
        - Не знаю. Я уже настолько привыкла ко всему, что не удивлюсь, если он действительно оттуда. И все же оставлять его нельзя, ты только посмотри на него
        - он явно подавлен и пропадет один.
        Иван подумал, кивнул, сделал шаг к сидящему, но тот вдруг молча вскочил и быстро пошел прочь, в глубину коридора.
        - Ален… Лаэнтир! - окликнула Тая. Незнакомец уходил, не отвечая, и вскоре пропал вдали, так и не обернувшись ни разу.
        - Черт с ним! - хмуро сказал Иван. - Не драться же с ним.
        Они прошлись в молчании по коридору в обратном направлении, переваривая необычную и не очень приятную встречу. У Ивана зрела мысль, что в здании могут бродить и другие люди, причем из разных веков, если верить словам Лаэнтира. Выходит, есть надежда рано или поздно повстречаться с ними…
        В левой стене коридора открылось круглое черное оконце.
        Иван подошел, заглянул в него, и ему показалось, что сквозь длинную трубу он увидел далеко-далеко синее небо.
        - Там! - прошептал он, тыкая стержнем в окно. - Там выход! Видишь?
        Они долго смотрели в трубу, потом Костров спохватился.
        - Что мы стоим? Надо лезть туда…
        - Подожди. - Тая схватила его за полу куртки. - Мне почему-то страшно! Там… как пропасть!
        Иван пожал плечами, перехватил удобней свою палку.
        - Сейчас проверим.
        Он ткнул в оконце, пытаясь нащупать стенки «трубы», и в тот же момент за «окном» грохнуло, вспыхнуло, длинные голубые искры выплеснулись оттуда, одна обожгла Ивану щеку.
        Вздрогнули стены, пол. Снова грохнуло, новый толчок отбросил людей от «окна», и вовремя: толстая струя черного дыма ударила из «трубы» в противоположную стену коридора, и тотчас же выпуклые щиты с шипением принялись метать в эту струю электрические молнии. Запахло озоном и паленой резиной. Черный туман распался на струйки и растаял, наступила тишина, в которой где-то далеко раздался вопль паука.
        Стены качнуло в последний раз, дернулся пол, из «окна» вылетел какой-то бесформенный сгусток, упал на пол и заскреб тонкими паучьими ногами. Паук! Вернее, полпаука, остальное отсутствовало.
        Тая зажала рот руками. Иван встал, помог встать спутнице и повел ее прочь, чувствуя жжение на щеке и что-то липкое, стекающее за воротник. Потрогал рукой - кровь.
        - Вот тебе и выход! - пробормотал он.
        Тая заметила кровь.
        - Ой! Ты ранен! - Она достала носовой платок и осторожно промокнула кровь на щеке Кострова. - Царапина, да еще обожженная. Останется теперь на всю жизнь.
        - Пустяки, - махнул рукой Иван и подумал: «Сколько той жизни осталось!.. А ну как придется тут жить? Сколько можно будет выдержать? Месяц? Год?.. Конечно, если основать колонию, нарожать детей, вырастить племя, то предаваться унынию будет некогда… С другой стороны, как на это посмотрит Тая?.. Безумие!»
        По знакомому узкому коридорчику они вернулись в металлический вибрирующий тоннель и наткнулись на целое стадо пауков, тащивших здоровенный рулон рубчатой коричневой ленты. Один из пауков бросил свой край (на его место тут же встал другой) и подбежал к людям.
        - Привет! - пробормотал Иван, выставляя вперед стержень. - Чего надо? Уставился, будто я у тебя что-то взял… Лучше бы поесть принес. Ферштейн? Ду ю спик инглиш? Еда, пища, жратва, шамовка - понял? Принеси поесть!
        Паук в замешательстве закатил глаза, пошевелил передними ногами, рванул с места и пропал в ближайшей нише.
        - Было бы здорово, да? - сказала Тая, проглотив слюну.
        Иван кивнул, достал флягу, напился и протянул девушке.
        - Пей. Пусть вода и не заменит сметаны, как утверждают оптимисты, но желудок все же не пустует.
        Они вышли из тоннеля в зал с лифтом и нажали на следующую кнопку: Иван не замечал, что нажимает одну и ту же, под светящимся окошечком, но ему казалось, что количество кнопок постепенно уменьшается по мере движения лифта. Уже включив механизм лифта, Иван горестно воскликнул:
        - Эх, надо было подождать! Вдруг паук принес бы поесть?..
        Когда лифт остановился, в окошечке светилось: «А - 2,5 млрд.».
        - Ага, - сказал Иван. - А это, очевидно, архей.
        - «А минус 2,5 млрд.» - два с половиной миллиарда лет назад, - подхватила Тая. - Ну и занесло же нас!
        Дверь растаяла белесым облачком, и они вышли в низкий зал, сотрясаемый крупной дрожью. Стены зала были сложены из шершавых плит, на вид свинцовых или чугунных. Потолок багрово светился, как раскаленный лист металла, но особой жары не ощущалось. Дышать было трудновато из-за массы незнакомых запахов, хотя иной раз обоняние улавливало знакомую вонь сернистых газов, гнили и горечь ацетилена.
        - Мне здесь не нравится, - Тая зажала рот и нос платком и говорила невнятно. - Поедем еще ниже.
        Иван отрицательно качнул головой.
        - Посмотрим, куда заехали.
        С полчаса они плутали в лабиринтах тоннелей и коридоров, похожих на те, что были ими обследованы ранее на других горизонтах, а затем встретили знакомого «черного всадника» - странное и страшное существо в черных «доспехах» с одним горизонтальным глазом, налитым алым свечением, которое уже встречалось им в здании.

«Всадник», топая так, что тряслись стены и пол, вышел откуда-то из-за угла, подошел к тупику коридора, выпростал из-под «доспехов» нечто похожее на обрубок руки, и в стене образовалась круглая дыра, края которой, вскипев белой пеной, остыли молочно-прозрачным «воротником». Не обращая внимания на людей, «черный всадник» втиснулся в дыру, а через минуту раздался равномерный удаляющийся стук
        - это мчался «кентавр».
        Подождав немного и придя в себя, путешественники подобрались к проделанному отверстию, сделав предварительно повязки на нос и рот, чтобы хоть чуть-чуть очищать вдыхаемый воздух от пыли и удушливых газов, проникавших в коридор снаружи.

«Черный всадник» исчез.
        За стеной здания расстилалась угрюмая коричнево-желтая, с красными и бурыми холмами равнина. На вершинах холмов стояли глыбы иссеченных трещинами скал, в долинах между холмами скопились груды камней. На ближайших из них виднелись зеленоватые и черные наросты, словно корки накипи. К небу поднимались столбы испарений, что-то шипело, доносился плеск воды. По небу неслась бурая пелена туч, сквозь которую иногда проглядывал алый светящийся столб на горизонте, откуда растекался по равнине гул, перебиваемый иногда басовитыми ударами.
        Иван смотрел бы на древний ландшафт еще долго, но Тая зашлась в кашле, пришлось возвращаться.
        Искушать судьбу еще раз не хотелось, впору было плакать от отчаяния: лифт не работал на подъем, а нижние этажи наверняка соседствовали с более древними периодами истории Земли. Тая первой вспомнила о лестнице, и они тут же полезли по темной спирали со ступеньками - лишь бы выбраться к чистому воздуху; в этом горячем киселе из разнообразных газов дышать было почти невозможно.
        Следующий этаж ничем не отличался от первого, и они двинулись дальше, миновали третий, четвертый, пятый, пока на шестом Тая не села на ступеньку.
        - Устала, отдышусь…
        Иван оставил ее сидеть и выглянул с лестничной клетки в зал.
        Полумрак, зал круглый, без трубы лифта в центре. Еще жарко, но дышать уже легче.
        - Пожалуй, пару этажей пропустим, и порядок.
        Поднялись еще на три этажа. На лестнице было темно, но выходы из лестничного проема на этаж были видны серыми или голубоватыми прямоугольниками.
        Этот зал тоже был круглый, без лифта. Иван вяло удивился - трубе лифта вроде бы некуда деваться, но тут же забыл об этом. Как и везде - три коридора, два темных, третий освещен голубым светом. Он был необычен - треугольный в сечении, причем «полом» служил один из углов.
        Тая попросила пить, потом со вздохом села прямо на пол.
        - Все, хочу спать!
        Иван посмотрел на часы: семь с минутами. Утро ли, вечер, разве разберешь? Он начал стаскивать свою повидавшую виды куртку, которая потеряла былой лоск и цвет.
        - Что ж, я не против, давай спать. Спешить нам некуда.
        С лестничной площадки просачивались в зал тихие скрипы, шелест и бормотание, изредка подрагивал пол - дыхание неизвестного катаклизма, зажегшего во «дворе» чудо-здания колоссальный золотой костер.
        ГЛАВА 8
        Несколько часов они бродили с этажа на этаж, усталые и голодные, невольно вспоминая встречу с Лаэнтиром из двадцать первого столетия. Везде было одно и то же: пустые коридоры, то светлые, то темные, с дверями и без них, пыльные или абсолютно чистые, с надписями на дверях: «Осторожно! Не входить!» или
«Опасность! Хронорадиация!» - и другими, предупреждающими и запрещающими.
        Тая заметно пала духом и больше молчала. Иван мучился, не зная, как ее подбодрить, хотя и сам не ощущал ни бодрости, ни решительности, только желание, чтобы их долгое путешествие побыстрее закончилось.
        На сорок втором этаже, считая от «архейского», они отыскали комнату с окнами «во двор» и с высоты в сто с лишним метров увидели ту же холмистую равнину с каменными россыпями, редкими озерцами, столбами испарений и малиновым свечением вечного дымного столба в центре котловины.
        Молчали. Иван машинально отпил воды, предложил Тае, но та отказалась. Снова пошли бесконечными коридорами, уже не обращая внимания на перемены в их обстановке. Ивана долго мучил вопрос, почему в круглых залах, соседствующих с лестничной клеткой, нет трубы лифта. Судя по расположению залов, труба должна была пронизывать их насквозь, но этого не было, залы пустовали. Но ведь лифт-то существовал? И исправно доставлял пассажиров с этажа на этаж… С этажа на этаж… вниз… как же это получается? Прошли уже сорок второй этаж, а в залах - ни следа лифта! Выходит, лифт перебрасывает не с этажа на этаж, а сразу через десятки этажей? Какой же шаг этой дискретности? Отделяющий, кстати, эпоху от эпохи… Сто этажей? Пятьсот? Судя по высоте здания со «двора», в нем по крайней мере сто пятьдесят этажей, выше верх здания начинает расплываться и таять…
        Иван остановился, повернулся к спутнице.
        - Я догадался, в чем тут дело.
        Тая беззвучно кивнула, потом под его взглядом попыталась приободриться.
        - В чем же?
        - По-моему, лифт работает избирательно, не с каждого этажа, а через какое-то количество этажей, может быть, через сто. Ты видишь, в тех залах, где он должен проходить, нет трубы.
        - А ты как себе это объясняешь? Как кабина может двигаться без колодца? Или, по-твоему, она обладает свойством пронизывать межэтажные перекрытия?
        - Вот именно. И не лифт это вовсе, а «машина времени», вернее, машина «времени и пространства».
        - Ты неоригинален.
        - Я и не претендую на оригинальность, я размышляю. Все же попробуем определить
«шаг» нашего лифта, не возражаешь?
        Они снова вернулись в круглый зал и полезли по нескончаемой лестнице вверх, радуясь, что не пришлось пока преодолевать разрушенные пролеты. Однако много пройти не успели. На пятидесятом этаже их настиг грозный гул, грохот рушащихся стен, дрожь ступеней. Где-то близко послышался звон бьющегося стекла, длинные тревожные звонки, удары в гонг и вопли пауков. Толчок в ноги едва не сбросил путешественников вниз.
        Иван помог удержаться Тае, и они замерли, прислушиваясь к внезапно ожившей тишине.
        Звонки, свисты, топот, далекий грохот, вибрация стен… И вот сквозь этот гвалт и шум донесся размеренный человеческий голос:
        - Хронопробой! Глубина тысяча двести сорок три года, коррекция сверху не проходит. Горизонт в провале, горизонт в провале! Произвожу хроносброс во внешний мир. Прошу покинуть горизонт. Всем ТФА покинуть горизонт! Даю отсчет: пять минут, четыре минуты пятьдесят девять, четыре пятьдесят восемь.
        - К лифту! - выдохнул Иван, спрыгивая на площадку. - Вниз! У нас в запасе всего пять минут!
        И они помчались по ступенькам вниз, спотыкаясь в темноте, оступаясь, падая, не замечая боли, не обращая внимания на спасающихся бегством пауков. Они бы не успели: Иван отсчитал всего двадцать этажей, когда пошла пятая минута. Но вмешались силы, которые раньше считались если не враждебными, то индифферентными к людям, - пауки. Они вдруг подхватили Ивана и Таю, несмотря на их сопротивление, и потащили на себе с головокружительной быстротой. Иван догадался, что им хотят помочь, и перестал сопротивляться. Секундой позже прекратила сопротивление Тая.
        Через полминуты их выгрузили у открытой двери лифта и оставили в покое. Кабина лифта оказалась забитой пауками, так же, как и в прошлый раз, когда они спасались от неведомого «провала».
        Иван подхватил покачнувшуюся девушку и втиснулся в кабину. Тотчас же дверь за ним закрылась, знакомое ощущение падения, жаркого ветра и навалившейся тяжести охватило людей. Лифт двигался недолго, несколько минут. Остановился. На индикаторе этажа горела волнистая зеленая линия, упиравшаяся в пульсирующий голубой огонек, и больше ничего. Дверь открылась, пауки торопливо разбежались по своим делам.
        Иван взял Таю под локоть и вывел из кабины в фиолетовый сумрак нового зала.
        Этот зал не был похож на прежние, где останавливались лифты. Он был не круглым, а квадратным и «зарос» лесом колонн, подпиравших низкий потолок. Материал потолка напоминал пористую губку и местами светился угрюмым фиолетовым светом. Пол был металлический, блестящий, колонны - черные, матовые, теплые и шелковистые - мелко вибрировали. В зале было холодно, гулял сквозняк, принося знакомые запахи, чаще - запахи плавленого камня и асфальта.
        Пол зала часто вздрагивал, из недр здания прилетал хриплый низкий рык.
        Иван обошел зал по периметру и нашел только два выхода: один на лестничную клетку, другой в треугольный коридор с рядом узких окон, забранных решетками и черным стеклом. В иных «стеклах» мерцали отблески огня, словно за ними горели костры, на других высвечивались разные цифры или непонятные знаки. И везде было полно пауков, блестящих «усатых» полусфер, «черных всадников» и летающих
«морских ежей», иглы которых то удлинялись, то укорачивались, отчего казалось, будто «ежи» дышат.
        Коридор закончился тупиком с круглым черным окном. Под окном на отогнутой панели торчал штурвальчик и несколько тонких стерженьков. Когда люди приблизились, на панели загорелся красный глаз, словно предупреждая об опасности.
        - Это нам знакомо, - пробормотал Иван, пробегая глазами значки над стерженьками.
        - Откройте дверь!
        На панели вспыхнула зеленая стрелка, указав на один из стерженьков.
        Иван победно взглянул на Таю и пошевелил стерженек. Красный глаз запылал ярче, из стены раздался голос:
        - Прошу надеть ТФЗ. Наденьте ТФЗ. Выход без ТФЗ запрещен!
        Тая улыбнулась.
        - Ну что же ты? Где твой ТФЗ? Надевай и иди.
        Иван смущенно почесал затылок, потом с усиленным вниманием начал изучать знаки над сенсорной клавиатурой панели.
        - Ага, - сказал он наконец. - Вот этот рычажок должен, по-моему, включать телеобзор.
        Черное окно перед ними вдруг побледнело и исчезло, открыв невиданный пейзаж. За окном вырастала горная страна, хаос скал, ущелий, каменных стен и полок, гребней и провалов. Склоны гор были черного, коричневого или фиолетового цвета, курились сизыми дымками. А над ними дрожал колоссальный бело-золотой столб, вспухающий фонтанами, факелами и облаками оранжевого огня. При каждом появлении фонтанов дергался пол коридора и доносился низкий торжественный гул…
        Автомат продолжал настойчиво бубнить свое: «Без ТФЗ выход запрещен», - но люди не слушали. Перед ними простирался ландшафт криптозоя Земли, жизнь еще только-только начинала свое шествие по океанам - в виде эобионтов, белковых капель. Впереди простирался океан времени глубиной в три с половиной миллиарда лет - именно столько отделяло узников «здания бога Хроноса» от родного двадцатого столетия…
        Коридор заметно «поехал» влево, потом вправо, словно закачался на волнах. Иван еле устоял, помог подняться упавшей Тае.
        - У нас нет иного выхода, - глухо сказал он, глядя ей в глаза, - надо попытаться идти по лестнице вверх. Когда-нибудь да выберемся. «Ниже» - предыстория Земли, если судить по тому, куда нас забрасывал лифт.
        Тая молча обняла его, по ее щеке скатилась слеза, отзываясь в груди Ивана щемящей болью нежности и сострадания.
        Они поднимались по лестнице третьи сутки, совершенно обессилев от голода и усталости. Иван насчитал сто тридцать этажей, сбился со счета и перестал считать. Вода во фляге не иссякала, и лишь одно это поддерживало силы путешественников.
        Время от времени они бродили по этажам, пугая единственных их обитателей - пауков, но следов людей не встречали. Видимо, «обитаемые» этажи шли гораздо выше, а может быть, наоборот, ниже.
        Маятник чувств кидал Ивана из одной крайности в другую: то он верил, что все обойдется, что их найдут в самое ближайшее время, то, не видя выхода из положения, проклинал все на свете в отчаянии, царапавшем горло осколками невыговоренных слов. Однако свои переживания он держал в себе, зная, что Тае будет гораздо тяжелее делить еще и его сомнения.
        Приступы голода, сначала злые и длительные, становились глуше и преследовали их все реже - верный признак попытки организма бороться за жизнь. Тая похудела так, что на лице выделялись только глаза и губы, у Ивана это было менее заметно из-за бороды и усов.
        Иван иногда пытался завести разговор. Тая не отвечала, но однажды Ивану послышался шепот. Он прислушался и услышал:
        Вы говорите, что время идет…
        Ах, к сожалению, нет!
        Время стоит, мы же идем
        Через пространство лет…
        Тая, не замечая, что говорит вслух, читала Добсона. К концу третьих суток, когда робинзоны устроились «на ночь» в одном из пустынных коридоров и Тая забылась тяжелым прерывистым сном, их посетили два паука. Иван безучастно смотрел на них, теряя из виду - от голода и слабости что-то творилось со зрением, потом все же решил прогнать - не из страха, скорее по привычке. Он поднял потяжелевшую свою «дубинку тонкой работы» - белый стержень и помахал им в воздухе. Пауки дружно кинулись наутек. Иван невольно усмехнулся и тут заметил, что пауки что-то оставили на полу. Он поморгал, напряг зрение и увидел небольшую плоскую коробку величиной с книгу. Подполз поближе.
        Коробка была желтая, с зеленой полосой, на которой были выдавлены красные буквы НЗ. С минуту Костров тупо смотрел на нее, потом его осенило: «НЗ! Неприкосновенный запас! Неужели киберы принесли еду?»
        Он дрожащими руками поднял коробку с пола, удивляясь, что она намного тяжелее, чем можно судить по объему, повертел с боку на бок. Коробка была совершенно гладкая, без деталей, выступов и впадин, лишь на ее торце виднелись едва заметные штрихи и черная линия. Иван погладил линию пальцем, колупнул, и коробка распалась на две половины. В ней оказались разноцветные тубы наподобие тех, в которых продается зубная паста. Иван насчитал шесть туб: красную, желтую, белую, коричневую, розовую и зеленую. От возбуждения он даже почувствовал прилив сил и приступ беспричинного, почти детского смеха. Подавив смех, взял красную тубу, отвинтил колпачок и сжал бока тубы. В ладонь ему свалилась красноватая колбаска, с шипением вскипела, так что эксперт от неожиданности отдернул руку. Источая дикий аромат жареного мяса, на пол упал розово-коричневый пласт.
        Иван понюхал руку и уставился на этот пласт величиной с ладонь. Потом поднял его с пола. Это был кусок мяса, еще горячий, словно только что обжаренный в масле!
        Зашевелилась Тая, принюхиваясь, не открывая глаз.
        - Знаешь, мне приснилась отбивная…
        - Мне тоже, - ровным голосом сообщил Иван.
        Тая открыла глаза, села, упираясь рукой в пол.
        - Что это?
        - Пауки принесли. - Он колебался некоторое время, откусил и добавил, жуя: - По-моему, натуральное жареное мясо.
        Тая во все глаза смотрела на него, потом сильно зажмурилась, потерла виски.
        - Ущипни меня! Оно пахнет, как… как шашлык!
        - Не только пахнет. Вкус - не передать!
        Тая потянулась к мясу, но Иван отвел руку.
        - Подожди, нам вредно начинать с мяса. Тут есть еще тубы, посмотрим, что в них.
        Он достал желтую тубу, отвинтил колпачок, подставил ладонь и выдавил желтую массу. Мгновение масса лежала неподвижно, потом зашипела, задымилась и… превратилась в кусок сыра, ноздреватого, знакомо и влекомо пахнущего, свежего и аппетитного.
        Тая красноречиво проглотила слюну, расширенными глазами глядя на чудо в руках Ивана. Тот осторожно положил рядом с мясом сыр и вытащил из коробки остальные тубы.
        В белой оказался творог, в коричневой - хлеб, в розовой - сладкое малиновое желе, в зеленой - что-то «стеклянное», пористое, чрезвычайно аппетитное, вкусное, тающее во рту и бодрящее. Решили, что это какой-то стимулятор или тонизирующее средство.
        Для начала пожевали немного творога с хлебом и сыром, заели малиновым желе и запили водой. Уснули. Но через час проснулись и снова поели. Иван сделал бутерброды: пласт мяса, потом сыр и хлеб, снова закончили трапезу малиной. Наевшись, проспали несколько часов с ощущением тяжелой сытости. Окончательно проснувшись, позавтракали мясом и творогом, попробовали «стимулятор», нашли вкус его превосходным, хотя сравнить его было не с чем: ни Тая, ни Иван в жизни не пробовали ничего подобного.
        Впервые за многие сутки странствий они почувствовали прилив сил не только физических, но и моральных. Судя по объему и весу коробки НЗ, еды должно было хватить месяца на два, так что голод им уже не грозил, как и жажда. А во-вторых, кто-то все же заботился о них, не выпуская из поля зрения, хотя Иван не понимал, почему этот неизвестный радетель не выведет их из чудовищного здания. И все-таки появилась надежда на благополучный исход скитаний, начавшихся полетом к шатру пауков в Брянском лесу. Целый час они еще оставались на месте: чинили, как могли, обмундирование, жевали и пили.
        Иван выбросил пришедшие в полнейшую негодность носки, задумался, чем их заменить, но Тая протянула ему свой платок.
        - Рви, мне он не нужен.
        Иван запротестовал было, потом сдался.
        - Обувь странствий, - сказал он, натягивая сапоги: сколько им предстоит еще пройти?..
        Тая встала, подошла к нему, наклонилась и поцеловала. Они постояли, обнявшись, не говоря друг другу ни слова, потом Иван подхватил свою «дубинку», взял коробку НЗ, и они направились к лестнице…

* * *
        Вверх, этаж за этажом, только вверх!
        Сто этажей, две тысячи ступенек - те же коридоры, пустые и мертвые, гудящие и звенящие, металлические, полные пауков и странной полуживой техники. На двухсотом этаже они вышли к лифту!
        - Наконец-то! - сказал Иван с интересом. - Вот, значит, какой интервал между остановками лифта - двести этажей. Странно! Помнишь, мы спускались вниз по ступенькам колодца, и там лифт был на каждом этаже. Найти бы тот колодец…
        Они проверили, с каким ландшафтом соседствует лифт, и увидели знакомый мир архея. Иван прикинул, сколько им осталось идти «до двадцатого века», выходило - около четырех тысяч этажей, или восемьдесят тысяч ступеней! О том, что их ждет там, в «родном времени», думать не хотелось. Там видно будет, решил эксперт. Прежде надо дойти.
        И они снова стали подниматься по лестнице, останавливаясь на отдых каждые полчаса, считая ступеньки, этажи, эры… Им еще предстояло преодолеть три тысячи этажей без надежды на помощь, три тысячи этажей и разрушенные землетрясением пролеты лестниц, и новые «провалы времени», и голод и жажду, и другие сюрпризы, и ужас неопределенности, и приступы одиночества…
        Спустя двое суток их настиг очередной «провал горизонта». Они прошли около ста двадцати этажей и за те пять минут, что оставались до неизвестно чем грозящей катастрофы, от которой спасались даже пауки, добежать к лифту не успевали ни вверх, ни вниз.
        - Вот и все, - очень спокойно сказала Тая, опускаясь на ступеньку лестницы.
        Иван стоял рядом, удивляясь ее спокойствию и собственной заторможенности, и считал секунды.
        Где-то рядом в недрах очередного коридора нарастал струнный звенящий гул, постепенно повышаясь в тоне до воя, рвущего ушные перепонки. «Струны» лопались одна за другой, ощутимо вздрагивали стены, издалека доносились вопли пауков, но на лестнице никто не появлялся.
        - Пойдем в зал. - Иван взял Таю за руку, удивляясь, что ему что-то мешает: в руке была коробка НЗ. Он аккуратно засунул ее во внутренний карман куртки и повел девушку за собой, в приближающийся гул и грохот.
        И в тот момент, когда они сошли с лестницы в круглый зал с выходами коридоров, клин золотого пламени пронзил потолок зала, тугой удар бросил людей на пол, и наступила тишина: смолкли звонки, далекие крики, гул и вой.
        Иван первым поднял гудящую голову.
        В центре зала лежал на полу толстоногий и толсторукий светящийся урод с конусовидным бугром вместо головы. Его тело на глазах прошло гамму цвета от золотистого до багрового и бурого и погасло. В потолке над ним продолжало светиться круглое пятно - дыра не дыра, окно не окно…
        - Пять минут, - хрипло пробормотал Иван. - Пять минут истекло.
        - Тише, - прошептала Тая.
        Издалека доносился размеренный баритон:
        - Прошла коррекция сверху, но горизонт неустойчив. Всем ТФА заблокировать пространственные связи горизонта. Даю двадцатиминутный отсчет…
        Тая тихонько тронула Ивана за руку.
        - Кто это?
        - Не знаю, - так же тихо ответил Костров. - На человека не похож. Робот? Сейчас посмотрим.
        Эксперт привстал, глядя на остывшую фигуру, потом поднялся и осторожно подошел. Урод не двигался, нелепо подогнув одну руку под себя. На спине, а может быть, и спереди отчетливо выделялся горб с металлическими кольцами, вложенными одно в другое. Иван пригляделся и увидел на теле пришельца множество карманов, выпуклых ромбов, «молний», дисков и прочих деталей, говоривших, что это комбинезон или скафандр.
        Отверстие в потолке - или нечто похожее на поверхность льда - уже затягивалось серебристым металлом, заплывало с каждой секундой. Волны свечения охватили теперь весь потолок и были похожи на волны, бегущие по воде.
        - Ну что? - подошла Тая.
        Иван высвободил руку лежащего из-под невероятно тяжелого тела, и тут вдруг поверхность урода покрылась черной сеткой и верхний слой его осыпался пеплом. Под этим слоем оказалась нормальная человеческая фигура в комбинезоне: голова с массой вьющихся волос, бледное лицо с закрытыми глазами и сжатыми губами.
        - Господи, человек! - прошептала Тая.
        Глаза незнакомца открылись, лицо напряглось, дрогнули губы. Шепот был едва слышен, и Тае с Иваном пришлось нагнуться, чтобы разобрать слова:
        - Возьмите… скорее! В кармане… на груди…
        Иван осторожно потянул «молнию» кармана, вытащил плоскую белую коробочку с тремя черными глазками. Глазки загорелись зеленым светом, как только Иван притронулся к коробочке трепетными пальцами.
        - Еще… - прошептал незнакомец, пытаясь поднять руку, царапая комбинезон на груди.
        Иван вытащил еще одну такую же коробочку.
        - Это… ей. - Чужак перевел взгляд на Таю. Было видно, что держится он из последних сил, то уходя в беспамятство, то выплывая из него. И, понимая, что жизнь уходит, он торопился рассказать первым встречным, где они находятся. Продержался он три минуты, но за это время прежде, чем потерял сознание, успел сообщить все, что надо.
        Иван и Тая смотрели друг на друга. Теперь они знали, в какую невероятную ситуацию попали.
        В двадцать третьем веке человечество доросло до экспериментов по «бурению времени».
        С одной из установок произошла авария - «хронобур» «провалился» на миллиарды лет в прошлое, соединив пунктиром выходы в разные эпохи. Иван и Тая попали в башню
«хронобура» случайно в момент его прорыва и материального «вытаивания» в двадцатом веке и, сами того не зная, опустились по цепи «следов» бура чуть ли не к началу времени. Иван правильно все оценил, и теперь вернуться назад можно было, только отсчитав вверх десятки тысяч этажей здания «хронобура», воплощенного в каждом своем выходе в реальность одним и тем же кольцевым стволом, но с разными временными эффектами.
        Этот молодой парень был послан вниз, чтобы выключить аппаратуру «хронобура», грозившего никогда не выйти из резонанса, и посланец будущего знал, что встретит Ивана и Таю. Он был очень сильным человеком, потому что еще жил, несмотря на полученную дозу всевозможных излучений, и держался только на несгибаемой воле и чувстве долга.
        - Ваш стержень, - шепнул он, снова выныривая из омута беспамятства, - на самом деле энергоаккумулятор, он излучает в длинноволновом радиодиапазоне, автоматы… они похожи на пауков - лоцируют вас и сообщают о ваших передвижениях наверх… в свое время. Поэтому мы знаем о вас… все…
        - Так пауки - это все-таки роботы? - пробормотал Иван.
        - Киберприслуга «хронобура», и они же - аварийные роботы. Если бы не они - реакция хронораспада в стволе бура давно бы стала неуправляемой.
        Путешественники переглянулись, ничего не поняв. Пришелец пояснил:
        - Зона свечения во «дворе» здания - зона хронораспада, то есть зона прямого преобразования времени в энергию. Она опасна, - добавил незнакомец, - ни в коем случае не ходите туда. В коробочках - инструкция по выключению бура и защитные ТФЗ… я, по-видимому, не смогу вам помочь, попробуйте сами… если, конечно, согласитесь. Дорога трудна и опасна… Вам придется очень…
        - Что нам нужно сделать?
        - Дойти до конечной «шахты провала» и выключить генератор распада… в ТФЗ это будет несложно… если дойдете…
        - Но, кроме пауков, в здании полно других автоматов… «черепахи» с хлыстами,
«кентавры» ростом с дом…
        - Не удивляйтесь, это неземные автоматы, их послали не люди…
        - Мы видели только человеческие следы.
        - Просто в ствол «хронобура» попали не только вы.
        Из коридора прилетел гулкий удар, качнулись стены зала, из других коридоров вынесло облака пыли.
        - Семнадцать минут до хроносдвига! - сообщил размеренный голос автомата. - Всем ТФА покинуть горизонт! Вынужден произвести хроносброс во внешний мир!
        Глаза незнакомца раскрылись шире.
        - Кажется, у вас появилась альтернатива. Хроносброс - это выброс энергии во внешний мир. Если вы хотите, ищите кабину «мембраны ноль», залезайте и ждите - вас выбросит из здания наружу. Только не забудьте надеть ТФЗ.
        - Но как же вы? - неуверенно сказала Тая.
        - Я не жилец. - Незнакомец попытался улыбнуться, но не смог. - Бегите, вы еще успеете. Включите ТФЗ… эти коробочки - защита… крайняя кнопка… включите…
        Глаза его закрылись.
        Иван посмотрел на Таю - та плакала.
        - Что будем делать? Если хотим уцелеть - надо бежать.
        - Но разве мы бросим его одного?
        - С ним не успеем…
        - Тогда останемся.
        - Нет! Прячь свой ТФЗ, потом разберемся. Бери его за ноги. Удержишь? Спасаться одному - тоже не по мне. Надо помочь им выключить это безобразие. Если не мы, то кто же?
        Они подхватили незнакомца и где волоком, где приподняв, понесли к лестнице громоздкое, неподвижное, необычайно тяжелое тело.
        Гул теперь доносился из недр здания непрерывно, оно тряслось и раскачивалось, лестница вздрагивала и вибрировала, толчки сбрасывали людей со ступенек, выбивали из рук не приходящего в сознание незнакомца, а они с ожесточением, яростно, борясь за жизнь - свою и чужую, ломая ногти, не замечая боли, подхватывали тело на руки и тащили, тащили вниз с одной только мыслью: «Успеть!.
»
        ЧАСТЬ III
        ГЛАВА 1
        Снегопад кончился, и притихший лес медленно обрел глубину и четкость, словно фотография в растворе проявителя. Тишина, завладевшая лесом, перестала быть глухой, неприветливой и настороженной, вернулось первозданное торжественное, выразительное и чарующее безмолвие заснеженной тайги, не нарушаемое ни одним звуком. Белое и серо-коричневое с редкими пятнами седой зелени… Белое - снег и небо, серо-коричневое - сбросившие листву деревья, зеленое - сосны и ели. И еще
        - машины передвижной радиостанции и домики оперативного поста управления комплексной научно-исследовательской экспедиции. И все же главным цветом был белый…
        Ивашура оглянулся. Километрах в пятнадцати над лесом вставала черно-голубая громада Башни диаметром около двенадцати километров, вершина которой тонула в облаках. Стены Башни были голубыми, а черными - ряды окон и пятен, ниш и разломов, провалов и трещин. Дикое, непонятное, неизвестно как возникшее на месте паучьего шатра колоссальное строение, непрерывно растущее вширь и не разрушающееся при этом…
        В одной из темных брешей в стене Башни разгорелся вдруг пронзительный зеленый огонек, и тотчас же где-то взвыла сирена тревоги, разбив тишину на тысячи отголосков: огонек означал появление блуждающего источника радиации.
        Ивашура вздохнул и зашагал по глубокому снегу мимо остывающего вездехода к одному из домиков-вагончиков, из трубы которого тянулась струйка дыма.
        Раздевшись в крохотной прихожей, он вошел в центральную комнату домика. В комнате было тепло, пахло сосновыми поленьями, дымом и сбежавшим молоком. У стола, застеленного коричневой клеенкой, сидело несколько человек, среди них - Михаил Рузаев, Сурен Гаспарян, директор Центра Богаев и только что прибывшие на вездеходе полковник государственной безопасности Одинцов Мартын Сергеевич, молодой, поджарый, с пристальным взглядом внимательных карих глаз, и заместитель Председателя Верховного Совета Старостин Николай Николаевич, большой, рыхлый, страдающий одышкой.
        В углу на столике стояла переносная радиостанция, радист с наушниками на голове что-то записывал в журнал, подкручивая верньер. Возле аппаратной стойки сидел телеграфист, отдельно стояли телефоны и плоский переносной телевизор.
        - Что там? - спросил хрипло Богаев.
        - «Глаз дьявола», - сказал Ивашура. - Высоко, метров четыреста, под облаками.
        - Это и есть Игорь Васильевич Ивашура, - представил его Богаев. - Начальник экспертного отдела Центра и в данном случае руководитель экспедиции. Поскольку ситуация необычна, ему даны особые полномочия.
        - Мы осведомлены, - кивнул Старостин. - Извините, что перебил.
        Ивашура глянул на Гаспаряна, щелкнул ногтем по футляру проектора, стоящего на полке. Сурен понял и выскочил за слайдами в соседний домик, где устроили фотолабораторию. Рузаев молча принялся разворачивать проектор.
        - Что вас интересует прежде всего? - Ивашура вопросительно посмотрел на Одинцова и Старостина. - Принимаемые меры, факты минувшей недели, научные гипотезы?
        Старостин кашлянул, посмотрел на полковника и пророкотал:
        - Через два дня мы с Мартыном Сергеевичем должны доложить правительству о фактическом положении дел, поэтому хотелось бы разобраться в обстановке с минимальной предубежденностью. О мерах мы наслышаны, научных гипотез, насколько я осведомлен, накопилось много, но все они субъективны и больше эмоциональны, чем научно обоснованы. Так?
        Ивашура улыбнулся.
        - Примерно так. Что ж, я вас понял. Давайте сначала восстановим хронологию, а потом перейдем к последним данным.
        В комнату вошел Гаспарян и стал заряжать кассеты проектора слайдами. Рузаев задернул занавеску окна, выключил свет.
        - Пауки появились в Брянском лесу предположительно двадцать третьего сентября. Двадцать шестого над просекой с линией электропередачи потерпел аварию вертолет энергохозяйства района - и уже тогда просека была заткана паутиной. То есть пауки появились раньше, по нашим расчетам - именно двадцать третьего. Откуда они взялись - неизвестно, гипотез несколько, но все они пока бездоказательны. Появившись, пауки начали строить нечто вроде паутинного шатра, достигшего к третьему октября высоты сорока двух метров. Кстати, материал паутины - сложное кремнийорганическое соединение - по прочности не уступает легированной стали, а по упругости превосходит каучук. Толщина нитей около шести микрон. Гаспарян включил проектор, и на развернутом полимерном экране у дальней стены комнаты возник пейзаж: хвойный лес, из которого вырос снежно-белый конус.
        - Четвертого октября, ночью, произошел взрыв, - продолжал Ивашура, - уничтоживший паутинный шатер, и на его месте поднялась странная колышущаяся, как студень, «опухоль», которая потом выросла в Башню. Диаметр последней к сегодняшнему дню достиг двенадцати с половиной километров. При взрыве… - Ивашура нахмурился, помолчал, - пропали без вести двое: сотрудник Центра Иван Костров и журналистка Таисия Калашникова. Они вылетели к паутинному шатру на вертолете и… не вернулись. Найти их не удалось.
        - А вертолет? - спросил Старостин. - Тоже пропал?
        - И вертолет.
        - Странно.
        - Да, странно, хотя и без этого случая странностей хватает.
        Гаспарян сменил кадр, и на месте паутинного конуса возникло изображение паука.
        Помолчали, рассматривая.
        - Хорош! - нарушил молчание Старостин. - Слабонервного вполне способен довести до инфаркта.
        Изображение паука сменилось изображением Башни.
        - Эпицентр тайны, - сказал Богаев. - К сожалению, проникнуть внутрь практически невозможно. Она растет, и находиться возле ее стен опасно.
        - И что же, так никто и не пытался проникнуть? - спросил Одинцов.
        - Для этого нужна отчаянная храбрость или… - Ивашура усмехнулся, - или не менее отчаянная глупость. А вообще-то попытки попасть внутрь Башни были, но не увенчались успехом. Главная ее особенность в том, что растет она скачками. Каждый скачок прибавляет диаметр на один-полтора километра и порождает при этом колебания почвы силой четыре-пять баллов. По данным исследований, высота плотного ядра Башни достигает двух километров, выше она становится зыбкой, дымчатой, полупрозрачной и на высоте трех километров исчезает совсем. То же касается и ее фундамента: до глубины в четыреста метров он виден на экранах эхорадаров и магнитных сканеров отчетливо, а потом как бы растворяется в породах континентального щита.
        Гаспарян показал виды Башни со всех сторон, в том числе и сверху, потом стал демонстрировать отдельные участки башенных стен. На одном из снимков была запечатлена длинная струя черного дыма, исторгнутая из провала в стене.
        - «Мертвый выброс», - сказал Ивашура. - Этот «дым» превращает все, чего ни коснется, в сверхстранный полиметаллический сплав, в котором соединены почти все металлы от железа до свинца.
        На стене появилось изображение сверкавшей металлическим блеском полосы на земле. Кое-где на полосе стояли такие же серо-свинцовые пни и поваленные деревья с отливающей металлом корой. На следующем снимке была запечатлена еще одна полоса, в конце которой стоял гусеничный вездеход «Малыш» - глыба серого металла.
        Старостин переглянулся с Одинцовым, и Богаев поспешил вставить:
        - Жертв не было, люди успели выскочить. С тех пор никто не подходит так близко к Башне.
        - Рискуете, - пробормотал Старостин неодобрительно.
        - К сожалению, риск необходим, - сказал Ивашура. - Мы стараемся свести его к минимуму, но избавиться полностью не в состоянии. Да и обойтись без риска нельзя, ведь никто не может сказать, что это за Башня и чего от нее ожидать.
        Гаспарян сменил кассету. На экране появился участок серо-голубой стены со зловещим светящимся глазом.
        - Мы так и назвали это явление - «глаз дьявола». По сути, это источник жесткого гамма-излучения, пожалуй, наиболее опасное «чудо» из всего арсенала чудес Башни. И, наконец, «призраки».
        Последние слайды запечатлели на фоне угрюмых фиолетово-синих стен и лесных зарослей светящиеся зеленые и желтые полосы, языки, жилы и ленты.
        Рузаев выключил проектор, отдернул занавеску, впуская в дом сероватый свет пасмурного декабрьского дня.
        Старостин покашлял, побарабанил пальцами по столу.
        - Хорошо бы познакомиться с этой Башней поближе. Или нельзя?
        Ивашура посмотрел на Богаева.
        - Отчего же, можно. Перед вашим приездом мы планировали вылазку к подножию Башни, можем проводить.
        - Километра на три, не ближе, - ворчливо добавил Богаев. - Все-таки опасно, ратуете за уменьшение риска и тут же сами подаете отрицательный пример.
        - Как вы считаете, Мартын Сергеевич? - повернулся к полковнику Старостин. - Имеем мы право рисковать?
        - Тут я - пас, - развел руками Одинцов, голос у него был низкий, приятный. - Боюсь, на товарища Ивашуру мои погоны не произведут впечатления.
        - Правильно, - засмеялся Ивашура. - Ответственность за безопасность исследований лежит на мне, следовательно, я пока выше по званию. Но к Башне мы вас проведем, я сам пойду с отрядом.
        Старостин встал.
        - Ну и хорошо. Нас послали выяснить, чем грозит ваша Башня району, области, может быть, и всей стране. Вопрос серьезный, и подойти к нему надо со всей ответственностью.
        Пока готовилась экспедиция к Башне, Ивашура рассказал Одинцову о мерах по предотвращению утечки информации, мерах безопасности и о координации научных исследований.
        В исследовании феномена Башни участвовали почти все отделы Академии наук, Физический институт, Объединенный институт ядерных исследований и другие научно-исследовательские институты страны. Все группы и лаборатории этих научных организаций были подчинены Центру, а координатором комплексной экспедиции был назначен Игорь Ивашура. Его заместителями стали Богаев и академик Гришин.
        Вокруг Башни в радиусе десяти километров располагались два кольца оцепления, к селу Ивановскому, в пятнадцати километрах от Башни, были стянуты войска, в которые входили подразделения противохимической и противоатомной защиты, отделения дозиметристов и локаторщиков и вертолетно-десантный полк округа. Все эти воинские части подчинялись командиру брянского гарнизона полковнику Михайлову, входящему в руководство экспедицией.
        - С полковником я знаком, - сказал Одинцов, когда Ивашура закончил. - Как вы с ним взаимодействуете?
        - В основном - через связь. Иногда требуется техническая помощь, привлекали к работе радиолокационные станции, бывает нужна грубая физическая сила, а иногда приходится отыскивать увлекшихся работой ученых, забывающих о режиме безопасности.
        Подошел Богаев, одетый в шубу.
        - Тут у нас возник спор: не спешим ли мы с допуском в зону зарубежных ученых? Башня явно создана искусственно, но кем и с какой целью? Конечно, американцы здесь ни при чем, но тогда мы выходим на контакт с другой цивилизацией, как бы сказочно ни звучали эти слова. Не слишком ли серьезна проблема, чтобы решить ее на… - Богаев замялся.
        - На уровне полковника, - докончил Одинцов с тонкой иронией. - Вы правы, дело серьезное, но вопрос о допуске зарубежных ученых уже решили в Москве. Через день-два сюда прибудут делегации ученых западных стран, в том числе и американцы.
        - Это усложнит работу экспедиции.
        - Знаю, но работать придется. Феномен Башни перерос рамки национальных интересов, а если перед нами встала задача контакта с иным разумом, тем более понадобятся усилия ученых и государственных деятелей многих стран. Позиция правительства по этому вопросу диалектически и политически верна.
        - Я не спорю. - Богаев нахлобучил шапку. - Однако у меня есть право и на свое мнение. Готовы? Пошли.
        Отряд выступил в путь.
        Впереди шагали Ивашура и Гаспарян, одетый в черный замшевый полушубок, потом Богаев, Старостин и Одинцов с биноклями, а замыкал отряд Рузаев с рацией на ремне, имевшей поэтическое название «Тюльпан». Гаспарян и Рузаев захватили с собой также различные анализаторы и датчики, Ивашура нес универсальный дозиметр и поддерживал перекинутый через плечо ремень сумки с инструментом.
        Снег был глубокий, и идти было трудно, несмотря на протоптанную тропу, но Ивашура уверенно лавировал между деревьями - он ходил здесь не раз. Миновали просеку с поваленными опорами ЛЭП, вышли на край замерзшего и заснеженного болота с островками травы и камыша, виднеющимися из-под снега. Стена Башни придвинулась вплотную, нависла над головой ощутимой тысячетонной громадой, хотя до нее оставалось еще километров шесть.
        Остановились, с немым восхищением озирая в бинокли чудовищное здание, испещренное узором непрозрачных окон и дыр.
        - Колоссально! - сказал Старостин, выдыхая облачка пара. - Фотографии и телепередачи не передают впечатления.
        Пошли дальше и через километр встретили патруль оцепления первой линии, протоптавший дорожку в снегу вдоль проволочной ограды. У солдат на ремнях висели рации и дозиметры. Старший наряда козырнул Одинцову, попросил разрешения обратиться к Ивашуре и доложил:
        - За время дежурства происшествий не случилось. Старший наряда сержант Гогиев. А вы снова туда, Игорь Васильевич? - не удержался он от вопроса. - Хоть бы раз взяли с собой.
        - Еще доведется, Вахтанг, - ответил Ивашура. - Докладывайте обо всем, что покажется непонятным. Мы вернемся через два часа.
        Через несколько минут Ивашура остановился и поднял руку.
        - Извините, дальше мы пойдем одни.
        Старостин, отдуваясь, вытер вспотевшее лицо платком и долго рассматривал Башню в бинокль. Наконец опустил бинокль и ворчливо заметил:
        - Я дальше и сам не хочу идти, отсюда и так все отлично видно.
        Одинцов улыбнулся, но возражать не стал.
        - Что ж, будем возвращаться. Однако действительно впечатляет! Чувствуешь себя если не блохой, то уж, во всяком случае, не венцом природы.
        - Идемте, идемте, - заторопился Богаев. - Экипированы мы не для рискованных походов, а неприятные сюрпризы могут быть и здесь.
        Делегация отправилась назад, часто оглядываясь то на стену Башни, то на оставшихся экспертов.
        - Вперед! - бросил остальным Ивашура. - Надо успеть вернуться засветло, не хочу я связываться с «зоной ужасов».
        - Может быть, попробуем проникнуть в Башню? - предложил Гаспарян. - На стыке двух точек выхода «призраков»?
        - Не сегодня. Придем - обсудим. Неудача может плохо повлиять на приехавшее начальство.
        Дальше шагали молча, настороженно всматриваясь в растущую стену Башни и прислушиваясь к нарастающему подземному гулу и клокотанию - звуки эти обычно становились слышны только у самой стены, в пределах одного километра. Подрагивание почвы заметно усилилось, тем более что болото в непосредственной близости от Башни оттаяло и слой торфа начал пружинить и прогибаться под ногами. Из часто встречающихся ям поднимались струйки испарений.
        - Граница, - сказал Гаспарян. На лбу его выступили бисеринки пота. Он оглянулся на Рузаева и растянул губы в неопределенной усмешке.
        - Что-то сегодня не чувствуется влияния «зоны». Не боишься, Михаил?
        - Иногда то, чего мы боимся, менее опасно, чем то, чего мы желаем, - ответил Рузаев изречением Коллинза. - Не стучи зубами, Сурен, за версту слышно.
        - Конечно, тебе нечего бояться, ты сам как леший. А я человек интеллигентный, нервный, легко поддающийся соблазну…
        - Тише ты, нервный! - негромко сказал Ивашура, останавливаясь. - Ох и надоела мне ваша фасон дэ парле.[Манера выражаться (фр.).] Вот только теперь мы подошли к границе, чувствуете? Просто сегодня «зона ужасов» чуть уже, чем обычно.
        То, что они называли «зоной ужасов», было всего-навсего ощущением нависшей опасности, появлявшимся у человека вблизи Башни. У каждого это ощущение сопровождалось комплексом других негативных эмоций - сообразно типу нервной системы, характеру и восприимчивости. Рузаеву, например, казалось, что из-за слепых окон Башни за ними следят недобрые глаза. Гаспарян переставал узнавать товарищей, становился подозрительным и возбужденным. Ивашура «слышал» чьи-то голоса, и ему очень хотелось проснуться, хотя и сознавал, что все это с ним творится наяву.
        - Да! - с чувством сказал Гаспарян и облизнул губы. - До сих пор не могу привыкнуть! Пошли, а то сбегу.
        Они двинулись дальше.
        Снега здесь, вблизи стены, не оказалось совсем, земля была голой, растрескавшейся, в жесткой шкуре высохшей осоки. Чем ближе они подходили к Башне, тем труднее становилось идти: земля была взломана, разорвана на глыбы, скручена пластами. И наконец перед людьми встал громадный стометровый вал полурасплавленной, спекшейся земли вперемешку с торфом и глиной, исполосованный многометровыми трещинами. Воняло здесь серой, дымом, угольной пылью и порохом. Ощущение опасности усилилось настолько, что каждый шорох отзывался болезненным ударом по нервам.
        Они с трудом удерживались, чтобы не побежать назад сломя голову и не позвать на помощь.
        - Я пошел вперед, а то закричу «караул»! - быстро проговорил Гаспарян и полез на склон черного вала. Ивашура молча махнул рукой более сдержанному Михаилу и полез следом. Эффект «зоны ужасов» кончался где-то в полусотне метров от подножия стены.
        - Ф-фу! - сказал на вершине вала Гаспарян и вытер лоб. - Легче с рогаткой на тигра идти!
        На изуродованном ямами и буграми гребне вспученной чудовищной силой земли было жарко, воздух дрожал знойным маревом, источая ароматы паровозной топки и котельной. Стена Башни была рядом, голубая, пористая, как губка, вернее, как вспененный бетон, но Ивашура знал, что материал стены бетоном никогда не был - то же кремнийорганическое соединение, входившее в состав псевдопаутины. Здесь влияние «зоны ужасов» почти не сказывалось, что тоже было одной из нерешенных загадок. Ученые предполагали, что ощущение ужаса возникает у людей в зоне под воздействием какого-то излучения, но какого - было трудно разобраться, потому что все параметры среды у стены намного отличались от естественных в любом другом уголке Земли. Башня была чудовищной аномалией сама по себе, и вторичные эффекты, рожденные ею, еще не все были отмечены и зарегистрированы, не говоря уже об изучении и истолковании.
        - Расставляйте датчики полей цепочкой, - сказал Ивашура. - Анализаторы поставим прямо под стеной, им все равно, где стоять.
        Они быстро установили приборы, включили, проверили настройку и собрались у трещины, расколовшей вал почти на всю глубину. Стенки трещины отблескивали металлом. Ивашура проследил направление трещины и увидел цепочку тусклых стальных пятен на поверхности парившего кое-где торфяного слоя.
        - Вот это удача! - сказал он. - Здесь недавно произошел «капельный мертвый выброс»! А ну-ка поищем выход.

«Мертвые выбросы» - струи черной субстанции, превращавшей любые вещества и материалы в полиметаллический сплав, обычно извергались струями длиной в сто-двести метров, реже - в километр, и точки извержения в стене Башни тут же затягивались, исчезали. Точки выхода «капельных выбросов», когда на землю ложилась очередь черных капель, зарастали медленно, в течение нескольких часов, но и встречались они несравненно реже.
        Рузаев первым отыскал на стене неровное темно-серое пятно, края которого заметно отливали металлом. Пятно диаметром в пять метров располагалось на высоте человеческого роста почти у истока трещины, и веяло от него жаром, как от сталеразливочного ковша.
        Михаил быстро измерил температуру пятна.
        - Триста девять градусов!
        - Регистраторы РФВ сюда, - приказал Ивашура. - Пару штук. Для граничных передач останутся еще два, этого достаточно. Что еще мы забыли?
        - Вроде бы все сделали.
        - Образцы, - подсказал Рузаев, устанавливая у стены под пятном регистраторы физических величин.
        - Правильно, собираем образцы и мотаем отсюда, у меня предчувствие дурацкое…
        Не мешкая, взяли образцы почвы в разных местах. Рузаев с большим трудом отколупнул пробоотборником крошку металлизированной трещины, попытался взять соскоб темно-серого пятна, но инструмент соскальзывал, а стоять долго у пятна было невозможно - начинали тлеть воротник полушубка и рукавицы.
        - Назад! - приказал Ивашура, засняв всю панораму на пленку. - Бегом! Попрошу только не ломать ноги и головы.
        - Ну, меня подгонять не надо, - пробормотал Гаспарян. - Я и так побью все рекорды по бегу.
        Они спустились с вала вывернутого пласта болотной почвы и припустили к лесу и белой снежной полосе в двух километрах.
        Пробежав «зону ужасов», остановились отдышаться, запаренные, хватая чистый и холодный зимний воздух открытыми ртами, глядя на отодвинувшуюся гору Башни.
        - Ничего, - сказал Гаспарян. - Зря напугал.
        - Не зря, - возразил Рузаев, доставая бинокль. - По-моему, начинается «флаттер».
        Ивашура вскинул к глазам свой бинокль и увидел, как поверхность стены зарябила, как по ней побежали волны - сначала редко и слабо, затем все чаще и сильнее. Потом и невооруженным глазом стала заметна вибрация стены: словно мертвое озеро, потрясаемое крупной зыбью, поднялось вертикально. Донесся низкий стонущий гул, задрожала земля.
        Они стояли с полчаса, смотрели на непонятное, противоречащее здравому смыслу явление и молчали. Ивашура закончил киносъемку Башни и опустил бинокль.
        - Пошли, Миша, дай отбой границе, чтобы не беспокоились. Кстати, мои часы остановились. Сколько на твоих электронных?
        Рузаев поднес руку к глазам и хмыкнул.
        - Невероятно, но факт! Не видно цифр!
        - Сдохли батарейки, - прокомментировал Гаспарян и лизнул с ладони снег.
        - Да ведь я только полтора месяца назад их поменял!
        Ивашура спохватился и махнул рукой вперед:
        - Дома разберемся.
        Они побрели по снегу назад, к лесу, где располагался координационный центр экспедиции, или, как говорили все, штаб.
        ГЛАВА 2
        Ивашура не любил частых и длинных совещаний, на которых выступающие долго и нудно переливали из пустого в порожнее, поэтому старался как можно реже их созывать, зная, что время выявления истины путем мозгового штурма еще не пришло, до объяснения феномена Башни было неблизко… Но Старостин попросил собрать
«пятиминутку», чтобы, как он выразился, ученые обменялись мнениями, высказали свои гипотезы и отношение к происходящему.
        - Я многое увидел и узнал, - сказал он в качестве пролога к совещанию, - но не понял почти ничего. Поэтому прошу всех изъясняться предельно просто, чтобы я потом мог повторять ваши доводы правительству. Думаю, главной в ближайшие дни станет проблема - как остановить рост Башни, потому что через десять-двенадцать расширений, пульсаций, как вы называете, Башня вторгнется на окраины райцентра Жуковка с населением в сорок тысяч человек! Кроме того, будет сметено с лица земли несколько поселков и деревень, леспромхоз и много мелких объектов и предприятий. Вы задумывались над этим?
        - Задумывались, - сказал Богаев. - И уже обращались к властям района и области с докладом о сложившейся ситуации. Пока что самое реальное на сегодняшний день - эвакуация населения близлежащих деревень, в том числе и райцентра.
        - Легче сказать, чем сделать, - подал голос представитель Жуковского райисполкома. - Район и так уже потерпел миллионные убытки.
        - А вы можете предложить иной выход?
        - Конечно, могу. Разбомбить эту Башню ко всем чертям! Дешево и сердито! И нам спокойней, и людям не придется покидать обжитые места, и ученым останется что изучать.
        Поднялся шум. Комната «штаба» с трудом вместила всех начальников исследовательских групп и лабораторий, большинство присутствующих располагались стоя, сидели всего десять-двенадцать человек.
        - Тише, товарищи! - председательствующий, сухопарый Гришин, постучал по столу карандашом. - Прошу высказываться по очереди.
        - К чему лукавить? - наклонился к уху Ивашуры Одинцов, кивая на представителя райисполкома. - В его предложении не только желание жить спокойно, но и доля истины. Уничтожение Башни - самый простой и дешевый способ избавления всех нас, да и десятков тысяч других людей от тревог и забот. К сожалению, этот способ не гарантирует успеха.
        - И другое, - добавил Ивашура, - тут вступают в силу принципы морали и этики, обойти или нарушить которые мы не вправе. Но я согласен с вами: вопрос уничтожения или разрушения Башни еще встанет перед нами в полный рост, если она не остановит расширение.
        - Предлагаю не обсуждать сегодня организационные вопросы, - сказал Богаев, - что делать руководству района, что нам и как остановить рост Башни. Об этом пусть думают соответствующие органы. Наше дело - изучение феномена, взаимодействие отрядов и их снабжение необходимым оборудованием и техникой. Дискутировать некогда, пусть начальники отрядов доложат свои мнения о тех объектах, которые они исследуют.
        Он сел. Все смотрели на Старостина, но тот молчал. Ивашура дал кому-то знак, встал бородатый, крупноголовый, похожий на писателя Юлиана Семенова начальник группы физиков-ядерщиков из ОИЯИ.
        - Наша группа изучает все электрофизические феномены, в частности - «мертвые выбросы», - начал он густым протодьяконовским басом. - Внешне это выглядит довольно безобидно: черная струя, похожая на струю дыма, длиной от двухсот метров до одного километра. Но все предметы, попадающие в эту струю, сохраняя форму, «вырождаются» в полиметаллические болванки! Цепочка ядерных превращений происходит почти мгновенно и абсолютно бесшумно, без видимых вторичных эффектов! Значение этого открытия трудно переоценить. Ведь перед нами технология будущего, причем очень далекого будущего: синтез любых тяжелых элементов из любых простых
        - водорода, кислорода, углерода, кремния!
        - Пока что «мертвые выбросы» - стихийное бедствие похлеще утечки радиоактивных веществ, типа чернобыльской, - подал реплику кто-то из стоящих у двери.
        - Утечка радиоактивных веществ из реактора - не стихийное бедствие, - возразил чернобородый физик. - А «мертвые выбросы» в действительности гораздо менее опасны, чем утечки. Пользуясь случаем, прошу выделить дополнительные средства нашей группе, а именно…
        Аудитория зашумела, послышался смех, восклицания, одобрительные и негодующие реплики, ворчливые замечания ученых старшего поколения.
        - Но вы не объяснили, что такое эти ваши «выбросы», - сказал Старостин, переждав шум.
        - А я не знаю, - ответил физик под дружный смех собравшихся. - Может быть, это праматерия, легендарный апейрон древних греков, первооснова всего сущего, а может, облако кварковой субстанции с дефицитом глюонов… - физик осекся. - Извините, проще объяснить гипотезу, пожалуй, не смогу.
        Одинцов снова придвинулся к Ивашуре.
        - Кто этот бородатый? Личность вроде знакома…
        - Доктор физико-математических наук Меньшов. Ваше ведомство должно опекать таких крупных специалистов.
        - Наше - нет, за других не ответчик. Просто почитываем научно-популярную литературу для общего развития. По-моему, я читал статьи этого Меньшова в физических журналах и в журнале «Природа», там даются портреты авторов.
        Сквозь толпу пробрался к Ивашуре лейтенант Куща, нагнулся к уху:
        - У Башни полчаса назад потерпел аварию вертолет авиаконтроля.
        - Пострадавшие?
        - Неизвестно. Экипаж вертолета - четыре человека: пилот и трое исследователей. На вызовы не отвечают.
        - Где это?
        - Северо-восток, со стороны Спасова, примерно в километре от Башни. Их локаторщики вели, я узнавал, они же и сообщили.
        Ивашура оглянулся на Богаева, сделал знак продолжать и выбрался из комнаты. Одинцов последовал за ним.
        - Что будем делать? - Он слышал разговор.
        - Тревогу, во всяком случае, поднимать рано. Вот что, Толя, - обратился Ивашура к лейтенанту. - Дай предупреждение по линии и пошли в точку падения ближайший наряд, предупреди «Скорую». А мы подскочим по воздуху.
        Лейтенант козырнул и скрылся в домике военного поста связи.
        Возле штаба стояли два вездехода и вертолет, приданный штабу в оперативное пользование. Ивашура направился к нему, на ходу вытягивая антенну из плоской коробки рации.
        - Диспетчера мне, - бросил он в решетчатое окошечко микрофона.
        - Максимов слушает, - отозвался тенорком динамик «Тюльпана».
        - Коля, срочно разыщи Гаспаряна и Рузаева и пришли их к штабу.
        - Михаил только что направился к вам, а Сурен пошел в вычислительный. Если нужно, я туда позвоню.
        - Не надо, долго ждать. Отбой.
        Ивашура щелкнул выключателем, задержал шаг.
        - Вы пока садитесь в кабину, я сейчас.
        Он забежал в один из домиков экспедиции, на дверце которого был намалеван красный крест в белом круге, и вернулся с миловидной девушкой, врачом отряда, накидывающей на ходу пальто на белый халат. Ивашура держал в руке медицинский саквояж.
        Из-за деревьев показался Рузаев. Заметив подзывающие знаки Ивашуры, он рысцой направился к ним.
        - Заводи, - кивнул Ивашура пилоту и пропустил врача вперед.
        Рузаев, не задавая вопросов, поднялся следом. Одинцов подвинулся, пропуская их в тесную кабину.
        Пилот запустил двигатель, и через несколько минут они взлетели. Ушла вниз поляна с домиками экспедиции, машинами и радиостанцией. Горизонт раздвинулся, распахнулась палево-серая даль зимнего леса, у отодвинувшейся Башни стала заметна окружавшая ее черно-бурая полоса оттаявшего грунта.
        Ивашура снова включил «Тюльпан», перещелкнул диапазоны.
        - Связь-два, лейтенант у вас?
        - Я здесь, Игорь Васильевич.
        - Молчат?
        - Наряд только что пошел, пока никаких сведений.
        - Я имею в виду вертолет.
        - Молчат.
        Ивашура наклонился к пилоту.
        - Давай вокруг Башни, на румбе северо-востока снизишься, будем искать.
        Пилот шевельнул каменными скулами:
        - Найдем, - и снова застыл, положив сильные руки на полукольцо штурвала.
        В километре от Башни, закрывшей половину небосвода колоссальной геометрически правильной горой, вертолет стало болтать в воздухе.
        - Восходящие потоки, - пояснил пилот бесстрастно.
        Ивашура не ответил, водя биноклем по курсу вертолета. Остальные тоже взялись за бинокли, даже врач. Смотреть было неудобно, сильно мешала болтанка, но терпели, вглядываясь до слез в бурое месиво внизу. С четверть часа длилось молчание, лишь Ивашура однажды запросил по рации лейтенанта. Наряд солдат застрял где-то у непроходимой топи и сообщить ничего нового не мог.
        - Топь, - пробормотал Одинцов. - Вертолет не мог затонуть в трясине?
        Ивашура подумал о том же, но промолчал, продолжая осматривать местность под вертолетом. За него ответил Рузаев:
        - Болото оттаяло только сверху, максимум на полметра-метр, так что провалиться глубже они не могли.
        - Вижу! - воскликнула вдруг врач и вытянула руку вперед. - Смотрите, вот он!
        Пилот тоже увидел упавший вертолет и направил машину к Башне, потому что вертолет авиаконтроля лежал на полкилометра ближе, чем говорил лейтенант.
        - Оранжевый? - удивился Одинцов.
        - Чтобы виден был издалека, - пояснил Рузаев.
        Башня приблизилась, угрюмая, голубовато-серая, в узорах черных пятен и ниш. Казалось, она кренится в их сторону и сейчас упадет, чудовищное творение неизвестных сил, нечто небывалое по земным масштабам и человеческим меркам и поэтому противоестественное и таинственно-зловещее.
        Одинцов покачал головой.
        - И не боитесь же вы здесь летать! А если появится… этот «глаз дьявола» или
«мертвый выброс»? Как у вас соблюдается режим безопасности?
        - Соблюдается, - отрывисто бросил Ивашура, готовясь открыть дверцу кабины и выпрыгнуть наружу. - Во-первых, сейчас «межсезонье» - середина между пульсациями, подвижками Башни, и активность ее низкая. То есть «мертвые выбросы», «глаза дьявола» и прочие эксцессы учащаются по мере приближения пульсации, и за день до нее мы прекращаем выходы к Башне. А во-вторых, нас предупреждают пауки.
        Одинцов изумленно посмотрел на начальника экспедиции.
        - Пауки?! Пауки предупреждают вас о появлении «глаз дьявола»?
        - Мы это сами поняли недавно, - проговорил Рузаев. - Но еще ни разу пауки не ошиблись. Как только раздается крик - где-то что-то обязательно вылезет.
        В это время вертолет коснулся колесами грунта, слегка накренился. Ивашура открыл дверцу, спрыгнул на желто-бурую плешь сухой травы и, пригибаясь, отбежал в сторону. Рузаев спрыгнул за ним, и Одинцову пришлось помогать врачу сойти на землю, вздрагивающую под ногами как живая.
        Вертолет авиаконтроля лежал на боку с поломанными винтами, наполовину погрузившись в черную жижу, выступившую из-под прорванного верхнего слоя торфа, перегноя и корневой системы трав. Возле него никого не было видно.
        Ивашура первым подбежал к вертолету, рванул дверцу на его пузатом, забрызганном грязью боку, заглянул в кабину.
        - Что там? - подбежал Рузаев.
        - Похоже, они ушли, никого нет.
        Ивашура влез в кабину, пошарил там и высунул голову.
        - Аппаратура вдребезги, а на пульте, по-моему, кровь…
        И в это время совсем близко у подножия Башни, до которой было рукой подать, закричал паук.
        Одинцов уже слышал крик паука, но издали, с большого расстояния, поэтому он вздрогнул и схватился за диктофон, который всегда носил с собой. Женщина-врач переступила с ноги на ногу, зажав уши.
        - Пять секунд, - сказал Рузаев, когда леденящий душу крик стих.
        - Шесть, я засек сразу, - быстро проговорил Ивашура. - О, черт, только этого нам не хватало! «Глаз» или «выброс», одно из двух. Надо же напороться!
        - Это я сглазил своими разговорами, - сказал Одинцов. - Что же мы стоим? Бегом в вертолет и…
        - Больше шансов отправиться в рай без билетов. Нет, придется остаться. Никакая защита не спасет, если нас зацепит гамма-луч или язык «мертвого выброса». Будем уповать только на авось.
        Одинцов еще раз хотел напомнить свои недавние высказывания о режиме безопасности, но посмотрел на врача и передумал. К тому же он понимал, что они были вынуждены рисковать, идя на помощь пострадавшим.
        - Странно, что мы их не заметили, - сказал Ивашура, вспомнил о рации и вдавил пуговку включения. - Связь-два, что нового? Мы, кажется, влипли: только что пауки пропели серенаду предупреждения.
        - Мы слышали, Игорь Васильевич. Поднимаю в воздух тревожную группу.
        - Ни в коем случае! Осталось минуты две, они не успеют. Вертолет мы нашли, но в нем никого нет. Очевидно, экипаж почти не пострадал и скоро выйдет к оцеплению сам. Пошли навстречу на всякий случай второго врача.
        - Понял. Но, Игорь, позволь хотя бы…
        - Все! - Ивашура выключил рацию и посмотрел на врача. Девушка казалась внешне спокойной, хотя и мяла в руке снятую перчатку. - Попали мы в переплет, Ирина. Будет о чем рассказать.
        Врач благодарно улыбнулась, краска вернулась на ее щеки.
        - Это когда еще будут дети…
        Рузаев сбегал к своему вертолету, пилот которого остался абсолютно равнодушным ко всему происходящему, и принес кинокамеру.
        - Началось, - сказал он. - Нам повезло, редко кто наблюдал мини-извержение Башни в такой близости.
        Одинцов присмотрелся и увидел, что на голубой с черным стене проступили светлые полосы, засеребрились, засияли, и на землю хлынул водопад искр. Сильно зашипело, к людям принесло волну свежести, мех на шапках встал дыбом, при каждом движении одежда стала потрескивать.
        - И вовсе это не «глаз», - пробормотал Рузаев, вскидывая кинокамеру.
        - Электрический «дождь», - кивнул Ивашура, напряженно вглядываясь в Башню. - Чувствуете, какая электризация воздуха?
        Со стены Башни с высоты метров сто пятьдесят сорвалась синяя молния и вонзилась в вал у подножия. Резкий щелчок, словно удар колоссального кнута. Еще и еще раз. Снопы электрических искр стали гуще, шипение усилилось, словно из серпентария выползло полчище рассерженных гадюк, сияние постепенно охватывало весь исполинский ствол Башни, поднимаясь снизу вверх.
        Кожу на лице стало пощипывать, начали подергиваться мышцы на руках, ногах и спине.
        - Первый раз наблюдаю «дождь» такой силы! - сказал Ивашура и скомандовал: - Быстро в вертолет! - Зубы его замерцали призрачным зеленоватым светом. - Металлический корпус послужит экраном.
        Они побежали к вертолету, при каждом прыжке ощущая болезненные покалывания в нервных узлах. В кабине буйство электричества прекратилось, перестали светиться зубы, нос, пальцы. Пилот только головой покачал, глядя на вакханалию света за стеклом кабины. Видимо, напряженность электрического поля продолжала нарастать, потому что начали светиться трава, почва, камни, упавший вертолет. Красивые изменчивые голубые и зеленые волны сияния накрыли болото метровым пушистым ковром.
        - А где Михаил? - спросил вдруг Ивашура, бросив возиться в углу с каким-то прибором.
        - Снимает, - сказал пилот.
        Рузаев стоял на упавшем вертолете, окруженный электрическими сполохами, не отрываясь от видоискателя кинокамеры.
        Ивашура ударил ногой в дверцу, высунулся по пояс и закричал.
        - Михаил, в кабину! Живо!
        Рузаев оглянулся, опустил кинокамеру, и в ту же секунду словно судорога передернула Башню: она искривилась, заколебалась, как мираж, готовый растаять, исказился горизонт. «Судорога» пробежала от Башни по земле, перечеркнув оранжевый бок вертолета с человеком на нем, какие-то странные, светящиеся фигуры встали над болотом, полетели световые стрелы и копья…
        Вертолет с людьми качнулся, Ивашура едва не вывалился наружу, но пилот успел удержать его за полушубок. Один из светящихся лоскутов воткнулся в лобовое стекло кабины. Жгучий свет залил все вокруг, ослепленные люди попадали на пол, закричала Ирина, и вслед за световым ударом в кабину ворвалась тьма…
        Ивашура пришел в сознание первым. Ломило в висках, все тело казалось водянистым и рыхлым, отказывалось повиноваться. Пилот полулежал на своем сиденье с равнодушным лицом, продолжая сжимать в окаменевших руках штурвал.
        Зашевелился Одинцов, молча сел, ощупывая лицо. Ивашура нагнулся к врачу, легонько похлопал ее по щеке. Девушка вздохнула и открыла глаза..
        - Будто из мясорубки вынули, - пробормотал Одинцов и с трудом встал. Его повело в сторону, и он вцепился в спинку пилотского сиденья.
        Ивашура открыл дверцу и выглянул из кабины.
        Почва, вывороченные пласты торфа, кочки, трава были покрыты странным серебристым налетом, словно инеем. В воздухе витали запахи металла и жженого волоса, отчего у всех запершило в горле.
        Башня стояла на том же месте, такая же мрачная, темная и ощутимо массивная, вершиной уходящая в пелену облаков.
        Ивашура тяжело спрыгнул на землю и дико оглянулся вокруг.
        - Ничего не понимаю! Куда он делся? Михаил!
        Потерпевший аварию оранжевый вертолет исчез, и вместе с ним исчез Рузаев.
        - Не может быть! Куда они подевались? Михаи-ил!..
        Издалека послышался нарастающий рокот, и над лесом показались вертолеты. Лейтенант вызвал-таки подмогу.
        - Что это было с нами? - тихо спросил Одинцов.
        - Мы попали в зону «призраков», - отозвался пришедший в себя пилот, словно одним словом мог объяснить все происходящее.
        ГЛАВА 3
        В поисках таинственным образом исчезнувшего Рузаева участвовало пять военных вертолетов и отделение солдат под командованием лейтенанта Кущи, но найти эксперта не удалось. Не удалось отыскать и разбитый вертолет авиаконтроля, и это обстоятельство заставляло искать нетривиальные объяснения их исчезновения.
        В домике штаба попискивал пульт селектора, доносились переговоры исследовательских групп - рации всех групп работали на одной частоте. У пульта селектора сидел хмурый Ивашура и слушал Богаева. У перегородки возле рации спецсвязи устроился радист с наушниками на голове, второй что-то тихо ему втолковывал, иногда оглядываясь на Ивашуру.
        Одинцов стоял у окна, сложив руки на груди. Старостин ходил от перегородки до ряда стульев, иногда шумно вздыхая.
        - Надо прекратить походы к Башне, - сказал он наконец, останавливаясь у окна. - Иначе будут новые жертвы.
        - До сегодняшнего дня жертв не было, - проворчал Богаев. - А исчезновение Рузаева, возможно, вполне объяснимо…
        - Конечно, объяснимо: распался на атомы! Подходит такое объяснение?
        - Нет, здесь все не так просто, - возразил Ивашура. - Эксперты сделали анализ образцов грунта на том месте, и оказалось, что состав верхнего слоя почвы в зоне появления «призраков» не соответствует составу окружающих зону почв.
        - Ну и что?
        Ивашура помолчал.
        - Есть идея, но высказывать ее преждевременно. Извините.
        В домик вошел Гаспарян, отряхнул снег с шапки, разделся, прошел во вторую комнату, причесываясь на ходу.
        - Снимай поиск, - сказал он Ивашуре. - Местность открытая, искать больше негде. Провалиться в болото вертолет с Мишей не мог, мы проверили - там выход глины, толщина верхнего слоя с торфом всего около двух метров.
        Ивашура посмотрел на Одинцова, одетого в полковничью форму, тот еле заметно кивнул.
        - Хорошо, ты прав. Виктор, передай поисковикам отбой.
        Радист встрепенулся и потянулся к панели рации. Гаспарян сел, аккуратно поддернул брюки, все молча смотрели на него, будто на вестника беды. Старостин снова зашагал из угла в угол, радист передал в эфир приказ Ивашуры, и в домик вернулась прежняя тишина.
        - А что с экипажем упавшего вертолета? - поинтересовался Одинцов. - Причину аварии установили?
        - Причина довольно необычна. - Гаспарян хмыкнул. - Они летели на высоте трехсот метров и работали с регистраторами полей и частиц, настраивали лазерный спектроскоп. А потом вдруг, по словам пилота, вертолет «дернуло» к Башне с такой силой, что двигатель заглох. Ну и грохнулись, естественно.
        - Что значит «дернуло»?
        - То, что вертолет попал в какой-то «притягивающий конус». Толчок был так силен, что они пролетели по направлению к Башне больше четырехсот метров! Побились, конечно, здорово. У пилота сломаны два ребра и разбита голова, у остальных то поломана рука, то выбиты зубы, вывихи, ушибы, содрана кожа…
        - Хорошо хоть живы остались! Неужели открыли новое явление? Никто не сообщал раньше ни о чем подобном.
        - Вот поэтому я и говорю - следует прекратить вылазки и полеты к Башне, - сказал Старостин. - Мартын Сергеевич, надо пересмотреть режим безопасности исследований, и немедленно. Игорь Васильевич, - заместитель Председателя Верховного Совета повернулся к Ивашуре, - вы же понимаете, что первым делом с нас спросят за людей, за соблюдение норм безопасности, а уж потом за ход исследований. Подходить к Башне опасно, а если до сих пор обходились без жертв, так это чисто случайно, а не из-за мер предосторожности. То, что вас
«предупреждают» пауки, - не довод.
        Старостин вытер платком лоб, сел, снова встал. Он был взволнован, раздражен и не скрывал этого.
        - Что мне докладывать в Москву? Что такое Башня - вы не знаете, чего от нее ожидать дальше - тоже не знаете. А знать необходимо, иначе проглядим катастрофу.
        - Доложите что есть, - пожал плечами Богаев. - К сожалению, рост Башни вывел ее за пределы чисто научных проблем, добавил социальное и политическое звучание, отмахиваться от этого нельзя. Вопрос эвакуации района из опасной зоны - вопрос социальный, бытовой, психологический, экономический, финансовый и так далее. Его надо решать в первую очередь, время не ждет.
        На панели рации загорелся глазок индикатора, радист поправил наушники, выслушал и сказал подошедшему Ивашуре:
        - Посты наблюдают «глаз дьявола», аппаратура сейсмологов регистрирует подземные шорохи.
        Ивашура кивнул, повернулся к остальным.
        - Извините, товарищи, я вас покину. Владлен Денисович, ты тут без меня…
        Богаев исподлобья посмотрел на Старостина.
        - Хорошо, Игорь Васильевич.
        Ивашура кивнул Гаспаряну, они оделись и вышли.
        - Похоже, приближается очередная «пульсация», - сказал Ивашура уже в кабине вертолета. - Башня активизируется. Больше ничего не нашли?
        Гаспарян выразительно посмотрел на товарища.
        - Ты имеешь в виду Мишины вещи? Ничего. - Он помолчал. Пилот поднял легкую машину в воздух. - Правда, ближе к стене ребята нашли останки двух пауков. Такое впечатление, будто ими выстрелили из пушки. А в стене напротив того места, где упал вертолет авиаконтроля, на высоте трехсот метров обнаружился глубокий провал, словно часть стены рухнула внутрь.
        - Вот как? На высоте трехсот, говоришь? И вертолетчики шли на той же высоте… Совпадение?
        - Не знаю, но меня это насторожило. Надо бы дать задание экспертам специально понаблюдать за стеной.
        Внизу проплыла дорога с идущей по ней грузовой автомашиной. Лес кончился, началось заснеженное поле колхоза «Жуковский». Башня угрюмо нависла слева, придавая пейзажу гротескную нереальность декорации.
        У опушки леса стояли военные палатки, а чуть поодаль, на холме, неторопливо вращала антеннами радиолокационная станция.
        Вскоре вертолет пошел на снижение и опустился у кромки леса на другой стороне поля возле штабелей бревен и куч хвороста. В поле уходила цепочка бревенчатых вышек разнокалиберной высоты - от восьми до двенадцати метров. Из окон вышек, обращенных к Башне, торчали стволы стереотруб, кино - и фотоаппаратуры, рога и решетки звуковых антенн, окуляры лазерных дальномеров и спектроскопов.
        Ивашура зашел в один из двух передвижных домиков и вскоре вернулся с бородатым физиком по фамилии Меньшов, которого звали Виталием Борисовичем. Физик подал руку Гаспаряну, и они направились к ближайшей вышке.
        Верхняя площадка вышки была огорожена и походила издали на скворечник. К ней вели десять пролетов крутой лестницы с заледеневшими ступеньками. Чем выше поднимались люди, тем сильнее становился ветер. У самой площадки он, в сочетании с морозом, пронизывал одежду насквозь.
        На площадке было чуть теплее. В сторону Башни смотрела подзорная труба на треноге, кинокамера и крупнокалиберный пулемет, у которого возились двое парней в танковых шлемах. Третьим оказался профессор Гришин, поглядывающий в окуляр трубы и записывающий что-то в блокнот.
        - Константин Семенович? - хмуро удивился Ивашура. - Вы-то здесь как оказались?
        - У них аппаратура лучше, - сказал Гришин. - Вот и забрел.
        Бородатый Меньшов блеснул зубами.
        - Аппаратура у нас действительно неплохая, но Константин Семенович явился к нам по другому поводу. Предлагает провести один совместный эксперимент.
        Ивашура хмыкнул.
        - Интересно. Что же это за эксперимент, который может заинтересовать физика и эколога одновременно?
        - Ничего противозаконного, - усмехнулся тонкими губами Гришин, пряча блокнот. - Моя специальность - экология человека. Позволю напомнить, что это направление экологии изучает общие закономерности взаимоотношений природы и общества. Подчеркиваю: природы и человека, а не растительного и животного мира.
        Ивашура прильнул глазом к окуляру трубы.
        - Вы хотите сказать, что объектом экологии может быть не только популяция или экосистема, но и техносфера?
        - Совершенно верно. Техносфера как часть экосферы Земли.
        - А в качестве конкретного локального объекта вы избрали Башню, предполагая ее искусственное происхождение…
        - С вами страшно разговаривать, вы все знаете наперед!
        - Положим, не все, но, по имеющимся данным, человек эту Башню на Земле не строил; выдвигались гипотезы, что она сделана пришельцами, иными разумными существами.
        - Вполне допустимо, однако это мало что меняет. Башня - искусственное сооружение, значит - часть техносферы, пусть и не земной.
        Ивашура вдруг насторожился, поднял руку, призывая к молчанию. От Башни докатился крик паука, ослабленный расстоянием.
        - «Глаз дьявола», - сообщил один из наблюдателей.
        На стене Башни почти под самыми облаками разгорелся мигающий желтый зрачок, продержался с полминуты и погас. Зазвонил телефон. Меньшов снял трубку, выслушал, буркнул что-то и положил трубку.
        - Две тысячи рентген в импульсе, дальность затухания около пятнадцати километров. Это уже пятый «глаз» за сегодняшний вечер. Активность Башни растет не по дням, а по часам.
        - Завтра вечером или ночью будет пульсация, - кивнул Ивашура. - Готовьтесь. - Повернулся к Гришину: - Итак, Константин Семенович, что за эксперимент вы предлагаете провести?
        - Не один, а целых два. Первый: попробовать опустить зонд с телеаппаратурой на Башню сверху, на ее размытую вершину. А еще меня интересует «зона ужасов». Никакого излучения - ни частиц, ни полей - аппаратура, установленная в самой
«зоне», не регистрирует, тем не менее какое-то поле, вызывающее у людей ощущение страха и другие негативные эмоции, существует. Есть датчики, которые могут замерить биотоки, «электрические наводки» в нервных окончаниях и узлах. Надо просто нацепить эти датчики и побродить по «зоне».
        - Ну вы и садист, Константин Семенович! - пробормотал Гаспарян.
        Физики засмеялись. Гришин тоже улыбнулся.
        - Я предлагал в качестве «кролика» себя.
        - Суть ясна, - произнес Ивашура. - Но в последнем случае я не вижу связи с физиками. Скорее это должно интересовать биологов и медиков. Ах нет, простите, понял. Излучение?
        Бородач кивнул.
        - Нас тоже интересует излучение. До сих пор человечество знало только три вида излучений: электромагнитное, гравитационное и излучение частиц от адронов - протонов, нейтронов, мезонов - до лептонов и разного рода пси, кси и других странных частиц. Если мы не обнаружим в «зоне ужасов» какого-нибудь из перечисленных видов излучений, значит, либо наши теории неверны, либо существует излучение, о котором мы ничего не знаем.
        - Может быть, инфразвук или ультразвук?
        - Звукорегистраторы молчат, по сообщениям соседей.
        Соседями физиков-ядерщиков были физики лаборатории звука.
        - Ну у них еще есть неиспользованные возможности, - заметил Гришин. - Я был у них, они готовят к запуску в «зону ужасов» какой-то сверхчувствительный звукозаписывающий агрегат.
        Ивашура задумался, нахохлившись, спрятав руки в карманы полушубка. Зазвонил телефон. Меньшов снова снял трубку, выслушал и передал трубку начальнику экспедиции. Звонил Богаев.
        - Старостин говорил с Москвой, - сказал он с сопением. - Приедет кто-то из ЦК.
        Ивашура молчал.
        - Ты слушаешь?
        - Да.
        - Пульсация скоро?
        - Вероятно, ночью. Слушай, Владлен Денисович, что ты за душу тянешь? Выкладывай, что произошло.
        Богаев помолчал, прочистил нос и сказал:
        - Звонили из метеоцентра. Башня изменила метеобстановку. Мы-то в спокойной зоне, аналогичной «глазу тайфуна», а в радиусе ста километров начались ураганные ветры, снегопады с градом.
        - Разберемся. - Ивашура положил трубку, постоял с минуту, кивнул на пулемет. - А это чудо у вас откуда? И зачем?
        - Хотим пострелять по Башне. - Меньшов подождал реакции гостей, но оба умели сдерживаться. - С этой стороны «мертвые выбросы» появляются чаще, вот мы и решили в момент фонтанирования черной струи выпустить в нее очередь пуль из разного материала. А потом проверим, в какое вещество превратились пули.
        Ивашура поманил пальцем Гаспаряна, шагнул к лестнице.
        - Так что, Васильич, - сказал ему в спину Меньшов. - Насчет «зоны ужасов» договорились?
        - Я подумаю, - не оборачиваясь, ответил Ивашура.
        У подножия вышки он остановился, посмотрел на свинцовое небо, подождал Сурена.
        - Давай-ка еще раз поищем Михаила. Не верю я, что он погиб.
        - Да и я тоже, - оживился Гаспарян. - Миша не такой человек, чтобы пропасть за здорово живешь… - Он осекся, вспомнив странное исчезновение Ивана Кострова.
        Ивашура косо посмотрел на него, понял и вздохнул.
        - Вот-вот, с пропажей Ивана тоже не все ясно. Есть шанс на возвращение. Не идет у меня из головы тот случай с ним, помнишь? «Сон», когда он попал куда-то в мезозой…
        - Как не помнить. Галлюцинации от воздействия инфразвука…
        - А если нет?
        Гаспарян в замешательстве поскреб подбородок.
        - Черт его знает! Ты всерьез думаешь, что он путешествовал во времени?
        - С одной стороны, вроде бы чистейшей воды фантастика. Ну а с другой… чем не фантастика эта Башня? Да и вспомни наши странные находки вокруг Башни: часть скелета диметродона, череп зауропода, кости диатримы… Откуда они в Брянском лесу?
        Гаспарян глубже нахлобучил шапку и поправил шарф.
        - Не задумывался, честно говоря. Пошли, а то дуба врежу от холода. Все же человек я южный, теплолюбивый.
        Они облетели Башню кругом, побывали у биологов, геофизиков и медиков, на вычислительном центре. До того, как стемнело, успели еще раз обыскать то место, где пропал Рузаев и разбитый вертолет авиаконтроля, но ничего и никого не нашли. К Башне подходить близко не рискнули: стена ее с этой стороны все еще светилась пятнами, хотя и слабо. К тому же близилась очередная пульсация, и вероятность всякого рода сюрпризов увеличивалась с каждой минутой.
        Шел десятый час вечера, когда Ивашура закончил перекличку постов вокруг Башни, оставил в штабе вместо себя Богаева и вышел из теплушки в морозную темь. За ним увязался Одинцов, накидывая на ходу ватник.
        Лес вокруг шумел - темный, мрачный, враждебный, замерзший. Призрачное сияние Башни не могло рассеять мрак ночи, и Башня вырастала из тьмы чудовищной стеклянной колонной, заполненной жидким светом, чуждой всему лесу, простору, земле. Облака вились вокруг нее живыми змеями, зажигались фосфорно и дымно, исчезали в мутной пелене. Иногда в стенах Башни рождались злые зеленые звезды, вспухали сияющими облачками, расплывались и осыпались вниз золотым дождем. Ветер приносил гулкие громовые раскаты и пронзительный клекочущий свист.
        - Светопреставление! - пробормотал Одинцов.
        Ивашура оглянулся, но не ответил. Он думал о Рузаеве, Кострове и девушке-журналистке, пропавших без вести. Думал, что мощь и масштабы небывалого явления превосходят все известное в истории человечества, что пауки не зря отпугивали людей от паутинного шатра, что Башня скорее всего свидетельство какой-то аварии в «паучьем измерении», а не инструмент для контакта иного разума, но разобраться в этом будет не очень просто, если не совсем невозможно. Как говорил Экзюпери: «Истина - это вовсе не то, что можно убедительно доказать». А главное, судя по всему, скоро наступит такой момент, когда вопрос контакта обернется вопросом небывалого конфликта.
        Золотое сияние Башни заколебалось волнами. Впечатление было такое, будто Башня занавешена развевающимися под ветром ажурными занавесками. «Куски» сияния отрывались от общего «полотна» и медленно плыли к земле, постепенно истаивая снопами искр. Слева на боку Башни загорелся громадный синий проем «телеэкрана», но из-за сияния невозможно было разглядеть, что он показывает.
        И вот началось.
        Сначала где-то далеко зародился низкий, едва слышимый звук. Ивашуре показалось, что воздух загустел, завибрировал, и эта дрожь вошла в кончики пальцев, в спинной хребет, в череп и еще глубже - в мозг. Появилось ощущение постороннего взгляда, готовящегося нападения, какой-то близкой беды…
        От Башни донеслись знакомые крики пауков, ослабленные расстоянием.
        - Инфразвук? - коротко спросил Одинцов, склонив голову набок.
        - Похоже. Предупреждение и отпугивание одновременно. Держитесь, сейчас начнется пульсация.
        Одинцов послушно расставил ноги пошире, в ту же секунду земля дернулась раз, другой, третий… Ивашура устоял, но для полковника серия толчков оказалась неожиданной. Лежа на боку, он увидел, как Башня вспыхнула алым сиянием сверху донизу, скачком увеличила диаметр. Земные недра отозвались грохочущим гулом, заглушившим все звуки. Гул оборвался каменным стоном, лавиной тресков и ударов, и все стихло. Земля перестала дергаться и дрожать. В лес вернулся свист ветра, стали слышны шорохи и скрипы деревьев.
        Башня еще некоторое время багрово светилась, потом свечение потускнело, ушло в темноту инфракрасного диапазона. Исчезло и электрическое сияние стен. Башня перестала быть видимой. Лишь в тучах вокруг ее ствола иногда вспыхивали зарницы, словно напоминая людям, что она не исчезла.
        Хлопнула дверь.
        - Игорь? - раздался голос Гаспаряна.
        - Здесь я, - отозвался Ивашура.
        - Диаметр Башни увеличился на полтора километра.
        - В прошлую пульсацию на два. Что говорят сейсмологи?
        - Пять баллов. В Жуковке около четырех. Как обычно. Радиофон тот же, разве что затухание у атмосферников на ультракоротких увеличилось.
        - Готовь вертолет.
        Гаспарян, спотыкаясь в темноте, удалился к дежурке.
        - Зачем вертолет? - спросил Одинцов.
        Ивашура долго молчал.
        - Посмотрим, не обнаружился ли Михаил.
        Одинцов хмыкнул, потер уши - мороз стоял нешуточный, градусов двадцать - и ушел в теплушку штаба. Через минуту вернулся уже в шапке.
        - Я с вами, если не возражаете.
        Ивашура молча повернулся и зашагал к стоянке машин в сотне метров от домиков экспедиции.
        Облет Башни не дал никаких результатов.
        Вал дымящейся земли у ее подножия вырос еще на несколько десятков метров в высоту и метров на пятьдесят в ширину. Примерно на полкилометра от него шла полоса изломанного, исполосованного трещинами, рытвинами и буграми верхнего почвенного слоя замерзшего болота и земли полей. Кое-где со стороны западных стен Башни, где располагались топи, проступила сквозь слой торфа вода и разлилась коричневыми лужами, заметными издалека по струям пара.
        Зона разрушений и изменений рельефа заканчивалась в трех-четырех километрах от стен Башни, и это озадачило Одинцова.
        - Я ожидал большего, - сказал он, не отрываясь от окуляров бинокля. - Во всяком случае, землетрясение силой в пять баллов в эпицентре создает гораздо больше разрушений рельефа. Видел собственными глазами.
        Вертолет летел на высоте полутораста метров над заснеженной целиной болота - там, где оно не было затронуто расширением Башни. Эллипсы прожекторного света то вспыхивали и искрились на снегу, то темнели на островках травы, черных ледяных зеркалах и пластах торфа.
        Сделали один круг, потом второй. На третьем Ивашура опустил бинокль и буркнул в спину пилоту:
        - Поворачивай домой, Витя.
        И они полетели к лагерю, не глядя друг на друга, думая каждый о своем.
        После ужина Ивашура, почти не притронувшийся к еде, пожелал всем спокойной ночи и ушел в свой вагончик. Когда он разделся и лег на топчан, в вагончик без стука вошел Михаил Рузаев…
        ГЛАВА 4
        Весть о том, что вернулся пропавший без вести при странных обстоятельствах эксперт Рузаев, облетела лагерь за минуту, и в вагончик, где спали эксперты Центра, набилось много народу. Ивашура, терпевший «нашествие» до поры до времени, наконец почувствовал холод (дверь почти не закрывалась), перекричал шум и, как был - в трусах, вытолкал всех за порог. В комнате остались Богаев, Одинцов, Гаспарян, эксперт Валера, так и не проснувшийся в общем гаме, и Рузаев.
        Выглядел виновник торжества как после драки с дикими котами: одежда располосована на ленты и клочья, на лбу и под глазом синяки, на щеке глубокие царапины, такие же царапины - на шее и на руках. Невозмутимый, как и всегда, Рузаев напился из чайника, отдышался и начал переодеваться, словно не замечая взглядов товарищей и затянувшегося молчания.
        Ивашура поймал взгляд Богаева и натянул брюки. Гаспарян, бурча, что, мол, выхолодили весь дом, подкинул в печурку сосновых поленьев. На лицо его лег желтый отсвет огня.
        Наконец Рузаев переоделся, умылся, залепил царапины пластырем, еще раз глотнул воды и сел у длинного, во весь вагончик, деревянного стола.
        - Дайте закурить, - попросил он в пространство.
        - Ты же бросил! - удивился Гаспарян.
        Рузаев молча взял из рук Одинцова сигарету и закурил.
        - К сожалению, кинокамеру я потерял, - сказал он. - А рассказывать не умею.
        - Где ты был? - хрипло спросил обретший голос Ивашура.
        - Не знаю. Когда появились «призраки», я снимал «телеэкран».
        - Мы же кричали! Не мог снимать из вертолета?
        - Дело в том, что мне показалось, будто «телеэкран» показывает лицо человека… точнее, лицо Вани Кострова.
        В комнате наступила тишина. Потом Ивашура, пряча плескавшуюся в душе радость, сел на свою полку-кровать и посмотрел на Одинцова…
        - Только лицо? Какое?
        Рузаев поднял недоумевающий взгляд.
        - Ну я имею в виду, живое или…
        - Вроде бы живое. Один глаз у него был прищурен, словно он целился. Потом меня что-то ударило по затылку. - Рузаев пощупал затылок, в глазах его снова отразилось недоумение. - Ничего не болит. Вот лоб болит…
        - Ты, наверное, перепутал, куда тебя шарахнуло, - вставил Гаспарян. - А то получается - били в затылок, а шишка вскочила на лбу. Кстати, кто бил-то?
        - А пес его знает! Говорю же - сзади ударило. Очнулся - кругом светящийся туман и земля под ногами, и ничего больше не видно. Где Башня, где вы, где вертолет - не понять. Ну я встал и пошел. Жарко, душно, сыро… Горизонт - вот он, под носом, а дойти невозможно. Шел я, наверное, часа два. Земля твердая, в трещинах, идти легко, тишина - аж в ушах звенит! Ну потом стал замечать, вроде тени движутся, то впереди, то сзади, а разобрать опять-таки не могу. Побежал за одной и… вот, - Рузаев кивнул на кучу своего рваного обмундирования. - Так и не понял, что за нечистая сила меня крутила. Зацепила, попинала, исцарапала и бросила, причем бесшумно, отчего мне самому взвыть захотелось.
        Рузаев передохнул, прополоскал рот глотком воды. Все молча смотрели, как он это делает.
        - Ну вот. Потом увидел: вроде как просветление впереди обозначается. Поднялся, побежал и… вывалился прямо на снег! Рядом Башня, все гудит, грохочет! Понял - пульсация. Ну я бегом в лес, пока не нашел лагерь.
        - Скажи, пожалуйста! - Богаев помолчал, откашлялся. - М-да! Только нечистой силы нам не хватало. Может быть, Михаил, тебе все это померещилось?
        Рузаев пожал плечами.
        - Не хотите верить на слово - проверьте. Как говорил философ Берджес:
«Существует только один заменитель воображения - опыт».
        Гаспарян иронически приподнял бровь, хотел вставить какое-то едкое замечание в адрес эрудиции Рузаева, но посмотрел на Ивашуру и передумал.
        - Ладно, утро вечера мудренее, - сказал Ивашура. - Предлагаю отложить анализ сообщения Михаила на утро.
        Одинцов пожелал всем хорошо отдохнуть и ушел. Гаспарян разделся, нырнул в свой спальник с головой. Богаев посидел еще несколько минут, растерянно поглядывая на Рузаева. Ему хотелось поговорить, но он боялся показаться смешным.
        - Поешь, - спохватился Ивашура. - У нас есть банка сгущенки и хлеб. Сурен, куда ты дел сгущенку?
        - В шкафу с обувью, - ответил Гаспарян из спальника.
        Рузаев подумал и согласился.
        - Можно и подкрепиться, оголодал маленько.
        - Звонили из райкома, - проговорил Богаев, не глядя на Ивашуру. - Толчки от пульсаций разрушают здания города, жертв пока нет, но…
        Ивашура молча залез в спальный мешок.
        Богаев посмотрел на него с некоторой растерянностью, покашлял в кулак.
        - У них тут в десяти километрах газопровод. Боятся, что трубы не выдержат…
        Молчание.
        - Надо что-то делать, Игорь.
        - Надо, - отозвался наконец Ивашура. - В первую очередь надо создать правительственную комиссию, которая была бы правомочна решать все организационные вопросы.
        Богаев оживился.
        - Я тоже так думаю. Зачем нам одним брать на себя ответственность такого масштаба? Нужна компетентная… - Он замолчал, заметив взгляд Ивашуры, заторопился. - Ну я тоже пойду. Желаю приятных снов.
        Он ушел.
        Рузаев ел сгущенное молоко и прихлебывал из чайника.
        - Не думал, что старик так боится ответственности, - глухо проговорил Гаспарян из спального мешка. - Дома, в Центре, он казался мне более решительным. Возраст, что ли, подошел?.. Да минует нас чаша сия!
        - Тебе это не грозит, - буркнул Ивашура. - Ты помрешь раньше, причем из-за длинного языка. Нигде от вас покоя нет. Михаил, сможешь показать место, где выбрался из «тумана»?
        - Вообще-то не уверен, но попробую.
        Ивашура больше ничего не спросил. Рузаев погасил свет в вагончике и лег сам. В наступившей тишине отчетливо похрапывал эксперт Валера, умевший ночью отключаться до состояния полной нечувствительности к внешним раздражителям, потрескивали горящие поленья в печурке да сквозь тонкие стенки просачивался в теплушку равномерный шум леса.
        Наутро, после завтрака, Старостин собрался уезжать и перед отъездом собрал в штабе руководителей экспедиции и командиров приданных ей войсковых частей.
        - Я убедился, что явление Башни не только уникально с научной точки зрения, - сказал он, - но и представляет огромную опасность для людей и несет колоссальные убытки хозяйству района. Поэтому следует принимать какие-то решительные меры. Первое и самое важное - остановить рост Башни, второе - установить контакт с пауками, потому что именно они, с моей точки зрения, главные действующие лица во всей этой кутерьме. Мнения ученых о том, что такое Башня, я выслушал и понял, что оригиналов среди вас много, а истину вы видите только во сне, да и то не каждый. Примите это не как упрек вашей компетентности. Задуматься и даже просто восхищаться есть чем. Я сейчас уезжаю, а дня через три ждите правительственную комиссию. Она и будет решать, что делать дальше. А пока выслушайте… ну, если не приказ, то указание: к Башне ближе, чем на три километра, не подходить! Все намечающиеся эксперименты согласовывать прежде с начальником экспедиции Ивашурой. Риск свести к минимуму! Ясно? Но, с другой стороны, ускорьте исследования, сведите накопленные сведения в единую систему. Необходимо знать точно, что такое Башня,
прежде чем принимать кардинальные меры. Вопросы ко мне есть?
        Ученые и командиры молчали.
        Старостин уехал. Одинцов улетел ночью, никого не предупредив. Ивашура передал бразды правления штабом Гришину (Богаев уехал в райцентр), забрал Рузаева с Гаспаряном, и они отправились искать точку выхода Михаила из «тумана».
        Вертолетная стоянка по совету Старостина была перенесена на триста метров южнее, на лед замерзшего озерца, окруженного редким сосняком: отсюда было удобнее загружать машины аппаратурой, топливом, держать связь со всеми подразделениями экспедиции и с городом, благо дорога в город пролегала рядом. Сосны здесь росли какие-то жалкие, искривленные, будто пораженные болезнью. Дорога в райцентр огибала озерцо и исчезала в стене мрачного бора, за которым до самого города шло поле озимой пшеницы.
        Вертолет поднялся выше сосен, и Башня выросла над лесом геометрически правильной голубовато-серой горой, неправдоподобная и неестественная этой своей геометричностью, расцветкой и размерами. Не труба, не башня, не колонна - конец
«земной оси»!
        Ивашура включил рацию.
        - Пятый, ответьте Первому.
        - Я вас слушаю, - отозвался командир роты оцепления.
        - Отодвиньте посты на четыре километра от Башни. Ближе никого не пускать до особого распоряжения.
        - Принял, выполняю.
        - Связь-два, ответьте Первому.
        - Слушаю, Игорь Васильевич. - Характерный говор Гришина.
        - Переключите сеть оповещения на мой канал. Как только наблюдатели заметят что-нибудь подозрительное, пусть дадут знать.
        - Хорошо, сейчас предупрежу.
        Вертолет приблизился к Башне и пошел вокруг нее на высоте ста метров. Внизу медленно проплывали снежная целина, рощицы хилых осин, желтые и коричневые пятна высохшей болотной растительности, распаханное поле.
        - Нет, надо подойти ближе, - сказал Рузаев. - Помню, что бежал по взломанным пластам земли.
        Пилот искоса посмотрел на Ивашуру, и вертолет повернул к Башне. Под ним показалась перепаханная катаклизмами почва: валы, ложбины, трещины, холмы и провалы с зеркалами черной воды, курившиеся белесыми дымками. Дальше, до подножия Башни, снега уже не было совсем, разрушения ландшафта все больше увеличивались, а потом шел дымящийся почти двухсотметровый вал почвы, смятой давлением стен Башни.
        - Похоже, здесь, - неуверенно проговорил Рузаев.
        Пилот остановил машину в воздухе.
        Рузаев несколько минут рассматривал местность под вертолетом, никто ему не мешал. Наконец указал рукой чуть в сторону.
        - Кажется, у этой глыбы.
        Ивашура кивнул, пилот повел вертолет на посадку. Рузаев первым выбрался из кабины, прошелся возле вздыбленной каменной плиты до трещины в земле, постоял, задумавшись. Гаспарян подошел к нему, заглянул в трещину, хмыкнул, потом отошел к каменной глыбе.
        - Гранит, - сказал он, всматриваясь в зернистую поверхность глыбы. - Откуда он здесь, в болоте? Кругом не то что гор - холмов порядочных нет.
        Ивашура, оглядываясь по сторонам, приблизился к нему.
        - Дропстон. След ледника. В здешних местах таких камней много. Ну что, Михаил? Здесь?
        Рузаев, очнувшись, почесал за ухом.
        - Не уверен, шибко темно было… Да что нам даст место моего «воскрешения»? Объяснить, где я пробыл более двенадцати часов, оно не поможет.
        - Как знать. Дело в том, что исчез ты тоже в этом месте. Упавший вертолет лежал чуть подальше, вернее, ближе к Башне. А эта глыба была едва видна, одна макушка торчала.
        Рузаев снова начал разглядывать местность. Потом кивнул.
        - Ты прав. Вертолет лежал левее и ближе к… - Он вдруг замолчал. - Посмотри-ка на бугор. Ничего не замечаешь?
        - Где? - быстро спросил Ивашура.
        Рузаев вместо ответа бегом направился к незамерзшей полынье в слое буро-коричневой жижи, из которой выглядывал коричневый гладкий пузырь. Гаспарян с Ивашурой подбежали следом. Из жижи рядом с округлым бугром торчал кончик лопасти винта.
        - Вертолет! - сказал Гаспарян. - Вот это называется везением! С воздуха черта с два заметили бы! Нарекаю это место Болотом нечистой силы… имени Рузаева!
        Ивашура попробовал дотянуться ногой до бока вертолета, но едва не сорвался в яму с жижей.
        - Сурен, - сказал он, - принеси-ка щуп из кабины. - Потом вызвал по рации штаб:
        - Константин Семенович, мы нашли пропавший вертолет, вызови моих экспертов с аппаратурой, срочно.
        - Слушаюсь, - бодро отрапортовал Гришин. - Где вас искать?
        - Юго-запад от Башни, увидят. Пусть берут вертолет авиаконтроля, я позвоню в полк.
        Ивашура созвонился с авиаполком и попросил доставить группу ученых на вертолете к Башне.
        - Подождем, - сказал он, закончив переговоры.
        Через полчаса прибыли эксперты с приборами и оборудованием. Найденный вертолет зацепили тросами, и военная машина вытащила его на сухое и ровное место.
        Ивашура сначала помогал экспертам, потом оставил с ними Гаспаряна, а сам с военными летчиками обыскал сверху всю прилегавшую местность. Им удалось найти часть опоры электролинии с гроздью изоляторов и половину туши странного зверя, закованного в пластинчатую броню. И то и другое погрузили в вертолет и отправили в лагеря соответствующих лабораторий: биологического и физического анализа.
        До вечера возились с разбитым вертолетом, потом и его утащили в безопасное место, подальше от Башни.
        Поздно вечером усталый Ивашура провел обычную перекличку и поплелся в свой вагончик, мечтая о горячем чае и отдыхе.
        В вагончике его ждала целая компания: комментатор радио и телевидения Гибелев, ведущая программы «Время» Вероника Ткаченко, журналисты из Москвы, корреспонденты ТАСС и АПН - две девушки и худенький парень в очках, одетый в костюм из коричневого вельвета.
        - Здравствуйте, - поклонился Ивашура. - Чем обязан? - Мы по поводу вчерашних событий, - поднялся навстречу Гибелев, худой, с короткой стрижкой, в мешковатом пуловере. Видимо, он был главным визитером. - Несколько организационных и технических вопросов. Разрешите? Днем найти вас практически невозможно.
        - Что с вами поделаешь? - Ивашура усмехнулся и прошел к столу. - Задавайте свои вопросы.
        - Первый: разрешат ли завтра вести прямую телепередачу с близкого расстояния? Если да, то мы хотели бы, чтобы вы в ней участвовали.
        - Не ближе двух километров. Но предупреждаю: помощи от нас не ждите.
        - О, конечно, мы сами справимся, не беспокойтесь. Вести передачу будет Вероника, она у нас главный специалист по интервью с учеными.
        Вероника Ткаченко, красивая брюнетка, одетая ярко и броско, оценивающе посмотрела на Ивашуру, улыбнулась крупными, умело подкрашенными губами и проговорила, как говорят все москвичи, растягивая слова:
        - Вячеслав, как всегда, преувеличивает. Просто мне везет на технических специалистов и ученых.
        Голос у нее был хрипловатый, мягкий, выразительный.
        - Простите, я не представился. - Ивашура встретил взгляд женщины и подумал, что она умеет держаться, что у нее красивый голос и красивые глаза. - Игорь Васильевич, начальник экспедиции. В неофициозе просто Игорь. Итак, следующий вопрос.
        - Что случилось с экспертом вашего Центра, Рузаевым? - спросил «вельветовый» корреспондент агентства печати «Новости». - Он пропал и снова появился…
        - На этот вопрос я вам не отвечу, - спокойно сказал Ивашура. - Рузаев действительно исчез неизвестно куда во время выхода «призраков» из Башни, а потом так же неожиданно объявился на том же месте четырнадцать часов спустя. Где он был, в каком «измерении», сказать не могу. Не может объяснить этого и сам Рузаев.
        - Расскажите, пожалуйста, что такое «призраки», - попросила соседка парня, пухлая блондинка в желтом свитере и джинсах.
        - А заодно и об остальных ваших чудесах, - добавил парень, державшийся с подчеркнутой серьезностью.
        Ивашура, прищурясь, оглядел компанию.
        - Неужели вам еще никто ничего не рассказывал? Ну хорошо. А ваш вопрос? - обратился он к последнему члену компании, женщине среднего возраста с лицом строгим, почти мужским, обладающей тяжелым властным взглядом.
        - Курить можно? - спросила та.
        Все засмеялись. Улыбнулся и Ивашура, хотя женщина ему не понравилась.
        - Конечно, можно. Что же, отвечаю на вопрос о «чудесах»…
        Он сжато рассказал обо всех эффектах, связанных с Башней, показал несколько фотографий, которые оказались под рукой, и в это время пришли Рузаев, Гаспарян и эксперт Валера, возбужденные спором с молодыми представителями Госкомгидромета.
        В вагончике сразу стало шумно, журналисты «насели» на экспертов, разговор стал общим. Ивашура, махнув рукой на отдых, приказал готовить стол.
        Поставили чай, достали консервы, Валера сбегал на кухню за стаканами и хлебом, у Гибелева «случайно» оказалась бутылка «Киндзмараули» («Вез товаришу в качестве сувенира», - как он объяснил), и первоначальный официальный тон разговора уступил место легкому застольному, дружескому, с шутками и анекдотами, которыми отличался Гаспарян.
        Ивашура больше молчал, говорил скупо, постоянно чувствуя оценивающий взгляд Вероники. Ведущая программ Центрального телевидения тоже говорила мало, но за ее словами незримо присутствовала тактичная сдержанность умной женщины. Ивашура оценил это очень скоро.
        Гибелев сначала разговаривал с Рузаевым, потом снова обратился к начальнику экспедиции:
        - Ну а по-вашему, что здесь происходит? Что такое Башня? Вот мы все говорим, говорим, а никто прямо не скажет. Мы встречались с учеными разных направлений науки, у каждого есть своя точка зрения, и только эксперты вашего Центра уходят от прямого ответа.
        - Наверное, потому, что мы привыкли опираться на здравый смысл и логику. - Ивашура иронически прищурился. - Мы скованы цепью фактов, не соединенных между собой. Но и у нас есть кое-какие предположения. Я знаю, в стане ученых преобладает мнение, что с нами начинает контакт иная цивилизация, и многие факты как будто подтверждают это мнение. Вы их тоже знаете: пауки, не похожие на пауков и живых существ вообще, «мертвые выбросы», «призраки», сама Башня, наконец! Башня в этой гипотезе представляется космическим кораблем-автоматом, опустившимся на Землю и пробуждающимся от долговременного «анабиоза». Есть и другие мнения, что Башня - станция передачи информации из «соседнего измерения», или антимира, вложенного в наш материальный континуум.
        Журналисты заговорили все разом, но Гибелев погрозил пальцем, и они умолкли.
        Ивашура задумался на несколько секунд, решая, выносить ли на суд гостей то, в чем сам сомневался.
        - Я не отношусь к числу оригиналов, отстаивающих заведомо обреченные на успех мысли. По-моему, Башня не связана с пришельцами из космоса или иных измерений, несмотря на нечеловеческие масштабы и всякого рода чудеса. Но вот со временем она каким-то образом связана. Начну с того, что мы уже не раз обнаруживали вокруг Башни скелеты и даже свежие останки доисторических животных, двое из наших специалистов «видели» пейзажи палеозоя, трижды отмечены случаи с несовпадением отсчета времени механическими и электронными часами вблизи Башни, физики зафиксировали на микроуровне нарушение причинно-следственных связей и главное - случай с Михаилом. По его мнению, он пробыл в «тумане» около двух часов, а на самом деле отсутствовал четырнадцать часов с минутами и вышел в том же месте, где исчез.
        - Что же, по-вашему, Башня - машина времени? - спросила блондинка, не сводящая круглых глаз с начальника экспедиции.
        - Определять не рискую, - покачал головой Ивашура. - Машина не машина, однако время вблизи нее течет не так плавно, как в других районах Земли. Наш молодой коллега Валера назвал Башню «преобразователем времени». Якобы Земля вмещает огромное количество цивилизаций, неощутимых друг для друга потому, что каждая из них существует во времени, «повернутом» относительно другого времени на какой-то
«угол». Вот с нами и хочет познакомиться одна из соседних цивилизаций, создавшая нечто вроде хрономоста из своего «угла времени» в наш.
        Журналисты снова попытались задавать вопросы, но Гибелев решительно встал и поднял руку.
        - Коллеги, пора и честь знать. Уже второй час ночи. Все вопросы завтра, хозяева устали за день больше, чем мы.
        - Да я, вообще-то, готов хоть сейчас… - пробормотал Валера, косивший на Веронику голубые бесхитростные глаза.
        Все засмеялись, даже мужеподобная журналистка, курившая одну сигарету за другой. Журналисты и телекомментаторы стали прощаться, Ивашура подал Веронике ее белую шубу, накинул на плечи свой видавший виды кожаный полушубок и вышел следом.
        Шел второй час ночи, и небо вызвездило. Башня на этом искристом фоне выглядела колонной тьмы, перечеркнувшей звездный узор, нематериальной колонной, полной той неестественной черноты, которая бывает только глубоко в подземелье.
        Что-то вспыхнуло там, в вышине, у вершины черной полосы, посыпались искры, словно окалина с проводов от токосъемов троллейбуса. Издалека сквозь тишину - ветер тоже утих впервые за много дней - докатился тонкий вой. В вагончике зазвонил телефон. Гаспарян, провожавший гостей, нырнул в дверь и через минуту появился снова.
        - «Глаз дьявола», первый после пульсации.
        - Да, это грандиозное явление! - тихо проговорила Вероника, спрятав руки в рукавах шубки. - В нем есть нечто инфернальное, внушающее слепой ужас. Помните, у Пушкина:
        А там в безмолвии огромные чертоги,
        На своды опершись, несутся к облакам.
        Не здесь ли мирны дни вели земные боги?..
        Глаза Вероники отразили иглы звезд.
        - Вы не откажетесь завтра повторить свою гипотезу для телезрителей? Или вы смелы только в маленькой компании дилетантов?
        Ивашура засмеялся.
        - Не откажусь, хотя предчувствую, что меня будут бить коллеги. Заходите к нам в свободное время, тема Башни неисчерпаема. Кроме того, есть и другие темы.
        Вероника молча подала руку и пошла по скрипящему снегу к «гостинице» - вагончику для гостей. Остальные, переговариваясь, гурьбой повалили следом. Гибелев пообещал навестить экспертов в ближайшем будущем и догнал журналистов. Они скрылись в «гостинице», и только тут Ивашура почувствовал, что вышел без шапки.
        - Морозит, - сказал он, потер уши, бросил взгляд на Башню и поспешил в вагончик, где Рузаев успокаивал Валеру, взволнованного тем, что его будут показывать в телепередаче.
        Наутро приехал Богаев, а вместе с ним Глазунов, председатель Жуковского райисполкома. Ивашура сводил их к Башне, ответил на вопросы, а потом сбежал под предлогом важного эксперимента, оставив новых гостей на попечение директора Центра.
        Ивашура и в самом деле решил провести эксперимент, подсказанный академиком Гришиным, тем более что подготовка к эксперименту требовалась минимальная: медицинский контроль, установка биодатчиков на теле, проверка их работы - и вперед, к Башне, гулять по «зоне ужасов».
        Своим заместителям Ивашура ничего сообщать не стал, им было не до того: Богаев возился с районным начальством, а Гришин координировал работу всех исследовательских групп, снабжая их перекрестной информацией и материальными ресурсами. Рузаев тоже предложил свои услуги, но Ивашура рисковать не стал.
        - Достаточно с тебя одного исчезновения, - сказал он. - Теперь моя очередь. Будешь меня подстраховывать.
        Гаспаряна начальник экспедиции отрядил в подчинение руководителю группы радиофизиков для обеспечения трехсторонней связи Ивашуры, медиков и физиков. Перед выходом к Башне Ивашура вызвал по рации Меньшова:
        - Привет, Виталий. Нового ничего?
        - Башня начинает тихо раскачиваться для очередной пульсации: усиливается радиосвечение, появляются «призраки», «глаза», «дожди». Все как обычно. Правда…
        - Ну-ну, договаривай.
        - Наблюдатели засекли новый провал в стене. Впечатление такое, будто кусок стены
«всасывается» внутрь Башни, причем скачок давления получается такой, что в радиусе километра мелкие камни и щепки тоже всасывает в провал.
        - Интересно! Вертолетчики упали именно по этой причине: их чуть не засосало в провал стены. Как вы это объясняете?
        - Никак. Гипотез пока нет никаких.
        Ивашура помолчал.
        - Ну бывай.
        - Выходит, гулять у Башни теперь зело опасно, - проговорил бесстрастный Рузаев, щуря глаза на показавшееся солнце. - Кстати, ветер переменился. Вчера он дул от Башни, а теперь дует к ней.
        - Не хитри, дипломат, - буркнул Ивашура. - Все равно пойду один. А в дальнейшем действительно прекратим все походы к Башне перед пульсациями.
        Они стояли на вышке, торчавшей над березовой рощицей, которая не сбросила почему-то своего ржавого осеннего наряда. Рядом с вышкой располагались вагончики радиофизиков, а чуть поодаль бригада монтажников устанавливала конструкцию из зеркальных многогранников и ажурных полос.
        - Антенна СВЧ, - пояснил руководитель группы радиофизиков, заметив взгляд Ивашуры. - Вчера получили разрешение на монтаж. Когда начнем?
        - Через полчаса, - сказал Ивашура. - Сергей Иваныч, как далеко распространяется электромагнитное поле Башни?
        - Километров на сто двадцать. Это по данным недельной давности. В последнее время распределением плотности полей занимались студенты-дипломники, составили карты изолиний. Зайдите, поинтересуйтесь в вычислительном.
        - Спасибо, зайду. Меня настораживает, что погода начинает портиться в районах, удаленных от Башни именно на сто - сто двадцать километров. Используйте для записи вертолеты авиаконтроля.
        ГЛАВА 5
        К определенной Ивашурой точке выхода к Башне его доставили на вертолете военные летчики. Один из пилотов, с уважением посмотрев на Ивашуру, обвешанного металлическими коробками и обкрученного ремнями и спиралями антенн, сказал:
        - А правда, что Башня - машина времени?
        - Кто вам сказал? - осведомился Ивашура, выпрыгивая из кабины на мерзлую землю.
        - Да все говорят.
        - Когда говорят все, трудно выделить истину из словесного сора. Вы знаете определение чуда?
        Пилот смешался, оглянулся на товарища.
        - Чуда? Вы знаете, как-то не…
        - Так вот, чудо - событие, описанное людьми, услышавшими о нем от тех, кто его не видел. Так говорил Элберт Хаббард.
        - Ага, понял, - кивнул пилот. - Испорченный телеграф?
        - Не телеграф, а телефон. Башня может быть связана со временем, но наверняка это неизвестно.
        - Ясно. Простите, еще вопрос, Башню построили пришельцы?
        Ивашура фыркнул. Пилот, молодой парень, покраснел.
        - Но так говорят…
        - Не верьте, - серьезно сказал Ивашура. - Такие Башни строят только пауки.
        Он помахал пилотам рукой и направился к Башне, лавируя между кочками и редкими деревцами.
        Идти сначала было легко, но через несколько сот метров пошел бурелом, потом появились трещины, промоины, снег исчез, почва раскисла. Проверив по рации готовность лаборатории к приему информации, Ивашура передохнул и упрямо полез дальше, через землю, потревоженную недавней пульсацией Башни.

«Зона ужасов» дала о себе знать почти у самой стены Башни, примерно в полукилометре.
        Сначала появилось ощущение, будто позади из-под земли вылез кто-то скользкий и недобрый. Ивашура знал, что кругом никого нет, но все же оглянулся. Ветер дул в спину, равномерный и сильный: по данным измерений, он дул к Башне со всех сторон! Выходило, что Башня засасывает воздух всей поверхностью стены, а иногда захватывает песок и более крупные предметы: камешки, ветки, машины, вертолеты…
        Ивашура сказал в микрофон рации, что вышел к «зоне», и зашагал дальше, постепенно углубляясь в невидимую «зону ужасов».
        Здесь, в непосредственной близости от стены, было тепло, верхний торфяной слой болота вздрагивал и пружинил под ногами, сквозь него во многих местах проступила черная дымящаяся вода, вызывая в памяти жуткие ассоциации с бездонной топью.
        К ощущению постороннего взгляда стали примешиваться головная боль, болезненные ощущения в кончиках пальцев, заныли зубы. Ивашуре стало страшно, но страх был не его, не внутренний, а навеянный извне, и потому особенно неприятный, не подвластный воле.
        Потом появились «фантомы» - зрительные галлюцинации, избавиться от которых было невозможно, даже закрыв глаза. Вокруг поползли извивающиеся тени. Некоторые из них напоминали диковинных зверей, другие - странные машины, третьи светились бледным дрожащим светом, превращаясь в удивительные светильники с абажурами в форме человеческих черепов.
        Ивашура выбрался на широкую и твердую металлическую полосу - след «мертвого выброса». Страх перерос в беспричинный ужас, стали мерещиться зубастые пасти акул и неведомых зверей. Башня превратилась в чудовищного чешуйчатого дракона, готового пасть сверху и проглотить человека целиком… Ивашура не выдержал и побежал к «дракону», стараясь не подвернуть ногу и не упасть.
        Металлическая дорожка вывела его к земляной складке, помогла вскарабкаться на крутой горб вспученной земли, и почти сразу же страх исчез, галлюцинации рассеялись, боль в голове притупилась. Ивашура постоял с минуту на дрожащих ногах, упиваясь блаженным состоянием покоя и уходящего страха, присел на комель сосны, торчавший из земляной массы. Стена Башни излучала ощутимое тепло, пришлось снять шапку и расстегнуть полушубок.
        Пискнула рация, вызывал Гришин.
        - Игорь Васильевич, не пора ли заканчивать этот рискованный опыт? Не хватало, чтобы руководители экспедиции подавали пример недисциплинированности. Кто санкционировал опасный для жизни эксперимент?
        - Не шуми, Константин Семенович, - примирительно сказал Ивашура. - Приду - тогда поговорим. Кстати, сам же меня и подбил, вспомни разговор у Меньшова.
        - Я себя уже исказнил за тот разговор, старый дурак… Возвращайся, Игорь, Христом-богом прошу…
        - Все нормально, минут через десять пойду обратно. Жалко, что не взял с собой аппаратуру, сижу у самой стены. Жарко, спасу нет, и воняет, как в кратере вулкана. Знаешь, только тут, у Башни, можно оценить ее грандиозность и величие в полной мере. Не хочешь испытать?
        - Благодарю. - Гришин помолчал, видимо, искал достойный ответ. - Выбирайся быстрей. Может, послать за тобой вертолет?
        - Э-э, нет, рисковать все же надо умеючи, вертолетчики подождут меня на прежнем месте. Кстати, непонятно, почему нет ветра. Внизу он был, а на валу нет. Прекратился или просто дует по касательной, а я в застойной зоне?
        Гришин не ответил.
        Ивашура переключил диапазон рации.
        - Сурен?
        - Слушаю, - отозвался Гаспарян.
        - Что физики?
        - Ругаются, но не по-русски, ничего понять нельзя, кроме слова «биополе».
        Ивашура невольно засмеялся.
        - Пусть ругаются, значит, что-то записали, не зря я тут бегаю по буеракам. Ничего не надо включить-переключить в моем снаряжении? Спроси-ка у старшего…
        Молчание, через минуту:
        - Все в порядке, твое снаряжение работает нормально.
        - Чувствую себя, как конь в упряжке, если не хуже: все тело чешется. Ладно, ждите.
        Щелчок смены канала.
        - Михаил, как вы там?
        - Нормально, - отозвался Рузаев. - Я тут заснял на пленку, как ты бежал - зигзагами, словно под обстрелом. Впечатляющие кадры!
        - Точно зигзагами? - удивился Ивашура. - А мне казалось, что бегу прямо.
        - Абсолютно. Я видел, как бегает верблюд по пустыне, - очень похоже.
        - На тебя бы навесить двадцать килограммов железа, посмотрел бы я, как… Ну, хорошо, продолжай съемку, иду обратно.
        Он встал, отломил металлическую веточку металлической сосны, сунул в карман. К стене Башни приблизиться вплотную было почти невозможно из-за плотного потока теплового излучения, но Ивашура все же сумел подобраться, завязав лицо шарфом по самые глаза. Материал стены был крупнозернистым, очень твердым и отливал перламутром. Взять пробу даже с помощью пробоотборника не удалось. Отверстие, извергнувшее недавно удивительную субстанцию «мертвого выброса», было затянуто синеватой пленкой и располагалось на высоте трех метров. Чувствуя, как жар проникает под одежду, обливаясь потом, Ивашура подпрыгнул и ткнул щупом в синее пятно. И не успел опуститься, как совсем близко неожиданно жутко, тоскливо закричал паук.
        Ивашура оступился, больно ударился коленом о металлический выступ, с трудом поднялся и бросился, не оглядываясь, по крутому спуску вниз. «Лишь бы не «глаз дьявола»! - взмолился он на ходу. - И не «мертвый выброс»! Впрочем, выбросы не повторяются в одном и том же месте… Что же это? О чем предупредил паук?»
        Ивашура упал, оглянулся назад. Участок стены длиной около сотни метров накалился до золотого свечения, волны этого свечения отделились от стены и медленно поплыли к земле, шипя и потрескивая, вспыхивая искрами.
        Заговорила рация, сквозь хрипы и шум едва можно было расслышать голос Гришина:
        - Игорь, в твоем районе начался электрический «дождь». Слышишь меня, Игорь? Я дал тревогу.
        - Слышу, - повысил голос Ивашура. - Не паникуйте, если связь прервется, - сильные помехи. «Дождь» наблюдаю, нахожусь в безопасности.
        В безопасности он не находился, но не хотел волновать заместителя и радистов штаба.
        Электрический «дождь» продолжался. Со стены срывались целые полотнища электрического сияния, плыли наискосок к земле и распадались на десятки ручьев холодного бело-голубого пламени. Сильно запахло озоном. Над камнями, ветками, кочками, изломами пластов торфа и земли засияли светлые ореолы. Мех на воротнике полушубка встал дыбом. Отовсюду доносилось ядовитое шипение и треск, мышцы рук и ног стали непроизвольно подергиваться, по нервам прошла волна странного щекочущего покалывания.
        Ивашура снова полез вниз, оскальзываясь на глыбах глины, падая, проезжая на животе или на спине сразу десятки метров. А уже у подножия вала его настиг один из «тихих» электрических разрядов: удар, всплеск боли в голове, цветное пламя в глазах, сменившееся серой мутью…
        Очнулся он от холода. Вокруг было темно, лишь кое-где в этой темноте вспыхивали ненадолго зеленые и желтые звездочки, гасли и тут же появлялись в другом месте. Ивашура вслепую пошарил руками вокруг себя, привстал. Он лежал на чем-то очень холодном и упругом, ассоциирующимся с телом мертвого кита. «Звезды» продолжали вспыхивать и гаснуть, но понять, далеко они или близко, было невозможно.
        Ивашура сел на своем упругом ложе, чувствуя легкое головокружение. В затылке застряла тонкая заноза пульсирующей боли, тело плохо слушалось, хотелось снова лечь и поспать.
        - Подвал, что ли? - вслух сказал он, пытаясь взбодриться с помощью аутотренинга.
        Стиснул зубы, встал, огляделся. «Куда идти? Везде темно, как в пещере. Куда я попал? Может, провалился в трещину? Не похоже…»
        Ивашура вытянул руки вперед и стал продвигаться на ощупь, чтобы не встретиться ненароком с каким-нибудь препятствием. Темнота, тишина, бесшумные звезды в бесконечной дали, странные запахи, оставляющие горьковатый привкус во рту, пружинящее под ногами невидимое покрывало, холод…
        Где-то близко (а может быть, далеко) раздалось вдруг отчетливое хрипловатое рычание.
        Ивашура остановился, прислушался, нашарил на поясе нож. Что-то мешало ему, стесняло движения… Ну, конечно, датчики, упряжь антенны, фиксаторы, ремни и прочие побрякушки. К черту!
        Стараясь не шуметь, он содрал с себя электронную технику радиофизиков и медиков, с удовольствием расчесал места установки датчиков и плотнее запахнул полушубок. Интересно, кто рычал? Похоже на льва, но откуда львы в Брянском лесу?
        Ивашура снова двинулся в темноту, вслушиваясь в шорохи, забыв об ушибах и ссадинах, готовый к борьбе с любой опасностью. Прошла минута, десять, полчаса - все та же упругая плоскость пола, мрак и звезды. Что за чертовщина! Куда он попал?! Нет, таких подземелий - со звездами и ровным полом, не существует! Неужели «область Рузаева»? Но Михаил ходил по светящемуся туману, а тут темь, хоть глаз выколи!..
        Он клацнул тумблером рации, вызвал Гришина; в ответ - слабое шуршание фона. На других диапазонах то же самое: радиоволны «застревали» во мраке, ни его не слышали, ни он никого не слышал. Хотя вполне могло быть, что его слышали, а он - нет. Проверить Игорь не мог.
        Сколько он так шел - неизвестно, но шел долго. Потом почувствовал, словно продавил телом какую-то прозрачную и упругую пленку, и вокруг все внезапно изменилось. Из тьмы проступили предметы: редкие кусты ольхи, кочки, пласты перепаханной почвы, зубчатый профиль леса в сотне метров, стена Башни в противоположной стороне, перекрывающая половину видимого мира, но все это - интенсивно фиолетового цвета, окруженное удивительным алым ореолом. В сером небе плавало странное тускло-багровое солнце.
        Ивашура висел в полуметре над землей, ни на что видимое не опираясь, но одновременно чувствовал под ногами все то же упругое нечто, по которому отшагал не один километр. Осмотревшись, он решил продолжить путь к лесу. Попробовал снова связаться со штабом, но рация лишь глухо шипела и потрескивала. Отмерив несколько десятков шагов, Ивашура вдруг заметил, что на самом деле продвинулся вперед всего метра на полтора. Остановился, снова пошел, потом побежал. Впечатление было такое, будто невидимая дорожка под ногами бежала навстречу с тем большей скоростью, чем быстрее он двигался сам. Пробежав метров сто (по внутреннему счету шагов), он измерил на глаз расстояние, на которое переместился на самом деле, - метров пять-шесть! Заколдованное место! Эдак и до леса не доберешься.
        Ивашура упрямо продолжал путь, но продвигался к лесу все медленней и медленней, потом и вовсе перестал приближаться, и это несмотря на то, что он шел с прежней скоростью, каждым шагом отмеряя почти метр! Через полчаса он сдался, вытер вспотевший лоб и сел на упругий слой отдохнуть. Его не хотели выпускать из странного пространственного мешка с удивительными свойствами. «Что ж, отдохнем и попробуем двинуться в обратном направлении. Чем еще нас удивят хозяева Башни? Кстати, кто они? Неужели пауки? Как говорил Валера: «Башня - мост между Землей нашего времени и Землей, где время течет «под углом», а пауки - строители этого моста». Все же мыслит Валера оригинально, этого у него не отнять, как и его рассеянности. Интересно, квантуется ли «угол времени»? Должен квантоваться, иначе получится дурная бесконечность земель и цивилизаций. Но чему равен этот
«квант угла поворота»? Градусу? Половине градуса? Минуте? Часу? Надо привлечь математиков, пусть попробуют построить непротиворечивую модель».
        Ивашура глянул на часы: шел третий час дня, а он вылетел в десять утра, значит, его прогулка у Башни длится уже больше четырех часов. В штабе, пожалуй, всполошатся, если уже не всполошились, бросятся искать… Правда, вертолетов пока не слышно, может, обойдется «легким испугом»?
        Он встал и побрел к Башне, создающей из-за колоссальных размеров впечатление наклонившейся и вот-вот готовой рухнуть стены. В эту сторону шаги получались нормальными, соответствовали тем усилиям, которые он прилагал. Он шел и смотрел на Башню, и чем ближе подходил, тем светлее она становилась: от фиолетовой, почти черной, до синей и голубой, и наконец в двухстах шагах от ее стен она стала… голубовато-прозрачной, как глыба стекла! В этой глыбе тенями обозначились лестницы, стены, коридоры, какие-то машины, светящиеся фигуры. Ивашура сделал шаг еще и оказался в темноте с мигающими звездами. Пахнуло ледяным холодом, как из морозильника. Невидимые сети упали сверху, сжали руки, ноги, сдавили бока. Ивашура рванулся и… вывалился на холм желтой глины на вершине земляной складки у стены Башни. Рация зашумела, захрипела, чей-то голос пробился сквозь этот шум:
        - …молчите?.. передают, что датчики… где?
        - Не поднимайте паники! - буркнул Ивашура, приблизив губы к микрофону рации. - Все нормально, возвращаюсь. Который час?
        - Без пяти одиннадцать, - ответил далекий Рузаев. - Что там у тебя стряслось с датчиками? Гаспарян звонил мне, мол, ты не отвечаешь.
        Ивашура некоторое время соображал.
        - И сколько я молчал?
        - Минуты три. Физики передают, что их приборы перестали регистрировать сигналы датчиков.
        - Успокой их, датчики я снял, потом все объясню.

«Три минуты… - пробормотал он про себя. - А по моему хронометру прошло почти четыре часа! Нет, хватит шутить с господином Случаем! Хорошо, что путешествие закончилось благополучно. А ну как остался бы внутри этого «мыльного пузыря» с чужим временем?!»
        Ивашура посмотрел вверх: электрический «дождь» постепенно терял силу, затухал. Стал спускаться с вала. У подножия земляной складки наткнулся на труп животного, не то тигра, не то льва, вернее - на переднюю половину трупа, задняя часть туловища отсутствовала…
        - Через «зону ужасов» я промчался, не успев даже понять, что это «зона». - Ивашура хмуро усмехнулся и замолчал, вертя в пальцах блестящий камешек.
        В штабе, наполненном пульсирующим гулом, зуммерами и свистами радиотелеграфной станции, сидели руководители экспедиции, начальники лабораторий радиофизики и биологии, Меньшов, Гаспарян и лейтенант Куща. По лицу Богаева ходили тени озабоченности и досады. Гришин о чем-то думал, взявшись пальцами за подбородок, радиофизик вздыхал, поглядывая на биолога.
        - Наша физика мало применима для объяснения феномена Башни, - проговорил Меньшов, оглаживая бороду. - Взять тот же «мыльный пузырь» с иным ходом времени: до сих пор наука не сталкивалась ни с чем подобным, нет даже серьезных теоретических работ на эту тему, только дикая гипотеза нашего уважаемого коллеги Валеры о квантовых эффектах и дискретности углового поворота времени. Кстати, я готов принять ее после того, что услышал от Игоря и Миши Рузаева.
        Богаев поморщился.
        - Товарищи, не о том говорим. Игорь Васильевич сегодня преподнес нам сюрприз, какого от него не ожидали. Можно ли так рисковать начальнику экспедиции? Мне кажется, нельзя.
        - Владлен Денисович, давайте поговорим об этом отдельно, - сказал Ивашура. - Каюсь, виноват, больше не повторится. С этого часа вступает в силу приказ: не приближаться к Башне ближе, чем на три километра. Касается всех! Этого достаточно.
        Богаев что-то пробормотал, отворачиваясь.
        - Меня интересует, - продолжал Ивашура, - что дал науке мой «бег по пересеченной местности». Что вы записали и расшифровали.
        Радиофизик посмотрел на биолога, тот пожал плечами.
        - Результаты обрабатываются, ничего конкретного сказать не могу. Аппаратура записала поступившие с датчиков сигналы, но чем они вызваны - пока загадка.
        - То же самое могу сказать и я, - признался радиофизик. - Приборы отметили повышенную ионизацию воздуха в тот момент, когда начался «электродождь», но это как раз нормальное явление. Остальные записи - темный лес! Похоже, мы открыли в
«зоне ужасов» тип излучений, действующий непосредственно на нервную систему.
        Сквозь шумы эфира в комнату пробился чей-то голос.
        - Где это? - переспросил радист.
        Голос пробормотал что-то неразборчивое, но радист понял.
        - Хорошо, сообщу.
        - Что там еще? - повернулся к нему Богаев.
        - На южном участке стены замечены «телеэкраны», сразу пять штук на разных высотах.
        - Ну и что?
        - В одном из них был виден человек. Ребята засняли все на кинопленку.
        - Что за человек? - быстро спросил Ивашура. - Не напомнил ли он кого-нибудь из знакомых?
        - Сейчас спрошу. - Радист потянулся к панели РТС.
        - Не надо, проявят пленку - посмотрим сами.
        - А кого ты имел в виду? - наклонился к Ивашуре Гаспарян. - На кого должен быть похож человек в «телеэкране»?
        - Помнишь рассказ Миши? Ему показалось, что он видел Ивана Кострова.
        - Думаешь, Иван в Башне?
        - Хочу верить, что он жив.
        - А если «телеэкран» - средство наглядной передачи информации, применяемое хозяевами Башни? Для контакта со своей стороны?
        - Что вы там шепчетесь? - недовольно спросил Богаев. - Есть что сказать, так говорите всем.
        - Чтобы вы потом обвинили нас в ненаучном подходе? - сказал Ивашура со вздохом.
        - Сурен предлагает создать специальную комиссию по контактам с пауками или с тем, кто воздвиг Башню.
        - Кто, я? - удивился Гаспарян, потом небрежно кивнул. - А-а… Да, было.
        Богаев отнесся к этой идее с неожиданной серьезностью.
        - А что, надо подумать. Может быть, привлечь специалистов Крымской лаборатории связи с иными цивилизациями? У них составлены какие-то программы…
        - Обязательно, - кивнул Ивашура твердо. - Сурен и начнет переговоры. Завтра.
        На этом «малый штабной совет» и закончился.
        Богаев с лейтенантом взялись за устройство лагеря для прибывающих иностранцев. Директор Центра, сняв с себя ответственность в вопросе общего руководства экспедицией, компенсировал это кипучей бытовой деятельностью, где нужна была только голова администратора-хозяйственника. Гришин поехал с представителями райкома по ближайшим к Башне поселкам и деревням проверить, как идет эвакуация. Ивашура занялся организацией телепередачи «с места события». Телевизионщики долго искали место съемки, зато разворачивали и проверяли телекамеры и аппаратуру связи всего четверть часа. Ивашура дважды разговаривал с Вероникой. Ведущая телепрограммы «Время» интересовала его все больше: прямотой, сдержанностью, живым умом, да и красотой природа Веронику не обделила. К тому же он чувствовал, что интерес этот взаимен.
        Наконец в четвертом часу дня интервью с «начальником комплексной научной экспедиции Игорем Васильевичем Ивашурой» было записано на видеомагнитофон, и Гибелев отбыл на вертолете в Брянск, чтобы в шесть передать запись в эфир через областной центр. Уже была передана прямая телепередача с комментариями Ивашуры, Гаспаряна, Меньшова и других участников экспедиции.
        После телесъемки Ивашура побывал в фотолаборатории и просмотрел кадры киноленты с «телеэкрана». Человек, отраженный «экраном», не был похож на Ивана Кострова. Кроме незнакомца, голубой квадрат показывал еще паука и жуткую черную фигуру, напоминающую кентавра, а также целые вереницы светящихся пятен.
        - Ну и что ты об этом думаешь? - спросил Ивашура Рузаева, который сам проявлял свою кинопленку в лаборатории. - Что такое «телеэкран»? Попытки хозяев Башни вступить в контакт с нами?
        - Не думаю, - помолчав по обыкновению, ответил Михаил.
        Промыв пленку, развесил мокрые ленты на проволоке для просушки, и они вышли из домика лаборатории.
        - Мы привыкли, что экраны всегда каким-то образом связаны с передачей информации, - продолжал Рузаев, пока они шли к жилому кварталу экспедиции. - Но давай порассуждаем. Если бы хозяева Башни в самом деле хотели установить контакт с нами, то действовали бы с гораздо большей последовательностью и целенаправленностью. В действительности же все явления, так или иначе связанные с Башней, больше напоминают аварийные утечки опасных веществ, о чем нас и пытаются предупредить пауки. А «телеэкраны» возникают не на одном месте, что диктуется логикой налаживания информационного обмена, а в разных местах и на разных высотах. Многие из «экранов» мы вообще не успеваем заснять на пленку. Где же тут установление контакта?
        - Логично, - согласился Ивашура.
        Они, не сговариваясь, остановились на дороге, уезженной вездеходами, и Башня все больше выступала из мглы багрово-коричневой колонной, в глубине которой иногда загорались острые лучики света или шарфы белых искр.
        - Светится со вчерашнего дня, - пробормотал Рузаев. - Скоро очередная пульсация.
        Помолчали и снова зашагали к вагончикам, от окон которых протянулись по снегу полосы желтого света. Где-то за деревьями тарахтел движок, дающий электричество лагерю экспедиции.
        - Аварийные утечки, - задумчиво повторил Ивашура. - Интересная мысль. Михаил, а что, если нам попытаться осуществить идею Вани Кострова?
        - Какую именно? - поинтересовался Рузаев. - У него было много идей.
        - О контакте с пауками.
        Рузаев искоса взглянул на товарища.
        - Очевидно, у тебя уже есть соображения, как это сделать практически? Если ты помнишь, мы не смогли поймать ни одного экземпляра. И вообще, не представляю, какой контакт можно установить с пауками, если уже понятно, что это обыкновенные киберы?
        - Именно потому, что они автоматы с определенной программой, и не просто киберы, а биокиберы, судя по их повадкам, и можно сделать попытку контакта.
        - Био не био, но попробовать, однако, можно. Буду соображать.
        - Посоображай, пожалуйста, я тоже поразмышляю, но времени у нас мало… Ты в самом деле видел в «телеэкране» Ивана? - внезапно спросил Ивашура, останавливаясь на пороге штабного вагончика.
        Рузаев полизал царапину на пальце, помолчал, потом пожал плечами.
        - Не берусь утверждать, однако, по-моему, это был он. Не знаю только, как он мог оказаться внутри Башни.
        - И я не знаю. Может быть, их втянуло с вертолетом, может, в момент появления Башни она была открыта сверху, а может быть, их захватили хозяева Башни после падения… Первый вопрос, который я хочу задать паукам: живы ли Иван с Таей?
        Ивашура толкнул дверь, и они вошли в освещенное тремя «люксами» помещение штаба.
        У стола Богаев разговаривал с Вероникой, одетой в брючный костюм серебристого цвета. Помещение, как всегда, было заполнено голосами переговаривающихся начальников лабораторий, групп, исследовательских отрядов, перекличкой водителей вездеходов и спецмашин, патрулей оцепления и постов воинских подразделений.
        Два радиста с наушниками работали на пультах РТС: на них, кроме приема и передачи оперативной информации, лежала забота о связи с руководством района и области, с органами МВД и Комитета государственной безопасности, со всеми научными центрами и организациями Москвы и других городов страны.
        Ивашура улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Вероники, прошел к радистам в аппаратную, выслушал несколько сообщений личного характера и вернулся к столу посередине комнаты.
        - Через сорок минут перекличка, - сказал он. - Проведу сам. Что у вас нового, Владлен Денисович?
        - А что у меня может быть нового? - пробурчал Богаев, вытирая лысину и лоб платком. В комнате было жарко, но директор Центра не раздевался, только распахнул свою знаменитую шубу из шкуры неизвестного науке зверя. - Я теперь не ученый, а простой администратор, так сказать, завхоз экспедиции. Отправил Глазунова и всю его компанию домой, в Жуковку, успокоил как мог. - Богаев через силу усмехнулся. - Не знал до этого за собой таких способностей. Константин Семенович вернется завтра, звонил откуда-то из Фокина. Иностранцы разместились в полукилометре от штаба, но они полностью находятся на попечении какого-то деятеля из Москвы, так что нам забот поменьше. С продуктами Глазунов обещал помочь, рацион-то у нас не больно разнообразный. Что еще? Телевидение вот интересуется работой Центра и некоторыми его специалистами.
        Богаев хитро покосился на Веронику, но та не смутилась, прямо смотрела на Ивашуру, как бы давая понять, что ничего особенного в ее интересе к отдельным специалистам нет.
        - Вы становитесь ворчуном, - сказал Ивашура. - Сами предложили мою кандидатуру в начальники экспедиции, а теперь каетесь? С удовольствием уступлю кресло, тем паче, что оно и мне не дает возможности заниматься наукой.
        - Ну конечно. А кто ходил к Башне, рискуя… - Богаев посмотрел на Веронику и понял, что сказал лишнее.
        - Вот-вот, - оживилась та. - Расскажите, Игорь, пожалуйста.
        Ивашура посмотрел на часы.
        - Это вам расскажет и Миша Рузаев, а я сейчас буду проводить перекличку, сверять планы на завтра. Подождете?
        - Непременно.
        - Михаил, - позвал Ивашура. - Подойди на минуту.
        - А я пошел спать. - Богаев вздохнул, сунул платок в карман. - Старик я еще молодой, но разве за ним угонишься? - кивок в сторону отошедшего Ивашуры. - Вырос парень, далеко пойдет, вот помяните мое слово.
        Через час Ивашура закончил вечернюю перекличку с руководителями научных отрядов и оставил Рузаева в штабе дежурить вместе со сменой радистов. Сам же оделся, помог одеться Веронике, и они вышли из комнаты в ночь.
        Лес со стороны дороги глухо шумел под усилившимся ветром. Звезд не было видно, небо казалось закрытым облаками. Башня почти не выделялась в темноте, но, приглядевшись, можно было рассмотреть странную темно-вишневую стену, нереальную своими размерами, однотонностью и цветом. Аналогий этой стене подобрать было невозможно - ничто на Земле не соответствовало ей, не походило на нее даже отдаленно. До Башни было около двенадцати километров, и все же она загораживала треть небосклона, исчезая в низких, быстро несущихся облаках.
        Мороз был нешуточный, с ветром, Ивашура заботливо поправил воротник шубки спутницы, и они медленно побрели по скрипящему утоптанному снегу к «жилому кварталу» экспедиции. Сквозь шум леса доносился равномерный стук дизеля, дающего свет и жизнь всему лагерю, взревывал вездеход, по дороге прошел трактор с волокушей.
        На стене Башни под самыми облаками вспыхнул круглый желтый зрачок, помигал, светлея, и погас.
        - Красиво, - сказала Вероника, не сводя глаз с темно-вишневой полосы. - Что это было? «Глаз дьявола»?
        - Вы уже неплохо ориентируетесь в нашей терминологии.
        - Просто все настолько неординарно, что запоминается сразу. Кстати, вас снова ждут журналисты, им не все ясно.
        - Вот как? Старые знакомые?
        - И старые и новые. Приехали корреспонденты центральных газет и журналов. Многих я знаю по работе.
        Ивашура замедлил шаг, задумался на несколько секунд.
        - Знаете что, давайте посмотрим на Башню сверху. Вы ведь, наверное, еще не видели ее в таком ракурсе?
        Вероника посмотрела на него удивленно, в глазах отразился свет окон ближайшего домика.
        - А можно?
        - Разве я не начальник экспедиции?
        Вероника засмеялась.
        - Богаев назвал вас «волюнтаристом с докторским дипломом», и он прав, по-моему.
        - Конечно, прав, я волюнтарист, даже анархист, если хотите, но, к счастью, обладаю обостренным чувством риска: знаю, когда можно рисковать, а когда нет. Как видите, пока я не ошибался.
        - Потому и в «зону ужасов» пошли, что предполагали благополучный исход «разведки боем»?
        - Не предполагал - знал. Не верите? Ей-богу, не вру! Со мной ничего не может случиться, пока я держу свое бытие в прогнозируемом русле.
        - А вы не хвастаетесь часом, «волюнтарист»?
        Ивашура улыбнулся.
        - Есть немного, из желания понравиться. Итак, летим?
        - Летим! - без колебаний ответила девушка. - Только сообщите все же о своем решении Богаеву, я его почему-то побаиваюсь. И вообще как-то странно: директор Центра и вдруг - заместитель своего подчиненного… Вы не находите?
        - Нет, все закономерно. Богаев стар, через год уходит на пенсию, да и сердце у него слабое, а тут забот невпроворот.
        - А как вы с ним в Центре уживаетесь?
        - Нормально. Я его уважаю, он меня, надеюсь, тоже.
        - Я слышала обратное…
        - Чепуха! - Ивашура начал сердиться. - Просто был случай, когда я оказался прав, а он нет. Но я сказал правду: мы уважаем друг друга. Еще раз спрашиваю…
        - Да лечу, лечу, не сердитесь, Игорь. - Вероника взяла Ивашуру под руку. - Не хотелось бы пилотов беспокоить.
        - Пилотом пойду я. Постойте минуту, я предупрежу Михаила. - Ивашура бегом отправился назад к штабному домику и вскоре вернулся. - Все, идемте.
        Они пошли к стоянке вертолетов, перебрасываясь на ходу ничего не значащими фразами.
        Ивашура первым залез в кабину, включил свет, прогревание и помог девушке подняться.
        Двигатель, застывший на морозе, долго не хотел просыпаться, фыркал, бурчал, тряс кабину, но все же завелся. Медленно закружились лопасти винтов, побежали веселей, и вертолет взлетел.
        - Я гляжу, все, что мне о вас говорили, сбывается, - сказала Вероника.
        - А что говорили? - Ивашура натянул на голову дугу с наушниками, поправил на горле ларингофон и выключил в кабине свет.
        - Ну, например, что вы все умеете и все знаете.
        - Снова преувеличение. Почему вы избрали профессию телекомментатора? Вам надо работать журналистом.
        - А я и так журналист, во всяком случае, три года назад окончила факультет журналистики МГУ.
        - Я так и знал, - с сарказмом сказал Ивашура. - Чего еще от вас можно было ожидать!
        Вероника рассмеялась.
        - С вами интересно, Игорь. Позвольте вопрос…
        - Женат ли я? Нет, пока не женат.
        - Ну вот. - Девушка с сожалением покачала головой. - Я думала, у вас есть чувство меры.
        - Простите, - быстро сказал Ивашура и коснулся руки соседки. - Это со мной бывает очень редко. Простили?
        - Я подумаю.
        Вертолет облетел Башню кругом, порывы ветра то и дело заставляли его крениться с боку на бок, и приходилось не столько смотреть вперед, сколько прилагать усилия, чтобы удержаться на сиденье.
        - Держитесь за меня, - предложил Ивашура, сам он словно врос в пилотское кресло. Вероника подумала и приняла его предложение.
        Вертолет вошел в облака, кабину затрясло.
        - Выйдем вверх - тряска прекратится, - пообещал Ивашура.
        - Игорь, что будет… - Вероника помолчала. - Что, если Башня не остановит свой рост?
        Ивашура, казалось, увлекся управлением машиной и не слышал вопроса. Вертолет наконец пронзил облачный слой и оказался под темно-фиолетовым куполом с великолепным звездным узором. В пяти километрах от него парила угрюмая, светившаяся багровым накалом округлая гора Башни.
        - Не знаю, - ответил Ивашура вдруг, словно вспомнив вопрос. - Этим делом займется специальная комиссия.
        - Ну, а ваше мнение?
        - Мое? - Начальник экспедиции снова замолчал.
        - Ну да, твое. - Вероника не заметила, что перешла на «ты». - Не верю, чтобы у знаменитого доктора наук Ивашуры не было своего мнения по любому вопросу.
        - Мое мнение - придется пригрозить тем, кто в Башне. Как - пока не знаю, - предупредил он следующий вопрос Вероники. - Что-что, а способ пригрозить у нас найдется.
        Вертолет поднялся еще выше, и стало заметно, что колонна Башни с высотой как бы теряет плотность, становится зыбкой, прозрачной и постепенно исчезает, теряется в небе, и от этого не только сама Башня, но и мир вокруг становится нереальным, наделенным неведомыми свойствами, пугающим и неземным…
        - Хочется закрыть глаза и проснуться… - прошептала Вероника.
        Ивашура вместо ответа повел вертолет еще выше и повернул к Башне. Над Башней на высоте пяти километров он остановил движение, вертолет завис.
        Только здесь становилось отчетливо видно, что Башня круглая. А в ее глубине, как в стакане рубинового стекла, плескалась и мерцала перламутровая жидкость-сияние.
        Они завороженно смотрели минут десять, потом на крошечной панели управления вертолета мигнул зеленый огонек, и в наушниках проскрипел голос Рузаева:
        - Игорь, как дела?
        - Все отлично, - ответил Ивашура, поглядев на спутницу. - Возвращаюсь.
        И они полетели обратно.
        Перед тем как лечь спать, Ивашура побродил вокруг лагеря по утоптанным тропинкам, сожалея, что отпустил Веронику, подавил желание вызвать ее снова и, вспомнив разговор с Меньшовым, направился к вагончику ВЦ.
        Экспедиции была придана экспериментальная ЭВМ среднего класса ЕС-2289, способная работать в режиме разделения времени и транспортируемая в закрытом фургоне.
        Вычислительным центром вагончик с ЕС-2289 назвать было трудно, однако функции он выполнял аналогичные кустовому ВЦ. Работало на ЭВМ двадцать специалистов, нередко в три смены. В этот вечер в фургоне дежурила смена Кобцева, укомплектованная молодыми программистами и математиками, вчерашними выпускниками вузов страны.
        - Привет служителям культа интеллектроники, - поздоровался Ивашура с начальником смены, с лица которого никогда не исчезала скептическая усмешка, будто он сомневался в способностях машины решать сложные задачи.
        - Привет начальству, - прохрипел Кобцев, не отрываясь от клавиатуры и дисплея. - По делу или без?
        Ивашура покачал головой.
        - Ты, Борис, никогда не станешь дипломатом.
        - Это почему же?
        - Ты прямой, как полет стрелы. Я на секунду. Тут у тебя работали физики, стажеры Меньшова, где результаты их работы?
        Кобцев, не оглядываясь, позвал:
        - Константин, выведи ему на контрольный дисплей данные по изолиниям.
        Молодой программист, розовощекий, с открытым лицом, подозвал Ивашуру, пощелкал клавишами задатчика программ, и дисплей послушно высветил на экране результаты работы физиков.
        По данным, поступающим с датчиков и зондов вокруг Башни, ученые рассчитали линии, соединяющие точки с равными потенциалами: изотермы - с одинаковой температурой, изодинамы - с одинаковой напряженностью магнитного поля, изогравы
        - с одинаковой силой тяжести, изопикны, изоклины, изохроны и так далее, и тому подобное. Картина вырисовывалась интересная, хотя и ожидаемая: вокруг Башни природа «сошла с ума», реализуя чудеса, которые нигде на Земле не повторялись с такой частотой и силой. И средоточием этих чудес была сама Башня, порождение жутких по мощи и психологической значимости таинственных и непонятных сил.
        - Вот их последние расчеты. - Константин прошелся пальцами по клавиатуре терминала ввода-вывода. - Сейсмопрофилограммы от подвижек Башни.
        Ивашура кивком поблагодарил и долго разглядывал зубчатые профили сейсмогейстов. Башня стала центром сейсмической активности в той местности, где никогда не бывало землетрясений.
        - Ясно, - очнулся наконец Ивашура. - Голова кругом… А чем вы сейчас занимаетесь?
        Кобцев не ответил, а Константин с виноватой улыбкой, извиняясь за начальника, проговорил:
        - Работы много, не хватает времени, захлебываемся. Сейчас машина считает конфигурацию электромагнитных полей и строит график в реальном времени - для прогноза активности Башни. Потом надо будет сделать расчеты закономерности появления «глаз дьявола» и «мертвых выбросов», рассчитать безопасные подходы к Башне, точки воздействия, вероятные разрушения… - Константин пожал плечами. - Ну и все такое прочее.
        Ивашура кивнул, постоял еще минуту и вышел. Дверь отрезала шум работы ВЦ: писки, шорохи, стрекот печатающих устройств, гудение кондиционеров.
        Из-за туч выглянул краешек луны, и на пушистое заснеженное поле упал призрачный зеленоватый отсвет…
        ГЛАВА 6
        Утром Башня вздрогнула, этот непредвиденный толчок вызвал сдвиги и разрывы почвы в радиусе десяти километров от Башни, и в результате лопнул газопровод на трассе Брянск - Смоленск и оказалась поврежденной железная дорога Жуковка - Брянск. Ивашура все утро занимался ликвидацией аварий. Железнодорожный путь починили быстро, справиться с газопроводом оказалось трудней: газ вспыхнул, и образовался огненный факел высотой несколько десятков метров. Вызванные аварийные бригады района не смогли утихомирить огненную стихию, пришлось вызывать спецкоманды газового хозяйства области. Лишь к полудню факел потушили, и газовые трубы в местах разрыва заключили в надежные бандажи.
        Ивашура вернулся в штаб и узнал, что вечером прибывает обещанная Старостиным правительственная комиссия. Богаев, вздыхая, рассказал, какие разрушения вызвал в городе толчок, и передал просьбу Глазунова предупреждать население о толчках заранее.
        - Этот толчок никто предвидеть не мог, - огрызнулся Ивашура. - С пульсацией он не связан. Передайте Глазунову: все, что можем, сделаем.
        Пока Ивашура знакомился с информацией, поступающей от начальников групп, в штаб позвонили геофизики и сообщили, что у них двойное ЧП: один вездеход втянуло в Башню, а второй попал под струю «мертвого выброса».
        Ивашура немедленно вылетел к геофизикам, молясь в душе, чтобы несчастные случаи оказались без жертв, но мольбы не помогли, на этот раз ЧП было серьезным.
        Начальник группы геофизиков на свой страх и риск снарядил два вездехода для того, чтобы в непосредственной близости от Башни произвести наклонное бурение и взять образцы грунта до глубины в триста метров. Буровики - молодые сильные ребята, бывшие в составе группы, - согласились на рискованную работу, требующую сноровки, быстроты и ювелирной точности, и взялись пробурить наклонную скважину к подземному цоколю Башни за двое суток до начала очередной пульсации.
        Они успели установить универсальную буровую вышку и смонтировать оборудование в километре от стены Башни, на границе «зоны ужасов», как вдруг заорал паук, потом другой. Начальник группы имел достаточный опыт работы вблизи Башни, поэтому дал команду покинуть вездеход, отойти от вышки и лечь на землю. Ослушаться его не посмели, и это предотвратило трагедию. Участок стены Башни беззвучно провалился внутрь на площади не менее чем в пять тысяч квадратных метров, раздался свистящий, режущий слух всхлип, и все, что стояло и лежало на полосе от этого места на протяжении километра, в том числе вышка и вездеход, оказалось втянутым в Башню.
        Не успели люди прийти в себя, как снова закричали пауки. Тревогу вызвал «мертвый выброс»: черная струя накрыла оставшийся вездеход и коснулась начальника, чудом миновав остальных.
        Начальник умер, не приходя в сознание, по дороге в лагерь. Ноги у него до колен стали металлическими, сохранив форму, данную им природой…
        У тела начальника группы суетились растерянные врачи и биологи, двое из них были академиками с мировыми именами. Ивашура постоял, посмотрел, стиснув зубы, послушал реплики врачей и вышел из вагончика на свежий воздух, в толпу молчавших людей, среди которых были и иностранные корреспонденты. Слова были лишними в этой ситуации, начальник группы знал, на что шел, но это не снимало ответственности за его жизнь с начальника экспедиции.
        - Покажите, где это произошло, - попросил Ивашура в толпу.
        Переглянулись, вперед вышли двое парней в стеганках.
        - Мы покажем.
        - Садитесь в вертолет, пойдем сверху.
        Через четверть часа вертолет завис над местом неудачного эксперимента. С двухсот метров была хорошо видна серая, гладкая, отблескивающая металлом полоса, уходящая к Башне, - там, где легла на землю трасса «мертвого выброса». Гусеничный вездеход располагался у края той полосы и казался неповрежденным, но, когда вертолет приземлился, все поняли, что он целиком металлический. Все, даже стекла кабины и прожекторов, пластмассовые гусеницы, резиновые когда-то клапаны карманов с инструментом; брезентовый верх - все превратилось в металл!
        Ивашура взял пробы металла, предварительно включив дозиметр: радиационный фон был выше, чем обычно, но в пределах допустимых норм.
        Потом они покружили над местом установки буровой, но ничего не нашли. Полоса земли до самой Башни была абсолютно голой - ни камня, ни кочки, ни деревца, ни кустика…
        Ивашура понаблюдал в бинокль за черной брешью в стене Башни и дал команду возвращаться. Он понимал, что полоса спокойного, если можно так выразиться, изучения Башни закончилась и началась другая полоса - постановки важных проблем, нервного напряжения, спешки и в финале - схватка с Башней, сила на силу, если не хватит ума на интеллектуальный контакт. Но здесь не все решали люди…
        ГЛАВА 7
        Ивашура сам отвел правительственную комиссию - одиннадцать человек, в том числе полковника Одинцова и Старостина, к ограждению, которое солдаты отнесли на четыре километра от Башни. Вопросов было мало, все знали о Башне, видели ее на фотографиях и по телевидению. Все одиннадцать человек были сдержанными, немногословными, даже суровыми на первый взгляд людьми, не походили на
«кабинетных теоретиков», и было видно, что приехали они в лагерь надолго.
        Многих Ивашура знал раньше, с остальными знакомился впервые, тем не менее он понял, что все это люди опытные, целеустремленные, знающие жизнь, короче - профессионалы в лучшем смысле слова. Что же, чем шире кругозор ученого, специалиста, тем весомее его точка зрения, тем объективнее подход к любой проблеме.
        Биноклей не хватало, их передавали из рук в руки. Пока члены комиссии, ежась под ветром, разглядывали Башню, Ивашура расспросил солдат поста, видели они пауков или нет.
        - А как же, видели, - ответил старший наряда, белобрысый флегматичный прапорщик.
        - Утром двоих и перед вашим приходом целую вереницу.
        Ивашура оживился.
        - Что же они делали?
        - Первые два выходили к ограждению, побегали вдоль него и умчались к Башне, а потом прибежала целая цепочка, след в след, штук десять.
        - Девять, - поправил один из солдат наряда. - Я считал.
        - Ну девять. Так эти тоже ткнулись в проволоку, остановились и тут же, не поворачиваясь, побежали такой же цепочкой обратно. Будто и не задом наперед бежали.
        - Весьма интересно! А вас они заметили?
        - Так мы с вышки смотрели, до них метров двести было.
        - Триста, - снова поправил любивший точность ефрейтор.
        - Покажите место, где они уткнулись в заграждение.
        Прапорщик оглянулся на солдата, сосчитавшего пауков.
        - Казанцев, покажи.
        Тот махнул рукой.
        - Тут недалече.
        Ивашура сказал: «Сейчас», - подошел к Старостину предупредить, что на минуту отлучится, и зашагал за солдатом.
        Ограждение было сделано из мелкоячеистой стальной сетки с вбитым в землю деревянным столбиком, а кое-где и прямо к стволам деревьев. Поле в этом месте вдавалось клином в лес метров на четыреста, и ограждение было видно издалека. Возле невысокой сосны в нескольких метрах от проволоки стояла вышка, на которой дежурили солдаты поста.
        - Часто меняетесь? - спросил Ивашура, кивнув на вышку.
        - Через три часа: двое на вышке, трое ходят вдоль ограждения. Смена - через двенадцать часов.
        - Участок большой?
        - Три километра, дальше в лесу уже другой пост… Вот мы и пришли, здесь они стояли… - Солдат недоуменно нагнулся. - А это откуда?
        В сетке ограждения на уровне человеческого бедра светилось аккуратное квадратное отверстие размером в полметра. Края отверстия едва заметно серебрились.
        - Что за черт?! Неужели пауки вырезали?! Тогда куда делся вырезанный кусок?
        Ефрейтор поискал квадрат сетки, не нашел и пожал плечами.
        - Чудеса, да и только. Пойду доложу.
        Ивашура постоял еще немного, потрогал край вырезанного отверстия и задумчиво направился к ожидавшим его Старостину и Одинцову.
        Полковник был одет в кожаное пальто на меху, шапку, меховые сапоги. Старостин в своей драконовидной шубе и такой же косматой шапке походил издали на гризли.
        - На первый раз достаточно, - сказал Старостин глуховатым голосом, пряча подбородок под шарфом. - Тем более что Башня по заказам чудеса не показывает… - он не договорил. Издалека прилетел долгий звенящий тоскливый крик и замолк на высокой ноте.
        Ивашура усмехнулся.
        - Видимо, специально для вас спектакль все-таки покажут. Не удивляйтесь. Башня активизировалась перед очередной пульсацией, «чудеса» случаются все чаше.
        - Это не опасно? Паук кричал…
        - На таком расстоянии не опасно.
        - Не беспокойтесь, товарищи, - махнул рукой оглядывающимся на них членам комиссии Старостин. - Здесь безопасно. - Повернулся к Ивашуре: - Похоже, крики пауков в самом деле - предупреждение.
        - Сомнений нет, накоплен большой статистический материал. Пауки кричат перед каждым извержением Башни за минуту-две. - Ивашура поднял к глазам свой бинокль, посмотрел и передал полковнику. - «Флаттер» - так мы это называем. Стена Башни начинает вибрировать. Иногда следом начинается электрический «дождь».
        Рация, с которой Ивашура не расставался, прочирикала вызов.
        - Что случилось? - спросил далекий Гришин.
        - «Флаттер», - коротко отозвался Ивашура. - Не волнуйтесь, Константин Семенович, мы далеко от стены.
        - Ну, слава Богу! Вертолет за вами посылать?
        - В один все не влезем, не надо, доберемся на вездеходе. В бинокль было видно, как громадный участок стены Башни длиной с километр стал вздрагивать, гнуться, пошел волнами и превратился в гофрированную «стиральную доску». Длилось это около пяти минут. Потом амплитуда волн стала уменьшаться, вибрация стены пошла на убыль и исчезла. Башня стояла все такая же угрюмая, придавившая ландшафт миллиарднотонной тяжестью, голубая и чистая; без обычных пятен в том месте, где только что разыгрался «флаттер».
        Ивашура задумчиво опустил бинокль, потом снова поднес к глазам.
        - Кажется, я сделал маленькое открытие, - пробормотал он. - Вы не помните, как выглядел участок стены до «флаттера»?
        Одинцов задумался.
        - По-моему, там были черные окна…
        - А сейчас вся стена чистая! Понимаете!
        - Вы хотите сказать, что «флаттер» очистил стену?
        - Не просто очистил. Черные «окна» в стене - это дыры, проломы, разрушенные места, «флаттер» починил стену! Я вспомнил, так было и раньше, только почему-то никто не анализировал состояние стены до и после явления.
        - Все это хорошо, - проворчал Старостин. - Но я и мои коллеги замерзли. Не пора ли возвращаться?
        - Извините, - заторопился Ивашура. - Вездеход недалеко, за деревьями, на дороге.
        Привезя гостей в штаб, он оставил их на попечение Богаева и Гришина - знакомиться с обстановкой, имеющейся информацией и документами, а сам нашел Рузаева и слетал в лагерь физиков, к Меньшову, передать образцы металла и почвы
        - следы «мертвого выброса» - для масс-анализа и заодно узнать, какими идеями богаты бравые ядерщики. По пути спросил Рузаева:
        - Ты уже подумал? Времени как будто было достаточно.
        - Подумал, - невозмутимо ответил Михаил. - Идем на контакт. Сурена возьмем в компанию?
        - Если он изъявит желание. С чего начнем? Теории не помогут, нужны свежие идеи, тем более что сами пауки на контакт идти не хотят. Удивляюсь, как они пошли на роль сигнальщиков.
        - А я не удивляюсь. По-моему, пауки - биомашины, и только, киберы, автоматы с целевой программой, в которой нет места переговорам с людьми. В контакт мы если и вступим, то не с ними, а через них.
        Ивашура в сомнении пошевелил бровями.
        - Может, ты и прав. Но тогда вопрос: чьи они биокиберы? От этого, кстати, зависит и тактика предполагаемого контакта. Не понял?
        - Почему не понял? Одно из двух: или пауки - пришельцы, и тогда контакт может не получиться, или они киберы землян, людей.
        - Не обязательно людей. Гипотеза у Валеры сумасшедшая - насчет множества цивилизаций на Земле, живущих каждая в своем «угловом» времени, но опровергнуть ее никто не в силах, даже физики-теоретики, вплоть до академиков, законодателей философских построений. Понимаешь, то, что пауки начали нас сначала отпугивать от Башни, а потом предупреждать об опасности, навело меня на довольно жуткую мысль. Что, если Башня - следствие какой-то колоссальной аварии? Либо в будущем, либо в прошлом, а может, и в «угловом» времени. Что она связана со временем, можно считать доказанным, взять хоть наши с тобой путешествия внутри «мыльных пузырей иного пространства-времени», где время течет не так, как в обычном мире.
        Рузаев неопределенно хмыкнул.
        - Хочешь стать автором еще одной «безумной» гипотезы?
        Ивашура без улыбки качнул головой.
        - Нет, с коллегами из Академии наук я делиться этой гипотезой не буду, она - детище моих эмоций, а не знаний. Гипотез и без нее хватает. Надо думать, как сообщить хозяевам Башни, что они у нас и так уже порядком натворили дел, и чем дальше, тем положение хуже.
        Вертолет сел у палаток лагеря физиков, подняв снежную пыль.
        Ивашура оставил Рузаева у машины и вскоре вернулся с Меньшовым, у которого борода и усы заиндевели и покрылись сосульками.
        - Сидел на вышке, - прогудел Меньшов, дыша на красные распухшие руки. - Горячая пора, скоро пульсация.
        - Хоть отогрейся сходи, - посоветовал Ивашура. - Что нового?
        - Колдуем над разгадкой «мертвых выбросов», голова кругом идет, столько возможностей заложено в этом явлении!
        - Не вздумай подходить к Башне и устраивать незапланированные эксперименты! Знаешь, чем это кончается.
        Меньшов помрачнел.
        - Слышал и видел. Хороший был мужик Серега, я с ним еще в Москве встречался, приезжали они к нам на консультацию… Не волнуйся, ничего противозаконного не делаем. Постреливаем изредка по «мертвым выбросам». Запустили два беспилотных планера с приборами к стене Башни, собираемся поднять серию воздушных шаров с аппаратурой и осуществить идею Гришина - пустить в Башню сверху зонд с кучей датчиков и телекамер. Ветер сейчас удобный, дует все время к Башне. Нового ничего, записали два выброса, «флаттер» и «телеэкран». - Меньшов несколько оживился. - Любопытно, что «телеэкран» показал нам сначала паука, а потом шар, предполагаем - планету пауков.
        Эксперты переглянулись.
        - Действительно, любопытно, - протянул Ивашура. - Ты считаешь пауков пришельцами?
        - А вы разве нет?
        - Эксперт отличается от нормального специалиста тем, что делает вывод лишь при наличии системы фактов, - ровным голосом сказал Рузаев.
        - Так я вам и поверил, - ухмыльнулся в усы Меньшов. - Как будто вы не живые люди. Каждый из нас при отсутствии информации начинает пользоваться эмоциями, интуицией и фантазией. Спасибо хоть за «нормального» специалиста. Это все, что вы хотели узнать, джентльмены?
        Ивашура отрицательно покачал головой.
        - У тебя не найдется переносной лазер, хотя бы типа ЛКТ-100?
        - Поищем. Сами не пользовались, но на всякий случай запросили в отделе снабжения. Зачем он вам?
        - А СВЧ-передатчик? - продолжал Ивашура, не отвечая на вопрос.
        - Это вы спросите у радиофизиков, у них должен быть.
        - Еще нам нужны электромагнитные искатели, пара цериевых батареек, ультразвуковые свистки и щупы.
        Меньшов присвистнул.
        - Понятно, задумали проникнуть в Башню, психи! Нет? Тогда не понимаю. А что же ваша контора? Неужели Центр настолько обеднел, что даже щупов не выделяет своим работникам?
        - Не гадай, Виталий, у тебя плохо получается, на цыгана ты похож только в профиль.
        Рузаев неожиданно хихикнул.
        - Игорь вышел из доверия у директора Центра товарища Богаева.
        Ивашура нехотя улыбнулся.
        - Это точно. Дернула меня нелегкая провести тот эксперимент.
        - Тебе не позавидуешь, - Меньшов снял шапку и почесал затылок. - Ты начальник экспедиции и ты же - сотрудник Центра, начальник которого Богаев. На твоем месте я бы…
        - Дашь ты нам, что просили, или не дашь? - перебил его Ивашура, потеряв терпение.
        - Что с вами поделаешь, дам. Только, чур, меня потом не впутывать, буду говорить
        - сами взяли. Разрешите идти, господин генерал?
        - Идите, поручик. Стойте! Когда наметили полет к Башне сверху?
        - Сегодня в шесть вечера, приходите.
        - Свободны!
        Меньшов неуклюже козырнул, еще более неуклюже повернулся кругом, широкий в своем черном зипуне, пахнущем костром, и потопал к одной из вышек, возле которой собрались его подчиненные и коллеги.
        - Поехали, - Ивашура полез в кабину. - Сейчас к радиофизикам, потом в воинскую часть, хочу попросить у них пневмопистолет для метания сетки-ловушки, а потом к медикам.
        Рузаев сделал вид, что ему все равно.
        Первую вылазку к Башне отложили на поздний вечер, чтобы не возбуждать излишнего любопытства у прибывшей комиссии вкупе с журналистами, операторами телезаписи и другими неофициальными лицами, переполнившими лагерь экспедиции.
        Ивашура свободно владел английским, сносно французским, и в разговоре с приехавшими иностранными учеными и журналистами переводчиков не требовалось.
«Пресс-конференции» как таковой не было. Ивашура довел до сведения иностранцев порядок работы экспедиции, распорядок дня, рассказал об основных направлениях исследования Башни и с помощью Богаева, который тоже говорил по-английски, распределил приехавших по лабораториям и отрядам экспедиции. Вновь прибывшим журналистам он пообещал рассказать все подробности на следующий день, дав им сутки на акклиматизацию и предоставив возможность самостоятельной добычи информации у остальных жителей лагеря, прибывших ранее.
        Освободившись на полчаса, Ивашура поговорил с Вероникой, определив объем очередной телепередачи, и был неприятно поражен тем, что девушка вдруг попросилась пойти с ним «к паукам на встречу».
        - Кто вам сказал, что мы собираемся к паукам? - спросил он, хмуря брови и внимательно разглядывая лицо девушки.
        - Никто, - пожала плечами Вероника. - Интуиция, если хотите. Я же вижу, что вы озабочены, а в вашем вагончике - я заходила - Миша Рузаев готовит какие-то снасти и приборы. Я не права?
        Ивашура задумчиво посмотрел на носки своих сапог.
        - Да, мы идем в пробную вылазку для установления контакта с пауками. Это опасно, и поэтому в другой раз я бы, не задумываясь, ответил вам «нет», но вдруг подумал, что профессиональное умение формулировать вопросы и ответы может нам пригодиться. Я согласен, но ни одна душа…
        - Не продолжайте, - улыбнулась Вероника, глаза ее просияли. - А ты, однако, смел, Игорь Васильевич.
        - Одним словом, анархист, - без улыбки пробурчал Ивашура. - Будь готова часам к десяти вечера. - Он тоже перешел на «ты», не заметив этого. - И оденься соответственно.
        - Слушаю и повинуюсь!
        Вероника легонько сжала пальцы начальника экспедиции и убежала, унося в глазах свет признательности, радости и чего-то еще, поднявшего в душе ответную волну радости и желания снова и снова встречаться с этой девушкой.
        Он так глубоко задумался, что не заметил подошедшего вплотную Одинцова. Полковник был, как всегда, подтянут, деловит, сдержан и сосредоточен.
        - Простите, - сказал он, привычно касаясь пальцами клапана своей шапки. - Не помешал?
        - Нисколько, - вздохнул Ивашура, закрывая «дверь в мир своих чувств и желаний».
        - Слушаю вас, Мартын Сергеевич.
        Разговор с Вероникой происходил возле столовой, вагончик которой ничем не отличался от остальных домиков экспедиции, но располагался отдельно и был пристыкован к крытой кухне. У столовой всегда стояли одна или две машины, привозящие продукты из города, сновали люди. Откуда-то тянуло дымом и чем-то сладким, как из кондитерской.
        Ивашура посмотрел на часы и увлек Одинцова к штабу. Смеркалось, а он не сделал еще и половины того, что намеревался успеть до десяти вечера.
        - Я тут расспросил… - заговорил на ходу Одинцов. - Мнения расходятся. Как вы считаете, Игорь Васильевич, чем может закончиться экспансия Башни? Не может же она расти вечно, должен быть какой-то предел.
        - Должен, - согласился Ивашура. - Но мы его не знаем. Как сказал мой знакомый физик: «Наша физика мало применима к Башне». По известным законам физики ни один из земных материалов не способен выдержать таких нагрузок, которые должно выдерживать сооружение выше одного километра и массой больше одного миллиона тонн. Оно просто рухнет под собственной тяжестью… если только не представляет собой колонну, целиком вылитую из этого материала. А Башня если не полая внутри, то хотя бы имеет пустоты, могу привести расчеты специалистов и наблюдателей. При массе в девяносто миллиардов тонн и высоте в два с половиной километра материал Башни имеет плотность бериллия, и тем не менее Башня не разрушается! Может, стены Башни и не стены вовсе, а одна видимость? Скажем, голографический мираж или в крайнем случае неизвестное силовое поле. В одном я уверен почти на сто процентов: Башня каким-то образом изменяет ход времени.
        - Почему «почти»?
        - Потому что наши с Михаилом путешествия в «пузырях времени» вполне могут оказаться галлюцинациями, продуктом собственного мозга, отреагировавшего на всплеск какого-то излучения. Обратного, к сожалению, никто не доказал.
        - Но вы-то сами уверены в путешествии, не так ли? Хотел бы я побывать на вашем месте, честное слово! Испытать на себе хотя бы «зону ужасов».
        Ивашура посмотрел на собеседника.
        - Ай да полковник! Я думал, что из всех начальников экспедиции только я один не в ладах с дисциплиной.
        В глазах Одинцова зажглись иронические огоньки.
        - Не обольщайтесь, Игорь Васильевич. Мне это тоже нужно по долгу службы. Впрочем, вас я тоже понимаю. Рисковать вы умеете, надо признаться.
        - Стараемся, - в тон полковнику сказал Ивашура. - В «зону» я вас, пожалуй, свожу, но позже, после пульсации. Не возражаете?
        Они остановились у домика штаба, дверь которого то и дело впускала и выпускала людей.
        - Еще вопрос, - спокойно проговорил Одинцов. - Как вы думаете контактировать с пауками?
        Ивашура внимательно посмотрел в проницательные глаза гостя.
        - Однако информация у вас здорово поставлена!
        - Стараемся, - прищурился Одинцов.
        - Боюсь, я вас не обрадую. Я не знаю, каким способом следует устанавливать контакт с пауками. Сегодня я намерен совершить первую попытку, а в дальнейшем образую инициативную группу контакта. По-моему, нет смысла доказывать его необходимость?
        - Конечно, - ответил Одинцов. - Если вам что-нибудь понадобится из спецснаряжения, обращайтесь ко мне, поможем.
        Полковник кивнул и удалился к домику связистов. Ивашура молча смотрел ему вслед, пока кто-то не тронул его за рукав. Гаспарян.
        - А если он узнает? - спросил эксперт, кивнув на удалявшегося Одинцова. Видимо, его мучили те же мысли, что и Ивашуру.
        - Он знает, - сказал начальник экспедиции.
        Ровно в восемнадцать ноль-ноль Ивашура занял место в кабине вертолета вместе с Меньшовым, Гришиным и двумя физиками, бережно обхаживающими два зонда с аппаратурой контроля среды и телекамерами. Было решено зависнуть над Башней на безопасной высоте и опустить на тросах на ее размытую вершину два зонда. Запись передачи с телекамер должна была вести по кабелю переносная видеомагнитофонная система в кабине вертолета.
        - Чуть что - рви когти! - инструктировал Меньшов пилота. - Не жди, пока свалимся в пикирование. Увидишь, что вертолет ведет себя необычно, - сразу дай знать.
        Пилот, спокойный молодой человек со шрамом на щеке, молча кивнул головой.
        Вылетели по расписанию, ответив службе авиаконтроля. Через десять минут вертолет завис над Башней в сотне метров от ее дрожащей вершины, постепенно теряющей плотность до полной прозрачности.
        - Если бы самому туда слазить, - вздохнул молчавший всю дорогу Гришин.
        Меньшов, занятый настройкой, фыркнул в бороду:
        - Что это с вами, Константин Семенович? С каждым днем ваши желания все рискованнее и оригинальнее.
        - Легче подавить первое желание, говорил Франклин, чем утолить все, что следует за ним, - улыбнулся Ивашура.
        - Знаю, - снова вздохнул Гришин. - Но уж очень хочется сбросить покров тайны с апокалиптической Башни.
        - Трос не достанет, - сказал один из физиков, - надо опуститься ниже.
        - Вываливайте зонд. - Меньшов открыл люк в дне кабины. - Саша, берись за лебедку. Опустим и посмотрим, сколько останется до мерцающего слоя.
        Зонд, представляющий собой металлический цилиндр с решеткой антенны и глазками приборов по корпусу и в дне, пошел вниз. Трос кончился на шестьдесят шестом метре.
        - Все, дальше придется маневрировать вертолетом.
        - Что показывают приборы?
        - Небольшое повышение радиационного фона, - сказал Гришин, склонившийся над панелью переносного пульта управления. - Ничего особенного.
        - Хорошо, что ни «глаз дьявола», ни «мертвые выбросы» не разряжаются вверх, - пробасил Меньшов. - Ну, что, Васильич, пошли помалу вниз.
        Ивашура, поколебавшись, кивнул пилоту:
        - Легонько, не торопясь.
        Вертолет плавно пошел вниз. Зонд приблизился к границе переходной зоны, где воздух струился маревом, будто нагретый до высоких температур, и вдруг превратился в тонкий стержень, ушедший глубоко в недра Башни. Громыхнуло. Из глубины размытого конца Башни всплыл рой пронзительно-голубых искр, вертолет вздрогнул.
        - Назад! - отреагировал Ивашура, но пилот уже сам сделал надлежащие выводы: вертолет с натугой рванулся вверх.
        Зонд выскочил из зоны завихрений, странно белый, как будто вымазанный в сметане, из тонкой бесконечной иглы превратился в прежний цилиндр.
        - Ничего не понимаю, - проговорил озадаченно Гришин. - У меня все зашкалило! Что там случилось с зондом?
        - Подтяни-ка, - приказал Меньшов.
        Физик у лебедки послушно заработал рукоятью барабана, заиндевевший трос пополз мохнатой длинной гусеницей. Зонд приблизился. Ивашура тихонько присвистнул.
        - Ну и ну!
        Зонд изменил форму и цвет, превратившись в гроздь белых «ежей» размером с полметра каждый.
        - Что это?! - изумленно воскликнул молодой физик.
        Ответом ему было молчание. Более опытные и сдержанные ученые не спешили давать объяснения новому феномену.
        - Надо было снимать спуск со стороны, - сказал Гришин. - Не догадались.
        - К сожалению, - кивнул Ивашура. - Проверьте радиацию, может, эти «ежи» излучают.
        Меньшов высунул из люка дозиметр, покачал головой.
        - Почти норма. Но ты прав, эта штука опасна, неизвестно, что от нее ждать. Предлагаю отнести ее в поле, подальше от лагеря. Потом вернемся с оборудованием и посмотрим, чем оброс зонд.
        Ивашура хотел сказать, что зонд вовсе не оброс, а изменил форму, превратился в гроздь колючих ядер, но промолчал.
        Они опустили сверкающую белую конструкцию на снег недалеко от дороги, чтобы можно было подъехать на вездеходе, оставили вместе с ней трос, и вертолет понесся к лагерю, словно с облегчением освободившись от непрогнозируемо опасного груза.
        - Выясните, в чем дело, и позовите, - отрывисто сказал Ивашура. - И готовьтесь ко второму походу, на двух вертолетах и с киносъемкой.
        - Сделаем, - прогудел в бороду Меньшов и признался: - Знаете, братцы, а я струсил! Думал, как рванет - костей не соберем! А еще хуже - провалимся в Башню!
        Ивашура молча похлопал его по плечу.
        В десять вечера начальник экспедиции позвонил Меньшову, и физик сообщил ему о результатах исследования зонда, изменившего структуру.
        Зонд перестал быть таковым, он теперь вообще ни на что знакомое не походил. Он жил, если можно так сказать, то есть работал: что-то в нем стучало, позванивало, изредка иголки «ежей» начинали светиться призрачным зеленым светом. Материал его корпуса установить не удалось, как и разобраться или проникнуть внутрь.
        - Понимаешь, он растопил снег вокруг, - орал в трубку Меньшов, - но сам холодный! А самое интересное - иногда шары становятся прозрачными, и оттуда кто-то на нас смотрит! Не видно, кто, но чувствуется. Потрясающий эффект! Кстати, уже прибегали пауки, посмотрели, побегали вокруг и умчались.
        - Осторожнее там, - проворчал Ивашура, не зная, что сказать. - Старайтесь изучать его дистанционно, близко не подходите.
        - Почему не подходить? Он безопасен, как огурец! Ну и выловили! - Меньшов хохотнул. - Бросил наживку и вытащил чудо-юдо! Не знаем, что и делать. Зато интересно.
        - Поумерь восторги, - сказал Ивашура, невольно заражаясь оптимизмом физика. - Я к вам загляну утром.
        Переварив сообщение, он провел обычное селекторное совещание, пожелал спокойной ночи Богаеву, утомленному организационно-хозяйственной деятельностью, и покинул штаб, почти полностью опустевший к вечеру.
        В вагончике экспертов его уже ждали готовые к походу Рузаев, Гаспарян и Вероника. Эксперт Валера находился на дежурстве у связистов.
        Вероника была одета в альпинистскую тройку: штормовку, непромокаемые брюки, горные ботинки, правда, без триконей. Гаспарян косился на нее с некоторой завистью и удивлением, разбавленным изрядной долей заинтересованности: девушка ему нравилась. Рузаев посматривал на Веронику с неодобрением, но молчал, зная, что Ивашура решений своих не меняет.
        Разобрали снаряжение.
        Ивашура взял фонарь, рацию, лазер - длинный прямоугольный брусок в дырчатом кожухе с рукоятью и «консервной банкой» аккумулятора на торце - и метатель сетки-ловушки, похожий на сверхсовременный арбалет.
        Гаспарян перекинул через плечо ремень СВЧ-передатчика, через другое - ремень ружья и взял в руки электромагнитный искатель, квадратную рамку на длинной ручке. Рузаеву достались еще один искатель, дозиметр, ультразвуковой свисток и второй фонарь. Веронике доверили нести приборы ночного видения, добытые Ивашурой у вертолетчиков, портативный магнитофон и аптечку.
        - Кажется, все, - проговорил Ивашура, осмотрев группу. - Начнем первый этап
«разведки боем». Вторым этапом будет проникновение в Башню. Выходить по одному.
        Они вышли из вагончика во тьму ночного леса, рассеиваемую лишь фонарем у штаба. Ивашура не стал брать вертолет, не желая втягивать в свой рискованный поход лишних, и пять километров до ограждения им предстояло пройти пешком.
        Небосвод был скрыт тучами, ветер нес их к излучающей багровый свет Башне. До пульсации оставалось несколько часов, и крики пауков доносились почти каждые пятнадцать-двадцать минут: активность Башни росла. Но именно поэтому Ивашура и решил пойти в разведку, шансы встретиться с пауками увеличивались.
        Двигались молча. Ивашура шел впереди, прокладывая дорогу, проваливаясь в снег. Гаспарян шагал следом, помогая Веронике, Рузаев замыкал цепочку.
        Через полчаса вышли из леса на поле, по спрессованному ветром насту идти стало легче. Башня показалась вся. Вокруг ее вершины крутилась спираль вспыхивающих зеленоватым светом облаков.
        - Такой Башня никогда не была, - заметил Гаспарян. - Да, Миша? То ли пульсация будет мощной, то ли готовится что-то новенькое.
        - Увидим, - пробурчал Рузаев.
        К ограждению вышли в двенадцатом часу ночи. Ивашура оставил их на короткое время
        - предупредить патруль - и вернулся.
        - Сделаем так, - сказал он, посмотрев на часы. - Растянемся в цепочку и подойдем к Башне километра на два-полтора. Фонари зажигать не стоит, надевать инфраоптику тоже - на фоне Башни и так все видно. Кто заметит паука первым - подает сигнал. При малейшей опасности тоже подавать сигнал, мало ли что встретится. Уяснили?
        Где-то в темном небе послышался нарастающий рокот, показались белые и красные огни - вертолет авиаконтроля. Он прошел чуть в стороне, над лесом, звук постепенно затерялся в шуме ветра. Эксперты проводили его взглядами.
        - Может, Веронику оставим здесь? - предложил Рузаев.
        - Нет-нет, - поспешно откликнулась девушка. - Я пойду с вами.
        Ивашура встретил ее умоляющий взгляд и повернулся к Гаспаряну.
        - Подстрахуешь ее, Сурен. Почему вы не спрашиваете, что мы будем делать дальше?
        - А что тут спрашивать? - рассудительно произнес Рузаев. - Будем ловить паука, а потом спросим, разговаривает ли он по-русски и по-английски.
        Вероника засмеялась.
        - А что - нет? - оставаясь бесстрастным, спросил Рузаев. - Зачем бы мы тогда брали сетку-ловушку и СВЧ-передатчик?
        - В логике тебе не откажешь, - сказал Гаспарян ядовито.
        - Ну ни пуха ни пера, эксперты, - сказал Ивашура.
        - К черту! - дружным шепотом ответили все.
        ГЛАВА 8
        Чем ближе они подходили к Башне, тем больше убеждались, что активность ее превысила обычную перед пульсацией. Блуждающие источники радиации - «глаза дьявола» вспыхивали почти каждые пять минут, правда, все на значительной высоте. Дважды начинались электрические «дожди», прижимаемые ветром к стенам Башни. Багровое свечение ее стен пульсировало - то отступало вглубь, то усиливалось, и от этого казалось, что Башня то съеживается, то растет в объеме.
        Идти стало трудней. Снежный наст утратил твердость, стал рыхлым, влажным, тепловое дыхание Башни уже достигало этих мест. Вскоре в снежном покрове появились прогалины раскисшего грунта, в которых легко можно было завязнуть по пояс и глубже.
        В какой-то момент Ивашура вдруг остановился, жестом приказал замереть и прислушался.
        - Кажется, начались сюрпризы, чувствуете?
        - «Зона», - сказал Гаспарян. - Мы дошли до «зоны», вот и все.
        - Какая зона? - спросила Вероника, тщетно стараясь уловить хотя бы один посторонний звук, кроме завывания ветра. Ей показалось, что над ними нависла странная призрачная и одновременно тяжелая тень, но это прошло. Осталось ощущение какого-то давления на голову и чувство неловкости во всем теле.
        - «Зона ужасов», - пояснил Рузаев терпеливо. - Но это не она. «Зона» обычно начинается в километре от стены, а мы стоим по крайней мере в двух.
        - Подождите здесь. - Ивашура прошел вперед с десяток шагов, постоял и вернулся.
        - Это не «зона» - инфразвук.
        - Знакомые штучки.
        - Да, это уже серьезно, дальше мы, наверное, не пройдем.
        - Что это значит - инфразвук? Извините, что вмешиваюсь…
        - Пауки поставили инфразвуковую завесу, - внес ясность вежливый Гаспарян. - Инфразвук, то есть звук низкой частоты, очень нехорошо влияет на организм, поэтому ближе к стене Башни идти рискованно.
        - А зачем пауки поставили завесу?
        - Не хотят, чтобы кто-нибудь мог приблизиться к Башне. Существует гипотеза, что пауки предупреждают людей об опасности: криками - когда источник опасности локален, инфразвуком - когда опасность… э-э…
        - Неизвестно где, - подсказал Рузаев. - Инфразвуком пауки отпугивали нас лишь однажды, когда на месте Башни был еще построенный из паутины конус.
        Почва под разведчиками внезапно вздрогнула, по полям прокатился низкий подземный гул.
        Эксперты переглянулись.
        - Отложим? - с полувопросительной интонацией сказал Гаспарян.
        Ивашура на минуту задумался, взглянул на часы и тронул кнопку рации.
        - Связь-два, что там у вас?
        - Был толчок, - донесся сквозь хрипы и треск эфира тонкий голос диспетчера, - силой три балла. Причины неизвестны. Кто говорит?
        - Ивашура.
        - Игорь Васильевич, вас искали радиофизики, велели специально передать: плотность полей вокруг Башни растет по экспоненте. Как поняли?
        - Спасибо, понял.
        Ивашура выключил рацию, щелкнул крышкой дозиметра.
        - Хорошо хоть радиационный фон остался прежним, - пробормотал Гаспарян. - Предлагаю вернуться за вездеходом.
        - Потеряем время, - сказал Ивашура. - Попробуем подползти еще на пару сотен метров, насколько хватит сил терпеть инфразвук. Вероника, тебе придется остаться.
        Девушка хотела было возразить, но уловила холодный блик в глазах Ивашуры и сдержалась.
        - Хорошо. Что я должна делать?
        - Ждать нас. Вот тебе вторая рация, настроена на общую волну. В случае нашей… впрочем, мы вернемся, жди… - Он повернулся к экспертам. - Надевайте инфраоптику, попробуем пойти с ней.
        Они надели приборы для ночного видения, похожие на очки-консервы с резиновыми окулярами и гибкими дугами.
        - Ух, здорово! - не выдержал Гаспарян и прищелкнул языком.
        - А мне можно? - робко спросила Вероника.
        Ивашура без слов помог ей надеть очки. Взору девушки открылась волшебная картина, расцвеченная всеми оттенками коричневого, алого и вишневого цвета.
        Башня сияла белым накалом, так что на нее было больно смотреть. Почва и лес вдалеке были черными или темно-коричневыми, и в этой черноте проглядывали багровые дорожки, прожилки, ручейки, нити, бесформенные пятна…
        Ивашура первым разобрался в цветах: пятнами были нагретые участки почвы, дорожками и ручьями - насыпи и гребни пластов вспаханного поля, а вот прожилки и нити… Он шагнул к ближайшей нити, нагнулся, сорвал инфраочки и хмыкнул:
        - Паутина!
        Гаспарян проследил за нитью паутины и пробормотал что-то по-армянски.
        - Пошли, - спохватился Ивашура, снова натягивая дугу очков. - Потом разберемся, что начали строить… - он не договорил.
        По полю плавно мчался багровый шарик, а за ним оставалась тонкая красная нить.
        - Паук! - ахнула Вероника. Ивашура сжал ей пальцы, призывая к молчанию, передал Гаспаряну лазер. Потом, не отрывая взгляда от бегущего пятна, достал на ощупь метатель сетки-ловушки, прикинул, куда выкатился шар, и побежал наперерез.
        Вероника хотела было крикнуть: «Игорь!» - но вовремя зажала рот ладонью. Гаспарян зачем-то снял с плеча двустволку и взвел курки. Рузаев быстро достал из-под полы кинокамеру и припал к видоискателю. Гаспарян одобрительно похлопал его по плечу.
        Чтобы приблизиться к пауку, не сбавляющему скорости, надо было углубиться в зону, где мощность инфразвука возрастала, но Ивашура не замечал влияния инфразвукового излучения. Когда до паука оставалось около десяти метров, он в два приема вскинул метатель и нажал на спуск. Со щелчком пружина метателя выбросила сетку, и та в падении, разворачиваясь в плоскость, накрыла круглое светящееся в инфракрасном диапазоне тело паука. И… ничего не произошло! Паук резко затормозил и замер.
        Ивашура тоже остановился, ожидая чуть ли не «разряда бластера», потом сорвал инфраочки. Он не сразу привык к темноте, но понял, что действительно поймал паука. На гладком черном теле с невидимыми сейчас ногами выделялись белесые, громадные, без зрачков глаза, внимательно и с недоумением, как показалось Ивашуре, разглядывающие человека.
        Эксперт колебался всего мгновение. Он относился к тем людям, действия которых тем эффективнее, чем труднее ситуация, которые умеют из хаоса мыслей выуживать наиболее оптимальную, мгновенно собираться и принимать решение, основываясь иногда только на «показаниях» интуиции. В данный момент Игорь вдруг отчетливо понял, что паук не опасен.
        Ивашура медленно сделал шаг к пауку, второй, остановился в нескольких шагах. Теперь он видел его полностью. Паук упирался в пашню длинными суставчатыми ногами, перебирая приподнятыми передними лапами-педипальцами. Ивашура обнаружил, что сетка, сплетенная из капроновых канатиков толщиной в полсантиметра, разрезана на две части, но это эксперта не остановило: паук ждал его дальнейших действий.
        - Выслушайте нас, - сказал он негромко, но твердо. - Запишите и передайте своим хозяевам. Мы хотим знать, что такое Башня, это первое. Второе: как долго и до каких пределов она будет расти? Ее рост - реальная угроза нашему миру, и, если Башня не остановится, нам придется применить силу. И третье: известно ли вам что-нибудь о судьбе наших товарищей Ивана Кострова и Таисии Калашниковой? Пока все. Когда ждать ответа?
        Паук продолжал все так же задумчиво перебирать лапами.
        - Не слышу.
        Молчание. Потом какой-то тихий прерывистый писк. Ивашура от неожиданности вздрогнул: паук ответил!
        - Повторите, - громче сказал он.
        Снова тихий писк. Голос паука!
        Эксперт махнул рукой напряженно ожидающим его друзьям. Все трое сорвались с места, но Ивашура остановил их жестом.
        - Вероника - магнитофон!
        Девушка подбежала через минуту (паук на это не реагировал) и передала магнитофон. Ивашура включил запись и осторожно приблизил микрофон к пауку.
        - Прошу вас, повторите еще раз.
        Паук пискнул, еще и еще раз, присвистнул и вдруг помчался задом наперед по той же дороге, что и бежал сюда, не сводя своих круглых глаз с людей. Исчез, растворился во мраке.
        - Уфф! - выдохнул Ивашура и смахнул со лба пот. Тут только он почувствовал неприятное раздражающее тепло в голове, духоту, желание оглянуться, подкатывающую к горлу тошноту: инфразвуковая завеса пауков продолжала действовать.
        - Уходим, - коротко бросил Ивашура. Выключил магнитофон, оглянулся на Башню и поспешил за Вероникой. Он понимал, что поведение паука еще ни о чем не говорит, но верил, что начало положено. Машина это или существо - не суть важно, в любом случае паук должен был записать или запомнить его речь и передать по назначению, и если писк не ответ, то, возможно, хозяева Башни все же ответят на вопросы людей рано или поздно. Главное достоинство метода, который избрал Ивашура для контакта, заключалось в его простоте. Никто еще до сих пор не пытался просто задавать вопросы паукам. Он их задал…
        До двух часов ночи они пытались поймать хотя бы еще одного стража Башни, но тщетно: видеть - видели, пауков объявилось необычайно много, но ни один из них не подбирался ближе, чем на сто-двести метров, и ни один не отреагировал на облучение лазерным лучом. Пауки лихорадочно плели паутину.
        Наконец, когда рация заговорила голосом Одинцова, Ивашура повел свою уставшую и продрогшую «комиссию по контактам» домой.
        У заграждения их ждал высланный полковником вездеход, и уже через двадцать минут они оказались дома. В вагончике было тепло, уютно потрескивали поленья в печурке, ароматно пахло кофе. У стола сидел сосредоточенный, как всегда, Одинцов и читал газету. Когда эксперты ввалились в комнату, он только поднял от газеты голову.
        - Ничего, - отвечая на его немой вопрос, сказал Ивашура. - Вернее, почти ничего. Один из пауков выслушал меня, но я не уверен, что он понял и ответил. Пропищал что-то, но что… - Ивашура развел руками и передал магнитофон Гаспаряну. - Завтра утром на анализ, пусть звуковики повозятся вместе с лингвистами.
        - Я бы удивился, если бы с первого раза удалось установить контакт, - негромко проговорил Одинцов. - Следующую экспедицию надо подготовить более серьезно и тщательно.
        - Вы правы, надо привлечь все научные силы и технику, выигрыш превышает любые материальные затраты.
        Они сели за стол, разлили по кружкам кофе. Внезапно пол вагончика заметно дрогнул, издалека прилетел короткий глухой гул, задрожали стекла в окнах.
        - Спать не придется, - сказал Ивашура, глянув на часы. - Пульсацию следует ждать часа через полтора-два. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что нам повезло с контактом. Пауки плетут вокруг Башни паутину, значит, ожидается что-то более серьезное, чем было до сих пор. Именно поэтому пауков так много.
        Он принялся убирать со стола, но вспомнил о Веронике, жестом указал Рузаеву на стаканы и кружки и оделся.
        - Я буду в штабе.
        - Я с вами, - поднялся Одинцов.
        - А я, с вашего позволения, вздремну часок, - сказал задумчиво Гаспарян. - Мой организм не выдерживает более двадцати часов бодрствования, да еще в стрессовой обстановке.
        - Вот вам фазовый портрет личности по имени Сурен Гаспарян, - проворчал Рузаев, звеня стаканами.
        Закрывшаяся дверь отрезала ответ Гаспаряна.
        - Друзья? - спросил Одинцов, кивая на дверь.
        Ивашура сошел по ступенькам, оглянулся.
        - Вы психолог.
        - А нам нельзя иначе, - улыбнулся Одинцов.
        Дальше шли молча.
        Над миром довлел горбатый хребет Башни, заставляя людей держаться в постоянном напряжении, смешанном с восхищением и недоумением. Никто не мог остаться равнодушным, глядя на эту чудовищную, геометрически правильную глыбу непонятного назначения и происхождения, попирающую известные законы бытия…
        Пульсацию Башни - очередной скачок роста ее диаметра - наблюдали все двести с лишним человек экспедиции: ученые, журналисты, инженеры связи, работники телевидения, обслуживающий персонал лагерей и солдаты воинских подразделений, поднятых по совету Ивашуры. Сам начальник экспедиции ожидал пульсацию в кабине вертолета авиаконтроля, кружившего вокруг Башни на высоте километра. Вместе с Ивашурой в кабине находились Рузаев и Вероника, упросившая взять ее с собой.
        Непосредственно перед пульсацией ветер, дувший к Башне, стих, тяжелые облака сразу опустились ниже, придавили землю. Даже в километре от Башни в них вспыхивали электрические разряды, в основном горизонтальные, в виде причудливых лент и полос… Башня продолжала светиться угрюмым багровым накалом, по ней, как по угасающей звезде, ползли темные пятна, вспыхивали и тут же гасли злые зеленые звезды и ветвящиеся росчерки молний. Иногда откуда-то из таинственных ее недр выметало наружу целые поля долго не тускнеющих искр, среди которых формировались диковинные электрические «призраки». Из-под земли то и дело доносились бухающие удары, гул и стоны: казалось, Башня раздирает тело Земли, раздвигает его, мнет, сверлит исполинским буром, уходя все ниже и ниже, к мантии, к ядру…
        Вероника, округлив глаза и замерев, в каком-то суеверном восторге глядела на красочную феерию, окружившую Башню. На вопросы Ивашуры отвечала односложно и невпопад, и тот, оценив ее состояние, перестал ей мешать.
        Рузаев работал с бортовыми кинокамерами вертолета, быстро найдя общий язык с наблюдателями - неразговорчивыми офицерами одной из воинских частей. Кроме того, у него была наготове своя кинокамера, с которой он не расставался. Дважды засняв Башню и плывущие над лесом «призраки», Михаил вдруг потянул Ивашуру за рукав:
        - Посмотри-ка, пауки? Слева по курсу, рядом с насыпью у стены…
        Ивашура поднял бинокль.
        Черный в призрачном свете вал сдвинутой земли у стены Башни вдруг зашевелился, стал расползаться! В бинокль было видно, что это несется от стены лавина пауков, спасаясь от неведомой опасности. Даже сквозь рокот двигателя донесся долгий заунывный крик, от которого тревожно сжалось сердце.
        - Проклятье! - бледнея, проговорил сквозь зубы Ивашура. - Уж если бегут пауки!..
        Башня вдруг засияла сверху донизу ярким желтым светом, на миг превратилась в нечеткий смазанный силуэт и тут же снова приняла облик плотной и твердой на вид колонны чуть толще прежней. Тугой удар, словно от сверхзвукового самолета, хлестнул по воздуху, вертолет шатнулся, так что всех прижало к стеклам кабины, но Ивашура успел заметить, как вал земли у выпуклой стены Башни взметнулся гребнем ввысь, сдирая шкуру почвы со щеткой леса, и рухнул на лес, породив новую насыпь…
        - Ужас! - беззвучно проговорила Вероника, сжав подбородок пальцами обеих рук.
        Вслед за ударом последовал грохот и грозный, вибрирующий гул, от которого задрожали стенки кабины вертолета. Машина заскрипела, закачалась с боку на бок. Пилоты озадаченно наклонились над панелью управления.
        Вертолет продолжал вздрагивать и качаться.
        - Что случилось? - прокричал Ивашура.
        - Боюсь, как бы винты не пошли вразнос, - ответил старший пилот. - Идем на базу.
        И вертолет, вздрагивая при каждом обороте винтов, словно хромой, отвалил в сторону, оставив за собой тускнеющую колонну Башни, пелену дыма вокруг нее и круговорот переставших светиться облаков.
        Ивашура встал поздно, в одиннадцатом часу. Недоверчиво повертев часы перед глазами, он откинул полу спального мешка, сел на кровати. В вагончике никого не было, сквозь оконца просачивался свет хмурого зимнего дня. На столе стояла банка тушенки, в пакете аккуратно были завернуты хлеб, сыр и пачка масла, рядом - накрытый полотенцем чайник.

«Гаспарян, - мелькнула мысль, - аккуратист… Странно, что меня не разбудили. И я хорош, разлегся барином! Как в отпуске. Устал, начальник? Не великовата ли нагрузка?»
        Он осуждающе посмотрел на свое отражение в зеркальце на стене, потрогал щетину на щеках.

«Хорош! Таким Вероника тебя еще не видела, и хорошо, что не видела. Вот Сурен постоянно держит себя в форме, любо-дорого посмотреть! Когда он бреется? Вроде никогда его не видели с бритвой в руках…»
        Ивашура сделал зарядку, умылся, поел, продолжая недоумевать по поводу своего позднего пробуждения, и помчался в штаб. Там стало известно, что будить его запретил Одинцов.
        В штабе было шумно, как и всегда: исследователи продолжали работу, переговариваясь между собой, у двух столов стояли и сидели люди, кто-то входил и выходил, хлопали двери, звонили телефоны.
        Дежурил Богаев. Он поздоровался с Ивашурой и снова поднес к губам микрофон, вызывая какого-то «двенадцатого». Рядом разговаривали Старостин и Одинцов, развернув на столе карту района.
        - Проспал, - виновато сказал Ивашура. - Со мной раньше такого не случалось.
        - Это я не велел вас будить, - сказал Одинцов. - По моим данным, вы недосыпаете уже третий месяц.
        - Не жалуюсь, - махнул рукой Ивашура. - Но, видимо, вы правы, отдых необходим.
        - Я слышал, вы контактировали с пауками, - проговорил Старостин. - Есть результаты?
        Ивашура поискал глазами Гаспаряна и Рузаева, но в штабе их не было.
        - Я отдал магнитофонную кассету в лабораторию на анализ, но ответа пока нет. Но, если даже пленка пуста, считаю, что эксперимент проведен не зря, паук выслушал меня. Причем у меня сложилось впечатление, что он не случайно остановился, разрезав сетку, он меня ждал. Когда я подошел, сетка была разрезана на две части, и он в любую секунду мог убежать.
        - Я не одобряю этого «контакта». - Старостин мельком посмотрел на Ивашуру. - Как и Владлен Денисович Богаев. В основном из-за риска. Только что, сутки назад, у Башни погиб человек, и вы снова идете туда, без надежды на удачу, без надлежащей защиты.
        - Мы уже говорили с Игорем Васильевичем на эту тему, - вмешался Одинцов. - Просто такие эксперименты нужно готовить тщательнее.
        - К сожалению, времени у нас не остается, в том числе и на «контактерские» экспедиции. Башня начинает реально угрожать городу, последняя пульсация добавила к ее толщине почти два километра. До Жуковки осталось семь, до ближайшей деревни
        - два, до железной дороги - восемь километров. До газопровода - пять. Понимаете?
        - Понимаю, - тихо ответил Ивашура. - Что вы предлагаете?
        - Пока ничего. Решать надо, к сожалению, в такой момент, когда мы совершенно не имеем свободы выбора. Я понимаю, к чему вы клоните. Да, в сложившейся ситуации мы ничего не можем ответить Башне, кроме ракетного удара по ней. Предлагайте свои способы ее укрощения, причем как можно быстрей.
        - А если оттуда ответят?
        - Вы можете предложить другой способ? Мирный? Я проголосую за него двумя руками!
        - Мирный - это контакт, попытку которого я сделал сегодня ночью! Но угроза городу действительно велика…
        - Газопровод снова разорван, - вставил Одинцов. - В городах области имеются разрушения, а в Жуковке - жертвы среди неэвакуированного населения. По-моему, Игоря Васильевича не надо убеждать. Конечно, до нанесения удара еще далеко, и не исключено, что мы успеем к тому времени установить настоящий контакт с хозяевами Башни. По моим сведениям, некоторые ученые разработали - пока в теории - способы остановки роста Башни. Почему бы не применить их на практике?
        - Я знаком с этими теориями, - поморщился Ивашура. - Но любое воздействие на Башню непредсказуемо, неизвестно, чем она ответит, особенно… на ракетный удар.
        - Но ведь что-то делать надо! - рассердился Старостин. - Простите.
        - А где остальные члены комиссии? - спросил Ивашура.
        - Работают, - поднял спокойные глаза Одинцов. - Знакомятся с обстановкой в лабораториях, с имеющимися данными, с людьми. Завтра, наверное, соберем научный совет экспедиции с тем, чтобы выслушать предложения ученых. А пока что комиссия в шоке, если можно так выразиться. Более грандиозного явления никто из ее членов не видел, даже атомный взрыв не сравнится с Башней по масштабам и мощи, я не говорю уже - таинственности.
        - Игорь, - позвал Богаев. Ивашура извинился, подошел к переговорной панели.
        - Михаил передает, что пауки снова начали ткать свою паутину, уже заткали всю насыпь у стены Башни. А ведь до пульсации еще далеко. - Богаев снял наушники и посмотрел на Ивашуру. Глаза у него были красные, под глазами набрякли мешки, лицо осунулось, пошло складками.

«Здорово сдал Владлен, - подумал Ивашура с состраданием. - Человеку под шестьдесят, давление, сердце - сколько можно держаться? А скажешь об этом прямо
        - обидится…»
        Вслух же он сказал:
        - Очевидно, пауки начинают строить защитный барьер, другого смысла в их строительстве нет.
        - На, поговори с ним. - Богаев передал наушники Ивашуре, уступил место у панели.
        - Я пока разомнусь.
        Ивашура сел и вдруг почувствовал, что стул вздрагивает под ним как живой. Разговоры в комнате утихли, все повернулись к радистам.
        - Что там, Миша? - спросил Ивашура, прижав к уху дугу с наушниками. - У нас пол трясется…
        Через несколько секунд донесся голос Рузаева:
        - Такого я еще не видел, Игорь! Башня пульсирует! А пауки… - Голос потонул в волне помех.
        - Что пауки?
        - Они… взрываются! - донеслось сквозь гул и шипение. - Пауки взрываются, Игорь!
        Ивашура вскочил, бросил наушники на стол и устремился к двери. Одинцов догнал его уже на тропинке, ведущей к Башне.
        Даже сквозь снежное одеяло, укутавшее землю, чувствовались вибрация и толчки, проникающие в тело. Башня высилась над лесом слепой выпуклой стеной, и даже отсюда, с расстояния в семь километров, было видно, как эту стену волнами бьет дрожь, всю стену - снизу доверху!
        Выбежали на край поля, простиравшегося до самой Башни пятнистым покрывалом, и не сразу сообразили, что громадные черные предметы, вытянувшиеся цепочкой по полю, которые они приняли за причудливые скалы, на самом деле… чудовищные существа или механизмы! Больше всего они напоминали уродливых безголовых - только чешуйчатые торсы - кентавров, на спинах которых сидели такие же уродливые всадники.
        - Господи! - сдавленно ахнул кто-то сзади.
        Ивашура оглянулся: Вероника.
        Отряд «всадников» попятился, под ударами «копыт» задрожала земля; Башня в это время превратилась в глыбу раскаленного стекла, из которой во все стороны ударили пучки света всех цветов радуги. Зрелище было феерическое, волшебное и страшное одновременно.
        Гул, грохот, взрывы и крики пауков вдруг прекратились, наступила глубокая пульсирующая тишина. Оцепеневшие люди смотрели то на Башню, то на «кентавров», понимая, что сейчас произойдет что-то ужасное и непоправимое и что бежать уже поздно.
        Один из «всадников» оглянулся, сверкнул единственным рубиново светящим щелевидным глазом, и тотчас же цепь «кентавров» тяжелой рысью устремилась к Башне, словно в атаку или скорее на штурм крепости, оставляя в снегу огромные круглые черные следы. Взвихрившаяся снежная пыль на мгновение скрыла Башню, дробный топот удалился, и снова наступила тишина…
        notes
1

«Карфаген должен быть разрушен» - слова римского патриция Катона-младшего, которыми он обычно заканчивал свои речи в Сенате (лат.).

2
        Человек прямостоящий (лат.).

3
        Зверь, не знающий мира (ит.).

4
        Но я говорю и по-английски (англ.).

5
        Манера выражаться (фр.).